М и н и стер ств о п р освещ ен и я Р С Ф С Р

Горьковский го су д а р ств ен н ы й п едагоги ч еск и й и нститут

и ностран ны х язы ков имени Н . А. Д о б р о л ю б о в а

Ю. М. С К Р Е Б Н Е В

ОЧЕРК
ТЕОРИИ СТИЛИСТИКИ
Учебное пособие
д ля студентов и аспирантов
филологических специальностей

ГО РЬКИЙ 1975
 ПРЕДИСЛОВИЕ

П редл агаем ое пособие содержит краткое изложение э л е ­

ментарной теории общей стилистики, т. е. некоторой совокуп­
ности положений, характеризую щ их стилистику вообще, б ез­
относительно к национально-языковой конкретности. Чтение
книги требует предварительного знаком ства с основами сти­
листики, построенной на м атери але одного из современных
языков. Ц ели и зад ач и пособия в известном смысле аналогич­
ны целям и зад ач ам вузовского курса теоретической г р а м м а ­
тики, к которой обычно об ращ аю тся после того, ка к п р ак ти ­
ческая (нормативная) грам;матика у ж е усвоена и дальнейш ее
углубление в предмет осущ ествляется с помощью критическо­
го ан ал и за постулатов нормативной грамматики, казавш ихся
единственно достоверными.
Ввиду ограниченного объема книги автор счел небходимым
отказаться^от систематического рассмотрения существующих
концепций стилистики и, вместо их пересказа, к а к правило,
отсы лает читателя к соответствующим работам. Автор н естре-
мится т а к ж е выделить из разноречивых мнений своих предш е­
ственников некоторый универсально приемлемый минимум —
область всеобщего согласия — и этим ограничить объем опти­
мального вари ан та стилистики. К ак можно видеть у ж е в п ер­
вой главе, мнения о предмете, содерж ании и з а д а ч а х стилисти­
ки во многих случаях о казы ваю тся несовместимыми.
Таким образом, вниманию читателя п редлагается, в сущ но­
сти, еще одна индивидуальная концепция стилистики. С к а з а н ­
ное отнюдь не означает, что эта концепция от н ач ал а до коп­
на создана самим автором. Напротив, автор широко пользует­
ся существующими положениями, во многом следует им, з а и м ­
ствуя рациональные элементы д а ж е из тех суждений, которые
3
он в целом отвергает. Упоминание об индивидуальной концеп­
ции, естественно, мож ет насторожить того читателя, который
предпочел бы видеть в книге только устоявшееся и авторитет­
ное, только строго объективную информацию, лишенную к а ­
кой бы то ни было индивидуальности. Hd таких работ по сти­
листике, д а ж е среди излагаю щ их азбучные основы этой н а ­
уки, не существует. Объективная реальность стилевых я в л е ­
ний преломляется, при их отражении, через призму частного,
всегда в известной мере субъективного исследовательского
метода.
Позитивную программу книги составляет рассмотрение я в ­
лений стиля ка к порож даем ы х дистрибуционными х а р а к т е р и ­
стиками языковых единиц разных порядков и рассмотрение
стилистики как учения о специфических областях субъязыков
(частных языковых систем), исследуемых в п арад и гм ати че­
ском и синтагматическом аспектах. Эти аспекты трактую тся
в книге как «стилистика единиц» и «стилистика последователь­
ностей»; п роблем атика обеих разновидностей стилистики кон­
спективно излож ена в г л ав ах четвертой и пятой.
Книга трактует вопросы общей, а не сопоставительной
(или, по вы раж ению Б ал л и , «внешней») стилистики: в ней
рассматриваю тся не различия между конкретными языками, а
предположительно универсальны е явления, в принципе н а б ­
лю даю щ иеся в любом высокоразвитом национальном языке.
Поэтому вопрос о том, какой именно язык используется для
иллю стративны х примеров, не имеет существенного значения,
и описание иллю стрируется почти везде русским язы ковы м м а ­
териалом с эпизодическим привлечением материла английско­
го, немецкого и французского языков.
Общеизвестны трудности, возникаю щие при решении воп­
роса о порядке рассмотрения отдельных проблем, о последо­
вательности введения непривычных или нетрадиционно интер­
претируемых понятий. П ри любом расположении м атери ала
невозможно и збеж ать использования терминов, еще не п олу­
чивших определения: лишь в дальнейшем, в соответствующих
разделах, они получаю т более или менее развернутое истолко­
вание. Книга не является справочником,- который можно р а с ­
крыть на любой странице. Только ознакомившись с ней в це­
лом, можно уяснить некоторую специфику авторского слово­
употребления.
От краткого очерка вряд ли следует требовать, чтобы мно­
гочисленные рассм атриваем ы е в нем вопросы были освещены
4
с достаточной полнотой. Многие в аж н ы е проблемы лишь бег
ло намечены, вынесены в примечания или не упоминаются в о ­
обще. Если, несмотря на известную фрагм ентарность очерка,
читатель сможет извлечь из него ту или иную новую для него
информацию, цель книги можно будет считать достигнутой.
 ГЛ Л В А I

П РИ РО Д А СТИЛЕВЫХ ЯВЛЕНИИ

Стилистика как отрасль языкознания, как совокупность

основополагающих работ 1 } частных исследовании представ­
л яет собой конгломерат разнородных концепций и, нередко,
взаимоисклю чающих констатаций К ак в геологических п л а ­
стах земной коры, в пей сосуществуют отложения разных эпох
ее развития. Она восходит к «Поэтике» Аристотеля, переме­
ж авш его вы даю щ иеся для того времени наблюдения над з а к о ­
номерностями фигурального словоупотребления р азрозненны ­
ми грамматическими наставлениями и литературоведческими
сведениями об эпосе, трагедии и поэтическом исскусстве вооб­
щ е 2. Она является современной наследницей античной и сред­
невековой риторики — учения об орнаменталь*ности о р ат о р ­
ской р е ч и 3. Оформившись первоначально как общефилологн-
ческая дисциплина, стилистика применительно к языковой
практике общества преследовала чисто утилитарные, иормалп-
чаторские цели. Вместе с тем описание и классификация спо­
собов языкового выраж ения, формальных средств украшения
речи 4 с давних пор расценивались как лишь одна из задач
стилистики. Важность проблемы расслоения язы ка была
очевидна еще для античных ученых, не говоря у ж е о XVIII в е­
ке, когда Ломоносов писал о высоком, среднем и низком
«штилях». Свидетельствовало ли столь широкое обобщение
^ногобразня языковых фактов о поразительной способности
наших лингвистических предков смотреть в корень вещей, иг­
норируя частности, пли оно было следствием неразвитости
письменной традиции эпохи, объективной недифференцироваи-
ности типов речи в те д ал еки е времена? Вероятно, одной из
причин невнимания к многообразию типов яв л ял ась раство-
репность язы кознания в филологии как общей культуровед-
ческой дисциплине: до XIX века включительно объектом вни­
мания филологов была книж ная (преимущественно худож ест­
венная) речь.
Л иш ь в начале XX века возникает и оформляется лингви­
стическая стилистика — в связи с отделением языкознания
ка к науки от филологии в широком смысле. Д и ф ф ер ен ц и а­
ция форм и способов использования национальных языков в
6
связи с бурным ростом цивилизации, усложнением и специа­
лизацией техники и культуры в ы зв ал а к жизни потребность
отразить и описать различия между типами использования
язы ка в многообразных, существенно различаю щ ихся между
собой речевых сферах 5.
Но и отделившись, номинально обособившись, стилистика
не стала и не могла стать единым учением, имеющим строго
очерченный и общепринятый круг задач. Д о наших дней в р а ­
ботах авторитетных языковедов встречаются высказы вания,
сводящие содерж ание стилистики либо к изучению и зобрази ­
тельных и выразительных средств, либо к исследованию толь­
ко эстетической сферы язы ка 6. От общефилологической т р а ­
диции сохранилась тенденция к растворению стилистики в
литературоведении, изучающем, н аряду с собственно язы ко­
выми приемами, используемыми писателем, т а к ж е систему его
образов — выразителей идейно-художественного зам ы сла
произведения. Подчеркнуто литературоведческий характер но­
сит стилистика в трудах К. Фосслера, Л. Ш нитцера и некото­
рых современных авторов 7. Противоположную крайность
п редставляет стилистическая концепция Ш арл я Б алли , вооб­
ще отрицавшего целесообразность собственно лингвистическо­
го изучения художественной литературы по той причине, что
писатель сознательно избирает языковые средства в х у д ож е­
ственных целях 8, стремясь, подобно живописцу или компози­
тору, к созданию эстетических ценностей. Стилистика, по мне­
нию Б алли, д олж н а исследовать лишь эмоционально-экспрес­
сивное содерж ание повседневной речи9.
С озданная и р а з р а б а т ы в а е м а я лингвистами Советского
Союза и Чехословакии 10 концепция стилистики как учения о
функциональных разновидностях язы ка — « функциональных
стилях»—получила за последние десятилетия широкое п р и зн а­
ние в мировой лингвистике. Описание функциональных сти­
лей является доминирующим в нашей стране и сследователь­
ским направлением. Современный этан развития стилистики
характеризуется использованием строгих формализованных
методов ан ал и за языковых явлений, в том числе обращением
к статистическому ап п ар ату как средству повышения досто­
верности качественных характеристик речевых типов («стило-
статистика») п .
В целом усилиями многих поколений ученых накоплен ог­
ромный м атериал; к услугам современного лингвиста сокро­
вищница собранных фактов и проверенных практикой иссле­
7
довательских приемов. Вместе с тем отягощенность стилисти­
ки разнообразными, зачастую несовместимыми традициями
привела к возникновению ситуации, при которой стилистика,
как, пожалуй, н икакая д ру гая отрасль язы кознания, остается
неочерченной, по-разному трактуемой представителями от­
дельных школ и направлений. Не только лингвисты, не з а н и ­
мающиеся стилистической проблематикой, но и ведущие сти­
листы, некритически следуя тому или иному традиционному
направлению, заимствуют, у своих предшественников, повто­
ряют и углубляю т укоренившиеся предрассудки. Помимо
разногласий, касаю щ ихся м а тер и ал а, используемого стилисти­
кой (язык художественной литературы , язык повседневного
общения или национальный язы к в целом) и ее предмета
(изучение способов «украш ения» речи, изучение ее эмоцио­
нально-экспрессивного содерж ан ия или изучение отнесенности
языковых единиц к сти л ям ), существует целый ряд заведомо
несостоятельных или дискуссионных мнений, на важнейших
из которых необходимо остановиться.
Р ассм атри ваем ы е ниж е черты существующих стилистиче­
ских концепций, п редставляю щ иеся ошибочными или спорны­
ми, сгруппированы ниже в том порядке, в каком развернутая
критика этих положений или позитивные предлож ения и з л а ­
гаются в последующих главах. В сущности, все содерж ание
книги сводится либо к полемике с этими положениями, либо
к изложению теоретической системы, направленной на прео­
доление распространенных предубеждений.
1. В трудах, излагаю щ их основы стилистики, ка к правило,
вообще не рассм атривается вопрос о сущности стилевых яв л е­
ний, о механизме стилистического восприятия. П р е д п о л агае т ­
ся, что стилистическая значимость языковых едниц, их стили­
стическая «окраска» есть нечто непосредственно данное и с а ­
моочевидное. С одерж ание часто используемого современными
авторами термина «коннотация» обычно остается не р ас к р ы ­
тым: природа коннотаций остается «вещью в себе». То ж е с а ­
мое может быть сказано о популярном термине «стилистиче­
ская окраска» или его структуральном аналоге —' «стилисти­
ческая маркированность». В целом читателю не удается по­
нять, какие свойства языкового зн ака и какие свойства чело­
веческой психики обусловливают возникновение стилевых я в ­
лений и определяю т существование науки, изучающей эти я в ­
ления.
2. Безусловно справедливый тезис о единстве национально­
го язы ка во всех его проявлениях нередко упрощенно тр а к ту ­
ется ка к подразумеваю щ ий недопустимость, зап р ет использо­
вания абсолютно необходимого д л я общей'стилистической кон ­
цепции приема членения, разбиения системы я зы к а на условно
замкнутые, условно дискретные подсистемы 12. Стилист н у ж ­
д ается не в подчеркивании единства язы ка, а в акценти р ова­
нии его членимости, дифференцированности его форм 13. П р и ­
ем расчленения позволяет сделать дальнейш ий ш аг на пути к
осознанию существа стилевых явлений, природы стилистиче­
ского восприятия. Этот прием ведет, в конечном итоге, к по­
стулированию системы стилей.
В озраж ени я против допустимости подхода к получаемым в
итоге членения подсистемам ка к к условно обособленным п а ­
радоксально сочетаются с широко распространенной верой в
существование объективных границ меж ду отдельными я з ы ­
ковыми стилями. В лингвистике бытует убеждение, что, не­
смотря на нечеткость фактических границ, разделяю щ их стили,
номенклатура последних объективно з а д а н а и число стилей
представляет собой вполне определенную, конечную величину.
История развития стилистики в значительной мере сводится
к дискуссии о том, сколько стилей насчитывается в том или
ином язы ке — пять, восемь, десять или более — и кому из а в ­
торов подобных концепций удалось установить истину в этом
вопросе. М еж д у тем проблема номенклатуры стилей явно о т­
носится к разр я д у имеющих лиш ь конвенциональное, по от­
нюдь не истинное или л ож н ое решение. Именно под таким у г ­
лом зрения она рассм атривается в книге.
3. По вопросу- о месте, заним аем ом стилистикой в кругу
лингвистических дисциплин, и об отношении стилистики к т а ­
ким кардинальны м лингвистическим понятиям, как язы к и речь,
система и норма, синхрония и диахрония, структурные уровни
языка, си н тагм атика и п арад и гм ати ка, высказы ваю тся весьма
разнообразны е суждения. Приведем одно из наиболее очевид­
ных и, тем не менее, широко распространенных заблуж дений,
касаю щ ееся будто бы какой-то исключительно тесной связи сти­
листики только с одной лингвистической дисциплиной — л е к ­
сикологией. Стилистика сплошь и рядом рассматривается как
чуть ли ие часть лексикологии, или, во всяком случае, как
имеющая максимум общего с этой отраслью язы кознания. Д о ­
статочно вспомнить у ж е давно получившее п рав а г р а ж д а н с т ­
ва в институтах и на ф акультетах иностранных язы ков термн-
нообразное вы раж ение «лексико-стилистический анализ тек ­
9
ста» — выражение, имеющее ничуть не больше нрав на сущ е­
ствование, чем выражения «фонетико-стилистнческий а н а ­
лиз» или «грамматико-стилистический анализ»; ср. т а к ж е су­
ществующие в некоторых языковых вузах кафедры «лексико­
логии и стилистики». Стилистика традиционно ассоциируется
с изучением фигуральных значений; метафоры, метонимии и
другие виды переносов рассматриваю тся т а к ж е в курсах л е к ­
сикологии, хотя проблема переименования не является ни соб­
ственно стилистической, ни собственно лексикологической
проблемой, составляя часть проблематики общей семасиоло­
гии. Кроме того, в трудах стилистов встречается совершенно
необоснованное отнесение тропов к числу лексических (а не се ­
мантических) изобразительных средств, хотя совершенно оче­
видно, что только в случаях, когда троп наблю дается в рам ках
изо.шрованного слова, имеются некоторые основания св я зы ­
вать проблему тропов с лексикой; в то ж е время известно, что
метафора, метонимия, гипербола, ирония и т. п. о б н а р у ж и в а ­
ются не только в отдельных словах, но и (по-видимому, ч а ­
ще) в других языковых единицах — словосочетаниях и пред­
ложениях.
4. В стилистической традиции почти не встречаются у д ач ­
ные попытки создать обоснованную классификацию стилисти­
ческих явлений и, тем самым, представить этн явления в виде
некоторой системы или совокупности разнопорядковых си­
стем. В трудах по стилистике, как правило, последовательно
не различаю тся: а) явления, относящиеся к заведомо разным
языковым уровням (например — синтаксические и семантиче­
ские фигуры речи); б) явления, п орож даем ы е использовани­
ем (выбором) одной языковой единицы из числа п арад и гм ати ­
чески наличных, и синтагматические явления, порождаем ые
ь.<аимоотношением языковых единиц, совместно встречаю щ их­
ся в тексте. Ни один минимально сведущий грам м ати ст не
позволил бы себе и злагать материал, скаж ем , в таком п оряд­
ке: «подлеж ащ ее, падеж , прошедшее время, частицы, с т р а д а ­
тельный залог, обстоятельство цели». М еж ду тем в трудах из­
вестных стилистов соседствуют «сравнение, метафора и ц и та­
т а » 14 (т. е., соответственно, фигура отождествляю щ его совмещ е­
ния двух единиц значения, один из видов совмещения двух с е ­
мантических планов в единице формы и литературный прием
включения в текст чужого вы сказы вания) или «эллипс, а н а ­
колуф, метафора, литота» 15 (первый термин имеет в виду не­
полноту предложения, второй — нарушение правильной ф о р ­
14
мально-синтаксической связи, третий — вышеупомянутое сов­
мещение двух семантических планор, четвертый — вы ражение
положительного п р изн ака путем отрицания соотнесенного с
ним отрицательного п р и зн ак а).
Существующие классификации нередко стремятся охватить
по возможности все стилистические явления, д ля обозначения
которых традиция с о зд ал а соответствующие термины. При этом
не учитывается, что стилистическая терминология и система
понятий стилистики создавались в разн ы е эпохи и отнюдь не
на единых логических основаниях. В основу выделения такого,
например, понятия, ка к эпитет, полож ен в известной мере с л у ­
чайный, не имеющий парал л ел ей в других стилистических по­
нятиях ограничительный признак (см. главу четвертую). Несо-
относительность эпитета с другими фигурами явно свидетель­
ствует о том, что эпитет не может быть включен в общую к л а с ­
сификацию фигур речи. Отдельные стилистические явления
относятся к литературоведческому плану ан ал и за х удож ест­
венных текстов — такова, например, аллегория. Термин « а л ­
люзия», используемый в стилистике наравне с выш еупомяну­
тыми, обозначает не собственно язы ковое изобразительное
средство, а смену повествовательного плана — апелляцию к
культурному б аг аж у адресата речи.
Ввиду неопределенности понятия «стилистическое явление»
имеет место тенденция рассм атривать стилистическое и не­
стилистическое как несовпадаю щие участки языковой систе­
мы, как м атериально различные язы ковы е элементы (или после­
довательности элементов). Встречаются, например, р а с с у ж ­
дения о зыбкости границ между стилистикой и грамматикой:
стилисты сетуют по поводу затруднительности решения вопро­
са, куда — к стилистике или к грам м ати ке - - д олж ны быть
отнесены те или иные особенности текста l(i. П ринципиальная
несостоятельность подобной постановки вопроса становится
ясной, если сравнить отношения меж ду стилистикой и одной
из «уровневых» лингвистических дисциплин (фонетикой, мор­
фологией и т.д .) с отношениями между самими этими дисцип­
линами. Очевидно, что один и тот ж е сегмент текста обладает
множеством свойств; подобно тому как мы описываем его п
терминах фонетики, морфологии, лексикологии и синтаксиса,
не утр у ж д ая себя разм ы ш лениям и о том, представляет ли со ­
бой этотсегм ент фонетическое, морфологическое, лексикологи­
ческое или синтаксическое явление (поскольку знаем, что он
п редставляет собой и то, и другое, и третье, и четвертое о д н о ­
11
временно), мы можем не сомневаться в том, что с точки з р е ­
ния стилистики любой отрезок текста есть объект стилистиче­
ский и в качестве такового неизбежно манифестирует те или
иные (в частном случае— нейтральные) стилистические свой­
ства. Когда лингвист анализирует и описывает синтаксиче­
скую структуру сегмента и при этом констатирует, что в ы я в ­
ленный тип конструкции является принадлеж ностью исследу­
емого язы ка, — он выступает как грамматист. К огда ж е он
уточняет, что данны й синтаксический тип характерен д ля т а ­
кой-то речевой сферы и практически не встречается, неуместен
в других сферах, — он выступает в роли стилиста. Р а зр о зн ен ­
ные сведения стилистического п лан а (о сферах употребления
тех или иных конструкций, об их экспрессивной значимости и
т. п.) содерж ит лю б а я описательная г р ам м ати ка современно­
го национального язы ка, и, напротив, чисто грамматические
проблемы рассм атриваю тся во многих стилистиках.
5. Только что упомянутое взаимопроникновение разных
языковедческих дисциплин вызвано упоминавш ейся выше не­
решенностью вопроса о предмете стилистики. Р асхож дени я
здесь чрезвычайно велики. Что же, в конечном счете, изучает
стилистика? С редства украш ения речи — стилистические при­
емы (фигуры) ? Эмоционально-экспрессивные явления? Эсте­
тический аспект язы ка, ка к у тв ер ж д аю т некоторые авторитет­
ные авторы? Формы, типы использования я зы к а в различных
речевых сферах? Очевидно, невозможно ограничить круг ее
интересов чем-то одним: все перечисленные проблемы и, ве­
роятно, некоторые другие целесообразно включить в область
ее компетенции. Если конечной целью стилистики является оп и ­
сание вариационных потенций язы ка, синхронно сосуществу­
ющих в нем подсистем, то в качестве средства достижения
этой цели необходимо предварительно создать систему поня­
тий и терминов, классифицировать и описать язы ковы е сред­
ства экспрессивного, эмоционально-оценочного, эстетического
и функционального планов, стилистически о характеризовать
язы ковы е единицы и функции их объединения в группы.
По-видимому, стилистика нуж дается не в универсальной
дефиниции, категорически и безапелляционно отграничиваю ­
щей ее предмет, а подобно другим обширным и многогранным
о тр ас л ям знания, она требует разных определений и разных
х а р а к т е р и с т и к в зависимости от того, какие из ее сторон и
под каким у гл о м зрения д олж н ы быть раскрыты.
 ОБЩ ИЕ СЕМ ИОТИЧЕСКИЕ П РЕД П О С Ы Л К И СТИ­
ЛЕВОГО. Я зы к нередко ради простоты уподобляю т коду.
Действительно, язык, эта необозримо сл ож н ая система, как и
элементарный код, служ ащ и й ограниченным целям (например
— красный, ж елты й и зеленый сигналы светоф ора), состоит из
знаков — материальны х манифестаций, которым обществен­
ное установление условно приписывает то или иное значение,
не имеющее ничего общего с их физической природой. Однако
сходство м еж д у тем и другим не идет д ал ьш е сказанного, в то
ж е время их различия чрезвычайно значительны. Код, в от­
личие от естественного язы ка, обслуж и вает строго постоянный
п, как правило, весьма ограниченный набор денотатов; зн ач е­
ния составляю щ их его знаков константны, поскольку эти з н а ­
ки используются в р ам к ах стандартны х типовых ситуаций.
Напротив, язы к регистрирует, в ы р а ж а е т и передает п о зн а в а ­
тельную деятельность человека и человечества в масш табах
всей объективной реальности в целом ,7.
Отсутствие каузальной связи м еж д у формой зн ак а и его
значением, конвенциональность этой связи свойственны и ко ­
ду, и языку. Но следствия этого в обоих случаях различны.
Код удовлетворяет своим строго ограниченным целям, не ну­
ж дается в преобразовании и не эволюционирует сам по себе.
У естественного язы ка несовместимость природы о траж аем ого
(участка действительности) и о тр аж аю щ его (формы знака,
т. е. акустико-артикуляторных или зрительно-моторных п ред­
ставлений) или, иначе говоря, так н азы ва ем а я произвольность
зн ака порож дает противоречие м е ж д у о траж аем ы м и спосо­
бом отраж ения. Это противоречие зак л ю ч ается в том, что
действительность об л а д а ет свойствами бесконечности и кон­
тинуальности (т. е. отсутствия четких границ меж ду ее отдель­
ными уч астк ам и ), язы к же, в свою очередь, состоит из конеч­
ного, количественно ограниченного набора знаков, хар а ктер и ­
зующихся дискретностью (расчлененностью, отдельностью).
Такое соотношение м еж д у действительностью и знаком п о р о ж ­
дает парадоксальное, на первый взгляд, следствие: хотя число
языковых знаков и их комбинаций неизмеримо уступает чис­
лу потенциально выделимых участков действительности, п оль­
зующийся языком ведет себя так, ка к будто он располагает
не только достаточным, но и избыточным количеством язы ко ­
вых знаков: он в к аж д о м случае осущ ествляет выбор одного
из имеющихся в его распоряж ении ряд а знаков.
Языковые знаки не закреплены за отдельными конкретны ­
13
ми вещами. К аж д ы й знак обозначает целый класс предметов
(явлений, процессов, свойств); слова выделяю т конкретные
предметы, относя их к общему классу на основании их сущ е­
ственных признаков и отсекая признаки несущественные—ср.:
«Всякое слово (речь) у ж е обобщ ает» 18.
В озможность выбора сам а по себе необходимо пред пол а­
гает то следствие, что итоги выбора в к аж д ом и ндивидуаль­
ном случае могут быть различными. Отсюда — различия в
ф орме текстов, п орож даем ых в сходных коммуникационных
ситуациях. С другой стороны, налицо некоторая общность, ти­
повое сходство таких текстов, позволяю щее стилистике осущ е­
ствлять те или иные обобщения, ведущие к установлению тех
или иных стилей.
Тот факт, что индивидуальные речевые акты не только р а з ­
личны, но и об ладаю т сходством, даю щ им возможность кон­
статировать существование определенных текстовых типов,
имеет основополагаю щее значение для стилистики. Если бы
речевые акты и порож даем ы е ими сегменты текста были а б ­
солютно индивидуальными, непохожими друг на друга, стили­
стика не могла бы существовать, как не могло бы сущ ество­
вать и взаимопонимание м еж д у людьми. Этот ф а к т — типизи­
рованность индивидуальных форм речи в аналогичных усло­
виях — ока зы в ае т влияние на языковые, единицы и последо­
вательности (сочетания) языковых единиц: языковой знак, си-
ситематически употребляющ ийся в одних определенных усло­
виях и не употребляю щ ийся в других, приобретает некоторые
особые свойства: он зак реп л яется за той сферой, в которой он
преимущественно используется, и несет на себе своеобразный
отпечаток этой сферы —шесет информацию, составляющую,
в сущности, основной объект стилистического изучения. Опи­
санию того, где именно и в какой форме выступает и н ф о р м а­
ция о принадлежности того или иного языкового зн ака к той
или иной речевой сфере, необходимо предпослать краткую х а ­
рактеристику строения зн ака и его взаимоотношения с ннея-
пыковой действительностью.
С Т Р У К Т У Р А Я З Ы К О В О Г О ЗН А КА . Знак, регистрирую ­
щий отраж ение человеческим сознанием материального мира
и манифестирующийся м атериально (в виде некоторой после­
довательности звуков или, на письме, б укв), представляет со­
бой явление, локализую щ ееся в психике. Вне человеческой
психики знак вообще перестает быть знаком, оставаясь лишь
некоторым физическим событием — звукам и или и з о б р а ж е ­
14
ниями на плоскости, лишенными смысла. З н а к как психиче­
ское явление, социальная значимость которого проявляется в
повторяемости сходных (практически одних и тех ж е) з н а к о ­
вых систем в индивидуальных сознаниях членов языкового
коллектива, лишь обращен обеими своими сторонами во вне-
языковую объективную действительность.
В структуре зн ака различаю т «означающее», десигнатор
(s ig n ifia n t), т. е. представление о форме знака, о совокупности
акустических и речемоторных впечатлений, и «означаемое»,
десигнат (signifie), т. е. представление о коллективно приня­
том содерж ании данного десигнатора, о совокупности призн а­
ков «класса» — см. ниже.
З н а к не содерж ит в себе ничего, кроме десигнатора и д е­
сигната, но участием этих двух компонентов зн ака не исчер­
пывается структура акта языковой идентификации (наимено­
вания) предмета объективной деятельности. В наименова­
нии участвует еще одна величина психического плана — д е­
нотат. Вопреки распространенной трактовке этого термина
как обозначаю щего предмет действительности (предмет ре­
чи) и в отличие от мнений, отождествляющих десигнат и д е­
нотат |9, целесообразно считать денотатом «доязыковое», не-
вербалнзованное, еще не соотнесенное с определенным язы ко ­
вым знаком представление о предмете действительности —
мысленный образ тех или иных сторон, признаков, свойств
предмета, отраж енны х сознанием. Д л я обозначения самого
предмета действительности во всей его физической реальности
целесообразно использовать термин «референт» (в лингвисти­
ке термины «денотат» и «референт» нередко смешиваются,
употребляю тся н ед иф ф ерен ц ирован н о).
Сущность языковой идентификации референта состоит в
том, что референт (например, некоторый материальный пред­
мет, воспринимаемый зрением) о траж ается человеческим соз­
нанием в форме соответствующего зрительного образа. Из это­
го образа сознание вычленяет ту или иную совокупность черт.
Эта совокупность существенных для индивида черт, признаков
образа представляет собой денотат, нуждаю щ ийся в языковом
наименовании. Д енотат, в свою очередь, соотносится с п ред­
ставлением о классе предметов, т. е. с понятием, которому д е­
нотат соответствует по своим признакам. У казанны й класс,
или понятие, есть десигнат — сод ер ж ател ьная сторона знака.
Одновременно с представлением о десигнате в сознании воз-
15
 пикает представление о деспгнаторе — акустико-артикуляци­
онное или зрительно-моторное.
Естественно, что подобное развернутое описание процесса
язы ковой идентификации предмета действительности, его мыс­
ленного или фактического н азы вани я протекает мгновенно и
не осознается в форме, тех стадий, которые здесь перечислены.
Т аким образом, зн ак к а к таковой п р едставляет собой внут-
рипсихический феномен. В то ж е время зн ак связан с о б ъ ек ­
тивной реальностью, хотя она является внешней по отношению
к зн аку и не входит в его структуру. С вязь с реальностью но­
сит двусторонний характер. Во-первых, зн ак объективируется,
становится воспринимаемым м атери альн ы м (акустическим)
явлением при его речевой реализации - - при произнесении
слова. Во-вторых, зн ак регистрирует в обобщенном виде, а б ­
страгируясь от частностей, отраж ен ие некоторого участка о б ъ ­
ективной действительности. Следовательно, в философском,
общегносеологическом плане з н ак представляет собой единст­
во идеального тг материального.
С ТРУ К ТУ Р А Д Е С И Г Н А Т А . П ерейдем к характеристике
строения «означаемого», «десигната» — содерж ательной сто­
роны языкового знака. Выш е было условно принято, что д е ­
сигнат составляю т лишь абсолютно необходимые признаки не­
которого общего понятия (« к ласса»). Эта условная х ар а к т е р и ­
стика десигната ад екватна лиш ь в том случае, если мы ум ы ш ­
ленно отвлекаем ся и от сложности большинства смысловых
структур слов, и от стилистической проблематики вообще.
П рименительно к проблеме стилистического восприятия стру к­
тура десигната более слож на, чем было показано выше.
Если деснгнатор (форма зн а к а ) и десигнат (содержание
зн а к а ) связаны меж ду собой жесткой связью (применительно
к данном у синхронному состоянию я зы к а ), т ^ десигнат и д е­
нотат вступают в актуальную связь по выбору отправителя
речи (говорящего или пиш ущего).
О траженный сознанием об р аз предмета действительности
всегда неизмеримо богаче конкретными ппизнакамн и свой­
ствами, чем денотат в собственном сысле. Д ен о тат— это лишь
тот признак или, чаще, совокупность признаков, которые а к ­
т у а л ь н ы для говорящего и которые он, тем самым, намерен а к ­
туализировать в речевом акте. Иными словами, денотат есть
то, на чем останавливает свое внимание говорящий из всего
неконечного множества свойств возникшего в его сознании о б ­
15
р а за предмета (непосредственно воспринятого о рган ам и чувств
или возникшего в п ам яти ).
Чем более конкретным является значение слова (с о д е р ж а ­
ние зн ака, д есигнат), тем большим количеством релевантных
свойств (необходимых черт) оно обладает. С равним слова ти ­
па вещь (любой материальны й предмет) или место (любой
участок пространства) со словами типа шкаф или город и,
наконец, со словами типа шифоньер (сервант, комод) и столи­
ца. Сравним, далее: путь — дорога— про село к (шоссе, авто­
страда). В- к а ж д о м из рассм атриваем ы х случаев первый из
трех членов наименее конкретен и требует лиш ь элементарной
дефиниции, второй— более конкретен; третий — максимально
конкретен: д ля его характеристики требуется перечисление
большего, чем в первом и втором случаях, количества п р и зн а ­
ков.
П ри зн аки — компоненты, на которые мож ет быть р а з л о ­
жено общее значение слова, п редставляю т собой т ак н а зы в а ­
емые «семы» — элем ен тарн ы е единицы смысла.
Проиллю стрируем семный состав слов, входящих в один из
приведенных примеров.
1. Место — а) отнесенность к пространству; б) выделен-
ность (путем ограничения или путем у ка зан и я точки внутри
у ч астк а).
2. Город — а) отнесенность к пространству; б) выделен-
иость; в) нахождение на поверхности Земли; г) обитаемость;
д) расчлененность на изолированные единицы обитания —
дома; е) не-аграрный характер производственной деятел ьн о­
сти обитателей и т. д.
3. Столица — к перечисленным в предыдущем пункте
признакам д о бавл я ется ещ е один: местоположение п р ав и ­
тельства данной страцы.
Н абор ы сем различны не только у слов, в ы раж аю щ и х по­
нятия заведомо разных объемов, но и у слов, традиционно
считающихся синонимами, т. е. словами равнозначными. Р а с ­
смотрим три синонимических вы сказы вания, приводимых
И. II. Амосовой в качестве иллюстрации объекта и сферы ко м :
потенции стилистики: 1. Старик умер. 2. Старец скончался.
3. Старый хры ч (заменим это словосочетание одним словом:
старикашка) п о д о х 20. Д есигнаты слов старик, старец и стари­
каш ка содер ж ат не только семы «предметность», «одушевлен­
ность», «лицо», «мужской пол», «преклонный возраст», но т а к ­
ж е и семы «нуль оценки» (старик), «полож ительная оценка»

2 Заказ 10921 17
(старец) и «отрицательная оценка» (ст арикашка). А налогич­
ным образом различаю тся слова умер, ско нч а лся н подох.
Семная структура десигната п о дразделяется на набор ос
новных, составляю щих собственно предметное значение слова
денотативных сем (в сумме составляю щ их денотативное з н а ­
чение словарной пли иной лингвистической единицы) и набор
побочных, дополнительных, несущих стилистическую функцию
коннотативных сем. В приведенных выше примерах коннота-
тивными семами, или «коннотациями», являю тся, соответст­
венно. вышеупомянутые добавочные значения («созначения»),
дифференцирую щ ие стилевую принадлеж ность трех синони­
мов: «нуль оценки», «полож ительная оценка», «отрицательная
оценка». Подробнее о коннотациях будет ск азан о ниже (см.
соответствующий раздел настоящей г л ав ы ). Здесь можно
.тишь предварительно констатировать, что коннотации состав­
ляю т одно из основных понятий стилистики 2|.
Предметом стилистики, или ее целью, нередко считается
изучение отношения формы выраж ения к в ы р а ж ае м о м у содер­
жанию. Это мнение представляется ошибочным. Если содер­
ж анием языковой единицы (зн ак а) считать ее десигнат, то
можно констатировать (это уж е было бегло отмечено выше),
что в синхронном плане у каж дого данного десигнатора име­
ется строго опредеелниое, принятое языковым коллективом не­
изменное, хотя и зачастую весьма сложное, содерж ание — де­
сигнат. Рассмотрим, что же именно подвергается изменениям
ii разных высказы ваниях об одном и том ж е предмете.
В примерах старик умер, старец ск о нч ался и старикашка
подох десигнаторы (внешняя форма слов) вполне очевидно
различаются. Р азличны так ж е и десигнаты - общие к ол л ек­
тивно принятые значения слов: их дифф еренторам и (различи-
телями) являю тся несовпадающие коннотации при одинако­
вых, совпадаю щих денотативных (предметных) значениях.
Фактически различны в каж дом случае и д ен отаты — те черты
образа предмета действительности, которые избираются и
подчеркиваются говорящим как наиболее существенные для
него, как соответствующие его речевому намерению, его субъ­
ективной индивидуальной опенке предмета речи. Неизменным
остается (по условиям нашего примера) лишь референт, т. е.
сам предмет действительности. О смерти одного и того ж е по­
жилого человека можно сообщить без каких-либо дополни­
тельных субъективных оценочных импликаций, но можно и
18
сообщить либо торжественно, возвышенно, либо п рен еб реж и ­
тельно.
Противоречие во взаимоотношении возникает, сл ед о в атель ­
но, не меж ду десигнатором и десигнатом (звуковой оболоч­
кой и внутренним значимостным содерж анием еднницы) и не
между десигнатом и денотатом (значением единицы и пред­
варительным суммарным представелнием о том, что имен­
но мы хотим ск а за т ь ), а лишь меж ду своего рода «кол­
лективным», инвариантным денотатом, т. е. коллективно ней­
трально оцениваемым образом предмета действительности, и
субъективным денотатом — и в этом заклю чается суть я в л е ­
ний стиля.
Противоречия между десигнатом и денотатом, несоответст­
вие между фактическим результатом и субъективным речевым
намерением возникает только в случае стилистической о ш и б­
ки, порожденной недостаточной языковой компетентностью
говорящего — например, иностранца, слабо владею щ его рус­
ским языком и не знающего, что употребленные им слова
старикашка и подохнуть вульгарны. Мы взяли для н агл яд но­
сти крайний, нетипичный д ля обычных условий случай, но во-
вообще следует иметь в виду, что естественное речеобразова-
ние (речь на родном язы ке в обычных условиях) до известной
степени представляет собой «и гр у 'б ез правил», деятельность,
систематически пренебрегаю щ ую законам и системы.
Л И Н Г В И С Т И Ч Е С К И Й М Е Х А Н И З М С Т И Л Е В О Г О . Все
язы ковы е манифестации (речевые акты и порож даем ы е ими
сегменты текста) несут в себе имплицитную информацию:
«данный Манифестант есть экспонент языка», или, проще го­
воря, то, что воспринимается в данный момент с помощью с л у ­
ха или зрения, представляет собой осмысленную (имеющую
значение) человеческую речь. Способность современного че­
ловека отличить человеческую речь от природных шумов есть
первая, н изш ая стадия языковой компетенции. В оспринимаю ­
щий констатирует: слышимое (видимое) мною есть речь, р е а ­
л изация системы какого-то человеческого языка. В торая с т а ­
дия (или уровень— Г. И. Богин) языковой компетенции состо­
ит в способности констатировать, какой именно язы к употреб­
ляет говорящий. Третья стадия (у р о в е н ь )—понимание содер­
ж ани я (смысла) высказы вания, его денотаций. Ч етвер тая с т а ­
дия— понимание коннотаций высказы вания, осознание того, н а ­
сколько уместна использованная говорящим форма, и если не­
уместна, то в каких речевых условиях она была бы уместной.
2* 19
Наконец, пятая, наивысш ая, стадия — активное умение
строить высказы вание с учетом стилистических коннота­
ций. П одавляю щ ее большинство нормальных представите­
лей языкового коллектива вполне владеет третьей стадией
применительно к родному языку, частично (в значительной
мере на базе интуиции) владеет четвертой стадией и в еще
меньшей степени — пятой.
С учетом сказанного, стилистика мож ет быть о хар а кт ер и зо ­
вана как учение о высших уровнях (стадиях) языковой ком ­
петенции. Отметим попутно, что именно поэтому полная ори­
ентация в стилевых явлениях (д аж е интуитивная, вне соот­
ветствующего понятийного и терминологического арсенала)
н ехарактерна для среднего носителя языка: стилевое восприя­
тие есть функция высокой языковой и общей культуры: я в л е ­
ния стиля нередко проходят незамеченными мимо рядового
носителя языка, они не существуют для него. Собственно сти­
листической коннотационная информация становится лишь
тогда, когда она ощущается, обретает значимость, т. е. когда
она существенна для отправителя и адресата речи. Именно
поэтому стилистическое восприятие является результатом ф и ­
лологического опыта; стилистике родного или иностранного
языка следует специально обучать.
Суть высшего уровня языковой компетенции, принципы
действия механизма стилистического восприятия состоят в
способности нашего сознания идентифицировать, квали ф и ци ­
ровать, каталогизовать и классифицировать коннотации я зы ­
ковых единиц любых порядков (слов и отдельных морфем,
словосочетаний и форм предлож ений).
Денотативны е значения единиц имеют экстралннгвнстиче-
скую отнесенность. Они бесконечно разнообразны по содер­
жанию и постигаются вместе с освоением реальной действи­
тельности. Коннотативные значения при всем их зн ачитель­
ном многообразии обладаю т одним общим свойством: они вну-
трисистемны, они несут информацию о том, какое место зан и ­
мают соответствующие языковые единицы в общей системе
языка. Коннотации сообщают нам, в каких типах текстов, в
каких речевых условиях те или иные единицы уместны соглас­
но данным нашего языкового опыта.
Разумеется, стилистическое созначение язвп<овой единицы
не презентируется в сознании среднего носителя язы ка как
четкое представление об определенном месте, занимаемом
этой единицей в общей системе языковых единиц: такое истол­
20
кование сущ ества стилистической значимости д ает исследова­
тель; рядовой говорящий констатирует не место единицы в си­
стеме язы ка, а ее место в известных ему текстах. И наче гово­
ря, д ля пользующегося языком актуальны конкретные дист-
рпбуционные характеристики единицы. Средний носитель я з ы ­
ка воздерж ивается от употребления такой-то единицы, зн ая по
опыту, что она обычно используется только в торжественных,
высокопарных текстах; он отвергает т а к ж е другую единицу с
подобным ж е лексическим значением н? том основании, что
она, как ему известно, обычно употребляется в вульгарных
текстах. В конце концов он избирает третью единицу, не ассо­
циируемую им ни с чрезмерно торжественными, ни с грубыми
формами речи.
Коннотация языковой единицы, яв л яя сь составной частью
ее значения (ее плана содерж ания, ее деси гн ата), в то ж е вре­
мя представляет собой нечто внешнее, чужеродное собственно
лексическому значению, нечто дополнительное-и постороннее—
своего рода ярлык, прикрепленный к вещи, фирменную эти ­
кетку, указы ваю щ ую место н время изготовления тов ар а и его
стоимость.
Именно в этой особенности структуры десигната — имен­
но в том, что язы ковы е единицы как бы снабжены ярлы кам и
коннотаций, заклю чается секрет стилевых явлений, механизм
стилистического восприятия. С лова (словосочетания, п ред ло­
жения и т. д.) имеют ту или иную стилистическую окраску,
производят на нас то или иное стилистическое впечатление от­
нюдь не в силу каких-то мистических внутренних свойств, а
только б лаго даря тому, что их коннотации сигнализируют, н а ­
поминают нам о том, в какой дистрибуции (в каких о к р у ж е ­
ниях) мы привыкли их встречать и, следовательно, какое ме­
сто в системе они объективно занимаю т.
В самом слове или словосочетании, в их внешней (т. о., в
частности, фонетической) форме нет ничего такого, что само
но себе предопределяло бы их стилистическую значимость; не
существует никаких внутренне присущих простому корневому
слову свойств, которые дел ал и бы его грубым, резким или
нежным и ласковым, вульгарным или возвышенным, и зы скан­
ным или примитивным. Н а первый взгляд каж ется, что сама
фонетическая оболочка слова или сегмента речи (словосоче­
тания) имеет ту или иную иигерентную (т. е. внутренне прису­
щую ей) эстетическую и, следовательно, стилистическую цен­
ность. Но подобное мнение ошибочно. Оно не учитывает а п ­
21
перцепционной природы восприятия — не учитывает того, что
все воспринимается нами через призму нашего предш ествую ­
щего опыта. Мы знаем, как звучат нравящ иеся нам и неприят­
ные д ля нас слова родного язы ка. С меркой этих звучаний мы
подходим и к другим словам, в том числе — иноязычным.
Л. И. Тимофеев («Теория литературы», М., 1948) р а с с к а з ы в а ­
ет о том, как поэт Вяземский од наж д ы предлож ил итальянцу
угадать приблизительно смысл русских слов по их звучанию.
Слова лю бовь, дружба, друг были восприняты испытуемым
как «что-то жестокое, суровое, м ож ет быть, бранное». О слове
телятина итальянец заявил: «Нет сомнения, это слово л а с к о ­
вое, нежное, обращ ение к женщине». И звестна, далее, тенден­
ция к замене нежелательны х, изгоняемых из речевого обихо­
да слов словами, близкими им по звучанию.
Весь словарный состав язы ка обычно подразделяется со
стилистической точки зрения на д ва класса словарны х единиц
—слова стилистически окраш енные и слова стилистически
нейтральные. Р ассмотрим в р а м к а х теории коннотаций, что
представляют собой эти классы.
В современных работах по стилистике фигурирует термин
«стилистическая м а р к и р о ва н н о ст ь » 22. М аркированность еди­
ницы противополагается немаркированности. Иными словами,
маркированная единица есть е д и н и ц а,сн аб ж ен н ая « м а р к ер а­
ми», специальными стилистическими показател ям и (коннота­
циями, «ярлы ком »); н ем арки рованн ая (т. е. нейтральная, не
пызываювщая специфических ассоциаций) единица, судя по
значению термина «немаркированный», этих п оказателей буд­
то бы лиш ена вообще.
П р едставляется, однако, что оппозиция «маркированность
— немаркированность» игнорирует коннотациониую природу
стилистического, не вскры вает сущ ества того явления, которое
п орож дает и одних случаях позитивную стилистическую о к­
раску языковой единицы (ср. слова типа кимарить, кореш, си­
неокая, л а зурн ая, выш еозначенный, ниж епоименованные),
а в других случаях (слова типа вода, он, говорить, делать)
оставляет их нейтральными.
Коннотации в составе десигната имеются у всех языковых
единиц: ни одна единица не м ож ет быть свободной от тех или
иных консоциаций, приписываемых ей говорящим на основе
его языкового опыта. Вопрос лишь в том, каков хар актер этих
коннотаций.
Когда перед нами стилистически окрашенное, стилистически
22
определенное слово, это значит, что его коннотация однознач­
на и определенна 23. Позитивная стилистическая значимость
единицы есть ее маркированность — снабженность одним оп­
ределенным однозначным «ярлыком», указы ваю щ им на ее о т­
несенность к одной определенной, достаточно узкой речевой
сфере. Так, в приведенных выше примерах коннотационные
маркеры относят слова кимарить и кореш к ж аргону п р ав о н а­
рушителей; коннотацией слов синеокая и л а з у р н а я является
созначение «отнесенность к сфере поэзии», в словах вы ш еоз­
наченный и ниж епоименованные налицо коннотации, относя­
щие их к р азр я д у канцеляризмов.
С другой стороны, о б р ащ а ясь к словам вода, он, говорить,
делать, мы затрудняем ся н азвать речевую сферу, для которой
эти слова типичны. П ам приходится констатировать их отне­
сенность к любой речевой сфере. В терминах теории коннота­
ций это озн ачает нечто противоположное тому, что имеет п
виду термин «немаркированность»: у этих слов чрезмерно о б ­
ширные, чрезмерно богатые коннотации; каж д ы й может
вспомнить несчетное число примеров их употребления в самых
разнообразных контекстах, в самых различных речевых ус­
ловиях.
Отсюда следует, что нейтральность этих единиц д олж н а
трактоваться не как их немаркированность, а, напротив, как
«гипермаркированность» — избыточная маркированность, н а ­
личие у языковой единицы самых разнообразны х ярлыков-
маркеров. В результате множественности маркеров коннота­
ция подобной единицы становится принципиально неопреде­
ленной: маркеры проитвоположных отнесенностей взаимо-
упичтожаются.
Таким образом, термин «нейтральность» применительно к
стилистике означает «неопределенность», «неопределенная
(ибо фактически ун иверсальная) отнесенность».
Д альн ей ш и е вопросы, касаю щ иеся проблемы н ейтрально­
сти, будут рассмотрены в следующей главе при обсуждении
теории субъязыков.
К О Н Н О Т А Ц И И И Д Е Н О Т А Т И В Н О Е З Н А Ч Е Н И Е . Мы ус­
тановили, что коннотации, или сопутствующие лексическим
значениям стилистические созначения, д аю т получателю речи
информацию о ее отправителе (подробнеесм. работы М. Риф
ф атера — в частности: М. Riffaterre, The Stylistic Function,
Ninth C o n g ress P apers, The H a g ue, 1964). Если к р ы л атая ф р а ­
за Бю ффона «Le style est l'hom m e т ё т е » является слишком
23
прямолинейной (поскольку стилями, как мы увидим ниже,
предпочтительно назы вать не индивидуальные, а типовые,
обобщенные характери сти ки ), то’ можно, по крайней мере,
утверждать, что коннотации информируют нас о .характере
источника в первом приближении, в самом общем виде. На
этом положении основывается одна из прикладны х отраслей
стилистики— т. н. парастилистика, зан и м аю щ аяс я диагности­
кой свойств личности говорящего или пишущего24.
Из сказанного выше о коннотациях следует, далее, что, в
отличие от денотативных значений языковых единиц, репре­
зентирующих предметные (в широком смысле) понятия, несу­
щих собственно смысловую информацию о действительности,
коннотативные значения («созначения») несут информацию о
месте единицы в языковой системе — сообщают нам о типе
речевой сферы (официально-деловая, ораторская, поэтическая,
научная, обиходно-разговорная речь), д ля которой типична
д ан ная единица, или, в конечном счете, об источнике речи в
общем виде.
О днако провести подобное разграничение денотативного и
кониотативного, декл ари ро вать такое разграничение — это
лишь часть, и притом не са м а я трудная, общей задачи. П о д ­
линная сложность возникает там, где перед нами встает кон­
кретный вопрос, какие именно семы, какие элементарные
смыслы могут быть отнесены к разряду денотативных и какие
— к области коннотаций, где проходит граница между пред­
метно-,тогическим и кош ютационно-стилисшчеоким.
Сложность проблемы заклю чается в том, что интуитивно
очевидное, становясь объектом науки, требует вербальной э к ­
спликации - - четкого словесного объяснения. Научное п озна­
ние состоит не только в регистрации фактов действительности
(свойств объекта, связей и отношений между ними), но и,
главным образом, в их категоризации ( в отнесении их к тем
или иным категориям) и последующей передаче их средства­
ми языка. М еж ду тем описьшать консоциации и стилистические
эффекты с помощью слов — чрезвычайно сложное дело. Не
все коннотации презентированы в сознании; нередко они не
выходят за пределы диффузных ощущений и реминисценций.
В теории, в общем конструкте (модели) стилистики пред ­
полагается, что денотативное и копиотативное суть величины
разнопорядковые и несоизмеримые. На деле они взаимопрони-
цаемы: далеко не всегда можно решить, где кончается дено­
тативное и начинается коннотативное.
24
 В теории предполагается, что ввиду информационно-ком-
муникативного назначения речи предметное содерж ание в
принципе долж но всегда доминировать над коннотациями.
Предметные значения составляю т основу информации, конно-
тационно-стилистические лишь сопутствуют сообщению. В
идеальном случае языковой манифестант не д олж ен нести
специальную информацию о системе, к которой он п р и н ад л е­
жит. В большинстве повседневных коммуникационных актов
форма сообщения б езразли чн а для говорящего и сл у ш а тел я—
информация о форме остается за порогом сознания. Когда же
подобная информация актуализуется, становится сущ ествен­
ной — тогда сообщение перестает быть идеальным в энерге­
тическом плане: зн ак язы ка в соответствии со своим н азн ач е­
нием долж ен экономить энергию — он служ ит для того, чтобы
репрезентировать действительность, а не пытаться воссозда­
вать ее, как д ел ал и фантастические обитатели одного из по­
сещенных свифтовским Гулливером островов, заменившие
звуковую речь демонстрацией самих материальны х предметов.
Заметим, что почти полное воссоздание действительности име­
ет место лиш ь в такой форме ее художественного отраж ения,
как театральное искусство. О д и а к о и в некоторых видах собст­
венно речевой деятельности налицо ф о р м а л ь н ая избыточность
— гипертрофированное внимание к плану выражения. Н а и ­
более очевиден прим ат формы над содерж анием в пародии.
Инф ормация о системе, о форме есть в аж н ей ш ая или единст­
венно сущ ественная часть всей информации, сообщаемой
произведениями этого ж ан ра. М ожно определить пародию как
сообщение, несущественное содерж ание которого несет един­
ственно существенную информацию о форме — как сообщ е­
ние, в аж н ей ш ая часть содерж ания которого есть ф орм а этого
сообщения. Гипертрофия подтекста в художественной л ите­
ратуре, известный «принцип айсберга» у Хемингуэя — это
та к ж е образцы превращ ения коннотаций в главную цель со­
общения. Обычное соотношение ролей денотации и коннотации
инвертируется.
Сложность, практическая невозможность их четкого р а з ­
граничения обусловлена их однородностью, одноплановостью.
И денотативное, и коннотативное относятся к области зн ач е­
ния, имеют семную структуру, могут быть в конечном счете
описательно охарактеризованы . Н али ц о тенденция к изаимо-
заменимости функций денотативного и коннотативного. Мы
только что видели, что коннотативное может стать едва ли не
25
основным содерж анием высказы вания. Еще более часто при­
ходится сталкиваться с явлением противоположного х а р а к т е ­
ра: сами денотативные, предметные значения язы ковы х еди­
ниц четко сигнализируют их тематическую отнесенность. В
диффузности. во взаимопроникновении и взаимозаменимости
денотативного и коннотативного заклю чается диалектика их
соотношения.
Таким образом, стилистическое нерелевантно предметно-ло­
гическому и независимо от него только в плане идеального
принципа, только согласно конструкту (модели) стилистики.
Относительная независимость стилистического от предметно-
логического может быть продемонстрирована с помощью цик­
ла пародии на одну заданную тему, однако комизм пародий
вызывается именно несоответствием предметно-логического и
стилистического, что как раз и до казы вает неправомерность
попыток изолировать одно от другого, представить их как не­
что не связанное между собой.
НЕКОТОРЫ Е ВОПРОСЫ СТИЛИСТИЧЕСКОГО ВОС­
П Р И Я Т И Я . П роблем а стилистического эффекта, проблема
эмоциональной реакции индивида на воспринимаемый тексч
не является собственно лингвистической проблемой. Она пред­
ставляет собой внесение элемента психологии речи в лингви­
стическое исследование. Подобным ж е образом традиционная
c l илнстика сплошь и рядом обращ ается к эстетике, насы щ ая
свои эподы оценочными суждениями по поводу языкового м а ­
стерства художников слова.
Необходимо признать, что стилистика не может обойтись
без понятия стилистического эффекта. Хотя ее собственной чи­
сто лингвистической задачей является исследование не самих
эффектов в психолингвистическом аспекте, а главным о б р а ­
зом и в первую очередь — языковых механизмов создания
этих эффектов, формальной структуры единиц и их п оследова­
тельностей (текстовых сегментов), х арактер а соотнесенности
единиц со всей языковой системой, все же некоторые элемен­
тарные положения психологии речевосприятия существенны
для понимания этих механизмов.
Основой стилистического восприятия является ассоциатив­
но-апперцепционная природа всякого восприятия вообще. З н а ­
чимость коннотации реализуется только в условиях п р ед ва­
рительного языкового опыта на высшем уровне языковой ком­
петенции; вне опыта и до опыта значимость сущ ествовать не
может, коннотации вообще не возникают.
26
 Поскольку, далее, консоциации актуализую тся и вообще
возникают только как результат языкового (стилистического)
опыта, они могут быть и фактически бывают различны ми у
разны х индивидов. В принципе, носитель язы ка в силу особен­
ностей своего опыта мож ет ассоциировать с предметным со­
д ерж ани ем (денотативным значением) единицы самы е р а зн о ­
образны е созначения (коннотативные зн ачен ия). И з одного и
того ж е сегмента текста разны е получатели речи черпают р а з ­
ные объемы не только предметной, но .и стилистической инфор­
мации. Специалист-филолог знаком с этимологией слова, он
может вспомнить его соответствия в других язы ках, может
заметить калькирование в синтаксическом обороте и т. п. Р я ­
довой носитель язы ка нередко вообще не о станавли вает вни­
мания на форме сообщения. Индивидуальность предш ествую ­
щего опыта мож ет поро ж д ать сугубо уникальны е эксцессы в
эстетической и эмоциональной оценке воспринимаемого.
Например, то или иное относительно редко употребляемое
слово может ассоциироваться у индивида с обстоятельствами,
при которых оно было впервые им услышано. П редположим,
что возвышенное, торжественное слово впервые прозвучало
для него в обстановке, предрасполагавш ей к смеху, или было
произнесено лицом, ему антипатичным. В результате данный
индивид вряд ли см ожет когда-либо непредвзято относиться
к этому слову, объективно оценивать его. Стилистика, естест­
венно, не может заниматься капризам и и прихотями индиви­
дуального восприятия—стилистика ищет объективное, т. е. ко л ­
лективно принятое, усредненное восприятие языковых я в л е ­
ний; она пытается решить, что именно, в среднем, читатель
должен видеть в тексте. И так, резюмируем: стилистический
эффект, локализую щ ийся в психике индивида, неизбежно
уникален. Он представляет собой порождение и нди ви дуаль­
ных ассоциаций, индивидуальной языковой компетенции. С ти ­
листика, в свою очередь, об язан а вскрыть лишь общее, к ол ­
лективно значимое.
Перечислим, далее, некоторые другие существенные характ­
е р и с т и к и процесса речевосприятия.
Языковые .манифестации (вы сказы вания) и языковые еди­
ницы существуют для индивида преимущественно в форме
представлений — в форме воспоминаний об имевших место
актах речи и в форме коммуникативных намерений. Ф актиче­
ские коммуникационные акты, если исключить лекции, д о к л а ­
ды. выступления на собраниях, совещ аниях и т. п., занимают
27
сравнительно непродолжительное время, а реплики бытового
диалога протекают практически мгновенно. Восприятие речи,
значительных по протяженности сегментов, осущ ествляется в
значительной степени ретроспективно, осмысливается целыми
«кван там и » — 0 1 резками заведомо большими, чем одно слово.
Осмысление воспринятого носит не только ретроспективный,
но и, в привычных условиях цейтнота, комплексный характер:
значение слова для получателя речи обычно презентируется
одновременно с созначениями. С одной стороны, очевидно,
что слова башка или лапы (в значении р ук и) вызы ваю т уж е у
ребенка не только представления о голове и руках, но и о том,
что «так говорят, когда сердятся». С другой стороны, мы не
можем с уверенностью судить о том, как вы глядят коннотации
«изнутри», т. е. в психике получателя (и, разумеется, от п р а­
вителя) речи. Ясно, что они лишь в исключительных случаях
принимают форму презентированных, четко осознаваемых и
словесно выраженных оценок, эксплицитных суждений тина
«это слово встречается в таких-то речевых условиях, в таких-
то ф орм ах речи». Напротив, как правило, языковой опыт м а ­
нифестируется в диффузном, полуосознанном виде — в форме
невербальных или довербальных эмоционально-эстетических и
-Iмоциона л ыш-этических представлений.
Все стилистически значимое, т. е. привлекаю щ ее к себе
внимание как явно специфическое, леж и т между двумя полю­
сами — абсолютно новым (и, следовательно, вообще недо­
ступным, непонятным для получателя речи) и абсолютно з н а ­
комым, тривиальным (и. следовательно, стилистически несу­
щественным). Стилистическая значимость порождает, соглас­
но Р. Якобсону, «эффект обманутого о ж и д а н и я » 25. Ф о рм ули ­
ровке этого тезиса может быть придан более общий вид: не
обманутое ожидание как частный случаи, а эффект повышен­
ной информативности в сфере формы —- такова, по-видимому,
общ ая характеристика реакции человеческой психики на пози­
тивную стилистическую значимость. В терминах лингвистики
повышение информативности формы означает возрастание
роли коннотаций в суммарном значении языковой единицы (в
ее десигнате).
И так мы рассмотрели в самых общих чертах семиотиче­
ские и лингвистические предпосылки возникновения стилисти­
ческой значимости применительно к отдельной языковой еди­
нице, а не к язы ку в целом. Бы л а рассмотрена проблематика
на «атомарном» уровне — структура зн ака вообще и язы ково­
28
го знака, в частности, структура десигната и структура конно­
таций, входящих в десигнат. Интерпретируя стилистические
феномены в терминах восприятия, мы установили, что сущ ­
ность стилистической значимости заклю чается в отнесении
поспринимаемой единицы к тому или иному участку общей
язы ковой'системы - - в определении места, занимаемого д а н ­
ной единицей в системе языка. Мы установили такж е, что кон­
нотации языковых единиц п редставляю т собой своеобразные
ярлыки, со д ерж ащ и е сведения об этих единицах — их коорди­
наты, их «адреса» в языковой системе.
Д а л е е нам предстоит для решения вопроса о том, к каким
участкам языковой системы сознание относит язы ковы е едини-
ты, оставить «атомарную» стилистику отдельного зн ака и о б р а ­
титься к( стилистике язы ка в целом — охар актери зовать его
стилистическую структуру. Этому вопросу посвящена следую ­
щ ая глава.

