Ссылка на материал: https://ficbook.

net/readfic/5825736

nitric oxide
Направленность: Слэш
Автор: mark mrakovich (https://ficbook.net/authors/1575343)
Беты (редакторы): Hee Chul (https://ficbook.net/authors/4256346)
Фэндом: Bangtan Boys (BTS)
Пэйринг и персонажи: Чон Чонгук/Ким Тэхён, Чон Хосок/Мин Юнги
Рейтинг: NC-17
Размер: 633 страницы
Кол-во частей: 40
Статус: завершён
Метки: Алкоголь, Уличные гонки, Насилие, Нецензурная лексика, Underage,
Драма, AU, Омегаверс

Описание:
— Чем будешь расплачиваться за проигрыш? Телом, — чонгукова рука
скользнула по бедру омеги, останавливаясь возле паха, Тэхен слегка поджал
губы, сдерживая прокатившуюся по всему телу дрожь, — или тачкой?

Посвящение:
for mrakobabies.

Публикация на других ресурсах:

Уточнять у автора/переводчика

Примечания:
плейлист к работе: https://vk.com/music/album/-161913467_1
плейлист в SoundCloud: https://soundcloud.com/mrakoplaneta/sets/nitric-oxide
визуализация персонажей: https://vk.com/album-161913467_257299274
визуализация в Pinterest: https://pin.it/6LmPyUE

Для тех, кто не понимает, что мои работы нельзя публиковать на других
ресурсах без разрешения, я напишу еще и здесь. Зря вы думаете, что я не вижу,
как вы нагло крадете мой текст. Я вижу все, а игнорирование моих просьб
(тщетно переходящих в требования) удалить работу, вам не принадлежащую,
вам же лучше не сделает. На ваттпаде, на моем личном аккаунте есть все мои
фанфики. Не нужно публиковать их, чтобы сделать чтение другим удобным, не
нужно менять пейринг и направленность, чтобы другие, не читающие слэш,
вигуков или бтс, могли прочесть эти работы. Это полный бред. Пишите свои
истории, будьте добры. Все-таки надеюсь на наличие совести.
 Оглавление

Оглавление 2
свобода 4
жажда 11
тест-драйв 24
как прежде 36
притворись 49
черный корвет 62
Примечание к части 76
счастье в тебе 77
играй 90
самые разыскиваемые 100
найди меня 119
сгорая в руках твоих 130
обязанность 142
я бы вечность так жил 155
секретное оружие 173
игра продолжается 187
время новых правил 206
будь осторожен 218
промах 234
не оставляй меня 248
Примечание к части 265
я тоже 266
тесты и эксперименты 287
догоняй 300
я утаю, чтобы сберечь 320
спаси меня 335
ре 353
не произноси 370
остаток меня 381
это все 398
всего себя тебе 415
не бесконечно 433
помутнение 451
только будь рядом 470
семейный ужин 488
падение 510
лучшее будущее 527
за тобой 550
короли 574
закись азота 598
семья 623
Примечание к части 626
отцы уличных гонок 627
свобода

Над головой раздается громкий короткий звонок, и тяжелые стальные

двери впереди с грохотом раскрываются.

— Заключенный, свободен, — сообщает каменным голосом охранник тюрьмы,

поднимаясь с места в своей кабинке. Он нетерпеливо кивает в сторону ворот,
желая скорее выпроводить очередного преступника, отмотавшего свой срок.

Чонгук кидает на него короткий бесцветный взгляд и отворачивается к воротам,

сжимая в руке куртку и документы. Осознание свободы приходит не сразу —
медленно, постепенно приобретая контур и четкие черты. Впереди пустошь,
золотистое поле и длинная дорога, рассекающая его на две части. В метрах
тридцати от ворот — пустая автобусная остановка и парковка для навещающих
и тюремного персонала. В радиусе пятидесяти километров от тюрьмы нет
ничего. В случае побега скрыться будет негде. Прежде никто и не пытался
бежать — бессмысленно.

Альфа топчется на месте несколько секунд. Он по привычке ерошит светло-

каштановые волосы с едва заметным на солнце рыжеватым оттенком и делает
шаг, наконец выходя за порог тюрьмы. Ворота сразу же закрываются, оставляя
бывшего заключенного в руках свободы, вкус которой особенно сладок после
года в колонии строгого режима. Прошлое остается за серым забором,
настоящее зовет и ждет. Отказаться от свободы вновь теперь будет не так
просто.

На парковке уже ждет темно-синий гиперкар цвета ночного звездного неба,

переливающийся на солнце и сияющий как новая яркая звезда на фоне тусклого
и серого тюремного пейзажа. Дверца со стороны пассажирского сиденья мягко
раскрывается, взметнувшись вверх, словно крыло ангела, приглашая и
приветствуя. Быстро оглядев изящные и плавные изгибы машины, Чонгук
садится, сразу же откидываясь на удобное сиденье и устремляя взгляд куда-то
вдаль, на горизонт, где голубое небо соприкасается с бесконечным полем.

— Макларен P1 две тысячи тринадцатого года, гибридный двигатель, —

неторопливо начинает Чонгук негромким хриплым голосом спустя долгие две
минуты молчания, словно буднично и так привычно говоря о том, как провел
день. — Девятьсот лошадей, ну, неплохо, — он кривит губы и одобрительно
кивает, наконец поворачивая к водителю голову. — Заднеприводный, —
добавляет он, улыбнувшись и смотря старшему брату в глаза, что внимательно
глядят в ответ из-под темных очков.

— В тюрьме гуглом пользоваться разрешали? — усмехается Хосок, заводя мотор

и плавно выруливая на дорогу.

— Красиво рычит, — хмыкает Чонгук, опуская стекло и вытягивая руку из окна.

— С каких пор ты на британках катаешься? — спрашивает он, ловя пальцами
ветер, рассекаемый летящим автомобилем. Внутри рождается долгожданный
трепет, сердце колотится все быстрее, набирая скорость одновременно с
машиной.

— Около полугода, — отвечает Хосок, кидая на брата взгляд и слегка улыбаясь.

— Новая татуировка? — подмечает он, заметив черный узор, напоминающий
4/670
змеиную чешую, что выглядывает из горла футболки.

Младший брат заметно изменился. Хосок не знает, как поменялся его

внутренний мир за эти полтора года, но снаружи он выглядит взрослее и крепче.
Черты лица стали более резкими, заостренными, лицо задумчивое и серьезное, а
в уголках глаз едва заметные мелкие морщинки. Чонгук подрос в мышцах, что
четко выделяются через ткань белой футболки, обтягивающей до неприличия.
Хосок возле него, словно хилая тушка, кожа да кости. Брат изменился. Тюрьма
действительно закаляет людей и что-то в них меняет. Неизменным остался
только взгляд, полный обожания, направленный на автомобиль, на бесконечную
дорогу впереди, и это не может не радовать.

— Ага, — ухмыляется Чонгук, вновь глядя на брата, расслабленно, будто бы

даже лениво ведущего резвую машину, на спидометре которой стрелка
стремительно уходит за сто пятьдесят. Машина летит, как стрела, как хищная
птица, нашедшая жертву, рычит агрессивно, но мелодично, лаская слух обоих
альф. Хосок смотрится за ее рулем красиво, идеально, будто та специально для
него изготовлена. Она ему подходит, брат не прогадал.

Легкий прохладный ветерок освежает и очищает, проникает в каждую частичку

тела и выводит прочь тюремную плесень, въевшуюся под кожу за долгий
ненавистный год. Теплые солнечные лучи заново изучают кожу, забитую
чернильными узорами и разнообразными рисунками, украшающими жилистые
руки. Чонгук по этому всему скучал — по скорости, по запаху машинного масла и
свежей покраски, по легкому хрусту шин, оставляющих за собой огненный след
на асфальте. Это все то, чем он жил до ареста, и теперь начинает жить заново,
вдыхая любимые ароматы, перед которыми меркнет даже самый лучший
парфюм.

— Вечером махнем в черную дыру, — Хосок сосредоточенно смотрит на дорогу,

безуспешно приглаживая одной рукой черные волосы, растрепавшиеся из-за
ветра. — Устроим небольшой праздник в честь твоего освобождения. Наши
обрадуются твоему возвращению на улицы, — он улыбается ярко и подмигивает,
хлопая брата по крепкому колену. — А пока с отцом встретимся.

— Кое-кто не обрадуется, — Гук ухмыляется, откидывая голову на кожаную

спинку кресла и прикрывая глаза. — Я планировал отдохнуть от людей пару
дней. Остаться наедине со своей крошкой. Мы слишком долго не видели друг
друга, — он тоскливо вздыхает, кидая на Хосока взгляд, полный искренней
печали.

— Ты по мне так не скучал, как по ней, — с притворной обидой говорит старший,

закатывая глаза. — Она в гараже отцовского особняка, никто не трогал ее с тех
пор, как тебя упекли. Проржавела, наверное, вся, забыла вкус асфальта и
пыли, — хмыкает Хосок, следя за реакцией младшего. — Может, пора поменять
ее на что-то новенькое?

— Нет, ни за что, сегодня же ее выгуляю, мне другая не нужна, — твердо

отвечает младший Чон, хмурясь и ерзая на сидении. Он хлопает ладонями по
карманам своих потертых джинсов, в которых был задержан и которые теперь
слегка поджимают в бедрах. Ничего не обнаружив, Чонгук лезет в карманы
куртки, затем раздраженно хмыкает, обратно откидываясь на кресло. — Блять,
Хосок, сигареты есть?

5/670
— В бардачке глянь, — отвечает старший альфа, указывая подбородком.

Чонгук сразу же тянется к бардачку, ощупывая содержимое рукой. Всякие

бумаги, шуршащие на весь салон обертки от конфет, что не свойственно Хосоку,
и, наконец, то, что и искал альфа. Он хватается за пачку сигарет и облегченно
выдыхает, но тут же морщит лицо, вертя в пальцах тонкую бело-красную
упаковку и снова хмыкая.

— Что за хуйня? С каких пор ты куришь сигареты со вкусом вишни?

— спрашивает он, без былой радости доставая из пачки длинную тонкую
сигарету и припрятанную там же зажигалку.

— Блять, Мин Юнги, — вздыхает Хосок, потирая пальцами переносицу. — Опять

балуется, — альфа недовольно качает головой, хмурясь и поглаживая большим
пальцем руль — старая привычка. Приятно видеть что-то неизменное из
прошлого, ставшего таким далеким. — Эй! И чего ты так таращишься, Чонгук?
— старший Чон закатывает глаза.

— Все еще трахаешь эту малолетку? — ухмыляется младший, мгновенно

отхватывая несильный удар в плечо. Все становится ясно. И с обертками от
конфет. Не в Хосока стиле, однако в стиле Мин Юнги. Реакция старшего все
больше забавляет. Губы поджаты в тонкую линию, на лице желваки играют,
хмурый взгляд упрямо направлен на дорогу, а пальцы крепче сжимают руль.
— Он же школьник еще, да? Выпускник? — докапывается Чонгук, с хриплым
смехом уворачиваясь от не сдержавшегося брата, внезапно замахнувшегося
кулаком. Хосок сильнее поджимает раздраженно дернувшиеся губы и щурится,
пытаясь смотреть на дорогу и врезать младшему одновременно. — Эй, за
дорогой следи, Хосок! Угробишь нас, а я ведь только откинулся, не пожил еще,
как нормальный человек.

— Завали, Гук, не то пешком придется топать, — ворчит Хосок, хмурясь и

отворачиваясь к дороге. Чонгук негромко смеется и выглядывает из окна
макларена.

Поле давно позади. Впереди начинается город, все меньше зелени, все больше
зданий и родных дорог, объезженных далеко не раз, повидавших не одну
победу. Изученные вдоль и поперек перекрестки и улицы, предназначенные для
идеальных спринтов; главная трасса, ведущая далеко-далеко, открывающая мир
новых дорог для сумасшедших ночных заездов. Чонгук очень скучал.

— Кто сейчас на дорогах? — спрашивает он, с интересом разглядывая город,

как в первый раз, подмечая изменения в местности, следя за прохожими. За
обычными людьми, а не заключенными, одетыми в ненавистный ярко-
оранжевый.

— Много новичков появилось за последнее время. В основном выскочки, только

вышедшие из автошколы и не знающие реальной езды на улицах. Откуда они
только вылезли, — Хосок хмыкает, плавно выруливая из главной дороги.
— Банда Има не отстает. Меньше года назад он взял под контроль Новон, но я не
влезал в это, решил тебе оставить.

— Надо забрать свое, — Чонгук закусывает нижнюю губу, подпирая голову

кулаком и задумчиво глядя перед собой.

6/670
 — Скоро одна гонка намечается, подробностей пока не знаю, но ты можешь
вернуть там свой титул, — говорит старший Чон, переключая скорость и давя на
газ. На спидометре — сто семьдесят, впереди — длинная прямая.

— Эй, полегче! Сбавь скорость, копы увяжутся. Я не хочу обратно в тюрьму, —

хмурится Чонгук, глядя на панель приборов.

Хосок смотрит на брата так же, как и тот совсем недавно — удивленно-
неверящим взглядом из-под солнцезащитных очков. Слышать такое от Чонгука
не просто удивительно, — чертовски странно и дико.

— Шучу, жми сильнее, — брат ухмыляется, и Хосок расслабляется, ярко

улыбаясь в ответ — младший все тот же, страстно любящий скорость и драйв.
Тот, кто покорял улицы еще год назад, выхватывая победу за победой, наконец
вернулся.

Стрелка на спидометре уходит за двести.

Спустя полчаса езды через всю столицу макларен наконец подъезжает к

большому светлому особняку на другом конце. Дальше только лес, среди
которого затерялась дикая извилистая дорога для дрифта, уходящая далеко, в
манящую неизвестность. Высокие вековые ели окружили особняк со всех сторон,
словно молчаливые стражи, оберегающие его от внешней опасности. Макларен,
хрустя гравием под шинами, подъезжает к особняку. Массивные автоматические
ворота раскрываются, приглашая внутрь. Автомобиль въезжает в просторный
двор, огибая небольшой декоративный фонтан и останавливаясь прямо у
парадных дверей особняка.

Чонгук выходит из машины и вешает на плечо куртку, оглядывая двор и дом, и

ступает на лестницу, поднимаясь внутрь. Следом идет Хосок, заблокировав
двери макларена и сунув ключи в задний карман черных джинсов. Он нагоняет
младшего и закидывает руку на широкое крепкое плечо, слегка похлопывая.

— Вот ты и дома, братишка.

Массивную дубовую дверь перед братьями открывает дворецкий, верно

служащий семье Чон не первый год. Немолодой бета в черном костюме,
характерном для дворецких, и с коротким седым хвостиком на затылке
приветственно улыбается, кланяясь.

— С возвращением, господин Чон, — встречает мужчина негромким спокойным

голосом, прикрывая за альфами дверь. — Искренне рад, что Вы снова с нами.
Господин ждет Вас на веранде.

— Спасибо, Довон, — улыбается Чонгук, дружески хлопая дворецкого по плечу.

— Подержи-ка, — альфа сует свою куртку мужчине в руки и проходит в глубь
дома.

Хосок кивает Довону и, подняв очки, следует за братом.

Отец сидит на удобном мягком стуле лицом к раскинувшемуся на заднем дворе

саду. Морщинистые пальцы с драгоценными перстнями неторопливо
7/670
постукивают по деревянному столу, заранее накрытому для долгожданных
сыновей. Альфа зажимает меж губ сигару и слегка щурится от солнечных лучей,
неторопливо выпуская горько-сладкий дым вверх.

— Отец, — зовет Чонгук, проходя на веранду мимо почтительно поклонившейся

гостям прислуги. Старший Чон, услышав голос сына, зажимает сигару меж
пальцев и поднимается, поворачиваясь к альфам с легкой улыбкой на тонких
губах.

— Чонгук, здравствуй, — старший Чон шагает в сторону сына, разводя руки в

стороны. Чонгук, подошедший к отцу, коротко обнимает его, улыбаясь в ответ.
— Ты изменился, сын, — констатирует мужчина, отстранившись и разглядывая
Чонгука, выделяя для себя изменения во внешности младшего сына. Стал выше,
крепче. Взрослее.

— В неволе появилось больше свободного времени, я тратил его на

поддержание формы, — ухмыляется Чонгук, пожимая плечами и садясь за стол
следом за отцом. По правую руку от мужчины садится Хосок, Чонгук — по левую.

— Мои люди постарались обеспечить тебе максимальный комфорт, облегчить

пребывание в тюрьме, — старший Чон слегка хмурится, вновь зажимая меж губ
сигару и наливая в стакан виски. — Они справились со своей задачей?

— Да, отец, я благодарен за твою поддержку, — кивает Чонгук. — Оставим это в

прошлом. Туда я возвращаться не планирую. Как здесь дела?

— Твой брат все уладил, твое заключение нигде не будет зафиксировано, —

отец отпивает виски, откинувшись на спинку стула, и тушит сигару. — Твой
бизнес продолжает продвигаться. Все вовремя поставляется. Детали гоночных
автомобилей, угнанные и перепроданные машины, нелегальные в стране авто,
переработка, ну и другие штуки, которые вы пихаете в свои автомобили. Но то,
что касается уличных заездов, уже не мое дело, а ваше с Хосоком.

— Копы прикормлены, в гонки наших они не влезают, — подхватывает разговор

Хосок, сцепляя пальцы в замок на столе.

Чонгук довольно мычит, хмурясь и задумываясь о чем-то своем. Внутри все еще
теплится злость, текущая по венам и сжигающая каждую клеточку тела,
медленно плавящая внутренности целый год. Кашлянув в кулак, альфа
пододвигается ближе к столу, копируя позу брата.

— Что с До Джиханом? — с еле скрываемой злостью в голосе спрашивает он,

поглядывая то на отца, то на Хосока.

— Ушел в подполье, мы пытались его выследить, но безрезультатно. Был

слушок, что он в Японию отправился. Возможно, испугался, что подставу
пронюхают, поэтому решил на время скрыться с радаров. Мои люди продолжают
копать, но пока это мало что дает, — мужчина снова хмурится, качая головой.
— Зря ты с ним связался, Чонгук, я чувствовал, что с До нечисто, — отец
вздыхает, устало прикрывая глаза и потирая двумя пальцами переносицу. — И
что мы имеем? Ты отмотал срок, будучи невиновным. И мог отсидеть гораздо
больше, если бы…

— Отец, — грубо прерывает Чонгук, глядя на мужчину и поджимая губы. — Что

8/670
ты теперь можешь изменить? Я и сам знаю, что крупно облажался, пойдя на
сделку с этим ублюдком. Мы не могли знать, что так будет, я лично проверял все
документы, мой адвокат, черт возьми, проверял. Теперь нет смысла это
обсуждать. Но если До объявится, то долго не проживет, — Чонгук поднимает
свой стакан с виски и делает большой глоток, следя за напряженным лицом
отца. Горечь приятно обжигает горло, пробуждая позабытые ощущения. Год без
алкоголя — не шутки. Пора наверстывать упущенное.

Хосок тяжело вздыхает и прикрывает глаза, выслушивая назревающий между

отцом и младшим братом спор, каких было множество. Что-то просто нельзя
искоренить даже спустя время.

— Чонгук, ты должен быть внимательнее, — строго указывает отец, заставляя

замолчать собирающегося возразить Чонгука. Оба сына устремляют взгляд на
старшего Чона. — Ты поступил легкомысленно, и я надеюсь, ты не станешь
наступать на те же грабли. Речь о нас всех. Под удар попадает и дело Хосока, и
мое, не говоря уже о тебе самом.

Чонгук поджимает губы в тонкую линию, сверля отца пристальным взглядом и

получая такой же в ответ. Он всегда любил уделять отдельное внимание
чонгуковым промахам, выставляя младшего сына глупым и недальновидным.
Сколько бы это ни бесило, ни выводило из себя, бесконечно спорить было
невозможно. Гук почти открывает рот, чтобы ответить отцу, но его прерывает
Хосок, желающий наконец прекратить бессмысленный спор.

— Хватит вам, не лучшее время для споров. Сейчас важнее, что Чонгук снова с
нами. Стоит за это выпить, — произносит Хосок, нарушая наступившую
напряженную тишину и поднимая свой стакан.

— Хосок прав, всему свое время. Выпьем, — взгляд старшего Чона постепенно
теплеет, а на губах снова расцветает легкая улыбка.

Споры окончательно рассеиваются, плавно перейдя к обычным бытовым делам.

Отец и Хосок рассказывают о событиях, произошедших за последний год.
Старший Чон сообщает о делах своего бизнеса и сотрудничестве с одним
крупным японским кланом. Прислуга приносит различные блюда, которые
Чонгук с удовольствием пробует, ни от чего не отказываясь. В организм наконец
поступает нормальная пища, альфа словно заново изучает вкус еды и поданного
алкоголя. Вкус жизни, из которой он был выброшен на целый год. Несмотря на
высокое положение в заключении, тюрьма остается тюрьмой. Жестокой и дикой,
лишенной правил и норм. Лишенной нормальной человеческой жизни.

После насыщенного обеда и долгих разговоров обо всем на свете в кругу

маленькой семьи, Чонгук отправляется в душ. Горячая вода, которой тоже
катастрофически не хватало в тюрьме, приятно распаривает тело, принося
облегчение и расслабление. После душа он переодевается в новые черные
джинсы и такую же черную футболку, короткие ботинки и красную кожанку.

Альфа спускается на первый этаж обновленным человеком, где его уже ждет
Хосок, отец же отправился в офис по возникшему срочному делу. Яркое
золотистое солнце за высокими окнами особняка наконец садится, окрашивая
местность в нежно-розовый с оранжевым переливом. Вечереет. Наступает время
темных улиц и дымящихся на асфальте шин. Наступает время гонщиков.

9/670
 — Где моя крошка? — спрашивает Чонгук у брата, спустившись и на ходу
зачесывая еще чуть влажные волосы.

Хосок улыбается и выходит из особняка, указывая жестом идти следом.

Братья обходят макларен Хосока, все еще одиноко скучающий у парадных

дверей, и подходят к гаражу с тремя воротами, где стоят отцовские авто.

— Она заправлена? — Чонгук вперивается взглядом на медленно

открывающиеся гаражные ворота, в нетерпении кусая губу.

— Полный бак, — отвечает Хосок, протягивая брату в раскрытой ладони ключ.

Серебряный щит с полями ромбов блестит в свете заходящего солнца. Чонгук
коротко смотрит на старшего, переводя взгляд на ключи. На губах вновь
загорается улыбка, а в глазах блестят искры адского пламени.

Альфа спешно хватает ключ и исчезает в глубине гаража, маневрируя между

машинами. Хосок понимающе ухмыляется и складывает руки на груди, стоя
снаружи в ожидании младшего. Внутри гулом раздается знакомый, ни с чем не
сравнимый моторный рев. Спустя несколько секунд из тьмы гаража
показывается пара горящих глаз демона столичных улиц.

— Погнали, Хосок, — восторженно восклицает Чонгук, выглянув через

опущенное окно гиперкара. — От трассы до черной дыры. Готовься жрать
пыль, — громко смеется он и с демонстративным рычанием движка срывается из
гаража, оставляя усмехающегося Хосока позади.

10/670
жажда

Возле черной дыры, как всегда, выстроены ряды спортивных авто

высшего класса, привлекающие всеобщее внимание. Чонгук, медленно
подъезжая к парковке, со скучающим лицом осматривает тачки, большая часть
которых принадлежит знакомым гонщикам. Сзади его догоняет Хосок,
приехавший почти одновременно с братом. Чонгукова пантера, даже спустя год
в гараже, как сумасшедшая гонит. Вырвалась на волю, как и ее хозяин, готовая
рвать, точно как и Чон Чонгук.

Припарковавшись между ниссаном и бмв, Чонгук выходит из машины и

нажимает кнопку на серебряном щите, блокируя двери. Хосок, припарковав
макларен через три машины, уже стоит возле знакомой Чонгуку серебристой
порше.

— Ты идешь? — окликает он брата, сунув ключ в карман джинсов и накидывая

кожанку.

— Я сейчас, иди без меня, — отвечает Хосок, махнув рукой и садясь на

пассажирское место в порше.

Чонгук ухмыляется и движется ко входу в клуб, зачесывая пятерней волосы.

Внутри грохочет музыка, льется буквально из стен, изрисованных яркими
граффити. Чонгука в клуб пропускают без промедления. Один вид на дикую
агеру, на ее хозяина — и все пути открыты. Каждый знает короля столичных
улиц, что заставлял глотать пыль не одного опытного стритрейсера. Чонгук
входит в черную дыру, сразу же вдыхая алкогольный воздух, смешанный с
густым сигаретным дымом. Алые и синие лучи прожекторов освещают на миг
лицо, перепрыгивая на стену сзади.

Чонгук осматривается в поисках друзей, продвигаясь сквозь толпу. Альфу

приветствует буквально каждый; поздравляют с возвращением, предлагают
вместе выпить и погонять в будущем. Много гонщиков, с которыми Чонгук уже
гонял, и тех, с кем только предстоит устроить заезд. Некоторые при виде альфы
перешептываются и кидают злые взгляды. Проигравшие, не сумевшие принять
поражение; завистники, мечтающие о титуле лучшего, который имеет Чон
Чонгук. Омеги бросают на альфу многозначительные взгляды и буквально
раздевают глазами, в которых читается дикий голод и явное желание. Они будто
только его и ждали, чтобы преподнести себя в жертву. Чонгук подмигивает
омегам и двигается к диванчикам в дальней части большого зала, где музыка
потише и можно уединиться.

— Чон Чонгук, — слышит альфа знакомый голос. На широком угловом диване

сидит красивый омега с угольно-черными волосами, закинув ногу на ногу и
неторопливо покачивая носком ботинка. Рядом сидит парочка знакомых альф и
еще один незнакомый Чонгуку омега. — Наконец-то вернулся.

— Джин-и, — весело зовет Чонгук, подходя к дивану. Омега поднимается со

своего места, сразу же оказываясь в объятиях Чона и обнимая в ответ. — Рад
тебя видеть, красавчик, — шепчет альфа, щекоча мочку уха омеги своим
дыханием.

— Взаимно, — улыбается Джин, отстраняясь и садясь на место.

11/670
— Присоединяйся.

— Наконец вернулся в строй, чувак, — один из альф жмёт Чонгуку руку,

приветственно улыбаясь. Другой приобнимает Чона за плечи, слегка похлопывая
по спине.

— О да, готов разносить. Можем прямо сейчас, а? — Чонгук дьявольски

подмигивает, указывая на выход. Все хохочут. Альфа берет руку омеги и слегка
сжимает в своей, тот смущается, не решаясь поднять на Гука взгляд. — Рад
нашей встрече, — произносит Чон своим глубоким низким голосом, въедаясь в
парнишку взглядом.

— Я тоже, — смущенно мямлит омега, давя улыбку. Чонгук выпускает его

ладонь и усмехается, садясь рядом с Джином.

— Рассказывай, я готов слушать, как ты скучал по мне, — Чон с довольным

лицом глядит на Джина, изогнув бровь.

— Мечтай, Чон, — Джин легонько шлепает его по ноге и копирует ухмылку.

— Но, если честно, без тебя так скучно, ни одного достойного соперника, —
сетует Джин, подняв свою маргариту со столика перед диваном, на котором
стоят различные коктейли и бутылки со спиртным, заготовленные заранее.
Чонгук разваливается рядом, попутно наливая в стакан виски и сразу же осушая
его.

— Теперь я здесь, Джин-и, и спасу тебя от скуки, — подмигивает Чон, облизывая

нижнюю губу. — А где же Ким Намджун?

— Он занят, — отвечает Джин, втянув через трубочку напиток и пожав плечами.

— У него заказ срочный, нужно скорее закончить. Но он просил передать, что
очень скучал, — омега улыбается, отставляя коктейль на столик.

— Как мило, он очень ценит нашу дружбу, — хмыкает Чонгук, покручивая

стакан в руке и глядя на танцующих. — Он собрал скайлайн?

— И срубил за нее немало бабла, — отзывается Ким с мелькнувшей в голосе

гордостью.

— А сейчас над чем работает? — интересуется Гук, вскинув бровь.

— Раритетная шевроле. Я не вдавался в подробности, мне неинтересна эта

марка, — просто пожимает плечами Джин.

— Зря, у шевроле есть очень даже интересные импала и камаро, —

вмешивается подошедший Хосок, попутно пожимая сидящим руки. Вместе с ним
подходит невысокий худенький омега с бледной фарфоровой кожей и
блондинистыми волосами, одетый в светло-синие ободранные на коленках
джинсы, мешковатую серую толстовку поверх белой футболки и черные кеды.

Чонгук, заметив парнишку, расплывается в пакостной ухмылке и чуть подается

вперед, ставя почти опустевший стакан на столик.

— Чего вы так долго? Ты помогал ему домашку доделать? — злорадно

ухмыляется Чон, толкнув язык за щеку и глядя на омегу, что кидает ему в ответ
12/670
уничтожающие взгляды. Хосок лишь закатывает глаза, садясь в кресло. — Ты
подрос, Юнги-я.

— А ты постарел, — парирует Юнги, приземляясь рядом с Джином и беря со

столика дайкири фраппе.

— Я тоже очень скучал, мелкий, — мило улыбается Чонгук, закинув руку на

спинку дивана за Джином. — Эй, разве тебе можно пить алкоголь? Тебе же всего
семнадцать, кажется, — хмурится альфа, с притворной строгостью глядя на
непринужденно попивающего коктейль омегу. — Хосок-а, — он поворачивается к
брату, — твой сынок должен быть в постельке, а не в клубе для взрослых. Он
хоть уроки сделал?

— И даже выиграл заезд на десять километров, — гордо хмыкает Юнги.

Хосок и Джин вздыхают почти одновременно, а Чонгук вновь переводит

внимание на Мина с не исчезающей ухмылкой на лице. Вечным подколкам этих
двоих никогда не будет конца. Даже если десятки лет пройдут.

— Разве твоя порше тянет? — удивляется альфа, отпивая виски и ловя

очередной злой взгляд Юнги. — Похвально, — он выпячивает нижнюю губу,
одобрительно кивая.

— Намджун пошаманил, — пожимает плечами Юнги. — Я твою старушку смогу

побить, — говорит он уверенно.

— А вот это смелое заявление, — смеется Чонгук. — Мы обязательно проверим,

будь уверен, мелкий.

— Чонгук-и! — раздается сладкий звонкий голос, отвлекающий альфу от стеба

Юнги, а следом на колени Чонгука приземляется омега с пепельно-лиловыми
волосами. — Я скучал, — шепчет он, обхватывая маленькими ладошками лицо
альфы и наклоняясь ещё ближе.

Рука Чонгука по-хозяйски скользит вниз по талии, спускаясь к бедрам и крепко

их сжимая. Чон не перестает улыбаться, взяв омегу за подбородок, и вгрызается
в розовые пухлые губы жадным поцелуем. Тот с охотой отвечает, сжимая волосы
альфы на затылке, и льнет ближе, ерзая задницей по крепким бедрам.

— Не представляешь, как я скучал, детка, — тяжело дыша, шепчет в

приоткрытые губы Чон, проводя по ним большим пальцем и оттягивая нижнюю.
Чимин взаимно улыбается, облизывая губы кончиком языка, и обнимая Гука за
шею.

— Тяжело в заключении… так долго, — хитро шепчет он, не отрывая взгляда от

глубоких черных глаз напротив, что беспощадно засасывают, гипнотизируют. На
всех вокруг плевать, когда рядом такой альфа. Чонгук смотрит так, словно
собирается съесть, разложить на этом столике прямо перед всеми и вытрахать
душу. А Чимин его только распаляет, ерзая задом по паху. Опасный момент.

Чонгук улыбается так, словно зверь скалится, с жадностью и желанием глядя на

свою жертву, что находится в лапах и бежать даже не собирается. Приятный
сладковатый аромат персиков, давным-давно изученный и выученный,
въевшийся в кожу, слегка дурманит, напоминая о диких ночах прошлого. Чонгук
13/670
хочет повторения. Жаждет.

— Так тяжело, Чимин-а, — хрипло парирует он, крепче сжимая пальцы на бедре
омеги, что точно след останется на нежной коже. Чимину такое обращение
нравится. Он слегка откидывает голову, открывая вид на шею и ключицы,
виднеющиеся через черную атласную рубашку. Омега утыкается лбом в лоб
Чона и шумно сглатывает, давя стон, когда рука альфы скользит выше. Шепча с
готовностью в губы:

— Я помогу тебе.

— О, обязательно поможешь, крошка, — обещающе ухмыляется Чон, чуть

отстранив омегу, и тянется за рюмкой с чистым ромом, приятно обжигающим
глотку своей крепостью.

Чимин, не слезая с колен Гука, выбирает алкогольный коктейль и присасывается

к соломинке губами, отпивая. Никто не реагирует на едва ли не произошедшую
перед всеми порнуху. Друзья они с Чимином такие. Особо близкие.

— Джин-а, почему ты мелкому глаза не закрыл? — усмехается Чонгук,

облизывая губы.

Хосок в сотый раз вздыхает, а Юнги подскакивает с места, отставляя свой

недопитый коктейль на столик.

— Я танцевать, — бросает он, скорее всего, предупреждая Хосока, который в

ответ только коротко кивает. Омега исчезает в толпе, а взгляд старшего Чона
сразу же напрягается, он уставляется на танцующих людей, сканируя, дабы не
упустить из виду своего омегу.

— Ты меньше суток на свободе, а уже успел его выбесить, — усмехается теперь

Чимин, поглаживая пальчиками крепкую шею Чонгука.

— Ему пора бы привыкнуть, — непринужденно пожимает плечами Чон, косясь

на Хосока.

Старший Чон, отпив из бутылки холодного пива, расслабленно сидит на мягком

кресле.

— Этой битве нет конца и, определенно, не всегда в ней побеждает Чонгук, —

произносит Хосок, открыто ухмыляясь и вновь переводит взгляд на Юнги, едва
заметного среди пьяной и веселой толпы. Он двигается плавно и неторопливо,
наплевав на ритм, на людей вокруг. Хосок сжимает запотевшую бутылку
сильнее, скользя взглядом по тонкой талии омеги, по прикрытым глазам и
слегка прикушенным розоватым губам. Тело напрягается, не время
расслабляться, когда твой омега один среди акул, что жаждут крови.

— Скучно с вами, — бросает Джин, поднявшись с места. — Я лучше к Юнги, —

омега подмигивает Хосоку и движется в толпу, на ходу поправляя волосы.

— Сегодня что-то намечается? — интересуется Чонгук у оставшихся.

— Возможно, будет заезд, — отвечает Чимин. — В честь тебя, наш король, —

елейно улыбается он, коротко целуя губы Чонгука, и легко спрыгивая с колен
14/670
альфы. Ритмичной походкой омега направляется в сторону танцпола, вмиг
пропадая из виду.

Чонгук провожает его голодным взглядом и залпом опрокидывает в себя рюмку

рома, поворачиваясь к брату.

— Он из-под меня всю неделю не вылезет, — сообщает он, хмыкая и закусывая

губу.

— Чимин очень ждал тебя, — серьезно говорит Хосок, на что Чонгук лишь
довольно ухмыляется.

Братья делят косяк, затягиваясь горьким травяным дымом по очереди. Хосок

взглядом ищет в пьяной танцующей толпе одного маленького блондина, а
Чонгук сканирует каждого омегу хищным зверем, жаждая наброситься и
разорвать. Изголодался по чужому теплу и сладким стонам в самое ухо.
Алкоголь в диком сочетании с дурманом кружит голову, как на бешеной
скорости по нескончаемой прямой. Время плывет и растягивается, словно
жвачка. Вокруг люди, друзья и знакомые, восторженные и влюбленные взгляды
омег, жаркие тела и громкая музыка. Чон чувствует себя живым, он утопает в
красоте жизни, к которой так привык, позволяет в каждую клеточку тела
впитаться, разбудить былые ощущения. В разы ярче, в сотни раз приятнее.
Чонгук вдыхает сладкий вкус свободы полной грудью.

Альфа покидает друзей и Хосока, отлучаясь в уборную. На пути, прямо в узком,

исписанном граффити коридоре, зажимает какого-то омегу, буквально
вдавливая собой в стену и жадно целуя, бродит грубыми руками по отзывчивому
телу. Получает протяжные стоны и тяжелое дыхание, глаза, подернутые
возбуждением, и бешено колотящееся сердце. Контроль сохранять все тяжелее,
внутри все сгорает, плавит толстые стальные цепи. Чонгук целует больно, кусая
мягкие губы, спускается к шее и помечает яркими засосами, а на собственной
шее поверх чернильных татуировок вырисовываются новые узоры, стремительно
алеющие. Выпускать из рук доступное разгоряченное тело, готовое ко всему,
чертовски тяжело, Чонгук хотел бы продолжения, но, вопреки самому себе, он
оставляет опьяненного омегу, все еще ощущая на губах горячие поцелуи и
тонкие коготки на шее, что отчаянно цеплялись, дабы не рухнуть.

Закончив с делами, альфа возвращается в зал, становясь у барной стойки. Он

закуривает, скучающе оглядывая людей и выпуская вверх сизый дым. Хосок,
заметив похотливые взгляды альф в сторону Юнги, подрывается на танцпол,
одним своим взглядом разгоняя всех подальше от омеги. Собственник внутри
него не выносит даже взглядов, полных разврата. Он прижимает Юнги к себе,
несдержанно скользит ладонями вниз по плоскому животу, а омега только
наслаждение получает, прижимаясь к груди своего альфы и прикрывая глаза.
По телу мурашки, на кончиках пальцев легкое приятное покалывание. На губах
расслабленная улыбка. Он накрывает ладони Хосока своими и откидывает
голову на его плечо, двигаясь под музыку, погружаясь в космический кайф
вместе со своим альфой. Чонгук отворачивается и заказывает виски. Не напился
еще после года принудительного воздержания.

— Братья Чон снова вместе.

Чонгук лениво поворачивает голову, держа меж пальцев тлеющую сигарету.

Перед ним, прислонившись к барной стойке, стоит высокий темноволосый альфа
15/670
в черной косухе и в драных черных джинсах. У него вся шея забита чернильным
узором; они у него на руках и даже на лице. Под правым глазом две серебряные
бусинки пирсинга, а в центре нижней губы маленькое колечко.

— Празднуешь? — спрашивает он, вскинув бровь и слегка улыбаясь.

— Им Чану, — тянет Чонгук, ухмыляясь и облизывая нижнюю губу. — Неужели

ради меня пожаловал в нашу дыру?

— Ты — второстепенное дело, а вот твой бизнес — то, что меня интересует, —

альфа поднимает с начищенной до блеска стойки стакан со скотчем, делая
короткий глоток и на секунду поджимая губы. — Мне нужн…

— Сегодня у меня выходной, — обрывает Гук и пожимает плечами, туша

сигарету в пепельнице. — Я слышал, что ты Новон прибрал к рукам, — он слегка
хмурит брови, поднимая нечитаемый взгляд на Чану. — Ты же понимаешь, что
это ненадолго?

— Придется очень постараться, Чонгук, — говорит Им, приблизившись лицом к

Гуку. Шипит, словно змея и глядит, не моргая, думая, что способен внушить
страх или подкосить чонгукову самоуверенность. — Но твоя репутация сильно
пострадала, вряд ли ты так просто сможешь взобраться на свой трон вновь. И
сможешь ли вообще.

Чонгук, сухо рассмеявшись, резко меняется в лице, больше не выражая никаких

эмоций. В черных глазах застывает жгучий холод, Им ощущает его телом, и вряд
ли признается самому себе, что кожа липким холодком покрылась. Гук резко
хватает альфу за грудки и притягивает к себе вплотную, шепча в самое ухо:

— Папочка вернулся, Чану, так что готовь задницу. Я таких, как ты, нагибал за
решеткой, ты не первый такой. Твой конец очень скоро придет, наслаждайся,
пока можешь, — закончив, Гук грубо отпихивает его от себя, отворачиваясь и
непринужденно отпивая виски.

— Ты понятия не имеешь, что сейчас происходит на дорогах, Чонгук, не будь

так уверен, — зло шипит Чану, поправляя футболку. — Мне нужна закись, я
позвоню на неделе, — бросает он напоследок и спешно удаляется.

Чонгук, хохотнув, пожимает плечами. С подобными кадрами он сталкивается не

впервые. И, как правило, они быстро отсеиваются, находя свое место на
обочине, а не в центре трассы. Множество соперников, десятки врагов,
жаждущих сорвать корону с головы Чон Чонгука, готовых рвать глотку зубами.
Глупо и смешно. Наивно. Жалкое геройство и попытки показать, что есть кто-то
лучше. Им Чану просто повезло раньше остальных запрыгнуть на опустевший
трон.

Время вышло.

— Чон Чонгук.

Глубокий низкий голос, словно бархат по коже, ласкает уши. Чонгук чувствует
легкий цветочный аромат, заползающий под кожу и распускающийся там
яркими пышными бутонами. Гуччи флора и космически большие янтарные глаза
напротив. Чонгук встречается с ним взглядом. Такой глубокий, как и голос,
16/670
такой острый, что порезаться можно. Он словно разрезает альфу, стремится ко
внутренностям. У Чона на губах расползается ухмылка. Он не отводит глаз,
взаимно вскрывая и пытаясь заглянуть внутрь. Омега стоит напротив, вальяжно
прислонившись локтем к барной стойке и помешивая текилу соломинкой. Он
тянет пухлые губы в легкой улыбке в ответ и полностью разворачивается к
Чонгуку, держа стакан в руке.

— Вот мы и встретились, — произносит омега, слегка склонив голову набок.

Соблазнительный. Сексуальный. Горячий. Песочная кожа — идеальный тон.

Огненно-красные прямые волосы с прикрывающей лоб челкой. Длинная шея с
тонкой цепочкой из белого золота, пухлые губы с кукольным контуром и
маленькая родинка на самом кончике носа, как что-то совсем не
вписывающееся, но, вопреки, полностью дополняющее образ солнечного
мальчика. Чонгук скользит взглядом по медовым ключицам, выделяющимся
сквозь полупрозрачную белую рубашку. Запрещенный прием, так нельзя. Но
Чонгук ползет взглядом ниже, и лучше бы не делал этого. Чертова рубашка
заправлена в неприлично обтягивающие стройные бедра кожаные штаны, от
вида которых в собственных тесно становится. Чонгук крепче сжимает стакан с
виски и голодно ухмыляется, с трудом поднимая взгляд на лицо красноволосого.
Год без омег сделал из него неконтролируемого зверя. Хочется каждого омегу в
этой проклятой черной дыре, а этого — особенно. Он смотрит так, словно
притягивает, но в то же время грубо отталкивает, не позволяя приблизиться.
Как вообще можно так смотреть? Таинственно-прекрасный, словно русалка.
Совращающий одними только глазами.

— Хью, подлей-ка этому прекрасному омеге текилы, — обращается Чон к

бармену, заметив, что парень почти опустошил свой стакан. Хью кивает и
готовит новую порцию напитка. Чонгук возвращает своё внимание к омеге, что
глядит на него с прищуром, и расплывается в довольной улыбке. — Так ты ждал
встречи со мной? — интересуется Чонгук, приподняв бровь.

— Я не просил, — парень ухмыляется, ведя кончиком языка по нижней губе,

отводит взгляд и поправляет на тонком запястье ремешок часов от гуччи с
изображением золотой пчелы на красно-зеленом циферблате.

— Я настаиваю, — хмыкает альфа, наблюдая за красивыми длинными пальцами,

медленными движениями вращающими ремешок на запястье. — И все-таки ты
ждал? — вновь спрашивает Чонгук, поднимая взгляд на лицо парня.

— Я наслышан, — уклончиво отвечает омега, оставляя часы и заглядывая в

черные глаза альфы. — Хотел лично убедиться.

— Убедиться? — переспрашивает Чон, заинтересованно хмуря брови. — И в чем

же?

— В твоих талантах, — неопределенно шепчет омега на ухо Чонгуку, подходя

ближе. Чонгук едва не крошит стакан в руке, когда ладонь омеги накрывает его
пах, поглаживая и массируя. У Чона от этого голоса, теплого щекочущего
дыхания на коже, от умелых движений рукой волоски на теле дыбом встают.
Что-то бесконтрольное с ним творится, имеющее только одно здравое
объяснение — критический, катастрофический недотрах.

Чонгук встаёт, приближаясь вплотную, чувствуя жар чужого тела сквозь тонкую
17/670
ткань, и раскованно скользит рукой по тонкой талии омеги, шепча хрипло:

— О, детка, давай я продемонстрирую их тебе.

— Руку не стер за год? — соблазнительным шепотом отвечает омега, вызывая у

Гука смешанные чувства. По телу разливается приятная волна возбуждения,
переплетающаяся с легким раздражением. Этот чертовски привлекательный
омега издевается над ним.

Он за пару секунд делает с ним что-то невозможное, тормоза срывает напрочь. У

Чонгука твердо стоит, а у красноволосой чертовки хитрая улыбка на губах, в
глазах ликование. Он своего добился. Доведя до точки, омега отстраняется, как
ни в чем не бывало, ловко скинув чонгукову руку со своей талии, пока та не
скользнула на упругую задницу, и подхватывает заказанную Чоном текилу, с
невинным лицом делая глоток. Чон заведенный, готовый нагнуть сучку прямо у
барной стойки, плавит его одним взглядом, а тому словно плевать.
Красноволосый кидает короткий взгляд на чуть оттопыренную ширинку альфы и
ещё раз победно ухмыляется, облизнувшись. Гук делает спасительный глоток
виски, пытаясь прийти в себя от временного помутнения.

— Поиграть вздумал? — хмыкает Гук, склонив голову и заглядывая в глаза

напротив.

— О да, где твоя тачка? — неожиданно выдает омега, вопросительно косясь на

Чона и получая такой же взгляд в ответ. — На чем гоняешь? — спрашивает он,
усмехнувшись.

Чонгук на секунду теряется, тупо косясь на омегу. Все представления в голове с

треском рушатся, оставляя за собой лишь множество вопросов. До
затуманенного от алкоголя и легкой дури мозга постепенно начинает доходить.

— Ты гонщик, что ли? — спрашивает Чонгук, хохотнув. Образ этой светской

львицы, с ног до головы пропитанной гуччи, совершенно не вяжется с образом
стритрейсера. — На чем специализируешься? — альфа усмехается, скептично
изогнув бровь.

— Дрифт, — уверенно отвечает омега, и как вишенка на торте: — Гонки по

бездорожью.

Чонгук не выдерживает и громко смеется, привлекая внимание окружающих.

Омега перед ним не теряется, складывает руки на груди и гордо вздергивает
подбородок, уверенно косясь на Чона. Альфа таких потрясений не ждал. Не от
такого омеги.

— Не стоит так шутить, я ведь захочу проверить.

— А руль не разучился держать? — теперь очередь омеги усмехаться. Он

глотает новый коктейль, приближаясь к альфе. Он снова это делает. Уничтожает
и соблазняет взглядом, а Чонгук пытается не вестись. Перед ним, как оказалось,
очередной смелый соперник, а не просто привлекательный омега, желающий
оказаться под Чоном.

— Сейчас посмотрим, — негромко произносит Чонгук в чужие губы, невольно

втягивая манящий цветочный аромат. — Где твоя машина, детка?
18/670
— Пойдем, покажу, — омега загадочно улыбается, выдыхая на чонгуковы губы,
и резко отстраняется. — И я Тэхен, а не детка.

— Окей, кажется, мне бросили вызов, — громко восклицает Чонгук, привлекая

всеобщее внимание. — И как я смею отказать такому прекрасному созданию?
Как я могу сказать «нет», когда дело касается гонки? Я буду гоняться. Сейчас!
— люди, столпившись вокруг, стремительно заводятся от речи альфы. Все в
предвкушении. Гонке быть. Это то, что каждому здесь необходимо как воздух.
То, чем они живут. Чем Чонгук живет.

Черная дыра пустеет. Мощные колонки, установленные в спорткарах,

продолжают зажигать толпу мощными битами с подсветкой. Люди возбуждены
до предела. Подливают масло в огонь рычание автомобилей и парадоксально
сладкий запах бензина. Люди делают ставки, пересчитывают пачки новеньких
хрустящих купюр. Два автомобиля уже стоят на старте, окруженные
взбудораженной толпой. Люди отходят в стороны, позволяя вернувшемуся
королю дорог пройти к своему сопернику. К первой за долгое время жертве.

— Ламборгини авентадор, значит, — замечает Чонгук, критично осматривая

красный спорткар, идеально подходящий по цвету к волосам омеги. Тэхен,
присевший на край капота, скрещивает руки на груди, пожевывая фруктовую
жвачку. Заметив альфу, он неохотно поворачивается к нему, отвлекаясь от
разговора с кем-то из окружающих. — Итальянский бренд, итальянская марка,
сицилийский загар, — оценивающе перечисляет Гук, оглядывая омегу с ног до
головы. — Ты не здешний. Каким образом сюда занесло европейскую сучку?

— Покорение новых вершин, — пожимает плечами Тэхен, на что Чонгук звонко

смеется.

— Сколько в ней? — интересуется он, вопросительно вскинув брови и указав на

авентадор. Чонгук подходит к Тэхену вплотную и опирается руками о капот по
обе стороны от омеги. — Семьсот, если мне не изменяет память. До нее, —
произносит альфа, указывая пальцем в сторону своего гиперкара и не сводя
взгляда с шоколадных глаз напротив, — не тянет.

— Ты слишком самоуверен, Чон Чонгук. И слишком пьян, — Тэхен призывно

облизывает губу и расплывается в улыбке. — Я ее, — повторяет он за альфой,
указывая на чонгуково авто, — порву сегодня.

— Оу, осторожнее с ней, она кусается, — Гук предостерегающе скалится, чуть

ли не сжирая омегу взглядом, и заинтересованно шепчет: — Чем будешь
расплачиваться за проигрыш? Телом, — чонгукова рука отрывается от капота и
скользит по бедру омеги, останавливаясь возле паха. На что Тэхен слегка
поджимает губы, сдерживая прокатившуюся по всему телу дрожь, — или
тачкой?

— Я не шлюха, мое тело ты не получишь, — так же шепчет Тэхен, пихнув

Чонгука в грудь и вставая с капота. — В случае победы я заберу твою тачку.

— Я сомневаюсь, но ты можешь попытаться, — смеется Чонгук, подмигивая

омеге и возвращается обратно к своей машине, возле которой стоят Хосок, Джин
и Юнги. Последний активно машет рукой Тэхену и улыбается, игнорируя
Чонгука.
19/670
— Порви его, Тэхен-а! — бодро кричит Юнги, получая в ответ уверенный кивок и
поднятый вверх палец.

Чонгук в недоумении косится на Мина, а тот довольно ухмыляется и пожимает

плечами.

— Юнги-я, вы подружки, что ли? — спрашивает Гук, подойдя к своей черной,

как ночь, агере.

— Ага, мы дружим, — хмыкает Юнги, обвивая руками руку Хосока и прижимаясь

к его боку. — Удачи.

— Не знал, что у тебя есть такие друзья, — ухмыляется Чонгук, открывая дверцу
автомобиля.

— Готов, Чонгук-а? — спрашивает Хосок, обнимая слегка перебравшего Юнги,

который незаметно для всех скользит пальчиками под футболку альфы. Хосок
старается держаться, пытаясь не думать о возбуждающих прикосновениях
маленького негодника. Не сейчас. Но скоро.

— Как никогда. Даже напрягаться не придется, — младший Чон кивает в

сторону ламборгини, усмехнувшись.

— Твой кенигсегг изголодался по заездам, — Джин улыбается Чону, коротко

кивнув. — Наслаждайся, Гук-и.

Толпа загорается, кричит и с нетерпением ждет зрелища. Чонгуку слух ласкает

собственное имя из чужих уст. Лучшее начало новой жизни происходит прямо
сейчас. Рядом дикий кенигсегг и длинная трасса впереди. К альфе подходит из
ниоткуда появившийся Чимин, а в глазах все тот же дикий огонек. Нескрытое
желание и восхищение. Он виснет на чонгуковой шее и впивается в его губы,
целуя мокро и жадно, а вокруг толпа ликует, воет, свистит. Чонгук, поймав
взгляд Тэхена, оплетает чиминову талию руками, прижимая к себе плотнее,
грубо отвечая на поцелуй. Тэхен, одарив его скучающим взглядом,
отворачивается, садясь в ламборгини. Чимин прикусывает альфу за губу и
отстраняется, горячо шепча:

— Скорее покончи с ним и возвращайся ко мне, тебя ждет награда, малыш, — он

вновь целует Чонгука, улыбаясь, и отходит в сторону. Гук, облизываясь, садится
в машину.

Толпа расступается, открывая кроваво-красному и небесно-черному

автомобилям вид на дорогу. Впереди ночной город и пустые улицы, готовые
встретить на своих дорогах лучшего стритрейсера. Впереди, между машинами
становится пышногрудая омега в коротких джинсовых шортиках и в топе с
вырезом.

Грид-герл готова дать старт.

Агрессивное рычание мощных движков заглушает музыку, голоса людей. Чонгук

раскручивает двигатель, заставляя агеру рычать сильнее, громче, давит на
педаль, доводя обороты до максимума. Он довольно скалится, глядя на Тэхена
через спущенное стекло, пытаясь запугать соперника. Омега ухмыляется,
20/670
толкает язык за щеку и отворачивается к дороге. Авентадор, словно дикий
разъяренный бык, рычит в ответ, готовый в любую секунду сорваться со старта.

Девушка начинает отсчет, подняв руки. Чонгук перестает замечать все вокруг.
Лишь длинная ночная дорога и крепко сжатые на руле руки. Совсем немного.
Терпение на пределе. Грид-герл наконец дает сигнал, указывая руками. Три.
Два. Руки девушки резко опускаются вниз. Один. Машины с визгом шин по
асфальту срываются с места буквально за секунду, оставляя за собой
дымящийся след. Чонгук жмет на газ, быстро увеличивая скорость. Взгляд
мельком падает на спидометр, стрелка преодолевает пятьдесят почти за
полторы секунды. Агера летит, как огненная стрела, пейзаж за затемненными
стеклами смазывается, сливается в одно пятно. Пока не появляется красный
авентадор, пролетающий мимо. Чонгук, на мгновение оцепенев, уставляется на
зад вырвавшейся вперед ламборгини. Тэхен не может. Не может так легко
обойти бога здешних дорог. Он поражать не перестает. Альфа зло рычит, давя
на газ и увеличивая мощность, руки крепче впиваются в руль.

— Да какого хуя, — шипит Чон, переключая скорость на первом повороте.

Мощность не теряется. Задние колеса агеры слегка заносит, но альфа

удерживает равновесие, резко выравнивая машину и почти упираясь носом в
задний бампер авентадора. Чертовка была права, в повороты он заходит с
идеальным дрифтом, красивым и чистым. Чонгуку плевать на идеальность
собственного, когда впереди соперник, без особых усилий вырвавшийся вперед,
бесстрашно дразнящий дикий кенигсегг.

По пустынным и безмолвным улицам, погруженным в сон, словно ураганом

проносятся два автомобиля, нарушая покой квартала своим жужжанием
двигателей на самом пределе. Тэхен посмеивается, поглядывая в зеркало
заднего вида, в котором мелькает черный зверь со сверкающими глазами, что
яростно пытается вырваться вперед. Но Тэхен уступать не намерен. Омега
выворачивает руль, плавно давя на педаль тормоза и входя в новый резкий
поворот. Чонгукова агера со своим грубым громким рыком оказывается
напротив. Колеса дымятся, с визгом скользя по асфальту и оставляя на нем
черный след от горелой резины. Чонгук не щадит агеру, выжимает из нее по
максимуму, вдавливая педаль газа в пол и ловко объезжая редкие машины,
чертовски медленные и неуместные в этой дикой ночи. Гук резко дергает руль
вправо при новом крутом повороте, контролируемо дрифтуя. Он начинает
входить во вкус, как на автомате гонит, словно и не было дыры размером в год.
Альфа ухмыляется, замечая в боковом зеркале заднего вида авентадор. Он
резко выезжает налево, но Чонгук перекрывает путь, повторяя маневр. Тэхен
направо — Чонгук за ним. Не позволяет обогнать, показывает очередному
выскочке его место.

Кольцевой заезд в пятнадцать километров скоро закончится, постоянные

повороты остались позади — дальше лишь прямая до самого финиша. На
спидометре агеры триста. У Чонгука сердцебиение бешеное от сумасшедшей
скорости, от позиции первого. Адреналин в крови бушует, с ума сводит.
Алкогольный кайф, который уже давно выветрился из организма, ни в какое
сравнение не идет. Чонгук ощущает другое опьянение. В разы приятнее.
Настоящий кайф, ни с чем не сравнимый.

Впереди уже виднеется скопление людей, ожидающих конца гонки. Фиолетовые

неоновые огни черной дыры, словно маяк среди океана, финишная черта.
21/670
Неутомимый авентадор вновь показывается в поле зрения, летя почти наравне с
агерой. Чонгук ухмыляется, мысленно хваля упрямство европейской сучки, не
желающей так просто сдаваться. Но времени больше нет. Чонгук пролетает
через финишную, резко разворачивая кенигсегг на тормозе. Почти сразу слышен
визг шин авентадора. Дверь агеры взмывает вверх, и из машины выходит Чонгук
с улыбкой победителя. Люди облепляют дымящийся разгоряченный кенигсегг со
всех сторон, поздравляя и выкрикивая имя альфы. Чимин подлетает к Чону, чуть
ли не запрыгивая на руки. Альфа тут же прижимает его к себе, жарко целуя и
сминая подтянутые ягодицы.

— Это был красивый финиш, — сладко шепчет омега, улыбаясь и отлипая от

Гука.

Хосок, излучая гордость, подходит к брату и крепко жмёт его ладонь, похлопав
по плечу другой рукой.

— Другого я и не ожидал, — заявляет Хосок, закинув руку на плечо слегка

разочарованного Юнги. Омега, поджав губы, коротко кивает младшему Чону.

— Молодец, Гук-и, хватку не потерял, — хвалит Джин, улыбнувшись и сложив

руки на груди.

— Кто-то смел сомневаться? — победно смеется Чонгук.

Тэхен стоит, прислонившись к остывающему капоту ламбо и наблюдает за

Чонгуком. Завидев омегу, Чонгук не медля направляется в его сторону, на ходу
давая «пять» восхищенным болельщикам и принимая поздравления.

— Не вижу разочарования на твоем лице, — замечает альфа, ухмыляясь и

становясь напротив невозмутимого Тэхена.

— Я почти сделал тебя, — спокойно отвечает омега, поднимая на альфу взгляд.

В нем бесконечная уверенность, дразнящая и выводящая из себя, будто это он
победитель. Но Чонгук словно не замечает, потому что он выиграл, и больше
ничего не имеет значения.

— На улицах нет понятия «почти», Тэхен. Я, как и ожидалось, победил, —

Чонгук расплывается в довольной улыбке, нависая прямо над омегой, словно
скала.

— Тогда почему я чувствую твою злость? — шепчет Тэхен в чужие губы, чуть
привставая на носочки и заглядывая в самые глубины черных глаз. — Ты
выиграл, прими мои искренние поздравления.

Чонгук давит жгучее желание прижать дерзкую сучку прямо на капоте, дабы не
подтверждать свою бурлящую внутри злость. Он грубо ловит Тэхена за
подбородок, с нажимом касаясь своими горячими губами его мягких и сладких.
Хочется истерзать их, почувствовать на языке сладкую кровь, но сверкающие в
неоновом свете глаза смотрят с вызовом. Чон сдерживается с огромным трудом.

— Завтра я приеду за ламбо, — шепчет он ответно, вдыхая аромат цветов и

моторного масла. Адское сочетание. Головокружительно опасное. — Подготовь
ее для меня, детка, — хрипло проговаривает Гук, выделяя последнее слово.
Кончик языка скользит по клубничным губам, так и не проникнув в рот. Чонгук
22/670
через силу отстраняется, выпуская подбородок Тэхена из хватки. Омега быстро
лижет губу, сразу же ее закусывая и с легкой улыбкой показывая Чону средний
палец.

Альфа на это ухмыляется и двигается к своей машине, обнимая за талию

Чимина.

— Теперь я весь твой, малыш, — шепчет он на ухо омеге, продолжая улыбаться.

23/670
тест-драйв

Назойливое солнце яркими золотистыми лучами проникает в светлую

просторную комнату. Прохладный утренний ветерок слегка колышет
полупрозрачную занавесь. Юнги ежится во сне, сильнее укутываясь в большое
мягкое одеяло и пряча лицо от солнца в подушке. Омега сквозь сон ощущает в
волосах пальцы, приятно поглаживающие голову, и непроизвольно улыбается.
Хосок, давно проснувшись и приведя себя в порядок, теперь нависает над
спящим Юнги. Омега во сне похож на мягкого котенка, нуждающегося в ласке и
защите. Альфа улыбается уголком губ, нежно поглаживая омегу по волосам и
разглядывая сонное личико с надутыми губками. Во сне он выглядит на
тринадцать, а не на свои семнадцать. Такой невинный и умиротворенный. Хосок
наклоняется к омеге, вдыхая легкий аромат сирени:

— Юнги-я, просыпайся, тебе в школу пора, — шепчет он в самое ухо, чуть

касаясь его губами, улыбаясь и следя за тем, как меняется выражение лица
омеги, переходя из беззаботного в вымученное, искаженное болезненной
гримасой. Юнги недовольно мычит и отворачивает голову, накрывая ее одеялом.

Хосок ухмыляется и поднимается с кровати, подходя к изножью.

— Не встаешь? — спрашивает он, получая в ответ отрицательное мычание из

глубин одеяла.

Холодный колючий воздух неприятно лижет обнаженное тело, когда Хосок резко
сдергивает с омеги одеяло, жестоко лишая тепла и покоя.

— Хосок-а! — раздраженно кричит Юнги, резко садясь в кровати. В сонных

глазах пылает адский огонь, совсем не пугающий, скорее, забавляющий на фоне
растрепанных во все стороны блондинистых волос. — Верни мое одеяло!

Хосок смеется и качает головой. Юнги разъяренный и совершенно не

выспавшийся из-за жаркой ночки, произошедшей после вчерашнего похода в
черную дыру. Юнги пить не умеет, не способен контролировать свое тело под
градусом. Ночью все хорошо, слишком хорошо, чтобы думать о последствиях, а
наутро омега превращается в дикую злющую кошку, готовую рвать любого, кто
нарушит ее сон. Хосок к этому привык. Юнги сам виноват в том, что не выспался.
Альфа так наказывает его за то, что безбожно нажрался. Пить нехорошо.
Особенно семнадцатилетним омегам, учащимся в выпускном классе. А сейчас
Юнги сидит посредине широкой кровати, испепеляет своего альфу сонными
глазами и дышит яростно, точно разъяренный зверь.

— Вали в душ, а потом завтракать, — командует Хосок, не обращая внимания на

то, как его пытаются испепелить, и кладет скомканное одеяло на край кровати.

Альфа разворачивается, собираясь выйти из комнаты, но его прерывает тихий

хрипловатый голосок:

— Хосок-и, — Юнги словно подменили за секунду. Он встает на колени на самом

краю кровати и тянет ручки к Хосоку, дуя губки и смотря с мольбой своими
кошачьими глазами.

Хосок глядит на омегу и ухмыляется, подходя и вставая перед ним. Юнги

24/670
цепляется пальчиками за футболку альфы и утыкается ему лицом в грудь, тянет
на себя, вынуждая сесть. Хосок поддается и присаживается на краю кровати.
Омега сразу же взбирается на его колени, обнимая за шею и легонько целуя в
щеку.

— Папочка, — обращается он сладким голосочком, заглядывая в карие глаза

альфы и мило улыбаясь. Ерзает нарочно попкой по паху альфы, при этом
невинно закусывая губки. Хосоку этот прием давно известен; он молчит,
наблюдая за действиями омеги, подыгрывает, обняв тонкую талию одной рукой
и позволяя большим глазам напротив гипнотизировать себя. — Можно я сегодня
останусь? — просит омега аккуратно, поглаживая длинными пальцами затылок
альфы. — Я сделаю все уроки, честно, — он быстро кивает с искренней
честностью в глазах, — еще я приберусь тут и макларен помою. Пожалуйста?
— заключает он свою просьбу совсем тихим голоском, в волнительном ожидании
смотря на альфу.

Хосок тепло улыбается, проводит большим пальцем по гладкой щеке Юнги,

получая в ответ легкую улыбку и прикрытые глаза. Юнги уверен, что все
получилось, он заметно расслабляется и как котенок льнет к теплой ладони,
подставляясь под ласку. Хосок мягко целует его губы и шепчет на ушко:

— Ты идешь в школу, малыш.

— Да блять! — зло кричит Юнги, соскочив с колен Хосока. В глазах снова черти
пляшут, готовые утянуть в свои адские пучины. — Я, сука, спать хочу! Ненавижу
школу! Когда же это уже, мать твою, закончится! — кричит он, быстро шагая
прочь из комнаты. Хосок смотрит вслед и смеется. Теперь Юнги будет
проклинать его весь остаток дня.

Юнги, едва не засыпая прямо под струями теплого душа, сумел искупаться,
смывая с себя следы алкогольного веселья и секса. Он недовольно уставился на
свое отражение в зеркале, зажимая во рту зубную щетку, вокруг рта белая пена
от пасты, медленно стекающая к подбородку, а под глазами синяки от
недосыпа, которые придется замазывать, чтобы хоть как-то выглядеть похожим
на человека, а не на мертвеца. Он Хосока ненавидит. И с этой мыслью выходит
из ванной, закончив свои дела.

На кухне витает аромат кофе и ванильных вафель, что уже лежат на столе, а
рядом стакан воды и маленькая таблетка обезболивающего. Юнги стоит в
проеме, одетый в темно-синюю школьную форму с белой рубашкой и галстуком в
тон пиджаку, на котором изображен герб школы, как и на пиджаке вышитый. И
ярко-красные конверсы — неотъемлемая часть образа. Сопротивление
школьным правилам. Юнги такой бунтарь. Он смотрит на Хосока с ненавистью,
но урчащий голодный желудок быстро побеждает, и Юнги садится за стол,
первым делом выпивая таблетку, чтобы успокоить ноющую в висках боль.
Проклятое похмелье.

— Я говорил, что тебе нельзя злоупотреблять алкоголем, — начинает Хосок,

нарушая тишину. Он прислоняется к кухонной стойке, держа в руке чашку с
кофе и наблюдая за омегой. Юнги кидает на него нечитаемый взгляд и
продолжает пережевывать вафлю.

— После школы я зайду к папе, — сообщает Юнги, игнорируя слова альфы, и

делает глоток из чашки с кофе, щурясь от удовольствия. — Сам приеду.
25/670
 — Хорошо, я все равно буду в офисе весь день, продажи снова возросли, —
Хосок садится напротив омеги, отпивая свой кофе. — Конечно, это не может не
радовать… — он хмурится, потирая шею, — но слишком много гонщиков стало
попадать в аварии. Возможно, они закупаются не у тех людей и получают
некачественный товар, я не знаю, — Чон качает головой.

— Это происходит только вне столицы? — спрашивает Юнги, облизнув губы и

продолжая наслаждаться кофе.

— Да, и аварии случаются только на гонках. За последний месяц восемь человек

заказывали детали для спорткаров.

— Ну, значит, как ты и сказал, они брали паленый товар у одного и того же
поставщика, другого объяснения нет, — пожимает плечами Юнги.

— Ладно, это мы еще выясним, — Хосок допивает остатки кофе, поднимаясь из-
за стола. — Так уж и быть, сегодня я подброшу тебя в школу, — снисходительно
ухмыляется он, опуская чашку в раковину. — И заправь рубашку нормально,
неряха, — смеется альфа.

Юнги в ответ недовольно закатывает глаза, прожевывая вафлю. От слова

«школа» омегу передергивает, злость пробуждается с новой силой, а обида на
альфу возвращается в удвоенном размере. Настроение снова ухудшается, а
впереди еще полдня мучений в этом чистилище. Юнги встает из-за стола и
проходит в комнату за рюкзаком, на ходу нервно заправляя рубашку и зло шипя
убирающему после завтрака альфе:

— Ненавижу тебя, Чон Хосок.

Сегодня Юнги едет не на дряхлом школьном автобусе. Аллилуйя.

Чонгук сидит на краю кровати, зажимая меж губ медленно тлеющую сигарету.
Плотные бордовые шторы не дают полуденным солнечным лучикам проникнуть
в комнату, сохраняя в ней приятную прохладу и полумрак. Альфа стряхивает
пепел в пепельницу и вновь затягивается, глядя на спящего рядом Чимина,
ниже пояса укрытого черной простыней. Его тело покрыто синяками и
краснеющими засосами, а пухлые губы искусаны в кровь. Измотанный дикой
ночью омега мирно спит на животе, сунув руки под подушку. Чонгук обводит
соблазнительное тело взглядом и тушит окурок, поднявшись с кровати. Прошлая
ночь позволила альфе снять напряжение, утолить дикий голод. Чимин отдался
без остатка, принес себя в жертву, позволяя Чонгуку делать с ним все, что
вздумается. И он был чертовски хорош.

Чон голышом идет в душ, кидая еще один взгляд на беззаботно спящего омегу,
желая вернуться и снова его растерзать, плюнув на все дела и обязанности,
потому что мало, слишком мало. Но, прежде всего, нужно забрать свой трофей,
достойно выигранный на вчерашней гонке.

Черный, сверкающий на ярком солнце кенигсегг летит по автомагистрали, ловко

объезжая другие авто. Чонгук спустил стекла по обе стороны, позволяя ветру
проникнуть в салон. Он треплет только уложенные после душа волосы, но Чону
26/670
плевать, это приятно — рассекать ветер скоростью двести пятьдесят в час,
ощущать под пальцами вибрирующую мощь, подвластную, прирученную. Агера,
словно живое существо, преданный зверь, соскучившийся по своему хозяину;
она подстраивается, показывает свою силу, убеждает в своих способностях,
демонстрируя невиданную красоту, скрытую под капотом.

Спустя пятнадцать минут кенигсегг въезжает во двор двухэтажного кремового

особняка. Даже тут все выдержано в итальянском стиле. Квадратные башенки с
черепичной крышей по бокам, в середине круглая декоративная башня с
куполом, узкие окна в пол и угловой эркер с одной стороны, а рядом с особняком
небольшой гараж.

Чонгук подъезжает к парадным дверям и выходит из агеры, сняв очки и

оглядываясь. Светская львица, как и ожидалось, живет во дворце принцессы.
Это место похоже на маленький райский островок, который не хочется
покидать, возвращаясь в серую реальность.

Альфа входит в особняк, где его встречает дворецкий, почтительно

поклонившись. Внутри дом выполнен в тоне слоновой кости, в нем уютно и
просторно, сквозь незашторенные окна проникает золотистое солнце, играя
лучами на светлой поверхности. Антикварный стиль мебели из натурального
дерева, светло-коричневые светильники и, как неожиданно, картины
итальянских художников на стенах, среди которых затерялся Винсент ван Гог.
Чонгуку от всей этой нежности и светлости глаза режет.

— Господин у бассейна, — коротко сообщает дворецкий. — Позвольте Вас

проводить, господин Чон.

— Не стоит, — отвечает Чонгук, коротко кивая, и проходит глубже в дом.

Альфа выходит через арочный проход на задний двор, сразу же замечая Тэхена,
лежащего на шезлонге перед небесно-голубым бассейном. Омега держит в
длинных аккуратных пальцах ножку бокала с шампанским, прикрыв глаза под
слегка затемненными круглыми очками. На нем белые шорты до колен с красной
и зеленой полосами сбоку, и бледно-розовая футболка, обнажающая острые
ключицы.

Чонгук бесшумно подбирается и встает перед омегой, загораживая собой

солнце.

— Расслабляешься? — ухмыляется альфа.

Тэхеновы губы трогает легкая улыбка, он неспешно открывает глаза и смотрит

на Чонгука из-под очков.

— Прекрасный день, чтобы просто полежать, понаслаждаться жизнью, —

отвечает омега, припадая губами к кромке бокала и делая короткий глоток.

— Нехилый дворец для одного молодого господина, — подмечает Чон, кидая

взгляд на особняк. — Не скучно?

— Когда бывает скучно, я придумываю себе развлечение, — отмахивается Тэхен,

улыбаясь уголками губ и смотря Чону в глаза.

27/670
Этот омега, кажется, всегда находится в равновесии, смотрит уверенно, не
давая в себе усомниться, не выказывая слабости и изъянов, если такие у него
вообще есть. Его поведение больше подходит англичанам, нежели пылающим
итальянцам. Тэхен весь состоит из противоречий, ярких и неожиданных
контрастов, снова и снова удивляющих Чонгука.

— И как же вы развлекаетесь, господин Ким? — любопытствует Чонгук, изогнув

бровь.

— Весьма интересно и изощренно, — ухмыляется омега, скользя кончиком языка

по губе. — Ты приехал за авентадором, сейчас я покажу его, — говорит он,
поднимая очки, и тут же меняется в лице, хмуря брови и вставая с лежака. — Но
ты так неожиданно, я совсем не ждал, что так рано, мне пока нужно привести
себя в порядок…

— Не ждал? — усмехается Чонгук, нависая над омегой. Тэхен вопросительно

уставляется на альфу своими слегка подкрашенными глазами. На пухлых губах
бледно-розовый блеск, а скулы совсем незаметно подчеркнуты поверх
тонального крема. Выглядит так, словно ждал с самого утра, давно приведя
себя в порядок для ожидаемых гостей. — Ну я вижу, — альфа неожиданно грубо
проводит большим пальцем по щеке и губам омеги, размазывая макияж.

Тэхен столбенеет на мгновение, пытаясь осмыслить произошедшее секундой

ранее. Наглый альфа не знает манер, совсем одичал, пока в тюрьме был. По
телу Тэхена словно электрические разряды прокатываются, которые он
взглядами-молниями мечет в Чона. Ни секунды не раздумывая, он окатывает
альфу шампанским из бокала. На серой футболке сразу же расползается
огромное темное пятно, алкоголь каплями стекает с точеного подбородка. Чон
проводит языком по влажной губе, вперив нечитаемый взгляд черных глаз в
омегу, и застывает на месте. Тэхен пытается не обращать внимание, хоть и
чувствует, что в этом взгляде сконцентрирован вулкан, что вот-вот извергнется;
ураган, который еще секунда — и разнесет все перед собой, не оставив камня на
камне. Тэхен пытается игнорировать пробирающий до костей взгляд.

— Дикарь, — хмыкает он, поджимая губы, и отворачивается. Он быстрым шагом

направляется в сторону дома, но его со спины крепко хватают за талию. От
неожиданности омега успевает только вскрикнуть.

Чонгук легко подхватывает омегу на руки и разворачивается к бассейну. Тэхен

рефлекторно хватается за крепкую шею, когда Гук с разбегу сигает в воду.
Брызги сверкающими кристаллами взмывают вверх, словно фейерверк при свете
дня. Нагретое лучами солнца тело вмиг дрогнет от холодной воды. Тэхен в
объятиях Чона брыкается, пытаясь вырваться и вынырнуть. Вода забивается в
уши и в ноздри, вызывая неприятное жжение в носовой полости. Тэхен
выныривает вместе с Чонгуком, сразу же судорожно хватая ртом воздух. Оба
тяжело дышат, глядят друг другу в глаза. Чонгукова рука под водой сползает на
обнаженную поясницу омеги, а другая удерживает спину. Тэхен весь в его
власти, будто русалка, попавшая в сети моряка. Между лицами ничтожные
миллиметры, и такое горячее, несмотря на холод воды, дыхание, покрывающее
тело гусиной кожей. Тэхеновы губы красные и влажные, призывно приоткрытые.
Чонгук хочет почувствовать их вкус, изучить кончиком языка, но, вопреки своим
же желаниям, не сдерживается и негромко смеется, а взгляд Кима тут же
становится недовольным, возмущенным и даже шокированным.

28/670
 — Чон Чонгук! — разъяренно вскрикивает Тэхен, словно от оцепенения
очнувшись и зло ударяя по поверхности воды ладонью, от чего брызги попадают
на лицо смеющегося альфы. — Какого черта ты, блять, сделал! — он пихает
альфу в грудь и тот выпускает омегу из хватки, продолжая смеяться.
Оказывается, злой Тэхен — довольно забавное зрелище.

— Ты напросился, малыш, — качает головой Чон, следя за тем, как омега

подплывает к бортику, схватившись за металлические перила, и вылезает из
бассейна. Мокрая одежда тут же облепляет стройное тело. Футболка, сползшая
с одного плеча, полностью его обнажает. Через белые шорты выделяется черное
белье, обтягивающее аппетитную задницу. Чонгук закусывает губу, на секунду
зависая на соблазнительных видах. Он подплывает к бортику и, взявшись за
перила, выбирается из воды.

— Невоспитанный, дикий, — зло шипит омега, выжимая футболку прямо на

себе. — Придурок…

Чонгук выходит из воды, словно Посейдон, и, кажется, Тэхен больше не против

сложившихся обстоятельств. У альфы тело мощное, подтянутое. Футболка,
плотно прилипшая к коже, выделяет каждую мышцу, крепкую грудь и кубики
пресса. Тэхен мысленно дает себе отрезвляющую пощечину, когда его взгляд
спускается к крепким бедрам Гука.

— Кажется, развлекаться ты не умеешь, — подчеркнуто усмехается Чонгук,

зачесывая пятерней влажные волосы.

— Мне надо переодеться, — Тэхен в ответ премило улыбается, разворачивается

и шагает в дом, виляя бедрами. Чонгук проводит его хищным взглядом,
бесстыдно пялясь на красивую задницу, и стягивает с себя мокрую футболку.

Пока Тэхен, которого нет уже около получаса, переодевается, Чонгук выгоняет
ламборгини из гаража и ставит возле своей агеры. Он прислоняется к капоту
красной и ожидает омегу в одних только подсыхающих джинсах. Наверняка
снова прихорашивается. Но, как только Чон собирается идти его поторопить,
Тэхен распахивает входную дверь особняка, грациозно спускаясь по лестнице.
Он переоделся в полупрозрачную нежно-голубую рубашку на пару размеров
больше, в чертовски короткие белые шорты, едва скрывающие задницу, и обул
белые тапки от гуччи с характерной красно-зеленой полосой. Чонгук оглядывает
омегу с ног до головы и ухмыляется, складывая руки на груди. В голове до сих
пор не укладывается, что эта модель — уличный гонщик.

— Прошу прощения за задержку, — равнодушно бросает омега, глянув на

обнаженного по пояс Чонгука. Тело бога во всей своей красе. На крепких
жилистых руках и на шее чернильные узоры, красиво переплетающиеся с
татуировкой кобры на груди с левой стороны. И пока взгляд не сполз ниже
дорожки черных волос, исчезающей под кромкой джинсов, Тэхен
отворачивается, обходя ламборгини, и опускается на пассажирское место.

Чонгук садится за руль, закрыв дверь и сразу заводя рычащий двигатель

авентадора.

— Устроим этой крошке тест-драйв, — подмигивает Чон, увеличивая обороты и

29/670
наслаждаясь любимым звуком.

— Ты не водил ламбо раньше? — ехидничает Тэхен, откинувшись на сидение и

глядя на Чонгука, плавно выезжающего со двора особняка.

— Глупый вопрос, детка, — отзывается альфа, кидая на омегу взгляд и

отворачиваясь к дороге. — Но меня интересуют характеристики именно этой,
все же она моя теперь. Уже думаешь, на чем будешь гонять? В гараже была
только ламбо, — спрашивает он, выезжая на трассу и постепенно набирая
скорость.

— Пока не думал, но, возможно, феррари попробую, — задумчиво произносит

Тэхен, положив ладонь на свое колено и поглаживая кожу пальцем.

— И снова Италия, — усмехается выбору Чонгук. — Так ты оттуда, я прав?

— Да, я прожил там десять лет с отцом. Он в Милане остался, а я вернулся на

какое-то время, — рассказывает омега, высунув другую руку через опущенное
стекло и ловя кончиками пальцев ветер.

Чонгук легко ведет новое авто, быстро переключает скорость, проверяя силу
авентадора, давит на газ и с дрифтом выруливает на повороте.

— Она податливая, — подмечает альфа, глянув на Тэхена. Тот понимающе

ухмыляется, закусывая губу.

— Она — возможно, — Тэхен разглядывает профиль Чонгука, спускается ниже,

следя за тем, как крепкие руки с линиями выделяющихся вен удерживают руль,
умело приручая новую зверюгу. — Я хочу знать, за что ты попал в тюрьму, —
внезапно выдает омега, вскинув бровь и выжидающе смотря на Чона.

— Это так важно? — напрягается альфа, чуть поджимая губы и вновь

переключая скорость. На спидометре двести восемьдесят.

— Вдруг ты за изнасилование сидел, — подначивает Тэхен, пожимая плечами.

— А я тут совсем один, наедине с насильником, — улыбается он, закусывая губу.
— Отвезешь меня за город и…

— По тебе не скажешь, что ты боишься, — хмыкает Чон, кидая на Тэхена

говорящий взгляд. Омега смотрит с вызовом, поджигает где-то внутри Чонгука
тот самый фитиль, дает первые искорки. — Меня крупно подставил один
человек, — всё же отвечает альфа, слегка хмурясь и глядя на дорогу. — Был
здесь один гонщик, До Джихан, занимался продажей… всякого, — Чон пожимает
плечами, — мы хотели сделку провернуть, но это оказалось подставой,
благодаря которой ему удалось смести меня со своего пути. Так что никакой я
не насильник, можешь расслабиться, — успокаивает он в итоге, меняясь в лице
и подмигивая задумавшемуся омеге, внимательно слушающему короткий
рассказ.

— Или ты, или тебя, — подытоживает Тэхен, прикусывая губу. — Лучше быть
насильником, — игриво улыбается он, приподняв бровь.

— А ты так и напрашиваешься, а? Я же могу, — Чонгук смотрит на омегу,

выражая взглядом исходящую от него скрытую опасность, желание. И второе,
30/670
кажется, никуда не исчезало со вчерашнего вечера.

— И тогда тебя снова посадят, одним годом не отделаешься, — как бы

невзначай констатирует Тэхен, продолжая лениво водить ладонью по своему
колену, что не ускользает от альфы. Чонгук представляет эти длинные ноги на
своих плечах, представляет, как раздвигает их, и… кажется, этот омега
действительно пробуждает в нем насильника.

— Разве кто-то узнает? — в той же манере отвечает Чон, вскидывая бровь и

отворачивается к дороге, давя на газ.

— Как страшно, — тянет Тэхен с ухмылкой, отворачиваясь и чуть

приподнимаясь. Омега несильно высовывается из окна, прикрывая глаза и
подставляя лицо теплому ветерку. И Чонгук не может не посмотреть на эти
блядски короткие шорты, под которыми даже белья не оказывается, что видно
по прилипшей к коже белой ткани. Тэхен играет, и Чонгук это прекрасно
понимает. Око за око, и так по кругу. Омега снова позволяет к себе
приблизиться, сам заманивает, соблазняет, и Чонгук не может не вестись, не
может игнорировать.

Город, полный улиц и многочисленных машин, давно позади. Впереди лишь

природа и длинная дорога, уходящая к холмам. Чонгук решает набрать
скорость, с которой ехал на гонке Тэхен. Авентадор Чонгуку нравится, его руль
удобен в управлении, он легко развивает необходимую скорость и на поворотах
слушается, производя идеальный дрифт без заноса. Альфа переключает
скорость, меняя режим управления, и давит на педаль газа, поглядывая на
спидометр. Стрелка стремительно доходит до трехсот. Чонгук хмурится, смотря
на дорогу и продолжая увеличивать скорость.

— Слегка потряхивает на высоких скоростях, чувствуешь? — спрашивает он.

Авентадор пулей пролетает через небольшой мост, оказываясь на территории
леса. По обе стороны от дороги возвышаются огромные вековые деревья, ярко
зеленеющие в разгар лета. В свежем воздухе чувствуется легкий и приятный
аромат хвои. — И закись надо ставить другую.

Тэхен вопросительно смотрит на альфу, пожимая плечами.

— Я отлично на ней ездил, — отвечает он. — Наверное, замечать перестал.

Признаться, я давно под капот не заглядывал.

— А ты вообще разбираешься в том, что под капотом? — ухмыляясь,

интересуется Чонгук, постепенно сбавляя скорость.

— Хочешь проверить? — принимает вызов Тэхен, изогнув бровь и с

уверенностью глядя на альфу. — Почему ты замедляешься? — он оглядывается,
выглядывая из окна — вокруг ничего, кроме бесконечного леса. — Я так и думал,
ты насильник, — хмыкает омега, складывая руки на груди.

Чонгук усмехается и подмигивает омеге. Притормозив у обочины, он выходит из

ламбо. Тэхен, нахмурившись, следит за Чонгуком через окно, но не
выдерживает, открывает дверцу и выходит следом, обходя авентадор. Альфа
уже стоит позади машины.

— Хочу взглянуть на движок, — объясняет Чонгук, поднимая вентиляционную

31/670
решетку ламбо. Тэхен встает рядом, прислоняясь бедром к бамперу и наблюдая
за сосредоточенным альфой. — Окей, среднемоторная компоновка,
полноприводный атмосферный двигатель V12. Да, это все дает какую-то мощь…
— бубнит задумчиво Гук, нагнувшись и разглядывая нагревшийся движок. Тэхен
замечает на спине альфы, на которой продолжается чешуйчатый чернильный
узор, бледно-розовые следы от ногтей и хмыкает. — Но можно больше, —
добавляет Чон, закрывая решетку и выпрямляясь. Тэхен поднимает голову,
заглядывая в глаза альфы, нависающего над ним горой, и улыбается.

— Она вся твоя, ты можешь делать с ней все, что вздумается, — негромко
говорит омега своим бархатным голосом, ласкающим чонгуковы уши. Он так
близко, что Тэхен чувствует жар его тела, а аромат хвои вперемешку с
чонгуковым ароматом темного шоколада и ореха окутывает собой и слегка
кружит голову. Омега не перестает улыбаться и провокационно ведет кончиком
языка по губе, не сводя взгляда с темных глаз альфы.

— Да, я сотворю с ней все, что мне захочется, — предупреждает Гук чуть
хрипловатым голосом. Он неожиданно подхватывает Тэхена за талию и
усаживает на ламборгини, грубо разводя колени и вставая меж них вплотную к
омеге.

— И вот ты осуществляешь задуманное, насильник, — посмеивается Тэхен,

разводя ноги шире и закусывая нижнюю губу.

В Чонгуке вспыхивает пламя, фитиль догорел, искра добралась до цели и

разожгла огонь. Чон проводит большим пальцем по нежной щеке и берет за
подбородок, чуть приподнимая лицо омеги. Тэхен не сопротивляется, не язвит;
он тонет в глубине черных как ночь глаз, позволяет непроглядной тьме
поглотить себя целиком. Он накрывает ладонью крепкую грудь Чона, чувствуя
под ней ровное сердцебиение. Альфа от прикосновения сильнее возгорается,
думает, что игре конец прямо здесь и сейчас, что больше ходить вокруг да около
не придется. Он ждет, что будет дальше, не спешит, тянет, дразня самого себя.
Годовой голод за одну ночь не утолишь, и прямо сейчас он вновь пробуждается
под прикосновениями соблазнительной чертовки.

Рука медленно скользит вниз, Тэхен очерчивает пальцами кубики пресса,

спускается ниже, на секунду останавливается у кромки джинсов и слегка
улыбается уголками губ. Чонгук чувствует, как рука омеги накрывает его пах,
неожиданно крепко хватая. Альфа проводит большим пальцем по губам Тэхена,
оттягивая нижнюю и несильно давя. Хочется эти губы безумно. Он немного
наклоняется, касаясь кончика носа омеги своим. Горячее дыхание на слегка
влажных от облизывания губах; тяжелое от накатившей волны возбуждения.
Чон касается губ омеги своими, чуть зажимает меж своих нижнюю губу Тэхена,
оттягивает, сдерживаясь, чтобы не прокусить. Они сладкие, мягкие, и их
чертовски мало Чонгуку. Внизу тянущее чувство, а от прикосновений омеги
контроль трещит по швам, сил почти нет, но Чонгук держится, сам себя убивает
и позволяет делать это Тэхену. Ким прикрывает глаза и сдавленно выдыхает,
покрываясь мурашками от ладони Чона на своем бедре. Она скользит выше,
обжигая кожу, и вот уже пальцы альфы закрадываются под короткие шортики.
Тэхен всеми силами давит в себе рвущийся стон, держит лицо, и продолжает
Чонгука доводить, сжимает, массирует член через грубую ткань джинсов,
ощущает чужое возбуждение и давит дьявольскую улыбку закушенной губой.
Чонгук его хочет до безумия и не скрывает этого. Невольно подается вперед,
желая больше, но Тэхен резко убирает руку и шепчет в губы альфы:
32/670
 — Кончаешь ты так же быстро, как и заводишься? — спрашивает он, глумясь, и
ухмыляется. У Чонгука в глазах адское пламя вспыхивает вмиг, возбуждение
смешивается с агрессией, он очнулся от сладкого сна, вернулся в чертову
реальность, где Тэхен продолжает с ним играть, изводя и выводя.
— Животное, — усмехается Тэхен и пихает Чона в грудь, мягко спрыгивая с
крыла и возвращаясь в машину.

Чонгук зол. Зол и дико возбужден. Тэхен снова его обошел, распалил и бросил
наедине со своей проблемой, которую сам и создал альфе. Чон готов хоть сейчас
его разложить и получить свое без всяких глупых игр, но нет. Еще не время. Он
так легко не сдастся, не покажет омеге слабость. Чонгук принимает правила и
готов играть дальше. Тэхен сам на него полезет. Гук проводит ладонью по
волосам и возвращается за руль, заводя двигатель под довольным ликующим
взглядом Тэхена.

— Пора уже как следует опробовать эту тачку, — улыбается Чонгук как ни в чем
не бывало, с агрессивным рычанием движка подрываясь с места и выруливая на
дорогу.

Тэхен чувствует злость, ярость, исходящую от альфы. Он буквально сгорает

рядом с ним в этом адском пламени. Чонгук быстро набирает скорость,
выворачивая руль летящей ламборгини и резко входя в дрифт на повороте, от
которого Тэхена слегка тряхнуло в сторону. Он хватается за ручку и хмурится,
недовольно уставившись на Чонгука.

— Ты выжимаешь из нее больше, чем она может, — произносит омега, с едва

заметным беспокойством поглядывая на спидометр.

— Разве я не могу делать с ней все, что мне вздумается? — возвращает его же
слова Чон, давя на газ. Ламборгини летит как ракета, разрывая ветер, рычит
яростно. — Используем закись? — спрашивает альфа веселясь, вопросительно
поднимая брови и повернув голову к Тэхену. Он заглядывает в шоколадные
глаза напротив, а педаль газа сильнее вжимает в пол.

— Смотри на дорогу, — отвечает Тэхен, сложив руки на груди и строго смотря

на довольного альфу. Чонгук смеется и отворачивается, резко выруливая на
автомагистраль, ведущую к городу, от дрифта на высокой скорости шины
дымятся, образуя за собой белое облако. — Я не боюсь скорости, Чонгук, —
омега улыбается с напускной невозмутимостью, а у самого сердце, словно
бешеное колотится, тело покрывается липким слоем легкого адреналинового
страха, который он не признает никогда. Чонгук нарочно доводит его, наносит
ответный удар, делает ход в этой проклятой игре, и весьма успешно. Он
совершает резкие повороты и опасно сближается с проезжающими машинами,
яростно сигналящими в ответ. Тэхен на секунду рефлекторно жмурится и
вцепляется в ручку дверцы.

— Значит, наслаждайся, детка, — подмигивает Чонгук, даже не думая

сбрасывать скорость.

Спустя десять минут бешеной езды ламборгини с визгом тормозит прямо у

лестниц особняка, дымясь и тихонько шипя. Чонгук не пощадил ее, отыгрался.
Тэхен выходит из машины и наклоняется, заглядывая в окошко. Чонгук
вопросительно глядит на омегу с улыбкой на лице, повесив руку на руле.
33/670
— Приятная была поездочка, — ухмыляется Тэхен в ответ на немой вопрос.
— Береги ее, эта малышка лучше, чем ты думаешь, — он с нежностью проводит
ладонью по блестящему огненному корпусу авентадора и отстраняется.
— Арривидерчи, — бросает он с чистым итальянским акцентом, махнув рукой, и
поднимается по лестнице в дом.

Тэхен сидит у бассейна, держа двумя руками чашку теплого чая с бергамотом и
разглядывая спокойную воду. Тусклый свет вечерних фонарей отражается на
водной глади, поблескивая и мерцая. Она отражает и звезды, усыпавшие чистое
ночное небо. На лужайке слышен стрекот сверчков, нарушающий полную
тишину. Тэхену спокойно. Приятно просто сидеть, наслаждаясь природой и
чувствуя с ней неразрывную связь. Это волшебно. Вечер волшебен и красив.
Лишен сумасшедших уличных заездов и ревущих моторов. Иногда так хочется,
иногда так нужно. Тэхен плотнее кутается в бежевый кардиган мелкой вязки и
глотает чай, разглядывая звезды в отражении. Сзади слышится покашливание, и
омега разворачивается на звук, отвлекаясь от заполнивших голову приятных
мыслей. В проеме стоит высокий смугловатый альфа с темно-каштановыми
волосами, одетый в черные брюки и пиджак поверх белой рубашки,
расстегнутой на три верхние пуговицы. Он улыбается омеге и подходит,
становясь рядом и разглядывая бассейн, сунув руки в карманы брюк.

— Такой прекрасный вечер, а ты сидишь дома, — произносит альфа низким

грубоватым голосом, глядя на Тэхена. Омега пожимает плечами и отпивает из
чашки, после чего ставит ее на столик возле лежака и встает рядом с альфой.

— Сегодня я не в настроении, Джихан, — устало отвечает Тэхен, обвивая руками

торс альфы и прижимается к его боку, словно ища в нем тепло. Джихан
обнимает омегу в ответ, притягивая к себе плотнее.

— Можем поехать в ресторан, — предлагает мужчина, приподнимая бровь и

улыбаясь уголками губ. Он утыкается кончиком носа в шею омеги и втягивает
нежный цветочный аромат, покрывая кожу короткими поцелуями. — Прямо
сейчас. Развеешься немного, — шепчет Джихан, слегка кусая омегу за шею.

— Не знаю… — вздыхает Тэхен, качая головой. — Очень тебе хочется на мою

кислую мину смотреть?

— Я скучал, весь день ждал встречи с тобой, — возражает Джихан, беря лицо
омеги в ладони и гладя большим пальцем по щеке. — Я настаиваю, Тэхен-и, —
голос звучит тверже, строже, чем секундой ранее. Омега знает, что отказать
ему нельзя. — Разве ты не скучал?

— Конечно, скучал, — врет Тэхен с теплой улыбкой на лице — он о нем не

вспоминал даже за целый день. Все это взаимная ложь, зачем-то необходимая
обоим.

Альфа чуть наклоняется и накрывает мягкие теплые губы своими, сразу

углубляя поцелуй. Омега лениво отвечает, приоткрыв рот и цепляясь пальцами
за широкие плечи. Ему бы лечь и уснуть сейчас, а не в ресторан ехать, чтобы
после часа формальностей и лжи альфа втрахивал его в матрас до самого утра.

34/670
Тэхен вспоминает злостью пропитанное «До Джихан» из уст Чонгука и
рефлекторно останавливается, вызывая у альфы недоумение. Омега и так знал,
что этот мужчина не святой, что наверняка убивал, и не раз, но почему-то
теперь на душе неприятный осадок, противное липкое чувство внутри, из-за
которого даже в глаза альфы смотреть не хочется.

— Что такое, малыш? — настороженно спрашивает Джихан, хмуря брови.

— Нет, ничего, все отлично, — все так же улыбается Тэхен, пытаясь выкинуть
назойливые мерзкие мысли, вмиг заполнившие голову. — Я переоденусь и
поедем, куда скажешь, — соглашается омега, коротко чмокая Джихана в губы, и
быстро исчезает за дверью в особняк.

Секрет под названием «Чон Чонгук» он пока будет держать при себе. Столько,
сколько это возможно.

35/670
как прежде

Утренние лучи солнца греют обнаженную грудь своим приятным

теплом, проникая через щель меж кремовыми шторами. За окном давным-давно
пробудившиеся ранние пташки щебечут, сидя на верхушках цветущих пышной
зеленью деревьев. Хосок спит, лежа на спине и чуть склонив голову набок. Юнги
сидит перед альфой, разглядывая мерно вздымающуюся грудь, освещенную
золотистыми лучиками. Он тихонько подползает и аккуратно оттягивает одеяло
вниз, закусывая губу. Открывшиеся виды пускают по телу приятные мурашки.
Омега пододвигается еще ближе и осторожно садится на хосоковы ноги,
цепляясь пальцами за резинку боксеров, под которыми отчетливо видно
утреннее возбуждение. Юнги поглядывает на Хосока, что мирно спит, никак не
реагируя, и медленно оттягивает боксеры вниз, высвобождая возбужденную
плоть. Он обхватывает немаленький член своими длинными пальцами и
наклоняет голову, касаясь кончиком языка головки совсем невесомо. Спящий
альфа чуть хмурит брови, и Юнги обводит головку языком, медленно, словно
наслаждаясь сладостью. Он в удовольствии прикрывает глаза и обхватывает ее
губами, посасывая и лаская языком. У Хосока дыхание становится тяжелее, он
морщится и неосознанно сжимает пальцами простынь. Сладкий сон,
происходящий наяву. Юнги причмокивает и выпускает член изо рта, вылизывает
его по всей длине, помогая себе пальцами. Сверху слышится тяжелый вздох, и
омега поднимает глаза, встречаясь взглядом с Хосоком. Юнги расплывается в
призывной пошлой улыбке и облизывается голодным котенком, прикусывая губу.
Альфа запускает пальцы в блондинистые волосы и слегка сжимает, заставляя
Юнги продолжать. Омега послушно обхватывает губами головку и начинает
двигать головой, вбирая член глубже. Хосок прикрывает глаза и довольно
мычит, закусывая губу и давя пальцами на затылок омеги. Лучшее утро, которое
только может быть. Все на свете забывается, все дела и обязанности; даже то,
что Юнги надо бы собираться в школу, а не член заглатывать, но разве у Хосока
есть силы и желание, чтобы прекратить это наслаждение?

Юнги отстраняется, облизываясь и разрывая ниточку слюны, идущую от

сочащейся головки к покрасневшим губам омеги. Он хитро улыбается и залезает
на бедра Чона, садясь прямо на член.

— Доброе утро, папочка, — шепчет омега, водя пальцами по крепкой груди. Он

наклоняется и накрывает мягким поцелуем губы альфы. Ерзает голой задницей
по возбужденной плоти, слегка толкается вперед-назад, имитируя толчки.
Распаляет, заставляя желать себя еще сильнее.

— Привет, малыш, — с улыбкой хрипло шепчет Хосок в губы омеги, мягко кусая
нижнюю и поглаживая молочные бедра. — Решил поиграть с утра?
— спрашивает альфа, скользя ладонью по ягодице омеги и касаясь пальцем
влажной дырочки. Юнги закусывает губу и кивает, победно улыбаясь.

— Конечно, я очень люблю играть с папочкой, — отвечает он, куснув альфу за

губу и тихонько простонав, когда палец Чона проникает в него.

Хосок медленно водит пальцем внутри омеги, толкает глубже, чуть сгибает и
получает новый хриплый стон, который он ловит своими губами, сразу же
добавляя еще один палец. Юнги выгибается и насаживается, шепотом прося
больше. Хосок вынимает из него пальцы, и омега чуть приподнимает задницу,
заводя руку за спину, и обхватывает ладонью член альфы. Он направляет
36/670
головку в себя и начинает медленно насаживаться. Пальцы вцепляются в
крепкие плечи, неторопливый темп постепенно становится все быстрее и резче.
Хосок впивается пальцами в бедра омеги, двигаясь навстречу. Мин тихо стонет и
тянет сладко:

— Да, папочка… еще…

Альфе крышу сносит от такого Юнги, седлающего его бедра. Омега царапает
ноготками грудь Чона, поскуливает и жмурится от удовольствия, активно двигая
бедрами. Он вбирает в себя всю длину и стонет громче, буквально скачет на
члене, хватая ртом воздух и выкрикивая имя альфы. Юнги нагибается и
впивается жадным поцелуем в хосоковы губы. Альфа в ответ несдержанно
кусает, целует настойчиво, а пальцами грубо мнет его ягодицы, сильнее
насаживая на себя и срываясь на грубый темп. Юнги стонет прямо в губы альфы
и тяжело дышит, прося еще, больше, глубже. Он выгибает спину, словно кошка,
приподнимает попку и вновь насаживается на всю длину, громко постанывая.

Чонгук стоит в проеме, сложив руки на груди и прислонившись плечом к

дверному косяку. Он скользит взглядом по белоснежной фарфоровой спине
Юнги, по стройной тонкой талии, спускается ниже, наблюдая, как член Хосока
исчезает внутри омеги. Юнги стонет громко, не сдерживается, отдает себя на
растерзание альфе. Он настолько громкий, что Чонгук услышал его еще на
подъезде к дому. Гук с любопытством косится на брата, чуть склонив голову,
подмечает нехилые размеры его достоинства и сдерживается, чтобы не
присвистнуть. Юнги герой, раз выдерживает такое, но стонет, как в первый раз,
к такому не привыкнешь. Хосок грубо натягивает его на себя, а Мин стонет
сладкое «папочка» и совершенно не представляет, что они не одни. Чонгук
стоял бы так до самого конца, наблюдая во всех деталях и красках великую
развязку сего деяния, а мог бы молча выйти, позволив интимному занятию
происходить без лишних глаз и ушей, но он расплывается в довольно пакостной
улыбке и громко спрашивает:

— Что насчет тройничка?

Юнги вмиг застывает, резко оборачиваясь, а Хосок от неожиданности

приподнимается на локтях, уставившись на брата с легким шоком. Оба
влажные, разгоряченные и возбужденные, а в глазах сверкает неприкрытая
ненависть к Чон Чонгуку, который невозмутимо улыбается, словно прервал не
секс, а просмотр телешоу.

— А порнуха вживую куда лучше, оказывается, — будничным тоном сообщает

младший Чон, совсем не замечая уничтожающие взгляды, направленные в свою
сторону.

— Какого хуя, Чонгук? — раздраженно шипит Хосок, отходя от шока. — Свали

отсюда!

— Юнги-я, ты такой громкий, кто бы мог подумать, — продолжает издеваться

Чонгук, склонив голову и нагло разглядывая омегу. Ему доставляет
удовольствие только одно его выражение лица. Юнги на бедрах Хосока
поджимает губы и тянет на себя одеяло, пытаясь прикрыться.

— Откуда у него ключи от дома? — хмыкает омега, кидая на Хосока

недовольный взгляд.
37/670
 — Чонгук-а, Богом клянусь, если ты сейчас не свалишь… — пытаясь
сдерживаться, рычит старший Чон, но младший его прерывает.

— Да ладно вам, давайте я присоединюсь? — порывисто предлагает Гук, всё

ещё посмеиваясь. — Хосок-а, ты же знаешь, как я…

— Что за… нет, проваливай! — шипит Юнги, указывая пальцем на выход.

— Постойте, а что насчет…

— Пошел нахуй, Чон Чонгук, — рявкает Хосок, швырнув в брата рядом

лежавшую подушку, но она пролетает в проеме мимо, а из коридора слышится
удаляющийся откровенный смех альфы.

— Что это ты знаешь? — любопытствует Юнги, изогнув бровь, и вопросительно

уставляется на Хосока.

— Давай просто продолжим наше интересное занятие, детка, — негромким

соблазнительным голосом успокаивает Чон, пропуская вопрос мимо ушей и
улыбается, похлопывая омегу по ягодице. Юнги закусывает губу, но всё же
наклоняется к альфе, скользя язычком по его губам и, пытаясь извлечь пользу из
ситуации, шепотом интересуется:

— А я останусь сегодня дома? — омега поглаживает пальчиками хосокову грудь

и ерзает попкой, в которой все еще находится член альфы. Чон сжимает
пальцами ягодицы омеги, разводя их и слегка двигая бедрами, отчего Юнги
стонет в его губы, в наслаждении прикрывая глаза и совершенно не ожидая
услышать короткое и ясное:

— Нет.

Чонгук спускается на первый этаж и направляется на кухню. Там сразу же

распахивает холодильник и задумчиво рассматривает содержимое.
Позавтракать у себя дома не удалось — нечего есть. Очередной омежка,
встретивший утро в спальне альфы, не удосужился порадовать Чонгука
приятным завтраком, как это иногда делают некоторые. Чимин, например. Чон
привык обедать в кафе и ресторанах, большую часть времени зависая в офисе,
либо в гараже наедине с любимым автомобилем, которому готов посвящать не
только часы и дни, но и всю жизнь.

Стоны, продолжающиеся еще минут пятнадцать, наконец прекращаются, и

Чонгук с играющей легкой улыбкой на лице отхлебывает чаю, пожевывая кусок
собственноручно сделанного бутерброда. Спустя еще пятнадцать минут Юнги и
Хосок, наконец, спускаются. Мин с хмурым лицом, одетый в ненавистную
школьную форму, и Чон в одних лишь спортивных штанах и с довольным
расслабленным лицом удовлетворенного человека. Омега с возмущением
уставляется на младшего Чона, спокойно себе завтракающего, как у себя дома,
и садится напротив, поправляя удушающий галстук на шее. Хосок молча
принимается возиться у плиты, делая кофе и готовя завтрак для Юнги, потому
что Чонгук о себе уже позаботился, а сам Чон по утрам не ест. Чонгук кидает
цепкий взгляд на голую спину брата, исполосованную свежими красными
38/670
царапинами, и едко ухмыляется, столкнувшись взглядом с омегой. На кухне
повисает неловкое молчание, находящееся под высоким напряжением. Чонгук
издевается одним лишь взглядом, Юнги молнии мечет в ответ, а Хосок просто
жертва в этой бесконечной битве. Но молчанию, нарушаемому копошением
старшего Чона и помешиванием чая младшим, приходит конец, когда…

— А-ах, папочка, еще, да, — стонет Чонгук тихо и протяжно, копируя Юнги.
Хосок обреченно закатывает глаза и пытается сдержаться, чтобы не треснуть
себя по лбу, а Юнги — не опрокинуть стол. На Чонгука. Но альфе мало. И он
добивает контрольным: — Хорошо тазом работаешь, кстати, — комментирует он
увиденное почти с восхищением, красноречиво толкая язык за щеку и с издевкой
глядя на омегу, выжидая на сколько его хватит. Реакция следует
незамедлительно.

— Да чтоб тебя! Ну какого хуя он так рано приперся?! — сокрушается Мин,

уставившись на Хосока, словно ища у него объяснений. Чонгук лишь злобно
посмеивается, в который раз за это утро получая удовольствие от вида
возмущенного омеги.

— Тюрьма, Юнги-я, — просто отвечает Гук, непринужденно отпивая чай и с

довольной улыбкой смотря на Мина. — Целый год подъема в шесть утра
бесследно не пройдет. Школоте стоило бы поучиться, — ухмыляется альфа,
подмигивая. Он берет свой бутерброд и откусывает кусок с блаженным лицом, в
удовольствии прикрывая глаза и медленно прожевывая. Юнги неожиданно
начинает гаденько хихикать, прикрывая ладонью рот и привлекая внимание
братьев. — Что? Чего ты ржешь? — серьезно спрашивает Гук, непонимающе
уставившись на смеющегося омегу и прожевывая бутерброд. Юнги,
отсмеявшись, указывает пальцем на футболку альфы, на которую упала смачная
капля кетчупа из бутерброда. Все-таки карма существует - думается Юнги.
Хосок, хохотнув, наблюдает за братом. — Да ебанный в рот, — ругается Гук,
уставившись на багровое пятно в центре белоснежной футболки.

— Свин, — лучится ухмылкой Юнги, складывая руки на груди.

Чонгук откладывает свой бутерброд на тарелку и, не раздумывая, стягивает с

себя футболку. Комкает ее и запускает точно в лицо не ожидающего омеги.

— Эй, какого хрена?! — вскрикивает Юнги, отшвыривая от себя футболку на пол

и зло уставляется на ухмыляющегося альфу. — Дебил, — в итоге изрекает омега,
сложив руки на груди и отвернув голову к Хосоку, который продолжает что-то
жарить и нарезать.

— Постираешь и вернешь, хозяюшка, — хохочет Гук с напыженного омеги и

глотает еще чаю.

— Я выкину ее, Чонгук-и, — тянет с фальшивой улыбкой Юнги, показывая альфе

средний палец.

— Все, мелкий, ты нарываешься, — Чонгук с притворно злым выражением лица

поднимается с места, грозно нависая над столом, но Юнги лишь хмыкает, глядя
альфе в глаза с вызовом и абсолютным бесстрашием.

— Так, блять! Ты — сел на место, — строго приказывает Хосок, указывая брату

на стул. — А ты, — он смотрит на омегу со всей серьезностью, — не провоцируй
39/670
его, — на что Юнги закатывает глаза, а Чонгук, слушаясь брата, садится на
место, продолжая прожигать омегу хмурым убийственным взглядом с
дьявольской усмешкой на губах. — Мы с Гуком подбросим тебя до школы, —
меняя тему, предлагает старший Чон, когда Гук и Юнги прекращают метать над
столом молнии. Он ставит возле омеги яичницу, рис с кусочками жареной
курицы и свежесваренный горячий кофе. — Тебе не обязательно ехать сегодня
на автобусе.

— Меня друг подвезет, — бросает Юнги в отместку, беря палочки и принимаясь

за завтрак. Хосок, как обычно, садится рядом с омегой с чашкой кофе и
телефоном в руках, по привычке пролистывая новостную ленту и инстаграм.

— А чего на порше не ездишь в школу? — интересуется Чонгук, хмурясь.

— Он не хочет привлекать внимание, — отвечает за омегу Хосок, закатывая

глаза.

— Хосок-а, — Юнги кидает на альфу протестующий возмущенный взгляд и сует

в рот кусочек курочки.

— Как некрасиво, Юнги-я, — Гук недовольно качает головой, смотря на омегу.

— Не ценишь подарков своего папочки? — принимается он за свое, выделяя
интонацией последнее слово и снова ухмыляясь.

Юнги бросает на альфу по-прежнему злой взгляд и морщится.

— Как раз-таки… — начинает было он, но лишь цокает, закатывая глаза. — Ах,
забей, — отмахивается омега.

— О, Чонгук-а, что это за фотка? — Хосок морщит лицо, разглядывая фото на

экране.

— Где? — оживляется Гук, пододвинувшись к брату и заглядывая в телефон. На

фотографии Чонгук сидит на диване в каком-то клубе, обнаженный по пояс и
грязно целующийся с каким-то омегой, в то время как еще один омега сидит
меж его разведенных ног, держа руку в чонгуковых штанах. При этом фото, что
видно по вытянутой татуированной руке, сделал сам альфа. Чонгук хмурится,
разглядывая фото, словно в первый раз увидел, и склоняет голову вбок.
— Блять, я даже не помню ничего такого, — задумчиво произносит альфа,
садясь на свое место и усмехаясь. — Но от меня такое вполне ожидаемо.

— Кто бы сомневался, — понимающе ухмыляется старший Чон, пролистывая

комментарии под фото брата в инстаграме. — Твой профиль буквально ожил,
столько лайков и комментариев.

— Сука, надо удалить эту фотку, — Чонгук трет затылок, жмурясь и все же
пытаясь напрячь память. Вчерашняя ночь в непроглядном тумане. Лица
смазались, образы исказились, как и ощущения, которые наверняка доставляли
кайф после неизвестно сколько выпитых шотов и бутылок в принципе. И,
возможно, чего-то еще. Чонгук сейчас ни за что не вспомнит.
— Напомни мне сделать это, — просит альфа брата, допивая остывший чай.

Юнги, равнодушно оглядев фото в телефоне Хосока, хмыкает, продолжая

завтракать.
40/670
 — Поздняк, все уже видели. Никто этому не удивится, — омега пожимает
плечами. — Ты официально вернулся, Чонгук-и. И напомни мне отписаться от
него, — обращается он к Хосоку, ехидно ухмыляясь и кидая на Гука злорадный
взгляд.

— Тебе в школу пора, мелочь, — отбивает подначку Чонгук, складывая руки на

груди.

— Вы меня заебали, — в который раз раздраженно закатывает глаза Хосок,

откладывая телефон на стол и поднимаясь с места одновременно с Юнги. Омега
мило улыбается альфе, но получается больше похоже на вымученную улыбку
заебавшегося школьника, ненавидящего утро всем своим сердцем, но Чон лишь
подмигивает ему, убирая со стола посуду.

— Я за рюкзаком, — говорит омега и выходит из кухни.

— Нет, блять, ты правда ему как папочка, — комментирует Чонгук, ухмыляясь и

наблюдая за братом, моющим посуду. — Мог бы прислугу нанять, разве
проблема?

— Я хочу, чтобы он учился, у него выпускной класс и поступление в

университет, ему нужно стать более ответственным и взрослым, — объясняет
Хосок, пожимая плечами. — Это поддержка, Чонгук.

Гук лишь картинно зевает, словно заскучав, и закуривает, прикрывая глаза и

затягиваясь.

— Что не так с авентадором? — спрашивает Хосок, вопросительно глядя на

брата и вытирая влажные руки кухонным полотенцем. Он садится возле Гука, и
тот, выпустив дым вверх, передает сигарету старшему.

— Его не помешало бы прокачать слегка, — пожимает плечами Гук. — Мощность

повысить. Эта тачка резвая, но я хочу, чтобы она была еще резвее. А макларен
почему у Намджуна?

— Хочу, чтобы он подвеску проверил, — Хосок передает сигарету обратно брату

и выпускает дым. — Постой-ка, — он хмурится, поднимаясь со стула и
прислушиваясь. Во дворе слышится рев мотора и звук захлопнувшейся входной
двери. Альфа моментально подрывается с места и под вопросительным
взглядом брата хватает небольшой прямоугольный ланч-бокс нежно-голубого
цвета, обклеенный наклейками с персонажами из аниме и милыми пони. — Юнги
забыл…

— Блять, подожди, — Чонгук быстро тушит сигарету в пепельнице и

поднимается с места, уставившись на голубую коробочку в руках брата. — Это
что… серьезно? — он в голос смеется, на что Хосок закатывает глаза и выбегает
из кухни.

Чонгук поднимает с тарелки недоеденный бутерброд и плетется за братом,

посмеиваясь. Да уж, очень взрослый Мин Юнги. Хосок выбегает из дома вслед за
омегой, который уже спускается по лестницам к подъехавшему ярко-красному
лаферрари. Он застывает на месте, совсем не замечая подошедшего Чонгука и
стоящего рядом, активно пережевывающего бутерброд. Оба брата на мгновение
41/670
цепенеют, оглядывая изящный гибридный гиперкар, сверкающий на солнце,
словно драгоценный рубин. Дверца со стороны водителя плавно взмывает
вверх, как крыло падшего ангела. Чонгуку не надо строить догадки о том, кому
принадлежит машина. Итальянская марка с логотипом гарцующего коня на
желтом фоне все за себя говорит.

Тэхен выходит из машины, словно модель, рекламирующая феррари. Эффектно,

красиво, завораживающе. Омега запускает длинные пальцы в огненные волосы,
зачесывая их назад и поправляя темные очки на глазах. Он одет в светло-
голубые обтягивающие джинсы длиной чуть выше щиколоток, в белоснежные
кеды от гуччи с изображением вышитой пчелы сбоку и легкую белую футболку с
короткими рукавами и с широким вырезом, открывающим ключицы и кулон
зеленого тигра на цепочке из белого золота. Чонгук забывает о своем
бутерброде, который, вообще-то, поспешно улетает в кусты возле лестницы, о
том, что вышел за братом лишь для того, чтобы подъебать Юнги с его
миленьким ланч-боксом. Обо всем на свете, кроме…

— Он хорош, — восхищенно произносит Чонгук, разглядывая аппетитный орех

Тэхена, обтянутый тканью джинсов.

— Да, согласен, — кивает Хосок, скользя взглядом по изгибам огненного

автомобиля.

Тэхен обаятельно улыбается и разводит руки в стороны, принимая в свои

объятия Юнги. Мин прижимает его к машине и кладет руку на тонкую талию,
заглядывая в шоколадные глаза напротив. Тэхен обнимает омегу за шею и
плотнее притягивает к себе, целуя его в уголок губ. Он поглядывает на
остолбеневших братьев с абсолютно несносной ухмылкой. Тэхен, довольный
произведенным эффектом, спускает руку вниз и грубо хватает Юнги за ягодицу.
Хосок же, напротив, недовольно уставляется на чужие сжатые пальцы,
сомкнувшиеся на принадлежащем ему теле, и поджимает губы. Собственник
внутри бесится и рвется вперед, на защиту своего, и плевать, что его омегу
трогает такой же омега. А Чонгук же снова борется со своим подкатывающим
возбуждением, вновь встречается взглядом с этой чертовкой, любящей
поиграть, побесить, подразнить. Такой красивый и притягательный. Чонгук
Юнги в эту секунду завидует, потому что этот омега спокойно трогает заветное,
то, к чему ему самому прикоснуться не позволяют. И вновь где-то искорки
злости зарождаются. Тэхен внимательно следит за ним из-под очков и
ухмыляется, неохотно отстраняясь от Юнги, который на Хосока глядит с
вызовом, показывает свой протест, знает, как к такому относится альфа, а ведь
не было бы всего этого, оставь он его дома. Хосок сам напросился.

— Вау, Юнги-я, что у вас там было? — спрашивает Тэхен, кидая

многозначительный взгляд на оголенных по пояс братьев, стоящих на пороге и
таращащихся на омег в ответ.

Чонгук красив, как бог, сияет на солнце, купается в его лучах, которые
поблескивают в его светло-каштановых волосах. Он незаметно выпрямляется,
напрягаясь, дабы выглядеть круче, и Тэхен ведется, скользит взглядом по
татуированному телу, мечтая вновь к нему прикоснуться, ощутить силу под
пальцами, сердцебиение ровное. Но Чонгук не видит, потому что
солнцезащитные очки скрывают голодный взгляд омеги, что ему только на руку.

— А-а, — Юнги кивает, глянув на Чонгука. — Этот свин измазал футболку

42/670
кетчупом, — пожимает он плечами, хихикнув.

— Оу, вот как, — Тэхен ухмыляется и проводит кончиком языка по нижней губе.
Такова реальность, в которой Чон Чонгук совсем не идеален. Даже, скорее,
неряшлив, но омега только рад, что хоть под таким предлогом может лицезреть
кубики пресса этого богоподобного альфы.

— Юнги-я, — зовет Хосок, протягивая ланч-бокс. Чонгук лыбится и складывает

руки на груди, давя в себе рвущийся смех. — Ты забыл свой обед.

Юнги показательно шумно вздыхает и демонстративно закатывает глаза,

поправив на плече лямку рюкзака. Он неохотно плетется к альфе, старательно
игнорируя издевательский взгляд Чонгука. Тэхен только на год старше Юнги, но
выглядит совершенно иначе, намного эффектнее, взрослее, когда Мин, словно
пятилетний ребенок, нуждающийся в постоянной заботе. Порой это бесит, но
все-таки приятно греет душу. Хосок его любит и заботится.

Тэхен, копируя позу Чонгука, складывает руки на груди. Прислоняется бедром к

феррари, наблюдая за Юнги и делает вид, что абсолютно не чувствует на себе
голодные похотливые взгляды младшего Чона. Юнги подходит к Хосоку и
забирает из протянутой руки ланч-бокс.

— Спасибо, — мямлит он, мило улыбается и разворачивается, собираясь идти

обратно к машине.

— Ты больше ничего не забыл? — останавливает омегу Хосок. Мин,

притормозив, поворачивается к альфе и, подойдя, обнимает его за шею. Альфа
притягивает его к себе за талию и накрывает мягкие губы нежным поцелуем.

— Может, мы тоже, а? — предлагает Гук Тэхену, облизывая губу и

обворожительно улыбаясь.

— Не-а, малыш, помечтай еще, — едко усмехается Тэхен, качая головой.

— Теперь на ней катаешься? Все-таки понравилась? — спрашивает он, кивнув в
сторону авентадора, стоящего у гаража.

— О да, еще как, — неоднозначно кивает Чонгук, ухмыляясь. — Она хороша.

Юнги отстраняется от Хосока и, напоследок чмокнув альфу в губы, спускается

по лестнице, обходит феррари и открывает дверцу с пассажирской стороны.

— Погнали, Тэ, — зовет он омегу и запрыгивает в машину.

— Чтоб без пятерок не возвращался, понял? — громко напутствует Гук, получая

в ответ средний палец, высунутый через спущенное стекло феррари.

— Пока, мальчики, — прощается с альфами Тэхен, улыбаясь, и садится в

машину. Омега, сдвинув очки с глаз, лукаво подмигивает Чонгуку и закрывает
дверцу, заводя двигатель и плавно выезжая со двора.

Авентадор подъезжает к небольшому двухэтажному зданию на окраине района,

в тихом и не особо людном месте. Перед зданием стоят автомобили, в разной
43/670
степени нуждающиеся в ремонте. Совсем проржавевшие и слегка помятые,
полуразобранные и вовсе лишенные внутренностей. Вместо входной двери в
здании — темно-серые массивные гаражные ворота. Чонгук сигналит, подъехав
к воротам вплотную, и через полминуты они раскрываются, пропуская
ламборгини. Внутри гараж выглядит просторным и даже немного уютным. С
одной стороны он напоминает обычный дом: обеденный стол, стулья, небольшой
потрепанный временем диван, кухонные полки, прибитые к стене, холодильник,
плита и даже телек, стоящий на тумбе перед диваном. С другой его стороны —
настоящий автосервис. Чонгук загоняет авентадор, тормозя возле макларена
Хосока, который находится здесь со вчерашнего дня.

— Привет, Джин-и, — Чонгук улыбается, выходя из ламборгини вместе с братом.

Двери автомобиля по очереди захлопываются. — Чего так рано тут?

Джин сидит в кресле возле серебристой спортивной субару, держа в руке

бутылку пива и заинтересованно листая какой-то журнал. Он быстро бегает по
нему глазами, даже немного растерянно, а на щеках проступает легкий
румянец. Увидев Гука, омега улыбается в ответ и пожимает плечами,
откладывая журнал.

— Хочу поучиться чему-нибудь у Намджуна, — отвечает он, кивая на альфу,

который увлеченно возится под капотом.

Услышав голоса, он выпрямляется, держа в руке гаечный ключ. Альфа высокий и

крепкий, с блондинистыми волосами, выбритыми по бокам, а длинная челка
спадает на лоб. Он весь влажный от пота, перемазанный в машинном масле,
обнаженный по пояс, в потертых джинсах с темными пятнами от масла и в
невысоких ботинках. Под блестящей песочной кожей крепкие мышцы
перекатываются, а на руках вены четко выделяются, сплетаясь линиями. Джин
смотрит на него, жадным взглядом скользя по обнаженной коже, по татуировке
орла на груди, спускаясь к заднице, которую обтягивают низко опущенные
джинсы. Омега быстро отворачивается и присасывается губами к горлышку
пива, изображая на лице полное равнодушие и быстрыми глотками отпивая
холодный напиток. Не первый раз ведь видит это тело, ничего такого.

Намджун откладывает инструмент на стол к остальным и, взяв полотенце,

утирает пот с лица.

— Чон Чонгук, вот и ты, — приветственно ухмыляется он и жмет Чонгуку руку,

коротко обнимая. — Изменяешь своей шведской сучке? — спрашивает он, кивнув
на ламборгини.

— Да как я смею, — Чон качает головой, уставившись на альфу, словно

оскорбленный, и хлопает ладонью по капоту авентадора. — Эту крошку я честно
выиграл. Хочу, чтобы ты взглянул на нее. Вау, это же твой форд мустанг!
— Чонгук замечает стоящий у стены блестящий черный автомобиль и
направляется к находке, восхищенно его разглядывая. — Все еще на нем, — он
тепло улыбается, протягивая руку к капоту.

— Руку убрал! — резко останавливает его Намджун, и Чонгук замирает,

вопросительно уставившись на альфу. — Свежая покраска, — объясняет Ким.

— Она красавица, наверняка в ней за тысячу лошадей перевалило, — Чонгук

кидает взгляд на тачку, разглядывая, и возвращается.
44/670
— Тысяча сто десять, — гордо уточняет альфа.

— Отлично, потягаемся как-нибудь, — обещает Чонгук, излюбленно складывая

руки на груди. — Короче, я хочу в нее столько же, — он указывает подбородком
на авентадор. — По крайней мере, побольше, чем она имеет сейчас.

— Не проблема, — Намджун кивает, окидывая огненно-красное авто изучающим

взглядом. — Знакомая тачка, кстати.

— Он у Ким Тэхена ее выиграл, — подсказывает Джин, поднимаясь с кресла и

подходя к авентадору.

— Удивительно, — пораженно ухмыляется Намджун, вскинув бровь и глядя на

непонимающего Чонгука.

— Что удивительного? — уточняет Гук, хмурясь.

— То, что Тэхен тебя не смог обойти, — поясняет Джун, обходя ламборгини и
заглядывая в салон через спущенное стекло. — Но и неудивительно. Это же Чон
Чонгук, наш король дорог, — по-дружески улыбается альфа, присев на капот
ламбо рядом с Хосоком.

— В смысле? У нее характеристики не тянут до кенигсегга даже на половину, —

Чонгук хмыкает, критично разглядывая авентадор, будто Джун глупость какую-
то сморозил.

— Не в характеристиках дело, а в Тэхене. Он водить реально умеет, а это

главное, — не унимается Намджун, пожимая плечами и закуривая сигарету.

— Ага, этот парень почти всех людей Има сделал на ней, — добавляет Джин,
усмехаясь непониманию Гука, и прислоняется бедром к субару, стоящей
напротив авентадора.

— А теперь у него лаферрари, — присвистывает Хосок, глядя на

раздражающегося брата. Чонгук закатывает глаза, поджимает губы и делает
вид, что ему плевать, но Чон брата знает прекрасно. Чонгук бесится.

— Ого, крутая штука, этот мальчишка с ней точно всех уделает, — Намджун
поддерживает Хосока, одобрительно кивая и выпуская дым, стряхивает пепел.

— Нихуя.

Чонгук заносчиво ухмыляется, отрицательно качая головой, и забирает у альфы

сигарету, затягиваясь. Оказывается, имя этого омеги у всех уже на слуху. Он
многого достиг, пока Чонгук гнил в заключении, сделал себе репутацию за пару
месяцев и высоко поднялся. Но не выше Чона. Он на своем троне вновь
закрепился и отдавать первому попавшемуся счастливчику не собирается.
Тэхену везет с другими, но не везет с Чонгуком, и своим проигрышем он это
показал.

— Макларен в порядке, Хосок-а, — говорит Намджун, поднимаясь с капота. — Но

я кое-что подправил, теперь точно никаких проблем.

45/670
— Отлично, — жмет ему руку Хосок, кивает и забирает у Джина бутылку с
пивом. — Завтра будет заезд с одним парнем из Пусана.

— В этой крошке я не сомневаюсь, — Джун указывает пальцем на макларен и

хлопает старшего Чона по плечу.

— Что с этой тачкой? — Чонгук кивает на субару.

— Движок сдох, коробку надо менять, заднее колесо тоже, — Намджун

подходит к автомобилю, хмурясь и осматривая кузов.

— Снова авария? — спрашивает Хосок настороженно, подойдя к субару и

заглядывая под капот. Он сужает глаза, разглядывая движок. — Это же…
— альфа нехорошо хмурится, вопросительно смотря на Джуна. — Тут наш
движок стоит, наш товар.

— Да, эта тачка на гонках пострадала, — подтверждает Намджун, складывая

сильные руки на груди. — Могло быть и хуже, но ее владелец сумел вовремя
тормознуть.

— Причина в движке? — пытается разобраться Чонгук, туша сигарету в

пепельнице.

— Не, он отказал по другой причине. Гляньте сюда, — Намджун подходит к

задней части субару, приседая на корточки. Братья и Джин нависают над ним,
заинтересованно смотря на поврежденное место. — Сильная царапина, краска
стерлась, небольшая вмятина. Как будто его ударил другой автомобиль, не
правда ли? — Хосок задумчиво кивает. — Я бы не стал на этом заострять
внимание, если бы это была первая машина, которую протаранили во время
гонок. Она у меня уже шестая по счету с такой проблемкой. Так что, внутри у
машин все в порядке.

— Кто-то на улицах начал вести грязную игру? — бровь Чонгука ползет вверх,
пока Намджун думает над ответом.

— Возможно, но сам лично я такого еще не видел, — альфа вздыхает, пожимая

плечами.

— Это может быть Им Чану? — вмешивается в разговор Джин, сложив руки на

груди.

— Я сомневаюсь, — Чонгук отрицательно качает головой, усмехаясь. — Он,

конечно, уебок конченый, но на такое точно не способен.

— Интересно, что будет на предстоящей гонке, — Хосок невесело хмурится,

потирая затылок. Он отпивает пива из бутылки и садится в кресло, на котором
ранее сидел Джин.

— Дрифт-заезд? — уточняет Гук, и Хосок кивает. — Ты не забыл, что я должен

там участвовать? Организуй мне это, — просит брата альфа и старший Чон снова
кивает, вытаскивая из кармана куртки телефон, и утыкается взглядом в экран.

— Кто-нибудь будет кофе? — разряжает атмосферу Джин, обращаясь к альфам.

Намджун и Чонгук отказываются, качая головой, и залезают под капот субару.
46/670
— Я буду, — поднимает руку Хосок, не отводя от телефона взгляда. Омега
принимает пожелание и уходит в жилую часть гаража.

Намджун возвращается к работе, а Чонгук стоит рядом, помогая и обсуждая

детали, как бывало прежде. Кажется, прежняя жизнь окончательно вернулась и
от этого на душе теплеет. Чонгук задумывается и даже улыбается слегка, но
реальность жестко бьет по лицу, когда…

— Мин, мать твою, Юнги! — громко рычит Хосок, привлекая к себе внимание.

— Что он опять сделал? — прыскает Чонгук с усмешкой, вопросительно глядя на

брата из-под капота.

— Он прогулял школу, — не совсем удивленно хмыкает старший Чон, зло

таращась на экран.

— Откуда ты узнал? — спрашивает Намджун, кидая на Хосока короткий взгляд

и продолжая ковыряться в двигателе.

— Тэхен выложил фото в сториз, — отвечает ему Чон. Гук, услышав имя омеги,
выбирается из-под капота и подходит к брату.

— Ну-ка, покажи, — альфа присаживается на ручку кресла и забирает у брата

телефон, открывая историю Тэхена.

Селфи сделано в каком-то кафе пятьдесят минут назад. Омеги мило улыбаются,
держа в руках стаканчики с кофе. Чонгук и не знал, что этот мелкий школьник
может быть таким миленьким и нежным. А школьная форма куда-то исчезла, и
на ее месте оказалась обычная светло-зеленая футболка. Маленький подлец все
продумал. Но Тэхен… Тэхен даже на фото не перестает быть чертовым
искусителем, при этом умело совмещая свою дьявольскую соблазнительность с
милой улыбочкой. Чонгук пролистывает дальше — фото сделано в машине
омеги. Юнги сфотографировал его профиль, пока он ведет авто. Он задумчив, но
в то же время умиротворен, словно наслаждается, получает удовольствие от
того, что происходит. И, кажется, Чонгук его понимает, потому что за рулем авто
у него точно такое же выражение лица. На губах омеги легкая, почти
незаметная улыбка, а огненные волосы ветер треплет. Чонгук листает
последнее фото, сделанное пятнадцать минут назад. Юнги делает селфи, а на
заднем фоне Тэхен боком стоит возле своей феррари, держа в руке коричневый
бумажный пакет от гуччи. А над головой вывеска этого самого бренда. Ну
конечно, где еще прогуливать школу и университет, как не в гуччи. Чонгук
ухмыляется и кидает взгляд на имя профиля, сразу же его запоминая. Он
возвращает телефон Хосоку и встает с ручки кресла.

— Какой плохой мальчик, папочку ослушался, — Чонгук осуждающе качает

головой, делая недовольное лицо. Намджун и подошедший Джин единодушно
смеются, прекрасно зная отношения этой парочки. — Накажи его вечером.

— Ким Тэхен дурно на него влияет, — хмыкает Хосок, блокируя экран и

засовывая телефон в карман. Он принимает у Джина чашку кофе и ставит на
ручку кресла.

— Его тоже стоило бы наказать, — мечтательно улыбается на замечание Чонгук,

47/670
закусывая губу.

48/670
притворись

Тэхен сидит в мягком кресле в гостиной, держа за длинную ножку

бокал красного вина. В доме царит приятный полумрак, а тишину нарушает
тихий треск горящих в камине дров. Омега расслабленно прикрывает глаза,
наслаждаясь приятным звуком и долгожданным покоем после длинного
суетливого дня. Теплая вода с нежными эфирными маслами принесла телу
облегчение. С Тэхена словно груз спал, осталось лишь сонливое ощущение
вперемешку с легким головокружением от выпитого вина. На часах десять
вечера — слишком рано, в такое время для Кима только начинается жизнь, но не
сегодня. Бывают такие дни, когда не хочется никуда торопиться, спешить за
чем-то. Только тишина и покой. Омега отпивает вина и умиротворенно проводит
кончиком языка по сладковатой губе, разглядывая языки оранжевого пламени,
золотистые искры, отражающиеся в его больших блестящих глазах.

Во дворе слышится приглушенный звук мотора и Тэхен улыбается уголками губ,

отставляя бокал с почти допитым вином на столик. Джихан приехал. Омега
мягко поднимается с кресла, поправляя свой черный шелковый халат чуть выше
колен. Он босыми ногами по прохладному полу направляется ко входной двери,
беззвучно ступая, словно кошка. Джихана он встретит сам. Ночь приобретает
новые очертания, планируя разбавиться сексом, легким кайфом, которого так не
хватает в дополнение к приятному вечеру. Тэхен от Джихана не откажется, от
его поцелуев на своих ключицах, от нежных прикосновений к телу. У них нет
любви, только ее иллюзия, но любовь к сексу общая, и они делят ее друг с
другом.

Тэхен плавно открывает парадную дверь и столбенеет, растерянно уставляясь

на Чонгука, стоящего перед ним. Не Джихан, но кое-кто не менее интересный.
Чонгук, кажется, тоже не ожидал такого поворота. Перед ним не дворецкий, а
кое-кто в разы лучше и красивее. Альфа на мгновение зависает, скользя
голодным взглядом по соблазнительному и откровенному Тэхену. Подарок
судьбы и новый сумасшедший уровень их проклятой игры. Тэхен глядит прямо в
глаза снизу вверх, держится одной рукой за ручку двери, кажется, слишком
крепко ее сжимая.

— Какой сюрприз, — хрипло заговаривает Чонгук наконец, не имея сил оторвать

взгляда от прекрасного создания, стоящего перед ним в минимуме одежды.

— Ох, я даже не одет, какой ужас, — с притворным стыдом восклицает омега, а

на вишневых губах расцветает издевательская ухмылка. В глазах никакого
сожаления. А Чонгуку такой расклад нравится, он понимает, что чертовски
удачно зашел.

— Такая трагедия, — поддерживает игру альфа, с таким же притворством хмуря

брови и одновременно ухмыляясь.

— В гости не ходят в столь позднее время, — отчитывает его Тэхен, вздорно

хмыкая.

— Не мог раньше, дела, — Чонгук пожимает плечами и отходит чуть в сторону.

— Я пригнал авентадор, — он указывает большим пальцем себе за плечо. Тэхен
склоняет голову и слегка хмурится, смотря на красную ламборгини, одиноко
стоящую у лестниц.
49/670
— Зачем? — прямо спрашивает омега, вопросительно глядя на Чона.

— Мне она не нужна, я ее обкатал, слишком слабая для меня, — ухмыляется

Чонгук, отвечая. — Поэтому возвращаю с небольшим дополнением.

— Куда ей до твоей агеры, — фыркает Тэхен и закатывает глаза, раскрывая

дверь шире, приглашая альфу внутрь. — Но раз уж ты здесь, составь мне
компанию, — омега улыбается, закусывая нижнюю губу.

Чонгук, не задумываясь, входит в дом, погруженный в полумрак. Настенные

часы тихонько тикают, в углу тусклым вечерним светом горит лампа. Он
проходит в гостиную, на ходу расстегивая косуху. Тэхен прикрывает входную
дверь и следует за альфой.

— В одиночку пьешь? — Чонгук кивает на бутылку вина, стоящую на столике.

Он снимает с себя косуху, вешая ее на спинку кресла, и садится на диван.

— Хочу немного расслабиться перед сном, — Тэхен ставит на столик еще один
бокал и слегка нагибается, взяв бутылку с вином и подливая в бокалы.

Чонгук откровенно разглядывает стройные длинные ноги, поднимается

взглядом выше и тяжело сглатывает. Шелковый халат еле прикрывает упругую
задницу. Альфа немного наклоняет голову вбок, пытаясь заглянуть дальше, но
тщетно. С этим омегой так тяжело. До него рукой подать, но он же эту руку и
бьет, не позволяет к себе прикоснуться. И так каждый чертов раз. Тэхен
поворачивается к Чону с бокалом в руке и нависает сверху, стоя меж
разведенных колен альфы. Он улыбается расслабленно, глядит сверху вниз;
снова издевается, играется. Чонгук словно в его плену, из которого он
выбираться и не желает. Сдается добровольно. Тэхен подходит еще ближе и
поднимает ногу, ставя ее на ручку дивана прямо возле альфы. Чонгук чуть ли
воздухом не давится. Становится все жарче, и это вовсе не из-за пылающего
камина.

— Интересное зрелище? — негромко интересуется Тэхен, не переставая

улыбаться одними губами.

— О да, — соглашается альфа. — Не надоело играть? — хрипло шепчет Чонгук,

растягивая уголки губ в улыбке. Тэхен смотрит на него с вызовом, даже как-то
властно, отпивает вина и облизывает влажную губу. Внутри Чонгука что-то
взрывается, вспыхивает ярким пламенем. От Тэхена крышу сносит на раз, но
омега словно способен под себя настраивать Чонгука, контролировать так, как
ему хочется. И альфа поддается, позволяя мучительным играм продолжаться.
Пока что.

— Нет, Чонгук, — шепчет Тэхен бархатным голосом и едва удерживает в руке

бокал и рвущийся из губ стон, когда чувствует на своей лодыжке чонгуковы
губы. По телу электрические разряды пробегают, горячая кожа покрывается
мурашками. Такого Тэхен точно не ожидал. И вот Чонгук снова делает
внезапный сумасшедший ход, кружа Киму голову.

Чонгук медленно и плавно скользит губами по нежной сладкой коже,

прикрывает глаза и вдыхает ее аромат, наслаждаясь каждым миллиметром. Он
поднимается выше, оставляя огненные поцелуи на медовой коже, чуть касается
50/670
кончиком языка, присасывается на мгновение губами. Выдержка Тэхена трещит
по швам, он тяжело дышит, чуть ли не дрожа от удовольствия. Хочется
наплевать на все и оседлать Чонгука прямо сейчас, отдаться ему полностью,
забыв про глупые игры. Рядом с ним все тяжелее находиться, оставаясь при
этом в трезвом уме и без тяжести внизу живота. Чон оставляет мягкий поцелуй
на колене и мучительно медленно движется дальше. Чем выше, тем хуже.
Чонгуку хуже. Он едва сдерживается, воет внутри раненым зверем, хочет
испробовать это тело, каждую его клеточку, вкусить запретный плод, и,
кажется, они оба к этому близки, как никогда. Тэхен плавится, как шоколад под
палящим солнцем, задыхается, а Чонгук с ума сходит от накатывающего
крышесносного возбуждения. Он целует гладкую кожу на внутренней стороне
бедра, слегка засасывает ее и кусает, вырывая у Тэхена очередной тихий стон,
на который чонгуков член охотно реагирует. Голова кругом идет, сердце стучит
бешено, чуть ли не ломая ребра. Тэхен с большим усилием отстраняется, убирая
ногу, ставшую словно в разы тяжелее, а кожа горит в местах, где ее касались
губы альфы. Омега ставит бокал на столик и, оседая на пол, встает перед
Чонгуком на колени.

Тэхен улыбается уголками губ и скользит ладонями вверх по крепким бедрам.

Чонгук следит за ним через приоткрытые веки, всеми силами пытаясь держать
себя в руках. Ким перед ним такой покорный и открытый, в карих глазах больше
нет той властности, только искорки азарта вперемешку с возбуждением, точно
как и в его собственных. Омега облизывается, словно голодный котенок, и
тянется пальчиками к ремню альфы. Чонгук в мучительном ожидании, не смеет
даже двинуться, терпеливо ждет, что же сделает Тэхен. Ким расстегивает
ремень и принимается за джинсы, якобы случайно задевая каменный стояк Гука.
Дыхание у Тэхена все тяжелее, а возбуждение стремительно завладевает всем
телом, парализует. Он сглатывает вязкую слюну и пододвигается ближе,
заглядывая Чонгуку в глаза. У альфы животный, дикий взгляд, и, кажется, так и
выглядят люди, оголодавшие по физической близости. Омега перестает дышать,
когда перед ним открываются новые виды. Член у Чона огромный, и Тэхен не
уверен, мог бы он с первого раза в него полностью войти. Омега не подает виду,
скептично оглядывает орган, а внутри чуть ли не задыхается, жаждая
прикоснуться.

— Нравится? — спрашивает Чонгук с самодовольной улыбкой.

— Ну, — Тэхен с трудом переводит взгляд на лицо альфы. — Бывало и лучше, —

ухмыляется он, пожимая плечами.

Тэхен тоненько пищит, когда Чонгук неожиданно подхватывает его и

укладывает на диван, нависая сверху. Теперь ведет он. Альфа съедает его
одним лишь взглядом. Опасным и пугающим. В черноте его глаз отражаются
искры пламени от камина, отчего он выглядит еще более устрашающим. У
Тэхена сердце бешено колотится, он тяжело дышит, завороженно смотря в глаза
Чона. Альфа сжимает его запястья, не позволяя выбраться и сопротивляться.
Тэхен старается игнорировать тот факт, что чонгуков член упирается ему в
живот, ерзает под альфой, пытаясь выбраться, но только хуже делает.
Шелковый халат спадает с одного плеча и слегка задирается на бедре.

— Не ври мне, сучка, — хрипло шепчет Чонгук в самые губы. Его большая
горячая ладонь скользит по бедру Тэхена вверх. Омега рефлекторно сжимает
колени и пытается не застонать от мучительно приятных прикосновений. — Что
помешает мне трахнуть тебя прямо сейчас? — Чонгук нарочно сильнее зажимает
51/670
омегу, отчего тот больше сопротивляется и позволяет гладкому шелку
скользить по бархатной коже, открывая больше участков.

— Наверное, охрана и мой дворецкий, — нарочито спокойно шепчет Тэхен в

губы альфы, едва касаясь их своими. — Пусти меня, Чонгук, — внезапно
произносит он, а сам перестает ерзать, расслабляясь под альфой и тяжело
дыша.

— Как страшно, — ухмыляется Чонгук. Он грубо сжимает пальцами бедро омеги

и припадает губами к нежной коже на длинной красивой шее, покрывая ее
короткими поцелуями. Тэхен невольно откидывает голову назад, открывая
альфе больший доступ, и блаженно прикрывает глаза. Хватка на запястьях
исчезает, и руки сами тянутся к Чонгуку. Он зарывается пальцами в его светло-
каштановые волосы, сжимая их на затылке и закусывая губу.

— Я буду кричать, — дрожащим голосом шепчет Тэхен, подавляя желание

сильнее прижать к себе альфу. Чонгук кусает его за плечо, сбивая к чертям
дыхание у омеги, затем мягко целует, спускаясь к ключицам. Тэхену хочется от
одних лишь этих ласк стонать в голос, это чертово сумасшествие.

— Я тебя заткну, — шепчет Чон в приоткрытые сладкие губы.

— Я тебя укушу, — не сдается Тэхен, слабо улыбаясь и демонстративно

облизываясь.

— Дикая сучка, — улыбается Чонгук, шлепая омегу по бедру.

— Прямо как ты, животное, — ухмыляется Тэхен, пихая Чонгука в плечо. Он

ловко выбирается из плена альфы, вставая с дивана и спешно поправляя свой
халат. След от укуса на плече скрывается под черной шелковой тканью. — Я иду
спать.

— Как скучно, — Чонгук усмехается такому заявлению и неохотно поднимается

с дивана, застегивая джинсы.

Тэхен еще не наигрался. И хоть терпения у Чонгука все меньше, он упрямо

продолжит. Надолго омеги не хватит, он уже теряет над собой контроль. Еще
совсем немного. Тэхен его хочет и отчаянно пытается это скрывать, однако, с
каждым разом все тяжелее.

— Ты свободен, Чон, — увиливает Тэхен, беря свой бокал. Он плавной походкой

направляется к лестнице на второй этаж, виляя бедрами. Чонгук быстро
осушает свой бокал с вином и накидывает куртку на плечо, шагая следом за
омегой.

— Детское время, Тэхен-а, — окликает альфа, растягивая момент, и в

подтверждение глядит на часы на своем запястье. — Могли бы в дыру сгонять,
— предлагает он, стоя у лестниц и следя за тем, как Тэхен поднимается вверх.

— Мой муж может прийти в любую минуту, — выдает омега, кидая на Чонгука
нечитаемый взгляд.

— Да ладно? Что-то я кольца на пальце не заметил, — не верит Гук и

ухмыляется, изогнув бровь.
52/670
Тэхен улыбается, но Чонгук в полумраке не видит этой улыбки. Омега
закусывает губу и отворачивается, всё так же продолжая подниматься по
ступенькам.

— Спокойной ночи, Чон Чонгук, — прощается он, не поворачиваясь, и исчезает

на втором этаже, погруженном во мрак.

Черная дыра, как и всегда, полна стритрейсеров, а парковка забита спорткарами

всех видов. Уикенд — самое время для того, чтобы полностью отдаться
любимому делу. Ночные улицы, алкоголь и железный конь — больше ничего не
нужно. Чонгук стоит у входа, выкуривая сигарету и оглядывая ряд автомобилей,
среди которых припаркована и дикая агера. Докурив, альфа бросает окурок в
урну и входит в царство черной дыры. Другая планета, вселенная, свой
собственный островок, ни от кого и ни от чего не зависящий. Чонгук тут, словно
рыба в воде. Он проходит к барной стойке, попутно здороваясь со знакомыми и
друзьями. За стойкой сидит Намджун, о чем-то переговариваясь с двумя
альфами.

— Виски, Хью, — бросает Чон бармену. — О чем шепчемся, подружки? —

обращается он к альфам, вставая напротив и довольно улыбаясь. Один из
мужчин, высокий и коротко стриженный, с несколькими пафосными золотыми
цепями на длинной шее, увлеченно пересчитывает купюры, не обращая ни на
кого внимания. Чонгук выгибает бровь, наблюдая за альфой. — Кто гоняет
сегодня?

— Я гоняю, — Намджун ухмыляется, зачесывая блондинистую челку назад и

отпивая пива из бутылки. — С ним, — он указывает пальцем на другого альфу,
который непринужденно попивает какой-то коктейль, прислонившись к стойке.
— И еще двое с Новона.

— Я понял, — Чонгук коротко кивает и сует руку в карман куртки, доставая

свернутые купюры, связанные резинкой. — Соквон-а, я ставлю все это на форд
мустанг, — говорит он, всовывая деньги в руку альфы. Тот отвлекается и
принимает ставку, коротко кивая.

— Отлично, — задумчиво бубнит Соквон, продолжая считать.

— Какой ты уверенный, Чонгук-а, — Намджун глядит на него, выглядя

задумчиво. — Даже я не знаю, выиграю ли.

— Не скромничай, победа уже у тебя в руках, — Чон усмехается и прислоняется

к плечу Кима. — Благодарю, — говорит он бармену, улыбнувшись и берет свой
стакан с виски. — Твой форд всегда оставлял всех пыль глотать. И я тебе сейчас
скажу, как все будет, — он отхлебывает виски и хмурится, чуть наклонившись,
но серьезно продолжает. — Не важно, какие тачки у других, не важно, что у них
под капотом припрятано. Я знаю, что мустанг рванет со старта первым и до
самого финиша не даст никому вырваться вперед. Это то, в чем я точно уверен.

— Откуда такие точные прогнозы, мистер Чон? — интересуется подошедший

Чимин. Он обвивает шею альфы руками и мягко целует его в щеку, мило
улыбаясь.
53/670
 — Я не первый день на дорогах, не первый день знаю Намджуна, и то, на что он
способен, — Чонгук прижимает к себе омегу, опуская руку на округлые ягодицы
и грубо сжимая. Он делает глоток виски, а после впивается в губы Чимина
жадным поцелуем, получая в ответ полную отдачу.

— Там будет человек Има на ягуаре, — облизнувшись после поцелуя, сообщает

Чимин, кладя ладонь на крепкую грудь Чона и слегка поглаживая пальчиками
через ткань черной футболки.

Чонгук сухо смеется и заглядывает омеге в глаза, с безразличием вскидывая

бровь.

— Это хуйня, малыш. Или ты сомневаешься во мне? — меняя тон, спрашивает

альфа с притворным возмущением на лице.

— Ни капельки, — доверительно отвечает Чимин прямо в губы альфы, сразу же

чмокая их и расплываясь в яркой улыбке.

— А может, ты сомневаешься во мне, Чимин-а? — тут же подключается к

разговору Намджун, склонив голову и глядя на Пака. — Какой-то ебучий ягуар
моему мустангу не соперник, — он уверенно ухмыляется, подмигивая омеге и
присасываясь губами к горлышку бутылки.

— О да, вот такой настрой мне уже нравится, Намджун-а, — Чонгук

одобрительно кивает, расплываясь в удовлетворенной улыбке. — Ты его на
слабо взял, а? — понимая, спрашивает он у Чимина. — Он прям завелся, аж глаза
заблестели.

— Я этого и добивался, — уверенно отвечает омега, ухмыляясь. — Ты их

порвешь, Намджун-и, — он напутствует Кима улыбкой, игнорируя недовольный
взгляд его соперника.

— Я не гонял всего два месяца, а вы реагируете так, будто я впервые за руль

сажусь, — хмыкает Намджун, поднося бутылку к губам, но чья-то рука жестоко
вырывает пиво из рук. Альфа недовольно таращится на возникшего перед ним
Джина, держащего в руке намджуново пиво. — Какого хрена, Джин-и?

— Тебе хватит, заезд еще, — предупредительно бросает Джин, отпивая из этой

же бутылки и присаживаясь рядом.

Джин, знакомый с Намджуном чуть ли не с самого детства, прекрасно знает, как

организм альфы реагирует на алкоголь. Он теряет над собой весь контроль, не
отдавая отчета своим поступкам и словам. И хоть Намджун вполне способен
водить в нетрезвом состоянии, как и некоторые опытные стритрейсеры вроде
Чонгука, он может выкинуть что-нибудь сумасшедшее и весьма опасное.
Поэтому альфа лишь закатывает глаза, доставая из кармана косухи пачку
сигарет и смиренно принимая запрет. В итоге Джин, как и всегда, окажется
прав.

— Пришла мамочка и обломала весь кайф, — Чонгук иронично ухмыляется,

поглядывая то на Джина, то на Намджуна. Омега в ответ закатывает глаза и
ставит пустую бутылку на стойку.

54/670
— Не хочется в этот прекрасный вечер торчать в больничном коридоре, если с
ним что-то случится, — без сарказма отвечает он Чону, кинув на Джуна
нечитаемый взгляд и забирает заказанную маргариту.

— Мне кажется, или он тоже во мне сомневается? — Намджун недовольно

смотрит на Джина, зажимая сигарету меж губ. Омега, загадочно улыбаясь,
пожимает плечами, присасываясь к соломинке.

— О, ну что ты, как я могу, — парирует Джин, отрицательно качая головой и

картинно хмурит брови. — А где Хосок и Юнги?

— У Хосока передача товара, он туда поехал, а мелкий, наверное, за уроками

сидит, папочка его наказал, — хохотнув, сдает их Чонгук. — Окей, я сейчас
вернусь, — говорит он, аккуратно выпутываясь из объятий Чимина. Омега
вопросительно смотрит на него и Чон, слегка улыбнувшись, гладит большим
пальцем чиминову щеку. Альфа коротко целует его в пухлые мягкие губы,
объясняя: — Нужно кое-что забрать.

Чонгук протискивается сквозь танцующую толпу, выискивая взглядом нужного

человека, который должен был уже быть в дыре. Он достает телефон из
кармана, слегка щурясь от автоматически вспыхнувшего экрана. Сообщений нет.
Негромко ругнувшись, Чон сует мобильный обратно в карман и движется
дальше. Доверенный человек должен был уже привезти флешку с информацией
о новых поставках нелегальных в стране товаров, заказанных кем-то
неизвестным из пригорода. Чонгук понятия не имеет, кем является этот
неизвестный заказчик, но неприятные мысли стали посещать все чаще,
подкидывая образ человека, вонзившего нож в чонгукову спину больше года
назад. Чону хочется верить, что это не До, а кто-то другой, но еще больше
хочется, окажись это правдой, поскорее вычислить ублюдка и подавить, пока
сорняк снова не разросся, губя все вокруг себя.

Альфа еще раз проверяет телефон и застывает на месте, окруженный пьяной

веселящейся толпой, жадно втягивая цветочный аромат, так четко ощутимый в
массе различных запахов. Европейская сучка показывается среди толпы,
встречаясь взглядом с Чонгуком. Тэхеновы губы трогает дьявольская ухмылка,
он в удовольствии прикрывает глаза, плавно двигаясь в своем ритме. На ухе
поблескивает длинная серьга, как и блеск на вишневых губах, отражая цвета
прожектора. Тэхен сияет, как драгоценный камень, блестит и переливается
весь. Полупрозрачная черная рубашка не скрывает длинную красивую шею, на
которой выделяется тонкая линия чокера, шнурок которого, словно поводок,
тянется до уровня пупка. Вокруг омеги, будто хищники, жаждущие крови,
ошиваются альфы, подбираются ближе, стремясь прикоснуться к стройному
телу.

Тэхен расслабленно улыбается, не обращая на Чона внимания и находясь в

каком-то собственном мире. Он резко разворачивается и обвивает шею одного
из альф, плотно прижимаясь своим телом к его. Тэхеновы губы так близки к
чужим, а руки альфы сползают вниз по спине, все ближе подбираясь к
подтянутой заднице. Омега чувствует на затылке горячее дыхание, и улыбается,
закусывая губу. Он ощущает знакомый аромат и жар тела позади.

— Уже одиннадцать, а ты почему-то не в постели, — шепчет Чонгук на ухо,

касаясь мочки губами. У Тэхена по спине табун мурашек пробегает от этого
хрипловатого низкого голоса. Он давит ладонями на грудь незнакомого альфы,
55/670
отстраняя его от себя и плотнее прижимаясь спиной к Чонгуку.

— Ох, отправишь меня в кроватку, папочка? — ухмыляется Тэхен, глянув на

Чона. Руки альфы сковывают его, словно берут в плен. Чонгук накрывает одной
рукой плоский живот омеги, еще плотнее прижимая к себе. Тэхен тяжело
сглатывает и накрывает чонгукову ладонь своей, продолжая плавно двигаться в
его объятиях.

Чонгук от этого «папочка» готов сию минуту с цепи сорваться и наконец

оттрахать чертовку в кабинке туалета. Сейчас он понимает, каково Хосоку,
когда Юнги его так называет. Тэхен в его руках такой горячий,
соблазнительный, словно готовый на все что угодно. Он виляет бедрами в такт
музыке, намеренно трясь задницей о пах Чонгука, раздразнивает, заставляя
желать себя. Чонгук возле него превращается в дикое животное, не способное
контролировать собственное тело и инстинкты.

— Разве что вместе со мной, — снова шепчет Чонгук, утыкаясь носом в шею
омеги и втягивая аромат гуччи флоры.

Тэхен улыбается и прикрывает глаза, откинув голову на плечо альфы. Он словно

в плену опасного хищника, которого следует бояться, но вместо этого омега его
раззадоривает, дразнит и совсем не боится быть разорванным. Наслаждается,
ощущая своей задницей эрекцию альфы, и продолжает издеваться. Чонгук хочет
его. Очень.

Гук на грани. Он почти дошел до той точки, когда весь контроль над собой
полетит к чертям. А Тэхен все усугубляет, приоткрывая свои блядские губы и
выгибаясь, извиваясь в его руках и дыша тяжело. Чонгукова рука медленно
соскальзывает вниз, проникая пальцами под джинсы омеги. Тэхен едва не
давится воздухом, сердце начинает биться чаще, болезненно врезаясь в ребра.
Горячая ладонь альфы сжигает кожу, плавит. Тэхен весь целиком плавится в
этих крепких руках. Но он не позволяет расплавиться сознанию, поэтому резко
отстраняется, развернувшись к Чонгуку лицом и довольно ухмыльнувшись.

— Что-то уже нужно делать с этим, — выдыхает он, кидая короткий взгляд на
пах Чона и своей модельной походкой отдаляется по направлению к барной
стойке. Но его тут же хватают за запястье и рывком разворачивают. Омега
врезается в грудь Чонгука, поднимая голову, и возмущенно уставляется в
черные глаза напротив. В них нет агрессии, как в прошлый раз. Ощущения более
волнующие, заставляющие напрячься и ждать подвоха.

— Так сделай с этим что-нибудь, — шепчет с нажимом альфа, наклоняясь к

губам Кима и едва касаясь их своими.

— Не дождешься, дикарь, — возвращает шепот Тэхен, выдыхая на губы альфы и

выдергивая руку из его хватки.

— Посмотрим, сучка, — хмыкает он, уверенный в обратном, на что Тэхен

довольно ухмыляется, пожимая плечами. Игра продолжается. — Я угощу
выпивкой, — берет его под локоть Чонгук, скалясь, и уводит из толпы к бару.

— Я не против, — омега в ответ коротко улыбается и закусывает губу, кивая.

Тэхен сидит за барной стойкой, потягивая коктейль через соломинку, и

56/670
разглядывает Чонгука, сидящего напротив. Альфа держит в одной руке
тлеющую сигарету, а в другой стакан с любимой янтарной жидкостью.

— Ты снова на авентадоре? — завязывает разговор Чон, кинув взгляд на ключи с

изображением золотого быка, лежащие на стойке возле Тэхена. — А как же
феррари?

— Я сделал вывод, что ламборгини для меня комфортнее. Я привык на ней, эта
тачка словно вся под меня сделана. С феррари иначе, — омега пожимает
плечами, облизывая губы. — И я заметил твое небольшое дополнение. Закись
другую поставил, мощность увеличил и над подвеской поработал. И больше не
потряхивает, кстати. Сам все это сделал?

— Нет. Я был слишком занят, чтобы ковыряться в чем-то помимо кенигсегга, —

ехидно ухмыляется Гук, затягиваясь и выпуская дым в сторону Тэхена. Омега тут
же отворачивает голову в сторону, едва заметно морщась. — Ты чего? —
замечает это движение альфа, следя за выражением лица Кима.

— Не выношу сигаретный дым, — поясняет омега, вновь присасываясь к

соломинке губами.

— Вот как, — Гук кивает, хмыкнув. Он делает новую затяжку и слегка

нагибается к омеге, нарочно выпуская дым ему в лицо.

— Прекрати, — закатывает глаза Тэхен, размахивая ладонью, чтобы разогнать

дым. Чонгук, довольно хохотнув, стряхивает пепел в пепельницу.

— Странно, я думал, ты куришь, — Гук хмурится, выпячивая губу.

— Пробовал, когда в школе еще учился, но понял, что это удовольствие не для
меня, — рассказывает Тэхен, улыбаясь, и отставляет наполовину выпитый
коктейль на стойку, по привычке крутя указательным и большим пальцами часы
на запястье.

— Все больше интересных фактов о европейской сучке, — для себя отмечает

Чон, отпивая виски.

— Знаешь, я... — начинает Тэхен, но его прерывает вибрация телефона. —

Секунду, — говорит омега, подняв указательный палец. Он достает мобильный
из заднего кармана джинсов и глядит на дисплей с высветившимся на нем
именем, которое совсем вылетело из головы рядом с этим альфой. Сердце на
секунду замирает, пропуская удар. Он кидает на задумчиво курящего Чонгука
короткий взгляд и принимает вызов, отворачиваясь в сторону. — Да, Джихан, —
негромко говорит он в трубку, боясь, что даже несмотря на громкую музыку его
будет слышно.

— Привет, детка, — звучит из динамика телефона спокойный, но грубоватый

голос, который сейчас стал казаться чертовски пугающим. Тэхен буквально
покрывается мерзким липким холодком. Он прижимает телефон плотнее к уху,
чтобы никто не услышал голоса альфы. — Мы весь день не связывались. Я
соскучился.

— Д-да, я тоже соскучился, — скрывая волнение, неуверенно отвечает Тэхен,

пытаясь звучать как можно непринужденнее.
57/670
— Ты где сейчас? — спрашивает Джихан.

— В черной дыре.

— Да? Отлично, тогда я тоже подъеду туда минут через десять, — голос
Джихана немного оживляется и Тэхен представляет перед глазами легкую
улыбку альфы.

— Нет! — резче, чем следовало, отвечает Тэхен. Он зажмуривается и выдыхает,

пытаясь успокоить накатывающее волнение. Омега оглядывается и встречается
взглядом с Чонгуком. Альфа улыбается уголками губ и подмигивает, чуть
покачивая головой в такт гремящей музыке. Тэхен мило улыбается в ответ,
прилагая для этого большие усилия, и вновь отворачивается.

— Нет? Почему? — голос Джихана звучит настороженно, с легким волнением и

непониманием.

— Я как раз собираюсь уходить, так что, не стоит приезжать, — отвечает омега
чуть спокойнее. — Поезжай ко мне, я скоро буду.

— Ты уверен? Могли бы вместе отдохнуть, выпить чего-нибудь, к тому же, я

давно там не был, — предлагает Джихан, а у Тэхена внутренности постепенно
холодеют.

— Уверен, — вздыхает омега, нервно скребя ногтем лаковое покрытие барной

стойки. — Я устал и хочу в постель. С тобой, — поспешно добавляет Ким
последнее, пересиливая себя.

— Хорошо, малыш, как скажешь, тогда поезжай домой, — голос Джихана звучит
подозрительно нежно и заботливо, так, как не звучал почти никогда. — Скоро
увидимся.

— Пока, — бросает Тэхен и завершает вызов, быстро сунув телефон в карман.

Он глубоко вздыхает и поворачивается к Чонгуку с легкой улыбкой на губах. —
Что ж, мне пора идти.

— Муженек звонил? — усмехается Чон, приподняв бровь.

— Ага, он будет недоволен, что я так задержался, — Тэхен ухмыляется и встает

со стула, забирая ключи со стойки. — До встречи, Чон Чонгук, — он нависает над
альфой и проводит большим пальцем по точеному подбородку.

— Пока, Тэхен-и, — улыбается ему Гук. Омега разворачивается и, виляя

бедрами, двигается к выходу, обходя толпу.

Чонгук провожает его взглядом и молча поворачивается к бармену с вытянутым

стаканом. Хью, не медля, подливает виски. С этим омегой Чонгук растерял все
мозги, позабыл обо всем важном. И Чон вспоминает об этом важном, когда на
экране телефона высвечивается сообщение от Хосока:

«Джэ разбился. Он мертв.»

Чонгук стискивает челюсти, едва не кроша в сжатой ладони стакан. Злость

58/670
мгновенно накатывает, вытесняя приятные чувства, бывшие в нем еще минуту
назад. Он залпом осушает стакан и подскакивает со своего места, идя к выходу
и на ходу натягивая куртку. Джэ разбился не просто так, это не несчастный
случай. Таких совпадений не бывает, и доверенный человек, который должен
был передать Чону важную информацию, умер по чьей-то вине. Кто-то не хотел,
чтобы она попала в руки братьев. И, кажется, Чонгук знает, кто. Он достает
телефон и открывает диалог с Хосоком, отправляя короткое:

«Это Джихан.»

Эта ядовитая мысль отравляет, Чонгуку хочется голыми руками вырвать глотку
До прямо сейчас. Он снова выполз из своей норы и начал действовать. Эту
ненависть внутри себя Чонгук не может контролировать. Она рвется из него,
перекрывает кислород, не позволяя спокойно дышать. Одна мысль об этом
ублюдке, и Чонгук готов взорваться, уничтожая все вокруг себя.

— Эй, ты куда собрался, Чонгук-а? — Намджун, увидев Чона, быстро идущего к

агере, спрыгивает с капота мустанга и нагоняет альфу, положив руку на его
плечо и разворачивая к себе.

— Кое-что случилось, мне срочно нужно в офис ехать, — негромко объясняет

Чонгук, притормозив. — Привезешь мои бабки, когда выиграешь, — он слегка
похлопывает альфу по плечу и достает сигарету, зажимая меж губ.

Намджун хмурится, но коротко кивает.

— Хорошо, если что, я на связи.

— Ага, — бросает Чонгук и садится в агеру, хлопая дверью и заводя агрессивно

рычащий мотор. Он давит на газ и подрывается с парковки.

Тэхен тормозит возле лестниц особняка и быстро поднимается по ступенькам,

распахивая дверь и входя внутрь. В доме полумрак, только светильник
разгоняет тьму. Тихо. Тэхен бы подумал, что в доме нет никого, только
призрачный запах Джихана в воздухе говорит об обратном. Он здесь, а его
машина, вероятно, в гараже — альфа сегодня останется у Тэхена. Омега кладет
ключи и телефон на тумбу и проходит в гостиную.

— О, Тэхен-и, ты уже вернулся, — Джихан сидит в кресле, закинув ногу на ногу,

и покачивает носком своих блестящих оксфордов. Тэхен хмурится, пытаясь
разглядеть лицо альфы, чтобы понять его настрой, и тянется к выключателю. —
Не стоит, — резко обрывает его альфа, и Тэхен медленно опускает руку. —
Лучше иди ко мне.

— Ты долго ждал? — спрашивает Тэхен, подходя к До.

— Нет, не волнуйся.

Голос Джихана спокойный, расслабленный. Тэхен подходит ближе и замечает

легкую улыбку на губах альфы, вот только в глазах — льды Антарктиды. Еще
один шаг. До поднимается с кресла, возвышаясь над Тэхеном, и неожиданно
хватает его за горло, сдавливая пальцами, но не переставая улыбаться. Тэхен
59/670
кашляет и цепляется пальцами за запястье Джихана, хрипит, не в состоянии
произнести и слова. Альфа смотрит на него со жгучей ненавистью в темных
глазах, будто хочет превратить в пепел.

— Весело с Чон Чонгуком? — голос Джихана напоминает шипение змеи. Он

пропитан ядом, который стремительно отравляет Тэхена, растекаясь по венам,
смешиваясь с кровью. Лишает кислорода. Буквально. — За идиота меня держать
вздумал? Только вот я все знаю, детка, — шипит он сквозь зубы, крепче
сдавливая тонкую шею и игнорируя то, как Тэхен брыкается, царапает его руку,
отчаянно пытаясь вырваться из хватки, но альфа в разы сильнее,
сопротивляться бесполезно. — Ты просто шлюха, — рычит он, грубо отшвыривая
Тэхена. Омега, не устояв на ногах и рухнув на пол, ударяется бедром об угол
столика.

Из глаз невольно брызгают горячие слезы. Тэхен судорожно хватает ртом

воздух, уткнувшись лбом в холодный пол, скребясь ногтями. Тело мелко дрожит,
а покалеченное бедро огнем горит, пульсирует невыносимой, адской болью.
Джихан стоит над ним, взяв со столика бутылку коньяка и наливая себе в
стакан.

— Ты наверняка знаешь о наших с ним отношениях, — спокойно начинает альфа

чуть хрипловатым голосом, ставя бутылку на место и отпивая из стакана. Он
неторопливо расхаживает, сунув одну руку в карман классических брюк, а в
другой держа стакан. — Я могу представить, что сейчас чувствует Чонгук. Я
вырезал год из его жизни, а могло быть и больше. Но, к сожалению, не вышло, —
он горько усмехается, задумчиво разглядывая темную жидкость в стакане и
переводит взгляд на сжавшегося и дрожащего на полу Тэхена. — Стоило убить
его, согласись. Но я почему-то решил, что так будет лучше, вот только теперь
жалею.

— З-зачем... — хрипит Тэхен, пытаясь приподняться на трясущихся руках. —

Зачем ты мне это рассказываешь?

— Затем, чтобы ты, мой милый ангел, знал, как я отношусь к Чонгуку. В моих
планах разрушить все, что он имеет. Семья, близкие друзья. Бизнес. А после, и
он сам, — Джихан поджимает губы и медленно, словно крадущийся хищник
подходит к Тэхену, присаживаясь напротив. Омега пугливо жмурится и опускает
голову, пытаясь отползти назад, подальше от альфы, боясь получить удар, но
Джихан хватает его за волосы и грубо дергает на себя. — Я даже не знаю, что с
тобой сделать, Тэхен, — негромко говорит он, сжимая меж пальцев волосы
омеги и отпивая коньяк. — От тебя ведь даже несет им, — констатирует Джихан,
брезгливо сморщившись. Он выпускает волосы Тэхена и поднимается, вновь
неторопливо расхаживая перед ним.

Тэхен тихонько всхлипывает и утирает ладонями слезы со щек. Он чувствует,

что распадается на части, крошится и хрустит осколками под дорогими туфлями
Джихана. Он никогда прежде не проявлял такую злость, не поднимал руку,
причиняя вред намеренно. Тэхен теперь начинает понимать, что застрял меж
двух огней. Они опасны, готовы друг друга уничтожить. Они враги. И теперь ему
придется расплачиваться, потому что Джихан Чонгука жаждет стереть в
порошок, истребить все, что ему дорого и важно. И Тэхен не смел к нему
приближаться.

— Знаешь, Тэхен-и, — говорит после недолгой паузы Джихан, хмуря брови. —

60/670
Наверное, я глуп, раз лишаю себя такого козыря, — Тэхен поднимает голову,
непонимающе смотря на альфу блестящими от слез глазами. — Ведь ты можешь
подобраться к Чонгуку еще ближе и будешь очень полезен мне.

— Что... — Тэхен готовился к смертной казни, к тому, что Джихан устроит ему
ад, сжигая заживо, но он поступает еще хуже, решив сделать из омеги игрушку,
которой можно управлять, как вздумается. Змей, которого Чонгук должен будет
пригреть у себя на груди. Тэхену даже от одной мысли об этом мерзко.

— Детка, я хочу, чтобы ты с ним сблизился. Настолько, чтобы имел доступ к

тому, что он доверит только близкому человеку, — Джихан вновь подходит и
приседает рядом, взяв Тэхена за подбородок и ведя большим пальцем по
нижней губе. — Ты ведь сделаешь это для меня? — спрашивает он с нежностью
в голосе, следя за Кимом.

— Д-да, — еле слышно шепчет омега, опустив глаза. У него выбора нет. И не
было изначально. Он пытается себя убедить в том, что это будет благим делом,
ведь и Чонгук не святой, ничем не лучше Джихана. Тэхен утешает себя тем, что
к Чонгуку у него нет никаких чувств, ведь тогда было бы в разы хуже. Он ему
никто. Омега поднимает голову и заглядывает в глаза альфы, давя из себя
жалкое подобие улыбки, которую так ждет Джихан.

— Вот и умница, — альфа слегка похлопывает его по щеке и отпивает коньяка,

удовлетворенно улыбнувшись. — И если уж придется, а я уверен, что да, то ты
можешь даже трахаться с ним. Это же ради дела, ведь так, малыш?

Он, наверное, не замечает, либо делает вид, что не замечает, как полосует
лезвием по тэхенову сердцу своими словами. Выставляет шлюхой, которой Тэхен
никогда не являлся. Лишает чести и гордости, которая была в нем. Джихан уже
не вызывает никаких приятных чувств, как прежде. От него веет холодом и
опасностью, которую омега прежде так старался не замечать в Джихане. От
него хочется бежать подальше, спрятаться там, где он до конца жизни не
найдет. Но Джихан найдет везде. И бежать Тэхену некуда.

— Конечно, — бесцветно шепчет омега, коротко кивая. — Ради дела.

Тэхен лежит на большой холодной постели, стеклянным взглядом уставившись в

потолок, едва различимый в темноте комнаты. В уголках глаз скапливаются
новые кристаллики слез, над которыми нет контроля. Они срываются и стекают
по песочной коже, исчезая в огненных волосах. Тишину ночи нарушает скрип
кровати и тяжелое дыхание альфы, нависшего сверху. Джихан грубо вбивается в
податливое тело, болезненно впиваясь пальцами в бедра омеги. Он не щадит, не
пытается быть нежнее, вдалбливается глубже, двигаясь быстрее и агрессивнее.
Оставляет кровоточащие укусы на хрупком теле, помечая и показывая омеге его
место. А Тэхену плевать. Боли нет, он ее не чувствует. Она внутри него горит,
там, где сердце. Тэхен просто игрушка.

Он отдал Джихану тело и душу на растерзание. Потому что выбора нет.

61/670
черный корвет

Конец недели. Приятное время, которое можно провести, занимаясь

бездельем, разглядывая серый потолок гаража, покрытый мелкими
трещинками. Фоном играет спокойная музыка, приятно ласкающая уши, в
воздухе витает облако сигаретного дыма, плавно вытекающее наружу через
открытое окно. Хосок расслабленно полулежит в своем любимом кресле в
гараже, лениво выкуривая сигарету. Рядом, на диване сидит Чимин, активно жуя
жвачку и уткнувшись в телефон. Он дует большой розовый пузырь, и тот
лопается, прилипая к пухлым губам. Чимин скребет губу зубами и продолжает
жевать сладкую резинку, увлеченно тыкая большим пальцем по экрану
телефона. Намджун и Джин играют в карты за небольшим кофейным столиком,
по очереди отпивая пиво из общей бутылки, стоящей между ними. Хосок
периодически поглядывает на них, следя за процессом игры, и вставляет
короткие едкие комментарии, на которые Джин отвечает вытянутым средним
пальцем, а Намджун хрипло посмеивается. Приятное теплое прошлое
окончательно восстановилось и теперь все в точности, как раньше. Как год
назад.

Хосок красиво выпускает вверх облако дыма, откинув голову на спинку кресла, и
переводит взгляд в сторону Чонгука и Юнги, ковыряющихся в движке юнгиева
порше. Редчайшее зрелище, которое стоило бы запечатлеть и хранить, как
исторически важный момент. Такое наблюдать даже как-то странно и дико.
Чонгук что-то негромко разъясняет рядом стоящему омеге, который
сосредоточенно хмурит брови и согласно кивает, периодически указывая
пальцем на что-то под капотом. На лицах ни капли враждебности или
злорадства, присущего обоим в присутствии друг друга, никаких язвительных и
колких фраз. Чонгук сосредоточен только на любимом деле, всем сердцем
любящий ковыряться в машинах не меньше Намджуна. Чон, будучи еще
одиннадцатилетним ребенком, проводил не по одному часу под капотом.
Кропотливо изучал, разбирал и пытался собрать заново, что ему вполне легко
удавалось. Он с этим вырос, и, кажется, сейчас не изменилось ничего. Хосок, как
и многие годы назад, наблюдает Чонгука, возящегося под капотом с особым
интересом и азартом в глазах, с наслаждением и даже счастьем, и это не может
не радовать.

Но, когда Юнги раздосадованно прикусывает губу и хмурит брови, недовольно

уставившись на младшего Чона, Хосок с сожалением понимает, что
кратковременной идиллии пришел конец. И вот он снова готовится закатить
глаза.

— Юнги-я, — тянет Чонгук, выпрямившись с ключом в руке и с осуждением

глядя на омегу. — Тачка-то у тебя гибридная, — Юнги закатывает глаза от
очевидности сказанного альфой и открывает рот, чтобы возразить, но Чон не
собирается останавливаться. — Ты чуть не засрал электромотор, — Чонгук
смотрит на него строго, как учитель, недовольный своим учеником, и Юнги, у
которого до этого момента в голове крутились одни маты и проклятия, грозящие
сорваться с языка, сейчас пристыженно опускает голову, разглядывая движок
порше, только бы не смотреть в осуждающие глаза Чонгука. Только не он.

— Я просто спутал ебаные клапаны, — эмоционально оправдывается Юнги,

наконец посмотрев на Гука. — Из-за тебя, кстати! — хмыкает он, быстро приходя
в свое обычное состояние раздражения по отношению к этому альфе. Уж Чон
62/670
Чонгук явно не тот, кто должен ему указывать. — И вообще, я сам со своей
машиной разберусь, вали, — он бесцеремонно выхватывает из руки альфы ключ
и склоняется над двигателем, игнорируя не по-доброму ухмыляющегося рядом
Чонгука.

— Недолго длилось счастье, — замечает Намджун с усмешкой, не отводя

внимательного взгляда от карт в своей руке, в то время как Хосок медленно
тянет руку к своему лбу и искажается в мучительной гримасе, обреченно хмуря
брови.

— Чонгук-а, — зовет он брата, стараясь предотвратить грядущий словесный

апокалипсис, и стряхивает пепел с кончика тлеющей сигареты. Но Чонгук не
обращает на брата никакого внимания, он всё так же злорадно лыбится и только
подмигивает Хосоку, вновь поворачиваясь к Юнги. — Я вас сейчас вышвырну, вы
заебали, — взрывается старший Чон, устало прикрывает глаза и трет
указательным пальцем переносицу, мечтая заткнуть себе уши, потому что по
довольной физиономии Гука видно, что он уже придумал как подъебнуть Юнги.
Это, черт возьми, святое для него.

— Таких тачек в мире всего девятьсот восемнадцать штук, — внезапно

задумчиво изрекает Чонгук, занимая оборонительную позицию и складывая руки
на груди. Он наблюдает за копошением Юнги в движке, дыша тому чуть ли не в
затылок. — Так вот, теперь их станет девятьсот семнадцать, — омега
отвлекается, резко оборачиваясь, и кидает на Чонгука вопросительно-
раздраженный взгляд Медузы Горгоны. — Потому что девятьсот восемнадцатую
ты уже похерил, — ехидным тоном заканчивает свою лекцию, начинающий
смеяться альфа, бессовестно наслаждаясь нарастающей злостью Мина.

— Да пошел ты! — вопит Юнги, размахивая руками и отгоняя альфу подальше

от своей машины. — Иди в агере своей разбирайся, гений, — хмыкая, посылает
он Чона, снова склоняясь над своим девятьсот восемнадцатым порше.

— Я не допущу, чтобы мой брат вышел замуж за того, кто даже таких простых
вещей не знает, — грозит ему Чон, посмеиваясь, и возвращается к остальным.

Пусть Юнги сам разбирается, как и хотел, ему будет полезно. Чонгук знает, что
омега довольно смышленый и на самом деле не так глуп. Юнги в свои
шестнадцать уже работал консультантом в магазине, в котором продают
автозапчасти, где он и познакомился с Хосоком. Он с тринадцати лет гоняет на
отцовском стареньком, самостоятельно оттюнингованном додже, оцененном
самим Намджуном, являющимся главным авто гением в их компании. Юнги
способный, и Чонгук это знает, но никогда не упустит шанса поддеть дерзкую
школоту.

— Какой строгий отбор в семью Чон, однако, — усмехается Джин и, после

короткого размышления, кидает карту на столик с победной ухмылкой. Намджун
неверяще уставляется на карту омеги и его лицо искажается в гримасе
разочарования. Он кидает свои карты на остальную колоду и, взяв бутылку,
делает несколько больших глотков пива.

— О да, и еще, выпускные экзамены должны быть сданы на отлично, —

продолжает потешаться Чонгук чуть громче, чтобы Юнги хорошо расслышал. И,
получив ответное «катись нахрен», удовлетворенно ухмыляется. — Блять,
Намджун-а, он снова тебя сделал, — смеется Чонгук, переводя внимание на этих
63/670
двоих. Он прихватывает бутылку пива и заваливается на диван рядом с
Чимином. Омега тут же подползает ближе к альфе и укладывает голову на его
плечо, забираясь на диван с ногами. Чонгук приобнимает его и отпивает из
бутылки. — Признай уже, что ты не профи в азартных играх.

— Черта с два, я требую реванш, — зло высказывается Намджун, собирая карты

и по новой перемешивая колоду.

— Удачи, — Джин игриво подмигивает и забирает из рук альфы их общую

бутылку пива. Перед тем, как сделать завершающий глоток, он салютует ею
Джуну. — Еще один проигрыш, и ты за свой счет меняешь мне резину, — омега
кивает в сторону белоснежной ауди без крыши, стоящей рядом с машинами
остальных.

— Сейчас посмотрим, — потирает руки Намджун, в предвкушении облизывая

нижнюю губу, и по новой раздает карты.

Чимин откладывает телефон и прижимается к боку Гука, обвивая руками его

бицепс. Чонгук встречается с омегой взглядом и мягко улыбается, оставляя
легкий поцелуй на его переносице. Пак дарит смущенную улыбку и
отворачивает голову, наблюдая за игрой Джина и Намджуна. Джун сидит в
напряженной позе, сосредоточенный на игре, чуть сгорбившись и широко
расставив ноги, обтянутые тканью потертых, рваных на коленях джинсов. Через
белую майку без рукавов и с широкими вырезами по бокам виднеется мерно
вздымающаяся крепкая грудь, покрытая чернильным рисунком орла, и чуть
выпирающая бусинка соска. Чимин заинтересованно прикусывает пухлую губу и
неохотно отводит взгляд от раскрывающегося перед ним вида.

— Может, пиццу закажем? — спрашивает Пак, разряжая атмосферу, и вновь

тянется к телефону. — Я проголодался.

— Да, было бы отлично, — откликается на предложение Хосок, отрываясь от

своих наблюдений за увлеченным Юнги. Омега стоит, наклонившись к
двигателю, предоставляя Чону лучший ракурс для рассматривания подтянутой
попки, скрытой обтягивающими черными джинсами.

— Мне четыре сыра, Чимин-а, — просит Джин, выбрасывая новую карту и

увлеченно наблюдая за реакцией Намджуна.

— Окей, — задумчиво произносит Пак, утыкаясь в телефон.

После десятиминутного спора между братьями Чон о том, какая пицца лучше,
Чимин наконец делает заказ, выбирая несколько видов, потому что лишь двух
будет явно мало на одну компанию со здоровым аппетитом и имеющую
разнообразные вкусы. В итоге Хосок, доведенный до белого каления
аргументами брата, просто психует и уходит к Юнги, лишь бы не слышать
младшего Чона, который до конца, пытаясь убедить его в своей правоте,
выкрикивает ему в спину свои доводы.

— У него просто слишком специфические вкусы, — ухмыляется Чонгук, кидая на

Юнги, все еще увлеченного работой над порше, короткий взгляд. — Серьезно,
пицца с ананасами и грибами? — Чонгук морщится, качая головой.

— Да брось, Гук-и, — Чимин успокаивающе гладит Гука по груди и мило

64/670
улыбается, целуя его в уголок губ. Но Чон перехватывает омегу за подбородок,
не позволяя отстраниться, и накрывает его губы своими, требовательно целуя и
мгновенно забывая о глупом споре.

— Только не трахайтесь на моем диване, — предупреждает их Намджун, кидая

на целующуюся парочку недовольный взгляд, и вновь возвращается к своим
картам. — Хочу тебя огорчить, Джин-и, — ехидничает альфа, растягивая губы в
злорадной ухмылке. — Ты не получишь бесплатную резину, — с этими словами
он демонстративно выкладывает свою последнюю карту, вскидывая бровь и
довольствуясь расцветающим на лице омеги разочарованием.

— А ты быстро учишься, — хмыкает Джин, собирая карты. — Но я больше не

хочу играть.

— Боишься снова проиграть?

— Не-а, я же выиграю, а сейчас тебе просто повезло, — омега пожимает

плечами и достает новую бутылку пива из ящика, откупоривая крышку.

— Юнги собирается повысить мощность двигателя самостоятельно, — заявляет

Хосок, как только возвращается в свое кресло. — Без чьей-либо помощи, —
усмехается он, вытягивая ноги и откидывая голову на спинку кресла.

— Я же говорил, что таких порше в мире осталось девятьсот семнадцать, —

хохотнув, Чонгук продолжает копошиться пальцами в пепельно-фиолетовых
волосах Чимина.

— Он готовится к гонке, — терпеливо объясняет Хосок. Альфа натягивает на

глаза любимые черные очки и, складывая руки на груди, замирает, приняв
расслабленную позу. Лучики солнца, падающие ему на лицо через окно, дарят
песочной коже приятное тепло. Жалко, что это длится недолго, потому что:

— А папочка приедет поддержать своего малыша? — воспроизводя интонацию

Юнги, спрашивает Чонгук и закуривает. Чимин, умиротворенный копошением в
голове, вытягивается рядом и вновь утыкается в телефон. Он закидывает ноги
на столик прежде, чем Хосок швыряет в брата пустую коробку из-под печенья,
получая в ответ злобный смех.

— Не зли его, Гук-и, у него ствол с собой, — предостерегает Намджун,

заваливаясь рядом с Чимином на диван с бутылкой холодного пива в руке. Омега
поднимает на него взгляд, а уголки его губ едва заметно дрожат в подобии
улыбки. Альфа не успевает среагировать, как Чимин снова утыкается в свой
телефон, будто ничего и не было.

— У таких, как мы, всегда по два ствола припрятано, — отвечает ему Чонгук,
выпуская облако дыма вверх. — Я бы вам сказал, где я храню один из них, но это
секретная информация, — усмехается альфа, облизывая губы.

— В бардачке, — бросает Хосок, недоуменно глядя из-под очков на брата, что

решил поиграть в Джеймса Бонда. — Очень секретно.

— Это первый ствол, — Чонгук закатывает глаза. — Но ты точно не знаешь, где

второй.

65/670
 — Ребят, — прерывает веселье Юнги, окликая компанию, и все синхронно
поворачивают головы в его сторону. Рядом с ним стоит сам Ким Тэхен, одетый в
обычные синие джинсы с дырками на коленях, черные конверсы и мешковатую
красную толстовку. На лице практически нет макияжа, а на голове неизменные
круглые очки. В таком непривычном для Гука стиле он выглядит точно как брат
Юнги. — Думаю, Тэ в представлении не нуждается, вы все его прекрасно знаете,
— произносит Мин, улыбнувшись Тэхену и потирая затылок.

— Всем привет, — бодро здоровается Ким, перенимая улыбку Юнги, и

разглядывая присутствующих, лишь на секунду тормозя взгляд на Чонгуке,
держащем меж пальцев тлеющую сигарету. Альфа тут же подмигивает ему и
стряхивает пепел.

— Блять, я надеялся, что это разносчик пиццы, — с разочарованием и легким

раздражением бросает Чимин, закатывая глаза, и вновь поджимает под себя
ноги. Он пододвигается ближе к Чонгуку, кидая на Тэхена нечитаемый взгляд.

— Увы, я не разносчик пиццы, — Тэхен пожимает плечами.

— Хэй, ну и чего ты встал там? Проходи, чувствуй себя как дома, — на правах
хозяина гаража, Намджун приглашает его и с приветливой улыбкой указывает
на кресло. — У нас куча пива, да и пиццу скоро подвезут.

Тэхен благодарно улыбается и подается вперед, присаживаясь возле Джина в

слегка потрепанное кресло. Тот мигом протягивает омеге открытую бутылку
пива.

— Юнги-я, хватит ковырять несчастную машину, давай сюда, — зовет Джин,

махнув головой. Мин устало вздыхает и откладывает инструменты,
присоединяясь к остальным. Он заметно вымотан и совсем не прочь взять
перерыв.

Юнги под вопросительно-недоуменным взглядом Хосока садится рядом с

Тэхеном, а не как обычно — на колени альфы. Мин ухмыляется и пожимает
плечами, беря себе пиво.

— Почему ты раньше не привел Тэхена в нашу обитель? — интересуется

Намджун у Юнги, пытаясь игнорировать тот факт, что ноги Чимина упираются
ему в бедро, а пальцы ног слегка шевелятся, словно омега делает это нарочно,
но вида не подает. — Вы ведь давно знакомы?

— Да, еще до того, как я уехал в Италию, мы учились в одной школе и были
соседями, — отвечает за омегу Тэхен, отпивая пива. — Мы хорошо дружили.

— Впрочем, как и сейчас, — с ухмылкой добавляет Чонгук, вспоминая сцену, как

омеги со страстью зажимались у феррари Тэхена.

— Кажется, мы в одном универе учимся? — спрашивает Джин, чуть щурясь и

разглядывая младшего Кима.

— Да, — Тэхен согласно кивает. — Я вроде видел тебя там пару раз. Ты на
третьем курсе, да?

— Ага, немного мне осталось, — улыбается ему Джин. — Еще один год
66/670
потерпеть.

— А кому-то еще школу заканчивать, — саркастично тянет Чонгук, поглядывая

на закатывающего глаза Юнги.

— Чимин тоже там учится, кстати, — переводит на омегу взгляд Джин, пресекая
зарождающуюся перепалку Гука и Юнги.

— Ох, правда? — удивляется Тэхен, вскидывая брови. Он обращается к Чимину,

которому, кажется, совсем плевать на беседу: — Странно, что я не встречал
тебя там.

— Не странно, я редкий гость в универе, — бесстрастно бросает ему Чимин,

лопая шар из жвачки.

«Оно и видно» — думает Тэхен, смеривая Пака оценивающим взглядом и едва не

озвучивая свои мысли.

— Чонгук-а, — обеспокоенно зовет брата Хосок и протягивает ему телефон, на

что-то указывая. Гук забирает его и быстро пробегается глазами по небольшому
тексту в диалоговом окне, чуть заметно поджимая губы.

— Сука, — раздраженно шипит он, возвращая телефон брату и делает затяжку.

— Что там? Мистер зло снова активизировался? — встревает Намджун, хмуря

брови.

— Там такие сумасшедшие начинки для тачек поставляются, — Чонгук шумно

выпускает дым, давя окурок в пепельнице. — Кто-то, кажется, собирается
монстров создать.

— Это До? — спрашивает Чимин, поднимая глаза на Чонгука.

Тэхена словно электрический разряд прошибает. Сердце пропускает несколько

ударов, а тело на миг парализовывает. Он крепче вцепляется пальцами в
бутылку и делает несколько больших глотков. Как бы Тэхен себя ни настраивал,
но, столкнувшись с реальностью, он теряется. Внутри начинают копошиться
гнилые черви предательства, доставляя дикую боль открытым ранам. Тот, кого
Чонгук ненавидит, прошлой ночью оставлял на песочных тэхеновых ключицах
кровавые засосы, которые омега скрывает за тканью бесформенной толстовки.
Они сейчас жгут адски, доставляя физический дискомфорт. Тэхен откидывается
на спинку кресла, пытаясь выглядеть более расслабленно, и на секунду
прикрывает глаза, беря себя в руки. Джихан устроил ему хорошую пытку,
которую так воодушевленно назвал увлекательной игрой.

— У нас много соперников, врагов, много тех, кто хочет выйти в свет и показать,
на что способен, — говорит Чонгук, коротко взглянув на Тэхена, непринужденно
отпивающего пиво. — Я не могу быть полностью уверенным в том, что это
Джихан, — Чон пожимает плечами.

— Мы это выясним, — услышав пару коротких сигналов с улицы, Хосок сует

телефон в карман и поднимается. — Это пицца, наверное, я схожу, — говорит он
и направляется к выходу из гаража, обходя машины.

67/670
 — Чонгук-и, — зовет Чимин, обращая на себя внимание альфы. Он неторопливо
собственнически водит по его груди ладошкой и ласково улыбается. — Мне
нужна будет твоя помощь.

— Что такое? — участливо откликается Чон, вскидывая бровь и смотря на омегу.

— У меня какие-то проблемы с амортизаторами, посмотришь? — поддерживает

зрительный контакт Чимин, коротко кивая на желтый мерседес, стоящий у
стены рядом с сокджиновским ауди. Намджун недоуменно таращится на омегу,
не понимая, почему он просит о помощи Чонгука, когда рядом с ним сидит
лучший механик города. Он хочет открыть рот, чтобы что-то на это сказать, но
вовремя останавливается. Чонгук так Чонгук, видимо, так надо Чимину.

— Конечно, я взгляну, — Чонгук улыбается и ведет костяшками пальцев по

мягкой щеке омеги.

— Спасибо, малыш, — доверительно шепчет Чимин. Глянув на Тэхена со

странным горящим огоньком в глазах, омега обвивает шею альфы руками и
накрывает его губы своими. Он немного приподнимается, чуть ли не седлая
бедра Чонгука. Метит территорию.

Тэхен окидывает разворачивающуюся перед ним сцену равнодушным взглядом и

припадает губами к горлышку бутылки, делая глоток. Чего Чимин добивается —
непонятно. Он сразу показал свою неприязнь, делая вид, что Тэхена тут и нет
вовсе, неохотно отвечал, даже не смотря в глаза, а теперь пытается что-то Киму
показать, думая, что это вызовет какие-то неприятные чувства внутри него. Он
ошибается.

— Слушай, а как давно ты за рулем? — кашлянув, спрашивает у омеги Джин,

сидящий на стуле рядом. — И как вообще пришел к гонкам?

— Мне было четырнадцать, когда отец отвез меня на формулу-один, —

переключается Тэхен, но ловит на себе пристальный взгляд Чонгука. Альфа
скользит ладонями вниз по спине Пака, целуя мягкие пухлые губы, причиняя
Чимину легкую боль от грубых покусываний, а сам неотрывно следит своими
черными как ночь глазами за Кимом, сидящим напротив, словно бросая вызов в
их безумной игре, делая внезапный ход. Но в ответ Тэхен бросает на альфу
незаинтересованный взгляд, успевая заметить искорки злости в чонгуковых
глазах, и, как ни в чем не бывало, снова отворачивается к Джину, продолжая. —
Это было на автодроме феррари, — добавляет он, слыша восторженное
сокджиново: «охуеть, вот это да».

— И с тех пор ты...

— Да, тогда я и влюбился в скорость, — говорит Тэхен, улыбнувшись.

Доставленная наконец пицца полностью меняет атмосферу дня, стремительно

перетекающего в вечер. Разнообразные беседы, истории из прошлого под
выпивку и уже остывшую пиццу, пустые бутылки из-под пива, которые Чонгук
сообразил использовать вместо кеглей. Гараж наполняется смехом и лязгом
стекла по бетону. Вместо шара — найденный в намджуновском хламе
футбольный мяч. Тэхен быстро привыкает к новым людям, идеально вписываясь
в общую картину, словно всегда был с ними. Один раз ему удается сделать
страйк. Радуясь победе, он и не замечает, как оказывается в крепких объятиях
68/670
Чонгука, который оказался в одной с ним и Юнги команде. Но, быстро придя в
себя после опьянения победой, он мягко отстраняется от альфы и дает Юнги
«пять».

Игра в боулинг затягивается на два часа, и когда большая часть бутылок

становится разбитой, азарт начинает пропадать, сменяясь приятным чувством
эйфории и легкой усталостью. Хосок, Намджун и Джин изнеможенно
разваливаются на диване, обсуждая итоги игры, а Тэхен опускается на кресло и
с улыбкой слушает спор парней, периодически вставляя свое слово. Чимин и
Юнги прибирают последствия боулинга, в то время как Чонгук выходит из
гаража, хмурясь и держа в руке телефон.

— Хосок-а, ты абсолютный ноль в боулинге, ты это знаешь? — выдает Намджун,

пьяно улыбаясь и держа ладонь на груди Чона. — Твой брат в этом куда лучше.

— Неправда, это все потому что у них в команде Тэхен был, — объясняет Хосок,
отрицательно качая головой и указывает пальцем на омегу. Тэхен хихикает,
пожимая плечами.

— Не оправдывайся, Чонгук тоже сделал пару страйков, и ты видел это, —

говорит Джин, посмеиваясь. — Вам с Юнги нужно больше практики.

— В следующий раз я буду в команде с Юнги, а вам следует начать бояться, —

шутливо угрожает им Хосок, подмигивая глянувшему в их сторону Мину.

— Посмотрим, — ухмыляется Намджун, хлопая Хосока по покрасневшей щеке.

Чонгук возвращается в гараж спустя пять минут, что-то быстро печатая в

телефоне. Тэхен глядит на него и закусывает губу. Чон кажется серьезным и
даже немного сердитым. Заблокировав телефон, он сует его в задний карман
джинсов.

— Блять! — неожиданно вскрикивает Чимин, болезненно морщась и уставляясь

на свою ладонь, по которой струится алая струйка, стекающая на осколки под
его ногами.

— Что случилось? — Чонгук хмурится, не сразу замечая что происходит. Он в

два шага оказывается рядом, вставая перед омегой и осторожно берет его
ладонь в свою. — Блять, Чимин-и, — выдыхает он, мягко оглаживая кожу вокруг
пореза. — Сильно болит? — обеспокоенно спрашивает альфа, заглядывая в
карие глаза напротив, в уголках которых скопились хрустальные капельки слез.
Чимин коротко кивает и шмыгает покрасневшим носом. — Джин-а, быстро тащи
аптечку, — командует альфа, глядя на Кима.

Чонгук взволнован и обеспокоен, а в глазах плещутся сочувствие и нежность. Он

успокаивающе гладит Чимина по голове и усаживает на диван. Присев перед
ним на колени и обрабатывая рану средствами, принесенными Джином, он
осторожно дует на нее, ближе склоняясь к ладони. Когда Чимин шипит от боли,
альфа ласково шепчет ему, что все будет хорошо, заглядывая в глаза омеги и
обнадеживающе улыбаясь.

У Тэхена что-то внутри неприятно скребет, царапает внутренности, воет. Он

больно прикусывает губу и отворачивается от Чонгука, бегая быстрым взглядом
по машинам. Чон с Чимином так нежен, заботится о нем, стараясь доставить как
69/670
можно меньше боли, свести ее к минимуму. У Тэхена какая-то странная обида и
злость под кожей расползаются, сплетаясь вместе. Ему Джихан делает больно,
наслаждается этой болью в карих глазах и смеется, добавляя еще. Но Чонгук не
такой. И Тэхен злится на него за то, что тот тянется к нему, желает его и хочет
большего; за пожирающие взгляды и прикосновения, от мыслей о которых по
телу до сих пор мурашки бегут. Тэхен злится на себя, потому что чувствует что-
то, что его волновать не должно, но почему-то волнует слишком сильно,
беспокоит и изнутри сжирает. Злится на Джихана за то, что он втянул его в этот
жестокий обман, который волочить за собой вдруг стало как-то невыносимо
тяжело.

— Ну вот и все, — заключает Чонгук с улыбкой, приклеивая телесного цвета

пластырь на рану. — Будь аккуратнее, Чимин-а.

— Спасибо, Гук-и, — благодарно улыбается в ответ Чимин, наклоняется и

чмокает альфу в щеку, подольше задерживаясь губами на коже.

— Раз уж теперь все отлично, — начинает Хосок, смотря на каждого. — Как

насчет погоняться? — он расплывается в задорной улыбке.

— Я согласен, — сразу поддерживает идею Намджун, решительно поднимаясь с

дивана, но Джин хватает его за руку и усаживает на место, строго глядя на
альфу.

— Тебе нельзя, Намджун-а, ты же знаешь.

— Тогда ты ведешь мой мустанг, а я рядом посижу, — неугомонно улыбается

Джун, подмигивает омеге. — Справишься с ним?

— В два счета его укрощу, — хмыкает Джин, вытягивая ладонь. — Гони ключи.

— Снова на команды делимся? — спрашивает Хосок, поглаживая пальцами

затылок Юнги. Омега уютно лежит на коленях Чона, уткнувшись в его грудь
лицом и едва не засыпает, утомленный насыщенным днем. — Я согласен, а то
этот, — Хосок указывает пальцем на Юнги, — не в состоянии за рулем сидеть.

Чонгук ухмыляется, глядя на Мина.

— Конечно, малышам давно пора спать, — вставляет он очередную колкость,

доставая ключ от своего кенигсегга из кармана. — Погнали.

Свежий ночной воздух заполняется ароматом машинного масла и выхлопных

газов. Заброшенная дорога позади города, недалеко от гаража, наполняется
жизнью. Жженая резина прогревает холодный асфальт, разнося по пустынной
округе визг шин. Макларен цвета звездного неба яростно несется вперед, не
давая проехать мустангу, летящему следом. Бампер почти упирается в зад
гиперкара, ни на миллиметр не отставая. Юнги, окончательно взбодрившийся и
возбудившийся, нервно ерзает на пассажирском сидении макларена, уставляясь
в зеркало заднего вида и довольно смеясь. Он вытягивает из окна руку,
показывая мустангу средний палец. Белоснежные волосы треплет встречный
ветер, устраивая на голове омеги беспорядок, но разве это важно сейчас?

— Жми, Хосок-а! Они нас сейчас обгонят, — кричит Юнги, поглядывая на

Хосока, сосредоточенного на дороге.
70/670
Чон переключает скорость и давит на педаль газа сильнее. Мустанг сзади не
сдается и, спустя секунду, нагоняет макларен, выравниваясь с ним. Джин
крепко держит руль, спокойно слушая пьяные указания Намджуна, сидящего
рядом. И, как ни странно, толк в них есть. Он на полметра опережает макларен и
с ликующей улыбкой отправляет соперникам воздушный поцелуй. Юнги зло
хмыкает, матерясь, и отворачивается, требовательно глядя на Хосока.

— Сделай их, папочка, — по-командирски произносит он, а Хосок поворачивает

голову к омеге и расплывается в дьявольской улыбке, коротко кивнув.

— Умница, Джин-и, — хвалит Намджун Кима, смеясь и слегка хлопая омегу по

коленке. — Ты нравишься моей малышке.

— Какая честь, — ухмыляется Джин, давя на газ.

Впереди близится резкий поворот, затем — финишная прямая. Хосок совсем

немного сбавляет скорость и разворачивает руль, плавно дрифтуя. Рядом
мустанг слегка заносит, и он оказывается позади. Юнги снова наполняется
надеждой на победу, вцепляется пальцами в дверцу макларена и в нетерпении
устремляет взгляд на белую, немного стершуюся со временем финишную
полосу. Хосоковская тачка легко справляется с поворотом и вновь набирает
скорость. Мустанг сзади едет с большим отрывом, чем прежде, столкнувшись со
сложностью в виде поворота. Джин вслух выругивается, пытаясь удержать
контроль над управлением, но Намджун успокаивает его, убеждая, что это не
страшно. Из-за разной силы тяжести машины по-разному реагируют на
препятствие в виде непродолжительного дрифта. Джин, привыкший к машине
другой комплекции, воспользовался методом, пригодным для его ауди, но не
для намджуновского мустанга.

Макларен, словно ракета, пролетает через финишную и резко тормозит,

разворачиваясь на сто восемьдесят градусов и дымя шинами. Спустя пять
секунд полосу пересекает мустанг, тормозя рядом. Чимин спрыгивает с капота
своего мерса и мчится к парням. Прижав Юнги к макларену, Хосок дарит омеге
страстный победный поцелуй. Отстраняясь от сладких губ, он что-то шепчет
Мину на ухо и омега смущенно улыбается, шутливо пихая альфу в плечо и
отворачиваясь к подошедшему Чимину. Немного расстроенный Джин выходит из
машины и виновато закусывает губу, косясь на Намджуна. Тот улыбается и
хлопает омегу по плечу, чуть наклоняясь и говоря что-то ободряющее, что
вызывает у Джина ответную улыбку. Они вместе направляются к остальным, и
все пятеро начинают громко спорить о произошедшей гонке. Чонгук хрипло
смеется, наблюдая за друзьями со стороны.

— Не, нихуя, победили-то мы, смиритесь, — Хосок довольно ухмыляется,

выпячивая грудь и складывая на ней руки. Тэхен, сидящий рядом с Чонгуком на
капоте агеры, слабо улыбается. Братья так похожи, когда дело касается победы,
выпячивают грудь, как гордые петухи, доказывают неизбежность
произошедшего, и даже самодовольные улыбки у них одинаковые.

— Эй, а вы чего расселись? — громко спрашивает Намджун, поворачиваясь к

Тэхену и Чонгуку. — Сейчас ваша очередь гонять.

— Да, сейчас, а вы там готовьтесь к проигрышу, — смеется Чонгук.

71/670
 — У тебя отличные друзья, Чонгук, — негромко произносит Тэхен, поворачивая
голову к Гуку и тепло улыбается. — И брат.

За целый день, проведенный рядом с этими людьми, Тэхен больше ни разу не

вспоминал о том темном секрете, который хранит у себя на сердце и который то
и дело колет его, причиняя боль. Но боль отступает, стоит омеге забыться и
посвятить себя новым знакомым. Вместо этого, его заполняют легкость и
ощущение полной свободы. Тэхен поднимает голову, разглядывая темно-синее
небо, усыпанное многочисленными переливающимися бриллиантами, и сует
руку в глубокие карманы своей толстовки. Вечер красив.

— Ты можешь стать частью нас, — так же негромко предлагает Чонгук,

разглядывая красивый профиль омеги.

У Тэхена в глазах звезды отражаются, в них словно вся Вселенная

сосредоточена, а Чон в ней тонет, срываясь с обрыва. На розоватых губах
расслабленная улыбка, огненно-красные волосы треплет легкий свежий
ветерок, приоткрывая лоб, а в ушах серьги поблескивают. Тэхен волшебный, и
Чонгук сам себя не понимает, не может контролировать, потому что глаза
упрямо смотрят на омегу, не желая видеть что-то или кого-то кроме него. Тэхен
переводит взгляд на Чонгука и прикусывает губу, пытаясь скрыть легкую
улыбку.

А Чонгук только сейчас вспоминает, что не курил с тех пор, как омега пришел в
гараж.

Потому что Тэхен сигаретный запах не переносит.

Последние лучи золотисто-оранжевого солнца освещают верхушки высоких

деревьев, уступая место тьме. На трассе, где кончается город и начинается
извилистая дорога, ведущая в лес, уже стоят автомобили, готовые к
предстоящему дрифт-заезду. Темнота — лучший друг дрифта, как и кишащая
резкими поворотами дорога.

Черная агера стоит на старте в первом ряду рядом с серебристым астон

мартином. Позади него — оранжевый ламборгини галлардо, а за ламбо — черный
шевроле корвет. Чонгук выходит из машины и прислоняется бедром к капоту,
закуривая и оглядывая присутствующих. Несмотря на неудобное для зрителей
место проведения гонки, людей собралось немало. Знакомые и незнакомые
машут Чонгуку, желают удачи, просят порвать всех на гонке. Глупо отрицать,
что большинство народу здесь именно из-за него. Эта масштабная гонка у
Чонгука первая после освобождения, и каждому любопытно увидеть короля
дорог в действии после длительного отпуска. Чонгук оглядывает машины
соперников, отмечая для себя, что каждая ему знакома. Кроме одной. Всего в
заезде участвует шесть гонщиков, четверо из которых уже ждут на старте. Но,
спустя пять минут, подъезжает также знакомый зеленый додж — один из банды
Има. И остается только один.

— Как настрой, Чонгук-а? — кивает альфе подошедший Хосок, решивший

посмотреть на камбэк брата.

— Лучше нельзя, — задумчиво отвечает Чонгук, чуть щурясь и зажимая меж губ
72/670
сигарету. — Чей это корвет? — спрашивает он, пытаясь что-то разглядеть через
плотно затонированное лобовое стекло черной шевроле.

— Понятия не имею, — Хосок хмурится и отворачивается от неизвестной тачки,

становясь напротив брата.

— Я тут каждого знаю, — размышляет Гук, выпуская дым. — Но этот даже из

машины не выходил. Какой-то закомплексованный новичок? — хмыкает он себе
под нос, делая короткую затяжку.

— Для новичка у него нехилая тачка, — Хосок усмехается и забирает у брата

сигарету, затягиваясь.

— Кто еще должен подъехать? Одного не хватает, — уточняет Чонгук,

скрещивая руки на груди.

— Какой-то Ви, не знаю, кто это, — Хосок пожимает плечами и возвращает

сигарету Гуку.

— Еще один новичок? — насмешливо интересуется Чонгук, вскидывая бровь. —

Ладно, похуй, скоро старт.

— Стоит ли желать тебе удачи? В любом случае, десять тысяч зеленых уже у
тебя в кармане, — Хосок, уверенный в своих словах, улыбается и хлопает брата
по плечу.

— Что мне эти бабки? — хохотнув, смотрит на него Чонгук. — Одно колесо
кенигсегга стоит десять тысяч. Я делаю это ради удовольствия, ты же знаешь.

— Тогда наслаждайся, братишка, — старший Чон подмигивает и отходит к

обочине, туда, где стоят зрители и машины, не участвующие в гонке.

Спустя две минуты, за зеленым доджем, припаркованном на старте за агерой,

встает уж очень знакомый красный авентадор. Чонгук бросает окурок на землю,
туша его носком ботинка, и двигается в сторону подъехавшей ламборгини.
Дверца со стороны водителя плавно взмывает вверх и из авто выходит Ким
Тэхен, сменивший свой стиль со светской львицы на настоящего гонщика. На
голове у него темно-синяя бандана с белыми узорами, перекрывающая лоб —
первое, что бросается Чонгуку в глаза. О да, она чертовски ему идет, и Чон сам
себе в этом признается. Тэхен похож на крутого стритрейсера, одетый в
серебристую косуху поверх черной футболки с принтом, в светло-синие джинсы
с дырявыми коленками, и, как идеальное завершение образа — короткие
ботинки с тяжелой подошвой.

— Так ты и есть таинственный незнакомец по имени Ви? — не здороваясь

любопытствует Чонгук, подходя к омеге.

— Это я, — отзывается с улыбкой Тэхен, присаживаясь на капот ламбо, и сует

руки в карманы косухи.

— И вот мы снова на одной дороге. Не боишься? — ухмыляется Гук, вскидывая

бровь.

— Мне нечего бояться, Чонгук, дрифт — это то, что я умею лучше всего, —
73/670
усмехается Тэхен и поднимается с капота. — Уже старт. Удачи, король дорог, —
лукаво подмигивает он Гуку, садясь обратно в машину.

— Не надейся, что я дам тебе фору и буду поддаваться, детка, — бросает

Чонгук и уверенным шагом направляется обратно к своей агере.

Грид-герл уже на своей позиции перед автомобилями. Она взмахивает руками, и

моторы оживают. Чонгук крепче обхватывает руль и давит на педаль, набирая
обороты. Агера приятно вибрирует, готовая сделать рывок. Двигатель за спиной
нетерпеливо рычит, а у Чонгука на губах улыбка. Сзади слышен рык авентадора
— альфа может различить его звучание среди остальных. Чонгук хочет
посмотреть, на что способен Тэхен в реальной гонке против нескольких
соперников. Грид-герл резко опускает руки, и машины с визгом подрываются с
места, летя по ночной дороге навстречу темному лесу. Астон мартин мгновенно
отстает от кенигсегга, оказываясь на третьем месте после зеленого доджа,
прилипшего к заднему бамперу агеры. Чонгук давит на газ и меняет скорость,
дергая веточку за рулем. Он «стряхивает» с хвоста додж и вырывается вперед,
готовясь к первому повороту. Впереди извилистая дорога, а на середине пути
начнется езда над обрывом. Чонгук поглядывает в зеркало заднего вида,
выкручивая руль, и входит в дрифт. Сзади поднимается облако дыма, словно
туман, перекрывая обзор на машины соперников. Чонгук все ждет, когда сзади
появится авентадор, но вместо него появляется другая ламборгини.

Машины одна за другой входят в дрифт, словно скользят по льду, оставляя на

асфальте черные следы от жженной резины. Зеленый додж позорно отстает,
оказываясь на шестом месте, а прямо перед ним, пятым едет астон мартин,
пытающийся опередить впереди летящий шевроле. Тэхен несется третьим,
вжавшись в бампер галлардо, не дающей проехать вперед. Он петляет
зигзагами, не уступая свое серебряное второе место авентадору. Тэхен до упора
давит на педаль газа и при начавшемся повороте резко ударяет по тормозам,
уверенно входя в дрифт. Он крепко держит руль, контролируя поворот, и
довольно хмыкает, когда оранжевая ламбо оказывается сзади. Впереди уже
виднеется красный свет фар агеры.

Чонгук замечает сзади фары авентадора и ухмыляется.

— Все же догнал, — неожиданно радуясь, говорит он, поглядывая в зеркало и

увеличивая скорость. Форы не будет.

Повороты начинают появляться все чаще, и Чонгук выкручивает руль то влево,

то вправо, ни на секунду не выравнивая автомобиль. Задние колеса заносит,
агеру кидает из стороны в сторону, а впереди начинается обрыв. Чонгук совсем
немного сбавляет скорость и полностью сосредотачивается на дороге,
освещенной лишь дальним светом фар кенигсегга.

Тэхен остается с разинутым от удивления ртом, когда черный корвет вмиг

оказывается перед ним и полностью блокирует дорогу, не позволяя проехать.
Шевроле сам немного замедляется и вынуждает замедлиться Тэхена, в то же
время продолжая перекрывать путь. Тэхен начинает злиться и резко давит на
педаль газа, чуть ли не вжимаясь в бампер чужой машины, но шевроле упрямо
продолжает тормозить авентадор.

— Какого... — Ким с неприкрытым раздражением следит за тем, как его

обгоняет ламборгини галлардо. Она с рычанием пролетает рядом и шевроле
74/670
прекращает свои маневры, когда оранжевая ламбо оказывается впереди. Тэхен
хмурится и вновь набирает скорость, недоуменно уставившись на корвет перед
ним.

Чон вновь дрифтует на очередном повороте, выкручивая руль и слегка давя на

тормоз. Он пытается не думать о том, кто за ним, потому что это значения не
будет иметь, когда он первым приедет к финишу. Впереди серьезное
препятствие, и хоть Чонгук не впервые на этой дороге, ночью бездонная
пропасть начинает немного волновать.

Сзади слышится оглушающий визг шин и удар об землю. Чонгук кидает

напряженный взгляд на зеркало заднего вида, и чуть не теряет контроль над
управлением агеры. Чон успевает заметить логотип золотистого быка на капоте.
Автомобиль сзади переворачивается несколько раз, ударяясь об землю так
сильно, что буквально чувствуется вибрация. Осколки стекла и разбитых фар
разлетаются в разные стороны, крошась на мелкие частицы. У Чонгука сердце
заходится в бешеном ритме, а руки едва не выпускают руль.

Мимо агеры ракетой проносится шевроле, на капоте которой Чонгук замечает

большую царапину, которой точно не было перед гонкой. Корвет, протаранив
ламборгини, несется на всех скоростях, стремясь скорее скрыться во тьме.
Чонгук поджимает губы и крепче сжимает руль. Не задумываясь, он давит на
газ и несется за шевроле. Множественные вопросы находят свой ответ прямо
здесь, и он летит вперед по дороге, на которой становится все меньше
поворотов. Из выхлопных труб, словно из пасти дракона, вырывается синее
пламя. Закись азота. Чонгук стискивает челюсти, сдерживая бурлящую внутри
злость. Надо догнать, надо узнать, кто становится причиной аварий на гонках.
Но корвет мгновенно пропадает из виду, сливается с тьмой, даже задних фар не
разглядеть. Чонгук точно знает, что это авто не обладает такой мощью, как его
кенигсегг, но почему-то проклятая шевроле находится в большом отрыве, это
происходит буквально за доли секунды. И еще один вопрос находит свой ответ,
потому что кто-то напихал в машину дичайшую начинку, повышая мощность в
сотни раз.

В ушах звон, а в голове полная путаница. У Чонгука на повторе в голове

транслируется сцена переворачивающейся ламборгини.

Красной ламборгини.

— Нет, нет... — шепчет он едва слышно, отрицательно качает головой,

уставляясь перед собой, словно в пустоту.

Агера делает резкий разворот с громким визгом шин, летя в обратном

направлении. На спидометре триста пятьдесят в час — скорость, которую не все
машины способны развить. Чонгуку плевать на повороты, которые только
увеличивают его время до места аварии. Вот почему Тэхен отстал. Чонгук злится
на себя, едва сдерживается, чтобы не ударить себя кулаком по лицу, потому что
забил на все, перестав следить за движением авентадора в зеркале заднего
вида. Мерзкий эгоизм и желание победить взяли верх. Чонгук должен был
насторожиться из-за неизвестного автомобиля, должен был узнать, кто за рулем
проклятой шевроле. Но тогда было плевать.

Впереди уже виднеются автомобили. Чонгук слегка щурится от внезапной

яркости среди темного леса. Перевернутая ламборгини вся охвачена пламенем.
75/670
Чонгук нетерпеливо тормозит, не доезжая, и спешно выпрыгивает из машины,
подрываясь к горящему авентадору. Другие гонщики стоят возле своих машин,
не решаясь подобраться к ламборгини ближе, лишь смотрят с сожалением и
страхом. Чонгуку хочется наорать на них, схватить за глотки и душить, потому
что они бездействуют, не пытаются спасти. Гребаные трусы, пекущиеся лишь о
своей шкуре.

В легких кислорода внезапно не оказывается, в воздухе вонь горелой резины и

жар. Чонгук задыхается, мечется и прищуривается, пытаясь разглядеть внутри
автомобиля омегу.

— Тэхен-а! — кричит Чонгук не своим голосом, пытаясь подобраться к

ламборгини. — Тэ...

Внутри все рвется на мелкие кусочки, плавится, точно как резина на колесах. Он
стоит на расстоянии пяти метров, ступает вперед, сокращая расстояние. Чонгук
собирается влезть внутрь горящей машины и забрать оттуда Тэхена. Плевать на
себя, на свою жизнь, она ничто. Там, охваченный огнем, Тэхен заперт, а
остальное не имеет значения.

Внезапная яркая вспышка перед глазами, а в ушах оглушающий звон.

Бензобак взорвался.

Чонгук видит большие янтарные глаза, полные боли и страха, и теряет нить
реальности.

Примечание к части

«черный корвет» Chevrolet Corvette Stingray:

https://pp.userapi.com/c840339/v840339059/59370/88S6iVCBjs4.jpg

76/670
счастье в тебе

В ушах стоит звон, а перед глазами проносятся яркие вспышки на фоне

кромешной темноты, словно фейерверки в ночном небе.

Скулу жжет, щиплет, что-то теплое и липкое медленно течет по щеке, собираясь
на подбородке. Чонгук сидит коленями на асфальте, усыпанном разбитым
стеклом, что впивается в оголенную кожу. Боль не ощущается. На пыльный
асфальт капают густые капли крови, сверкающие рубинами в свете яркого
пламени.

Чонгуку кажется, что он не дышит, а сердце в груди не бьется. Жизнь замерла,

поставленная кем-то на паузу. На языке привкус гари, собственное тяжелое
дыхание наконец слышится, словно сквозь толщу воды.

Чьи-то нежные теплые руки касаются чонгукова лица и приподнимают вверх.

Альфа заглядывает в глаза напротив, вырываясь из пучины тьмы.

Тэхен...

В его больших глазах, полных страха и безграничного волнения, слезы застыли.

— Тэхен, — хрипло шепчет Чонгук и тянет руку к лицу омеги, оглаживает

большим пальцем нежную щеку, убеждаясь в его реальности. Тэхен жив и
здоров. Цел и невредим. Сидит напротив него, бегает взглядом по чонгукову
лицу, растерянно и неосознанно льнет щекой к его теплой ладони.

— Чонгук...

Тэхен оказывается в крепких объятиях, он жмурится, тихонько всхлипывая, и

расслабляется в руках альфы, обнимает в ответ, утыкаясь носом в его плечо.
Чонгук прижимает омегу так, словно тот эфемерный и сейчас исчезнет вмиг, а в
его руках останется лишь пыль. Он чувствует выравнивающееся сердцебиение
своим телом и успокаивается сам, вдыхая легкий цветочный аромат,
смешавшийся с проклятой гарью.

— Я думал... — дрожащим голосом произносит Чонгук, сглатывая ком в горле, и

заглядывает в глаза омеги, — что это ты там... и твоя машина...

— Я в порядке, со мной все хорошо, — шепчет в ответ Тэхен, чуть отстраняясь, и

разглядывает лицо альфы. — А вот ты... — омега быстрым движением стягивает
с головы бандану и складывает ее пополам. Аккуратно касаясь кровоточащей
скулы Чонгука, стирает кровь и бережно прикрывает рану.

— Это ерунда. Нам надо валить отсюда, пока копы не подъехали, —

опомнившись, говорит Гук и поднимается на ноги. Он тянет Тэхена за собой,
помогая ему встать. — Но где твоя тачка?

— Там, за ней, — Тэхен указывает подбородком через плечо за горящую ярким

пламенем галлардо. — Я успел вовремя затормозить, когда увидел...

Чонгук делает шаг назад и прищуривается, чтобы разглядеть. Он только сейчас

замечает тэхенов авентадор, стоящий без единой царапины в нескольких
77/670
метрах от галлардо. Альфа облегченно вздыхает. Прикрывая глаза, он запускает
пальцы в свои волосы и слегка зажимает их у корней, пытаясь кратко
проанализировать случившееся. Страх и паника, взявшие верх над разумом,
перекрыли реальность, жестоко подшутив. Чонгук увидел разбившуюся
ламборгини и принял ее за авентадор, а пламя не позволило определить цвет
авто. Разум просто отключился, не дав ни в чем разобраться. Сработал инстинкт.

Чонгук чертовски сильно испугался.

Он берет тэхенову ладонь в свою, слегка сжимает, и движется в сторону агеры.

— Чонгук, куда...

— Ты едешь со мной, — говорит Гук твердо, крепче сжимая ладонь омеги, чтобы
даже не пытался сопротивляться.

Сегодня он точно не сможет отпустить Тэхена одного, не после того, что

произошло. На замену спокойствию за жизнь омеги вернулась злость на того,
кто подстроил аварию. Чонгук этой ночью уснуть не сможет, зная, что Тэхен
будет совсем один, и плевать, что у себя в особняке, плевать, что в этом самом
особняке охрана имеется. Не сможет.

— Но моя машина, — Тэхен теряется, но послушно плетется за альфой, позволяя

себя вести.

Чонгук достает из кармана куртки телефон и быстро набирает номер брата.

После первого гудка Хосок отвечает.

— Чонгук? — из динамика слышится удивленный голос старшего Чона.

— Тут авария, один гонщик мертв, сейчас копы понаедут, подъезжай к

четвертому километру и отгони авентадор, — быстро и четко информирует его
Чонгук, не давая брату и слова вставить. — Я потом все объясню, — он уже
собирается бросить трубку, но старший Чон его останавливает.

— Стой, Чонгук-а! — торопливо одергивает его Хосок. — Вы в порядке? — в

голосе брата явное волнение, а на фоне слышится хлопок закрывающейся
автомобильной двери.

— Да, я позже позвоню, — Чонгук завершает звонок и неохотно выпускает руку

Тэхена, когда они подходят к кенигсеггу. — О тачке не беспокойся, Хосок ее
заберет. Садись.

Тэхен кивает и повинуется, садясь на пассажирское место. Чонгук заводит

автомобиль и захлопывает дверцу, первым делом нагибаясь к бардачку. Пальцы
альфы внутри открытого бардачка нащупывают холодный металл и, для
верности, сжимаются на рукояти. Тэхен вопросительно следит за Чонгуком, не
сразу понимая что достает оттуда альфа. Понимание приходит в момент, когда
омега переводит взгляд вниз, замечая в свете приборной панели кенигсегга
блеск черного металла, по силуэту напоминающего пистолет. Омега
прикусывает губу и отворачивается, не говоря ни слова. Убедившись, что оружие
на месте, Чон закрывает бардачок и кладет руки на руль, сжимая его пальцами.
Альфа давит на газ и рык агеры разносится по округе, заглушая голоса
гонщиков и треск пламени, разрушающего перевернутую ламборгини. Она
78/670
срывается с места и пролетает мимо, исчезая во тьме леса.

Вокруг бесконечные высотки, возвышающиеся над дорогами и освещенные

светом из окон, что словно звезды на небе. Блеск неоновых вывесок отражается
на черном покрытии агеры, летящей через поток машин. Городской воздух,
перемешанный с выхлопными газами, вливается в салон через спущенное
стекло. Чонгук высовывает руку наружу, держа меж пальцев тлеющую сигарету.
Никотин плавно растекается по телу, расслабляя туго натянутые нервы, принося
желанное успокоение. Ему это сейчас нужно, ему это необходимо. Он выпускает
густое облако дыма, растворяющееся в ночном небе, и давит на педаль,
разгоняясь до двухсот пятидесяти, и плевать на ограничение скорости.

Тэхен прислоняется к прохладному стеклу и снова закусывает губу, разглядывая

многочисленные здания, пролетающие мимо и остающиеся где-то далеко
позади. Всю дорогу Чонгук молчит. Сминает пальцами кожаный руль, упрямо
глядя вперед на дорогу. Челюсть напряжена, на лице желваки играют, а брови
слегка нахмуренные. Он о чем-то глубоко задумывается, и Тэхен мешать не
хочет. Да и что-то говорить нет желания в принципе. После случившегося тело
будто сил лишилось, а глаза начинают неконтролируемо закрываться. Тэхен
ничего не говорит, когда в ноздри бьет едкий запах сигаретного дыма —
Чонгуку надо. Выражение его лица заметно расслабляется. Одна выкуренная
сигарета помогает мыслям хоть немного собраться в кучу.

Он наконец сдается и прикрывает глаза, медленно уходя в царство снов под

негромкое приятное рычание кенигсегга. В руке, лежащей на колене, омега
сжимает свою бандану, пропитанную чонгуковой кровью.

— Я понял, — сквозь дрему слышится негромкий хриплый голос Чонгука. Тэхен

мгновенно приходит в себя и поворачивает голову к альфе.

— Что? — спрашивает Тэ едва слышно.

— Кто-то хочет меня запугать, — Чонгук поворачивает голову к Тэхену,

заглядывая в его большие глаза, отражающие свет вывесок и фонарей. — Целью
был не я. И не ты тоже, — продолжает альфа после недолгой паузы и
отворачивается к дороге. — Там, на дороге ты был где-то позади, а за мной
только галлардо.

— Что же тогда... — Тэхен слегка хмурится, пытаясь уловить его цепочку

мыслей, и вопросительно глядит на Чона, крепче сжимая в ладони кусок
окровавленной ткани.

— Просто галлардо оказался для шевроле легкой добычей, — заключает Чонгук,

поджимая губы, и нервно ведет плечами. — Я выясню, кто все это устраивает на
дорогах.

Теплый золотистый свет торшера рассеивает мрак просторной гостиной. На

настенных часах стрелка бесшумно сдвигается, указывая на час ночи. Огни
ночного города пытаются прокрасться внутрь, останавливаемые плотными
шторами. По гостиной разносится тихое мычание и прерывистое тяжелое
дыхание, нарушающее тишину дома.

79/670
Чонгук сидит на диване, вытянув ноги и откинувшись назад. Тэхен нависает над
ним, устроившись меж раздвинутых ног, и обрабатывает рану на чонгуковой
скуле. Альфа негромко шипит, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы, и
прикрывает глаза, слегка хмуря брови.

— Прости, — шепотом извиняется Тэхен, стараясь причинить как можно меньше

боли.

— Все в порядке, — шепчет Гук, облизывая пересохшие губы.

Ким разглядывает лицо альфы, пока тот сидит с прикрытыми глазами.

Осознание того, что случилось на дороге, начинает постепенно приходить.
Чонгук вернулся за ним. Тэхен четко видел его глаза, переполненные болью и
диким страхом до краев. Чонгук хотел пойти за ним в огонь. Этот чертов
сумасшедший альфа действительно был готов броситься за ним в пекло,
наплевав на собственную жизнь. У Тэхена мурашки по коже пробегают от
воспоминаний о срывающемся голосе, кричащем его имя. О глазах, в которых
отражалось оранжево-синее пламя.

Омега прекращает обрабатывать рану, застывая с ватным диском в пальцах,

впитавшем кровь альфы. Чонгук, перестав ощущать прикосновения Тэхена,
открывает глаза. Омега уставился на него стеклянным нечитаемым взглядом,
словно превратился в статую, не моргает даже. Чонгуку кажется, что он и
дышать перестал.

— Ты чего? — хрипло шепчет Чон, плавно подаваясь вперед.

Тэхен отмирает и прислоняется лбом к его лбу, словно ища защиты. Он

жмурится до боли в глазах, не давая подступившим слезам вырваться наружу.
По позвоночнику проходится легкая дрожь, когда чонгуковы пальцы касаются
затылка, плавно спускаясь вниз, поглаживая спину. Его теплое дыхание так
близко, что губы щекочет. Омега прикусывает свою нижнюю губу и кладет одну
руку на плечо Гука, пытаясь сдержаться. Чонгук прикрывает глаза и касается
своим кончиком носа тэхенова, вслушиваясь в едва различимое дыхание, от
которого покалывает губы. Гук словно уже ощущает вкус тэхеновых губ на
своих, их тепло, их мягкость. Одно маленькое движение, и они соприкоснутся.
Так близко, но так далеко.

— Нет... ничего, все нормально, — совладав с собою, наконец выдыхает Тэхен,

резко отстраняясь и качая головой. Он начинает копошиться в рядом лежащей
аптечке, выискивая пластырь, словно ничего и не было секундой ранее.

Чонгук пристально следит за омегой взглядом и тяжело вздыхает, откидывая

голову на спинку дивана.

— Твои колени еще... — говорит Тэхен, аккуратно наклеивая пластырь на скуле

Чонгука.

Чон поднимает голову и осматривает свои колени с запекшимися следами крови

на оголенной коже. А боли не чувствуется.

— Прямо как в детстве, когда на ногах устоять толком не мог, — улыбается

альфа, смотря на Тэхена. Омега едва заметно улыбается ему в ответ уголками
губ и присаживается на мягкий ковер перед Чоном. Ему приятно слышать
80/670
маленькие детали об этом альфе.

— Сейчас разберусь с этим и поеду, — шепчет Тэхен, подтягивая аптечку ближе

к себе. — Поздно уже...

— Тэ, — зовет Чонгук, и Тэхен поднимает голову, выжидательно глядя на альфу.

Имя омеги из уст Чона звучит так нежно и красиво, с заботой, которую он так
ясно ощутил. Она и во взгляде у него, в этих темных спокойных глазах. У Тэхена
по позвоночнику снова бегут мурашки, а кончики ушей отчего-то вспыхивают
жаром. — Оставайся здесь, — тихо произносит Чонгук, не сводя взгляда. — Со
мной, — добавляет чуть слышно.

Тэхен опускает голову, задумчиво закусывая губу, и берет новый ватный диск.
Чонгук не отводит взгляда, внимательно наблюдая за тем, как омега с особой
осторожностью касается мелких ранок, что усыпали собою крепкое колено.
Тэхен так и не отвечает, но Чонгук понимает, что этой ночью омега никуда от
него не денется.

Сна ни в одном глазу. После того, как с обработкой ран было покончено, Чонгук
предлагает что-нибудь посмотреть по телеку, который на деле не включал уже
очень давно, чтобы немного развеяться, отвлечься от неприятных мыслей,
оставшихся после прошедшего дня.

Тэхен, принявший душ, следует к дивану в одолженной у Чонгука белой

футболке, доходящей ему до бедер. Он держит в ладонях стакан с теплым
лимонным чаем, заботливо приготовленным Чоном. Омега забирается на диван с
ногами и подгибает их под себя. Рядом садится Чонгук со стаканом
остывающего кофе. Оба с особым интересом наблюдают за развернувшейся на
экране сценой. У Тэхена, кажется, получается немного отвлечься, а Чонгук
отвлекается на Тэхена, то и дело разглядывая идеальный профиль с чуть
нахмуренными бровями и закушенной губой.

— Фильмы про будущее довольно интересны, — задумчиво говорит Тэхен,

отпивая чаю и не сводя взгляда с экрана. — Любопытно посмотреть на варианты
того, что будет через много лет. Кроме апокалипсиса, — омега слегка морщится,
даже не замечая на себе пристальный взгляд Чонгука. — Там все слишком
отстойно и мрачно. Все погибают, ни намека на хорошую жизнь.

— Но ведь и такой вариант будущего возможен, — подает голос Чонгук,

наконец оторвав взгляд от Тэхена.

— Да, но все равно это ужасно, я буду верить в лучшее, — Тэхен улыбается,
кидая короткий взгляд на Гука, и вновь отворачивается к большому экрану
перед собой. — Как у них, — он указывает подбородком на главных героев
фильма.

Чонгук ухмыляется чужим мыслям и пожимает плечами, отхлебывая кофе.

Фильм, наконец, подходит к концу, а на часах уже половина четвертого утра.

Тэхен сидит с прикрытыми глазами, прижав к груди колени. Его голова
наклонилась набок, упав на плечо Чонгука. Альфа переводит взгляд с экрана на
давно уже мирно спящего Тэхена, утомленного тяжелым днем. Его губы
приоткрыты, а длинные ресницы, чуть подрагивая, отбрасывают тени на скулу.
Куда-то делась тэхенова золотая маска, под которой оказался невинный
81/670
ребенок, на удивление не выглядящий даже на свои восемнадцать. Такой
беззащитный, верящий в лучшее. Где та светская львица? Где та недоступная
стерва, которая изводит Чонгука своими безумными играми на выдержку? А
сейчас, кажется, Гук видит настоящего Тэхена, и это что-то волшебное.

Чонгук прижимает к себе спящее тело, неся в свою спальню. Тэхен тихонько
посапывает, уткнувшись прохладным носом в шею альфы и ни разу не
проснувшись. Цветочный аромат идеально сплетается с чонгуковым, которым
пропитана футболка, что на Тэхене; напоминает лес по утру, тот самый, который
за городом, скрывающий в себе опасные извилистые дороги и неизведанные
тайны, спрятанные глубоко от лишних глаз.

Тэхен пахнет Чонгуком.

Альфа аккуратно укладывает омегу на свою постель и бережно укрывает мягким

одеялом. Чон несколько минут сидит на кресле рядом, разглядывая в полумраке
тэхеново лицо, вслушиваясь в тихое ровное дыхание и тихий шорох от движений
во сне, затем встает и выходит из комнаты, прикрывая за собой дверь.

Сон все не идет и, кажется, дело не в кофе. Чонгук стягивает с себя футболку и
проходит на кухню. Ночные огни медленно гаснут, через открытое окно
доносится шум изредка проезжающих машин и щебет ранних птиц. Чон достает
сигарету из пачки и зажимает меж губ. Огонек вспыхивает с щелчком зажигалки
и мгновенно исчезает. Чонгук встает у окна, выглядывая наружу, и
затягивается, прикрывая глаза. Он выпускает сизый дым, уплывающий вверх, к
темно-серому утреннему небу, готовящемуся встретить рассвет, и
разворачивается, замечая на кухонном столе тэхенову бандану, на которой
белые узоры алыми стали.

Джин распахивает глаза, быстро и тяжело дыша. Омега весь в поту, им

пропитались простыни и подушка. Кима окутывает жар, прошибающий
неприятным холодом. Знобит, все тело мелко дрожит. Джин приподнимает
голову, и перед глазами все начинает вертеться, как на сумасшедшей карусели.
Омега болезненно мычит и на секунду жмурится, пытаясь остановить
головокружение. Он трясет головой, тяжело вздыхая, и открывает глаза. В
заднем проходе неприятный зуд и тяжесть, словно вниз утягивающая. Джин
закусывает губу и приподнимается на локтях, натыкаясь взглядом на свой колом
стоящий член, выделяющий обильную смазку, которой белье и простыни уже
полностью пропитаны.

— Блять, нет, — шепчет он, обессилено откидываясь обратно на подушку и

снова жмуря глаза.

По телу мурашками возбуждение пробегает, щекоча нервы. Джин облизывает

пересохшие губы и медленно приседает. Из губ вырывается тихий, болезненный
стон, а в голове уже ярко вырисован образ одного человека, из-за которого
терпеть эту пытку все тяжелее. За окном уже светает, поэтому нашарить на
рядом стоящей тумбе телефон намного легче. Омега притягивает его к себе и
ложится обратно, тяжело дыша. Яркий свет вспыхнувшего экрана режет глаза, и
омега жмурится. На часах уже половина шестого утра. Джин, пытаясь
привыкнуть к яркости дисплея, не без труда находит нужный контакт и жмет на
вызов, облегченно прикрывая глаза, и прикладывает телефон к уху.
82/670
 — Джин-и? — слышится на том конце, после нескольких гудков, хриплый
сонный голос. — Что-то случилось?

Омега тяжело дышит, сглатывая вязкую слюну, и крепче сдавливает в пальцах

телефон. Этот голос вызывает в его теле бурную реакцию и свободная рука уже
бесконтрольно тянется к члену. На том конце терпеливо молчат, и Джин, давя в
себе новый стон, хрипит в ответ:

— У м-меня... — он шумно выдыхает и вновь облизывает губы, увлажняя их

слюной, — у меня течка.

— Через десять минут буду, — голос в трубке внезапно твердеет, от сонной

хрипоты не остается и следа.

Джин отшвыривает куда-то телефон и сворачивается клубочком, цепляясь

пальцами за свои плечи. Он скоро придет, заберет боль и подарит наслаждение.
Нужно лишь немного потерпеть. Но время словно назло растягивается, мучает и
изводит. Омега мечется по постели, задыхается от переполняющего его
возбуждения, сплетенного с болью, сил все меньше, как и терпения. Джин
стягивает с себя мешающие боксеры и облегченно вздыхает, избавляясь хоть от
одной проблемы. Член набухший и истекает смазкой, требуя к себе внимания, и
омега больше не в состоянии сдерживаться. Он прикусывает губу и валится на
подушку, чуть выгибая спину и касаясь пальцами чувствительной головки члена.
В этот момент в дверь неожиданно стучат, отчего Джин вздрагивает и резко
убирает руку, словно его кто-то застукал.

Это он.

Омега, кажется, уже из комнаты ощущает его безумно притягивающий запах,

выбивающий остатки разума. Джин, едва стоя на дрожащих подкашивающихся
ногах, даже не укрывшись ничем, плетется открывать дверь, опираясь ладонью
о стену. Зачем что-то надевать, если все равно разденут. Чем ближе любимый
аромат, тем тяжелее устоять на ногах, сознание все сильнее затуманивается.

Щелчок замка и дверь распахивается. А на пороге Намджун стоит

взъерошенный. В его черных глазах дикое пламя. Учуявший яркий аромат
течного омеги альфа уже начинает потихоньку терять голову. Тяжелое дыхание,
крепкая грудь заметно вздымается, четко выделяясь через одну лишь серую
футболку. Длинная челка спадает на лицо, придавая альфе еще более дикий
вид, который Джина только сильнее заводит. Намджун оглядывает омегу,
цепляющегося за дверную ручку, дабы устоять на ногах, и шагает внутрь,
захлопывая за собой дверь.

Не колеблясь ни секунды, он легко подхватывает Джина, сразу же вжимая его в

стену и вгрызаясь в пухлые влажные губы неконтролируемым жадным
поцелуем. Омега реагирует сразу же, сцепляя ноги на пояснице альфы и
прижимаясь к нему плотно. Он откидывает голову и прикрывает глаза, позволяя
Намджуну впиться зубами в фарфоровую кожу на длинной шее. Его
окончательно накрывает рядом с любимым альфой; существуют только он и
Намджун, ничего и никого больше.

Намджунова футболка сразу же оказывается где-то на полу. Он нетерпеливо

зажимает Джина на всех поверхностях по пути к спальне, вырывая из омеги
83/670
стоны и довольное мычание. Что-то с грохотом падает на пол, но остается
незамеченным. Намджун кидает омегу на кровать и нависает сверху,
расстегивая ремень и ширинку на джинсах. Возбуждение накрывает с головой,
оставляя лишь дикие животные инстинкты. Джин тяжело дышит, лежа под
альфой и жадно наблюдая за каждым его движением, затем приподнимается и
помогает раздеться, вставая перед ним на колени и выпячивая попку. Когда
Намджун высвобождает свой член из боксеров, омега облизывается голодным
котенком и обхватывает толстый ствол пальчиками, прижимаясь язычком к
набухшей головке, выделяющей предэякулят. Намджун сдавленно рычит и
сжимает в кулаке волосы омеги, подаваясь чуть навстречу. Джин не медлит, не
тратит время на игры, сразу берет головку в рот и старательно обсасывает,
вбирая глубже. Альфа двигается вперед, вгоняя член во всю длину. Джин
жмурится и расслабляет горло, заглатывая почти полностью. Он двигает
головой, помогая себе языком, вылизывающим тонкую кожу, увитую сетью чуть
выпирающих венок. Еще несколько движений, и омега отстраняется, довольно
облизываясь. Намджун вновь притягивает его к себе, садясь коленями на
кровати и усаживая к себе Джина. Раскрасневшиеся сладкие губы вновь
оказываются в плену губ альфы. Омега запускает пальцы в его волосы и
несильно сжимает, в нетерпении ерзая задницей на возбужденном органе.

— Намджун... — дрожащим голосом шепчет омега в губы Кима, тяжело дыша и

прикрывая глаза. — Я хочу тебя, хочу в себе...

Намджун смотрит на омегу и мягко целует, чуть отстраняясь.

— Сейчас, детка, потерпи немного, — шепчет он хрипло, поднимая с пола свои

джинсы, достает из заднего кармана презерватив и разрывает его упаковку
зубами.

Джин утыкается лицом в изгиб его шеи и прикрывает глаза, пока альфа возится
с презервативом. Конечно, так нужно, так безопаснее, потому что без этого им
нельзя. Джин это понимает, но внутри что-то ковыряет, будя неприятные
чувства, которые тут же рассеиваются, когда альфа касается своими губами
плеча и укладывает на кровать.

Его вновь окутывает возбуждение, которое никуда вовсе не делось, все лишние
мысли отбрасываются в дальние уголки сознания. Джин широко раздвигает ноги
и тянет на себя альфу. Намджун одним глубоким толчком наполняет омежье
тело, вырывая у Джина громкий стон долгожданного наслаждения. Не медля,
альфа начинает набирать темп, ускоряя свои движения. Джин сцепляет ноги за
его спиной и откидывает голову, выгибаясь по-кошачьи, подставляясь ласкам,
что дарит Намджун. Он двигается навстречу, болезненно кусая губы.
Температура в комнате словно на несколько градусов повышается. Звук
хлюпающей смазки наполняет помещение, разбавляясь стонами и тяжелым
дыханием.

Альфа срывается на грубые размашистые толчки, не имея больше сил

сдерживаться. Внутри словно лава бурлит, желая скорее извергнуться. Звонкие
сладкие стоны омеги ласкают уши и только подталкивают на то, чтобы быть
грубее. Джину нравится, когда так. Контроль теряется. Намджун жадно
втягивает в себя сладковатый аромат омеги, как новую дозу тяжелого
наркотика, к которому не привыкнуть — каждый раз, как первый, от него кайф
крышесносный, к такому не подготовиться. Он выцеловывает каждый сантиметр
гладкого влажного тела, оставляя свои следы, резко контрастирующие с
84/670
белоснежной кожей. Он — свои, а Джин — свои; алые, почти кровавые следы от
ногтей на широкой крепкой спине. Посильнее, побольнее, чтобы надолго, чтобы
Намджун помнил о них в следующий раз, играя в обычного друга перед
близкими друзьями, перед всем миром и перед самим собой. В друга, который
просто помогает облегчить тяжелые моменты в жизни Джина, приходя и трахая
дни и ночи напролет, пока чуточку лучше не станет.

В друга, в которого Джин влюблен безмерно.

И за это ненавидит себя, потому что глупо это, чертовски глупо.

Но сейчас он прогибается под Намджуном, стонет в голос, не стыдясь самого

себя, своей сознательной стороны, забившейся в угол и наблюдающей оттуда с
упреком; не стыдясь соседей, которые наверняка теперь уже не спят и все
прекрасно слышат. Плевать как-то, потому что он сейчас с ним, в нем; наполняет
целиком, съедает и выпивает, как что-то самое вкусное и самое сладкое в этом
мире. Не насытиться.

