Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
************
nitric oxide
https://ficbook.net/readfic/5825736
***********************************************************************************
************
Направленность: Слэш
Автор: mark mrakovich (https://ficbook.net/authors/1575343)
Описание:
— Чем будешь расплачиваться за проигрыш? Телом, — чонгукова рука скользнула по
бедру омеги, останавливаясь возле паха, Тэхен слегка поджал губы, сдерживая
прокатившуюся по всему телу дрожь, — или тачкой?
Посвящение:
for mrakobabies.
Примечания:
плейлист к работе: https://vk.com/music/album/-161913467_1
плейлист в SoundCloud: https://soundcloud.com/mrakoplaneta/sets/nitric-oxide
визуализация персонажей: https://vk.com/album-161913467_257299274
визуализация в Pinterest: https://pin.it/6LmPyUE
Для тех, кто не понимает, что мои работы нельзя публиковать на других ресурсах без
разрешения, я напишу еще и здесь. Зря вы думаете, что я не вижу, как вы нагло
крадете мой текст. Я вижу все, а игнорирование моих просьб (тщетно переходящих в
требования) удалить работу, вам не принадлежащую, вам же лучше не сделает. На
ваттпаде, на моем личном аккаунте есть все мои фанфики. Не нужно публиковать их,
чтобы сделать чтение другим удобным, не нужно менять пейринг и направленность,
чтобы другие, не читающие слэш, вигуков или бтс, могли прочесть эти работы. Это
полный бред. Пишите свои истории, будьте добры. Все-таки надеюсь на наличие
совести.
Над головой раздается громкий короткий звонок, и тяжелые стальные двери впереди с
грохотом раскрываются.
— Красиво рычит, — хмыкает Гук, опуская стекло и вытягивая руку из окна. — С каких
пор ты на британках катаешься? — спрашивает он, ловя пальцами ветер, рассекаемый
летящим автомобилем. Внутри рождается долгожданный трепет, сердце колотится все
быстрее, набирая скорость одновременно с машиной.
Младший брат заметно изменился. Хосок не знает, как поменялся его внутренний мир за
эти полтора года, но снаружи он выглядит взрослее и крепче. Черты лица стали более
резкими, заостренными, лицо задумчивое и серьезное, а в уголках глаз едва заметные
мелкие морщинки. Гук подрос в мышцах, что четко выделяются через ткань белой
футболки, обтягивающей до неприличия. Хосок возле него, словно хилая тушка, кожа да
кости. Брат изменился. Тюрьма действительно закаляет людей и что-то в них меняет.
Неизменным остался только взгляд, полный обожания, направленный на автомобиль, на
бесконечную дорогу впереди, и это не может не радовать.
— Что за хуйня? С каких пор ты куришь сигареты со вкусом вишни? — спрашивает он,
морщась и без былой радости доставая из пачки длинную тонкую сигарету и
припрятанную там же зажигалку.
Поле давно позади. Впереди начинается город, все больше зданий, все меньше зелени и
все больше родных дорог, объезженных далеко не раз, повидавших не одну победу.
Изученные вдоль и поперек перекрестки и улицы, предназначенные для идеальных
спринтов; главная трасса, ведущая далеко, открывающая мир новых дорог для
сумасшедших ночных заездов. Чонгук очень скучал.
— Надо забрать свое, — Чонгук закусывает нижнюю губу, подпирая голову кулаком и
задумчиво глядя перед собой.
— Скоро одна гонка намечается, подробностей пока не знаю, но ты можешь вернуть там
свой титул, — говорит старший Чон, переключая скорость и давя на газ. На
спидометре — сто девяносто пять, впереди — длинная прямая.
Хосок смотрит на брата так же, как и тот совсем недавно — удивленно-неверящим
взглядом из-под солнцезащитных очков. Слышать такое от Гука не просто
удивительно, — чертовски странно и дико.
🔥🔥🔥
Спустя полчаса езды через всю столицу, макларен уже подъезжает к большому светлому
особняку на другом конце. Дальше только лес, среди которого затерялась дикая
извилистая дорога для дрифта, уходящая далеко, в неизвестность. Высокие вековые ели
окружили особняк со всех сторон, словно молчаливые стражи, оберегающие его от
внешней опасности. Макларен, хрустя гравием под шинами, подъехал к особняку.
Массивные автоматические ворота раскрылись, приглашая внутрь. Автомобиль въезжает в
просторный двор, огибая небольшой декоративный фонтан и останавливаясь прямо у
парадных дверей особняка.
Чонгук выходит из машины и вешает на плечо куртку, оглядывая двор и дом, и ступает
на лестницу, поднимаясь внутрь. Следом идет Хосок, заблокировав двери макларена и
сунув ключи в задний карман черных джинсов. Он нагоняет младшего и закидывает руку
на широкое крепкое плечо, слегка похлопывая.
Массивную дубовую дверь перед братьями открывает дворецкий, верно служащий семье
Чон не первый год. Немолодой бета в черном костюме, характерном для дворецких, и с
коротким седым хвостиком на затылке приветственно улыбается, кланяясь.
— Твой брат все уладил, твое заключение нигде не будет зафиксировано, — отец
отпивает виски, откинувшись на спинку стула, и тушит сигару. — Твой бизнес
продолжает продвигаться. Все вовремя поставляется. Детали гоночных автомобилей,
угнанные и перепроданные машины, нелегальные в стране авто, переработка, ну и
другие штуки, которые вы пихаете в свои автомобили. Но то, что касается уличных
заездов, это уже не мое дело, а ваше с Хосоком.
Чонгук удовлетворенно кивает, хмурясь и задумываясь о чем-то своем. Внутри все еще
теплится злость, текущая по венам и сжигающая каждую клеточку тела, медленно
плавящая внутренности целый год. Кашлянув в кулак, альфа пододвигается ближе к
столу, копируя позу брата.
— Отец, — грубо прерывает Чонгук, глядя на отца и поджимая губы. — Что ты теперь
можешь изменить? Я и сам знаю, что крупно проебался, пойдя на сделку с этим
ублюдком. Мы не могли знать, что так будет, я лично проверял все документы, мой
адвокат, черт возьми, проверял. Теперь нет смысла это обсуждать. Но если До
объявится, то долго не проживет, — Чонгук поднимает свой стакан с виски и делает
тягучий глоток, следя за напряженным лицом отца. Горечь приятно обжигает горло,
пробуждая позабытые ощущения. Год без алкоголя — не шутки. Пора наверстывать
упущенное.
Чонгук поджимает губы в тонкую линию, сверля отца пристальным взглядом и получая
такой же в ответ. Он всегда любил уделять отдельное внимание чонгуковым промахам,
выставляя младшего сына глупым и недальновидным. Сколько бы это ни бесило, ни
выводило из себя, бесконечно спорить было невозможно. Гук открыл было рот, чтобы
ответить отцу, но его прервал Хосок, желая наконец прекратить бессмысленный спор.
— Хватит вам, не лучшее время для споров. Сейчас важнее, что Чонгук снова с нами.
Стоит за это выпить, — произносит Хосок, нарушая наступившую напряженную тишину и
поднимая свой стакан.
— Хосок прав, всему свое время. Выпьем, — взгляд старшего Чона вмиг теплеет, а на
губах снова расцветает легкая улыбка.
После насыщенного обеда и долгих разговоров обо всем на свете в кругу маленькой
семьи, Чонгук отправляется в душ. Горячая вода, которой тоже катастрофически не
хватало в тюрьме, приятно распаривает тело, принося облегчение и расслабление.
После душа он переодевается в новые черные джинсы и такую же черную футболку,
короткие ботинки и красную кожанку.
Альфа спускается на первый этаж обновленным человеком, где его уже ждет Хосок, отец
же отправился в офис по возникшему срочному делу. Яркое золотистое солнце за
высокими окнами особняка наконец садилось, окрашивая местность в нежно-розовый с
оранжевым переливом. Вечереет. Наступает время темных улиц и дымящихся на асфальте
шин. Наступает время гонщиков.
— Где моя крошка? — спрашивает Чонгук у брата, спустившись и на ходу зачесывая еще
чуть влажные волосы.
Братья обходят макларен Хосока, все еще одиноко скучающий у парадных дверей, и
подходят к гаражу с тремя воротами, где стоят отцовские авто.
Альфа спешно хватает ключ и исчезает в глубине гаража, маневрируя между машинами.
Хосок понимающе ухмыляется и складывает руки на груди, стоя снаружи в ожидании
младшего. Внутри гулом раздался знакомый, ни с чем не сравнимый моторный рев.
Спустя несколько секунд из тьмы гаража показывается пара горящих глаз демона
столичных улиц.
Возле черной дыры, как всегда, выстроены ряды спортивных авто высшего класса,
привлекающие всеобщее внимание. Чонгук, медленно подъезжая к парковке, со скучающим
лицом осматривает тачки, большая часть которых принадлежит знакомым гонщикам. Сзади
его догоняет Хосок, приехавший почти одновременно с братом. Чонгукова пантера, даже
спустя год в гараже, как сумасшедшая гонит. Вырвалась на волю, как и ее хозяин,
готовая рвать, точно как и Чон Чонгук.
— Я сейчас, иди без меня, — отвечает Хосок, махнув рукой и садясь на пассажирское
место в порше.
— Чон Чонгук, — слышит альфа знакомый голос. На широком угловом диване сидит
красивый омега с угольно-черными волосами, закинув ногу на ногу и неторопливо
покачивая носком ботинка. Рядом сидит парочка знакомых альф и еще один незнакомый
Чонгуку омега. — Наконец-то вернулся.
— Джин-и, — весело зовет Чонгук, подходя к дивану. Омега поднимается со своего
места, сразу же оказываясь в объятиях Чона и обнимая в ответ. — Рад тебя видеть,
красавчик, — шепчет альфа, щекоча мочку уха омеги своим дыханием.
— Наконец вернулся в строй, чувак, — один из альф жмёт Чонгуку руку, приветственно
улыбаясь. Другой приобнимает Чона за плечи, слегка похлопывая по спине.
— Я тоже, — смущенно мямлит омега, давя улыбку. Чонгук выпускает его ладонь и
усмехается, садясь рядом с Джином.
— Мечтай, Чон, — Джин легонько шлепает его по ноге и копирует ухмылку. — Но, если
честно, без тебя так скучно, ни одного достойного соперника, — сетует Джин, подняв
свою маргариту со столика перед диваном, на котором стоят различные коктейли и
бутылки со спиртным, заготовленные заранее. Чонгук разваливается рядом, попутно
наливая в стакан виски и сразу же осушая его.
— Как мило, он очень ценит нашу дружбу, — хмыкает Чонгук, покручивая стакан в руке
и глядя на танцующих. — Он собрал скайлайн?
— Чего вы так долго? Ты помогал ему домашку доделать? — злорадно ухмыляется Чон,
толкнув язык за щеку и глядя на омегу, что кидает ему в ответ уничтожающие взгляды.
Хосок лишь закатывает глаза, садясь в кресло. — Ты подрос, Юнги-я.
Хосок и Джин вздыхают почти одновременно, а Чонгук вновь переводит внимание на Мина
с не исчезающей ухмылкой на лице. Вечным подколкам этих двоих никогда не будет
конца. Даже если десятки лет пройдут.
— Разве твоя порше тянет? — удивляется альфа, отпивая виски и ловя очередной злой
взгляд Юнги. — Похвально, — он выпячивает нижнюю губу, одобрительно кивая.
Чонгук улыбается так, словно зверь скалится, с жадностью и желанием глядя на свою
жертву, что находится в лапах и бежать даже не собирается. Приятный сладковатый
аромат персиков, давным-давно изученный и выученный, въевшийся в кожу, слегка
дурманит, напоминая о диких ночах прошлого. Чонгук хочет повторения. Жаждет.
— Так тяжело, Чимин-а, — хрипло парирует он, крепче сжимая пальцы на бедре омеги,
что точно след останется на нежной коже. Чимину такое обращение нравится. Он слегка
откидывает голову, открывая вид на шею и ключицы, виднеющиеся через черную атласную
рубашку. Омега утыкается лбом в лоб Чона и шумно сглатывает, давя стон, когда рука
альфы скользит выше. Шепча с готовностью в губы:
— Я помогу тебе.
Хосок в сотый раз вздыхает, а Юнги подскакивает с места, отставляя свой недопитый
коктейль на столик.
— Ты меньше суток на свободе, а уже успел его выбесить, — усмехается теперь Чимин,
поглаживая пальчиками крепкую шею Чонгука.
Старший Чон, отпив из бутылки холодного пива, расслабленно сидит на мягком кресле.
— Возможно, будет заезд, — отвечает Чимин. — В честь тебя, наш король, — елейно
улыбается он, коротко целуя губы Чонгука, и легко спрыгивая с колен альфы.
Ритмичной походкой омега направляется в сторону танцпола, вмиг пропадая из виду.
Чонгук провожает его голодным взглядом и залпом опрокидывает в себя рюмку рома,
поворачиваясь к брату.
— Он из-под меня всю неделю не вылезет, — сообщает он, хмыкая и закусывая губу.
— Чимин очень ждал тебя, — серьезно говорит Хосок, на что Чонгук лишь довольно
ухмыляется.
Братья делят косяк, затягиваясь горьким травяным дымом по очереди. Хосок взглядом
ищет в пьяной танцующей толпе одного маленького блондина, а Чонгук сканирует
каждого омегу хищным зверем, жаждая наброситься и разорвать. Изголодался по чужому
теплу и сладким стонам в самое ухо. Алкоголь в диком сочетании с дурманом кружит
голову, как на бешеной скорости по нескончаемой прямой. Время плывет и
растягивается, словно жвачка. Вокруг люди, друзья и знакомые, восторженные и
влюбленные взгляды омег, жаркие тела и громкая музыка. Чон чувствует себя живым, он
утопает в красоте жизни, к которой так привык, позволяет в каждую клеточку тела
впитаться, разбудить былые ощущения. В разы ярче, в сотни раз приятнее. Чонгук
вдыхает сладкий вкус свободы полной грудью.
Чонгук лениво поворачивает голову, держа меж пальцев тлеющую сигарету. Перед ним,
прислонившись к барной стойке, стоит высокий темноволосый альфа в черной косухе и в
драных черных джинсах. У него вся шея забита чернильным узором; они у него на руках
и даже на лице. Под правым глазом две серебряные бусинки пирсинга, а в центре
нижней губы маленькое колечко.
— Им Чану, — тянет Чонгук, ухмыляясь и облизывая нижнюю губу. — Неужели ради меня
пожаловал в нашу дыру?
— Ты — второстепенное дело, а вот твой бизнес — то, что меня интересует, — альфа
поднимает с начищенной до блеска стойки стакан со скотчем, делая короткий глоток и
на секунду поджимая губы. — Мне нужн…
Чонгук, сухо рассмеявшись, резко меняется в лице, больше не выражая никаких эмоций.
В черных глазах застывает жгучий холод, Им ощущает его телом, и вряд ли признается
самому себе, что кожа липким холодком покрылась. Гук резко хватает альфу за грудки
и притягивает к себе вплотную, шепча в самое ухо:
— Папочка вернулся, Чану, так что готовь задницу. Я таких, как ты, нагибал за
решеткой, ты не первый такой. Твой конец очень скоро придет, наслаждайся, пока
можешь, — закончив, Гук грубо отпихивает его от себя, отворачиваясь и непринужденно
отпивая виски.
Время вышло.
— Чон Чонгук.
Глубокий низкий голос, словно бархат по коже, ласкает уши. Чонгук чувствует легкий
цветочный аромат, заползающий под кожу и распускающийся там яркими пышными
бутонами. Гуччи флора и космически большие янтарные глаза напротив. Чонгук
встречается с ним взглядом. Такой глубокий, как и голос, такой острый, что
порезаться можно. Он словно разрезает альфу, стремится ко внутренностям. У Чона на
губах расползается ухмылка. Он не отводит глаз, взаимно вскрывая и пытаясь
заглянуть внутрь. Омега стоит напротив, вальяжно прислонившись локтем к барной
стойке и помешивая текилу соломинкой. Он тянет пухлые губы в легкой улыбке в ответ
и полностью разворачивается к Чонгуку, держа стакан в руке.
Чонгук встаёт, приближаясь вплотную, чувствуя жар чужого тела сквозь тонкую ткань,
и раскованно скользит рукой по тонкой талии омеги, шепча хрипло:
— О да, где твоя тачка? — неожиданно выдает омега, вопросительно косясь на Чона и
получая такой же взгляд в ответ. — На чем гоняешь? — спрашивает он, усмехнувшись.
— Ты гонщик, что ли? — спрашивает Чонгук, хохотнув. Образ этой светской львицы, с
ног до головы пропитанной гуччи, совершенно не вяжется с образом стритрейсера. — На
чем специализируешься? — альфа усмехается, скептично изогнув бровь.
— Покорение новых вершин, — пожимает плечами Тэхен, на что Чонгук звонко смеется.
— Порви его, Тэхен-а! — бодро кричит Юнги, получая в ответ уверенный кивок и
поднятый вверх палец.
— Юнги-я, вы подружки, что ли? — спрашивает Гук, подойдя к своей черной, как ночь,
агере.
— Ага, мы дружим, — хмыкает Юнги, обвивая руками руку Хосока и прижимаясь к его
боку. — Удачи.
— Не знал, что у тебя есть такие друзья, — ухмыляется Чонгук, открывая дверцу
автомобиля.
— Скорее покончи с ним и возвращайся ко мне, тебя ждет награда, малыш, — он вновь
целует Чонгука, улыбаясь, и отходит в сторону. Гук, облизываясь, садится в машину.
Девушка начинает отсчет, подняв руки. Чонгук перестает замечать все вокруг. Лишь
длинная ночная дорога и крепко сжатые на руле руки. Совсем немного. Терпение на
пределе. Грид-герл наконец дает сигнал, указывая руками. Три. Два. Руки девушки
резко опускаются вниз. Один. Машины с визгом шин по асфальту срываются с места
буквально за секунду, оставляя за собой дымящийся след. Чонгук жмет на газ, быстро
увеличивая скорость. Взгляд мельком падает на спидометр, стрелка преодолевает
пятьдесят почти за полторы секунды. Агера летит, как огненная стрела, пейзаж за
затемненными стеклами смазывается, сливается в одно пятно. Пока не появляется
красный авентадор, пролетающий мимо. Чонгук, на мгновение оцепенев, уставляется на
зад вырвавшейся вперед ламборгини. Тэхен не может. Не может так легко обойти бога
здешних дорог. Он поражать не перестает. Альфа зло рычит, давя на газ и увеличивая
мощность, руки крепче впиваются в руль.
Впереди уже виднеется скопление людей, ожидающих конца гонки. Фиолетовые неоновые
огни черной дыры, словно маяк среди океана, финишная черта. Неутомимый авентадор
вновь показывается в поле зрения, летя почти наравне с агерой. Чонгук ухмыляется,
мысленно хваля упрямство европейской сучки, не желающей так просто сдаваться. Но
времени больше нет. Чонгук пролетает через финишную, резко разворачивая кенигсегг
на тормозе. Почти сразу слышен визг шин авентадора. Дверь агеры взмывает вверх, и
из машины выходит Чонгук с улыбкой победителя. Люди облепляют дымящийся
разгоряченный кенигсегг со всех сторон, поздравляя и выкрикивая имя альфы. Чимин
подлетает к Чону, чуть ли не запрыгивая на руки. Альфа тут же прижимает его к себе,
жарко целуя и сминая подтянутые ягодицы.
— Это был красивый финиш, — сладко шепчет омега, улыбаясь и отлипая от Гука.
Хосок, излучая гордость, подходит к брату и крепко жмёт его ладонь, похлопав по
плечу другой рукой.
— Я почти сделал тебя, — спокойно отвечает омега, поднимая на альфу взгляд. В нем
бесконечная уверенность, дразнящая и выводящая из себя, будто это он победитель. Но
Чонгук словно не замечает, потому что он выиграл, и больше ничего не имеет
значения.