П рим ечания

1. « Р а с х о ж д е н и е в поним ании п р облем и за д а ч стилистики вполне з а ­

к оном ер но. О но о б ъ я с н я ет ся не тольк о и не стольк о р а зн ы м и 'п р е д с т а в л е ­
ниями о стиле и сти ли стик е, ск ольк о разны м и п р обл ем ам и , объ ед и н ен и я м и
терм ином «стиль». М о ж н о согласи ться с М . М. Г о р д о н о м , которы й в р ец ен ­
зии на сбор н и к « S ty le in L a n g u a g e » , х а р а к т ер и зу я р а зн оп л ан ов ост ь статей
лтого сбо р н и к а , говори т, что авторы п о х о ж и на груп п у сл епы х, которы е,
к асая сь сл он а с разн ы х ст о р он , п о -р а зн о м у оп р едел я л и то ц ел ое, части к о­
т о р о го они к асали сь». (И . Р. Г а л ь п е р и н . О бщ и е п роблем ы стилистики,
«С бор н ик научны х т р у д о в » , М ., 1973, стр. 2 8 ).
2. А г i s t о t е 1 е s. P o etik . «R ek lam », L e ip zig .
3. « R h eto ric d is c u s s e s m e a n s w h ereb y la n g u a g e , sp o k en or w ritte n ,
m a v be ren d ered e ffe c tiv e » (A . В a i n, E n g lis h C o m p o sitio n and R h etoric
L on d o n , 187 7 ).
4. « S ty le is a p p lied o rn a m en t» (J. М. M u r r y, The P ro b le m of S ty le ,
L on d o n , 1949, p. 10).
5. О б ак туал ь н ости изучен ия сов р ем ен н ой научной речи см.: М. II. К о -
ж и и а. О н ео б х о д и м о ст и расш и р ен ия о б ъ ек т а лингвистических и ссл е д о в а ­
ний, «В оп р осы стилистики», вып. 5, С ар атов, 1972. В п р оч ем , нельзя ск азать,
что сф ер а научной речи н а х о д и т ся у н ас вне поля зрен и я л ингвистов. См.,
например: Н . С. Б у х т и я р о в а, О б и зучении стиля научной прозы . М .,
1965; С. И . К а у ф м а н . И з к у р са лекций по статисти ческ ой стилистике,
У... 1970; II. М. Р а з н и к и н а. С тилистика английской научной речи, « Н а ­
ука», М., 1972; Ф ункциональны й стиль о б щ ен а у ч н о го язы ка и м етоды его
и ссл едо в а н и я . П о д ред. О. С. А хм ан ов ой и М. М. Глуш ко, М ГУ , М .. 1974.
6. «Ч то ж е к а са ет ся стилистических зн ач ен ий , то, как таковы е, они н е­
су т лишь эстети ч еск у ю и нф ор м ац и ю » (В . А. 3 в е г и н ц е п . Т еорети ческ ая
и п р ик ладн ая лингвистика, М ., 1968, стр. 5 4 ).
7. П о д о б н о Л . Ш пи тц ер у, Б. Грэй (В . G r a y , S ty le . The P ro b lem and

29
 Its S o lu tio n , M o u to n , The H a g u e — P aris, 1969) о гр ан и ч и в ает сф ер у к ом ­
петенции стилистики х у д о ж е с т в е н н о й литературой.
8. З а м ет и м , что созн ательны й выбор язы ковы х ед и н и ц х а р а к т ер ен не
только д л я х у д о ж ес т в ен н о й литературы , но и в о о б щ е д л я в сех речевых
сф ер , за исклю чением сф еры разговор н ой речи.
9. К изучению язы ковы х ср ед ст в вы раж ения а ф ф ек та и язы ковы х
ср ед ст в его и о р о ж д ен и я св о д и т стилистику с л ед у ю щ ее оп р ед е л ен и е, при­
н а д л е ж а щ е е Ш арлю Б алли: «L a sty listiq u e e tu d ie le s f a its d 'e x p r e s sio n
iiu la n g a g e du p oin t de v u e de leu r con ten u a ffec tif, c 'e s t-a -d ir e I'exp res-
sjo n d es fa its de la se n s ib ilite par le la n g a g e et I'a c tio n d e s fa its de
E n g a g e su r la s e n s ib ilite (C h. В a 1 1 y, T raite de s t y lis t iq u e iran-
\\'is e , H e id e lb e r g 1919— 21, p. 16).
10. C m .: R. G l a s e r , Z um g e g e n w a r tig e n F o r s c h u n g s s ta n d d er F un k tio-
n a ls tilis tik , H a lle , 1971.
11. О сти л остати сти к е см ., в частности: Б. Н. Г о л о в и н . О пы т в ер о ­
я т н о стн о-стати сти ч еск ого изучен ия некоторы х явлений истории р усск ого л и ­
т ер а т у р н о г о языка X I X — X X вв., В Я , 1965, 3 ; Г. А. Л е с с к и с. О за в и си ­
мости м е ж д у р азм ер ом п р ед л о ж ен и я и его стр ук тур ой в р азн ы х в и д ах тек ­
ста, В Я , 1964, 3 ; А. Я- Ш а й к е в и ч . Опыт стати сти ч еск ого вы деления
ф ун кциональны й сти лей , В Я . 1968, I; Т. С. Г л у ш а к и Л , А. С к и б а.
К в оп р осу о п р едел ен и я диф ф ер ен ц и ал ьн ы х п р изн ак ов ф ун кц и онал ьны х ст и ­
лей сов р ем ен н ого н ем ец к ого язы ка, «Теория и практика лингви стического
оп исан и я р азго во р н о й речи», Горький, 1972.
12. С м., например: IT. Ю . Ш в е д о в а . О черки но си н так си с) русской
р азго в о р н о й речи, М ., 1960, стр. 6.
13. Ср.: « D a n s une т ё т е la n g u e il у a p lu sie u r s la n g a g e s » (A. M al-
b lan c, S ty lis tiq u e co m p a ree du fra n ? a is et de I 'a lie m a n d , P a r is, 1961).
14. M . D e u t s c h b e i n , N e u e n g lis c h e S tilistik , L e ip z ig , 1932.
15. J. M a r o u z e a u , P r e c is d e sty listiq u e fr a n g a ise , P a r is, 1950.
16. С м ., априм ер: К. H o r a l e k , L e s fo n c tio n s de la la n g u e et de la p a ­
role, « T ra v a u x lin g u is tiq u e s de P r a g u e , I, P ragu e, 1964.
17. О сн овн ая черта, отли ч аю щ ая язык — речь от к о д а — сообщ ен и я ,
зак л ю ч а ется в п о стоян н ом в заи м одей ств и и язы ка и речи ( L in g u o sty listic s :
T h eory a n d M eth o d , ed. b y O lg a A k h m a n o v a , .м.. 19721.
18. В. И . Л е н и н . Ф и л ософ ск и е тетр ади , М ., 1947, стр. 256.
19. См., например: О б щ ее я зы к озн ан и е (форм ы су щ еств ов ан и я , функции,
и т о р н и я зы к а ). « Н а у к а » , М ., 1970.
20. II. Н . А м о с о в а . К п р обл ем е языковых стилей в английском языке
в связи с учением И. В. С тали н а о б о бщ ен ар од н ом х а р а к т ер е язы ка. « В е с т ­
ник ЛГУ»^ 1951, 5.
21. О к о н н отац и я х как эк сп р есси в н о-оц ен оч н о-эм оц и он ал ьн ы х о б ер т о н а х ,
н алагаю щ и хся на гл ав н ое сем и оти ч еск ое со д е р ж а н и е язы ковы х еди ни ц , см.:
I.in g u o s ty listic s : T h eory a n d M eth od , ed. by O lg a A k h m a n o v a , M „ 1972. C m..
д ал ее: И. В. А р н о л ь д , С тилистика сов р ем ен н ого англий ск ого языка (ст и ­
листика д е к о д и р о в а н и я ), Л ., 1973, стр. 105 и сл ед .
22. С м ., наприм ер, о п р ед ел ен и е терм ина «м ар к и ров ан н ость», п р им ени ­
тельно к сти листике у А. Н . М о р о х о в ск о г о («Э ксп лик ац ия некоторы х и с х о д ­
ных понятий стилистики в т ер м и н ах стр уктур н ой лингвистики», сб. « П р о б ­
лемы лингвистической стилистики», М ., 1969): « П о д м ар к и ров ан ностью в
д ан н о м сл у ч а е п он и м ается наличие у о д н ого из членов... оппозиц и и некой
и збы точ н ой и нф орм ации, о т сут ст в ую щ ей у д р у г о г о члена д ан н ой о п п о зи ­
ции...:».

30
 23. Ср.: «Ч ем у ж е сти ли стическая сф ер а сл ов а, тем б о г а ч е его сти л и ­
сти ч еское со д е р ж а н и е » . (Ю . С т е п а н о в . Ф р ан ц узск ая сти ли стик а. М .,
1965. стр. 2 4 .).
24. См.. R. G l a s e r E x itratextu ale F a k to ren d er S tilb e s c h r e ib u n g , «Z eit-
s c h r ift der p a d a g o g is c h e n H o c h sc h u le E r fu rt— M iih lh a u sen , 1970, 2. См. т а к ­
ж е: Г. И . Б о г и н. Р а зго в о р н а я речь и и н д и ви д уал ьн ы е хар ак тер и сти ки
л ичности. «Т еори я и практйка лин гви стич еского оп и сан и я р азгов ор н ой р е­
чи», Горький, 1973.
25. О б зо р м нений по п о в о д у эф ф ек т а о б м а н у т о г о о ж и д а н и я см. в кн.
И. В. А р н о л ь д «С тилистика сов р ем ен н ого ан гл ий ск ого язы ка», Л ., 1973,
стр. 42 и сл ед .
 Г Л А В А II

С Т И Л И С Т И Ч Е С К А Я С Т РУ К Т У Р А Я З Ы К А

Нормативны е описания национального литературного я зы ­

ка (в особенности — описания его грамматической структуры)
обычно основываются на представлении об однородности и
регулярности языковой системы, об уникальности и автоном­
ности всех составляющих эту систему элементов и си н тагм ати ­
ческих (линейных) образований. П редполагается, что лю бая
зарегистрированная как повторяю щ аяся в текстах форма
(морфема, слово, словосочетание, структура предлож ения)
принадлеж ит данном у язы ку непосредственно и что вся сово­
купность зарегистрированных форм составляет единый я зы к —
гомогенную систему. Тем самы м игнорируется существенная
разнородность конституентов язы ка — специфический х а р а к ­
тер одних и об щ еязы ковая значимость других; упрощается
сложность отношений меж ду парал л ел ьны м и (синономическн-
ми) формами. П одход к язы ку ка к к однородному целому, без
учета внутреннего п ар ал л ел и зм а его конституентов, п о р о ж д а ­
ет две неадекватных концепции объекта: описание либо непра­
вомерно ограничивается регистрацией наиболее устоявшихся,
частотных, или, как в ы р а ж аю тс я представители П ражской
школы, «центральных» явлений, оставляя в стороне явления,
л еж а щ и е « на периферии» системы; либо центральные и пери­
ферийные (частные, специфические) явления смешиваю тся и
регистрируются без необходимой их д иф ф ерен ц иаци и 1. В пер­
вом случае описание характеризуется неполнотой, во втором—
и скаж ается картина функционирования языка.
Я З Ы К КАК С О В О К У П Н О С Т Ь С У Б Ъ Я З Ы К О В . П р е д с тав ­
лению о языке как о монолитной гомогенной системе следует
противопоставить понимание его как совокупности частично
пересекающихся (совпадаю щ их), но, тем не менее, относи­
тельно самодовлеющих, законченных систем. К а ж д а я из таких
систем или подсистем представляет собой совокупность э ле­
ментов н форм их синтагматических объединений, о б с л у ж и в а ­
ющую ту или иную сферу языкового общения. К а ж д а я из под­
систем обладает всеми признаками языка, за исключением
признака универсальной применимости; для обозначения л ю ­
бой подобной разновидности язы ка можно воспользоваться
32
фигурирующим в современной лингвистике термином «субъ-
язы к» 2.
Учитывая правомерность изолированного рассмотрения с а ­
мых различных по объему речевых сфер, обслуж иваем ы х
ограниченными наборам и единиц, констатируем, что язы к
содерж ит совокупность (неопределенное множество) субъя-
зыков. Отношения меж ду отдельными суб ъ я зы к ам и я в л я ­
ются отношениями потенциальной дискретности, по­
тенциальной вычленимости, поскольку субъязы ки частично
совпадаю т друг с другом.
Система любого суб ъ я зы к а состоит из трех разновидностей
(классов) язы ковы х единиц:
1) абсолютно специфические единицы — свойственные
лиш ь данному субъязыку;
2) относительно специфические единицы, т. е.' единицы, ко­
торые, н аряду с данны м субъязыком, п р и н ад л еж а т т а к ж е о д ­
ному или нескольким другим суб ъязы кам ;
3) неспецифические единицы — общие д ля всех потенци­
альны х субъязы ков данного язы ка, в равной мере п р и н ад л е­
ж а щ и е к а ж д ом у субъязыку.
М ожно показать, что эти частные системы пронизываю т
собой все уровни языковой иерархии; на к аж д о м ярусе о б н а­
руж ивается относительный п арал л ел и зм субъязыков, вы член я­
ются конкретные единицы, соответствующие одной из трех пе­
речисленных разновидностей.
Так, на уровне фонем к разны м суб ъязы к ам могут отно­
ситься репрезентанты фонем — аллофоны. Н а морфемном
уровне можно констатировать — применительно к русскому
язы ку— различие между язы ковы ми элементам и типа ультра-
пли суб-, относящимися к первой группе (специфических еди­
ниц); сверх- или пред— сверхъестественный, сверхчеловек,
сверхпроводимость, свер хн о ва я (зв езд а), предвидеть, предш е­
ствовать, предлагать, предполагать (вторая гру п па— группа
единиц, встречаю щ ихся в ряде суб ъ я зы к о в); наконец, м о р ф е­
мы типа не- или от- практически присущи любой подсистеме
русского языка. С лова полиартрит, синеокая, ч увак п ред став ­
л яю т собой абсолютно специфические единицы; относительно
специфическими, встречаю щ имися в ряд е субъязыков, можно
считать слова отдаление, температура, двигаться; неспецифи­
ческие слова — вода, говорить, синий и т. п., т. е. слова, нали-
3 Заказ 10921 33
чня которых с высокой степенью вероятности мы можем о ж и ­
д ать в любом тексте, связанном по тематике с соответствую­
щими понятиями. В области словосочетания обнаруж и ваю тся
различия аналогичного хар а ктер а м еж д у выехать п о н е д ел ь ­
ни к (в тел егр ам м е), человек средних способностей и больш ой
дом. Наконец, аналогичным образом разли чаю тся структуры
предложений К у д а там ем у до тебя! Ж и з н ь есть борьба и
Брат читает книгу: первое является специфическим, второе
характеризуется ограниченной употребительностью, третье —
общеупотребительно 3.
Таким способом теоретически возможно, если практически
it неосуществимо ввиду огромного объема задачи, р асп реде­
лить по трем классам все зарегистрированные язы ковы е еди­
ницы любого уровня.
Я зы к в целом мож ет быть представлен в виде некоторой
стереометрической фигуры \ в которой горизонтальные срезы
разд ел я ю т уровни, вертикальные ж е срезы выделяют субъя-
зыки. Эта схема, разумеется, и зо бр аж ает языковую структуру
приблизительно и упрощенно: все субъязы ки в некоторой ч а ­
сти своих п арам етров совмещены; они не строго п араллельны
и не дискретны как некоторые данности, а характеризую тся
лиш ь потенциальной дискретностью — способностью к у сл о в­
ному выделению. Поскольку понятие субъязы ка относится к
р азр я д у конструктивных лингвистических объектов — мысли­
тельных построений, отр аж аю щ и х и обобщ аю щих лиш ь неко­
торые определенные типы отношений из множества отношений
меж ду элементам и языковой структуры, — вычленение субъ-
изыкои, т. е. присвоение некоторой совокупности языковых
элементов статуса замкнутой подсистемы п редставляет собой
процедуру гипостазирования. Гипостазирование субъязыка,
приписывание частной системе элементов н отношений между
ними условной дискретности, самодовлею щ его бытия опреде­
ляется зад ач ам и исследования 5.
С У Б Ъ Я З Ы К И И Р Е Ч Е В Ы Е С Ф Е Р Ы . С убъязы к, как уж е
было сказано, о бслуж и вает некоторую ограниченную сферу
общения. Установление экстралингвистических границ этой
сферы, выделение ее из. континума речевой деятельности л и н ­
гвистически произвольно. Необходимо особо подчеркнуть, что
процедура гипостазирования су б ъязы к а является вторичной,
производной от процедуры выделения речевой сферы, обслу­
живаем ой определенной совокупностью языковых единиц.
В язы ке как системном образован ии проведение арбитрарных
ЗЛ
границ, игнорирующих системность объекта, было бы недопу­
стимым искажением свойств последнего. Однако здесь имеет­
ся в виду отнюдь не произвольное членение системы языка:
гипостазируются, вычленяются на произвольных основаниях
не субъязы ки как тйковые, а речевые сферы, которые могут
быть представлены как изолированные по лю бому набору эк-
стралингвистических признаков.
Речевые сферы, в свою очередь, х арактеризую тся использо­
ванием лишь некоторых явлений из числа образую щ их те или
иные частные системы в пределах общей системы язы ка. Кон-
ституенты частной системы об ладаю т свойством распр еделен ­
ности по речевым сферам (и, соответственно, с у б ъ я зы к ам ).
Так, из р яд а элементов а, Ь, с, d, е, f, g... при условии п о д р а з­
деления глобальной речи, например, на четыре сферы (1, 2, 3,
4) элемент а может характери зоваться встречаемостью во
всех четырех сферах; элемент b — только в сферах 1 и 2;
элемент с — только в сферах 3 и 4; наконец элементы d, е, f, g
используются только в одной из сфер каж д ы й (1, 2, 3, 4 со­
ответственно). ’
Поясним сказанное примерами. Известно, что в язы ке су­
ществуют (и могут быть выделены) грамм атико-лексические
поля — совокупности взаимодействующих средств, о б разу ю ­
щих с и сте м у 6. Не имеется никаких оснований д ля того, чтобы
произвольно членить эту систему, р а зр ы в а я связь ее звеньев.
В то ж е время несомненно, что любое поле — например, м ик­
рополе побуждения (по крайней мере, его периферийная
часть) распределяет свои конституенты по разны м речевым
сферам: так, субстантивные и наречные побудительные п ред­
лож ен и я не входят в состав нейтральной области язы ка, а от­
носятся к специфическим областям субъязыков, о б сл у ж и ва ю ­
щих лишь некоторые речевые сферы. Б олее того, о б р ащ а ясь
к п аради гм е слова — ярко в ы раж ен н ом у системному о б р азо ­
ванию. — мы видим, что отдельные конституенты парадигмы
употребительны в одних и совершенно не встречаются в д р у ­
гих речевых сферах. П редполагается, что русское сложное
числительное имеет полную п арад и гм у склонения. Однако
ксе конституенты этой парадигмы представлены в наши дни
лиш ь в дикторской речи (и вообще в речи носителей высокой
языковой культуры ); п одавляю щ ем у большинству людей, го­
ворящих по-русски, конструкции с косвенными п ад еж а м и этих
числительных (типа с пятью тысячами восемьюстами семью ­
десятью девятью р у б л я м и ) вообще неизвестны. Наконец, с о б ­
3* 35
щ ея зы к о в о й точки зрения, набор значений слона образует не­
оспоримую систему — и все ж е не подлеж ит сомнению, что в
разн ы х речевых сф ер ах используются лиш ь некоторые из этих
значений, в то время ка к остальные значения этим сферам не
свойственны (ср. общеизвестные примеры: корень — для бо­
таника, зубного в р ач а и математика; операция — д ля хи­
рурга, сотрудника уголовного розыска и банковского с л у ж а ­
щ его), что д ает основание рассм атривать многозначные слова
как входящ ие в разн ы е субъязыки.
Т аким образом, теоретически допустимо и фактически
практикуется лингвистикой выделение речевых сфер разных
порядков. Н апример, так назы ваемы й литературны й язык
п р ед став л яет собой субъязы к данного национального языка,
взятого в целом. В то ж е время мож но назвать отдельными
су б ъ я зы к ам и совокупности языковых единиц, используемые в
речевых сф ерах аффективного разговорного общения или про­
изводственного д иало га лиц определенной профессии. Более
того, теоретически не существует препятствий д ля выделения
речевых сфер и, соответственно, их субъязыков на основании
случайных, социально и лингвистически несущественных при­
знаков: субъязык, используемый в такой «речевой сфере», как
«книги в коричневых о блож ках, изданные в М оскве в 1969 го­
ду». Именно это свойство континуума речевой деятельности
имелось в виду, когда выше говорилось о субъязы ках как о
неопределенном множестве.
В то ж е время, используя операционные понятия речевой
■сферы и ее субъязы ка, лингвист д олж ен руководствоваться
к р и т ер и ем прагматической целесообразности: гипостазируе­
мые им сферы д о л ж н ы о б л а д а ть как социальной, так и 'Соб­
ственно лингвистической ценностью. И з этого положения, в
сущности, интуитивно исходила традиционная лингвистика,
постулировавш ая системы стилей (о связи понятий « суб ъя­
зык» и «стиль» см. н и ж е), ценных в социальном плане и о б л а ­
даю щ и х явно вы раж енной лингвистической спецификой.
С У Б Ъ Я З Ы К И И С Т И Л И С Т И К А . Р азли чи е меж ду с ф е р а ­
ми общения есть различие функциональное (определяемое це­
лям и и условиями р е ч е о б р а зо в а н и я ). Р азл и ч и я м еж д у су б ъ я ­
зы кам и, обслуж иваю щ им и эти сферы, могут быть ох ар а ктер и ­
зованы ка к разли чи я стилистические. С убъязы ки — это иод-'
системы, в конечном счете стилистически различающ иеся
меж ду собой, и, таким образом, понятие «субъязык» в прин­
ципе соотносительно с традиционны м понятием «стиль». Уже

36
упоминалось, что далеко не все могущие быть выделенными
еубъязыки соответствуют традиционно выделяемы м стилям.
С убъ язы кам и мы назы ваем и максимально узкие, и м акси ­
мально широкие язы ковы е подсистемы 7 (их единственный
конституирующий п р и зн ак— более узкая, чем у национально­
го язы ка в целом, сфера и сп о л ьзо в ан и я), в то время ка к стиль
в традиционном смысле ч ащ е всего предполагает некоторое
объективно оптимальное о б о б щ е н и е 8. О днако в целом концеп­
ция субъязыков как арби трарн ы х установлений не только не
противоречит традиционной концепции стилей, но и подтвер­
ж д ае т е е — 'мотивирует, в частности, нередко наблю даю щ ееся
выделение системы стилей по логически несовместимым набо­
рам признаков (ср. несоотносительность таких понятий, как
«стиль художественный», «стиль технической литературы по
станкостроению» и «стиль П уш ки на»).
Если теперь, под углом зрения изложенного, подойти к
решению вопроса о наиболее обобщенной дифференциации
языковых элементов 9 — охар актери зовать всю совокупность
единиц национального я зы к а в плане их отношения к набору
подсистем (с у б ъ я зы к о в ), его составляющих, то основным ито­
гом такого подхода явится подразделение йх на д ва класса:
класс единиц, об ладаю щ и х ограниченной употребительностью
(относящихся к одному или нескольким су б ъ я зы к а м ), и класс
единиц, встречающихся во всех с у б ъ я з ы к а х ,. составляю щих
неотъемлемую, обязательную часть всех сфер общения.
К аж д ы й суб ъязы к содержит: а) абсолютно специфические
единицы; б) неспецифические единицы (об относительно спе­
цифических единицах см. ниже, стр. 41). Неспецифическис
единицы составляют, вместе взятые, своего рода «ц ен траль­
ную» языковую область, «общее ядро» субъязыков ,0. Обычно
-да ц ен тральная часть язы ка является предметом э л е м е н т а р ­
ных грамматических описаний, естественно пренебрегаю щ их
частностями специфических подсистем, относящихся к специ­
фическим сферам общения.
Отношение языковой единицы к языковым подсистемам,
т. с., иными словами, ее принадлежность к одному или н е с ­
кольким суб ъязы кам (или к центральной области я зы к а ), лк-
туали зуем ая язы ковы м сознанием, составляет сущность, со­
д ер ж а н и е коннотационной характеристики (v aleur stylisliquc)
этой единицы.
Стилистическая характеристика языковой единицы может
являться либо положительной, если языковое сознание.
37
к о л л е к ц и я относит данную единицу к абсолютно специфиче­
ской или относительно специфической области того или иного
су бъязы ка; неопределенной ее следует считать в том случае,
когда соответствующая единица относится к общей для всех
субъязыков «центральной» части («общему ядру», нейтраль­
ной языковой области). Так, из приведенных выше примеров
неопределенной стилистической характеристикой об ладаю т (в
порядке их цитирования) единицы не-, от-, вода, говорить,
синий, больш ой дом, брат читает книгу; все остальные о б л а ­
дают той или иной положительной стилистической х ар а ктер и ­
стикой, т. е. отнесенностью к специфической области того или
иного субъязыка. Например, единицы сверх-, пред-, отдаление,
температура; человек средних способностей; жизнь есть борьба
могут быть стилистически позитивно охарактери зован ы как
п р и н ад л еж ащ и е к относительно специфическим областям
группы субъязыков, объединяемых общим признаком « книж ­
ности», подчеркнутой литературности (в противопоставлении
субъязы ку или субъязы кам , х арактерны м для повседневного
общ ения). Еще более определенной является стилистическая
характеристика абсолютно специфических единиц: а-, суб-, по­
лиартрит — это единицы, относящиеся к «научному» су б ъ я зы ­
ку (пли су б ъ я зы к ам ); тихоструйный — образец поэтической
лексики (ср.: «Там за речкой тихоструйной...» — П уш кин):
Куда ему до тебя — пример предлож ения, типичного д ля бы­
тового диалога.
В трудах по стилистике нередко фигурирует понятие «сти­
листической окраски», природа которой обычно не вскры вает­
ся вообще. И з предыдущего очевидно, что стилистическая
(коннотационная) окраска есть не что иное, как субъязы ковая
отнесенность — регистрируемая языковым сознанием принад­
лежность единицы к определенному с у б ъ я ы з у " . В плане п си ­
хологии речи стилистическую окраску образую т «консоциа-
иии», вы являю щ ие сумму прецедентов употребления данной
единицы 12. Объективность явления стилистической окраски
обусловливается коллективностью (повторяемостью в восприя­
тии ряд а индивидов) тождественных консоциаций; индивиду­
альные консоциации ири этом нерелевантны. В случаях ней­
тральной стилистической окраски консоциации неопределенны
(ввиду их множественности — см. главу первую), и предмет­
ное значение является психологически доминирующим.
П о л о ж и тел ьная стилистическая окраска или ее отсутствие
(стилистическая нейтральность) п редставляю т собой своеоб­
разны е опознавательны е знаки, определяющие, место единицы
в общей системе язы ка и, тем самым, характеризую щ ие комп­
лекс се стилистических потенций.
Вопрос о положительной стилистической о х ар а к тер и зо в ан ­
ное™ пли стилистической нейтральности конкретной языковой
единицы во многих случаях не имеет однозначного решения.
Изложенное выше — это лишь обобщ енная и упрощ енная схе­
ма, модель стилистики, о б ъясн яю щ ая принцип действия ме­
ханизма стилей. От модели нельзя требовать, чтобы она вос­
производила структуру объекта во всех деталях; нашим целям
удовлетворяет принципиальная правомерность избранного
подхода, даю щ его возможность устранить противоречия в не­
которых широко распространенных стилистических пред став­
лениях и по стул атах13.
П Р О Б Л Е М А П Р О Н И Ц А Е М О С Т И С Т И Л Е Й . Необходимо,
в частности, пересмотреть под углом зрения сказанного выше
известное положение с т и л и с т и к и о т ак называемой проницае­
мости стилей'. П од проницаемостью стилей понимается воз­
можность наличия в данном стиле чужеродных ему элем ен ­
тов, общность ряда элементов нескольким стилям, неопреде­
ленность решения вопроса о стилистической отнесенности
языковой единицы. Это положение, в сущности, признавалось
всеми участниками известной дискуссии по вопросам стили­
стики в ж у р н а л е «Вопросы язы кознания» в 1954 г о д у 14. Р а з ­
виваемое до своего логического заверш ения, оно побудило
инициатора дискуссии Ю. С. Сорокина выступить с за я в л е н и ­
ем о фиктивности понятия стиля ввиду его очевидной неочер­
ченное™ ,5. К ритика этого тезиса К). С. Сорокина в статьях
остальных участников дискуссии исходила из признания п р а ­
вильности его исходного положения и сводилась лишь к по­
пыткам д о каза ть неправомерность сделанных Ю. С. С ороки­
ным выводов. М еж ду тем к проблеме «проницаемости» стилей
следует подойти с несколько иных позиций.
П редставление о проницаемости и неочерченносги стилей
восходит к безосновательному смешению модели и се р е а л и з а ­
ции. Неправомерно отождествляю тся понятия несовместимых
порядков: понятие стиля как идеальной системы, гипостази­
рованной на основе индуктивного ан али за множества речевых
произведений (текстов), и конкретная язы ковая м ани ф еста­
ция, речевое произведение, текст, создание которого подвер­
жено воздействию непредсказуемых социально-индивидуаль­
ных факторов. ,6. Совершенно очевидно, что конкретный текст,