Джин жадно хватает воздух ртом и подмахивает бедрами навстречу, глубже

насаживаясь на член. Намджун двигается в нем резкими и грубыми толчками,
попадая точно по простате, отчего омега стонет громче и слаще, выкрикивая его
имя и прося еще. Джин сжимается на момент и изливается себе на живот, так и
не прикоснувшись к собственному члену. Что-то, отдаленно напоминающее
облегчение, накрывает слегка, дыхание немного выравнивается, а глаза сами
собой закрываются. Но это ненадолго, совсем скоро накроет новая волна, и так
по бесконечному кругу. Спустя еще несколько глубоких толчков Намджун
кончает и, тяжело дыша, покидает тело омеги, стягивая резинку. Он связывает
ее и бросает на пол, бережно притягивая к себе обмякшее тело Джина. Омега
укладывает свою голову на крепкую грудь альфы, прямо там, где вытатуирован
красивый гордый орел, давно изученный Джином во всех деталях. Он устало
прикрывает глаза и, оставляя на влажной груди короткий поцелуй, прижимается
ближе, проваливаясь в сладкий сон.

Сейчас он не будет бояться проснуться и не обнаружить рядом Намджуна, не

ощущать его тепла рядом и дыхания на своей оголенной коже. Намджун его не
оставит, не сейчас. Не в ближайшие несколько дней.

Джин ненавидит этот страх. Но в эту секунду, находясь в родных объятиях, что-
то, что люди называют счастьем, окутывает его своим приятным теплом и
любимым ароматом, что уже под кожей у него давно.

— Юнги-я, дорогой, положи Хосоку торта, — русоволосый омега сорока лет

тепло улыбается Мину, сцепив тонкие длинные пальцы на своих коленях,
укрытых пледом.

Обед на свежем воздухе проходит на заднем дворе маленького, но уютного

дома, где родился и вырос Юнги. За небольшим круглым столом собрались
только самые близкие. Хосок сидит между папой своего омеги и самим Юнги, а
напротив — омега, живущий по соседству с семьей Мин, ставший уже почти что
частью этой маленькой семьи.

Летнее солнце не печет, а приятно греет, идеально сочетаясь с легким свежим

85/670
ветерком, колышущим белоснежную скатерть, которой укрыт стол. По нежно-
голубому небу плавно проплывают пушистые облака, иногда перекрывая солнце
и создавая временную тень.

— Благодарю, — Хосок тепло улыбается старшему омеге. Юнги подкладывает

альфе кусок шоколадного торта и мило улыбается, украдкой подмигивая, чтобы
увидел только Чон.

— Хосок-а, — старший омега поправляет плед на своих коленях и вполоборота

поворачивается к альфе. — Ты знаешь, я очень благодарен тебе за то, что ты
помогаешь моему сыну, ведь сам я не в том состоянии...

— Не стоит, Енджун-щи, — Хосок качает головой, мимолетно хмурясь, и глядит

на папу Юнги. — Я очень люблю Вашего сына и готов сделать все, лишь бы он
был в порядке. Не беспокойтесь о нем.

Юнги прикусывает губу и берет стакан с апельсиновым соком, торопливо

отпивая, чтобы скрыть смущение. И вот снова они о нем и о бесконечных
благодарностях. Енджуну очень нравится Хосок, в его глазах он — идеал альфы,
лучше не сыскать. И Юнги с ним согласен, потому что таких альф он никогда не
встречал. Хосок смог стать не просто любимым человеком, но и другом, и даже
родителем.

Отец Юнги умер от инсульта семь лет назад, а спустя еще два года Енджун из-
за травмы на работе больше не смог встать на ноги. Было тяжело, Юнги был
слишком мал, чтобы зарабатывать, поэтому семья спасалась государственными
выплатами. Гроши, но на жизнь хватало, приходилось во многом себя
ограничивать. Маленький Юнги делал для своего родителя все, забывая о самом
себе. Однажды, находясь в полнейшем отчаянии, когда выплаты урезали ровно
наполовину, а цены на необходимые лекарства взлетели до небес, Юнги решил,
что должен заработать деньги любой ценой. Что мог делать двенадцатилетний
ребенок, чтобы суметь обеспечить свою маленькую семью?

Одной поздней ночью он вышел на улицу, с твердой уверенностью шагая в

сторону ближайшего бара, по слухам полного пьяных и опасных альф. Глупый
маленький омега думал, что за его работу ему заплатят. Юнги себя ненавидел,
ненавидел всех и все, проклиная несправедливую жизнь, но лучшего варианта
не смог придумать, чтобы спасти своего любимого и единственного родителя.

Словно сама судьба привела Юнги к черной дыре с неоновой фиолетовой

вывеской. Перед баром намечалась очередная гонка, повсюду разнообразные
спортивные машины с различными принтами и тюнингом, громкая музыка и
веселящиеся люди, делающие ставки. Омега смешался с толпой и стал зрителем
невероятной гонки.

Поздней ночью Юнги бежал домой, зачарованный увиденным на дорогах

ночного города. На лице улыбка, не появлявшаяся уже очень давно, в груди
сердце бешено бьется, а по телу адреналин разливается. И вот он уже стоит на
заднем дворе своего дома, отпирая замок гаражной двери, которую не
открывали после смерти отца.

Юнги изучил отцовский додж челленджер, разбирая и собирая, пока не научился

делать это с закрытыми глазами. Оттюнинговав додж всеми доступными и
возможными способами, в тринадцать лет он впервые поехал на уличные гонки,
86/670
чтобы зарабатывать деньги, а не быть простым зрителем. Он гонял и учился,
обманывая папу, что раздает листовки, получая за это деньги. Вскоре тайна
раскрылась, но Енджун так и не смог запретить сыну то, в чем он нашел свою
жизнь.

— Ты хороший молодой человек, Хосок-а, — Енджун улыбается уголками губ,

чуть щурясь от лучиков солнца.

— Енджун-а, ну ты совсем засмущал его, — по-доброму смеясь, говорит Сонмин.

— Разве я не прав? — Енджун вопросительно вскидывает брови, обращаясь к

соседу, и переводит взгляд на сына. Юнги пожимает плечами и улыбается,
ковыряясь вилкой в своем кусочке торта.

— Мне это очень приятно, — Хосок принимает похвалу с улыбкой и кивает.

— Вот видишь, — старший омега ухмыляется Сонмину и кладет ладони на ручки

инвалидной коляски, вновь обращая свое внимание на альфу. — Хосок-а, я знаю,
что тебе приходилось посещать родительские собрания Юнги...

— П-а-ап, — вымученно тянет Юнги, закатывая глаза. — Серьезно?

— Не перебивай, малыш, — Енджун кидает на сына строгий взгляд, и качает

головой. — Я просто хочу знать, как у тебя дела в школе, от тебя ведь не
добьешься подробностей.

— Оу, знаете, — начинает Хосок, довольно улыбаясь и ловит на себе

испепеляющий взгляд Юнги. Омега едва заметно качает головой, призывая
альфу к молчанию. — О Юнги учителя очень хорошо отзываются, — альфа
кивает в подтверждение своих слов, строя на лице серьезность. — Он не
прогуливает, — ложь. Юнги, медленно прикрыв глаза, складывает руки на груди
и откидывается на спинку плетеного кресла. А Хосок забавляется, наблюдая за
реакцией своего омеги. Енджун же хмурит брови и внимательно слушает,
коротко кивая, удовлетворенный услышанным. — Не опаздывает никогда, —
снова ложь. Юнги опаздывает, и по большей части из-за Хосока. — Учится на
твердые четверки, хотя и пятерки бывают, — ложь, ложь, ложь. У Юнги за
семестр ни одной пятерки, и от силы три четверки. Омега за спиной довольного
своим сыном Енджуна чуть заметно хмыкает, а Хосок все не унимается: — Юнги
хороший ученик, он и с экзаменами с легкостью справится, я в этом не
сомневаюсь, — альфа улыбается широко, поглядывая на Юнги. Енджун смотрит
на своего сына, и Юнги приходится выдавить из себя улыбку, согласно кивая,
подтверждая сказанное.

— Юнги-я, ты у меня умница, — говорит старший омега, поглаживая сына по

белоснежным волосам и мягко улыбаясь. — Я горжусь тобой.

— Спасибо, пап, — мямлит Юнги в ответ папе с широкой, искренней улыбкой.

Хосок, как ни в чем не бывало, накалывает на вилку кусочек торта и отправляет
в рот, с наслаждением прожевывая и наблюдая за Юнги.

Уютный обед под увлеченные разговоры плавно близится к вечеру, солнце

опускается все ниже, словно магнитом притягиваясь к горизонту. Енджун с
легкой улыбкой на лице наблюдает за беседой, наслаждаясь компанией своих
близких людей. Сейчас он не чувствует себя одиноким; сейчас он полон счастья,
87/670
которое видит в своем улыбающемся сыне, сидящем рядом. Счастлив Юнги —
счастлив Енджун. Он мысленно благодарит каждого, кто присутствует здесь, а в
тепло-карих глазах, что точно как у Юнги, бесконечная радость и доброта,
любовь, которая не дает упасть в бездну, на грани которой он так много лет
балансировал. Теперь все хорошо.

— Может, еще чаю? — спрашивает Сонмин, изогнув бровь и уже собираясь

встать, чтобы сходить на кухню.

— Мне уже хватит, благодарю, — Хосок с вежливой улыбкой отказывается,

качая головой.

— Юнги-я, а как насчет тебя? — Сонмин склоняет голову, слабо улыбаясь. Юнги,
погруженный в какие-то свои мысли, запоздало обращает внимание на старшего
омегу и отрицательно машет головой, поднимаясь со своего места. — Ну как
хотите, а мы с Енджуном еще по чашке выпьем, правда? — Сонмин подмигивает
старшему Мину, получая в ответ твердый утвердительный кивок и улыбку.

— Никогда я столько чая не пил, как с тобой, Сонмин-а, — хихикает Енджун,

подкатывая коляску ближе к столу.

Хосок наблюдает за тем, как Юнги идет к гаражу, перед которым стоит его
порше. Омега останавливается и закусывает губу, топчась перед дверью, словно
не решаясь открыть. Он вздыхает и поднимает голову к небу, на котором
рассыпались золотистые лучи солнца, окрашивающие собой редкие облака.
Ближе к вечеру ветерок становится прохладнее и сильнее, трепля челку Юнги и
открывая лоб. Он на миг прикрывает глаза и шагает вперед, отпирая гаражную
дверь. Омега чувствует за спиной родное тепло и поворачивает голову к
подошедшему Хосоку, слегка улыбнувшись и поворачиваясь к доджу, стоящему
во мраке гаража. Оттуда видна лишь его передняя часть, освещенная
заходящим солнцем.

— Почему ты не сказал папе правду? — тихо спрашивает Юнги, обнимая себя за

плечи и разглядывая свой старый добрый додж, напоминающий груду металла,
а не полноценную машину.

— Я сказал ему то, что он хотел услышать, зачем его расстраивать? — Хосок
пожимает плечами и присаживается на капот порше, складывая руки на груди.
— Юнги, я сделал это, чтобы ты подумал над своим поведением. Тебе нужно
стать тем, о ком я говорил. Ради него, — он кивает в сторону Енджуна и
Сонмина, о чем-то негромко беседующих.

— Ты такой строгий, — вздыхает Юнги, присаживаясь возле альфы и устало

опуская голову на его плечо. — Я бы врезал тебе сейчас, если бы мог, — он
ехидненько хихикает, закусывая губу.

— Ты же знаешь, чем это кончится, малыш, так что даже думать не смей, —
предупреждает с легкой улыбкой Хосок, приобнимая омегу и притягивая ближе
к себе. — Слушай, почему ты додж не отдашь Намджуну? — интересуется он,
указывая в сторону челленджера. — Он бы сделал из него конфетку.

— Не хочу, это будет уже другая машина, не моя, не моего отца... — Юнги
прикрывает глаза и обвивает руками торс Хосока, прижимаясь плотнее и
кутаясь в его тепле.
88/670
— Хорошо, малыш, как скажешь.

Хосок чмокает омегу в макушку и зарывается носом в белоснежные волосы,

вдыхая любимый запах. Юнги без Хосока нельзя, как и Хосоку без Юнги. Этот
омега — его островок спокойствия и сумасшедшего буйства в одном флаконе. Он
его день и его ночь, он собрал в себе все противоречия, что так сводят с ума
альфу. И, кажется, Хосок этого омегу никуда из своей жизни не отпустит.

Потому что любит так, как никого и никогда.

89/670
играй

Тэхен просыпается от шума вибрации на тумбе. Он неохотно размыкает

глаза и трет их, с трудом приподнимая свое тело и пытаясь нащупать телефон,
что уже почти на краю тумбы и вот-вот упадет. К счастью, зашторенные окна не
пропускают свет, не позволяя утреннему солнечному свету резать глаза.
Слишком темно. Вибрация прекращается, и Тэхен облегченно вздыхает,
повалившись обратно на постель и прикрывая глаза. Он переворачивается на
бок, устраиваясь удобнее, и планирует продолжить свой сладкий сон, но кожу
щекочет чье-то дыхание, и омега распахивает глаза, видя перед собой мирно
спящего Чонгука. Альфа лежит на животе, сунув одну руку под подушку и
прижавшись к ней щекой, правую скулу перекрывает телесного цвета пластырь,
через который виднеется чуть заметное темное пятно от раны. Его сухие губы
чуть приоткрыты, он дышит ровно и совсем тихо, и становится ясно, почему
Тэхен спросонья его не почувствовал рядом. Как и то, что спит в чужой постели.
И этот аромат альфы, впитавшийся в самого омегу, в его выкрашенные красным
волосы, в бархатистую кожу, и даже в легких будто бы поселился, мешаясь с
кислородом.

Чонгук спит без футболки, в одних серых спортивных шортах до колен,

обтягивающих крепкие мышцы бедер. На широкой спине красуются чернильные
узоры, некоторые из них — продолжение тех, что на груди, и Тэхен получает
возможность рассмотреть их только сейчас. Чуть ниже затылка у альфы какая-
то надпись на японском, выведенная мелким шрифтом, словно кистью
написанная; символы на его слегка загорелой коже смотрятся загадочно
красиво и даже как-то правильно, как иероглифы на свитке пергамента. Чуть
ниже, почти на всю спину — существо, кругом свернувшееся, будто бы гибрид
дракона и змеи с длинными острыми клыками, которые он вонзает в свою же
чешуйчатую плоть.

Тэхен закусывает губу, с увлекающим интересом разглядывая каждую деталь

рисунков, а пальцы сами собой тянутся к теплой коже, желая прикоснуться к
татуировкам, обвести их контур за контуром, повторить красивый чернильный
узор. Чонгук так близко, от него веет теплом и спокойствием, в которые хочется
укутаться, нырнуть с головой и наслаждаться покоем. Дикий альфа, не знающий
манер, во сне кажется совсем другим человеком, которого Тэхен в нем прежде
точно не замечал. Только прошлым вечером, когда на миг увидел в черных
бездонных глазах пустоту от утраты, от бессилия. Когда Чонгук увидел перед
собой живого и здорового Тэхена, эта пустота в глазах разбилась, как стекло на
мелкие осколки, превратившиеся в пыль. Чонгук хранит в себе что-то, что мало
кто может увидеть, понять и распознать. Это глубокая тайна, зашифрованная в
его татуировках, в его душе и сердце. И Тэхен по воле чонгукова врага должен
стать тем, кто его разгадает и заползет червем в его душу, безжалостно
выковыривая самое сокровенное.

Тэхена одергивает внезапная короткая вибрация на тумбе, он слегка

вздрагивает, чуть не коснувшись чонгукова плеча, и аккуратно, чтобы не
разбудить Чона, отодвигается, наконец беря не умолкающий мобильный. На
дисплее высвечиваются три пропущенных от Джихана и сообщение от него же,
пришедшее только что.

«Доброе утро, малыш. Не хочу будить тебя в такую рань, но мне очень хотелось
бы позавтракать с тобой перед тем, как поехать на работу. Я соскучился. Буду
90/670
через полчаса»

Омега прикрывает глаза и вздыхает, убирая телефон и поворачиваясь к ни на

что не реагирующему Чонгуку, что так же сладко спит. Отчего-то Тэхену на
душе тоскливо и пусто становится, а трепет и волнение медленно угасают. Нет
желания видеться с Джиханом, снова выслушивать его красивое вранье,
которое выдает неприкрытый холодный взгляд. Тэхену хочется лежать на этой
большой и теплой постели на шелковых темно-бордовых простынях. Рядом с
Чонгуком. Просто лежать, разглядывая его безмятежное лицо, вслушиваясь в
его негромкое дыхание, и уйти в собственное царство снов. Но мечтам не
суждено сбыться, потому что через полчаса в особняк приедет Джихан,
возжелавший позавтракать с омегой.

Тэхену приходится встать. Он быстро переодевается, успев еще и умыться,

чтобы смыть с лица липкий сон. Аккуратно складывает чонгукову футболку, на
секунду прильнув к ней лицом, и вдыхает приятный аромат альфы, которым она
пропитана. Тэхен в последний раз глядит на спящего Чонгука и бесшумно
покидает квартиру. Одна маленькая часть омеги жалеет, что альфа все еще
спит, а другая этому рада, потому что удалось избежать неловкости и ненужных
вопросов и объяснений. Хотя, о какой неловкости с этим альфой идет речь? Это
не про Чонгука.

На подземной парковке ламборгини не оказывается, поэтому Тэхену приходится

вызвать такси. Наверное, авентадор остался у Хосока. Уже сидя в подъехавшем
такси, омега называет таксисту адрес и достает из кармана косухи телефон,
набирая Чонгуку:

«Пригонишь сегодня мою машину»

Омега не успевает заблокировать экран, как приходит ответное смс. Видимо,

Чонгук проснулся сразу после ухода Тэхена.

«Ок. Хоть бы завтрак мне приготовил перед уходом:(»

Тэхен хмыкает и печатает ответ:

«С чего бы это? Я не твоя прислуга, или кто там тебе завтраки готовит»

«После дикого ночного секса полагается вкусный завтрак»

Омега возмущенно уставляется на дисплей, несколько раз перечитывая

сообщение, и поджимает губы. Вот он — Чон Чонгук, которого все и знают.

«У нас не было секса, разве что в твоих грязных снах» — отвечает Тэхен,
закатывая глаза.

«О, у меня чертовски грязные сны, детка. И скоро они станут реальностью»

«Не будь так уверен, Чон»

Тэхен хмурится и кусает губу, сразу же катая еще одно сообщение:

«Кстати, что у тебя на затылке написано?»

91/670
«Пялился на меня, пока я спал?» — ухмыляющийся смайлик в конце текста
позволяет Тэхену четко представить эту самую ухмылку на лице альфы прямо
сейчас.

«Было бы еще на что пялиться. Случайно в глаза бросилось. Ну и какой

перевод?»

«За лучшее будущее:)»

Тэхен хмыкает и блокирует телефон, так и оставляя последнее сообщение

неотвеченным.

Спустя десять минут омега подъезжает к особняку и сразу же мчится на второй

этаж, чтобы успеть переодеться к приезду Джихана, что с минуты на минуту
будет в особняке, и попутно просит дворецкого начинать готовить стол для
завтрака. Есть не хочется, как и прихорашиваться для альфы и терпеть его
присутствие. Тэхену бы сейчас в бассейн нырнуть, освежиться, а потом
понежиться на солнце, забыв обо всех и обо всем, но омега стоит у большого
зеркала в своей комнате и пытается уложить волосы, слегка подводит глаза и
придает губам легкий блеск, потому что Джихан, как и всегда, будет
сканировать его своим изучающим взглядом, подмечая каждую деталь. Он
должен быть доволен тем, что видит.

Тэхен переодевается в широкие легкие светло-кремовые брюки и свободную

полупрозрачную блузку нежно-лазурного цвета, расстегнутую сверху на три
пуговицы. Телефон, лежащий на кровати, тихонько вибрирует, привлекая
внимание омеги, разглядывающего себя перед зеркалом. Ким поднимает
мобильный и присаживается на краю постели, открывая оповещение. Под
тэхеновым утренним селфи в инстаграме, сделанным в такси, высвечивается
очередной комментарий, и от кого же еще, как не от Чон Чонгука.

«Отличная была ночка:)»

Тэхен фыркает и закатывает глаза, а уголки губ почему-то невольно ползут

вверх. Чонгук хочет, чтобы подписчики увидели это, и ему наверняка плевать,
что они подумают.

«Придурок» — думает Тэхен и, уже собираясь ответить, чувствует легкий аромат

с привкусом горечи, тяжестью оседающей на языке. Он неосознанно
отбрасывает телефон обратно на постель и подходит к раскрытому окну. У
парадных дверей уже стоит черный матовый бугатти вейрон, принадлежащий
Джихану. Тэхен еще раз критично оглядывает себя в зеркале и идет вниз.

Альфа стоит с дворецким, который явно чувствует себя неуютно перед крепким
высоким альфой, о чем-то переговариваясь. Как всегда идеален, сверкает так,
словно сошел с обложки журнала. Черный строгий костюм смотрится элегантно
на подтянутом теле. Темно-каштановые волосы зачесаны на бок, открывая
ровный лоб. Под расстегнутым пиджаком, подчеркивающим красивую фигуру,
белоснежная рубашка и тонкий галстук кровавого темного цвета. Джихан стоит,
по привычке сунув руки в карманы брюк, и одной своей позой источает силу,
власть.

92/670
Заметив спускающегося омегу, Джихан кивает дворецкому, и тот спешно
удаляется. Альфа улыбается шире, подходя к лестнице и разглядывая Тэхена,
давящего из себя легкую смущенную улыбку в ответ.

— А вот и моя спящая красавица, — здоровается Джихан, обвивая тонкую талию

омеги и притягивая к себе. — Выглядишь потрясающе, — шепчет он, подцепляя
пальцами аккуратный подбородок и чуть запрокидывая, чтобы лучше разглядеть
лицо Тэхена.

— Спасибо...

Джихан накрывает омежьи губы своими, сразу же проникая языком в

приоткрытый рот. Тэхен кладет руки на плечи альфы, слегка сжимая. До целует
медленно и тягуче, смакуя вкус тэхеновых губ, немного покусывая и углубляя
поцелуй. У Тэхена, вопреки протестующему сознанию, тело охотно реагирует на
поцелуи и прикосновения, льнет ближе к альфе, а внизу тянет приятно. Он и не
замечает, как ладонь Джихана успевает проскользнуть под его блузку,
оглаживая бархатную кожу на пояснице. У Тэхена по спине мурашки пробегают,
он выдыхает в чужие губы, сильнее цепляясь за плечи мужчины.

Альфа оставляет еще один поцелуй на мягких влажных губах и шепчет с легкой
улыбкой:

— Если мы продолжим, я возьму тебя прямо здесь, — Тэхен поднимает на альфу

масляный взгляд и закусывает губу, слегка хмуря брови. — Но у меня куча
неотложных дел, — с сожалением говорит Джихан, оглаживая большим пальцем
тэхенову щеку. — Поэтому, я хочу насладиться твоей компанией за завтраком и
поехать решать их, — он отстраняется и сплетает свои пальцы с пальцами
Тэхена, шепча на ухо: — Но как только я закончу с ними...

Омега улыбается, играя смущение, и немного отстраняется, сжимая ладонь

альфы.

Завтрак на свежем воздухе — одно из лучших удовольствий жизни. Легкий

свежий ветерок приятно ласкает кожу, заползая под одежду, а солнце, не
достигшее еще пика, не опаляет, а лишь слегка пригревает; блеск кристально
чистой воды в бассейне отбрасывает блики на стену особняка, играя с солнцем.

Джихан удобно садится на мягкий стул, ставя локоть на стол и держа меж
пальцев сигару. К счастью, дым уплывает вверх, в противоположную от Тэхена
сторону. Омега отпивает свежевыжатый сок манго и апельсина, разглядывая
сияющую водную гладь. Он чувствует всем телом пристальный взгляд Джихана,
но не подает виду, а альфу, кажется, это только забавляет. До выпускает дым и
слабо улыбается, не уводя взгляда.

— Как дела на учебе? — заговаривает Джихан, неторопливо вертя в пальцах

толстую сигару. Тэхен облизывает сладкие от напитка губы и смотрит на альфу.

— Все отлично, — коротко отвечает он и абсолютно неискренне улыбается,

ставя стакан на стол. — А на работе как?

— Сейчас все прекрасно, даже больше, чем прекрасно, — альфа вскидывает

брови, коротко кивая, а с губ улыбка не сходит. — Планирую провернуть парочку
сделок с местными, мне нужно больше партнеров. Если все удастся, у меня в
93/670
этом городе будет еще больше власти.

— Это хорошо, тебя будет ждать такой же успех, как и в Японии, —

поддерживает Тэхен из вежливости, отправляя в рот кусок блина с вишневым
джемом.

— Именно так, — подмигивает Джихан, стряхивая пепел в пепельницу и

наблюдает за омегой. — В Осаке мне понадобилось только полгода, а тут хватит
и двух месяцев.

Тэхен слабо улыбается и кивает, утирая губы салфеткой. У Джихана улыбка

спокойная, как и он весь в целом. Говорит о своем бизнесе, об успехах, все как
всегда. По-семейному обыденно, но очевидно лживо. Тэхену приходится лишь
соглашаться с альфой, дабы поддержать разговор. Джихан не говорит о
вчерашнем, хотя наверняка все прекрасно знает. Тэхен складывает руки на
груди и поднимает сосредоточенный взгляд на альфу, заглядывая прямо в его
черные с серым отливом глаза. Он хочет посмотреть на реакцию Джихана, хочет
ткнуть его в это. Будет ли он рад тому, что опасность была так близка к
ненавистному ему Чонгуку?

— Вчера была гонка, — начинает Тэхен, и Джихан склоняет голову на бок,

заинтересованно наблюдая за омегой. — Дрифт-заезд за городом.

— Ох, да, я слышал, — альфа кивает, хмурясь, и делает очередную затяжку. Он

запрокидывает голову и выпускает густой дым. — Авария, да? — альфа
вопросительно изгибает бровь. — Все об этом только и говорят с утра. Это,
наверное, ужасно было, — он сочувствующе вздыхает, качая головой.

— Я был на этой гонке, — говорит омега, в ожидании следя за реакцией

Джихана. Но альфа и бровью не ведет, ни один мускул не дрожит на его лице.
Он машинально стряхивает пепел в пепельницу и поднимает на омегу
нечитаемый взгляд.

— Я знаю. И Чон Чонгук был, — тон моментально меняется, когда альфа

говорит, вновь расплываясь в легкой улыбке, больше похожей на звериный
оскал. Тэхен напрягается всем телом, услышав имя Чона из его уст, и сжимает
ткань своих брюк под столом, пытаясь не выдавать внезапных изменений внутри
себя. Он уже чувствует, что разговор этот ничем приятным для него не
кончится, потому что речь зашла о Чонгуке. — Он лидировал, кажется? Ну да,
как и всегда, король дорог впереди всех, — Джихан сухо усмехается, скользя
кончиком языка по нижней губе. — Но вдруг его победу обломали. Такая
трагедия, — он состраивает на лице явное фальшивое сочувствие, хмуря брови.

— Это было кем-то подстроено, — продолжает омега, придавая своему голосу

уверенности и твердости. — Шевроле корвет с мощностью далеко за тысячу
лошадей, которых в ней никак не могло быть. Кто мог заложить в нее такую
силу?

— Кто угодно, Тэхен, — Джихан пожимает плечами, беря со стола стакан с

любимым хеннесси и отпивая немного. — Поменял движок, обновил закись,
поработал над тем, над другим — и готово. Машина убийств. Буквально, в
данном случае, — альфа хмыкает, вновь делая затяжку.

Тэхен сверлит его непроницаемым взглядом, поджимая губы. Джихан говорит о

94/670
себе, о своих возможностях. Омега знает, какие сделки он обычно
проворачивает и что имеет. Подозрения сами собой складываются в одну
мозаику. Чонгук говорил, что кто-то его этой аварией запугать пытался. Тэхен
вспоминает слова Джихана о том, что он хочет разрушить все, что есть у
Чонгука, его самого. Кажется, все находит ответ прямо сейчас. Это логично. И,
пока Чонгук будет гадать, кто же это был, Тэхен смотрит в глаза его врага,
сидит напротив него и спокойно завтракает. Джихан, поняв тэхенов
двусмысленный взгляд, приподнимает брови вопросительно и сухо смеется.

— Что, Тэхен-и? Неужели думаешь, это моих рук дело? Да, у меня есть такие
супер штучки в арсенале, но они для продажи, а не для убийств. Да и как бы я
сотворил такое, тем более, на гонке, где участвовал ты, — его голос становится
мягче и тише, а на губах снова расцветает нежная улыбка. — Поверь мне, в этом
городе куча тех, кто жаждет захватить власть над дорогами. Возможно, это кто-
то из моих покупателей, я понятия не имею.

Тэхен устало прикрывает глаза и трет пальцами переносицу. Либо Джихану

отлично удается лгать, либо он действительно не при делах, что тоже вполне
логично. Омега путается в своих догадках и подозрениях, полностью сбитый с
толку. В словах альфы есть логика, ведь зачем ему творить такое, подвергая
Тэхена опасности? Но вот Чонгука... Мерзкий клубок, сотканный из подозрений,
все еще теплится внутри омеги, давя на сердце.

— Иди ко мне, Тэхен, — шепчет Джихан, откладывая сигару и стакан с

коньяком. Он чуть отодвигается от стола и раскрывает руку, приглашая омегу к
себе. Тэхен, как робот, неподвластный самому себе, поднимается с места и,
обойдя стол, опускается на джихановы колени. Альфа довольно улыбается и
кладет руку на бедро омеги, поглаживая его через тонкую ткань, которую бы
сейчас с удовольствием и огромным желанием сорвал с него.

— Джихан... — тихо выдыхает Тэхен, когда рука мужчины закрадывается под

рубашку, оглаживая впалый живот. Он движется ниже, наблюдая за тем, как у
омеги длинные ресницы трепещут, словно взмах крыла бабочки. Тэхен в его
руках становится безвольной куклой, не способной здраво соображать. По телу
разливаются сладкие ощущения, хочется прикрыть глаза в наслаждении.
Джихан умеет делать приятно, способный выбить все лишние мысли, и в
некоторых случаях он успешно этим пользуется. — Ты... — омега лижет
пересохшие губы и смотрит на альфу, продолжая: — ты не беспокоился за меня,
раз знал, что вчера было? — шепчет он, а в глазах глупая надежда непонятно на
что. Сердце отказывается видеть в этом альфе злое, которое он никогда прежде
не видел в нем до возвращения Чонгука из тюрьмы. Хоть какие-то теплые
чувства он должен в себе хранить.

— Конечно, Тэхен-и, я очень беспокоился, — Джихан заботливо проводит

костяшками пальцев по тэхеновой щеке, хмуря брови. — Но Чонгук
побеспокоился о тебе куда больше, — Тэхену по ушам полоснул внезапно
ледяной тон. Он уставляется на альфу непонимающе. У Джихана взгляд
холодный и режущий, как катана, и Ким буквально кожей чувствует на себе ее
глубокие порезы. — Всю ночь, наверное, беспокоился, — усмехнувшись, альфа
тянется к стакану с хеннесси и делает глоток горькой обжигающей жидкости.
Омега так и застывает, сидя на его коленях, а внутри что-то рвется.

— Джихан, о чем ты говор...

95/670
Тэхен ощущает на губах горький вкус коньяка и инстинктивно жмурит глаза,
которые внезапно обжигает выплеснутый на него алкоголь. Мелкие ранки на
искусанных губах неприятно щиплет. Янтарная жидкость стекает по песочной
коже, впитываясь в блузку, отчего та прилипает к коже. Тэхен чувствует холод.
Тэхен чувствует боль, пронзившую душу.

— Мне не нравится твой тошнотворный аромат, — морщится альфа. — Уж лучше

коньяк. Ты всю ночь с этим ублюдком трахался, весь им провонял, как дешевая
шлюха, — шипит Джихан, сжигая омегу взглядом. — А теперь, как ни в чем не
бывало, смеешь...

Тэхен сам не понимает, как его рука поднимается, обжигая щеку альфы звонкой
пощечиной. В нем бурлит злость вперемешку с обидой и унижением. Он
соскакивает с колен Джихана и поджимает мелко дрожащие губы, давя в себе
желание закричать, в конец теряя контроль. Тэхен всегда держит эмоции и
чувства под строгим контролем, не выказывает обиду, злость или слабость,
умело топя их внутри себя, запирая на семь замков, но сейчас все идет к чертям,
цепи обрываются. Джихан почти довел его до точки невозврата.

— Ты сам так захотел, — говорит омега ничего не выражающим холодным

тоном, сжигая взглядом Джихана. У того щека слегка порозовела, он вновь
закуривает, даже не обращая внимания на пылающую от пощечины кожу. Он
затягивается, слушая Тэхена, а в глазах искры вспыхивают, находясь на грани
того, чтобы превратиться в полноценное адское пламя. Неохотно поднимаясь со
стула, мужчина подходит к омеге, нависая над ним высокой непреодолимой
стеной и сует руки в карманы брюк. Тэхен не теряется, он вздергивает
подбородок, уверенно смотря снизу вверх. — Решил, что будет отличным планом
— впихнуть меня в руки своего врага. Этого хотел только ты, — омега тыкает
указательным пальцем в грудь альфы. Он подходит еще ближе, вставая
вплотную, и дерзко шепчет в самые губы: — Так что, я буду трахаться с ним, а
ты засунь свою ревность куда подальше и смирись, любимый.

Альфа смеривает стоящего перед ним омегу взглядом и смеется. Этот холодный
смех, смешанный со злостью, осколками впивается в кожу, глубже, пуская
кровь, причиняя адскую боль и разрывая органы. Тэхену хочется ударить его по
довольному лицу, утопить в бассейне, лишь бы не слышать этот ядом
пропитанный смех.

— Я рад, что ты начинаешь его обрабатывать, — отсмеявшись, говорит альфа. —

Только делай это так, чтобы после я не ощущал на тебе этого, — хмыкает он.
Тэхену хочется отстраниться, но альфа сжимает пальцами его подбородок. Он
касается кончиком языка коньячных губ с цветочным привкусом, обводит их и
увлекает омегу в непродолжительный поцелуй. — До твоих губ он не добрался?
— хрипло спрашивает он, слабо улыбаясь. Тэхен только поджимает губы и
отстраняется от альфы, заставляя того хохотнуть.

— Уйди, — твердо говорит Ким, подняв голову и глотая мерзкий ком,

застрявший в горле. — Я не хочу видеть тебя, Джихан.

— Уже ухожу, — улыбается альфа, коротко глянув на свои ролексы на запястье.

— Как раз пора на работу. А вечером я с тобой буду разговаривать уже по-
другому, — он многообещающе подмигивает омеге и разворачивается,
двинувшись к своей бугатти. — Спасибо за завтрак, детка, — бросает он
небрежно, доставая из кармана ключи от гиперкара.
96/670
Возле черной дыры привычное столпотворение автомобилей и счастливых
пьяных людей. Все собрались у дороги, возбужденные от предстоящей гонки.
Участники сидят на капотах своих автомобилей, общаясь с кем-то или зажимая
красивых омег. В кармане ключи от тачки, в одной руке алкоголь, в другой —
сигарета. Святая троица стритрейсера. Из мощных колонок автомобиля,
встроенных в багажник, звучат ритмичные биты. Люди наслаждаются музыкой
даже вне стен бара, отдаются ночи и реву моторов, раздающемуся по округе.

Чонгук зажимает меж губ сигарету, повесив одну руку на руль агеры и
вперившись взглядом в шумную толпу. Он слегка щурится и выпускает дым
через спущенное окно. На пассажирском сидении рядом сидит Намджун, смотря
туда же, куда и Чон. Оба сосредоточенные и внимательные. Чонгук кусает
нижнюю губу, стряхивая пепел на асфальт, и снова зажимает окурок меж губ.
Кенигсегг стоит в тени всей шумихи, не привлекая к себе лишнее внимание.

— Что будем делать? — спрашивает Намджун, переводя взгляд на Гука.

— Надо подождать еще, — задумчиво отвечает альфа, не отводя взгляда и

зажимая в уголке губ сигарету. — В этом заезде четыре тачки, я пока три
увидел.

— Надо Има найти, — Намджун вздыхает и устало откидывает голову на

сидение, прикрывая глаза.

Чонгук резко поворачивает голову в сторону альфы и зажимает окурок

пальцами.

— Я хочу знать, кто это дерьмо устраивает, хочу посмотреть лично в лицо этого
ублюдка. Да, Им Чану заправляет этим. Но его я своим вниманием тоже не
обделю.

Гук отворачивается, вновь соколом устремляя взгляд на движение впереди.

— Не мог на какой-нибудь развалюхе поехать шпионить? Я бы подкинул тебе, —

ухмыляется Намджун, глядя на альфу и закуривая. — Твой кенигсегг знает
каждый.

— Пусть знают, что я здесь, — твердо говорит Чон, отпивая виски из бутылки,
стоящей меж ног альфы на сидении. По салону разносится негромкий звук
вибрации. Чонгук хмурится и всучает бутылку Намджуну, доставая из кармана
своей любимой красной косухи телефон. На дисплее высвечивается имя брата.
Чонгук принимает вызов и прижимает телефон к уху, отворачиваясь к объекту
своей слежки. — Что?

— Что у вас там? — спрашивает Хосок.

— Пока ничего, — Чонгук вышвыривает через окно окурок и снова тянется к

пачке сигарет, лежащей над приборной панелью.

— Чану нет?

97/670
— Его не видно, — отвечает младший Чон, прикуривая и делая затяжку. — Он
мне и не нужен, — добавляет он.

— Что? — в трубке слышится замешательство Хосока. — Как не нужен? Что ты

собираешься делать, Гук?

— Ничего, только разъясню особо умным, что не стоило лезть ко мне так близко,
— у Чонгука в голосе стальные нотки, приправленные агрессией, и так странно
контрастирующие с его оскалом на губах.

— Чонгук... — Хосок вздыхает и наверняка прикрывает глаза, проводя ладонью

по лицу. Чонгук брата хорошо знает. — Просто найди Чану и поговори с ним.
Спокойно, — он четко выговаривает последнее слово, как будто пытается
донести его значение до пятилетнего ребенка. — Выясни все.

— Конечно, Хосок-и, я только узнаю все, что мне нужно, — Чонгук кивает,
словно брат может его увидеть.

— Наверное, стоило взять с собой кого-нибудь из наших, — говорит Хосок как-то

устало.

— Ты смеешься? — недовольно спрашивает Чонгук, хмыкнув и стряхивая пепел.

— Мне не нужна толпа за спиной. Кого мне бояться? Я, блять, и один смогу
разобраться.

— Не натвори дерьма.

Чонгук больше не слушает брата, он прищуривается и подается чуть вперед. К

остальным гонщикам подъезжает черный шевроле камаро. Полностью
затонированный, даже силуэта не разглядеть, и без номерного знака. Чонгук его
никогда не видел на здешних улицах. Он завершает вызов, так и не слыша, о
чем еще говорит Хосок.

— Ты уверен, что это он? — спрашивает Намджун чуть тише, чем прежде,
словно кто-то может их услышать.

— Это он. Приехал разъебывать соперников грубой силой, — говорит Чонгук,

внимательно следя за шевроле, медленно, через толпу проезжающей к
финишной полосе. — Интересно, кто на этот раз. Или выбор случайный? —
задумчиво бормочет альфа, чуть хмурясь.

— Тачка и вправду новая, даже отсюда могу почувствовать запах свежей

покраски и новенькой резины, — Намджун немного высовывает голову через
окно, провожая камаро глазами.

— Наверняка после гонки они ее на металл пустят, чтобы от улик избавиться.

— Я могу представить, почему, — усмехается Джун, глядя на Чонгука.

Чон слегка улыбается и открывает дверцу агеры. Та плавно и беззвучно

взмывает вверх.

— Пошли, — говорит Гук, обхватывая ручку биты, лежащей между сидениями.

98/670
Он выходит из кеннигсегга, зажимая меж губ тлеющую сигарету и закидывает
биту на плечо. Намджун выходит следом и идет за альфой. Двери агеры
закрываются, а фары сверкают белым светом, оповещая о блокировке. Толпа,
завидев Чонгука, начинает расступаться, давая ему дорогу. Кто-то таращит
глаза, с непониманием и удивлением косясь на орудие в его руке, а кто-то
восторженно зовет альфу по имени. Королю дорог всегда рады. На финишной
уже стоят четыре автомобиля, готовые к старту. Все гонщики, кроме владельца
шевроле находятся вне своих авто. Чонгук неторопливо подходит, вставая прямо
напротив камаро и склоняет голову набок. На губах мелькает животный оскал.

Чонгук шагает вперед, смотря через тонированное окно прямо туда, где сидит
гонщик. Он ступает как хищник, загнавший свою жертву в угол. Выжидает,
когда водитель выйдет из машины, запугивает, подходя ближе и ближе,
провоцируя. Толпа сзади умолкает, с любопытством наблюдая за происходящим.
Намджун складывает руки на груди, стоя в стороне и следя за другом.

— По-хорошему не хочешь? — хищно ухмыляется Чон, вскидывая бровь, и

выпускает облако дыма вверх, с наслаждением прикрывая глаза. — Черт, я
тоже, — на губах довольная улыбка, он надеялся на такой исход.

Альфа опускает биту с плеча и резко взбирается на шевроле, стоя на капоте.

Толпа начинает шуметь, предвкушая интересное зрелище. Чонгук, ни секунды
больше не затягивая, замахивается и бьет битой по лобовому стеклу. По нему
сразу же паутиной расползаются многочисленные трещинки. Чонгук
останавливаться не собирается, будет крушить, молотить, пока не посмотрит в
лицо врагу, который был так близко на том заезде, но сумел ускользнуть. Теперь
он схвачен, бежать некуда. Чонгук вновь замахивается и, вкладывая больше
силы, бьет по стеклу, обрушивая на невинный автомобиль всю злость и
скопившееся напряжение. Стекло постепенно, с каждым новым ударом,
начинает прогибаться внутрь, трещит все больше. Если ублюдок не выйдет сам,
его вытащит Чонгук. Внутри альфы разжигается пламя, созданное из агрессии и
удовольствия, и все это приправлено виски, который только сильнее гореть
пламя заставляет. Чонгук ударяет по капоту, оставляя на блестящей и гладкой
поверхности уродливые вмятины. Он бьет, вышибая боковое зеркало заднего
вида, как мяч в бейсболе, и то отлетает в сторону, к ногам охваченных восторгом
и весельем людей.

Еще один удар прилетает по лобовому стеклу. Оно ломается в самом центре,
осыпаясь осколками. Чонгуку это приносит особенное удовольствие, кайф,
дурманящий голову. И хочется больше, сильнее. Когда Чонгук замахивается в
последний раз, чтобы выбить стекло окончательно, дверца со стороны водителя
резко распахивается. Гук с неохотой останавливается, опуская биту и переводит
выжидающий взгляд на гонщика, склоняя голову набок. Из машины
показывается пепельно-фиолетовая макушка и карие глаза, блестящие в свете
фар и неоновой вывески черной дыры.

— Чимин?

99/670
самые разыскиваемые

Чимин стоит, вцепившись пальцами в дверцу шевроле и уставившись на

Чонгука, как запуганный зверек, которого собирается съесть хищник. Нижняя
губа мелко дрожит, а глаза уже поблескивают от скопившихся в них слез. Омега
даже шевельнуться боится. Он смотрит в горящие глаза Чонгука и прирастает к
месту, уверенный в том, что если он хоть немного шевельнется, злой альфа,
потерявший контроль, расшибет ему голову. В глазах у Чонгука проскальзывает
удивление и непонимание, грудь тяжело вздымается, а рука крепко сдавливает
деревянную рукоять биты. Кажется, все вокруг затихают, затаив дыхание.
Намджун сзади стоит не менее удивленный и сбитый с толку.

Чонгук, нарушая тишину, спрыгивает с капота и выпускает биту из руки. Та с

глухим стуком падает на асфальт, откатываясь в сторону. Чимин следит за
куском дерева глазами, пытаясь отвлечься на что-либо, только бы не смотреть в
глаза, внезапно наполнившиеся новым видом злости и агрессии.

Последняя короткая затяжка, и окурок летит на асфальт, придавленный

ботинком. Чонгук в коротком замешательстве, происходящее кажется ему
дурацкой шуткой, но внутри уже все накаляется, как масло на сковороде, и это
не остановить. Он вмиг подлетает к Чимину и припечатывает хрупкое тело
омеги к машине, сжимая пальцами тонкую шею. Под кожей жилка бешено
бьется, но Чонгуку плевать, он только сильнее сжимает, не рассчитывая силу.

В голове путаница, ошибка системы, потому что каким-то образом на месте

убийцы оказался Чимин. Такой испуганный и дрожащий Чимин, который всегда
рядом, согревает своим теплом по утрам, сладко целует и мило улыбается. Но
фитиль догорает, клапаны срывает, и Чонгук уже не в состоянии себя
остановить. В глазах альфы молнии, ураганы, тайфуны. Туда смотреть страшно.

— Не думал, что увижу здесь тебя, Чимин-и, — шипит Чонгук прямо в лицо
омеги, а тот уже начинает задыхаться, хрипит и вцепляется пальцами в
запястье Гука, пытаясь ослабить стальной захват. — И это был ты… все это
время. Это был ты, — каждое слово бьет Чимина, как пощечина. Чонгук
встряхивает омегу, больно ударяя затылком о металл. Чимин жмурится, а по
щекам катятся горячие слезы.

— Чонгук, — хрипит он едва слышно, не в силах сопротивляться.

— Отойди от него, Чон, — стальной голос за спиной и холод металла на затылке.

Чонгук ослабляет хватку на шее омеги и резко оборачивается. Перед ним стоит
Им Чану, вытянув в руке пистолет, направленный в лицо Гуку.

— Не тычь, блять, в меня, — рычит Чон, ударяя альфу по руке, от чего та

отклоняется в сторону. Чану, не теряясь, делает выпад и бьет Чонгука кулаком в
челюсть. Гук, слегка пошатнувшись от неожиданности и хохотнув, смотрит
исподлобья. — Вот и главный злодей, — хрипит он, сплевывая на асфальт
кровавую слюну, и утирает тыльной стороной ладони губы. — Или герой?

За спиной Чану Намджуна сдерживают двое альф, которым знатно досталось от

Кима, что пытался отвести шестерок Чану от Гука. Джун похож на разъяренного
быка. Ноздри раздулись, грудь быстро вздымается, а на скуле расцветает синяк.
Он вырывается из хватки, но двое альф крепче сдавливают руки, не давая альфе
100/670
снова их ударить.

Чану сверлит Гука холодным взглядом, сжимая в опущенной руке рукоять

пистолета. Короткий проверяющий взгляд, на миг потеплевший, падает на
омегу, жадно хватающего воздух, и вновь возвращается к Чонгуку.

— У тебя хватило наглости повторить случившееся так скоро? — проговаривает

Чонгук, облизав губу, и как тигр в клетке расхаживает перед Чану. — Я не
думал, что ты настолько ублюдок…

— Чонгук, послушай… — подает голос Чимин, стоя возле шевроле и не решаясь

подойти к альфам.

— Заткнись, — рычит на него Гук, кидая короткий злой взгляд.

Он подрывается и, не давая Чану опомниться, бьет в лицо, отчетливо слыша

хруст. У альфы из носа брызгает багровая кровь, пачкая серую футболку под
расстегнутой курткой. Один из альф, держащий Намджуна, резко дергается в
сторону Чану и Гука, оставляя Кима другому.

— Нет, Марк, — Им останавливает его, подняв руку, а второй утирает кровь с

носа. Блондинистый альфа послушно отходит, поджимая губы.

— Без псин своих не можешь? — Чонгук сухо смеется, хватая альфу за грудки и
притягивая к себе. — Все поручаешь другим, да?

— О чем, блять, ты, Чонгук? — Чану, вскидывая бровь, слегка морщится и

смотрит из-под длинной темной челки на альфу.

— А ты не знаешь? — шипит Гук, ухмыляясь. — Тогда, давай, я тебе напомню…

— Стой, подожди! — Чану отталкивает от себя Гука и утирает кровь над губой
тыльной стороной ладони, тяжело дыша. — Пошли в бар, я не хочу проблем.
Хотя бы не при людях. Просто поговорим.

Чонгук, хохотнув, коротко скользит языком по губе, раздумывая. Он зарывается

пальцами в свои волосы и оглядывается на толпу. Чану выглядит слегка
растерянным, но все равно умело сохраняет внешнее спокойствие. Он сует
пистолет за пояс и кивает альфе, уверенно смотря прямо в глаза. Знает, что
Чонгуку оружием угрожать бесполезно. Слишком долго знакомы, не первый год
соперничают на дорогах.

— С тебя ром, — бросает Чонгук, когда все же делает выбор в пользу разговора,
и направляется в сторону черной дыры, демонстративно пихая Чану в плечо.

— Съебались, — приказным тоном хмыкает Намджун, отпихивая от себя альф, и

следует за Чоном.

Чонгук вперивается взглядом в сидящего напротив Чану, выстукивая пальцами

по столику какой-то незамысловатый ритм. Им откидывается на спинку дивана
и, закинув ногу на ногу, непринужденно попивает ром, с абсолютным
спокойствием смотря на Чона в ответ.
101/670
 — И давно вы с Чимином заодно? — Чонгук кивает подбородком на омегу,
сидящего на краю дивана. Чимин, сложивший руки на груди, увлеченно
разглядывает людей на танцполе. На песочной шее остались четкие следы от
чонгуковых рук. Чон чувствует легкий укор совести, но сразу отметает
ненужные навязчивые мысли и сосредотачивается на важном в данный момент.

— Ты должен мне за разбитую тачку, — игнорируя вопрос, Чану отпивает санту

терезу и облизывает губы.

— Она только с конвейера. Корвет тоже новый был? — Чонгук закуривает и

закидывает другую руку на спинку дивана за Намджуном, сидящим рядом.

— Корвет? — Им вопросительно изгибает бровь, отставляя стакан на столик.

— Ты о том, который на дрифте был?

— Не прикидывайся, Чану-я, — Чонгук ухмыляется и стряхивает пепел в

пепельницу, делая новую затяжку. — Я выследил его, — Гук пододвигается к
столику и опирается на него локтями, разглядывая тлеющую сигарету в своих
пальцах. — Три недели назад на твое имя корвет поставили со штатов, спустя
три дня из Германии были привезены баллоны с высокосортной закисью,
которую не все тачки потянут. Несколько движков, турбонаддув. Трансмиссию у
шевроле ты полностью заменил, — он поднимает тяжелый взгляд на Чану,
изгибая бровь. — Чего ты хочешь добиться, сметая гонщиков с трассы?

— Я понятия не имею, о каких деталях ты говоришь, — Чану задумчиво

хмурится, переваривая информацию, и смотрит на Гука нечитаемым взглядом.
— Ты сам знаешь, что азот я беру у тебя. Я приобрел за этот месяц только одну
машину — камаро, которую ты только что разъебал, — Чану раздраженно
хмыкает, беря стакан, и делает несколько глотков обжигающей глотку
жидкости. — Ты в чем-то ошибся, Чон.

Чонгук не верит и оттого сухо смеется. Он лижет нижнюю губу, качая головой.
Чану всегда был тем, кто любит играть по-грязному. Пока Чонгука не было на
улицах, он прибрал к рукам целый район, пользуясь возможностью. Он
достойный соперник, один из немногих, но в одиночку справиться никогда не
мог, полагаясь на тех, кто рядом. А рядом целая армия, которую он называет
своей бандой, специализирующейся на дрэге — его опора, его сила.

Чану сидит напротив, никак не выдавая свою ложь. Он оправдывается, не

изображая на пирсингованном лице никаких эмоций. Легко и просто, не
заморачиваясь.

— Что он делал в твоей машине? — Чонгук прицельно указывает пальцем на

Чимина, требуя ответа на свой вопрос. Омега от этого движения едва заметно
дергается, глянув на альфу, и закусывает губу. Виновато опускает глаза, словно
провинившийся ребенок. — Как давно это продолжается?

Чонгуку смотреть на Чимина лишний раз не хочется. Внутри гнилой червь

ползает, прогрызает себе путь в самые глубины. Червь предательства. Обмана.
В такое не верится. Чану, к счастью, заговаривает, отвлекая на себя внимание.

— Чимин иногда гоняет от моего имени, — Чану смотрит на омегу, а губ на

короткое, почти неуловимое мгновение касается легкая улыбка, источающая
102/670
тепло. — Он опытный гонщик, и я хочу, чтобы он вступил в мою команду. Я знаю,
что у вас независимое сообщество стритрейсеров, он вправе гоняться за кого
хочет, — альфа пожимает плечами, кусая нижнюю губу и цепляя серебряное
колечко. — Не за бесплатно, конечно. Половина прибыли ему, половина — мне.
Чисто деловые отношения.

Чонгук сверлит взглядом Чимина, сжавшегося на диване. Омега будто мечтает

исчезнуть, сузиться до маленьких незаметных размеров, лишь бы Чонгук на него
не смотрел вот так вот. С осуждением и презрением. А Чонгук путается во всем
окончательно. Он приехал с целью выбить дурь из Чану, но сидит с ним за одним
столиком и спокойно (как и велел Хосок) разговаривает. Им не выглядит
враждебно настроенным, не выглядит злым и напряженным. Наверное, с самого
начала стоило так, без лишних побоев, но когда внутри вскипает лава, сил
остановиться нет. Удерживающие под контролем цепи с грохотом разрываются,
и наружу вылезает чистая агрессия, которой не нужны причины и объяснения.

Чану прижимает к носу салфетку, утирая остатки запекающейся крови. Он у

него раскраснелся и совсем немного разбух.

— Чимин-и, — зовет Гук негромко, и омега смотрит на него, закусывая губу.

— Это правда?

Омега меняется в лице и отводит взгляд. Он пожимает плечами, а затем

поднимается с дивана и покидает столик. Чон провожает его взглядом и
поворачивается к Чану.

— Ты чуть не задушил его, — давит на совесть Им, наливая в стакан рома, и

подталкивает его к Чонгуку. Альфа поднимает стакан и в несколько глотков
осушает, даже не поморщившись.

— Я не терплю предательства, — спокойно объясняет Чонгук, подливая в стакан

янтарную санту терезу. — И я вполне мог его убить.

— Получается, что у кого-то появился доступ к моим данным, — задумчиво

заключает Чану, отпив рома. — Это подстава, я даже не знал об этом ничего. На
дрифте был один из моих парней, и стать жертвой мог он. Я чист, Чонгук, — он
разводит руками.

— Либо среди твоих людей завелась крыса, — Намджун изгибает бровь, с чуть
заметным недоверием косясь на Има.

— Проверь их. Каждого. Если я узнаю, что это кто-то из твоих, либо ты сам,
одним ударом не отделаешься, — Чонгук говорит негромко, но внушительно, не
позволяя усомниться в своих словах. Он слегка наклоняет голову набок,
въедаясь взглядом в Чану. — С такими механизмами внутри тачки можно
выигрывать заезды безо всяких усилий, но это будет фальшью, а истинное
значение уличных гонок утратится. Ты это сам понимаешь. Я не хочу, чтобы на
наших дорогах разъезжали непобедимые титаны.

Чану отводит взгляд, задумываясь о словах Чонгука. Он коротко кивает и

допивает остатки рома на дне стакана.

— Я выясню, кто меня подставил.

103/670
 — Буду ждать новостей, — Чонгук решает, что разговор окончен и поднимается
с места, накидывая на плечи куртку. — Идем, Джун.

В воздухе витает запах мокрого асфальта и машинного масла. Холодный ночной

ветерок треплет пепельные волосы, проникает под тонкую куртку, заставляя
омегу поежиться. Он обнимает себя за плечи, пытаясь согреться. Из черной
дыры доносится приглушенная музыка вперемешку с громкими голосами. На
парковке ряды спортивных автомобилей и несколько человек, громко
обсуждающих гонку, которая все-таки произошла в составе трех человек. Холод
все больше закрадывается, вытесняя тепло внутри Чимина, но возвращаться
назад в бар он не собирается. Пока там Чонгук — точно нет. Чимину его взгляд
кожу вспарывает без анестезии. Никогда альфа так не смотрел на него, никогда
не причинял боль. Шею до сих пор жжет холодом, отпечатки чонгуковой руки
слишком свежи. Чимину больно не снаружи, а внутри. Чонгук заставил поверить
его, что он предатель и обманщик, поселил своими горящими злостью глазами в
нем эту истину. Но ведь это не так. Чимин не предавал, не действовал против
интересов друзей. Лишь помогал себе и другим.

Омега шмыгает носом и жмурится, желая отогнать от себя неприятные мысли.

Он глубоко вдыхает и ощущает сигаретный запах, смешанный со знакомым
омеге ароматом, от которого мурашки по коже. Чимин открывает глаза, замечая
боковым зрением рядом стоящего Чонгука, освещенного теплым фиолетовым
светом от вывески над головой. Мимо проходит Намджун, увлеченно говоря с
кем-то по телефону и не обращая ни на что вокруг внимания. Чимин следит за
ним взглядом и опускает глаза, разглядывая мелкие трещинки на асфальте.

— Ты мог рассказать об этом, — мягко произносит Чонгук. Его голос больше не

источает злость и ненависть, которые еще недавно разъедали Чимина. У альфы
голос спокойный и привычно хрипловатый. — Тебе нужны деньги? — Чонгук
берет сигарету в пальцы и смотрит на омегу.

Чимин отрицательно качает головой, так и не решаясь взглянуть на Чонгука. В

душе поселилась липкая обида, не дающая искренним чувствам вырваться
наружу.

— Чимин-и, поговори со мной. Скажи, в чем причина, — негромко просит альфа,

подходя ближе. Он старается не смотреть на шею омеги, где расцвели бледно-
красные бутоны — следы неконтролируемой агрессии Чонгука.

— Все в порядке, Чонгук, — едва слышно отвечает ему Чимин, немного растирая
ладонями продрогшие плечи. — Ты не мог подумать иначе в такой ситуации.

— Ты прав, я не мог. И, окажись мои догадки верными, я, наверное, не

остановился бы на этом, — Чонгук совсем близко. Шепот в самое ухо пускает по
телу куда более сильные мурашки, чем просто холод. Чимин чувствует жар его
тела своим боком, желает прильнуть, согреться в тепле альфы, но даже пальцем
не шевелит в его сторону. Тяжело. Чонгук немного отстраняется, чтобы сделать
необходимую затяжку, наполняющую легкие серым дымом. — Только теперь я
очень сожалею, что причинил тебе боль.

— Чонгук, все хорош…

104/670
 — Простишь меня, детка? — альфа встает напротив, обхватывая чиминово лицо
ладонями. Сигарета, только что бывшая в пальцах Чона, теперь одиноко лежит
на асфальте, медленно дотлевая. — Я знаю, что не заслуживаю, это было
слишком с моей стороны, но все-таки…

Чонгук такой Чонгук. Когда он не получает желаемого, он начинает это

требовать. Требовать прощения, требовать улыбки, когда на это нет сил,
требовать, требовать, требовать…

Он смотрит в глаза в ожидании и нетерпении, поглаживает большим пальцем

щеку, опаляет своим дыханием пухлые губы. Чонгук везде, и Чимину не
выбраться просто так, поэтому…

— Да, Гук-и, — вздыхает он, наконец прильнув к крепкой груди альфы. Чонгук
прижимает его к себе, делясь теплом с замерзшим омегой и целуя его в
макушку.

— Поехали отсюда, я отвезу тебя домой, — говорит Чон, отстраняясь, и берет

Чимина за руку. Омега слабо улыбается и кивает, двигаясь за альфой в сторону
агеры.

— Здравствуйте, Хосок-щи.

Хосок входит в учительский кабинет, сразу же сталкиваясь с ослепительной

улыбкой молодой учительницы. Она поднимается со своего места и протягивает
альфе ладонь. Хосок слабо улыбается и пожимает ее.

— Здравствуйте, мисс Хван, — Чон кивает и присаживается в кресло перед

учительским столом. Девушка поправляет свою юбку и садится на свое место,
складывая руки на столе.

— К сожалению, тема нашей сегодняшней беседы будет та же, что и в прошлый

раз, — говорит учительница. Улыбку сменяет строгое и серьезное выражение
лица. Хосок складывает руки на груди механически, хмурясь и слушая девушку.
— Успеваемость Юнги — это отдельный разговор. Сейчас меня куда больше
волнует его поведение в стенах школы. Сегодня на перемене произошел
очередной инцидент.

— Что случилось? — Хосок вопросительно изгибает бровь, поджимая губы. Он

уже представляет, что услышит от учительницы.

— Юнги словно с цепи сорвался. Он подрался с тремя омегами в столовой. Или,

точнее, избил их, — девушка морщится, качая головой. — Я хорошо понимаю его
положение в семье, к тому же, и выпускной скоро. Не хотелось бы исключать его
из школы, доставляя проблемы под самый конец, — Хван вздыхает и трет
пальцами переносицу. — Но такое поведение недопустимо, всему есть предел. И
я надеюсь, что вы, как неофициальный опекун, сможете на него воздействовать,
пока еще не слишком поздно.

— Юнги сам по себе вспыльчивый, дерзкий омега, этого у него не отнять, — «за
это ты и полюбил его, Чон Хосок» — проносится в голове. Альфа хмурится,
отгоняя назойливые мысли. — Я не смогу его переделать, но поговорю с ним
105/670
серьезно, не волнуйтесь об этом, мисс Хван. Такого больше не повторится.

— Список его проступков велик, Хосок-щи, — Хван смотрит с сожалением, так,

будто жалеет альфу за то, что он имеет дело с таким омегой. — Он курит за
школой, ребята докладывали мне об этом не раз. Дерзит учителям, не раз
срывал уроки…

Хосок внимательно слушает, кивая время от времени и хмурясь все больше.

Взгляд падает на окно за спиной учительницы. Перед входом в школу стоит
хосоковский макларен, на капоте которого сидит Юнги с рюкзаком на плече.
Омега оглядывается по сторонам и достает из кармана зажигалку и пачку
сигарет. Хосок поджимает губы, едва сдерживая себя, чтобы не сорваться к
нему. Учитель прямо сейчас перечисляет все его нарушения, а он, потеряв страх,
закуривает прямо перед школой. Альфу прошибает злость, но он сохраняет
спокойствие, усилием воли переводя внимание на взволнованную поведением
Юнги учительницу. Она продолжает говорить о непозволительном поведении
омеги, как будто Хосок не наслушался за все это время. Он все пытается
воспитывать его, но упрямый омега не дается.

Хосок отворачивается и смотрит на Хван, пытаясь отвлечься от сцены за окном.

— Вы взрослый и серьезный человек. Я верю, что вы сможете на него повлиять,

Хосок-щи, — ладонь учительницы мягко ложится на руку альфы, совсем немного
сжимая и оглаживая большим пальцем. Хосок смотрит на нее вопросительно, но
отстраняться не спешит. Девушка слабо улыбается и убирает руку, заправляя
выбившуюся русую прядку за ухо.

— Не сомневайтесь, — альфа улыбается в ответ и кивает.

— Тогда, я думаю, на этом все, — заканчивает Хван, поднимаясь со своего

места. — Давайте, я провожу вас.

Пока Хосок в сопровождении учительницы идет по коридору к выходу, та

рассказывает о школе и о том, чем Юнги здесь мог бы заняться, если бы только
захотел. При этом она то и дело, как бы невзначай соприкасается плечом с рукой
Хосока, шагая слишком уж близко.

Юнги, заметив почему-то выходящего из школы с учительницей Хосока, быстро

отшвыривает окурок на землю и спрыгивает с капота, размазывая сигаретку по
асфальту, и спешно разгоняет ладонью дым. Хосок и мисс Хван останавливаются
у лестниц, о чем-то еще говоря. Юнги хмурится, следя за тем, как рука девушки
тянется к альфе, поправляя воротник пиджака. Мина моментально прошибает
ярость, а руки чешутся вдарить суке, посмевшей трогать его альфу, и плевать,
что учительница, и похуй, что исключат из школы и отправят в тюрьму. Никто не
смеет касаться Хосока.

Омега уже делает шаг вперед, не слыша собственный голос разума в голове.
Хосок тепло улыбается учительнице и прощается. Но как только альфа
поворачивается к Юнги, на лице ни намека на улыбку. Чон замораживает своим
взглядом, заставляя омегу прирасти к месту. Юнги так и зависает.

Когда Хван скрывается за дверьми школы, Хосок подходит к Юнги вплотную,

вжимая омегу поясницей в капот макларена. Юнги весь потрепанный. Из
кармана пиджака торчит помятый галстук; на белоснежной рубашке,
106/670
расстегнутой на две пуговицы, расплылись капельки крови. Нижняя губа омеги
разбита и слегка распухла, а волосы взъерошенные, лохматые.

— Сюда давай, — резким тоном говорит альфа, вытянув руку.

— Что? — Юнги теряется, на миг забывая о своей злости. Он чувствует хосокову,

и не понятно, чья злость сейчас сильнее.

— То, что ты курил сейчас, Юнги-я, — стальным тоном говорит Хосок, съедая
омегу одним только взглядом.

Юнги вздыхает и послушно тянется к карману, вынимая оттуда пачку сигарет, и

протягивает Хосоку. Костяшки омеги сбиты в кровь, и Чону хочется их целовать,
залечивать, но он запихивает неуместную сейчас заботу куда подальше,
повторяя в голове каждый косяк Юнги, перечисленный учителем. Чон
выхватывает пачку из рук омеги и, скомкав в ладони, бросает в рядом стоящую
урну.

— Это было в последний раз. Садись в машину, — строго говорит альфа,

открывая дверцу макларена.

Гиперкар с ревом подрывается с места, выезжая на дорогу. Юнги сидит на

пассажирском сидении, вжавшись спиной в спинку сидения, и перебирает в
пальцах лямку рюкзака, лежащего на коленях. Хосок крепко сдавливает в
пальцах руль, вперив взгляд на дорогу. На его лице играют желваки, а брови
нахмурены. Юнги всем телом ощущает злость альфы, чуть ли не сгорая от нее.
Хосок напряжен, он весь сейчас как оголенный нерв. И Юнги не представляет,
что будет дальше.

— На кого ты похож? — Чон глядит на омегу, скользя по нему недовольным

взглядом.

— На того, кто защищал себя, — бурчит Мин, опустив взгляд на свои пальцы.

— Нет, Юнги, ты похож на беспризорника, — неудовлетворенный ответом,

хмыкает Хосок, отворачиваясь к дороге. — Сколько раз мне надо с тобой
поговорить, чтобы ты, наконец, понял? Сколько, мать твою, раз меня должны
вызвать в школу, чтобы до тебя дошло? Омеги не должны махаться кулаками.

— Омеги должны, блять, уметь защищаться и бить в ответ, если понадобится, —

Юнги упрямо поджимает губы, складывая руки на груди.

— От кого защищаться? Кто первый начал? — спрашивает Хосок, глядя на

омегу.

— Я, — бурчит Мин, закатывая глаза, а Хосок сухо усмехается, кивая. — Меня

вынудили. Эти тупые суки давно нарывались.

— В любом случае, ты вынудил меня на крайние меры, — Хосок, угрожающе

глянув на омегу, получает в ответ непонимающий взгляд и добавляет. — Ты
наказан.

— Что? Каким образом? — возмущенно спрашивает Мин, рассерженно

уставляясь на альфу.
107/670
 — Во-первых, отвожу и забираю тебя из школы я, — начинает Чон,
останавливаясь на светофоре. — Во-вторых, никаких развлечений. Никакого
интернета и никакого Тэхена две недели. Если сочту нужным, то продлю срок, —
по мере того, как говорит Хосок, глаза Юнги округляются, а рот раскрывается
сам собой, приобретая форму буквы «о».

— Никакого Тэхена?! — возмущается Юнги, не контролируя громкость своего

голоса. — Хосок! Что я буду делать целыми днями? А гонки?

— Никаких гонок, — подхватывает Хосок, двигаясь дальше.

— Блять! Чон Хосок! — кричит Юнги, злобно уставляясь на спокойного альфу.

— Ты сам до этого довел, малыш. Будешь заниматься и подтягивать свои

пробелы. Я не допущу, чтобы тебя исключили из школы перед самым
выпускным. Мое решение не обсуждается.

— Папочка, — жалобно тянет Юнги, меняя тактику и придвигаясь к альфе. Он

кладет ладонь на его колено максимально близко к промежности. — А если я
скажу, что прямо сейчас стану хорошим мальчиком? — шепчет он, почти мурча,
и кладет подбородок на хосоково плечо, котенком смотря на альфу.

— Нет, малыш, так это не работает, — Чон стойко качает головой, старательно
игнорируя руку омеги на своем бедре. Юнги нарочно подтягивает ее вверх. — Ты
меня не слушался раньше, но теперь все будет по-другому.

Юнги отбрасывает рюкзак на пол макларена под свои ноги и подлезает ближе к
альфе. Хосок до скрипа кожаной обивки сжимает в пальцах руль, ощущая на
шее горячее дыхание омеги. Юнги снова играет, уверенный в своей победе, а
Хосоку держаться чертовски трудно. Он давит на педаль газа, ускоряя
движение и плюет на ограничение скорости. Юнги ведет кончиком языка по шее
альфы снизу вверх к самому уху, мягко кусает мочку и тяжело выдыхает, в
удовольствии прикрывая глаза. В это время его рука нахально бродит по колену
Хосока, и вот уже оказывается на промежности. Он сжимает твердеющую плоть
через ткань брюк, и Хосок едва не теряет управление над летящим маклареном.

— Эта сука подкатывала к тебе? — внезапно спрашивает Юнги хрипло, утыкаясь

носом в висок Хосока, а другой рукой зарываясь в его волосы на затылке.

— Малыш ревнует? — ухмыляется Чон, кидая короткий взгляд на омегу. Юнги

резко дергает его за волосы, открывая шею, и впивается в нее зубами. Хосок
выдыхает, в наслаждении прикрывая глаза, но тут же опомнившись, краем уха
улавливает рычание макларена. — Я за рулем на скорости двести пятьдесят,
детка, — шепчет альфа, всеми внутренними силами пытаясь удержать контроль
над собой и над машиной.

Юнги медленно отрывается от шеи альфы, оставляя на ней расцветающий алый

след, который даст всем понять, кому принадлежит этот альфа. И пусть ни одна
шлюха не смеет подходить к альфе Мин Юнги.

— Ты ведь не дашь нам разбиться, папочка? — сладким голосочком спрашивает

омега, улыбаясь и облизывая розоватые губы. — Я в тебя верю, — шепчет он на
ухо, скользя язычком по ушной раковине. Длинные пальцы ловко расстегивают
108/670
ремень на брюках, следом — ширинку, которая с легкостью расходится под
напором возбужденного члена. Юнги довольно хмыкает и проникает пальцами
под боксеры, обхватывая плоть, и массирует большим пальцем головку,
влажную от выделяющегося предэякулята.

Хосок мычит сквозь стиснутые зубы, инстинктивно двигаясь навстречу. Юнги

сводит с ума, вышибает одним махом все мысли, оставляя только животные
потребности. Чон чувствует на шее влажные губы и теряется окончательно,
утопая в наслаждении, которое доставляет маленькая чертовка. Он уже
собирается сбавить сумасшедшую скорость, тормознуть у обочины и трахнуть
омегу прямо в машине, как бывало не раз.

— Одно развлечение у меня все же останется, — игриво шепчет Юнги, двигая

рукой в боксерах альфы и поглаживая его затылок другой.

Хосок вмиг в себя приходит, будто очнулся от злых чар, которыми его окутала
эта блондинистая ведьма. Он ухмыляется и качает головой, кидая на Юнги
взгляд с явной издевкой.

— Главного развлечения ты лишаешься в первую очередь, малыш, — говорит

Хосок, облизывая нижнюю губу, и смотрит на недоумевающего омегу.

— О чем ты? — спрашивает Мин, хмурясь, и отстраняется от альфы.

— Никакого секса, Мин Юнги, — выдает Хосок контрольным ударом. — Если ты

думал, что я шучу, то ты глубоко ошибаешься. Это твое настоящее наказание.

— Я тебя ненавижу, Чон Хосок, — шипит Юнги, меча в альфу стрелы ярости
взглядом. — Ненавижу! И сам справляйся со своей проблемкой! — срывается он
на крик, пихая хохочущего альфу в плечо, и отворачивается к окну.
— Посмотрим, как ты сам без секса проживешь.

Хосок качает головой, отсмеявшись, и поглядывает на обиженного омегу.

Теперь он будет под полным контролем Чона. Хосок лишь надеется, что сможет
чего-то добиться, ограничив Юнги. И, кажется, отмена секса была не лучшим
решением, потому что альфа уже не уверен, сможет ли. Но обратного пути нет.
Малыша надо проучить.

Тэхен лежит на шезлонге, нежась в теплых лучах закатного солнца. Легкий

ветерок щекочет ступни, а шум колышущейся воды и спокойной негромкой
музыки, льющейся из динамиков телефона, лежащего рядом, расслабляет,
создавая космический релакс. На губах у Тэхена сама собой появляется
довольная улыбка. Он держит в руке алкогольную пина коладу с соломинкой, к
которой периодически тянется, отпивая сладкий напиток. Лучше вечера не
придумать. Все задания на завтрашние пары сделаны, дела решены. Тэхен
полдня провел возле бассейна, купаясь в кристальной воде и в полной мере
наслаждаясь отдыхом, который точно никто не грозит испортить. Джихан,
уехавший утром по делам в другой город, не побеспокоит, не нарушит покой.

Музыка внезапно прекращается, а вместо нее раздается неприятная вибрация,

вырывающая омегу из состояния беззаботности и расслабленности. Тэхен
неохотно приподнимается и отставляет коктейль на стеклянный столик, беря
109/670
телефон в руки. На дисплее высвечивается имя, которое омега совсем не
ожидал увидеть в данную минуту. Он принимает вызов и прикладывает телефон
к уху, ложась обратно.

— Какой неожиданный звонок, — ухмыляется Тэхен, прикрывая глаза.

— Привет, итальяночка, — приветствует слегка приглушенный голос Чонгука.

— Чем занимаешься в этот дивный вечер?

— Лежу у бассейна, наслаждаюсь приятной музыкой и попиваю пина коладу, —

лениво перечисляет Тэхен, слабо улыбаясь и водя кончиками пальцев по своему
оголенному колену. — Соскучился?

— Я… блять, я в полицейском участке, — говорит Чонгук внезапно холодным и

отстраненным голосом.

— Что?! — Тэхен распахивает глаза и резко приседает, бегая взволнованным

взглядом перед собой. — Что случилось, Чонгук? — спрашивает омега, тяжело
сглатывая и вставая с шезлонга. Сердце от волнения заходится в бешеном
ритме, а на месте устоять не выходит, поэтому Тэхен начинает нервно
расхаживать из стороны в сторону. В трубке слышится тяжелый вздох Чонгука,
но он молчит, и это напрягает омегу еще больше. — Гук… не молчи, — шепчет
Тэхен, останавливаясь перед бассейном и смотря на мягкие волны на водной
глади.

— Ну… — наконец заговаривает альфа, а Тэхен затаивает дыхание. — Вообще-

то, я не в полицейском участке, — Чонгук негромко смеется, а Тэхен столбенеет.
— Я пошутил, хотел вывести тебя из состояния умиротворения, — ухмыляется
довольно Чон. — Судя по тому, что я услышал, у меня получилось.

— Ну ты и урод, Чон! — громко возмущается омега, сдерживая порыв швырнуть

телефон в воду. — Придурок, — фыркает он, присаживаясь на край шезлонга, и
поджимает губы.

— Заволновался за меня, малыш? — смеется Чонгук, а Тэхен начинает закипать

из-за глупой шутки, которая вмиг все внутри него перевернула.

— Пошел ты, — огрызается омега, закатывая глаза.

— Не приходилось иметь дело с копами? — спрашивает Чонгук, переставая,

наконец, смеяться.

— Нет, я законопослушный гражданин, — гордо улыбается Тэхен, беря пина

коладу, и присасывается губами к соломинке.

— Скучно живешь, итальяночка, — потешается альфа. — Ладно, я не за этим

звоню.

— А для чего же ты решил нарушить мой покой? — заинтересованно хмыкает

Тэхен, облизывая губы и ставя стакан с коктейлем обратно на столик.

— Хочу увидеться. Сейчас. Можешь?

— Ну… — задумчиво тянет омега, ухмыляясь. — Я даже не знаю…

110/670
— Не ломайся, Тэхен-и, у тебя нет важных дел. Сам сказал, лежишь и греешь
попку, — усмехается Чонгук. — Я сейчас скину адрес, подъезжай туда.

— Ладно, — омега закатывает глаза, нехотя поднимаясь с шезлонга, и идет в

особняк. — Надеюсь, я не зря свою попку прекратил греть.

— О, даже не сомневайся.

На улицы города уже опустились сумерки, вытесняя последние лучики солнца.

Зажигаются фонари и вывески на зданиях, мрак раскрашивается яркими
красками, улицы оживают. Тэхен неторопливо едет по одной из главных дорог
района, плавно объезжая машины и наслаждаясь приятным мурчанием
авентадора. Адрес, присланный Чонгуком, Тэхену неизвестен. Это находится
почти на другом конце города и ехать туда около получаса на средней скорости.
Но Тэхен почему-то торопиться не хочет. Пусть Чонгук подождет, а омега
понаслаждается красотой ночных улиц.

Омега выруливает на соседнюю дорогу, где машин поменьше, и немного

набирает скорость. Авентадор начинает рычать агрессивнее, словно довольный
зверь, отдающийся своей естественной природе. Создан для скорости. Тэхен
поглядывает на спидометр, где стрелка стремительно достигает ста
пятидесяти, и улыбается уголками губ. И даже это чертовски мало для красного
зверя.

Позади приглушенно слышится вой полицейской сирены, и Тэхен хмурится,

постепенно сбавляя скорость. Не хватало еще, чтобы полиция штрафы
выставляла. Стрелка на спидометре опустилась до восьмидесяти в час.
Полицейская сирена все ближе.

Телефон, прикрепленный к держателю возле приборной панели, начинает

вибрировать, а на экране высвечивается имя Чонгука. Наверное, он уже на месте
и ждет. Тэхен нажимает на зеленый кружок на экране, отвечая на звонок.

— Чон…

Вой сирен оглушает. Кажется, он всюду. Он в голове. Тэхен глядит в боковое

зеркало заднего вида. Из-за поворота на скорости вылетает черный кенигсегг,
агрессивно рыча. Прямо за ним — красно-синее скопление. Около трех
полицейских автомобилей, мчащихся за дикой агерой.

— Вперед, Тэхен! — кричит Чонгук из динамика мобильного на весь салон.

— Гони, гони, гони!

Тэхен инстинктивно давит на педаль газа, и авентадор ракетой подрывается,

улетая вперед. Омега судорожно оглядывается, вцепляясь пальцами в руль.

— Чонгук! — нервно выкрикивает он, уставляясь на дорогу. — Что происходит?!

— Не останавливайся, Тэхен-и, надо драть отсюда как можно быстрее, — бодро

вещает Чонгук. Тэхен уже слышит позади рев знакомого движка. Чонгук близко.

111/670
 — Чонгук… — Тэхен теряется, а сердце чуть ли не выпрыгивает из груди от
страха. Сзади неумолкающий рев сирены. — Откуда они взялись?

— Прилипли к моему хвосту, не хотят отставать! Уже десять минут от них

удираю. Нужно скорее валить. Ни в коем случае не останавливайся.

Агера нагоняет авентадор, мчась параллельно. Тэхен замечает через спущенное

окно смеющегося Чонгука. Встречный ветер треплет светло-каштановые волосы,
открывая лоб. Альфа высовывает руку, вытягивая средний палец, адресованный
полицейским. Он подмигивает Тэхену и давит на газ, отрываясь вперед.

— Господи, Чонгук, — взволнованно выдает омега, оглядываясь назад, и чуть ли

не вписывается во впереди едущую машину. — Блять! — он делает резкий
поворот в сторону, и ламборгини с визгом шин бросает на соседнюю полосу.
Тэхен быстро и тяжело дышит, уставляясь вперед и выискивая черную агеру.
— Чонгук, надо убираться отсюда. Где ты?

— Я впереди через четыре машины, не отставай, нас не должны поймать, —

Чонгук звучит напряженно и серьезно, что никак не вяжется с тем, как он
только что смеялся, посылая копов.

Тэхен ощущает, как подкатывает паника, завладевая сознанием. Он ускоряется

и петляет между машинами, пытаясь оторваться от приставших легавых. Одна
из машин вырывается вперед, быстро нагоняя авентадор. Тэхен смотрит вперед,
пытаясь найти лазейку и прошмыгнуть, но один неверный поворот, и случится
авария. Полицейская машина выравнивается с авентадором, и Тэхен готов
остановиться, потому что бежать уже некуда, а страх начинает парализовывать.
Легавые подъезжают ближе, пытаясь прижать ламборгини к обочине и
остановить. Тэхен бегает растерянным взглядом с полицейского автомобиля на
дорогу впереди. Чонгука не видно, но из динамика слышится его голос:

— Не вздумай тормозить, не вздумай сдаться, Тэхен, — твердо говорит альфа.

— Они прижимают меня! — выкрикивает омега нервно. — Блять, блять!

— Не отвлекайся на легавых, — приказным тоном настраивает Чонгук.

Буквально рычит. И Тэхен невольно слушается. Он отворачивает голову,
сосредотачиваясь на движении впереди.

— Чонгук, а если они меня поймают…

— Не поймают, только не тормози, — убеждает альфа более мягким и

спокойным голосом. — У тебя тачка в разы быстрее, чем их ведра помойные,
нечего бояться.

— Господи, что же будет, если меня арестуют, — взволнованно тараторит Тэхен,

нервно закусывая губу. — Чонгук…

— Что?

— Не оставляй меня, я не смогу удрать один.

— Я с тобой, Тэ.

112/670
Тэхену уже на черепную коробку давит этот мерзкий вой сирены. Упрямые
легавые не собираются отставать, а уровень тревоги внутри омеги продолжает
нарастать. Он старательно пытается игнорировать красно-синие огни, бьющие в
глаза. Впереди виднеется долгожданный просвет, и омега до упора давит на
педаль газа, с рычанием улетая вперед и оставляя полицейских позади. Тэхен
облегченно вздыхает, закусывая губу. Агера внезапно сворачивает влево, и Ким
едва успевает затормозить, чуть ли не проехав поворот. Он дрифтует, влетая на
более узкую и пустую улицу, уже без препятствий нагоняя кенигсегг, и
подъезжает максимально близко. Только сирены умолкать не собираются.

— А если они конфискуют мою машину, о боже, — снова тревожится Тэхен,

нервно сжимая руль. Он жмет на кнопку на панели и стекла с обеих сторон
опускаются вниз, впуская в салон свежий ночной воздух. Омега вдыхает полной
грудью, пытаясь успокоить сумасшедшее волнение.

— Пора учиться гнать от легавых, детка, — смеется Чонгук, делая очередной

внезапный поворот. Задние колеса агеры дымятся, оставляя на асфальте
черный след от резины. Тэхен дрифтует следом, периодически оглядываясь
назад, где мигают полицейские огни.

— Только не говори, что ты специально это устроил, — Тэхен хмурится,

поджимая губы.

Чонгук молчит некоторое время. Агера ловко объезжает несущиеся навстречу

автомобили, опасно сближаясь с ними.

— Ты не гонщик, если не участвовал в погонях, — усмехается альфа.

— О боже, мы еще и на встречной полосе! Я никогда не убегал от полиции,

Чонгук. Я хоть и гоняю на улицах, но в стычки с копами не встревал ни разу.

Тэхен судорожно уставляется на дорогу, боясь врезаться во встречные

автомобили. А кенигсегг почему-то начинает замедляться, вынуждая сделать
Тэхена то же самое.

— Чонгук, какого черта?! — не скрывая нервозности, кричит омега, уставившись

на агеру.

— Сейчас покажу кое-что, — возбужденным от прилива адреналина голосом

говорит Чонгук. — Проезжаем еще две улицы и сворачиваем вправо, понял? Не
проморгай.

— Хорошо.

Тэхен оглядывается. Полицейские автомобили оказываются ближе, чем прежде,

и страх начинает подкатывать по новой. Он быстро отворачивается и, как и
велел Чонгук, заворачивает вправо прямо за агерой. Пустынный переулок.
Несколько фонарных столбов освещают пространство. Вокруг лишь старые
жилые дома. Чонгук резко разворачивается на том конце и едет в обратном
направлении. Одна из полицейских машин вылетает в переулок, и Чонгук
ударяет по газам, беря легавого в плен.

Тэхен тормозит, в шоке уставляясь на развернувшееся зрелище. Агера с диким

рычанием дрифтует вокруг полицейского автомобиля, образуя кольцо из дыма.
113/670
Она с визгом шин крутится по кругу, не позволяя полицейскому выбраться,
проехать. Чонгуку весело, как никогда. Он может представить офигевающее
лицо омеги, и это веселит еще больше. От дыма уже ничего не видно, и
наверняка полицейский теряется в пространстве, не в состоянии разглядеть
нарушителя.

— Это рискованно, Чонгук! Поехали отсюда! — кричит Тэхен, тяжело дыша от

переполняющего волнения.

— Ты не умеешь развлекаться, Тэхен-и, я тебе не раз уже это говорил, —

заходится смехом Чонгук. Он резко разрывает кольцо и несется в сторону
авентадора именно в тот момент, когда в переулок въезжают два отставших
полицейских автомобиля.

Ламбо и кенигсегг срываются с места, уезжая из переулка. Копы немедленно

реагируют и с ревом сирен летят за гонщиками.

— Это ужасное развлечение! Я не хочу провести ночь за решеткой, — фыркает

Тэхен, меняя передачу и набирая скорость.

Чонгук откровенно хохочет, вызывая в омеге большую злость. В Тэхене взрыв

эмоций происходит, одна сменяет другую секунду за секундой. Страх, волнение,
непонимание, злость. Желание ударить Чонгука в довольную физиономию.

Агера и авентадор, словно в диком танце, бросаются из одной стороны в другую,

вливаются в поток городского движения, а затем вновь оказываются наедине
друг с другом, только позади неумолкающая сирена сопровождает. Автомобили
один за другим входят в плавный дрифт при новом повороте, скрываясь за
облаком пыли и дыма. Чонгук смеется. Искренне, счастливо. А у Тэхена на губах
проступает улыбка, как солнце, долгое время прятавшееся за тучами.

— Что ты теперь чувствуешь, Тэхен? — спрашивает Чонгук. Агера едет почти

рядом, лишь на метр опережая.

— Я чувствую… свободу, — Тэхен широко улыбается, больше не оглядываясь

назад, плюя на назойливых легавых на хвосте. Улыбка перерастает в хихиканье,
а хихиканье — в заливистый смех. И Чонгук бы все отдал, лишь бы увидеть это
прямо сейчас. Тэхен смеется, искрясь счастьем, и для альфы это самый чистый и
красивый звук на всей планете.

— Это наши дороги, Тэхен. Не их. Мы свободны, когда летим вперед, рассекая
порывы ветра. И ты смог почувствовать это сейчас, — говорит Чонгук с улыбкой,
выравниваясь с авентадором и встречаясь с омегой взглядами. Тэхен искренне
улыбается красивой, ни на одну другую не похожей прямоугольной улыбкой, что
в памяти Чонгука навсегда останется. Такое забыть нельзя. Невозможно.

Тэхен, кажется, перестает слышать вой сирен. Он где-то на краю сознания. Рев
двух автомобилей сплетается в единое целое, создавая что-то новое и красивое.
Такого мир еще не слышал, не видел.

А красный с черным сочетаются идеально.

На улицах все меньше машин и зданий, а людей не видно совсем. Полицейские

вновь нагоняют, заставляя гоночные машины нестись на всех парах. Это больше
114/670
не страшно, это доставляет необычайное удовольствие, которого у Тэхена
никогда прежде не было. А по венам разливается адреналин.

— Чонгук, но куда…

— Чон Чонгук, — омегу обрывает чей-то серьезный грубоватый голос,

доносящийся с телефона. У Чонгука на второй линии. — Это офицер полиции
Ким Югем.

Сердце Тэхена в мгновение оказывается где-то в районе пяток. Он прикусывает

губу, не позволяя себе замедлиться, а упрямо продолжает следовать за агерой.

— Мне доложили о коде три. Два уличных гонщика устроили на улицах города
беспредел.

— Блять, — вырывается у Тэхена негромко. Он вздыхает и нервно мнет

пальцами руль.

— Офицер… — начинает Чонгук, но его прерывают.

— Чонгук-а, хватит гонять моих парней, они выдохлись, им не тягаться с

вашими гоночными болидами. Просто валите нахрен с радаров, пока не
подъехало более мощное подкрепление, — внезапно смеется офицер Ким,
заставляя Тэхена разинуть рот от удивления. Чонгук тоже начинает смеяться, а
Тэхен недоуменно таращится на телефон, словно может найти там ответы.

— Как скажете, офицер Ким, — усмехается Чон.

— Конец связи, — говорит офицер, посмеиваясь, и отключается.

— Какого хрена, Чонгук? — взрывается Тэхен, поджимая губы.

— Сваливаем, Тэхен, достаточно набегались, — сообщает Чонгук, смеясь. — Не

отставай, — агера вновь ускоряется, с диким рычанием улетая вперед. Тэхен
давит на педаль до упора и мчится следом. Они проезжают несколько улиц,
петляют по переулкам, сбивая полицейских со следа. Рев моторов нарушает
спокойствие пустынных улиц на краю города; машины неожиданно врываются в
них ураганом, и так же быстро исчезают, оставляя после себя идеальную
тишину.

— Куда мы едем? — спрашивает Тэхен, подъезжая ближе к несущемуся впереди

кенигсеггу.

— Сейчас увидишь. Почти приехали, — отвечает Чонгук, постепенно сбавляя

скорость. Вой сирен остался далеко позади, наступает долгожданное
спокойствие. Копам их больше не догнать, не достать.

Позади остается большой город со своими яркими огнями и неутихающим

шумом. Впереди сплошная темень и лишь одна дорога, уходящая в
неизвестность. Спустя пять минут на скорости двести в час Чонгук начинает
замедляться на повороте, выезжая за пределы асфальтированного покрытия. И
вот агера тормозит в паре метров от пропасти. Тэхен подъезжает следом,
останавливаясь рядом. Нагретые до предела двигатели затихают, оставляя
лишь звенящую тишину. Прохладный ветер едва слышно колышет верхушки
115/670
высоких деревьев. Фары автомобилей гаснут и округу накрывает полумрак.

Взбудораженный Тэхен выскакивает из авентадора и подлетает к стоящему

возле кенигсегга Чонгуку, сжимая кулаки.

— Чон Чонгук! Что, черт возьми, все это было? — кричит омега, ударяя альфу по
крепкой груди, но он ни на миллиметр не сдвигается, словно в него соломинкой
ткнули слегка. Чонгук смеется, перехватывая тонкие запястья, и не дает себя
бить.

— Тише-тише, Тэхен-и, ты справился, можешь расслабиться, — ухмыляется Чон,

разглядывая в полумраке сердитое лицо омеги. А Тэхен поджимает губы и
вырывается из хватки.

— Справился? — Ким буквально задыхается от возмущения. — Ты специально

спровоцировал легавых, чтобы они погнались за нами!

— Зато теперь ты настоящий стритрейсер, — похвально улыбается Чонгук,

выпуская запястья Тэхена. Омега поджимает губы и прячет руки, складывая их
на груди.

— Кто такой Ким Югем? — спрашивает он, вскидывая бровь.

— Мы были одноклассниками, а теперь просто друзья. Забавно, да?

Полицейский и уличный гонщик — друзья, — усмехается Чонгук. — Если бы не
он, меня бы на пожизненное посадили.

— Преступник, — хмыкает Тэхен, закатывая глаза. — И часто ты вот так вот

делаешь?

— Довольно-таки. Нужно же поддерживать форму. Враги всегда близко, —

улыбается Чон, пожимая плечами. — А вообще, это пиздецки весело.

— Я бы так не сказал, — протестующе закатывает глаза Ким.

— Да брось, Тэ, тебе же понравилось, — ухмыляется альфа. — Конечно, сначала

ты жутко паниковал. Это было смешно, — продолжает Гук, беззлобно хохотнув.
— «О боже, Чонгук, господи, Чонгук! Чонгук, а если меня посадят? А если
конфискуют мою машину? О боже мой, Чонгук, мне страшно!» — передразнивает
альфа, пытаясь скопировать голос омеги и уже вовсю смеясь. Тэхен поджимает
губы в тонкую линию, ударяя альфу в плечо.

— Перестань! Придурок.

— Признайся, что такое времяпрепровождение куда лучше попивания пина

колады перед бассейном, — настаивает альфа, подходя к демонстративно
отвернувшемуся Тэхену сзади. Омега покрывается мелкими мурашками, ощущая
на затылке теплое согревающее дыхание Чонгука. Альфа кладет ладони на
тэхенову талию, слегка сжимая через тонкую ткань и заставляя того чуть
заметно вздрогнуть. — Посмотри уже вниз, — шепчет альфа Тэхену, опаляя ухо
жаром.

Тэхен настороженно хмурится, но голову опускает, делая короткий неуверенный

шаг в сторону пропасти. Чонгук не выпускает его из своей хватки, аккуратно
116/670
ступает следом, придерживая за талию, теплом своей груди давая понять, что
рядом, что не отпустит.

Под обрывом внизу расстилается огромное поле, усыпанное сотнями небольших

костров. Они словно звезды на ночном небе. Каждый костер находится в какой-
то емкости, не дающей пламени вырваться за пределы. Тэхен завороженно
уставляется вниз, бегая взглядом с одного очага на другой. Огненные звезды
отражаются в его больших карих глазах, похожие на метеориты в открытом
космосе.

— Что это? — завороженно шепчет омега, не отрывая взгляда от раскинувшейся

внизу красоты.

— Люди приходят сюда и сжигают вещи, от которых хотят избавиться. Создают

свой очаг, — негромким хрипловатым голосом рассказывает Чонгук, смотря на
Тэхена, у которого в глазах немой восторг переливается. — Еще это способ дать
о себе знать, способ сказать, что ты есть, что ты существуешь.

— Но кому сказать? — спрашивает Тэхен, прикрывая глаза.

— Не знаю. Другим людям, пролетающим над этим полем в самолетах? Или

космосу? А может, самим себе, — Чонгук качает головой, следя за тем, как
трепещут длинные реснички омеги, отбрасывающие тени на скулы от теплого
света сотен костров.

— Там есть твой очаг? — Тэхен открывает глаза, поворачивая голову к Чонгуку,
и заглядывает в черные спокойные глаза в поиске ответа.

— Нет. Пока нет, — Чонгук слабо улыбается.

— А будет? — омега слегка хмурит брови.

— Возможно.

— Когда?

— Когда я пойму, что живу не зря.

Чонгук разворачивает Тэхена в кольце своих рук и кладет руку на поясницу,

притягивая ближе к себе. Он подцепляет пальцем подбородок омеги и
приподнимает его голову. Тэхен в черноте его глаз теряется, но страха не
испытывает. Эта тьма обволакивает, окутывает собой, обещая только лучшее. И
Тэхен верит. Полностью доверяет, давая мраку себя обнять и согреть. Он
чувствует на своих губах чонгуково дыхание и прикрывает глаза, двигаясь
навстречу. Губы соприкасаются и у Тэхена перед глазами фейерверки
взрываются, внутри что-то трепещет, вот-вот оторвется от земли и взлетит.

Чонгук целует мягко, аккуратно, наслаждаясь каждой секундой прикосновения

к желанным губам. На собственных губах оседает невесомый цветочный
привкус, который так манит все это время. Чонгуку кажется пыткой такая
медлительность, но он запрещает себе, сдерживается всеми силами, потому что
с этими губами нельзя быть грубым. Не сейчас. Они мягче, чем мог представить
альфа, они слаще, чем он предполагал, они лучше всех губ, которые ему
приходилось пробовать своими.
117/670
Тэхен льнет ближе к альфе, зарываясь длинными пальцами в волосы на затылке
и слегка сжимает. Сердце неугомонно колотится, с потрохами выдавая омегу,
потому что Чонгук своей грудью все прекрасно чувствует. И пусть.

Альфа, не отрываясь от сладких губ, подхватывает Тэхена на руки, поддерживая

за бедра. Омега сразу же обвивает ногами чонгукову талию, сцепляя их на
пояснице и обнимая руками за шею. Чонгук идет к агере, усаживая на капот
омегу и отрываясь от желанных губ, чтобы вдохнуть каплю кислорода. Тэхен
тяжело дышит, облизывая влажные покрасневшие губы, и цепляется пальцами
за футболку альфы, утыкаясь лбом в его лоб. Чонгук оглаживает большим
пальцем нежную кожу на щеке омеги, ведет к ямочке над верхней губой и
спускается ниже, оттягивая нижнюю губу. Тэхен с легкой дрожью выдыхает,
опаляя чонгуков палец жаром.

— Ты наполняешь чужие жизни смыслом, — шепчет омега, накрывая ладонь

альфы своей и поглаживая кончиками пальцев. — А я хочу наполнить им твою…
— выдыхает Тэхен. В горле ком стоит. Он понимает. Понимает, что эти слова
идут из самых глубин души, а губы повторяют, неподвластные разуму, в котором
ложь желает быть сказанной. Тэхен прикрывает глаза, сдерживая рвущиеся
наружу слезы.

— Так наполни, — хрипло шепчет Чонгук и увлекает омегу в глубокий поцелуй.

118/670
найди меня

Хосок сидит в мягком кресле гостиной, держа на коленях ноутбук и

наслаждаясь тишиной дома. Свет везде погашен, и только экран ноутбука
разгоняет кромешную темень, создавая приятный полумрак. Альфа хмурит
брови и что-то быстро печатает, разнося по гостиной клацание клавиатуры.
Юнги полтора часа назад ушел спать, сделав уроки и едва не уснув лицом на
книге. Уже несколько дней Мин живет по правилам, установленным Хосоком.
Омега не скрывает свое недовольство и хмурое лицо, но исправно следует
указаниям альфы, оставляя того вполне довольным. Он ложится вовремя, даже
перестал ворчать по утрам, крича на весь дом о том, как ненавидит школу и
весь мир. Юнги просто молчит, потому что если он улыбнется утром, весь мир
перевернется с ног на голову. Быть такого просто не может. Хосок не без
удовольствия наблюдает за тем, как омега часами сидит за домашним
заданием, окруженный тетрадями и учебниками, даже поесть забывает порой.
Тогда альфа приносит ему перекусить, получая взамен подобие благодарной
улыбки, через которую можно прочитать невидимое никому, кроме Хосока
«спасите», которое альфа назло игнорирует. Несколько дней — не показатель
эффективности, потому что омега все делает через силу. Но главное то, что он
пытается и не ослушивается.

Есть только одна вещь, которую Хосоку игнорировать невыносимо, тяжело до

скрипа сжатых зубов. Эта вещь у Хосока в телефоне, в фотопленке. Юнги
бунтует по-тихому, но альфа назвал бы это иначе. Юнги провоцирует, дразнит. У
Хосока в фотопленке десяток интимных, грязных фотографий омеги, которые он
любезно присылает, пока альфа на работе. И Хосок не знает что делать с этим.
Вместо того, чтобы удалить, он сохраняет фото, но оставляет сообщения
неотвеченными. А делать вид, что все отлично, с каждым днем все труднее.
Юнги знает на что давить и успешно этим пользуется.

Альфа устало вздыхает, потирая глаза, напряженные от долгого смотрения на

экран ноутбука. Он отпивает из маленькой чашки зеленый чай и продолжает
работать, проверяя отчеты о продажах и переписываясь с доверенным
человеком, отвечающим за них.

Хосок слышит слабый стон, доносящийся со второго этажа, и замирает. Альфа

хмурится и поворачивает голову в сторону лестницы, прислушиваясь. Спустя
несколько секунд стон повторяется, звуча более протяжно, чем в первый раз.
Хосок закрывает крышку ноутбука и откладывает его на столик. Босыми ногами
шлепая по прохладному паркету, он проходит в сторону лестницы. Из их с Юнги
комнаты доносится шорох и тихие стоны, на которые тело альфы мгновенно
начинает реагировать. Дверь в комнату приоткрыта и в коридор тонкой
полоской льется теплый приглушенный свет ночника. Альфа хмурится, уже
подходя к спальне и собираясь поругаться из-за того, что омега не спит в такое
позднее время, но в дверях застывает как вкопанный. Язык будто к небу прилип,
все тело парализовало. По нему тягучей лавой растекается жар и возбуждение.

На большой кровати лежит Юнги. На нем лишь белая футболка Хосока,

доходящая омеге до бедер, но сейчас она задралась, обнажая все, что ниже
пояса. Юнги тяжело дышит, в наслаждении прикрывая глаза и слегка хмуря
густые брови. Он скользит пальцами по своему бедру вверх, касается
истекающей смазкой головки члена, а из губ вырывается очередной стон. Омега
лижет пересохшие губы и ведет ладонью вниз, поворачиваясь набок так, что
119/670
Хосок четко и во всех деталях может созерцать его аппетитную выпяченную
попку. Меж двух половинок поблескивает смазка, стекая на кремовые простыни.
Хосок, кажется, не дышит с тех пор, как застыл в проеме. Омега скользит
влажными пальцами меж ягодиц, оглаживает подушечкой указательного кольцо
мышц и сладко стонет, выгибаясь в спине. Хосок покрывается электрическими
мурашками, они колют кожу, покалывают маленькими иголочками на кончиках
пальцев, а тягучая лава стекает ниже. К паху кровь приливает, и даже в
свободных спортивках чертовски тесно и горячо. На Юнги сил смотреть нет,
Хосок поражается сам себе, потому что все еще продолжает стоять на одном
месте, когда душа яростно рвется к омеге, чуть ли не вырываясь из плена тела.
Юнги с негромким хлюпаньем проталкивает в себя сразу два пальца, двигая ими
внутри чертовски медленно. Для Хосока медленно и мучительно. Смертельно.
Все внутри альфы кричит о том, что нужно наплевать на все установленные
законы и подорваться к омеге, который словно на блюдечке поданный перед
ним, стоит только подойти и прикоснуться. Юнги стонет хрипло и все громче,
как кошка выгибается, вгоняя пальцы глубже, двигая ими быстрее. Хосок как
будто за толстым стеклом стоит, наблюдая, ноги к месту приросли, какая-то
проклятая сила его все еще сдерживает. У альфы сейчас кровавая битва разума,
души, тела, сердца; неизвестно, кто выйдет победителем.

— Папочка... — выстанывает Юнги, а Хосок только замечает на себе

душераздирающий взгляд омеги. Он покрыт дымкой желания и жажды, он
просит, молит, а Хосоку как в мясорубке перемалывает все внутри.

— Малыш, — хрипит Чон, не узнавая собственного голоса. Он до скрипа

вцепляется пальцами в дверной проем, чтобы хоть за что-то удержаться,
схватиться, потому что эти руки хотят сжимать бедра омеги, сминать, оставляя
отметины, хотят шлепать сладкую попку, чтобы красные следы ладони
оставались и нежная кожа пылала.

Но нельзя.

Нельзя класть на свои же правила. И плевать, что законы созданы для того,
чтобы их нарушать. Хосок свои законы нарушить не может, иначе все остальное
осыплется как домино, и тогда Юнги поймет, что манипулировать альфой легко.
Легко уломать, только помани сладким «папочка». Хосок должен воспитывать,
должен направить его на верный путь, и если он сказал, что не будет никакого
секса, значит, так и будет.

Но как же глуп был Хосок, когда озвучил этот чертов запрет. Он мечтает врезать
себе в лицо за идиотские слова, о которых теперь сожалеет, как никогда и ни о
чем другом. Стоило предположить, что Юнги так просто не смирится. Не
смирился. Искушает, как змей, показывает, какое яблоко сочное и сладкое, что
не попробовать его нельзя, а Хосок уже начинает распадаться на части.

— Хосок-и, помоги мне, — стонет Юнги, закусывая персиковую губу и с мольбой

глядя на альфу, а пальцы его с хлюпаньем покидают влажную дырочку, из
которой по новой толчками вытекает смазка. Он ерзает по постели, глубоко
дыша, и скользит пальцами по твердому стояку, ждет своего папочку,
приглашает к себе. В себя. Нетерпеливо кусает и лижет губы, трется попкой о
постель, требуя в себя член.

— Юнги-я, — тяжелым низким голосом говорит Хосок, сглатывая вязкую слюну,

которой рот наполнился. — Ты должен спать, завтра в школу.
120/670
И побеждает разум. Браво.

Хосок стискивает челюсти, чуть ли не стирая зубы в порошок. Он подрывается с

места, оставляя омегу одного со своим голодом. Спешно достает из кармана
штанов телефон, сжимая в руке, и влетает в ванную. Железный стояк уже
болезненно ноет, нуждаясь в скорой разрядке. Хосоку не дает покоя мысль, что
сейчас он мог бы подмять под себя омегу и осуществить то, что в голове как
назло крутится.

Он хлопает дверью и, снимая телефон с блокировки, заходит в фотопленку,

открывая одну из фотографий обнаженного Юнги. Через экран на него глядят
блестящие глаза. Провоцирующий взгляд, играющий, манящий. Хосок ненавидит
себя сейчас за то, что оставил своего малыша одного, бросил, как последний
ублюдок, но разум утешает, нашептывая, что все правильно, что так и надо, что
позже он получит свою награду. Но Хосок хочет ее сейчас. Нагнуть и трахать
всю ночь, а потом гнать невыспавшимся в школу. Как раньше.

Хосок держит в руке телефон с фотографией Юнги на весь экран, а другой

рукой лезет в штаны, обхватывая твердый от возбуждения член.

Как же, блять, тяжело быть родителем.

— Перепроверь эти источники, Чонгук-а, — говорит Хосок, быстро пролистывая

папку с документами и даже взгляда на брата не поднимая.

Братья приехали в офис Хосока в самую рань и торчат в кабинете уже около
полудня. Прикупив побольше кофе в местной кофейне, они вооружились,
готовясь перелопатить кучу бумаг с поставками и продажами. Встала проблема
с морскими перевозками, из-за которых все дела и сделки застопорились. Сроки
поджимают, но сделать ничего нельзя.

— Блять, тут работы на весь день, — вздыхает старший Чон, откладывая папку,
и трет переносицу.

— Что будем делать? — задумчиво спрашивает Чонгук, пробегаясь глазами по

документам в своих руках. Он лежит на небольшом кожаном диване у стола,
весь заваленный папками.

— Надо связаться с заказчиками, сообщить о появившейся проблеме. Какого хуя

вообще? — Хосок бьет ладонью по столу и резко поднимается, подходя к
панорамному окну. — Никогда таких проблем не возникало, никогда, черт
возьми.

Чонгук поднимает взгляд на брата, закрывая очередную папку и доставая из

кармана своей черной толстовки пачку сигарет и кислотно-зеленого цвета
зажигалку. Он привстает, и папки, лежащие на его груди, с глухим стуком
падают на пол, покрытый светло-серого цвета ковром. Альфа закуривает,
поджигая кончик сигареты, и зажимает фильтр меж губ, делая затяжку.

— У тебя есть предположения, кто к этому может быть причастен? —

спрашивает младший Чон, выпуская дым и смотря на брата, стоящего к нему
121/670
спиной. Хосок хмурым взглядом разглядывает людей внизу, куда-то
торопящихся, многочисленные машины. В центре города привычная суета.

— Ты думаешь, что это обязательно чьих-то рук дело? — Хосок разворачивается

к брату, ослабляя удушающий галстук на шее, и сует руки в карманы брюк.

— Я думаю, тут дело в конкуренции, — пожимает плечами Чонгук, стряхивая

пепел в пепельницу, лежащую на краю стола. — Ты не задумывался о том, что
тот, кто на имя Чану заказывает детали, мог подрезать пути нам?

— Если дело в этом, то нужно скорее разобраться, — Хосок обходит стол и

опускается на диван рядом с братом, забирая из его пальцев сигарету. —
Анонимность очень ему помогает, — хмыкает он, делая затяжку.

— Я никак не могу избавиться от мысли, что тот, кто это проворачивает,

известен нам, — Чонгук прищуривается, задумчиво почесав затылок.

— Однозначно, иначе он не стал бы скрываться, — кивает Хосок, выпуская

едкий дым через рот и отдавая сигарету брату. Чонгук о чем-то задумывается,
уставляясь в одну точку на полу и перебирая пальцами тлеющий окурок. — Все
еще думаешь, что это может быть Джихан?

Чонгук резко переводит взгляд на брата, слегка хмурясь.

— Не знаю, Хо, — негромко говорит Гук, качая головой. — Я думал об этом,

много думал. Он никак себя не выдает. Как призрак. Здесь он вообще? Отец
говорил, что он перебрался в Японию после того, как отправил меня в тюрьму.

— Значит, мы должны выяснить, он это или нет, — Хосок хлопает брата по

плечу и поднимается, садясь за свой стол и подтаскивая к себе стопку папок. —
Придется быть внимательнее к делам на улицах. Нужно взять под контроль все
перевозки. Наземные, воздушные, морские. Кто-то хочет нам дело подкосить, я
этого не допущу.

— Нужно Чану позвонить, может, он что-то выяснил, — Чонгук тушит окурок и

берет бумажный стакан с крепким кофе без сахара. Приятная горечь греет
горло, а аромат наполняет легкие.

Хосок поднимает глаза с бумаг на брата, изгибая бровь.

— Ты ему доверяешь? — с сомнением спрашивает он, хмыкая.

— Нет, никогда не доверял, — Чонгук облизывает кофейные губы и отставляет

стакан обратно, разваливаясь на диване. Он поднимает с пола одну из
непроверенных папок. — Мне от него нужны только сведения.

— Не думал, что Чимин может заиметь с ним дела, — сухо ухмыляется старший
Чон, качая головой и читая документ.

— Что бы у них ни было, я сомневаюсь, что Чимин что-то знает. Чану хочет,
чтобы он за него гонял, поэтому Чимину пришлось делать это под прикрытием,
— Чонгук высказывает свое видение ситуации, глядя на брата. — С какой-то
стороны я могу его понять. Он любит гонки, в этом нет ничего постыдного или
запрещенного.
122/670
 — Надеюсь, Чану не решит использовать его в своих целях, — Хосок хмыкает,
отхлебывая кофе из стакана.

— Нет, иначе я ему хребет сломаю, — ухмыляется младший. — Все это я уже
изучил... — задумчиво произносит Чонгук, хмурясь. Слышится очередной
нервный вздох Хосока, и Гук поднимает на него вопросительный взгляд. — Ты
взвинченный какой-то в последнее время.

— Ерунда, — отмахивается старший. — Просто столько всего навалилось за раз,

— он раздраженно давит пальцем на висок и откидывается на спинку кресла.

— Да у тебя на лице все написано, чувак, — гаденько лыбится Гук, вскидывая

бровь. — Что у вас с мелким? И в сети его нет давно, а это пиздец странно.

— Я наказал его, — Хосок, глянув на брата, снова выпрямляется, продолжая

ковыряться в документах.

— Почему? — в предвкушении прыскает Чонгук, встречаясь с коротким

уничтожающим взглядом брата.

— У него в школе все не очень гладко, могут исключить. Я решил немного

преподать ему свой собственный урок, — Хосок пытается сохранить
непринужденный и сосредоточенный на делах вид, продолжая пролистывать
папку.

— Он не дает тебе? — внезапно изрекает Чонгук, и если бы Хосок в это время

пил кофе, то обязательно подавился бы. Он замирает, медленно поднимая глаза
на брата. Чонгук видит, как на дне темно-коричневых глаз искрится злость и...

Бешеный голод.

— Брось, я понял, — ухмыляется Чонгук своей фирменной чоновской ухмылкой.

— Когда у тебя бывает недотрах, по твоей физиономии это считать можно легко.

— Моя, блять, вина, — Хосок закидывает ногу на ногу, нервно тряся носком
ботинка. Он закатывает глаза, тянется к стаканчику, а после делает жадный
глоток кофе. — Решил, что отмена секса будет мотивировать его на усердную
работу.

— Но, видимо, все идет не совсем так, как ты хотел бы, — усмехается Гук, а
Хосок точным жестом показывает брату средний палец. В кармане джинсов
начинает вибрировать телефон. Чонгук, посмеиваясь, откладывает проверенную
папку на пол и достает мобильный. На экране высвечивается «Европейская
Сучка».

С той ночной погони прошло четыре дня. Тэхен ничего не писал, не звонил. На
сообщение Чонгука о встрече он ответил, что завален в универе. Гук каждый
день проверял инстаграм омеги на наличие новых публикаций, не удерживаясь
от комментариев. Все как всегда: селфи, фотографии за рулем авентадора, на
учебе, очередные покупки от гуччи. Но за вчерашний вечер Тэхен не выложил
ничего, ни в одной из социальных сетей не дав о себе знать.

Чонгук ухмыляется и принимает вызов. Прикладывая телефон к уху и

123/670
настраиваясь на приятное общение, он прикрывает глаза. Из трубки доносится
тяжелый вздох и еле слышное копошение. Чонгук вслушивается и тут же хмурит
брови.

— Тэхен?

— Чон... — шепчет низкий голос, почти выстанывает. — Чонгук...

Альфа резко поднимается, сжимая телефон в пальцах чуть ли не до хруста.

Веселье как рукой снимает. Хосок отвлекается от бумаг, подняв голову и
наблюдая за братом.

— Тэхен, что... — Гук хмурится сильнее. Хосок замечает в бегающих глазах

брата диковатость, в бездонной тьме искры вспыхивают, с каждой секундой
разгораясь все сильнее.

— Чонгук-а, — выдыхает Тэхен, тяжело дыша в трубку и всхлипывая. — Боже...

— негромкий протяжный стон пускает по чонгукову телу высоковольтный
электрический разряд, с размаху бьет кувалдой по голове. Он сам не замечает,
как крепко вцепляется пальцами в кожаную обивку дивана на спинке.

— Тэ, — хрипло говорит он, прикрывая глаза и вслушиваясь в прерывистое

дыхание омеги. — Ты дома?

— Д-да, — жалобно шепчет Тэхен на выдохе. От его голоса Чонгуку крышу

начинает сносить. Такого Тэхена он никогда не слышал. — Приезжай...

Чонгуку больше и не надо.

— Пять минут, жди меня, — твердым голосом говорит он, отключаясь, и спешно
засовывает телефон в карман джинсов.

— Что случилось? — любопытствует Хосок, изогнув бровь.

— Там Тэхен... — Чонгук вскакивает, как ошпаренный, доставая из кармана

толстовки ключ от агеры и крепко сжимает в ладони. Ноги уже в нетерпении
несут прочь из кабинета, а сердце в горле застряло, пульсирует, как
сумасшедшее. Он поворачивается к брату у самых дверей, облизывает
пересохшие губы и говорит хрипло: — Я нужен ему. Сейчас.

Хосок понимающе расплывается в довольной улыбке, толкая язык за щеку и

кивая. Ему не нужны слова и объяснения, по Чонгуку он все легко считывает, по
тому, как лишь от голоса омеги его аромат сгустился, а глаза покрыла дымка.
Так и у него самого сейчас. Неумолкающий голод.

— Вали, блять, уже, я позвоню Юнги, чтобы помог мне тут, — ухмыляется
старший Чон, махнув рукой, и ловит себя на легкой зависти. Чертов Мин Юнги.

А Чонгука и след простыл.

Он нервно топчется в лифте, который почему-то не может ехать быстрее. Чонгук

сжимает и разжимает кулаки, мечется из стороны в сторону в нетерпении, чтобы
хоть как-то скоротать эти бесконечно тянущиеся секунды. Тяжело выдыхает и
сталкивается со своим отражением в зеркале лифта. В глазах бурлит бешенство,
124/670
он смотрит диким оголодавшим зверем, вышедшим на охоту; зрачки будто еще
темнее стали, а на лице играют желваки. В голове все путается, там нет ни
единой здравой мысли, а в ушах до сих пор слышится низкий бархатный голос,
просящий приехать. И Чонгук приедет, совсем скоро, только бы до машины
добраться. Если понадобится, он даже на другой континент отправится за
Тэхеном, на другую планету.

Лифт с характерным звуком останавливается на первом этаже, и Гук пулей

вылетает из него, спешно выходя из многоэтажного здания, где расположен
офис. Он на ходу разблокировывает кенигсегг, и дверь автомобиля плавно
взлетает вверх, встречая хозяина. Чонгук быстро запрыгивает в машину и
заводит мотор, подрываясь на мгновенно увеличивающейся скорости. На
спидометре уже далеко за сто, агера рычит дикой пантерой, несясь сквозь поток
автомобилей.

У Чонгука на раз все в голове рассеивается. Он грубо нарушает правила

движения, за что потом наверняка получит штрафы, любезно присланные
Югемом. Но это сейчас последнее, что может волновать альфу. Он нервно мнет
пальцами руль, представляя, как совсем скоро будет мять ими кое-что другое, и
от этого только сильнее заводится. В голове мыслей нет, есть только
возбужденный тягучий голос, зовущий Чона по имени. Тэхен все сшибает внутри
альфы, выстраивая заново по своим правилам. А Чонгуку такая игра по душе.

Спустя четыре бесконечные минуты, Чонгук подъезжает к особняку Тэхена. С

визгом шин тормозит прямо у парадных дверей и влетает внутрь, чуть ли не
сбивая с ног растерянного дворецкого.

— Господин Чон... — мямлит мужчина, с непониманием смотря на альфу.

Чонгук спешно поднимается по лестнице на второй этаж, не обращая на

дворецкого внимания, но затем тормозит на полпути, принюхиваясь, словно
хищник, ищущий свою добычу. Осознание наваливается тонной бетона,
свалившейся с неба.

Тэхеном в особняке и не пахнет.

Лишь едва различимый цветочный аромат, который в эти стены давным-давно

въелся, но не более. Чонгук резко разворачивается и быстро спускается вниз,
хватая дворецкого за грудки и чуть ли не приподнимая над землей.

— Где Тэхен? — рычит альфа, съедая бедного мужчину диким взглядом.

— Он... я н-не знаю, господин Чон, он не предупреждал, — заикаясь, говорит

дворецкий, вцепившись в чонгуковы руки. — Его здесь нет давно...

— Как давно? — Чонгук встряхивает мужчину, не ослабляя хватки.

— Дня два... — выдыхает бета облегченно, когда альфа выпускает его,

небрежно отталкивая.

Чонгук покидает особняк, доставая телефон и набирая номер омеги. К

сумасшедшей жажде приливается злость, она мгновенно растекается по телу
раскаленным свинцом. Альфа садится в машину в тот момент, когда омега
принимает звонок.
125/670
 — Ты меня обманул, — рычит Чонгук в трубку, впиваясь пальцами в руль. — Ты,
сука, наебать меня вздумал, Тэхен?

Тэхен хрипло посмеивается. Ощущение, словно он смеется сквозь боль.

— Что за ебаные игры? — цедит Гук сквозь стиснутые зубы, заводя двигатель и
выезжая со двора.

— Гук-и, — тянет омега сладко. Чонгук может угадать на его лице легкую
довольную улыбку в этот момент, полуприкрытые глаза и трепещущие ресницы.
А от одного лишь его голоса у альфы снова все частички разума вышибает. — Я
больше не могу...

— Тэхен, где ты? — требовательно спрашивает Гук, выезжая на трассу и

набирая скорость.

— Я растерял ориентиры, — шепчет омега с легкой дрожью в голосе, а Чонгук

крепче сдавливает мобильный в пальцах. — Все плывет... — альфа слышит, как
сглатывает Тэхен и жадно вбирает в себя кислород. У самого его начинает не
доставать.

— Детка, скажи мне, где ты? — мягче просит Чонгук, выезжая в сторону
центрального района. Вести машину и слушать голос Тэхена одновременно
кажется чем-то невероятно сложным, у Чонгука внутри уже все рвет и мечет,
требуя как можно скорее оказаться возле желанного омеги.

— Пока, Чонгук-и, — хихикает Тэхен и отключается.

— Сука! — Чонгук рычит зло, лупя рукой по рулю, и давит на педаль газа.

Спустя минуту приходит сообщение от Тэхена, содержащее адрес и название

отеля, в котором он находится.

И Чонгук мчится на всех парах, продолжая следовать правилам тэхеновой игры.

Этот омега делает с ним что-то невероятное, объяснению не поддающееся, и
Чон как верная псина бежит на зов, истекая слюной. И каждый раз Тэхен
ускользает, как песок сквозь пальцы просачивается. Ни поймать его, ни
удержать. Ни прикоснуться.

Надоело. Чонгуку надоело, заебало играть и бегать. В голове одна четкая цель:
добраться до Тэхена и воплотить давно задуманное в реальность. Тэхена
страшно хочется, чертовски сильно. Внутри Чона какое-то дикое зверье воет и
мечется в душе, как тигр в клетке, перед которым стоит ведро со свежим мясом,
но достать не может. Чонгук сам себя сейчас не понимает. Почему так долго
держался, почему терпел. Но с этим омегой нельзя торопиться, нельзя сразу
разорвать обертку и проглотить конфету. Чонгуку хотелось неторопливо
открывать, изучая все ее грани, разглядывая со всех сторон. Чонгук хотел
медленно смаковать на языке ее вкус, внюхиваться в ее сладкий запах, чтобы
отпечатался в самой душе. Но терпению пришел конец, и Тэхен открыл клетку.

Агера подлетает к самым дверям отеля, чуть ли не сшибая на своем пути клумбы
с цветами. Чонгук спешно покидает машину и врывается внутрь, сразу же
подходя к ресепшену. Альфа настойчиво бьет ладонью по стойке, привлекая
126/670
внимание сотрудницы. Девушка слегка вздрагивает от неожиданности и
поднимает глаза от монитора компьютера.

— Ким Тэхен, — выпаливает Чонгук спешно, сверля девушку нетерпеливым и

требовательным взглядом. — Номер на имя Ким Тэхена.

— Д-да, сейчас, — девушка выдавливает дежурную улыбку, скрывая легкий

испуг, и утыкается в монитор.

Чонгук нервно постукивает пальцами по лакированной поверхности,

оглядываясь на прохожих гостей отеля. Спустя полминуты девушка выдает
необходимую информацию:

— Девятый этаж, налево по коридору, девятьсот первый номер.

Чонгук подрывается с места, даже не поблагодарив, и несется к

закрывающемуся лифту, в котором находится около шести человек. Альфа
быстро прошмыгивает внутрь, и лифт едет вверх.

Тяжело смотреть на то, как чертовски медленно этажи сменяют друг друга.
Чонгук закипает, как лава в жерле вулкана. А еще, начинает осознавать, как
сильно ненавидит проклятые лифты. И людей, что так неторопливо выходят из
него на своих этажах. Чонгук бы всех вышвырнул, только бы не останавливались
почти на каждом этаже, словно назло отсрочивая его появление на девятом.
Альфа поджимает губы и нервно сжимает в ладони металлическую балку перед
зеркалом.

Внутри лифта остается два человека помимо Чонгука. Он вновь поднимает

взгляд на панель с меняющимися номерами этажей, где, наконец,
высвечивается зеленая девятка. Лифт издает короткий звонок, и двери
расходятся в стороны. Альфа шагает в коридор. Пустынный, тихий и светлый. И
аромат...

Цветочный букет витает в воздухе, разносясь по всему коридору. Чонгук теряет

остатки разума, он двигается вперед, следуя на поводу цветочного шлейфа,
который ведет его в сторону заветного номера, где ждет награда в виде Ким
Тэхена. Запах такой яркий, что Чонгук может представить перед собой сад
многообразных и прекрасных цветов, нежащихся под теплыми лучами солнца.
Он каждый цветок может выделить из этого букета, каждый ощутить на
кончиках своих пальцев. Аромат сладкий, он оседает на языке, касается губ, как
легкий поцелуй прекрасного омеги с вишневыми волосами. Чонгук тянет воздух
носом, прикрывает глаза. Ноги сами ведут, видеть не обязательно. У Чона эти
цветы будто под кожей бутонами распускаются, обвивают собой вены и артерии.
Он расцветает изнутри.

Чонгук стоит возле номера, касается дверной ручки и лишь на секунду мешкает,
замирая и прислушиваясь к звукам изнутри. Тишина. Абсолютная тишина, а
крышесносный аромат только сильнее. Альфа резко дергает ручку двери и
входит в номер, окутанный теплым золотистым светом. Он идет вглубь, попутно
заглядывая в ванную, в небольшую кухоньку, в гостиную, в комнату для гостей.
Последнее — большая спальная комната.

Чонгук бесшумно открывает дверь, входя внутрь и мгновенно приходя в

бешенство. Во всем номере идеальная чистота, как будто ждут нового гостя,
127/670
убрав после предыдущего. Только вот запах слишком сильный, его так просто не
вывести. Словно Тэхен был здесь только что, мгновение назад. Но уйти
бесследно он не мог, Чонгук бы не упустил его из виду, не пропустил. Такого
омегу нельзя не заметить. Тем более течного.

Чонгук стискивает челюсти до скрежета зубов, уже не на шутку выбешиваясь.

Он сжимает и разжимает кулаки, мечется по комнате, зачем-то заглядывает в
небольшую прилагающуюся гардеробную, выходит на просторный уютный
балкон, заодно хватая ртом холодный воздух города, постепенно
погружающегося в вечерние сумерки. Альфа зло рычит и возвращается в номер,
еще раз проходясь по всем комнатам, предполагая, что Тэхен бегает от него,
играет в прятки. Но Тэхена здесь просто нет. Чонгуку мерещится его хихиканье
и лисий прищур. Хитрая лисица.

В кармане толстовки коротко вибрирует телефон. Чонгук снимает с блокировки

экран, открывая оповещение о новой публикации Тэхена в инстаграме. Омега
выложил фотографию панорамного вида на вечерний город. Многоэтажки,
постепенно включающийся свет в окнах жилых домов, небо, окрашенное в
оранжево-синие тона, где-то за зданиями солнце заходит, отбрасывая свои
последние лучи. А в самом низу фотографии небольшая неоновая вывеска.
Чонгук приглядывается, по новой осматривая всю фотографию целиком.

Альфа видит этот пейзаж каждое утро, распахивая бордовые шторы и впуская в
свою комнату утренний свет. Он видит пробуждающийся город, и спящий
глубокой ночью, когда Чонгук только возвращается в свою квартиру. Почти
каждое утро он ходит в магазин напротив, покупая сигареты. Неоновая вывеска
утром отключена и сливается с общей серостью утра, но вечерами вспыхивает,
привлекая к себе внимание.

Чонгук хмурится, отрывая взгляд от фотографии. На миг задумывается и

вылетает из номера, несясь обратно к лифту. Сердце в груди выламывает ребра,
зверье внутри агрессивно рычит, Чонгук весь кипит от злости и возбуждения.
Чертовка сделала свой ход в игре, сама себя загнала в логово зверя и теперь так
просто из него не выберется.

Чонгук в третий раз хлопает дверью агеры и подрывается с места, за две

секунды разгоняясь до ста, и продолжает увеличивать скорость. Он выруливает
на трассу и резко поворачивает в сторону своей квартиры. У Гука все эмоции
внутри перемешались, создавая взрывной коктейль Молотова. Он нервно
скребет пальцами обивку руля и переключает скорость, резко дергая за веточку
за рулем. Такого сумасшествия Чонгук не испытывал, кажется, никогда. Он сам
себе начинает напоминать животное, слепо следующее за инстинктами, но ему
это нравится. Нравится раскрывать в себе это чувство, давать ему волю и
позволять собой овладевать. Он нервно усмехается и грызет нижнюю губу,
пытаясь отвлечься на рычание движка за спиной, иначе с катушек слетит
раньше времени. Выкуривает две сигареты, вгоняя в легкие дым, мешающийся с
цветами. Тэхен — ведьма. Зачаровала своим неповторимым и незабываемым
поцелуем, своей улыбкой и большими темно-янтарными глазами, похожими на
драгоценные камни. Чонгук бездумно следует, гонится слепо, но
останавливаться не собирается. А цели своей обязательно достигнет.

Агера влетает в подземную парковку и, наконец, замолкает, эхом разнося

последние звуки двигателя по помещению. Чонгук блокирует двери; фары
машины последний раз сверкают, подмигивая белым сиянием, и гаснут. Чон
128/670
быстро идет в сторону лифта, улавливая сладкий аромат омеги. Он как
указатель, словно Чонгук забыл, где живет, и только цветы могут указать
дорогу в правильном направлении. Он выходит на своем этаже и подходит к
двери собственной квартиры, больше не мешкая и проходя внутрь. Тут сплелись
легкая горечь чонгукова аромата и сладость тэхенова. Кажется, все им
пропиталось за то время, пока он находится внутри. Чонгуку нравится это,
потому что выносит на раз. Он не перестает жадно втягивать густой от
сплетения ароматов воздух, глотает его литрами, заполняя себя изнутри.

На полу коридора, ведущего в чонгукову комнату, лежит нежно-розовый

кардиган. Чонгук обходит его, натыкаясь на следующую вещь. Кофта, следом
светлые потертые джинсы, белье. Альфа тяжело сглатывает, упираясь в
последнюю преграду перед собой.

Тэхен здесь.

За дверью. Чонгук резко дергает ручку и врывается ураганом внутрь, тормозя

перед кроватью. В самом ее центре, спиной к альфе сидит Тэхен. Чон жадно
скользит взглядом по изящной гладкой спине и тонкой талии, по выпирающим
позвонкам и ямочкам на пояснице. В полумраке комнаты омегу освещает только
тусклый свет уличных фонарей. Чонгук слышит глубокое тяжелое дыхание,
видит, как вздымаются плечи, совсем немного приподнимаясь. Нижняя часть
тела скрыта под шелковой простыней, а тонкие руки блуждают по бархатному
телу, оглаживают каждый его сантиметр. Длинные красивые пальцы обводят
ореолы сосков и скользят ниже.

Омега поворачивает голову к Чонгуку, заглядывая прямо в глаза зверя.

Янтарные зрачки на несколько тонов темнее, они поблескивают в неярком
свете, как маяки в открытом море, созданные указывать верный путь. Манить.

— Ты нашел меня... — шепчет Тэхен. На влажных розоватых губах появляется

слабая улыбка.

А Чонгук теряет контроль.

129/670
сгорая в руках твоих

Утопая в благоухании, что словно кокаин. Застывая во времени,

выпадая из реальности в какой-то сладкий сон, в землю обетованную. Ты не
можешь сопротивляться своим желаниям, инстинктам и чувствам, бьющим через
край. Один туманный взгляд, одна легкая улыбка на розоватых губах, нежная
песочная кожа, покрывшаяся мурашками… и ты пропадаешь, забываешь
собственное имя и цель своего существования. Мучение сладкое, тягучее, как
густой мед. Секунда, словно год. Тяжелый, невыносимый год. Внутри бомба с
часовым механизмом. Минное поле, пороховая бочка.

Три. Чонгука срывает. Тяжелые толстые цепи позорно разрываются, оковы

спадают.

Два. Взгляд тяжелый, дикий, подобно зверю. Кровь бурлит, вскипает, а сердце
работает на максимуме.

Один. Чонгук взрывается. Время вышло, от волны не спасется никто.

Не спасется Тэхен.

Чонгук не помнит себя, когда во мгновение оказывается на постели. Он

буквально вгрызается в сладкие губы, которых так мало было. От которых потом
ломало невыносимо, а проклятые темные ночи назло напоминали, делая только
хуже. Доза кокаина прямо здесь. Чонгук кусает тэхеновы губы, проникает
языком в приоткрытый рот, целует глубоко и несдержанно, жадно. Так, словно
кто-то другой может себе урвать, если Чонгук не загребет все себе. Пальцы
Тэхена сжимают чонгуковы волосы, а губы едва поспевают. Он стонет в поцелуй,
не пытаясь себя больше сдерживать. Чонгук нависает над ним, стоя на коленях,
бродит грубыми пальцами по бархатному телу, которое так страшно желал.
Оглаживает указательным пальцем каждый выпирающий позвонок, спускаясь,
словно по лестнице вниз.

В ад, в котором рай.

Тэхен теряется, тонет в своих сумасшедших чувствах. Запах альфы выбивает

остатки адекватности напрочь. Омеге хочется стонать от одного лишь вида
Чонгука. Вручить себя в эти крепкие руки, и пусть творит что хочет, пусть съест,
выпьет, вдохнет. Да поглубже. Тэхен сгорает, будто в адском котле, плавится
под прикосновениями альфы, как мороженое в жаркий летний день. Чонгук
дикий и голодный хищник, готовый разорвать свою жертву зубами. Горячие
влажные языки сплетаются воедино, изучают друг друга. Чонгук прикусывает
кончик тэхенова языка, и омега мычит ему в рот, жмурится. А соленость во рту,
словно закись азота. Выгорает и несет далеко. Мгновенно.

— Так вот до чего ты довел, — тяжело дыша и прерываясь от дикого поцелуя,

шепчет Чонгук.

Тэхен хрипло смеется и грубо хватает альфу за толстовку, дергая за замок и

рывком ее расстегивая. Чонгук избавляется от ненужной вещи и вновь
накрывает влажные алые губы, впитывая в себя сладкий цветочный вкус,
оседающий на них инеем. Тэхен сходит с ума от жара чужого тела, от
возбуждения, упирающегося в его бедро через ткань джинсов. Он цепляется
130/670
пальцами за края чонгуковой футболки и тянет вверх, голодно и жадно
наблюдая за открывающимся видом крепкого подтянутого тела. Чонгук швыряет
футболку на пол, и Тэхен прижимается к его мускулистой груди руками,
скользит пальцами по татуировкам и облизывается. Каждый узор бы вылизал,
расцеловал.

Не давая опомниться, Гук валит его на шелковые простыни и нависает сверху,

скользя губами по длинной медовой шее, что слаще самого меда. Грех не
впиться зубами, не оставить свои следы. Чонгук поселяет в нем новые бордовые
цветы с ярким ароматом крови. Тэхен сладко стонет, когда губы Чона
спускаются к ключицам влажной дорожкой. Внизу живота все сгорает, тянет
невыносимой тяжестью. Чонгук кусает, лижет и засасывает кожу, словно ничего
вкуснее прежде не пробовал. Тэхен зарывается пальцами в его светлые волосы
и сжимает, тяжело дыша. Влажный язык Чонгука касается затвердевшей
бусинки соска, и омега низко стонет, неконтролируемо выгибаясь навстречу.

— Ты съедаешь меня, Чонгук-а, — дрожащим голосом шепчет он, вот-вот

превратившимся в новый стон.

— Ты знал, на что шел, малыш, — отвечает Чонгук в приоткрытые губы, плавя

горячим тяжелым дыханием.

Тэхен расплывается в сладкой довольной улыбке и ведет кончиком языка по

чонгуковым губам, выдыхая голосом, пропитанным возбуждением:

— Больше скажу: этого я и хотел.

— Маленькая сучка, — рычит Чонгук, кусая омегу за губу и вырывая стон,

который уже стал любимым звуком для него.

Тэхен улыбается, облизывая укушенную губу, и прикрывает глаза. Чонгук

сдергивает с него мешающую простынь, созерцая стройное красивое тело.
Длинные модельные ножки, тонкая талия, аккуратный член, прижатый ко
впалому животу, с покрасневшей от возбуждения головкой, истекающей
смазкой. Тэхен весь влажный и горячий, ерзает нетерпеливо, желая избавиться
от зуда. У Чонгука рот слюной наполняется, а собственный стояк яростно
напоминает о себе, болезненно упираясь в ширинку.

Тэхен — самая вкусная сладость во всем мире.

Он присаживается перед Гуком, широко разведя колени, и тянется пальцами к

его джинсам, расстегивая ремень. Чонгук наблюдает за омегой, всеми силами
сдерживаясь и позволяя ему делать все самому. По комнате разносится звук
расстегивающейся ширинки. Длинные пальцы цепляют резинку боксеров и
тянут вниз. У Чонгука в голове всплывают воспоминания подобной картины,
когда Тэхен впервые увидел его член. Сейчас тот же блеск в потемневших
глазах. То же желание, которому теперь открыт путь. Тэхен хочет, очень хочет,
и скрывать не собирается.

Влажные губы касаются узора кобры на сердце, обводят медленно, плавно

скользя вниз. Он изучает каждый рельеф, чувствует каждую напрягшуюся
мышцу, оглаживает пальцами каждый кубик; тяжело выдыхает, опаляя кожу и
пуская разряды тока по телу Чона. Тэхен все ближе, а Чонгуку все тяжелее.
Омега слегка прикусывает кожу внизу живота и оставляет легкий поцелуй.
131/670
Чонгук хмурится, глубоко дышит, утопая в волне наслаждения. Тэхен
уничтожает медленно и сладко, красиво и крышесносно. Игра все еще
продолжается. Глупо было верить, что это финиш, а пройденный путь позади.
Тэхен продолжает играть, упиваясь реакцией Чонгука.

Ниточка слюны стекает с губ на твердый чонгуков член, растекаясь меж

выпирающих линий венок. Тэхен разводит ноги шире, нагибается ниже и
касается ствола кончиком языка, размазывая им слюну. Горячий язычок лижет
неторопливо, скользя по всей длине члена от сочащейся головки до лобка с
черными жесткими волосками. Чонгук сжимает красные пряди меж пальцев,
стискивая челюсти. Внутреннее зверье рычит, это рычание едва не вырывается
из чонгукова горла. Нетерпение медленно убивает. Он мычит, опуская глаза
вниз и наблюдая за розовым язычком, играющим с головкой члена. Слюна и
смазка поблескивают в тусклом свете, словно бриллианты на тэхеновых губах.
Сумасшествие.

Тэхен обхватывает в кольце губ головку, обводя языком и посасывая с грязным и

пошлым причмокиванием. Чонгук давит на его затылок пальцами, чтобы вогнать
член поглубже, но омега резко отстраняется, садясь ровно и довольно
облизывая губы.

— Шлюха, — рычит Чонгук, притягивая к себе ухмыляющегося Тэхена и сжимая

в пальцах подбородок, влажный от слюны. Он проникает языком в его рот,
жадно выцеловывает.

В Тэхене отзвуком отражается каждое прикосновение Чонгука, от которого

дрожь по всему телу. Его едва сдерживаемая агрессия, переплетающаяся с
возбуждением, ощущается на кончиках пальцев, застревает в горле, витает в
воздухе, крича об опасности. Чонгук — дикий зверь, дразнить его рискованно.

Но Тэхен продолжает.

Чонгукова рука соскальзывает на поясницу, и омега выдыхает, прикрывая глаза

и утыкаясь лбом в лоб альфы. Гук мнет пальцами упругие ягодицы, оставляя на
нежной коже горящие красные отметины. Она гладкая и сладкая, как сочный
персик, от которого хочется откусить кусок побольше. Чонгук наклоняет голову
и целует Тэхена в плечо, покусывает, вырывая тихие стоны в самое ухо. Омега
цепляется за крепкие плечи, пытаясь удержаться. Низкий тягучий стон
наполняет комнату, когда чонгуков палец оказывается меж двух половинок.
Влажно, скользко, горячо. Чонгук ведет указательным пальцем от копчика до
мошонки, другой рукой прижимая к себе дрожащего омегу. Тэхен ерзает,
пытаясь создать трение между животами для возбужденного члена. Задний
проход зудит, обильно истекая смазкой и требуя в себя член. Тэхен утыкается
лицом в шею альфы, касаясь губами влажной от пота кожи и тяжело дыша.
Чонгук сводит с ума одним лишь чертовым пальцем. Ласкает промежность,
надавливает на кольцо мышц, водит по кругу, размазывая смазку. Омега
нетерпеливо выпячивает попку, тихонько хныча и впиваясь пальцами в
чонгуковы плечи.

— Прекрати играть, — выдыхает он едва слышно, сглатывая вязкую слюну и

кусая Гука за мочку.

— Я думал, ты любишь игры, — хрипит Гук, целуя омегу за ухом и заглядывая в

большие глаза, опьяненные возбуждением и желанием, что отражается в его
132/670
собственных.

Он нарочно оглаживает анус, проникая одной фалангой в сжавшуюся дырочку и

вырывая у Тэхена мучительный стон. Омега, не контролируя себя, двигается
попкой навстречу, желая больше. Впивается зубами в чонгукову шею, словно
озлобленный котенок, но Гук снова вытаскивает палец и звонко шлепает его по
заднице.

— Скажи это, малыш, — шепчет он, беря Тэхена за подбородок и проводя этим
самым пальцем по приоткрытым губам омеги, размазывая по ним его же смазку.

— Я ненавижу тебя, — выдыхает Тэхен, впиваясь в чонгуковы губы грубым

поцелуем. Чонгук сразу же отвечает, кусая за язык и посмеиваясь в поцелуй.
Тэхен злится, царапает плечи короткими ноготками, кусает губы альфы в ответ
и даже рычит, как дикая кошка, заводя Чонгука еще больше.

— Еще одна попытка, — шепчет Чон, отрываясь от сладких губ и проталкивая в

Тэхена палец на всю длину.

Омега стонет, закусывая губу и прикрывая глаза. Чонгук пытает, ловко

поворачивая ход игры в свою пользу. Дразнить Тэхена — неописуемое
удовольствие, но вместе с этим дразнить и самого себя — мучение. Тэхена
хочется безумно, до помутнения в глазах. Чонгук себя же на цепи удерживает,
как дикого пса, готового разорвать добычу и истекающего слюной. Это
невыносимо, но безумно приятно.

Чонгук толкает в омегу второй палец, наслаждаясь рваным дыханием и

дрожащими ресницами. Он разводит пальцы, двигает ими внутри, вгоняет
глубже. В комнате разносится звук хлюпающей смазки и шумное дыхание. Тэхен
задыхается, насаживаясь на большие грубые пальцы и ловя разноцветные блики
перед глазами. Что же будет, когда он ощутит в себе член Чонгука, если только
лишь от его пальцев готов распасться на атомы.

Но Чонгук снова лишает удовольствия, вытаскивая пальцы. Тэхен стонет,

скрывая за этим свое разочарование, потому что внутри пустеет. Альфа
подносит к своим губам пальцы и облизывает, смотря Тэхену прямо в глаза. От
этой картины омега покрывается мурашками, а внизу тяжесть становится все
более невыносимой. У Гука руки жилистые, крепкие и чуть покрасневшие.

— Ты чертовски вкусный, — хрипло дразнит он, довольно облизывая губы. — Но

я так и не услышал, что хотел.

Тэхен расплывается в сладкой полуулыбке. Такой соблазнительный, опьяненный

и распаленный.

— Лежать, малыш, — приказывает омега, толкая Чона в грудь, и заставляет

лечь на постель.

Он залезает на Чонгука, седлая бедра, и ведет пальцами по крепкой груди, где

уже расцветают им созданные бутоны. Чонгук покорен, завоеван. Тэхен плавно
двигает бедрами, ерзая на возбужденном члене альфы. Чонгук в его плену,
теперь он принимает правила игры Тэхена, не смея сопротивляться. Омега
заводит руку за спину, обхватывает толстый ствол пальцами и чуть
приподнимается, выпячивая попку и водя головкой меж своих ягодиц. Чонгук
133/670
напрягается, стискивает челюсти, давя в горле рвущийся животный рык. Тэхен
выгибается, упираясь одной рукой в грудь Чонгука, а другой держа член и
ехидно наблюдая за альфой.

— Детка, не зли папочку, — рычит Чонгук, не имея больше сил терпеть

безумную пытку. Тэхен улыбается, закусывая губу и склоняя голову к плечу.
Чонгук в шаге от того, чтобы растерзать омегу, он кипит изнутри, в нем бурлит
возбуждение, а Тэхен играет, чертовка.

— Ты не услышишь того, что хочешь, Чон, — шепчет омега сладко.

— Я услышу кое-что другое, — уверенно хмыкает альфа, сжимая пальцами

бедро Тэхена.

Омега хрипло смеется и выпрямляется, медленно вводя в себя головку. Дыхание

сбивается, в нем проскальзывает дрожь, а смеяться больше не хочется. Только
кричать. Он постепенно насаживается, пытаясь привыкнуть к новым размерам.
Тело пронзает легкая щиплющая боль. Омега закусывает губу и насаживается
почти на всю длину, выдыхая и упираясь обеими руками в грудь Чонгука. Альфа
поддерживает его за талию, впиваясь пальцами и оставляя алые следы. Вид
такого Тэхена — седлающего чонгуковы бедра, горячего и сладко стонущего,
даже в самых влажных снах не снился. Реальность шедевральна. Тэхен
шедеврален. Губы искусаны, щеки пылают, по всему телу разбросаны засосы и
укусы. Тэхен пахнет Чонгуком, и лучше этого быть ничего не может.

Он двигается сначала медленно, привыкая и принимая глубже. Чонгуку кружит

голову узость и жар. Стенки, сжимающие член, и прерывистое дыхание,
переходящее в стоны. По телу омеги растекается чистый кайф в виде
бесконечного наслаждения. Это то, что было нужно. Необходимо. Чонгук
наполняет полностью, и это чувство лишает рассудка. Тэхен приподнимается и
вновь насаживается, с каждым движением входит во вкус, впиваясь ногтями в
грудь Чонгука и откидывая голову назад. Жадно хватает ртом воздух, ускоряя
движения. Чонгук слегка хмурит брови, шумно выдыхает. Алые волосы омеги
прилипли ко лбу, а глаза блаженно прикрыты. Он царапает Чонгуку грудь, когда
альфа приподнимает бедра навстречу, задевая простату. Тэхен стонет громко,
все активнее скачет на члене, хлюпая смазкой, стекающей по стволу и
впитывающейся в шелк бордовых простыней. Чонгук подмахивает бедрами
несдержанно, насаживает на себя до упора.

Тэхен стонет на итальянском, теряя над собой остатки контроля. Тянет сладкое
«sì», а Чонгуку срывает тормоза окончательно. Омега что-то быстро шепчет на
своем втором родном языке, жмурится и скребет ноготками по татуированной
коже. Чонгук ни слова не понимает, но лишается рассудка от чистого
итальянского акцента, так идеально звучащего низким бархатным голосом.

Тэхен не осознает, как оказывается снизу, а Чонгук нависает над ним, широко
разводя стройные ножки и толкаясь в истекающую смазкой покрасневшую
дырочку. Омега вскрикивает и вцепляется пальцами в спину альфы, другой
рукой сжимая волосы на затылке и притягивая ближе к себе. Чонгук двигается
быстро, стремительно наращивая темп. Тэхена чуть ли не подбрасывает на
каждом толчке. Он выгибается до хруста позвонков, стонет Чонгуку в самое ухо,
прижимается всем телом. Чонгук срывается с цепи, как будто никогда до этого
момента не трахался. Он упивается сладким горячим телом под собой, вгоняя
член до упора. Ничто больше не удержит. Стоны Тэхена переходят в крики,
134/670
сквозь которые слышится одна повторяющаяся фраза на итальянском.

Еще.

Нетрудно догадаться. Услышал.

Чонгук забрасывает ноги омеги себе на плечи, подмечая гибкость красивого

тела. Тэхен идеален во всем.

Тэхен идеален.

Он находит своими губами чонгуковы, целует медленно, покусывая и оттягивая,

поглаживает пальцами затылок и стонет в поцелуй при очередном толчке. Тэхен
чувствует, что приближается к пику, не может больше сдерживаться. Он
жмурится и до кровавых отметин впивается ногтями в спину альфы, невольно
сжимая его внутри себя. Его кроет. Тело мелко дрожит, а тягучий стон
вырывается из губ. Он изливается себе на живот, пачкая и чонгуков, тяжело
дышит, хватая необходимый кислород, и утыкается лицом в шею альфы. Чонгук
оглаживает большим пальцем скулу омеги, целует искусанные губы, продолжая
двигаться внутри горячего тела. Ощущает, что тоже достигает своего апогея.
Тэхен стонет в губы, обжигая горячим дыханием, прикрывает глаза и
обхватывает лицо Чонгука руками, целуя и шепча что-то неразборчивое совсем
тихо. От этого шепота Чонгука ведет только больше, а Тэхен словно знает это,
специально доводит, сносит крышу напрочь.

Волшебный Тэхен.

Чонгук двигается размашисто, быстро и грубо, не контролируя себя. Так желал

это тело, так жаждал. И получил.

Но не насытился. Мало будет всегда.

Тэхеном не насытиться.

Он изливается, покинув тэхеново тело и вбирая в себя недостающий кислород.

Оба тяжело дышат, горят и плавятся. Тэхен лежит обессиленный, раскинув руки
и глядя Чонгуку в глаза. Альфа оставляет на персиковых губах короткий
поцелуй и ложится рядом, притягивая к себе Тэхена. Омега укладывает голову
на грудь Чонгука, переплетая с ним ноги, и устало прикрывает глаза. Чонгуково
сердцебиение постепенно успокаивается, негромко постукивая под самым ухом.
Тэхену под этот звук хочется уснуть сладким и долгим сном. Чонгук лениво
водит пальцами по спине омеги, вырисовывая всякие непонятные узоры и
вслушиваясь в ровное дыхание, щекочущее кожу.

— Вот мои грязные сны и стали реальностью, — ухмыляется Чон, глядя на

омегу. Тэхен морщит нос и открывает глаза, поднимая их на Гука.

— Потому что я так захотел, — отрезает Тэхен, слабо улыбаясь и кладя

подбородок на грудь альфы.

— Малыш, я взял бы тебя хоть в нашу первую встречу, — хрипло говорит Чонгук,
улыбаясь в ответ и вскидывая бровь.

— И что же помешало?
135/670
 — Хотел распробовать тебя, — Чонгук усмехается, касаясь подушечкой
указательного пальца родинки на кончике тэхенова носа. Омега забавно
морщится, слегка шлепая альфу по руке.

— Вообще-то, не факт, что я позволил бы тебе, — не уступает Тэхен,

самодовольно ухмыляясь.

— Что ты стонал на итальянском? — любопытствует Гук, хмурясь и подкладывая

согнутую руку под свою голову.

— Что ты ужасно трахаешь, — закусывает губу омега, хохотнув.

— Серьезно? И поэтому ты так орал? — Чонгук криво усмехается, толкая язык за

щеку.

— Эй! — Тэхен закатывает глаза, несильно кусая альфу за сосок.

— Твое тело говорило за тебя, детка, нет смысла отрицать, — хрипло говорит
Чонгук. А собственное тело вновь начинает заводиться, реагируя на близость
течного омеги, что всем телом прижимается к нему. И, кажется, Тэхен ощущает
то же. Он сглатывает, ведя пальцами по влажной груди Чонгука и покусывая
губу.

— Вранье, — отмахивается он.

— Давай, проверим еще раз, — у Чонгука в глазах огоньки по новой вспыхивают,

а на губах пошлая улыбка.

— Ненасытный, — ворчит Тэхен, а сам приподнимается, перекидывая ногу через

бедро альфы, и садится сверху, прямо на вновь твердеющий от возбуждения
член.

Яркий огонек на мгновение освещает темный салон бугатти, так же быстро

потухая. Едкий дым начинает змеей расползаться, безмолвно уплывая в
наполовину спущенное окно. Джихан задумчиво глядит перед собой, а там —
кромешная тьма, скрывающая сотни грузовых контейнеров. Он перебирает в
пальцах тлеющую сигарету и слегка хмурится, выглядя в тусклом свете
приборной панели особенно сурово из-за сведенных бровей. Он вырывается из
потока застеливших разум мыслей и поднимает телефон, проверяя время.
Прошло десять минут. Слишком долго. Никто не должен заставлять его ждать.

Он делает короткую затяжку и выпускает дым через приоткрытые губы. Спустя

две долгие минуты рядом слышится рычание незнакомого движка и хруст
гравия под колесами. Джихан откидывается на сидение, повесив руку с
сигаретой меж пальцев на руле, и поворачивает голову вбок. Дверь с
пассажирской стороны открывается, впуская в прокуренный салон свежий
ночной воздух. На кожаное сидение опускается парень в кожанке, под которой
серая толстовка с капюшоном, натянутым на голову.

— Долго, — бросает Джихан, разглядывая парня. Тот поворачивается к альфе

лицом, едва видным в тусклом освещении.
136/670
— Дел много, приехал, как только смог освободиться, — отвечает парень
негромко и тянется к карману, доставая из пачки сигарету и зажимая меж губ.
Джихан тянется к нему и чиркает своей металлической зажигалкой, галантно
предлагая прикурить. Пассажир не отказывается.

— Американок любишь, значит, — продолжает До, изогнув бровь, и кидает

взгляд на рядом стоящую машину. — На каждом заезде виновницами трагедий
становятся именно они.

— Питаю к этим сучкам особую страсть, ничего не могу поделать, — ухмыляется

парень, затягиваясь, и выпускает дым через спущенное с пассажирской стороны
окно.

— Так вот кто устрашает гонщиков, — с пониманием улыбается Джихан, склоняя

голову к плечу и вертя в пальцах сигарету. — Самолично участвуешь в этом?

— Почти всегда. Это доставляет мне особый кайф, — парень пожимает плечами,
высовывая руку через окно, и стряхивает пепел на землю.

— А заезд с младшим Чоном? Там был ты? — спрашивает Джихан, хмуря брови и
делая затяжку.

— Да, — кивает парень, глядя на альфу с полуулыбкой на губах. — Он погнался

за мной, я думал, что на самом деле сможет достать, но потом он почему-то дал
заднюю, и я смог спокойно уехать. Тачка у него мощная, что тут скажешь, —
хмыкает он, качая головой. — Но что под капотом — секрет. Никто не знает.
Даже... — он внезапно замолкает и делает затяжку, задумчиво уставляясь на
приборную панель бугатти.

— Даже? — переспрашивает Джихан, сверля парня упрямым взглядом.

— Хочу взглянуть, что под капотом у тебя. Собираешься с ним гонять? —

пассажир уклончиво меняет тему, выбрасывая окурок, и сует руки в карманы
куртки.

— Скоро я с ним встречусь. И где же еще, как не на дороге, — усмехается

Джихан, закусывая нижнюю губу.

— Что требуется от меня?

— Заключим сделку, — До улыбается уголками губ, наблюдая за выражением

лица парня. — Все, что ты вытворяешь на дорогах, будет сделано от моего
имени. Под моим началом. Я дам тебе людей, которые распространят твою веру
разрушения по всем дорогам страны. Я давно приглядываюсь к тебе. То, что ты
делаешь — революция, протест изжившему себя. На смену старому приходит
новое, улучшенное. Новые тачки, новые лидеры. И мне это нравится. Это то, к
чему я сам иду.

Джихан говорит твердо и убедительно, в его словах не приходится сомневаться.

Цель есть, осталось ее достичь общими усилиями.

Пассажир молчит некоторое время, обдумывая сказанное, вычитывает

подтверждение в джихановых глазах и шумно выдыхает, наконец отвечая:
137/670
— Пора менять условия игры на дорогах, — парень согласно кивает и хмурится.

— Понадобятся новые американки — я достану. А детали, я думаю, ты сам

лучше знаешь, какие нужны. Но если что, подогнать я тебе смогу и свои.

— Ты прав, мне нужно больше ресурсов. Нужно что-то делать с побитыми

машинами. Перепродавать, тюннинговать или разбирать на части — выбирай
сам, — парень пожимает плечами, складывая руки на груди. — Обычно я от них
избавляюсь, продавая за границей. Мне они ни к чему.

— Больше людей — больше машин и возможностей, — улыбается Джихан,

открывая дверцу, и выходит из машины.

Он бросает окурок под ноги и сует руки в карманы брюк, подходя к чужой
машине. Легкий ветер треплет идеально уложенные волосы, отчего они прядями
спадают на джиханов лоб. Парень с пассажирского сидения выходит из бугатти
и встает рядом, поправляя на голове капюшон.

— Я так понимаю, эта машина твоя фаворитка, — задумчиво говорит До, не

отрывая от автомобиля взгляда.

— Она для обычных гонок. Ее каждый знает на дорогах, — кивком

подтверждает парень, следя за взглядом альфы.

— Ты отлично играешь, отводя от себя подозрения. И то, чем ты занимаешься...

— Джихан поворачивает голову к собеседнику, заглядывая в его темные
поблескивающие в далеком тусклом свете глаза. — Ты мне нравишься. Знаешь
свое дело.

— От тебя мне нужны большие деньги, До.

— Не проблема. Значит, сделке быть? — Джихан подходит ближе, становясь

напротив, и слабо улыбается.

— Быть, — бросает парень, копируя улыбку альфы.

— Прекрасно. Жду тебя завтра утром в своем офисе. Обсудим все детали, — До
хлопает его по плечу, вместо рукопожатия, и направляется к бугатти. — Будем
создавать лучшее будущее для наших улиц, — бросает он через плечо, слыша в
ответ усмешку парня и хлопок двери автомобиля.

Новый день встречает Тэхена неприятным солнечным светом, припекающим

лицо. Омега сонно морщится и поднимается с постели, чтобы задвинуть шторы,
но тело пронзает резкая тупая боль. Поясница ноет, задний проход слегка
пощипывает, все тело будто бы одеревенело. Истерзанные губы обжигает боль.
Он прикрывает рот ладонью, чтобы не издать ни звука, который нарушил бы
тишину комнаты. Чонгук спит в своей обычной позе на животе, а одна рука под
подушкой. Лучики солнца лишь немного касаются его голой кожи, не тревожа
сон.

Тэхен, доковыляв до окна, зашторивает его, облегченно выдыхая и позволяя

138/670
глазам расслабиться. Пить хочется жутко. А еще бы в душ. На животе засохшие
пятна спермы, а внутри снова скручивает неприятно. Проклятая течка.

Омега босыми ногами шлепает по холодному полу, выходя из комнаты,

погруженной в приятный полумрак.

Прохладные струи воды освежают тело, частично восполняя запасы энергии.

Тэхен поднимает голову, встречаясь со своим отражением в большом зеркале,
находящемся прямо перед душем. По телу, словно звезды на небе, рассыпаны
следы чонгуковой дикости. Даже на внутренней стороне бедра. И... на правой
ягодице. Тэхен улыбается невольно, прикусывая губу и отворачиваясь. Ночь
была сумасшедшей и чертовски долгой. И никто не хотел, чтобы она кончалась.
Чонгук трахал долго и со вкусом, практически не давая времени на передышку.
Ненасытное животное. Он брал Тэхена сзади, оставляя на аппетитной попке
следы от шлепков и укусов, брал сидя, давая омеге себя оседлать. Брал, брал,
брал... Тэхен ему этой ночью отдал не только тело, но и душу. Простыни впитали
в себя смешанный дурманящий аромат, пот, смазку и сперму. Впитали в себя
секс, витающий в воздухе по всему дому. Тэхен прижимается лбом к
прозрачному запотевшему стеклу и прикрывает глаза, вспоминая каждый
момент ночи. По телу приятные мурашки, а внизу живота сладко тянет. И тело
требует унять зуд. Как можно скорее.

Тэхен утирается мягким полотенцем и нагим проходит на кухню, собираясь

перекусить, чтобы успокоить урчащий живот. На кухонном столе лежит тэхенов
телефон, совершенно мертвый. Омега намеренно отключил его, чтобы никто не
беспокоил. Чтобы Джихан не беспокоил. О нем думать сейчас неприятно, одна
лишь мысль об этом альфе омрачает. Не хочется знать, помнить. Тэхен убирает
телефон от глаз подальше и приступает к нарезке фруктов, найденных в
просторах чонгукова холодильника. За спиной слышится шум, шаги по паркету и
маты, растворяющиеся в ванной комнате. Тэхен усмехается и закидывает в рот
половину дольки апельсина. Цитрусовый сок неприятно щиплет губы, и омега
быстро облизывает их. Из ванной доносится шум воды, прекращающийся спустя
десять минут. Тэхен высыпает все нарезанные фрукты в миску и перемешивает
ложкой. Встав у кухонной стойки, он ставит перед собой миску с фруктовым
салатом и неторопливо завтракает.

— А ты ранняя пташка, Тэхен-и? — раздается со спины бодрый и веселый голос

альфы.

Тэхен оборачивается, разглядывая Чонгука с ног до головы. Он влажный после

душа, такой же обнаженный. К чему вообще одежда? Кристальные капли
стекают по шее и груди, скапливаются на подбородке. Его грудь и шея усыпаны
алыми засосами, линиями царапин от тэхеновых ногтей. И они, черт возьми, так
красиво и гармонично смотрятся на нем. Тэхен отворачивается, накалывая на
вилку кусочек банана и отправляя в рот. Чертов Чон Чонгук все адекватные
мысли из головы выметает.

Он совсем близко. Стоит прямо за спиной, дышит в плечо, опаляя горячим

свежим дыханием. Тэхен, прикрывая веки, с трудом проглатывает фрукт. Руки
Чонгука по-хозяйски бродят по телу омеги, а губы касаются затылка. Чон тянет
носом сладкий цветочный аромат, довольно мыча, и целует нежную кожу. Тэхен
спиной ощущает влагу от его груди и не сдерживается от того, чтобы прижаться
к ней. Чонгук улыбается, кладет руки на талию омеги и упирается
возбуждающимся членом в его попку. Тэхен выдыхает, медленно прожевывая
139/670
фрукты и едва стоя на ватных ногах. Альфа спускает влажные руки на его
бедра, чуть сжимая пальцами и немного покачиваясь из стороны в сторону, как в
неторопливом танце. Тэхен прикрывает глаза, подхватывая движение, и
двигается вместе с Чонгуком. Только приятной медленной музыки не хватает.
Чонгук негромко смеется, а у Тэхена на лице расслабленная улыбка расцветает.

— Чонгук...

— Я голодный, малышка, — шепчет Гук, оставляя поцелуй за ухом Тэхена, и

ведет носом по шее. — Очень голодный.

Тэхен мгновенно покрывается гусиной кожей от томного шепота. Тело реагирует

незамедлительно, тянется к альфе. Чонгук оглаживает ягодицы, а носом ведет
по плечу, касаясь губами и втягивая любимый аромат, впитавший в себя его
собственный. Тэхен тяжело сглатывает, накалывает на вилку несколько фруктов
и протягивает ее Чонгуку, поворачиваясь боком в кольце крепких татуированных
рук.

— Кушай, малыш, — улыбается Тэхен, отправляя фрукты Чонгуку в рот. Альфа

довольно мычит, пережевывая. Капелька сока стекает с уголка его губ, и Тэхен,
чуть привстав на носочки, быстро слизывает ее кончиком языка, тут же
отворачиваясь, как ни в чем не бывало.

Он слегка вздрагивает, когда чувствует, как альфа разводит его половинки, и

выпячивает попку навстречу, помогая Чонгуку. Он и вправду голодный.
Соскучился по телу, которое только пару часов назад втрахивал в постель,
испивал до дна. И Тэхен действительно кокаин, вызывающий мгновенную
зависимость. Чонгук уже не сможет быть терпеливым и сдержанным.
Попробовав раз, вдохнув поглубже, что аж самой души коснулось. По-прежнему
не будет. От такого тяжелого наркотика отказаться трудно. Почти невозможно.

Чонгук наполняет тело омеги одним плавным толчком. Тэхен низко стонет,
откидывая голову на плечо альфы и сжимая в пальцах вилку с наколотым на нее
кусочком манго. Ладонь Чонгука на животе не дает упасть, крепко удерживая.
Тэхен прикрывает глаза в удовольствии, двигаясь навстречу и цепляясь
пальцами за предплечье альфы. Чонгук двигается плавно и неторопливо,
мучает, играет.

— Чего же ты прекратил, Тэхен-и? — шепчет он на ухо, а Тэхен кожей ощущает

его издевательскую улыбку. Он поднимает голову и подносит ко рту вилку,
стараясь быстрее прожевать фрукт, лишь бы не подавиться при очередном
стоне.

— Даже поесть спокойно не даешь, дикарь, — шипит диким котом Тэхен,

выгибаясь навстречу и откладывая вилку. Вцепляется пальцами в края стойки и
сбивчиво дышит. Несмотря на обманчивое недовольство, умирает в руках
Чонгука, как очередная звезда на небе; сгорает, и хочет больше, намного
больше. Такая смерть волшебна.

— Ты меня с ума сводишь, итальяночка, — хрипит Чонгук, кусая омегу за мочку

уха. Тэхен шумно выдыхает, тяжело сглатывая.

Рука омеги тянется к паху. Возбуждение затмевает, перемешивая все мысли в

голове. Тэхен касается пальцами своей истекающей головки, но Чонгук, быстро
140/670
реагируя, хлопает по руке, не давая омеге прикасаться к себе.

— С этим мы разберемся вместе, детка, — обещает он, получая в ответ

разочарованный вздох.

Гук выходит из Тэхена с негромким хлюпаньем смазки, стекающей по бедрам

омеги, и разворачивает к себе лицом. Тот сразу же прижимается к Чонгуку,
обвивая руками шею, а ноги сцепляет на его пояснице. Чонгук ухмыляется,
поддерживая Тэхена за задницу, и целует сладкие фруктовые губы, вылизывая
каждый миллиметр и посасывая, как самый вкусный леденец. Тэхен лениво
отвечает, зарываясь пальцами во влажные и приятно пахнущие после душа
волосы Гука. Альфа прижимает к себе стройное тело и идет в сторону комнаты,
не прерывая поцелуи. От Тэхена оторваться невыносимо тяжело. К нему тянет,
как к магниту. Чонгук готов возвращаться к нему всегда, тянуться, как к лучику
света во тьме. Чонгук готов. Готов на все с этим омегой. Кажется, совсем
свихнулся под действием цветочного дурмана, но другого он не хочет. Другого
не надо.

Он укладывает Тэхена на прохладную постель и вновь припадает к нежному

телу губами. Целует в кончик носа, в скулу. Накрывает легким поцелуем веко, от
чего ресницы щекочут губы, и возвращается к любимым устам. Тэхен изнеженно
улыбается, поглаживая чонгуков затылок и прижимаясь ближе к горячему телу
альфы, что согреет, укроет от всего. Тэхену хорошо.

По-настоящему.

А Чонгук хочет быть его.

Только его.

141/670
обязанность

Чонгук с усилием разлепляет сонные глаза, уже несколько минут

ощущая под боком назойливую вибрацию телефона, не дающую спокойно спать.
Он слепо шарит ладонью по постели и хватает телефон, щурясь и поднося его к
лицу, чтобы прочесть имя нарушителя его сладкого сна, но перед глазами все
расплывается. Из губ неразборчивым потоком льются маты, а палец только с
четвертой попытки попадает по линии внизу экрана, наконец принимая звонок.

— Быстро назови причину, по которой я не должен сейчас разъебать телефон об

стену, — хриплым ото сна голосом медленно проговаривает Чонгук, валясь
обратно на подушку и обессиленно прикрывая глаза.

— Ты нужен в офисе, Гук-а, — слышится на том конце спокойный голос Хосока.

— Хуевая причина, — сухо усмехается Чонгук.

— Ваши брачные игры еще не закончились? — хмыкает старший Чон в трубку.

— Что, завидуешь? Твой запрет на секс все еще активен? — Гук хрипло смеется,
а Хосок шумно вздыхает, наверняка закатив глаза. Чонгук приоткрывает глаза,
повернув голову набок. Левая сторона кровати пуста и холодна. Только измятые
простыни напоминают о том, что было прошлой ночью. Альфа прислушивается,
надеясь услышать хоть какой-то шум в доме, но тщетно. — Кажется,
закончились, — с тоской говорит Гук негромко, скрывая разочарование в голосе.
— Что-то случилось?

— Пока ничего. Заказы на имя Чану продолжаются. Надо бы навестить его еще
разок.

— Хочешь, чтобы я поехал ему морду бить? — ухмыляется Чонгук, потянув на

себя одеяло и прикрываясь ниже пояса.

— Никакого мордобоя, просто выясни, что за хуйня происходит.

— А ты сам не можешь? — зевая, морщится Чонгук, потирая лоб пальцами.

— Мне не до этого. А твой отпуск закончился, подъезжай сюда, — Хосок

непреклонен с едва различимыми нотками злости в голосе.

— Какой ты зануда, братик, — хохотнув, Гук приподнимается на локтях. — Прям

сейчас?

— Прям сейчас, Чонгук-а, — настаивает Хосок, постепенно начиная

раздражаться.

— Вот это ты дикий, конечно, — с издевкой усмехается младший. — Где там

Юн…

— Чон Чонгук…

— Ладно, ладно! — смеется Чонгук, сдаваясь. — Пусть твой малой тогда за кофе
сгоняет.
142/670
 — Он, блять, не секретарша, — вздыхает на том конце провода брат. — И он не
здесь.

— Хм, секретарша… — задумчиво тянет Гук, улыбаясь уголком губ. — Только не

говори, что не представлял такое.

Хосок молчит несколько долгих секунд, тяжело дыша в трубку то ли от

переполняющей его злости, то ли от невольно всплывших образов Юнги в роли
этой самой секретарши, а Чонгук едва сдерживается, чтобы не засмеяться.

— Значит, представлял, грязный ты извращенец, — не выдерживает он,

саркастично хохотнув.

— Нахуй пошел.

— Воздержание — это плохо, брат, — продолжает измываться младший,

закусывая губу. Жаль, Хосок не может увидеть сейчас его злорадную ухмылку.

— Уж ты знаешь, — не остается в долгу старший, хмыкая. — Я тебя жду.

— Тогда сам кофе купи! — быстро вставляет просьбу Гук, но в трубке уже
слышатся только короткие гудки. — Да блять.

Чонгук отбрасывает телефон на постель и присаживается. Ссутулившись, он

потирает сонное лицо ладонями. Даже они пропитаны запахом Тэхена,
просочившимся в каждую клеточку чонгукова тела. На губах его остались
опавшие лепестки нежных цветов, но сами цветы пропали. В квартире звенящая
тишина, которая так долго составляла Чонгуку компанию. Но с появлением
Тэхена она стала чужой и неприятной. Он отвык. За несколько дней,
проведенных с этим омегой, он отвык от всего, будто выпал из реальности, в
которую возвращаться совершенно не хочется. Звонок Хосока словно вырвал из
бесконечного сладкого сна, которому конец все-таки пришел. Вернулась и
любимая тишина — единственная соперница рычащего двигателя агеры. И
Чонгук ей совершенно не рад.

Он стоит под горячими струями, бьющими по плечам, опустив голову и опираясь

рукой о стеклянную стенку душа. И тут же всплывают свежие воспоминания.
Запотевшее стекло с отпечатками чонгуковых рук и тэхенова тела, низкие
стоны, наполнявшие ванную и вплетающиеся под кожу. Напоминания о нем на
каждом шагу. Куда ни посмотри. Обнаженными телами они изучили буквально
каждую поверхность этой квартиры. Чонгук был так голоден, так ненасытен и
несдержан. Но в глазах Тэхена читалось «не останавливайся», «мне нравится» и
«я хочу больше», и Чонгук напрочь забывал одно лишь слово «контроль».

Он в тишине пьет горячий кофе, рассматривая кухню и стол, на котором, словно

дар божий, лежал Тэхен, стонал под Чоном и хотел больше. Альфа сухо
усмехается своим мыслям, бесконечным потоком текущим с одной лишь
непрерывной информацией. Внизу город оживает, окутанный утренней суетой.
Солнечные лучи прокрадываются через окно, переливаются на татуированных
пальцах Чонгука, осторожно ложась на кожу. Свежий воздух плавно проникает
внутрь, вытесняя цветы, растущие буквально из-за стен. А Чонгук и забыл, что
дышать можно не только цветочным благоуханием. Он подходит к окну, держа в
одной руке чашку с кофе, а другой закрывая его. Пусть подольше сохранится
143/670
сладость тэхенова аромата.

Куда-то идти нет никакого желания. Лежать бы, курить, наблюдая за плавным
движением едкого облака в полумраке. Чонгук практически не притрагивался к
пачке сигарет в эти несколько дней, заменяя одну зависимость другой, более
сильной. Но теперь в пальцах снова тлеет сигарета, наполняет легкие. Чонгук
выкуривает неторопливо, наблюдая за городом, а на столе остывает кофе, так и
не допитый.

Затушенный окурок дымится в пепельнице, а Чонгук в конце концов начинает

собираться. Хосок ждет, дела ждут, как и проблемы, которые надо наконец
решить. Брат один не справится с вопросами, непрерывно вылезающими
отовсюду.

Чонгук натягивает джинсы, застегивает ширинку одной рукой, другой держит

телефон, а меж зубов зажата новая сигарета. Он звонит Тэхену, делая это почти
неосознанно. Палец сам жмет на «европейскую сучку», и теперь Гук
выслушивает длинные гудки в динамике. Он не может не выяснить, почему
Тэхен ушел, не оставив после себя ничего, кроме сладкого запаха; ни записки,
ни чего-то еще. В какой-то степени Чонгука это бесит, но еще волнует и
интересует. Он должен узнать. И не потому он звонит, что хочет вновь услышать
с ума сводящий голос, вовсе нет.

— Уже соскучился?

Голос Тэхена в трубке такой как и обычно. С издевкой и улыбкой, которую альфа
может услышать, не обязательно для этого видеть лицо.

— Ты жестоко меня использовал, Ким Тэхен, — вместо приветствия задумчиво

произносит Чонгук, рассматривая себя в зеркале и делая затяжку, затем
отходит к гардеробу и достает первую попавшуюся темно-серую футболку.
— Поматросил и бросил?

— Ну, малыш, прости, — негромко смеется омега, вызывая у Чона улыбку.

— Учеба не ждет. На этот раз точно.

— А я все ждал завтрака, — ухмыляется альфа, зажимая телефон между ухом и

плечом, и натягивает на себя футболку.

— Я не идеал омеги, Чон. Я, конечно, хорош, но готовка — не мое.

— С детства для тебя готовила прислуга, а? Светская ты львица, — по-доброму

подкалывает его Гук, поправляя пальцами волосы перед зеркалом.

— Я люблю тусовки на улицах, а не на кухне, — ухмыляется в ответ Тэхен.

— А что же об этом думает твой муженек? — хмыкает Чонгук, подхватывая с

тумбы ключи от агеры, и идет в коридор.

— Он не знает мою маленькую тайну, — хихикает омега. — Я должен

заниматься, нужно готовиться к экзаменам, а ты отвлекаешь, Гук-и.

— О, серьезно? Тогда я буду…

144/670
 — Кстати, — прерывает Ким, меняясь в голосе. — Где агера? На парковке ее не
было, когда я уезжал.

— Что? — Чонгук хмурится, зависая в согнутом состоянии и прекращая

шнуровать второй ботинок. — Как это, блять, не было? — он резко
выпрямляется, спешно выходя из квартиры.

— Вот так, Чонгук, — растерянно усмехается Тэхен. — Иди и проверь сам, а я

пошел заниматься. Удачи с поисками пропажи.

Омега бросает трубку, а Чонгук подрывается к лифту, сунув телефон в задний

карман джинсов. Он нервно кусает губу и задумчиво хмурится, барабаня
пальцами по металлической балке в лифте. В голове уже появляются кое-какие
догадки и мысли по поводу исчезновения кенигсегга. Никто не мог украсть его,
потому что защита на высшем уровне. И никто даже посметь не мог, потому что
это автомобиль Чон Чонгука. Его могли разве что…

Чонгук стоит перед своим пустым парковочным местом, сверля его взглядом,
будто от этого машина появится. Он достает из кармана телефон и быстро
набирает номер отца, двинувшись к улице. Спустя три гудка старший альфа
семьи Чон отвечает.

— Чонгук? Что-то случилось? — слышится настороженный и слегка удивленный

голос мужчины.

— Отец, мне нужен твой майбах.

Спустя десять минут перед Чонгуком стоит черный блестящий автомобиль

представительского класса, на котором передвигается глава семьи. Далекий от
уличных гонок, не знающий реальной езды, комфортабельный и осторожный.
Чонгук смотрит критично, щурясь и склонив голову. Вытянутый автомобиль с
плавными линиями — полная противоположность дикой агеры. Пыли не
пробовал, шины об асфальт не стирал. Чонгук хмыкает и садится в машину,
заводя двигатель. Салон окутывает едва слышное рычание, больше похожее на
мурчание котенка. Двигатель, созданный для комфорта важной персоны при
передвижении. Чонгук по привычке вслушивается себе за спину, где у агеры
расположено сердце, но у майбаха там ничего, кроме тишины. Нужно скорее
вернуть свою крошку.

Альфа в этой машине, словно президент, спешащий на собрание. Он гонит по

трассе, выжимая ее максимальные двести семьдесят пять, которых чертовски
мало. А двигатель все так же нежно мурчит, но не ласкает слух. На такое не
встанет, от такого в крови адреналин не закипит. Но лучше так, чем на чертовом
такси.

Чон эффектно тормозит перед полицейским участком, оставляя короткий след

от резины на чистом асфальте, как вызов легавым. Прохожие и сотрудники
полиции смотрят на люксовый автомобиль с недоумением и волнением,
пытаются разглядеть, кто за рулем, замедлив шаг и отодвинув свои дела на
второй план. Чонгук, заглушив двигатель, выходит из майбаха, поправляя
волосы, взлохмаченные из-за встречного ветра, влетавшего в салон через
спущенные стекла. На него таращатся со всех сторон, наверняка ожидали
145/670
увидеть важного дядю в брендовом костюме и с личным водителем. Чонгук
далек от этого образа, он — полнейшая противоположность, он — тот случай,
когда реальность лучше ожидания, потому что у омег, завидевших его, глаза
вспыхивают при виде подкачанного привлекательного альфы, да еще и с таким
автомобилем в придачу. Гук в ботинках вместо дорогущих блестящих
оксфордов, в драных джинсах вместо сшитых на заказ брюк, и в футболке
вместо белоснежной рубашки под пиджаком. Не так выглядят обладатели
подобных автомобилей.

А Чонгук и не президент. Чонгук — король дорог.

Он блокирует автомобиль, сунув ключи в задний карман, и под откровенными

взглядами сотрудников идет к зданию полицейского участка.

— Какого, блять, хуя вы забрали мою машину? — рычит Чонгук, влетая в

кабинет офицера полиции и сжигая злым взглядом спокойно сидящего за
столом альфу.

— Тише, Чон, и так привлек к себе весь отдел, — цокает на него офицер,
хмурясь и потирая переносицу. Он переводит взгляд на Гука и изгибает бровь.
— Только так я мог добиться твоего внимания.

— Югем-а, это перебор, — хмыкает все еще взбешенный Чонгук, подходя к

столу. Он упирается в его лакированную поверхность руками и недовольно
уставляется на друга. — Ты можешь мой дом конфисковать, но машину…

— Ты не уплатил в срок кучу штрафов, которые я лично тебе выслал на почту, —

называя причину, Югем закатывает глаза и переводит внимание к стопкам
папок. Он выискивает среди них нужную. Чонгук выжидающе и нетерпеливо
следит за офицером, прожигая в альфе дыру. Ким вытаскивает необходимую
папку и достает оттуда несколько бумаг, протягивая их Чонгуку. — Я забрал бы
и твой дом, если бы ты игнорировал налоги. Но ты забил на штрафы, а их куча
накопилась. Это просто моя работа, Гук-а.

Чонгук хмурым взглядом пробегается по штрафам и, неудовлетворенный

причиной, хмыкает, швыряя их офицеру обратно на стол, и без приглашения
разваливается в кресле напротив.

— Я был слишком занят в последние дни, чтобы уделить внимание оплате

ебаных штрафов, — внезапно довольно ухмыляется он, закинув ногу на ногу и
покачивая ею в воздухе. Достав из кармана пачку сигарет, альфа вытаскивает
одну, зажимая меж губ. Но, понимает, что впопыхах зажигалку прихватить
забыл. — Блять, дай огоньку, Гем-а, — просит он, чуть подаваясь вперед.

— Здесь нельзя курить, — строгим тоном отчитывает Югем, выдергивая

сигарету из губ Чона, и бросает ее в урну у стола. Чонгук снова недовольно
хмыкает, ругаясь, и возмущенно таращится на Кима. — Я чувствую, как ты занят
был, — иронично подмигивает офицер, чуть расслабляясь в лице и откидываясь
на спинку кресла. — Цветочками весь провонял.

— Цветочки что надо, знаешь ли, — моментально расплывается в ухмылке Гук,

проводя языком по нижней губе и сразу же представляя в голове образ
146/670
прекрасной европейки. — Так сильно пахнет?

— На весь отдел, — хохотнув, констатирует Югем, поднимаясь с кресла и

поправляя полы темно-синего пиджака с офицерскими погонами на плечах. Он
хмурится, подходя к окну, расположенному за столом и, прищурившись, смотрит
наружу через жалюзи.

— Так что с моей тачкой? Молитесь всем участком, чтобы я на ней ни царапины
не нашел, — переключается на тему визита Гук с угрозой в голосе, наблюдая за
другом.

— Охуеть! — внезапно выдает Югем, выпучив глаза и переводя взгляд от

увиденного из окна на Чонгука. — Блять, — изумленно бормочет он тише,
вспоминая о тонких стенах. Альфа возвращается обратно к столу и, таращась во
все глаза на вопросительно смотрящего в ответ Гука, тычет пальцем в окно.
— Это твой майбах там? Знаю, что твой, потому что я был бы в курсе, заявись к
нам мэр города, — тараторит Ким. — Ты уже успел прикупить себе самую
дорогую тачку в мире, а штрафы заплатить не в состоянии?!

— Да не мой он, — смеется Чонгук, забавляясь реакцией возмущенного и

удивленного друга. — У отца одолжил. Мне моя детка нужна.

— Твою мать, я на такую тачку никогда не накоплю, даже десяти жизней не

хватит, — мямлит Югем, все еще находясь под впечатлением, и бессильно
опускается в свое кресло. — Видел наши старые полицейские тойоты?

— Ведра, которые безуспешно пытаются нас достать в погонях? — усмехается

Гук, вскинув брови.

— Да! И это мой гребаный максимум, — опечаленно хмыкает Югем. — Какой

черт меня дернул идти в полицию…

— В школе ты был правильным мальчиком, сторонником закона и

справедливости, — Югем закатывает глаза, а Чонгук ухмыляется, продолжая: —
Пытался честно обойтись с теми, кого я просто пиздил, потому что заслуживали
они именно кулака в нос, а не выяснения мотивов, — вспоминает с улыбкой
Чонгук, смотря на Югема. Тот слабо кивает, а на губах проступает такая же
легкая задумчивая улыбка, похожая на чонгукову.

— Я и сейчас такой, но иногда хочется наплевать на все и сотворить что-нибудь

дикое, — вздыхает Ким, закусывая нижнюю губу.

— Загляни как-нибудь в черную дыру. Только не на тойоте. Я подгоню тебе

тачку, если хочешь. Ты ведь и водишь нехило, Гем-а, — на полном серьезе
предлагает Чонгук, поднимаясь с кресла. — Но сейчас мне необходима моя
крошка. Любимый тобой майбах таким как я не подходит. А штрафы я сегодня
же оплачу, будь уверен.

— Черт с тобой, — махнув рукой, Югем поднимается следом и обходит стол. Он

хлопает Чонгука по плечу и шагает с ним к выходу из кабинета. — Сейчас дам
разрешение штрафстоянке. Иди за своей дикой агерой.

— Благодарю, офицер Ким, — прощается с улыбкой Чонгук, крепко пожимая

другу руку.
147/670
Тэхен лежит на кровати среди раскиданных на ней конспектов и книг, взятых из
университетской библиотеки. Он задумчиво хмурится, стараясь максимально
сосредоточиться на темах, которые нужно выучить к экзамену. Омега лижет
пересохшие губы и кусает кончик карандаша, периодически выделяя особо
важные моменты из тем.

Прошло несколько дней с тех пор, как он сбежал от Чонгука по окончании течки.
К счастью, Джихан все это время, как и до сих пор, находится вне города. Он
периодически пишет омеге, говоря, что скучает и ждет не дождется
возвращения, на что Тэхен отвечает взаимной сладкой ложью, отбрасывая
телефон подальше и время от времени поглядывая на него в надежде на
сообщение или очередной комментарий в инстаграме совершенно от другого
человека.

Тэхен шумно вздыхает и прикрывает напряженные от долгого чтения глаза,

валясь на подушки и разглядывая потолок. Тянет. Так тянет к Чонгуку, что
самому страшно от этой тяги. Тело никак не остынет, никак не забудет поцелуи
и прикосновения, под которыми омега умирал и восставал из пепла, чтобы снова
умереть со сладким стоном на зацелованных губах. Душа никак не остынет от
воспоминаний об искренней улыбке Чонгука, его нежных поглаживаниях по
щеке и мягких поцелуях в кончик носа. После сумасшедшего секса обязательно
нежные прикосновения и тихие разговоры ни о чем, как приятное послевкусие.
Тэхен так привык и привязался к этому, что теперь чувствует себя жестоко
вырванной частью чего-то важного и жизненно необходимого.

Он знал, что с Чонгуком будет хорошо, но в голове даже представить не мог, что
настолько. Тело забыть не может, как и губы, до сих пор хранящие на себе
чонгуковы укусы. Он — одно сплошное напоминание о прекрасных ярких днях и
ночах, которые навсегда останутся в памяти.

Какая глупость.

Не стоило доходить до такого, не стоило отдавать тело и душу, чтобы потом

терзать себя из-за непонятных чувств, которых быть не должно. Истинная цель
сближения успешно забыта, потому что такое вспоминать теперь больно и
страшно до дрожи.

Не оттолкнуть, не притянуть.

Омега несколько минут плавает в мыслях, заполнивших голову, рассматривает

бездумно потолок и отворачивается, снова концентрируя все свое внимание на
учебе.

«Знаешь, что, Ким Тэхен? Ты не вылезаешь из-под своих дурацких книг уже
четыре чертовых дня, так и с ума сойти можно. Встречаемся в пять, я заеду к
тебе. И это не обсуждается. Пора немного отвлечься, а то твой мозг вскипит»

Тэхен не может скрыть довольную, сияющую улыбку, держа в руке телефон с

открытым диалогом с Чонгуком.
148/670
Он уже выбит из сосредоточенности одним лишь этим сообщением,
возвращение к скучным книгам теперь кажется чем-то непосильным. Омега пару
раз перечитывает сообщение и пишет ответ:

«Ну приезжай, попробуй вырвать меня из кипы учебников, если у тебя

получится, герой»

А сам уже забыл о каких-то предстоящих экзаменах и о подготовке к ним.

И это значит «да».

Он успешно забивает на подготовку и спешит в комнату, не замечая

вопросительного взгляда застывшего на лестнице дворецкого.

Вся кровать завалена одеждой из гардероба, а Тэхен нервно топчется перед

зеркалом, примеряя на себя очередной образ, в котором он предстанет перед
Чонгуком через час. Время бежит неумолимо быстро, идет против, потому что
омега до сих пор не выбрал подходящее для встречи. Времени все меньше, как и
нервов. Никогда прежде выбирать одежду не было так тяжело. Он критично
осматривает себя в зеркале, цепляясь за каждую деталь и недовольно качая
головой. Из губ вылетают тихие маты, а очередной комплект вещей летит на
кровать. Омега остается в одном лишь нижнем белье, стоя перед зеркалом и
разглядывая себя. На ключицах бледные цветы, оставленные Чонгуком, выше —
укусы, тоже едва заметные. Он касается кончиками пальцев каждой метки,
плавно ведя от одной к другой, обводя в кружок и закусывая губу. Когда Чонгук
приедет… он будет целовать? Будет снова прикасаться и прижимать к себе?
Будет шептать на ухо о том, как Тэхен сводит его с ума?

Тэхен хочет верить, что да.

Спустя двадцать минут омега стоит полностью одетый и накрашенный. Нежно-

розовый, почти незаметный тинт на пухлых губах и такой же легкий блеск на
веках. После долгого и мучительного выбора одежды Тэхен остановился на
любимом и проверенном бренде. Светлые обтягивающие джинсы, доходящие до
щиколоток, белые кеды от гуччи с фирменным аспидом сбоку, свободная розово-
лиловая футболка, открывающая ключицы и небрежно заправленная в джинсы,
из-под которой виден ремень от гуччи. На шее короткая цепочка из любимого
белого золота, в ушах маленькие сережки, образующие треугольник, а на левом
запястье часы от того же гуччи.

Тэхен направляется вниз, кидая взгляд на циферблат. Без десяти пять.

Наверное, стоило Чонгука заставить ждать, но у самого нет никакого терпения.
По телу приятные мурашки от мысли, что скоро приедет альфа, одарит своей
соблазнительной улыбкой, благодаря которой наверняка не одного омегу свел с
ума. Он спускается по лестнице, поправляя ремешок на запястье, и внезапно
останавливается, улавливая аромат альфы. Но не того, кого так ждет весь день.

Внизу стоит Джихан, как всегда в неизменном строгом костюме. Идеальный, без
изъяна, и съедающий Тэхена одним взглядом. У омеги сердце вмиг оказывается
в пятках, а все тело холодеет, покрывается колючими мурашками. Во дворе
стоит бугатти вейрон, в гостиной — Джихан, а через десять минут сюда приедет
Чонгук.

149/670
Нет. Нет. Нет.

Тэхен мысленно кричит, кроет альфу отборным матом, за то что любит являться
без предупреждения, за то что пришел так не вовремя, и стоит, лучезарно
улыбается, а у Кима все внутри леденеет и крошится. Он цепляет на лицо
улыбку и продолжает спускаться вниз.

— Привет, детка, — здоровается Джихан, подхватывая омегу на последней

ступеньке и прижимая к себе. Обвивает талию руками и без церемоний
впечатывается поцелуем в сладкие губы.

Тэхен отвечает, прикладывая для этого тонну усилий, цепляется пальцами в

плечи альфы, а в груди сердце с ума сходит, грозится выломать ребра и
выскочить, убежав далеко и надолго. Джихан издает смешок в поцелуй,
чувствуя сердцебиение омеги, уверенный, что это он так влияет на него. Целует
глубже, спуская руку на подтянутую задницу, сжимая пальцами несдержанно.
Тэхен едва удерживается, чтобы не оттолкнуть, отвечает на поцелуй и с
тревогой поглядывает в окно за спиной Джихана, молясь, чтобы не увидеть там
агеру.

— Я не думал, что ты приедешь так скоро, — мямлит омега, когда альфа

наконец выпускает его губы из плена своих.

— Я поручил оставшиеся нерешенные дела своему человеку, с основным я

разобрался, — улыбается Джихан, неохотно выпуская Тэхена и скользя взглядом
по тонкой шее, по открытым ключицам, на которых читаются ярко выраженные
чужие следы. Альфа вмиг меняется, взгляд его холоднее Антарктиды, а зубы до
скрежета стиснуты. — Малыш, как подготовка к экзаменам? — спрашивает он
негромко и хрипло, безжалостно топя омегу в черном омуте своих глаз.

Тэхен застывает, замерзая из-за внезапно понизившейся температуры в

гостиной. Он все понимает и прекрасно знает, что только слепой не заметит
отметин, рассыпанных по его золотистой коже.

— Все… неплохо, — отвечает Тэхен чуть тише, скрывая дрожь в голосе.

За окном яркое солнце, а в доме ледяная пустыня.

Тэхен готовится к чему-то неприятному, точно зная, что оно произойдет.

Джихан — бомба. И она взрывается, ни секунды не заставляя себя ждать. Альфа
одним резким движением сдавливает пальцами шею Тэхена, не сводя с него
испепеляющего взгляда. Злость так кроет, что все меркнет вокруг, ядом
растекается по венам, обжигает и рвется наружу. Джихан представляет, как
ломается под пальцами хрупкая шея, а слезы застилают большие красивые
глаза. Он ослеплен, он оглушен. Тэхен что-то хрипит, скребясь ногтями по
крепко сжатой руке альфы, но До не может остановиться, чувствуя нотки
знакомого и до безумия ненавистного запаха, вплетенного ядовитым плющом в
нежные цветы, которые ему так нравятся.

— Так ты занимаешься, Тэхен? — цедит сквозь зубы Джихан, резко выпуская

тэхенову шею и отпихивая омегу от себя. Он садится в кресло, закидывая ногу
на ногу, и кивает застывшему в дверях дворецкому: — Коньяк принеси.

Тэхен жадно вбирает в себя необходимый кислород, закашливается и хватается

150/670
пальцами за перила, дабы не рухнуть от внезапного головокружения. В ушах
звон, а перед глазами все помутневшее.

— Ты не ждал меня, — изрекает Джихан обманчиво спокойным голосом, в

котором прослеживаются злые и нервные нотки. — Собрался куда-то? И я даже
знаю, с кем.

Омега тянется к заднему карману, доставая телефон и быстро открывая диалог

с Чонгуком. Если он приедет сейчас, если увидит Джихана в его доме… Тэхену
хочется плакать от этого. Не от того, что До его чуть не удушил, не от того, что
поливает его грязью. Чонгук не должен узнать об этой тошнотворной лжи,
которая Тэхена медленно отравляет изнутри.

Пока Джихан наливает в стакан принесенный дворецким коньяк, он быстро

печатает:

«Не приезжай, сегодня не получится»

Ответ от Чонгука, к большому счастью, приходит мгновенно:

«Почему? Что случилось?»

«Прошу, не приезжай, Чонгук, я потом объясню»

Тэхен тихо всхлипывает, быстро утирая глаза от подступающих слез и сверля

экран мобильного взглядом.

«Блять, Тэ, я почти доехал. Может, я все-таки зайду?»

«Нет, не надо. Прошу»

«Хорошо, но я буду ждать объяснений»

Тэхен облегченно выдыхает и быстро прячет телефон в карман. Пусть Джихан

теперь делает и говорит, что хочет. Тэхенова смерть настанет не сегодня.

Альфа держит в пальцах стакан и наблюдает за омегой, недобро скалясь и

покачивая носком черных классических оксфордов в воздухе.

— Он увидит меня, когда я сам решу, Тэхен, — говорит Джихан, отпивая

коньяка. — Или ты другого боишься? — ухмыляется он, изогнув бровь.

— Джихан… — шепчет омега, на негнущихся ногах подходя к альфе и садясь

рядом на краю дивана. — Почему я? Почему ты заставляешь это делать меня?

— Теперь я понимаю, что мое решение было правильным, — отвечает До

нечитаемым голосом, не глядя на Тэхена. — Он на тебя клюнул. Ты его зацепил,
да? — он кидает на Кима короткий взгляд, поджимая губы. Тэхен встречается с
ним взглядом, который стерпеть на себе тяжко, сглатывает горький ком и
быстро опускает глаза. Джихан сухо усмехается. — Зацепил.

— Я не хочу в этом участвовать, Джихан, — заламывая пальцы, пытается

убедить его Тэхен, собрав всю возможную твердость в своем голосе. Он, затаив
дыхание, отчаянно смотрит на альфу в мучительном ожидании ответа, которого,
151/670
вероятнее всего, не получит.

— Повтори, — хмурится альфа, переспрашивая, будто ослышался, и, отхлебнув

коньяка, отставляет стакан на столик.

— Я не шлюха, которой плевать на чужие чувства, — шепотом начинает омега, а

в глазах снова слезы поблескивают, путаясь в ресницах и срываясь на смуглые
щеки. — Я не хочу, чтобы меня ненавидели... презирали. Я не хочу лгать
Чонгуку, я не хочу делать ему б…

Не давая договорить, Джихан нависает над Тэхеном огромной непреодолимой

стеной между мраком, в котором сам его заточил, и светом, от которого омега,
кажется, невероятно далек. Пощечина обжигает влажную от слез щеку, и они
брызгают по новой. Джихан хочет его заткнуть, только бы не слышать жалобный
скулеж, только бы не слышать то, что обрубит внутри него один из важных
проводов. Он вгрызается в соленые губы, открывая заживающие ранки по новой,
питаясь его цветочной кровью и кромсая душу на мелкие кусочки. Тэхен не
сдерживает слез, упирается руками в крепкую грудь и пытается отстраниться от
чужих губ, причиняющих чистую боль вместо той сладкой, которая хранилась на
них до сих пор.

— У тебя нет выбора, Тэхен, — зло шипит Джихан в кровавые горячие губы,
обжигая их своим дыханием и делая только больнее. Он сжимает тэхеновы
запястья над головой, не давая дернуться и вырваться. — Ты, кажется,
забываешь, что твоя жизнь находится в моих руках, — продолжает он,
наслаждаясь всхлипами и тяжелым рваным дыханием омеги.

— Пусти, Джихан… — просит Тэхен, жмурясь, только бы не смотреть в лицо

дьявола, не чувствовать его взгляда на своей коже, что словно воспламеняется
от него, обугливаясь.

— Одним щелчком пальцев я могу оставить тебя ни с чем, лишить всего, что ты
имеешь, кого имеешь, — рычит Джихан, скользнув рукой по груди омеги вниз.
Тэхен начинает сильнее ерзать под ним, вырываться, слыша и чувствуя, как
альфа расстегивает ремень на его джинсах.

— Выпусти меня, — вскрикивает он, но альфа затыкает его грубым поцелуем, в

котором тонет крик, превращаясь в беспомощное мычание.

— И твой отец, — неохотно отстраняясь, шепчет До на ухо, кусая за хрящик.

Тэхен на секунду замирает, блестящими от слез глазами уставившись на альфу.
Джихан сухо смеется, облизывая губу. — Его бизнес в моих руках. Но ведь это
ерунда, правда? А что насчет его жизни?

— Ты не посмеешь его тронуть, — кричит омега, вырывая руку из хватки и слепо

ударяя альфу. — Ты играешь грязно. Не вздумай, — шипит он, сопротивляясь
стальной хватке и губам, которые снова топят его, заставляя задыхаться в
болезненном поцелуе.

Тэхену больно. Джихану смешно. Смешно настолько, что он жаждет разорвать

тело под собой, съесть на ужин и успокоить, наконец, зудящую в груди злость.
Он не слышит проклятий Тэхена, не чувствует, как омега в жалких попытках
пытается причинить ему боль. На крики омеги выбегает дворецкий, и Джихан,
завидев бету, резко вздергивает голову, одним взглядом предупреждая не
152/670
делать лишних движений, а словами подтверждает:

— Только подойди, — рычит он, сжимая содрогающегося Тэхена в своих руках.

— Это просто семейные разборки, всего-то, — угрожающе ухмыляется альфа.
Идеально зачесанная челка спала на лоб, глаза сверкают красным блеском, а на
губах оскал. Похож на демона. Одним своим видом нагоняет липкий страх.

Бета молча уходит, поджав губы. Противостоять Джихану невозможно. Прежний

дворецкий пытался и оказался под землей, заживо закопанный, когда влез не в
свое дело. У Джихана в руках куда больше власти, и каждая деталь находится
под его контролем. Отец Тэхена доверил ему своего сына, которого совсем
одного отправил в чужую-родную страну. До — прекрасный альфа, успешный,
умный, внимательный. Идеален для Тэхена, лучше быть не может. Он защитит,
обеспечит всем необходимым, сделает все, чтобы омега был в порядке. Так
думал его отец. Так не думает Тэхен. Теперь.

Джихан не контролирует силу своей агрессии, сдирает с омеги одежду,

ослепленный злостью и ненавистью. Одна цель — вывести каждый чонгуков
след с любимого желанного тела, заменить своим, показать истинную
принадлежность. Каждый раз, возвращаясь, До надеется, что не придется. Не
придется доходить до такого, не придется чувствовать на Тэхене запах врага,
не придется видеть в его глазах то чувство, которое он видит теперь. И это
лишь сильнее разжигает внутри пламя.

Как это было глупо.

Он не слышит всхлипов Тэхена, не слышит мольбы. Каждый след он заменяет

своим, более ярким и болезненным, целует и кусает несдержанно, отпечатывая
свой аромат на омеге, пуская в вену. Джихан грубо разворачивает его к себе
спиной и ставит на четвереньки, звонко шлепая по ягодице. Кидает свой пиджак
на кресло и расстегивает брюки, одной рукой удерживая Тэхена. Он врывается в
тело омеги одним резким толчком, не тратя время на растяжку. Тэхен истошно
кричит, вцепляясь пальцами в обивку дивана, жмурит глаза до боли и пытается
слезть с джиханова члена, но альфа сжимает его бедра и тянет на себя, не
позволяя отстраниться. Он двигается быстро и размашисто, оставляя синяки на
нежной коже, покрывая поцелуями-укусами спину и заставляя выгибаться до
хруста позвонков. Тэхен кусает себя за запястье, глуша крики, рассыпается на
мельчайшие частички и оседает пеплом на землю под ногами Джихана.

До не скупится на боль. Наполняет ею Тэхена полностью, словно ядом своим

отравляет. Или болью делится. Тэхен всхлипывает, не в силах больше жмурить
глаза. Пустым взглядом смотрит перед собой, кусая кожу на запястье и
позволяя горячим слезам безмолвно стекать на диван. Он выпадает из
реальности, мечтает забыться, чтобы все рецепторы разом отключились, чтобы
не чувствовать боль, запах крови и горечи. Но разве можно отключить
рецепторы души?

Джихан терзает его тело беспощадно. Съедает на ужин, как и хотел. От Тэхена
ничего не остается, лишь пустая безжизненная оболочка. Он больше не
чувствует на себе поцелуев альфы, не чувствует, как его несут в комнату,
бережно укладывают в постель и укрывают одеялом. Тэхен лежит разбитый,
обнимает себя за плечи, свернувшись калачиком и не моргая глядя в окно, где
синее небо окрашивается алыми лучами заходящего солнца. В горле
болезненный ком застрял, а слезы высохли, оставляя на щеках соленые
153/670
дорожки. Хочется пойти в душ и пролежать под струями воды всю ночь, но нет
сил пошевелить даже пальцем. Сегодняшний день омрачен, сегодняшний день
его покалечил, но завтра, когда Джихана рядом не будет, Тэхену придется
собрать себя самостоятельно, как приходилось не раз. А как смотреть на
Чонгука? Сможет ли Тэхен делать вид, что все превосходно, что он самый
беззаботный омега на всем свете, свободный и независимый, сам себе хозяин?
Но нет ведь. Грязная ложь, самая грязная и отвратительная. Он хотел бы с
Чонгуком познакомиться при других обстоятельствах, чтобы не приходилось
лгать в лицо, а в спину один за другим вставлять ножи, вгоняя по рукоять. Тэхен
не хочет.

Чонгуку делать больно не хочет.

Он прикусывает дрожащую губу, не разрешая себе новый поток слез, который

окончательно его раскрошит. Впивается ногтями в свои плечи и безмолвно
кричит, сходя с ума от концентрации боли внутри. Дышать невозможно. А это
только самое начало.

Джихан входит в комнату в одних брюках с расстегнутым ремнем и встает у

окна, даже взгляда не бросив на омегу. Меж пальцев у него тлеет сигарета. Он
задумчиво смотрит в окно, чуть хмуря брови. Тэхен прикрывает глаза, затаив
дыхание и надеясь, что альфа подумает, что он спит и не станет копать его и
так израненную душу.

— Мне нужны имена заказчиков и даты, — негромко произносит Джихан,

запуская пятерню в свои волосы и зачесывая их назад. Тэхен слегка вздрагивает
и распахивает глаза, смотря на широкую спину альфы. — Достань мне эту
информацию как можно скорее. Плевать как, только сделай это и не заставляй
ждать.

Он поворачивается лицом к Тэхену, встречается с ним взглядом и делает

глубокую затяжку, выпуская дым и туша сигарету.

— Пора делать то, зачем все это и началось, Тэхен.

Джихан обходит кровать и ложится сзади, прижимаясь горячей грудью к спине

Тэхена, и кладет руку на его плоский живот. Омега жмурится, уткнувшись лицом
в подушку, и сжимает ее угол меж пальцев. Альфа втягивает аромат цветов и
зарывается носом в кроваво-красную макушку, прикрывая глаза и прижимая к
себе хрупкое тело. А у Тэхена больше сил нет на сопротивление. Он просто
расслабляется, отдаваясь в руки сна, только бы на утро Джихана не было, и
тогда все будет лучше. Лучше, чем есть сейчас.

И снова грязная ложь. Лучше не будет, потому что Тэхену всучили в руку нож,
который он в скором времени жестоко вгонит Чонгуку в спину, точно меж
лопаток.

Нет, лучше уже не станет.

154/670
я бы вечность так жил

Серебристый порше, отражающий на своей блестящей поверхности

неоновый свет черной дыры, бесшумно подъезжает к стершейся от времени
стартовой полосе, рассекая дым от пробуксовок и становясь возле соперников.
Вокруг гремит музыка, люди возбуждены и веселы, как это бывает перед
каждым заездом. Ставки, скрутки денег и алкоголь рекой. Традиции улиц
соблюдены.

Юнги поправляет козырек своей черной кепки и кладет руку на руль, барабаня
пальцами по кожаной обивке и разглядывая людей. Соперники постепенно
расходятся по своим машинам, готовясь к старту. В сегодняшнем заезде пять
машин и восемь тысяч долларов победителю. Омега окидывает коротким
взглядом авто соперников, подмечая слабости и преимущества. Он знает
каждого. Все они вечные обитатели черной дыры, верные рыцари городских
дорог.

Вульгарно одетая грид-герл эффектно выходит на свое место перед

автомобилями, в ряд стоящими за стартовой полосой, и ослепительно
улыбается, заводя и без того шумную бушующую толпу. Юнги выпрямляется,
разнося по тихому салону скрип кожи, которой обтянуто сидение, и
поворачивает ключ зажигания. Порше едва слышно мурчит, слегка вибрируя под
пальцами. По бокам от нее автомобили соперников уже нетерпеливо рычат,
словно адские псы, рвущиеся с цепи и готовые рвать. Юнги бросает быстрый
взгляд на приборную панель и поворачивает маленькую ручку под правой
спицей руля, нажимая красную кнопку для смены режима с электрического
двигателя на бензиновый. Порше вмиг меняет свой характер, превращаясь из
белого и пушистого котенка в опасного тигра; она агрессивно рычит, не уступая
соперникам. Юнги довольно хмыкает и раскручивает двигатель, набирая
обороты. Смотрит вперед, на дорогу, что в конце улицы совсем не видна из-за
выбитых фонарей, и погружена во мрак, и нетерпеливо давит на педаль.

Грид-герл взмахивает рукой и двигатели начинают рычать сильнее. В воздухе

сгущается запах машинного масла, выхлопных газов и жесткого соперничества.
Спустя несколько секунд рука девушки опускается и пять автомобилей
подрываются со старта, оставляя за собой облако густого дыма. Меньше чем за
три секунды порше достигает ста километров в час и продолжает увеличивать
скорость. Юнги жмет на газ и несется вперед, с жужжанием движка объезжая
соперников. Четвертый, третий. Второй. Спереди, на расстоянии десяти метров
летит белая феррари. Омега поджимает губы от напряжения, полностью
блокируя в голове лишние мысли и сосредотачиваясь на гонке. Он планирует в
голове дальнейшие действия, мысленно представляя дорогу до финиша,
каждый поворот и его протяженность. Не забывает о соперниках позади. Двое
из них все еще опасны, и вполне могут догнать и опередить.

Порше летит легко, а рык двигателя наполняет салон, создавая ощущение, что
находится над головой. Юнги поглядывает в боковое зеркало, в котором прямо
позади гиперкара мелькают авто соперников, не желающих так просто
сдаваться. На первом повороте Юнги слегка выворачивает руль, и порше
послушно поворачивает, входя в короткий дрифт. Расстояние до феррари
меньше, но все еще далеко. Из ее выхлопа вырывается сине-оранжевое пламя, и
она ускоряется, ракетой уносясь вперед. Юнги хмыкает и меняет скорость, до
упора давя на педаль газа.
155/670
 — А без закиси не можешь, да? — негромко говорит омега, сверля взглядом зад
уносящейся феррари и ухмыляясь. — Посмотрим, на сколько тебя хватит.

Машины змейкой друг за другом летят по темной улице, освещенной лишь

фарами авто. Юнги кидает взгляд на спидометр, где цифры уже достигают
двухсот десяти километров в час. Мало, но для большего — рано.

Рядом с порше оказывается ниссан скайлайн светло-синего перламутрового

цвета. Одно из предположений Юнги сбывается. Ниссан выравнивается с порше,
плюясь прерывистыми столбами пламени, рвущимися из выхлопной трубы. Мин
встречается взглядом с омегой с розовыми волосами и с татуировками под
глазом и над бровью. Он ухмыляется и, подмигнув, уносится на своем скайлайне
вперед. Юнги снова поджимает губы, меняя скорость и летя следом. Осталось
подождать немного.

Порше скользит на поворотах, сокращая дистанцию между движущимися

впереди соперниками. Движок агрессивно жужжит, вибрирует под пальцами,
плавно летя по холодному асфальту. До финиша остается полтора километра, а
впереди мост через реку — одно из сложных испытаний на дорогах города для
стритрейсеров. Омега прожигает взглядом скайлайн впереди, нервно сминая
пальцами податливый руль, легко реагирующий на любое движение. Он слегка
поворачивает его и входит в короткий поворот, нагоняя ниссан. Выравнивается с
ним спустя пять секунд и смотрит в глаза сопернику победно, вытягивая
длинный средний палец и довольно хмыкая.

Но скайлайн неожиданно делает резкий выпад, оказываясь вплотную к порше,

которую едва не задевает. Юнги теряется, а сердце в груди начинает бешено
колотиться. Он в шоке глядит на соперника, который прижимает его к краю
старого пустынного моста, с которого слететь — раз плюнуть. Слабая
конструкция не удержит автомобиль от падения в реку с высоты. В планах Юнги
было проехать мост беспрепятственно, плюс ко всему, в позиции первого, но
скайлайн жестоко перечеркивает все. Теперь исход гонки застелен плотным
непроглядным туманом неизвестности, а в это время феррари свободно несется
впереди, никем не зажатая.

Юнги в страхе смотрит в сторону пассажирского окна, за которым лишь мутная

и глубокая река с неслабым течением, а с другой стороны — соперник,
загнавший в ловушку. Волнение заполняет сознание, а ладони начинают потеть.
Только бы с руля не соскользнули. Юнги в западне. Он хочет кричать, хочет
спросить у розововолосого омеги, какого черта он творит, потому что это не
гонка на выбывание и устранение соперника. Он слышит, как заднее колесо
крутится в свободном полете, без опоры на асфальт. Если это же случится с
передним, то падения не миновать.

Его действительно хотят убить?

В кармане очень вовремя начинает вибрировать телефон, и Юнги впадает в еще

большую растерянность и тревогу. Это наверняка Хосок, от которого омега
ускользнул, поехав на гонку без ведома альфы. И это последнее, что сейчас
беспокоит Юнги. Ему бы живым закончить заезд, а рассерженного Чона он
переживет.

Он отворачивается и смотрит лишь вперед, где не видно скайлайн и пугающей

156/670
реки, и вцепляется в руль отчаянно; если выпустит — пропадет. До финиша
километр. Но имеет ли это теперь значение?

Омега вслушивается в рев родного и любимого движка, сосредоточиваясь и

отгоняя страшные мысли, заполняющие голову, прочь. Пытается успокоить
напряженные до предела нервы и мыслить ясно, без паники. Тараном не
выбраться, случится авария, учитывая высокую скорость обоих автомобилей.
Юнги цепляется взглядом за красную кнопку и выдыхает, без лишних раздумий
давя на нее большим пальцем и меняя режим на «hot lap». Порше тут же со
свистом увеличивает скорость, стремительно уносясь вперед и вырываясь из
плена скайлайна. Заднее колесо твердо встает на асфальт. Цифры на
спидометре взлетают вверх, доходя до трехсот. Активизируется электромотор,
пробуждается вся мощь порше, дающая в общем количестве почти девятьсот
лошадей, силу которых Юнги чувствует всем телом. Порше летит, как
истребитель, постепенно нагоняя феррари, и словно вот-вот взлетит. А сзади, на
небольшом расстоянии несутся три остальных автомобиля, два из которых
успели нагнать, пока порше находился в плену соперника.

Юнги ощущает, как по венам вместе с адреналином растекается злость и чистая

агрессия. Он стискивает челюсти и поджимает губы в тонкую линию, возвращая
себе свою исходную цель — выиграть в заезде. Омега нагоняет феррари, когда
до финиша остается пятьсот метров с двумя короткими поворотами. Он резко
меняет скорость и дергает руль вправо, гладко дрифтуя и оставляя горящие
следы шин на асфальте. Порше в дрифте податлива и послушна, скользит ровно
и без заносов, никогда не подводила. Феррари спереди не сдается, отчаянно
цепляется за позицию первого. Юнги уже видит вдалеке фиолетовый неоновый
свет и скопление людей и автомобилей, ждущих победителя сегодняшнего
заезда.

Первое место или ничего.

Так гоняет Юнги, так гоняет Хосок, и так гоняет Чонгук. Этого кредо
придерживаются все в северном районе. Либо побеждаешь, либо занимаешь
нулевое место, без славы и репутации. Третьего не дано.

Юнги выжимает из порше максимум, не щадит. Ей это необходимо, для этого

она создана, и должна исполнить свое предназначение. Остается триста метров,
а порше нагоняет феррари. Они рвут воздух, пространство и время, выходя за
границы возможного и ни на миллиметр друг другу не уступая. Впереди
последний поворот и преимущество для Юнги. Два автомобиля синхронно
входят в дрифт, поднимая за собой облако дыма от тертой резины. Феррари все
пытается вырваться, но порше больше не отстает.

— Ты использовал свой козырь в самом начале, идиот, — хмыкает Юнги,

обращаясь к сопернику.

Они летят наравне, словно сливаясь воедино. Финиш метр за метром все ближе,
но Юнги такой исход не устраивает. Раз выжил, значит нужно вырвать победу во
что бы то ни стало. За этим он приехал, и поэтому нарушил запрет Хосока. Толпа
кричит, ликует, расходясь в сторону и пропуская гонщиков. Юнги не слышит
даже рев мотора, в ушах звон, а сердце пульсирует в каждой клеточке тела.

Пять метров. Четыре.

157/670
Юнги давит на педаль, впечатывая ее чуть ли не в пол.

Первое место.

Финишная черта все ближе. Юнги задерживает дыхание. Порше разгоряченная

и дикая, закипает до предела, показывает всю свою мощь.

Или ничего.

Разрыв в десять сантиметров — и нос порше первым касается финишной черты.

Ноль метров.

Юнги резко тормозит, преодолев финиш, и разворачивается на сто восемьдесят

градусов. Он судорожно цепляется за руль, наконец выдыхая и в шоке смотря
перед собой. Люди кричат, облепляют остывающую после сумасшедшей гонки
порше и разливают алкоголь по стаканам. Толпа ликует, а Юнги пытается
прийти в себя, медленно осознает, что победил, смог. Он устало улыбается и
вешает руки на руль, нагибаясь и утыкаясь в них лицом. Хрипло смеется,
представив, как было бы хуево, слети он с трассы в реку. И смех куда-то
пропадает, оставляя в салоне лишь тишину, затаившую в себе угрозу.

Юнги выскакивает из порше, хлопая дверцей и пробираясь сквозь толпу к

скайлайну. Люди поздравляют и хлопают по плечу, альфы пытаются подкатить и
прикоснуться, но Юнги не видит никого перед собой, не слышит ничего. Он
расталкивает людей плечами и сжимает кулаки до побеления костяшек. Руки
зудят от желания скорее выплеснуть скопившуюся внутри агрессию.

На капоте скайлайна сидит розововолосый омега, смеясь над чем-то в

окружении других гонщиков. Юнги подлетает к нему и хватает за грудки,
замахиваясь кулаком и с размаху ударяя в челюсть.

— Ю, сука конченная, — рычит он, встряхнув омегу и больно прикладывая

лопатками к горячему металлу капота. — Какого хуя это было? — кричит Юнги,
не сдерживая свою злость, а омега только в шоке смотрит на него, забывая о
боли. — Ты, блять, меня с трассы чуть не сбросил, ублюдок!

— Юн… — мямлит Ю, глядя в глаза Мина загнанным в ловушку беспомощным

зверьком. — Это была просто шутка…

— Шутка, мать твою? — нервно смеется Юнги и вновь бьет омегу в лицо,
чувствуя хруст под кулаком и чужую кровь на костяшках. — А может, ты тоже из
этих? — шипит он, хватая омегу за волосы, и ставит прямо перед собой. — Из
тех, кто гонщиков гасит на дорогах! — кричит Мин.

Омега из хватки Юнги вырывается и, не растерявшись, бьет в лицо. Мин слегка

отшатывается и чувствует, как из порвавшейся губы брызнула кровь, пачкая
белую футболку под расстегнутой курткой. Это в нем только больше ярости
пробуждает. Его трясет всего, а внутри пламя бушует, превращая все на своем
пути в пепел. Омега смотрит на него с издевкой и ненавистью, отравляет
одними глазами, провоцирует.

— Кто же виноват, что у тебя чувства юмора нет? — насмешливо хмыкает Ю,

утерев тыльной стороной ладони окровавленный нос, и ядовито ухмыляется.
158/670
— Расслабься, детка, я больше тебя не трону. Не знал, что ты такая неженка, —
хрипло смеется омега.

— Больной ублюдок, — снова рычит Юнги, сплевывая кровавую слюну из-за

порвавшейся во внутренней стороне щеки и налетает на омегу, сшибая его с ног
и наваливаясь сверху. Он бьет Ю в лицо, не контролируя силу, ослепленный
яростью. Юнги не ощущает, как омега отбивается, бьет в ответ и пытается
спихнуть его с себя. Он сидит на Ю сверху, одной рукой сжимая его майку, а
другой наваливая резкие и тяжелые удары. Костяшки уже зудят от боли, но
чужой крови на них все еще недостаточно. — Я заставлю тебя собственные
кишки выблевать, сука, — выплевывает он и замахивается для нового удара, но
кто-то перехватывает подмышки и насильно оттаскивает его от избитого омеги.

Юнги брыкается, кричит и вырывается, собираясь добить мразь с высшим

чувством юмора. Наверное, Мин чего-то не понимает, потому что никогда
прежде на их дорогах не происходило такого лишь для развлечения. Здесь
никто не погибал от руки соперника, считающегося достойным. От руки того, с
кем гонял не раз, распивал алкоголь из одной бутылки. Юнги, действительно,
ничего уже не понимает.

Ослепленный ядовитым гневом, он не сразу чувствует родной аромат,

окутавший его вакуумом. Где-то в глубинах души становится спокойнее, лучше,
но снаружи Юнги продолжает сгорать в своей злости, не имея сил угомониться и
обмякнуть, наконец, в любимых руках. Хосок прижимает разъяренного омегу к
себе и оттаскивает подальше от толпы.

— Отпусти меня, Хосок! — кричит на него Юнги, тяжело дыша и царапая руки
альфы в попытке вырваться.

Хосок уводит его подальше от любопытных глаз, обращенных в сторону

лежащего с разбитым лицом Ю, и выпускает из хватки, припечатав спиной к
макларену, стоящему неподалеку от юнгиева порше.

— Успокойся, — твердо говорит альфа, дав Юнги слабую пощечину и приводя в

чувства. Мин диким взглядом бегает перед собой, поджимает кровавые губы и
словно не видит перед собой Хосока. — На меня смотри, — рычит Чон, сжав
пальцами подбородок омеги. — Какого черта ты устроил?

— О чем ты? — хмыкает Юнги, наконец заглядывая Чону прямо в глаза своими,
искрящимися злостью.

— Ты уехал, ничего не сказав, нарушил запрет на гонки. Так еще и подрался.

Снова, — цедит Хосок, тыча пальцем в грудь омеги.

— Это был ублюдок Има! — вновь взрывается Юнги, ударяя альфу по руке и
отстраняясь от макларена. — Он чуть в реку меня не бортанул, Хосок. Для него
это было шуткой, мать твою. Ты хочешь услышать, что был прав? Что мне не
стоило никуда ехать? Но я не мог. Мне бросили вызов, и я не смел не принять
его, ты сам это знаешь. Ты не гонщик, если плевал на вызов соперника.

Чон хмурится, напрягаясь и вопросительно уставляясь на Юнги, облизывающего

кровавые губы. Мин поправляет на голове кепку, нервно расхаживая перед
альфой из стороны в сторону и тяжело дыша, словно задыхается от своей же
злости, кипящей внутри. Хосок цепляется взглядом за окровавленные и сбитые
159/670
костяшки, устало прикрывая глаза и запуская пальцы в свои волосы.

— Поехали домой, Юнги. Мы обсудим это, но не здесь, — спокойно произносит

альфа, пытаясь сохранять самообладание. — Садись в машину.

Он зол на Юнги, зол на то, что этот омега снова и снова идет против него, а
воспитание верно катится к чертям. Юнги неисправим, а пытаться его
изменить — глупо и бессмысленно. Стоит ли еще делать это?

— Отлично, — вспыльчиво хмыкает Юнги, всплеснув руками. Он подходит к

порше и открывает дверцу. — Догоняй, папочка, — изображает фирменную
ухмылку омега, садясь в машину и заводя электродвигатель.

Юнги сидит на кровати, хмурым взглядом уставившись на свои бледные колени,

виднеющиеся через драные джинсы, и поджимает губы. Хосок расположился
рядом полубоком, держа на коленях аптечку. Комнату освещает лишь
приглушенный свет торшера. Вокруг тишина, нарушаемая периодическим
шипением омеги.

— Не дергайся, — спокойно говорит Хосок, держа Юнги за подбородок и

обрабатывая ссадины на скуле. — Это только начало, так что, терпи.

— Можно было и без этого обойтись, — шипит Юнги, болезненно морщась и

слегка ерзая на месте. Обработка синяков и ран — не самое приятное
последствие драки.

— Не можно, инфекция попадет, — Хосок осторожно проводит ватным тампоном

по ранке, избегая причинения омеге лишней боли. — Почему ты на него
налетел? Объясни теперь без криков, а то я снова ничего не пойму, — требует
ровным тоном альфа, кидая на омегу короткий взгляд.

Юнги вздыхает уже более терпеливо, прикрывая глаза и удерживая на привязи

свою сумасшедшую ярость, что зудит еще внутри, не давая окончательно
прийти в себя. Только дай ей повод, и вырвется, устроит ад вокруг.

— На бескрайнем мосту я чуть не слетел в реку, потому что Ю меня прижал к

ограде, — хрипло и тихо поясняет омега, неосознанно вцепляясь
окровавленными пальцами в колено Хосока. — Я смог вырваться за счет
скорости. Таран вызвал бы аварию, и слетели бы мы оба. Он сказал, что это была
шутка. Что, блять, за шутка такая…

— Тише, малыш, — успокаивает Хосок, чувствуя, как Юнги вновь начинает

напрягаться и закипать. Он аккуратно клеит на скуле прозрачный пластырь и
спускается к разбитой губе, на которой запеклась кровь, покрывшись тонкой
корочкой.

— Хосок, я думаю, Им Чану в этом замешан, — твердо говорит Юнги, заглядывая

альфе в глаза с полной уверенностью в своих словах. — Ю из его банды.

— Я это выясню, — убеждает Чон, погладив большим пальцем нежную щеку

омеги. Юнги выдыхает и прикрывает глаза, подставляясь ласке, словно котенок.
Прикосновения Хосока успокаивают и окутывают теплотой, из которой не
160/670
хочется вылезать.

— В тот момент… я правда подумал, что умру, — едва слышно шепчет Юнги.
— Но этот ублюдок не знал, с кем связался, — слабо усмехается он и открывает
глаза, встречаясь взглядом с Хосоком, у которого в карих глазах бесконечные
теплота, любовь и забота, окутывающие омегу и защищающие от внешнего
мира. Юнги бы жил так до самого конца, лишь бы чувствовать это, не
переставая. С Хосоком он в безопасности, с Хосоком он в порядке.

— Ты настоящий гонщик, Юнги-я, — ответно шепчет ему Хосок, слегка

улыбнувшись, и аккуратно обводя пальцем контур приоткрытых губ Юнги. — И
ты доказал это, не позволив себя сбросить с трассы. Я тобой очень горжусь,
малыш.

Юнги находит его руку и переплетает их пальцы, не сводя взгляда с любимых

глаз. В горле болезненный ком от рвущихся наружу слез, которые он ни за что
не покажет Хосоку. Юнги и вправду думал, что умрет. Испугался по-настоящему.
Что было бы с его папой? А с Хосоком? И даже если никто не пытался его убить,
Юнги уже кончиками пальцев ощутил холодную смерть и понял, что умирать
страшно. Когда-то он думал, что в этом нет ничего ужасающего. Смерть — и
вечная тьма в конце, бесконечный покой. Но умирать безумно больно. Душевно.
И страшно не за себя, а за тех, кто будет хоронить. Как же так можно? Как
можно оставить любимых людей, как можно поселить в их душах
незаживающую рану, неизлечимую даже со временем боль? Нельзя. Смерть —
это очень страшно, когда ты знаешь, что кто-то из-за твоей гибели будет
страдать. И Ю, в какой-то степени, помог Юнги это понять. Жизнь важна, и ее
нужно ценить и беречь.

— Малыш, твои руки тоже надо… — Хосок хмурится, оглаживая холодные

пальцы омеги.

Юнги не дает ему договорить, убирает в сторону аптечку и садится на колени

Хосока, расставив ноги по бокам от его бедер. Альфа сразу же обвивает тонкую
талию руками, а омега берет его лицо в ладони, накрывая горячие губы мягким
поцелуем, пускающим по телу приятные мурашки. Хосок прижимает его к себе,
отвечает на поцелуй, ощущая на языке солоноватый привкус юнгиевой крови. Он
слизывает ее с губ омеги, мягко ведет кончиком языка по нижней губе и
проникает в его рот, исследуя по новой. Каждый раз, как первый. Когда Хосок
прикасается к Юнги, память словно отшибает и родное тело приходится
познавать заново. И это потрясающе. Хосок никогда не поймет его до конца.
Юнги — идеал. Для Чона уж точно. Один на миллион, на десять миллионов.

Хосок им гордится. Каждый раз, когда альфа видит, как серебристый порше
пересекает финишную черту, внутри него все ликует, искрится, словно победил
он сам. Юнги долго и упорно шел к этому, вытерпел немало поражений, прежде
чем начать подниматься по лестнице вверх. И всего этого он добился сам,
никого и никогда не прося о помощи. В этом омеге заложены сила, упорство и
невероятное упрямство. Хосок таких не встречал никогда. И не встретит. Юнги
единственный такой.

Он испугался. От представлений о том, как себя чувствовал Юнги, находясь

между двумя опасностями, внутри что-то воспламеняется. Хосок бы никогда
себе не простил, случись с ним что-нибудь страшное, то, о чем даже думать
невыносимо, невозможно. В его руках сердце Юнги, его душа, которая хрупка
161/670
сильнее, чем кажется, которую нужно беречь и прятать от злых глаз. В руках
Хосока жизнь Юнги, и если ее не станет, Хосок потеряет себя. Исчезнет вместе с
ним.

Юнги зарывается пальцами в темные волосы Хосока и слегка сжимает,

притягивает ближе к себе, чтобы даже воздуху между ними не было места. Он
охотно отвечает на поцелуй, впитывая в себя вкус альфы, мягко прикусывая
красивые губы и оттягивая, засасывая, потому что ими никогда не насладиться.
Целовать бы так вечно, а остальной мир пусть живет сам по себе и не трогает
их.

Хосок чувствует его. Чувствует, как что-то внутри омеги темным комочком
съежилось и не дает ему вздохнуть полной грудью. Юнги ничего не говорит, но
каждым своим жестом, каждым действием себя выдает. Тем, как отчаянно
цепляется за Хосока, болезненно жмурясь и забывая о необходимости
кислорода, которым стоило бы разбавить поцелуй. Но ему он не нужен, он
дышит Хосоком, а Хосок — им.

— Надо выигранные деньги перевести папе, — сонно говорит Юнги, едва держа
глаза открытыми и расслабляясь под прикосновениями Хосока.

Они лежат в кровати, укутанные приятным мраком и легкой ночной прохладой.

Хосок обнимает Юнги со спины и одной рукой поглаживает по голове,
зарывшись пальцами в белоснежную мягкую копну. Юнги прижимается к
оголенной груди альфы, ощущая сквозь тонкую ткань своей футболки жар
родного тела, который не дает замерзнуть. Под успокаивающими
поглаживаниями он словно уносится в космос, парит в невесомости среди
бесконечных звезд, где есть только тишина. Ровное дыхание слегка щекочет
макушку, и Юнги сонно улыбается, плотнее прижимаясь к альфе и крепче
сжимая его свободную руку.

— Я могу съездить за нужными лекарствами завтра, — негромко говорит Хосок,

зарываясь носом в волосы Юнги и мягко поглаживая костяшки, переклеенные
пластырями.

— Нет, я сам после школы, — отвечает Юнги, наконец, обессиленно прикрыв

глаза и сладко зевая. — А потом к папе поеду. Хочу свою американку разобрать.

— Порше не годна? — слабо ухмыляется Хосок, приоткрыв один глаз.

— Для гонок по бездорожью лучше додж. Порше жалко, — Юнги морщит нос,
улыбаясь. — Сегодня я на ней вырвал победу, чего челленджер смог бы
добиться только с закисью.

— Не пойму, почему ты против закиси, — хмыкает альфа. — Но ты не подвел,

малыш. А я и не сомневался. Первое место или ничего.

— Первое место или ничего, — вторит омега, кивая и улыбаясь настолько

широко, насколько позволяет разбитая губа.

Юнги чувствует облегчение, свободу. Тяжелое чувство внутри улетучилось,

оставляя за собой лишь приятное тепло. Хосок способен избавить его от всего
162/670
плохого, неприятного и болезненного на раз. Стоит только оказаться в этих
объятиях, и все само проходит, излечивается. И кислород в легкие поступает
беспрепятственно.

Он медленно проваливается в сладкий сон и разворачивается к Хосоку лицом,

прижимая ладони к крепкой груди и утыкаясь носом в его шею. Альфа обнимает
и гладит Юнги по спине, успокаивает и не дает почувствовать одиночество.
Хосок рядом. И всегда будет. Потому что лучше душу вырвать и отдать на
съедение чертям, чем оставить Юнги одного.

Чонгук зажимает меж губ сигарету и следит через темные стекла очков за
выходящими из главного университетского здания студентами, выискивая
взглядом одного конкретного.

Все взгляды студентов обращены на Чонгука, прислонившегося к капоту агеры.

Они перешептываются и не могут оторвать своих любопытных глаз, потому что
Чон Чонгук почему-то приехал в университет, ждет кого-то, кому невероятно
повезло оказаться во внимании такого альфы. Чонгук ловит на себе голодные и
двусмысленные взгляды проходящих мимо омег, и слышит свое имя в
разговорах между студентами, которые наверняка по ночам становятся
свидетелями или участниками диких заездов. Чонгук в них король, а короля в
его королевстве каждый знает в лицо.

Альфа выпускает вверх облако дыма и зажимает сигарету меж пальцев,

доставая телефон и кидая короткий взгляд на время. У Чонгука кончилось
терпение. Он ждал несколько дней, заваленный работой, которую на него
скинул Хосок. Постоянные сделки и контроль за поставками. Ни секунды на
ненужные мысли. Но Чонгук думал. Много думал о Тэхене, что даже не позвонил
с тех самых пор, как отменил их встречу. И снова омега скрылся с радаров,
никак о себе не напоминая. Терпение просто лопнуло. Проведя с утра удачную
сделку, Чонгук сразу же подорвался в университет, чтобы перехватить Тэхена и,
наконец, выяснить, что происходит.

И вот он. В каждом движении изящество и красота. Во взгляде, в походке. На

нем светло-кремовая рубашка с принтом нежных оттенков цветов. Она
расстегнута сверху на три пуговицы, из-за чего видно, как на шее поблескивает
тонкая цепочка. Черные классические брюки и такие же черные туфли от гуччи.
На локте висит сумка, а в свободной руке зажат телефон. Светская львица, как
всегда, в полной красе.

Завидев омегу, Чонгук сразу же бросает окурок в рядом стоящую урну и

выпускает дым. На губах невольно проступает улыбка. Чонгук скучал. И вот уже
душа трепещет, улавливая в воздухе среди сотни ароматов один особенный.
Нежные цветы своими лепестками касаются ее и вновь заселяются в легких.

Тэхен коротко переговаривается с кем-то из студентов, улыбается слегка,

кивает и спускается вниз по мраморной лестнице, попрощавшись со знакомыми.
Чонгук следит внимательно, впитывает в себя каждое движение Тэхена,
запоминает.

Невероятный.

163/670
Омега все ближе, аромат все отчетливее и слаще. Чонгук складывает руки на
груди и выглядывает из-за очков, смотря, как Тэхен приближается к нему. Но
омега смотрит куда угодно, только не на него. Словно Чонгука здесь и нет. Сует
телефон в боковой карман сумки и достает ключи от ламбо, смотря в ту сторону,
где припаркован красный авентадор.

Тэхен демонстративно проходит мимо недоумевающего Чонгука, вздернув

подбородок и оставляя за собой цветочный шлейф с нотками цитрусового
парфюма. Чонгук хмыкает и, не дав ускользнуть, хватает омегу за запястье и
дергает на себя.

— Молодой человек! — возмущенно выдыхает Тэхен, во все глаза уставившись

на Чонгука. — Что вы делаете? Я вас не зна…

Чонгук затыкает омегу поцелуем, нетерпеливо вгрызаясь в желанные губы. Он

скользит по ним языком, стирая легкий блеск, мягко покусывает и посасывает,
впитывая в себя ставшую самой любимой сладость. Тэхен что-то мычит,
вцепляется пальцами в крепкие плечи, но отстраняться явно не хочет; пытается
поспеть за поцелуем и укусить альфу за губу. Чонгук полусидит на капоте и
прижимает Тэхена к себе, закрадываясь пальцами под свободную рубашку,
заправленную в брюки. Омега тут же отстраняется и лижет губы, недовольно
смотря на Чонгука.

— Мужчина, что вы себе позволяете?! — наигранно шипит он, стирая

размазавшийся и вышедший за контуры блеск пальцем.

На них уже со всех сторон таращатся, не скрывая удивленных, любопытных и

завистливых взглядов. А Чонгук не видит, не обращает внимания. Он видит
только одного омегу перед собой, а остальной мир словно покрылся
непроглядной дымкой.

— Снова какая-то игра? — не выдерживает Чон, плотно притягивая к себе не

сопротивляющегося омегу и кладя руки на стройную талию.

Тэхен загадочно ухмыляется и лижет нижнюю губу, заглядывая в глаза альфы.

— Что ты здесь делаешь, Чонгук?

— Ты поступил отвратительно, Тэхен. Оставил меня без объяснений, —

жалуется Чонгук, скользя ладонями вниз, к обтянутой тканью брюк заднице, что
манит и взывает к себе. Тэхен сразу же ударяет Чона по рукам, возвращая их на
талию.

— Не здесь, Чонгук, на нас сотня людей смотрит, — укоризненно шикает Тэхен,

глядя на ухмыляющегося альфу со всей строгостью.

— Мне нет до них дела, я могу взять тебя прямо здесь, пусть наслаждаются
зрелищем, — нахально улыбается Чонгук и показательно оставляет звонкий
шлепок на аппетитной попке омеги.

— Чон Чонгук! — выдыхает Тэхен, удивленно уставившись на альфу. — Ты

дикарь.

— Садись в машину, детка, — Чонгук неохотно выпускает омегу и поднимает

164/670
дверцу агеры.

— Я не сажусь к незнакомцам в машины, — для вида сопротивляется Тэхен,

изогнув бровь.

— Или я тебя силой затолкаю, — Чонгук улыбается и подмигивает омеге,

решительно глядя в миндальные глаза, дает понять, что не шутит.

— Окей, сам сяду, — Тэхен закатывает глаза и обходит агеру, опускаясь с

пассажирской стороны.

Агера несется на скорости двести пятьдесят, рассекая порывы встречного ветра,

окутавшего весь салон автомобиля. Без крыши гиперкар превратился в
полноценный кабриолет. Золотистые лучи вместе с ветром путаются в волосах,
бликами играют на лобовом стекле и блестящей глянцевой поверхности
кенигсегга. Тэхен в удовольствии прикрывает глаза под очками, откидывая
голову, и наслаждается скоростью. На розоватых губах легкая улыбка, а рука,
вытянутая через спущенное окно, ловит порывы ветра, что ловко
проскальзывают меж тонких длинных пальцев. Наверное, так пахнет свобода.
Тэхен вдыхает ее полной грудью, до краев наполняет легкие и запоминает. С
Чонгуком всегда так. Бесконечное чувство свободы и легкости, приятной
расслабленности, и неумолкающий трепет внутри.

Чонгук поглядывает на омегу и не сдерживает улыбки. В эту секунду на его

длинных ресницах оседает счастье, скапливается на сладких губах, в выемке
меж ключиц. Альфа хочет его коснуться, разделить и почувствовать вместе с
Тэхеном. Омега запускает пальцы в мягкие огненные волосы, зачесывая назад, и
открывает глаза, смотря на Чонгука. Шумный город остается позади, а агера
уверенно мчится к окраине, к границе столицы.

— Куда мы едем? — разглядывая округу, спрашивает Тэхен и изгибает бровь.

— Ты не голоден?

— Нет, я пообедал в универе. Так куда?

— Я собирался помочь тебе развеяться, отвлечься от нудной подготовки. Эта

цель все еще актуальна, — Чонгук тепло улыбается и отворачивается к дороге,
плавно поворачивая руль на коротком повороте и выезжая на трассу.

— Ты такой упертый, — чему-то своему ухмыляется омега. — Встреча со мной

так необходима была? — интересуется он, рассматривая теперь альфу.

— Я хотел тебя увидеть, — просто отвечает Чонгук. Чего скрывать? Он

чертовски скучал.

Тэхен слабо улыбается и закусывает губу, скрывая улыбку. Внутри что-то

приятно трепещет, словно лепестки цветов от дуновения ветра. Это началось
еще на ступеньках университета, когда до него долетел аромат альфы,
вызывающий приятные мурашки, а сердце учащает свое биение в несколько раз.

— Я услышу объяснение твоему странному поведению? — настороженно

165/670
прощупывает почву альфа, кидая на Тэхена серьезный и заинтересованный
взгляд. — Или ты меня просто избегаешь?

— Не избегаю, — Тэхен отрицательно качает головой, всматриваясь в

мельтешащие впереди автомобили. — Я подумал, что если отвлекусь от
подготовки, то потом взяться заново не смогу, — пожимает он плечами, кусая
губу. Врать выходит неубедительно и это до одури смущает, заставляет прятать
глаза и глупо выкручиваться.

— По телефону это звучало иначе, — Чонгук ухмыляется и смеряет омегу

коротким взглядом. — Ты умолял не приезжать, а потом вообще пропал.

— Я просто был не в порядке, Чонгук. Знаешь, типа, омежьи загоны, все

такое, — улыбается Тэхен, отмахиваясь и слабо хихикая, пытаясь выглядеть как
можно беззаботнее. — К тому же, я усердно занимался. Скоро экзамены, и
теперь я вполне к ним готов.

Собирал себя по крупицам и пытался не развалиться вновь. О Чонгуке думать

было страшно и больно. Услышать его голос по телефону, увидеть его очередной
комментарий под фотографией, почувствовать его манящий и
головокружительный аромат при встрече. Нужно было вновь себя восстановить,
чтобы суметь выдержать, чтобы не разойтись по швам перед Чонгуком. Джихан
разорвал в клочья, не заботясь о последствиях, полакомился его душой и телом
и ушел с чистой совестью. А Тэхену просто нужно было время.

— Как все сложно у вас, омег, — хмыкает Чонгук, закатывая глаза, и

увеличивает скорость.

— Море… — выдыхает Тэхен восхищенно, уставившись вниз, где под дорогой о

скалы бьются волны, распадаясь на брызги-бриллианты.

Бесконечное, синее и глубокое море, переливающееся в солнечных лучах, как

небо, усыпанное звездами. Волшебство, которого быть не должно. Но оно есть, и
оно прямо перед Тэхеном.

— Покруче твоего бассейна, а? — улыбается Чонгук, довольно наблюдая за

Тэхеном, что жадным взглядом бегает вокруг, запечатлевая каждую деталь
яркого пейзажа. Он тянется к телефону и включает камеру, делая фотографии.

— Я никогда здесь не был, — задумчиво откровенничает Тэхен и утыкается в

телефон, публикуя сделанные фото в инстаграме, затем снова открывает
камеру и направляет ее на альфу. Раздается характерный щелчок, тут же
привлекающий внимание Чонгука.

— Ты меня сфотографировал? — удивленно спрашивает Чон, изогнув бровь. — Я

был не готов, Тэхен-а.

— Неожиданные фотографии всегда самые искренние и красивые, — омега

проводит по экрану пальцами, разглядывая чонгуково фото. На нем альфа
держит руль одной рукой, а другая вытянута через спущенное окно, касаясь
кончиками пальцев морского ветра. Он треплет светлые волосы, на губах едва
различимая улыбка, а глаза, видные за стеклами очков, задумчивы и устремлены
166/670
вперед. Тэхен улыбается и публикует фото.

Спустя десять минут агера, хрустя песком и камнями под колесами, подъезжает
к длинной деревянной пристани. Вокруг ни души. Этот пляж далекий от
цивилизации, одинокий и красивый, тихий, свободный от людей и вреда,
который они наносят. Свежий морской воздух наполняет легкие, даже дышать
становится легче. С одной стороны дорога и сплошная зелень, с другой — море и
песок. На голубом небе ни облачка. Лучше быть не может.

Нагретый двигатель умолкает, и агера останавливается прямо на краю

пустынной пристани. Внизу море бушует, шумит и бьется о деревянные балки.
Некоторым кристальным капелькам удается упасть на черный глянец
автомобиля. Тэхен разглядывает безграничную водную гладь и улыбается,
наслаждаясь шумом прибоя.

— Об этом месте еще кто-то знает? — задает вопрос омега, не глядя на Чонгука.

— Нет, оно только мое, — Чон скользит ненасытным взглядом по Тэхену, давно
насмотревшись на море. А на этого прекрасного омегу не насмотреться.

— Как ты его нашел? — Тэхен поворачивает голову к альфе, встречаясь с

темными глубокими глазами. Такими же глубокими, как и дно морское. Ким
тонет без шанса на спасение.

— На этой трассе был заезд. Я сразу заприметил это местечко, но было не до

этого. Я вернулся сюда уже позже, — рассказывает Чонгук, сняв очки и
отворачиваясь к морю.

Тэхен поражен и восхищен до глубины души. Прежде ему казалось, что дорогие
рестораны — это то, что действительно могло подкупить его, ввести в состояние
бесконечного восторга. Элитные места, в которые простым смертным хода нет,
пакеты от гуччи и шанель, с которыми приезжал Джихан. Во всем этом Тэхен
видел счастье и дальше своего носа не смотрел. Красота окружающего мира
казалась лишь декорацией к его шикарной жизни. Чонгук мог бы так же, вполне
мог бы купить для него целый гуччи шоп, отвезти в самый дорогой ресторан
столицы, но вместо этого он показал костры, созданные простыми людьми, в
которых своя красота, своя глубокая тайна. Вместо этого он отвез Тэхена к
морю, которое грех назвать просто красивой декорацией. Чонгук показал
больше, открыл глаза.

— Здесь бывал кто-то кроме меня? — заходит с другой стороны Тэхен,

вскидывая бровь и глядя на альфу.

— Конечно, я всегда привожу сюда омег, когда хочу затащить их в постель, —

ухмыляется Чонгук, смотря Тэхену в глаза. Омега слегка хмурится, а Гук хрипло
смеется.

Он слишком близко. Тэхен чувствует его жар и дыхание на своей шее, способное
расплавить, заставить растечься лужицей. Чонгук больше не медлит и не
играет. Он перегибается через приборную панель и притягивает к себе Тэхена,
впиваясь в сладкие персиковые губы. Омега захлебывается в поцелуе. Он
отвечает так же дико, несдержанно, голодно. Внутри уже пробуждается
167/670
возбуждение, созревает и дает о себе знать приятной пульсацией. Чонгукова
рука бродит по бедру, слегка сжимает и скользит вверх. Тэхен приглушенно
стонет в поцелуй и отстраняется, глотая морской воздух и облизывая губы. Он
слегка пихает Чонгука в грудь и привстает, перебираясь к альфе на колени.

— Сейчас узнаем, каких сучек ты затаскивал в постель, — ухмыляется Тэхен,

нагло засовывая руку в карман чонгуковых джинсов и проворно доставая его
телефон.