— Тогда почему я чувствую твою злость? — шепчет Тэхен в чужие губы, чуть
привставая на носочки и заглядывая в самые глубины черных глаз. — Ты выиграл, прими
мои искренние поздравления.
Чонгук давит жгучее желание прижать дерзкую сучку прямо на капоте, дабы не
подтверждать свою бурлящую внутри злость. Он грубо ловит Тэхена за подбородок, с
нажимом касаясь своими горячими губами его мягких и сладких. Хочется истерзать их,
почувствовать на языке сладкую кровь, но сверкающие в неоновом свете глаза смотрят
с вызовом. Чон сдерживается с огромным трудом.
— Юнги-я, просыпайся, тебе в школу пора, — шепчет он в самое ухо, чуть касаясь его
губами, улыбаясь и следя за тем, как меняется выражение лица омеги, переходя из
беззаботного в вымученное, искаженное болезненной гримасой. Юнги недовольно мычит и
отворачивает голову, накрывая ее одеялом.
Холодный колючий воздух неприятно лижет обнаженное тело, когда Хосок резко
сдергивает с омеги одеяло, жестоко лишая тепла и покоя.
Хосок глядит на омегу и ухмыляется, подходя и вставая перед ним. Юнги цепляется
пальчиками за футболку альфы и утыкается ему лицом в грудь, тянет на себя, вынуждая
сесть. Хосок поддается и присаживается на краю кровати. Омега сразу же взбирается
на его колени, обнимая за шею и легонько целуя в щеку.
Хосок тепло улыбается, проводит большим пальцем по гладкой щеке Юнги, получая в
ответ легкую улыбку и прикрытые глаза. Юнги уверен, что все получилось, он заметно
расслабляется и как котенок льнет к теплой ладони, подставляясь под ласку. Хосок
мягко целует его губы и шепчет на ушко:
— Да блять! — зло кричит Юнги, соскочив с колен Хосока. В глазах снова черти
пляшут, готовые утянуть в свои адские пучины. — Я, сука, спать хочу! Ненавижу
школу! Когда же это уже, мать твою, закончится! — кричит он, быстро шагая прочь из
комнаты. Хосок смотрит вслед и смеется. Теперь Юнги будет проклинать его весь
остаток дня.
Юнги, едва не засыпая прямо под струями теплого душа, сумел искупаться, смывая с
себя следы алкогольного веселья и секса. Он недовольно уставился на свое отражение
в зеркале, зажимая во рту зубную щетку, вокруг рта белая пена от пасты, медленно
стекающая к подбородку, а под глазами синяки от недосыпа, которые придется
замазывать, чтобы хоть как-то выглядеть похожим на человека, а не на мертвеца. Он
Хосока ненавидит. И с этой мыслью выходит из ванной, закончив свои дела.
На кухне витает аромат кофе и ванильных вафель, что уже лежат на столе, а рядом
стакан воды и маленькая таблетка обезболивающего. Юнги стоит в проеме, одетый в
темно-синюю школьную форму с белой рубашкой и галстуком в тон пиджаку, на котором
изображен герб школы, как и на пиджаке вышитый. И ярко-красные конверсы —
неотъемлемая часть образа. Сопротивление школьным правилам. Юнги такой бунтарь. Он
смотрит на Хосока с ненавистью, но урчащий голодный желудок быстро побеждает, и
Юнги садится за стол, первым делом выпивая таблетку, чтобы успокоить ноющую в
висках боль. Проклятое похмелье.
— После школы я зайду к папе, — сообщает Юнги, игнорируя слова альфы, и делает
глоток из чашки с кофе, щурясь от удовольствия. — Сам приеду.
— Хорошо, я все равно буду в офисе весь день, продажи снова возросли, — Хосок
садится напротив омеги, отпивая свой кофе. — Конечно, это не может не радовать…
— он хмурится, потирая шею, — но слишком много гонщиков стало попадать в аварии.
Возможно, они закупаются не у тех людей и получают некачественный товар, я не
знаю, — Чон качает головой.
— Это происходит только вне столицы? — спрашивает Юнги, облизнув губы и продолжая
наслаждаться кофе.
— Ну, значит, как ты и сказал, они брали паленый товар у одного и того же
поставщика, другого объяснения нет, — пожимает плечами Юнги.
— Ладно, это мы еще выясним, — Хосок допивает остатки кофе, поднимаясь из-за
стола. — Так уж и быть, сегодня я подброшу тебя в школу, — снисходительно
ухмыляется он, опуская чашку в раковину. — И заправь рубашку нормально, неряха, —
смеется альфа.
Юнги в ответ недовольно закатывает глаза, прожевывая вафлю. От слова «школа» омегу
передергивает, злость пробуждается с новой силой, а обида на альфу возвращается в
удвоенном размере. Настроение снова ухудшается, а впереди еще полдня мучений в этом
чистилище. Юнги встает из-за стола и проходит в комнату за рюкзаком, на ходу нервно
заправляя рубашку и зло шипя убирающему после завтрака альфе:
🔥🔥🔥
Чонгук сидит на краю кровати, зажимая меж губ медленно тлеющую сигарету. Плотные
бордовые шторы не дают полуденным солнечным лучикам проникнуть в комнату, сохраняя
в ней приятную прохладу и полумрак. Альфа стряхивает пепел в пепельницу и вновь
затягивается, глядя на спящего рядом Чимина, ниже пояса укрытого черной простыней.
Его тело покрыто синяками и краснеющими засосами, а пухлые губы искусаны в кровь.
Измотанный дикой ночью омега мирно спит на животе, сунув руки под подушку. Чонгук
обводит соблазнительное тело взглядом и тушит окурок, поднявшись с кровати. Прошлая
ночь позволила альфе снять напряжение, утолить дикий голод. Чимин отдался без
остатка, принес себя в жертву, позволяя Чонгуку делать с ним все, что вздумается. И
он был чертовски хорош.
Чон голышом идет в душ, кидая еще один взгляд на беззаботно спящего омегу, желая
вернуться и снова его растерзать, плюнув на все дела и обязанности, потому что
мало, слишком мало. Но, прежде всего, нужно забрать свой трофей, достойно
выигранный на вчерашней гонке.
Альфа выходит через арочный проход на задний двор, сразу же замечая Тэхена,
лежащего на шезлонге перед небесно-голубым бассейном. Омега держит в длинных
аккуратных пальцах ножку бокала с шампанским, прикрыв глаза под слегка затемненными
круглыми очками. На нем белые шорты до колен с красной и зеленой полосами сбоку, и
бледно-розовая футболка, обнажающая острые ключицы.
— Нехилый дворец для одного молодого господина, — подмечает Чон, кидая взгляд на
особняк. — Не скучно?
— Ты напросился, малыш, — качает головой Чон, следя за тем, как омега подплывает к
бортику, схватившись за металлические перила, и вылезает из бассейна. Мокрая одежда
тут же облепляет стройное тело. Футболка, сползшая с одного плеча, полностью его
обнажает. Через белые шорты выделяется черное белье, обтягивающее аппетитную
задницу. Чонгук закусывает губу, на секунду зависая на соблазнительных видах. Он
подплывает к бортику и, взявшись за перила, выбирается из воды.
🔥🔥🔥
Пока Тэхен, которого нет уже около получаса, переодевается, Чонгук выгоняет
ламборгини из гаража и ставит возле своей агеры. Он прислоняется к капоту красной и
ожидает омегу в одних только подсыхающих джинсах. Наверняка снова прихорашивается.
Но, как только Чон собирается идти его поторопить, Тэхен распахивает входную дверь
особняка, грациозно спускаясь по лестнице. Он переоделся в полупрозрачную нежно-
голубую рубашку на пару размеров больше, в чертовски короткие белые шорты, едва
скрывающие задницу, и обул белые тапки от гуччи с характерной красно-зеленой
полосой. Чонгук оглядывает омегу с ног до головы и ухмыляется, складывая руки на
груди. В голове до сих пор не укладывается, что эта модель — уличный гонщик.
Чонгук садится за руль, закрыв дверь и сразу заводя рычащий двигатель авентадора.
— Да, я прожил там десять лет с отцом. Он в Милане остался, а я вернулся на какое-
то время, — рассказывает омега, высунув другую руку через опущенное стекло и ловя
кончиками пальцев ветер.
Чонгук легко ведет новое авто, быстро переключает скорость, проверяя силу
авентадора, давит на газ и с дрифтом выруливает на повороте.
— Это так важно? — напрягается альфа, чуть поджимая губы и вновь переключая
скорость. На спидометре двести восемьдесят.
— Или ты, или тебя, — подытоживает Тэхен, прикусывая губу. — Лучше быть
насильником, — игриво улыбается он, приподняв бровь.
Город, полный улиц и многочисленных машин, давно позади. Впереди лишь природа и
длинная дорога, уходящая к холмам. Чонгук решает набрать скорость, с которой ехал
на гонке Тэхен. Авентадор Чонгуку нравится, его руль удобен в управлении, он легко
развивает необходимую скорость и на поворотах слушается, производя идеальный дрифт
без заноса. Альфа переключает скорость, меняя режим управления, и давит на педаль
газа, поглядывая на спидометр. Стрелка стремительно доходит до трехсот. Чонгук
хмурится, смотря на дорогу и продолжая увеличивать скорость.
— Она вся твоя, ты можешь делать с ней все, что вздумается, — негромко говорит
омега своим бархатным голосом, ласкающим чонгуковы уши. Он так близко, что Тэхен
чувствует жар его тела, а аромат хвои вперемешку с чонгуковым ароматом темного
шоколада и ореха окутывает собой и слегка кружит голову. Омега не перестает
улыбаться и провокационно ведет кончиком языка по губе, не сводя взгляда с темных
глаз альфы.
— Да, я сотворю с ней все, что мне захочется, — предупреждает Гук чуть хрипловатым
голосом. Он неожиданно подхватывает Тэхена за талию и усаживает на ламборгини,
грубо разводя колени и вставая меж них вплотную к омеге.
Рука медленно скользит вниз, Тэхен очерчивает пальцами кубики пресса, спускается
ниже, на секунду останавливается у кромки джинсов и слегка улыбается уголками губ.
Чонгук чувствует, как рука омеги накрывает его пах, неожиданно крепко хватая. Альфа
проводит большим пальцем по губам Тэхена, оттягивая нижнюю и несильно давя. Хочется
эти губы безумно. Он немного наклоняется, касаясь кончика носа омеги своим. Горячее
дыхание на слегка влажных от облизывания губах; тяжелое от накатившей волны
возбуждения. Чон касается губ омеги своими, чуть зажимает меж своих нижнюю губу
Тэхена, оттягивает, сдерживаясь, чтобы не прокусить. Они сладкие, мягкие, и их
чертовски мало Чонгуку. Внизу тянущее чувство, а от прикосновений омеги контроль
трещит по швам, сил почти нет, но Чонгук держится, сам себя убивает и позволяет
делать это Тэхену. Ким прикрывает глаза и сдавленно выдыхает, покрываясь мурашками
от ладони Чона на своем бедре. Она скользит выше, обжигая кожу, и вот уже пальцы
альфы закрадываются под короткие шортики. Тэхен всеми силами давит в себе рвущийся
стон, держит лицо, и продолжает Чонгука доводить, сжимает, массирует член через
грубую ткань джинсов, ощущает чужое возбуждение и давит дьявольскую улыбку
закушенной губой. Чонгук его хочет до безумия и не скрывает этого. Невольно
подается вперед, желая больше, но Тэхен резко убирает руку и шепчет в губы альфы:
Чонгук зол. Зол и дико возбужден. Тэхен снова его обошел, распалил и бросил наедине
со своей проблемой, которую сам и создал альфе. Чон готов хоть сейчас его разложить
и получить свое без всяких глупых игр, но нет. Еще не время. Он так легко не
сдастся, не покажет омеге слабость. Чонгук принимает правила и готов играть дальше.
Тэхен сам на него полезет. Гук проводит ладонью по волосам и возвращается за руль,
заводя двигатель под довольным ликующим взглядом Тэхена.
— Пора уже как следует опробовать эту тачку, — улыбается Чонгук как ни в чем не
бывало, с агрессивным рычанием движка подрываясь с места и выруливая на дорогу.
— Ты выжимаешь из нее больше, чем она может, — произносит омега, с едва заметным
беспокойством поглядывая на спидометр.
— Разве я не могу делать с ней все, что мне вздумается? — возвращает его же слова
Чон, давя на газ. Ламборгини летит как ракета, разрывая ветер, рычит яростно.
— Используем закись? — спрашивает альфа веселясь, вопросительно поднимая брови и
повернув голову к Тэхену. Он заглядывает в шоколадные глаза напротив, а педаль газа
сильнее вжимает в пол.
Спустя десять минут бешеной езды ламборгини с визгом тормозит прямо у лестниц
особняка, дымясь и тихонько шипя. Чонгук не пощадил ее, отыгрался. Тэхен выходит из
машины и наклоняется, заглядывая в окошко. Чонгук вопросительно глядит на омегу с
улыбкой на лице, повесив руку на руле.
— Приятная была поездочка, — ухмыляется Тэхен в ответ на немой вопрос. — Береги
ее, эта малышка лучше, чем ты думаешь, — он с нежностью проводит ладонью по
блестящему огненному корпусу авентадора и отстраняется. — Арривидерчи, — бросает он
с чистым итальянским акцентом, махнув рукой, и поднимается по лестнице в дом.
🔥🔥🔥
Тэхен сидит у бассейна, держа двумя руками чашку теплого чая с бергамотом и
разглядывая спокойную воду. Тусклый свет вечерних фонарей отражается на водной
глади, поблескивая и мерцая. Она отражает и звезды, усыпавшие чистое ночное небо.
На лужайке слышен стрекот сверчков, нарушающий полную тишину. Тэхену спокойно.
Приятно просто сидеть, наслаждаясь природой и чувствуя с ней неразрывную связь. Это
волшебно. Вечер волшебен и красив. Лишен сумасшедших уличных заездов и ревущих
моторов. Иногда так хочется, иногда так нужно. Тэхен плотнее кутается в бежевый
кардиган мелкой вязки и глотает чай, разглядывая звезды в отражении. Сзади слышится
покашливание, и омега разворачивается на звук, отвлекаясь от заполнивших голову
приятных мыслей. В проеме стоит высокий смугловатый альфа с темно-каштановыми
волосами, одетый в черные брюки и пиджак поверх белой рубашки, расстегнутой на три
верхние пуговицы. Он улыбается омеге и подходит, становясь рядом и разглядывая
бассейн, сунув руки в карманы брюк.
— Не знаю… — вздыхает Тэхен, качая головой. — Очень тебе хочется на мою кислую
мину смотреть?
— Я скучал, весь день ждал встречи с тобой, — возражает Джихан, беря лицо омеги в
ладони и гладя большим пальцем по щеке. — Я настаиваю, Тэхен-и, — голос звучит
тверже, строже, чем секундой ранее. Омега знает, что отказать ему нельзя. — Разве
ты не скучал?
Альфа чуть наклоняется и накрывает мягкие теплые губы своими, сразу углубляя
поцелуй. Омега лениво отвечает, приоткрыв рот и цепляясь пальцами за широкие плечи.
Ему бы лечь и уснуть сейчас, а не в ресторан ехать, чтобы после часа формальностей
и лжи альфа втрахивал его в матрас до самого утра.
— Нет, ничего, все отлично, — все так же улыбается Тэхен, пытаясь выкинуть
назойливые мерзкие мысли, вмиг заполнившие голову. — Я переоденусь и поедем, куда
скажешь, — соглашается омега, коротко чмокая Джихана в губы, и быстро исчезает за
дверью в особняк.
Секрет под названием «Чон Чонгук» он пока будет держать при себе. Столько, сколько
это возможно.
Утренние лучи солнца греют обнаженную грудь своим приятным теплом, проникая через
щель меж кремовыми шторами. За окном давным-давно пробудившиеся ранние пташки
щебечут, сидя на верхушках цветущих пышной зеленью деревьев. Хосок спит, лежа на
спине и чуть склонив голову набок. Юнги сидит перед альфой, разглядывая мерно
вздымающуюся грудь, освещенную золотистыми лучиками. Он тихонько подползает и
аккуратно оттягивает одеяло вниз, закусывая губу. Открывшиеся виды пускают по телу
приятные мурашки. Омега пододвигается еще ближе и осторожно садится на хосоковы
ноги, цепляясь пальцами за резинку боксеров, под которыми отчетливо видно утреннее
возбуждение. Юнги поглядывает на Хосока, что мирно спит, никак не реагируя, и
медленно оттягивает боксеры вниз, высвобождая возбужденную плоть. Он обхватывает
немаленький член своими длинными пальцами и наклоняет голову, касаясь кончиком
языка головки совсем невесомо. Спящий альфа чуть хмурит брови, и Юнги обводит
головку языком, медленно, словно наслаждаясь сладостью. Он в удовольствии
прикрывает глаза и обхватывает ее губами, посасывая и лаская языком. У Хосока
дыхание становится тяжелее, он морщится и неосознанно сжимает пальцами простынь.
Сладкий сон, происходящий наяву. Юнги причмокивает и выпускает член изо рта,
вылизывает его по всей длине, помогая себе пальцами. Сверху слышится тяжелый вздох,
и омега поднимает глаза, встречаясь взглядом с Хосоком. Юнги расплывается в
призывной пошлой улыбке и облизывается голодным котенком, прикусывая губу. Альфа
запускает пальцы в блондинистые волосы и слегка сжимает, заставляя Юнги продолжать.
Омега послушно обхватывает губами головку и начинает двигать головой, вбирая член
глубже. Хосок прикрывает глаза и довольно мычит, закусывая губу и давя пальцами на
затылок омеги. Лучшее утро, которое только может быть. Все на свете забывается, все
дела и обязанности; даже то, что Юнги надо бы собираться в школу, а не член
заглатывать, но разве у Хосока есть силы и желание, чтобы прекратить это
наслаждение?
— Привет, малыш, — с улыбкой хрипло шепчет Хосок в губы омеги, мягко кусая нижнюю
и поглаживая молочные бедра. — Решил поиграть с утра? — спрашивает альфа, скользя
ладонью по ягодице омеги и касаясь пальцем влажной дырочки. Юнги закусывает губу и
кивает, победно улыбаясь.
— Конечно, я очень люблю играть с папочкой, — отвечает он, куснув альфу за губу и
тихонько простонав, когда палец Чона проникает в него.
Хосок медленно водит пальцем внутри омеги, толкает глубже, чуть сгибает и получает
новый хриплый стон, который он ловит своими губами, сразу же добавляя еще один
палец. Юнги выгибается и насаживается, шепотом прося больше. Хосок вынимает из него
пальцы, и омега чуть приподнимает задницу, заводя руку за спину, и обхватывает
ладонью член альфы. Он направляет головку в себя и начинает медленно насаживаться.
Пальцы вцепляются в крепкие плечи, неторопливый темп постепенно становится все
быстрее и резче. Хосок впивается пальцами в бедра омеги, двигаясь навстречу. Мин
тихо стонет и тянет сладко:
Альфе крышу сносит от такого Юнги, седлающего его бедра. Омега царапает ноготками
грудь Чона, поскуливает и жмурится от удовольствия, активно двигая бедрами. Он
вбирает в себя всю длину и стонет громче, буквально скачет на члене, хватая ртом
воздух и выкрикивая имя альфы. Юнги нагибается и впивается жадным поцелуем в
хосоковы губы. Альфа в ответ несдержанно кусает, целует настойчиво, а пальцами
грубо мнет его ягодицы, сильнее насаживая на себя и срываясь на грубый темп. Юнги
стонет прямо в губы альфы и тяжело дышит, прося еще, больше, глубже. Он выгибает
спину, словно кошка, приподнимает попку и вновь насаживается на всю длину, громко
постанывая.