39
будучи субъективной реализацией некоторой идеальной (гипо­
стазируемой исследователем) схемы, мож ет п редставлять со­
бой и действительно представляет собой своеобразный конг­
л о м ер ат стилей. Но ничто не мешает исследователю опериро­
вать понятием стиля как замкнутой подсистемы - подобно
тому, ка к не существует препятствий на пути к использованию
идеального понятия «язык», невзирая на то, что язы к о б ъек­
тивно дан в речи, или к оперированию правилами речеобразо-
вания, несмотря на очевидные примеры их нарушения в рече­
вой практике. Тезис «стили непроницаемы» подчеркивает кон­
цептуальную, конструктивную природу стиля. П ринципиаль­
ное различие гипостазируемого (ожидаемого) и фактически
реализованного (наблю даемого) долж но вообще р ассм атр и ­
ваться ка к одно из теоретических оснований лингвистики.
С У Б Ъ Я З Ы К И С Т И Л Ь . Выше (стр. 36) говорилось о со­
относительности понятий суб ъязы к а и стиля. Действительно,
между первым и вторым существует очевидная связь, посколь­
ку можно говорить о стиле любого субъязы ка (к ак это ф а к ­
тически и д елается в трудах по стилистике, различаю щ их
«стиль официально-деловой», «стиль эпистолярный», «стиль
телеграфный», «стиль научный» и т. п.). Однако ц елесообраз­
но не отож дествлять эти понятия, поскольку в ходя щ ая в со­
став каж дого су б ъя зы к а нейтральная область, имею щая ос­
новополагаю щ ее значение д ля конституирования понятия
«стиль», взят а я сам а по себе, не характери зует ни одного оп­
ределенного стиля.
И з су б ъязы к а не мож ет быть исключена его неспецифиче­
ская нейтральная область, поскольку без нейтральных единиц
субъязы к неспособен быть тем, чем он является — полноцен­
ным языком данной сферы общения; текст, как правило, не
мож ет состоять только из специфических языковых элементов
и специфических форм их объединения.
Н апротив, термин «стиль» целесообразно использовать
только д ля обозначения совокупности признаков, д иф ф ерен ­
цирующих, различаю щ их отдельные субъязыки. Стиль может
быть определен ка к характеристика абсолютно специфиче­
ских конституентов данного субъязы ка — совокупность п а р а ­
метров специфической области.
О п р е д е л и м попутно стилистический статус единиц, п рин ад­
л е ж а щ и х к относительно специфической области суб ъязы к а,—
общих для двух и более субъязыков, но не являю щ ихся уни­
версально употребляемыми.
и)
 Из приведенного определения стиля следует, что относи­
тельно специфическая область данного субъязы ка не входит R
его стиль. О днако в соответствии с принятым выше п олож ен и ­
ем о неопределенности объема понятия «субъязык» констати­
руем, что относительно специфическая область некоторого
данного су б ъязы к а составляет абсолютно специфическую об ­
ласть (стиль) субъязы ка более широкой сферы общения —
субъязы ка, образуемого объединением данного (узкого) су б ъ ­
язы ка со смежными (узкими) субъязыками. Так, термины
психотонический, предоперационны й входят в абсолютно спе­
цифическую область суб ъязы к а медицины; слова оперировать,
ф унк ци я представляю т собой относительно специфические
единицы суб ъязы к а медицины и абсолютно специфические
единицы более широкого суб ъязы к а — «субъязы ка науки»;
слово являться (к ак связочный г л а г о л ) , будучи относительно
специфическим для, «субъязы ка науки», относится в качестве
абсолютно специфического к еще более широкому субъязыку,
гипостазируемому на основе минимума экстралингвнстическнх
характеристик речевой сферы —суб ъязы ку официального об ­
щения, противополагаемому разговорному субъязыку. В со­
став разговорного суб ъ я зы к а не входят конструкции тина И в а ­
нов является студентом. Напротив, в состав су б ъязы к а оф ици­
ального общения не входит специфически разговорная конст­
рукция Студент, И в а н о в этот, и лишь конструкция И в а н о в—
студент входит в оба субъязы ка, составляя, вместе с другими
подобными конструкциями, общую нейтральную область
я з ы к а —узел пересечения субъязыков.
Напомним, что субъязыки, в силу самого определения это­
го понятия ка к производного от понятия речевой сферы (вы ­
деляемой по произвольному набору экстралингвнстическнх
п р изнаков), составляю т неопределенное множество (см. выше,
стр. 33). Эта характери сти ка субъязыков, естественно, р ас­
пространяется и на стили— специфические области суб ъ я зы ­
ков: число выделяемых в язы ке стилей теоретически равно
числу выделяемых речевых сфер и обслуж иваю щ их их с у б ъ я ­
зыков. Д ан ны й тезис х арактери зует практику существующих
стилистических описаний. Он объясняет сложивш ееся в линг­
вистике положение, при котором один и тот ж е н ац ион аль­
ный язы к членится разны ми исследователями на стили по с а ­
мым разнообразны м принципам деления, причем, вопреки
обычному мнению авторов классификаций, д ля гипостазиро-
вання любой системы стилевых классов безусловно имеются
•И
те или иные основания (и, напротив, нет оснований считать
единственно правомерной лишь одну из предлагаем ы х класси­
ф икаций).
Я зык не может быть непротиворечиво, и исчерпывающе
описан в р ам ках одной системы стилевых классов: возможно
лишь выделение стилевых классов, имеющих прагматическую
ценность д ля исследования их под тем или иным углом з р е ­
ния 17.
Известны попытки опровергнуть понимание стиля как сово­
купности специфических черт субъязыка. Так, М. И. Кожина
в статье «О речевой системности функционального стиля»
(«Сборник научных трудов», М., 1973, стр. 194) пишет следу­
ющее:
«Обычно функциональны й'стиль определяют по наличию и
нем стилистически маркированны х язы ковы х единиц, яв л я ю ­
щихся приметами данного стиля, характери зуя последний как
совокупность или д а ж е набор этих единиц.
Очевидно, что такое определение недостаточно, неполно­
ценно, во-первых, потому, что такие средства-приметы состав­
ляю т ничтожный процент в потоке речи. М еж ду тем и те ч а ­
сти текста, которые лишены этих средств, интуитивно нами
безошибочно относятся к тому или иному функциональному
стилю. Во-вторых, в таком определении не подчеркивается и
не рассм атривается взаим освязь этих единиц, речевая органи­
зация стиля. Тогда ка к в создании стиля именно весь строй
речи имеет гораздо большее значение, чем имеющиеся в нем
стилистически окраш енные единицы».
К ак видим, М. И. К ож ина упрекает сторонников определе­
ния стиля как субъязыковой специфики в том, что они будто
бы считают стиль совокупностью материальны х м ани ф естан ­
тов, окрашенность которых ощутима вне контекста. Этот у п ­
рек явно основан на неправомерно суженной трактовке М. II.
Кожиной понятий «специфическая (стилистически м ар ки ро ­
ван ная) единица» и «единица» вообще. П од специфическими
единицами в настоящей книге понимаются отнюдь не только
внеконтекстуально окраш енные «средства-приметы». Понятие
«единица» вклю чает в себя не только элементарны е м атери ­
альные манифестанты (аллофон, алломорфу, слово, словосоче­
тание, конкретное п редлож ен ие), но т а к ж е и модели последо­
вательностей, в том числе весьма протяженны х сегментов —
от аб зац а и выше. К а ж д а я единица д а ж е низших уровней
42
(морфема, слово) снабж ена (у среднего носителя язы ка — в
невербальном осознании, у стилиста-исследонателя— экспли­
цитно) характеристикам и — показателям и ее дистрибуцнон-
ных и частотных потенций. Так, стилист мож ет описать в виде
свода правил, а рядовой говорящий знает непрезентированно,
что нейтральный сам по себе предлог ради в постпозиции к
управляем ом у им слову звучит архаично, что нейтральный со­
юз а, стоящий в начале нескольких самостоятельных предло­
жений (А я ем у говорю..., а он тогда..., а я... — ср. союз and в
в речи Элизы Д у л и т л ), выдает невысокую речевую культуру.
Мы видим, что специфичность о бнаруж и вается в приведен­
ных примерах не на лексическом уровне, а на уровне сочета­
ний слов в первом случае и на уровне единиц, превыш ающих
объем одного предложения, ■— во втором. П оследовател ь­
ность из трех предложений, начинающихся союзом а, является
единицей, не менее специфичной, не менее четко х ар а к т ер и зу ­
ющей стилевую принадлежность текста, чем слова нижепоиме­
нованные, синеокая или железно, действительно составляю щ ие
«ничтожный процент в потоке речи».
Еще один пример. Если д ля структуры аб зац а такого-то
писателя х ар а ктер н а последовательность, .состоящая, скажем
из нескольких развернуты х предложений и зав ер ш аю щ а яся
одним кратким номинативным предложением — значит, перед
нами специфическая единица большой протяженности, и мы
идентифицируем любой аб зац аналогичного строения как спе­
цифическую единицу, хотя ее конституенты (в данном случае
— отдельные предлож ения) неспецифичны. Именно это, т. е.
объективное наличие специфики, а не спасительная интуиция,
будто бы у гад ы ва ю щ ая стиль там, где он никак не выражен,
предопределяет стилистическое восприятие и стилистическую
квалиф икацию текстов.
Естественно, что характери сти ка дистрибуционных воз­
можностей традиционной единицы (от фонемы до п р ед ло ж е­
н ия), характеристика ее функций в р ам ках единиц более вы ­
соких уровней есть производная от характеристики ее места в
системе. Поэтому упрек М. П. Кожиной по поводу отсутствия
учета взаимосвязи единиц бьет мимо цели. Определение стиля
ка к характеристики специфических черт су б ъязы к а не исклю­
чает системности взаимоотношений конституентов стиля (свя­
зи и определенного количественного соотношения м арки р ован ­
ных и немаркированных элементов), а необходимо п редпола­
гает эту системность.
43
 ПРОБЛЕМ А ОБЪЕКТИВНОЙ ДИСКРЕТНОСТИ СТИ­
Л Е Й . Согласно данным, полученным А. Я. Ш айкевичем в ито­
ге статистического обследования ряд а текстов, традиционно
различаем ы е стили язы ка объективно • дискретны — имеют
четкие границы и характеризую тся свойствами, которым мо­
ж ет быть дано количественное в ы раж ение !8. Тем самым на
первый взгляд опровергается изложенное выше мнение о про­
цедуре выделения стилей ка к процедуре гипостазирования и
подтверж дается традиционное представление о стилях как о
классах языковых форм, номенклатура которых д ан а о б ъек­
тивно.
Действительно, различия меж ду разнородными по ж а н р о ­
вым характеристикам группами текстов бесспорны, и исследо­
вание А. Я. Ш айкевича подтверж дает эти различия. Тексты,
порожденные в заведомо разнородных речевых сферах, не мо­
гут не различаться; в основе различий л еж ат, в конечном сче­
те, количественные показатели.
Вместе с тем и злож енная в настоящей главе концепция
стилей как неконечного множества — к а к серии номенклатур,
производных от номенклатур речевых сфер, создаваемы х ме­
тодом гипостазирования (т. е. выделяемы х произвольно) не
противоречит ни данным исследования А. Я. Ш айкевича, ни
представлению об объективном лингвистическом своеобразии
традиционно выделяемых стилей.
Эксперименту А. Я. Ш айкевича предлеж ит гипотеза о д и ­
скретности стилей. Д искретность создается самой совокупно­
стью условий эксперимента: д л я ан ал и за взяты лиш ь зав ед о ­
мо различаю щ иеся (объединяемые в четкие ж а н ро в ы е кл ас­
сы) тексты — никакие «промежуточные» тексты (в смысле
ж анровой отнесенности) не обследовались. Х арактерно в этом
отношении следующее зам ечание А. Я. Ш айкевича: «Хотя тео­
ретически здесь и возможны случаи, когда один текст входит
сразу в две группы, но реально так и е случаи не н а б л ю д а ­
лись» |9. В самом деле, вряд ли можно сомневаться в р еальн о­
сти существования этих теоретически возможны х текстов:
упоминание о том, что они реально не н аблю дались, следует
уточнить в том отношении, что они не были зад ан ы условиями
эксперимента в качестве м а тер и ал а (что вполне естественно,
поскольку исследователь не ставил за д а ч е й проведение стати ­
стической обработки черновых вари ан тов литературны х про­
изведений или, например, произведений графоманов, не в л а ­
деющих законами ж а н р а ).
44
 .Между тем речевая деятельность, рассм атриваем ая в м ас­
ш табе всего порожденного данны м языковым коллективом
(глобального) текста, представляет собой некоторый конти­
нуум. Обследование заведомо обособленных (в силу условий
эксперимента) ж анр овы х классов, при игнорировании «меж-
дуж анровы х» речевых манифестаций, можно сравнить с по­
пыткой д о к аза ть абсолютную противопоставленность гласных
и- согласных по сонорности, оперируя лишь гласными м акси ­
мальной степени раскрытости, с одной стороны, и глухими
взрывными, с другой, и игнорируя все, что находится между
этими полюсами.
Лингвистический смысл статистического эксперимента
А. Я- Ш айкевича сводится, таким образом, не к выделению
стилей в итоге статистической обработки «сплошного» текста,
а к подтверждению принятой гипотезы соответствующим этой
гипотезе материалом. О бъективн ая автономность функцио­
нальных стилей была бы фактом лиш ь в том случае, если бы
в реальной языковой жизни общества не сущ ествовало н и к а­
ких промежуточных (с точки зрения любой принятой системы
стилей) типов речи, если бы гло бал ьн ая речевая деятельность
не сл агал ась из бесконечного множества речевых актов.
Значение исследования А. Я. Ш айкевича закл ю ч ается в д о ­
казательстве сущ ествования ряд а количественных констант,
характеризую щ их избранны е им стили. Вместе с тем имеются
основания полагать, что при включении в круг исследования
дополнительных групп текстов, обладаю щ и х двойственными
или вообще неопределенными ж анровы м и признаками, новые
статистические данны е п о казал и бы постепенность, переходов
от одних типов речи к другим.
Воспользуемся в качестве иллюстрации характеристикой
сферы научной речи. С равним следующие частные области
этой сферы: научная статья, язы ков ая ф орм а которой м акси ­
мально соответствует коллективному представлению специали­
стов-о научном стиле; изолжение научной темы популяризато­
ром; учебная лекция, посвящ енная этой теме; устное и зл о ж е ­
ние этой >j*e темы студентом на экзамене; неофициальная бе­
седа студентов по поводу данной темы. Перечисленные част­
ные области общей сферы научной речи п орож даю т теисты, к а ­
чественно и количественно различаю щ иеся меж ду собой. В то
ж е время не существует никаких собственно лингвистических
данных для ответа на вопрос, где, м еж д у какими областями
(типами речи) или, наконец, меж ду какими конкретныеми ре­
45
чевыми актами проходит граница, отделяю щ ая достоверные
манифестации научного стиля от манифестаций, уж е не я в л я ­
ющихся экспонентами этого стиля. Такую границу можно про­
вести лишь условно. Именно в этом проявляется п рям ая з а ­
висимость выделения стилей от целевой установки исследова­
ния.
Л И Н Г В И С Т И Ч Е С К И Й СТАТУС К О Н Н О Т А Ц И Й И С И ­
Н О Н И М И Я . В предыдущей главе мы-показали, что стилисти­
ческое созначение (коннотация) составляет часть общего з н а ­
чения языковой единицы и что, тем самым, стилистическое
значение и стилистическая вариативность суть явления, отно­
сящиеся к плану содерж ания 20. Вариативность в плане в ы р а­
жения при абсолютной неизменности плана содерж ания тео­
ретически возм ож на лишь применительно к таком у гипотети­
ческому случаю, как полная м еж ъ язы ко в а я синонимия — н а­
пример, совпадение предметных значений и стилистических
коннотаций двух различных по форме слов в двух разных
изыках. Впрочем, и это допущение вряд ли состоятельно, если
учесть, что ряды фонетических ассоциаций у этих двух слов
были бы различны ми21.
Представление о том, что варьирование плана вы раж ения
в отдельных случаях может не сопровождаться вар ьирован и ­
ем плана содерж ания, основано на неразличении понятий д е­
сигната и денотата. В ариативность форм, способов обозначе­
ния тождественного самому себе предмета действительности
несомненно имеет место в языковой жизни общ ества— в этом,
собственно говоря, заклю чается причина субъязыковой д и ф ­
ференциации системы языка. Однако варьирование языковых
обозначений не мож ет происходить в отрыве от плана содер­
жания, синхронически абсолютно сопряженного с планом вы ­
раж ения. У тверж даю щ ие обратное (например, Р. Г. П и отров­
ский, считающий, что «основным вопросом стилистики я в л яе т ­
ся проблема изоморфизма и асимметрии м еж д у планом в ы р а­
жения и планом содерж ания в я з ы к е » 22), в сущности, отож д е­
ствляют референт и денотат, т. е. фактический, реальный и
мыслимый предмет действительности, с десигнатом, «озн ач а­
емым», т. е. мыслимым совокупным содерж анием единицы
формы — «означающего» 23. Только означаемое, а не предмет
реальной действительности и не представление о конкретном
предмете составляет план содерж ания слова. П л ан выраж ения
и план содерж ания однозначно соответствуют друг другу в
синхронном срезе: данное значение (предметное значение+со-
46
значения) может быть передано только данной формой (отно­
сящейся к определенному су б ъязы к у ); варьирование формы
(замена данной единицы другой единицей) есть в то ж е время
варьирование содерж ания. П редмет действительности остается
тождественным самому себе, но содерж ание высказы вания о
нем варьирует.
У казанны е соображ ения подтверж даю т, в частности, мне­
ние о неправомерности трактовки синонимии как м ножествен­
ности способов в ы раж ен и я якобы тождественного значения.
Синонимия есть п ар ал л ел и зм означаемых, относящихся, вме­
сте с соответствующими означаю щ ими, к разны м подсистемам
и объединяемых по признаку их приложимости к одним и тем
ж е референтам. У синонимов тождественны не значения, а по­
тенциальные референты: все члены синонимического р яд а мо­
гут быть использованы д ля обозначения одного и того же
предмета (явления, свойства, процесса) действительности, но
все эти наименования содерж ательно р а з л и ч н ы 24.
Можно, таким образом, учитывая, что субъязыки, взятые в
целом, соотносятся ка к синонимические области, прийти к в ы ­
воду о содерж ательной, значимостной природе различий
субъязыков и, соответственно, стилей: каж ды й субъязьгк имеет
свою собственную, ограниченную ф акторам и содерж ан ия сф е­
ру действия.
Стилистика, изучаю щ ая синонимию языковых единиц, име­
ет дело с сопоставительным анализом значимости языковой
формы 25. Стилистический подход к описанию лингвистическо­
го объекта сводится, в конечном счете, к выявлению взаи м оот­
ношений меж ду п араллельны м и частными системами еннонй-
мичсских единиц разных уровней языка.
ТРАДИЦИОН НО ВЫ ДЕЛЯЕМ Ы Е СТИЛИ И П Р О Б Л Е ­
МА Н Е К О Н Е Ч Н О Г О М Н О Ж Е С Т В А С Т И Л Е В Ы Х К Л А С ­
СОВ. Отличие предложенной здесь концепции язы ка как со
вокупности субъязыков от сущ ествовавших ранее и сущестиу-
ющих в наши дни концепций состоит в следующем.
Понятие су б ъязы к а д ля автора .настоящей книги является
инструментом, орудием условной дискретизации фактически
недискретного, континуального объекта. Понятие «субъязык»
п производное от него понятие «стиль» суть обобщенные л ин ­
гвистические представления, а не язы ковы е реализации.
Онтологически возникшие в результате наблюдений над
объективной язы ковой реальностью, из констатации м атери­
альных и структурных различий меж ду теми частными языко-
47
иыми системами, которые используются в разных типах рече­
вой деятельности, они, тем не менее, сод ер ж ат в себе, как вся­
кие конструкты, момент идеализации, искусственного уп рощ е­
ния реального объекта. Вышеупомянутый тезис «представле­
ния, а не реализации» подчеркивает совершенно очевидный,
но обычно не принимаемый во внимание ф ак т отсутствия ре­
альных границ меж ду субъязы ками и стилями в континууме
речи.
Именно в силу континуальности общего объекта оказалось
необходимым н астаивать— в отличие от стилистической т р ад и ­
ции — на том, что число субъязыков и стилевых классов прин­
ципиально не является и не может яв ляться конечной величи­
ной.
Л\ы у ж е видели в первой главе книги, что стилисты прош ­
лого и наши современники верили и п родолж аю т верить в
объективную, не зависящ ую от исследователя заданность но­
менклатуры стилевых классов. В р ам ках предложенной здесь
концепции проблема истинности стилевой классификации сни­
мается вообще, отвергается ка к заведомо несостоятельная.
1^оп ределен н ость объема понятия «субъязык» позволяет приз­
нать правомерность постулирования субъязыков и стилей с а ­
мых различных порядков. Вполне оправдано терминологиче­
ское отождествление таких несоизмеримых величин, как
«стиль Пушкина», «стиль технической литературы по станко­
строению» и «стиль романтизма». В ряд л,и возможны здесь ка-
к а к и е б ы т о ни было терминологические разграни чен ия—с к а ­
жем, индивидуальных и коллективных, или каких-либо иных
стилей. В самом деле, откуда известно, насколько крупным или
социально пенным долж ен быть набор текстов, чтобы специ­
фику используемого в нем субъязы ка мы имели основания
назвать особым язы ковы м стилем? По-видимому, надлеж ит
признать социальную и лингвистическую неопределенность
квантитантных характеристик (параметров) понятия «стиль».
Концепция субъязыков ка к неконечного множества вы зы ­
вает у некоторых лингвистов упрек в том, что, подчеркивая
правомерность любых стилевых классификаций, мы, в конеч­
ном счете, делаем круг, будто бы неизбежно в о звращ аясь к
старым, традиционным стилям.
Этот упрек безоснователен у ж е потому, что «традиционных
стилей» ка к таковых в лингвистике не существует: имеются
лишь индивидуальные стилевые классификации — стили, в ы ­
деляемые В. В. Виноградовым, стили, постулируемые
48
11. Р. Гальпериным, Э. Г. Ризель, Ю. С. Степановым и т. д.
Т рактовка субъязыков и их стилей как неконченного множ е­
ства вскры вает и подчеркивает арбитрарность каж дой и з ,с у ­
ществовавших и существующих классификаций; эта т рак тов ­
ка представляет собой своего рода «антиклассификацию».
Вместе с тем она позволяет подвести теоретические основания
под стилевую систему любого ав то ра— оправдать ее допусти­
мость, не оп равды вая лишь ее эвентуальных притязаний на
исключительность.
В оценке любой системы стилевых классов необходимо ру­
ководствоваться следующими критериями. Если разб и е­
ние совокупного объекта (в данном случае — язы ка ) на клас^
сы проведено на основании единого принципа деления и при
этом объект покры вается полностью — перед нами классиф и­
кация. Если хотя бы одно из этих условий не соблюдено — в
таком случае мы имеем дело не с классификацией, а с выде­
лением, постулированием некоторых классов (разнородных,
пересекаю щ ихся или не исчерпывающих собой объект), о д н а­
ко любой из выделенных таким образом субъязыков и стилей
имеет неоспоримое право на исследование.
С Т И Л И С Т И Ч Е С К А Я Н Е Й Т Р А Л Ь Н О С Т Ь КАК П О Н Я ­
Т И Е В А Р Ь И Р У Ю Щ Е Г О О БЪ Е М А . В озвратимся еще раз к
проблеме стилистической нейтральности. Определение ней­
тральной области как области пересечения субъязыков вносит
некоторый элемент неопределенности в понятие стилистической
нейтральности. В самом деле, если, ка к было условно принято
выше, нейтральными являю тся единицы, присущие всем спо­
собным к выделению суб ъязы кам данного национального
язы ка, то количество этих единиц вряд ли будет велико —
скорее, оно окаж ется чрезвычайно ограниченным. В известном
смысле это будет противоречить обычному эмпирическому
представлению о стилистической нейтральности, х ара ктер и зу ю ­
щей, как полагаю т стилисты, очень многие единицы, если не
большинство единиц язы ка. Но возм ож на и д ругая трактовка
понятия нейтральности, в большей мере согласую щ аяся с об­
щей концепцией книги. Если отказаться от обязательного р ас­
смотрения стилистической структуры язы ка в целом и сопос­
тав л ять — ка к это практически всегда делается в конкретных
исследовательских целях — каж ды й раз лишь определенным
образом ограниченное число субъязыков (вплоть до двух),
тогда нейтральной мы д олж ны будем считать область совпа­
дения только сопоставляемых субъязыков. В таком случае
•1 З а к а з 10921 49
термин «нейтральность» будет имплицировать ограничение:
применительно к данном у исследованию.
Д ум ается, что подобная подвижность объема понятия, пе­
ременный х арактер величины, называемой стилистической
нейтральностью, окаж ется в полном соответствием с общей
■идеей лабильности, неконстантности стилистических коорди­
нат (вспомним неоднократно подчеркивавшийся выше посту­
лат о произвольности стилистического членения я зы к а ).
Разумеется, в этом случае окаж ется необходимым р а з л и ­
чать типы нейтральности — например, нейтральность безус­
ловную и условную нейтральность, по в целом т а к а я тр ак т о в ­
ка не противоречит определению нейтральной области как со­
вокупности единиц, не характеризую щ их стиль ни одного из
субъязыков данной группы. С ледует т а к ж е подчеркнуть, что
этот подход элиминирует необходимость различения «абсолю т­
но специфического» и «относительно специфического».
По-видимому, оба варианта выделения нейтральной о б л а ­
сти правомерны. Онн свидетельствуют о различии подходов
к проблеме нейтральности, о постулировании двух разных
объектов. Д а в а я общую стилистическую характеристику, сти­
листическое описание национального язы ка, необходимо стре­
миться к выявлению абсолютно нейтральной области. П р о в о ­
дя сопоставительное описание двух или нескольких су б ъ я зы ­
ков, мы, напротив, обязаны ограничиться нахождением со в п а­
дающих, совмещенных областей только этих субъязыков и
принимаем специфичность некоторых единиц совмещенной о б ­
ласти по отношению к другим, не обследуемым субъязы кам
за несущественную для данного исследования.
Таким образом, объем понятия нейтрального подвижен: он
изменяется в зависимости от того, что именно мы описываем.
Ещ е один вопрос, нередко, являю щ ийся предметом дискус­
сии: правомерен ли вообще термин «нейтральный стиль»?.
Приведенные выше характеристики стилистической о к р а ­
шенности и нейтральности, на первый взгляд, вообще исклю ­
чают подобное словоупотребление, хотя, если и не целые тек ­
сты, то, во всяком случае, текстовые сегменты значительной
протяженности могут не содерж ать каких-либо специфических
единиц. Согласно изложенному, нейтральную область языка
правомерно считать «бесстилевой» областью. Возможен, о д н а­
ко, и ф ормальный аргумент в пользу термина «нейтральный
стиль» —• утверждение, что нейтральный стиль конституирует­
ся нулевой спецификой. В прочем ,нуль в стилистике имеет по-
5П
зитинную, т. е. отличную от математического нуля по абсолю т­
ной величине, стилистическую значимость 2б, и поэтому текст
с нулевыми стилистическими показател ям и — это, в конечном
счете, экспонент стиля, воздействующего на адресата речи
именно отсутствием ож и даем ы х специфических элементов.
Можно, например, пародировать стиль элементарных учебни­
ков иностранного языка, стиль текстов букваря или первой
книги для чтения на родном языке.
Во всяком случае, нейтральный текст (нейтральный сег­
мент текста) может выступать в качестве стилистически з н а ­
чимого — в этом д и алекти ка природы десигната и диалектика
восприятия. Н а фоне стилистически маркированного контекста
и вообще на фоне языкового опыта, создающего апперцепци­
онное восприятие, нейтральный отрезок текста оставляет впол­
не определенное стилистическое впечатление сниженности,
стилистической деградации 27. Так, в р ам ках общей л ит ер ату р ­
ной традиции последних десятилетий проза Б. П астерн ака н а­
ч ал а 60-х гг. (гл ава его последнего романа была оп убли кова­
на в центральной печати) создает вполне четкий стилистиче­
ский эффект своим искусственным примитивизмом.
О Б Щ И Е Х А Р А К Т Е Р И С Т И К И П О Н Я Т И Я «С Т И Л Ь » . Н а ­
поминание о том, что слово «стиль» употребляется не только
в лингвистике, представляется вообще излишним, когда речь
заведомо идет о языке. Однако сам по себе ф ак т употребле­
ния этого слова в разных областях науки и искусства весьма
показателен. Он свидетельствует о том, что стиль вообще име­
ет отношение к понятиям формы, способа, манеры, не з а т р а ­
гивая непосредственно содерж ательного аспекта 28.
Выше у ж е говорились и в следующей главе будет рассмот­
рено более детально, что понятие стиля относится к числу х а ­
рактеризующих язык, языковую систему, а не речь как т а к о ­
вую, не речевой акт, не процесс порождения речи. Хотя з а д а н ­
ный стиль прогнозирует п арам етры (общий характер) о ж и д а ­
емого текста и хотя текст об наруж и вает парам етры , даю щие
возможность диагностировать стиль, реализованный в тексте,
понятие стиля так же не может быть непосредственно ассоци­
ировано с текстом, ка к недопустимо отождествление (хотя-и
практикуемое дескриптивистами) текста и языка, поскольку
первый есть некоторая последовательность конкретных знаков,
второй — потенциальная, сущ ествую щая в психике система
знаков (см. следующую главу). Тем не менее (или, напротив:
в силу самоочевидности этого ф ак т а) термины типа «языко-
51
пой стиль» или «стиль язы ка» со д ерж ат избыточные эксплици­
рующие уточнения. Излиш ним является и определение в т е р ­
мине «субъязыковой стиль»: само понятие «стиль», как мы ви ­
дели выше, п редполагает частную языковую систему.
Понятие стиля мож ет получить то или иное собственно
лингвистическое рабочее о п р ед ел ен и е29. Однако принципиаль­
но нестостоятельны поиски собственно лингвистических опре­
делений конкретных стилей и субъязыков. С о держ ан и е конк­
ретного стиля не мож ет быть определено лингвистически, не
может быть исчерпывающе охарактеризовано с помощью ми­
нимальной (необходимой и достаточной) совокупности собст­
венно языковых признаков. Конкретный стиль, как и конкрет­
ный национальный язы к д ля отграничения их от других с т и ­
лей и языков требую т минимума у казательн ы х (вы делитель­
ных) экстралингвистических признаков: такой-то язы к — это
язык, на котором говорит большинство жителей такой-то с т р а ­
ны. Разумеется, ничто не препятствует распространению, д е т а ­
лизации подобной дефиниции — присовокуплению к ней неко­
торых собственно лингвистических характеристик, например
(о язы ке): «принадлеж ащ ий к такой-то группе (семейству)
языков». Если мы ограничимся этим добавлением — оно бес­
содерж ательно д ля того, кто не зн ает языков этой группы. Е с ­
ли ж е мы попытаемся перечислить набор фонетических, м ор­
фологических и т. п. признаков данного язы ка — это явится
уж е его описанием, а не дефиницией. Мы уподобимся тому,
кто, вместо краткой дефиниции класса «инженеры» («руково­
дители производства, имеющие высшее техническое о б р а з о в а ­
ние»), начинает перечислять конкретных представителей
класса: «Инженеры — это Иванов, Петров, Сидоров...».
Аналогичным образом, при определении конкретного стиля
необходимо п достаточно охарактеризовать с полной опреде­
ленностью только речевую сферу употребления соответствую­
щего субъязыка. С амо ж е понятие стиля, стиля вообще, стиля
как такового получает, на основании изложенного в главе,
чрезвычайно краткое определение: стиль есть субъязы ковая
специфика.
Д л я того чтобы осознать эту дефиницию и оперировать ею,
необходимо иметь четкое представление о системе понятий,
охарактеризованны х в главе: нужно зн ать значение слова
«субъязык» во всех его опосредованиях— в частности, в его
отношении к понятию «речевая сфера», произвольность вы де­
ления которой составляет ее основополагающую черту; необ­
ходимо т а к ж е знать, что означает термин «специфика», или
«специфическая область» •— каким путем она вычленяется
при совмещении субъязыков. С учетом соответствующей осве­
домленности читателя приведенная дефиниция обладает д о­
статочной квалификативной силой, т. е. отделяет объект от
всего того, что леж ит вне его или составляет лиш ь его часть.
Примеров попыток втиснуть в дефиницию максимум све­
дений об объекте (сведений достоверных, но избыточных, по­
скольку они, не исчерпывая содерж ания объекта, п ер егр уж а­
ют дефиницию той информацией, которую мы долж ны полу­
чить в итоге изучения объекта, а не приступая к его изуче­
нию) можно было бы привести немало. Из множества сущ ест­
вующих определений стиля остановимся здесь лишь на одном
из наиболее известных и часто цитируемых. Стиль трактует­
ся в этом определении ка к общественно .осознанная и функци­
онально обусловленная, внутренне объединенная совокупность
приемов употребления, отбора и сочетания средств речевого
общения в сфере того или иного общенародного, общ енацио­
нального язы ка (очевидно, имеется в виду: в той или иной'
сфере общенародного, общенационального язы ка? — Ю. С.),
соотносительная с другими такими ж е способами выражения,
которые с л у ж а т для иных целей, выполняют иные функции в
речевой общественной практике данного народа» (В. В. Вино­
градов. Итоги обсуждения вопросов стилистики, ВЯ, 1955, 1).
Остановимся на некоторых положениях этой дефиниции.
Общ ественная осознанность стиля — это не вполне ясный
тезис. О зн ач ает ли он, что стиль есть только то, что осознает­
ся как отдельный, особый стиль? Если это так — как в л и я ­
ют на существование стилей дискуссии лингвистов об их опти­
мальной номенклатуре? Д ал ее: как примирить с требованием
общественной осознанности то несомненное обстоятельство,
что весьма зн ачительн ая часть носителей национального я зы ­
ка не сознает или не мож ет квалифицированно определить тот
или иной стиль? Какой процент населения или сколько автори ­
тетных лингвистов долж ны признавать правомерность выде­
ления такого-то стиля, чтобы он мог считаться общественно
осознанным? И, наконец, как быть с общественно не осознан­
ными совокупностями приемов употребления, отбора и сочета­
ния? Я влялся ли стиль Пуш кина стилем до того, как его от­
крыл д ля общества и блестяще описал В. В. Виноградов?
Рассм атри ваем ое определение, как и многие другие д еф и ­
ниции стиля, практически отождествляет стиль со всей сово­
53
купностью возможных характеристик языковой формы тек­
стов, п орож даем ых в дайной сфере языкового общения. Оно
не дифференцирует релевантных н нерелевантных х ар а к т е р и ­
стик стиля или, иначе говоря, не д ел ает д а ж е попытки вы чле­
нить собственный предмет стилистического исследования —
провести границу меж ду тем, что характер и зует данный стиль,
позволяя отделить его от другого, н тем, что характеризует
вообще все стили и все тексты. Если следовать этой дефини­
ции, мы д о лж н ы будем описывать все ф орм альн ы е х а р а к т е р и ­
стики обследуемых текстов, независимо от степени их в а ж н о ­
сти. Например, ан али зи руя известные стихи К. Б ал ьм о н та
Вечер. Взморье. В зд о х и ветра. В е л и ч а в ы й во згл а с волн.
в фонетическом аспекте, можно констатировать, что в этом от­
резке текста имеются гласные «е», «о», «и» или что чередова­
ние ударных и безударных слогов является здесь хореическим.
В сегменте у товарищ И вано ва о бщ ий итог — около шесть­
сот двадцати мы т а к ж е имеем право отметить — в плане мор­
фологии — наличие форм родительного п ад еж а (И в а н о в а ,
двадцати) после предлогов у и около. При лексическом а н а л и ­
зе пушкинского В б езм о л в н о й тишине п о ч и ли д ол и рощ и
в озм ож н а констатация ф ак т а использования поэтом слов ти­
ш ина и рощи. В синтаксическом аспекте строки стихотворения
Б лока «Ночь. Улица, Фонарь. Аптека. Б ессм ы сленны й и туск­
лы й свет» могут быть о характери зован ы ка к со д ерж ащ и е два
согласованных определения к слову свет — бессмы сленны й и
тусклый.
Все приведенные констатации вскры ваю т в той или иной
мере приемы «употребления, отбора и сочетания средств рече­
вого общения», как этого требует приведенная выше ф орм у­
лировка. Вместе с тем к а ж д а я из этих констатаций самым
очевидным образом обм аны вает ож и д ан ия читателя, вероятно,
уже заметивш его, что в них регистрируются н е с а м ы е х а р а к ­
терные, не самы е существенные, а нарочито случайные, второ­
степенные свойства этих примеров. Ещ е раз возвратимся к
ним. В первом прим ере фонетически наиболее существенным,
стилистически х арактери зую щ и м знамениты е бальмонтовские
строки является ал л и терац и я — повторение одного и того ж е
согласного «в» в н ач ал е каж д ого слова. Во втором примере
морфологически существенно не наличие родительного п ад е­
ж а, а отсутствие его в ы р аж ен и я в словах товарищ и шестьсот;
употребление форм товарищ И ванова, вместо товарища И в а ­
нова и шестьсот двадцати, вместо шестисот двадцати свиде­
54
тельствует о том, что приведенный отрезок текста огиосится
к просторечию, к стилистически сниженному слою языка, что
он, скорее всего, прин адлеж и т человеку невысокой языковой
культуры. При подлинно стилистическом ан али зе лексики
пушкинской строки преж де всего д олж ны быть упомянуты не
тишина и рощи, а поэтические, не употребляемы е в повсе­
дневном обиходе слова безм олвная, почить, дол. Наконец, в ци­
тированном стихотворении Б лока синтаксически самое сущ ест­
венное состоит не в наличии двух согласованных определений,
а в том, что роковая неизменность ненавистного поэту го р о д ­
ского п ей заж а и зображ ен а с помощью лап и дарны х номина­
тивных предложений. С равним динам ику городской улицы у
В алери я Брю сова, широко использующего обычные гл аго л ь­
ные предлож ения:
У ли ц а б ы л а как б у р я . Толпы п р оходи л и ,
С л о в н о их п р есл ед о в а л н еум олим ы й рок.
М ч ал ись ом н и бусы , такси-к эбы и ав том оби л и ,
Бы л н еисч ер паем яростны й л ю дск ой поток.
Д алее. Вся «совокупность приемов», вся совокупность ф ор ­
мальных х арактери сти к текста характеризует его ка к непов­
торимую индивидуальность. Однако стилистика, как и лю бая
другая научная отрасль, не может и не д о л ж н а изучать инди­
видуальное вне его связи с типовым; нет необходимости так ж е
учитывать все ф орм альн ы е характеристики текста, не п о д р а з­
д ел яя их на существенные и несущественные и не отсекая пос­
ледние.
П рактически никто и никогда не изучает, описывая тот или
иной стиль, всю совокупность используемых в нем «приемов»,
г. е. не пытается перечислить все язы ковы е формы — едини­
цы, входящ ие в текст, не поддающ ееся исчислению множество
их взаимоотношений. Изучаю тся и описываются только специ­
фические приемы, специфические формы, свойственные имен­
но данны м текстам, данной сфере общения и не характерны е
для других. Стиль есть понятие дифференциальное: он пред­
ставляет собой совокупность дифф еренциальных признаков, а
не всех п ризнаков вообще. ■
Приведенное выше определение стиля как характеристики
субъязыковой специфики ради кально отличается от разв ерн у­
тых дефиниций, подобных рассмотренной — и, тем не менее,
можно констатировать, что традациионные стилистические опи­
сания практически следуют именно этому определению, т. е.,
как только что было сказано, описывают лишь специфические
55
формы. Характерно, что еще риторика интуитивно-эмпириче­
ски, без теоретических обоснований отсекала нейтральную о б ­
ласть язы ка — игнорировала все неспецифическое.
Л е ж а щ е е в основе стилистической концепции книги пред­
ставление о неконечности числа стилевых классов (стилей)
находится в соответствии с существующей практикой индиви­
дуальных, меняющихся от исследователя к исследователю сти­
левых классификаций. П р а кти ка стилистических исследований,
но сути дела, правильно о т р а ж а е т п ознавательны е потребно­
сти: лингвистику не удовлетворяет ни система «трех штилей»,
ни система из пяти и более стилей: ей нужны и «стиль техни­
ческой литературы», и «стиль канцелярский», и «стиль тел е­
графный» и «стиль архаический», и разговорный стиль, и стиль
одного литературного произведения, и стиль повествователь­
ный, или, скажем, стиль авторских отступлений в таком-то
романе такого-то автора. Все подобные стили представляю т
собой понятия несоизмеримые (т. е. не образую щ ие единого
классификационного ряда) и социально неравноценные (по­
скольку «стиль высказываний соседа И в ан а Ивановича, воз­
вращ аю щ егося домой в день получки», интересует меньшей
круг лиц, чем стиль П уш ки на). О днако все они имеют теоре­
тически равные п рава на описание ■ — могут быть выделены в
качестве объектов описания. Подобно тому к а к язы к народно­
сти мож ет быть и примитивным, с весьма ограниченным сло­
варем, и высокоразвитым, содерж ащ им сотни тысяч слов, по­
добно тому как предлож ение мож ет быть и однословным, и
двучленным нераспространенным, и двучленным р асп р остра­
ненным, и полипредикативным (сло ж ны м ), — термином
«стиль» могут обозначаться (и фактически обозначаю тся в ис­
следовательской практике) явления разнопорядковых объемов
и значимостей. В основе социально авторитетных, социально
ценных стилей, которые обычно признаю тся в лингвистиче­
ском обиходе, л е ж а т чисто прагматические соображ ения.
Обиходное вы раж ен и е «смешение стилей», которым часто
пользуются, не отд ав ая себе отчета в том, что именно оно вы ­
раж ает, вскры вает концептуальную природу понятия «стиль»
и подчеркивает идею непроницаемости стиля к а к конструкта.
Сл или как конструкты непроницаемы в силу их заданности,
непроницаемы в силу категоризирую щ их и систематизирую ­
щих тенденций человеческого восприятия действительности.
Однако реальные тексты сугубо проницаемы — и в этом со­
стоит диалектика общего и частного, абстрактного и конкрет-
53
пого, противоречие между формой отраж ения и природой от­
раж аемого. Стилистические различия в континууме речевой
деятельности коллектива, переходы от стилистически ней трал ь­
ного к стилистически позитивному в общей массе постепенны,
как смены климатических зон на земном шаре. И скать об ъ ек­
тивные границы стилей, дискутировать об адекватности или
неадекватности той или иной стилевой классификации равн о­
сильно поискам объективных границ климатических иояоов
пли возрастных групп.
Н Е С К О Л Ь К О ЗАМ ЕЧАНИ Й ОБ Э К С П РЕС СИ В Н О М И
Ф У Н К Ц И О Н А Л Ь Н О -С Т И Л И С Т И Ч Е С К О М . С учетом тезиса
о лингвистической произвольности оснований для постулиро­
вания экстралингвнстическнх признаков речевых сфер и, со­
ответственно, субъязыков и их стилей сравнительно просто
может быть решен вопрос о соотношении «собственно экспрес­
сивного» и так называемого «функционально-стилистического»
в рам ках предмета стилистики. Эта проблем а была бегло упо­
мянута в главе первой. Б ал л и и его последователи склонны
сводить зад ач у стилистики'к изучению экспрессии, экспрессив­
ных значимостей (des- v ale u rs e x p r e s s iv e s ) 30. Из советских ис­
следователей Э. Г. Ризель противопоставляет изучение ф унк­
циональных стилей изучению «стилевых окрасок» (S tilfarbun-
g e n ), решительно отрицая взоможность сущ ествования стиля,
функция которого в общественной жизни — «быть в у л ь г ар ­
ным» 31. Многие авторы прямо признают двойственность о б ъ ­
екта стилистики. Так, Т. Г. Винокур склоняется к «осозна­
нию совместной и взаимообусловленной манифестации ф унк­
циональных и экспрессивных качеств стилистически отмеченно­
го ф ак та я з ы к а » 32. Ещ е более определенно высказы вается по
этому поводу Е. Ф. Петрищ ева. «М ожно ли объединять, —
пишет Е. Ф. Петрищ ева, — средства экспрессивные и средства
функциональные в одну группу стилистических средств? Если
стилистические средства определяются как элементы с д опол­
нительной информацией об обстоятельствах общения, ответ
д олж ен быть п о л о ж и те л ь н ы м » 33. Ст. Ульманн разл и чает сре­
ди стилистических средств экспрессивные и «эвокативные» (вы ­
зы ваю щ ие ассоциации с определенной социальной средой) 34.
В отличие от авторов, акцентирующих различие меж ду «экс­
прессивным» и «функциональным», И. В. Арнольд констати­
рует: «... слова наряду с денотативным значением, у к а зы в а ю ­
щим на предмет речи, имеют еще коннотативное значение
(коннотацию), которое склады вается из эмоционального, экс-
57
преосивного, оценочного и функционально-стилистического
компонентов» 35.
Действительно, несмотря на нетождественность экспрессив­
ной коннотации и коннотации, в ы раж аю щ ей «функционально­
стилистические» ассоциации, та и д ругая представляю т собой
разновидности субъязыковой отнесенности. В самом деле,
субъязыки могут выделяться на любых основаниях, поэтому
правомерно считать суб ъязы кам и не только совокупности еди­
ниц, обслуж иваю щ их официально-деловую речь, научно-техни-
ческую речь, обиходно-разговорную речь, и т. д., но и наборы
единиц, используемые в речи экспрессивной, подчеркнуто эмо­
циональной. Разумеется, нельзя считать членами единой к л а с ­
сификации такие разноплановы е понятия, как «технические
тексты» и «эмоционально-экспрессивные тексты», но в плане
особой, отдельной классификации вполне правомерно вычле­
нение из глобальной речевой деятельности «экспрессивной
речевой сферы» и изучение соответствующего ей «экспрессив­
ного субъязыка». Напомним, что Ж . В андриес в свое время
выделил «аффективный язык» в качестве особого объекта опи­
сания, занимаю щ его целую гл аву его известной к н и г и 3®. Х а­
рактерно. далее, что В. Д. Л евин в 1954 г. находил в о зм о ж ­
ным говорить об особых «экспрессивных стилях» 37.

П рим ечания

1. 0 зн ач ен ии терм и нов «ц ентр » и «п ер и ф ер и я » см.: F. D a n e s . The

R ela tio n o f C en tre an d P erip h e ry a s a L a n g u a g e U n iv e r s a l; O. L e s k a ,
« L e cen tre» et «la p erip h erie» d e s d iffe r e n ts n iv e a u x d e la stru ctu re lin g u i-
stiq u e; M . R o m p o r t l . Z en tru m u nd P erip h e rie iin p h o n o lo g is c h e n S y ­
ste m — « T r a v a u x lin g u is tiq u e s d e P r a g u e ,. 2, L es p ro b lem es du cen tre et de
b p erio h erie du s v s te m e de la la n g u e » , P r a g u e , 1S66.
2. В . А. З в е г и н ц е в . Т еор ети ч еск ая н п р и к л ад н ая л и н гв и сти ха, М .,
1968. Ср. у п о т р еб л ен и е тер м и на «п одъ я зы к » у Н. Д . А н д р еев а (Н . Д . А н-
д р е е в . С т а т и сти к о-к ом би н атор н ы е м етод ы в т еор ети ч еск ом и п р ик ладн ом
я зы к ов еден и и , Л ., 1967), н азы в аю щ его так « н а б о р язы ковы х эл ем ен тов
и и х отнош ени й в т ек ст а х с о д н о р о д н о й тем ати к ой » (стр. 2 3 ). Ф. П . Ф и ли ­
ным и сп о л ь зу ет ся в ан алогичн ом значен ии терм ин « п одси ст ем а», к с о ж а л е ­
нию , лиш енны й о д н о зн а ч н о ст и (см ., наприм ер: Б. А. У с п е н с к и й . О т н о ­
ш ение п о дси ст ем в язы ке и св язан н ы е с ними ун ив ер сал ии . В Я , 1968, 6 ) .
3. Н аск ол ь к о сущ ествен ны м и м огут быть р а с х о ж д е н и я м е ж д у с у б ъ я ­
зы кам и, п о к а за н о , н апр и м ер , в статье Р . Г л езер : R G l a s e r , G rap h em ab -
w e ic h u n g e n in der a m erik a n isch en W erb esp rach e, Z eitsch rift fur A n g ljs tik
u nd A m erik a n istik , 1972, 2.
4. Ср.: «... н есом н ен н о, что п р остр ан ст в ен н ое и зо б р а ж е н и е св я зей в ц е ­
лом весьм а б л и зк о си стем н ом у пони м ан и ю язы ка е его стр ем л ен ием п о к а ­

58
чать не стольк о к а ж д о е явл ен ие са м о по себ е, сколько м есто , к о то р о е д а н ­
н ое явление в и зуч аем ой си ст ем е зан и м ает ». (Е . С. К у б р я к о в а . К в оп ­
р о су о п р остр ан ствен н ом м одел и р ов ан и и лин гви стически х си стем , В Я , 1967,
2. стр. 101).
5. См .р аботы автора: «С тилистика и в ари ати вн ость п лана с о д е р ж а ­
ния», Тезисы д о к л а д о в к III регион альн ой научной сессии , Горький, 1967;
«С тилистическая ст р у к т у р а язы ка ( к общ ей теор ии ст и л и ст и к и )», Уч. зап .
Г Г П И И Я , вып. 34, Горький. 1967.
6. Е. В. Г у л ы г а , Е. И. Ш е н д е л ь с . Г р ам м ати к о-л ек си ч еск и е поля
в сов р ем ен н ом н ем ец к ом язы ке, М ., 1969, стр. 8 и сл ед .
7. « М о ж н о говор и ть о га зет н о м язы ке как ц ел остн ой сов ок уп н ост и ст и ­
л исти ко-ф ун кц и онал ьны х явлений, со зд а ю щ и х я зы к овую ст о р о н у газеты и
в то ж е время г а зет н у ю ст о р о н у язы ка» (В . Г. К о с т о м а р о в . Р усски й
я ы к па газетн ой п о л о се. М Г У , М .. 1971, стр. 3 ) . См. так ж е: В. Г. К о с т о ­
м а р о в , «Г азетн ы й стиль» как ф ун кциональны й стиль, « П р обл ем ы л ин гв и ­
стической стилистики», М ., 1969.
8. Н ек о то р ы е стилисты н а х о д я т в о зм о ж н ы м говор и ть о б «и н д и в и д у ­
альны х сти л я х». Т ак. Г. К ур к ов ск а и С. С к ор уп к а (Н . K u r k o w s k a ,
S. S к о г u p к a. S ty lis ty k a p o lsk a . Z a ry s. W a r s z a w a , 1959, str. 18) р азл и ч а ­
е т « s ty le in d y w id n a ln e » и « s ty le ty p o w e» .
9. «...ни о д н о сл о в о язы ка не о ст а ет ся вне систем ы оп п ози ц и и ,
о т р а ж а ю щ и х р азличн ы е аспекты язы ковой д и ф ф ер ен ц и ац и и ». (О . И . М о с ­
к а л ь с к а я. В а р и а ти в н о сть и д и ф ф ер ен ц и ац и я в л ексике л и т ер ат ур н ого
н ем ец к ого язы ка. «Н о р м а и соц и ал ьн ая ди ф ф ер ен ц и ац и я язы к а». М ., 1969,
стр . 6 1 ).
10. Терм ин Ч. Х ок кета « о б щ ее я д р о» (co m m o n core) А. Д . Ш вейцер и с­
п ол ь зу ет д л я о б о зн а ч ен и я зоны п ер ек р ещ и в ан и я соп остав л я ем ы х нм м и к ро­
систем ам ери к ан ск ого и б р и тан ск ого вари ан тов англий ск ого язы ка (с о в о ­
купности- о б щ и х эл е м е н т о в ). См.: А. Д . Ш в е й ц е р . Р а зл и ч и я в лексике
ам ери к ан ск ого и б р и та н ск ого в ари ан тов со в р ем ен н о го л и т ер а т у р н о го а н ­
гли йского язы ка, В Я , 1967. 2, стр. 65. О понятии о б щ ег о я д р а см. т ак ж е.
3 . А. М а к а е в. П ринциы соп ост ав и т ел ь н ого и зучен ия сов р ем ен н ы х г ер ­
м ан ск их л и тер атур н ы х язы ков, «Н ор м а и соц и ал ьн ая д и ф ф ер ен ц и ац и я я зы ­
ка». М .. 1969.
11. Ср. сл ед у ю щ ее зам еч ани е: «Я зы к ов ом у с р ед ст в у и нтуи тивно припи­
сы вается ф ун к ц и он ал ьн ая сти ли стич еская ок р аск а т ого стиля, в к отор ом , по
мнению н осителя язы ка, ч астота встречаем ости н аи бол ьш ая по ср ав нен и ю с
др уги м и сти лям и ». Е. Ф. Т а р а с о в . К в о п р о су оп исан и я ф ункциональны х
стилей (на м а т ер и а л е н ем ец к ого я зы к а ), «В оп р осы гер м ан ской и ром анской
ф и лол оги и ». М ., 1963, стр. 303. О б ассоц и ати в н ой п р и р од е стилистической
ок раски см. т а к ж е: М. Д . К у з н е ц и Ю. М. С к р е б н е в. С тилистика а н ­
глийского язы ка. Л „ I960, стр. 42; М . К. М о р е н и Н. Н . Т е т е р е в-
н и к о в а. С тилистика со в р ем ен н ого ф р а н ц у зск о г о язы ка. М .. 1960, стр. 11.
12. Терм ин «к он соц и ац и я », заи м ств ован н ы й ав тор ом у В . М а т ези у са ,
п р оти в о п о л а га ет ся зд е с ь тер м и н у «ассоц и ац и я » — как у сл о в н о о б о зн а ч а ю ­
щий, в отличие от п о сл ед н его, не акт м ы слен н ого п р и соед и н ен и я , а его
объ ек т.
13. О м од ел я х как уп рощ ен ии о б ъ ек т а см.: A. R o sen b lu th an d N. W ie ­
ner, T he R ole o f M o d e ls in S c ie n c e . P h il S ci., 1945, v o l. 12.4; Д . П. Г о р ­
с к и й . В оп р осы а б стр ак ц и и и о б р а зо в а н и е понятий, .М.. 1961, стр. 26; И. П .
Р е в з н н . М ет о д м од ел и р о в ан и я и типология сл авя н ск и х язы ков, М. 1967,
стр. 23, 24.

59
 14. А н алоги ч ное м н ен ие см.: П . K u r k o w s k a i S. S k o r u p k a , S ty-
listy k a p o lsk a . Z a r y s W a r s z a w a , 1959, str. 20.
15. IO. С. С о р о к и н . К в о п р о су о б осн овн ы х п оня ти ях стилистики, В Я ,
1954, 2.
16. П опы тка уза к о н и ть тр а д и ц и о н н у ю д в у зн а ч н о ст ь сл ова «сти ль» н а х о ­
дим у 3 . К лем ен севи ч а, сч и таю щ его обосн ован н ы м в в ед ен и е п онятия я зы ­
к ов о го стиля « в к ач естве п онятия р о д о в о г о , о б о б щ а ю щ е го , т и п и зи р у ю щ е­
го по отнош ени ю к п оняти ю стиля я зы к ов ого п р ои зв ед ен и я » (Z. К 1 е ш е п-
s i e w i c z . О sty la c h j e z y k o w y c h .P o g a d a n k i о je zy k u . W r o c la w — W a r s z a w a —
K rak ow , 1966, str. 2 1 ) . О тм етим п оп ут н о п р е д л а г а е м о е 3 . К лем енсеви чем
о б ъ я с н ен и е м ех а н и зм а о б р а зо в а н и я субъ я зы к ов и стилей: « Н е п о д л еж и т
сом нен и ю , что м н о ж ест в о р а зн о о б р а зн ы х вы ск азы ван ий , м н огок р атн о с о з ­
да в а ем ы х и в о сп р о и зв о д и м ы х в н ек отор ом оп р едел ен н ом д и а п а зо н е ф у н к ­
ций, п о тр еб н о ст ей и соц иальн ы х о б у сл о в л ен н о ст ей , усл ови й тем ати ки и п о ­
зиции го вор я щ его, ст а б и л и зи р у ет в и стори ч еск ом п р оц ессе о п р едел ен н ую
си ст ем у и сп о л ь зу ем ы х язы ковы х ср ед ст в , у ст а н а в л и в а ет оп р едел ен н ы е н о р ­
мы, а и н огда д а ж е ш абл оны уп отр ебл ен и я эт и х ср ед ст в » (там ж е ) .
17. К ласси ф и к ац и я стилей по о д н о м у осн ован и ю , как сп р а в ед л и в о о т м е ­
чает В. Г. К о сто м а р о в , «практически в сегд а бы ла б езу с п еш н о й » (В . Г. К о-
с т о м а р о в . Р усск и й язы к на га зет н о й п ол осе, стр. 2 5 6 ), п оск ол ьк у она
не д а е т в о зм о ж н о с т и оп исать лингвистический о б ъ е к т в м н о го о б р а зи и его
асп ек тов . К онц еп ци я «п р о стр ан ствен н ой м н огом ер н ости сти лей , в сущ н ости ,
л ега л и зу ет су щ ес т в у ю щ у ю п р акти ку ги п ост ази р ов ан и я лингвистических
об ъ ек т о в на эк стр али н гв и сти ческ и х (лингвистически п р ои зв ол ьн ы х) о с н о ­
ваниях. П одч ер кн ем , о д н а к о , что сов ок уп н ост ь в ы дел я ем ы х таким о б р а зо м
i -тилей не о б р а зу е т систем ы и не м о ж е т бы ть п р ед ста в л ен а как к л а сси ф и ­
кация.
18. А. Я. Ш а й к е в и ч. Опыт статисти ческ ого вы делени я ф ун к ц и он ал ь ­
ных стилей. В Я , 1968, 1.
19. А. Я. Ш а й к е в и ч, ук аз. соч.. стр. 69.
20. Г у б ер н и а (P . G u b e r n i a . I.a sty listiq u e , sc ie n c e q u a n tita tiv e on
q u a lita tiv e ? U n c o n ten u le x ic o lo g io u e d iffe r e n t — la m em e id e n tific a tio n .
« R ev u e de lin g u is tiq u e » , to m e IV , I, 1995, p 53) н азы в ает стили стически е р а з ­
личия различи ям и качественны м и. О попы тках су зи т ь о б ъ ем п оня ти я ст и л и ­
сти ч еск ого св и д ет ел ь ст в у ю т та к и е п оля р ны е его хар ак тер и сти к и , как и зв е ­
стн ое о п р ед ел ен и е, п р и н а д л еж а щ ее Ш . Б алл и («1а s ty lis tiq u e e s t I'e tu d e
du c o n ten u a ffe c tif de I'e x p r e ss io n » ) и зам еч а н и е В . А . З в еги н ц ев а (« Т е о р е ­
тическая и п р и к л ад н ая л ингвистика, AV, 1968, стр. 54) о том , что ст и л и ­
сти ческие зн ач ен ия н есу т лишь эстети ч еск ую инф ор м ац и ю .
21. Ср.: Р . Г. П и о т р о в с к и й . О черки по грам м ати ческ ой стилистике
ф р а н ц у зск о г о язы ка, М ., 1956, стр. 23. П р ед ст а в л ен и е о св о б о д н о м , т. е.
не н есущ ем стили стической и нф ор м ац и и в ар ьир овани и язы ковы х еди ни ц
(Е . И . Ш е н д е л ь с . О со п остави тел ьн о-ти п ол оги ч еск ом ан ал и зе в м о р ф о ­
л огии, «С тр у к ту р н о -ти п о л о ги ч еск ое оп и сан и е сов р ем ен н ы х герм ан ски х язы ­
ков», М ., 1966; О. М . М о с к а л ь с к а я , цит. соч) в пол не ад ек в ат н о в р а м ­
ках п о д х о д а , и гн ор и р ую щ его ассоц и ати в ны е зн ач и м ости ф орм ал ьны х р а з ­
личий как н есущ еств ен ны е.
22. Р . Г. П и о т р о в с к и й . О черки по сти листике ф р а н ц у зск о г о язы ка.
М ор ф о л о ги я и си нтаксис. Л ., I960, стр. 15. Т ези с о том , что стилистика и з у ­
чает о тн ош ен и е ср ед ст в а в ы р аж ен и я к в ы р а ж а ем о м у со д ер ж а н и ю , находи м

00
т а к ж е в книге А. В. Ф ед о р ов а «О черки общ ей и соп остави тел ьн ой сти л и ­
стики», М ., 1971.
23. О см еш ен ии понятий д еси гн а т а и д ен о т а т а см.: А. В. И с а ч е н к о ,
0 грам м ати ч еском зн ач ен ии , В Я , 1961, 1, стр. 32, 33:
24. Ср.: «... И ie so r t q u 'il n 'y a p a s de tcrm es, p a s de to u r s sy n ia x iq u e s,
p a s d 'o rd re d e m o ts qui s o ie n t e x a c te m e n t e q u iv a le n ts . I el sera le
p rin cip e fo n d a m e n ta l d e l'a n a ly s e s ty listiq u e . N o tre tach e e s t d 'in terp reter
ie ch o ix fa it par l'u s a g e r d a n s to u s le s c o m p a r tim e n ts de la l a n g u e .. . »
( M a r c e l С r e s s о t. Le s t y le et s e s tech n iq u es, P a r is, 1959, p. 2 ).
25. « Ф ор м а ста н о в и тся сущ еств ен н ой , он а п ол уч ает св о е с о д ер ж а н и е...»
(П . Р . Г а л ь п е р и н . Я в л я ется ли стилистика ур овн ем язы ка? Х - ё т е
C o n g r e s In te r n a tio n a l d es L in g u is te s . R e su m e s des C o m m u n ic a tio n s.
B u c a r e st, 1967, p. 111) .
26. Э. Г. Р и зе л ь н азы в ает н ейтр ал ьность «н улев ой стили стической о к р а ­
ской» ( s t ilis t is c h e N u llfa r b u n g ). Е. R i е s е 1, A b r i s s .. .
27. П о д т в е р ж д е н и е этой мы сли н аходи м у Г. О. В и н ок ур а: « . . . д а ж е и
в п ол н е н ейтр ал ьная речь, не и м ею щ ая никакой сп ециальной ок р аски , в о с­
прин и м ается на ф о н е р азличн ы х язы ковы х в ари ан тов, так или иначе о к р а ­
ш енны х, как отриц ательн ы й по отнош ени ю к ним м ом ен т» (Г . О . В и н о ­
к у р . О за д а ч а х и стории язы к а, «И ст ор и я язы к озн ан и я X IX и XX веков и
оч ер к а х и и зв л еч ен и ях, часть 11, М ., 1960, стр. 2 5 7 ).
28. П о сп р а в ед л и в о м у зам еч ан и ю Т. Г. В и н ок ур , расп лы вчатость о ч е р ­
таний стилистики «как бы си м в ол и зи р уется п а р адок сал ь н о « н ет ер м и н ол оги ­
ческой» су д ь б о й ее к лю чевого тер м и на «стиль» не тольк о вне, но и в н у т ­
ри сп ец и ал ьн ого у п о тр еб л ен и я » . (Т. Г. В и н о к у р. О со д ер ж а н и и н екото-
1 ых стили стически х п онятий, «С ти ли стически е и ссл едов ан и я », « Н а у к а » , М .,
1972, стр. 8 ) . « С о д е р ж а н и е сл ов а «стиль», — пиш ет П . Г и ро, — столь о б ­
ш ирно, что, б у д у ч и п о д в ер гн у т о ан а л и зу , он о р ассы п ается в пыль а в т о н о м ­
ных п онятий» (P . G u i r a i f d . I.a s ty listiq u e , P a r is, 1957, p. 6 ) .
29. О су щ еств у ю щ и х и н тер п р етац и я х сл ова «стиль» см.: I. R. G а 1 р е-
r j п. , S ty lis tic s , М ., 1971, pp. 9— 21. Е стеств ен н о, н ас не м огут у д о в л е т в о ­
рить, 1н апри м ер, сл ед у ю щ и е хар ак тер и сти к и п онятия «стиль»: « ...Ie s t y le
e s t la m ise en o e u v r e m eth o d iq u e d es e le m e n ts fo u r n is par la la n g u e *
(L. S p jtz e r ); « . . . Ie s t y le e s t l'a ttitu d e que prend l'u s a g e r , ecriv a n t
ou p a rla n t, v is - a - v is du m a ter ie l que la la n g u e lu i fou rn it» (M a r o u z e a u ).
Ч р езм ер н о о б о б щ ен н ы м , с од н ой ,'стор он ы , и лиш аю щ им п он я ти е сти ля его
о б о б щ ен н о го ти п о в о го со д е р ж а н и я (св од я щ и м его к ф ор м е к он к р етного,
сегм ен та тек ста ) является о п р ед ел ен и е* ст и л я , п р и н а д л еж а щ ее П . Гиро:
&Le s t y le e s t l'a sp e c t de 1'ёпопсё qui r e s u lte du c h o ix d e s m o y e n s
d 'e x p r e ssio n d ёterm in ё par la n a tu r e et le s in te n tio n s du su je t p a rla n t ou
ecr iv a n t» (P . G u i r a u d, op. cit., p. 109). Н елин гви стически м я вл я ется о п ­
р ед ел ен и е ф у н к ц и он ал ьн ого стиля как об щ ест в ен н о о со зн а н н о г о стер еотип а
р ечевого п ов ед ен и я (А . Н. М о р о х о в с к и й. Э кспли кац и я н екотор ы х и с ­
х о д н ы х понятий стилистики в тер м и н ах стр ук тур н ой лингвистики. « П р о б ­
лемы л ингвистической стилистики». М ., 1969.
30. Ch. В а 11 v . T ra jte d e s ty lis tiq u e fran ^ aise, P a r is — G e n e v e , 1951.
31. E . R i e s e l . A b riss d er d eu tsch en S tilis tik , М ., 1954, S . 19.
32. Т. Г. В и и о к у р. О со д е р ж а н и и н ек отор ы х стиил стическн х п онятий,
«С ти ли стически е и ссл ед о в а н и я » , «Н а у к а » , М ., 1972, стр. 9.
33. Е. Ф. П е т р и щ е в а . Стиль и стили стически е ср ед ст в а (о б зо р
в згл я д о в со в етск и х л и н гв и ст ов ), «С тилистические и ссл едов ан и я », « Н аук а»,
М , 1972.

61
 34. U 11m a n n. L a n g u a g e and S ty le , N — Y, 1964.
35. И . В. А р н о л ь д . С тилистика сов р ем ен н ого ан гл ий ск ого язы ка,
Л ., 1973, стр. 7.
36. Ж . В а н д р н е с . Я зы к. Л и н гв и сти ч еск ое в в ед ен и е в и стори ю . М .,
1934.
37. В . Д . Л е в и н . О некоторы х в о п р о са х стилистики, В Я , 1954, 5 ,
 ГЛ А ВА III