— Ох, детка, это проверка? — улыбается ничего не подозревающий Чонгук,

удобнее усаживая омегу на своих бедрах.

— Да, мне любопытно, — хмыкает Ким, поднимая взгляд на Чона. — Говори

пароль.

— Семь, три, один, пять, девять, четыре, два, один, три, ноль, шесть, — альфа
перечисляет цифры и ухмыляется, изогнув бровь. — Успел?

— Как сложно. Что-то секретное хранишь? — играет с ним Тэхен, улыбаясь и

снимая телефон с блокировки.

Он слегка ерзает на бедрах альфы и тяжело сглатывает, чувствуя, как

возбуждающийся орган Чонгука упирается ему в задницу. Делает вид, что не
чувствует, и начинает увлеченно копаться в файлах в телефоне.

— Что-то особо секретное, — шепчет Чонгук и тянется пальцами к ремню омеги,

неторопливо расстегивая, пока он сосредоточенно глядит в экран телефона.

Тэхен давится воздухом по двум причинам. Чонгук бессовестно раздевает его. И

его телефон с доступом к нужной Джихану информацией у омеги в руках. Он на
миг замирает, а по позвоночнику пробегается липкий холодок.

После того, как До приказал выкрасть необходимые данные, Тэхен долго ломал
голову, как это сделать без всякой помощи от кого-либо. Думать об этом было
страшно, неприятно и мучительно больно, но не думать было нельзя. Джихан
показал и доказал, что тэхенова жизнь в его руках, что он легко может сомкнуть
руку в кулак и превратить в прах все, что ему дорого.

Мысль о жестоком обмане отравляет все внутренности, заставляет задыхаться и

слезы литься. Тэхену к этой мысли нужно было привыкнуть, реагировать не так
болезненно, чтобы не выдать себя перед Чонгуком. И вот он перед ним, занес
остро наточенный клинок, чтобы вонзить беспощадно. То, что у Чонгука в
телефоне оказалась необходимая информация — удача и неудача
одновременно. Лучше бы не было все так, лучше бы все было сложнее, чтобы
требовало времени, чтобы Тэхен мог оттянуть этот мерзкий момент. Но теперь
он, словно змея, прокрался в его душу и начинает постепенно выедать ее
составляющие.

Хочется отбросить этот телефон подальше и прижаться к Чонгуку, хочется

плакать, но вместо этого Тэхен слабо улыбается и бегает глазами по экрану,
быстро тыкает по нему большим пальцем, листает. Чонгук, тем временем,
расстегнув ремень, принимается за ширинку брюк. Тэхена это вмиг возвращает
на землю. Сердце в груди рвется от желания и страха. Все чувства сплетаются
воедино, сводя Тэхена с ума.
168/670
 — Здесь скрины моих фотографий из инстаграма, — негромко произносит Тэхен,
пытаясь скрыть дрожь в голосе. В фотопленке фотографии тех, кого Тэхен и так
знает. Его друзья и брат, фото каких-то машин и деталей. Фотографии с
Чимином. Немало. А еще, сохраненные фото Тэхена, и это чертовски приятно.
Внутри тепло разливается, оно вытесняет мерзкий холод, возвращает чувство
наслаждения и непродолжительного, мимолетного счастья. — Смотришь на
меня одинокими ночами? — ухмыляется омега, закусывая губу и смотря на
Чонгука.

— Ты меня раскрыл, — сдается Чонгук, улыбаясь уголком губ, и кладет руки на

тонкую талию, оглаживая ее пальцами. — Видишь, там никаких шлюшек. Только
одна европейская сучка, — его губы снова разъезжаются в ухмылке, после чего
он выхватывает телефон из рук омеги и отбрасывает его на пассажирское
сидение.

Тэхен шумно выдыхает от облегчения и кладет руки на плечи Чонгука. Он успел

отослать себе необходимую информацию и стереть следы. Вот только
облегчение это душит, делает больно, обжигает. Тэхен бы с удовольствием упал
в это море, ушел бы на дно, лишь бы никто его больше не видел и не помнил.

— Я всегда знал, что ты мечтаешь обо мне, — шепчет он, наклонив голову к
Чонгуку и накрывая его губы. Если забыться, то только так, в глубоком поцелуе,
в крепких руках.

Чонгук усмехается в поцелуй и засасывает нижнюю губу омеги, прикусывая.

Руки тянутся к рубашке, одну за другой расстегивают пуговицы. Чонгук скользит
губами к медовой шее, покрывает ее короткими поцелуями и оставляет засосы-
бутоны, кусает кожу на ключицах и стягивает с хрупких аккуратных плеч
рубашку. Тэхен покрывается гусиной кожей от прохладного ветра, льнет к
Чонгуку плотнее, подставляется под дурманящие поцелуи, сам тянется к
футболке альфы и стаскивает ее не без помощи. Припадает губами к
чернильным узорам на шее, горячо выдыхая, когда Чонгук мнет пальцами его
ягодицы нетерпеливо. Тэхен приподнимается и расстегивает джинсы Чонгука
слегка дрожащими от прошибающего возбуждения пальцами. Горячая твердая
плоть в руке истекает предэякулятом, а Тэхен давится слюной, скопившейся во
рту.

Чонгук вновь припадает к желанным губам, одновременно приспуская брюки

омеги вместе с боксерами. Тэхен стонет в поцелуй, когда чонгуковы пальцы
начинают оглаживать влажную от смазки дырочку, с хлюпаньем проникают
наполовину и вновь выскальзывают, дразня.

— Чонгук… — скулит омега, нетерпеливо ерзая попкой и вцепляясь ногтями в

плечи альфы, на которых еще видны потускневшие следы их прошлого раза.

— Сейчас, детка, — шепчет Чонгук, целуя Тэхена в скулу и тянется к бардачку.

Он быстро достает оттуда квадратик с презервативом и отрывает край зубами,
открывая упаковку. — Сделай это, — хрипло командует он, протягивая резинку
омеге.

Тэхен хмыкает и берет презерватив. Чонгук всегда готов. Хранит, наверное, в

бардачке целые ленты контрацептивов, но это проверять Тэхен не горит
желанием. Он слегка отстраняется и раскатывает презерватив по всей длине
169/670
члена, тут же вгрызаясь в чонгуковы губы грубым болезненным поцелуем.
Кусает, не щадя, и получает в ответ не менее грубый поцелуй с привкусом
сладкой крови. Не отрываясь от губ альфы, он заводит руку за спину и
обхватывает возбужденный член, направляя в себя головку. Она легко, с
хлюпаньем смазки проникает в дырочку. Тэхен шумно выдыхает и жмурится,
постепенно насаживаясь на всю длину.

Ветер уносит стоны далеко, проносит над морем, мерцающим в солнечных

лучах. Тэхен плавно двигается на чонгуковом члене, зарывается пальцами в его
волосы на затылке и сжимает, тяжело дыша. Поясницей задевает руль агеры
при каждом движении, разнося по салону тихий скрип. Чонгук скользит губами
по его груди, обводит кончиком языка сосок с покрасневшей и торчащей
бусинкой, слегка кусает ее и вновь облизывает, затем припадает к другому
соску и посасывает, вырывая у Тэхена очередной стон, так красиво сливающийся
с шумом прибоя. Кожу там, где Чонгук оставляет влажные дорожки, приятно
холодит, отчего по спине мурашки пробегают. Возбуждение достигает своей
вершины, туманит разум и плавит тело изнутри. Тэхен двигается быстрее,
полностью приподнимается и насаживается вновь на всю длину.

Чонгук обхватывает пальцами член омеги и начинает двигать рукой по всей

длине в такт движениям Тэхена. Он снова теряет контроль и выстанывает что-то
на своем красивом итальянском, непонятном Чонгуку. Он бы слушал этот
чарующий голос хоть всю жизнь, даже если не поймет, о чем он шепчет и стонет
сладко. Альфа тяжело дышит и впивается свободной рукой в бедро омеги,
сильнее на себя насаживает, чтобы не слезал с члена, двигался быстрее, теснее,
грубее. Ему Тэхена всегда будет мало.

— Sì, mio amato… — со стоном выдыхает омега, положив ладонь на чонгукову

щеку и накрывая его приоткрытые губы нежным поцелуем.

Он жмурится до ярких вспышек перед глазами и кончает Чонгуку в руку, пачкая

свой и его живот; утыкается носом в шею альфы и тяжело дышит, хватая ртом
морской воздух. Чонгук двигается навстречу, приподнимая бедра, и после
нескольких глубоких толчков изливается, шумно выдыхая и откидывая голову на
сидение.

Песок под ногами теплый и мягкий, как шелк. Раскаленный огненный шар
медленно заходит за горизонт, отбрасывая на водную гладь яркие оранжевые
лучи. Тэхен неторопливо идет вдоль песочного берега, оставляя следы своих
босых ступней, зарываясь пальцами в песок и рассыпая его перед собой. На нем
лишь белая футболка Чонгука, доходящая ему до бедер. Чон следует за ним,
скользя голодным взглядом по стройным модельным ножкам. Он достает из
заднего кармана джинсов телефон и останавливается, ловя фокус. Открывает
камеру и направляет объектив на омегу.

— Тэхен-а, — зовет он. Омега оборачивается с легкой улыбкой на губах. Брови

приподняты вопросительно, алые волосы спали на лоб, а покрасневшие от
поцелуев губы приоткрыты. Чонгук запечатлевает прекрасный образ и
зачарованно улыбается.

— Эй! Я был не готов, Чонгук! — возмущается омега, подбегая к Чонгуку и

повисая на его руках в попытке выхватить телефон и удалить фото.
170/670
 — Сам же сказал, что неожиданные фото самые красивые и искренние, —
возвращая его слова, смеется альфа, поднимая руку так, чтобы Тэхен не мог
достать до телефона.

— Надеюсь, ты не станешь выкладывать это, — хмыкает омега, сдавшись, и

складывает руки на груди.

— Стану, — вопреки ожиданиям ухмыляется Чонгук, сунув телефон обратно в

карман, и притягивает к себе насупившегося омегу. — Ты чертовски красивый,
Тэхен-и. И пусть люди видят твою красоту, — шепчет он в губы омеги, скользя
рукой по пояснице вниз, под футболку. Тэхен в блаженстве закусывает губу и
утыкается лицом в грудь Чонгука, плавясь от его прикосновений. Чонгук мнет
его ягодицы пальцами, оставляя на них свои отметины. Внутри снова
скручивается возбуждение, тянет тяжестью вниз, но Тэхен все обламывает,
пихая Чонгука в грудь и отворачиваясь.

— Я хочу искупаться, — он выскальзывает из объятий и направляется в сторону

моря, на ходу стягивая футболку. У самой кромки воды он оборачивается, лукаво
вскидывая бровь. — Ты со мной?

— Конечно, детка, — Чонгук улыбается и покорно шагает в сторону омеги,

расстегивая джинсы.

Морская вода холодит тело, покрывает гусиной кожей. Тэхен ловит пальцами
волны и расслабляется, отдаваясь морю целиком и полностью. Все забывается.
Он словно в раю оказывается, там, где никто не потревожит. И этого Тэхену не
хватало. Он открывается морю и получает безмолвное понимание. Волны
ласкают и обнимают со всех сторон, поблескивают и переливаются в свете
заходящего солнца. Сзади тепло Чонгука и жаркое дыхание на плече. Тэхен
прижимается спиной к его груди и прикрывает глаза, доверчиво откидывая
голову на чонгуково плечо. Татуированные руки надежно его обвивают,
прижимая к себе и не давая упасть в темные глубины. Не те, что в море, а те,
что в голове. Он мягко целует Тэхена за ухом, собирает губами морскую соль с
медового плеча и разворачивает омегу к себе лицом. Тэхен обнимает Чонгука за
шею и ослепительно улыбается, смотря в темные спокойные глаза напротив. Гук
подхватывает его, и омега сразу же сцепляет ноги на его пояснице, отзывчиво
прижимаясь всем телом к татуированной груди.

— Не холодно? — хрипло спрашивает Чонгук, водя кончиком носа по нежной

щеке и оглаживая пальцами под водой упругие половинки.

— Больше нет, — шепчет Тэхен, неожиданно брызгая водой альфе в лицо и

хихикая. Чон на миг зажмуривается от попавшей в глаза соли и открывает их,
серьезно смотря прямо в тэхеновы.

— Ты нарываешься, да? — низким голосом, таящим в себе опасность,

спрашивает Чонгук.

— Ага, — смеется Тэхен, смело кусая его за подбородок.

Чонгук перехватывает Тэхена поудобнее и проникает в любезно подставленную

попку одним плавным толчком. Омега стонет в самое ухо, опаляя его жаром,
сразу же начинает двигаться на члене, приподнимаясь и опускаясь, крепче
171/670
обнимает Гука за шею, словно боится, что тот исчезнет. Два тяжелых дыхания
сбиваются, сливаются воедино, смешиваясь сладкими тэхеновыми стонами и
шумом моря, что окутывает их со всех сторон. Чонгук наслаждается, заставляет
Тэхена стонать громче, чтобы собственное имя слышать, тягучее и мучительно-
приятное.

Чонгук лежит на еще теплом песке, подложив руку под голову и наблюдая за
прощанием солнца с морем. На его груди лежит Тэхен, прикрытый футболкой.
Он обводит подушечкой указательного пальца контуры татуировок, изучает их
детальнее. Душа и тело успокаиваются под шум спокойного моря и ровного
сердцебиения под ухом. Лежать бы так вечность, не нуждаясь абсолютно ни в
чем. С Чонгуком по-настоящему хорошо. С Чонгуком просто по-настоящему. Без
сладкой лжи, без лживой лести и обманчивого счастья. С ним просто. А Тэхен о
таком прежде и не задумывался.

— Здесь очень красиво, — умиротворенно шепчет омега, смотря на небольшие

волны, едва касающиеся ступней.

— Если хочешь, мы снова приедем сюда, — хрипло предлагает Чонгук, лениво

водя пальцами по спине Тэхена и наблюдая за легким трепетом густых ресниц.

— Хочу, — без раздумий отвечает Тэхен, слабо улыбаясь и прикрывая глаза.

— Холодно…

— Тогда, нам нужно ехать обратно, — говорит Чонгук, прижимая к себе

продрогшее тельце. — Не допущу, чтобы ты заболел.

Тэхен тепло улыбается и оставляет на груди альфы легкий поцелуй.

Агера рычит, рассекая белым светом фар тьму дороги, где нет ни одного
фонаря. Рядом, поджав под себя ноги, спит Тэхен, укрытый чонгуковой курткой.
Встречный ветер треплет алые волосы, омега слегка морщит нос и
причмокивает во сне, глубже зарываясь носом в куртку, впитавшую в себя
аромат альфы. Чонгук бы смотрел и смотрел на него, но впереди окутанная
мраком дорога и обрыв с одной ее стороны. Он поднимает телефон, лежащий
над приборной панелью, бросая на вспыхнувший экран короткий взгляд. Семь
пропущенных от Хосока и два от Намджуна. Чонгук незаинтересованно хмыкает
и убирает телефон на место, вновь кидая взгляд на мирно спящего омегу.

Хочется оберегать, защищать, спрятав ото всех. Хочется показать всему миру,
как он прекрасен, как хорош. Чонгук сам не понимает, чего хочет больше. Но
ответ слишком очевиден: он просто хочет этого омегу себе. Засыпать, глядя на
него, просыпаться, видя его сонную улыбку и надутые губы. Тэхена очень
хочется. Это желание внутри разрастается душистыми цветами, оплетает
каждую кость и орган, заполняет сознание.

— Ti amo, Ким Тэхен, — негромко произносит Чонгук, смотря на Тэхена,

уверенный, что он этого не услышит, затем отворачивается к дороге и жмет на
газ, чтобы быстрее уложить вымотанного после насыщенного дня омегу в
теплую и мягкую постель.

172/670
секретное оружие

Чонгук неторопливо крутит в пальцах рюмку с янтарной сантой

терезой, глядя напротив сидящему Чану прямо в глаза и игнорируя привычный
шум черной дыры. Им уверенно смотрит в ответ, слегка склонив голову к плечу,
зажимая меж губ сигарету и лениво покачивая носком ботинка в воздухе.

Так начинается их каждая встреча. Сверлят друг друга взглядами, словно

проверяют выдержку, сканируют. Чонгук всегда смотрит с недоверием, а Чану с
невозмутимостью. Соперники на дорогах остаются соперниками и за их
пределами. За плечами годы негласной вражды, которая со временем
перемешивается с необходимостью сидеть за одним столом и пить ром из одной
бутылки. Соперники могут быть друзьями, соперники могут быть врагами. А
Чану для Чонгука — заноза в заднице, соперник, который, словно липучка,
прилип к одной позиции и отказываться от нее не хочет. Его не сдвинуть, ни
свергнуть, он умеет давать отпор, держаться на плаву, умеет возвышаться, но
прежде ему стоит пройти через Чон Чонгука. И лишь поэтому Им Чану застрял на
одной точке, ведя тайную войну, с помощью которой сможет стать в этом
грешном городе первым. Этого хочет каждый, но не каждый способен бросить
вызов Чону. А Им бросает, продолжает делать это год за годом. И даже сейчас,
сидя напротив альфы, он смотрит с вызовом, готовый подорваться к своему
автомобилю и газануть, оставляя Чонгука далеко позади, но он лишь
продолжает сидеть в ожидании, а глазами излучает одну лишь чистую и
прозрачную уверенность. И Чонгук бы даже поаплодировал ему за невероятное
упорство и упрямство. Вот только, один неверный шаг — и корона утеряна.

Когда невербальный диалог между двумя альфами заканчивается, Чонгук

вздыхает и лижет нижнюю губу, все еще не уводя взгляда.

— Твой человек пытался убрать с трассы одного из моей семьи, — необычайно

спокойно заговаривает он, подняв рюмку и залпом осушая ее содержимое.

Намджун сидит рядом и неторопливо покуривает, с прищуром косясь на Чану и

его верного пса Марка, сидящего возле Има. Чану ловит его взгляд и с
равнодушием на лице вновь отворачивается к Чонгуку.

— Юки не сделал бы этого, — пожимает плечами Им, держа в татуированных

длинных пальцах сигарету и стряхивая пепел.

— Ты понимаешь, что у меня больше подозрений складывается из-за этой

выходки? — Чонгук подается чуть вперед, выхватывая из пальцев Чану сигарету
и делая затяжку. — Слишком много тайн и секретов вокруг тебя, — говорит он,
выпуская дым в лицо Има. — На твое имя продолжают поступать детали и тачки.
Все американки. Форд, додж, шевроле, хеннесси.

— Тебе показать, что у нас в гаражах? — Чану, изогнув татуированную бровь,

заглядывает Гуку прямо в глаза. — Ты там каждую машину знаешь, Чонгук. На
кой черт мне новые в таком количестве? Зачем мне гасить своих же на наших
дорогах? Я не предатель, — хмыкает он, поджимая губы.

Намджун смеряет Чану недоверчивым взглядом и ухмыляется, качая головой.

— Даже если это не вы проделываете, то лучше не лезьте, это опасная игра, —

173/670
предостерегает Ким, зажимая меж пальцев тлеющий окурок и подливая себе
ром в рюмку. — Кто знает, может, это привлечет внимание настоящих
преступников. Не играй, Чану-я.

— Мы все, блять, должны быть осторожнее сейчас, — Чонгук давит окурок в

пепельнице, облизывая горькие от алкоголя губы. Устало вздохнув, он резко
поднимается, перегнувшись через столик, и грубо хватает Чану за куртку,
дергая на себя. Это между ними уже тоже как часть привычки при встречах.
Потому что Чонгуку так и хочется вышибить все дерьмо из Чану, но приходится
вести переговоры. — И если Ю или кто-то еще из твоих людей попробует что-то
подобное выкинуть, я сам лично его с трассы сброшу, — он шипит прямо в лицо
опешившему Чану, выражая открытую угрозу. Намджун, не предпринимая
никаких попыток разнять двух альф, только предусмотрительно оглядывается
по сторонам, проверяя, не заметил ли кто-нибудь назревающий конфликт. Чану
растерянно таращится на Гука, но тут же приходит в себя и, поджав губы,
отпихивает его от себя, не отвечая на провокацию. Чонгук сухо смеется и,
рухнув обратно на диванчик, берет со столика рюмку рома, продолжая. — И без
того проблем стало слишком много. На улицах нарастает напряжение, за
неделю из строя выведено четыре гонщика.

— У меня ресурсов уже не хватает, чтобы чинить их тачки, — хмыкает Намджун,

выпивая ром и утирая тыльной стороной ладони влажные губы.

Чану задумчиво хмурит лоб, переваривая информацию и сцепив пальцы в замок

на коленях. По его лицу скользит фиолетовый свет прожектора, исчезая где-то в
толпе. Альфа углубляется в какие-то свои размышления, бегая взглядом перед
собой, словно ведя внутреннюю борьбу с самим собой, затем вздыхает и
поднимает взгляд на Чонгука.

— Вчера ночью я видел черный форд в Новоне. Хотел проследить за ним, но он

исчез, как только я двинулся в его сторону, — хрипло выдает Им, покусывая
колечко в губе и перебирая пальцы.

Намджун изгибает бровь, кидая на Има разочарованно-осуждающий взгляд и

качая головой.

— Нужно было осторожнее быть.

— Говорю же, блять, все вокруг тебя вертится, — бьет ладонью по колену
Чонгук, хватая стакан побольше и наливая себе виски, а после тычет в сторону
Чану указательным пальцем с бокалом в руке. — Возможно, именно ты их цель.
Будь внимательнее, — альфа отпивает свой виски, глядя на Има. — И лучше
сообщай мне о любой новой тачке, о любом новом гонщике. Обо всем.

— Я не нанимался быть твоим шпионом, — огрызается Чану и внезапно

уставляется куда-то за спину Чона. Его хмурый и недовольный взгляд сразу же
теплеет и оттаивает. — Но если это так необходимо…

К альфам неспешно подходит Чимин, поднимая со столика рюмку с ромом, и

залпом опрокидывает в себя. Он облизывает розоватые губы и запускает пальцы
в пепельные волосы, зачесывая их назад. На его щеках легкий румянец, а грудь
тяжело вздымается, словно он только что с танцпола. Омега скользит взглядом
по альфам, задерживаясь на Чану.

174/670
— Чим…

— Хей, детка, — Чонгук расплывается в расслабленной улыбке, бесцеремонно

прерывая Чану и беря омегу за запястье. — Не знал, что ты здесь.

— Не знал, что вы здесь. Что обсуждаете? — спрашивает омега, изогнув бровь.

— Дела на дороге. Больше мне с ним обсуждать нечего, — ухмыляется Чонгук,

подмигивая Чану, на что тот скептически закатывает глаза.

Чон собственнически притягивает к себе Чимина и усаживает на свое колено,

обвивая одной рукой стройную талию. Омега слабо улыбается и кладет руку на
шею Чонгука. От его обиды не осталось и следа. Если первое время он
чувствовал внутри отравляющую горечь, покрываясь липкими мурашками при
виде Чонгука и избегая с ним зрительного контакта, то теперь все было, как
прежде. Обида рассеялась, и остались лишь теплые чувства к давнему другу и
чуть больше.

Чонгук следит за взглядом Чану, направленным на Чимина. Тот выглядит так,

словно вмиг никого вокруг не стало, есть только этот омега. В карих глазах не
осталось стального блеска и ледяных осколков, о которые так легко порезаться.
В них лишь нежность и непонятное любопытство, которое можно спутать с
немым восхищением. Чану будто окутан чарами, а Чонгук все считывает, все
видит и понимает, потому что сам точно так же смотрит на одного омегу.

Он скользит рукой под расстегнутую сверху свободную рубашку Чимина и мажет

губами по острой скуле, замечая, как меняется взгляд и мимика Чану. Он до
хруста сжимает пальцы и играет желваками на скулах. В глазах адское пламя и
острые копья, летящие прямо в Чона. Гук лишь довольно ухмыляется и
показательно берет омегу за подбородок, накрывая мягкие губы в ленивом
поцелуе. Наверное, у него крыша поехала окончательно, но во фруктовой
сладости проскальзывают яркие цветочные нотки. Чонгук целует настойчивее,
жаднее, желая ощутить больше душистых цветов на не тех губах. Чимин
отвечает сначала неуверенно, словно впервые целуется, затем вливается в
поцелуй полностью, скользя язычком по чонгуковым губам.

Чонгук буквально чувствует, как исходит жар от Чану, который изнутри сгорает,
смотря на нежелательную сцену, развернувшуюся перед ним. Чонгука бесит. Он
хочет показать, что Чану даже права не имеет смотреть на Чимина так. Их
сотрудничество бесит, но разве может Чонгук запретить омеге?

Чану улавливает во взгляде Чона явное предупреждение. Чонгук охраняет

территорию, не позволяя туда влезть чужаку, сопернику, которому, к тому же, и
не доверяет. Чимин ему не по зубам, не стоит даже пытаться стать ближе.

— Я думаю, это все, что ты хотел мне сказать, — подводит итог Чану
бесцветным голосом, заставляя Чона оторваться от Чимина.

— Докладывай мне обо всем, — отлепляясь от омеги, бросает Чонгук, настаивая

на своём, и тянется к столику за стаканом. Чимин пересаживается на место
рядом с Чоном, закидывая ногу на ногу, и достает свой телефон.

— Кто, блять, решил, что ты босс? В моем районе ты не указ, Чонгук, — скалится
Чану, поднявшись с дивана и прожигая невозмутимого Чонгука взглядом. Если
175/670
до этого Им еще желал идти Чону навстречу, то теперь это слабое желание и
вовсе улетучилось. Чонгук слишком много на себя берет, зарывается.

— Народ решил, — Гук хохотнув, раскидывает руки в стороны, обводя ими

помещение и пожимая плечами, мол глупый вопрос, все знают кто хозяин
положения. — И так будет до тех пор, пока не найдется кто-то, кто сможет
превзойти меня на дороге. А ты должен сотрудничать. Хотя бы ради
собственной шкуры, потому что все мы на мушке.

Чану поджимает губы в тонкую линию и хрустит костяшками на пальцах, не

сводя с альфы взгляда. Чонгук специально его провоцирует, чтобы как итог, в
очередной раз показать свое превосходство на дороге. Им втягивает воздух,
пропитанный сигаретным дымом, пытаясь успокоить внутреннюю злость.

— До встречи, Чимин. Жду завтра на нашем месте, — держа лицо, спокойно

прощается он, смотря на омегу. Чимин поднимает на него взгляд и кивает,
возвращаясь к своему телефону.

Чонгук лишь ухмыляется, провожая взглядом удаляющегося Чану в

сопровождении Марка. Чонгук бы спросил, о каком таком «нашем месте» речь,
но на провокацию не поддастся.

— Я вообще ему не доверяю, — хмыкает Намджун, доставая сигарету из пачки,

лежащей на столике, и зажимая меж губ.

— Я тоже, — задумчиво отвечает Гук, подливая в рюмку рома и залпом выпивая.

— Понять бы, что из его слов ложь. Черный форд? Способ пустить пыль в глаза?

— Из того, что вижу я, нельзя сказать, что Чану промышляет чем-то на

стороне, — подает голос Чимин, сунув телефон в карман и смотря на альф.

— Думаешь, что это на виду будет, Чимин-а? — Намджун качает головой,

стряхивая пепел и затягиваясь.

— Конечно, нет, — Чимин закатывает глаза, пододвинувшись к столику и

наливая себе виски. — Но даже так он не ведет себя подозрительно.

— Этот сученыш хитрый, умеет крутиться. Если не лично он, то это может
проворачивать кто-то из его близкого окружения, — хмыкает Чонгук, хмуро
уставившись куда-то вглубь танцующей толпы. — Но ты все равно наблюдай за
ним, Чимин-а. Возможно, это хорошо, что ты на его территории можешь наход…

В кармане вибрирует телефон. Чонгук, слегка нахмурившись, поднимает

указательный палец и тянется к карману кожанки. Внутри вспыхивает
маленькая надежда на то, что звонит Тэхен. И если он попросит приехать,
Чонгук все бросит и помчится к нему, ни секунды не мешкая. Он по этому омеге
успевает соскучиться за рекордное время, сам себе поражаясь. Если бы было
возможно, Чонгук бы от себя его не отпускал.

Но надежда с треском крошится, потому что на экране высвечивается имя брата.

Чонгук вздыхает и принимает звонок, прикладывая телефон к уху.

— Чего?

176/670
 — Поезжай на склад. Сейчас же, — в голосе Хосока слышится явная злость. Он
твердый, как сталь, ледяной, как Антарктида. Чонгук сразу же
настораживается, хмурясь и подаваясь чуть вперед.

— Что случилось?

— Товар пришел, — резко отвечает Хосок. — То есть, не пришел. Там полное

нихуя, — цедит он сквозь стиснутые зубы.

— Как так? — не понимает Чонгук, вставая с дивана и доставая из кармана ключ

от агеры.

— Вот так, Чонгук, — отвечает Хосок раздраженно. — Езжай сюда.

Чонгук шумно вздыхает, проведя ладонью по лицу. Проблемы заканчиваться не

собираются, их только больше становится.

— Сейчас буду, — говорит альфа, поджимая губы и отключая вызов.

Хосок нервно ходит из стороны в сторону, зажимая в зубах сигарету и изредка

бросая дикий, полный ярости взгляд на стоящий внутри склада грузовик.
Каждый шаг эхом разносится, отражаясь от бетонных стен и раздражая слух.
Хосоку до зубного скрежета тошно заглядывать внутрь контейнера, а злость
новым потоком впрыскивается в вены, заставляет буквально сходить с ума.

Длинный бетонный склад окутан белым светом люминесцентных ламп. В два

ряда стоят многочисленные ящики и небольшие контейнеры в человеческий
рост. Возле левой стены в глубине склада стоит два десятка автомобилей. Одни
до блеска начищенные и выглядят так, словно только с конвейера, а другие
разобраны на детали, которые разложены на широких столах.

Прислонившись к одному из столов, стоит высокий крепкого телосложения

альфа с короткими рыжими волосами. Он разбирает пистолет с особо
задумчивым видом, не замечая, как Хосок неподалеку чуть ли не сгорает в своей
злости.

Снаружи слышится рык мотора агеры. Машина подъезжает ко входу и

замолкает, вновь погружая склад в звенящую тишину. Хосок останавливается,
прекращая свое нервное хождение, заметив вошедшего брата и поджимая губы.
Рыжий альфа поднимает голову и кивает Чонгуку, засовывая свой пистолет за
пояс и подходя к Хосоку.

— Контейнер пустой, — с ходу сообщает старший Чон, сразу же пресекая все

вопросы Чонгука. — Я приехал сюда, как только привезли груз. Но тут ничего.
Ничего, мать твою. Нихуя, — шипит он, проговаривая последнее слово по слогам.

Чонгук с каждым шагом становится мрачнее тучи, слушая брата и проходя мимо
альф. Новые шаги нарушают давящую тишину, в которой еще эхом отражается
хосоков ледяной голос. Альфа подходит к контейнеру грузовика и распахивает
его с неприятным лязгом металла. Внутри нет ни одного ящика с деталями для
спортивных автомобилей, которые были заказаны еще на прошлой неделе.
Чонгук прищуривается, в надежде увидеть в глубине контейнера хоть что-
177/670
нибудь, но тщетно. Хосок все и без него уже проверил. Грузовик приехал
пустым.

— Какого… — удостоверившись самолично и выпучив глаза, Чонгук

разворачивается к брату с огромным вопросом на все лицо. Хосок,
прислонившийся к широкому столу у стены, делает глубокую затяжку и нервно
дергает коленом. — Это что за хуйня? Ты звонил европейцам?

— Конечно, блять, звонил. Я сразу это сделал. Ян сказал, что товар, как мы и
договаривались, был отправлен сегодня утром, — Хосок прищуривается и
выпускает густое облако дыма, шумно выдыхая. Он стряхивает пепел на пол и
засовывает свободную руку в карман своих потертых темных джинсов.

— Кто-то нас сдал, — Чонгук стискивает зубы, с психом захлопывая контейнер,

и подходит к альфам. — Кто сегодня вез груз? — задает он вопрос своим людям,
вставая напротив и нервно сжимая и разжимая пальцы.

— Уен, — отвечает рыжий, вскинув бровь и, поежившись, сует руки в карманы

куртки. — И в прошлую перевозку тоже был он.

— Он клялся мне чуть ли не на коленях, что забирал товар, что видел

собственными глазами, как его погружают в грузовик, — рассказывает Хосок,
туша сигарету о рядом стоящий бетонный столб. — Как он мог пропасть по
дороге? Это невозможно, — альфа нервно усмехается и качает в неверии
головой.

— Кто-то перехватил груз прямо в движении, — выдвигает свое предположение

Чонгук, задумчиво хмуря брови и складывая руки на груди. Хосок смотрит на
младшего вопросительно, недоуменно изогнув бровь, словно ослышался. — А
такое могли провернуть только гонщики.

— И у тебя уже есть подозрения? — спрашивает Хосок, отстранившись от стола

и доставая ключ от макларена.

— Возможно, — Чонгук кивает и идет за братом в сторону выхода из склада.

— Когда следующая поставка?

— Через неделю. Из Германии.

— Нужно будет поехать в аэропорт, а не ждать, когда товар привезут на

склад, — Чонгук выходит из помещения, останавливаясь у входа и наполняя
легкие свежим ночным воздухом. Хосок выходит следом.

— Поедем вместе. Надо обдумать план, — хрипло зовет старший Чон,

разблокировав стоящий рядом с агерой макларен и оборачиваясь к рыжему,
оставшемуся у входа. — Звони нашим, пусть охраняют склад с сегодняшнего
дня. Кто-то решил идти тараном, и этот кто-то вполне может знать, где
находится это место. Один ты тут не справишься, — распоряжается Хосок,
получая в ответ утвердительный кивок. — И сообщай мне обо всем.

— Да, Хосок, — коротко отвечает мужчина, сразу же доставая из кармана

куртки телефон.

Хосок кивает ему и спешит к своему автомобилю.

178/670
 — Меня Юнги ждет, — говорит он, подняв дверцу макларена и посмотрев на
брата. — Мы должны скорее с этим разобраться, Чонгук. Иначе потерпим
крах, — его голос звучит неожиданно спокойно, но Чонгук не может не
расслышать в нем твердость и уверенность.

Хосок тот, кто умеет сохранять хладнокровие, и Чонгуку только учиться у него.
Старший Чон способен быстро потушить внутренний пожар, рассеивая дым и
смотря на вещи ясным и четким взглядом. И вот он, полный своего привычного
спокойствия, а вулкан внутри покрылся коркой льда. Нельзя сходить с ума. Гук
чувствует, как внутри у него еще горит от одной лишь мысли, что среди их
людей оказался предатель, сдавший информацию врагу. И Чонгук обязательно
его найдет. А когда это случится, ублюдок пожалеет о том, что на свет родился.

Хосок кивает Чонгуку на прощание и садится в машину, заводя двигатель

гиперкара.

— Должны, брат, а иначе пиздец, — сам себе задумчиво говорит Чонгук, садясь
в агеру и захлопывая дверцу.

— Черный корвет? — спрашивает Джин, отпивая пива из бутылки и косясь на

друзей.

Наступили выходные дни, и гараж Намджуна снова наполнен пивом и пиццей

больше обычного. Юнги сидит на капоте своей порше, по-детски качая ногами и
уже пять минут пытаясь открыть обертку чупа-чупса. Терпение потихоньку
кончается, но сдаваться он не намерен. Предложение Чимина помочь он
отклоняет и продолжает возиться, старательно игнорируя смешки Чонгука,
рядом с которым на диване сидит Тэхен, закинув ногу на колено альфы и вертя в
пальцах бутылку холодного пива. Намджун, как и обычно, погружен в работу,
ковыряясь под капотом своего форд мустанга. Сгорбленная влажная от пота
спина поблескивает в солнечных лучах, попадающих в гараж через окошко. Он
периодически выпрямляется, беря из рядом стоящей стойки пиво и встревая в
ленивый разговор друзей. Чимин, играющий с Хосоком в карты на столике перед
диваном, то и дело кидает на Тэхена недовольные взгляды, даже не пытаясь
скрыть это самое недовольство, до которого Киму даже дела нет. Он смеряет
Чимина равнодушным взглядом и отворачивается к остальным, пытаясь не
смущаться так сильно от чонгуковых поглаживаний по коленке. К счастью,
никто, кроме Чимина, в их сторону даже не глядит.

Два дня в попытке выяснить то, как неизвестные смогли выкрасть товар из
грузовика, не привели к большому прогрессу. Не привели ни к чему абсолютно.
Кроме того, что тот самый Уен, что перевозил груз, поднапряг память и сумел
вспомнить, что заметил черную шевроле в зеркале заднего вида, очень
напоминающую спортивный класс. И это уже было чем-то важным, объясняя
многое.

— Это, блять, тебе не «Форсаж», чувак, — выдает Юнги, хохотнув и принимаясь

отдирать чертову обертку зубами.

— А как, по-вашему, еще мог пропасть товар? — Чонгук, изогнув бровь, скользит
взглядом по друзьям. — Все сходится. Черные американки желают завладеть
179/670
дорогами. Вполне логично, что они хотят развалить и наше дело.

— Хорошо. Как они смогли незаметно украсть ящики из движущегося

грузовика? — скептически спрашивает Джин, склонив голову и смотря на
Чонгука с прищуром.

— Профессионалы, — с усмешкой изрекает Намджун, утерев пот полотенцем и

хлебнув пива.

— Он прав, — вмешивается Хосок, нахмуренно смотря на свои карты и

продумывая ход. — Они не просто водилы со стажем, но еще и опытные
грабители. Из вас ни один не сможет на ходу провернуть такое, хоть вы и
гоняете мастерски.

— Тут нужна командная работа, связь друг с другом и просто чертовски

идеальный план, — подытоживает Чимин с довольной улыбкой, выбрасывая
свою карту и поднимая взгляд на Хосока.

Тэхену кажется, что он сгорает заживо, даже если на него не смотрит никто.
Сгорает от стыда и мерзкого чувства, грызущего изнутри. Он пытается
угомонить нарастающую тревогу и присасывается губами к бутылке, делая
несколько больших глотков. Слышать все это невыносимо. Тэхен бы подорвался
с места и сбежал отсюда подальше, прижал ладони к ушам, только бы не
слышать, но в реальности он расслабленно сидит на диване, откинувшись на
мягкую спинку, и чувствует жар чонгукова тела боком. Это должно успокаивать,
потому что рядом с Чонгуком он даже страха не испытывает, потому что рядом с
ним — самое безопасное место на планете, но все наоборот. Внутри Тэхена
трясет от страха и волнения. Словно все здесь находящиеся могут догадаться,
чьих рук это дело, словно даже Чонгук это чувствует, но омега лишь
накручивает себя, потому что чонгуковы поглаживания слишком нежные и
приятные. Он не может ни о чем догадаться.

Он не догадается. Он не узнает.

— На гонках американок не выловить. Они создают аварии и тут же смываются

на космических скоростях, — говорит Джин, вытянув ноги, сидя в кресле и
наблюдая за Намджуном. От этого альфы что-то внутри крошится, а осколки
впиваются в органы, дырявят легкие, не давая свободно дышать, но он привык
так, привык вечно задыхаться. Теперь это даже не заметно.

— Какие же у них должны быть начинки под капотом, чтобы даже опытный
стритрейсер не был способен догнать, — хмыкает Чонгук, делая глоток пива.
Его свободная рука тем временем плавно скользит вверх по тэхенову бедру. Сам
альфа даже не смотрит в сторону омеги, делая вид, что рука случайно сползает
к его паху. Тэхен легонько ударяет его по ладони и улыбается, заливаясь чуть
заметным румянцем. Чонгук довольно улыбается и послушно кладет руку на
место рядом с коленной чашечкой, невозмутимо попивая приятное холодное
пиво.

— Больше всего я мечтаю выяснить именно это, — доносится от Намджуна,

вновь склонившегося над мустангом.

В гараже раздается звонкое причмокивание, привлекающее внимание только

одного. Хосок резко поднимает голову, уставившись за спину Чимина. Юнги,
180/670
наконец, разобрался с оберткой и приступил к сладости, с довольной
физиономией посасывая клубничный леденец. Теперь он еще больше похож на
ребенка. Весело качает ногами в воздухе и зажимает в кольце губ розовый чупа-
чупс, смотря прямо на Хосока. Но взгляд этот совершенно не детский. В нем
искры, в нем черти пляшут и дразнят, уверенно бросают вызов. Юнги
причмокивает еще раз и лижет сладкие губы кончиком языка. Хосока
прошибает. От этого блядского взгляда его ведет не на шутку. Он зависает, чуть
ли не комкая карты в руках. Чимин смотрит на него в ожидании, слегка пнув
ногой по ноге, и привлекая к себе внимание.

— Ты, кажется, проигрываешь, Чон, — хихикает Пак, поглядывая то на свои

карты, то на Хосока.

Альфа, пойманный на крючок, хмурится и усилием воли отлепляет взгляд от

маленькой сучки. Юнги все прекрасно видит и знает. Он сносит Чону крышу,
беспощадно заставляет мучиться и задыхаться в своем желании. Но кто ему
виноват? Сам себя обрек на воздержание, так пусть страдает. Но страдает и сам
Юнги. Мокрые сны снятся все чаще, а тело все острее реагирует на совершенно
невинные прикосновения Хосока. Он изнывает, голодает без тела альфы,
довольствуясь лишь непродолжительными поцелуями, которые и сам Хосок не
прочь бы продлить и превратить в нечто большее.

Это похоже на игру, которая на деле — чертова пытка. Но Хосоку Юнги уступать
не собирается. Пусть Хосок сам же нарушает свои законы и переступает через
гордость. Это то, чего в итоге хочет добиться Мин.

Хосок выкидывает случайную карту, даже не задумываясь о своем ходе, и

сжимает челюсти, всеми силами пытаясь игнорировать причмокивания Юнги,
который, кажется, только громче и настойчивее становится, а взгляда все не
уводит.

— Ужасный ход, Хосок, ты обрек себя, — снова гаденько хихикает

наблюдательный Чимин, качая головой и глядя на свои карты.

И правда обрек. Хосок с самого начала сделал неверный ход, за что

расплачивается по сей день. Потому что едой и сексом не наказывают. Все
наоборот получается — его наказывает Юнги, за то, что был так неосторожен в
своих словах и поступках. Власть этого мальчишки над ним безграничная. Альфа
поднимает тяжелый взгляд и врезается в темные и всепоглощающие глаза, что
жестоко утягивают его в свою бездну. Но Хосок сопротивляется, сохраняет во
взгляде жгучий холод, собираясь показать Юнги, что все это бесполезно. А Юнги
расплывается в улыбке дьявола и мажет кончиком языка по леденцу нарочито
медленно и с явным наслаждением на довольном лице. Такое лицо у Юнги
бывает, когда он лижет кое-что другое. Хосока мурашки прошибают, а внизу
тугой узел стягивается. Не будь здесь друзей, он бы уже сотворил с этим омегой
то, о чем так долго мечтает все это мучительно долгое время.

Намджун случайно роняет на пол гаечный ключ, и по гаражу разносится громкий

неприятный лязг. К счастью, все отвлекаются, и Хосок может на секунду
вобрать в себя кислород, которого вдруг стало совсем мало в легких. Юнги
тихонько хихикает и берет леденец в рот, отворачиваясь от Хосока к источнику
шума.

— Блять, Намджун-а, — Джин, подпрыгнув, усмехается и качает головой,

181/670
отпивая пива. — Руки откуда у тебя растут?

— Именно оттуда, откуда ты думаешь, Джин, — смеется Чонгук.

Намджун вытягивает средний палец в сторону друзей и закатывает глаза,

поднимая ключ и кладя его на стол с инструментами.

— Пошли нахрен, — шутливо сердится он, утерев руки полотенцем и беря пиво.
— Ты, — он указывает бутылкой в сторону Джина, — чтобы больше не просил
посмотреть свою ауди. А ты, — он смотрит на хохочущего Чонгука, — если вдруг
найдется в агере такая проблема, с которой ты не сможешь разобраться
самостоятельно, решив все-таки прибегнуть к моей помощи, то даже не
надейся, что я помогу, — Намджун звучит угрожающе серьезно, а взглядом
исподлобья только подтверждает. Только дрогнувшие губы говорят совсем
другое. — Тэхен, ты смеешься? — он переводит взгляд на омегу, прикрывающего
губы ладонью и едва заметно содрогающегося. Тэхен резко поднимает брови и
отрицательно качает головой, строя невинное лицо. — Я слежу за тобой.

— Я не понял, — Тэхен с улыбкой смотрит сначала на Чона, а после на

Намджуна. — Он что, не обращается к тебе за помощью?

— О да, этот чувак супер скрытный. Даже родному отцу не покажет, что под
капотом у агеры, — ухмыляется Намджун. Он подходит к друзьям и
разваливается в свободном кресле.

— И мне тоже, — встревает Хосок, смотря на Чонгука с упреком. — Своему

родному брату.

— Наверняка там ядерная бомба какая-нибудь, — с чмоканьем вытащив изо рта

чупа-чупс, говорит Юнги, бросая короткий взгляд на все еще напряженного
Хосока.

— Ничего вы не понимаете, — Чонгук сжимает пальцами коленку Тэхена и с

ухмылкой качает головой. Он ставит на пол возле дивана пустую бутылку пива.
— Под капотом моей крошки — секрет успеха.

— Так внутри допинг для автомобилей? — с хитрым прищуром выпытывает

Джин, сложив руки на груди.

— Да нет же… — махнув рукой, Гук сдвигается на край дивана и тянется к

новой бутылке, стоящей на столе, который ими завален.

— А ты знал, что это жестокий обман? — встревает Чимин, хохотнув.

— Да блять, — Гук закатывает глаза, открывая бутылку и вновь откидывается

на спинку дивана, возвращая руку на свое законное место на тэхеновом колене.
— Внутри кенигсегга — моя личная разработка. Я ее тестирую, и пока сбоев не
было. Если это дело не подведет, я начну его расширять и распространять. Вот
тогда вы все, долбоебы, и узнаете, что у меня под капотом.

— То есть, допинг, — не унимается Юнги, строя серьезное лицо и кивая.

— Юнги-я, а тебе не пора спать? — салютует ему Чонгук, отпивая пива и глядя
на свои часы на запястье. — Ого, скоро девять. Пора бы уже.
182/670
Юнги недовольно морщит нос и уже открывает рот, чтобы ответить колкостью
Чонгуку, но его прерывает рефери этого вечера Намджун:

— Вы, блять, не заводите эту шарманку снова, — сурово произносит альфа,

вытягивая руку в примирительном жесте, будто разводит бойцов по разным
углам. Юнги в ответ хмыкает и сует чупа-чупс в рот, посасывая как соску, но
хмуро косясь на довольного Гука.

— Раунд, — подмигивает ему Чон, получая в ответ средний палец Мина.

— Я выиграл! — вскрикивает Чимин, радостно подскакивая на месте, и тянет

руки вверх, сжав кулачки. Он не сдерживает широкой улыбки, замечая: — Чон
Хосок, не знаю, что с тобой сегодня, но я наконец смог тебя побить!

— О-о, это что-то из ряда фантастики, — ухмыляется Джин, протягивая Чимину

заслуженную бутылку пива.

— Отвлекся немного, — Хосок пожимает плечами, кидая на мило улыбающегося

Юнги нечитаемый взгляд.

— Теряешь хватку, брат, — хохотнув, Чонгук слегка сжимает пальцами бедро

Тэхена неосознанно.

Намджун замечает это и негромко ухмыляется, поставив бутылку меж ног и

свесив руки с ручек кресла.

— Что у вас происходит? — напрямую спрашивает он, смотря на Тэхена и

Чонгука.

Чон отвлекается от проигрыша брата и вопросительно смотрит на Намджуна.

— Что… у нас? — Тэхен приподнимает бровь, глядя непонимающе, а рука

Чонгука вдруг начинает обжигать кожу через ткань джинсов. От такого
пристального намджунова взгляда хочется спрятаться.

— Сидите как самая настоящая сладкая парочка, а этот вообще цветами

пропитался весь, — Джун усмехается, кивнув на Чонгука.

Тэхена разом накрывает снежный ком в виде смущения. Омега теребит край
своей футболки и пытается делать вид, что его это вообще не цепляет так
сильно. Все взгляды сразу же обращаются на них. Джин слабо улыбается, Юнги
все возится со своим леденцом во рту, а Хосок выравнивает в руке колоду карт,
без особого любопытства наблюдая за тем, как разоблачают двух голубков,
которые не дают нормально работать в офисе, потому что Чонгук вечно
срывается посреди дела и летит к своему цветочному принцу, стоит тому
позвонить. И только Чимин глядит с липким холодом в карих глазах, поджимая
губы и нервно барабаня пальцами по своему колену. От победной улыбки и
следа не осталось.

Намджун жестко ткнул Тэхена лицом в вопрос, который до сего момента не

играл важной роли и просто-напросто не всплывал в его голове. Что у них
происходит? Тэхен сам не знает и не уверен, знает ли Чонгук. Если посмотреть
со стороны, то они, действительно, ведут себя, как какая-то сопливая парочка, и
183/670
Тэхен не представляет, что все это может значить и к чему приведет. Или уже
привело. Сначала это все было игрой. Затягивающей, привлекающей. Потом
переросло в то, чему Тэхен просто не может дать определение. Одно ясно: ему
хорошо. Хорошо настолько, что даже пугает. За какие-то недели Чонгук сумел
забраться в самую душу и начать там заселяться, как у себя дома. Тэхену
знакомы приятные чувства от близости. Ему дарил их Джихан, но они не
вызывали в нем настолько сильного трепета, не заставляли улыбаться так
широко, не пробуждали желание льнуть ближе, пока воздух между телами не
закончится. А Чонгук… это Чонгук. Тот, кто безжалостно рвет все шаблоны, к
которым привык Тэхен.

Что между ними происходит?

— Как будто ты не понимаешь, что происходит, Намджун-а, — просто говорит

Чонгук, улыбнувшись уголками губ.

Если бы Тэхен сейчас пил пиво, он бы обязательно подавился. Кожа на лице

предательски вспыхивает, а сердце бьется в сумасшедшем темпе, чуть ли не
кроша ребра в пыль. Он подносит бутылку к губам, делая большие глотки, и
старается выглядеть как можно невозмутимее. В голове все мысли разлетаются,
как страницы книги на ветру. И ни за одну не уцепиться. Тэхен теряется,
путается и просто тонет. Он ничего не понимает, но в то же время понимает все.
Только что Чонгук ответил на вопрос о том, что между ними происходит.
Происходят чувства, которые яснее солнечного дня. И Тэхен ошибся, потому что
Чонгук, в отличие от него самого, прекрасно знает.

Чонгук уверен. И скрывать ему нечего. Игры надоели, а недомолвки он терпеть

не может, как и ожидание того, кто же сделает первый шаг.

Он просто делает его сам.

Намджун понимающе улыбается и берет свое пиво. А Чонгук берет в свою

ладонь тэхенову и крепко сжимает.

Джихан стоит в просторном белоснежном гараже перед своей бугатти,

неторопливо вертя в пальцах стакан с виски. Темная янтарная жидкость плавно
перетекает от одной стороны к другой, словно волны в безмолвном озере. Он
подносит стакан к губам и делает короткий глоток, смакуя на языке
горьковатый привкус и ощущая приятное жжение в горле. Альфа сует
свободную руку в карман брюк, разглядывая свой матовый гиперкар, похожий
на притаившегося зверя. В тусклом свете лампы остальные машины, стоящие в
ряд, не видны, скрытые во тьме.

До вновь подносит стакан к губам, как в гараже вспыхивает свет, освещая

остальные автомобили холодным белым светом.

— Столько мощи, а они стоят тут и просто пылятся, — за спиной слышится

низкий хриплый голос и приближающиеся шаги по белоснежному кафельному
полу. Джихан приподнимает уголки губ в улыбке и, глотнув виски, облизывает
нижнюю губу.

— Их время еще наступит, — отвечает он негромко, двинувшись к рядом

184/670
стоящей ядовито-красной феррари и мазнув кончиками пальцев по глянцевому
капоту. — Что с Им Чану? — спрашивает он, коротко глянув на парня и
продолжая неторопливо идти вглубь гаража. Парень двигается следом, сунув
руки в карманы джинсов и разглядывая автомобили.

— Он нас просек. Видел мою тачку. Я успел удрать.

— Пусть знает, что за ним идут, — спокойно говорит До, останавливаясь перед
черной как ночь ламборгини сентенарио. — Он мне нужен. У него в руках целый
район и куча гонщиков.

— Не все из них могут подчиниться, — парень качает головой, хмурясь и смотря

из-под черной кепки.

— Главное, чтобы подчинился Чану. Нужно запугать его, а затем я с ним

встречусь и все разъясню.

— Мне нельзя показываться ему, пока он не даст свое согласие на

сотрудничество. Он меня отлично знает, — поджав губы, парень двинулся
дальше, останавливаясь возле темно-серебристого ниссана.

— У тебя все еще есть сомнения, что он может его не дать? — Джихан криво
ухмыляется, отпивая виски, и ставит стакан на капот белоснежной мазерати,
засовывая руки в карманы. — Сначала надо показать, что выбора у него нет,
затем прижать и требовать, чего угодно. Я слышал, что он тот, кто больше
многих на улицах хочет всем завладеть. В его же интересах идти против
Чонгука с такими людьми, как мы с тобой.

— И даже так он ничем не завладеет, — усмехается парень, качая головой.

— Однако он будет с теми, у кого в руках не только город, но и вся страна, —

Джихан улыбается и подходит к самой последней машине, рядом с которой
стоит несколько небольших контейнеров с пометкой «Чон».

— Эти движки можно преобразовать, — парень кивает на контейнеры, хмурясь

и кусая губу. — Они высшего качества, я устанавливал такие много раз, но еще
не пробовал сделать их мощнее.

— Тогда займись этим. Не пропадать же такой ценности зря.

Парень кивает, подходя к самой крайней машине ближе. Она укрыта черным
тканевым чехлом, в центре которого, на лобовом стекле изображен синий щит с
желто-красными ромбами, а под ним белыми буквами — «Koenigsegg».

— Агера? — уточняет парень, проводя ладонью по капоту, обтянутому чехлом.

— Нет, — улыбается До, покачав головой. — Что-то более крутое.

— Для кого она?

— Для Чонгука, — Джихан поворачивается к парню и складывает руки на груди,

присаживаясь на край капота.

— В каком смысле? — он вопросительно изгибает бровь, уставившись на До.

185/670
— Этот суперкар снесет корону с его головы раз и навсегда.

186/670
игра продолжается

— Из-за тебя я перестану на своей машине ездить, — кидает претензию

вселенского масштаба Тэхен, сложив руки на груди и уставившись вперед на
ночную дорогу. Чонгук хрипло смеется и плавно выруливает на трассу. — Я же,
черт возьми, гонщик.

Уютный вечер среди друзей подошел к концу, когда перебравший Намджун

отрубился на диване между друзьями, бурча во сне о том, чтобы не забыли
прибрать после себя перед уходом. Впрочем, практически каждый совместный
вечер заканчивался по подобному сценарию. Джин, как и обычно, не без помощи
Хосока утаскивал Намджуна на второй этаж гаража, где располагалась
полноценная и довольно уютная квартира альфы.

Все было как всегда. Заявление Чонгука никто не прокомментировал, к счастью

Тэхена, иначе бы он от смущения воспламенился. Благодаря Чимину, которого
взбесило столь большое внимание к Киму, все отвлеклись на предложенную им
игру, дабы замять уже эту неловкую тему. Тэхен, кажется, очень благодарен.
Однако весь вечер он не мог выкинуть из головы слова Чонгука, что крутились
как на заевшей кассете. Тэхену хотелось улыбаться. И до сих пор хочется.
Только теперь, когда они наедине, внутри что-то волнительно трепещет и
кружит голову, как от дурмана.

Тэхен кусает губу и перебирает пальцами куртку, лежащую на коленях. Он

понимает, что между ними остается недосказанность. С его стороны. Потому что
Чонгук все сказал и наверняка ждет какого-то ответа. Ходить вокруг да около
нет смысла. Лучше бы разъяснить все как можно скорее, чтобы потом не лежать
с бессонницей, размышляя о различных вариантах и строя предположения.

— Мне нравится, когда ты сидишь в моей машине, — как бы невзначай говорит

Чонгук, слабо улыбнувшись и глянув на омегу, и тем подтверждая его мысли.

— Хочешь быть моим личным водителем? — предлагает ухмыляющийся Тэхен,

вскинув бровь и смотря на альфу.

— С удовольствием, господин Ким, — Чонгук обворожительно улыбается омеге

и давит на газ, набирая на трассе большую скорость.

Тэхен слегка теряется, медленно осознавая, что Чонгук делает это, совсем не
смотря на дорогу. Черные, как бескрайний космос глаза глядят прямо на него, а
на губах легкая расслабленная улыбка. За окном проносится шум проезжающих
мимо машин и редкие сигналы.

— Ты снова это делаешь… — выдыхает Тэхен, не смея оторвать от Чонгука

зачарованный взгляд. Вперед смотреть волнительно. Там — неизвестность,
которую агера разрывает с животным рычанием, несясь на всех парах.

— Хочу проверить, насколько возросло твое доверие, — Чонгук улыбается шире,

а нога давит на педаль газа до упора.

Он ведет легко, не испытывая ни капли волнения, словно Тэхен и есть его

дорога, навигатор, который не даст пропасть; будто он вернее всех
существующих путей, и приведет, куда надо.
187/670
Омега тяжело сглатывает и постепенно расслабляется, не отрывая взгляда от
темных глаз. Он доверяет Чонгуку. Доверял еще тогда, когда альфа тестировал
его авентадор. Эти глаза не дадут пропасть. Разве что только в своих глубинах.

Чонгук меняет скорость и плавно поворачивает руль вправо, объезжая машину и

неотрывно глядя на Тэхена с легкой, не меркнущей ни на секунду улыбкой. На
спидометре двести тридцать, а впереди дорога, погруженная во мрак
безмолвной ночи.

— Тогда довези меня, — завороженно шепчет Тэхен. — Но не переставай

смотреть.

Чонгук чувствует доверие, видит спокойствие и уверенность в невероятно

больших и блестящих глазах. Все вокруг смывается, искажается, а рык агеры
слышится словно из-под глубин океана. Перед альфой только Тэхен и его
сладкий запах, окутавший разум, пленивший его. Внутри кенигсегга
распускаются цветы, а с улыбкой Тэхена они расцветают ярче и красочнее.
Только бы это не кончалось, потому что Чонгук больше не представляет своей
жизни без цветов.

— Довезу, — хрипло говорит Гук, сминая пальцами руль и сдерживая желание

прикоснуться к нежной как шелк коже омеги. — К себе домой, — добавляет он,
подмигивая.

Эффект момента теряется и Тэхен вздыхает. Он качает головой, возмущенно

хмуря брови.

— Ты все решил за меня?

— Все решил за тебя, — соглашается Чонгук, кивая и самодовольно ухмыляясь.

Тэхен на секунду теряется, путаясь в собственных мыслях и постепенно

осознавая, что в словах альфы есть незримый подтекст. Чонгук передает его
взглядом и тем, как легко, но четко и уверенно произнесены слова. Он все
решил.

— И даже…

— Я не романтик, — вдруг выпаливает Чонгук, прерывая мямлящего Тэхена.

Омега замолкает, изумленно уставившись на Чона большими глазами. У альфы
лицо задумчивое, даже какое-то внезапно серьезное, решительное. — Я никогда
не дарил никому цветов и конфет, не устраивал ужин на берегу моря, на
вершине гребаной горы или где-то еще, — он слегка морщит нос, качая головой.
— И даже предложить тебе быть моим омегой я не смогу как-то дохуя красиво
или типа того, но чего мы еще ждем? Я предлагаю тебе прямо сейчас, — Гук
глядит на омегу с расцветшей полуулыбкой на губах, ожидая какой-то реакции и
ответа. А Тэхен так и зависает, растерянно хлопая глазами и пытаясь
переварить услышанную информацию.

Кажется, все к этому и шло, а то заявление перед друзьями было лишь началом,
предупреждением. Тэхен даже подумать не мог, что Чонгук прямо в лоб ему это
скажет, не пытаясь как-то замаскировать свои слова или сделать красивее. Но
он и не удивлен. Это же Чон Чонгук. Дикарь без манер. Да, он действительно не
188/670
романтик, но, черт возьми, почему это так романтично?

Ночь, длинная дорога, кенигсегг на скорости и бесконечное звездное небо над

головой.

Чонгук, который даже не пытается быть романтиком, может быть им лучше

любого другого, кто будет всячески изворачиваться, только бы впечатлить. Но
Чон Чонгук…

У Тэхена щеки пылают, и спасибо полумраку за то, что не выдает яркий румянец.
На губы лезет настойчивая счастливая улыбка, которую Тэхен так долго пытался
сдерживать. Он закусывает нижнюю губу, отводя взгляд в окно, где проносятся
красные и белые огни пролетающих мимо автомобилей.

Нужно ответить, нужно что-то сказать. А Чонгук терпеливо ждет, легко гоня
податливую агеру по длинной дороге. Его взгляд с Тэхена ни на секунду не
соскальзывает. Он обещал, что не отвернется.

— Я отклоняю предложение, — наконец отвечает Тэхен в своей привычной

манере светской сучки. На губах ухмылка, а в глазах провокационные искорки.
Любимый и ненавидимый альфой вызов. Чонгук не сразу понимает, что омега
снова принимается за свою старую игру.

Опешивши, он уставляется на самовлюбленного Тэхена с массой эмоций,

переполняющих его в этот миг до самых краев. Агера начинает замедляться, а
Чонгук поджимает губы, хмуря густые брови, и продолжает вопросительно
таращиться на омегу. Такой ответ был вполне предсказуем, учитывая то, кому
было сделано предложение. Чонгук совершенно не удивлен, потому что омега
даже в такой момент не прекращает держаться образа. Это забавляет и злит.
Сколько же, черт возьми, контрастов и противоречий в этой итальяночке.

— Детка, — не получив пояснений, вкрадчиво начинает Чонгук, тормозя у

обочины и разворачиваясь боком к Тэхену, глядящему на него с невозмутимой
улыбкой. — Я не понял чего-то, или ты сейчас реально отказал мне?

— А что? Это бьет по твоему самолюбию? — ухмыляется Тэхен, изогнув бровь.

В салоне агеры вдруг становится тяжело дышать, а спущенное окно никак не

помогает. Омега понимает это, когда чувствует, как альфа начинает закипать
изнутри и обжигать своим жаром. Дверца с пассажирской стороны взмывает
вверх, и Тэхен эффектно покидает кенигсегг, вдыхая прохладный ночной
воздух, что намного свежее и чище на окраине города, где находится длинная
автомагистраль.

Внутри что-то стягивает, заставляет волноваться и покрываться мурашками.

Волнение это сладкое и тягучее, а жаркое дыхание на шее только усугубляет
положение. Омега продолжает упрямо стоять спиной к агере, сложив руки на
груди и слегка ежась от заползающего под футболку ветерка. Чонгук бесшумен,
как настоящий хищник, подкравшийся к своей добыче. Его большие и горячие
ладони скользят вниз по плечам Тэхена, слегка сжимая у локтей и прижимая
хрупкое тело спиной к своей крепкой груди. Омега готов расплавиться и
растечься по земле прямо у колес кенигсегга. Он еле сдерживает порыв
прижаться к Чонгуку плотнее и надеется, что это сделает сам альфа.

189/670
Вместе с приятным трепетом внутри Тэхена разрастается темное и горькое
чувство, которое любит появляться так не вовремя. Чонгук хочет, чтобы Тэхен
был его омегой — это есть последствия чувств, которые все-таки случились. Как
далеко все зашло? Есть ли шанс дать обратный ход, бросить эту игру? Тэхена
внутренне передергивает. Джихан держит в руках его жизнь, каждую ее
деталь, и ему ничего не стоит слегка надавить, чтобы сломать и воздействовать
с новой силой. Но что же он скажет, когда узнает, что у Чонгука родились к
Тэхену какие-то чувства? Будет ли рад, будет ли доволен, что Чонгук… купился?
Тэхену так омерзительно, так больно даже в мыслях произносить пропитанные
ложью и грязью слова, что где-то внутри начинает болезненный ком
образовываться. Потому что ни на что Чонгук не купился, потому что для Тэхена
это тоже стало чем-то большим, чем просто съедающая заживо ложь. Больше,
чем игра.

Это по-настоящему.

Тэхен хотел бы, чтобы никаких чувств не было. Ни у него самого, ни у Чонгука.
Тэхен хотел бы держаться от него на расстоянии, чтобы это не заходило все
дальше и дальше, чтобы Чонгук понял, что никаких чувств вовсе и нет. Чтобы
Чонгук забыл. Но на каждый тэхенов шаг назад Джихан с силой толкает его в
спину, насильно заставляя двигаться вперед и приносить плоды этой проклятой,
мерзкой работы.

Тэхен застрял, просто завис между двумя людьми, что ни дня не оставляют его
без того, чтобы не коснуться трепетной, уставшей души. Один ее бережно
ласкает кончиками пальцев, а другой голыми руками безжалостно рвет.

А омеге даже времени не дают на то, чтобы окунуться в свои мысли,

прислушаться к внутреннему голосу, который, может быть, подскажет, как
поступить правильнее. Но он его не слышит, безнадежно застряв между
Джиханом и Чонгуком. А выбора нет. До снова и снова будет толкать его в
объятия Чона, пока не добьется того, чего так желает.

Тэхен хочет оттянуть, с болью в груди надеясь, что Чонгук передумает,

осознает, что делает ошибку. Тэхен хочет тянуться, но не принудительно; без
оков, что не дают свободно сделать шаг навстречу. Но незаметно для Джихана
он собирается делать короткие шаги назад, подальше от притворства и боли,
которую он принесет Чонгуку. Потому что это подло. Слишком.

— Я думал, эти игры давно позади, — хриплый шепот в самое ухо

прокрадывается в черепную коробку и возвращает Тэхена на землю, где его
греет Чонгук, держа в кольце своих татуированных рук.

— Я азартный, Чонгук, — грустно улыбается Тэхен, смотря на дорогу, где мимо

проносятся редкие автомобили, освещая его лицо золотистым светом фар.
— Игры меня затягивают.

— Тогда мы продолжим играть, — принимает решение Чонгук, разворачивая

омегу лицом к себе и цепляя пальцами маленький аккуратный подбородок.
— Только по моим правилам.

Последние слова звучат низко и глубоко, змеями вплетаются во внутренности и

овладевают омегой полностью. Чонгук горячо выдыхает на цветочные губы и
утягивает в тягучий и глубокий поцелуй. Тэхен зарывается длинными пальцами
190/670
в светлые волосы альфы, мягко сжимая и притягивая ближе к себе. Губы сами
собой отвечают, не тратя время на то, пока сигнал дойдет до мозга. Чонгук
упивается сладостью тэхеновых губ, каждый раз смакуя ее на языке и только
больше желая. Он не сдерживается, кусая омегу и оттягивая нижнюю губу. Руки
бесконтрольно бродят по стройному телу, прижимают плотнее, жаждут
закрасться под футболку и коснуться бархатистой кожи, очертить каждую
идеальную неровность. Чонгук утопает в цветах, забыв обо всем вокруг.

Есть только звездное небо над головой, сладкие губы и гуччи флора, что течет
по венам вместе с закисью азота.

Тэхен слабо и совсем неохотно отлипает от чонгуковых губ и улыбается,

втягивая в себя свежий воздух вместе с ароматом альфы. Тонкие пальчики
аккуратно поглаживают крепкую шею, а вздымающаяся грудь прижимается к
чонгуковой. Омега поднимает на альфу большие шоколадные глаза, в которых
отражаются звезды, рассыпанные по небу. Чонгук ныряет в него с головой.

— Так каков твой ответ? — спрашивает он, утыкаясь лбом в тэхенов и спуская
ладони на талию омеги.

— Все такой же, — шепчет Тэхен в губы альфы как секрет, который должен
услышать только Чонгук и никто больше.

А Чонгук смеется. Негромко, хрипло. Смеется и увлекает омегу в новый долгий

поцелуй, прежде бросая сладкое и любимое:

— Итальянская сучка.

Теплые лучи утреннего солнца скользят по обнаженной спине, бликами играют

на стенах, отражаясь от распахнутого окна, впускающего в комнату приятный
свежий ветерок.

Хосок просыпается от шума воды, доносящегося со двора. Он усилием воли

разлепляет сначала один глаз, затем второй, приподнимается на кровати, сонно
озираясь. Рядом только смятое одеяло и подушка, валяющаяся на полу.
Наверное, Юнги уже отправился в школу. Альфа тянется к прикроватной тумбе,
поднимая телефон. На вспыхнувшем экране половина девятого и пропущенный
от Чонгука. Перезвонить у Хосока желания не возникает, и он откладывает это
дело на потом. Все тело и сознание еще окутаны липким слоем сна, не
желающего уходить, вот только вряд ли выйдет уснуть под назойливый и
раздражающий шум. Сначала Чон мимолетно думает, что это, возможно,
садовник пришел полить растения, цветущие во всей своей красе, но затем
настороженно хмурится и соскребает себя с постели. Шум воды другой. Похоже
на сильный напор, которым растения можно сломать. Сонный желеобразный
мозг начинает потихоньку соображать. Такой шум бывает у пистолета для мойки
машины, подключенного к насосу высокого давления. Вот только Хосок не
нанимал себе мойщика.

Он поднимается с постели и натягивает на обнаженное тело домашние черные

шорты. Зачесав взлохмаченные ото сна волосы назад, альфа подходит к окну,
опираясь ладонями на подоконник, и выглядывает во двор. Увиденное вмиг
рассеивает остатки сна, приводя в чувства окончательно. Возле гаража во дворе
191/670
стоит хосоковский макларен, весь покрытый белоснежной пеной, а вокруг
гиперкара крутится Юнги, держа в одной руке пистолет для мойки, а в другой
намыленную губку. Не то, что делает Юнги крошит Хосоку сознание, а то, как
омега выглядит. На нем лишь белая футболка Хосока, доходящая до бедер и
едва прикрывающая ягодицы. Бледные худые ножки блестят от воды,
капельками стекающей по коже на каменную плитку, которой уложен двор. От
Юнги можно ослепнуть. Он весь белоснежный и сияющий. А со своими светлыми
пушистыми волосами он напоминает одуванчик. Но еще больше напоминает
ангела, спустившегося с небес.

Хосок и не замечает, как пальцы крепко впиваются в подоконник до хруста, а во

рту скапливается слюна, которую он с тяжестью сглатывает, не в силах
оторваться.

Юнги до скрипа натирает кузов макларена губкой, не упуская ни один плавный

изгиб машины. Намыливает и тут же смывает пену мощной струей, двигаясь
дальше. Омега слегка нагибается и подается вперед, чтобы как следует
намылить лобовое стекло. От усердия он высовывает язычок и сосредоточенно
хмурит брови, уже едва не лезет на капот, чтобы достать и до крыши. Не
выпуская из руки пистолет и задрав одну ногу, он опирается коленом на капот.
Мыльное покрытие скрипит под кожей, и колено омеги начинает соскальзывать
вниз, когда как вторая нога уже оторвалась от земли. Юнги жмурится, готовясь
к падению, и рефлекторно прижимает к груди пистолет. Но крепкая хватка на
талии не дает соприкоснуться с землей. Омега растерянно выдыхает и
распахивает глаза, видя крепкие руки Хосока, удерживающие его и благодаря
которым он может сохранять равновесие.

— Ну и куда ты полез? — с усмешкой в хриплом ото сна голосе спрашивает

Хосок.

Юнги сразу же от него шарахается, выпутавшись из хватки и уставившись

огромными оленьими глазами. Хосок стоит перед ним, сложив руки на
обнаженной смуглой груди, а в глазах издевка и явное удовольствие от
происходящего. Юнги скользит взглядом вниз по любимому и чертовски
соблазнительному телу и задерживает дыхание, потому что шорты на альфе
едва не соскальзывают с бедер, настолько низко спущены. Взгляд
задерживается на дорожке темных волос, скрывающейся под резинкой шорт. Он
резко поднимает голову, вновь глядя альфе в глаза.

— Не подходи, — предупреждает Юнги, мгновенно приходя в себя и направляя

в сторону Хосока пистолет.

— Как дерзко было пропустить школу и нарушить мой запрет, Юнги-я, — опасно
спокойным голосом говорит Чон, медленно надвигаясь в сторону омеги.

— Я просто хотел сделать папочке приятно, — с невинным выражением лица

отвечает Юнги, кивнув на макларен, к которому прижимается боком, словно
гиперкар сможет его спасти от Хосока, явно недовольного нарушенным
запретом.

— Я оценил, — Хосок улыбается уголком губ и вскидывает бровь, бросая взгляд

на пистолет, который все еще направлен прямо ему в грудь. От любимого
«папочка» хочется волком завыть, потому что с ума сводит, и Юнги это
прекрасно знает.
192/670
— Не подходи, Хосок-а, — повторяет омега, смотря альфе прямо в глаза и
медленно, маленькими шажками отходя назад.

— Ты что, боишься меня? — спрашивает Чон, скалясь и склоняя голову набок.

— Еще чего! Не боюсь, — хмыкает Юнги, поджимая губы и качая головой.

— Боишься, — усмехается Хосок, подходя еще на шаг ближе.

— Нет! — выкрикивает омега, выпуская в сторону альфы мощную струю

холодной воды. Хосок жмурится, чувствуя, как поток бьет прямо в грудь,
доставляя небольшую боль. Хорошо, что не в лицо.

Юнги бросает на землю пистолет, который автоматически прекращает подавать

поток, и подрывается с места, собираясь удрать, но альфа реагирует мгновенно,
метнувшись за омегой, и перехватывает его за талию. Юнги брыкается в
крепкой хватке, пытаясь вырваться, а сам смеется заливисто, цепляясь за
предплечье Чона.

— Пусти, папочка, — просит Мин, а сам противоречит своим словам, начиная

обмякать в крепких руках, по которым так скучал, по жару тела и… Мин бедром
ощущает стояк альфы, и внутри все переворачивается. Кожа вмиг покрывается
мурашками, что колют приятно.

Хосок грубо припечатывает омегу к капоту макларена, нависая сверху и

перекрывая все пути отхода. Какие-то крупицы здравого и занудного рассудка
еще отчаянно напоминают о запрете на секс, на который Хосок теперь плевать
хотел. Он отмахивается от назойливой мысли и становится к омеге вплотную,
упираясь своим возбужденным органом в его живот. Из легких Юнги словно весь
воздух разом выбивают, когда Хосок давит коленом меж его ног, заставляя их
раздвинуть. Он опирается локтями на скользкий и мокрый капот, заглядывая в
опасную животную черноту глаз напротив. Хосок сжирает, даже не имея при
этом необходимости касаться. Юнги его сумасшедший голод чувствует всем
своим телом, что бурно реагирует на одно лишь хосоково дыхание к коже. Все
нутро отчаянно тянется к альфе, изнывает без ласк, скучает. Невыносимо
скучает.

Но Юнги продолжает играть, дразнится. Мажет язычком по нижней губе

нарочито медленно, сильнее раззадоривая зверя, в плену которого находится. А
обострившийся аромат въедается в каждую пору, проникая в организм и пьяня
сильнее крепчайшего алкоголя.

Они сходят с ума.

Хосок наклоняется и мажет влажным от воды кончиком носа по фарфоровому

плечу, с которого сползла футболка. Он словно белый порошок вдыхает,
рассыпанный перед ним и разделенный на ровные дорожки. Юнги хочется не
просто вдыхать, его вкус хочется смаковать на языке. Хосок бы съел его,
настолько безумный голод внутри бушует, отчаянно ища выход.

Юнги замирает, затаив дыхание, как маленькая беззащитная лань, которую вот-
вот разорвут на части. Хосок опасно близко, и это уже не предотвратить.

193/670
И не хочется.

Хосок вгрызается в любимые губы, сбрасывая цепи, что так долго сдерживали.
Он себя обязательно похвалит потом за длительное воздержание, которое
ничего хорошего не принесло ни одному из них. Ему даже от слова этого тошно.
Забыть бы, потому что Хосок никогда больше не станет сдерживаться.

Они съедают друг друга, находя в желанных губах спасительный кислород.

Хосок не щадит, выливая на омегу тяжесть своего проклятого воздержания.
Юнги зарывается пальцами в темные волосы, сжимая в кулаке. Губы горят от
выступающих ранок из-за укусов, но сладкая жгучая боль только больше
распаляет. Юнги жадно целует в ответ, оттягивая и посасывая нижнюю губу
Хосока, жмется ближе, чтобы больше никакого расстояния между двумя
жаркими телами.

С истерзанных губ омеги срывается хриплый стон, когда грубая ладонь

собственнически сжимает голую влажную ягодицу, затем звонко шлепает,
оставляя на нежной коже яркий след. Хосок не медлит и больше ни секунды не
тратит на мучительные и бессмысленные в данный момент прелюдии. Он тянет
омегу на себя и рывком разворачивает, заставляя нагнуться и упереться руками
в мокрый капот. Юнги едва держится на ватных ногах, дышит тяжело, скользя
пальчиками по металлу и облизывая солоноватые губы.

— Ты… плохой папочка, Хосок, — хрипит омега, глядя на альфу через плечо. Чон
лишь хмыкает, впиваясь пальцами в шелковую кожу белоснежных бедер.
— Нарушаешь свои же правила.

— Ты мне говоришь о правилах, детка? — усмехается Хосок, вновь шлепая омегу

по ягодице и вырывая у него сладкий стон.

Юнги призывно выпячивает попку, облизываясь голодным котенком. Хосок тянет

резинку шорт вниз и обхватывает ладонью налившийся от возбуждения твердый
член, размазывая по головке предэякулят. Свободная рука грубо давит омеге на
лопатки, прижимая грудью к капоту. Альфа скользит влажными пальцами меж
ягодиц Юнги, вырывая у того громкие вздохи с полустонами. Указательный
палец с легкостью проникает в повлажневшую дырочку, и Хосок ухмыляется,
проделывая то же самое со вторым пальцем, свободно скользнувшим внутрь.

— Кто-то уже играл с собой, м? — спрашивает Чон, вытащив из омеги пальцы и

размазывая вытекающую из дырочки смазку. — Неужели готовился для папочки?

— Н-нет, я развлекал себя, потому что папочка не… а-а! — Юнги обрывается и
вскрикивает, когда чувствует, как в него резким толчком проникает член альфы,
полностью заполняя. Как бы он часто ни использовал для самоудовлетворения
пальцы, размеры альфы это не повторит.

Юнги дышит загнанно и скребется ноготками по капоту цвета ночного неба.

Хосок не церемонится. И так потерял кучу времени, съедая себя от нехватки
Юнги под собой. Он начинает наращивать темп, прижимая омегу к гиперкару.
Юнги стонет сладко и хрипло, задыхается, отчаянно хватая ртом недостающий
воздух. Хосок двигается грубо и резко, не давая расслабиться, в наслаждении
прикрывает глаза, сходя с ума от того, как омега сжимает его изнутри горячими
и влажными стенками.

194/670
Хосок вспоминает каждое фото, которым дразнил его Юнги, каждый
двусмысленный взгляд, брошенный омегой, каждый стон, которым он дразнил
зверя, сковавшего себя в цепях собственноручно; блядский леденец, который
Юнги так сладко обсасывал, представляя на его месте кое-что другое. Хосок
больше не контролирует себя. Он трахает глубоко и грубо, получая ответные
толчки навстречу. Юнги тяжело дышит и стонет при каждом движении,
насаживается сам и едва не теряет сознание от концентрации кайфа в
организме.

С Хосоком всегда по-сумасшедшему. Скапливающуюся внутри животную

энергию он выплескивает в сексе. Если обычно он бывает сдержанным и
сосредоточенным, то в постели альфа весь поглощен природными инстинктами.
Юнги безумно нравится этот контраст в Хосоке, сочетающем в себе и огонь, и
лед. Ему нравится, когда альфа смотрит на него с диким вожделением, ему
нравится, когда Хосок холоден и серьезен, похожий на неприступную крепость.
Омеге хочется лечь перед ним, преподнеся себя как дар божеству. И тогда
альфа становится пламенем, охотно принимает дар и сжигает Мина в своем
адском огне.

Юнги кроет от переизбытка нахлынувших разом чувств и ощущений. Член уже

болезненно ноет и истекает, нуждаясь в скорой разрядке. Омега скользит рукой
вниз, пытаясь просунуть ее между животом и капотом, но Хосок рывком его
одергивает, ставя на место и двигаясь грубее. Юнги вскрикивает и выпячивает
попку сильнее, насаживаясь на всю длину члена. Собственный от толчков трется
о глянцевое покрытие капота, отчего омега скулит и грызет свои губы, больше
не в силах сдерживаться.

Со сладким стоном, сорвавшимся с истерзанных губ, он кончает, обмякая в

хватке альфы и жадно вбирая ртом воздух. Белесая жидкость плавно стекает по
капоту, капая на землю и растворяясь в воде и пене. Омега поворачивает голову
к Хосоку, растягивая покрасневшие губы в виноватой улыбке. Альфа только
рычит и грубо тянет Юнги на себя, оставляя на нежной белой коже красные
следы от пальцев. Чувствуя, что доходит до пика, Хосок начинает двигаться
быстрее, разнося по двору звуки шлепков влажных тел друг о друга и
учащенное дыхание вперемешку с хриплыми стонами Юнги.

Обильно кончая, Хосок выходит из омеги и рывком разворачивает к себе,

поддерживая рукой неустойчивое хрупкое тельце. Он вновь вгрызается в губы
Юнги и целует, целует, целует, потому что скучал невозможно.

Юнги тихо смеется и падает в объятия теплой и мягкой, как облако, кровати.
Белоснежные волосы с заметным на солнце золотистым отливом рассыпаются по
подушке, словно нимб над головой ангела. У ангела тело хрупкое и гладкое, как
лучший шелк, у него кожа сладкая и нежная. От нее оторваться мучительно
тяжело. Ангел тепло улыбается, а золотые лучи солнца, глядящего через окно,
играют на длинных темных ресницах, трепещущих, словно крылышки бабочки.
Ангел красив до невозможности, несмотря ни на что, он чист и невинен, он —
ребенок, светлый и космически прекрасный. Ангел с вечными синяками на
острых коленках, с разбитыми костяшками, на которых еще не зажили раны.
Хосок влюблен в него до бесконечности.

Юнги смотрит на него снизу вверх и тянет руки по-детски, улыбаясь шире.
195/670
Альфа не может не улыбнуться в ответ. Он нависает над омегой и ложится меж
разведенных ног, что тут же сцепляются на его пояснице. Юнги, наконец, может
его касаться и прижимать к себе всем телом. Он может зарываться длинными
пальцами в черную копну чоновых волос, может гладить затылок и видеть
любимые карие глаза максимально близко, может целовать и утыкаться носом в
теплую шею альфы.

Омега стонет хрипло и вцепляется коготками в лопатки Хосока, ощущая, как его
наполняет член альфы, плавно скользнув внутрь. Хосок не выпускает из
объятий, не может насытиться любимым телом, а Юнги и не сопротивляется,
потому что тоже изголодался. Его окутывает любимый аромат, теплое дыхание
на коже и поцелуи по всему телу. Омега тянется за новым и обнимает Чона за
шею, двигаясь в ленивом и сладком темпе. Улыбка в поцелуй и нежные
прикосновения к чувствительной коже. Пальцы, очерчивающие ореолы сосков и
розами цветущие следы на груди и ключицах. Краснеющие полосы на смуглой
широкой спине и тяжелое дыхание в самое ухо.

Хосок испивает Юнги всего целиком, вдыхает, съедает, словно лучшее

лакомство в мире. Животное неконтролируемое желание перетекает в
трепетную нежность, в любовь, искрящуюся в глазах и скапливающуюся на
кончиках пальцев.

Юнги рвано выдыхает и плавно двигает бедрами навстречу, непроизвольно

сжимаясь и тихо выстанывая в самое ухо альфы. Для Хосока стоны Юнги —
лучшая мелодия. Он упивается и ловит их губами, сцеловывает и смакует.

Напряжение, что сковывало не одну неделю, наконец, начало отступать,

позволяя свободно вздохнуть. Хосок понимает, что живет, чувствуя тепло
любимого омеги максимально близко. Он наполняет его вновь и вновь, гладит по
бедру со следами своих же грубых прикосновений и целует. Долго и медленно,
растягивая удовольствие на двоих.

— Хо… Хосок… — шепчет Юнги, жмуря глаза и вцепляясь ногтями в плечи

альфы. Он ощущает, как подкатывает очередная волна головокружительного
оргазма. Альфа помогает Юнги ладонью, и тот изливается, пачкая животы
обоих.

За окном поют птицы, а в комнате разливается звук хлюпающей смазки и

тяжелого дыхания.

— Я… — хрипло шепчет омега, заглядывая Чону в глаза. — Я скучал.

— Я тоже, малыш, — выдыхает Хосок, целуя мягко и приподнимая уголки губ в

легкой улыбке.

Еще несколько глубоких толчков, и альфа изливается следом, заполняя Юнги

своим теплым семенем. Он выдыхает и прикрывает глаза, ложась на бок и
прижимая к себе омегу, внутри которого все еще находится член альфы. Юнги
слабо улыбается и прижимается к Хосоку, утыкаясь носом во влажную и горячую
грудь. Медленно проваливаясь в сладкий тягучий сон, он ощущает, как внутри
него начинает набухать узел. Юнги прижимает ладонь к груди Хосока, где ровно
бьется сердце, отданное ему альфой, и оставляет легкий поцелуй на шее.

Хосок уверен, что нет никого счастливее него в этот момент. Он глядит на
196/670
засыпающего омегу и не может насмотреться. Руки его словно прилипли к
худенькому тельцу, не способные оторваться. Жить без этого он больше
никогда не сможет.

А отпускать даже не думает.

Сизый дым плавно растекается по кремовому салону кенигсегга, ползет змеей и

вьется, уплывая в открытое окно. Чонгук настукивает пальцами по рулю ритм в
такт песне, льющейся негромким потоком из колонок. Альфа, прикрыв глаза,
откинул голову на спинку сидения, выпуская вверх сигаретный дым. На старой
пустой парковке, расположенной неподалеку от склада, горит одинокий тусклый
фонарь, время от времени мигая и возвещая о своей неисправности. Вокруг
успокаивающая тишина и приятный полумрак.

Чонгук шумно вздыхает и стряхивает пепел на землю через спущенное стекло. В

кармане кожанки коротко вибрирует телефон, оповещая о сообщении. Альфа
вытаскивает его, замечая на засветившемся экране сообщение от европейской
сучки.

«Как жаль, что ты занят. Я совсем один, муж уехал. Даже не представляю, чем
себя занять:(»

Чонгук ухмыляется и зажимает сигарету в зубах, перечитывая сообщение. Снова

издевается и дразнит, зная, что альфа мог бы подорваться и махнуть к нему.
Только помани. Гук выпускает дым и печатает быстро:

«Ты можешь представлять меня, занимаясь кое-чем интересным:)»

Чонгука бы сейчас ничто не остановило, он сидит на этой парковке уже почти

час и медленно сходит с ума. Больше всего он мечтает о том, чтобы рядом
оказался Тэхен. К нему невыносимо тянет, и Чонгук едва сдерживает себя,
чтобы не плюнуть на все и поехать, прижать к себе и целовать цветочные губы
всю ночь.

Ответ приходит спустя три минуты:

«Ха-ха, самовлюбленный индюк, ты много о себе думаешь;)»

Чонгук смотрит на сообщение с застывшей на губах ухмылкой. Тэхен — это

Тэхен. Он будет бесить, выводя из состояния равновесия, будет бить по
самолюбию вновь и вновь, показывая свое превосходство и гордость светской
львицы, которая до сих пор не дала согласия на заманчивое предложение
Чонгука. Это знатно крошит самолюбие на мелкие кусочки, но альфа упрямо
ждет. С того вечера они больше не заговаривали об этом, и Чонгук больше не
повторялся, ожидая, когда Тэхен сделает ответный шаг. Но его все нет. А в
альфе начинает зарождаться едва заметное, совсем маленькое сомнение. Либо
Тэхен продолжает играть, либо в конечном итоге откажет, и в это верить не
хочется.

Альфа уже собирается печатать ответ, как слышит рядом знакомый рев мотора.
Он блокирует экран телефона и сует обратно в карман, открывая дверцу.
Тлеющий окурок бесшумно падает на асфальт рядом с колесом автомобиля.
197/670
Возле кенигсегга припарковалась черная пагани уайра. Двигатель замолк,
погружая парковку в ее привычную тишину, а фары потухли. Чонгук,
прислонившись к боку агеры, разглядывает спорткар. Дверца с водительской
стороны распахивается, плавно взмывая вверх, и из авто выходит эффектный
темноволосый альфа. В ушах у него поблескивают серебряные серьги в виде
колец и креста, на нижней губе пирсинг, а темно-каштановые волосы зачесаны
назад. На альфе массивные берцы, черные изодранные джинсы и кожаная
куртка, под которой такая же черная футболка с принтом «Joy Division».

— Надо же, сам Чон Чонгук, — с улыбкой на красивых, словно рисованных губах,
приветствует альфа, рассматривая Гука с ног до головы.

— Им, черт возьми, Джебом. Давно же я тебя не видел, — Чонгук не может не

улыбнуться в ответ. Он подходит к альфе и протягивает руку. Альфы
обмениваются крепким рукопожатием, а после сгребают друг друга в медвежьи
объятия, звучно хлопая ладонями по спинам. Джебом добродушно смеется и
отстраняется, коротко сжимая предплечья Чона и смеряя того взглядом. Он
никак не может наглядеться на стоящего перед ним Гука.

— Мальчик вырос, — с теплой улыбкой произносит альфа, кладя руку на

чонгуково плечо и чуть сжимая.

— Теперь у тебя вообще ни одного шанса, старик, — вздернув горделиво нос и

вскидывая бровь, смеется Гук.

Чонгук чувствует, как внутри теплеет от незабываемой и родной улыбки альфы,

что был ему чуть ли не вторым братом. Им Джебом — король ралли и бог дорог.
Человек, который буквально родился в машине, потому что доехать до больницы
акушеры не успели. Альфа, отдавший буквально всю свою жизнь гонкам. С
семнадцати — один из лучших ралли-гонщиков, выхватывавший победу за
победой и возносящийся все выше, туда, где мечтал оказаться каждый гонщик.
Он боролся, гоняя так, как никто. Профессионал, который в конечном итоге
сместил с пьедестала лучшего раллиста Азии, достойно и оправданно заняв его
место на несколько лет. Пока не случилась авария, перекрывшая Джебому
дорогу к легальным гонкам. Не представляющий свою жизнь без руля под
пальцами, альфа пришел на уличные гонки. Не смирился. Вопреки ужасающим
приговорам, он залечил травмы и сел в машину, начав свой путь с чистого листа.
Спустя время альфа покорил и улицы, на которых познакомился с братьями Чон,
что тогда были для него главными соперниками. Хосоку едва не уступил, а вот
Чонгуку — случилось. Долго не верил, сходил с ума, требуя реванша, но потом
смирился. Со временем, с тем, что у его возможностей все же имеются границы
и что стоит отступить и позволить владеть дорогами новым героям.

Так Чон Чонгук и унаследовал свою корону короля дорог.

— Ну, на своей фурии вполне можешь, я не сомневаюсь, — усмехается Джебом,

критично оглядывая агеру и присвистывая. — Хороша, очень хороша, —
похвально кивает альфа, оценив спорткар, и присаживается на капот своей
пагани.

— Я знаю, — без тени застенчивости ухмыляется Чонгук, любовно хлопая агеру

по крыше. — Ты где был вообще, Джейби? Даже не связывался после моего
освобождения.

198/670
— Я полгода был в Таиланде с Джиненом…

— Стой, чего? — прерывает его Чон, расплываясь в дьявольской ухмылке и

вопросительно изгибает бровь, суя язык за щеку. — Джинен? Мой Джинен-и?
Вау, я думал, он бросил тебя, — прыскает альфа, облокачиваясь о свою
малышку.

— Удивительно, но нет, — Джейби разводит руки, не переставая улыбаться. — И

хватит уже своим его называть. Прошло то время, когда вы пытались крутить
романы, — закатывает глаза альфа.

— Ему нравилось со мной, — выдает новую порцию провокации Гук, не без

удовольствия наблюдая за реакцией Има. — А потом ты ворвался и покорил его.
Не пойму, что он нашел в тебе, — альфа театрально качает головой, изображая
на лице полное недоумение.

— Начнем с того, что он любит мужчин постарше, — усмехается Джейби,

изогнув бровь.

— Вот как, значит… — хмыкает Гук, доставая из пачки новую сигарету и

зажимая меж губ. — Ладно, это не самое ужасное, что я мог услышать в свой
адрес. Я ведь все равно одним только своим взглядом заставлял его те…

— Чон, — предупредительно одергивает Джейби, затыкая Гука, и меняется в

лице, интонацией напоминая, что зарываться не стоит. — Ты говоришь о моем
омеге.

— Окей, чувак, — беззлобно смеется Чонгук, выставляя ладони в

примирительном жесте. — Так что в Таиланде было? — спрашивает он,
возвращаясь в начало разговора, и затягиваясь, выпускает едкий дым в
вечернее небо.

— Нен снимался там, а я в это время в гараже пропадал, с местными зависал.

Гоняют они так себе, — изобразив жестом середнячок и хохотнув, Джебом
качнул головой. — Но я поднатаскал некоторых начинающих стритрейсеров. Это
было даже забавно, — альфа проводит ладонью по волосам, зачесывая упавшую
на лоб прядь. — А твое заключение? Не было проблем?

— То, что я там находился — уже проблема, — сухо усмехается Гук, вертя в
пальцах тлеющую сигарету. — У меня было положение, не хватало только омег и
достойного пойла. Но по детке я скучал больше всего, — улыбается Чон, ласково
скользя пальцами по блестящему глянцу автомобиля.

Джейби улыбается с пониманием и, оторвавшись от капота, подходит к Чонгуку.

Он забирает у альфы сигарету и делает затяжку.

— Сейчас, глядя на эту крошку, я не до конца понимаю, как ты смог меня

оставить позади на своем чарджере, — изрекает альфа, ухмыляясь и выпуская
дым через приоткрытые губы.
Он до сих пор не верит, хоть и признает талант Чона.

Чонгук смог, но Джебом прекрасно понимает, что не в одной лишь машине сила,
но и в том, как ее ведут. Кто ведет. Девятнадцатилетний мальчишка обошел
Има, даже не напрягаясь особо, чем и заслужил его признание. Чонгук мог бы
199/670
стать спортивной звездой, мог покорить мир ралли и даже формулы-один, если
бы только захотел. Но он не захотел, предпочтя улицы, и с этим спорить было
невозможно.

— Садись ко мне в тачку, и я покажу тебе настоящую скорость, — негромким

низким голосом говорит Чонгук, подмигивая и кладя руку на плечо Има.

— Руки убрал, мелкий, пока не сломал, — Джейби невсерьез скалится и

укоризненно качает головой, скидывая с себя руку Чона и возвращая ему
сигарету. — Понабрался в тюрьме, а?

Чонгук усмехается и, пожав плечами, зажимает в зубах фильтр.

— На самом деле, после заезда с тобой я и убедился в мощи американок. Мне

понравилось, — говорит Чон серьезно, кивая в подтверждение своих слов.

В спокойную и тихую атмосферу парковки врывается рев подъехавшего

грузовика, останавливающегося напротив автомобилей и привлекающего
внимание альф.

— Ну наконец, — Гук бросает окурок на землю и двигается в сторону

подъехавшего грузовика вместе с Джейби.

С пассажирской стороны резко распахивается дверца, и из грузовика

выпрыгивает Хосок. Все в его поведении и выражении лица говорит о том,
насколько он напряжен. Не просто напряжен, а зол, как черт. Он поджимает
губы и хлопает дверью, быстро подходя к альфам.

— Что случилось? — спрашивает Джейби, хмурясь и глядя на альфу, едва не

пылающего от злости.

— В этот раз нам приготовили кое-что новое, — говорит Хосок непроницаемым

голосом со стальными нотками. — Но никто ничего не видел. Опять.

— Снова ничего? — натянуто спрашивает Чонгук, вскидывая бровь и наблюдая

за напряженным братом, расхаживающим перед ними.

— Лучше, — нервно ухмыляется Хосок.

Чонгук стоит перед раскрытым ящиком, отчаянно борясь со своей злостью,

стремительно подкатывающей к горлу. Внутри — двигатель, один из
нескольких, что были заказаны с Англии. Двигатель, который словно с древней
проржавевшей машины вытащили. Вид у него потрепанный и, кажется, он в
нерабочем состоянии уже не один год. Чонгук прожигает двигатель взглядом,
долго молчит, стиснув челюсти и сжимая и разжимая пальцы. В другие ящики
смотреть смысла нет. Альфа с треском захлопывает крышку и разворачивается к
Джейби и Хосоку, который выкуривает уже третью сигарету, нарезая круги
перед столами на складе, в который они сразу же поехали.

— Это что, блять, за хуйня? — негромко цедит Чонгук, выгнув бровь и едва
сдерживаясь, чтобы не разъебать все ящики с прогнившими двигателями.
— Ты…

— Да, Чонгук, я звонил. Они отправили ровно, что и требовалось. Здесь приняли
200/670
то, что, мать твою, и было нужно, а не вот это дерьмо, — рычит Хосок, стряхивая
пепел и с отвращением на лице указывая на ящики.

— Тогда как это вышло? — спрашивает Джейби, прислоняясь плечом к колонне

и складывая руки на груди.

— Я не представляю, как им удалось. Там были наши, это все

контролировалось, — Хосок мысленно проматывает события дня, задумчиво
разглядывая бетонный пол, будто на нем обнаружит решение. Он периодически
качает и трясет головой, путаясь в своих догадках. Слишком много вопросов и
нет ни единого ответа, даже элементарного предположения.

— Это связано с тачками, которые устраивают аварии? — Джебом хмурится,

наблюдая за Хосоком, и переводит взгляд на рассерженного Гука.

— Да. Но никому еще не удалось поймать хоть одного из них. Они привозят чуть
ли не ракетные двигатели со штатов. Тачки сумасшедшие, — объясняет Чонгук,
обессиленно присев на ящик и сунув руки в карманы куртки.

— Я думаю, мне стоит в это влезть и попытаться разобраться всем вместе.

Выслежу их на ближайшей гонке, попробую угнаться, — Джейби вскидывает
брови, мол, как смотрите на это предложение, и закусив губу, переводит взгляд
с одного брата на другого.

— Думаешь, сможешь? — спрашивает Хосок, сощурившись. Он прекращает свое

нервное хождение и приближается к Иму, оживляясь. Джебому верить хочется,
потому что Чон как никто знает, на что он способен. И если Им хочет
попытаться, то не мал шанс, что он сможет чего-то добиться.

— Если они используют ракетные двигатели, то и нам стоит.

— Можно попробовать, — Чонгук недолго раздумывает и согласно кивает,

подходя к одной из полок с запчастями и быстро бегая взглядом с одной на
другую. — Мне противна мысль о том, что придется пихать в агеру допинг, но
других вариантов нет, повысим мощность, — он отворачивается от полок,
смотря на Хосока и Джебома. — У них она переваливает за две тысячи.

— Сумасшедшая цифра, — ошеломленно присвистывает Джейби, вскинув брови.

— Думаю, моя тачка выдержит, — ухмыляется он, отстраняясь от колонны.

— Я не хочу играть по их правилам, — хмыкает Хосок, качая головой. — Потому

что тогда гонки превратятся в фальшивую игру. Но, видимо, иначе никак.

— У нас нет особого выбора. Для начала нужно выяснить, наконец, кто это все
проворачивает, — говорит Гук, доставая телефон и ища взглядом нужный номер
в списке контактов. — Я позвоню Югему, чтобы дал записи с камер. Мы должны
знать, кого ловить.

— Я сомневаюсь, что стоит вмешивать в это дело полицию, — хмурится Джейби,

покусывая колечко в губе.

— Прежде всего, он мой друг, Джей, — Чонгук смотрит на Има, прикладывая

телефон к уху и слушая гудки. — А потом уже полицейский.

201/670
 — А я сомневаюсь, что он может делиться такой информацией с
гражданскими, — хмыкает Хосок, затягиваясь очередной сигаретой.

— Он мой друг, я же сказал, — отрезает Чонгук, в сердцах закатывая глаза. На

том конце слышится хриплый и усталый голос альфы, и Гук сразу же меняется в
лице, сосредотачиваясь. — Югем-а, у меня к тебе дело всемирной важности.

— Гук-а, я же сказал, что не могу одолжить тебе полицейскую тачку, — бубнит

Югем, вымученно вздыхая в трубку.

— Это другое, чувак, — отмахивается Чон, покачав головой, словно Югем может
увидеть. — Мне нужны записи с камер в аэропорту и с автострады. Я сброшу
тебе даты и точный отрезок сообщением.

— Стой. Стой, притормози, Чонгук, — голос Кима мгновенно твердеет и больше

не звучит так устало и сонно, как несколькими секундами ранее. — Ты
понимаешь вообще, о чем просишь?

— Прекрасно понимаю, — кивает Гук, прикрыв глаза и потирая пальцами

переносицу. — Послушай, Гем-а, это пиздецки важно. Я просто гляну, посмотрю
на парочку машин, не более.

— Господи, меня попрут из-за тебя, — вздыхает Югем. — Или хуже того —
упекут в тюрьму. Вместе с тобой, к тому же.

— Югем-а, ты проделывал куда более серьезные вещи, за которые тебе дали бы

лет двадцать как минимум, — Чонгук хмыкает, уговаривая, и бросает короткий
взгляд на наблюдающих за ним Джебома и Хосока. Второй шепчет одними
губами «я же говорил», получая в ответ средний палец брата.

— Блять, ладно, — сдается Югем, испуская очередной вздох мученика. — Но для

записи с аэропорта нужно подождать разрешения, поэтому пока только с
автострады. Ты просто посмотришь и сразу же удалишь эту запись, понял?

— Окей, — без заминок соглашается ухмыляющийся Чонгук. — Я не сомневался

в вас, офицер Ким.

— Должен будешь, — скептически хмыкает Югем, наверняка закатывая глаза.

— Я подарю тебе майбах, Гем-а.

— Не верю, но все же, ловлю на слове. А теперь я иду спать, сегодня в участке
был дикий день, — подтверждая свои слова, Ким протяжно зевает в трубку.
— Завтра отправлю запись, — бурчит он напоследок и отключается.

Повертев телефон в пальцах, Чонгук сует его в задний карман джинсов и

подходит к альфам с легкой, но довольной улыбкой победителя на губах.

— Запись будет завтра, а сейчас будем поднимать мощность тачек.

Чонгук лежит в постели, уставившись немигающим взглядом в потолок. Комната

окутана привычным мраком и цветочным ароматом, витающим в воздухе. Он
202/670
уплывает в приоткрытое окно, но не исчезает полностью, потому что его
источник мирно посапывает под чонгуковым боком, уткнувшись носом в
татуированное плечо альфы.

Бессонными ночами Чонгук прикладывается губами к фильтру сигареты,

наблюдая за огнями спящего города через панорамное окно, которое сейчас
зашторено лишь наполовину. Но рядом с Тэхеном курить не хочется совершенно.
Хочется наслаждаться любимыми цветами и гладить подушечками пальцев
нежную бархатную кожу. Хочется наблюдать как трепещут во сне длинные
ресницы и чувствовать ровное дыхание кожей. Тепло рядом. Желательно всегда.

Но сейчас у Чонгука в голове другие мысли вертятся, не давая уснуть.

Присланная Югемом запись дала не много, потому что ни одного лица Чонгук
разглядеть не смог, однако смог понять, за кем стоит следовать. На записи было
два черных спорткара американских марок, в число которых входил и
знаменитый черный корвет, и два массивных пикапа, таких же черных и
американских. Они начали преследовать грузовик только на автостраде, словно
ждали, когда он там появится. Подобравшись почти вплотную, они ехали за ним
небольшой отрезок времени, потому что в следующий момент запись просто
обрывается, но затем снова восстанавливается. На камерах все тот же грузовик,
но уже без преследователей. И без товара.

В чонгукову голову приходит одно предположение за другим. Все еще мало

зацепок и доказательств, все еще нет лиц и имен. Как бы Чонгуку ни была
неприятна идея с повышением общей мощности автомобиля, сделать это было
необходимо, чтобы чего-то, наконец, суметь добиться. И Джейби, как всегда,
оказался прав.

Чонгук тяжело вздыхает и поворачивается боком к Тэхену, пытаясь разглядеть

во мраке черты красивого лица и отвлечься от атаковавших голову мыслей. Он
не удерживается и аккуратно проводит подушечкой большого пальца по мягким
и чуть влажным губам омеги, ощущая острую необходимость поцеловать их,
сминая своими собственными.

— Чонгук…

— Прости, разбудил тебя, — шепчет альфа, поглаживая проснувшегося Тэхена

по щеке и мягко целуя в желанные губы.

— Ты чего не спишь? — так же шепчет Тэхен, накрывая ладонь Чона и сплетая с

ним пальцы.

— Мысли покоя не дают, — признается Чонгук, утыкаясь лбом в тэхенов и

касаясь кончиком носа его. — Но ты должен спать. Маленьким мальчикам нужно
вставать с утра на учебу.

— Тебя что-то беспокоит? — спрашивает омега, почти касаясь губами

чонгуковых губ и обдавая их теплым дыханием. Гук чувствует, как рука Тэхена
скользит по предплечью вверх, а затем длинные пальцы нежно поглаживают
затылок. Альфа прикрывает глаза и расслабляется. Кажется, больше не
беспокоит ничего.

— Меня беспокоит то, что ты не выспишься, Тэ, — слабо улыбается Чонгук,

оставляя на цветочных губах мягкий поцелуй.
203/670
— Врешь же, — Тэхен слегка кусает альфу за губу и прижимается теснее.

— Нет, я на полном серьезе, детка, — шепчет Гук. — Если ты сейчас не будешь

спать, то не уснешь этой ночью вообще, — кидает страшную угрозу альфа,
плавно ведя рукой по обнаженному телу и останавливаясь на округлой ягодице
омеги.

— Так, я понял, — Тэхен тихо смеется, слегка шлепнув Чонгука по руке и

отворачиваясь, чтобы прижаться спиной к его груди. — Буду спать. И ты тоже.

— Обязательно, — шепчет Гук, мягко целуя омегу в плечо и прижимая к себе.

Но уснуть не удается. Чонгук лежит вот так еще полтора часа, пытаясь
погрузиться в сон под ровное дыхание сразу же уснувшего Тэхена. Устав от
долгого лежания, альфа присаживается на краю кровати, потирая ладонями
лицо. На прикроватной тумбе, коротко завибрировав, светится дисплей
телефона, оповещая о сообщении. Чонгук хмурится, не представляя, кому
понадобилось писать в такое время. А на часах половина четвертого утра. Альфа
берет телефон и открывает сообщение с неизвестного номера, гласящее:

«Через полчаса на бескрайнем мосту. Вызов принят?»

«Принят» — печатает Чонгук ответ почти сразу, не тратя на размышления

времени.

Он смотрит несколько секунд на пришедшее сообщение, не переставая

хмуриться, а после откладывает телефон и поднимается с постели. Только начав
собираться, альфа задумывается о том, кому же в такое время вдруг
понадобилось гоняться. Этот внезапный вызов не может не навеять сомнения и
подозрения, но Чонгук никогда не отказывался, принимая гонку и завершая ее
первым на финише. Он обувает кроссовки, сует в карман телефон и берет ключ
от агеры. Как бы ни хотелось сейчас продолжать лежать возле сладко спящего
Тэхена, отказаться от гонки Чонгук не может.

Обратного пути нет.

Агера рычит, нарушая тишину парковки и выезжая на улицы спящего города.

Полный автомобилей днем, а ночами пустынный, как после апокалипсиса. Мимо
лишь изредка проносятся автомобили. Чонгук давит на газ, полноправно
позволяя себе разогнаться на дороге без единого препятствия. Окна спущены,
по салону гоняет свежий ночной воздух.

Чонгуку нравится. Ехать вот так, несясь на всех парах, словно один в этом мире,
и все дороги принадлежат лишь тебе. Рычание движка за спиной и шум ветра —
больше ничего не надо. Гук мнет пальцами руль и кидает короткий взгляд на
спидометр. Двести сорок.

До бескрайнего моста остается пять минут езды. Чонгук, сам с собой мысленно
борясь, тянется к бардачку, достает пистолет и сует себе за пояс. Меры
предосторожности. Альфа не имеет ни единого представления о том, кто мог
бросить ему вызов. Мог это быть кто угодно, потому что желающих смести его с
трона — большая часть районов. Чонгук чувствует легкое напряжение и
незамедлительно пытается его сбросить, набирая скорость и забываясь в рыке
204/670
движка. Только бы к Тэхену поскорее вернуться.

На мосту светят два тусклых фонаря с обеих сторон, служа единственным

источником света в округе. Чонгук замедляется, подъезжая к концу дороги, где
начинается опасный путь для гонщиков — бескрайний мост.

Под одним из фонарей стоит черный матовый автомобиль с выключенными

фарами. Альфа мнет пальцами руль и щурится, пытаясь разглядеть в тусклости
света марку автомобиля. Агера подъезжает к другому фонарю, останавливаясь
напротив черной машины. Мотор замолкает, позволяя звенящей тишине
надавить на слух. Чонгук стискивает челюсти и открывает дверцу, выходя из
кенигсегга. Он тянет край кожанки вниз, чтобы скрыть под ней пистолет.
Незачем медлить.

Альфа обходит агеру, вставая на середине дороги, и выжидающе смотрит на

авто напротив. В режущем глаз свете Гук замечает блеснувший серебром
логотип бугатти. В ту же секунду дверца автомобиля бесшумно открывается.
Чонгук чувствует, как вены под кожей начинают накаляться, а рука слегка
дергается в жажде схватиться за рукоять пистолета, обжигающего холодом
металла кожу.

— Джихан, — рычит Чонгук, вперившись немигающим взглядом в вышедшего из

бугатти альфу.

Услышав свое имя из чужих уст, Джихан расплывается в ядовитом оскале, сунув
руки в карманы черных потертых джинсов, и подходит к Чонгуку.

— А вот и король.

205/670
время новых правил

— Разве ты удивлен?

Довольно скалясь, Джихан неторопливо подходит и встает прямо напротив

Чонгука, наслаждаясь реакцией на свое появление. А Чона заживо съедает
жгучее пламя мгновенно вспыхнувшей ярости. Он въедается нечитаемым
взглядом в глаза До, мечтая вырвать их с корнем и больше никогда не видеть в
них свое отражение. В глазах этих демоны радостно пляшут, и искры от костра
вверх стремятся.

— Удивлен, что ты решил вылезти из своей норы и показать себя, — Чонгук

недобро ухмыляется, выгнув бровь, и пристально глядя неморгающим взглядом.
— Ведь обычно позорно прячешься и бежишь.

— Надо являть миру новых лидеров, — Джихан разводит руки в стороны, не

переставая улыбаться и наблюдать за напряженным Гуком. До его чувствует.
Этот огненный океан, бушующий внутри альфы. Чон бы с удовольствием накрыл
им его. Джихан точно знает.

— Выродков, которые истребляют гонщиков? — поправляет его Чонгук и

хмыкает, прожигая До ненавистью, которую скрывать смысла нет. — Грязная
игра. Но от тебя я другого и не ожидал.

— К этому все придут рано или поздно, — пожимает плечами До, будто это
истина само собой разумеющаяся.

— Нет, этому не бывать, — с ухмылкой сухо отрезает Чонгук, склонив голову к

плечу и скользя кончиком языка по нижней губе.

— Лучше отступи, Чонгук, — негромко говорит Джихан в своей холодной

манере, чуть подаваясь вперед и заглядывая в чонгуковы черные от
переполняющей злости глаза. — Пока не погибло больше людей, — шепчет
альфа, искусно играя на нервах, и выпрямляется. Его улыбка становится шире.

— И не подумаю, До, — бесцветно хохотнув, Чон качает головой, но подходит

ближе, становясь вплотную. — Отступить стоило бы тебе, пока твоя игра не
кончилась плачевно для тебя же. Так и будет, поверь мне, — так же тихо
проговаривает он, не тая угрозы и уверенности в своем голосе.

Джихан сухо смеется. Вот он — Чон Чонгук. Совсем близко, только руку протяни
и схвати за горло.

Вот он — Чон Чонгук, пропахший нежными цветами Тэхена.

— Давай понаблюдаем вместе, что случится, — на вид спокойно и выдержанно

предлагает До, старательно удерживая внутри вмиг вспыхнувший огонек,
рвущийся наружу. Проклятые цветы, дурманом проникающие в самую душу.
— Ты захотел войны, что ж…

— Война началась тогда, когда ты закрыл меня в тюрьме, — импульсивно рычит

Чонгук, не сдержавшись, и хватая Джихана за ворот куртки. До даже в лице не
меняется, только улыбается шире, не без удовольствия разглядывая злое лицо
206/670
Чона, и ни на миллиметр не сдвигается.

— Что, паршиво тебе сиделось? — ядом пропитанным полушепотом потешается

Джихан, сжимая руки в карманах джинсов. — Ты озверел, не можешь
собственную злость сдержать.

— Стоило грохнуть меня еще тогда, — цедит Гук сквозь стиснутые челюсти,
встряхивая альфу и притягивая к себе вплотную. Зверье внутри яростно
пытается вырваться из клетки, жаждет теплой крови на кончиках пальцев. — Ты
сильно проебался, До.

— В этот раз так и поступлю, — зло шипит Джихан в ответ, грубым движением
сдергивая с себя чонгуковы руки, когда выдержка покрывается трещинами.
— Но сначала заставлю пожалеть о том, что ты не послушал меня.

Чонгук поджимает губы, играя желваками на напряженном лице. Он отходит, но

не отступает. Злость больше не отравляет кровь, а наоборот, служит
катализатором, топливом, подталкивает к действиям. Слова До — не более, чем
пустой звук. Сухо ухмыляясь, Чон разводит руки в стороны, воспроизводя жест
Джихана, и делает пару шагов назад в сторону стоящей за спиной агеры, все так
же не сводя взгляда с До.

— Ты бросил мне вызов, — чуть громче напоминает он, выгибая бровь. — Так
давай решать наши дела на дороге.

— Из города не выезжаем, — сразу же отзывается До охотно, кивнув, и твердой

походкой двигается в сторону бугатти, дверца которой раскрывается в
приглашающем жесте. — До центрального парка. У фонтанов финиш, — коротко
инструктирует альфа, глянув на Чонгука и получая в ответ кивок.

Чонгук захлопывает дверцу и достает пистолет из-за пояса, бросая его обратно в
бардачок. Сбоку зажигаются фары бугатти, а по безмолвной местности
разносится рычание пробудившегося зверя. Гук лишь невпечатленно хмыкает и
опускает окна с обеих сторон, встречаясь взглядом с До, который уверенно
держит руль и раскручивает двигатель, словно дразня и раззадоривая
соперника.

Чонгук не медлит и сразу же поворачивает ключ зажигания. За спиной

раздается дикий рык агеры. Альфа удерживает одной ногой тормоз, а другой
давит на газ, заставляя кенигсегг, рвущийся вперед, нетерпеливо рычать. До
ухмыляется и отворачивается к дороге. Два черных гиперкара разносят по
округе шум нагревающихся движков. Из выхлопной трубы бугатти яркой
вспышкой вырывается синее пламя. Сзади автомобилей уже образуется облако
дыма.

Здесь не нужна даже грид-герл. Двое альф смотрят друг другу в глаза, сжимая
пальцами руль покрепче. Словно мысленно отсчитывают время, понимая друг
друга без слов и лишних жестов.

Три.

Двигатель агеры раскручивается до максимума.

Два.
207/670
У бугатти сзади плавно поднимается антикрыло.

Один.

Чонгук резко отпускает тормоз, и агера ракетой летит вперед, в пару секунд
достигая сотни и продолжая ускоряться. Два черных демона едут параллельно,
оставляя за собой облако дыма и пыли. Чонгук на соперника даже не смотрит.
Крепко сжимает пальцами руль и быстро выворачивает его на первом
небольшом повороте. Плевать на правила и ограничения.

Ночью существуют только законы улиц.

Бугатти, которая со старта ехала наравне, теперь постепенно отстает, находясь

все в большем отрыве от блестящей в свете уличных фонарей агеры. Даже
полметра — огромный разрыв. Чонгук кидает в сторону вейрона короткий взгляд
и хмыкает себе под нос, устремляя взор на дорогу впереди. Рано ликовать.
Джихан так просто не сдастся, не проиграет так легко тому, кого ненавидит
всем сердцем.

Чонгук тормозить не собирается. Он гонит вперед, легко разрывая порывы

встречного ветра. Агера приятно жужжит под пальцами, а салон наполнен
родным, ни на что другое не похожим гулом. В своей машине Чон уверен, как ни
в чем другом. Она выжмет необходимое и даже больше без всяких дьявольских
начинок.

Сзади остаются километры. Впереди пробуждающийся город. Ночь плавно

отступает, но местами фонари еще не потухли. По пустынной улице,
погруженной в сон, проносятся два гиперкара, нарушая на миг ее покой.

Бугатти, наконец, начинает набирать скорость, вновь сокращая расстояние до

кенигсегга. Агера резко поворачивает, входя в дрифт на резком повороте на
следующую улицу. Сзади поднимается столб дыма, а на асфальте остается след
жженой резины. Бугатти повторяет маневр, выравниваясь с кенигсеггом прямо
на углу.

Джихан ухмыляется и давит на газ до упора, больше и на миллиметр не

отставая. Они выезжают на новую улицу, более узкую и тесную для двух
автомобилей. По обеим сторонам жилые здания. До резко дергает руль влево,
вплотную прижимаясь к правому боку агеры.

— Какого хуя ты творишь, — рычит Чонгук, кидая на довольно скалящегося До

горящий от ярости взгляд.

Бугатти упрямо зажимает агеру к стене, заставляя съехать с дороги на тротуар.

Чонгук нервно стискивает челюсти, продолжая увеличивать скорость. На

спидометре уже двести пятьдесят, а впереди пристройка к дому. У Чонгука
злость и адреналин сплетаются вместе, смешиваясь в адский и взрывоопасный
коктейль. Ненависть к До порождает худшие намерения. Чонгук бы рискнул,
пойдя тараном и подвергая свою жизнь опасности, только вот в квартире его
ждет Тэхен, к которому альфа с полной уверенностью собирается сегодня
вернуться, а еще есть брат, который ни о чем даже не подозревает. Но желание
покончить с До сводит с ума, лишает рассудка.
208/670
До пристройки остается меньше двадцати метров, которые на такой высокой
скорости кажутся двумя. Джихан все не отступает, прижимая агеру все ближе к
бетонной стене.

Чонгук блокирует в голове ненужные и назойливые мысли, вперившись взглядом

в стену, до которой жалкие метры. Удар — и мгновенная смерть.

Плевать.

Он резко выворачивает руль вправо.

Бок агеры коротко соприкасается с вовремя отъехавшей бугатти,

среагировавшей мгновенно. Между гиперкарами вспыхивают яркие искры,
раздается скрежет металла о металл. Бугатти резко бросает в сторону, и она
оказывается сзади. Агера, выбравшись из плена, несется вперед с новыми
силами. Джихан не так глуп, чтобы позволить себя протаранить. Жизнь ему
дорога, и он не станет собой рисковать. Чонгук угадал.

Он слегка сбавляет скорость на новом повороте и вылетает на пустую

встречную полосу с визгом колес по асфальту. Кенигсегг слегка заносит левым
боком вперед. Чон быстро выворачивает руль, сразу же беря управление под
контроль, и выравнивает автомобиль, за которым, агрессивно рыча, летит
матовый вейрон. Впереди уже виднеется небольшой мост, сразу после которого
находится центральный парк с широкими дорожками из каменной кладки,
ведущими к фонтанам, расположенным в середине зеленого участка.

На спидометре агеры двести девяносто.

Чонгук кидает взгляд на кнопку на приборной панели, которая призывно

подсвечивается светло-синим огоньком. Соблазняет, манит. Одна рука
отрывается от руля и тянется к ней. Чон поджимает губы в тонкую линию, следя
за дорогой и ловко ведя дикий гиперкар. Рык бугатти слышится все ближе,
затем, спустя несколько секунд, автомобиль появляется в поле зрения. Вейрон
вновь возвращает свою позицию, выравниваясь с агерой, только теперь Чонгук
не видит Джихана, скрывшегося за тонированным стеклом.

Но он знает, что До смотрит.

Так и не коснувшись заветной кнопки, которая даст мгновенную победу, Чонгук

вытягивает средний палец в сторону бугатти, довольно хмыкнув и обхватывая
руль. Он быстро дергает за веточку за рулем, меняя скорость, и давит на педаль
до упора.

Чонгук сам справится. Агера сможет.

Она вновь уносится вперед, но бугатти больше не собирается отставать.

Чонгук замечает в боковом зеркале, как из выхлопной трубы вейрона

вырываются языки синего пламени, а сам гиперкар заметно ускоряется,
стремительно отрываясь от агеры и пересекая мост. До финиша всего ничего.

— Так я и думал, — сухо усмехается Чонгук, следуя за ускорившимся вейроном.

209/670
Чон глядит на кнопку в последний раз, но так и не притрагивается, выжимая из
кенигсегга по максимуму. На спидометре триста пятьдесят.

Спустя минуту оба гиперкара влетают на территорию парка, следуя друг за

другом. Чонгук почти вплотную упирается в задний бампер бугатти, едва
сдерживаясь, чтобы не протаранить.

Впереди виднеются фонтаны.

Бугатти подъезжает к самому сердцу парка, входя в дрифт вокруг заветных

фонтанов. Агера повторяет маневр, становясь с матовым гиперкаром
практически наравне. Чонгук быстро крутит руль, поддерживая дрифт и
одновременно давя на газ, но бугатти оказывается быстрее.

Сделав полный дрифтовый круг, вейрон тормозит прямо перед фонтанами,

завершая заезд.

Чонгук выходит из дрифта и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, резко

тормозит напротив.

По пустынному парку эхом разносится последний рев автомобилей, а вокруг

фонтанов вверх плавно поднимается кольцо из дыма.

Джихан выходит из бугатти и прислоняется к капоту, скрещивая руки на груди и

наблюдая за Чонгуком. Ему не терпится еще раз прочитать ураган эмоций на
лице этого альфы. Дверца агеры взмывает вверх. Чонгук плавно выходит из
машины, облокачиваясь руками о крышу, и сверлит довольного До нечитаемым
взглядом.

— Силенок не хватило, — с сожалением выдает Джихан. Уголки его губ трогает

легкая улыбка, а в глазах вселенское спокойствие и ликование. — Пора
заменить развалюху, а?

— Ты блефовал, До, — хмыкает Чонгук. — Выиграл за счет добавки под капотом.

Я не считаю это победой.

— Ты еще не понял, Чон? — внезапно ледяным тоном говорит Джихан, не

переставая улыбаться. — Такими должны быть новые улицы, — он слегка
хлопает бугатти по капоту. — Сильными, мощными, непобедимыми.

— Фальшивка и пустышка, — выплевывает Гук, не скрывая отвращения в своем

взгляде и голосе. — Я почти обошел тебя даже с учетом того, что под капотом у
твоей тачки ядерный реактор.

— На дорогах нет понятия «почти», Чонгук. Я выиграл, только это важно, —

ухмыляется Джихан, разводя руками. — Ведь в победе суть.

— Ошибаешься, — хмыкает Чон, убирая руки с крыши агеры. — Я, блять, не дам

тебе превратить улицы в дешевую подделку, До.

— С такими возможностями у тебя мало что выйдет, — хохотнув, Джихан кивает

подбородком на кенигсегг. — Это была демонстрация силы и попытка все-таки
дать тебе отойти в тень.

210/670
 — Нихуя, — сухо смеется Чонгук, покачав головой и сжимая в ладони
щитообразный ключ от агеры. — Ты войны хотел? Получишь, — твердо отрезает
Гук, меняясь во взгляде, который вмиг становится ледяным и таящим в себе
искорки угрозы.

Альфа нагибается, чтобы сесть в машину, но голос Джихана, способный и

мертвого пробрать до мурашек, заставляет замереть.

— Будь осторожен, Чонгук, — говорит До со своей коронной ядовитой улыбкой,

не сползающей с губ.

Чонгук слышит, но ничего не отвечая, садится в агеру и заводит двигатель,

подрываясь с места и уезжая из парка.

Первые лучи восходящего солнца начинают окрашивать землю огненным

светом.

Джихан сидит в гостиной, закинув ноги на кофейный столик и держа в руках

чашку с горячим кофе. Он задумчиво разглядывает предметы мебели,
углубившись в собственные мысли, не дающие покоя с самой встречи с
Чонгуком.

Война официально началась.

Джихан и не надеялся, что Чонгук станет отступать. Чон вырос на этих улицах и
знает их правила лучше, чем собственное имя, и поэтому, не боясь жертвовать,
будет бороться до самого конца. До конца, который встретит от рук До. В живых
он не останется ни в коем случае, потому что пока жив Чон Чонгук, своей цели
Джихан не достигнет.

Встретить его вновь было приятно. Увидеть в черных глазах ненависть за

упущенное время и жестокий обман. Чонгук был прав: от него стоило избавиться
еще тогда, и уже сейчас улицы столицы принадлежали бы Джихану.

Альфа делает короткий глоток кофе и отставляет чашку на столик, беря в руку
телефон. Он открывает диалог с Тэхеном и печатает быстро:

«Сегодня вечером приеду»

Тэхена хочется увидеть. Вдохнуть букет ярких цветов, и такой же букет на его
теле оставить. Хочется заглянуть в большие глаза и прочесть нотки страха,
которые небрежно прикрыты напускной уверенностью и смелостью. Тэхена
хочется заклеймить, показать его законное место, о котором он совершенно
забыл, вытеснив все прошлое мыслями об одном ненавистном Джихану
человеке.

И Джихан это исправит. Вернет все на свои места, как прежде.

Ответ приходит через долгие пять минут:

«Ок»

211/670
До поджимает губы, стискивая телефон в пальцах и сверля взглядом
клубящийся паром кофе. Внутри что-то грызет, выедает и не дает покоя, а душа
требует крови. Желательно крови Чон Чонгука.

Раньше у Джихана с омегой выходил хоть какой-то диалог; раньше Тэхен

отвечал греющим душу «буду ждать», а на джиханово «я соскучился», ответом
всегда было — «я тоже». И даже если было неискренне, это все равно
заставляло что-то внутри встрепенуться. А сейчас лишь короткий и ясный ответ,
не нуждающийся в продолжении.

А Джихан сам виноват. Сам пустил ему в кровь Чонгука, теперь самому придется
и вытравливать его, потому что Тэхен принадлежит только Джихану, а отдавать
его как трофей сопернику он не собирается. Чонгук падет и лишится всего, что
имел и только успел обрести. Честная игра приводила к победе единицы, и Чон
вряд ли будет одним из них.

За спиной слышатся чьи-то шаги, заставляющие Джихана выпасть из своих

глубоких и далеко не приятных мыслей. Он откладывает телефон на столик и
берет чашку, делая короткий глоток приятного напитка.

— Я слышал о заезде с Чонгуком, — произносит вошедший парень, обойдя

кресло, в котором сидит До, и опускаясь рядом на черный кожаный диван.
— Бугатти показала свою мощь?

Джихан медленно поднимает взгляд, заглядывая в темные глаза парня.

— Она подарила мне победу, но этого было недостаточно, — холодно отвечает

До, откладывая чашку на столик, и откидывается на спинку кресла. — Что, мать
твою, под капотом у его кенигсегга, — вспыхивает альфа. — Еще бы немного…

— Это исправимо, — перебивает парень спокойным низким голосом, поднимая

ладонь в успокаивающем жесте. — Последние несколько дней я работаю над
твоим кенигсеггом. В него можно вложить больше, чем даже в бугатти. Из
регеры можно слепить настоящего монстра, и тогда с ним чонгуковской
шведской сучке точно не тягаться.

— Каждая наша машина должна обладать этой силой. Под таким давлением эти
жалкие профессионалы точно согнутся. И плевать им будет на всяких Чонов,
которые отчаянно борются за улицы, заскучавшие без настоящих гонок. Каждый
примет нашу сторону, когда увидит.

— Что ты собираешься делать дальше? — интересуется парень, закинув руку на

спинку дивана и наблюдая за каменным выражением лица До.

— Пойду напролом, чтобы показать, что церемониться не собираюсь, —

отвечает Джихан, смотря на собеседника с твердой уверенностью в
непроницаемом взгляде. — Я надеюсь, ты знаешь, где находится остров
сокровищ братьев Чон?

— Знаю, — кивает парень, улыбаясь уголком губ. — Вот только братья на складе
проводят немало времени.

— Не вижу проблемы, — обезоруживающе ухмыляется До. — Я поручу это дело

Тэхену.
212/670
— Уже чувствую запах провала, — морщится парень, покачав головой.

— И зря. Тэхен умный мальчик, что-нибудь придумает, если не хочет меня

расстраивать.

— Ты отвечаешь за него. Нам нельзя поднимать шум, а мне ни в коем случае

нельзя светиться.

— Больше уверенности, мой дорогой революционер, — поддерживает До с

улыбкой, чуть подавшись вперед и хлопнув парня по плечу. — У нас впереди
столько интересного.

Тот на мгновение хмурится, но затем его лицо тут же озаряет довольная улыбка.

— Я не сомневаюсь.

— Ты выбрал правильного союзника, — одобрительно кивает Джихан, вновь

откидываясь на кресло и складывая локти на его ручки. — Но для начала убери с
дверцы моей бугатти эту уродливую царапину. Для Чон Чонгука нет ничего
святого.

Намджун уже четыре часа стоит, сгорбившись и возясь под капотом черного
доджа чарджера. Периодически он отвлекается, чтобы размять затекшую шею и
хлебнуть холодного пива, стоящего рядом на стойке с инструментами. Пот
впитывается в серую футболку, измазанную машинным маслом, стекает по
вискам и шее. Альфа работает над тремя автомобилями уже несколько дней,
забыв о сне и путая дни с ночами. Все должно быть сделано в сроки.

Глотнув холодного пива, он зажимает меж губ сигарету и вновь склоняется над
доджем, мыча себе под нос слова песни, льющейся из радио в рядом стоящем
мустанге с открытой дверцей с водительской стороны. Намджун слегка
щурится, быстро стряхивая пепел на пол, и вновь зажимает фильтр в зубах,
откручивая крышку радиатора.

Чьи-то прохладные пальцы скользят под футболку альфы, оглаживая

подушечками влажную спину, а затем кубики пресса. По телу пробегают
приятные мурашки. Намджун останавливается, прекращая работу, и
оглядывается через плечо. Он видит за собой того, кого, наверное, совершенно
не ожидал увидеть в этот момент.

Или ожидал.

— Чимин-а, — хрипло говорит Намджун, расслабленно улыбнувшись уголком губ

и глядя на прижимающегося к нему сзади омегу. Чимин закусывает губу,
поглаживая подушечками пальцев крепкие мышцы под смуглой кожей альфы и
скользя вверх, к груди.

— Мне нужна помощь, Намджун, — негромко сообщает Чимин, слегка царапая

коготками татуировку орла на груди альфы.

Намджун осторожно разворачивается, беря в пальцы тлеющую сигарету. Чимин

213/670
уставился на него снизу вверх, запрокинув голову и подставляясь под
поглаживания альфы. Намджунов большой палец оглаживает аккуратный
подбородок и скользит вверх, к нежной, чуть румяной щеке.

— Я весь к твоим услугам, — двусмысленно говорит альфа, делая последнюю

затяжку и туша сигарету о железную стойку. — Что с малышкой?

— С фильтром проблема, — хмурится Чимин, убирая руки от горячей кожи и

цепляясь пальцами за края намджуновой футболки.

— Исправимо, — улыбается Ким, кидая короткий взгляд на пальцы омеги.

— Завтра заезд, — шепчет Чимин, вставая к альфе вплотную и втягивая носом

его горьковатый аромат, что сплелся с машинными маслом и сигаретами.

— Мы успеем, — так же тихо отвечает Намджун, присев на край капота доджа и

притягивая к себе омегу за талию. Большая ладонь соскальзывает на упругую
задницу, обтянутую тканью черных джинсов. — Я все ждал, когда же ты
заглянешь ко мне, Чимин-и, — хрипло шепчет альфа в чужие губы.

Чимин сглатывает и смотрит в чужие глаза завороженно. Рука Намджуна уже

вовсю хозяйничает по его телу, мнет ягодицы, оглаживает поясницу и
подтягивает ближе к себе, заставляя встать меж длинных разведенных ног.
Намджун такой горячий. Во всех смыслах. Обжигает, заставляет вмиг вспыхнуть,
как машинное масло, в которое бросили спичку. Огнеопасно, но притягательно.

— Ты сам виноват, Намджун-и, — ухмыляется Чимин, все еще пытаясь держать

над собой контроль. Тело не выдерживает и отчаянно тянется навстречу ласкам
альфы. — Все медлил и медлил… — он слегка хмурится и дует губы. — Наверное,
я не интересен тебе, — омега собирается отстраниться, но намджунова хватка
становится только крепче и не дает ни на миллиметр сдвинуться.

— Как ты мог такое подумать, — Намджун хмурит брови, беря подбородок

омеги пальцами. Чимин смотрит в чужие глаза, пропадает и перестает помнить
самого себя. Намджун его поглощает, подавляет и впитывает. Чимин
задыхается.

И ищет кислород в чужих губах. Они смотрят друг другу в глаза несколько
секунд. Одновременно вгрызаются в губы друг друга, целуя так жадно и
ненасытно, словно голодали вечность. Чимин выпускает из рук поводок
собственного контроля и нетерпеливо тянет футболку альфы вверх, ни на
секунду не отлипая от чужих умелых и крышесносных губ.

Чимин не слышит, как один из инструментов Намджуна с лязгом валится на пол,

когда они, жадно целуясь, цепляют стойку. Чимин не замечает, как оказывается
без рубашки, а кожу обжигают горячие прикосновения Намджуна. Чимин не
помнит, как оказывается на диване, прижатый альфой. На диване, на котором
они зависают не первый год, встречаясь в родном гараже почти каждые
выходные и после побед на дорогах. Чимин ничего не понимает. Сейчас все это
не имеет никакого значения. Он чувствует только поцелуи и укусы на своем
теле.

Намджун изучает губами каждый сантиметр сладкой кожи, наслаждаясь такими

же сладкими, как сахарная вата, стонами. Чимин выгибается и кусает
214/670
собственные губы, обнимая альфу за шею и притягивая ближе к себе.

Музыка из радио слышится где-то из глубины; все сливается в один сплошной и

неразборчивый поток, и только звуки прикосновений тела к телу, громкие
вздохи и стоны наполняют сознание, лишают рассудка. Заставляют зайти
намного дальше.

Намджун без лишних церемоний врывается в тело омеги, получая громкий

тягучий стон, медом разливающийся. Чимин двигается навстречу и сцепляет
ноги на пояснице альфы. Намджун не пытается нежничать с ним. Он толкается в
податливое тело резкими и грубыми толчками, увеличивая темп с каждой
секундой. Грубые пальцы до боли впиваются в нежную кожу бедер, оставляя на
ней ярко-алые отметины. Намджун рассыпает засосы на выпирающих ключицах,
обхватывает губами затвердевшую бусинку соска и слегка прикусывает,
повторяя то же самое с другим соском.

Чимин не может контролировать громкость собственного голоса, который

отражается от бетонных стен, растекаясь по всему помещению гаража. Он
представлял, что с Намджуном будет бесконтрольно и дико, но представить не
мог, что настолько.

Альфа управляет телом омеги так, словно в руки игрушка попала, с которой
можно вытворять, что вздумается. Он забрасывает ноги Чимина на свои плечи и
входит под новым углом, заставляя омегу стонать по-новому. В звонком голосе
слышна дрожь. Намджун от этого кайф ловит. То, что так давно хотел получить,
само пришло в руки и отдалось. Пак Чимин — одно сплошное желание; мечта,
которую хочется достичь, испробовать и ощутить. Намджун Чимина попробовал.

Омега задыхается, жмуря глаза и жадно вбирая в себя недостающий кислород.

По телу бегут приятные мурашки, а внизу живота тяжесть приятная. Он тянется
рукой к своему твердому от возбуждения члену и обхватывает пальчиками,
надрачивая себе в такт намджуновым грубым толчкам.

Силы медленно покидают ватное тело, а в голове пустота. Оргазм подкатывает

снежной лавиной, которая вот-вот раздавит, поглотит. Чимин вцепляется
пальцами одной руки в плечи альфы и тянет на себя, накрывая чужие губы и
целуя так, словно делает это в последний раз. Блестящая от пота грудь быстро
вздымается, а протяжный стон утопает в намджуновых губах. У Чимина по
животу растекаются белесые капли спермы. Он отрывается от губ альфы и
жадно глотает воздух, продолжая двигать бедрами навстречу толчкам.

Намджун ведет кончиком носа по влажной шее Чимина, вдыхая нежный аромат
персиков, который манил уже давно. Омега зарывается пальчиками в
белоснежные волосы Кима и чуть сжимает.

— Не останавливайся, — со стоном выдыхает Чимин в ухо Намджуна, скользнув

по нему кончиком языка и обхватив губами хрящик.

— И не думал, — выдыхает в ответ альфа, делая резкий грубый толчок. Чимин

звонко стонет и разводит ноги шире.

Краем сознания, которое еще кое-как способно адекватно реагировать, Пак

слышит вибрацию на полу среди вещей, которые они сдирали друг с друга,
двигаясь к дивану. Омега поворачивает голову в бок, улавливая взглядом свой
215/670
мобильный, лежащий недалеко от дивана. На экране отображается имя
звонящего — Им Чану.

Чимин закусывает губу и отворачивается к Намджуну, отрывая прикованный на

несколько секунд взгляд от телефона.

Не вовремя.

Омега давит на плечи Намджуна, заставляя поменяться позициями, и теперь

оказывается сверху, седлая бедра альфы. Намджун удерживает его за стройную
тонкую талию, фиксируя на себе. Чимин нетерпеливо насаживается на немалого
размера член альфы одним резким толчком, вгоняя его в себя до основания. По
гаражу разливается хриплый протяжный стон. Чимин упирается одной ладонью
в пресс Намджуна, а другой зарывается в собственные волосы, сжимая их у
корней. Голова кругом идет от переполняющих ощущений. Чистый животный
кайф.

Новая волна возбуждения накрывает с головой, а собственный член вновь

требует разрядки, истекая на живот Намджуна. Чимин тяжело сглатывает и
облизывает искусанные губы, двигаясь на члене альфы вверх-вниз. От пальцев
Намджуна на ягодицах только хуже-лучше.

Невозможно хорошо.

Намджун чуть приподнимается навстречу, глубже насаживает на себя омегу и

заставляет стонать громче, голос срывать. Он рычит сквозь стиснутые зубы и
впивается пальцами в упругие ягодицы, чувствуя скорую разрядку.

Гаражная металлическая дверь тихонько скрипит, привлекая к себе внимание

Намджуна. Он поворачивает голову, чуть запрокидывая, и встречается взглядом
с большими и блестящими глазами Джина, застывшего в проеме с бумажным
пакетом из закусочной, которая так нравится Намджуну.

Джин, кажется, стоит так вечность, наблюдая, как Чимин скачет на члене
Намджуна, который сейчас смотрит на него иным взглядом. В его черных глазах
одно лишь животное желание. Похоть.

К горлу подкатывает болезненный ком, а где-то внутри что-то трескается, эхом

звуча во всем теле. Джин поджимает дрогнувшие губы в тонкую полоску и
быстро выскальзывает из гаража, чувствуя, как по щекам текут горячие слезы.
Он быстро швыряет пакет с ужином куда-то в сторону старых проржавевших
автомобилей, собранных перед гаражом, и влетает в салон своей ауди, хлопая
дверцей и вцепляясь в кожаный руль мертвой хваткой.

Неверие и отрицание отступают с каждой секундой, все четче проясняя в голове

увиденную картину, от которой сердце крошится на мелкие осколки. Джин не
плачет. Даже не всхлипывает. Молча утирает слезы длинным рукавом кофты и
заводит двигатель, развернувшись и подорвавшись прочь от чертова гаража
Ким Намджуна.

Боль ядом растекается по венам и отравляет организм, провоцируя медленную и

мучительную смерть.

Наверное, этого и достоин Джин.

216/670
217/670
будь осторожен

Тэхен со скучающим выражением лица перебирает в пальцах

карандаш, подперев щеку рукой и пытаясь сосредоточиться на самой скучной на
свете лекции. Преподаватель рассказывает о чем-то монотонно, плавно
расхаживая перед доской и навевая одну лишь тоску. В аудитории полная
тишина. Кажется, все уснули.

Омега глядит на свои наручные часы, отмечая, что до конца пары остается
десять минут. Достав из кармана своего кремового пиджака телефон, Тэхен
открывает диалог с Джином и пишет:

«Джин-и, не хочешь вместе пообедать сейчас?»

Ким отвечает почти сразу. Телефон коротко вибрирует, но никто не замечает.

Точно уснули.

«Хорошо. Встретимся во дворе после пары»

Тэхен убирает телефон обратно в карман и продолжает изучать карандаш в

своих пальцах в надежде не помереть со скуки до окончания.

Когда пара заканчивается, омега хватает свою сумку и вылетает из аудитории,

облегченно выдыхая. Пережил.

Тэхен выходит из здания, подняв голову к небу, по которому изредка

проплывают белоснежные облака, то и дело перекрывая собой золотистое
солнце. Теплый ветерок приятно ласкает кожу и треплет огненную челку,
которую Тэхен безуспешно пытается уложить пальцами.

Завидев Джина, идущего к зданию тэхенова факультета, омега быстро

спускается с лестниц, подходя к другу с улыбкой. Старший слабо улыбается в
ответ.

— Привет, Тэ, — говорит он, приобнявшись с Тэхеном.

— Я такой голодный, — возмущенно выдает Тэхен, повесив сумку на локте и

двинувшись вместе с Джином в сторону университетской столовой. — Эта
унылая лекция все мои жизненные соки высосала. Мне нужна энергия, —
вздыхает он, надевая круглые очки с желтыми стеклами.

— Сейчас подкрепимся, — поддерживает Джин, цепляясь пальцами за лямку

рюкзака, накинутого на плечо. — Кажется, я знаю, кто вам вел лекцию, —
ухмыляется он, вскинув бровь, и выдвигает свое предположение. — Профессор
Чхве?

— Именно! — смеется Тэхен, согласно кивая головой. — Он ужасный лектор.

Старый зануда, — морщится омега, а Джин слегка посмеивается в ответ.

— Потерпи его до конца семестра. Зато он на оценки не скупится. Главное,

посещать эти мучительные пары, — объясняет Джин, пожимая плечами.

— Я буду стараться всеми силами, — смеется Тэхен, доставая телефон,

218/670
завибрировавший в кармане.

На экране красуется сообщение от Чонгука:

«Привет, детка. Хочу прокатиться сегодня с тобой. А еще выпить»

Тэхен ухмыляется и быстро печатает ответ, параллельно слушая Джина,

говорящего о том, как прошла его пара по философии.

«Надеюсь, ты не собираешься поить меня дешевым пивом»

— Я хотел поспорить насчет абсурдности жизни и смерти, но промолчал, —

хмыкает Джин, хмуря брови. — С этим преподом лучше не вступать в споры.

— Терпи, как и я. Все ради лучших результатов, мой друг, — улыбается Тэхен,
обняв Джина за руку, а в другой держа телефон с открытым диалогом.

«Для вас все самое лучшее, господин Ким;)»

Тэхен, светясь самодовольством, широко улыбается, пока таращится на

сообщение. Джин замечает это и вопросительно выгибает бровь. Хохотнув,
будто уже знает чье имя увидит, он бегло заглядывает в дисплей тэхенова
телефона.

— Он втрескался в тебя, как школьник, — говорит он, ухмыльнувшись. —

Сколько знаю Чонгука, никогда не видел, чтобы он с кем-то так вел себя.

Тэхен быстро сует телефон в карман, так и не ответив на сообщение альфы, и

переводит внимание на Джина с легкой, но хитрой улыбкой и вопросом в глазах.

— Как «так», Джин-и?

— Он уделяет тебе много времени, упоминает тебя в разговоре больше трех

раз, а это, поверь мне, важный показатель, — сдает альфу с потрохами Джин,
улыбаясь и подмигивая Тэхену. — Ну и господином называет. Это вообще
сенсация! Что ты сделал с ним?

Тэхен чувствует, как кончики ушей стремительно краснеют. Хорошо, что

огненные волосы маскируют их. Он закусывает губу, пытаясь скрыть счастливую
улыбку от услышанного. Тэхен и так знал, что у Чонгука есть к нему чувства, но
слышать это со стороны безумно приятно и волнительно. Внутри все теплеет, а в
животе расцветающие лепестки на цветах щекочут.

Чонгук в него втрескался.

— Я просто очаровательный, — хихикает Тэхен, быстро беря себя в руки и

пожимая плечами. — У него не было шансов.

— Не сомневаюсь, — тепло улыбается Джин, согласно кивая.

В просторной и довольно уютной столовой расслабляются студенты, уставшие

после долгих пар. Некоторые устраивают небольшие пикники во дворе
университета на специальной территории, а другие сидят внутри, наслаждаясь
на удивление вкусной едой и напитками.
219/670
Омеги сразу же идут к кассе, чтобы сделать заказы. Там уже скопился десяток
студентов, стоящих в очереди.

— Я думаю взять апельсиновый сок и лимонный чизкейк, — задумчиво говорит

Тэхен, разглядывая студентов. — А ты? — обращается он к Джину, вскидывая
бровь.

— Хочу салат какой-нибудь, — таким же задумчивым голосом отвечает Джин,

пытаясь разглядеть меню над головами студентов. — И яблочный сок.

— Хорошо, я проберусь поближе, чтобы мы не ждали долго, а то так и перерыв

закончится.

— А я найду нам свободный столик, — кивает Джин, разворачиваясь и двигаясь

к диванчикам.

Тэхен занимает свое место в очереди и достает телефон, чтобы ответить

Чонгуку.

«Я хочу лучшее шампанское, Чон» — пишет альфе Тэхен, а на розоватых губах

снова расцветает легкая улыбка.

Не нужно ему никакое лучшее шампанское. И «дешевого пива» достаточно.

Главное, чтобы Чонгук был. Просто Чон Чонгук, который не пытается быть
романтичным, но от этого лишь более романтичный. Просто Чонгук, который не
пытается льстить, а говорит все, как есть. Чистую правду. Может быть, не очень
красочную, но настоящую. Правду, которая рождает внутри Тэхена массу чувств
и эмоций.

«Оу, ну ладно. Лучшее шампанское для светской львицы:)»

Тэхеново сердце делает кувырки, мечется и заходится в счастливой радости. Что

творит этот альфа? Ломает все устои внутри омеги и выстраивает новые по
своему усмотрению. Заставляет реагировать так красочно и бурно, что Тэхен еле
сдерживается, чтобы не рассмеяться вслух. Он сжимает в пальцах телефон, уже
собираясь ответить, как кто-то довольно грубо толкает его в плечо, отчего
мобильный чуть не выскальзывает из рук.

— Какого черта? — возмущается Тэхен от неожиданности, быстро убирая

телефон в карман и разворачиваясь к нарушителю своего покоя.

Перед ним стоит Чимин в окружении нескольких омег. Наверное, друзья. Он

щурит глаза и хмыкает, смеряя Тэхена критичным взглядом.

— А вот и королева явилась, — низким, полным отвращения голосом говорит

Чимин, склонив голову к плечу.

— Так почему ты еще не на коленях? — отбивает Тэхен, изогнув бровь, и

наблюдая за омегой, у которого в глазах искрится злость и раздражение.

— Ты кем возомнил себя? — шипит Чимин, подходя к Киму вплотную.

— Чего тебе надо? — спокойно интересуется Тэхен, глядя на Пака нечитаемым

220/670
взглядом. — Тут очередь, а ты нарушаешь ее.

— Нарушаешь здесь ты, Тэхен, — снова хмыкает Пак, складывая руки на груди.
— Ты занял мое место.

Ким раздосадованно вздергивает брови, ухмыльнувшись и пожав плечами.

— Я не видел тебя здесь. Если ты свалил и твое место заняли — не мои

проблемы, — бросает он равнодушно, разворачиваясь прямо перед лицом
Чимина.

Джин, замечая шумиху возле кассы, поднимается с занятого им столика и

направляется через толпу любопытных студентов к Тэхену.

— Лучше вали, шлюшка, это мое место, — едко шипит Чимин, грубо
разворачивая к себе отвернувшегося Тэхена.

Ким от удивления на мгновение теряет дар речи. Внутри, у самого сердца что-то
больно колет. Нижняя губа, к счастью, совсем незаметно дрожит. Тэхен сжимает
руки в кулаки, сверля Чимина ледяным и острым, как лезвие ножа взглядом.
Кончики пальцев покалывают от желания зарядить по чиминовой довольной
роже, но Тэхен старательно сдерживает себя в руках. Мысленно считает до трех
и внезапно начинает улыбаться, расслабляя пальцы и подходя к Чимину
вплотную.

— И каково это, когда кто-то занимает твое место? — сладко шепчет он в самые
губы Пака. — Неприятно? Так иди поплачь, только встань позади меня, — Тэхен
ухмыляется, не без удовольствия замечая, как взгляд Чимина слегка теряется и
становится уже менее уверенным и твердым.

Тэхен прекрасно понимает, что не о месте в очереди речь. Чимина злость

распирает изнутри, это видно невооруженным глазом. И каждый раз, стоит
Тэхену оказаться рядом, Пак весь напрягается, настораживается и варит внутри
себя эту злость, которую показать при Чонгуке и остальных не может. Но теперь
Тэхен все отлично видит, а Пак скрывать больше не намерен. И эта ситуация
стала лишь глупым поводом, легкой провокацией и удачным моментом. Тэхен
соврал бы, сказав, что замешательство в глазах Чимина не доставляет ему
удовольствия. Око за око.

— Что здесь происходит? — Джин, протиснувшись между студентами,

застывает перед друзьями, впериваясь взглядом в Чимина, который в свою
очередь сверлит глазами Тэхена.

— Ничего такого. Все отлично, Джин, — говорит Пак, поворачивая голову к Киму
и мило улыбаясь.

Джина внутренне трясет. Перед глазами невольно всплывает недавно

увиденная в гараже сцена, где Чимин стонал по-блядски, отдаваясь Намджуну.
Он видел Джина. Наверняка видел. На омегу вновь накатывают болезненные
ощущения, не давшие той ночью уснуть. Они душили, заставляя Кима
вгрызаться в подушку и безмолвно лить слезы, пропитавшие собой простынь.

Джин понимает, что не имеет права, что не должен бы вот так загибаться от
боли, потому что его друзья решили потрахаться. Ведь Намджун Джину ничего
221/670
не должен. Намджун ему ничего не обещал, а Джин и не просил. Он наивно
утешал себя, что ничьей вины в произошедшем нет. Только его самого. Потому
что чувства допустил, а теперь страдает и молча глотает боль ложками, губя
самого себя.

Только сам виноват.

Но боль почему-то не отступает, а при виде Чимина худшие мысли и ощущения

вмиг просыпаются и дают о себе знать, темным облаком накрывая сознание.

И Джин старательно пытается их запереть внутри себя, чтобы даже взглядом не

выдавать. Взглядом, в котором абсолютно ничего.

— Джин-и, я сейчас все возьму, только свою очередь дождусь, — спокойно

говорит Тэхен, вырывая омегу из мрачного омута собственных мыслей.

— После меня, — высокомерно хмыкает Чимин, слегка пихая Тэхена в сторону.

— Хватит вам, — довольно резко заговаривает Джин, сверля обоих строгим

взглядом. — Как дети, — поджимает он губы, отодвигая в сторону обоих и
вставая в очереди. — Я сам все возьму, а вы сядьте и решите свои проблемы без
лишних глаз, — кидает он, через плечо недовольно оглядывая наблюдающих
студентов.

— Ты на чьей стороне вообще, Джин-а? — фыркает Чимин.

— Ни на чьей. Разберитесь друг с другом, — холодно отзывается Ким, даже не

взглянув в сторону Пака.

— Я ухожу, — Чимин, так ничего и не добившись, поджимает губы и кивает

своим друзьям, чтобы следовали за ним. Он разворачивается и уверенной
походкой движется к выходу из столовой.

Тэхен не провожает его взглядом. Он только сдержанно поджимает губы и

подходит к Джину, становясь рядом.

— Я не понимаю, какого черта он вечно докапывается до меня, — качает

головой омега, складывая руки на груди и поворачиваясь к витрине, на которой
расставлены разнообразные десерты.

— Не обращай внимания, Тэ, — потеплев в голосе, говорит Джин, погладив

омегу по плечу. — Он еще не привык к тебе, наверное...

— Эй, Ким Тэхен, — раздается сзади. Джин и Тэхен синхронно поворачиваются

на голос Чимина, стоящего у выхода и собирающегося выйти. — Планируется
заезд. Поучаствуй и покажи, чего стоишь, а то я разглядеть еще не успел твои
таланты.

— Я думаю, ты пожалеешь о том, что бросил мне вызов, — отвечает Тэхен,

улыбаясь уголком губ. Он приспускает очки на нос и обворожительно
подмигивает Чимину. Отовсюду слышится довольный вой и свист
наслаждающихся зрелищем альф.

— Посмотрим, — бросает Пак, игнорируя поднявшийся гул и покидая заведение.

222/670
 — Что же Чонгук на это скажет, — вздыхает Джин, неодобрительно качая
головой.

— Это не имеет значения, — пожимает плечами Тэхен, не переставая

улыбаться. — Я с удовольствием дам Чимину то, чего он хочет.

Джин лишь хмурится и качает головой.

Отношения в их маленькой семье начинают накаляться.

Тэхен лежит на шезлонге, держа в руке бокал красного итальянского пино-нуар

и слушая едва уловимый плеск воды в бассейне. На чистом вечернем небе еще
не до конца скрылось солнце, но в самом верху уже появляются первые звезды,
похожие на маленькие бриллианты.

Припав губами к кромке бокала, омега делает короткий глоток, смакуя на языке
легкую сладость вина с цитрусовым привкусом. Через два часа встреча с
Чонгуком, а Тэхену даже шевелиться не хочется. По телу растеклось приятное
расслабление, переплетающееся с легким дурманом. Вино дает о себе знать.

Тэхен делает еще один глоток и отставляет бокал на рядом стоящий столик,
подняв руки над головой и лениво потягиваясь. На губах появляется легкая
улыбка. Омега встает с шезлонга и босыми ногами подходит к бассейну. Задрав
широкие бежевые штаны, он присаживается у бортика и опускает ноги в
прохладную воду, слегка вздрагивая от контраста температур. Тэхен немного
наклоняется и ведет по поверхности воды кончиками пальцев, образуя
небольшие волны, завораживающие взгляд. Омега оторваться не может от
блеска воды, отражающей последние лучики солнца и свет фонаря. Словно
плавленое золото, поблескивающее на пальцах. Тэхен прикрывает глаза и
вдыхает свежий воздух полной грудью. Голову слегка кружит.

На плечи опускаются чьи-то широкие ладони, а в нос бьет терпкий аромат

Джихана. Тэхен открывает глаза, в которых больше нет того блеска и приятной
радости, что была минутой ранее, а губы сами собой поджимаются.

— Расслабляешься? — негромко говорит Джихан, слегка массируя плечи омеги.

— Как видишь, — сухо отвечает Тэхен, поворачивая голову и вздергивая

подбородок, чтобы заглянуть в спокойные глаза альфы.

В груди начинает нарастать тревога. Скоро встреча с Чонгуком, но Джихан

своим неожиданным появлением снова все перечеркивает. Тэхен с болью и
разочарованием осознает, что нужно писать Чонгуку и опять отменять
назначенную встречу. А Джихана снова хочется ударить в лицо.

Альфа помогает Тэхену подняться на ноги и тут же разворачивает к себе,

зажимая в кольце своих рук, которые сразу же спускаются на задницу Тэхена и
мнут ягодицы через тонкую ткань штанов. Тэхен поджимает губы и глядит на
Джихана снизу вверх, терпеливо ожидая, когда альфа перестанет его лапать и
выпустит из своего плена.

223/670
 — Лицо попроще, Тэхен, — хрипло и негромко говорит Джихан, но Тэхен
улавливает в его голосе нотки раздражения.

Омега вздыхает и пытается расслабиться, чтобы не создавать лишних проблем.

До довольно улыбается и берет пальцами подбородок Тэхена, чуть
запрокидывая его голову и наклоняясь, чтобы мазнуть кончиком языка по
винным губам.

— Мне нравится, — шепчет Джихан в самые губы и целует, сразу же проникая

языком в тэхенов рот.

Омега обнимает за шею, зарываясь пальцами в черные уложенные волосы и

сжимая. Он закрывает глаза, лишь бы не видеть лицо, от вида которого внутри
только глухая боль и обида рождаются. Джихан словно нарочно целует долго и
глубоко, изучая цветочные губы по-новому. Тэхен жмурится и чуть тянет альфу
за волосы, заставляя отстраниться. Джихан напоследок оставляет легкий укус
на нижней губе и отрывается, ухмыльнувшись.

— Я ненадолго пришел, — заговаривает он, скользнув языком по своим губам и

собирая с них последние нотки флоры.

Тэхен мысленно облегченно выдыхает, но снаружи не реагирует никак. Он

отстраняется от альфы и садится на краю шезлонга, беря в руки бокал и делая
глоток.

— Тебе что-то нужно, — утверждает Тэхен, кинув на альфу короткий взгляд и

покачивая в руке бокал, отчего красная жидкость волнами бьется о прозрачные
стенки.

Джихан сует руки в карманы черных брюк и улыбается уголком губ, коротко
кивая и глядя на Тэхена сверху вниз.

— Я собираюсь провернуть кое-что завтра, — говорит Джихан, начиная

неторопливо расхаживать перед Тэхеном и задумчиво хмуря густые брови.

— О чем речь? — спрашивает омега, подняв голову и наблюдая за альфой.

— От тебя много не требуется, — До останавливается напротив. — Ты должен

занять Чонгука на весь вечер. Отвлечь.

У Тэхена внутри что-то рушится, когда он слышит родное имя из уст Джихана.
Он сразу говорит «нет», сразу отказывается, кричит на Джихана и бежит прочь.
Но все еще продолжает сидеть перед ним, застыв и не имея сил даже моргнуть.
Хорошего не жди.

— Зачем? — выдавливает из себя Ким, еле шевеля губами.

— Затем, чтобы он не влез в самый неподходящий момент и не попортил мне

планы, — холодно поясняет До, отчего тэхенова кожа чуть ли коркой льда не
покрывается. — Сделай это, если не хочешь, чтобы он случайно словил пулю.

Тэхен резко поднимает на Джихана глаза, полные испуга, который он не

успевает скрыть. Тот довольно скалится и ухмыляется, прекрасно все понимая.
Знает, куда давить. Чертов дьявол.
224/670
 — К-как я это сделаю? — с едва заметной дрожью в голосе отзывается Тэхен,
глотая образующийся в горле ком.

— Это только твоя проблема, Тэхен, — безразлично пожимает плечами До,

возобновляя хождения из стороны в сторону. — Не справишься — он умрет.
Раньше срока, — усмехается Джихан.

— Я не знаю, я... — запинается Тэхен, бегая перед собой растерянным взглядом.

Он отставляет на столик бокал, что едва не выпал из вмиг ослабшей руки. Страх
подкатывает к горлу и рвется наружу, сердце беспокойно заходится в бешеном
ритме, едва не выламывая ребра, а тело мелко трясет. — Я правда не знаю,
как...

Джихан не шутит, хоть это и является для него забавной, но жестокой игрой. Он
может убить Чонгука, если захочет, а с Тэхеном просто играет, сводя с ума от
страха и волнения. Выбора он снова не дает, обрубая все варианты. Есть только
один путь, один вариант.

— Ты что-нибудь придумаешь, я уверен, — говорит Джихан мягко, подходя и

присаживаясь перед омегой. Он берет его лицо в ладони и гладит щеку большим
пальцем, смотря в большие глаза, полные разных эмоций.

— Джихан, — вздыхает Тэхен, прикрывая глаза. — Не убивай никого. Не иди

таким путем... — шепчет он, накрывая широкую ладонь альфы своей.

— Я уже, Тэ, — так же тихо отвечает До, приблизившись к тэхенову лицу и чуть
касаясь сладких приоткрытых губ. — Нашей цели не добиться без жертв. Я
стараюсь свести смерти к минимуму, но люди сами себя обрекают.

— Что произойдет завтра? — спрашивает Тэхен, заглядывая в спокойные черные

глаза напротив.

— Ничего ужасного, если ты сделаешь то, о чем я прошу, — Джихан мягко

целует губы омеги и ведет пальцами по длинной шее к ключице. — Я слышал о
том, что завтра будет заезд, — альфа поднимает взгляд, неохотно отнимая руку
от бархатной кожи на открытых ключицах, не скрытых тканью расстегнутой
сверху легкой молочной рубашки. — Еще я слышал, что ты в нем участвуешь, —
добавляет До, изогнув бровь.

— Я... я могу не участвовать, — шепчет Тэхен, слегка хмурясь.

Ради Чонгука.

— Нет, не смей отказываться. Гонщики так не поступают, — Джихан качает

головой. На его губах снова появляется легкая улыбка, а в глазах вспыхивает
настораживающий омегу огонек. — Таким образом ты вызовешь подозрения.
Хочешь, чтобы Чонгук узнал правду?

По телу Тэхена от этого вопроса пробегают ледяные мурашки страха,

заставляющие вздрогнуть. Нет, ни за что. Ему в кошмарах снится полный
разочарования и ненависти взгляд Чонгука. Он к такому не готов, он этого не
выдержит. Думать о таком просто невыносимо.

225/670
— Нет, но как тогда...

— Я помогу тебе, — шепчет Джихан, гладя костяшками пальцев нежную щеку

омеги. — Мы что-нибудь придумаем. А сейчас мне нужно идти. Я так хотел бы
остаться, но дела...

— Иди, — Тэхен поджимает губы и цепляется за бокал, делая несколько

больших глотков. Забыться бы.

Как теперь ехать к Чонгуку с такой информацией в голове? Как смотреть ему в
глаза, зная, что завтра случится что-то нехорошее? И только от Тэхена зависит,
пострадает Чонгук или нет. Груз, упавший на хрупкие плечи, клонит к земле и
ломает кости. Тэхену его нести не по силам. Он даже не представляет, как с ним
справится. До встречи с Гуком остается не так много времени, а Тэхен не готов.
Он не готов ему показаться и заглянуть в глаза. Не готов к его прикосновениям,
к его голосу, к его поцелуям. Он не заслуживает всего этого. Тэхен просто не
достоин.

— Приятного вечера, малыш, — тепло прощается Джихан, оставляя поцелуй на

алой макушке и покидая задний двор особняка.

Тэхен еле сдерживается, чтобы не разбить бокал о землю. Он звонко ставит его
на столик и закрывает лицо руками, согнувшись и уперев локти в колени.

Джихан зажимает меж губ фильтр сигареты и прикуривает зажигалкой,

останавливаясь перед красным авентадором Тэхена, стоящим в гараже
особняка. Сизый дым медленно уплывает вверх, к ночному небу. Альфа
подходит к ламборгини сзади и поднимает вентиляционную решетку.

— Немного помощи тебе не помешает, Тэхен, — негромко говорит До, щурясь и

пытаясь разглядеть в тусклом свете нужное.

Возле черной дыры снова столпотворение. Музыка, рычание движков и голоса

пьяных, но веселых зрителей, ждущих очередное сумасшедшее зрелище.
Назревает гонка. Ставки, демонстрация мощи спорткаров и своей репутации
среди гонщиков.

На стартовой полосе уже стоят четыре автомобиля, среди которых — яркий и

привлекающий внимание мерседес Чимина. Омега жует фруктовую жвачку,
присев на капоте своего спорткара и купаясь во внимании альф, жаждущих
оказаться как можно ближе к одному из лучших уличных гонщиков столицы. Пак
даже взглядом никого не одаривает.

К полосе подъезжает светло-синяя мазерати, встающая с правой стороны от

чиминова мерса. Омега кидает на соперника короткий взгляд, случайно замечая
среди зрителей Чану, стоящего с руками, сунутыми в карманы кожаной куртки.
В зубах альфы тлеет окурок, а дым смазывает лицо, не давая четко разглядеть.
Чимин хмыкает и отворачивается.

Макларен цвета ночного неба стоит в стороне, среди автомобилей, не

участвующих в заезде. Хосок сидит на капоте, обнимая за талию Юнги, который
стоит меж разведенных ног альфы. Рядом сидит Джин, скрестив на груди руки и
226/670
скользя незаинтересованным взглядом по шумной толпе. Юнги прижимается
спиной к груди альфы, накрыв ладонями его руки, покоящиеся на плоском
животе омеги. Сощурив глаза, он покусывает губу и следит за подъезжающими
машинами.

— Как думаете, кто победит? — спрашивает у омег Хосок, вскидывая бровь.

— Это сложно, Хосок, — хмурится Юнги, неопределенно качая головой. — Они

оба хороши. Тэхен — мастер дрифта, а Чимин профи в спринтовых гонках. Исход
этого заезда непредсказуемый.

— Видел бы это Чонгук, — усмехается Чон, кладя подбородок на плечо Юнги. —

Жаль, что не сможет.

— Удивительно, что он не захотел поглядеть на это, — подключается Джин,

пряча руки в карманы толстовки.

— Он после встречи с Джиханом стал более напряженным и настороженным. И

это правильно, — говорит Хосок, чуть хмурясь и ведя кончиками пальцев по
животу Юнги через тонкую ткань белой футболки. — Нам нужно быть
бдительными. Неизвестно, что До выкинет.

— Он сделал Чонгука, — произносит Юнги с явным недовольством в хриплом

голосе. — Я бы порадовался, не будь это Джихан.

— С такими примочками сделать Чонгука может даже новичок, — пожимает

плечами альфа. — И за это борется До.

— Он ошибается, если думает, что так улицы станут лучше, — Джин качает
головой и покусывает нижнюю губу.

— Этого не будет. Он не тот, кто имеет право переписывать правила, — Хосок

прижимает к себе Юнги плотнее и ведет кончиком носа по нежной коже за ухом,
вдыхая свой самый любимый на свете аромат. — Мы не позволим.

— Он здесь, — Джин оживляется, вскинув голову и уставившись в сторону

красной ламборгини, подъезжающей к стартовой полосе.

— Черт, что же будет, — задумчиво говорит Юнги, глядя на авентадор.

Ламборгини с негромким рычанием движка проезжает сквозь расступающуюся

толпу к своему месту на старте. Все взгляды устремлены на спорткар. Кто-то
тянет руку и скользит ею по кузову автомобиля, а кто-то слегка похлопывает и
присвистывает.

Тэхен останавливается возле желтого мерседеса и глушит мотор, приспуская

окно. Чимин, завидев подъехавший авентадор, расплывается в улыбке и
отстраняется от мерса, направляясь в сторону Кима. Тэхен закатывает глаза и
поднимает дверцу, выходя из машины и поправляя огненные вихры на голове.

— Надо же, — встречает его Чимин, скрестив руки на груди и становясь

напротив Тэхена. Толпа вокруг наблюдает с любопытством, даже немного
притихает, чтобы можно было расслышать диалог омег. — Я до последнего был
уверен, что ты струсишь и не приедешь, — ухмыляется Пак, изогнув бровь.
227/670
 — Или надеялся, что не придется проигрывать? — Тэхен улыбается уголком губ,
чуть склонив голову к плечу.

— Наоборот. Я очень ждал, чтобы посмотреть на твою тачку в своем зеркале

заднего вида, — хмыкает Пак, подходя ближе.

— Какова твоя максимальная скорость? — спрашивает Ким, заглядывая в

блестящие в свете фар глаза омеги.

— Двести пятьдесят, — бросает Чимин, пытаясь сжечь Тэхена своим взглядом.

— Я с такой скоростью прогуливаюсь неторопливо, — усмехается Ким,

закусывая губу.

Чимин на секунду напрягается всем телом, едва сдерживая себя, чтобы не

налететь на омегу и не стереть с его губ эту самодовольную улыбку. Он лишь
сухо смеется и отходит.

— Так покажи, насколько это правда, — говорит он, насмешливо вскидывая

брови и улыбаясь.

— Наблюдай, — подмигивает Тэхен и садится обратно в авентадор, закрывая за

собой дверцу.

Он обхватывает пальцами руль и шумно выдыхает, прикрывая на миг глаза.

Участвовать в гонке не хочется. Внутри тревога теплится, найдя свое место в

сердце омеги. Вчерашние слова Джихана из головы никак не выйдут. И даже
прекрасный вечер с Чонгуком мало помог. Омега смотрел в любимые глаза,
слышал голос, заставляющий улыбаться, но в голове было лишь джиханово:
«Отвлеки Чонгука. Сделай это, если не хочешь, чтобы он случайно словил пулю».

Тэхен бы прямо сейчас наплевал на гонку и бросился к Чонгуку, чтобы прижать к

себе и не давать никуда уйти. Где он сейчас — неизвестно. И неизвестность эта
пугает Тэхена еще больше. Пусть Чонгук будет где угодно, только не там, где
ждет опасность в виде Джихана. Тэхен бы отказался от заезда, не задумываясь,
если бы До не запретил. Он сказал, что поможет, хоть в это и мало верится. В
его планах пока что нет убийства Чонгука, но на душе все равно тяжело и
больно.

Поскорее бы с Чонгуком увидеться.

По бокам уже раздается рычание автомобилей соперников, а впереди

становится грид-герл. Тэхен вырывается из своих размышлений и заводит
двигатель, начиная набирать обороты и смотря только лишь вперед. Он докажет
Чимину, что лучше. Докажет, что достоин того места, на котором находится.

Авентадор под пальцами приятно вибрирует, показывая свою мощь и не уступая

в силе движкам соперников. На тэхеновых губах невольно проступает улыбка.
Он кидает взгляд на Чимина. Омега смотрит в ответ с ухмылкой на пухлых
губах, раскручивая двигатель мерса до предела.

Это их гонка, только их двоих.

228/670
Тэхен отворачивается и сосредотачивается на дороге, прислушиваясь к рычанию
дикого авентадора, что хоть немного успокаивает внутреннюю тревогу и
пробуждает воинственный настрой. Жажда соперничества, присущая каждому
гонщику, вмиг просыпается, стоит грид-герл взмахнуть руками. Тэхен мнет
пальцами руль и задерживает дыхание. Только дорога. Только победа.

Руки грид-герл резко опускаются, и машины с визгом шин по асфальту

срываются со старта, влетая в ночные улицы. Тэхен мгновенно вырывается
вперед, находясь в небольшом отрыве с чиминовым мерсом и серебристой
маздой. В самом хвосте остаются три остальных автомобиля, среди которых
лидирует мазерати.

Тэхен поднимает окна, не давая свистящему ветру врываться и отвлекать от

вождения. Не сейчас, когда нужно быть максимально сосредоточенным. Он
коротко поглядывает на спидометр, на котором стрелка стремительно
поднимается, указывая на двести десять. Омега продолжает давить на газ до
упора, увеличивая скорость.

На первом резком повороте на новую улицу Тэхен плавно и легко входит в

дрифт, слегка давя на тормоз. Авентадор немного заносит в бок, а на пыльном
асфальте остается темный след от жженной резины. Следом дрифтует желтый
мерс, входя в дрифт слишком резко, отчего спорткар едва не бьется боком о
фонарный столб. Чимин ругается и быстро выворачивает руль, удерживая
контроль над автомобилем, и давит на газ, продолжая гнать почти наравне с
ламборгини. Мазда остается в отрыве в пять метров.

Впереди еще два поворота. Тэхен ловко дрифтует, легко выезжая на новую
полосу. В боковом зеркале с водительской стороны маячит желтый спорткар,
едва не касающийся заднего бампера авентадора. Омега довольно хмыкает и
отворачивается, готовясь к очередному повороту на главную дорогу с
несколькими полосами.

Свет уличных фонарей, проносящихся мимо, периодически освещает салон.

Алый авентадор в желтом свете вспыхивает, как искра, летящая со скоростью
звука. Мотор ровно жужжит и вибрирует за спиной, а на спидометре — двести
семьдесят.

Поворот все ближе. Тэхен совсем немного ослабляет давление на педали газа и
придерживает тормоз, начиная дрифтовать ближе к повороту. Сбоку появляется
мерс, нагнавший ламборгини. Чимин дрифтует параллельно с Тэхеном, находясь
в более выгодной позиции со стороны угла поворота «внутри» дороги, из-за чего
вырывается вперед, оказываясь в лидирующей позиции. Он злорадно
ухмыляется и меняет скорость, давя на газ и летя вперед по почти пустой в
позднее время суток дороге.

Тэхен ругается на итальянском и поджимает губы, летя следом за мерсом.

Чимин нашел удачный момент. Если бы не жажда выиграть, Тэхен бы даже
оценил навык вождения Пака. Он ездит честно и честно выходит на первую
позицию. Но ненадолго.

Авентадор лавирует между редкими автомобилями гражданских, находясь во

все большем отрыве с мерседесом. Тэхен быстро меняет скорость и заставляет
ламбо нестись вперед с агрессивным рычанием. Сзади змейкой едут остальные
229/670
четыре автомобиля, постепенно сокращая дистанцию между лидирующими.

Тэхен не сдается. Стрелка на спидометре достигает трехсот километров в час.

Омега сверлит зад мерса взглядом, словно боясь упустить из виду. Перед
глазами стоит образ довольного Чимина, у которого на губах легкая улыбка, а в
глазах искорки ликования, и это — бензин в огонь.

Тэхен не может отдать ему победу.

Он упрямо давит на газ, поджав губы, и, даже не замечая, что стрелка на

спидометре больше трехсот не поднимается.

За спиной слышится глухой, но ощутимый стук, пускающий вибрацию по всему

авентадору. Следом за ним шипение разорвавшейся трубки. Тэхен дергается от
неожиданности и чуть не выпускает из рук руль.

— Что за... — шепчет омега, кидая взгляд на спидометр, где стрелка

беспорядочно бегает по цифрам, что никак не сказывается на скорости
авентадора. Она вмиг достигает трехсот пятидесяти, а в следующую секунду
опускается до нуля.

Тэхен чувствует, как в салон проникает дым, а воздух в нем стремительно

наполняется ядовитыми газами.

Он теряет над авентадором контроль.

Машину начинает бросать из стороны в сторону. Тэхен судорожно цепляется за

руль дрожащими пальцами, пытаясь выровнять ламбо, но тщетно. Авентадор
виляет из одной полосы в другую, а педали больше не реагируют. Скорость
снижается, но слишком медленно, чтобы остановиться и предотвратить угрозу
столкновения.

У Тэхена внутри нарастает паника. Он кашляет, когда ядовитые газы начинают

проникать в легкие, а глаза слезятся, размывая картинку. Омега начинает
судорожно бить по тормозам, но спорткар не реагирует. Движок рычит с
перебоями, совершенно нестабильно. Тэхен едва успевает крутить руль, чтобы
не столкнуться с проезжающими мимо автомобилями, которые тут же
разъезжаются или ускоряются, чтобы не столкнуться.

— Твою мать... — сквозь кашель шипит омега, пытаясь утереть слезы одной
рукой, чтобы лучше видеть, а другой удерживая непослушный руль.

Авентадор заносит все сильнее. Он внезапно дергается в бок, становясь поперек

дороги. Тэхен успевает заметить с пассажирской стороны яркий свет фар
летящей навстречу мазерати, которая не успевает повернуть, чтобы избежать
аварии.

Раздается громкий удар.

Визг шин, скрежет металла и звон стекла.

Авентадор от сильного удара в бок отлетает вперед, сталкиваясь задней частью

с летящей навстречу машиной. Мазерати крутит, а затем она останавливается
посреди дороги со смятым капотом. Двигатель затихает, а вверх, к небу плывет
230/670
черный дым.

Ламборгини от второго удара едва не переворачивается, скользя по асфальту с

одной лопнувшей шиной и оставляя за собой искристую полосу.

Чимин, в немом шоке уставившись в зеркало заднего вида, чуть ли не

вписывается во впереди едущую машину. Он резко бьет по тормозам и
разворачивается на сто восемьдесят градусов, давит на газ и спешит обратно.
Страх сковывает тисками, а сердце стучит так быстро и громко, что ничего
вокруг не слышно. В горле образуется болезненный ком, а пальцы, сжимающие
руль, мелко подрагивают. Омега ловко объезжает встречные автомобили,
вперившись взглядом в красный авентадор, стоящий в нескольких метрах от
мазерати. Вокруг машин битые стекла, блестящие в свете фар, и разбитые
детали кузова.

Чимин резко тормозит возле ламборгини, выскакивает из мерса и бежит на

ватных дрожащих ногах к разбитому спорткару.

Нет. Нет. Нет.

Чимин не слышит сигналов и гудков, не видит яркими вспышками свет фар.

Только красный авентадор, превратившийся в груду металла.

— Господи, Тэхен, — дрожащим голосом шепчет Чимин, подлетая к ламбо и

молясь лишь о том, чтобы Тэхен. Был. Жив.

Чимин выбивает не поддающуюся дверь ногой и, тяжело дыша, откидывает ее

вверх. Сердце пропускает несколько ударов, а из глаз ручьем текут
обжигающие слезы. Весь салон задымлен, а резкий ядовитый запах раздражает
рецепторы.

— Тэхен! — нервно кричит Чимин, уставившись на омегу внутри ламборгини.

Тэхен сидит, склонив голову вниз. Алые волосы поблескивают от крови, которой
на них даже не видно. Чимин видит одну лишь кровь и стекла, рассыпанные по
салону и на коленях Тэхена. Пак в панике хватает омегу за подмышки и тянет на
себя, задыхаясь от недостатка кислорода в легких.

Тэхен не умер. Он не может умереть.

Чимин кричит и всхлипывает, продолжая шептать имя Тэхена и вытаскивать

омегу из салона ламборгини. В глотке рождается новый панический крик, когда
он замечает небольшой кусок стекла, торчащий из бедра Тэхена и блестящий от
его же крови. Ее много. Она стекает на пыльный асфальт и пропитывает
светлые вещи Кима все сильнее. Она всюду.

— Тэхен! Тэ... — хрипит Чимин беспомощно, упав коленями на асфальт,

усыпанный стеклянной крошкой. Он притягивает бессознательное тело Тэхена и
прижимает к себе, дрожащей рукой пытаясь достать мобильный из кармана
джинсов. — Все будет хорошо, Тэхен, все будет... — шепчет Пак, быстро набирая
номер скорой помощи. — П-пожалуйста...

Лицо Тэхена спокойное и умиротворенное. Даже ресницы не трепещут. Губы, на

которых поблескивает кровь, сомкнуты.
231/670
Грудь от вздохов не вздымается.

Чонгук почти доезжает до склада. Он держит в пальцах сигарету, сжимая

другой рукой руль. Начинает накрапывать мелкий дождь, с каждой минутой
усиливаясь. Большие капли разбиваются о стекло машины, ухудшая видимость.
Вокруг ни единого фонаря. Дорога погружена в кромешный мрак, и только
холодный свет фар позволяет видеть дорогу впереди. Чонгук включает дворник.
Он беззвучно стряхивает с лобового стекла дождевые капли и восстанавливает
нормальную видимость.

В кармане вибрирует телефон. Альфа выпускает дым после последней затяжки,

бросает окурок в приоткрытое окно и достает телефон. На дисплее
высвечивается имя брата. Чон хмурится и ведет пальцем по экрану, принимая
звонок.

— Я почти там, Хосок, — устало говорит Чонгук, прижав телефон к уху и плавно
поворачивая руль влево.

— Возвращайся немедленно, — звучит из трубки бесцветный голос старшего. —

Тэхен... он разбился на гонке.

Чонгук бросает телефон и, не сбавляя скорости, резко разворачивает агеру,

летя обратно на сумасшедшей скорости.

Склад погружен во мрак. Его звенящую тишину нарушают лишь чьи-то едва
слышные шаги, отражающиеся от бетонных стен эхом.

Раздается короткий удар и глухой звук рухнувшего на пол тела.

— Вали его нахуй, — шипит один.

— Он все равно не видел ничего, плевать, — говорит едва слышно другой.

— Я сам грохну его, когда будем уходить.

— Не отвлекайтесь, мы не за этим пришли, — шепчет третий.

Шаги возобновляются. Свет ручного фонаря скользит по полкам с

автомобильными деталями, отражается от блестящих авто, стоящих в ряд у
одной из стен. Несколько альф, одетых во все черное, следуют друг за другом,
осматривая содержимое склада. Мужчины негромко о чем-то переговариваются
и начинают разделяться, проходя мимо стоек и автомобилей.

Один из них, держа в одной руке пистолет, а в другой фонарь, медленно ступает
вперед по самому центру склада. Он на миг останавливается и щурится,
вслушиваясь. Лишь негромкая возня остальных. Мужчина продолжает двигаться
вперед, светя фонарем по бокам от себя и пробегаясь по коробкам с деталями и
запчастями взглядом.

232/670
Перед самым лицом альфы слышится характерный звук взведенного курка. Он
застывает каменной статуей и медленно направляет луч фонаря перед собой.

— Зря. Съебались бы вы отсюда, сучата.

Перед мужчиной стоит Чон Хосок, держа в вытянутой в его сторону руке
пистолет. В карих глазах — пугающее спокойствие, от которого по коже
мурашки пробегают. Он не двигается, лишь изогнул бровь под черной челкой и
смотрит немигающим взглядом в растерянные глаза врага, посмевшего
проникнуть в логово братьев Чон. Мужчина медленно поднимает руку с фонарем
вверх, давая понять, что сдается.

Хосок, держа альфу на мушке, чуть поворачивает голову в сторону и дает

команду своим людям, притаившимся во тьме склада.

— Надо встретить гостей, как следует, — говорит он твердым голосом, в

котором нельзя прочесть ни единой эмоции.

— Ты прав, Хосок. Не можем же мы отказать таким гостям в добродушном

приеме.

Из тени выходит Намджун, держа в руке автомат, поднятый дулом вверх. На

губах Кима легкая улыбка, а в глазах озорные огоньки.

— Не дайте им уйти, — приказывает Хосок, поворачивая голову обратно к

мужчине.

Намджун, стоящий за спиной Чона, кивает и разворачивается, разнося по складу

эхо от тяжелых ботинок по бетонному полу.

— Раз. Два. Три.

На складе раздается выстрел.

233/670
промах

Альфа перед Намджуном безжизненно валится на пол с глухим звуком.

Во лбу его зияет дыра от пули, прошедшей навылет. Намджун перешагивает
через убитого альфу и поднимает автомат, прищуриваясь. На полу остаются
блестящие от крови следы, освещенные тусклым светом, проникающим внутрь
через высокие узкие окна.

По всему складу разносится шум борьбы и короткие выстрелы. Намджун

прижимается к ряду со стеллажами и осторожно выглядывает, замечая перед
собой темный силуэт. Враг его не слышит и не видит. Он стоит спиной и
сосредотачивается на ком-то другом, собираясь выстрелить. Ким следит за ним
несколько секунд, затем бесшумно выходит из-за своего укрытия и оказывается
прямо за спиной. Звук глухого удара приклада о затылок, и следом болезненный
стон. Намджун с силой бьет еще пару раз и толкает мужчину ногой в спину,
ударяя меж лопаток. Тот мешком валится на пол и больше не двигается. На
прикладе намджунова автомата остается чужая кровь, густыми каплями стекая
на пол. Альфа равнодушным взглядом окидывает убитого и двигается между
рядами дальше.

Ни секунды не раздумывая после выстрела, Хосок делает рывок вперед и бьет

напротив стоящего мужчину ногой в живот. Альфа хрипит и кашляет, чуть
пошатнувшись, но равновесия не теряет. Чон не дает опомниться и выбивает из
рук мужчины оружие. Пистолет падает на бетонный пол и скользит к стене.
Альфа не теряется и сразу же бросается в сторону Хосока с агрессивным
рычанием, вытаскивая небольшой нож. Хосок не успевает направить пистолет,
как оказывается прижатым лопатками к холодному полу тяжелым телом. Ствол
выпадает из руки, откатываясь в сторону, а в ушах звенит из-за удара затылком
о пол. Мужчина над Чоном заносит руку со сжатым в ней ножом, готовый
нанести удар. Хосок, пытающийся дотянуться до пистолета, тут же выставляет
руки вперед, хватаясь за запястье альфы и не давая вонзить в себя нож. Тот зло
рычит и пытается высвободиться из хватки Чона.

Хосок вцепляется в чужую руку двумя и пытается отвести нож от себя, но альфа
над ним оказывается сильнее. Он резко дергает руку назад для нового замаха.
Чон стискивает челюсти, тяжело дыша и крепче сдавливая запястье мужчины,
но тщетно. Альфа резким движением вырывает руку из хосоковой хватки и
заносит нож, целясь в грудь. У Хосока перед глазами все происходит, словно во
сне — нечетко, медленно и глухо, будто под водой. Он хватается взглядом за
острие ножа и в последний момент, приложив все усилия, дергает свое тело
вправо. Нож по рукоять впивается в левый бицепс. Перед глазами на миг все
темнеет. В темноте этой ярко-красные болезненные вспышки мигают. Хосок до
скрежета стискивает зубы и рычит зверем, пытаясь дотянуться до пистолета,
лежащего совсем близко от правой руки.

Боль мгновенно пронзает, заполняет голову и не дает думать ни о чем другом.

Но Хосок думает. Он думает о том, что если сейчас враг снова ударит, то больше
точно не промахнется. Хосок думает о том, что если, пересиливая жгучую боль в
плече, не попытается дотянуться до пистолета, то придет конец.

Хосок думает о Юнги.

В голове, словно сбой в системе. Помехи, звон, а тело как будто перестает быть
234/670
под контролем разума. Хосок все еще ощущает холодный металл в своем плече,
что стремительно теплеет от соприкосновения с горячей кровью и мышцами.
Каждая секунда кажется целым годом. Чон не сдерживается и рычит от боли,
еще резче пронзающей плоть, когда чувствует как мужчина вытаскивает из
плеча лезвие ножа.

В эту секунду время вдруг начинает ускоряться.

Хосок, игнорируя обжигающую боль, резко дергается в сторону пистолета и

хватается за рукоять. Он больше не чувствует нож в своем теле, зато чувствует,
как горячая кровь ручьем хлещет из раны под рукавом куртки. Ни секунды не
мешкая, он направляет пистолет в глотку альфы и спускает курок. Звук
выстрела на мгновение оглушает, а перед глазами рассыпаются алые брызги.
Хосок чувствует на лице чужую теплую кровь. Тело мужчины валится на Чона
неподъемным грузом и давит на раненую руку, заставляя альфу болезненно
зашипеть. Хосок тяжело дышит, обессиленно роняя здоровую руку на бетон,
прикрывая глаза и пытаясь прийти в себя после непродолжительной борьбы.

Он не хотел убивать. Он надеялся, что люди Джихана отступят, увидев

сопротивление, но все вышло иначе. Как и сам До, они не намерены
останавливаться. Хосок убивать ненавидит. Хосок этого не хотел, но
собственная жизнь, которая принадлежит Юнги, в разы дороже. Жить ради
него, убивать ради него. Хосок готов, и лишь поэтому не жалеет.

Он здоровой рукой спихивает с себя тело врага и поднимается, сжимая в ладони

пистолет. Ощущение, словно левой руки вовсе нет. Она начинает неметь, а
пальцы леденеют. Куртка и черная футболка под ней пропитаны чужой и своей
кровью. В ногах легкая слабость, а голову начинает кружить. Хосок проверяет
обойму и неуверенно двигается на звук стрельбы со стороны автомобилей.

Его разом окутывает тяжелая жгучая злость. Ненависть к До удваивается и не

позволяет вздохнуть полной грудью. Хосок войны не хотел, но Джихан всеми
способами ее провоцирует, заходя все дальше и дальше. Сейчас его целью стал
склад, но что затем?

Юнги.

Перед глазами, что подернуты мраком, всплывает образ светлого мальчишки,

ради которого Хосок продолжает бороться. Что, если Джихан достанет до него?
Что, если решит тронуть самое ценное в жизни Чона? Хосока лишь сильнее
злость прошибает от этой мысли. Он стискивает челюсти и поднимает руку,
держащую пистолет. Несколько выстрелов, и враг перед ним безжизненно
валится на пол.

Не бывать этому.

Намджун опускает автомат дулом вниз и пинает лежащее на полу тело носком
ботинка, проверяя на признаки жизни. По складу разносится звук нескольких
пар глухих шагов по бетону. Намджун разворачивается, находит взглядом
Хосока и направляется в его сторону. Когда он подходит, один из альф с
татуированной шеей уже заканчивает накладывать ему жгут и переходит к
перевязке раны куском ткани. У Чона на напряженном лице желваки нервно
играют. Он хмуро и задумчиво смотрит на свои окровавленные руки, присев на
капоте одного из спорткаров.
235/670
 — Надо отправить Джихану его посылочку, — бесцветным голосом говорит Чон,
подняв голову и взглянув на подошедшего Намджуна. Ким проводит рукой,
испачканной засохшей кровью, по своим блондинистым волосам, и вскидывает
бровь.

— Они ничего не говорят, — разочарованно хмыкает Намджун, кивая на двух

выживших альф, что сидят связанными плечом к плечу у стены под надзором
двух из нескольких оставшихся людей Чона. — Крепких же орешков прислал До,
не расколются.

— Много наших убито, — Хосок болезненно вздыхает и обессиленно прикрывает

глаза. — Нельзя, чтобы полиция узнала о том, что здесь произошло. Устроим
нашим тихие похороны, а этих — До. Он зря сюда полез, очень зря, — хмыкает
Чон, глянув на свой перевязанный бицепс. Минутами ранее повязанная светлая
ткань стремительно пропитывается кровью. Хосок опускает голову и пытается
сжать здоровую руку в кулак. Слабость с каждой секундой все сильнее
накрывает тело и он инстинктивно тянется к ране.

— Надо в больницу, Хосок, — говорит другу Намджун, беспокойно хмуря брови и

подходя ближе к Чону. — Ты кровь теряешь.

Хосок резко поднимает голову и кивает, сразу же поднимаясь с капота.

— Тэхен. Надо к нему. Наши наверняка с ним. Едем туда, — альфа берет свою
куртку и сует в передний карман джинсов телефон, в котором шесть
пропущенных от Юнги. — Йен-а, ты знаешь, что делать, — обращается он к
светловолосому альфе, что перевязывал ему рану. — И еще, завтра утром
собери наших, нам нужно многое обсудить.

— Да, Хосок, — кивает Йен, слегка похлопав Чона по здоровому плечу.

— Поправляйся.

Хосок благодарно кивает в ответ и сует за пояс пистолет, размашистой походкой

двинувшись к связанным альфам. Он несколько секунд сканирует их
нечитаемым взглядом и, не сдержав внутреннюю злость, что бурлит лавой, ища
выхода, бьет одного из них носком ботинка в челюсть. Мужчина стонет и
опускает голову, искажаясь в лице. Из уголка губ стекает алая ниточка слюны,
капая на светлый пол. Альфа рядом с ним прожигает Хосока злым ненавистным
взглядом, поджимая разбитые губы.

— Передайте До, что это была самая большая ошибка в его жизни, — низким и
хриплым голосом говорит им Хосок, скользнув языком по нижней губе и сплюнув
под ноги пленным врагам. — Пошли, — обращается он уже к Намджуну,
разворачиваясь и следуя к выходу.

Он не смотрит на тела своих. Сил не находит, потому что по его вине лишились
жизни. Он не смотрит на убитых собственными руками, потому что тошно.

Намджун отдает автомат Йену и вместе с Хосоком выходит со склада,

придерживая друга за здоровую руку.

236/670
Агера с диким ревом влетает на территорию больницы и резко тормозит у самой
лестницы больничного здания, оставляя за собой облако пыли. Чонгук глушит
мотор и пулей вылетает из салона, хлопая дверцей. В груди сердце места себе
не находит, бьется в сумасшедшем страхе, едва не вырываясь наружу. У Чонгука
в голове абсолютная пустота, заполненная лишь одним именем.

Тэхен.

Ехать эти проклятые полчаса до больницы было самой невыносимой пыткой в

чонгуковой жизни. В голове все самые худшие образы и варианты не дают
покоя, руки судорожно держат руль мертвой хваткой, страх наполняет сознание
все больше. Никто ни о чем не сказал. Никто не обнадежил. О состоянии Тэхена
Чонгуку неизвестно ничего, и это сводит с ума больше всего. Ему волком выть
хочется, тигром рычать, кричать во всю глотку от злости и беспокойства,
сковавшего разум.

Чонгук ничего не знает, и это убивает.

Он ураганом врывается в светлое фойе больницы, осматривает диким,

взволнованным взглядом немногочисленных людей и подрывается к
регистрационной стойке, за которой сидит молодой рыжеволосый омега.

— Ким… — выпаливает Чонгук быстро, даже не отдышавшись. Он судорожно

вцепляется в края стойки пальцами, вперившись горящим взглядом в рыжего
парня. Омега, сидящий перед монитором, поднимает взгляд на альфу и
беспокойно хмурится. — Ким Тэхен! Где он?

Омега быстро опускает взгляд на монитор и кивает.

— Сейчас, подождите минуту, — коротко отвечает он, что-то печатая на

клавиатуре.

— Быстрее, — слишком резко и раздраженно подгоняет Чонгук, съедая омегу

нетерпеливым взглядом. Чем больше он ждет, не имея о состоянии Тэхена
никакого представления, тем тяжелее дышать и стоять на ногах.

Он нервно барабанит пальцами по стойке, нагнувшись и опустив голову. Люди

вокруг от назойливого постукивания начинают недовольно оглядываться, но
никто не смеет что-либо сказать. Чонгук весь — один сплошной нерв, оголенный
провод, к которому прикасаться жизненно опасно. Минута, кажется, длится
целую бесконечность, а образы в голове один хуже другого. Съедают и
наполняют страхом. Чонгук бы позвонил кому-нибудь, чтобы узнать все быстрее
этой чертовой минуты, но телефон где-то в салоне агеры затерялся.

— Сколько еще?! — взрывается альфа, резко поднимая голову и уставляясь на

омегу сумасшедшим взглядом. Тот от неожиданности аж вздрагивает,
промахиваясь пальцем по клавише.

— Есть, — наконец, выдает он, глядя на Чонгука все с тем же беспокойством в

карих глазах. — Такой есть. На втором этаже коридор слева, предпоследняя
дверь, не ошибетесь, — быстро говорит он, жестикулируя рукой в указанном
направлении, и растерянно моргает, смотря вслед подорвавшемуся с места
Чонгуку, который едва дослушал его.

237/670
Чон быстро поднимается на второй этаж и несется по коридору, чуть ли не
сшибая на своем пути врачей и пациентов. Он ничего не видит вокруг, никого не
слышит. Все мысли и эмоции сконцентрированы только на одном человеке, и
страх за него же все сильнее поглощает.

Едва добравшись до конца коридора, Чонгук замечает своих друзей,

находящихся перед дверью в палату. Джин сидит на скамье, приобняв за плечи
ссутулившегося Юнги. Мин о чем-то своем задумался, слегка нахмурившись и
закусывая чуть дрожащую губу. Он периодически шмыгает носом и утирает
глаза. Джин заботливо поглаживает его по плечу, что-то шепчет и кажется
совершенно спокойным, только в глазах его очевидная усталость и
беспокойство. Возле скамьи, под самой дверью сидит Чимин, прижавшись
спиной к стене и полными слез глазами слепо глядя куда-то перед собой. Его
плечи совсем немного подрагивают. Бежевая футболка перепачкана кровью.

— Где он? — выпаливает Чонгук, быстро подходя к омегам.

— Чонгук! — услышав голос альфы, Чимин резко подскакивает с пола, а лицо

его вновь искажается гримасой боли. Оно бледное, а обычно розовые и мягкие
щеки — впалые, блестящие от слез. Омега подлетает к Чону и судорожно
вцепляется пальцами в его плечи. — Чонгук, господи… — Чимин снова начинает
плакать, а Чонгуку, кажется, только хуже становится от этого.

— Что с ним? — охрипшим голосом спрашивает альфа, отлепляя от себя омегу и

хватая за плечи. Он слегка встряхивает Пака, когда вместо ответа слышит
очередной всхлип. — Что с ним, Чимин?

— Его машина… что-то сломалось… он потерял контроль над управлением, —

невнятно мямлит Пак, смотря на Чонгука полными боли и слез глазами.

— Тише, Чимин-а, — всхлипы омеги нарушает спокойный и ровный голос Джина.

Ким поднимается со скамьи и обнимает Чимина за плечи, успокаивающе
поглаживая по пепельным волосам. — Ничего страшного не случилось,
Чонгук, — уверяет он. Чонгук в нетерпении уставляется на омегу в ожидании
объяснений.

— Что сказали врачи? Что с ним сейчас? — настойчиво спрашивает он, кидая
короткий взгляд на Юнги, кутающегося в мешковатую черную толстовку и
перебирающего свои пальцы. Он как никогда спокоен и серьезен, погружен в
себя. Кажется, Чонгук никогда его не видел таким.

— У Тэхена отравление ядовитыми газами. Они выбросились в салон. Из-за

высокой скорости под капотом произошло давление, трубка не выдержала
напора и разорвалась, — объясняет Джин, не переставая обнимать
подрагивающего от плача Чимина. Пак уткнулся в плечо омеги и вцепился
пальчиками в ворот его кожаной куртки, как за свое единственное спасение. — У
него множественные порезы и ссадины, глубокий порез в бедре, ушиб головы и
трещина на ребре с левой стороны. Хорошо, что он был пристегнут.

Выслушав Кима, Чонгук поджимает губы и хмурится, решительно двинувшись в

сторону палаты. Ощущение, словно все эти порезы и ушибы у него самого сейчас
появляются. Лучше бы так и было. Лучше бы на месте Тэхена оказался Чонгук.

— Нельзя, — подает голос Юнги, заставляя Чона замереть у самой двери. — Он

238/670
даже не очнулся еще. Ему зашили порез и только перевели в палату, а сейчас
обрабатывают раны.

— Я хочу увидеть его, — твердым голосом цедит Чонгук, сжимая дверную ручку.
Не слыша запретов, он дергает ее и открывает дверь, заглядывая внутрь. Перед
ним сразу же возникает один из двух находящихся в палате врачей.

— Вам нельзя сюда, — говорит он строго, перекрывая Чонгуку весь вид на

Тэхена. Альфа успевает заметить лишь алые волосы и перебинтованный лоб
омеги. В груди что-то колет болезненно, а тело словно разрядом прошибает.

— Когда я смогу увидеть его? — резким раздраженным тоном спрашивает

Чонгук, наплевав на всякие приличия.

— Потерпите немного, — сдержанно отвечает врач, смотря Чону в глаза

абсолютно спокойным взглядом и аккуратно выталкивает его обратно за дверь.
— Так что, подождите, пожалуйста, в коридоре. Вам нельзя врываться вот так.

Дверь перед носом Чонгука закрывается. Альфа поджимает губы и несколько

секунд сверлит ее взглядом, сжимая и разжимая пальцы. Чонгук не понимает,
что происходит. Это как будто сон. Самый странный сон в его жизни. Тэхен,
которого он знал прежде, совершенно не похож на того, кто лежит здесь, за
дверью. Бледный и отключенный. Беззащитный, уязвимый, раненый. Чонгук
просто не верит, что такое могло произойти с ним. С кем угодно, только не с его
Тэхеном. Казалось, ничто не способно его сломить, а подвел собственный
автомобиль.

— Мы должны подождать, — вздыхает Джин, смотря на Чонгука с сочувствием.

— Сука, — рычит от бессилия альфа, разворачиваясь спиной к двери. — Я хочу

видеть его.

— Чонгук, — шепчет Чимин, вылезший из объятий Джина. Он немного

успокоился, но все еще всхлипывает, утирая глаза тыльной стороной ладони.
— Это моя вина, — говорит Пак, подойдя к Чонгуку и шмыгая носом. — Я захотел
с ним погоняться. Если бы не этот чертов заезд, все было бы в порядке…
— слезы вновь накатывают и текут по щекам, собираясь на подбородке.

Чонгук смотрит в блестящие от слез глаза несколько секунд, затем скользит

взглядом по кровавым разводам на его футболке. В груди щемит еще сильнее.
Ничего не говоря, альфа притягивает к себе Чимина и заключает в объятия, всем
телом чувствуя его дрожь от нервов и непрекращающегося плача.

— Перестань, в этом нет твоей вины, — хрипло говорит Чон, успокаивающе

поглаживая Чимина по спине. — Ты не мог знать. Это случайность. Ужасная
случайность, — он вздыхает и прикрывает глаза, утыкаясь носом в чиминову
макушку и невольно втягивая носом свежий цитрусовый аромат.

Больше, чем Чимина, он пытается убедить самого себя. Просто случайность.

Разве может быть иначе? Чонгук не чувствует злости, он не винит, даже не
думает винить Чимина. Есть ли в этом хоть чья-то вина? Если обычно аварии
происходят умышленно, то в этой ситуации все совсем иначе.

— Ты спас его, — говорит Юнги негромко, подняв голову. Чимин немного

239/670
отстраняется от Чонгука и глядит на Мина, закусив пухлую губу. — Неизвестно,
что с ним было бы, не окажись ты рядом. Не всегда находятся соперники,
готовые помочь. Так что, даже не думай винить себя.

Чонгук переводит взгляд с Юнги на Чимина, заглядывая в большие шоколадные

глаза. Его окутывает чувство благодарности и какого-то внезапного облегчения.
Чонгук не слеп, он прекрасно видел напряжение, витающее между Тэхеном и
Чимином все это время. Взгляды и брошенные слова, поступки. Это все
бессознательно напрягало и остальных, но, видимо, теперь это в прошлом.
Чимин принял Тэхена в их маленькую семью. И он его спас, не бросил.

— Чимин-а… — тянет Гук устало, уткнувшись лбом в лоб Пака. — Спасибо, —

шепчет он еле слышно.

— Он наш друг, — так же тихо отвечает Чимин, отстраняясь от альфы и садясь

на скамью возле Джина, на плечо которого сразу же опускает голову.

Они ждут, кажется, целую вечность. Чимин с Джином уходят за кофе. Все это
время Чонгук, как сторожевой пес, то стоит, то расхаживает перед дверью, из
которой никто еще не выходил. Юнги предлагает присесть, но Чон
отказывается. Когда нервы напряжены, ему на месте не усидеть. Он не сможет
расслабиться, пока не увидит Тэхена.

Джин и Чимин возвращаются, и все продолжается. Негромкие переговоры и

задумчивые лица. Чимин окончательно успокаивается. По крайней мере, больше
не льет слезы, и от этого, кажется, всем становится легче. Такие вещи
напрягают еще больше. Пак, обычно не показывающий своих трепетных чувств,
в таких редких и неприятных случаях становится слишком чувствительным и
уязвимым.

Чонгук, чувствуя, что больше не сможет терпеть нервное напряжение, достает

из куртки сигареты и отходит к недалеко находящемуся окну. К счастью, в
позднее время коридор пустеет, провожая редко проходящих врачей. Чонгук
прикуривает и зажимает сигарету меж губ. Небо чистое, усыпанное яркими
звездами-бриллиантами. Сигаретный дым на фоне безоблачного неба четко
выделяется и вьется красиво. Чонгук не думает ни о чем, лишь наблюдает за его
движением после новой затяжки. Сигарета делает свое дело — успокаивает,
дает мыслям хоть как-то собраться в кучу. Страха больше нет, потому что Тэхен
рядом, он в надежных руках, ему помогут. Но тревога не отступает, сковывая
сердце, а в случившееся все еще не верится.

— Хосок! — слышится за спиной перепуганный голос Юнги. Чонгук быстро

тушит окурок о подоконник и швыряет его в открытое окно, разворачиваясь.

К палате подходят Намджун и Хосок. Второй выглядит так, словно восстал из

мертвых. Юнги едва не теряет сознание, когда видит бледное лицо своего
альфы, от которого за милю кровью несет. Черная футболка, на которой алой
жидкости не видно, прилипает к коже, а на куртке засохшие следы, что
выделяются даже на темном материале.

— Твою мать, что произошло? — Юнги подрывается к Хосоку, обхватывая его

лицо ладонями и взволнованно заглядывая в глаза, словно найдет там ответ.
— Хосок! — прикрикивает омега, требуя объяснений.

240/670
 — Тише, малыш, не шуми, людей разбудишь, — хрипло и устало говорит ему
альфа, накрывая ладонь Мина своей. У Юнги руки такие теплые и нежные.
Хочется уткнуться в них лицом, целовать и вдыхать их приятный аромат
вечность.

— Что случилось? — спрашивает у альф подошедший Чонгук.

Юнги убирает ладони от лица старшего Чона и тянет на скамью, заставляя

сесть. Хосока слегка пошатывает, а сил едва хватает, чтобы стоять. Намджун и
Чонгук помогают ему сесть, а Юнги присаживается перед ним на колени и берет
за руку, аккуратно сжимая ее в своей.

— На склад напали, — говорит Хосок негромко, облизав пересохшие губы и

скользя взглядом по друзьям, стоящим перед ним.

Юнги замирает, в шоке смотря на Хосока. Паника начинает стремительно

подкатывать к горлу, в котором образуется болезненный, давящий ком. Все
молчат, переваривая услышанное и неотрывно смотрят на Хосока.

— Так вот куда вы поехали… — хмурится Джин, покачав головой.

— Это огнестрел? — спрашивает Чонгук, подходя к брату, держащему раненую

руку чуть поодаль от тела. — Снимай, Хосок, — требует он, заставляя старшего
поморщиться от боли из-за прикосновения к плечу.

— Хосок, — дрожащим голосом шепчет Юнги, шокировано уставившись на

перебинтованное плечо, когда Чонгук помогает ему стянуть куртку. Вся рука
Хосока в крови, а любое движение причиняет острую боль, от которой альфа
тихонько шипит, стискивая зубы. — Что там случилось? Ты же мог умереть,
блять… — у омеги срывается голос, а горячие слезы уже вовсю текут по щекам,
падая на колени Хосока.

— Тише… тише, Юнги-я, — альфа поглаживает омегу по щеке большим

пальцем, стирая горячие слезы. — Я жив, видишь? Просто ножом укололи
слегка, — Чон пытается улыбнуться, но выходит криво.

— Ты много крови потерял, — шепчет Мин, вцепляясь пальцами в здоровую руку

Хосока.

— Стоило сразу же пойти к врачу, — вздыхает Джин, укоризненно качая головой

и кидая на Намджуна пустой, ничего не выражающий взгляд.

— Он не стал меня слушать, сразу сюда, — объясняет Намджун, сложив руки на

груди и прислонившись плечом к стене.

— А ты не ранен, Намджун? — спрашивает Чимин беспокойно, закусывая губу.

Альфа лишь отрицательно качает головой, и Пак облегченно выдыхает. Джин
делает то же самое, только мысленно. Не хочет, чтобы Намджун видел его
волнение. Как бы он ни ругал себя за глупую обиду, все равно пойти против себя
не в силах. Эта обида камнем застряла меж ребер и никак не вылезет.

— Подождите, — морщится Хосок, покачав головой. — Как там Тэхен? Что

известно?

241/670
 — Он в порядке, о нем заботятся, — говорит Юнги, шмыгая носом. Видеть
такого Хосока, пораженного болью, невыносимо до слез. — Тэ скоро поправится.

— Я думаю, авария Тэхена неслучайна, — говорит Хосок, поджимая бледные

сухие губы. — Кто-то подстроил это, чтобы отвлечь.

— Каким образом? — раздраженно хмыкает Чонгук, изгибая бровь. Такая мысль

сама по себе неприятна, омерзительна. — У кого был доступ к его машине? Нет,
это бред.

— Перед гонкой не было ничего… — Чимин хмурится, задумчиво смотря на свои

колени, переклеенные пластырями. — Тэхен приехал, и мы сразу начали заезд,
никто к его ламбо даже не подходил.

— Обычная неисправность? — Джин разводит руками, вскинув бровь. — Разве

мог Тэхен такое упустить? Он ведь не глупый.

— Чонгук ехал на склад, — медленно и негромко продолжает свою мысль Хосок,

откинув голову на стену позади себя и смотря из-под полуопущенных век. — В
этот момент Тэхен разбился, и склад остался практически без присмотра, потому
что Гук помчался сюда. Там был лишь Хван… — Хосок морщится и поджимает
губы, вспоминая убитого друга. — Кажется, Джихан не рассчитывал, что туда
поеду я.

— В этом есть логика, — соглашается Джин. — Но как Джихан узнал о Тэхене?

— Да все уже знают, что они с Чонгуком вместе, — издает слабый смешок Хосок,
подмигивая брату.

— Не вместе мы, — скомкано говорит Чонгук, закатывая глаза и отводя взгляд в

сторону. — Он еще не согласился на мое предложение, — чуть тише добавляет
альфа, поджимая губы и складывая руки на груди.

Хосок хрипло смеется, забавляясь реакцией брата. На школьника влюбленного

похож в такие моменты. На лицах друзей появляется легкая улыбка. Только
Юнги недовольно хмурится, сжимая ладонь Хосока, словно отпустить ее —
смертельно опасно. А Чонгуку как-то легче становится. Его семья рядом, и все
почти в порядке. Уставшие после морально тяжелого дня, скованные страхом и
переживаниями, но все равно находят в себе силы улыбнуться. В этот момент
Чонгук думает, что все преодолимо, если они все вместе будут. Семья — сила, и
с этим не поспоришь. И пусть смеются они над ним самим. Не в первый раз ведь.

— Вы все к Ким Тэхену? — с неприкрытым удивлением на лице спрашивает

вышедший из кабинета врач, таращась на каждого. Второй врач в руках с
подносом, на котором лежат бинты и разные медицинские принадлежности,
быстро удаляется. В коридоре повисает тишина, все ждут, что скажет врач.
— Сегодня вы вряд ли сможете его навестить, мы только что закончили
обрабатывать раны, теперь ему необходим покой.

— Он будет в порядке? — первым делом спрашивает Чонгук, нахмурившись и

подойдя к врачу.

— С ним ничего сверхсерьезного. Ему нужен отдых и время на восстановление.

Но сегодня кто-то должен остаться с ним, чтобы проследить, — сообщает врач,
242/670
сунув руки в карманы белоснежного халата. — Среди вас есть его
родственники?

— Я его альфа. Я останусь с ним, — сразу же уверенно говорит Чонгук, вскинув

бровь и смотря врачу в глаза.

Услышав, как Хосок негромко присвистнул, Гук оборачивается к друзьям,

хмурясь. Намджун подмигивает младшему Чону, толкнув язык за щеку, Чимин и
Джин тепло улыбаются, а Юнги закатывает глаза, шепча одними губами:
«неужели, тормоз», и все так же цепляется за хосокову руку, периодически
шмыгая носом.

— Хорошо, — согласно кивает врач. — А с вами что? — хмурится он, переводя

взгляд на перевязанное плечо Хосока.

— Ему нужна помощь! — Юнги резко подскакивает на ноги, уставившись на

мужчину со вселенской мольбой в блестящих от слез глазах.

— Пойдемте со мной в процедурный кабинет, — говорит врач, махнув рукой.

— По лицу вижу, что вы уже долго в таком состоянии, — недовольно хмуря
брови, мужчина качает головой. — Как бы переливание не пришлось делать.

— Да все в порядке, просто подлатайте меня, — хрипит Хосок, поднимаясь со

скамьи и опираясь на Юнги.

— Вы можете оставаться, — обращается врач к Чонгуку, затем переводит

взгляд на старшего Чона. — А вы — за мной.

Когда удаляющиеся шаги врача и Юнги с Хосоком пропадают из зоны

слышимости, в коридоре наступает тишина. Чонгук сразу же бросается к палате
и осторожно, словно боясь разбудить Тэхена, открывает дверь.

— Я хочу взглянуть на него, — негромко говорит Чимин, поднявшись и подойдя

к палате. Он вцепляется пальчиками в дверной проем и тихонько шмыгает
носом, разглядывая в тусклом свете ночной лампы бледное лицо Тэхена.
— Поправляйся скорее, Тэхен-а, — шепчет омега, отходя и давая заглянуть в
палату Джину.

— Сообщи, как он очнется, — просит Ким, смотря на Чонгука. — Мы приедем с

утра.

— Надеюсь, наш король дрифта скоро вернется в строй, — негромко произносит

Намджун, вздохнув и пряча руки в карманы толстовки. Чонгук кивает, нервно
закусывая нижнюю губу и неотрывно смотря на Тэхена.

— Идем, — говорит Чимин, шмыгнув носом и неохотно отворачиваясь от палаты.

— Ты без машины, — обращается Намджун к Джину, слегка хмурясь. — Я

подброшу тебя.

— Не надо, сам доберусь, — сухо отвечает омега, даже не взглянув на альфу.

— До завтра, — бросает он, развернувшись и твердой походкой двинувшись
прочь от палаты. Губы предательски подрагивают, а те самые болезненные
образы снова настойчиво лезут в голову, насмехаются и повторяются. Омега
243/670
трясет головой из стороны в сторону, словно это поможет выбросить
неприятные воспоминания из памяти, и до боли впивается ногтями в ладони,
быстро покидая здание больницы.

Чонгук прикрывает за собой дверь в палату и медленными, бесшумными шагами

подходит к кровати, ставя рядом стул и присаживаясь. Прибор рядом негромко и
равномерно пикает, отмеряя пульс Тэхена. Чонгук смотрит на омегу с
нескрываемой болью во взгляде. Вот он, совсем близко. Его Тэхен, его дерзкий и
до неприличия прекрасный омега с самой красивой улыбкой на всем свете, от
которой сейчас и тени нет. Сухие губы плотно сомкнуты. Красивое тело портят
ссадины и порезы. Куда-то делся бронзовый оттенок бархатной кожи, которую
Гук так любит гладить и целовать. Теперь же тэхенова кожа напоминает белый
холодный атлас.

— Тэ, — ласково обращается он, разглядывая умиротворенное лицо омеги, —

только не говори мне, когда очнешься, что ты проглядел этот косяк, когда
машину проверял, — негромко говорит Гук. На губах у него легкая теплая
улыбка. Она для Тэхена, только для него. Чонгук хочет верить, что омега это
чувствует.

Альфа пододвигается ближе, осторожно касаясь пальцами тонкой руки,

лежащей вдоль тела. Теплая и все такая же нежная ладонь, которую хочется
сжать, чтобы поверить, что все в порядке; что не исчезнет. Чонгук боится
потерять. А ведь мог. Все могло быть куда хуже, и об этом даже думать
страшно. Жизнь, в которой есть Ким Тэхен, перестанет быть без него.

— Я бы сфоткал тебя сейчас, чтобы потом ты ворчал на меня, что не был готов и
что вообще ужасно выглядишь, когда спишь, но я телефон где-то в машине
посеял, пока несся к тебе, — Чонгук улыбается и качает головой, всматриваясь в
тэхеново лицо и ожидая какой-то реакции. — Но это ничего, у нас ведь еще
много времени, да, итальяночка?

Гук нежно ведет подушечками пальцев по ладони Тэхена, гладит круговыми

движениями; каждый длинный аккуратный палец трогает, оглаживает, заново
изучая и знакомясь. В палате витает легкий цветочный аромат, смешавшийся с
резким больничным запахом. Цветы сейчас не кружат голову, не сводят с ума, —
обнимают, согревают и шепчут, что все в порядке. Пока чувствуешь цветы, все
хорошо.

— Ты должен знать, что несмотря на твой совершенно глупый отказ, я не

оставлю тебя.

Чонгук наклоняется, касаясь нежной кожи губами и оставляя на ладони легкий,

невесомый поцелуй.

Он рядом, он не оставит.

Джихан отрешенно разглядывает золотистую жидкость в стакане, красиво

переливающуюся в свете костра, что негромко потрескивает в камине. Альфа
меряет гостиную шагами уже не первый час, а на стеклянном столике почти
допитая бутылка бурбона. Обычно идеально уложенные волосы сейчас
находятся в беспорядке и небрежными прядями спадают на ровный лоб. Рукава
244/670
бордовой рубашки закатаны, а пуговицы сверху расстегнуты. Сделав очередной
глоток, Джихан лижет губы и начинает по новой расхаживать перед камином,
мечется, сунув одну руку в карман черных брюк, обтягивающих крепкие бедра.

Снаружи — нетерпение, внутри — вовсе война. Бесконечное ожидание и

неизвестность постепенно начинают сводить с ума. До каждую секунду кидает
взгляд на свои наручные часы, проверяя время, которое, кажется, совсем не
движется вперед. Словно назло изводит, издевается.

Осушив стакан залпом, альфа присаживается на краю дивана и берет бутылку,

вновь подливая себе бурбон.

— Господин До, — раздается за спиной.

Джихан отставляет бутылку на столик и берет стакан, поднимаясь и

разворачиваясь к альфе, стоящему в дверях гостиной.

— Говори, Хенсу, — Джихан кивает мужчине и делает глоток бурбона, следя за

его каменным выражением лица.

— Наших ждали на складе, — начинает Хенсу, сложив руки за спиной. — Все

убиты. Кроме двоих, — он говорит спокойно и твердо, даже бровью не поведя,
словно отчитывается о купленных продуктах. — Их бросили на бескрайнем мосту
вместе с телами убитых. Пощадили, чтобы передать сообщение.

Джихан выгибает бровь, задумчиво уставившись на стакан в своих пальцах,

затем сухо усмехается, качая головой.

— Так я и думал. Не все так просто с этими чертовыми братьями, — хмыкает он,
поднимая на Хенсу вопросительный взгляд. — Неужели наш революционер не
смог предотвратить это?

— Он оказался в сложной ситуации, — пожимает плечами альфа, смотря на

босса с непроницаемым лицом. — Что делать с убитыми?

— Сожги, раствори в кислоте, выбрось, мне плевать, — отмахивается Джихан,

глотнув бурбона. — Ты должен был начать с главного, — До ленивыми шагами
движется в сторону Хенсу, покручивая в руке стакан. — Что с Тэхеном?
— спрашивает он, останавливаясь напротив.

— Я разузнал, что его сразу же отвезли в центральную больницу. Из

серьезного — треснутое ребро, отравление и глубокий порез на бедре, — все так
же спокойно и сухо докладывает альфа, не моргая глядя на Джихана. — Он еще
не пришел в себя.

— Свободен, — резко бросает До, поджимая губы и сверля альфу вспыхнувшим

яростью взглядом.

Хенсу мгновенно разворачивается и бесшумно покидает гостиную, оставляя

Джихана в оглушающей тишине. До так и стоит, смотря туда, где только что
стоял альфа. Пальцы сжимают стакан все крепче. Внутренняя война вырывается
наружу. До рычит разъяренным зверем и бросает стакан в стену. Осколки со
звоном разлетаются по полу, поблескивая в свете костра.

245/670
Джихана с головой накрывает неконтролируемая злость. Он сжимает пальцы в
кулаки и бросается к кофейному столику, переворачивая его вместе с бутылкой
бурбона. Золотистая жидкость разливается по светлому ковру, оставляя на нем
темное пятно. У Джихана в ушах звон. Или это от битого стекла, или от вспышки
злости. Ярость слепит, отравляет каждый орган. Все вокруг превращается в
руины, оседает пеплом под ногами, хрустит под подошвами осколками.

Не на это Джихан рассчитывал, не этого добивался. Он судорожно трясет

головой и зарывается пальцами в свои волосы, сжимая их у корней и запертым в
клетке зверем расхаживая по гостиной, от которой осталась лишь битая мебель.

Плевать на смерти нескольких бесполезных людей, не сумевших справиться со

своей задачей. Плевать на неудачу, которую можно легко исправить. Вот только
исправить случившееся с Тэхеном не так просто.

Джихан промахнулся. Или глупо верил, что до этого не дойдет. Но это смешно. И
так глупо. Он ошибся, едва не сгубив того, кто рождает в нем хоть какие-то
чувства и эмоции. Едва не убил Тэхена. Цветочного мальчика, которого этот мир
не заслужил. Чон Чонгук не заслужил. И даже сам Джихан.

Он не замечает, как прислуга вбегает в гостиную, пытаясь понять, что

произошло и в чем причина агрессии. Схватив сигареты и ключ от бугатти, До
выходит из дома, на ходу снимая с блокировки двери гиперкара, ждущего
своего хозяина у самых лестниц особняка. Альфа влетает в салон и сразу же
заводит мотор, хлопая дверцей и закуривая.

Ворота впереди раскрываются, и бугатти с рычанием выезжает с территории

особняка.

Джихану нужно к Тэхену. Ему необходимо увидеть его прямо сейчас.

Необходимо посмотреть на плоды своей глупости, чтобы потом съесть себя
заживо и еще сто раз повторить, как сильно проебался, решив использовать
Тэхена.

До давит на газ и нервно кусает фильтр, зажатый в зубах. Сигаретный дым не

задерживается в салоне, мгновенно уплывая в распахнутое окно и исчезая в
ночном небе.

Задумавшись о произошедшем, альфа безрадостно усмехается, качая головой и

ударяя рукой по рулю. Как же он проебался. Ведь мог найти тысячу других
вариантов, мог сделать иначе, и тогда Тэхен был бы рядом целый и невредимый.
Джихан с самого начала мог по-другому, но слепая ненависть не дает решать,
туманит разум и заставляет действовать решительно безо всяких лишних
размышлений.

Джихан чувствует, как медленно попадает в тупик, из которого не найдет

больше выхода. Тэхен не должен его ненавидеть, но точно будет после
произошедшего. Как он посмотрит на Джихана, когда очнется? О чем подумает?
До уже представляет полные боли ореховые глаза, в которых не просто обида, а
ненависть искриться будет. В этом Джихан не сомневается.

Все должно было быть иначе.

Летящая по трассе бугатти начинает замедляться, а потом и вовсе резко

246/670
разворачивается с визгом шин на сто восемьдесят градусов. До выбрасывает
окурок в окно и достает телефон, быстро набирая номер Хенсу. Спустя три
долгих гудка тот принимает звонок:

— Господин До? — в своей привычной непроницаемой форме спрашивает альфа.

— Сообщи дворецкому Тэхена о случившемся. Пусть поедет к нему и отвезет

все необходимое, — уставшим хриплым голосом распоряжается До, уставившись
на дорогу и прижимая к уху телефон.

— Хорошо, сейчас же сообщу, — отвечает Хенсу. — И еще, вы не

поинтересовались, но Чон Хосок через наших передал, что нападение на склад
было большой ошибкой.

Джихан ядовито смеется и скользит кончиком языка по нижней губе.

— Пусть Чон Хосок горит в аду, — хрипло смеясь, говорит До не столько Хенсу,
сколько Чону старшему. — Я ему помогу в этом.

Джихан бросает трубку и впивается пальцами в руль, меняя скорость и давя на

педаль газа до упора. Впереди длинная трасса, а на спидометре триста. Цифра,
из-за которой Тэхен сейчас не в объятиях Джихана, а в больнице проклятой.

Хосок прав, Джихан совершил настоящую ошибку.

247/670
не оставляй меня

Тэхену кажется, что он находится на самом дне, куда звуки

практически не доходят. Тусклый свет проникнуть пытается, раздражая глаза
даже через прикрытые веки. Тэхен чувствует по всему телу неприятное
покалывание, а в некоторых участках — боль, не дающую хоть немного
шевельнуться. С каждой секундой звуки становятся все громче, отчетливее, а
свет режет глаза все сильнее. Тэхен болезненно морщится и сглатывает
тяжелый ком, застрявший в горле. Во рту пересохло, и пить хочется безумно.

Тэхен слышит звук шагов и приглушенные разговоры за стеной с правой

стороны. С левой — шум улицы, доносящийся через приоткрытое окно. Кожи
мягко касается теплый приятный ветерок. Омега медленно открывает глаза,
сразу же щурясь от яркого белого света, окутавшего светлую больничную
палату. Золотистый лучик солнца тянется от окна, скользит по полу,
поднимается к кровати с белоснежным бельем. Тэхен следит за ним
неторопливым взглядом, сталкиваясь со светло-каштановой макушкой.
Золотистое солнце путается в волосах альфы и движется дальше, по широкой
спине и спинке стула.

Положив голову на руки, скрещенные на краю кровати, сидит Чонгук. Его

дыхание ровное и едва слышное, а глаза прикрыты. Уснул. Тэхен обо всем
вокруг забывает, даже не успев очнуться окончательно. Он медленно, не без
боли поднимает с постели руку и невольно тянется к волосам альфы, зарываясь
в них пальцами и нежно поглаживая. Мягкие, и пахнут приятно, успокаивающе.
По-родному. Тэхен словно вечность не ощущал этого аромата, мягкость волос и
теплоту татуированной кожи.

Омега прикрывает глаза и осторожно втягивает приоткрытым ртом воздух,

сразу же поморщившись от пронзившей ребро боли. Осознание произошедшего
приходит не сразу. Тэхен глядит на свои раны, и не узнает себя, словно на кого-
то другого смотрит. Кто-то другой тут лежит с болезненно побледневшей кожей,
усыпанной порезами и ссадинами. В голове лишь обрывчатые образы. Удар,
звон, яркий свет машинных фар и собственный кашель, дерущий глотку.

Тэхен едва помнит что случилось после первого удара. Ядовитые газы
заполнили легкие и прокрались в сознание, почти мгновенно отключая его. Руки
отчаянно сжимают руль, а нога бьет по педали тормоза. Бесполезно. Перед
глазами всплывает светящийся красным спидометр с зависшей на трехстах
стрелкой.

«Я помогу тебе. Мы что-нибудь придумаем»

Тэхен резко распахивает большие остекленевшие глаза, уставившись перед

собой шокированным взглядом, в котором одна эмоция мгновенно сменяет
другую. Неверие, страх, ужас, боль.

Джихан ему помог.

Эта мысль рождается в голове почти сразу. Тэхену от нее хочется выть, хочется
растерзать себя, разорвать собственную плоть, проникнуть внутрь и вытащить,
чтобы вздохнуть свободно позволила. К горлу подкатывает тошнота, а на глаза
тут же наворачиваются слезы. Омега тихо, едва слышно всхлипывает и
248/670
неосознанно сжимает в пальцах чонгуковы волосы.

От нахлынувшего понимания Тэхену становится так мерзко, что лучше бы он

умер. Он чувствует себя безвольной игрушкой, с которой можно делать все, что
вздумается. Не человек, а просто игрушка для личных целей. Джихан все ниже и
ниже его опускает, заставляет чувствовать себя пустым местом, не достойным
нормальной человеческой жизни. Не достойным свободы выбора. Как же это
мерзко. Как же это больно.

Голова под пальцами начинает шевелиться, но Тэхен никак не реагирует, не в

силах заставить себя убрать руку. Он все глядит перед собой и кусает
дрожащую губу, разбивая капли слез о собственную перебинтованную грудь.

— Тэ… — хриплым от сна голосом зовет Чонгук, подняв голову и накрывая

ладонь омеги.

Услышав родной голос, Тэхен переводит взгляд на Гука и сжимает его ладонь в
ответ настолько сильно, насколько позволяет слабое и истощенное тело. Он то
ли с болью, то ли с облегчением осознает, что сейчас Чонгук смотрит на него. Не
на маску, которую приходится цеплять на себя, стоит альфе оказаться рядом; не
на обворожительную улыбку, ширмой выставленную, благодаря которой все
уродство остается неувиденным, запертым в самой душе. Чонгук смотрит на
него с нескрываемым беспокойством и даже страхом. А Тэхену хочется
разрыдаться в голос и спрятаться в его крепких объятиях. Хочется рассказать
все, сбросить с души тяжелый груз, тянущий его вниз. Тэхену хочется свободы
от грязной позорной лжи. Улыбнуться Чонгуку искренне, а не показывать,
насколько он подавлен и сломлен внутри. Но сил нет.

— Я… блять, я уснул, — извиняющимся тоном выдает Гук, не в силах оторвать

взгляда от больших золотистых глаз. — Детка? Тебе больно? — альфа
взволнованно хмурится и пододвигается ближе, осторожно накрывая ладонью
тэхенову щеку и стирая большим пальцем горячие слезы. Ким коротко кивает и
прикрывает глаза, умалчивая о характере боли, не столько физической, сколько
моральной. — Я позову врача, — говорит Гук, поднимаясь со стула.
Склонившись, он мягко целует омегу в кончик носа. — Подожди меня немного, я
быстро.

Тэхен снова кивает и практически уговаривает себя выпустить чонгукову

ладонь. Он знает, что и Чонгук не хочет ее выпускать.

Пока пришедший медбрат кружит вокруг Тэхена, проверяя его состояние, и

ставит капельницу с обезболивающим веществом, Чонгук наблюдает за ним
хмурым взглядом, стоя у окна. Тэхен молчит, периодически кивая на вопросы
медбрата и кидая короткие вороватые взгляды на Чона, чтобы убедиться, что он
рядом, что смотрит и что никуда уходить не собирается. Сейчас Тэхену без него
будет просто невыносимо. От мысли, что Гук может уйти, на глаза
наворачиваются слезы, поэтому он всеми силами пытается отогнать это от себя.

Внутри такая звенящая пустота, что Тэхен едва ли не слышит завывающий меж
ребер ветер. Глухо, холодно, мерзко, одиноко. Это тошнотворное чувство все
никак не покинет; оно медленно растекается по венам и отравляет кровь,
разъедает кислотой. Он жмурит глаза и лижет пересохшие губы, пытаясь
выбросить из головы даже случайную мысль о Джихане.

249/670
 — Через час вам нужно поспать и после выпить лекарства, а пока отдыхайте,
Тэхен-щи, — с доброй улыбкой на губах говорит медбрат, поправив на носу
узкие прямоугольные очки. Тэхен только и может снова кивнуть в ответ. — Если
что, сообщите, я буду в кабинете, — обращается парень к Чонгуку, выходя из
палаты.

Альфа отрывается от подоконника и подходит к Тэхену, присаживаясь на свое

место на стуле. Тэхен внимательно следит за каждым его движением и мнет
пальцами края одеяла.

— Твой дворецкий приезжал, привез какие-то вещи и новый телефон, —

рассказывает Гук, на автомате потянувшись к ладони омеги и мягко касаясь
пальцев. У Тэхена от этого прикосновения внутри все теплотой вмиг
заполняется. Он зажимает в ладони указательный палец Чонгука, как маленький
ребенок, и закусывает губу.

Чонгук не может сдержать легкую улыбку, появившуюся на губах. Такого Тэхена

он впервые видит. Омега такой нежный и осторожный, по-детски глядит
большими любопытными глазами, словно только начинает познавать мир.

Чонгуку многое хочется сказать, многое спросить, но единственное, что он хочет

получить сейчас в ответ — улыбку Тэхена, которую он так боится больше не
увидеть. Лишние вопросы только усугубят все.

— На старом наши фотографии были, — совсем тихо говорит Тэхен, слегка

выпячивая нижнюю губу и разочарованно вздыхая.

— Они в облаке сохранились, детка, — мягко уверяет Чон, улыбаясь еще шире.
Его волнуют какие-то фотографии, которых они еще кучу наделают в будущем,
Чонгук в этом уверен. В глазах омеги он замечает мелькнувшее облегчение.
Тэхен кивает и опускает взгляд на чонгукову ладонь, водя по ней подушечкой
указательного пальца. — Вчера тут были все наши, знаешь. Безумно
волновались. Чимин не переставал лить слезы.

Тэхен удивленно вскидывает брови, посмотрев на Чонгука. Чимин лил слезы? По

Тэхену? Бред какой-то, Чонгук наверняка что-то спутал.

— Чимин же… — омега слегка хмурится и лижет губы, подбирая слова и

непонимающе смотря на альфу. — Он должен был выиграть гонку.

— Какая к черту гонка, Тэ? — Чонгук недовольно качает головой. — Он вернулся

за тобой, вытащил из тачки и вызвал скорую. Из нас никто никогда своего не
бросит. А ты — часть нашей семьи.

Тэхен пытается скрыть удивление, но выходит с трудом. Чимин, которого он

знал, был готов глотку рвать за победу, чтобы показать, что он лучший. Чимин,
которого Тэхен видел еще вчера, не проявлял к Тэхену и капли симпатии, всегда
обделял вниманием и общением, явно показывая, что он лишний в их компании.
Но то, что Тэхен слышит сейчас от Чонгука, кажется совершенно диким и
странным. Это путает и ломает закрепившееся в голове представление о
Чимине, и Тэхен просто не знает как реагировать. Такое нужно переварить как
следует. Но, несмотря на это, он Чимину благодарен.

Омега ничего не отвечает. Вновь опускает взгляд на татуированную руку альфы

250/670
и кусает губу. Тэхена в произошедшем успокаивает только одно — Чонгук в
порядке. Он уберег его от чего-то страшного, приняв удар на себя. Тэхен
прекрасно понимает, что, поступив именно так, Джихан хотел надавить на
Чонгука морально. Он знает о его чувствах, и они для него лишь очередная
забавная игрушка, еще один рычаг.

— Чонгук…

Тэхен поднимает на альфу нечитаемый взгляд, аккуратно убрав руку от его

ладони. Гук вопросительно изгибает бровь, ждет.

А Тэхен чувствует, что его изнутри разрывает. Кувшин переполнен. Он хочет

Чонгуку все рассказать. Он собирается сказать ему все прямо сейчас. Как можно
скорее, пока сомнения не закрались в голову, пока страх быть брошенным не
парализовал. Он понимает, что больше не может молчать, ожидая нового
поручения от Джихана, которое наверняка окажется еще хуже, еще страшнее и
опаснее для Чонгука. Сейчас в больничной постели он сам, но что, если в скором
времени в ней окажется Гук? Даже подумать страшно, а в сердце колет так, что
хочется вскрикнуть от боли. Хочется скорее покончить с этим, пока голова пуста
и свежа, пока Чонгук готов слушать. Плевать на собственную боль, только бы
Чонгук не страдал из-за его омерзительного предательства.

— Что такое, Тэ? — негромко спрашивает альфа, когда пауза затягивается. В

его глазах снова бесконечное волнение и забота.

У Тэхена нижняя губа дрожит, а глаза щиплет от накатывающих слез. Он

сглатывает ком в горле и лижет засыхающие губы каждую секунду. Сердце
внутри бьется так сильно, что треснутое ребро даже несмотря на
обезболивающее начинает ныть. Он прочищает горло и придает своему голосу
твердости и уверенности, которые в любую секунду грозят рассыпаться.

— Чонгук, ты должен знать, что я свя…

На прикроватной тумбе громко вибрирует телефон, заставляя омегу прерваться.

Чонгук и Тэхен одновременно поворачивают к нему голову.

…связан с До Джиханом.

— Тэ, — зовет Чонгук. Омега слегка вздрагивает, все еще окутанный

накатившим страхом. Он смотрит на альфу и сжимает губы в тонкую линию,
только бы скрыть дрожь. — Поднимешь или мне ответить?

Тэхен тянет руку и берет с тумбы телефон, заглядывая в дисплей, на котором

высвечивается имя звонящего — Ким Тэгун.

— Не стоит, я сам. Это мой отец, — отвечает омега, хмуря брови. — Уже узнал…
— вздыхает он, принимая звонок. —Ciao, papà[1], — тянет он, прикрыв глаза и
откинув голову на мягкую подушку.

Чонгук слегка теряется и сразу же поднимается со стула, собираясь выйти и не

мешать Тэхену разговаривать с отцом, но омега мягко касается его ладони,
шепча одними губами «останься». Гук коротко кивает и, мазнув большим
пальцем по тыльной стороне тэхеновой ладони, отходит к окну. Разговаривал бы
сейчас с его отцом. Вот было бы забавно. Гук сам себе ухмыляется негромко и
251/670
складывает руки на груди, выглядывая в окно.

— Stai bene, figliolo[2]? — взволнованно спрашивает отец. Тэхен уже

представляет, как он сейчас сжимает в пальцах телефон и меряет нервными
шагами свой огромный кабинет, и почему-то улыбается этой мысли. — Sei in
ospedale[3]?

— Sì, papà, non preoccuparti per me[4], — быстро успокаивает отца Тэхен, комкая
в пальцах край одеяла.

Чонгук сам не осознает, как по его спине пробегаются мурашки, а кончики

пальцев приятно покалывают. У Тэхена голос кажется звучит еще глубже, когда
он говорит на итальянском. Хочется слушать это вечность, и плевать, что из
сказанного не ясно ничего. У Тэхена нереальный голос, и он делает с Чонгуком
что-то невероятное.

Он не выдерживает и поворачивается к омеге боком. Тэхен, встретившись с

Чонгуком взглядом, улыбается, кокетливо закусывая нижнюю губу. Чон может
облегченно выдохнуть. Тэхен снова улыбается. Той самой красивой улыбкой во
всем мире, от которой взгляда не оторвать.

— Где Джихан? Он навещал тебя? — спрашивает отец уже на родном языке.

Голос его звучит спокойнее, но все еще хранит в себе нотки волнения.

Тэхен всеми силами старается сохранить слабую улыбку на губах, чтобы не

вызывать у Чонгука лишние вопросы и беспокойство. Минутами ранее позабытая
боль снова яростно дает о себе знать, сжимая сердце в стальных тисках.

— N-no, papà, — чуть заметно запнувшись, произносит Тэхен, опуская взгляд на

свои пальцы. Чонгук хмурит брови, но никак не реагирует, отворачиваясь
обратно к окну. — Lui è occupato, ma mi ha chiamato al mattino[5], — врет омега,
быстро проговорив и прикусывая губу.

— Почему ты говоришь по-итальянски? — немного настороженно спрашивает

Тэгун.

Тэхен вздыхает и вновь прикрывает глаза, отвечая:

— Mi manchi[6].

— Anche a me[7], — мягко отвечает альфа. Тэхен буквально чувствует теплую

улыбку на губах отца и не может сдержать тихое хихиканье, которое отдается
болью в треснутом ребре.

— Ti chiamo più tardi, papà[8], — говорит Тэхен, словив на себе взгляд Чонгука.
Тот уже демонстративно пялится на него, облокотившись поясницей на
подоконник и чуть склонив голову к плечу. Альфа задумчиво хмурит брови, то ли
пытаясь понять, о чем речь, то ли просто вслушиваясь в каждый звук
прекрасного голоса.

— Bene, figliolo[9], — вздыхает отец на том конце.

— Ti amo[10], — лепечет Тэхен, кладя трубку и убирая телефон на тумбу.

252/670
 — Вау, — Чонгук вскидывает брови, ухмыляясь. — Детка, я не знаю, о чем ты
говорил, но звучало это… — альфа мечтательно поднимает глаза вверх,
закусывая нижнюю губу, — горячо.

Тэхен слабо смеется, закатывая глаза.

— Ты себе не изменяешь, Чон Чонгук, — говорит он, качая головой. — Дай мне
воды лучше.

— Как скажете, господин Ким, — подмигивает Чонгук, подходя к маленькому

столику, на котором стоит графин с водой.

Звонок отца для Тэхена стал внезапной, приводящей в чувства пощечиной. Как
он посмел забыть о нем? Как посмел не подумать о том, что его отец на мушке у
Джихана? Единственный родной человек, оставшийся у омеги в этой жизни.
Едва не выдав все Чонгуку, он чуть не подписал ему смертный приговор. Джихан
не тот, кто шутит, говоря такие вещи, и уже вечером отец точно был бы мертв.
Тэхена от этой мысли передергивает, а по коже пробегает неприятный холодок.
Этим звонком Тэгун сам себя спас, не дав своему сыну совершить ошибку.

И все-таки от короткого разговора с отцом Тэхену становится немного легче.

Чонгук рядом, окружает заботой и отвлекает от мрака, который так и грозится
накрыть омегу с головой. Тэхен убеждает себя, что обязательно придумает, как
вырваться из джиханова плена, при этом никого не сгубив. И себя самого тоже.

Чонгук снова садится на стул рядом с кроватью, ставший ему родным за время,
проведенное в больнице, и протягивает омеге стакан с прохладной водой. Тэхен
обхватывает его длинными пальцами и жадно пьет, совсем не замечая, как
жидкость стекает из уголка губ и течет по шее, собираясь внутри изгиба
ключицы. Чонгук еле сдерживает себя, чтобы не припасть к нему губами, испив
воду.

Осушив стакан, Тэхен удовлетворенно улыбается, облизывая губы и утирая их

тыльной стороной ладони.

— Спасибо, Чон…

Тэхен так и застывает со стаканом в руке. Чонгук не дает договорить, не

сдержавшись и подавшись вперед. Горячие губы припадают к манящей
ключице, а рука скользит по плечу омеги, нежно оглаживая кожу кончиками
пальцев. Тэхен тяжело сглатывает, ощущая, как волосы альфы щекочут шею, а
чужие губы мучительно медленно скользят по ключице, слегка засасывая кожу.
Чон прикусывает ее мягко, совершенно безболезненно, тут же скользя по укусу
кончиком языка.

— Чонгук… — выдыхает Тэхен с дрожью в голосе, прикрыв глаза и зарываясь

пальцами в волосы на затылке альфы. — Мы в больнице, — напоминает он с
неохотой, внутренне отказываясь прерывать приятные прикосновения. Боль
куда-то улетучивается. А может, это обезболивающее начинает действовать,
растекаясь по венам. Не имеет значения. Тэхену в эту секунду хорошо.

Чонгук оторваться от все такой же сладкой цветочной кожи не в силах. Он

собирает ее вкус губами и смакует на языке, упиваясь и наслаждаясь. Не так
много времени прошло с их последней встречи, на которой альфа покрывал
253/670
поцелуями каждый миллиметр любимого тела, но кажется, словно это было
вечность назад. Чонгук понимает, что это неправильно, что Тэхен просто
физически не сможет сейчас, но остановиться тяжело. Хочется огладить
желанное тело, но позволено только по руке скользить, и то, избегая ранок.

Альфа отлипает от ключицы омеги и поднимает голову, мягко накрывая светло-

розовые губы. Тэхен отвечает сразу же, притягивая ближе к себе и сжимая меж
пальцев волосы Чонгука. Альфа не позволяет себе сжать губу Тэхена зубами, не
позволяет кусаться и срываться на грубый и жадный поцелуй. Медленно и
трепетно, словно с хрусталем взаимодействуя. Тэхену и так больно, а Чонгук
лучше вдарит себе в лицо, чем причинит ему еще больше боли, даже если и
такой.

Кто-то за спиной тактично кашляет, а в палату прокрадывается легкий

цитрусовый аромат. Чонгук улыбается в поцелуй и неохотно отрывается,
напоследок с причмоком поцеловав раскрасневшиеся губы Тэхена.

— Я не вовремя, наверное, — мямлит Чимин, стоящий в дверях палаты с

небольшим букетом полевых цветов.

— Привет, Чимин-и, — Чонгук отстраняется от растерявшегося Тэхена и

подмигивает Паку. — Ты очень вовремя.

Чимин отдает букет Гуку и, неотрывно глядя на Тэхена, идет короткими

шажками в его сторону, неуверенно закусывая пухлую губу.

— Привет, — тихо приветствует гостя Тэхен, пытаясь удержать взгляд на

Чимине. Легкое смущение проявляется на кончиках ушей и щеках, но, кажется,
нормально в этой палате только Чонгуку.

Чимин натягивает на пальцы рукава мешковатой худи цвета хаки и

присаживается на краешке стула, на котором до этого сидел Чонгук. В палате
повисает неловкая тишина, напрягающая обоих омег. Они сталкиваются
смущенными взглядами и сразу же уводят глаза в сторону.

— Я покурю, — заговаривает Чонгук, положив принесенный букет на столик и

двинувшись к выходу из палаты. Омеги сами с ним разберутся. И со своими
проблемами тоже.

Когда дверь за альфой со скрипом закрывается, Чимин набирает в легкие

побольше воздуха и заглядывает Тэхену в глаза, собираясь говорить.