— Какого хуя, Чонгук? — раздраженно шипит Хосок, отходя от шока. — Свали отсюда!
— Пошел нахуй, Чон Чонгук, — рявкает Хосок, швырнув в брата рядом лежавшую
подушку, но она пролетает в проеме мимо, а из коридора слышится удаляющийся
откровенный смех альфы.
— Нет.
🔥🔥🔥
Чонгук спускается на первый этаж и направляется на кухню. Там сразу же распахивает
холодильник и задумчиво рассматривает содержимое. Позавтракать у себя дома не
удалось — нечего есть. Очередной омежка, встретивший утро в спальне альфы, не
удосужился порадовать Чонгука приятным завтраком, как это иногда делают некоторые.
Чимин, например. Чон привык обедать в кафе и ресторанах, большую часть времени
зависая в офисе, либо в гараже наедине с любимым автомобилем, которому готов
посвящать не только часы и дни, но и всю жизнь.
— А-ах, папочка, еще, да, — стонет Чонгук тихо и протяжно, копируя Юнги. Хосок
обреченно закатывает глаза и пытается сдержаться, чтобы не треснуть себя по лбу, а
Юнги — не опрокинуть стол. На Чонгука. Но альфе мало. И он добивает контрольным: —
Хорошо тазом работаешь, кстати, — комментирует он увиденное почти с восхищением,
красноречиво толкая язык за щеку и с издевкой глядя на омегу, выжидая на сколько
его хватит. Реакция следует незамедлительно.
— Эй, какого хрена?! — вскрикивает Юнги, отшвыривая от себя футболку на пол и зло
уставляется на ухмыляющегося альфу. — Дебил, — в итоге изрекает омега, сложив руки
на груди и отвернув голову к Хосоку, который продолжает что-то жарить и нарезать.
— Я выкину ее, Чонгук-и, — тянет с фальшивой улыбкой Юнги, показывая альфе средний
палец.
— Как раз-таки… — начинает было он, но лишь цокает, закатывая глаза. — Ах,
забей, — отмахивается омега.
— О, Чонгук-а, что это за фотка? — Хосок морщит лицо, разглядывая фото на экране.
— Где? — оживляется Гук, пододвинувшись к брату и заглядывая в телефон. На
фотографии Чонгук сидит на диване в каком-то клубе, обнаженный по пояс и грязно
целующийся с каким-то омегой, в то время как еще один омега сидит меж его
разведенных ног, держа руку в чонгуковых штанах. При этом фото, что видно по
вытянутой татуированной руке, сделал сам альфа. Чонгук хмурится, разглядывая фото,
словно в первый раз увидел, и склоняет голову вбок. — Блять, я даже не помню ничего
такого, — задумчиво произносит альфа, садясь на свое место и усмехаясь. — Но от
меня такое вполне ожидаемо.
— Сука, надо удалить эту фотку, — Чонгук трет затылок, жмурясь и все же пытаясь
напрячь память. Вчерашняя ночь в непроглядном тумане. Лица смазались, образы
исказились, как и ощущения, которые наверняка доставляли кайф после неизвестно
сколько выпитых шотов и бутылок в принципе. И, возможно, чего-то еще. Чонгук сейчас
ни за что не вспомнит.
— Напомни мне сделать это, — просит альфа брата, допивая остывший чай.
— Поздняк, все уже видели. Никто этому не удивится, — омега пожимает плечами. — Ты
официально вернулся, Чонгук-и. И напомни мне отписаться от него, — обращается он к
Хосоку, ехидно ухмыляясь и кидая на Гука злорадный взгляд.
— Тебе в школу пора, мелочь, — отбивает подначку Чонгук, складывая руки на груди.
Тэхен обаятельно улыбается и разводит руки в стороны, принимая в свои объятия Юнги.
Мин прижимает его к машине и кладет руку на тонкую талию, заглядывая в шоколадные
глаза напротив. Тэхен обнимает омегу за шею и плотнее притягивает к себе, целуя его
в уголок губ. Он поглядывает на остолбеневших братьев с абсолютно несносной
ухмылкой. Тэхен, довольный произведенным эффектом, спускает руку вниз и грубо
хватает Юнги за ягодицу. Хосок же, напротив, недовольно уставляется на чужие сжатые
пальцы, сомкнувшиеся на принадлежащем ему теле, и поджимает губы. Собственник
внутри бесится и рвется вперед, на защиту своего, и плевать, что его омегу трогает
такой же омега. А Чонгук же снова борется со своим подкатывающим возбуждением,
вновь встречается взглядом с этой чертовкой, любящей поиграть, побесить,
подразнить. Такой красивый и притягательный. Чонгук Юнги в эту секунду завидует,
потому что этот омега спокойно трогает заветное, то, к чему ему самому прикоснуться
не позволяют. И вновь где-то искорки злости зарождаются. Тэхен внимательно следит
за ним из-под очков и ухмыляется, неохотно отстраняясь от Юнги, который на Хосока
глядит с вызовом, показывает свой протест, знает, как к такому относится альфа, а
ведь не было бы всего этого, оставь он его дома. Хосок сам напросился.
— Вау, Юнги-я, что у вас там было? — спрашивает Тэхен, кидая многозначительный
взгляд на оголенных по пояс братьев, стоящих на пороге и таращащихся на омег в
ответ.
Чонгук красив, как бог, сияет на солнце, купается в его лучах, которые поблескивают
в его светло-каштановых волосах. Он незаметно выпрямляется, напрягаясь, дабы
выглядеть круче, и Тэхен ведется, скользит взглядом по татуированному телу, мечтая
вновь к нему прикоснуться, ощутить силу под пальцами, сердцебиение ровное. Но
Чонгук не видит, потому что солнцезащитные очки скрывают голодный взгляд омеги, что
ему только на руку.
— А-а, — Юнги кивает, глянув на Чонгука. — Этот свин измазал футболку кетчупом, —
пожимает он плечами, хихикнув.
— Оу, вот как, — Тэхен ухмыляется и проводит кончиком языка по нижней губе. Такова
реальность, в которой Чон Чонгук совсем не идеален. Даже, скорее, неряшлив, но
омега только рад, что хоть под таким предлогом может лицезреть кубики пресса этого
богоподобного альфы.
— Не-а, малыш, помечтай еще, — едко усмехается Тэхен, качая головой. — Теперь на
ней катаешься? Все-таки понравилась? — спрашивает он, кивнув в сторону авентадора,
стоящего у гаража.
🔥🔥🔥
Авентадор подъезжает к небольшому двухэтажному зданию на окраине района, в тихом и
не особо людном месте. Перед зданием стоят автомобили, в разной степени нуждающиеся
в ремонте. Совсем проржавевшие и слегка помятые, полуразобранные и вовсе лишенные
внутренностей. Вместо входной двери в здании — темно-серые массивные гаражные
ворота. Чонгук сигналит, подъехав к воротам вплотную, и через полминуты они
раскрываются, пропуская ламборгини. Внутри гараж выглядит просторным и даже немного
уютным. С одной стороны он напоминает обычный дом: обеденный стол, стулья,
небольшой потрепанный временем диван, кухонные полки, прибитые к стене,
холодильник, плита и даже телек, стоящий на тумбе перед диваном. С другой его
стороны — настоящий автосервис. Чонгук загоняет авентадор, тормозя возле макларена
Хосока, который находится здесь со вчерашнего дня.
Джин сидит в кресле возле серебристой спортивной субару, держа в руке бутылку пива
и заинтересованно листая какой-то журнал. Он быстро бегает по нему глазами, даже
немного растерянно, а на щеках проступает легкий румянец. Увидев Гука, омега
улыбается в ответ и пожимает плечами, откладывая журнал.
— Чон Чонгук, вот и ты, — приветственно ухмыляется он и жмет Чонгуку руку, коротко
обнимая. — Изменяешь своей шведской сучке? — спрашивает он, кивнув на ламборгини.
— То, что Тэхен тебя не смог обойти, — поясняет Джун, обходя ламборгини и
заглядывая в салон через спущенное стекло. — Но и неудивительно. Это же Чон Чонгук,
наш король дорог, — по-дружески улыбается альфа, присев на капот ламбо рядом с
Хосоком.
— Ага, этот парень почти всех людей Има сделал на ней, — добавляет Джин, усмехаясь
непониманию Гука, и прислоняется бедром к субару, стоящей напротив авентадора.
— Ого, крутая штука, этот мальчишка с ней точно всех уделает, — Намджун
поддерживает Хосока, одобрительно кивая и выпуская дым, стряхивает пепел.
— Нихуя.
— Отлично, — жмет ему руку Хосок, кивает и забирает у Джина бутылку с пивом.
— Завтра будет заезд с одним парнем из Пусана.
— Движок сдох, коробку надо менять, заднее колесо тоже, — Намджун подходит к
автомобилю, хмурясь и осматривая кузов.
— Кто-то на улицах начал вести грязную игру? — бровь Чонгука ползет вверх, пока
Намджун думает над ответом.
— Возможно, но сам лично я такого еще не видел, — альфа вздыхает, пожимая плечами.
— Это может быть Им Чану? — вмешивается в разговор Джин, сложив руки на груди.
Намджун возвращается к работе, а Чонгук стоит рядом, помогая и обсуждая детали, как
бывало прежде. Кажется, прежняя жизнь окончательно вернулась и от этого на душе
теплеет. Чонгук задумывается и даже улыбается слегка, но реальность жестко бьет по
лицу, когда…
— Мин, мать твою, Юнги! — громко рычит Хосок, привлекая к себе внимание.
— Тэхен выложил фото в сториз, — отвечает ему Чон. Гук, услышав имя омеги,
выбирается из-под капота и подходит к брату.
Селфи сделано в каком-то кафе пятьдесят минут назад. Омеги мило улыбаются, держа в
руках стаканчики с кофе. Чонгук и не знал, что этот мелкий школьник может быть
таким миленьким и нежным. А школьная форма куда-то исчезла, и на ее месте оказалась
обычная светло-зеленая футболка. Маленький подлец все продумал. Но Тэхен… Тэхен
даже на фото не перестает быть чертовым искусителем, при этом умело совмещая свою
дьявольскую соблазнительность с милой улыбочкой. Чонгук пролистывает дальше — фото
сделано в машине омеги. Юнги сфотографировал его профиль, пока он ведет авто. Он
задумчив, но в то же время умиротворен, словно наслаждается, получает удовольствие
от того, что происходит. И, кажется, Чонгук его понимает, потому что за рулем авто
у него точно такое же выражение лица. На губах омеги легкая, почти незаметная
улыбка, а огненные волосы ветер треплет. Чонгук листает последнее фото, сделанное
пятнадцать минут назад. Юнги делает селфи, а на заднем фоне Тэхен боком стоит возле
своей феррари, держа в руке коричневый бумажный пакет от гуччи. А над головой
вывеска этого самого бренда. Ну конечно, где еще прогуливать школу и университет,
как не в гуччи. Чонгук ухмыляется и кидает взгляд на имя профиля, сразу же его
запоминая. Он возвращает телефон Хосоку и встает с ручки кресла.
— Ким Тэхен дурно на него влияет, — хмыкает Хосок, блокируя экран и засовывая
телефон в карман. Он принимает у Джина чашку кофе и ставит на ручку кресла.
Тэхен сидит в мягком кресле в гостиной, держа за длинную ножку бокал красного вина.
В доме царит приятный полумрак, а тишину нарушает тихий треск горящих в камине
дров. Омега расслабленно прикрывает глаза, наслаждаясь приятным звуком и
долгожданным покоем после длинного суетливого дня. Теплая вода с нежными эфирными
маслами принесла телу облегчение. С Тэхена словно груз спал, осталось лишь сонливое
ощущение вперемешку с легким головокружением от выпитого вина. На часах десять
вечера — слишком рано, в такое время для Кима только начинается жизнь, но не
сегодня. Бывают такие дни, когда не хочется никуда торопиться, спешить за чем-то.
Только тишина и покой. Омега отпивает вина и умиротворенно проводит кончиком языка
по сладковатой губе, разглядывая языки оранжевого пламени, золотистые искры,
отражающиеся в его больших блестящих глазах.
— В гости не ходят в столь позднее время, — отчитывает его Тэхен, вздорно хмыкая.
— Мне она не нужна, я ее обкатал, слишком слабая для меня, — ухмыляется Чонгук,
отвечая. — Поэтому возвращаю с небольшим дополнением.
— Хочу немного расслабиться перед сном, — Тэхен ставит на столик еще один бокал и
слегка нагибается, взяв бутылку с вином и подливая в бокалы.
— Нет, Чонгук, — шепчет Тэхен бархатным голосом и едва удерживает в руке бокал и
рвущийся из губ стон, когда чувствует на своей лодыжке чонгуковы губы. По телу
электрические разряды пробегают, горячая кожа покрывается мурашками. Такого Тэхен
точно не ожидал. И вот Чонгук снова делает внезапный сумасшедший ход, кружа Киму
голову.
Чонгук медленно и плавно скользит губами по нежной сладкой коже, прикрывает глаза и
вдыхает ее аромат, наслаждаясь каждым миллиметром. Он поднимается выше, оставляя
огненные поцелуи на медовой коже, чуть касается кончиком языка, присасывается на
мгновение губами. Выдержка Тэхена трещит по швам, он тяжело дышит, чуть ли не дрожа
от удовольствия. Хочется наплевать на все и оседлать Чонгука прямо сейчас, отдаться
ему полностью, забыв про глупые игры. Рядом с ним все тяжелее находиться, оставаясь
при этом в трезвом уме и без тяжести внизу живота. Чон оставляет мягкий поцелуй на
колене и мучительно медленно движется дальше. Чем выше, тем хуже. Чонгуку хуже. Он
едва сдерживается, воет внутри раненым зверем, хочет испробовать это тело, каждую
его клеточку, вкусить запретный плод, и, кажется, они оба к этому близки, как
никогда. Тэхен плавится, как шоколад под палящим солнцем, задыхается, а Чонгук с
ума сходит от накатывающего крышесносного возбуждения. Он целует гладкую кожу на
внутренней стороне бедра, слегка засасывает ее и кусает, вырывая у Тэхена очередной
тихий стон, на который чонгуков член охотно реагирует. Голова кругом идет, сердце
стучит бешено, чуть ли не ломая ребра. Тэхен с большим усилием отстраняется, убирая
ногу, ставшую словно в разы тяжелее, а кожа горит в местах, где ее касались губы
альфы. Омега ставит бокал на столик и, оседая на пол, встает перед Чонгуком на
колени.
Тэхен улыбается уголками губ и скользит ладонями вверх по крепким бедрам. Чонгук
следит за ним через приоткрытые веки, всеми силами пытаясь держать себя в руках.
Ким перед ним такой покорный и открытый, в карих глазах больше нет той властности,
только искорки азарта вперемешку с возбуждением, точно как и в его собственных.
Омега облизывается, словно голодный котенок, и тянется пальчиками к ремню альфы.
Чонгук в мучительном ожидании, не смеет даже двинуться, терпеливо ждет, что же
сделает Тэхен. Ким расстегивает ремень и принимается за джинсы, якобы случайно
задевая каменный стояк Гука. Дыхание у Тэхена все тяжелее, а возбуждение
стремительно завладевает всем телом, парализует. Он сглатывает вязкую слюну и
пододвигается ближе, заглядывая Чонгуку в глаза. У альфы животный, дикий взгляд, и,
кажется, так и выглядят люди, оголодавшие по физической близости. Омега перестает
дышать, когда перед ним открываются новые виды. Член у Чона огромный, и Тэхен не
уверен, мог бы он с первого раза в него полностью войти. Омега не подает виду,
скептично оглядывает орган, а внутри чуть ли не задыхается, жаждая прикоснуться.
— Не ври мне, сучка, — хрипло шепчет Чонгук в самые губы. Его большая горячая
ладонь скользит по бедру Тэхена вверх. Омега рефлекторно сжимает колени и пытается
не застонать от мучительно приятных прикосновений. — Что помешает мне трахнуть тебя
прямо сейчас? — Чонгук нарочно сильнее зажимает омегу, отчего тот больше
сопротивляется и позволяет гладкому шелку скользить по бархатной коже, открывая
больше участков.
— Наверное, охрана и мой дворецкий, — нарочито спокойно шепчет Тэхен в губы альфы,
едва касаясь их своими. — Пусти меня, Чонгук, — внезапно произносит он, а сам
перестает ерзать, расслабляясь под альфой и тяжело дыша.
— Прямо как ты, животное, — ухмыляется Тэхен, пихая Чонгука в плечо. Он ловко
выбирается из плена альфы, вставая с дивана и спешно поправляя свой халат. След от
укуса на плече скрывается под черной шелковой тканью. — Я иду спать.
Тэхен еще не наигрался. И хоть терпения у Чонгука все меньше, он упрямо продолжит.
Надолго омеги не хватит, он уже теряет над собой контроль. Еще совсем немного.
Тэхен его хочет и отчаянно пытается это скрывать, однако, с каждым разом все
тяжелее.
— Мой муж может прийти в любую минуту, — выдает омега, кидая на Чонгука нечитаемый
взгляд.
Тэхен улыбается, но Чонгук в полумраке не видит этой улыбки. Омега закусывает губу
и отворачивается, всё так же продолжая подниматься по ступенькам.
🔥🔥🔥
Черная дыра, как и всегда, полна стритрейсеров, а парковка забита спорткарами всех
видов. Уикенд — самое время для того, чтобы полностью отдаться любимому делу.
Ночные улицы, алкоголь и железный конь — больше ничего не нужно. Чонгук стоит у
входа, выкуривая сигарету и оглядывая ряд автомобилей, среди которых припаркована и
дикая агера. Докурив, альфа бросает окурок в урну и входит в царство черной дыры.
Другая планета, вселенная, свой собственный островок, ни от кого и ни от чего не
зависящий. Чонгук тут, словно рыба в воде. Он проходит к барной стойке, попутно
здороваясь со знакомыми и друзьями. За стойкой сидит Намджун, о чем-то
переговариваясь с двумя альфами.
— Я понял, — Чонгук коротко кивает и сует руку в карман куртки, доставая свернутые
купюры, связанные резинкой. — Соквон-а, я ставлю все это на форд мустанг, — говорит
он, всовывая деньги в руку альфы. Тот отвлекается и принимает ставку, коротко
кивая.
— Там будет человек Има на ягуаре, — облизнувшись после поцелуя, сообщает Чимин,
кладя ладонь на крепкую грудь Чона и слегка поглаживая пальчиками через ткань
черной футболки.
— Это хуйня, малыш. Или ты сомневаешься во мне? — меняя тон, спрашивает альфа с
притворным возмущением на лице.
— О да, вот такой настрой мне уже нравится, Намджун-а, — Чонгук одобрительно
кивает, расплываясь в удовлетворенной улыбке. — Ты его на слабо взял, а? — понимая,
спрашивает он у Чимина. — Он прям завелся, аж глаза заблестели.
— О, ну что ты, как я могу, — парирует Джин, отрицательно качая головой и картинно
хмурит брови. — А где Хосок и Юнги?
Альфа еще раз проверяет телефон и застывает на месте, окруженный пьяной веселящейся
толпой, жадно втягивая цветочный аромат, так четко ощутимый в массе различных
запахов. Европейская сучка показывается среди толпы, встречаясь взглядом с
Чонгуком. Тэхеновы губы трогает дьявольская ухмылка, он в удовольствии прикрывает
глаза, плавно двигаясь в своем ритме. На ухе поблескивает длинная серьга, как и
блеск на вишневых губах, отражая цвета прожектора. Тэхен сияет, как драгоценный
камень, блестит и переливается весь. Полупрозрачная черная рубашка не скрывает
длинную красивую шею, на которой выделяется тонкая линия чокера, шнурок которого,
словно поводок, тянется до уровня пупка. Вокруг омеги, будто хищники, жаждущие
крови, ошиваются альфы, подбираются ближе, стремясь прикоснуться к стройному телу.