С Т И Л И С Т И К А В ЕЕ О Т Н О Ш Е Н И И К Н Е К О Т О Р Ы М
ОБЩ ЕЛ И Н ГВИ СТИ ЧЕСКИ М ПОНЯТИЯМ

Д л я выявления места стилистики в кругу лингвистических

дисциплин, ее предмета и т. д. целесообразно рассмотреть, как
относится стилистика к установившейся лингвистической проб­
лематике, к основополагаю щим лингвистическим понятиям.
Естественно, здесь будут затронуты лишь некоторые из них —
язы к и речь, система и норма, синхрония и диахрония, ф ун к­
ции язы ка, язы ковы е уровни, или «ярусы», п арад и гм ати ка и
синтагматика, лингвистика текста. Н и ж е все эти вопросы р ас­
см атриваю тся в приведенной здесь последовательности.
Я З Ы К И Р Е Ч Ь . В настоящем очерке принимается сл ед у ­
ющее толкование соссюровской дихотомии.
Язык в собственном смысле (т. е. langue, а не l a n g a g e —
не речевая деятельность, вкл ю чаю щ ая в себя и язык, и речь)
представляет собой некоторую совокупность предпосылок
мыслительной и коммуникационной деятельности людей, но не
эту деятельность ка к таковую. У казанную совокупность пред­
посылок обычно н азы ваю т системой. Я зык есть система знаков
— система ассоциаций м еж д у акустико-артикуляторными пред­
ставлениями и обобщенными представлениями о некоторых
элементах (участках) действительности — или, проще, систе­
ма ассоциаций меж ду зн акам и и вещами
Я зы к не мож ет быть наблю даем непосредственно, ка к не­
доступны ни н аруж н ом у наблюдению, ни самонаблю дению
(интроспекции) мыслительные процессы. То, что мы действи­
тельно н аблю даем ,— это речь, речевые акты, речевые процес­
сы. О существовании язы ка как системы, порож даю щ ей речь,
мы лишь логически умозаклю чаем. Поскольку язы к служит
средством общения, успешно исполняет эту функцию, по­
скольку представители одного языкового коллектива понима­
ют друг друга, следовательно, язык — внутрипсихическая си­
стема — приблизительно одинаков у каж дого индивида.
Второй член дихотомии — речь (parole) целесообразно
трактовать только ка к процесс говорения, как речевой акт
или совокупность речевых ак тов —ка к то, что мы слышим или
произносим сами. Зв уков ая речь эфемерна; сама по себе она
63
 существует столько времени, сколько продолж ается ее зв у ч а­
ние. Но речь, в отличие от язы ка, н аблю даем а, воспринимаема.
Несмотря на ее мимолетность, мгновенность, неповторимость,
она оставляет в нашей психике след: мы можем запомнить,
осмыслить и при необходимости воспроизвести, повторить
услышанное. О днако мы обычно запоминаем не речь, не про­
цесс, не акт говорения, а его итог — то, что было сказано.
От язы ка и речи необходимо четко отграничивать введен­
ное Алланом Гардинером, но крайне противоречиво опреде­
ленное и истолкованное им понятие «текста». Текст—это в ся­
кое речевое произведение, лю б а я конкретная последователь­
ность языковых знаков (слов), возникш ая в итоге речевого
акта (речевых актов). Именно текст мы можем запомнить или
'записать.
Фактически, лингвистика (лингвистика в собственном
смысле, исклю чая психолингвистику) обычно ие занимается
изучением речи ка к таковой — речевых актов, процесса гово­
рения. Речь представляет собой лишь источник, орудие по­
рождения текстов (к ак и сама, в свою очередь, является по­
рождением я з ы к а ). М атериалом лингвистического изучения
является текст. В итоге изучения текста лингвист получает
представление о порож даю щ ей текст системе, т. е. о языке.
В лингвистическом обиходе последних десятилетий поня­
тия речи и текста обычно не разграничиваю тся. В есьма н еред­
ко, далее, язы к считают чисто парадигматической системой,
полагая, что синтагматика ка к так о ва я существует только в
речи или знаменует собою речь. М еж ду тем вопрос мож ет быть
решен иначе. Я зы к —это не только п аради гм ати ческая система:
он в равной степени представляет собой систему синтагматиче­
скую. Я зык одновременно является и п арадигм атикой элемен­
тарных единиц, и парадигматикой последовательностей (син­
тагм ). В человеческой памяти хранятся и элементарны е еди­
ницы, и отрезки текстов в конкретном и абстрагированном
(моделированном) виде.
Рассмотрим, далее, какое отношение к стилистике имеет
вышеприведенное рассуждение о языке и речи. В тех случаях,
когда дихотомия «язы к — речь» становится объектом в н и м а­
ния стилистов, обычно делается вывод о существовании двух
стилистик — стилистики язы ка и стилистики речи2. Обычный
аргумент в пользу сущ ествования последней — это у т в е р ж д е ­
ние, что проблема сочетаемости единиц будто бы входит в су­
веренную область лингвистики речи. У тверж дается, например,
64
— и не без оснований,— что язы ков ая единица, имею щ ая в я з ы ­
ковой системе ту или иную определенную стилистическую
окраску, попадая в тот или иной контекст (т. е. в определенные
синтагматические, или «речевые» у словия), меняет эту о к р а ­
ску. Однако система как таковая, система наших пред ставл е­
ний о стилистической ценности отдельных единиц ка к раз п
п редполагает подобную- стилистическую мутабельность (спот
собность к стилистическим тран сф орм ац иям ) каждом данной
единицы. Носитель язы ка знает стилистические возможности
единицы, он хранит в памяти некоторую совокупность преце­
дентов ее употребления; он помнит или может при необходи­
мости решить, в каком окружении д ан н а я единица уместна и в
каком другом эта единица (слово, словосочетание, п р ед ло ж е­
ние) будет звучать высокопарно, комично— вызовет стилисти­
ческий диссонанс. Если бы это было иначе, если бы стилисти­
ческие потенции единицы не являлись феноменом системным,
а были отданы па волю случая или были бы вообще вненоло-
жеиы коллективной системе, каж ды й раз демонстрируя инди­
видуальный «речевой» феномен (напомним; что речь, соглас­
но одностороннему определению Ф. де Ооссюра, индивидуаль­
н а), — тогда не сущ ествовало бы «стилистического взаи м оп о­
нимания» между людьми, и получатель речи оставался бы
невосприимчивым к стилистическим намерениям говорящего.
Известно, однако, что стилистическая ценность, стилистическая
значимость единицы является объективной, или, иначе говоря,
коллективно санкционированной, коллективно принятой. Это
мож ет быть лишь в том случае, если каж ды й член языкового
коллектива в большей или меньшей степени, (с иднолектнымп
отклонениями, по в целом одинаково) осведомлен о стилисти­
ческих свойствах единицы не только в изоляции, к н о м ен кл а­
туре, но и в смысле ее днетрибуционпых характеристик. С и ­
стема языка, как у ж е говорилось выше, есть не простои пере­
чень единиц, не лексика плюс грам м ати ка, а перечень единиц,
снабженных соответствующими п оказателям и (в том числе
частотными характеристикам и) - - своего рода ярлы ками, с о ­
д ер ж ащ и м и в себе все данны е об этих- единицах.
Отсюда приходим к выводу: разделение стилистики на с т -
листику языка и стилистику речи нецелесообразно (о другом
возможном подразделении стилистики см. ниже раздел « П а ­
радигм атика и с и н т а г м а т и к а » ).П р и н я в предлож енное р а з г р а ­
ничение понятии «язык», «речь» и «текст» и предложенную
их интерпретацию как системы, процесса и продукта процесса,
5 Заказ 10921 6G
мы долж ны будем заключить, что стилистика, как и лингви­
стика вообще, имеет своим объектом язы к и, следовательно,
является стилистикой я зы к а3.
С И С ТЕМ А И НОРМ А. Позиция, зан и м ае м ая в этом воп­
росе Э. Косериу, работы которого способствовали возникно­
вению интереса к проблеме системы и нормы у нас в стране,
посходит к концепции Л. Ельмслева. Известно, что у Ельмсле-
ва понятие языка конституируется схемой (язык как чистая
ф о р м а ), нормой (язык как м атер и ал ьн ая ф орм а) и узусом
(язык как совокупность навыков) 4. Общая д екл ар а ц и я
Л. Ельмслева теоретически ясна; в развитии его идей Э. Ко­
сериу имеются неясные и спорные пункты.
«В структурах, составляю щих язы к,— пишет Э. Косериу,—
важ но различать то, что является нормальным, или всеобщим
(н орм а), и то, что является функциональным и д ается в про­
тивопоставлении (с и с т е м а ) » 5. Так, фонетически различаемое,
но фонологически не противополагаемое относится к области
нормы, но не системы. «Система есть «система возможностей»,
координат, которые у казы ваю т открытые и закры ты е пути»'в
речи, «понятной» данному коллективу; норма, напротив, — это
система обязательны х реализаций... принятых в данном общ е­
стве и данной культурой. Н орм а соответствует не тому, что
«можно сказать», а тому, что уж е «сказано» и что по тр ад и ­
ции «говорится» в рассматриваемом обществе. И далее: «Си­
стема откры вает идеальные формы реализации определенного
языка... норма ж е включает модели, исторически уж е р еа л и зо ­
ванные» 6.
П р е ж д е всего возникает сомнение в правомерности припи­
сывания системе тех свойств, которые в ней фактически не
наблю даю тся (поскольку их реали заци я вообще не зар егист­
рирована) и л и ш ь д олж ны были бы н аблю даться в силу у м о ­
зрительной оценки ее как строго регулярной и симметричной.
Если считать, что норму составляют лишь фактически за п о л ­
ненные клетки системы (т. е. совокупность отмеченных еди­
ниц), то представление об идеальной системе (т. е., например,
утверждение, что в системе русского язы ка наличествуют от­
сутствующие в норме этого ж е язы ка форма множественного
числа существительного золото 7, форма первого лица единст­
венного числа от глагола победить или деепричастие от г л а ­
гола писать) явится лишь характеристикой общих принципов
построения системы, не отраж аю щ ей ее реальных свойств и
принципиально игнорирующей ее материальность. М ож но по­
66
л агать, таким образом, что при противопоставлении системы
и нормы смешиваются научная абстракция — система п а р а ­
дигм, система оппозиций, т. е. об щ ая принципиальная схема
построения языка, с^системой язы ка как м атериальны м о б ъ е к ­
том, конституенты которого о б ладаю т не только диф ф еренци­
рующей способностью, но и комплексом материально конкрет­
ных черт.
Характерно, далее, что понятие языковой нормы игнориру­
ет членимость язы ка на субъязыки. Э. Косерну характеризует
норму как «соответствующую тому, что у ж е сказано». З а м е ­
тим, что в языковой жизни общества на каж дом ш агу встре­
чаются случаи, когда «сказанное» (текст) не соответствует
субъязыковой системе, обслуж иваю щ ей данную сферу об щ е­
ния, хотя и полностью соответствует общеязыковой системе.
Поэтому, следуя Косериу, мы д олж ны будем квалифицировать
употребление, например, разговорной конструкции в офици­
альном документе или научной статье как соответствующее
языковой норме (!).
Предположение, что язы ковая норма слагается из субъя-
зыковых норм, по-видимому, лишено смысла, поскольку сово­
купность принципиально несопоставимых норм не образует
единой нормы. К тому ж е термин «субъязы ковая норма» вряд
лн содерж ательно отличен от термина «субъязы ковая систе­
ма».
Норма, согласно концепции Э. Косерну, образуется в ре­
зультате ретроспекции; речь, в свою очередь, является творче­
ским процессом, обращ енным в б у д у щ е е 8. Отношение к норме
текстов, не имеющих прецедентов в языковом опыте кол л ек ти ­
ва, остается неясным; лингвистика нередко довольствуется оп­
ределением нормы тавтологическим или интуитивным и своей
основе 9.
Разумеется, термин «норма» отнюдь не подлеж ит изгнанию
из лингвистического обихода: необходимы дальнейш ие поиски
его рационального содерж ания. В его отношении к системе по­
нятие «норма», вероятно, следовало бы определить как кол­
лективно принятое представление о пар ам етрах эталонной,
образцовой системы субъязы ка. Если, таким образом, система
есть совокупность знаков и их отношений, то норма относится
к области отраж ен ия языковой системы сознанием.
П роблем а нормы приобретает актуальность, главным о б р а ­
зом в тех случаях, когда речь идет о малочастотных явлениях,
о нестабильных или сугубо периферийных элементах системы—
5* 67
в частности, об инновациях 10. Инновации нередко п ред став л я­
ют собой продукт последовательного использования потенци­
альных возможностей самой языковой системы (например, о к­
казиональное словообразование), но они могут т а к ж е проти­
воречить общим тенденциям развития данного язы ка, о б р а ­
зуя различного рода нерегулярности — ср., в частности, ино-
системные влияния — заимствования из других языков. П р о ­
никновение любых инноваций в коллективную систему обус­
ловлено важнейш им из экстралингвистических факторов я з ы ­
кового развития 11 на современном этапе — ф актором соци­
ального престижа |2, интенсивно действующим в условиях ши­
рокого распространения средств массового коммуникацион­
ного охвата ( периодическая печать, кинематограф, рад и ове­
щание, телевидение).
Социальный престиж как активный языкотворческий ф а к ­
тор противостоит узусу — фактору пассивному, содействующе­
му консервации форм языка. Социальный престиж имеет з н а ­
чение только при столкновении с новообразованиями: у з у а л ь ­
ное в язы ке обычно не привлекает внимания говорящих, но­
вое требует авторитетной санкции. Узуальное в язы ке созд ает­
ся множественностью прецедента 13; социально авторитетное
может опираться на единичный прецедент м.
Противопоставление нормы (в трактовке этого термина
Э. Косериу) системе, казалось бы, оп равдано при анализе
случаев проникновения в язы к чуждых его системе явлений.
Действительно, можно считать нноснстемные элементы частью
нормы (поскольку они у ж е приняты данным коллективом),
но не п рин ад леж ащ и м и системе, поскольку они не соответст­
вуют общим принципам ее построения. С другой стороны,
можно с неменьшим основанием констатировать, что проник­
новение в данную систему генетически иносистемных элем ен ­
тов лишь усл ож н яет эту систему и, в конечном счете, ее преоб­
разует.
В лингвистическом обиходе термину «норма» обычно при­
дается значение «письменно-литературный стандарт» 15 — нор­
ма отождествляется с наиболее авторитетной частью системы.
Н а д сознанием язы коведа тяготеет представление о письмен­
но-литературном субъязы ке как об исходной форме язы ка во­
обще, невзирая па декларации, теоретически уравниваю щ ие в
п равах все виды речевой деятельности 16. С оглаш аясь с тем,
что одна из частных систем язы ка (впрочем, его нейтральная
область, а не письменно-литературный субъязы к) мож ет и
68
д олж на использоваться в качестве константы д ля сопостави
тельного описания языковой периферии (стилей субъязы ков),
следует в то ж е время признать несостоятельным мнение о нс-
нормативности периферийных областей. Нормативность — это
необходимое условие функционирования язы ка во всех его
разновидностях. С тремление к достижению взаимопонимания
обязы вает говорящего соблю дать конвенциональное установ­
ление. Н орм а консервирует язы ковы е формы, сохраняя язы к
как средство общения. Разумеется, понятие нормы пр ед пол а­
гает диалектическое единство общего и отдельного. Уже гово­
рилось, что норма есть представление об эталонной, социально
образцовой совокупности манифестантов системы — нап ри ­
мер, представление о речевых произведениях нескольких лиц,
авторитетных в языковом отношении. Эти речевые произведе­
ния естественно различаю тся м еж д у собой по целому ряду х а ­
рактеристик. Именно поэтому идея нормы необходимо предпо­
л аг ае т некоторый диапазон варьирования. Таким образом,
уточняя сказанное выше, констатируем, что нормой можно
считать общ ее в индивидуальных представлениях носителей
языка о диапазоне допустимого варьирования формы — д и а ­
пазоне, в пределах которого коллективное языковое созн а­
ние констатирует соответствие языковой единицы эталону, со­
ответствие ее системе данного субъязыка.
Вместе с тем ретроспективная природа нормы принципи­
ально л и ш ает исследователя возможности достоверно к в ал и ­
фицировать любые новые высказы вания как нормативные пли
ненормативные: та или иная оценка их, основываю щ аяся на со­
поставлении с прецедентами, в сущности, всегда является ги­
потетической. Описание вы являет ретроспективный план субъ-
языковой нормы, по не определяет полностью се границ, по­
скольку стабильность нормы принципиально несовместима с
функционированием языка.
Д И А Х Р О Н И Я И С И Н Х Р О Н И Я . С тремление к стаби л ь­
ности нормы и функционирование язы ка порож даю т конфликт
синхронии и диахронии в лингвистике — конфликт между под­
вижностью объекта и тяготением познания к статике. Но сти­
листика представляет собой синхроническое p a r excellence
описание системы. Ее в большей степени интересует аспект
состояния^ системы, чем аспект развития элементов системы.
I Ьвестн'о мнение (высказанное безотносительно к сти л и сти ке),
что проследить и описать процесс развития мож но лишь при­
менительно к отдельным явлениям языка, а не ко всей карти ­
69
не язы ка б целом. Осуществимо лишь описание синхронных
срезов, разделенных теми или иными временными п ром еж ут­
ками 17.
Синхронический путь описания, т. е. описание системы, су­
ществующей в данный, относительно короткий период (на про­
тяжении которого эволюция язы ка несущественна и не при­
нимается во внимание) теоретически ясен; тем не менее он
н аталкивается на некоторые принципиальные затруднения.
Не требует особых д оказательств тот факт, что в каж ды й д а н ­
ный момент своего существования язы ковая система содерж ит
элементы, гетерохронность которых (т. е. принадлежность их
к разны м эпохам) стилистически существенна. Так, в любую
эпоху в языковом обиходе используются не только стилистиче­
ски панхронные («всевременные») слова, морфологические
формы и синтаксические конструкции, но и апахронные для
данного состояния язы ка элементы — архаизм ы (представи­
тели прошлых эпох) и неологизмы (недавно возникшие едини­
цы, формы и конструкции, еще ие окончательно принятые всем
языковым коллективом пли сохраняю щ ие в числе своих кон­
нотаций сему необычности, новизны, отнесенности к слою мод­
ных об разован ий ).
Трудность состоит в невозможности унифицировать п ред­
ставление об оптимальных п арам етрах синхронной системы у
разных носителей язы ка, в том числе разны х исследователей.
Р азличие индивидуальных языковых опытов порож дает р а з л и ­
чие в оценках разны ми исследователями одних и rex ж е я з ы ­
ковых явлений как нормативных или ненормативных, умерен­
но архаичных или полностью вышедших из употребления, уж е
принятых языком, чересчур модных или вообще неприемле­
мых.
ФУНКЦИИ Я ЗЫ К А II ЕГ О «СТИЛИСТИЧЕСКАЯ
Ф У Н К Ц И Я ». Существует ли у язы ка стилистическая функция
- равн оправн ая с другими функциями или подчиненная им?
Эту проблему, в частности, пытается решить Э. С. Азнаурова,
справедливо констатирующ ая, что проблема состоит в том,
расш иряется ли при утвердительном ответе на упомянутый
вопрос общепринятый объем значения термина «функция» ,s.
Совершенно очевидно, что понятие стилевого, стилистиче­
ского существует в лингвистической традиции в силу некото­
рых реальных оснований, т. е. о т р а ж а е т некоторые о б ъ ек ти в ­
ные свойства язы ка. Однако д ля того чтобы решить, имеем
ли мы здесь дело с таким свойством язы ка, которое требует
70
наименования «функции», необходимо предварительно в ы я с­
нить, что именно целесообразно считать функцией и какие
свойства, какие потенциальные возможности и характер и сти ­
ки язы ка несоизмеримы, несопоставимы с заданной т р ак то в ­
кой понятия функции.
Известно, что существо язы ка не без оснований сводится к
его способности идентифицировать (т. е., абстрагируясь от ч а ­
стностей, назы вать) предметы и явления действительности,
относить их к определенному классу, с одной стороны, и со­
общ ать об этих предметах, явлениях, процессах и их взаим о­
связи,—с другой. Эти две взаимосвязанны е стороны общего це­
левого назначения- язы ка ка к орудия мыслительной д еятельн о­
сти и средства общения людей называю тся, соответственно, его
номинативной и коммуникативной функциями. Д у м ается, од­
нако, что эти две составляю щ ие неравноценны по их статусам,
по их категориальной отнесенности. Собственно функцией я в ­
л яется функция сообщения, ком муникативная (или и н ф орм а­
тивная) функция 19. Что ж е касается функции номинативной,
идентифицирующей, то она представляет собой лишь некото­
рую предпосылку функции коммуникативной, лиш ь общее
кардн н ал ы ю е свойство, существо язы ка как системы знаков,
соотносимых с элементами действительности. Понятие номи­
нации, назывной способности лишено элемента динам изм а, без
которого принципиально не может существовать понятие ф ун к­
ции. В самом деле, акт идентификации п редм ета— его мыс­
ленного отнесения к классу предметов, обозначаемому таким-
ю словом —представляет собой элементарный ком м уникаци­
онный акт. И наче говоря, чистая номинация ненаблю-
д аем а; она представляет собой кардинальное, в аж н ей ­
шее свойство языка, но не его функцию в собст­
венном смысле. Язык, таким образом, о б ладает лиш ь одной
подлинно динамической и, тем самым, бесспорной функцией—
функцией информирования адресата сообщения (или самого
т в о р я щ е г о —во внутренней речи) о состоянии участка дейст­
вительности.
Из сказанного не следует, что идентификационное свой­
ство языкового знака, его н азы вная способность есть нечто
подчиненное, второстепенное, сравнительно с ком муникатив­
ной функцией. Напротив, одн.о без другого существовать не
может. Приведенное рассуждение подчеркивает лишь необхо­
димость разграничения статусов динамического и потенциаль-
71
н о т свойств языка. Л\ожно предложить следующую ф орм у­
лировку: нотенцнальная соотнесенность (или соотносимость)
языковых знаков с элементами действительности есть сущ ест­
во языковой системы; ее единственная функция состоит в ис­
пользовании этого потенциального свойства в процессе п озна­
ния (осмысления, категоризации) действительности, регистра­
ции добытых сведений д ля себя и обмена этими сведениями с
д ру ги м и членами языкового коллектива. Уместно вспомнить
классическую марксистскую формулу, согласно которой язык
возникает преж де всего как средство общения: по свидетель­
ству Энгельса, у людей появляется «потребность что-то с к а ­
зать друг д р у г у » 20. Генетически, язык представляет собой, в
первую очередь, средство координации совместной д еятельн о­
сти членов общества и лишь в дальнейшем, в меру его совер­
шенствования, — средство членения континуума действитель­
ности.
Каким же образом можно согласовать приведенное р ас­
суждение с широко распространенным мнением о том, что
язык о б ладает целым рядом разнообразных и разн оп орядко­
вых функций? Обратимся, например, к известным функциям
языка, выделяемым Карлом Бюлсром - - Ausdruck, AppelL,
n a r s t e l h m g 21 — или таким постулируемым в современной ф и ­
лософии язы ка функциям, как фатическаи пли конативпая.
11ервые две из бюлеровекпх функций явно избыточны. Одна
из них д олж н а входить в ф ундаментальное определение я зы ­
ковой системы как системы, имеющей материальные, воспри­
нимаемые и, следовательно, нечто вы раж аю щ ие м ани ф естан ­
ты. Упоминание о второй излишне, поскольку существование
язы ка необходимо п редполагает существование его носителей,
воспринимающих языковые манифестации как обращ енны е к
ним. Существенна лишь третья функция. С оциативная, или
фатическаи (коитактоустапавлнваю щ ая) функция имеет в ви­
ду лишь частные случаи использования язы ка. Рассмотрим,
далее, наиболее интересующие стилиста эмотпвиую и эстети­
ческую функции. П ервая из них по может рассматриваться
как зад ан н ая самим назначением языка. Получатель речи,
действительно, способен судить об эмоциональном состоянии
говорящего, поскольку оно тем или иным образом вы раж ается
в речи, однако вы раж ение эмоций является функцией язы ка
lie в большей мере, чем. скажем, функцией человеческих о р г а ­
нов зрения, хотя появление слез на глазах, действительно,
свидетельствует об эмоциональной депрессии. Вероятно, то
72
ж е-м ож н о ск азать и об эстетической функции: перед нами не
функция, необходимо присущая, пнгерептная системе языка
ка к таковой, а лиш ь возможность использования язы ка в эсте­
тических целях (язык — не единственное орудие создания э с ­
тетических ценностей: ср. живопись, музыку, тан ец ). Н екри ти ­
чески коллекционируя подобного рода «функции» язы ка, мы
дойдем до установления «функции вы раж ен и я комического»
или «функции сокрытия истинных намерений говорящего» —
на том основании, что язы ковы е средства юмора действитель­
но существуют и что высказывание, в отдельных случаях, не
только вы раж ает, но и помогает скрывать мысли.
По-видимому, аналогичным д олж ен быть подход к реш е­
нию вопроса о так называемой стилистической функции языка.
При всей важности стилистической проблематики необходимо
признать, что язы к не исполняет особой стилистической ф унк­
ции, что стилистические возможности язы ка нельзя считать
одной из целей его существования (хотя и, разумеется, можно
и следует говорить о стилистических функциях тех или иных
языковых средств). Я зык подобно вселенной, которую он от­
р аж ает, об л а д а ет бесконечным множеством свойств. Но толь­
ко одно его свойство — способность служить регистратором,
выразителем и передатчиком информации, т. е. его коммуни­
кативную роль — правомерно считать его подлинной, единст­
венно определяю щей его назначение функцией. Стилистиче­
ское же, как уж е говорилось в предшествующих главах, пред­
ставляет собой нечто побочное — дополнительную и нф орм а­
цию, извлекаемую из сообщения адресатом речи. Любой сег­
мент текста информирует нас, в первую очередь, о том, что
перед нами м анифестация языка. Д ал ее, мы констатируем,
что данный язы к нам понятен; затем мы извлекаем из текста
предметно-логическую информацию. Наконец, мы можем
извлечь из него ряд дополнительных сведений. Некоторы е из
этих сведений лингвистика квалифицирует как сведения сти­
листические — коннотации, вы р а ж аю щ и е отнесенность сег­
мента к тому или иному субъязыку. Я зы ковая манифестация
(текст) несет большое количество прямой и опосредованной
информации, но у т в е р ж д а т ь /ч т о возможность стилистической
квалификации сегмента есть порождение функции языка, а не
одно из его многих свойств, не более правомерно, чем утвер­
ждение, что человеческий язы к вообще «имеет национальную
функцию», т. е. мож ет быть идентифицирован ка к русский,
английский, немецкий и так далее.
 У Р О В Н И Я З Ы К А И С Т И Л И С Т И К А . Термин «уровень»,
трактуется обычно к а к аспект рассмотрения реального о бъек­
та (в нашем случае — язы ка ) и, таким образом, п рава г р а ж ­
д ан ств а получают термины и понятия «уровень наблюдения»,
«уровень конструктов», «уровень языка», «уровень речи»,
«уровень грамматической (семантической) структуры», «уро­
вень актуального членения», «уровни ан ал и затор а и синтеза­
тора», «формообразующ ий уровень», «словообразовательный»,
«реляционный», «просодический», «суперсемантический» и
«понятийный» уровни 22. Этот перечень можно было бы у вели ­
чить.
При подобной интерпретации термина «уровень» вполне
оправдано постулирование «стилистического» уровня, о воз­
можности выделения которого писал И. Р. Гальперин. Если
уровень есть угол зрения, подход, аспект изучения некоторого
объекта, то стилистика безусловно представляет собой изуче­
ние язы ка под определенным углом з р е н и я 23.
С другой стороны, не менее оправданной представляется
д ругая трактовка термина «уровень»: понимание его ка к х а ­
рактеристики порядка, «яруса» 24 языковой единицы —■х а р а к ­
теристики, подчеркивающей иерархичность структуры языка,
т. е., иначе говоря, тот факт, что элементарны е единицы н и ж е­
л еж а щ и х уровней являю тся строительным материалом д ля бо­
лее сложны х языковых единиц в ы ш ележ ащ и х уровней (яру ­
сов). Так различаю тся уровни фонем, морфем, слов, словосо­
четаний, предложений и синтаксических единиц более п ротя­
женных, чем предложение.
Такое толкование понятия «уровень», естественно, исклю ­
чает стилистику из числа «уровнеобразующих» дисциплин —
фонологии, морфологии, лексикологии и др. Стилистика иссле­
дует субъязыковую отнесенность единиц каж дого из языковых
ярусов. Вопреки мнению представителей старых (литературо­
ведческих) школ стилистики, считающих недопустимым «искус­
ственное» поаспектное членение языковых средств и требую ­
щих изучать стилистические явления в комплексе их функции,
можно полагать, что лишь четкое разграничение уровней
(ярусов) позволяет достигнуть небходимой однозначности х а ­
рактеристик языковых средств, непротиворечиво инвен­
таризировать и классифицировать эти средства. Хотя
в практике стилистического ан ал и за нередки случаи, когда,
х арактеризуя средства художественной выразительности, н а­
74
пример, стихотворного текста, литературовед перечисляет т а ­
кие разнопорядковые явления, как п араллели зм , аллитерация и
метафора, при общестилистическом описании существующих
стилевых явлений подобное смешение разноплановы х понятий
нетерпимо. К лассиф икация или серия классификаций, осущ е­
ствленных к а ж д ы й р аз на однородных непротиворечивых ос­
нованиях, с соблюдением единства принципа деления — это
не формалистическое требование. Автору у ж е приходилось пи­
сать о роли классификаций вообще: установить, выявить и с
помощью логически непротиворечивой классификации п ока­
зать место, зан и м аем ое тем или иным языковым средством в
общей системе языковых средств, п оказать стилистические я в ­
ления не как неизвестно о ткуда взявшиеся, хаотически р а зр о з­
ненные и случайно замеченные исследователем формы органи­
зации высказы вания, а к а к строго определенные конституенты
некоторой общей системы — это значит у ж е наполовину по­
знать, определить и о характери зовать их п р и р о д у 25.
П р едставляется, таким образом, вполне целесообразным
следовать в стилистике общелингвистическому членению я зы ­
ка в соответствии с уровнями (или ярусами) его иерархическо­
го строения. Необходимо разл и чать и р азграни чивать отдель­
ные, самостоятельные стилистические дисциплины: стилисти­
ческую фонетику, стилистическую морфологию, стилистиче­
скую лексикологию и стилистический синтаксис.
Этими четырьмя подразделениями, однако, содерж ание сти­
листики не исчерпывается. Н а р яд у с ф ормальной структурой,
поддающейся расчленению на отдельные ярусы, язы ков ая си­
стема в целом, ка к и по отдельным ярусам (за вычетом ф о ­
немного), характеризуется соотнесенностью с внеязыковой
действительностью, т. е. значением, семантикой.
К ардинальное отличие семантической стороны язы ка как
объекта описания от вышеперечисленных объектов (ф о р м ал ь ­
ных ярусов его п лан а вы р аж ен и я) состоит в невозможности
прямого, однозначного соотнесения значения с каким-либо о д ­
ним определенным ярусом: предметным значением обладаю т
и некоторые морфемы, и большинство слов (кроме слов чисто
служ ебн ы х), и все словосочетания, и, разумеется, все предло­
жения. Значения не могут быть «привязаны» только к одному
из перечисленных ярусов формальной системы. В то ж е время
в аж н ей ш ая роль семантики в создании стилистических яв л е­
ний очевидна. К сфере семантики относятся тропы и многие
фигуры речи; исследование значений составляло существен­
ную часть учения о стилевых явлениях от античной риторики
до современной стилистики декодирования.
Следовательно, в особую стилистическую отрасль д олж на
быть выделена стилистическая семасиология, отличительной
чертой которой является ее несопряженность, непрямая соот­
несенность со «стилистиками уровней».
П А Р А Д И Г М А Т И К А И С И Н ТА ГМ А ТИ КА . В настоящем
р азд ел е предстоит выявить классификационную роль еще од ­
ного общелингвистического членения объекта — роль дихо­
томического разбиения языковой системы на парад и гм ати че­
ский и синтагматический аспекты 2б.
К ак у ж е упоминалось выше (см. раздел «Язык и речь»),
в лингвистике существует тенденция относить эти аспекты к
двум различным лингвистическим объектам. П олагаю т, что
п аради гм ати ка есть свойство организации или способ пред­
ставления язы ка ка к некоторой системы, синтагматика ж е —
линейные последовательности единиц и учение об этих после­
довательностях — имеет отношение только к речи. Р а з у м е е т ­
ся, нельзя отрицать того, что в речи и тексте мы, действитель­
но, наблю даем только синтагматику — линейные п оследова­
тельности, «цепочки» единиц. Но из этого не следует, что л и ­
нейные объединения знаков (слов) и модели этих объединений
отсутствуют в самой языковой системе: если бы в нашем со­
знании не существовало моделей и конкретных образцов син­
тагматических (линейных) построений, мы не могли бы п оль­
зоваться языком, не умели бы построить самого примитивного
предложения.
Поэтому следует признать справедливым мнение тех я з ы ­
коведов, которые считают, что в самой системе язы ка сущ ест­
вуют и могут разграничиваться оба аспекта — п арад и гм ати че­
ский н синтагматический 27. П а р ад и г м а т и к а — это набор, со­
вокупность единиц разных порядков, составляю щих «м атери­
альные» ресурсы язы ка, это инвентарная опись того, чем р ас­
полагает язык. Парадигматический аспект лишен временных
и пространственных (линейных) характеристик, он лишь д е­
монстрирует сосуществование языковых единиц (некоторой
иллюстрацией парадигматического представления язы ка мо­
гут служить словари, перечни форм словоизменения, списки
синтаксических моделей). П а р ад и гм а ти к а, таким образом,
есть статическая система соотнесенных одна с другой единиц,
обеспечиваю щая возможность выбора адекватных единиц для
осуществления акта коммуникации.
76
 Синтагматический аспект, is свою очередь, есть модель ре­
чевого акта (или — ш ире — речевой деятельности и текста).
Речь, как мы уж е знаем, — это процесс реализации син тагм а­
тических свойств языковой системы, текст — продукт этого
процесса. Синтагматический аспект языковой системы пред­
ставляет собой, с одной стороны, отраж ение речевого процес­
са языковым сознанием, с другой, — стимулятор речи, сово­
купность правил ее порождения, правил объединения знаков
в некоторые последовательности. Существенный п ризн ак син­
тагматики — временная или пространственная (линейная)
протяженность. Синтагматический аспект рассмотрения язы ка
возможен только в том случае, если перед нами не одна, а ми­
нимум две объединенных в цепь единицы.
Д иалекти ка соотношения понятий п арадигматики и синтаг­
матики состоит в их взаимозависимости и взаимопереходах.
Поясним это положение несколько подробнее. П р е ж д е всего,
п арадигм атика вне синтагматики бессодержательна, т а к как
вне учета дистрибуционных свойств единицы (ее потенциаль­
ной сочетаемости) мы практически ничего не знаем о ней и не
мож ем ее использовать. Так, говорящий, чтобы пользоваться
словом длинны й, долж ен знать, что оно м ож ет синтагматиче­
ски сочетаться со словами типа коридор или рассказ, но не со­
четается со словами квадрат, проблеск, идти, позавчера. Он
д олж ен знать, что предлог в русском язы ке обычно предшест­
вует существительному, что союз «и» не мож ет стоять в конце
п редлож ения и т ак далее.
Во-вторых — и это д л я нас здесь наиболее важ но — п а р а ­
дигматический аспект не ограничивается рассмотрением э л е ­
ментарных единиц, а распространяется та к ж е и на единицы,
имеющие синтагматическую протяженность, т. е. членимые
на более мелкие (элементарные) единицы н иж ележ ащ его
уровня. Это значит, что парадигматически могут быть п р ед ­
ставлены не только фонемы, морфемы и слова, но и словосо­
четания и предложения (точнее — их модели), и д аж е, в не­
обходимых случаях, — модели абзацев или еще более п ро тя­
женных единиц. В аж н о лишь, чтобы в нашем распоряж ении
был некоторый набор ф ормально различны х единиц, из кото­
рых возможен выбор; порядок ж е единицы (ее п р и н ад л еж ­
ность к тому или иному ярусу) здесь не играет роли. В сл у ч а­
ях, когда единицы, образую щ ие парадигму, сами об ладаю т
синтагматической протяженностью, их инвентарный список
77
мож ет рассматриваться как парадигматическое представление
синтагматики языка.
Расчленение парадигматического и синтагматического ас­
пектов мож ет быть положено в основу разграничения двух
качественно различных аспектов стилистики, д вух сти л и сти к—
стилистики парадигматической и стилистики синтагматиче­
ской, или «стилистики единиц» и «стилистики последователь­
ностей».
Это подразделение является более общим и, следовательно,
иерархически более высоким, чем намеченное в предыдущем
разд еле выделение «уровневых стилистик»—стилистической
фонетики, стилистической морфологии, и т. п.: «стилистика
единиц» и «стилистика последовательностей» трактую т все
упомянутые формальны е уровни и семантический план языка,
однако к сферам компетенции той и другой относятся принци­
пиально различные стилистические явления, хотя традиционная
стилистика обычно трактует их как понятия одного порядка.
Поясним, что имеется в виду.
Стилистической значимостью мож ет об ладать язы ковая
единица как т а к о в а я —'единица, в зятая сама по себе, безотно­
сительно к ее контекстуальному окружению (синтагматиче­
скому аспекту), и соотносимая лишь с пар ал л ел ьны м и ей
(тождественными, различающимися, контрастными) единица­
ми в парадигматическом аспекте. Та или иная субъязы ковая
(стилевая) отнесенность, тот или иной стилистический эффект
могут характери зовать единицу фонетического яруса, единицу
морфологического яруса, лексическую единицу, конструкцию
синтаксического уровня или, наконец, — единицу семантиче­
ского плана. Всеми подобными явлениями д олж ны зан и м ать ­
ся, соответственно, п аради гм ати ческая фонетика, п а р а д и гм а ­
тическая морфология, п аради гм ати ческая лексикология, п а ­
радигматический синтаксис и п аради гм ати ческая семасиоло­
гия. составляю щ ие в совокупности «стилистику единиц».
С другой стороны, стилистическая значимость, стилистиче­
ский эф ф ект в целом ряде случаев создаются не языковой еди­
ницей как таковой — не фактом ее присутствия и не фактом
ее адекватности или несоответствия денотату, а фактом совме­
стной встречаемости, соотнесенности в тексте данной единицы
с другой единицей. Характер их соотнесенности квали ф и ци ру­
ется как то или иное стилистическое явление. Сами по себе
указанны е две или несколько единиц могут являться стилисти­
чески нейтральными: стилистически значимо лишь их взаи м о­
<8
отношение, тип их взаимосвязи. Здесь, таким образом, мы плб-
л ю даем совершенно особые явления, коренным образом отли­
чающиеся от парадигматических. Такого рода явлениями ве­
даю т синтагматическая фонетика, синтагматическая м орфоло­
гия и т. д. — уровневые стилистические дисциплины, с у м м ар ­
но назы ваем ы е здесь «стилистикой последовательностей».
Р ассмотрим в порядке иллюстрации различия объектов
двух стилистик несколько примеров фонетических, синтакси­
ческих и семантических явлений. Так, использование в речи
фрикативного «г» вместо «г» взрывного несет недвузначную
стилистическую информацию: перед нами носитель одного из
южнорусских диалектов. Употребление нередуцированного «о»
в безударной позиции— признак северного говора. В обоих
случаях имеет место выбор одного вари ан та единицы из числа
наличных в русском языке; стилистическую функцию исполня­
ет, таким образом, одна единица, а не взаимоотношение двух
или нескольких соположенных в синтагме единиц. Подобные
случаи — предмет парадигматической фонетики. Напротив,
когда речь идет, например, об аллитерации, т. е. повторении
одного и того ж е начального согласного в двух или несколь­
ких следующих одно за другим словах текста, мы имеем дело
с отношением тож дества повторяющихся единиц и, тем самым,
н аблю даем явление синтагматической фонетики.
Эллиптическое предложение, находящ ееся в окружении
полносоставных предложений, стилистически значимо само по
себе и поэтому составляет предмет парадигматического син­
таксиса, регистрирующего в данном случае ф ак т выбора не­
полного, усеченного вари ан та синтаксической конструкции из
парадигматического р яд а (набора) функционально эк в и в а­
лентных, но стилистически различаю щ ихся полных нераспрост­
раненных, неполных и избыточных по своему составу конст­
рукций. Синтагматический синтаксис регистрирует, в свою оче­
редь, синтаксические явления типа п а р а л л ел и зм а или а н а ф о ­
ры, т. е. анализирует стилистическую роль сегментов в кото­
рых две (три и более) см еж ны е единицы (предложения) д е ­
монстрируют отношение тождественности своих синтаксиче­
ских структур (п аралл ели зм ) или отношение полной, в том
числе лексической, идентичности одного или нескольких н а ­
чальных элементов смежных единиц (а н а ф о р а).
Наконец, метаф ора или метонимия, встретившиеся в тексте
или вообще вне синтаксического окруж ен ия («О сел!» «■К ра с­
ное пальто! Вы сум очку заб ы ли!») представляю т собой семан-
79
тико-стилистические фигуры (тропы) о бнаруж иваем ы е путем
соотнесения с предметом речи, но возникающие без участия
каких бы то ни было смежных единиц. Напротив, такие сем ан ­
тические фигуры, ка к антитеза («Мир хижинам, война д во р­
цам!») или климакс (Я вас п р о ш у , я вас очень прошу, я ум о ­
л я ю вас!) образую тся путем соотнесения двух или более «ко-
окуррентных» (совместно фигурирующих в тексте) единиц
значения (слов, словосочетаний, предлож ений). Таким о б р а ­
зом, метафора и метонимия относятся к компетенции п ар ад и г­
матической семасиологии, антитеза и климакс — к сфере се­
масиологии синтагматической.
С Т И Л И С Т И К А И Л И Н Г В И С Т И К А ТЕКСТА. Проведем
еще одно соотнесение стилистики с общелингвистической про­
блематикой. Сопоставим широко обсуждаемую в наши дни
проблему лингвистики текста с изложенным в предыдущем
разд еле подразделением стилистики на стилистику единиц и
стилистику последовательностей.
С овременная лингвистика текста отличается от своих мно­
гочисленных предшественниц тем, что из материала, каким
всегда для них явл ял ся текст, о н а 'п р е в р а щ а е т его в частный
объект, в собственный предмет изучения. Основу лингвистики
текста образует представление о типичных для письменных
форм общения речевых сегментах значительной п ротяж енно­
сти, хотя порождением текстов подобного рода не исчерпыва­
ется речевая деятельность общества.
Каковы ж е границы объекта лингвистики текста? Р ассм от­
рим преж де всего альтернативу: глобальны й текст или текст
индивидуальный— конкретное речевое произведение.
Глобальный текст, или так назы ваемы й корпус, данного
язы ка выступает в качестве предмета лингвистики текста
лишь умозрительно, поскольку структура отдельных его у ч а ­
стков принципиально разнородна: лингвистика глобального
текста д о л ж н а была бы ограничиться тривиальными суж дени­
ями о том общем, что присуще газетной зам етке и телеграмме,
поэме и статье уголовного кодекса. Например, функциональ­
ная характеристика текста in toto может быть определена как
его коммуникативность — способность нести определенным
образом организованную и направленную информацию. Д а ­
лее, структурная его характеристика сводится к подчеркива­
нию его членимости и линейности его конституентов. Наконец,
семантическая характеристика текста (текста, в отличие от
случайного набора самостоятельных предложений) состоит в
80
его «когерентности» (coherence), т. е. связности. Оптимальный
призн ак связности — наличие референционной связи между
единицами (п редлож ен и ям и ), или, иначе говоря, связи через
референт в широком смысле (предмет действительности, к ко­
торому относится весь текст в целом) 28.
Очевидно, с другой стороны, что индивидуальный текст не
может явл яться предметом лингвистического изучения: науку
не интересует индивидуальное вне о б о б щ е н и й 29. Таким о б р а­
зом, лингвистика текста д о л ж н а пользоваться, как видим, не­
которой произвольно очерченной, нестрогой моделью объекта,
вклю чая в эту модель, например, тексты повествовательного
хар а ктер а и отсекая периферийные случаи — такие, как одно­
словные высказы вания. В результате подобных отсечений, ес­
тественно, становятся возможны ми более частные ко н стата­
ции, чем перечисленные выше функциональные, структурные
и семантические характеристики абстрактного текста. Возник­
ла, например, новая отрасль синтаксиса — так назы ваемы й
s u p ra se n te n tia l syntax, противопоставляющий предложению
текст ка к некоторое однородное целое 30.
Вероятно, лингвистически существенные данные могут быть
получены при обращении исследователей не к тексту вообще и
не к ииндивидуальным текстам, а к текстовым типам 31 путем
обследования групп текстов, однородных по социальной ф унк­
ции. Если проблематична возможность создания лингвистики
текста к а к дисциплины, сочетающее практическую ре­
зультативность с научной строгостью, то вполне перспективно
существование лингвистики т е к с т о в . Фактически, подобная
лингвистика текстов существует у ж е давно: сопоставительное
описание функционально различаю щ ихся классов текстов
составляет традиционную часть содерж ания стилистики. И зв е ­
стно, что стилистика нередко оперирует значительными по про­
тяженности отрезками текстов. Д л я стилистической иденти­
фикации анализируемого сегмента (для выявления его стиле­
вой принадлежности) необходим некоторый минимум его про­
тяженности, обычно превышающий объем одного п р ед лож е­
ния 32. Р ассмотрим кратко некоторые общие аспекты стилисти­
ки, связанны е с проблемой текста.
Применительно к лю бому языковому уровню можно о б на­
ружить некоторый межуровневый изоморфизм характеристик
нейтральных текстов н текстов, обладаю щ их позитивной сти­
листической значимостью.
Общей характеристикой нейтрального текста, т. е. текста
'■> З а к а з 10921 81
неспецифического, не ассоциируемого с определенным речевым
типом, является н ерегулярная чередуемость и неповторяемость
(пли несущественная для восприятия хаотическая повторяе­
мость) его элементов в синтагматическом плане. Принцип
членораздельности речи состоит именно в том, что сообщение
слагается из неидентичных дискретных элементов; каж ды й
последующий элемент обычно отличается от предшествующ е­
го.
П р ослеж и вая характеристики нейтральных текстов по
уровням, констатируем:
Фонетический аспект нейтрального текста характеризуется
ритмической нерегулярностью; последовательности фонем че­
редуются вне каких бы то ни было закономерностей, непос­
редственно очевидных или существенных д ля отправителя и
получателя речи.
М орфемика и, на следующем уровне, лексика нейтрального
текста, в принципе, не об наруж и ваю т повторяемости смежных
элементов. К а ж д а я д ан ная морфема или слово в подавляющем
большинстве случаев нетождественны предшествующим и по­
следующим; их распределенность в тексте хаотична (закон о­
мерности могут быть вскрыты статистически, но д ля участни­
ков коммуникации значения не имеют).
В синтаксическом аспекте нейтрального текста наб лю д ает­
ся необусловленность структуры самостоятельного п р ед ло ж е­
ния структурой окруж аю щ их его предложений (не говоря уж е
о том, что структуры смежных предложений, как правило, не
с о в п а д а ю т ).
О характеризуем, далее, тексты, об ладаю щ и е позитивной
стилистической значимостью.
Позитивная стилистическая значимость текста н аб лю д ает­
ся в тех случаях, когда только что перечисленные признаки
модели нейтрального текста нарушены — когда имеют место
отклонения от общего принципа нерегулярности текстовой
структуры.
Снова совершим восхождение по лестнице уровней.
В фонетическом аспекте позитивно значим а ритмическая
регулярность поэтического текста. Аналогичное значение (п
плане фонемного состава текста) имеют аллитерация, ассо­
нанс и, особенно, рифма. Н аблю дается, таким образом, повто­
ряемость, «рекуррентность» явлений разных фонетических
порядков — супрасегментных и линейных. Р егулярность з н а ­
чима в силу ее дефицитности, относительно редкой встречае­
мости (привычное не констатируется сознанием, не обращ ает
на себя внимания и поэтому нейтрально).
В морфемике и лексике позитивной стилистической зн ачим о­
стью о б ладает синтагматическая повторяемость единиц. П о в ­
торяю щ аяся морфема, повторяющееся слово — это либо сти­
листический дефект, либо действенный стилистический прием.
К ак и в предыдущем случае, стилистически значимым текст
становится б ла го д а р я регуляризации его строения.
В синтаксисе текста (в отличие от синтаксиса п р ед ло ж е­
ния) стилистически релевантны повторяемость структур (п а­
рал л ел и зм ), взаимовлияние смежных структур и повторяе­
мость их последовательностей, регулярное чередование типов
предложений — например, «вопросительное — повествова­
тельное», в результате которого нейтральный текст п р е в р а щ а ­
ется в позитивно охарактеризованны й тип текста — диалог.
Характерно, что все перечисленные явления относятся к об­
л асти формы: они могут быть зарегистрированы в тексте без
привлечения сведений о значении тех или иных единиц. С ущ е­
ственно так ж е, что все эти явления обнаруж иваю тся обычно
в отрезках значительной протяженности.
О б р ащ аяс ь к семантике, об наруж и ваем аналогичную к а р ­
тину. В нейтральном тексте отсутствует, или почти отсутству­
ет, совместная встречаемость или регулярн ая распределен­
ность значений и типов значений единиц, составляющих текст,
— прео б ладает логическая разнопорядковость смежных з н а ­
чений. С м еж ны е единицы (элементы ), как правило, соотносят­
ся друг с другом по известному типу отношения «круга» и
«красного». К аж д ы й элемент (слово) отличается от предш ест­
вующего и последующего не только по конкретному лексиче­
скому значению, но и по тину значения — отличается катего­
риально, а не относится к ним как родовое понятие к видовым
или наоборот (ср.: Я вы ш ел в сад — местоимение + глагол-Ь
+ п р ед л о г+ су щ еств и тел ьн о е).
В стилистически значимом тексте, т. е. в тексте, обладаю щ ем
коннотациями, относящимися к определенной сфере языкового
общения, наблю дается наличие определенных, сводимых к
небольшому числу типов соотношения значений единиц, с м е ж ­
ных пли разм ещ енны х дистантно. Логически определенные
типы межэлементной смысловой связи наблюдаю тся в семан-
тико-стилистических фигурах, содерж ащ их отношения тож д е­
ства (синонимический повтор), отношения неравенства (г р а д а ­
ция, ан ти кли м акс), отношения контраста (антитеза). О клас-
сифнкации фигур этого рода подробнее будет оказано ниже.
Здесь лишь подчеркивается — в свете лингвистики текста —
отнесенность этих фигур к отрезкам значительной п ротяж ен ­
ности.
Таким образом, с одной из отраслей лингвистики текста,
в сущности, св язан а та отрасль стилистики, которая в преды ­
дущем разделе была назван а стилистикой последовательно­
стей. Эта разновидность стилистики противополагается стили­
стике единиц. Стилистикой единиц («стилистикой наим енова­
ний», или «ономатологической стилистикой») здесь назван а
отрасль стилистики, ведаю щ ая выбором парадигматически
аранж ирован н ы х единиц: варианты фонем и морфем, синони­
мия в лексике и синтаксисе, троны в плане семантики. Эти яв ­
ления не имеют отношения к собственно тексту; они значимы
сами по себе, независимо от того, существует ли текстовое о к­
ружение; их анализ требует соотнесения их с внеязыковой
действительностью.
Д в е последующие главы книги — «Стилистика единиц»^ и
«Стилистика последовательностей» сод ер ж ат излагаем ую ’ в
конспективном виде программу указанны х разновидностей
стилистики—попытку классификации и краткой характери сти ­
ки языковых явлений, относящихся, соответственно, к п а р а ­
дигматическому и синтагматическому планам.

П рим ечания

1. См. статью а в то у а « Д и х о т о м и я «язы к — речь» и вопросы и зучения

р азго во р н о й спец иф и ки ’ . Уч. за п . Г Г П И И Я , вып. 51, Горький, 1972.
2. См., наприм ер. А. А. Л е о н т ь е в . П он яти я «стиль речи» и «стиль
язы ка» н р я д у д р у ги х понятий лингвистики речи. «С бор н ик научны х т р у ­
дов » . М ., 1973; А. К. П а н ф и л о в . Стили язы ка и стили речи. Там ж е.
3. В и нтерпретации И . В. А р н ол ьд стилистика речи св од и т ся к и зу ч е­
нию отдель н ы х реальны х текстов, в отличие от стилистики язы ка, и с с л е д у ­
ющем сп ец и ф и к у язы ковы х п одси стем , а т а к ж е эксп ресси вны е, эм оц и он ал ь ­
ные и оценочны е св ойств а язы ковы х ср ед ст в (II. В. А р н о л ь д , у к аз. соч.,
с т р . / б .) .
4. Л . Е л ь м с л е в . Я зы к и речь. «И стор и я я зы к озн ан ия X IX и XX в е­
ков», М ., 1960, стр. 59.
5. Э. К о с е р и у. С и нхр он и я, д и а х р о н и я и истории. «П о в о е в л и н гв и ­
стике». вып. I l l , М ., 1963, стр. 173.
6. Ц и т. соч., стр. 1 74— 175. П он и м ан и е нормы как ф актически р е а л и зу е ­
мой части системы х а р а к т ер и зу ет точ к у зр ен и я Д . А. К о ж у х а р я («О п о н я ­
тиях « си ст ем а » и «н ор м а» в прим енении к язы ку», сб, «В оп р осы о б щ е г о и
р ом а н о -гер м а н ск о го язы к озн ан ия», вып. I, У ф а, 1965, стр. 18). В п р очем , в

81
одн ой из п о сл ед у ю щ и х р а б о т («З н ач ен и е л аби л ьн ости к онтур ов нормы»,
X —erne C o n g r e s In te r n a tio n a l d e s L in g u is te s . R e s u m e sx d es C o m m u n ca tio n s,
B u c a r e st, 1967, p. 197) Д . А. К о ж у х а р ь о т о ж д е с т в л я е т н ор м у р ечевого о б ­
щ ения с язы ком как таковы м .
7. Л . Р. З и н д е р . О п р оти в оп ост ав л ен и я х в си стем е язы ка. «В естник
Л Г У » , 1962, № 20, вып. 4, стр. 124.
8. Л . И . С к вор ц ов р а зл и ч ает «р еа л и зо в а н н у ю н ор м у» и «р еа л и зу ем у ю
нор м у» (Л . П . С к в о р ц о в . Н ор м а. Л и тер атур н ы й язык. К ул ьтур а речи,
«А к туальн ы е п р облем ы культуры речи», М ., 1970, стр. 47 и с л е д .).
9. С м., н апри м ер, сл ед у ю щ ее оп р едел ен и е нормы: « . . . 1а п оп п е,
c 'e s t-a -d ir e le m o d e le m o y en auqiiel ch a cu n s e co n fo rm e ou e s s a y e de
se co n fo rm er p ou r o b ten ir la m e ille u r e c o m p reh en sio n , e;i e v ita n t les
« fa n te s» ( M a r c e l C o h e n . L e la n g a g e , stru ctu re et e v o lu tio n , P;>ris.
1950, p. 2 0 ).
10. О б и нн ов аци я х см.: I. I o r d a n . N o te s su r l'in n o v a tio n d a n s la
la n g u e , « R ev u e de lin g u is tiq u e , to m e V I, 2, 1961— «O n e n ten d par in n o ­
v a tio n lin g u is tiq u e to u t fa it n o u v e a u de la n g u e , atrp aravan t in e x ista n t
ou sim p lem en t in co n n u — ju sq u 'a so n a p p a ritio n d a n s un certa in sty le de
la la n g u e — a ceu x qui u tilis e n t h a b itu ellem en t ce d ern ier». См. так ж е:
1. I o r d a n . In d iv id u a l and C o lle c tiv e I n n o v a tio n s, « R ev u e de lin g u istiq u e ,
tom e VI I I , I. 1963, p. 11; В. П . Я р ц е в а . К в о п р о су о б и нн ов аци я х в о б л а ­
сти си н так си са, «В оп р осы г ер м а н ск о ю язы к озн ан ия . М атериалы
второй научной сессии по в оп р осам гер м ан ск ого я зы к озн ан ия АН С С С Р »,
М .— Л ., 1961; А. Г р а у р. Н ек отор ы е аспекты борьбы м е ж д у новы м и с т а ­
рым в язы ке, R ev u e de lin g u is tiq u e , 1961, I.
11. « П р и м ер ам и эк стр али н гви стичеек ого ф ак тор а в развитии и ф у н к ц и о ­
нировании зв у к о в о го со ст а в а язы ка являю тся влияние письм ен ного язы ка,
влияние « о б р а зц о в о г о п р ои зн ош ен и я », влияние « п обед и в ш его д и ал ек т а» и
т. п.» (О . С. А х м а н о в а. Э кст^али н гви сти ческ и е и внутрилннгвистнческие
ф акторы в ф ун кц и они р ован и и и развити и язы ка, В Я , 1963. 4, стр. 47— 481.
12. См.: Д ж Б о н ф а н т е . П ози ц и я неолингвистики, «Х р ест ом ат и я но
истории я зы к озн ан ия X I X — X X веков, стр. 314.
13. Н . IO. Ш в е д о в а («А ктивны е п роцессы в сов р ем ен н ом р усск ом си н ­
так си се», Л\., 1966, стр. 12— 13) говор и т о м ассов ой , регуля р ной в о сп р о и зв о ­
ди м о ст и как о б о д н о м из к ритериев «п рави льн ости » язы ковой единицы ,
п р и н а д л еж н о сти ее к гр ам м ати ческой н орм е язы ка.
14. « Н е в се в о зм о ж н ы е и зм ен ен и я р еал и зую т ся . Та или иная их р еа ­
л и зац и я п р ед о п р ед ел я е т ся общ ествен ны м и ф ак тор ам и , связанн ы м и с ф у н к ­
циями языка в об щ ест в е» (Ф . П. Ф и л и н. К п р обл ем е соц иал ьн ой о б у с ­
л овл енн ости язы ка, В Я , 1966, 4, стр. 3 9 ).
15. М. Д о й ч б а й н н азы вал сти ли стик у наукой о н орм е (N o r m w is se n -
s c h a f t ). См.: М . D e u t s c h b e i n . N e u e n g lis c h e S tilis tik , L e ip z ig , 1932.
К. Ф осслер , напротив считал сти ли стик у наукой о б отк л он ен и я х от нормы
(К . V o s s l e r . G e s a m m e lte A u fsa tz e zu r S p r a ch p h ilo so p h ie , M iin ch en , 1923).
IO. С. С теп ан ов о т о ж д е с т в л я е т поняти я «н ейтр ал ьности » и «норм ы ». М ан и ­
ф естан ты су б ъ я зы к о в ы х спец иф и ческ их о б л а ст е й т р ак тую тся уш как « о т ­
клонения о т норм ы » (Ю . С т е п а н о в . Ф р ан ц узск ая стилистика, М ., 1965,
СТр. П - 2 3 ) . К ак н екоторы е осо б ен н о ст и в р еал и зац и и систем ы , которы е
ещ е не вполне осо зн а н ы и ещ е не стали норм ой , т р ак т ует стиль Р . Р. К ас-
нранский. См.: Р. Р. К а с п р а н с к и й . К п онятиям системы , нормы и сти

85
ля «П р облем ы лингвистической стилистики», М ., 1969 (р еа л и за ц и я системы
языка п р едста в л ен а в этой р а б о т е как сум м а нормы и с т и л я ).
16. А. М. П е ш к о в с к и А. О бъ ек ти в н ая и н ор м атив н ая точка зрен и я
па язык. « И зб р а н н ы е т р уды », М., 1969, стр. 50. С р. т а к ж е: «In a broad s e n s e
there is n o su ch th in g a s u n g r a m m a tic a l E n g lis h » (R . E. M о r s b e r g e r.
C o m m o n se n se G ra m m a r and S ty le , N ew -Y ork , 1965, p. 2 ) .
17. См., например: Т. С. Т е т с р и н а . С тан овл ен и е научного стиля ан ­
гли йского язы ка (опы т стати сти ч еск ого о п и са н и я ). А в тор еф . к анд. д и с с ., М .,

18. Э. С. А з н а у р о в а . К в оп р осу о п р и р од е сти листической функции

язы ка, «С борн ик научны х т р у д о в » , М ., 1973.
19. Ср.: «К ом м у н и к а ц и я есть п ервопричина в озн ик н овен и я и развити я
язы ка, есть т о т ф ак тор , которы й о б у сл о в л и в а ет и о п р ед е л я ет бы тие язы к а...
К ом м ун и к ати вн ая ф ун кц и я (при поним ании к ом м ун и кац и и как п ер едачи
инф ор м ац и и всех в и д о в ) исчерпы вает со б о й ф ункцию язы ка как о б щ ест в ен ­
ного явлен ия» (Г . В . К о л ш а н с к и й. Л и н гв исти ческ и е основы ан али за
язы к ов ого стиля, «С бор н и к научны х т р у д о в » , М ., 197 3 ).
20. Ф. Э н г е л ь с . Д и а л ек т и к а п рироды , 1955, стр. 134.
21. К. B u h l e r . S p ra ch th eo r ie, J en a , 1934. Р усск и й п ер ев о д в кн.: В . А.
3 в е г и н ц е в. И стор и я язы к озн ан и я X IX и XX веков в очер к ах и и зв л еч е­
ниях. Ч а сть II, У ч педги з, М ., 1960.
22. См.: У ровни язы ка и их в заи м од ей ств и е. Т езисы научной к о н ф ер ен ­
ции, М ., 1967.
23. И. Р, Г а л ь п е р и н . Я в ля ется ли сти листика ур овн ем языка?
X — erne C o n g r e s In te r n a tio n a l d es L ig u is te s . R e su m e s d e s C o m m u n ica tio n s.
B u c a r e st, 1967, p. III.
24. См., наприм ер: Ю . С. М а с л о в . О б осн овн ы х и п р ом еж уточ н ы х
я р у са х в ст р у к т у р е язы к а, В Я , 1968, 4.
25. М . D. K u z n e c und J. М . S k r e b n e v . S tilis tik der e n g lisc h e n
S p rach e. A u to r isie r te D b c r s e tz u n g a u s d em R u ss isc h e n v o n R o sem a rie
G la ser ... B e a r b e itu n g fiir d ie d e u tsc h e A u sg a b e : J. M . S k r e b n e v . L e ip z ig ,
1966, S. 18.
26. И . В . А р н о л ь д п р о в од и т п ар ал л ел ь м е ж д у терм и нол огич еск и м и п а ­
рам и « и зо б р а зи тел ь н ы е ср ед ст в а — в ы разительны е ср ед ст в а » и « п а р а д и г ­
м ати ч еск ие ср ед ст в а — си нтагм ати ческ ие ср ед ст в а » (И . В . А р н о л ь д ,
С тилистика..., стр. 3 7 — 3 8 ) . К ак м о ж н о в идеть в п осл ед ую щ и х гл ав ах кни­
ги, п о д о б н о е со о т н о ш ен и е в и звестны х п р ед е л а х о п р а в д а н о .
27. См.: В. Н . Я р ц е в а . О соотн ош ен и и язы ка и речи. Т езисы д ок л а д о п
м е ж в у зо в с к о й к онф ер ен ц ии на т ем у «язы к и речь», М ., 1962.
28. См.: Ю. М . С к р е б н е в. Ф ункциональны й асп ек т лингвистики т ек ­
ста. «Л и н гвисти к а тек ста. М атер и алы научной конф ерен ц ии », ч. II, М.,
1974.
29. Т ерм ин ом «и ди ости ль» п ол ь зуется И . К отя н у (I. С о t e a n u , L e s p os-
s ib ilite s de la fo r m a lis a tio n e n sty lis tiq u e , X — em e C o n g r e s In tern a tio n a l
d e s L in g u iste s . R esu m es d es C o m m u n ica tio n s. B u c a r e st, 1 9 67). Д л я Ж . M a-
р у зо , как и д л я р я д а д р у г и х за п а д н ы х учены х, п он я ти е «стиль» р ав н о зн а ч ­
но п оняти ю «и ди ости ль». С тиль в этой концепции, в ед у щ ей н ачало о т Б ю ф -
ф о н а , есть и н д и в и д у а л ь н а я м ан ер а, а не коллек ти вно зн ач и м ая , ти п и зи р о ­
в анн ая и п о эт о м у л егк о и ден ти ф и ц и р уем ая п ол уч ател ем речи специф ика
(Л. M a r o u z e a u . P r e c is de s ty lis tiq u e fra n g a ise, P a r is, 1950.
30. P . S g a l l . К p ro g ra m u Iin g v is tik y textu , S lo v o a s lo v e s n o s t , 1973, 1.
31. О том , что стилистика за н и м а ет ся вы явлением тип ов тек стов см.:

86
R. G l a s e r . Zum g e g e n w a r t ig e n F o r sc h u n g ss ta n d der F u n k tio n a ls tilis tik ,
H a lle , 1971.
32. «Y ou m a y g iv e te n lin e s of W eb ster to S h a k esp ea re;- in tw e n ty ,
h o w ev er, you w ill k n o w you r m an » (J. M . M u r r y . The P ro b lem of S ty le ,
L on d o n , 1949.
 Г Л А В А IV

СУП 1.П1ICT! 1КА ЕДИН ИЦ (О Н О М А Т О Л О Г И Я )