— Я…

— Ты спас меня, — перебивает Тэхен. Чимин замолкает, уставившись на Кима

растерянным взглядом. — И я обязан тебе, Чимин.

— Нет… нет, ты ничем не обязан, — не соглашаясь качает головой Пак,

выставляя вперед ладошки и хмуря брови. — Я сделал то, что должен был. Мы
не бросаем своих в беде.

Тэхену сразу же вспоминаются недавние слова Чонгука, похожие на то, что

сейчас сказал Чимин. Он бесконечно сильно заблуждался насчет этого человека,
и теперь от этого как-то неприятно и даже стыдно. Чимин совершенно не такой,
254/670
как о нем думал Тэхен.

— Признаться, я не доверял тебе все это время, — продолжает Чимин,

перебирая пальцами на своих драных коленях, на которых уже наклеены новые
пластыри. — Ты как-то быстро влился в нашу компанию, это показалось мне
слишком странным, — хмурится Чимин, о чем-то на секунду задумываясь. У
Тэхена сердце пропускает удар. Хорошо, что прибор уже убрали, и он не может
выдать внутреннее волнение омеги. — Я просто не мог принять и осознать
мысль, что ты понравился Чонгуку. По-настоящему. А вчера… — Чимин
облизывает губы и зарывается пальцами в свои волосы, подняв взгляд на
Тэхена. — Вчера я безумно испугался. Я так боялся, что тебя не станет… — голос
омеги дрожит и на последних словах звучит едва слышно.

Тэхен ничего не говорит. Он тянется к ладони Чимина, лежащей на колене, и

накрывает своей, слегка сжав.

— Прости меня, Тэхен, — шепчет Чимин, укладывая вторую ладонь поверх

тэхеновой.

— И ты меня прости, Чимин-а. Я сильно ошибался насчет тебя, — вздыхает Ким,

закусывая губу и опуская голову.

— Я привык, — пожимает Чимин плечами, слабо улыбаясь. — На первый взгляд я

внушаю впечатление дерзкой и злобной суки, — издав смешок, говорит омега.

Тэхен видит в Чимине себя. Пак тоже носит маску, скрывая свою истинную
сущность, вот только он защищается таким образом, а Тэхен вынужден
прятаться, чтобы не рассыпаться в один прекрасный день. Чтобы не сдаться.

— Когда тебя выпишут, нам нужно всем вместе собраться и расслабиться как
следует, — предлагает Чимин, вскидывая брови, а глаза его вспыхивают яркими
озорными огоньками. — Конечно, сейчас не лучшее время, мы должны быть
осторожны, но… было бы круто немного отвлечься, — улыбается Пак, закусывая
нижнюю губу.

— Я обожаю расслабляться, поэтому только «за», — согласно кивает Тэхен,

слабо улыбнувшись в ответ.

— Отлично, теперь тебе остается скорее поправляться и возвращаться в

строй, — с гораздо более теплой улыбкой говорит Чимин, заботливо поглаживая
ладонь Тэхена. — Мне пора уже. В универе начался завал, а из-за моих
пропусков все только хуже, — закатывает глаза омега, устало вздыхая. — Но я
обязательно буду приходить.

— Я буду рад, Чимин-и, — так же искренне улыбаясь своему гостю, кивает

Тэхен. Оба омеги почти физически ощущают как атмосфера между ними
перестает быть напряженной.

Через две минуты после ухода Пака в палату возвращается Чонгук. Эти две
минуты одиночества чуть не поглотили омегу темными мыслями, которые
начинают расступаться и прятаться в присутствии альфы. Чонгук сует в карман
пачку сигарет и садится возле Тэхена, одаривая его лучезарной улыбкой.

— От тебя сигаретами воняет, — чуть поморщившись, говорит Тэхен.

255/670
— Я могу вообще бросить, хочешь? — ухмыляется Чонгук, изогнув бровь.

— Было бы неплохо. В первую очередь, для тебя самого, — хмурится Тэхен.

— Вы как с Чимином? — спрашивает Гук, складывая руки на груди и

откидываясь на спинку стула.

— Все в порядке, — в первую очередь для себя отвечает Тэхен. — Теперь все
хорошо.

— Я рад, детка, — одобрительно кивает Гук, еле сдерживаясь, чтобы не впиться

в эти сладкие манящие губы. Терпеливо ждет, когда запах сигареты испарится.
— Тебе нужно поспать, Тэ.

— Ты не уйдешь? — с замиранием сердца выпаливает омега раньше, чем

успевает подумать. Глаза его полны надежды и легкого страха, которые не
укрываются от альфы.

— Нет, конечно, нет, — мягко заверяет Чон, покачав головой и не удержавшись

от поцелуя в лежащую на кровати ладонь омеги. — Я буду рядом.

Тэхену так легко становится. Чонгук сейчас его поддержка. Он слабо улыбается
и прикрывает глаза. Лекарство, растекающееся по венам, расслабляет тело. Сон
медленно накрывает мягкой приятной пеленой. Тэхену спокойно. Теперь точно.
Он все еще не готов отпустить Чонгука. Как бы это эгоистично ни звучало, Тэхен
хочет отсрочить момент, когда Чон отвернется от него. Мысль об этом ужасает.
От нее бросает в дрожь, а под закрытыми веками скапливаются слезы.

Тэхен не хочет лишаться Чонгука. Не сейчас.

Как только Хосок разлепляет сонные глаза, он видит перед собой хмурое лицо
Юнги, сидящего на краю кровати у ног альфы. Он смотрит таким тяжелым
взглядом, что Хосока буквально пригвождает им к постели. Губы поджаты в
тонкую линию, а пальцы перебирают подол длинной футболки. Одной из
десятка, которые так любит носить дома Мин. Под глазами у омеги залегли
огромные синяки, а блондинистые волосы слегка взлохмачены. Хосок делает
простой вывод, что Мин этой ночью не спал.

— Юнги-я, ты почему не в школе? — хрипло спрашивает Хосок, отрывая голову

от подушки. У омеги на лице отображается вселенское недоумение.

— Какая школа? — выдыхает он возмущенно, уставившись на альфу. — Какая,

блять, школа, Чон Хосок? Ты видел свое состояние?

— Малыш, я не смертельно ранен, — устало говорит Хосок, с негромким

кряхтением поднимаясь с постели и кидая взгляд на свое перебинтованное
плечо. — Все в порядке уже, не паникуй.

Юнги следит за альфой огромными от удивления и возмущения глазами,

зависнув на мгновение. Хосок, как ни в чем не бывало поднимает с пола свои
черные спортивки и принимается натягивать на себя, пытаясь управиться одной
256/670
рукой. Штаны зависают в районе колен и вверх не тянутся. Альфа хмыкает и
ругается себе под нос. Юнги саркастично закатывает глаза и качает головой.

— И о какой школе ты мне говоришь? — ворчит он, подскакивая с постели и

помогая альфе натянуть спортивки. — Даже с этим справиться не смог, —
говорит Мин, шлепая резинкой штанов по голой коже на бедрах альфы и
выпрямляясь.

Губы Хосока растягиваются в довольной улыбке, а здоровая рука скользит по

спине омеги, закрадываясь под футболку. Одним резким движением он
подтягивает Юнги к себе, прижимая к своей груди и выдыхая в приоткрытые
губы.

— Будешь прислуживать своему папочке, малыш? — полушепотом спрашивает

альфа, едва касаясь манящих губ своими. У Юнги от этого голоса приятные
мурашки по коже и пульсация внизу живота. Чертов Чон Хосок.

— Куда ты встал вообще? — сердится омега, мягко отпихивая от себя альфу. Он

не купится на эти соблазнения. В приоритете состояние Хосока. — Тебе надо
лежать и набираться сил!

— Наслушался этого врача, — закатывает глаза Чон, недовольно качая головой.

— Я ходить в состоянии, малыш, — уверяет он, выходя из комнаты и оставляя
омегу в шоке глядеть ему вслед.

Юнги хмыкает и подрывается за альфой.

— А ну стой! Куда ты собрался, Хосок-а?

Чон хрипло смеется и оборачивается, спускаясь по лестнице на первый этаж.

Юнги похож на разъяренного котенка, который бежит за хозяином, пытаясь
вцепиться коготками в ногу и расцарапать ее. Почему-то Хосока это забавляет,
даже ноющая боль в зашитом плече отходит на второй план. Шлепая босыми
ногами по прохладному паркету, он направляется привычным маршрутом в
сторону кухни, а Юнги следует по пятам, едва не тыкаясь носом альфе меж
лопаток.

— Малыш, я просто хочу сварить кофе, — вздыхает Хосок, разворачиваясь к

Юнги и цепляя пальцами его подбородок. Мин все еще дует губы рассерженно, а
тяжесть во взгляде никуда не исчезает. — Хочешь поиграть в доктора и
пациента? — Чон двусмысленно улыбается, надеясь немного расслабить омегу,
но тот даже не меняется в лице.

— Я сам сварю тебе кофе, — твердо заявляет он, убирая руку Хосока и
ретируясь к кухонным шкафчикам.

Альфа, не мешкая, перехватывает его за талию и останавливает, прижимая к

себе.

— Я не инвалид, в конце концов, — говорит Хосок со стальными нотками в

голосе, заглядывая в глаза омеги. — И в состоянии сделать это сам. А тебе
стоило бы поспать, Юнги-я. Похож на зомби.

Мин поджимает губы и сдается, садясь за стол и наблюдая за Хосоком. Его

257/670
упрямство и твердость не сломить. Юнги видит, что Хосока раздражает
собственная слабость и ограниченность в действиях. Альфа просыпает кофе на
пол и ругается себе под нос. Юнги только прикрывает глаза устало, покачав
головой. Он хочет помочь, хочет облегчить его боль, отвлечь от нее, но внутри
тревога, родившаяся еще вчера, никак не исчезает. Страх от того, что он мог
запросто потерять Хосока, сводит с ума, режет изнутри.

Он всю ночь просидел перед Хосоком, вслушиваясь в неровное дыхание,

цепляясь взглядом за нахмуренные от боли в плече брови. Юнги всю ночь на
него смотрел, пытаясь успокоить самого себя, убедить, что все хорошо, что
Хосок рядом и он жив. Слезы, которые он тщательно стер с лица до
пробуждения альфы, порывались вырваться наружу практически каждую
секунду.

— Мне надо сегодня в офис, — буднично сообщает Хосок, вырывая омегу из

неприятных размышлений. Он прислоняется поясницей к кухонной стойке и
отпивает из кружки свежесваренный кофе.

— Какой офис, Хосок? — по новой взрывается Юнги, подскакивая со стула.

— Тебе нужно полечиться! Ты никуда сегодня не едешь.

Хосок устало прикрывает глаза и терпеливо вздыхает, вновь заглядывая в глаза

омеги.

— Послушай, малыш, кто-то умер вчера…

— И это мог быть ты! — безапелляционно кричит Юнги, двинувшись к Хосоку.

Держаться все труднее. Ему нужно все высказать. — О чем ты вообще думал? Ты
обо мне хоть подумал? Как бы я жил, если бы тебя не стало? Что бы я без тебя
делал?

Хосок отставляет кружку на столик и подходит к омеге. От голоса Юнги,

полного боли и страха, внутри болезненно ноет где-то в районе груди. Он даже
представить не может, что чувствует омега. На его месте Хосок свихнулся бы от
кошмарных мыслей и представлений, съедающих голову. Как жил бы он с
мыслью, что мог легко потерять свой смысл жизни?

— Тише, котенок, — пытаясь сохранять спокойствие, говорит Чон, протянув к

Мину руку. — Все же хоро…

— Почему ты такой спокойный? — кричит Юнги, никак не унимаясь. Он

налетает на Хосока и бесконтрольно колотит его сжатыми кулачками по
обнаженной груди, но альфа даже не сдвигается с места. Он этих ударов просто
не чувствует. — Почему ты так спокоен, Чон Хосок?!

— Чтобы ты, мать твою, был спокоен! — не выдерживает и срывается альфа,

хватая омегу за запястья двумя руками. Плечо пронзает резкая боль, но Хосоку
плевать. Это последнее, что его волнует сейчас. — Я спокоен, чтобы спокоен был
ты, — рычит Чон, сжимая тонкие запястья и не позволяя омеге больше ударить
себя.

— Я зол, — обессиленно выдыхает Юнги и утыкается лбом в грудь альфы,

тяжело дыша и расслабляя руки в крепкой хватке. — Я так зол на тебя, Хосок, —
шепчет он, больно закусывая губу. Нельзя слезам давать волю, нельзя
258/670
показывать их Хосоку. Он обязательно проплачется потом, когда останется
наедине с собой, чтобы выплеснуть боль, комком застрявшую где-то внутри.

Хватка с запястий исчезает. Хосок скользит ладонью по спине Юнги,

останавливаясь на копчике и чуть надавливая, чтобы ближе к себе притянуть.
Он ведет кончиком носа по виску омеги, вбирая в себя любимый аромат, и
оставляет на скуле легкий поцелуй.

— Я ни за что не оставил бы тебя, Юнги-я, — хрипло шепчет Хосок. Юнги

поднимает голову, заглядывая в спокойные карие глаза альфы и скользя
подушечками пальцев по его теплой груди. — Я знал, что должен справиться
ради тебя. И не подвел ведь.

— Будь осторожнее, Хосок, я тебя прошу, — шепчет в ответ омега, сглатывая

ком в горле. — Не забывай обо мне…

— Как я могу, малыш, — Хосок оглаживает большим пальцем нежную щеку

омеги и чуть наклоняется, накрывая сладкие губы.

Юнги обнимает альфу за шею и прижимается к нему всем телом, отвечая на

медленный тягучий поцелуй, от которого внутри все трепещет и приятно
сжимается. Хосок медленно пятится к выходу из кухни, утягивая за собой омегу
и ни на секунду не разрывая поцелуй. Он зажимает его в проеме и скользит
пальцами по ягодицам, несдержанно сжимая их через ткань боксеров. Юнги
хрипло стонет в поцелуй и вцепляется в плечи альфы, едва не потеряв контроль
над собственным телом.

— Хосок… — выдыхает омега, откидывая голову и подставляя молочную шею

для поцелуев, от которых голова кружиться начинает. Чон прикусывает нежную
кожу, чуть оттягивает зубами и целует, скользит языком вверх к линии челюсти
и вновь припадает к влажным и мягким губам.

Эти губы и прикосновения разом выбивают из головы все мысли, тревоги куда-то
улетучиваются, а проблемы отходят на десятый план. Ничего не существует в
пределах этого дома, этой гостиной. Хосок опускается на диван и тянет на себя
Юнги, заставляя сесть сверху.

— Сегодня ты за рулем, детка, — улыбается альфа, зацепив пальцем резинку

боксеров омеги и тянет вниз. Юнги приподнимает бедра и помогает Чону,
упираясь одной рукой в его здоровое плечо.

Избавившись от боксеров и футболки, Юнги наклоняется и вновь припадает к

губам Хосока, позволяя проникнуть языком в свой рот и покусывать губы. Его
бросает в мелкую дрожь от прикосновений альфы. Чон оглаживает фарфоровую
грудь омеги, нарочно цепляет подушечками пальцев чувствительные соски, что
мгновенно твердеют. Юнги стонет сладко и громко, с хрипотцой. Так, как Хосок
любит. Собственный член уже изнывает от возбуждения и требует к себе
внимания. Юнги чувствует стояк альфы, упирающийся ему меж ягодиц, и
немного приподнимается, просовывая руку в штаны Хосока.

Гостиную заполняют стоны, которые сразу же тонут в глубоком и несдержанном

поцелуе. Юнги двигается плавно, насаживаясь на твердый член альфы до
основания и медленно приподнимаясь, чтобы опуститься вновь. Он обнимает
Хосока за шею и утыкается носом в его висок, выстанывая альфе в самое ухо.
259/670
Хосок гладит его по спине и целует в плечо, чуть двигая бедрами навстречу.

Он чувствует грудью, как часто бьется сердце омеги, а в стонах его путаются
легко различимые слова: «я люблю тебя».

— Я тоже люблю тебя, малыш, — выдыхает в ответ Хосок, чувствуя, как на

плечо падает горячая слеза.

— Джихан заходит все дальше.

— За неделю девять аварий на гонках.

Хосок присел на краю своего стола в кабинете, скрестив ноги и перебирая в

пальцах ключ от макларена. На диване перед ним сидят Намджун и Йен, а за
столом, за спиной Хосока сидит Джебом, лениво покручиваясь в кресле и держа
в пальцах стакан с коньяком. По кабинету, сложив руки на крепкой подкачанной
груди, расхаживает Сонги — альфа из охраны братьев. Он задумчиво хмурит
брови и изучает сосредоточенным взглядом пол.

Хосок отвез Юнги к Тэхену в больницу и сразу же отправился в офис, и так

прилично задержавшись из-за насыщенного утра с омегой. Сидеть за рулем
оказалось легче, чем Чон предполагал. Юнги продолжал спорить и
протестовать, пока Хосок, потеряв терпение, не затолкнул его в машину силой,
заставляя замолчать и слушать папочку.

Чон сообщил брату, что собирается в офис на встречу с доверенными людьми,

пообещав после ввести в курс дела и его. Чонгук сейчас просто не мог оставить
Тэхена, несмотря на то, что с ним и так находятся Юнги и Джин. Хосок спорить
не стал. А Чонгук Тэхену обещал и нарушить это обещание не мог.

— Прежде всего мы должны повысить безопасность, — говорит Хосок, глотнув

коньяка, который протянул ему Джейби. — Каждый наш объект нуждается в
усилении охраны. Нужно больше людей и оружия. Я так думаю, это не
последняя попытка Джихана напасть на наши склады, — Сонги согласно кивает,
подняв голову и смотря на Чона. — Джей, — обращается альфа к Иму,
развернувшись боком. — А у тебя там что?

— Ровным счетом ничего, — качает головой Джебом, задумчиво разглядывая

стакан в своих руках, затем поднимает взгляд на Хосока. — Моим пока не
удалось выловить хоть одного гонщика на американке, даже с учетом того, что
у нас под капотами подобные им технологии.

— Надо выяснить, что именно у них там, — хмурится Йен, почесав затылок.

— Согласен, — Намджун закидывает ногу на колено, раскинув руки на спинке

дивана. — Нужно ловить их. Даже если придется вступить в бой.

— Ты сейчас таран имеешь в виду? — Джейби выглядывает из-за спины Хосока,

вопросительно вскинув бровь и уставившись на Кима. Намджун кивает и тянется
к своему стакану, стоящему на столике перед диваном.

— Плевать на урон, который в таком случае будет причинен нашим тачкам, но

260/670
это похоже на самоубийство, — вздыхает Хосок, запуская пальцы в свои волосы
и зачесывая их назад. — Шанс на успех невелик, будут лишь жертвы.

— Стоит им показать, что мы принимаем условия игры и будем атаковать в

ответ, — Джейби пожимает плечами и осушает свой стакан, ставя его на стол с
громким стуком, разнесшимся по кабинету. — Конечно, я против всей этой
херни, но попробовать нужно.

Хосок закусывает губу и задумывается, нахмурив брови. Джейби и Намджун

правы, такой шаг хоть немного приблизит их к какому-то прогрессу, потому что
бездействие не дало пока что ничего. Попробовать, определенно, стоит.

— Не знаю, была ли авария Тэхена подстроена или это чистое совпадение, но я

уверен, что среди нас водится крыса, которая работает с Джиханом, — говорит
Хосок, скользнув взглядом по альфам и поджимая губы в тонкую линию.

— Вполне возможно, что это кто-то из наших, потому что я никого постороннего
не замечал на объектах, за которыми мы следим. Только наши люди, — подает
голос Сонги, прекращая свои хождения и вставая за диваном.

— Тебе и твоим ребятам нужно быть внимательнее, Сонги, — Намджун повернул

к альфе голову, вскинув бровь. — Иначе снова случится бойня.

— Контролируй каждого, — соглашается Хосок, смотря на серьезного Сонги,

который лишь молча кивает. — Я могу довериться только тебе.

— Что касается гонок, — Джейби откидывается на спинку кресла и кладет руки

на его ручки, привлекая к себе внимание альф. — Давайте сыграем по их
правилам. Соглашайся, Хосок. Так у нас будет больше шансов. Я знаю, что
Чонгук принял бы это решение без раздумий.

— Как и я, — твердо говорит Хосок, смотря на Джейби полным уверенности

взглядом. В кабинете повисает тишина. Им смотрит на Чона несколько секунд,
даже не моргнув, затем расплывается в удовлетворенной улыбке, одобрительно
кивнув.

— А я думал, что Чон Хосок, которого я знал, утонул в семейной жизни, стал
примерным мальчиком, — ухмыльнулся Джейби. — Приятно осознавать, что ты
все тот же.

— У нас тут война начинается, иначе быть не может, — хмыкает Хосок, вскинув
бровь.

Он понимает, что по-другому нельзя. Он не может рисковать собой, не может

рисковать Юнги, которому еще утром обещал беречь себя, но обстоятельства
против. Нужно защищаться и бороться за то, что важно. И для Хосока дело
больше не в улицах, а в одном конкретном человечке, который заполнил собой
всю его жизнь до краев. Вот за кого будет бороться Хосок. Он заранее
извиняется перед Юнги, если что-то пойдет не так, если обещание пеплом
осыплется, но другого, более безопасного выхода просто нет. Джихан ломает
границы, а времени на их восстановление нет — нужно сражаться.

— Отлично, — улыбается Намджун, облизнув свои алкогольные губы.

— Задушим ублюдков.
261/670
Тэхен разглядывает стену напротив, вслушиваясь в шум в коридоре. За окном
темное безоблачное небо. Полная луна плавно плывет в окружении блестящих
звезд, закрадываясь в палату и лаская своим холодным светом тэхеновы
пальцы.

Прошло четыре дня с тех пор, как случилась авария. Чонгуку больше не
разрешают оставаться с Тэхеном ночью, уверяя, что в этом нет необходимости.
Омега постепенно приходит в норму. Повязка на голове сменилась небольшим
телесным пластырем на лбу с левой стороны, ссадины постепенно заживают, а
затягивающиеся порезы покрываются корочкой. Главной проблемой остается
ребро, которое порой даже дышать свободно не дает и ноет от боли при
малейшем неправильном движении.

Оставаясь в тишине и темноте палаты в одиночку, Тэхен надеется уснуть

быстро, чтобы скорее настало утро и Чонгук снова пришел, принеся с собой
пакет разнообразных конфет. Тэхен их почти не ест, но настроение они
повышают одним своим видом. Или потому что Чонгук купил.

Друзья приходят каждый день, сидят по несколько часов рядом, отвлекают от

тоски, накатывающей из-за долгого нахождения в одном помещении. Тэхен не
привык к такому. Не привык отлеживаться и быть не в состоянии свободно
передвигаться. За всю свою жизнь в больнице он был всего два раза: когда
тяжело заболел гриппом и когда сломал руку, неудачно упав с велосипеда в
далеком детстве.

Нотки чонгукова аромата практически исчезли в палате, подавленные резким

больничным запахом, который уже до тошноты достал. Тэхен прикрывает глаза
и глубоко вдыхает, пытаясь ощутить любимый успокаивающий аромат в
последний на сегодня раз. Единственное, что слышать приятно — негромкие
переговоры в коридоре. Так он не один, так его не посещают болезненные
мысли.

Омега находится на тонкой грани между сном и бодрствованием, когда слышит

тихий скрип двери. Он не успевает открыть глаза, но улыбка уже проявляется на
губах. Это Чонгук, наверняка он, потому что некому больше приходить так
поздно. Тэхен слышит тихие приближающиеся шаги, не сразу распознавая
терпкий аромат, который он хотел бы забыть навсегда. Улыбка исчезает
мгновенно, словно даже намека на нее не было. Тэхен не хочет открывать глаза,
но вошедший уже наверняка понял, что омега не спит.

— Зачем ты пришел? — тихим непроницаемым голосом спрашивает Тэхен,

скользнув нечитаемым взглядом по Джихану. Альфа стоит у изножья кровати,
сунув руки в карманы черных джинсов. Не уложенная челка спадает на правую
половину лба, прикрывая глаз. Губы альфы трогает легкая улыбка. Он делает
шаг вперед, оказываясь еще ближе.

— Я волновался, — с хрипотцой в голосе отвечает До, разглядывая лицо омеги,

у которого губы предательски подрагивают и поджимаются, в попытке эту
самую дрожь скрыть. Тэхену от него не спрятать своих эмоций и чувств. Джихан
прекрасно видит все по глазам. Он готовился к этому взгляду. Обида, горечь,
злость.
262/670
 — Уходи, Джихан, — цедит Тэхен, судорожно вцепляясь пальцами в простынь
под одеялом. Ему хочется накричать, разрывая глотку, хочется Джихану лицо
разбить, только бы не видеть снова этой ядовитой улыбки.

— Я знаю, что ты чувствуешь и думаешь, — спокойно говорит альфа, склонив

голову. — Я не собираюсь оправдываться или просить прощения. Просто скажу,
что все пошло не совсем так, как я рассчитывал.

— А ты рассчитывал убить меня? — с горечью в голосе спрашивает Тэхен,

сглотнув ком, подкативший к горлу.

Джихан издает смешок и качает головой, опустив ее.

— Я не думал, что дойдет до больницы. Но ты, видно, очень желал победы.

— Хочешь сказать, в произошедшем виноват я сам? — Тэхен от возмущения чуть

ли не задыхается, а руки уже зудят вовсю, жаждая проехаться по этому лицу
несколько раз. — Ты использовал меня, наплевав на последствия. Наплевав на
мою жизнь.

— Если бы это было так, — вздыхает До, начав неторопливо расхаживать перед
кроватью. — В любом случае, это дело провалилось.

— Я зря разбился? — Тэхен еле сдерживает внутри порыв разрыдаться в голос.

На Джихана смотреть тошно до такой степени, что хочется собственные глаза
вырвать и зарыть в землю.

— Прекрати, Тэхен, — Джихан покачал головой, облизнув нижнюю губу и глянув

на омегу, что прожигает его ненавистью пропитанным взглядом. — Прекрати
давить на меня. Я знаю, что слегка ошибся.

Сильно. Очень сильно ошибся. И взгляд этот вполне заслужил.

— Ненавижу тебя, — шепчет Тэхен, поджав губы.

И вот он, контрольный удар, который Джихан тоже полноправно заслужил.

Он останавливается и подходит к омеге, заставляя его тонуть и захлебываться в

черноте своих глаз. Тэхен этому не может сопротивляться. Он беззащитен.

— Это не имеет значения, малыш, — тихо говорит Джихан, сухо улыбнувшись.

— Ты все равно в моих руках, и никуда не денешься. Я же сломаю тебя, только
повод дай, — с жаром шепчет он в самые губы, склонившись над омегой.

Лучше так, чем добровольно впускать себе яд в кровь и корчиться от боли

беспомощно. Лучше топить, чем самому быть утопленником. Пусть Тэхен
ненавидит, пусть боится, так проще.

На тумбе коротко вибрирует тэхенов телефон. Омега не успевает к нему

потянуться, как Джихан поворачивается и заглядывает в дисплей, читая
пришедшее сообщение вслух:

— «Спокойной ночи, итальяночка. Жди меня в своих снах», — альфа усмехается

263/670
и отворачивается обратно к Тэхену, вскинув брови в наигранном удивлении.
— Итальяночка?

Тэхен упрямо тянется к телефону, но До успевает его схватить.

— Отдай, Джихан, — с твердью в голосе требует омега и протягивает руку,

пытаясь выхватить телефон из рук альфы.

— Нет, постой, — сухо смеется До, подняв руку и лишая омегу попыток
дотянуться. Тэхен тихонько стонет от пронзившей ребро боли и на секунду
жмурится, не давая слезам, нашедшим повод, вырваться наружу. — Давай
отправим Чонгуку совместную фотку, а? С красивой подписью: «я трахаю твою
итальяночку». Как же он удивится, наверное!

Тэхен чувствует себя никак. Просто никак. Он падает в самую пропасть. В

бездну. Ниже. Джихан хорошо постарался, надавил туда, где самое заветное
сокрыто. Нашел, вывернул наизнанку и жестоко растоптал, размазав по земле.
Омега лежит безвольной истерзанной куклой, а внутренне бьется в истерике,
рвет волосы и расшибает голову о стену. Он оседает на землю, усыпанную
пеплом своих же лучших надежд, и кричит в пустоту, даже не надеясь быть
спасенным.

Ниже падать просто некуда.

— Уходи, Джихан, — цедит Тэхен сквозь стиснутые зубы, всеми силами

заставляя себя посмотреть в темные глаза напротив. Джихан, перестав
смеяться, убирает телефон обратно на тумбу и вскидывает бровь, пытаясь
распознать эмоции, спрятанные за непроницаемым выражением лица омеги.
— Уйди, иначе я закричу.

— Ну, чего ты так, малыш? — с притворным беспокойством спрашивает Джихан,

склонив голову. — Я просто хотел развлечь тебя. Он все узнает, когда придет
время. И тогда ты уже не будешь ни о чем жалеть, потому что станешь королем
этого города вместе со мной.

— Уйди.

— Как скажешь, — улыбается альфа, кивнув. — Я буду ждать твоего

возвращения, мы еще не все сделали, — шепчет он, подавшись вперед для
поцелуя. Тэхен успевает отвернуть голову вбок, и губы альфы мажут по его
щеке. Хриплый смех, расползающийся по палате, словно кожу вспарывает
живьем, но омега стоически держится, максимально сохраняя внешнее
спокойствие.

— Видеть тебя не могу, — рычит Тэхен, смотря куда-то в сторону. Хочется

отпихнуть его от себя, но нет желания даже прикасаться.

— А придется, — хмыкает Джихан, выпрямившись. — До встречи,

итальяночка, — ядовито выплевывает он последнее слово, покидая палату.

Тэхен смотрит в пустоту перед собой, даже не осознавая, что слезы ручьями
стекают по щекам и разбиваются о ключицы. Когда осознание произошедшего
минутой ранее, наконец, доходит, лицо омеги искажается в болезненной
гримасе, а губы открываются в беззвучных рыданиях. Тэхен жмурится до боли в
264/670
глазах и судорожно комкает в пальцах одеяло. Такая боль в сотни раз сильнее
физической. Ноющее ребро — лишь царапина возле его изрубленной на куски
души. Джихан ушел, оставив омегу распадаться на части.

Тэхен не хочет ничего.

Думать о Джихане — мерзко, думать о Чонгуке — больно.

В эту секунду голову заполняет лишь одна мысль.

Лучше бы он погиб в этой аварии.

Примечание к части

бог итальянского это я (конечно же нет)

извиняюсь за неточности==
перевод фраз:
[1]: Привет, папа.
[2]: Ты в порядке, сынок?
[3]: Ты в больнице?
[4]: Да, папа, не беспокойся за меня.
[5]: Н-нет, папа. Он занят, но он звонил мне утром.
[6]: Я скучаю по тебе.
[7]: Я тоже.
[8]: Я позвоню тебе позже, папа.
[9]: Хорошо, сын.
[10]: Я люблю тебя.

265/670
я тоже

Чимин сидит за барной стойкой, подперев щеку ладонью и со

скучающим лицом размешивая соломинкой лед в своем стакане с наполовину
допитым мохито. К вечному шуму черной дыры омега привык уже давно. Он
сливается с громкой музыкой, звучащей со всех сторон. В сине-фиолетовом
освещении все искажается, становится одним целым, единым. Тут все друг
друга знают, тут все друг другу друзья или соперники. В черную дыру часто
съезжаются гонщики из банд всех районов, даже тех, что находятся вне
столицы. Каждым владеет жажда скорости и победы.

Только что Чимин выиграл кольцевой заезд на два круга за рулем золотистой
субару, принадлежащей Чану. Тачек у Има много, и каждый раз перед заездом
Чимин садится в новую.

Он оглядывает отрешенным взглядом танцпол, затем кидает взгляд на

диванчики и вздыхает, отворачиваясь и присасываясь губами к соломинке. Чану
нигде не видно, хотя обещал прийти сразу после гонки. Чимин устал. Он просто
хочет забрать свою долю и отправиться домой к своей мягкой теплой постели.

— Поздравляю с победой, — слышит Пак рядом. Чья-то рука накрывает плечо

омеги. Чимин медленно поворачивает голову и кидает взгляд на широкую
ладонь с толстым серебряным браслетом на запястье, затем скользит выше.

Перед ним стоит коренастый альфа с полуулыбкой на тонких губах. У него виски
выбриты, а темно-синяя челка спадает на лоб. Пак видит его впервые. Он
пристально сканирует лицо напротив, отмечая отсутствие татуировок. Значит,
банде Чану, у которой имеется характерное отличие в виде татуированной кожи
лица, не принадлежит.

— Спасибо, — сухо отвечает омега, игнорируя взгляд альфы. Голодный и

жаждущий. Ничего нового. Он отворачивается, как ни в чем не бывало, и
отпивает мохито. Альфа усмехается, убирает руку и садится рядом,
разворачиваясь к Чимину лицом и даже не пытаясь скрыть намерений, которые у
него на лбу написаны.

— Позволь угостить тебя выпивкой, — улыбается альфа, вскинув бровь. Взгляд

похотливо скользит по соблазнительному телу омеги, едва не пожирая. Чимин
устало закатывает глаза, но тот не замечает. — Я слышал о тебе. Ты отличный
гонщик. Из банды Чона, кажется?

— Я уже ухожу, — непроницаемым голосом отмахивается от подката Чимин,

отодвинув свой стакан в сторону и собираясь встать с высокого барного стула,
но на его запястье ложится рука альфы, чуть сжимая. Не слишком сильно, но и
не совсем слабо, чтобы Пак мог легко отдернуть ее.

— Куда? Еще рано, веселье только начинается, — тормозит его альфа, склонив
голову и оглаживая большим пальцем кожу на ладони Пака. — Я хотел бы
познакомиться поближе, — в ровном голосе слышна требовательность,
настойчивость. Чимин вздыхает и прикрывает на секунду глаза. Так просто не
отстанет.

— Слушай, тут куча сучек, которые с большим удовольствием согласятся с

266/670
тобой познакомиться. Ты ошибся адресом, — устало говорит Пак, потянув на
себя руку, хватка на которой сразу же становится тверже.

— О, нет, я как раз по адресу, — у альфы взгляд плотоядный, а на губах

животный оскал. — Давай ты не будешь ломаться и вести себя так некрасиво.
Просто пообщаемся, узнаем друг друга лучше, — голос наигранно ласковый,
рассчитанный на то, чтобы растапливать сердца омег. Вот только на Чимина это
не действует. Он все эти уловки и лживые фразы давно изучил. Всех их выдает
взгляд.

Чимин даже не боится. Он слишком устал и слишком пуст внутри. Ударить он

всегда сможет, а знакомые подстрахуют, если надо будет. Их тут полно, но
прибегать к этому не хочется. Терпения пока хватает, но с каждой секундой,
проведенной возле этого альфы, его становится все меньше.

— Руку убери, — спокойно просит Чимин, сверля альфу ледяным взглядом.

— Ну, чего ты? Не хочешь опробовать мою тачку? — мерзко ухмыляется

мужчина, не переставая ядовито улыбаться. Рука скользит вверх по чиминовой
руке, и жест этот выглядит слишком интимным. Слишком грязным. Чимин
поджимает губы и выдергивает руку, разворачиваясь и собираясь уйти, но его
мгновенно перехватывают за талию и тянут назад.

— Какой некультурный, — горячий шепот в ухо. Жар чужих губ плавит кожу.
— Надо поучить тебя манерам.

Чимин судорожно скользит взглядом по толпе, которой нет никакого дела до

альфы, что несдержанно зажимает омегу у всех на глазах. Привычное явление.
И пока Чимин не закричит, никто даже не поймет, что происходит на самом
деле. Но он стоически держится, стиснув челюсти и пытаясь вырваться из
хватки. Горячая ладонь альфы скользит по впалому животу через тонкую ткань
светло-розовой футболки, спускаясь к паху.

— Пусти, блять, — шипит сквозь зубы Чимин, но альфа только сильнее его
прижимает к себе, упираясь возбуждающимся членом в упругий зад омеги.

Пак уже собирается замахнуться и ударить альфу локтем по ребрам, когда

слышит знакомый голос, пускающий по телу волну облегчения.

— Съебался нахуй, — рычит Чану, грубо отпихивая альфу подальше от Чимина.

Тот, потеряв равновесие, ударяется спиной о барную стойку и кряхтит от боли.
Кто-то оборачивается, окидывая развернувшуюся сцену затуманенным пьяным
взглядом.

— Им Чану, — выплевывает синеволосый альфа, гадко усмехнувшись и

скользнув языком по нижней губе. Он опирается на стойку заведенными назад
локтями и щурится. — Твоя сука, что ли? — спрашивает он, кивнув подбородком
на Чимина, в растерянности смотрящего на происходящее. — Я же не знал, что
его ты тра…

Договорить альфа не успевает. Чану снова налетает на него и бьет крепким

кулаком в челюсть, сразу же хватая за грудки и вжимая в стойку.

— Выбирай выражения, Минсон, — цедит сквозь стиснутые челюсти Им,

267/670
буквально сжигая мужчину своим горящим от вспыхнувшей злости взглядом.
— Еще раз увижу тебя возле него — руль держать больше не сможешь, уж
поверь мне.

Альфа сплевывает на пол кровавую слюну и хрипло смеется, но смех сразу же

прерывается, когда Чану бьет вновь. Минсон шипит и прижимает ладонь к носу,
из которого начинает хлестать кровь, пачкая футболку. Им брезгливо
отпихивает его от себя и разворачивается, двигаясь к Чимину.

— Пойдем, — бросает он. Пак кидает на скорчившегося альфу последний взгляд

и отворачивается, следуя за Имом.

Чану стоит, прислонившись к капоту своего серебристого астон мартина, и

перекатывает в зубах фильтр ментоловой сигареты. Длинную черную челку
треплет ночной прохладный ветерок, унося с собой густой сигаретный дым,
вьющийся вверх. Опустив голову, альфа вытаскивает из кармана своего черного
плаща скрутку купюр.

— Твоя доля, — низким прокуренным голосом говорит Им, протягивая деньги

Чимину, стоящему напротив. Омега берет скрутку и прячет в кармане своей
джинсовки.

— Не стоило с ним так, — вздыхает Чимин, присаживаясь рядом и опуская

взгляд на носки своих серых кроссовок.

— Стоило, — Чану прикрывает глаза, подняв голову к небу и выпуская кольца

сигаретного дыма, уплывающие вверх. — Я знаю этого отморозка. Трахает все,
что движется. Не отъебался бы от тебя.

— Я почти отшил его, — хмурится Чимин, следя взглядом за рассеивающимися

кольцами.

Чану стряхивает пепел на землю и вновь зажимает сигарету меж губ,

поворачивая голову к омеге. Пирсинг на его нижней губе поблескивает в свете
тусклых уличных фонарей. Район этот безмолвный, тихий и пустынный. Тишину
его нарушают изредка проезжающие машины, а людей и вовсе не видно. Чимин
прежде не совался сюда, но теперь это место не кажется жутким и опасным, как
омега думал раньше. Здесь даже как-то уютно находиться вдали от шума
черной дыры и рычащих движков.

— Я заметил, — издает альфа смешок, вскинув бровь. Чимин закатывает глаза и

хмурит брови. — Ты хорошо гонял сегодня, я видел заезд.

Омега тихо мычит и закусывает губу, устремляя взгляд на проезжающие

машины. Пак чувствует на себе внимательный взгляд альфы, но он не
пробуждает отвращения. Чану не смотрит на него, как на предмет для секса. Он
никогда не смотрел так. У альфы взгляд глубокий, задумчивый, изучающий.
Скорее, пытающийся разгадать, дотянуться до души и понять, из каких частей и
деталей она состоит, что содержит в себе. Чану всегда смотрел глубже, чем
просто на внешнюю оболочку, поэтому Чимину под его взглядом вполне
спокойно.

Чану всегда сдержан, не особо разговорчив, и на первый взгляд кажется

холодной каменной глыбой без чувств и эмоций. Встретившись с ним впервые,
268/670
Пак ощутил, как по коже пробежал липкий холодок от темных глубоких глаз,
смотрящих в самую душу. Чану казался опасным и непредсказуемым, слишком
загадочным и сложным. Чимин так думает и сейчас, но больше не боится, потому
что альфа даже случайно его никогда не касался.

Пак никогда не видел, чтобы Чану взрывался, выплескивая свою внутреннюю

злость; чтобы терял над собой контроль и вспыхивал, как топливо, в которое
бросили спичку. Такое было лишь дважды: сегодня в баре, и в тот день, когда
Чонгук был готов разорвать Чимина. В обоих случаях причиной становился сам
омега. В обоих случаях Чану вступался за Чимина. И это омегу вводит в глубокие
размышления, ведь этот альфа легко мог решить конфликт одними лишь
словами, не марая рук.

Чимин никогда не сближался с Чану, переступая рамки деловых отношений,

которые их связывают. В этом просто не было нужды. Ни для Чану, ни для
Чимина. Омега может вспомнить только одно место их деловых встреч — у этого
серебристого астон мартина, что похож на молчаливого свидетеля их коротких
разговоров.

И Чимину почему-то нравится. В этой странной, даже не дружеской атмосфере

скрывается что-то таинственное, несказанное, но вполне существующее. Чимин
любит слышать шум проезжающих машин, наблюдать за красивыми кольцами
сигаретного дыма, слушать низкий хриплый голос Чану, сидящего рядом. Это
все похоже на другую жизнь, которую хочется бережно держать в секрете.

— Ты наблюдаешь за гонкой, даже когда я участвую в заезде от своего лица, —

негромко говорит Чимин, глянув на Чану. — Я видел тебя. Зачем?

— Гонки — прекрасное искусство, — отвечает альфа, держа тлеющий окурок в

пальцах опущенной руки и заглядывая Паку в глаза. И вот снова. Омега
чувствует себя обнаженным под этим взглядом. Как будто все составляющие его
души лежат перед Чану. Он видит все. — Сила и опасность, риск, адреналин,
безумная жажда, — неторопливо перечисляет Им, не отрывая взгляда. — Я
люблю за этим наблюдать.

Чимин не выдерживает и хмурит брови, с напускной задумчивостью

отворачиваясь к дороге и закусывая нижнюю губу. Он все еще ощущает на себе
взгляд альфы и даже вздохнуть свободно не может. Наверное, такой взгляд
намного хуже того, как смотрят на Чимина другие альфы. Он волнует, пугает,
заставляет душу сжаться в кокон.

— Чану, я… — начинает Чимин, набрав в легкие воздуха и найдя смелость

взглянуть альфе в глаза. Тяжелые размышления, не дававшие покоя уже пару
недель, почему-то именно в этот момент желают найти выход. Чану смотрит
внимательно, терпеливо ждет, пока омега внутренне борется с собой, на что-то
решаясь прямо сейчас. Чимин вздыхает и, наконец, продолжает, придав своему
голосу уверенности: — Я больше не буду гонять за твою банду.

На душе становится легче. Чимин смотрит на альфу с сожалением, виновато

закусывая губу. С тех пор, как Чонгук и остальные узнали о том, что он
сотрудничает с Чану, эта тяжесть не давала покоя. Никто не смотрел с
осуждением, никто не называл предателем, но таковым себя почувствовал сам
омега, когда посмотрел Чонгуку в глаза, выйдя из разбитой им же камаро. Этот
взгляд на всю жизнь отпечатался в памяти.
269/670
Чимин никогда предателем не был, никогда не смел даже помыслить о том,
чтобы отречься от своих друзей и примкнуть к другой банде. Он просто хотел
гонять. Просто хотел доказать всем, что способен на многое, и не имеет
значения, что он из банды Чона — короля столичных дорог. Чимин хотел
показать, что хорош сам по себе и может достичь высот в одиночку. Было
чертовски приятно видеть лица пораженных соперников, когда омега выходил
не из своего желтого мерса. Он может в одиночку, он может на любом
автомобиле. И дело никогда не было в деньгах. В этом проклятом городе
каждый хочет быть лучшим, и Чимин не исключение.

Он доказал. Сам себе, в первую очередь. А после почувствовал себя одиноким и

опустошенным, несмотря на то, что друзья все так же находились рядом. Их
словно разделила прозрачная стена, видная только Чимину, и от этого осознания
в душу закралось новое неприятное чувство страха одиночества, потери самых
важных людей в жизни. Чимин злился на свой эгоизм, борясь с ним каждый раз,
когда снова и снова садился не в свою машину, когда вновь и вновь получал
скрутку денег за свою работу.

Это не то, к чему он стремился. С самого начала цель была неверной.

— Почему? — без злобы спрашивает Чану. Его голос и выражение лица даже не
меняются.

— Я должен быть с теми, кому важен и кто важен мне, — отвечает Чимин,
покачав головой. — Это не та цель, которую я преследовал. Я ошибся.

Чану открывает рот, будто собираясь что-то сказать, а брови его слегка
хмурятся. Но он так ничего и не говорит, словно передумав.

— Дело не в тебе, не в чем-то еще, — продолжает омега, вздыхая и перекатывая

носком кроссовка камешек на асфальте. — Мне очень нравится гоняться с твоей
бандой, но у меня есть семья. Моя настоящая семья.

— Я не стану тебя удерживать, — альфа швыряет окурок на землю и

поднимается с капота. — Ты будешь с Чоном, а мы с тобой снова станем
соперниками.

— Все так, как и должно быть, — Чимин тянет уголки губ в подобии улыбки.
— Банда Има — достойные соперники.

Чану слегка поджимает губы и коротко кивает. Чимину кажется, что он

замечает в глазах альфы на долю секунды мелькнувшую тоску, которая тут же
скрывается за слоем вечного холода.

— Чимин, — негромко зовет Им, заглядывая в блестящие глаза омеги.

— Да?

Чану молчит несколько долгих секунд, так и не сводя с омеги непроницаемого

взгляда, затем хмурится и качает головой.

Будь в порядке.

270/670
— Ничего. Я подвезу тебя, — отмахивается альфа и обходит машину, открывая
дверцу с пассажирской стороны.

Чимин благодарно кивает и садится, откидываясь на спинку сидения и устало

прикрывая глаза. В душу заползает ноющая печаль, от которой хочется плакать.
Чимин сам не понимает, что происходит и почему становится так тоскливо.
Только бы этот день скорее закончился.

Чану негромко хлопает дверцей и достает из пачки новую сигарету, зажимая ее

в уголке губ. Он закуривает, одной глубокой затяжкой наполняя легкие и
выпуская густой дым через приоткрытые губы. Он стоит перед машиной пару
минут, наполняя себя никотином. Когда от сигареты остается окурок, альфа
тихо усмехается сам себе, покачав головой, и садится за руль, заводя двигатель
астон мартина.

На мосту, разделяющем город от леса, уже собрались зрители назревающей

гонки. Сейчас даже не ночь, — сумерки. С каждой минутой верхушки высоких
деревьев за мостом выглядят все более устрашающими. Толпа шумит,
веселится. Люди делают ставки, пьют, наслаждаются ревом моторов
вперемешку с льющейся из мощных колонок музыкой.

Хосок прислоняется бедром к закрытой дверце макларена, стоящего у стартовой

полосы. Гонка начнется в считанные минуты, и гонщики постепенно расходятся
по своим автомобилям. Чон не двигается с места уже несколько минут. Он
перебирает в пальцах ключ от гиперкара, вперившись взглядом в черный додж
чарджер, стоящий через один автомобиль.

Хосок знает — враг. Из черного тонированного доджа никто не выходил, и

прикатил он самым последним, молча подъехав к своему месту на старте. Чон
еле сдерживает себя, чтобы не подойти к машине и не вытащить гонщика, лицо
которого он с удовольствием расчесал бы об асфальт. Эти ублюдки даже не
пытаются прикрываться. Черный американский автомобиль слишком резко
выделяется на фоне остальных трех автомобилей, включая сам макларен.

От наблюдений альфу отвлекает короткая вибрация телефона в кармане черной

косухи. Хосок достает телефон, читая сообщение от Юнги, высветившееся на
дисплее:

«Сегодня я останусь у папы. Надеюсь, ты не будешь скучать, Хосок-и. И не

забудь обработать шов мазью!!!»

Хосок улыбается и быстро печатает ответ:

«Хорошо, котенок. Обними Енджуна за меня»

Так даже лучше. Юнги не остался дома один, не будет отвлекать звонками,
наверняка безумно переживая о том, где Хосок. Все складывается удачно.
Альфа даже представить себе не может, что было бы с Юнги, узнай он, что
Хосок на заезде, проходящем на одной из опасных дорог столицы, да еще и в
компании врага, жаждущего перевернуть его тачку.

Хосок понимает — надо. Давно пора действовать, давать отпор и подавлять

271/670
пробуждающуюся революцию. Ради будущего их всех. Ради будущего Юнги,
который еще слишком молод и не пожил толком. Хосок готов ценой собственной
жизни ему строить лучшее будущее. Именно поэтому он сейчас стоит у
стартовой полосы, решительно настроенный на ответную атаку.

Альфа уже собирается сунуть телефон в карман, когда тот снова начинает
вибрировать, отображая на дисплее имя брата. Хосок принимает звонок и
поднимает дверцу, садясь в машину.

— Ты уже там? — сразу спрашивает Чонгук.

— Да, скоро старт, — отвечает Хосок, прищурившись и следя взглядом за грид-

герл, которая движется к стартовой полосе. — Тут черный додж чарджер.

— Мы не ошиблись, — хмыкает младший Чон на том конце. — Они ни за что не

упустят нас.

— Это было ожидаемо. Один из братьев участвует в заезде. Джихан, наверное,

думает, что сможет запугать нас своими шустрыми машинками, — хохотнув,
Хосок захлопывает дверцу макларена и вставляет ключ в замок зажигания.

— Я даже немного завидую. Ты сможешь протестировать таранное шасси

Джейби, — ухмыляется Чонгук.

— В крайнем случае, — Хосок хмурится, усаживаясь поудобнее. — Уже старт.

— Нагни их, Хосок-а, — твердым, полным уверенности голосом желает брату

Чонгук.

— Считай, что уже, — довольно хмыкает старший Чон, завершая вызов.

Грид-герл уже на своей позиции. Автомобили по обе стороны от макларена

нетерпеливо рычат, готовые к гонке.

Хосок убирает телефон в карман и нажимает кнопку на панели, которая сразу

же включается, загораясь светло-синим. Двигатель просыпается и рычит. Альфа
поднимает стекло и пристегивается, меняя режим езды на гоночный. Двигатель
набирает обороты, а сзади гиперкара плавно поднимается антикрыло.

Девушка взмахивает руками, и толпа начинает шуметь еще громче, соревнуясь с

рычанием мощных двигателей.

Хосок смотрит по сторонам на своих соперников и отворачивается к дороге,

нетерпеливо сминая руль пальцами. Гиперкар жужжит, вибрирует. Чон мягко
удерживает носком ботинка педаль тормоза, так и порываясь скорее ударить по
газам. Кончики пальцев приятно покалывает в предвкушении, а сердцебиение
учащается. Хосок это чувство обожает даже больше чувства облегчения и
победы после преодоленной финишной черты. Начало всегда завораживает,
держит в напряжении и легком страхе.

Грид-герл резко опускает руки, и все пять автомобилей с визгом срываются со

старта, пересекая мост и летя в объятия мрачного леса.

Хосок до упора давит на газ и, как только мост оказывается позади, дергает за
272/670
подрулевой лепесток, увеличивая скорость. Сзади, прямо за маклареном несется
додж, едва не упираясь носом в зад гиперкара. Хосок хмыкает и поворачивает
руль влево. Неужели черный американец хочет закончить все так быстро, даже
не поиграв как следует?

Пять машин несутся по узкой лесной дороге, окруженной вековыми деревьями.

Впереди виднеется поворот, и Хосок немного сбрасывает скорость, чтобы
макларен при дрифте не занесло. Автомобили с рыком входят в дрифт, оставляя
на асфальте темные следы от тертой резины. Пройдя поворот, макларен вновь
набирает скорость и ракетой несется вперед, ловко объезжая мчащихся впереди
соперников. Додж сзади не отстает. Его единственная цель — макларен цвета
ночного неба. Это было известно с самого начала. Хосок ухмыляется, кидая
короткий взгляд в боковое зеркало заднего вида, где маячит черный демон с
холодным голубоватым цветом фар.

Впереди начинается извилистая дорога, сразу после которой — езда над

обрывом. Хосок мысленно проматывает сценарии и возможные варианты
преодоления этого пути с учетом прицепившегося сзади врага, который
наверняка не упустит возможность сбросить его с этого обрыва. Прежде всего,
нужно оторваться от остальных трех соперников, чтобы они не попали под
горячую руку и не мешались.

Чон дергает пальцем лепесток за рулем. На спидометре, в самом центре

высвечивается цифра семь, сменившая шестерку. Скорость увеличивается,
стрелка пересекает двести восемьдесят. Впереди летящая бордовая альфа
ромео оказывается на задней позиции, а макларен вырывается на первое место.

Хосок жмет на газ, одновременно плавно давя на тормоз при поворотах на

извилистой дороге. Макларен бросает из стороны в сторону, а сзади образуется
облако из пыли и дыма от жженной резины. Чон быстро выворачивает руль то в
одну сторону, то в другую, ни на секунду не сбавляя скорость. Еще раз бросает
взгляд в зеркало — для доджа словно не существует других противников. Хосок
знает, что не оторвется от него, даже если очень сильно постарается. Не
сможет физически. В таком случае додж ударит сзади.

Альфа внимательно следит за освещенной светом фар гиперкара дорогой

впереди, просчитывая расстояние до обрыва. Совсем немного. Около двух
километров. Хосок переключает скорость и слегка хмурится. Нужно сделать так,
чтобы додж оказался спереди, и тогда появится больше шансов смести его со
своего пути.

Чон дергает за левый подрулевой лепесток, снижая скорость до четырех.

Стрелка на спидометре начинает постепенно опускаться вниз. Альфа каждую
секунду бросает взгляд на зеркало, следя за действиями доджа. Тот все так же
упрямо едет сзади, не преследуя цели обогнать макларен. Хосок хмыкает и
вновь набирает скорость, готовясь к маневру на последнем до обрыва повороте.
Шанс еще есть.

Альфа слегка давит на тормоз и выворачивает руль на подъезде к резкому

повороту. Додж оказывается наравне с маклареном с внутренней стороны
дороги. Хосок довольно хмыкает и резко сбрасывает скорость, оказываясь прямо
за чарджером.

— Отлично, — улыбается альфа, вперившись взглядом в додж. Тот пытается

273/670
замедлиться и провернуть такой же маневр, но Хосок берет его под контроль,
оцепив дорогу и не позволяя вновь оказаться сзади. Додж дергается влево —
макларен за ним; он вправо — гиперкар двигается следом.

Самое время устроить таран, ударив в угловую часть бампера и повторить

фишку черных американок, использовав ее на них же, но Хосок не видит
необходимости, практически полностью взяв додж под свой контроль. Тот
вынужден ехать спереди. Альфа каждую секунду готовится к тому, что чарджер
может внезапно дать по тормозам, тем самым влетев в перед макларена,
едущего сзади. Нервы на пределе от ожидания неизвестности и внезапной
атаки, которая может произойти в любой момент. Альфа знает, что так просто
враг не сдастся, не покинет гонку, не сделав то, зачем приехал.

Но то, что происходит в следующий момент, заставляет Хосока на мгновение

растеряться от неожиданности. Сзади появляются две черные шевроле — уже
знакомый корвет и камаро. Они вылетают на дорогу с агрессивным рычанием,
едва не прижимаясь прямо к заднему бамперу гиперкара.

— Твою же, сука, мать, — сухо усмехается Чон, сминая пальцами кожаный руль
и бросая настороженный взгляд в зеркало заднего вида. Макларен окружают
три черных американских автомобиля.

Такого не было еще никогда. На старшего Чона спустили диких псов. Вполне
ожидаемо, что один против сильного соперника не пойдет. Теперь Хосок ставит
себе цель просто выжить, попытавшись вырваться из окружения врагов.

Он поджимает губы и крепче сжимает в пальцах руль, сосредотачиваясь и

продумывая в голове приблизительный план действий. Втроем они определенно
имеют больше шансов, но Хосок готов рисковать.

Камаро с правой стороны начинает ускоряться, выравниваясь с маклареном в

тот момент, когда начинается дорога над обрывом. Чон этого ожидал. Внизу
сплошные скалы и редкие деревья. Обрыв в темноте кажется еще более
глубоким и опасным. Хосок даже не представляет, какое там расстояние до
земли.

Почему-то перед глазами всплывает лицо Юнги. Злое, испуганное. В золотистых

лисьих глазах бесконечные страх и боль, не сравнимые ни с чем. Так омега
смотрел бы, если б узнал, в каком сейчас положении Хосок. Альфе представлять
это невыносимо, а сердце в груди сжимается болезненно.

Юнги не должен узнать.

Он не должен узнать, что его альфа потерял жизнь на гонке, о которой даже не
сказал.

Такого не произойдет.

Камаро начинает подъезжать ближе, оттесняя макларен к краю обрыва. Хосок

упрямо давит на газ и летит вперед, игнорируя звук бьющихся о задний бампер
мелких камешков. Колеса с левой стороны больше не на асфальте.

Чон слышит лишь рычание движка за спиной, сосредотачивается на дороге,

отчаянно цепляясь за мысли о Юнги. Камаро рычит совсем близко, едва не
274/670
цепляя бок гиперкара. Хосок бросает на машину взгляд, твердо удерживая руль
и плавно отпуская ногу с педали газа. Когда шевроле камаро немного
отъезжает в сторону, Хосок понимает — пора.

Он резко бьет по педали тормоза, быстро выворачивая руль, чтобы не потерять

контроль над управлением и не слететь в обрыв. Макларен оказывается сзади, а
камаро таранит пустоту и вылетает с дороги прямо в пропасть.

У Хосока сердце заходится в бешеном темпе, он хватает ртом воздух и

облегченно выдыхает, оглядываясь туда, откуда слетела камаро. Даже звука
удара не слышно. Неужели еще не долетел до земли? Чон хмыкает и
поворачивает вправо, держась подальше от обрыва.

Минус один соперник. Но додж и корвет продолжают удерживать макларен

сзади и спереди, не давая ходу. Хосок вновь набирает скорость, давя на педаль
до упора и дергая ветку за рулем. На спидометре высвечивается красная
восьмерка. Альфа еще раз дергает за рычажок, и цифра сменяется девяткой.

Скорость все выше. За окнами макларена все размывается, а салон наполняет

только ровный гул рычащего движка. Корвет сзади не отстает, подъезжая все
ближе. Хосок снова готовится к тарану, каждую секунду поглядывая в зеркало
заднего вида. Обрыв с левой стороны дороги сменяется густой зеленью. Одной
угрозой меньше.

Макларен повторяет каждое движение доджа, едет буквально следом,

игнорируя маячащий сзади корвет. Хосок больше не собирается тянуть и
увеличивать риск быть перевернутым. Он действует решительно, отбросив все
сомнения и страхи в сторону.

Альфа чуть поворачивает вправо и ускоряется. Передний левый угол макларена

резко вписывается в правый угол доджа. От удара Хосока кидает вперед, но он
удерживается благодаря ремням безопасности. Во все стороны летят осколки от
разбитых фар гиперкара и доджа. Чарджер заносит, а затем он
переворачивается, с громким звуком ударяясь об асфальт. Чон резко
выворачивает руль, чтобы не столкнуться с крутящимся чарджером, что
оставляет за собой куски бампера, осколки разбитого стекла и кузова,
хрустящие под колесами. Чон даже думать не хочет, на что сейчас похож перед
макларена.

Хосок объезжает разбитый додж, даже не собираясь замедляться и упрямо летя

по узкой дороге вперед. Ничего вокруг больше не видно — только освещенный
светом одной оставшейся фары асфальт. Сзади последний враг и соперники,
находящиеся в большом отрыве, который постепенно сокращается.

Чувство напряжения потихоньку отступает, частично возвращая легкость, что

была еще на самом старте. Оставшийся корвет не кажется большой угрозой.

До финиша остается не так много.

Хосок плавно входит в дрифт, выворачивая руль и оставляя за собой облако

дыма. Позади уже мелькают автомобили нагнавших соперников. Теперь нужно
гнать без остановки. Альфа полностью сосредотачивается на дороге, слушая
лишь рык движка. Остался последний рывок.

275/670
Внезапно корвет ускоряется, плюясь синим пламенем, вырывающимся из
выхлопных труб. Макларен в последнюю секунду резко дергается в сторону.
Хосок чувствует несильный удар в задний бампер, удерживая руль и сразу же
выравнивая автомобиль.

— Да чтоб тебя, сукин сын, — рычит альфа, глядя в зеркало заднего вида.
Мгновенная реакция сглаживает столкновение, и макларен лишь слегка
заносит. Корвет от неожиданного маневра гиперкара закручивает на дороге.
Хосок удовлетворенно хмыкает, бросив назад последний взгляд и уверенно летя
вперед. Преград больше нет.

Красные огни впереди все ближе.

Сзади все еще пытаются нагнать соперники, но шанса выйти на позицию лидера
больше нет. Макларен пересекает финишную полосу первым, оказываясь среди
шумной и ликующей толпы. Нагретый до предела движок затихает. Чон выходит
из машины и оказывается в объятиях знакомых и незнакомых людей. Каждый
тянется, чтобы похлопать по плечу и пожать руку победителю, каждый
поздравляет и обнимает. Неподалеку от дороги люди устроили небольшую
вечеринку с выпивкой и автомобилями, стоящими по кругу. Хосок слегка смеется
и забирает у кого-то протянутый стакан с ромом.

— Братья Чон непобедимы! Я даже не сомневался в твоей победе, чувак!

— кричит кто-то из толпы. Хосок довольно улыбается и кивает, подняв вверх
большой палец.

В какой-то момент сомневался сам Хосок, едва не потеряв надежду на победу в

схватке с врагом. Сейчас внутри приятно растекается облегчение и спокойствие,
но тяжелый волнительный осадок все-таки застревает где-то в районе души.
Было тяжело, но Хосок смог выйти победителем, показав Джихану, что
опасаться стоит. Возможно, это далеко не конец, но первая битва выиграна, и
это уже большой прогресс.

Хосок отпивает ром из красного стаканчика и отходит подальше от шума,

набирая номер Намджуна. Приложив к уху телефон, альфа щурится,
разглядывая лес впереди, погруженный в кромешную непроглядную тьму.

— Ну что, как гонка? — спрашивает Намджун слегка взволнованным голосом,

как только принимает вызов.

— Я победил, но не обошлось без жертв, — хмурится Хосок, повернувшись к

своему гиперкару. — Ты где сейчас?

— Еду в гараж. Что-то случилось?

— Надо поправить макларен, и как можно скорее, — Чон облизывает губы и

вновь припадает губами к стаканчику, делая глоток горькой жидкости, приятно
обжигающей глотку. Алкоголь сейчас как нельзя кстати. — Не хочу, чтобы у
Юнги возникли вопросы.

— Так он не в курсе? — выдает ухмылку Намджун на том конце. — Ладно, тащи

сюда свой зад и пива прихвати, работать придется долго.

— Уже еду, — смеется Хосок, бросая стакан в ящик с мусором и шагая к

276/670
побитому макларену.

Джихан сидит на красном кожаном диванчике, закинув ногу на ногу и держа в

пальцах стакан с бурбоном. На губах альфы расслабленная улыбка, а глаза
внимательно следят за полуобнаженным омегой, плавно двигающимся у шеста.
Изгибы бронзовой кожи завораживают, волнуют. Стройное тело поблескивает в
приглушенном кровавом свете клуба, а блондинистые волосы приобретают
огненный оттенок. Джихан не в силах отвести взгляд, а пальцы все крепче
сдавливают стакан с золотистой жидкостью. Руки так и чешутся, чтобы сжать,
обласкать, изучить каждый миллиметр притягательного тела.

— Он здесь, — раздается за спиной негромкий голос Хенсу, разрушающий

установившуюся приятную атмосферу. Джихан хмыкает и неохотно
отворачивается от танцующего у шеста омеги.

Спустя минуту к столику подходит высокий альфа в длинном черном плаще.

— Им Чану, — радостно тянет Джихан, отпивая бурбон и следя за альфой, что

смотрит в ответ с нечитаемым выражением лица. — Присаживайся, выпей со
мной, — предлагает До, кивнув подбородком на диванчик напротив.

Чану садится, и Джихан довольно улыбается, протягивая альфе новый стакан с

бурбоном.

— Не пью такое, — холодно отказывается Им, достав пачку сигарет и подобрав

со столика серебряную зажигалку До. — Что за дело ко мне?

Джихан ставит стакан на столик и ухмыляется, откидываясь на спинку

диванчика.

— Ты ведь знаешь, кто я, что делаю и какие цели преследую, — закидывает

удочку альфа, наблюдая за Чану. Тот даже бровью не ведет, выпуская вверх
облако дыма, и смотрит спокойным сдержанным взглядом в глаза Джихана.
— Мое дело расширяется, требуется больше людей и автомобилей. А я слышал,
что все это у тебя имеется.

— Хочешь сотрудничать со мной? — изогнув бровь, Им скользит кончиком языка

по колечку в губе.

— Было бы неплохо, — отвечает Джихан, выпрямляясь. Альфа берет со столика

выдержанный «эван вильямс», подливая себе в стакан. — Для нас обоих.

— Какая мне с этого выгода? — Чану склоняет голову, чуть щурясь и держа в
татуированных пальцах тлеющую сигарету.

— Власть, деньги, — Джихан, глотнув бурбона, вновь откидывается на диванчик

и ставит стакан на свое колено. — Мне прекрасно известно о том, что твоя банда
находится в вечном соперничестве с бандой Чона. Я знаю, как сильно ты
стремишься к титулу короля здешних дорог. Мы вместе смогли бы воплотить это
в жизнь.

— И что? — сухо ухмыляется Им, не впечатленный доводами, и зажимает

277/670
сигарету меж губ. — Вот так просто предоставишь мне власть над городом? В
обмен на мои ресурсы? Сомнительная перспектива.

— Я не собираюсь ограничиваться столицей, Чану, — твердо говорит До,

покачав головой. — Но ты хочешь этот город — ты его получишь, если пойдешь
на сотрудничество со мной. В стране будет несколько лидеров. Дорог слишком
много, одному все не подвластно.

— Ну и кто твои лидеры? — спрашивает Им, стряхивая пепел в пепельницу на

столике.

— Нас пока двое. Я и мой друг революционер, — улыбается Джихан, указывая

ладонью себе за спину. Чану всматривается в полумрак, пытаясь разглядеть
силуэт идущего к ним человека. — Думаю, вы прекрасно знакомы.

— Надо же, как неожиданно, — на губах Чану мелькает бесцветная улыбка.

Сухая, больше напоминающая оскал. Альфа всматривается в лицо подошедшего
парня, слегка прищуриваясь. Тот садится рядом с Джиханом и берет со столика
стакан. — А твои дружки в курсе?

— Попробуешь проболтаться — лишишься языка. А может, и жизни, —

ухмыляется парень, глотнув виски и сверля Има взглядом, в котором читается
очевидное предупреждение.

— Я и не думал, — хмыкает Чану, делая затяжку и выпуская вверх кольца дыма.

— Хочу посмотреть на их лица, когда они сами обо всем узнают.

— Этот момент близок, — Джихан пожимает плечами, делая глоток бурбона,

словно смакуя предстоящий момент. — Скоро действовать в тени больше не
будет необходимости, — на губах До снова появляется слабая улыбка. — Так вот
ты мог бы стать третьим лидером.

— Я должен подумать, — Чану тянется к столику и тушит окурок в пепельнице.

— Ты ведь понимаешь, что выхода у тебя нет? Я, так или иначе, завладею
твоими людьми и тачками. Просто мне стало любопытно, согласишься ли ты, и
будет ли легко тебя уговорить, — ухмыляется До, склонив голову к плечу.
— Твой выбор состоит лишь в том, чтобы решить: будешь ты на моей стороне с
властью в руках, либо будешь гнить под землей, так ничего и не добившись.

Чану сухо, неестественно смеется и качает головой. От предложения До

отказываться глупо, и альфа это прекрасно понимает. У него появляется шанс
заполучить власть, к которой он так долго стремился. Но какой ценой? А имеет
ли это вообще значение? Чану теперь нечего терять. Он всегда был вторым на
улицах, всегда был вторым в гонках против Чонов. Всегда и во всем второй.

Эта позиция его чертовски сильно заебала.

— Я поговорю со своими людьми, — Чану поджимает губы и поднимается с

диванчика, поправляя полы плаща.

— Времени мало. Чоны начинают действовать против нас, а это неслабый удар
по моим ресурсам, — вздыхает Джихан, удрученно качая головой. — Я буду
ждать тебя, Им Чану.
278/670
 — Завтра, — бросает Им, скользя нечитаемым взглядом по парню, сидящему
возле Джихана, и двигается к выходу.

— Чану похож на того, кто убьет и не поморщится, — усмехается До. — Он нам

определенно нужен.

— От такого предложения только последний кретин откажется. Или

самоубийца, — хмыкает парень, ставя свой стакан на столик. — Мне нужно
ехать, надо поработать.

— Жду тебя завтра у себя, — задумчиво говорит До вслед удаляющемуся

парню, вновь утопая в красоте соблазнительного тела омеги, прижимающегося
спиной к шесту. Он прикрывает в наслаждении глаза, дыша загнанно, словно
задыхается от волны возбуждения, и скользит вниз, разводя стройные колени в
стороны. — Я хочу его, — говорит Джихан подошедшему администратору, даже
не взглянув в его сторону.

— Как скажете, господин До, — кивает тот, удаляясь так же внезапно, как и
появился.

А Джихан не может отвести взгляда от обманчиво огненных волос омеги, с

которым он проведет эту ночь.

Еще один долгий и однообразный день в больнице подошел к концу, оставляя

после себя приятную тишину и спокойствие. Через окно в палату заливается
золотистый свет уличных фонарей, рассеивая кромешный мрак. Разговоры и
шаги в коридоре стихли еще два часа назад. На часах двенадцать ночи.

Тэхен спит на боку, спиной к двери, обняв подушку и уткнувшись в нее носом.
Состояние омеги с каждым днем все лучше. Болезненная бледность сменилась
прежней естественной смуглостью, а от синяков и ссадин практически ничего не
осталось. Тэхен уже может ходить, но не слишком долго. Трещина в ребре и
поврежденное от глубокого пореза бедро не дают о себе забывать. Омега
прихрамывает и быстро выдыхается из-за одинакового положения спины.

Умереть от скуки Тэхену не дает Юнги, который приходит практически каждый

день в отличие от более занятых Джина и Чимина. Мин врывается в палату,
бросает свой рюкзак на пол, вешает школьный пиджак на стул и залезает к
Тэхену в постель, рассказывая события, произошедшие с ним за день. Тэхен и не
думал, что ему будет так интересно слушать дела школьной жизни, которая для
него самого кончилась совсем недавно. У Юнги каждый день — приключение.
Тэхену остается слушать младшего с искренним любопытством.

В отличие от Юнги, Чонгук, который первое время ни на шаг не отходил от

Тэхена, в последние дни стал проводить с ним все меньше времени. Приходит
ненадолго, вручая омегам коробку со сладостями, и сразу же отлучается,
обещая позвонить или написать.

Но Тэхен скучает.

Он понимает, что Чонгук взрослый человек и что у него есть дела, которые
279/670
нельзя откладывать, он знает, что сейчас на улицах обстановка становится все
серьезнее и опаснее, но Чонгук об этом никогда не упоминает. Он все так же
рассказывает всякие забавные и глупые вещи в своем стиле, одаривает
обворожительной улыбкой и смеется. Только во взгляде альфы читается плохо
скрытая настороженность, серьезность и волнение. От этого Тэхен сам начинает
беспокоиться и подолгу не может уснуть из-за размышлений о том, все ли с
Чонгуком в порядке, когда он бывает вне стен больницы, не готовит ли Джихан
что-то, что может ему навредить.

Тэхену в этой клетке невыносимо, а чувство собственной беспомощности

постепенно овладевает и лишь усложняет пребывание в больнице. Осталось
недолго, так говорят врачи. А Тэхен сходит с ума от нетерпения.

Омега просыпается, услышав за спиной звук скрипнувшей двери. Все тело

мгновенно напрягается. Он затаивает дыхание и упрямо жмурит глаза, чтобы не
выдать своего пробуждения. Это Джихан. Никто другой в такое время к нему не
приходил.

Тэхен чувствует, как внутри рождается чувство страха, а пальцы судорожно

вцепляются в мягкую подушку. Омега даже мыслей об этом альфе избегает, еле
собрав себя по кусочкам после одного-единственного визита Джихана. Если он
снова пришел крошить душу, Тэхен больше не вынесет.

По палате разносятся негромкие шаги, отдающиеся эхом внутри Тэхена. Он

жмурится до боли в глазах, вжимаясь лицом в подушку и дыша через раз.
Только бы он ушел, только бы не стал будить.

— Тэ, — внезапный шепот прямо в ухо.

Омега дергается и коротко вскрикивает, отшвырнув подушку на пол. От резкого

движения ребро пронзает боль, а сердце падает в пятки. Большая теплая
ладонь зажимает Киму рот, а другая успокаивающе поглаживает по голове.

— Это я, детка, — шепчет Чонгук, тепло улыбаясь. — Только не кричи, я уберу

руку.

Тэхен во все глаза уставляется на Гука, словно до ужаса напуганный зверек.

Когда до него доходит, кто перед ним находится, он начинает успокаиваться.
Альфа убирает ладонь и проводит большим пальцем по нежной щеке.

— Чонгук… — шепчет Тэхен, шумно вздохнув и внезапно шлепнув Чона по

ладони. — Ты меня напугал, придурок! — сразу же ощетинивается омега,
недовольно хмурясь.

Чонгук тихо смеется и, не обращая внимания на недовольство в шоколадных

глазах, берет лицо Тэхена в ладони и мягко накрывает приоткрытые губы
своими, сразу же скользя в рот языком. Омега что-то мычит, но быстро сдается,
позволяя себя целовать и лениво отвечая.

Мягко куснув за нижнюю губу, альфа отстраняется, заглядывая в глаза напротив

с таким серьезным выражением лица, что Тэхена вновь окутывает беспокойство.

— У нас мало времени, нужно торопиться, пока не засекли, — шепчет Чон в губы
омеги, затем выпрямляется и быстро отходит к шкафу с одеждой, распахивая
280/670
его и что-то выискивая в полумраке.

Тэхен настороженно хмурится и присаживается, с полным непониманием

происходящего наблюдая за альфой.

— Чонгук, что случилось? Что ты делаешь? — чуть повысив громкость голоса,

спрашивает он.

Чонгук не отвечает, продолжая рыться в шкафу. Тэхен все больше напрягается.

В голове уже крутятся разные пугающие мысли, пробуждающие задремавший
страх, но омега старается держать себя в руках. Нужно разобраться и понять,
что происходит.

— Чонгук! — громким шепотом зовет Ким. — Кто может нас засечь?

Альфа разворачивается, держа в руках какие-то вещи и быстро возвращается к

кровати.

— Дежурная медсестра, — с невинной, как у ребенка улыбкой выдает Чонгук.

— А теперь поднимайся, нужно одеть тебя.

— Что… — Тэхен недоуменно смотрит на альфу, изогнув бровь. — Ты что

затеял?

— Ничего криминального, итальяночка. Просто доверься мне и делай то, что я

говорю, — шепчет Чон, укладывая рядом с омегой взятые из шкафа вещи.

— Господи, надеюсь, это не из той же серии, что и погоня полицейских, —

вздыхает Тэхен, откинув одеяло в сторону.

Чонгук загадочно улыбается и бережно подхватывает омегу, усаживая перед

собой. Он снимает с Тэхена больничную пижаму и натягивает на него
мешковатую белую толстовку, затем помогает надеть черные спортивки с
белыми полосками сбоку. Альфа проделывает все это быстро, с суетливостью в
действиях, но при этом ни разу не причиняет боль, действуя аккуратно и
заботливо.

— Так, а теперь садись, — просит Чонгук, присаживаясь перед омегой на

корточки и поднимая его левую ногу. Тэхен упирается ладонями в края кровати,
облизывая губы и наблюдая за тем, как Чонгук обувает его в белые кеды от
гуччи. Это выглядит чертовски странно, но вместе с тем как-то естественно,
правильно, как будто для них это вполне обычное дело. Тэхен слегка улыбается
своим мыслям, закусив губу и уставившись на светлую макушку альфы.

Чонгук, проделывая то же самое с правой ногой, зашнуровывает кеды и

поднимается на ноги.

— Готов. Прыгай ко мне, — выдает он, подходя ближе и разведя руки.

— Если врачи узнают, что меня нет, они поднимут панику, — бубнит Тэхен,
поднимаясь с постели и обнимая Чонгука за шею. Альфа сразу же подхватывает
его на руки, держа под коленями, и бережно прижимает к себе, двинувшись к
двери.

281/670
 — Я верну тебя в срок, — Чон в ответ улыбается, подмигивая, и легонько
толкает дверь ногой.

Они беспрепятственно преодолевают пустынный коридор второго этажа. Тэхен

все оглядывается в страхе, боясь, что кто-то может их заметить, но абсолютное
спокойствие Чонгука частично обнадеживает и не дает запаниковать.

Но как только они спускаются на первый, Тэхена снова охватывает волнение при
виде омеги, сидящего за регистрационной стойкой.

— Чонгук, это конец, — шепчет Ким на ухо альфе, вцепляясь пальцами в горло
его черной футболки. — Он не выпустит нас.

Чонгук лишь ухмыляется, невозмутимо проходя мимо стойки со своей ценной

ношей на руках, а Тэхен на миг зависает от удивления, раскрыв рот.

— К утру он должен быть в палате, не забудьте, — негромко напоминает

сотрудник больницы, приподнявшись со своего места и смотря альфе вслед.

— Вот надо же было с преступником связаться, — хмыкает Тэхен, качая головой.

— Только и делаешь, что законы нарушаешь, дикарь.

— Жить по законам скучно, детка. Я знаю, тебе это нравится, — ухмыляется

Чонгук, доставая из кармана ключ от агеры и нажимая кнопку для открытия
дверей. Фары гиперкара приветственно мигают, а дверцы плавно взмывают
вверх.

Чонгук аккуратно усаживает омегу на пассажирское сидение и захлопывает

дверцу, обходя автомобиль и садясь за руль. Агера приятно мурчит, плавно
выезжая с территории больницы.

— Куда мы едем? — тут же спрашивает Тэхен, смотря на сосредоточенного

Чонгука. Альфа выруливает на дорогу и ускоряется, ловко объезжая плетущиеся
впереди машины. — Если в какой-нибудь ресторан, то я дресс-коду не
соответствую, — хмурится омега, критично оглядывая свой внешний вид в
полумраке салона, освещенного лишь белым светом приборной панели. — Одел
меня по своему подобию.

— Там, куда мы направляемся, дресс-код не нужен, — улыбается Чонгук, кидая

на омегу взгляд и отворачиваясь к дороге. — Тебе надо развеяться. Совсем стух
в этой больнице.

— Это точно, — вздыхает омега, откинув голову на сидение и разглядывая

пролетающий за окном пейзаж. — Эти белые стены мне в кошмарах сниться
будут.

— Мы это исправим, — подмигивает альфа, дергая пальцем веточку за рулем и

увеличивая скорость. Мурчание агеры перетекает в привычный животный рык.

Тэхен не скрывает улыбки. Он опускает стекло и высовывает руку наружу,

блаженно прикрывая глаза и ловя пальцами приятный прохладный ветерок.
Вокруг возвышаются высотки, в которых сотни окон светятся, словно маленькие
планеты в черном бесконечном космосе. Ночью город живет, расцветает и сияет
многочисленными огнями и неоновыми вывесками, окружающими со всех
282/670
сторон. Черная агера отражает свет своей глянцевой поверхностью, становясь
то синей, то зеленой, то красной.

Чонгук рядом с этим омегой снова забывает, что нужно смотреть на дорогу. И
плевать на нее, когда на идеальных нежно-розовых губах Тэхена улыбка
появляется. Самая искренняя, самая чистая и красивая. Так бы вечно на нее
смотреть. Так бы вечно рядом с Тэхеном быть.

А Тэхен счастлив. Он так скучал по свежему воздуху, по ярким огням ночной

столицы, по совместным поездкам с Чонгуком. Все лучшее — с ним. Искреннее
счастье — с ним.

Настоящая любовь — только с ним.

Тэхену хочется смеяться и плакать одновременно, а сердце в груди волнительно

трепещет и делает кувырки от переполняющей радости. Ему так хорошо, так
комфортно и спокойно, словно плохого в его жизни никогда и не было, словно не
доводилось проходить через тонны боли и разочарования. Счастье заботливо
накрывает своим теплом и вытесняет все неприятные чувства и эмоции,
оставляя только лучшее.

Омега слегка вздрагивает от неожиданности, когда его ладонь, лежащую на

колене, накрывает чонгукова, легонько сжимая. Тэхен открывает глаза и
встречается взглядом с чернотой глубокого и спокойного озера глаз альфы. Он
улыбается еще шире и сцепляет свои пальцы с чонгуковыми.

Волшебный момент. Неповторимый. Самый лучший.

Большой и яркий город постепенно сменяется маленькими домиками, затем

огромным полем. Тэхен поднимает голову и щурится, осматривая пролетающую
мимо местность. Даже в темноте все кажется отдаленно знакомым.

— Мы едем… — омега поворачивает голову к Чонгуку и сводит брови, — к морю?

— Именно так, — кивает Чонгук, коротко глянув на Тэхена с полуулыбкой на

губах.

— Я скучал по нему, — негромко произносит омега, не выдавая своего

внутреннего радостного писка.

— Я тоже, — признается Чонгук, плавно выворачивая руль на повороте. — Не

был там с тех пор.

— Почему?

— Без тебя не хотел возвращаться.

Тэхен прикусывает губу и отворачивается к окну. И почему у него никогда не

находится, что ответить, когда альфа говорит такие до головокружения
приятные вещи? В животе цветочные бабочки трепещут, а по коже пробегают
мурашки. Настоящее безумие.

Путь до моря кажется бесконечным. Тэхен в один момент даже засыпает,

расслабляясь под ровный гул движка за спиной. Сквозь сон омега слышит, как
283/670
Чонгук с кем-то негромко переговаривает по телефону, но не вслушивается,
лишь наслаждаясь любимым голосом. Когда альфа завершает звонок, Тэхена
снова накрывает пелена сна, плавно неся на своих волнах.

Впереди уже виднеется бесконечное море, прямо под самой дорогой, по которой
они ехали и в прошлый раз. Ночью все выглядит иначе, более таинственно и
волшебно. Разъяренные волны бьются о скалы, донося свой шум до салона
агеры.

Гиперкар замедляется и сворачивает с дороги, хрустя мелкими камешками и

песком под колесами. Чонгук поворачивается к омеге и мягко касается плеча.

— Тэ, мы приехали, — негромко сообщает он, подъезжая к причалу.

Омега разлепляет сонные глаза и потирает их пальцами, выглядывая из окна.

Сон мгновенно улетучивается. Тэхен тихонько смеется, нетерпеливо вцепляясь
пальцами в ручку дверцы.

— Господи, как же тут красиво, — восхищенно выдыхает омега, уставившись на

море впереди.

Чонгук улыбается и останавливается на причале, глуша двигатель и открывая

дверцу. Тэхен отвлекается от созерцания моря и следит за альфой. Тот встает
перед агерой и поднимает крышку багажника, наклоняясь и пропадая из поля
видимости омеги. Тэхен озадаченно хмурится и вылезает из машины.
Прихрамывая, он подходит к Гуку, который уже стоит с пледом в одной руке и с
плетенной корзинкой в другой.

— Ночной пикник у моря, — смеется Чонгук над выражением лица напротив,

подмигивая омеге.

— Ну офигеть, Чон Чонгук, — ухмыляется в ответ Ким, покачав головой.

Тэхен вслушивается в шум прибоя и вдыхает полной грудью свежий морской

воздух, блаженно прикрывая глаза и устраивая голову на плечо Чонгука,
сидящего сзади. Омега поместился меж его разведенных ног, откинувшись
спиной на крепкую теплую грудь. А Чон пережевывает виноградинку,
всматриваясь куда-то вдаль и путаясь пальцами в алых волосах, которые
треплет морской ветерок.

— Я бы никогда не покидал это место, — негромко делится эмоциями Тэхен,

завороженно смотря на водную гладь, отражающую миллионы звезд на небе.
— Здесь как в сказке.

— Наверное, стоит купить тут землю и построить дом, — задумчиво говорит

Чонгук, отрывая от грозди виноградинку и поднося ее к губам омеги. — Открой
ротик, детка, — просит он, улыбнувшись.

Тэхен послушно размыкает губы и обхватывает ими виноград, случайно касаясь

кончиком языка чонгукова пальца. Альфа сглатывает и старательно пытается
сопротивляться пробуждающимся инстинктам. Нельзя. Не сейчас.

— Неужели ты никогда об этом не думал? — с долей удивления спрашивает

Тэхен, пережевывая сладкий виноград и не отрывая взгляда от моря, мягкие
284/670
волны которого едва не касаются босых ступней омеги.

— Мне вполне хватало того, что я изредка приезжал сюда, — пожимает плечами
Гук. — Посидеть вот так, сбросить напряжение, отдохнуть от людей.

— Когда-то мой отец хотел купить дом у моря, но не вышло из-за работы, —
вздыхает омега. — Я тогда друзьям хвастался еще, но потерпел величайший
облом. Было хреново, — тихо смеется Тэхен, вспоминая, и закусывает губу.

— Теперь я точно должен приобрести здесь дом, — с решительностью в голосе

выдает альфа, кивая в подтверждение своих слов. — Займусь этим, как только
проблема с улицами уляжется.

— Насколько все серьезно? — едва слышно интересуется омега, подгибая

колени и складывая ладони на своем животе.

Поднимать этот разговор не хочется, но Тэхен должен знать, что думает Чонгук,
что его тревожит. Он должен знать, насколько велика для него угроза.

— Речь о жизнях людей. Джихан никого не щадит и играет грязно. Он

практически лишен контроля, идет тараном. И у него появляется все больше
сообщников, а это проблема. Люди предают дороги, — недобро хмыкает Чонгук,
поджимая губы. — Нужно обрубить ему все возможные пути, лишить поддержки.
Вот только я пока мало представляю, как это сделать.

— Чонгук… — Тэхен поворачивает голову к альфе, заглядывая в глаза напротив

с мольбой. В горле образуется комок. Гук смотрит вопросительно, а костяшками
пальцев нежно оглаживает щеку омеги. — Не рискуй собой. Будь осторожнее,
внимательнее. Не лезь на рожон. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось…

Взгляд, в котором минутой ранее образовался холод, снова теплеет, а губы

растягиваются в ласковой улыбке.

— За меня не волнуйся, Тэ, — шепчет Чонгук, наклонив голову и выдыхая в

приоткрытые губы омеги. — Я избавлюсь от Джихана и построю самый
шикарный дом у моря, — улыбается альфа, беря Тэхена за подбородок и
накрывая сладкие губы своими.

Тэхен жмурится, сдерживая слезы, и заводит руку назад, зарываясь пальцами в

волосы Гука на затылке и притягивая ближе к себе. Чонгук оттягивает и
покусывает нижнюю губу омеги, углубляет поцелуй, что становится все жарче и
настойчивее. Тэхен в нем тонет и спасаться не желает. Он переворачивается, не
разрывая поцелуя, и седлает бедра альфы, игнорируя боль в ребре. Чонгук
усаживает его поудобнее и держит за талию, сцеловывая с любимых губ
цветочный вкус, кружащий голову.

Чонгуковы руки спускаются вниз, а губы ловят низкий стон, когда ладони
проскальзывают в штаны и сжимают ягодицы, массируя и сминая пальцами.
Тэхен ерзает на крепких бедрах и шумно выдыхает, сжимая в пальцах волосы
альфы. Он всем телом ощущает накатывающее возбуждение и теряется в гамме
крышесносных ощущений, прижимаясь ближе к Чонгуку и с такой же животной
страстью отвечая на жадный и голодный поцелуй. Им друг другом никогда не
насытиться. Тэхену мало, а Чонгуку вдвойне.

285/670
Он неохотно разрывает поцелуй и скользит влажными губами к шее, целуя
каждый ее миллиметр, оставляя краснеющие засосы и легкие укусы, от которых
Тэхен стонет в самое ухо, окончательно добивая и срывая крышу. Он
задыхается, дышит загнанно, жмурясь и мелко дрожа от приятных ощущений,
накрывших чувствительное тело. Чонгук отрывается от шеи омеги и
возвращается к губам, проникая языком в приоткрытый рот, лаская гладкое
небо и мягко кусая за кончик языка.

— Ti amo… — чуть слышно выдыхает Тэхен в поцелуй, уткнувшись в лоб Чонгука

и тяжело дыша. Длинные ресницы влажнеют от слез, вырвавшихся наружу.
Омега распахивает глаза, утопая в черном омуте чонгуковых, что смотрят в
ответ.

Осознание сказанного доходит до Тэхена, когда Чонгук с улыбкой на губах

шепчет ответное:

— Anche io.

286/670
Примечание к части 4 сцена: Lana Del Rey - West Coast (Dan Heath Remix)

тесты и эксперименты

Тэхен уже несколько минут стоит перед красным гиперкаром на

больничной парковке, который по его же просьбе подогнал водитель, и нервно
сжимает в пальцах ручку от сумки. Пока врач, наблюдавший состояние омеги,
заполнял бумаги о выписке, Тэхен внутренне боролся с собой и пытался
настроиться на то, что снова придется сесть за руль. Ким не собирается бросать
это дело, ни за что, он своей жизни без автомобиля не представляет. Словно
быть без рук и ног. Но волнение, поселившееся в сердце, никак не отпускает, не
рассеивается. Тэхен понимает, что так легко эта травма не пройдет, но позорно
сжиматься перед своим страхом он не намерен. Наоборот, омега собирается
упорно двигаться дальше, сшибая со своего пути барьеры в виде волнения,
пугающих воспоминаний и доли неуверенности.

Как только гиперкар подогнали на парковку, Тэхен сразу же двинулся к задней

части автомобиля, заглядывая под капот и внимательным, медленным взглядом
сканируя и проверяя на наличие неполадок, которых, к счастью, не
обнаружилось. Но внутри все равно тревога теплится и не отпускает из своего
липкого холодного плена. Так просто это омегу не оставит.

Такое чувство охватывает, словно он собирается впервые сесть за руль. Легкий

трепет, волнение, и колени немного подрагивают. Тэхен опускает глаза на
красный ключ в своей ладони, который все это время судорожно перебирает в
пальцах, никак не решаясь. Но ждать больше нечего. Нужно продолжать жить и
возвращаться на дороги. Тэхен не покинет улицы. Не так.

Он нажимает на кнопочку в центре ключа. Фары лаферрари пару раз

вспыхивают, сопровождаемые коротким писком, и затухают. Тэхен вздыхает и,
набравшись уверенности, идет к приветствующей его машине, чуть
прихрамывая.

Кинув сумку на пассажирское сидение, омега вставляет ключ зажигания, затаив

дыхание, и поворачивает его. По салону снова разносится пиканье, но более
учащенное. Следом сразу же раздается рык пробудившегося движка, от
которого сердце Тэхена начинает биться быстрее. Он скучал. Несмотря на страх
и кошмары, он действительно скучал, этого просто не отнять. Душа наполняется
теплом и трепетной радостью. Жажду скорости Джихан у него отнять не
сможет.

Тэхен несильно давит на педаль, заставляет двигатель рычать агрессивнее, а на

губах появляется легкая улыбка.

— Ну что, погнали, крошка, — говорит омега, обхватывая пальцами руль.

Теперь он чувствует себя по-настоящему живым.

Спустя сорок минут лаферрари плавно тормозит у лестниц особняка. Тэхен

хватает сумку и выходит из машины, широко улыбнувшись встречающему его
дворецкому.
287/670
 — С возвращением, господин, — с теплой улыбкой приветствует дворецкий,
забирая у омеги сумку. — Все-таки не стоило вам в одиночку добираться, почему
вы не позволили себя отвезти? — с заботой в голосе спрашивает бета, следуя за
Тэхеном в дом.

— Я в порядке, — закатывает омега глаза, не переставая улыбаться, и на ходу

стягивает с себя тонкий кардиган. — Руль-то держать смог. Я сейчас только
одного хочу… — Тэхена прерывает вибрация телефона в заднем кармане
потертых светлых джинсов. Он хмурится и тянется к телефону. Дворецкий сзади
вопросительно поднимает бровь, заинтригованный неозвученным желанием
своего господина. Увидев имя звонящего, Тэхен довольно хмыкает и принимает
звонок, двинувшись вглубь особняка. — Чонгук…

— Ты почему уехал без меня? — резко выпаливает альфа, не давая сказать. В

его интонации сквозит легкое раздражение. — Я же сказал, что сам заеду за
тобой и отвезу домой.

— Не хотел отвлекать тебя от работы, — лениво тянет омега, неторопливо

расправляясь с пуговицами на тонкой рубашке нежного светло-персикового
цвета. — Почему все думают, что я не в состоянии самостоятельно добраться до
дома? — хмыкает Тэхен, сбрасывая с ног кеды. Когда все пуговицы уже
расстегнуты, омега тянется к ремню на джинсах.

— Ты добрался? — уже спокойнее спрашивает Чонгук.

— Да, только что приехал, хочу немного расслабиться.

— Я соскучился.

Тэхен замирает, стоя у выхода на задний двор с расстегнутыми джинсами,

повисшими на бедренных косточках. На губы снова просится эта глупая,
совершенно дурацкая улыбка. Хорошо, что никто не видит его сейчас. Внизу
живота вспархивают бабочки, словно их всех разом вмиг потревожили.
Разлетелись по всему телу и щекочут крыльями. Тэхен таких ощущений никогда
раньше не испытывал, но теперь они стали ему чуть ли не родными, а все
благодаря Чонгуку, что способен их вызвать лишь парой слов. И вот они кружат
голову, подкашивают ноги и заставляют глупо улыбаться.

— Ты приедешь? — спрашивает омега, стараясь звучать так, словно не полон

надежды на приезд альфы.

— Только вечером смогу, нужно еще разобраться с кое-какими делами, —

устало отвечает Чонгук. — Что тебе привезти, детка?

— Ничего не хочу, мне нужно на диету садиться после больницы, — хмыкает

Тэхен, стягивая с себя джинсы вместе с бельем и, перешагнув через них,
выходит на террасу, оставшись в одной лишь расстегнутой рубашке.

Тэхен хочет сказать, чтобы себя скорее привез, потому что тоже соскучился,
потому что тоже хочет увидеть безумно, прижаться к крепкой татуированной
груди и вдохнуть любимый аромат, чтобы до краев наполнил и не отпускал.

Чонгук хрипло смеется, и от этого смеха на губах омеги снова появляется

288/670
игривая улыбка.

— Что за бред? Ты ничего не ел практически. Ладно, это мы потом обсудим, а

пока отдыхай, итальяночка.

— Все, не отвлекай меня, — ухмыляется Тэхен, медленно подходя к воде. — Я

собираюсь провести половину дня в бассейне.

— Ты, блять, издеваешься надо мной, — хмыкает альфа. Тэхен даже через
телефон может почувствовать во мгновение вспыхнувшее желание альфы, от
которого собственное начинает пробуждаться. — Я хочу оказаться там с тобой.

— Я пришлю фотку, — хихикает омега, борясь с накатывающим возбуждением,

стоит в голове появиться хоть маленькому фрагменту из их с Чонгуком
внезапной ночной поездки к морю. — Как жаль, что тебе надо работать…
— издевательски тянет Ким, закусывая нижнюю губу.

— Не провоцируй меня, детка, — рычит Чонгук, пуская по обнаженному телу

Тэхена приятные щекочущие мурашки. — Я больше не посмотрю на твое ребро,
возьму прямо с порога, как только освобожусь.

— Мне уже страшно, — томно выдыхает Тэхен в трубку. — До вечера, дикарь, —

смеется омега и завершает звонок, откладывая телефон на стеклянный столик.

Внизу живота остается тянущая тяжесть, а на губах — довольная улыбка.

Выводить Чонгука таким образом забавно, хотя и самому от этого не легче. Что
бы он сделал, если бы узнал, что Тэхен собирается плавать нагишом? От этой
мысли омега тихонько смеется, подходя к бассейну. Он мягко скидывает с плеч
тонкий нежный материал, беззвучно падающий на землю под ноги.

День обещает быть долгим и тяжелым из-за ожидания Чонгука. Тэхен

совершенно не хочет представлять, как вечером альфа ворвется в особняк и
возьмет его, но приятные мысли назойливо заполняют голову, только усугубляя
положение и делая ожидание еще более мучительным.

Омега трясет головой, пытаясь сбросить с себя пелену возбуждения, окутавшую

тело, и входит в приятно прохладную, сверкающую в солнечном свете воду.

— Он не сможет, Хосок, — в который раз повторяет Чонгук, ехидно

ухмыльнувшись и качая головой.

— Посмотрим, — коротко отвечает сосредоточенный Чон, вытягивая руку с

радаром скорости в сторону дороги.

Братья стоят у пустой гоночной трассы, находящейся почти за городом,

недалеко от одного из их складов. Где-то вдалеке слышно жужжание двигателя,
постепенно приближающееся и эхом разносящееся по округе.

Чонгук присаживается на капот макларена и присасывается к горлышку бутылки

губами, отпивая холодное пиво, приятно охлаждающее нагретое под палящим
солнцем тело.

289/670
 — Еще два круга, — вновь заговаривает младший Чон, щурясь и всматриваясь в
стремительно приближающееся черное пятно. — Твой школьник не поднимет
ягуар до двухсот пятидесяти.

— Дай ему шанс, Чонгук-а, — все так же сосредоточенно отвечает Хосок, даже
не оборачиваясь на брата. — Он уже близок.

— Если он все же сделает это, я позволю ему тестировать наши тачки, —

снисходительно ухмыляется Чонгук, облизнув губы, и ставит бутылку на капот
рядом с собой. — Все-таки Намджун отлично справился, — хмурится альфа, чуть
склонив голову и ведя ладонью по новой фаре с левой стороны гиперкара.
— Красавчик как новый. Так почему ты Юнги не сказал о гонке?

— Он истерику закатит, снова будет волноваться, я этого не хочу, — качает

головой старший Чон. — Если хоть намекнешь Юнги, я тебе лобовое стекло
пробью, — предупреждает Хосок брата, кидая на него серьезный, полный
непреклонной решительности взгляд.

— Сам скажешь, — улыбается Чонгук, подмигивая брату, толкнув кончик языка

за щеку. — Ну ты понял, когда лучше.

— Пошел нахуй, Чонгук, — вздыхает Хосок, не разделяя сарказма и,

отвернувшись, подходит чуть ближе к дороге. — Это, мать твою, серьезно.

— И много у тебя секретиков от него? — вскинув бровь, спрашивает Чонгук, не

без удовольствия наблюдая за тем, как бесится старший. Хосок бросает на него
тяжелый взгляд, открывает рот, собираясь сказать в ответ что-то едкое, но
передумывает.

— Я просто хочу уберечь его. Он должен жить нормально и продолжать

учиться, — спокойно отвечает альфа, сдержанно пожимая плечами. — Если
понадобится, я его к дорогам ни на шаг не подпущу.

Чонгук понимающе мычит и кивает, глотнув пива. Он мысленно восхищается

братом. И, как бы ни шутил, ни пытался казаться пофигистом, но за отношения
Хосока и Юнги волнуется. Он их уважает и полностью принимает, потому что
такой любви Чонгук не наблюдал никогда, а эти двое делают друг друга по-
настоящему счастливыми.

Рык летящего черного ягуара становится ощутимо громче. Чонгук даже

поднимается с капота и подходит к брату, сложив руки на груди и следя за
стремительно приближающимся автомобилем.

— Движок этой тачки слишком мощный для мелких школьников, — хохотнув,

Гук поправляет на голове кепку и прищуривается. — Я доработал его
специально для наших «военных» машин. Было бы хорошо, если бы Юнги каким-
то чудом сумел потянуть его, тогда я и в его порше смогу покопаться.

— Блять, он не будет в этом участвовать, Чонгук, — хмыкает Хосок, в который

раз закатывая глаза. — Он думает, что движок на продажу. Пусть так думает до
конца. Не лезь под его капот.

— Шучу я, блять, не бесись, — усмехается младший. — Принцесса будет сидеть

в замке, пока ее рыцарь сражается с драконом, который извергает закись азота.
290/670
Романтика.

Ягуар с визгом шин выруливает на трассу, у которой стоят братья, и начинает

ускоряться. Чонгук и Хосок сосредоточенно смотрят на маленький экран радара,
ожидая, когда тот зафиксирует скорость автомобиля. Младший даже губу
закусывает, хмуря брови.

— Давай, малыш, — негромко говорит себе под нос Хосок, замерев на месте.

Юнги судорожно сжимает пальцами руль ягуара и давит на газ до упора, быстро
меняя скорость. Он не должен проиграть, не должен дать Чонгуку повод для
новых подколов. Агрессивно рычащий зверь под пальцами, в отличие от
любимого и послушного порше, кажется практически неуправляемым,
лишенным границ. Словно не приученный к людям хищник, рожденный на воле.
Юнги едва справляется с ним, уже третий круг пытаясь понять, какой к нему
нужен подход, как правильнее. Омега понимает, что что-то не так. Чувствует.
Машина слишком агрессивная. И Юнги вдруг становится дико интересно, кому
взбредет в голову приобретать автомобиль с такой опасной силой под капотом.
Это похоже на сумасшествие для таких же безумцев. И Юнги лишь на долю
секунды жалеет о том, что так рвался протестировать движок и выжать из него
все возможные силы.

А проиграть Чонгуку просто нельзя.

Он больше не смотрит на спидометр, полностью сосредотачиваясь только на

дороге впереди, у которой его ждут альфы. Омега поджимает губы, твердо
глядит вперед, даже не моргает, кажется, а сердце в груди бешено колотится.
Юнги такого чувства соперничества и жажды победы даже на гонках не
ощущал.

Радар все ближе, а движок все злее.

Ягуар молнией пролетает мимо братьев. Даже взглядом не уцепиться. В лицо

бьет резкий ветер, едва не сорвав с головы Чонгука кепку.

— Двести сорок четыре! — громко выдает Хосок, расплываясь в довольной

гордой улыбке и впечатываясь взглядом в эти три большие цифры на экране.

— Нихуя себе, — удивленно вскинув брови, ухмыляется Чонгук, поправляя кепку

и смотря вслед уносящемуся ягуару. — Надо еще немного поднажать.

— В воздухе начинает пахнуть твоим поражением, Чонгук-а, — хохотнув, Хосок

опускает затекшую руку, с любопытством косясь на брата. — И на что же вы
поспорили?

— Если он за четыре круга не достигнет двухсот пятидесяти, то будет три

недели мне машину мыть. Сэкономлю на мойке, — пожимает Гук плечами, вновь
присаживаясь на капот макларена и беря свою бутылку с потеплевшим на
солнце пивом.

— А если Юнги победит? — Хосок садится рядом и забирает пиво из рук брата,
делая парочку больших глотков.

— Я навсегда перестану над ним шутить и куплю ему пять комплектов запасной
291/670
резины, — усмехнулся Гук, скрещивая ноги. — Звучит так, как будто легко, но
нихуя, Хосок. Был бы ты на моем месте, с ума бы сошел. Как я буду жить, если
перестану его подъебывать?

— Кажется, теперь я еще больше хочу его победы, — заразительно широко

ухмыляется старший, возвращая младшему бутылку, и поднимается с капота.

— Это нож в спину, брат, — с наигранным возмущением хмыкает Чонгук,

глотнув пива.

Спустя пять минут ягуар снова появляется на горизонте. Хосок стоит наготове,
вытянув руку максимально близко и следя взглядом за приближающимся
автомобилем. Чонгук допивает пиво и встает возле брата, сосредотачиваясь на
ягуаре. Как бы там ни было, но он искренне хочет, чтобы Юнги смог. Это
покажет, что тестирование дало ожидаемый результат, и в работе движка, над
которым младший Чон корпел последние пару дней, все идеально.

— Давай, мелкий, не подведи, — тихо произносит Чонгук, сощурившись и следя

за летящим в их сторону автомобилем. — Мне сегодня к итальяночке ехать. Не
обломай мне вечер работой над движком.

Хосок рядом усмехается, качая головой.

— Какие противоречивые чувства, Чонгук-а.

— Я выдержу поражение, а Тэхена увидеть хочу безумно, — хмыкает младший.

Ягуар становится все ближе. И это последний шанс. Юнги уже чуть ли не
высшим божествам молится, только бы суметь. Ладони на руле уже потеют, и
омега от этого только сильнее нервничает, боясь потерять контроль над
управлением дикого зверя, созданного Чонгуком. Сердце грохочет так, что уши
закладывает, а рык движка отходит куда-то на второй план. Юнги на спидометр
смотреть страшно. Он уверен, что если взглянет — увидит там свое поражение в
цифрах, которых не достиг. Но сдаваться омега не намерен. Он доведет это
дело до конца, и уже становится плевать, что придется три недели драить
сраный кенигсегг. Юнги не сдается, а это главное.

Он выпускает воздух через рот, сглатывает и крепче обхватывает руль,

обтянутый красной кожей. Последний рывок, и финиш. Радар вдалеке кажется
чем-то до жути пугающим, словно он его прихлопнет, стоит к нему
приблизиться. Но Юнги зло рычит и усиленно давит на педаль газа, переключая
скорость в последний раз.

Кроме сердцебиения и собственного тяжелого дыхания Юнги больше ничего не

слышит. Приближаясь к радару, омега жмурится до бликов перед глазами и
шепчет едва слышное «пожалуйста».

Ягуар в четвертый и последний раз проносится мимо радара, оставляя за собой

лишь поток ветра. В этот раз Чонгук придерживает кепку одной рукой, во все
глаза уставившись на экран радара вместе с Хосоком.

— Ровно двести пятьдесят, — четко выговаривает Хосок, расплываясь в

счастливой улыбке. — Я же говорил, что он сможет, я, блять, знал, что так и
будет, — альфа смеется, все еще любуясь долгожданным числом на маленьком
292/670
экране. Прямо лицо гордого своим сыном отца.

— Мой малыш смог, — выдыхает Чонгук облегченно, выходя на середину дороги

и поднимая голову к небу. — Мой движок сделал это. Я гений, просто гений.

— А тебя сделал Мин Юнги, Чонгук-а, — довольно ухмыляется Хосок, кладя

радар на капот макларена и наблюдая за братом, который едва ли не оседает
коленями на пыльный асфальт, сохранивший на себе не один след от жженной
резины.

— Это не имеет значения, — отмахивается Чонгук, качая головой и

выпрямляясь. — Я не зря столько вложил в него.

Ягуар тем временем плавно разворачивается и едет обратно в сторону альф, но

уже на более спокойных скоростях. Во мгновение он вновь начинает ускоряться,
агрессивно рыча. А Чонгук так и стоит посреди трассы, сложив руки на груди и
наблюдая за тем, как в его сторону несется дикий ягуар. Альфа не шевелится,
даже не думает сдвигаться с места, уверенно смотря прямо в глаза
собственноручно созданного монстра.

Автомобиль приближается, уже находясь в опасной для жизни близости. У

Чонгука даже глаз не дергается. Он спокойно ждет. Ягуар с громким визгом
тормозит в миллиметре от альфы, едва не задев его капотом. Юнги поджимает
губы и, стоя на месте, раскручивает двигатель, заставляя механизм злобно
рычать. Чонгук лишь издает смешок и склоняет голову к плечу, наблюдая через
лобовое стекло за разозлившимся ребенком.

Ягуар, наконец, затихает, разнося по местности последнее эхо, а дверца с

водительской стороны распахивается.

— Какой конечный результат? — спрашивает омега у альф, врезаясь

нечитаемым взглядом в чонгуковы бесконечно темные глаза. По ухмылке на его
губах Юнги делает вывод, что не смог. Проиграл.

— Ты достиг нужной скорости, — с улыбкой говорит Хосок, подходя к Юнги и

обнимая за талию.

Омега резко разворачивается в кольце хосоковых рук, забывая о Чонгуке, и с

искренним удивлением в глазах уставляется на старшего Чона.

— Ты… серьезно? — выдыхает Юнги, все еще не веря.

— Да, малыш, ты поднял движок до двухсот пятидесяти, — Хосок ласково

проводит костяшками пальцев по нежной фарфоровой щеке, не переставая
улыбаться.

По мере того, как до Юнги начинает доходить осознание победы, на светло-

розовых губах появляется улыбка, а глаза излучают чистое счастье вперемешку
с ликованием.

— Блять, у меня получилось, — довольно улыбается омега, буквально прыгая в

объятия Хосока и обвивая его торс ногами. Хосок посмеивается и плотнее
прижимает хрупкое тело к себе, накрывая сладкие и влажные от частых
облизываний губы омеги. Юнги хихикает в поцелуй, охотно отвечает и путается
293/670
пальцами в темных волосах своего альфы.

— А давайте вы еще потрахаетесь прямо на капоте моего ягуара, — раздается

сзади голос Чонгука.

Юнги закатывает глаза, с неохотой вылезает из объятий Хосока и

разворачивается к младшему Чону, злорадно ухмыляясь и сложив руки на груди.

— Ты меня недооценил, — хмыкает омега, выгнув бровь. — Но я опять доказал,

что могу. На любой тачке могу.

— Какие мы вдруг самоуверенные стали, — коротко смеется Чонгук,

прислонившись бедром к капоту ягуара. — На моей не сможешь. Она дикая,
неконтролируемая. Даже больше, чем этот ягуар.

— На макларене смогу запросто, — уверенно выпаливает Юнги, прижимаясь

спиной к крепкой груди своего альфы. — А в него заложены подобные
кенигсеггу технологии.

— Когда-нибудь мы обязательно это проверим. А теперь беги делать уроки, —

язвительно ухмыляется Чонгук, замечая, как меняется лицо младшего от
последних слов альфы.

— Стоп, хватит, — закатывая глаза, встревает Хосок в тот момент, как Юнги
раскрывает рот, чтобы ответить довольному реакцией Чонгуку. — Заткнулись
оба. А ты, — обращается он к брату, — выполняй обещание.

— Лишиться воздуха? Ни за что, — хохотнув, младший качает головой и

двигается к дверце ягуара. — Никогда со мной не спорь, Юнги-я, — подмигивает
альфа поджавшему губы омеге, что сверлит его горящим чистой яростью
взглядом, и открывает дверцу, садясь за руль. — А резину я тебе куплю.

— Обманщик, лжец, — фыркает Юнги. — Десять комплектов, тебе ясно? С тебя

десять комплектов резины!

— Хоть двадцать, мелкий, — улыбается Чонгук, закрывая дверь и заводя

двигатель. Окошко плавно опускается, открывая лицо альфы. — А теперь
погнали до офиса. Готовьтесь глотнуть пыли.

Тэхен сидит на мягком кресле в гостиной, подобрав под себя ноги и держа на
коленях ноутбук. В доме приятный полумрак, разгоняемый золотистым светом
тихонько потрескивающего костра в камине. Дворецкий принес омеге чашку чая
с мятой, поставив ее на столик, и тихо вышел, не желая нарушать покой
господина, который уже часа два торчит на веб-странице любимого бренда, не
зная, что выбрать. Тэхен даже не представляет, чего ему хочется, но душа
требует, изнывает.

Сделав короткий глоток приятного теплого чая, омега ставит чашку обратно на
столик и вновь утыкается в экран ноутбука, перелистывая очередную страницу.
На самом деле, Тэхен прекрасно знает, чего, а точнее, кого требует его душа.
Именно поэтому он упрямо сидит и разглядывает брендовую одежду, пытаясь
себя отвлечь и занять, чтобы ожидание протекало быстрее. Вот только на часах
294/670
уже десять, и это даже не вечер уже. Тэхен пытается себя убедить, что нет
ничего страшного в том, что Чонгук, занятый работой в гараже или в офисе,
задерживается. И тогда в голову ядовитой змеей бесшумно заползает
болезненная мысль о том, что с ним что-то могло случиться. Сейчас дороги
крайне опасны, а для Джихана первый враг — Чонгук. Он на мушке, под вечным
прицелом. Тэхен уверен, что так и есть. До его не упустит.

Тэхен уже в который раз кидает взволнованный и напряженный взгляд на

лежащий на столике телефон, еле сдерживаясь, чтобы не позвонить Чонгуку.
Каждое всплывающее оповещение пугает и напрягает еще больше, заставляет
сердце на мгновение сжаться. Омега старательно пытается не думать о худшем,
но внутри до безумия боится, что вот сейчас придет сообщение с ужасающими
новостями. Ожидание становится все более невыносимым, но Тэхен с усилием
заставляет себя зависать в интернете, смотря на то, что нравится
обеспокоенной душе.

Чашка на столике уже пустая стоит, а на ноутбуке садится зарядка. Тэхен не

представляет, сколько еще прошло времени, но телефон, к счастью или к
несчастью, молчит с тех пор, как омега ответил на комментарии в инстаграме.
Ким вздыхает и устало трет напряженные от длительного контакта с монитором
глаза, закрывает крышку ноутбука и откладывает его на столик, обнимая себя
за плечи, укрытые черной шелковой накидкой. Дрова в камине приятно
потрескивают, успокаивая и расслабляя. Тэхена начинает медленно клонить в
сон. Он завороженно смотрит на оранжевые языки пламени, забывая моргать, и
даже не замечает, как с ресниц падает хрустальная капля, скатываясь по щеке.

На плечи мягко опускаются чьи-то руки, вырывая омегу из погружения в себя. Он

даже не вздрагивает, не пугается, потому что тело узнает эти теплые крепкие
руки, а уже после до него доходит родной аромат темного шоколада с
ореховыми нотками, от которого тело мгновенно покрывается мурашками.

— Тебе повезло, что я спать не ушел, — негромко говорит Тэхен, улыбнувшись

уголком губ и не отрывая взгляда с пламени в камине. — Я уже собирался.

— Повезло? — тихий хриплый голос Чонгука заставляет омегу окончательно

успокоиться. Он рядом, он приехал и все хорошо. — Меня твой сон не остановит,
детка.

— Какой же ты дикий, — голос омеги плавно переходит на шепот, едва не

дрожа от прикосновения губ к шее прямо под левым ухом. — Как прошел день?
— спрашивает Тэхен, чуть склоняя голову набок и позволяя альфе полноправно
хозяйничать губами на своей длинной песочной шее.

— Вполне удачно, — отрываясь от сладкой цветочной шеи, шепчет Чонгук, а

пальцами закрадывается под черный шелк, оглаживая плечи омеги. Тэхен
тяжело сглатывает и еле слышно выдыхает, приоткрывая губы. — Моя
разработка оказалась успешной, и уже многие наши люди готовы установить ее
в свои тачки. Эту войну мы выиграем, — тихо ухмыльнувшись, альфа
вытаскивает руки из-под мягкой ткани и тянется к шнурку на талии омеги. — А о
том, как я скучал, ты и так прекрасно знаешь.

Тэхен покрывается мурашками и прикрывает глаза, чувствуя, как повязка на

талии ослабевает, а губы альфы снова бродят по бархатной коже, оставляя
короткие, но тягучие поцелуи, от которых внизу живота тяжесть начинает
295/670
скапливаться. Тэхен чувствует, как обнаженной кожи касается легкая прохлада
и слегка дрожит. Под накидкой у него ничего.

— Чонгук… — с едва слышным стоном выдыхает омега. Альфа берет его

пальцами за подбородок и разворачивает к себе, наконец, заглядывая в большие
шоколадные глаза, блестящие от скопившихся в них слез.

Чонгук бродит пальцами по груди Тэхена, а губами собирает соленые капли,

сорвавшиеся с ресниц, медленно подбираясь к приоткрытым персиковым губам.
Он увлекает омегу в глубокий и тягучий поцелуй, проникая языком в рот.
Тэхеновы пальцы сжимают светло-каштановые волосы альфы на затылке.
Дышать становится все тяжелее, но не из-за нехватки воздуха, которым они
делятся в медленном поцелуе, а из-за стремительно накатывающего
возбуждения.

Тэхен отрывается только на секунду. Поворачивается и встает коленями в

кресле, обнимая Чонгука за шею и снова накрывая желанные губы своими.
Внутри пожар, и пламя его разгорается все быстрее, затрагивая каждый участок
тела, заставляя ярко вспыхивать. Чонгуковы руки обвивают тонкую талию под
накидкой, тянут к себе. Альфе невыносимо хочется чувствовать под пальцами
нежный бархат, ему необходимо ощущать чужое сердцебиение своей грудью,
слышать тяжелое от возбуждения дыхание омеги. Он тянет Тэхена на себя,
заставляя его обвить свой торс ногами.

— Ты не услышишь от меня, что я тоже скучал, — отрываясь от губ альфы,

шепчет омега, вызывая у Чона хриплый короткий смех.

Чонгук опускает Тэхена на мягкую белоснежную постель, нависая сверху и

оставляя на ключицах и груди омеги цветы-поцелуи. Шелковая накидка
остается где-то на пути к комнате, освещенной лишь золотистым светом фонаря
за окнами.

Тэхен подставляется под поцелуи, выдыхает от наслаждения и выгибается, не

обращая внимания на кольнувшую в ребре боль. Она уходит на последний план,
потускнев на фоне головокружительных ощущений, растекающихся по телу от
каждого поцелуя и прикосновения Чонгука к коже.

Омега тянется к футболке Чонгука и пытается стянуть ее, чтобы поскорее

прикоснуться к горячему крепкому телу, чтобы увидеть и огладить пальцами
татуировки, которые изучил уже вдоль и поперек. Чонгук помогает Тэхену
избавить себя от футболки и отбрасывает ее на пол, сразу же спускаясь вниз и
лишая его возможности к себе прикоснуться. Омега хнычет и мнет в пальцах
простыни. Альфа разводит стройные ноги в стороны и припадает губами к
внутренней стороне бедра, вырывая из сладких цветочных губ низкий, тягучий,
как мед, стон, наполняющий комнату. Чонгуку нравится дирижировать этими
стонами, заставлять быть громче, ниже, длиннее, слаще. Стоит ему слегка
укусить тонкую чувствительную кожу, и Тэхен слегка дергается, снова ласкает
слух стонами и дышит тяжело. А Чонгук не останавливается. Утыкается носом в
бедро и вдыхает душистые цветы, ведя к промежности и вновь целуя с
внутренней стороны.

Тэхен уже на взводе. От одних только поцелуев и прикосновений, от одного

аромата, заполнившего легкие до краев. Только им бы и дышать. Тэхен начинает
терять голову, а тело полностью во власти Чонгука, что так искусно управляет
296/670
им и заставляет реагировать так, как хочется ему. А омега понимает, что долго
так не протянет, не вынесет эту сладкую пытку. Возбужденный член уже вовсю
истекает смазкой, которая начинает выделяться и в заднем проходе, зудящем от
желания. Это просто невыносимо до безумия.

Чонгук отрывает губы от бедра и немного приподнимается. Тэхенов член трется

о крепкую грудь, и от этого трения он стонет снова, жмурясь и откидывая голову
на подушки. Сегодня он сойдет с ума, умрет от переполнившего его
возбуждения. Это уже идет к передозировке, но Чонгук не намерен тормозить.
Он медленно обводит кожу вокруг пупка кончиком языка, оставляя влажный
след, затем слегка дует, отчего по телу пробегает приятная дрожь.

— Чонгук… — низким, молящим голосом выдыхает Тэхен, зарываясь в волосы

альфы пальцами и едва не задыхаясь. — Пожалуйста…

— Что «пожалуйста»? — спрашивает Чонгук, подняв голову и смотря на омегу.

Тэхен уже нетерпеливо ерзает под ним, облизывает пересохшие губы и
жмурится. Грудь его тяжело вздымается, а розовые соски, стоит Чонгуку их
слегка коснуться, тут же твердеют.

Эта реакция доставляет альфе удовольствие, максимально превышающее все

то, от чего он кайфует. Тут ничего не идет в сравнение. Даже вибрирующий под
пальцами автомобиль с рычащим движком, даже самый лучший алкоголь на
свете. Все это пустяки по сравнению с тем, что наблюдает сейчас Чонгук. Тэхен
буквально тает, плавится и задыхается от желания, жаждет прикосновений,
ласки. Он в этот момент становится податливым, как самый послушный в
управлении автомобиль. Он готов на все, готов отдаться весь целиком, готов
сгореть в диком огне, разожженном Чонгуком.

— Я хочу… — шепчет омега, облизывая губы и сминая в пальцах простыни.

— Скажешь мне, детка? — хрипло спрашивает Чон, улыбнувшись уголком губ, а

затем облизывает палец и приставляет к повлажневшей дырочке, плавно
проталкивая его внутрь. Тэхен дрожит и тянет стон, выгибаясь в спине. Он
сжимает в себе палец, который Чонгук ввел на две фаланги, и тяжело
сглатывает, жадно хватая ртом воздух. — Чего ты хочешь? — не отстает альфа,
вводя палец глубже и начиная неторопливо двигать им внутри.

— Не мучай, Чонгук, — молит Тэхен, а сам начинает двигать бедрами навстречу,

насаживаясь на длинный палец альфы, пошло хлюпающий от толчков. — Возьми
меня…

Чонгука срывает от последней фразы, а собственное возбуждение достигает

точки невозврата. Члену слишком тесно под тканью джинсов, а зверю — в
клетке внутри Чонгука. Еле сдерживается, чтобы не сорваться, чтобы не
истерзать желанное тело под собой, хотя хочется безумно.

Он вводит в омегу второй палец, ускоряя движения, разводя их подобно

ножницам, сгибая и вытаскивая почти до конца. Другой рукой альфа тянется к
своим джинсам, расстегивая ремень.

Чонгук освобождается от остальной одежды и садится меж разведенных ног

омеги, подтянув его к себе за бедра. Тэхен уже напряжен до предела, не в силах
терпеть, а алые волосы, словно языки пламени разметались по белой простыни,
297/670
образуя вокруг головы красную диадему. Красив до невозможного. Чонгук бы
вечно просто любовался им вот так, рыча на любого, кто посмеет его отвлечь от
созерцания шедевра, который каким-то неземным чудом сумела создать
природа. Разве может быть такая красота среди простых людей? Только Тэхен
никогда не был одним из них. Всегда выше, всегда ярче, словно Сириус на
ночном небе среди миллионов других звезд.

Чонгук упирается сочащейся предэякулятом головкой к сжавшейся дырочке и

плавно толкается внутрь. Тэхен стонет громко, сладко, и выгибается по-
кошачьи, ощутив в себе немалых размеров орган, натянувший гладкие стенки.
Чонгук толкается до упора и закидывает ноги омеги себе на плечи, оглаживая
колени и впиваясь пальцами в бедра. Удерживать шаткий контроль все сложнее,
и с каждой секундой он распадается все быстрее.

Чонгук начинает двигаться плавно, мучительно медленно, делая короткий

грубый толчок, только входя до основания. Тэхен скулит, мечется по постели и
едва не рвет тонкие простыни пальцами. Мало, чертовски мало. Хочется больше,
быстрее, грубее.

— Хватит издеваться, — хнычет Тэхен, пытаясь двигаться самостоятельно, но

железная хватка на бедрах не позволяет. — Быстрее, Чонгук…

— Какой ты сегодня голодный, — ухмыляется альфа, наслаждаясь массой

разнообразных эмоций на лице омеги, которые больше не укрыть ухмылкой и
стервозным взглядом. Тэхен перед ним полностью открытый, читай и делай что
хочешь.

Чонгук срывается, ускоряет толчки. Тэхен вскрикивает от внезапности и на

мгновение сжимает его в себе, получая звонкий шлепок по ягодице.

— Расслабься, детка, — требует альфа. Тэхен шумно выдыхает и послушно

расслабляется, позволяя Чонгуку свободно двигаться внутри себя.

С каждым толчком все быстрее и грубее, а стоны Тэхена, кажется, слышны на

весь особняк и даже на его территории. А Чонгуку это только в кайф. Омега
двигает бедрами навстречу, пытаясь насадиться глубже, царапает ногтями
простынь, а хотел бы полосовать чонгукову спину.

Чонгук немного замедляет темп и обхватывает пальцами щиколотку омеги,

заставляя его чуть согнуть ногу в колене. Он касается губами кожи на тонкой
щиколотке, слегка прикусывает ее и снова целует, заставляя Тэхена с ума
сходить. А он уже утонул в крышесносных ощущениях и не желает спасаться,
потому что так ему хорошо, как не было никогда, потому что Чонгук творит с
ним что-то нереальное, дикое, мучительно-приятное, и останавливать это нет
никакого желания.

Чонгук снова ускоряется и берет в ладонь истекающий смазкой член омеги, чуть
сжимая в пальцах и начиная быстро надрачивать в такт своим толчкам. Тэхен
хрипло стонет и толкается навстречу, закусывая губу и скользя пальцами по
своей груди.

— Oh, mio dio… — сладко тянет омега, тяжело дыша.

Альфе крышу сносит от проклятого итальянского, так соблазнительно и красиво

298/670
звучащего из уст Тэхена. Каждый раз, когда омега забывается в ощущениях и
переходит на свой второй родной язык, Чонгук сходит с ума, желая слушать это
снова и снова. Он рычит и грубее двигается внутри омеги, полностью заполняя
собой и вырывая новые стоны, которых не наслушаться.

Чонгук трахает долго, мучает и терзает, заставляет тело покрыться мурашками

и дрожать от возбуждения, а голос срывается, звучит хрипло, но все так же
красиво и мелодично. Волна начинает накатывать, как огромный снежный ком,
грозящий раздавить под собой. Тэхен не в силах ему сопротивляться. Он
жмурится и вцепляется пальцами в руку альфы, изливаясь себе на живот с
протяжным низким стоном. Тело обмякает и все еще мелко дрожит, отходя от
оргазма.

Чонгук, наконец, нагибается и позволяет обнять себя за плечи. А губы

изголодались. Чонгук помучал их обоих. Он накрывает приоткрытые губы и
ловит тяжелые вздохи омеги, сцеловывая глухие стоны и кусая за язычок. Альфа
делает несколько глубоких толчков и кончает с утробным рыком, не спеша
покидать горячее тело.

Тэхен разрывает поцелуй и улыбается устало, слабо, погладив альфу по щеке

большим пальцем и целуя в уголок губ. Он даже не в силах что-то говорить;
стоит лишь столкнуться взглядом с темным озером напротив и просто в нем
утонуть. Слова не нужны, в них нет необходимости. Зато в прикосновениях и
взглядах есть, в ласковых поцелуях и объятиях.

Чонгук ложится рядом и притягивает омегу к себе. Тэхен прижимается к боку

альфы и кладет голову на влажную, мерно вздымающуюся грудь, устало
прикрывая глаза. Чон целует омегу в плечо и зарывается носом в алые волосы,
вдыхая свой любимый аромат душистой флоры.

Счастье в моменте, в короткой, но искренней улыбке, в мимолетном, случайном,

но полном заботы прикосновении. Оно у Тэхена путается в волосах, рассыпается
на ресницах, а Чонгук его трепетно бережет, не давая холодному ветру сдуть и
унести далеко-далеко. Он не позволит.

299/670
Примечание к части 2 сц: Lil Uzi Vert, Quavo, Travis Scott - Go Off
4 сц: AWOLNATION - Sail
https://soundcloud.com/awolnation/10-sail в вк ее, к сожалению, нет.
5 сц: 4LX - NIGHT SHOW

догоняй

Тэхен просыпается с легкой улыбкой, блуждающей на искусанных

Чонгуком ночью губах. Он долго не поднимает веки, позволяя сценам
произошедшего пронестись перед глазами и пустить по пробуждающемуся телу
приятную волну мурашек. Чонгук истязал медленно и приятно, долго и сладко.
Не давал продохнуть, брал снова и снова, буквально каждый миллиметр
тэхенова тела пробовал, испивал и смаковал на языке, как новое для себя
лакомство. И это было до одури приятно, так хорошо, что словами,
существующими на земле, не описать. Тэхен точно не сможет.

Тело помнит все. Каждый поцелуй, каждое прикосновение, каждый щекочущий

вдох и выдох. Каждое кружащее голову слово, произнесенное низким и хриплым
голосом, от которого омега заводился по новой, не властвуя над собственным
телом, взятым в плен Чонгуком. Тэхен хотел, чтобы эта ночь не имела конца,
чтобы длилась вечность, но конец приходит всему, даже лучшей ночи в жизни
омеги.

Тэхен чувствует, как по голому телу скользят теплые солнечные лучики,

выделяя каждую отметину, оставленную альфой. Омега неохотно
поворачивается на другую сторону кровати, надеясь почувствовать спиной жар
чонгуковой груди, но вместо этого ощущает мягкость пустоты и тепло
скомканного одеяла. Внутрь закрадывается легкая печаль, а улыбка медленно
пропадает с губ, оставляя за собой лишь тень.

На плечо ложится теплая ладонь, и омега слегка вздрагивает от

неожиданности, резко распахивая глаза. Он вздыхает и чувствует, как сквозь
чонгуков аромат пробиваются резкие нотки, такие нелюбимые и нежеланные.
Омега медленно поворачивается, сталкиваясь со взглядом темных холодных
глаз Джихана.

— Где Чон… — шепчет Тэхен хрипловатым ото сна голосом, но его прерывает
нависший сверху Джихан.

— Ты его больше не увидишь, — улыбается уголком губ альфа, скользя

пальцами по щеке омеги к подбородку.

У Тэхена сердце мгновенно оказывается в пятках. Затаив дыхание, он

уставляется на До огромными глазами, которые вмиг наполняются страхом,
неверием и шоком. К горлу подкатывает болезненный ком, а рот раскрыть нет
сил. Джихан смотрит в ответ с легкой злостью и наслаждением, создающими
горький и крепкий коктейль.

— Ч-что… с ним? — еле выдавливает из себя Тэхен, даже не обращая внимания

на руку альфы, который как ни в чем не бывало оглаживает большим пальцем
подбородок и скользит к шее, очерчивая один из ярких засосов, украсивших ее,
словно рубиновые камни.

300/670
Опустив глаза на отметины, Джихан сухо усмехается и резко смыкает на тонкой
шее пальцы, вжимая омегу в кровать. Его лицо вытягивается в устрашающую
маску. Во взгляде больше нет напускного спокойствия, лишь жгучая злость и
удовольствие. Альфа находится на грани, еле удерживая себя, чтобы не
сомкнуть пальцы посильнее до желанного хруста. Ему противна до тошноты
боль в глазах Тэхена, этот липкий страх, сковавший тело омеги. Лучше бы он не
видел этого, лучше бы имел силы покончить с этим.

— Джихан, — всхлипывает Тэхен, хрипя и цепляясь пальцами за запястье

альфы. Плевать ему на недостающий кислород, все мысли только о Чонгуке, и
горячие слезы стекают за него. Пусть Джихан прежде скажет, что с ним, а после
делает, что хочет. Пусть убивает.

— Ты так напуган, — сдавленно цедит Джихан, вновь возвращаясь взглядом к

глазам омеги и следя за тем, как в них боль бьется о скалы волнами. — Выдал
все, что так тщательно пытался скрыть от меня, — ядовито ухмыляется альфа,
приблизившись к лицу Тэхена. — Теперь я все увидел. Боишься, что он сдохнет.
К твоему счастью, этого еще не произошло, но ждать осталось недолго, — рычит
он в губы омеги, резко отдергивая руку и отходя от кровати к окну. — Даже
прикасаться к тебе мерзко, — выплевывает До, морща лицо, и брезгливо сует
руки в карманы темно-синих брюк.

Тэхен жадно хватает воздух ртом, утирая выступившие слезы. Боль и страх
отступают, наполняя тело облегчением. Чонгук жив. Джихан снова поиграл на
нервах Тэхена в свою любимую игру, снова сумел найти слабое место с первого
раза, ни разу не промахнувшись. Вскрыл его без анестезии и высмотрел все
внутри. Он все уже давно знает.

— Уходи, — бросает Тэхен бессильно и тянет к себе одеяло, прикрываясь, чтобы

Джихан не сканировал его своим жадным взглядом. Поднявшись с постели,
омега быстро скрывается за дверью ванной комнаты.

Джихан смотрит ему вслед и хмыкает, начиная расхаживать по комнате. В душе

кипит и бурлит ярость, а руки так и чешутся что-нибудь сломать. Желательно
Тэхена. Чтобы даже мысли о Чоне у него не возникало. Но он им сейчас весь
полон. Телом и душой; он течет у омеги по венам и теплится в сердце,
оккупировал голову и прочно засел там, не желая вылезать.

Джихану даже на эту кровать со смятыми простынями, впитавшими в себя

насыщенную ночь, омерзительно смотреть. Он бы сжег ее, как и всю комнату,
пропитавшуюся Чонгуком, самым ненавистным ему ароматом. Он бы и Тэхена
сжег за это. Внутри клокочет ненависть, не дает покоя и рвет, мечет, хочет
найти выход и избавиться от мучений, в глотке сидит и медленно душит.
Кажется, еще немного, и Джихан потеряет контроль.

Не в состоянии больше выносить тошнотворный аромат, До в последний раз

окидывает комнату взглядом и выходит, спускаясь на первый этаж.

Тэхен стоит под душем намного дольше, чем обычно, надеясь, что к тому
времени, как он закончит, Джихан уйдет, потеряв терпение. Он несколько раз
намыливает тело, с сожалением осознавая, что от этого чонгуков аромат
становится тусклее. Только следы не смыть, и это радует. Чонгук с ним.

Когда Тэхен выходит из ванной, на прикроватной тумбе коротко вибрирует

301/670
телефон, оповещая о сообщении. Омега сбрасывает полотенце на пол и берет
телефон, присаживаясь на край кровати.

«Доброе утро, итальяночка. Прости, что уехал так внезапно, возникли дела в
гараже, Хосок заебал. И да, эта ночь была шикарной, надеюсь, скоро
повторим;)»

Тэхен улыбается и прикусывает губу, пялясь на сообщение несколько секунд. Он

буквально сияет, конкурируя с солнцем, закрадывающимся в комнату.
Облегчение накрывает полностью и окончательно вытесняет тревогу и страх.
Тэхен ухмыляется и печатает ответ:

«Я ждал кофе в постель, а ты так жестоко бросил меня, козлина. Не думай, что
следующий раз получишь так легко:)»

Омега отбрасывает телефон на кровать и встает, начиная собираться на учебу.

И так пропустил слишком много, а состояние уже позволяет посещать пары.
Лучше сидеть на нудных занятиях, чем дома терпеть присутствие Джихана.

Повесив сумку на локоть и перебирая в пальцах ключ от феррари, Тэхен

спускается на первый этаж, сталкиваясь в гостиной с До. Тот сидит на диване и
слушает утренние новости по телевизору, попивая кофе и покачивая носком
оксфордов в воздухе. Услышав омегу, он оборачивается и отставляет чашку на
столик.

— Тебя завтрак ждет, — сообщает альфа будничным тоном, словно его ничего
не вывело из себя буквально полчаса назад.

— В универе поем, — хмыкает Тэхен, абсолютно не проявляя интереса к

предложению и спешно направляется к выходу, но его за локоть перехватывает
Джихан, вырастая перед ним непреодолимой скалой.

— Я отвезу тебя, — отрезает он твердым голосом, не терпящим возражений.

— Не стоит, у меня есть своя машина, — цедит омега, упрямо стоя на своем и
пытаясь вырвать руку из стальной хватки альфы, который даже не чувствует
сопротивления.

— Ты поедешь со мной, — отвечает Джихан спокойно, выделяя каждое слово

интонацией. Он лишь сильнее сжимает локоть Тэхена и двигается к двери, таща
его за собой и игнорируя протесты. — Мы так давно не катались вместе.

— Пусти меня, я не хочу никуда с тобой ехать, — Тэхен бьет Джихана по руке,
дергается в попытке вырваться, но До не обращает внимания. Он достает из
кармана брюк ключ и снимает с блокировки двери бугатти, стоящей у лестницы.

Джихан буквально силой вталкивает омегу в гиперкар, усаживая на

пассажирское сидение и хлопая дверью прямо у него перед носом.
Усмехнувшись на крики Тэхена, До обходит бугатти и садится, заводя двигатель
и выруливая со двора.

— Я не хочу тебя видеть, — любезно сообщает Тэхен. После того, как попытки
открыть дверь успехом не увенчались, он поджимает губы и упрямо уставляется
вперед. До предусмотрительно заблокировал ее, лишая омегу путей отхода.
302/670
— Я узнал о твоей выписке только вчера ночью, — убийственно спокойно
продолжает диалог До, выезжая на дорогу и увеличивая скорость.

— Я надеялся, что ты дольше будешь в неведении, — Тэхен складывает руки на

груди и отворачивается к окну, следя за проезжающими мимо машинами.
— Спасибо, что больше не приходил в больницу.

— Прости, не мог, — ухмыляется Джихан, бросая на омегу короткий изучающий

взгляд, и отворачивается к дороге обратно. — Столько дел свалилось в
последнее время. Твой ублюдок добавил хлопот вместе со своим братцем.

— Я рад это слышать, — Тэхен смотрит на Джихана прожигающим насквозь

взглядом и все так же поджимает губы, всем видом излучая неприязнь. — Этой
войной ты добьешься только жертв, ни о какой победе речи нет.

— На моей стороне все больше гонщиков, — улыбается Джихан, держа руль

одной рукой. Он зажимает меж губ сигарету и прикуривает. По салону плавно
растекается едкий дым, заставляющий омегу поморщиться. — Остальным
придется сдаться, выбора не останется. И Чонгук уже не сможет это
предотвратить. Мы давим численностью и лучшими тачками.

— Фальшивками, — поправляет его Тэхен, сдерживая кашель, рвущийся наружу.

— Ты будешь думать иначе, когда твоя тачка обретет такую же мощь, —

ухмыляется До, пожимая плечами и стряхивая пепел через спущенное окно.

— Даже не вздумай подходить к моей машине снова.

— Ты что, все еще дуешься из-за этого? — альфа хрипло посмеивается и лижет
нижнюю губу, глядя на Тэхена.

Омега весь напряженный, источает злость, в жалких попытках испепелить ею

Джихана. А До это забавляет. Он бы Тэхену вывернул душу, творил с ней все, что
захочется. Руки чешутся, но шанс, что омега примет его сторону, все еще
мелькает где-то в сознании. И лишь он останавливает.

— Из-за того, что ты хотел убить меня? — сухо усмехается Тэхен. — Нет, что ты,
как я могу. Ты ведь не специально, я все понимаю.

— Если бы я хотел тебя убить, то сделал бы это совершенно иначе, — качает

головой До.

— Ну и как же?

— Спровоцируй меня, и узнаешь, — Джихан улыбается с вызовом, подмигивая

Тэхену и выруливая на оживленную улицу в центре. — Вариантов много.

— Как я мог не замечать, что ты такой ублюдок, — хмыкает Тэхен,

ощетинившись. Он стискивает в пальцах ключ от феррари, так и оставшийся в
руке. Домой придется возвращаться на такси.

— Ты уже начал провоцировать меня? — смеется альфа. — Будь осторожнее в

словах, малыш. Ты забываешь, что я могу.
303/670
 — Я тебя ненавижу, — поджимает губы Ким, вновь отворачиваясь к окну. До
самого университета больше не взглянет в его сторону. Только бы еще не
слышать его.

— Это не страшно, итальяночка, — спокойным голосом отвечает Джихан, но

омега отчетливо ловит в нем ядом пропитанные нотки, заползающие под корку и
отравляющие все светлое. Даже такое любимое Тэхеном «итальяночка»,
которым так нежно зовет его Чонгук.

— Испытуемый номер один прямо передо мной, — усмехается Чонгук, быстро

переключая скорость и дрифтом выруливая на новую улицу.

Сзади, буквально дыша в затылок, летят машины соперников, а спереди черный

американец — додж вайпер. Финиш совсем близко.

Яркое солнце неприятно слепит, отражаясь от блестящих глянцевых

автомобилей и окон окружающих дорогу зданий. Чонгук ненавидит гоняться
днем, предпочитая холодную и пустынную ночь. В жару движок работает не на
все сто, а гонке мешает большее количество машин и пешеходов.

Чонгук гоняет американку практически со старта, сразу сев на хвост и играя с

ней, как кот с мышкой, что брыкается в жалких попытках вырваться из когтей
своей смерти. Чон от этого только больше веселится. Для того, чтобы нагнуть
врага, необязательно иметь в запасе адское пойло в виде закиси и новейшие
электронные технологии под капотом. У Чонгука есть только ягуар с
улучшенным движком и укрепленным шасси, которое лучше выдерживает
удары.

— Как движок? — разносится по салону голос Джейби, звучащий из динамика.

— Кончай с ним и гони в гараж, надо проверить мелкие недочеты.

— Ему некуда деваться, — смеется Чонгук, сжимая в пальцах красный кожаный

руль и следуя за черным вайпером буквально по пятам. — А движок как будто
руками Бога создан. Полностью исправен, рычит чисто, без перебоев.

— Управишься за двадцать секунд? — с вызовом в голосе спрашивает Джейби.

— Ты смеешь сомневаться во мне, Джей? — Чонгук хмыкает и давит на газ,

плавно поворачивая руль чуть влево и не давая доджу ходу назад. — Я слегка
коснусь его, мне много не надо. Это займет пять секунд.

— Вперед, чувак, — смеется Им. — Пять тысяч, которые ты сейчас выиграешь,

пойдут на благотворительность всем нам. Вечером махнем в черную дыру, давно
масла не подливали.

— Для вас, друзья мои, я хоть десять гонок выиграю за один день, —
хорохорится Чонгук, не сводя с летящего впереди доджа внимательного
взгляда. Гук за ним, словно охотник за добычей следит, легко виляет по дороге с
односторонним движением, объезжая машины гражданских и ни на секунду не
теряя из видимости черную американку. — Только эту победу я посвящаю
Тэхену.
304/670
— Мне не терпится познакомиться с ним, — задумчиво говорит Джейби.

— Джинен этого не слышал? — Чонгук резко меняет скорость, дернув веточку за

рулем и вывернув с визгом шин на узкую улочку, заваленную строительными
материалами. — Эта детка очень ревнивая, уж ты-то должен знать об этом, —
хохотнув, альфа давит на газ и быстрым, изучающим взглядом проходится по
обеим сторонам от дороги.

— Детка? — хмыкает Джебом. — А что насчет твоей детки? Думаешь, я

понравлюсь ему?

— Что за грязные игры, чувак, — усмехается Чон. — Ты мне хоть и друг, но если
надо будет — ударю, не задумываясь.

— В этом мы с тобой похожи. Такой же собственник, как и я. Только у меня

терпения и выдержки побольше, а ведь ты с моим омегой был когда-то.

— Ты хотел сказать, трахался? — смеется Чон, быстрым движением поправляя

кепку на голове и вновь сжимая руль.

— Я жду тебя в гараже, самоубийца, — внезапно холодным тоном говорит

Джейби, а затем не выдерживает и хмыкает. — Твои пять секунд начинаются
прямо сейчас.

— Ты услышишь, внимай.

Чонгук слегка прищуривается, потому что пыль от колес доджа затрудняет

видимость. Он давит на педаль газа до упора, подъезжая к американке
вплотную. На это уходит две секунды. Гук лижет нижнюю губу и вновь бросает
взгляд в правую от дороги сторону. Впереди на обочине сложены бетонные
блоки, создающие небольшой двухметровый квадрат. Ягуар делает резкий
рывок вперед, находясь с доджем почти наравне. Чонгук, не мешкая, дергает
руль вправо, и бок ягуара мажет по левому боку вайпера, разнося неприятный
слуху скрежет. Додж от толчка теряет контроль и резко дергается вправо. Чон
довольно ухмыляется и наблюдает за тем, как вайпер на большой скорости
вписывается в бетонные блоки. Те осыпаются, с грохотом падая на смявшийся
капот, лобовое стекло и крышу доджа. Сзади поднимается столб дыма и пыли.

— Я услышал скрежет спустя четыре с половиной секунды. Новый личный

рекорд, Чонгук-а, — вновь слышится голос Джейби. Он говорит довольно, словно
отец, гордый своим сыном. Чонгук улыбается и кивает, словно Им может его
увидеть. — Миссия выполнена.

— Скоро буду, готовь холодное пиво, — по-мальчишески задорно смеется

Чонгук и завершает вызов, ткнув пальцем в сенсорную панель. Осталось
завершить заезд, который уже выигран.

Позади раздается вой полицейских сирен.

Чану сидит на кожаном диванчике в самом неприметном углу черной дыры,

неторопливо вертя в пальцах стакан с ромом. Рядом расположился розоволосый
305/670
Юки, закинув ногу на ногу и попивая маргариту через трубочку. В дыре вечер в
самом разгаре, люди окутаны алкоголем и музыкой, грохочущей со всех сторон
фиолетового помещения. Одни обсуждают произошедшую днем гонку, а другие
делают прогнозы на ту, что будет в полночь, выкладывая на стол большие
скрутки денег и даже наркотики.

Чану плевать на все, что тут происходит. Он следит взглядом только за одним
человеком. Чимин отдыхает в кругу своих друзей из банды Чона, что-то
оживленно рассказывает и смеется, только жаль, что Чану его смеха не слышит,
зато видит в свете прожектора яркую, как солнце, улыбку; глаза, которых почти
не видно, когда омега смеется, запрокидывая голову и стуча себя по коленям,
обтянутым потертыми синими джинсами, идеально подчеркивающими его
бедра. Чану бы музыку заглушил и заткнул всех людей, чтобы услышать, как
смеется Чимин, потому что прежде он не слышал этого никогда. Он наверняка
смеется звонко и красиво, мелодично, потому что голос у него сладкий и
приятный, его бы слушать на повторе, но это высшее удовольствие,
недостижимое.

— Ненавижу эту суку, — хмыкает рядом Юки, вперившись испепеляющим

взглядом в Юнги, сидящего на коленях Хосока. — Он только благодаря своей
заднице смог добиться внимания старшего Чона. Получил крутую тачку, деньги
и репутацию на улицах. Но без Хосока он ничто, — завистливо шипит омега,
присасываясь к трубочке и делая несколько глотков маргариты.

— Расслабься, Ю, — осаживает его Чану, пребывая в своих раздумиях. Альфа, не

отрывая взгляда от Чимина, делает глоток рома. — Брось ему вызов и покажи,
что можешь быть лучше в честном бою.

— Ты весь такой правильный, Им Чану. За честные гонки, за справедливость и

чистые тачки, — фыркает Кихен, закатывая глаза. — Почему же тогда с До дела
заимел?

— Это мое личное дело, — Чану окатывает омегу ледяным взглядом, от которого
Юки тушуется и закусывает губу. — Не лезь в то, что тебя не касается.

— Без царапин настоящие гонки не обходятся, нужно устранять соперника, а не

просто оставлять позади, — качает головой омега, отставляя коктейль на столик
и закуривая. — В этом я с Джиханом согласен. Слабые должны быть
уничтожены.

— Заткнись уже, — устало вздыхает Чану и вновь отворачивается, продолжая

наблюдать за Чимином.

Пак снова заливается смехом и падает головой на плечо рядом сидящего

Намджуна, прикрывая рот ладошкой. Ким улыбается, но сразу же меняется в
лице, стоит ему встретиться взглядом с Чану. Намджун сверлит его глазами
несколько секунд, затем отвлекается на друзей. Им закатывает глаза и неохотно
отворачивается, вытягивая татуированными пальцами сигарету из пачки,
лежащей на столике.

В кармане куртки вибрирует телефон, и альфа безо всякого желания тянется к

нему, ругнувшись и зажимая меж губ сигарету.

— Чего? — отстраненно спрашивает Им, делая затяжку.

306/670
— У тебя никаких манер, Чану-я, — усмехается в трубку Джихан. — Ты в дыре?

— Да.

— Через час заезд на другом конце города. Там будет семь гонщиков, которые
по своей глупости отказались с нами сотрудничать.

Чану хмурится и выпускает дым, стряхивая пепел в пепельницу на столике и

поднимаясь с дивана. Кихен растерянно смотрит на альфу, но послушно встает
следом, отложив почти допитый коктейль, когда Им жестом указывает ему
следовать за собой.

— Мне всех убрать? — бесцветным голосом спрашивает Чану, сжимая в пальцах

телефон и в последний раз бросая взгляд на счастливого, беззаботного Чимина.
Из-за этого омеги у него внутри разливается тепло, а на душе становится
спокойно. Чимин далеко от опасности, ему хорошо среди родных людей. Он в
порядке.

— Да, — Чану буквально чувствует довольный оскал на губах Джихана.

— Только не в одиночку.

— Со мной Юки, — бросает Им, двинувшись к выходу сквозь шумную и пьяную

толпу. Сзади плетется Кихен, на ходу накидывая на плечи куртку.

— Отлично. Позвони, как закончите с ними.

Чану выключает телефон и достает из кармана косухи ключи от черного

мустанга, стоящего среди десятка автомобилей гонщиков, находящихся в
черной дыре.

Чонгук стоит, прислонившись к барной стойке и держа в пальцах рюмку водки.

Рядом лежит открытая пачка сигарет, а пальцы так и тянутся к ней, но альфа
всеми усилиями себя сдерживает. Он не курил уже больше двух недель с тех
самых пор, как пообещал Тэхену. Возле омеги одна зависимость затмевается
другой, и Чон о табаке даже не думает. А сейчас, находясь среди толпы людей,
но один на один с пачкой сигарет, которая даже ему не принадлежит, Чонгук
чувствует, что долго держаться не сможет. Он нервно постукивает пальцами по
гладкой поверхности стойки и еле отлепляет взгляд от сигарет, залпом
опрокидывая в себя водку. Альфа слегка морщится и прижимает к губам
тыльную сторону ладони. Жгучая жидкость приятно обжигает глотку.

— Подлей, — бросает Чон бармену, отворачиваясь к танцполу и прислоняясь

локтями к стойке.

Взгляд мгновенно приковывает Тэхен, идущий через толпу в сторону Чонгука.

Эффектно, плавно, не замечая вокруг никого, словно один на всем свете,
который принадлежит лишь ему. Он смотрит прямо в глаза, а на его вишневых
губах полуулыбка, напоминающая ухмылку. Тэхен себе не изменяет. Светская
львица в нем не дремлет, а Чонгук зависает, как в первый раз, забыв о
сигаретах и вообще обо всем. У Тэхена в левом ухе поблескивает длинная серьга
из белого золота, а на открытой шее тонкая цепочка, похожая на чокер. Он
307/670
легким движением поправляет длинный рукав своей черной рубашки, спереди
заправленной в такие же черные джинсы со рваными коленями.

Чонгук делает короткий и важный вывод: Тэхену чертовски идет черный цвет.
Он сияет, как черный алмаз, привлекая внимание в и без того достаточно
темном зале. На цветочный шлейф, тянущийся за Тэхеном, оборачиваются,
невольно втягивают. Он пьянит, кружит голову получше алкоголя. Чонгук
больше не хочет пить, он хочет прикасаться губами к бронзовой коже под
одеждой омеги.

Он улыбается уголком губ, демонстративно скользя оценивающим взглядом по

омеге снизу вверх, пока не сталкивается с шоколадными глазами.

— Мистер Чон, — у Тэхена ползут брови вверх, а губы приоткрываются в легком

удивлении. Он останавливается в двух шагах от Чонгука и усмехается, не веря
своим глазам. — Вы выглядите шикарно, — выдает омега, покачав головой и
подходя ближе.

На Чонгуке лимонного цвета рубашка, заправленная в светлые потертые

джинсы с неизменно драными коленями. Рукава закатаны до локтей и
открывают вид на крепкие татуированные предплечья. А на левом запястье у
альфы часы из желтого золота с черным кожаным ремешком. Тэхен узнает на
циферблате бренд — Патек Филипп.

— То же самое хотел сказать вам я, господин Ким, — улыбается Чонгук, изогнув

бровь и кидая на омегу двусмысленные, голодные взгляды.

Тэхен становится к Чону вплотную и скользит пальцами вверх по крепкой груди,

натягивающей пуговицы. Он поднимает взгляд на альфу и закусывает нижнюю
губу, расстегивая две верхние помимо уже расстегнутых двух пуговиц.

— Первый раз в жизни вижу тебя в рубашке, — мурлычет Тэхен в губы Чонгука,
кладя ладони на широкие плечи. — Это я так на тебя влияю?

— Не знал, что могу стать еще лучше, но эта рубашка, видимо, смогла мне это
обеспечить, — ухмыляется Чонгук, кусая омегу за губу и утягивая в
непродолжительный поцелуй. — Прямо сейчас бы сорвал ее, да и твою тоже.

— Зато своим джинсам не изменяешь, — облизнув губы, Тэхен зарывается

своими длинными пальцами в волосы альфы на затылке, чуть сжимая и
притягивая его ближе к себе. — Если бы ты еще черные брюки надел, я бы
отдался тебе прямо здесь, — выдыхает он на ухо Чонгуку, скользнув кончиком
языка по мочке к хрящику.

Ким уже собирается отстраниться, но Чонгук резко хватает его за талию и

вжимает в себя, жарко выдыхая в поблескивающие от слюны и блеска губы:

— Это провокация, детка. Но будь осторожнее, мне не нужны черные брюки,

чтобы взять тебя прямо тут.

— Закажи мне выпить для начала, — Тэхен прикладывает к губам Чонгука

ладошку, не позволяя себя поцеловать, и мягко выпутывается из хватки.

— Как насчет кампáри, итальяночка? — улыбается Чонгук, подмигнув, и

308/670
поворачивается к бармену.

— То, что я из Италии, не значит, что я пью исключительно итальянского

производства алкоголь, — хмыкает Тэхен, прислоняясь к стойке рядом с
Чонгуком и поправляя тонкий плетеный браслет на запястье. — Fesso, — бурчит
омега. — Текилу, пожалуйста, — мило улыбнувшись, просит бармена Тэхен.

— Учим новые слова вне постели? — хмыкает Чонгук, изогнув бровь и беря свою
стопку водки. — И что же это значит?

— Доберемся до постели — узнаешь, — подмигивает омега, подпирая

подбородок ладонью. — Водка? — ухмыляется он, бросая взгляд на рюмку в
пальцах альфы. — Ты настроен серьезно.

— Чтобы взять тебя? О да, решительно, — улыбается Чонгук, опрокидывая в

себя уже третью за вечер стопку водки.

— Извращенец, я только пришел, — цокает омега, беря свою текилу и

благодарно кивая бармену. — И вообще, ты один тут, что ли? Где наши?

— Они здесь, на диванчиках, — лениво бросает Чонгук, отодвигая от себя

рюмку. Даже о друзьях возле этого омеги забыл. Лучше бы они вдвоем сейчас
же уехали отсюда, желательно на квартиру к Чонгуку, но альфа обещал друзьям
хороший вечер и знакомство Джейби с Тэхеном, поэтому придется потерпеть,
всячески подавляя свое желание.

— Ну и чего мы тут тогда торчим? — недовольно спрашивает омега, покачав

головой и отпивая напиток через трубочку. — Идем к ним! — облизнув губы,
зовет Тэхен, двинувшись сквозь толпу на другую, более тихую и уединенную
сторону черной дыры.

Когда они подходят к столику, вокруг которого расположились все друзья,

Чонгук собственнически обнимает Тэхена за талию и сверкает на
выпрямившегося Джейби предупреждающе-угрожающим взглядом. Им
игнорирует Чона, расплываясь в теплой улыбке и разглядывая Тэхена, что
слегка растерялся, увидев в их компании два новых лица. Рядом с Джебомом
сидит красивый брюнет, закинув ногу на ногу и слегка покачивая ею в воздухе.
Он держит в своих изящных пальцах с серебряными кольцами длинный стакан и
покусывает кончик трубочки, приоткрыв пухлые персиковые губы. В отличие от
своего альфы, он кидает на Тэхена незаинтересованный взгляд, затем
переводит его на Чонгука и хмыкает.

— Неужели я вижу того самого Ким Тэхена, — восклицает Джейби, обратно

откинувшись на диван и закинув одну руку на его спинку за брюнетом. — Хорош
в дрифте. Я натыкался на видео в интернете. Это очень сильно для такого
хрупкого омеги.

— Я тоже наслышан о вас. Им Джебом — король ралли, — отвечает Тэхен с

легким восторгом в голосе. — Вы легенда.

— Брось, никаких «вы», Тэхен. Я просто друг этих ребят, только чуть покруче, —
смеется альфа. Чонгук закатывает глаза и качает головой.

— Он любит выебываться, — пожимает плечами Гук. — Я его сделал когда-то.

309/670
 — Не больше твоего, Чонгук-а, — смеется Намджун, сидящий между Чимином и
Хосоком, у которого на коленях сидит Юнги, попивая апельсиновый сок через
соломинку.

— А он прав, — улыбается Тэхен, сев рядом с Хосоком и оказываясь прямо

напротив брюнета.

— А это — Пак Джинен, он у нас в модельном бизнесе зависает и практически

далек от уличных гонок, — представляет молчаливого омегу Джин, сидящий
рядом с Паком.

— Вообще-то, я даже заезд выигрывал, Джин-а, — с легким возмущением в

голосе говорит Джинен, отложив свой стакан на столик и складывая руки на
груди. — Это было в Таиланде.

— И я все еще в это не верю, — хихикает Чимин, вскинув бровь.

— И зря, — закатывает глаза Джинен, поворачивая голову к Джейби. — Ты

должен подтвердить это, Джебом-а!

— А еще он бывший Чонгука, — внезапно бросает Юнги, с характерным звуком

всасывая остатки сока на дне стакана и по-детски качая ногами.

Все на секунду замолкают. Чонгуку хочется пустить мелкому подзатыльник, а

Хосоку пробить ладонью собственное лицо. Тэхен рядом слегка теряется и
неловко улыбается, повернув голову к Чонгуку с немым вопросом на лице.

— Это дело прошлое, — спасает ситуацию Джейби, со смехом отмахнувшись от

очередного напоминания и обнимая за плечи Джинена. — И вспоминать не
стоило, Юнги-я. Этот красавчик принадлежит только мне.

Хосок слегка наклоняется к брату за спиной Тэхена и произносит негромко:

— Надо выйти, тут становится нечем дышать от концентрации неловкости, —

кривит губы в ухмылке старший Чон.

— Спасибо за это твоему школьнику, — хмыкает Чонгук.

— Твои предпочтения в омегах тебя же и сгубят, брат. Две светские львицы в

одной клетке — это опасно, — издевательски хохотнув, Хосок возвращается в
прежнее положение прежде, чем Чонгук успевает ему ответить.

— Я все слышу, вообще-то, — шипит Тэхен Гуку, сверкая взглядом, в котором

явно читается угроза.

— Я тебе все расскажу, детка, — подмигивает омеге Чонгук, давая

опрометчивое обещание, и тянется к столику и наливая себе в стакан рома.

— Нас с Чонгуком больше ничего не связывает, это было очень давно, —

подчеркнуто безразлично хмыкает Джинен, пожав плечами, и выдает
напоследок главную изюминку. — Но он породистый альфа, редкий вид. Так что,
не упусти его.

310/670
Друзья смеются, а Тэхен натянуто улыбается, коротко кивнув и выпивая текилу
в своем стакане залпом уже без соломинки. Этот Джинен его бесит. Сидит
вальяжно и указывает, как Тэхену быть. Изучил Чонгука сто лет назад и теперь
советы раздает его новым пассиям. Еще бы пособие по эксплуатации написал.
Тэхен сам не до конца осознает, почему внутри него образовывается злость, а
Чонгуку хочется врезать. Он понимает, что все это было давно, все это в далеком
прошлом, но само осознание того, что Чонгук, вероятно, делал с этим омегой то
же самое, что и с ним, выводит.

Тэхен прежде никогда такого не ощущал. Внутри все горит адским пламенем, но
снаружи он умело держит маску, ни на секунду не давая этому чувству прорвать
оборону. Это ревность. Самая настоящая ревность, которую он ощутил во всей
красе только сейчас. Такого не было даже с Джиханом, — то было лишь ее
жалкой пародией. А сейчас она в своем чистом, истинном виде главенствует в
сердце Тэхена, обвивает его змеей и не дает успокоиться.

Тэхен даже не хочет представлять, что чувствует Джейби, продолжая крепко

дружить с тем, кто когда-то был с его омегой. Это чертовски странно и даже
дико. Наверное, Тэхен никогда не сможет поладить с Джиненом так же, потому
что ревность всегда будет выше.

Все, наконец, начинают отвлекаться на другие темы, не такие неловкие и

странные. Тэхен понемногу расслабляется, наслаждаясь вкусными напитками и
теплом чонгуковой руки на своей талии, который так и не убрал ее. Он
старательно игнорирует взглядом Джинена, общаясь с Джином и Чимином и
отвечая на вопросы Джейби о жизни в Италии. Юнги рядом что-то бурчит и
убирает свой стакан на столик, недовольно складывая руки на груди, но Хосок,
переговаривающийся с Намджуном, на это не обращает внимания.

— Ты чего, Юнги-я? — негромко спрашивает Тэхен, чуть наклонившись к Мину.

— Мне нельзя пить, — хмыкает младший, отвечая так же негромко и поджимая

губы. — Мистер «Строгий Папочка» не пускает.

— Что-нибудь придумаем, — хитро улыбается Тэхен.

Он отворачивается к столику, который едва не валится от обилия

разнообразного алкоголя, и берет обычный апельсиновый сок, подливая в стакан
Юнги до половины. Пока Хосок отвлечен разговорами и ничего не замечает
перед собой, Ким заполняет вторую половину текилой, размешивает трубочкой и
берет стакан, пробуя изобретенный на скорую руку коктейль.

— М-м, очень вкусный сок, — кивает Тэхен, облизнув губы и быстро протягивая
стакан Юнги.

— Пей свой алкоголь, ты же взрослый мальчик, — нарочито громко хмыкает

Юнги, а сам взглядом благодарит, сразу же обхватывая кончик трубочки губами
и быстрыми глотками всасывая напиток.

— Спаиваешь ребенка? — ухмыляется рядом Чонгук, вскинув бровь.

— Нет, с чего ты взял? Это просто сок, — качает головой Тэхен, изображая
невинное выражение лица. Чонгукова рука незаметно от всех заползает под
черную рубашку, отчего у омеги все тело мгновенно покрывается мурашками.
311/670
Чонгук оглаживает горячими пальцами кожу на спине и плавно спускается вниз,
к кромке джинсов. Тэхен сразу же приходит в себя и быстро убирает от себя
руку альфы, недовольно уставившись в черные, помутненные от желания и
алкоголя глаза. — Породистые альфы не ведут себя так, — хмыкает он,
отворачиваясь к остальным и пытаясь уловить суть разговора.

— Я слышу нотки ревности в твоем голосе, — шепчет Чонгук на ухо Тэхену,

кусая за хрящик и скользя ладонью по бедру.

— Ты пьян, тебе кажется всякий бред, — закатывает глаза Ким, но руку альфы с
бедра не убирает. Сил не хватит лишить себя этих прикосновений, хоть и
заводят на раз. Чонгук хрипло смеется, а Тэхену от этого смеха только хуже.

Разговоры за столом становятся все более оживленными, и сопровождаются

громким смехом. Юнги постепенно пьянеет, но Хосок все еще не замечает этого,
удовлетворенный тем, что видит у своего омеги в руках апельсиновый сок.
Друзья обсуждают гонки и новые автомобили для сопротивления джихановским
монстрам, разъезжающим по ночным улицам. Тэхен от каждого упоминания До
мрачнеет, снова и снова заливая в себя горькую жидкость и плавно переходя на
коньяк в надежде забыться. Ему от этого человека никуда не сбежать. Везде
будет его имя, его даже непрямое упоминание, везде будут последствия его
темных дел.

Все окончательно расслабляются, наслаждаясь хорошей компанией и алкоголем,

которого, к счастью, на столике меньше не становится. Джейби и Намджун
выходят покурить, а Юнги с Чимином отправляются танцевать, полностью
окутанные весельем и кайфом. Хосок внимательно бдит за своим омегой,
готовый в любую секунду подорваться, если только увидит чьи-то руки на нем.
Тэхен больше не чувствует напряжения и неловкости, поэтому даже с Джиненом
перекидывается парочкой фраз, присоединяясь к их с Джином разговору. У них с
Паком, определенно, есть много общего. Тэхен отмечает про себя, что они могли
бы стать хорошими друзьями, но не в той жизни, в которой Пак Джинен
встречался с Чонгуком.

Спустя еще время Чонгук отходит к своим знакомым стритрейсерам, обсуждать

его новую разработку, которой они заинтересовались. Тэхен, оставшийся без
тепла своего альфы рядом, старается не выдавать своей тоски и продолжает
вливать в себя алкоголь, наблюдая за тем, что происходит на танцполе, к
которому пошли и Джин с Джиненом.

Намджун, пропахший табаком и свежим воздухом, возвращается без Джейби и

опускается на диванчик рядом с Хосоком, беря со столика полупустую бутылку с
виски.

— Какие-то вы грустные, — недовольно качает головой Ким, подливая янтарную

жидкость в стаканы Тэхена и Хосока. — Давайте-ка это исправим.

— А где Джей? — спрашивает старший Чон, передавая Тэхену его стакан.

— Знакомых встретил. Не все еще видели его после приезда из Таиланда, —

пожимает Намджун плечами. — Тэхен-а, ты чего сидишь? Тебе после больницы
не помешает развеяться. Или без Чонгука веселье пропадает? — ухмыляется
Ким.

312/670
 — Нет, конечно, нет, — качает головой Тэхен, хмуря брови. — Кажется, я еще
недостаточно пьян для того, чтобы пойти танцевать, — смеется омега. Они
втроем чокаются стаканами, и Тэхен в несколько больших глотков осушает свой,
слегка морщась и закусывая долькой апельсина. — Но, кажется, дело уверенно к
этому идет.

— Зато кое-кто уже достиг нирваны благодаря тебе, — ухмыляется Хосок,

глянув в сторону танцпола. — Текила ему очень даже идет, а?

Тэхен мгновенно вспыхивает от разом переполнившего его смущения. Он

неловко смеется и виновато улыбается, закусывая губу. От Хосока ничего не
утаить, особенно если это касается его омеги. Кто знает, как давно альфа в
курсе их с Юнги подпольной деятельности, происходящей прямо у него под
носом. Возможно, он знал это с самого начала.

— Не будь так строг, Чон Хосок! — хмурится омега, качая головой. — Мне было
больно видеть его трезвое лицо.

— Пусть развлекается, — пожимает Хосок плечами и отпивает виски. — Не мне

же с утра в школу вставать.

— Он уже большой мальчик, — улыбается Тэхен, вертя в пальцах стакан. В

заднем кармане джинсов вибрирует телефон, заставляя омегу слегка дернуться
от неожиданности. Тэхен хмурится и отставляет стакан на столик, доставая
мобильный. На экране высвечивается ненавистное имя, из-за которого улыбка
тут же сползает с лица. Он сразу же поворачивает телефон экраном вниз и
подскакивает с дивана. — Прошу меня простить, нужно ответить, — объясняет
Тэхен альфам, сразу же двинувшись к выходу черной дыры сквозь шумную
толпу.

Намджун провожает омегу долгим взглядом и отпивает виски прямо из бутылки.

— Готовься подбросить меня до дома, — ухмыляется Ким. — Я собираюсь

нажраться.

— Я думал, этим у нас Джин занимается, — задумчиво говорит Чон, прощупывая

почву. Он слегка хмурится, глядя на Намджуна.

Весь вечер Джин старательно делает вид, что альфы не существует. Он

общается со всеми, смеется своим звонким и забавным смехом, а на Кима даже
случайного взгляда не бросает. Так продолжается уже несколько недель.
Напряжение, витающее между Намджуном и Джином, замечают все, но никто не
лезет, решив, что они сами со своими проблемами смогут разобраться, вот
только ситуация слишком затягивается. В гараж омега не приходит даже с
остальными, ссылаясь на какие-то срочные и важные дела. Намджуну как-то
тоскливо становится без него, ведь прежде Джин там чуть ли не жил. Альфа
получал особое удовольствие, когда чему-то его учил. Джин все впитывал,
слушал внимательно, затем повторял в точности идеально, иногда даже за
самого Намджуна выполняя заказы. Теперь в гараже без вечных разговоров
этого омеги стало слишком тихо. Слишком пусто.

Джин все молчит, а у Намджуна терпения все меньше, и совсем скоро его
остатки выгорят окончательно.

313/670
 — Больше нет, — пожимает плечами Джун, опуская взгляд, но тут же
натягивает ухмылку. — Так что, распей со мной этот напиток богов, Чон Хосок, —
смеется альфа, вновь подливая в его стакан.

Тэхен вырывается из душного и шумного помещения на свежий воздух и

принимает звонок, прикладывая телефон к уху. Он бы с удовольствием
проигнорировал До, вот только Джихан не оставит его так легко.

— Ты где? — слышится строгий голос из динамика.

— Я не обязан тебе отчитываться, — огрызается Тэхен, расхаживая перед

входом черной дыры.

— Я уже понял, что ты в дыре, — ухмыляется Джихан. — Веселишься?

— Ты у меня дома? — спрашивает омега, едва сдерживаясь, чтобы не

накричать. Джихан сейчас особенно сильно раздражает. И был бы рядом, Тэхен
вряд ли сумел бы удержаться, чтобы не ударить его.

— Пока нет, у меня дела в офисе, но скоро приеду. Не задерживайся там, я буду
ждать.

— Не стоит, я надолго, — фыркает Тэхен, закатывая глаза и прислоняясь плечом

к холодному столбу.

— Ты пьян, малыш? — спрашивает Джихан, наверняка с улыбкой на губах. Тэхен

отчетливо представляет это. Хочется стереть ее с наглого самодовольного лица
альфы раз и навсегда.

— Не называй меня так, — хмыкает омега, про себя приправляя имя альфы
смачным матерком. Он неторопливо движется меж рядов многочисленных
автомобилей, похожих на коридоры в лабиринте.

— Ты слишком много дерзишь в последнее время, — задумчиво говорит Джихан,

а Тэхен морщится. — Думаю, мне пора предпринимать меры.

— Все сказал?

— Тэхен, не дум…

— Не жди меня и не приезжай, — грубо прерывает его Тэхен, быстро сбрасывая

вызов и отключая телефон полностью.

Он снова возмущенно хмыкает и сует мобильный в карман, направляясь обратно

в сторону дыры, из которой приглушенно доносится музыка. На улице тихо,
приятный ветерок закрадывается под рубашку и остужает горячее тело,
находящееся под градусом. На небе сияют миллионы звезд, а луна молчаливо
плывет меж них, освещая землю своим холодным белым светом. Тэхен так и
зависает у самого входа, вскинув голову и с восторгом в больших глазах
разглядывая бесконечное небо. А злость на Джихана вмиг куда-то испаряется.

— Вот ты где, — раздается хриплый тягучий голос Чонгука за спиной, а крепкие

руки берут в кольцо и прижимают к крепкой груди. Тэхен улыбается и
откидывает голову на плечо альфы, лениво ведя пальцами по его предплечьям.
314/670
— Кто звонил? — спрашивает Чон, проводя кончиком носа по шее омеги и
оставляя легкий поцелуй за ухом.

— Да никто, в общем-то, — смеется Тэхен, ловко выпутываясь из хватки Чонгука

и отбегая в сторону машин. — Догоняй, Чонгук-и, — бросает он, обернувшись и
размахивая ключом от феррари.

Тэхен вытаскивает руку через окно и ловит пальцами холодный встречный

ветер, треплющий огненные волосы. Сзади, едва ли не касаясь бампера
феррари, летит черный кенигсегг. Омега поглядывает на него через зеркало
заднего вида и смеется, ускоряясь и не давая Чонгуку шанса вырваться вперед.

Два автомобиля летят по пустой трассе, вокруг которой только деревья и скалы.
Дорога ведет прочь от города, к самой вершине холма. Она извилистая, как
змея — создана для дрифта. Тэхен здесь, словно рыба в воде. В своей стихии.
Феррари легко дрифтует на каждом повороте, словно танцует плавный танец,
медленно кружит в своей личной вселенной, не зная границ и рамок своих
возможностей.

Тэхен получает максимальное наслаждение. Алкогольное рядом с ним и не

стоит. Это чувство полной свободы, силы. Внутри бурлит адреналин, в глазах
диковатый блеск, там огоньки стремятся вверх, к черному космосу. В них
отражается дорога, освещенная фарами лаферрари. Луна плывет рядом, чуть
касаясь верхушек деревьев, соревнуется, пытается угнаться, но тщетно. Тэхен
быстрее.

Ему хочется забыться. Хочется сбежать от шума, от людей, от Джихана, который

одним своим напоминанием поселяет в душе мрак. Тэхену хочется остаться
наедине с дорогой и рычащим движком за спиной.

С Чонгуком. С его теплом рядом, с осознанием его присутствия. Он сзади, ни на

метр не отстает, дает знать, что он здесь, и Тэхену спокойно. Хорошо, как
никогда. Он не останавливается.

Чонгук поддаваться и не собирался, и алкоголь в крови вовсе не помеха. Просто

Тэхен мастер своего дела. Дрифт — его. Для него. Чонгуку за ним не угнаться,
не опередить, как бы он ни пытался. В этом Тэхену равных нет. Феррари
лавирует по дороге, скользит с одного края дороги на другой, не уступает и
красиво кружит в поворотах, оставляя за собой белый шлейф дыма. Уносится все
дальше, как неуловимый, грациозный скакун. Дикий, неприученный к людям,
свободолюбивый и стремящийся только к ней, к свободе.

Они минуют еще один поворот, летят через тьму, нарушают покой природы
жужжанием мощных двигателей. С одной стороны дороги — обрыв, с другой —
скалы.

Чонгук осторожно давит на тормоз, плавно выворачивая руль и почти

выравниваясь с феррари, но та неожиданно съезжает с трассы, тормозя прямо у
обрыва. Чонгук резко тормозит следом, останавливаясь рядом с красным
гиперкаром, и выходит из агеры, подняв дверцу.

Тэхен стоит у обрыва и зачарованно смотрит вниз. Там расстелился город,

315/670
полный многочисленных огней, похожих на звезды. Они и сверху, и снизу. Везде.
Тэхен словно на грани. Между небом и землей. Он прикрывает глаза и вдыхает
свежий воздух полной грудью, наслаждаясь прохладным ветром. Ветер красиво
треплет волосы и края рубашки, путается в ресницах и касается приоткрытых
губ.

— Я победил, — шепчет омега, чувствуя рядом тепло подошедшего Чонгука.

— Сегодня тебе повезло, детка, — улыбается Чон, сунув руки в карманы брюк и
рассматривая город, лежащий у ног. — Должен признать, дрифтуешь ты
шикарно.

— Но куда мне до короля дорог, — Тэхен поворачивается и плавно подходит к

Чонгуку, становясь вплотную и заглядывая в черные глаза. Чон сразу же
обвивает его талию и прижимает к себе.

— Мы можем быть королями вместе, — шепчет он в губы омеги, ловя чужое

дыхание. Тэхен прикрывает глаза и тянется за поцелуем, который получает
сразу же.

— Здесь безумно красиво, — выдыхает омега, оторвавшись от губ Чонгука и

кладя ладони на широкие плечи.

— Почему ты сбежал? — спрашивает Гук, обводя большим пальцем контур

тэхеновых губ и вновь оставляя на них короткий поцелуй. — Это ведь не из-за
Джинена?

— Еще чего, — хмыкает Тэхен, отстраняясь от Чонгука, но тот не позволяет,

удерживая Кима в железной хватке. — Мне нет дела до твоих прошлых
романов, — он морщит носик и слегка бьет альфу кулачком в грудь, вызывая у
того легкий смех.

— Пьяный, злой, ревнивый. Мне нравится, — хрипло шепчет Чонгук, оглаживая

большим пальцем подбородок омеги и резко задирая его голову для поцелуя.

Тэхен возмущенно мычит и строптиво кусается, но все равно отвечает, позволяя

Чону изучать языком свой рот. Альфа целует грубее, чем минутой ранее, а
руками закрадывается под рубашку, впиваясь пальцами в нежную кожу на
талии. Тэхен плывет, отдаваясь волне, забывается в поцелуе и ни о чем больше
не думает. Пьянят уже не алкоголь и жажда скорости. Пьянит желание. Любовь.
Она движет, она заполняет тело и душу; все сердце соткано из нее тонкими, но
крепкими нитями. И только ею хочется дышать.

Тэхен разрывает поцелуй, когда чувствует, как Чонгук усаживает его на капот
агеры и встает меж ног, которые сам же омеге раздвинул. Ким вновь припадает
к губам Чона, а руками шарит по крепкой груди, затем резко дергает рубашку в
стороны, разрывая пуговицы и притягивая Чонгука ближе к себе. Те звонко
осыпаются на капот и землю. Альфа хрипло смеется в поцелуй, укладывает
Тэхена на агеру, покрывая открытую шею и ключицы поцелуями-укусами. Тэхен
тихо стонет и выгибается навстречу, зарываясь в волосы Гука, пока тот, не
переставая целовать, расправляется с его джинсами и рубашкой.

— С ним… ты тоже так делал? — хрипит Тэхен, задыхаясь от волны накрывшего

возбуждения и полосуя ногтями татуированную спину альфы под тканью
316/670
рубашки. Мысли о его бывшем снова заполняют голову и намешивают к
желанию животную агрессию.

— Нет, ты у нас с агерой первый, — ухмыляется Чонгук, целуя Тэхена в уголок

губ и скользя горячими ладонями по обнаженным бедрам. Ему чертовски льстит
и греет душу такое поведение омеги. — Ревнуешь.

— Нет… — выдыхает омега, прикрыв глаза и сладко простонав, когда губы

Чонгука касаются чувствительного соска, слегка прикусывая. — Придурок…

— Я тоже тебя люблю, детка.

— Чонгук, — приглушенный задумчивый голос Тэхена заполняет салон агеры.

Чонгук удерживает руль одной рукой, свесив другую из окна и поглядывая на
сенсорную панель, на которой высвечен звонок с Тэхеном. Альфа вопросительно
мычит, и омега продолжает: — Моя фотка на фоне ночного города шикарная. Не
пробовал быть фотографом?

— Разве что только для тебя, — улыбается Чонгук, кидая взгляд на скользящую
следом феррари.

Алкоголь окончательно выветрился из организма, а по телу разлилось приятное

тепло после произошедшего прямо на капоте агеры секса. А в ушах до сих пор
отражаются сладкие стоны Тэхена, разносившиеся по пустынной местности, где
даже автомобили не так часто ездят в такое позднее время. Они словно
остались одни в большом мире, созданном для них двоих.

Каждый стон наслаждения, каждый поцелуй и каждый вздох врезаются глубоко

в память и уже никогда оттуда не исчезнут. Еще один прекрасный вечер вместе
с Тэхеном. Дикий, сумасшедший, немного опасный из-за высокой скорости и
спирта в крови, но невероятно вкусный, оставляющий после себя приятную
сладость на кончике языка и багровые борозды на плечах и спине.

— Как жаль, что я там обнаженный сижу на капоте агеры, а то выложил бы, —
негромко смеется Тэхен, а Чонгук не перестает улыбаться, наслаждаясь
любимым голосом.

— Такие фотографии должны висеть в Лувре.

— Перестань, Чон, — закатывает глаза Тэхен, смущенно закусывая губу и

пытаясь нагнать агеру.

— Я серьезно, детка. Проблема только в том, что я не позволю кому-то

любоваться твоим телом, поэтому, это фото останется между нами, — с
серьезностью в голосе говорит Чонгук, выруливая на правую сторону дороги и
позволяя феррари выравняться с кенигсеггом.

— Ты — собственник, а мог бы сделать деньги на этом фото, — ухмыляется

Тэхен, встречаясь взглядом с Чонгуком. — Снова собираешься ехать, смотря на
меня?

— Запросто… — Чонгук настороженно хмурится, когда под колесами агеры

317/670
начинает что-то хрустеть.

— Что за черт? — Тэхен отворачивается к дороге, чувствуя под колесами своего

гиперкара то же самое.

— Тормози, Тэхен, — голос Чонгука теперь звучит напряженно и

сосредоточенно, а агера начинает замедляться. По округе разносится вой
полицейской сирены.

Впереди, прямо в центре дороги — небольшое скопление людей, машина скорой

помощи, несколько легавых и груда металла, что еще недавно была
автомобилем. По асфальту на десятки метров рассыпаны осколки от фар, стекол
и частей кузова. Подъезжая ближе, Чонгук щурится, вглядываясь, и замечает,
что в аварии пострадала не одна машина.

Агера резко тормозит, отчего задние колеса слегка заносит. Феррари

останавливается рядом. Чонгук вылетает из машины и спешно идет к
встревоженным людям.

— Что произошло? — спрашивает он, отворачиваясь к разбитому автомобилю и

пытаясь рассмотреть и узнать, кому он принадлежит.

Тэхен выходит из феррари и осторожно, боясь наступить на обломки, шагает в

сторону Чонгука, обнимая себя за плечи. На последствия ужасной аварии
смотреть страшно. Неужели так было, когда разбился и он сам? Машины больше
не напоминают то, чем были прежде. Один только металлический мусор. В
подобном инциденте выжить было невозможно. Несколько автомобилей,
разбросанных по дороге на некотором расстоянии друг от друга, находятся
практически в одинаковом состоянии. Тэхен сглатывает горький комок,
подкативший к горлу, и становится возле Чонгука.

— Тут гонка была, — объясняет альфа лет тридцати пяти. — Семь гонщиков, все
погибли. Их машины раскидало вдоль дороги практически до конца района.
Когда это случилось, я сидел вон в том баре, — он указывает подбородком на
небольшое заведение на другой стороне дороги. — Видел еще два черных
автомобиля через окно, но среди разбитых их нет.

— Какие автомобили? — уточняет Чонгук, сложив руки на обнаженной груди, не

скрытой тканью рубашки, пострадавшей от рук Тэхена. — Марки назвать
сможете?

— Да, конечно, — хмурится мужчина, кивнув и бросив короткий взгляд на сзади

стоящие гиперкары. — Тюннингованный ниссан скайлайн и форд мустанг.

— Никто и не сомневался, — хмыкает Чонгук, когда догадки подтверждаются.

Он благодарно кивает мужчине и разворачивается, приобняв явно
взволнованного Тэхена и двинувшись в сторону ждущих их неподалеку машин.
— Они убили всех, — сокрушенно вздыхает Чон, качая головой. — Каждого, кто
участвовал в заезде.

— Это безумие, — шепчет потрясенный Тэхен, шмыгая носом и плотнее

прижимаясь к боку альфы.

— Он переходит все границы, — Чонгук стискивает челюсти и мысленно борется

318/670
с закипающей внутри яростью. — Только в этот раз среди американок почему-то
затерялся японец. Что за игры? — хмыкает он, останавливаясь возле агеры и
поворачиваясь лицом к Тэхену.

— Может быть, новые связи? — неуверенно спрашивает омега, подняв голову и

заглядывая в чонгуковы глаза.

— Вполне возможно, — согласно кивает Чон, поджимая губы.

— Чонгук, — шепчет Тэхен, уткнувшись носом в грудь альфы и сцепляя руки за

его спиной. — Я не хочу к себе сегодня.

Если до увиденного минутами ранее он еще был готов вернуться в особняк, то

теперь это слабое желание вовсе пропадает. Видеть довольную ухмылку
Джихана после содеянного хочется меньше всего на свете. От нее в дрожь
бросает, а тело облепляет липкий, мерзкий холод. Тэхен не хочет к нему
возвращаться, не хочет видеть и знать, слышать ядом пропитанный голос. И
если есть шанс оттянуть момент до очередной встречи с ним, то омега его не
упустит.

Чонгук нежно берет лицо Тэхена в ладони и мягко ему улыбается, оставляя на
кончике носа, прямо поверх маленькой родинки легкий поцелуй, затем
утыкается лбом в лоб омеги и шепчет заботливо, полным тепла голосом:

— Поехали домой, детка.

319/670
я утаю, чтобы сберечь

Бугатти резко тормозит у лестниц особняка Тэхена, оставляя за собой

облако белого дыма. Джихан вылетает из машины и быстро поднимается по
лестнице, распахивая дверь и врываясь внутрь, где его встречает удивленно
округливший глаза дворецкий. Бета не успевает ничего сказать, как До
налетает на него, чуть ли не прижимая к стене и сверкая злым взглядом, рычит
сквозь стиснутые зубы:

— Где он?

— У бассейна, — без запинки выдает дворецкий, указывая пальцем в сторону

заднего двора особняка.

Джихан рывком отталкивает мужчину, выпуская из захвата. Внутри

раскаленным свинцом растекается чистая ярость, а руки чешутся от жажды
пережать пальцами длинную шею омеги, у которого мобильный отключен со
вчерашнего вечера. Только освободившись от работы, До сразу же помчался в
особняк, всю дорогу борясь со своей жаждой прикончить его. Мало помогло.
Кажется, желание только сильнее стало.

Альфа выходит на задний двор особняка и на секунду тормозит, уставившись на

красную макушку Тэхена, лежащего на шезлонге. Не подозревая, что за спиной
стоит сама смерть, омега расслабляется, наслаждаясь приятным вечером и
попивая любимое красное вино. Джихана эта беззаботность только сильнее
выводит из себя. Он подрывается с места и большими твердыми шагами
направляется к шезлонгу.

Тэхен не успевает что-либо понять, когда внезапно появившийся Джихан

хватает его и рывком поднимает. Бокал с вином выпадает из рук и разбивается о
землю, растекаясь алой лужей по белому покрытию.

— Джихан! — вскрикивает омега, в шоке смотря на альфу, буквально

сжигающего своей злостью. — Что ты…

До перехватывает его, легко перекидывая через свое плечо, и идет к бассейну,

хрустя осколками стекла под подошвой. Тэхен, поняв, что происходит, начинает
брыкаться и бить альфу по широкой спине.

— Пусти меня, Джихан! — кричит он, извиваясь в руках До в жалких попытках

высвободиться. — Что ты творишь! Отпусти!

Джихан его словно и не слышит, как будто даже не чувствует, как омега
колотит его по спине. Он перехватывает его удобнее и останавливается у самого
бортика бассейна, без лишних раздумий небрежно бросая Тэхена в темную от
отражения вечернего неба воду. Всплеск воды и крики Тэхена нарушают тишину
вечера. Блестящие в свете фонаря многочисленные капли взмывают вверх.
Некоторые попадают на альфу, наблюдающего за происходящим в воде.

Пока Тэхен пытается вынырнуть, Джихан быстро скидывает с плеч темно-серый

пиджак и спешно расстегивает белоснежную рубашку. Оставшись в одних лишь
брюках, альфа ныряет в бассейн, отчего вверх взмывают новые брызги.

320/670
Тэхен выныривает, откашливаясь от попавшей в легкие воды. Глаза и глотка
горят, а тело прошибает мелкой дрожью от внезапного холода. Хватая ртом
недостающий воздух, омега плывет к бортику, но До перехватывает его сзади за
талию и прижимает к своей голой груди, не давая уплыть и выбраться.

— Хорошо поразвлекался? — шипит альфа в самое ухо, обжигая его своим

горячим дыханием. Кажется, вода в бассейне начинает вскипать от жара и
бурлящей внутри Джихана злости. — Так давай продолжим.

С этими словами До давит на плечи и затылок омеги, топя его в воде. Тэхен
отчаянно сопротивляется, размахивая руками и царапая альфу короткими
ногтями. Легкие горят от недостатка кислорода и от воды, снова и снова в них
попадающей. Джихан скалится и лишь сильнее давит на голову омеги, не
позволяя всплыть. Страдания Тэхена приносят До удовлетворение, понемногу
успокаивают бушующую внутри ярость. Даже дышать как-то легче становится.

Он резко дергает Тэхена вверх за огненные волосы, сжимая их в кулаке и

заглядывая в расфокусированные глаза. Омега жмурится и снова кашляет, а
тело прошибает судорожная дрожь.

— Разве тебе не весело, Тэхен-а? — спрашивает альфа с напускным

удивлением. — Никто нас не потревожит, никто не позвонит, чтобы нас
отвлечь, — рычит он в приоткрытые губы, грубо дернув Тэхена за волосы и
заставляя смотреть на себя. — Я не пойму, чего ты вдруг такой смелый стал. Ты,
кажется, немного забылся, малыш, но мне не трудно напомнить тебе почему не
нужно идти против меня.

Тэхен даже не слушает. Он обмякает в руках До и пытается надышаться свежим

воздухом. Только Джихан снова окунает его в воду, как щенка, не давая глубоко
вздохнуть. Тэхен по новой начинает сопротивляться, кричит в воду и из
последних сил сжимает кулаки, пытаясь ударить альфу. Ценность кислорода
никогда не была так важна, как сейчас. Омега рефлекторно хочет вздохнуть, но
лишь воду глотает. В носу щиплет и жжет, а уши начинают болеть от холода
воды. Сил все меньше. Тэхен даже не представляет, как долго уже находится
под водой. Кажется, что вечность. А До все наслаждается муками омеги,
внутренне борется с собой. Одна часть жаждет давить сильнее, чтобы Тэхен
испустил свой последний вздох, который пузырьками всплывет на поверхность,
а другая часть хочет выдернуть омегу из колючей холодной воды, прижать к
себе, согреть и успокоить. Эта бесконечная война внутри альфы не закончится
никогда.

Выдержав еще несколько секунд, До резко тянет омегу наверх снова за волосы и
с каменным выражением лица, на котором желваки играют, наблюдает за тем,
как Тэхен корчится и кашляет, деря глотку; как через приоткрытые вишневые
губы вытекает вода вперемешку со слюной, а грудь под тонкой футболкой,
сползшей с одного плеча, быстро-быстро вздымается. Легкие наполняются
кислородом.

— Д-джихан… — дрожащим голосом сипло шепчет омега, прижимаясь щекой к

горячей и влажной от воды груди альфы. — Не трогай…

До прижимает к себе продрогшее тело и поднимается по лестницам на второй

этаж, оставляя за собой мокрый след. Злость в груди все еще пылает ярким
пламенем, никак не может потухнуть и замолкнуть. Джихан чувствует острую
321/670
необходимость в том, чтобы ее успокоить, удовлетворить; чтобы дала свободно
вздохнуть. А пока она пережимает горло, завладевает всем телом и разумом,
беря под свой контроль. Джихан не в силах ей сопротивляться.

Он опускает омегу на постель и начинает раздевать, избавляя дрожащее тело

от мокрой одежды. Тэхен резко распахивает глаза и пытается отползти назад,
на повторе шепча тихое «нет». Ему словно дают приводящую в чувства
пощечину. Теплый воздух неприятно лижет влажную от одежды кожу, покрывая
ее мурашками.

Джихан грубо тянет Тэхена к себе за щиколотки и стягивает белье, не обращая

на жалкие попытки сопротивления никакого внимания. Это лишь сильнее
разжигает в нем пламя и желание, сливающееся со злостью в сумасшедшем
танце.

— У нас продолжение веселья, Тэхен-и, чего же ты? — скалится альфа,

подминая омегу под себя и грубым движением раздвигая стройные колени в
стороны.

— Не трогай меня! — внезапно громко кричит Тэхен, замахнувшись ладонью и

ударяя Джихана по лицу.

До рычит обезумевшим зверем и чуть ли не до хруста сжимает тонкие запястья,

скрещивая их и прижимая к постели над головой омеги. Тэхен под альфой
извивается и кричит, осыпая Джихана проклятиями и угрозами, а из уголков
глаз ручьями стекают горячие слезы, исчезая в и без того мокрых алых волосах.
В голове сплошной строкой проносится только одно имя — Чонгук. Тэхен до боли
закусывает губу, только бы не выкрикнуть имя Чона. Это еще сильнее разозлит
Джихана. В нем спасения нет.

Без лишенных свободы рук сопротивляться тяжелее, а силы уходят в несколько

раз быстрее. Тэхен мысленно уговаривает себя не плакать и не доставлять
Джихану это удовольствие, но слезы все льются бесконтрольно, обжигая виски,
а губа от напора зубов рвется. Тэхен чувствует кончиком языка собственную
кровь, которую тут же слизывает Джихан, нависая сверху. Он буквально
вгрызается в губы омеги жадным голодным зверем и терзает их, как плоть
своей жертвы, прокусывает, пускает новую кровь и углубляет поцелуй, в
который протестующе мычит Тэхен, пытаясь мотать головой.

Джихан избавляется от остатков одежды и, сплюнув на ладонь, размазывает

слюну по своему уже твердому члену. Им движет не столько желание овладеть
соблазнительным телом, сколько жажда выплеснуть на него свою ядом
отравляющую изнутри агрессию. Ненависть. Не к Тэхену. К Чонгуку.

— Не надо, Джихан… — дрожащим голосом просит омега, заглядывая в черные,

как мрак, глаза, подернутые какой-то сумасшедшей завесой. Всепоглощающей.
— Я прошу тебя.

— Ты очень сильно меня разозлил, малыш, — рычит До в кровавые губы. — За

свои бездумные поступки надо отвечать.

Тэхен звонко вскрикивает и жмурится до белых вспышек перед глазами, когда

чувствует, как в него проталкивается немалого размера член альфы. Омега
ерзает по простыням, пытаясь слезть с него, но До крепко удерживает его за
322/670
бедра, фиксирует тело, грубо толкаясь внутрь и насаживая Тэхена на всю длину.
Он не медлит, пытаясь быть осторожным и нежным. Сразу же срывается на
быстрый темп, заставляя Кима орать от боли. Но больше от обиды,
расползающейся внутри колючками. Тэхену больно, но не физически. До снова
делает с ним что хочет, не спрашивает. Ломает и управляет по-своему.

Тэхен изначально знал, что До ему так это не оставит, не простит, что будет зол
и обязательно проучит, но в тот момент было так плевать. В тот момент в крови
был алкоголь, выветривший из сознания все лишние тревоги и волнения,
ослабивший чувство самосохранения; над головой было чистое звездное небо, а
рядом — Чонгук, что дарил свои поцелуи и крепкие теплые объятия, в которых
Тэхен моментально забывался, чувствуя себя бесконечно счастливым. Не было
никакого Джихана, не было ничего другого. И вот она, реальность, в которой
поступки Тэхена имеют болезненные последствия. От нее не убежать никуда, не
спрятаться. Ее не вычеркнуть из памяти. Джихана не вычеркнуть, не выжечь.

До двигается в быстром размашистом темпе, все еще сжимая запястья омеги, на

которых наверняка останутся синяки, но это не беспокоит ни разу. С каждым
новым толчком в податливое тело, постепенно бросающее свое жалкое
сопротивление, Джихан чувствует себя лучше. С каждым укусом и засосом,
который он оставляет на песочной коже, прямо поверх тех, которые Чонгук
оставлял прошлой ночью. Джихан кусает больнее, заставляя омегу кричать и
жмуриться до боли в глазах. Пусть эти укусы не приносят никакого
наслаждения, пусть затмевают своей болью то, что было между ними с
Чонгуком.

Джихан не щадит ни тело, ни душу, измывается над ним, как дьявол, решивший
поиграть с жалким человеком по своим правилам. Он сожрет Тэхена, заставит
задыхаться от боли и тонуть в собственных слезах, потому что Джихан
проебался, и именно Киму за это расплачиваться. Потому что До устал сам себя
терзать и проклинать за необдуманную глупость. Пусть теперь Тэхен страдает
за него. И пусть это эгоистично, значения больше не имеет. Тэхен должен
страдать за свою любовь к Чонгуку, которой не должно было быть.

— Остановись… — находит в себе силы омега прошептать сквозь всхлипы и

поскуливания. Он больше не может бороться с До, он сдается.

Джихан пропускает мольбу мимо ушей и только грубее двигается, разнося по

комнате смачное хлюпанье, которое Тэхену так мерзко слышать, но он даже уши
заткнуть не может.

— Я не выпущу тебя. Мы проведем несколько прекрасных дней наедине, —

шепотом говорит Джихан, целуя омегу в шею и сразу же оставляя на цветочной
коже укус. Тэхен стонет и выгибается в спине, отворачивая голову в сторону,
когда альфа, сменив угол, снова грубо и резко врывается в него. — Отвезу тебя
в ресторан, который ты так любил, помнишь? — продолжает альфа, не
переставая грубо трахать и вырывать у омеги стоны.

Гадкое, предательское тело чувствует наслаждение и хочет большего, но Тэхен

всеми силами сопротивляется, концентрируется на боли и льет новые слезы,
представляя перед глазами Чонгука. Его образ — единственное успокоение и
спасение из черноты, в которую его окунает Джихан. Омега думает лишь о нем и
отчаянно цепляется, боясь упустить и это.

323/670
— Просто оставь меня, уходи… — шепчет Тэхен, чувствуя на губах жар чужого
дыхания.

— Не рассчитывай, малыш, — ухмыляется Джихан, цепляя зубами нижнюю губу

омеги и чуть оттягивая. — Не забывай, что принадлежишь мне. Скоро все это
закончится. Тебе остался только один важный пункт, после которого ты Чонгука
больше никогда не увидишь.

— Хватит, замолчи, — всхлипывает Тэхен, мотая головой и пробуя новые

попытки вырвать руки из железной хватки Джихана. — Замолчи! — внезапно
кричит он, сразу же получая жгучую пощечину. Омега смотрит на До большими
шоколадными глазами, блестящими от слез. В них такая боль, которую можно
почти физически ощутить, но Джихан ее старательно блокирует. Ему она ни к
чему. Он ухмыляется, без всякого сожаления в черных горящих глазах смотря в
ответ.

Джихан терзает тело Тэхена долго, по одной крошит кости и перекусывает его
душой, распяв на этой постели. Он всю свою злость оставляет на Тэхене,
вливает ему в кровь, поселяет в голове, как раковую опухоль. Джихана она
больше не мучает и, наконец, дает облегченно вздохнуть.

Альфа кончает и вынимает из растраханной покрасневшей дырочки член, мазнув

им по ягодице омеги и стирая капли спермы. Пятерней зачесывает челку,
спавшую на лоб, и поднимается с постели. Тэхен лежит неподвижно несколько
секунд, затем слабой дрожащей рукой тянет на себя одеяло, сворачиваясь
клубочком и прижимаясь щекой к мягкой подушке. От самого себя мерзко и
тошно. Тело влажное и горячее, липкое, все покрытое следами Джихана, его
запахом пропитано, а по бедру стекает его теплая сперма, впитывающаяся в
смятые простыни.

Тэхену хочется содрать с себя кожу, хочется от всего своего тела избавиться. От
души, от которой, кажется, одни лоскуты остались. Как избавиться от самого
себя, как заглушить невыносимую боль, которая перекрывает доступ кислорода
к легким? В груди огромная дыра, а в голове пустота, продуваемая ветрами. Это
невыносимо.

— Ты убил тех гонщиков, — хрипло произносит Тэхен, едва шевеля губами,

покрывшимися коркой засыхающей крови. — Ты просто чудовище, которое всем
ломает жизни.

— Я строю это будущее ради нас с тобой, — раздается за спиной голос Джихана.
Он звучит прагматично, спокойно и удовлетворенно. Даже довольно. — Они не
встали на мою сторону и просто мешали бы мне в дальнейшем.

— Мне не нужно такое будущее, — омега поджимает дрожащие губы и

обнимает себя за плечи.

Джихан издает усмешку. Тэхен слышит, как он идет к выходу из комнаты.

Только бы не возвращался.

— Гори в аду, — шепчет Ким, жмуря глаза, которые снова наполняются

обжигающими слезами.

— Не засыпай, малыш, я сейчас вернусь и мы продолжим наше веселье, — бодро

324/670
говорит До. — Сигареты, блять, промокли, — криво ухмыляется он и выходит из
комнаты.

Тэхен больше не сдерживается и начинает рыдать, уткнувшись лицом в

подушку.

Юнги выходит из школы и достает из кармана своих бежевых брюк пачку

сигарет, в которой припрятана еще и зажигалка. Поправив лямку рюкзака на
плече, омега двинулся вдоль улицы, зажав меж губ сигарету с ароматом
клубники. Прикурив себе, он сразу же делает затяжку и выпускает дым через
приоткрытые губы.

Очередной унылый день в школе вымотал, оставив после себя лишь желание
застрелиться. И Юнги с удовольствием сделал бы это, пока не вышел за пределы
школы, поэтому теперь омегой овладевает только одно желание — проспать до
вечера.

В школе стало в десять раз тяжелее находиться из-за того, что теперь за
поведением Юнги тщательно следят, и чуть что, один неверный шаг, и омега
вылетит, даже не сдав экзамены. Мину было бы глубоко плевать на этот запрет,
он бы уже давным-давно его нарушил и нарвался на драку, набив морды сукам,
которые продолжают распускать о нем всякие лживые сплетни. Только из-за
папы и Хосока приходится сдерживать свою ярость под контролем.
Разочаровывать самых близких людей хочется меньше всего на свете. Юнги
остается терпеть, а потом выплескивать злость на дорогах, преобразовывая ее в
адреналин и жажду скорости.

Уже доходя до переулка, где омега оставил свою порше, Юнги докуривает
сигарету и, сделав последнюю глубокую затяжку, отбрасывает окурок на землю,
двинувшись к своей машине. Иногда приходится приезжать в школу на порше.
Это бывает, когда Мин не успевает на автобус, а Хосок не может подбросить из-
за своих важных дел.

Юнги ненавидит привлекать к себе внимание. Не в дневное время, когда он одет

в эту мерзкую школьную форму и выглядит слишком уныло и жалко. Зато ночью,
на дорогах столицы Юнги внимание к себе обожает. Его знают, как одного из
лучших гонщиков, как одного из банды Чона. Никакой банды, в общем-то, у них
нет, но так стали считать все, кому не лень, не зная, что они куда больше, чем
просто банда — семья.

Юнги свешивает лямку рюкзака с плеча на локоть и подходит к порше. Две

пожилые дамы, стоящие неподалеку, отвлекаются от своих разговоров и
устремляют откровенно недовольные взоры на Юнги. Одна из них качает
головой и говорит что-то на ухо другой, не отводя осуждающего взгляда. Мин
тихо матерится, пытаясь нашарить на дне рюкзака ключ, и встречается глазами
с женщинами. Эти взгляды он прекрасно знает.

— Чего уставились? — спрашивает Юнги слишком резко, отчего женщины едва

заметно дергаются и замолкают, а одна из них так и зависает с телефоном в
руке, наверняка уже собираясь набрать номер полиции. — Не угоняю я ее, —
хмыкает он. Наконец, нашарив ключ от порше во внутреннем кармане рюкзака
и, повесив его на палец, демонстративно машет им двум дамам. — Видали? Один
325/670
этот ключ дороже ваших квартир.

Женщины так и зависают с разинутыми ртами, наблюдая за тем, как омега

садится в машину, довольно ухмыльнувшись. Юнги закрывает дверцу порше и
вставляет ключ. Реакция забавляет. Мину не впервые приходится сталкиваться с
подобным. Нередко на него смотрят так, словно он местный угонщик
автомобилей или воришка, не достойный даже приближаться к такой машине.
Это является одной из причин, по которой Юнги не ездит в школу на порше.
Бесит, в общем.

Омега нажимает на кнопку в центре панели, и двигатель оживает, приятно

замурчав за спиной. Юнги поднимает голову, сжимая руль пальцами, и
замирает, так и не надавив на педаль. В самом начале переулка стоит черный
ниссан скайлайн. Юнги прищуривается, рассматривая машину, но не узнает. Он
знает только синий скайлайн. Сомневаться в том, что этот гонщик приехал по
его душу, не приходится. Скайлайн стоит, перекрыв дорогу, и это явный знак,
что он хочет задержать его.

Мин хмыкает и поворачивает голову, оглядываясь на другую сторону переулка.

До его конца около пятидесяти метров. Юнги вновь поворачивается вперед и
еще несколько секунд сверлит скайлайн взглядом, затем резко дает заднюю,
повернув голову и смотря на дорогу сзади. Машин, к счастью, нет. В эту же
секунду ниссан срывается с места и несется к порше.

— Черт, — рычит омега, быстро оглядываясь и удерживая руль одной рукой.

— Чего, блять, тебе надо?

Уже у самого конца переулка Юнги резко выворачивает руль, выезжая на дорогу
с визгом задних шин, и давит на газ, ускоряясь и объезжая медленно
движущиеся впереди автомобили. Омегу вмиг охватывает легкая тревога. Куда
ехать? Домой нельзя ни в коем случае. Единственный вариант — стряхнуть
скайлайн со своего хвоста.

Юнги не раз приходилось удирать от легавых, но от гонщиков — впервые. Они

быстрее, умнее, и мыслят так же, знают каждый закоулок этого города так же,
как и он сам. Юнги прекрасно понимает, что этот скайлайн не погоняться
приехал, а с одной конкретной целью — устранить.

Он поглядывает на зеркало заднего вида, замечая нагоняющий его ниссан. Зная,

на что способны машины Джихана, Юнги даже представить не может, как ему
удастся от него удрать. Омега напрягает память и пытается вспомнить
ближайшие переулки и места, в которых можно скрыться и выиграть время, и
набирает скорость, смотря по сторонам. Сзади слышен рык скайлайна. Даже он
звучит негативно настроенным. Если они решили устранять гонщиков уже вне
гонок, значит дело становится все серьезнее и опаснее, а Джихан окончательно
переходит черту.

Дорога кажется бесконечно длинной, а нужного поворота все нет. Ниссан все
ближе. Кажется, еще чуть-чуть, и заденет. Юнги выругивается, следя за ней в
зеркале заднего вида, и продолжает упрямо гнать, меняя скорость. Придется
выпутываться не умом, а скоростью. Но скайлайн перечеркивает все планы
омеги. Юнги чувствует несильный удар в задний бампер и крепче впивается
пальцами в руль, боясь потерять контроль и выпустить его из рук.

326/670
— Какого хуя ты делаешь? — рычит омега, резко выворачивая на первый
подвернувшийся переулок.

Сзади остается столб дыма от резкого заноса шин. Юнги едва не вписывается
боком в припаркованную у обочины машину, быстро поворачивая и выравнивая
порше.

Переулок очень узкий и короткий, но это дает хоть какой-то шанс выехать на
другую улицу и слиться в потоке автомобилей. Скайлайн не отстает, выруливая
на переулок следом. Юнги нервно прикусывает губу и хмурится, скрипя кожей
под пальцами, которой обтянут руль. Нервы постепенно натягиваются в тонкую
струнку. Омега находится в одном шаге от того, чтобы пойти тараном в ответ, но
не решается. Будут жертвы. Юнги совершенно не хочется кого-то убивать или
умирать самому. Но гонщик на ниссане, кажется, думает иначе.

Юнги доезжает до другого конца переулка и резко бьет по тормозам, когда в

паре метров от него неторопливо проезжает огромный грузовик. Задние колеса
порше заносит, и она становится поперек дороги, перекрывая путь.

— Сука! — кричит омега, с психу лупя рукой по рулю. Он поворачивает голову и

замечает, как к нему несется скайлайн.

Юнги сглатывает и поджимает губы, упрямо смотря в глаза своей

приближающейся смерти. Вот сейчас он ударит прямо в бок. В таком случае
Мина ждет быстрая смерть. Он не хочет бояться в последние секунды своей
жизни, поэтому продолжает упрямо смотреть на своего врага.

Тот неожиданно тормозит прямо в паре метров от порше, а мотор замолкает.

Юнги рефлекторно выдыхает и сглатывает ком в горле, следя за тем, что будет
дальше.

Дверца с водительской стороны распахивается, и из машины выходит никто

иной, как Юки, сверкая своими розовыми волосами и хитрыми лисьими глазами,
в которых Юнги улавливает усмешку.

— Серьезно? — хмыкает Мин и глушит мотор, подняв дверцу порше и вылезая

из машины.

Юки так и стоит, повесив одну руку на открытую дверцу ниссана, и с ухмылкой
наблюдает за Мином.

— Я тебя догнал, — самодовольно говорит розоволосый, склонив голову к плечу

и мазнув кончиком языка по нижней губе. — Бежать некуда.

— Ты теперь за них? — спрашивает Юнги, кивнув на скайлайн и прислоняясь к

капоту порше. — Я не удивлен, ты та еще продажная сука, — хмыкает он,
сложив руки на груди. — Что, шавке приказали меня устранить?

— Я делаю то, что хочется мне, — ухмыляется Юки. — И я пришел, чтобы

отплатить должок.

— Ты хочешь еще раз в лицо получить? Давай, мне не трудно, — Юнги издает
усмешку и щурится. И вот за это он беспокоился? Всего лишь какая-то
обиженная и оскорбленная сучка, решившая отомстить. Юнги его не боится.
327/670
 — Ты слишком бесстрашный. Думаешь, если у тебя за спиной Чоны, то тебе все
дозволено? — шипит Юки, сверкая злым взглядом янтарных глаз. — Не
удивлюсь, если обоим даешь.

Юнги заводится мгновенно. По телу растекается волна неконтролируемой

агрессии, которую он удерживать и не пытается. Омега подскакивает с места и
большими твердыми шагами двигается в сторону Юки, сжимая пальцы в кулаки
и стискивая челюсти.

— Ты зря приехал, в этот раз меня никто не остановит, — рычит Мин.

Он быстро обходит дверцу, за которой стоит Юки, и налетает на него, с размаху

впечатывая в его челюсть свой крепко сжатый кулак. Юки чуть отшатывается и
шипит, резко подняв деревянную биту, которая все это время была у него в руке.
Юнги не успевает ничего понять, как Кихен замахивается и бьет его прямо в
живот. Мину кажется, что из него вмиг жизнь выбили. Он задыхается и
отшатывается назад, еле устояв на ногах. Юнги заставляет себя не сгибаться
пополам, хотя сил стоять ровно нет, а в животе как будто все внутренности
перемешались. Ублюдок щедро вложил в удар силу.

— Я так и думал, — хрипит Мин, смотря на Юки исподлобья и тяжело дыша.

— От тебя честности ожидать глупо. А без этой деревяшки ты просто
беспомощный кусок дерь…

Юнги не жалеет о сказанном, даже когда, не дав ему договорить, по животу

приходится новый удар, более сильный, чем первый. В этот раз не согнуться не
выходит. Юнги обнимает руками свой живот и кашляет, прислоняясь к капоту
своей порше.

— Ну ты и ублюдок, Кихен, — сквозь кашель говорит Мин, продолжая сверлить в

ответ горящие ненавистью глаза Юки. — Но хвалю, ты хотя бы без подмоги.
Самостоятельный уже, а?

— Заткнись и отвечай за свой длинный язык, — злится розоволосый, нанося

новый удар прямо по коленям. В этот раз Юнги не может удержаться и валится
на пыльный асфальт возле своего гиперкара. — И за руки, которые не следовало
распускать, — рычит Кихен, ударяя битой по спине. Юнги кашляет и сгибается
пополам, жмурясь от дикой боли, рассредоточенной по всему телу.

Переулок пустынный, одинокий. Ни одного человека поблизости, и даже машины

сюда не сворачивают. Юнги ни от кого помощи и не ждет. Сопротивляться
просто невозможно. Кихен ему руки сломает этой битой, не дав и шанса
замахнуться кулаком. Без этого он ничто. Бесполезный, слабый, жалкий. Юнги
это прекрасно знает. Знал всегда. И ему вдруг становится смешно. Он хрипло
смеется, чувствуя, как из уголка губ стекает кровь вперемешку со слюной и
рубиновой каплей падает на асфальт. Ребра нещадно болят от ударов и
неконтролируемого смеха, но Юнги чертовски плевать.

— Какого черта ты ржешь, мразь? — еще сильнее заводится Юки, нависая над
Мином с занесенной битой. — Ничего, я тебя быстро заткну, — шипит он,
подобно змее, и бьет.

Снова и снова, снова и снова. Юнги уже перестает замечать, куда приходятся
328/670
удары. К счастью, голову Кихен не трогает, значит, убийства Юнги у него в
планах нет. Зато боль дарит первосортную. Она стремительно расползается по
всему телу. Нет ни одного участка, где Юнги бы ее не чувствовал. Он сам — одна
сплошная боль.

Удары постепенно стихают, а в ушах остается звон. Перед глазами все

смазывается, зрение не фокусируется, а во рту оседает мерзкий соленый вкус
собственной крови. Юнги не плачет, но чувствует, как слезы обжигают лицо. Он
это не контролирует.

Омега так и лежит, обнимая себя руками и положив голову на холодный асфальт
возле переднего колеса своей машины. Погода сегодня пасмурная. Серая и
холодная. Юнги следит за тем, как Кихен, опустив биту, идет к своему ниссану,
хлопает дверцей и уезжает, оставляя за собой след от жженной резины.

Юнги даже дышать больно. Он делает это сбивчиво, неровно, через раз. Сколько
ребер ему сломал Кихен? Кажется, будто все. Словно все кости в теле
переломаны, а их острые концы впиваются в органы и мышцы. Юнги хочется
кричать от этой боли, но так будет только хуже.

Омега чувствует, как по лицу стекают прохладные капли. Дождь начался. Он

приятно охлаждает болезненное тело, впитываясь в ткань школьной формы.
Юнги приятен этот дождь. Лежать бы так вечность и слушать, как большие
капли разбиваются об асфальт и крыши зданий.

Юнги двигаться боится, но понимает, что чем дольше он так лежит, тем хуже.
Собрав остатки сил, он медленно поднимает руку, издав стон боли сквозь
стиснутые зубы, и тянется пальцами к карману пиджака, в котором лежит
телефон. Каждое движение — невыносимая, адская боль. Как будто под кожей
миллионы маленьких осколков стекла. Он жмурится и, наконец, цепляет
телефон двумя пальцами, выуживая его из кармана.

Еще около двух минут уходит на то, чтобы поднести его к лицу. Экран весь
покрыт трещинками, но, к огромному счастью, телефон работает. И ему
досталось.

Юнги снова кашляет, сплевывая кровь, что сразу растекается по асфальту,

смешиваясь с дождевой водой. Дрожащим пальцем он разблокировывает
телефон и заходит в контакты, тыча пальцем на самый первый. С первого раза
не получается, потому что дождь хлещет по экрану, и телефон, кажется, все-
таки повредился.

— Ну же, — просит Юнги сквозь стиснутые челюсти и снова давит на имя

большим пальцем. Он медленно подносит телефон к уху и облегченно закрывает
глаза, слушая длинные гудки. Юнги не считает, сколько их проходит, прежде
чем в трубке слышится родной и любимый голос. — Хо… — хрипит омега,
закрывая глаза и чувствуя, как с холодным дождем смешиваются горячие слезы.
— Хосок… з-забери меня.

Джин еле находит в себе силы, чтобы выползти из постели и доковылять до

кухни. За окном уже вечер, а в квартире стоит полумрак. Дождь, начавшийся
еще днем, никак не перестанет лить, барабаня по подоконнику. Обычно этот
329/670
звук Джина успокаивает, когда он, укутавшись в плед и читая книгу, сидит на
диване и наслаждается горячим какао, но сейчас он нервирует, раздражает, не
дает покоя.

Омега дрожащими руками наливает в стакан холодной воды и выдавливает из

пластины несколько маленьких таблеток-подавителей. Уже третий день течки
Джин мучается, не покидая квартиру и горстями глотая эти подавители. Они
снимают зуд и боль лишь на пару часов, позволяя омеге принять душ, поесть и
хотя бы прибраться в квартире. Джин ненавидит беспорядок, поэтому даже в
такой ситуации не жалеет времени и сил на уборку. Это помогает отвлечься от
тяжести мыслей, оккупировавших голову.

Конкретно одной мысли. Намджун.

Он снится, стоит Джину закрыть глаза. Омега просыпается и видит его лицо,
прежде чем открыть глаза. Намджун везде. В каждом уголке сознания. Джин
эту течку возненавидел всем сердцем. И сердце свое тоже. Оно тоскует по
Намджуну, разрывается без него, без его тепла и дыхания на коже. Это сейчас
так необходимо, так нужно.

Три дня Джин борется сам с собой, чувствуя себя сумасшедшим, когда одна рука
тянется к телефону, чтобы набрать Намджуну, а другая одергивает, не позволяя
совершить ошибку. Это точно будет ошибкой. Поражением и унижением для
самого Джина. Не должен он из-за какой-то глупой природы опускаться,
перешагивать через себя и снова ползти к Намджуну, которому нет до чувств
омеги никакого дела.

Джин проглатывает таблетки и осушает стакан, облегченно вздыхая и

прислоняясь руками к столу, опустив голову. Через десять минут станет лучше,
боль утихнет, как и назойливые мысли о Намджуне. Джин решает заказать
пиццу и посмотреть какой-нибудь сериал. Разве может быть вечер лучше?

Он проводит ладонью по своим черным волосам, зачесывая их назад, и

выпрямляется, бросая взгляд на окно, на котором поблескивают капельки
дождя, отражающие свет уличных фонарей.

Из комнаты доносится тихая мелодия входящего звонка. Джин вздыхает и идет

в комнату, натягивая на плечо сползшую футболку. Телефон затерялся в ворохе
одеяла и подушек, поэтому у омеги уходит около минуты на то, чтобы найти его.
За это время мелодия прекращается. Ким нашаривает телефон под одной из
подушек и замирает, на мгновение переставая дышать. На экране отображается
пропущенный от Намджуна.

Джин садится на краю кровати и сверлит мобильный взглядом. Зачем он звонил?

Что хотел? У омеги в голове сразу всплывает куча различных вопросов и
предположений. И самый главный: стоит ли перезванивать?

Нет, нельзя. Джин качает головой и хмурится, заставляя себя отложить телефон
на прикроватную тумбу. И думать тут не о чем. Пусть Намджун почувствует
такое же безразличие, как приходилось Джину. По крайней мере, омега
надеется, что так будет. Он трясет головой и заставляет себя выбросить этот
звонок из головы. Оставив телефон, он поднимается с постели с четкой целью
отвлечь себя просмотром сериала, как и планировал.

330/670
Телефон снова начинает звонить, и Джин замирает в проеме между комнатой и
коридором. Вздохнув, он закусывает губу и оборачивается, смотря на
мобильный. Вдруг что-то случилось?

Джин садится обратно на кровать и сжимает в руке телефон, нервно кусая губу.
Глубоко вздохнув, он проводит пальцем по экрану и принимает звонок,
прикладывая мобильный к уху.

— Эй, Джин-и, — от голоса Намджуна сердце внутри екает, начинает биться

быстрее. — Ты где пропал? С нашими тебя не бывает в последние дни. Все
хорошо? — Джину, наверное, просто кажется, но он слышит нотки беспокойства
в низком голосе альфы, от которого по коже пробегают мурашки.

Джин сглатывает и лижет сухие губы, отвечая:

— Все в порядке, — выходит как-то слишком жалко. Голос предательски дрожит

и звучит очень устало, изнеможенно.

— Я же чувствую, что что-то не так, — серьезнеет Намджун, а Джин прикрывает

глаза и нервно жует губу. — Может, мне приехать?

— Нет! — резко выпаливает омега, прежде чем успевает подумать. — Не надо.

— Почему? — недоумевает Намджун и, кажется, только больше

настораживается.

Джин жмурится и прикусывает губу до боли, сдерживая всхлип. Ресницы уже

намокают от слез, что срываются и текут по щекам. Омега качает головой, как
будто Намджун может его увидеть. Мысленно молит приехать, укрыть в своих
объятиях и подарить поцелуи, по которым так скучает. Мысленно кричит о том,
чего даже вслух никогда не произносил, а душу рвет на части. В сердце колет.
Джин словно распадается на кусочки, слыша свой самый любимый голос.

Намджун беспокоится о нем.

Но Джин не может вот так просто взять и по первому зову ползти к его ногам.
Намджун даже не понял, что произошло. Он случайно наступил на сердце
Джина и не заметил, поэтому и ведет себя, как ни в чем не бывало. Но так
нельзя. Нельзя наплевать на свою гордость и снова раздвигать ноги, лишь
потому что природа требует альфу. Но требует она именно Намджуна.
Проклятого Намджуна, который покоя не дает.

Джин не может.

— Я… не один, — тихо говорит омега, утирая слезы со щек и сглатывая

болезненный ком, застрявший в горле. — Не приезжай.

Намджун молчит несколько долгих и мучительных секунд, которые давят на

Джина тяжестью.

— Понятно, — голос альфы звучит иначе. В нем слышны стальные нотки. Легкое,
едва уловимое раздражение.

Джин сбрасывает звонок, так и не попрощавшись, и швыряет телефон на тумбу,

331/670
а сам залезает под одеяло и прижимает к груди подушку. Остекленевший
взгляд направлен в пустоту, а из уголков глаз не перестают течь горькие слезы,
впитывающиеся в простыню.

Джин больше не хочет смотреть сериал. Он больше ничего не хочет.

Хосок сидит у изножья кровати, смотря на спящего Юнги тяжелым, полным боли
взглядом, как совсем недавно смотрел на него сам омега. По-другому не может.
Хрупкое и белое, как фарфор тело жестоко разбили, раскололи. Омега весь в
гематомах, на которые смотреть страшно. Каждое движение причиняет ему
немыслимую боль. Когда Хосок нашел его в переулке, то даже не знал, как
поднять покалеченное тельце на руки, как коснуться так, чтобы не сделать
больнее.

Даже во сне Юнги дышит осторожно, почти незаметно. Хосок время от времени
даже прислушивается, боясь не услышать тихое дыхание и не увидеть, как
вздымается грудь под одеялом. Омегу накачали обезболивающим, и Чон может
лишь надеяться, что оно действует, облегчая страдания его малыша.

Он сразу же отвез его в больницу, которую так ненавидит Юнги. Еще находясь в
сознании, он стал умолять не оставлять его там, лечить на дому, и поэтому,
после того, как омеге оказали помощь, Хосоку пришлось везти его домой,
продолжая лечение там.

Хосока злость сжирает изнутри. Ненависть, ярость и горькая боль. На Юнги

смотреть тяжело, но отвернуться альфа не смеет. Пока он так сидит,
предположения о том, кто мог это сделать, не дают покоя, атакуя голову со всех
сторон. Хосок знает, что это дело рук Джихана, который смог добраться до
самого ценного и жестоко сломать. Но он хочет знать, кто именно сделал это.
Кто посмел, кто потерял страх, решившись идти против Чонов таким путем.

В первую очередь Хосок злится на себя. Он уже давно должен был отстранить
Юнги от всего, что происходит на дорогах. Спрятать, обезопасить, возведя
вокруг него стену, чтобы никто не увидел его, не достал и не смог причинить
ему вред. Хосок обещает себе, что отныне не пустит омегу на дороги, пока все
не стихнет, пока не станет Джихана.

— Он ничего не говорил, когда был в сознании? — негромко спрашивает Чонгук,

стоя в дверях комнаты со сложенными на груди руками. Хосок даже не смотрит
на брата. Поджимает губы и играет желваками на лице, скользя напряженным
взглядом по лицу Юнги.

— Нет, — хрипло отвечает Хосок, покачав головой. — Сказал только, что сам
разберется.

— Ну конечно, разберется, — хмыкает Чонгук, бесшумно проходя в комнату и

вставая позади брата. — Упрямый ребенок.

— Я найду его, — твердо говорит старший. — И пусть начинает молиться всем

известным богам, пока я не пришел за ним. Ни одного из его гонщиков не
щадить отныне.

332/670
 — Джихан ответит за это, — обещает Гук, кладя руку на плечо Хосока и чуть
сжимая. — За все, что творит.

По комнате разносится тихий стон, и оба брата синхронно переводят взгляды на

проснувшегося Юнги. Омега болезненно морщит лоб и приоткрывает глаза.
Обезболивающие притупили боль, но она начинает возвращаться вновь, не
давая свободно вздохнуть.

— Хосок… — хрипло шепчет Юнги, взглянув на альфу.

— Я тут, малыш, — старший Чон поднимается с места и обходит кровать, садясь

на колени перед омегой. — Как ты?

— Хреново, но уже полегче, — отвечает Юнги, повернув голову к Хосоку. Альфа

осторожно касается подушечками пальцев его щеки и оглаживает,
останавливаясь на подбородке. Юнги довольно прикрывает глаза и
прижимается щекой к ладони Чона.

— Хочешь чего-нибудь? — спрашивает Хосок заботливо, стараясь звучать не так

напряженно. У него внутри адское пламя пылает, злость не дает покоя.

— Нет, только не уходи, — просит омега, вновь открывая глаза. Он молчит

несколько секунд, потом говорит чуть более твердо: — Чану с Джиханом заодно.

— Ублюдок, — выплевывает Чонгук. — Я уже давно это знал, а он пытался мне

обратное доказать.

— Это он сделал? — спрашивает Хосок как можно спокойнее, но не выходит.

Юнги его ярость хорошо чувствует. — Юнги-я, скажи мне.

— Не он, — вздыхает Юнги, слабо покачав головой и бросая на стоящего у

кровати Чонгука взгляд, затем снова переводя его на своего альфу. — Хосок,
тебе не о чем волноваться…

— Ты шутишь? — старший Чон нервно усмехается и смотрит на омегу с

искренним удивлением. — Не о чем волноваться? Тебя избили до полусмерти!
Или ты забыл, малыш?

— Перестань, прошу, — шепчет Юнги, потянув руку к Хосоку, но тот

подскакивает и начинает нервно расхаживать по комнате. Чонгук вздыхает и
качает головой, наблюдая за братом.

— Нет, это ты перестань вести себя так, как будто тебе все нипочем, как будто
сможешь со всем справиться сам, — рычит Хосок. Выливать свою злость на Юнги
не хочется, но его слова только подливают масла в огонь, который и так всем
завладел внутри Хосока. — Может, ты и с Джиханом сможешь разобраться?

— Хосок, я знаю, кто это был, с этим я сам смогу справиться, на меня не
покушался Джихан, — спокойно объясняет Юнги, а к горлу ком подкатывает. Он
Хосока слишком хорошо чувствует. Состояние альфы невольно передается и
ему. От этого в разы тяжелее и больнее на душе.

— Но ведь это был его человек? — спрашивает Чонгук, изогнув бровь.

333/670
 — Да, но, блять, Джихан, наверное, даже не знает об этом, — вздыхает Мин,
качая головой. — Успокойся, Хосок…

— Кто-то убить тебя хочет, и я должен быть спокоен? — вновь взрывается

старший Чон. — Можешь не говорить, раз так. Я все равно узнаю, кто это сделал.

— Хосок…

— Не спорь со мной, — чуть спокойнее, но с твердой уверенностью говорит

альфа, вновь садясь перед Юнги и накрывая его ладонь своей. — Ты должен
понимать, что я чувствую. Я уничтожу каждого, кто тебя тронет. Я не оставлю
это так, — тише говорит Хосок, опуская голову и касаясь губами прохладных
пальцев омеги.

Чонгук незаметно покидает комнату, оставляя их наедине, а Юнги смотрит на

Хосока, видит лишь его, чувствует лишь его. Его тепло рядом успокаивает. Если
бы не боль в теле, он прижался бы к альфе так крепко, как только может. Точно
так же он чувствовал себя, когда Хосока ранили. Не способный ничего сделать,
как-то отомстить, заставив врагов пожалеть о содеянном. Но те пали от руки
Хосока, а Кихен жив, и наверняка сейчас очень доволен собой. Юнги не желает
ему смерти, но хочет разобраться по-своему. Хосоку в это лезть не стоит.

Юнги не знает, как долго они сидят вот так, в абсолютном молчании, слушая
мерное дыхание друг друга и дождь, все еще барабанящий за окнами. Хосок не
перестает гладить ладонь Юнги и периодически оставляет на ней короткие
поцелуи, полные тепла и заботы.

— Хосок… — тихо шепчет омега, встречаясь с карими глазами альфы. Там

бесконечная любовь плещется на дне зрачков, и Юнги в ней утопает без какого-
либо желания спасаться. Хосок вопросительно мычит и нежно проводит
большим пальцем по щеке омеги. — Не бросай меня.

— Не брошу, малыш.

334/670
Примечание к части для всей главы: Galactic Marvl - Save Me (feat. Connor Foley)
для вигуков: Jerome - somebody else

спаси меня

Чану неторопливо курит, наблюдая за тем, как дым плавно

растворяется в вечернем небе, кольцами уплывая вверх. Легкий ветерок треплет
полы неизменного плаща и черные, как смоль, волосы, открывающие лоб. Альфа
отрешенно наблюдает за двумя парнями, что слишком громко и живо что-то
обсуждают, привлекая к себе внимание тех, кто находится на заправке. Он
покусывает фильтр сигареты и разворачивается к черной, как ночь, хеннесси
веном, сверкающей в синеве неоновой вывески. Полный бак.

Чану поднимает дверцу, садится в машину и заводит двигатель, зажимая в

уголке губ медленно тлеющую сигарету. Лежащий на пассажирском сидении
телефон начинает светиться, освещая темный салон, и негромко вибрирует. Им
плавно выруливает, выезжая с заправки и вливаясь в поток автомобилей.
Вышвырнув окурок через спущенное окно, он берет телефон и принимает
звонок, с равнодушием глянув на имя звонящего.

— Я слушаю, — бесцветным голосом говорит Им, неторопливо плывя по трассе и

объезжая плетущиеся впереди машины.

— Я надеюсь, ты не занят сейчас, Чану-я, — заговаривает Джихан в трубке.

Голос его звучит задумчиво и расслабленно.

— Какое дело? — не церемонясь спрашивает Чану, слегка хмурясь и

сосредоточенно смотря на дорогу.

— Ты на хеннесси?

— Да.

— Отлично, — в голосе До сквозит довольная улыбка. — Значит, отправка на тот

свет будет красивой и запоминающейся. Какая честь быть перевернутым этой
черной дьяволицей.

— О чем речь, До? — слегка раздраженно спрашивает Чану. Он этих

джихановских речей не выносит. Ему нужна только цель, без всего лишнего.

— Через час будет гонка в западной части города, — внезапно серьезным

голосом говорит Джихан и, кажется, даже улыбаться перестает. — В ней
участвует один из банды Чонов. Не дай ему выжить.

— Идешь в наступление? — хмыкает Чану, изогнув бровь.

— Пора кончать с этими играми. Давно уже надо показать, что я не шучу, —
стальным тоном произносит До. — Уничтожь его и машину, преврати в груду
металла. Буду ждать новостей.

Джихан отключается.

Чану откидывает телефон на сидение и давит на газ.

335/670
На окраине города, у давно заброшенных складов уже собралась толпа
зрителей, ждущих очередного зрелища. Четыре автомобиля стоят за стартовой
полосой, готовые к гонке. Чану замедляется и медленно подъезжает к старту.
Толпа расходится, давая дорогу незваному гонщику, которому все двери
открыты. Им ловит настороженные взгляды, полные восхищения, азарта,
любопытства и страха. Для одних черный американский автомобиль — смерть.
Для других — развлечение. И многие тут уже понимают, что сегодня в гонке кто-
то погибнет. Но никто и слова сказать не смеет, даже подойти не решается к
неизвестному черному автомобилю. Он, словно всадник Апокалипсиса, несущий
за собой смерть и разруху. Тот, кто ценит свою жизнь, не станет иметь с ним
дел.

Чану, кажется, обо всем вокруг забывает, когда выезжает к стартовой полосе и,
не имея больше преграды в виде толпы людей, замечает желтый мерседес,
стоящий в самом краю слева. Он поджимает губы и плавно выруливает,
становясь рядом с автомобилем Чимина.

Татуированными пальцами, на которых поблескивает пара серебряных колец, он

впивается в кожаный руль, который сейчас запросто вырвал бы и разломал на
части из-за вспыхнувшей внутри ярости. Чану поворачивает голову и
встречается взглядом с Чимином, что смотрит в его сторону, но за тонированным
стеклом венома не видит никого, лишь свое отражение.

Он взглядом говорит все. Чимин не боится, Чану не улавливает в нем ни капли

страха. Омега наверняка понял, что черный американец приехал по его душу, но
это его ничуть не пугает. Кажется, лишь сильнее закаляет и раззадоривает. Он
поджимает свои пухлые губы и смотрит Чану прямо в глаза. Бесстрашно,
уверенно, с вызовом. Альфа мысленно им восхищен. Снова. Его силой, которую с
первого взгляда и не разглядишь в его утонченной фигуре, в его характере,
имеющем несколько граней и сторон. Перед Чану новый Чимин, которого он
никогда прежде не видел. Он завораживает.

Омега отворачивается и сжимает руль покрепче, с решительностью глядя

вперед.

Чану теряется на мгновение, как будто был вне реальности, пока смотрел в
глаза этому омеге. И его снова наполняет злость. На Джихана, который так
жестко подставил его, поручив убийство Чимина именно Чану. А может, и не
подставил, а наоборот, помог, дал шанс. Ведь будь на месте Има кто-то другой,
наверняка не колебался бы ни секунды.

Но Чану не колеблется тоже.

Грид-герл выходит на свою позицию и взмахивает руками, как дирижер,

одновременно с которым оживают мощные двигатели лучших спорткаров. Чану
раскручивает двигатель, мягко давит на педаль газа и наслаждается рыком
ядовитой хеннесси. Эта дьяволица неконтролируемая, не поддающаяся
дрессировке, живет сама по себе и диктует свои правила гонщику. Чану
пытается ее укрощать с каждой новой гонкой, но тщетно. Адская машина
свободна от человеческого контроля.

336/670
Грид-герл резко опускает руки, и все пять автомобилей с визгом срываются с
места, выезжая за стартовую полосу и ракетами улетая прямо в темноту
пустынных улиц, напоминающих неизведанный, таинственный космос.

Чимин сразу вырывается, уносясь вперед. Чану не спешит ускоряться. Ему бы

вообще не быть на этой гонке, не видеть Чимина в роли своей цели, которую
было поручено устранить. Он делал это уже не раз прежде, даже глазом не
моргнув, бровью не поведя, но сейчас это кажется недостижимой задачей.
Увидев желтый автомобиль, альфа сразу решил, что делать этого не станет.

Он не колебался.

Чану с неохотой давит на педаль газа и меняет скорость, объезжая соперников.

Ни одна машина здесь не сможет обойти хеннесси, если та раскроет все свои
силы, но альфе этого не надо. Ему бы в бар, да напиться как следует. А еще
Джихану пару раз съездить по лицу.

Он кусает колечко в губе и смотрит лишь на желтое пятнышко впереди, что

летит стрелой на первой позиции. Чимин выиграет, Чану знает это, как никто
другой. Он никогда не подводил, никогда не приезжал к финишу вторым, а тем
более третьим. Чимин первый во всем.

Чану неотрывно следит за его мерседесом и судорожно думает о том, как

поступить. Он не собирается даже маленькую царапину оставлять на чиминовой
машине. Следовать за ним до самого финиша, чтобы потом скрыться в ночи, как
будто был лишь пугающей иллюзией? Но Чимин не боится. У Чану из-за этого
разделяется мнение. Он гордится омегой за бесстрашие, но оно его и сгубить
может. Если Чимин выживет сейчас, не факт, что останется цел и невредим в
следующий раз. Чану не представляет, какие его ждут последствия, если он не
сделает то, что должен, но точно знает, что Джихан Чимина так не оставит. Он
пошлет за ним другого. Того, кто точно оборвет его жизнь так же, как делал это
сам Чану.

У альфы с каждой новой мыслью взгляд тяжелеет, а лицо мрачнеет. Одно он

знает сейчас: Чимина надо защитить, уберечь.

Он крепче обхватывает руль и набирает скорость, безо всяких усилий обгоняя

последнего соперника. Гонщики остаются где-то позади и облегченно
выдыхают. Не за ними пришла смерть.

Чану нажимает на небольшую красную кнопку на панели. Двигатель жужжит,

как у самолета, а скорость стремительно увеличивается с каждой секундой. Из
выхлопных труб вырывается синее пламя, а за окнами все смазывается в одно
сплошное пятно. Хеннесси летит, как истребитель, несясь прямо к желтому
мерседесу.

Чимин не успевает ничего понять, как мимо него ракетой проносится черная
американка, оставляя глотать пыль позади себя. Омега недовольно хмыкает и
упрямо давит на газ, ни на секунду не сбавляя скорости. Он не отдаст эту
победу фальшивке.

Чану оказывается прямо перед мерсом и потихоньку сбавляет скорость, когда

баллон с закисью пустеет. Его хватило на один прыжок. Альфа поглядывает в
зеркало заднего вида, наблюдая за петляющим мерседесом, пытающимся его
337/670
обойти. Им не удерживается и бросает усмешку. Настырный омега не
собирается сдаваться.

Автомобили синхронно входят в дрифт при повороте на следующую улицу,

оставляя за собой облако пыли и визг шин, эхом разлетающийся по округе. Чану
быстро выворачивает руль и выпрямляет веном, не переставая петлять перед
мерсом. Нельзя ему вперед. Нельзя позволить вырваться.

Чану щурится, замечая впереди железную дорогу. Альфа постепенно начинает

замедляться и продолжает перекрывать Чимину путь. Мчащие позади гонщики
постепенно нагоняют, сокращая расстояние. Для них гонка все еще на первом
месте.

— Пусти меня, сука! — кричит Чимин, давя на газ до упора и меняя скорость. Он
резко дергает руль вправо, но хеннесси мгновенно повторяет за ним. Чимин
начинает закипать.

Он лавирует, пытаясь вырваться вперед, и периодически поглядывает на

спидометр, где стрелка стремительно подбирается к тремстам. Омега
прожигает зад хеннесси ненавидящим взглядом и едва не скрипит стиснутыми
зубами от злости. Чимин так просто не дастся врагу, не позволит выбросить себя
с дороги. Чимин разберется с ним и даже гонку выиграет. Только так и никак
иначе. Он не боится Джихана и его всадников.

Омега быстро оглядывается по сторонам, прищуриваясь и ища выход для

обгона. По обе стороны от улицы расположены многочисленные магазинчики,
некоторые из которых уже закрыты. По району еще разгуливают редкие люди, в
любопытстве разевая рты на пролетающие мимо спорткары.

Завидев небольшой и свободный участок тротуара, Чимин поджимает губы и

резко сворачивает, сшибая краем бампера мусорный контейнер и несясь по
тротуару. Вдалеке идущие люди сразу же в страхе быть сбитыми разбегаются в
стороны. Только у Чимина в планах нет кого-то убивать. Он до упора давит на
педаль газа и постепенно выравнивается с хеннесси, летящей по дороге. Чимин
глядит в его сторону и довольно хмыкает, бросая на врага ликующий взгляд.

Когда тротуар впереди начинает сужаться, Чимин резко выруливает обратно на

дорогу, находясь в небольшом отрыве от хеннесси, что дышит прямо в затылок.
Больше Чимин не даст себя обогнать. Он плюет на правила и едет прямо по
центру дороги, не позволяя врагу больше вырваться вперед. Злость постепенно
отпускает, сменяясь удовлетворением. Финиш неблизко, но омега уверен в
своей победе, он справится с врагом, даже если придется поцарапать мерс.

Чану хмыкает и качает головой, с ухмылкой на губах следя за желтым

автомобилем впереди. Ему сейчас ничего бы не стоило слегка прибавить газу и
протаранить его. Чимин перевернется несколько раз, свернет себе шею, а До
получит то, чего хотел, но Чану даже думать об этом не желает. Пусть Джихан
идет к черту.

Альфа удивлен упорству и упрямству омеги, он бы даже похвалил его,

испытывая скрытую в глубине души гордость, но не в этот раз. Чимин ничего не
боится, и очень зря. Чану даже мысленно благодарен До за то, что он послал на
это дело именно его.

338/670
Если не сегодня, то в следующий раз точно.

Им щурится и снова косится на железную дорогу впереди, где начинается

пустырь. Слева на скорости несется грузовой поезд, стремительно приближаясь
к переезду.

Чимин тоже косится на приближающийся поезд и сжимает руль покрепче.

Сейчас он прибавит скорости и перелетит на ту сторону, оставляя соперников и
врага в отрыве. Омега даже рад тому, что так сложилось. Поезд сейчас как
нельзя кстати.

Пак меняет скорость и прикусывает нижнюю губу, вслушиваясь в ровный гул

двигателя впереди. Чимин сосредотачивается только на дороге, на победе. Он в
ней теперь уверен на все сто процентов. Омега еще раз бросает взгляд на
зеркало заднего вида и округляет глаза, когда не замечает позади себя черную
хеннесси. С правой стороны с жужжанием мощного двигателя проносится
автомобиль врага, в одно мгновение оказываясь впереди.

— Какого… — Чимин теряется, в шоке уставившись на веном с раскрытым от

удивления ртом. Вблизи слышится гудение поезда, а шлагбаум на переезде
начинает медленно опускаться.

Хеннесси резко разворачивается и тормозит прямо перед переездом,

перекрывая дорогу. Сердце Чимина мгновенно уходит в пятки. Он на секунду
жмурится и на автомате бьет по тормозам, слыша оглушительный визг шин.
Задние колеса заносит, и мерседес поворачивается, оставляя следы жженной
резины на пыльном асфальте. Омега судорожно вцепляется чуть дрожащими
пальцами в руль и хватает ртом воздух, в шоке смотря перед собой. Кажется,
все происходит за долю секунды, словно во сне. Омега даже понять не успевает,
что случилось.

Рядом с рыком пролетают отставшие гонщики и успевают пересечь переезд до

того, как шлагбаум опускается окончательно. Округу наполняет грохот и гудок
поезда. Чану поднимает дверцу и выходит из автомобиля. Его глаза сразу же
встречаются с чиминовыми. Омега продолжает сидеть в своей машине, пытаясь
прийти в себя, и цепляется за руль. В его взгляде читается целая палитра
разнообразных эмоций. Каждая из них бьет по альфе, как ножевое. Искреннее
непонимание, удивление, шок, растерянность. С каждой секундой приходит
осознание, а пухлые губы поджимаются. Чану стоит между мерсом и хеннесси и
смотрит прямо в эти янтарные глаза сквозь лобовое стекло. Грохот поезда не
дает услышать даже собственные мысли, и это, кажется, сейчас спасает.

Чимин выходит из оцепенения и медленно тянется к ручке дверцы,

дрогнувшими пальцами глушит мурчащий двигатель и выходит из машины, ни
на секунду не отрывая взгляда от непроницаемых черных глаз Чану, стоящего
перед ним.

— Какого черта? — повышая голос из-за шума, спрашивает омега, делая пару
коротких шагов к альфе и останавливаясь. Чану подходит ближе и встает в
метре от омеги. — Ты… — Чимин переводит взгляд на стоящую за альфой
машину и остается с раскрытым ртом, не зная, что сказать. На него нападает
временный паралич от шока.

— Чимин-а, послушай меня, — твердым голосом просит Чану, делая еще один
339/670
шаг к омеге. Тот инстинктивно отшатывается и снова переводит взгляд на
альфу. Лучше бы Чану не видел его, потому что видеть в этих глазах
разочарование тяжело. — Тебе нельзя сейчас появляться на улицах, —
продолжает Им, пытаясь игнорировать мерзкий сгусток неприятного чувства,
прилипающий к сердцу.

Последний вагон поезда с грохотом проезжает через переезд, и шлагбаум

начинает подниматься, открывая путь автомобилям. Шум постепенно стихает
вместе с исчезающим вдалеке поездом, возвращая ночной улице ее тишину.

— Ты с ними, да? — спрашивает Чимин, а вечная теплота в его взгляде начинает

скрываться за коркой льда. — Тебя послали убить меня?

— Да, — честно признается альфа, поджимая губы. — Но не это важно. Тебе не

стоит сейчас участвовать в гонках.

— С чего это? — хмыкает Чимин, обдавая альфу режущим внутренности

взглядом. — Чонгук был прав, когда подозревал тебя. А я, идиот, пытался тебя
оправдать перед ним, я был уверен, что ты не станешь в этом участвовать, что
тебе важны человеческие жизни. Гонки, — омега горько усмехается и качает
головой, зарываясь пальцами в свои пепельные волосы. — Как глупо, Господи.

— Я не могу сейчас рассказать, зачем делаю это, — сдержанно отвечает альфа,

переводя взгляд на мерседес. На Чимина смотреть оказывается сложным
испытанием. — Но я прошу, Чимин, сделай так, как я говорю, — тише добавляет
Чану, снова заглядывая в блестящие в свете фар хеннесси глаза.

— Нет, — Пак противится и отрицательно качает головой. Он поджимает

дрогнувшие губы, сглатывая горький ком в горле.