Тэхен расслабленно улыбается, не обращая на Чона внимания и находясь в каком-то
собственном мире. Он резко разворачивается и обвивает шею одного из альф, плотно
прижимаясь своим телом к его. Тэхеновы губы так близки к чужим, а руки альфы
сползают вниз по спине, все ближе подбираясь к подтянутой заднице. Омега чувствует
на затылке горячее дыхание, и улыбается, закусывая губу. Он ощущает знакомый аромат
и жар тела позади.
— Ох, отправишь меня в кроватку, папочка? — ухмыляется Тэхен, глянув на Чона. Руки
альфы сковывают его, словно берут в плен. Чонгук накрывает одной рукой плоский
живот омеги, еще плотнее прижимая к себе. Тэхен тяжело сглатывает и накрывает
чонгукову ладонь своей, продолжая плавно двигаться в его объятиях.
Чонгук от этого «папочка» готов сию минуту с цепи сорваться и наконец оттрахать
чертовку в кабинке туалета. Сейчас он понимает, каково Хосоку, когда Юнги его так
называет. Тэхен в его руках такой горячий, соблазнительный, словно готовый на все
что угодно. Он виляет бедрами в такт музыке, намеренно трясь задницей о пах
Чонгука, раздразнивает, заставляя желать себя. Чонгук возле него превращается в
дикое животное, не способное контролировать собственное тело и инстинкты.
— Разве что вместе со мной, — снова шепчет Чонгук, утыкаясь носом в шею омеги и
втягивая аромат гуччи флоры.
Гук на грани. Он почти дошел до той точки, когда весь контроль над собой полетит к
чертям. А Тэхен все усугубляет, приоткрывая свои блядские губы и выгибаясь,
извиваясь в его руках и дыша тяжело. Чонгукова рука медленно соскальзывает вниз,
проникая пальцами под джинсы омеги. Тэхен едва не давится воздухом, сердце начинает
биться чаще, болезненно врезаясь в ребра. Горячая ладонь альфы сжигает кожу,
плавит. Тэхен весь целиком плавится в этих крепких руках. Но он не позволяет
расплавиться сознанию, поэтому резко отстраняется, развернувшись к Чонгуку лицом и
довольно ухмыльнувшись.
— Что-то уже нужно делать с этим, — выдыхает он, кидая короткий взгляд на пах Чона
и своей модельной походкой отдаляется по направлению к барной стойке. Но его тут же
хватают за запястье и рывком разворачивают. Омега врезается в грудь Чонгука,
поднимая голову, и возмущенно уставляется в черные глаза напротив. В них нет
агрессии, как в прошлый раз. Ощущения более волнующие, заставляющие напрячься и
ждать подвоха.
— Так сделай с этим что-нибудь, — шепчет с нажимом альфа, наклоняясь к губам Кима
и едва касаясь их своими.
— Я сделал вывод, что ламборгини для меня комфортнее. Я привык на ней, эта тачка
словно вся под меня сделана. С феррари иначе, — омега пожимает плечами, облизывая
губы. — И я заметил твое небольшое дополнение. Закись другую поставил, мощность
увеличил и над подвеской поработал. И больше не потряхивает, кстати. Сам все это
сделал?
— Нет. Я был слишком занят, чтобы ковыряться в чем-то помимо кенигсегга, — ехидно
ухмыляется Гук, затягиваясь и выпуская дым в сторону Тэхена. Омега тут же
отворачивает голову в сторону, едва заметно морщась. — Ты чего? — замечает это
движение альфа, следя за выражением лица Кима.
— Вот как, — Гук кивает, хмыкнув. Он делает новую затяжку и слегка нагибается к
омеге, нарочно выпуская дым ему в лицо.
— Пробовал, когда в школе еще учился, но понял, что это удовольствие не для меня,
— рассказывает Тэхен, улыбаясь, и отставляет наполовину выпитый коктейль на стойку,
по привычке крутя указательным и большим пальцами часы на запястье.
— Все больше интересных фактов о европейской сучке, — для себя отмечает Чон,
отпивая виски.
— В черной дыре.
— Да? Отлично, тогда я тоже подъеду туда минут через десять, — голос Джихана
немного оживляется и Тэхен представляет перед глазами легкую улыбку альфы.
— Я как раз собираюсь уходить, так что, не стоит приезжать, — отвечает омега чуть
спокойнее. — Поезжай ко мне, я скоро буду.
— Ты уверен? Могли бы вместе отдохнуть, выпить чего-нибудь, к тому же, я давно там
не был, — предлагает Джихан, а у Тэхена внутренности постепенно холодеют.
— Уверен, — вздыхает омега, нервно скребя ногтем лаковое покрытие барной стойки. —
Я устал и хочу в постель. С тобой, — поспешно добавляет Ким последнее, пересиливая
себя.
— Хорошо, малыш, как скажешь, тогда поезжай домой, — голос Джихана звучит
подозрительно нежно и заботливо, так, как не звучал почти никогда. — Скоро
увидимся.
Чонгук стискивает челюсти, едва не кроша в сжатой ладони стакан. Злость мгновенно
накатывает, вытесняя приятные чувства, бывшие в нем еще минуту назад. Он залпом
осушает стакан и подскакивает со своего места, идя к выходу и на ходу натягивая
куртку. Джэ разбился не просто так, это не несчастный случай. Таких совпадений не
бывает, и доверенный человек, который должен был передать Чону важную информацию,
умер по чьей-то вине. Кто-то не хотел, чтобы она попала в руки братьев. И, кажется,
Чонгук знает, кто. Он достает телефон и открывает диалог с Хосоком, отправляя
короткое:
«Это Джихан.»
Эта ядовитая мысль отравляет, Чонгуку хочется голыми руками вырвать глотку До прямо
сейчас. Он снова выполз из своей норы и начал действовать. Эту ненависть внутри
себя Чонгук не может контролировать. Она рвется из него, перекрывает кислород, не
позволяя спокойно дышать. Одна мысль об этом ублюдке, и Чонгук готов взорваться,
уничтожая все вокруг себя.
— Эй, ты куда собрался, Чонгук-а? — Намджун, увидев Чона, быстро идущего к агере,
спрыгивает с капота мустанга и нагоняет альфу, положив руку на его плечо и
разворачивая к себе.
— Кое-что случилось, мне срочно нужно в офис ехать, — негромко объясняет Чонгук,
притормозив. — Привезешь мои бабки, когда выиграешь, — он слегка похлопывает альфу
по плечу и достает сигарету, зажимая меж губ.
🔥🔥🔥
Тэхен тормозит возле лестниц особняка и быстро поднимается по ступенькам,
распахивая дверь и входя внутрь. В доме полумрак, только светильник разгоняет тьму.
Тихо. Тэхен бы подумал, что в доме нет никого, только призрачный запах Джихана в
воздухе говорит об обратном. Он здесь, а его машина, вероятно, в гараже — альфа
сегодня останется у Тэхена. Омега кладет ключи и телефон на тумбу и проходит в
гостиную.
— Нет, не волнуйся.
Из глаз невольно брызгают горячие слезы. Тэхен судорожно хватает ртом воздух,
уткнувшись лбом в холодный пол, скребясь ногтями. Тело мелко дрожит, а покалеченное
бедро огнем горит, пульсирует невыносимой, адской болью. Джихан стоит над ним, взяв
со столика бутылку коньяка и наливая себе в стакан.
— Затем, чтобы ты, мой милый ангел, знал, как я отношусь к Чонгуку. В моих планах
разрушить все, что он имеет. Семья, близкие друзья. Бизнес. А после, и он сам, —
Джихан поджимает губы и медленно, словно крадущийся хищник подходит к Тэхену,
присаживаясь напротив. Омега пугливо жмурится и опускает голову, пытаясь отползти
назад, подальше от альфы, боясь получить удар, но Джихан хватает его за волосы и
грубо дергает на себя. — Я даже не знаю, что с тобой сделать, Тэхен, — негромко
говорит он, сжимая меж пальцев волосы омеги и отпивая коньяк. — От тебя ведь даже
несет им, — констатирует Джихан, брезгливо сморщившись. Он выпускает волосы Тэхена
и поднимается, вновь неторопливо расхаживая перед ним.
— Знаешь, Тэхен-и, — говорит после недолгой паузы Джихан, хмуря брови. — Наверное,
я глуп, раз лишаю себя такого козыря, — Тэхен поднимает голову, непонимающе смотря
на альфу блестящими от слез глазами. — Ведь ты можешь подобраться к Чонгуку еще
ближе и будешь очень полезен мне.
— Что... — Тэхен готовился к смертной казни, к тому, что Джихан устроит ему ад,
сжигая заживо, но он поступает еще хуже, решив сделать из омеги игрушку, которой
можно управлять, как вздумается. Змей, которого Чонгук должен будет пригреть у себя
на груди. Тэхену даже от одной мысли об этом мерзко.
— Детка, я хочу, чтобы ты с ним сблизился. Настолько, чтобы имел доступ к тому,
что он доверит только близкому человеку, — Джихан вновь подходит и приседает рядом,
взяв Тэхена за подбородок и ведя большим пальцем по нижней губе. — Ты ведь сделаешь
это для меня? — спрашивает он с нежностью в голосе, следя за Кимом.
— Д-да, — еле слышно шепчет омега, опустив глаза. У него выбора нет. И не было
изначально. Он пытается себя убедить в том, что это будет благим делом, ведь и
Чонгук не святой, ничем не лучше Джихана. Тэхен утешает себя тем, что к Чонгуку у
него нет никаких чувств, ведь тогда было бы в разы хуже. Он ему никто. Омега
поднимает голову и заглядывает в глаза альфы, давя из себя жалкое подобие улыбки,
которую так ждет Джихан.
Он, наверное, не замечает, либо делает вид, что не замечает, как полосует лезвием
по тэхенову сердцу своими словами. Выставляет шлюхой, которой Тэхен никогда не
являлся. Лишает чести и гордости, которая была в нем. Джихан уже не вызывает
никаких приятных чувств, как прежде. От него веет холодом и опасностью, которую
омега прежде так старался не замечать в Джихане. От него хочется бежать подальше,
спрятаться там, где он до конца жизни не найдет. Но Джихан найдет везде. И бежать
Тэхену некуда.
Хосок красиво выпускает вверх облако дыма, откинув голову на спинку кресла, и
переводит взгляд в сторону Чонгука и Юнги, ковыряющихся в движке юнгиева порше.
Редчайшее зрелище, которое стоило бы запечатлеть и хранить, как исторически важный
момент. Такое наблюдать даже как-то странно и дико. Чонгук что-то негромко
разъясняет рядом стоящему омеге, который сосредоточенно хмурит брови и согласно
кивает, периодически указывая пальцем на что-то под капотом. На лицах ни капли
враждебности или злорадства, присущего обоим в присутствии друг друга, никаких
язвительных и колких фраз. Чонгук сосредоточен только на любимом деле, всем сердцем
любящий ковыряться в машинах не меньше Намджуна. Чон, будучи еще одиннадцатилетним
ребенком, проводил не по одному часу под капотом. Кропотливо изучал, разбирал и
пытался собрать заново, что ему вполне легко удавалось. Он с этим вырос, и,
кажется, сейчас не изменилось ничего. Хосок, как и многие годы назад, наблюдает
Чонгука, возящегося под капотом с особым интересом и азартом в глазах, с
наслаждением и даже счастьем, и это не может не радовать.
— Да пошел ты! — вопит Юнги, размахивая руками и отгоняя альфу подальше от своей
машины. — Иди в агере своей разбирайся, гений, — хмыкая, посылает он Чона, снова
склоняясь над своим девятьсот восемнадцатым порше.
— Я не допущу, чтобы мой брат вышел замуж за того, кто даже таких простых вещей не
знает, — грозит ему Чон, посмеиваясь, и возвращается к остальным.
Пусть Юнги сам разбирается, как и хотел, ему будет полезно. Чонгук знает, что омега
довольно смышленый и на самом деле не так глуп. Юнги в свои шестнадцать уже работал
консультантом в магазине, в котором продают автозапчасти, где он и познакомился с
Хосоком. Он с тринадцати лет гоняет на отцовском стареньком, самостоятельно
оттюнингованном додже, оцененном самим Намджуном, являющимся главным авто гением в
их компании. Юнги способный, и Чонгук это знает, но никогда не упустит шанса
поддеть дерзкую школоту.
— Какой строгий отбор в семью Чон, однако, — усмехается Джин и, после короткого
размышления, кидает карту на столик с победной ухмылкой. Намджун неверяще
уставляется на карту омеги и его лицо искажается в гримасе разочарования. Он кидает
свои карты на остальную колоду и, взяв бутылку, делает несколько больших глотков
пива.
Чимин откладывает телефон и прижимается к боку Гука, обвивая руками его бицепс.
Чонгук встречается с омегой взглядом и мягко улыбается, оставляя легкий поцелуй на
его переносице. Пак дарит смущенную улыбку и отворачивает голову, наблюдая за игрой
Джина и Намджуна. Джун сидит в напряженной позе, сосредоточенный на игре, чуть
сгорбившись и широко расставив ноги, обтянутые тканью потертых, рваных на коленях
джинсов. Через белую майку без рукавов и с широкими вырезами по бокам виднеется
мерно вздымающаяся крепкая грудь, покрытая чернильным рисунком орла, и чуть
выпирающая бусинка соска. Чимин заинтересованно прикусывает пухлую губу и неохотно
отводит взгляд от раскрывающегося перед ним вида.
— Мне четыре сыра, Чимин-а, — просит Джин, выбрасывая новую карту и увлеченно
наблюдая за реакцией Намджуна.
После десятиминутного спора между братьями Чон о том, какая пицца лучше, Чимин
наконец делает заказ, выбирая несколько видов, потому что лишь двух будет явно мало
на одну компанию со здоровым аппетитом и имеющую разнообразные вкусы. В итоге
Хосок, доведенный до белого каления аргументами брата, просто психует и уходит к
Юнги, лишь бы не слышать младшего Чона, который до конца, пытаясь убедить его в
своей правоте, выкрикивает ему в спину свои доводы.
— У таких, как мы, всегда по два ствола припрятано, — отвечает ему Чонгук,
выпуская облако дыма вверх. — Я бы вам сказал, где я храню один из них, но это
секретная информация, — усмехается альфа, облизывая губы.
— В бардачке, — бросает Хосок, недоуменно глядя из-под очков на брата, что решил
поиграть в Джеймса Бонда. — Очень секретно.
— Хэй, ну и чего ты встал там? Проходи, чувствуй себя как дома, — на правах
хозяина гаража, Намджун приглашает его и с приветливой улыбкой указывает на кресло.
— У нас куча пива, да и пиццу скоро подвезут.
Тэхен благодарно улыбается и подается вперед, присаживаясь возле Джина в слегка
потрепанное кресло. Тот мигом протягивает омеге открытую бутылку пива.
— Юнги-я, хватит ковырять несчастную машину, давай сюда, — зовет Джин, махнув
головой. Мин устало вздыхает и откладывает инструменты, присоединяясь к остальным.
Он заметно вымотан и совсем не прочь взять перерыв.
— Да, еще до того, как я уехал в Италию, мы учились в одной школе и были соседями,
— отвечает за омегу Тэхен, отпивая пива. — Мы хорошо дружили.
— Впрочем, как и сейчас, — с ухмылкой добавляет Чонгук, вспоминая сцену, как омеги
со страстью зажимались у феррари Тэхена.
— Да, — Тэхен согласно кивает. — Я вроде видел тебя там пару раз. Ты на третьем
курсе, да?
— Ага, немного мне осталось, — улыбается ему Джин. — Еще один год потерпеть.
— Чимин тоже там учится, кстати, — переводит на омегу взгляд Джин, пресекая
зарождающуюся перепалку Гука и Юнги.
— Не странно, я редкий гость в универе, — бесстрастно бросает ему Чимин, лопая шар
из жвачки.
— Что там? Мистер зло снова активизировался? — встревает Намджун, хмуря брови.
— Там такие сумасшедшие начинки для тачек поставляются, — Чонгук шумно выпускает
дым, давя окурок в пепельнице. — Кто-то, кажется, собирается монстров создать.
— У нас много соперников, врагов, много тех, кто хочет выйти в свет и показать, на
что способен, — говорит Чонгук, коротко взглянув на Тэхена, непринужденно
отпивающего пиво. — Я не могу быть полностью уверенным в том, что это Джихан, — Чон
пожимает плечами.
— Мы это выясним, — услышав пару коротких сигналов с улицы, Хосок сует телефон в
карман и поднимается. — Это пицца, наверное, я схожу, — говорит он и направляется к
выходу из гаража, обходя машины.
Игра в боулинг затягивается на два часа, и когда большая часть бутылок становится
разбитой, азарт начинает пропадать, сменяясь приятным чувством эйфории и легкой
усталостью. Хосок, Намджун и Джин изнеможенно разваливаются на диване, обсуждая
итоги игры, а Тэхен опускается на кресло и с улыбкой слушает спор парней,
периодически вставляя свое слово. Чимин и Юнги прибирают последствия боулинга, в то
время как Чонгук выходит из гаража, хмурясь и держа в руке телефон.
— Неправда, это все потому что у них в команде Тэхен был, — объясняет Хосок,
отрицательно качая головой и указывает пальцем на омегу. Тэхен хихикает, пожимая
плечами.
— В следующий раз я буду в команде с Юнги, а вам следует начать бояться, — шутливо
угрожает им Хосок, подмигивая глянувшему в их сторону Мину.
Чонгук возвращается в гараж спустя пять минут, что-то быстро печатая в телефоне.
Тэхен глядит на него и закусывает губу. Чон кажется серьезным и даже немного
сердитым. Заблокировав телефон, он сует его в задний карман джинсов.
— Что случилось? — Чонгук хмурится, не сразу замечая что происходит. Он в два шага
оказывается рядом, вставая перед омегой и осторожно берет его ладонь в свою. —
Блять, Чимин-и, — выдыхает он, мягко оглаживая кожу вокруг пореза. — Сильно болит?
— обеспокоенно спрашивает альфа, заглядывая в карие глаза напротив, в уголках
которых скопились хрустальные капельки слез. Чимин коротко кивает и шмыгает
покрасневшим носом. — Джин-а, быстро тащи аптечку, — командует альфа, глядя на
Кима.
— Раз уж теперь все отлично, — начинает Хосок, смотря на каждого. — Как насчет
погоняться? — он расплывается в задорной улыбке.
— В два счета его укрощу, — хмыкает Джин, вытягивая ладонь. — Гони ключи.
— Жми, Хосок-а! Они нас сейчас обгонят, — кричит Юнги, поглядывая на Хосока,
сосредоточенного на дороге.
Чон переключает скорость и давит на педаль газа сильнее. Мустанг сзади не сдается
и, спустя секунду, нагоняет макларен, выравниваясь с ним. Джин крепко держит руль,
спокойно слушая пьяные указания Намджуна, сидящего рядом. И, как ни странно, толк в
них есть. Он на полметра опережает макларен и с ликующей улыбкой отправляет
соперникам воздушный поцелуй. Юнги зло хмыкает, матерясь, и отворачивается,
требовательно глядя на Хосока.
— Сделай их, папочка, — по-командирски произносит он, а Хосок поворачивает голову
к омеге и расплывается в дьявольской улыбке, коротко кивнув.
— Умница, Джин-и, — хвалит Намджун Кима, смеясь и слегка хлопая омегу по коленке.
— Ты нравишься моей малышке.