Предмет стилистики единиц составляют парадигматические

отношения эквивалентных (или, точнее, омофункциональных)
единиц всех ярусов (уровней структуры) я зы к а в плане их
соотнесенности с речевыми сферами, а т а к ж е — применитель­
но к семасиологии — с экстралингвистическим объектом.
Н астоящ ая г л ав а содерж ит обзор фонетической, м орф оло­
гической, лексической, синтаксической и семантической п а р а ­
дигматики явлений, имеющих стилистическую значимость. П е ­
речень типов этих явлений не является исчерпывающим; нео­
дин акова т а к ж е степень полноты описания разных ярусов,
поскольку диапазоны вариативности единиц разны х ярусов
различаю тся, и естественно, что стилистическая фонетика и
стилистическая морфология вообще менее изучены, чем сти­
листическая лексикология, синтаксис и семасиология.
П А Р А Д И Г М А Т И Ч Е С К А Я Ф О Н Е Т И К А . И зложению соб­
ственно фонетической проблематики необходимо предпослать
несколько вводных замечаний. В условиях колоссально воз­
росшей за последние столетия роли письменных форм язы ко ­
вого общ ения исходная устная (звуковая) ф орм а речевой р е­
ализации язы ка отодвинулась в известном смысле на второй
план. Н аш и обычные суждения о язы ке чащ е всего имеют в
виду его письменную форму. Письменные тексты не только я в ­
л яю тся д ля н.ас образцом в речевой повседневности, но и в не­
которой степени определяют характер нашего лингвистическо­
го м ы ш л е н и я '. Н евзи р ая на д екл арац и и о важности изучения
звуковой стороны живой речи, мы с трудом освобождаем ся от
влияния графических представлений. В нелингвистическом
обиходе широко распространено смешение понятий звука и
буквы («Ребенок не выговаривает букву « р » ) . Косвенным сви­
детельством важности графики д ля языкового сознания я в л я ­
ется употребительность в разных язы ках чисто графических
уподоблений — основывающихся на графических о б разах ме­
тафорических и метонимических характеристик звуковой ре­
чи. Приведем несколько примеров, демонстрирующих эту л ю ­
бопытную тенденцию.
Не had a trick of p a u s in g before and em p h asiz in g «They»
88
as though the w ord stood in c a p ita ls in his dark m ind (E. W a l ­
lace). «You w o n /t be the only m an on board». D iane m a n a g e d
to put the_ w o rd ' m a n ' into quotes, so th a t it seemed to pose a
whole series of crude question m ark s (N. M o n s a r r a t) . «Wer
ist denn da?» — «Ich bin's. Schweizer». — «Clem ens?» D as
F rag ezeich en h in ter m einem N am en w a r g an z dick, rich tig
schw e rg ew ic h tig (К- H. B e rg e r). В романах польских писате­
лей Выджинского и Кормик (A. W ydrzynski, A. Kormik) чита­
ем: Зенек, говори более круп ны м и буквам и: ничего не сл ы ­
шу... комплименты, взятые в л егк и е кавы чки иронии, чтобы
отбить п р и вк у с подхалимства... го в о р и ла все быстрее, без з н а ­
ков препинания. Наконец, у Константина' Симонова: ...Наме­
ки бы ли робки, Н игде не п роры вались до конца. Но в каждой
фразе за к л ю ч а л и с ь в скобки («П ервая любовь»).
Письменность сд елала текст фиксированным, непреходя­
щим, зримы м объектом. Она позволила открыть в нем свой­
ства, которые не могли быть замечены в эфемерном звучащ ем
слове. Вместе с тем письменность н ал о ж и л а некоторые о г р а ­
ничения на наш у способность непредвзято судить о звуковых
свойствах текста. Во всяком случае, орфографическое письмо
почти не передает фонетических особенностей речи, меж ду тем
они п редставляю т собой существенный стилеобразую щий
фактор.
Стилеобразующими (т. е. выявляю щ ими стилевую п рин ад ­
лежность текста, его субъязыковую специфику, позволяю щими
определить его отнесенность к той или иной речевой сфере")
парадигматическими сегментными элементами являю тся в а ­
рианты фонем — социалыю -диалектиые,. территориально-ди­
алектные или собственно стилевые (в рам ках литературного
язы ка) реализации фонем.
Примером первых в английском языке может служит!, су б ­
ституция общеанглнйского дифтонга ei дифтонгом ai в так н а­
зываемом «кокни» — говоре городских низов Л ондона (sv, ру,
вместо say, p a y ) .
Территориально-диалектными являются, например, п а л а т а ­
лизация фонемы g до превращ ения ее в j в некоторых местно­
стях Германии (Берлин. С аксони я), превращ ение аф ф рик ат
и фрикативные в урало-сибирских говорах («лисиса», «пиа­
лок», « ш ш у к а » ), озвончение глухого фрикативного f на юге
Англии (vat, vox вместо fat, fox).
Д л я носителей социальных и территориальных диалектов
особенности их произношения не имеют стилистического зн ач е­
89
ния. Они обнаруж и ваю тся только на фоне литературного я з ы ­
ка.
Собственно стилевое варьирование мож ет быть проиллю ­
стрировано следующими примерами. Во французской поэзии
немое е (т. е. нулевая фонема) нередко реализуется в виде
безударного [ э ]. В русском язы ке первой половины XIX века
нормой являлось оканье при публичном чтении стихов; еще
дольше сохранилось оканье как норма в язы ке религиозного
культа. Английская официальная речь не допускает ко н трак­
туй типа m usn't, can't, свойственных речи обыденной. Н е м ец ­
кое увулярное г в сценической речи (B u h nen deu tsch) реко­
мендовалось зам ен ять переднеязычным г.
Существенна в стилеобразовательном плане т а к ж е про­
блема фонетических вариантов слов — своего рода дублетных
форм одного и того ж е слова. Ср.русские разговорные или,
точнее, просторечные формы «чё» (чего), «тока» (то л ь к о )^ ан ­
глийские yea, yep (yes), yuh (you); нижненемецкие dat, w at
(das, w a s ) ; ie, ine вместо loi, moi в нормандских говорах ф р а н ­
цузского языка. Произносительное варьирование — черта, в
принципе свойственная лю бому языку, особенно язы кам
стран, занимаю щ их обширные территории. С учетом п олож е­
ния о стилистической релевантности варьирования формы з н а ­
ка становится очевидным, что любое варьирование подобного
рода стилистически значимо.
Стилистическое значение имеет не только варьирование
фонемного состава языковых единиц (морфем, слов, словосо­
четаний и предлож ений), но и просодические их характери сти ­
ки. В частности, стилистически значимо варьирование словес­
ного ударения. Нередко это варьирование остается в пределах
литературной нормы. Например, несколько вариантов у д а р е ­
ния имеет английское слово laboratory. В русском л ит ер ату р ­
ном язы ке одинаково допустимы варианты м ы ш лени е п м ы ш ­
ление, творог и творог, однако п р изн ав аем ая авторитетными
лингвистами допустимость варьирования ударения в этих сл о ­
вах отнюдь не предполагает безразличия идиолекта к разным
ряриантам: напротив, идиолект нетерпим к чуждым ему
(хотя и общепризнанно правильным) вариантам. Вследствие
этого проблема нарушения привычных для индивида норм ис­
пользования ударения приобретает первостепенную стилисти­
ческую значимость. В русских професиональных говорах име­
ется лю бопы тная тенденция к установлению своих собствен­
ных, отличных от общелитературных, норм ударения: добыча.
90
искра, кйучук; особенно часто подобные отклонения н аб л ю д а­
лись еще в дореволюционную эпоху в речи военных моряков
— компас, рапорт, кондуктор. Н а языки с фиксированным
ударением это положение, по-видимому, не распространяется.
Переходя от словесного ударения к фразовому, конста­
тируем, что, н аряду с чисто коммуникативной ф ун кц иейакту а-
л и зат о р а ремы в высказывании, ударение может играть чисто
экспрессивную роль — служить средством эмфатнзации, под­
черкивания наиболее существенного элемента текста. А нало­
гичную роль, по крайней мере в русском языке, играет э м ф а ­
тическое скандирование наиболее важ ного участка текста: Я
тебе го-во-рил де-сять р а з!
Чрезвычайно важ ную смыслоразличительную и, в том чис­
ле, стилистическую функцию несут супрасегментные х ар а к тер и ­
стики высказы вания. Н аличны е в данном язы ке варианты ме­
лодии составляю т парадигму интонаций, из которой, подобно
выбору вариантов фонем, осущ ествляется выбор необходимого
варианта. О днако континуальность мелодического рисунка
(черта, позволяю щ ая отнести интонацию к супрасегментному
«уровню») препятствует выявлению четких мелодических
классов. Фонетическая р еали зац и я любого предложения, д аж е
элементарного по структуре и незначительного по п ро тяж ен ­
ности. может варьировать в чрезвычайно широком диапазоне.
Собственно фонетические исследования (в том числе— экспе­
риментальные) регистрируют, как правило (особенно в учеб­
ных целях), лишь основные, имеющие определенное г р а м м а ­
тическое значение варианты мелодических контуров: мелодия
вопроса, утверждения, восклицания и т. п.. Известно, однако,
"то интонация и специфичность артикуляции гласных и со­
гласных способны передавать не поддаю щ ееся исчислению ко-
л и ч е с р о имплицируемых, т. с. отсутствующих в лексике тек­
ста добавочных значений— вербально не выраженных, но не-
дпузначчо воспринимаемых получателем речи. Мы все н тон
или иной мере владеем арсеналом подобных средств родного
языка. Особенно развито это умение у актеров; однако оно
оказал о сь бы избыточным, если бы массовый зритель был не­
способен. по крайней мере, к пассивному восприятию р а зл и ­
чий между интонационно вы раж енны м и носителями вневер-
бальной информации. Здесь еще раз уместно вспомнить о к а р ­
динальном различии меж ду звучащей речью и ее отражением
в письменных текстах, которые в большинстве случаев состав­
91
ляю т единственно доступный стилисту материал д л я изуче­
ния.
Перейдем к более традиционному фоностилистическому воп­
росу. С давних пор известны попытки эстетической к в ал и ф и ­
кации звуков и звукосочетаний язы ка или — иногда — нацио­
нальных языков, взятых в целом. Ещ е в XVIII веке о б с у ж д а ­
лась проблема, какие из европейских языков пригодны д ля о б ­
щения с богом, для беседы с друзьями или для словесной пе­
репалки с врагами. Вероятно, следует констатировать несосто­
ятельность, субъективизм самой постановки подобных вопро­
сов, поскольку звуки речи сами по себе не имеют оп ред елен ­
ной эстетической ценности вне их соотнесенности с языковым,
и, отчасти, экстралингвистическим опытом индивида и к ол л ек­
тива. К ак индивид, так п коллектив воспринимают фонетиче­
ские факты чужого язы ка через призму привычных явлений
язы ка родного; при этом неизбежно влияние ф ак тор а сем ан ­
тики (ср. описанный выше, в главе первой, анекдотический
пример «угадывания» значений русских слов по хар актеру их
з в у ч а н и я ).
Существо стилистической значимости звуков и звукосоче­
таний состоит в парадигматическом соотнесении их с их а н а ­
логами в тех словах, которые имеют ярко выраженную поло­
жительную или отрицательную эстетико-эмоциональную о к­
раску. Д л я иллюстрации этого положения достаточно одного
широко известного примера. Эстетическая и этическая д е г р а ­
дац ия английского звукосочетания Ы- связан а с длительной
историей эвфемистических зам ен вульгарного слова bloody
(букв, к р о ва в ы й) словами, начинающимися с того ж е соче­
тания согласных: blasted (лопнувший, взорванный) blam ed
(порицаемый), blessed (благословенный), bloom ing (цвету­
щий) и т. п. Общие эстетико-эмоциональные обертоны нахо­
дит Д ж . М акнайт в сочетании fI-, в шипящем sli, предшеству­
ющем гласному и т. д. В этих случаях причиной возникновения
стилистической значимости у незначимых фонетических еди­
ниц являю тся определенные семантические а с с о ц и а ц и и 2. Т а ­
кие ж е явления можно наблю дать и в других язы ках — н а­
пример, в русском, где слова, не рекомендованные к публич­
ному употреблению, заменяю тся их паронимами, т. е. с л о в а­
ми, близкими по звучанию.
Непосредственная, не обусловленная языковым опытом
экспрессивно-изобразительная функция звуков речи н аб л ю д а­
ется, вероятно,'лиш ь в случаях ономатопеи — демонстрации
92
Звуковой картины внеязыковой действительности средствами
язы ка. Звукоимитационное словообразование имеет место не
только в меж дометиях типа бах! трах! и их ан алогах — не­
мецких bums, krach, французских pan, p a ta ir a s , английских
bang, crack, но н, например, в глаголах. Ср.:

рус. нем. англ. франц.

шипеть zischen hiss siffler
шуршать ra uschen ru s tle froufroter
шушукаться tuscheln w h isp er chuchoter

Во всех приведенных м еж ъязы ковы х п а р ал л ел я х есть не­

что общее — наличие шипящих или сибилянтов. И сп о л ь зо ва­
ние звукописи здесь очевидно.
Зв у ков ая имитация может т а к ж е использоваться в целях
юмористического и зображ ения иноязычной речи. Всмомним
удачную имитацию английской речи с помощью бессмысленно­
го набора русских слов в комедии М аяковского «Баня»: ЛЛ
И ван шел в рай а звер и обедали.
Явление, близкое к ономатопее, хотя и противоположное
ей по направленности психического процесса (касаю щ ееся
деширофки получателем приходящих к нему извне звуковых
сигналов) имеет место при безотчетной вербализации зв у ко ­
вых эффектов неязыкового происхождения (криков животных,
звуков, сопровождаю щих природные явления, производствен­
ных или транспортных ш умов). Вспомним ж алобн ы й скрип
двери «Батюшка, я зябну!» в «Старосветских помещиках» Го­
голя или созвучный невеселый мыслям М ишки Д ад о н о в а пе­
рестук вагонных колес в повести А. Н еверо ва «Таш кент —
город хлебный» («Не доедешь! Не доед еш ь !» ).
Упоминание о примерах вербализации невербального име­
ет целью проиллю стрировать роль ф ак тор а ож идаем ости со­
общения — фактора, облегчающего семантизацию восприни­
маемого д а ж е в условиях так назы ваемы х «помех в канале
связи». Известно, что знакомый (или стереотипный) текст л ег­
ко воспринимается и семантизуется в некачественной записи
или радиопередаче 3. Скорее всего именно по подобной причи­
не нуль звука мож ет быть п арадигматически эквивалентен
звуку, что и способствует процессам редукции гласных или
вокализации согласных в отдельных ф орм ах речи, п д и алектах
и — в конечном счете — в историческом развитии ряд а я з ы ­
ков.
ЭЭ
 П А Р А Д И Г М А Т И Ч Е С К А Я М О Р Ф О Л О Г И Я , в п р обл ем а­
тике стоматологической морфологии можно разли чать д ва ос­
новных направления. Стилистической значимостью обладаю т:
1) синонимия (парадигматическая эквивалентность, взаи-
мозаменимость) м атериально различаю щ ейся морфемики;
2) вариантность в употреблении (частичная взаимозамени-
мость) морфологических категориальных форм.
В обоих случаях речь идет о возможности выбора из двух
или нескольких парадигматически наличных вариантов. С ти­
листическая значимость определяется типом соотнесенности
избранного варианта с нейтральным.
Синонимия морфем обнаруж ивается, в первую очередь, в
области афф иксальной морфемики, т. е. в язы ках с развитой
флексией. С равни вая использование вариантов морфем в
разных субъязы ках, можно обнаруж ить некоторые общие з а ­
кономерности. Так, очевидно, что в речевых сферах, обобщен-
iio характеризуем ы х как «книжные», более часто, чем в по­
вседневном (бытовом) использовании язы ка, встречается а р ­
хаическая морфемика: тобою, рукою, вместо тобой, рукой,
lie h ath вместо he has, brethren вместо b rothers (ср.: братие и
братья); w ard вместо w urde (внутренняя ф лекси я). В обыден­
ных речевых сферах (разговорная речь) отчетливо п р ояв л яю т­
ся общие тенденции к употреблению ограниченного набора
морфем. В «высоких» речевых сферах морфемика в целом
богаче и разнообразнее: литературное около двухсот пятиде­
сяти и просторечное около двести пятьдесят; соответственно н
английском W hom a re you ta lk in g to? — Who are you ta lk in g
to ?; if I were — if I w as; во французском je ne le co nn ais pas
• - connais pas и т. п. Изучение текстового м атерила п этом
направлении д олж н о дать обобщенные характеристики мор­
фемного состава субъязыков.
Под вариантностью (или вариабельностью, т. е. способно
стью к варьированию ) категориальных форм имеется и виду
взаимозаменимость в некоторых определенных условиях г р а м ­
матически противополагаемых конституентов грамматической
категории, т. е. случаи нейтрализации оппозиции их г р а м м а ­
тических значений. Обычно немаркированны е (слабы е) члены
оппозиций имплицируют значение сильных членов и иногда
зам ещ аю т их, причем т ак ая зам ен а стилистически значима.
О братимся д л я иллюстрации этого общеизвестного положения
к глагольной категории времени. Один из конституентов этой
категории, а именно категори альн ая форма настоящего време
94
ни способна в силу неопределенности понятия «настоящего
времени» (к ак логической категории) в ы р а ж а т ь действие, от­
носящееся к прошлому или будущему, т. е., тем самым, брать
на себя функции временных форм прошедшего и будущего:
Прихожу я вчера домой и узнаю : уезжает через неделю.
Аналогично используется презенс в других языках.
Подобным ж е образом варьирую т и другие категориальные
формы. Однако, в отличие от несобственного употребления
грамм атических времен, несобственное употребление других
категориальных форм подчиняется частным закономерностям
— зависит от морфологической структуры конкретного язы ка,
от индивидуальных свойств его частей речи. Так, славянские
языки, за исключением болгарского, не имеют, в отличие от
германских и романских языков, вы разителя категории опре­
деленности — неопределенности — арти кля и, напротив, о б л а ­
д аю т категорией вида, фактически не представленной как
флективно в ы ра ж ен н ая морфологическая категория в герм ан ­
ских и романских языках. Н аличие категории рода в англий­
ском языке проблематично; во французском язы ке нет катего­
рии пад еж а, вы раж аем ой с помощью флексии. К атегория з а ­
лога, непоследовательно и ограниченно используемая в рус­
ском языке, распространяется в английском языке на некото­
рые непереходные глаголы (The bed has not been slept in );
категория одушевленности, присущ ая славянскому сущ естви­
тельному (им. пад. — стол, винит, пад. — стол, но: им. пад
сын, винит, пад. сына), частично представлена в английском
языке, но имеет там непадеж ны е формы вы раж ения (употреб­
ление относительного местоимения who с одушевленными су­
ществительными и which — с неодушевленными; отчасти —
соотнесенность одушевленных с личными местоимениями he,
she, а неодушевленных—с i t ) . С ослагательное наклонение в не­
мецком и, отчасти, во французском язы ке представляет собой
в ряде случаев синтаксически зависимую категориальную ф о р ­
му (обязательность употребления сослагательного в опреде­
ленного рода .при даточн ы х). Эти и многие другие м е ж ъ я з ы ­
ковые различия препятствуют поискам полных морфолого­
стилистических аналогий.
Р азум еется, более или менее сходная вариативность (взаи-
мозаменимость) категориальны х конституентов в ряде языков
не ограничивается упомянутой выше возможностью использо­
вать глагольные времена в несобственном их значении. П р и ­
меры вариативности категориальны х форм демонстрирует, в
95
Частности, грам м атическая категория лица. Варьирую щ ие
значения имеет французское неопределенное местоимение on
— своего рода у ка зат ел ь любого лица: on пе sait j a m a is —• не­
определенно-личное значение; alors. les en fan ts on profite? (в
гаком случае, дети, воспользуемся? — значение первого лица
м н о ж еств ен н ого.чи сл а); Les m em es sont venu s a la gare... On
avait un peu peur — значение третьего лица множественного
числа; On a change. Tu ne m 'a s p as reconnu — значение пер­
вого лица единственного числа. Ср. в других язы ках: англий­
ские примеры one never knows, you never know, we never
know имеют неопределенно-личное или обобщенно-личное з н а ­
чение (то ж е в примере they s a y ). Ср., далее, аналогичную,
трафаретную в ряд е языков форму обращения, в которой вто­
рое лицо зам ен яется первым лицом множественного числа:
Ну, к а к мы себя чувствуем? Имеются так ж е аналогичные чер­
ты в употреблении форм категории числа: в ряде языков един­
ственное число мож ет употребляться вместо множественного
при необходимости выразить общее (родовое) через единич­
ное ( Студент должен усвоить вместо Студенты должны у с в о ­
ить).
Характерно, что упомянутые в настоящем разделе а н а л о ­
гичные для ряда языков черты касаю тся не чисто м орфоло­
гических, а морфосиитаксическнх категорий — времени, лица
и числа.
И так, предмет ономатологическоп морфологии составляет
варьирование форм вы раж ения одних и тех ж е морфологиче­
ских значений и варьирование использования самих г р а м м а ­
тических значений — использование в разных типах речи р а з ­
ных конституентов грамматических категорий при описании
одних н тех же элементов действительности. Ономатологиче-
ская морфология д о л ж н а исследовать вопрос, к а ю ш типам
речи свойственны те или иные эквивалентные формы в ы р а ж е ­
ния грамматических значений и сами эти значения, какова
стилевая отнесенность тех и других.
ПАРАДИГМ АТИЧЕСКАЯ Л ЕК СИ КО Л О ГИ Я. Задача
ономатологической лексикологии заклю чается в р азработке
принципов стилистического описания лексики язы ка — сло­
варных (и фразеологических) единиц в отвлечении от контек­
ста. Эта зад ач а п редполагает построение общей стилистиче­
ской классификации лексики. Решение возникающих при этом
проблем сопряженно с весьма серьезными принципиальными
трудностями.
96
 Уже само по себе требование отсечь контекстуальные с в я ­
зи слова и описывать его ка к некоторый самодовлеющ ий ф е ­
номен противоречит природе слова. И з предыдущего и з л о ж е­
ния (гл ава 1) известно, что стилистическая значимость слова
есть не что иное, как его дистрибуционная характеристика:
коннотации порож даю тся совокупностью контекстуальных о к­
ружений. П одход к слову как к изолированной единице п рав о ­
мерен лишь в той степени, в какой его коннотации могут р а с ­
см атриваться как определенные и относительно неизменные.
Второе затруднение вызвано полисемией и полифункцио­
нальностью слов. Выступая в разных значениях и в разных
функциях, слово меняет свои коннотации и, следовательно,
долж но входить одновременно в несколько классиф икацион­
ных рубрик, что л и ш ает классификацию смысла. По-видимо-
му, следует в связи с этим анализировать, сопоставлять и
классифицировать не слова в комплексе их значений, а лишь
отдельные значения слов.
Препятствует созданию единой классификационной систе­
мы т а к ж е то обстоятельство, кто коннотации д а ж е отдельных
словозначений многомерны, комплексны, т. е. могуг получать
разнопорядковы е характеристики, причем це всегда возможно
однозначно решить, к а к ая из этих характеристик является
доминирующей.
Поясним сказанное. Из предыдущего известно, что отне­
сенность языковой единицы (в данном случае — слова) к л ю ­
бой выделяемой нашим языковым опытом группировке еди­
ниц имеет стилистическое значение. Слово мож ет п ри н ад л е­
ж ать, с одной точки зрения, к одной группе слов, с другой точ­
ки з р е н и я —к другой и так далее. Традиционные кл ас си ф и ка­
ции лексики, осуществленные не только стилистикой, по и
лексикологией, существуют параллельно, независимо одна о г
другой.
Например, стилистически существенно выделение в лексико­
логии таких групп слов, как «архаизмы», '«книжно-литератур-
иые слова», « варвари зм ы » (слова, иноязычное происхождение
которых очевидно), «эвфемизмы». В то ж е время легко з а м е ­
тить, что перечисленные группы не образую т единой кл асси ­
фикации.
К лассификацией принято считать такое разбиение множ ест­
ва единиц, при котором постулируемые подразделения (к л а с ­
сы) обладаю т, преж де всего, свойством непересекаемости:
к а ж д а я отдельная единица д о л ж н а входить по совокупности
7 Заказ 10921 97
своих признаков только в один класс и не может одновремен­
но п рин ад леж ать двум или более классам. Условием непере­
секаемости классов является соблюдение требования единства
классификационного основания (так назы ваемы й principium
divisionis). Например, возрастная классификация, каковы бы
пи были объемы устанавливаем ы х классов («до 7 лет», «от 8
до 12 лет», «от 13 до 18 лет» или ж е «до 6 лет», «от 7 до 10
лет», «от 11 до 13 лет» и т а к далее) не допускает введения
чужеродных классов типа «дети высокого роста», «блондины»,
или «родившиеся в сельской местности».
В приведенном выше перечне лексикологических групп мы
наблю даем именно такие различия классификационных осно­
ваний. К а ж д а я из перечисленных групп выделена по разным
признакам. Архаизмы — это устаревшие, малоуиотребитель-
в современном язы ке слова — представители минувших эпох
существования языка. Они входят в классификационную три­
аду «слова, выходящ ие из употребления — употребительные
слова — слова, начинающие входить в употребление (неоло­
гизмы)». Книжно-литературны е слова выделяю тся по призн а­
ку сферы их использования; они могут быть противопоставле­
ны словам, не употребляемым в книжной речи. Класс в а р в а ­
ризмов входит в классификацию слов по признаку их проис­
хождения: в арвари зм ы противополагаются исконным и асси­
милированным иноязычным словам и сами, в свою очередь,
нуждаются в дальнейш ем подразделении ио языкам-источни­
кам. Термин «эвфемизм» в ы р а ж ае т этическую оценку лексики,
подразделяю щ ую ее на группу слов, вы р аж аю щ их в смягчен­
ном виде понятия, табуируемые общественной моралью или
эстетикой, группу социально приемлемых слов и, наконец,
группу слов, без смягчения, прямо в ы раж аю щ их социально
неприемлемые, подвергаемые габу понятия или со п ровож да­
ющие вы ражение объективно приемлемых понятий оттенком
грубости, вульгарности (так н азы ваемы е «дисфемизмы», или
« к а к о ф ем и зм ы » ).
К ак видим, к а ж д а я из перечисленных лексических групп
входит в свою особую классификацию. Именно поэтому одно
и то ж е слово мож ет одновременно п рин адлеж ать к несколь­
ким группам: разнопорядковые классификации способны к пе­
ресечению. Например, относительно слова э к зек уц и я (телесное
н аказание) мы можем констатировать, что в его коннотации
содерж атся следующие семы: 1) архаичность (слово было
употребительным в XIX веке; в настоящее врем я оно практиче
98
ски не употр еб л яется); 2) иноязычность (звукосочетания s o ­
il -ция ассоциируются с аналогичными сочетаниями в других
явно нерусских словах типа экзамен, экзотика, ю р и сп р у д ен ­
ция, грация; 3) книжность (по крайней мере в настоящ ее в р е­
мя слово неизвестно за пределами художественной л ит ер ату ­
ры ); 4) эвфемистический характер ( в сравнении с русским
словом по рк а).
М ожно продолжить перечень выделяемых лексикологами
групп слов, назвав, например, такие, ка к профессионализмы,
диалекти зм ы , термины, арготизмы, разговорные слова, про­
сторечные слова, вульгаризмы, поэтизмы, неологизмы, ок к ази ­
онализмы. К ак и рассмотренные выше, эти группы безусловно
имеют отношение к стилистике, но, не образуя единой к л а с ­
сификационной системы, не даю т и ответа на вопрос о стили­
стической значимости их составляющих. Они лиш ь констати­
руют субъязы ковую принадлежность лексических единиц, вхо­
дящих в них.
М еж ду тем для стилистики в аж н о установить не только
субъязыковую отнесенность единицы — принадлежность ее к
р азр я ду слов книжных или разговорных, слов-терминов, или
поэтических слов — но и выяснить, какова ее эм оционально­
эстетическая ценность, т. е. является ли слово высокопарно-
торжественным или же, на'против, резким и грубым, не р ек о­
мендуемым к употреблению. Такую обобщенную характери сти ­
ку слов п ризвана дать собственно стилистическая инвентари­
зация лексики.
С тилистическая классификация, вероятно, д о л ж н а строить­
ся на едином основании социального престижа слова. Она
вряд ли мож ет быть детальной ввиду противоречивости
свойств слова и отсутствия объективных критериев сопюста
вителыюй оценки слов, однако оценка в первом приб л и ж е­
нии, по-видимому, возможна.
Н аиболее общим, первичным подразделением лексики (как
и языковых единиц других порядков) является подразделение
ее па лексику нейтральную и лексику стилистически о к р а ­
шенную (отметим, что все вышеперечисленные группы состо­
ят целиком из стилистически окраш енных сл о в ). В свою оче­
редь, стилистически окраш ен н ая лексика в плане ее эстетиче­
ской оценки, в плане сопоставления ее с лексикой н ей траль­
ной способна обнаруж ить только два типа отличия от ней­
тральной: она мож ет быть либо эстетически более ценной, л и ­
бо менее ценной, чем нейтральная. Иными словами, при пер­
7* 99
вичной, наиболее элементарной ее инвентаризации мы д о л ж ­
ны будем констатировать у любой стилистически окрашенной
единицы либо положительные, либо отрицательны е (в плане
их отношения к нейтральности) коннотации. М етафорически
и зо б р а ж ая эти отношения в виде пространственной схемы, мы
долж ны будем поместить все слова, обладаю щ и е п олож итель­
ными коннотациями, выше нейтральных слов и, соответствен­
но, слова с отрицательной коннотацией— ниже нейтральных.
Этому можно д ать социальное истолкование. «В озвы ш ен­
ность» и «сниженность» существуют не сами по себе, не как
самодовлею щ ие стилистические феномены, а как производные
социальной оценки минимум трех факторов: объекта речи, х а ­
рактера речевой сферы и участников коммуникационного а к ­
та. Социально высокое и социально низкое соотносятся в мо­
рально-этическом плане с понятиями «добра» и «зла» и — в
общелогическом — с понятиями положительного и отр и ца­
тельного.
Итак, возникает, трехчленная система, в которой цен тр ал ь­
ное место заним аю т нейтральные слова, а стилистически о к р а ­
шенные разм ещ ены выше и ниже нейтральных. Эта система
отнюдь не нова: она фактически иллюстрирует теорию трех
«штилей» — высокого, среднего и низкого, описанную еще Л о ­
моносовым 4. Такое подразделение-лексики язы ка, в принципе,
вполне приемлемо; теоретически (если и не всегда в практике
стилистического описания) оно обеспечивает четкое распреде­
ление ее по трем рубрикам. Существенным недостатком д а н ­
ной системы является ее чрезмерная обобщенность. Она не
учитывает никаких градаций «возвышенности» и «сниженно-
сти». В рам ках этой классификации к одной и той ж е рубрике
«высоких» слов долж ны быть причислены слова, существенно
различаю щ иеся м е ж д у собой в эмоционально-эстетическом о т­
ношении. Так, в сравнении с явно нейтральными п р и л агател ь­
ными б е л ы й , ш и р о к и й , деревянный, п рилагательны е деятель­
ный, важнейший, присущий, о бладаю щ и е очевидным оттенком
книжности и не употребляемы е в речи малообразованны х л ю ­
дей, входят в класс слов «высокого» стиля. Ещ е более воз­
вышенной является сфера употребления канцеляризм ов типа
вы ш еозначенны й или ниж еподписавшийся. С ловами м а кси ­
мально высокого плана являются поэтизмы краснозвездный,
осиянный, трепетный. По-видимому, нет оснований помещать
книжно-литературную, канцелярскую и поэтическую лексику
в один общий класс «возвышенных» слов.
100
 В то ж е время очевидно, что границы меж ду подобными
разновидностями установить невозможно. Приведенные при­
меры демонстрируют специально отобранные слова, явствен­
но различаю щ иеся по х ар а ктеру стилистических оттенков, по
степени возвышенности. О днако далеко не о каж дом слове
можно судить с одинаковой определенностью. По-видимому,
однозначная строгая классификация лексики неосуществима
подобно тому, как неосуществима исчерпываю щ ая и в то же
время непротиворечивая классиф икация языковых стилей во­
обще.
Вероятно, здесь предпочтительны не поиски точных границ
между отдельными классами, а попытки создания априорной
(хотя и основывающейся на очевидных языковых ф актах)
схемы — ориентировочной ш калы эстетических значимостей—
шкалы, где град ац и я приблизительна, а границы меж ду о т­
дельными классам и размыты.
П риводимая ниже схема и зо б р а ж ае т такую ш калу. Ц ен т­
ром ее является область нейтральной лексики. Отрезки ш к а ­
лы, расположенные, соответственно, выше и ниже нейтральной
области, указы ваю т степени эстетической ценности условно
разграниченны х пластов лексики.
С тепени повы ш енной э с ­ М ак си м ал ьная
тетическом ц енности лек ­
С р ед н яя
сики.
М и ни м ал ьн ая
Н у л е в а я степень
(ней тр ал ьн ая л екси к а)
М и ни м альн ая

С тепени сн и ж ен н о й э с ­ С р ед н я я
тетической ценн ости л ек ­
сики. М ак си м ал ьная

П о дразделение «супернейтральных» и «субнейтральных»

областей шкалы на три степени возвышенности и сниженности
не является чисто дедуктивным, умозрительным постулатом, а
основывается на следующих предпосылках. М и ни м альн ая сте­
пень предполагает отсутствие у отправителя речи специальной
целевой установки на стилистическую выразительность, на
преднамеренное, осознанное достижение соответствующего эс­
тетического эффекта. С редняя степень характеризуется н али ­
чием такой установки. М ак си м ал ь н а я степень имеет место
101
применительно к высокоэмоциональной лексике, обладаю
щей особой эстетической ценностью или, напротив, примени­
тельно к лексике эстетически и этически неприемлемой. Конк­
ретное лексикологическое сод ерж ан ие предлагаемого п о др аз­
деления, очевидно, требует пояснений.
М инимально повышенной (сравнительно с нейтральными
словами) эстетической ценностью об ладаю т книжно-литера-
турные слова, употребляемы е в официальной речи узуально,
автоматически, без каких-либо стилистических претензий (л ек­
ция, доклад, дискуссия, ответ студента на экзамене, деловая
беседа; деловое письмо, отчет, объяснительная записка и
т. д .). Выше уж е были упомянуты три прилагательных, отно­
сящихся к этому слою — деятельный, важнейший, присущий.
Эти и многие другие слова (отличие, завершение, трудоспо­
собность, преобладать, повсеместно и т. д.) в ряде случаен
имеют почти неощутимые коннотации «возвышенности», о д н а ­
ко эти коннотации существуют, поскольку лю бому культурно­
му носителю русского языка ясно, что данны е слова не могут
считаться употребительными во всех речевых сферах (н ап ри ­
мер, они неуместны в обиходном бытовом диалоге), и, следо-
нательно, их нельзя считать нейтральными.
С редняя степень повышенной стилистической ценности
свойственна словам, употребляемым отправителем речи со
специальной целью придать высказы ванию окраску высоко­
парности — торжественности, архаичности, принадлежности к
высоким интеллектуальным и эстетическим сферам. О б р а з ц а ­
ми такого рода слов могут служить слова братоубийственный,
низвержение, воспрянуть, нижепоименованный, глобальны й,
тотальный, ком м уникабельны й, ваятель, монументальность,
импрессионист и т. п. Граница между данной и предшествую ­
щей группами слов не может быть определена категорически,
однако основания для различения этих групп, по-видимому,
являю тся достаточными. Во всяком случае, стилистические
различия между приведенными здесь иллю страциями пред­
ставляю тся вполне очевидными.
Отсутствует ясная граница и между средней и м а кси м ал ь ­
ной степенями стилистической возвышенности лексики. К м а к ­
симальной степени относится поэтическая лексика — архаич е­
ская (ланиты, рамена, длань, -младость, златой), традиционно
|р а ф а р е т н а я (тишь, синь, гладь, отзвенеть, приволье, сизо­
кр ы лы й) и некоторые авторские новообразования (стозвон-
ный — Есенин, взорлить — М аяковский).
102
 Несколько более четкой является стилистическая град ац и я
лексики, л е ж а щ е й ниже нейтрального слоя. К минимально
сниженным относятся так назы ваемы е разговорные слова.
И спользуя их в неофициальном повседневном общении, гово­
рящий непреднамеренно и неосознанно сниж ает стилистиче­
скую тональность речи. Отличие некоторых из этих слов от
нейтральных зак л ю ч ается только в том, что они не употреби­
тельны (вы зы ваю т ощущение неуместности) в супернейтраль-
ных речевых сф ерах — в официальном устном и письменном
языковом общении. Примеры разговорных слов: штучка,
сгущенка, газировочка, промокашка, язвенник, декрет (дек­
ретный отпуск), диплом (дипломная работа) 5.
Более зн ачительн ая степень снижения в следующей рубри­
ке обусловлена целенаправленной, осознаваемой говорящим
деградацией лексики. В эту рубрику входят слова, исполняю­
щие, согласно меткому замечанию Г. Брэдли, такую ж е з а м е ­
стительную функцию по сравнению с синонимичными им обыч­
ными литературны ми словами, какую исполняют прозвища по
отношению к подлинным именам людей — арготизмы. Упот­
ребляя арготизм, говорящий знает, что он употребляет не то
слово, которым обычно обозначается данное явление действи­
тельности, а суррогат, заменитель этого слова — как правило,
юмористический и, во всяком случае, объективно вы раж аю щ ий
неодобрительное, несерьезное или небрежное, легкомысленное
отношение к предмету речи, субъективно ж е (с точки зрения
индивидуальных мотивов употребления) представляю щ ий со­
бой проявление своеобразного негативизма в речевом поведе­
нии. Когда говорящий вместо нейтральных слов спать, есть,
выпить, обязательно употребляет слова припухать, рубать,
раздавить (ш арахнуть), железно, его протест против общ епри­
нятого, конвенционального в средствах вы раж ения, его стрем­
ление и збеж ать чересчур культурных, по его мнению, н аи м е­
нований. естественно истолковывается слуш ателем как о су ж ­
дение, как о три цательная оценка самих предметов, процессов
и свойств, обозначаемы х этими словами.
Наконец, максимально сниженными являю тся слова, отвер­
гаемые самой системой морально-этических воззрений язы ко ­
вого коллектива — слова непристойные, само лексическое з н а ­
чение которых д ел ает их неупоминаемыми. или чрезмерно гру­
бые по своим коннотациям арготизмы 6.
Ш к а л а стилистических значимостей лексики, предлож енная
здесь, пред ставл яет собой попытку регуляризировать, свести к
103
небольшому числу типов разнообразны е стилистические оттен­
ки слов. Она условна, приблизительна и упрощ ает действи­
тельную сложность и многогранность комплексных стилистиче­
ских характеристик любой лексической единицы. Внутри под­
разделений шкалы в принципе возможны дальнейш ие п о д р а з­
деления. Стилистическая индивидуальность, неповторимость
конкретных характеристик отдельных слов или, во всяком с л у ­
чае, дробность и пестрота групп, с которыми ассоциируются
тематически различные слова — все это препятствует ш иро­
ким обобщениям в сфере стилистической лексикологии. Но
именно потому, что стилистическая ш к ал а демонстрирует
лишь общий принцип эстетического расслоения словаря, она
лиш ена национально-языковой конкретности и. вероятно, при­
годна д ля первичного упрощенного описания лексики любого
высокоразвитого язы ка (т. е. язы ка, обслуживаю щ его о б щ ест­
во с высоким уровнем культуры, науки и техники, сп ец и ал и за­
ция отраслей которых порож дает дифференциацию и обособ­
ление субъязыковых лексиконов).
Р ассмотрим в общих чертах, как соотносятся традиционно
выделяемы е лексикологией специфические группы слов со
стилистической шкалой.
Вполне определенное, однозначное соотношение о б н а р у ж и ­
вают следующие группы.
П о э т и з м ы создаю т высший уровень шкалы; любой поэ­
тизм демонстрирует максимальную степень эстетической цен­
ности слова.
К а н ц е л я р и з м ы (официально-торжественная лексика),
как мож но видеть из предыдущего, зан и м аю т среднюю сту­
пень верхней части шкалы.
К о л л о к в и а л и з м ы (разговорная лексика) п ред став л я­
ют минимальную степень сниженности.
А р г о т и з м ы — по крайней мере, те из них, в коннотаци­
ях которых нет ярко выраженной вульгарности — пом ещ аю т­
ся на средней ступени нижней части шкалы.
В у л ь г а р и з м ы , согласно их эстетической (или, вернее,
антиэстетической) сущности, располагаю тся на самой низкой
ступени.
Таким образом, все эти группы стилистически однозначны
н относительно однородны. Более слож на стилистическая х а ­
рактеристика последующих лексических групп.
Т е р м и н ы . Эту обширнейшую в современных язы ках
104
группу слов обычно считают вообще лишенной стилистической
окраски. Такое мнение о терминах явно несостоятельно.
С праведливо лиш ь то, что они обычно не содерж ат, или не
долж ны содерж ать, субъективно-эмоциональных коннотаций.
О днако их повышенная, сравнительно с нейтральными с л о в а ­
ми, эстетическая и, тем самым, экспрессивная ценность несом­
ненна. Термин ассоциируется с малознакомы ми д ля среднего
носителя язы ка социально авторитетными профессиональны-
ми.речевыми сферами; он кон ц ен три ров ан н о в ы р аж аетп он яти е,
для обозначения которого неспециалист прибегает к разв ер н у ­
тым описательным оборотам, и своим лаконизмом приносит
получателю речи интеллектуальное удовлетворение. О днако
роль терминов в разны х речевых сферах и, отсюда, их с у м м ар ­
ная стилистическая ценность различна. В специальном (н ауч­
но-техническом, искусствоведческом и т. п.) тексте термин во­
обще не несет экспрессивно-эстетической нагрузки. В неспе­
циальных (литературно-художественных или разнообразных
устных) речевых сф ерах термины обычно относятся к первой
степени повышенной стилистической значимости (это свойст­
венно, главным образом, популярным терминам, входящим в
группу книжно-литературной лексики — см. н иж е); в отдель­
ных случаях их употребление (особенно употребление м алои з­
вестных узкоспециальных терминов без прямой на то необхо­
димости) свидетельствует о стиилстической претенциозности
речи.
К н и ж н о - л и т е р а т у р н ы е с л о в а . _ Стилистическая х а ­
рактеристика этих слов аналогична характеристике терминов,
однако по несколько иной причине: не вполне ясно, какие
именно слова п р и н ад л еж ат к этой группе. Выше приводились
в качестве примеров слова важнейший, присущ ий, деятельный;
но диапазон предметных и стилистических (денотацион­
ных и коннотационных) значений книжных слов чрезвычайно
широк, если учесть, что книжными можно считать все слова,
нетипичные д ля сниженных речевых сфер, за вычетом поэтиз­
мов, высоких архаизмов, канцеляризм ов и узкоспециальной
терминологии (популярные термины обычно причисляются к
книжным словам ). Во всяком случае, среди книж но-литера­
турных слов находятся и слова, демонстрирующие м и н и м ал ь­
ную степень стилистической возвышенности, и слова, подчерк­
нуто в ы раж аю щ ие своими коннотациями отнесенность к п л а ­
сту редкой, изысканной и поэтому «высокой» лексики (средняя
степень в нашей ш кал е). В русском, английском и немецком
105
язы ках это чаще всего слова греко-латинского и французского
происхождения — эпатировать, демраш, дезавуировать, п р е ­
амбула, неофит.
П р о ф е с с и о н а л и з м ы . Положение профессионализмов,
т. е. неофициальных, ф ам ильярны х зам енителей литературных
слов и официальных терминов, связанны х с производственной
деятельностью профессиональных групп, на стилистической
ш кале т а к ж е является не вполне определенным. С одной сто­
роны, профессионализмы, подобно коллоквиализм ам , употреб­
ляются без какого-либо осознанного стилистического за д а н и я —
автоматически, по установившемуся в данной профессиональ­
ной среде обыкновению и, тем самым, могут быть приравнены
к коллоквиализмам. С другой стсроны, в основе их создания
леж ит стремление к подчеркнутой, специально вы раж аемой
неофициальное™; их возникновение— своеобразный протест
против культурных технических терминов и общелитературных
наименований. Этим они похожи на арготизмы, от которых их
трудно отличить; единственным основанием для выделения
профессионализмов является их тематическая специфика. Так,
слова га зи к (автомобиль Г А З), баранка ('рулевое колесо),
резина (протекторы), кирпич (дорожный знак, запрещ аю щ ий
проезд) представляю т собой профессионализмы в речи води­
телей автомашин, в то время ка к глагол газовать, употреб­
ленный шофером д ля обозначения быстрого передвижения
пешком, принадлеж ит не к числу профессионализмов, а к ш о­
ферскому, арго, поскольку он используется для х арактери сти ­
ки явления непрофессиональной сферы.
А р х а и з м ы . Этот лексический слой характеризуется еще
большей стилистической неоднородностью. Мнение об а р х а и з­
мах как о группе слов, целиком относящейся к верхней части
стилистической ш калы, не вполне справедливо. Коннотации
высокого стилистического плана обнаруж и ваю тся у ар х а и з­
мов и историзмов (слов, называющих предметы и явления, не
существующие в современную эпоху) при двух условиях: во-
первых, слово не долж но полностью пыйти из употребления,
необходим некоторый минимум его популярности: во-вторых,
оно долж но иметь денотативное значение, не противоречащее
положительной стилистической окраоке. Слова очи, чело могут
быть отнесены к высшему стилистическому слою; средняя сте­
пень возвышенности свойственна словам типа суесловие, б л а ­
говоспитанный; в то же время малоизвестные слова тать
(вор), векш а (б ел ка), офеня (бродячий торговец) ниш кни
10(1
(замолчи) не могут, ввиду их .необычности, быть отнесены ни к
словам минимальной степени возвышенности, ни, тем более,
к нейтральным словам. М ож но полагать, что они, скорее, д о л ­
жны быть причислены к разр я д у стилистически сниженных:
они шокируют современное языковое сознание подобно ар го ­
тизмам или подобно диалектны м словам (см. ниже).
Н е о л о г и з м ы . Непривычность лексических н овообразо­
ваний придает многим из них некоторый оттенок стилистиче­
ской сниженности, несмотря на прямо противоположное, в р я ­
де случаев, стилистическое намерение авторов этих слов 7. Х а­
рактерно, что сам по себе ф ак т .причисления слова к разр я д у
неологизмов подразумевает и подчеркивает его необщепрн-
нятость, неодобрительное отношение к нему со стороны, лиц,
не склонных во всем следовать моде. Неологизмы образуются
разными путями и, б лагодаря периодической печати, телевиде­
нию, радиовещанию и кинематографу, распространяю тся с
большей скоростью, чем обычно этого з а с л у ж и в а ю т 8. Один ил
современных источников возникновения неологизмов в рус­
ском язы ке— калькирование (н аряду с прямыми заи м с тв о в а­
ниями) иноязычных (чаще всего английских) оборотов и норм
словоупотребления: президентское послание, хоккей-75. Д р у ­
гой источник — свободное обращ ение с существующими с л о ­
вообразовательны ми моделями: сенаж (очевидно, по аналогии
I- фураж ), корабелы. Третий — возрождение (своеобразная
сиеологизация») архаизмов: отменный, волнительный, умелец.
Четвертый источник появления неологизмов — введение через
массовые средства коммуникации в литературный обиход слов
разговорных, арготических и просторечных — вообще-то, к о ­
нечно же, глуб инк а , задумка, настрой, навалом. Разумеется,
дал еко не каж д ое лексическое новообразование вызывает у
языкового коллектива чувство протеста; многие из новообра­
зований входят в язык безболезненно. Например, так н а зы в а ­
емые авторские неологизмы, в отличие от разговорных о к к а ­
зионализмов (т. е. слов, «сочиняемых» ad hoc), хотя и не в ы ­
ходят за пределы идиолекта писателя (т. е. не становятся о б ­
щеупотребительными), могут быть при первом же знакомстве
с ними восприняты как слова высокой стилистической то н ал ь ­
ности (ср. есенинские стозвон, отозванный: «•Косматый лес
баюкает Стозвоном сосняка...»; «Я хотел бы затеряться в з е ­
л е н я х твоих стозвонных»).
В а р в а р и з м ы . Слова, иноязычное происхождение кото­
рых очевидно, чрезвычайно разнородны по своей стилистиче­
107
ской значимости. Д енотативное значение слов типа бизнес,
нацизм, мафия, хунта влечет за собой возникновение у этих
слов резко отрицательных коннотаций. Напротив, романтиче­
ская возвышенность свойственна так назы ваемы м экзотизмам
—словам, обозначаю щим специфические реалии соответствую­
щих стран: коррида, гондольер, мистраль (холодный северо-
западный ветер на Средиземноморском побережье Ф ранции),
саванна, мустанг, сакура. Как правило, выше нейтрального
слоя располагается заимствованная в результате прямых кон­
тактов терминологическая и нетерминологическая лексика,
доныне ассоциируемая с культурой Росии XIX века: амплуа,
дебют, антураж, м е за льян с и т. п.
Следует, далее, кратко упомянуть о стилистическом ста ту­
се п р о с т о р е ч н о й и д и а л е к т н о й лексики. Ни просторе­
чие, ни диалекты не входят в состав литературного языка.
Термин «просторечие» имеет в виду именно нелитературную,
т. е. неправильную, отклоняющуюся от общенациональных
культурных стандратов речь малограмотных людей (пинж ак,
хотишь, ложить, тролебус, транвай, чтой-то, оне и т. п.). Д и ­
алектизмы приобретаютстилистическую значимость только в
рамках литературной речи (в диалектной среде они н езам ет­
ны). Как просторечие, гак и д и алектн ая лексика снижают
стилистическую тональность литературных текстов.
Практически все сказанное в настоящем разд еле о стили­
стической классификации лексики распространяется так ж е на
фразеологию 9.
П А Р А Д И Г М А Т И Ч Е С К И Й С И Н Т А К С И С . С то м ато л оги ­
ческий план в изучении стилистического синтаксиса пред по л а­
гает выявление субъязыковой отнесенности и экспрессивной
зн ачим ости самодовлеющих (рассматриваемы х в отрыве от
о к р у ж ен и я ) синтаксических единиц — предложений. И зу ч ает­
ся синтаксическая парадигм атика — набор существующих
в языке параллельны х форм (структур) предложений, их со­
относительная стилистическая ценность.
Предложение, в отличие от единиц н иж ележ ащ их уровней,
представ ляет собой некоторую последовательность относи­
тельно самостоятельных (т. е. фактически способных высту­
пать в функции предложений) единиц — слов и словосочета­
ний. Хотя единицы предшествующего (лексемного) уровня —
слова — сходным образом членятся на морфемы, последние
о б л а д а ю т лишь потенциальной самостоятельностью. Еще- бо­
лее существенная для характеристики предлож ения черта, о т ­
108
л и ч аю щ ая его от слова, состоит в том, что предлож ение не о б ­
л а д а е т признаком постоянства структуры, и не обязательно
является минималной элементарной единицей: оно может быть
полным и неполным, простым и сложным, нераспространен-
пым и распространенным; его состав, его протяженность, по­
рядок следования его конституентов, равно как и его катего­
риальное значение (утверждение, отрицание, вопрос, п о бу ж ­
дение к действию) вариативны.
Первичную классификационную основу паради гм ати ческо­
го синтаксиса, как и других отраслей лингвистики субъязыков,
составляет различение нейтрального и специфического, стили­
стически значимого.
З а нейтральную следует принять структуру предложения,
достоверно свойственную всем субъязыкам. Такой структурой,
очевидно, можно считать элементарную двусоставную (под-
леж ащ но-сказуем ную ) модель, т. е. модель, не содерж ащ ую и з­
быточных элементов и не являю щ ую ся структурно неполной,—
конструкцию предлож ения с нормальным, обычным д ля д а н ­
ного язы ка порядком следования компонентов, исполняющего
обычную для данной структуры (не переосмысленную) син­
таксическую функцию.
Отклонения от перечисленных условий рассматриваю тся
как стилистически значимые. П роблем а классификации этих
отклонений может быть решена следующим образом.
1. В плане количественной оценки состава предлож ения
следует различать (и классификационно противопоставить), с
одной стороны, отсутствие, недостаток элементов, о б я за т е л ь ­
ных для нейтральной модели (а ); с другой стороны, — 'избы­
точное присутствие в предложении необязательны х элемен­
тов (б).
2. В плане разм ещ ения конституентов предлож ения следу­
ет изучать необычный, инвертированный сравнительно с ней­
тральным, порядок слов — исследовать формальны е типы ин­
версии, их стилистическую роль.
3. В плане синтаксических значений целесообразно о б сл е­
довать виды отклонений — синтаксических переосмыслений,
изменений обычных синтаксических функций определенных
форм .предложений.
НнжеслеДующий обзор синтаксической парадигматики про­
изводится в соответствиип с перечисленными пунктами.
1 -А. Позитивной (т. е. отличной от нейтральной, нулевой)
стилистической значимостью об ладаю т эллиптические (непол­
109
носоставные) предложения, номинативные предложения и
предложения, в которых отсутствуют те или иные строевые
элементы.
Эллипс. Эллиптическими являю тся предложения, один
или оба главных члена которых (подлеж ащ ее и/пли ск азу е­
мое) ф ормально пс представлены и присутствуют лишь в син­
таксическом окружении (контексте) или имплицируются рече­
вой ситуацией. Вопрос, являю тся ли эллиптические п р ед л о ж е­
ния неполными реали заци ям и двусоставных моделей или
оформляются по собственным моделям, нерелевантен зад ач ам
стилистического описания; существенно лишь то обстоятельст­
во, что эллиптические предложения соотносительны с полны ­
ми.
М ожно полагать, что эллипс представляет собой о б щ ея зы ­
ковую потенцию; национально-языковое своеобразие его ти ­
пов связано с особенностями структуры отдельных языков.
Например, в русском язы ке широко употребительны беспод-
л еж а щ н ы е структуры типа Прихожу домой и вижу, однако
нормативным является присутствие местоименного п о д л е ж а ­
щего; в польском или испанском языках, напротив, синтакси­
ческой нормой является бесподлежащ ность (Jestem zmeczony;
jestesm y tutaj; soy obrero, estam os en M a d rid ); в немецком,
английском и, особенно, французском язы ках местоименное
п о длеж ащ ее грамматически необходимо, его опущение встре­
чается реже, чем в русском, и, по-видимому, до лж но считать­
ся более заметным отклонением от нейтральной структуры.
Изучение эллипса и его типов предполагает установление
субъязыков, для которых он характерен, и экспрессивных воз­
можностей эллиптических предложений. Здесь можно только
наметить некоторые общие сферы его использования: р а з г о ­
ворная речь, субъязык военных команд, суб ъязы к справочной
литературы, и субъязы к телеграмм — одним словом, эллипс
встречается всюду, где требуется экономия языковых средств.
Эллипс в художественной литературе полифункционален и не
может быть охарактеризован обобщенной формулой.
Особым, хотя и примыкающим к эллипсу, явлением может
считаться а п о с п о п е з а — умышленное недоговаривание н а­
чатого предложения: Ну, знаете... Abcr es ist doch! Ср. клиш и­
рованную апосиопезу в английском языке Well, I never! или
Of all the... По-видимому, своеобразной разновидностью апо-
сиопезы следует считать употребление условных придаточных
предложений в качестве самостоятельных, имплицирующих
110
некоторое очевидное следствие: Е с л и бы я зн а л ! If they should
come... H a tte ich das gew usst! Непреднамеренное, т. e. в ы зв ан ­
ное экстралингвистическими причинами прекращ ение речи в
середине предложения к стилистике отношения не имеет.
Номинативные п р е д л о ж е н и я , представляю т со­
бой особый, принципиально отличный от двусоставного, тип
предложений, содерж ащ их один синтаксический центр, в ы р а­
женный именем существительным или субстантивной частью
речи (субстантивированной формой сл о в а). Целевое н азн ач е­
ние номинативного предложения — простая констатация н а­
личия называемого предмета или явления: Вечер. Взморье,
В зд о х и ветра. В ел и ч а вы й во згл а с воли (К. Б а л ь м о н т ) ; D usk—
of a sum m er nig ht (D reiser). Le Fletive... Les Cloches... S i -
loin qu'il se souvienne... (R olland).
Синтаксический центр номинативного предложения всегда
является одновременно его коммуникативным центром (ре­
мой), т. е. концентрирует в себе важнейш ую для сообщения
информацию — бытие предмета. Его связи, свойства, и опос­
редования находятся на втором плане и в ы р аж аю тся атри бу­
тивными группами или придаточными определительными: Г о­
стиная в доме С еребряковых. Три двери: направо, на лево и
посредине (Чехов). В доме П розоровых. Гостиная с к о л о н н а ­
ми. за которыми виден больш ой за л (Чехов).
Номинативные предлож ения свойственны, главны м о б р а­
зом, письменной речи. Они употребляются в сценических ре­
марках, в экспозициях и описаниях. Номинативными предло­
жениями обычно являю тся загл ави я, указател ьн ы е надписи й
вывески.
Отсутствие строевых э л е м е н т о в . Т ермином
«строевые элементы» здесь обозначены слова, не выступаю ­
щие в качестве членов предлож ения — вспомогательные г л а ­
голы (участвующие в образовании аналитических ф орм ), а р ­
тикли (в некоторых язы ка х ), предлоги, союзы. Случаи неупот­
ребления этих слов там, где-правила построения нейтральных
синтаксических моделей требуют их присутствия, н аб лю д аю т­
ся, прежде всего, в разговорной речи и соответствующих сти­
лизациях, имитирующих разговорную речь или использующих
некоторые ее свойства.
Неупотребление предлогов отмечается чаще всего в обстоя­
тельственных оборотах: Библиотека Л ен и н а сойдете? (Пример
Е. А. Зем ской): «W hat tim e did you come dow n?»— «Seven
o'clock» (G a lsw o rth y ); «W ann kom m t Anteuil ra u s » — «Funf