Какое-то мерзкое чувство поселяется внутри и давит на грудную клетку.

Ожидания Чимина беспощадно растоптаны, его вера валяется на пыльном
асфальте у ног. Один из тех, кого он считал лучшим, только что жестоко
разрушил все представления о себе, разбив их вдребезги. Омега чувствует себя
одураченным, обманутым, преданным. Хуже этих чувств не может быть ничего.
Они нападают разом, не дают опомниться. Жестоко, больно.

— Чимин-а, послушай меня…

— Нет! — громче говорит омега, отходя назад и сдерживая слезы. Чану

подходит к нему так близко, как не был никогда. Чимин впервые чувствует
тепло его тела, нотки кардамона и корицы, которые прежде едва улавливал.
— Я не стану бросать улицы, ты не смеешь мне указывать!

Омега теряется, когда длинные пальцы альфы хватают его за плечи, чуть
сжимая и притягивая к себе. Это первый раз, когда Чану к нему прикасается.
Сердце у Чимина в груди почему-то начинает биться, как бешеное, едва не
проламывая ребра. Чану чуть наклоняется и смотрит своим гипнотизирующим
взглядом черных, как ночь, глаз. Из-за них даже окружающий тусклый свет
окончательно меркнет, как будто свет в комнате выключили. Чимин в
абсолютной темноте, в которую окончательно провалиться не дают крепкие
руки на хрупких плечах. И хорошо, что он сейчас держит его.

— Тебя могут убить, ты одна из целей До. Он послал меня, чтобы я перевернул
340/670
твою машину. Рано или поздно это случится, если ты не скроешься с улиц, —
низкий с хрипотцой голос парализует, завладевает сознанием омеги. Для
Чимина и это впервые. Чану никогда не говорил так.

Словно пытается уберечь. Защитить.

Чимин кусает губу и усилием воли отводит глаза, вырываясь из плена. Он не

может послушать Чану, он не может верить ему до конца, хотя и слышит в этом
твердом голосе уверенность, искренность. Он не врет, но Чимин не решается
довериться. Возможно, это часть игры, которая происходит даже в эту самую
минуту. Возможно, До решил поменять правила, возможно Чану умело играет
свою роль.

Чимин может доверять только своей семье.

Он поджимает губы, собирает остатки уверенности в кулак и скидывает со своих

плеч руки альфы.

— Я не стану в страхе прятаться, — тихо произносит Чимин, развернувшись и

двинувшись к машине. В его голосе Им отчетливо слышит разочарование и боль,
которую омега неумело пытается скрыть.

— Убереги себя хотя бы ради семьи, — говорит Чану вслед. Этот омега
несгибаемый, непреклонный. Альфа слабо верит в то, что он послушает, но все
равно где-то в глубине души позволяет себе на это надеяться.

Ответом служит хлопнувшая дверца мерса. По пустынной улице разносится звук

проснувшегося двигателя. Чимин разворачивается и уезжает. Теперь он
позволяет горячим слезам скатиться по щекам. Он тихо всхлипывает и до боли
кусает губу, сжимая руль дрожащими пальцами.

Чонгук сидит в машине, стоящей перед зданием университета, задумчиво

барабаня пальцами по рулю и следя отстраненным взглядом за студентами,
среди которых он ищет одного конкретного.

Чонгук не видел Тэхена целую неделю и буквально сходил все это время с ума.
Даже день без этого омеги теперь кажется вечностью, пыткой. Видел он его
лишь в редких сообщениях и фотографиях в инстаграме, который омега не
обновлял всю эту неделю. Тэхен сказал, что уехал с группой на научную
конференцию в другой город. Чонгук бы и туда за ним сорвался, если бы не
проблемы с улицами, которые До с каждым днем только прибавляет. Тэхена
рядом очень не хватает. Его больших глаз, улыбки на персиковых губах, которые
хочется целовать бесконечно, его длинных аккуратных пальцев, переплетенных
с чонгуковыми, его бархатного голоса, что слаще всего сладкого. Не хватает.

Альфа поднимает телефон и бросает взгляд на часы. Убрав его обратно в

куртку, он поднимает голову и сразу же находит взглядом Тэхена среди
небольшой группы студентов, вышедших из университета. Омега прижимает к
груди какую-то книгу и слушает своего однокурсника, опустив взгляд на землю.
Он изредка кивает и что-то коротко отвечает. Чонгук хмурится и следит за ним,
кусая нижнюю губу. Что-то в Тэхене не так, и Чон это чувствует даже отсюда,
сидя в машине. Тэхен молчалив, глубоко задумчив. Он словно потух, потускнел.
341/670
Даже одет он в серых тонах, с которыми так странно сейчас контрастируют его
яркие огненные волосы.

Тэхен прощается с однокурсниками и у самой дороги замечает Чонгука,

стоящего возле припаркованной у обочины агеры. В другой ситуации омега
расплылся бы в улыбке, ловя ответную чонгукову, только и альфа не улыбается.
Он смотрит серьезно, даже как-то напряженно, и это волнует.

С каждым шагом приближаясь к альфе, Тэхен по-быстрому отстраивает внутри

себя новые заграждения, за которыми прячет боль, что уже неделю с ним живет,
став чуть ли не лучшей подругой. Чонгуку нельзя ее видеть.

Чонгука бы не видеть сейчас. Потому что в горле образуется ком. Ему нельзя
было знать об этом, нельзя было видеть Тэхена таким вот. Лишенным красок,
которые вывел Джихан. Разбитым. Склеить себя не успел.

Подходя к Чону, Тэхен давит из себя слабую улыбку, на которую сейчас

способен, и становится напротив.

— И давно ты ту…

— Что с тобой? — прерывает омегу Чонгук таким серьезным тоном, что Тэхену
даже не по себе становится. Альфа слегка щурится и поднимает руку, проводя
большим пальцем по щеке омеги. У Тэхена бледное лицо, под глазами залегли
синяки, а нижняя губа порвана, и явно не от частых покусываний, а так, словно
ее разбили. Чонгук готов взорваться в эту же секунду от одной этой мысли.
— Тебя кто-то ударил?

— Нет, — резко отвечает Тэхен, покачав головой. — Все в порядке, — продолжая

натянуто улыбаться, врет Тэхен, а сам мысленно проклинает тональный крем,
который, не справившись со своей задачей, выдал следы его тяжелых дней.
Синяки под глазами из-за бессонницы. Тэхен мечтал провалиться в сон, а мысли
не позволяли. Джихан не позволял, становясь для омеги кошмаром наяву.

— Я не верю. Иди сюда, — Чонгук хмыкает и притягивает омегу к себе,

зарываясь носом в его алые волосы и вдыхая цветочный аромат, по которому так
скучал.

Тэхен, прижимая к себе учебник, льнет к альфе и утыкается носом в его теплую
татуированную шею, прикрывая глаза. Как будто домой вернулся, в тепло после
долгого хождения по лютому холоду. Ему уютно сейчас вот так, стоя посреди
людной и шумной улицы, на виду у прохожих и, наверное, даже знакомых. В
этих объятиях ничего вокруг не имеет значения. Ничего другого не нужно.

— Расскажешь, что случилось? — осторожно спрашивает Чонгук, не отрывая от

себя омегу.

— Просто неделя была тяжелой, — вздыхает Тэхен, касаясь губами шеи

Чонгука. — Я соскучился.

— Я тоже скучал, детка, — Чонгук берет его за подбородок, поднимая голову, и

мягко целует. Тэхен сразу же отвечает, размыкает губы, позволяя языку альфы
проникнуть внутрь, а сам откладывает книгу на капот агеры и сцепляет руки за
спиной Чонгука.
342/670
Они целуются медленно и долго, наплевав на все вокруг, на всех. Тэхен,
наконец, чувствует себя живым. Нужным, ценным. Чонгук ведет по нижней губе
языком нежно и осторожно, не разрешает себе прикусить ее, как любит обычно
делать, и углубляет поцелуй, в котором тонет вздох омеги.

— Садись в машину, — хрипло шепчет Чонгук в его губы, неохотно оторвавшись

от них.

— Куда мы поедем? — спрашивает Тэхен, подняв брови и смотря на Чонгука с

искренним любопытством в шоколадных глазах.

— Узнаешь, — Чонгук улыбается уголком губ и подмигивает.

Прислонившись лбом к окну, Тэхен разглядывает пролетающие мимо пейзажи.

Большой шумный город сменяется редкими домами, а спустя еще время
появляются какие-то непонятные серые постройки. Теплая рука Чонгука на
колене и ровный гул двигателя кенигсегга успокаивают и расслабляют. Омега
закрывает глаза и накрывает ладонь Чонгука своей, переплетая с ним пальцы и
слегка сжимая.

Спустя полчаса агера оказывается за городом, свернув с главной трассы на

дорогу без асфальта. Когда-то он был, но теперь от него остались лишь жалкие
куски. Тэхен поднимает голову и осматривает местность, что совсем не
впечатляет своей красотой. Ее здесь нет совсем. По обе стороны от дороги
груды ржавого металла и прочий хлам, образовавший небольшие горы. Омега
поворачивается к Чонгуку и вопросительно вскидывает брови.

— Мы что, на свалку приехали, Чонгук? — с усмешкой интересуется Тэхен,

искренне не понимая, что задумал альфа.

— Это не свалка, — шутливо закатывает глаза Чон, глянув на омегу. — Кажется,

в таком дивном месте светская львица впервые?

— У меня иные интересы, — пожимает плечами Тэхен. — Ну и что это, если не

свалка?

— Я называю это место кладбищем автомобилей. Всеми забытое, брошенное, —

задумчиво говорит Чонгук, тормозя у проржавевших ворот, к которым прибита
такая же ржавая табличка. Уже и не разобрать, что на ней было написано когда-
то. Альфа глушит двигатель агеры и поднимает дверцу. — Давай, идем, — с
улыбкой зовет он, выходя из машины.

Тэхен хлопает дверцей и следует к Чонгуку, который уже отворяет тяжелые

скрипучие ворота и тянет на себя. Он кивает головой, указывая Тэхену
проходить внутрь. Омега смотрит на альфу с подозрением, а на губах играет
легкая улыбка. Он проходит мимо Чонгука, что придерживает для него дверь, и
прошмыгивает в отверстие, сразу же раскрыв рот от удивления.

— Ничего себе… — восторженно тянет Тэхен, выпучив глаза.

Перед ним огромная территория, вся заваленная старыми автомобилями. С

343/670
одной стороны они аккуратно сложены друг на друге и образуют коридоры,
между которыми свободно можно расхаживать, а с другой стороны просто
собраны в одну непонятную кучу. Машины повсюду, их здесь тысячи. Одни от
ржавчины уже не видны, даже марку не разберешь; другие довольно новые, с
них еще не успела сойти краска, и колеса вполне себе целые. Много и таких
машин, на которых они вовсе отсутствуют, как двери и стекла. Некоторые даже
мхом покрылись.

Тэхен искренне удивлен. Он ожидал чего угодно, но точно не этого. Чонгук

снова удивил, снова превзошел все ожидания. Хоть один альфа на свете
приводил своего омегу в такое место? Тэхен очень в этом сомневается. Это
место навевает тоску, даже немного пугает своей тишиной, но все равно
выглядит по-своему красиво и таинственно, похоже на отдельный мир, которому
нет дела до всего, что происходит вокруг него.

Омега чувствует на плечах теплые руки Чонгука и поворачивает к нему голову,

мягко улыбнувшись.

— Здесь мило, но я все еще не понимаю, что мы будем тут делать, — хмурит он
брови, закусывая губу. Чонгук улыбается и оставляет на нежной щеке короткий
поцелуй, затем отстраняется и берет Тэхена за руку, сплетая их пальцы.

— Пошли, — говорит он, двинувшись вглубь и ведя за собой омегу. Тэхен

поднимает голову и продолжает осматриваться, не переставая удивляться и
восхищаться. Это, определенно, самое необычное место из всех, в которых ему
доводилось бывать. — Я знаю, что ты соврал мне, сказав, что тебя никто не
трогал, — говорит Чонгук, не поворачиваясь к Тэхену. Оно и хорошо, потому что
лицо омеги сразу же меняется. Он прикусывает губу и сжимает руку альфы
крепче. — И я мог бы сейчас начать выпытывать у тебя, кто это сделал, чтобы
потом выловить этого ублюдка и оставить без рук, но ты ведь не скажешь мне,
да? — ухмыляется Чонгук, кидая на омегу короткий взгляд. — Знаю, что да. Ты
из тех, кто предпочитает решать проблемы самостоятельно, — продолжает
говорить альфа, сворачивая вправо и входя в новый коридор. Тэхену остается
лишь молча плестись следом и слушать альфу. Но тот вдруг останавливается в
конце коридора и поворачивается к омеге, все еще держа за руку. — Я сразу же
подумал, что нам нужно сюда. В этом месте я обычно выпускаю пар, — Чонгук
слегка щурится, когда поднимает голову, разглядывая ряды автомобилей.

— Каким образом? — спрашивает Тэхен, хмурясь и смотря на альфу с

неприкрытым любопытством.

— Порой бывает желание… — задумчиво говорит альфа, подбирая слова, и

смотрит прямо в тэхеновы глаза, а большим пальцем оглаживает внутреннюю
сторону его ладони, — избить, — Тэхен едва заметно ежится от тона альфы, но
виду не подает. — Убить, — Чонгук улыбается уголком губ, но кажется, что
скалится. — Хочется видеть боль в глазах того, кто вызывает ненависть или хотя
бы просто бесит. Но мы ведь не сумасшедшие, чтобы делать это без причины,
правда? И вот когда ее нет, а злость внутри вскипает, я приезжаю сюда и даю ей
волю, — голос Чонгука снова звучит так, как привык слышать Тэхен, а на губах
его играет забавная улыбка. Он выпускает руку омеги и идет к несильно
проржавевшему серебристому фольксвагену. Открыв скрипнувшую заднюю
дверцу, альфа достает оттуда две бейсбольные биты.

— Мы будем… — мямлит Тэхен растерянно, следя за Чонгуком. Альфа берет

344/670
биты в обе руки и возвращается, протягивая одну омеге.

— Крушить и ломать, — расплывается в заразительной улыбке Чонгук и ждет,

когда омега возьмет свое оружие для расправы.

Тэхен, после секундной заминки, тянется к рукояти, крепко обхватывая ее

пальцами.

— То есть, я могу бить по машинам? — с сомнением спрашивает он, опуская

взгляд на биту в своей руке. — Этим?

— Этим, детка, — ухмыляется Чонгук, кивнув. — Ломай любую тачку, делай, что
захочется. Выпусти пар, тебе понравится.

Тэхен задумчиво хмурится и прикусывает губу, отходя в сторону и разглядывая

ржавые груды металла в поисках жертвы. Он обхватывает рукоять двумя
руками, привыкая к ее весу, и медленно движется к ближайшей цели в виде
старой грязно-серой вольво. Чонгук склоняет голову к плечу и внимательно
следит за омегой с довольной улыбкой на губах.

Тэхен сжимает деревяшку покрепче и замахивается, на пробу ударяя по капоту

вольво. Сзади слышится негромкий смех альфы.

— Не щади, Тэхен-а, сильнее. Разбей ее, — подталкивает Чонгук, перехватывая

свою биту поудобнее.

За спиной омеги слышится звонкий удар битого стекла. Тэхен слегка дергается
от неожиданности и резко оборачивается. Чонгук стоит у одной из машин,
размахивая битой, которой только что разбил фару. Тэхен ловит улыбку альфы и
дарит ответную. Он отворачивается и вновь замахивается, целясь прямо в
лобовое стекло, на котором от удара сразу же образуется паутинка из
многочисленных трещин.

— Отлично, вот так, — одобрительно говорит Чонгук за спиной омеги. Тэхен

смеется и замахивается снова, бьет по стеклу снова и снова, кроша его на
мелкие кусочки.

— Мне нравится! — выдыхает Тэхен сквозь легкий смех и смотрит на Чонгука. В

глазах омеги вспыхивает дикий огонек. Чонгук знает, что это такое, потому что
сам не раз ощущал подобное.

Чонгук снова прав. У Тэхена внутри ядовитым комком скопившаяся злость

притаилась, а причина — Джихан, который взращивает ее там. От нее нужно
избавиться, выпустить наружу, пока не попала в кровь и не отравила весь
организм. С каждым новым звонким ударом Тэхену как будто даже дышать
становится легче. Он разрывает цепи внутри себя, спускает контроль и бьет,
разбивает, оставляет вмятины, а когда у несчастной вольво больше не остается,
что разбить, Тэхен переходит на следующую машину.

Чонгук расхаживает перед машинами хищником, ищущим свою жертву, и

периодически замахивается, разбивая то фару, то боковое зеркало, то окна. Он в
этом месте оставил тонны злости и ненависти, разбил сотни машин, получая
взамен облегчение и расслабление. Здесь он немало думал, разбирался с
собственными мыслями, расставляя их по полочкам и приводил себя в чувства.
345/670
Это кладбище помогло ему, поможет и Тэхену.

Заметив, что омега движется вглубь коридора из автомобилей, окончательно

отдавшись своему бешеному порыву крушить и ломать, Чонгук настороженно
хмурится. Тэхен идет, точно порхает, и бьет по всем машинам без разбора, а на
красивых губах играет довольная улыбка. Чон знает ее, так проявляется
исцеление.

— Тэ, не прикасайся к этим тачкам, — предупреждает альфа после того, как

омега наносит очередной удар по боку одного автомобиля из коридорной стены.
Тэхен замирает и разворачивается к Чонгуку с непониманием в глазах.

— Почему нет? — спрашивает он, хмуря брови. — Ты ведь сказал…

— Эти могут осыпаться на тебя и раздавить, — ухмыляется Гук, указав битой

вверх, на верхушку автомобильной горы.

Глаза Тэхена сразу же округляются, наполняются шоком. Он бросает вверх

испуганный взгляд и мгновенно подрывается обратно к Чонгуку, только бы
скорее выйти из этого коридора. Альфа начинает громко смеяться и роняет биту
на землю, сгибаясь пополам.

— Ты чего смеешься, придурок? — хмыкает омега, ткнув концом биты в плечо

альфы. — Это вранье? Чон Чонгук! — требовательно прикрикивает Тэхен,
прожигая сердитым взглядом смеющегося Чона.

— Видел бы ты свое личико, — сквозь смех говорит Чонгук, поднимая свою биту
и закидывая на плечо.

— Идиот! Буду бить по всему, по чему только захочу, — закатывает глаза омега
и разворачивается, демонстративно отходя к проржавевшей бмв без колес и с
силой ударяя по капоту. Глухой удар эхом разносится по округе.

— Ох, опасно, — ухмыляется Чонгук, скользя языком по нижней губе. — Меня

заводит твоя злость, итальяночка.

— Как бы я ее на тебя не обрушил, — улыбается омега, вскинув бровь и толкая

язык за щеку. — Кстати, почему две биты? Тут бывает кто-то еще?

— В особенно сумасшедшие моменты я могу разнести биту в щепки, —

пожимает плечами Чонгук, хохотнув. — Поэтому я держу запасную.

— Дикарь, — хмыкает Тэхен, отворачиваясь и снова удаляясь вглубь

автомобильного коридора. Биту закинул на плечо, а бедрами виляет так, что
Чонгук не может не пойти за ним следом. Все-таки изголодался за неделю.

Тэхен расплывается в расслабленной улыбке, почувствовав тепло чонгукова

тела сзади. По спине пробегают мурашки, когда его жаркие губы касаются шеи
и поднимаются короткими поцелуями вверх, а руки обнимают и собственнически
прижимают к себе. Тэхен плавится, словно под солнцем, да и то скрылось за
неожиданно подкравшимися серыми тучами. По коридорам гуляет прохладный
ветерок, но Тэхен сгорает. От каждого прикосновения альфы кожа вспыхивает
ярким пламенем, а голова идет кругом. Чонгук оставляет поцелуй за ухом и
мягко кусает мочку. Его рука скользит по плоскому животу омеги вниз. Внутри
346/670
пробуждается голодный зверь, жаждущий этого тела до безумия, а от
прерывистого вздоха Тэхена альфу только сильнее ведет. Еще немного, и
контроль выскользнет из рук. А может, он не нужен вовсе, и стоит плюнуть на
все прямо сейчас, сжать это соблазнительное тело в своих руках и испить до
дна.

Только Тэхен думает иначе. Вопреки собственному желанию, он с хихиканьем

выпутывается из хватки альфы, разворачивается к нему лицом и движется
задним ходом вперед, вертя битой в руке.

— Мы могли бы сыграть здесь в прятки, — улыбается омега, вскидывая бровь.

— Я знаю каждый уголок этого места, — ухмыляется Чонгук, неторопливо

следуя за Тэхеном. — Где бы ты ни спрятался, найду.

— Я спрячусь там, где ты даже не подумаешь искать, — загадочно

улыбнувшись, говорит омега и разворачивается, вытянув биту в сторону и ведя
ее концом по бокам автомобилей. По коридору разносится негромкий скрежет.

— И где же? — спрашивает Чонгук, сощурившись.

— Я не могу рассказать тебе об этом месте, — усмехается Тэхен, покачав

головой и прикусывая губу.

Не смогу.

Он все прячется, а Чонгук все не находит. Так ведь и нужно, так ведь и должно
быть. Тэхен прячется вынужденно, скрытый в тени Джихана, стоящего перед
ним непреодолимой стеной и диктующего свои условия. Тэхен не знает, как
долго еще будет это продолжаться, как долго будет ждать, когда его найдут,
ведь сам себя найти не в силах, уж давно потерял, застряв меж двух огней. А
может, быть найденным ему не суждено. Вечность быть в этой тени, как за
глухой стеной, через которую не слышно звуков. Чонгук рядом, он греет своим
теплом, оживляет своими прикосновениями и поцелуями, но он так далек,
недостижимо далек. Перед глазами появляется образ Джихана, и хрупкая
надежда достичь рассеивается пеплом на холодном ветру. Джихан не отпустит
Тэхена.

Не до конца ушедшая злость внутри просится наружу, она обжигает глаза

слезами, пробуждается покалыванием в груди, дрожащими руками и с болью
закушенной губой. Тэхен сжимает рукоять биты покрепче и сшибает боковое
зеркало ближайшей машины. Внутри него по новой поднимается волна агрессии,
с каждым ударом выходит из него и приносит облегчение. Плевать, если
временное. Сейчас слишком тяжело, слишком невыносимо. Тэхен разбивает
фары, осколки которых осыпаются ему под ноги, походя на его собственную
душу, которую он тщательно пытался склеить в последние дни. Джихан —
сильнейший ураган, который после себя оставляет большие потери, наносит
максимальный урон. Он ворвался неожиданно, взял в плен, мучил и изводил, а
после так же внезапно оставил омегу среди собственных руин. Три дня Тэхен
собирал их, собирал себя, свой образ, который только для Чонгука. За время,
проведенное с Джиханом наедине, Тэхену удалось сохранить в целости только
одно — любовь к Чонгуку. Пусть До раскрошил душу, сердце, тело, но до этого
добраться не смог.

347/670
Чонгук стоит сзади с опущенной битой и молчаливо наблюдает за Тэхеном, не
пытаясь вмешаться или что-то сказать. Они здесь именно для этого. Омега
отпускает свою боль, обменивает на глотки свежего воздуха, которых ему так
не хватало. Чонгук не знает, что у Тэхена в душе, но и без лишних слов видит,
как это что-то его тяготит, травит, не дает спокойно жить. Пусть выпускает эту
тяжесть, пусть хоть взорвет это место, пусть хоть на Чонгука кинется и его
вместе с ним подорвет. Пусть, если это облегчит его жизнь.

Тэхен боится поворачиваться к Чонгуку, боится заглядывать в его подобные

космосу глаза, боится показывать свои горькие слезы. Он хочет убежать и все-
таки спрятаться где-нибудь среди мертвых автомобилей, посидеть несколько
минут и прийти в себя, чтобы затем снова выйти к Чонгуку, как ни в чем не
бывало. Но альфа молчит, и Тэхен понимает, что он чувствует его. Скрыть уже
не получится, и так ведь на виду.

Холодная капля падает на щеку и смешивается с горячей слезой, стекая вниз, к

подбородку. Тэхен резко замирает и опускает биту, тяжело дышит и поднимает
голову к свинцовому небу. Дождь капает на лицо и стирает слезы, смывает и
уносит с собой.

Омега медленно разворачивается и сталкивается с чонгуковыми глазами, в

которых мгновенно начинает тонуть. Дождь усиливается, барабанит по
машинам, поднимая такой шум, что собственного дыхания не слышно. Тэхен
роняет биту на землю и подрывается к Чонгуку. Секунда — и он в крепких
объятиях. В плену жарких губ, влажных от дождя. Он обнимает альфу за шею, а
ноги сцепляет у него на пояснице, прижимается всем телом и отдается в
голодном, диком поцелуе. Чонгук больше не контролирует животное внутри
себя. Целует страстно, горячо, кусает любимые цветочные губы и наслаждается
их сладостью, насыщается и удовлетворяет голод, мучивший его столько дней.

Капли дождя стекают с кончиков намокших волос и катятся по лицу и шее,

впитываясь в одежду. Он льет, как из ведра, пытается устрашить своим
холодом, но тщетно. Тэхен рядом с Чонгуком не замерзнет даже в Антарктиде,
даже в ледяном космосе.

— Я больше тебя не пущу никуда так надолго, — на секунду разрывая поцелуй,

шепчет Чонгук в приоткрытые губы омеги.

— Non lasciarmi andare, — горячо шепчет Тэхен в ответ, сжимая пальцами

волосы альфы на затылке и тяжело дыша. — Non lasciarmi andare…

Чонгук ловит последние слова губами и утягивает Тэхена в глубокий поцелуй.

Не отпустит.

Джин помешивает соломинкой маргариту в стакане и наблюдает за небольшой и

шумной компанией неподалеку, обсуждающей предстоящую гонку. Они
увлеченно и довольно громко делают прогнозы, спорят о том, кто победит, кто
на какой позиции приедет к финишу, а потом переходят на обсуждение того,
что под капотом у автомобилей, что будут участвовать в гонке. Все как обычно.
Люди в предвкушении.

348/670
— Интересно, по чью душу в этот раз приедет американец, — говорит один, и на
лицах остальных на долю секунды мелькает тень страха.

— А вдруг повезет, и он не появится в этот раз? — пытаясь звучать как можно

позитивнее, заявляет другой.

Джин закатывает глаза и отворачивается, присасываясь к трубочке и отпивая

коктейль. Зачем он вообще приехал сюда, ведь мог себе спокойно сидеть дома и
готовиться к предстоящему зачету или поехать навестить Юнги, который уже
несколько дней не появлялся ни в дыре, ни в школе. Хосок никуда его не
пускает, охраняет, как адский пес, и помогает залечивать раны. Ходит темнее
грозовой тучи, своим напряжением чуть ли не молнии мечет во всех. Джин его
понимает. Он и сам был бы готов порвать за любимого человека, если бы с ним
обошлись так чудовищно.

Джин поехал бы к ним, только поздно уже, а Юнги надо больше отдыхать. И
почему-то Ким сейчас сидит в дыре, на часах уже полночь, а желание перейти
на что-то покрепче маргариты с каждой секундой становится все сильнее. Течка
кончилась два дня назад, оставив после себя болезненную пустоту. В этот раз
было как никогда тяжело. Потому что без того самого. Джину стало бы легче
даже просто от его присутствия, от его секундного аромата, но не было ничего.
Абсолютно. Несмотря на это, омега ни о чем не жалеет и продолжает гордиться
собой. Он все правильно сделал. Возможно, спас себя от большей дозы боли,
которая сейчас сжирала бы его заживо, если бы Намджун все-таки пришел. Если
бы Джин ему позволил.

Кажется, с каждым днем становится все легче. Наверное, уже давно пора было
начать избавляться от этих никому не нужных чувств. Если у Намджуна их нет,
если он в них не нуждается, то и Джину они не сдались. Это лишь тяжкий груз,
балласт, который срочно нужно выбросить за борт и облегчить душу, чтобы быть
в состоянии двигаться дальше. Налегке.

Джин подзывает пальцем бармена и просит виски. Альфа коротко кивает и

принимается за заказ.

— Так вот ты где, — выворачивающий душу низкий голос звучит прямо возле
уха. Джин мгновенно напрягается, а по спине пробегают мурашки. О чем он
думал? Становится легче? Внезапно появившийся Намджун жестоко
перечеркивает все, возвращая омегу к исходной точке. — Я искал тебя, —
говорит он, становясь рядом и упираясь локтями в барную стойку. Голова его
повернута к омеге, а глаза устремлены прямо в душу. Джин старательно делает
вид, что появление альфы никак на него не повлияло. Он берет свой стакан с
виски и делает пару обжигающих горло глотков, всем телом чувствуя на себе
пристальный взгляд Намджуна. — Домой к тебе ездил, в гараже твоем побывал,
а ты тут, оказывается.

— Зачем искал? — равнодушно спрашивает Джин, бросив на альфу нечитаемый

взгляд.

— Поговорить, — Намджун нагло выхватывает у омеги стакан и делает глоток, а

взгляд все не уводит, бдит, считывая каждую мелькнувшую в темно-шоколадных
глазах эмоцию. — У меня складывается ощущение, что ты меня избегаешь, —
говорит альфа, облизнув нижнюю губу кончиком языка.

349/670
Джин зря поворачивает к нему голову, лучше бы отвернулся, спиной к нему
встал, только бы не быть как под прицелом, на мушке. Так Намджун еще и
играет, наверное, сам того не понимая. Джин жалеет, что приехал сюда. Но от
этого альфы, видимо, никуда не деться.

— Тебе показалось, — пожимает плечами омега, забрав свой стакан из длинных

татуированных пальцев и делая большой глоток. Только бы не закашляться.
Этот взгляд хуже сотни объективов камер.

— Я знаю тебя почти с детства, Джин-а, и я прекрасно вижу, что что-то не

так, — Намджун слегка хмурит брови. — Не стоит отрицать.

Все так.

Все не так.

Все не так для Джина. Он просто слишком много требует от того, кого так
безумно любит. Он нагло, бессовестно желает любви в ответ. Он не смеет, у него
нет права. Вот и давится этой любовью в молчании и одиночестве, никому о ней
не дает знать, потому что нельзя. И Намджуну нельзя. Ему в первую очередь.

— Все хорошо, — твердый голос омеги сходит на шепот, когда Намджун

оказывается так близко, что обжигает своим жаром даже сквозь слои одежды.
Зачем он это делает, зачем все усугубляет?

— Хватит мне врать, — внезапно рычит Намджун, опаляет алкогольным

дыханием ухо и шею. Джин не решается заглядывать ему в засасывающие
черной дырой глаза, замирает, как загнанный в тупик зверек, даже дышать
боится, а пальцами продолжает судорожно вцепляться в свой стакан. — Хватит
притворяться, что тебе без меня шикарно живется. Я эту показуху давно спалил.

Намджуна охватывает непонятная, дикая злость. Впервые в жизни ему хочется

сломать Джину что-нибудь. Он ведь понятия не имеет, что уже ломает его
сердце. Медленно и верно. Альфа прекрасно видит, как Джин за маской
равнодушия и отстраненности скрывает что-то трепетное, беззащитное. От
Намджуна. От того, кто был рядом большую часть жизни, кто учил всему тому,
что знал сам, кто приходил на помощь в любое время суток и в любых случаях,
кто не оставлял в одиночестве, когда рядом больше никого не оказывалось.

А потом вдруг не один. Джин, оказывается, был не один.

Намджун становится к омеге так близко, что даже воздуху между ними не
пройти. Его грубая ладонь сжимает тонкое запястье омеги, не давая вырваться.
Он долго бегал и скрывался, игнорировал и делал вид, что Намджуна не
существует, но больше не станет. Альфа не контролирует разозленное зверье
внутри себя. Он ведет носом по теплой шее омеги, втягивает его нежный
аромат, едва не рычит, а запястье сдавливает лишь крепче. Сам себе вслух не
признается, что ищет в омежьем запахе чужой. Ведет носом вверх и
останавливается на виске. Не находит. Наверное, Джин старательно его скрыл
или смыл. Намджун отчего-то уверен, что он точно был.

— Уже не волнуешься о том, что нас увидят? — шипит Джин, отставляя стакан
на стойку и пытаясь вырвать руку из хватки альфы, только Намджун сжимает
сильнее. — Если у тебя такая острая необходимость, найди кого-то другого, —
350/670
хмыкает он, не оставляя попыток вырваться.

Намджун сейчас пробуждает в нем жгучую ярость. Джину хочется врезать ему
прямо в лицо. Злость затмевает даже обиду и боль, которые уже давно
прижились внутри него.

— Я тебя искал, сука, — рычит альфа, грубо беря омегу за подбородок и

вгрызаясь в приоткрытые пухлые губы требовательным поцелуем. Джин мычит и
пытается отстраниться, но Намджун не выпускает, лишь усиливает свой напор
и, отпустив запястье омеги, прижимает его к себе всем телом, беря в плен.

Губы, о которых Джин мечтал, по которым так безумно скучал, сейчас

причиняют боль, обжигают и отравляют кровь. Руки, о которых он думал без
перерыва, душат. Джин знает, что ему не вырваться. Потому что не хочется. Не
можется. Намджуну на все плевать, он чертов эгоист. Появляется внезапно и
громит только отстроенные стены, за которыми Джин пытался спрятать эту
ошибочную любовь. И выпускает ее снова. И заполняет она сознание до краев.
Так, что омега начинает в ней захлебываться.

Джин не помнит, как они оказываются у Намджуна дома. Он помнит лишь

агрессивный рык мустанга, крепкие руки, что ни на секунду не выпускали его, и
губы. Бесконечные поцелуи-укусы. Джин не помнит, как позволил раздеть себя
догола и уложить на холодные простыни, резко контрастирующие с его горячей
кожей, на которой один за другим расцветают кровавые бутоны, что дарит ему
Намджун. Только таких омега и заслужил.

Намджун кусает и оставляет на молочной коже следы своих пальцев от крепкой

хватки, а в ответ получает такую же горько-сладкую боль. Джин терзает его
губы, цепляет зубами кожу на крепкой шее и полосует широкую спину ногтями,
как можно сильнее, как можно больнее. Этим только распаляет зверя. Намджун
рычит и врывается в горячее тело омеги, выбивая вскрик-стон, отражающийся от
светло-серых стен комнаты, в которой ни капли света. И хорошо. Джин не хочет
видеть его лица, не хочет позволять этим черным глазам топить его в своих
глубинах. Он и так в них уже давно потонул и залег на самое дно камнем.

Намджун не нежничает, в каждом толчке и прикосновении грубость, резкость и

несдержанность. Омега в ответ полосует его плечи и спину, кусает и стонет
громко, чуть ли глотку не рвет. Как же он ненавидит сейчас Намджуна. Эту ночь
и эту постель. Но больше всего себя. Снова пошел на поводу у чувств, как
жалкое бесхребетное существо, нуждающееся в тепле и ласке. Слепой, глупый,
наивный. Еще раз и все, в последний раз и больше никогда. Ни за что. Он
мысленно себе клянется в этом и прогибается в спине, выстанывая имя
Намджуна, а из уголков глаз скатываются жгучие слезы, тщательно скрытые во
тьме. Джин никогда не скажет о них, никогда не покажет.

Намджун никогда не узнает.

Серебристый астон мартин плавно тормозит, паркуясь на своем постоянном

месте. Фары выключаются, и подземная парковка снова погружается в
полумрак. Свет тут давно уже не горит, почти все лампочки выбили.

Чану не спешит выходить из машины. В пустую и холодную квартиру

351/670
возвращаться не особо хочется. Он лучше вот так, прямо в салоне поспит, чем
там. Тут ему уютнее. Он тянется к пакету с продуктами, лежащему рядом на
пассажирском сидении, и достает оттуда новую пачку сигарет. Он
распечатывает ее и зажимает одну меж губ. В салоне вспыхивает короткий
огонек, и быстро потухает. Серый дым беззвучно растекается по салону и плавно
вытекает через приоткрытое окно.

Альфа откидывается на спинку сидения и прикрывает глаза, покусывая фильтр

сигареты. Сидит так неизвестно сколько, размышляет обо всем на свете, а
мысли то и дело возвращаются к прошлой ночи, в которой был Чимин и его
блестящие глаза, полные разочарования. Поступил ли Чану правильно?
Определенно, да. От Джихана ничего не слышно со вчерашнего дня, и альфа
даже не знает, радоваться этому или же насторожиться. Но не это важно так,
как то, что Чимин жив. Это первостепенно, и жалеть тут не о чем.

Когда сигарета истлевает до фильтра, альфа тянется за новой. Решает выйти

уже, в душ сходить и освежиться, голову освежить от назойливых мыслей и телу
дать расслабиться. Желательно выпить чего-нибудь и крепко уснуть, чтобы
проспать до обеда, а затем снова браться за поручения Джихана, от которых
теперь уже тошнит. Лучше бы не ввязывался в это. Не повезло тем, кто погиб от
его руки.

А Чимину повезло, потому что…

Чану хватает пакет с продуктами и выходит из машины, блокирует двери. Фары

вспыхивают и тут же потухают. По парковке эхом разносится звук шагов по
бетону. Чану перекатывает в зубах сигарету и идет к лифту, сжимая в левой
руке тихо шуршащий пакет. Он нажимает на кнопку, вызывая лифт, и сразу же
слышит негромкий гул где-то сверху.

В затылок упирается холодное дуло пистолета. Чану скалится в ухмылке, но ни

на миллиметр не сдвигается. Он этого ждал.

— До Джихан просил передать, — низким прокуренным голосом говорит кто-то

сзади, возводя курок.

Чану ухмыляется и выпускает сигаретный дым вверх. Он не удивлен.

352/670
Примечание к части юнсоки: Da Vosk Docta - GENTRIFY
вигуки: Hippie Sabotage - Looking at Me
5, последняя сцена: BEATSMASH - Árēs

https://pin.it/3LQnmaX

ре

Юнги нервно барабанит пальцами по рулю порше, покусывая нижнюю

губу и оглядываясь на стоящих по бокам соперников. Со всех сторон раздается
рычание двигателей и шум предвкушающей гонку толпы. Последние лучики
огненного солнца скользят по глянцевым капотам автомобилей. Город
погружается во тьму, значит, пора начинать гонку.

Юнги только оправился после случая с Юки. Больше недели омега практически
не покидал их с Хосоком комнату. Альфа окутал его своей заботой со всех
сторон, не позволял лишний раз двигаться и самостоятельно смазывал каждый
синяк, обрабатывал каждый пострадавший участок его тела, а ночью, лежа
рядом, осторожно, с трепетом касался губами, залечивая раны поцелуями. Юнги
мог бы поклясться, что они и помогли ускорить его выздоровление.

Эти тяжелые для омеги дни скрашивали друзья, которые приходили и спасали
от скуки, да и Хосок так мог отвлечься от своих неприятных, мрачных мыслей,
не покидающих голову. Юнги прекрасно знал, что все это время альфу тяготит
один вопрос: кто посмел такое сделать? Он все пытался выведать у омеги имя,
но Юнги держался стойко, храня имя Кихена, как военную тайну. Он пытался
успокоить Хосока, убеждая, что волноваться не о чем, но тот упрямо не слушал,
считая, что все намного серьезнее. Юнги хоть и бойкий и немного дикий омега,
каких редко встретишь, но снести может не все. Так думал и продолжает
думать Хосок, с тяжестью на сердце смотря на то, как его омега корчился от
боли из-за любого движения. Но Юнги методично продолжал убеждать альфу,
что все проще, чем кажется. Приходилось терпеть боль, стиснув зубы, чтобы не
заставлять Хосока волноваться еще больше.

Своему папе Юнги о случившемся не сказал, солгав, что не приходит из-за

завала в школе. Ему со своим и без того больным сердцем категорически
запрещено было знать, что его сын лежит весь сломанный, как кукла, и не
может даже руки поднять без боли, что мгновенно прошибает тело. Впрочем,
Енджун не знает и половины того, что происходит в жизни его сына. Ему и не
надо. Меньше всего на свете Юнги хочет причинять своему единственному
родителю боль, заставляя о себе переживать.

Омега нажимает кнопку для включения двигателя на панели, и порше

просыпается с приятным мурчанием. Юнги мнет руль пальцами и смотрит
вперед, мягко давя носком красных кед на педаль. Мурчание плавно переходит
в рык зверя, готового нападать. Мин довольно хмыкает и в последний раз
кидает взгляд на соперников. Перед глазами на короткий миг все начинает
вертеться, как на карусели. Омега жмурится, тряся головой, и быстро
сосредотачивается, устремляя взгляд на дорогу за грид-герл.

Руки девушки резко опускаются, и автомобили срываются со старта. Юнги

быстро начинает набирать скорость, обгоняя соперников одного за другим.

353/670
После случившегося Хосок возобновил запрет на гонки, категорически запрещая
омеге подходить к машине и даже думать о ней. Недовольства альфа пропускал
мимо ушей, из-за чего Юнги вскипал от возмущения и злости, но кого это
волнует? Хосок оставался непреклонен.

Юнги не нуждается в деньгах, он нуждается в адреналине, в скорости. Он себя

без этого представить не может. Лучше он останется без крыши над головой,
чем без автомобиля. Именно поэтому Юнги, сходя с ума от жажды скорости,
выскользнул из дома, дождавшись, пока Хосок уедет в офис по неотложным
делам. Ему было чертовски тяжело оставлять омегу одного, но Юнги настоял,
потому что чувствовал себя уже лучше, а проблем на улице меньше не
становится. Хосок сдался и уехал, обещая вернуться совсем скоро.

Юнги выкрал свою же машину из гаража и, выключив телефон от греха

подальше, отправился в дыру на предстоящую гонку.

Хосок наверняка уже обнаружил, что его дома нет, наверняка рвет и мечет,
места себе не находит и звонит каждую секунду, но Юнги на телефон, лежащий
на соседнем сидении, смотреть страшно. Как будто Хосок достанет его даже с
выключенным аппаратом. А ведь он вполне может, и это пугает еще больше.

Омега отбрасывает лишние волнения подальше и концентрируется на гонке.

Соперники у него неслабые, но Юнги уверен в себе. Он выиграет и вернется
домой, как ни в чем не бывало, и докажет Хосоку, что волноваться
действительно не о чем.

Внезапно Юнги пронзает острая боль внизу живота, отчего омега едва не
выпускает из моментально ослабших пальцев руль, болезненно простонав.

— Что за хуйня, — цедит Мин сквозь стиснутые зубы, снова покрепче вцепляясь
в руль.

Ладони отчего-то начинают потеть, а на лбу выступает испарина. Кожа

покрывается колючими мурашками, словно внезапно включили кондиционер.
Юнги ежится, поерзав на сидении, и быстрым рваным движением утирает лоб
рукавом толстовки, сжимая руль. Он бесконтрольно сбавляет ход, пока пытается
понять, что происходит. Соперники, оставшиеся позади, уже дышат в затылок,
рычание чужих двигателей прямо возле уха. Юнги поджимает губы и давит на
газ до упора, дергая подрулевую веточку и увеличивая скорость. Порше рычит
агрессивнее и несется вперед. Пейзаж за окном смазывается, но омеге кажется,
что это у него все плывет перед глазами. Он лихорадочно трясет головой,
пытаясь прийти в себя и сбросить с глаз пелену, и, не сразу замечая поворот на
другую улицу, с поздним зажиганием входит в дрифт. Порше заносит больше
положенного, омега конвульсивно давит на тормоз сильнее, чем нужно, и едва
не ударяется задом о фонарный столб, быстрыми нервными движениями
выворачивая руль и выравнивая гиперкар.

В легких начинает недоставать кислорода. Омега торопливо опускает окна с

обеих сторон, впуская в салон свежий прохладный воздух, и жадно хватает его
раскрытым ртом.

Мимо с жужжанием проносится тюнингованная темно-оранжевая тойота. Юнги

провожает ее взглядом и ускоряется, со страхом осознавая, что теряет свою
позицию первого.
354/670
— Сука, я не позволю, — шепчет омега, начиная вилять по пустынной дороге и
не давая оставшимся позади соперникам обогнать его. Тойота впереди
находится в небольшом отрыве, из-за чего догнать ее будет легко.

Юнги бросает взгляд на спидометр, на котором стрелка уже указывает на

двести восемьдесят, и продолжает гнать, увеличивая скорость все больше.
Подключение электромотора он прибережет для финиша, а пока будет
выпутываться собственными силами.

Но как только Юнги выводит порше на обгон тойоты, тело вновь пронзает острая
боль, намного сильнее, чем нескольким минутами ранее. Мин болезненно стонет
и чуть ли не хватается за живот обеими руками, вовремя сообразив не
выпускать руль. Глаза заполняются слезами, а боль внутри стягивается в
крепкий тянущий узел. Больше не отпускает.

Юнги всхлипывает и из последних сил гонит вперед, перегнав тойоту. Снова на

лидирующей позиции, до финиша два километра, а боль, сковавшая тело, не
дает сосредоточиться и вести машину ровно. Юнги утирает слезы рукавом и
начинает рычать от злости, колотя по рулю. Боль кружит голову, ослепляет,
вынуждая омегу замедлиться. Юнги бьет по тормозам. От резкого торможения
порше заносит, но омеге плевать, если машина сейчас перевернется, потому что
от этой боли хочется просто сдохнуть. Найдя в себе силы ухватить руль
покрепче, он поворачивает его и съезжает на обочину, с тоской и болью смотря
на пролетающих мимо соперников.

Юнги глушит мотор, и по салону растекается звенящая тишина. Омега жмурит

глаза до головокружения и начинает несильно биться лбом о руль, который все
еще судорожно сжимает пальцами.

— Сука, — завывает омега сквозь всхлипы. — Ебанная, блять, сука.

Он выпускает руль и касается пальцами своей промежности. Светлые джинсы

начинают влажнеть от выделяющейся смазки, а в заднем проходе медленно
появляется неприятный зуд.

— Почему так невовремя, — шмыгает носом Юнги, откинувшись на спинку

сидения и тяжело дыша.

Из-за последних событий он напрочь забыл о предстоящей течке, что застала

его не в самый удобный момент. Обидно за упущенную победу. Он теперь даже
не последним придет. Никаким. Он теперь вообще до финиша доехать не
сможет.

Взгляд омеги падает на выключенный мобильный. В сердце прокрадывается

волнение, которое заглушает даже боль в нижней части тела. Доехать до дома
он не в силах, а это значит, что придется звонить Хосоку.

Юнги стонет обреченно и снова утыкается лбом в руль, обнимая живот руками.
Если Хосок узнает о гонке, ничего хорошего не произойдет. Он просто разорвет
Юнги, съест и не подавится, потому что по-настоящему злой Хосок пугает
похлеще убийц, что разъезжают по улицам на черных американках.

Но разве есть у Мина другой выбор? Даже если он попросит приехать за ним
355/670
кого-то из друзей омег, возвращаться придется именно к разъяренному Чону в
лапы. Юнги поехал бы к своему папе, но ведь… тело требует альфу. Избегать
Хосока бесполезно и глупо. И почему-то мысли о нем начинают кружить голову.
Чем больше он думает об альфе, представляя, каким он будет сердитым, тем
ярче взрываются болезненные ощущения в теле, которое нуждается в ласке.

Юнги нужен Хосок. Юнги нужен член Хосока.

Омега стонет то ли от желания, то ли от боли, и жмурится. Он отлипает от руля

и дрожащей рукой тянется к телефону. С волнением и не без страха включает
его и сразу же видит на засветившемся дисплее сорок восемь пропущенных от
Хосока. Страх меньше не становится, а лишь сильнее возрастает. Юнги сжимает
в пальцах телефон и таращится на экран блестящими от слез глазами,
осмеливаясь на звонок Чону. Он тяжело вздыхает и тянется пальцем к имени
контакта, но не успевает. Хосок звонит сам, и у Юнги сердце замирает от
страха.

Он принимает звонок и жмурится, прижимая телефон к уху.

— Мин Юнги! — орет в трубку Хосок, заставляя омегу вздрогнуть. Страх и

желание сплетаются, обостряя все ощущения. — Где тебя черти носят? Почему
твой телефон выключен? Почему ты молчишь?!

— П-папочка… — скулит Юнги дрожащим голосом, нервно кусая большой палец.

Глаза открыть все не решается, словно Хосок стоит прямо перед ним и может
испепелить своим злым взглядом. — Приезжай за мной, — просит омега тихо,
жалобно всхлипнув.

Хосок на несколько бесконечно долгих секунд замолкает, отчего напряжение

омеги становится только сильнее, затем заговаривает:

— Где ты? Что случилось? — спрашивает Чон. Голос звучит спокойнее, но все
еще раздраженно и нервно. — Мин Юнги, я клянусь…

— У меня течка, — быстро выпаливает омега и добавляет в страхе: — Я на

гонке, — тяжело сглатывает. Ну все, теперь остается ждать смерти. — Точнее,
больше нет, но…

— Ясно, — коротко отвечает Чон. Больше не кричит, говорит тоном, не

предвещающим ничего хорошего. Но лучше бы орал и ругал, называя
последними словами, чем так.

— Хосок, прошу… — шепчет Юнги с мольбой, но альфа бросает трубку,

завершая звонок.

Юнги отбрасывает телефон, закрывает окна и блокирует двери. То ли от Хосока,

то ли от тех, кто может услышать его яркий природный запах. Юнги стягивает с
себя толстовку, под которой у него тонкая белая футболка, и кидает на
пассажирское сидение. В салоне становится все жарче.

Скоро Хосок приедет.

Ожидание будет тяжелым.

356/670
Для Юнги двадцать минут, за которые Хосок добирается до него, становятся
самыми невыносимыми в жизни. Тело то сгорает в огне, то прошибает ледяным
холодом, зуд то утихает, то обостряется, отчего омегу начинает потряхивать.
Мина буквально размазывает по всему салону, пока он ждет, сходя с ума. Ждет
и боится.

Темно-синий макларен останавливается у обочины перед порше. Юнги, затаив

дыхание, широко распахнутыми глазами следит за выходящим из машины
альфой. Каждое движение Хосока резкое и нервное. От него буквально веет
напряжением. Он встречается с омегой взглядом через лобовое стекло, и тело
Юнги вновь покрывается мурашками.

Когда дверь порше поднимается, Хосока едва не сбивает с ног, словно ударной
волной, сладкий насыщенный аромат, вылившийся из салона. Он мгновенно
дурманит и кружит голову.

— Хо… — мямлит Юнги и тянется руками к своему альфе, чувствуя частичное

облегчение, но совсем не то.

Хосок не дает ему договорить и рывком поднимает на руки, блокируя порше, и

возвращается с омегой к своему макларену. Он молчит напряженно, давяще.
Юнги чувствует бушующую внутри альфы агрессию и все равно льнет к нему
ближе, утыкаясь носом в теплую загорелую шею. Тело реагирует на все,
отзывается, оно чувствует все. Юнги это сводит с ума. Хосок еще даже ничего
не успевает сказать, ничего не успевает сделать, а Юнги изнывает, хочет, хочет
до жути, и даже уже не боится, что альфа будет его ругать и отчитывать. Он
сделает это по-другому, и омега этого жаждет.

Хосок усаживает Юнги на пассажирское сидение и хлопает дверцей, обходя

гиперкар и садясь за руль. Омега следит за каждым движением альфы
завороженно, жадно. На Хосоке черная рубашка, сверху расстегнутая на
несколько пуговиц, закатанные рукава открывают вид на крепкие жилистые
предплечья. Юнги становится все хуже, жарче. У него внутри пожар, он пылает
сильнее солнца и, кажется, сам же плавится.

Альфа кому-то звонит и просит отогнать машину Юнги, все это время ни разу не
взглянув на рядом сидящего омегу.

— Хосок… — осмеливается Юнги, когда альфа завершает звонок, закусывая

губу и сталкиваясь с ним взглядом. Он спотыкается и падает прямо в эти омуты.

— Ты очень сильно меня разозлил, — твердо чеканит Хосок, заводя двигатель и

выруливая на дорогу. Аромат Юнги с каждой секундой все больше заполняет
салон, вытесняя кислород, чтобы только им и дышал. Чон сам себе удивляется,
как держится. Его внутренний зверь сходит с ума от ярости и неописуемого
желания, но Хосок обманчиво сдержан. — Ты снова ослушался, наплевав на мои
запреты. Мне тебя в клетку посадить? — для профилактики угрожает альфа,
глянув на Мина.

Юнги виновато опускает глаза, запрещая себе прикасаться к Хосоку. Руки

жаждут почувствовать жар крепкого тела, но Мин понимает, что сейчас нельзя.

357/670
 — Прости, папочка, — шепчет омега едва слышно, взглянув на Хосока. Альфа
смотрит на дорогу, держит руль своими невероятными пальцами, а на руках
вздулись вены от того, как сильно он сжимает его. На лице от напряжения
желваки играют. Юнги практически режется об его линию челюсти, но все равно
жаждет прикоснуться до покалывания в кончиках пальцев.

Хосоку кажется, что Юнги просто играет, выдыхая такое крышесносное и

любимое альфой «папочка», из-за которого Чону все сложнее держать себя в
руках, а злость постепенно проигрывает возбуждению. Юнги ни о чем не
сожалеет и не раскаивается. Играет в свои хитрые игры, провоцируя и
пробуждая в Хосоке то, что он всеми силами пытается держать внутри себя. До
определенного момента.

Новая волна боли дает о себе знать и пронзает чувствительное тело омеги. Юнги
не сдерживается и стонет, вцепляясь пальцами в ручку двери. Хосок мгновенно
реагирует, поворачивая голову к омеге, что тяжело дышит, прикрыв глаза и
тревожно хмуря брови. Юнги весь влажный, и наверняка везде. Эта мысль бьет
по голове тяжелой кувалдой. У омеги губы приоткрытые и влажные от слюны,
потому что лижет их каждую секунду, грудь под тонкой футболкой быстро
вздымается, а салон наполняет шумное дыхание. Юнги нервно ерзает задницей
по кожаному сидению, словно не может найти себе места, только Хосок
прекрасно знает, где его место.

Он свихнется, честное слово, лишится ума, если не прикоснется.

Альфа с рыком бросается на омегу, притягивая к себе за локоть и вгрызаясь в

сладкие розовые губки. Одной рукой он удерживает руль и чуть сбавляет
скорость, чтобы удержать гиперкар под контролем. Хорошо, что машин
практически нет. Юнги стонет прямо в губы Хосока и точно голодный котенок с
жадностью принимается целовать в ответ, зарываясь пальцами в смоляные
волосы альфы на затылке, а другой рукой нетерпеливо бродит по его крепкому
бедру, обтянутому тканью черных брюк. Хосок не человек, он — Бог, высшее
божество, сошедшее на землю для того, чтобы наказать омегу за совершенные
грехи. Юнги чувствует себя грязным грешником; верующим, тянущимся к своему
идолу за благословением.

Хосок терзает его губы, давая волю своему зверю. Он насыщается, но не до

конца. Ему мало лишь губ, ему нужно все тело, весь Юнги с головы до пят. Он
жадно глотает каждый вздох омеги и каждый глухой стон. Ловкие пальцы омеги
проскальзывают вверх по бедру и сжимают уже твердый член через ткань брюк.
Макларен начинает клонить в сторону, и Хосок, неохотно оторвавшись от
покрасневших от поцелуев и укусов губ, возвращает себе контроль, резко давя
на педаль газа. Мощный движок сзади рычит, разнося по салону легкую
вибрацию. Юнги откидывается обратно на сидение и лижет губы. Зуд не
утихает, не позволяет омеге сидеть на месте ровно, он нуждается в
прикосновениях.

— Папочка, я не могу… — дрожащим полушепотом просит Юнги, выгибаясь в

спине и цепляя пальцами подол футболки. Хосок снова бросает на него взгляд,
скользит голодным зверем по изгибающемуся телу и останавливается на
открывшемся плоском животе. Это пытка, настоящая пытка. Юнги жесток.

— Сейчас папочка поможет, малыш, — низким от возбуждения голосом

успокаивает Хосок и снова отрывает правую руку от руля, потянувшись к
358/670
ширинке омеги. Юнги слегка выгибается навстречу и дрожащими пальцами
помогает альфе расстегнуть пуговицу. По салону разносится звук вжикнувшей
ширинки. — Избавься от этого, — приказывает Чон, указав на джинсы и
полностью влажное нижнее белье. Мог бы, сам содрал с него одежду.

Хосок останавливаться и не собирается. Чем скорее они доберутся до дома, тем

обоим будет лучше. А у Чона терпения все меньше, кажется, вот-вот уже лопнет.
Юнги послушно стягивает с себя джинсы и боксеры, бросая их на пол гиперкара
и оставаясь в одних лишь кедах и футболке, пропитавшейся потом. Юнги
становится чуть легче без одежды, прохлада лижет раскаленную кожу,
покрывая ее мурашками, и даже соски твердеют, четко выделяясь через белую
ткань.

Хосок тянется рукой к промежности омеги, случайно касаясь возбужденного

члена, прижавшегося к животу, отчего Юнги тихо стонет и вздрагивает, как
током ударенный. Он забрасывает правую ногу на панель макларена, чтобы
Хосоку было удобнее его трогать, и откидывает голову на спинку сидения.

— Хосок-а… — скулит омега, сглатывая вязкую слюну и едва не давясь

вырвавшимся стоном. Пальцы альфы скользят по истекающей естественной
смазкой дырочке, слегка надавливают и оглаживают вокруг, заставляя омегу
биться в мелкой дрожи. — Хочу тебя в себе, — с мольбой шепчет Юнги,
раздвигая ноги шире и приподнимая бедра. Поза совершенно неудобна, но
омегу это волнует в самую последнюю очередь.

Хосок дразнит обоих, размазывая смазку вокруг напряженного колечка мышц,

наслаждается мольбами Юнги, что ласкают слух совместно со стонами и
тяжелыми вздохами. Когда омега начинает жалобно скулить, пытаясь
насадиться на пальцы самостоятельно, Хосок проникает в него сразу двумя,
вгоняя их на всю длину. Юнги хрипло стонет и судорожно вцепляется пальцами
в запястье альфы, слегка двигается бедрами навстречу и задыхается от
переполняющего его наслаждения, приносящего волну облегчения.

Альфа смотрит на дорогу, чуть ли не каждую секунду оборачиваясь на Юнги.

Рядом — лучший вид, который только может быть. Юнги разгоряченный,
готовый на все и где угодно, забывшийся в животном желании и просящий
больше. Хосок давит на газ и двигает пальцами внутри омеги все быстрее и
грубее. Юнги уже не сдерживается и стонет на весь салон, задирает свою
футболку и водит пальцами по груди, цепляя соски и выгибаясь дугой. Хосоку
крышу сносит не на шутку от этого вида, но он старательно заталкивает свое
желание подальше, умоляет себя потерпеть. На первом месте Юнги.

Пальцы внутри омеги пошло хлюпают от каждого движения, сливаются в один

сумасшедший вихрь вместе с низкими стонами Юнги и дают
головокружительный коктейль. Юнги собой не владеет. Он жмурится так
сильно, что его длинные густые ресницы подрагивают, отбрасывая тени на
бледные щеки, когда в салон макларена прокрадывается мелькающий за окном
свет уличных фонарей. Юнги волшебен даже в такой момент. Ангел, утонувший
в запретном наслаждении.

Небольшой экран на панели гиперкара вспыхивает, отображая имя брата. Хосок

мысленно выругивается на Чонгука, за то, что позвонил так невовремя, хочет
проигнорировать, но нельзя. Время напряженное, любой звонок может нести в
себе что-то важное.
359/670
Альфа вытаскивает из омеги пальцы и тыкает на экран, принимая звонок и
оставляя на дисплее мокрый след. Юнги недовольно скулит и шепчет свое
просящее «папочка».

— Хосок-а, — по салону разносится бодрый голос Чонгука, но Юнги абсолютно

плевать. Он его словно даже и не слышит. — Куда ты дел папку с отчетами о
продажах прошлого месяца? Найти не могу, а свой пароль забыл, пока не могу
восстановить…

Хосок прикладывает к губам омеги палец, блестящий от его же смазки,

заставляя молчать.

— Зачем она тебе понадобилась, Чонгук? — спрашивает Хосок, стараясь звучать

как можно непринужденнее, но выходит из рук вон плохо. Голос звучит
напряженно, немного резко. Юнги неожиданно начинает скользить язычком по
длинному пальцу альфы и тихонько стонать, затем вцепляется в его запястье и
полностью сует палец себе в рот, обсасывая его подобно самому вкусному
леденцу. Хосок тяжело выдыхает и нервно мнет пальцами руль, пытаясь
сосредоточиться на разговоре с братом.

— Я хотел кое-что посмотреть и сравнить, — голос на том конце звучит слегка

настороженно. Чонгук замолкает на несколько секунд, а затем совершенно
внезапно выдает: — Вы трахаетесь, что ли?

Хосок резко вынимает палец изо рта омеги. На его конце к губам Юнги тянется
ниточка, что тут же разрывается. Альфа снова опускает руку и проталкивает в
истекающую смазкой дырочку омеги три пальца, начиная двигать ими грубее,
чем минутами ранее, разводя их, подобно ножницам и оглаживая гладкие
стенки. Юнги, не контролируя себя, протяжно стонет и откидывает голову,
вцепляясь пальцами в свои белоснежные волосы.

— Нет, с чего ты взял? — ухмыляется Хосок, давя на газ. До дома остается не

так далеко, а Юнги все ближе к разрядке.

— Не наебывай меня, Хосок-а, — хмыкает Чонгук. — О Господи, святая Дева

Мария! — внезапно восклицает младший не без доли драмы. — Вы оскверняете
храм? Я больше никогда не сяду в эту машину!

Юнги ухмыляется и заглядывает Хосоку в глаза, накрывает его руку и сам в себя
пихает пальцы, разнося по салону новый сладкий стон, от которого у Хосока в
штанах окончательно становится тесно. Это невыносимо. Такой момент не
испортит даже Чонгук.

— Папка в нижнем шкафу, под книгами, — быстро говорит старший Чон и, на

секунду оторвав руку от руля, сбрасывает вызов. Только не от Юнги. Он
оторвется хоть от всего мира, но не от своего омеги.

— Хосок-а… — скулит Мин, жмуря глаза и прикусывая губу. — Я б-больше н-не…

а-а! — договорить Юнги не дает вырвавшийся из губ звонкий стон. Омега
кончает, пачкая свой живот и грудь белесыми каплями, и обессиленно опускает
руки вдоль своего тела, хватая ртом недостающий кислород.

Хосок вынимает из Юнги пальцы и обхватывает руль. Удовлетворенно хмыкнув и

360/670
полностью сосредотачиваясь на дороге, ускоряется. Осталось недолго.

Входная дверь громко захлопывается за ввалившимся в дом Хосоком с Юнги на

руках. Он разом сбрасывает с себя все цепи и прижимает омегу к стене прямо в
коридоре, целуя каждый миллиметр сахарной кожи. Юнги покрывается
мурашками от соприкосновения с холодной стеной и тянется к рубашке альфы,
пытаясь расстегнуть пуговицы непослушными пальцами. Хосок тем временем
избавляет его от футболки, и она вместе с красными кедами летит прочь. Юнги,
психуя и теряя терпение, просто разрывает на альфе рубашку. Пуговицы звонко
падают на паркет и катятся в разные стороны.

В доме темно, и только уличный свет, прокрадываясь внутрь сквозь не

зашторенные окна, освещает холодным тусклым сиянием, скользя по
разгоряченным телам. Яркий и пышный запах омеги плавно растекается по
дому, кружит голову Хосоку и пьянит в разы сильнее самого крепкого алкоголя.

Чон подхватывает омегу на руки, заставляя обвить себя руками и ногами, и

вжимает его в стену, быстрыми и нетерпеливыми движениями расправляясь со
своими брюками. Когда твердый возбужденный орган оказывается на свободе,
Хосок обхватывает его пальцами и направляет в Юнги, упираясь истекающей
смазкой головкой в напряженное колечко мышц. Он не медлит, сразу толкается
внутрь, заполняя омегу разом. Юнги хрипло, но громко стонет прямо в ухо альфе
и обнимает за шею, прижимаясь грудью к его горячей груди. Чон сразу начинает
наращивать движения, вжимая Юнги в стену и рыча сердитым голодным зверем.
Он сжимает пальцами ягодицы омеги, чуть разводя их и двигаясь грубыми
рваными толчками. Юнги начинает отвечать, приподнимаясь и опускаясь на
член самостоятельно. Он горячо выдыхает Хосоку на ухо и сжимает в пальцах
его черные волосы, притягивая ближе к себе. Даже воздуху между ними не
место.

Юнги задыхается в массе ощущений и чувств, переполняющих его разом. Он

слепо находит губы альфы и впивается в них поцелуем, кусает и оттягивает,
позволяет Хосоку терзать свои и оккупировать языком рот. Он своим
собственным телом чувствует напряжение альфы, каждую крепкую мышцу под
смуглой кожей, которую хочется вылизывать и помечать засосами-укусами.

Они добираются до спальни не сразу. Останавливаются на каждой поверхности,

и даже на перилах лестниц, ведущих на второй этаж дома. Хосок бросает омегу
на мягкую кровать, избавляется от остатков одежды и нависает над ним, резко
подтянув к себе за щиколотки. Губами ведет по колену вверх, к бедру, целует и
кусает довольно болезненно, щекочет дыханием, пробуждая волну мурашек по
телу. Юнги тяжело дышит и выгибается в спине от каждого особенно
чувствительного прикосновения, скулит и жмурится, шумно выдыхая. Ему до
головокружения хорошо, как не бывает, наверное, даже под кайфом. Юнги
честно не знает, но уверен, то, что с ним происходит сейчас, — лучше в сотни
раз.

Хосок выцеловывает внутреннюю сторону бедра и, внезапно отстранившись,

поворачивает Юнги, ставя на четвереньки и шлепая покрасневшую от грубых
прикосновений ягодицу, затем разводит половинки и мажет большим пальцем
между, оглаживая колечко мышц. Юнги едва не подбрасывает от внезапной
волны прокатившегося по телу удовольствия.
361/670
— Боже… Хосок-а! — стонет омега, вцепляясь пальцами в подушку и выпячивая
попку.

Он весь течет, как плавленный на солнце белый шоколад. Хосок доведет до

сумасшествия, если продолжит. И он продолжает. Наклоняется и ласкает
языком чувствительную дырочку, слегка давя кончиком и вырывая у омеги
сладкие и тягучие, как мед стоны. Юнги дрожит от переполняющего его
возбуждения и задыхается от нехватки воздуха, едва ли не разрывая подушку,
за которую судорожно схватился.

Когда пытка прекращается, Хосок разворачивает омегу на спину и садится меж

разведенных ног. Он заполняет его одним глубоким толчком и нависает сверху,
расставив локти по бокам от головы Юнги. Они снова целуются, никак не
насыщаясь губами друг друга. Мин впивается короткими ноготками в кожу на
спине альфы и царапает, вонзая их сильнее при каждом новом, особенно
глубоком и грубом толчке. Хосок спускается к молочной шее и помечает свое.
Юнги — его.

Хосок злится, Юнги это чувствует в каждом движении и действии альфы. На

ласки практически не расщедривается, целует требовательно и даже больно, но
эта боль омегу только сильнее распаляет. Хосок трахает грубо, оставляет на
нежной коже ягодиц обжигающие шлепки и кусает плечи, ключицы. Юнги
отдается ему полностью, и телом, и душой.

Омега доходит до очередного оргазма, но стоит Хосоку вновь коснуться его

тела, как неугомонное возбуждение по новой накрывает с головой и требует
удовлетворения. Юнги сейчас, точно оголенный нерв. Течка сносит крышу,
выжигает разум, оставляя лишь чистые животные инстинкты. Юнги не отдает
себе отчета в том, что снова лезет на альфу и уже седлает, упираясь руками в
крепкую грудь. Хосок стискивает пальцами его ягодицы и помогает двигаться,
приподнимая бедра.

Хосоку всегда будет мало этого тела. Всего Юнги. Этот омега — извечный
первый раз, он — первые незабываемые ощущения и первое удовольствие. Он на
века, на тысячелетия, на вечность. Чон смотрит на него подернутым
возбуждением взглядом, в котором искрится восхищение и бесконечная любовь,
не может наглядеться на его неземную красоту, которой, определенно,
очаровался в самую их первую встречу, даже если и была она не самой приятной
для обоих. Хосок тогда и понял, что таких, как Юнги, больше нет, и даже если
весь мир обыщет, заглянув в глаза каждому человеку на этой земле — не
найдет. В эту самую секунду злость на омегу уходит на второй план. На
первом — сам Юнги. Неповторимый, совершенный. С растрепанными
белоснежными вихрами, что взмывают вверх при каждом его движении, с
блестящими розовыми губами, которыми не насладиться, с фарфоровой нежной
кожей, которую пятнать — карается смертью. С голосом, подобным бархату, что
ласкает слух своим звучанием. Не мелодичным, но необычным, космическим,
самым уникальным и редким. Даже единственным в своем роде, Хосок в этом не
сомневается.

Он не сдерживается и поднимается, садясь, ведет носом по груди омеги,

поднимается пальцами по ягодицам вверх и останавливается на тонкой
стройной талии. Юнги обвивает его шею руками и продолжает свои ритмичные
движения, насаживаясь на всю длину члена и поднимаясь. Его горячее и
362/670
тяжелое дыхание смешивается со шлепками от соприкосновения тел и
разносится по всей комнате, окутанной таинственным полумраком. Юнги в нем
сияет, как ангел, спустившийся в темное царство, как драгоценный камень, как
одинокая звезда в холодном космосе. Только Юнги не одинок. С ним рядом
Хосок, что держит крепко, боясь выпустить, боясь лишиться прикосновений к
любимому телу. И даже к душе. Она у него на ладонях трепетно лежит, уязвимая
и чистая, и никому другому принадлежать не может. Она предназначена только
для Хосока.

— Я думал… — вдруг шепчет Юнги, сжимая пальцами волосы на затылке альфы

и касаясь губами уха. Помутненный возбуждением разум постепенно
возвращается на свое место. — Думал, что вернусь с победой…

— Там могли быть враги, — рычит Хосок, беря омегу за подбородок и заставляя
смотреть на себя. Юнги перестает двигаться и смотрит альфе прямо в глаза,
утопая в их смертельных пучинах. — Я смогу жить без улиц, но без тебя — нет,
малыш. Пойми это.

У Юнги в груди покалывает. Он прижимается губами к губам альфы отчаянно,

целуя так, словно в последний раз, снова начинает двигаться на члене и стонет
прямо в поцелуй. От слов Хосока по телу мурашки, а в груди трепет. С каждой
секундой очередная волна все ближе.

Юнги думает так же. Плевать ему на гонки, только бы Хосок всегда был рядом.
После этих слов, о которых омега почему-то раньше не задумывался, а Чон не
произносил вслух, все становится иначе. Ощущения другие. Юнги страшно где-
то глубоко внутри, страшно потерять самого любимого на свете человека.

Он прижимается к Хосоку и жмурится, кончая со стоном, вырвавшимся из

приоткрытых губ. Чон сразу же укладывает его на постель, нависая сверху, и
после нескольких глубоких толчков кончает, утробно прорычав. Оба шумно
дышат, набирая в легкие недостающий кислород, оба сгорают. Холодный
уличный свет скользит по влажным блестящим телам, что друг от друга не
собираются отстраняться. Хосок ложится набок и прижимает к себе омегу,
позволяя узлу внутри набухнуть и допустить сцепку. Юнги утыкается носом в
шею альфы и поглаживает пальчиками по груди, улыбаясь уголками губ.

Он снова ощутил себя самым счастливым человеком на земле.

— Come stai, — медленно произносит Чонгук, сосредоточенно хмуря брови.

Тэхен тихо смеется и мотает головой, щекоча волосами на макушке подбородок

альфы.

— Неправильно, Чонгук, нужно говорить come stai, — поправляет Чона Тэхен, с

улыбкой смотря на их переплетенные пальцы.

За окном глубокая ночь. Кажется, уже за полночь, а может, и вовсе к утру

близится. За широким панорамным окном в спальне Чонгука звездами сияют
огни высоток, сливаясь с теми, что на небе, на глубоком синем небе. В квартире
приятная темнота и тишина, нарушаемая только их негромкими голосами и
тихим смехом.
363/670
Чонгук сидит в центре большой кровати, прислонившись к ее спинке, а Тэхен
лежит на обнаженной груди альфы между его ног, откинув голову на крепкое
плечо. После бурного вечера, плавно перетекшего в ночь, осталось приятное
послевкусие, только спать не хочется совсем. Хочется наслаждаться друг
другом, спрятавшись в таинственности ночи от разочаровывающей реальности,
что упадет на голову с утра, когда придется идти в душ и собираться на учебу и
на работу. Сейчас — только удовольствие. От долгого и насыщенного секса, от
прикосновений и поцелуев, от дыхания на коже, от которого сразу же мурашки,
от любимого голоса. От друг друга.

— Детка, хватит учить меня дежурным фразам, — закатывает глаза Чонгук.

— Лучше скажи, как по-итальянски будет «ты — мой воздух», — выдыхает он на
шею Тэхена и оставляет на ней нежный поцелуй.

Омега мгновенно покрывается мурашками и прикрывает глаза. Не знает, почему

так реагирует: из-за сказанного альфой или из-за поцелуя. Чонгук редко
выражает свои чувства словами, а такое тем более говорит впервые. Наверное,
это еще один шаг вперед в их отношениях. Он пугает и радует, заставляет омегу
изнутри вспыхнуть яркой звездочкой, только мерзкий комок на сердце сразу же
гасит этот свет, не давая забывать. Нашептывает змеей страшное, напоминает.
Тэхен старательно игнорирует его.

— Sei la mia aria, — бархат тэхенова голоса скользит по коже и кружит голову.
Чонгук даже дыхание затаивает, только бы каждый звук расслышать и
отпечатать в сознании навсегда.

Он не горит особым желанием изучать язык, но все равно постоянно просит

Тэхена его поучить. Конечно же, не ради себя, а ради возможности услышать
его красивый итальянский, обращенный именно к нему, а не к итальянским
знакомым, с которыми омега иногда общается по телефону. В Чонгуке бурлит
эгоизм и собственничество. Тэхен весь должен быть посвящен ему, и даже
словами, которые он произносит. И сейчас, слушая самый красивый голос на
свете, Чон не хочет повторять фразы и портить их своим уродливым акцентом.
Пусть лишь Тэхен говорит, пусть только для него.

Но Тэхен молчит, поглаживая большим пальцем тыльную сторону чонгуковой

ладони, и ждет, когда альфа повторит его слова.

— Sei la mia aria, Тэхен, — медленно, боясь допустить ошибку, повторяет Чонгук
прямо на ухо омеге, даже не подозревая, что сводит его с ума своим низким
хрипловатым голосом, и плевать, если произнесены эти слова с очень корявым
акцентом, который заставил бы коренного итальянца заткнуть уши.

Тэхен — его воздух. Остальное не важно.

Омега поворачивается боком к Чонгуку, положив ладонь на татуированную шею,

и заглядывает в темные глаза, в которых отражается свет высоток за окном.

— Io sono tuo, — шепчет Тэхен, потянувшись за поцелуем, который сразу же

получает. Чонгук опускает ладонь на плоский живот омеги и склоняет голову,
целуя цветочные губы. Тэхен тихо стонет в поцелуй и жмется плотнее,
зарываясь пальцами в волосы на затылке альфы.

364/670
Они целуются долго, пробуя и изучая губы друг друга по-новому, пока руки
бродят по телам, выделяя каждый изгиб, каждую мышцу под кожей. Чонгук
чувствует, как его медленно укрывает вновь пробудившееся возбуждение. Он
укладывает Тэхена на кровать и разводит стройные ноги, располагаясь меж них
и припадая губами к ключицам, выделяющимся под бронзовой кожей. Тэхен
выгибается и путается пальцами в светлых волосах альфы, прикрывая глаза в
наслаждении. Оно неиссякаемое у них, бесконечное.

Чонгук плавно спускается поцелуями к груди омеги, прихватывая губами

затвердевшую бусинку соска и мягко кусая. Тэхен стонет тихо, но мелодично,
заводя Чонгука все больше.

На прикроватной тумбе коротко вибрирует чонгуков телефон, оповещая о

сообщении. Альфа замирает и поднимает голову, негромко ругнувшись. Кому
приспичило писать в такое позднее время? Чонгук знает, что проигнорировать
не может. Нельзя. Тэхен смотрит на альфу и, погладив ладонью по щеке,
негромко говорит:

— Посмотри, вдруг что-то случилось.

— Прости, малыш, — вздыхает Чонгук и, оставив на блестящих губах омеги

короткий поцелуй, отстраняется, садясь на краю кровати и беря телефон. Он
разблокировывает его и заходит в чат, где последним висит новое сообщение с
неизвестного номера. Альфа хмурится и открывает его.

Тэхен притягивает к себе одеяло и на коленях подползает к Чонгуку сзади.

Альфа бросает тихое «сука» и небрежно бросает телефон на тумбу, зарываясь
пальцами в свои волосы и зачесывая назад. Тэхен настороженно хмурится и
садится рядом.

— Что такое, Чонгук? Что случилось? — тихо спрашивает омега, коснувшись

пальцами плеча Чона.

— Джихан снова хочет погонять, — отвечает Чонгук, смотря на Тэхена.

— Нет… — у омеги сердце мгновенно в пятки уходит, а по позвоночнику

проползают ледяные мурашки. От легкости на душе, что была минутой ранее, и
следа не остается. — Это может быть ловушка, Чонгук. Ты ведь… ты не
собираешься ехать, да?

Вот и реальность, обрушившаяся на них прямо посреди сказки. Джихан всегда

вовремя, как будто знает, когда нужно испортить момент, давая о себе знать. Но
далеко не в испорченном моменте дело, а в Чонгуке. Тэхену сразу же
вспоминаются все джихановы угрозы жизни Чона. Как, как позволить ему ехать
на встречу с этим чудовищем, которое может лишить жизни его альфу?

— Малыш, это вызов, я не могу отказаться, — Чонгук уже поднялся с постели и

принялся одеваться под наблюдением блестящих от подступающих слез глаз
Тэхена, сидящего на краю постели. — Наверное, До хочет показать свою новую
игрушку, — ухмыляется альфа, застегивая джинсы.

— Ты забыл, на что он способен, Чонгук? — не собирается униматься омега,

вставая с постели и прижимая к себе одеяло. — Он может убить тебя! Знает же,
что ты не сможешь не принять вызов, — Тэхен следит за альфой и старательно
365/670
сдерживает ком в горле, вырывающийся наружу слезами. Предчувствие омеги
ничего хорошего не предвещает, только Чонгука отговаривать бесполезно, он
это прекрасно понимает.

— Тэхен-а, думаешь, я не знаю, кто он и что может выкинуть? — хмыкает

Чонгук, натягивая черную футболку и смотря на омегу. Тэхен смотрит в ответ с
молчаливой мольбой, а в глазах застыл страх. Чонгук даже теряет на секунду
свою решительность. Оставлять омегу одного не хочется, тем более, зная, что
он будет безумно волноваться, но выбора у Чона нет. — За меня не бойся,
детка, — мягче говорит Чонгук, подойдя к омеге и кладя руки на обнаженные
хрупкие плечи. — Я должен узнать, чего он хочет на этот раз. Не думаю, что ему
вздумалось убить меня прямо сейчас, а если и так, то ни черта у него не
выйдет, — спокойно говорит альфа, смотря прямо в большие янтарные глаза и
пытаясь поселить в нем уверенность, что четко читается в его собственных
глазах.

— Я буду ждать тебя, будь осторожнее, — шепчет Тэхен, прижимаясь к Чонгуку

и утыкаясь носом в его теплую грудь.

— Я скоро вернусь, — обещает Чон и гладит его по спутанным алым вихрам.

Выпускать так не хочется, покидать теплую с появлением омеги квартиру,
пропахшую нежными душистыми цветами. Но Чонгук выпускает. Он целует
Тэхена в макушку, шепнув на ухо ласковое «ti amo», и идет к выходу из комнаты,
слыша в ответ тихое и робкое «я тоже», после которого на лице расцветает
улыбка.

Теперь хоть на войну.

На улицах города в два часа ночи пустынно, как после апокалипсиса. Негромкий
гул агеры разносится по местности эхом, а холодный взгляд фар рассеивает
необычный для одного из центральных районов мрак. Чонгук останавливается
перед немаленьким готическим собором, что в темное время суток выглядит
особенно устрашающе. Заглушив мотор, альфа оглядывается. На улице только
несколько припаркованных машин. Достав телефон, Чонгук открывает
сообщение и сверяется с указанным в нем адресом — не ошибся. В этот раз
приехал раньше.

Но Джихан себя ждать не заставляет. Чонгук слышит позади знакомый рык

движка, но принадлежит он далеко не бугатти. Альфа хмурится и смотрит в
боковое зеркало, следя за тем, как гиперкар неторопливо подъезжает к старту,
становясь рядом.

— Кенигсегг регера? — хмыкает Чон, повернув голову вбок и осматривая

взглядом мощный красно-черный автомобиль. — Интересно.

Они стоят так полминуты. Чонгук скользит по машине врага критичным

взглядом, но ответного за тонированными стеклами не видит. Джихан, по-
видимому, не намерен устраивать прелюдии, поэтому Чон отворачивается и
жмет на кнопку включения двигателя, обхватив руль пальцами и раскручивая
мотор. Агера рычит, как разозленная пантера, радует, ласкает чонгуков слух,
заводит, заранее пробуждая адреналин. Регера не отстает. Джихан понимает,
что тянуть больше нет смысла.
366/670
Чонгук дает сигнал фарами, отсчитывая до трех. Рык двух шведских
автомобилей сливается в один, а позади гиперкаров уже поднимается столб
белоснежного дыма. Когда фары агеры меркнут, оба синхронно срываются с
места и летят вперед по длинной улице. Чонгук сразу же включает фары и
давит на газ, смотря только вперед.

Джихан специально выбрал местом гонки один из особенно патрулируемых

полицией районов. Для острых ощущений? Чонгук только «за».

Два гиперкара рвут тьму и тишину, в которую погружен спящий город. Они
летят наравне, не уступая друг другу ни на сантиметр, но Чонгук уверен, что До
что-нибудь выкинет, не дав себя обойти. Чон даже не представляет, какие
технологии заложены в регеру, но это ни на секунду не лишает уверенности.
Все сомнения и волнения Чонгук оставил еще в далеком детстве, когда впервые
победил на гонке.

Автомобили синхронно входят в дрифт, сворачивая на главную улицу района.

Мимо изредка проезжают неторопливые машины. Чонгук давит на газ плавно,
удерживая руль обеими руками и легко поворачивая его то влево, то вправо,
петляя между автомобилями гражданских. Тут гиперкары размыкаются. Регера
ускоряется и несется вперед, без проблем минуя преграды перед собой.

Чонгук дергает пальцем подрулевую веточку, меняя скорость. Ровный гул

двигателя за спиной позволяет сосредоточиться, не давая влезть в голову
лишним мыслям. У него в агере нет ничего, только собственноручно поднятая
лошадиная сила, перевалившая за тысячу двести, укрепленный кузов и таранное
шасси. Чонгук всегда надеется только на собственные силы.

Агера стремительно нагоняет регеру и вновь выравнивается с ней, едва не

цепляя бок красного демона. Оба автомобиля на скорости, перевалившей за
двести пятьдесят, пролетают мимо патрульной машины полиции, стоящей у
переулка. Реакция происходит сразу. Сзади начинают мигать красно-синие огни,
а по округе разносится вой сирены.

— А вот и наши друзья, — хмыкает Чонгук, кидая короткий взгляд на зеркало

заднего вида.

Впереди начинается дорога с круговым движением, в центре которой разбита

небольшая площадь с высоким памятником легендарного генерала. Чонгук
начинает мягко сбавлять скорость, готовясь войти в дрифт вокруг площади.
Позади уже нагоняет полиция, разнося звук своей сирены на всю округу. Как
будто это остановит два гиперкара, летящих на скорости, которую полицейское
ведро никогда не разовьет.

Когда автомобили подъезжают к площади, Чонгук резко выворачивает руль,

скользя по асфальту задними колесами. Прямо перед ним регера входит в дрифт
слишком резко, отчего заносит ее больше, чем нужно, но даже при этом До не
теряет контроль над управлением. Чонгук щурится и смотрит на дрифтующий
кенигсегг несколько секунд, едва не забыв о том, что нужно продолжать дрифт
по кругу.

Этот почерк ему знаком.

367/670
Полицейская машина несется где-то позади, отчаянно пытаясь нагнать
гонщиков. Легавые дрифтовать не умеют.

Вокруг площади образуется столб дыма, а на асфальте кругом остаются следы

жженной резины. Проделав один большой круг, гиперкары одновременно
выходят из дрифта и въезжают на новую улицу, оставляя полицейский
автомобиль далеко позади. Впереди виднеется очередной поворот. Чонгук
давит на педаль газа до упора и летит за регерой, буквально дыша в затылок. В
дрифте на площади Джихан перетянул первую позицию на себя. Чон
поглядывает на экран на панели, скользнув взглядом по карте. Скоро финиш, а
До все еще лидирует за счет собственной мощи регеры. Неужели научился
водить и побеждать честным путем?

Чонгук сдаваться не намерен.

Гиперкары с визгом шин вылетают на встречную полосу новой улицы, на конце

которой, прямо перед одной из многочисленных высоток — финиш.

По обеим сторонам от дороги расположились огромные здания, некоторые из

которых полностью зеркальные. В них отражаются два автомобиля,
пролетающих мимо ракетами, устроившими гонку в космическом пространстве.
Ближе к центру поток автомобилей становится больше, несмотря на глубокую
ночь. Чонгук твердым сосредоточенным взглядом смотрит на летящие навстречу
машины и резко выворачивает руль то в одну сторону, то в другую, петляя по
встречной полосе. Вслед слышатся сигналы опешивших водителей.

Регера из-за потока автомобилей слегка замедляется, что дает Чонгуку

возможность нагнать, и вот он снова движется с Джиханом наравне.

— Ну все, сученыш, ты проебал шанс выиграть, — ухмыляется Чон, бросив на

регеру взгляд и давя на газ. Агера рычит агрессивно, ласкает слух и заставляет
улыбнуться уголком губ.

Дорога впереди немного пустеет, позволяя свободно доехать до финиша. Чонгук

несется на скорости триста, а за окнами все сливается в одно сверкающее
пятно. До финишной черты остается около ста метров. Регера внезапно
вылетает вперед, а из выхлопной трубы вырывается насыщенно-синее пламя.
Чонгук даже не удивляется. Он поджимает губы и следит за тем, как регера
стремительно уносится вперед с жужжанием движка, напоминающим
истребитель — это прыжок нитро, которого вполне хватит на то, чтобы доехать
до финиша первым.

— Сукин сын, а я ведь почти поверил, что гонка будет честной, — сухо
усмехается Чонгук, качая головой.

Регера впереди резко тормозит, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов и

оставляя за собой облако пыли. Чонгук долетает до финиша через три секунды.
Он бьет по тормозам и останавливается прямо напротив красно-черного
кенигсегга, оставляя за собой след от резины. Альфа мнет пальцами руль и
лижет нижнюю губу, сверля регеру ненавистным взглядом. Наверняка До сейчас
снова улыбается той самой гадкой улыбкой, которую хочется разбить об
асфальт.

Чонгук резко поднимает дверцу агеры и выходит из машины, заглушив мотор.

368/670
 — Браво, — усмехается он, театрально хлопая и останавливаясь между
гиперкарами, прямо напротив регеры. — Я снова убедился, что ты просто трус, а
ведь мог попытать удачу и выиграть меня без своих игрушек. Давай, выходи,
позлорадствуй! — Чонгук поднял брови, разводя руки и едва не сжигая взглядом
лобовое стекло тонированной регеры.

Дверь кенигсегга поднимается. Чонгук поджимает губы.

Из регеры выходит человек, о котором альфа не подумал бы никогда в жизни.

Чонгук теряет дар речи на мгновение, а руки опускаются сами собой. На секунду
ему кажется, что это проклятая шутка или вовсе страшный сон.

— Намджун…

Ким зачесывает свои блондинистые волосы пятерней и встает возле регеры,

облокотившись на ее капот и смотря на Чонгука непроницаемым взглядом, в
котором Чон видит только одно — пустоту.

— Привет, друг.

369/670
не произноси

Чонгук смотрит в глаза тому, кого называл другом, ровно пять секунд,
после чего срывается с места и налетает, обрушиваясь на Намджуна. Они оба
валятся на капот регеры. Чон нависает сверху скалой и заносит сжатый кулак
для удара, который сразу же прилетает Киму в челюсть. Тот не успевает что-
либо понять, растерянно уставившись на Чонгука, от которого сейчас жаром
пышет сильнее, чем от адского котла или раскаленной лавы.

Чонгук ни в чем не разбирается, даже собственные мысли не слышит, себя не

контролирует. Его друг во вражеском автомобиле, в чем тут еще разбираться?

Он до треска стискивает в кулаке ткань намджуновой футболки, прижимая его к

капоту сильнее, и снова бьет прямо в лицо. Ким не успевает прикрыться рукой.
Из носа брызгает алая струйка, пачкая побелевшие от напряга костяшки
чонгуковых пальцев.

— Ублюдок, — рычит Чонгук, смотря предателю прямо в глаза.

Внутри у альфы скапливается мерзкий склизкий комок, называемый

предательством. Чувство, которое доселе было ему незнакомо, чуждо. Это не
нож в спину, это сотни пуль, вгрызшихся в плоть, въевшихся в трещины костей,
застрявших в органах. Предательство — это заживо сгорать. Но хуже всего
глаза бывшего друга, в которых нет ни капли сожаления или вины. И даже
отголосков боли от чонгуковых ударов тоже нет. Это приводит в еще большее
бешенство. Чонгук бьет, не в силах остановить извергающийся внутри него
вулкан. В жалкой надежде заметить в Намджуне то, что заставит остановиться.
Найти хоть какое-то оправдание. Но Джун только бьет в ответ, попадая Гуку
прямо в солнечное сплетение. Удар из-за неудобного положения оказывается
недостаточно сильным, но Чон все равно на секунду лишается кислорода,
потерявшись в пространстве.

— Прекращай, Чонгук-а, — с долей надменности хмыкает Ким, резко отталкивая

его от себя. Чонгук отшатывается, тяжело дыша и все еще сжимая руки в
кулаки. Ноздри у альфы раздуваются от ярости, которой от него разит за
километр.

Намджун выпрямляется и присаживается на краю капота, утирая ладонью кровь

с носа.

— Ты как всегда, — усмехается Ким, облизнув разбитую младшим губу. — Ни в

чем толком не разбираешься и сразу бросаешься с кулаками. Морды бить легче,
конечно.

— Так вот кто тут крыса, оказывается, — разъяренно рычит Чонгук, прожигая
непринужденного Намджуна своим ядом и ненавистью пропитанным взглядом.
— Я подозревал всех. Каждого. Но только не тебя. Не того, за кого мог отдать
жизнь.

Намджун вздыхает и зачесывает свою челку назад, окинув Чонгука ничего не

выражающим взглядом. С каких пор там пустота? Чонгук не узнает Намджуна.
Это другой человек, лживый и совершенно незнакомый.

370/670
 — Ты гасишь гонщиков? — спрашивает Чон, всеми силами сдерживая себя,
чтобы не кинуться на Кима снова. — Это ты убиваешь людей на гонках? — альфа
срывается на крик, смешивающийся с шумом проезжающих автомобилей.
— Сука, я бы…

— Тут ничего личного, Чонгук, — перебивает Намджун, безразлично пожимая

плечами, и разводит руки в стороны. — Я не хотел трогать наших…

— Ты мог убить Хосока, — взрывается Чон, прерывая альфу и вновь начиная

наступать на него разъяренным зверем. Как он не убил его еще, как может
выслушивать? — Ты ведь был среди тех троих, когда он участвовал в заезде? Ты
был там, да?

— И меня он не убил, — хладнокровно ухмыляясь, Ким поднимается с капота и

подходит к Чонгуку. Большая ошибка, вот только Намджуну никакого дела до
его гнева нет, он ему не страшен.

— Черный корвет, — шипит Чон сквозь зубы, пихая Намджуна в плечо и подходя
вплотную. Он вгрызается в него взглядом своих черных глаз, подернутых
дымкой дичайшей злости. Он бы ее размазал по асфальту кровью Намджуна, его
ошметками. — Это ты?

— Да, я гонщик на черном корвете, — подтверждает Ким кивком и смотрит

Чонгуку прямо в глаза.

— Мразь, — сухо усмехается Чонгук и резко замахивается для удара, но

Намджун успевает среагировать, уворачиваясь. Чон от своей злости даже не
чувствует ответный тяжелый удар, только отшатывается немного, а по губам
стекает теплая липкая кровь. Чего еще ожидать от того, кто был готов убить
тех, кто важен Чонгуку?

Намджун больше не защищается, а идет в открытое наступление, не давая Чону

ни секунды опомниться и нанося удар прямо в живот.

— Вы думаете, что круче всех, — рычит альфа в лицо Чонгука, прижав его к
двери агеры, и сжимает пальцы на его шее. — Вот только автор новых правил не
Джихан, а я. И все будет так, как я и задумал. А таких, как вы, на дорогах
больше не останется.

— Теперь я точно знаю, что ни перед чем не остановлюсь, — хрипит Чонгук,

смотря Намджуну прямо в глаза, выражая свою угрозу взглядом. — Надо будет
убить тебя — поверь, моя рука не дрогнет, — утерев тыльной стороной ладони
кровь с губ, он грубо сбрасывает с себя руку Кима и пихает в плечо. — Этим, —
Чонгук сплевывает, кивком указывая на разбитое лицо Намджуна, — не
отделаешься, если я увижу тебя возле кого-то из моей семьи.

— Будь внимательнее к своей семье, — бросает с ухмылкой Намджун

напоследок, возвращаясь к своей машине.

Чонгук еле сдерживается, чтобы не схватить из бардачка пистолет и не

выпустить всю обойму в предателя. Ему теперь даже видеть это лицо тошно.
Куда-то вмиг испарился образ того человека, что вызывал у Чонгука бесконечное
уважение и братскую любовь. Мерзкий комок внутри только сильнее
разрастается и перекрывает пути для кислорода. Чонгук задыхается в этой
371/670
злости и разочаровании. Это не дает продолжить, заставляет остановиться, хотя
кулаки все еще зудят от желания пройтись по неуместно довольной
физиономии, разбить в кровь. И, наверное, даже тогда Чонгук не увидит в
глазах Намджуна что-либо.

— Не приближайся, — предупреждает Чонгук твердым голосом и садится в

машину, заводя двигатель и с визгом подрываясь с обочины на трассу.

Мерзкое осознание того, что все это время Ким играл свою отточенную роль,
ложится сверху новым, еще более тяжелым слоем. Чонгук сжимает руль крепко,
едва не разрывая кожу, которой он обит. Внутри собирается отравляющая
горечь, которую хочется поскорее выплюнуть, вывести из организма. Чонгук
безрадостно усмехается и качает головой.

Кому теперь верить, если предал даже один из самых близких людей?

Юнги морщится от пробирающихся в комнату лучей утреннего солнца и

зарывается с головой под одеяло, отворачиваясь на другой бок. За собственным,
отчего-то тяжелым дыханием омега слышит, как Хосок ходит по комнате,
собирается и коротко переговаривается с кем-то по телефону, звуча совсем
тихо, чтобы не разбудить своего омегу. Юнги стягивает одеяло с головы и
замечает широкую спину альфы, натягивающего черную футболку. В эту же
минуту все перед глазами начинает плыть, а к горлу медленно подкатывает
тошнота. Юнги жмурится и тихонько мычит, уткнувшись лицом в подушку.

Хосок, заметив, что омега проснулся, разворачивается и подходит к постели,

наклоняясь к болезненно сморщившемуся Юнги.

— Малыш, ты чего? — обеспокоенно спрашивает Чон, погладив омегу по чуть

взмокшим от пота волосам.

— Не знаю, — хрипит Юнги, поднимая взгляд на альфу, и облизывает

пересохшие губы. — Голова закружилась, а еще тошнит. Не пойму, вроде течка
неделю назад закончилась, — вздыхает омега, переворачиваясь на спину и
цепляясь пальцами за хосокову руку.

— Наверное, съел что-то не то, — хмурится Хосок, коснувшись губами лба омеги
и чувствуя жар. — Или заболел. Говорил я тебе не есть столько мороженого, —
недовольно качает головой альфа, смотря на омегу, виновато опустившего
взгляд. У Юнги лицо бледнее обычного, под глазами залегли синяки, а в глазах
читается бесконечная усталость и слабость. — Позвоню в школу, сообщу, что ты
не сможешь прийти на уроки.

— Вот черт, а я так хотел, — слабо усмехается Юнги. — Какая жалость.

— Мин Юнги, — укоризненно закатывает глаза Хосок. — Сейчас я принесу

жаропонижающее, а потом вызовем врача.

— Не нужен мне врач, я сам знаю, что нужно, — морщится омега, отрицательно
качая головой и приподнимаясь на локтях. — Из-за папы я практически все
лекарства выучил. Что и для чего нужно, все такое, — пожимает плечами Юнги.

372/670
 — Пока нужно сбить температуру, — Хосок теперь уже ладонью касается
влажного лба омеги и отстраняется, выходя из комнаты.

Юнги обессиленно валится на кровать и закрывает тяжелые веки. Тошнота с

каждой секундой все сильнее подкатывает. Омега жмурится и прикладывает
ладонь к губам, лежа так несколько невыносимо долгих секунд, затем резко
подскакивает и несется в ванную, едва не упав по пути от внезапно
усилившегося головокружения. Юнги падает на колени перед унитазом и
вцепляется дрожащими пальцами в его края.

В дверном проеме появляется хмурый и взволнованный Хосок. Он отставляет на

тумбу стакан с водой и таблетку и быстро подходит, бережно зачесывая
белоснежную челку омеги, прилипшую ко лбу, назад. Омега рассеянно
отмахивается от альфы, прося жестом Хосока выйти, но тот даже не собирается
подчиняться. Он своего омегу в таком состоянии не оставит. Внутри
зарождается волна беспокойства, а тревога постепенно завладевает сознанием.

Когда Юнги перестает тошнить, Чон помогает ему подняться и подводит к

раковине. Омега умывает лицо холодной водой и полощет рот. Поднимает
взгляд к зеркалу и встречается со своим изнеможенным отражением. Такое
чувство, будто не живой вовсе. Тошнота проходит, но головокружение не
стихает.

— Кажется, правда переел мороженого, — измученно вздыхает омега,

поворачиваясь к Хосоку.

— Тебе нужно в постель, малыш, — альфа вплотную подходит к Юнги, еле

стоящему на ослабших ногах, и прижимает к себе, выводя из ванной.

Омега облегченно выдыхает, когда вновь ложится в постель. Сил нет даже на
то, чтобы руку поднять. Он притягивает к себе одеяло и обнимает, прильнув
щекой к подушке и смотря на Хосока, сидящего рядом.

— Ненавижу валяться вот так, как беспомощный старик, — жалуется Юнги,

обессиленно прикрыв глаза.

— Далеко тебе до старика, — слабо улыбается Чон, погладив омегу по руке, и

оставляет мягкий поцелуй на ладони. — Скоро поправишься, я не дам тебе
болеть.

Юнги согласно мычит и облизывает губы.

— Да и папе не надо знать, что со мной снова что-то произошло. Он будет

волноваться, — просит омега, приоткрыв один глаз и смотря на Хосока снизу
вверх.

На тумбе начинает вибрировать телефон альфы. Чон хмурится и берет его,

принимая звонок.

— Да, Чонгук? — спрашивает он, смотря Юнги в глаза и поглаживая свободной

рукой его нежную холодную ладонь.

— Не приезжай сейчас в оф…

373/670
— Я сейчас вообще никуда не смогу поехать, Чонгук-а, — прерывает брата
Хосок.

— Это срочно. Подъезжай к полицейскому участку через двадцать минут, —

настаивает на своем Чонгук не терпящим возражения тоном. Хосок понимает,
что дело действительно срочное. Он вздыхает и поднимает глаза к потолку. Как
ему оставить Юнги в таком состоянии?

— Поезжай, — шепчет Юнги, услышавший Чонгука через трубку.

— Послуш… — заговаривает Хосок, но его прерывают гудки в трубке. Альфа

снова вздыхает и отбрасывает телефон на кровать, потерев лицо ладонями.
— Как я тебя оставлю, Юнги-я? — спрашивает он, взглянув на омегу,
вылупившего свои большие глаза на Чона. Его бы прижать к себе крепко,
согреть, забрав боль, и никуда не выпускать.

— Он сказал о полиции, — хмурится Юнги, прикусывая губу. — Наверняка это

что-то серьезное, ты должен поехать, Хосок-а. Я выпью нужные лекарства и
буду отдыхать.

Хосок поджимает губы и хмурится, ненадолго задумываясь. Ехать надо в любом

случае. В душе будет ноющая тревога, не дающая покоя, волнение за омегу, но
отказаться не выйдет. Альфа понимает, что остаться не может никак. Он снова
берет свой телефон и встает с кровати, расхаживая по комнате. Юнги следит
приоткрытыми глазами за Чоном, замечая, как тот кого-то набирает и
прикладывает мобильный к уху.

— Кому ты звонишь?

— Тэхену, — бросает альфа, отворачиваясь к окну. — Пусть приглядит за тобой,

пока меня не будет.

— Серьезно? — Юнги закатывает глаза и откидывает голову на подушку. — Я не

маленький, Хосок-а, мне не раз приходилось лечить себя самостоятельно. Тэхен
далек от медицины и всего, что с ней связано, как он мне поможет?

— Знаю, но мне так будет спокойнее, — мягче говорит Хосок, глянув на омегу.
— Тэхен? — отвлекается он, когда Ким принимает звонок.

Юнги вымученно вздыхает и накрывает лицо подушкой, перекатываясь на центр

большой кровати. А к горлу снова начинает подкатывать тошнота.

— Думаешь, нас повязать хотят? — задумчиво спрашивает Хосок, глянув на

брата, сидящего в кресле рядом перед столом офицера в полицейском участке.

— Мы бы тогда уже в наручниках тут сидели, — хмыкает Чонгук, подняв руки и

покрутив ими перед лицом старшего. — Югем о чем-то поговорить хочет, и я уже
догадываюсь, о чем, — младший хмурит брови и закусывает нижнюю губу,
закинув ногу на ногу и покачивая носком ботинка.

Хосок уже открывает рот, чтобы ответить брату, как дверь в кабинет за их
спинами распахивается, впуская в светлое, типичное помещение полицейского
374/670
участка офицера Ким Югема. Обычно расслабленное лицо альфы с извечной
легкой улыбкой сейчас выглядит напряженным и крайне серьезным. В
опущенной правой руке у Кима какая-то черная папка, а в другой — полицейская
темно-синяя фуражка под цвет его формы, идеально сидящей на высоком и
далеко не худощавом теле. Югем закрывает за собой дверь и быстро проходит к
столу, бросив на него все, что держал в руках. Он ерошит свои угольно-черные
волосы и, наконец, поднимает взгляд, смотря то на одного Чона, то на другого.
Чонгук терпеливо ждет, изогнув бровь, а Хосок барабанит пальцами по ручке
кресла.

— Какого черта происходит на улицах? — выдает Югем, звуча довольно тихо, но

напряженно. — Откуда вдруг столько аварий? Поначалу я думал, что это просто
несчастные случаи, но теперь точно знаю, что это гребаные убийства. Кто в этом
замешан? — альфа поджимает тонкие, чуть бледноватые губы и упирается
руками в край стола, походя на учителя, отчитывающего провинившихся
учеников.

— Не мы, — просто пожимает Чонгук плечами, закинув руку на спинку кресла и

дергая носком ботинка в воздухе. — Мы как раз таки с этим боремся.

— Вы? — Югем неверяще щурится и хмыкает. — А полиция на что? Мы тут на

что? Что-то происходит уже не один месяц, а я до сих пор не могу понять, чьих
рук это дело и по какой причине случаются эти убийства. Ни одной гребаной
зацепки, все, черт возьми, молчат.

— Послушай, офицер, — спокойно заговаривает Хосок, чуть подавшись вперед и

смотря на нервного Кима. — Вмешательство полиции нам не нужно. Пока что.
Зная вас, раздуете огромный скандал, масштабное расследование. Головная
боль для общества. Все проще, чем кажется, поэтому мы с этой проблемой
разберемся сами.

— Ты, наверное, шутишь, Хосок-а, — безрадостно рассмеявшись, хмыкает Югем.

В его смехе звучат нервные нотки. Взгляд его горит синим пламенем, в нем ком
электрического напряжения. Это все нервы; эта работа делает его дерганным, а
непонимание происходящего еще больше доводит, выжигая остатки нервных
клеток. — Вы не полицейские, это не ваша работа. Что вы вдвоем, — он
вздергивает руку, указывая на братьев, — сможете с этим сделать? Лучше
расскажите все, что знаете, а дальше дело за легавыми.

— Что-то полиция не в силах решить, — говорит ему Чонгук, поднявшись с

кресла, и складывая руки на груди. Некомфортно ему, когда кто-то возвышается
над ним, и неважно, что это друг. Да и с друзьями теперь нужно быть
осторожнее. — Это прежде всего установка новых правил, а потом уже захват
территорий. В любом случае, мы этому не позволим произойти. В этой игре копы
лишние. Просто дай нам самим разобраться.

— Снова прикрывать, когда на улицах творится такое? — Югем удивленно

вскидывает бровь и опускается в свое кресло, резкими движениями ослабляя
черный галстук на шее. — Сейчас делать это будет в разы труднее. Если
убийства продолжатся, об этом точно узнают сверху. Боюсь, тогда ты снова
загремишь за решетку, Чонгук. Да и не только ты, а все, кто к этому причастен.

— Мы будем действовать аккуратнее, не так заметно, — обещает Хосок, разведя

руки в стороны. — Облегчим работу вам и не дадим поводов для того, чтобы
375/670
встревать. Улицы — это наша территория, гонщики сами должны бороться за
них. Попридержи это дело, Югем-а.

— Если меня будут сажать за содействие преступникам, я вас обоих прежде

пристрелю, мне все равно терять нечего будет, — хмыкает офицер, откидываясь
на спинку своего кресла и потирая переносицу двумя пальцами. — И если ваши
терки не прекратятся, а люди продолжат погибать в авариях, полиция будет
вынуждена вмешаться в дела улиц, — Югем смотрит на Хосока и переводит
взгляд на стоящего сбоку от стола Чонгука. Предупреждает, сверкая полным
серьезности и уверенности взглядом. Ему ведь тоже надо исполнять свой долг,
негласная договоренность, только что произошедшая, очень шаткая, зависящая
от того, как будут действовать братья. Югем просто дал фору, а после полиция
непременно погонится следом.

— Легавые только усложнят все. Не лезьте столько, сколько это будет

возможно. Мы пока копаем под того, кто все это устраивает. Когда будет
достаточно доказательств, я сам лично тебе в руки отдам все, что у нас будет, —
уверяет Чонгук, смотря на офицера так, что в его словах нельзя даже на
секунду усомниться. Югем и не пытается, потому что прекрасно знает Чонгука,
который ни разу не подводил и всегда сдерживал данное слово. Ким в нем
уверен, даже если и не показывает этого. Взглядом дает понять.

Офицер вздыхает и поднимает руки в сдающемся жесте, кивнув пару раз.

Чонгук довольно ухмыляется, а Хосок заметно расслабляется.

— Я, блин, на вас надеюсь, парни.

Хосок закуривает, как только они с Чонгуком выходят из участка. По голубому

небу медленно плывут белоснежные облака, создавая временные тени на земле.
Легкий свежий ветерок колышет яркую зеленую листву и волосы на макушке. По
горло заваленные работой сотрудники полиции куда-то спешат с папками в
руках, говорят по телефону и с чем-то вечно разбираются. Чонгук натягивает на
голову черную кепку и сует руки в карманы черных потертых джинсов, кинув на
курящего брата короткий взгляд. А самому уже совершенно не хочется курить,
как будто не было никакой зависимости, что год мучила в тюрьме, не давая
покоя.

— Думаешь, Намджун много на нас нарыл? — спрашивает младший,

неторопливо шагая вместе с братом к парковке, где стоят два гиперкара.

— Не знаю, многое остается между нами с тобой. Все, что касается продаж и
закупок, местонахождения нашего секретного склада и некоторых сделок. Об
этом даже Юнги не знает, — Хосок слегка щурится от палящего солнца и
стряхивает пепел на землю, вновь зажимая сигарету в уголке губ. — Много этот
ублюдок не слил бы Джихану.

Имя Намджуна больше не звучит из уст Хосока с тех пор, как он увидел
разъяренного брата, вернувшегося с гонки с регерой, принадлежащей врагу. Его
даже не упоминают в их небольшой семье, которая теперь собирается только в
дыре или у Чимина в квартирке. У них больше нет родного гаража и друга.
Намджун словно умер. Лучше бы так и было, чем то, что есть. Грязная,
противная правда, о которой даже думать неприятно до тошноты. В кругу семьи
стало слишком тихо, будто так проявляется молчаливая, негласная скорбь. Хуже
всего Джину, которому Намджун был самым близким человеком на свете. Все
376/670
они сполна ощутили прелесть предательства, все в нем захлебнулись, потонув с
головой. И им до сих пор не верится.

Лучше бы Намджун умер, чем каждому из них подарил по ножу в спину.

— Нужно быть еще внимательнее. Мы можем только друг другу доверять,

Хосок-а, — говорит Чонгук, останавливаясь и становясь напротив брата. Хосок
выпускает дым и согласно кивает, с прищуром смотря на Гука. — Ни Юнги, ни
Тэхену нельзя что-либо знать. Прежде всего, ради их же безопасности. Если До
посмеет тронуть…

— Он не тронет, Чонгук-а, — Хосок швыряет окурок в урну рядом и кладет

ладонь на плечо брата, чуть сжимая. — Иначе будет гнить в сырой земле, а не за
решеткой.

Чонгук поджимает губы и коротко кивает, смотря брату в глаза. Если это
случится, он сам сделает так, что Джихан будет гнить под землей.

Юнги сидит на диване, подобрав под себя ноги и сжимая в пальцах джойстик.
Сосредоточенный и внимательный взгляд кофейных глаз направлен на экран
большого телевизора. Омега ловко двигает пальцами, нажимая на нужные
кнопочки и управляя автомобилем, летящим по какой-то пустынной местности.
Спереди летят машины соперников, которых предстоит обогнать. Не отрывая
взгляда от телевизора, Юнги берет из рядом стоящей тарелки шоколадное
печенье и отправляет в рот, быстро пережевывая.

После того, как Хосок ушел, Юнги выпил необходимые таблетки, найденные в
аптечке, и поспал около часа. Тэхен, который был на учебе, когда позвонил Чон,
сказал, что приедет сразу же после второй пары, и уже должен был быть здесь с
минуты на минуту. Юнги после сна полегчало, тошнота притихла, как и
головокружение, но легкая слабость все еще окутывала и без того щупленькое
тело.

Лежать и плевать в потолок надоело, поэтому Юнги решил спуститься в

гостиную и поиграть в приставку. Если он не может гонять по-настоящему, то
будет развлекаться виртуально, уж это Хосок точно не запретит.

Юнги облизывает губы, испачканные шоколадом, и чувствует, как тошнота

вновь дает о себе знать, только омега ее игнорирует, закидывая в рот еще одно
печенье. Он почти обогнал главного соперника.

— Это ты болеешь так, Юнги-я? — слышится за спиной усмешка Тэхена. Юнги и

не заметил, как омега пришел, даже звука движка его феррари не услышал. У
самого тут серьезная гонка.

Тэхен стягивает с себя атласный черный бомбер, под которым у него светлая
футболка с принтом, и бросает на кресло вместе с мобильным и ключами от
своей лаферрари. Зачесав огненную челку назад, омега садится рядом с Юнги,
который даже не удостоил его взглядом, полностью окунувшись в гонку.

— Мне стало полегче, и я решил развлечься, пока ты ехал, — бубнит

сосредоточенный на игре Юнги. — Кстати, я в прошлой гонке открыл
377/670
лаферрари, но пока не испробовал ее. Я доверю важные гонки своему
проверенному широну, а потом посмотрю, на что способна твоя ла.

— Пошли, испробуй ее, она ждет прямо у дверей, — улыбается Тэхен, устало
опуская голову на плечо Юнги и следя за тем, что происходит на экране.

— Если ты хочешь, чтобы я врезался в ближайший столб, то пошли, — хмыкает

Юнги, приподняв уголок губ и кидая на Тэхена короткий взгляд.

— Что с тобой вообще? — хмурится Ким, приподняв голову, и кладет на плечо

Юнги подбородок. — Хосок по телефону звучал очень серьезно. Я вырвался с
учебы, как только смог, а ты тут прохлаждаешься.

— Он преувеличивает, — морщит нос Мин, беря из тарелки еще одно печенье и

попутно кивая Тэхену, чтобы угощался. — Я просто приболел, ничего страшного
не случилось, как видишь. Но я рад, что ты приехал, — улыбается Юнги другу,
смахивая на хомяка, набившего щеки запасами на зиму. Тэхен смеется и тыкает
омеге в щеку, чувствуя, как там перекатывается печенье.

— Не подавись, Юнги-я.

Юнги отворачивается к экрану, быстро пережевывая печенье. Его игрок

находится уже на лидирующей позиции в большом отрыве от соперников,
оставшихся позади, а до финиша остается километр. Юнги давит на кружок и
кидает взгляд на маленькую карту в нижнем левом углу экрана. Как только он
проглатывает печенье, тошнота возвращается, мгновенно усилившись в разы.
Его вот-вот стошнит прямо на ковер. Мин резко отбрасывает джойстик. Его
машину в игре заносит, и она съезжает с дороги, врезаясь в дерево. Юнги
спрыгивает с дивана и несется в ванную, прижимая ко рту руку. Если бы он мог,
то выругался сейчас на весь дом, потому что какого черта вообще происходит?

— Юнги?

Тэхен взволнованно следит за омегой и быстро поднимается с дивана, спеша за

ним в ванную. Юнги сгибается перед унитазом, падая на светлый кафель. Все
съеденное печенье оказывается снаружи, по ванной разносятся гортанные
звуки. Тэхен осторожно подходит к Юнги и зачесывает его белоснежные волосы
назад, чтобы не испачкался, а другой рукой мягко поглаживает по ссутуленной
спине через тонкую ткань белой футболки. Сплюнув оставшуюся желчь, омега
утирает дрожащей рукой губы и поднимается не без помощи Тэхена, подходя к
раковине. Ким присаживается на край тумбы, сложив руки на груди, и скользит
по Юнги беспокойным взглядом. Впервые он видит Мина таким слабым и
уязвимым. Он весь мелко дрожит, на лбу испарина, снова побледнел и дышит
тяжело.

— Может, ты съел что-то не то, — предполагает Тэхен, прикусив губу и

наблюдая за тем, как Юнги умывает лицо холодной водой. Мин пожимает
плечами и берет зубную пасту, выдавливая на свою фиолетовую щетку синюю
жижу. — А может, это вирус, — продолжает выдвигать теории Ким. Юнги чистит
зубы и чувствует, как от мятной пасты тошнота снова дает о себе знать. Мин
шумно вздыхает и сплевывает, стирая пену с губ, затем тщательно полощет рот.
— А может, ты беременный, — невзначай выдает Тэхен и сам удивляется
сказанному, вскинув брови. Юнги застывает с махровым полотенцем в руках,
уставившись на Кима через отражение в зеркале стеклянным взглядом.
378/670
 — Мы предохраняемся, — уверенно отвечает Мин через три секунды, утерев
лицо, а у самого сердце от услышанного пропускает удар и кубарем катится
куда-то вниз, к пяткам. Такой мысли даже и быть не может, этот вариант
исключается в самую первую очередь. — Я пью таблетки, — закрепляет Юнги,
разворачиваясь к Тэхену. Ким пожимает плечами и разводит руками. Значит, все
остальное не так страшно.

Омеги возвращаются в гостиную. Юнги на печенье даже смотреть уже не хочет,

отодвигает подальше и поднимает джойстик, лежащий на мягком ворсистом
ковре светло-бежевого цвета.

— Сыграешь? — спрашивает Юнги, вскинув бровь и с легкой улыбкой глянув на

Тэхена, севшего рядом. — Покажи мне настоящую атаку дрифтом, Ким Тэхен.

— Я беру авентадор, — Ким ухмыляется и принимает протянутый джойстик.

Юнги берет для себя второй и выбирает заезд, уставившись на большой экран.
Внутри от слов Тэхена, сказанных в ванной, образовался комок, прямо в животе
стягивающий тугим узлом. Это далеко не самое приятное чувство. Сомнение
называется.

Юнги старательно запихивает его куда подальше, максимально игнорируя и не

давая даже на секунду взять над собой верх, и сосредотачивается на гонке.

Джихан стоит перед своим гаражом, из которого льется холодный белый свет,
разгоняющий мрак вокруг него. В одной руке тлеет сигарета, другая покоится в
кармане темно-синих брюк, идеально подчеркивающих крепкие бедра. Светло-
голубая рубашка расстегнута наполовину, а рукава закатаны до локтей. Альфа
подносит к губам фильтр сигареты и затягивается, заполняя легкие горьким
крепким дымом.

До часто проводит свои вечера вот так, выкуривая неизвестную по счету

сигарету и разглядывая шедевры, стоящие в ряд в просторном гараже. Каждый
блестит и переливается на свету глянцем, отбрасывая свои могущественные
тени на белоснежный кафельный пол. До горд тем, что имеет. В каждом
автомобиле мощи за тысячу лошадей; двигатели, с которыми машинам,
разъезжающим по ночным улицам, не тягаться. У Джихана в руках сила, власть
и финансы, недостижимые для простого смертного. У До лучшие автомобили, и
совсем скоро наступит их время правления на дорогах.

Губы Джихана трогает легкая улыбка, когда он слышит шаги за спиной. Он даже
не оборачивается, знает, кто пришел.

— Как продвигается революция? — спрашивает он, стряхнув пепел на землю.

Намджун встает рядом с альфой, сунув руки в карманы кожаной куртки и,

подобно До, разглядывая автомобили. Среди них больше нет регеры, она теперь
способна покорять улицы.

— Чоны затихли, осторожничают, но это нам на руку. Еще немного, и я получу

Тобон. Этот район почти сломался, осталось чуточку надавить, — рассказывает
379/670
Ким, перебирая в пальцах металлическую зажигалку, лежащую в кармане.

Джихан делает шаг к гаражу и зажимает сигарету меж губ, смотря зверю,
стоящему напротив, прямо в глаза. Подходит ближе и касается кончиками
пальцев черного матового капота бугатти.

— Каково это… остаться без друзей? — задумчиво интересуется До, склонив

голову и покусывая фильтр сигареты.

— Не вызывай во мне чувства, До, они тут ни к чему, — хмыкает Намджун,

наблюдая за Джиханом.

— Чувства важны, Намджун-а, это инструмент, — альфа слегка хмурится,

зачесывая челку, спавшую на лоб, и кидает на Кима взгляд. Все это время не
перестает улыбаться своей привычной нагловатой улыбкой, больше ядовитой,
чем приятной и разливающей внутри тепло. Скорее, холод. Ледяной, кусачий.
— Ими можно играть, как вздумается. Если человек в них утонет, над ним
возможно обрести власть, — Джихан отворачивается от бугатти и смотрит на
Кима внимательно. — Чонгук ведь потерял контроль над собой, когда увидел
тебя?

— Ты можешь убедиться в этом наглядно, — Намджун обводит пальцем область

правой скулы, на которой еще не до конца зажил синяк. Джихан довольно
ухмыляется.

— Не представляю, каково ему было, — качает он головой, опуская взгляд на

тлеющую сигарету, зажатую в пальцах. — А если надавить еще сильнее, он
совершенно лишится власти над собой. Еще одно предательство, которое ждет
Чонгука в скором времени, станет контрольным ударом. Но мне ведь мало, —
наигранно недовольно хмурится До, взглянув на Намджуна. — Даже тогда он
может оклематься. Поэтому держи на мушке всех его близких людей. Раз
чувства «тут ни к чему», я могу быть уверен, что ты не остановишься в случае
необходимости.

— Не сомневайся в этом, — твердо говорит Намджун, коротко кивая в

подтверждение своих слов.

Джихан удовлетворенно улыбается и подходит к Киму, хлопая альфу по плечу.

— Вот и отлично, мой дорогой революционер. А теперь идем придумывать

коварный злодейский план, — сухо смеется До, двинувшись к особняку.

380/670
Примечание к части 1-2 сц: MYSTXRIVL - GHOST
3 сц: psxcho666 - youshouldcool
4-6 сц: lil peep - star shopping

остаток меня

Чимин чувствует, как его расслабленное и находящееся под градусом

тело подхватывают волны наслаждения, качающие его прямо посреди океана.
На пухлых и блестящих губах играет довольная улыбка, а глаза приоткрыты в
блаженстве. По лицу омеги скользят огни синего и фиолетового цветов,
длинные ресницы слегка трепещут, а в голову словно вату напихали. Кроме нее
там ничего и нет. Легкость, почти невесомость.

Чимин резко распахивает глаза и сталкивается взглядом с незнакомым альфой,

прижимающим его пьяное тело к себе. Реальность разбивается на осколки и
хрустит под ногами. Волны наслаждения — чужие руки, трогающие его везде,
куда только дотягиваются, а океан — центр танцпола. Осознание этого ни капли
не портит настроение. Чимину хорошо, а это главное. Он скользит языком по
нижней губе и обнимает альфу за шею, прижимаясь к нему всем телом. Руки
мужчины спускаются по тонкой талии вниз, берут за бедра, а потом и вовсе
ложатся на упругие ягодицы, обтянутые тканью черных блестящих джинсов.

Чимин потерял счет коктейлям, которые плавно перешли в нечто более крепкое.
Он упустил тот момент, когда мог еще остановиться и уехать домой в более
адекватном состоянии, но теперь уже поздно. Он в плену чужих рук, из которых
выпутываться абсолютно не хочется, ему это нравится.

Он чему-то смеется, откинув голову и разглядывая огни прожектора, плывущие

по черному потолку, похожему на бесконечный космос. Горячие губы на шее
скользят вверх и останавливаются на линии челюсти. Мужчина горячо выдыхает
и внюхивается зверем, втягивая природный аромат омеги, находящегося в его
руках. Чимин позволяет альфе все, плюет на то, что утром будет жалеть, потому
что вовсе не такой, не спит с кем попало, не опускается до случайных связей. Но
сейчас им движет что-то другое. Ноет внутри, зудит, просит исцеления,
облегчения. Чимину не дает это покоя, по ночам сдавливает горло и не
позволяет дышать. В голове разные образы, все смешались друг с другом, уже и
не разобрать. Чимину просто нужно унять зуд, забыться. Утонуть.

Он зарывается пальцами в чужие каштановые волосы и, не переставая плавно

двигаться в такт громкой музыке, слепо ищет губы, не желая открывать глаз.
Альфа сразу же реагирует, впиваясь в сладкие персиковые губы своими.

Чимин жмурится, хочет оттолкнуть, но и притянуть поближе одновременно.

Отдаться, как шлюха последняя, или к черту послать и сказать, что сегодня
ничего не будет. Оказаться в своей теплой постели, или непонятно где и
неизвестно под кем, выгибаясь и оглушая стонами. Чимин боится открывать
глаза. Он всего себя вкладывает в чужие руки и пытается отключиться, только
бы не чувствовать на себе пристальный взгляд, не дающий покоя весь вечер.
Источник неизвестен, но зуд внутри почему-то становится сильнее.

Чану покусывает кольцо в своей губе, в татуированных пальцах держит

381/670
сигарету, пепел на которой давно пора бы стряхнуть в рядом стоящую
пепельницу, но он этого даже не замечает. Тяжелый взгляд темных глаз
направлен на разгоряченную танцами и алкоголем толпу. Альфа скрывается за
сигаретным дымом, заполнившим уголок, в котором он сидит, не желая быть
замеченным. Он бы вообще здесь не сидел сейчас, когда каждая псина Джихана
скалит зубы, стоит учуять запах Има. Он бы сейчас не подставлялся, но ему
плевать на себя. А на того, кто на танцполе отдается наслаждению, приоткрыв
персиковые губы и позволяя кому-то себя лапать, — нет.

Чану не воскрес. Он даже не умирал. Однако с тех пор, когда затылка коснулось
дуло пистолета, началась его новая жизнь. Не такая яркая, привлекающая
внимание всех, кому не лень за ней наблюдать и становиться ее частью. У Чану
во власти больше нет ни района, ни людей, которых он называл своей командой.
Он в одно короткое мгновение лишился всего, что так давно собирал, что честно
завоевывал победа за победой. Джихан забрал все, что только мог, оставив Има
ни с чем.

Наказание, которое Чану еще сотни раз бы получил, и даже хуже, — умер бы,
только бы тому, за кем он так пристально следит весь вечер, не грозила
опасность. Смерти он не боится. Точно не своей. И рад он «пощаде» лишь
потому, что сможет уберечь Чимина. Чертовски упрямого и бесстрашного
Чимина.

Чану сразу понимает по омеге, что тот пьян чересчур. Трезвый Чимин себя так
не ведет, не дается в руки кому попало, а еще странно, что никого из банды
Чонов не видно. Омега тут один. После того, как они узнали о предательстве
Намджуна, все стало по-другому. Банда Чонов редко появляется в дыре, почти
никак не дает о себе знать на ночных улицах. Они даже в заездах не участвуют.
Им понимает, для чего это делается. После того, что произошло, они решили
вести себя тише и лишний раз не показываться на глаза. Возможно, готовят
какой-то план действий, ответный удар, — Чану не знает. У него на этот счет
есть мысли и намерения, но сейчас, когда легкий аромат цитрусов, даже
несмотря на то, что смешался с сотнями других ароматов, доходит до него
невесомым шлейфом, он ни о чем другом не думает.

Чану тушит сигарету, дотлевшую до фильтра, в пепельнице, и достает из пачки

новую, прикуривая и зажимая в зубах. Взгляд ни на секунду не отводит, хоть и
горит внутри что-то от происходящего. Альфа успокаивает себя никотином и
периодически отпивает пива из бутылки, стоящей на столике рядом с пачкой
сигарет.

Чимин с незнакомцем покидают танцпол. Омега идет спереди, а сзади идущий

мужчина удерживает его за талию, так и порываясь спустить руки на упругую
задницу. Чужие ладони все-таки съезжают вниз, Чимин строит на лице легкое
недовольство и возвращает руки альфы на свою талию, а когда поворачивается
к нему лицом, то внезапно меняется, обворожительно улыбаясь, словно и не
было ничего. Это замечает только Чану, вновь позабыв о сигарете, зажатой меж
губ. Он слегка хмурит брови под челкой и уже порывается встать, но всеми
силами себя удерживает.

Уже приближаясь к узкому коридору, ведущему к выходу, Чимин теряется в

толпе, вошедшей внутрь. Чану прищуривается, взглядом выискивая омегу среди
шумной компании. Успевает зацепиться только за пепельную макушку и резко
поднимается, бросив окурок в пепельницу. Альфа твердым шагом идет к Чимину,
382/670
абсолютно никого не видя вокруг себя. Он расталкивает людей плечами и,
наконец, завидев омегу, ускоряется. Тот прижат к стене коридора. На
затуманенном алкоголем лице мелькает раздражение, не вяжущееся с легкой
улыбкой на пухлых губах. Незнакомый альфа уже бесконтрольно бродит по
чиминову телу, покрывая поцелуями открытую шею. Пак кладет руки на его
плечи, то ли пытаясь оттолкнуть, то ли притянуть ближе. Ведет сам с собой
внутреннюю борьбу в шаге от ошибки, которую может допустить, если еще чуть-
чуть подождать и позволить зайти дальше.

Чимин успевает уловить знакомый аромат кардамона и корицы за секунду до

того, как Чану появляется в поле зрения. А еще через секунду Им грубо
отрывает ничего не успевшего понять альфу от Чимина, буквально отшвыривая
его к противоположной стене.

— Какого хуя, чувак?! — сразу же заводится тот, уставившись на Чану

вспыхнувшим взглядом. Так выглядят дикие животные, когда их отвлекают от
добычи. Ноздри раздулись, а челюсти крепко стиснуты, ладони уже сжимаются в
кулаки, но Чану абсолютно плевать.

— Ты что творишь? — возмущается ошарашенный Чимин, выпучив глаза на Има.

— Тебе пора домой, — цедит Чану, стараясь сохранять выдержку. Он подходит

ближе и берет омегу за локоть, собираясь вывести, но тот мгновенно
вырывается из хватки и кидает взгляд за спину альфе.

Чану хватают за плечо, рывком разворачивая. Альфа, минутой ранее

зажимавший Чимина, замахивается для удара, но не успевает закончить атаку,
дезориентируясь, когда Им бьет первым с разворота ему точно в нос. Тот
отшатывается, сразу же хватаясь за лицо. Некоторые, занятые уединением
парочки, оборачиваются, но вмешаться не пытаются.

— Съебался, пока ходить можешь, — рычит Чану, бросая на скорчившегося

альфу предупреждающий взгляд, а затем разворачивается обратно к Чимину,
что все так же жмется к стене, смотря на происходящее с удивлением,
мелькающим в блестящих в полумраке глазах. — Пошли, — бросает альфа, вновь
беря омегу под локоть, но уже крепче, чтобы не смог вырваться.

— Какого черта, Чану-я? — вскрикивает омега, пытаясь сопротивляться. Чану,

не обращая на это внимания, тащит его к выходу, играя желваками на
напряженном лице. — Ты мне обломал все, придурок! Кто просил тебя
вмешиваться? — продолжает громко возмущаться Чимин, безуспешно пытаясь
вырвать свою руку из крепкой хватки альфы. — Пусти, блять, меня!

Холодный ночной воздух, словно пощечина, бьет по разгоряченному телу омеги.

Чимин мгновенно трезвеет и покрывается мурашками. То ли от кусачего холода,
прокрадывающегося под одежду, то ли от пронзительного взгляда Чану. В
относительной тишине мысли кое-как собираются в кучу, восстанавливая
картинку последней их встречи. Чимин поджимает губы и рефлекторно отходит
назад, сверля Чану недовольным взглядом, в котором альфа улавливает то
самое разочарование, которое успел позабыть.

— Что тебе надо от меня? — спрашивает Чимин хрипловатым голосом. Чану

нависает над ним непреодолимой преградой, почему-то особенно раздражая
сейчас своим непроницаемым взглядом, сквозь который никому и ничему не
383/670
пробиться.

— Ты перебрал, проветрись, — спокойно отвечает альфа, сунув руки в карманы

своей черной, слегка потертой косухи.

Чимин вскидывает брови и растекается в улыбке, а затем вовсе начинает

смеяться заливисто. Алкоголь все еще держит его разум под контролем, борясь
с холодным отрезвляющим ветром.

— Серьезно? Ты пришел, чтобы указывать, сколько мне пить? — с кривой

усмешкой язвит омега, склонив голову к плечу и строя вопросительное
выражение лица. — После того, как хотел меня убить.

— Я не хотел тебя убить, Чимин, — Чану зачесывает челку назад и делает шаг к
настороженному Чимину. Фиолетовый свет неонов отражается на кольцах в его
брови и губе. Альфа буквально чувствует, как внутри омеги нарастает
напряжение, которое вот-вот вырвется наружу ураганом. — Я бы никогда…

— Хватит, — прерывает его Чимин, резанув своим наточенным взглядом

совершенно неожиданно. — Я видел все своими глазами. Ты на стороне
Джихана, на стороне подонка, который убивает людей ради власти. И вообще…
какого черта я стою тут с тобой? — сухо усмехается омега. — Мне бы бежать, а
то вдруг ты добить меня пришел.

Чану ухмыляется и лижет нижнюю губу, качая головой. Такой Чимин особенно
удивительный. Он открылся сейчас с новой, ранее невиданной стороны. Им бы
бесконечность держал его в руках, рассматривая все грани и открывая новые.

— Тебе смешно? — вскрикивает Чимин, сверкая ненавидящим взглядом, едким и

проделывающим в теле дыры. — Я никогда в жизни даже улыбки на твоем лице
не видел, а теперь ты смеяться надо мной вздумал? — кричит Чимин, плюнув на
все. Пусть привлекает внимание редких людей, ошивающихся возле клуба, пусть
что угодно о нем думают, ему совершенно плевать. Слова вдруг жаждут
вырваться, и их уже не остановить. Омега все списывает на алкоголь в крови. И
пусть, так даже лучше. — Ты черствый и равнодушный мудак, Им Чану! Теперь-
то я понимаю, почему ты с ними заодно. Тебе плевать на человеческие жизни!
На всех! И на меня тоже. Хотя… с чего это тебе не должно быть плевать, —
хмыкает омега, поджимая губы. Чану все молчит, терпеливо ожидая, когда
омега перестанет орать, а Пак от этого еще сильнее бесится, смотря на него
горящими от ярости глазами. — Господи, я… я ненавижу тебя! — омега
срывается и твердой походкой движется обратно к клубу, не имея никакого
желания смотреть в это равнодушное лицо.

Чану резко перехватывает его поперек живота и, развернув к себе лицом,

прижимает к холодной кирпичной стене возле входа в дыру, сразу же
перекрывая все пути отхода. Чимин замирает, как жертва в лапах хищника, и
огромными глазами смотрит прямо в черные напротив, в которых отражается
неоновый свет.

— Будь мне плевать, убил бы без раздумий, — хрипло шепчет альфа, горячо
выдыхая на приоткрытые губы Чимина. Взгляд невольно спускается к ним,
ненадолго задерживаясь, и возвращается к кофейным глазам, в которых
плещутся легкий испуг и оцепенение. У Пака по коже прокатывается волна
мурашек от этого глубокого голоса вкупе с бездонным взглядом. — Ведешь себя,
384/670
как шлюшка, готов был отдаться…

— Заткнись! — вскрикивает Чимин, пытаясь оттолкнуть альфу, но тот лишь

крепче вжимает его в стену, топя в своем дурманящем аромате кардамона. — Не
смей так говорить обо мне, — Чану довольно хмыкает и вскидывает бровь, следя
за тем, как в омеге начинает зарождаться новая буря, которую альфа уже
готовится пресечь. Чимин глядит, как глубоко оскорбленный, поджимает губы и
сжимает свои маленькие пальчики, готовясь ударить Чану по лицу, но вместо
этого снова кричит: — Выпусти меня сейчас же! Я хочу продолжить этот
прекрасный вечер, а ты от меня еще и альфу отогнал! — фыркает разъяренный
омега, резко дергаясь в сторону двери в клуб, но Чану мгновенно хватает его и
вжимает обратно в стену. — Не тро…

Длинные пальцы, увитые линиями голубых вен, касаются нежной щеки, на

которой тут же вспыхивает румянец, словно ожог от прикосновения. Чимин
ничего не успевает осознать, когда чужие губы накрывают его собственные,
увлекая в глубокий поцелуй без шанса на глоток воздуха. Чиминовы пальцы
ложатся на широкие плечи альфы, тело само льнет к нему бесконтрольно.
Контроль этот полностью берет Чану. Эти сладкие и мягкие губы, как он и
ожидал, сводят с ума мгновенно. Чимин сначала бездействует, а затем, когда Им
начинает слегка давить языком, приоткрывает губы, позволяя проникнуть ему
внутрь, и начинает скользить своими в ответ.

Внутри все в мелкой судороге бьется, а стук сердца заглушает даже

приглушенные биты, доносящиеся из клуба. Чимин дышит поцелуем, жадно
глотает чужой кислород и зарывается пальцами в смоляные волосы на затылке,
прижимаясь грудью к альфе. Кожа покрывается мелкими щекочущими
мурашками, когда крепкие руки Чану берут за талию. Им легко подхватывает
худенькое тело, не отрываясь от желанных губ, а Чимин без раздумий обвивает
ноги вокруг его торса, обнимая за шею и кусая альфу за губу. Внутри
разгорается первозданное дикое пламя, сжирающее все на своем пути, не
способное так просто потухнуть. Чимин смешивается в пробудившемся желании
и алкоголе. Его словно водоворотом накрывших ощущений уносит. Он не
сопротивляется.

Чану, придерживая омегу за задницу, разворачивается и направляется к своей

машине, ждущей на парковке.

В кромешной тьме маленькой квартирки Чимин слышит свое собственное

тяжелое дыхание и поцелуи, в которых сталкиваются их с Чану губы.
Прохладный воздух лижет горячую кожу, когда футболка отлетает на пол, а
следом за ней — джинсы.

Чану такой яркий сон никогда в своей жизни не видел. Настолько реальный, что
на кончиках пальцев покалывает от прикосновений к мягкой коже омеги, о
котором все мысли дни напролет. Чимин все еще находится в легком дурмане, а
от поцелуев этих жарких пьянеет в десятки раз сильнее, забывая дышать. Давно
бы упал, если бы не крепкие руки альфы на талии. Они ему упасть не позволят.

Чимин снова оказывается в объятиях альфы, вздрагивая от соприкосновения с

его холодной кожанкой своей грудью, но все равно прижимаясь как можно
ближе. Чану несет омегу в комнату, прекрасно ориентируясь в темноте
385/670
квартирки, в которую даже уличный свет не попадает. Все фонари выбиты. Он
опускает Чимина на прохладную кровать осторожно, как самое драгоценное. То,
с чем нужно быть крайне осторожным, а иначе можно сломать.

Пара секунд, и альфа, избавив себя от одежды, оказывается сверху. Чимин сразу
же припадает к нему губами и ладонями, скользящими по крепкой груди. Ему бы
сейчас разглядеть это подтянутое тело, которого прежде ему видеть не
доводилось. Наверняка все усыпано чернильными рисунками, которые тянутся
вверх, к шее.

Чимин прикрывает глаза, выдыхает через приоткрытые губы в шею альфы, а

подушечками пальцев скользит по его груди вниз, пока не сталкивается с чем-то
холодным и крепким. Чимин распахивает глаза и смотрит на Чану. Зрение
привыкло ко мраку, поэтому омега может разглядеть его выражение лица и
глаза, все такие же внимательные и горящие от желания. Чимин очерчивает
указательным пальцем грудь альфы, ощупывает, осознавая, что это маленькое
колечко в соске. По телу проходит разряд мелких мурашек. Чимин цепляет
колечко пальцем и слегка тянет, заставляя альфу выдохнуть. Он ловит его
дыхание и приподнимает голову, находя губы и вновь сплетаясь в поцелуе.

Чимин и не думал, что вечно холодный, подобно льдам Арктики, Чану может
быть таким теплым и даже пламенным. Он возгорается и поджигает Чимина,
пробуждает в нем странные чувства, невиданные прежде, дает те ощущения, от
которых голова идет кругом. А реальность смазывается, оставаясь жалкой
декорацией.

Чимин тонет в каждом дурманящем поцелуе, в каждом головокружительном

прикосновении, напрочь забывая, что лежит сейчас под врагом.

Голову заполняет тягучее, как патока, наслаждение, которое приносит альфа.

Кажется, так ни с кем не было. Не хочется быстрого и мимолетного
сумасшествия. Хочется медленно и сладко сходить с ума друг с другом, друг в
друге, выбросив из окна шестого этажа все ненужные мысли. Чимин
распадается на мелкие составляющие в этом прохладном полумраке,
согреваемый телом того, от кого не ожидал. Ему бы в себя прийти, очнуться,
посмотреть в черные космические глаза, но ведь еще больше в них пропадет, а
сейчас ничто другое не имеет значения.

Чану скользит губами по сладкой коже, собирает кончиком языка ее нежный

вкус и втягивает носом. Раздвигает стройные ноги и оглаживает бедра, получая
в ответ тихий вздох. Омега рефлекторно выгибает спину и обнимает Има за
шею, прижимается ближе и жмурится. Перед глазами искры желания и чего-то
еще неуловимого, едва ощутимого, но существующего прямо здесь и сейчас.

Так ни с кем не было.

Чану осторожен в своих действиях, держит своего зверя на коротком поводке,

не давая сорваться. Сейчас так не хочется, сейчас так не получится. Чимин под
ним медленно плавится, своим же огнем поджигаемый, а Чану подбрасывает
дров, распаляет и заставляет каждым своим прикосновением гореть ярче.

Первый толчок — первый сладкий стон в самое ухо. Мелодично, тягуче. Редкое,
почти недостижимое удовольствие. Чимин вцепляется ноготками в
татуированную спину альфы и ищет губы, сразу же впиваясь и позволяя чужому
386/670
языку проникнуть в свой рот и хозяйничать. Внутри пульсирует возбуждение, а
выделяющаяся смазка хлюпает от каждого толчка и прикосновения кожи к
коже, заводя еще больше. Чимин сцепляет ноги на пояснице Чану и
приподнимает бедра, двигаясь навстречу толчкам, увеличивающимся в темпе.

Им заполняет его собой полностью, целует каждый миллиметр медовой кожи, от

которой грех оторваться, ловит каждый стон губами и заставляет быть громче.
Ни одна фантазия, ни один сон не идут в сравнение с тем, что есть в реальности.
Такого Чимина не повторит сознание; оно не воссоздаст этот чистый звук его
хрипловатого голоса, в котором Чану выявляет собственное имя. И от этого еще
хуже-лучше. Голова кругом идет, как от первой затяжки высокосортной травы, а
по телу разливается лава, испепеляющая все на своем пути.

Чимин неповторим.

Одинокий фонарь где-то за окном вспыхивает, делясь своим тусклым светом с

комнатой, погруженной во мрак. Холодный свет скользит по блестящим от пота
телам, освещает сверкающие глаза, делая их еще ярче и больше. В них
затеряться — раз плюнуть. Чимин смотрит прямо в душу, двери которой Им
забыл прикрыть, забывшись в наслаждении, поддавшись искушению
окончательно и безвозвратно. Чану от него теперь не откажется. И дело не в его
теле, не в его губах, что так манили долгое время, а в том, что во взгляде этом.
Чимин и сам не ведает, что там, Чану подавно, но альфа улавливает надежду,
видит, как омега делает к нему навстречу шаг, и это не из-за пьяного
возбуждения, в котором все вокруг забывается, утекая в водоворот бесконечных
чувств. У Чимина в глазах это осознанно, ясно и четко. А еще глубже в нем
засела вина склизким комком, но оба пытаются его игнорировать. Чимин давно в
себе это скрывал, ни себе, ни кому-то еще не давая понять. Сам не знал, не
принимал, и раскрылся лишь теперь.

Стоя у серебристого астон мартина среди ночи в пустынном районе, находясь на

небольшом, но, кажется, бесконечном расстоянии, он хотел одного —
подкрасться ближе и плечом ощутить тепло груди Чану, пускающего в звездное
небо кольца сигаретного дыма с глубокой задумчивостью в иссиня-черных
глазах.

Но сейчас, когда между ними нет ни единой преграды, когда маски отброшены,
а мысли, о которых старались не думать, вылились наружу, незримой пыльцой
витая в маленькой комнатке, все словно встало на свои места. Чимин теперь
целует по-другому. Глубже, чувственнее, искреннее, каждым прикосновением
дает понять, что именно в этом нуждался. Именно с Чану.

Именно в Чану.

Он седлает бедра альфы и заставляет смотреть на одного лишь себя,

восхищенно обводит кончиками пальцев татуировки, освещенные фонарем,
двигается на твердом члене плавно, насаживаясь на всю длину, и дарит
хриплые стоны, в которых так нуждается Им.

Ночь кажется бесконечной, и лучше бы не кончалась никогда. Чимину так

хорошо не было уже давно. Лучше даже и не будет. Они оба тяжело дышат,
глотая недостающий в легких кислород, лежа на влажных простынях и смотря в
потолок. Чиминовы губы трогает легкая полуулыбка, а глаза устало
прикрываются. Он тянется к Чану и сразу же оказывается в крепких руках
387/670
альфы. Кладет голову на грудь и слушает выравнивающееся сердцебиение,
перебирая пальцем колечко в соске.

— Чану… — альфа вопросительно мычит и протягивает руку к тумбе, беря

сигарету и зажигалку. В комнате на секунду вспыхивает яркий огонек и быстро
потухает. — Зачем ты примкнул к нему?

Альфа перекатывает в зубах фильтр сигареты и играет с пепельными прядками

омеги, пропуская их меж пальцев.

— Так нужно было, Чимин-а, — спокойно отвечает он хриплым низким голосом,

от которого у омеги вновь пробегают мурашки по коже.

— Ну да, так нужно было, — хмыкает Чимин. — Почему? — он поднимает голову

и заглядывает Чану в глаза, требуя ответов и разъяснений. — Ты же понимаешь,
что я больше не посмотрю в твою сторону? Если кто-то из наших узнает…

— Я собираюсь встретиться с Чонгуком, — обрывает омегу Им, выпуская сизый

дым вверх и заглядывая Чимину в глаза.

— Зачем? — хмурится Пак. — Ты на стороне Джихана. Он не станет тебя

слушать, ты же знаешь его.

— Посмотри вокруг, — Чану обводит пальцем комнатку, Чимин прикусывает губу

и следит. — Это то, с чем я остался. А внизу стоит развалюха, которую я откопал
в старом гараже.

Чимин хмурит брови и переводит взгляд обратно на альфу. В пьяном забытье он

и не заметил, что Чану был не на своем астон мартине, а квартирка, которую он
только сейчас оглядел, выглядит обшарпанной и отсыревшей. Чану мог
позволить себе огромный особняк, но то, что Чимин видит сейчас, никак не
помогает найти объяснение. Зато оно обнаруживается в глазах альфы. У него
там искорки ненависти и легкого раздражения с частичным смирением, но,
вопреки, где-то в самом дальнем уголке скрывается жажда борьбы.

— Что случилось? — тихо спрашивает Чимин, накрыв ладонью грудь Има.

— Джихан оставил меня ни с чем. Убить не решился, не хочет, чтобы еще одно
преступление на него было повешено, знает, что на него подумают. Слишком
много шумихи из-за моей смерти могло бы подняться на улицах, — объясняет
Чану, перекатывая в пальцах фильтр сигареты.

— Но ведь все уже знают, что вы заодно, подумали бы на кого-то другого.

— И это все равно проблема, — пожимает плечами альфа. — Лишний скандал

сейчас не нужен никому. И Чоны поэтому притихли.

— Чем ты занимаешься теперь? — не унимается Чимин, опуская голову на плечо

Чану и прикрывая глаза.

— Подрабатываю в автосервисе у старого знакомого в Новоне. На улицы пока не

суюсь, — Им зажимает сигарету меж губ и делает глубокую затяжку,
разглядывая темный потолок.

388/670
— А зачем тебе нужно встретиться с Чонгуком? Думаешь, он выслушает тебя?

— У него нет выбора. Я дам Чону то, что приблизит его к победе, а мне она не
нужна. Моя победа в другом.

Моя победа в тебе.

— Прости… — едва слышно шепчет Чимин, обводя подушечкой пальца

татуировку на груди альфы. Груз вины медленно опускается на хрупкие плечи и
придавливает к земле. Чимин снова ошибся, снова повелся, пойдя на поводу
эмоций, забыв о том, что сначала нужно думать, а потом уже действовать. На
альфу смотреть не хочется. Тяжко, стыдно.

— За что, Чимин-а? — хмурится Чану, глянув на омегу и коснувшись пальцем

подбородка, заставляя смотреть на себя.

— За то, что усомнился в тебе, — вздыхает омега, положив подбородок на грудь

альфы и смотря ему в глаза. — Я знаю, что улицы всегда были в твоей жизни на
первом месте. Все мы стремимся к вершинам, но не путем убийств, как До. Ты
говорил, что только честная игра приведет к успеху…

— И подарит истинное уважение людей, — договаривает Чану, коротко кивнув.

Чимин улыбается уголками губ, смотря в спокойные омуты блестящих в свете

улиц глаз. Чану тушит сигарету в пепельнице и сажает Пака к себе на бедра.
Обводит большим пальцем нижнюю губу и целует, медленно углубляя поцелуй.

Чимин заводит руку за спину и обхватывает вновь твердеющий член альфы,

направляя его в себя и выдыхая в тихом стоне в поцелуй. Негромкие шлепки,
соприкосновения губ и дым от тлеющей в пепельнице сигареты. Чимин по-
другому больше не хочет. Он хочет так, он хочет эти руки на себе и это дыхание
на шее, эти глаза, смотрящие так, как никто и никогда. Чимин хочет с Чану.

И ни с кем другим больше.

По небольшому гаражу, заполненному теплым солнечным светом, разливается

тихая музыка. Старенькое радио, стоящее на подоконнике, своими небольшими
помехами вовсе не раздражает, а наоборот, успокаивает. В центре стоит темно-
серебристый ауди кватро — когда-то король раллийных гонок, а теперь просто
раритет, доставшийся по наследству и нуждающийся в периодическом уходе.

Джин отвлекается, отложив на столик ключ, и отпивает холодную лимонную

газировку, приятно остужающую разгоряченное тело. Открытые участки
песочной кожи переливаются в лучах послеобеденного солнца, искрятся в
сосредоточенных на работе темно-шоколадных глазах и путаются в каштановых
волосах, спадающих на красную бандану, повязанную на голове и
прикрывающую половину лба.

Омега разворачивается на стуле на колесиках и складывает руки на груди,

внимательно разглядывая кватро, стоящий перед ним. Эта машина хоть сейчас
готова выезжать на дорогу и рвать соперников на современных спорткарах.
Давно пыли не поднимала, асфальта резиной колес не касалась и встречный
389/670
ветер не рассекала своей высокой скоростью. Джин бы с удовольствием ее
выгулял, позволил вспомнить молодость, в которой ей не было равных, но руки
никак не дотянутся до руля. Поодаль, ближе к выходу стоит его белоснежная
ауди, сверкает на солнце и красуется, демонстрируя свою новизну и силу. Джину
даже как-то обидно за кватро, на которой еще отец гонял в восьмидесятых.
Хочется бросить все и рвануть.

А еще Джин много думает о том, что прежде не волновало так сильно. На смену
болезненным мыслям, как исцеляющий пластырь, приходят невинные, до
смешного глупые и простые мысли. Они успокаивают, как ромашковый чай, а
кватро, стоящая перед омегой прямо сейчас, вовсе не нуждается в
перепроверке, потому что омега совсем недавно уже рылся в ней, оценивая
работу двигателя. Джин так отвлекается, выстраивая в голове множественные
барьеры, не дающие прорваться мыслям о том, кто вонзил нож не в спину, а в
самое сердце.

Но ночью все раскрывается, как будто дамбу прорывает. Все тонет под огромной
волной мыслей о Намджуне, а сам Джин тонет в слезах, которых уже вся
подушка полна. Казалось, этот альфа не может сделать больнее, но снова
поразил. Сразил, с корнем вырвал и выбросил за ненадобностью, а после облил
керосином и поджег. У Джина внутри не пустота и даже не пустыня, у него
выжженная земля, на которой в будущем больше ничего не вырастет.

Ему больнее всех, ему досталась лучшая боль, отборная, не в граммах, а в

тоннах. И пусть все думают: это потому что Джин — лучший друг Намджуна чуть
ли не с самого детства. Пусть так думают и не подозревают о куда более
масштабных последствиях, которые остались внутри Джина после раскрытия
истинного лика Ким Намджуна. Так всем лучше, но не Джину.

Он лижет сухие губы и пододвигается к открытому капоту кватро, беря ключ.

Вновь сосредотачивается на работе, оставляя в мыслях только то, что
необходимо сейчас. Хмурится, мычит в такт музыке и склоняется, изгибается, то
откручивая, то подкручивая, то выкручивая, и так по новой, снова и снова, пока
не убедится, что все в полнейшем порядке. Внезапно замирает, уставившись в
пустоту, сжимает ключ в перепачканных машинным маслом пальцах покрепче и
резко отбрасывает. Тот с лязгом откатывается по бетонному полу под белую
ауди. Хорошо, не зацепил.

Как невовремя в голове голосом Намджуна всплывают все наставления, и вот

уже не хочется ничего чинить. Хочется разбить к чертям кватро, отвезти на
свалку и оставить гнить под ливнями и снегами в компании тысячи подобных,
никому не нужных автомобилей. А лучше свою покореженную душу выбросить
на свалку и оставить там ржаветь. Она неисправна, она бесполезна в своем
бессилии, в своей слабости и боли, которою вся пропиталась. Джину она не
нужна.

Он долго смотрит в одну точку, боясь моргнуть и позволить слезинке скатиться

по щеке, иначе недавно починенную дамбу снова прорвет. Джин в ярком свете
теплого дня не хочет обливаться слезами. Так он словно напоказ, открытый
перед миром и своими кошмарами; а ночь — другое. Она родная, согревающая
своим холодом и впитывающая в себя всю горечь, что варится внутри омеги.

Глубоко вздохнув, Джин поднимается со стула и склоняется перед ауди,

протянув руку и нащупывая закатившийся под автомобиль ключ. Работу надо
390/670
добить, засунув всплывшие мысли куда подальше.

Снаружи раздается знакомый до покалывания в сердце рык мотора черного

американца — мустанга. Джин замирает, внезапно похолодев с головы до пят;
рука так и зависает под ауди. Форд замолкает, а до ушей снова доходит
негромкая музыка с помехами радио. На секунду омеге кажется, что это
галлюцинация, ночной кошмар, явившийся в реальности. Он поджимает губы и
продолжает искать ключ. Находит ровно в тот момент, когда ворота гаража
открываются с негромким скрежетом. Не сон. Самая настоящая правда.

Джин сглатывает вязкую слюну и достает ключ, отлепив грудь от бетонного

пола и присаживаясь на колени. Стоит поднять голову, и омегу начинает
беспощадно засасывать черная пропасть когда-то родных глаз. Намджун стоит
возле ауди, сложив руки на груди и глядя на омегу сверху вниз. В глазах
мелькает секундное превосходство, удовольствие. Альфа едва заметно
поднимает уголок губ вверх и изгибает бровь.

— Вот это сюрприз, — хрипло выдает он, скользнув по Джину оценивающим

взглядом, от которого омегу мысленно выворачивает. Боль внезапно куда-то
испаряется, а вместо нее остаются ненависть и раздражение. Намджун
действительно снял маску.

— Зачем ты пришел? — стараясь придать голосу равнодушия, спрашивает

омега, не без труда оторвавшись от глаз альфы и спешно поднявшись на ноги.
Еще бы он перед предателем на коленях сидел.

— Точно, мне ведь больше не рады, — ухмыляется альфа, обходя ауди и

присаживаясь на капот. — Только я думал, что ты рад будешь.

Джин бросает на Намджуна нечитаемый взгляд и отворачивается к кватро,

продолжая работу. Он всем телом ощущает на себе пристальный взгляд, едва
сдерживается, чтобы не взорваться, не наорать, высказав, наконец, все, что
тяготит сердце, но упорно играет роль незаинтересованного в таком внезапном
визите. С каждой секундой все тяжелее.

— Давно стоит выгнать ее на улицы, — продолжает Намджун, глянув на кватро.

— Завоюет столицу.

— Не очень хочется, чтобы американские машины мне ее поцарапали, — язвит

омега, кинув на Кима короткий взгляд. — Или перевернули.

— Кто эту тачку тронет — с моей помощью отправится на тот свет, — улыбается
Намджун, а голос звучит абсолютно серьезно. Джин поджимает губы и резко
разворачивается, подавляя в себе желание швырнуть ключ в эту довольную
рожу.

— Так ты у нас дорогами повелеваешь, как же я мог забыть, — хмыкает он,

окидывая альфу полным отвращения взглядом. — Я спрошу еще раз: зачем ты
здесь? У меня куча дел, и разговор с тобой в них не входит.

— Хотел увидеть тебя, — отвечает Намджун, пожимая плечами и упираясь

ладонями в капот ауди. Он говорит это так обыденно и просто, словно Джин
спросил о том, как дела, а у самого все внутри переворачивается несколько раз
и падает в пятки.
391/670
 — Увидел, — чуть тише говорит омега, стараясь не опустить взгляд на
просвечивающегося сквозь белоснежную футболку чернильного орла на груди
альфы. — А теперь уходи.

— Я вдруг стал тебе противен? — спрашивает Намджун, вскинув бровь, и

поднимается с капота. Он делает шаг к омеге, затем еще один. Медленно
загоняющий свою жертву в угол хищник. Но Джин назад не пятится, даже во
взгляде не меняется, стоически держась перед тем, у чьих ног сердце
безвольное валяется уже давным-давно. — Признаться, в тебя я до последнего
верил. Все-таки полжизни друг друга знаем.

— Во что ты верил, Намджун? — Джин щурится и нервно сжимает в пальцах

опущенной руки ключ. — В то, что я приму такое? Твое предательство? Попытки
убить моих друзей? Я был просто слеп, и сейчас мне чертовски стыдно за это. Ты
монстр, иначе тебя не назвать.

— Ты действительно слеп, — хрипло шепчет Намджун, внезапно оказавшись так

близко, что Джин чувствует его дыхание на своих губах.

Он едва стоит на ногах, опирается рукой о край капота кватро, но взгляда

упрямо не уводит. Внутри все трепещет, содрогается, умирает и вновь
воскресает. Что этому сердцу глупому нужно, что этой бесполезной душе
нужно? Что Джину нужно?

Чтобы этот мерзкий предатель и убийца был рядом, вот так, своей широкой
спиной заграждал внешний мир и скрывал в своей тени, оберегал и смотрел
хоть с мельчайшей каплей того, что ощущает сам омега.

Стыдно, до сумасшествия стыдно за самого себя. Намджун не заслужил, зато

Джин заслужил боли, да побольше.

— Ты — мой остаток, Джин-и, моя маленькая частичка, — продолжает Намджун.

Он поднимает ладонь и касается костяшками пальцев нежной щеки омеги. — А
ты дальше своего носа не видишь, слушаешь других, хотя должен меня
понимать, как никто.

— Намджун… что ты делаешь? — едва слышно шепчет Джин онемевшими

губами и прикрывает глаза. Длинные ресницы беспокойно трепещут, как крылья
перепуганной бабочки. Намджуново горячее дыхание на открытой шее, а через
секунду его губы сталкиваются с ключицами, не прикрытыми тканью серой
футболки. Намджун не напирает, не требует ответных действий, в одиночку
желая утонуть в нежном аромате, по которому так скучал.

— Демонстрирую, — отвечает он, оторвавшись от сладкой кожи омеги и

заглядывая в большие глаза. Джин поджимает губы, словно очнувшись от
окутывавших его чар. Взгляд снова тяжелеет. Он понимает, что альфа вложил в
это слово два смысла, и ни один ему не нравится. — Но теперь уже неважно. Я
немного разочарован тем, что увидел, приехав сюда.

— Разочарован? — Джин сухо усмехается, удивленно вскинув брови. На пухлых

губах поломанная улыбка. — Это я разочарован, Намджун. И много, очень много.
Я буквально тону в разочаровании в тебе. А вообще, тебе пора. Уходи, —
хмыкает он, пихая альфу в плечо и отворачиваясь к кватро. Внутри снова
392/670
закололо так, как будто тысячи иголок одновременно вонзились в сердце, а
глаза начинают пощипывать от подступающих слез.

Намджун стоит так несколько секунд, смотря на склонившегося над

автомобилем омегу, и ухмыляется, с горечью качая головой. Не этого он ждал,
не на это надеялся. У каждого из них надежды рухнули, рассыпавшись
хрустящими под подошвой осколками.

Намджун снова все испортил, сделав только хуже, подлив масла в огонь. Джин
только сильнее запутался, как жалкая муха в паутине, из которой уже не
выпутаться. Намджун не помог, а усложнил задачу, и разбираться с ней омеге в
одиночку. В этом никто не поможет, об этом никто не знает. Не узнает.

Альфа сует руки в карманы джинсов и уже разворачивается, чтобы уйти, но

останавливается, обернувшись на так и стоящего спиной Джина, и произносит
контрольное:

— Будь осторожнее на дорогах.

— Иди к черту, Ким Намджун.

Гаражные ворота снова издают скрежет, а следом слышится звук ожившего

мотора мустанга. Джин стоит, склонившись над ауди, до тех пор, пока рык
чужого двигателя не перестает звучать где-то вдалеке.

Омега откладывает ключ на столик и опускается на стул, вцепляясь длинными

пальцами в свои худые колени. Он склоняет голову и жмурится до боли в глазах.
На светлых потертых джинсах расползается влажное пятно от упавшей слезы, а
плечи начинают мелко содрогаться.

До ночи Джин не выдержит.

Юнги сидит в машине, нервно перебирая пальцами края своей черной

мешковатой худи. Взволнованный и чересчур напряженный взгляд бегает по
проходящим мимо людям, перескакивая с одного на другого. В голове ничего.
Там только бегущая лентой строка «страшно». Омега даже выйти из машины не
решается уже около десяти минут, боясь, что ватные ноги предательски
подкосятся. Напротив, прямо через дорогу расположена аптека, волнуя и
устрашая своим зеленым неоновым светом.

Юнги все губы искусал, две ночи не спал, боясь сомкнуть глаза и потеряться в
своем появившемся совсем недавно страхе. Мерил дом нервными шагами и даже
пытался прибраться, чтобы хоть как-то отвлечься от навязчивой мысли, которую
внушил Тэхен. Она и съедает его все это время, не давая покоя. Юнги на нервах,
весь напряжен, как будто сидит на иглах и боится сделать лишнее движение.

Тошнота с того самого дня не проходит, то становясь реже, то чаще. У Юнги уже
глотка болит, но приходится терпеть, потому что Хосоку знать о неумолкающих
позывах не стоит. Омеге везет в том, что Чон большую часть дня находится вне
дома. Тяжело бывает в школе, когда тошнота подступает прямо на уроке,
вынуждая отлучиться и спустя десять минут возвращаться с еще более бледным
лицом, потухшими глазами и испариной на лбу.
393/670
Юнги устал это терпеть, пытаясь справляться в одиночку, молчать о своем
состоянии и притворяться, что все здорово. Он старательно себя убеждает в
том, что такой ошибки произойти не могло, судорожно приводит причины и сам
себе пытается объяснить, что переживать не за что, но внутри это липкое
чувство не дает о себе забыть ни на секунду, как будто напоминает, что все
может быть совсем не так, как надеется Юнги. От всего этого омега еще
сильнее бесится; и на себя злится, и на Тэхена, который в нем посеял сомнение,
и даже на Хосока, которому так хорошо в неведении.

Юнги хочет думать, что это просто профилактика, самая обычная проверка, и в
то же время чуть ли не плачет от страха, как перед сдачей самого важного в
своей жизни экзамена. И даже это теперь не так пугает, как покупка теста на
беременность. Он сжимает пальцы в кулак, мысленно настраивает себя,
подбадривает, уверяя, что ничего страшного в походе в аптеку нет, шумно
выдыхает и накидывает на голову капюшон, натянув его пониже, чтобы скрыть
глаза. Наконец, открывает дверцу порше и выходит из машины, сдерживая себя
от порыва запрыгнуть в нее и рвануть отсюда подальше. Сует руки в карманы,
сжимая в пальцах телефон, и переходит дорогу на светофоре, опустив голову.

Неприятный запах лекарств бьет в нос и раздражает. Омега поджимает губы и

насильно заставляет себя двигаться вперед, к кассе, у которой стоят двое
человек. Всего лишь. Сейчас тот единственный момент, когда Юнги не прочь
отстоять огромную очередь, но и тут сработал закон подлости. Он все еще
мысленно сам себя соблазняет уходом из аптеки, но ноги упрямо тащат его
вперед, сокращая шансы на отступление.

Стоять приходится недолго. Все это время омега даже голову боится поднять.
Вдруг узнают, вдруг засмеют. Наверное, даже хорошо, что людей тут
практически нет. Когда последний покупатель выходит из аптеки, Мин
поднимает голову и сталкивается с внимательными и излучающими дружелюбие
глазами фармацевта. Даже это кажется Юнги маской, за которой его осуждают
и осмеивают. Он тяжело сглатывает и размыкает сухие губы, не своим голосом
промямлив:

— Мне нужен т-тест на беременность.

Юнги буквально пулей вылетает из аптеки, судорожно сжимая лежащую в

кармане коробочку. Он, как будто вдруг стал охваченный манией
преследования, оглядывается по сторонам и спешит к своей машине, словно в
кармане у него что-то ценное и имеющее мировую важность.

Возможно, это и так для самого Юнги. В этом тесте заложена его дальнейшая
судьба.

Он влетает в ванную, сразу же запирая дверь. Хосока дома нет, но он может

прийти в любую минуту. Дрожащими от страха и волнения пальцами Юнги
распаковывает тест и зависает на несколько секунд прямо так, с наполовину
снятой худи и расстегнутыми джинсами. А ноги снова подрагивают, угрожая
подкоситься. Омега бессильно опускается на крышку унитаза и сверлит тест
немигающим взглядом. Ощущение такое, будто сейчас Мину должны вынести
смертный приговор. Именно так он думает, представляя себе беременность. От
394/670
одной лишь мысли в дрожь бросает.

Юнги вздыхает и заставляет себя действовать побыстрее, чтобы скорее со всем

этим покончить и спокойно вздохнуть.

Ожидание мучительно. Оно медленно сжимает в своих тисках все тело, даже
двигаться не дает, лишая сил. Юнги просто сидит на кафельном полу посреди
ванной комнаты, обняв свои худые колени, усыпанные синяками, и гипнотизируя
взглядом тест, лежащий на краю раковины. В горле образуется горький
тяжелый комок, который ни сглотнуть, ни выплюнуть. Параллельно омеге
приходится вслушиваться во внешние звуки, молясь, чтобы Хосок не вернулся
домой именно сейчас. Такое состояние он не сможет скрыть от альфы.
Развалится прямо перед ним на куски, а объяснить ничего не сможет.

Долгие пять минут ожидания, наконец, проходят. Юнги затаивает дыхание,

поднимается на ноги и в два коротких шага оказывается перед раковиной.
Кажется, даже сердце в этот момент перестает биться. Он прикусывает губу и,
досчитав мысленно до десяти, обхватывает дрожащими пальцами тест. В
последний раз мысленно молится всем известным богам и опускает взгляд на
результат.

Юнги вскрикивает и отбрасывает тест на пол, как будто обжегся.

— Нет! — кричит он, искажаясь в болезненной гримасе, словно сейчас

разрыдается. Долго ждать не приходится. В эту же секунду из глаз брызгают
горячие слезы. Юнги бессильно падает на пол и прижимается лицом к
холодному кафелю, содрогаясь в горьких рыданиях. — Нет, нет, блять, нет!
— воет он, жмуря глаза до боли и сжимая дрожащие пальцы в кулаки до
побеления костяшек.

Мир рухнул в эту секунду, оставив под ногами Юнги засасывающую

невесомость. Под веками отпечатались две проклятые полоски, поставившие
крест на жизни омеги. Он теряется в потоке нахлынувших мыслей далеко не
самого яркого и приятного содержания. Видит взгляды близких, полные
осуждения и отвращения. А самое страшное — Хосока, которого Юнги обрек так
же, как и себя.

Он никогда даже мысли о ребенке не допускал, хотя и знал, что когда-нибудь

точно подарит его Хосоку. Но не сейчас. Не тогда, когда Юнги всего лишь
семнадцать, и единственная важная вещь, о которой он должен думать — это
выпускные экзамены.

В голове эта страшная новость даже не пытается уложиться. Невообразимо.

Внутри рождается чувство одиночества и вполне реального страха, постепенно
захватывающего сознание. Он с этой тяжелой мыслью один на один, сам с ней
не справится, иначе она его под собой похоронит заживо. От мысли о Хосоке
плакать хочется еще сильнее. А папу наверняка инфаркт хватит.

Юнги от самого себя мерзко. Хочется залезть под кипяток и смыть липкий слой
тошнотворного чувства, но себя самого не оттереть, от себя не избавиться.

На этом жизнь остановилась. По ванной разносятся громкие всхлипы. Юнги не

знает, как долго лежит на полу, свернувшись калачиком и пытаясь хоть
частично функционировать. Он все кусает губы, не обращая внимания на
395/670
привкус крови на языке, и смотрит перед собой потерянно, неверяще.

Под кожу прокрадывается холод, кажется, Юнги даже слышит вой пустоты и
одиночества, накрывшего его глухим куполом. Это чувство убивает, отравляя
кровь, высасывая кислород.

Омега собирает остатки сил и приподнимается, достав из кармана джинсов свой

мобильный. Пропущенные от Хосока старается игнорировать и ищет нужный
контакт. Сейчас у Юнги никого другого нет, а без чужого тепла и
успокаивающего слова он просто умрет.

Он открывает диалог с Тэхеном и пишет слегка дрожащим непослушным

пальцем:

«Я залетел».

— Назови мне причину, по которой я не должен тебя сейчас пристрелить.

Чонгук хлопает дверцей своего черного ягуара и подходит к Чану,

прислонившемуся к серому старому понтиаку. Им даже бровью не ведет,
спокойно смотря в искрящиеся глаза Чона. В них настороженность и
враждебность, неприкрытая угроза и полнейшее недоверие. Вполне оправданно.

— Не станешь же ты на безоружного нападать, Чон? Это ведь нечестно, а ты у

нас, вроде как, за честность борьбу ведешь, — хмыкает альфа, неторопливо
доставая из кармана куртки пачку сигарет и зажигалку. Он выуживает одну и
протягивает Чонгуку, вскинув бровь. Чон поджимает губы в знак отказа и
продолжает сверлить Има взглядом.

— Это что, жалкое прикрытие? — кивает Чон на потрепанный временем

понтиак.

— Если бы, — сухо усмехается Чану, сунув сигарету в зубы и прикурив себе.

— С чего тебе понадобилась встреча со мной? — щурится Чонгук, склонив

голову к плечу.

— Я хочу помочь, — пожимает плечами Им, выпуская струю дыма в ночное небо.
Холодный ветерок треплет черные волосы, приоткрывая лоб. Чонгук вскидывает
брови и открывает рот, чтобы ответить, но Чану его опережает: — Ты же не
первый год меня знаешь, Чонгук. Я хоть и стремлюсь к высшим целям, но
добиваться их таким путем, как До, не стану.

— Ты ему продался, Чану-я, — напоминает Чонгук. — Слишком много гнили в

последнее время водится возле меня. Какая, нахуй, помощь? Тем более от тебя.

— Не путай меня со своим дружком. Он этим цирком заправляет, а мне

пришлось подыгрывать, только рассекретили меня раньше времени, поэтому
узнал я не много, — спокойно говорит Им, стряхивая пепел на асфальт и
поднимая на нахмуренного Чона взгляд.

— К чему, блять, ты клонишь? — раздраженно спрашивает тот, начиная терять

396/670
терпение. Чонгуку с каждой потраченной секундой все больше хочется пустить
пулю в лоб Има.

— У меня есть бумаги, благодаря которым Джихана возможно упечь за решетку.

Только не все, лишь некоторые из его махинаций. Самое важное нарыть не
успел.

Чонгук меняется во взгляде, загорается по-новому. Заинтересованно, с жаждой

той мести, которая грызет изнутри уже так долго.

— Как тебе удалось? — спрашивает он, подходя чуть ближе и внимательно

смотря на непринужденно курящего Чану.

— Не без жертв, — пожимает плечами Им, перекатывая в зубах сигарету. — Ты,

наверное, не в курсе, что он еще и незаконным оружием промышляет. В Японии
хорошо укрепился, а теперь в Китае налаживает торговлю.

Чонгук хмурится, уходя в свои размышления на несколько секунд, затем

заговаривает:

— Теперь понятно, откуда такое влияние и репутация. Значит, улицы он хочет

не только из-за гонок, так?

Чану кивает и выпускает дым, выбрасывая сигарету в сторону.

— Хочет подмять под себя и Корею, — подтверждает он.

— Я хочу взглянуть на бумаги, которые у тебя есть.

— Завтра подвезу. Но у меня одно условие, — Чану поднимается с капота и

слегка щурится. Чонгук вопросительно изгибает бровь, смотря на альфу. — Мне
нужна другая тачка.

Чон ухмыляется и согласно кивает.

— Бери любую из моего гаража. Жду тебя завтра, — говорит он и делает шаг
назад, но вдруг останавливается и подходит к Чану почти вплотную, слегка
потянув носом его аромат и заглядывая в холодно-спокойные глаза. — Но у меня
одно условие. Держись от Чимина подальше.

— Попроси что полегче, Чон.

Потому что от Чимина Чану никогда не откажется, даже если война разразится и
заберет тысячи жизней.

397/670
Примечание к части Azizi Gibson - Cruel Intentions
юнсоки: drkxlght - i'm burning down the stakes

это все

Тэхен просыпается от короткой вибрации телефона, лежащего на

прикроватной тумбе. Он с неохотой разлепляет сонные глаза, щурясь от
утренних лучей солнца, и приподнимается на локтях, облизнув пересохшие
губы. Омега не сразу понимает, что в постели не один. Он чувствует терпкий
аромат миндаля и гвоздики, въевшихся в кожу, и поворачивает голову вбок.
Джихан спит, лежа на животе и сунув одну руку под подушку. На загорелой
широкой спине альфы красуются красные чуть ли не до крови борозды от ногтей
Тэхена. Это не страсть, которая захватывает тело и разум, когда омега лежит
под Чонгуком; это боль, злость, обида, которые хочется вылить на Джихана,
сделав как можно больнее, но больнее становится только самому Тэхену.

Всю ночь До выедал омеге душу кусочек за кусочком, питался сладкой плотью,
никак не насыщаясь. Глотал стоны вовсе не от кайфа, и сцеловывал с
искусанных губ проклятия в свой адрес, демонически улыбаясь в ответ. Джихана
всем этим не взять, не зацепить. Это его наоборот подпитывает, заряжает,
делая почти неуязвимым. А Тэхен угасает, уже почти не чувствуя боли,
рассредоточенной по всему телу. На запястьях особенно, на них багровые следы
от крепкой хватки альфы, что словно цепи.

Джихан как будто держит его в своей темнице.

Тэхен брезгливо отворачивается от альфы и тянет руку к тумбе, чтобы взять

телефон и проверить сообщение, но его тут же перехватывают. Джихан рывком
притягивает омегу к себе и целует в плечо, на котором еще ночью оставил укус.

— Пусти, Джихан, — устало произносит Тэхен, пытаясь отстраниться от альфы.

Тот лишь сонно мычит в ответ и улыбается, поглаживая большой ладонью
плоский живот омеги под одеялом и медленно спускаясь вниз.

— Не пущу, — ухмыляется Джихан, внезапно нависая над Тэхеном. Спустя

секунду тонкие запястья, на которых рассыпались алые следы, прижаты к
постели. До склоняет голову и впивается в истерзанные губы омеги грубым и
настойчивым поцелуем.

Тэхен протестующе мычит и извивается под альфой, жмурясь, только бы не

видеть эти глаза, в которых ни капли жалости. Сил на сопротивление почти нет,
До его успешно подавляет, даже не прикладывая усилий и спокойно беря свое.

Джихан ненасытный, жадный, с ума сходит от мысли, что делится этим телом с
врагом. Поэтому поцелуи глубже, а укусы на песочной коже болезненнее. Тэхену
хочется сломать каждую косточку, заставляя кричать до потери сознания.
Хочется прижать к себе и никому не разрешать на него смотреть. Запереть и
самому наслаждаться, лицезреть космическую красоту и такую же космическую
боль в больших глазах, которая в джихановых отражается яркими искрами.

Он забрасывает ноги омеги на свои плечи и одним резким толчком заполняет его
полностью. Тэхен стонет и впивается ногтями в руки альфы, сжимающие его
бедра. Снова царапает в попытках сделать как можно больнее, но бесполезно.
398/670
Джихан только грубее двигается внутри него, до красных отметин впиваясь
пальцами в нежную кожу. Тэхен пытается мысленно отключиться, чтобы не
крошить остатки души, но боль, которую причиняет Джихан, отрезвляет, не
позволяя забыться. Он заставляет смотреть на себя, чтобы жадно ловить
каждую мелькнувшую в янтарных глазах эмоцию, и взамен на них обнажать
свои. Но Тэхену они не нужны, точно не эти эмоции, которые внутри все в кашу
перемалывают. И кости, и органы.

В этот момент думать о Чонгуке запрещено. Тэхен тогда отчетливо ощущает на

себе толстый и липкий слой лжи, которой с каждым днем становится все
больше. Неизвестно, как долго это будет еще продолжаться, но чем дальше, тем
хуже. Каждый раз, смотря в чонгуковы глаза, полные искренней и чистой любви,
которую Тэхен не заслужил, омега думает, что это происходит в последний раз.
Каждый раз, чувствуя на себе губы любимого, он прощается, бесконечное
количество раз мысленно просит прощение, которого совершенно не заслужил.

А прямо сейчас Джихан все глубже погружает его в грязную непростительную

ложь, обрывая все пути спасения. Толкает в бездну и смотрит сверху, как Тэхен
безнадежно в нее летит.

Альфа насыщает себя сладким цветочным телом, и, кончив, глубоко и долго

целует, покусывая нежные губы, которые никакой ответной реакции не
проявляют. До рычит и прокусывает Тэхену губу, сразу же получая звонкую
пощечину.

— Не прикасайся ко мне, — шипит Тэхен, пихнув альфу в плечо и слизывая

соленую капельку с губы.

До хрипло посмеивается и встает с постели, натягивая брюки и закуривая

утреннюю сигарету перед распахнутым окном, через которое в комнату
заливается золотистый теплый свет. Только для Тэхена это утро уже омрачено, и
солнце не радует, а только раздражает. Джихан, по обнаженной груди которого
растекаются его яркие лучи, совершенно неуместен на этом фоне. Как черное
пятно, испортившее полотно. Ему во тьме жить и править там чертями, а не
купаться в утренних лучах.

— Ты забываешь, что принадлежишь мне, — выдержанно произносит Джихан,

задумчиво разглядывая чуть колышущиеся верхушки зеленых пышных деревьев
неподалеку.

— Я не вещь, — огрызается Тэхен и поднимается с постели, укутавшись в

одеяло. Джихан это тело изучил вдоль и поперек, но омеге все равно не хочется
видеть на себе его внимательный изучающий взгляд.

— Ты мне тот, кем я захочу, чтобы ты был, — усмехается Джихан, повернув

голову к Тэхену. В уголке губ тлеет сигарета. Красивая струя дыма плавно течет
вверх, играясь с лучами.

— Ненавижу тебя, — Тэхен поджимает губы и скрывается за дверью в ванную.

— Это я уже слышал, — вздыхает До и делает затяжку.

И все снова, как всегда. Тэхен встает под горячим душем и оттирает джиханов
аромат, въевшийся в кожу. Жаль, следы на теле не стереть, как и слой лжи, что
399/670
давит на грудную клетку, чуть ли не ломая ребра. Тэхен глотает слезы, не
разрешает себе расслабиться, иначе рассыплется прямо так, под струями
горячей воды. Он до боли жмурит глаза и утыкается лбом в стекло душевой,
шепча как мантру «Чонгук» и «прости». Ком в горле не дает дышать. Тэхен тихо
всхлипывает, от шума воды совершенно беззвучно, и вцепляется пальцами в
свои алые волосы, сжимая их у корней.

Если он не выпустит эту боль наружу, она его сожрет.

Когда Тэхен выходит из душа, простояв там около получаса и варясь в

собственной желчи, растекшейся по венам боли, Джихана в комнате уже нет,
зато снизу слышен рык бугатти, смешавшийся с разговорами альфы с охраной.
Тэхен надеется, что он просто уедет на работу и больше сегодня не притронется
к его телу и душе, не ранит жесткими словами и грубыми поцелуями.

Тэхен отбрасывает на кровать полотенце, которым сушил мокрые волосы, и

присаживается на краю, беря свой телефон. На экране высвечивается
сообщение от Юнги, которое и разбудило Тэхена:

«Я залетел».

— Нихрена себе! — вскрикивает Тэхен, не контролируя себя. Он в полнейшем

шоке таращится на короткое сообщение огромными глазами, разинув рот и тут
же прикрывая его ладонью. — Господи, Юнги…

Тэхен быстро отбрасывает телефон и начинает в спешке собираться, натягивая

на себя, что первым попадает под руку.

Случайное предположение оказалось правдой. Тэхен не представляет, что

сейчас чувствует его друг, обремененный такой шокирующей новостью.

Спустя десять минут при езде на скорости сто восемьдесят в час Тэхен доезжает
до дома старшего Чона и резко тормозит прямо у лестниц, быстро выскакивая из
машины.

— Юнги-я! — зовет омега, войдя в дом, погруженный в гробовую тишину.

Ответа не слышно. Тэхен хмурится и достает телефон, уже собираясь звонить
Мину, и идет вглубь, попутно заглядывая в комнаты и на кухню. — Юнги, это я.
Где ты? — говорит Тэхен, настороженно хмурясь и поднимаясь на второй этаж.

Омега заглядывает даже в их с Хосоком спальню, что уже идеально убрана.

Тэхен оглядывает комнату и выходит, идя дальше по коридору. Внезапный
всхлип, донесшийся из ванной комнаты, мимо которой омега проходит,
заставляет резко тормознуть.

— Юнги? Ты там? — спрашивает Тэхен, подходя к двери и хватаясь за ручку.

Заперто. — Эй, открой мне, — спокойно просит омега, прислонившись лбом к
прохладному дереву.

Спустя несколько долгих секунд замок щелкает. Тэхен сразу же распахивает

дверь и замирает в проеме. Юнги сидит на полу в одной только худи, прижав к
груди худые коленки и смотря в пустоту. Глаза у него стеклянные, красные от
400/670
слез, что дорожками стекают по щекам и скапливаются на подбородке, а все
тело мелко дрожит.

— Юнги… — Тэхен подлетает к младшему и присаживается рядом, прижимая

его к себе. Мин сразу же утыкается лицом Тэхену в грудь и всхлипывает,
начиная плакать по новой. — Эй, все хорошо, я рядом, — успокаивает Ким,
поглаживая Юнги по мягким волосам.

— Я проебался, Тэ, — между всхлипами говорит омега, жмуря глаза и вцепляясь

пальцами в подол тэхеновой кофты, как за свое спасение. Рядом с ним
становится полегче, внутренняя тяжесть потихоньку отпускает, выходя наружу
и позволяя дышать. — Как… как я мог так легкомысленно поступить. Я
совершенно забыл о таблетках после случая с Кихеном. Господи, блять…

— В этом нет твоей вины, не до этого было, — вздыхает Тэхен, прижавшись

щекой к макушке омеги. — Тебе нужно успокоиться, Юнги-я. Я с тобой, мы что-
нибудь придумаем.

Юнги резко поднимает голову и заглядывает Киму в глаза. Он сейчас похож на

брошенного котенка, промокшего под холодным дождем. У Тэхена сердце
сжимается, глядя на него. В этих больших блестящих глазах столько надежды и
страха, всего сразу. Тэхен не представляет, что у него сейчас происходит
внутри.

— Тэ, — всхлипывает Юнги. Тот покрепче прижимает его к себе.

— Тише, тише, успокойся, все хорошо, слышишь меня?

Юнги сидит на диване, заботливо укрытый Тэхеном мягким пледом, и держит в

руках чашку теплого ромашкового чая, приготовленного им же. Нервное
напряжение частично ушло, слезы высохли, а пальцы больше не дрожат от
переполнившего омегу страха. Тэхен сидит рядом, поджав под себя колени и
лениво перебирая пальцами белые прядки Юнги.

— Ты в школе не был, да? — зачем-то спрашивает Тэхен, и сразу же жалеет об

этом, увидев боли полный взгляд Мина.

— Какая школа, Тэ? Я поехал за тестом, когда Хосок уехал на работу, —

вздыхает он, делая глоток чая. Тэхен кладет голову на его плечо и прикрывает
глаза, делясь своим теплом. Прежде всего для того, чтобы дать понять, что не
бросит одного с этим грузом, хоть и сам еще не до конца осознал, что все это
правда. — Я хочу избавиться от него, — вдруг говорит омега бесцветным
голосом, уставившись в чашку пустым взглядом.

— Что? — Тэхен резко поднимает голову, уставившись на Юнги в полной

растерянности. — Как это избавиться? Подожди, — хмурится омега,
разворачиваясь к Мину. — Что ты несешь, Юнги? Это… — Тэхен теряется на
секунду, морщит лоб и говорит тише: — это неправильно.

— Почему? — вскидывает брови Юнги, глядя на Кима во все глаза. — Мне не

нужно это, Тэхен. Мне даже просто мысль проти…

— Он не только твой, но и Хосока, — Тэхен этой фразой как будто ледяной

водой окатывает Юнги. У него даже взгляд проясняется, но лишь на секунду,
401/670
потому что тут же наполняется диким ужасом. То, о чем он думать боялся,
озвучил Тэхен. И тут же добивает: — Прежде всего, нужно сказать об этом ему.

— Что?! — не своим голосом пищит Юнги, чуть не выронив из рук чашку,

которую успел подхватить Тэхен. Его начинает по новой трясти от
подступающей паники, от того, что нельзя эту тайну скрывать от Хосока, от
того, что Чон — отец ребенка, который непрошено поселился внутри Юнги. — Я
не… — мямлит Мин, а глаза его быстро бегают в полнейшей растерянности, ни
на чем не концентрируясь. — Нет, не могу, он же… мы даже никогда не думали
о детях, — едва слышно шепчет омега, обнимая себя за плечи.

Тэхен отставляет чашку на столик и кладет руки на плечи Юнги, успокаивающе

поглаживая большими пальцами.

— Ты же не знаешь, как он отреагирует, что он об этом скажет. Не делай

поспешных выводов, — успокаивает Тэхен, смотря Юнги в глаза. — Будет
эгоистично с твоей стороны не сказать Хосоку о таком. Это ваш с ним ребенок,
Юнги-я.

— Я даже мысли не допускаю, что внутри меня что-то есть, — шмыгает носом
Мин. — Это же безумие, это… твою мать, это похоже на кошмарный сон, — он
качает головой и поднимается с дивана, скидывая плед на пол. Тэхен
настороженно наблюдает за омегой, боясь, что в таком нестабильном
эмоциональном состоянии он выкинет что-нибудь, о чем потом может пожалеть,
но не спешит подниматься следом.

Юнги неуверенными короткими шажками подходит к зеркалу и нервно

покусывает губу. Ему хочется заорать, взвыть, убежать подальше от
собственного отражения, но вспыхнувшее любопытство не дает покоя. Он
медленно тянет пальцы к краю своей длинной футболки, принадлежащей
Хосоку, и так же медленно ее оттягивает вверх, уставившись на свой плоский
живот в зеркальном отражении.

— Ну и как тут может кто-то быть? — с болью в голосе задается вопросом Юнги
спустя минуту, закусив губу, чтобы подавить новый всхлип, и опускает
футболку.

Осознание приходит слишком медленно, Юнги все еще окутан неверием и

легким шоком, боясь принять факт того, что там правда кто-то теперь есть. Тот,
кто принадлежит им с Хосоком. Но нужен ли он самому Хосоку? Потому что если
нет, то Юнги — тоже.

— Не думаешь же ты, что за пару недель это как-то скажется на внешности, —

вздыхает Тэхен, сложив руки на груди и следя за Мином.

— Да знаю я, — раздраженно закатывает глаза Юнги и возвращается к дивану,

опускаясь на мягкий ковер перед Тэхеном. — Я никогда не думал о ребенке, хоть
и мечтал всю жизнь прожить с Хосоком, но сейчас… — Юнги болезненно
жмурится и утыкается лицом в колени Кима. Тот вновь поглаживает младшего
по волосам.

— Сейчас вам обоим стоит это обсудить и принять общее решение, — говорит
ему Тэхен, накручивая на палец прядку белоснежных волос. — Но, зная Хосока, я
уверен, что он будет только счастлив.
402/670
 — Я выпускник старшей школы. Беременный, блять, выпускник старшей
школы, — бубнит Мин в колено Тэхена, и шмыгает носом. — Хосок ведь так
хочет, чтобы я выучился и получил образование, и я должен. Ради него, ради
папы и даже ради самого себя, — он поднимает голову и быстро стирает
пальцами влагу с щек. — Но теперь я буду сидеть дома с ребенком и обременять
Хосока. Так еще гонять не смогу. Это не жизнь, Тэ. Лучше все-таки исправить
эту ошибку, пока возможно, — он поджимает губы и поднимает взгляд на
Тэхена, ища поддержки.

— Ребенок не станет помехой твоей обычной жизни. Конечно, все будет немного
иначе, но… это новый шаг вперед, а не конец жизни, Юнги, — вздыхает Тэхен,
помогая утирать чужие слезы. — И, в любом случае, ты не останешься один,
рядом всегда буду я, твой папа, который точно обрадуется такой новости, наши
друзья и даже Чонгук, — улыбается омега.

— Господи, — Юнги морщится и садится на диван рядом. — Если узнает Чонгук,

я даже представлять не хочу его реакцию.

— Он будет счастлив стать дядей, — смеется Ким, уверенный в своих словах,

обнимая Юнги и притягивая ближе к себе.

— Не говори мне этого, — стонет Мин, качая головой и утыкаясь носом в плечо
Тэхена. — Я не готов, я ни к чему не готов. Я просто хочу быть тем, кем был до
этого.

— Не думай о беременности, как о конце. Обсуди все с Хосоком, не тяни с этим,

он имеет право знать, — мягко говорит Тэхен, чмокнув омегу в висок. — Ты же
понял меня?

— Ладно, ладно, — бурчит Юнги, больно прикусив губу и жмуря глаза, чтобы
Тэхен не увидел его неумолкающих слез.

От мысли о Хосоке все равно бросает в дрожь.

— Чонгук, кофе! — со стоном выдыхает Тэхен, вцепляясь пальцами в края стола,

на который его усадил альфа. Ким бросает на два бумажных стаканчика с
горячим кофе взгляд, в котором читается беспокойство ровно полсекунды, а
затем его заполняет желание.

Чонгук не слушает, ему плевать на горячий кофе, грозящийся разлиться по

столу, потому что в его руках есть кое-кто погорячее. Он выцеловывает медовую
шею Тэхена, стоя меж разведенных ног, а руками нетерпеливо закрадывается
под тонкую кремовую рубашку. Тэхен жарко выдыхает и обнимает Чонгука за
шею, притягивая к себе ближе. Под этими губами плавится кожа, растекаясь по
столу в офисе братьев. Тэхен собой почти не владеет, а Чонгук и вовсе с цепи
сорвался, набросившись на омегу сразу же, как только тот вошел в кабинет.

Он возвращается к раскрасневшимся от поцелуев губам Тэхена и жадно целует

вновь, проникая в рот языком и скользя пальцами по позвонкам. От этих
прикосновений у Тэхена как будто разом выкачивают весь кислород из легких,
он выгибает спину и стонет в поцелуй, обвивает бедра Чонгука ногами и жмется
403/670
ближе, чувствуя чужое возбуждение и сходя с ума еще больше. Он опирается
руками на стол, заведя их назад, и случайно роняет папку. Та с глухим стуком
падает на пол.

Чонгук, не разрывая поцелуя, тянется к ширинке на брюках омеги. В тот момент,

когда он начинает расстегивать ее, за спиной Тэхена слышится негромкий скрип
открывшейся двери. Омега мгновенно отпихивает от себя Чонгука и, облизав
губы, поворачивает голову назад, все еще сидя на столе.

— Меня не было всего пять минут, — морщится Хосок, стоя в дверном проеме с
планшетом в руке. — С тебя новый стол, Чонгук-а, — дразнит он брата, входя
внутрь.

— Да брось, мы даже не опробовали его, — ухмыляется младший и садится в

кресло. Тэхен спрыгивает со стола и обходит его, садясь на диван напротив с
легкой смущенной улыбкой на зацелованных губах. Он чувствует на себе
пристальный, голодный взгляд Чонгука, который даже в присутствии Хосока не
дает возбуждению улетучиться до конца. Им срочно нужно продолжение.

— Я решил вместо Юнги завезти вам кофе, — пожимает Тэхен плечами в свое
оправдание за вторжение, закидывая ногу на ногу и доставая из кармана брюк
телефон, чтобы как-то отвлечься. — Он остался на дополнительных занятиях.

— Серьезно? — Хосок приподнимает брови в легком удивлении, оторвав взгляд

от планшета. — Я думал, он прогуливает их, хотел даже подловить его на
этом, — усмехается альфа, присаживаясь на краю стола возле брата.

— Как ты можешь так думать о нем? — с наигранной обидой хмыкает Тэхен,

качая головой. — Юнги очень старательный, хочет сдать выпускные экзамены на
высший балл.

Ради тебя.

— Если он сдаст все на высший балл, я отдам ему мой кенигсегг, — с фирменной
ухмылкой обещает Чонгук, заранее уверенный в том, что этого не случится. Он
берет свой стаканчик кофе, который, к счастью, почти не расплескался, и
салютует им брату.

— Я слышу сомнение в твоем голосе, — в ответ на жест Хосок закатывает глаза,

откладывая планшет и беря себе кофе. — Если Юнги ставит себе цель, он ее
обязательно добивается, поэтому я в нем полностью уверен, — Хо опускается на
диван и отпивает кофе.

Тэхен улыбается, не вмешиваясь в диалог, и закусывает губу, опуская взгляд на

экран своего телефона. Открыв диалог с Юнги, он быстро печатает сообщение:

«Юнги-я, прошла неделя. Не считаешь, что нужно уже рассказать будущему

отцу о его ребенке?»

Почти каждый день в течение этой недели Тэхен пишет или разговаривает с
Юнги о его интересном положении, подбадривая для того, чтобы омега
осмелился и, наконец, рассказал своему альфе эту важную новость. Он ни на
день не оставляет его, не позволяя сомнениям и страхам закрасться в голову
Юнги. Тэхен прекрасно понимает, что для Мина это слишком рано, учитывая не
404/670
только возраст, но и его взрывной характер. Его с трудом можно представить
папочкой с младенцем на руках, который посвящен только лишь ему и
домашним делам. Это все ровно противоположно Юнги, но Тэхен отчего-то
уверен, что из Мина выйдет отличный папа. Хосок ему в этом поможет, они
вместе обязательно справятся, только до Юнги эта мысль доходит слишком
медленно, проходя через преграды, которые он сам себе выстраивает в голове.
Тэхен же их разрушает.

Хосок и Чонгук, попивая кофе, возвращаются к разговору о работе. Тэхен

старается их не слушать, уткнувшись в телефон и листая ленту в инстаграме. И
так с головой утонул во лжи и предательстве. Слушать дела братьев Чон он не
смеет, хоть и не собирается что-то из этого докладывать Джихану. От одной
только мысли передергивает. Тэхен добровольно лучше в могилу ляжет, чем
вонзит Чонгуку нож в спину.

«Сегодня» — приходит короткий ответ от Юнги, заставляющий Тэхена

вынырнуть из глубоких и не совсем приятных размышлений. Он не может
сдержать широкой яркой улыбки, смотря на дисплей засветившимися счастьем
глазами, а затем переводит взгляд на сосредоточенного и нахмуренного Хосока,
слушающего своего брата.

— Это что за взгляды такие? — спрашивает Чонгук, отвлекаясь и с прищуром

смотря на Тэхена. Тот быстро берет себя в руки, хихикнув и закусив губу, чтобы
подавить улыбку. Хосок вопросительно смотрит на омегу, не понимая, что
произошло за пару секунд.

— Просто день вдруг стал еще лучше, — Тэхен загадочно пожимает плечами,
сунув телефон в карман брюк. Ему так хочется наброситься на Хосока с
объятиями и поздравлять с тем, что он станет отцом. Он еле сдерживает себя.
Такое должен сказать только лишь сам Юнги.

— Не знаю, что это, но тут явно замешан Юнги, — сложив два плюс два, с
подозрением выдает Хосок, отпивая кофе. — Он все-таки прогуливает?

— Ох, конечно же, нет, Хосок-а, — быстро качает головой Тэхен. — Он просто
фотку прислал, — Хосок заинтересованно изгибает бровь, но Ким его
пресекает: — Но я не могу показать ее тебе, это наше личное.

— Омеги, — цокает старший Чон, сгорая от любопытства. Что там может быть
такого, чего Хосок бы не видел или не знал? Он обязательно спросит об этом у
Юнги сегодня вечером.

— Он все равно выяснит, что это, детка, — ухмыляется Чонгук, подмигнув

Тэхену. Как будто прочитал мысли брата. Ему хватает одного лишь его взгляда,
чтобы все понять.

На столе вибрирует телефон Чонгука, разрывая секундную тишину. Альфа

подкатывает свое кресло к столу и ставит стаканчик, заглядывая в дисплей.

— Югем, — озвучивает имя звонящего Чон, подняв взгляд на брата. Тот чуть
поджимает губы и хмурится. Чонгук берет телефон в руку и принимает звонок,
прикладывая его к уху. — Добрый день, офицер. Что-то случилось?

— Авария случилась, Чонгук, — холодным профессиональным тоном сообщает

405/670
Югем, на фоне слышны чьи-то голоса и звук полицейской сирены. — Подъезжай
к старому мебельному складу в Новоне, нужно опознать тело. Думаю, ты знаешь,
кто это.

Чонгук лижет пересохшие губы и проводит ладонью по волосам, пытаясь не

выдавать волнение.

— Это кто-то из наших? — спрашивает он чуть тише, затаив дыхание.

— Нет, я бы узнал, — отвечает Югем, а Чонгук облегченно выдыхает.

— Документов тут никаких, даже на машину. Я жду тебя, — офицер кладет
трубку.

— Копы решили вмешаться? — спрашивает Хосок, поднявшись с дивана.

— Походу так, — кивает Чонгук, хватая свою куртку, висящую на спинке кресла.
— Детка, — говорит он, обращаясь к поднявшемуся Тэхену, что вдруг помрачнел
и стал белым, как мел. Истолковав состояние омеги по-своему, Чонгук подходит
ближе и берет его лицо в ладони, заглядывая в напуганные глаза. — Мне нужно
поехать туда, узнать, кто на этот раз… — Чонгук осекается и вздыхает, на
секунду прикрывая глаза. — Поезжай сейчас ко мне, а я скоро подъеду, ладно?

— Будь осторожен, прошу, — шепчет Тэхен, накрывая теплые ладони альфы

своими.

Чонгук коротко кивает и оставляет на кончике тэхенова носа нежный поцелуй,

неохотно отстраняясь от омеги.

— Я с тобой, — говорит Хосок, уже надевая куртку.

— Поехали.

Агера с тихим рыком подъезжает к небольшому скоплению автомобилей, среди

которых лишь две полицейские, остальные же принадлежат явно не гонщикам,
а простым гражданским, проявляющим любопытство. Некоторые любопытные
зеваки выглядывают из окон своих домов, пытаясь разглядеть случившееся.

Гиперкар тормозит у обочины, братья выходят из машины, двинувшись к месту

аварии. Югем, завидев Чонов, сразу же идет навстречу. В самом центре дороги
лежит перевернутый и искореженный до неузнаваемости гоночный автомобиль.
Сунув руки в карманы джинсов, Чонгук подходит к Югему и становится рядом,
рассматривая автомобиль в тусклом свете вечернего фонаря.

— Редкий момент, когда полиция подъезжает на место происшествия раньше

скорой помощи, — хмыкает он, пожав руку друга. Хосок подходит сзади. Офицер
кивает ему и получает кивок в ответ.

— Мы тут минут пять, я звонил тебе еще из участка. Кто-то из свидетелей

сфотографировал случившееся, — пожимает плечами Югем. — Медики будут тут
с минуты на минуту.

— Светло-синий ниссан скайлайн две тысячи второго года, — озвучивает свои

406/670
мысли Чонгук, чуть прищурившись и переводя внимание на разбитую машину.
— Ударили в угол заднего бампера на скорости примерно сто тридцать-
восемьдесят. Хм, до возгорания не дошло. Удивительно, как бензобак не задело.

— Этой машины нет в базе данных, — хмурится Югем, поправив фуражку на

голове.

— Возможно, незаконно провезена в страну из Японии, — задумчиво говорит

Чонгук, многозначительно глянув на брата. — Но я ее уже видел на дорогах.

— Ты знаешь, кто это сделал, — утверждает офицер, повернув голову к Чонгуку.

— Знаю, — кивает Чон. — Но без доказательств — это просто несчастный

случай.

— Можно по данным из видеонаблюдения найти машину. Разве это проблема?

— Не все так просто, офицер, — хмыкает Хосок, качая головой. — Наверняка

этой машины уже нет, либо перекрасили, сменили номерной знак. А от вмятины
из-за удара и следа не останется.

— Они похожи на призраков, — хмурится Югем, сложив руки на груди. — Хотя

всегда находятся на публике, перед толпой.

— Их тачки в разы мощнее любой другой, — объясняет Чонгук, пожимая

плечами. — Догнать и найти не так просто.

Хосок отходит от альф и осторожно подходит к машине поближе. Неизвестно,

что там в бензобаке, который все еще вполне может подорваться в любую
секунду. Альфа прищуривается и обходит автомобиль с правой стороны. Из-за
окна с водительской стороны виднеется окровавленная рука умершего,
лежащая на асфальте, усыпанном осколками битого стекла. Хосок поджимает
губы. Такое видеть тяжело, даже если до этого не раз приходилось. На этой
стороне света меньше, а машина отбрасывает на асфальт тень, не позволяющую
нормально разглядеть детали. Чон медленно подходит ближе, хрустя стеклом
под ботинками.

Хосок присаживается на корточки в метре от ниссана и прижимает ладонь к

дрогнувшим губам, стеклянным взглядом смотря на тело гонщика с розовыми
волосами. Внутри что-то обрывается и летит в бездну.

— Это…

— Ю Кихен, — договаривает за подошедшего сзади брата Хосок не своим

голосом и снова прижимает к губам ладонь. Все еще смотрит на омегу, не в
состоянии оторвать взгляда. Его там в кашу превратило, от узнаваемого только
цвет волос, похожий на сладкую вату.

— Твою ж мать, — выдыхает Чонгук, прикрыв лицо ладонями и отворачиваясь.

— Совсем ребенок, — он вздыхает и разворачивается обратно, сунув руки в
карманы и становясь за братом, который, кажется, даже не шевелится.

Хосок не понимает, почему в горле ком из-за смерти человека, которого почти не
знал. Из-за того, кто чуть не перевернул машину Юнги на гонке. Он все смотрит,
407/670
с тяжестью сглатывая горький ком. Перед глазами не Ю Кихен, перед глазами
такого же возраста омега с белоснежными волосами, чей запах так любит
вдыхать Хосок по утрам, чьи губы так любит целовать.

Перед глазами мертвое тело Юнги.

— Эти ублюдки никого не щадят. Даже детей, — говорит Чонгук, положив

ладонь на плечо брата. Он не спрашивает, почему Хосок так реагирует на
чужую смерть, и так понимает, что чувствует брат.

Когда к альфам подходит Югем, Хосок поднимается на ноги и отворачивается от

машины. С конца улицы уже доносится вой сирены скорой помощи.

— Ю Кихен, семнадцать лет, — непроницаемым тоном говорит Хосок, смотря

офицеру в глаза. — Это все, что нам о нем известно.

— И этого хватит, спасибо, — благодарит Югем, кивнув.

Хосок молча обходит альф и, сунув руки в карманы косухи, твердыми шагами
идет к машине.

У Джихана развязаны руки. Перед глазами все еще стоит ужасающая картина, а
в голову как назло лезут навязчивые мысли о том, что на месте Кихена вполне
может оказаться Юнги. Этот непреклонный, упертый как баран омега, которого
ни один в мире запрет не остановит. Он живет дорогами, он готов лишиться
всего ради улиц, как и Хосок. Только Хосок не готов лишиться Юнги. Его бы
запереть в доме, закрыв все окна и двери на замок, но он все равно найдет
выход, выроет себе обходной путь. Хосок пытался, боролся, но Юнги все равно
делает по-своему. Он будет идти напролом против Джихана и его банды,
пытаясь помочь в войне, что становится все жестче с каждым днем. И не
задумается о том, что может умереть, оставив в душе Хосока лишь бесконечную
дыру, которую никто и ничто до самого конца жизни не заполнит.

Хосок садится в машину и откидывает голову на спинку сидения, прикрыв глаза.

Мерзкий червь, уже давно поселившийся в сознании, нашептывающий то, о чем
думать невыносимо, снова выполз на свет, на этот раз показав себя во всей
своей красе. Игнорировать его уже невозможно, он выедает все шансы на
лучшее, оставляя один действенный вариант.

Хосоку легче сдохнуть, чем решиться на такое, но если так для Юнги будет
лучше, то остальное значения не имеет.

Юнги нервно покусывает губу и комкает в пальцах небольшой снимок УЗИ. На

нем изображена маленькая фасолинка, которая с каждым днем развивается все
быстрее. Это их с Хосоком ребенок.

Мин, ничего не сказав даже Тэхену, решился пойти в больницу, подталкиваемый

только самим собой. Он не понимает, как в одиночку осмелился на такое, но
нужно было убедиться, что это правда, что тест не соврал. Несмотря на
ненависть к больницам, омега пересилил себя. Итог лежит в руке, слегка
помятый от постоянного комканья.

408/670
Когда от Тэхена снова приходит сообщение, омега, психанув и злясь на самого
себя за медлительность и неуверенность, твердо решает, что скажет все Хосоку
сегодня. Он вправе знать, а Юнги, хоть и не один с этой тайной, но без Хосока не
справится с этим осознанием. Ему жизненно необходимо знать, что скажет
Хосок, как отреагирует и что решит. От него зависит дальнейшая жизнь Юнги.
Они не выбирали этого ребенка, но выбор его будущего Мин отдает Хосоку.

Он шумно вздыхает и кладет снимок на кухонный стол, за которым сидит, и

поднимается, принимаясь расхаживать по кухне. Губа вся искусана, пальцы от
волнения холодные и влажные, постоянно цепляются за края светло-синего
свитера, как за соломинку. Две кружки кофе выпил, даже воды обычной. А в
горло кусок не лезет, хочется кричать все сильнее с каждой долгой секундой
ожидания. Юнги не хочет звонить Хосоку и спрашивать о том, когда тот
приедет, не хочет торопить, потому что время все-таки хочется растянуть, хоть
оно и медленно убивает.

Всю неделю Юнги рядом с Хосоком играет роль. Роль себя до того, как узнал о
беременности. Улыбки искренними выходят с трудом, а прикосновения альфы к
животу заставляют внутренне кричать. Хосок верит маске, потому что Юнги сам
же давит себе на горло, только бы не распасться перед ним на составляющие.
Играть у омеги получается, но пора уже с этим кончать. Ребенок внутри растет.

Сердце пропускает удар, когда Юнги слышит звук мотора макларена во дворе.
Он цепляется пальцами за края стола и жмурится до ярких пятен перед глазами,
хватая ртом воздух и собираясь с силами. Тянуть больше некуда. Юнги хватает
снимок и сует в задний карман джинсов, в последний раз мысленно просит себя
собраться и выходит альфе навстречу.

— Хосок-а, — улыбается Юнги, выйдя в коридор. На цыпочках подкрадывается

сзади и обвивает руками торс, прижавшись щекой к прохладной от улицы
куртке. Чон тихо прикрывает за собой дверь и поворачивается к омеге в кольце
рук.

Юнги от его взгляда вдруг ежится, руки сами собой расслабляют хватку и
опускаются. Хосок смотрит как будто сквозь, как будто в пустоту. На чужого
человека. Черные глаза вдруг остекленели и покрылись толстым слоем
нерушимого льда. Юнги продолжает улыбаться, всеми силами заставляет себя,
потому что иначе потеряет всю уверенность, которой себя наполнял весь вечер.

— Юнги, послушай меня, — заговаривает Хосок хриплым, таким же ничего не

выражающим тоном, от которого холодом веет. Юнги в теплом свитере вдруг
становится прохладно.

— Нет, ты послушай. Я хочу сказать тебе кое-что очень важное, — быстро

тараторит омега, покачав головой. Пока есть силы и смелость сообщить важную
новость. Он вдыхает в легкие побольше воздуха и открывает рот: — Я…

— Нет, Юнги, дай сказать мне, — резко обрывает омегу Хосок, заглядывая
прямо в глаза. Режет своим холодным тоном, пригвождает к месту, не позволяя
сдвинуться. А самому стоит невероятных усилий стоять вот так перед
крохотным теплым малышом, которого надо бы прижать к себе и греть
бесконечной любовью, а не… — Мы не можем больше быть вместе.

Улыбка мгновенно сползает с губ омеги. Он смотрит на Хосока в полнейшей

409/670
растерянности, комкая пальцами длинные рукава свитера. Он не понимает, не
хочет понимать смысла того, что только что услышал, но в сердце уже звучит
первый взрыв. Это происходит не медленно, пока дойдет осознание; это
внезапно, без предупреждений разрывает грудную клетку одним махом. Без
объяснений. Просто одно предложение, а у Юнги земля уходит из-под ног.

— Что… — выдыхает он, слегка щурясь и упрямо смотря на Хосока. Тот даже в
лице не меняется, стоит холодной каменной статуей, безжизненной глыбой, не
пытается подойти, прикоснуться. А это могло бы спасти, только зачем? После
таких-то слов.

— Ты мне больше не нужен, Юнги, — каждое произнесенное слово режет и

разрывает Хосоку горло, прежде чем быть озвученным. Каждое услышанное
слово впивается острым ножом в тело Юнги по самую рукоять.

— Хо… что происходит? — тихо спрашивает он дрогнувшим голосом. С каждой

секундой терпеть на себе этот равнодушный взгляд все сложнее, он пронзает
насквозь, он отдаляет их друг от друга, создавая непреодолимую пропасть
между. — Я не понимаю, Хосок.

— Все ты понимаешь, — поджимает губы Чон, Юнги чувствует в голосе альфы

легкое раздражение. — Я заебался с тобой нянчиться. Мне нужен не ребенок, а
омега, Юнги. Я думал, до тебя это дойдет, наконец, но, кажись, ошибся.

А мысленно миллионы раз проклинает себя за сказанное, хочет отмотать время

назад и прижать Юнги к груди, просить прощение до самой смерти, стоя на
коленях, но вместо этого топит взглядом пустых глаз, за которыми тщательно
скрыл всю свою боль, выворачивающую наизнанку. Назад пути уже нет, надо
довести дело до конца. А конец не оставит после себя ничего.

Юнги тяжело сглатывает ядовитый ком, застрявший в горле. Участки сердца

один за другим продолжают взрываться, разбрасывая его осколки во все
стороны. Они впиваются в другие органы и кости, рвут легкие. Внутри
начинается буря, конец света. У Юнги дрожат колени, но он какой-то неведомой
силой все еще держится и принимает на себя каждое слово-нож и такой же
уничтожающий взгляд. Хосок на него так никогда не смотрел, даже в самую их
первую встречу. Он не щадит, говорит правду как есть, не медлит и не пытается
быть осторожным, вырывая внутренности голыми руками.

Он не боится сломать Юнги. Видно, и вправду заебался.

— Ясно, — с усилием выдавливает из себя омега, боясь даже моргнуть, чтобы

слезы не выдали насколько его изнутри выламывает сейчас, крошит в порошок,
что пылью оседает на ботинках Хосока.

— Уедешь на такси, — бросает Чон. Сдается, первым отводя взгляд куда угодно,
но не на Юнги. Как же тяжело, смотря в полные невыплаканных слез глаза
любимого человека. Видеть, как внутри него все ломается, миры рушатся,
сердце почти не бьется. Хосок благодарен лишь за то, что Юнги вопросов не
задает. Наверное, они сейчас и не нужны, потому что главное уже сказано.

Хосок думает, что так будет правильнее. Если Юнги это остановит от гонок, он
заберет подарок, который сам же сделал, настаивая на том, чтобы омега его
принял. Юнги ведь так долго не соглашался его принять, а теперь Хосок просто
410/670
вырывает его, как последний ублюдок. И самому же хуже, эта машина, стоя в
гараже, будет напоминать того, в ком весь смысл жизни.

Юнги понимает, что порше останется у Хосока. Конечно же, он не оставит ее

тому, с кем больше не хочет просыпаться утром и видеть, дарить поцелуи и
взгляды, в которых любовь льется через край. Это все как будто было во сне, в
параллельной вселенной, в лучшей жизни, которая для настоящего Юнги
недостижима, как далекие планеты. Он всего этого не заслужил. Но и слова эти
чем заслужил, он просто не понимает. В чем проебался, где сделал ошибку и дал
в себе усомниться?

Ребенок. Просто не дорос до такого альфы, как Чон Хосок, — одного из лучших
на улицах столицы, того, о ком мечтают сотни других омег, среди которых он
наверняка найдет того самого. Не ребенка. Не легкомысленного подростка, не
думающего о своих поступках и последствиях. А взрослого и образованного
омегу, который хоть что-то имеет за плечами, а не больного папу и старую
развалюху, ржавеющую в гараже.

Все тяжелее стоять вот так, под прицелом любимых глаз, в которых сейчас ни
капли этой любви. Как будто никогда и не было. Жестокое, разрушающее
равнодушие, и только. Юнги даже думать о конце не смел, в мыслях и даже в
кошмарных снах не представлял, а он явился так внезапно, упал грузовиком с
неба на голову, размазав по асфальту. К такому нельзя быть готовым, от такого
нет защиты, иммунитета. Любовь иссякает, любовь кончается, у нее есть срок
годности. У Хосока он вышел.

— Это все? — собрав жалкие кусочки твердости, спрашивает Юнги, заглянув в

родные глаза. В самую их глубину, в надежде найти хоть что-то, за что можно
уцепиться. Чтобы хотя бы дышать было возможно после этой внезапной смерти.
Когда его рядом уже не будет.

— Это все, — коротко отвечает Хосок.

А в глазах надежды нет, Юнги зря искал.

Хосок резко разворачивается и выходит из дома, напоследок хлопнув дверью.

Юнги пару секунд стоит в прострации и неморгающим взглядом смотрит на

дверь. В сердце происходит последний взрыв. Омега падает на колени и
прижимает ладонь ко рту, жмурится до белых пятен и всхлипывает слишком
громко в звенящей тишине опустевшего дома. Как будто тело бросили в огонь,
во всех его участках вспыхивает невыносимая боль, сжирающая заживо. Юнги
кричит. Он не понимает, делает ли это вслух или оглушает себя изнутри. Больно
до невыносимого, до сумасшедшего. Он вгрызается зубами в ребро ладони, давя
крик, топя внутри себя. Во рту ощущается привкус собственной отравленной
крови.

Юнги подползает туда, где только что еще стоял Хосок, сгибается пополам,
обнимает живот руками и роняет на пол горячие слезы. Такой боли он еще не
встречал в своей жизни. Но кто как не самый любимый на свете человек
покажет ее во всей красе. Юнги теперь в ней тонет, не просто купается. И не
боится, что она его сожрет и переварит. Пусть, теперь уже плевать.

Жизни в миг не стало, все вокруг не серое, а черное, не имеющее никакой

411/670
важности и ценности. Никакого смысла. В ушах до сих пор стоит звук от хлопка
входной двери. Его непроницаемый голос, повторяющийся в голове, как на
заезженной пластинке, заставляет выть еще сильнее. Юнги утыкается лбом в
холодный пол и скребется, едва не раздирая ногти, не представляя, как
облегчить страдания. Он понятия не имеет, сколько ему осталось до того, как
боль его убьет и похоронит в себе же.

Юнги теперь не нужно ничего. Ни собственная жизнь, ни тем более ребенок,

который только начинает развиваться внутри. Он — глупая ошибка, промах,
неудача. Зачем он нужен? Зачем, если сам Юнги теперь не нужен.

Не нужен Хосоку.

Хосок садится за руль и нервным движением опускает дверцу, заводя

двигатель. Макларен агрессивно рычит и срывается с места, оставляя за собой
облако пыли. Подальше бы отсюда, от этого дома, что до последнего кирпичика
пропитан Юнги.

Альфа мысленно называет себя всеми последними словами и сжимает пальцами

руль настолько сильно, что кожа на нем едва не разрывается. Челюсти сжаты до
зубного скрежета. Салон наполняет ровный гул двигателя за спиной и
чистейшая ненависть к себе, похожая на отравляющий газ. Чиркнуть
зажигалкой — все взлетит на воздух.

Темно-синий макларен сливается с ночными улицами, становится тенью дорог.

Стрелка на спидометре переходит за сто пятьдесят, но Хосоку все мало. Он
судорожно думает обо всем, пытается переключить свою ненависть даже на
мысли о враге, но становится только хуже, ведь из-за него все это, из-за него
Хосок солгал тому, кто важнее всего на свете; оставил глубокие шрамы на
нежной чистой душе и изуродовал сердце.

Так нужно, так нужно, так нужно.

Он яростно вбивает себе эту мысль в голову, пытается в жалких попытках

убедить себя, что так правильно, это ради безопасности Юнги, но нет, Хосок
поступил, как чудовище, настоящий ублюдок. Думать невыносимо, в каком
сейчас состоянии Юнги, оставшись в большом и пустом доме в полном
одиночестве. Как он там эту неподъемную мысль пытается переварить, что
свалилась на хрупкие плечи разом.

Сознание говорит, что все правильно. Так нужно для безопасности Юнги, так до
него не доберутся. Пусть ломается и крошится от того, как с ним поступил
Хосок, но будет жив. Хосок надеется, что он не станет лезть на улицы, да и не
на чем ему будет. Может, начнет новую жизнь, сосредоточится на учебе и
забудет о том, что было, как о сне, хоть и не страшном. Только пусть живет,
пусть не будет под прицелом врага. Слишком юный, а впереди вся жизнь. Юнги
еще обретет свое счастье.

О себе Хосок не думает, на себя плевать. Даже так, со стороны он будет

оберегать Юнги, хоть и самого будет ломать, как внезапно лишившегося дозы
наркомана, потому что этот омега — не мимолетный кайф, а долгий и тягучий,
тот, что на всю жизнь. Он дает жизнь, а без него — смерть.
412/670
Хосок давит на педаль до упора, движок за спиной рычит, хоть как-то
успокаивает, но мысли не заглушает до конца, они все равно просачиваются в
голову и съедают, причиняют дикую боль, бьют прямо в сердце, в душу. Не
думать невозможно.

Макларен ракетой влетает в тоннель и громко гудит, но не настолько, чтобы

перекрыть кричащие в голове мысли и образы. Мимо проскальзывают искры
света, перед глазами то счастливо улыбающийся беловолосый ангел, то
парнишка с розовыми волосами и обезображенным лицом.

Хосок сбавляет скорость и резко бьет по тормозам. Гиперкар с визгом шин по

асфальту останавливается. Чон вылетает из машины и, тяжело дыша, как будто
вдруг не стало воздуха, идет вперед. Вокруг ни души, ни одной проезжающей
машины. Звук глухих шагов разносится по тоннелю эхом. Хосок словно в бреду.
Впереди светлее, там конец тоннеля, прохлада и воздух. Хосок задыхается.
Наверное, так себя чувствует и Юнги. Так, словно расстреляли. Все тело в
свинце; с каждым шагом пули рассыпаются на асфальт, залитый горькой
кровью.

Если так для Юнги будет лучше, Хосок готов идти на все. Если так Юнги будет
счастлив, Хосок будет бороться за его мирную жизнь, за каждый вздох, за
каждую улыбку, которая отныне будет не для него. Не для Хосока.

Он выходит из тоннеля и прикрывает глаза, откинув голову назад. Холодный

ночной воздух закрадывается под одежду, соревнуясь с холодом, что поселился
внутри альфы. Там пустота, в которой гуляют суровые ветра, а на выжженном
сердце только имя, заставляющее стоять на ногах.

Юнги.

Хосок кричит. Позволяет отравляющей боли, наконец, вылезти наружу, иначе

загнется прямо тут, на пустынной дороге, стоя под тусклым светом фонаря.
Позади тихо гудит работающий мотор макларена. В голове мантрой имя того,
кто останется в душе до самой смерти, того, чей образ будет каждое утро
заставлять вставать с постели, функционировать, бороться.

Но не сейчас. Сейчас Хосока крошит, режет, рубит на куски. Он орет в пустоту

до хрипоты. Внутри все вспыхивает огнем, становится только больнее, все более
невыносимо. Так боль не унять, не задушить в себе. Ее травить, глушить.

Альфа возвращается в машину и срывается с места, выехав из тоннеля, в

котором оставил часть своей нескончаемой боли.

Сейчас бы домой вернуться, прижать к себе свою маленькую жизнь, к которой

больше нет доступа. Юнги теперь на том конце вселенной, так далеко, что за
всю жизнь не достать. Хосок себя ненавидит и гордится собой одновременно.
Отлично сыграл роль, слишком хорошо. Но ведь…

Так надо.

Ради лучшего будущего Юнги. Пусть все вокруг полыхает огнем, пусть
разразится война, но для него одного светит солнце.

413/670
Хосок добровольно отказался от жизни, дальше как-нибудь просуществует.

Все это не важно.

414/670
Примечание к части 1-2: BONES - heldaghost
вигуки: GASHI - Empty Inside; Blackbear - Idfc (Tarro Remix); ZAYN - Tio
Tommee Profitt - In The End

всего себя тебе

Хосок стоит в коридоре, ровно на том же месте, где вчера раскрошил

осколки своей жизни собственными руками. В доме гробовая тишина, слишком
громкая, слишком давящая. Хосока слегка пошатывает, в затуманенных глазах
непроглядная пустота, сжирающая изнутри. Альфа осматривается вокруг себя,
как будто впервые попал в этот дом, из которого словно жизнь высосали,
оттерли краски и вынесли всю мебель.

Но все на месте. Даже легкий аромат Юнги, витающий в воздухе, еще не

выветрился. И не скоро, наверное, рассеется, будет заставлять задыхаться с
утра и до вечера, напоминать о том, что было сотворено, о том, что была
жестоко разрушена любовь.

Все на месте, а самого главного больше нет.

Юнги как будто бы нарочно не оставил после себя ничего, ни единого

напоминания о том, что когда-то здесь жил и был счастлив. Дом пуст.

Хосок скидывает с себя куртку прямо на пол и идет на кухню, попутно выуживая
из кармана пачку сигарет.

Он всю ночь не спал, рассекая по пустынным улицам, бродил неизвестно где и

пил в пабе совершенно другого района. А как еще боль глушить, как заставлять
себя свободно дышать? Анестезии для такой боли не существует. Только
мнимое облегчение, приносящее легкость. Мысли-то никуда не рассеиваются,
они просто затмеваются туманом, который с рассветом все равно исчезнет, и
тогда они снова начнут бить, добивать и ковырять рану, совсем еще свежую,
кровоточащую.

Чон с глухим стуком ставит на стол бутылку, бросает рядом пачку сигарет и
зажигалку, мешком валится на стул и подливает себе в стакан коньяка, который
сразу же глушит залпом, даже не поморщившись.

Светлую кухню заливает солнечный свет, но Хосока он не ослепляет. У него

перед глазами все серое, почти черное, а солнце не греет, не играет лучами,
пробирающимися через окно. И в душе холод, и снаружи мороз.

Альфа зажимает в зубах фильтр сигареты и прикуривает, сразу же наливая себе

по новой. Если бить, то сразу одним ударом, чтобы не успеть опомниться,
прийти в себя и совсем умереть.

Хосок себя ненавидит. До тошноты, до нервной дрожи в пальцах. Сам себе

омерзителен настолько, что если сейчас увидит себя в отражении, свой взгляд
обесточенный, то точно взбесится, тут даже алкоголь не поможет, а сигареты не
затмят своим дымом.

Жаль, воспоминания не стереть, не вывести из памяти.

415/670
Хосок пьет уже неизвестно который стакан. В голове образуется вакуум,
блокирующий внешний мир. Альфа медленно погружается в свою пустоту, что
разрослась внутри, подобно черной дыре.

Он не слышит шум двигателя во дворе, не замечает, как открывается входная

дверь. Ни во что уже не верит, держит в пальцах сигарету и рассматривает дно
наполовину опустевшего стакана.

— Что за пьянка с утра пораньше? — слышится за спиной голос брата. У Хосока

нет сил и желания для того, чтобы повернуть к младшему голову. — Воу, видок у
тебя так себе. Выпроводил Юнги в школу и решил побаловаться тем, что ему
запрещаешь? — хохотнув, Чонгук обходит стол и встает напротив.

Улыбка с лица младшего сразу же начинает сползать, как только он видит

опустошенный стеклянный взгляд брата на сером лице. А у Хосока от этого
имени внутри все как будто по-новой рассыпается руинами. Он, кажется, даже
слышит, как все рушится снова и снова, летя в бездну.

— Что случилось, Хосок-а? Где Юнги? — спрашивает Чонгук настороженно,

хмуря брови и обводя кухню взглядом.

— Он ушел, — хрипло говорит Хосок, подняв, наконец, на Гука взгляд. Чонгук не

узнает брата. Тот, кто перед ним сидит, словно его тень, призрак, но точно не
сам Хосок. Гук сразу понимает, что случилось что-то серьезное, потому что такое
в глазах брата видит впервые.

— Вы поссорились? — щурится Чонгук, сложив руки на груди.

— Я сказал ему уйти, — Хосок стряхивает пепел прямо на стол и зажимает

сигарету меж губ, подняв бутылку и снова подливая себе. — Из моей жизни.

Чонгук на секунду теряет дар речи и не может не выразить удивление, вскинув

брови и уставившись на брата неверяще. Это похоже на неудачную шутку,
совершенно глупую, в которую даже верить смешно.

— Ты ебанулся, брат? — отойдя от шока, спрашивает Чонгук. — В чем, блять,

проблема вообще?

— В том, что не место ему в такой жизни, как у нас, — Хосок залпом осушает
стакан и тушит в нем же сигарету. — Ты видел, что стало с Кихеном, а Юнги еще
хуже него, ни перед чем не остановится, и плевать ему на риски. Я не могу
позволить ему лезть в это.

Чонгук садится на стул и притягивает к себе бутылку, делая пару глотков прямо
из горла. На трезвую голову такое осознавать трудно. Ему казалось, что эти
отношения — вечнее вечного, что эта любовь — крепче крепкого. Не верится.

— Ты ему об этом сказал?

— Я сказал ему другое, — Хосок, вспоминая, поджимает губы. Чонгук

вопросительно вскидывает бровь, ожидая продолжения. — Что он еще ребенок и
меня заебало с ним возиться, — вздыхает альфа, забрав бутылку. Повторять это
вновь еще тяжелее, ненависть к себе становится еще сильнее. Сейчас это
звучит намного ужаснее. Каково это было слышать Юнги, Хосок даже близко не
416/670
представляет.

— Ты, блять, идиот, Хосок-а, — качает головой Чонгук. — Тебе надо было ему
рассказать все, как есть.

— Он бы не отступил, а мне его жизнь важнее всего. Важнее собственной, —

Хосок морщится и припадает губами к горлышку бутылки, допивая остатки на
дне. Чонгук совсем не помогает, наоборот, делает хуже, указывая на то, как
Хосок проебался. И это, наверное, правильно, потому что действительно виноват
и полностью заслуживает.

— Ты же знаешь Юнги. Этот упертый школьник все равно от улиц не

откажется, — пожимает плечами Чонгук, рассуждая трезво. — А может,
наоборот тебе назло будет лезть в это, — Хосок резко переводит взгляд на
брата, хмуря брови. — О чем ты думал? — вздыхает младший.

— Я не думал ни о чем, в этом проблема, — старший Чон опускает голову,

утыкаясь пустым взглядом в стол. — Я… я просто испугался. Очень сильно
испугался того, что могу его потерять.

— Ты его уже потерял, Хосок-а. С тобой бы ему ничего не грозило, я не поверю в

то, что ты не смог бы его защитить.

— Я словно не в себе был, ничего с собой не мог поделать, — оправдывается

Хосок, качая головой, и тянется за новой сигаретой. — А он так смотрел на
меня… Я, блять, вырвал ему душу, я знаю, — уже тише признается альфа и
делает глубокую затяжку, наполняя дымом легкие и голову. Для второго ни
черта не помогает, лучше точно не станет. — Он мне этого никогда не простит.

— И ты собрался сидеть тут, бухать и позволять До творить ад на улицах, на

которых может оказаться твой омега? — Чонгук разочарованно хмыкает и
встает, обходя стол. Он берет пустую бутылку и швыряет в мусорное ведро.
— Приди в себя, брат. У нас там война. Я знаю, ты загнешься без него, но я тебе
этого не позволю. Борись, черт возьми, за то, что для тебя важно, — говорит Гук,
кладя руку на плечо брата и сжимая пальцы. — За Юнги борись, Хосок.

Хосок жмурится, тушит сигарету и трет лицо ладонями. Чонгук уходит, так
больше ничего и не сказав, оставляя старшего наедине с собой. Как будто
уверен, что Хосок возьмет себя в руки, услышит его слова. И он слышит. Они для
него, как жесткий, но заслуженный пинок. Как отрезвляющая пощечина,
ледяная вода, которой Чонгук его внезапно окатил.

«За Юнги борись».

И большего не надо.

Хосок как будто просыпается от кошмара, возвращает себе утраченное зрение.

Снова злость на себя, на свою слабость. Чонгук все верно сказал, а Хосок, слепо
поддавшись своему страху, действовал на эмоциях, затопивших сознание. Они
все взяли под контроль, заставив альфу совершить эту ошибку. Исправить это
невозможно, Хосоку жизни не хватит, чтобы вымолить прощение. Он теперь
даже смотреть на него не достоин, одним воздухом дышать. Юнги и не простит,
Хосок в этом уверен. Все, что ему позволено — оберегать, оставаясь в тени,
строить ему лучшую жизнь на своих руинах. Хосок готов.
417/670
Он сминает в руке пачку сигарет и бросает в мусорную корзину, не замечая на
ее дне скомканный черно-белый снимок. От алкоголя никакой легкости не
ощущается. А после разговора с братом, альфа и вовсе трезвеет и больше не
находит выхода в том, чтоб хорошенько напиться. Хосок стягивает с себя
вонючую футболку и уходит в ванную, чтобы освежиться и взбодриться. Чонгуку
в одиночку трудно придется, поэтому альфа решает поехать в офис,
закупившись кофе. Времени отсыпаться у него нет, а боль, циркулирующую по
всему телу, Чон просто будет игнорировать. Может, сама притупится, комком
свернется на сердце и даст двигаться дальше.

Юнги должен научиться улыбаться и без Хосока.

Юнги лежит, обняв себя за плечи, и смотрит на экран старенького телевизора

невидящим взглядом. В волосах ощущаются ласковые прикосновения пальцев
папы, на колене которого покоится голова омеги. Юнги боится пошевелиться
или вздохнуть громче обычного, иначе рассыплется пеплом. Он не моргает, не
разговаривает, от любого действия пробуждается внутри поселившаяся боль,
из-за которой хочется кричать до хрипоты. Юнги, кажется, даже своего
сердцебиения не ощущает, а может, и не дышит, лежит трупом, лишенным
души, жизни. О том, кто вырвал сердце так внезапно, без обезболивающих, он
не думает, малейшую мысль обходит километрами, потому что от этого просто
невыносимо. Можно не сдержаться и разрыдаться в голос прямо перед папой.

А ему хватило истерики сына, когда тот пришел домой едва живым, едва
стоящим на ногах. Енджун, долго не спавший той ночью, подкатил на коляске,
услышав шорох в коридоре, а перед ним оказался сын, на себя толком не
похожий. Он рухнул перед папой на колени и разрыдался, не в силах сдержать
всепоглощающую боль. Рассказал все, даже о ребенке, которого носит под
сердцем и который больше никому не нужен. Енджун новость воспринял на
удивление спокойно, куда тяжелее далось расставание сына с Хосоком,
которого он считал идеальным альфой для своего ребенка.

Юнги не хочет больше показывать перед папой то, что не дает ему свободно
дышать, душа по ночам. Ему безумно стыдно, безумно обидно и плохо. Все
худшие чувства и эмоции смешались в одном отравляющем коктейле, который
Юнги приходится вливать в себя насильно, давясь и захлебываясь, а иначе
придет полнейшая пустота, забвение, в котором омега себя потеряет. Что тогда
станет с папой?

Юнги перед ним не плачет. Но и улыбаться, делать вид, что стало легче, он не в
состоянии. Енджун ничего такого и не требует, он молчаливо, своими нежными и
полными заботы прикосновениями дает свою любовь и поддержку. Он как никто
понимает и чувствует, каково сейчас Юнги. В тот страшный момент, когда
лишаешься части своей души, которая в одиночку функционировать не сможет.
Енджун свою любовь хоронил, а Юнги смотрел ей в спину, когда та уходила.
Потерять, остаться в своей боли, все одно. А Юнги в разы хуже, у него внутри
плод любви, хоть и незапланированный.

Когда Юнги, сидя перед Енджуном на коленях, плакал, признаваясь в своей

беременности, то следом же твердил о том, что исправит эту ошибку при первой
же возможности, что не станет утруждать и обременять ни себя, ни папу, ни
418/670
Хосока тем более. Енджун эту мысль сразу же пресек, обрубил одним своим:
«ребенка надо родить».

Да, возможно, будет тяжело, думал про себя старший омега, но избавление от
ребенка — худшее преступление. Непростительное. Никто, может быть, сверху
судить и не будет, зато самого Юнги съест болезненное чувство, что руки в
крови, а легче дышать не станет.

Юнги ночами вжимается лицом в подушку, лишь бы Енджун, спящий в соседней

комнате, ничего не услышал, и плачет. А когда слезы ближе к утру высыхают,
омега смотрит в потолок и в сотый раз размышляет о том, что сказал ему Хосок.
Каждый прокрученный в голове раз, как новый ножевой удар в и без того
искалеченную душу. Юнги кажется, что это один сплошной кошмар,
затянувшийся слишком надолго.

— Я хочу, чтобы мы уехали куда-нибудь, когда я закончу школу, — тихим

севшим голосом говорит Юнги, продолжая отстраненно разглядывать яркие
картинки на экране телевизора.

— Куда ты хочешь, малыш? — спрашивает Енджун, склонив голову и смотря на

сына. Длинные и слегка морщинистые пальцы тонут в мягкости белоснежных
волос.

— Куда угодно, только бы отсюда подальше, — Юнги утыкается носом в колени

Енджуна и жмурит глаза. В горле снова образовывается ком.

— Юнги, — ласково зовет папа, повернув к себе сына и кладя ладонь на его
бледную щеку. — Мы с тобой справимся, слышишь? Ребенок не будет ни в чем
нуж…

— Папа, — Юнги вымученно морщится. — Не говори мне о нем, прошу.

«Мне и так мерзко. Мне и так больно».

— Ты должен привыкать, это твой ребенок, уже сейчас нужно о нем заботиться.
В школе остался всего месяц, а там уже посмотрим. Но не забывай, в каком ты
положении, — мягким спокойным голосом успокаивает Енджун, коснувшись
ладонью живота сына. — Я тебе с этим буду помогать, ты не останешься один,
котенок. Мы уедем, если ты так этого хочешь.

— Он ему не нужен, — шепчет Юнги, заглядывая папе в глаза.

— Он нужен нам, — твердо отвечает старший омега, погладив сына по щеке

большим пальцем. Юнги в глазах папы видит нерушимую уверенность,
подобную прочной стали, и сам невольно этим заражается, хоть и частично.
Енджун по новой вселяет надежду, которая была жестоко вырвана. Он вдыхает
жизнь и рисует будущее яркими цветами в отличие от Юнги, который это
будущее в мыслях очернил.

Он берет теплую ладонь папы в свои руки и подносит к губам, оставляя поцелуй
на ее тыльной стороне, а затем прижимая к своей щеке.

— Я тебя люблю, папа, — еле слышно шепчет Юнги, жмурясь, чтобы слезы не
потекли.
419/670
 — Я тоже очень люблю тебя, котенок, — Енджун тепло улыбается и целует сына
в лоб. — Мы все преодолеем, вот увидишь.

Юнги хочет верить папе.

Тэхен сидит на диване в гостиной чонгуковой квартиры, подобрав под себя ноги
и держа на коленях толстый учебник. Вокруг разбросаны тетради с
конспектами, а на столике стоит включенный ноутбук. На полу оставлена
полупустая чашка с давно остывшим фруктовым чаем. Омега хмурит брови и
грызет карандаш, пытаясь вникнуть в суть статьи. Близится конец семестра, к
окончанию которого уже нужно готовиться в полную силу. Несмотря на то, что
творится на улицах, нормальная жизнь не дает о себе забыть. На дорогах
будущее не построить, гонки — не профессия, а стиль жизни. Тэхен хочет в
будущем стабильную работу, на которую по утрам будет ходить с
удовольствием, искренне любя свое дело. Именно поэтому сейчас гонки и
посиделки в дыре отходят на второй план, а на первый встает учеба. По крайней
мере, омега пытается учиться в те моменты, когда Джихан не приходит
полакомиться его душой, а Чонгук отлучается из-за дел на улицах и бизнеса,
который несмотря ни на что нужно продолжать вести.

Тэхен перелистывает страницу учебника и ведет по строке кончиком карандаша,

полностью сосредотачиваясь на материале, который нужно обязательно
выучить. По телу проносится легкая дрожь, а на губах расцветает улыбка, когда
подкравшийся сзади Чонгук припадает губами к шее омеги. Из-за
сосредоточенности на статье Тэхен и не заметил, как альфа вернулся. Он
прикрывает глаза и склоняет голову вбок, открывая губам Чона больше участков
для поцелуев. Жилистые татуированные руки скользят по плечам, попутно
стягивая с них бежевую шелковую накидку.

— Чонгук… — Тэхен заводит руки назад и зарывается в светло-каштановые

волосы альфы пальцами, слегка их сжимая. По телу разливается тепло, а внутри
образуется комочек возбуждения.

— Я соскучился, — низким голосом, от которого Тэхену кружит голову, рокочет

Чонгук. Его горячее дыхание щекочет кожу, провоцируя мурашки.

— Я тоже, — выдыхает Тэхен, откинув голову назад. Чонгук оставляет на плече

омеги поцелуй и переходит к ключицам, слегка прикусывает, а руками скользит
под накидку. — Но я должен заниматься, Чонгук, — вздохнув, говорит омега и
убирает от альфы руки.

— Ты занимаешься весь день, детка, — недовольно хмыкает Чонгук и обходит

диван. — Я звонил тебе три часа назад, и ты сказал, что, черт возьми,
занимаешься, — альфа небрежно скидывает тетради на пол и валится на диван
возле Кима.

Тэхен бросает взгляд на окно, за которым уже давным-давно стемнело, а в окнах

соседних зданий уже горит свет.

— Черт, я и не заметил, как время пролетело, — Тэхен потягивается, и отложив

книгу на стол, поворачивается к Чонгуку боком, поправляя накидку на своих
420/670
плечах. — Я после пар ездил к Юнги.

— Как он? — интересуется Чонгук, положив подбородок на плечо омеги, а руку

на его колено.

— Он пытается выглядеть как обычно, но я-то вижу, что ему плохо. Юнги стал
молчаливым, в себя уходит, — хмурится Тэхен. — Я должен чаще с ним бывать.

— Не представляю нашего школьника таким, — Чонгук складывает руки на

груди и качает головой.

— А я не представляю, каково ему вообще, — Тэхен прикусывает губу и кладет

голову на плечо Чонгука. — Он ведь так любит Хосока. Потерять любимого
человека, тем более так…

«Боюсь представить, боюсь почувствовать эту боль, но знаю, что придется», —

проносится в голове омеги пугающая до дрожи мысль.

— Хосок такого больше не найдет. Так, как с Юнги у него не будет больше ни с
кем, я уверен, — Чонгук поворачивает голову к Тэхену и проводит пальцем по
его щеке. — Как и у меня с тобой.

Тэхен чувствует, как сердце под ребрами вдруг затрепетало, забилось, как
птица в клетке, а щеки начинают полыхать. Он к такому никогда, кажется, не
привыкнет. К этим внезапным словам Чонгука, которые весь воздух из легких
выбивают разом. И ведь ничего ему не стоит это сказать, но слова эти важнее
всего в жизни Тэхена. Омега знает, что потом будет дорого расплачиваться за
каждое, только сейчас не может не наслаждаться, не может не быть счастлив
от того, что Чонгук их произносит, смотря в глаза без единого проблеска
сомнения. У него там настоящая любовь, которая все время воскрешает внутри
омеги покалеченную другим душу.

Тэхен улыбается и утыкается носом в теплую шею альфы, обвив его руку и
прижимаясь к боку. Чонгук целует его в красную макушку и шепчет на ухо с
акцентом настоящего итальянца:

— Ti amo.

— Я тоже люблю тебя, — незамедлительно отвечает Тэхен, заглянув в глаза

альфы. Чонгук улыбается и, огладив большим пальцем подбородок омеги,
накрывает сладкие губы своими. Ему большего не надо. Он слышит все, что ему
нужно, чтобы быть самым счастливым на этом свете. Он слышит это от самого
лучшего человека на свете. Все остальное отходит на второй план, меркнет на
фоне этих больших янтарных глаз.

— Знаешь, что? — хмурится вдруг Чонгук, отстранившись от губ омеги. Тэхен

смотрит на альфу вопросительно, облизывая губы. — Бросай свои книги и
поехали кататься, — загорается Чонгук, расплываясь в улыбке. В глазах альфы
вспыхивает яркий огонек.

— Но, Чонгук, мне надо учить… — Тэхен растерянно смотрит на книгу, лежащую
на столике, затем переводит взгляд на Чона. — Я должен все это…

— Ты сегодня достаточно поучил, а сейчас просто необходимо развеяться. Нам

421/670
обоим. Ну же, детка, дороги скучают, — подмигивает альфа, похлопав омегу по
коленке и вставая с дивана. — Собирайся, возражения не принимаются, иначе
сам тебя вытащу.

Тэхен шумно вздыхает и подает ладонь Чонгуку, который стоит перед ним с
протянутой рукой и соблазнительной улыбкой. Альфа рывком поднимает его и
берет за талию.

— Вперед, итальяночка, я жду тебя внизу, — шепчет он в губы Тэхена и

выпускает из объятий, шлепнув по заднице.

Омега закатывает глаза и отворачивается, двинувшись в спальню и

демонстративно виляя бедрами. Он знает, Чонгук смотрит. На губах появляется
счастливая улыбка.

Черный кенигсегг и красный феррари врываются в ночной город, мгновенно

становясь его частью, сливаясь с потоком бесконечных автомобилей и блистая в
свете уличных неоновых огней.

Чонгук давит на педаль газа и наслаждается ревом двигателя, как музыкой,

ласкающей слух. Давно он не гонял просто так, развивая скорость выше
положенного и летя меж медленно ползущих вперед автомобилей. Агера словно
попадает в свою родную среду обитания, где скорость — смысл всего.

Альфа поглядывает в боковое зеркало и улыбается уголками губ, замечая

позади себя огненную феррари, стремительно нагоняющую кенигсегг. Чонгук
рад, что вытащил Тэхена на улицы, на которых сейчас стритрейсеров
практически не встретить. Все как будто вымерли, решив, что стоит скрыться с
радаров, и появляются только на определенных заездах. Во многих поселился
страх, и он вполне оправданный, вполне реальный. На улицах небезопасно,
черные рыцари могут оказаться где угодно, способные забрать жизнь
очередного гонщика в любую секунду.

Только Чонгук больше скрываться не намерен. Они долго сидели в подполье,

придумывая планы действий и пути решения некоторых вопросов, касающихся
войны с До и улиц в частности. Чонгуку надоело. Это их улицы, их город. Пусть
рык двигателя агеры услышат все, пусть знают, что война не проиграна.
Никаких новых правил и условий игры. Чонгуку на риск плевать, Тэхен рядом с
ним. Альфа уверен, он под натиском соперников не согнется, а будет бороться
до конца, давя на педаль газа и мчась вперед. Им бояться нечего.

Феррари выравнивается с агерой. В этот миг они словно остаются одни во всей
вселенной. Мимо проезжающие машины смазываются в одно пятно, переставая
для них существовать. Куда-то выветриваются проблемы, тяжестью лежащие на
плечах. Нет ничего и никого, только черно-красная эйфория, окутавшая обоих.
Только скорость, встречный ветер и рычание мощных двигателей.