Впереди близится резкий поворот, затем — финишная прямая. Хосок совсем немного
сбавляет скорость и разворачивает руль, плавно дрифтуя. Рядом мустанг слегка
заносит, и он оказывается позади. Юнги снова наполняется надеждой на победу,
вцепляется пальцами в дверцу макларена и в нетерпении устремляет взгляд на белую,
немного стершуюся со временем финишную полосу. Хосоковская тачка легко справляется
с поворотом и вновь набирает скорость. Мустанг сзади едет с большим отрывом, чем
прежде, столкнувшись со сложностью в виде поворота. Джин вслух выругивается,
пытаясь удержать контроль над управлением, но Намджун успокаивает его, убеждая, что
это не страшно. Из-за разной силы тяжести машины по-разному реагируют на
препятствие в виде непродолжительного дрифта. Джин, привыкший к машине другой
комплекции, воспользовался методом, пригодным для его ауди, но не для
намджуновского мустанга.
За целый день, проведенный рядом с этими людьми, Тэхен больше ни разу не вспоминал
о том темном секрете, который хранит у себя на сердце и который то и дело колет
его, причиняя боль. Но боль отступает, стоит омеге забыться и посвятить себя новым
знакомым. Вместо этого, его заполняют легкость и ощущение полной свободы. Тэхен
поднимает голову, разглядывая темно-синее небо, усыпанное многочисленными
переливающимися бриллиантами, и сует руку в глубокие карманы своей толстовки. Вечер
красив.
А Чонгук только сейчас вспоминает, что не курил с тех пор, как омега пришел в
гараж.
🔥🔥🔥
Последние лучи золотисто-оранжевого солнца освещают верхушки высоких деревьев,
уступая место тьме. На трассе, где кончается город и начинается извилистая дорога,
ведущая в лес, уже стоят автомобили, готовые к предстоящему дрифт-заезду. Темнота —
лучший друг дрифта, как и кишащая резкими поворотами дорога.
Черная агера стоит на старте в первом ряду рядом с серебристым астон мартином.
Позади него — оранжевый ламборгини галлардо, а за ламбо — черный шевроле корвет.
Чонгук выходит из машины и прислоняется бедром к капоту, закуривая и оглядывая
присутствующих. Несмотря на неудобное для зрителей место проведения гонки, людей
собралось немало. Знакомые и незнакомые машут Чонгуку, желают удачи, просят порвать
всех на гонке. Глупо отрицать, что большинство народу здесь именно из-за него. Эта
масштабная гонка у Чонгука первая после освобождения, и каждому любопытно увидеть
короля дорог в действии после длительного отпуска. Чонгук оглядывает машины
соперников, отмечая для себя, что каждая ему знакома. Кроме одной. Всего в заезде
участвует шесть гонщиков, четверо из которых уже ждут на старте. Но, спустя пять
минут, подъезжает также знакомый зеленый додж — один из банды Има. И остается
только один.
— Лучше нельзя, — задумчиво отвечает Чонгук, чуть щурясь и зажимая меж губ
сигарету. — Чей это корвет? — спрашивает он, пытаясь что-то разглядеть через плотно
затонированное лобовое стекло черной шевроле.
— Я тут каждого знаю, — размышляет Гук, выпуская дым. — Но этот даже из машины не
выходил. Какой-то закомплексованный новичок? — хмыкает он себе под нос, делая
короткую затяжку.
— Кто еще должен подъехать? Одного не хватает, — уточняет Чонгук, скрещивая руки
на груди.
— Какой-то Ви, не знаю, кто это, — Хосок пожимает плечами и возвращает сигарету
Гуку.
— Стоит ли желать тебе удачи? В любом случае, десять тысяч зеленых уже у тебя в
кармане, — Хосок, уверенный в своих словах, улыбается и хлопает брата по плечу.
— Что мне эти бабки? — хохотнув, смотрит на него Чонгук. — Одно колесо кенигсегга
стоит десять тысяч. Я делаю это ради удовольствия, ты же знаешь.
— Мне нечего бояться, Чонгук, дрифт — это то, что я умею лучше всего, — усмехается
Тэхен и поднимается с капота. — Уже старт. Удачи, король дорог, — лукаво
подмигивает он Гуку, садясь обратно в машину.
— Не надейся, что я дам тебе фору и буду поддаваться, детка, — бросает Чонгук и
уверенным шагом направляется обратно к своей агере.
Грид-герл уже на своей позиции перед автомобилями. Она взмахивает руками, и моторы
оживают. Чонгук крепче обхватывает руль и давит на педаль, набирая обороты. Агера
приятно вибрирует, готовая сделать рывок. Двигатель за спиной нетерпеливо рычит, а
у Чонгука на губах улыбка. Сзади слышен рык авентадора — альфа может различить его
звучание среди остальных. Чонгук хочет посмотреть, на что способен Тэхен в реальной
гонке против нескольких соперников. Грид-герл резко опускает руки, и машины с
визгом подрываются с места, летя по ночной дороге навстречу темному лесу. Астон
мартин мгновенно отстает от кенигсегга, оказываясь на третьем месте после зеленого
доджа, прилипшего к заднему бамперу агеры. Чонгук давит на газ и меняет скорость,
дергая веточку за рулем. Он «стряхивает» с хвоста додж и вырывается вперед,
готовясь к первому повороту. Впереди извилистая дорога, а на середине пути начнется
езда над обрывом. Чонгук поглядывает в зеркало заднего вида, выкручивая руль, и
входит в дрифт. Сзади поднимается облако дыма, словно туман, перекрывая обзор на
машины соперников. Чонгук все ждет, когда сзади появится авентадор, но вместо него
появляется другая ламборгини.
Машины одна за другой входят в дрифт, словно скользят по льду, оставляя на асфальте
черные следы от жженной резины. Зеленый додж позорно отстает, оказываясь на шестом
месте, а прямо перед ним, пятым едет астон мартин, пытающийся опередить впереди
летящий шевроле. Тэхен несется третьим, вжавшись в бампер галлардо, не дающей
проехать вперед. Он петляет зигзагами, не уступая свое серебряное второе место
авентадору. Тэхен до упора давит на педаль газа и при начавшемся повороте резко
ударяет по тормозам, уверенно входя в дрифт. Он крепко держит руль, контролируя
поворот, и довольно хмыкает, когда оранжевая ламбо оказывается сзади. Впереди уже
виднеется красный свет фар агеры.
Чонгук замечает сзади фары авентадора и ухмыляется.
Тэхен остается с разинутым от удивления ртом, когда черный корвет вмиг оказывается
перед ним и полностью блокирует дорогу, не позволяя проехать. Шевроле сам немного
замедляется и вынуждает замедлиться Тэхена, в то же время продолжая перекрывать
путь. Тэхен начинает злиться и резко давит на педаль газа, чуть ли не вжимаясь в
бампер чужой машины, но шевроле упрямо продолжает тормозить авентадор.
Чон вновь дрифтует на очередном повороте, выкручивая руль и слегка давя на тормоз.
Он пытается не думать о том, кто за ним, потому что это значения не будет иметь,
когда он первым приедет к финишу. Впереди серьезное препятствие, и хоть Чонгук не
впервые на этой дороге, ночью бездонная пропасть начинает немного волновать.
Сзади слышится оглушающий визг шин и удар об землю. Чонгук кидает напряженный
взгляд на зеркало заднего вида, и чуть не теряет контроль над управлением агеры.
Чон успевает заметить логотип золотистого быка на капоте. Автомобиль сзади
переворачивается несколько раз, ударяясь об землю так сильно, что буквально
чувствуется вибрация. Осколки стекла и разбитых фар разлетаются в разные стороны,
крошась на мелкие частицы. У Чонгука сердце заходится в бешеном ритме, а руки едва
не выпускают руль.
Мимо агеры ракетой проносится шевроле, на капоте которой Чонгук замечает большую
царапину, которой точно не было перед гонкой. Корвет, протаранив ламборгини,
несется на всех скоростях, стремясь скорее скрыться во тьме. Чонгук поджимает губы
и крепче сжимает руль. Не задумываясь, он давит на газ и несется за шевроле.
Множественные вопросы находят свой ответ прямо здесь, и он летит вперед по дороге,
на которой становится все меньше поворотов. Из выхлопных труб, словно из пасти
дракона, вырывается синее пламя. Закись азота. Чонгук стискивает челюсти, сдерживая
бурлящую внутри злость. Надо догнать, надо узнать, кто становится причиной аварий
на гонках. Но корвет мгновенно пропадает из виду, сливается с тьмой, даже задних
фар не разглядеть. Чонгук точно знает, что это авто не обладает такой мощью, как
его кенигсегг, но почему-то проклятая шевроле находится в большом отрыве, это
происходит буквально за доли секунды. И еще один вопрос находит свой ответ, потому
что кто-то напихал в машину дичайшую начинку, повышая мощность в сотни раз.
Красной ламборгини.
Агера делает резкий разворот с громким визгом шин, летя в обратном направлении. На
спидометре триста пятьдесят в час — скорость, которую не все машины способны
развить. Чонгуку плевать на повороты, которые только увеличивают его время до места
аварии. Вот почему Тэхен отстал. Чонгук злится на себя, едва сдерживается, чтобы не
ударить себя кулаком по лицу, потому что забил на все, перестав следить за
движением авентадора в зеркале заднего вида. Мерзкий эгоизм и желание победить
взяли верх. Чонгук должен был насторожиться из-за неизвестного автомобиля, должен
был узнать, кто за рулем проклятой шевроле. Но тогда было плевать.
Впереди уже виднеются автомобили. Чонгук слегка щурится от внезапной яркости среди
темного леса. Перевернутая ламборгини вся охвачена пламенем. Чонгук нетерпеливо
тормозит, не доезжая, и спешно выпрыгивает из машины, подрываясь к горящему
авентадору. Другие гонщики стоят возле своих машин, не решаясь подобраться к
ламборгини ближе, лишь смотрят с сожалением и страхом. Чонгуку хочется наорать на
них, схватить за глотки и душить, потому что они бездействуют, не пытаются спасти.
Гребаные трусы, пекущиеся лишь о своей шкуре.
Внутри все рвется на мелкие кусочки, плавится, точно как резина на колесах. Он
стоит на расстоянии пяти метров, ступает вперед, сокращая расстояние. Чонгук
собирается влезть внутрь горящей машины и забрать оттуда Тэхена. Плевать на себя,
на свою жизнь, она ничто. Там, охваченный огнем, Тэхен заперт, а остальное не имеет
значения.
Бензобак взорвался.
Чонгук видит большие янтарные глаза, полные боли и страха, и теряет нить
реальности.
Комментарий к черный корвет
«черный корвет» Chevrolet Corvette Stingray:
https://pp.userapi.com/c840339/v840339059/59370/88S6iVCBjs4.jpg
В ушах стоит звон, а перед глазами проносятся яркие вспышки на фоне кромешной
темноты, словно фейерверки в ночном небе.
Скулу жжет, щиплет, что-то теплое и липкое медленно течет по щеке, собираясь на
подбородке. Чонгук сидит коленями на асфальте, усыпанном разбитым стеклом, что
впивается в оголенную кожу. Боль не ощущается. На пыльный асфальт капают густые
капли крови, сверкающие рубинами в свете яркого пламени.
Чьи-то нежные теплые руки касаются чонгукова лица и приподнимают вверх. Альфа
заглядывает в глаза напротив, вырываясь из пучины тьмы.
Тэхен...
— Чонгук...
— Это ерунда. Нам надо валить отсюда, пока копы не подъехали, — опомнившись,
говорит Гук и поднимается на ноги. Он тянет Тэхена за собой, помогая ему встать. —
Но где твоя тачка?
— Там, за ней, — Тэхен указывает подбородком через плечо за горящую ярким пламенем
галлардо. — Я успел вовремя затормозить, когда увидел...
— Чонгук, куда...
— Ты едешь со мной, — говорит Гук твердо, крепче сжимая ладонь омеги, чтобы даже не
пытался сопротивляться.
Сегодня он точно не сможет отпустить Тэхена одного, не после того, что произошло.
На замену спокойствию за жизнь омеги вернулась злость на того, кто подстроил
аварию. Чонгук этой ночью уснуть не сможет, зная, что Тэхен будет совсем один, и
плевать, что у себя в особняке, плевать, что в этом самом особняке охрана имеется.
Не сможет.
Чонгук достает из кармана куртки телефон и быстро набирает номер брата. После
первого гудка Хосок отвечает.
— Да, я позже позвоню, — Чонгук завершает звонок и неохотно выпускает руку Тэхена,
когда они подходят к кенигсеггу. — О тачке не беспокойся, Хосок ее заберет. Садись.
Он наконец сдается и прикрывает глаза, медленно уходя в царство снов под негромкое
приятное рычание кенигсегга. В руке, лежащей на колене, омега сжимает свою бандану,
пропитанную чонгуковой кровью.
— Что же тогда... — Тэхен слегка хмурится, пытаясь уловить его цепочку мыслей, и
вопросительно глядит на Чона, крепче сжимая в ладони кусок окровавленной ткани.
— Просто галлардо оказался для шевроле легкой добычей, — заключает Чонгук,
поджимая губы, и нервно ведет плечами. — Я выясню, кто все это устраивает на
дорогах.
🔥🔥🔥
Теплый золотистый свет торшера рассеивает мрак просторной гостиной. На настенных
часах стрелка бесшумно сдвигается, указывая на час ночи. Огни ночного города
пытаются прокрасться внутрь, останавливаемые плотными шторами. По гостиной
разносится тихое мычание и прерывистое тяжелое дыхание, нарушающее тишину дома.
Чонгук сидит на диване, вытянув ноги и откинувшись назад. Тэхен нависает над ним,
устроившись меж раздвинутых ног, и обрабатывает рану на чонгуковой скуле. Альфа
негромко шипит, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы, и прикрывает глаза, слегка
хмуря брови.
— Прости, — шепотом извиняется Тэхен, стараясь причинить как можно меньше боли.
Ким разглядывает лицо альфы, пока тот сидит с прикрытыми глазами. Осознание того,
что случилось на дороге, начинает постепенно приходить. Чонгук вернулся за ним.
Тэхен четко видел его глаза, переполненные болью и диким страхом до краев. Чонгук
хотел пойти за ним в огонь. Этот чертов сумасшедший альфа действительно был готов
броситься за ним в пекло, наплевав на собственную жизнь. У Тэхена мурашки по коже
пробегают от воспоминаний о срывающемся голосе, кричащем его имя. О глазах, в
которых отражалось оранжево-синее пламя.
Тэхен отмирает и прислоняется лбом к его лбу, словно ища защиты. Он жмурится до
боли в глазах, не давая подступившим слезам вырваться наружу. По позвоночнику
проходится легкая дрожь, когда чонгуковы пальцы касаются затылка, плавно спускаясь
вниз, поглаживая спину. Его теплое дыхание так близко, что губы щекочет. Омега
прикусывает свою нижнюю губу и кладет одну руку на плечо Гука, пытаясь сдержаться.
Чонгук прикрывает глаза и касается своим кончиком носа тэхенова, вслушиваясь в едва
различимое дыхание, от которого покалывает губы. Гук словно уже ощущает вкус
тэхеновых губ на своих, их тепло, их мягкость. Одно маленькое движение, и они
соприкоснутся. Так близко, но так далеко.
— Нет... ничего, все нормально, — совладав с собою, наконец выдыхает Тэхен, резко
отстраняясь и качая головой. Он начинает копошиться в рядом лежащей аптечке,
выискивая пластырь, словно ничего и не было секундой ранее.
— Прямо как в детстве, когда на ногах устоять толком не мог, — улыбается альфа,
смотря на Тэхена. Омега едва заметно улыбается ему в ответ уголками губ и
присаживается на мягкий ковер перед Чоном. Ему приятно слышать маленькие детали об
этом альфе.
— Тэ, — зовет Чонгук, и Тэхен поднимает голову, выжидательно глядя на альфу. Имя
омеги из уст Чона звучит так нежно и красиво, с заботой, которую он так ясно
ощутил. Она и во взгляде у него, в этих темных спокойных глазах. У Тэхена по
позвоночнику снова бегут мурашки, а кончики ушей отчего-то вспыхивают жаром. —
Оставайся здесь, — тихо произносит Чонгук, не сводя взгляда. — Со мной, — добавляет
чуть слышно.
Тэхен опускает голову, задумчиво закусывая губу, и берет новый ватный диск. Чонгук
не отводит взгляда, внимательно наблюдая за тем, как омега с особой осторожностью
касается мелких ранок, что усыпали собою крепкое колено. Тэхен так и не отвечает,
но Чонгук понимает, что этой ночью омега никуда от него не денется.
Сна ни в одном глазу. После того, как с обработкой ран было покончено, Чонгук
предлагает что-нибудь посмотреть по телеку, который на деле не включал уже очень
давно, чтобы немного развеяться, отвлечься от неприятных мыслей, оставшихся после
прошедшего дня.
— Фильмы про будущее довольно интересны, — задумчиво говорит Тэхен, отпивая чаю и
не сводя взгляда с экрана. — Любопытно посмотреть на варианты того, что будет через
много лет. Кроме апокалипсиса, — омега слегка морщится, даже не замечая на себе
пристальный взгляд Чонгука. — Там все слишком отстойно и мрачно. Все погибают, ни
намека на хорошую жизнь.
— Да, но все равно это ужасно, я буду верить в лучшее, — Тэхен улыбается, кидая
короткий взгляд на Гука, и вновь отворачивается к большому экрану перед собой. —
Как у них, — он указывает подбородком на главных героев фильма.
Фильм, наконец, подходит к концу, а на часах уже половина четвертого утра. Тэхен
сидит с прикрытыми глазами, прижав к груди колени. Его голова наклонилась набок,
упав на плечо Чонгука. Альфа переводит взгляд с экрана на давно уже мирно спящего
Тэхена, утомленного тяжелым днем. Его губы приоткрыты, а длинные ресницы, чуть
подрагивая, отбрасывают тени на скулу. Куда-то делась тэхенова золотая маска, под
которой оказался невинный ребенок, на удивление не выглядящий даже на свои
восемнадцать. Такой беззащитный, верящий в лучшее. Где та светская львица? Где та
недоступная стерва, которая изводит Чонгука своими безумными играми на выдержку? А
сейчас, кажется, Гук видит настоящего Тэхена, и это что-то волшебное.
Чонгук прижимает к себе спящее тело, неся в свою спальню. Тэхен тихонько
посапывает, уткнувшись прохладным носом в шею альфы и ни разу не проснувшись.
Цветочный аромат идеально сплетается с чонгуковым, которым пропитана футболка, что
на Тэхене; напоминает лес по утру, тот самый, который за городом, скрывающий в себе
опасные извилистые дороги и неизведанные тайны, спрятанные глубоко от лишних глаз.
Альфа аккуратно укладывает омегу на свою постель и бережно укрывает мягким одеялом.
Чон несколько минут сидит на кресле рядом, разглядывая в полумраке тэхеново лицо,
вслушиваясь в тихое ровное дыхание и тихий шорох от движений во сне, затем встает и
выходит из комнаты, прикрывая за собой дверь.
Сон все не идет и, кажется, дело не в кофе. Чонгук стягивает с себя футболку и
проходит на кухню. Ночные огни медленно гаснут, через открытое окно доносится шум
изредка проезжающих машин и щебет ранних птиц. Чон достает сигарету из пачки и
зажимает меж губ. Огонек вспыхивает с щелчком зажигалки и мгновенно исчезает.
Чонгук встает у окна, выглядывая наружу, и затягивается, прикрывая глаза. Он
выпускает сизый дым, уплывающий вверх, к темно-серому утреннему небу, готовящемуся
встретить рассвет, и разворачивается, замечая на кухонном столе тэхенову бандану,
на которой белые узоры алыми стали.
🔥🔥🔥
Джин распахивает глаза, быстро и тяжело дыша. Омега весь в поту, им пропитались
простыни и подушка. Кима окутывает жар, прошибающий неприятным холодом. Знобит, все
тело мелко дрожит. Джин приподнимает голову, и перед глазами все начинает
вертеться, как на сумасшедшей карусели. Омега болезненно мычит и на секунду
жмурится, пытаясь остановить головокружение. Он трясет головой, тяжело вздыхая, и
открывает глаза. В заднем проходе неприятный зуд и тяжесть, словно вниз
утягивающая. Джин закусывает губу и приподнимается на локтях, натыкаясь взглядом на
свой колом стоящий член, выделяющий обильную смазку, которой белье и простыни уже
полностью пропитаны.