111
Ы н » (R em arq u e); «Je suis arrive ce m atin» — «Ah! Quel h o ­
tel?» (R ollan d). Особенно характерно опущение предлогов
для телеграфного стиля.
Опущение союзов — а с и н д е т о н — может констатиро­
ваться в тех случаях, когда смысловое соотношение частей
высказы вания явно требует определенного сочинительного или
подчинительного союза. Отсутствие союза обычно затрудняет
однозначное истолкование типа связи между сополагающими-
ся частями; эта связь становится диффузной, синкретической.
Так, неясно, имеется ли в виду причинно-следственное или
временное соотношение в примере Вы позвали, я пришел.
Не всегда возможно точно установить наличие стилистиче­
ски значимого асиндетона, поскольку в некоторых язы ках (в
частности, в английском) отдельные виды придаточных пред­
ложений (определительные, дополнительные) употребляю тся
без союзов в книжно-литературных текстах.
1-Б. И збы точная сложность, м атери ал ьн ая и структурная
перегрузка синтаксических моделей предложений имеет место
в целом ряде синтаксических явлений различных порядков.
Так, сложное предложение, в противоположность сопоставляе­
мому с ним простому, представляет собой тип оформления вы
оказывания, в котором отправитель речи стремится поместить
максимум информации. С убъ язы ковая принадлежность с л о ж ­
ных предложений, в принципе, очевидна: они типичны д ля ре­
чи письменной и гораздо менее свойственны устной (особенно
бытовой разговорной) речи. Экстралингвистические причины
этого явления ясны: в условиях спонтанного устного общения
ограниченность оперативной памяти препятствует конструиро
ванию высказываний значительной протяженности; о ф орм л е­
ние письменных текстов, как и их расш ифровка, не ставятся в
жесткие рамки «цейтнота».
В пределах простого предлож ения избыточность синтакси­
ческой структуры проявляется, преж де всего, в увеличении,
сравнительно с элементарным нейтральным предложением,
количества компонентов, входящих п его состав. Ф ормально
избыточными являю тся вводные элементы, включение которых
в высказы вание о т р а ж а е т стремление отправителя речи прео­
долеть ее линейный х арактер ,0. К явлениям перегрузки соста­
ва предлож ения относятся так ж е некоторые разновидности
повтора — в частности, п р о л е п с а , т. е. повторение сущ ест­
вительного в форме личного или указательного местоимения
либо, наоборот, расш иф ровка значения местоимения с по*
112
мощью существительного: А море, оно совсем другое (Си-
дельников). Der schw arzw eisse, der w a r tiptop (R em arq ue).
Oh, those n ativ e police, they d o n 't u n d e rsta n d (G reene). Bo
французском язы ке конструкцию такого рода следует, ввиду
ее широкой употребительности, считать нейтральной. П р и м е­
ры с расш ифровы ваю щ им существительным: Ugh- H e's m ade
of iron, th at m an (S h a w ). Nein, P aul, der redet nicht, der neue
chef (R em arque) ". Elle es delicieu'se, ta soupe (S til).
К явлениям материальной избыточности компонентов
предлож ения могут быть отнесены, далее, случаи п о л и с и н -
д е т о н а (повторения союзов), наблю даю щ егося в рам ках
одного предложения: Играет и воет, как зверь молодой. З а в и ­
девш ий пи щ у из клетки железной, И бьется о берег в вражде
бесполезной, И лижет утесы голодной в о л н о й ( П уш кин). Ср.
т а к ж е многократное повторение союза and в известном сти­
хотворении Р. Саути «Водопад».
Экспрессивные характеристики повторов как явлений мате­
риальной перегрузки предлож ения однозначны: все повторы
с т у ж а т целям эмф атизации высказы вания — представляю т
собой средства усиления. Повторяю щ ийся элемент — слово
пли словосочетание привлекает к себе внимание адресата ре­
чи; кроме того, удвоение прилагательны х и наречий является
способом интенсификации их значений: высокий-высокий, ve­
ry. very и т. п.
Некоторые другие виды повторов рассматриваю тся в сл е­
дующей главе.
2. И иверсия . Необычное размещение компонентов
предложения, как правило, несет экспрессивную функцию: ин­
вертированным компонент (член предложения, часть члена
предложения, группа членов предлож ения) воспринимается
как коммуникативно выделенный, привлекающий к себе вни­
мание.
При стилистическом описании типов инверсии, ее экспрес­
сивных функций и субъязыковой отнесенности следует учиты­
вать структурный тип изучаемого языка. Инверсия во флек-
I ивных язы ках с варьирующ им порядком слов, очевидно, ме­
нее значима, чем в языках, где порядок слов синтаксически
регламентирован.
К лассификация д олж н а особо выделить наиболее сущ ест­
венный вид инверсии — п одлеж ащ но-сказуемную инверсию,
т. е. так называемый «субъективный» порядок слов (Матези-
у с), при котором сказуемое («рема» в плане коммуникативно­
8 Заказ 10921 113
го синтаксиса) предшествует п одлеж ащ ем у («теме»): Г л у п а я
птица, снегирь (Горький); M arvelous beast, a fox (G a ls w o r­
thy); Gut, der M ann! (S trittm a tte r ) Bien compliquee, son
affaire (S a u v a g e o t).
3. Переосмысление синтаксических значе-
и и й. Подобно предметным (лексическим) значениям, о кото­
рых пойдет речь в следующем разделе, синтаксические зн ач е­
ния способны расширять свой объем, утрачивать свою специ­
фическую очерченность и использоваться в принципиально не
свойственной им функции. В качестве наиболее наглядной и
наиболее обобщенной иллюстрации этого положения можно
рассмотреть соотношение таких категориальных значений, х а ­
рактеризующих предложение, как утверждение, отрицание,
вопрос, побуждение. Ф ормально утвердительные, отри цатель­
ные, вопросительные и побудительные предлож ения п рактиче­
ски взаимозаменимы, т. е. могут выполнять в определенных
условиях одинаковые коммуникативно-информационные з а ­
дания.
Так, н е с о б с т в е н н о - у т в е р д и т е л ь н ы м , (т. е. у твер­
дительным лишь но фактически исполняемой функции, по им­
пликации, которая ему приписывается) является отрицатель-
по-вопросительное предложение — одна из разновидностей
гак называемого риторического вопроса: Д а разве я не го во­
р и л ? Isn 't that too bad? Gebildeter Mensch! Bin ich vielleicht
keiner? N 'ai-je pas tout expliquee?
Несобственно-отрицательные (не содерж ащ ие
грамматического отрицания, но имплицирующие отри цатель­
ное суждение) предложения образуются различными спосо­
бами 12. Отрицательное значение имплицируется риторическим
вопросом со сказуемым в утвердительной форме: Разве я го­
во р и л что-нибудь подобное? Did I say a w ord about the m o­
ney? Ai-je dit qu'on avail \o le cette cle? To же имеет место в
придаточных нереального сравнения, употребленных в синтак­
сической Изоляции: К а к будто я это нарочно сд ела л! As if I
ever stop th in k in g about her! Als ob ihm cias gehort! Comme
si c'etait de m usique qu'il s'a g issait! Имплицирую т о тр и ц а­
тельные связи между подлеж ащ им и сказуемым двучленные
структуры, вы раж аю щ ие несогласие или недоверие: Du und
arbeiten? (пример П. С. Вдовиченко); S'ennuyer, elle! С воеоб­
разной формой опровержения достоверности высказы вания со­
беседника является ироническое повторение реплики или ее
части: Собираюсь поработать» — «Поработать!»', «I've exp lai­
ned why I did that» — «Explained! Explained!»; «W ahrschein-
11-1
!:ch korrmit er» — «Wahrscheinlich!»; «On a a s sa sin e Julien » —
«Assasine!».
Р оль вопросительного предлож ения могут играть побуди­
тельное или повествовательное предложения: Назовите ваш у
ф амилию ; Вы должны назвать ваш у ф а м и л ую (вместо Как
ваш а ф а м и л и я ?). Н е с о б с т в е н н о - п о б у д и т е л ь н ы м и
являю тся предлож ения ,в ы раж аю щ и е без участия императива
глагола требование совершить определенное действие 13. Н еко ­
торые из этих предложений вообще не назы ваю т действия, а
упоминают лишь объект или обстоятельства самоочевидных
действий: Скорее, ваш у бумаж ку! (И льф и П етров); Tea. For
two. O ut here (S h a w ). Drei P ortion en bitte (U n g e r); Une
ta s se de the, m onsieur Goubin (F ra n c e ); Сюда! Off with you!
'fv'aus! Ici, Lucas!
З а д а ч а парадигматического синтаксиса заклю чается в к а ­
талогизации форм, бегло охарактеризованны х в настоящем
разделе, установлении их субъязыковой отнесенности (сфер
их преимущественного употребления) и экспрессивной значи­
мости.
В заключение необходимо отметить существенное з а т р у д ­
нение, возникающее при описании экспрессивных возм ож но­
стей синтаксических структур языка. С оставляя особый, от­
граниченный от предметной семантики объект лингвистиче­
ского изучения, синтаксическое строение предложения не пре­
допределяет категорически характер стилистического э ф ф ек­
та. Синтаксист исследует строй предложения, отвлекаясь от
конкретных лексических условий; между тем лексическое н а­
полнение одной и той ж е синтаксической структуры способно
кардинальным образом влиять на стилистический результат.
Воспользуемся простым стилистическим экспериментом —
проверим, создает ли использование лаконичных и, казалось
бы, динамичных номинативных предложении в любом случае
динамические коннотации. С равним два синтаксически «тож­
дественных отрывка:
/. П оследний круг. Поворот. Рывок. Оглушительный рев
трибун. Финиш.
2. Летнее утро. Река. Лес. С лабое дуновенье ветерка. Т и
шина.
К ак видим, выразительны е возможности номинативного
предлож ения по-разному реализуются в зависимости от в ы р а­
ж аемого предложением предметного содерж ания. По-вндимо-
му, еще раз подтверж дается то, что было с к азан о в главе п ер­
вой о роли денотативных значений в образовании коннотации.
8*
 П А Р А Д И Г М А Т И Ч Е С К А Я С Е М А С И О Л О Г И Я . Объектом
парадигматической семасиологии как отрасли ономатологиче-
ской стилистики являю тся не значения языковых единиц как
таковые, а стилистические функции значений в условиях о к ­
казиональной, необычной предметной отнесенности их носите­
лей 14 — языковых единиц любого значимого уровня (слов,
словосочетаний, п ред л о ж ен и й )15. П ар ад игм атич еская се м аси о ­
логия ведает проблематикой выбора языковых наименований
(номинаций) из числа парадигматически наличных, т. е. сосу­
ществующих в системе и пригодных по тем или иным причи­
нам д ля обозначения н характеристики данного предмета ре­
чи.
У предметов (явлений, процессов, свойств) действительно­
сти обычно существуют традиционные, общепринятые наиме­
нования, любой предмет можно отнести по объективно сущ ест­
венным признакам к классу (понятию), для которого сущ ест­
вует общепринятое наименование. Но наименования, как изве­
стно, не закреплены за предметами действительности. Тот же
самый предмет в зависимости от обстоятельств коммуникации
мож ет быть отнесен к традиционно не свойственному ему
классу — по некоторым второстепенным признакам, субъек­
тивно существенным для отправителя речи. Один и тот же
объект языковой идентификации фигурирует в речи разных
лиц или в разных условиях как м олодой человек, молокосос,
очкарик, ш ляпа, свинья и т. п.'
Все эти и подобные наименования не абсолютно произ­
вольны, не лишены той или иной связи, реальной или созд ан ­
ной воображением говорящего, с теми или иными свойствами
предмета речи. Н азвани я, традиционно присущие одним пред­
метам, переносятся на другие предметы в силу определенных
закономерностей: маловероятно, чтобы для обозначения вы ­
шеупомянутого «молодого человека» были использованы сло­
ва транспорт, колодец, подоконник, минута пли снег. П а р а ­
дигматическая семасиология д олж н а установить кл асси ф и ка­
цию обобщенных формул, по которым осуществляются пере­
носы названий, именуемые в стилистике «тропами» ,6.
С емасиологическая проблематика существенно отличается
от проблематики охарактеризованны х выше отраслей стили­
стики. Если фонетика, морфология, лексикология и синтаксис
интересуются коннотациями, т. е. значимостями, информирую­
щими лиш ь о месте единицы в языковой системе (о ее ней­
тральности или специфичности), но не затрагиваю щ им и не­
посредственно содержательной стороны языковых единиц, то
116
исследуемые стилистической семасиологией «переименования»
(тропы) кардинальны м образом меняют содерж ательны й
предметно-логический план высказы вания |7.
Лю бой троп, в отличие от узуального, общепринятого обо­
значения предмета, представляет собой совмещение двух се­
мантических планов в единице формы. Воспринимая в выш е­
приведенном примере слово свинья, использованное м етаф о­
рически по адресу человека, получатель речи одновременно
сознает и традиционное предметное значение слова (опреде­
ленный вид домаш него животного), и его «несобствевнную»,
нетрадиционную (хотя и довольно часто встречающуюся в
применении к слову свинья) предметную отнесенность. Н а и ­
менование животного отнесено к человеку, человек переимено­
ван, назван по-иному. У слова свинья появляется добавочное
значение — «неопрятный (или бесцеремонный) человек», но
при этом первичное основное значение слова («домашнее ж и ­
вотное») не перестает быть актуальным, не исчезает: если бы
оно исчезало, подобные переименования были бы вообще л и ­
шены смысла. Таким образом, стилистический механизм пе­
реименования (использования тропа) состоит именно в с о зд а­
нии актуальной двузначности 18.
Использование тропов — это, по сути дела, ф ормально
л о ж н ая, ошибочная квали ф и кац и я объекта — прием, противо­
речащий прямому назначению языка, первоначальная сущ ­
ность которого заклю чается в том, чтобы «назы вать вещи сво­
ими именами». Не случайно поэзию, широко, пользующуюся
тропами, Бентам назвал рифмованным искажением действи­
тельности |9: в такого рйда «искажении действительности» во­
обще заклю чается образность художественного текста, отл и ­
чаю щ ая его от деловых или научно-технических текстов, тяго ­
теющих к максимальной точности.
Тропы представляю т собой средство создания образов —
представлений, вы раж аю щ их нечто отличное от них самих.
Кардинальное свойство о б р аза — его генетическая и онтоло­
гическая независимость от языкового выражения. О б раз как
психическое явление, как величина психического порядка мо­
жет возникать до словесного оформления и вне словесного
оформления. О бразное осмысление аналогии, связей, ко н тра­
стов окруж аю щ ей действительности, переоценка и недооценка
ее признаков — все эти акты познавательной деятельности
могут осуществляться независимо от участия языка. О б рати м ­
ся к области искусств — области, существо которой с о с т ав л я­
ют образы. Музыка, как и японская п кэбана (искусство ео-
117
ставления букетов), сплошь метафорична. М етафоры (а л л е го ­
рии и символы) свойственны изобразительны м искусствам—
живописи, скульптуре, архитектуре. Принцип метонимии осу­
ществляется в живописи и кинематографе (деталь крупным
планом). Утрирование и сдерж анность (гипербола и мейозис
— см. ниже) наблюдаю тся в танце. Именно эта и ндифферент­
ность тропов к языковой форме д елает необходимыми поиски
чисто логических классификаций типов переименований.
С другой стороны, определенную трудность представляет
проблема отграничения тропов, интересующих стилистику, от
тропов, вошедших в плоть языка. Граница между м етаф ори ­
ческим художественным и терминологически точным в ы сказы ­
ванием вряд ли может быть определена: самые обыденные
слова нередко представляю т собой метафоры — по крайней
мере, в этимологическом аспекте. Еще Квинтилиан указы вал,
что только благодаря метафоре (в широком смысле. — Ю. С.)
создается впечатление, что к а ж д а я вещь имеет свое название
в языке. Принципиального различия между стереотипными,
вошедшими в систему язы ка явлениями и творческим исполь­
зованием тропов не существует; те и другие строятся по одной
логической схеме. Стереотипной метафоричностью пронизана
терминология— в частности, лингвистическая. Языковед ч л е ­
нит текст, отсекает те или иные данные; д а ж е исконные г р а м ­
матические термины типа наклонение, падеж, согласование,
уп р а в л е н и е явственно метафоричны.
Р азграничение типов переименований (или, как иногда не
вполне точно вы раж аю тся, «переносов значений») имеет мно­
говековую традицию, восходящую еще к Аристотелю. С ущ ест­
вует обширная литература, посвященная тропам вообще и от­
дельным их видам. Однако за редкими исключениями (в чис­
ло которых можно назвать, например, английского филолога
А. Бейна, разработавш его во второй половине XIX века пси­
хологическое обоснование разновидностей переосмысле­
ния) 20, исследователей не интересовала проблема тропов как
единой системы — проблема классификации тропов, о т р а ж а ­
ющей их взаимоотношение, их общие черты и их особенности.
Вероятно, созданию удовлетворительных классификаций пре­
пятствовало иекритичеокое отношение стилистов к созданной
многовековой традицией обширной номенклатуре стилистиче­
ских понятий. Многие из этих понятий создавались без учета
требования единства общей системы, на основании более или
менее случайных, индивидуальных конституирующих п ри зн а­
ков. Стилистика не заботилась о соблюдении единого принци
па деления общей классификации, а попросту сум мировала не­
которые частные наблю дения— постулировала сугубо частные
понятия, д а в а л а им названия и, тем самым, вклю чала их в со­
став стилистических понятий, будто бы равноправных, однопо­
рядковых с понятиями кардинальными, между тем как они,
будучи выделены на совершенно иных, чем кардинальны е по­
нятия, основаниях (часто — на основе смеш анны х,разноплано­
вых п ризнаков), оказы вались попросту несоотносительными,
несоизмеримыми с кардинальны ми стилистическими понятия­
ми. Стилисты, предпринимавшие попытки навести порядок в
классификациях, не решались подвергнуть ревизии, критиче­
скому пересмотру весь накопленный понятийно-терминологи-
ческий арсенал.
П ож алуй, наиболее очевидным примером несоответствия
общей системе тропов является широко распространенное в
стилистике и литературоведении понятие « э п и тет» 21. Это поня­
тие всегда рассматривается в одном ряду с понятиями м ета­
форы, метонимии, гиперболы и т. д. Нельзя не пяизнать, что
сами по себе понятие и термин «эпитет» имеют бесспорное п р а ­
вило на существование: античные филологи справедливо в ы ­
делили стилистически выразительное определение или обстоя­
тельство — но они не заявили эксплицитно о том, что эпитет
является членом специфической, узкой, отличной от общ есе­
мантической, частной системы — системы, образуемой проти­
вопоставлением экспрессивных определений (и обстоятельств)
неэкспрессивным, «невыразительным» определениям (обстоя­
тел ьствам ), и что эта частная двучленная система лиш ь со­
прикасается с обобщенной, синтаксически не ограниченной си­
стемой тропов, но в целом так ж е несоизмерима с ней, как не­
соизмерима с подразделением коллектива работников про­
мышленного предприятия на инженеров, техников и рабочих
сугубо частная рубрика «ж енатые блондины из числа инж ене­
ров и техников». Таким образом, эпитет — представитель су­
губо частной системы. Его ограничительный синтаксический
признак — обязательность атрибутивной или обстоятельствен­
ной функции в предложении (как известно, эпитет не может
быть подлеж ащ им, предикативом или дополнением) столь ж е
несовместим с чисто логическим подразделением тропов, как
цвет волос и семейное положение с профессиональной класси­
фикацией.
Аналогичным образом не входят в обобщенную систему
тропов их частные разновидности— олицетворение, аллегория
(специфические виды м етаф оры ), синекдоха (простейший вид
119
метонимии), литота (подобно эпитету, синтаксически огран и ­
ченная разновидность мейозиса), перифраз (описательная но­
минация, чаще всего метонимическая).
Авторы риторик и стилистик с давних времен до наших
дней обычно пренебрегают проблемой классификации, игнори­
руя тот общеизвестный факт, что только классификация прев­
ращ ает видимый хаос в систему. В трудах стилистов прошлого
века мы находим, например, следующий порядок рассмотре­
ния стилистических явлений: метонимия, ги паллаге (перемена
грамматической формы: дух мятежа вместо мятежный д у х ),
синекдоха, метафора, противоположение, литота (А. Зиновьев,
Основания русской стилистики по новой и простой системе, М.,
1838). Ср., далее, перечисление видов переносных значений
слов в изданной более ста лет спустя «Теории литературы»
Л. И. Тимофеева (М., 1948): эпитет , метонимия, синекдоха,
гипербола, литота, метафора. Аналогичные примеры произ­
вольности объединения стилистических средств в группы
можно найти т ак ж е в новейших трудах по стилистике.
По-видимому, для создания логически непротиворечивой
классификационной системы необходимо отказаться от вклю ­
чения в нее тех имеющих хождение в стилистике понятий, ко­
торые характеризую т частные стилистические явления, и о г р а ­
ничиться лишь обобщенными, универсальными видами переи­
менований.
Все многообразие конкретных случаев несобственных н аи ­
менований предметов и явлений действительности может быть
сведено к небольшому числу логических схем.
Первичным, наиболее существенным следует считать под­
разделение переосмыслений на количественные и качествен­
ные.
К числу первых относятся случаи, когда различие между
фактически употребленным наименованием объекта и его
обычным, традиционным (или объективно адекватны м) н аи ­
менованием долж но рассматриваться как чисто количествен­
ное: отправитель речи нерсувеличивает или недооценивает,
преуменьшает идентифицируемый объект. Так, в известной по­
нести Валентина К атаева «Белеет парус одинокий» торговка,
покупая у одного из малолетних героев книги рыбу, называет
ее «эти кильки», а затем, перепродавая ее, уверяеет покупа­
тельницу: «Это ж е киты, мадам».
Еще более часто встречаются случаи, когда’ расхождение
между традиционным и фактически употребленным наимено­
ванием носит качественный характер: обычный референт
I 'О
(объект) данного слова (словосочетания,, п редлож ен ия) и а к ­
туальный, фактически имеющийся в виду объект различаю тся
меж ду собой качественно, коренным образом. Например,
обиходные высказы вания « З а м ной очередь за н и м а ла зеле на я
кофточка», или «Что за осел!», или «Хорош друг, нечего ска­
зать!» имеют в виду, соответственно, женщину, упрямца и
мнимого друга — объекты, качественно отличные от н а зв а н ­
ных.
Таким образом, фигуры зам ещ ен и я могут быть прежде
всего подразделены на «фигуры количества» и «фигуры каче­
ства». К а ж д а я из этих групп, в свою очередь, подвергается
дальнейш ему подразделению.
Фигуры количества могут быть р азделены на две противо­
положных разновидности — гиперболу (преувеличение) и
мейозис (преуменьшение).
Фигуры качества объединяют три типа переименований:
I) перенос, основывающийся на реальной связи меж ду о б ъ ек­
том номинации и тем объектом, название которого использу­
ется, переносится на объект номинации — метонимия; 2) пе­
ренос, в основе которого л еж и т сходство. общность тех или
иных признаков двух объектов при отсутствии какой бы то ни
было реальной связи меж ду ними — м етаф ора; 3) перенос по
контрасту, подразумеваю щ ий прямую противоположность
двух объектов — ирония.
Эта классификация мож ет быть п редставлена в виде сл е­
дующей схемы:

121
 Фигуры количества демонстрируют наиболее примитивный
способ зам ещ ения (переименования). Ф ормально их основу
составляет элем ен тарн ая неточность, несоразмерность м а сш ­
табов предмета и его языковой оценки.
Г и п е р б о л а. Этот вид переноса — преувеличение тех или
иных свойств (степени качества) предмета — представляет
собой непосредственное, не сдерж иваемое этическими услов­
ностями вы раж ение интенсивности эмоциональной оценки
действительности отправителем речи. Не случайно основная
сфера применения гиперболы — обиходно-разговорная речь,
в условиях которой форма выраж ения не контролируется. Д л я
бытовой речи характерн ы и стереотипные гиперболы — клише
( Сто раз говорил! I'd give worlds for it! Mille pardons! Ich
bin ja tolmiide!), и гиперболы, создаваемы е непосредственно
в процессе речи. Вместе с тем гипербола широко используется
как эффективное средство усиления в художественной и о р а ­
торской речи, в публицистике. Она нередко совмещ ается с
метафорой, т. е., собственно говоря, представляет собой гипер­
болическую метафору (см. вышеприведенный пример с «киль­
ками» и «китами»). Гиперболические утверждения часто со­
д ер ж а т п арадоксы ,-алоги зм ы и противоречащие реальности
констатации. Герой одного из романов Д ер б р и д ж а «пробурчал
такое страшное ругательство, что не осмелился бы повторить
его самому себе». У М арка Твена люди «от смеха катались по
земле, и двое из них умерли». В записных книж ках Чехова
есть упоминание о почве, столь плодородной, что «посади ог­
лоблю — через год вырастет тарантас». Ш ироко известна го­
голевская гипербола « Р ед кая птица долетит до середины
Днепра».
М е й о з и с . представляет собой логическую и психологиче­
скую противоположность г и п е р б о л ы 22. Гипербола непосредст­
венно апеллирует к воображению адресата речи; она пред­
ставляет собой прямое, незавуалированное выражение эм о­
ций. Психологическая осущность мейозиса более слож на и
утонченна. Отправитель речи доверяет способности адресата
понять намеренную скромность, сдерж анность оценок —
учесть несоответствие между тем, что говорится о предмете
и что этот предмет представляет собой в действительности.
Сущность мейозиса заключается в преуменьшении истинных
свойств объекта речи. Примерами этой фигуры могут служить
вы раж ения влетит в копеечку, it will cost a p retty penny, ei-
nen hubschen Groschen verdienen. Иногда к примерам мейо­
зиса ошибочно причисляют очевидные примеры гиперболы.
122
поэтому следует подчеркнуть что мейозисом является преу­
меньшение нормального или большего, чем нормальное: н а з­
вать хорошее или отличное терпимым, tolerable, geniigend,
s j f f i s a n t — значит употребить м е й о зи с 23. Если ж е объект
действительно невелик, незначителен, неудовлетворителен и
его язы ковая характеристика усиливает и подчеркивает эту
незначительность — в подобных случаях перед нами не мейо-
знс, а гипербола. Например, вы раж ение einen K a tz e n s p ru n g
weit (ср. английское to live a stone's throw from... или русское
рукой подать), преувеличиваю щее незначительность р ассто я­
ния, представляет собой несомненный пример гиперболы.
Мейозис, как и другие фигуры замещ ения, мож ет быть
вы раж ен любыми языковыми средствами; не существует
каких бы то ни было ограничений его формы. Исключение
составляет специфическая разновидность мейозиса — л и т о ­
т а , имею щая строго определенную семантико-граммагическую
структуру. В основе литоты леж и т прием отрицания отр и ц а­
ния: небесполезный, небезынтересный, не без повода, not w ith ­
out reason, non s an s regret. К азал ось бы, двойное отрицание
дает свою прямую противоположность, т. е. нечто м атем ат и ­
чески равное исходному утверждению (п о л езн ы й , интересный
н т. д .), однако совершенно очевидно что выражения-литоты
небезызвестный, не без помощ и или не считать непригодным
явно слабее соответствующих им положительных утверждений
известный, с помощ ью и считать пригодным. К литоте обычно
огносят т ак ж е случаи, когда отрицанию подвергается
не слово с тем или иным отрицательным аффиксом, а слово,
пы раж аю щ ее нежелательное, неприемлемое, в общем отр и ц а­
тельное свойство: неплохой, not (half so) bad, g a r nicht ditrnm,
pas mal н т. п.
Фигуры качества, или троны и собственном смысле, подоб­
но фигурам количества, образую т некоторую градацию ти ­
пов. Так, м е т о н и м и я и, особенно, ее разновидность с и н е к -
д о х а п редставляю т собой наиболее примитивный, психологи­
чески прозрачный вид переименования. М етафора, вскр ы ваю ­
щая отвлеченные, уподобления, ориентирующиеся в большей
мере на опыт получателя речи, чем на непосредственные н а ­
блюдения, представляет собой более существенный, чем мето­
нимия, сдвиг. Наконец, ирония подразум евает прямую проти­
воположность ф орм альн о в ы р а ж ае м ом у и, следовательно,
может расцениваться как максимальный вариант сдвига.
М е т о н и м н е й назы вается перенос наименования (совме­
щенное наименование) на основании прямой, фак-
тичеекой связи двух объектов, их смежности или
взаимообусловленности. Конкретные виды взаи м о свя­
зи чрезвычайно разнообразны; обычно приводимые
в пособиях по стилистике примерные их перечни
далеко не исчерпывают всех возможностей; ограничимся не­
многими иллюстрациями. «-Ещ е о том, что за рекой в поселке
Моя любовь, моя судьба живет» (М. И саковский); «Недаром
в грудь его вош ел крылатый, Безжалостный и ж алящ ий сви­
нец» (Э. Багри ц ки й): Blue suit grinned, m igh t even have
winked. B ut big nose in the grey suit still sta re d (P ris tle y ). М е­
тонимические переименования— эго не только стилистический
прием художественной речи, но и привычный способ повсед­
невного наименования объектов действительности: К анад а в
чемпионате не участвует; P a ris se reveille; Ich erblickte das
Licht der Welt im Jahre...; особенно широко используется сте­
реотипная метонимия в профессиональных жаргонах: З а д н я я
площ адка, оплачивайте проезд! (трамвайны й кондуктор);
Острая боль, проходите, уже свободно (медсестра — больно­
му; пример заимствован из книги «Русская разговорная речь»
под редакцией Е. А. Земской). Частный случай метонимии —
с и н е к д о х а — имеет место, когда между объектом номина­
ции и объектом, имя которого используется, существует отно­
шение части и целого: несколько тысяч го л о в (скота); им
нужны рабочие руки; синекдохой обычно назы ваю т так ж е
случаи употребления единственного числа вместо множествен­
ного: И слы ш но бы ло до рассвета, Как л и к о в а л ф ранцуз
(Л ерм онтов); Ohe, p a rtisan , ouvrier et paysan, C ’est l'aiarm e.
Ce soir l'ennem i co n n a itra le prix du s a n g et de l'arm e (песня
бойцов французского С опротивления); I... choose To be a com ­
ra d e to a wolf and owl (S h ak e sp eare ). H orst du die Luft-
sehutzsirene? D e rT o m m i fliegt wieder mal ein (немецкая анти­
военная песня 1941 — 1945 гг.).
Психологические мотивы использования метонимии в быто­
вой (нехудожественной) речи могут быть охарактеризованы
как следование принципу экономии умственных усилий: гово­
рящий не затрудн яет себя подысканием точного наименования
предмета речи в полном его объеме, а назы вает то, что лежит
на поверхности сознания, что первым возникает в памяти из
числа связей и опосредований предмета.
К метонимии в известном смысле примыкает п е р и ф р а з 24
— описание свойств или характеристика предмета вместо.его
конкретного однословного наименования: « И гр у его л ю б и л
124
творец Макбета» (Пушкин имеет в виду Ш експира; в том же
сонете «певцом Л итвы » назван Адам Мицкевич, автор з н а м е ­
нитого стихотворения «Litwo, ojczyzno m oja») 25. П ериф раз
чрезвычайно часто употребляется в бытовой повседневно­
сти, когда говорящий попросту не успевает вспомнить н а з в а ­
ние предмета или не знает, какой именно предмет ему нужен
— многочисленные примеры таких перифрастических номина­
ций приводятся в у ж е цитировавшейся книге «Р усская р азг о ­
ворная речь»: дай нем приколотить; возьми чем чистят; а где
у вас во что налить?
М е т а ф о р а — перенос наименования на основании сход­
ства, совпадения тех или иных объективно существенных (или
субъективно рассм атриваем ы х в качестве существенных)
признаков двух объектов — представляет собой основной вид
всякого окказионального наименования нового предмета ре­
чи (ср. приводившееся выше вы сказы вание Квинтилиана). Л ю ­
бой новый объект наименования обычно получает метафориче-
скюе обозначение — особенно в непрофессиональных описа­
ниях технических приспособлений: колечко, зубчик, дужка,
ручка, ножка, чашка, окошко, палец, кры ш ка и т. п.. Л и т е р а ­
тура о метафоре, этом важнейшем из тропов, чрезвычайно об­
ширна 26; крайне велик т ак ж е и удельный вес метафорических
в ы ражений в самых различных сферах язы ка и типах речи.
От лексикализованны х (вошедших в семантику слова) м е т а­
фор типа спинка стула, гор лы ш ко бутылки, игольное уш к о и
т. п. до стереотипных, шаблонных метафор кипеть от негодо­
вания, прожигать жизнь, ле гк и й (тяжелый) на подъем — т а ­
ков д иапазон метафорического фонда язы ка 27. М етафоры
творческого х ар актера — это либо метафоры -окказионализмы
(вышеупомянутое употребление наименований знакомых ве­
щей, явлений, процессов для обозначения новых, незнакомых,
но похожих на них вещей, явлений, процессов), либо
продукт сознательного целенаправленного акта х удож ествен­
ного уподобления разноплановы х объектов — нередко соз­
дание целых монументальных полотен словесной живописи:
Стары й клен на о д н о й н оге
С т ер еж ет го л у б у ю Р усь. (С . Е сени н )

L es m o is p a sse n t... D e s ile s de m em oir c o m m e n c en t a su g r ir du

fletiv e de la V ie (R o lla n d ).

L ove, free a s air, at s ig h t o f h u m an ties,

S p r e a d s h is lig h t w in g s , a n d in a m o m en t flie s.
(P o p e )

125
 Классическим примером развернутой метафоры и, одновре­
менно, примером таких разновидностей метафоры, как о л и ­
ц е т в о р е н и е (приписывание неодушевленным предметам
свойств предметов одушевленных) и а л л е г о р и я (в ы р а ж е ­
ние общей отвлеченной идеи через конкретный о б р аз), я в л я е т ­
ся знаменитое стихотворение Гейне «Ein F ich ten bau m steht
einsam » (ср. его вольный перевод Лермонтовым — «На Севе-
вере диком...»).
И спользование метафоры и ее только что упомянутых р а з ­
новидностей в художественной литературе — это путь о б р а з ­
ного познания действительности. О ригинальная, св еж ая ме­
таф ора представляет собой изобразительное средство. М е т а ­
форы-клише (фразеологические единицы), по-видимому, в
меньшей мере являю тся изобразительным, чем выразительным
средством: новизна образа утрачена, хотя образ как таковой
еще не стерся окончательно и воздействует на адресата речи.
Последнее свойство стереотипных метафор способствует их
накоплению и сохранению в языковом обиходе. По выбороч­
ным подсчетам автора настоящей книги, свыше 30% ф р а з е ­
ологических оборотов, зарегистрированных в «Англо-русском
фразеологическом словаре» А. В. Кунина, метафоричны; при
этом не учитывались включенные в словарь пословицы, к а ж д ая
из которых, по самой сути пословицы как аллегорического
афоризма, является м е т а ф о р о й 28. В бытовой речи, не претен­
дующей на образность, оккази ональн ая м етафора п р ед став л я­
ет собой, в ы р а ж ая сь метафорически, своего рода testim onium
p a u p e rta tis —- свидетельство словарной несостоятельности го­
ворящего: метафора заполняет лакуны его идполексикона (ин­
дивидуального словаря) 29.
II р о и и я . Перенос наименования но контрасту в собствен
пом смысле, по полярности семантики наблю дается в тех ел у
чаях, когда высказы ваемое суждение носит оценочный х а р а к ­
тер и когда используемое понятие соотносительно с кон тр ар­
ным понятием. В этих условиях высказы ваемое приобретает
Лексически аптоннмичное значение: Веселенькое дельце! Х о ­
роши компания — лу ч ш е некуда! A fine friend you are! С a
e'est du joii!
О днако понятие иронии н целом является довольно р ас­
плывчатым. Так, ироническим, отрицающим и частные, и о б ­
щие вы сказы ваем ые идеи, может являться целое художествен­
ное повествование — достаточно назвать такие произведения,
как «Я р м ар ка тщ еславия» В. Тэккерея или «Преданный друг»
О скара Уайлда. Иронией проникнуты рассказы М. Зощенко,
где повествование ведется от лица воинствующего мещанина.
Не вполне соответствуют принятому здесь определению иро­
нии ка к переименования по контрасту случаи, когда ирония
писателя проявляется лишь в использовании нм высокопарных
языковых средств при описании обыденных мелочей жизни
или ничтожных героев: в таких случаях нарочитого несоответ­
ствия формы содерж анию имеет место перенос по контрасту
не в содерж ательной сфере, а в сфере языковой формы.
П рим ечания

1. О роли граф и ч еск и х ср ед ст в см.: Л. M a r o u z e a u . I’ recjs de s t y ­

listiq u e fra n ^ a ise. P a r is, 1950. См. так ж е: Jl. Г. В е д е н и н а . С ти ли сти ч е­
ские в о зм о ж н о с т и в и д ео -гр а ф н ч еск ой систем ы ф р а н ц у зск о г о язы ка. « П р о б ­
лемы лингвистической стилистики», М ., 1969.
2. G. Н . M ck n ig h t, E n g lis h W o rd s and T h eir B ackground, L on d on ,
1923. И н тер есн ы е св ед ен и я о «зв ук ов ой и нстр ум ен тов к е» (L a u tin str tm e n tie -
r u n g ) с о д е р ж и т третья часть книги Э. Г. Р и зель « A b riss der d eu tsch en
S tilistik » .
3. « . . . лю ди п они м аю т д р у г д р у г а не п отом у, что п р осто слы ш ат, а,
н а о б о р о т , слы ш ат, п о то м у что п они м аю т». (О . Б. С и р о т и н и н а . С о в р е­
м енная р а зго в о р н а я речь и ее о со б ен н о ст и , М ., 1974, стр. 4 9 ).
4. Ср.: g r a v is s t y lu s , m ed io cru s, s t y ls , hum j Iis sty tis в стар ы х риторн-
ках.
5. См.. Г. А. Б а р и н о в а , Е. А. З е м с к а я , Л. А. К а п а н а д з е ,
Е. В. К р а с и л ь н и к о в а , Е. Н. Ш и р я е в . Р у сск а я р азг о в о р н а я речь
(п о д р ед . Е . А. З е м с к о й ). М ., 1973. Г л ава V . Н ом и н ац и я .
6. П о д р о б н е е о б этом см.: В. А. Х о м я к о в . С тр ук тур н о-сем ан ти ч е-
ские и соц и ал ь н о-сти ли сти ч еск и е осо б ен н о ст и англий ск ого эк сп р есси в ного
п р остор еч и я , В о л о гд а , 1974, стр. 83 и сл ед.
7. С ти ли стич ескую зн ач и м ость н о в о о б р а зо в а н и й В. Ф ляйш ер о б ъ я с н я ет
в озн и к н овен и ем « н а п р я ж ен и я » м е ж д у си стем ой и н орм ой — « S p a n n u n g
z w is c h e n S y ste m u n d N o rm » (W . F l e i s c h e r . S tilis tis c h e A sp e k te der
W o r td ild u n g , X— e m e C o n g r e s In te r n a tio n a l d e s L in g u is t e s R e s u m e s d es
C o m m u n ic a tio n s, B u c a r e st, 1967). О л ексических н о в о о б р а зо в а н и я х см. т а к ­
ж е: Э р. X а н п и р а. О к кази он альн ы е элем енты в сов р ем ен н ой речи, «С т и ­
л исти ч еск и е и ссл ед о в а н и я » , М ., 1972; М . С. Р е т у н с к а я . А н гл и й ск ое о к ­
к а зи о н а л ь н о е сл о в о о б р а зо в а н и е. А в тор еф . к анд. д и с с., Горький, 1974.
8. «О т к а за ть ся о т с у ж д е н и я о том , что т а к о е х о р о ш о и что т а к о е п л о­
х о, т р у д н о д а ж е при а н а л и зе д р ев н и х рук опи сей , и м ею щ и х лиш ь цель о б ъ ­
ек ти в н ого в о сста н о в л ен и я речевой картины п р ош лого, в к отор ой явно у ж е
н ельзя ч т о -л и б о изм ен и ть и ул уч ш ить» (В . Г. К о с т о м а р о в . Р усски й
язык на газетн ой п о л о се. М ., 1971, стр. 5 ).
9. См.: А. В. К у н и н . О сн овн ы е п онятия ф р азеол оги ч еск ой стилистики.
« П р о б л ем ы л ингвистической стилистики», М ., 1969; его ж е: Д в о й н а я а к т у ­
ал изац и я как понятие ф р а зеол оги ч еск ой стилистики. «И н остр ан н ы е языки
в ш к оле», 1974, 6.
10. Ср.: Ю. М. С к р е б н е в . С тилистические ф ункции вводн ы х э л е м е н ­
тов в сов р ем ен н ом английском язы ке. А в тор еф . к анд. д и ссер т ац и и , Л ., 1956;
Л. М . S k г е b n е v. P a r e n th e s e u nd A b so n d e r u n g , Z e itsch rift fur A n g listik
u nd A m erik a n istik , 1959, 3. К ак св о его р о д а в в о д н ы е эл ем енты в плане

127
к ом п ози ци и п ов еств о в а тел ь н ого тек ста тр ак т ует так н азы в аем ы е ав тор ск и е
отступ л ен и я Т. Ф. П л ех а н о в а . См.: Т. Ф. П л е х а н о в а . Л и н гвисти ческ ая
хар ак тер и сти к а ав тор ск и х отступ л ен и й в английской х у д о ж е с т в е н н о й п р о ­
зе. А в тор еф . к ан д. д и ссер т а ц и и , М ., 1973.
11. Э. Г. Р и зел ь отгр ан и чи вает к онструк ци и п о д о б н о г о р о д а от п ролеп-
тических, н азы в ая и х « N a c h tr a g sk o n s tr u k tio n e n » (« A b riss der d eu tsch en
S tilis tik » , s. 2 6 6 ). Д л я различен и я тех и д р у ги х , б езу с л о в н о , им ею тся д о ­
статочны е осн ован и я.
12. И . В . А н д р е е в а . Г р ам м ати ческ ая к атегор и я отр иц ан ия и ее ст и ­
листические потенции в сов р ем ен н ом английском язы ке. А в тор еф . канд.
д и ссер т а ц и и , М ., 1974.
13. И з специальны х р а б о т по эт о м у в о п р о су см.: И . И . П р и бы т о к,
С тр ук тур н ы е и к ом м ун и кати вн ы е типы безы м п ер атив ны х п обуди тел ьн ы х
п р ед л о ж ен и й в сов р ем ен н ом английском язы ке, С ар ат ов , 1971.
14. « Ф и гур а речи есть откл он ени е от п р остого и обы чн ого сп о со б а вы ­
р аж ен и я (m o d e of e x p r e s sio n ) с целью д о ст и ж ен и я бол ьш его эф ф ек т а»
(A. B a i n . E n g lis h C o m p o sitio n an d R h etoric, L on d on , 1877).
15. Л и ш ен а м отивировки ук ор ен и в ш ая ся в сти листике тр ади ц и я о т н е с е ­
ния тр опов к р а зр я д у л ексических и зобр ази тел ь н ы х ср ед ст в . П о-в и д и м ом у,
нет н ео б х о д и м о ст и сп ец иал ьн о д о к а зы в а т ь тот сам оочеви дны й ф акт, что
м етон и м и я, м ета ф о р а , ирония не зам ы к аю тся в о бя зат ел ь н ы х р ам к ах о т ­
д ел ь н о го сл о в а . П р ед ст а в л я ет с я странны м , что стилисты обы чно пиш ут о
ф он ети ч еск и х, м ор ф ол оги ч еск и х, л ексических и си нтак си ческ их сти ли стиче­
ских ср ед ст в а х и, как прави ло, уп уск аю т из поля зр ен и я ср ед ст в а сем а н т и ­
ческие.
16. О тр о п а х как п р ием е стр ук тур н о-сем ан ти ч еск ого уп лотн ени я вы ска
зы вания см..: А. Т. К у к у ш к и н а . М н огозн ач н ост ь и п ер ен ос н а и м ен о в а ­
ния — в а ж н ей ш и е приемы эконом ии сл овесны х ср ед ств . Уч. зап . Г Г П И И Я ,
вып. 30, Горький, 1967.
17. П о п о в о д у стилистической зн ач и м ости л ю бы х сем анти ч еск их явлений
см.: S. U 11 ш a n n. S e m a n tiq u e et s ty listiq u e , M e la n g e d e lin g u is s iq u e r e ­
m ain , L ieg e , 1964.
18. Ср. засты в ш и е м етаф ор ы (о б ъ ек т лекси к ологи чески х оп и са н и й ), г д е
п ервичное зн ач ен и е л ексической единицы практически у ж е ут р ати л о а к т у ­
альность: н ож к а стола, д верн ая ручка, горлы ш ко бутылки (анал оги чн о —
в д р у ги х я зы к а х ).
19. В ор и ги н ал е — « m isr e p r e se n ta tio n in v erse» . Ц и т. по кн.: G, Н.
M c k n i g h t . E n g lis h W o rd s an d T heir B a c k g r o u n d .
20. A. В a i n. E n g lis h C o m p o sitio n an d R h etoric.
2 1 .* И з н овейш их р а б о т , п освящ енны х п р обл ем е эп и тета, см., например:
Л . А. Т у р с у н о в а . К п р о б л ем е класси ф и кац и и эп и тетов. С борн ик н ауч ­
ных т р у д о в М Г П И И Я им. М . Т ор еза, вып. 75, М ., 1974.
22. О г и п ер б о л е и м ей озн се см.: Н. S p i t z b a r d t . O v e r s ta te m e n t and
U n d e r s ta te m e n t in B r itish and A m erican E n g lis h , P h ililo g ic a P ragen-
sib, 1963, 3.
23. H. S p i t z b a r d t . G ber die in te n s iv ie r e n d e F u n k tio n von ’fa irly ',
p retty ' und 'rath er'. W is s e n sc h a ftlic h e Z e its c h r ift der
F ridrich S c h ille r U n iv e r s ita t Jen a, 1954— 55, 5 — 6.
24. И. P . Г альперин о п р ед е л я ет п ер и ф р аз как п ер еи м ен ован и е (re-n a-
m in g ) о б ъ ек т а с п ом ощ ью сл овосоч етан и я (p h r a s e ), вы деля ю щ его сп ец и ф и ­
ческий призн ак о б ъ ек т а (I. R. G a l p e r i n . S ty lis tic s , ^ М ., 1971, р. 166).
Э. Г. Р и зел ь ук а зы в а ет , что п ер и ф р аз п р ед ста в л я ет со б о й оп и сан и е п р ед м е­
та (я в л ен и я ), не осн овы ваю щ ееся на четких, сп ец иал ьн о р а зр а б о т а н н ы х

128
к ритериях, а и сп о л ь зу ю щ ее лишь н екоторы й (и н огда случайны й) признак
п р едм ет а (Е . R i е s е 1. A b riss der d e u tsch en S tilis tik , М ., 1954, S . 177—
178).
25. В. Ф ляйш ер о с о б о в ы деля ет «проприальны й п ер и ф р аз»: A tla n tik —
der g r o s s e T eich, P r a g — die g o ld e n e S ta d t (W . F l e i s c h e r . O n o m a stik
und S tilis tik , B e itr a g e zu m 20. J a h r e s ta g der K arl-M arx U n iv e r s ita t ).
26. И з м н огочисленны х р а бот , посвящ ен н ы х м е т а ф о р е, отм етим : Б. С.
М ей лах. О м ета ф о р е как эл ем ен т е х у д о ж е с т в е н н о г о мы ш ления, «Т р уды о т ­
д ел а новой р усск ой л и тер атур ы », М .— Л ., 1948; R. J а к о b s о n. T he M e ­
taphoric* P o le s, F u n d a m e n ta ls of L a n g u a g e , G r a v e n h a g e , 1956; J. N o s e k,
In tern a l S tru ctu re of E n g lis h C o llo q u ia l M a ta p h o r, B rno S tu d ie s in
E n g lis h , v o l. e ig h t, B rn o, 1969.
27. Р езу л ь т а т о м и збы точн ого насы щ ения тек ста стереотип н ы м и 'м ет а­
ф ор ам и м о ж е т явиться так н азы в аем ая к а т а х р еза — «в н утр ен н е п р о т и в о р е­
чивый р я д м етаф ор », по о п р едел ен и ю М . К. М ор ен и Н . Н. Т етеревн ик овой
(«С тилйстика со в р ем ен н о го ф р а н ц у зск о г о я зы к а » ). Ср. прим ер, п р и в о д и ­
мый Ж . В а н д р и есо м («Я зы к . Л и н гв и сти ч еск ое в в ед ен и е в и стори ю », М.,
1934): D er Z ahn der Z eit, der sc h o n m a n c h e T ran e g etro ck n et, w ird auch
a u f d iese r W u n d e G r a ss w a c h s e n la s s e n .
28. J. M . S k r e b n e v. Z u m P ro b lem der se m a n tis c h -s tilis tis c h e n A n a ­
ly s e der e n g lis c h e n P h r a se o lo g je , Z e its c h r ift fur A n g lis tik und A m erik an i-
stik , 1961, 3.
29. П о св и д ет ел ь ст в у Д ж . М. М ар р и , м етаф ор а п о д а в л я ет (o v e r r id e s) *
акт ср ав нен и я, п р едста в л я я со б о й св оеобр азн ы й сп о со б воспри яти я (a lm o st
a m o d e o f a p p r e h e n sio n ). J. M. M u r r y . T he P ro b lem of S ty le , L on d on ,
1949.