Чонгук поворачивает голову в сторону лаферрари, опустив окно, и

обворожительно улыбается, подмигнув Тэхену. Омега ухмыляется, лижет
нижнюю губу кончиком языка и внезапно улетает вперед. Чонгук,
засмотревшись на желанные розовые губы, остается позади и усмехается, тут
же начав ускоряться. Эта чертовка его изводит и дразнит даже на расстоянии.
422/670
На часах час ночи. По пустынной парковке разносится визг шин в сочетании с
агрессивным рычанием феррари, оставляющей на местами потрескавшемся
асфальте черные следы жженной резины и облако белого дыма.

Чонгук стоит в центре образовавшегося круга, пока Тэхен делает вокруг него
круговой дрифт. Нос феррари от альфы находится всего лишь в метре, но
Чонгука это мало беспокоит. Он завороженно смотрит Тэхену в глаза через
лобовое стекло, двигаясь по кругу вместе с ним, только бы не разорвать этот
контакт. Чонгук им восхищен с головы до пят. Тем, как он легко дрифтует, при
этом смотря прямо в глаза с полнейшей уверенностью в своих возможностях;
тем, как легко он может доказать, что лучший в своем деле; тем, как будоражит
чонгуково сознание, заполняет его собой до краев, и мыслей на что-то другое
просто не остается. О другом и не думается, потому что весь смысл прямо тут,
перед ним. Он улыбается прямоугольной улыбкой и одним только взглядом
говорит о своей любви. Чонгук бы хотел поставить этот момент на бесконечный
повтор.

Над головой бескрайнее звездное небо, луна где-то там затерялась, но светит
так ярко, что даже фонарь перед ней меркнет, а пустая парковка словно
становится для них двоих отдельной планетой, оазисом и миром, в котором
никому другому места нет.

После очередного круга феррари резко тормозит, а дверца взмывает вверх

подобно крылу ангела. Тэхен выскакивает из автомобиля и подбежав, прыгает к
подхватившему его Чонгуку в объятия, сразу же впиваясь в губы и обвивая
руками крепкую шею. Чонгук целует горячо и глубоко, одними только губами
уносит куда-то далеко, забирает боль и дарит взамен чистое искреннее счастье.
Неповторимое, во век незабываемое.

Тэхен жмурится и прижимается к Чонгуку, сжимает волосы альфы меж пальцев

и жарко целует в ответ, отдавая всего себя полностью и принимая взамен
столько же. Между поцелуями, когда оба набирают в легкие новую порцию
кислорода, чтобы снова и снова делить его на двоих, Чонгук шепчет в
приоткрытые губы:

— Ты стал моей жизнью.

Тэхен открывает глаза и тонет в космосе напротив, что расположился в жалких

сантиметрах от него в чонгуковых глазах. Он так легко это говорит. Тэхен хочет
тоже. Он улыбается и берет лицо альфы в ладони, касается кончиком носа его и
шепчет в ответ:

— С тобой я понял, что значит любить.

— Ты с ума меня сводишь, итальяночка, — на выдохе отвечает Чонгук

хрипловатым голосом и вновь утягивает Тэхена в поцелуй, смакуя цветочный
привкус, который собирает с губ омеги кончиком языка.

«Ты меня уже свел».

Неподалеку слышится вой полицейской сирены, а в окнах зданий отражается

красно-синее сияние мигалки. Чонгук отлипает от губ омеги и шепчет:

423/670
— Ты готов поиграть, детка? — в глазах альфы мелькает синий огонек, они
мгновенно наполняются азартом и жаждой адреналина.

— Готов, — отвечает Тэхен, не мешкая, и расплывается в широкой улыбке.

Двигатели вновь оживают, заполняя парковку рыком моторов. Гиперкары

срываются с места и летят навстречу главному сопернику на их улицах. Мчатся
на всех скоростях, проносясь мимо полиции ракетой одна за другой. Легавые
мгновенно реагируют и бьют по газам, спеша догнать нарушителей ночных
улиц, словно напрочь забыли о том, что гонщики на них — короли, а ночь — их
любимое время.

Тэхен заливисто смеется и оглядывается назад. Он больше не боится, а получает

от происходящего настоящий кайф. По венам разливается пьянящий адреналин,
гонит вперед. Эта игра Тэхену по душе, он не боится проиграть, потому что
уверен в себе на сто процентов, а Чонгуку доверяет на все двести, которых
стрелка на спидометре стремительно достигает.

На практически пустынных улицах начинается полная свобода, никаких

ограничений и правил. Только те, что стритрейсеры установили сами, не
считаясь с законом. Он им не писан.

На поворотах гиперкары входят в дрифт синхронно, словно в диком танце огней,

оставляя за собой облако пыли, что ослепляет полицию, сбивая со следа. Им
никогда их не догнать, даже близко не приблизиться. Победа известна заранее.
Охотники станут жертвами поражения.

Тэхен следует за Чонгуком, больше не оборачиваясь. Сердце в груди грохочет,

но уже не от страха, а от наслаждения. От чистого кайфа, который приносит
навеки любимая скорость. Другого Тэхену не надо. Только дорога, ночь и Чонгук.

Погоняв полицию, они еще немного наслаждаются улицами и возвращаются в

квартиру. Чонгук, что испытывал жажду прикосновения к любимому телу, с
порога начинает раздевать Тэхена, покрывая поцелуями каждый участок
бархатной кожи и вырывая сладкий стон из зацелованных губ. Тэхен умирает и
воскресает от каждого касания и поцелуя альфы, весь ему отдается в руки и сам
пытается раздеть, только бы скорее почувствовать кожу кожей и слиться
воедино, создав общее пламя, разгорающееся во мраке квартиры.

С первым толчком в желанное тело по телу разливается кайф, щекочущий

кончики пальцев. С первым стоном, вырвавшимся из губ, желание возрастает в
десятки раз, дурманя сознание. Распахнутое окно впускает прохладный ночной
ветер, но не выветривает, а заставляет огонь разгораться сильнее. Тэхен ему
всего себя, в ответ столько же. Но всегда будет мало, потому что друг другом в
этой жизни не насытиться, не напиться и не наесться. Невозможно.

Им не нужен алкоголь, чтобы быть опьяненными. Им нужны они сами. Друг для
друга.

Чонгук барабанит пальцами по рулю, задумчиво кусая губу и наблюдая за

Тэхеном, вышедшим из кофейни с бумажным стаканчиком и идущим в сторону
агеры.
424/670
С утра в городе начинается суета, все спешат по делам, не замечая друг друга и
погружаясь в какие-то свои мысли. Солнце, уже ярко слепящее, никого сейчас не
радует, зато люди им насладятся во время заката после сумасшедшего дня,
когда небо окрасится в оранжево-красный.

Тэхен садится в машину и Чонгук заводит двигатель, выезжая на дорогу.

— Неужели кофе, а то выгляжу так, как будто восстал из мертвых, — ворчит,

зевая, Тэхен и делает первый глоток горячего напитка.

— Не жалуйся, детка, ночь была сладкой, согласись, — ухмыляется Чонгук,

глянув на омегу, состроившего недовольное выражение лица.

Тэхен закатывает глаза. Он искренне не понимает, как этому альфе, который

всю ночь не давал ему продохнуть, удается с утра выглядеть таким свежим и
бодрым, при том, что Чонгук поспал далеко не больше самого Тэхена. Это какая-
то вселенская несправедливость.

— А цена этой ночи — мое опухшее лицо, — вздыхает омега, отпивая кофе.
Мысленно миллион раз соглашается, ночь действительно была сладкой.
Прекрасной.

— Ты выглядишь шикарно, Тэхен-а, — Чонгук улыбается и кладет руку на

колено омеги, медленно скользя ею вверх, к бедру. Тэхен это наблюдает и
слегка бьет альфу по ладони, но альфа руки не отнимает.

— Какой же ты ненасытный дикарь, Чон Чонгук, — усмехается он, покачав

головой.

— Что мешает нам по-быстрому прямо тут, детка? — Чон наклоняется ближе и
толкает язык за щеку, бросая на омегу двусмысленные взгляды. Ему незачем
скрывать то, что он Тэхена хочет. И плевать, что прямо сейчас.

— У меня через полчаса первая пара вообще-то, — Тэхен даже не удивляется,

хотя такое поведение альфы ему до сих пор льстит, и снова отпивает кофе, с
фальшивой незаинтересованностью отвернувшись вперед. — Я даже не надеюсь
на то, что смогу сейчас что-то повторить.

— Правильно делаешь, дай мне тобой насладиться, — ухмылка Чона становится

шире, а настырная рука ныряет глубже меж бедер.

— Ну и как я с тобой выучусь? — вздыхает Тэхен, на секунду встречаясь с

Чонгуковым лукавым взглядом, и сводит колени.

— Ну, — Чонгук задумчиво хмурит брови, переводя взгляд на дорогу и плавно

объезжая автомобили. — Ты можешь читать свои книжки, пока я тебя…

— Господи, замолчи! — резко прерывает альфу Тэхен, сморщив нос и слегка

пихнув его в плечо. Чонгук отстраняется, посмеиваясь, а Тэхена почему-то
накрывает смущение. — Придурок, — хмыкает омега и утыкается в свой
стаканчик, пытаясь спрятать легкую улыбку.

— Нужно совмещать полезное с приятным, Тэ, — ухмыляется альфа, пожимая

425/670
плечами.

Чонгук подъезжает к светофору, загоревшемуся красным, и, быстро глянув на

пьющего кофе Тэхена, вдруг резко тормозит, отчего напиток разливается на
омегу. Чон не сдерживается и начинает смеяться, смотря, как Тэхен сначала
жмурится, остолбенев от неожиданности, а затем начинает кашлять.

— Какого хрена, Чонгук-а?! — кричит он, уставившись на смеющегося альфу

шокированным взглядом. Кофе, к счастью уже немного остывший, стекает с
подбородка к шее и груди. Темно-зеленая шелковая рубашка начинает
неприятно липнуть к коже. Тэхен от неожиданности и удивления так и остается
с практически пустым стаканчиком в поднятой руке.

— Ужас, какой я неосторожный, — хохочет Чонгук, смотря на омегу,

прожигающего его недобрым взглядом.

— Зачем ты это сделал, Чон Чонгук? — хмыкает Тэхен, а альфа снова получает
удар в плечо. — Знаю же, что специально! Никогда больше не сяду в эту
машину! У меня теперь рубашка вся мокрая и липкая, твою же мать, как я
теперь пойду в унив…

Когда Чонгук нагибается к нему и скользит языком по подбородку, слизывая

кофе и спускаясь к шее, Тэхен теряет дар речи, так и застыв. А тело мгновенно
реагирует, предательски покрывшись мурашками. Чонгук засасывает кожу на
шее, чуть прикусывает и слизывает, заставляя Тэхена сглотнуть. Этого альфу
сейчас хочется прибить, но еще больше — оседлать. Что он творит своим
языком, своими губами и зубами, пока они стоят на светофоре, напрочь лишает
здравого смысла. А когда рука альфы беспардонно скользит меж поджатых
коленей, из легких как будто весь воздух выбивают. Тэхен готов кончить в эту
же секунду.

— Я просто не хочу тебя отпускать, — шепчет альфа на ухо и мягко кусает за

мочку. Тэхен не может сдержаться и выдыхает, вцепившись пальцами в руку
Чона. — Поехали домой.

— Другого варианта нет? — капитулирует Тэхен, заглядывая альфе в глаза.

— Абсолютно нет.

Спустя пятнадцать минут они врываются в квартиру, которую покинули всего

час назад. Чонгук самостоятельно избавляет Тэхена от испорченной рубашки,
заодно еще и джинсы с бельем с него стянув. Тот не сопротивляется, сгорая от
пробудившегося желания. Хоть и злится, особенно наблюдая на обратном пути
довольную физиономию ликующего альфы, но все равно хочет его до безумия. И
ведь сам таким же дикарем стал. С этим Чон Чонгуком. И не отрицает.

Чонгук своего добивается. Из-за новых дел, свалившихся на голову, в

ближайшее время увидеться они не смогут. У Тэхена учеба и предстоящие
экзамены, а у Чонгука работа и война, которую ни в коем случае проиграть
нельзя.

Альфе не хватило ночи. Ему бы побольше урвать, чтобы на коже сохранить

цветочный аромат на подольше, хоть и знает, что от этого будет только сильнее
скучать. Но сейчас, когда Тэхен снова дарит свои сладкие тягучие стоны, лежа
426/670
под ним на диване в гостиной, все остальное не имеет значения.

Приняв душ и переодевшись в новую одежду, омега уезжает в университет ко

второй паре, перед выходом еще долго целуясь с Чонгуком.

Тэхен его оставлять тоже не хочет.

Долгое и нудное время в университете заканчивается, и Тэхен может свободно

вздохнуть полной грудью, выходя, наконец, из здания. На университетской
парковке уже стоит пригнанная феррари. Омега вешает сумку на локоть и
достает из кармана телефон, чтобы позвонить Юнги, к которому собирается
съездить. Младший сейчас как никогда нуждается в поддержке, тем более,
находясь в таком положении. Он постоянно на грани того, чтобы сделать аборт
и оборвать последнюю ниточку, связывающую его с Хосоком. Юнги тяжело до
невыносимого, но Енджун и Тэхен не дают омеге впасть в отчаяние, из-за
которого вполне может развиться депрессия. Ему сейчас нужно учиться жить
заново, по-другому. Жизнью, в которой нет Чон Хосока.

Пока Тэхен, идя к машине, ищет в списке контактов имя друга, сверху
высвечивается только что пришедшее сообщение от Джихана.

«Эй, малыш. Как прошел день? Я соскучился. Кстати, твой отец передает
огромный привет».

У Тэхена внутри все холодеет.

Он столбенеет, застыв на месте в паре метров от машины. Сердце уходит в

пятки, а склеенная душа снова начинает трескаться. Тэхен стоит так несколько
долгих секунд, перечитывая сообщение, выбившее из-под его ног землю. Внутри
что-то оглушающе бьет, заставляя омегу рвануть к машине. Он с визгом шин по
асфальту выруливает из парковки и давит на педаль газа до упора.

Тэхен смотрит на дорогу неморгающим взглядом и сжимает пальцами руль

чрезмерно сильно. Челюсти напряжены, но губы выдают сковавшее изнутри
волнение мелкой дрожью. В голове происходит полнейшая путаница. Тэхен не
понимает, что сделал не так, где ошибся и подвел. Почему Джихан не сдержал
обещание и нацелился на его отца? Почему решил сделать больно именно так,
ведь… причин не было.

Тэхен усилиями заставляет себя не плакать и не паниковать раньше времени,

шмыгает носом и быстро утирает глаза тыльной стороной ладони прежде, чем
там успевают образоваться слезы. Если сейчас потеряет контроль над
чувствами, то больше не успокоится. Он разгоняется до ста восьмидесяти и
невольно прокручивает в голове все худшие сюжеты. Момент, в котором он
может не успеть, пугает больше всего.

Тэхен увеличивает скорость.

Спустя десять минут феррари тормозит у многоэтажного здания, в котором

расположен пентхаус Джихана. Еще через пару мучительно длинных минут
Тэхен уже стоит у дверей. Он тяжело дышит, едва не задыхается то ли от
переполнившего его страха, то ли от злости. Омега дергает ручку двери и
427/670
влетает внутрь, сразу же судорожно оглядываясь и идя к гостиной.

Джихан стоит в черной расстегнутой рубашке и в серых брюках. Он неторопливо

курит, наслаждаясь горечью дыма, и разглядывает раскинувшийся внизу город
через широкое окно в пол.

— Где отец? — без церемоний спрашивает Тэхен, подходя к альфе сзади.

До кривит губы в ухмылке и, словив свое отражение в окне, разворачивается,

встречаясь с большими глазами омеги. В них сплелись страх и ярость, так
идущие ему. Этот взгляд его красит, и почему-то Джихану нравится.

— Я не знаю, — просто отвечает альфа, выпустив дым и сжимая сигарету в

пальцах. — Наверное, делает какие-нибудь свои дела в Италии.

— Ты мне соврал, — Тэхен поджимает губы и выжигает альфу взглядом. Камень

с души падает, позволяет свободно вздохнуть, но злость за страх и
переживание, которые чуть не съели омегу, никуда не уходит. Он налетает на
альфу и бьет кулаками по крепкой груди. — Ты меня обманул! — кричит Тэхен и
замахивается снова, но Джихан успевает перехватить его запястья.

— Успокойся, Тэхен-а, — твердо голосом осаживает Джихан, сжимая тонкие

запястья чуть ли не до хруста. — Я твоего отца не трогал. Пока. Не это ли
главное?

— Пусти меня, — шипит омега, вырываясь из крепкой хватки. — Только вздумай

его тронуть.

— Не угрожай мне, — скучающе говорит Джихан, словно слышит одну и ту же

шутку в сотый раз, и выпускает Тэхена. — Иначе условия моей игры поменяются
не в приятную для тебя сторону, — он подходит к столику и садится в кресло,
потянувшись и наливая себе в стакан виски из наполовину пустой бутылки.
— Лучше присаживайся. Стесняться нечего, это твой второй дом все-таки, —
гостеприимно приглашает До, взглянув на омегу. Тэхен поджимает губы.
— Выпьешь со мной, малыш?

— Не называй меня так, — хмыкает Ким, но все-таки садится на диван. Ему так
просто все равно не позволят уйти отсюда.

— Буду называть, как захочу, — ухмыляется До, подняв стакан и отпивая виски.
— Итальяночка, — добавляет он, внимательно следя за тем, как в глазах омеги
сменяются эмоции одна другой. И снова боль, к которой теперь еще прибавилось
чувство вины. Бесконечное, затапливающее чувство вины. Джихану оно
тошнотворно.

— Зачем ты заставил меня приехать?

— Я соскучился, писал же, — пожимает Джихан плечами, задумчиво

разглядывая поблескивающую в стакане янтарную жидкость.

— Ты посмеяться надо мной решил, поиграть на чувствах, — Тэхен еле

сдерживает себя, чтобы не налететь на невозмутимого альфу и не разбить его
лицо об кофейный столик.

428/670
— Ни в коем разе, — До качает головой, строя оскорбленное выражение лица.
— Я всего лишь хотел увидеть своего омегу. Разве есть в этом что-то плохое?

— Ты мог просто позвонить.

«Знаешь же, что все равно примчусь по первому твоему зову».

— Вдобавок, я захотел устроить репетицию твоего возможного провала, —

пожимает плечами Джихан.

— Не дождешься, — фыркает Тэхен, сверкнув в альфу ненавидящим взглядом.

— Было бы замечательно, — кивает До и делает глоток виски. — Пока ты в

состоянии слушать, я скажу, что ты должен для меня сделать.

— Снова? — тише спрашивает омега, тяжело сглотнув. Ладони вмиг начинают

леденеть. Конечно же, все не может быть так просто. Джихан снова собирается
толкнуть его к краю бездны.

— Снова, малыш. Война в самом разгаре, сам видишь, — альфа допивает виски,
и поднявшись с кресла, отставляет стакан на столик, мерно расхаживая перед
омегой с сунутыми в карманы брюк руками. — Мне нужно, чтобы ты выяснил
время и дату.

— О чем речь? — Тэхен нервно вцепляется пальцами в ткань джинсов на своих

коленях и смотрит на Джихана, затаив дыхание.

— Мне известно, что в ближайшее время должна произойти поставка

автомобилей для Чонов. Но я не знаю когда, не знаю во сколько. Твоя
единственная задача — разузнать.

— Зачем тебе это, Джихан? Что ты собираешься сделать? — спрашивает омега.

— Кто-нибудь… умрет?

— Нет, ничего такого, — качает головой До. — Просто сделай то, о чем я прошу.

— А если откажусь?

— Ты будешь полным идиотом, — сухо усмехается Джихан. — Знаешь ведь, что

не имеешь права.

— Если Чонгук пострадает… — взгляд альфы мгновенно мрачнеет, заполняется

непроглядной тьмой, в которой скрывается неизвестная, но пугающая
опасность. Тэхен на секунду теряется, но сразу же берет себя в руки и
продолжает более твердым голосом: — Я плюну на все и сдам тебя полиции. Ни
перед чем не остановлюсь.

Джихан смеется и смех этот ледяной, от которого у Тэхена на теле волосы

дыбом встают. По позвоночнику проползает колючий страх. До в мгновение
оказывается перед омегой и нависает сверху, схватив пальцами за подбородок и
дернув его голову вверх.

— Я ведь сказал не угрожать мне, — рычит он, сжирая омегу одним только
своим взглядом. — То, что ты сейчас вытворяешь, в твоем же случае не
429/670
смелость, а глупость. Или мазохизм.

— Делай со мной, что хочешь, но только не смей причинять вред ему, — цедит
сквозь стиснутые зубы Тэхен, бесстрашно глядя в чужие глаза.

— Меня устраивает такой расклад, — улыбается Джихан, ведя большим

пальцем по губам омеги и оттягивая нижнюю. — О, я с тобой повеселюсь, —
обещает он и вгрызается в вишневые губы, не щадя и кусая так, что на языке
остается привкус сладкой крови, которой не напиться.

Тэхен лишается права на сопротивление. Он жмурит глаза и в который раз

борется со слезами, лишь бы Джихан не увидел. Для альфы это будет очередной
дозой извращенного кайфа. Тэхен позволяет его рукам закрасться под свою
рубашку, а губам касаться шеи. Там, где Чонгук выцеловывает каждый
миллиметр, шепча до дрожи волнующее «ti amo».

Джихан рвет на нем рубашку, пуговицы которой бьются о пол и раскатываются

по паркету. Оставляет на песочной коже новые яркие следы и снова приступает
к терзанию губ. Тэхен не выдерживает и резко отворачивает голову в сторону, а
Джихана это еще больше заводит. Еще сильнее разжигает внутри него
уничтожающий все живое огонь.

Тэхен уже готовится к тому, что альфа начнет выедать его душу, но в дверь
звонят. Джихану приходится прерваться и отстраниться от омеги.

— Иди наверх, я скоро поднимусь, — бросает До, облизав губы и зачесывая

спавшую на лоб челку назад.

— Дай мне уйти, Джихан, — шепчет Тэхен, пытаясь прикрыться и вставая с

дивана.

— Не сегодня, малыш, я ведь правда соскучился, — мягче отвечает альфа,

погладив большим пальцем щеку омеги и оставляя на истерзанных губах мягкий
поцелуй. — Делай, как я говорю, и все будет хорошо.

Тэхен хочет верить, но больше никогда не сможет. Он глотает ком в горле,

обходит Джихана и, поджав жгучие от боли губы, идет к лестнице, с каждым
шагом теряя себя и веру в то, что может стать лучше. Все только усугубляется, а
лжи, в которой его утопил Джихан, не видно конца и края. Вместо сердца
сейчас — уголек, только остывший, а в душе огромная дыра. Масштабы трагедии
слишком велики, спастись невозможно.

Тэхен запирается в ванной и сползает на пол, зажав рот ладонью и глуша

вырвавшийся наружу плач.

Чонгук его никогда не простит.

Намджун входит в пентхаус и застает Джихана сидящим на диване со стаканом

виски, который только что снова наполнил.

— Как там сюрприз? — спрашивает До, не глядя на вошедшего.

430/670
 — Завтра привезут, — отвечает Намджун, садясь рядом. До сразу же наливает
ему виски и протягивает стакан, который тот принимает, коротко кивнув и
делая глоток.

— Отлично. Совсем скоро мы узнаем и дату. Просто сказка, — ухмыляется

Джихан.

— Тэхен достанет информацию?

— Несомненно.

— Как поступим с людьми Чонов?

— Всех убить, — холодным, разрезающим воздух тоном говорит До, взглянув на

Намджуна. — И братьев тоже. Кто-то один из них наверняка будет там. Надеюсь,
Чонгук. Тянуть больше не за чем. Я не собираюсь сидеть и ждать, пока они
сделают шаг первыми.

Намджун хмурится и опускает взгляд на свой стакан, коротко кивая. Джихан

щурится и следит за альфой.

— Будешь вымаливать прощение у их надгробий, — хмыкает До, глотнув виски.

— Если это все же трогает твои трепетные чувства. Но не забывай, почему
решил устроить революцию.

— Равные возможности для каждого, — Намджун поднимает твердый взгляд на

До. Тот улыбается уголком губ и согласно кивает.

— Мы это устроим.

Юнги входит в дом и бросает рюкзак на пол, чуть ли не последовав прямо за

ним. Омега не знает, почему, но в последнее время силы стали иссякать в
несколько раз быстрее. Наверное, это беременность так действует на организм.
Высасывает все соки. Юнги старается об этом не думать, а просто принимает
новые условия, на которые он с радостью бы не соглашался. Ребенок внутри
него словно неподъемная ноша. И не потому, что с ним придет много хлопот, а
потому, что он его. Юнги старается его имя не произносить даже у себя в
голове, потому что режет лучше самого острого ножа, оставляя на сердце
кровоточащие раны, что никак не заживут.

Так уже проходит две недели, которые пережить было бы в сотни раз труднее,
если бы не Тэхен и папа. Им удается временно отвлечь омегу, заполняя мысли
только приятным и светлым, и уж даже близко не касающимся его.

Какое-то время это помогает. Юнги уже даже улыбаться способен, радуя этим
папу, которому лишнюю боль причинить — лучше себя сожрать, уничтожить. И
ребенка внутри себя он терпит только ради него.

Это помогает, но не тогда, когда Юнги остается один. Тогда всепоглощающая

боль подкрадывается снова, и из нее в одиночку уже не выбраться.

Юнги скидывает с себя школьный пиджак и идет к выходу на задний двор. Папа,
431/670
сидящий на кухне в компании Сонмина, заметив проходящего мимо сына,
отвлекается от беседы и заговаривает, отставив на стол чашку с чаем:

— Юнги-я, ты не голоден?

Юнги приходится тормознуть и заглянуть на кухню.

— Нет, в школе поел, — качает он головой и давит слабую улыбку. — Привет,

Сонмин-а. Развлекаетесь?

— Поразвлекаешься с ним, — закатывает глаза омега, кивнув подбородком на

Енджуна. — Даже сериал спокойно не может посмотреть со своими вечными
возмущениями. Все ему не то.

Енджун виновато улыбается и пожимает плечами.

— Я потом найду вам сериал, который папа уж точно оценит, — обещает Юнги,
кивнув.

— Ох, уже интересно, что это будет, — смеется Сонмин.

Юнги оставляет омег и выходит на задний двор, на ходу подворачивая рукава

своей белоснежной рубашки до локтей. Он отпирает гаражную дверь. Та
отворяется с неприятным скрипом, а из петель сыплются кусочки ржавчины. В
запыленный гараж с паутиной по углам заливается солнце, ложась теплыми
лучами на покореженный капот доджа челленджера. Юнги закусывает губу и
тянется к ключам в кармане брюк. Он всегда носит их с собой, никогда не смея
забывать о дорогой сердцу памяти. Они служат омеге приятным воспоминанием,
греющим душу. Этот автомобиль был у отца Юнги последним, а для омеги стал
первым и неповторимым. Тем, кто привел его в мир уличных гонок.

Юнги разглядывает ключ, лежащий на раскрытой ладони, и шагает в гараж.

Дверной замок поддается не сразу, но с небольшими нажимом и усилием омеге
все-таки удается его отпереть. Он садится на пыльное водительское сидение и
обхватывает пальцами руль, который не держал уже долгое время. На губы
просится улыбка, которую Мин не в силах сдержать.

Он улицы так просто не покинет, а ребенок не станет ему помехой. Гонки для
омеги сейчас, словно последняя удерживающая его на плаву соломинка.
Последний шанс на восстановление и единственный смысл, толкающий вперед.
Если дышать, то только ночными улицами и воздухом, пропитанным машинным
маслом в коктейле с выхлопными газами.

— Я возьмусь за тебя, и тогда ты станешь лучшей тачкой на этих гребаных

дорогах, — приговаривает Юнги, улыбаясь уголками губ и заботливо поглаживая
руль одной рукой. Другая опускается вниз.

Пальцы обхватывают рычаг.

432/670
Примечание к части 2 сц: YerriiOfficial - Te Quiero Comer
4 сц: lil peep - haunt u
5-6 сц: kuroiumi - away
до конца: kuroiumi - black and blue

Land Rover Range Rover Evoque: https://pin.it/5Aoty2A

не бесконечно

Тэхен сидит на диване, подобрав под себя ноги и укрыв их мягким

пледом. Длинные аккуратные пальцы перебирают маленький сапфировый
камень, висящий на шее, а задумчивый взгляд устремлен на камин, в котором
тихонько похрустывают горящие дрова.

За окном давно за полночь, а сон все не идет. Уснуть сейчас кажется чем-то
нереальным. С тяжестью, лежащей не только на душе, но и на сердце, Тэхену
уснуть просто невозможно. Его преследует скользкое чувство, прочно засевшее
внутри, прямо меж ребер. Тэхен не понимает его, боится понимать, но
предчувствует, что еще немного, и уже совсем скоро оно его поглотит
полностью. Словно ждет своего часа, притихшее, молчащее.

Из размышлений омегу вырывает короткая вибрация телефона, лежащего на

столике. Тэхен тянется к нему и поджимает губы, увидев высветившееся
сообщение от Джихана, в котором коротко и ясно:

«Время, Тэхен».

Ким сжимает в руке телефон и швыряет его куда-то на пол, укрытый пушистым
ковром. Только бы не видеть. Он удерживает себя, чтобы не бросить телефон в
камин. Омега скидывает с себя плед и сползает на пол, садясь на колени перед
столиком и подливая себе вино в бокал. Треск сгорающих дров нарушает звук
наливаемого напитка. Тэхен поднимает бокал и жадно припадает к его кромке
губами, выпивая все до последней капли в четыре больших глотка.

Это сообщение далеко не первое. Джихан уже второй день напоминает о том,
что должен сделать Тэхен. Для него время важно, а Тэхену плевать. Он бы
остановил его к черту, если бы только мог. Остановил, чтобы остаться в
коротком миге рядом с Чонгуком, для которого точит большой и острый нож,
стоя под дулом, которое на него наставил Джихан.

Тэхен никак не может себя заставить сделать это, шагнуть навстречу

очередному предательству. Чем дальше, тем хуже. Чем глубже заходит, тем
меньше шансов на спасение. Ложь окружила его со всех сторон густым
непроглядным лесом, залилась внутрь, циркулируя вместе с кровью, стала его
личным кислородом, тем единственным, которым он дышит уже так долго. От
одной мысли о том, чтобы сделать что-то против Чонгука Тэхена передергивает,
а в горле появляется комок еле сдерживаемых слез. Но он знает, что по-другому
поступить не может, Джихан не позволит ослушаться, иначе это принесет новую
волну смертей. Он уже не скупится на них, осуществляя убийства с легкостью
многолетнего убийцы. Возможно, так и было всегда.

Тэхен знает, что выхода нет, но оттягивает время, как только может, дорожа
каждой секундой, в которой Чонгук не знает о том, что его любимый человек —
433/670
его палач.

Он обещал себе погрузиться в учебу, сосредоточиться на экзаменах, но все, о

чем сейчас думает Тэхен — это Чонгук, это слова Джихана. Омега жмурится,
поджимая дрогнувшие губы, и тихо шмыгает носом, вцепляясь пальцами в
мягкий ковер. Все, что ему сейчас нужно — Чонгук. Его голос, его тепло, его
руки на тэхеновом теле, его слова о любви. Еще хотя бы разок их услышать
перед тем, как нож окажется в спине альфы. Тэхен эгоист, Тэхен жадный,
пытается урвать себе последний кусок, не может отказаться, ведь потом может
уже и не успеть насладиться.

Он подползает к телефону и вцепляется в него, быстро находя номер Чонгука.

Прижавшись спиной к дивану, омега подгибает колени и, прижав телефон к уху,
слушает долгие гудки с замиранием сердца.

— Эй, детка, — слышится хриплый ото сна голос Чонгука, от которого Тэхену
сразу же дышать становится легче, свободнее. Он прикрывает глаза,
концентрируясь лишь на нем. — Что-то случилось? — спрашивает альфа, звуча
уже более беспокойно.

— Нет, ничего не случилось, — тихо отвечает Тэхен. — Я просто хочу тебя

увидеть.

— Увидеть и только? — усмехается альфа. Тэхен закатывает глаза, а на его

губах появляется легкая улыбка.

— Чонгук… — тянет омега, откинув голову назад и разглядывая потолок.

— Ладно, хорошо, я сейчас приеду, — хрипло посмеивается Чон.

— Нет, не надо, я приеду сам, — хмурится омега, поднимаясь с пола.

— Уверен? Маленьким мальчикам опасно ездить в одиночку в такое позднее

время.

— Я как-нибудь справлюсь с этим. Не смей засыпать, — шепчет Тэхен в трубку,

закусывая губу.

— Только с тобой в моих объятиях, — отвечает Чонгук. Омега буквально

чувствует его нежную улыбку в этот момент.

Тэхен сглатывает ком в горле и, пообещав скоро приехать, завершает звонок.

На губах улыбка, светящаяся счастьем чистым, неподдельным, но почему внутри

все покрывается трещинами?

Возможно, это их последний раз.

Чонгук появляется в дверях в одних лишь боксерах. Волосы альфы слегка

взъерошены, а сонливость исчезает мгновенно, стоит ему увидеть
запыхавшегося Тэхена, что так торопился, лишь бы скорее оказаться в объятиях
любимого. В глазах разжигается яркое пламя, мгновенно захватывающее обоих.
434/670
Тэхен без промедления запрыгивает к Чонгуку в объятия, сразу же обвивая его
ногами. Чонгук прижимает его к стене у дверей и жарко целует, полностью
заменяя Тэхену кислород одним лишь собой. Он врывается языком в рот омеги,
буквально вылизывая его, покусывает за кончик языка, вырывая глухой стон,
который тут же проглатывает, и чувствует на своем затылке прохладные от
улицы пальцы Тэхена, пускающие по коже мурашки. Омега откидывает голову
назад, облизывая блестящие от слюны губы и позволяя Чонгуку целовать свою
шею. Тот кусает ее, помечает и зализывает укусы на медовой коже, переходя к
открытым ключицам. Тэхен в этих крепких руках тает, напрочь забывает обо
всем, и особенно о боли, теплящейся внутри. Важен только этот миг, и Тэхен
запомнит его навсегда.

Чонгук нетерпеливо раздевает его, избавляет от ненужных сейчас тряпок. Ему

жизненно необходимо созерцать изящные изгибы стройного тела, которым он
никогда не насытится, ему необходимо покрывать поцелуями каждый сантиметр
этой сладкой кожи, которая сразу же становится гусиной от малейших
прикосновений. Чонгука вмиг заводит это, и он готов продолжать, получая
взамен низкие протяжные стоны, которыми он дышит, как воздухом.

Тэхен в его руках податливый, готовый на все. Он кружит своей опьяненной

улыбкой голову на раз, а затем целует, водит своими длинными красивыми
пальцами по груди Чонгука, обводя каждый чернильный узор, а следом целует
каждый штрих, опаляя жаром своего дыхания кожу, под которой напрягаются
мышцы. Тяжелый вздох Чонгука сводит с ума. Тэхену нравится слышать это,
нравится дарить ему удовольствие. Нравится дарить свою любовь.

Выпитое вино рядом не стоит с прикосновениями Чонгука. От них внутри

разгорается всемирный пожар, и Тэхен жаждет в нем сгореть вместе с альфой.

Сияние ночного города завораживает, а в пьяных от желания и алкоголя глазах

Тэхена его отражение становится в разы красивее, волшебнее. Чонгук сидит в
изножье кровати со смятыми простынями, смотря полными восхищения и
желания глазами на обнаженного Тэхена, в котором смешались нежные цветы и
вино, что пьянит в разы сильнее. На его локтях висит тонкая шелковая рубашка
жемчужного цвета, а в руке бутылка красного полусладкого, которое он
разделил с Чонгуком. Омега кружит перед ним в медленном и плавном танце с
расслабленной улыбкой на зацелованных алых губах, запрокинув голову и
прикрыв глаза в наслаждении. Под веками расстелился необъятный космос, а
под ногами словно облака, мягкие и нежные, слегка щекочущие голые
щиколотки. В полумраке комнаты растекается тихая приятная музыка, но по
сравнению с легким смехом Тэхена, она лишь набор бессмысленных звуков. В
эту секунду есть только он.

Есть только они вдвоем.

Тэхен чувствует на своей талии горячие руки Чонгука, прижимающие к себе, и

открывает глаза. Перед ним расстелились многочисленные огни города. Где-то
внизу продолжает кипеть ночная жизнь, а здесь, сверху, словно оазис для двоих,
частичка Рая, принадлежащая лишь им.

Тэхен откидывает голову на плечо Чонгука, продолжая слегка двигать бедрами

в такт музыке. Он с немым восторгом наблюдает за безграничным городом,
лежащим словно на ладони за панорамными окнами. Чонгук прижимает омегу к
435/670
себе и целует в шею, плавными прикосновениями спускаясь к открытому плечу.

— Почему же я не встретил тебя раньше, — тихо шепчет Тэхен, зарываясь

одной рукой в светлые волосы альфы и не отрывая взгляда от завораживающего
города.

— Потому что я был в тюрьме, а когда этот город принадлежал мне целиком, ты
был в своей Италии, — говорит Чонгук с задумчивой улыбкой, накрывая своей
большой ладонью плоский живот Тэхена, отчего у того по телу прокатываются
приятные мурашки, провоцирующие волну возбуждения. — Но разве теперь это
важно? У нас впереди бесконечность.

— Мы с тобой… — сглатывает Тэхен, вдруг замолкая и вздыхая.

Не бесконечны.

— Возьмем от этой жизни все, — договаривает за омегу Чонгук, мягко цепляя

зубами серьгу на его ухе и слегка оттягивая.

Тэхен улыбается и, отпив вина из бутылки, облизывает губы. Почему даже

сейчас, стоя в шаге от пропасти, он искренне верит словам Чонгука, не смея ни
на секунду в них сомневаться? Почему он верит, почему продолжает делать это,
держа в руке нож, предназначенный Чонгуку? Почему верит в счастье, которому
не быть?

Тэхен отставляет бутылку на тумбу и поворачивается к Чонгуку лицом, обнимая

за шею и заглядывая в его черные космические глаза с легкой улыбкой на губах.

— Я рад, что проиграл тебе в нашу первую встречу, — шепчет он в губы Чона,
медленно поглаживая пальцами его затылок.

— Почему? — спрашивает Чонгук, изогнув бровь.

— Тем, кто проигрывал мне, я никогда не давал шанса.

Чонгук ухмыляется и, резко подхватив Тэхена на руки, роняет его на постель,

нависая сверху. Омега смеется и кладет ладони на грудь альфы, поглаживая
подушечками пальцев крепкие мышцы.

— Но я победил и получил твою тачку, — шепчет Чонгук, скользя ладонью по

бедру Тэхена. Он вгрызается в желанные губы жадным поцелуем, покусывает
их, оттягивает зубами и снова целует, никак не насыщаясь. — А потом и тело, —
добавляет он, слизывая со своих цветочный привкус.

Чонгук разводит стройные ноги Тэхена, подгибая их в коленях, и пристраивается

между. Уши альфы ласкает тягучий стон, который вызвало прикосновение
Чонгука к влажной и уже истекающей смазкой дырочке. Тэхен выгибает спину и
тяжело дышит как от нехватки кислорода, буквально теряя разум от того, как
альфа размазывает смазку большим пальцем. По телу разливается приятное
тепло, а кончики пальцев слегка покалывают, словно там скапливается
электрический ток, который пускает по нему Чонгук, заряжая своей энергией.

Чон входит в омегу одним плавным толчком и сразу же начинает набирать темп.
Тэхен двигается в такт, разводя ноги шире и отдавая всего себя Чонгуку. Он
436/670
громко и сладко стонет, шумно дышит и касается пальцами щеки альфы,
чувствуя подушечками легкую щетину. Чонгук расставляет руки по бокам от
головы Тэхена и склоняется, вновь ловя его губы и топя в глубоком поцелуе, в
котором исчезают низкие стоны. Тэхен сцепляет ноги на пояснице альфы и
вцепляется ногтями в широкую спину. Он жмурит глаза до искр, вспыхивающих
под веками, и всеми силами умоляет себя не думать о том, что это в последний
раз.

Тэхен отчего-то уверен, что это так. Напоминание о приговоре, который он

должен вынести Чонгуку, как будто бы витает в воздухе, заполняет собой омегу,
заставляя задыхаться. Но каждый поцелуй Чонгука, его жаркое «я люблю тебя»,
реанимируют. Тэхен цепляется за него так отчаянно, словно если отпустит, —
его засосет холодный темный космос. А мир его останется где-то очень далеко,
недостижимо, недосягаемо. На том конце вселенной.

Из уголка глаз срываются горячие слезы, и Тэхен жмурится сильнее, только бы

Чонгук не увидел в его глазах бесконечной боли, что смешалась с неописуемым
наслаждением, создавая сумасшедший контраст. Чонгук не должен знать, как
Тэхена рвет изнутри, он не должен знать, как плохо ему.

Пусть знает, как хорошо.

Тэхен стонет с каждым глубоким толчком, буквально задыхаясь от

удовольствия. Оставляет на спине альфы алые полосы от своих ногтей, а в
крепкое плечо прижимается губами, оставляя поцелуй, а потом еще один и еще,
пока не добирается до шеи. Он собирает губами его аромат и соленые капли
пота, только бы насладиться напоследок, только бы запомнить вкус и запах
единственного любимого человека на всем свете и вспоминать темными ночами,
когда все мысли вылезают наружу и парят в воздухе, окружая куполом.

Чонгук находит его сладко-соленые губы и мягко прикусывает, сходя с ума от

тэхенова итальянского, вбирая в себя каждый стон и каждый звук чужого языка.
И даже не догадываясь о том, что шепчет Тэхен бесконечное «прости».

«Прости, моя любовь. Прости за наше счастье, которому суждено разбиться на

тысячи осколков. За счастье, у которого не было шанса. Прости, моя душа».

Тэхен вздрагивает и распахивает блестящие глаза, чувствуя, как Чонгук

касается губами щеки и молча сцеловывает его слезы. Он словно чувствует, что
внутри омеги ураган, который вот-вот и все разрушит, не оставив камня на
камне. Он стирает горькие слезы Тэхена и целует в уголок губ, надеясь забрать
себе хоть каплю боли, о которой он даже не подозревает.

Чонгук пытается отстраниться, но Тэхен не позволяет, прижимая альфу к себе и

шепча тихое:

— Нет, не оставляй.

— Не посмею, — хрипло шепчет в ответ Чонгук, стерев большим пальцем слезу

с щеки Тэхена и целуя в кончик носа.

На алых от поцелуев губах появляется легкая улыбка. Чонгук ощущает ее

своими и улыбается в ответ, мягко целуя и выдыхая полное пылающей в сердце
любви:
437/670
— Моя итальяночка.

И это первый раз, когда Тэхен хочет слышать эти слова бесконечно.

— Только твоя.

На часах почти пять утра. Тэхен лежит, прижимаясь спиной к горячей груди
спящего Чонгука. Омега так и не сомкнул глаз, боясь упустить хоть секунду их
жаркой ночи. Он лениво водит указательным пальцем по ладони Гука, лежащей
на его животе, и смотрит в окно, за которым начинает пробуждаться большой
город. На затылке чувствуется ровное теплое дыхание альфы, которое Тэхен
слушал бы вечно.

Вот только вечности не существует. Не для них.

Тэхен прикусывает губу и жмурится, собирая рассыпавшиеся мысли в одну кучу.

Он осторожно, чтобы не разбудить Чонгука, убирает с себя его руку и
выскальзывает из постели, ступая голыми ступнями на прохладный пол.
Накинув на себя рубашку, он на цыпочках выходит из комнаты, на секунду
остановившись в дверях, чтобы взглянуть на спящего альфу.

Каждый шаг в сторону от Чонгука сейчас — пытка. Тэхен как будто бы силой
себя отрывает от него, с мучительной болью рвет сердце, душу и тело, оставляя
за собой следы крови. Все кровоточит. Ложь змеей обвивает шею и лишает
вздоха, а сердце бьется так сильно, что еще немного, и разорвется. И пусть, так
было бы только лучше. Так ничего бы не чувствовалось, потому что Тэхену
сейчас невыносимо физически.

Он не осознает, как берет ноутбук Чонгука и, крепко прижимая его к себе, идет
на кухню, прислушиваясь к каждому шороху со стороны спальни, как какой-то
преступник. Но Тэхен хуже, в разы хуже преступника. Он предатель. Рука,
держащая нож, уже занесена над ничего не подозревающим Чонгуком.

Тэхен садится за стол и открывает ноутбук, сталкиваясь с первой преградой в

виде пароля. Он готов вздохнуть с облегчением и бросить это дело к черту,
вернуться в теплые руки Чонгука и сладко с ним уснуть, но в голову снова
закрадываются пугающие образы тех, кто погиб и погибнет еще. Джихан
доберется до всех, кто важен Тэхену. Доберется до Чонгука.

Омега трет лицо ладонями и пытается собраться, включить мозги, судорожно

размышляя о том, какой пароль бы мог поставить альфа. Он вздыхает, беря себя
в руки, и приступает к подборке пароля, начиная с самых элементарных
вариантов вроде даты рождения и имен. Ничего не подходит, снова и снова
программа просит повторить попытку, и Тэхен повторяет. Он уже начинает
нервничать, а пальцы мелко подрагивают. В любую секунду может проснуться
Чонгук. Тэхен, размышляя о пароле, параллельно придумывает оправдание
тому, почему в пять утра пытается влезть в его ноутбук. Бред, какой же бред.
Тэхен чувствует себя мерзко в сотни раз больше, чем обычно. Грязно, низко.

Он поджимает дрожащие губы и позволяет слезам покатиться по щекам. Тэхен

пробует даже собственное имя. И снова не то. Он жмурится, пытается
438/670
отдышаться. Внезапно поднимает голову и, смотря на монитор во все глаза,
быстро печатает: «итальяночка».

Получилось.

Тэхен прижимает ладонь ко рту, подавляя рвущийся наружу плач. Плечи

подрагивают от беззвучных рыданий, а слезы застилают глаза, смазывая
картинку. Омега утирает их рукавом рубашки и дрожащей рукой касается
мышки. Лучше бы у него не получилось, но он знает, что тогда все было бы
хуже. Вечно надо думать о других, думать о тех, кто даже ничего не
подозревает. Эта боль молча сжирает одного лишь Тэхена.

Он быстро открывает каждый документ, каждую папку, даже проверяет почту,

навострив уши. Если сейчас Чонгук появится за его спиной, конец придет
раньше времени. Тэхен умрет на месте. Только не так, только не в такой
ситуации.

Спустя долгую минуту Тэхен находит нужную информацию. Он быстро

пробегается взглядом по документу, ища дату и время. А когда находит, —
выдыхает, сразу же все закрывая.

Послезавтра в три часа дня.

Утерев влажные от слез щеки, омега выключает ноутбук и тихо выскальзывает с

кухни, положив его на место. Сейчас вернуться к Чонгуку уже невозможно. Ноги
с трудом идут в сторону спальни, еле сдвигаясь с места. Тэхен все это время
сдерживает плач, до крови кусая губу. Он входит в комнату и застывает, смотря
на альфу, который так и не проснулся. Внутри все рушится, превращаясь в
руины, держаться больше нет сил. Притворяться, что все прекрасно, Тэхен не
сможет.

Он молча одевается, а затем садится перед Чонгуком, долго-долго разглядывая

его умиротворенное во сне лицо. Он боится прикасаться, чувствует себя
недостойным, грязным. Тэхен не заслужил Чонгука. Он не знает, как долго
сидит так, запоминая каждый миллиметр любимого лица. Находиться в этой
квартире становится невозможно физически. Он понимает, пора уходить, иначе
не сдержит рыданий, рассыплется прахом прямо тут.

Тэхен поднимается на ватных, еле держащих его ногах. Хочет уйти, но не может
не прикоснуться к Чонгуку напоследок. Он склоняется перед ним и мягко, едва
ощутимо касается теплых сухих губ, жмуря глаза до боли. Мысленно,
бесконечное количество раз повторяет одно лишь «я люблю тебя», и срывается,
спеша покинуть квартиру. Только выйдя за порог, он не удерживается и плачет,
давая волю эмоциям, жрущим его искалеченное сердце.

Эта ложь была последней. На еще одну его просто не хватит. Последний нож
теперь в спине Чонгука, а руки Тэхена в крови любимого.

Он впервые задумывается о том, что зол на тех, ради кого отрывает часть своей
души. Жертвует своей любовью.

Хосок медленно перекатывает в зубах тлеющую сигарету, соколом устремив

439/670
взгляд в сторону скопления подростков, покидающих школу. Он сменил
привлекающий внимание космически-синий макларен на массивный белый
рэндж ровер эвок, припарковавшись через дорогу от автобусной остановки,
расположенной неподалеку от школы для удобства учеников.

Через тонированные окна не видно ничего, зато Хосоку все, как на ладони. Вот
только того, ради кого он так стоит уже около часа, все нет. Ученики покидают
школу по мере окончания уроков, и сейчас, кажется, последний закончился.
Лица подростков окрашиваются счастьем, как только они выходят за
территорию школы. А Юнги нет и нет. А может, его и в школе не было. А может,
он забросил ее вовсе, наплевав на все. А может…

В голове Хосока уже скопилась куча волнующих предположений, и чем дольше

он сидит в ожидании, тем невыносимее становится все это переваривать.

У Хосока вдруг что-то щелкнуло внутри. Он сидел в офисе с Чонгуком,

окруженный кипой документов, решив загрузить себя работой настолько, чтобы
ни одна лишняя мысль не влезла в голову. Но мысли о Юнги способны
разрушить любую стену, которую Хосок будет отчаянно пытаться строить в
своей голове. Хватило мелькнувшего перед глазами образа когда-то спящего на
хосоковой груди Юнги, чтобы подскочить с кресла, бросить все дела и
эгоистично скинуть их на плечи младшего брата. Без объяснений альфа вылетел
из офиса с бешено колотящимся сердцем, на котором навеки выведено одно
лишь «Юнги», которого ему жизненно необходимо увидеть прямо сейчас, чтобы
быть в состоянии функционировать дальше. Как маленькая доза наркоману,
безнадежно пытающемуся слезть.

Хосок даже не в своей машине сидит, потому что Юнги каждую в его гараже
знает. Туда альфа старается заходить теперь как можно реже: там стоит
серебристый порше, который он накрыл чехлом, только бы не маячил перед
глазами. Его салон наверняка все еще хранит на себе аромат омеги. Хосок
оставляет это до худших времен, когда дышать станет нечем. Тогда он сядет в
порше, чтобы найти свой воздух в любимом аромате.

Он ждет еще пятнадцать минут, все это время неторопливо выкуривая сигареты
одну за другой. В салоне становится слишком задымлено, из-за чего образы
снаружи смазываются. Наверное, теперь это не имеет значения, скоплений
школьников давно уже нет. Хосок докуривает сигарету и опускает стекло,
позволяя свежему воздуху проникнуть в прокуренный салон. Вместе с ним
внутрь залетает до покалывания в сердце любимый аромат, который Хосок
будет помнить и в последующих своих жизнях. Он замирает с полупустой пачкой
сигарет в руке и резко поднимает взгляд, ища Юнги.

Находит сразу. Юнги теперь выглядит иначе, Хосок сначала не верит своим
глазам. Его маленький ангел стал маленьким демоном. Вместо белоснежных
волос, в которых купались солнечные лучики, теперь темно-каштановые, почти
черные. Омега выглядит взрослее, серьезнее. И он чертовски красив. Хосок
влюбляется снова. Он так и зависает, не в силах оторвать от своего мальчика
взгляда, а затем спохватывается и спешит поднять стекло, чтобы Юнги его не
увидел.

Он выходит из школы с каким-то рыжеволосым парнишкой и смотрит вниз, чуть

опустив голову и улыбаясь легкой задумчивой улыбкой. Идущий рядом парень
что-то активно ему рассказывает, а Юнги молча слушает. Хосок жадно
440/670
цепляется за него взглядом, сканируя каждую деталь. Он словно голодающий,
никак не может насытиться образом омеги, которого не видел уже несколько
бесконечно долгих недель. Юнги изменился не только цветом волос. Его лицо
стало более округлым, щеки слегка пополнели и, что удивительно для Хосока,
его школьная рубашка аккуратно заправлена, и даже галстук на месте.

Хосок думает о том, что расставание пошло Юнги на пользу, и сухо усмехается.
Он бы уверовал в то, что омеге без него прекрасно, если бы не увидел эти
большие глаза в тот момент, когда Юнги поднял голову и, кажется, что
встретился с ним взглядом. Но это не так, за темным стеклом не видно ничего.
Юнги никогда не узнает, что в джипе напротив сидит Хосок. Он знает, альфа
такие машины не любит.

Хосок ловит его теплый взгляд, за которым он четко видит лютый холод,
заморозивший внутри Юнги все. У Чона внутри то же самое. Каждый день
ледяные глыбы в его душе рушатся одна за другой, вонзаясь острием осколков в
жизненно важные органы. Возле Юнги они начинают таять и заполнять легкие
водой, потому что просто видеть мало, ему необходимо прикоснуться и
почувствовать мягкость нежной кожи омеги, которую он так любит очерчивать
губами.

Юнги далек, он на другом конце вселенной, на том конце пропасти, через

которую даже мост не построить. Обрушится.

Рыжеволосый парнишка смеется и закидывает руку Юнги на плечо, прижимая к

себе поближе. Хосок не замечает, как мнет пальцами руль до такой степени, что
кожа на нем чуть ли не трещит по швам. У него внутри разгорается черная
зависть и отравляющая кислород ревность. Это он сейчас должен быть на месте
рыжеволосого, это он должен его прижимать к себе и заставлять улыбаться.
Хосок не должен сейчас сидеть в чужой машине и следить за Юнги со своего
жалкого укрытия.

Но реальность такова: все это — вина одного только Хосока. Теперь ему
остается наблюдать лишь со стороны, смотреть на улыбку своего Юнги, которую
вызывает не он, и адресована она не ему. Во всем виноват сам Чон, теперь ему
за это расплачиваться, страдать изо дня в день, прикрывая иссыхающую без
омеги душу всевозможными мыслями и делами. Он даже дома не ночует, а
когда приходится, спит на диване, не решаясь лечь в ставшую холодной
постель, которая когда-то была лучшим местом для них с Юнги. Теперь в ней
нет смысла. Ни в чем нет смысла. Хосок с каждым днем медленно умирает от
яда, собственноручно введенного в кровь.

Он сидит, стиснув челюсти, и следит тяжелым взглядом за парнями, идущими в

сторону автобусной остановки. У Юнги даже походка изменилась. Менее
дерзкая, более аккуратная, а плечи не расправлены гордо, как прежде, а
опущены, чуть поджаты. Что-то в нем изменилось, что-то сделало его другим, но
Хосок никак не поймет, не разглядит. Юнги похож на настоящего омегу. Таким
его призывал быть Хосок, но теперь это кажется самой глупой на свете вещью.
Юнги ему нужен любым. Неужели вместо Хосока его смог изменить кто-то
другой? Неужели у Юнги есть кто-то другой?

Хосоку становится невыносимо мерзко. От самого себя, от своей глупости,

которую он отчаянно оправдывал тем, что так надо. Но все это одна огромная,
непоправимая ошибка.
441/670
«Теперь расплачивайся, Чон Хосок», — мысленно говорит он сам себе и,
проводив Юнги взглядом до остановки, резко срывается с места с визгом шин по
асфальту.

Тэхен нервно перебирает в пальцах ручку, пытаясь сосредоточиться на

скучнейшей в мире лекции по дисциплине, по которой ему предстоит сложный
экзамен. Мысленно он не здесь, не в этом кабинете и даже не в университете.
Он там, с Чонгуком.

Сегодня день поставки автомобилей.

Тэхен пытается вести себя спокойно, выглядеть так, как будто ничего не
происходит, но не может утихомирить разрастающуюся внутри тревогу.
Неизвестность пугает так, что хочется расплакаться, подобно маленькому
ребенку.

Что там будет? В чем состоит план Джихана? Почему он так нуждался в этой
информации? Десятки вопросов крутятся в голове Тэхена, напрочь выбивая
концентрацию на лекции. Ему страшно, по-настоящему страшно. Внутри трепет
далеко не приятный, а тревожный, волнующий до головной боли, бьющей по
вискам.

Тэхен уже чуть ли не переламывает напополам несчастную ручку, крепко

сжатую в пальцах, все думая и думая о том, что может произойти во время
поставки. Слова Джихана — пустой звук, сплошной поток лжи. Тэхен не верит
ему, не может. До без смертей не обходится, и если она будет грозить Чонгуку,
Тэхен не выдержит. Волнение все растет, уже настолько увеличивается, что
начинает подбрасывать напряженному сознанию страшные сцены, и в каждой из
них Чонгук умирает. Тэхена едва не потряхивает от этих кошмарных мыслей,
облепивших его со всех сторон.

Сидеть и пытаться слушать лекцию становится физически невыносимо. Как

Тэхен может притворяться, что все в порядке? Как может быть невозмутимым,
когда Чонгука, которому вероятнее всего грозит опасность, нет рядом.

Тэхен роняет ручку на пол. Та коротким, но громким звуком от падения

привлекает внимание некоторых студентов, с любопытством в глазах
обернувшихся к омеге. Тэхен, наплевав даже на свою сумку, хватает один лишь
телефон и подрывается с места. Он едва ли не бежит через всю аудиторию к
выходу, не слыша, как его окликает преподаватель, прервавший свой монолог.
Уши заполняет шум бешеного сердцебиения, оно пульсирует в висках, во всем
теле, а ноги и руки дрожат от неизвестного страха.

Омега вылетает из кабинета и бежит по коридору к выходу во двор, чтобы

надышаться свежим воздухом, которого вдруг стало мало в легких. Когда он
оказывается снаружи, то сразу же опускается на одну из скамеек, не в силах
стоять на ослабших ногах. Пару секунд уходит на то, чтобы отдышаться,
собраться с мыслями и силами. Прикрыв глаза, Тэхен глубоко вдыхает и
выдыхает, прижимая телефон к груди.

Он должен это сделать, иначе свихнется от неизвестности. Иначе получит

442/670
непоправимые последствия. Страх сожрет его с головой. Шмыгнув носом и
утерев глаза, на которых начали выступать слезы, Тэхен поднимает телефон,
набирая номер Чонгука.

И это, возможно, еще один последний раз.

— Тачки уже оборудованы? — спрашивает Чонгук, поправляя кепку на голове и

с прищуром из-за палящего солнца наблюдая за автомобилями, которые
выезжают из грузовиков. С одной стороны стоит Хосок, сложив руки на груди, а
с другой — Джейби, который помог организовать поставку. — Все двенадцать?

По просторной территории одного из складов в суете бегают люди Чонов,

выгружая ящики с деталями, привезенными помимо готовых автомобилей.

— Все двенадцать, — с улыбкой подтверждает Джейби, кивнув. — Немцы все

установили, как мы и хотели. Наши проверили их после привоза, — он делает
затяжку и, опустив подбородок, выглядывает из-за своих солнечных очков.

— Я хочу проверить сам, — говорит Чонгук, хмуря лоб. — Возможно, что-то надо
будет доработать.

Джейби пожимает плечами. Все автомобили уже выгружены и стоят в ряд одна
за другой, сверкая глянцем на ярком солнце.

— Симпатичные машинки, — довольно хмыкает Хосок, переводя взгляд с одной

на другую.

Чонгук идет к автомобилям, а Джейби подходит к старшему Чону с улыбкой на

губах и сигаретой, тлеющей в пальцах.

— Скорее бы их в деле увидеть, — говорит он весело, подняв очки.

— Дороги будут наши, — соглашается Хосок, кивнув и коротко улыбнувшись в

ответ.

Чонгук идет к первой машине, указывая сидящему в ней альфе поднять для него
крышку капота. В заднем кармане джинсов начинает вибрировать телефон.
Альфа достает его, принимая звонок от Тэхена.

— Только быстро, детка, я сейчас занят, у нас тут машины прибыли…

— Чонгук, — голос Тэхена в трубке звучит напряженно и слишком серьезно, как

будто окатил его холодной водой в эту жаркую погоду. Таким тоном омега
никогда не разговаривал с ним. Чонгук настороженно хмурится и замедляет
свой ход. — Пожалуйста, будь осторожнее. Я… — омега замолкает, тяжело
вздохнув и словно собираясь с силами для продолжения своей речи. Чонгук
тормозит в нескольких метрах от автомобиля и молча ждет, когда Тэхен
продолжит. — Я не знаю, что на этот раз задумал Джихан, но ты в опасности.

Чонгук не верит ушам. Он щурится и спрашивает, искренне не понимая, что

омега несет:

443/670
 — О чем ты говоришь, Тэхен? Что задумал Джихан? Откуда ты вообще можешь
зна…

— Я тебя умоляю, Чонгук, уходи оттуда сейчас же, пожалуйста, послушай

меня, — быстро тараторит Тэхен, перебивая, и чуть ли не плачет в трубку, моля
альфу. — Он что-то запланировал для поставки машин, я понятия не имею, что,
но он…

— Откуда ты знаешь, что задумал Джихан? — нервно спрашивает Чонгук,

прервав омегу и двинувшись к машине. Он ни черта не понимает, и это начинает
раздражать.

— Я… — голос Тэхена становится тише. — Я связан с ним.

Это последнее, что слышит Чонгук перед тем, как его оглушает громкий взрыв,
а глаза ослепляет яркая вспышка. Альфа не сразу понимает, что его отбросило.
Это взорвался автомобиль, к которому направлялся Чонгук. Телефон с
прервавшимся звонком валяется где-то на земле среди осколков стекла и
пластика. Чон не в силах сдвинуться, он так и сидит на земле, не слыша криков
брата позади, не слыша поднявшегося вокруг шума. Его окутывает ступор, а
распахнутые глаза устремлены на горящий в нескольких метрах от него
автомобиль.

Не успевает Чонгук опомниться, как взрывается вторая машина. Во все стороны

разлетаются осколки и детали кузова. Чонгук чувствует на своих плечах крепкие
руки, которые пытаются его поднять. Кроме этого он ничего больше не
чувствует. Ни боли от порезов на руках и лице, ни обжигающего жаром
раскаленного воздуха, лижущего кожу.

— Вставай, Чонгук! Скорее! — кричит Хосок, поднимая брата на ноги и

оттаскивая в сторону от автомобилей. А затем взрывается третий, за ним
четвертый, пятый и так по ряду до самого последнего. На земле возле
автомобилей лежат тела тех, кто не успел убежать, а внутри сгорают те, кто не
смог покинуть машины из-за заблокировавшихся дверей.

У Чонгука в ушах стоит оглушающий писк, подобный ультразвуку, а перед

глазами все смазывается, сливаясь в одну ослепляющую огненную картинку. Он
поворачивается к брату лицом и пытается сфокусировать на нем свой взгляд. Он
ничего не понимает. В голове полнейшая пустота и этот мерзкий гул, не дающий
сконцентрироваться на мыслях. Хосок что-то громко говорит, оттаскивает
подальше, а где-то Джейби суетится, пытаясь помочь тем, кого ранило
осколками от взрыва. Вокруг творится ад.

«Я связан с ним», — проносится в голове Чонгука. Его словно молния поражает,

внезапно окрасившая яркий солнечный день в кроваво-красный. В воздухе
витает запах гари, а Чонгуку кажется, что это его сердце вмиг выгорело; внутри
теперь дымятся его остатки. В носу щиплет, а в глотке дерет от уничтожающего
молчания. В мыслях снова и снова проносятся четыре слова, что выбили из
Чонгука жизнь одним метким ударом.

Он не верит в происходящее, не осознает реальность, потому что так бывает

лишь в самых кошмарных снах. В них человек видит то самое страшное, что
боялся бы увидеть в настоящем. Затем наступает утро, кошмар отступает, и
человек облегченно выдыхает, ведь это просто сон. В реальности так не бывает.
444/670
Не может быть.

Чонгук грубо скидывает с себя руки брата, прорычав, чтобы не трогал его, и на
негнущихся ногах идет куда-то вперед, не обращая внимания на то, что Хосок
его окликает. Хорошо, хоть следом не идет, иначе Чонгук что-нибудь натворит,
не удержится. Он запускает испачканные своей же кровью руки в волосы и
сжимает их у корней. Из сухих губ вырывается нервный смешок, а глаза
растерянно бегают, не зная, на чем сконцентрироваться. Чонгук трясет головой
в отрицании, а смех усиливается. Вместе с ним внутри рождается чистейшая
злость и ярость, подобно снежному кому. Там образуется целый коктейль из
уничтожающих эмоций, кипящий, как лава в жерле вулкана, который вот-вот
извергнется. Ненависть травит, как яд, змеей расползается по венам,
захватывая кровь.

В голове на повторе последние слова Тэхена. Как будто бы назло повторяются,

пробуждая все худшее в Чонгуке с каждой секундой осознания, с каждым шагом
прочь от разверзшегося за его спиной ада.

Он каким-то образом доходит до своей агеры, стоящей снаружи, и опирается

руками о ее крышу, низко опустив голову и пытаясь дышать. Его воздух стал
дымом, от которого хочется кашлять и выплевывать куски сгоревшего органа, к
которому Тэхен поднес зажигалку.

Чонгук сжимает кулак до побеления костяшек и с нечеловеческим рыком

замахивается на окно агеры с водительской стороны. От сильного удара оно
покрывается паутинкой мелких трещин. Чонгук то ли рычит, то ли воет, стиснув
зубы до скрежета. На его костяшках разрывается кожа, ноздри раздуты от
тяжелого дыхания, но ему плевать. Физическая боль не тушит пожар, а
заставляет его разжигаться сильнее. Чонгук бьет снова, на этот раз сильнее.
Под ноги ему сыплются осколки битого стекла. Он точно такое же стекло
чувствует у себя в глотке; оно не позволяет ни вздохнуть, ни выдохнуть,
разрывая ткани при малейшем движении.

Он с ним связан.

Чонгук снова смеется, как в бреду, и опускается на корточки, жмурясь и

закрывая лицо окровавленными ладонями. Не верит, он просто не верит в то, что
услышал. Неужели был так слеп все эти месяцы, что не видел угрозу прямо
перед собой? Просыпался с ней по утрам после сладких и долгих ночей, дарил
всю свою любовь, которую открыл кому-то первый раз в своей жизни. И жизнь
эту готов был отдать за него без раздумий. За того, кто одним предложением
разрушил все, толкнул Чонгука в сырую могилу, глазом не моргнув. А он все не
верит, хотя сердце и душа давно все приняли, все поняли. Его Тэхен. Его
единственная любовь, сильнейшая, крепчайшая, сладчайшая… несломимая.
Взяла и вдруг покрылась огромными трещинами. Взорвалась, как те машины,
оставив после себя только безжизненные угольки.

Это все, что от любви, казалось, вечной, осталось.

Чонгук поднимается на ватных ногах и трет лицо, не заметив, что размазывает

на нем кровь от ссадин. В ушах все еще стоит звон, но мысли заглушить он
больше не в состоянии. Среди них преобладает лишь одна. И Чонгук все еще не
верит.

445/670
Тэхен связан с Джиханом.

Тэхен сидит на краю чонгуковой постели, отстраненно наблюдая за вечереющим

городом за панорамным окном. Его жизнь закончилась еще днем, когда он
открыл Чонгуку страшную тайну, уничтожившую все. Тэхен бился в истерике, не
мог остановить бесконечный поток слез, осмелился позвонить даже Хосоку, но
ни он, ни Чонгук, не отвечали. Последнее, что Тэхен услышал в трубке — взрыв.

Ему больше некуда идти, негде Чонгука искать. Если он вообще жив. Тэхен
готов вечность сидеть в этой квартире и ждать, когда альфа придет. Если
придет. А если все-таки нет, Тэхен пойдет за ним сам. Мысль о том, что он мог
не успеть предупредить Чонгука, сводит с ума, заставляет рыдать и кричать до
срыва голоса. А у Тэхена больше нет сил. Он пропитал своими горькими слезами
всю подушку. Чонгук, наверное, будет теперь недоволен.

Всю ночь перед случившимся Тэхен не мог сомкнуть глаз. Сообщив Джихану
информацию, которая ему была нужна, он с опозданием осознал, что совершил
огромнейшую ошибку, сделав это. С той самой секунды Тэхена съедал
сумасшедший страх. Предчувствие, что должно произойти что-то плохое, не
давало спокойно закрыть глаза и погрузиться в мирный сон, а после не дало
сосредоточиться на учебе. С Джиханом так просто и легко не бывает, и Тэхен
снова опоздал, поняв это. Наивный идиот, до смешного глупый. Джихан давно
жаждет смерти Чонгука.

Тэхену становится еще дурнее от мысли, что погибнуть мог и Хосок. Юнги,
который, конечно же, ни на грамм меньше не стал любить своего альфу, никогда
не простит этого Тэхену. Никто и никогда не простит. А главное, что сам себя
Тэхен не простит и кровь со своих рук никогда не отмоет. Мысленно он
утешается только тем, что пойдет следом, если смерть окажется правдой.

Как назло квартира Чонгука кажется слишком тихой и холодной. Гробовая

тишина, могильный холод и полумрак. Это просто окна открыты, иначе дышать
нечем будет, а при свете свое отражение видеть страшно. Молчание убивает,
собственные мысли сжирают заживо, но Тэхен не в тишине. Он внутренне
кричит до порванных связок, рыдает и бьется лбом об стену. Снаружи он —
всего лишь тень с остекленевшими глазами и ледяными как у мертвеца
пальцами, прижатыми к мелко дрожащим приоткрытым губам. Тэхен почти не
дышит, замерев статуей. Боится двигаться, боится нарушить покой его дома.

Он знает, что теперь не имел права приходить сюда, не смел сидеть на постели
Чонгука, тоже вдруг ставшей холодной. Он больше не смел лезть в его жизнь, но
пока не узнает, что Чонгук жив, не сможет уйти. Будет ждать, сколько нужно.
Плевать уже на свою жизнь.

Но он пришел.

Тэхен моргает, и по щеке скатывается хрустальная слеза. Он чувствует его

тепло позади себя, сначала думая, что это галлюцинация. Альфа вошел в
квартиру беззвучно, словно призрак. Но нет, он реален. Тэхен боится
обернуться, он уже знает, что увидит там, но все равно не готов. К такому
просто невозможно подготовиться, хоть всю жизнь на это потрать. А Чонгук, как
назло, молчит, давит, делает только хуже своим молчанием. Тэхен ожидал
446/670
другого. И он даже не представляет, как хуже.

Он решается. Медленно поднимается с постели, как будто вдруг стал

деревянным, еле подвижным, и поворачивается к Чонгуку. Его взгляд убивает
прямо на месте. Не режет, не обжигает. Сразу уничтожает.

Своей пустотой.

Чонгук жив, это самое главное. На его лице мелкие ссадины, на предплечьях
порезы, а костяшки пальцев не разглядеть из-за крови. Он что-то бил. Или кого-
то. По телу Тэхена пробегает холодок. Это все из-за него, это все его вина.

— Чонгук… — тихо заговаривает омега, делая шаг в сторону Чона. Эту тишину
выносить уже невозможно.

— Зря пришел, — цедит сквозь стиснутые зубы Чонгук, не двигаясь с места.

Тэхен открывает рот, чтобы что-то сказать, но альфа не позволяет. — У тебя
ровно десять секунд на то, чтобы исчезнуть.

Из моей жизни.

— Я… — давится шепотом Тэхен, не в силах отвести взгляда от Чонгука. Пусть

убивает, пусть, все это Тэхен заслужил и готов получить сполна. Ему теперь
сказать просто нечего. Все, что он скажет, будет воспринято Чонгуком, как
омерзительная ложь. Больше он ничему не поверит. Тэхену так хочется кричать
о том, что съедает его прямо сейчас, хочется кричать о том, что его любовь
никогда не была ложью, что Чонгук тот, кто показал ему счастье. Чонгук тот, с
кем Тэхен мечтал провести всю свою жизнь.

— Не надо, Тэхен, — обрубает Чонгук предупреждающим голосом, затаившим

опасность. Подойти ближе Тэхен не решается, так и оставаясь на своем месте,
как вкопанный. — Оказывается, все это время я был со шлюхой До Джихана, —
добивает альфа, нервно усмехнувшись и толкнув язык за щеку. Так Чонгук
делает, когда борется со своей внутренней яростью, что хочет вырваться
наружу. Он не позволяет ей почему-то, и омега не понимает, почему.

Тэхену кажется, что он этот удар стоически выдерживает, но это полнейший

бред. Чонгук четко целится, давая тэхеновой душе все меньше шансов на
восстановление, хотя бы частичное. Он кажется живым только снаружи. Тэхен
этого ждал, но готовым не оказался.

— Я не… — дрожащим голосом пытается выговорить он.

— Заткнись! — резко орет Чонгук. Его руки инстинктивно сжимаются в кулаки.

Запекшаяся корочкой на костяшках кровь трескается, причиняя боль, которую
альфа даже не ощущает. Боль у него сейчас другая. — Я дал тебе время уйти,
какого хуя ты еще стоишь здесь? — рычит он, мгновенно вскипая. Только Богу
известно, какими силами он еще держится, не налетев на омегу. Один только
вид Тэхена заводит, пробуждает всю теплящуюся в нем ярость и ненависть. Он
бы ему шею свернул, не задумываясь, сломал каждую кость, чтобы дать ощутить
такую же боль, что сейчас сковала его собственное тело. Чонгук бы Тэхена убил,
стер в порошок, лишь бы не видеть эти большие глаза, все это время
изображавшие ложь. Мерзкий. Тэхен мерзкий.

447/670
 — Чонгук, послушай, — быстро тараторит омега, все же делая шаг в сторону
альфы, и очень зря. Чонгука это только сильнее напрягает. Он готов в любую
секунду броситься на него разъяренным зверем. В этот момент Тэхен начинает
понимать, что конец настал, что больше он к Чонгуку так близко не будет, и как
утопающий пытается зацепиться за соломинку, которая не позволит ему утонуть
в бескрайнем океане собственного кошмара. Он осознает, что смысла нет, но
борется сам с собой, прося остановиться, ведь это и есть конец, который так его
пугал долгие месяцы. — Не иди на рожон, прошу тебя, ему только это и надо,
чтобы тебя из равновесия вывести, он этого добивался, — предупреждает Тэхен,
глотая слезы. Плевать на пустые оправдания, которые Чонгуку точно не нужны.
Пусть только жив будет, пусть только не натворит глупостей.

— Мне тебя слышать тошно, сука, — цедит Чонгук сквозь сжатые зубы. А Тэхен
все пытается что-то ему сказать еще, смеет рот открывать, подходить ближе.
Глупая сука. — Мне, блять, видеть тебя мерзко! — не удержавшись, вновь орет
Чон, всеми цепями держа самого себя, чтобы не убить Тэхена прямо здесь. Он
хватает с тумбы какую-то статуэтку и швыряет в сторону омеги. Та пролетает
возле его виска и разбивается о стену за омегой на мелкие осколки, звонко
рассыпавшиеся по полу. Тэхен даже не вздрагивает, не жмурится, все так же
стоит и смотрит в горящие адским пламенем любимые глаза, думая о том, что
лучше бы Чонгук целился в него. — Я ничего слышать не хочу, Тэхен. Уйди с глаз
моих, пока я тебя не уничтожил нахуй, — рычит он, тяжело дыша. — Исчезни.
Вали к черту.

Тэхен с трудом глотает застрявший в горле комок слез, старается не

разрыдаться прямо тут, перед Чонгуком, который примет его слезы за глупый
спектакль. Эта игра ему уже не нужна. Ким поджимает дрожащие губы и идет в
сторону выхода, еле переставляя ноги. Чонгук не сдвигается, следит за ним
своим режущим взглядом, мечтает, наверное, омыть руки в тэхеновой крови. И
омыл бы, Тэхен будет только рад, но Чонгук к нему так и не прикасается.

Мерзкий.

— Я… — тихо-тихо говорит Тэхен, пройдя мимо Чонгука и остановившись на

секунду. Он жмурится, но не успевает: слезы уже катятся по щекам.

…всегда буду любить тебя.

Он проглатывает эти слова, так и не озвучив, и едва не бежит к выходу из

квартиры, в которой когда-то давно, словно в далекой прошлой жизни ощутил
настоящую любовь вперемешку со счастьем.

Тэхен влетает в лифт и скатывается по его холодной стенке вниз, до боли

хватаясь за волосы дрожащими пальцами, чуть ли не вырывая их с корнями. Он
больше не сдерживается, рыдая в голос и топя себя своими же слезами. От
концентрации боли внутри больно физически. Горло дерет, сердце колет так,
что еще немного, и просто остановится. И лучше бы остановилось.

Жизнь Тэхена сегодня оборвалась.

Входная дверь за Тэхеном закрывается, и Чонгук взрывается. Он орет раненым

зверем и сшибает все на своем пути, давая своей всепоглощающей ярости волю,
448/670
которую так сдерживал, чтобы не обрушить на омегу. Ему до безумия хочется
погнаться за Тэхеном и выместить на нем свою ненависть, потому что крушить
мебель в доме для него катастрофически мало.

По квартире словно ураган проходит, не оставив целой ни одну вещь. На

ладонях от осколков появляются новые порезы, и это все, что оставил Чонгуку
Тэхен. Ненависть к нему растет в сотни раз с каждой секундой, а хаос, среди
которого стоит Чонгук, ни на грамм не помог вылить хоть долю сжигающей его
злости наружу.

Его предал друг, и это было похоже на нож в спину. Его предал любимый
человек, и это похоже на сгорание заживо.

Чонгук рычит и добивает ногой стул, отлетевший к стене и разбившийся на

щепки. Этого ему мало. Всего вот этого — мало. Поэтому альфа берет свою биту
и быстро выходит из квартиры, в которой стало невыносимо находиться.

Холодный свет искусственных ламп рассеивает мрак в длинном гараже. В ряд

стоят около десятка автомобилей, принадлежащих Чонгуку. Он твердым шагом
идет мимо них, сжимая рукоять готовой к делу биты в опущенной руке. С диким
горящим взглядом, кричащим об угрозе, с кровью на лице и руках, с битой он
похож на настоящего сумасшедшего убийцу, идущего по чью-то душу. Хорошо,
никто его в этот момент не видит. Ему самому сейчас кого-то видеть опасно. У
самого конца гаража альфа тормозит, останавливаясь перед красным
ламборгини авентадором Тэхена. После той аварии Чонгук забрал груду металла
к себе, никому ничего не сказав, и восстанавливал автомобиль в одиночку.

Отремонтированный авентадор должен был стать для Тэхена сюрпризом.

Но какое теперь значение это имеет? Чонгук на эту машину смотреть больше не
может. Он замахивается и бьет битой прямо по лобовому стеклу, разнося по
гаражу звук удара и треск. Плевать на сожаление и потраченное время. Его
больше не остановить. Чонгука срывает. Он словно разбивает частичку Тэхена с
каждым новым ударом, и ни капли не жалеет. В голове, словно чтобы подлить
масла, проносится его образ. Эти огромные глаза, игравшие искренние чувства
для одного наивного зрителя, поверившего в настоящую любовь. А все
оказалось ложью, всего лишь пустым притворством. Чувства были, но
принадлежали они только Чонгуку. Как же он ошибся, как был слеп, грея змею
на груди долгие месяцы, которые называл лучшими в своей жизни.

Проебался.

Он оставляет на авентадоре глубокие вмятины, разбивает фары. Куски свежей

покраски и стекла разлетаются в стороны, звонко осыпаясь на землю и попадая
на рядом стоящие автомобили. Остановиться трудно. Горечь, собравшаяся
внутри, ищет выход. Чонгук даже не чувствует, как повлажнели глаза. Он,
иссякший, бросает биту на землю и садится там же, прислонившись спиной к
бетонной стене. Откинув голову, Чонгук жмурится и тяжело дышит,
восстанавливая сбившееся дыхание. Силы покинули, но легче не стало. Перед
ним теперь стоит обезображенная красная груда. Осталось эту машину сжечь,
как те, что сегодня горели, унося с собой невинные жизни. Как сейчас сам
Чонгук горит в своей же ненависти, в боли и злости. В такой, какую он за всю
свою жизнь не испытывал ни разу, даже не знал, что можно так злиться. Так
ненавидеть. Чонгук все еще чувствует в воздухе запах гари, который ни на миг
449/670
не дает забыть.

Тэхен никогда ему не принадлежал.

Тэхен никогда его не любил.

Рядом был чужой человек, который медленно готовил Чонгука к уничтожению,

вырезая кусок за куском из его открытой нараспашку души. Чонгуку даже
думать о нем тошно. Любое напоминание о Тэхене он будет стирать в порошок,
любую мысль о нем будет безжалостно топить в океане безграничного сознания.
Как можно глубже, как можно дальше, чтобы никогда больше не всплыло, не
посмело появиться в мыслях.

Ненависть начинает стремительно вытеснять любовь. Оно и к лучшему, ведь

ненавидеть его будет легче. Ненависть — единственное, что он заслужил.

Чонгук лижет сухие губы, чувствуя на языке вкус собственной крови и слез,
которые тут же стирает нервным движением. Это горечь, не сумевшая
сдержаться внутри. Чонгук позволяет ей вылиться, иначе она сожрет его,
превратит в ничто.

Свою одностороннюю любовь он хоронит глубоко в себе, там, где ее могилу

больше не найти. Ее не стало в один короткий миг, как по щелчку пальцев.

Ненависть превалирует.

450/670
Примечание к части 1-2 сц: xxxtentacion & blackbear - no pulse
3: Fleurie - Hurts Like Hell
5 сц: Sam Tinnesz - Play With Fire (ft. Yacht Money)
6 сц: BVKPRTY - Midnight

помутнение

Похоронная церемония завершилась совсем недавно. По серому небу

молчаливо плывут тучи, боясь нарушить покой усопших. В ряд расположились
десять свежих могил, окруженных такими же свежими цветами. Их душистый
аромат, растекшийся по воздуху, навевает тихую тоску и печаль. Легкий
прохладный ветерок колышет зеленую листву высоких многовековых деревьев,
растущих на территории кладбища.

Люди потихоньку расходятся, неторопливо двигаясь к выходу и утирая горькие

слезы. У могил остаются только Чонгук, Хосок, Джейби, Джин и Чимин. Они на
этом кладбище знают чуть ли не каждого. Это место кто-то даже стал называть
кладбищем стритрейсеров.

Чонгук куда ни обернется, везде видит знакомое имя. И даже какое-то неверие
охватывает. Еще совсем недавно все они были живы, скрашивали собой ночные
улицы столицы, показывая лучшее шоу для влюбленных в скорость зрителей.
Как странно тихо теперь стало без визга шин, без ликующего смеха
победителей и разливающегося реками алкоголя.

Чонгук поджимает губы, подолгу смотря на одно надгробие, а после на другое,

и так одно за другим. Каждого вспоминает, каждому, даже сопернику,
выказывает бесконечное уважение и просит прощения. Груз вины ложится на
его плечи, с каждым разом становясь все тяжелее. Это все их затянувшаяся
война, которая неизвестно, сколько еще унесет жизней. Сколько еще людей
найдут свой покой здесь, под слоем сырой земли? Ни в чем не повинные,
посвящающие свою жизнь дорогам с искренней любовью и жаждой.

Спустя некоторое время Джин и Чимин молча покидают кладбище, оставляя

альф наедине со скорбью. Джейби, который, казалось, и так в своей жизни
многое видывал, сейчас стоит и не может поверить в реальность. Никогда он
разом стольких не хоронил, никогда не думал, что уличная война может
приобрести такие масштабы. Среди погибших не только люди из банды Чонов,
но и из его собственной, что вдвойне тяжело и болезненно. Беды никто не ждал,
никто не предвещал. Им лижет пересохшие губы и отходит в сторону,
закуривая. Только дым сейчас способен унести хоть каплю той горечи, что
скопилась внутри после произошедшего.

На кладбище кроме них не остается никого.

Чонгук спиной чувствует присутствие того, кто находиться тут не имеет права.
Его миндаль с нотками гвоздики подползает змеей, заволакивает, заставляет
давиться, перекрывая кислород. В Чонгуке начинает пробуждаться ненависть,
которую он собирался оставить за пределами кладбища. Не сейчас, не ее это
время.

Джихан бесшумно подходит и встает рядом с братьями, окидывая свежие

могилы тяжелым задумчивым взглядом.
451/670
 — Как твоя совесть позволила тебе сюда прийти? — медленно, с угрозой в
негромком голосе проговаривает Чонгук, повернув к невозмутимому До голову и
выжигая его в миг воспламенившимся взглядом.

Секунда — и злость берет над ним контроль, завладевая всем телом и

сознанием. Обычно хватает только мысли о Джихане, а тут он сам во всей своей
красе, еще и видом своим дает понять, якобы глубоко скорбит. Чушь это, полная
чушь, от которой Чонгука просто тошнит.

— Одни в своей смерти виноваты сами, а другим не повезло оказаться не в том

месте и не в то время, — спокойно говорит Джихан, даже не взглянув на
Чонгука. — Мне искренне жаль этих людей.

Чонгук улавливает витающий в воздухе легкий аромат цветов, что принес с

собой До. Тех самых. Альфа буквально слепнет от ярости с каждой секундой все
сильнее. Тот, о ком он заставлял себя не думать, насильно зарывая все
воспоминания глубоко в душе, снова напоминает о себе ненавязчиво.
Подтверждает свое предательство вновь, усугубляя еще больше, хотя, казалось
бы, куда еще. Он не просто с До связан, он принадлежит ему телом, а что душой
тоже, — Чонгук не сомневается. И это осознание сводит с ума.

— Их смерть на твоих руках, — поддерживает брата Хосок. Его берет злость не

меньше, чем Чонгука.

Предательство Тэхена ранило всех. Он стал всем им близким, а за брата Хосок в

ярости особенно. В такое даже не верилось сначала, точно как и самому
Чонгуку. Ненависть разрослась, распространилась, прочно въедаясь под кожу
ближайшим людям, «потерявшим» еще одного из их маленькой семьи.

— Разве кто-то спорит? — изогнув бровь, спрашивает Джихан. — Но ничего

этого бы не было, — он окидывает кладбище взглядом, — не будь вы настолько
упрямы и слепы. И не будем забывать, что убийства на дорогах начал ваш
дружок, а мне его цель пришлась по вкусу.

— Вы не усовершенствуете дороги, а просто сломаете систему, — говорит

вернувшийся Джейби, вставая возле Чонгука и смотря на До с
настороженностью. — Это просто-напросто смахивает на уничтожение уличных
гонок, До.

— Плевать, ты не будешь у руля, — рычит Чонгук, делая к Джихану шаг. Один

его голос выворачивает альфу наизнанку, каждое его слово, будто бы триггер.
Хосок напрягается, следуя тенью за братом, от которого сейчас пышет адским
пламенем, что уже начинает стремительно разгораться и испепелять вокруг
себя все. Чонгук в делах самоконтроля довольно плох. Особенно сейчас.

— Значит, мы продолжим нашу увлекательную игру, — хмыкает Джихан,

повернувшись к Чонгуку с сунутыми в карманы черных брюк руками.
— Упрямства тебе не занимать, — усмехается он, вскинув бровь. — Даже после
такого жестокого предательства держишься, героически прешь вперед,
похвально. Тэхен, кстати, просил передать, что ему чертовски жаль, —
добавляет он как бы между прочим, получая большое удовольствие от яркой
реакции младшего Чона.

452/670
Чонгука срывает.

— Сука, — цедит он сквозь стиснутые зубы, резко подрываясь к Джихану. Тот

даже бровью не ведет, так и стоит с удовлетворенной ухмылкой на губах,
наслаждаясь яростью, бурлящей внутри Чонгука в эту секунду. Хосок успевает
перехватить брата сзади, Джейби тоже подлетает к ним и крепко сжимает
плечо вырывающегося Чонгука. Тому уже плевать, что они на кладбище. Так
даже лучше, он сразу тут выроет для До могилу и закопает живьем. Стоит
услышать одно имя из пяти букв — и внутри настоящий ад пробуждается.
— Передай своей шлюхе, — рычит Чонгук, плавя невозмутимого Джихана
пылающим ненавистью взглядом, — чтобы не попадалась мне на глаза, иначе
так просто уже не уйдет.

— Как грубо, — брезгливо хмурится Джихан. О Тэхене у Чона остались не

лучшие представления и, наверное, это то, в чем и была цель. Теперь Тэхен
всецело принадлежит одному лишь Джихану. — Прояви к умершим уважение,
Чонгук, — вздыхает он, покачав головой и смотря на Чонгука с осуждением.
— Ты нарушаешь их покой своей нестабильностью.

— Лучше вали к черту, До, здесь не то место для разборок, — цедит сквозь
стиснутые зубы Хосок, еле удерживая в крепкой хватке разъяренного брата,
готового голыми руками разорвать Джихана.

— Пусти, блять, — рычит Чонгук на держащих его альф, тяжело дыша. — Я тебя
уничтожу, До. Клянусь, ты, ублюдок, пожалеешь, что попер против меня.
Будешь собственными кишками блевать, запомни мои слова.

— Не угрожай мне, это выглядит смешно, — ухмыляется До, скользнув языком

по нижней губе. — Ты прав, Хосок, — говорит он, взглянув на старшего Чона.
— Наше дело на дорогах, а не здесь. Я пришел, чтобы выразить скорбь, а не
разбираться.

— Засунь свою не нужную никому скорбь… — шипит Чонгук. Ярость слепит,

лишает самообладания. Все, чего ему сейчас хочется — услышать хруст шеи
ублюдка, который не только пытается лишить его дорог, но уже лишил чего-то
более важного.

— Бери пример со старших, Чонгук, держи себя в руках, — возмущенно качает

головой Джихан, хмуря брови. До подпитывается злостью Чонгука, как вампир
свежей теплой кровью. Он мог бы бесконечно выводить его из себя, получая все
новую и новую дозу особенного наслаждения. Тэхен отлично постарался.
Разломал Чона изнутри, оставив одни лишь осколки. Чонгук потерял
здравомыслие. — А то ты подрываешь мои представления о достойном
сопернике. Неужели любовь тебя так изуродовала?

— Если не уберешься, я изуродую тебя, сука, — зло выплевывает Чонгук, едва

не извергая пламя.

До словно смотрит в самую душу, и не просто смотрит, а точно бьет. Даже сам
Чонгук себе не признается в том, что да, изуродовала до неузнаваемости,
оставила руины и обрубки, которые альфа пытается скрывать за дешевыми
декорациями, что сразу же сгорают, стоит вспыхнуть волне злости от мысли о
Тэхене. Любовь эта изуродовала так, что самому от себя мерзко.

453/670
Джихан коротко усмехается. Он и так все понял.

— Продолжим на дорогах, — бросает он, развернувшись и двинувшись к выходу

из кладбища.

Чонгук перестает вырываться и смотрит Джихану вслед. Злость медленно, но

начинает затихать. Ублюдок прав, не здесь им надо разбираться. На дорогах
Чонгук устроит ему настоящий ад. Теперь его ничего больше не сдержит.

Хватка ослабевает, и альфа скидывает с себя руки брата и Джейби. Нервным

движением он оттягивает удушающий галстук на шее и поджимает губы.

— Если бы ты размазал его череп об могильную плиту, это ничего бы не дало, —

говорит Хосок, следя за братом. Тот, пытаясь окончательно успокоить
внутренний ураган, ходит из стороны в сторону. — Не ведись на его провокации,
он хочет именно этого, Чонгук. Мы разберемся с ним как следует.

— Я убью его, — хмыкает Чонгук, сжимая и разжимая зудящие от желания

ударить кулаки.

«И его шлюху», — проносится в голове. Чонгук тяжело вздыхает и жмурится,

отгоняя всплывший перед глазами образ Тэхена, которого хочется уничтожить,
кажется, даже больше, чем Джихана.

— Подожди немного, Гук-а, — спокойно говорит Джейби, сложив руки на груди.

— У нас много времени, чтобы…

— Я ждать не хочу, — огрызается младший Чон и подрывается к выходу с

кладбища, на ходу расстегивая верхние пуговицы черной рубашки. Джебом уже
собирается двинуться за ним, но Хосок его тормозит, положив руку на плечо.

— Чонгук не пойдет за ним, он понимает все.

— Ну и куда он тогда? — спрашивает Им, повернув голову к Хосоку.

— Выпускать пар на свалке своей, наверное, — пожимает плечами Чон, смотря

брату вслед. Хосок прекрасно знает, что Чонгуку это сейчас необходимо, как
ничто, а иначе копящаяся тоннами внутри злость его просто уничтожит,
разорвет на кусочки. Сам через такое проходил. И все-таки с тем, что сейчас
испытывает Чонгук, ничто не сравнится. Его предал любимый человек.
— Поехали в гараж, — вздыхает Хосок, похлопав Джейби по плечу.

Юнги пулей вылетает за пределы школы и, поправляя на плече лямку рюкзака,

спешит к ближайшему магазину. Уроки, наконец, кончились, и можно свободно
вздохнуть. Весь день в школе омегу мучила жажда поесть капусту. Он мысленно
ругался на ребенка с его внезапными запросами, перед которыми был не
властен, прижимая ладонь к совсем немного выпуклому животу.

Беременность — штука сложная, особенно когда ты школьник, которому нужно

присутствовать на уроках и сдерживать неожиданные порывы до самого конца
учебного дня. Такие внезапности в выборе еды происходят нечасто; основной
проблемой является тошнота, становящаяся настоящей пыткой
454/670
преимущественно по утрам. К счастью, происходит это перед школой, поэтому
вместо тщательных сборов Юнги обнимается с унитазом, опять и опять ругаясь
на ни в чем не виновного ребенка.

Потихоньку он привыкает к новой жизни. К той, где есть развивающийся под

сердцем малыш. К той, где в самом сердце нет Хосока. Он ночами плачет
намного реже, потому что нервничать в его положении нужно меньше, а перед
папой и вовсе ярко улыбается. Почти искренне, потому что Енджуну просто
нельзя не улыбнуться. Если сначала Юнги всеми силами сам себя заставлял
жить и двигаться дальше, ставил на ноги и учил ходить, то теперь он обрел
новый смысл, новую цель — выучиться и воспитывать ребенка, которого еще
долго не мог принять. По этой причине он не забил на учебу, а наоборот стал
заниматься усерднее, вместо осуждающих взглядов учителей получая теперь
одобрительные, полные гордости. Но плевал Юнги на них, не для этого
старается. Важнее всего ему папа и ребенок.

Юнги врывается в маркет и сразу же направляется к овощному отделу. Кинув в

корзину три небольших кочана капусты, он идет к кассе, раздумывая о том, что
можно из этого приготовить. Он в готовке не мастер, но папа, что когда-то
днями и ночами чуть ли не жил на кухне, радуя новыми блюдами своего мужа и
сына, вполне может помочь. Хосоку же Юнги мог приготовить только
бутерброды в те дни, когда не нужно было торопиться куда-либо с утра. Готовка
была на альфе, который справлялся с этим на отлично. А теперь, когда настала
новая жизнь, готовить в ней нужно самому, ни на кого не надеясь. И не только в
готовке.

Юнги почти доходит до кассы и вдруг замирает, едва не выронив корзину из

руки. Перед ним стоит Хосок, как всегда выглядящий совершенно даже в
обычной черной футболке под кожаной курткой. Сердце у Юнги болезненно
колет. Оно сразу же вспоминает страдания, что поутихли только сейчас, а раны
на душе еще толком не затянулись. Видеть Хосока сложнее, чем могло
показаться. В животе что-то начинает шевелиться, ерзать, и Юнги даже кажется
на миг, что это ребенок почувствовал отца, но это бред, и Мин прекрасно знает,
что на таком сроке он просто не может давать о себе знать шевелениями. Там
другое, там клубочком свернувшееся волнение и легкий страх. Обида с болью
нашли место в самом сердце, и тоже просыпаются мгновенно. Юнги хочет
потянуться к нему, прикоснуться, ощутить родное тепло, которого его жестоко
лишили, но сразу же безжалостно обрубает этот порыв. Он Хосоку не нужен.

Пройти незамеченным не удастся. Да и Чон мгновенно почувствовал свое, почти

сразу же обернулся и столкнулся с большими кофейными глазами, в которых
застыли удивление и легкая растерянность. Еще секунда, и взгляд напротив
затапливает разочарование в паре с излюбленной горькой обидой.

Сделать вид, что друг с другом не знакомы, не получится. Невозможно.

У Хосока сердце тянется к Юнги, но тот в это даже не поверит. У Юнги сердце
тянется к Хосоку, но тот даже не надеется.

Юнги так и стоит, не в состоянии пошевелиться, отвести взгляд, хотя бы

моргнуть. Хосок решает все сам, и почему-то подходит, заставляя сердце омеги
загромыхать в диком темпе. Мин поджимает губы, сам весь сжимается, наспех
строя вокруг себя защитную крепость с острыми иголками, как у ежа, и меняясь
во взгляде. Настроен он враждебно, готов обороняться, лишь бы не пропустить в
455/670
себя еще одну порцию боли. Ему и так хватило сполна. Хосоку больше не место в
его жизни, он сам его из нее изгнал, точнее даже выкинул, как ненужную вещь,
наигравшись.

— Неожиданная встреча, — заговаривает Хосок, изогнув бровь и окинув Юнги

быстрым взглядом. И правда поправился, стал даже милее, более мягким. Чон
толстыми цепями себя сковывает, лишь бы не прикоснуться к мягкой нежной
щеке костяшками пальцев.

— Что ты здесь делаешь? — выпаливает Юнги с абсолютным недружелюбием в

голосе, о которое Хосок, конечно же, режется. Но заслужил. Совпадение
действительно странное, ведь в огромной столице тысячи магазинов, а альфа
почему-то именно в том, что находится возле юнгиевой школы.

— Мимо проезжал, сигареты кончились, — хрипловатым голосом отвечает

Хосок, кажется, ни разу не моргнув с тех пор, как уставился в любимые глаза
своего мальчика, по которому до сумасшествия тосковал, бессонными ночами
скрашивая эту самую тоску спиртным, пачками сигарет и долгими-долгими
мыслями.

Хосок больше не пытается звучать холодно, не пытается изображать глазами

равнодушие, фальшивую нелюбовь. Отталкивать Юнги теперь незачем, он и так
уже чертовски далеко. Его бы наоборот, притянуть, прижать к себе и больше
никогда не отпускать. Хосок бесконечно усталый, вымученный и скучающий. Он
и не пытается скрыть этого в потухших глазах, в которых возле омеги начинают
вспыхивать искорки. Пусть Юнги видит все, пусть видит, как паршиво Хосоку
без него. Чон сдается. Ошибся, промахнулся. Но что это изменит?

— Как… учеба? — выпаливает он вдруг. Звучит смешно и даже глупо, Юнги

вообще мог бы сделать вид, что никогда его не видел и не знал и пройти мимо,
потому что этого Хосок и заслужил после причиненной боли. Но ему хочется
подольше растянуть эту случайную встречу, а может, намеренное столкновение.
Ему хочется насытиться любимым образом, бескрайними глубинами в родных
глазах, хоть там и ничего светлого по отношению к Хосоку нет теперь. Хочется
еще немного, хоть лишнюю секунду задержаться рядом с ним. И хорошо, и
больно.

— Отлично, только тебя это не должно теперь волновать, — непроницаемым

голосом отвечает Юнги, крепче сжимая в пальцах ручку корзины. Нервничает.

— Ты перекрасился, — подмечает Хосок, подняв взгляд на темные блестящие

волосы омеги, к которым до ужаса хочется прикоснуться, погладить, пропустить
меж пальцев. Он прекрасно слышит колющие слова Юнги, но позволяет себе
побыть наглецом и проигнорировать, только бы еще секунду вот так…

— Не надо, а то увидят тебя с малолеткой, это ни к чему, — язвит Юнги, снова

посыпая соль на рану. У самого же ком в горле рождается. Он усиленно
поджимает губы в тонкую линию, лишь бы не выдать дрожь. Лишь бы не
разрыдаться, хотя безумно хочется. Снова.

— Юнги… — зовет любимый голос, который он так хотел услышать вновь, а

сейчас, когда услышал, только хуже стало.

Юнги еще пару секунд терпит, вновь пропуская через себя воспоминания о той
456/670
невыносимой боли, как будто только вчера произошло, и в итоге не
выдерживает.

— Не буду задерживать, — бросает омега. Он собирает в кулак всю свою

твердость и гордость и обходит Хосока, слегка задев плечом и спешно
двинувшись к кассе. Юнги бы и эту капусту бросил, лишь бы скорее сбежать и
оказаться подальше от альфы, но нет. Этого требует его ребенок, и Юнги ему
это даст, а на всяких отцов, ломающих жизни, плевать. Только ради того, кто
прячется под школьной рубашкой, выявляя себя уже совсем немного заметной
выпуклостью, Юнги будет стоически держаться.

Хосок хочет подорваться следом, схватить за руку, развернуть к себе и все

излить, оправдаться, вымаливать прощение, но понимает, что сейчас сделает
только хуже. Да и не при всех же выяснять отношения. Юнги и слушать не
станет. Кажется, он даже присутствия Хосока уже не терпит, о чем тут
говорить? Больно, но заслуженно.

Чон все-таки берет то, за чем приехал в магазин, и выходит на улицу, вдохнув
свежий воздух, немного рассеивающий тяжесть мыслей в голове. Он закуривает,
зажав фильтр в уголке губ, и идет к ждущему его на парковке белому рэндж
роверу.

Да, снова пытался следить.

Да, ему снова нужно выпить и как следует подумать.

Да, Хосоку необходимо вернуть Юнги.

За окном вечереет. Мрак сливается со вспыхивающими огнями города где-то

вдалеке. Внизу шумит и плавно течет себе жизнь, а в гостиной, окутанной
теплым светом, витает абсолютная тишина, сжимающая стенки мозга своим
бесшумным звоном, застрявшим в ушах.

Тэхен сидит на диване, прижав к груди колени и смотря в пустоту. В их с

Джиханом комнате сидеть хочется меньше всего. Там все напоминает об альфе,
все пропитано им, хотя и здесь не лучше. Каждая вещь, что цепляет взгляд,
напоминает о том, как он был груб, как рвал одежду на его теле, оставляя
тряпками на полу по пути в спальню, как заставлял кричать и сопротивляться.
Все бесполезно. Тэхен в джихановом плену, и это навсегда.

Омегой завладевает самоуничтожение. Оно медленно расползается и покрывает

все и внутри, и снаружи мелкими трещинами. Тэхен боится рассыпаться прахом,
но в то же время искренне этого жаждет. Так было бы легче. В первую очередь
ему самому. Что от него осталось сейчас? Пустая оболочка, и та оставляет
желать лучшего, вот только Джихана, единственного довольного всей этой
ситуацией, это не волнует.

Тэхен оставил свое сердце в руках у Чонгука. Наверное, от него уже ничего и не
осталось, ведь ему оно тоже не нужно. Внутри у него остался лютый мороз,
замораживающий душу. Чуть тронь, и она рассыплется на льдинки. Мысли о
Чонгуке медленно и верно уничтожают, но Тэхен с усердием мазохиста все
продолжает возвращаться в то счастливое время, где пылала любовь, сжигая их
457/670
обоих. Тэхен наказывает сам себя, отчетливо вспоминая каждую деталь их
сладкого сна, которому пришел конец. Он вспоминает, как касался пальцами
согревающей улыбки Чонгука, как ловил ее своими губами и тихонько
посмеивался, когда альфа рычал шутливо, не имея терпения, чтобы скорее
завладеть желанным телом.

Знай, что ты потерял из-за своего молчания. Из-за страха, завладевшего

разумом.

Пару дней назад он порезался о взгляд Джина в университете, который,

несмотря ни на что, нужно посещать. Тэхен тогда и понял: на него так смотреть
будут и остальные. И Чимин, и Хосок, и тем более Юнги. Он зачем-то еще
пытался подойти к Джину, получая глубокие порезы от молчаливых
разочарованных глаз, и все-таки подошел с до смешного глупым намерением
объяснить, что никому из них он плохого не желал. И вправду, не желал, но так
вышло, иного выхода не было. Джин слушать не стал, прервал сразу же, стоило
Тэхену открыть рот, говоря неожиданно ожидаемое:

«Я не могу простить своего любимого, а тебя — тем более».

Тэхен получил еще один заслуженный удар, но на что он рассчитывал при таком
несчастливом исходе? А Джин, просверлив его взглядом еще секунду, просто
прошел мимо, оставляя Тэхена одного со своей неподъемной виной, которую сил
на себе волочить уже просто нет. Джин испытывает то же самое, что и Чонгук,
находится в той же позиции. Любил и так жестоко потерял. Столкнуться с кем-то
другим из людей, что стали Тэхену семьей, будет катастрофично. Его
переломает окончательно. Ему остается как сумасшедшему жить в своем
скрытом от лишних глаз мире, где Чонгук рядом и не мечтает его уничтожить.

Тэхен не обращает внимания на то, как Джихан возвращается, выдав себя

негромким звуком открывшейся входной двери. Омега инстинктивно еще глубже
в себя зарывается, жмуря глаза и видя под веками один лишь образ любимого.
Его болезненное утешение, его неспокойное спокойствие.

— Сегодня такой суетливый день, — начинает Джихан, входя в гостиную уже с

бутылкой коньяка и стаканом в руках. Его грубый низкий голос, словно гром
среди ясного неба. Ему на раз удается рассеять призрачный образ, заменяя его
своим, настоящим.

Тэхен поджимает губы и съеживается, чувствуя на шее обжигающее дыхание, а

следом плавящий кожу поцелуй.

— Но теперь я полностью свободен и могу уделить время своему омеге, —

шепчет Джихан, скользя ладонью по плечу Тэхена вниз и покрывая медовую
шею короткими поцелуями. Тэхен внезапно дергается и сталкивается взглядом с
черными глазами альфы. Тот ухмыляется и лижет губу, на которой остается
сладкий привкус тэхеновой крови. — Что же ты? Все скорбишь по своей
фальшивой любви? — хмыкает с полуулыбкой До, наливая себе в стакан коньяка
и сразу же делая глоток. Горло обжигает приятная горечь.

Тэхену хочется рассмеяться. Фальшивка — это их с Джиханом односторонняя

игра в отношения, на которую Тэхен плевать хотел.

Он молчит, отвернувшись и уставившись в окно. Джихан снимает свой пиджак,

458/670
закатывает рукава белоснежной рубашки и присаживается на кресле, закинув
ногу на ногу и держа в пальцах стакан с коньяком, переливающимся золотом на
свету.

— Кончай, Тэхен, ты с самого начала знал, к чему все это приведет, — лениво
говорит Джихан, закатив глаза. — Не заставляй меня снова применять насилие,
как в прошлый раз. Я все еще не могу поверить, что ты меня так жестоко
подставил, — осуждающе хмыкает альфа, покачав головой и не сводя с омеги
пристального взгляда.

— Я сделал бы это снова, — бесцветным голосом отвечает Тэхен, кинув на альфу

ненавидящий взгляд. До его игнорирует. Или делает вид. Меньше всего ему
хочется видеть ненависть, адресованную ему, но это вопрос времени.

— Ты мог потерять отца, — Джихан отпивает алкоголь и лижет губу, опуская на

дно стакана задумчивый взгляд. — Так бездумно… Я не убил его лишь потому,
что партнерство с ним мне сейчас очень полезно. Но дай еще один повод, и меня
уже ничто не остановит, — скалится альфа, подмигнув Тэхену.

— Ты солгал мне. Ты собирался убить Чонгука, — Ким старается звучать твердо,

но от произнесенного вслух любимого имени голос слегка дрожит, и вдруг снова
хочется расплакаться. Но точно не перед Джиханом.

— Собирался, — согласно кивает До. — Только в следующий раз ты мне не

помешаешь, — пожимает он плечами, осушив стакан и отставляя его на столик.
— Ты действительно подумал, что по твоей просьбе я стану менять свои планы и
щадить Чонгука? Ты чертовски глупый и наивный, — сухо усмехается альфа.
— Друг друга стоите.

— Ни сейчас, ни в будущем, я не позволю тебе его тронуть, — выплевывает

Тэхен и подскакивает с дивана, направляясь к лестнице, но Джихан, сразу же
оказавшийся рядом, грубо хватает его за руку и тянет на себя, не позволяя
сдвинуться с места.

— Полегче, куда ты геройствуешь, глупый, находясь в моих руках, — шепчет До,

касаясь губами уха омеги, замершего в его крепких руках. — Ты и шагу сделать
не посмеешь, если я не разрешу. Так что будь послушным мальчиком, сними уже
траур и радуйся новой жизни, которую я собираюсь бросить к твоим ногам.

— Мне не нужно это, — сдавленно шепчет омега и резко дергается в попытке

вырваться, но хватка Джихана становится крепче.

— Сейчас не нужно, но совсем скоро ты заговоришь по-другому, — Джихан

обвивает его руками и спускается к бедрам, оставляя за ухом омеги поцелуй.
— А теперь готовься вернуться на улицы, ты мне там пригодишься. Побудешь
моими глазами и ушами среди гонщиков.

— Даже не подумаю, — хмыкает Тэхен, вырвавшись из рук альфы, ослабившего

хватку. — Сам разбирайся, я больше ни в чьем убийстве участвовать не
собираюсь, — шипит он, твердо шагая к лестнице.

— Я видел Чонгука, — вдруг говорит Джихан, все так же стоя внизу у лестницы
и сунув руки в карманы брюк. Тэхен замедляется, вцепившись пальцами в
перила, но не оборачивается, ждет, чем кольнет его альфа. — Отзывался о тебе
459/670
не очень лестно, — хмурится До, покачав головой, делает короткую паузу.
— Шлюхой назвал, — у Тэхена в голове рушатся последние светлые
воспоминания, а сердце распадается на частички пыли. Джихан как будто бы
специально это говорит, упиваясь тэхеновой болью. — В нем никакого
воспитания. Разве Чонгук заслуживает тебя? — спрашивает Джихан, смотря на
Тэхена снизу вверх. Тот молчит, словно язык проглотил, а в глазах собираются
едкие слезы. Джихану не нужно видеть его лицо, чтобы понять, как ранят эти
слова. Как ранят Чонгука слова.

«Это я его не заслуживаю».

— Позволь мне показать, чего ты заслуживаешь, — слышит за спиной Тэхен.

Так и не обернувшись, он быстро поднимается наверх, глотая новый поток слез.

Джихану не хочется верить, но в этот раз — чистая правда. Тэхен — шлюха,
Чонгук подобрал ему идеальное описание. Самому от себя противно, но от себя
не убежать, только волочить за собой свою же растоптанную душу без всякого
смысла.

Тэхен себя ненавидит еще сильнее.

Юнги сидит на маленьком стульчике перед своим доджем, что выглядит теперь
как новый. Он сверкает в свете одинокой тусклой лампы гаража темным
серебром с черной полосой по центру, расширяющейся ближе к тонированному
лобовому стеклу. Работа над этой машиной, наконец, закончена. Юнги даже не
верится, что он смог это сделать в одиночку, да еще и в своем положении, но он
справился, поставив ржавый кусок металла на колеса. Его прошибает гордость,
а на губах играет довольная удовлетворенная улыбка. Руки чешутся скорее
сесть за руль и махнуть навстречу холодному ветру по длинной трассе. Как
будто вечность не ощущал этого, а в этой машине эмоции совсем другие, словно
более острые и яркие, и вся она живая, все понимает и чувствует. Юнги в
предвкушении.

Теперь заработок на улицах имеет двойную важность и еще большую

необходимость. Деньги нужны для лекарств папе и на будущее ребенка. Если
ему дано родиться, то он не будет хотя бы в чем-то нуждаться. Все необходимое
Юнги ему даст, уже сейчас начиная копить деньги и добавляя их к прошлым
выигрышам. А жажда скорости, она будет всегда преобладать, идти впереди
нужды в деньгах. Этого не отнять, не вырвать с корнем. Это проросло в Юнги
очень глубоко, навсегда.

Он сидит так, созерцая свое создание, уже полчаса, не может оторваться,

смотря на это великолепие в чистом виде. Отец был бы горд, и от этой мысли
радости только прибавляется. Неосознанно в голову проскальзывает мысль о
том, что и Хосок, наверное, был бы очень горд. Даже Чонгук остался бы с
разинутым ртом, увидев эту прелесть. Но так болезненно перед глазами
появляется легкая улыбка его альфы, а в карих глазах его поблескивает та
самая гордость в переплетении с восхищением.

После той встречи в магазине Юнги снова не спал всю ночь, посвятив ее слезам
и воспоминаниям о прекрасном прошлом, в котором не было и намека на такой
исход. Хосока в супермаркете хотелось избить, наорать так, чтобы голос
460/670
сорвало, а еще хотелось прижаться к нему крепко-крепко и просить никогда не
отпускать. Страх быть отвергнутым сдержал его, дал пощечину в виде гордости,
которую омега чуть не забыл перед тем, кто растоптал его любовь, его чувства,
его жизнь. Юнги ее теперь собирает по осколкам и склеивает, потому что нужно
жить дальше, и есть, ради кого.

После той встречи Юнги много думал в перерывах между слезами. К утру он
уснул с мыслью о том, что пора смириться. От Хосока он больше никогда не
дождется какого-то шага, и в этом наивном ожидании будет лишь хуже себя
чувствовать. Загибаться, ломаться. Не стоит. Всю нерастраченную любовь к
Хосоку он отдаст его сыну.

Юнги внезапно подскакивает со стула, распахнув глаза, в которых загорелся

озорной огонек. Он смахивает печальное наваждение и буквально вспыхивает,
как яркая звезда на темном небе. Приложив руки к животику, скрытому мягкой
тканью белой футболки, он широко улыбается и тихо, с энтузиазмом,
переполнившим его, говорит, обращаясь к малышу:

— Ты же со мной еще не катался? Сейчас я покажу тебе настоящую скорость.

Надеюсь, ты, малыш, к этому готов, — хихикает Юнги, буквально подлетая к
готовому для заездов доджу.

Он садится в машину, закрывая за собой чуть скрипнувшую дверцу, и, вставив

ключ в зажигание, поворачивает его. Гараж заполняется ревом дикого доджа
челленджера.

— Держись там, папочка устроит тебе тест-драйв.

Огненная лаферрари, тихонько мурча, подъезжает к стартовой полосе. Гиперкар

окружила шумная и уже находящаяся под градусом толпа, ждущая зрелища.
Это обычная гонка, каких сотни было и будет еще, но сегодня люди особенно
шумны и активны. Реками льется алкоголь, не имея ни начала, ни конца, вокруг
стоит дым от выхлопных газов и сигарет, наверняка, не совсем простых. Пахнет
дурманом и сладким тягучим предвкушением сумасшедшего заезда. Сейчас,
когда на дорогах напряженная атмосфера, а гонки стали редким явлением,
люди впитывают в себя каждый ее момент. Начало праздника всегда будоражит
не меньше самого праздника, а у такого еще и конец взрывной. Впереди долгая
и насыщенная ночь.

Тэхен останавливается за стартовой линией в левом краю дороги. Несколько

секунд он сидит в тишине салона, когда движок отключается, и сминает
пальцами руль, собираясь с силами. Глубоко вздохнув, Тэхен поднимает крыло
феррари и выходит, поправляя огненные волосы коротким движением пальцев.
На него мгновенно обращаются любопытные взгляды. Люди присвистывают,
выкрикивают его имя, кто-то даже напутствует. Некоторые омеги смотрят
критично, оценивающе, и хмыкают себе под нос, наверняка завидуя, а может,
сочувствуя. Тэхен на секунду теряется, но виду не подает. Он ожидал
осуждающих, ненавидящих взглядов, что сожгут его одним махом, но все с
точностью до наоборот. Люди рады его видеть. В их глазах азарт и веселье,
дикое любопытство и нескончаемое предвкушение.

Рядом уже стоят четыре автомобиля соперников, ждущих гонку. Кто-то сидит на
461/670
капоте в окружении своей банды, пьет пиво и громко смеется, не испытывая ни
капли волнения перед заездом, кто-то зажимает соблазнительных омег, чуть ли
не беря на капоте своей тачки, а кто-то проверяет авто на наличие неполадок,
которые могут подвести во время гонки.

Каждый из них уверен в своей безоговорочной победе.

До тех пор, пока в центре спешно расходящейся в стороны толпы не появляется

черный кенигсегг агера.

Сердце Тэхена буквально пропускает несколько ударов, чуть ли не

останавливается. Люди кричат еще громче, ликуют, увидев истинного короля
столичных дорог, тянут к агере руки, как к божеству, и забывают об остальных
участниках гонки, обращая все свое внимание на одного лишь Чон Чонгука.
Гонка обещает быть интересной.

Чонгук выходит из автомобиля с сигаретой, зажатой в зубах. На нем красная

кожанка, под которой черная футболка, подчеркивающая каждую мышцу груди,
обтягивающие крепкие бедра джинсы и тяжелые кожаные ботинки. Точно образ
из прошлого, заставляющий Тэхена выпасть из реальности на какой-то миг. Это
отдаленно похоже на первую их встречу. Тогда Чонгук так же сиял,
наслаждаясь людскими возгласами и вновь вознося себя на трон после
вынужденной годовой отлучки. Тогда он был свободен от всего, полностью
принадлежа дорогам. Тогда он не знал любви и ее горечи.

Чонгук довольно улыбается, пожимает знакомым руки, с кем-то перекидывается

парочкой фраз. И тут случается то, что выбивает из Тэхена воздух. Душу. Жизнь.
К Чонгуку подходит какой-то миловидный рыжеволосый омега, сразу же
оказываясь в плену рук альфы. Эти руки, что еще совсем недавно блуждали по
тэхенову телу, обещая никогда не отпускать, теперь скользят по чужому
изящному телу, останавливаясь на пояснице. Чон берет сигарету в пальцы и
выдыхает дым в приоткрытые губы омеги, а после накрывает их животным
поцелуем.

Тэхен отворачивается, прежде столкнувшись с черными, как бездна

засасывающими глазами, и садится в свою машину. Ему так хочется
расплакаться, разрыдаться в голос, рвать на голове волосы и биться в истерике.
Казалось, хуже быть не может, но Чонгук охотно демонстрирует Тэхену новый
кошмар. В любимых глазах ненависть и отвращение, в них огонь, точно из
самого Ада. В чонгуковых глазах предупреждение бежать, пока не поздно. Ни
капли тех чувств, что были прежде.

Тэхену бы уехать отсюда подальше, забиться в углу и молчаливо захлебываться

в своей боли, лишь бы не видеть, как рядом с Чонгуком находится другой.
Больно до невыносимого, но чего еще Тэхен заслуживает после своего
молчания? Он спал с другим за спиной Чонгука, и не имеет теперь значения, что
был вынужден. Смотрит теперь, задыхается от обиды, хотя обиженным должен
быть Чонгук.

Бежать? Нет.

Дороги остаются дорогами, и правила никто не отменял. Тэхен примет бой,

примет на себя все удары, но не отступит, как бы больно ни было, и дело вовсе
не в Джихане, что заставил участвовать в гонке. Как будто знал, что тут будет
462/670
Чонгук, что одним своим присутствием вспарывает все раны.

Агера подъезжает к стартовой полосе, становясь в правом конце линии. Тэхен

отворачивается к дороге и жмет кнопку зажигания, обхватывая руль обеими
руками.

Чонгук заставляет кенигсегг агрессивно рычать, вселяя в соперников страх и

ужас, напоминая о том, кто на этих дорогах хозяин. Его снова жрет злость, а
удержать себя почти невозможно. Какого черта Тэхен здесь делает? Как посмел
после того, что творил? Его появление на заезде равносильно появлению черных
американок. Наверняка не так просто здесь, и решил поиграть в палача, чтобы
забрать сегодня чью-то жизнь. А может, жизнь Чонгука? Альфа нервно
ухмыляется и смотрит твердо вперед, сминая пальцами руль в нетерпении.
Чонгук ему не позволит испортить гонку. Если надо будет, перевернет его тачку
и не шелохнется.

Он раскручивает двигатель, стиснув челюсти, и смотрит только вперед. Его

охватывает азарт, граничащий с безумием и злостью, а все это подпитывается
жгучей ненавистью. Взрывоопасный коктейль.

Грид-герл дает старт. Шесть автомобилей срываются с мест, словно ракеты, и за

секунду улетают далеко вперед. Лаферрари сразу оказывается на первой
позиции. Чонгук давит на газ и ускоряется, подбираясь к Тэхену сзади. Он
сверлит красный гиперкар взглядом, борясь с ураганом, растущим внутри.
Ненависть увеличивается втрое. Тэхен все усугубил, посмев появиться на гонке.

В этот раз соперники дышат в затылок, сжимают по бокам, не давая вырваться.

На дорогах остались сильнейшие. Чонгук хмыкает и резко выруливает влево,
стряхнув с хвоста оранжевую мазду. Красная феррари, словно красная тряпка.
Чонгук видит перед собой только ее, как единственную цель, которую нужно
устранить. Тэхен не сдает позиций, лидируя с самого старта и все еще держась
на первом месте. Чонгук хмыкает. Он не удивлен, все тачки, принадлежащие
Джихану, напичканы усовершенствованными технологиями.

Впереди виднеется мост, не освещенный ни одним фонарем. Там сплошная тьма.

Чонгук оглядывается, отмечая расстояние между соперниками, и резко давит на
газ, дергая пальцем веточку за рулем и повышая скорость.

Тэхен летит вперед, стараясь не думать о том, что происходит сзади, но взгляд
то и дело падает на зеркало заднего вида, в котором мелькает черная агера, как
смерть, идущая по его душу. Чонгук не отстает, но и не обгоняет. Тэхен уверен,
что он с легкостью мог обогнать его уже давно, но почему-то продолжает
следовать сзади. Это настораживает, но Тэхен отмахивается от ненужных
мыслей и отворачивается к дороге, продолжая движение.

Кенигсегг в один рывок оказывается в полуметре от феррари. Чонгук поджимает

губы в тонкую линию и выравнивается с красным гиперкаром, повернув голову и
заглядывая в большие ореховые глаза. Тэхен чувствует, как по телу
прокатывается дрожь, а на кончиках пальцев собирается холодок. Он смотрит в
любимые глаза растерянно, загипнотизировано, и не сразу чувствует, как его
машину слегка тряхнуло. Он в панике вцепляется за руль и резко выворачивает,
пытаясь удержать внезапно утерянный контроль.

Чонгук бьет феррари в бок, не прикладывая много усилий, чтобы обе машины не
463/670
улетели с моста, и вырывается вперед. Он смотрит только вперед, не разрешая
себе обернуться и узнать, что происходит сзади. Какое ему дело до предателя,
что таким же образом уничтожил кучу человек? Жалеть Тэхена не за чем. Пусть
пожалеет о том, что появился на этой гонке. Что появился у Чонгука на глазах.

— Почувствуй себя на месте тех, кого вы убили, — рычит Чонгук сквозь

стиснутые зубы и давит на газ до упора.

К финишу черный кенигсегг приезжает первым. Сразу за ним четверо остальных

гонщиков. Кроме Тэхена.

Чонгук выходит из машины с довольной улыбкой на губах и утопает в овациях.

Его имя скандируют, его возвышают до небес, ему молятся и его безумно хотят.
Люди облепляют агеру и тянутся к победителю. Сегодня его ночь.

Чонгук входит в черную дыру под радостные вопли толпы и сразу же

опрокидывает в себя предложенную рюмку рома. Омеги лезут со всех сторон,
желая заполучить внимание лучшего гонщика. О его разрыве с Тэхеном в курсе
уже каждый, но о причине знает лишь семья. На освободившееся место метит
чуть ли не каждый омега в столице. Это напоминает прошлое. После каждой
выигранной гонки — праздник, бесконечное веселье и длинная ночь, полная
наслаждения. Чонгук к этой фазе обязательно подойдет, но чуть позже. Сейчас
нужно выпить, покрыть маленький комок тревоги внутри туманом.
Предательские мысли то и дело возвращаются к мосту, на котором, возможно,
остался Тэхен. Чонгук зол втройне, но не подает виду. Ему нет дела до омеги,
что вонзил ему в спину нож. Пусть теперь получит свое.

Он проходит к барной стойке и берет виски. Вокруг знакомые, вокруг горячие

омеги, к которым Чонгук уже начинает присматриваться. Ему на эту ночь нужен
лучший. Семьи здесь нет, и, наверное, так даже лучше. Показываться в таком
виде перед ними альфа не хочет. Не тот случай.

Чонгук закуривает и разворачивается к танцполу, держа в руке стакан с

янтарной жидкостью. Алкоголь ударил в голову, окутал тело приятным теплом.
Все ненужное скрыто в густом тумане и не будет мешать долгие часы. К Чонгуку
подходит блондинистый стройный омега с пухлыми розовыми губами, и встает у
стойки, прислонившись к ней локтями. Чонгук выпускает сигаретный дым и
поворачивает к нему голову, окинув оценивающим и заинтересованным
взглядом. Уголок губ поднимается вверх.

— Принцесса потерялась? — спрашивает Чонгук, стряхнув пепел и зажимая

сигарету в зубах. Омега слегка улыбается и поворачивается к альфе со стаканом
мартини в пальцах. Пухлые губы обхватывают трубочку, неторопливо всасывая
напиток, а глаза пристально смотрят в чонгуковы. Блондин лижет кончиком
языка верхнюю губу и вскидывает бровь.

— Принцесса потеряла принца, — ухмыляется он, вновь припадая к трубочке

губами. — Но теперь, кажется, нашла.

— Не нашла, принцы и рыцари тут не водятся, — улыбается Чонгук, выпустив

дым и глотнув виски.

— Что ж, плохие персонажи мне тоже по вкусу, — шепчет блондин,

приблизившись к губам Чонгука и ловко скользнув меж ними языком. Альфа
464/670
перехватывает его и прикусывает, вжимая омегу в себя и увлекая в глубокий
поцелуй.

— Конец такой сказки тебе не понравится, — шепчет Чонгук в чужие губы и

довольно скалится.

Ему кажется, что разум в конец помутнел, когда до него доходит цветочный
аромат, затерявшийся в сотне других. Альфа замирает и отрывается от
блондина, поворачивает голову к танцполу и принюхивается, проклиная этот
ненавистный запах, но слепо к нему двинувшись. Растерянный омега смотрит
Чону вслед с полным непониманием, но остается у стойки, вновь присасываясь к
трубочке. Чонгук идет через толпу, вглядываясь в каждого, ловя цветочные
нотки, едва ощутимые среди массы других запахов. Вокруг полумрак и
фиолетовое свечение, сменяющееся синим. Чонгук чувствует на себе чужие
руки, но не обращает внимания, продвигаясь дальше. Он выходит из толпы и
впечатывается взглядом в того, кто поманил его своим ароматом, как русалка
рыбака. Только случай другой. Русалка напоролась на акулу к своему несчастью.

Уходи.

Тэхен застывает на месте и не может сдвинуться, словно его приварили к полу.

Чонгук за долю секунды оказывается перед ним и грубо впечатывает в стену
неподалеку возле уборной.

— Какого хуя ты здесь забыл? — рычит он, съедая сжавшегося Тэхена одним
своим диким взглядом. — Как ты, сука, посмел гоняться? Что, До послал
разобраться со мной?

— Чонгук… — Тэхен жмурится и давит комок в горле. Чон держит его крепко и
грубо, плюя на то, что причиняет боль. Это уже не тот Чонгук, и виноват в этом
Тэхен. — Я не собирался никого…

— Не ври мне, — обрывает омегу Чон, сжав пальцами его подбородок и

заставляя смотреть на себя. — Ты так просто ничего не делаешь, мы это уже
выяснили. И ты зря здесь появился, — Чонгук едва сдерживает себя, чтобы не
удушить омегу прямо тут, но руки чешутся от желания, которому противостоять
все труднее. — Они разорвут тебя голыми руками, если узнают, к чему ты
причастен, — говорит альфа, кивнув на толпу за своей спиной. — Но я не отдам
тебя им, — Чонгук слегка хмурится и проводит большим пальцем по губам
омеги. — Я сам с тобой буду разбираться.

— Позволь мне уйти, Чонгук, — шепчет Тэхен, найдя в себе силы, чтобы
взглянуть в глаза, в которых осталась только ненависть. — Я больше не
попадусь тебе на глаза, клянусь…

— Взбесил меня и собрался уйти безнаказанным? — нервно смеется Чонгук.

— Нет, так не пойдет, сука, — качает он головой и резко хватает Тэхена за
локоть, двинувшись к выходу из дыры и волоча его за собой. — Я предупреждал.

Так просто он его не отпустит.

— Чонгук, пусти, прошу тебя, — просит Тэхен, глотая слезы. Чонгук вталкивает
465/670
его в комнату какого-то мотеля и захлопывает дверь. В его глазах сплошной
холод, до него не достучаться. Тэхену хочется плакать, но он не разрешает себе,
потому что не имеет права лить слезы и строить жертву.

— К чему разговоры? Мне вот они больше не нужны, — недобро скалится

Чонгук, схватив омегу за шею и притянув к себе. Тэхен цепляется за крепкие
руки, но не пытается ослабить хватку. Пусть Чонгук его прямо тут задушит и
уйдет с чистой совестью. — Мне твой голос мерзок, постарайся не кричать.
Громко.

— Чонгук, постой, не… — альфа больно прикладывает его спиной о стену и

затыкает поцелуем, больше похожим на терзание. Такого у них никогда не
было. Никогда не было боли. Чонгуком движет алкоголь и ненависть. Тэхен
мычит в поцелуй, пытается отвернуться, но альфа пальцами берет его за
подбородок и фиксирует голову, не позволяя сдвинуться.

Чонгук не помнит себя, не слышит своих мыслей и тихий голосок где-то в

глубинах сознания, просящий остановиться. Ему хочется сломать, как сломали
его любовь, ему хочется мстить за свои растоптанные в луже грязи чувства. Он
прокусывает губу Тэхена, слизывает брызнувшую из раны кровь и пьет ее, как
яд, больше она не кажется сладкой. Она горькая, едкая.

Тэхен скулит, не в силах что-то сделать, и тем более не в состоянии вразумить

Чонгука. Он его только сильнее разозлит, как бы ни поступил. Руки альфы
тянутся к длинной шелковой футболке омеги и хватают за края, дергая вверх.
Тэхен мычит в поцелуй, пытается оттянуть футболку вниз, но тщетно, Чонгук
сильнее. Он разрывает поцелуй, одним рывком оставляет омегу без футболки.
На миг Чон замирает, оглядывая когда-то любимое тело, и сухо ухмыляется. На
Тэхене все в следах Джихана. Каждая его метка разжигает огонь внутри
Чонгука еще сильнее. Тэхен жмется к стене, опустив голову, не в силах смотреть
в глаза, где снова что-то ломается из-за него. Слезы прорывают дамбу и
беззвучно текут по щекам, только Чонгук им не поверит.

— Шлюха во всей своей красе, — нервно усмехается альфа, окинув Тэхена

презрительным взглядом. — Так давай опробуем тебя так, как и нужно, а то
зачем-то в чувства играли. Шлюхам ведь они не свойственны.

Чонгук хватает Тэхена и бросает на постель, встает у изножья и начинает

расстегивать ремень на своих джинсах. Омегу прошибает мелкая дрожь, его
лихорадит то ли от страха, то ли от унижения, то ли от ненависти к себе. От
всего вместе. Он пытается отползти назад, подальше от Чонгука, но тот грубо
хватает его за щиколотки и тянет на себя.

— Чего ты ломаешься, работу свою забыл? — рычит Чонгук, нависая сверху.

— Чонгук… — тихо скулит омега, мотая головой и жмуря глаза, утонувшие в

слезах.

— Заткнись, я сказал тебе молчать, — обрывает его альфа. Тэхен чувствует, как
влажную от слез щеку обжигает пощечина.

И это хуже. В миллиарды раз хуже того, что делает с ним Джихан. После него
есть шанс собраться, и крупицы сил остаются, чтобы просто глаза открыть.
Джихан, словно гурман, лакомится его душой и телом медленно, с
466/670
наслаждением, смакуя каждый кусок. Чонгук рвет голыми руками и медлить не
собирается. Он уродует душу так, что после она даже не срастется, не
восстановится. Он убивает беспощадно. Отрезвляет пощечиной, показывая
Тэхену его истинное место. Место дешевой подстилки в первом попавшемся
мотеле на одну ночь.

Чонгук буквально рвет на нем одежду, а вместе с ней и тело, и ту самую

ничтожную душу. Он не голодный зверь, он обозленный, оскорбленный хищник.

Он разворачивает Тэхена к себе спиной и ставит на колени. Нет сил ему в глаза
смотреть. Чонгук бы вырвал их, они все равно пусты, полны фальшивых чувств, и
это то же самое. Нет сил видеть его лицо, с которым связаны лучшие
воспоминания. Теперь они омраченные, приносящие только боль. Чонгук бы все
отдал, лишь бы стереть их из памяти. Лишь Тэхена никогда не знать.

Он не слышит тихие мольбы Тэхена, не видит, как он царапает ногтями

простынь, задыхаясь от боли. Чонгуку своей хватает. Он сплевывает на свою
ладонь и размазывает слюну по всей длине члена, думая только о своем
удобстве. Шлюха наверняка готова. Он разводит руками его половинки и входит
одним грубым толчком во всю длину. Тэхен кричит, но не от физической боли.
Он жмурится до бликов перед глазами и вгрызается зубами в свое запястье.
Чонгук его слышать не хочет.

— Так ты привык? Так? — рычит альфа, делая резкие толчки. Песочная кожа под
крепкой хваткой чонгуковых пальцев начинает краснеть и синеть, но его это не
останавливает. — Сказал бы сразу, — цедит он, стиснув челюсти, и двигается
грубее.

Вся простынь под лицом Тэхена мокрая от слез, а на прикушенном запястье

появляются рубиновые капли крови. Каждое слово Чонгука ранит подобно
огнестрелу, каждое слово сжигает его живьем, заставляет корчиться от
сумасшедшей боли. Она у Тэхена распространилась по всему телу. Сзади все
горит, Тэхену на миг кажется, что там происходят разрывы. С ним так не
поступал даже Джихан, но какая разница? Тэхен заслужил.

Заслужил быть униженным, как шлюха.

Чонгук вбивается в него в бешеном темпе, буквально натягивает на себя и

выливает всю свою злость. Тэхен мысленно кричит, что любит, по-настоящему
любит, что пусть весь мир вокруг будет фальшивым, прогнившим от съедающей
его лжи, но только не его любовь к Чонгуку.

Тэхен кричит, но Чонгук не слышит.

По комнате, в которую проникает свет одинокого уличного фонаря, разносятся

звуки шлепков и хлюпанья смазки со сбитым дыханием в сочетании. В ней
молчание и крик сломленных душ, тянущихся друг другу. Одна желает
разорвать, другая — исцелиться. Спастись.

Чонгук хватает Тэхена за алые волосы и грубо дергает на себя, прижимаясь

горячей влажной грудью к его спине.

— Джихан так тебя дерет? — шипит он на ухо омеги и больно кусает за хрящик,
выбивая из Тэхена болезненный стон. Тот жмурится, а из уголков глаз текут
467/670
ручьи слез. Он приоткрывает рот и жадно хватает воздух, хотя с удовольствием
бы задохнулся. — Я бы убил тебя, уничтожил, но руки в твоей крови марать не
хочу, — шепчет Чонгук, грубо вдалбливаясь в его тело в сбивчивом темпе.
Бесконтрольно. Безумно. — Ненавижу. Я тебя ненавижу.

«Люблю. Больше жизни люблю», — мысленно отвечает Тэхен и до боли кусает

губу, только бы не произнести вслух. Только бы не разрыдаться.

Тэхен снова прижат к матрасу. Он молит о конце, хоть и знает, что не достоин.
Чонгук его наказывает, с каждым грубым толчком, с каждым словом,
вспарывающим кожу. Пусть Тэхен все прочувствует, пусть все слушает и
впитывает в себя, чтобы никогда не забыл, к чему приводит жестокая ложь.
Плевать, не имеет значения, что вынужденная. Теперь ничего не важно.

Чонгук ускоряется, подходя к разрядке, не принесшей ни капли удовольствия.

Он держит Тэхена за талию и прижимает к себе, с рыком вгрызается зубами в
его шею и кончает, изливаясь прямо в него, но не останавливается. Он ослеп, не
видит с тех пор, как столкнулся со своим проклятьем, когда-то бывшим
любовью. И он сам превратился в чудовище. В того самого плохого персонажа.

Он размыкает зубы прежде, чем поставить метку, совершить ошибку и сделать

лживую шлюху своей навсегда. Никогда, ни за что. Чонгук откидывает голову
назад и тяжело дышит, слизывая с губ чужую кровь, подавляя желание
сплюнуть ее, только бы не травиться. Вот только он давно уже отравлен ею.

В пьяном дурмане, застелившем сознание, Чонгук не осознает, что допустил

сцепку. Мольбы Тэхена остановиться не услышал, или просто блокировал. Его
голос и вправду мерзок. Этот голос ему врал. Верить ему нельзя, слышать его
невозможно.

— Лучше бы ты разбился, — хрипло говорит Чонгук, бросив взгляд на Тэхена,

свернувшегося калачиком на краю постели, и выходит из номера мотеля.

Тэхена бьет крупная дрожь, он обнимает себя руками и прижимает колени к

груди, уставившись стеклянным взглядом куда-то перед собой. За окном
начинает рассветать, только небо не окрашено ярким оранжевым взрывом. Оно
серое, не предвещающее ничего светлого и хорошего. Тэхен поворачивает
голову и утыкается лицом в подушку, вцепившись пальцами в ее края. Он
надрывно кричит, не слыша собственных мыслей. От него теперь ничего не
осталось.

Да. Лучше бы разбился.

Чонгук сует меж губ фильтр сигареты и прикуривает, прикрыв ладонью огонек
зажигалки. Утро холодное, ветреное. На пустынных улицах нет даже
проезжающих автомобилей, словно все вымерло в одно мгновение. Чонгук
делает глубокую затяжку, заполняя легкие горьким едким дымом, и идет на
парковку, где возле нескольких других машин стоит агера. На часах четыре
утра, а в душе кромешный мрак, непроглядная холодная ночь. На кончиках
пальцев все еще ощущается тепло тэхеновой кожи, перед глазами застыл его
образ, так не похожий на их светлое прошлое. От этого Тэхена осталась тень, и
Чонгук не понимает, что тому причина. Он должен цвести, как его яркий аромат,
а Тэхен словно увядает, не подпитываемый солнцем и водой. Чонгук ни черта не
понимает, но внутри почему-то пусто. Никакой легкости, никакого наслаждения,
468/670
никакого ликования. Злость не вылил, а приглушил, боль не рассеял. Подавил.

Он садится в машину и откидывает голову на спинку сидения, закрыв глаза. В

зубах тлеет сигарета, ее дым застилает салон серым туманом. Почему стало
хуже? Почему легче было бы увидеть смерть Тэхена, чем его сгорбленную спину
с выпирающими позвонками и дрожащие хрупкие плечи?

Почему на душе так хуево?

Чонгук воет подбитым зверем и бьет по рулю. Сигарета больше не успокаивает.

Она, бесполезная, падает на асфальт через приоткрытое окно и медленно
дотлевает. Чонгук заводит машину и подрывается с места, выруливая на дорогу
и набирая скорость.

Почему от образа поломанного Тэхена у самого внутри все ломается?

469/670
Примечание к части june - white lies ft.warpwhistl (prod.born hero)

только будь рядом

Тэхен не помнит, как приходит домой. Не туда, где он разделяет

постель с Джиханом, а к себе домой, туда, где еще хранятся приятные
воспоминания. Только теперь и они стали пылью. Омега добрался на автобусе,
на котором лет сто не ездил уже. Возвращаться за машиной не было сил и
желания, и видеть ее не хочется. Она тоже вся пропитана воспоминаниями, от
которых теперь до слез больно. В любом случае, Джихан прикажет ее пригнать.

Еле переставляя одеревенелые ноги, Тэхен доплелся до дома, мечтая только об

одном — сдохнуть в этот яркий солнечный день, который сменил пасмурное
туманное утро, напоминающее то, что сейчас у него внутри: холод, пустота и
абсолютная тишина. Даже мысли не лезут в голову, трусливо попрятались по
углам сознания и тихонько оттуда поглядывают на омегу. А ему уже ничего не
надо. Просто умереть.

Стоит Тэхену открыть парадную дверь, как из дома вылетает взволнованный

дворецкий, сразу же подхватывая едва стоящего на ногах омегу под локоть.

— Господин, что с вами такое? — спрашивает он беспокойно, заводя омегу

внутрь. — Давайте присядем, я принесу вам воды, а потом позвоню в скорую…

— Нет, — слабым голосом говорит Тэхен, покачав головой и убирая с себя руку
дворецкого. — Не стоит… я в порядке, — уверяет он, мысленно усмехнувшись. В
порядке, может, физически, но морально уничтожен с тех пор, как захлопнулась
дверь в номере мотеля, оставив его на растерзание холодной тьме.

— Вы уверены? — недоверчиво спрашивает дворецкий, сощурившись и готовясь

в любую секунду подхватить, если Тэхен вдруг упадет. Он выглядит таким
неустойчивым, слабым и болезненным, что сердце сжимается. — Может, тогда
лучше…

— Лучше приготовь мне ванну, Енсу, — просит Тэхен дворецкого, двинувшись к

лестнице на второй этаж и вцепляясь пальцами в перила, чтобы не покатиться
вниз.

Через десять минут теплая ванна готова. По помещению растекается мягкий

приятный аромат персикового масла и корицы. Окна в ванной зашторены и не
пропускают такой раздражающий сейчас дневной свет; внутри только
приглушенный золотистый свет, не напрягающий глаза.

Тэхен скидывает с себя одежду на кафельный пол и залезает в воду. По телу

сразу же прокатывается тепло и расслабление, становится чуточку легче, но
жаль, вода не смывает мысли и воспоминания. Тэхен откидывает голову на
бортик и прикрывает глаза, надеясь так и уснуть, а если вдруг начнет во сне
тонуть, то пусть, так будет даже лучше.

Его в том мотеле разорвало от взрыва. Ошметки его души и тела остались на
стенах того номера. Казалось, Тэхен оставил все там, но от ощущений не
избавился. От непрерывно ноющей боли, от мыслей, снова начавших свои
безжалостные атаки, от воспоминаний этой кошмарной ночи.
470/670
Чонгук его буквально растерзал голыми руками по локоть в тэхеновой крови,
добрался до души и ее тоже растерзал в отместку за свою. Тэхен думает, что это
вполне честно, но почему-то легче не становится. И не станет уже. Для Тэхена
свет погас окончательно. Он пытается думать о своем будущем, хотя бы о
ближайшем, но видит в нем только тень себя, тусклый призрак, бесцельно
бредущий куда-то вперед непонятно зачем. Внутри все стерто с лица земли, все
похоже на руины после бомбежки. Одни развалины, в которых чувства больше
не поселятся, не смогут жить. Внутри него — бесплодная почва, и что-то на ней
взращивать нет смысла. Нет надежды на то, что что-то вырастет и расцветет
вновь.

— Я ждал тебя в квартире после гонки.

Тэхен слегка дергается от неожиданности и поворачивает голову вбок, замечая

в проеме между ванной и спальней Джихана, сложившего руки на груди. Часы
на его запястье поблескивают в неярком свете, а темно-бордовая рубашка с
закатанными рукавами кажется еще темнее. Тэхен встречается с альфой
взглядом, но уже даже не реагирует. У Джихана там все застелено мраком, а
вокруг радужек вспыхивают алые искры, словно дающие сигнал о
надвигающейся опасности.

— Звонил тебе, а ты, оказывается, машину бросил с телефоном в ней и вернулся

только сейчас, — спокойно, но со скрытой угрозой в голосе говорит Джихан,
входя в ванную.

Тэхен на него не смотрит, он отстраненно разглядывает водную гладь,

покрытую тонкой мыльной пленкой из тысячи мелких пузырьков. Он уже знает,
что будет дальше, но не испытывает ни капли страха или волнения. Только
абсолютную пустоту, которую оставил после себя Чонгук, прошедшийся по
омеге ураганом.

— Но вопрос о том, где и с кем ты был, уже не имеет смысла, — тише говорит
Джихан, оказавшись прямо за Тэхеном. Его горячий шепот горячее воды в
ванной, что вдруг стала ледяной. — Я все чувствую.

Он резко хватает Тэхена за шею и грубо вжимает затылком в ванную. Тэхен не

сопротивляется, лишь инстинктивно пытается хватать ртом воздух и вцепляется
пальцами в скользкие бортики ванной. Джихан наклоняется ближе и шепчет
омеге на ухо:

— И все вижу.

Альфу накрывает тьма, от которой он обещал себе отречься, но рядом с этим

омегой, что снова несет на себе тошнотворный аромат врага, она мгновенно
застилает разум и зрение. Джихан хотел бы думать, что просто сходит с ума,
почувствовав аромат того, у кого, как он думал, выиграл одну войну. Войну
чувств, войну любви. И что же теперь? Губы его омеги истерзаны не им, поверх
джихановых следов другие, а от чужого запаха воздух становится ядовитым.

Как это случилось? Как вышло, что они снова друг друга нашли после того, что
было? После того всплеска ненависти, которой Джихан питался, как самым
вкусным на свете лакомством. Что изменилось с тех пор, как он видел в
чонгуковых глазах чистейшую ярость, за которой были спрятаны осколки его
471/670
разбитой любви? Ее, казалось, вернуть уже невозможно.

Что Джихан упустил?

— Ты проиграешь, — вдруг говорит Тэхен сиплым голосом, но с улыбкой на

искусанных губах. Неважно, что выдавил ее из себя, приложив тонну усилий,
неважно, что она поломанная, как и все внутри Тэхена. Пусть Джихан видит ее.
Пусть бесится, задыхается от своей злости. — Ты уже ошибся, решив, что все
пойдет по твоему плану, а Чонгук… — улыбка на долю секунды меркнет, голос
затихает. Тэхен смотрит куда-то вперед стеклянным взглядом, уже даже не
чувствуя, как хватка на шее ослабевает с каждым его словом. Это имя
произносить физически больно. Оно осколками застревает в глотке. — Чонгук
взял. И плевать ему на то, чего ты там добивался. Он просто взял свое.

«Свое», которое больше не его, которое ему уже не нужно. Тэхен с таким
количеством боли уже становится мазохистом, желая еще. Он сходит с ума,
заставляя себя улыбаться для Джихана, для того, чтобы его демонов позлить,
вывести из равновесия. Тэхен не в себе, раз притворяется, что нужен Чонгуку.
Но все не так просто.

Даже сейчас, держа в ладонях свой же прах, Тэхен на стороне Чонгука, как был
и будет до конца. Пусть Джихан злится, слепнет от ярости, пусть что хочет
делает, пусть насилует, хуже уже не будет. Пусть в него заползет червь
сомнения, посеянный Тэхеном. Он в этой войне один, без самого важного
союзника, потому что даже после случившегося Тэхен рядом с Чонгуком, а не с
ним.

Джихан с каждым словом омеги звереет все сильнее, едва удерживает себя на
цепи, внутренне орет от переполнившей его злости и, кажется, теперь понимает
Чонгука, что подобно ему вмиг воспламенялся из-за этого же человека. Остатки
здравомыслия твердят о том, что нельзя ломать Тэхена, еще есть шанс
завладеть его сердцем, когда-то ускользнувшим из джихановых рук прямиком к
Чонгуку. Маленький, как мимолетный проблеск, но шанс есть. Ведь все это ради
него делается, и город ему в руки, и дороги, а в ответ жесткая пощечина. В
ответ непокорность, сопротивление, тяга к другому. Не к нему.

Джихан балансирует на грани срыва с петель, уверяет себя, что ничего не

добьется, если причинит боль, если поднимет руку, хотя и до безумия хочется
утопить Тэхена в этой ванной, чтобы в ответ только бульканье, а не голос,
шепчущий выводящее из себя: «ты проиграешь». Он отрезвляет себя мигом из
прошлого, в котором все было иначе. И Тэхен улыбался совсем искренне, так,
как улыбался теперь только Чонгуку.

— Я видел то, как он растоптал свою любовь к тебе и забетонировал ее

ненавистью, — низким хриплым голосом цедит Джихан, все еще держа руку на
тэхеновой шее, но уже не сжимая. И ведь правда видел, никакого обмана.
— Неважно, что он взял свое, потому что он вернул это мне, хотя вполне мог
забрать навсегда.

Улыбка медленно сползает с лица Тэхена, не в силах больше удержаться на

лице. Джихан тычет туда, куда надо, лучше любого зная его болевые точки. И
говорит правду, как будто бы раскусил Тэхена, как будто бы не поверил. Так и
есть. Тэхену нечем крыть, он перед Джиханом совершенно голый что душой, что
телом. Это с самого начала было смешно и глупо. Бесполезно и так по-детски.
472/670
 — Поэтому, навсегда ты останешься у меня, Тэхен, — выносит приговор Джихан,
обдав шею омеги горячим дыханием, от которого медовая кожа вмиг становится
гусиной.

— И все равно он не отступит. Не отдаст тебе улицы так легко, — шепчет Тэхен,
закрыв глаза, на которых выступила влага. Боль снова заволакивает, начиная
свое дело с сердца. С его остатков.

— А я готов вести войну хоть всю жизнь, у меня хватит на это терпения.
Главное, ты будь рядом со мной.

— Я и так рядом, хочу я этого или нет, — слегка качает головой омега, сглотнув
ком, застрявший в горле.

— Ты понял меня, Тэхен, — тихо говорит Джихан, касаясь губами плеча омеги и
ведя ими к шее короткими поцелуями.

Будь рядом со мной душой, не только телом.

— Если ты не собираешься меня бить или брать насильно, то лучше дай мне
побыть одному, — дрогнувшим голосом просит Тэхен, прижав к груди колени и
уложив на них подбородок. По щеке стекает слеза, беззвучно упав в воду. К
счастью, Джихан этого не видит, стоя за спиной омеги.

Тэхен не понимает, почему не получает сейчас побоев и оскорблений, а ведь уже

готовился. Наверное, даже надеялся, что новая порция боли отвлечет от другой,
более сильной и с трудом терпимой. Но Джихан и пальцем не тронул, лишь
целует как-то неожиданно нежно и даже трепетно, в голосе смягчается и
вызывает внутри Тэхена что-то непонятное. У него словно сбой системы, но Ким
не уверен, что это плохо. Лучше всего сейчас было бы остаться наедине с собой,
подумать о том, как дальше влачить свое существование, вынужденно
насыщаясь кислородом теперь уже вместо Чонгука.

— Вечером съездим куда-нибудь, развеешься. Так что готовься, я заеду за тобой

после работы, — спокойным, мягким голосом говорит Джихан, пробуждая в
Тэхене воспоминания о прошлом, о солнечной и теплой Италии, в которой
начались их отношения. Правда, Тэхену они больше не нужны. Ему нужны те,
которые он разрушил собственными руками. Но вернуть невозможно. Теперь
точно.

Джихан поднимается и, ничего больше не сказав, дабы не услышать очередное

отрицание и сопротивление, выходит из ванной, оставляя Тэхена одного, как тот
и просил. Бурю внутри удалось затушить, она уже и не пытается возродиться.
Наверное, Джихан в себе стал слишком уверен. Не плохо наслаждаться
падением Тэхена, когда на месте его руин планируешь построить что-то новое,
намного лучше и прочнее прежнего. Не плохо идти к своей цели и чем-то
жертвовать, ведь без этого ничего не получится. Не плохо самому ломать
Тэхена, чтобы после сделать вновь счастливым.

Тэхен тихо всхлипывает, но в тишине ванной комнаты всхлип кажется в разы

громче. Оказывается, слезы еще остались, и они снова льют ручьями,
растворяясь в ароматной мыльной воде, давно уже остывшей. Боль, которая,
казалось, тоже иссякла, стремительно затапливает его изнутри. Тэхен тихо
473/670
плачет, обнимая свои худые колени и утыкаясь в них лицом. Сдерживает в себе
рвущийся наружу крик, подавляет желание поддаться истерике и свихнуться
окончательно, иначе обратного пути больше из сумасшествия не найдет. А
может, так было бы лучше?

Почему его душу снова и снова расковыривают, не позволяя множественным

ранам затянуться, покрыться корочкой. Сил на то, чтобы тащить себя дальше
уже просто нет, как ни старайся себя убедить. Пусть Джихан делает с ним
теперь, что хочет. От Тэхена человека почти не осталось, только насквозь
протыканная иголками кукла, которую лишь выбросить.

Почему нельзя просто исчезнуть?

Чонгук не успевает открыть глаза, как на него градом из огромных кусков льда
осыпаются картинки прошедшей ночи. Он слишком резко присаживается на
постели, до которой даже не помнит, как добрался, и морщится от резанувшего
глаза солнечного света, льющегося в комнату через незашторенные окна.
Голова раскалывается, как будто камнем приложили, в висках пульсирует,
перед глазами все вертится, а руки отчего-то зудят и щиплют. Чонгук опускает
взгляд, слегка морщась от солнца. Костяшки снова сбиты в кровь, что запеклась
на руках и теперь неприятно стягивает кожу. Это единственное, чего Чонгук не
помнит. Только бы не на машине сорвался.

Ему вспоминается все сразу. Масса разнообразных чувств накрывает его разом,
не давая и шанса вынырнуть, глотнуть кислорода. Чонгук как будто очнулся от
кошмара, в котором сам им и был. Каждый фрагмент вчерашнего вечера бьет
отрезвляющей, но чертовски болезненной пощечиной. То, как чуть не
перевернул машину Тэхена, даже глазом не моргнув, как грубо схватил его и
утащил в какой-то мотель, а после… Чонгук морщится и закрывает лицо
ладонями, уперевшись локтями в свои голые колени.

А после разложил его и решил вершить правосудие совсем не по-человечески, а

как животное, которым движут только агрессия и инстинкты. Чонгук попал в
плен собственных чувств, щедро приправленных алкоголем, ставшим последней
каплей. Ставшим тем, что оборвало его цепи и позволило сотворить это с
Тэхеном.

Он предал не только дело Чонгука, он предал его чувства, его любовь. Он

жестоко врал, играя счастье, а после успешно сыгранной роли уходил греть
постель Джихану. Он тот, к кому у Чонгука осталась только ненависть и
глубокое разочарование, но он не тот, кто заслужил того, что сотворил с ним
Чонгук. Альфу теперь грызет червь вины, и от этого ни черта не легче. Лучше бы
ударил, избил, осыпал всевозможными оскорблениями, а не…

Теперь избить хочется себя.

Его вспыльчивость, неумение сдерживаться сыграли с ним злую шутку,

заставляя давиться болью. И своей, и той, которую альфа вылил на Тэхена. Все-
таки он тот, кого Чонгук любит. Как бы ни пытался похоронить в себе это
чувство, оставшееся без подпитки, он не может от него избавиться. Не так
быстро, не так скоро. Оно снова и снова вылезает из своей могилы,
возвращается на место в чонгуковом сердце и по новой ноет, не дает покоя.
474/670
Хоронить бесполезно, Чонгук это уже понял. Лучше дать ей время, чтобы сама
начала увядать, иссыхать и превращаться в пыль. Сейчас она ломает Чонгука,
как наркомана, оставшегося без дозы. Его выворачивает наизнанку, его крошит
на мелкие кусочки, сгибает пополам. Убивает.

Увидеть Тэхена снова было проклятьем для них обоих. Лучше не стало никому.

Тэхен разбил, Чонгук добил.

Он обессиленно валится обратно на постель и смотрит в потолок, сложив руки

на животе, словно покойник. В таком ничтожном состоянии даже выходить
никуда не хочется, и плевать, что на улицах война в самом разгаре, а Чонгук
один из тех, кто ее ведет. Так паршиво, что хочется блевать. Только жаль, боль
и все навалившиеся на альфу чувства не выблевать, не вырезать из себя, как
ненужный отросток. А в первую очередь любовь, тщетно прячущуюся за
ненавистью.

Только дать время, притупить другими чувствами, не такими токсичными для

души.

Время… оно ведь все лечит?

Чонгук хочет в это верить, иначе никогда не вылечится от этого, не сможет

спокойно жить и функционировать дальше. Он долго думает, даже не замечая,
сколько уже лежит вот так, утонув в своих многочисленных мыслях. Сегодня у
Чонгука много времени, сегодня в будущем он будет собирать себя по кусочкам,
и с каждой склеенной деталью будет отпускать частичку вины, злости и боли.
Двигаться дальше не просто надо, — это необходимо. Не то время, чтобы
забываться в алкоголе, вводя его, как обезболивающее. Чонгук сотни раз уже
пожалел, что поддался чувствам и решил сыграть в плохого парня, которому все
нипочем. Джихан, наверное, посмеялся над этим представлением. Но Чонгук
утешается тем, что это была попытка реанимировать себя прошлого, проверить,
жив там вообще или нет. Но это было глупо, потому что стать прежним Чонгук
больше никогда не сможет. Даже если снаружи все будет выглядеть именно
так, то внутри будет совершенно иначе, внутри будет всепоглощающая пустота,
а она страшнее всего, страшнее ненависти.

Чонгук все-таки отлепляет себя от постели и плетется на кухню. Делает себе

кофе, с первым приятным глотком он как будто заново становится человеком. А
может, это вовсе не кофе, а мысли, собирающие себя в кучу. Даже если сразу не
получится, Чонгук больше не позволит чувствам захватывать разум. Не раз уже
убедился, что от них только вред.

Он мысленно обещает себе сконцентрироваться на войне и защите семьи,

остальное сейчас неважно. А без дозы… придется свыкаться. Ломку Чонгук
перетерпит, даже если будет невыносимое желание ее прекратить вместе с
собственной жизнью.

— Ну, что там? — с любопытством спрашивает Чимин, перегнувшись через

сидение и уставившись в окно.

— Пока тихо, — отвечает Чану, с прищуром смотря туда же, куда и Чимин. Его
475/670
рука свободно висит на руле, а другая покоится на бедре. — Надеюсь, мы не
ошиблись временем и местом.

— Ну, тот чувак был очень враждебно настроен к Джихану, — задумчиво тянет
Чимин, все еще пытаясь разглядеть какое-нибудь движение за тонированным
окном старенького форда, на котором они приехали.

Район один из окраинных, такой же ничем не примечательный, как несколько

других в столице. Редкие магазинчики, много брошенных и закрытых из-за
банкротства складов и промышленных заводов. Вокруг серо, несмотря на яркое
солнце, льющее свой свет на землю.

Чану решил остановиться неподалеку от цеха, что когда-то тоже кипел, полный
работы. Именно там и расположен один из складов с запчастями и
автомобилями, принадлежащими Джихану. Привлекать внимание нельзя, как и
высовываться из помятой старой машины, отлично вписывающейся в пейзаж
района.

— Хотя есть некоторые сомнения насчет того, что они станут привозить оружие
средь бела дня, — продолжает Чимин, положив подбородок на плечо альфы и
морща носик.

— Ночью труднее. Окраинные районы начали тщательно патрулировать с тех

пор, как аварий на улицах стало больше, — хмурится Им, задумчиво
разглядывая местность.

— Неужели Джихан не позаботился об этом? — хмыкает Чимин. — Я думал,

легавые тоже в его власти.

— Не знаю, — Чану поворачивает голову к Чимину и сразу же сталкивается с

розовыми пухлыми губами. Он прильнул к ним мягким поцелуем и накрыл шею
омеги ладонью, притянув к себе ближе.

Чимин улыбается в поцелуй и зарывается пальчиками в смоляные волосы Чану,

слегка сжимая у корней. Другая рука ловко скользит по колену альфы вверх,
останавливаясь у паха. Им тяжело выдыхает в поцелуй и углубляет его,
вылизывая сладкие губы и проникая языком в приоткрытый ротик. Его мигом
охватывает жар, и чертовски хочется открыть окна, впустить свежий воздух,
иначе они оба сгорят друг в друге. Чем глубже поцелуй, тем тяжелее Чимину
держаться. Он сползает со своего сидения и седлает бедра альфы, неудобно
упираясь поясницей в руль. Чану берет его за тонкую талию, сжимая пальцами
через ткань свободной футболки, и притягивает ближе к себе. Внутри все
взрывается, когда Чимин оттягивает зубами кольцо в губе альфы, а потом лижет
и снова льнет, окунаясь в глубокий поцелуй с головой. Становится не до всего
вокруг. В этот миг забывается даже цель приезда в этот пустынный район. Пока
они рядом, не имеет значения, что их окружает. Чимин чувствует только
крепкие руки на своей талии и губы, сводящие его своими движениями с ума.
Вечность бы так провел, сидя на коленях альфы и позволяя делать ему с собой
что угодно, как не было никогда и ни с кем.

Чимин тягуче стонет, когда пальцы Чану пробираются под футболку, и неохотно
отрывается от его губ, оставляя ниточку слюны, которую тут же слизывает.
Уткнувшись лбом в лоб Има, он хватает ртом недостающий в легких кислород и
прикрывает глаза.
476/670
— Единственный плюс в этой груде металла — откидные сиденья, — шепчет
Чимин в губы Чану, опьяненно улыбаясь и снова утягивая альфу в сладкий и
долгий поцелуй.

Им коротко ухмыляется и снова припадает к блестящим от слюны губам омеги, а

свободной рукой тянется к рычажку сбоку сидения, чтобы откинуться назад.
Чимин садится задницей на уже ощутимый стояк Чану и нарочно ерзает. Альфа
слегка рычит и целует грубее, с каждой секундой теряя самообладание. Руки
спускаются к упругим ягодицам, альфа мнет и нетерпеливо сжимает их
пальцами через ткань светло-синих джинсов. Чимин отрывается от губ и
скользит к татуированной шее, вылизывая чернильный рисунок и оставляя
маленькие укусы. Пальцы закрадываются под футболку альфы и оглаживают
крепкую грудь. Чимин якобы случайно задевает пирсинг на соске, заставляя Има
шумно выдохнуть. Он хихикает и слегка кусает Чану за кадык. Ему доставляет
особенное удовольствие заставлять альфу задыхаться от желания, дразнить и
играть, пока не доведет до точки, и Чану не сорвется, как дикий зверь, которого
пытаются сделать ручным. Альфа становится неуправляемым и сжигает Чимина
в своем огне. И обоим это нравится до головокружения.

Чану сжимает пепельные волосы омеги в кулак и тянет на себя, вновь вгрызаясь
в сладкие губы, оттягивает зубами нижнюю и подхватывает кончик языка,
вызывая у Чимина тихий приглушенный стон. Где-то снаружи слышится шум,
нарушивший мертвую тишину улиц. Чимин резко отстраняется, а Чану
поднимает голову.

— Это они, — тихо говорит Пак, словно их отсюда могут услышать. Он берет
телефон, лежащий над приборной панелью, и открывает камеру. — Можем
подъехать чуть ближе?

— Нельзя, внимание привлечем, — хрипло отвечает Им, прищурившись и

вперившись внимательным взглядом в движение у цеха, расположенного на
конце улицы.

Чимин переползает обратно на пассажирское сидение и буквально прижимает

телефон к лобовому стеклу, делая фотографии. К металлическим воротам цеха с
полопавшейся местами краской, подъехал небольшой грузовик и три черные
американки. Из каждой вышли по двое и подошли к грузовику. Еще один, тот,
кто привез товар, вышел с пассажирской стороны грузовика и двинулся к
мужчинам. Они открывают его металлические дверцы и вытаскивают два
вытянутых прямоугольных ящика болотного цвета для проверки.

— Не очень-то похоже на ящики с деталями для тачек, — хмыкает Чану, не

сводя взгляда. — То, что надо.

— Знаешь кого-нибудь из них? — спрашивает Чимин, тыкая указательным

пальцем на кружок на дисплее и делая фотографии.

— Двоих, — поджимает альфа губы, барабаня пальцами по рулю. — Они дешево

продались Джихану.

Чимин отвлекается от съемки, сделав около сотни фотографий, и

поворачивается к Чану. Тот все так же смотрит вперед с глубокой
задумчивостью, словно мысленно оказался в каком-то воспоминании. Чимин
477/670
успевает заметить в темно-ореховых глазах альфы мелькнувшее разочарование
и тоску. Он прикусывает губу и откладывает телефон, прильнув к альфе и
прижавшись щекой к его теплому плечу.

С тех пор, как они встретились в черной дыре, кажется, прошла вечность. После
долгой и прекрасной ночи Чану искал новой встречи ненавязчивыми способами и
якобы случайными столкновениями, а Чимин, испугавшись, как нашкодивший
ребенок, избегал альфу, клялся себе, что это было ошибкой, что даже если Им
не предатель, он все равно поступил неправильно, словно преступление
совершил, о котором никто так и не узнал. Страхи оказались напрасными, а
воспоминания так и не давали Чимину покоя, всплывая по ночам, как сладкие
сны, после которых остается приятный осадок и хорошее настроение на целый
день.

Когда Чимин после очередного заезда возле дыры встретил Чану вновь, бежать
уже не стал, сам подошел, сам прильнул в его теплые и отчего-то кажущиеся
родными объятия; так и простоял долгих несколько минут, зажмурив глаза и
уткнувшись лицом в грудь Чану. Тот ничего не говорил, давал все осмыслить,
подумать, прочувствовать, и лишь молчаливо поглаживал по мягким пепельным
волосам как-то заботливо, нежно, и тоже чертовски по-родному, что Чимин
отстраняться от него больше не захотел.

Его до сих пор удивляет то, что они с Чану, словно всю жизнь были вместе, как
будто так всегда и должно было быть: чтобы рука в руке, глаза в глаза и тело к
телу. Чимин так долго находился с ним рядом, но был так слеп, а Чану все видел,
он изначально все понял, но, видимо, дал омеге к этому прийти самому. И тот
пришел, уходить больше не собирается.

— Они никогда не были твоей семьей, — шепчет Чимин, подняв свои блестящие
кофейные глаза на альфу. — Поэтому не жалей ни о чем. У тебя теперь новая
семья. Настоящая.

— Чонгук при каждой нашей встрече держит пистолет наготове, — сухо

усмехается Чану, взглянув на Чимина и мгновенно пропадая в его солнечной
улыбке.

— Да ну, он просто осторожничает, тем более, после Тэхена Чонгук совсем

другой стал… — хмурится Чимин, поджимая губы. — Ты ведь не знал, что он с
До?

— Конечно, не знал, — качает головой Чану, слегка морща лоб. — Странно, что
Чонгук не убил его после того, как узнал.

Как только Чимин вспоминает о Тэхене, руки начинают чесаться от желания его
ударить хорошенько. Пак был шокирован новостью о новом предательстве ровно
одну секунду. Ким ему сразу не понравился. Прокрался в сердце ничего не
подозревавшего Чонгука слишком ловко и быстро, как никогда и никому не
удавалось. Когда-то, когда Чимин только познакомился с братьями Чон, он тоже
пытался завладеть сердцем младшего, но тщетно. У них вышла дружба, в
которой присутствовал ни к чему не обязывающий секс, и на этом все. Стать
друзьями у них получилось лучше всего, и Чимин ни о чем не жалел. И почему-то
ревность взяла свое, когда вдруг откуда-то появился Тэхен, похожий на омегу
мечты любого альфы. А Чонгук повелся, как очарованный рыбак, встретивший
сирену. Та и утянула его на дно, забрав душу и превратив сердце в осколки
478/670
битого стекла, которыми альфа изрезался весь, истекая кровью. Чимин с самого
начала был прав, но теперь это не имеет никакого значения.

— А что бы ты сделал? — спрашивает он после коротких раздумий, переплетая с

Чану пальцы и не сводя с него внимательного взгляда.

— Я… — Им хмурит густые брови и прерывается, так и оставаясь с приоткрытым

ртом. Он задумывается, а Чимин терпеливо ждет. — Понятия не имею. Такое
даже представить сложно, — вздыхает он и поворачивает голову к омеге. Чимин
слегка улыбается и тянется за поцелуем. Чану сразу же его утягивает,
поглаживая большим пальцем нежную кожу на тыльной стороне чиминовой
ладони. Ему такое и вправду невозможно представить, как и то, что переживал
Чонгук, узнав правду.

Предательство — одно из табу улиц.

Чимин разрывает поцелуй и, обхватив лицо альфы ладошками, шепчет прямо в

губы:

— Неважно, что думает о тебе Чонгук или кто-то еще. Ты — моя семья.

— Мне другая и не нужна, — хриплым голосом отвечает Им, проведя большим

пальцем по припухшим от поцелуев губам Чимина и приподнимая уголки губ в
легкой улыбке, что сразу же отражается на лице омеги, становясь в несколько
раз ярче, а затем тут же меркнет, вспыхивая в глазах азартом и любопытством.
Он быстро отворачивается и смотрит на движение впереди.

— Кажется, они долго разговаривали, — отмечает Чимин, вновь беря телефон и

на всякий случай делая еще пару снимков того, как мужчины возятся перед
ящиками, вскрывая и проверяя содержимое, но на расстоянии ничего не
рассмотреть, потому что поднятые крышки перекрывают видимость. — Жаль,
это не даст нам многого, — вздыхает он, прикусив губу.

— О, нет, это даст нам очень многое, — говорит Чану, ухмыльнувшись.

— Посмотри, на втором ящике маленький рисунок и название на английском, —
указывает он, ткнув пальцем на фотографию в телефоне. Чимин хмурится и
вглядывается в изображение, кивая. — Это не гребаные автомобильные детали,
а оружие, Чимин. Вот и весомое доказательство.

— И все-таки делать это днем было очень глупо. Наверное, Джихан рассчитывал
на сообразительность своих шестерок, — усмехается Чимин, сунув телефон в
карман и сложив руки на груди со сверкающим на лице ликованием, словно
война уже выиграна, и неважно, что это лишь одно из доказательств против
Джихана. Сегодня сделан еще один гигантский шаг к победе на улицах.

— Валим, пока они не спалили. От их титанов далеко не уедем на этой

развалюхе, — хмыкает Им и поворачивает ключ в зажигании, заводя двигатель и
выруливая на дорогу.

Чимин согласно кивает и быстро оставляет на щеке альфы короткий поцелуй,

тихонько хихикнув и отворачиваясь к дороге. Чану улыбается и лижет нижнюю
губу, скрывая улыбку.

С Чимином он научился улыбаться.

479/670
Юнги нервно барабанит пальцами по рулю, судорожно разглядывая своих
соперников, готовящихся к старту. Его переполняет легкое щекочущее изнутри
волнение и сладкое предвкушение. Такое чувство, словно впервые в жизни
собирается участвовать в гонке. Подобные ощущения и мысли, невольно
проскальзывающие в голове: «а вдруг не выиграю?». Юнги мотает головой и
ругает себя, не разрешая сомневаться, ведь теперь додж выглядит даже лучше,
чем тогда, когда омега только начинал. Рядом, за стартовой полосой становятся
два автомобиля соперников. Юнги окидывает их оценивающим взглядом и
покусывает губу, сразу же отворачивая голову вперед. Их он видит впервые. Эта
гонка происходит не у черной дыры, как в большинстве случаев, а где-то на
окраине города. Юнги по этой дороге едет в первый раз.

Его тут никто не знает. Юнги из машины даже не высовывался, не желая быть
замеченным кем-то из знакомых. Его додж теперь тоже другой, сменивший
синий глянец, запомнившийся многим, темно-серым. Через тонированные окна
внутри ничего не разглядеть, и поэтому Юнги со своим уже довольно заметным
животиком чувствует себя в безопасности. С трудом спасают мешковатые
толстовки, а в школе приходится прикрываться рубашкой на пару размеров
больше и иногда рюкзаком, надетым спереди. Ребенок растет и развивается,
уже ощутимо давая знать о своем существовании, в которое Юнги до сих пор
трудно поверить. Он может долгими минутами стоять у зеркала и рассматривать
свой округлившийся живот, гладить и ощупывать, надеясь на какую-то реакцию,
вот только для этого еще рано. К сожителю, расположившемуся под сердцем,
омега уже начинает привыкать и даже проявлять любовь. Ночами Юнги, когда
не может уснуть, начинает тихонько с ним обо всем разговаривать, старательно
избегая темы, касающейся отца ребенка, от мысли о котором все еще
болезненно колет в груди, и с этим ничего не поделать.

Каждый день он испытывает все большую тоску. Это бывает в те моменты, когда
омега не возится с машиной и остается наедине с самим собой и полнейшей
тишиной, которую все-таки удается разрушить негромко звучащему телевизору
Енджуна за стеной юнгиевой комнаты. Он чувствует себя одиноко и невольно
позволяет приблизиться к себе в школе тем, на кого прежде даже не смотрел. С
Джином и Чимином, которые совершенно ни в чем не виноваты, Юнги
постепенно сводит общение до нуля, сначала перестав видеться, а после
отвечать на звонки. Терять друзей чертовски тяжело, а еще тяжелее, когда
сделать это необходимо. Юнги вынужден ограждаться и строить между собой и
ними огромную железную стену, лишь бы ни у кого не было возможности ее
преодолеть. Им нельзя знать о положении Юнги, иначе узнает и Хосок, которому
быть в курсе противопоказано. У Юнги из прошлой жизни остался лишь Тэхен, и
тот куда-то пропал, перестав отвечать на звонки Мина. Его телефон теперь
всегда выключен. Юнги уверен, что Тэхен решил вычеркнуть его из своей жизни,
как лишнюю деталь. Так думать легче, чем быть в неведении или накручивать
себя плохими мыслями. Юнги больше не часть их жизни, и он это принимает,
хоть и скрывает где-то глубоко в своей душе обиду. Другого выбора просто нет,
у него теперь другая жизнь.

Юнги давно забыл, что целью победы в гонках всегда является крупный
выигрыш в виде денег или тачки соперника, но теперь за две тысячи долларов,
которые получит победитель, он готов безжалостно рвать соперников. В нем
зудом засело нетерпение, жажда скорее показать, на что способен его
480/670
железный монстр, собранный его же собственными руками. Старина всегда
будет в ходу и всегда будет круче любой новой машины. Юнги порой скучает по
своей порше, но сразу же мысленно дает себе по лицу. Не его порше, и никогда
не была. Ему дали ее напрокат.

Он выпрямляется, садясь поудобнее, и с кряхтением отмечает, что с животом за

рулем становится неудобно, и чем он больше, тем меньше шансов, что Юнги
сможет влезать в машину и гонять в ближайшем будущем. Именно поэтому он,
собрав себя за эти три месяца по кусочкам, решил участвовать в любом заезде,
пока есть возможность быть за рулем.

— Считай, твоя первая гонка, — обращается он к своему малышу, коротко и

натянуто улыбнувшись. Все-таки тело сковывает легкое волнение. — Мы с тобой
их всех сдела…

Юнги едва не давится воздухом, увидев подъехавший к стартовой полосе

космически-синий макларен. Такой в мире один, его никогда и ни с кем другим
не спутать. Он преследует Юнги во снах, что хоть и хорошие, но до слез
болезненные, жестоко вспарывающие все шрамы, еле-еле зажившие. Юнги
тяжело сглатывает и нервно вцепляется пальцами в тонкий руль, распахнутыми
глазами уставившись на макларен Хосока. Затаив дыхание, он ждет, что альфа
выйдет из машины, не может себе признаться в том, что хочет на него
взглянуть, еще раз вырвать для себя возможность его увидеть, и, если повезет,
ощутить родной аромат амбры и дубового мха.

Мин так и зависает, даже не заметив этого. Ждет, кажется, вечность, и боится, и
жаждет. Боится, что Хосок каким-нибудь образом его узнает, и жаждет на него
посмотреть, как глупый фанат на своего кумира. Но Хосок не выходит, и Юнги
позволяет себе выдохнуть.

Что он здесь делает? Почему решил участвовать в какой-то маломасштабной

гонке, когда на дорогах война, которой они с Чонгуком и Джиханом руководят?

— Соберись, блять, — шепчет себе омега, прикрыв глаза и отворачиваясь к

дороге. Не время для рассуждений, они не имеют значения. Грид-герл уже
готовится выйти на свою позицию.

Гонка неожиданно стала в разы сложнее с появлением главного для Юнги

соперника. Хосок один из лучших, и тягаться с ним будет нелегко. Юнги
сбрасывает с себя наваждение и собирается с мыслями, поселяя в сознании
трезвость и хладнокровие. Плевать на Хосока, главное победить и забрать свои
деньги. Только вот старший Чон проигрывать не любит.

Грид-герл эффектно выходит к центру дороги, осветив своей яркой улыбкой

толпу. Город укрыли сумерки, а в округе ни одного фонаря, только свет
автомобильных фар, освещающий дорогу. Юнги заводит грубо рычащий
двигатель и хватается обеими руками за руль, поджимая губы и стараясь
выровнять дыхание через нос.

Быстрый взмах рук, и пять автомобилей срываются со старта, оставляя позади

себя лишь густое облако пыли и эхо мощных двигателей. Хосок сразу же
вырывается вперед, захватывая первую позицию. Юнги хмыкает. Кто бы
сомневался. Да и скорость макларен набирает быстрее, чем старенький додж.
Тому нужно время, чтобы хорошенько разогнаться и вырвать у Хосока победу.
481/670
Юнги давит на газ до упора, наслаждаясь и успокаиваясь гудящим на весь
салон звуком движка впереди. Додж быстро обходит третьего гонщика, летя
вперед серебряной стрелой, разрывающей ветер. Юнги судорожно смотрит
вперед, полностью напрягаясь и внимательно следя за малознакомой дорогой.
Этот асфальт его колесами не изучен, и неизвестно, что ждет дальше. Он
пытается не думать о Хосоке, полностью блокирует мысли о нем, но впереди
маячащий макларен рушит все его попытки одним своим видом, не дает
забывать о своем присутствии и этим чертовски сильно сбивает. Юнги начинает
нервничать, а его ладони, как и всегда, потеть, из-за чего удержать руль
становится все сложнее. Но ему все-таки удается обойти еще одного соперника
на широком повороте. Юнги стискивает зубы и бросает все силы на то, чтобы
продрифтить. Порше с этим справлялась на отлично, чего не скажешь о додже,
больше пригодном для дрэга. Он поддается с трудом, при любом неверном
движении руля может вылететь и перевернуться. Юнги аккуратно выворачивает
его и мягко давит на педали носками потрепанных кед. Макларен впереди,
словно рыба в воде. Хосоку дрифт ничего не стоит, он может произвести его
даже с закрытыми глазами на любом автомобиле. Юнги всегда учился у него, но
достичь его уровня так и не смог.

Поворот, наконец, кончается, и Юнги выравнивает машину, вновь ускоряясь и

нагоняя последнего соперника, что едет между ними с Хосоком. Он переключает
скорость и резко выруливает на левую сторону, прижимая соперника к правой
обочине дороги. Еще один рывок, и Юнги оказывается на второй позиции. Хосок
не в большом отрыве, но нагонять его сантиметр за сантиметром кажется
нелегкой задачей. Юнги упорствует, хмурится и смотрит вдаль, игнорируя
маячащий перед носом макларен. Это все ради ребенка. Ради их ребенка.

До финиша остается около четырех с половиной километров. Юнги судорожно

повторяет себе в голове, что время еще есть, что можно обойти макларен у
финиша, сделав последний рывок. Уверенности омеге придает то, что доджу
удается подобраться ближе. Расстояние между ними сокращается, — остается
всего полтора метра. Юнги буквально вдавливает педаль в пол, поджав губы в
тонкую линию и почти не дыша. Он слышит только гул челленджера и
собственного сердцебиения.

Три секунды. Юнги вырывается вперед, выравниваясь с летящим маклареном.

Карие глаза, смотрящие в его, чуть не лишают разума и контроля. Время
замедляется и размазывается за окнами машины. Юнги видит перед собой
только глаза Хосока, смотрящие на него. В них уже ликование, превосходство и
предупреждение. В такие моменты альфа очень похож с Чонгуком. От этого
взгляда, брошенного на соперников, Юнги таял, как шоколад под палящим
солнцем, а теперь Хосок смотрит так на него самого. Не видит. Он ничего не
видит за затемненным стеклом, он понятия не имеет, с кем встретился
взглядом, а Юнги почему-то ощущает, как повеяло холодом, и где-то глубоко в
душе стало совсем пусто. Хосок его не чувствует.

А разве должен? Юнги мысленно усмехается сломлено. Нет, не должен.

Он думал, что зрительный контакт длился вечность, а на самом деле всего две
секунды. Реальность врывается в сознание ревом мотора, а Хосок
отворачивается. Юнги не успевает заметить, как он улетает вперед, словно на
космической ракете с неземной скоростью.

482/670
 — Да чтоб тебя, Чон Хосок! — кричит Юнги, прожигая вспыхнувшим яростью
взглядом макларен, унесшийся вперед. — Кто, блять, просил тебя приезжать и
портить мне гонку! Сука!

Юнги хмыкает и давит на газ, жаждая показать Хосоку, что не испугался и

сдаваться не намерен. И пусть знает, пусть почувствует того, кто его не боится,
кто готов вырывать победу до последнего.

Внезапный толчок разом выбивает из Юнги весь настрой. Он распахивает глаза

и оглядывается назад, успевая заметить, как слегка ударивший его в бок
митсубиши несется вперед. Додж начинает заносить. Юнги до побеления
костяшек впивается в руль и выворачивает его, пытаясь выровнять челленджер,
но тот скользит по дороге и начинает закручиваться. Шины с визгом оставляют
на асфальте следы жженной резины и белое облако дыма. Юнги сразу же
заставляет себя успокоиться, кричит, орет мысленно, чтобы не поддавался
панике и думал только о ребенке, жизнь которого сейчас важнее всего
остального. Омега начинает как можно мягче давить на педаль тормоза, чтобы
машину не вышвырнуло с дороги. А мимо проносятся соперники, наверняка
довольные сложившимися обстоятельствами.

Додж практически не поддается, как сорвавшийся с цепи зверь. Юнги тяжело

дышит, чувствуя, что от подкатывающей паники начинает задыхаться. Машина
неконтролируема. Перед глазами омеги лишь фонарный столб на углу
перекрестка, к которому летит челленджер. Юнги успевает лишь зажмуриться и
инстинктивно схватиться руками за живот, прикрывая и защищая.

Уши оглушает громкий и сильный удар. По улице разносится скрежет металла и

звук битого стекла.

Хосок слышит позади визг шин и кидает взгляд в зеркало заднего вида.
Серебристый додж начинает крутиться, одно колесо сгибается и оставляет за
собой искры по асфальту. Впереди, в пятистах метрах финиш и победа, за
которую Хосок получит информацию, нужную им в войне за улицы. Ни секунды
не раздумывая, он начинает замедляться и резко разворачивает макларен,
несясь назад. Еще одна авария, еще одна жертва. Хосок с полным тревоги
тяжелым взглядом смотрит на то, как додж вписывается в столб, и ускоряется,
только бы успеть спасти. И так слишком много людей погибло.

Макларен тормозит у разбитого автомобиля. Хосок резко вылетает и бежит к

доджу. Его капот превратился в сплющенную груду металла. Из-под него валит
густой едкий дым, от которого слезятся глаза и хочется кашлять. Чон подлетает
к машине с водительской стороны и дергает за ручку, чтобы открыть дверцу, но
та не поддается. Хосок рычит и выругивается, крепко сжав кулак и впечатывая
его в окно, по которому сразу же расползлась паутинка из трещин. Чон не
останавливается ни на секунду, долбит по стеклу снова и снова, пока то не
лопается, рассыпаясь осколками. До альфы доходит легкий аромат любимой
сирени, сразу беря под свой контроль разум. Кажется, он Хосоку уже мерещится
из-за дыма. Он просовывает руку в салон и быстро нащупывает ручку, сразу же
дергая и открывая дверцу. Дым становится гуще, а аромат сирени сильнее.
Хосок размахивает руками в попытках рассеять едкое облако и прищуривается.

По голове ему словно кувалдой дают, когда он встречается взглядом с большими

и блестящими от слез кофейными глазами Юнги, сидящего за рулем. Хосок на
секунду замирает и смотрит на него в полнейшем шоке и растерянности, сердце
483/670
уходит в пятки, а душа тревожно сжимается. По виску омеги стекает темная
густая капля крови, так резко контрастирующая с бледностью его кожи. Он
открывает сухие дрожащие губы и шепчет:

— Ребенок…

Хосок не понимает, ни черта не понимает. Он судорожно начинает бегать

взглядом по салону, но не видит ничего, кроме дыма, просочившегося внутрь,
щурится и снова переводит взгляд на Юнги, качнув головой в непонимании, а
затем его взгляд скользит вниз. Омега сидит, прижав руки к чуть выпуклому
животу, и смотрит Хосоку прямо в глаза.

У того из-под ног как будто весь мир уходит, все звуки и образы, кроме Юнги,
исчезают, а по голове как будто пришелся еще один удар, более сильный.
Хосоку кажется, что он бредит, снова опускает взгляд и видит округлый живот
своего омеги, который тот прячет ладонями так, словно кто-то может ему
навредить. Хосок точно сошел с ума…

Ребенок.

…потому что Юнги беременный.

— Хо… — слабый голос на грани плача вырывает Хосока из шокированного

состояния оцепенения. Чон мгновенно реагирует и тянется к омеге. Он
подхватывает его одной рукой под коленями, а второй берет за талию и
вытаскивает из машины, прижимая к себе, как самое ценное в своей жизни.
Юнги и есть самое ценное, самое важное, самое первое и необходимое. Самое
любимое.

Он разворачивается и почти бежит к макларену, быстро усаживает Юнги в

машину и садится за руль, подрываясь с места и уже летя по трассе в сторону
больницы. Юнги продолжает обнимать руками свой живот, откинув голову на
сидение и обессиленно зажмурив глаза. Его блестящие на щеках слезы и
текущая по виску кровь отражают мелькающий за окнами свет фонарей. Омега
мелко дрожит и тяжело дышит, а Хосок с ума сходит, несется, ловко объезжая
медленно плетущиеся впереди машины. Он, кажется, никогда в жизни не
набирал такую скорость. Макларен сливается с мраком и тенью летит вперед.
Хосоку все равно кажется, что слишком медленно, что если он не будет ехать
еще быстрее, произойдет что-нибудь непоправимое. Его змеей оплетает
холодный страх, и только хриплое дыхание Юнги, сидящего рядом, не дает ему
впасть в панику окончательно.

Главное, что Юнги дышит.

Хосок не находит себе места с тех пор, как привез Юнги в больницу. Омега сразу
же оказался в руках врачей, которые без промедления оказали необходимую
помощь. Все то время, что Хосоку приходится ждать, он медленно сходит с ума,
никак не осознавая все происходящее, расхаживает по коридору перед дверью,
а когда не выдерживает, то пытается войти, чтобы скорее узнать о состоянии
Юнги, но его снова и снова выставляют.

Проходит, кажется, около часа. В какой-то бесконечно мучительный от

484/670
ожидания момент Хосоку звонит Чонгук, и альфа сообщает брату о Юнги. Тот
сразу же обещает, что скоро приедет. Закончив короткий разговор с младшим,
Хосок снова начинает суетливо расхаживать и раздумывать обо всем, что
случилось за последние часы. О положении Юнги, в которое он сам все еще не
верит, он Чонгуку не сказал. Такое в голове просто не укладывается. Его Юнги,
его маленький мальчик беременный. Хосок не раздумывает о том, от кого
ребенок, он и так знает, он в этом просто уверен. Его ребенок, их ребенок, о
котором он целых три месяца и не подозревал. Эта новость обрушилась на Чона
огромным метеоритом. Слишком много потрясений, которые Хосок не может
сразу утрамбовать в своем сознании, обработать и понять. Ему бы сейчас
скурить сигарету или, желательно, выпить чего-нибудь крепкого, чтобы было
легче обо всем подумать. Нормально мыслить не получается. Прямо за стеной
находится Юнги, весь смысл хосоковой жизни, первая и единственная любовь,
душа и сердце. Альфа медленно умирает от ожидания и желания к нему
прикоснуться, посмотреть в глаза и убедиться, что все в порядке, услышать
родной голос, способный в одну секунду успокоить. Хосоку необходим Юнги.

Чонгук влетает в коридор с запыхавшимся, суетливым видом и, завидев брата,

расхаживающего перед дверью, сразу же спешит к нему.

— Что врачи говорят? — спрашивает Чонгук беспокойно, бросая взгляд на дверь

палаты.

— Не знаю, не дают мне войти, — хмыкает Хосок, сжимая в окровавленных

пальцах куртку.

— Что это? — спрашивает Гук, бросив взгляд на руку брата.

— Окно выбивал, — коротко отвечает Хосок, отмахнувшись, мол, не это сейчас

важно.

Чонгук хмыкает. Все-таки братья во многом чертовски схожи. У младшего у

самого костяшки еще не до конца зажили. Невольно вспоминается детство, в
котором братья вечно в школе расхаживали с побитыми руками, не отказываясь
ни от одного конфликта.

— Я же говорил, что этот малолетний гонщик не бросит дороги, — качает

головой Чонгук, подперев стену плечом и сложив руки на груди. Хосок
поворачивается к брату и окидывает его тяжелым взглядом.

— Ты приехал, чтобы тыкать мне своим «я же говорил»?

— Нет, конечно, нет, — вздыхает Гук. — Я лишь надеюсь, что ты поступишь

правильно.

— Поступлю, — твердо говорит Хосок, повернувшись и подойдя к брату.

— Обязательно поступлю, — кивает в подтверждение своих слов альфа, кладя
руки на плечи Чонгука и чуть сжимая. — Я не отпущу его больше никуда, даже
если он меня никогда не простит. Буду вечность вымаливать прощение, только
бы он рядом со мной был. Я… — Хосок опускает взгляд и говорит тише,
вздохнув: — Я не жил без него все это время.

Чонгук приподнимает уголок губ в подобии улыбки и притягивает брата к себе,

заключая в крепкие объятия и похлопывая ладонью по спине.
485/670
— Я знаю, Хосок-а, — говорит он хрипло, поджимая губы в тонкую линию.

«Потому что я теперь тоже не живу».

Дверь за спиной, наконец, открывается, и Хосок мгновенно подлетает к

вышедшему из палаты врачу. Чонгук тоже подходит, сунув руки в карманы
куртки.

— Что с ним? — сразу же в лицо врачу бросает Хосок вопрос, уставившись на

него во все глаза в нетерпении. И так уже съел себя за время ожидания, даже
секунду уже невозможно выжидать.

— Ничего серьезного, — сразу успокаивает врач, и братья выдыхают. — Он

ударился головой, но, к счастью, до сотрясения не дошло. Пара царапин, но это
не страшно.

— Я могу его увидеть? — спрашивает Хосок, смотря на врача с надеждой.

— Ему сейчас нужно немного отдохнуть, поспать. Юнги слаб, это из-за сильных
переживаний за ребенка, но с ним тоже все в порядке, волноваться не о чем, —
слегка улыбается врач, похлопав Хосока по плечу. Тот от упоминания о ребенке
воздухом давится. К такому привыкнуть нелегко.

— Какой ребенок? — вклинивается Чонгук, настороженно нахмурившись и

смотря то на врача, то на Хосока. Старший Чон мнется пару секунду, затем
открывает рот, чтобы ответить брату, но его прерывает врач.

— А вы не знали? Юнги в поло…

— Юнги беременный, — все-таки выдавливает из себя Хосок, взглянув на брата.

Произносить это вслух до безумия дико и странно.

— Нихуя себе! Как это беременный?! — чуть ли не крича, спрашивает вмиг

растерявшийся и находящийся в полном ауте Чонгук, вытаращив в шоке глаза.
— В смысле… что?

— Ты слышал, — закатывает глаза Хосок.

Врач, поняв, что в разговоре братьев лишний, удаляется, напоследок напомнив,

что к Юнги можно будет зайти, когда он проснется. Чонгук садится на скамейку
возле палаты и бегает перед собой растерянным взглядом, находясь в
прострации и пытаясь осознать то, что только что услышал. Хосок, наконец,
чувствуя частичное облегчение, тоже опускается рядом и откидывает голову
назад, разглядывая потолок. Они в порядке. Теперь хоть вздохнуть можно.

Чонгук готов был услышать что угодно, но точно не то, что этот школьник
беременный. Он даже никогда особо не задумывался о том, что Юнги, как никак,
омега и способен на такое. Это просто не вязалось с его диким образом
безбашенного подростка. Этот грубый ребенок, у которого от омеги почти
ничего, скоро станет папой. И как в такое поверить? Как такое осознать? У
Чонгука просто мир перевернулся. А завтра, наверное, снег пойдет, хотя до
зимы еще полгода.

486/670
— Этот ребенок… — заговаривает Чонгук после долгого молчания, сведя брови
на переносице и глянув на задумавшегося брата. — Он твой?

Спрашивать такое паршиво, но Чонгук не может промолчать. Если ребенок не от

Хосока, то даже представить невозможно, что он будет чувствовать. Чонгук бы,
наверное, с ума сошел на его месте. На брата сегодня многое свалилось, и
сносить это в одиночку трудно.

— Да, — коротко отвечает Хосок, даже не взглянув на младшего.

— Откуда ты зна…

— Я знаю это, Чонгук, — твердо говорит старший, не давая усомниться в своем

утверждении.

В этом чувстве Хосок уверен, как ни в чем. Он ярко и четко ощущает невидимую
нить, связывающую его с теми, кто там, за стеной. С его семьей, от которой он
никогда не откажется, которую никогда никому не позволит разрушить, за
которую будет бороться до самого конца. Смысл жизни он приобретает вновь.
Чувствует, как все заново наполняется красками, ярким солнечным светом, что
потух для него три месяца назад, погибнув в полных слез глазах Юнги. И сам
тогда потух, практически умер и лишь притворялся живым, как все вокруг.
После долгой ночи вновь наступает утро, а в легкие начинает поступать
кислород. Хосок вновь дышит.

Он вернет Юнги.

Он вернет свою семью.

487/670
Примечание к части Hans Zimmer - Time
SYML - Where Is My Love

семейный ужин

Юнги разлепляет отяжелевшие ото сна веки и прищуривается. За окном

глубокая ночь. Свет фонаря с улицы льется в палату, погруженную во мрак, а
снаружи слышатся чьи-то редкие разговоры и шаги. Голова у омеги трещит,
словно кто-то постукивает по вискам маленькими молоточками в одном
неизменном темпе, но Юнги не это главное. Он инстинктивно накрывает
ладонями живот под одеялом и облегченно вздыхает, ощутив под пальцами
округлость. Малыш с ним.

Он помнит, что произошло, помнит, как Хосок выбивал окно доджа, и помнит его
потрясенный взгляд, после того как тот увидел живот омеги. Дальше
непроглядный туман и родной аромат, окутывающий со всех сторон подобно
теплому одеялу. А теперь только пустота и горький привкус во рту от таблеток,
которыми омегу напичкали перед тем, как он погрузился в сон, казавшийся
бесконечным. Юнги был бы рад в нем остаться еще, не слыша никаких звуков, не
чувствуя призрачный аромат амбры и мха. Он поворачивает голову к плечу и
принюхивается. Может, от него на Юнги еще что-то осталось. Но нет, им веет
откуда-то со стороны. Омега пахнет лишь собой и едва уловимыми нотками
корицы. Это начинает проявляться природный запах ребенка, который способен
почувствовать только Юнги.

От мысли о том, что он мог разбиться насмерть и потерять ребенка, его снова
начинает бросать в нервную дрожь. Юнги никогда в жизни не испытывал такого
дикого страха, и лишь от пугающих представлений в глазах снова начинают
появляться слезы. О себе Юнги не думал ни на секунду. При другом раскладе он,
наверное, даже желал бы покинуть этот мир и обрести покой, попасть туда, где
нет боли и завывающей ветрами пустоты в душе. На первом месяце
беременности Юнги хотел бы, чтобы ребенок погиб, ведь так всем было бы
легче, но не теперь. Комочек, формирующийся внутри него, вдруг стал самым
важным в жизни омеги, хоть к родительству привыкнуть еще не совсем удается.
Любовь к малышу уже родилась и сначала была инстинктивной, а после плавно
перетекла в искреннюю и чистую. Стала бесконечно большой, необъятной.

Дверь в палату с тихим скрипом открывается, впуская внутрь полоску света.

Юнги резко переводит взгляд и сразу жалеет, что не стал притворяться сонным,
увидев Хосока, входящего в палату. Сердце начинает биться, как птица в
клетке. Юнги поджимает губы и отворачивает голову в сторону, комкая в
пальцах края одеяла и делая вид, что абсолютно не рад его видеть. Но внутри
все мгновенно оживает и расцветает, как растения в начале весны. Хосок здесь.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает альфа, поставив возле постели стул и

опустившись на него. Юнги понимает, что он быстро уходить не собирается, и
мысленно этому радуется.

— Нормально, — тихим охрипшим голосом отвечает омега, бегая глазами по

палате и стараясь не сталкиваться с альфой. — Зачем ты здесь? Лучше уходи, —
говорит он, все-таки посмотрев на Чона и окинув его ледяным взглядом, за
которым все пылает и трепещет. — Спасибо, что помог с тачкой, но приходить
сюда было не обязательно.
488/670
 — Юнги, послушай… — начинает Хосок, стараясь звучать как можно спокойнее.
Он бы прямо сейчас его просто схватил и увез к себе домой без лишних
разбирательств, но не все так просто. Юнги такого не поймет. Он должен
сначала все услышать.

— Я выслушал тогда, — прерывает его омега. — Уходи.

— Не уйду, — без колебаний отвечает Чон. Даже бровью не повел.

Юнги закатывает глаза и повторяет:

— Уйди, Хосок. Не о чем больше говорить.

— Есть о чем, — твердо говорит Хосок, пододвинув стул ближе и накрыв ладонь
Юнги своей. Тот слегка дергается, но руку не вырывает, только сверлит альфу
недовольным взглядом и поджимает губы в тонкую линию. — Я совершил самую
огромную ошибку в своей жизни, когда отпустил тебя, — начал альфа,
поглаживая большим пальцем мягкую кожу на тыльной стороне юнгиевой
ладони. — И ведь я солгал. Каждое мое слово — ложь, которую, я думал, говорил
ради тебя. Ради безопасности твоей жизни.

Юнги вскидывает брови и сдерживается, чтобы не усмехнуться. Хосок не

обезопасил его жизнь, а подверг ее огромному риску. Если бы не опора в виде
близких людей, Юнги бы, возможно, и не справился, не поднялся на ноги и не
продолжил идти дальше. Слова Хосока удивляют и вызывают злость. Но Юнги
молчит, поджимая губы и заставляя себя слушать альфу, хоть и хочется
раскричаться, ткнуть лицом в пепел, который остался от него после каждого
едкого слова Чона. Воспоминания ранят, и даже озвучивать их невыносимо.

— Я решил, что тебе нечего делать в этой войне, потому что… — Хосок говорит
неторопливо, с короткими паузами, обдумывая каждое слово. В голове сейчас
полная каша. Рядом находящийся Юнги разом сметает все, что хотел сказать
Хосок, пока мерил шагами больничный коридор. Вот он, рядом, такой теплый и
родной. Его бы прижать к себе в объятия без лишних слов, его бы поцеловать.
— Потому что испугался, представив, что тебя может не стать. Я подумал…
— альфа слегка хмурится и смотрит прямо в кофейные глаза омеги. — Как бы я
был тогда? Что бы делал, оставшись без тебя?

— Ты все равно остался без меня, какая разница? — хмыкает Юнги, сминая
одеяло в пальцах, что так и порываются потянуться к альфе, прикоснуться. — В
любом случае, это все уже не имеет значения. Я же слишком мелкий для тебя.
Незрелый, неопытный.

— И ты в это поверил? — сломано улыбается Хосок, вскинув бровь.

— Я верю всему, что ты говоришь, — тише отвечает Юнги, опустив глаза и

прикусывая губу.

— Я каждый день просыпаюсь с ненавистью к самому себе из-за того, что

посмел сказать тебе все это. Я никогда ни о чем так не жалел, как о том, что
собственными руками разрушил нас с тобой. Ты не обязан меня прощать, но
должен знать правду, — Хосок слегка сжимает ладонь Юнги, словно боится, что
та растворится, как один из его болезненных снов. — Все это было сказано
489/670
только для того, чтобы оттолкнуть тебя от меня, от улиц, от всего, что с ними
связано. Я сломал тебя специально, лишь бы ты был жив. Думал, смогу
свыкнуться с жизнью, в которой не будет тебя, но это было так наивно, — альфа
сухо усмехается и качает головой. — Тогда я начал приезжать к твоей школе,
наблюдать за тобой издалека. Только этими моментами и жил. От приезда к
приезду. Я не смог. Ошибся так, как никогда.

Юнги чувствует, как к горлу подкатывает горький комок слез. Он смотрит в

любимые глаза и не моргает, не дышит даже. Чувствует, как с каждой секундой
рядом с Хосоком подобие прекрасной жизни покрывается трещинами и начинает
разваливаться, обнажая реальность, оставшуюся за кулисами. Сломленную,
едва дышащую, побитую и растоптанную в луже грязи.

Юнги путается, как муха в паутине. Хосок солгал, но сделал это ради Юнги.
Оттолкнул, ничего не объяснив, а ведь мог. Юнги не настолько глупый, он бы
все понял, все принял, но ему не дали права выбора и выкинули на улицу. Омегу
окутывает облегчение, ведь те режущие холодом и равнодушием слова
оказались неправдой. Юнги слышит раскаяние в родном голосе, чувствует
искренность и тепло, по которому так дико скучал; видит боль в ореховых
глазах альфы и огромного размера вину, за которой то самое, то, о чем он и не
мечтал уже, — любовь.

— Ты… ты мог просто сказать, — тихо говорит Юнги дрогнувшим голосом,

сглотнув ком, застрявший в горле. — Мы могли поговорить об этом, но ты…

— Поддался эмоциям, — договаривает Хосок.

Он слегка морщит лоб, изображая гримасу боли на лице, и опускает голову,

натыкаясь взглядом на того, о ком совсем забыл. Альфа поднимает свободную
руку и тянет к животу Юнги медленно, осторожно, словно боится нарушить
покой маленького жителя. Юнги молчит, наблюдает за Чоном с каким-то
внутренним трепетом и страхом, даже шевельнуться не решается. Хосок теперь
все знает. Тот накрывает маленький аккуратный живот Юнги, что буквально
может поместиться в одной ладони альфы, и замирает с распахнутыми от
восторга глазами, не в силах что-либо сказать.

Хосок никогда не думал о детях, точно как и Юнги. Они жили настоящим,
полным адреналина, веселья и кайфа. В нем не было места мыслям о спокойной
семейной жизни с детьми и уютным домиком. Хосок и подумать не мог, что так
скоро станет самым счастливым на свете человеком. Юнги носит под сердцем их
ребенка, и лучше этого не может быть ничего.

Хосок и не замечает, как легкая улыбка трогает его губы, а ладонь оглаживает
животик медленными и аккуратными движениями. Теперь ничего не страшно,
потому что за свою семью Хосок готов на все.

Юнги кажется, что это сон, альтернативная реальность, потому что не может
так быть на самом деле. Он ожидал худшего, а о таком исходе и не мечтал
даже. Хосок своим прикосновением вселяет тепло, которого так не хватало,
заботливо кутает в него и Юнги, и их малыша. Мин готов расплакаться от
навалившихся на него разом эмоций. Радость, легкость от боли, нашедшей
выход, неверие, рождающееся в эту секунду счастье и страх, все еще
теплящийся где-то глубоко внутри. Еще чуть-чуть, и Юнги просто разорвет от
переизбытка чувств.
490/670
— Ты узнал о нем до… — говорит Хосок, подняв взгляд на Юнги, но так и не
договаривает. Омега коротко кивает и закусывает губу. — Почему ты не сказал
мне?

— Я собирался, — отвечает Юнги полушепотом. — Но не успел.

Хосоку кажется, что ненавидеть себя еще больше некуда, но три слова Юнги
доказывают обратное. Его заживо пожирает червь вины, никак не насытится.
Хосок так устал от этого чувства, но храбрится, берет себя в руки, потому что
это его наказание, и он должен нести его, твердо стоя на ногах. Если бы Хосок
узнал раньше, если бы только знал…

Он поднимается со стула и обнимает Юнги так крепко, как может. Утыкается

носом в его темные волосы и вдыхает любимую сирень, зажмурившись и шепча:

— Прости меня… прости, малыш, что не стал слушать. Прости, любовь моя.

Юнги готов умереть в этих руках. Умереть и возродиться вновь. Он позволяет

себе поднять руку и запустить пальцы в волосы альфы на затылке, слегка сжав
и притянув ближе к себе. Сопротивляться самому себе больше нет сил, и эти
объятия стали последней каплей. Юнги не уверен, что сможет еще раз
отпустить: тогда сам погибнет. Он сильно жмурит глаза, чтобы не дать слезам
выход, и утыкается в шею Хосока носом, цепляясь пальцами другой руки за его
футболку. Омега растворяется в его тепле и вдыхает родной запах, вновь
наполняя им легкие до краев, словно поливает иссохшую почву живительной
водой. Теперь жить можно.

— Я вас больше никогда никуда не отпущу, — шепчет Хосок, спуская руку на

живот омеги. Он целует Юнги в макушку, спускается к виску и оглаживает
большим пальцем его щеку. Не может насладиться им, ему вечности не хватит
на это. — Моя семья…

Юнги слабо улыбается и берет лицо альфы в ладони, заглядывая в любимые

глаза. Хосок утыкается лбом в лоб омеги и мягко накрывает персиковые губы
своими, оставляя на них нежный поцелуй, о котором так давно мечтал.

Юнги теперь улыбается Хосоку, именно ему, а не кому-то чужому. И ради этой
улыбки Чон выиграет хоть тысячу войн.

— Ничего другого я и не ожидал увидеть, — по-доброму усмехается Чонгук,

вошедший в палату.

Хосок неохотно отстраняется от Юнги и что-то негромко ворчит на брата,

возвращаясь на стул. Юнги слегка посмеивается. Чонгук как всегда вовремя.

— Наконец-то, — хмыкает он, подойдя к кровати Юнги и вставая позади брата.

— То, что ты теперь выглядишь, как шар, не значит, что тебе не придется знать
механизм работы электромотора на отлично, — вдруг усмехается Чонгук,
сложив руки на груди и все еще в каком-то неверии поглядывая на живот омеги.
Нет, даже сейчас это в голове не укладывается.

— Чон Чонгук, — закатывает глаза Юнги, покачав головой. — Ты в своем стиле.

491/670
 — Это странно, но я по вот этому даже скучал, — Чонгук кивает подбородком на
возмущенно надувшееся лицо Юнги и улыбается. Тот долго не упрямится,
смягчается и улыбается уголком губ в ответ. Ему Чонгука и их вечных споров
тоже не хватало. Юнги даже не верил, что его прежняя жизнь когда-то сможет
вернуться. Он чертовски скучал.

— А я не скучал, — ухмыльнулся омега, вскинув бровь и сложив руки на груди,

глядя на альфу с вызовом.

— Врешь же, — щурится Гук.

— Вру, — сразу же сдается Юнги, хихикнув.

— А вообще, вы бы хоть предупредили, что дядей меня делать собираетесь, —

вдруг возмущается Чонгук, недовольно зыркнув сначала на Хосока, затем на
Юнги. Те синхронно закатили глаза. — Это было пиздецки неожиданно, я даже
подготовиться не успел.

— Это ты подготовиться не успел? — хмыкнул Хосок, изогнув бровь и смотря на

брата. — Суток не прошло, как я узнал о том, что стану отцом.

У Юнги по телу пробегают мурашки. Это звучит так странно, но так… правильно.
Внутри все искрится счастьем, фейерверки вспыхивают, а сердце сжимается, но
уже не от боли. Хосок рядом, и он принял ребенка. Все волнения, что лежали на
омеге грузом, в один миг улетучились. Юнги вспоминает, как готовил себя к
тому, чтобы все рассказать Хосоку, как каждую минуту думал о том, чтобы
избавиться от ребенка и не обременять альфу. Сейчас это звучит мерзко,
ужасно. Юнги за свои мысли стыдно. Он обещает себе больше никогда этого не
вспоминать, потому что теперь все хорошо. Потому что Хосок свою семью
вернул, а Юнги без него жить не может.

— Ну ладно-ладно, на первый раз я вас прощаю, — хохотнул Чонгук, взяв себе

стул и садясь перед Юнги возле Хосока. Те коротко переглянулись на
чонгуковом «на первый раз». Будет и второй? Чонгук, по-видимому, уже все
решил, не оставляя никому выбора. Юнги об этом даже думать боится, а Хосок
лишь слегка улыбается. — А теперь рассказывай, как ты с Санджином в школу
ходишь? — серьезно спрашивает Чонгук, закинув ногу на ногу и постукивая
пальцами по своему колену.

— С кем? — не понимает Юнги, щурясь и растерянно смотря на Чонгука. Хосок

мгновенно напрягается и хмурится. — Ты о ком, Чон?

— Да о нем! — тыкает младший Чон на живот Юнги, закатив глаза. Хосок и

Юнги смотрят на альфу в полнейшем непонимании. Тот объясняет: — Я имею
право дать ему имя, главное вы уже вдвоем сделали, — ухмыльнулся он, толкнув
язык за щеку. Рядом сидящий Хосок пихнул брата в плечо, вызывая у того смех.

— Он меня уже достал, — шумно вздохнул Юнги, сверля смеющегося Чонгука

своим фирменным испепеляющим взглядом.

— Да постой, я только пришел, — подмигнул Чонгук, отсмеявшись. — Кстати,

как ты вообще додж на колеса поставил?

Юнги хитро улыбается и щурится.

492/670
 — После того, как я расскажу, я хочу услышать от тебя: «Мин Юнги — гений». А
от школы я почти избавился, и больше ты меня не назовешь школьником.

Хосок тяжело вздыхает и закатывает глаза, откидываясь на спинку стула и

готовясь к долгому спору двух самых родных ему людей. И он соврет, если
скажет, что не скучал по этому. Теперь все, как прежде. Теперь все
действительно хорошо.

Они сидят так около часа, активно споря о делах машиностроения и взаимно
друг друга подкалывая. Хосок время от времени встревает и останавливает их,
когда спор становится слишком громким для больницы. Время идет к ночи, а они
словно в гараже, только машин рядом не хватает. После споров они все
разговаривают о приятном прошлом, вспоминая какие-то забавные и интересные
случаи. Тема нынешнего положения на дорогах не поднимается. В такой
приятный момент воссоединения, в который, как и всегда, влез Чонгук, не
хочется думать о чем-то плохом и сложном. Хосок просто наслаждается,
восполняя по минуте время, в котором они с Юнги были в разлуке. Он не может
на него насмотреться, постоянно касается его ладони или колена, поглаживает
заботливо и ловит быструю улыбку Юнги, отвечая такой же яркой и полной
любви.

— Мне нужно в дыру, — хмурится Чонгук, глянув на наручные часы спустя еще
двадцать минут разговоров и споров. — Один человек ждет, — вздыхает он,
недовольно морщась и с кряхтением старика поднимаясь со стула.

— Неужели, — ухмыляется Юнги, следя за тем, как младший Чон надевает на

себя черную ветровку, которую до этого повесил на спинку стула. Чонгук резко
перевел на омегу наигранно злой взгляд.

— В кошмарах к тебе приду, жди, — угрожает он, для убедительности кивнув

пару раз. — Хосок-а, возьмись заново за воспитание своего школьника, а то
отпишусь от него в инстаграме.

— Вот это угроза, — хихикнул Юнги, сжимая ладонь Хосока покрепче. — Хосок-
а, не берись за мое воспитание.

— Эй, — возмущенно восклицает Чонгук. — Все, я сваливаю. А ты не валяйся

здесь долго, кто в школу ходить будет? — ухмыльнулся альфа, вскинув бровь, а
после наклонился к брату и быстро шепнул на ухо, чтобы Юнги не услышал: —
Ноги ему целуй до конца жизни за то, что он твоего ребенка сохранил после
такого.

Хосок поджимает губы и уверенно кивает. Будет. И ноги, и руки целовать будет,
бесконечное количество раз благодарить и просить прощение будет. Даже если
сейчас все встало на свои места, им еще о многом предстоит поговорить, и
Хосок готов. Юнги с ним, Юнги вновь его, но между ними все еще витает
невысказанность. Хосок ему откроет все, всего себя покажет, расскажет о
каждом дне, проведенном в разлуке, и терзании самого себя. Вновь вложит свою
жизнь в его теплые ладони. Возврату не подлежит.

Дверь за Чонгуком закрывается, и Юнги переводит задумчивый хмурый взгляд

на Хосока, подсевшего поближе к омеге.

493/670
— Что с ним? — спрашивает Мин, подтянувшись на руках чуть вверх и
присаживаясь. — Вроде все как обычно, но Чонгук какой-то не такой…

Хосок мысленно удивляется, но виду не подает. Юнги ведь даже не знает о

Тэхене. Его имя ни разу не упоминалось в их разговоре, негласно став
запретным. Наверное, у беременных чувства обостряются, потому что Юнги
сразу раскусывает Чонгука, пытающегося делать вид, что все хорошо. Хосок об
этом с братом не говорил. В первые дни тот мгновенно вспыхивал, стоило
упомянуть имя Тэхена, а потом вовсе пустился во все тяжкие, наивно думая, что
сможет забыться в алкоголе. Хосок проходил то же самое, и все равно не мог
представить, как и сейчас, как Чонгук с этим справляется, как в одиночку
выносит раздирающие его изнутри чувства, а теперь улыбается и даже шутит,
как ни в чем не бывало. Он чертовски силен, раз может держать на лице маску
себя прежнего.

Вот только глаза Чонгука выдают. Они не улыбаются.

— Я потом тебе все расскажу, — говорит Хосок, погладив омегу по коленке и

слегка улыбнувшись. Юнги настороженно смотрит на Чона и вздыхает, пожав
плечами. Как бы Хосок не хотел, чтобы Юнги не расстраивался из-за Тэхена,
омега все равно рано или поздно узнает. Но лучше не сейчас. И так слишком
многое случилось за последние сутки. — Что думаешь об имени, которое Чонгук
придумал? — спрашивает Чон, вскинув брови.

— Не знаю, я сам даже и не думал, как назвал бы его, — задумчиво выпячивает

губу Юнги, подняв взгляд к потолку. — Санджин… — тянет он, пробуя имя на
вкус, смакуя каждый звук, а после переводит взгляд на Хосока и улыбается,
быстро кивнув. — Мне нравится. Пусть будет Санджин.

— Ну привет, Санджин-и, — с улыбкой говорит Хосок, присаживаясь перед Юнги

и ласково поглаживая его животик ладонью. Омега тепло улыбается и кладет
свою ладонь поверх хосоковой, переплетая с ним пальцы. — Готов
познакомиться со своим отцом?

Чонгук спускается на первый этаж, сунув в карман ветровки телефон после

короткого разговора с человеком, которому назначил встречу в дыре. Он
проходит мимо регистрационной стойки и случайно сталкивается взглядом с
омегой, который когда-то давно, словно в прошлой жизни, был его сообщником в
похищении Тэхена с больницы. Это воспоминание сразу же проносится перед
глазами, болезненно кольнув сердце подобно тысяче иголок. Тогда Чонгук
излучал счастье, весь сиял и покидал больницу с фейерверками в глазах, держа
на руках того, чье имя теперь служит для него триггером, механизмом,
способным по щелчку пальцев прорвать дамбу, удерживающую все чувства, что
связаны с этим омегой, среди которых начала преобладать вина, ночами
съедающая альфу медленно и мучительно.

Сон не помогает, он просто не приходит, как будто наказание за

неконтролируемость, за совершенную ошибку. Чонгук десятками сигарет
прокоптил всю квартиру. В их едком густом тумане не видно ничего, и мысли в
нем тонут, свободно плывут, ослепшие и не способные увидеть дорогу к
сознанию альфы, чтобы снова и снова его убивать подобно дозам яда,
равномерно вводимым в вену с четкой периодичностью. Утром и вечером. А дозы
большие, смертельные, но почему-то не убивают, а заставляют биться в агонии,
выгибаться, сгибаться, ломаться в муках. Чонгук думает, что может
494/670
контролировать процесс погребения прошлого, но это всего лишь видимость,
потому что в реальности все давно уже усыпано его собственным прахом.

Ни черта он не контролирует, только хуже становится. Чонгук каждый раз

собирает себя по новой, как будто с утра одевается, так и таскается весь день,
одетый в образ пережившего бурю и вновь счастливого человека. И даже не
счастливого, а хотя бы просто нормального. Просто выжившего (чудом). А что
внутри, уже неважно.

Он так и проходит мимо знакомого омеги, словно не видел никогда прежде, и

выходит на улицу, втянув в себя свежий ночной воздух и потянувшись к карману
за пачкой сигарет.

К концу дня становится совсем паршиво, и без курева не прожить.

Внизу расстелился бескрайний океан тысячи огней вечернего города. В зале

ресторана, расположенного на шестнадцатом этаже, играет приятная спокойная
музыка. Приглушенный золотистый свет растекается по помещению патокой,
идеально сочетаясь с кремовыми оттенками довольно простого, но дорогого
интерьера.

Тэхен накручивает на вилку пасту, а другой рукой подпирает подбородок,

отстраненно разглядывая город за окном, пока Джихан, сидящий напротив, с
кем-то говорит по телефону. Омега как будто вернулся в прошлое, в котором
они точно так же вечерами выбирались в дорогие рестораны по инициативе До.
Тэхену всегда приходилось соглашаться, потому что выбора не было, Джихан в
своих желаниях настойчив и непреклонен.

С тех пор, как Чонгук, добив, окончательно вычеркнул себя из жизни омеги,
прошло около трех недель, которые можно назвать всего лишь жалким
существованием. Три недели Тэхен полностью в руках Джихана, вдруг ставшего
прежним; тем человеком, который когда-то понравился омеге. Но его твердость
и незаметно проскальзывающая в голосе угроза никуда не делись, все же
напоминая о настоящем.

Тэхен с трудом встает по утрам, выбирается из объятий До и тащит себя на

учебу; с трудом впихивает в себя еду, чтобы зачем-то жить дальше и дышать
воздухом, пропитанным дорогим парфюмом и красивой ложью, как сейчас, в
этом ресторане. Все вокруг роскошно, и люди, что пришли поужинать, но все
кажутся Тэхену фальшивками, пустыми внутри. А может, потому что он и сам
сейчас с пустотой в душе, с огромной дырой, которую уже никогда не залатать.
Все потускнело в шоколадных глазах, стало блеклым, утратило свой блеск. И
лица людей такие же унылые, а улыбки на них — всего лишь красивая картинка
на обложке.

— Я хочу, чтобы ты поел, — закончив разговор, Джихан обращается к

задумавшемуся Тэхену. Тот неохотно перевел на него взгляд ничего не
выражающих глаз, даже не подозревая, что обжигает альфу их холодом. — Тебе
постоянно плохо, а в желудке пусто.

— Я не голоден, — отвечает он, разомкнув пальцы и выпустив вилку, со звоном

ударившуюся о тарелку.
495/670
 — Послушай, Тэхен, — вздыхает До, потерев переносицу. — Я прекрасно вижу,
что с тобой происходит. Пора бы уже отпустить прошлое и жить дальше. Что
сделано, то сделано. Чонгук был всего лишь твоей миссией. Задачей, которую ты
успешно выполнил.

— Не говори о нем, — бесцветно отвечает Тэхен, опустив взгляд на стол.

Ему о будущем даже думать невозможно. Что его там ждет? Все в тумане. Даже
сегодняшний день остается под вопросом. Джихану говорить легко, он свое
получил, а теперь наслаждается, довольствуясь победой. Только в этой игре
остались двое проигравших. Миссию Тэхен провалил, пойдя на поводу у страха,
а теперь продолжает зачем-то бессмысленно существовать, лишившись своего
личного мира, в котором было настоящее счастье.

— Я говорю о тебе. Меня волнует то, что с тобой происходит. Я беспокоюсь, —

тише говорит Джихан.

И не врет ни капли. Его с ума сводит мысль о том, что все это осталось после
Чонгука. Как вернуть свет в эти глаза и заставить сиять только для себя? Тэхен,
словно кукла, которую До таскает с собой, куда вздумается, а она безвольно
лежит в его руках и смотрит куда-то вдаль своим стеклянным взглядом. Внутри
что-то есть, точно есть, но Джихан никак не доберется, его туда не пускают. Он
никак не найдет вход, который был бы менее болезненным для них обоих, но в
каждой из попыток плохо то одному, то другому.

Тэхена одно упоминание любимого имени раздирает заживо, и он снова и снова

глотает свои слезы вперемешку с кровью. Он хочет сдаться, хочет отпустить, но
не может. Он хотел бы позволить Джихану из лоскутов сшить новое сердце, но
легче умереть, потому что это сердце будет принадлежать не тому.

Омега отворачивает голову к окну и поджимает губы, чувствуя на себе

пристальный взгляд черных глаз альфы, что сканирует его рентгеном.

— Тэхен, — зовет Джихан, но тот не реагирует. — Посмотри на меня, —

смягчаясь в голосе, просит он. Тэхен медленно поворачивает к нему голову и
вопросительно смотрит. — Ты должен знать, что я не хочу причинять тебе боль.
Что бы ни было, я в первую очередь думаю о тебе. Я хочу помочь, и я знаю, что
смогу, только не закрывайся от меня.

Только ты у меня есть.

«Ты уже причинил мне боль, хуже быть не может», — думает Тэхен, чувствуя,
как к горлу подкатывает горький ком. Джихан разрушил его, а теперь наивно
полагает, что сможет все исправить. На это Тэхену хочется только рассмеяться,
но на лице у него ни один мускул не содрогается. Говорить об этом нет сил и
желания. Лучше не станет, хуже тоже. Тэхен чувствует только бесконечную
усталость.

— Отвези меня домой, — шепчет омега. Он чувствует, как держаться становится

все тяжелее, что еще немного, и осыплется пеплом прямо тут, а собрать себя
будет уже невозможно. К горлу снова подкатывает тошнота, преследующая
омегу последние недели. — Меня тошнит.

496/670
 — Снова? — обеспокоенно хмурится До. Тэхен коротко кивает и поднимается со
стула, а Джихан следом за ним.

— Я сейчас, — быстро бросает Тэхен, приложив ладонь к губам.

— Я с тобой, — твердо говорит До, но омега останавливает его рукой, покачав

головой и поспешив в уборную.

Перед Джиханом уже ничего не стыдно, он не раз оказывался рядом,

поддерживая и придерживая волосы, когда Тэхена снова накрывал приступ
внезапной тошноты. Но сейчас, в этот момент видеть его рядом хочется меньше
всего. Киму бы быстрее избавиться от неприятного ощущения и боли в горле и
скорее попасть домой. Больше не хочется ничего.

До особняка они едут в молчании. Тэхен смотрит на город, мелькающий за

окном ровно гудящей бугатти. Свет светофоров и фонарей отражается на
бледном осунувшемся лице омеги, закрадываясь в темный салон гиперкара.
Джихан периодически бросает на Тэхена взгляды и отворачивается к дороге,
барабаня пальцами по рулю. Рука так и тянется к омеге, но альфа удерживает
себя, как на первом свидании. К Тэхену он почти не прикасается в постели,
довольствуясь лишь редкими поцелуями и объятиями во сне, когда омега
засыпает. Он дает Тэхену время и физически, и морально, чтобы тот успокоился
и отпустил то, что было, чтобы принял все, что собирается ему дать Джихан. А
сам До умирает от нетерпения почувствовать Тэхена всего. Он хочет гладить его
по щеке и видеть в ответ улыбку слегка смущенную, как когда-то давно, а не
стеклянные глаза, смотрящие сквозь него.

Тэхен сразу же отправляется в ванную, а после ложится спать, так ничего и не

сказав. Джихан наливает себе коньяка и садится у камина, бросив пиджак на
спинку кресла. Сон не идет, а голову затапливают различные мысли, не дающие
покоя. Желание избавиться от Чонгука с каждым днем становится все сильнее.
Альфа обещает самому себе, что избавится от него, но внутри все лопается от
злости и ненависти. В первую очередь, к самому себе.

Джихан осушил половину бутылки коньяка и, просидев у камина до полуночи,

поднялся в комнату, где Тэхен давно уже спал, обняв одеяло и уткнувшись в
него носом. Так и проходит каждый их день.

Джихан часами сидит в гостиной до тех пор, пока Тэхен не уснет, чтобы после
подняться в комнату и урвать себе возможность обнять его хотя бы спящим.

Чонгук чиркает зажигалкой и подкуривает себе, прислонившись к капоту агеры

и сунув руки в карманы черной косухи. Прохладный ветерок треплет светло-
каштановые волосы, в которых путаются лучики солнца, создавая рыжеватый
оттенок с проблесками золотистого. Они ложатся на глянцевую черноту
кенигсегга, из-за чего гиперкар ослепительно блестит подобно черному алмазу.

Спустя пять минут на парковку подъезжает черный ягуар, принадлежащий

самому Чонгуку. Альфа следит за ним взглядом и перекатывает в зубах фильтр
сигареты. Ягуар тормозит рядом с агерой и замолкает. Из машины выходит Чану,
прихватив с пассажирского сидения серую папку и хлопая дверцей.

497/670
— Ты хотел подтверждения, — говорит Им вместо ненужного приветствия,
подойдя к Чонгуку и помахав перед ним папкой. — Здесь фотки и еще кое-какие
документы о покупке некоторых американок, причастных к авариям.

— Какие фотки? — спрашивает Чонгук, стряхнув пепел и заинтересованно

вскинув бровь.

— Они начали оружие сюда завозить. Мы с Чимином проследили за ними. Тут

много фотографий, на которых это запечатлено, — Чану протягивает папку Гуку
и тянется к карману за пачкой сигарет.

Чонгук берет папку и открывает, сразу же напарываясь взглядом на

фотографии, о которых говорит Им. На них запечатлена поставка оружия.
Чонгук прищуривается и внимательно разглядывает одну из фотографий, что
практически похожи друг на друга. Он сразу же замечает логотип на одном из
привезенных людьми До ящиков и хмыкает себе под нос, зажимая сигарету в
уголке губ.

— Эта змея медленно расширяет здесь свою нору, — говорит Чонгук, захлопнув
папку и кладя на капот агеры. — Я ее задушу голыми руками, — он делает
последнюю глубокую затяжку и швыряет окурок в сторону урны, выпуская едкий
дым.

— К Джихану стало труднее подобраться, мы еще не все разузнали, — Чану

стряхивает пепел и опускает руку, держа в пальцах тлеющую сигарету. — Я
каждый день пытаюсь нарыть свои старые связи, чтобы как-то выйти прямо на
него, но сукин сын как будто шифруется.

— Найдем место их сходок, а там посмотрим. Может, сможем кого-нибудь

переманить, а если не выйдет, то надавим. Вариантов мало, — пожимает
плечами Чонгук. Чану согласно кивает и затягивается. — Чимин стал меньше
времени проводить с семьей из-за тебя, — вдруг говорит Чон спокойно, но с
долей упрека, вскинув бровь. Им выдыхает дым и заглядывает Чонгуку в глаза.
— Если ты сделаешь ему больно, я тебя заживо похороню.

— Я сам себе пулю в висок пущу, если сделаю это, — без колебаний отвечает
Чану.

Чонгук говорит все взглядом. В нем нет отрицания, но есть вполне реальная
угроза, в нем принятие и настороженность, противоборствующие друг с другом.
Чонгук как будто только что благословил их, как какой-нибудь отец, что долго
противился парню своего сына, но все-таки сдался. Чану в этом не нуждался так
остро, плевать ему на то, против Чонгук или за, но теперь все равно стало как-то
полегче. Чон смирился, а встать перед Чимином Им ему не позволит, потому что
за своего омегу готов свернуть горы и пересечь не только океаны, но и
космическое пространство от одной Вселенной до другой.

Чонгук удовлетворенно хмыкает и берет папку.

— Подкину тебе патроны на всякий случай, — ухмыляется он, обойдя агеру и

поднимая дверцу.

Чану сухо усмехается и качает головой, двинувшись к ягуару. Не пригодятся.

498/670
 — Им Чану, — вдруг зовет его Чонгук. Альфа оборачивается у самой дверцы
ягуара и вопросительно изгибает бровь, глянув на Чона, положившего ладонь на
крышу кенигсегга. — В субботу Хосок ужин устраивает у себя. Если время
найдется, загляни.

— Конечно, — кивает Им. Уголки его губ слегка приподнимаются в едва

заметной улыбке. Чонгук отвечает такой же короткой улыбкой и садится в
машину, захлопнув за собой дверцу. Он усмехается и качает головой, заводя
двигатель и выезжая из парковки.

Тот, кто был всем, оказался врагом. Тот, кто был соперником, стал частью семьи.

Чонгук придирчиво разглядывает курицу в сливочном соусе на своей тарелке и

тыкает в нее вилкой, подняв взгляд и спрашивая:

— Это точно не Юнги готовил?

Юнги, сидящий возле Хосока, цокает и закатывает глаза.

— Точно, Чонгук-а, — по-доброму усмехнувшись, отвечает Енджун. — Ешь уже, а

то я обижусь.

За длинным столом в доме Хосока собрались только самые близкие, в числе

которых и Чон Дэсу — отец братьев, нашедший в своем загруженном графике
время для семейного ужина и забывший обо всех своих важных делах. Что
может быть важнее, чем ужин с сыновьями, которых он видит так редко?

С выписки Юнги из больницы прошло три дня. Все это время Хосок не отлипал
от своего омеги и чуть ли не ночевал с ним в палате, сидя до глубокой ночи,
пока врачи, обнаруживая, не выгоняли его. После долгой и тяжелой разлуки оба
друг другом не насытятся, не надышатся. Хосок часами смотрел на спящего
Юнги, изучая любимое лицо по-новому и подмечая для себя каждую мелкую
деталь, что прежде не замечал. И даже сон не шел к нему долгое время, потому
что под веками появлялся образ любимого омеги, что за эти четыре дня,
проведенных в больнице, окончательно принял Хосока, потому что свою жизнь
без него просто не представляет. Он заново рождается под его ласковыми
прикосновениями и поцелуями, от которых млеет, как в первый раз. А Хосок
крайне нежен, совсем не такой, как до разлуки. Он с трепетом относится к
Санджину, спокойно себе развивающемуся в утробе; за короткое время, что они
с Юнги вместе, Чон привык общаться с ребенком и рассказывать ему о том, что
Юнги, вероятнее всего, ему не рассказывал. Сам омега с легкой улыбкой на
прикушенных губах за этим молчаливо наблюдает и весь искрится счастьем
изнутри, никак не может поверить, что это происходит на самом деле.

Юнги узнал о ситуации с Тэхеном на второй день после аварии. Хосок решил не
тянуть и все рассказать, когда Мин, затосковав, сказал, что соскучился по
Тэхену и спросил, что с ним случилось. После раскрывшейся правды Юнги
помрачнел и долго молчал, не в силах что-то сказать. В мыслях он не мог в это
поверить, ведь таким он Тэхена никогда не знал и даже не подозревал, что тот
способен на жестокое предательство, отозвавшееся в сердце Юнги тупой болью.
Он молча передержал эту боль в себе, в один момент не выдержав и все-таки
позволив слезам вырваться. Потерять лучшего друга, благодаря которому Юнги
499/670
нашел в себе силы сохранить ребенка, оказалось совершенно непросто. После
они Тэхена больше не обсуждали, а при Чонгуке и вовсе не смели произнести
его имя. Юнги смотреть в глаза младшего Чона до сих пор тяжело, потому что
чертовски непривычно видеть в них бесконечную тоску и потухший свет,
заменяемый теперь фальшивой радостью. Юнги все никак не хочет поверить в
предательство Тэхена, но правда, застывшая в глазах Чонгука, возвращает с
небес на землю. Омега испытывал подобное, но он знает, что это даже рядом не
стояло с тем, что переживает Гук. Этот шрам никогда не выйдет спрятать под
толстым слоем разнообразных чувств.

Перед тем, как Юнги позволили уехать домой, Хосок отправился к Енджуну и
буквально упал перед ним на колени, прося прощение за то, что так жестоко
поступил с его сыном. Енджун выслушал объяснения Чона и взял за руку,
заглядывая во взволнованные глаза с теплотой и пониманием. Он Хосоку
поверил, потому что никогда не сомневался в его искренности по отношению к
Юнги. Чон не мог так просто жестоко растоптать чувства его сына, и все эти
месяцы Енджун верил в это в глубине своей души. И не ошибся. Он принял
Хосока и простил, как и Юнги, но пригрозил, что переедет альфу своей
коляской, если тот еще раз посмеет причинить его сыну боль. Хосок согласился.
Он больше никогда не заставит своего омегу ронять слезы.

Юнги вернулся домой. В их с Хосоком дом. Переступив порог, он облегченно

вздохнул, окончательно убедившись в том, что вернулся в свое счастливое
прошлое, перетекшее в настоящее. Уже давно ставший родным дом встретил
его теплом и приятной тишиной. Юнги понял, как сильно скучал, и прижался к
своему альфе, утопая в любимых объятиях. Он скучал по Хосоку, а остальное
второстепенно и совсем не важно.

Идея устроить семейный ужин пришла в голову именно Юнги, а Хосок ее охотно
поддержал. Это редкий шанс собрать всех близких людей вместе и насладиться
теплым и уютным общением, друг другом. После стольких потерь и событий,
кого-то сломавших, а кого-то вновь собравших воедино, необходимость в
поддержке друг друга становится больше, ведь семья, настоящая семья должна
держаться вместе несмотря ни на что.

Помимо родителей братьев и Юнги на ужине присутствует Джейби, пришедший

без вечно занятого Джинена. Хоть у Има и своя банда в другом районе города,
он всегда был одним из важных людей в жизни Хосока и Чонгука. Без его
помощи вести войну было бы в разы труднее. За короткий период он стал им
семьей.

Наверное, никакого ужина бы не было без Джина и Чимина, уже давным-давно

ставшими братьями, за которых глотку порвать — раз плюнуть. Юнги долго
просил у друзей прощение, но те, увидев интересное положение омеги, мигом
отбросили все обиды в сторону и сразу же перевели все свое внимание на
будущего племянника, отдавая всю свою нежность. Юнги в образе беременного
все еще кажется дикостью даже для Чонгука, не упускающего момента
подшутить над омегой.

Чану, которого пригласил Чонгук, пришел с Чимином. Младший Чон больше не

сканировал его настороженным и недоверчивым взглядом. То, что Им оказался в
кругу их небольшой семьи все говорит за себя. Каждый в этой семье его принял
и признал.

500/670
 — Я ни за что не посмею обидеть вас, Енджун-щи, — улыбнулся Чонгук, сразу
же принимаясь есть. — М-м, и правда, Юнги так никогда не приготовит, —
говорит он, прожевав кусочек курицы и одобрительно кивая. По столу
разнеслись смешки.

— Чонгук-а, где твое воспитание? — говорит Дэсу, сидящий во главе стола. — Я

уверен, Юнги отлично готовит, к тому же он еще молод, только учится, у него
все впереди, — взгляд старшего альфы падает на Юнги, сидящего возле Хосока.
Омега смущенно улыбается в ответ на добрую отцовскую улыбку Дэсу и
опускает глаза, уткнувшись в свою тарелку.

Встреча именно с этим человеком для Мина была до дрожи в коленках

волнующей. Когда-то прежде Юнги с ним уже сталкивался, но уж точно никогда
не сидел за одним столом, потому что Дэсу, будучи всегда занятым, долго не
задерживался, сразу же удаляясь по своим рабочим делам. Сейчас другой
случай. Юнги носит под сердцем его внука, и для мужчины это стало
совершенно внезапной новостью, после которой ему пришлось хлебнуть виски. А
точнее, осушить полбутылки. Только Хосок понял, что Дэсу сделал это не для
того, чтобы сгладить острые углы и принять событие, а чтобы отпраздновать
счастливую новость.

Дэсу в личную жизнь сыновей никогда не лез, поэтому легко принял то, что его
старший сын состоит в отношениях с омегой, что даже школу еще не окончил.
Он не нуждается в богатом союзе, который не раз предлагали ему партнеры,
знающие о двух взрослых и авторитетных сыновьях Чона. У детей собственный
бизнес, а Дэсу всегда умел держать на плаву дело, начавшее свое
существование еще задолго до рождения Хосока и Чонгука. Он в своих сыновьях
всегда был уверен, даже когда Чонгук попал в тюрьму. Дэсу злился на сына за
неосторожность и наивность, но все равно верил, что Чонгук сделал все, на что
был способен. С кем строить отношения и создавать семью Дэсу детям никогда
не указывал, сказав лишь, что любовь придет сама, и ни в коем случае отвергать
ее нельзя, потому что в жизни она бывает лишь раз. Настоящая, незаменимая.
Так же было и у него самого. Его любовь пришла неожиданно и осталась с ним
на долгие и полные счастья годы до тех пор, пока их не разлучила смерть,
забрав любимого омегу Дэсу из-за онкологического заболевания после рождения
младшего сына.

Но в любовь Дэсу верит до сих пор.

После вкусного ужина, приготовленного омегами во главе с Енджуном, все

расслабились с чашечкой чая. Юнги в этот момент чувствует себя самым
счастливым на свете человеком. Его рука в теплой руке любимого альфы, а
вокруг родные люди, заставляющие широко и искренне улыбаться, как не было
уже давно. Все шутят, рассказывают какие-то случаи, а родители вспоминают
свою молодость и интересные истории, что происходили с ними в те времена.
Громче всех смеется Джин, сразу же сблизившийся с Енджуном. Его смех
заражает остальных, и в гостиной несколько минут стоит веселый гомон,
который тут же прерывается очередной историей, которую все слушают,
разинув от любопытства рты.

Енджун и Дэсу садятся на диван и, попивая ароматный чай, обсуждают

политические дела, оставляя детей, вышедших на террасу в заднем дворе дома.
Чона приятно удивляют знания этого омеги, а тот с грустной улыбкой отвечает,
что почти все свое время проводит за просмотром телевизора, поэтому выбора
501/670
не остается. Они сразу находят общий язык и решают сменить скучную тему
политики на разговоры о своих детях и мыслях о будущем.

— Хосок-а, даже не верится, что вы с Юнги станете родителями, — улыбается

Чимин, положив голову на плечо Чану.

— Вот и мне не верится, черт возьми, — встревает Чонгук, прислонившийся

плечом к колонне и держащий в пальцах бутылку холодного пива. — Это
безумие какое-то. Вы представьте, я же дядей стану!

— Он беспокоится об этом сильнее нас самих, — усмехается Хосок, обнимая за

талию Юнги, что сидит у него на коленях, повесив руку на плечо альфы.

— А вы уже думали над именем? — спрашивает Джин с легкой улыбкой на

губах, покачивая в воздухе носком кед и подперев подбородок кулаком.

— Чонгук решил назвать его Санджином, — говорит Юнги, кивнув на Гука.

— Ну серьезно, Чонгук его разве что только не родил, — хохотнул Джейби,

развалившись на плетеном стуле. — Но имя крутое, не спорю, — подмигивает он
Чонгуку.

— Я решил, что тоже дам имя его ребенку, — Хосок ухмыляется и кладет руку
на колено Юнги, слегка поглаживая.

— Да блять, Хосок-а, не бывать этому, — закатывает глаза Чонгук, отпив пива.

Джейби с кряхтением тянется к нему и выхватывает бутылку из рук, делая пару
глотков.

— Чему?

— Ребенку, — равнодушно пожимает плечами Гук, сложив руки на груди и

внимательно следя за тем, чтобы Джебом не выпил все его пиво.

— Это вопрос времени, когда-нибудь ты все равно станешь отцом, хотя я это с
трудом себе представляю, — хихикнул Юнги, держа в пальцах чашку с теплым
чаем и делая короткий глоток.

— А я не представляю вообще, — ухмыльнулся Чану, словив уничтожающий

взгляд Чонгука.

— Ну все, отдай, — говорит он Джейби, забирая бутылку.

— Там целый ящик еще, — возмущается тот.

— Вот и взял бы себе, — закатывает глаза Чонгук, показав старшему средний

палец. Джейби успевает его схватить и слегка вывернуть, заставляя Гука
болезненно промычать.

— Ты подраться хочешь? — рычит он с притворной злостью, вспыхнувшей в

глазах, и подавшись в сторону Има.

— Хотите что-то решить — решайте на дорогах, — говорит Хосок, остужая пыл

обоих альф. — Никакого мордобоя в моем доме.
502/670
 — Да все, все, — смеется Джейби, похлопав Чонгука по спине. — На этом и
остановимся. Меня ему не победить.

— Ты меня на слабо берешь, да? — щурится Чонгук, сев в кресло рядом.

— Интересно, смог бы Чонгук снова повторить ту легендарную победу, —

задумчиво говорит Джин, поглядывая то на одного, то на другого альфу.

— Я сомнев… — говорит Джейби.

— Конечно же, — прерывает Има Гук, уверенно вздернув подбородок. — Есть

какие-то сомнения?

— Делаем ставки, — улыбается Чимин, вспыхнув азартом. — Давно между собой

не гонялись.

— Точняк, — соглашается Юнги, быстро закивав. — А с Чану будет еще

интереснее.

— А ты куда? — спрашивает Хосок, изогнув бровь. — С ним за руль не пущу, —

тыкает он омеге на живот пальцем. — Разве что со мной рядом сядешь.

Юнги громко вздыхает и закатывает глаза, сложив руки на груди с недовольным

лицом. Все начинают смеяться.

— О, классика, — довольно ухмыляется Чонгук. — По пять долларов со всех, кто

по этому скучал, — говорит он, глотнув пива и облизнув губы.

— Кажется, сейчас мы все скинемся по пять долларов, — хихикнул Чимин.

— Да пошли вы! Я к папе, — ворчит Юнги, спрыгнув с колен Хосока и одарив

Чонгука своим фирменным взглядом.

— Гормоны, — пожимает плечами тот, когда Юнги исчезает за дверью.

— Да он просто есть захотел, — смеется Хосок. — Точнее, Санджин. Юнги

теперь ест за двоих. Сейчас вернется.

— А пока он подкармливает моего племянника, я могу спокойно покурить, —

Чонгук тянется к круглому столу, вокруг которого они сели, беря пачку сигарет и
зажигалку.

Хосок слегка хмурится и поджимает губы, смотря на брата. После разрыва с

Тэхеном он начал курить в несколько раз больше, чем прежде, делая это чуть ли
не каждую секунду. Весь вечер Чонгук пытался держаться, выходя во двор лишь
пару раз, чтобы Юнги не дышал едким дымом. Хосок понимает брата, потому что
сам забывался в сигаретах, когда расстался с Мином, вот только Чонгук
пытается не забыться, а убить себя.

— Лучше бы чаю выпил, — говорит Чимин, почти озвучив мысли Хосока, чтобы
оградить брата от лишней дозы никотина, но тот только отмахивается и делает
глубокую затяжку, прикрыв глаза.

503/670
А под веками сразу же вырисовывается образ человека, которого Чонгук
ненавидит всем сердцем.

Сигаретами его не выкурить.

Вечер незаметно для всех перетекает в ночь, но уходить собираются только

родители, утомившиеся насыщенным днем. Хосок уже начинает суетиться,
чтобы отвезти Енджуна домой, но его останавливает Дэсу.

— Нам как раз по пути, — объясняет отец, накидывая на плечи темно-серый

пиджак и поворачиваясь к Енджуну, которому помогает одеваться Юнги. — Вы
ведь не против, чтобы я подвез вас, Енджун-щи?

— Нет, конечно же, нет, — улыбается омега, покачав головой. — Пусть дети
развлекаются. Мы им, наверное, наскучили, — посмеивается он, расправляя
пальцами складки брюк на своих коленях.

— Как вы можете нам наскучить? — возмущается Хосок. — Мы столько смеялись

из-за вас двоих, — говорит он, улыбнувшись и взглянув на отца. — А Джин еще
неделю будет вспоминать это.

— Ужин был потрясающий, — говорит Дэсу, посмотрев на смущенно

опустившего голову Юнги. Омега к нему никак не привыкнет. Этот человек
своим величием, своим авторитетом буквально придавливает его к земле. Дэсу,
кажется, это замечает, поэтому слегка хмурится и кладет руку на плечо омеги,
успокаивающе погладив. — Ты отличный парень, Юнги. Я очень рад, что ты
омега моего сына. И посмотри мне уже в глаза, — шутливо строгим тоном
говорит он, и Юнги поднимает взгляд, заглянув в черные глаза альфы. Точно
такие же и у Хосока. — Я должен благодарить тебя за то, что ты сделал меня
дедушкой. Вы с Хосоком справитесь, я в этом уверен. В любом случае, у вас есть
мы, — смотрит он на Енджуна, кивающего в подтверждение слов Дэсу.