— Блять, нет, — шепчет он, обессилено откидываясь обратно на подушку и снова жмуря
глаза.
— Джин-и? — слышится на том конце, после нескольких гудков, хриплый сонный голос.
— Что-то случилось?
Омега тяжело дышит, сглатывая вязкую слюну, и крепче сдавливает в пальцах телефон.
Этот голос вызывает в его теле бурную реакцию и свободная рука уже бесконтрольно
тянется к члену. На том конце терпеливо молчат, и Джин, давя в себе новый стон,
хрипит в ответ:
— Через десять минут буду, — голос в трубке внезапно твердеет, от сонной хрипоты
не остается и следа.
Это он.
Омега, кажется, уже из комнаты ощущает его безумно притягивающий запах, выбивающий
остатки разума. Джин, едва стоя на дрожащих подкашивающихся ногах, даже не
укрывшись ничем, плетется открывать дверь, опираясь ладонью о стену. Зачем что-то
надевать, если все равно разденут. Чем ближе любимый аромат, тем тяжелее устоять на
ногах, сознание все сильнее затуманивается.
— Намджун... — дрожащим голосом шепчет омега в губы Кима, тяжело дыша и прикрывая
глаза. — Я хочу тебя, хочу в себе...
— Сейчас, детка, потерпи немного, — шепчет он хрипло, поднимая с пола свои джинсы,
достает из заднего кармана презерватив и разрывает его упаковку зубами.
Джин утыкается лицом в изгиб его шеи и прикрывает глаза, пока альфа возится с
презервативом. Конечно, так нужно, так безопаснее, потому что без этого им нельзя.
Джин это понимает, но внутри что-то ковыряет, будя неприятные чувства, которые тут
же рассеиваются, когда альфа касается своими губами плеча и укладывает на кровать.
Его вновь окутывает возбуждение, которое никуда вовсе не делось, все лишние мысли
отбрасываются в дальние уголки сознания. Джин широко раздвигает ноги и тянет на
себя альфу. Намджун одним глубоким толчком наполняет омежье тело, вырывая у Джина
громкий стон долгожданного наслаждения. Не медля, альфа начинает набирать темп,
ускоряя свои движения. Джин сцепляет ноги за его спиной и откидывает голову,
выгибаясь по-кошачьи, подставляясь ласкам, что дарит Намджун. Он двигается
навстречу, болезненно кусая губы. Температура в комнате словно на несколько
градусов повышается. Звук хлюпающей смазки наполняет помещение, разбавляясь стонами
и тяжелым дыханием.
Джин жадно хватает воздух ртом и подмахивает бедрами навстречу, глубже насаживаясь
на член. Намджун двигается в нем резкими и грубыми толчками, попадая точно по
простате, отчего омега стонет громче и слаще, выкрикивая его имя и прося еще. Джин
сжимается на момент и изливается себе на живот, так и не прикоснувшись к
собственному члену. Что-то, отдаленно напоминающее облегчение, накрывает слегка,
дыхание немного выравнивается, а глаза сами собой закрываются. Но это ненадолго,
совсем скоро накроет новая волна, и так по бесконечному кругу. Спустя еще несколько
глубоких толчков Намджун кончает и, тяжело дыша, покидает тело омеги, стягивая
резинку. Он связывает ее и бросает на пол, бережно притягивая к себе обмякшее тело
Джина. Омега укладывает свою голову на крепкую грудь альфы, прямо там, где
вытатуирован красивый гордый орел, давно изученный Джином во всех деталях. Он
устало прикрывает глаза и, оставляя на влажной груди короткий поцелуй, прижимается
ближе, проваливаясь в сладкий сон.
🔥🔥🔥
— Юнги-я, дорогой, положи Хосоку торта, — русоволосый омега сорока лет тепло
улыбается Мину, сцепив тонкие длинные пальцы на своих коленях, укрытых пледом.
Обед на свежем воздухе проходит на заднем дворе маленького, но уютного дома, где
родился и вырос Юнги. За небольшим круглым столом собрались только самые близкие.
Хосок сидит между папой своего омеги и самим Юнги, а напротив — омега, живущий по
соседству с семьей Мин, ставший уже почти что частью этой маленькой семьи.
— Благодарю, — Хосок тепло улыбается старшему омеге. Юнги подкладывает альфе кусок
шоколадного торта и мило улыбается, украдкой подмигивая, чтобы увидел только Чон.
Юнги прикусывает губу и берет стакан с апельсиновым соком, торопливо отпивая, чтобы
скрыть смущение. И вот снова они о нем и о бесконечных благодарностях. Енджуну
очень нравится Хосок, в его глазах он — идеал альфы, лучше не сыскать. И Юнги с ним
согласен, потому что таких альф он никогда не встречал. Хосок смог стать не просто
любимым человеком, но и другом, и даже родителем.
Отец Юнги умер от инсульта семь лет назад, а спустя еще два года Енджун из-за
травмы на работе больше не смог встать на ноги. Было тяжело, Юнги был слишком мал,
чтобы зарабатывать, поэтому семья спасалась государственными выплатами. Гроши, но
на жизнь хватало, приходилось во многом себя ограничивать. Маленький Юнги делал для
своего родителя все, забывая о самом себе. Однажды, находясь в полнейшем отчаянии,
когда выплаты урезали ровно наполовину, а цены на необходимые лекарства взлетели до
небес, Юнги решил, что должен заработать деньги любой ценой. Что мог делать
двенадцатилетний ребенок, чтобы суметь обеспечить свою маленькую семью?
Словно сама судьба привела Юнги к черной дыре с неоновой фиолетовой вывеской. Перед
баром намечалась очередная гонка, повсюду разнообразные спортивные машины с
различными принтами и тюнингом, громкая музыка и веселящиеся люди, делающие ставки.
Омега смешался с толпой и стал зрителем невероятной гонки.
Поздней ночью Юнги бежал домой, зачарованный увиденным на дорогах ночного города.
На лице улыбка, не появлявшаяся уже очень давно, в груди сердце бешено бьется, а по
телу адреналин разливается. И вот он уже стоит на заднем дворе своего дома, отпирая
замок гаражной двери, которую не открывали после смерти отца.
Юнги изучил отцовский додж челленджер, разбирая и собирая, пока не научился делать
это с закрытыми глазами. Оттюнинговав додж всеми доступными и возможными способами,
в тринадцать лет он впервые поехал на уличные гонки, чтобы зарабатывать деньги, а
не быть простым зрителем. Он гонял и учился, обманывая папу, что раздает листовки,
получая за это деньги. Вскоре тайна раскрылась, но Енджун так и не смог запретить
сыну то, в чем он нашел свою жизнь.
— Спасибо, пап, — мямлит Юнги в ответ папе с широкой, искренней улыбкой. Хосок,
как ни в чем не бывало, накалывает на вилку кусочек торта и отправляет в рот, с
наслаждением прожевывая и наблюдая за Юнги.
Уютный обед под увлеченные разговоры плавно близится к вечеру, солнце опускается
все ниже, словно магнитом притягиваясь к горизонту. Енджун с легкой улыбкой на лице
наблюдает за беседой, наслаждаясь компанией своих близких людей. Сейчас он не
чувствует себя одиноким; сейчас он полон счастья, которое видит в своем улыбающемся
сыне, сидящем рядом. Счастлив Юнги — счастлив Енджун. Он мысленно благодарит
каждого, кто присутствует здесь, а в тепло-карих глазах, что точно как у Юнги,
бесконечная радость и доброта, любовь, которая не дает упасть в бездну, на грани
которой он так много лет балансировал. Теперь все хорошо.
— Может, еще чаю? — спрашивает Сонмин, изогнув бровь и уже собираясь встать, чтобы
сходить на кухню.
— Юнги-я, а как насчет тебя? — Сонмин склоняет голову, слабо улыбаясь. Юнги,
погруженный в какие-то свои мысли, запоздало обращает внимание на старшего омегу и
отрицательно машет головой, поднимаясь со своего места. — Ну как хотите, а мы с
Енджуном еще по чашке выпьем, правда? — Сонмин подмигивает старшему Мину, получая в
ответ твердый утвердительный кивок и улыбку.
Хосок наблюдает за тем, как Юнги идет к гаражу, перед которым стоит его порше.
Омега останавливается и закусывает губу, топчась перед дверью, словно не решаясь
открыть. Он вздыхает и поднимает голову к небу, на котором рассыпались золотистые
лучи солнца, окрашивающие собой редкие облака. Ближе к вечеру ветерок становится
прохладнее и сильнее, трепля челку Юнги и открывая лоб. Он на миг прикрывает глаза
и шагает вперед, отпирая гаражную дверь. Омега чувствует за спиной родное тепло и
поворачивает голову к подошедшему Хосоку, слегка улыбнувшись и поворачиваясь к
доджу, стоящему во мраке гаража. Оттуда видна лишь его передняя часть, освещенная
заходящим солнцем.
— Почему ты не сказал папе правду? — тихо спрашивает Юнги, обнимая себя за плечи и
разглядывая свой старый добрый додж, напоминающий груду металла, а не полноценную
машину.
— Я сказал ему то, что он хотел услышать, зачем его расстраивать? — Хосок пожимает
плечами и присаживается на капот порше, складывая руки на груди. — Юнги, я сделал
это, чтобы ты подумал над своим поведением. Тебе нужно стать тем, о ком я говорил.
Ради него, — он кивает в сторону Енджуна и Сонмина, о чем-то негромко беседующих.
— Ты же знаешь, чем это кончится, малыш, так что даже думать не смей, —
предупреждает с легкой улыбкой Хосок, приобнимая омегу и притягивая ближе к себе. —
Слушай, почему ты додж не отдашь Намджуну? — интересуется он, указывая в сторону
челленджера. — Он бы сделал из него конфетку.
— Не хочу, это будет уже другая машина, не моя, не моего отца... — Юнги прикрывает
глаза и обвивает руками торс Хосока, прижимаясь плотнее и кутаясь в его тепле.
Чонгук спит без футболки, в одних серых спортивных шортах до колен, обтягивающих
крепкие мышцы бедер. На широкой спине красуются чернильные узоры, некоторые из них
— продолжение тех, что на груди, и Тэхен получает возможность рассмотреть их только
сейчас. Чуть ниже затылка у альфы какая-то надпись на японском, выведенная мелким
шрифтом, словно кистью написанная; символы на его слегка загорелой коже смотрятся
загадочно красиво и даже как-то правильно, как иероглифы на свитке пергамента. Чуть
ниже, почти на всю спину — существо, кругом свернувшееся, будто бы гибрид дракона и
змеи с длинными острыми клыками, которые он вонзает в свою же чешуйчатую плоть.
«Доброе утро, малыш. Не хочу будить тебя в такую рань, но мне очень хотелось бы
позавтракать с тобой перед тем, как поехать на работу. Я соскучился. Буду через
полчаса»
Тэхену приходится встать. Он быстро переодевается, успев еще и умыться, чтобы смыть
с лица липкий сон. Аккуратно складывает чонгукову футболку, на секунду прильнув к
ней лицом, и вдыхает приятный аромат альфы, которым она пропитана. Тэхен в
последний раз глядит на спящего Чонгука и бесшумно покидает квартиру. Одна
маленькая часть омеги жалеет, что альфа все еще спит, а другая этому рада, потому
что удалось избежать неловкости и ненужных вопросов и объяснений. Хотя, о какой
неловкости с этим альфой идет речь? Это не про Чонгука.
Омега не успевает заблокировать экран, как приходит ответное смс. Видимо, Чонгук
проснулся сразу после ухода Тэхена.
«С чего бы это? Я не твоя прислуга, или кто там тебе завтраки готовит»
«У нас не было секса, разве что в твоих грязных снах» — отвечает Тэхен, закатывая
глаза.
«О, у меня чертовски грязные сны, детка. И скоро они станут реальностью»
🔥🔥🔥
Спустя десять минут омега подъезжает к особняку и сразу же мчится на второй этаж,
чтобы успеть переодеться к приезду Джихана, что с минуты на минуту будет в
особняке, и попутно просит дворецкого начинать готовить стол для завтрака. Есть не
хочется, как и прихорашиваться для альфы и терпеть его присутствие. Тэхену бы
сейчас в бассейн нырнуть, освежиться, а потом понежиться на солнце, забыв обо всех
и обо всем, но омега стоит у большого зеркала в своей комнате и пытается уложить
волосы, слегка подводит глаза и придает губам легкий блеск, потому что Джихан, как
и всегда, будет сканировать его своим изучающим взглядом, подмечая каждую деталь.
Он должен быть доволен тем, что видит.
Тэхен фыркает и закатывает глаза, а уголки губ почему-то невольно ползут вверх.
Чонгук хочет, чтобы подписчики увидели это, и ему наверняка плевать, что они
подумают.
Альфа стоит с дворецким, который явно чувствует себя неуютно перед крепким высоким
альфой, о чем-то переговариваясь. Как всегда идеален, сверкает так, словно сошел с
обложки журнала. Черный строгий костюм смотрится элегантно на подтянутом теле.
Темно-каштановые волосы зачесаны на бок, открывая ровный лоб. Под расстегнутым
пиджаком, подчеркивающим красивую фигуру, белоснежная рубашка и тонкий галстук
кровавого темного цвета. Джихан стоит, по привычке сунув руки в карманы брюк, и
одной своей позой источает силу, власть.
— А вот и моя спящая красавица, — здоровается Джихан, обвивая тонкую талию омеги и
притягивая к себе. — Выглядишь потрясающе, — шепчет он, подцепляя пальцами
аккуратный подбородок и чуть запрокидывая, чтобы лучше разглядеть лицо Тэхена.
— Спасибо...
Джихан накрывает омежьи губы своими, сразу же проникая языком в приоткрытый рот.
Тэхен кладет руки на плечи альфы, слегка сжимая. До целует медленно и тягуче,
смакуя вкус тэхеновых губ, немного покусывая и углубляя поцелуй. У Тэхена, вопреки
протестующему сознанию, тело охотно реагирует на поцелуи и прикосновения, льнет
ближе к альфе, а внизу тянет приятно. Он и не замечает, как ладонь Джихана успевает
проскользнуть под его блузку, оглаживая бархатную кожу на пояснице. У Тэхена по
спине мурашки пробегают, он выдыхает в чужие губы, сильнее цепляясь за плечи
мужчины.
Альфа оставляет еще один поцелуй на мягких влажных губах и шепчет с легкой улыбкой:
Джихан удобно садится на мягкий стул, ставя локоть на стол и держа меж пальцев
сигару. К счастью, дым уплывает вверх, в противоположную от Тэхена сторону. Омега
отпивает свежевыжатый сок манго и апельсина, разглядывая сияющую водную гладь. Он
чувствует всем телом пристальный взгляд Джихана, но не подает виду, а альфу,
кажется, это только забавляет. До выпускает дым и слабо улыбается, не уводя
взгляда.
— Сейчас все прекрасно, даже больше, чем прекрасно, — альфа вскидывает брови,
коротко кивая, а с губ улыбка не сходит. — Планирую провернуть парочку сделок с
местными, мне нужно больше партнеров. Если все удастся, у меня в этом городе будет
еще больше власти.
— Это хорошо, тебя будет ждать такой же успех, как и в Японии, — поддерживает
Тэхен из вежливости, отправляя в рот кусок блина с вишневым джемом.
Тэхен слабо улыбается и кивает, утирая губы салфеткой. У Джихана улыбка спокойная,
как и он весь в целом. Говорит о своем бизнесе, об успехах, все как всегда. По-
семейному обыденно, но очевидно лживо. Тэхену приходится лишь соглашаться с альфой,
дабы поддержать разговор. Джихан не говорит о вчерашнем, хотя наверняка все
прекрасно знает. Тэхен складывает руки на груди и поднимает сосредоточенный взгляд
на альфу, заглядывая прямо в его черные с серым отливом глаза. Он хочет посмотреть
на реакцию Джихана, хочет ткнуть его в это. Будет ли он рад тому, что опасность
была так близка к ненавистному ему Чонгуку?
— Я знаю. И Чон Чонгук был, — тон моментально меняется, когда альфа говорит, вновь
расплываясь в легкой улыбке, больше похожей на звериный оскал. Тэхен напрягается
всем телом, услышав имя Чона из его уст, и сжимает ткань своих брюк под столом,
пытаясь не выдавать внезапных изменений внутри себя. Он уже чувствует, что разговор
этот ничем приятным для него не кончится, потому что речь зашла о Чонгуке. — Он
лидировал, кажется? Ну да, как и всегда, король дорог впереди всех, — Джихан сухо
усмехается, скользя кончиком языка по нижней губе. — Но вдруг его победу обломали.
Такая трагедия, — он состраивает на лице явное фальшивое сочувствие, хмуря брови.
Тэхен сверлит его непроницаемым взглядом, поджимая губы. Джихан говорит о себе, о
своих возможностях. Омега знает, какие сделки он обычно проворачивает и что имеет.
Подозрения сами собой складываются в одну мозаику. Чонгук говорил, что кто-то его
этой аварией запугать пытался. Тэхен вспоминает слова Джихана о том, что он хочет
разрушить все, что есть у Чонгука, его самого. Кажется, все находит ответ прямо
сейчас. Это логично. И, пока Чонгук будет гадать, кто же это был, Тэхен смотрит в
глаза его врага, сидит напротив него и спокойно завтракает. Джихан, поняв тэхенов
двусмысленный взгляд, приподнимает брови вопросительно и сухо смеется.
— Что, Тэхен-и? Неужели думаешь, это моих рук дело? Да, у меня есть такие супер
штучки в арсенале, но они для продажи, а не для убийств. Да и как бы я сотворил
такое, тем более, на гонке, где участвовал ты, — его голос становится мягче и тише,
а на губах снова расцветает нежная улыбка. — Поверь мне, в этом городе куча тех,
кто жаждет захватить власть над дорогами. Возможно, это кто-то из моих покупателей,
я понятия не имею.
Тэхен устало прикрывает глаза и трет пальцами переносицу. Либо Джихану отлично
удается лгать, либо он действительно не при делах, что тоже вполне логично. Омега
путается в своих догадках и подозрениях, полностью сбитый с толку. В словах альфы
есть логика, ведь зачем ему творить такое, подвергая Тэхена опасности? Но вот
Чонгука... Мерзкий клубок, сотканный из подозрений, все еще теплится внутри омеги,
давя на сердце.
— Джихан... — тихо выдыхает Тэхен, когда рука мужчины закрадывается под рубашку,
оглаживая впалый живот. Он движется ниже, наблюдая за тем, как у омеги длинные
ресницы трепещут, словно взмах крыла бабочки. Тэхен в его руках становится
безвольной куклой, не способной здраво соображать. По телу разливаются сладкие
ощущения, хочется прикрыть глаза в наслаждении. Джихан умеет делать приятно,
способный выбить все лишние мысли, и в некоторых случаях он успешно этим
пользуется. — Ты... — омега лижет пересохшие губы и смотрит на альфу, продолжая: —
ты не беспокоился за меня, раз знал, что вчера было? — шепчет он, а в глазах глупая
надежда непонятно на что. Сердце отказывается видеть в этом альфе злое, которое он
никогда прежде не видел в нем до возвращения Чонгука из тюрьмы. Хоть какие-то
теплые чувства он должен в себе хранить.
Тэхен ощущает на губах горький вкус коньяка и инстинктивно жмурит глаза, которые
внезапно обжигает выплеснутый на него алкоголь. Мелкие ранки на искусанных губах
неприятно щиплет. Янтарная жидкость стекает по песочной коже, впитываясь в блузку,
отчего та прилипает к коже. Тэхен чувствует холод. Тэхен чувствует боль, пронзившую
душу.