^ Заказ 10921 129

 ГЛ АВА V

СТИЛИСТИКА ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЕЙ

Предметом стилистики последовательностей является сти­

листическая значимость отношений между элементами синтаг­
матической цепи — значимость совместной встречаемости
идентичных, различаю щ ихся или прямо противоположных по
своей сути язы ковы х единиц. П од единицами здесь, как и в
предшествующем изложении, имеются в виду дискретные кон­
ституенты любого уровня. Понятие совместной встречаемости,
по-видимому, не может получить однозначных количествен­
ных характеристик. Решение вопроса, можно ли считать две
единицы встречающимися совместно (т. е. наблю дается ли
стилистический эф ф ект совместной встречаемости, является ли
ф акт нахождения обеих единиц в одном и том ж е тексте стили­
стически существенным), очевидно, будет различным примени­
тельно к разны м уровням и планам. Так, если соотнесенность
содерж ан ия двух высказываний, разделенных десяткам и с т р а ­
ниц текста, способна сохранять свою актуальность для а д р е с а ­
та речи (чи тателя), то соотнесенность, связь фонетических
единиц (например, явлений рифмы, аллитерации и т. п.) акт
туальна лишь в пределах сегментов небольшой протяженности
— в силу ограниченной глубины оперативной памяти и несу­
щественности фонетического аспекта д ля среднего получателя
речи, ищущего в тексте прежде всего его смысл, его с о д е р ж а ­
тельную информацию.
К ак и в предыдущей главе, описание стилистической проб­
лематики расположено здесь в порядке структурных уровней
плана вы раж ен и я и заверш ается рассмотрением плана содер­
ж ан и я (семантики в отвлечении от языковой ф о р м ы ). И з л о ж е ­
ние не претендует на полноту или детальность ан ал и за стиле­
вых явлений: п оказана лишь примерная п роблем атика — ос­
новной круг вопросов для каж дой отрасли (фонетики, м орф о­
логии и так д а л е е ) .
С И Н Т А Г М А Т И Ч Е С К А Я Ф О Н Е Т И К А . К области ком­
петенции синтагматической фонетики относятся проблемы
просодии и проблемы взаимоотношений звуков в образуемых
ими последовательностях, т. е. в текстах.
Число просодических типов высказываний в каж дом языке
чрезвычайно велико, практически необозримо; просодическая
130
проблем атика т а к ж е слишком обширна, чтобы на ней следо­
вало здесь останавливаться. Упомянем лиш ь одну проблему,
имеющую наиболее непосредственное отношение к стилистике
(точнее — к теории стихосложения).
Речь идет о разграничении двух противополагаю щихся
разновидностей текстов — с неупорядоченной и с уп ор яд о­
ченной, регулярной ритмикой. Именно ритмика, т. е. х арактер
соотношения и чередования ударных и безударных элементов
(слогов) леж и т в основе различения прозаических и стихо­
творных текстов. Ритмический рисунок прозы произволен. Тип
регулярного чередования слабы х и сильных элементов опре­
дел яет тип стихотворного разм ер а (м етр а). Так, пушкинская
строка Ж и л на свете рыцарь бедный демонстрирует д в у с л о ж ­
ный размер хорей, представляющ ий собой чередование у д а р ­
ного и неударного слогов. Строка из поэмы Н екр асо ва « Р у с­
ские женщины» Л у н а п л ы л а среди небес— пример д вусл ож но­
го р азм ера ямба, форм ула которого — «безударный слог +
+ у д а р н ы й слог». Трехсложны е метры п одразделяю тся на три
разновидности. Пример д акти л я — строка Тучки небесные,
вечные странники (Л ерм онтов). Ф ормула этого р азм ера —
первый ударный и следующие за ним д ва безударных слога.
Второй тип трехсложного разм ер а — амфибрахий: А юноши
нет и не будет уж вечно (Ж уковски й ). Ф орм ула ам фибрахия
«безударный — ударный — безударный». Наконец, третья
разновидность трехсложного разм ер а — анапест — имеет
структуру «безударный — безударный — ударный»: Ш аганэ
ты моя, Ш аганэ (Есенин). Те итш иные элементы ритмической
упорядоченности встречаются иногда и в художественной про­
зе.
С вя зан а с просодией т а к ж е проблема рифмы, являю щ ейся
вторым (после ритма) признаком, отличающ им в принципе
поэзию от прозы. С вязь рифмы с просодическими х а р а к т ер и ­
стиками текста проявляется в том, что рифма предполагает
ударность слога, образую щ его созвучие или участвующего,
вместе с безударными, в его образовании; безударные ж е сло­
ги сами по себе ощущения созвучия не вызы вают и рифмы не
образуют. С другой стороны, рифма целиком относится к
проблеме совместной встречаемости сегментных фонетических
элементов — звуков.
Р и ф м а — это более или менее полное совпадение акустиче­
ских впечатлений, вызы ваем ых у слуш ателя двум я ударными
(и, часто, окруж аю щ и м и их безударными) слогам и— ка к п р а ­
9* 131
вило, не смежными, а разделенны ми группой других Слогов. В
поэзии рифмующиеся элементы (слоги, слова, словосочетания)
обычно помещ аются в конце строк согласно тем или иным
правилам рифмовки (перекрестная, парная, кольцевая и т. д.).
С чисто формальной точки зрения звуковой гармонии поэзия
может быть охарактери зован а ка к тексты, в которых р ег у л я р ­
но (чащ е всего через определенное количество слогов) п ояв­
ляю тся акустически сходные звуковые комплексы. Обычно
разли чаю т три типа рифм: м уж ские рифмы, где ударным я в ­
ляется последний слог (там — местам; во л н а — полна — це­
л и н а ); женские рифмы, в которых ударение находится на
предпоследнем слоге (годы — свободы; п р а в и л —■ заставил;
ужин — нужен); дактилические рифмы, в которых за ударным
слогом следуют д ва безударных (вы сокую — черноокую; п л а ­
менем — знам ене м ); крайне редко встречаются пеоническпе
рифмы, сод ерж ащ и е три безударных слога после ударного
(натягивая — вздр аги ва я; растрескивая — поблескивая):
Отметим, что термины «муж ская» и «женская» не имеют ни­
чего общего с грамматическим родом рифмующихся слов
русского язы ка: эти термины пришли из французской поэтики,
где д ля их употребления имелись и частично сохраняются
грамматические основания.
Я вл яясь одним из основных и необходимых средств зв у ко ­
вой организации поэтических текстов, рифма в прозаическом
тексте (так н азы ва ем а я «случайная рифма») представляет со­
бой стилистическую погрешность. Это отчасти объясняется тем,
что читатель (слуш атель) ассоциирует в таких случаях про­
заический текст с т а к назы ваемы м «раешником» — старин ­
ной формой народной побасенки, ритмически не упорядочен­
ной (т. е. построенной как п р о за), но содерж ащ ей большое ко­
личество нерегулярно появляю щ ихся рифм (см., например,
тираду В а р л а а м а , обращенную к Григорию в трагедии П у ш ­
кина «Борис Годунов»),
Помимо рифмы, звуковой регуляризации текста сл уж ат
менее яркие и менее очевидные д л я слуш ателя средства —
ассонанс и аллитерация.
Термином «ассонанс» обозначается повторение в пределах
соотносимое™, т. е. на небольшом расстоянии друг от друга
одних и тех ж е гласных звуков. Нередко ассонансом н а зы в а ­
ют так ж е неточную рифму — такую разновидность рифмы, в
которой совпадаю т лишь ударные гласные, а окруж аю щ ие их
согласные либо не созвучны, либо вообще отсутствуют у одно­
132
го из двух рифмующихся звуковых компексоп (где - - день —
.Маяковский). П е р в а я из упомянутых разновидностей ассонан­
са почти не свойственна русской поэзии, если не считать при­
меров тина Стены вы б елены бело — мать игум енья в е л е л а
(С. Городецкий). В торая разновидность — неточные рифмы — .
широко используется еще со времен М аяковского: см. нарочи­
то приблизительные созвучия в стихах Б. Ахмадулиной, Е. Е в ­
тушенко, Р. Рождественского.
Аллитерацией назы ваю т смежное или близкое р ас п ол ож е­
ние в тексте двух и более слов, начинаю щ ихся на один и тот
ж е согласный звук или сочетание согласных звуков. Возьмем
в качестве примера продолжение уж е цитировавшегося выше
стихотворения Бал ьм о н та: Б л и з к о б ур я в берег бьется. Чуж­
дый чарам черный челн. Ср. у М аяковского: Б а р — бей! Б а р а ­
бань, барабан! У него же: В старое л ь станем пялиться?
В русском язы ке алли терац и я — преимущественное досто­
яние поэзии. В германских язы ках она имеет более широкое
распространение. Речевое восприятие англичанина в силу не­
которых исторических причин (ударение на первом слоге в
большинстве слов древнеанглийской эпохи) активно реагирует
па одинаковость н ачальны х согласных, и поэтому англичане
значительно шире пользуются аллитерацией — не то л ьк о в по­
эзии, не только в устойчивых фразеологических оборотах
(busy as a bee, p a r t an d parcel, forget and forgive и т. д .) 1. См.,
например, повторение начального f в следующем отрывке из
Голсуорси:
T hro ug h f!oren>cen<5e a n d feud, frosts and fires il followed
Hie laws of p ro gression even in the F o rs y te family which had
believed it fixed for ever.
С интагм атическая фонетика призвана реш ать не только
проблемы целенаправле'нного стилистического использования
средств, основанных на совместной встречаемости просодиче­
ских явлений и сегментных единиц фонетики, но т а к ж е и иссле­
довать стилистически отрицательные, неж елательны е послед­
ствия такой встречаемости.В зад ач у синтагматической фонети­
ки входит выявление некоторых запретительных правил — ус­
тановление сочетаний, недопустимых по тем или иным причи­
нам. Выше у ж е говорилось о нежелательности рифм в п р о за­
ических текстах. М ожно отметить еще некоторые аналогичные
запреты.
К их числу относится, например, неж елательность ф р а з о ­
вой омонимии, порож даю щ ей ошибочное понимание ск азан н о­
133
г о — неверную сегментацию звукового континуума. М а я к о в ­
ский, критикуя строку одного из своих современников Н е п р и ­
дет он так же вот, писал: «Получается определенный живот».
Ж . М арузо приводит курьезные примеры французских д в у ­
смысленностей. В обращении M ais vous belle ty ra n n e aux Ne-
rons co m parab le слышится tira nos nez; ф р а за mon epoux
Test может быть интерпретирована как абсурдное сочетание
mon nez, p o u l e t 2. Непреднамеренность ошибок подобного рода
отличает их от каламбуров, создаваемы х умышленно в ю мори­
стических целях (о к алам б у ре см. ниже).
Н еж елательны , далее, сочетания звуков, ассоциируемые со
словами, изгоняемыми из культурного обихода. Наконец,
можно отметить нежелательность труднопроизносимых соче­
таний, особенно сочетаний нескольких согласных. Этим п р а ­
вилом .пренебрегал Г. Д ер ж ави н , отдельные строки стихов
которого могут служить иллюстрацией фонетической т я ж е л о ­
весности текста.
СИНТАГМАТИЧЕСКАЯ МОРФОЛОГИЯ. П роблемы
совместной встречаемости морфем и грамматических значений
морфологического плана не разработаны . Н астоящ ий раздел
содерж ит лишь несколько предварительных замечаний.
Стилистическое описание типов текстов могло бы выявить,
например, те или иные закономерности встречаемости времен­
ных форм глаголов, т. е. смены формальных временных планов
повествования. Известно, в частности, что в художественных
повествованиях формы прошедшего времени нередко череду­
ются с так назы ваемы м настоящим историческим. Описать ти ­
пы и стилистиечскую значимость их чередования — зад ач а
синтагматической морфологии. Так, авторы литературно-кри-
тических статей и журналисты нередко пользуются соотнесе­
нием временных планов и глагольных форм прошедшего и бу­
дущего. Повествуя о творческом пути давно умершего писате­
ля или характери зуя у ж е имевшие место спортивные события
п используя при этом глаголы в прошедшем времени,
критик или репертер неожиданно переключает временной
план: Впоследствии он еще раз вернется к этой теме... П осле
окончания матча он скажет...
Своего рода законом «хорошего слога» является вар ь и р о ­
вание способов выраж ения одних и тех ж е (или близких)
грамматических значений: например, вместо формы родитель­
ного н ад еж а — Чехова — в одном предложении, в следующем
предложении употребляется п ритяж ательн ое прилагательной
134
чеховский и, наконец, в третьем предложении используется
описательная конструкция свойственный Чехову. Аналогично
обстоит дело в других язы ках, где, например, надеж н ы е ф о р ­
мы, чередуются с синонимичными им предлож ны ми оборотами
и окказиональным и сложными словами (особенно легко о б ­
разуемыми в немецком я зы ке).
Требование варьировать способы вы раж ен и я морфологиче­
ских значений основывается, ка к н в сфере фонетики, на з а ­
претительном правиле: монотонная повторяемость морфем
считается стилистическим дефектом.
П р о б л ем а совместной встречаемости морфологических
единиц может рассматриваться, далее, в более широком плане.
До сих пор в настоящем разделе, как и в предыдущем, р а с ­
см атривались только случаи совместной встречаемости, непос­
редственно ощущаемой, воспринимаемой адресатом речи как
некоторый очевидный стилистический эффект. Можно, однако,
включить в область стилистического описания случаи совмест­
ного нахождения в тексте единиц, когда их соотнесенность
'непосредственно не ощ ущ ается, и ф акт присутствия в одном
тексте большего, чем в другом, количества однородных м орфо­
логических единиц об наруж и вается лишь при общей сравн и ­
тельной оценке типов текстов.
Используем в качестве примера сопоставление морфологи­
ческой специфики текстов, порожденных обиходно-разговор­
ной речью, и текстов книжно-литературных. Известно, что в
этих типах текстов части речи представлены количественно
неодинаковым образом. В разговорной речи, согласно данным,
полученным рядом авторов 3, меньше существительных и при­
лагательны х, чем в книжной речи; в то ж е время в разговор­
ной речи чаще употребляю тся местоимения. В разговорной р е­
чи практически отсутствуют причастия и деепричастия, вместе
с тем в ней широко представлены частицы и междометия.
С И Н Т А Г М А Т И Ч Е С К А Я Л Е К С И К О Л О Г И Я . Предметом
лексикологии принято считать словарный состав язы ка в це­
лом и отдельные слова язы ка, рассм атриваем ы е изолированно,
в совокупности их содерж ательны х потенций, обусловленных
их предшествующим развитием, их исторической «биограф и­
ей». В свете этого представления сама постановка вопроса о
синтагматической лексикологии о казы вается на первый взгляд
несостоятельной, а термин «синтагматическая лексикология»
— содерж ащ им con trad iclio in adjeclum.
Однако если традиционная лексикология, в принципе, изу­
чает лишь парадигматические отношения меж ду словами,
135
сравнивая единицы, расположенны е в виде вокабуляра (ело
парного списка), то имеются определенные основания отнести
к лексикологии изучение отношений меж ду отдельными сло­
вами, расположенными в синтагматической цепи. Это тем б о­
лее правомерно, что проблема «слово и контекст» является
вполне традиционной.
Д л я стилистики последовательностей в п редлагаем ом здесь
ее понимании проблема «слово и контекст» представляет со­
бой проблему стилистических функций совместной встречае­
мости слов разных стилистических тональностей.
Стилистические функции, стилистические эффекты сочетае­
мости, столкновения в тексте слов различных стилистических
окрасок чрезвычайно многообразны и, поскольку конкретные
лексические условия контекста веггда индивидуальны, эти
эффекты в общей массе непредсказуемы — требуют индиви­
дуального ан ал и за в духе стилистики декодирования, прини­
мающей во внимание, так сказать, весь культурно-исторический
фон единичного лингвистического события. О днако здесь нам
предстоит описать лишь наиболее общие, частично акси ом ати ­
ческие, самоочевидные, но требую щие сформулирования з а ­
кономерности.
Д л я выявления и демонстрации этих закономерностей не­
обходимо обеспечить по мере возможности чистоту стилисти­
ческого эксперимента. В нашем случае это означает тр еб о в а­
ние оградить анализируемый материал от индивидуальных
осложняю щ их влияний случайных элементов контекста. С
этой целью возьмем д ля ряда контекстуально тождественных
примеров каж д ы й раз лишь одно стилистически окрашенное
слово, п рин ад л еж ащ ее в каж дом случае к специфическому
слою того или иного субъязыка.
Рассмотрим следующие примеры — вариации на тему
предлож ения Мы у з н а л и новость, в котором все три слова
стилистически нейтральны:
1. Мы узнали божественную новость.
2. Мы у зн а л и вы ш еозначенную новость.
3. Мы узнали гром оподобную новость.
4. Мы узнали обнадеж иваю щ ую новость.
5. Мы у зн а л и приятную новость.
6. Мы у зн а л и н е п ло х ую новость.
7. Мы у зн а л и м и ро вую новость.
К аж д о е из этих предложений, взятое в целом, приобретает
окраску стилистически маркированного слова. Первое звучит
136
архаично, второе носит канцелярский оттенок, третье —- поэ
тическое, четвертое можно охарактери зо вать как книжно-ли-
тературное (слово обнадеж иваю щ ий не является общ еупотре­
бительным). Пятое предлож ение определенной стилистической
окраски не имеет: оно нейтрально, поскольку нейтрально вве­
денное в нёго слово приятную. Ш естое и седьмое нредл<гжения
об наруж и ваю т оттенки разговорный и жаргонны й (эпохи 30-х
г о д о в ).
Н а основании экспериментов подобного рода можно прий­
ти к заключению, что, во-первых, маркированное слово, буду­
чи помещено в нейтральный контекст, не претерпевает н и к а­
ких изменений своей стилистической окраски. Напротив, оно
доминирует над окружением, а именно: слово возвышенной
стилистической тональности (примеры 1— 4) делает в ы с ка­
зывание возвышенным; слово сниженное пониж ает то н ал ь ­
ность всего вы сказы вания (6— 7). Разумеется, стилистически
м аркированное слово «окраш ивает» не свое б ли ж айш ее о к р у ­
жение, не предшествующее и последующие слова, а только все
высказывание, весь его общий итог. В примерах 1—4 и 6—7
слова мы, у з н а л и и новость остаются нейтральными словами.
Возникает лишь иллюзия приобретения ими стилистических
свойств маркированного слова. Это явление в стилистике при­
нято н азы ва ть иррадиацией — по аналогии с известным в ф и ­
зиологии и психологии явлением распространения, например,
болевых ощущений от пораженного участка тела на соседние
или связанны е с ним участки, в которых никаких паталогиче-
ских изменений не имеется 4.
Только с учетом сказанного можно утверж дать, что в ус­
ловиях совместной встречаемости стилистически окрашенного
слова со стилистически нейтральными это слово о б н а р у ж и ­
вает свойство стилистической иррадиации. Попутно следует
отметить, что явление иррадиации присуще не только лексике,
но и, вероятно,— единицам любого уровня: так, одна д и а л е к т ­
ная черта в фонетической системе носителя литературной ре­
чи у ж е создает впечатление нестандартности, недостаточной
литературности произношения; одна метаф ора мож ет спо­
собствовать тому, что целый аб зац будет восприниматься как
характеризую щ ийся образностью и т. д.
Таким образом, мы установили, что стилистически окраш ен ­
ное слово в нейтральном окружении является сильным, стили­
стически господствующим элементом высказы вания, его сти­
листической доминантой.
Гораздо сложнее обстоит дело, когда окружение м а р к и р о ­
137
ванного слова состоит не только из нейтральных слов. В фор
мулировку соответствующего п равила необходимо внести ог­
раничительное условие. П равило получает следующий вид:
стилистически позитивный (м аркированный, окрашенный)
элемент влияет на окружение, если окружение не может про­
тивопоставить ему иного позитивного качества. Д ругими сло­
вами, иррадиация, т. е. приобретение текстом стилистических
свойств «сильного» (доминирующего) элемента имеет место
только в тех случаях, когда контекст стилистически нейтрален.
Н аличие в нем единиц позитивных стилистических тонально­
стей, не совпадаю щ их с данной, создает стилистический конф ­
ликт —■столкновение разных о к р а с о к 5.
Именно это имелось в виду, когда выше говорилось о с л о ж ­
ности решения вопроса д ля каж дого конкретного случая и о
надежности лишь «чистых» (т. е. фактически упрощенных)
стилистических экспериментов.
Вполне очевидной является только одна частная за к о н о ­
мерность: «конфликтное» смешение в тексте слов разных сти­
листических окрасок создает в целом негативный стилистиче­
ский результат — своего рода стилистическую аномалию.
Весьма нередко (практически, в большинстве случаев) т ак ая
аномалия порож дает комический эффект. Столкновение р а з ­
нохарактерных слов формально свидетельствует о языковой
некомпетентности отправителя речи, и писатель-юморист, си­
мулирующий некомпетентность, успешно достигает, своих це­
лей, имитируя языковую беспомощность. Н аиболее традицион­
ным литературным приемом этого плана является так н а з ы в а ­
емый «макаронический стих» —• стихотворение, содерж ащ ее
иноязычные вставки. Широкой известностью в первой полови­
не XIX века пользовалась юмористическая поэма Н. М ятлева
«Путешествие м адам де Курдюкофф», героиня которой, гово­
рящ ая на смеси «французского с нижегородским», п р о м ы сл и ­
л а билет д л я себя э пур Лннет; в окруж аю щ ей ее толпе м ель­
кают де старушки, де кадеты; отдельные строки поэмы почти
целиком состоят из французских ф раз: Ж е не ее па, же н ире
па, же не манж па де л я репа. Сатирическое обличение п ритя­
заний белогвардейского генерала представляет собой написан­
ный Д емьяном Бедным «Манифест барона В рангеля», в кото­
ром немецкие ф р азы и немецкий акцент подчеркивают остзей­
ское происхождение еще одного «освободителя» России: Вам
мой ф ам или й всем известный: их бин фон В рангель, герр б а ­
рон. Я самый лучш и й, самый шесный ист кандидат на царский
трон. Комична некомпетентность повествователя, у т в ер ж д аю ­
138
щего, что у одного испанского графа было два сына, Р а у л ь и
Ваня. В макароническом стихе и в последнем примере имеет
место смешение разных языков; не менее курьезны случаи
смешения собственно стилен — например, попытки м а л о г р а ­
мотного пользоваться словами культурного слоя (речь чехов­
ского унтера Прншибеева, речь некоторых персонажей «П од ­
нятой целины» Ш олохова, п редставляю щ ая собой смешение
газетных штампов с диалектной лексикой). В американской
л итературе мастерски использовал прием смешения разности-
левых элементов О. Генри (в рассказах о Д ж е ф ф е Питерсе
и Энди Т а к к е р е ).
Во всех подобных тинах смешений, используемых как л и ­
тературный прием, имеет место эффект умышленного н а р у т е -
1 : чя стилистических запретов.
П р об л ем атик а совместной встречаемости лексических еди­
ниц, естественно, не исчерпывается изложенным. Существен­
ное значение для стилистики имеет вопрос о-лексическом пов­
торе и рекурренции лексических единиц в текстах.
Лексический повтор, т. е. появление в тексте одного и того
ж е слова в контактной позиции (Р ом ан классический, старин­
ный, отменно длинны й, длинны й, д л и н н ы й — П уш ки н), может,
с одной стороны, р ассм атриваться в парадигматическом син­
таксисе — как пример избыточности синтаксических элемен­
тов (однородных членов п ред лож ен ия). С другой стороны,
повторение одного и того ж е слова — это пример совместной
встречаемости идентичных лексических компонентов (элем ен­
тов) текста. Функция повтора как намеренно стилистического
средства (в отличие от случайного повторения при неподго­
товленной устной речи) всегда является усилительной: повто­
ряемое слово подчеркивается отправителем речи; к понятию,
вы раж аем о м у этим словом, привлекается особое внимание а д ­
ресата речи. "
Термин «рекурренция» (англ. recurrence) используется
здесь условно для обозначения воспроизведения в тексте одно­
го н того ж е слова не в смежном (контактном) положении, а
па некотором расстоянии: повторяющиеся слова разделены
текстовыми сегментами, однако не настолько протяженными,
чтобы повторяемость перестала быть ощутимой. Если такие
слова зан и м аю т разны е синтаксические позиции, возникает
стилистическая фигура, для обозначения которой существует
специальное н азван ие— и о л и п г о т о н: Вот тебе книга, читай
книгу, дружи с книгой. Полиптотон, как и намеренная рекур-
139
ренция слова вообще, подобно контактному повтору слова, ис­
пользуется в целях эм ф ати зац и и (усиления) высказывания.
Случайные, непреднамеренные повторения слова, свидетель­
ствующие о неумении заменить бго синонимом или изменить
тип конструкции, расцениваются как стилистический дефект.
С И Н Т А Г М А Т И Ч Е С К И Й С И Н Т А К С И С . Отличие синтаг­
матического синтаксиса от парадигматического синтаксиса в
принципе очевидно. Если парадигматический синтаксис ведает
проблемами структуры предлож ения, количественного состава
и расположения (размещ ения) его конституентов, сопоставляя
парадигматически наличные варианты, то синтаксис синтаг­
матический рассм атривает не предложение, а последователь­
ность (цепочку) предложений, составляю щих текст, и в ы я в л я ­
ет стилистические функции совместной встречаемости форм
предложений.
Следующие одно за другим предлож ения текста либо пе
обнаруж и ваю т никаких закономерных, регулярных чередова­
ний формы (синтаксически нейтральный текст), либо, напро­
тив, то или иное регулярное чередование является сущ ествен­
ным,-бросающимся в глаза.
Н апример, регулярное чередование, регулярная смена воп­
росительной и повествовательной форм предложений у ж е в
достаточной мере характеризует текст синтаксически: перед
нами не повествование, а диалог (если, как у казы в ает пункту­
ация, вопросы и ответы п р и н ад л еж ат разны м лицам ) или
внутренний монолог, т. е. вопросно-ответная форма построе­
ния монологического текста.
Регулярно воспроизводиться (повторяться) мож ет не
только коммуникационный тип, но и синтаксическая структура
(модель) предложения. С меж ны е предлож ения нередко я в ­
ляю тся тождественными или аналогичными по своему си н так­
сическому (иногда— синтактико-морфологическому) строению.
Такое уподобление структур д в у х или более смежных п ред ло­
жений носит название п а р а л л е л и з м а. В сущности, п а р а л ­
лелизм представляет собой одну из разновидностей повтора —
повторение не конкретных предложений с их конкретным л е к ­
сическим наполнением, а только синтаксических форм: Путь
ш ел по целине; л ю д и п адали с обры вов (Эренбург). К ак ви­
дим, здесь в двух смежных предлож ениях морфосинтаксиче­
ская структура аналогична: подлеж ащ ее, выраж енное сущ ест­
вительным, за которым следует глагольное сказуемое; третий
член предлож ения — обстоятельство места, представленное в
140
обоих случаях предлож ны м сочетанием. Лексически идентич­
ных элементов в приведенном примере, нет. Однако, по-види­
мому, чащ е встречаются случаи п ар ал л ел и зм а, когда в с м е ж ­
ных (п араллельн ы х) предлож ениях имеются те или иные'тож-
дественные, буквально повторяющиеся элементы — по к рай ­
ней мере, служебны е слова. Возьмем первую строфу извест­
ного стихотворения А. К- Толстого:
К оль л ю бить — так б е з р а ссу д к у ,
К оль грози ть — так н е на ш утку,
К оль р угн уть — так сгоряча,
К оль р у б н у ть — так у ж с плеча....

Аналогичным образом, тождественные служебны е элем ен ­

ты (артикли и вспомогательные глаголы) встречаем в хресто­
матийном стихотворении Уордсворта (The cock is crowing,
The s tre a m is flo w in g). Э . Г. Р изель приводит пример парал-
лезима, где все придаточные определительные предлож ения
вводится одним и тем ж е союзом (стихотворение Г. Гейне
« P ro lo g zur H a rzre ise » ).
Хотя п ар ал л е л и зм ,п р е д п о л а га е т повторение только г р а м ­
матической структуры смежных предложений, было бы неточ­
ным утверждение, что создаваемы й им стилистический эф ф ект
зам ы к ается в области синтаксиса или способствует лиш ь рит­
момелодической унификации высказываний. К ак и всюду в
языке, здесь доминирующим и определяю щим фактором я в ­
ляется план содерж ан ия — семантика сополагаю щ ихся пред­
ложений. Только в сочетании с лексическими значениями
окончательно определяется конструктивная функция п а р а л л е ­
лизма. Он либо служ ит д ля подчеркивания того элемента
(слова, группы слов), который повторяется в п араллельны х
предложениях, либо создает контраст (антитезу—см. следую ­
щий разд ел г л ав ы ), либо подчеркивает -содержательную
близость, объединенность разны х утверждений (как в приве­
денном выше примере из А. К. Толстого).
От чисто синтаксического повтора, каким, в принципе,
является п араллели зм , следует отграничить лексико-синтакси­
ческие повторы, в которых лексическая одинаковость тех или
иных частей см ежны х предложений является не случайной,
ка к в п араллели зм е, а обязательной. Среди таких повторов
традиционно различаю тся ан аф ора, эпифора и симплока.
А н а ф о р а обычно определяется как совпадение начал,
идентичность одного или, чаще, нескольких начальных элем ен ­
тов смежных предложений (стихотворных строк, строф, а б з а ­
1U
цев). Этот прием представляет собой чрезвычайно часто встре­
чающееся средство эмфатизации повторяющегося отрезка тек ­
ста.
Вы нес и э т у д о р о гу ' ж ел езн у ю ,
В ы несет все, что г о сп о д ь ни пош лет.
В ы несет все — и ш и рокую , ясную
Г р у д ь ю д о р о г у п р о л о ж и т себе...
(Н ек р а со в )
M y h e a r t's in th e H ig h la n d s , m y heart is n ot here,
M y h ea rt's in th e H ig h la n d s , a -c h a s in g the deer...
(B u r n s)
Ihr g o ld 'n e s G esch m eid e b litze t,
S ie kam rnt ihr g o ld e n e s H aar,
S ie k a m m l e s m it g o ld e n e m k a n m ie...
(H ein e )
T rouver d e s m o ts fo r ts co m m e la fo lie
T ro u v er d e s m o ts co u leu r d e to n s les jo u r s
T rouver d es m o ts que p erso n n e n 'ou b lie.
( A r a g o n ).

Нередко анаф ора бывает р азделена значительными по про­

тяженности текстовыми сегментами. Такова, например, а н а ф о ­
ра в известном стихотворении Пуш кина «Я вас любил».: этими
словами начинаются строфы, а не смежны е строки. В п р о за ­
ических текстах ан аф ор а мож ет начинать смежны е абзацы
или помещ аться внутри абзац а, ка к в следующем примере:
Может быть, история — романист? Может быть, живые
л ю д и д л я нее прототипы и она, п е р е п л а в л я я их, пишет р ом а­
ны — хорош ие и л и плохие? (Э р е н б у р г ).
Анафорическую функцию могут исполнять не только части
предложения, но и целые предложения, откры вающ ие собой
абзацы . Поэтому в качестве общего определения анафоры
целесообразно предлож ить следующее: ан аф ор а — это иден­
тичность начальной части двух или более автономных синтак­
сических сегментов, смежных или актуально соотнесенных
(совместно встречаю щ ихся).
Э п и ф о р а прямо противоположна анаф оре по позиции,
занимаемой повторяющимся элементами: эпифора пред став­
л яет собой повтор одного или нескольких конечных элементов
в соотнесенных единицах (стихотворных строках, п ред лож е­
ниях, аб за ц а х ). Так, в одном из стихотворений Л уи Аргона
к а ж д а я строфа закан чи вается словами Ne t'en va pas. Ср. т а к ­
же: Всем и всегда он дает советы. Просят ил и не просят —
он дает советы.
Эпифора способствует своеобразной ритмизации п ро заи ­
ческого текста; повторяющиеся элементы рифмуются, что т а к ­
142
ж е создает эффект фонетической регулярности. Характерно,
что в стихосложении Востока риф ма систематически об разует­
ся путем использования эпифоры (так н азы ва ем а я «тавтоло­
гическая ри ф м а»), а не с помощью разных слов, обладаю щ их
созвучием, как это обычно практикуется в европейской поэ­
зии. См., например, сохраняю щий специфику эпифорической
рифмовки русский перевод одного из четверостиший О м ара
Хайяма:
« Н е ст а н ет нас!» А м и р у х от ь бы что.
« И сч езн ет сл ед !» А м и ру хот ь бы что.
Н а с не бы ло, а он сиял и б у д ет .
И сч езн ем мы, — а м и ру хоть бы что!

Ср. также:
Э ск а д р а л е ж и т по.чгяолной
О гр ом н ого Ч ер н ого м оря,
Н акры та т я ж ел о й полной —
Н е встать, не накинуться с моря...
(Ж а р о п )

Л н а д и и л о з и с («подхват») имеет место в тех случаях,

когда конечные элементы синтаксической единицы повторя­
ются в качестве начальны х элементов следующей (смежной)
единицы. Слова, заклю чаю щ ие одно выд<азывание, повторя­
ясь, становятся исходным пунктом следующего высказы вания:
Л ок ти р еза л и петер, з а п олем — лог.
Ч еловек д о б е ж а л , почернел, лег.
Л е г у огня, п р охри п ел «К он я !» —
И ста л о х о л о д н о у огня.
(Т и хон ов )
П р и д ет о н о , бол ьш ое, как гл оток —
Глоток поды норою зн оя л етн его...
(Р . Р о ж д ест в ен ск и й )

Х и а з м . Термин употребляется для обозначения случаев

воспроизведения в синтаксическом сегменте элементов пред­
шествующего сегмента. При этом повторяющиеся элементы
меняются местами (отсюда термин «хиазм» — «перекрещ ива­
ние»), вступают в. противоположные синтаксические отноше­
ния друг с другом и создают разн ообразн ы е (зависящ ие от
значений’ слов и хар а к тер а конструкций) семантические э ф ­
фекты. Обычно в подобных случаях реализуется многознач­
ность слов, участвующих в перекрестном повторе. Примеры
хиазма:
ИЗ
 S c h o n ste S o n n e u n ter den M ad ch en ,
S c h o n s te s M ad ch en u n ter der S on n e!
(H ein e )
I lo v e m y L ove, and m y L o v e lo v e s m e.
(C o le r id g e )

Пример хиазм а содерж ит вы раж ен и е король танцев и та­

нец королей (М опассан). Хиазмы нередки в заголовках: П оэ­
зи я грамматики и грамматика поэзии (Р. Якобсон); Б езд о м ­
ные л ю д и и б езлю д ны е дома («П равда», 1. XI. 1975) 6.
С и м п л о к а представляет собой использование в одних и
тех ж е синтаксических единицах анафоры и эпифоры. С м е ж ­
ные единицы, со д ерж ащ и е симплоку, имея тождественные н а­
чал а и окончания, различаю тся только серединными у ч а с т к а ­
ми, которые, таким образом, приобретаю т повышенную зн ач и ­
мость на фоне общих элементов — п ривлекаю т к себе в н и м а­
ние адр есата речи:
I'm w illing to tell you. I'm w a n tin g to tell yon. I'm w a itin g
to tell you (S h aw ).
О б р а м л е н и е — тождественность начальных и конечных
элементов сегмента текста:
Ч то эт а ж ен щ и н а т еб е?
В е д ь не он а с т обой бы ла
В тот д ен ь в атак е и в п альбе,
В е д ь не он а т еб я сп асл а, —
Ч то эта ж ен щ и н а тебе?
(С им онов )

Never wonder. By m eans of addition, subtrac tio n , m u ltip li­

cation, and division settle ev e ry th in g somehow, and never woivi
der (Dickens).
Прием обрамления леж и т в основе одного из наиболее из­
вестных стихотворений Сергея Есенина:
П р о волн и стую р о ж ь при л ун е
П о к у др я м ты моим д о г а д а й с я .
Д о р о г а я , ш ути, ул ы бай ся,
Н е б у д и тольк о пам ять во мне
П р о волн и стую р ож ь при луне.
З акл ю чи тел ьная (как и первая) строфа стихотворения д е ­
монстрирует обрамление в самих обрам ляю щ их строках
(идентичность первого и последнего с л о в ) :
Ш а га н э ты м оя, Ш аган э,
Т ам , на С ев ер е, д ев уш к а т о ж е .
Н а т еб я он а стр аш н о п о х о ж а ,
М о ж ет , д у м а е т о б о мне...
Ш аган э ты м оя, Ш аган э.

141
 Н а р яд у с рассмотренной в настоящем р азд ел е совместной
встречаемостью тождественных синтаксических структур (п а­
ралл ел и зм ) и нетождественных структур, содерж ащ их л екси ­
чески тождественные элементы (анаф ора, эпифора, ападипло-
из, хиазм, симплока, обрам л ен и е), стилистическое значение
имеет совместная встречаемость полностью тождественных
синтаксических единиц — повтор целых предложений. О бы ч­
ная цель такого повтора — общее усиление, общ ая эмфатиза-
ция текста; экспрессивность текста нередко свидетельствует
об отклоняю щ емся от нормы эмоциональном состоянии отп р а­
вителя речи: Я знаю, я знаю, он согласен, он с о г л а с е н !7
С И Н Т А Г М А Т И Ч Е С К А Я С Е М А С И О Л О Г И Я . В отличие
от парадигматической семасиологии, изучающей стилистиче­
скую значимость предметной отнесенности языковых единиц,
синтагматическая семасиология исследует стилистическую
значимость соотнесенности предметных отнесенностей — с т и ­
листические функции совместной встречаемости предметных
значений слов, словосочетаний, предложений и более крупных
единиц, образую щ их текст. Если парадигматическая сем асио ­
логия, ведаю щ ая переносами наименований, выделяет фигуры
з а м е щ е н и я (количественные и качественные замены т р а ­
диционных обозначений предметов действительности ситуатив­
ными обозначениям и), то исследование синтагматики, т. е., в
данном случае, исследование соотношения значений в их л и ­
нейной ар ан ж и ров ке приводит к выделению фигур с о ц м е -
щ ен и я 8.
Очевидно, что взаимоотношения семантических единиц
(значений или предметных отнесенностей), образующ их текст,
всякий раз, в к аж д ом конкретном случае неповторимо инди­
видуальны. Но в индивидуальном всегда реализуется общее.
Стилистику, как и любую другую научную дисциплину, инте­
ресуют в первую очередь обобщенные типы семантических
взаимоотношений.
Вполне достаточным для классификационных целей я в л я е т ­
ся разграниченние трех типов соотношения значений или
предметных отнесенностей:
1. Соотношение тождественных значений. Имею тся в виду
случаи, когда находящиеся неподалеку одна от другой в т ек ­
сте язы ковы е единицы мыслятся как обозначаю щ ие один и
тот ж е предмет (явление, процесс, свойство) действительно­
сти.
2. Соотношение различаю щ ихся между собой значений.
1 Заказ 10921 145
Соотносящиеся в тексте язы ковы е единицы воспринимаются
как обозначающие разные, не тождественные один другому
предметы (явления, процессы, свойства).
3. Соотношение противоположных значений. Д в е соотнося­
щиеся единицы семантически полярны. С одерж ан и е одной из
них несовместимо с содерж анием другой, исключает его.
Следует подчеркнуть, что первый и третий типы соотноше­
ния отнюдь не обязательно предполагаю т строго логическую,
объективную тождественность и противоположность совместно
встречающихся значений. Ч а щ е всего имеют место случаи,
когда отношения тождественности и противоположности наи­
более существенны для отправителя и ад ресата речи из все­
го комплекса реальных отношений между значениями и по­
этому актуализуются — иначе говоря, когда соотносящиеся
значения субъективно мыслятся как одинаковые или ко н тр а­
стные. П риблизительная одинаковость трактуется как иден­
тичность; сходство преувеличивается, тождественность припи­
сывается единицам не вполне тождественным. В качестве про­
тивополагаемых выступают единицы, не создаю щ ие логическо­
го контраста. Так, в первом случае слова ребенок, малыш, дитя,
не будучи полными синонимами и разл и чаясь между собой
стилистически, могут, тем не менее, употребляться в одном и
том ж е тексте попеременно д ля обозначения одного и того же
объекта (см. н иж е). Д л я иллюстрации второго случая вос­
пользуемся примером из рас ска за О. Генри «Из любви к ис­
кусству», где о знаменитом преподавателе музыки говорится:
Его гонорары высоки (high ), его ур о к и л е гк и (lig h t). Слова
вы сокий и л егк и й не являю тся антонимами, но эф ф ект их про­
тивопоставления очевиден.
Что касается второго типа соотношения (различие, н ер а­
венство сочетающихся значений), то здесь речь идет не о
любом различии, поскольку — это у ж е подчеркивалось в г л а ­
ве третьей — в нейтральном тексте сополагающ иеся значения
вообще, как правило, категориально различны. Речь идет
лишь о различиях, реализую щихся (осознаваемых) вусловиях
соотнесенности и на основе соотнесенности значений— о р а з л и ­
чиях, обнаруж иваю щ ихся при однородности семантических и,
часто .синтаксических функций — например, при отнесенно­
сти двух или более смысловых единиц к одному и тому ж е
предмету действительности. В примере Они бежали, мчались,
летели семантические различия между глаголам и носят явно
количественный характер (разли чная степень интенсивности
бега — или, точнее, степень интенсивности эмоционального
146
впечатления у отправителя речи). Д и а л е к т и к а язы ка такова,
что одни и те ж е язы ковы е единицы в зависимости от стиле­
вого зад ан и я могут имплицировать либо тождественность, л и ­
бо неравенство (см. ниже о различиях меж ду двум я ф ун кц и я­
ми синонимов).
Три типа соотношения значений могут быть положены в
основу различения трех групп стилистических фигур, со с тав л я­
ющих предмет синтагматической семасиологии. Первую груп­
пу образую т фигуры тождества, вторую — фигуры н еравенст­
ва, третью — фигуры противоположности.
1. Фигуры тождества. П озн ав атель н ая деятельность чело­
века, осущ ествляемая и регистрируемая при участии языка,
сводится, с точки зрения лингвистики, к множеству актов
языковой идентификации объектов. Н а зы в ая предметы, я в л е ­
ния, процессы и свойства действительности, мы идентифици­
руем, т. е. опознаем их — находим те классы, к которым они
могут быть отнесены, находим существующие наименования
классов.
М ожно различать активную идентификацию, составл яю ­
щую своего рода цель речевого акта, чаще всего ком м уника­
тивно подчеркнутую (Это — пульт у п р а в л е н и я ) , и пассивную,
имплицируемую идентификацию, проявляю щ ую ся в самом
выборе слов, из которых образуется непредикативное сл ово­
сочетание: Светловолосый юнош а невысокого роста вы ш ел
чперед\ здесь первые четыре слова не сообщают, а лишь н а­
зы ваю т предмет (лицо), о котором д ал ьш е делается сообщ е­
ние, активно идентифицирующее процесс, совершаемый п ред­
метом — вы ш ел вперед.
К ф ормам активной идентификации мож ет быть отнесено
сравнение. К пассивной (имплицирующей) идентификации
( ледует причислить один из видов использовании синонимов и
снномических выражений.
( ' р а в н е н и е представляет собой эксплицитную кон ста­
тацию частичной тождественности (подобия) двух объектов
действительности9. Эксплицитиость констатации подобия обе­
спечивается обязательны м наличием в высказывании тех или
иных формальны х выразителей мыслительного ак та уп одобле­
ния -сою зов как, словно, будто, подобно, глаголов н а п о м и ­
нать, походить, словосочетаний типа быть похожим (и а н а л о ­
гичных нм слов и выражений т! других я з ы к а х ) 10.
В сравнении отождествляю тся (или, точнее, уподобляются,
в результате чего констатируется их частичная — по некото­
10* 147
рым признакам — тождественность) заведомо нетождест­
венные понятия на основании тех или иных признаков, общих
д ля обоих объектов, причем общий признак либо эксплицитно
упоминается (Она свежа, как маков цвет, В з л е л е я н н ы й вте­
ки дубравной: К ак тополь киевск и х высот, Она стройна... —
П у ш ки н), либо имплицируется — отсутствует ввиду его кон­
текстуальной очевидности (О н весь, как божия гроза —
Пушкин)
Качественно отличными друг от друга типами сравнения
считаются логическое и образное сравнения; обычно лишь
последнее привлекает внимание стилистики. Р азл и чи е между
ними состоит в том, что логическое сравнение оперирует по­
нятиями одного семантического плана (Она поет, как пр о­
фессиональная п е в и ц а ); в образном сравнении, участвуют по­
нятия разноплановы е (Она поет, как со л овей ). Однако вряд
ли возможно установить строгие критерии разграничения тех
и других.
К фигурам тож дества (активного отождествления) можно
о! нести та к ж е те случаи использования метафоры или ме-
шиимии, когда в р ам ках высказы вания имеется традицион­
ное (нефигуральное) наименование объекта (часто — в ка ч е­
стве подл еж ащ его ), с которым активно связы вается ф игу­
ральное наименование (обычно предикатив): Твой сосед —
свинья. Н ы о-И орк — это небоскребы и автомобили. Л и ш ь те
случаи, в которых метафорическое (метонимическое) слово
или вы раж ение не сопровождается традиционным наимено­
ванием объекта, п редставляю т собой наиболее действенные
метафоры и метонимии: И з-за стола п о д н я л ся рыжий б еге­
мот с сигаретой во рту. Серая к епка продолж ала что-то к р и ­
чать, р а зм а х и ва я руками. Здесь в обоих случаях ад ресат со­
общения понимает, что речь идет о человеке, но человек в
высказы ваниях не назван, не упомянут, метаф ора и метони­
мия не расшифрованы, не ослаблены, ка к в предыдущих при­
мерах, где фигуральны е наименования сопровождаю тся р а с ­
ш ифровывающ ими их прямыми наименованиями (сосед, Нью-
Й ор к ).
Сравнение, как и метафора (см. предыдущую гл ав у ), п ред­
ставляет собой общую форму, способ познания действитель­
ности. Сопоставление наблю даемы х объектов с у ж е известны­
ми обеспечивает их идентификацию. Художественное (о б р а з­
ное) сравнение о б ладает высокой информативностью— вскры ­
148
вает новые черты предмета речи путем нахождения нетри­
виальных подобий в семантически отдаленных сферах.
С и н о н и м ы - з а м е н и т е ли и . Этот термин имеет в виду
случаи, когда наименование предмета (явления, процесса,
свойства), употребленное в тексте, зам еняется далее, при
повторном упоминании об этом предмете, другим адекватным
его наименованием; либо синонимом первого (1), либо сло­
вом (вы раж ени ем ), характеризую щ им данный предмет в к а ­
ком-либо особом аспекте, но используемым не д ля дополни­
тельной характеристики предмета, а лишь д ля того, чтобы н а ­
звать его по-иному -— избеж ать повторения одного и того же
наименования (2):
1. Ребенок п л а к а л . М а л ы ш у хотелось спать, но никто не
о б р а щ а л вн им ани я на бедное дитя.
2. П у ш к и н возвратился в Петербург. Поэта ждали... Имя
кум ир а российской п у б л и к и бы ло у всех на устах.
Ц ель употребелния варьирующих обозначений — стремле­
ние избеж ать монотонности непреднамеренного повтора, счи­
тающ егося стилистическим дефектом, свидетельством бедно­
сти словарных ресурсов автора (ср.: П у ш к и н возвратился...
П у ш к и н а ждали... И мя Пуш кина...).
Синонимы ребенок, м алы ш , дитя, как и все синонимы во­
обще, не являю тся содерж ательно идентичными. Ещ е более
различаю тся обозначения поэт и кумир публики (не говоря
у ж е об имени собственном П у ш к и н ). Однако для участников
коммуникационного акта различия меж ду ними несущест­
венны. Чередование обозначений не препятствует а к т у а л и з а ­
ции их тождественности, а напротив, предполагает ее. Таким
образом, налицо, совместная встречаемость в тексте элем ен ­
тов. рассматриваемы х отправителем и адресатом речи как
имеющие в данном случае тождественные значения (точнее—
тождественную предметную отнесенность).
Варьирую щ ие обозначения, как правило, располагаю тся
дистантно, т. е. не следуют одно-за другим непосредственно,
о разобщены контекстом.
Сравнение и синонимическое варьирование, образую щ ие
группу фигур тождества, естественно, не могут считаться со­
относительными стилистическими фигурами. В настоящей
классификации они объединены только по той причине, что в
обоих случаях налицо имплицируемая тождественность, Но в
синонимическом варьировании, в отличие от сравнения, связь
совместно встречающихся манифестантов тождественных зна-

149
чепни пассивна; она не является целью высказы вания, как
обычно бывает в сравнении. Р азличны и виды отож дествле­
ния. В сравнении ситуативно отождествляется объективно
различное; синонимы-заменители и другие варьирую щ ие обоз­
начения объективно близки по значению или вполне очевидно,
традиционно, относятся к одному и тому ж е референту.
II. Фигуры неравенства. Семантическая основа этих фигур
состоит в актуализации различий— актуализации пассивной
(синонимы-уточнители), активной, сознаваемой (климакс, ан ­
тиклимакс) и создающей алогизм (калам бур, зевгм а).
С и п о н и м ы - у т о ч н и т е л и . П рям о противоположную
синонимам-заменителям смысловую функцию несут синонимы,
когда они образуют синонимический повтор. Это — так н а ­
зываемые синонимы-уточнители (термин М. Д. К узней). При
использовании двух и более синонимических слов или в ы р а ­
жении (чаще всего - в контактной позиции) д ля х ар а к т е р и ­
стики одного и того ж е предмета речи мотивом их употребле­
ния является нетождественность, неравенство их значении.
Отправитель речи стремится наиболее адекватно, наиболее
полно о характеризовать объект; его но удовлетворяет одно
слово, одно выражение; он прибегает к помощи других слов,
у которых имеются дополнительные оттенки значения, д о б а ­
вочные денотативные или коннотатпвные семы. Налицо, т а ­
ким образом, использование неодинаковости. неравенства
.пачепи синонимов12.
Праздничный, веселый, бесноватый, С марсианской жаж­
дою творить... (Тихонов). Надежда в мрачном подземелье
Пробудит бодрость и веселье (Пуш кин). Н изко! Нечестно!
Гадко! (Чехов).
В приведенных примерах уточнителями являются, строго
говоря, не синонимы, а слова близких семантических п лан ов—
тем более очевиден ф акт использования неравенства. Но не­
равенство имеет место и в тех случаях, когда уточняющую
функцию несут подлинные синонимы: Этой песни не з а д у ­
шишь. не убьеш ь (Ош анин). Joe w as a mild, good-natured,
sweel-lcm pered, ea sy-go in g foolish dear fellow (Dickens).
К л и м а к с ( н а р а с т а н и е ) . Ещ е более очевидно нера-
■вснство сополагающ ихся значений в стилистической фигуре,
называемой климаксом, или нарастанием, где оно составляет
существо приема. К ак показы вает сам термин «нарастание»,
эту фигуру образует т а к а я аран ж и р ов ка соотносительных
значений в тексте, при которой последующее (по порядку
150
упоминания) значение характеризуется более высокой, чем у
предыдущего, степенью качества, интенсивностью признака
или вообще в том или ином смысле превосходит предыдущее.
Поскольку речь идет о соотносительных значениях, п р ед пол а­
гается, что эти значения одноплановы; слова, словосочетания
или предложения, в ы р аж аю щ и е эти значения, нередко соотно­
сятся как гак назы ваемы е идеографические синонимы.
М инимальное число элементов (значений), образую щ их
климакс,—два; больший стилистический эф ф ект достигается,
однако, участием в нарастании трех, четырех и более единиц
значения.
Кто мржет помыслить, кто смеет помыслить...? (Д. Б е д ­
ный). Берет, как бомбу, берет, как ежа, как бритву обою до­
острую, берет, как гр ем уч ую в двадцать жал змею двухметро-
воростую (М аяковский). Si eile a fait des sottises, je la renie,
je la demens, je la m au d is (D u m a s ).
А н т и к л и м а к с ( р а з р я д к а ) . Так именуется любое от­
клонение от расположения значений по принципу нарастания
— любое неожиданное ослабление или снижение элемента,
следующего за сильным или «высоким» элементом, а не стро­
гое расположение значимых элементов по убываю щ ей степени,
которое практически не встречается или, во всяком случае, не
имеет особой стилистической значимости.
К лим акс психологически мотивирован и широко употреби­
телен. Сравнительно редко используемый антиклимакс по сво­
ей сути алогичен: «слабое» добавление к сильному элементу
(элементам) лишено рациональны х оснований. Именно ал о­
гичность аранж ировки значений порож дает комический э ф ­
фект, всегда сопровождаю щ ий употребление антиклимакса,
как в примере: И запись за в е л предварительную, на неделю
вперед... как к министру к а ко м у и л и даже к гомеопату
(А. Каневский).
Рассм атр и вая механизм антиклимакса с позиции отправите­
ля речи, можно прийти к выводу, что за исключением случаев
умышленного создания комического эффекту, говорящий ф а к ­
тически не пользуется моделью антиклимакса. А нтиклим акс—
это несостоявшийся климакс, ошибочно запрограм мированны й
и вскрывающий систему логических представлений, противо­
речащую общественному зд равом у • смыслу. Так, для
престарелых тетушек Сомса Ф орсайта сам ой ' непро­
стительной из провинностей Ирэн, не имеющей, по
их убеждению, права на наследство, является тот
факт, что она не состоит в родстве с завещ ате­
151
лем: ... Ггепе! th at ru n a w a y wife of his nephew Soam es; Irene,
a w om an who had alm ost disg rac ed the family, a n d —still more
a m a z in g — was to him no blood relation! (G a lsw o rth y ). Д о б ­
родушно посмеиваясь над странностями «слабого пола», М арк
Твен писал о дамах, которые панически боятся грозы, хотя
могли бы спокойно встретиться с д ьяво лом ил и даже с мы ш ью
(рассказ «Миссис М ак-В ильям с и молния»).
Намеренно создаваемы е логические ошибки — нарушения
запретов семантического плана организации текста — л е ж а т
в основе кала м б у р а и зевгмы, специально предназначенных
для использования в юмористических целях.
К а л а м б у р . Семантический механизм этого приема стро­
ится на использовании смысловой двунлановости, д вузначно­
сти слова или вы раж ения и представляет собой элементарную
логическую ошибку, называемую учетверением термина: в двух,
смежных суждениях одно и то ж е (т. е. ф ормально общее
для обоих суждений) слово или сочетание слов выступает в
разных значениях: таким образом, в целом высказывании, со­
стоящем из двух вы раженных или имплицитных суждений,
лишь ф ормально содерж атся два различных и один общий
элемент, фактически ж е общих элементов не имеется — все
элементы («термины») суждений различны; их не три, а че­
тыре. О бщ ая ф ормула к алам б у ра «Л обладает свойством В
и свойством С» может быть развернута в два суж дения— «А
обладает свойством В» и «А о б ладает свойством С», где, од ­
нако, «А» первого суждения и «Л» второго суж дения — совер­
шенно разные нещи. Например, в одной из комедий В. Дыхо
вичного и М. Слободского уны лая сентенция незадачливого
шофера Ж и зн ь бьет ключом — и все по го лове демонстри­
рует две различных интерпретации вы раж ения бить к л ю ч о м —
как общепринятого метафорического ф разеологизм а, о зн ач аю ­
щего бурно кипеть, и как свободного словосочетания с про­
фессионально шоферским пониманием слова клю ч (гаечный
ключ, разводной к л ю ч ). К ак видим, значения двух в ы р а ж е ­
нии бить клю чом не только различны, но и относятся к о т д а ­
ленным друг от друга смысловым планам (семантическим по­
л я м ). Абсурдное объединение разного, несоединимого п о р о ж ­
дает комический эффект. Аналогичное различие в трактовке
английского слова spirits, означающего в разных контекстах
призраки и спиртные напитки, используется двумя персона­
ж ам и «Посмертных записок Пиквикского клуба» Диккенса:
«H ave you been seeing spirits? — «Or taJdng any?».
152
 З е в г м а . И спользование этой фигуры т а к ж е п р ед п ол ага­
ет объединение семантически разнопланового. Зевгму о б р а зу ­
ет совместная встречаемость и ф ор м аль н ая тождественность
связи двух и более смысловых элементов (слов, словосочета­
ний) с одним и тем ж е б ли зл еж ащ и м элементом при очевид­
ной, бросающейся в гл аза разнородности этой связи, посколь­
ку параллельно сочетающиеся элементы либо образую т нео­
динаковые типы сочетаний с б ли злеж ащ и м элементом (ф р а зе ­
ологическое и свободное, обстоятельственное и с предлож ны м
дополнением, различных типов обстоятельств и т. д .), либо
в ы р аж аю т понятия, п рин ад л еж ащ и е к отдаленным одна от
другой семантическим сферам.
Так, говоря об одном из своих персонажей, что он л о м а л
ссбе го л о в у и р еб ра — своему о с л у (was... c u d g e lin g his b ra in s
and his donkey), Д иккенс объединяет в одном вы с казы в а­
нии фразеологический оборот и относительно свободное соче­
тание. В известной шутке Он п и л чай с женой, с лимоном и с
удовольствием ф ормально аналогичные сочетания п р ед став л я­
ют собой синтаксически и, следовательно, семантически разн о ­
родные явления — предлож ное дополнение, определение и об­
стоятельство. В не менее популярной шутке Один ш ел в п а л ь ­
то, другой в университет, третий в плохом настроении все три
предложных сочетания выступают в роли обстоятельств, о д н а­
ко семантические типы обстоятельств различны. О. Генри пи­
шет: Она им ела два вставных зуб а и доброе сердце — здесь
оба словосочетания вступают в свободную синтаксическую
связь с глаголом иметь в качестве его прямых дополнений, но
их семантическая разноплановость (первое конкретно х а р а к ­
теризует физическое состояние героини, второе — стереотип­
ная метонимия — говорит о свойствах ее натуры) д ел ает эту
характеристику откровенно комической.
Нетрудно зам етить что одним из внешних признаков приве­
денных примеров зевгмы является ф о рм аль н ая «экономия»
языковых средств: элемент, с которым вступают в связь не­
равноценные разнопорядковые элементы, появляется в тексте
лишь один раз и более не повторяется. По этой причине зев ­
гма рассм атривалась, например, в «Стилистике английского
язы ка» М. Д . Кузнец и автора настоящего очерка в разделе,
посвященном экономии синтаксических элементов, хотя при
этом авторы подчеркивали чисто семантическую природу сти­
листического эффекта, создаваемого зевгмой. Однако вряд ли
можно утверждать, что повторение «общего элемента» в зевг­
ме вообще не встречается. В частности, явный зевгматическнй
153
эффект создает следующий пример из цитируемой выше ком е­
дии Дыховичного и Слободского: Граждане! Где чуткость?
Где ж алобная книга? Возможно, разумеется, иное решение:
примеры подобного рода можно считать образую щ ими осо­
бую стилистическую фигуру, основываю щ ую ся на использова­
нии синтаксического п ар ал л ел и зм а, в котором сополагающие-
ся сегменты подчеркнуто различаю тся по целевому назн ач е­
нию (в рассмотренном случае риторический вопрос — отвл е­
ченное вы раж ен и е недовольства — сменяется синтаксически
аналогичным ему конкретным, отнюдь не риторическим, тр е ­
бованием) .
Л ю бой пример зевгмы (к ак бы мы ни трактовали объем
этого понятия, т. е. независимо от того, включаются ли в него
примеры зевгматического п ар ал л ел и зм а) представляет собой
нарушение семантических запретов, н алагаем ы х на текст т р е­
бованием когерентности (связности): в зевгме всегда имеет
место неожиданное, логически неоправданное переключение
на новый объект, на новый предмет речи, тогда как с в я з ­
ность обычного нейтрального текста обусловлена отнесен­
ностью его к одному экстралингвистическому объекту, (см.
раздел «Стилистика и лингвистика текста» в главе пятой).
Подводя итоги обзора фигур неравенства, следует отм е­
тить их значительную разнородность и, тем самым, некоторую
условность их объединения в одной рубрике: семантические
различия меж ду синонимами-уточнителями не подчеркиваю т­
ся; в климаксе и антиклимаксе налицо количественные р а з л и ­
чия, (различия в интенсивности совместно встречающихся
значений); наконец, эффект к а л а м б у р а и зевгмы создается
качественными семантическим различиями.
III. Фигуры противоположности. Р асс м атр и в аем ая группа
фигур образуется путем совмещения (совместной встречаемо­
сти в тексте) значений, либо объективно являю щ ихся конт­
растными, либо трактуемы х участниками коммуникационного
акта как противоположные, хотя объективно, в плане строгого
логического ан ал и за эти значения не коррелятивны ввиду р а з ­
личия семантических сфер, которые они представляют. К
группе фигур противоположности следует отнести оксюморон
и антитезу. Р азли чи е этих двух фигур обусловлено типом а к ­
туализации связи между контрастными значениями и х а р а к ­
тером их отнесенности к референту.
О к с ю м о р о н . Этимологическое значение термина, о зн а ­
чающего по-древнегречески «остро-тупой», наглядно и ллю ст­
рирует логическую структуру обозначаемого им стилист»ческо-
154
го приема. Оксю морон— это определительное или обстоятель­
ственное сочетание, члены которого имеют антонимичные ос­
новы или, согласно данным нашего опыта, несовместимы --
в ы раж аю т взаимоисклю чаю щ ие понятия. Оксюморонное сло­
восочетание было бы практически лишено рационального со­
д ерж ан и я, если бы один из его членов не выступал, как п р а ­
вило, в несобственном, фигуральном значении.
Примерами оксюморона могут служить словосочетания
Ж и в о й труп (заглави е известной д рам ы Л ь в а Толстого), м о­
лоды е старики, falsely tru e (Ш е к с п и р ),сл о ж н о е слово dumm-
klug в используемом Генрихом Гейне сочетании dum m klu ges
Ciesicht.
Эта довольно редко встречаю щ аяся фигура отнюдь не д е ­
монстрирует абсурд ради абсурда: оксюморон вскрывает сот­
канную из антагонистических противоречий природу объекта,
эмфатически характеризует его как единство противопо­
ложностей.
Всегда вы раж аем ы й словосочетанием, а не предложением,
оксюморон демонстрирует как бы не замечаемую , не актуалн-
зуемую отправителем речи несовместимость (взаим оисклю ча­
ющий характер соотношения) семантических компонентов.
Этим он отличается от антитезы 13.
А н т и т е з а . Эта фигура встречается несравненно более
часто, чем оксюморон. Антитезой считается любое активно
актуализуемое противопоставление — соположение в тексте
контрастных (или принимаемых по тем или иным признакам
за контрастные) понятий, могущих находиться в самых р а з ­
нообразных отношениях к предмету речи. В некотором см ы с­
ле напоминает оксюморон тип антитезы, в которой взаимоис­
ключающие характеристики даю тся одному и тому же объекту:
Я цирь, — я раб, — я червь, — я бог! (Д е р ж а в и н ). Впрочем,
гораздо более обычно сопоставление в антитезе контрастных
объектов действительности. Границы этого стилистического по­
нятия определить трудно. Вероятно, следует довольствоваться
самым общим определением антитезы как очевидной, о щ у щ а ­
емой констатации контраста. Так, можно обнаруж ить те или
иные разновидности антитезы в следующих отрывках из ши­
роко известных стихотворений.
. Они сош лись; волни и камень, Стихи и проза, л ед и п лам ень
Не столь ра злич ны меж собой (П уш кин). М о л ч а л и желтые и
синие, В зе л е н ы х п л а к а л и и п ели (Б л о к ). Штыком и гранатой
П робились ребята — Остался в степи Ж е л е з н я к (Голодный).
155
С казки пишут д л я х р а б р ы х — З а ч ем р а вн о душ но м у сказка
(К оваленков).
Подобно сравнению, антитеза — одна из общих форм ре­
гистрации итогов познавательной деятельности человека.
Уподобление (отождествление) и противоположение, ка к п р а ­
вило, всегда стилистически эффективны. О бнаруж ение р а з л и ­
чий меж ду предметами действительности, встречающееся не­
измеримо более часто, чем обнаружение тож дества и прямого
контраста, стилистически существенно, по-видимому, лиш ь в
случаях, которые были перечислены при описании фигур не­
равенства.
Н и ж еследую щ ая таблица обобщ ает изложенное в настоя­
щем разделе главы.