Юнги поднимает уголки губ в теплой улыбке и шепчет тихое:

— Это очень важно слышать от вас. Спасибо…

Когда Дэсу и Енджун уезжают, Чонгук выруливает из гостиной, прислонившись

плечом к стене и смотря на Юнги и Хосока с ухмылкой на губах.

— Надеюсь, мы не станем братьями, — говорит он, вскинув бровь. — У вас же

тогда инцест получится, ужас, — морщится он, качая головой.

— Бред не неси, отец просто подвозит его до дома, — закатывает глаза Хосок и
идет с Юнги в гостиную, приобняв того за плечи.

— И да, кстати, — вдруг говорит Юнги, хмурясь, словно что-то вспомнил. — Ту

курицу готовил я. Мне приятно, что ты ее оценил, — выдает он Чонгуку, невинно
улыбнувшись и пройдя мимо. Лицо альфы в этот момент Юнги запомнит на всю
жизнь.

Спустя еще час уезжает и Джейби, которого дома уже ждет вернувшийся с
работы Джинен. Остальные разваливаются на диване и креслах, смотря какой-
то боевик, который нашел Чонгук. Эта атмосфера чем-то напоминала посиделки
в гараже, когда все они, наевшись пиццы и напившись пива, лежали среди горы
504/670
коробок и бутылок, смотря какой-нибудь фильм на маленьком телевизоре
Намджуна. Никто из них не будет отрицать, что скучает по тем временам. То,
что происходит сейчас, не является жалкой попыткой вернуть прошлое, — это
продолжение негласно установленных традиций, к которым все они привыкли.
Только место не то, а двух людей заменили двое других. И кажется, что все
хорошо, только как прежде все равно уже никогда не будет.

К середине фильма Чонгук не выдерживает и выходит на задний двор, чтобы

покурить. Он спускается по лестницам террасы и садится на последнюю
ступеньку, чиркая зажигалкой и прикуривая себе. Вверх, к чистому звездному
небу беззвучно тянется струйка сигаретного дыма. Где-то слышно стрекотание
сверчков, нарушающее идеальную тишину ночи, но Чонгуку оно не мешает, а
наоборот, помогает не сосредотачиваться на неприятных навязчивых мыслях.

Сегодняшняя маска дала трещину после насыщенного дня, полного шуток и

смеха. Чонгуку было хорошо, очень хорошо. Он почти почувствовал себя вновь
счастливым, но это счастье утопает, падая в никуда внутри альфы. Чонгук
пытается создать внутри себя границу, которую пустоте нельзя переходить, но
она всепоглощающая, разрушающая, и каким-то жалким границам ее не
остановить.

Чонгук смотрит на Хосока с Юнги и искренне радуется, даже успокаивается,

потому что брат больше не загибается в одиночестве, наивно убеждая себя, что
сможет прожить. Теперь так у Чонгука. Он чувствует тепло, глядя на них, глядя
на всю свою семью, а потом в один миг вся эта теплота превращается в лютый
холод, обжигающий изнутри, режущий своими льдами. Чонгук лишился важной
части себя, и это слишком ощутимо. Это зудит в нем, ноет тянущей болью и
доставляет дискомфорт, что не позволяет забыть. А вот забыться можно в
любимом дыме. Снова и снова.

Чонгук слышит за спиной тихие шаги, но не реагирует, так и держа в пальцах

тлеющую сигарету и смотря на небо не моргая. Джин спускается вниз и садится
рядом с Чонгуком, держа в руке чашку с клубящимся кофе.

— Да ты прям мысли мои услышал, я как раз о кофе думал, — усмехается

Чонгук, повернув голову к Джину. — Чертова магия, а?

Джин тепло улыбается и протягивает чашку альфе.

— Не притворяйся, Чонгук, — спокойно говорит он, смотря, как Чонгук отпивает

кофе и возвращает ему. — Не передо мной.

Улыбка с лица альфы мгновенно исчезает, как будто только и ждала этих слов.
Они и добивают Чонгука, ему все труднее держаться. Он отворачивает голову и
зажимает сигарету меж губ, делая затяжку.

— Я не хочу лезть тебе в душу. Понимаю, как это неприятно, но… — тише
говорит Джин, опустив глаза и разглядывая отражение звездного неба в кофе.
— Я знаю, что ты чувствуешь, мне это очень хорошо видно, даже если ты
играешь, убеждая самого себя, что все в порядке. Поэтому сейчас ты можешь
быть собой, Чонгук. В темноте никто не увидит.

— Я знаю, — отвечает Чонгук, коротко взглянув на Джина.

505/670
— Что знаешь? — спрашивает омега, не поняв.

— Знаю, почему ты чувствуешь то же самое, а не то, что чувствуют, например,

Хосок или Чимин, — хрипло отвечает Чонгук, стряхнув пепел на землю и
облизнув нижнюю губу. Джин молчит, внимательно смотря на альфу и сжимая
пальцами ручку чашки. — Вы думали, что никто не знает, но я узнал, — Чонгук
делает паузу, чтобы затянуться поглубже и плавно выпустить дым вверх.
— После очередной посиделки в гараже я шел к машине, но вспомнил, что забыл
телефон и вернулся. Уже собирался войти, но так и застыл у дверей, увидев, как
Намджун целует тебя. Я, конечно, охуел с такой картины, но не стал вам мешать
и уехал, забыв про телефон к чертовой матери.

— Он нам потом так мешал, трезвонил постоянно, — улыбнулся Джин уголком

губ, отпивая кофе. — В итоге Намджун не выдержал и выключил его. Ворчал, что
ты вечно пытаешься все испортить, даже находясь на расстоянии.

Джин больше не испытывает волнения и страха от того, что кто-то знает о том,
что было между ним и Намджуном. Ему даже как будто легче стало, словно
тяжкий груз упал с плеч, уставших таскать эту невысказанную ношу. Они с
Чонгуком понимают друг друга так, как никто. Оба преданы и растоптаны, оба
остались ни с чем, как проигравшие все свое состояние в казино. В выигрыше
только те, что лгали, не думая о чувствах тех, кто их любит.

Чонгук усмехается и качает головой.

— Зато как он нам все испортил, сукин сын.

Джин ставит чашку рядом с собой и обнимает себя за плечи, смотря на звездное
небо, отражающееся в его больших черных глазах.

— Со временем жить станет полегче. От упоминания его имени ты не будешь

чувствовать боль или злость. Только легкое раздражение, — тихо говорит Джин,
прикусив нижнюю губу. — Возможно, время все-таки лечит, не знаю. Пока я его
не вижу, все более-менее хорошо, а когда увижу…

— Теряю над собой контроль, — Чонгук смотрит перед собой опустевшим

взглядом, под завесой которого проносятся кадры последней встречи с Тэхеном.
— Я совершил ошибку, когда увидел его, — говорит альфа лишенным красок
голосом, перебирая в пальцах сигарету. Он впервые говорит это вслух, впервые
говорит это кому-то по-настоящему, а не в мыслях. И почему-то это кажется
проще, чем Гук думал. — Эта ошибка ни на секунду не покидает мое сознание. Я
получил нож в спину, а его изрубил.

— Я боюсь, что тоже совершу, когда увижу снова, — шепчет Джин, опустив
голову на плечо Чонгука и прикрыв глаза.

— Это съест тебя заживо, Джин-и, — вздыхает Чон, швырнув окурок в траву и
погладив омегу по голове. — Не поддавайся, держи себя всеми силами, а иначе
будешь, как я.

Сломленный, опустошенный, медленно умирающий.

Джин поднял голову и заглянул Чонгуку в глаза, прошептав:

506/670
— Только не забывай, что ты не один. И я теперь тоже.

Чонгук кивнул и ответил омеге слабой улыбкой.

— Идем обратно к этим голубкам, — говорит он, поднявшись и дав руку Джину.
— А то вдруг они свингерами заделаются и решат прямо сейчас заняться чем-то
интересным.

— Чон Чонгук, — слегка смеется Джин, встав и несильно пихнув альфу в плечо.

Они возвращаются в дом, словно не было только что никакого открытия друг
другу боли, не дающей по ночам спокойно спать. Словно все прекрасно и
чудесно, как прежде. Они вновь ярко и почти искренне улыбаются.

Ведь надо жить дальше.

Юнги валится на постель и раскидывает руки в стороны, со счастливой улыбкой

смотря в потолок. Хосок принес его в комнату на руках, а после сам искупал,
попутно покрывая любимое тело поцелуями. Юнги кажется, что он попал в
сладкий сон, и так не хочется, чтобы он заканчивался. Еще счастливее омега от
того, что это все-таки реальность, в которой все прекрасно, и любимый альфа не
оставляет ни на минуту, наверстывая каждую, что была утрачена из-за разлуки.
Ему так хорошо, как не было никогда.

— Иди ко мне, — говорит Юнги, приподнявшись на локтях и наблюдая за

раздевающимся Хосоком. Омега скользит жадным взглядом по крепкой спине
своего альфы и даже не замечает, как закусывает губу, неосознанно вцепляясь
в простыни пальцами, жаждущими вонзиться в эту широкую спину.

Хосок остается в одних боксерах и разворачивается, а Юнги задыхается, опустив

взгляд с подкачанного пресса вниз. Альфа как будто бы его дразнит, но сам об
этом даже не подозревает. Юнги ерзает на месте, словно в нетерпении, и
съедает Чона полным желания взглядом. Хосок движется к нему,
подкрадывается, как лев к своей добыче, которая добровольно решила стать ею.
Юнги улыбается уголком губ и смотрит альфе прямо в глаза, а сам медленно
разводит ноги в стороны, приглашая.

Хосок садится в изножье кровати и берет омегу за щиколотки, подтянув к себе и

целуя сначала в одно колено, а затем в другое. Короткими поцелуями,
сводящими Юнги с ума, альфа поднимается к бедру, садясь меж разведенных
стройных ног. Он задирает вверх широкую футболку на омеге и целует в пупок,
обведя его кончиком носа и двигаясь дальше. Юнги шумно выдыхает и
запускает пальцы в волосы Хосока, чуть сжимая. От каждого поцелуя ему сносит
крышу, как будто впервые. Чувства и ощущения кажутся в разы ярче и сильнее,
а желание накрывает ураганом, не давая места ничему другому.

Альфа избавляет от лишней одежды и себя, и Юнги, наслаждаясь видом гибкого

и изящного тела несмотря на беременность, которая словно сделала омегу еще
притягательнее и желаннее, хотя, казалось бы, куда больше. Хосок нависает
сверху, расставив руки по обе стороны от головы Юнги, и наклоняет голову,
выдыхая в приоткрытые розовые губы.

507/670
— Никогда меня больше не оставляй, — шепчет омега, обнимая Хосока за шею и
притягивая к себе. Ноги он сцепляет на пояснице альфы и прикрывает глаза,
полностью отдаваясь приятным ощущениям.

— Ни за что на свете, — хриплым и низким от переполняющего желания

голосом отвечает Хосок, накрывая любимые губы и утопая в глубоком поцелуе
вместе с Мином.

С первым толчком по комнате, утонувшей в полумраке, разносится сладкий и

тягучий стон Юнги, по которому Хосок так безумно скучал.

Счастливее чем сейчас они не были никогда.

Тэхен распахивает глаза и, не успев окончательно вырваться из сна, прижимает

ладонь ко рту. Вокруг темнота и тишина, нарушаемая только негромким
дыханием рядом спящего Джихана. Тэхен подскакивает с постели. От резкого
подъема начинает кружиться голова, и омега прислоняется к стене, прикрыв
глаза и глубоко дыша. К горлу снова подкатила ненавистная тошнота, каждый
раз раздирающая глотку в кровь. Тэхен открывает глаза и спешит в ванную на
ватных, еле держащих его ногах.

Он рухнул перед унитазом на колени, даже не включив в ванной свет. На ощупь

находит крышку и поднимает, сразу же опустошая и без того пустой желудок.
Горечь желчи провоцирует еще большее желание блевать, а из глаз льются
горячие слезы, капая в унитаз. Тэхен дрожит, как в лихорадке, и обнимает себя
за живот, утерев губы тыльной стороной ладони. Его перестает тошнить, и он
прислоняется спиной к стене, подтянув к груди колени и прикрывая глаза. В
ванной снова наступает неприятно звенящая в ушах тишина. Постепенно
начинает подкатывать новая волна тошноты. Тэхен жмурится и искажается в
мучительной гримасе, не выдержав и начав тихо плакать, чтобы Джихан не
услышал. Пусть слышит, как Тэхена тошнит, к этому он привык за последний
месяц, в течение которого продолжаются эти приступы; но пусть не слышит, как
омега плачет, потому что за этот месяц Тэхен ни слезы при нем не проронил,
играя роль каменного изваяния с застывшими чувствами и эмоциями. Он
пытается играть даже наедине с собой, чтобы так и привыкнуть в наивной вере,
что со временем станет легче и чувства замерзнут навечно. Но порой он просто
не выдерживает и долго плачет, беззвучно роняя слезы на свои колени.
Постоянная тошнота, которой Тэхен не пытался найти объяснения, сославшись
на то, что это реакция организма на стрессовое состояние, что еще немного, и
переступит порог депрессии (а может, уже переступила), начинает напрягать.
Не замечать этого больше не получается. Тэхен истощает себя и не пытается с
этим что-то сделать. Он много спит, иногда не без помощи снотворных, потому
что только во сне все более или менее хорошо. Там мнимое счастье и
спокойствие, ради которого Тэхен продолжает существовать дальше. Там нет
боли и того, кто теперь каждую ночь спит рядом, обнимая и прижимая к себе.
Тэхен во сне чувствует другое тепло. То самое, что никогда больше не ощутит.

Он утирает слезы тыльной стороной ладони и поднимается на ноги, подойдя к

раковине. В отражении он видит не себя, а какую-то неудавшуюся реплику.
Бледную, безжизненную, серую и пустую. Как будто даже всегда яркие и
огненные волосы потускнели, а глаза потухли. Тэхен ополаскивает себя
холодной водой и утирается мягким махровым полотенцем. Уснуть так просто
508/670
уже не получится. Пришла ненужная сейчас бодрость, от которой омега так
старается сбежать. Он открывает ящик с лекарствами и перебирает упаковки
пальцами, читая названия и выискивая снотворное. Взгляд омеги задерживается
на небольшой вытянутой коробочке, а рука замирает. Тест на беременность.
Тэхен зачем-то взял себе один у Юнги, когда тот только узнал, что находится в
положении. Он даже не думал, что тот пригодится ему в ближайшем будущем,
но сейчас в него закрадывается скользкое и неприятное подозрение,
сдавливающее все внутренности в страхе и волнении. Тэхен смотрит на тест
остекленевшими глазами и боится даже вздохнуть. Этот момент разбивается на
тысячи мелких осколков и больно ранит.

Омега тянется к нему осторожно и медленно, словно боится, что обожжется.

Внутри стремительно растет тревога, а в горле появляется ком. Тэхен даже
перестает чувствовать тошноту. Он вцепляется в тест пальцами и вновь идет к
унитазу на негнущихся ногах.

Ожидание убивает медленно и мучительно, вырывая от Тэхена по кусочку. Он

судорожно расхаживает по ванной и бегает по помещению суетливым
напряженным взглядом, не в силах сконцентрироваться и успокоиться. Тэхен
буквально находится на грани истерики, ожидая результата. Еще немного, и
просто рухнет от морального истощения и бессилия. Его всего трясет, а ком,
застрявший в горле, не дает свободно дышать.

Тэхен резко разворачивает тест и сразу же отбрасывает, словно обжегся. Тот

звонко бьется о кафельный пол. Омега несколько секунд стоит на месте, как
вкопанный, раздирая глотку от внутреннего крика. Он рвет на себе волосы и
воет, но лишь внутри, а затем подрывается с места, как вне себя подлетает к
лекарствам и дрожащей рукой выдавливает себе на ладонь снотворные одну
таблетку за другой, даже не собираясь их считать. Его накрывает животный
страх и полное неверие. Он не хочет думать, не хочет ничего знать и помнить,
только бы скорее забыться. Закинув таблетки в рот, омега быстро запивает их
водой и прикрывает губы ладонью, рвано дыша через нос. Он быстро
возвращается в комнату и залезает под одеяло, свернувшись калачиком и
зажмурившись до боли в глазах, чтобы скорее спрятаться во сне, укрыться от
разрушающей реальности в объятиях того, кто оставил после себя огромный
неизгладимый след.

Чонгук оставил Тэхену частичку себя.

509/670
Примечание к части napasov x romvs -
Ruelle - Game of Survival
Cyrus Reynolds - The Wolves (feat. Keeley Bumford)

https://pin.it/3D88zyk

падение

Джихан просыпается от назойливого звонка будильника,

прозвучавшего ровно в семь утра. Он морщится и тянет руку к тумбе, пытаясь
нашарить на ней вибрирующий телефон. Рядом спящий Тэхен даже не
шевелится, хотя обычно тоже реагирует, начиная ерзать от нарушившего сон
будильника. Джихан хватает телефон и подносит к лицу, щурясь и разглядывая
дисплей. В зашторенной комнате приятный полумрак, но внезапно вспыхнувший
ярким светом экран телефона неприятно слепит глаза. Одним нажатием альфа
выключает будильник, и комната вновь погружается в тишину. До трет лицо,
стирая остатки липкого и пытающегося утянуть альфу обратно сна, и, чуть
приподнявшись на локте, поворачивается к Тэхену, укутавшемуся в одеяло, как
в кокон.

— Тэхен-а, — низким и хриплым голосом зовет Джихан, положив руку на плечо

Тэхена и слегка тряся. Омега не реагирует, хотя обычно пытается скинуть с себя
руки альфы, окатывая его по утру своим безэмоциональным взглядом. — Тэ,
вставай, — повторяет До, потянув одеяло вниз и открывая вид на спящего омегу.
Он наклоняется и целует его за ухом, вдыхая тонкий аромат нежных цветов.

Тэхен, наконец, подает признаки жизни, слегка дернув плечом и что-то

негромко промычав, но глаза так и не открывает, все еще находясь в цепких
руках сна, что никак его не отпустит. А у Джихана уже и след простыл.

— Не хочешь? Ну ладно, — пожимает плечами До, отстранившись от омеги и

поднявшись с постели. — Лежи хоть весь день, но к вечеру ты должен быть
готов, — придав голосу твердости, говорит он, уже двинувшись в сторону
ванной комнаты в одних только боксерах.

— К чему? — еле слышно спрашивает Тэхен, не разлепляя глаз, перед которыми

все еще стоит приятная душе картина. Для него это сейчас непосильная задача.
Количество выпитых таблеток снотворного дало свой результат. Тэхен даже
шевелиться не в состоянии, веки поднять не в силах, а открыть рот и что-то
произнести получается не без огромных усилий. В голову как будто ваты
напихали, а мысли разбежались по углам. Все, что сейчас видит перед собой
омега — это ночь, мягкий песок и морские волны, лижущие ступни голых ног.

— Тебе нужно развеяться, Тэхен, — говорит Джихан, повернувшись к Тэхену. Тот

даже не смотрит на альфу и выглядит так, как будто продолжает спать.
— Съездим к Ку Чжунхэ, он решил устроить небольшой прием и пригласил нас.
Отказать было бы некрасиво.

— Я… — открывает пересохшие губы омега и набирает в легкие воздуха. — Я не

поеду… никуда.

— Ты не услышал меня, — Джихан изогнул бровь и потянул уголок губ вверх в

легкой полуулыбке. — Пригласили нас с тобой, не только меня. Это не
510/670
обсуждается.

Тэхен слегка морщит лоб, но ничего больше выговорить не может и мгновенно

ныряет обратно в глубины сна, подальше от подкрадывающихся к нему темных
мыслей и совсем свежих воспоминаний, выбивших у Тэхена землю из-под ног.
Джихан смотрит на омегу несколько секунд и скрывается за дверью в ванную.

Альфа принимает прохладный освежающий душ и выходит из-за стеклянной

ширмы, обернув полотенце вокруг бедер и зачесав влажную челку, спавшую на
лоб, назад. Он подходит к раковине и принимается бриться, избавляясь от
трехдневной щетины, начавшей действовать на нервы. Джихан сосредоточенно
смотрит на себя и аккуратно ведет бритвой по скуле вниз, но вдруг резко
замирает, переведя взгляд влево. Он присматривается и видит на полу, рядом с
унитазом что-то белое и напоминающее ручку, но чуть толще и длиннее. До
отложил бритву и подошел, наклонившись и подняв предмет с пола. Он знает,
что это, не глупый.

Тэхен делал тест на беременность. Но каков результат?

Джихан разворачивает его и впечатывается взглядом в две полоски. Смотрит и

смотрит, кажется, вечность, как будто бы не понимает, что это значит. Но нет,
Джихан все прекрасно понимает, а что на это думать, не знает. Он словно в
шоковом состоянии после внезапного мощного взрыва: растерян и не до конца
осознает окружающую его реальность. До впервые понятия не имеет, как
совладать с собственными мыслями, впервые не может сам себе что-то ответить
на поток прорвавшихся вопросов, бесконтрольно летающих в голове. Впервые
чувствует себя бессильным.

До смутно помнит последнюю с Тэхеном ночь. Он был в легком алкогольном

тумане, вернувшись после очередной успешной сделки. Тогда Джихан к себе не
прислушивался, пребывая в вечном состоянии раздражения и злости при виде
скорбящего по ушедшей любви Тэхена. Эту злость До выливал на него, не
нуждаясь во взаимном желании. Он просто брал, когда и как хотел. В последние
разы нежным быть совсем не выходило. От пустоты в любимых глазах Джихан
зверел еще больше и жаждал добиться хоть каких-то эмоций, причиняя Тэхену
физическую боль, плотно переплетенную с душевной. Он рычал в
приправленный кровью и слезами поцелуй: «Ты ему не нужен» и уничтожал еще
больше, словно вбивая с каждым словом крест в сырую землю, под которой
давно уже лежит Тэхен, похоронивший себя сам.

Джихан оставлял на песочной груди укусы, а на тонких запястьях синяки от

стальной хватки, едва не ломающей кости. Он втрахивал Тэхена прямо в пол
гостиной своего пентхауса, а после продолжил выедать его душу в спальне, так
и не дойдя до ванной. Полные невыплаканных слез глаза Тэхена отпечатались в
джихановой памяти особенно хорошо, и только потом начали взывать к совести,
что в нем задремала за ненадобностью.

А на следующий день Тэхен встретился с Чонгуком вновь.

Эта мысль бьет До, словно кулак в лицо, который совсем не ожидаешь, о
котором даже не подозреваешь. Он сжимает тест в руке чуть ли не до хруста и
глядит куда-то в пустоту взглядом, в котором вновь начали вспыхивать искры
адского пламени. Джихану нужна секунда, чтобы выйти из себя, пойти в
спальню и свернуть спящему Тэхену шею.
511/670
Но он этой секундой не пользуется.

Разве позволил бы Чонгук такому случиться? Совершил бы эту ошибку после

всего, что произошло? В таком случае он был бы полнейшим идиотом. Чонгук
вспыльчив и часто действует на эмоциях, но так бы не проебался. Не оставил бы
Тэхену ребенка, уходя с концами, зная, что дальше не будет ничего. Этим
отношениям пришел конец в тот день, когда Тэхен открыл Чонгуку правду. Все
встало на свои места, как и было прежде, с одной лишь разницей, что свое
сердце Тэхен оставил в чужих руках. Дальше там быть ничего не могло. Джихан
тем утром видел в глазах Тэхена то, что даже сам омега не мог осознать. Его
словно снова взяли и решили доломать, чтобы наверняка, но он и виду не подал,
как будто так и должно быть, как будто быть до основания разрушенным
нормально. Там, в этих стеклянных потухших глазах не было тепла от встречи с
тем, кого любил. Там не было счастья или облегчения. Там была лишь боль, даже
Джихана придавившая бетонной плитой к земле. Если бы Чонгук подарил ему
той ночью любовь, он не оставил бы эту самую боль вместо ребенка.

Ребенок не его. Он Джихана.

До убирает тест в тумбу и, закончив с бритьем, возвращается в комнату уже с

совершенно другими мыслями. Тэхен все так же спит, не поменяв позы. Джихан
тихо подходит и садится перед ним на колени, вглядываясь в черты давно
изученного лица. Во сне оно абсолютно спокойное. Это не та вечная маска
равнодушия, а именно умиротворение, долгожданный покой, расцветающий в
душе подобно весеннему саду. Тэхен во сне живет, и Джихан это понял. Ему так
хочется его встряхнуть, пробудить и заставить быть тут, рядом, с ним, а не где-
то там, с другим. Но вместе с тем ему хочется вот так сидеть и смотреть,
созерцая и впитывая в себя давно не показывавшие себя положительные,
теплые эмоции. Вот только когда Тэхен откроет глаза, они рассеются, словно и
не были.

До касается костяшками пальцев впалой щеки, оглаживает большим пальцем

маленький аккуратный подбородок, задерживается на ямочке под нижней
губой, ведет вверх и зачесывает алые пряди, спавшие на лицо, назад, чтобы
получше разглядеть. И даже не хочется никуда теперь уходить. Наплевать на
все обязанности, даже на войну эту, просто бы остаться дома и лежать рядом,
только слушая едва слышное ровное дыхание Тэхена. Прикоснуться бы к его
животу, чтобы почувствовать там свое, совсем еще маленькое, но уже имеющее
огромное значение. Приложиться ухом в попытке хоть что-то услышать,
коснуться губами, а затем прижать к себе и никому не позволять видеть. Вот
только реальность совершенно иная. Тест, лежавший на полу, ни о чем хорошем
не говорит, иначе Тэхен не выронил бы его. Наверное, он для омеги стал
приговором, но Джихан его не огласит. Он будет дарить всю свою любовь, чтобы
переубедить, он будет оберегать и относиться с трепетом. Так, как не делал
никогда. А стоило. Джихан столько времени потерял впустую, а ведь мог по-
другому, мог правильно, а не так, как вышло. Сам своими же руками все
испортил, теперь страдают они оба.

Эта бомба взорвалась в джихановых руках, а Тэхен стоял максимально близко.

Юнги лежит на диване, расположив голову на коленях Хосока и внимательно

512/670
следя за ходом приключенческого фильма, который они выбрали для вечернего
просмотра. Он то и дело с кряхтением тянется к миске с карамельным
попкорном, лежащей на столике и хрустит, не давая расслышать диалоги
героев. После очередной попытки омеги дотянуться Хосок опережает его и
кладет миску ему на животик, вызывая у Юнги хихиканье и благодарность в
виде нежного поцелуя в подбородок.

— Скорее бы завтра, — вдруг говорит омега, тепло улыбнувшись. — Мне не

терпится купить для Санджина вещичек. Я вчера присмотрел еще один хороший
магазин. Обязательно туда съездим, да? — он поднимает на Хосока
вопросительный взгляд.

— Конечно, малыш, куда захочешь, — кивает Чон, оставив на сладких от

попкорна губах поцелуй. Юнги довольно мычит и отворачивается обратно к
телевизору.

Хосок думал, что с беременным Юнги будет трудно, но все оказалось не

труднее, чем обычно. У Мина не появились специфические запросы, которые
срочно нужно исполнять сию секунду, зато участились перепады настроения, но
до истерик не доходит. По утрам альфа еле отлипает от Юнги, по традиции
зацеловывая его всего и общаясь с Санджином, а после работы Хосок пулей
летит домой, только бы скорее прижать к себе любимого омегу, которого так не
хочется оставлять одного ни на минуту. Он даже на очередную консультацию
Юнги ходит, и не просто ходит, но еще и в кабинете присутствует, боясь
упустить хоть какую-то деталь протекания беременности.

Хосок запомнит поход на УЗИ на всю жизнь. Там он впервые увидел своего
ребенка. Он смотрел на снимок долго-долго, изучая его вдоль и поперек. А Юнги
смотрел на Хосока и заражался его радостью, его счастьем, разделяя ее со
своей. Ему до сих пор не верилось, что все это реально. Они ждут ребенка. Не
только Юнги, который уже настраивался в одиночку вырастить его, вечерами
сидя в долгих раздумиях о будущем. Они вместе. Так, как и должно быть. Его
любовь, его опора и сила с ним и упасть не даст, не позволит сломаться.

С тех пор Хосок носит снимок УЗИ с собой в кармане. Однажды Юнги заметил,
как Чонгук и Хосок сидели на диване их гостиной и рассматривали изображение
ребенка вместе. Чонгук почти ничего не мог различить, а Хосок ему все
показывал и объяснял, как какой-то профессионал, хотя в первый раз и сам
ничего не мог разобрать, вызывая у Юнги смех. Хосок и Чонгук этого ребенка,
кажется, ждут больше самого Мина. Они уже ломают голову над тем, какую
машину ему купят, из-за чего рождаются серьезные споры, заставляющие Юнги
лишь тяжело вздыхать и закатывать глаза. Братья Чон неисправимы, но омега
счастлив. По-настоящему счастлив.

— Хосок-а, — задумчиво тянет Юнги, сосредоточившись на просмотре и

пережевывая попкорн. Альфа вопросительно мычит, перебирая пальцами
темные прядки юнгиевых волос. — Я хочу воды, не дотерплю до конца
фильма, — просит он, подняв взгляд на Хосока.

— Сейчас принесу, не надо терпеть, — говорит Чон, чмокнув омегу в губы.

Он встает и подкладывает под голову Юнги подушку, временно заменяющую

колени альфы, но для Мина даже самая мягкая и удобная в мире подушка не
будет лучше Хосока. Омега благодарно улыбается и вновь переключается на
513/670
фильм, отправляя в рот новую порцию попкорна.

Хосок достает из шкафа стакан и наливает туда прохладной воды из

холодильника. Он уже собирается возвращаться в гостиную, но в кармане
домашних штанов коротко вибрирует телефон, оповещая о сообщении. Альфа
тормозит у стола и ставит на него стакан, достав телефон и читая на
вспыхнувшем дисплее короткое сообщение от неизвестного отправителя:

«Через полчаса на северном мосту»

Хосок смотрит на сообщение несколько секунд не моргая, а затем сует телефон

обратно в карман и прислоняется руками к краю стола, настороженно хмурясь.
Если оно от неизвестного, значит вызов Хосоку бросил кто-то из банды Джихана.
Вызов, от которого отказаться невозможно. Но почему именно сейчас? Почему
именно в тот вечер, когда в доме Ку Чжунхэ проходит прием? Хосок прекрасно
понимает, что дело тут нечисто. Его словно пытаются выманить, ведь он не
принял приглашение Ку из-за того, что не хотел лишний раз оставлять Юнги
одного, тем более, что туда отправился Чонгук. Вызов на гонку лишает всех
шансов на отход. Все на улицах знают, что отказаться от заезда нельзя. Хосок
отсиживаться и не собирается. Встреча с врагом может дать новую
информацию, которая так нужна Чонам. Как бы Хосок ни хотел остаться дома,
держа любимого омегу в своих объятиях, поехать туда нужно. Он вздыхает и,
зачесав челку назад, берет стакан и возвращается к Юнги.

— Спасибо, Хосок-и, — улыбается Юнги, присаживаясь и принимая у Хосока из

рук стакан. Чон садится перед ним на колени и ждет, пока тот напьется воды.
На лице у альфы спокойствие и легкая улыбка. Он никак не дает Юнги понять,
что весь напряжен и насторожен из-за предстоящей сегодня гонки. Он не
должен волноваться.

— Малыш, — начинает Хосок, мягко позвав опустошившего стакан омегу. Юнги

откладывает его на столик и вопросительно смотрит на альфу. — Мне бросили
вызов, через полчаса гонка.

Юнги хмурится, сразу же меняясь в настроении. От легкости, что была еще

секунду назад, не осталось и следа. На ее место пришли тревога и
беспокойство.

— Кто бросил вызов? — спрашивает он, закусывая губу.

— Я не знаю, — признается Хосок. Никакой больше лжи между ними.

— Сообщение с неизвестного номера. Я должен поехать и узнать, что им надо.

Юнги почему-то вдруг хочется плакать. Он поджимает дрогнувшие губы и

быстро кивает, соглашаясь. Понимает, что Хосок не может отказаться. Это табу
улиц. Он и сам ни одну в своей жизни гонку не проигнорировал, и Хосок не
может. Даже если отпускать его совершенно не хочется. Он просто должен.

— Поезжай, — тихо говорит омега, опустив глаза. Хосок берет его ладони в свои
и подносит к лицу, мягко целуя. — Но будь осторожен, я тебя умоляю, — шепчет
он, смотря на то, как Хосок целует его костяшки, давно уже не сбитые в кровь,
выливая в поцелуи всю свою любовь, рождающую внутри тепло. — Ты знаешь
Джихана, и на что он способен.

514/670
 — Я знаю, малыш, не раз ведь сталкивался с его шестерками, — кивает Хосок,
погладив Юнги по щеке костяшками пальцев. — Но разве есть кто-то круче, чем
я? — улыбается он уголками губ, вскинув бровь.

— Не превращайся в своего брата, — смеется Юнги, слегка хлопнув Чона по

плечу. — Но я знаю, что круче тебя нет никого, — шепчет он в губы альфы, взяв
его лицо в ладони и смотря прямо в глаза.

— Я скоро вернусь, и ты расскажешь мне, чем кончился фильм, — шепчет Хосок,

притянув омегу к себе и мягко целуя в приоткрытые губы.

— Только не задерживайся, мы с Санджин-и скучаем, — выдыхает в поцелуй

Юнги.

Хосок кивает несколько раз и, оставив еще один поцелуй на любимых губах,
поднимается. Он спешно переодевается и на всякий случай сует пистолет за
пояс, хотя очень не любит ходить с оружием. С тех пор, как пришло сообщение,
альфа не может расслабиться. Неизвестность слепит и заставляет быть
особенно внимательным. Хосок как будто оказался среди густого непроглядного
тумана, не зная, в какую сторону двигаться, чтобы случайно не провалиться в
пропасть. Он лишь надеется, что оружие ему не пригодится.

Альфа быстро спускается по лестницам и открывает входную дверь, уже

собираясь выйти, но его внезапно тормозит Юнги.

— Хосок-а! — кричит омега, а у Чона уже земля из-под ног ушла. Он резко
разворачивается и подрывается в гостиную. — Господи, охуеть можно!

— Что такое, малыш? — с тревогой спрашивает альфа, уставившись на Юнги,

прижимающего ладони к животу. — Что-то с ребенком?

Юнги поднимает на Хосока огромные и блестящие от восторга глаза и широко

улыбается. У Чона как будто камень с души падает в эту секунду. Юнги его
чертовски сильно напугал.

— Он толкнулся, Хосок, он в первый раз толкнулся, — едва не пища от радости,

говорит омега. Хосок присаживается перед ним и накрывает ладонью живот
омеги.

— Где? — спрашивает он, ничего не почувствовав, и слегка хмурит брови. Юнги

берет ладонь альфы и перекладывает на правую сторону живота.

— Он делает это снова и снова, — шепчет Юнги, словно боится спугнуть.

— Наверное, тебя почувствовал.

Хосок забывает обо всем на свете. Он замирает и сосредотачивается только на

легких периодических толчках прямо под рукой. Его накрывает волной радости,
а на губах яркая широкая улыбка. Юнги накрывает ладонь альфы своей и
запечатлевает каждую секунду этого важного и счастливого для них обоих
момента. Они сидят так в полном молчании около минуты, пока шевеления не
прекращаются. Это словно был момент единения их маленькой семьи.
Незабываемый.

— Мы будем ждать тебя, — шепчет Юнги, слегка сжимая ладонь альфы

515/670
пальцами.

— Я скоро, детка, — говорит Хосок, поцеловав Юнги в уголок губ, а потом

наклоняется к животику и оставляет на нем поцелуй. — Слушайся папочку,
сынок.

Хосок уходит. Юнги кутается в плед и пытается заставить себя сосредоточиться

на фильме, который вдруг стал таким неинтересным и бессмысленным без
альфы. Все мысли с Хосоком, только о нем. В груди омеги змеей пригревается
мерзкое чувство волнения, но он его упорно игнорирует, положив ладонь на
свой живот туда, где еще несколько минут назад была рука альфы. Юнги всеми
силами противостоит неприятному предчувствию и упрямо смотрит в экран
телевизора.

Хосок должен узнать, чем закончится этот фильм.

Чонгук поднимает дверцу кенигсегга и выходит из машины, поправив свой

темно-синий пиджак, надетый поверх белоснежной рубашки без воротника. У
огромного светлого особняка, принадлежащего Ку Чжунхэ, выстроились десятки
спорткаров, гиперкаров и машин представительского класса, принадлежащих
авторитетным гонщикам страны и шишкам криминального мира.

Меньше всего Чонгук хочет находиться именно здесь. В такой атмосфере он

чувствует себя неуютно, словно попадает в совершенно другой мир, другую
вселенную. Ему бы сменить каким-то чудом найденный в гардеробе костюм на
обычные драные джинсы и футболку, а вместо дорогого шампанского бутылку
холодного пива. Все вокруг кричит о роскоши и величии. И люди, и предметы
интерьера сияют, сверкают золотом и богатством, недостижимым простым
смертным.

Чонгук проходит в просторный зал, сунув руки в карманы обтягивающих бедра

темно-синих в тон пиджаку брюк, и осматривается. В самом центре стоит
серебристый суперкар новейшей разработки, который хозяин приема решил
представить гостям. Вокруг него стоят люди, оценивая и комментируя
автомобиль, а другие беседуют друг с другом у столиков с закусками и
напитками.

— Чон Чонгук, — слышит Гук за своей спиной и разворачивается, встречаясь

взглядом с самим Чжунхэ. Мужчина, что немногим старше Чонгука, улыбается
уголками губ, держа в руке бокал с шампанским, а другую сунув в карман брюк.
На нем черный костюм-двойка с белой рубашкой и маленькой аккуратной
бабочкой на шее. Черные, как воронье крыло волосы аккуратно зачесаны назад и
открывают густые брови и лоб. — Я очень рад, что ты решил прийти, в отличие
от твоего брата, — усмехается он, подойдя к Чону и глотнув шампанского.

Ку Чжунхэ — наркобарон, унаследовавший этот титул от отца, которого убили

наемники, когда сыну было всего семнадцать лет. Он успешно заправляет
наркокартелем уже восемь лет, а за последние годы успел подняться и на
улицах, организовав собственную банду, как дополнительный доход и
увлечение. Вот только страстно любящий автомобили Чжунхэ сам на улицы
никогда не выезжает.

516/670
Он познакомился с братьями Чон три года назад, когда его дело начало
набирать обороты. Между ними разгорелось соперничество и начались
столкновения из-за дележки территорий. В итоге Ку решил пойти честным путем
и заключил с братьями договор о разделении территории. После этого границы
владений у обеих сторон изменились. Чоны взяли север, а Ку — юг.

— У него сейчас другие заботы, — пожимает Чонгук плечами.

— Вижу, на улицах дела не очень, — слегка хмурит лоб Чжунхэ. — Я бы

вмешался, но пока вы не трогаете мою территорию, меня это не касается.

— Мне твоя территория не нужна, ты ведь и так это знаешь, — хмыкает Чонгук,
все-таки взяв с подноса проходящего мимо официанта бокал игристого и делая
глоток. — Зато нужна До, так что тебе все-таки стоит побеспокоиться.

— Сейчас это ваша война, а что будет дальше — посмотрим, — улыбнулся

Чжунхэ. — Наслаждайся вечером, Чонгук.

Чонгук сухо усмехнулся и проследил взглядом за Ку, двинувшимся дальше меж

гостей. Он прекрасно понимает, для чего этот прием. Оценка положения,
измерение и сравнение сил сторон, поиск новых партнеров и выбор цели,
которую стоит устранить. Все тут сейчас, как на ладони. И Чонгук
присматривается тоже. Новые связи не помешают никому.

Он общается со знакомыми, узнает новых людей, появившихся на арене совсем

недавно, отмечает себе врагов и союзников. Все, кто знают о ситуациях на
улицах негласно разделились на два лагеря: одни на стороне Чонов, другие на
стороне До, но есть и те, кто придерживаются нейтралитета, не желая
вмешиваться и рисковать собственной шкурой.

Поговорив о протекании бизнеса с одним знакомым партнером, Чонгук берет

уже третий бокал шампанского и замечает Джейби, стоящего перед суперкаром.

— Я сомневаюсь, что эта новейшая разработка вообще сможет осилить

дороги, — ухмыляется Им, не отводя от автомобиля взгляда. Чонгук встает
рядом и незаинтересованно осматривает суперкар беглым взглядом.

— Чжунхэ просто решил выебнуться, — хмыкает Чон, облизнув нижнюю губу.

— Я уже вижу недоработки.

— Он еще наших монстров не видел, — довольно улыбнулся Им, повернувшись к

Чонгуку. На альфе черный костюм и такая же черная атласная рубашка,
расстегнутая сверху на две пуговицы и открывающая вид на чернильный
рисунок на груди. — Как тебе гости сегодняшней программы? — спрашивает он,
вопросительно изогнув бровь.

— Скукота, я бы предпочел остаться в гараже и сидеть среди своих малышек, а

не среди этих лицемерных ублюдков, — закатывает глаза Чонгук. — Лучше бы
Хосок пришел. Общение с людьми — это по его части.

— Ты со своими машинами совсем одичал, Чонгук-а, — хохотнул Джейби,

покачав головой. — Осмотрись, здесь много интересных личностей, которые
были бы нам полезны.

517/670
 — Я уже… — говорит Чонгук, но вдруг замолкает, почувствовав среди десятков
чужих ароматов цветочный, мгновенно разрушающий внутри Чонгука все
преграды, которые он яростно строил перед мыслями и воспоминаниями,
связанными с ним. Там что-то щелкает, как будто взведенный курок,
приставленный к виску. Чонгук инстинктивно начинает бегать взглядом по
лицам гостей и надеется, что ему показалось, но…

— Джихан здесь, — обрывает надежды Джейби.

Тэхен входит в светлый просторный зал, полный людей, придерживаемый под

руку Джиханом. Он еле переставляет ноги и молится о том, чтобы скорее где-
нибудь присесть, ни о чем другом не думая. Ему плевать на оценивающие его
взгляды, плевать на то, кто что о нем думает, он хочет просто исчезнуть,
выпасть из жизни, как будто никогда и не существовал. Слабость из-за большого
количества снотворных все еще сковывает тело и сознание, что во втором
случае очень даже хорошо, потому что в голове пустота, ни единой мысли. Нет
сил что-либо обдумывать, о чем-то размышлять и снова испытывать боль.

Тэхен провалялся в постели большую часть дня, и когда Джихан об этом узнал,
то приказал прислуге привести омегу в порядок до вечера, потому что сам он
ничего сделать не мог и даже не собирался. Вернувшись с работы, До не мог им
наглядеться. Тэхен стал ярче, как и его огненные волосы, и казалось, все как
прежде, но ярким он стал только снаружи. В больших шоколадных глазах все
такая же пустота, которую Джихан не знает, чем может заполнить прямо
сейчас, чтобы было совсем идеально. Но он принимает Тэхена и таким, остается
полагаться на время.

В разговор Джихана с Чжунхэ Тэхен даже не пытается вслушиваться. Он

медленно скользит стеклянным взглядом по людям, чтобы хоть как-то себя
занять, пока не сталкивается с до мучительной боли любимыми глазами. Чонгук
смотрит на него с другой стороны зала, а у Тэхена чуть ли не подкашиваются
ноги: хорошо, что Джихан поддерживает. Его бесплодная земля внутри
начинает оживать. Сквозь толщу боли пробираются давно завявшие цветы,
вновь ощутившие живительную влагу. Тэхена ломает мысль о том, что Чонгук
рядом, но она его и воскрешает, дает открыться второму дыханию. Он еле
сдерживает себя, чтобы не оторваться от Джихана и помчаться к Чонгуку,
оказаться в его объятиях, которыми он грезит во снах. Только вот Чонгуку это не
нужно. Тэхен уже видит, как альфа его отталкивает, смотря своим ненавидящим
взглядом, полным разочарования. Так и происходит в реальности. Сначала
удивленный и растерянный взгляд Чонгука сразу же становится озлобленным,
наливается густой тьмой, от которой по коже мурашки. Тэхену хочется
разорвать контакт, чтобы не рушить себя по новой, но он не может, потому что
боится, что тогда Чонгук исчезнет. Он боится даже моргнуть, категорически не
разрешает себе, а глаза уже пощипывают от непрошенных слез, порывающихся
сорваться с длинных ресниц. Терпеть это мучение намного труднее, чем в
моменты, когда остаешься один на один с собой.

Чонгук стоит, как вкопанный, и не может оторвать от Тэхена взгляд, словно в

первый раз. Его атакуют разом все чувства. Он не может понять, что происходит
и почему внутри разбушевался целый океан, грозящий затопить и утащить в
свои глубины, туда, где только Тэхен и его огромные, как Вселенная, глаза. Их
не забыть даже в следующей жизни. Но все перечеркивает рядом стоящий
Джихан, держащий Тэхена за стройную талию, на которой Чонгук ничьи, кроме
своих рук не представлял. Чонгук неосознанно сжимает в пальцах хрупкий
518/670
бокал, что вот-вот лопнет под напором, но его останавливает Джейби.

— Держи себя в руках, Чонгук-а, — спокойно говорит он, вновь отворачиваясь к

машине, чтобы не привлекать внимание. — Ему будет на руку, если ты перед
этими важными шишками разыграешь сцену.

Чонгук заставляет себя ослабить хватку и залпом осушает бокал, облизнув

кончиком языка алкогольные губы. Джейби прав, нужно себя контролировать,
но рядом с Тэхеном это становится чертовски тяжело. Чонгук надеялся, что
никогда с ним больше не столкнется и не придется проходить через этот ад
вновь, но вот он, прямо тут, в одном с альфой помещении и рядом с врагом, о
чьем конце Чонгук мечтает каждую ночь перед сном. Джихан как будто
специально это делает, чтобы еще раз выпотрошить чонгукову душу без шанса
на повторное восстановление.

— Намджуна здесь нет, — цедит Чонгук сквозь стиснутые зубы, осмотрев

окружение Джихана. Рядом с ним находятся четверо его людей, которых Чон
видел прежде. Пытается отвлечься, перевести тему, самого себя заставить, но
это случайное заявление вдруг поселяет в альфе сомнения и подозрения.

— А разве он должен быть? — хмыкает Джейби, глотнув шампанского.

— Если эти шавки тут, то он тем более должен быть, — поджимает губы Чонгук,
положив свой бокал на рядом стоящий столик и потянувшись к телефону,
лежащему в кармане брюк. Он с усилием отворачивается от Тэхена и набирает
номер брата.

— Кому звонишь? — спрашивает Им, коротко глянув на вдруг напрягшегося

Чонгука.

— Хосоку.

— Зачем?

— Соскучился, — хмыкает Чон, сминая в пальцах телефон. Гудки тянутся

вечность, а ответа все нет. — Блять, он не берет.

Джейби поворачивается к Чонгуку и смотрит хмуро, настороженно. Они оба уже

что-то подозревают, но озвучивать никто не решается. Уровень напряжения с
каждой секундой становится все сильнее, обволакивая плотной дымкой со всех
сторон. Чонгук встречается глазами с Джиханом. Его пронзительный взгляд как
будто бы подтверждает то невысказанное вслух. На губах змеиная ухмылка, в
глазах ликование как будто бы уже предсказанной Джиханом победы. И, словно
добивая, он прижимает Тэхена ближе к себе и что-то ему шепчет на ухо, чуть
касаясь его губами. К счастью или нет, Чонгук в этот момент лица омеги не
видит. Если бы увидел улыбку, — сорвался.

— Я уезжаю, ловить тут больше нечего, — бросает Чонгук Джебому и, снова

набирая брата, твердо направляется в сторону выхода.

Джихан с довольной ухмылкой прослеживает за Чонгуком взглядом и берет с

подноса бокал шампанского, делая короткий глоток и ставя его обратно.

— Езжайте за ним, — стальным тоном приказывает До своим людям, не отрывая

519/670
от Чонгука взгляда. — И переверните кенигсегг к чертовой матери.

Тэхен, услышав сказанное Джиханом, как будто выныривает из недосягаемых

глубин, в которых пребывал долгое время. Он словно прозрел, включился, стал
все слышать и чувствовать. По позвоночнику пробегает липкий холодок, а
сердце в страхе начинает биться, как сумасшедшее.

— Что… — шепчет он в шоке, смотря на то, как люди До мгновенно двинулись к

выходу следом за Чонгуком. Тэхен делает шаг в их сторону, но Джихан его
перехватывает за локоть, потянув на себя.

Чонгук может умереть.

В голове нет ни единой мысли, кроме этой, что разъедает, подобно кислоте.
Тэхена охватывает животный страх за жизнь любимого человека. Внутри все
бьет тревогу, все всполошилось, затрепетало в панике, кричит и требует каких-
то действий. Тэхен впечатывается взглядом в спину удаляющегося Чонгука и
пытается вырвать руку из джихановой хватки. Всем своим существованием
тянется к любимому, над головой которого нависла угроза.

— Пусти меня, — шипит Тэхен, дернув руку, но тщетно. Джиханова хватка

словно сильнее стала. Тэхену становится абсолютно плевать на всех вокруг. Он
пытается высвободиться, рычит и шипит озлобленной кошкой, но проклятая
слабость не дает противостоять альфе хоть немного. — Чонгук! — кричит Тэхен
так громко, как только может, но его сразу же затыкает большая ладонь
Джихана.

— Тише, тише, Тэхен-а, — шепотом повторяет Джихан, прижимая

вырывающегося омегу к себе и отходя подальше от любопытно озирающихся
людей. Тэхен мычит и пытается укусить альфу за ладонь, которая уже стала
влажной от скатывающихся из глаз слез. Все бесполезно. — Успокойся, малыш, в
твоем положении нервничать нельзя, — говорит Джихан, прижав Тэхена к стене
и гладя по щекам, стирая с них дорожки слез, но Тэхен его как будто даже и не
слышит, не видит. Он смотрит в сторону дверей, за которыми исчез Чонгук, так и
не услышавший его, и хватает ртом воздух, чувствуя, как на него начинает
накатывать паника. Он быстро пытается взять себя в руки и успокоиться, чтобы
дать Джихану понять, что сопротивляться он больше не собирается.

— Хо… хорошо, — выдыхает Тэхен, быстро кивая. До тепло улыбается и

одобрительно кивает, целуя омегу в лоб и ослабляя хватку.

— Умница, а теперь вернемся и пообщаемся с людьми, — спокойно говорит он,

беря омегу за руку и ведя за собой.

Тэхен всеми силами пытается не выдать свой страх и идет за Джиханом,

посматривая на руку, что не даст ему вырваться. Он вспоминает о телефоне в
своем кармане, который носит с собой из-за отца, который может позвонить в
любое время, и незаметно вытаскивает его, опустив руку вдоль тела и коротко
поглядывая на дисплей. Дрожащим пальцем он по памяти набирает номер
Чонгука, пока До с кем-то разговаривает, и тянется к кнопке вызова, но вдруг
телефон вырывают из руки. Тэхен поднимает взгляд и встречается с горящими
от злости глазами Джихана, в руке которого хрустит корпус телефона.

— Обмануть меня решил? — цедит он сквозь стиснутые зубы и снова вжимает в

520/670
себя пытающегося бежать Тэхена. — Твоя помощь ничего не исправит. Для него
ты так и останешься шлюхой и предателем, — снова срывается До, не в силах
выносить полный боли взгляд омеги, что отчаянно тянется к другому. Он крепко
берет Тэхена за локоть и тащит прочь из зала. Тот снова начинает кричать,
зовет о помощи и повторяет имя Чонгука, вырывается, царапая альфе руки и
привлекая внимание. До плотно зажимает ему рот рукой и тащит за собой к
комнатам подальше от лишних глаз.

Чжунхэ наблюдает за этой сценой, попивая шампанское, и довольно ухмыляется.

В чужую войну он вмешиваться не собирается, зато следить за ее ходом — одно
удовольствие.

— Все в порядке, — с улыбкой говорит он гостям, отвлекшимся на

развернувшуюся сцену и переводя их внимание на себя. — Кто мы такие, чтобы
лезть в чужую драму? Продолжим наш прекрасный вечер.

Чонгук выходит из особняка и спешно спускается по лестницам вниз, доставая

ключ от агеры, а в другой руке держа телефон. Хосок не отвечает, и это
начинает волновать все больше и больше. До слуха доходит собственное имя,
заставляющее Чонгука на мгновение остановиться, замереть, подобно статуе.
Ему кажется, что его зовет Тэхен. Этот голос, почему-то звучащий отчаянно,
надрывно, достигает самых глубин разодранной в клочья души, но там и
затихает, не найдя отклика. Чонгук поджимает губы и твердо идет к машине,
запихнув свое обострившееся сумасшествие куда подальше.

Сейчас его волнует только брат.

Хосок подъезжает к назначенному месту спустя десять минут. На этом мосту

обычно движение небольшое, а сегодня вовсе не видно ни одной машины. Хосок
даже не удивлен, все спланировано заранее. Он замедляется и останавливается
возле черно-красной регеры, стоящей в центре дороги. Двигатель замолкает, и
мост погружается в тишину, которую нарушает лишь шум реки внизу. Чон
выходит из машины. Дверца регеры взмывает вверх, и из нее выходит Намджун.

— Я предполагал, что вызов бросил ты, — хмыкает Хосок, обойдя макларен и

становясь перед ним рядом с капотом.

— А я не думал, что ты его примешь, — заговаривает Намджун, зачесав

спадающую на лоб челку назад и встав напротив. — Учитывая сложившуюся
ситуацию. Поздравляю, кстати, — улыбается он уголками губ, сложив руки на
груди.

— Тебя это не касается, — холодно отвечает Хосок, сверля бывшего друга

ледяным взглядом темных глаз. Этому человеку путь к душе и жизни Чона
заблокирован, чувств он больше не увидит. Он их не достоин. Доверие утеряно
навсегда. — Хочешь погоняться — вперед. Нечего тратить время.

Меня ждет семья.

— Чон Хосок в своем стиле, — ухмыляется Намджун, вскинув бровь. — Против

лишней болтовни. Меньше слов, больше дела. Раз так, приступим. Готовься
пасть сегодня, — говорит он предупреждающим тоном в голосе.
521/670
 — Мне на твои примочки под капотом плевать, — Хосок бросает на регеру
короткий взгляд. — Тебе без них не победить меня.

— Сегодня никаких технологий, — серьезно говорит Намджун, разводя руки в

стороны и отходя к своей машине. — Честная гонка без закиси азота и прочего.
Мне это и не понадобится, чтобы с тобой разобраться, — пухлые губы альфы
расплываются в ухмылке. У Хосока руки чешутся стереть ее с лица Намджуна,
но он мысленно себя удерживает толстыми цепями. Сейчас он понимает
вспыльчивость брата. Контроль удержать нелегко.

— Посмотрим. Готовься жрать пыль, — уверенно говорит Хосок, развернувшись

и идя к гиперкару.

Чон садится в машину и нажимает на кнопку включения двигателя. Тот с

приятным жужжанием оживает, лаская слух. В обещания предателя и того, кто
борется за фальшивые гонки Хосок не верит, но в любом случае собирается
выжать из макларена все силы, чтобы доказать свою непоколебимую силу.

Он обхватывает кожаный руль пальцами и начинает раскручивать двигатель,

посматривая на регеру. За тонированным окном не видно даже силуэта, но
Хосок чувствует, как Намджун смотрит на него в ответ. Ким дает сигнал фарами,
и автомобили с визгом подрываются с места, уносясь далеко вперед, к
высоткам, похожим отсюда на маяки для заблудших в бескрайнем океане.

Они идут наравне, едва не прижимаясь друг к другу боками. На первом

повороте синхронно входят в дрифт, оставляя за собой следы от жженной
резины и облако белого дыма. Хосок ни на сантиметр не уступает регере врага,
упрямо гоня вперед и вдавливая педаль газа в пол. Намджун пока что свое слово
держит, ведя честную игру, но Хосок не расслабляется, ожидая подвоха в
любую секунду. Не может это быть простой гонкой, еще и на условиях Чона.

Не может все быть так просто.

После очередного поворота на новую улицу Хосок вырывается вперед, но

никакого чувства ликования не испытывает. Рано. Закончить бы гонку. Он
ускоряется и подглядывает на зеркало заднего вида. Неужели без технологий
регера не способна на большее? Хосок переводит взгляд на дорогу впереди и
жмет на газ, пытаясь увеличить отрыв от кенигсегга, который больше ни на
сантиметр не отстает.

Они летят, словно ракеты, разрывающие космическое пространство на две

части. Хосок не слышит ничего, кроме ровного гула макларена, на котором и
сосредотачивается, успокаивая свое напряжение. Комок сомнения и недоверия,
застрявший меж ребер, не дает покоя.

Гиперкары проезжают улицу за улицей, приближаясь к центру города. Они

ловко петляют между автомобилями, продвигаясь меж рядов змейкой. Регера
прочно засела в хвосте и не собирается отставать. Хосок оглядывается, каждый
раз ожидая внезапного выпада, но ничего не происходит. Он хмыкает и
заставляет себя не зацикливаться на ожиданиях, которые могут и не сбыться.
Он гонит вперед, что есть мощи, и думает только о дороге. Победить — его
цель. А Намджун не просто соперник, — враг. Победить врага в разы важнее и
ценнее.
522/670
Они выруливают на последнюю улицу, в конце которой ждет финиш. Здесь
машин нет, и можно максимально разогнаться без каких-либо препятствий.
Хосок мнет пальцами руль и жмет на газ, дернув подрулевую веточку и увеличив
скорость. Он заметно расслабляется, смотря на финиш, что становится ближе с
каждым метром. Намджун не обманул. Хосок ухмыляется, бросив на зеркало
заднего вида быстрый взгляд. Прямо за ним мелькает черно-красный гиперкар,
не оправдавший ожиданий. Хосок и не сомневался, что исход будет именно
такой. Победа в его руках.

До финиша остается несколько десятков метров, как вдруг регера начинает

нагонять, выравниваясь с маклареном. Чон мысленно выругивается и смотрит на
соперника, тут же отворачиваясь к дороге. Кенигсегг не пытается идти на
обгон, он становится наравне с маклареном и начинает подъезжать ближе.

— Какого… — только и успевает сказать Хосок, прежде чем чувствует удар,

пришедшийся на переднее колесо с правой стороны.

Макларен начинает заносить. Время замедляется в несколько раз. Оглушающий

визг шин по асфальту нарушает покой улиц. Секунда — и машина буквально
подлетает, перевернувшись в воздухе пару раз и ударившись об асфальт. Вокруг
летят стекла и части кузова, оставляя на блестящей после недавнего дождя
дороге искры. Макларен переворачивается и скользит крышей по асфальту еще
несколько метров, так и замерев посреди улицы.

Он все-таки пересекает финишную черту.

Задняя часть макларена, где расположен двигатель, возгорается.

Намджун вцепляется пальцами в руль и упрямо смотрит вперед, ни разу не

оглянувшись на разбившийся и оставшийся далеко позади макларен. Он
сбавляет скорость и закуривает.

— Ты победил, — хмыкает он, свернув на другую улицу. — Мои поздравления.

Никто кроме Намджуна не знал о слабом месте макларена.

Слабое место, которое создал он сам, когда чинил гиперкар, распивая с Хосоком
одну бутылку пива на двоих.

Чонгук покидает особняк Ко Чжунхэ и выруливает на главную трассу, звоня

Хосоку уже в десятый раз. Когда при очередном звонке альфа слышит лишь
действующие на нервы гудки, он выключает звонок и решает набрать Юнги. Чон
понимает, что идея не лучшая и это может взволновать омегу, но сейчас важнее
всего узнать, где Хосок.

— Говори быстрее, у меня тут фильм, — тараторит Юнги, ответив спустя три
гудка.

— Хосок дома? — спрашивает Чонгук, стараясь звучать как можно более

непринужденно и спокойно.

523/670
 — Нет, он уехал недавно на гонку, — отвечает Юнги. По его голосу слышно, как
он настораживается.

— На какую гонку? — не сдержав резкости в голосе, спрашивает Чонгук, бросив

взгляд на зеркало заднего вида. — Твою мать, — тише говорит он, чтобы Юнги
не услышал.

За агерой увязались четыре черные американки.

— Не знаю, ему бросил вызов неизвестный, — взволнованно говорит Юнги.

— Что случилось, Чонгук?

— Ничего, — быстро отвечает альфа, давя на газ и ускоряясь. — Я просто хочу

встретиться с ним, к вам хотел заехать. У него, наверное, зарядка на телефоне
села, — Чонгук сам себя пытается убедить, но знает, что это бред полнейший.
Может, и Юнги так считает, но пусть хоть за эту надежду цепляется. — Позвоню
ему еще раз. Передавай Санджину привет от дяди, — пытаясь звучать веселее,
говорит Чонгук и кладет трубку, отбросив телефон на пассажирское сидение и
оглядываясь.

Машины До стремительно нагоняют, но Чонгук сдаваться не намерен. Он знает,

что ему против четверых не выстоять, у них двигатели мощнее, под капотом
штуки покруче, но упрямо летит вперед, даже не думая останавливаться.
Сейчас у Чонгука две цели: сбросить американок с хвоста и найти Хосока любым
способом.

Но планы Чонгука сразу же летят к чертям, потому что американские

автомобили в этот раз играть не намерены. Они сразу же окружают агеру со
всех сторон, зажимая в плотное кольцо и не давая вырулить.

— Суки ебаные, — рычит Чонгук, и резко замедляется, предварительно

пристегнув ремень. Сзади ехавший корвет не успевает затормозить и
вписывается в кенигсегг. — Рисковать, так рисковать, — хмыкает альфа после
толчка в задний бампер, и вновь ускоряется, прислушиваясь к звуку двигателя
за своей спиной.

Удар, к счастью, оказался не настолько сильным, чтобы повредить его. Корвет

остается где-то позади, но трое остальных и не думают отступать. Чонгук
пытается ускориться, но ему перекрывает путь впереди едущий форд мустанг.
Гук быстро оглядывается назад и снова выругивается. Назад не выйдет, потому
что путь по другой дороге окажется слишком длинным и долгим. Альфа
судорожно оглядывает дорогу, пытаясь найти выход, но ничего не находит.
Сердце в груди бешено колотится, чуть ли не выламывая ребра, но не от страха.
От переполняющей его злости и не радужных сцен, невольно рождающихся в
голове. Чонгуку плевать на свою жизнь, но если он сдохнет сейчас, то не сможет
найти брата.

Он переключает скорость и гонит вперед, прижимаемый автомобилями врага.

Додж, едущий слева от агеры, вдруг замедляется и берет под контроль заднюю
часть, не давая Чонгуку двинуться назад. Теперь дыра образуется сбоку, чем
альфа сразу же пользуется. Он резко выруливает влево и ускоряется, вжимая
педаль газа в пол. Агера с агрессивным рычанием пролетает мимо не
ожидавшего внезапного выпада мустанга, что перекрывает путь спереди.
Чонгуку удается вырваться из плена, но американки все еще на хвосте.
524/670
Затеряться среди автомобилей не получится, как будто бы назло их на этой
дороге совсем мало. Чонгук все надежды вкладывает в свой двигатель, хоть и
знает, что у тех, кто дышит в затылок в жажде угнаться за его жизнью, они
мощнее в разы.

Он движется в сторону центра города, петляя меж улиц и оставляя за собой

облако дыма, которое тут же разгоняют мчащиеся следом черные автомобили.
Чонгук поглядывает на боковое зеркало и рычит озлобленным зверем, сжимая
руль до побеления костяшек. Они не отстают и словно играют, давая жертве
надышаться перед смертью.

Чонгук нервно грызет нижнюю губу и поглядывает на небольшую красную

кнопку на приборной панели. Выбора нет. Он уже тянется к ней указательным
пальцем, но не успевает нажать. В зеркале заднего вида альфа замечает
внезапно вырвавшийся вперед мустанг. За секунду до удара в бок заднего
бампера Чонгук резко выворачивает руль и притормаживает, чтобы снизить силу
столкновения, от чего агеру начинает заносить. Колеса скользят по асфальту,
оставляя за собой следы жженной резины и разнося по округе визг шин. Додж
пролетает следом за мустангом и добивает, снося переднюю часть кенигсегга,
отчего гиперкар переворачивается. По мокрому асфальту рассыпаются осколки
стекла и фар, хрустящие под колесами редко проезжающих мимо автомобилей.
Из салона агеры вверх выплывает едкий густой дым, растворяющийся в
прохладном вечернем воздухе.

Чонгук открывает глаза и кашляет, подняв руку, отчего плечо мгновенно

пронзает острая боль. Альфа рычит сквозь стиснутые зубы и расслабляет руку.
Он видит, как мимо проезжают автомобили гражданских, даже не думая
остановиться и помочь. Мир перед глазами перевернулся вверх дном. От
американок и след простыл. Они, наверное, решили, что расправились с врагом.
Превозмогая боль, Чонгук снова поднимает руку и пытается отстегнуть ремень
безопасности. Разрывая повисшую тишину, вдруг начинает вибрировать
телефон, чудом оставшийся целым и лежащий на крыше агеры, что стала полом.
Чонгук отстегивает ремень и падает вниз, задев ушибленное плечо и прорычав
сквозь стиснутые зубы. Он спешно хватает телефон и, выбив дверь парой
сильных ударов ногой, выползает из агеры. На дисплее, покрывшемся паутиной
трещинок, высвечивается «Ким Югем». Чонгук принимает звонок, приложив
телефон к уху и держа его неповрежденной рукой.

— Чонгук-а, — непроницаемым тоном заговаривает Югем. — Срочно, скорее

езжай на тридцать восьмую улицу.

— Что случилось? — хрипло спрашивает Чонгук, стряхнув с пиджака осколки

стекла и двинувшись в сторону улицы, которую назвал Югем. Она, к счастью,
расположена совсем близко.

— Мне доложили об аварии. Темно-синий макларен P1. Это твой брат…

Чонгук бросает трубку, не дослушав Югема, и срывается на бег, плюя на жгучую

боль в щиколотке. По виску альфы стекает алая струйка крови, капая на
белоснежную рубашку, но Чон никакой боли не ощущает. Его сердце колотится
так, что будто вот-вот выпрыгнет и помчится впереди него, только бы скорее
узнать, что с братом. Югем о смерти не сказал, и это успокаивает лишь немного.
Чонгука волна внезапного страха чуть ли не сносит с ног, но он упрямо несется
вперед по практически пустой дороге, все быстрее отдаляясь от разбившегося
525/670
кенигсегга. Плевать на все, на себя в первую очередь, только бы скорее увидеть
брата, только бы убедиться, что он цел и невредим. Он ведь сразу понял, что
дело с Хосоком нечисто, а неоднозначный взгляд Джихана на приеме только
убедил Чона в том, что над ним кружит опасность.

С каждым шагом боль в ноге растекается подобно раскаленной лаве, но Чонгук

только ускоряется, стремясь вперед из последних сил. Легкие пылают огнем от
недостатка кислорода. Он задыхается от бега, от подкатывающей паники,
затапливающей разум и не дающей здраво мыслить. К черту это все. В голове на
повторе лишь одна мысль: только бы успеть. Все нутро альфы кричит об
опасности, нависшей над братом, голос которого он слышал в последний раз
еще днем. Голос, полный счастья, обретенного вновь. Голос, полный любви к
своему омеге и еще не родившемуся сыну.

Он утирает ладонью влагу с лица, смешавшуюся с кровью, и плотно стискивает

зубы.

Чонгук свою душу продаст, сердце, жизнь, все, что имеет отдаст без раздумий,
только бы этот голос не утих навечно.

Пожарные только погасили горящий макларен, от которого еще плывет вверх

столб черного дыма, сливающегося с мраком устеленным небом, на котором ни
единой звезды. На месте происшествия столпились любопытные гражданские,
которым перекрыли путь желто-черной сигнальной лентой. Только что
подъехавшие полицейские разговаривают с пожарными и очевидцами, дающими
показания. По округе разносится вой сирены скорой помощи, что подъехала
спустя десять минут после аварии.

Они сразу же стали делать все необходимое, пытаясь спасти жизнь Хосока,
бессознательно лежащего на асфальте в нескольких метрах от макларена. Один
из трех врачей, нависших над альфой, поднимается и отходит, выключив
маленький фонарик, которым осматривал повреждения на теле. Его тяжелый
взгляд падает на сгоревший дотла гиперкар. Он поворачивается к коллегам,
пытающимся что-то сделать, и говорит бесцветным тоном:

— Это все. Несите мешок для тел.

526/670
Примечание к части rednog - Fade Away
napasov x romvs - foryou
Ruelle - War of Hearts
prince of falls - star

https://pin.it/oItH8RX

лучшее будущее

— Стойте! — орет Чонгук, проталкиваясь через толпу. Люди, увидев

запыхавшегося от длительного бега окровавленного альфу, сами начинают
расступаться, давая ему проход к центру происшествия.

Чонгук еще не видит брата, но уже чувствует витающее в воздухе ощущение

потери и скорби, которое сдавливает шею плотным кольцом и не дает
вздохнуть. Он, наконец, замедляется и пробирается вперед, чуть прихрамывая.
Ходить даже тяжелее, чем бегать. Чонгук не думает о кислороде, которого не
достает в горящих легких, он не дышит прямо сейчас. Едкий запах гари
заседает в глотке, щиплет в носу и заставляет и без того полные слез глаза
слезиться еще больше.

Чонгук не смотрит на перевернутый макларен, превратившийся из космически-

синего в черный, местами с отколовшейся краской. Он смотрит только вперед и
молится всем богам, в которых не верит, о спасении жизни брата за секунду до
того, как видит его.

Над Хосоком кружат трое врачей. Один из них уже застегивает черный мешок,
но от громом ударившего крика Чонгука так и застывает. Все застывает, даже
само время. Чонгук ничего и никого не слышит, не видит. Только лицо брата,
которое вот-вот скроется за черным материалом.

— Отойдите от него! — как вне себя орет Чонгук, пробравшись через

сигнальную ленту и подлетая к брату.

— Вам нельзя быть тут… — говорит один из врачей, но Чонгук мгновенно

прерывает.

— Это мой брат! Не трогайте его, уйдите нахуй! Что вы делаете?! — кричит он,
упав перед Хосоком на колени и начав судорожными движениями стаскивать с
него проклятый мешок.

Чонгук задыхается, а слезы свободным потоком брызгают из глаз, не видя

препятствий. Он отрицает реальность, шокированное сознание ее просто
блокирует. Чонгук не воспринимает смерть брата, даже от слова этого его
потряхивает не на шутку; он не воспринимает все, что происходит вокруг.
Альфа, словно сумасшедший, сдирает с Хосока мешок и подкладывает под его
голову свою ладонь, на которой рассыпались порезы от мелких осколков.
Плевать ему. Если Чонгук может прямо сейчас поменяться с Хосоком местами,
пусть это произойдет как можно быстрее. Он готов, ему об этом даже
задумываться не надо. Чего там ждут высшие силы? Чонгук прямо тут и
собирается выложить свою бесполезную жизнь в обмен на жизнь брата. Почему
так долго? Почему?

527/670
Чонгук не слышит сам себя. Не слышит собственного воя, не чувствует горячих
слез, что капают брату на грудь. Он кричит и яростно отгоняет врачей,
пытающихся подойти и успокоить его, потому что уже поздно. Он прижимает
тело брата к себе и прислоняется влажной от крови и слез щекой к его
прохладному лбу.

— Хосок-а, — плачет Чонгук надрывно, гладя брата по волосам, по лицу, по

груди, но тот все не отвечает. — Пожалуйста… — молит младший, увлажняя
слезами лицо старшего, испачканное копотью. — Хосок-а, ты не можешь, — воет
он подобно раненому зверю и сжимает обгоревшую местами футболку Хосока в
кулаке прямо над сердцем.

Чонгук все ждет, когда за ним придут, когда поменяют их жизни местами.
Больше этого он в эту минуту не хочет ничего, потому что в таком случае не
станет две жизни. Чонгук не будет жив без брата. Он поднимает голову,
смотрит наверх, на глубокое черное небо в ожидании, одними губами шепчет:
«ну же, скорее», но они там молчат, бездействуют и медленно отбирают у
Хосока жизнь. Чонгук кричит, срывая голос, и вновь смотрит на безмятежное
лицо брата. Им не помогут.

Люди вокруг замолчали. Кажется, тоже перестали дышать, а врачи стоят позади
двух братьев, опустив взгляды, полные скорби. У каждого сердце сжалось от
чужой боли, от разрывающего душу плача человека, потерявшего своего
единственного брата. У каждого сердце в одну секунду сжалось болезненно.
Ком в горле, слезы на глазах. Моргнуть тяжело, невозможно. Как будто все
сегодня потеряли что-то свое, что-то чертовски важное. Каждый об этом
задумался.

— Хо… — умоляет Чонгук, зажмурив глаза и содрогаясь в рыданиях. — Нет, нет,

Хосок, нет… нет…

Он все повторяет «нет», бесконечное количество раз произносит имя самого

близкого и лучшего человека в своей жизни, как мантру, как молитву, что
обязана помочь, ведь это так работает? Чонгук не может отпустить. Не хочет, не
станет, и другим не позволит забрать. Ему на черный мешок смотреть
невыносимо, его злость охватывает. Как они посмели засунуть Хосока в это? Как
они посмели выносить ему приговор? Кто они такие?

— Как я без тебя буду, Хосок-а? Как я буду без тебя? — повторяет Чонгук,
уткнувшись лицом в грудь брата и исказившись в гримасе невыносимой боли.
— Я не позволю тебе уйти, нет, нет, Хосок, я не…

Чонгук вдруг замирает, мгновенно затихнув, словно отключился по щелчку

пальцев. Он медленно поворачивает голову вбок и прижимается ухом к груди
брата, затаив дрожащее от сильных рыданий дыхание. Он закрывает глаза и
прислушивается.

Может, свихнулся. Может, следом за братом пошел. А может, высшие силы

услышали и поменяли их местами. И если Чонгук прямо сейчас прощается с
жизнью, то это лучший конец.

Потому что сердце Хосока бьется.

Весь мир как будто замер, пытаясь услышать то же, что и Чонгук. Все затаили
528/670
дыхание и смотрят в ожидании, даже слезы на глазах застыли. Чонгук слышит
слабое сердцебиение, которое как будто бы в него самого вдыхает жизнь, что
уже была готова покинуть и его следом за братом. Чонгук чувствует, как время
отматывается назад, как все возвращается на места. В тот момент, в котором
Хосок жил и будет жить дальше. Чонгук повторяет про себя одно лишь «жив»,
пытается до самого себя донести суть и с каждой секундой чувствует, как дыра
в груди, успевшая образоваться за короткое время, начинает стягиваться,
сужаться. Разодранная в клочья душа срастается по частям, оставляя шрамы, но
она цела, она жива.

Хосок жив.

Чонгук неохотно отстраняет голову от груди брата, боясь, что сердце его может
вновь перестать биться, и разворачивается к застывшим сзади врачам, пронзив
их острым горящим взглядом. Он горит так ярко после долгого отсутствия, что
способен испепелить вокруг себя все и всех.

— Он жив, — говорит Гук охрипшим от крика голосом. Кажется, в толпе слышны

вздохи облегчения, кто-то выдыхает и утирает слезы. Врачи смотрят на Чонгука
в полнейшей растерянности, не понимая, как могли ошибиться, сглупить так
непростительно. И ведь чуть не угробили чужую жизнь по своей страшной
ошибке. — Спасите моего брата, — прорычал Чонгук, выделяя каждое слово. Он
вот-вот взорвется. — Делайте что-нибудь! Немедленно! — вдруг заорал он,
прижимая к себе Хосока. Живого Хосока.

Те словно пришли в себя от оцепенения и мгновенно подорвались к

пострадавшему, принимая от того, кто вынес страшный приговор несколько
минут назад, быстрые и четкие указания.

Теперь они сделают все, чтобы спасти чужую жизнь. Положат свою, если
потребуется.

Чонгук поднимается на слегка пошатывающихся ногах и неотрывно глядит на

брата. Внутри нет радости, потому что до пережившего страх и шок сознания
еще не дошло, что все страшное позади, что смерть прошла буквально возле
брата, чуть не утянула его за собой в свой холодный и мрачный мир, но
отступила в последний момент. Она пощадила всех, кому Хосок дорог.
Пощадила его будущего сына, его омегу, его отца и брата, что готов был
последовать за ним. Чонгук поднимает взгляд к небу, пока врачи спасают
Хосока, и шепчет одними губами:

— Спасибо.

Юнги уставился в окно, нервно грызя искусанную до кровавых капель губу и не

моргая. В лежащей на столе руке сжат телефон. Из динамика доносятся
медленные и длинные гудки, ставшие для омеги самой ненавистной вещью на
свете. На дисплее высвечивается имя того, кто уже давно должен был приехать,
но так и не вернулся, нарушив данное обещание.

Юнги всю ночь не сомкнул глаз, обзванивая всех, кого только можно, и через
каждый звонок другому, — звонок Хосоку. Не берет, все никак не поднимет
чертов телефон, чтобы утешить своим спокойным голосом напрягшегося, как
529/670
струна, омегу, что так и сидит уже несколько часов, сгорбившись над столом и
гипнотизируя взглядом телефон. Вдруг позвонит. Юнги боится спать, даже на
секунду прикрыть отяжелевшие веки; боится упустить звонок, дверь входную не
запер: вдруг он придет.

Абонент недоступен.

Юнги готов орать во все горло от своего бессилия, и ведь поехал бы за ним, вот
только куда — неизвестно. Хосок не назвал место заезда. Омега злится, изнутри
выжираемый страхом, пускающим по коже мурашки, заставляющим волосы
встать дыбом, а прохладные пальцы мелко дрожать. Он злится на Хосока.
Злится на Чонгука, который своим последним звонком посеял внутри Мина этот
самый страх, ведь и он до Хосока не мог дозвониться. Юнги злится на себя, на
свою глупость. Ведь чувствовал, что что-то не так, что встреча с врагом так
просто не пройдет. А что теперь? Неизвестно. И это убивает медленными и
мучительными дозами, вспарывает кожу, как тупым проржавевшим ножом и
заражает кровь.

Он пробует сотую попытку дозвониться до Чонгука и снова затаивает жалкую

крупицу надежды на то, что ему, наконец, ответят. Усугубляет и без того
напряженное состояние омеги молчание младшего Чона, который тоже словно
сквозь землю провалился. В голову вместе со звенящей тишиной одинокого дома
закрадываются худшие сценарии, от которых Юнги бросает в паническую
дрожь. Слезы ищут выход, щиплют глаза, но Юнги не разрешает себе. Не за чем
плакать, не по кому. Но убеждать себя, что Хосок в порядке, с каждой секундой
становится все труднее, а паника стремительно затапливает все еще
пытающееся быть ясным сознание.

Гудки, гудки, гудки. Юнги их отныне будет ненавидеть всем сердцем. С каждым
гудком что-то внутри него трескается и летит в бездну. Он весь начинает
трещать по швам и разваливаться, а собраться нет сил. Невыносимо. Ожидание
уничтожает каждую клеточку его тела, причиняя чуть ли не физическую боль,
от которой хочется протяжно выть. Юнги все гипнотизирует взглядом имя,
высвечивающееся на дисплее, и перестает дышать.

Но этот абонент тоже недоступен.

Юнги поджимает дрожащие губы и сглатывает горький ком, застрявший в

горле. Палец снова тянется к имени любимого, но так и не достигает дисплея. С
улицы доносится шум подъезжающей машины. Юнги бросает телефон на стол и
подрывается во мгновение, пулей рванув ко входной двери. Сердце бешено
колотится в груди, а в животе образовывается неприятный узел от волнения и
страха.

Еще пару часов назад темное небо окрашивается в глубокий синий с

проблесками огненно-оранжевого вдалеке. Холодный уличный воздух
пробирается под тонкую футболку и заставляет кожу покрыться мелкими
колючими мурашками. Уже светает. Юнги сидел на кухне всю ночь безвылазно,
уткнувшись только лишь в телефон и забыв обо всем на свете, кроме своего
альфы. Он выскакивает на крыльцо и застывает у лестницы, уставившись на
въехавший во двор автомобиль, очень знакомый омеге.

Черная матовая бмв М4 подъезжает к лестницам. Фары с белым холодным

светом потухают, оставляя двор в его полумраке. Юнги, не медля, быстро
530/670
спускается и подходит твердым шагом в тот момент, когда дверца с
водительской стороны открывается.

— Почему ты не поднимаешь? — выделяет он каждое слово, находясь на грани

того, чтобы сорваться и орать. — Что, блять, происходит? Где Хосок? — все-таки
не сдержавшись, кричит Юнги, уставившись на вышедшего из бмв Чонгука. На
секунду омега застывает, растерявшись от столкновения с глазами альфы.
Чонгук на себя не похож. Бледный, с потухшим взглядом, как будто до этого не
было так. Но теперь там нет ни намека на искру. Только хуже. — И агера…
— тише говорит омега. Взгляд медленно опускается вниз, к рубашке Чонгука, на
которой расцвели багровые пятна подсохшей крови. — Что это… откуда…

Чонгук стоит, как вкопанный, нависнув над маленьким омегой безмолвной

статуей. Губы плотно поджаты, кажется, словно сшиты: так просто не
разомкнуть, не вымолвить того, что крутилось в голове по пути сюда.
Встретившись с этими большими кофейными глазами, перепуганными,
растерянными и молящими, ему стало невыносимо тяжело. Юнги тоже не лучше
выглядит. Бледнее обычного, с синяками под глазами и искусанными до крови
губами. Чонгук знает, что он не спал всю ночь. У него шестьдесят семь
пропущенных от Юнги. Ни в один из разов он не мог ответить, не мог хоть что-то
ему сказать и ответить на вопросы, осыпавшиеся на альфу прямо сейчас. Не по
телефону такое говорить. Не беременному омеге, что в доме совершенно один и
чувства которого зашкаливают сильнее обычного.

— Чонгук! — прикрикнул омега, пихнув Чона в грудь, но тот даже не

шелохнулся. — Что это такое?! Где Хосок? Чья это кровь?

Чонгук тяжело сглатывает и не без усилий размыкает сухие губы, сделав к Юнги
шаг.

— Юнги-я, — хрипло говорит он, положив ладони на хрупкие плечи омеги и

слегка сжав пальцами. Юнги замирает и смотрит на альфу в ожидании, а самого
уже мелко потряхивает от подкатывающей паники. Он предчувствует. — Хосок…

И предчувствие не обманывает.

— Что с ним, Чонгук? — дрожащим голосом прерывает Юнги, едва не плача.

— Он… — Гуку сейчас хочется ударить себя, и как можно сильнее. Он не может,
не знает, как сказать это, как сообщить страшную новость. Как сказать Юнги,
что он чуть не потерял своего альфу? Как сказать, что Хосок, хоть и выжил, но
так и не очнулся? Это знание на альфу наваливается неподъемной тяжестью,
придавившей его к земле. — Он в больнице, — выдыхает Чонгук, стараясь
звучать максимально сдержанно. О спокойствии речи нет, Чонгук лишился его.

У Юнги внутри все холодеет. Паника берет над разумом верх.

— Что случилось?! — кричит он, вцепившись в ткань чонгуковой рубашки

дрожащими пальцами. — Хосок… Что… что с ним? В него стреляли?!

— Авария. Он попал в аварию, Юнги, — твердо говорит Чонгук, прерывая крики

омеги. Юнги начинает задыхаться, бегать судорожным взглядом, ни на чем не
концентрируясь, а грудь тяжело вздымается. Он мотает головой, из глаз
брызнули слезы, заливая бледные щеки. — Он под контролем врачей.
531/670
 — Что с ним? Что с ним, Чонгук? Не молчи… — повторяет омега, захлебываясь
слезами и едва стоя на вдруг ослабших ногах.

— Тише, тише, Юнги-я, — подхватывает омегу Чонгук, прижав к себе и гладя по

волосам. Юнги громко всхлипывает и пытается вырваться из хватки, но альфа
лишь крепче его прижимает. — Успокойся. Спокойно, Юнги. Подумай о
ребенке, — говорит Чонгук ему на ухо, не переставая успокаивающе гладить.
— Думай о Санджине, слышишь меня? Ты увидишь Хосока, только успокойся.

— Отвези меня к нему, — всхлипывает Юнги, подняв взгляд на Чонгука.

— Отвези меня к Хосоку прямо сейчас, — едва не срываясь на крик, просит он.

— Садись в машину, — кивает Чонгук, взяв Юнги под локоть и подводя к бмв с
пассажирской стороны.

Юнги кричит. Он рыдает и чуть ли не рвет волосы на голове, больше не

сдерживаясь.

Всю дорогу до больницы он ни слова не вымолвил, уставившись остекленевшим

взглядом в пустоту и слушая ровный гул автомобиля. Внутри него копилась
тяжесть осознания, варилась и готовилась к извержению, давала омеге время
для жалкого подобия покоя. Юнги даже спрашивать что-либо еще не решался.
Все, что ему было известно — Хосок попал в аварию и теперь находится в
больнице. В каком он состоянии, Юнги не знал, боялся знать, потому и молчал,
поджав губы в тонкую линию и с каждой секундой приближения к больнице
медленно умирал, захлебываясь в накрывших его переживаниях и страхах. Он
боялся спросить, а Чонгук что-то говорить и не собирался. И ему не легче. У него
внутри такая же буря, что готова была вырваться в любую секунду.

Теперь Юнги освободил себя и потерял контроль. На негнущихся ногах он

ступил в палату, в центре которой расположилась кровать.

Он увидел Хосока.

Несколько долгих секунд он стоит и смотрит в полном непонимании, как будто

не знает, зачем его сюда привезли и что делать. Все тут отталкивает своим
видом, больничным запахом, который Юнги терпеть не может. Ему хочется
развернуться и убежать отсюда как можно дальше, но он заставляет себя
держаться.

— Это… это же не он, — хрипло шепчет омега, медленно, с боязнью мелкими

шажками подходя к кровати и отрицательно мотая головой. Сзади за ним
следует Чонгук, готовый в любую секунду поддержать.

Юнги не верит. Не верит в происходящее, в то, что его Хосок может быть таким.
Лежать вот так неподвижно, без улыбки, без полного любви взгляда. Где все
это? Кто забрал? Юнги не узнает лежащего на больничной койке человека, от
которого видны только кисти рук и лицо в порезах, скрытое кислородной
маской. К нему подключены всякие аппараты жизнеобеспечения. Омега не сразу
слышит ровный писк кардиомонитора. А Чонгук готов его слушать вечно, только
бы он никогда не прекращался.
532/670
— Хо… — жалобно тянет Юнги, подойдя к постели и протянув к Хосоку руку.
— Хосок, — зовет он с мольбой, искренне надеясь на ответ.

Но Хосок не реагирует.

— Хосок, проснись, — шепчет он, коснувшись подушечками пальцев ладони

альфы. Сейчас она едва хранит в себе тепло, а не обжигает своим приятным
жаром, как обычно. — Он же спит просто? — вдруг оборачивается Юнги к
Чонгуку, глядя на него с надеждой.

Чонгук поджимает губы и опускает взгляд, коротко мотнув головой. Впервые он

не может смотреть Юнги в глаза. Кто бы мог подумать, что когда-то такое
произойдет. Никто не мог подумать и о том, что с Хосоком может случиться
такое.

— Он… — Чонгук вздыхает и заставляет себя взглянуть на ждущего ответа

омегу. — Он в коме, Юнги.

Юнги кричит. Он падает перед Хосоком на колени и начинает рыдать, как вне
себя. Чонгук мгновенно оказывается рядом и подхватывает омегу, поднимая на
ноги и прижимая к себе. Юнги больше не слышит Чонгука. Он отчаянно
вырывается, тянется к Хосоку, кричит, зовет его, просит проснуться, просит не
оставлять одного, но тот все не отзывается, заставляя Юнги сходить с ума и
задыхаться от слез. Поверить бы, что это сон, проснуться бы от него, а рядом
увидеть мирно спящего Хосока, чтобы потом гордиться, что встал раньше него.
Увидеть бы сонную улыбку, услышать бы низкий хриплый голос, от которого
мурашки по всему телу. Встретиться бы глазами и утонуть в них бесповоротно,
купаясь в нежности и любви, почувствовать тепло в ответ сжатой ладони. Но
Хосок все так же неподвижен, и это далеко не сон, — это кошмар, ставший
реальностью, который Юнги ни за что не примет. Он будет звать его днями и
ночами, только бы услышать долгожданный ответ.

Еще вчера ровно в это же время все было хорошо. Еще вчера они лежали в
обнимку и планировали совместный поход в магазин, как настоящая семья.

Но улицы все разрушили.

Юнги уже не слышит даже себя. В голове голос Хосока. Теперь он только там, и
только от этой мысли становится хуже. Все внутри погибает с каждой секундой
осознания происходящего. Юнги продолжает тянуться, хочет прикоснуться, а
может, встряхнуть, чтобы привести в чувства, но ему не позволяют. Он не
замечает, как в палату вбегают врачи и помогают Чонгуку управиться с ним.
Хосок пропадает из зоны видимости, но голос его в голове не утихает. Юнги его
слышать жизненно необходимо.

— Хосок… — последнее, что произносит омега прежде чем потерять сознание.

Тэхен с огромным трудом открывает глаза, не имея ни малейшего желания

прощаться со сном, в котором жизнь текла в совершенно другом русле с другим
исходом. Он с трудом соскребает себя с постели и с трудом принимает душ.
Влачить свое лишившееся смысла существование становится все тяжелее с
533/670
каждым прожитым днем. Свет окончательно померк в тот момент, когда Чонгук
скрылся за массивными дверями особняка. Тэхен кричал, надрывая глотку, звал
и все надеялся, что его услышали, но все это было в пустоту. Словно все в тот
момент ополчились, стали врагами без причины. А Джихан утащил его в свое
логово, чтобы растерзать подобно хищному зверю. Он закрывал Тэхену рот, не
давая и звуку вырваться из его губ; пресек все попытки на сопротивление и
сжал в своей змеиной хватке, медленно душа. Тэхен смутно слышал какие-то
обрывки фраз, брошенных ему в порыве ярости. Они бы причинили боль, — ведь
границ у нее не бывает — если бы Тэхен не утонул в небытие, потеряв сознание.

Мысленно он до Чонгука докричался. Тот услышал и обернулся с теплой улыбкой

на губах. А потом вернулся и спас от всепоглощающей боли.

От этого сна Тэхен отрываться не хотел. Очнувшись, он ощутил на щеках влагу.

Отпускать не хотел, и сейчас не может. Это как насильно оторвать часть тела
или души и оставить корчиться в мучительной боли. Тэхен не выдерживает ее
больше. Он не может. Теперь каждый день для него — попытка избавить себя от
боли.

Тэхен снова решил ходить в университет, чтобы хоть как-то отвлекаться, будучи
среди людей, живущих своими спокойными жизнями и не знающих такой боли,
которую каждый день в себе несет Тэхен. Он готов хоронить себя под тонной
учебников, лишь бы перестать что-то чувствовать в надежде, что хоть так
станет немного легче. Но пока Тэхен не уверен, что это работает.

Он накидывает на плечо ручку сумки и поправляет рукава своего черного

свитера с высокой горловиной. Ему даже не хочется себя показывать. Он
заменяет любимые тонкие рубашки, открывающие вид на ключицы и шею,
закрытыми и плотными вещами. Скрыться бы полностью, лишь бы не видеть
пристальных взглядов, лишь бы не чувствовать на себе вечно изучающий взгляд
Джихана, от которого на теле как будто волдыри образуются. От него не
сбежать.

Тэхен выходит из комнаты и останавливается у лестницы, пытаясь расслышать

приглушенные голоса, доносящиеся из гостиной. Он слегка хмурится и
спускается, скользя ладонью по гладким деревянным перилам. В воздухе витает
родной аромат, который омега не ощущал уже очень давно. Он словно
пробуждает Тэхена от бесконечного кошмара, протягивает руку и вытаскивает
на поверхность, чтобы дать надышаться недостававшим все это время
кислородом. Тэхен спешно спускается на первый этаж.

В проеме в гостиную он замирает, распахнув полные удивления глаза.

— Padre… — в растерянности шепчет Тэхен, встретившись взглядом со своим

отцом.

— Сынок, — оборачивается мужчина с пепельными седыми волосами,

зачесанными набок, отвлекшись от разговора с сидящим напротив Джиханом и
повернувшись к омеге.

— Что ты… что ты здесь делаешь? — спрашивает Тэхен, кинув на невозмутимо

улыбающегося уголками губ До короткий недоверчивый взгляд.

— Разве так отца встречают, Тэхен-а? — с шутливой обидой говорит Тэгун,

534/670
поднявшись с дивана и двинувшись к сыну.

Тэхен мысленно бьет себя по лицу. И правда, не такой должна быть первая
реакция на родного отца, которого не видел около года. От его улыбки у Тэхена
внутри растекается тепло, покрывающее огромную дыру, что размером со
Вселенную. И не имеет значения, что это временно, что пустота в скором
времени заберет это тепло себе, как и все остальные чувства. Главное, что
прямо сейчас Тэхену становится чуточку лучше.

Он тянет уголки губ в легкой улыбке и идет навстречу отцу, спустя три коротких
шага оказываясь в больших родных объятиях. Тэхен утыкается носом в грудь
мужчины и невольно вдыхает его аромат, напоминающий о доме в Италии, о
золотистом солнце и далеком детстве.

— Отец, — шепчет омега, сдерживая слезы.

Ему сейчас так хочется раскрыться, поделиться с отцом всем, что тяготит уже
не один месяц. Вылить бы хоть крупицу боли, услышать успокаивающие и
поддерживающие слова, почувствовать, что не одинок. Тэхен бы тогда,
наверное, отца послушал. Он бы ему поверил. Может, попытался бы жить как
прежде и сделать свое существование лучше, но разве может все быть так
легко?

Тэхену нужно молчать ради самого же отца, ради его жизни. Омеге не дает
покоя то, что он в любой момент может вновь оказаться под прицелом Джихана.
Что будет, если Тэгун узнает правду? Тэхену об этом даже думать страшно.
Поэтому он поджимает губы, с тяжестью проглатывая все слова, что уже были
готовы вырваться наружу.

— Я очень скучал по тебе, сынок, — говорит Тэгун, гладя сына по волосам и

прижимая к себе.

— Я тоже, — едва слышно отвечает Тэхен, жмуря глаза и наслаждаясь теплом

любимого отца.

Они стоят так около минуты. Тэхен успокаивается и даже забывает о том, что
все это время в гостиной находится Джихан.

— Так, хватит нам грустить, я ненадолго, поэтому на это время тратить не

будем, — посмеивается Тэгун, взяв Тэхена за руку и потянув за собой к дивану.

Тэхен рефлекторно порывается отстраниться, когда понимает, что отец хочет

усадить его возле Джихана, но запрещает себе. Это вызовет у мужчины вопросы,
а Тэхену на них ответить трудно. Нельзя. Он в джихановых глазах успел уловить
предупреждение, от которого внутри, несмотря на родительское тепло, вдруг
похолодело.

С того вечера, когда Тэхен видел Чонгука в последний раз, он с До практически

не разговаривал. До тех пор, пока омега не убедился, что с Чонгуком все в
порядке, он не мог успокоиться и постоянно впадал в истерику, если Джихан
прикасался хоть мизинцем. Один раз удалось даже ударить его. Омега готов
был получить порцию боли в ответ, но ничего не произошло. Джихан просто
развернулся и ушел, оставив его одного, чтобы дать время успокоиться. Когда
Тэхен узнал о том, что случилось с Хосоком, он жаждал уничтожить До,
535/670
разорвать на мелкие кусочки, ровно как и сейчас. Он проклинал его, отравляя
ядом, скользящим в голосе, а когда альфы рядом не было, Тэхен плакал, лишь
представляя, каково теперь Чонгуку и всем, кому дорог Хосок.

Джихан, что пытался приблизить Тэхена к себе, лишь отбросил его еще дальше
от себя. Так далеко, что это расстояние не преодолеть. До потерял его навсегда,
но так думает лишь Тэхен, потому что Джихан попыток сделать его своим
омегой по-настоящему не бросил. Зря.

Тэхен его ненавидит.

— Тэхен, — вдруг посерьезнев, начал мужчина, сев напротив и кивая Джихану,

чтобы тот подлил ему коньяка в стакан. Тэхен вскидывает брови и смотрит на
отца, готовый слушать. — Я крайне недоволен тем, что о внуке ты не сказал мне
лично, — строго говорит Тэгун, беря в руку стакан. — Если бы мне не сообщил
эту прекрасную новость Джихан, то когда бы я узнал? — возмущается мужчина,
нахмурив густые брови. — Когда мой внук уже будет в школу ходить, тогда?

У Тэхена внутри вдруг все подпрыгнуло так, что ударилось о стенки и безвольно
рухнуло вниз ошметками. Сердце разорвалось, а в животе скрутился
болезненный узел, из-за которого хочется согнуться пополам и кашлять,
отплевываясь кровью. Тэхен зависает, медленно обрабатывая услышанное в
своем воспаленном сознании. А когда доходит, все внутри замирает, замерзает.
Тэхен настолько утонул в своих снах и учебе, что совершенно забыл о том, что у
него под сердцем кто-то теперь живет. От этой мысли хочется истерично
кричать и плакать навзрыд, но Тэхен не может. Снова. Ему приходится
подавлять внутри себя огромный уничтожающий все на своем пути ураган. Он
лишь смотрит на отца опустевшим вмиг взглядом и коротко пожимает плечами,
впиваясь пальцами в свои колени. Как можно было забыть о таком? Омега,
видимо, окончательно тронулся умом, а сознание заблокировало эту
информацию во благо, чтобы не травмировать еще сильнее. Но вышло только
хуже.

Тэхен уже не разбирается в том, как о беременности узнал Джихан: этот альфа
все всегда разузнает, любую информацию достанет из-под земли, но услышать
это от отца было до шока неожиданно. Тэхен не знает, как себя вести, что
говорить, как реагировать. Он просто сидит застывшей статуей, а рот словно
онемел. Ни звука не произнести.

— Как всегда скрытничаешь от своего старика, — махнул рукой Тэгун, покачав

головой и глотнув коньяка. — Наверное, в другом случае моя реакция была бы
не столь радостной. Тебе всего восемнадцать, а университет ты еще не окончил,
но ведь это сын Джихана, — гордо улыбается мужчина, бросив взгляд на До.
Тэхена внутренне потряхивает, как от электрического разряда. Он поджимает
губы в тонкую линию и сжимает пальцами ткань своих черных брюк на коленях,
только бы не закричать.

Это не сын Джихана, он ему не принадлежит. В Тэхене поднимается волна

неконтролируемой злости, все горит, плавится, кричит в протесте. Это не его
сын. Тэхен открывает рот, чтобы озвучить это, но в последний момент
замолкает. Его рвет на части от жгучей ярости, от несправедливости, от
вынужденного молчания, которое сохранит чьи-то жизни. Жизнь Тэгуна, жизнь
самого Тэхена. Он сам хватает себя за горло и приказывает молчать.

536/670
До улыбается и нежно гладит Тэхена по колену, прекрасно чувствуя, как
напрягается от его прикосновения омега, и слегка сжимает колено пальцами.
Тэхен бросает на альфу пронизывающий, подобно катане, взгляд, а в ответ
получает животный оскал, который видит только он.

— И это главное, — кивает Джихан, соглашаясь с Тэгуном и делая короткий

глоток коньяка.

— В отместку за твое молчание о таком радостном событии мы тоже обрадуем

тебя, сынок, — говорит Тэгун, широко улыбнувшись и переводя взгляд на До.
— Я даю тебе свое благословение, Джихан, — одобрительно кивает мужчина.

— Что? — щурится Тэхен, не понимая, и смотрит то на одного альфу, то на

другого.

Джихан встает со своего места и присаживается перед Тэхеном на колени, беря

его ладонь в свою. Омега снова пытается отстранить руку, но альфа успевает ее
сжать так, чтобы не было возможности вырвать из хватки. Тэгун за спиной
альфы этого не замечает, как и на миг вспыхнувшего огнем взгляда Джихана,
обращенного на Тэхена.

— Тэ, малыш, — нежно начинает он, поглаживая тыльную сторону тэхеновой

ладони большим пальцем. Тэхену тошно. От прикосновения, от притворно
ласкового взгляда и приторного голоса, полного фальшивой любви. Ким хочет
отвести взгляд, но не может. Отец пристально следит за ними с улыбкой на
губах. Тэхен чувствует, как меж лопаток начинает кровоточить. В него вонзился
острый нож, прилетевший оттуда, откуда не ожидали. Вонзил его отец. — Я уже
давно собирался сделать это, но теперь, когда у нас появился плод нашей
любви, я не могу медлить. Я хочу, чтобы ты был моим. Официально, — твердо и
уверенно говорит Джихан, смотря омеге прямо в глаза. Тэхен замирает, не
дышит даже, а в мыслях кричит во всю глотку, молит высшие силы о том, чтобы
лишили его сознания прямо сейчас, чтобы отправили обратно к берегу моря, где
ждет его Чонгук. Но голос Джихана все перечеркивает. Он оказывается сильнее.
— Ты станешь моим мужем, Ким Тэхен? — и вот уже в его пальцах кольцо из
белого золота с аккуратным бриллиантом в центре, переливающимся в
солнечных лучах, проникающих в гостиную через большие окна.

Не кольцо, — оковы, что окончательно свяжут его с демоном.

Тэхен бы рассмеялся так громко, как только может. Этот истерический смех уже
вырывается наружу, но омега всеми силами его удерживает. Все твердит себе,
уже скрипя зубами, чуть ли не стирая их в порошок, брызжа слюной сам себе
доказывает: «ради отца». Ради того, кто прямо сейчас сидит напротив с
довольной улыбкой и заключает сделку с дьяволом, который взамен требует
душу и тело Тэхена. Тэгун бросает его в пропасть, из которой выбраться уже
будет невозможно, и даже не подозревает о масштабах этой трагедии. Он крик
о помощи в глазах своего сына не распознает, а появившийся в больших
шоколадных глазах блеск принимает за счастье. Бесполезно.

Так вот, как себя чувствовал Чонгук. Вот как это бывает, когда родной человек
вонзает в спину нож и заставляет биться в конвульсиях, лежа на холодном полу,
по которому растекается густая отравленная предательством кровь. Вот только
Тэгун ни о чем не жалеет, а за его спиной никто не стоит, чтобы управлять им,
как марионеткой. Это он все сам, добровольно.
537/670
Больше Тэхен тепла не чувствует. Оно само себя испепелило, его пустота даже
не вмешивалась.

Тэхен один. И теперь точно.

Ему кажется, что проходит целая вечность, пока он в голове все прокручивает,
как снова с обрыва прыгает в океан боли, из которого, думал, с появлением отца
сможет выплыть, но теперь только глубже заходит.

Проходит всего лишь пять секунд в ожидании ответа.

Тэхен заталкивает все свои болезненные чувства и эмоции как можно дальше и
вдруг расплывается в легкой улыбке, смотря Джихану в глаза с нежностью, за
которой сплошным текстом: «я тебя ненавижу».

— Конечно, — отвечает Тэхен без колебаний, накрыв руку альфы своей

ладонью. — Я стану.

Улыбка на лице Джихана расцветает мгновенно. Он довольно хмыкает и,

аккуратно надев кольцо на безымянный палец омеги, берет его за подбородок,
притянув ближе к себе и вовлекая в тягучий поцелуй, на который Тэхен охотно
отвечает, зарываясь пальцами в волосы альфы.

— Теперь ты навсегда мой, До Тэхен, — шепчет Джихан в губы омеги и кусает за

нижнюю, а затем вновь утягивает его в глубокий поцелуй.

Чонгук сидит у стены напротив кровати Хосока и, сложив руки на груди,

тяжелым взглядом исподлобья наблюдает за тем, как Юнги возится вокруг
альфы, о чем-то ему увлеченно рассказывая. Словно Хосок в состоянии
услышать.

Каждый день Юнги и Чонгук проводят в этой палате, приезжая рано утром и
уезжая поздно вечером. Мин бы рад поселиться тут и не разлучаться с Хосоком
даже ночью, но, как бы он не просил врачей, те строго запретили, а потом уже
Чонгуку сказали, что это бессмысленно. Юнги такое заявление причинит боль,
ведь не бессмысленно же. Хосок все слышит, все понимает, только ответить и
увидеть не может. Юнги в это свято верит, именно поэтому не может усидеть в
молчании и бездействии. Хлопочет в палате, как настоящая хозяюшка: постель
ему поправляет, прибирается, каждую складочку на одеяле разглаживает и
практически не умолкает. На Чонгука он не обращает внимания, — пусть
слушает. А когда приходят близкие, он становится особенно оживленным,
говоря и с Хосоком, и с ними.

Чонгук не может оправиться. Он каждую минуту возвращается в ту ночь, когда

Хосока едва не стало, и сглатывает ком в горле. Говорить просто нет сил, их
высосали в тот день, а остатки он мысленно передает своему брату, ему они
сейчас нужнее. Они с Юнги все эти дни не живут. Они как будто тоже вместе с
Хосоком находятся в коме, балансируя на грани падения в небытие и
реальностью, что продолжает течь дальше.

Чонгук не помнит, когда в последний раз был у себя в доме. Туда уже давно нет
538/670
желания возвращаться. Каждый раз, когда Чонгук на бмв, на которой теперь
постоянно ездит, подвозит Юнги в их с Хосоком дом, омега тихо просит
остаться, потому что страшно. Чонгук понимает: этот дом без Хосока — ничто.
Просто пустышка. И Чонгук остается, укладываясь на диване в гостиной,
подолгу смотря в потолок и даже не подозревая, что на втором этаже, в спальне
Юнги делает то же самое, увлажняя подушку безмолвными слезами.

Сейчас тяжело всем. Время для банды братьев Чон остановилось. Они поставили
войну на паузу. Чонгук о ней и не думает, не может сосредоточиться, не может
встать и уйти из больничной палаты решать дела, которые решались только
вместе с Хосоком. А что же теперь? Хосок на вопросы не ответит, как бы Юнги
ни старался его разговорить. Снова в нем его юный возраст взыграл, но Чонгук
спорить с ним не хочет. Не смеет. Юнги так легче, и это важнее всего. Ему
ребенка нужно сохранить, и если он из-за срыва, что может случиться в любой
момент, потеряет его, Чонгук себе не простит. У него сейчас только одна цель —
ребенок Хосока должен родиться. Юнги в своем помутненном состоянии порой
забывает обо всем, кроме своего альфы. И даже о ребенке. В такие моменты
Чонгуку приходится кормить его насильно, заставлять пить таблетки, потому
что в этом, прежде всего, нуждается развивающаяся внутри омеги жизнь.

Каждый справляется, как может. Но Чонгук не справляется. Он варится в своих

тяжелых мыслях, давящих на стенки черепа, от пробуждения до ухода в сон. Но
во сне не легче. Там все худшие кошмары дают о себе знать в полной мере.
Повтор аварий. Каждой. Начиная с той, что случилась с Тэхеном, — он бывает
гостем чонгуковых кошмаров. Добавляет, как будто бы ему мало. Но самое
страшное — сцены, в которых Хосок погибает. Лучше вообще не спать, чем
переживать все это снова и снова.

— Хосок-а, кто же знал, что ты можешь быть таким занудой, — цокает Юнги,
вырывая Чонгука из очередного ухода в себя. Омега недовольно хмурит брови и
качает головой, окинув бессознательного альфу возмущенным взглядом. — Если
ты снова не отреагируешь на мои слова, я уйду и не вернусь, вот увидишь!
— чуть повышает он голос и резко разворачивается, демонстративно шлепая
ногами по полу и двинувшись к выходу из палаты.

Чонгук молча прослеживает за Юнги взглядом, а брата мысленно упрекает:

«Хосок-а, совести у тебя нет. Хватит прохлаждаться. Вставай уже и верни своего
омегу, а то ведь правда уйдет».

Юнги доходит до двери и хватается за холодную ручку, внезапно замерев.

Голова медленно опускается, а пальцы, держащие дверную ручку, ослабевают и
соскальзывают. Омега прислоняется к белоснежной двери лбом и хрипло
шепчет:

— Я каждый раз надеюсь, что вот сейчас обернусь, а он уже глаза открыл.

Никуда Юнги не уйдет, и Чонгук это прекрасно знает. Он просто ищет способы
для провокации, уверенный, что Хосок все слышит. Юнги его молчание
медленно убивает. Он делает все, чтобы казалось, что Хосок просто спит, но
внутри Юнги медленно разрушается, превращаясь в пыль. Никто ведь не дает
гарантий, что он скоро очнется.

И очнется ли вообще.

539/670
Им остается только ждать и продолжать жить дальше. Наверное, даже частично
готовиться к худшему исходу, о котором никто думать не решается. Хосок не
причинит им такую боль, не заберет с собой часть их души. Нет, ни за что.

— Это обязательно случится, — говорит Чонгук, переведя взгляд на брата. — А

пока надо как-то развлекать этого зануду.

— Это точно, — коротко посмеялся Юнги, всхлипнув и стерев влагу со щек. Он

отлип от двери и развернулся, двинувшись обратно к Хосоку. — Радуйся,
сегодня я не кину тебя, Чон Хосок, — улыбается он уголками губ, погладив
альфу по волосам и зачесывая их пальцами назад.

Чонгук снова принимается наблюдать за Юнги. Тот успокоился, переборов

минутную слабость (хотя внутри она бесконечная), и вновь принялся что-то
рассказывать Хосоку, сев рядом с ним на стуле и уложив голову на постель. Пока
Юнги своим хрипловатым негромким голосом заглушает тишину и ровный писк
кардиомонитора, Чонгук достает телефон и пишет Чимину, прося приехать в
больницу и подменить его. Надзор нужен не Хосоку даже, а Юнги, которого в
его шатком состоянии оставлять одного нельзя. Чимин мгновенно отвечает
согласием и обещает скоро приехать.

Увидев слезы на глазах Юнги в очередной раз, Чонгук, наконец, понял, что на
самом деле бездействует, потому что сам изнутри рассыпается, а собраться сил
не находит. Если они вдвоем разрушатся, то не останется ничего, лучше не
будет никому. Именно Чонгук должен быть сильнее, и если он сможет помочь
себе избавиться от тяжести боли, наполняющей его до краев, то сможет помочь
и Юнги. Им двигаться вперед необходимо, потому что цель есть, и все-таки она
не одна.

Ради ребенка, ради Хосока, ради самих себя и тех, кто может оказаться под
прицелом людей До.

Бмв, хрустя гравием под колесами, подъехала к ржавым воротам. Чонгук

заглушил двигатель и вышел из машины, прихватив с пассажирского сидения
биту. Он на секунду прикрыл глаза и втянул в себя свежий воздух, вслушиваясь
в тишину пустынной округи. Но ее кто-то нарушил. Чонгук распахивает глаза.
Он слышит, как из кладбища доносится шум, похожий на удары по машинам,
как обычно делает сам альфа. Он сжал рукоять биты крепче и проскользнул
через приоткрытые ворота, двинувшись вглубь кладбища автомобилей к
источнику звука. Сюда никто, кроме самого Чонгука никогда не приходит.
Неужели какие-то бездомные нашли здесь место для ночлега?

Чонгук бесшумно ступает вперед, идя по давно изученным коридорам из рядов

никому не нужных автомобилей. Он резко сворачивает влево и ускоряет шаг,
держа биту в опущенной руке, но готовую в любую минуту приложиться об чью-
нибудь голову. Звуки ударов по ржавому металлу становятся громче. Чонгук
между ними различает тихий плач и всхлипы, отчего-то заставляющие душу
вздрогнуть. Он делает еще три шага вперед и останавливается в конце
коридора, замерев и чуть выглянув из-за угла.

Чонгуку, наверное, мерещится, но он видит на небольшой пустой площадке

Тэхена, сжимающего в руках биту. Он стоит к альфе спиной. Его плечи опущены
540/670
и мелко подрагивают от рыданий. Сердце Чона начинает предательски учащать
свое биение и буквально рвется наружу, как пес, готовый разорвать толстую
цепь и рвануть к заветному. Чонгуку, видимо, все еще кажется. Где машина
Тэхена? У ворот ее не было. Альфа сам себя уже не понимает, уверенный в том,
что сознание просто жестоко играет, как любит делать в последнее время.
Сначала голос омеги, зовущий по имени, теперь сам его образ. Еще и в месте,
где он быть не должен.

Но Тэхен есть.

Горячие слезы градом текут по щекам и падают на землю. Внутри омеги

происходит атомный взрыв. Он сдерживать его больше не смог, иначе бы
разорвало.

Улыбаться через силу. Таких мучений ему, кажется, не приносило ничего.

Чувствовать на себе губы врага и слышать радость в голосе отца, который, как
оказалось, знает всю правду. Знает о войне на улицах, об убийствах и планах
Джихана. Он все это принимает и молча стоит в сторонке, позволяя творить ад.
Тэгун знает все.

Но не знает о Чонгуке.

Не знает о том, кто для Тэхена стал воздухом, которого его лишили. Не знает о
том, что его сын ждет ребенка от Чонгука, а не от Джихана. Правда Тэгуна
доломала омегу и ускорила принятие решения Тэхена, которое пришло в голову,
когда он давал До свое согласие. Теперь медлить точно нельзя. Последний
человек, который грел частички тэхеновой души, отвернулся добровольно,
забрав последнюю надежду на спасение.

Тэхен кричит и замахивается битой, разбивая лобовое стекло старенькой

шевроле. С каждым ударом он отпускает себя, свою боль, которую глотать
больше невозможно, а внутри ей места просто нет. Тэхен притворялся, убеждал
и обманывал сам себя, что есть пустота, поглощающая его боль и терзания, но
нет, нет ничего такого. Все оставалось внутри и медленно разъедало.
Фальшивыми улыбками и стеклянными, якобы без чувств и эмоций глазами он
подпитывал боль, но не избавлялся, не прятал. Она как огромная стена, которую
не хочешь перед собой замечать.

Но чаша переполнилась.

Тэхен прощается со всеми. С раздирающей болью, с последними оставшимися в

его жизни людьми, которые его же и убивают медленно, со своей прошлой и
настоящей жизнью, к которой больше не хочется возвращаться.

Тэхен не может.

Он бьет и бьет, все не может остановиться. В нем столько накопилось, что

хватит на десять жизней вперед. Эта горечь выливается тоннами. Даже дышать
становится легче. Сейчас он оставит свою боль тут и пойдет дальше, но уже
другой дорогой, другой жизнью.

Грудь от усилий тяжело вздымается, а бита выскальзывает из ослабших

пальцев, с глухим стуком упав на землю. Тэхен за ней: он обессилено падает на
колени и опускает опустевшую голову. Слезы продолжают катиться по щекам,
541/670
ну и пусть. Пусть в Тэхене не останется ничего, чтобы было место для нового.
Ведь жить дальше надо. Ради одного, ради единственного.

Тэхен опускает взгляд и дрожащей ладонью касается своего живота.

Чонгук стоит, словно остолбеневший, и не может от омеги отвести взгляд.

Каждый его всхлип, каждый удар отдается эхом внутри, что-то всколыхнув.
Чонгук не понимает, почему не выйдет из-за укрытия, почему не прогонит врага
со своего личного места, которое сам ему и показал, но вместо этого он
пристально следит и хватается за каждую его деталь. Альфа вспоминает, как
давным-давно, словно в другой жизни, он был здесь вместе с Тэхеном. Как
целовал сладкие, как персик, губы, под дождем, обещая никогда не отпускать,
как шептал то самое на итальянском. По телу мурашки, а сердце сжимается так,
что хочется застонать от боли. Чонгук стискивает челюсти и смотрит на того,
кто стал любовью всей его жизни.

Почему Тэхен здесь?

Почему Чонгуку больно? И эта боль даже не его, — она Тэхена, а альфа
чувствует ее, как свою. От его плача волосы на затылке дыбом. Когда он видел
его таким? Ни разу в жизни. Тэхен как будто… сломался. Чонгуку на душе
становится так паршиво, что прямо сейчас бы себя прикончил, только бы не
чувствовать этого. Часть его тянется вперед, хочет сзади подойти и
прикоснуться, опуститься рядом и обнять, шепча, что не оставит.

Но уже оставил. Уже поздно.

Реальность возвращается, и она сложившемуся не рада. То чужое, что незримо

витает вокруг Тэхена, отталкивает, заставляет злиться. Тэхен с теми, кто едва
не убил Хосока. Тэхен на стороне убийц, не знающих преград. Тэхен на стороне
врага. Пальцы сами собой мнут биту, а внутри дикий зверь рычит, жаждая
наброситься сзади и отомстить за все, что было причинено. Таких сумасшедших
противоречий Чонгук не испытывал никогда.

Обнять. Загрызть.

Чонгук поджимает губы и шумно втягивает воздух ноздрями, выжигая в спине

Тэхена дыру. Неважно, зачем он пришел и какую боль изливает. Он — предатель,
и это не простить. Это не забыть, даже если все нутро тянется к нему, как
безумное. Чонгук мысленно затыкает себя, бьет и дергает за цепь, не давая
вырваться на свободу. Он разворачивается и твердым шагом идет обратно к
выходу из кладбища.

Семья важнее всего.

Тэхен поднимает голову и застывает, втянув носом воздух. В нем, прорываясь

сквозь запах ржавого металла, витает легкий аромат, который он не может
ощутить в своих светлых снах. В нем аромат любимого человека.

Это Чонгук.

Тэхен резко оборачивается и смотрит в сторону автомобильного коридора. Нет

никого, как и не было. Омега глядит туда несколько секунд, затем
отворачивается и сухо усмехается.
542/670
Неужели окончательно свихнулся, так и не начав свою новую жизнь?

Тэхен выходит из здания университета и быстро спускается по ступенькам,

надев круглые солнцезащитные очки. В вышине ярко светит солнце, разогнав с
голубого неба все облака и рассыпая свои золотистые лучи на землю. Тэхен
вешает сумку на локте и слегка улыбается уголками губ, взглянув наверх и
двинувшись к парковке. Впервые за долгое время эта улыбка искренняя. Она —
облегчение. Свобода, в шаге от которой находится Тэхен.

Он подходит к своей феррари и открывает дверцу, собираясь уже сесть, но

вдруг останавливается и поворачивается к рядом стоящей урне. Кольцо легко
соскальзывает с тонкого длинного пальца омеги. Тэхен вертит его, зажав между
большим и указательным пальцами, и без всяких сожалений бросает в мусорное
ведро. Следом летит телефон. Это было окончательное прощание с прошлым.
Последняя частичка, что удерживала его, теперь лежит на дне урны. Тэхен
словно сбросил с себя оковы, что не давали вырваться ему из вечного кошмара.
Ему пришел конец.

Он вздыхает с облегчением и садится в машину, бросив сумку на пассажирское

сидение, на котором лежит еще одна сумка побольше. Ранним утром, собираясь
в университет, омега загрузил в нее лишь самое необходимое из своей прошлой
жизни. Он заводит двигатель и выезжает из парковки на дорогу, давя на педаль
газа.

Тэхен оставил дороги. Эта война ему больше не нужна.

Золотистый свет солнца, проникающий в маленькую светлую квартирку через

тонкие кремовые занавески, играет лучами, падая на немногочисленную мебель.
В центре небольшой гостиной расположен белоснежный квадратный стол, на
котором стоит прозрачная ваза с одной лишь красной лилией в ней. На стенах не
висят фотографии и картины, даже часов нет. Эта квартира только начинает
рождать в себе тепло, пришедшее вместе с Тэхеном.

Омега стоит в дверном проеме и осматривает свой новый дом. В десятки раз
меньше, чем особняк, который Тэхен так любил, но какая теперь разница? Ведь
там его ничего больше не держало. Там остался холод, пробирающийся под
кожу и не дающий спокойно уснуть.

Теперь все будет по-другому.

В этой непримечательной квартирке в окраинном районе Тэгу Тэхен начнет

новую жизнь вместе с маленькой и последней надеждой, теплящейся под
сердцем. Они с Тэхеном оба брошенные, одинокие и принадлежащие лишь друг
другу. Никого им больше и не надо. Тэхен обрел в нем новый смысл, который
будет держать в секрете ото всех. Как и себя. Как и свое существование. Он
больше не в игре. Правил для него нет. И плевать, если теперь омега
проигравший. Не это главное. Главное — будущее, которое начинается прямо
сейчас. С каждым шагом вглубь квартиры оно разрастается и становится
реальным. Тэхен никому не позволит его разрушить, будет стоять до
543/670
последнего.

И никто его больше не найдет.

Омега садится у стола и тянется к лилии, коснувшись ее огненно-красных

лепестков кончиками пальцев. Губы Тэхена трогает легкая улыбка.

Да здравствует новое начало.

Матовая бмв подъезжает к центральной больнице столицы и плавно тормозит.

Чонгук глушит двигатель и поворачивает голову к Юнги. Омега сидит на
пассажирском сидении рядом, опустив голову и разглядывая свои пальцы,
лежащие на худых коленях.

— Мне нужно уехать в дыру, — говорит альфа, нарушив повисшую в салоне

автомобиля тишину.

— Ты должен уничтожить их всех за Хосока, — тихо говорит Юнги, подняв

голову и взглянув на Чонгука. В больших глазах ни капли страха или боли. Лишь
огнем пылающая жажда мести, жестокой расправы. Чонгук заражается ею и
коротко кивает. У них с Юнги общие цели и желания.

— Покажи его Хосоку, — Чонгук кивает на сумку омеги, в которой лежит

документ об окончании школы. — Я приду, как освобожусь. Чимин с Джином
тоже приедут. Вместе отметим, — слабо улыбнулся Чонгук, не без усилий
подняв уголок губ. — Хосок будет гордиться тобой. Ты больше не школьник,
Юнги-я.

Юнги поджимает дрогнувшие губы и кивает, опустив взгляд. В этот важный

момент Хосок должен был быть рядом. Он рядом и сейчас, но не так, как
хотелось бы. И душа рядом, и тело, но первая спит, ничего не чувствуя вокруг
себя. А Юнги все равно верит, только поэтому не сдается. Они с Хосоком
обязательно отметят это событие сегодня же.

— Эй, — мягко зовет Чон, коснувшись плеча омеги. — Не смей размазывать по

моему салону сопли, — с шутливой строгостью вдруг говорит он. — Сам мыть
будешь.

— Не буду, — бурчит Юнги, бросив на альфу недовольный взгляд. — Все, Хосок

заждался меня, — вдруг говорит он, хмуря брови и спешно беря себя в руки.
— Если в шесть тебя не будет здесь, торт не получишь, ты меня понял, Чон
Чонгук? — с угрозой спрашивает омега, сверкнув предупреждающим взглядом,
а затем открывает дверцу, берет сумку, что лежала на сидении рядом, и
вылезает из машины.

— Эй, я заслужил кусочек! — возмущается Чонгук, чуть нагнувшись и смотря на

омегу. — Оставишь мне.

— Нет, — хмыкает Юнги, хлопнув дверью и двинувшись ко входу в больницу.

— Школьник, — слегка усмехнулся альфа и покачал головой, заводя двигатель.

544/670
 — Нашли? — спрашивает Джихан, уставившись в одну точку и перебирая в руке
стакан с наполовину допитым виски.

— Нет, господин, его нигде…

— Сука, — рычит До, сжав стакан в пальцах и швырнув его в стену. Стоящий за
спиной альфы мужчина слегка дергается от неожиданности и опускает глаза в
пол.

Вся напускная сдержанность и спокойствие разом разлетаются и разбиваются

вдребезги подобно стакану, осколками рассыпавшемуся по полу. Джихан
подскакивает с кресла и мнет пальцы, сжимая их в кулаки. Ему хватило одного
лишь «нет», чтобы потерять и без того шаткий контроль. Нет его. Нет Тэхена
нигде. Джихан от этой мысли звереет на раз.

Пошла вторая неделя, как омега пропал, словно провалившись сквозь землю. До
перерыл каждый закоулок столицы, залез в каждую дыру, в каждый дом, чтобы
найти, но так и не смог. Никто о Тэхене не слышал, никто ничего не видел. До
ночами не спит; он собственноручно патрулирует город, разъезжая по
пустынным улицам с бутылкой виски, что как лучший друг всегда находится
рядом, лежа на сидении.

А Тэхена все нет и нет.

Тэгуну об исчезновении омеги Джихан не сказал, чтобы не создавать лишние

проблемы. Он уверен, что старший Ким об этом ничего не знает: Тэхен умный, не
стал бы открывать отцу не до конца раскрытую правду, потому что в таком
случае последнее предупреждение До, наконец, осуществится.

Джихан звонит, не теряя надежды на то, что омега все-таки ответит, хоть и
прекрасно понимает, что Тэхен, вероятнее всего, от телефона избавился сразу
же. Не удалось вычислить даже передвижение его яркой на фоне обычных
гражданских машин феррари. Страну он тоже не покидал. Джихан выяснил уже
все, но это «все» не дало ему ничего. Как полный кретин он поехал в
университет, где учится Тэхен, и, сдавливая пальцами горло декана факультета,
разузнал одно — Тэхен взял академический отпуск и пропал, никому ничего не
объяснив, не предупредив даже однокурсников.

Спустя неделю со дня исчезновения омеги Джихан понял, что поиски лишь по
столице — глупость. Тэхен определенно уехал в другое место, но куда?

Не жалея сил и ресурсов, До начал расширять территорию поисков, постепенно

распространяя их на всю страну. И все еще ничего. Полная тишина.

Джихан зарывается пальцами в свои уложенные волосы и начинает нервно

расхаживать по гостиной.

— Ищите на юге, везде ищите, — цедит он сквозь стиснутые челюсти, бросив на

мужчину, стоящего в дверях, одичавший взгляд.

— Да, господин, — кивает тот.

545/670
 — Проваливай, — Джихан махнул рукой на выход и отвернулся, подойдя к
столику перед диваном, на котором стоит наполовину пустая бутылка с виски и
заряженный пистолет. — Куда же ты, черт побери, делся, — рычит он, схватив
виски и делая несколько больших глотков прямо из горлышка бутылки. Горечь,
обжигающая глотку, слегка приводит в чувства, но лишь на секунду. Она ему
наоборот служит топливом для ярости, разбушевавшейся внутри. Джихан ее не
в силах сдерживать, он и не хочет больше.

Тэхен обвел его вокруг пальца, оставил в дураках, заставив думать, что наконец
пришла взаимность. Джихан и есть дурак. Полнейший кретин, ослепленный
своей победой и не заметивший подвоха. А ведь все было так очевидно, что
заметил бы даже слепой и глухой. Больше всего альфа злится на себя, на свою
невнимательность, на то, что потерял бдительность. Теперь Тэхена рядом нет. И
ведь наверняка пошел к врагу и подстелился, как последняя…

Джихан вдруг замирает и ставит бутылку на столик. Вдруг он начинает

смеяться, как обезумевший, и медленно опускается на диван. Как он мог не
додуматься? И снова сглупил. Искал везде, но не у себя под носом.

Не у своего врага.

Злость в нем вскипает по новой и бурлит, растекаясь по венам, заражая кровь.

Тэхен может быть у Чонгука. Тэхен, его Тэхен предал, отомстил. И это даже
похвально. Его бесстрашием только восхищаться, вот только оно — глупость. Но
эту ошибку До тоже исправит, снова вернет себе свое и не позволит больше
убегать.

Тэхена сейчас хочется раскрошить до зубного скрежета. Этот глупый омега

вздумал сбежать, еще и с ребенком под сердцем. А Джихану все смешно. Он уже
представляет, что сделает, когда доберется до Тэхена. Предвкушает и
возгорается по новой. Но сначала он встретится с Чонгуком, которому руки
чешутся пустить в лоб пулю. А лучше целую обойму.

Он хватает со столика пистолет и встает с дивана, поспешив к выходу из

квартиры. Бугатти встречает альфу агрессивным звериным рычанием и пулей
подрывается с места, летя по улицам, на которые медленно опускаются
сумерки.

Чонгук стоит у барной стойки и перекатывает только что опустевшую рюмку, в

которой был ром. В черной дыре на редкость малолюдно, но оно и понятно: вся
шумиха на улице, потому что назревает очередная гонка смельчаков, не
потерявших веру в себя и в свои родные улицы. Чонгук только рад, что сейчас в
баре практически никого. Ему не до взглядов, полных сочувствия, не до
ненужных расспросов. Чонгуку просто хочется посидеть в спокойствии,
подпитаться энергией своего любимого места, что стало ему чуть ли не родным
домом. Может, это придаст сил на дальнейшую борьбу, ставшую в разы тяжелее
без брата рядом. Но Чонгук храбрится, мысленно бьет себя по щекам, не
позволяя слабости.

Ему надо дойти до конца ради Хосока.

Чонгук обещал быть в шесть. У него в запасе двадцать минут, пять из которых
546/670
он хочет растянуть еще ненадолго, чтобы побыть в покое, в своей стихии. Юнги
поймет, и остальные тоже.

Чон заказывает еще одну стопку и подтягивает рюмку к себе, осушая ее одним
залпом.

— Что празднуешь? — слышит альфа за своей спиной ненавистный голос, вмиг

пробуждающий внутри волну агрессии.

Чонгук толкает язык за щеку и разжимает пальцы, убрав их со стакана.

— Твою скорую смерть, — низким голосом, в котором затаилась угроза, говорит

альфа. Он медленно поднимает голову и разворачивается, встречаясь со
стоящим напротив Джиханом взглядом. Чонгук сам себя не контролирует, когда
вдруг подлетает к альфе и с размаху бьет до побеления костяшек сжатым
кулаком в челюсть. И сам же, слегка пошатнувшись от ударившего в голову
алкоголя, отходит на шаг назад, тяжело дыша от бегущей по венам ярости.

Джихан даже не морщится. Он прикладывает к щеке ладонь, слегка двигает

нижней челюстью и сплевывает кровавую слюну прямо на пол.

— Полегчало? — спрашивает он, вскинув бровь и смотря на Чона, раздувающего

от злости ноздри и выжигающего в нем дыру своими черными как ночь глазами.

— Нет, — хмыкает Чонгук и, снова сжав кулаки, двигается в сторону Джихана,

но резко замирает на месте, почувствовав, как в грудь упирается дуло
пистолета. Гук кидает на него взгляд и вновь смотрит на До, оскалившись
подобно зверю. — Стреляй, ублюдок. Одного не добил, расправляйся со
вторым, — рычит он, раскинув руки в стороны и глядя прямо в глаза с
провокацией. — Вперед! Ты сильно пожалеешь, если не сделаешь этого. Я тебя
разорву.

— Я бы с радостью, но не здесь, — щурится До, коротко окинув глазами пустое

помещение черной дыры. — Мне нужен Тэхен.

Чонгук в искреннем непонимании вскинул брови и нервно усмехнулся.

— Ты ебанулся, До? Это же твоя сука.

— Не ври мне, — вновь теряет контроль Джихан, плотнее вжимая дуло

пистолета в грудь Чонгуку. Палец на курке так и жаждет надавить, выстрелить
прямо в сердце. — Он у тебя, я знаю это.

— Потерял шлюху? — хмыкает Чонгук и нарочно двигается вперед, плюя на

оружие, что упирается ему в грудь. Один вид этого ублюдка, и Чон снова
выходит из себя, напрочь забывая о самоконтроле. — И ко мне пришел искать?
— он нервно хохотнул и толкнул язык за щеку. — Тебе бы лучше съебаться
нахуй, если хочешь пожить еще немного. Меня твой ствол не остановит. Я за
брата тебя голыми руками уничтожу.

— Попытайся, — рычит До, возводя курок. — Первым ляжешь в могилу, раз

брату не позволил. Хосок обязательно пойдет следом, если не скажешь, где
держишь Тэхена. Я не хочу проливать кровь здесь.

547/670
 — Ты серьезно решил, что эта шлюха может быть у меня? — изогнул бровь
Чонгук, неотрывно глядя До прямо в глаза. Воздух вокруг них становится
раскаленным, как кипящая в жерле вулкана лава. Между ними разверзлись
врата Ада, все демоны выбираются наружу, создавая свою личную войну не на
жизнь, а на смерть. — Ищи его в другом месте. Пока можешь искать. Меня ваши
проблемы не ебут. Меня не ебет он. Или это очередной ваш план? — Чонгук не
раздумывает. Он сразу рефлекторно тянется к телефону в кармане и, плюя на
все еще направленный на него пистолет, набирает Юнги. Джихан смотрит, чуть
прищурившись. Даже бровью не повел. Спустя три гудка омега отвечает.

— Чонгук-а! Где ты ходишь? Как всегда! А я знал, что так и будет…

— Все нормально, Юнги? — прерывает омегу Чон, не уводя от Джихана взгляда.

— Не нормально, потому что тебя еще нет, а все уже давным-давно тут, с
Хосоком, — ворчит в трубку омега. Чонгук мысленно выдыхает.

— Я приеду через десять минут, — уверенно обещает альфа и завершает

звонок, вернув телефон в карман. — Ты действительно дебил, раз решил искать
его у меня. А теперь свали с дороги, До, если не собираешься руки марать.
Обещаю, в следующий раз я в живых тебя не оставлю.

Джихан верит. Этот ядом сочащийся голос по отношению к Тэхену его во всем
убеждает. Чонгук его не выносит, ему словно даже говорить о нем мерзко. Такое
не подделать. Глаза все говорят за себя. Их затопила ненависть, отражающаяся
в глазах самого Джихана. Он бессилен. Тэхена действительно нет.

До поджимает губы и опускает пистолет.

Чонгук довольно хмыкает. Он все смотрит на Джихана и не понимает, кого видит

перед собой. Обычно холодный и сдержанный альфа теперь словно находится на
грани срыва. Он пытается держать себя в руках, но Чонгук видит правду. Его
взгляд дикий, но на глубине зрачков затаилось отчаяние. Именно поэтому он
пришел искать Тэхена к Чонгуку. От безысходности. Несмотря на то, что знает
всю правду, как никто другой. Чонгук вспоминает сцену на кладбище, что
произошла около двух недель назад. Тэхена, сидевшего на земле с опущенной
головой и дрожащими от рыданий плечами.

Что между ними произошло?

Кажется, теперь все не идеально и система не работает на одного лишь До. Она
пошла против него. Тот, кто готов был уничтожить город, приполз к своему
врагу из-за омеги.

Видя это жалко спрятанное отчаяние, Чонгук воскресает. Его сжирающая злость
вмиг затихает и прячется в тени.

— Правильное решение, — кивает Чонгук. Он сунул руки в карманы кожанки и

прошел мимо альфы, задев его плечом. Говорить больше не о чем.

— Не расслабляйся, Чон, — говорит вслед Джихан, не оборачиваясь. — Эта

война уже не просто за дороги. Если потребуется, я заберу у тебя все.

— Посмотри на эту гонку. Понаблюдай за тем, как все забираю у тебя я, —

548/670
улыбнулся уголком губ Чонгук. — Тебе понравится это зрелище.

Джихан оборачивается, но Чонгук уже исчезает за дверями. Он быстро сует

пистолет за пояс и твердым шагом идет к выходу. Толкнув дверь, альфа
вылетает на улицу и пробирается сквозь толпу к центру событий. Вокруг шум
толпы и рычание нескольких автомобилей. Джихан выходит вперед.

В центре дороги стоят три черные американки, окруженные спорткарами

уличных гонщиков черной дыры. К капоту каждой машины привязан человек.
Джихан узнает в них своих. Ему от ярости в эту минуту хочется взреветь диким
зверем. Убить, уничтожить прямо сейчас. Не тех, кто это творит, а того, кто это
устроил.

Он разворачивается и идет к своей бугатти, на ходу набирая номер Намджуна.

Тот отвечает мгновенно. Стиснув челюсти, Джихан цедит в трубку:

— Уничтожайте на дорогах каждого гонщика. Плевать, из чьей банды. Это

конец.

Эта война больше не за дороги.

549/670
Примечание к части Airsh4d3 - clearest blue
Hippie Sabotage - CAUGHT UP
Sarah Blasko - All I want (Beny Remix)
Until The Ribbon Breaks - One Way Or Anothe
ÀSTRALE - disillusionment

https://pin.it/1P1NWyZ

за тобой

Чонгук сидит возле брата, сложив руки на груди и уходя в свои

размышления. Ему вспоминается каждый счастливый момент, в котором
обязательно был Хосок. Это заставляет в сердце разлиться теплу. Сейчас Чонгук
воспоминаниями и живет. Вот он, Хосок, рядом. Чонгук слушает писк
кардиомонитора уже полтора месяца. Он преследует его везде. Тишины для
альфы больше нет. Когда он остается в одиночестве, в ушах стоит все тот же
ровный писк. Чонгук хочет думать, что это брат с ним так разговаривает,
незримо давая понять, что он рядом.

Война с новым шагом Чонгука ожесточилась. Стало больше жертв. Полиция,

которой Югем долгое время пытался закрывать глаза, больше в стороне
находиться не может. Кажется, даже копы не понимают, почему их вечные
соперники на улицах стали истреблять друг друга. На улицах столицы теперь
разъезжают десятки патрульных машин полиции, пытающихся взять дороги под
свой контроль, но гонщиков это не останавливает.

Чонгук пошел на таран. Те, кто остались на стороне старых правил, принялись
вершить правосудие по-своему, наказывая гонщиков на черных американках
разнообразными и изощренными способами. Некоторых подбрасывают полиции,
чтобы минимизировать смерти на улицах. Они практически работают сообща,
потому что и у полиции, и у стритрейсеров одна цель — остановить войну и
убийства на дорогах.

Джихан сорвался с цепи. Если раньше он действовал осторожно, обдумывая

каждый свой шаг наперед, то теперь убивает каждого, кто не принадлежит его
банде. И не имеет значения, что гонщик может быть из нейтрального района. До
хочет все и сразу, ни перед чем больше не останавливаясь.

Чонгук не знает, стал ли причиной пропавший Тэхен, но из-за До все вышло из-
под контроля. Скоро конец, Чон это знает, предчувствует, но терпеливо ждет
последнего шага, который лишит До власти окончательно. Последнюю зацепку,
которая уничтожит Джихана.

Скрип открывшейся двери отвлекает Чонгука от размышлений, заставляя

обернуться. В палату вошел Юнги. На пятом месяце беременности живот уже не
спрятать, но омега зачем-то продолжает носить свободные рубашки, футболки и
худи. Чонгук привык видеть его таким. Слегка пухлым, но от этого милым. Даже
когда омега пытается выглядеть круто и эффектно, это вызывает у альфы лишь
смех. От дерзкого школьника практически ничего не осталось. Юнги слегка
неуклюжий и похожий на ворчливого пингвинчика. Он все порывается вновь
сесть за руль, но Чон строго запрещает. Омеге в его положении водить машину
категорически нельзя, тем более сейчас, когда дороги стали особенно
опасными.
550/670
С тех пор, как произошла авария, Чонгук начал работать над своими машинами
еще больше, по новой укрепляя кузов и ставя дополнительные примочки,
которые минимизируют урон в случае очередного столкновения. С Юнги, когда
тот сидит рядом, Чонгук вообще не набирает скорость больше ста двадцати.
Мог бы и медленнее, но с ума сойдет от черепашьей скорости. Даже Юнги
заметил, что слишком медленно, и просил альфу ехать быстрее, но в ответ
получил чонгуково: «так будет лучше». На этом и решили.

— Ну что там? — лениво спрашивает Чонгук, отвернув голову обратно к брату.

Когда он часами сидит в этой палате, то становится абсолютно ленивым и
заторможенным. Тишина и покой этого места расслабляют, клонят в сон.

— Все хорошо, но назначили какие-то витамины попить месяц, — говорит Юнги,

положив сумку на стол у стены и с ногами забираясь на постель к своему альфе
не без кряхтения и помощи закатывающего глаза Чонгука. — Привет, Хосок-а.
Только что я был на консультации. С Санджином все отлично, — улыбается
омега, садясь у изножья в позе лотоса и поглаживая живот ладонью. — Ты тоже
лучше выглядишь, — замечает он, слегка нахмурив брови и скользнув взглядом
по открытому плечу Хосока, на котором остались небольшие красные шрамы от
несильного ожога.

— Да, ему сняли повязку недавно, — говорит Чонгук, кивнув и сложив руки на
груди. — На лице вообще ничего уже нет.

— Кое-что есть, — вздыхает Юнги и подползает к Хосоку сбоку. Хорошо, кровать

у альфы немаленькая и вмещает еще и тушку Юнги, любящего валяться рядом с
ним, пока врачи не видят. Чонгук вскинул бровь, разглядывая лицо брата. — Вот
тут, — тихо говорит омега, указывая пальцем на тонкую красную полоску на
правой щеке Хосока, затем поднимает голову и смотрит на Чонгука с прищуром,
внимательно.

— Что? — спрашивает альфа, не понимая, зачем Юнги его разглядывает.

— У Хосока шрам, как твой, — объясняет Юнги с легким удивлением в голосе.

— Только у тебя на левой щеке. Офигеть можно.

Чонгук рефлекторно касается ладонью своего лица, нащупывая подушечками

пальцев едва ощутимую неровность, затем смотрит на брата. И правда, у него
такой же шрам на правой щеке.

— Мы с ним похожи во многом, — говорит Чонгук хрипло, коснувшись руки

Хосока и слегка сжимая в своей. — Теперь даже в этом.

Юнги прикусывает губу и кладет свою голову рядом с Хосоком. Он запускает в

черные волосы альфы свои длинные бледные пальцы и поглаживает кожу
головы, разглядывая густые ресницы и ожидая хоть малейшего их трепета. Но
ничего. Хосок все еще не реагирует. Юнги всеми силами заставляет себя
держаться. Бывают моменты, когда в палате он остается только лишь наедине с
Хосоком. Стоит напротив его кровати, зовет по имени один раз, второй, третий.
На четвертый Юнги поджимает губы крепко-крепко, чтобы не закричать.
Сдерживает себя, чтобы не шагнуть в бездну отчаяния, что поглотит его
безвозвратно. В голове слышит голос Чонгука, твердящий: «ради ребенка, ради
Санджина». Ради сына Хосока, которого тот ждал с нетерпением, которого уже
551/670
так бесконечно полюбил. Только это удерживает Юнги на ногах. Только это
заставляет не опустить руки, не упасть на пол и свернуться калачиком, утонув в
своем бессилии. Юнги тешит себя мыслями, что Хосок очнется, что надо лишь
подождать немного, а его отвратительная сторона, что вечно порывается
напомнить о реальности, нашептывает, что Хосок может и не очнуться.

Однажды Юнги слышал разговор Чонгука и Джейби, после которого плакал всю
ночь, так и не сомкнув глаз. Если бы не укрепленные детали кузова макларена,
над которым они работали с Джебомом, Хосока во время ударов об землю могло
просто-напросто расплющить. Такой исход привел бы ко мгновенной смерти.
Они работали над маклареном, но кое-что упустили. Область возле переднего
колеса оказалась уязвимым местом, о котором никто так и не узнал. Это
выяснилось лишь после осмотра автомобиля, зачем-то пригнанного альфами в
гараж. Юнги к этой машине боится подходить, даже смотреть на нее. И все-таки
один раз он пробрался в гараж Чонгука, чтобы взглянуть ради любопытства, но
от одного лишь короткого взгляда на гиперкар омегу затрясло. Машина Хосока,
которая повидала многое, которая хранила в себе кучу прекрасных
воспоминаний, превратилась в скомканный уголек. Юнги тогда вылетел из
гаража, как ошпаренный. Он представить себе не мог, какой должна была быть
авария, чтобы превратить автомобиль в такое, а человека, его любимого
человека, едва не убить.

Об одном Юнги не думал ни на секунду после того, как все узнал. О Намджуне,
который стал автором этой трагедии. Если бы Мин думал о нем, то взорвался бы
от нечеловеческой злости на этого человека. Он не думает, но видит, когда
думает Чонгук. У альфы зубы скрипят, кулаки, лежащие на коленях, сжимаются
и разжимаются, а испепеляющий взгляд направлен в никуда. Юнги уверен, что
Чонгук в этот момент видит перед собой Намджуна. Если бы омега только
увидел его, он без раздумий бы выстрелил. Не просто выстрелил, а выпустил
ему в лицо всю обойму, а потом еще и еще добивал.

Юнги не думает о Намджуне. У него в голове только один вопрос.

За что?

Время в палате Хосока течет своим чередом. Незаметно. Порой быстро, порой
чертовски медленно. Чонгук пару раз выходит покурить, а Юнги рассказывает
Хосоку о том, как развивается Санджин. Говорить уже особо не о чем, потому
что Юнги практически каждый день проводит в этой палате. Омега, кажется,
уже все, что мог, рассказал альфе. Поэтому теперь он думает вслух, когда рядом
не бывает Чонгука. Это даже помогает немного. Освобождает, облегчает. Как
будто груз с плеч, по камню с души. А Хосок молчаливо слушает, позволяя
своему омеге выговориться. Не надо ему тяжести в сердце держать, это ведь
вредно.

Иногда Чонгук пытается вытащить Юнги, чтобы немного развеяться. То

прокатиться по городу, то в торговый центр, присмотреть что-нибудь для
ребенка, то в кафе, съесть мороженого. Они друг друга убеждают, что
отвлекаются, даже улыбаться пытаются, но мыслями все равно там, в палате,
рядом с Хосоком. Прогулки помогают, но недостаточно. Это всего лишь
временное облегчение, попытка жить по-нормальному, никому не нужная
иллюзия, над которой только посмеяться. Их жизни остаются рядом с Хосоком.

Задремавший рядом со старшим Чоном Юнги резко открывает глаза и

552/670
поднимает голову, когда дверь в палату с тихим скрипом открывается. На
пороге стоит Дэсу. Чонгук, почувствовав отца, отворачивается от окна, у
которого стоит. Юнги без всякого желания расставаться с Хосоком сползает с
постели.

— Как Санджин? — спрашивает Дэсу, войдя в палату, а сам смотрит на своего

старшего сына тяжелым взглядом, за которым спрятаны тонны боли. О Хосоке
не спрашивает, и так все ясно: ничего не изменилось.

— Он в порядке, — отвечает Юнги, вставая у изножья. Дэсу подтаскивает к себе

стул и садится возле Хосока. На ответ омеги он коротко кивает, так и не
взглянув.

Как родитель, он переживает случившуюся трагедию особенно тяжело. Едва не

потеряв сына, он чуть не потерял часть себя самого. Он приходит к Хосоку через
день, наплевав на свои планы, а вечерами заглушает боль крепкими сигаретами
и коньяком. С таким не свыкнуться, не принять. В груди все равно будет зудеть,
колоть и жечь, как ни пытайся обезболить.

Когда Дэсу приходит, он остается в палате один и долго-долго сидит в одной

позе, безмолвно смотря на сына, а иногда держа за руку, в которой едва
сохранилось тепло. Чон отдает все свое Хосоку, чтобы хоть как-то согреть.
Вдруг ему холодно там, где он сейчас, ведь ясно, что тут его нет.

— Чонгук-а, — негромко говорит Юнги, взглянув на Гука, потянувшегося за

своей курткой, что висит на спинке стула. — Отвезешь меня в магазин?
— спрашивает он. Чонгук молча кивает и указывает подбородком на дверь.

Дэсу нужно побыть с сыном наедине.

Юнги берет свою сумку и бесшумно выскальзывает из палаты. Чонгук уже

собирается идти за омегой, но его останавливает вдруг нарушивший тишину
отец.

— Ты видишь, что случилось с твоим братом, — говорит Дэсу твердым голосом,

повернув голову вбок и глядя на Чонгука краем глаза. — Побереги себя хоть ты,
Чонгук. Я в курсе того, что ты устроил на улицах.

— Отец… — начинает Чонгук, остановившись прямо у двери и повернув голову к

мужчине.

— Иначе у тебя только два исхода: могила или тюрьма, — Дэсу заглядывает
Чонгуку прямо в глаза. Гук этот тяжелый серьезный взгляд едва выдерживает.
Отец совсем не похож на себя после того, что случилось с Хосоком. — Брось
дороги и живи спокойной жизнью, Чонгук. Если Хосок не выберется, — голос
мужчины слегка дрогнул, но он продолжает: — его сына будешь растить ты.
Именно ты станешь ему отцом, Чонгук. Подумай о своей жизни хотя бы ради
него.

Чонгук поджимает губы и разворачивается к отцу всем телом.

— У Санджина будет его родной отец. Хосок выберется, — уверенно говорит он,
не позволяя усомниться в своих словах. — А дороги я не брошу, даже не
рассчитывай. Я близок к своей цели и отступать не намерен. Слишком много
553/670
положено, назад пути нет.

— Ты еще не стал отцом и не понимаешь, каково это, когда твой ребенок…

— Я не отступлю, отец, — прерывает Дэсу Чонгук и выходит из палаты, так и не

давая тому договорить.

Чонгук, немного раздраженный после слов отчаявшегося отца, выходит из

больницы и идет к машине, в которой уже ждет Юнги. Он садится и заводит
рычащий двигатель, выезжая за пределы больничной территории. Юнги
пристально смотрит на напряженного и молчаливого альфу, на лице которого
играют желваки, и не выдерживает.

— Что он сказал?

— Ничего такого, за что можно было бы переживать, — отвечает Чонгук,

стараясь звучать как можно спокойнее. Юнги лишние переживания ни к чему.
— Куда ты там хотел? — спрашивает альфа, повернув голову к Юнги и
улыбнувшись уголком губ. — Санджину вроде нужны были еще ползуны…
— Чонгук слегка морщит лоб, пытаясь вспомнить слово. — Или чего там было?

— Ползунки, — хихикнул Юнги. — Да, я хочу кое-где еще посмотреть.

— Погнали, — подмигнул Чонгук и отвернулся к дороге, давя на газ.

Сегодня можно немного пересечь границу ста двадцати.

Утренний солнечный свет встречает Тэхена приятным теплом, разлившимся по

маленькой светлой комнатке. Омега поднимает руки вверх и ловит лучи
кончиками пальцев. На губах проступает легкая расслабленная улыбка.

Наконец-то Тэхен живет по своим собственным правилам, не идя на поводу

чьих-либо указаний. Теперь все только так, как хочет сам омега. Сбежать в
новую жизнь было лучшим решением, о котором Тэхен еще ни разу за месяц
спокойной мирной жизни не пожалел. Кажется, он только сейчас начал
понимать, что это такое — простая человеческая жизнь. Ни одна золотая клетка
не заменит это сладкое чувство свободы ото всех рамок, не дающих вздохнуть.
Тэхен наслаждается каждым днем жизни, в которой он сам себе хозяин.

Ему нравится вставать по будильнику в восемь утра, принимать ванну и

одновременно общаться со своим единственным собеседником — малышом, что
постепенно развивается внутри него. Ему нравится самому себе готовить, хоть
никогда этого и не делал практически. Учиться интересно и приятно. Тэхену
нравится прибираться в квартирке и создавать максимальный уют, нравится
идти на остановку и ехать на автобусе на работу в небольшом цветочном
магазине, в который его взяли практически без труда. Роль сыграл и природный
аромат цветов, который не смог оставить равнодушным искренне любящего
цветы хозяина магазина.

Тэхену нравится его новая жизнь.

Но вечерами, после общения с десятками людей в магазине, Тэхен ощущает в

554/670
груди скребущее чувство, которое не дает ему в полной мере быть счастливым.
Одной важной детали в его идеальном пазле все же не хватает, но он приучает
себя жить без него, ведь не случится так, что Чонгук вдруг приедет и настанет
идиллия, о которой так мечтает омега. В сказки Тэхен никогда не верил. Чонгука
в его жизни больше не будет. Ребенка от лжеца и предателя он не примет. Но
он… он единственный лучик света в жизни омеги. И пусть никто о нем не знает.

Порой Тэхен возвращается в прошлое, просматривая новостную ленту, а там

ничего хорошего. Стало только хуже. Аварии участились в разы, как и смерти. И
Чонгук, и Джихан бросили друг против друга все свои силы, сцепившись, как
бешеные псы. У Тэхена от этого душа ноет, сердце колет. Он молит об одном:
пусть Чонгук будет жив. Только это не дает покоя, только это поселяет внутри
обретшей покой души скользкий холодный страх.

Пусть Чонгук будет в порядке. Пусть война на улицах скорее закончится. Только
тогда Тэхен сможет жить по-настоящему спокойной жизнью.

Чану прикрывает глаза и выпускает вверх кольца сигаретного дыма. Вокруг

грохочет музыка. Черная дыра в своем привычном виде. Даже если вдруг
случится конец света, это место будет жить своей отдельной от всего жизнью,
которую не касается никакая война. Здесь люди выпускают себя и
освобождаются от тяжести всего, что наваливается на них за стенами бара.
Вокруг только расслабление и накатывающие волны кайфа.

— Сколько тачек у тебя сейчас? — спрашивает Джейби у Чонгука, сидящего

рядом с Чану, и подливает себе рома в рюмку.

Чонгук щурится и морщит лоб, смотря на мерцающий в свете фиолетового

прожектора потолок и пытаясь вспомнить. Легкое головокружение от выпитого
не дает мыслям сосредоточиться.

— Где-то пятнадцать. Семь уже отделаны, — говорит Чон, забрав у Чану

сигарету и делая затяжку.

— Мои ребята тоже готовят машины. Днями и ночами работают, — ухмыльнулся

Джебом, опрокинув в себя рюмку рома.

— Ку Чжунхэ в ярости, слышали? — спрашивает у альф Чану, потянувшись к

столику за бутылкой пива.

— Из-за До? — изогнул бровь Чонгук, стряхнув пепел в пепельницу. — Еще бы,
он и ему перешел дорогу. А я предупреждал Ку, что нейтралитет сохранять
долго не выйдет. Этому ублюдку нужно все.

— Готов поспорить, что Ку в ближайшее время приползет к нам, — Джейби

подливает себе по новой и кидает взгляд на вспыхнувший дисплей лежащего на
столике телефона. Сообщение от Джинена. Альфа закатывает глаза и берет
телефон, чтобы ответить омеге.

— И правильно сделает, нам его ресурсы и влияние не помешают, — хмыкает

Чонгук, перекатывая в зубах сигарету. — Да и банда у него немаленькая. Много
людей, много тачек. Брать числом — неплохой вариант. Давить так давить, и
555/670
плевать уже, каким образом.

— До после исчезновения Тэхена совсем свихнулся. Чертовски не похоже на

него, — хмыкает Джейби. — Кстати, во время поставки в Тэгу один из моих ребят
сказал, что видел омегу, похожего на Тэхена возле какого-то цветочного
магазина, — задумчиво хмурится Джейби, печатая сообщение Джинену. — А еще
на приеме у них интересная сцена произошла, когда ты ушел. Думаю, это как-то
связано с тем, что после этого Тэхен исчез с радаров Джихана.

Чонгук тушит окурок в пепельнице и подливает себе коньяк в стакан.

— Ты о чем? — с напускной незаинтересованностью в голосе спрашивает он,

кинув на Има короткий, ничего не выражающий взгляд. И врет сам себе, потому
что все, что касается Тэхена, интересно, как бы Чон ни пытался отрицать и
самому себе доказывать, что плевать.

— Когда ты ушел за Хосоком, Тэхен как будто за тобой рвался, звал, но Джихан
пытался его заткнуть, хватал и тянул в сторону ото всех, — пожимает плечами
Джейби, отложив телефон и беря из полупустой пачки сигарету. — Не знаю, что
это могло быть, но мне показалось, что он хотел тебя предупредить.

Чонгук в два больших глотка осушает стакан и слегка морщится. Горечь

обжигает глотку и раскаленным свинцом течет вниз. Слова Джейби эхом
отзываются где-то внутри и повторяются несколько раз, как будто Чонгук не
услышал с первого раза. Прекрасно услышал, а что сказать на это, не знает. В
голове как будто взрыв происходит, из-за которого все мысли, уже давно
аккуратно сложенные и нашедшие свои места, врассыпную. Порядок нарушен,
все, что строил у себя в сознании Чонгук теперь выглядит совсем иначе.

Тэхен хотел предупредить его. А голос, что казался мнимым, на самом деле был
вполне реальным.

Чонгук не сдерживается от нервного смешка и качает головой, подливая себе по

новой.

— Какая теперь к черту разница, — говорит он, глянув на Джейби. — Хорошо,

что не смог предупредить, иначе я не успел бы к Хосоку.

Тэхен хотел спасти чонгукову жизнь. Только зачем? После столького количества
пролитой крови, после боли, в которой Чонгук захлебывался долгими неделями.
Зачем пытаться спасти?

Зачем идти против Джихана?

Чонгук ничего уже не понимает, и это вызывает злость. Он сразу же пытается

заглушить ее в новой порции алкоголя, потому что думать и анализировать нет
ни сил, ни желания. Поступкам Тэхена нет объяснения, в них отсутствует
логика. Чонгук ее точно не видит. Зачем это все? Зачем так долго и тщательно
лгать, вонзая по ножу в день, чтобы после предупреждать об опасности? Вопрос
за вопросом атакуют опьяненную голову, как назойливые мухи, от которых
никак не отмахнуться. Одно в голове повторяется раз за разом: Тэхен его звал,
Тэхен хотел предупредить. Часть Чонгука, которая еще трепетно пытается
сохранять крупицы любви (на деле тонны), взрывается и возрождается, как
новая звезда. Что-то в районе сердца вопреки злости и сопротивлению щемит,
556/670
заставляя орган биться чаще. Чонгук запутался окончательно. Это сводит с ума.

— Однако ты тоже мог погибнуть, — говорит Чану, водя указательным пальцем

по горлышку бутылки.

— Мастерство не пропьешь, — ухмыляется Чонгук, заставляя себя вернуться в

реальность. — Оно меня спасло.

— И то верно, уж я знаю, — согласно кивает Джейби, слабо улыбнувшись.

— Сколько раз я был в шаге от смерти. В последний свой заезд на ралли вообще
чуть инвалидом не стал, но все-таки вывез это дерьмо.

— В твоей крутости никто и не сомневается, легенда, — пьяно улыбнулся

уголком губ Чану, подняв бутылку и сделав глоток. — За тебя, чувак.

— За нас, — говорит Джебом и чокается с друзьями, которых с уверенностью

может назвать братьями. Одного только не хватает. Без него все не так,
неполноценно, но это временно. Джейби не сомневается, что скоро они будут в
сборе.

Альфы сидят еще около часа и расходятся. Не то время, чтобы расслабляться до

утра. Война за стенами дыры не прекращается ни на минуту.

В слегка размякшем от алкоголя состоянии Чонгук едет в офис, а после двух

часов просиживания за документами, едет к Хосоку. Юнги в палате уже нет:
полчаса назад его отвез домой Чимин, поэтому альфа может быть за него
спокоен.

Чонгук тихо входит в палату и бесшумно прикрывает за собой дверь. Его

встречает полумрак и привычный писк кардиомонитора.

— Привет, Хосок-а, — говорит Чонгук, сев на стуле возле постели брата и

коснувшись его ладони своей. — Не надоело тебе вот так валяться? Это вообще
не в твоем характере, — слабо усмехается альфа, разглядывая лицо Хосока.
— Обычно, когда ты болеешь, то никакой постельный режим тебя не
остановит, — улыбается Чонгук и замолкает, вспоминая момент, когда Хосок,
несмотря на высокую температуру и головокружение, умотал на гонку, которую
еще и выиграть сумел. А потом гордился собой, как петух, распушивший хвост.
— Я думал сначала… — улыбка медленно сползает с лица Чонгука. — Думал, что
не смогу справиться без тебя с борьбой за улицы. Мне тяжело… — тише говорит
альфа. — Без твоей поддержки. Я привык знать, что ты всегда рядом, и если что,
подстрахуешь. Ты всегда знаешь, как выкрутиться, как поступить. Знаю, ты не
одобрил бы то, что я делаю сейчас на улицах. Придумал бы что-то получше. Но я
не представляю, как быть иначе. Сейчас это кажется лучшим вариантом. Я не
один, но без тебя чувствую себя таким одиноким, — Чонгук сглатывает ком и
хмурится, не давая своей слабости вылиться наружу. — Просто возвращайся к
нам скорее. Без тебя чертовски паршиво, бро.

Чонгук больше ничего не говорит. Он пристально смотрит на брата и как и Юнги

ждет какой-то реакции. Наивно, смешно, но им только это и остается. Ждать и
верить.

Чонгук просидел возле брата еще около получаса. Их общую тишину нарушил
вошедший дежурный врач, оповестивший о том, что время посещений окончено.
557/670
Чонгук напоследок коснулся руки брата, слегка сжав, и молча покинув палату.

В звенящей тишине погруженной во мрак палаты писк кардиомонитора вдруг

начал постепенно учащаться.

Джин выходит из здания университета и идет на парковку, где его ждет

белоснежная ауди. Наконец-то нудный и тяжелый день на учебе закончился.
Омега уже предвкушает, как завалится в свою мягкую постель и будет спать до
самого утра. На улицы столицы плавно опускается вечер. Джин бросает взгляд
на свои наручные часы и садится в машину, заводя двигатель. Уже половина
шестого. Сегодня пришлось припоздниться из-за подготовки к предстоящей
конференции, на которую омегу запихнули, не спросив, хочет ли он или нет.
Выбора никто не дал, как и права на отказ, зато это будет плюсом на сессии.

Омега выезжает из университетской парковки. В это время дороги бывают

особенно загруженными из-за окончания рабочего дня. Наверняка на
центральных дорогах будут пробки, которые могут затянуться на долгое время.
Джин выруливает на менее оживленную дорогу и давит на газ, позволяя себе
превысить скорость. Он проезжает несколько улиц, как замечает в боковом
зеркале позади мелькающий черный форд мустанг. Сердце уходит в пятки.
Джин судорожно впивается пальцами в руль и ускоряется, отвернувшись к
дороге.

За ним увязался призрак. Темный дух улиц, который создал весь этот хаос.

Джина разом накрывает волна разъедающих нутро чувств. Страх и

предательский трепет, которому давно следовало бы поставить запрет.
Намджун — враг. Чувства к нему отвратительны даже самому Джину, но из себя
их вырвать кажется невозможным. Они не поддаются, не слушаются, живут
сами по себе и медленно убивают омегу. Каждый день Джин молит о том, чтобы
это прекратилось, чтобы слез по утрам больше не было. Его убивает двойная
доза, к которой примешалась ядреная ненависть, оттолкнувшая Намджуна
окончательно. За Хосока не простит никто. Джин не простит.

Неужели Намджун теперь по его душу?

Казалось, ниже альфе падать некуда.

Джин давит на газ до упора и упрямо гонит вперед, только бы скорее

оторваться от того, кто чувствами, что вызывает, тянет омегу вниз. Джин бежит
от них, прячется, но они снова настигают, змеями выползая из-за всех углов. И
прямо сейчас происходит то же самое. Ким уже не понимает, от чего бежит
больше: от смерти или от проклятых чувств.

Но Намджун отставать и отступать не намерен. Он тоже ускоряется и следует

буквально по следам ауди, пулей летящей по практически пустой дороге. Джин
не позволит ему себя перевернуть. Он вспоминает Юнги, что яростно пытается
доказать и себе, и остальным, что может функционировать так же, как и
прежде, вспоминает глаза Чонгука без искры и чувствует, как по венам
растекается ненависть. Правильнее этого чувства сейчас нет ничего, потому что
остальное запретно.

558/670
Джин начинает злиться. Он поглядывает на зеркало заднего вида и гонит
вперед на высоких скоростях, шепча в адрес преследователя проклятия. Знает,
что тот не отстанет, пока своего не добьется, но останавливаться не собирается,
так просто врагу не дастся.

Омега резко выруливает на другую улицу с визгом шин по асфальту и

ускоряется, не переставая поглядывать на зеркало, где неизменно мелькает
черный мустанг.

— Отстань, пожалуйста, отстань, — шепчет Джин, глотая ком в горле. Ему от

одной мысли о Намджуне невыносимо, а столкновение с ним добьет
окончательно. Джин просто не готов. Не готов умирать, смотря в глаза тому, кто
его жизнь превратил в сплошную пытку.

Где-то позади рык мустанга становится громче и отчетливее. Словно

обозлившись и потеряв терпение, он рванул вперед, без труда обгоняя ауди.
Джин уже готов выдохнуть с облегчением. Наверное, Намджуну надоело и он
решил бросить свое преследование. Омега начинает постепенно сбавлять
скорость, как вдруг впереди, буквально в десяти метрах от него мустанг резко
тормозит и встает боком поперек дороги, перекрывая путь. Джин рефлекторно
жмурится и успевает тормознуть, оставляя за собой следы жженной резины и
облако белого дыма. Ауди останавливается в двух метрах от левого бока
мустанга.

Джин судорожно впивается пальцами в кожаный руль и хватает ртом воздух,

распахнув глаза и смотря перед собой в полнейшей растерянности. Дверца с
водительской стороны мустанга открывается, и из машины выходит Намджун.
Сердце Джина заходится в сумасшедшем ритме. От страха, от злости, от…

Джин поджимает губы и пытается как можно скорее взять себя в руки. Намджун
сверлит лобовое стекло ауди нечитаемым взглядом и направляется прямо к
омеге. Джин зря молил. Лучше бы Намджун перевернул его машину и уехал, а
не убивал медленно и мучительно одним своим присутствием.

— Выходи, Джин-а, — требует альфа, подойдя к ауди с водительской стороны и

постучав по тонированному окну костяшками пальцев.

Джин жмурится и собирается с силами. Теперь сбежать будет позором, как бы

ему ни хотелось. Джин не доверяет себе, не представляет, как выстоит и
сможет ли вообще, но все равно мысленно себя пытается успокоить, взять в
руки. Показывать свою слабость перед врагом он не станет.

— Ну же, — не отстает Намджун. — Просто поговорим.

Джин резко распахивает дверь, и альфа довольно хмыкает. Не успевает омега

выйти из машины, как сразу же подлетает к Намджуну и, что есть силы, толкает
в грудь.

— Как ты посмел, — рычит Джин, выжигая своим ненавидящим взглядом дыру в

альфе. — Как ты мог так поступить? — в горле снова образуется ком. Хочется
кричать и плакать, хочется избить этого предателя так, чтобы встать не был в
состоянии. Больно, до зубного скрежета больно, как ни старайся делать вид, что
это не так. — Ты чуть не убил Хосока! Вообще умом тронулся?! Забыл, кем он
был тебе? — не выдерживает и повышает голос Джин, вновь наступая и ударяя
559/670
несопротивляющегося альфу в плечо. — Забыл, кем мы были тебе?!

— Прекрати, — сдержанно говорит Намджун, пытаясь перехватить руки омеги.

— Послушай меня…

— Не хочу я ничего слушать! — кричит Джин, вырывая руки из хватки альфы.

— Я вообще ничего от тебя слышать не хочу! Ты едва не убил Хосока…

— Успокойся, Джин-а, — рычит Намджун и хватает омегу за запястья, лишая

возможности ударить себя. Он прижимает Джина спиной к ауди и становится
вплотную, не давая вырваться. — Я думал, что ты после того нашего разговора
что-то осознаешь, но, видимо, ошибся.

— Я осознал, насколько ты конченый ублюдок, — шипит омега альфе в лицо и

извивается в крепких руках в попытке высвободиться. — Ты не раз уже это
доказал всем нам. Чего ты еще хочешь? Меня убить? Так давай, чего медлишь?

— Я не собираюсь убивать тебя, черт возьми, — хмыкает Намджун, удерживая

омегу за плечи. — Прекрати, блять, дергаться, я ничего не сделаю тебе.

— Отпусти, мне мерзко от твоих прикосновений, — цедит сквозь стиснутые зубы

Джин, смотря Намджуну прямо в глаза.

Не мерзко. Больно. Сердце ноет, потому что ему этого так не хватало, а разум
проклинает, приговаривая, что желать этих прикосновений — преступление.
Предательство. Омегу буквально рвет на части от войны, что разгорелась
внутри него вновь. Руки Намджуна обжигают, плавят кожу и добираются до
внутренностей, а сбросить их с себя нет сил. Они уходят на то, чтобы
противостоять самому себе и не давать тянущейся к альфе сущности вырваться
наружу. Джин себе этого никогда не простит.

— Придется потерпеть, — Намджун как будто назло крепче сжимает омегу.

— Я тебя ненавижу, Намджун, — не оставляет попыток вырваться Джин. — Чего

тебе надо от меня?

— Идем со мной, — вдруг мягко просит альфа, но хватку не ослабляет.

Джину сначала кажется, что он ослышался.

— О чем ты говоришь?

— На дорогах становится все опаснее. Тебе лучше сменить сторону и быть

рядом, так я смогу уберечь… — говорит Намджун, но его прерывает внезапный
нервный смех омеги.

— Ты, блять, в своем уме, Намджун? Слышишь себя вообще? — омега заводится
по новой, вспыхивая жгучей злостью. — Ты серьезно думаешь, что я брошу свою
семью и переметнусь к врагу?

— Ко мне, Джин-а, — тише говорит Намджун. Джин начинает мелко дрожать,

почувствовав палец альфы, оглаживающий его щеку и коснувшийся
приоткрытых губ.

560/670
Что он творит? Что пытается сделать с Джином? Его дьявольский шепот так
легко проникает в голову и практически берет разум под свой контроль, его
прикосновения парализуют, заставляют замереть подобно жертве, которой уже
не выбраться из лап хищника. Джину хочется разрыдаться в голос и уткнуться в
крепкую грудь альфы лицом, вдохнуть любимый до боли аромат. Почему при
таких обстоятельствах? Почему его заставляют выбирать? Почему его любовь
оказалась по ту сторону баррикады? Ему бы сейчас выть от несправедливости
этой проклятой жизни. Все внутри кровоточит, разрушается. Намджун ставит
его перед выбором, который окажется для Джина последним. Или сейчас, или
никогда.

Или семья, или Намджун.

Тут думать не о чем.

Омега уже мысленно прощается.

— Нет, Намджун, нет, — качает он головой. Слова из трех букв даются с

невероятным трудом, чуть ли не застревают в глотке, но Джину удается
выпихнуть их наружу. — Я не такой, как ты. Я не променяю семью на…

— А что же твои чувства? — хмыкает Намджун. Его глаза вдруг вспыхивают

гневом. — Значит, они были недостаточно сильны? А может, они вообще были
фальшивкой?

Точные удары прямо по сердцу ножом. Он все знал. Он молчал, притворяясь

слепым идиотом, пока Джин задыхался в своей неразделенной любви. И вот, что
теперь он думает?

— Хватит… — шепчет омега, пытаясь отпихнуть от себя альфу. Сил больше нет.
Еще немного, и он точно осыплется пеплом под намджуновыми ногами.

— Нет, постой, — напирает Намджун, до боли сжимая хрупкие плечи омеги и не

давая вырваться.

— Не о чем говорить, — поджимает губы Джин. — Уходи и больше никогда не

приближайся к кому-то из нашей семьи.

— Ты чертовски глупый, — сухо ухмыльнулся Намджун. — Я хотел уберечь

тебя…

— Просто отпусти меня и дай уйти, я не хочу больше видеть тебя, Намджун, —
быстро шепчет омега, чтобы не расплакаться. — Отпусти, — просит он, пытаясь
убрать от себя руки альфы, но тот продолжает крепко держать и прижимать к
машине.

К ним с негромким рычанием двигателя подъезжает полицейская тойота,

освещая улицу красно-синим миганием. Из автомобиля выходит высокий
крепкий альфа — офицер Ким Югем.

— Какие-то проблемы? — спрашивает он, хлопнув дверцей и глядя на Намджуна

настороженно-предупреждающим взглядом.

— Никаких, офицер, — хмыкает тот, пожав плечами и ослабив хватку. Джин

561/670
мысленно благодарит вовремя оказавшегося рядом альфу. Сил уже нет терпеть
присутствие этого человека. — Это наши личные дела.

— Отпусти его, — твердо говорит офицер. На его хладнокровном лице даже

мускул не дрогнул.

— Я же сказал, тебе лучше не лезть, — прорычал Намджун, сверкнув в

полицейского недобрым взглядом с затаенной угрозой.

— А тебе лучше быть осторожнее в словах, Ким Намджун, — щурится Югем. — Я

с большим удовольствием зачитаю тебе твои права, если не отпустишь его.

Намджун поджимает губы в тонкую линию и раздувает от разгоревшейся внутри

ярости ноздри. Он сверлит офицера взглядом сжирающих черных глаз и спустя
несколько секунд все-таки отпускает Джина, отходя в сторону и подняв ладони
в сдающемся жесте. Проблемы с полицией ему сейчас нужны меньше всего.

— Ты будешь жалеть об этом всю свою жизнь, — напоследок бросает Намджун

омеге и садится в мустанг, с визгом шин по асфальту подрываясь с места.

Джин чувствует облегчение, но вместе с тем и боль от слов, резанувших сердце.

Это было в последний раз. Он смотрит удаляющемуся мустангу вслед и опускает
взгляд, прикусив губу. Прохладный вечерний ветерок слегка треплет темные
волосы омеги, отчего челка спадает на глаза. Это и хорошо. Югем не сможет
увидеть блеснувших в уголках глаз слез.

— Все в порядке? — уже смягчившись, спрашивает альфа, слегка хмуря брови.

— Да, — коротко кивает Джин, быстро сморгнув слезы и поднимая голову.

— Спасибо.

Югем пожимает плечами, мол, ерунда, и едва заметно тянет уголки губ в
подобии улыбки.

— Я провожу тебя.

— Не стоит. Потеряю уважение улиц, если с легавым увидят, — слабо

усмехается Джин, открыв дверцу ауди и собираясь садиться в машину.

— Сейчас слишком опасно ездить в одиночку. Сопровождение полиции тебе не

помешает, тем более, после того, что сейчас произошло, — хмурит лоб альфа,
сунув руки в карманы темно-синих брюк.

— Вы не отстанете, офицер Ким? — с вымученным выражением лица

спрашивает омега.

— Не отстану, — улыбнулся Югем. — Если я могу как-то защитить людей Чонов,

я это сделаю.

— Как хотите, — Джин пожал плечами и сел в машину. На споры не осталось

сил и желания.

Полицейская тойота следовала за ауди до самого дома омеги. Всю дорогу Джин
и правда чувствовал себя спокойно, в безопасности. Наверное, это чувство
562/670
сейчас было ему необходимо. После ран, которые нанес Намджун. Но от них
полиция уберечь не может, и, кажется, не сможет ничего. Ком, застрявший в
горле, не давал вздохнуть. Джин обещал себе, что еще немного, только надо
добраться до дома, а там и проплакаться можно, боль выпустить и смириться с
тем, что это настоящий конец. После случившегося с Хосоком иначе и быть не
могло.

Намджун назвал глупым Джина, но сам таким и оказался, наивно полагая, что
омега приползет по первому зову. Он сам себя возвысил, поняв, что горячо
любим, и теперь это вызывает у Джина только лишь отвращение и тошноту.
Намджун и в этом разочаровал, и в этом оказался худшим.

Он сказал, что Джин будет жалеть всю свою жизнь, но, кажется, глубоко
ошибся.

Потому что Джин уже ни о чем не жалеет.

Первая горсть земли брошена в яму, где будет похоронена ошибочная любовь.

Чонгук неторопливо расхаживает по складу, проверяя имеющийся товар и

отмечая недостающие детали. Позади идет один из людей Чонов, отвечающий
за поставки. Отдав отчет Чонгуку, он молча слушает и принимает новые
указания от босса.

После проверки альфы выходят со склада. Чонгук тянется за сигаретами и

закуривает, сунув руки в карманы свободной черной худи. На улице постепенно
начинает холодать, но солнце все еще пытается заботливо обогреть землю
своими лучами. Чонгук выпускает сигаретный дым вверх и стряхивает пепел.

— Что там с нашими партнерами? — спрашивает он, перекатывая в зубах

сигарету и разглядывая плывущие по голубому небу облака.

— Ситуация на улицах, к счастью, на наши дела не влияет. Все в порядке.

Завтра я поеду в Тэгу, чтобы встретиться с Юном. Он хотел кое-что обсудить.

Чонгук резко переводит взгляд на мужчину, вскинув брови. Внутри что-то вмиг
проснулось, заерзало, пытается сказать, докричаться до Чона, объяснить что-то,
но альфа делает вид, что не слышит, не понимает, и все-таки… С каких пор
Чонгук так реагирует на обычное «Тэгу»? Оно отражается внутри него эхом,
касаясь самого сердца, а перед глазами улыбка, что когда-то давно, по утрам
заряжала счастьем и грела любовью, придавала жизни смысл. За нее Гук готов
был сражаться до последней капли крови. Ради нее — все.

Так с каких пор от «Тэгу» сердце в грудной клетке места себе не находит?

— Я сам поеду, — выпаливает Чонгук раньше, чем успевает подумать. Рядом

стоящий альфа растерянно смотрит на него, не понимая такое внезапное
решение своего босса. Обычно такими делами не занимаются ни Хосок, ни
Чонгук.

— Не стоит, мне не трудно съездить самому, — говорит альфа, махнув рукой.

563/670
 — Я сам, Джисон-а, — твердо повторяет Гук, выпустив сигаретный дым и бросив
окурок на землю. — Мне все равно туда по делу. Ты тут лучше пригляди за всем.

— Хорошо, — пожимает плечами Джисон.

Тэгу встречает Чонгука более дружелюбной погодой, чем в столице. Здесь

жизнь совсем другая. Более неторопливая, расслабленная и плавно текущая
сама собой. Сюда еще не дошла уличная война. Дороги свободные, открытые, а
полиции практически не видать. Рай для стритрейсеров. Когда-то давно Чонгуку
приходилось гонять и на этих улицах. Теперь эти виды, сохранившиеся в
памяти, навевают приятные воспоминания о беззаботном времени, где самой
большой проблемой были терки между бандами. Только сейчас, увидев все это
вновь, Чонгук осознал, как сильно скучает по тому времени. Сможет ли все это
вернуться снова? Скольким еще придется умереть, прежде чем на улицы
вернется мир?

Чонгук сразу же едет к ждущему его Юну. Они встречаются на закрытом

тренировочном треке, где проводят короткий тест-драйв нескольким
автомобилям, оборудованным технологиями, в разработку которых Чонгук внес
свою лепту. После успешной встречи мужчины отправляются в ресторан,
обговаривая некоторые дела бизнеса. Чонгук все время не может усидеть на
месте, мечтая о том, чтобы встреча скорее кончилась. Его сжирает нетерпение и
жажда, которой он не может найти объяснения. Время течет чертовски
медленно.

После долгих двух часов деловых разговоров Чонгук пулей вылетает из

ресторана и садится в машину, вбивая в поисковике «цветочные магазины Тэгу».

Он колесит по всему городу, ища тот самый магазин. Ему необходим один
конкретный. Тот, в котором самые лучшие цветы, самые душистые и самые
красивые. Неповторимые.

Чонгук сам с собой всю дорогу спорит, оправдаться пытается, но выглядит это
даже для него самого смехотворно. После очередной неудачи обещает, что все,
прекратит искать и поедет обратно в столицу, где ждет семья, но наперекор
самому себе мчится к другому магазину. И ведь толком ничего не знает. Кто-то
всего лишь видел Тэхена возле цветочного, и не факт, что именно его. Шансов
на то, что Чонгуку удастся его увидеть, ноль, но внутри почему-то все еще
теплится наивная надежда. Чертово «Тэгу» стало для альфы рычагом, и вот он
уже проверяет шестой цветочный магазин с призрачной верой увидеть
долгожданный цветок, что никак не увянет в сердце Чонгука.

Очередной магазин и очередное «ничего». Чонгук нервно мнет пальцами руль,

стараясь сдержать нарастающую внутри злость. На что он надеялся? Сам
виноват, сам сглупил, вновь послушав сердце, которому давно следует
заткнуться. Только время потерял, так ни к чему и не придя. А мог с Хосоком
быть рядом, с Юнги. Все впустую.

Чонгук выруливает на дорогу и оставляет позади еще один цветочный магазин.

Нет времени на глупые бесполезные разъезды по чужому городу, когда в
родном все стремительно рушится. Чонгук проиграл сам себе, наивно
положившись на чувства. Их топишь, топишь, а они все равно всплывают, жадно
564/670
хватают воздух и яростно доказывают о своем существовании, о том, что их не
убить. И время тут не поможет. Они слишком сильны.

Альфа берет в руку телефон, что лежал на пассажирском сидении, закрывая

вкладки с адресами магазинов. На последней вкладке палец застывает. Еще
один непроверенный магазин расположен буквально на соседней улице. Чонгук
ведет одной рукой машину, а другой держит телефон, гипнотизируя экран.

В последний раз.

Он выругивается и, бросив телефон обратно на сидение, резко сворачивает на

другую улицу, злясь на самого себя. К черту. Хуже уже не будет.

Спустя пару минут альфа останавливается у обочины напротив

непримечательного магазинчика с прозрачными дверями и витриной,
украшенной разнообразными цветами. Они находятся и снаружи, аккуратно
расставленные на полках и земле по горшкам. По бокам от магазина
расположились парикмахерская и автосервис. Чонгук глушит двигатель и
достает из кармана худи сигареты. Приспустив окно, альфа закуривает, повесив
руку на руль.

Со стороны эти глупые поиски похожи на безумие. Чонгук словно пытается

угнаться за призраком. И до сих пор не может перед собой оправдаться. Зачем
отправился сюда? В голове столько противоречий, сомнений и мыслей, которые
игнорировать просто невозможно. Ситуация с До и сцена на кладбище машин не
дают Чонгуку покоя. Что он хочет из этого понять для себя — не ясно. Только
почему-то исчезновение омеги не дает покоя с самого прихода Джихана, что был
уверен, что Тэхен сбежал к Чонгуку. Зачем омеге сбегать к нему, если он с До
заодно? А впоследствии Джихан взбешен и неконтролируем. Чонгук не понимает
ничего, но уверен в одном: глупое сердце хочет выяснить все для себя и наконец
успокоиться. Глупое сердце хочет увидеть Тэхена и убедиться, что с ним все в
порядке.

С горьким сигаретным дымом смешивается сладкий аромат цветов, пускающий

по телу мелкие электрические разряды. Это не обычный аромат, не тех цветов,
что стоят на улице. Так не пахнет ни одно растение на свете. Такого аромата во
всей Вселенной не найти. Чонгук никогда его ни с чем не спутает.

Он поворачивает голову к магазинчику, выпуская дым наружу, и замирает,

перестав дышать и моргать. Из магазинчика вышел омега с блестящими на
солнце пшеничными волосами. За огромным букетом нежно-розовых пионов
альфа не видит лица, но ему и не надо, он его всем телом прочувствовал уже,
каждой клеточкой.

Омега опускает цветы, собираясь разложить их по горшкам, и столбенеет,

встретившись с Чонгуком взглядом. Тэхен едва не роняет букет на землю. Руки
вдруг слабеют, ноги чуть ли не подкашиваются, а пальцы мелко дрожат, как и
все тело. Омега словно выпадает из жизни, уходя в один из своих снов. Вокруг
все замерли, а время не имеет значения. Во всем мире есть только бесконечно
глубокие черные глаза, в которых Тэхен до сих пор тонет, не в состоянии
вынырнуть. Он чувствует лишь нотки ореха и шоколада, отчего внутри все
трепетно сжимается, тянется к альфе на той стороне дороги.

Но это ведь сон. Просто сон. Потому что настоящий Чонгук не может смотреть
565/670
так. Без отвращения, разочарования и ненависти. Это неправда. Тэхенова
иллюзия смотрит с волнением и одновременно с облегчением, с болью и
неверием, так же, как смотрит в ответ сам омега. Чонгук смотрит так, словно…
скучает.

У Тэхена образуется ком в горле, а глаза уже на мокром месте. Он быстро

моргает, и из уголков глаз вниз по щекам катятся хрустальные слезы. Как жаль,
что это очередной сон, случившийся наяву. Злое сознание не перестает с ним
играть, каждый раз подбрасывая новые образы и представления. Вчера Чонгук
приходил в магазин и мелькал меж цветочных рядов, так и не встретившись с
Тэхеном взглядом, а после исчез.

Сегодня он наблюдает со стороны, сидя в матовой бмв, которую Тэхен однажды

видел в гараже альфы. Омега не понимает, почему именно эта машина
представилась ему, почему не агера, без которой альфу нельзя даже
представить. Ведь это же… иллюзия.

Так почему же?

Чонгук все смотрит и смотрит, впившись в застывшего на месте омегу

пристальным взглядом. Им никак не насмотреться, не насытиться. Скучал. Да,
черт возьми, скучал до безумия несмотря на жгучую ненависть, что не дает о
себе ни на секунду забыть. И пусть Тэхен выглядит немного иначе, он все равно
тот же. Он все так же красив, словно не с этой планеты, не из этой Вселенной. В
его больших блестящих глазах застыло неверие, отрицание. Страх.

Их зрительный контакт не могут нарушить даже редкие машины, проезжающие

мимо.

Чонгук не считает время, он забывает о нем. Только длилось бы оно вечно. Тэхен
готов в этом миге жить.

Но реальность разбивает его вдребезги. Первым отворачивается Тэхен, и что-то

внутри Чонгука крошится, превращаясь в пепел. За пределами тэхеновых глаз —
пустота. Чонгук ощущает ее сполна.

Тэхен готов накричать на хозяина цветочной лавки, осыпать отборными

оскорблениями за то, что влез так невовремя, расколов очередную иллюзию
пополам, но вместо этого омега натянуто улыбается и возвращается внутрь,
обернувшись в последний раз. Чонгук по сценарию проклятых мечтаний
исчезает. Омегу вновь накрывает ставшая единственным другом пустота.

Чонгук гонит по трассе, как безумный. Надеется, что рык мощного двигателя
заглушит мысли, отвлечет от горечи, растекшейся по венам, а распахнутые по
бокам окна выветрят самый любимый на свете аромат. Все помогает, но с одним
не справиться: Чонгук не видит перед собой дороги; он видит только лишь
Тэхена, держащего в руках огромный букет нежно-розовых пионов.

Тэгу остается далеко позади.

Тэхен поворачивает ключ в замке и открывает дверь, входя в квартирку,

встретившую его приятным теплым золотистым светом и долгожданной
566/670
тишиной. Сегодня омега мечтал вернуться домой как можно скорее. На работе
ему не давали сосредоточиться мысли о встрече с Чонгуком. Неважно, была она
реальной или мнимой, — внутри Тэхена это всколыхнуло все.

Он думал не только о Чонгуке. О войне, о людях, что остались там и пытаются

бороться, о тех, кто еще пострадает и погибнет. Как низко и позорно было вот
так взять и сбежать, наивно полагая, что его это больше не коснется. Отступать
было нельзя ни в коем случае. Разве это в духе Тэхена, что привык идти до
конца? Разве это в стиле гонщика, что всегда упрямо шел к финишу, оставляя
позади себя соперников?

Он больше месяца жил в собственноручно созданной маленькой сказке. Под

куполом, что изолировал его от внешних проблем. И все было прекрасно, просто
чудесно, вот только… вновь фальшиво. Такие огромные руины за красивыми
декорациями не спрятать, но Тэхен отчаянно пытался, доказывая самому себе,
что сможет начать новую жизнь. Но нельзя вот так просто взять и сжечь мосты,
за которыми осталась целая жизнь. Нельзя оставить проблемы нерешенными и
уйти, только бы никто больше не тронул. Тэхен оправдывает себя тем, что устал
от боли, от страданий, которые преследовали день за днем. Тогда побег был
лучшим вариантом, но теперь омеге вдруг стало тошно от самого себя, от своей
слабости и трусости. От своего эгоизма.

Там остался Юнги, ждущий ребенка. Хосок, балансирующий на грани жизни и

смерти. Джин, утопающий в своей боли от любви к предателю. Чимин, готовый
бесстрашно лезть на рожон. Там Чонгук. Его любимый, его единственный,
родной несмотря ни на что человек; отец ребенка, что растет под сердцем
Тэхена.

Как Тэхен мог оставить их и спрятаться, жалея лишь себя. Через дерьмо
проходят все они, все страдают, но упорно идут вперед ради защиты не только
дорог, но и своей семьи. Никто не сдается, и Тэхен не должен.

Он бросает свою сумку прямо на пол и спешит в комнату, упав перед кроватью
на колени и вытянув из-под нее среднего размера коробку с вещами, с которыми
омега сбежал больше месяца назад. Рассыпав содержимое на кровать, Тэхен
стал судорожно перебирать все пальцами, пока не наткнулся на маленькую
белую флешку. Он хватает ее и бежит к ноутбуку, что лежит в гостиной на
столе, быстро включает его и вставляет флешку в разъем.

— Пожалуйста, пожалуйста, — шепчет омега, уставившись на экран и открывая

окно, в котором находится все содержимое карты. Судорожно пробегая
взглядом по папкам, омега останавливается возле нужной и затаивает дыхание,
кликнув по ней мышкой.

После короткой загрузки все открывается. На губах Тэхена появляется улыбка.

Облегченно вздохнув, он откидывается на спинку мягкого стула и откидывает
голову назад, прикрыв глаза.

В непримечательной папке под названием «фотки» находятся десятки

документов, украденных с компьютера Джихана. Среди них — главные
доказательства, которые упекут До в тюрьму в одну секунду.

567/670
Тэхен сидит на диване и сверлит лежащий в руке телефон тяжелым взглядом,
нервно покусывая губу. Передать документы, которые, как он думал, не
скачались в спешке, он решает сразу же. Три часа уходит на то, чтобы
вспомнить номер Чимина. Звонить Чонгуку омега не решается, а Юнги точно не
до этого. Тэхен с ним даже поговорить не сможет. Мерзкое чувство вины все не
покидает. Остается Чимин. К его негативу Тэхену не привыкать.

Собрав себя в кучу, Ким, наконец, нажал на кнопку вызова и приложил телефон
к уху, перебирая флешку в пальцах. Гудки тянутся долго и медленно. С каждым
новым омега начинает терять надежду на то, что Чимин ответит. От мысли, что
придется звонить Чонгуку, омегу бросает в дрожь. Он его слушать даже не
станет, а с Чимином есть хоть какой-то шанс.

Спустя еще пять гудков Пак все-таки отвечает. Тэхен мысленно благодарит всех
богов.

— Кто это? — спрашивает Чимин. Ким встает с дивана и принимается нервно

расхаживать по гостиной, не в состоянии усидеть на месте.

— Это… Тэхен, — отвечает омега, закусив губу от волнения.

— Какого хрена ты мне звонишь? — голос Пака мгновенно меняется, становясь

грубым и слегка раздраженным.

— Послушай, Чимин, мне необходимо с тобой встретиться. Это очень срочно.

— Ты издеваешься? — хмыкнул в трубке омега. — Встретиться с тобой?

Придумай ловушку получше.

— Если бы я хотел заманить тебя в ловушку, я придумал бы что-то более умное,

не думаешь? — говорит Тэхен, закатив глаза. Конечно, он предполагал, что
реакция будет именно такой.

— Чего тебе надо?

— У меня есть кое-что, что очень поможет скорее разобраться с Джиханом. Не

спрашивай ничего. Это не телефонное дело, поэтому нам срочно нужно
встретиться, — придав голосу уверенности и твердости, говорит омега.

— Почему ты Чонгуку не позвонил? — настороженно спрашивает Чимин.

— Я… — Тэхен на секунду теряется, не зная, что сказать. — Он не станет меня

слушать, — говорит честно омега, вздохнув и садясь на край дивана. — У меня с
До никаких дел нет. Больше. Я так же, как и вы, хочу скорее закончить эту войну
и остановить убийства.

Чимин молчит несколько долгих секунд, а после в трубке слышится его тяжелый
вздох.

— А от меня тебе что надо?

— Ты должен передать документы, которые у меня есть, Чонгуку. Для этого нам
нужно увидеться. Я не доверяю электронной почте.

568/670
 — Я приду не один, — с угрозой в голосе говорит Пак. — Если это подстава, то
клянусь…

— Хоть целую армию с собой бери, мне нет смысла лгать, — вздыхает Тэхен,
устало прикрыв глаза. — Я скину тебе адрес на этот номер.

— Ладно.

— Чимин, — зовет Тэхен, пока омега не положил трубку.

— Что?

— Спасибо, что выслушал меня, — тише говорит Ким, сглотнув ком в горле.

— Я жду адрес, — бросает Чимин и завершает вызов.

Тэхен откидывает телефон на диван и сползает на пол, обняв себя за живот и

облегченно выдохнув. Сейчас омеге хочется просто лежать и смотреть в
потолок. На короткий разговор с одним из тех, кто стал Тэхену семьей, ушли
буквально все силы. Он, кажется, очень скучал по голосу Чимина, и даже от
этого лишь хочется плакать. Тэхен не надеется на прощение, но сделает все,
чтобы помочь выиграть эту затянувшуюся войну. Первый шаг сделан.

Тэхен нервно грызет трубочку в стакане с апельсиновым соком, и судорожно

оглядывает каждого входящего в небольшую кафешку, расположенную
неподалеку от цветочной лавки, в которой работает омега. Со звонка Чимину
прошло два дня. Все это время омега находится в напряжении и волнительном
ожидании перед встречей. Даже на работу ходить желание пропало. Все мысли
омеги там, в столице, и только телом он находится в Тэгу, рядом с дорогими
сердцу людьми.

Уткнувшись задумчивым взглядом в стол, Тэхен не замечает, как в кафе входит

Чимин, следом за которым — Чану в темных очках и черной кепке. Заметив
омегу, они двинулись к столику. Тэхен резко поднял голову и отодвинул свой
стакан в сторону.

— Очень надеюсь, что мы тащились сюда не зря, — хмыкает Пак, окинув Тэхена
оценивающим взглядом и садясь напротив. — Новый цвет тебе не очень, —
пытается уколоть омега, но Тэхен игнорирует это. Меньше всего его волнует то,
идет ему новый цвет волос или нет. Главное, чтобы лишнее внимание не
привлекал.

— Я думал, ты с собой армию приведешь, — говорит Тэхен, взглянув на Чану,

севшего рядом с Паком.

— Он — моя армия, — ухмыльнулся Чимин. — Какого хрена ты забыл в Тэгу? До

из-за твоей пропажи с катушек слетел.

— Я не хочу о нем, — поджимает губы Тэхен, опустив взгляд. Пытаться говорить

что-то против все равно бессмысленно. Недоверие во взглядах Чимина и Чану не
исчезает ни на секунду.

569/670
— О каких документах была речь? — спрашивает Им, приспустив очки и изогнув
пирсингованную бровь.

— Я в курсе, что тебе удалось кое-что нарыть у До, — начинает Тэхен, по

недавно приобретенной привычке обняв себя за живот. — Но этого мало, чтобы
посадить его надолго. Перед тем, как уйти, я смог влезть в его компьютер и
достать то, что действительно поможет.

Чану снял очки и вскинул брови, кивнув пару раз.

— Я знаю, о чем ты, — подтверждает альфа. — Это то, что у меня не получилось
достать. Эти документы действительно у тебя?

Тэхен уверенно кивает и тянется к карману своего бежевого кардигана,

вытащив оттуда флешку и положив на середине стола.

— Все это тут, — говорит он, кивнув на карту.

— Почему ты отдаешь документы нам? — спрашивает Чимин, сощурившись и

потянувшись за флешкой. — Почему ты вообще пошел против Джихана? Вы же с
ним заодно были, — поджимает губы омега. Ему от одной мысли об этом тошно.

— Я никогда не был с ним заодно, — говорит Тэхен, слегка пожав плечами и

вновь обвив руками свой живот. — Все, что я делал, было принуждением, — все-
таки признается Ким. Уже не важно, поверят они или нет. Главное, Тэхен сказал
это, выпустил наружу съедающую правду, которую никто принимать не хотел.
Даже от этого стало чуточку легче.

— Чонгук этого не знает, да? — вскинул бровь Чимин.

Слова Тэхена звучат, как правда. В его голосе столько боли и тяжести, что
Чимина ею придавливает. Так сыграть не сможет даже лучший актер, а у Тэхена
один только взгляд все за себя говорит. Сколько он тащит на себе, Чимин даже
представить не может. В его действиях вселенская усталость, изнеможенность.
Не физическая, а моральная. Тэхен действительно устал от лжи и
недосказанности.

— Он мне не поверит, — качает головой Ким. — Пусть ничего и не знает. Просто

отдайте ему эти бумаги, он сделает с ними все, что необходимо.

— Главное, документы теперь у нас, — говорит Чану, пожав плечами. — А я

покурить, — альфа поднимается из-за стола и бросает на маленькую надпись
«не курить» недовольный взгляд. Чимин кивнул, проследив за выходящим на
улицу Чану взглядом и повернувшись обратно к Тэхену.

— Чонгук был здесь пару дней назад, — вдруг говорит Чимин. Тэхен едва не
давится воздухом. Ему стоит огромных усилий не выдать свое удивление.

Значит, это было правдой? То столкновение, которое омега посчитал очередной

игрой сознания. Чонгук был настоящий. Чонгук был здесь. И он нашел Тэхена.
Неужели он приехал ради него? От этих мыслей и вопросов голова идет кругом,
а внутри растекается тепло, обогревающее промерзшее сердце. Чимин одним
предложением влил в Тэхена столько счастья, что сразу и утонуть недолго. Одна
часть омеги прыгает от радости до самого потолка, а другая все еще
570/670
настороженно качает головой. Чонгук ведь правды не знает. Но… он приехал.
Тэхена разрывает от двойственности эмоций, но среди них все равно
преобладает счастье, которого так давно не было в жизни омеги.

— И мне кажется, что из-за тебя, — продолжает Чимин, внимательно следя за

Тэхеном. — Он делает вид, что ему плевать, но все мы прекрасно знаем, что
любовь, причем такая сильная, так легко и быстро не пройдет даже несмотря на
то, что ты его предал.

— Я… не знаю, — мямлит Тэхен, покачав головой и прикусив губу. От слов

Чимина по телу мелкие мурашки. Неужели Чонгук и правда все еще любит?

Чимин вдруг подался вперед, опираясь локтями о стол и пристально

вглядываясь в лицо Тэхена.

— Что-то в тебе изменилось, Тэхен-а, — тише говорит он, хмуря брови. — Я не

про волосы. Ты другой какой-то. И твой запах… в нем что-то не то, — задумчиво
тянет Пак, скользя взглядом вниз, к рукам Тэхена, обнимающим живот. — Блять,
это ведь не может быть…

Тэхен едва не скулит от бессилия. Он и слова не может вымолвить, как-то

оправдаться, увильнуть. От вранья уже язык болит. Тэхен просто не может. Ему
уже и говорить ничего не надо, Чимин сам все понял.

— Твою же мать… — выдыхает Пак, прикрыв глаза. — И… от кого?

Тэхен болезненно прикусывает губу и качает головой, смотря Чимину прямо в

глаза.

«От Чонгука. Это ребенок Чонгука», — пытается сказать он взглядом. Почему-то

вдруг так тяжело стало озвучить это. Слова острыми осколками застревают в
глотке, омега даже рта открыть не может. Чиминовы глаза округляются, а рот
сам собой раскрывается. Конечно, будь это ребенок Джихана, у Тэхена была бы
совершенно другая реакция.

— Охуеть, Тэхен, — выпаливает Чимин, уставившись на омегу в шоке. — Я…

блять, не представляю, что на это скажет Чонгук, — хмурится он и, увидев
исказившееся в мученической гримасе лицо Тэхена, быстро добавляет: — Я
думаю, ему нужно как можно скорее узнать все.

— Нет, нет, — шепчет Тэхен, шмыгнув носом. — Нельзя ему знать. Это испортит
его жизнь еще больше.

— Не неси чушь! — закатывает глаза Чимин. — Ребенок не может испортить

жизнь. Видел бы ты, как он с Юнги возится. Ему не терпится Санджина увидеть.
Он его уже так любит, — тепло улыбнулся омега, сложив руки на груди.

— Санджина? — не понимает Тэхен, сведя брови.

— Он так назвал сына Хосока, — объясняет омега. — А если у него свой будет…
Это же огромное счастье.

Тэхен пожимает плечами и подтягивает к себе стакан, присосавшись к трубочке

и отпивая сок. Будет ли Чонгук так же рад своему родному ребенку? Тем более,
571/670
от предателя. У Тэхена от этого слова сердце кровоточит. Незаслуженного, но в
то же время идеально подходящего ему.

Сейчас о реакции Чонгука думать страшнее всего. Тэхен даже представить

боится. Ему вспоминается Юнги, который точно так же боялся признаться во
всем Хосоку, но ведь сейчас другой случай. Более тяжелый и запутанный.
Чонгук может не понять. Чонгук не поймет. Не примет, Тэхен уверен.

— Не говори Чонгуку и остальным ничего обо мне, — просит Тэхен, посмотрев на

Чимина с мольбой. — Пожалуйста, Чим…

Чимин вздыхает и поджимает губы, задумчиво хмурясь.

— Ладно, — сдается он, откинувшись на спинку диванчика. — Пока не скажу.

Сейчас нужно с До разобраться. А тебе лучше пока оставаться в Тэгу ради
безопасности.

— Сообщай мне обо всем, ладно? — вздыхает омега, прикусив губу.

— Хорошо, я буду на связи. Одна моя часть все еще не доверяет тебе, — говорит
Чимин. Взгляд Тэхена тут же меркнет. Он опускает глаза и перебирает пальцами
подол своего кардигана. — Ничего личного, Тэ. Нам всем нужно быть
осторожнее, но… я вижу, что ты не врешь. Просто будь осторожен, хорошо?

Тэхен коротко кивает и поднимает на Чимина взгляд.

— Вы тоже, — тихо говорит он.

— Нам ехать пора, нет времени здесь долго торчать, — говорит Чимин,
поднимаясь с диванчика. — А ты не грусти, для ребенка это вредно, —
улыбается он уголком губ, погладив Тэхена по плечу.

— Хорошо, — слабо улыбается Тэхен в ответ.

Чану и Чимин уезжают, а Тэхен возвращается на работу. Пока у него есть только
это. Ожидание в четырех стенах его просто убьет, а так хоть будет, чем время
заполнить. На душе становится легче. Теперь есть один человек, который знает
правду и больше не отвергает Тэхена. Остается ждать новостей.

Тэхен возвращается домой чуть позже обычного. На часах уже восемь вечера.
Омегу окутывает легкая усталость и желание поскорее принять расслабляющую
ванну. Он поднимается на свой этаж и открывает дверь. Из квартиры сразу же
густой дымкой выплывает вселяющий страх аромат миндаля и гвоздики. Тэхен,
не раздумывая ни секунды, резко разворачивается, собираясь бежать, но
врезается в чью-то крепкую грудь. Он поднимает голову и встречается взглядом
с холода полными глазами Намджуна, на губах которого застыл оскал. Альфа
грубо разворачивает Тэхена и вталкивает в квартиру, закрывая за собой дверь.

— Мы заждались тебя, — хмыкает Ким, заставляя омегу идти в гостиную. Тэхен

пытается сопротивляться, цепляется за стены и мебель, но Намджун без усилий
впихивает его вглубь квартиры, не обращая внимания на жалкое
сопротивление.
572/670
— Пусти меня, — шипит Тэхен, пытаясь сбросить с себя руки Намджуна.

У окна, сунув руки в карманы черных брюк, стоит До, глядя куда-то вдаль. В
проеме появляется разъяренный как дикая кошка, Тэхен, за спиной которого
стоит Намджун, преграждая омеге путь к выходу. Услышав Тэхена, До
разворачивается и довольно скалится.

— Привет, итальяночка. Уютное местечко выбрал, — говорит альфа, окинув

помещение взглядом и шагнув к Тэхену. — Но пора возвращаться домой.

573/670
Примечание к части Jerome - Mark Cuban (Prod. OP)
Ruelle - Deep End
Chord Overstreet - Hold On (Acoustic)

Jaguar XE SV Project 8: https://pin.it/6DcUKEW

Nissan GT-R R35: https://pin.it/6yYmvOW

короли

4 years ago.

Намджун щелчком пальца швыряет окурок на влажный после недавнего дождя

асфальт, на котором отражаются фиолетовые огни черной дыры и подсветки
оттюнингованных спорткаров, перекрывших дорогу. Сегодня на улицах большое
событие. Вместо одной гонки несколько дуэлей. За победу — автомобиль
соперника. В два ряда по бокам от дороги стоят лучшие машины столицы,
готовые рвать время и пространство на улицах, окутанных густой ночью.
Никакой полиции, никаких ограничений. Лишь закись азота и адреналин
вперемешку с алкоголем в крови.

Альфа сидит на капоте своей черной шевроле корвет поодаль от участников

гонок, держа в руке бутылку наполовину выпитого пива. Сегодняшним вечером
он просто наблюдатель, которым становится, когда на дорогах появляются
братья Чон. Они за последний год нашумели на улицах столицы так, что
привлекли внимание не только новых соперников, но и полиции, нажили немало
врагов и приобрели много сторонников, став одними из лучших.

Впервые Намджун увидел их на гонке, что происходила за городом посреди

леса. Братья участвовали в одном заезде оба. Ни один из них другому уступать
не собирался. Дух соперничества никогда не дремлет и не смотрит на родство. К
финишу Хосок и Чонгук приехали одновременно, разделив победу на двоих. С
тех пор в одном заезде они никогда не участвовали, приняв то, что друг другу
не соперники.

Сегодняшние заезды для Намджуна предсказуемы: Чоны уедут с автомобилями

соперников. Осталось лишь убедиться в последний раз.

Дверь с пассажирской стороны корвета вдруг открылась, и из машины вылез

пятнадцатилетний Джин с красными от жары внутри машины щеками. Скинув с
головы капюшон зеленой толстовки, он захлопнул дверь и подошел к Намджуну,
запрыгнув на капот рядом и с любопытством уставившись на движение впереди.

— Ну когда там гонка? — ерзая в нетерпении, спрашивает омега и тянется за

бутылкой в руках альфы.

— Эй, маленький еще. Я не для того, чтобы спаивать, тебя взял с собой, —
ворчит Намджун, подняв руку, чтобы Джин не мог достать. — Скоро гонка,
скоро.

— Посмотрим на Чонов и свалим. Мне их тачки нравятся, — говорит омега,

глянув на время на телефоне. Половина двенадцатого ночи. — Если папа узнает,
что я снова сбежал, мне хана.
574/670
 — Ты же со мной, — хмурится Намджун, коротко посмотрев на омегу с улыбкой
на губах. Джин невольно скользнул взглядом по этим губам и быстро
отвернулся, сглотнув. — Так что не бойся, мелкий.

— Не мелкий я, — закатывает глаза омега, сложив руки на груди и возмущенно

надув губы. Внимание в шутку обиженного омеги привлекает маленькая
фигурка, мелькнувшая меж автомобилей неподалеку. Джин прищуривается и
спрыгивает с капота, двинувшись к худощавому бледному мальчишке в
мешковатой серой толстовке. Его ноги, обтянутые светлыми потертыми
джинсами кажутся спичками.

— Эй, Юнги-я, ты снова пришел. Тебе в прошлый раз понравилось, да?

— улыбается Джин, подловив пытающегося скрыться тринадцатилетнего омегу
с черной копной взъерошенных волос. — И хорошо, что ты здесь. Такие гонки
сейчас будут! Намного круче, чем в прошлый раз.

Юнги шмыгает покрасневшим от прохлады носом и надевает на голову грязно-

розовую кепку, сунув руки глубоко в карманы толстовки и подойдя к Киму, что
выше него почти на голову.

— Скоро я сам буду гоняться тут, — гордо заявляет ребенок, вздернув

подбородок. — У меня в гараже додж стоит. Осталось на колеса его поставить,
но это фигня, — отмахивается Юнги, как будто для него это минутное дело.

Джин тихонько хихикает и прикрывает рот ладонью. Этот маленький мечтатель

слишком уверен в своих способностях. Ким, что уже не первый год учится у
Намджуна, и сам еще не до конца может освоить элементарные вещи,
касающиеся всего, что спрятано под капотом, а эта мелочь без тени сомнения в
больших искренних глазах уверяет, что сможет справиться. Хотел бы Джин на
это посмотреть.

— Ты водить-то хоть умеешь? — спрашивает он, изогнув бровь.

— Еще как! — с уверенностью и легким возмущением в голосе восклицает Юнги,

кивнув пару раз в подтверждение своих слов. — Вот еще дрифт освою и буду
готов к гонкам.

— Эй, малой, — вдруг прерывает омег Намджун. Те синхронно поворачивают к

альфе головы с вопросительным выражением лица. Джун смеряет Юнги
изучающим взглядом и спрашивает с усмешкой: — За кого сегодня болеешь?

Юнги слегка хмурится и поджимает губы. Наверняка этот альфа его проверяет
на знание лучших гонщиков их дорог. Омега долго не думает и с уверенностью
заявляет:

— За Чон Хосока!

Щечки Юнги вдруг становятся пунцовыми. Он закусывает губу и быстро

опускает глаза на асфальт, ковыряя носком красных конверсов маленький
камешек. Намджун хмыкает и кивает.

— Он действительно хорош.

575/670
Альфа отворачивается и, сложив руки на груди, наблюдает за движением в
толпе, что стала более громкой и оживленной. Гонки начинаются.

Джин хватает Юнги за рукав толстовки и тащит за собой сквозь толпу поближе к
автомобилям, стоящим у стартовой полосы и готовым к заезду. Юнги озирается
вокруг с восторгом в больших кофейных глазах, в которых отражаются
неоновые огни. Он всего лишь стоит возле мощных машин, а его уже прошибает
всплеском адреналина, сердце в груди бьется, как сумасшедшее, не находя себе
места от переполнившей его радости. Юнги от всего, что происходит вокруг,
сходит с ума. Он мысленно обещает себе, что совсем скоро тоже будет покорять
дороги столицы на отцовском додже. С каждой секундой вера в собственные
силы крепнет все больше. Юнги станет одним из лучших.

Время идет, а вместе с ним проходят одна гонка за другой. Победители седлают
выигранные автомобили и демонстрируют их зрителям. По улице разносится
визг шин и белый дым от жженной резины. Проигравшие покидают заезд
пешком под недовольный гул толпы и шутливые тычки в спину. Кому-то может
повезти в следующий раз.

На последних двух заездах люди особенно взбудоражены и шумны. Вокруг

льется алкоголь, долбит музыка и рассыпаются пачки денег. Люди, не жалея,
ставят на лучших крупные суммы.

К финишу стремительно летит белый ягуар с черной полосой сбоку капота.

Спустя три секунды автомобиль пересекает финишную черту, став последним
победителем сегодняшних заездов. Люди взрываются радостными и ликующими
возгласами и сразу же облепляют тормознувший боком ягуар, оставивший за
собой след от резины. Двигатель замолкает, и из автомобиля выходит
двадцатилетний Чонгук. Альфа ярко улыбается и принимает поздравления. В
черных, как ночь глазах все еще горит огонь, там бушует неутихающая жажда
скорости, сплетающаяся с накрывшим чувством собственного превосходства.
Сзади к Чонгуку внезапно подлетает Хосок, радостно смеясь и взъерошивая
копну смоляных волос на макушке брата. Чонгук заражается смехом и
отпихивает от себя старшего, поправляя свои волосы.

— Они короли этих дорог, — восхищенно выдыхает Джин, стоящий рядом с

Намджуном возле корвета неподалеку. Юнги с ними больше нет. Этот ребенок
испарился сразу же после предпоследней гонки, в которой победил Хосок.

— Ты хочешь тоже им стать? — спрашивает Намджун, изогнув бровь и глянув на

омегу с легкой улыбкой на губах. В широко распахнутых от восхищения глазах
омеги отражаются разноцветные огни, точно как в космосе. Альфа на секунду
зависает, засмотревшись на них.

— Конечно же, хочу! — быстро кивает Джин. — А кто бы не хотел? Это мечта
любого гонщика. Только представь, как круто быть самым первым, самым
лучшим, — мечтательно тянет омега, растянув пухлые губы в улыбке и смотря в
сторону победивших, окруженных возбужденной толпой. — Повелевать
дорогами…

— Когда-нибудь это обязательно произойдет, Джин-и, — задумчиво говорит

Намджун, сощурив глаза и устремив взгляд туда же, куда и младший. — Я тебе
обещаю.

576/670
Пока Хосок распивает победную бутылку шампанского, сидя на капоте своего
зеленого перламутрового ниссана, плавно переходящего к задней части в
черный, Чонгук победно выхватывает из пальцев проигравшего ключ от
машины, которая отныне принадлежит ему. С довольной улыбкой альфа идет к
черной матовой бмв и открывает дверцу, садясь в машину. Спустя секунду по
округе, заглушая музыку, разносится агрессивное рычание мощного двигателя.
Толпа расходится в стороны, давая победителю место для разгона.

Намджун подходит ближе и внимательно наблюдает за бмв, влившейся в

сумасшедший круговой дрифт. Рядом стоящий Джин от восторга разинул рот и
распахнул глаза, что едва не выпадают из орбит. Из губ омеги вырывается
завороженное «вау». Намджун же наоборот слегка морщит лоб и критично
осматривает кружащий в дрифте автомобиль. Толпа снова шумит в поддержку
одного из лучших на сегодняшних гонках, а Хосок наблюдает за выкрутасами
брата с усмешкой, но в ореховых глазах — искренняя гордость.

Чонгук тормозит и выходит из автомобиля, наслаждаясь тем, как скандируют

его имя. Он поднимает руки и кивает, показывая, чтобы люди продолжали.
Хосок ухмыляется и осушает свой бокал, отдав его кому-то из рядом стоящих
знакомых, и идет к Чонгуку, чтобы осмотреть новую тачку. Толпа потихоньку
начинает уплывать обратно в дыру для продолжения праздника.

— Подожди меня в машине, Джин-и, я сейчас вернусь и отвезу тебя домой, —

говорит Намджун, по привычке потрепав омегу по волосам и получая в ответ
недовольное фырканье. Вечно он с ним, как с ребенком. И хуже того — как с
братом.

— Я в дыру хочу, Намджун-а, — тянет Джин, убрав от себя руку старшего. — Там
сейчас самое веселье начнется!

— Там соки детям не раздают. Сможешь попрощаться с моим гаражом, если

твои предки увидят тебя пьяным, — ухмыльнулся альфа. — Домашний арест,
никаких тачек, только скучные уроки и школа, — с издевкой перечисляет он,
наблюдая за тем, как меняется лицо младшего. Джин вздыхает и утыкается
лбом в окно корвета с пассажирской стороны.

— Ладно, — бурчит омега, открыв дверцу. — Только недолго!

Намджун подмигивает младшему и идет сквозь поредевшую толпу, двинувшись

в сторону братьев, стоящих возле бмв со знакомыми.

— Отличное зрелище от королей столичных дорог, — заговаривает Ким, вскинув

бровь. Его взгляд падает сначала на Хосока, затем на Чонгука. — Я ставил на
вас. Как и всегда, не подвели.

— Иначе быть не может, — ухмыляется Чонгук, пожав протянутую руку альфы.

— Это не лучший мой заезд. На таком коротком расстоянии всю мощь не

показать. Думаю, ты и сам это знаешь, — хмыкает Хосок, пожав руку Намджуна
и заглядывая в темно-карие глаза. Ким едва заметно оскалился и кивнул,
выпуская руку старшего Чона. — Я видел тебя возле корвета. Ты ведь гонщик?

— По большей части механик. Я предпочитаю копаться в движках, а не

гонять, — усмехнулся Намджун, пожав плечами. — Сегодня вы наверняка
577/670
нажили себе еще больше врагов, — говорит альфа, переведя взгляд на бмв,
стоящую позади братьев. — Я бы от такой крошки не смог добровольно
отказаться. Только с амортизаторами небольшая проблемка, — щурится он и
вновь поднимает взгляд на парней.

— Я почувствовал это на дрифте, — согласно кивает Чонгук, оглянувшись на

машину. — Так ты механик, да? — вскинул он бровь. — Сможешь исправить эту
проблемку?

— Не вопрос, — довольно хмыкнул Намджун. — Я поставлю в нее новые.

— Нам как раз нужен третий человек для работы с машинами, — говорит Хосок,
сунув руки в карманы кожанки.

— Удачно же мы встретились, — ухмыльнулся Ким, вскинув бровь. — Я Ким

Намджун.

Добро пожаловать в семью.

now.

— Как ты нашел меня? — Тэхен поджимает мелко дрожащие губы и напрягается

всем телом, нервно бегая взглядом по комнате.

Назад пути нет. Намджун перекрыл собой узкий проход в коридор. Вариант с
побегом через окно даже не рассматривается, потому что до земли два этажа.
Возможно, не будь Тэхен в положении, то мог бы и рискнуть, но ставить под
угрозу жизнь ребенка он ни за что не станет. От Джихана деться некуда.

— Это уже не важно, — сухо улыбнулся уголком губ Джихан, неторопливо

подходя к омеге. — Признаю, было трудно. Я много ресурсов пустил на твои
поиски, но ведь главное результат, — пожал альфа плечами, вскинув брови.

Он подошел вплотную. Настолько близко, что буквально ощутил на своей шее

неровное дыхание Тэхена. Омега прожигает его упрямым взглядом, подняв
голову и заглядывая прямо в черные бездонные омуты. Не сгибается, не
пытается спрятаться от ответного заглядывания в самую душу. Тэхен ее
закрывает.

Внезапно Джихан хватает его за лицо, сжав пальцами щеки, и рычит прямо в
губы:

— Как ты вообще посмел сбежать от меня? — Тэхен цепляется пальцами за

запястье альфы, но у До рука, словно каменная. — Как ты додумался убежать с
моим ребенком? С моим сыном, — цедит он сквозь стиснутые зубы, выедая душу
омеги острым взглядом.

Тэхена прошибает с головы до пят электрическим разрядом. Он стискивает

челюсти и, что есть силы, отталкивает Джихана от себя.

— С твоим ребенком? — шипит Тэхен. В его блестящих от проснувшейся злости

глазах вспыхнул целый пожар. Он тяжело дышит, весь возгорается изнутри, не в
578/670
силах больше терпеть. Позади стоящий Намджун напрягается, но не сдвигается.
— Он не твой, — выделяя каждое слово, процедил омега, бесстрашно врезаясь
взглядом в чернь джихановых глаз. Плевать, что последует дальше, молчать
Тэхен больше не будет. — Я жду ребенка от Чонгука, — добивает он, с
наслаждением наблюдая за тем, как в глазах альфы что-то выгорает. Это Тэхену
приносит особое удовольствие. Джихан растерян. — Не от тебя, ублюдок.

Джихану требуется секунда, чтобы все в голове осмыслить. В потухших на

мгновение глазах, где прежде было скрытое счастье, надежда на шанс, который
До был готов дать Тэхену и принять от него, вдруг вспыхивает ярко-синее пламя
из самого Ада. И глаза, и душу, и сердце застелило непроглядной чернотой, в
которой намека на свет больше не предвидится. Джихан отныне будет обрубать
его на корню, ему он больше не нужен. Ход игры изменился в эту секунду.
Альфа нервно усмехается, игнорируя то, что в сердце закололо, в душе заныло,
потому что так просто принять эту мысль чертовски тяжело, почти физически
больно, как ни пытайся удушить в зародыше. Не выходит. Голос Тэхена в голове
звучит эхом, назло повторяет сказанное, нанося дополнительный урон, как
будто мало было. Все планы и мечтания, которые Джихан впервые за последнее
время себе позволил, разом разрушились, осыпавшись под ноги прахом.

— Что ж, — альфа изогнул бровь и скользнул кончиком языка по нижней губе.

— Думаешь, теперь ты победил? — оскалился До. По коже Тэхена пробежались
мурашки от внезапно опустевшего взгляда напротив. Он больше не хочет
возвращаться в эту пустоту. — Ты только меня приблизил к победе, —
ухмыльнулся альфа, мгновенно оказавшись рядом и схватив Тэхена за локоть.
Намджун отошел в сторону, и Джихан двинулся к выходу, волоча омегу за собой.

— Я никуда больше не пойду с тобой! — кричит Тэхен, пытаясь вырвать руку и

тормозить ногами по полу. — Пусти меня! Зачем я нужен тебе еще? — тяжело
дыша от усилий, спрашивает омега, но Джихан ни на что не реагирует. Он
твердо идет к выходу, вцепившись в локоть Тэхена намертво и не оборачиваясь.
Намджун следует за ними, подстраховывая, если омега вдруг вырвется.

Когда они выходят из подъезда, Тэхен начинает кричать в попытке привлечь

внимание, но, как назло, в округе ни души. Помощи ждать неоткуда. Джихан
тащит его к массивному черному лексусу, стоящему перед подъездом.

— Гори в Аду, До, — шипит Ким, царапая ногтями руку альфы до кровавых
следов, но все бесполезно. Джихан как будто ничего и не чувствует. — Я Чонгуку
к черту не сдался, если ты вдруг надеешься манипулировать им с помощью меня
или ребенка. У тебя ничего не выйдет.

Намджун открывает заднюю дверцу джипа, и Джихан грубо впихивает Тэхена

внутрь, даже не пытаясь быть аккуратнее. Теперь уже плевать на его
положение. Дверца лексуса захлопывается перед носом Тэхена и сразу же
блокируется коротким щелчком. Альфы рассаживаются спереди и выезжают со
двора.

— Выпусти меня! — не оставляет попыток омега, задыхаясь от переполнивших

его эмоций. — Я с тобой больше не останусь!

Глаза почему-то начинают влажнеть от подступающих слез, а в груди

заселяется страх от неизвестности. Кто знает, что Джихан сделает с ним теперь.
С ребенком. Тэхена от одной мысли о худшем исходе в дрожь бросает. В голове
579/670
невольно всплывают слова Чимина: «А если у него свой будет… Это же огромное
счастье». Тэхен до боли прикусывает нижнюю губу и тихо всхлипывает, дрожа
от накрывающей его паники. Если с ребенком Чонгука что-то случится, Тэхен
никогда себя не простит. Если Джихан посмеет его тронуть, Тэхен перегрызет
глотку, чего бы это ни стоило. За их с Чонгуком ребенка.

Тэхен жмурится и откидывается на сидение, вцепляясь пальцами в ткань своих

свободных штанов. В заднем кармане чувствуется что-то твердое. Омега
распахивает глаза и медленно приподнимается, стараясь быть как можно
незаметнее. Телефон. Последняя надежда на спасение. Тэхен шмыгает носом и
резко достает телефон, прижав его к своему бедру и коротко поглядывая на
вспыхнувший экран. Он судорожно тыкает пальцем по дисплею, открывая
диалог с Чимином. Только он в курсе всего, только он все поймет и сможет
помочь.

— Ты чего притих? — спрашивает Джихан, сидящий на пассажирском сидении

перед Тэхеном. Ким успевает напечатать и отправить лишь четыре буквы, когда
До поворачивается и обнаруживает телефон. — Кажется, мы это уже
проходили, — вспыхивает по новой альфа и выхватывает из руки Тэхена
телефон, вышвырнув его через открытое окно.

— Я ненавижу тебя, — шипит омега и бьет Джихана в плечо, собрав в кулак все
свои силы, но До лишь раздраженно рычит.

— Тормозни, — бросает он Намджуну, и тот начинает прижиматься к обочине,

сбавляя скорость.

— Что, прямо тут меня убьешь? — стараясь скрыть страх, спрашивает Тэхен,
посмотрев в окно. Они уже выехали из города и движутся в сторону аэропорта.
Вокруг ничего, кроме пышной зелени, цветущей по бокам от длинной широкой
трассы. Лексус останавливается у обочины, и Джихан выходит из машины.
Быстро открывает заднюю дверцу джипа и садится рядом с Тэхеном.

— Еще раз руки вздумаешь распускать, я тебя свяжу и в багажник закину, —

предупреждает альфа тоном, от которого волосы на затылке дыбом. Тэхен
поджимает губы и отползает в другую сторону салона, уставившись в черные
глаза альфы немигающим взглядом.

— Не прикасайся ко мне, — шипит он, судорожно вцепившись в ручку дверцы.

Он уже представляет, как набрасывается на альфу, но осуществить желаемое
не может. Ребенок важнее накрывших голову эмоций, а альфы подавят
сопротивление в одну секунду. Бесполезно.

— Не вынуждай, — ухмыляется Джихан и отворачивается вперед. — Поехали.

— Ну что там? — спрашивает Чану, кинув короткий взгляд на сидящего на

старом потрепанном диване Чимина, и вновь склоняется под капотом ягуара.

Чимин задумчиво смотрит на экран ноутбука и слегка дергает ногой, лежащей

на маленьком пуфике.

— Много интересного. Тэхен не соврал, — бубнит Чимин, не отрываясь от

580/670
чтения документов. — Тут буквально все. С таким списком До засадят на
пожизненное, — ухмыльнулся омега, отпив колы из баночки. — Зря он сунулся
сюда с продажей оружия. Он хотел заключить сделку с одним чуваком, — Чимин
щурится, вытянув шею и вглядываясь в экран, читает: — С Юн Дэгуном. Я так
понял, этот Юн наркобарон. Впервые слышу о нем, — хмыкает омега, открывая
новый документ.

— Я знаю о Дэгуне. Он с Чжунхэ не в ладах, — Чану выпрямляется, вытирает

испачканные в машинном масле руки полотенцем и тянется к пачке сигарет,
лежащей на стуле рядом. — Они типа враги, конкуренты, — хмыкнул альфа,
зажав сигарету меж губ и прикурив себе.

— Джихан, однако, разносторонняя личность, — усмехнулся Чимин, покачав

головой. — Во всех сферах промышлять вздумал. Скоро и проституцией,
наверное, займется. Хотя подожди, я не все еще просмотрел, — омега хмурит
брови и пролистывает документы. — Вдруг там и такое будет.

— Думаю, он хочет создать целую империю, — Им выпускает сизый дым вверх и

плюхается на диван рядом с Чимином. — И будет он в ней Богом, — хохотнул
альфа, положив подбородок на плечо Чимина и заглядывая в экран.

— У До большие планы, — согласно кивает Чимин, глотнув колы. — Тэхен хоть

представляет, какое огромное дело сделал, украв такие ценные
доказательства?

— Конец планам До Джихана, — довольно хмыкнул Чану, выпустив сигаретный

дым в сторону и уткнувшись носом в нежную теплую шею омеги.

— Серьезно, Чонгук просто обязан встретиться с ним и поговорить, — говорит

Чимин, повернув голову к альфе и сразу же получая поцелуй со вкусом колы и
крепких сигарет. Лежащий на ручке дивана телефон коротко завибрировал,
заставляя Пака оторваться от губ Чану. — Какого… — выдыхает он, уставившись
на дисплей и хмуря брови.

— Что там? — спрашивает Чану, затушив окурок в пепельнице. Чимин поднес

телефон к альфе. В открытом диалоге с Тэхеном всплыло новое сообщение с
непонятным на первый взгляд содержанием: «Джих».

— Джихан? — задумчиво спрашивает Чимин, гипнотизируя сообщение

взглядом, как будто так сможет найти ответ. — Почему полностью не написал…

— Позвони ему, чтобы не гадать.

Чимин кивает и нажимает на значок имени, приложив мобильный к уху. Там

лишь монотонные, сводящие от ожидания с ума гудки. Чимин с каждой секундой
все больше настораживается. Он поднимается с дивана, отложив ноутбук, и
принимается ходить из стороны в сторону, сверля пол хмурым взглядом.

— Не поднимает? — спрашивает Чану, следя за омегой. Чимин молча качает

головой и пробует позвонить снова.

— Не нравится мне это, — бормочет Пак, остановившись и уставившись на

телефон в растерянности, а затем подняв взгляд на Чану. — Абонент
недоступен. Блять, что-то случилось, я чувствую, — Чимин весь напрягается и
581/670
начинает нервно грызть нижнюю губу. Внутри уже сжался ком от волнения,
игнорировать который физически невозможно. Омега тяжело вздыхает и
опускается на край дивана.

— Если Тэхен хотел написать имя До, может, Джихан нашел его?
— предполагает альфа. — Или этот ублюдок снова что-то задумал, и Тэхен об
этом узнал.

— Надо сказать Чонгуку, — вдруг выпаливает Чимин, вновь подскочив с дивана,

как будто обжегся. — Если это так, то Тэхен в опасности, и мы обязаны ему
помочь. Он на нашей стороне. Гук должен об этом знать.

Чану согласно кивает и вынимает из ноутбука флешку.

Тэхен озирается, глядя на свой дом, как в первый раз. Все вдруг стало
отталкивающим, чужим и пустым. Все на своих местах, как будто бы Тэхен и не
покидал особняк, но ощущение этой холодной и скользкой пустоты у омеги все
равно возникает. Он так верил, что больше не вернется в это место, но все снова
пошло не так, как хотелось бы. До вновь ворвался в его, казалось бы, начавшую
налаживаться жизнь, и разрушил по щелчку пальцев.

— Боюсь, обстоятельства приняли такой оборот, что теперь ты из этого дома

без моего ведома не выйдешь, — говорит Джихан, смотря на Тэхена,
выглядящего потерянным в собственном доме. — А пока располагайся, все твои
вещи на местах. Я знал, что найду тебя.

— Ты в плену меня держать собрался? — хмыкает Тэхен, метнув в альфу

холодный колючий взгляд. — Еще одну статью себе прибавь, вперед. Я не стану
молчать, когда тебя будут судить.

— Как громко сказано. Откуда такая уверенность? — сухо усмехнулся До,

проведя кончиком языка по своей губе. — Лучше побереги силы, в ближайшее
время они тебе понадобятся.

— Что ты собираешься делать? — Тэхен чувствует, как по спине пробежали

колючие мурашки, и инстинктивно делает шаг назад от Джихана, стоящего
перед ним непреодолимой стеной.

— Что делать с тобой, я пока не решил, поэтому лучше сиди и не рыпайся, не

доставляй мне лишних проблем, — хмыкнул Джихан, поправив ремешок часов на
запястье. — С тобой останется Намджун, а мне пока нужно уехать. Дела не
ждут.

— Мне не нужны няньки, — поджал губы Тэхен, мысленно заставляя себя не

выдавать страха. От Намджуна будет не так просто сбежать. Омега
демонстративно отворачивается и идет к лестницам.

— Надеюсь, ты достаточно умен, чтобы не натворить глупостей, — ухмыльнулся

До, смотря поднимающемуся наверх омеге вслед. Тэхен, не поворачиваясь,
поднял руку и вытянул средний палец, вызвав у Джихана короткий смешок.
— Следи за каждым его шагом, — обратился он уже к вошедшему в дом
Намджуну. — Не упускай из виду и докладывай мне, если что.
582/670
— Как скажете, господин, — ухмыльнулся Ким и последовал за Тэхеном.

Тэхен присаживается на краю своей постели и проводит по мягкому кремовому

одеялу подушечками пальцев. Ностальгировать омега не собирается. Все тут
пропитано горечью ночей с Джиханом, о которых хотелось бы забыть навсегда.
Тэхен глотнул слишком много боли, чтобы хоть по чему-то в этом доме скучать.
А все из-за Джихана. Даже светлые моменты с Чонгуком затмились, потому что
До всегда приходил и все омрачал, перечеркивая лучшее в жизни омеги одним
своим видом. Тэхен ни по чему не скучает. В голове только одна мысль: как
сбежать?

У ворот в особняк Джихан наверняка выставил охрану, а в доме только

Намджун. И одного его хватит, потому что этого альфу вокруг пальцев не
обвести. Намджун не дурак и ни на что вестись не станет. Тэхену хочется
кричать от своего бессилия. Джихан заточил его, как принцессу в замке и
оставил дракона, через которого никому не пройти.

Омега уже слышит его приглушенные шаги за дверью и старается вести себя
как можно непринужденнее в сложившейся ситуации и не выдавать своего
желания найти выход. Дверь бесшумно открывается. Намджун по-хозяйски
входит в комнату и окидывает Тэхена ледяным взглядом.

— Мне уже и в своей комнате нельзя побыть одному? — с раздражением в

голосе говорит Тэхен. — Я переодеться хочу.

— Переодевайся, — пожал альфа плечами, сложив руки на груди и подойдя к

окну. — Сделай вид, что меня тут нет.

— Я так не могу, — поджимает губы Тэхен. Если есть шанс, что Намджун все-
таки купится на эти глупости, то омега не станет его упускать. — Выйди.

— Тогда сиди в чем есть, — хмыкнул альфа, опустившись на кресло у окна.

— Ну и как ощущения? — вдруг спрашивает Тэхен, повернувшись к Намджуну

боком. Тот вопросительно вскинул бровь, не поняв. — Из великого
революционера, которому удалось обвести всех вокруг пальца, в шестерки.
Вместо того, чтобы осуществлять свои злодейские планы, сидишь тут со мной,
как нянька. Хозяин приказал, — губ Тэхена коснулась ухмылка. В глазах альфы
на миг что-то возгорается, но на лице и мускул не дрогнул.

— Мои злодейские планы осуществляются прямо сейчас, не беспокойся о них.

Пока я сижу тут с тобой, мои люди берут над дорогами верх, — злорадно
ухмыльнулся Намджун, вскинув бровь. — А ты поищи способ получше, чтобы
вывести меня из равновесия. Что-то пока не получается.

— Ты серьезно думаешь, что я буду просто так сидеть с тобой в одной комнате?
Смиренно сложу руки и буду ждать приказа Джихана? — омега резко встал с
постели, не сводя с Намджуна взгляда. Тот сразу же поднялся следом, медленно
шагнув к Тэхену. — Зачем я ему нужен? Что он собирается сделать?

— Это ты у него спроси, — спокойно отвечает Намджун. — Меня ваши дела не

583/670
касаются.

— Что он хочет сделать? — цедит Тэхен, медленно отходя к двери. — Ребенка

моего убить? — у омеги в глазах вспыхнул животный страх, а нарастающая с
каждой секундой паника уже вырывается наружу.

Тэхен мгновенно подрывается с места и вылетает из комнаты. Он бросается к

лестнице и быстро сбегает вниз. Знает, что далеко не убежит, уже слышит, как
Намджун рванул следом, но останавливаться и не думает. Прямо перед Тэхеном
внизу парадная дверь. Выход. Хоть какая-то иллюзия свободы, только бы не в
этих сдавливающих со всех сторон четырех стенах. Сердце, кажется, пульсирует
во всем теле, в висках, в ушах, в горле. Тэхен задыхается, едва не катится по
лестницам кубарем, перескакивая через одну. Глаза так не вовремя застилают
слезы, смазывая картинку, но омега успевает подлететь к заветной двери, и
даже выдыхает облегченно, судорожно нащупывает ручку и дергает.

Не поддается.

— Выпусти меня! — кричит Тэхен, как только чувствует крепкие руки на своем
теле, оттаскивающие его от выхода. Омега дергается, пытается вырваться, но
Намджун волочет его в гостиную. — Не трогай меня! Отпусти! — задыхаясь от
слез, орет он, до крови царапая руки альфы.

— Играть с тобой в догонялки у меня нет никакого желания, — рычит альфа,

грубо бросив омегу на диван. Тэхен сразу же пытается подскочить, но Намджун
вжимает его в спинку, крепко удерживая за плечи стальной хваткой. — Не
дергайся, иначе тебе же хуже будет, — предупреждает он ледяным тоном.

Тэхену плевать, он снова кричит и пытается бить ногами, осыпает альфу

проклятиями и отборными матами, но Намджун на это не обращает никакого
внимания. Каждый удар омеги для него как щекотка.

— Не прикасайся ко мне, — озлобленной дикой кошкой шипит Тэхен, вонзив в

альфу острый, горящий яростью взгляд и не бросая попыток вырваться из
хватки.

— Ты не оставил мне выбора, Тэхен.

Чонгук выпускает струю дыма и делает глоток холодного пива, оставляя

бутылку на пол рядом с собой. В гараже горит только одна лампа, находящаяся
над головой альфы. Чонгук стряхивает пепел в пепельницу, лежащую рядом с
бутылкой пива, и пододвигает свой маленький стульчик ближе к переднему
колесу. Он работает над ним весь вечер, вернувшись от Хосока и отвезя Юнги
домой. Сам автомобиль наполовину скрыт черным чехлом, чтобы не мозолить
альфе глаза своим огненно-красным окрасом.

Чонгук вновь взялся за авентадор неделю назад. За это время практически весь
нанесенный автомобилю урон был исправлен. Обычно альфа работает над ламбо
по ночам, напаивая себя кофе и сигаретами, только бы не спать. Не отпустили
еще картинки в голове, от которых мороз по коже. Призрачный страх все еще
порывается сковать тело, парализовать разум, сжав в своих стальных тисках. Во
снах все в руинах, в огне, испепеляющем все на своем пути. Там все в разрухе,
584/670
которую не исправить. Чонгук не хочет, чтобы и в реальности так было. Поэтому
вместо того, чтобы отправиться спать, он идет в гараж и работает над
авентадором до самого утра. Ему на этот автомобиль, который почему-то еще не
оказался на свалке, смотреть тяжело в таком разбитом виде. Глупо отрицать,
что с этой ламбо связано много хорошего. Чонгука с Тэхеном она связала. И
даже если все это время Тэхен играл, даже если он заранее знал, как
действовать, — плевать. Чонгук не может так просто похоронить счастье, даже
если было оно мнимым. Те эмоции и чувства были самыми настоящими. Но не
для Тэхена.

Чонгук поднимает голову и делает глубокую затяжку, от которой по телу

разливается приятное тепло. Густой дым плавно утекает вверх, играя в
холодном свете лампы. Из легкого и невесомого небытия альфу вырывает
внезапный стук в металлическую дверь гаража. Альфа запирает ее, даже когда
сам находится внутри. Стук повторяется еще и еще. Чонгук изнеможенно
закатывает глаза и зажимает сигарету меж губ, поднявшись со стульчика.
Прихватив со стола с инструментами тряпку, он вытирает испачканные маслом
руки и бросает ее на место.

— Я везде тебя ищу! — не успел альфа открыть дверь, как в гараж врывается
запыхавшийся Чимин с горящими щеками. — Звоню! А ты тут расслабляешься…
— Чимин заглядывает Чонгуку за плечо и вскидывает брови, растерянно
замолчав и глядя на авентадор в шоке, что ясно читается в его карих глазах. У
Чимина в голове сразу всплывает картинка покореженной ламбо, к которой он
несся на всех парах во время их с Тэхеном гонки. Омега сразу же одергивает
себя, заставляя вернуться в реальность. Это в прошлом, а авентадор теперь
выглядит, как новенький. — Ты его починил, — выдыхает Пак, переведя взгляд
на явно недовольного Чонгука. Альфа изогнул бровь, перекатывая в зубах
сигарету в ожидании объяснений внезапного вторжения. — И правильно сделал!
— продолжает Чимин, закрыв за собой дверь. — Кое-кому она пригодится.

— А теперь без вот этого вот потока непонятных слов, — хрипло говорит Чонгук,
выпустив дым и прислонившись к капоту ламбо. — Что случилось? Который час
вообще… — уже себе под нос пробубнил альфа, бросив взгляд на наручные
часы. Маленькая стрелка только перевалила за одиннадцать. Впереди вся ночь.
Жизнь в это время только начинается.

Чимин начал успокаиваться и брать себя в руки. Шумно выдохнув, он заговорил

уже тише:

— Послушай меня сейчас очень внимательно, Чонгук, — говорит он, смотря

альфе в глаза. Чон изогнул бровь и стряхнул пепел. — Ты ведь всегда мне верил,
так? — Гук коротко кивнул, слегка нахмурившись. — То, что я сейчас скажу —
чистейшая правда, имеющая весомые доказательства.

— Не тяни, — теряет альфа терпение, закатив глаза.

— Тэхен связался со мной несколько дней назад, чтобы передать документы

Джихана, — при упоминании Тэхена Чонгук сразу же напрягся. Челюсти
сведены, на лице желваки играют, а взгляд темнеет.

— Так он нашел свою шл…

— Чонгук! — прикрикнул Чимин, недовольно хмуря брови. — Послушай ты меня!

585/670
— Они опять что-то задумали? — спросил Чонгук, нервно толкнув язык за щеку.

— Подожди, дай мне договорить, — устало прикрыл глаза Чимин, стараясь

сдержаться, чтобы не накричать на альфу. Чонгук замолчал, вскинув бровь и
выжидающе смотря на Пака. — Эти документы у меня с собой, — продолжил
Чимин и достал из кармана своей джинсовки маленькую белую флешку, подняв
ее на уровне лица. — Тэхен передал ее тебе. Там все, что поможет засадить До
за решетку. Я уже все проверил, документы подлинные, Чану подтвердит.

— На черта ему это делать? — хмыкнул Чонгук, швырнув окурок в пепельницу.

— Ты так глупо на это повелся, Чимин-а, — сухо усмехнулся альфа, покачав
головой. — Это же может быть очередным наебом.

— Да нет никакого наеба! — по новой взрывается Чимин, подлетев к Чонгуку и

всунув ему в руку флешку. — Иди и сам смотри! Зачем Джихану отдавать тебе
все, что сыграет против него же? Тэхен сбежал от До. Он никогда его взгляды не
разделял, Чонгук, — тише говорит Чимин, смотря альфе в глаза и надеясь
донести до него правду.

— Плевать, он сделал то, что сделал, — хрипло говорит Чон. Чимин слышит в
его голосе едва уловимые болезненные нотки. Так просто это не пройдет, раны
не затянутся.

— Мы должны помочь Тэхену. Я тебя прошу, послушай меня, поверь, — шепчет

Чимин. — Тэхен сбежал в Тэгу, но Джихан его нашел. Он написал мне, но
позвонить я не смог. Телефон выключен.

— Мы не помогаем предателям, Чимин-а, — Чонгук говорит так, как будто

объясняет ребенку, как делать нельзя. — Забудь, это нас не касается.

— Да не предатель он! — вдруг кричит Чимин, начиная злиться на упрямство

альфы. — И никогда им не был! Джихан его принуждал все это делать против
нас! А если сейчас он добрался до него и узнал об украденных документах, то
Тэхена ничего хорошего не ждет! Джихан его просто убьет, как и всех
остальных. Он никого не щадит, как будто ты не знаешь! — Чимин поджимает
губы и пихает Чонгука в грудь. — Тэхен не предатель, Чонгук, не предатель, —
твердо, по слогам повторяет он, тяжело дыша. — Он любит тебя…

Глаза начинают пощипывать от вдруг образовавшихся слез. От одной мысли, что

с Тэхеном и их с Чонгуком ребенком может что-то случиться, хочется просто
разрыдаться, как пятилетнему. Тэхен не хотел, чтобы Чонгук знал о малыше, но
Чимин теряет веру в то, что до Чонгука дойдет. Реакция альфы непредсказуема,
но разве есть другие варианты? Чонгук должен узнать о ребенке. Чонгук
должен спасти свою семью.

— Чонгук, послушай, Тэхен… — Чимин набирает в легкие побольше воздуха и

открывает рот: — Тэхен ждет…

Но договорить омега не успевает.

Чонгук пролетает мимо него пулей, Чимин замечает только закрывшуюся за

альфой дверь.

586/670
Чонгук зря боролся. Все равно пал перед собой же. Внутри он уже давно рвался.
С того момента, как услышал любимое имя, прозвучавшее из уст Чимина.
Посаженный на цепь Чонгук отчаянно кричал, пытаясь донести до самого себя
то, что Чимин говорит правду. Сам же отрицал, отмахивался и насильно
вытаскивал на первый план злость и ненависть, которые так долго его выедали.
Они уже стали защитным механизмом для него. С каждым словом омеги Чонгук
внутри себя с ума сходил, но все равно сопротивлялся, выставив все свои щиты.
Казалось, так будет лучше.

Но Тэхен в опасности. И тут порушилось все. Нависшая над омегой угроза

подорвала все собственноручно выстроенные границы. Как бы Чонгук ни
сопротивлялся, как бы ни упрямился, убеждая себя в том, что с Тэхеном
покончено, от мысли о его смерти все внутри замирает, прекращая свою
жизнедеятельность. С этим бороться бесполезно.

Чонгук садится в бмв и заводит двигатель, ракетой подрываясь с места. Он

потом сам с собой объяснится, потом обдумает все сказанное Чимином. Сейчас
главное успеть. Чонгук не знает, что его ждет, он об этом и не задумывается,
просто гонит вперед на всех скоростях.

Тэхена нужно спасти.

Тэхен сидит на диване со связанными руками и ногами и пытается вывести

непринужденно смотрящего телевизор Намджуна из себя. Альфа не ведется. Он
заинтересованно смотрит на экран и хмурит брови, игнорируя колкие фразы
Тэхена.