Тэхен сам не понимает, как его рука поднимается, обжигая щеку альфы звонкой
пощечиной. В нем бурлит злость вперемешку с обидой и унижением. Он соскакивает с
колен Джихана и поджимает мелко дрожащие губы, давя в себе желание закричать, в
конец теряя контроль. Тэхен всегда держит эмоции и чувства под строгим контролем,
не выказывает обиду, злость или слабость, умело топя их внутри себя, запирая на
семь замков, но сейчас все идет к чертям, цепи обрываются. Джихан почти довел его
до точки невозврата.
— Ты сам так захотел, — говорит омега ничего не выражающим холодным тоном, сжигая
взглядом Джихана. У того щека слегка порозовела, он вновь закуривает, даже не
обращая внимания на пылающую от пощечины кожу. Он затягивается, слушая Тэхена, а в
глазах искры вспыхивают, находясь на грани того, чтобы превратиться в полноценное
адское пламя. Неохотно поднимаясь со стула, мужчина подходит к омеге, нависая над
ним высокой непреодолимой стеной и сует руки в карманы брюк. Тэхен не теряется, он
вздергивает подбородок, уверенно смотря снизу вверх. — Решил, что будет отличным
планом — впихнуть меня в руки своего врага. Этого хотел только ты, — омега тыкает
указательным пальцем в грудь альфы. Он подходит еще ближе, вставая вплотную, и
дерзко шепчет в самые губы: — Так что, я буду трахаться с ним, а ты засунь свою
ревность куда подальше и смирись, любимый.
Альфа смеривает стоящего перед ним омегу взглядом и смеется. Этот холодный смех,
смешанный со злостью, осколками впивается в кожу, глубже, пуская кровь, причиняя
адскую боль и разрывая органы. Тэхену хочется ударить его по довольному лицу,
утопить в бассейне, лишь бы не слышать этот ядом пропитанный смех.
— Уйди, — твердо говорит Ким, подняв голову и глотая мерзкий ком, застрявший в
горле. — Я не хочу видеть тебя, Джихан.
— Уже ухожу, — улыбается альфа, коротко глянув на свои ролексы на запястье. — Как
раз пора на работу. А вечером я с тобой буду разговаривать уже по-другому, — он
многообещающе подмигивает омеге и разворачивается, двинувшись к своей бугатти. —
Спасибо за завтрак, детка, — бросает он небрежно, доставая из кармана ключи от
гиперкара.
🔥🔥🔥
Возле черной дыры привычное столпотворение автомобилей и счастливых пьяных людей.
Все собрались у дороги, возбужденные от предстоящей гонки. Участники сидят на
капотах своих автомобилей, общаясь с кем-то или зажимая красивых омег. В кармане
ключи от тачки, в одной руке алкоголь, в другой — сигарета. Святая троица
стритрейсера. Из мощных колонок автомобиля, встроенных в багажник, звучат ритмичные
биты. Люди наслаждаются музыкой даже вне стен бара, отдаются ночи и реву моторов,
раздающемуся по округе.
Чонгук зажимает меж губ сигарету, повесив одну руку на руль агеры и вперившись
взглядом в шумную толпу. Он слегка щурится и выпускает дым через спущенное окно. На
пассажирском сидении рядом сидит Намджун, смотря туда же, куда и Чон. Оба
сосредоточенные и внимательные. Чонгук кусает нижнюю губу, стряхивая пепел на
асфальт, и снова зажимает окурок меж губ. Кенигсегг стоит в тени всей шумихи, не
привлекая к себе лишнее внимание.
— Я хочу знать, кто это дерьмо устраивает, хочу посмотреть лично в лицо этого
ублюдка. Да, Им Чану заправляет этим. Но его я своим вниманием тоже не обделю.
— Пусть знают, что я здесь, — твердо говорит Чон, отпивая виски из бутылки,
стоящей меж ног альфы на сидении. По салону разносится негромкий звук вибрации.
Чонгук хмурится и всучает бутылку Намджуну, доставая из кармана своей любимой
красной косухи телефон. На дисплее высвечивается имя брата. Чонгук принимает вызов
и прижимает телефон к уху, отворачиваясь к объекту своей слежки. — Что?
— Пока ничего, — Чонгук вышвыривает через окно окурок и снова тянется к пачке
сигарет, лежащей над приборной панелью.
— Чану нет?
— Ничего, только разъясню особо умным, что не стоило лезть ко мне так близко, — у
Чонгука в голосе стальные нотки, приправленные агрессией, и так странно
контрастирующие с его оскалом на губах.
— Конечно, Хосок-и, я только узнаю все, что мне нужно, — Чонгук кивает, словно
брат может его увидеть.
— Не натвори дерьма.
— Ты уверен, что это он? — спрашивает Намджун чуть тише, чем прежде, словно кто-то
может их услышать.
— Тачка и вправду новая, даже отсюда могу почувствовать запах свежей покраски и
новенькой резины, — Намджун немного высовывает голову через окно, провожая камаро
глазами.
Чонгук шагает вперед, смотря через тонированное окно прямо туда, где сидит гонщик.
Он ступает как хищник, загнавший свою жертву в угол. Выжидает, когда водитель
выйдет из машины, запугивает, подходя ближе и ближе, провоцируя. Толпа сзади
умолкает, с любопытством наблюдая за происходящим. Намджун складывает руки на
груди, стоя в стороне и следя за другом.
Альфа опускает биту с плеча и резко взбирается на шевроле, стоя на капоте. Толпа
начинает шуметь, предвкушая интересное зрелище. Чонгук, ни секунды больше не
затягивая, замахивается и бьет битой по лобовому стеклу. По нему сразу же паутиной
расползаются многочисленные трещинки. Чонгук останавливаться не собирается, будет
крушить, молотить, пока не посмотрит в лицо врагу, который был так близко на том
заезде, но сумел ускользнуть. Теперь он схвачен, бежать некуда. Чонгук вновь
замахивается и, вкладывая больше силы, бьет по стеклу, обрушивая на невинный
автомобиль всю злость и скопившееся напряжение. Стекло постепенно, с каждым новым
ударом, начинает прогибаться внутрь, трещит все больше. Если ублюдок не выйдет сам,
его вытащит Чонгук. Внутри альфы разжигается пламя, созданное из агрессии и
удовольствия, и все это приправлено виски, который только сильнее гореть пламя
заставляет. Чонгук ударяет по капоту, оставляя на блестящей и гладкой поверхности
уродливые вмятины. Он бьет, вышибая боковое зеркало заднего вида, как мяч в
бейсболе, и то отлетает в сторону, к ногам охваченных восторгом и весельем людей.
Еще один удар прилетает по лобовому стеклу. Оно ломается в самом центре, осыпаясь
осколками. Чонгуку это приносит особенное удовольствие, кайф, дурманящий голову. И
хочется больше, сильнее. Когда Чонгук замахивается в последний раз, чтобы выбить
стекло окончательно, дверца со стороны водителя резко распахивается. Гук с неохотой
останавливается, опуская биту и переводит выжидающий взгляд на гонщика, склоняя
голову набок. Из машины показывается пепельно-фиолетовая макушка и карие глаза,
блестящие в свете фар и неоновой вывески черной дыры.
— Чимин?
В голове путаница, ошибка системы, потому что каким-то образом на месте убийцы
оказался Чимин. Такой испуганный и дрожащий Чимин, который всегда рядом, согревает
своим теплом по утрам, сладко целует и мило улыбается. Но фитиль догорает, клапаны
срывает, и Чонгук уже не в состоянии себя остановить. В глазах альфы молнии,
ураганы, тайфуны. Туда смотреть страшно.
— Не думал, что увижу здесь тебя, Чимин-и, — шипит Чонгук прямо в лицо омеги, а
тот уже начинает задыхаться, хрипит и вцепляется пальцами в запястье Гука, пытаясь
ослабить стальной захват. — И это был ты… все это время. Это был ты, — каждое слово
бьет Чимина, как пощечина. Чонгук встряхивает омегу, больно ударяя затылком о
металл. Чимин жмурится, а по щекам катятся горячие слезы.
За спиной Чану Намджуна сдерживают двое альф, которым знатно досталось от Кима, что
пытался отвести шестерок Чану от Гука. Джун похож на разъяренного быка. Ноздри
раздулись, грудь быстро вздымается, а на скуле расцветает синяк. Он вырывается из
хватки, но двое альф крепче сдавливают руки, не давая альфе снова их ударить.
Чану сверлит Гука холодным взглядом, сжимая в опущенной руке рукоять пистолета.
Короткий проверяющий взгляд, на миг потеплевший, падает на омегу, жадно хватающего
воздух, и вновь возвращается к Чонгуку.
— Чонгук, послушай… — подает голос Чимин, стоя возле шевроле и не решаясь подойти
к альфам.
— Нет, Марк, — Им останавливает его, подняв руку, а второй утирает кровь с носа.
Блондинистый альфа послушно отходит, поджимая губы.
— Без псин своих не можешь? — Чонгук сухо смеется, хватая альфу за грудки и
притягивая к себе. — Все поручаешь другим, да?
— О чем, блять, ты, Чонгук? — Чану, вскидывая бровь, слегка морщится и смотрит из-
под длинной темной челки на альфу.
— Стой, подожди! — Чану отталкивает от себя Гука и утирает кровь над губой тыльной
стороной ладони, тяжело дыша. — Пошли в бар, я не хочу проблем. Хотя бы не при
людях. Просто поговорим.
— С тебя ром, — бросает Чонгук, когда все же делает выбор в пользу разговора, и
направляется в сторону черной дыры, демонстративно пихая Чану в плечо.
🔥🔥🔥
Чонгук вперивается взглядом в сидящего напротив Чану, выстукивая пальцами по
столику какой-то незамысловатый ритм. Им откидывается на спинку дивана и, закинув
ногу на ногу, непринужденно попивает ром, с абсолютным спокойствием смотря на Чона
в ответ.
— Ты должен мне за разбитую тачку, — игнорируя вопрос, Чану отпивает санту терезу
и облизывает губы.
— Она только с конвейера. Корвет тоже новый был? — Чонгук закуривает и закидывает
другую руку на спинку дивана за Намджуном, сидящим рядом.
Чонгук не верит и оттого сухо смеется. Он лижет нижнюю губу, качая головой. Чану
всегда был тем, кто любит играть по-грязному. Пока Чонгука не было на улицах, он
прибрал к рукам целый район, пользуясь возможностью. Он достойный соперник, один из
немногих, но в одиночку справиться никогда не мог, полагаясь на тех, кто рядом. А
рядом целая армия, которую он называет своей бандой, специализирующейся на дрэге —
его опора, его сила.
Чонгуку смотреть на Чимина лишний раз не хочется. Внутри гнилой червь ползает,
прогрызает себе путь в самые глубины. Червь предательства. Обмана. В такое не
верится. Чану, к счастью, заговаривает, отвлекая на себя внимание.
— Чимин иногда гоняет от моего имени, — Чану смотрит на омегу, а губ на короткое,
почти неуловимое мгновение касается легкая улыбка, источающая тепло. — Он опытный
гонщик, и я хочу, чтобы он вступил в мою команду. Я знаю, что у вас независимое
сообщество стритрейсеров, он вправе гоняться за кого хочет, — альфа пожимает
плечами, кусая нижнюю губу и цепляя серебряное колечко. — Не за бесплатно, конечно.
Половина прибыли ему, половина — мне. Чисто деловые отношения.
— Чимин-и, — зовет Гук негромко, и омега смотрит на него, закусывая губу. — Это
правда?
— Либо среди твоих людей завелась крыса, — Намджун изгибает бровь, с чуть заметным
недоверием косясь на Има.
— Проверь их. Каждого. Если я узнаю, что это кто-то из твоих, либо ты сам, одним
ударом не отделаешься, — Чонгук говорит негромко, но внушительно, не позволяя
усомниться в своих словах. Он слегка наклоняет голову набок, въедаясь взглядом в
Чану. — С такими механизмами внутри тачки можно выигрывать заезды безо всяких
усилий, но это будет фальшью, а истинное значение уличных гонок утратится. Ты это
сам понимаешь. Я не хочу, чтобы на наших дорогах разъезжали непобедимые титаны.
🔥🔥🔥
В воздухе витает запах мокрого асфальта и машинного масла. Холодный ночной ветерок
треплет пепельные волосы, проникает под тонкую куртку, заставляя омегу поежиться.
Он обнимает себя за плечи, пытаясь согреться. Из черной дыры доносится приглушенная
музыка вперемешку с громкими голосами. На парковке ряды спортивных автомобилей и
несколько человек, громко обсуждающих гонку, которая все-таки произошла в составе
трех человек. Холод все больше закрадывается, вытесняя тепло внутри Чимина, но
возвращаться назад в бар он не собирается. Пока там Чонгук — точно нет. Чимину его
взгляд кожу вспарывает без анестезии. Никогда альфа так не смотрел на него, никогда
не причинял боль. Шею до сих пор жжет холодом, отпечатки чонгуковой руки слишком
свежи. Чимину больно не снаружи, а внутри. Чонгук заставил поверить его, что он
предатель и обманщик, поселил своими горящими злостью глазами в нем эту истину. Но
ведь это не так. Чимин не предавал, не действовал против интересов друзей. Лишь
помогал себе и другим.
Омега шмыгает носом и жмурится, желая отогнать от себя неприятные мысли. Он глубоко
вдыхает и ощущает сигаретный запах, смешанный со знакомым омеге ароматом, от
которого мурашки по коже. Чимин открывает глаза, замечая боковым зрением рядом
стоящего Чонгука, освещенного теплым фиолетовым светом от вывески над головой. Мимо
проходит Намджун, увлеченно говоря с кем-то по телефону и не обращая ни на что
вокруг внимания. Чимин следит за ним взглядом и опускает глаза, разглядывая мелкие
трещинки на асфальте.
— Все в порядке, Чонгук, — едва слышно отвечает ему Чимин, немного растирая
ладонями продрогшие плечи. — Ты не мог подумать иначе в такой ситуации.
— Да, Гук-и, — вздыхает он, наконец прильнув к крепкой груди альфы. Чонгук
прижимает его к себе, делясь теплом с замерзшим омегой и целуя его в макушку.
— Поехали отсюда, я отвезу тебя домой, — говорит Чон, отстраняясь, и берет Чимина
за руку. Омега слабо улыбается и кивает, двигаясь за альфой в сторону агеры.
🔥🔥🔥
— Здравствуйте, Хосок-щи.
— К сожалению, тема нашей сегодняшней беседы будет та же, что и в прошлый раз, —
говорит учительница. Улыбку сменяет строгое и серьезное выражение лица. Хосок
складывает руки на груди механически, хмурясь и слушая девушку. — Успеваемость
Юнги — это отдельный разговор. Сейчас меня куда больше волнует его поведение в
стенах школы. Сегодня на перемене произошел очередной инцидент.
— Юнги сам по себе вспыльчивый, дерзкий омега, этого у него не отнять, — «за это
ты и полюбил его, Чон Хосок» — проносится в голове. Альфа хмурится, отгоняя
назойливые мысли. — Я не смогу его переделать, но поговорю с ним серьезно, не
волнуйтесь об этом, мисс Хван. Такого больше не повторится.
— Список его проступков велик, Хосок-щи, — Хван смотрит с сожалением, так, будто
жалеет альфу за то, что он имеет дело с таким омегой. — Он курит за школой, ребята
докладывали мне об этом не раз. Дерзит учителям, не раз срывал уроки…
Хосок внимательно слушает, кивая время от времени и хмурясь все больше. Взгляд
падает на окно за спиной учительницы. Перед входом в школу стоит хосоковский
макларен, на капоте которого сидит Юнги с рюкзаком на плече. Омега оглядывается по
сторонам и достает из кармана зажигалку и пачку сигарет. Хосок поджимает губы, едва
сдерживая себя, чтобы не сорваться к нему. Учитель прямо сейчас перечисляет все его
нарушения, а он, потеряв страх, закуривает прямо перед школой. Альфу прошибает
злость, но он сохраняет спокойствие, усилием воли переводя внимание на
взволнованную поведением Юнги учительницу. Она продолжает говорить о
непозволительном поведении омеги, как будто Хосок не наслушался за все это время.
Он все пытается воспитывать его, но упрямый омега не дается.
Омега уже делает шаг вперед, не слыша собственный голос разума в голове. Хосок
тепло улыбается учительнице и прощается. Но как только альфа поворачивается к Юнги,
на лице ни намека на улыбку. Чон замораживает своим взглядом, заставляя омегу
прирасти к месту. Юнги так и зависает.
Когда Хван скрывается за дверьми школы, Хосок подходит к Юнги вплотную, вжимая
омегу поясницей в капот макларена. Юнги весь потрепанный. Из кармана пиджака торчит
помятый галстук; на белоснежной рубашке, расстегнутой на две пуговицы, расплылись
капельки крови. Нижняя губа омеги разбита и слегка распухла, а волосы взъерошенные,
лохматые.
— То, что ты курил сейчас, Юнги-я, — стальным тоном говорит Хосок, съедая омегу
одним только взглядом.
— Это было в последний раз. Садись в машину, — строго говорит альфа, открывая
дверцу макларена.
— На того, кто защищал себя, — бурчит Мин, опустив взгляд на свои пальцы.
— Омеги должны, блять, уметь защищаться и бить в ответ, если понадобится, — Юнги
упрямо поджимает губы, складывая руки на груди.
— Нет, малыш, так это не работает, — Чон стойко качает головой, старательно
игнорируя руку омеги на своем бедре. Юнги нарочно подтягивает ее вверх. — Ты меня
не слушался раньше, но теперь все будет по-другому.
Юнги отбрасывает рюкзак на пол макларена под свои ноги и подлезает ближе к альфе.
Хосок до скрипа кожаной обивки сжимает в пальцах руль, ощущая на шее горячее
дыхание омеги. Юнги снова играет, уверенный в своей победе, а Хосоку держаться
чертовски трудно. Он давит на педаль газа, ускоряя движение и плюет на ограничение
скорости. Юнги ведет кончиком языка по шее альфы снизу вверх к самому уху, мягко
кусает мочку и тяжело выдыхает, в удовольствии прикрывая глаза. В это время его
рука нахально бродит по колену Хосока, и вот уже оказывается на промежности. Он
сжимает твердеющую плоть через ткань брюк, и Хосок едва не теряет управление над
летящим маклареном.
— Эта сука подкатывала к тебе? — внезапно спрашивает Юнги хрипло, утыкаясь носом в
висок Хосока, а другой рукой зарываясь в его волосы на затылке.
— Малыш ревнует? — ухмыляется Чон, кидая короткий взгляд на омегу. Юнги резко
дергает его за волосы, открывая шею, и впивается в нее зубами. Хосок выдыхает, в
наслаждении прикрывая глаза, но тут же опомнившись, краем уха улавливает рычание
макларена. — Я за рулем на скорости двести пятьдесят, детка, — шепчет альфа, всеми
внутренними силами пытаясь удержать контроль над собой и над машиной.
Юнги медленно отрывается от шеи альфы, оставляя на ней расцветающий алый след,
который даст всем понять, кому принадлежит этот альфа. И пусть ни одна шлюха не
смеет подходить к альфе Мин Юнги.
Хосок мычит сквозь стиснутые зубы, инстинктивно двигаясь навстречу. Юнги сводит с
ума, вышибает одним махом все мысли, оставляя только животные потребности. Чон
чувствует на шее влажные губы и теряется окончательно, утопая в наслаждении,
которое доставляет маленькая чертовка. Он уже собирается сбавить сумасшедшую
скорость, тормознуть у обочины и трахнуть омегу прямо в машине, как бывало не раз.
— Одно развлечение у меня все же останется, — игриво шепчет Юнги, двигая рукой в
боксерах альфы и поглаживая его затылок другой.