Примечания
!. Э. Г. Р и зел ь п ри в оди т р яд пр им ер ов ал л и тер и р ую щ и х парны х с о ч е­
таний — M an n u nd M a u s, b la s s m d b leich , I la u s u n d H o f, frank und frei
и др . (E . R ie se l, A b r iss ...). А л ли тер аци я ср авни тельн о м ал о свойствен на
ф р а н ц у зс к о м у язы ку (и зв ест н о, что ф р а н ц у зск о е сл ов о н ед о ст а то ч н о а в т о ­
н о м н о ). О д н а к о и во ф р а н ц узск ом язы к е, как в английском и нем ец к ом ,
с \ш е с т в у ю т ф р а зео л о ги ч еск и е клиш е, осн ован н ы е на алли тераци и : m o n t s e t
m e r v e ille s. sa in et sa u f, sflr et certa in , b el et bien. qui dort d in e (M a r o l l ­
s'! au, op. c j t.) . Ср. т а к ж е сл ед у ю щ и е стр ок и из сти хотв ор ен и я Л у и А р а ­
гона: N o n се n 'e st p a s le jour ce ne so n t p a s d es ro ses Le m o tet d es m o teu rs
m o n o to n e et m o ro se.

156
 2. См.: J. A l a r o u z e a u . P r e c is d e s>;ylistiqne fran ^ aise, P a r is, 1950.
3. См.: О. Б. С и р о т и н и и а. Р у сск а я р азгов ор н ая речь и ее о с о б е н н о ­
сти, « П р о св ещ ен и е» , М ., 1974. См. т а к ж е д ан н ы е о б уп отр еби тел ьн ости м ор ­
ф ологи ч еск их ф орм в н ауч ной , х у д о ж е с т в е н н о й и д ел о в о й речи в статье
М. Н. К о ж и н о й «О речевой си ст ем н ост и ф ун к ц и он ал ьн ого сти ля», «Сборштк
н аучны х т р у д о в » , М ., 1973.
4. О б и р ради ац и и см: И . В . А р н о л ь д . С ти ли стик а..., стр. 36.
5. А. Н . М ор о х о в ск и й , п ол ь зуя сь и зв естн ой тер м и н ол оги ей Л . Е льм сл е-
ьа, п р едл а га ет сл ед у ю щ у ю и н тер п р етац и ю си нтагм ати ческ их отнош ении
м е ж д у м аркированны м и и нем арк ированн ы м и эл ем ен т ам и в речевой цепи:
«а ) д ет ер м и н а ц и я — сти листически м аркированны й эл ем ен т, оп р еделя ю щ и й
сти ли сти ч еск ую о к р аш ен н ость в сех н ем ар к и р ов ан н ы х еди ни ц от р езк а с о о б ­
щ ения; б) и н тер д еп ен ден н и я — со ч ет ан и е д в у х пли б о л ее стилистически
м арк и рован ны х еди н и ц , п р и н а д л еж а щ и х к о д н о м у и т о м у ж е к лассу:
в) к онстел ля ц и я — со ч ет а н и е д в у х или б о л ее стилистически м аркированны х
эл ем ен тов , п р и н а д л еж а щ и х к разн ы м к лассам (нап рим ер: « П р еза н т е ма-
во м л а д ш его бр а т а А р т а м о ш у» — А. Т о л с т о й ).» — А. Н. М о р о х о в с к и й.
Э к спликация н ек отор ы х и сх о д н ы х понятий стилистики в т ер м и н ах ст р у к ­
турной лингвистики, « П р о б л ем ы л ингвистической стилистики», М ., 1969.
6. К лассический прим ер с в о е о б р а зн о г о «и л л ю зи он н ого х и а зм а » и п о ­
л ем и ч еск ого со о т н есен и я ум ы ш ленн о и н в ер ти р ов ан н ого сл овосоч етан и я со
сл ов о со ч ета н и ем , о б о зн а ч а ю щ и м о б ъ ек т критики, п р ед ста в л я ет со б о й з а ­
главие работы К арла М ар к са « M isere de la p h ilo so p h ie» , н аправлен н ой п р о ­
тив « P h ilo s o p h ie de la m ise r e » П р у д о н а .
7. П р о б л ем ы о б щ ей эм ф а зы , ср ед ст в о б щ ег о уси лен и я эк сп р есси в н ой ;
с о д ер ж а н и я вы сказы вания ш ироко освещ ен ы в м он ограф и и Г. Ш п и тц бар д -
та — Н . S p i t z b a r d t . L e d e n d ig e s E n g lis c h . S tilis tis c h -s y n ta k tis c h e M it-
tel der A u sd r u c k sv e r sta r k u n g , H a lle , 1962.
8. См. уп ом и н а в ш у ю ся вы ш е статью ав тор а «Z um P ro b lem d er se-
m a n tis c h -s tilis tis c h e n A n a ly s e der e n g lis c h e n P h r a s e o lo g ie s , Z e itsc h r ift fur
A n g listik und A m erik a n istik , 1961, 3.
9. Э Г. Р и зел ь сп р а в ед л и в о п одч ерк и вает, что ср ав н ен и е не я вл яется
тр опом (Е . R i e s e l . A b riss..., S. 162).
10. И з р а б о т о ср ав н ен и и см .: Н . S p i t z b a r d t . Zur S y n ta x d e s V er-
^ letch s irri E n g lis c h e n , W is s e n s c h a ftlic h e Z e jtsch rift der F ridrich S ch iller
U n iv e r s ita t, J en a , 1957— 58, 2 — 3; И . В . Ш е н ь к о . С и н так си с и сем анти ка
о б р а зн о г о сравнения. А в то р еф . к аи д . д и ссер т ац и и , Л ., 1972.
11. См.: М. Д . К у з н е ц . С ти ли стически е ф ункции си нон и м ов, Уч. зап .
1 Л Г П И И Я , т. I, Л ., 1940.
12. О синоним ии как учении о см ы словы х р азл ичи ях см.: А. Н . М а р ­
ч е н к о . Р а в н о зн а ч н о ст ь в язы к е и речи. А в тор еф . к ан д. д и ссер т ац и и , М.,
1973.
13. И. В. А р н ольд (С ти л исти к а..., стр. 155) т р а к т у ет ок сю м ор он как «по-
л уотм еч еи н о е» , т. е. т р е б у ю щ е е сп ец иал ьн ой расш и ф р овк и соч етан и е слов,
н азы в ая о к сю м ор он ом и звестны й прим ер Н . Х ом ск ого C o lo r le s s green
id e a s sle ep fu r io u sly . С м. т а к ж е: P . P . Н и к о л а е в с к а я . Л и н гв и сти ч е­
ский м ехан и зм о б р а зо в а н и я необы чны х сл ов осоч етан и й . С борник научны х
тр у д о в I М Г П И И Я им. М. Т о р еза , вып. 7 5 , М ., 1974,

IS7
 ГЛ АВА V!

М О Д Е Л И С Т И Л И С Т И К И И О Б Ъ Е К Т И В Н Ы Е С В О Й С ТВА
Я ЗЫ К А

В настоящей главе, заверш аю щ ей очерк, рассматривается

проблема адекватности стилистических концепций языковой
действительности. П ок азать трудности, встречающиеся на пу­
ти к созданию системы основных положений стилистики и на
этой основе критически оценить степень достоверности и г р а ­
ницы применимости изложенного выше, — такова основная
цель главы. В ее зад ач у не входит устранение противоречий,
присущих стилистике, а лишь демонстрация противоречии и
выявление их природы. В ряд ли возможно создать тдкую кон­
цепцию стилистики, которая одновременно удовлетворяла бы
требованиям экономности, непротиворечивости и простоты и
требованиям универсальности — полноты достоверного оп иса­
ния языковой жизни общества bq всей сложности и непредска­
зуемости ее индивидуальных проявлений.
Язык, эта сложнейшая система, реали зую щ аяся н рече­
вой деятельности, обладает бесконечным множеством свойств.
Отношения между многими из этих свойств демонстрируют
диалектический закон единства противоположностей. О мно­
гих свойствах языка высказы ваю тся противоречащие друг
другу или прямо противоположные суждения. С оздается впе­
чатление наличия в лингвистике антиномий, т. е. некоторых
соотносительных суждений о предположительно одном и том
же предмете — суждений, претендующих на достоверность, но.
в силу их несовместимости, не могущих быть в равной степени
справедливыми. П редполагается, что в подобных случаях не­
обходимо выяснить, которое из них истинно и которое ложно
(если ложными не являю тся в том пли ином случае оба с у ж ­
дения).
М ежду гем вопрос об антиномиях п лингвистике имеет nmw-
неоигимпстпческое решение, которому в своей практике следу,
ет- пусть не всегда сознательно— исследовательская д еятел ь ­
ность. Противоречивые или антагонистические суждения, со­
ставляю щ ие го, что называю т антиномиями, порождаю т ситу­
ацию. не имеющую рационального решения лишь в том слу­
чае, если эти суждения расцениваются как категорические,
158
абсолютные и как относящиеся к заведомо одному и тому же
предмету — объекту научного познания ■.
О днако обычно мы имеем дело с суждениями, не могущи­
ми претендовать на категоричность, безусловность и относя­
щимися, как правило, не к одному и тому ж е предмету (как
представляется при поверхностном рассмотрении), а к двум
различным, по-разному выделяемы м предметам наших с у ж д е­
ний. Так, взаимоисключающие, на первый взгляд, суж дения
^Я зы к стабилен» и «Язык изменчив» имеют в виду отнюдь не
тождественный в обоих случаях абстрактный предмет— «язык
вообще», а каж ды й раз суженные, более конкретные, чем
«язык вообще», предметы: в первом — языковую систему, р ас­
сматриваемую в синхронном срезе, в плане нормы, обеспечи­
вающей взаимопонимание людей: во втором — языковую си­
стему в историческом, диахронном аспекте, в плане ее много­
векового развития. Таким образом, .оба суждения не создают
абсурдной гносеологической ситуации. И первое, и второе су­
ждения правильны в ограниченных .пределах индивидуальной
установки познания. Они не абсолютно, а частично х ар а к т е р и ­
зуют свойства общего объекта — «язы ка вообще» и вполне
адекватно описывают свойства частных объектов — собствен­
но предметов суждений, т. е. отдельных сторон общего о б ъ ек­
та. К аж дое из суждений не является исчерпывающей х а р а к т е ­
ристикой общего объекта: оно справедливо лишь при уточне­
нии угла зрения, в зависимости от которого одни свойства об ­
щего объекта существенны, другими ж е свойствами следует
пренебречь. Д л я синхронного ан ал и за язы ка диахроническая
изменчивость последнего несущественна; д ля диахронии и з­
менчивость язы ка есть то основное, что предстоит описать.
Х арактеристика общего реального объекта — человеческого
языка — д о лж н а объединять и учитывать обе характеристики:
язык и стабилен, и изменчив; в этом — его диалектика.
Аналогичные ситуации возникают при сопоставлении т а ­
ких соотносительных суждений, как, например: «Я зы ковая си­
стема есть некоторая субстанция (ибо языковой зн ак всегда
имеет материальную форму в ы р а ж е н и я )» и «Я зыковая систе­
ма есть совокупность отношений (поскольку для формального
его описания существенна лиш ь констатация внутрисистемных
оппозиций языковых единиц независимо от того, произносятся,
ли слова, написаны ли они или изображ ены в виде условных
математических символов) » или «Язык социален, поскольку
его основная функция состоит в том, чтобы служить средством
159
общения» и «Язык индивидуален, так как язы ковая система
хранится в психике индивида и реализуется в речи индивида».
Совершенно очевидно, что язы к как общин реальный объект
имеет все перечисленные здесь свойства. Эти свойства д и а л е к ­
тически сосуществуют. Они не исключают друг друга: они о б ­
наружены при разных подходах, под разными углами зрения,
для каждого из которых важ на лиш ь какая-то одна сторона
многогранного объекта. Б общегносеологическом плане м а р к ­
систской лингвистической философии важ но подчеркнуть г е ­
нетически материальную природу языка. Д л я изучения кон­
кретных принципов организации языковой структуры наиболее
существенно подчеркивание оппозиционных отношений между
языковыми единицами; это подчеркивание так же не противо­
речит идее субстанциональности языка, как изучение чистой
математики не противоречит представлению о материальности
мира. Подобным же образом характеристики язы ка как со­
циального (общественного) и индивидуального явления только
внешне представляются взаимоисключающими. фактически
же даю т возможность социолингвистам и психолингвистам
изучать ого разные аспекты.
По-видимому, именно так н адлеж и т расценивать и любые
констатации теоретической стилистики. Они не претендуют и
не могут претендовать на категоричность и универсальность.
С одной определенной точки зрения, в таком-то определенном
аспекте некоторое данное утверждение является достоверным,
и противоречащие этому утверждению свойства языка для
данного подхода несущественны. С другой точки зрения, п
ином аспекте рассмотрения объекта, несущественное становит­
ся существенным, существенное перестает быть таковым. Л ю ­
бой постулат стилистической теории действителен (достове­
рен) только в рам ках некоторой системы условно принятых
допущений.
Рассмотрим теперь в свете изложенного степень адекватно­
сти объекту некоторых важнейших положений и общих прин­
ципов очерка — некоторые объективные, создаваем ы е много­
гранностью свойств язы ка трудности на пути к построению об ­
ще» модели стилистики и частных моделей отдельных ее ас ­
пектов. Попытаемся показать препятствия — факторы, о г р а ­
ничивающие возможность принятия простых однозначных ре­
шений.
160
 СООТНОШ ЕНИЕ И ГРАНИЦЫ ДЕНОТАТИВНОГО И
■КОННОТАТИВНОГО. В главе первой было показано, что
стилистика изучает дополнительную информацию, н асл аи в аю ­
щуюся й тексте на его предметно-логическое содержание. Н о ­
сителями этой информации являю тся коннотационные семы,
присущие языковым единицам и их синтагматическим об ъед и ­
нениям (последовательностям ). П редполагается, что коннота­
ции представляю т собой зарегистрированную языковым созн а­
нием совокупность дистрибуций данной единицы — типизиру­
емую сознанием совокупность прецедентов ее употребления.
П редполагается, далее, что коннотации объективны в той мере,
в какой они тождественны для всего коллектива носителей
данного языка. Теоретически мыслимо такое описание единиц
данного яы зак а и типов их сочетаний, которое предусматри­
вало бы снабж ение каждой единицы инвентарного списка ве-
роятностно-частотными показателям и, вы р аж аю щ им и ее от­
ношение к принятой исследователем номенклатуре су б ъ я зы ­
ков: эти показатели характери зовали бы субъязыковую отне­
сенность единицы — соотносительную вероятность ее п оявле­
ния в текстах, относящихся к разны м речевым сферам.
О характеризован н ая таким образом модель стилистики ос­
новывается на допущении, что денотативное (предметное) и
коннотативное (стилистическое) значения языковой единицы
п редставляю т собой принципиально различаю щ иеся области
ее общего, суммарного значения и что, следовательно, между
ними существует определенная граница — существуют крите­
рии. позволяющие уверенно отделить коннотативное от дено­
тативного. Но это допущение вполне оправдано лишь в каче-
стпс объяснения общего принципа действия стилеобразую щ е­
го механизма: принять подобный постулат проще, чем следо­
вать ему па практике.
Теоретически считается, что денотативное и коннотативное
значения независимы друг от друга. В самом деле, лексиче­
ское значение слова, казал ось бы, не предопределяет его сти­
листической отнесенности (типа его коннотаций): слова очи,
г л а за и зенки, о б ладаю щ и е одинаковым лексическим зн ач е­
нием, различаю тся стилистически (о бладаю т различными кон­
нотациями). И ногда указывается, далее, что слова, в ы р а ж а ю ­
щие социально «высокие» или социально «низкие» понятия,
нередко сами по себе являю тся нейтральными, в сти­
листическом отношении. Однако это утверждение сп рав ед л и ­
во только в том смысле, что слова, в ы р аж аю щ ие подобные
11 Заказ J092I
понятия, могут быть лишены ярко выраженной, бросающейся
в гл аза экспрессии — субъективных эмоционально-оценочных
сём. Так, лексические единицы радость, поэзия, грязь, бед­
ность, убийство, м оги ла нельзя считать ни относящимися к
«высоким» или «низким» сферам, ни п рин ад леж ащ и м и к сугу­
бо специфическим областям субъязыков, выделяемых по
функциональным признакам. В то ж е время, хотя эти слова
широко употребительны, абсолютно нейтральными в стили­
стическом отношении они не являются. Нельзя, разумеется,
так ж е считать их полностью лишенными способности с о зд а ­
вать то или иное эмоционально? настроение: напротив, к а ж ­
дое из этих слов п орож дает вполне определенные эмоциональ­
ные ассоциации, соответствующим образом настраивает п олу­
чателя (адресата) речи, ориентируя его на соответствующую
эмоционально окрашенную т е м а т и к у 2. Таким образом, кон­
статируем, что само денотативное содерж ание единицы может
о б ладать тематической коннотационной потенцией. Основное
(лексическое, денотативное) значение слова, будучи тем атиче­
ски специфичным, естественно соотносимым с участком д ей ­
ствительности. вызываю щим у человека определенную эмоцио­
нальную реакцию, относит это слово к соответствующему су б ъ я ­
зыку. выделяемому по признаку положительной или отр и ц а­
тельной эмоциональной оценки данного участка действитель­
ности. Следует ли считать, что в структуре значения таких
слов имеются семы субъязыковой отнесенности, или ограни­
читься утверждением, что предметное содерж ание слова как
таковое оценивается индивидом эмоционально и эстетически,
хотя само это содерж ание лишено каких-либо коннотационных
сем? В первой главе книги подчеркивалось, что коннотации
свойственны значению любой языковой единицы. Однако это
утверждение было лишь априорным теоретическим допущ ени­
ем: практика свидетельствует о затруднительности р азгр а н и ­
чения предметного и стилистического аспектов в значении сл о­
ва (словосочетания, предлож ения и т. д.).
М ожно прийти к заключению, что при отсутствии в струк­
туре значения единицы ярко вы раж енны х коннотативных сем
само предметное значение стилистически значимо. П редм ет­
ное значение и стилистическое созначение в таких случаях не­
расторжимы. Многое из того, что традиционно считается сти­
листическим (т. е. относящимся к плану коннотаций), ф ак т и ­
чески представляет собой часть собственно предметного з н а ­
чения и мож ет быть интерпретировано в терминах предметных
сем 3.
162
 И так, коннотация умозрительно отграничивается от ден о­
тативного значения; на деле они могут быть слиты воедино.
Теоретически мы рассматриваем коннотации как нечто д а н ­
ное, нечто непосредственно наблю даемое и строим на этом
стилистику; практически коннотации п редставляю т собой иско­
мое; граница меж ду стилистическим и предметным неясна.
Необходимость разграничения денотативного и коннотативно-
го и невозможность их универсального разграничения — т а к о ­
ва одна из реальных трудностей. Стилистика не может отме­
ж еваться от области предметных значений, и, таким образом,
предмет стилистики остается неочерченным.
СУБЪЯЗЫ КОВАЯ РА С ЧЛ ЕН ЕН Н О С ТЬ И ЕДИНСТВО
Я ЗЫ К А . Язык представляет собой, в одно и то ж е время, еди­
ную систему и некоторое множество субъязыков. Единство си­
стемы язы ка и ее членимость—>не взаимоисклю чающие свой­
ства: единство не подразумевает тождественности всех кон­
кретных реализаций данного национального языка, и нап ро ­
тив, различия меж ду реализациям и субъязыков касаю тся
лишь периферийных свойств последних, не делаю т их р а зо б ­
щенными, изолированными системами.
Д л я теории стилистики, как уж е говорилось в соответст­
вующей главе, существенно акцентирование субъизыковой
членимости языковой системы, позволяю щ ее рассматривать
стиль как специфическую область субъязыка. Однако в соз­
дании механизма стилистического восприятия участвуют оба
свойства языка: стилистическое восприятие не зам ы к ается и
не может зам ы каться в субъязыковы х рамках.
С убъ язы к составляю т его нейтральные и специфические
единицы. Элементы, статистически случайные, чужеродные тек­
стам, реализую щим данный субъязык, не- вклю чаю тся в его
структуру. С убъ язы к рассматривается и описывается как ус­
ловно зам кн утая и сам одовлею щ ая система, полностью удов­
л етво ряю щ ая целям общения в данной речевой сфере. Но в
перцептивном плане — в плане стилистического восприятия
(безразлично, имеем ли мы в виду адресата речи или ее о т п р а ­
вителя) актуальны не только взаимоотношения нейтральных
и специфических единиц, образующих данный субъязык, но
т а к ж е и их взаимоотношения с теми единицами, которые в
данном субъязы ке отсутствуют, — со специфическими едини­
цами других с у б ъ я з ы к о в 4. Так, лексическая едница специфи­
ческой области данного суб ъязы к а мож ет иметь омоним в спе­
цифической области другого субъязы ка ( бум — сп екуляти в­
ный подъем на бирж е и гимнастический снаряд; л а в а — р а с ­
п лавленная минеральная масса, извергаем ая вулканом; к а ­
зачья конная атака в рассыпном строю; забой в ш ахте). Л е к ­
сическая единица, реализую щ ая в данном субъязы ке одно из
своих значений, выступает в специфических областях других
субъязыков в других значениях (степень для м атематика и
для соискателя ученой степени; движение — в субъязы ке ф и ­
зики и в субъязыке политической деятельности; ср. так ж е уж е
приводившиеся примеры операция и корень). Наконец, л екси ­
ческая единица обычно имеет синонимы в специфических о б л а ­
стях других субъязыков (поп — батюшка — свящ еннослуж и­
тель; кушать — жрать — рубать; ваш супруг — твой мужик).
Все подобные связи и соотнесенности психологически ак т у а л ь ­
ны д а ж е в тех случаях, когда они не осознаются. Система оп­
позиций. образуемых данным специфическим словом или во­
обще специфической единицей с другими словами (единица­
ми), создает коннотации этого слова. Более того, эти оппози­
ции составляют содерж ание коннотаций.
Таким образом, субъязыки вычленяются и описываются
как самодовлеющие системы только в плане инвентаризации
составляющих их единиц: в плане восприятия они постоянно
соотнесены друг с другом.
ПАРАДИГМ АТИЧЕСКИЕ И СИНТАГМАТИЧЕСКИЕ
Ф И Г У Р Ы . В настоящей книге противоположение п ар ад и г м а­
тического и синтагматического аспектов языка представлено в
виде противоположения двух самостоятельных отраслей сти­
листики— ономатологической стилистики и стилистики после­
довательностей. Так сделано в целях подчеркивания принци­
пиального различия меж ду стилистической ценностью язы ко ­
вых единиц как таковых и стилистической ценностью их соче­
таний. Разумеется, это не единственный возможный способ
классификации стилистических явлений. К лассификационная
логика была бы сохранена, если бы стилистическое описание
каждого уровня сод ерж ало парадигматический и синтагмати­
ческий разделы. П равд а, в таком случае было бы в меньшей
степени подчеркнуто принципиальное различие меж ду стили­
стической парадигматикой и стилистической синтагматикой;
были бы менее заметны межуровневые аналогии п межуров-
невые различия: чередование сведений о парадигматике и
синтагматике затр уд н ял о бы обзор той и другой.
При любой аранж иров ке м атери ала принципиальное р а з ­
граничение единиц и последовательностей п редставляется те ­
164
оретически обоснованным н, на первый взгляд, не таящ им в
себе никаких практических затруднений. М еж ду тем д и а л е к ­
тика соотношения понятий парадигматического и синтагм ати­
ческого обусловливает несостоятельность абсолютизации этих
понятий. К аж дое из них не только гносеологически немыслимо
вне соотнесения с другим, но и в плане конкретной методики
стилистического исследования нуждается в подобном соотне­
сении. Снова язы ковая действительность оказы вается с л о ж ­
нее, чем ее элементарная модель.
О важности синтагматического аспекта для п ар ад и гм ати ­
ческой стилистики свидетельствуют следующие соображения.
З а исключением фонем, физическая протяженность которых
лингвистически несущественна 5, поскольку звук речи не чле­
нится на более мелкие линейные составляющие, все языковые
единицы обладаю т собственно лингвистической протяж енно­
стью (т. е. членятся на единицы н иж ележ ащ и х уровней). М а к ­
симальной синтагматической протяженностью, по сравнению
с единицами других уровней, обладаю т предложения и более
крупные синтаксические единицы, поэтому парадигматический
синтаксис, трактующий предложение как единицу и собствен­
ный объект описания, долж ен строиться с учетом того, что
синтактико-стилистические явления избыточности или недо­
статочности обнаруж иваю тся путем ан ал и за синтагматиче­
ской структуры предложения. Именно это обстоятельство с т а ­
вит под сомнение правомерность ан ал и за повторов в синтак­
сическом разделе главы «Стилистика единиц». Д алее, чтобы
констатировать фигуральность употребления единицы (слова,
словосочетания, пред лож ен ия), т. е. метафоричность, метони­
мичность, гиперболический х арактер и т. п., необходимо при­
нять в расчет его текстовое окружение, или, иными словами,
его смысловые синтагматические с в я з и 6. Наконец, вспомним,
что стилистическая окраска, стилевая отнесенность любой
единицы всегда генетически обусловлена синтагматическими
(днстрибуцнонными) факторами.
С другой стороны, очевидно, что все синтагматические типы
стилевых явлений (синтагматические фигуры) могут быть
представлены в виде парадигматического списка — это, в су­
щности, и было сделано выше, в предыдущей главе. Особенно
показательны в этом отношении соотносительные фигуры, об­
разую щ ие оппозиции — например, климакс и антиклимакс.
165
 ПРОБЛЕМ А КЛАССИФИКАЦИИ СТИЛИСТИЧЕСКИХ
Я В Л Е Н И И , ИХ И З О М О Р Ф И З М И С Т Р У К Т У Р Н А Я М Н О Г О ­
П Л А Н О В О С Т Ь . Известно, что лю бая классификация, претен­
дую щ ая на практическую пригодность в качестве исследова­
тельского инструмента, д олж н а быть жесткой, т. е. строящейся
с помощью некоторых константных координат, препятствую ­
щих пересечению классов, и проводимой на едином основании
(единый principium divisionis — элементарное требование л о ­
гики). Ясно, в то ж е время, что ввиду многоплановости струк­
туры язы ка (интерпретируемой в лингвистике как его «уров-
невое», или «ярусное», строение) единая классификация сти­
листических явлений невозможна; фактически осуществимо
лишь построение серии классификаций.
Однако и ограничение объекта каж дой из классификаций
рам кам и одного уровня не гарантирует необходимой одно-
лначости и категоричности членения стилистического конти­
нуума 1. Специфическое своеобразие уровней относительно,
явления разных уровней имеют общие черты. В предыдущей
главе у ж е упоминалось о единообразии структуры таких р а з ­
ноуровневых явлений, как п арал л ел и зм и повтор, рифма и
эпифора. Но перечень межуровневых аналогий можно п ро ­
должить: совместная встречаемость идентичных элементов
вообще составляет существо аллитерации и рифм, повторения
морфем и грамматических значений, лексического повтора,
лексико-синтаксических повторов, п ар ал л ел и зм а, сем ан ­
тических фигур тождества. Аналогичны по механизму
образования и стилистическому результату ан ти кли ­
макс и неожиданное использование стилистической еди­
ницы сниженной стилистической тональности. О б л ад аю т об щ и ­
ми свойствами собственно ирония, умышленное употребление
неуместно высокопарного выраж ения и клишированные син­
таксические структуры, имплицирующие отрицание ныра
ж аю щ не его без участия отрицательных местоимений или о т­
рицательных частиц. Все подобные факты нуждаю тся в д а л ь ­
нейшем изучении. И зоморфность явлений разных уровней
д олж на быть показана, н, вероятно, отраж ена в новой обоб­
щающей терминологии, которая пополнила бы традиционный
понятийно-терминологический арсенал стилистики.
В еще большей степени услож няю т проблему классифи­
кации ф ормально многоплановые стилистические явления —
фигуры, в создании которых участвуют экспоненты двух и бо­
лее уровней. Так, зевгма представляет собой объединение
16о
слов, специфическое в синтаксическом отношении, но со зд аю ­
щее стилистический эффект не синтаксического, а семантиче­
ского плана. Синтаксические ограничения имеет оксюморон -
чисто семантическая по своей сути фигура. То ж е следует с к а ­
зать о литоте. Имеются основания рассматривать некоторые
виды повтора в рам ках парадигматического синтаксиса (как
пример избыточности компонентов предлож ения) и в рам ках
синтагматической лексикологии (как явление совместной
встречаемости тождественных лексических ед и н и ц ). Р асс м о т­
ренные в предыдущей главе фигуры — ан аф ора, эпифора, об­
рамление, симплока, хиазм не могут быть безоговорочно отне­
сены к синтагматическому синтаксису: как известно, си н так­
сис изучает структуру — модели предложений и словосочета­
ний вне их лексической конкретности, в то время как уп о м я­
нутые фигуры создаю тся повторением лексически идентичных
сегментов.
Д РУ ГИ Е ФАКТОРЫ, ПРЕПЯТСТВУЮ Щ ИЕ О П ТИ М И ­
З А Ц И И М ЕТО Д А . Стилистическая значимость представляет
собой информацию, в принципе не сводимую к информации
вербальной (стилистика, как мы знаем, изучает отнюдь не
предметное сод ерж ан ие высказываний, в ы р аж аем ое лексиче­
скими значениями слов). Эстетическое и эмоциональное вос­
приятие текста нечленимо; индивидуальное впечатление от
текста невозможно исчерпывающе ох арактери зовать словами,
как нельзя словесно описать (не оперируя аналогиями) инди­
видуальные вкусовые или обонятельные ощущения (отметим
обычное использование уподоблений — метафорику в л и т е р а ­
туроведческих оценках стиля). Именно здесь самой природой
объекта поставлены пределы точности его вербального описа­
ния.
С этим св язан а проблема неопределенности границ между
индивидуальным и коллективным. Вполне очевидно, что сти­
листика не о б я зан а учитывать капризы индивидуального опы ­
та: она призвана регистрировать объективное, т. е., примени­
тельно к языку, коллективно значимое, коллективно принятое.
Но здесь как раз и возникают серьезные затруднения. Если
индивидуальные стилистические оценки не поддаются сопо­
ставлению, то как долж ны определяться границы коллектив­
но адекватного? Периферийные ассоциации (коннотации я зы ­
ковых единиц) индивидуальны, как индивидуален и неповто­
рим предшествующий языковой опыт человека. В ерб али зац ия
стилистического опыта осуществима лишь применительно к
са м ы м элементарны м й очевидным коннотациям (таким, как
167
«отнесенность к такой-то речевой сфере»). При этом исследо­
ватель столь ж е не свободен от индивидуального опыта, как
рядовой носитель язы ка 8.
Характерно, что фактор неопределенности выступает имен­
но как порождаю щий стилистическую проблематику вообще.
Д л я возникновения стилистики не сущ ествовало бы оснований,
если бы стилистическая значимость языковых единиц была з а ­
ведомо деиной д л я всех, если бы каждый носитель язы ка точно
знал, как надлеж ит оформить высказы вание в таких-то конк­
ретных условиях. Только неопределенность коннотаций (а от­
сюда и ошибки в выборе языковых форм) д ел ает актуальны м
существование стилистики— как теории и как некоторой с у м ­
мы практических сведений. Стилистическое восприятие воспи­
тывается с помощью той или иной формы членения языковой
системы. Стилевые классы упорядочиваю т стилистическую а п ­
перцепцию, создают у адресата речи категориальность вос­
приятия текстового континуума и способствуют стилистически
адекватному оформлению высказываний отправителем речи.
Следующее затруднение вызвано несоответствием между
внутренним динамизмом об ъекта (стилистической структуры
язы ка) и необходимостью описания его как статической систе­
мы. Выше было показано, что синхронный срез язы ка и язык,
рассматриваемы й диахронически, представляю т собой с а м о ­
стоятельные объекты и что таким путем противоречие между
синхронией и диахронией снимается. Теоретически это вполне
самоочевидно, однако подобное решение вопроса не устраняет
практических трудностей. Д и н ам и к а развития язы ка высту­
пает в синхронном срезе как неопределенность стилистическо­
го статуса: о некоторых языковых единицах (в частности, о
многих словах) невозможно категорически утверждать, вошли
ли они окончательно в коллективных обиход, являю тся ли не­
ологизмами или утратили окраску новизны, стали ли словами
литературными или остались арготическими, выходят ли уже
из употребления, приобретая оттенок архаичности — то пли
иное решение каж ды й раз диктуется индивидуальным опытом
исследователя, субъективно оценивающего стадию стилисти­
ческой эволюции слова.
Существенное затруднение возникает так ж е при решении
вопроса об оптимальной номенклатуре стилей языка. Выше
этот вопрос был решен в негативном смысле — подчеркива­
лась неопределенность его решения, зависимость его от кон­
кретных исследовательских задач. Тезис о неконечном числе
168
субъязыков. о лингвистической произвольности членения ре­
чевой деятельности на речевые сферы учитывает континуаль­
ный характер речевой деятельности и объясняет традицион­
ную практику, согласно которой индивидуальные кл асси ф и ка­
ции стилей несоизмеримы, и выделяемые разными авторами
классы различаю тся по объему н социальной значимости. О д ­
нако, по-видимому, удовлетворительно вскрывая теоретиче­
ский аспект проблемы, этот тезис, как видим, не содерж ит ни­
каких практических рекомендаций. М еж ду тем конкретное
■тилистическое описание язы ка нуждается в той или иной
иной классификации. С ложность проблемы усугубляется не­
совместимостью двух одинаково важных требований. С одной
стороны, ж елател ьн а максимально точная спецификация —
необходимо выявить стилевую специфику небольших групп
текстов и — в отдельных случаях — специфику индивидуаль­
ных текстов. С другой стороны, постулируемый стиль долж ен
являться некоторым оптимальным обобщением: чрезмерная
дробность стилевых классов лиш ает понятие «стиль» о б о б щ а ­
ющей и диагностирующей силы.
Наконец."в порядке резюмирующей констатации, можно
оIметить противоречие между общей нерегулярностью обьек-
ia (стилистической структуры язы ка) и стремлением теории
описания к регулярности, неизбежно упрощающей строение
системы 9. Л ингвистика вообще представляет собой преимуще­
ственно описательную науку. Ее категорические суждения о
свойствах языковой системы большей частью (за вычетом м а ­
лоинформативных универсалий) не претендуют на абсолю т­
ную т о ч н о с т ь 10. Но ограниченная ценность любого у тв ер ж д е­
ния любой лингвистической теории — это отнюдь не о б я з а ­
тельно признак ее слабости. Слабость возникает только вм е­
сте с претензией на единственность, на монопольную достовер­
ность.
ПРОБЛЕМ А О П РЕД ЕЛ ЕН И Я ПРЕДМЕТА С ТИ Л И ­
С Т И К И .Обычно характеристика предмета той или иной о т­
расли знания п редлагается в форме априорной установки,
предваряющей описание. В настоящем очерке представилось
целесообразным дать итоговое описание предмета стилистики
в виде обобщающих констатаций, опирающихся на у ж е зн ако ­
мое читателю изложение ее теоретических основ.
М ожно было бы. пренебрегая многогранностью с о д е р ж а ­
ния стилистики, попытаться свести ее признаки в единое уни­
версальное определение, неизвестно которое по счету в псто-
169
рии этой науки. Возможен и другой путь: отказаться от по­
пытки создать еще одну громоздкую и неадекватную д еф и ­
ницию предмета и задач стилистики и в известной мере компен­
сировать отсутствие общей дефиниции несколькими частными
утверждениями, характеризую щ ими свойства стилистики, об ­
наруж иваю щ иеся при различных подходах к ней, под разными
углами зрения. Совокупность разноплановых характеристик
предмета стилистики даст возможность более полно, чем при
одноплановой ее дефиниции, представить ее содерж ание и о п ­
ределить место, занимаемое ею в кругу наук, изучающих
язык.
В аспекте ее отношения к языку как системе стилистика
представляет собой у ч е н и е о с у б ъ я з ы к ов о й с т р у к т у ­
р е я з ы к а . Р ечевая деятельность общества членится иссле­
дователем по тем или иным экстралннгвистическим п ри зн а­
кам на некоторое число речевых сфер. С убъязы к есть совокуп­
ность единиц языка, обслуживаю щ их данную речевую сферу.'
С убъязы ки совмещены; область их пересечения содерж ит "об­
щеупотребительные (нейтральные) языковые единицы. П ери ­
ферийные области субъязыков — их непересекающиеся о б л а ­
сти создаю т субъязыковые стили — основополагающее поня­
тие стилистики.
В аспекте отношения к языку как набору некоторых э л е ­
ментов и моделей их последовательностей стилистика может
быть охарактери зован а как у ч е н и е о к о н н о т а ц и я х . Кон­
нотации представляю т собой те части плана содерж ания (зн а ­
чений) элементов и их последовательностей, которые не несут
собственно предметную (лексическую) или грамматическую
информацию, а маркируют эти элементы и последовательности
— в ы раж аю т нх отнесенность либо к специфической области
'(стилю) того или иного субъязыка, либо к нейтральной я зы ­
ковой области.
В аспекте общей оценки объекта исследования — стилисти­
ческих значений—стилистика представляет собой и з у ч е н и е
в т о р и ч п о й, в т о р о с т е п е н ной информа ции о
т е к с т е —дополнительной но отношению к предметному со­
держ анию текста. Стилистический анализ представляет в вер­
бализованной форме то, что для среднего носителя языка
существует в виде нерасчлененного комплекса консоциаций.
В аспекте характеристики ее внутреннего содерж ания сти­
листика выступает как ф о р м а л ь н о е о п и с а н и е т и и о в
специфических языковых э л*е м е н т о в и по­
170
с л е д о в а т е л ь н о с т е и э л е м е н т о в — описание, созд аю ­
щее исследовательский инструментарий, т. е. систему поня­
тий, которыми долж ен оперировать стилист при ан али зе тек­
стов (классификации этих понятий посвященБт четвертая и п я ­
тая главы книги).
В аспекте характеристики ее конечных целей стилистика
может быть определена как о т р а с л ь языкознания
р а з р а б а т ы в а ю щ а я систему диагностических
процедур, об есп еч и ва ю щ и х атрибуцию тек­
с т о в . Совокупность накопленных стилистикой данных д о л ж ­
на создавать условия д ля создания диагностирующих переч­
ней свойств текстов, п орож даем ых в тех или иных речевых
сферах. Иными словами, стилистика д о л ж н а снабдитьисследо-
пателя средствами обнаружения в тексте информации об от­
правителе речи — информации не о конкретном индивиде, а
о некотором общем типе отправителя речи.
В аспекте прагматическом, характеризую щ ем отношение
субъекта к языку, стилистика представляет собой у ч е н и е о
в ы с ш и х с т а д и я х я з ы к о в о й к о м п е т е н ц и и , т. е. о
способности субъекта дифф еренцировать частные системы
(субъязыки) в общей системе языка. Владение стилями в из­
вестном смысле подобно практическому владению нескольки­
ми языками. Стилистика теоретически истолковывает, обоб­
щает и упорядочивает данные коллективного языкового опы­
та.
В аспекте отношения к другим отраслям частной лингви­
с т к и , описывающим т о т и л и иной национальный язык в ф о ­
нетическом, морфологическом, лексическом, синтаксическом
и семантическом планах, стилистика, охваты ваю щ ая все эти
планы, выступает как у т о ч н я ю щ е е , д е т а л и з и р у ю щ е е
и, т е м с а м ы м, м а к с и м а л ь н о д о с т о в е р н о е о и и с а-
п и е л и п г и п с г и ч е с к о г о о б ъ е к т а 11. Нестилистическне
его описания л и т ь констатируют «отмеченность», т. е. факт
наличия в данном язы ке таких-то единиц и их сочетаний. В
и ю ге создастся впечатление, что варианты фонем н морфем,
слова-синонимы, сосуществующие варианты синтаксических
конструкций, семантически варьирующ ие обозначения одних
и тех ж е предметов действительности равноценны и взаимоза-
менимы, универсально употребительны. В свою очередь, сти­
листическое описание характеризует коннотационныесвойства
всех этих единиц, указы вает их субъязыковую отнесенность,
сферы их употребления. Только в этом случае возникает неис­
171
к а ж ен н ая картина функционирования языка. В конечном сче
те любое лингвистическое описание, претендующее на м а кси ­
мальную адекватность, долж но являться описанием стилисти­
ческим. Авторы нормативных описаний язы ка (толковых и
двуязычных словарей, практических грам м ати к и фонетик,
пособий по культуре речи) обычно, хотя и не везде последо­
вательно, учитывают это, сн аб ж ая отдельные язы ковы е едини­
цы характеристиками их субъязыковых отнесенностей и. в ч а ­
стности, характеристиками их экспрессивных свойств.

П рим ечания

1. Ср. р а б о т у ав тор а «Н еек ольк о зам еч ан и и о п р и р о д е л ин гви стиче­

ских антином ий» («В оп р осы о б щ ег о и р ом а н о -гер м а н ск о го язы к озн ан и я »,
вып. I, У ф а, 1965).
2. О вы дели м ости су б ъ я зы к о в но тем ати ческ им п р и зн ак ам см.: Н . Д .
А н д р е е в . Я зы ковы е стили и п одъ я зы к и в устной речи», «Т еор и я и п р ак ­
тика лингви стич еского оп исан и я р азговор н ой речи», Горький. 1968;
t г о ж е: С т а т и сти к о-к ом би н атор н ы е м етоды в теор ет и ч еск ом и п р ик ладн ом
я зы к оведени и , Л ., 1967 Ср. мнение 3 . К лем ен севн ч а, счи таю щ его, что к а т е ­
гория «о ч ем ?» (т. е. тем а и цель вы ск азы ван ия) им еет ч р езвы чай но в а ж н о е
зн ач ен ие, п оскол ьк у о т н авязы вает, д о п у с к а ет или о т в е р г а ет т е или иные
ср ед ст в а в ы р а ж ен и я . (Z. К 1 е m е n s i е \v i с z. О sty la c h je z y k o w y c li, « Р о -
£>adrinki о je z y k u » . W r o c la w — W a r s z a w a , 1969).
3. Ч резвы ч ай но и н тер есн ое я вление о т м еч ен о в у ж е уп ом и н ав ш ей ся
стать е Т. Г. В и н ок ур . С тилистическая ок р аск а (сп ец и ф и ч еск и е к он н отац и и )
м о ж е т в отдель н ы х сл уч аях п ер еосм ы сли в аться, п р ев р ащ ая сь в сост ав н ую
часть д ен о та т и в н о го зн ач ен ия. Т. Г. В и н ок ур п р иводит прим еры явного
см ы слов ого п р оти в оп остав л ен и я стилистических по своей первон ачальн ой
сути си ноним ов: «О на не п опол н ена, а п отол ст ел а». « О б н а ж ен н а я , а не г о ­
л ая. Н а о б н а ж ен н ы х см отр я т, в осхищ аясь. Л за голыми п одгл я д ы в аю т ...».
(Т. Г. В и и о к у р. О с о д ер ж а н и и некоторы х стили стически х понятий,
«С ти ли стически е и ссл едо в а н и я *. « Н аук а». М .. 1972, стр. 1 5 ).
4. Ср. с л е д у ю щ ее за м еч а н и е Ю. С. С т еп ан ов а: «... д л я сти ли стич еского
эф ф ек т а в о в се не о б я за т ел ь н о у п отр ебл я ть к а к о е-л и б о сл о в о р я дом с его
си нон и м ом . Д о ст а т о ч н о того, что синоним су щ еств у ет в д а н н ом язы ке, и
т о гд а для всяк ого, зн а ю щ ег о этот язык, стили стическая о к р аск а д ей ст в и ­
тельн о у п о тр еб л ен н о г о сл ова все равн о б у д е т ясна» (Ю . С т е п а н о в .
Ф р а н ц у зск а я стилистика. М .. 1965 стр. 2 2 ).
5. З д е с ь мы о т в л ек а ем ся от ф он ети ческ ой п р облем ати к и — в частн ости ,
от эк сп ер и м ен тал ь н ого и зучен ия дли тель н ости зв уч ан и я гласны х.
6. Х отя м о ж н о считать к онтекст частны м сл уч аем си т уац и и , не м енее
д о п у с т и м о р а ссм а тр и в а т ь си туац и ю как п отенц и альн о в е р б а л и зу е м у ю (во
ьнутрен н ей р еч и ), т. е. как п р едстав л я ю щ ую со б о й потенциальны й контекст.
7. « В ся к о е у п о тр еб л ен и е язы ковы х еди н и ц ест ест в ен н о д о л ж н о р а с с м а ­
триваться на том ур овн е, к к отор ом у п р и н а д л еж и т д а н н а я еди н и ц а. О д н а ­
ко есть- в х а р а к т ер е у п о тр еб л ен и я к а ж д о й единицы нечто в ы ход я щ ее за
п ределы а н а л и за св ой ств едниницы д а н н о г о ур овн я . Э г о м еж ур овн ев ы й
ан ал и з» (И . Р . Г а л ь п е р и н . О бщ и е п р облем ы стилистики. «П р облем ы
лингвистической стилистики», М .. 1969).
 8. В к а ж д о м язы ке,— св и д ет ел ь ст в у ет Ж . М а р у зо ,— и м еется « зо н а к о ­
л еб а н и я » (u n e z o n e d 'h e s it a tio n ) , — там , г д е у з у с не ф и к си р ован . (J. M s -
r o u z e a u . P r e c is d e s t y lis t iq u e fr a n g a ise , P a r is, 1950, p. 11).
9. Ср.: « М о д ел ь в сегд а б е д н е е и зо б р а ж а е м о г о явлен ия, д а е т и м м ан ен т ­
но у п р о щ ен н о е п р ед ста в л ен и е о нем. Д о б ы в а я п оср ед ст в о м м од ел и р ов ан и я
п отр ебн ы е нам к ол и ч ественн ы е и к ач ествен н ы е хар ак тер и сти к и язы ка, ... мы
о бя за н ы т р езв о оц ен и в ать д о ст и г н у т о е и не сби в ат ь ся на о т о ж д е с т в л е н и е
язы ка с наш ими м етая зы ков ы м и п остр оен и я м и ». (Н . Д . А н д р е е в . С тати-
стн к о -к о м б и н а т о р н ы е м етоды в теор ет и ч еск ом и п р и к л адм н ом я зы к о в ед е­
нии. Л ., 1967, стр. 2 0 ).
10. См. т а к ж е: Ю . М . С к р е б н е в. П ринцип п р ои зв ол ьн ости язы к ового
зн ак а и су б ст и ту ц и я . Уч. за п . Г Г П П И Я . вып. 34, Горький, 1967; Л. М.
S k r e b n e v . N o n -im p e r a tiv e C h a ra cter o f L in g u is tic P o s tu la te s . A c te s de
Х еш е C o n g r e s -I n te r n a tio n a l d e s L in g u is t e s , I, B u c a r e st, 1969.
11. « S ty lis tik a n e lis i s e od ja z y k o z p y tu m a te r ia le m , n yb rz d ie m » (ст и л и ­
стика отл и ч ается от я зы к озн ан и я не м ат ер и ал ом , а тол ьк о ц е л ь ю ). V. М а-
t h e s i u s . О p o te n c ia ln o s ti jev u ja z y k o v y c h , «U z a k la d u p r a z sk e ja z y k o v e d n e
sk o lv » , A ca d em ia , P ra h a , 1970.
 О Г Л А В Jl Е Н И Е
П Р Е Д И С Л О В И Е .................................................................................................. 3
Глава 1. П Р И Р О Д А С Т И Л Е В Ы Х Я В Л Е Н И И 6
О б щ и е сем иоти ч еск ие п р едпосы лки сти л ев ого . . . 13
С т р у к т у р а я зы к ов ого зн ак а . . . . . . 14
С т р у к т у р а д еси гн а т а . . . ........................................................ 16
Л и нгвистический м ех ан и зм сти л ев ого . » . . .И )
К онн отаци и и д ен о т а т и в н о е зн а ч ен и е . . . . 2.'!
Н ек отор ы е вопросы стили стич еского восприятия . . 26

Глава И. С Т И Л И С Т И Ч Е С К А Я С Т Р У К Т У Р А Я З Ы К А . . . 32
Я зы к ‘как сов о к у п н о сть субъ я зы к ов . —
С убъ язы к и и речевы е сф еры . . . . . 34
С убъ язы к и и сти листика . . . . . 36
П р о б л ем а п р он и ц аем ости стилей . . . . . 39
С у б ъ я зы к и стиль . . . . . . . . 40
П р о б л ем а о бъ ек ти вн ой ди ск р етн ости стилен . / , . 41
Л и н гвистический ст а т у с коннотаций и синоним ия . . 46
Т р ад и ц и он н о в ы деляем ы е стили и п р обл ем а н еконечного м н о ­
ж ест в а стилевы х к лассов . . . . . . 47
С тилистическая нейтральность как л о н я т н е в ар ь и р ую щ его о б ъ е ­
ма . . . . . . . . . . . 49
О б щ и е хар ак тер и сти ки п онятия «стиль» . . . . 5 1
Н еск ольк о зам еч ани й об эк си р есси н ном и ф ун к ц и он ал ы ю -стп .ш -
стическом . , . . . , 57

Глава III. С Т И Л И С Т И К А В ЕЕ О Т Н О Ш Е Н И И К НЕКОТОРЫ М ’

О ПЩ ЕЛИН1 ВНСТИЧКСКИМ ПОНЯТИЯМ . . 63
Я зы к и речь
С и стем а и н орм а . . . . . . . 66
Д и а х р о н и я и си нхр он и я . . . . . . . 69
Ф ункции язы ка и ег о «стилистическая ф ун кц и я» . 70
У ровни языка и с т и л и с т и к а ................................................................. 74
П а р а д и гм а т и к а и си нтагм ати ка . . . . . 76
С тилистика и лингвистика тек ста . . . . . 80

Глава IV . С Т И Л И С Т И К А Е Д И Н И Ц (О Н О М А Т О Л О Г И Я ) 88

П ар а д и гм а т и ч еск а я ф он ети к а
П ар а д и гм а т и ч еск а я м ор ф ол оги я . . . . . 94

174
 П а р а д и гм а т и ч еск а я л ек си к ологи я . . . 96
П а р ад и гм ати ч еск и й си н так си с . . . . . . 108
П а р а д и гм а т и ч еск а я сем а си о л о г и я . . . . 1 1 6

I л а в а V. С Т И Л И С Т И К А ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЕЙ . ш
С и н тагм ати ч еск ая ф он ети к а . . . . . . —
С и н тагм ати ч еск ая м о р ф о л о ги я . . . . , . 1 3 4
С и нтагм ати ч еская л ек си к ол оги я . . . , . 1 3 5
С интагм ати чески й си н так си с . . . . . , 140
С и нтагм ати ч еская сем а си о л о г и я . . .. . . , 1 4 5

Глава V I. .М О Д Е Л И С Т И Л И С Т И К И И О БЪ ЕКТИ ВН Ы Е СВОП-

СТВА Я ЗЫ К А . . . . . . . . . 158
С о о т н о ш ен и е и границы д ен о т а т и в н о г о и к онн отати в н ого 161
С у б ъ я зы к о в а я р асч л ен ен н ость и ед и н ст в о язы ка . . 163
П а р а д и гм а т и ч еск и е и си н тагм ати ч еск и е ф игуры . . . 164
П р о б л ем а класси ф и кац и и сти ли стически х явлений, их и зо м о р ­
ф и зм и стр ук тур н ая м н ого п л ан ов ост ь . . . . . . 166
Д р у г и е ф ак торы , п р еп я т ст в ую щ и е оп ти м и зац и и м е т о д а 167
П р о б л ем а о п р едел ен и я п р ед м ет а стилистики . . 1 6 9