— Может, и рот тебе закрыть? — устало говорит Намджун, кинув на

озлобленного омегу скучающий взгляд. Его назойливый голос начинает
раздражать. — Ты мешаешь мне.

— Терпи, — сухо усмехается Тэхен и продолжает: — Скоро тебе надоест. Но

разве ты посмеешь ударить омегу? Или тебе уже приходилось? Хотя, я думаю,
что приходилось. Ты же бесчеловечный. Ни друзей, ни любимых людей не
разбираешь. Тебе плевать.

— Кончай копаться во мне, — поджал Намджун губы, бросив на омегу

угрожающий взгляд. — Скоро До приедет и сделает с тобой, что нужно, —
ухмыльнулся альфа, опустив глаза на чуть выпирающий через тонкую белую
футболку живот омеги. У Тэхена внутри все холодеет от этого взгляда. Он
рефлекторно прикрывает живот связанными вместе руками. — Мой совет: не
провоцируй его, иначе будет хуже.

— Ненавижу, — тихо бросает омега, прикусив губу и опустив глаза на свои руки.
Что его ждет, когда Джихан вернется? Тэхену об этом думать страшно. Он
пытается освободить себя от пугающих мыслей, но в голову все равно
закрадывается страх за ребенка. Весь решительный настрой и смелость куда-то
вмиг улетучиваются.

— Надо было мне сразу так, — довольно хмыкнул Намджун, отвернувшись к

экрану. Звук телевизора внезапно прерывает громкое рычание движка,
доносящееся со двора. Намджун быстро поднимается. Тэхен растерянно смотрит
587/670
в окно, пытаясь что-нибудь разглядеть, но на улице, несмотря на фонари,
практически ничего не видно. — Какого черта, — настороженно выговаривает
Намджун. Этот звук ему как будто бы из далекого прошлого слышится. В голове
мгновенно рождаются образы-воспоминания. Он сразу же их отбрасывает в
сторону и тянется за пистолетом у себя за поясом.

— Кто это? — спрашивает Тэхен, заметив в руке альфы оружие. Намджун не

отвечает, даже не смотрит в сторону омеги. — Кто там? — повторяет Тэхен.
Альфа идет к дверям, держа пистолет в опущенной руке.

Когда входная дверь распахивается, Намджун резко поднимает руку, направив

дуло пистолета на влетевшего в дом Чонгука. Альфа дикий, разъяренный как
сам дьявол. В его черных глазах пылает всепоглощающее адское пламя. Он
успевает столкнуться взглядом с замершим статуей Тэхеном. У омеги глаза
заблестели от брызнувших слез, а губы безмолвно шепчут дрожащее, но
пропитанное любовью «Чонгук». Тэхена накрывает волной облегчения. Сердце
колет от боли, от счастья, от переполняющей его любви, от того, насколько
сильна эта любовь. Он чувствует себя живым, когда чувствует до
головокружения любимый аромат. Он чувствует себя свободным несмотря на то,
что связан по рукам и ногам. Это больше не имеет значения. Чонгук здесь.

От вида связанного и беззащитного Тэхена Чонгук звереет еще больше. Перед

ним Намджун, и от этого альфа окончательно лишается контроля. Он не
обращает внимания на пистолет, направленный в его сторону, и с рыком
налетает на Намджуна, сшибая с ног и валя на пол. Ким так и не успевает
нажать на курок, замешкав в последнюю секунду. Выпавший из ослабших
пальцев пистолет откатывается в сторону.

Глаза Чонгука застилает бесконечная ярость. Он слепнет, задыхаясь в ней,

утопая с головой. Не дав Намджуну время одуматься, Чонгук садится на него
сверху и начинает бить, наваливая тяжелые удары куда попадет. Как долго он
мечтал об этом. Как долго захлебывался в желании столкнуться с тем, кто чуть
не убил его брата. Руки, что все это время чесались, наконец, получают свою
дозу чужой крови, остающейся на костяшках. Намджун пытается
сопротивляться, но с каждым ударом стремительно слабеет. В таком состоянии
противостоять Чону бесполезно.

— Чонгук, прекрати, — дрожащим голосом просит Тэхен. Он пытается встать, но

связанные ноги не в состоянии ровно стоять, и омега падает на колени. Его
сковывает страх подобно веревке, растирающей кожу запястий. Он зовет,
надеясь, что альфа придет в себя, но Чонгук не слышит, ослепленный жаждой
мести. Он наконец добрался до Намджуна.

Каждый новый удар сопровождается мысленным «за Хосока». Но злость не

отпускает, ненависти меньше не становится. Никакого облегчения. Где-то за
спиной слышится голос Тэхена, просящий остановиться и просто уехать отсюда
к черту, но ярость сильнее. Она взяла под свой контроль всего Чонгука. И тело, и
разум.

— Чонгук, остановись, пожалуйста! — молит Тэхен сквозь вырвавшийся наружу

плач. На такого Чонгука смотреть невыносимо. На то, как он теряет себя в
океане бушующей злости. Чонгук не слышит. Чонгук разбивает Намджуну лицо в
кровь и все равно не может остановиться. — Ты убьешь его, Чонгук! — кричит
Тэхен, заливаясь горячими слезами. — Ты его убьешь!
588/670
Чонгук резко поворачивает голову вбок и поднимается на ноги, двинувшись
неровной походкой к лежащему на полу пистолету. В глазах нет ничего от
обычного Чонгука, как будто его подменили, лишив человечности.

— Не надо, Чонгук! — умоляет омега, пытаясь подползти к альфе. — Оставь его,

просто поехали отсюда, прошу тебя…

Чонгук даже не реагирует на голос Тэхена. Внутри все слышит, все чувствует, но
это подавляется яростью. Чон поднимает пистолет и нависает над Намджуном,
возведя курок и направив дуло ему прямо в лицо. Альфа на полу еле дышит, еле
держит глаза открытыми. Из его горла вырываются хрипы, а кровь застилает
лицо, пачкает светлый пол и челку, спавшую на лоб.

— Стреляй… — хрипит он, смотря Чонгуку прямо в глаза. Тот тяжело дышит,
лицо напряжено, губы поджаты, а ноздри раздуваются от злости. — Механизм
запущен. Жаль, кое-кто… моих стараний не оценил…

— Твой механизм рухнет и отправится следом за тобой, — рычит Чонгук. Палец

на курке дергается, готовый уже нажать, но в кармане альфы начинает
вибрировать телефон. Чонгуков палец так и застывает, не коснувшись курка.
Свободной рукой он достает телефон, на дисплее которого высвечивается
«Джин». Нельзя игнорировать. С Чимином, который не мог дозвониться, Чонгук
уже нарушил это правило. Он принимает звонок и прикладывает телефон к уху,
все так же держа пистолет направленным на Намджуна.

— Чонгук! Скорее в больницу! — визжит в трубку омега. Намджун, уловив

негромкий голос омеги, доносящийся из динамика, вдруг меняется во взгляде.
Чонгук успевает уловить в глазах врага что-то неопределенное, похожее на
надежду и растерянность. — Хосок! Хосок очнулся, Чонгук! — пищит в трубку
Джин.

Чонгук прикрывает глаза и убирает телефон от уха. С души словно неподъемная

тяжесть упала. Альфа, наконец, может вздохнуть, как настоящий человек,
живущий жизнью. Не существование, не медленное уничтожение самого себя.
Жизнь. Полноценная. Та, которую он не ценил прежде, о важности которой не
задумывался. Но теперь… Хосок очнулся. Позади Тэхен. Его взгляд, когда Чонгук
ворвался в дом, все еще мелькает в сознании. Любит. Любит.

Чонгук вдруг убирает пистолет и бросает его в сторону, затем склоняется над
Намджуном и сжимает в окровавленных пальцах его футболку на груди, грубо
дернув на себя.

— Благодари Бога за то, что Хосок очнулся, — цедит он сквозь стиснутые зубы,
смотря Киму в глаза. — Каждое утро, просыпаясь, говори «спасибо». Каждый
день до конца своей жалкой жизни будь благодарен.

Чонгук поднимается на ноги и, не сдержав последней вспышки гнева, бьет

Намджуна, отключив его сознание. Тэхен, поднял руки к лицу и зажал рот
ладонью, беззвучно рыдая. От счастья, конечно же, от счастья. Ведь Хосок
очнулся.

Чонгук, услышав тихий всхлип, обернулся и во мгновение оказался перед омегой

на коленях.
589/670
 — Я развяжу, — негромко говорит он, протянув руку. Тэхен коротко кивнул,
шмыгая носом, и убрал ладони от лица. Случайное касание теплых, чуть грубых
пальцев к нежной коже запястий вызвало у омеги табун мурашек по телу.
Чонгук так близко. От него веет теплом и родным ароматом. Так не было ни в
одной мечте, ни в одном сне. Такие вещи сознание не в силах повторить. Внутри
приятный, но волнительный трепет, растекающийся патокой по венам.

Чонгук развязывает руки Тэхена и невольно втягивает носом аромат цветов, по

которому скучал неимоверно. До дрожи, до сладкой тягучей боли, оседающей на
кончиках пальцев. Тепло его тела, жар дыхания, блеск медовой кожи, длинные и
мокрые от слез ресницы, чей взмах Чонгук мог бы даже услышать и все еще
помнил, как они щекотали. Чонгук до сих пор не понимал, как ему без этого
жилось. Без Тэхена рядом. Теперь начинает осознавать, когда перед глазами
все моменты их общего счастья мелькают.

Омега облегченно вздыхает, когда руки оказываются на свободе, и шевелит

кистями. Чонгук уже собирается приступить к развязыванию ног, но замирает,
вперившись взглядом в чуть выпирающий живот Тэхена. Ким затаивает дыхание
и тяжело сглатывает, даже моргнуть не может в ожидании реакции Чонгука. Он
и забыл о главной тайне, с которой альфа только сейчас столкнулся. Текущее по
венам теплое счастье вдруг застыло, а в сердце затаился страх. Чонгук
медленно поднял голову и встретился с Тэхеном взглядом. У Чонгука в глазах
все. Столько чувств сразу Тэхен не видел никогда. Как будто у альфы в голове
произошел сбой системы и все спуталось. Каждая эмоция сопровождается
полным непониманием. Растерянностью. Чонгук даже не в силах вымолвить что-
либо.

Тэхен медленно поднимает ладонь и мягко накрывает ею свой живот. Чонгук

следит за этим действием как дикарь, впервые увидевший огонь.

— Это будущий король дорог, — шепчет Тэхен, вновь столкнувшись с альфой

взглядом.

«Мой», — проносится в голове Чонгука в ответ на сказанное омегой.

Тэхен прикусывает губу и глотает ком в горле, чтобы не разрыдаться снова.

Твой, только твой.

В этот раз Тэхен не может расслабиться под ровный гул чонгуковой машины, как
это бывало раньше. Он нервно перебирает пальцами края своей футболки и
смотрит куда угодно, но только не на Чонгука, который тщетно пытается
сосредоточиться на дороге. Все мысли альфы заняты только Хосоком, Тэхеном,
рядом сидящим, и тем, кто у него под сердцем. Столько всего за раз вынести
трудно. Чонгуку бы больше времени, чтобы каждую новость хорошо обдумать,
осознать и принять, уложить в своей голове аккуратно. Но нет, сейчас там у
альфы сплошной хаос, с которым он не в состоянии справиться так быстро.

О чем-то говорить нет сил. Тэхен тоже выглядит вымотанным, выжатым, как
лимон, хоть и пытается это скрыть. Чонгук за это время не растерял свою
способность чувствовать состояние омеги, это даже немного удивляет. То, что
590/670
он так старательно хотел похоронить, разом ожило и больше давиться сырой
землей не хочет. Неубиваемое, бесконечное и сильное чувство. Сильнее самого
Чонгука. Оно на кончике языка, хочет быть выраженным, но Чонгук упрямо
молчит. Не сейчас.

Бмв вдруг сворачивает в совершенно противоположный от больницы и

чонгуковой квартиры район. Тэхен настораживается, но ничего не говорит, хотя
и хочется спросить, куда они едут. Он верит Чонгуку, что бы ни было.

Спустя пять минут бмв тормозит возле двухэтажного дома, огражденного

обычным деревянным забором, покрашенным в белый. На улице таких домов
десяток, и этот ничем особым от них не отличается. Чонгук глушит мотор,
выходит из машины, быстро обходит ее и открывает Тэхену. Омега выходит и
слегка ежится от ночной прохлады, обнимая себя за открытые плечи.

— Это мой дом, — говорит Чонгук, двинувшись к нему и махнув Тэхену, чтобы
шел следом.

— Я не знал о нем…

— Я хотел показать его тогда, — Чонгук поджимает губы и отпирает входную

дверь, открыв ее и приглашая омегу войти. В груди что-то неприятно скребет. О
прошлом, что сломало их обоих, думать совершенно не хочется.

Тэхен проходит в дом и начинает с любопытством озираться. Внутри все

примерно в том же стиле, что и в квартире альфы. Просто и со вкусом, минимум
мебели. Из ярких вещей только сложенный на бежево-сером диване мягкий
темно-красный плед. Тэхен проходит в гостиную, но, не услышав следом шагов,
останавливается и возвращается.

— Я поеду к Хосоку, а ты пока тут меня подожди, — говорит Чонгук, стоя на

пороге. — Об этом доме знает только Хосок, так что ты в безопасности. Я скоро
вернусь, — бросает он и закрывает дверь, оставляя Тэхена одного в звенящей
тишине.

Омега вздыхает и смотрит на дверь до тех пор, пока не слышит снаружи рев
мотора и шум удаляющейся бмв. Он возвращается в гостиную и опускается на
диван. Не сильно, но в доме витает легкий аромат, говорящий о том, что Чонгук
здесь изредка появляется. Внутри Тэхена все еще сжимаются в тугой узел
волнение и страх, но он заставляет себя успокоиться. Опасность позади, здесь
Джихан его не достанет.

Омега вздыхает и подбирает под себя ноги. Самое тяжелое еще впереди. Чонгук
спас, но станет ли слушать? На плечи омеги вновь начинает медленно осыпаться
вина. От этого чувства Тэхен, кажется, никогда не избавится.

Чонгук выжимает из бмв все силы, пока едет до больницы. В голове не

укладывается, что через несколько минут он увидит своего брата в сознании,
посмотрит ему в глаза спустя долгих два месяца и услышит родной сердцу
голос. Внутри трепет от скорой встречи, даже легкое волнение, щекочущее
душу.

591/670
Чонгук с визгом шин по асфальту тормозит возле больницы и вылетает из
машины. Сколько раз он побывал в этом месте за последний год, сколько чувств
испытал, сколько страха. А в этот раз радость, переполнившую альфу до краев.

Гук мешкает у дверей палаты ровно секунду, затем врывается внутрь и сразу же
сталкивается с братом взглядами. Все остальные в палате вдруг отходят на
второй план. Даже Юнги, жмущийся к боку Хосока. Джин, Чимин, Чану, Дэсу,
Джейби, все замолкают.

— Хосок-а… — дрожащим голосом шепчет Чонгук, смотря на брата во все глаза

в полнейшем неверии и шагнув в его сторону. В горле ком, а сердце стучит от
волнения, как сумасшедшее. — Брат… — Чонгук падает перед хосоковой
постелью на колени и берет его за руку, утыкаясь в нее лбом. Теплая, живая.
Чонгук жмурит глаза и негромко всхлипывает. Чуть не потерял, чуть не отдал
высшим силам, едва удержал его душу, а теперь держит за руку, смотрит в
теплые карие глаза, к которым постепенно возвращается жизнь.

Вторая рука Хосока накрывает чонгукову, и младший поднимает голову, смотря

на брата блестящими от слез глазами. Хосок слабо улыбается, слегка
поглаживая большим пальцем сбитые костяшки брата.

— Что ты опять натворил? — негромким хриплым голосом спрашивает старший.

Чонгук коротко смеется и качает головой.

— Ничего плохого, только хорошее, — говорит он, чуть сильнее сжимая руку
брата. Его голос, даже такой слабый, хочется слушать вечно. Это больше не
писк кардиомонитора. Это Хосок сам. — Ты… ты слышал весь тот бред, который
мы тебе втирали два месяца?

— Сам ты бред, — ворчит Юнги, положив голову на плечо Хосока и водя

пальцами по его руке. — Я ему не давал от жизни отстать.

— И что ты помнишь? — спрашивает Чонгук, ухмыльнувшись и быстро стерев

слезы.

— Ощущения… — говорит Хосок, повернувшись к Юнги. Тот сразу же поднял

голову, уставившись в любимые глаза, в которых так мечтал затеряться,
раствориться полностью, только бы открылись. Он теперь всю жизнь на них
будет смотреть, с утра до ночи. — Вы давали мне тепло, — взгляд Хосока
переходит от одного к другому. Все улыбаются, у всех в глазах искрится счастье
и вселенское облегчение. К ним вернулась важная частичка, которой не
доставало для полноценной жизни. — Я знаю, что вы не позволили моим рукам
замерзнуть навсегда.

— Мы никогда не дадим этому произойти, — говорит Дэсу, тепло улыбнувшись

сыну. Часть его жизни вернулась на свое место. Функционировать дальше стало
возможным. Его сыновья здесь, рядом, целы и невредимы. Значит, Дэсу жив.

— Я тебя люблю, — прошептал Юнги, уткнувшись носом в шею Хосока и жмуря

глаза. С ресниц сорвались хрусталики слез. Раньше он стеснялся выражать
любовь при посторонних, но теперь он не может не делать этого. Теперь он ни
одного шанса сказать это не упустит.

— Я тоже люблю тебя, малыш, — шепчет в ответ Хосок, коснувшись сухими

592/670
губами виска омеги и погладив по мягким волосам. — Вас, — рука альфы
спускается вниз и ложится на большой живот Юнги.

— Ты вовремя проснулся, папаша, — по традиции портит идиллию Чонгук. Все

закатывают глаза и смеются. Скучали, еще как скучали. — Будешь сам с ним
таскаться по детским магазинам, это твоя работа. Как раз кроватку скоро нужно
купить. Вот ты лично ее и соберешь, — шутливо закатывает глаза Чонгук.

Надувшийся от возмущения Юнги уже собирается открыть рот, чтобы что-то

ответить, но его прерывает Хосок:

— Не начинайте, а то огребете оба, — угрожает он с легкой улыбкой на губах.

— Классика жанра, — посмеивается Джин, покачав головой.

Все расселись, кто на стул, кто на край хосоковой постели, окружив альфу.
Никогда больничная палата не была таким приятным и уютным местом, как
сейчас. Вокруг только самые родные. Теплые улыбки согревают,
поддерживающие прикосновения, полные заботы, греют. Любовь греет.

Все делятся с Хосоком новостями, а он внимательно слушает каждого, впитывая

в себя упущенную за два месяца информацию. Юнги бурчит, что зря распинался
все это время, но все равно повторяет некоторые моменты, о которых уже
рассказывал, пока Хосок был в коме. Хоть вечность будет повторять, лишь бы
слушал. Слышал.

— Я так понимаю, Тэхен в безопасности? — тихо, чтобы никто не услышал,

спрашивает Чонгука рядом сидящий Чимин. Альфа коротко кивает. Пак
облегченно выдыхает и отворачивается к остальным. Теперь все будет хорошо.
Осталось этим двоим поговорить. Чимин улыбается от мысли, что Чонгук,
возящийся с беременным Юнги, и сам скоро станет отцом, и кладет голову на
плечо Чану. Впервые за долгое время Пак чувствует настоящее облегчение.

Одно упоминание о Тэхене, и Чонгук снова уплывает мыслями в совершенно

другое место. В дом, где оставил омегу одного. За мыслью о Тэхене приходит
мысль об их ребенке, с которой Чонгук так еще и не свыкся. Одно дело быть
дядей, но отцом… альфа даже представить не может, каково это. Осознание
оседает в голове растерянностью и волнением. Санджина Чонгук уже полюбил
бесконечно сильно.

А своего сына полюбит больше собственной жизни.

Чонгук уже не слушает разговоры, просто наблюдает, зависая взглядом на

брате. Юнги ни на секунду его не отпускает, ни на секунду не отстраняется и
так же, как и Чонгук, смотрит только на него. Чонгук видит, как рука брата то и
дело ложится на живот Юнги, с особой нежностью оглаживая его. Того, кто там
прячется. Чонгук слегка улыбается, наблюдая за их счастьем. Невольно он
представляет на месте Юнги с Хосоком себя и Тэхена.

Его вдруг тянет так сильно, что на месте усидеть трудно. Время давно за
полночь, и лишь из-за такого большого события дежурный врач позволил
посидеть с Хосоком чуть подольше. Но альфа все еще слаб и нуждается в покое,
поэтому все потихоньку начали расходиться. Позволили остаться только Юнги,
который никак отлипать от альфы не хочет, да и помощь ему пригодится.
593/670
Чонгук тоже уходить не хочет, но внутри отчаянно рвется к Тэхену, воет,
поторапливая.

Юнги все-таки пришлось отлипнуть от Хосока, чтобы проводить остальных.

Когда все вышли из палаты, Чонгук подсел ближе к брату.

— Надеюсь, долго ты тут уже не будешь, — говорит он, слегка похлопав

старшего по плечу.

— Постараюсь встать на ноги как можно скорее, а то с ума сойду, чувствую, —

слабо рассмеялся Хосок. — За руль хочу.

— Настоящий стритрейсер, — тепло улыбнулся Чонгук. — Чертов крепыш.

Спасибо… что выжил, — тише говорит он, опустив глаза и задумчиво проведя
кончиком языка по нижней губе. — Они ведь… эти врачи… — Гук сглатывает и
медленно поднимает взгляд на брата, что молча слушает, слегка нахмурив
брови. — Тебя уже в морг отправить собирались. И мешок этот, будь он
проклят, — он слегка морщится, вспомнив свою боль в тот страшный день.
Перед глазами картинки с черным мешком, в котором уже лежал Хосок. Кошмар
на всю жизнь. — Я не позволил им. Хотел уже разорвать там всех. Я не знаю… Не
знаю, как вышло, что твое сердце заработало, но… — Чонгук глубоко вздохнул и
на секунду прикрыл глаза. — Я был готов за тобой пойти, Хосок.

— Туда за мной не надо, Чонгук, — хрипло проговорил старший, накрыв руку

брата, лежащую на краю постели, и чуть сжав. — Может, поэтому я и не стал
уходить. Как бы я вас оставил тут? Так просто этот мир не покину. У меня сын
скоро родится. Да и у тебя тоже, — внезапно говорит Хосок. Чонгук распахивает
глаза, удивленно уставившись на старшего. Хосок улыбнулся уголком губ.
— Чимин мне рассказал. Только я об этом знаю, — объяснил он, слегка пожав
плечами. — Это твоя семья, Чонгук. Ни за что не давай заднюю. Если Тэхен
сейчас у тебя, то иди к нему. И к Юмину.

— К кому? — спросил Чонгук, не поняв.

— К сыну своему, тормоз, — хохотнул Хосок, покачав головой. — Я же сказал,

что дам имя твоему ребенку.

— Юмин… — задумчиво произнес Чонгук. — Отличное имя, брат, —

одобрительно кивнул он, улыбнувшись уголками губ. — Мне нравится.

Тэхен нервно ходит по гостиной, кусая губы и раздумывая о том, что скажет,
когда Чонгук придет. Пытался поспать — не вышло. Сна ни в одном глазу, хотя
уже два часа ночи. Тэхен сегодня не сомкнет глаз. Не успокоится, пока не
увидит Чонгука. Альфа ведь обещал скоро вернуться. Эта мысль отчего-то греет
сердце, дает Тэхену какую-то надежду. До сих пор не верится, что все так
обернулось. Омега и не думал, что когда-нибудь столкнется с Чонгуком, снова
ощутит его аромат и тепло, когда-то давно согревавшее ночами. И облегчение, и
страх. Теперь никаких масок и границ между ними не будет. Теперь только
правда, с которой и надо было начинать.

Тэхен не может расслабиться ни на секунду, на диване усидеть не в состоянии,

а когда слышит щелчок входной двери, вообще весь стрункой вытягивается и
594/670
напрягается еще больше. Сердце замирает. Чонгуков аромат проникает внутрь
раньше, чем альфа появляется в проеме гостиной. Тэхен с легкой
растерянностью смотрит в любимые глаза и забывает буквально обо всем.
Мысли, которые он так старательно пытался расставить по полкам, по порядку,
вдруг разлетелись в разные стороны, как страницы книги на ветру.

— Почему не спишь? — спрашивает Чонгук хриплым, усталым голосом. Да и сам

альфа в целом выглядит вымотанным, оно и понятно: столько потрясений за
последние сутки.

— Не могу, — тихо отвечает Тэхен. Смотрит в любимые глаза, смотрит и

смотрит, ни на что другое больше взглянуть не может. Там, в этих черных
космических глазах он нашел свой дом, свой смысл, место покоя. Покинуть его
вновь будет чертовски тяжело.

Чонгук ничего не говорит. Молча проходит в гостиную, погруженную в гробовую

тишину. Только глухие звуки его шагов ее нарушают. Тэхен следит за альфой,
видит густые брови, сведенные на переносице, чуть поджатые губы. Чонгук
тоже напряжен, хоть и пытается делать вид, что вполне расслаблен. Омега сам
не понимает, почему вдруг ком в горле начал образовываться, а губы дрогнули.
Чонгука рядом не хватало, как сердца, как души. Теперь они на местах.

— Почему ты не сказал о ребенке сразу? — вдруг спрашивает Гук, бросая взгляд

на живот омеги. Тэхен рефлекторно цепляется пальцами за подол футболки и
нервно тянет вниз, комкает.

— Ты бы не поверил, — шепчет он. Громче говорить не может, иначе голос

дрогнет, подведет.

Чонгук поджимает губы плотнее. Тэхен прав. Не поверил бы. И за это уже злится
на себя, как черт. Не поверил бы предателю, не стал бы даже слушать, но
теперь… Чонгук делает два коротких шага к омеге и нерешительно поднимает
руку. Тэхен прикусывает губу и следит за тем, как большая ладонь альфы почти
невесомо ложится на чуть выпирающий живот. От этого легкого прикосновения
по телу пробегают мурашки. Не только у Тэхена, но и у Чонгука. Он чувствует
тепло, а внутри фейерверком вспыхивает восторг. Под ладонью растет
маленькая жизнь. Чонгук бы посчитал ее ошибкой, ведь тогда это было именно
так. Тогда он потерял контроль, но теперь, видя последствия прямо перед собой,
у Чонгука язык не поворачивается сказать про этого ребенка «ошибка».

Он чувствует свое. На каком-то высшем, почти не достижимом уровне, которому

ни один ученый объяснения не даст, он это ощущает, и даже сам себе не сможет
истолковать, каким образом и как именно. Это просто есть. А легкое, мягкое
тепло, оседающее на ладони, как ответ от того, кто прячется под тэхеновым
сердцем. Чонгук это чувствует во всех красках.

Тэхен все это время только за Чонгуком следит. Момент встречи отца с ребенком
ему только в самых смелых мечтах представлялся, и сейчас до конца поверить в
реальность происходящего трудно. Чонгук не кричит, не обвиняет во лжи, не
отказывается. Кажется, он наоборот пытается принять. И принимает. По глазам
его видно, по мелькнувшему в них блеску.

Чонгук убирает ладонь и поднимает взгляд на Тэхена.

595/670
— Говори.

Это «говори» означает «я готов слушать, теперь готов». Переварив в себе тонны
ненависти и злости, в полной мере ощутив вкус предательства и падения, готов.
Пройдя через все это, им остается лишь выслушать друг друга, как сделать
последний рывок перед финишной прямой. Последнее испытание.

Не потому что Чонгуку это надо, — он уже давно все понял — а потому что
Тэхену это необходимо, как кислород.

— Наша встреча… — начал Тэхен, опустив глаза на пол. — Лжи не было

никогда. Ни в первый, ни в последний наш день, — омега говорит медленно,
двигаясь по пути освобождения, которого так давно ждал. Мнимое счастье этого
не принесло, но сейчас Тэхен раскрывается. — Он сделал из меня марионетку,
шантажируя жизнями важных мне людей. Твоей жизнью, — Тэхен поднял глаза,
смотря на Чонгука, стоящего в двух шагах от него. Альфа молчит, впитывая в
себя произнесенное омегой. — Обманом было лишь мое вынужденное
молчание, — шепчет Тэхен, чувствуя, как с каждым освобожденным от плена
безмолвия словом в горле вновь образовывается комок. Тихонько шмыгнув
носом, омега продолжает: — Но любовь… искреннее нее не было ничего, Чонгук.
Каждый наш счастливый день, проведенный вместе, каждое признание в любви,
каждая улыбка… — Тэхен всхлипнул и приложил к дрожащим губам ладонь.
Слезы молчаливо покатились по щекам, не спрашивая разрешения. — Я никогда
не лгал об этом. Любовь к тебе — то, что спасало меня все это время. То, что не
давало мне расколоться на части. Я был в плену, а с тобой рядом… — Тэхен
снова всхлипывает и жмурится. — С тобой рядом я жил…

Чонгук накрывает ладонью затылок Тэхена и притягивает к себе. Сердце не

выдержало. Смотреть на терзания, в которых он так долго тонул, больше нет
сил. Тэхен утыкается лбом в грудь альфы, не убирая от губ ладони и содрогаясь
в беззвучном плаче. Чонгук гладит его другой рукой по спине, прижав ближе к
себе и утыкаясь носом в макушку, вдыхая свой самый любимый аромат, а с ним и
жизнь.

Тэхен освободился от тяжести, которую тащил за собой неподъемным грузом

так долго. Легкость приятным теплом окутала обессиленное тело, пригрела
душу и обняла сердце. В родных объятиях и война вокруг не имеет значения.
Тэхен заново учится жить, дышать, функционировать. Чонгук греет своим
дыханием, окутав своим телом, дает понять, что отпускать больше не станет.
Тэхен льнет ближе, насыщается упущенным за долгие месяцы, а слезы все не
перестают течь.

— Тише, не плачь, итальяночка, — шепчет Чонгук, касаясь губами пшеничной

макушки омеги, оставляя невесомый поцелуй. — Не расстраивай Юмина.

Тэхен поднимает голову, растерянно смотря на альфу блестящими и

покрасневшими от слез глазами, и шмыгает носом.

— Хосок назвал так нашего сына, — губы Чона тронула едва заметная улыбка.

— Прекрасное имя, — всхлипнул Тэхен и снова уткнулся лицом в грудь альфы.

Слезы все текут, а от Чонгуком сказанного «нашего сына» хочется разрыдаться
в голос. Не сон, точно не сон. На этот раз нет. Даже в самых лучших снах не
бывает так хорошо.
596/670
 — Ты дома, все хорошо, — говорит Чонгук, прижавшись щекой к макушке Тэхена
и чуть покачивая омегу в своих объятиях. Больше он его не бросит, что бы ни
было. — Ты с семьей, Тэхен-а.

Ti amo.

Anche io.

597/670
Примечание к части John Connor - Love Always
XXXTENTACION, Lil Pump feat. Maluma, Swae Lee - Arms Around You (feat. Maluma &
Swae Lee)
Jordan Comolli - Alone
Sweepz - Battle
Wide Awake - Love Me (Feat. Jacob Banks)
Skylar Grey - I Will Return

макларен теперь: https://pin.it/MhrejAo

кенигсегг: https://pin.it/2fRQwRs

закись азота

За окнами глубокая ночь. Холодный лунный свет затекает в окно и

мягко разливается по полу и постели, серебром поблескивает в волосах Юнги и
отражается сиянием в кофейных глазах, в напряжении наблюдающих за спящим
Хосоком. Омега жадно хватается за любое движение альфы: за легкий трепет
ресниц, за глубокий вздох во сне, за кончики пальцев, слегка пошевелившиеся.
Голова Хосока немного наклонена вбок, а одна рука покоится на животе. Под
белой футболкой прячутся множественные шрамы от ожогов и глубоких
порезов. Эти шрамы разбросаны по всему телу альфы. Кое-где они хуже,
больше, а где-то едва заметные. За время, которое Хосок пробыл в коме,
сломанные кости срослись, раны затянулись, но Юнги все равно больно так,
словно все это случилось с ним. Больно. Страшно.

Юнги не может ночами спать, все смотрит на альфу, убеждает себя, что он
просто спит, что откроет глаза, как только проснется, что услышит и скажет
что-нибудь в ответ, прикоснуться и обнять сможет. Но страх не исчезает, не
дает облегченно вздохнуть, внушает, что альфа может не проснуться, даже
если просто задремал. Самому от своих мыслей страшно, но из головы их никак
не получается выкинуть.

Хосока выписали только вчера, прописав напоследок кучу лекарств, которые

придется пить не один месяц, чтобы поскорее восстановиться полностью. Но
уже оказавшись дома, альфа почувствовал себя в разы здоровее. Он как будто
вечность не был в родных стенах, покинутых два месяца назад, так и не
вернувшись на утро. Дом встретил Хосока теплом и уютом, который Юнги,
несмотря ни на что, старался поддерживать. Этот огонек не должен погаснуть.
И когда будет тяжело, они будут возвращаться и чувствовать себя лучше.
Неважно, как много времени пройдет.

Юнги прищуривается и приподнимается на локте, всматриваясь в лицо Хосока,

затаивает дыхание и перестает двигаться, прислушиваясь. Ничего не слышит.
Сердце падает в пятки. Омега резко подползает к Хосоку и начинает трясти его
за плечи.

— Хо… — в тревоге зовет он, сжимая плечи альфы. — Хосок! Хосок, проснись!
Хо…

Чон резко распахивает глаза, взволнованно уставившись в полные страха глаза

Юнги, в которых начали собираться слезы.

— Что случилось, малыш? — спрашивает он хриплым ото сна голосом. Юнги

598/670
вдруг опускает руки. Губы начинают мелко дрожать. Омега шмыгает носом и
льнет к Хосоку, уткнувшись лицом в его шею и прижавшись всем телом. — Эй, ну
чего ты, Юнги-я? — мягкий голос Хосока мгновенно пускает по телу омеги волны
облегчения и спокойствия. Юнги чувствует горячие слезы, брызнувшие из глаз и
впитывающиеся в футболку альфы.

— Я испугался… — шепчет омега с дрожью, жмуря глаза и касаясь губами

бьющейся под кожей жилки на шее Хосока. — Я подумал, что ты снова уснул.

— Я больше никогда не усну, малыш, — альфа мягко гладит Юнги по волосам и

целует в висок, прижимая хрупкое тело покрепче к себе. — Я больше тебя
никогда не оставлю.

— Ты мне обещаешь? — всхлипывает Юнги, подняв голову и смотря

покрасневшими и блестящими от слез глазами на Хосока.

— Обещаю, — альфа улыбается уголком губ и стирает большим пальцем слезы с

нежных щек Юнги. — Принести тебе воды, малыш? — спрашивает Хосок, присев
на постели.

— Нет, — качает головой Юнги, шмыгая носом. — И вообще, это я должен

носить тебе воду. Ты еще слишком слаб.

— Слаб? Я? — Хосок удивленно вскинул брови, ткнув на себя указательным

пальцем. — Да ни разу! — альфа резко встал и подхватил на руки
вскрикнувшего от неожиданности Юнги. Омега рефлекторно обхватил шею
Хосока, прижимаясь к крепкому телу сильнее. — Как это я могу быть слаб? Отец
твоего ребенка — самый сильный альфа на свете! — он рассмеялся и начал
кружить Юнги.

— Я понял, я понял! — хихикает тот, жмурясь и мотая головой. — Сильнее моего

мужчины нет никого.

— Так-то, — довольно хмыкнул Хосок, перестав кружиться, и сел на кровать,

сажая омегу себе на колени. — И больше не смей в этом сомневаться.

— Не посмею, — улыбнулся Юнги, оседлав бедра Хосока и положив руки на его

крепкие плечи. — Черт, я уже не помещаюсь, — они оба опустили головы вниз,
смотря на большой живот Юнги между ними. Хосок тепло улыбнулся и, задрав
футболку омеги вверх, начал покрывать его мягкими поцелуями, пускающими по
телу Юнги приятные щекочущие мурашки.

— Скоро мы встретимся, сынок, — шепчет Хосок, обхватив ладонями животик и

оставляя напоследок долгий поцелуй. — Как же хорошо, что я этого не
пропущу, — говорит он, подняв голову и встречаясь с мягкой улыбкой Юнги,
согревающей сердце.

— Полтора месяца осталось, — омега утыкается лбом в лоб Хосока и кладет

ладони на его лицо. — И мы увидим нашего ребенка. А завтра ты, самый
сильный мужчина этого мира, будешь собирать для него кроватку, — хихикнул
Юнги, чмокнув альфу в губы.

— Хоть тысячу кроваток, — улыбнулся Хосок и, взяв пальцами подбородок Мина,

углубил поцелуй. Ему даже в бессознательном состоянии этих губ не хватало, их
599/670
мягкости и теплоты на собственных. Дрожащее, сбивающееся дыхание и тихий
стон в губы будоражит, туманит сознание, а внутри заставляет сжаться тугой
узел. Но в одно мгновение наваждение слетает, как повязка с глаз. Между ними
ребенок. — Давай спать, иначе я не сдержусь, — шепчет альфа во влажные
приоткрытые губы омеги.

— Нет, — качает головой Юнги, облизав губы и открыв глаза. — Я хочу кушать.
Он хочет кушать, — омега указывает взглядом на свой живот и вздыхает. — А
потом… — Юнги слегка ерзает попкой на бедрах альфы и касается губами уха,
выдыхая: — Потом я подумаю, как помочь тебе, папочка.

— Чего мы медлим? — хмыкает альфа. В низком голосе Юнги слышит нотки

возбуждения, которое отражается внутри него самого приятной тяжестью в
низу живота. — Пошли кормить Санджина, — Хосок резко подхватывает Юнги
одной рукой под коленями и встает, выходя из комнаты. Омега тихонько смеется
и обнимает Чона за шею.

— Наш герой, — говорит он, смотря на Хосока с легкой улыбкой на губах.

— А вы — моя сила, — говорит альфа, оставив на мягкой щеке Юнги поцелуй.

Юнги прикрывает глаза и кладет голову на плечо Хосока. С губ не сходит

улыбка. Она их больше никогда не покинет.

Хосок больше не уснет.

Тэхен сидит в углу дивана, подобрав под себя ноги. Колени омеги укрыты
мягким красным пледом, приятно согревающим тело. Со стороны кухни слышно
копошение и тихая ругань, заставляющая Тэхена улыбнуться уголками губ. По
телевизору идет какая-то уютная мелодрама, но омега даже не вникает в
сюжет. Сзади появляется Чонгук, вышедший из кухни с кружкой горячего чая в
покрасневшей руке.

— Я же мог и сам сделать, — вздыхает омега, принимая у Чонгука кружку и

отставляя ее на столик перед диваном. Альфа садится рядом. Тэхен
поворачивается к нему боком. — Облился кипятком, да? — качает он головой и
берет руку альфы, аккуратно дуя на обожженную кожу с тыльной стороны.

— Да ерунда, — отмахивается Чон, но руку не отбирает, внимательно следит за

тем, как омега на нее дует, держа длинными аккуратными пальцами осторожно,
чтобы не причинить лишней боли. — Но ты продолжай, — добавляет Чонгук,
опустив взгляд на нежно-розовые губы.

От тэхеновой заботы голову кружит похлеще, чем от ласк. По телу тепло, но не

возбуждающее, а согревающее душу. Чонгук и подумать не мог, что когда-то
снова ощутит это. Все постепенно становится на свои места. Они учатся быть
вместе заново, как будто не было долгих месяцев, полных наслаждения и
страсти. Яркое синее пламя в один миг потухло для них обоих и теперь начинает
разгораться вновь, но уже не сжигая, а согревая после долгого пути по
морозящему внутренности холоду.

— Тебе не больно, да? — спрашивает Тэхен с полуулыбкой, прекратив дуть и

600/670
подняв на альфу взгляд. Чонгук качает головой и довольно хмыкает.
— Притворщик.

— Пей чай, а то остынет, не зря же я страдал, — ухмыляется Гук, кивнув на чай

и положив руку на спинку дивана позади Тэхена. Омега тянется к кружке и
делает короткий глоток, взглянув на ожидающего реакции альфу и
одобрительно кивнув.

— Уж чай делать ты умеешь, — хихикает он и внезапно замирает. Чонгук

пододвигается к омеге поближе, и обнимает за плечи. Тэхен сразу же
расслабляется и прижимается к Чонгуку боком. Привыкать к прикосновениям
кажется сложной задачей. Омега сам с собой борется: одна сторона кричит, что
всего этого Тэхен не заслуживает, а другая сторона в слезах тянется ближе,
умоляя не отпускать.

— И обогреватель из меня отличный, — улыбается альфа уголком губ,

притягивая к себе Тэхена и накрывая ладонями животик, скрытый шоколадного
цвета вязаным свитером.

Омега устраивается удобнее, прижавшись спиной к груди Чонгука и делая

короткие глотки клубящегося паром чая. От касания альфы к животу по спине
пробегают мурашки. Чонгук постоянно хочет быть ближе и к нему, и к ребенку.
Он полностью принял мысль, что станет отцом, и этим окончательно успокоил
Тэхена, что так тревожился по поводу реакции альфы.

— Тэ? — зовет Чонгук, зарывшись носом в мягкие волосы омеги. Тэхен

вопросительно мычит, прикрыв глаза. — Тебе пора прекратить бояться. Давай
встретимся с нашими, как раньше.

— Я не боюсь, я просто… — вздыхает Тэхен.

— Боишься, Тэхен, — прерывает омегу Чонгук. — Никто тебя не станет ругать.

Они уже в курсе всего.

— Я тебя боялся, — тихо говорит омега, прикусив губу и опустив взгляд на

кружку, внутри которой плавают чаинки. — А их… я просто не знаю, как Юнги в
глаза посмотрю.

— Меня боялся, — безрадостно усмехнулся Чонгук. — Тебе не за чем. Зато кое-

кому другому стоит меня бояться по полной, — хмыкнул альфа. Тэхен буквально
телом ощутил, как по коже альфы пробежали волны злости. — Я его уничтожу. Я
живьем его закопаю…

— Чонгук, — Тэхен поворачивается к альфе всем телом и, отставив кружку на

столик, накрывает его щеки ладонями, мягко поглаживая скулу большим
пальцем. — Тише, мой хороший, — шепчет он, уткнувшись лбом в чонгуков лоб и
прикрыв глаза. — Не думай о нем, я ведь рядом, я с тобой. Он больше не посмеет
подойти к твоему омеге.

— После всего, что он делал с тобой, я ему ад устрою, — рычит Чонгук

озлобленным зверем, собственнически притянув Тэхена к себе за талию и усадив
на колени. — Или на этом, или на том свете.

— Эта война еще не закончена. Сейчас Джихан наверняка в ярости и уже что-то
601/670
придумывает, — шепчет Тэхен, положив ладони на затылок Чонгука и
успокаивающе поглаживая. — Будь осторожнее, Чонгук. Не ведись на его
уловки, подумай о нас. Без тебя мне не будет жизни.

— Мы эту войну выиграем. До уже обречен, — хмыкает Чонгук. — Осталось его

выманить.

— Я могу как-нибудь пом…

— Нет, даже думать не смей, — твердо говорит Чон, смотря на сразу же

стушевавшегося омегу строгим взглядом. — Я тебя к этому близко не подпущу. Я
ему не позволю на тебя даже смотреть. Ты достаточно помог, когда выкрал
бумаги Джихана.

— Чонгук… — вздыхает Тэхен, уткнувшись носом в татуированную шею альфы и

прикрыв глаза. Гук, чувствуя тепло тэхенова дыхания, начинает расслабляться.
Тэхен рядом, и важнее этого нет ничего. Успокоительное в виде поглаживаний
омегой чонгукова предплечья действует мгновенно.

— На выходных встретимся с нашими, — спокойно говорит Чонгук. — Вам будет,

что обсудить с Юнги. Два пингвина, — хохотнул альфа, погладив ладонью
животик Тэхена.

— Эй, вот сам бы выносил, я бы посмотрел на тебя, — шутливо закатывает глаза

омега. — Представляю, скольким твоим подколам подвергся Юнги.

— И не сосчитаешь, — самодовольно ухмыляется альфа, вскинув бровь.

— Ты жестокий, — Тэхен хмурится и мягко кусает его в шею.

— Ау, — Чонгук с наигранным возмущением уставился на омегу. — А моя

светская львица, оказывается, не дремлет. Зубки показывает.

— Не надейся, что когда-нибудь ее не станет, — ухмыльнулся Тэхен, вздернув

подбородок, в который сразу же получил укус.

— Я наоборот надеюсь, что она никуда не денется. Я скучал, — Чонгук

оглаживает большим пальцем подбородок омеги на месте, где укусил, и
заглядывает в большие шоколадные глаза.

— Скучал? — шепчет Тэхен, в один миг пропадая в любимых глазах, что

захватили в плен без предупреждения. — Но ты же… ненавидел меня.

— Ненавидел, — соглашается Чонгук. Тэхен затаивает дыхание. — Сам себе

пытался доказать, что похоронил все светлые чувства к тебе, что ничего
другого, кроме ненависти, во мне нет, — Чонгук говорит негромко, задумчиво.
Думает над каждым словом, как бы все свои мысли озвучить, поделиться с
Тэхеном тем, что не давало жить так долго. Чонгук чувствует, что молчать
больше не может. Чего-то ждать, медлить и таить невысказанное нет смысла. У
них времени куча, но каждой секундой надо дорожить, как последней. Тратить
это время на недосказанность просто нельзя. Они вместе прошли через
огромное препятствие, которое чуть не разрушило их под основание. Молчание
станет грехом.

602/670
Тэхен внимательно слушает, отпечатывая в сознании каждую произнесенную
альфой букву. Сердце сжимается, пропуская все через себя.

— На деле я медленно загибался без тебя, — продолжает Чонгук. — Борьба с

самим собой забрала в разы больше сил. Все просто потому, что я не мог
позволить себе чувств к тому, кто меня предал. Это неправильно, ошибочно, но
я… я ни на секунду не переставал любить тебя, Тэхен, — переходит альфа на
шепот. Тэхен слышит, как дрогнул голос Чонгука, и у самого ком поперек горла
становится. — А самым страшным было то, что я свято верил в неискренность
твоих чувств. Я был уверен, что ты меня не любил, а всего лишь играл.

Тэхен качает головой и шмыгает носом, нежно накрыв ладонью чонгукову щеку
и погладив.

— Нет… нет, я никогда не играл, — шепчет омега, смотря своему альфе в глаза.
— Любил и буду любить до конца своих дней.

— Прости меня, — Чонгук прикрывает глаза и притягивает Тэхена к себе. — Я

корю себя каждый день до сих пор, за то, что сделал тогда… с тобой. Знаю, что
не заслуживаю, знаю, что убить меня за это мало, но…

— Перестань, — Тэхен качает головой и всхлипывает. — Пожалуйста, перестань,

Чонгук. Не говори об этом. Не вспоминай. Я сам себя наказать позволил. За свой
страх, за свою неуверенность, за молчание, которое разрушило нас. Оставим это
там, — Тэхен касается кончиком носа чонгукова и обдает приоткрытые губы
альфы дрожащим дыханием. — Это прошлое. Сейчас важно наше будущее. Наш
ребенок.

— Я за вас буду бороться, — шепчет Чонгук, взяв лицо омеги в руки и

заглядывая в глаза, горящие твердой уверенностью. — Наш малыш родится в
мирное время, когда улицы снова расцветут, станут прежними. Ты мне веришь?

— Верю, всегда верил, — кивает Тэхен. — Только тебе.

Чонгук мягко касается приоткрытых губ омеги своими и увлекает в глубокий

поцелуй, от которого внутри фейерверки взрываются, новые миры строятся и
цветы распускаются. Этот поцелуй не похож на прошлые, коих было столько, что
не сосчитать. Этот поцелуй с легкой горечью пролитых слез, с привкусом
сладкого предвкушения того, что ждет впереди. Этот поцелуй полон чистой,
ничем не скрытой любви, заполняющей обоих до краев. Солнце восходит,
отгоняя тучи своим ярким сиянием, а на безжизненной почве появляются
ростки, знаменующие новое начало.

Теперь, когда между ними нет ни единой преграды, возможно все. Все
преодолимо, все победимо, все рушимо. С этим поцелуем Чонгук в себя словно
тонны сил вобрал, почерпнув из Тэхена, готового все до последнего отдать. И
если надо будет, он душу отдаст безвозмездно.

Джихан смотрит перед собой потемневшим от гнева, бурлящего внутри,

взглядом. В пальцах зажат опущенный пистолет с полной обоймой, а в зубах
тлеющая сигарета. Чуть позади стоит Намджун, сунув руки в карманы кожанки
и смотря исподлобья. Лицо у альфы практически неузнаваемо от рассыпанных
603/670
на каждом его сантиметре фиолетовых синяков. Бровь рассечена и заклеена
пластырем, нижняя губа распухла, а белок левого глаза полностью красный.

— Тебя и без меня уже хорошо отделали, — говорит Джихан, скользя взглядом
по автомобилям, стоящим во дворе особняка в ряд. Его ровный и низкий голос
резко контрастирует с тем, что происходит внутри альфы. Джихана выдают
глаза и руки, до побеления костяшек сжимающие рукоять пистолета. — Ты
позволил Чонгуку забрать мое. Но чего уж теперь, — сухо ухмыляется альфа.
— Идем в наступление.

— Какой план? — спрашивает Намджун, шагнув к До.

— Уничтожить Чонгука, — в голосе Джихана мелькает чистая жгучая ненависть,

которая способна расплавить, стереть в порошок в один миг все на своем пути.
— Он забрал у меня Тэхена. Ждать, что заберет что-то еще, я не собираюсь. Но я
заберу главное — его жизнь.

— Каким образом? — Ким слегка хмурится и внимательно смотрит на Джихана.

— Самым простым, — До слегка скалится и стряхивает пепел на землю. — Гонка.

Если по-другому короля улиц не выбрать, то остается лишь это. Заезд не на
жизнь, а на смерть.

— Ты готов рисковать? — Намджун скользит взглядом к бугатти, стоящей перед

Джиханом.

— Готов. В любом случае, победа будет за мной. А Чон пусть держится за свои
устаревшие правила. Это его и погубит, — Джихан медленно развернулся к
Намджуну и улыбнулся так, что по коже прошелся мороз. Ничего хорошего не
предвещается. Ким по глазам видит, что Джихан тянуть и играть больше не
намерен.

— Это будет последний шаг, после которого все решится.

— Готовь своих людей, а я сообщу своим. Война должна быть похожей на войну.
Я это устрою, — До ухмыляется и, швырнув окурок на землю, проходит мимо
Намджуна.

Ким поджимает губы и глядит удаляющемуся альфе вслед. Дальнейшие

действия Джихана теперь известны. Намджун коротко ухмыляется.

— Если Юнги это увидит, он тебя взорвет, — хохотнул Чонгук, рассевшись на

кресле и попивая холодное пиво. — Я думал, ты другую тачку себе купишь. Ты и
в машинах однолюб, да?

— Я влюбился в эту машину с первого взгляда, не могу теперь представить себя

на другой, — пожимает плечами Хосок, сосредоточенно возясь под капотом
черного макларена. — Юнги, мне кажется, тоже обрадуется, что я снова на ней.

— А цвет чего сменил? — Чонгук отпивает пива и облизывает губы.

— Кое-какие воспоминания останутся в памяти не совсем приятными, —

604/670
старший Чон поджимает губы. В голове мелькают фрагменты гонки, что чуть не
стала для альфы последней. — Где Тэхен? Вы разобрались? — меняет Хосок
тему, бросив на Чонгука взгляд.

— Да, теперь все хорошо, — кивает тот, задумчиво выпятив нижнюю губу. От
этих слов внутри становится чертовски хорошо. — Сейчас он дома сидит. Хочет
вернуться на учебу, но я ему не позволяю. Пока Джихан имеет полную свободу, я
его никуда не выпущу.

— Мы все под прицелом. Родные нам люди. Из-за Санджина Юнги немного
успокоился, но все равно рвется на улицы, — хмыкает Хосок, повернувшись и
прислонившись к боку заднего бампера макларена. — Но я его понимаю. Я не
гонял почти три месяца. И плевать, что два из них в коме. Руки-то помнят, когда
в последний раз держали руль.

— Не торопи события, Хосок-а, — закатывает глаза Чонгук. — Ты не до конца

окреп. Совсем недавно еще в постели лежал. Пока ходить нормально начни, а
потом уже ездить будешь.

— Врачи говорят, что хромота пройдет, но мне кажется, что это на всю
жизнь, — Хосок безрадостно усмехается и складывает руки на груди. — В любом
случае, в вождении меня это не ограничит.

— Не делай поспешных выводов, брат, — Чонгук вздыхает и откладывает

бутылку на пол возле кресла. — Если врачи сказали, значит, так и будет. Не все
сразу бывает. Ты можешь ходить, ты можешь функционировать, как и все
нормальные люди. Это главное.

— Ты прав, — кивает Хосок, сведя брови на переносице. — Я выжил и не остался

инвалидом. Это чертово чудо.

— Скоро придется на минивэн пересаживаться, лучше готовься к этому, —

смеется Чонгук. Телефон, лежащий в кармане джинсов, начинает вибрировать.
Чонгук достает его и хмурится. Улыбка с лица мгновенно исчезает. На дисплее
отображается звонок от неизвестного. Альфа принимает его и прикладывает
телефон к уху.

— Думаю, ты, как и я, устал от этих игр, — слышится в трубке голос Джихана.
Чонгук стискивает челюсти и невольно сжимает в пальцах телефон чуть ли не
до хруста. В голове сразу же проносится все, что Тэхен рассказал об этом
ублюдке. Черные глаза мгновенно наполняются яростью. Хосок это замечает и
настораживается, внимательно смотря на брата. — Не думаешь, что пора с этим
закончить раз и навсегда?

— Если и заканчивать, то с тобой, — стараясь звучать как можно сдержаннее,

говорит Чонгук. — Что ты предлагаешь?

— Гонку. Разве не так решаются дела на улицах? Устроим заезд. Победитель

получит все.

— Открывай поисковик и начинай искать себе гроб, — хмыкает Чонгук,

поднявшись с кресла. — После всего, что ты делал с моим омегой, я не позволю
тебе выйти из этой гонки живым.

605/670
 — О, так ты принимаешь мои условия? — Джихан довольно ухмыляется.
— Отлично. Чтобы было честно, выберем время и место вместе. Передавай
Тэхену пламенный привет.

— Даже имя его произносить не смей, — рычит Чонгук. Держаться все труднее.
— А теперь беги, готовь свою нашпигованную технологиями машину для
поражения.

Чонгук бросает трубку и нервно кидает телефон на кресло, заведя руки за шею
и нервно расхаживая перед Хосоком.

— Я его уничтожу, я не дам ему выжить в этой гонке, — цедит альфа,

вперившись пылающим огнем взглядом в пол.

— Ты же понимаешь, что все не так просто? — спрашивает Хосок, следя за

нервным хождением брата взглядом. — Будем готовиться.

— Он никогда не играет по правилам. И этот раз не станет исключением, я

уверен, — Чонгук резко останавливается и смотрит на старшего. — Сначала
нужно узнать, где будет происходить заезд, и сколько у нас времени для того,
чтобы что-нибудь придумать. Это решающая гонка. Мы должны быть готовы ко
всему.

— На чем гонять будешь? — старший Чон вопросительно вскинул бровь.

— Агера, — твердо говорит Чонгук. — Конечно же, агера.

На столике полупустая пачка сигарет, рядом заполненная окурками пепельница

и наполовину выпитая бутылка рома. За окном небо затянуто тяжелыми
свинцовыми тучами. Сама погода словно давит, портя и без того поганое
настроение еще больше.

Намджун сидит на краю незаправленной постели, держа в пальцах сигарету.

Дым змеей медленно плывет вверх, растекаясь по всей комнате. Ее гробовая
тишина медленно убивает, а мысли сдавливают черепную коробку. Взгляд
альфы направлен на небо за окном. Горечь утерянного съедает, оставляя после
себя огромные дыры, которые Намджун заполняет сигаретным дымом и
спиртным.

Что-то изменилось, что-то стало другим. И зрение, и слух, и сознание. Все вдруг
перевернулось и встало на ноги. Так, как и должно быть. У Намджуна ощущение,
словно он всю жизнь неправильно на мир смотрел, под другим, неверным углом,
и мыслил от этого тоже ошибочно. А сейчас, когда все в один миг вернулось на
свои места, он и увидел, как много промахов допустил. С самого начала он
только и делал, что ошибался, наступал на одни и те же грабли слепо,
разъяренно, с искренней верой в то, что все делает правильно. Как же все
уродливо теперь. Намджун снял туманящие зрение линзы и прозрел, обнаружив
перед собой руины, охваченные огнем. Вокруг все развалено без шанса на
восстановление, в воздухе вонь гари, а на руках прах.

Он уходил, сказав, что Джин будет жалеть всю свою жизнь, но теперь жалеет
сам. Намджун жалеет о стольких вещах, что легче свихнуться, чем это все
606/670
осознавать. В который раз он качает головой обреченно и опускает взгляд на
окурки, на рассыпанный по столику пепел, стряхивает снова, добавляет и
делает новую затяжку, травясь едким дымом, заполняя опустевшее.

К чему стремился столько лет? Чего добивался? Вознеся свои цели до небес, он
перестал видеть, что происходит вокруг. Вокруг был Джин, нуждавшийся в нем,
а не в высоких титулах улиц, которые Намджун собирался для него выгрызть,
пойдя по головам. Вокруг были друзья, что звали его своей семьей. И все это
пеплом, все это прахом по ветру, остатками того, что упустил так глупо, слепо. И
сам не понял, в какой момент душа поддалась, плюнув на намджунову жажду
власти, и стала принимать их всех с искренней любовью. Врагам, которых Ким
сам обозначил таковыми, она открылась полностью. Разум, холодный и
жестокий разум наступил ей на горло. Всегда была одна цель, и никаких
исключений быть не может. Намджун пресекал их на корню, но потом…

Все перевернул сам же Джин. Его голос, прозвучавший перед самой смертью, к
которой Намджун уже готовился, раскрыв свои объятия, готовясь отдать душу.
Он говорил о механизме, но кому он к черту теперь сдался? Для кого все это
теперь? Намджун остановит его работу собственными руками, наплевав на
потраченное время и ресурсы. Все, к чему он готовился четыре года —
осознание своей тупости.

Ошибка непоправимая, непростительная. Намджуну никогда ее не искупить. Не

вымолить прощения. Альфа уже знает свою дальнейшую судьбу, бежать от нее
не станет. И если есть один, самый последний шанс остановиться, исправить
случившееся, он его не упустит.

Намджун тушит сигарету и, прихватив куртку, выходит из комнаты. На первом

этаже, заваленном автомобилями, все тот же беспорядок, что и бывал обычно.
Только нет уже тех, кто его создавал, оживляя серые бетонные стены громким
заразительным смехом. Нет тех, кого Намджун сам же вычеркнул из своей
жизни, прозвав соперниками.

Он достает из кармана телефон и набирает номер.

Хосок стоит, прислонившись к капоту макларена и сложив руки на груди.

Темные волосы альфы треплет прохладный ветер, разгулявшийся меж
пустынных улиц окраинного района. Их покой нарушает эхом разносящийся рев
двигателя черного мустанга, подъехавшего к обочине и остановившегося позади
гиперкара. Хосок напрягается, тянется рукой к рукояти пистолета за поясом,
готовясь в любую секунду вытащить его. Форд замолкает, дверца с
водительской стороны бесшумно открывается.

— Я безоружен, — сразу же предупреждает вышедший из машины Намджун,

подняв руки и медленно идя в сторону Хосока. — Ты сможешь завершить дело
своего брата, если что-то будет не так.

Хосок пристальным настороженным взглядом следит за альфой, поджав губы и

не убирая руки. Выстрелить хочется до зуда в ладонях. Не дать и слова сказать,
и секунды рядом с собой не позволить стоять, в глаза смотреть. Хосок, наверное,
лишился инстинкта самосохранения, когда чуть не умер, раз согласился на
встречу с тем, кто его и хотел убить. Но в стороне стоять Хосок не собирается.
607/670
— Какое у тебя дело? — спрашивает Чон, не сводя с подходящего к нему альфы
пристального взгляда.

— Объяснять все долго, — качает головой Намджун, сунув руки в карманы

черных потертых джинсов. — Я знаю, что До бросил вызов. Еще знаю, что он
хочет не только гонку устроить, — Хосок вопросительно вздернул бровь, ожидая
объяснений. — В его планах развести реальную войну на дорогах в момент гонки
с Чонгуком. Я могу помочь с…

— Помочь? — хмыкнул Хосок. — Самому не смешно? После того, как ты меня

чуть на тот свет не отправил, — цедит Хосок сквозь стиснутые челюсти, смотря
Намджуну прямо в глаза. Может быть, Чону кажется, но в них мелькает тень
вины, которая где-то глубоко внутри Намджуна дремала столько времени. — На
путь исправления встать решил?

— Я знал, что ты мне не поверишь, но доказательств того, что я не играю, у

меня нет, — Намджун говорит негромко, с сожалением в голосе. Впервые за
долгое время он говорит от самого себя, не облачаясь в какие-то образы,
которыми прикрывался долгие годы. — Я могу только свою жизнь поставить,
потому что кроме нее у меня ничего больше нет.

— Я прикончу тебя, только повод дай, — предупреждает Хосок, медленно

убирая руку с пояса. — У тебя пять минут.

— Я хочу помочь покончить с Джиханом, — начинает Намджун, на что Чон

скептически хмыкает. — У меня есть доступ к его автомобилям. Я сам лично в
них копался. Не знаю, какой он выберет для гонки, но это не проблема. Я сброшу
все установленные в них программы.

— Или наоборот, — вскинул бровь Хосок. — Ты пришел пудрить мне мозги,

чтобы я поверил и чтобы на гонке Чонгук был более уязвим, так?

— Окей, ты можешь не верить в мои слова, но хотя бы имей в виду, — Намджун

устало вздыхает и трет пальцами переносицу. — Он хочет убить Чонгука на этой
гонке. Я не знаю, как именно это произойдет, но лучше подстраховаться. У меня
есть один вариант…

— И тебя это волновать начало? — нервно усмехнулся Чон. — Не волновало

ведь, когда я перевернулся несколько раз благодаря тебе.

— С того момента прошло много времени. Я осознал вещь, которая мне теперь
ночами спать не дает.

— И какую же вещь?

— Что все делал зря, — бесцветным голосом говорит Намджун, смотря куда-то в
пустоту. Таким тоном говорят люди, потерпевшие великое поражение. Так
смотрит тот, кто потерял все. Хосок не понимает, в чем причина, но знать и не
хочет. Нож, который вогнал в его спину Намджун, оставил огромную дыру, не
перестающую кровоточить до сих пор.

— Я не стану рисковать своим братом и своей семьей, поверив тебе. Плевать,

что ты вдруг решил встать на правильный путь. После всего, что ты натворил,
608/670
этим уже не очиститься, Намджун, — Хосок качает головой и отстраняется от
капота макларена. — Поверить тебе будет чертовски тяжело.

Чон поднимает дверцу и садится в машину, подняв на застывшего перед ним

Намджуна взгляд. Ким поджимает губы и коротко кивает, двинувшись к своей
машине. Промах.

— Я в играх хорош так же, как и в реальности, — хмыкает Юнги, уставившись на

экран телевизора немигающим взглядом и ловко управляясь с джойстиком.

— Вот уж сомневаюсь, — хохотнул Джейби, высунув кончик языка и объезжая

машину Мина в игре. Юнги злобно рычит и пытается ускориться.

— Делаем ставки, — Чимин похлопал по столику, заваленному едой и

напитками. — Я за Мин Юнги, — улыбается он, подмигнув омеге.

— Очень зря, он уже обречен, — ухмыльнулся Им, покачав головой. — Юнги

ждет, когда его закись заполнится и он сможет меня обогнать, но будет уже
слишком поздно.

— Не отвлекайся, мистер Крутой Гонщик, — довольно хмыкает Юнги. Его

красная феррари 488 начинает догонять джебомовский мерс. — Мне закись не
нужна, тут только мастерство.

— Черт, он и правда его уделывает, — с легким удивлением вскинул брови Чану,

на коленях которого сидит Чимин. Юнги ухмыляется.

— Скука, я эту игру прошел сто лет назад, — Джин, сидящий с Хосоком возле
желтого мерса Чимина, отправляет в рот кусочек пиццы. — Лучше бы на дорогах
разбирались, — омега ловит возмущенный взгляд Хосока и добавляет: —
Конечно же, когда Юнги родит. Только тогда.

— Да он сейчас и не влезет в машину, — хихикнул Чимин, взяв себе банку с

пивом со столика. Юнги на это закатывает глаза. По просторному помещению
разносится смех.

В гараже, принадлежащем Чимину, царит приятная обстановка, в которой

каждый чувствует себя комфортно, как бывало и прежде. С недавних пор они
начали собираться именно здесь. Эта традиция нерушима. Пройдет еще десяток
лет, но это будет неизменным для каждого из банды Чон.

— Чонгук сказал, что нам пора приобрести минивэн, — Хосок прожевывает

пиццу и берет пиво, сделав пару глотков. — И я, черт возьми, уже начал
присматривать его нам.

— Я хочу джип, — ворчит Юнги, кинув на своего альфу быстрый недовольный

взгляд. — Порше кайен.

— Вечный фанат порше, — ухмыльнулся Джейби. — Чего ты тогда на рари

разъезжаешь? — спрашивает он, кивнув на игру.

— Нужно пробовать новое, — пожимает омега плечами, вперившись взглядом в

609/670
экран. — И сейчас кое-кто вылетит из списка лидеров.

— Ну все, ты меня разозлил, — шутливо говорит Джейби, хмуря брови и

сосредотачиваясь на гонке.

— Последний шанс сделать ставки, чуваки, — смеется Чимин, следя за ходом

гонки. Металлическая дверь в гараж со скрипом открывается. Омега сразу же
поднимает взгляд и вскакивает с колен Чану, как ужаленный. — Тэхен! — кричит
Чимин, подлетая к вошедшим Чонгуку и Тэхену, и прижимая второго к себе.
— Как же я рад, что вы пришли!

— О, второй пингвин пришел, — усмехнулся Хосок, отложив бутылку пива.

Юнги оторвал от экрана взгляд и повернулся, сталкиваясь взглядом с Тэхеном,

зажатым в объятиях Чимина. Он слегка поджимает губы и, затратив на
раздумия несколько секунд, откладывает джойстик. Обида, которую Юнги
никому не показывал, вдруг дала о себе знать, но глаза лучшего друга,
смотрящие с болью и сожалением, мгновенно рассеяли ее. В горле комок, а
глаза защипало. Юнги поднимается с кресла.

— Задушишь, Чимин-и, — мягко говорит Тэхен, отстраняясь от омеги. — Юнги…

— Просто заткнись, — хмыкает Мин, в три шага сократив между ними

расстояние и крепко обняв Тэхена. Тот сразу же расслабляется. Напряжение, с
которым Ким вошел в гараж, начало испаряться. Юнги уткнулся носом в плечо
Тэхена и шмыгнул носом. — Ты мог хоть мне сказать о том, что происходит.

— Не мог, ради вас же, — шепчет Тэхен, покачав головой.

— Теперь ты снова с нами, — Юнги быстро утирает глаза рукавом кофты и

отстраняется, улыбнувшись уголком губ.

Тэхен улыбается, но как только встречается взглядом с Джином, перестает. В

гараже повисает напряженное молчание.

Не до конца принят.

— Ну наконец-то мы познакомимся с маленьким итальянцем, — вдруг говорит

Джин, тепло улыбнувшись и вставая со своего места. Тэхен в непонимании
хмурится и оглядывается на сзади стоящего Чонгука. Тот ухмыляется и
пожимает плечами.

— Да, это Чонгук нашего маленького омегу Юмина так называет, — хохотнул
Джейби, отложив джойстик. — Ну и чего встали? Налетаем на пиццу, пока Хосок
все не съел!

Все начинают смеяться, рассаживаясь на диване и в креслах вокруг столика с

едой. Тэхен прижимается к боку Чонгука и кладет голову на его плечо. Ему не
пиццу есть хочется, а просто наблюдать за родными людьми, улыбаться и
смеяться над глупыми шутками и перепалками, как когда-то давно; ему хочется
чувствовать себя частью семьи, которая приняла его вновь. Теперь каждым
мигом с важными сердцу людьми Тэхен будет дорожить, с трепетом храня в
памяти. Каждого он видит, как в первый раз, с каждым заново знакомится,
заново узнает и учится понимать. Теперь все друг перед другом открыты, все
610/670
друг с другом искренние на все сто процентов, как не было никогда.

— Впереди нас ждет последняя схватка, — начинает Хосок, и все разговоры

вмиг стихают. — Чтобы покончить с этим раз и навсегда, нам надо бросить все
свои силы. Придется рисковать, — взгляд альфы падает на Юнги, у которого в
глазах вспыхнула искра страха. — Но без этого никак. Если мы будем
действовать сообща, мы сможем все. Через две недели будет гонка Чонгука с
Джиханом. С сегодняшнего дня мы должны начать готовиться и продумывать
план. До никогда не играет по правилам, и в этот раз мы сыграем так же.

Чонгук согласно кивает и опускает задумчивый взгляд. На руку альфы ложится

теплая ладонь Тэхена. Чонгук поворачивается к нему и сразу же тонет в нежной
улыбке. Тэхен говорит ею: «Я буду рядом, что бы ни было. Я поддержу, я не
оставлю».

Чонгук отвечает ему такой же улыбкой и оставляет на кончике носа короткий

поцелуй.

— Какие вы милые, — едва не пища, говорит Чимин. Чонгук закатывает глаза и

чуть отстраняется от Тэхена, высвобождая из своих объятий. Ким смущенно
прикусывает губу и маячит Чимину взглядом, прося прекратить.

— Примерный план у нас с Хосоком уже есть, — подхватывает речь брата

Чонгук, скользнув взглядом по каждому. — Он чертовски прост, но мы все равно
должны быть предельно осторожны. Джихан непредсказуем.

— Каков план? — спрашивает Чану, вскинув пирсингованную бровь и сложив

руки на груди.

Чонгук ухмыльнулся и заговорщицки потер ладони друг о друга.

Тэхен сидит на кухне, так и не притронувшись к своему чаю, что давным-давно

остыл. На заднем дворе Чонгук возится с агерой, основную работу над которой
закончил только неделю назад. Тэхена терзает предчувствие плохого. Это не
просто волнение перед решающей гонкой, а чувство, что должно произойти что-
то нехорошее. Чонгук же наоборот решителен, как никогда. Альфа ни на
секунду не допускает сомнений насчет своей победы. Он проигрывать не
привык. И не имеет значения, что гонка на смерть. Тэхена уверенность Чонгука
успокаивает лишь частично. Он как никто знает Джихана и то, что До так просто
не сдастся. Мысли о том, что это может быть последняя в жизни Чонгука гонка,
Тэхен старательно отгоняет, злясь за глупости на самого себя. Ему бы больше
чонгуковой уверенности. Этот страх слишком крепко оплел сердце омеги.

Движок агеры замолкает, и спустя несколько секунд в дверях появляется

Чонгук, вытирающий свои руки, испачканные в масле. Заметив поникшего омегу,
альфа хмурится и, отбросив тряпку, подходит.

— Ты чего, детка? — обеспокоенно спрашивает он, присев перед

повернувшимся к нему омегой на корточки. — Юмин папочку расстраивает?
— альфа улыбается уголком губ и тычется в животик Тэхена носом.

— Нет, — слабо улыбается омега, запустив пальцы в волосы Чонгука и опустив

611/670
на него взгляд. — Он послушный мальчик.

— Значит, причина в другом? — Чон вопросительно вскинул бровь, смотря на

Тэхена в ожидании объяснений.

— Я волнуюсь, — вздыхает омега. — Завтра гонка. Даже если твоя машина

укреплена на все сто, даже если обезопасит тебя в случае чего, а ваш план без
изъянов, я все равно не могу успокоиться, — тихо говорит Тэхен, опустив взгляд
и закусывая губу.

— Детка, я не дам ему меня убить, об этом и речи нет. Мне есть, ради кого
жить, и я свою жизнь отдавать не намерен, — Чонгук гладит Тэхена по щеке
тыльной стороной ладони и заставляет взглянуть на себя, подцепив
указательным пальцем подбородок. — Ты омега лучшего на этих дорогах, и
этого не изменит какой-то ублюдок, возомнивший себя королем. Корона моя.
Будет моей до тех пор, пока кто-то не отнимет ее честным путем. А Джихану
уже подготовлена камера в тюрьме. И яма заодно. Зависит от того, что я с ним
сотворю, — хмыкнул Чонгук, пожав плечами. — Его в любом случае ждет конец,
а меня — победа.

Тэхен шмыгает носом и кивает. Он сползает со стула и прижимается к альфе,

утыкаясь носом в плечо и жмурясь. От слов Чонгука легче, намного легче, но
предательский ком тревоги в сердце все еще сжимается, ноет, не давая покоя.
Тэхен с ним бороться не в силах. Окончательно он успокоится лишь после
победы Чонгука.

— Скорее бы все это закончилось, — шепчет омега, цепляясь пальцами за

футболку Чонгука на груди. — Я чертовски устал от этих войн, от одного только
имени Джихана. Все, чего я хочу — это ты, наш ребенок и спокойная жизнь.

— Когда маленький итальянец родится, мы втроем махнем куда-нибудь

подальше отсюда, — хрипло говорит Чонгук, поглаживая Тэхена по волосам и
касаясь губами виска. — Куда ты только захочешь, детка. Оставим все это
позади и будем жить дальше. Спокойно и счастливо. Я тебе это обещаю,
итальяночка.

— Ловлю на слове, — Тэхен шмыгает и поднимает голову, сразу же заражаясь

улыбкой Чонгука, способной рассеять тучи, чтобы над головой ярко светило
солнце. Альфа плюхается прямо на пол и сажает Тэхена к себе на колени,
увлекая в тягучий поцелуй.

— А пока, думаю, Юмин не обидится, если мы немного… — разорвав поцелуй,

ухмыляется Чонгук и вскидывает брови, толкнув язык за щеку. Тэхен хихикает и
слегка бьет альфу в плечо.

— Какой же ты придурок, Чон Чонгук, — говорит он, обвивая руками шею альфы
и седлая его крепкие бедра.

— Говори со мной только на итальянском, — жарко шепчет Чонгук в губы

Тэхена, спустив ладони на его упругую задницу и сминая пальцами.

— Ti voglio, придурок, — выдыхает Тэхен со стоном, откинув голову назад и

прикрывая глаза.

612/670
Агера с тихим ревом, заглушаемым дождем, подъехала к мосту, ведущему в
противоположную от столицы сторону. В лес. Видимость на дороге практически
нулевая, а ливень с каждой минутой становится все сильнее. Ветер расшатывает
верхушки деревьев, угрожая повалить их и преградить путь. Чонгук критично
оглядывает местность и хмыкает. Такую погоду никто не предсказывал, но у
природы свои планы, которые никто не в силах нарушить.

На левой стороне дороги уже стоит черная глянцевая бугатти широн,

поблескивающая в свете единственного фонаря, дальше после которого лишь
кромешный мрак. Агера останавливается рядом. Джихан бросает на гиперкар
короткий взгляд и ухмыляется. Сказать им друг другу больше нечего. Все давно
сказано.

Никаких правил.

Одна цель: выжить и приехать к финишу первым.

Чонгук мнет пальцами кожаный руль и смотрит вперед, вглубь непроглядного

леса.

— Дождь уже оплакивает одного из нас, — задумчиво говорит он, подняв глаза
к черному холодному небу.

Чонгук обещал Тэхену вернуться, но теперь, когда условия изменились,

предугадать исход гонки стало труднее. Впереди неизвестность, в которой
сокрыто множество препятствий. Чонгук их не раз преодолевал, но сегодня
другой случай. Сегодня шанса на ошибку нет, ведь на кону жизнь.

Мощный двигатель широна агрессивно рычит, готовый к старту. Чонгук

выплывает из окруживших его раздумий и начинает раскручивать движок,
концентрируясь на звуке за спиной, что действует подобно успокоительному.
Агера рычит, не уступает сопернику, жаждет подорваться, сгорает от
нетерпения, накаляется до предела.

Вспыхнувшие белым светом фары широна освещают дорогу. Чонгук давит на

педаль, заставляя движок рычать еще сильнее. Стрелка на тахометре скачет.
Агера набирает обороты.

Первый сигнал. Чонгук затаил дыхание, следя за тем, как мигнули фары
бугатти.

Второй сигнал. Сердце начинает биться в сотни раз быстрее. В кровь

впрыскивается адреналин.

Третий сигнал. Назад пути нет.

Автомобили срываются с места, как только фары широна меркнут в третий раз.
Они преодолевают короткий мост за доли секунды, врываясь во тьму мрачного
леса, таящего в себе опасность. Бугатти пулей улетает вперед, оставляя
кенигсегг позади в разрыве в несколько метров. Чонгук хмыкает и давит на газ,
поглядывая на спидометр, на котором стрелка стремительно движется к
двумстам. Впереди длинная дорога, блестящая от холодного света фар.
613/670
Дворники на лобовом стекле работают на всю мощь, стирая дождь, нарушающий
видимость.

Джихан кидает взгляд на зеркало заднего вида и довольно хмыкает, видя, как
петляет из стороны в сторону агера, пытающаяся его догнать. Выиграть легко.
Главная задача До не просто победить, а устранить. Чонгук никогда больше не
встанет на его пути, никогда больше не отнимет то, что принадлежит Джихану.
Никогда не проснется. Он найдет свою смерть на краю обрыва, на дне, где ему и
место.

Чонгук стремительно начинает нагонять бугатти, сокращая разрыв до двух

метров. Впереди начинается извилистая дорога, которую без дрифта не
преодолеть. Чонгук мягко давит на педаль газа и начинает потихоньку
выкручивать руль, готовясь войти. По скользкой дороге дрифтовать в разы
сложнее. Одно неверное движение, — и автомобиль просто слетит.

Агера плавно входит в дрифт, оставляя за собой брызги дождя. Впереди

дрифтующий широн становится все ближе. Чонгук слегка давит на газ и в одно
мгновение оказывается впереди.

— Играй, пока можешь, — хмыкает Джихан, прожигая задний бампер агеры

горящим злостью взглядом. — Это последний раз, когда ты впереди.

Автомобили летят друг за другом, петляя по извилистой дороге, бросаются то в

одну сторону, то в другую. Дождь усиливается, ухудшая видимость еще больше.
Его гул сливается с ревом моторов. Чонгук не слышит даже собственного
дыхания.

Ровно половина пути преодолена. Резкие повороты остаются позади. Дальше

дорога над обрывом, обожаемая стритрейсерами, любящими езду с каплей
опасности. Бугатти удается обойти соперника два раза, но Чонгук вновь
вырывается вперед в начале пути над обрывом.

Джихан поджимает губы. Внутри начинает вскипать злость и желание поскорее

избавиться от врага, стоящего препятствием между До и полной властью над
дорогами. Пора кончать с играми. Никто не обещал честной борьбы. Джихан
бросает взгляд на панель и нажимает на небольшую красную кнопку. Крепче
вцепляется в руль, готовясь к прыжку нитро.

Ничего не происходит.

— Какого… — не понимает альфа, и нервно нажимает на кнопку снова. — Сукин

ты сын, — рычит Джихан, ударив по рулю и давя на педаль газа до упора.
— Ублюдок, — зло выплевывает он, вперившись взглядом в агеру, расстояние с
которой начинает вновь сокращаться.

В бугатти не работает ничего. Ни одна из установленных в нее перед гонкой

систем. Подвела даже закись азота, которая должна была сработать. Бугатти
словно сбросили до заводских настроек. В ней только исходная мощь и ничего
дополнительного.

— И так справлюсь, — цедит сквозь стиснутые челюсти До, вцепляясь в руль и

догоняя кенигсегг. Взгляд рефлекторно падает на зеркало заднего вида. В один
миг Джихану кажется, что он видит мелькнувшую где-то за поворотом агеру,
614/670
похожую на тень. Рыкнув, До отворачивается к дороге. Он мотает головой,
отгоняя иллюзии. Чертов кенигсегг уже двоится в глазах.

Чонгук поглядывает вниз. В полутора метрах от агеры находится черная

всепоглощающая бездна. Она словно зазывает, притягивает к себе души,
изголодавшись. Долго на нее смотреть нельзя, иначе затянет. Чонгук
отворачивается, прежде коротко глянув на зеркало заднего вида. Бугатти
чертовски близко. Чонгук шумно выдыхает и лижет пересохшие губы. В кармане
коротко вибрирует телефон, оповещая о сообщении. Альфа еле сдерживается,
чтобы не взять его и позвонить Тэхену. Так хочется услышать его
успокаивающий голос, возвращающий внутренний покой. В эту секунду все, что
нужно Чонгуку — голос любимого омеги. Все, что хочется ему сказать — о
любви. О том, как она бесконечна и чиста. Успокоиться самому и успокоить. А
ведь наверняка переживает, места себе не находит. Весь день не отпускал,
рядом ходил хвостиком, прижимаясь к груди при любом удобном случае. Чонгук
уверял, что все будет хорошо, твердил одно и то же, а у омеги на душе все
равно неспокойно, тяжело. Тэхен не мог его отпустить.

Не мог.

Широн выравнивается с агерой, находясь от нее лишь в жалких двух метрах.

Джихан вцепляется в руль мертвой хваткой и резко дергает его влево. Чонгук
поворачивает голову в сторону бугатти, едва видимую во мраке в сочетании с
пеленой дождя. Дальше — удар.

В один миг кенигсегг теряет контроль и слетает с дороги прямо в обрыв.

— Вот и все, — усмехается Джихан, с искрами яркого адского пламени смотря,

как кенигсегг, ударяясь об огромные валуны, летит вниз, прямо в Ад в руки
Дьяволу. — Я думал, с королем дорог будет сложнее. Спасибо за увлекательную
игру, — бросил До, давя на газ и улетая вперед по пустынной дороге.

Бугатти скрывается во мраке леса.

— Я подъеду сзади, — говорит Чимин, резко выруливая из-за поворота и влетая

на узкую улочку. Впереди летит черная шевроле, за которой омега гоняется уже
несколько кварталов. — Скоро я загоню его в угол. Подстрахуй меня, Чану.

— Уже еду, одного нейтрализовал, — слышится голос альфы из динамика,

разносясь по салону мерса. — Будь осторожнее, Чимин-а.

— У меня все схвачено, — Чимин давит на газ и хмурит брови, следя за врагом,
как хищник за убегающей жертвой. — У тебя там чего, Хосок? Не лезь в
одиночку на нескольких.

— Мои парни скоро подъедут, — встревает Джейби. — Юнги, наверное, рвет и

мечет. Зря ты его запер в комнате. Он же и со второго этажа сигануть может.

— Иначе бы я не остановил его, — хмыкает Хосок. — Один у меня на хвосте.

Джин-а, ты близко?

— Да, буквально на соседней улице. Нужна помощь? — быстро тараторит Ким,

615/670
сосредоточенный на дороге.

— Да, мне нужно отъехать. Прикрой меня, — отвечает Хосок, выруливая на

трассу, наполовину заполненную машинами гражданских.

— Уже еду, — отвечает Джин, сворачивая на другую улицу.

— Как там обстановка вообще? Такое чувство, что копы нихрена не делают, —
ворчит Чимин, несясь за шевроле. — Я требую медаль за отвагу после нашей
миссии.

— Они ближе к центру. Там много джихановских американок. Они решили

устроить восстание машин, — Чану поглядывает на зеркало заднего вида. Сзади
мелькает черный форд.

— И что бы мы делали без Ку Чжунхэ, — смеется Джейби. — Его гонщики очень

помогают. Они уже Новон очистили.

— Чертов Новон, — с болью в голосе говорит Чану. — Когда-нибудь я верну его

себе.

— Только пройдя через Чонгука, — хихикнул Чимин. — Прости, любимый, но эта

территория принадлежала ему уже очень давно. Черт, на меня еще один
вылетел! — вдруг кричит омега. Из динамика остальных доносится звук удара и
скрежет металла.

Со стартом гонки Джихана и Чонгука на улицы столицы подобно змеям выползли

черные американки, решившие поработить улицы. Полиция перекрыла главные
дороги во избежание лишних жертв, объединившись с гонщиками, борющимися
за свободу улиц. В бой вступили люди Джебома и армия Ку Чжунхэ, который
окончательно выбрал сторону банды Чонов. Подключились еще несколько
небольших банд, не разделяющих политику До. Всех, кто на его стороне,
арестовывают или устраняют в случае сопротивления.

Чану с рыком движка вылетает на улицу, в которую несколькими минутами

ранее свернул Чимин. Альфа давит на газ до упора и увеличивает скорость,
несясь вперед и щурясь, чтобы через завесу дождя разглядеть желтый мерс.
Такого страха Им не испытывал никогда. Он напрягается всем телом, вздохнуть
не может, а сердце медленно уходит в пятки. Связь с Чимином прервалась сразу
же после удара. У Чану чувство, словно его самого ударили и выбили все
жизненно важные органы, оставив пустую оболочку.

Альфа доезжает до конца улицы и резко тормозит, отчего ягуар слегка заносит.
Им успевает вовремя вырулить, чтобы никуда не вписаться. На перекрестке
стоит желтый мерс со вмятиной сбоку. Чану, не глуша мотор, вылетает из
машины и бежит к Чимину. Дождь, льющий как из ведра, мгновенно
впитывается в ткань, отчего та прилипает к телу. Длинная челка альфы
сосульками спадает на лицо, скрывая глаза. Чану подлетает к мерсу и, тяжело
дыша, пытается открыть заклинившую дверь. Та поддается только после
нескольких сильных ударов.

— Чимин-а! — кричит Им, хватаясь за плечи омеги. Чимин сидит с откинутой

назад головой, а по виску течет тонкая струйка крови, капая на лимонного цвета
футболку. Чану подхватывает омегу на руки и вытаскивает из машины, падая
616/670
коленями на асфальт и прижимая Чимина к себе. — Малыш, — зовет Им
дрожащим голосом, едва заглушаемым дождем. Татуированной ладонью альфа
оглаживает лицо омеги. — Чимин, не спи, нельзя, — просит он, слегка
встряхивая Пака за плечи.

Омега резко распахивает глаза и начинает кашлять. На лицо капает дождь

вместе со слезами альфы, скрытыми под челкой. Им мгновенно оживает и
начинает гладить Чимина по влажнеющим волосам. По телу растекается волна
облегчения. И вновь впервые. Таких чувств за раз Чану не испытывал никогда.
От ломающей боли до искрящейся радости. Альфа сам удивляется, что на такое
способен. С этим омегой жизнь приобретает цвета. Приобретает смысл.

— Чану… — хрипло произносит Чимин ослабшим голосом, смотря альфе в глаза.

— Я в порядке, — сглотнув ком, говорит он. — Все хорошо…

— Ты ранен, Чим, — качает головой Чану, стирая со щек омеги капли дождя.
— Тебе нужно в больницу.

— Не нужно. Ты рядом, и мне лучше, — шепчет омега, подняв ладонь и

коснувшись подушечками пальцев губ альфы.

— Не говори ерунды, я не целитель, — вздыхает Чану, обдав пальцы Чимина

горячим дыханием.

— Ты дурачок, — слабо улыбнулся Пак. — Поехали отсюда, пока нас не нашли

другие.

Чану поднимается на ноги с Чимином на руках и быстрыми шагами идет к

ягуару. Теперь жажда борьбы увеличилась втрое. За жизнь Чимина Чану готов
сражаться до последнего.

Вкус победы приятной сладостью оседает на кончике языка. Пьянит, кружит

голову и разносит по телу волны легкости. На губах играет довольная улыбка, а
в глазах огонь. Кажется, все идеально. Только в воздухе витает мнимый, но
давящий запах пороха. С каждой секундой приближения к финишу он
становится все гуще и тяжелее. Не так пахнет победа. Этот запах знаменует
что-то другое, и это заставляет Джихана насторожиться.

Кажется, все было идеально.

Он их чувствует. Легавых не видно, но они по углам со всех сторон попрятались

как гиены, ждущие момента, чтобы напасть стаей. Пустынная дорога больше не
кажется преимуществом. Впереди, буквально в нескольких сотнях метров альфу
ждут золотые ворота — вход в королевство, где король теперь он сам.

Джихан начинает замедляться, собираясь развернуться и рвануть назад. Он

нутром чувствует, что война со смертью Чонгука не закончена, и ворота впереди
служат входом не в королевство, а в клетку.

Он уже собирается развернуться, но не успевает. В зеркале заднего вида

мелькают два массивных бронированных джипа полиции, предназначенных для
таранов. Они перекрывают дорогу, лишая отходного пути. Джихан сухо смеется
617/670
и давит на газ, улетая к финишу. Таким глупцом он себя еще никогда не
чувствовал. Так легко попался в ловушку, позволив плану врагов осуществиться
на все сто. Назад пути нет.

Прямо перед площадью с памятником стоят полицейские машины, разбрасывая

на округу красно-синий свет от мигалок. Среди них До узнает автомобили людей
из банды Чонов и…

Бугатти вынужденно тормозит прямо перед автомобилями полиции и гонщиков.

К его машине сразу же двигаются четверо копов с направленными в сторону
альфы пистолетами. Среди них и офицер Ким Югем. До в шоке и полнейшей
растерянности выскакивает из машины и сталкивается взглядом с черными как
ночь глазами, не обращая внимания на оружие, под прицелом которого его
держат.

— Как… — Джихан от удивления не узнает собственного голоса. Внутри

закипает новая волна злости. — Как ты выжил, Чонгук?! — срывается он на крик,
не контролируя самого себя. — Я же сбросил твою машину… — а позади Чонгука
стоит целая и невредимая агера. Джихан окончательно путается. Неужели
свихнулся, придумав себе этот момент?

— Твое последнее преступление зафиксировано. Это будет вишенкой на торте

из твоих дел, — довольно хмыкает Чонгук, пожав плечами. — В своей жажде
власти ты оказался предсказуем. Я просто выманил тебя, — он поворачивается к
Югему. — Берите его. Ты хотел виновника этого торжества. Он перед тобой, —
ухмыляется Гук. Югем с одним из полицейских уже двинулся к Джихану, но
Чонгук резко останавливает его. — Стойте, я не могу его так просто отпустить.

Он подлетел к До и повалил на капот бугатти, сжимая в кулаке ворот его

куртки, а другой занося для удара. От одного вида этого ублюдка Чонгука
слепит неконтролируемая ярость. Он бьет Джихана в лицо.

— За моего брата, — рычит он и заносит руку для нового удара. Джихан

пытается сопротивляться, спихнуть Чонгука с себя. Ему удается мазнуть
кулаком по челюсти Чонгука. Тот сразу нейтрализует его руки и бьет во второй
раз. — За моего омегу.

Тэхен, сидевший в агере, выходит из машины и, кутаясь в свой вязанный

кардиган, обнимает себя за плечи. В этот раз он своего альфу останавливать не
собирается. Пусть Чонгук сделает то, что хочет. Человек, едва не сломавший
Тэхену жизнь, ничего другого не заслужил. Омега поджимает губы и сглатывает
ком в горле. Плакать хочется только лишь от облегчения. Его кошмару пришел
конец.

— За моего сына, которого ты хотел лишить меня, — цедит Чонгук сквозь

стиснутые зубы, с дури ударив До в челюсть. Он уже не может остановиться. На
костяшках полопались едва зажившие раны и слегка пощипывают от дождя и
чужой крови, но Чонгука это распаляет лишь сильнее.

— Чонгук-а! — сзади альфу хватает Джейби, оттаскивая от Джихана. На

подмогу подходит Югем, помогая Иму справиться с разозленным Чонгуком.
— Смерть — слишком легко для него. А тебе в тюрьму нельзя, — твердо говорит
Джебом альфе на ухо, приводя в чувства. — У тебя семья. О них думай.

618/670
Чонгук хмыкает и стряхивает с себя руки Джейби, отходя назад.

— Я с ним все, — говорит он, тяжело дыша. — Теперь сгнивай на нарах до конца
своих дней, сукин сын.

Джихан поднимается, стирая кровь тыльной стороной ладони и сплевывая

кровавую слюну на дождем пропитанную землю.

— Это не смерть. Оттуда я вернуться смогу, — сухо усмехается он, глянув на

Тэхена за спиной Чонгука. Омега своим ледяным взглядом обжигает, попадая
точно в цель. Колет где-то внутри. Так сильно, что физическая боль,
принесенная Чонгуком, меркнет.

Тэхен отводит взгляд и подходит к Чонгуку, обняв его руку и положив голову на
плечо.

— Руки за спину, — командует полицейский, ткнув в Джихана дулом пистолета.

До повинуется и заводит руки назад. Его конец давно был предрешен, вот
только его самого не предупредили. Бороться смысла нет. Вот только, когда его
не стало? В какой момент Джихану вынесли приговор?

Из-за поворота с визгом вылетает черный макларен, мигая задними фарами, и

тормозит возле бугатти. Все взгляды устремляются на гиперкар, дверцы
которого поднимаются с обеих сторон, взметнувшись вверх подобно крыльям
орла. Из машины выходит Хосок, а спустя несколько секунд — Намджун. Ким
придерживает свою левую руку и слегка прихрамывает. Вся левая сторона его
тела грязная и местами разодранная, а под спавшей на лицо челкой
поблескивает кровь на разодранной скуле.

Джин, увидев альфу, прикусывает нижнюю губу до боли, только бы не

расплакаться, и прикладывает ко рту ладонь. Альфа находит его взглядом. В
нем сожаление, вина и то, что Джин никогда не видел прежде. То, что,
оказывается, долгие годы было скрыто под маской дружбы. Любовь осторожная,
трепетная, как будто бы просящая разрешение на то, чтобы существовать. Она
всегда была и есть. Она всегда была рядом.

— А вот и наш великий революционер, — Джихан издал смешок, смерив

Намджуна презрительным взглядом. — Хорошо поработал над моей бугатти.
Лучший механик столицы снова себя оправдал, — До вдруг хмурится и
переводит взгляд на Чонгука. — Чью машину я столкнул в обрыв?

— Агера Намджуна следовала за нами тенью, — ухмыльнулся Чонгук, обнимая

Тэхена за плечи и прижимая к себе, чтобы укрыть от дождя. — Удар он принял
на себя.

— А ты живучий, — хмыкает До, глянув на Намджуна. — Гениально сработано.

— Рад, что ты оценил, — Намджун сухо ухмыляется.

— Уведите его, — приказывает Югем, махнув коллеге. Полицейский толкает До

в спину, заставляя идти к машине.

— Ты думал, что сможешь подчинить улицы себе, но кто ты, блять, такой, чтобы
менять их правила? — говорит Чонгук, с наслаждением глядя, как уводят
619/670
побежденного До. — Либо ты принимаешь эти правила, либо катишься к черту.

Джихан резко останавливается и смотрит на Тэхена. Разбитых губ альфы

касается теплая улыбка. Тэхен всеми силами заставляет себя смотреть на
альфу, причинившего ему столько боли, что на всю жизнь хватит. Чертовски
тяжело.

— Я шел против улиц ради него, — говорит Джихан, глядя Тэхену в глаза и
наслаждаясь последними секундами этого контакта. Когда еще он увидит их?
Разве что во снах. — Не забывай, что это было для тебя, Тэхен.

— Ты делал это ради себя, — омега жмется ближе к Чонгуку и отводит взгляд.
— Прощай, Джихан.

— Или до встречи? — едва слышно спрашивает До и отворачивается,

почувствовав грубый толчок в спину, заставляющий идти вперед.

До Джихан арестован. Полицейская машина, в которую посадили альфу,

уезжает.

Намджун, прихрамывая, идет к Югему. Офицер убирает оружие.

Непрекращающийся дождь катится по лицу и собирается каплями на
подбородке. Намджун, пересиливая боль в вывихнутом плече, вытягивает руки
вперед и, смотря полицейскому прямо в глаза, говорит:

— Зачитайте мне мои права, офицер.

Джин всхлипывает и не сдерживается, подорвавшись к альфам.

— Джин-и, — Намджун поворачивает голову к омеге и улыбается уголками губ,

пока Югем надевает на него наручники.

Когда он заканчивает, Намджун, хромая, ковыляет навстречу омеге. Джин сразу

же попадает в объятия альфы и крепко прижимается к нему, уткнувшись лицом
в шею и жмуря глаза. Нет больше сил держаться. Слезы ручьями текут сами
собой, смешиваясь с дождем. Намджун плюет на боль, пронзившую плечо. Он
жалеет лишь о том, что не может обнять в ответ. Наклонив голову, альфа
зарывается носом в волосы Джина и прикрывает глаза, в последний раз
впитывая в себя любимый аромат.

— Прости меня, — хрипло говорит альфа. — Прости, что решил все за тебя и
лишил нас второго шанса.

— Я не прощу тебя, Намджун, — всхлипывает Джин, качая головой. — Что я буду

теперь делать? Сколько я себя помню, рядом всегда был ты. Не брат, не друг, а
любимый, — заливаясь слезами, шепчет омега.

Альфа утыкается носом в висок Джина и шепчет:

— Живи дальше, малыш. Черт знает, сколько мне сидеть придется. Не жди,
понял? — Намджуну самому от своих же слов больно. Он сглатывает горький
ком в горле и продолжает: — Живи так, словно я больше никогда не появлюсь в
твоей жизни.

620/670
— Намджун… — дрожащим голосом шепчет омега и жмется ближе к альфе.
— Ты всегда все чинишь, а нас сломал. Ты жестокий.

— Пора, — напоминает Югем, стоящий чуть позади.

— Запомни то, что я сказал, — Намджун поднимает руки и гладит тыльной

стороной ладони щеку омеги, затем наклоняется и оставляет в уголке губ
легкий, почти невесомый поцелуй.

— Чертов Ким Намджун, — всхлипывает Джин и отходит от альфы.

К омеге подходит Тэхен. Развернув к себе и обняв, он успокаивающе

поглаживает его по спине. Чонгук поднимает указательный палец вверх, прося у
Югема еще минуту, и подходит к Намджуну.

— Ты натворил столько дерьма, что так просто не отделаешься. За Хосока тебя

никто не простит, но ты готов был рискнуть своей жизнью за меня. Я не говорю
«спасибо». Так сделал бы каждый из нашей семьи, — Чонгук кладет руку на
здоровое плечо Намджуна, чуть сжав пальцами. — Ты это доказал. Значит, что
бы там ни было, ты один из нас.

Намджун коротко кивает, опустив взгляд. Сколько бы ни отрицал, все ведет к

одному — он часть семьи. Так будет всегда.

— Твои люди очень помогли, — говорит подошедший к альфам Хосок. — Черные

американки стали красными.

— Моя революция остановлена мною же, — слабо улыбнулся Намджун, мотнув

головой. — Верните дороги и честные гонки. Только так можно достичь высот.
Без дополнительных примочек под капотом.

— Ты поздно это осознал, но вовремя помог, — усмехнулся Хосок. — Теперь

наши тачки будет чинить ученик лучшего механика, — говорит он, глянув на
Джина.

— Он стал лучше меня, — с гордостью говорит Намджун, проследив за взглядом

Хосока.

Старший Чон вдруг хмурится и тянется к карману куртки, в котором вибрирует

телефон.

— Мне конец, — ухмыляется Хосок и, похлопав Намджуна по плечу, отходит в

сторону, принимая звонок.

— Чон Хосок! — сразу же кричит в трубку Юнги. — Как ты мог меня дома
запереть?! Ушел на разборки, ничего мне не сказав! Ты вообще с ума сошел?!
— крик омеги резко переходит в плач, от которого у Хосока в сердце болезненно
щемит. — Я чуть не свихнулся. Если бы я снова тебя потерял…

— Все хорошо, малыш, — успокаивает омегу Чон, улыбнувшись уголками губ и

идя к макларену. — Все закончилось. Я приеду через пять минут. Засекай.

— Я тебя прибью, если хоть на секунду опоздаешь! — предупреждает омега.

Хосок смеется и садится в машину, заводя двигатель.
621/670
Намджуна сажают в автомобиль. Полиция начинает разъезжаться. Где-то
вдалеке слышится вой сирены. Дождь все так же льет, мерцая каплями на
асфальте подобно звездам.

Чонгук разворачивается и встречается взглядом с Тэхеном, на губах которого

застыла усталая, но довольная улыбка. Чонгук улыбается в ответ и идет к омеге,
раскрывая объятия. Спустя мгновение Тэхен оказывается в крепких руках
Чонгука.

— Король дорог выиграл еще одну битву, — шепчет омега в губы Чона, обвив
руками его шею и прижимаясь ближе. Они оба промокшие до нитки, но
разгоряченные, возбужденные от переизбытка чувств и эмоций. Тэхену хочется
смеяться и плакать, кружиться под дождем, прямо тут лечь вместе с Чонгуком,
посреди дороги в самый ливень. От вернувшейся легкости только взлететь,
обретя крылья, не иначе.

— Он не сделал бы этого без своего омеги, — улыбается Чонгук, мягко целуя

влажные от дождя губы Тэхена и слегка кусая за нижнюю губу.

— Я не верю, что все закончилось, — Тэхен прикрывает глаза. На длинных

ресницах поблескивают капли дождя, похожие на бриллианты.

— Война не может длиться бесконечно, — Чонгук обнимает Тэхена за талию и

оставляет поцелуй под ухом. — Сегодня победили мы.

— Я люблю тебя, — шепчет Тэхен, взяв лицо Чонгука в ладони и заглядывая в

черные глаза. — И это бесконечно.

— Я люблю тебя, итальяночка, — выдыхает Чонгук и впивается в губы Тэхена,

подхватив омегу на руки и кружа прямо посреди пустынной дороги.

Бесконечно.

622/670
семья

Чонгук гонит по трассе, судорожно посматривая на время на панели.

Альфа весь напряжен и сосредоточен. Дороги во время праздников заполонены
автомобилями. Все спешат успеть за подарками, а кто-то к ждущим их семьям.
Чонгук на медлительность водителей ругается и яростно сигналит, подгоняя
неторопливых гражданских. Время поджимает.

Когда, наконец, дорога становится чище, Чонгук разгоняется, бросая взгляд на

спидометр. Сам удивляется тому, что видит, потому что такую скорость он,
кажется, даже на гонках не развивал.

Альфа весь взвинченный, на нервах, а в голове только одна мысль на повторе:

только бы успеть. Время начинает поджимать, поэтому Чонгук выжимает из
агеры всю возможную мощь, давя на педаль газа и дергая пальцем подрулевую
веточку. Адреналин зашкаливает, растекаясь по венам горючим, в висках
пульсирует, а руки крепко сжимают руль, нервно сминая его кожу.

Спустя семь минут агера с визгом тормозит возле дома Хосока, раскинув
задними колесами снег в разные стороны. Чонгук вылетает из гиперкара, чуть
не забыв прихватить пакет, лежащий на пассажирском сидении. Тяжело дыша,
альфа врывается в дом и входит в гостиную, затормозив в самом проеме.

Юнги, сидящий с месячным Санджином на руках, окидывает запыхавшегося и

задыхающегося Чонгука критичным взглядом. Тэхен поднимает на альфу глаза,
неторопливо отпивает чай из чашки, затем поднимает руку и бросает взгляд на
наручные часы.

— Опоздал на восемь минут, — с недовольством в ровном голосе говорит Тэхен,

глянув на пакет в руке альфы, затем подняв взгляд на него самого. — Я уже не
хочу карамельный торт. Сам ешь, — омега хмыкает и демонстративно
отворачивается, продолжая свое чаепитие.

Юнги берет со столика телефон и направляет на Чонгука. В тишине гостиной

раздается щелчок камеры. Чон так и подвисает на словах Тэхена с офигевшим
лицом, не в силах что-то сказать, даже пошевелиться. У альфы в эту минуту
происходит внутренний крик, а глаза от удивления чуть не выпадают из орбит.

— Король дорог сдает позиции, — ухмыляется Юнги, отложив телефон и

переводя свое внимание на ребенка. Маленький альфа смотрит на папу своими
огромными космически глубокими глазами и дует пузырьки. — Твой дядя —
отстой, Санджин-и, — морщит нос омега.

— Эй! — Чонгук выходит из оцепенения и входит внутрь, положив торт на

столик. — Не верь своему папочке, Сан-и, я тебе докажу, что я лучший, —
хмыкает Чонгук, с вызовом зыркнув в сторону Тэхена. — Докажу, понятно?

— Что-то не изменится никогда, — Тэхен закатывает глаза. — Ну и чего ты торт

тут положил? Унеси на кухню, — омега махнул рукой и зачесал свои вновь
ставшие огненно-красными волосы за ухо.

Чонгук прикрывает глаза, шумно выдыхает и заставляет себя успокоиться,

затем хватает пакет и идет на кухню.
623/670
— Эти беременные, черт побери, — ворчит он себе под нос, оглянувшись на
довольно ухмыльнувшегося Тэхена. Омега подмигивает Чонгуку и
отворачивается, накрыв ладонями свой большой живот.

— Твоя беременность — лучшее время для меня, — хихикнул Юнги. — Столько

удовольствия получаю, смотря, как ты гоняешь Чонгука. Король дорог уже не
тот.

— Король должен уметь и рутиной заниматься, — пожимает Тэхен плечами.

— Это только начало, Юнги-я, уж поверь мне.

В доме Хосока и Юнги собрались все самые близкие. Семья. Люди, что не
бросали в трудную минуту и рвались в бой, рискуя друг ради друга
собственными жизнями. Люди, что любят друг друга безмерно и искренне. Люди,
без которых не было бы ничего.

В гостиной приглушенный свет, которым служат свечи, стоящие на длинном

столе, заполненном вкусностями, и огромная пышная елка, увешанная
гирляндами. За окном вечер, последний день уходящего года. Мягкие снежные
перья бесшумно падают на землю, укрывая ее своим холодным мягким ковром.

В доме в самом разгаре предновогодняя суета. Каждый чем-то занят. Хосок взял
на себя Санджина, который долго плакал на руках дедушки Дэсу и успокоился
лишь когда оказался у отца. Юнги занимается последними приготовлениями
вместе с Джином, а Чимин взял на себя ответственность за алкоголь. Джинен,
освободившийся лишь на праздники, приехал вместе с Джейби и сейчас
увлеченно беседует с Енджуном, сидя с ним на диване у камина. Чану и Джебом
готовят мясо, делясь друг с другом рецептами и раздумывая над тем, как будет
лучше и вкуснее, омег в это дело вмешиваться не пускают.

Тэгун, получивший за свою глупость и слепость прощение у Тэхена, приехать к

празднику не смог. Он долго извинялся по телефону, искренне злясь на самого
себя. Не выдержав, Тэхен, все еще таивший на отца обиду, простил. Это далось
легче, чем казалось, и от этого на душе стало легко окончательно. Тэхен достиг
душевного спокойствия, о котором так долго мечтал.

Юнги выходит из кухни с тарелкой салата и ставит его на стол, укрытый красной
скатертью. Он утирает руки о фартук и тепло улыбается, смотря на Хосока,
сидящего возле елки с Санджином, что лежит у него на коленях. Маленький
комочек, одетый в костюмчик снеговика, радостно дергает ножками и тянет
ручки к отцу, дуя пузырьки и издавая смешные звуки. Хосок смеется и целует
маленького альфу в лобик.

— Я, конечно, все понимаю, — вдруг говорит Чимин, входя с бутылкой

шампанского в руках и строя серьезное лицо. — Но где Чонгук и Тэхен?

— Я думаю, они скоро вернутся, — отвечает Юнги, повернувшись к омеге. — А я

за пирогом! — лицо Мина вдруг становится бледным от ужаса. Он подрывается с
места и несется на кухню. — Господи, пирог!

— Готовься, Хосок-а, это будет преследовать тебя всю жизнь, — усмехнулся

624/670
Джин.

— Как же я жду их свадьбу, — мечтательно вздыхает Чимин. — Скорее бы

лето…

— У нас с Санджин-и лучший будущий муж и папа на свете, — гордо хмыкает

Хосок, взяв малыша на руки и встав с кресла. — Каким бы он ни был, я ему еще
тысячу раз сделаю предложение.

Авентадор плавно тормозит на усыпанной снегом траве. Мурчащий двигатель

замолкает, а фары затухают. Чонгук выходит из автомобиля и быстро обходит,
открыв дверцу с пассажирской стороны и помогая Тэхену вылезти. Сам он во
время беременности водить ламборгини не может, о чем очень грустит. С
большим животом омега стал более неуклюжим и чертовски милым. Чон
протягивает ему свою руку. Тэхен улыбается и берется за нее, прижавшись к
своему альфе боком. Чонгук ведет его по узкой тропинке меж заснеженных
деревьев. Они идут несколько минут. Тэхен чуть ли не каждую секунду
спрашивает, куда ведет дорога, но в ответ получает лишь интригующее «скоро
увидишь».

Спустя еще минуту перед Тэхеном открывается до боли знакомый вид, но уже с
другого ракурса.

— Боже, Чонгук… — выдыхает омега, восхищенно распахнув глаза, в которых

отражается блеск сотен огоньков, горящих в емкостях разных размеров и форм.
— Это же…

— Теперь я могу сказать, что живу не зря, — говорит Чонгук, двигаясь вперед
между очагами и ведя за собой окутанного восторгом Тэхена. — Мы есть, и мы
должны дать знать об этом миру. Вселенной.

— Мы… создадим свой очаг? — спрашивает Тэхен, озираясь вокруг.

— Да. Мы втроем, — кивает альфа на животик омеги, спрятанный под кремовым

пальто, останавливаясь возле небольшого резервуара, наполненного всякими
ненужными вещами. — Я долгое время сбрасывал сюда то, от чего хочу
избавиться. Я думаю, нам пора это сжечь. Время пришло, — Гук поворачивается
к Тэхену и достает из кармана куртки кислотного цвета зажигалку. — Остается
только чиркнуть, — улыбнувшись уголком губ, Чонгук берет ладонь Тэхена и
кладет в нее зажигалку. — Сделай это, итальяночка.

Тэхен сжимает зажигалку и подходит к резервуару поближе.

— Мы оставим всю боль позади. Сожжем худшие воспоминания и забудем о

страхах, — говорит омега, взявшись свободной рукой за чонгукову и чуть
сжимая. — Теперь, когда мы вместе, мы не боимся ничего.

Тэхен поднимает руку над емкостью и чиркает зажигалкой. Содержимое

резервуара, которое было предварительно полито бензином, мгновенно
вспыхивает. Яркое золотистое пламя потянулось вверх, создавая новую звезду
на полотне грешной земли.

625/670
Тэхен повернулся к Чонгуку и обнял за шею.

— Теперь о нас узнает вселенная, — с улыбкой говорит Чонгук, притянув к себе

Тэхена. На кончик носа омеги мягко падает снежинка. Тэхен хихикает и
получает в нос нежный поцелуй. — О том, что ты — моя семья.

В тишине ночи по заснеженному звездному полю разносится тихий треск костра.

Примечание к части

вот и закончилась эра нашего оксида. в такое трудно сразу поверить, он ведь
целый год был с нами. мы вместе погрустим, ладно? я не знаю, как выразить вам
свою благодарность. спасибо вам за терпение, спасибо за поддержку и помощь.
я люблю вас искренне, я люблю вас очень сильно. надеюсь, в новом году мы все
будем счастливее и удачливее. и сильнее. конечно же, сильнее.
я надеюсь, исходом этой прекрасной работы никто не разочаруется. другого
конца я тут просто не видел. и еще надеюсь, вы через этот текст ощутите тепло
и любовь. улыбнетесь. но не грустите, ведь все чудесно. спасибо вам большое. с
наступающим и новым годом, дорогие

626/670
Примечание к части BMW i8: https://pin.it/3P7t93P
Koenigsegg Jesko: https://pin.it/6ppDjd8
Koenigsegg Agera R: https://pin.it/6QcQ63q

Юмин: https://pin.it/t3d7Exb
Санджин: https://pin.it/2wTurzK

YABØII - MAFIA
French Montana feat. Post Malone, Cardi B - Writing on the Wall
vkook: Tessa Thompson - I Will Go to War
след сцена с vkook: SMNM - Through My Heart
Kyddiekafka - Learn How to Use It (ft. Foreign Forest)
Sweepz - Lock & Load (Original Mix)
последняя сцена: Tame Impala - Feels Like We Only Go Backwards

отцы уличных гонок

Возле знаменитой на всю страну черной дыры не было столько людей и

автомобилей уже около двух лет: перекрыта чуть ли не вся улица, и даже на
довольно большой парковке не осталось свободных мест. Страстные любители
уличных гонок не изменяют себе. Лучшая музыка, лучшие заезды, лучшие
машины и деньги. Много денег.

Солнце едва успело спрятаться за огненным горизонтом, уступая место не

менее жаркому вечеру. Улицы оживают с последним лучом, огладившим готовый
к гонкам, лишь на время остывающий асфальт, на котором совсем скоро
прольется кровь проигравших.

На предстоящую гонку съехались чуть ли не все жители города и многие из

разных точек страны. О гонщиках столицы услышал каждый после
предотвращенной революции, благодаря чему они обрели в разы больше
поклонников, готовых ставить последние деньги на успех. Не обошлось и без
самонадеянных смельчаков, посмевших бросить вызов кому-то из отцов уличных
гонок, а также ненавистников, считающих, что способны забрать корону у
законных королей.

Именно это сейчас и происходит возле черной дыры, где собрались сотни,
предвкушающие зрелище, которого не видели уже долгое-долгое время.

К стартовой линии под восхищенные возгласы подъезжает оранжевая, как

закатное солнце, BMW i8, заставляющая дыхание сбиться, а сердце забиться в
несколько раз быстрее. Дерзкий взгляд спорткара будоражит и пускает
мурашки по телу. Стоящие близко к автомобилю люди не удерживаются и
тянутся к футуристичным изгибам новейшей бмв, как к божеству, скользя
подушечками пальцев по нежному и теплому глянцу.

Следом, вызывая у бурной толпы еще большее восхищение, к старту плавно

подъезжает белоснежная Koenigsegg Jesko — суперкар года, о котором мечтает
буквально каждый. К нему даже прикасаться не смеют, лишь тянутся к
недостижимому, призрачными касаниями обводя формы и буквально молясь
самому существованию этого автомобиля.

Коротко мигнув фарами, кенигсегг йеско встает у другого края дороги ровно за
627/670
свеженачерченной линией старта.

Ожидание последнего гонщика волнует до в предвкушении сжимающегося

сердца и мелкой дрожи на кончиках пальцев. Деньги активно сыплются
отовсюду в руки организаторов, музыка долбит из нашпигованных лучшими
сабвуферами тачек, стоящих на обочинах в окружении людей, купающихся в
веселье и алкоголе. И в каждом затаилась незримая тревога, неопределенный
страх, но больше всего — трепет перед встречей с тем, кого улицы ждали и
манили два года.

Знакомый до слез, до покалывания в кончиках пальцев звериный рев

встряхивает каждого в толпе, как будто вырывает из долгого сна и бодрит
одним своим присутствием. Люди оборачиваются с застывшим на шокированных
лицах восторгом. В уголках глаз застыли слезы, а из-за губ вырывается не
просто возглас. Крик.

Никто не верил, что он появится. Никто не думал, что кто-то посмеет бросить
ему вызов спустя два года после разрушительной победы над революционерами.
Но вот они — смельчаки на i8 и йеско, демонстрирующие народу свою
безоговорочную мощь, но вмиг оставшиеся в тени, ведь тот, с кем они вздумали
состязаться, явился, как образ из мечтаний в реальности.

Черный, как глубокая ночь кенигсегг агера с огненно-алыми линиями на

плавных изгибах, освещая путь холодным светом фар, с мурчанием мощного
двигателя медленно подъезжает к центру, становясь между соперниками этого
вечера. От его эффектного вида ноги подкашиваются, он все еще кажется
массовой иллюзией и воссозданным историческим моментом, который каждому
в эту секунду посчастливилось увидеть собственными глазами.

Агера — дикая пантера столичных джунглей — никого не оставляет

равнодушным. Любители и преданные поклонники кричат и с искренней
радостью приветствуют, соперники и ненавистники критично поджимают губы,
но огонек в глазах их выдает. Они восхищены. До глубины души восхищены,
ведь вновь увидели того, о ком в городе уже легенды слагают.

Моторы не глохнут, все только начинается. Гонщики накаляют и раскручивают

двигатели, заставляя задние колеса дымиться. Толпа взбудоражена, нервы на
пределе у всех. Люди отходят в стороны, давая дорогу стритрейсерам. Грид-
герл выходит на середину трассы и встает перед автомобилями. Как всегда
эффектная и уверенная, любящая свое дело и испытывающая гордость за то, что
именно в этом легендарном заезде принимает участие, давая старт.

Взмах рук. Все затаили дыхание и сжали кулаки в волнении и ожидании.

Гонщики нетерпеливо давят на педали, готовые сорваться в любую секунду, а
твердые уверенные взоры устремлены вперед, на дорогу, вдоль которой столбы
густого алого дыма взмывают вверх, к стремительно темнеющему небу, где
появляются первые звезды-путеводители.

В момент, когда грид-герл резко опускает руки к земле, мир замирает,

остановив свое сумасшедшее движение. В это мгновение жизнь существует
только для трех мощных автомобилей, готовых рвать асфальт под шинами и
оставлять за собой огненные полосы, как указатели к самому Аду, где все
безумие происходит.

628/670
Йеско, агера и i8 с визгом трущейся об асфальт резины срываются с мест, как
бешеные звери, которых долгое время держали на цепи. Они обрели свободу в
тот момент, когда был дан старт и салон наполнил гудящий звук доведенных до
предела двигателей. Хватает буквально несколько секунд, чтобы машины
улетели далеко вперед, на куски разрывая жалкие метры и не видя предела
скорости. Стрелки на спидометрах стремительно переваливают за сто пятьдесят
и охотно тянутся к высоким и опасным цифрам, которые никогда не были чужды
настоящим уличным гонщикам.

Вперед вырывается кенигсегг йеско, с первых секунд демонстрирующий свою не

без причин хваленую мощь. Он похож на истребитель, рвущий воздух как ткань
на жалкие лоскуты. Из выхлопной трубы вырывается пугающее и
завораживающее синее пламя. Автомобиль бесстрашно несется вперед,
оставляя соперников позади.

Агера остается в хвосте, находясь на расстоянии в пять метров от бмв,

пытающейся догнать йеско. i8 тоже выпускает закись азота и вмиг улетает
вперед, как пуля, оставляя агеру далеко позади.

Автомобили врываются в поток городских улиц, привлекая всеобщее внимание,

оставляя людей с разинутыми ртами наблюдать за историческим событием,
происходящим прямо перед ними. Гонщики красиво петляют меж медленно
ползущих машин, ловко предотвращая возможные столкновения и готовятся
войти в дрифт на плавном повороте впереди. Это происходит синхронно, и
поэтому завораживает еще больше. Три машины словно танцуют, во всей красе
показывая мастерство настоящего дрифта.

Кенигсегг агера летит позади двух новейших автомобилей, вызывая у многих

наблюдателей страх и переживание, но после произведенного дрифта урывает
себе возможность приблизиться к соперникам, оставляющим его глотать пыль
на третьей позиции.

Йеско все время гонки продолжает ехать впереди, не позволяя бмв вырваться
вперед и занять первую позицию. Совсем скоро долгожданный финиш, а нервы
натягиваются в струнку. В крови, как лава, разливается адреналин и быстро
достигает глаз, в которых ярко вспыхивает. Пальцы сжимают кожаный руль
крепче, а педаль газа вдавлена в пол.

Впереди остается два поворота и финишная прямая, ведущая обратно к черной

дыре, где и завершится кольцевой заезд.

Агера начинает ускоряться к первому повороту. Она еще полна сил, не всю свою
мощь израсходовала и готова сделать рывок. Входя в дрифт на резком повороте,
едва не цепляя углом бампера бмв, агере удается вырваться на вторую позицию.
От столкновения их уберегают жалкие сантиметры, а после выхода из поворота
ситуация меняется. Кенигсегг агера оставляет бмв i8 позади и быстро
подбирается к непоколебимому йеско. В черном звере словно пробуждается то
самое, что делает его тем, кто он есть, тем, кем знают его на столичных улицах.
Кенигсегг становится хищником, охотящимся за своей жертвой. Изголодавшийся
за два года, готовый разорвать каждого на своем пути.

Он сам очнулся ото сна.

Остается пара десятков метров до последнего поворота, но йеско начинает

629/670
заносить раньше. Агера, пользуясь моментом, ускоряется и подъезжает к
кенигсеггу соперника почти вплотную, едва не тараня его задний бампер. Йеско
резко бросает вбок на повороте. Задние колеса скользят по асфальту, оставляя
за собой следы жженной резины. Агера идет в занос следом, а третьим — бмв,
не отстающий от соперников ни на сантиметр.

До финиша — пара сотен метров. Впереди уже виднеются фиолетовые огни

черной дыры, толпы людей и автомобили, стоящие в ряд вдоль дороги. Йеско
против агеры. Два кенигсегга идут почти наравне. Суперкар опережает агеру
лишь на полметра. Толпа замирает в волнении. Некоторые складывают ладони в
молитве, а другие смотрят на приближающиеся автомобили стеклянными
глазами, внутри которых скрыта масса эмоций, которые непременно вырвутся,
когда кто-то из гонщиков первым пересечет финишную черту.

В ушах стоит лишь рев мотора. Кровь в венах пылает, как всполохи пламени в
выхлопной трубе. Дорога перед глазами становится в разы длиннее, а вечерние
огни смазываются, превращаясь в одно неразличимое пятно. Пульсация в висках
вытесняет из головы все мысли и эмоции, оставляя только одно имеющее
значение слово — победить.

Агера лишает йеско победы, в самые последние секунды делая резкий рывок
вперед и первой пересекая финиш.

Под шум взорвавшейся радостными возгласами толпы агера тормозит с

эффектным разворотом на сто восемьдесят и останавливается. Люди окружают
гиперкар, как муравьи, едва не целуя раскаленный после гонки металл. Дверца
с водительской стороны взмывает вверх, и из агеры выходит король, когда-то
спасший улицы от тирании жестоких убийц в обличии гонщиков и вернувший на
дороги мир.

— Чон Чонгук! Ты вернулся! — кричат из толпы вышедшему из машины альфе.

Чонгук коротким движением руки поправляет красную кожанку на плечах и

оборачивается, растянув губы в обворожительной, такой привычной ему улыбке.
В горящих от жажды скорости глазах за два года не поменялось ничего. Не
померкло то, что было смыслом жизни. Кажется, наоборот сильнее разожглось.
Будто и не было большого пробела. Как будто еще вчера гонял, подчиняя себе
улицы, и сейчас ничего не изменилось. Только одно.

Альфа зачесывает светло-каштановые волосы назад и захлопывает дверцу

агеры, сунув ключи в карман куртки. На безымянном пальце в неоновых цветах
сверкнуло золото, которое мгновенно лишает шанса многих омег, жаждущих
внимания одного из самых сексуальных и успешных альф столицы.

Чонгук оборачивается к проигравшим. Гонщик на йеско, вероятно, испытывая

стыд от проигрыша, даже не вышел из своего авто, зато довольно молодой
владелец бмв стоит у своей машины, прожигая завистливым взглядом законного
короля дорог, на которого переключилось внимание абсолютно каждого. Чон
скучал по этому. Результат в виде победы всегда приносит массу удовольствий,
и сползшее с лица соперника чувство превосходства — определенно одно из
них.

— А где улыбочки? — ухмыляется Чонгук, вскинув бровь. — Вы должны

радоваться, что мы не на тачки гоняли, не то бы пешком отсюда потопали, —
630/670
альфа поднимает руку и двумя пальцами изображает шаги. Некоторые в толпе
не сдерживают свои смешки.

— Это не конец, Чон, — бросает в спину идущему к дыре Чонгуку владелец бмв.

Чонгук даже не оборачивается. Усмехнувшись, он спокойно отвечает:

— Конечно же, нет. Тягайся со мной до тех пор, пока проигрывать не надоест.

Не дожидаясь злостью от проигрыша пропитанного ответа, Чонгук вливается в

шумную и веселую атмосферу дыры, как в совершенно иной мир, от которого
два года был отколот. Как только люди видят короля дорог, начинают свистеть,
издавать разные радостные и приветственные звуки, выкрикивать поздравления
и поднимать бокалы с различным содержимым за возвращение и несомненную
победу. Чонгук останавливается буквально возле каждого знакомого и, не
распыляясь на разговоры, заглушаемые громкой музыкой, долбящей со всех
сторон по ушам, идет дальше, двигаясь к укромному и более тихому углу,
который негласно стал принадлежать отцам уличных гонок.

Развалившись на мягких диванчиках, Чонгука уже ждут друзья, давным-давно

ставшие частью семьи. Они тоже не оставляют альфу без внимания и
аплодируют, бросая короткие, но искренние поздравления.

— А вот и наш герой дня, — пьяно улыбается Джейби, поднимая свою бутылку с
пивом. — Не потерял хватку, похвально.

— Сегодня за выпивку будет платить тот, кто в этом сомневался, — смеется

Чонгук, бросив на парней взгляд и опускаясь в кресло. Он тянется к столику,
беря бутылку с ромом, и вытягивает ноги, расслабляясь после напряженного
заезда. Самодовольство альфа не растерял за время, которое проводил с
семьей, а не на дорогах. Что-то в характер прочно вплетено и не искоренится,
кажется, никогда.

— Я думал, i8 и йеско напустят на тебя страху, — говорит Хосок, выпятив

нижнюю губу и ловя убийственный взгляд друга. — Намджун чуть на йеско не
поставил, — альфа кивает подбородком на блондина, сидящего в кресле
напротив Чонгука, и растягивает губы в довольной ухмылке. Тот лишь пожимает
плечами и отпивает пиво, мол, ничего личного.

Намджун вернулся к семье всего пару месяцев назад. Закон дал альфе в разы
больший срок, чем он отсидел, но связи все решили быстро и безболезненно.
Влияние отца Чонов, помощь Югема и семьи, которая не оставляла Намджуна
без своей поддержки все месяцы, которые альфа сидел за решеткой. И больше
всего — Джин, который не собирался оставлять альфу гнить в тюрьме и
проигнорировал его просьбы жить дальше своей жизнью, в которой не будет
места ему, сотворившему зло против своих же родных. Но Намджуна простили и
приняли обратно в семью, дав шанс и поверив. Альфа сразу же решил взяться за
изменения в своей жизни и первым делом пошел к Джину, — к тому, кому ничего
доказывать не нужно было с самого начала. Джин любит, и уже давно. Это
единственное, что имеет значение. Теперь они официально встречаются. Боль
от неразделенной любви и предательства в прошлом. И слезы остались позади.

— Это просто малолетняя шпана, решившая повыпендриваться за счет крутых и

заряженных тачек, — просто хмыкает Чонгук, ничуть не выглядя оскорбленным
631/670
или рассерженным из-за сомнений брата и друга. — Надеюсь, урок они усвоили:
одним этим победы не добиться.

— Только откуда у шпаны денежки на таких монстров… — бормочет Чану,

развалившись на диване между Хосоком и Джейби и перекатывая в губах
сигарету.

— Мы начинали с развалюх, которые сами же и ставили на колеса, — Намджун

пожимает плечами. — А в сегодняшних машинах я не увидел ни единого изъяна.
Это уже другой уровень. Времена меняются.

— У этих тачек только один минус — их владельцы, — ухмыляется Чонгук.

— Зато ты повеселился, — подмигивает Джейби, забирая у Чану сигарету.

— О да, это как вколоть дозу после долгой завязки, — Гук в наслаждении
прикрывает глаза, откинув голову на спинку кресла. — Я дернул их как нечего
делать.

— Не расслабляйся, король, ты едва обошел их. Уже не тянешь, — Хосок лениво

потягивает пиво и резко дергается вбок со смехом, прижимаясь к Чану и избегая
удара от младшего брата.

— Пойдем-ка выйдем и посмотрим, как моя агера дернет и твой макларен, —

хмыкает Гук, изобразив на лице непоколебимую решительность.

— О-о, это будет зрелище, давно вы не гонялись вдвоем, — в предвкушении

улыбнулся Джейби, потирая ладони.

Но Чонгук быстро теряет пыл и со вздохом обратно разваливается в кресле,

смотря на альф из-под приоткрытых век.

— Я позволил бы йеско забрать победу и даже слова бы не сказал, — говорит он

спокойно, потирая большим пальцем переносицу. — Но он не показал свою
мощь. А на что кенигсегг способен я и так знаю.

Парни замолкают, слегка удивленные словами Чонгука. Никогда и ни за что Чон

не сказал бы фразу: «я позволил бы забрать победу». Но то был прошлый Чонгук,
ослепленный молодостью и жаждой скорости, победы над каждым, кто посмеет
бросить вызов. Перед ним был весь мир и один смысл — улицы. Теперь, познав
иные ценности, важнее которых на свете нет ничего, альфа победу готов отдать
сопернику, но не за просто так.

— Ты вернулся на дороги с определенной целью? — спрашивает Намджун,

щурясь.

— Вы сами видите, сколько за два года понабралось на улицах жалких пародий

на стритрейсеров, — Чонгук выпрямляется и, поставив бутылку на столик,
сцепляет пальцы в замок, упершись локтями в колени. — Думают, что если под
капотом мощи достаточно, то мастерство не так важно. Я слежу за всем, что
происходит на наших улицах, и могу сказать, что знаю лишь единицы
действительно талантливых гонщиков нового поколения.

— О, ясно, учителем заделаться решил? — удивленно усмехается Чану.

632/670
 — Что-то типа того, — соглашается Гук. — Кто еще будет защищать честь
нашего города, наших районов и улиц, если не они? Йеско, i8. Если такие, как
они, еще и мастерство познают, то равных им не будет.

— Говоришь так, будто уже свалил на пенсию. Тебе даже тридцати нет, Чонгук-
а. Ты можешь кататься еще лет двадцать, — закатывает глаза Джейби. — Даже
я еще в строю, если на то пошло.

— Прошли те времена, когда я жил улицами, — Чонгук слегка морщится и

поднимает свою бутылку, делая короткий глоток. — Моя главная задача —
отвозить Юмина в детский сад на AMG-шном мерсе. Даже не на агере, — на этих
словах Чану ухмыляется и качает головой.

— Слышал бы тебя Чимин…

— Я с агеры слой пыли снял перед сегодняшним заездом, — с болью в голосе

говорит альфа, качая головой. Парни смеются над другом.

— Радуйся, идиот, что не на минивэне катаешься, — хмыкает Хосок, поджимая

губы. Альфы начинают хохотать по новой.

Хосок — еще один ветеран улиц, у которого на первом месте только Юнги и
маленький Санджин. И хоть он не оставлял дороги на такой долгий срок, как
младший брат, все равно стал редким явлением среди стритрейсеров. Все его
время занимает семья, но порой, соскучившись по запаху жженой резины, он
берет свой макларен и выезжает на пустые улицы глубокой ночью, чтобы
вдохнуть аромат скорости и почувствовать себя причастным к важному.

— А как же порше кайен? — задумчиво хмурится Чану.

— На нем Юнги, — закатывает глаза Хосок. — У меня сраный минивэн. Но

ничего, скоро я его поменяю. Уже присматриваю себе джип.

— Спустя два года он решился, — хохотнул Чонгук. — Признайся, что бывший

школьник контролирует каждый твой шаг.

— Он просто волнуется за меня после того, что случилось два года назад, —
пожимает плечами Хосок, отпивая виски, плещущийся на дне стакана и
переливающийся янтарным блеском.

Об аварии и месяцах, проведенных в коме, не говорят, не упоминают открыто,

но и так всем все понятно. Каждый раз Намджун чувствует, как в тело вонзаются
мелкие иглы, стоит вспомнить свою непростительную ошибку. Что было бы, если
бы Хосок так и не очнулся от комы? Если бы не вернулся к семье, не увидел
своего сына… Намджун, пока смиренно принимая свое наказание, сидел в
тюрьме, обо всем этом думал не раз. Он готов был отсидеть полный срок,
заплатить цену за то, что вершил на улицах, как нож вогнал в спины друзей, но
снова убедился, что не достоин их, когда с их же помощью вышел на много лет
раньше, чем следовало. Цену дружбы и семьи альфа познал, и теперь жизнь
положит ради родных, ни на мгновение не задумываясь.

И все это понимают. Ничего не говорят, больше эту тему никогда не поднимают.

633/670
Тяжелее всех простить боль было Юнги. Намджун едва не убил не только
Хосока, но и Юнги с Санджином. Полностью боль отпустить у него не вышло, но
время постепенно рассеивает горькие остатки, медленно, но верно возвращая
былые отношения. Когда-то все наладится, но Намджун себя не простит
никогда.

— Я могу предсказать… — Чонгук прикрывает глаза и делает сосредоточенное

лицо. Ему снова удается в один миг изменить атмосферу. — Хосок-а, достань
телефон. Я уверен, что там есть хотя бы одно сообщение от Юнги, а звучит оно
так: «Хосок-и, милый, ты где? Купи по пути туалетную бумагу», — сделав
писклявый голосок, говорит Чонгук, открывая глаза. Парни уже по-тихому ржут.
А Хосок сидит с мрачным лицом. Подколам Чонгука нет конца и края.

— Не угадал. Там такой текст: «Чон Хосок, я заявлю в полицию о твоей пропаже,
если через пять минут не ответишь».

Альфы больше не сдерживаются и смеются в голос.

— И тут еще одно: «Где макларен, сволочь?!», — пытаясь скопировать голос

Юнги, читает смс Хосок, мученически морща лицо и быстро печатая мужу ответ
под хоровой смех друзей. Юнги всю контору спалил. Наверняка сразу побежал в
гараж. Это его тайный страх — не увидеть там макларен. А точнее, не увидеть,
как Хосок на нем вернется домой целый и невредимый.

— Папочка и детка махнулись местами, — ржет Чонгук, хлопнув себя по колену.

— Скажи, что ты со взрослыми, Хосок-и, чтобы твой не переживал, —

подмигивает Чану, получая легкий удар в плечо.

— Не забудь еще сказать, что мы проводим тебя прямо до дома, — подливает

Джейби, посмеиваясь.

— Ну и хрена вы ржете? Ваши омеги не лучше, — хмыкает Хосок, залпом осушая

стакан с виски и слегка морща нос. — Вспомни-ка, как Джинен не разрешил тебе
поехать с нами на тест-драйв, — тычет пальцем в Джейби альфа.

— Ему нужно было помочь с вещами, — оправдывается Им, пожимая плечами.

— Фигня, — отмахивается Хосок и переводит взгляд на Чану. — Чимин спрятал

твою тачку после того, как ты напился с нами в баре и устроил гонки с
легавыми, а потом потратил на такси сотни долларов, ища свой астон по всему
городу, — Чану устало вздыхает и прикрывает ладонью глаза, вспоминая те
суровые времена.

— Это было лучшее наказание, — смеется Чонгук, и Хосок сразу же переводит

на него свой хищный взгляд. — Что? На меня у тебя ничего нет. Я примерный
семьянин, — довольно улыбается Чон, вздернув подбородок.

— Хватает того, что ты Тэхену нервы треплешь каждый день, «отец года», —
Хосок делает пальцами кавычки в воздухе и подливает себе виски в стакан.

— О, я помню, как он Юмина за ногу держал вниз головой, — морщится Джейби,

покачав головой.

634/670
 — Я думал, так ему будет легче срыгнуть! — с оскорбленным видом
оправдывается Чонгук.

— Я после этого у Тэхена научился итальянскому мату, — смеется Им.

— У меня синяки на спине две недели не проходили, так Тэ избил меня

машинкой Юмина, — хмыкает Гук, отпивая ром и мысленно вздрагивая от
воспоминаний. Омега тогда был зол, как черт.

— Повезло тебе, что я тогда рядом не был. Мой племянник наверняка не без
детской травмы останется с таким отцом, — закатывает глаза Хосок. — Тэхен с
тобой еще мягко обошелся.

— Это в прошлом, — отмахивается Чонгук. — Я прокачался. Юмин-и сказал, что

его друзья в детсаде хотят такого отца, как у него.

— О, кто-то тут явно приврать решил, — смеется Джейби, качая головой.

— Буквально вчера я видел в сториз у Тэхена, что ты делал с Юмином.

— Я не глянул. Что он опять делал? — спрашивает Чану, едва не сползший с

дивана на пол. Он подтягивается и обнимает бутылку.

— Он привязал Юмина шарфом к ножке стола, чтобы тот не бегал по дому и не

мешал ему телек смотреть. Знаете же, как мелкий любит орать на весь дом. Ну
и когда Тэхен услышал, как его зовет Юмин-и, то спустился в гостиную и заснял
это, — говорит Хосок, закрыв лицо рукой с тяжелым вздохом. Чану прыскает и
бьет Чонгука ладонью по колену, а Намджун едва не давится своей выпивкой.
— Поэтому Юнги и не любит оставлять с тобой Санджина.

— А Тэхен что? — спрашивает Намджун, удивленно подняв брови.

— В конце видео хоть и обрезано, но слышно, как он наорал на Чонгука, —

хохочет Джейби. — Походу, тебе вчера нехило досталось, Гук.

Чонгук вздыхает и, изобразив страдальческое выражение лица, присасывается к

горлышку бутылки. Да, он не идеальный отец. Этого никто не знает, но
отцовство — чертовски пугающая альфу вещь, к которой он так и не сумел
подготовиться до рождения сына. В первые месяцы Чонгук держать Юмина
боялся, когда Тэхена поблизости не было. Крепкие и сильные руки уверенно
держали руль на опасных заездах, а маленький комочек держа, мелко и нервно
подрагивали. Волнует до ужаса, когда в крепких руках — такая маленькая и
хрупкая жизнь. Чонгук боялся, что если чуть сожмет, то точно что-нибудь
сломает Юмину.

Тэхен и правда много нервов тратит даже не столько из-за сына, сколько из-за
своего мужа. Он единственный понимает чонгуково волнение и беспокойство, но
иногда альфа выдает такое, к чему морально не подготовиться. Чонгук словно
впервые увидел ребенка и совершенно не представляет, как с ним нужно
обращаться. К счастью, за два года он кое-что сумел усвоить, но у него при этом
свои методы воспитания. Дикие. От дикаря другого и не ждешь.

— Ваши омеги — опасные создания, — по-доброму посмеивается Намджун,

удивленно вскинув брови.

635/670
— Да, тебе легко с Джином, — бормочет Хосок.

— Если обидишь его — заберем, — шутливо, но с долей правды угрожает Чонгук

Намджуну. — Джин-и — наш ангел. Не представляешь, как тебе повезло с ним.

— Я знаю, что не достоин его, — соглашается Ким, вздохнув.

— И все-таки ты нужен ему. Пока ты за решеткой сидел, он совсем другим был.

Видно было, что скучал очень, хотя и старался вести себя, как будто все
нормально, — Хосок улыбается уголком губ и хлопает Намджуна по плечу.

Ким кивает и прячет улыбку в стакане с виски. Выходя на свободу, он себе

клятву дал, что никогда не позволит слезам и боли исказить красивое лицо
Джина. Своего любимого омеги, с которым им вдвоем пришлось столько
трудностей пройти, чтобы в итоге быть вместе и обрести долгожданное счастье,
что годы их ждало. Пришло время подарить Джину жизнь, которую он
заслуживает и любовью окутать, как теплым одеялом зимним вечером. Больше
ничто не разлучит их и крепкое счастье не разрушит.

— Раз уж мы все тут на коротком поводке, то предлагаю как можно скорее

нажраться и по домам, — Джейби поднимает свою бутылку с пивом.

— Поддерживаю, — поднимает свой стакан Хосок.

— За то, чтобы мы еще долгое время покоряли дороги и были здоровы. За то,
чтобы Чонгук стал нормальным отцом, и за спокойствие на улицах, — говорит
тост Чану, подняв руку с зажатой в ней бутылкой. Чонгук бросает на альфу
убийственный взгляд, но тоже свою бутылку протягивает вместе с Намджуном.

За что бы они ни пили, в тосте всегда будет звучать «за спокойствие на улицах»,
ставшее в их семейном кругу неотъемлемым и чем-то чертовски важным. После
десятков смертей на дорогах, что происходили два года назад во время
революции, мир на улицах теперь — святое; то, что нарушить нельзя ни в коем
случае. Каждый стритрейсер столицы это понимает. Уличные гонки — не работа
с итогом в виде смерти. Это момент свободы и выброса адреналина. Это чистое
удовольствие, которое не должно ломать и убивать, а счастливым делать,
заставлять стремиться ввысь, чтобы добиться лучших результатов, а не
летального исхода.

Парни чокаются и, весело зашумев, пьют, продолжая приятный вечер после

ожидаемой всеми победы короля дорог, выехавшего на дороги спустя много
времени. Его ждали.

По нему скучали.

Легкое головокружение приятно. Это не то опьянение, которое заставляет

потерять здравомыслие. Оно усиливает ощущения, и все тело напоминает один
оголенный нерв. Когда-то Чонгук любил кататься по ночному городу в таком
состоянии под негромкую, приятную слуху музыку, играясь с холодным
щекочущим ветерком, просачивающимся сквозь пальцы, кайфуя от вибрации,
которую провоцирует мощь двигателя, и смотря, как ночные огни светят со всех
сторон как звезды, спустившиеся с космоса на землю. Легкое опьянение —
636/670
чудесный момент, пробуждающий вдохновение и подталкивающий к действию.

Чонгук с такими ощущениями ехал домой из черной дыры как в старые добрые
времена, ловя кайф от рыка агеры, который не заменит ни один другой движок,
даже самый мощный и новый, как у той же йеско, отставшей сегодняшним
вечером на какие-то жалкие десятки сантиметров. И все равно Чонгук счастлив,
как никогда. Его охватывает ностальгия, но быстро отпускает, когда альфа
заезжает во двор уютного двухэтажного домика, выполненного в стиле
итальянской архитектуры. Дом, в котором ждет семья, важнее которой нет
ничего и никого. Окунуться в прошлое приятно, но с настоящим оно не
сравнится. Чонгук мог потеряться в жажде победы, утонуть в алкоголе, а может,
и в наркотиках; затеряться в беспорядочных связях, не знающих конца, но
жизнь дала жесткий пинок и помогла найти верный путь. Помогла встретить
одного огненного омегу после годового заключения, когда в голове была лишь
жажда отмщения и безжалостного разгрома на улицах каждого, кто осмелится
перейти дорогу. Страсть, желание, первая любовь, а следом боль потерь и
поражения, бушующая ярость и помутнение, ошибка за ошибкой. И снова
победа. Не просто на дорогах. В жизни победа. Чонгук обрел то, о чем даже не
мечтал.

Чонгук обрел семью.

Вечер с друзьями прошел приятно, и это тоже не могло не напомнить о былом,

но Чонгук все время, проведенное в черной дыре, то и дело возвращался
мыслями к Тэхену и Юмину, ждущим его дома. За два года он так привык
проводить с ними каждый час в сутках, что разлука на несколько таких часов
оказалась чертовски непривычной, что и альфу самого удивило. Каким бы
хреновым родителем Чонгук не был, отцовского инстинкта природа его не
лишила, и он работает исправно. Сердце и душа остаются рядом с Юмином, пока
самого Гука рядом нет. Без него Чон теперь жизни не представляет и порой
удивляется, как они все вообще жили до рождения этого маленького омеги,
принесшего им столько счастья.

Чонгук бесшумно входит в дом с расслабленной, но довольной улыбкой на губах.

Внутри его встречает кромешный мрак и гудящая в ушах тишина. Оно и понятно,
ведь на часах уже час ночи, и Тэхен с Юмином давно спят. Чонгук стягивает с
плеч кожанку, оставаясь в одной черной футболке, и идет в гостиную, опираясь
ладонью о стену, чтобы не споткнуться о возможно валяющиеся на полу
игрушки Юмина и не поднять шум на весь дом.

От окутавшего со всех сторон цветочного аромата улыбка на губах альфы

становится шире, и волоски на коже буквально дыбом встают. Правильная доза
алкоголя делает свое дело, усиливая внешнее восприятие. Чонгуку не терпится
скорее завалиться в постель и прижать к себе своего внеземного мужа, чтобы
его ярким ароматом укрыться и видеть только приятные сны.

Чонгук слепо заходит в гостиную и нашаривает на стене выключатель, сразу же

нажимая и морщась от резко резанувшего глаза света. На то, чтобы привыкнуть
к нему, уходит несколько секунд. Проморгавшись, альфа поднимает голову и
натыкается на горящие адским огнем глаза Тэхена, стоящего у дивана со…
скалкой в руке.

Дыхание буквально спирает, а по телу пробегает еще один щекочущий нервные

окончания разряд, собирающийся внизу живота приятной тяжестью. Тэхен
637/670
перед альфой слишком горяч. И хоть его злющий как у черта взгляд не сулит
ничего хорошего, ровно как и скалка, готовая к бою, будоражит до утробного
рычания, бесконтрольно вырвавшегося из губ, другое. На Тэхене один только
коротенький шелковый халат глубокого черного цвета, так дразняще спавший с
одного плеча, бронзой отливающего на свету. Чонгук каждый день покрывает
эти красивые плечи поцелуями, укусами и засосами осыпает, как вечно
голодный и ненасытный зверь, но сейчас стоит и еле сдерживается, чтобы не
впиться в них зубами вновь. Тэхен весь действует на альфу головокружительно,
безумно и опасно. Чонгук вдруг опьянел в несколько раз сильнее, просто
скользя по мужу взглядом, стоя на расстоянии и не ощущая его гладкую кожу
ладонями; мечтая зарыться пальцами в мягкие огненные волосы, огладить грудь
и плоский живот, покрыть поцелуями длинные стройные ноги и закинуть их на
свои плечи…

Но у Тэхена иной настрой.

— Dove sei stato?! — внезапно спрашивает омега на повышенных тонах,

достигая кипения и для устрашения сжимая скалку в длинных пальцах
покрепче.

Чонгук слегка морщится от внезапно громкого звука, — его чувствительные

органы восприятия не готовы к таким повышенным нотам, но о том, что Юмин
может проснуться, альфа даже и не волнуется. Малыш с рождения привык к
шумным и частым разборкам своих родителей и может сладко спать, даже если
рядом на полную будет рычать движок агеры.

— Ero in buco nero, — быстро отвечает Чонгук с легким акцентом и

отшатывается назад, когда Тэхен делает шаг к нему, старательно делая вид, что
беглый итальянский альфы, которому омега его два года учит глубокими
ночами, не пустил мурашки по коже. Он все еще чертовски зол.

— Perché non mi hai avvertito? — шипит Тэхен, постукивая скалкой по своей

ладони и медленно наступая к альфе, который так и не смог отойти назад,
упершись спиной в стену позади. Омега сканирует его пристальным взглядом с
прищуром, чуть склонив голову к плечу. Вот только рассерженная львица
действует на альфу не так, как омеге хотелось бы.

— Я забыл. Прости меня, итальяночка, — с сожалением тараторит Чонгук,

выставляя руки вперед в защитном жесте. В том, что Тэхен способен ударить,
альфа даже не сомневается. — Сам понимаешь, как это бывает. Эмоции,
предвкушение гонки спустя долгое время, дикая жажда… — голос альфы
понижается, а взгляд заметно темнеет. Нет в нем больше никакого сожаления
или притворного (частично) страха. Как будто маска спала в один миг. Чонгук с
наслаждением улавливает, как в глазах Тэхена огоньки злости начинают
ослабевать.

— Козел, — хмыкает омега, выставив скалку перед собой и упершись ее концом

в грудь Чонгука. — Я думал, ты мне изменять начал, — с этими словами в его
глазах снова мелькает опасный блеск, а Чонгук скалится, как хищник.

— Почаще меня так встречай, это возбуждает, — ухмыляется он, обхватив

пальцами деревянную скалку.

Он резко вырывает ее из руки Тэхена, отбрасывает в сторону, а омегу хватает за

638/670
талию и притягивает к себе, не давая опомниться, дать сопротивление и пустить
в ход кулаки. Они едва не сталкиваются губами, между которыми остается
ничтожное расстояние. Тэхен мгновенно вспыхивает в горячих руках альфы, как
спичка, и завороженно глядит в его черные глаза, старательно игнорируя
мурашки по телу от прикосновений к пояснице. Каждый раз рядом с Чонгуком,
как первый. Желание и страсть лишь сильнее разгораются с каждым днем,
месяцем и годом, проведенным вместе.

— Я собирался отбить твои яйца, ты, дикарь… — выдыхает Тэхен, прикрыв

глаза, склонив голову вбок и позволяя жарким губам мужа бродить по своей
медовой шее.

— Они еще пригодятся, притормози, итальяночка, — альфа хмыкает и ведет

носом вниз, по сладкой бархатной коже. — Как тебе вообще в голову взбрело
думать, что я изменяю? — рычит Чонгук, кусая тонкую кожу на чувствительной
шее омеги.

— Никак. Изменять? Мне? — омега издает смешок. — Ты прав, это невозможно.

Это всего лишь повод выплеснуть на тебя злость, — мягко растягивая губы в
улыбке, шепчет Тэхен, вздрагивая от грубой, но безумно возбуждающей хватки
на своих ягодицах под халатом. Он уже распаленный и начинает плавиться, как
шоколад на солнце, но продолжает тянуться к своей погибели, закравшись
пальцами под футболку Чонгука и гладя кубики пресса, от которых ноги
подкашиваются.

— Пора выйти на дороги. Ты проголодался, как и я, — Чонгук меняет их местами

и вжимает Тэхена в стену, покрывая короткими жадными поцелуями
оголившиеся плечи и ключицы, на которых не успели зажить следы их
последней горячей ночи. — Вспомни, как вжимал педаль газа в пол и оставлял
позади всех, — тихий и хриплый голос альфы вползает в сознание и вкупе с его
прикосновениями к раскаленной коже дурманит до беспамятства.

— Но не тебя, — шипит Тэхен обозлившейся дикой кошкой, резко оттолкнув от

себя Чонгука. Тот лишь успевает усмехнуться, когда омега нападает и сразу же
оказывается в объятиях альфы.

Чонгук плюет на остатки трезвости и окончательно пропадает в Тэхене, увлекая

его в животный поцелуй и поддерживая под ягодицами. Омега сжимает
пальцами затылок альфы и сцепляет на его пояснице ноги. Халат давно
развязался и висит на локтях ненужной тряпкой. Тэхен весь концентрируется на
требовательных и возбуждающе горьких губах Чонгука, жадно кусая и
оттягивая нижнюю, пока язык альфы изучает его горячий и влажный рот, пуская
по телу омеги не просто электрические разряды, а целые молнии.

Место быту страсть не уступила и, кажется, никогда не уступит. Они друг в

друге горят и тонут. Как в космосе без кислорода с одним баллоном на двоих;
как под землей и на краю света у самой пропасти, в бездну которой они вдвоем
готовы лететь, плюя на свой конец, что лишь начало жизни их бессмертных и
страстно любящих душ.

Они терпения лишены были всегда.

Коснувшись обнаженной спиной холодного стекла стола на кухне, на которую

они слепо забрели, едва не сбивая все на своем пути, Тэхен не сдерживает
639/670
вырвавшегося вздоха и плавно выгибается под нависшим над ним Чонгуком.
Ткань его футболки готова разойтись по швам от того, с какой силой омега сжал
ее в пальцах, жаждая скорее избавить от нее Чонгука.

— Вау, детка, ты хочешь меня убить или… — ухмыляется альфа, голодно

облизываясь, но Тэхен затыкает его одним взглядом, говорящим все безмолвно.
В нем, как в урагане смешались и ярость, и желания, рождающие взрыв, что вот-
вот произойдет.

Чонгука от такого Тэхена ведет не на шутку. Он вмиг отбрасывает всю

адекватность и здравомыслие, вверяя себя в руки животных инстинктов,
которые всего его окутывают плющом. И Тэхен такой же необузданный, с
блестящим, с поволокой неконтролируемого желания взглядом облизывающий
своего альфу. Под ухом метка, Чонгуком оставленная, вспыхивает приятным
жаром, крича о том, кому он всецело принадлежит.

— И то, и другое, любимый, — с жаром выдыхает Тэхен, закусывая свою

нижнюю губу и томно смотря на Чонгука из-под приоткрытых век.

Дикарь и итальяночку дикой сделал.

Ночь прекрасна, как никогда. На небе рассыпали звезды, повесили луну и

велели освещать своим серебристым сиянием мир в середине лета, полный
зелени и сладких ароматов.

Юмин все-таки проснулся, но уже в момент, когда Чонгук едва не продолжил с

Тэхеном занятие любовью в душевой. Причиной пробуждения стал внезапный
голод малыша. Когда маленький омега показался в проеме между ванной и
спальней, еще не до конца проснувшийся и трущий глазки своими маленькими
кулачками, Тэхен мгновенно оторвал себя от Чонгука и вышел к ребенку, спешно
накидывая на себя махровый халат. Желание и в нем, и в Гуке при виде сына
сразу же перетекает в нежное трепетное чувство заботы и бесконечной любви.
Остальное неважно.

Покормив Юмина, Чонгук и Тэхен вместе с находящимся в полудреме ребенком

решили выйти на задний двор, чтобы насладиться тишиной летней теплой ночи
у бассейна, на поверхности воды которого мерцает завораживающий блеск
лунного серебра.

— И ты чуть не проиграл… — задумчиво говорит Тэхен, поглаживая спящего на

груди Чонгука сына по мягким черным волосам. Они расслабляются на одном
двуместном шезлонге, объединяясь с космосом и бродя меж далеких звезд,
которые уже не только над головой, а будто всюду, куда ни глянь.

— Меня не пугает проигрыш. Я хочу, чтобы тот, кто его мне устроит, был
достоин победы, — отвечает Гук, лениво водя кончиками пальцев по бедру
омеги, с которого сползла ткань мягкого халата.

— Стареешь, а? — слегка улыбнулся Тэхен, подняв голову и посмотрев на

альфу.

— Не я, а агера моя, кажется, — вздыхает Гук, вспоминая полные мощи авто

640/670
сегодняшних соперников. — Но что-то в ней менять, чтобы сделать монстром, я
не стану. Она слишком дорога сердцу, поэтому останется собой.

— Твоя победа на ней нас свела, — Тэхен утыкается лицом в плечо Чонгука, не
переставая улыбаться.

— Признайся, ты же счастлив, что так получилось? — спрашивает Гук, изогнув

бровь. — Я выиграл и тачку, и тебя, и вот эту пушинку, — альфа тычет пальцем
на сына, удобно устроившегося на его груди и животе, как маленькая пандочка.

Тэхен поднимает голову и заглядывает мужу в глаза, в которых блестит

неизменное чувство превосходства. Омега вздыхает и поднимает взгляд к небу,
после чего вскидывает брови, как будто задумал что-то интригующее, и
спрашивает:

— Как насчет реванша?

— Детка, ты реально стал ненасытным. Ты же уделывал меня на дорогах после

этого, — Чонгук издает усмешку и качает головой.

— Мы давно не соревновались. Твоя старушка еле вытянула сегодня, а за мной

ты даже не поспеешь, Гук-и, — с абсолютной и непоколебимой уверенностью
произносит Тэхен, с вызовом глядя Чонгуку в глаза и пробуждая его чувство
соперничества.

— Бери свои слова назад, итальяночка, потому что ты очень о них пожалеешь,
когда я пересеку финиш первым, — хмыкает Чонгук. Голова спящего Юмина
начинает сползать с Гука, когда тот слегка ерзает от предвкушения гонки.

— Господи, Чонгук… — измученно вздыхает Тэхен, мягко накрыв ладонью

затылок сына и возвращая маленькую головку на грудь его отца. — Не заводись
так, когда наш ребенок буквально лежит на тебе. Ты все вокруг перестаешь
замечать. И вообще, нужно было отнести его в кровать.

— Юмин-и хотел к своему отцу на ручки, ты не смеешь решать за него, —

шутливо закатывает глаза Чонгук и сразу же смягчается, погладив сладко
спящего сына по спине и нежно шепча: — Прости отца, пушинка.

Тэхен мягко улыбается и качает головой. Каким бы неумелым отцом Чонгук ни

был, для Юмина он идеален.

— Хорошо, я принимаю твой вызов, — серьезно говорит Чонгук, оторвавшись от

умиления сыном. Тэхен усмехается, изогнув бровь.

— Выбирай дорогу, дикарь, — подмигивает он, отстранившись и встав с

шезлонга. Этот омега своей грациозности и изящности не потерял. Он мягко
ступает по прохладному камню, которым уложена земля на заднем дворе,
повиливая соблазнительными бедрами, и идет в дом. У прозрачных дверей он
оборачивается и хмыкает. — И неси Юмина в дом, нужно уложить его.

Чонгук полным любовью взглядом смотрит на мужа и еще раз благодарит

Вселенную за то, что имеет.

641/670
Рык агеры слышен на всю округу. К счастью, возле старой гоночной трассы,
давно не использовавшейся по назначению, никого и ничего нет. Только
пустошь, позволяющая остаться наедине с автомобилем и слиться с ним душой и
телом. Кенигсегг петляет меж дорожных конусов, своей оранжевой яркостью
добавляющих красок в окружающий однотонный пейзаж. Двигатель работает на
полную мощь, на резких поворотах рычит с прерываниями, а раскаленные
покрышки оставляют на сером асфальте темные следы от резких торможений.
Чонгук сосредоточен только на дороге и на непредсказуемых поворотах, к
которым еще не привык за седьмой повторный круг. Только бы не сбить ни один
чертов конус.

Тэхен приспускает очки и критичным взглядом внимательно следит за альфой,

оттачивающим дрифт. Яркое солнце, повисшее на самой верхушке чистого
голубого неба, словно заставляет огненные волосы омеги пылать еще сильнее, а
легкий приятный ветерок развевает кончики, как языки пламени.

— Рано. Рано тормозит, — бормочет Тэхен, покачав головой. Он даже моргать

забывает, так пристально следит за мужем. — Теперь слишком поздно. Агера с
трудом в занос уходит. Удивительно, как он еще не сбил ни одного конуса
своими резкими поворотами. Дерганные действия.

— Я же не один чувствую, как Чонгук сейчас бесится? — с довольной ухмылкой

спрашивает Юнги, стоящий возле Тэхена, привалившись к капоту своего светло-
коричневого, переливающегося перламутром порше кайена. Он с наслаждением
наблюдает, как великий король дорог пытается укротить агеру, не
поддающуюся дрифту. Как же хорошо, что Тэхен не забыл про друга и позвал,
чтобы на это взглянуть. — Санджин-и, смотри, каким гонщиком не надо быть, —
улыбается Юнги, бросив взгляд на сына, который сидит на капоте вместе с
Юмином. Дети, раскрыв ротики, тоже завороженно следят за агерой. Для них
все, что происходит перед глазами — идеально, они изъянов и ошибок не видят.

— Но дядя Чонгук клутой! — Санджин переводит взгляд больших и черных

глазок-пуговок на папу и выглядит слегка оскорбленным, будто это о нем только
что сказал Юнги. — Мне нлавится его длифт!

— Где ж там дрифт-то… — негромко усмехается Тэхен.

Юнги закатывает глаза и цокает, отвернувшись от сына-предателя. Санджин

своего дядю Чонгука обожает и чуть ли не боготворит в свои почти три года,
мечтая быть таким же крутым, как и он. Он в курсе, что и его родители не хуже
на дорогах, но почему-то именно дядя Чонгук сумел очаровать маленького
альфу и безоговорочно влюбить в тачки и гонки. Иногда Санджин пробирается в
гараж и ползает по порше и макларену своих родителей, изучив их вдоль и
поперек. Однажды на капоте отцовского макларена и уснул, пока Хосок и Юнги
с ума сходили в поисках внезапно пропавшего сына.

Любовь к тачкам в Санджине заложена с самого рождения, и Чонгук, решив

стать лучшим дядей, поспособствовал этому.

— Сан-и, не спорь с папочкой, — Юнги подмигивает сыну и мягко целует в

пухлую щечку, подтянувшись на носочках.

Санджин — маленькая копия Хосока, и омега этому не перестает удивляться. Он

642/670
даже в его характере находит схожесть с отцом. Разве можно быть настолько
похожим на родителя? А Юнги и рад, что сын характером не в него самого
пошел, иначе с ним пришлось бы очень непросто, а Хосок бы еще одного
маленького бунтаря в семье точно не выдержал.

— Кенигсегг слишком хорошо держит дорогу, не улетает. А в дрифте без этого

никак, — Тэхен хмурится. Агера резко разворачивается и с рыком движется в их
сторону. — Неужели, — ухмыляется омега. — Чонгук тоже это наконец понял.

Кенигсегг тормозит возле кайена. Дверца поднимается вверх. Чонгук вылетает

из машины, как и ожидалось, взбешенным. Он бросает на агеру сердито-
обиженный взгляд, как будто любимая тачка только что предала его. Но стоит
взглянуть на упивающихся его провалом омег, так в глазах его огонь
вспыхивает еще сильнее.

— Любимый, мне сказать, что я думаю, или лучше промолчать? — и, будто

специально, Тэхен обворожительно улыбается, глядя на мужа через светлые
стекла очков. В больших глазах так и мелькает раздражающее Чонгука «я
всегда прав». Тэхен ведь предлагал альфе перед заездом проверить машину, но
тот как всегда оказался слишком самонадеянным, за что теперь расплачивается
издевательствами двух омег.

— А может, я скажу? — Юнги вскидывает брови и широко улыбается,

предвкушая, как разгромит Чонгука своими словами.

— Хватит, — грубо отрезает Чонгук, закрыв дверь агеры и подходя к омегам.

— Я знаю, в чем причина. В тачке, — он тычет пальцем себе за спину. — Она не
заточена под дрифт, и вы это знаете. Так что, я был шикарен даже в таких
условиях.

Тэхен на это лишь тихо хохотнул, покачав головой.

— Отец, еще! — восхищенно ерзая на капоте кайена, просит Юмин, растянув

губы в улыбке до ушей. Санджин рядом такой же восторженный и активно
кивает, соглашаясь с братиком. Он сложил ладошки вместе и переплел пальцы,
прижав руки к груди. Он так делает, когда испытывает сильные эмоции. Чонгук
поворачивает голову к детям и мило улыбается, на секунду забывая о своей
злости. Главное, им все понравилось.

— Не оправдание, Гук-и. Я точно в таких же условиях проделывал куда более

удачные дрифты, — решает высказаться Тэхен, кожей ощущая, как заводится
Чонгук. И добивает, понизив голос и четко произнося каждое слово: — На
полном приводе. На моей дорогой ламборгини, родной.

— Да ты нихрена не понимаешь! — внезапно повышает голос Гук, но не

настолько, чтобы казалось, что ссора становится серьезной. Скорее, очередной
горячий спор, к которым уже все вокруг привыкли. И даже дети. — Моя тачка
другая, не то, что эти ваши итальянки. Мне нужно кучу всего переделать, чтобы
зарядить ее под дрифт. Куча деталей, Тэхен! Куча! — он взмахивает руками и
вскидывает брови. — Иди, иди и сядь за руль, давай, — альфа подлетает к мужу
и хватает его руку, сунув в раскрытую ладонь ключ от кенигсегга. — Посмотрим,
что ты сможешь сделать. Хотя я уже знаю, что ничего не выйдет.

— Ты сомневаешься во мне? Думаешь, что я глупый?! — оскорбленно выдыхает

643/670
Тэхен, хмуря брови и срывая очки. — Да я ее за секунду укрощу! И не указывай
мне! — кричит омега, сжимая ключ и зло глядя на мужа. Они горят, как пламя,
из бензина возникшее, готовы друг друга загрызть и прямо тут разорвать. В
такие моменты они обо всем вокруг забывают.

— Давай, вперед, итальяночка! На первом же повороте провалишься! — орет

Гук, вскидывая руки.

— Non urlarmi! — омега бьет мужа в стальную грудь и стискивает зубы. Как бы
он хотел сейчас вонзить их в Чонгука, искусать до кровавых отметин и заткнуть,
чтобы только мычать и мог.

— Non farmi arrabbiare! — рычит Чонгук в самые губы взбешенного омеги. И

почему-то вдруг дико хочется его на капоте агеры разложить, вот только…

Юнги утомленно вздыхает и закатывает глаза. Он отворачивается от

продолжающей орать парочки и улыбается детям.

— Кто хочет мороженого? Ваш любимый Юнги купит вам любое. Поехали?
— спрашивает он, привлекая внимание малышей, которые увлеченно наблюдают
за скандалом взрослых. Юмин и Санджин синхронно закивали. Большие черные
глазки у обоих заблестели. Мороженое они обожают.

— Только с ветелком, папа! — просит Санджин, протягивая руки к папе, чтобы

он спустил его с капота.

— Быстло-быстло! — поддакивает Юмин, предвкушая веселую поездку.

— Тогда держитесь крепче, — хитро улыбнулся Юнги, подмигнув малышам.

Порше уже уезжает прочь, а Чонгук и Тэхен продолжают кричать друг на друга.
И эхо пустыря куда-то далеко их слова, брошенные в порыве злости, уносит…

Возле дома старшего из братьев Чон в ряд стоят лучшие автомобили. Сегодня
вся семья решила собраться вместе, как бывало прежде. Хосок предложил
устроить барбекю на заднем дворе. Из дома доносится приятная музыка,
добавляющая позитива в уютную обстановку. Наконец-то все вырвались,
освободившись от вечных бытовых дел, чтобы просто отдохнуть в компании друг
друга, насладиться вкусной едой, напитками и бесконечными разговорами обо
всем.

— Лимонад — единственное, что ты можешь вкусно приготовить, — язвит Тэхен,

стоя у раковины и намывая фрукты. Чонгук навис рядом, поджав губы. Чимин,
размешивающий салат в стеклянной миске у стойки, прыскает и опускает
взгляд. — А теперь стоишь над моей душой, чтобы этим похвастаться?
— усмехается красноволосый омега, подняв взгляд на мужа, у которого в
пальцах зажат графин с прозрачным напитком, в котором плавают лимонные
дольки и листья мяты.

— Я выиграю тебя дважды, детка, — стараясь звучать сдержанно, говорит

Чонгук, улыбнувшись. — Сначала ты падешь предо мной на колени, попробовав
мною же приготовленное мясо, а потом на дороге. Уже готовишься принять
644/670
поражение?

Тэхен разворачивается к Чонгуку корпусом и растягивает губы в улыбке, от

которой в другой ситуации альфа завелся бы за полсекунды, схватил Тэхена и
разложил прямо на кухонном столе Хосока и Юнги, но не сегодня, когда все тут
мельтешат по дому, ни на секунду не оставляя их наедине. Еще и Чимин позади
украдкой наблюдает.

Их перепалкам нет конца с самой тренировки дрифта Чонгука. Жажда победы,

как пару лет назад, вспыхнула в нем ярчайшим пламенем и не готова затухнуть
просто так. Его главным соперником всегда будет его же омега, которому
проиграть он просто не может. Дух истинного уличного гонщика не позволит
этому случиться даже при малейшем желании. Но выводит альфу больше всего
невозмутимость Тэхена, которая как будто подливает горючего в чонгуково
пламя. Неужели он не испытывает волнения и на все сто уверен в своей победе?
Чонгук не знает, что происходит в этот раз, что заставляет омегу быть
спокойным. Он даже проверял его ламборгини на наличие прокачки, но
автомобиль остается нетронутым, лишь немного ниже по мощности, чем агера.
Тогда в чем причина?

— Ну и чего ты заводишься раньше времени, малыш? Побереги силы для

гонки, — Тэхен привстает на носочках и чмокает альфу в щеку. — Если
проиграю, позволю взять меня на капоте, как когда-то, — шепчет он очень тихо
ему на ухо. — И сделать со мной все, что только тебе вздумается.

— О да, — довольно растягивает губы Чонгук, обвив талию Тэхена руками. — А

еще ты месяц будешь отвозить Юмина и забирать его из детсада вместо меня. Я
не упущу возможность поспать утром подольше, — шепчет он в ответ омеге,
касаясь губами мочки его уха.

— Идет, Гук-и, — кивает Тэхен с улыбкой. — А теперь уйди и не мешай мне тут.

— Чонгук, блять, тащи уже соус! — слышится голос Хосока из-за приоткрытой
прозрачной двери, ведущей на задний двор дома.

Чонгук неохотно выпускает Тэхена и, зыркнув на него предупреждающе,

удаляется, схватив со стола соус.

— Мне кажется, вам не стоит затевать ничего такого, — наконец, подает голос
Чимин, подняв к губам ложку и пробуя салат. — Вы сожрете друг друга, если
кто-то из вас проиграет. Еще один повод для скандалов на ближайшие месяцы
появится.

Абсолютно каждый в их большой семье был очевидцем перепалок Тэхена и

Чонгука. Это давным-давно не удивляет, потому что для семейки Чон подобное
кажется делом обычным, к счастью, никогда не переходящим во что-то
серьезное, из-за чего их отношения могли бы дать трещину. Наоборот выходит: с
каждым скандалом их любовь только крепнет, и никто не знает, как это
работает.

— Я знаю, Чимин-и, — вздыхает Тэхен, повернув голову к омеге и вытирая

большие зеленые яблоки. — Но ты сам видишь, как он завелся. Он никогда таким
не был, кажется. Чонгука цепями нужно сдерживать, чтобы не подпустить к
дороге. И то вряд ли поможет. Но я сам виноват, не сдержался и раздразнил его.
645/670
Что поделать, я обожаю это, — Тэхен виновато улыбается и закусывает нижнюю
губу.

— Вам определенно точно нельзя гоняться вдвоем, — на кухню из гостиной

входит Джин, держащий на руках Юмина, который увлеченно возится с
волосами омеги, делая ему какие-то прически. На макушке у Кима уже
образовался милый фонтанчик, заставивший Чимина и Тэхена хихикнуть. — Все
мы знаем, чем это обернется, — Джин кривит лицо в мученической гримасе, а
Чимин согласно мычит, жуя салат, и активно кивает.

— Дядя Джин, улыбайся! — строго говорит Юмин, положив ладошки на щеки

омеги.

— Да-да, прости, малыш, — виновато посмеивается Джин, целуя ребенка в

лобик.

Тэхен мягко улыбается. Их с Юнги дети стали родными для каждого из их семьи.
Каждый души в них не чает, каждый заваливает подарками и сладостями,
несмотря на запреты родителей, и каждый бы, не раздумывая, жизнь отдал за
Юмина и Санджина. Тэхен надеется, что в скором времени и у Джина с Чимином
появятся дети. Это было бы огромным счастьем для всех. Вот только Чимин,
безумно любящий Санджина и Юмина, от темы о собственных детях каждый раз
умело увиливает, не объясняя причин. У них с Чану нет никаких проблем в
отношениях, поэтому Тэхен списывает это на страх омеги стать родителем.
Возможно, они еще не готовы. А вот по Джину, с родительской нежностью
смотрящему на малышей, можно понять, что и в нем уже просыпается то самое
желание осыпать заботой своего ребенка, и, вероятно, они с Намджуном вполне
могут стать родителями в скором времени. Эти двое определенно точно готовы.

— Но мне так хочется увидеть его лицо, когда он проиграет… — тянет Тэхен,
вскинув глаза к потолку и мечтательно улыбнувшись.

— Юнги бы поддержал, — смеется Чимин, бросив взгляд на двор, во всей красе

видный через прозрачные окна в пол.

Там Юнги пытается забрать Санджина из рук злорадно хохочущего Чонгука, к

которому прижался маленький альфа, пока рядом остальные альфы с
совершенно серьезными и сосредоточенными лицами нависли над грилем и
готовят мясо, как настоящие профессионалы своего дела. В кухню заползает
ароматный запах, от которого во рту невольно скапливается слюна. У них все
получается как надо. А на деревянном длинном столе под пышным деревом,
создающим тень от слепящего солнца, постепенно появляются тарелки с
разными блюдами, которые расставляет и помогает готовить Джинен,
находящийся уже на третьем месяце беременности. Из-за этого Джейби ходит и
сияет, как алмаз на солнце, не скрывая своего счастья. Они с Джиненом долго
шли к этому, преодолевая множество трудностей, что теперь, наконец, остались
позади.

— Пора нам спасать Сан-и от этих двоих, — хихикает Джин. — Пойдем, Юмин-и,
а то твой отец и дядя разорвут твоего братика.

Перехватив маленького омегу в своих руках поудобнее, Джин вместе с ним

выходит во двор.

646/670
Когда мясо готово, все рассаживаются за столом. Во главе садится Хосок, по
левую руку от него — Джейби, по правую — Чонгук, напротив которого сел Тэхен
с Юмином на коленях. Эти двое сверлят друг друга взглядами и обещают
жаркую гонку молчаливо, хотя все сидящие за столом и без слов понимают, что
между ними сейчас происходит.

Дальше Намджун и Джин, держащиеся за руки под столом. Скрываться уже

давно стало привычкой, но теперь все иначе. Каждый здесь знает о том, какие
испытания их отношениям пришлось пройти, чтобы в итоге сидеть за этим
столом рядом друг с другом и ни от кого не таясь, крепко держаться за руки.
Джин безумно скучал по своему альфе, поэтому никак им не насладится, а
ночами прижимается всем телом, удерживаемый сильными руками, и знает, что
больше никогда не будет один.

Рядом с Джином, напротив Джинена, сидит Юнги с Санджином на руках; Чимин,

положивший голову на плечо Чану, и Югем. Коп в друзьях уличным гонщикам не
помешает, — так они обычно шутят, но на самом деле искренне любят Югема,
который и без своего значка — один из лучших людей, ставший неотъемлемой
частью семьи.

— Не буду долго говорить, вы и так все знаете, — начинает Хосок, поднявшись

со стула с бутылкой холодного пива в руке. — Мы все уже давно стали одной
большой и крепкой семьей, которой я очень дорожу, и я еще раз хочу сказать
спасибо каждому из вас. За то, что вы есть. За то, что вы сделали для меня в
трудный момент и… просто за все. Мы вместе создали историю и уберегли
родные нам дороги от худшего, дав старт новому поколению гонщиков. Но это
не значит, что мы свое отгоняли, так ведь? — улыбается Хосок, каждого окинув
взглядом. Все согласно кивают. Улыбки на лицах родных людей — момент,
который хочется прочно отпечатать в памяти на всю жизнь. Юмин и Санджин
глядят на Хосока с разинутыми ротиками, внимательно слушая. Альфа
подмигивает им и продолжает: — Это далеко не конец. Впереди нас многое
ждет, и я ни на секунду не сомневаюсь, что мы вместе все сможем.

— Аминь, брат, — Чонгук поднимает свою бутылку, и за ним подтягиваются

остальные, вскидывая свои стаканы и бутылки.

— За счастье каждого из нас! — говорит Джейби, широко улыбаясь.

— И за спокойствие на улицах, — добавляет Намджун, после чего все сразу же

поворачивают головы в его сторону.

Альфе кажется, что сейчас в него полетят огненные стрелы, но все выглядит
совсем иначе. В глазах друзей он видит только тепло и благодарность. За то, что
остался верен себе и дорогам, своей семье и любимому омеге. Юнги коротко
кивает альфе, Тэхен улыбается уголками губ, а татуированные пальцы крепче
сжимает рядом сидящий Джин, и все… действительно хорошо.

— И за спокойствие на улицах, — соглашается Хосок, смотря Намджуну в глаза

без капли ненависти, без тени ушедшей уже давным-давно злости. Он простил
друга, без которого этот семейный ужин был бы лишен одной важной детали.

Все шумно и радостно чокаются бутылками и стаканами, выпивают и приступают

к трапезе, разливая по столу разговоры и яркий смех. Дети начинают
путешествовать по рукам своих дядь, и каждый обязательно чем-то их угощает,
647/670
не скупясь на сладости, которые папы им позволяют есть лишь в ограниченном
количестве. Особенно конфетами баловать малышей любят Чану и Чимин, сами
являющиеся заядлыми сладкоежками, за что не раз выслушивали нотации от
Юнги и Тэхена. Но разве можно так просто взять и отказаться от сладкой любви?

— Ну и как тебе мое мясо, детка? — с прищуром, в любопытном ожидании

спрашивает мужа Чонгук, смотря на аппетитно поджаренный кусок говядины в
его тарелке, который сам ему до этого положил. Тэхен медленно жует и
поднимает взгляд на альфу.

— Боюсь, это твоя единственная победа, Гук-и, — мило улыбается Тэхен,

отпивая лимонад.

— Кстати о победе, — Джейби вытирает руки и откладывает салфетку в

сторону. — Вам двоим вместе точно нельзя гонять.

Тэхен и Чонгук вопросительно изгибают брови и непонимающе смотрят сначала

на него, затем на друзей, которые на слова Има согласно кивают и хихикают.
Весь день все говорят им о том, какую ошибку они совершают, бросая друг другу
вызов.

— Я же говорил, Тэ, — пожимает плечами Чимин.

— Боитесь, что мы поссоримся после моей победы? — ухмыляется Чонгук.

Ему невольно вспоминается момент, когда они с Тэхеном когда-то гонялись на

приставке, и альфа выиграл, после чего начался скандал и оправдания. А потом
Тэхен, захватив Юмина, ушел к Юнги и Хосоку. Чонгук тогда следом помчался, и
разборка продолжилась в доме старшего Чона. Пострадали тогда практически
все сидящие сегодня за столом, но ссора разрешилась благодаря
непреклонности Чонгука. Без лишних слов, устав ругаться, он взял сына, взял
мужа, и увез обоих обратно домой, позволив Тэхену произвести реванш. Не
выиграл никто. Юмин бегал по гостиной и зацепил ножкой провод приставки,
из-за чего в решающий момент экран просто погас. Так все, наверное, в
конечном итоге и должно было произойти, чтобы не разразилась еще более
масштабная война.

— Чего? — хмыкает Тэхен, возмущенно уставившись на мужа. — Милый, мы

видели твой дрифт, о чем ты говоришь?

— Моя бмв ждала именно этих слов, чтобы доказать обратное, — загорается
Чонгук, сверкнув азартным взглядом. Его, кажется, невозможно остановить.

— Нет, серьезно, никакой гонки, ребята, — мотает головой Хосок. — Такие

негласные правила на дорогах: супруги не гоняются друг с другом. Это хуже,
чем с главным соперником тягаться. Вот мы с Юнги… — старший Чон замолкает,
словив взгляд своего омеги.

— Просто ты тоже боишься меня, Чон Хосок, — самоуверенно выдает тот,

отправляя в рот Санджина маленький кусочек мяса.

— Папочка боится? — ухмыляется Чонгук, сразу же подхватывая нужную волну.

— Не воруй чужие фразы, — бурчит Юнги, а на щеках его выступает легкий

648/670
румянец. Он ловит взгляд Хосока и, кажется, смущается еще больше. Как чертов
школьник, которым по сей день остается для братьев Чон. Когда Хосок так
смотрит, Юнги хочется на колени перед ним упасть. Горячо, с диковинкой, с
опасной ноткой, которая и внутри омеги поджигает все на раз, заражая
безумным желанием. Юнги любит каждого, кто за этим столом сидит, но лучше
бы в эту секунду никого не было. Лишь они с Хосоком и этот длинный стол…

По столу пролетает провокационное «у-у-у», на которое Хосок лишь скучающе

закатывает глаза.

— Только вы не начинайте, — смеется Джин, мотая головой.

— Вы не понимаете, хотя должны, как такие же стритрейсеры. У нас такая

сущность. Тут нельзя дать задний ход, — младший Чон отпивает пива из
бутылки и облизывает губы. — Слишком много слов было сказано. Итальяночка
хочет надрать мне зад? — Гук с ухмылкой переводит издевательский взгляд на
Тэхена. — Так пусть попытается, я не смею в этом отказать.

— С одной стороны он прав, — задумчиво говорит Чану, положив подбородок на

плечо Чимина. — Отказаться от брошенного вызова невозможно. И неважно, кто
его бросил. Это стыдно.

— Ты всегда меня понимаешь, — Чонгук указывает горлышком бутылки в

сторону Чану и подмигивает. — О чем я и говорю… — альфа прерывается,
потому что в кармане джинсов вдруг коротко вибрирует телефон. Он отставляет
пиво на стол и тянется за мобильным, проверяя сообщение. — Да я нарасхват, —
говорит он спустя несколько секунд, когда перестает сосредоточенно смотреть
на дисплей. — Йеско бросает мне вызов.

— Кенигсегг, который почти сделал тебя? — вскидывает бровь Намджун. Чонгук

кивает и кладет телефон на стол. — А вот на это согласиться ты обязан, Гук-а.

— Если потянешь, — пропел Юнги, злорадно ухмыльнувшись и ловя

предупреждающий молчать взгляд младшего Чона.

— Гук-и, тебе стоит проделать кучу, кучу работы, чтобы ты смог прийти к
финишу первым, — издевается Тэхен, с непринужденным видом поглаживая
ногу мужа своей под столом. Их играм конца не видно, и даже если пятьдесят
лет пройдет, они друг друга не перестанут вовлекать в дикие, будоражащие
игры. Чонгук хмыкает и хватает омегу за щиколотку, ставя его ступню на свое
колено.

— Я соглашусь, — без колебаний отвечает альфа, посмотрев на друзей без тени

сомнения в собственных силах. — Время выбираю я, место — он. Это может быть
и дрифтовая местность, может, и бездорожье, а может, все вместе. Я должен
быть готовым ко всему.

— Для агеры это проблема? — спрашивает Югем, хмуря брови.

— Нет, — качает головой Чонгук, и когда чувствует на себе взгляд двух пар
глаз, ставших свидетелями недавнего провала на тренировочной трассе,
добавляет: — Почти нет. Кое-что с Намджуном подкорректируем, и будет
идеально. Поможешь копов убрать?

649/670
 — Конечно, как только время и место скажешь, — кивает офицер Ким, довольно
улыбнувшись.

Из-за крепкой дружбы с одним из лучших гонщиков столицы он и сам

пристрастился к улицам. Однажды он выехал ночью, сев за руль ниссан gtr
вместо привычной полицейской тойоты, и влюбился в скорость с первого
нажатия на педаль газа, с первого звука мощного двигателя под капотом, с
первого рывка. Югем все так же верен полиции и порядку на улицах, но ночные
поездки наедине с собой и тачкой с сотней лошадей позволяют душе выйти за
установленные пределы и испытать настоящую свободу. Теперь альфа вряд ли
откажется от этого окрыляющего чувства.

— Отлично, теперь бросай силы на предстоящий заезд, — Джейби отпивает

пиво и отправляет в рот кусочек мяса.

— Звучит так, как будто я собираюсь гоняться с самим Богом. Прямо-таки все
силы бросить? — хмыкает Чонгук. — Я не знаю, кто за рулем йеско, но
определенно точно один из местных богатеньких детишек, чей папочка дружит
с самим Кенигсеггом, иначе откуда у него такая мощь?

— О Боже, Гук-а, это что, зависть? — ухмыляется Юнги, прячась за спиной

Юмина, оказавшегося у него на руках, пока Санджин о чем-то увлеченно
тараторит с Чану, сидя на его коленях и попутно открывая рот для очередной
протянутой конфеты.

— Я могу хоть все существующие йеско выкупить, Юнги-я, и ты это знаешь, —

подмигивает Чонгук, нарочито фальшиво улыбаясь омеге. Уж Юнги знает.
Бизнес Чонов после победы над До взлетел до небывалых высот. Чуть ли не вся
страна закупает запчасти и детали у них. Соперников на внутреннем рынке
осталось немного, а с освобождением Намджуна стал приходить еще больший
доход, потому что альфа заключил с Чонами официальное сотрудничество,
поэтому помимо семейных отношений их связывают еще и деловые. — Это не
зависть, а злость. Неужели я не способен гоняться с кем-то более достойным и
опытным?

— Вот мы и узнаем, когда погоняешься, — ухмыляется Тэхен, откусив кончик

клубники и глядя на своего альфу с провокацией в больших медовых глазах.
Чонгук слегка щипает его за голень, и омега убирает ногу с его колена,
закатывая глаза. Альфа усмехается, обещая взглядом горячую расправу ночью.
Тэхен уже предвкушает.

— Сколько времени на подготовку? — спрашивает Хосок, с широкой яркой

улыбкой беря на руки подошедшего к нему Юмина, решившего поделиться с
дядей конфетой. — О, это мне, Юмин-и? Спасибо, печенька, — Хосок
прожевывает конфету, которую племянник сунул ему в рот, и чмокает в пухлую
щечку. Альфа так называет маленького омегу, потому что у Юмина в его с
возрастом просыпающемся аромате уже пробиваются сладкие нотки,
напоминающие о пряных рождественских печеньях, которые по сложившейся
традиции всегда печет Джин.

— Не знаю. Неделя? Две? — пожимает плечами Чонгук, задумчиво

нахмурившись.

— А год не хочешь? — усмехается Чимин. — Этот твой йеско, видимо, очень

650/670
уверен в себе и готов ждать сколько угодно.

— Тише, его самооценка сейчас рухнет, — усмехается Джинен, все это время
молча слушающий разговоры. Из-за беременности он стал совсем другим.
Обычно все бывает иначе: омеги становятся неугомонными, болтливыми и
эмоциональными, а этот наоборот притих и стал мягким, спрятал колючки, но
никто не говорил, что он совсем их не обнажает. Поэтому именно сейчас Чонгук
колется о них и ловит взгляд давнишнего бывшего под названием «ничего
личного». — Ты просто отвык, что кто-то может быть лучше тебя, Гук.

— Пока таких не встречал, — пожимает плечами Чонгук, залпом допивая пиво

на дне бутылки. Люди, здесь находящиеся — не в счет. Каждый из них лучший в
своем деле. Чонгук без сомнений признает и то, что Юнги тоже, хоть альфа и не
перестает шутливо задирать его стиль езды.

— Я надеюсь, Юмин будет более скромным, чем некоторые, — хихикает Джин,

поигрывая бровями и маяча Чонгуку.

— Что значит «скломным»? — заинтересованно спрашивает Юмин, оторвав

большие глазки от созерцания яркого принта на белой футболке Хосока.

— Прежде всего, быть скромным — это не стремиться к первенству, —

объясняет Хосок, поправляя шляпку на голове маленького омежки.

— Тогда мы тут все нескромные, — усмехается Юнги. — Гонщику без этого

никак.

— Вообще-то, мы путаем понятия. У Чонгука проблемы с нарциссизмом, —

Чимин виновато улыбается Гуку и пожимает плечами.

— А это что? — выпучивает глазки Юмин.

— Человек, который слишком сильно любит себя и возвышает до божества, —

объясняет сыну Тэхен, смотря на Чонгука.

— Брехня все, не пудрите моему сыну мозги, — хмыкает Чонгук. — Твой отец не
такой, Юмин-а. Больше себя он любит только тебя и твоего папу.

— И агеру, — почти хором слышится со всех сторон стола, после чего следует
общий смех.

— Она еще долго будет заставлять всех осмелившихся бросить вызов жрать
пыль, — самодовольно ухмыляется Чонгук. — И даже больше: каждый, кто
посмеет претендовать на роль альфы для моего сына, будет со мной тягаться.
Через меня все проходить будут.

— А если альфа будет далек от гонок? — хмыкает Тэхен, вскинув бровь.

— Таких сразу отметать буду, — отмахивается Чонгук. — В нашей семье должны

быть только гонщики. Юмин-и, сынок, какая твоя любимая машина?
— спрашивает он у сына, уже переползшего на его колени. Альфа зарывается в
его мягкие темные волосы пальцами и с умилением смотрит на набитые как у
хомячка щечки.

651/670
— Мин-и, не суй столько сразу в рот, — вздыхает Тэхен.

Юмин поднимает голову и смотрит на отца своими огромными черными глазами,

похожими на отцовские, игнорируя занудного папу, сидящего напротив.

— Фел… — бормочет с набитым ртом маленький омега, хмуря бровки, пытаясь

вспомнить название авто и произнести его одновременно. — Феллали… э-эво?
— на последнем слове его голосок звучит тихо и неуверенно, он смотрит на
своего отца в надежде на помощь.

— Да, печенька, абсолютно точно, — кивает Чонгук с одобрительной улыбкой.

— Сан-и, а твоя какая любимая машина? — спрашивает он теперь у племянника,
изучающего пирсинг дяди Чану.

— Я люблю лексус, — с умным выражением лица выдает Санджин, надув губки.

Хосок гордо улыбается, подмигнув сыну.

— Дикие тачки однако. Откуда они узнали о них? — спрашивает Намджун,

удивленно вскинув брови.

— Меня больше удивляет другое, — качает головой Джейби. — Почему не

кенигсегг? Разве привил бы Чонгук своему сыну любовь к другой тачке? Не
верится. И почему ты так доволен? — щурится он недоверчиво.

— Я не прививал, и Тэхен не прививал. Юмин сам ее выбрал. Так и бывает у

настоящих гонщиков, — пожимает плечами Чонгук, возясь с волосами сына.
— Они никого не слушают и выбирают ту, что сердце подсказывает.

— Итальянские корни берут свое? — усмехается Чимин.

— Ну да, Юмин же у нас маленький итальянец, — хихикает Джин, отпивая сок

из высокого стакана.

— Итальянские машины — бесспорная гарантия высшего качества, — довольно

выдает Тэхен, и сразу же меняется в лице, возмущенно уставившись на мужа,
когда замечает, как у Юмина едва не рвутся щечки от переполненности, а
глазки расширяются. — Господи, Чонгук, вытащи у него изо рта эту чертову
конфету, он прожевать не может! Не видишь?

Чонгук наклоняется к сыну и хмурится, беря пальцами за маленький аккуратный

подбородок.

— Юмин-а, открой ротик, отец кое-что посмотрит, — просит он мягко.

Маленький омежка послушно размыкает блестящие от слюны и сладости губы.
Его щеки такие большие, будто он набил их запасами на зиму. Чонгук тянет к
нему указательный палец, собираясь сунуть в рот ребенка и выскоблить кучку
сладости. — Так, сейчас мы…

— Чонгук! — кричит Тэхен, подскочив со стула и обойдя стол с бесконечно

уставшим выражением лица. — Ты точно мне ребенка угробишь! — вздыхает он,
наклонившись к Юмину, сидящему на коленях отца. — Малыш, иди к папочке, —
он протягивает к ребенку руки. Слегка растерянный малыш вопросительно
смотрит на своего отца, который теперь под сердитым взглядом мужа выглядит
побитым щенком, затем смотрит на папу и тянется к нему.
652/670
 — Ну что, уже настало время охренительных историй о том, какой Чон Чонгук
отец? — тихонько спрашивает Юнги у смеющихся над альфой друзей с самым
невинным выражением лица.

— Чон Юнги! — воет Чонгук, подняв глаза к небу.

— Если я услышу все это снова, боюсь, Юмин останется без отца. Не вздумай, —
вздыхает Тэхен, поставив сына на землю.

Юмин вывалил все содержимое своего рта на ладонь папы и довольный

освобождением из конфетного плена ускакал к детской площадке, которую
Хосок и Юнги установили на другом конце двора. Санджин тоже выскальзывает
из рук Чану, потеряв интерес и найдя его в стороне площадки, и несется к
младшему братику, окликая. Теперь они, наевшись сладостей, надолго
увлекутся активными играми.

За долгими беседами и хмельными танцами время становится незаметным и

беззвучно течет мимо, не тревожа чужое счастье. Утомленные дети крепко спят
в детской, пока взрослые продолжают веселый вечер. По всему двору с
наступлением ночи вспыхивают маленькие лампочки, своим серебристым
свечением напоминающие звезды на небе, довершающие волшебную
атмосферу, заполненную семейным уютом и теплом. Эту идею Юнги подал
Тэхен, и теперь вечера на заднем дворе становятся еще более приятными.

Джин с улыбкой наблюдает за парнями, устроившими танцевальный баттл под

громкие споры и смех, и сидит на деревянных ступеньках, держа в руке чашку
теплого чая с лимоном. Он, несомненно, греет, но не так, как плечо Намджуна,
на которое омега положил свою голову. Большие крепкие руки заботливо
обнимают, пряча в коконе. И хоть эти теплые ладони огрубевшие от работы, но
все равно кажутся Джину самыми мягкими и нежными на свете. Альфа
поглаживает его так, что мурчать хочется, прикрыть глаза и уснуть прямо так, с
самой счастливой улыбкой на губах, под смех родных и еле слышное дыхание,
щекочущее висок.

— Там было холодно? — вдруг тихо спрашивает омега, подняв большие,

блестящие в свете огоньков глаза на Намджуна.

Они практически не говорили о заключении альфы. Причина, по которой он

сидел в тюрьме, где-то в глубинах души еще отражается режущей болью, стоит
только подумать и вспомнить. В сердце больше нет злости и обиды, только
чистая любовь, но порой в эти глаза смотреть больно. В них отражаются
пережитые тяготы и душевные терзания. Раскаивающемуся, принимающему
свою вину в полной мере, всегда особенно тяжело. Но Джин с первых же секунд,
как встретил пересекшего территорию тюрьмы Намджуна, окутал поддержкой и
любовью, что ни на секунду не тускнела, а становилась ярче несмотря на то, что
альфа пытался оттолкнуть, говоря, что ему же, Джину, так во благо будет. Срок
у Намджуна был большой, и это пугало омегу, но теплым чувствам процветать
это не мешало. И неважно, что альфа просил двигаться дальше. Им только одна
общая дорога, и никак не порознь. Только вместе.

— Мыслями о тебе я согревался, — спокойно отвечает Намджун с легкой

улыбкой, больше не испытывая неприятных ощущений от воспоминаний о
тюрьме. Все плохое осталось в прошлом, а в настоящем альфа обнимает своего
653/670
любимого омегу, перед которым за причиненную боль до конца жизни будет
себя корить, а у него прощение просить без устали. Все плохое осталось за
плечами.

— Звучит так… не в твоем стиле, — хихикает Джин с искренним удивлением в

глазах. Он еще не скоро привыкнет к подобным нежностям от альфы, которому
просто другом был долгое время.

— Жизнь меняет. Мне давно стоило понять, что она не безгранична, а я тратил
драгоценное время на совершение одной большой ошибки за другой, когда на
деле все было куда проще, — Намджун вздыхает, задумчиво глядя куда-то в
сторону. Как много времени и сил было потрачено впустую, лишь потому что
альфа не тот путь выбрал для покорения сердца того, кто уже давно был
покорен. — Тюрьма — хорошее место для долгих и неторопливых размышлений.
Теперь все по-другому.

Джин глядит на альфу завороженно, не моргая, затем ставит свою чашку с чаем
на ступеньку рядом и берет Намджуна за руку, негромко говоря:

— Я все еще не верю… Иногда кажется, что все происходящее вокруг…

слишком прекрасно, и я в любой момент могу проснуться. Оказаться в том
прошлом.

— Наше счастье в настоящем и будущем. Это то, о чем мы должны думать, —

Намджун поднимает ладонь омеги и целует, даря еще одну теплую и
заразительную улыбку. — Я никогда не прощу себе, что причинил тебе столько
боли, — шепотом говорит он, приблизившись к лицу Джина. — Но сделаю все,
чтобы ты никогда больше ее не испытывал.

Джин закусывает нижнюю губу и льнет к альфе, зарываясь лицом в его шею и
обвивая за талию. Он ни за что не позволит их счастливому мигу длиною в жизнь
раствориться.

— Ким Сокджин! Ким Намджун! — кричат парни со своего подобия танцпола.

Для свободы движений им пришлось отодвинуть стол и стулья в сторону.
Танцевальная битва, кажется, не утихает, а находится в самом разгаре. — Вы
чего там уединились? Тут сражение века, и без вас никак!

Джин неохотно отлипает от альфы и вместе с ним посмеивается, неохотно

поднимаясь со ступеньки.

— Не назову себя лучшим танцором, поэтому готовьтесь, что я стану черной

дырой той команды, в которой окажусь, — предупреждает Намджун. Они с
Джином идут к остальным, держась за руки.

— Не страшно, со мной не потонем, — самодовольно ухмыляется Чонгук,

жестом руки подзывая друга на свою сторону. Тэхен и Юнги синхронно
закатывают глаза. — Да начнется величайшее сражение. Я и в этом хорош, так
что бойтесь все.

Но вместо того, чтобы бояться, все прыскают и смеются, желая поскорее начать
баттл с подключившимися к ним Джином и Намджуном.

— Не думал, что скажу это, но я уже устал танцевать, — Чимин изнеможенно

654/670
морщится и плюхается на колени Чану, сдавшегося одним из первых на пару с
Джейби, Намджуном и Джиненом, который поднял белый флаг только потому
что положение не позволяет оторваться по полной. — Я так даже на свадьбе
Юнги и Хосока не зажигал, — омега хватает со стола стакан с холодным
лимонадом и залпом осушает его.

— Нет, детка, мы тебя еле оттащили тогда. Откуда в тебе вообще столько
энергии? — удивляется Чану, стряхивая пепел в пепельницу, стоящую на краю
стола, на который он оперся спиной.

Его действительно всегда поражала активность Чимина и то, как они,

совершенно противоположные, идеально друг другу подошли, как две детальки
пазла. Чану активен только в том, что касается улиц и машин, поэтому чудо, как
Чимину удалось сегодняшним вечером вытащить своего альфу танцевать. Омега
вообще во многом Чану изменил, заставив выйти из своего темного уголка, в
который он не пропускал свет, пряча свои тяготы и никогда ни с кем ими не
делясь. И именно Чимин стал тем, к кому навстречу потянулась душа Чану,
коснувшись света и полюбив его бесповоротно.

— Как будто вчера было, я так хорошо помню тот день, — говорит подошедший
к ним Тэхен, зачесывая алую челку назад. Потихоньку все сдаются и собираются
возле остальных, образуя круг. Последним танцы завершает Югем, от которого
никто не ожидал таких внезапных талантов. — Забудешь такое. Ведь Чонгук
приперся в драных джинсах на свадьбу брата, — омега мечет взгляд-молнию в
своего мужа, севшего рядом, и очевидно фальшиво улыбается, сквозь улыбку
посылая опасные сигналы.

— Тут каждый знает, как я ненавижу брюки и прочую хрень, — морщится

Чонгук, отпивая пиво.

— Вещи порядочных и цивилизованных людей, ты хотел сказать? — хихикает

Чимин. Гук закатывает глаза.

— Не мое это. Если бы вы все не начали ворчать, Хосок бы и не заметил. Ему

вообще плевать, в чем я пришел бы на его свадьбу. Хоть голышом, — улыбается
он, подмигнув брату, который согласно кивает несколько раз. Юнги,
привалившийся к боку своего мужа, мотает головой и вздыхает. Эти альфы
только свои собственные правила учитывают, забивая на приличия и нормы.

Тэхен хватает Чонгука за горло футболки и тянет на себя, быстро прошептав

ему на ухо:

— Как будто ты не знаешь, как сексуален бываешь в костюме и обтягивающих

брюках, — Чонгук на это довольно улыбается и облизывает нижнюю губу.
— Будешь так почаще одеваться, если проиграешь гонку с йеско, любимый, —
мило улыбается Тэхен, резко отстранившись от вмиг изменившегося в лице
альфы. Зато Юнги эту перемену сразу замечает, и настроение заметно
повышается. Чонгук то ли злится, то ли испытывает сомнения, то ли до глубины
души возмущен и растерян одновременно. Лучшая картина.

— Что бы ты ему ни сказал, я тебя обожаю за это лицо, Тэ, — злорадно смеется
Юнги, кивая на Гука.

— Если опять какие-то ваши извращения, то даже знать не хочу, — морщится

655/670
Чану.

— Вот тебе вообще стоит помолчать, Чану-я, — усмехается Чонгук, как-то

случайно ставший свидетелем и слушателем громкого и жаркого действа
Чимина и Чану.

— В этой истории со свадьбой самое дикое до сих пор одно, — говорит Хосок,
слегка нахмурившись и делая задумчиво-серьезное лицо. — Это то, как я перед
церемонией зашел в ванную и увидел там Тэхена, стоящего на коленях перед
Гуком. И вроде ничего необычного, да? — издает смешок альфа.

— Но он просто пытался стащить с Гука джинсы и заставить надеть брюки!

— смеется Джин. Эту историю никто никогда не забудет.

— И ведь смог же, — гордо вздернув подбородок, говорит Тэхен. — Мы чуть не

подрались, пока я пытался его раздеть и вытащить из этого драного куска
ткани. Ты испортил мне прическу! — омега тычет пальцем в Чонгука, зыркнув с
осуждением. Тот лишь разводит руки в стороны и пожимает плечами, невинно
улыбаясь.

— Это была сумасшедшая свадьба, — Чимин прислоняется виском к макушке

Чану, играясь с его волосами. — Хосок чуть кольца не потерял… — тянет омега,
хитро глянув на Хосока.

— Господи, я чуть с ума не сошел от злости, даже не напоминай, — хмыкает

Юнги. — Но у вас свадьба была еще безумнее, — омега тычет на Тэхена и
Чонгука. Все сразу начинают соглашаться, активно кивая и поддакивая. — С
первых секунд, как Чонгук сделал Тэхену предложение в чертовом роддоме…
это была жесть.

— Да, есть, что вспомнить, — хмыкает Тэхен и решает вспомнить тот день для
Намджуна, который из-за своего заключения многое пропустил. — Пока я рожал,
Чонгук держал меня за руку и бормотал что-то о том, чтобы я стал его мужем,
вместе до конца, бесконечно и прочее. В общем, он сказал, что долго
репетировал речь, продолжал какие-то красивые слова мне говорить, но от боли
из-за схваток я половину прослушал, орал, как вне себя и дал ему долгожданное
согласие, как только Юмин-и родился. Жаль только, сил не было избить Гука
тогда, — хихикает Тэхен. Это сейчас забавно и легко вспоминать, а в тот момент
омега чуть не взорвался. Несколько сильнейших эмоций одновременно
захлестнули ослабшего после родов омегу и после вспышки ярости сразу же
отключили на пару часов. Зато Чонгук никогда не был так счастлив, как после
заветного «я согласен» и первого взгляда на своего ребенка. А свадьба
состоялась спустя три месяца после рождения Юмина.

— Братья Чон — синоним слова «катастрофа», — смеется Джейби, обнимая

снова притихшего Джинена, который просто слушает всех с легкой улыбкой на
пухлых губах. — Они всегда такими были. Без тормозов, слишком быстрые и
безрассудные. Сначала делают, потом думают. И, что чертовски удивительно,
именно это помогло стать им такими крутыми гонщиками.

— Это правда, — соглашается Хосок. — Мы в те годы, когда только начинали

завоевывать дороги, налетали на соперников, как голодные животные, ни одну
гонку не упускали и чуть ли не каждому бросали вызов.

656/670
— Гонки — страсть. Это как особая черта характера стритрейсеров, поэтому она
проявляется и вне дорог, — говорит Намджун, кивая.

— У многих гонщиков напрочь отсутствует инстинкт самосохранения, — Югем

потирает ладони друг о друга и вскидывает бровь. — Когда я участвую в
преследовании и погоне, то в полной мере это наблюдаю. Вы все сумасшедшие
на голову, — не скрывая восхищения в голосе, говорит он, смеясь. Парни
довольно улыбаются и согласно кивают.

— Лучший комплимент, — усмехается Чонгук. — Но нам так нравится, а жизнь

без этого… она не будет серой, когда есть что-то более важное, чем улицы, —
альфа бросает взгляд на Тэхена, — но это определенно точно будет совсем
иначе.

Тэхен мягко улыбается Чонгуку в ответ и накрывает его ладонь своей, слегка
сжимая. Сама суть жизни всегда будет заключаться в этих бескрайних глазах,
наполненных любовью.

Им всем так повезло, так чертовски повезло друг с другом.

Въезд в город, где каждую ночь происходят одни из лучших уличных гонок,
никогда не был так многолюден. По бокам от широкой и длинной трассы,
которая расстилается чуть ли не на всю страну, в небольших резервуарах горит
яркий огонь, разгоняющий мрак, только успевший накрыть землю. Асфальт не
успел остыть от палящего солнца, и уже совсем скоро на нем будут жечь резину
два мощнейших автомобиля.

— Оказывается, этот твой йеско далеко не новичок. Я тут узнал: список его
побед очень нехилый, — говорит Хосок, прислонившись к капоту агеры и сложив
руки на груди. Он неторопливым взглядом скользит по шумной и жаждущей
зрелища толпе, затем смотрит на рядом стоящего брата.

Чонгук кажется напряженным. Как бы он ни пытался изображать полное

безразличие и абсолютную уверенность, Хосок через все это как никто может
разглядеть истину. Младший не знает, чего ожидать от безликого соперника,
который, не афишируя себя, как личность, покоряет город за городом, мелькая
среди людей лишь белизной своего новейшего автомобиля. Его на улицах уже
успели прозвать идеалом, и факт того, что Чонгук — король столичных дорог, —
едва не продул ему на прошлой гонке, никто из виду не упустил, что лишь
прибавляет йеско очков.

— Он правда крут для того, кто совсем недавно выехал на дороги, —

соглашается Юнги, стоящий рядом с альфами.

Он тоже решил приехать с Хосоком и понаблюдать за гонкой, оставив Санджина

с дедушкой Енджуном. Все они засиделись, семейной жизнью окутанные. Омега
хочет хотя бы без личного участия окунуться еще разок в мир, который так
обожает и который с рождением сына отошел на второй план. Юнги быт не
съел, омега никогда не позволит этому случиться. Порой он дает себе свободу и
участвует в гонках, испытывает все тот же кайф, что ни с чем не сравнить, но
мысленно все равно бывает с сыном и мужем. Страх, так глубоко и прочно
вплетшийся два года назад в познавшую потерю душу, никак не может
657/670
покинуть, зачастую во снах возвращаясь и снова топя в той боли и нескончаемом
волнении больше никогда не услышать голос любимого. Его бы воля, он вообще
запретил Хосоку на улицы на спорткаре выезжать, но понимает, что альфа так
же, как и сам Юнги, свою природу никакими силами подавить не сможет. Им
адреналин в крови от скорости для жизни необходим.

— Я бы потягался с йеско… — мечтательно говорит омега, щурясь.

— Придержи коней, малыш, — тормозит омегу Хосок, мотнув головой, хотя и сам
не отказался бы свежую кровь испытать. — Мы не знаем, кто он и что из себя
представляет.

— Он проверял меня в прошлом заезде, — понимает Чонгук, бросив на брата и

Юнги короткий взгляд. Он их отчетливо слышит, но мыслями в себя уходит,
реагируя лишь тихим хмыканьем. — И наверняка решил, что сделать меня — раз
плюнуть. Но я уверен, что это всего лишь еще один позер с заряженной тачкой.

— Хоть раз отнесись к сопернику с серьезностью, Чонгук-а, — пытается вернуть

брата на землю Хосок. — Я знаю, что он тебя волнует. И перестань
недооценивать его. Он хоть и молод, но хорош, улицам он это уже доказал. К
тому же, это не гатти, а совсем другой случай, — альфа смотрит брату прямо в
глаза. В чонгуковых же от последнего предложения, сказанного Хосоком, искра
вспыхивает. Он до конца своих дней будет с разъедающей внутренности
злостью вспоминать того, кто чуть не лишил его всего, что так важно альфе.

— А может, вы вообще зря загоняетесь? — закатывает глаза Юнги, вздохнув и

сложив руки на груди. — Мало, что ли, на крутых тачках достойных гонщиков у
нас? Может, парнишка просто решил, что наконец-то дорос и теперь может
бросить вызов лучшим. Отгоняй эту гонку, и расслабься, Чонгук. Вы двое
слишком суетливые, — омега строго глядит на братьев и мотает головой.

— Я просто хочу победить его еще раз, а потом посмотреть в глаза, которые он
так прячет, — недрогнувшим голосом отвечает Чонгук, отведя взгляд к толпе.

— Хорошо. Тогда ты знаешь, что должен делать, — кивает Хосок и отстраняется

от агеры, хлопнув брата по плечу. Люди поднимают новую волну шума,
означающую появление второго гонщика сегодняшнего заезда. — Пойдем,
малыш, скоро гонка начнется, — говорит старший Чон, кивнув омеге и притянув
к себе. Юнги обнимает мужа за талию и вместе с ним идет к макларену,
стоящему на обочине среди других спорткаров.

— Удачи, — напоследок бросает омега Чонгуку. Тот молча, с благодарностью

кивает.

В этот момент толпа начинает расходиться в стороны, уступая дорогу

подъезжающему кенигсеггу йеско. На его белоснежной поверхности
отражаются огни, взмывающие к темному небу, отчего автомобиль кажется
окутанным пламенем. Чонгук коротко глядит на йеско в надежде разглядеть
водителя через черное лобовое стекло, но не видит даже силуэта. Хмыкнув, он
отстраняется от агеры и поднимает дверцу, чтобы сесть в машину. Скоро
начнется гонка.

Еще один заезд с уже заранее известным Чонгуку исходом. Люди отходят к
обочинам, находясь в нервном напряжении и предвкушении от предстоящего
658/670
заезда. Несмотря на то, что Югем помог с контролем над дорогами на некоторое
время, совсем скоро может нагрянуть полиция: стритрейсеры для этой гонки
захватили одну из главных трасс, что наверняка доставило проблем
гражданским.

Старт происходит быстро. Только в этот раз все иначе. Чонгук раскручивает
двигатель и на миг прикрывает глаза, чтобы на все сто слиться со своим
гиперкаром, но думает лишь о сыне и Тэхене. О том, что сейчас, если бы омега
оказался рядом, Чонгук бы все сомнения отбросил. Те, в которых сам себе не
может никак признаться. Тэхен, что в шутку говорил о провале в дни подготовки
к этой гонке и раздразнивал своего зверя, все равно смотрел на мужа с
непоколебимой уверенностью и точно знал — победе быть. Поэтому сейчас
Чонгук не о бесконечной дороге впереди, что манит своим величием, думает, а о
Тэхене, который остался дома, с сыном, но наверняка наблюдает за всем в этот
момент. Это вселяет силы. Словно игла в вене, адреналин вливающая, кровь
разжигающая и толкающая вперед со всей дури.

Чонгук бесшумно выдыхает, мнет кожаный руль пальцами обеих рук и, как
только грид-герл дает старт, срывается одновременно с йеско, улетая во мрак за
пределами яркой и шумной столицы. Чон не смотрит на соперника, ни на
сантиметр не отстающего от агеры. Он слева навязчиво мелькает и слегка
раздражает своей резвостью и неугомонной мощью, бушующей под капотом.

Город со своими высокими зданиями, полными света, оказывается далеко

позади. Впереди безмолвный лес, утонувший в наступающей ночи. Из света —
изредка проезжающие мимо неторопливые гражданские. Устоявшуюся тишину
разрывает рев двух автомобилей, что боком к боку летят вперед, пуская по
асфальту вибрации, заползающие глубоко в землю, к самому аду, что в эту
секунду пробуждается, оживляя пламя. Оно разгорается между черным и белым
автомобилями, сливающимся с мраком. Агера словно тень, способная
проскользнуть куда угодно, проползти и остаться незамеченной. А белый готов
вознестись, взлететь высоко и любые преграды стереть на своем пути.

Дорога начинает извиваться, приобретая форму змеи. Повороты становятся все

более резкими. Чонгук подходит к ним с осторожностью, начиная плавно
притормаживать и быстро выкручивая руль. Агеру без труда заносит, из-за чего
она успешно входит в дрифт, оставляя на асфальте следы жженной резины и
туманное облако. Йеско с легкостью повторяет маневр, лишь немного отставая
от дикой агеры. Как только дорога выравнивается, оба кенигсегга начинают
ускоряться, едва не касаясь друг друга. Расстояние между автомобилями
ничтожное. Одно случайное движение руля, и оба, столкнувшись на высокой
скорости, превышающей отметку двухсот пятидесяти, вылетят с трассы.

Чонгук снова кидает мимолетный взгляд на йеско, но соперника внутри авто не

видит. Злится. Это напоминает гонки во времена войны с американками, когда
враг в рядом летящей машине до самого финиша скрывал себя. У Чона даже
проскальзывает мысль, что в йеско может быть никто иной, как До Джихан.
Скрипнув зубами и отвернувшись к петляющей дороге впереди, альфа быстро
отметает эту мысль. Он сам лично следит за заключением Джихана. Тот ни за
что не сможет выйти раньше положенного ему срока, и если приглядеться,
можно понять, что стиль езды йеско от До отличен. Тот сразу уходил в отрыв, не
медля и не растягивая игру, с первых минут заезда демонстрировал свою мощь
и превосходство.

659/670
Йеско напоминает другого.

Чонгук в его стиле езды видит свой.

Как отражение в зеркале, идеальная копия. Это завораживает и настораживает.

Откуда йеско узнал? Неужели следил и изучал задолго до столкновения лицом к
лицу? Гонка начинает приобретать оттенки подозрительности и недоверия, и
это напрягает Чонгука. Он, не медля, решает сменить тактику и проверить, как
поведет себя соперник, с этой секунды кажущийся возможной угрозой. И в
голову снова заползают мысли о До, который, возможно, мог найти способ
поиграть с победившим врагом даже через решетку, отправив на заезд с
королем дорог одного из своих редких людей, что остались верны взглядам и
убеждениям несостоявшегося лидера столичных улиц. Чонгук теперь ждет
подвоха и, поэтому сразу меняет правила игры.

Не дожидаясь внезапных выпадов от йеско, альфа, сразу же

сориентировавшись, быстро сворачивает с дороги на объезд через лес, решая
сделать шаг первым. Иногда во время гонок стритрейсеры пользуются этим
путем, чтобы сократить. Вот только у него есть один минус — полное
бездорожье. Лишь неровная сырая земля, слегка усложняющая задачу,
неглубокие ямки и мелкие камни, хрустящие под колесами. Но Чонгук и с этим
справляется, потому что готовился, предполагая все возможные пути. Скорость
у агеры практически не снижается с переходом на новую поверхность, а йеско
снова незначительно отстает. Он не теряется и тоже сворачивает на объезд,
следуя прямо за агерой, едва не касаясь ее заднего бампера. Чонгук вдавливает
педаль газа в пол, крепко держа руль и контролируя каждый метр пути по
неидеальной для гипер и суперкара дороге.

Еще один взгляд на зеркало заднего вида. Йеско уверенно идет следом,
идеально копируя агеру. Чонгук раздраженно хмыкает и отворачивается к
дороге. Совсем скоро виднеется вновь выплывшая из-за высоких деревьев
трасса. Агера с громким рыком вылетает на нее, слегка уходя в дрифт. Йеско
делает то же самое. Трасса выравнивается и уходит вправо. Деревьев по бокам
от дороги становится все меньше, пока они совсем не остаются позади. Их
сменяет поле и виднеющиеся вдалеке домики ближайшей к столице деревушки.
Совсем скоро на горизонте появится главный поворот, ведущий в сторону
въезда в столицу с противоположной стороны, где и ждет финишная полоса.

Йеско не спешит обгонять, хотя попыток умчаться вперед не оставляет. Чонгук

уверен, что этот автомобиль вполне способен обойти его, если слегка повысить
скорость и выбрать момент для обгона, когда можно ловко улететь вперед, но
тот почему-то продолжает копировать движение агеры, которая перекрывает
сопернику шансы вырваться вперед. У Чона в висках долбит оглушающая
пульсация; альфе кажется, что он слышит шумное и буйное движение крови по
венам, подожженной адреналином. Он чувствует, что находится на пределе, как
не был уже давным-давно, и это чувство, несмотря на гонку, приобретшую
неопределенный характер, кажется приятным и приносящим то самое особенное
удовольствие. Так и бывает на присущем улицам заезде. Непредсказуемый
соперник, трасса с испытаниями, полнейший мрак, с которым едва справляются
блестящие на темно-синем небе звезды, и адреналин, захлестнувший с головы
до ног. Это — настоящий кайф, который Чонгук хочет ощущать еще очень
долгое время.

Йеско и агера синхронно сворачивают, минуют поворот и, набирая скорость, с

660/670
рыком летят в сторону города, что вдалеке виднеется встречающими их огнями.
Белый кенигсегг сначала выравнивается с агерой, после чего внезапно начинает
ускоряться, постепенно опережая. Наверное, сопернику надоело плестись
позади и уступать менее мощному гиперкару. Чонгук довольно хмыкает, отчего-
то чувствуя облегчение и по-новому разгоревшееся чувство соперничества.
Теперь гонка становится интересной. Йеско прекращает игры и идет в атаку. Но
агера отступать не собирается.

Взятый в плен гула мощного двигателя, окутавшего салон кенигсегга, Чонгук не

сразу понимает, что телефон в кармане джинсов настойчиво вибрирует, едва не
проделывая в бедре дыру. Держа руль одной рукой и не отрывая взгляда от
дороги с мелькающей рядом йеско, альфа быстро достает из кармана
мобильный и коротко глядит на светящийся дисплей, где отображается родное
«европейская сучка».

— Очень вовремя, итальяночка, — хмыкает негромко Чонгук, но звонок

принимает, быстро приложив телефон к уху и одновременно ускоряясь. — Детка,
кажется, ты забыл, что я сейчас на гонке…

— Чон Чонгук! — прерывает альфу взволнованный, звучащий слегка истерично

голос Тэхена, что сразу же настораживает Чонгука. — Мне совершенно
наплевать на твою чертову гонку! Ты попал! Снова!

— Что случилось? — с беспокойством спрашивает Чонгук, стараясь держать

себя в руках и не наводить суету раньше времени. Его брови сводятся на
переносице, а губы поджимаются. Тэхен ничего еще не сказал, но чувство
тревоги внутри уже начинает стремительно расти. Гул агеры отходит на второй
план.

— Я только что сделал тест, и знаешь, что?

— Какой тест? — теряется альфа.

— На беременность, придурок! — кричит Тэхен в трубку. — Ты опять заделал

мне ребенка, Чонгук! — альфа не понимает, что слышит в голосе своего мужа:
страх, волнение, нотки счастья и радости? Скорее, все вместе, слепленное в
один огромный снежный ком. Чонгук и сам этим набором эмоций моментально
заражается. Он едва не роняет телефон под ноги, но вовремя подхватывает его
и снова прижимает к уху, распахнутыми в растерянности и шоке глазами смотря
вперед уже без цели уследить за дорогой и соперником, а из-за
парализовавшего удивления. — Ну и чего ты замолк?! — возвращает на землю
требовательный голос Тэхена, которого сейчас так хочется прижать к себе и
расцеловать, а не лететь по трассе на высокой скорости в попытке угнаться и
опередить соперника, стремясь к победе. Не это уже важно. Совсем не это.

Только что Чонгук услышал о своей еще одной победе.

— Спасибо, итальяночка, — выдыхает Чонгук, на миг прикрыв глаза.

В его голосе столько облегчения, как будто с этой новостью огромный камень с
души упал и раскрошился, превратившись в пыль, которую ветер далеко унесет.
Счастье снова, как в первый раз с появлением Юмина ударило в голову, но не
ослепило. Оно теплом своим окутало крепко-крепко, заботливо и трепетно.
Родной аромат цветов сейчас как будто салон заполнил, напоминая о
661/670
бесконечной любви. И пусть Тэхен сейчас взволнован и слегка сердит, Чонгук
знает, омега счастлив не меньше него самого до дрожи в пальцах, которые в
нервном предвкушении встречи с любимым сжимают руль.

— Я убью тебя, когда ты приедешь, Чонгук, — вдруг слышит всхлип в трубке

альфа, отчего его сердце, бешено стучащее в адреналине, сжимается. — Если
ты с ним, как с Юмином будешь…

— Лучше буду. И с Мин-и тоже. С этой секунды, Тэ, — твердо говорит Чонгук, не
позволяя усомниться в своих словах. Его лицо озаряет яркая и широкая улыбка,
а глаза блестят не огоньком, рожденным жаждой скорости, а безграничной
любовью и нежностью. — Я скоро вернусь домой, подожди меня.

— Гонка, Гук, — зачем-то еще о ней напоминает Тэхен, смягчаясь в голосе.

Кажется, он тоже улыбнулся, почувствовав своего мужа. Он звучит так по-
волшебному, что у альфы мурашки, как будто впервые услышал. — Победи
сначала, ты же так хотел. Ты должен.

Чонгук мягко посмеивается и качает головой. Нога, давящая на педаль газа,

медленно начинает расслабляться. Рык агеры сразу же меняет свой характер,
тоже смягчается, плавно перетекая в мурчание. Как будто зверь успокаивается
после долгой и тяжелой охоты. Он свою цель достиг.

— Я уже выиграл, итальяночка, — говорит Чонгук своему омеге, со

спокойствием в глазах наблюдая за тем, как йеско ракетой уносится вперед.
Финиш близок, и белый кенигсегг пересечет его первым, но Чонгук не жалеет.

Он ни о чем не жалеет.

Спустя полминуты после того, как йеско пролетает через финишную полосу,
подъезжает и агера, резко тормозя. Там уже и Хосок с Юнги виднеются среди
толпы, что сразу окружила два кенигсегга посреди дороги. Все ликуют,
разливают шампанское и делают музыку погромче, радуясь победе и успешному
завершению гонки.

Только Хосок и Юнги хмурятся, не контролируя замешательства, застывшего на

лицах. Альфа берет своего мужа за руку и пробирается через скопление людей к
Чонгуку, вышедшему из автомобиля. Гук не мог так просто проиграть, приехав
чертовски поздно, отстав от соперника на такое огромное расстояние, что в их
семье является позорным показателем. Ни с регерой, ни с бугатти такого не
было, даже если агера и финишировала второй. Еще больше удивляет
спокойное, с искрящимся в глазах счастьем и удовлетворением выражение лица
Чонгука, ввергающее в еще большее непонимание происходящего.

— Что за дела, Гук-а? — спрашивает Хосок, уставившись на брата. Чонгук

игнорирует утешительные фразы, летящие с разных сторон, кивает кому-то в
толпе и поворачивает голову к подошедшим родным.

— Я очень хотел бы сейчас пошутить. Когда-то я отдал бы все за то, чтобы этот
момент увидеть, но… — Юнги слегка щурится, сухо усмехается, затем
распахивает глаза и непонимающе корчит лицо. — И правда, что за дела, Чон?

662/670
 — Йеско был хорош. Мне больше нечего доказывать этому городу, — просто
пожимает младший Чон плечами, улыбнувшись уголком губ. И не врет. Весь
остаток дороги до финиша счастливая улыбка не исчезала с его лица, а душа в
ярости тянулась к Тэхену, как тянется и сейчас. — Он честно выиграл. А меня
дома ждут мой омега и два сына.

У Хосока от услышанного глаза на лоб полезли, а Юнги бросает короткий

нервный смешок, решив, что ослышался. Чонгук смеется и хлопает брата по
спине. Забавно видеть его таким растерянным, взглядом требующим ответов, а
Юнги в этот момент можно было бы сфотографировать на память. У них уже
друг на друга целая куча компромата в отдельной папке фотопленки имеется.

— Тэхен ждет ребенка. У меня будет еще один сын, — Гук не может сдерживать
широкую улыбку, когда произносит эти слова, от произнесения которых внутри
щекотно становится. Но приятно, безумно приятно.

Хосок шумно выдыхает, как будто все это время дыхание сдерживал, и нервно
смеется, глянув на шокированного, но уже осознавшего новость Юнги, на лице
которого тоже мгновенно появляется радостная улыбка.

— Черт возьми, серьезно? — спрашивает Хосок, все еще не веря и обнимая

брата за плечо. Чонгук гордо кивает и прикусывает нижнюю губу. — Вот это да!
О боже, да я вдвойне дядя! Поздравляю, брат! — Хосок заключает младшего в
свои крепкие объятия и хлопает по спине. — С меня еще одно имя, и возражения
не принимаются.

Чонгук смеется, позабавившись реакцией брата, и быстро кивает, соглашаясь.

Внутри так тепло, что хочется со всем миром этим теплом поделиться. Скорее бы
к Тэхену, домой.

— Тэхен в бешенстве был? — хихикает Юнги, приподняв бровь.

— Ага, — смеется Гук.

— Нам ждать новых приключений от «отца года» Чон Чонгука? — омега слегка
пихает альфу в плечо.

— Нет, не дождешься, Чон Юнги, — мотает головой Чонгук, усмехнувшись.

— Это новый уровень. Лучший. Чон Чонгук — лучший, точнее.

Юнги закатывает глаза, хмыкнув, затем его лицо снова сияет от радостной
новости.

— Дети будут рады еще одному братику.

— Санджин точно, — Хосок обнимает Юнги сзади и коротко целует за ухом.

— Сейчас же едем в маркет, зовем всех наших, и к вам. Нужно отметить эту
новость, — говорит альфа, не принимая возражений, но слишком счастливый
Чонгук лишь одобрительно кивает, согласный на все в момент захватившей
душу радости.

Хосок и Юнги уходят к макларену. Чонгук поднимает дверцу агеры, собираясь

сесть, но останавливается, бросая взгляд на стоящую в паре метров от агеры
йеско. Дверца с водительской стороны поднята, а салон пуст. Чонгук хмурится,
663/670
зачем-то ища в толпе соперника, которому он позволил забрать победу. Люди
потихоньку расходятся, собираясь праздновать шокирующую улицы победу
вполне возможного нового короля дорог традиционно в черной дыре. Теперь,
когда все отходят от йеско, Чонгук видит того, с кем гонялся. Альфа с рыжими
волосами, что по росту ничем не уступает самому Чону, подходит к своему
суперкару, кладя руку на крышу. Гук отмечает, что тот даже по стилю одежды
схож с ним самим: черная футболка под кожанкой, темные джинсы и ботинки с
тяжелой подошвой, в ушах поблескивает серебро маленьких колец, а на шее
тату, которое в полумраке разглядеть как следует не удается.

— Эй, — окликает Чонгук рыжего альфу, собравшегося садиться в машину. Тот

замирает и медленно оборачивается, смотря на Чона. Взгляд его черных глаз
выразительный, пристальный. Он будто смотрит дальше, чем положено, чем
возможно, и видит что-то, чего сам Чонгук не замечает. — Отхватил победу и
сваливаешь, ничего не сказав?

Пухловатые губы рыжеволосого слегка дергаются в подобии ухмылки.

— Этот город ведь мой теперь, так? — альфа очерчивает взглядом небо. Голос у
него низкий, с бархатной ноткой, ровный и мелодичный. Он тоже словно
проникает куда-то в глубины и кажется каким-то отдаленно знакомым, но
Чонгук уверен, что никогда этого человека не встречал. — К чему тут слова?

— Не так быстро, — хмыкает Чон, покачав головой. — Я — не единственная

преграда, через которую ты должен пройти, чтобы стать королем здешних
дорог.

— На пути к намеченной цели я преодолею любые преграды, — улыбается

рыжий альфа.

— Удачи в этом, — ухмыляется Чонгук. Будет забавно посмотреть, как этот

молодой и чрезмерно самоуверенный альфа, так напоминающий Гуку его самого,
сможет пройти через всю их большую семью, состоящую из опытных
стритрейсеров. — Почему твой стиль вождения так похож на мой? — спрашивает
Чон еще с гонки заинтересовавший его вопрос, хмуря брови.

— Я так учился с детства, — пожимает плечами альфа. — Мы похожи, да?

— Будем, если очень постараешься, — кивает Чонгук.

— Я справлюсь. До встречи, Чон Чонгук. Ты был лучшим королем дорог, —

«йеско» улыбается и садится в машину. Дверца кенигсегга беззвучно
опускается, вновь скрывая образ победителя, который так и остался
безымянным.

— Стань лучше, — тихо бросает Чонгук вслед удаляющемуся автомобилю, и

садится в агеру.

Ласкающий слух шум прибоя нарушает детский радостный визг. Чайки,

неторопливо разгуливающие по золотистому песочному берегу, с ворчливым
криком взмывают к голубому небу, громко хлопая широкими крыльями,
наверняка недовольные нарушенным покоем. Визг переходит в заливистый
664/670
смех, а затем слышится неловкое «ой».

— Чон Юмин, под ноги смотреть не забывай, — вздыхает Тэхен, за руку идущий
с Чонгуком следом за упавшим на песок ребенком.

— Вставай, сынок, и даже не думай устраивать драму. Тебе даже не было

больно, — посмеивается альфа. После слов отца Юмин, уже собравшийся
разрыдаться, вдруг меняется в лице и подскакивает на ноги, продолжая свой
веселый бег вдоль кромки воды, ласкающей берег. Его раскусили.

— И кто его такому научил? — хмыкает Тэхен, обнимая руку мужа и кладя
голову на его плечо.

— Притворяться жертвой? — усмехается Чонгук, подтянув чуть сползшие с носа

очки на глаза и пряча их от теплого яркого солнца. — Кажется, Чимин. Чтобы
Юмину было легче добиться своего.

— Мне всерьез нужно поговорить с Чимином, — хмурится Тэхен. — Я не хочу,

чтобы Мин-и в дальнейшем думал, что может манипулировать людьми
давлением на жалость. А Чимину стоит уже своих завести, чтобы он понял, что
воспитание — не такая простая вещь, как кажется.

Чонгук поворачивает к омеге голову и растягивает губы в забавной улыбке, а

брови под очками поднимаются на лоб.

— Воу, ты не был таким даже во время первой беременности. Итальяночка,

сколько в тебе дикости? — бросает смешок альфа, накрывая ладонью большой
живот омеги, спрятанный под свободной светло-голубой рубашкой.

— Хочешь это узнать? — Тэхен улыбается и закусывает нижнюю губу. С легким

прищуром глаз, обрамленных пушистыми ресницами, с развевающейся на
морском ветерке огненно-красной челкой и прикушенной губой, он заставляет
внутри Чонгука розы цвести. До невозможного красивый, этот омега всегда
будет очаровывать, как в первый раз.

— Хочу, — кивает Чонгук, опьяненно улыбаясь. Он никогда не выбирался из

плена этой внеземной красоты, и не особо-то и хочет.

— Тогда прекрати на меня таращиться и проследи за своим сыном, — с милой

улыбкой говорит омега.

— Так я же… — хмурит брови Гук, опустив взгляд на живот омеги, который
нежно поглаживает своими большими ладонями.

Тэхен, будто приводя в чувства, громко щелкает пальцами перед лицом Чонгука.

— Сын номер один, Чонгук! — хмыкает омега, указывая пальцем в сторону.

— Вон то маленькое пятнышко видишь? Это Юмин! И он убежал! — кричит он,
стукнув альфу по плечу.

— Вот блять! — Чонгук резко оборачивается и срывается, рванув за Юмином и

попутно окликая.

Тэхен устало вздыхает и мотает головой, неторопливо идя за мужем. Он бы с

665/670
удовольствием пробежался по пляжу с ним, только огромный шарик под
сердцем не позволяет ускориться как следует. Альфа, растущий в животе уже
седьмой месяц, отбирает немало сил, которые Тэхен охотно отдает, только бы и
второй ребенок родился здоровым.

Устав от долгой ходьбы, Тэхен решает развернуть пикник неподалеку от

пройденного причала. Он опускается на землю и, сделав из ладони козырек,
наблюдает за возвращающимся Чонгуком. Звонкий смех Юмина, сидящего на
плечах отца, разносится чуть ли не на весь пляж. Тэхен улыбается и тоже
тихонько хихикает, чувствуя, как любовь к семье волнами растекается по душе
и мягко обнимает. И так всегда. Каждую секунду жизни, которую он проживает с
мужем и сыном, навсегда вычеркнув из памяти боль прошлого.

— Завтра мы с Юмином пойдем искать сокровища во-он там, — Чонгук ставит

сына на землю, когда подходит к мужу, и указывает пальцем в ту сторону, куда
Юмин так стремился убежать. Там виднеется подобие маленького леса,
состоящего из одних лишь пальм.

— А меня с собой возьмете? — спрашивает Тэхен, притянув к себе ребенка и

снимая с него футболку, чтобы поплескался в воде.

— Отец сказал, что тебе нельзя с нами, папочка, — мотает головой Юмин. Тэхен
поднимает взгляд на альфу, и тот лишь пожимает плечами.

— И почему это мне с вами нельзя? — вскидывает бровь омега.

— Вот малыш вылупится, и тогда… — говорит Чонгук, и сразу же делает паузу,

потому что Тэхен с теплой улыбкой на губах сверлит его уничтожающим
взглядом. Что делает с ним беременность, когда на одном прекрасном лице
изображены сразу две противоположные эмоции? Чонгук этому свойству в
очередной раз поражается. — А хотя, черт с ним, — машет он рукой. — Папочка
тоже в деле, Юмин-а, — нежность улыбки после этих слов достигает и янтарных
глаз омеги, заставляя Чонгука выдохнуть.

— Ула! — радостно вопит Юмин, подпрыгнув на месте, а потом вдруг строит

серьезную мордашку, нахмурив бровки, и тычет пальцем на живот Тэхена. — А
можно его не блать с нами?

— Он твой братик, пушинка, нельзя без него, — мягко говорит Чонгук, погладив
сына по черным взъерошенным ветром волосам. — Но вот когда он будет
отдельно от твоего папочки… — говорит альфа уже тише.

— Тогда он тоже будет с нами. Всегда! — договаривает Тэхен, снова сердито

зыркнув на мужа.

— Ладно, — бурчит Юмин, надув губки. — Только я сокловищами не поделюсь с

ним!

— Они будут только твоими, малыш, — говорит Тэхен, притянув к себе сына и
чмокнув в лоб.

Лицо ребенка снова озаряет счастливая улыбка. Он отстраняется от папочки и

уже несется к воде.

666/670
 — Панамка, Юмин-а! — кричит вслед Тэхен, но Юмин игнорирует оклики, уже
заходя в спокойное послеобеденное, слегка подогретое солнцем море.
— Надеюсь, он не возненавидит малыша… — вздыхает Тэхен, накрыв ладонью
живот и наблюдая за Юмином.

— В детстве это нормально, — успокаивает омегу Чонгук, сев рядом и подогнув

колени. — Ты рос один и не знаешь, что такое войны между братьями. Мы с
Хосоком лет до одиннадцати боролись друг с другом. От дома ничего не
оставалось после наших драк и войнушек. Отец прислуге в такие моменты
доплачивал, — посмеивается альфа. — Но мы оба были маленькие альфы, сам
понимаешь. С нашими детьми масштабы катастрофы точно будут не такие
пугающие.

— Иногда Юмин хуже альфы, — Тэхен кладет голову на плечо Чонгука и

переплетает с ним пальцы.

— Потому что он ребенок, с возрастом малыш изменится, — альфа целует мужа

в макушку.

— Я знаю, что ты читаешь книги по детской психологии, когда говоришь, что

уходишь работать в гараж, — вдруг выдает Тэхен, подняв взгляд на
окаменевшего Чонгука, и хихикает. — Однажды я застукал тебя читающим в
агере. Ты действительно решил стать лучшим отцом. Но… на самом деле, ты им
стал в тот момент, когда узнал о том, что я беременен Юмином.

Потому что не в знании правильного воспитания, а в любви все заключается. В

этом весь огромный смысл. Любовь, тепло, забота, доброта и нежность, которые
родитель отдает своему ребенку, — в этом есть большая сила. Это нельзя
приобрести, прочитав хоть все умные книги на свете. Это идет из самых глубин
души, и когда ребенок эту любовь чувствует, все остальное не имеет значения.
Тэхен всегда это знал и видел, как бы ни ругал альфу за неправильное
обращение с их сыном. Чонгук отдает ему всего себя, дарит высшую любовь,
рожденную в добром сердце, и это делает его лучшим отцом для его детей.

— Для наших малышей и для тебя я всегда буду стремиться стать еще лучше, —
Чонгук нежно гладит омегу по щеке пальцем и целует, прикрыв глаза.

— Но я никогда не удалю видео-доказательства «отца года» Чон Чонгука, —

шепчет в губы мужа Тэхен, тихо хихикнув и заглянув в его глаза. Чонгук
мученически морщит лицо и отворачивается к сыну, плескающемуся в воде.

Малыш с морем на «ты» с раннего детства, поэтому опасения, что он может

захлебнуться или утонуть, сводятся к минимуму. Юмин и сам предостережения
родителей хорошо запомнил, поэтому в одиночку купается почти у самого
берега.

— Ну и что за сокровища вы будете искать? — с улыбкой спрашивает Тэхен,

заведя руки назад и упершись на них.

— Ночью сгоняю туда и зарою сундук с конфетами и игрушками, — негромко

говорит Чонгук, чтобы сын не услышал случайно. — И раз уж ты с нами, то
рисовать карту будешь сам, — злорадно ухмыляется альфа, подмигнув мужу.

— Я не знаю дорогу, — закатывает глаза Тэхен.

667/670
— Так уж и быть, я помогу, — Чонгук целует Тэхена в плечо и нежно улыбается.

— Чонгук! — глаза омеги широко распахиваются, наполненные непонятным

волнением и страхом. Чонгук мгновенно реагирует и подскакивает, готовый
подхватить мужа на руки.

— Мы рожаем?! — вдруг охрипшим от паники голосом спрашивает он,

уставившись на Тэхена.

— Рано еще, придурок! — тот цокает и закатывает глаза, отмахнувшись от

альфы. — Мы дверь закрыли, когда выходили? — спрашивает он взволнованно.
— То есть… я… я закрывал. Я мог забыть… я забыл, закрыл я дверь или нет, —
голос омеги дрожит, как будто он вот-вот расплачется, а у Чонгука мозг готов
взорваться. Он растерянно смотрит на Тэхена, внезапно поменявшегося в
настроении, и на секунду теряет дар речи. Серьезно, такого не было даже во
время беременности Юмином.

— Детка… — вздыхает Чонгук, присев на корточки перед омегой и взяв

пальцами за подбородок. Он поворачивает его голову влево и указывает на
белоснежный двухэтажный коттедж, расположенный в трехстах метрах от них.
— Наш дом у тебя перед глазами, из людей тут только мы. Кто к нам
проберется? Дельфины?

— Чонгук… — шепчет Тэхен, потянувшись к мужу и обвив его шею руками. Он

утыкается в его шею и шмыгает носом.

— Все хорошо, Тэ, все в порядке, — мягко шепчет альфа, поглаживая омегу по
спине.

— Господи, я вдруг захотел разрыдаться, — нервно усмехается Тэхен, подняв

голову. — А потом засмеяться и ударить тебя.

— Так ударь, я знаю, ты хочешь, — Чонгук смеется и подставляет омеге лицо.

— Ни за что, — мотает головой Тэхен, вместо пощечины оставляя на щеке

альфы поцелуй и устраиваясь в его широких объятиях поудобнее. — Но еще два
месяца тебе придется готовить для меня завтраки, так что делай последний
рывок, король дорог.

— Не король дорог я, Тэ, — вздыхает Чонгук, положив подбородок на плечо

омеги и вырисовывая пальцами на животе омеги под рубашкой какие-то
случайные узоры. — Этот титул принадлежит йеско.

— А мне плевать. Для меня, для всего города ты всегда будешь истинным
королем дорог, — хмурится Тэхен. — Ты же знаешь, что можешь быть лучше
него, — бурчит омега, сложив руки на груди. Он вспоминает, какой скандал
устроил Чонгуку, когда тот вернулся проигравшим в гонке.

— Мог бы, но не хочу. Он достоин править дорогами, а я хочу быть со своей

семьей. Все существующие вершины улиц я уже достиг, мне стремиться там
больше некуда, — пожимает плечами Чонгук. — Гонки я не брошу никогда, но
это будет только ради кайфа, чтобы кровь разогреть.

668/670
 — Иногда я скучаю по временам, когда мы выезжали по ночам и колесили по
городу, устраивая заезды, — вздыхает Тэхен, накрыв ладонями руки Чонгука.

— Мы всегда можем это сделать вновь, — альфа целует мужа в шею и тянет
носом любимый аромат цветов.

— Я могу считать это вызовом? — Тэхен поднимает бровь и глядит на Чонгука с

полуулыбкой.

— Вот черт, да! — смеется Чонгук. — И я, конечно же, сделаю тебя.

— Ты действительно забыл, как я хорош. Это проблема, — хмурится омега,

мотая головой.

— Как вернемся в город, сразу же выгоняй на улицу свою ламбо и готовься

остаться позади, итальяночка, — хмыкает Чонгук.

— Не угонишься за мной, дикарь, — хихикает Тэхен, выпутываясь из объятий

альфы и пытаясь встать. — Помоги, ну чего ты сидишь?! — ворчит он на Чонгука.

Тот быстро поднимается и помогает подтянуться омеге, ставя на ноги.

— Хочешь сейчас погоняться? — усмехается он.

— Поплескаться хочу, — Тэхен закатывает глаза и плетется к воде,

переваливаясь с бока на бок. Юмин уже играет на бережке, лепя песочные
замки. Чонгук решает присоединиться к сыну.

— Сейчас такую крепость отстроим, ни один враг не пройдет, — говорит он,

садясь возле сына. Тэхен заходит в воду по щиколотки и упирает руки в бока, с
улыбкой наблюдая за мужем и сыном.

— Большую-большую, отец! — кивает Юмин, оживляясь из-за помощи родителя.

Он увлеченно начинает рыться в песке, вырывая ямку, и вдруг подозрительно
затихает, низко нагнувшись и потянув ладошку к губам.

— Малыш? — щурится Тэхен, следя за притихшим сыном и выходя из воды. — Ты

что, песок ешь?! — выдыхает омега, вытаращив глаза и со всей скоростью на
которую способен, идет к ребенку. — Чонгук!

Альфа отвлекается от лепки ограды для крепости и поднимает глаза на Юмина.

— Это конфетка! Я нашел конфетку! — тараторит маленький омега, показывая

облепленный песком леденец на своей ладошке.

— Нельзя есть конфеты с земли, малыш! — Тэхен мотает головой и подлетает к

своему сыну.

— Можно ее и помыть… — тихо говорит Чонгук, кинув взгляд на море.

— Ула! — вопит Юмин, поднявшись с колен и собираясь бежать к воде, но Тэхен

перехватывает его и забирает леденец, швырнув в сторону.

— Чон Чонгук!
669/670
 — Папочка, конфета! — мгновенно начинает плакать Юмин, вырвавшись из
хватки Тэхена.

— Чон Тэхен! — возмущается Чонгук, в шутливом шоке выпучив глаза.

Тэхен поджимает губы и поворачивается к сыну, который, упав на колени, в

слезах роет песок в поисках выброшенной папой конфетки.

— Юмин-и, перестань искать этот мусор! Твой отец тебе целый сундук конфет
подарит, — омега бросает на мужа злорадный взгляд и ухмыляется.

— Плавда? — шмыгает носом ребенок, взглянув на папу.

— Hai rovinato la sorpresa, — шипит Чонгук. — Да, малыш, я куплю тебе много-
много конфет, — мило улыбается он сыну. Кажется, он только что научился как и
Тэхен выражать на лице две разные эмоции.

Юмин хлопает большими глазками, выпячивает губки и смотрит на родителей, а

на пухлых щечках застыли слезки. Он шмыгает носом и улыбнувшись виновато,
будто нашкодил, быстро сует найденную конфету в рот.

— Не-ет! — кричит Чонгук, подняв глаза к небу и изображая гримасу боли на

лице.

— Чон Юмин! Выплюнь немедленно! — ругается Тэхен, идя к ребенку. Тот

звонко смеется и подрывается, убегая от папы. — Это ты его научил, да, Чон?!
Вы двое под домашним арестом! С этой секунды! Возвращаемся! — ворчит
омега, плетясь за сыном и не сразу замечая, как его сзади обнял Чонгук,
останавливая и прижимая к себе, расцеловывая шею и плечо, с которого сползла
широкая рубашка. — Пусти, Чон Чонгук!

— Пушинка, быстро к папе! — в шутливо приказном тоне говорит сыну альфа,

подзывая пальцем. Юмин хихикает и поворачивает, подбегая к родителям и
обнимая ноги папочки.

— Вы меня с ума сведете… — вымученно стонет Тэхен, мотая головой и

зарываясь пальцами в мягкие волосы сына.

— Без нас жизнь была бы чертовски скучной, — смеется Чонгук, целуя омегу в
мочку уха.

— Нет, Гук-и… без вас жизни не было бы вовсе, — Тэхен смотрит на альфу с
бесконечной любовью и целует в уголок губ. — Пусть этому счастью не будет
конца, — шепчет он, прикрыв глаза, как будто молит высшие силы.

— Оно бесконечно, итальяночка.

Ничто не вечно, но это не о нашей любви.

Ti amo.

670/670