Хосок вмиг в себя приходит, будто очнулся от злых чар, которыми его окутала эта
блондинистая ведьма. Он ухмыляется и качает головой, кидая на Юнги взгляд с явной
издевкой.
— Никакого секса, Мин Юнги, — выдает Хосок контрольным ударом. — Если ты думал,
что я шучу, то ты глубоко ошибаешься. Это твое настоящее наказание.
— Я тебя ненавижу, Чон Хосок, — шипит Юнги, меча в альфу стрелы ярости взглядом.
— Ненавижу! И сам справляйся со своей проблемкой! — срывается он на крик, пихая
хохочущего альфу в плечо, и отворачивается к окну. — Посмотрим, как ты сам без
секса проживешь.
🔥🔥🔥
Тэхен лежит на шезлонге, нежась в теплых лучах закатного солнца. Легкий ветерок
щекочет ступни, а шум колышущейся воды и спокойной негромкой музыки, льющейся из
динамиков телефона, лежащего рядом, расслабляет, создавая космический релакс. На
губах у Тэхена сама собой появляется довольная улыбка. Он держит в руке алкогольную
пина коладу с соломинкой, к которой периодически тянется, отпивая сладкий напиток.
Лучше вечера не придумать. Все задания на завтрашние пары сделаны, дела решены.
Тэхен полдня провел возле бассейна, купаясь в кристальной воде и в полной мере
наслаждаясь отдыхом, который точно никто не грозит испортить. Джихан, уехавший
утром по делам в другой город, не побеспокоит, не нарушит покой.
— Не ломайся, Тэхен-и, у тебя нет важных дел. Сам сказал, лежишь и греешь попку, —
усмехается Чонгук. — Я сейчас скину адрес, подъезжай туда.
— О, даже не сомневайся.
🔥🔥🔥
На улицы города уже опустились сумерки, вытесняя последние лучики солнца.
Зажигаются фонари и вывески на зданиях, мрак раскрашивается яркими красками, улицы
оживают. Тэхен неторопливо едет по одной из главных дорог района, плавно объезжая
машины и наслаждаясь приятным мурчанием авентадора. Адрес, присланный Чонгуком,
Тэхену неизвестен. Это находится почти на другом конце города и ехать туда около
получаса на средней скорости. Но Тэхен почему-то торопиться не хочет. Пусть Чонгук
подождет, а омега понаслаждается красотой ночных улиц.
Омега выруливает на соседнюю дорогу, где машин поменьше, и немного набирает
скорость. Авентадор начинает рычать агрессивнее, словно довольный зверь, отдающийся
своей естественной природе. Создан для скорости. Тэхен поглядывает на спидометр,
где стрелка стремительно достигает ста пятидесяти, и улыбается уголками губ. И даже
это чертовски мало для красного зверя.
— Чон…
Вой сирен оглушает. Кажется, он всюду. Он в голове. Тэхен глядит в боковое зеркало
заднего вида. Из-за поворота на скорости вылетает черный кенигсегг, агрессивно
рыча. Прямо за ним — красно-синее скопление. Около трех полицейских автомобилей,
мчащихся за дикой агерой.
— Не останавливайся, Тэхен-и, надо драть отсюда как можно быстрее, — бодро вещает
Чонгук. Тэхен уже слышит позади рев знакомого движка. Чонгук близко.
— Прилипли к моему хвосту, не хотят отставать! Уже десять минут от них удираю.
Нужно скорее валить. Ни в коем случае не останавливайся.
Агера нагоняет авентадор, мчась параллельно. Тэхен замечает через спущенное окно
смеющегося Чонгука. Встречный ветер треплет светло-каштановые волосы, открывая лоб.
Альфа высовывает руку, вытягивая средний палец, адресованный полицейским. Он
подмигивает Тэхену и давит на газ, отрываясь вперед.
— Что?
— Я с тобой, Тэ.
Тэхену уже на черепную коробку давит этот мерзкий вой сирены. Упрямые легавые не
собираются отставать, а уровень тревоги внутри омеги продолжает нарастать. Он
старательно пытается игнорировать красно-синие огни, бьющие в глаза. Впереди
виднеется долгожданный просвет, и омега до упора давит на педаль газа, с рычанием
улетая вперед и оставляя полицейских позади. Тэхен облегченно вздыхает, закусывая
губу. Агера внезапно сворачивает влево, и Ким едва успевает затормозить, чуть ли не
проехав поворот. Он дрифтует, влетая на более узкую и пустую улицу, уже без
препятствий нагоняя кенигсегг, и подъезжает максимально близко. Только сирены
умолкать не собираются.
— А если они конфискуют мою машину, о боже, — снова тревожится Тэхен, нервно
сжимая руль. Он жмет на кнопку на панели и стекла с обеих сторон опускаются вниз,
впуская в салон свежий ночной воздух. Омега вдыхает полной грудью, пытаясь
успокоить сумасшедшее волнение.
— Хорошо.
Чонгук откровенно хохочет, вызывая в омеге большую злость. В Тэхене взрыв эмоций
происходит, одна сменяет другую секунду за секундой. Страх, волнение, непонимание,
злость. Желание ударить Чонгука в довольную физиономию.
— Что ты теперь чувствуешь, Тэхен? — спрашивает Чонгук. Агера едет почти рядом,
лишь на метр опережая.
— Это наши дороги, Тэхен. Не их. Мы свободны, когда летим вперед, рассекая порывы
ветра. И ты смог почувствовать это сейчас, — говорит Чонгук с улыбкой, выравниваясь
с авентадором и встречаясь с омегой взглядами. Тэхен искренне улыбается красивой,
ни на одну другую не похожей прямоугольной улыбкой, что в памяти Чонгука навсегда
останется. Такое забыть нельзя. Невозможно.
Тэхен, кажется, перестает слышать вой сирен. Он где-то на краю сознания. Рев двух
автомобилей сплетается в единое целое, создавая что-то новое и красивое. Такого мир
еще не слышал, не видел.
На улицах все меньше машин и зданий, а людей не видно совсем. Полицейские вновь
нагоняют, заставляя гоночные машины нестись на всех парах. Это больше не страшно,
это доставляет необычайное удовольствие, которого у Тэхена никогда прежде не было.
А по венам разливается адреналин.
— Чонгук, но куда…
— Мне доложили о коде три. Два уличных гонщика устроили на улицах города
беспредел.
Позади остается большой город со своими яркими огнями и неутихающим шумом. Впереди
сплошная темень и лишь одна дорога, уходящая в неизвестность. Спустя пять минут на
скорости двести в час Чонгук начинает замедляться на повороте, выезжая за пределы
асфальтированного покрытия. И вот агера тормозит в паре метров от пропасти. Тэхен
подъезжает следом, останавливаясь рядом. Нагретые до предела двигатели затихают,
оставляя лишь звенящую тишину. Прохладный ветер едва слышно колышет верхушки
высоких деревьев. Фары автомобилей гаснут и округу накрывает полумрак.
— Чон Чонгук! Что, черт возьми, все это было? — кричит омега, ударяя альфу по
крепкой груди, но он ни на миллиметр не сдвигается, словно в него соломинкой ткнули
слегка. Чонгук смеется, перехватывая тонкие запястья, и не дает себя бить.
— Преступник, — хмыкает Тэхен, закатывая глаза. — И часто ты вот так вот делаешь?
— Перестань! Придурок.
— Признайся, что такое времяпрепровождение куда лучше попивания пина колады перед
бассейном, — настаивает альфа, подходя к демонстративно отвернувшемуся Тэхену
сзади. Омега покрывается мелкими мурашками, ощущая на затылке теплое согревающее
дыхание Чонгука. Альфа кладет ладони на тэхенову талию, слегка сжимая через тонкую
ткань и заставляя того чуть заметно вздрогнуть. — Посмотри уже вниз, — шепчет альфа
Тэхену, опаляя ухо жаром.
Под обрывом внизу расстилается огромное поле, усыпанное сотнями небольших костров.
Они словно звезды на ночном небе. Каждый костер находится в какой-то емкости, не
дающей пламени вырваться за пределы. Тэхен завороженно уставляется вниз, бегая
взглядом с одного очага на другой. Огненные звезды отражаются в его больших карих
глазах, похожие на метеориты в открытом космосе.
— Люди приходят сюда и сжигают вещи, от которых хотят избавиться. Создают свой
очаг, — негромким хрипловатым голосом рассказывает Чонгук, смотря на Тэхена, у
которого в глазах немой восторг переливается. — Еще это способ дать о себе знать,
способ сказать, что ты есть, что ты существуешь.
— Не знаю. Другим людям, пролетающим над этим полем в самолетах? Или космосу? А
может, самим себе, — Чонгук качает головой, следя за тем, как трепещут длинные
реснички омеги, отбрасывающие тени на скулы от теплого света сотен костров.
— Там есть твой очаг? — Тэхен открывает глаза, поворачивая голову к Чонгуку, и
заглядывает в черные спокойные глаза в поиске ответа.
— Возможно.
— Когда?
Тэхен льнет ближе к альфе, зарываясь длинными пальцами в волосы на затылке и слегка
сжимает. Сердце неугомонно колотится, с потрохами выдавая омегу, потому что Чонгук
своей грудью все прекрасно чувствует. И пусть.
— Ты наполняешь чужие жизни смыслом, — шепчет омега, накрывая ладонь альфы своей и
поглаживая кончиками пальцев. — А я хочу наполнить им твою… — выдыхает Тэхен. В
горле ком стоит. Он понимает. Понимает, что эти слова идут из самых глубин души, а
губы повторяют, неподвластные разуму, в котором ложь желает быть сказанной. Тэхен
прикрывает глаза, сдерживая рвущиеся наружу слезы.
Есть только одна вещь, которую Хосоку игнорировать невыносимо, тяжело до скрипа
сжатых зубов. Эта вещь у Хосока в телефоне, в фотопленке. Юнги бунтует по-тихому,
но альфа назвал бы это иначе. Юнги провоцирует, дразнит. У Хосока в фотопленке
десяток интимных, грязных фотографий омеги, которые он любезно присылает, пока
альфа на работе. И Хосок не знает что делать с этим. Вместо того, чтобы удалить, он
сохраняет фото, но оставляет сообщения неотвеченными. А делать вид, что все
отлично, с каждым днем все труднее. Юнги знает на что давить и успешно этим
пользуется.
Хосок слышит слабый стон, доносящийся со второго этажа, и замирает. Альфа хмурится
и поворачивает голову в сторону лестницы, прислушиваясь. Спустя несколько секунд
стон повторяется, звуча более протяжно, чем в первый раз. Хосок закрывает крышку
ноутбука и откладывает его на столик. Босыми ногами шлепая по прохладному паркету,
он проходит в сторону лестницы. Из их с Юнги комнаты доносится шорох и тихие стоны,
на которые тело альфы мгновенно начинает реагировать. Дверь в комнату приоткрыта и
в коридор тонкой полоской льется теплый приглушенный свет ночника. Альфа хмурится,
уже подходя к спальне и собираясь поругаться из-за того, что омега не спит в такое
позднее время, но в дверях застывает как вкопанный. Язык будто к небу прилип, все
тело парализовало. По нему тягучей лавой растекается жар и возбуждение.
На большой кровати лежит Юнги. На нем лишь белая футболка Хосока, доходящая омеге
до бедер, но сейчас она задралась, обнажая все, что ниже пояса. Юнги тяжело дышит,
в наслаждении прикрывая глаза и слегка хмуря густые брови. Он скользит пальцами по
своему бедру вверх, касается истекающей смазкой головки члена, а из губ вырывается
очередной стон. Омега лижет пересохшие губы и ведет ладонью вниз, поворачиваясь
набок так, что Хосок четко и во всех деталях может созерцать его аппетитную
выпяченную попку. Меж двух половинок поблескивает смазка, стекая на кремовые
простыни. Хосок, кажется, не дышит с тех пор, как застыл в проеме. Омега скользит
влажными пальцами меж ягодиц, оглаживает подушечкой указательного кольцо мышц и
сладко стонет, выгибаясь в спине. Хосок покрывается электрическими мурашками, они
колют кожу, покалывают маленькими иголочками на кончиках пальцев, а тягучая лава
стекает ниже. К паху кровь приливает, и даже в свободных спортивках чертовски тесно
и горячо. На Юнги сил смотреть нет, Хосок поражается сам себе, потому что все еще
продолжает стоять на одном месте, когда душа яростно рвется к омеге, чуть ли не
вырываясь из плена тела. Юнги с негромким хлюпаньем проталкивает в себя сразу два
пальца, двигая ими внутри чертовски медленно. Для Хосока медленно и мучительно.
Смертельно. Все внутри альфы кричит о том, что нужно наплевать на все установленные
законы и подорваться к омеге, который словно на блюдечке поданный перед ним, стоит
только подойти и прикоснуться. Юнги стонет хрипло и все громче, как кошка
выгибается, вгоняя пальцы глубже, двигая ими быстрее. Хосок как будто за толстым
стеклом стоит, наблюдая, ноги к месту приросли, какая-то проклятая сила его все еще
сдерживает. У альфы сейчас кровавая битва разума, души, тела, сердца; неизвестно,
кто выйдет победителем.
Но нельзя.
Нельзя класть на свои же правила. И плевать, что законы созданы для того, чтобы их
нарушать. Хосок свои законы нарушить не может, иначе все остальное осыплется как
домино, и тогда Юнги поймет, что манипулировать альфой легко. Легко уломать, только
помани сладким «папочка». Хосок должен воспитывать, должен направить его на верный
путь, и если он сказал, что не будет никакого секса, значит, так и будет.
Но как же глуп был Хосок, когда озвучил этот чертов запрет. Он мечтает врезать себе
в лицо за идиотские слова, о которых теперь сожалеет, как никогда и ни о чем
другом. Стоило предположить, что Юнги так просто не смирится. Не смирился.
Искушает, как змей, показывает, какое яблоко сочное и сладкое, что не попробовать
его нельзя, а Хосок уже начинает распадаться на части.
— Хосок-и, помоги мне, — стонет Юнги, закусывая персиковую губу и с мольбой глядя
на альфу, а пальцы его с хлюпаньем покидают влажную дырочку, из которой по новой
толчками вытекает смазка. Он ерзает по постели, глубоко дыша, и скользит пальцами
по твердому стояку, ждет своего папочку, приглашает к себе. В себя. Нетерпеливо
кусает и лижет губы, трется попкой о постель, требуя в себя член.
— Юнги-я, — тяжелым низким голосом говорит Хосок, сглатывая вязкую слюну, которой
рот наполнился. — Ты должен спать, завтра в школу.
Хосок держит в руке телефон с фотографией Юнги на весь экран, а другой рукой лезет
в штаны, обхватывая твердый от возбуждения член.
🔥🔥🔥
— Перепроверь эти источники, Чонгук-а, — говорит Хосок, быстро пролистывая папку с
документами и даже взгляда на брата не поднимая.
Братья приехали в офис Хосока в самую рань и торчат в кабинете уже около полудня.
Прикупив побольше кофе в местной кофейне, они вооружились, готовясь перелопатить
кучу бумаг с поставками и продажами. Встала проблема с морскими перевозками, из-за
которых все дела и сделки застопорились. Сроки поджимают, но сделать ничего нельзя.
— Блять, тут работы на весь день, — вздыхает старший Чон, откладывая папку, и трет
переносицу.
— Если дело в этом, то нужно скорее разобраться, — Хосок обходит стол и опускается
на диван рядом с братом, забирая из его пальцев сигарету. — Анонимность очень ему
помогает, — хмыкает он, делая затяжку.
— Я никак не могу избавиться от мысли, что тот, кто это проворачивает, известен
нам, — Чонгук прищуривается, задумчиво почесав затылок.
— Не знаю, Хо, — негромко говорит Гук, качая головой. — Я думал об этом, много
думал. Он никак себя не выдает. Как призрак. Здесь он вообще? Отец говорил, что он
перебрался в Японию после того, как отправил меня в тюрьму.
— Значит, мы должны выяснить, он это или нет, — Хосок хлопает брата по плечу и
поднимается, садясь за свой стол и подтаскивая к себе стопку папок. — Придется быть
внимательнее к делам на улицах. Нужно взять под контроль все перевозки. Наземные,
воздушные, морские. Кто-то хочет нам дело подкосить, я этого не допущу.
— Нужно Чану позвонить, может, он что-то выяснил, — Чонгук тушит окурок и берет
бумажный стакан с крепким кофе без сахара. Приятная горечь греет горло, а аромат
наполняет легкие.
— Не думал, что Чимин может заиметь с ним дела, — сухо ухмыляется старший Чон,
качая головой и читая документ.
— Что бы у них ни было, я сомневаюсь, что Чимин что-то знает. Чану хочет, чтобы он
за него гонял, поэтому Чимину пришлось делать это под прикрытием, — Чонгук
высказывает свое видение ситуации, глядя на брата. — С какой-то стороны я могу его
понять. Он любит гонки, в этом нет ничего постыдного или запрещенного.
— Нет, иначе я ему хребет сломаю, — ухмыляется младший. — Все это я уже изучил...
— задумчиво произносит Чонгук, хмурясь. Слышится очередной нервный вздох Хосока, и
Гук поднимает на него вопросительный взгляд. — Ты взвинченный какой-то в последнее
время.
— Да у тебя на лице все написано, чувак, — гаденько лыбится Гук, вскидывая бровь.
— Что у вас с мелким? И в сети его нет давно, а это пиздец странно.
— У него в школе все не очень гладко, могут исключить. Я решил немного преподать
ему свой собственный урок, — Хосок пытается сохранить непринужденный и
сосредоточенный на делах вид, продолжая пролистывать папку.
— Он не дает тебе? — внезапно изрекает Чонгук, и если бы Хосок в это время пил
кофе, то обязательно подавился бы. Он замирает, медленно поднимая глаза на брата.
Чонгук видит, как на дне темно-коричневых глаз искрится злость и...
Бешеный голод.
— Моя, блять, вина, — Хосок закидывает ногу на ногу, нервно тряся носком ботинка.
Он закатывает глаза, тянется к стаканчику, а после делает жадный глоток кофе. —
Решил, что отмена секса будет мотивировать его на усердную работу.
— Но, видимо, все идет не совсем так, как ты хотел бы, — усмехается Гук, а Хосок
точным жестом показывает брату средний палец. В кармане джинсов начинает
вибрировать телефон. Чонгук, посмеиваясь, откладывает проверенную папку на пол и
достает мобильный. На экране высвечивается «Европейская Сучка».
С той ночной погони прошло четыре дня. Тэхен ничего не писал, не звонил. На
сообщение Чонгука о встрече он ответил, что завален в универе. Гук каждый день
проверял инстаграм омеги на наличие новых публикаций, не удерживаясь от
комментариев. Все как всегда: селфи, фотографии за рулем авентадора, на учебе,
очередные покупки от гуччи. Но за вчерашний вечер Тэхен не выложил ничего, ни в
одной из социальных сетей не дав о себе знать.
— Тэхен?
Альфа резко поднимается, сжимая телефон в пальцах чуть ли не до хруста. Веселье как
рукой снимает. Хосок отвлекается от бумаг, подняв голову и наблюдая за братом.
— Тэхен, что... — Гук хмурится сильнее. Хосок замечает в бегающих глазах брата
диковатость, в бездонной тьме искры вспыхивают, с каждой секундой разгораясь все
сильнее.
— Д-да, — жалобно шепчет Тэхен на выдохе. От его голоса Чонгуку крышу начинает
сносить. Такого Тэхена он никогда не слышал. — Приезжай...
— Пять минут, жди меня, — твердым голосом говорит он, отключаясь, и спешно
засовывает телефон в карман джинсов.
Хосок понимающе расплывается в довольной улыбке, толкая язык за щеку и кивая. Ему
не нужны слова и объяснения, по Чонгуку он все легко считывает, по тому, как лишь
от голоса омеги его аромат сгустился, а глаза покрыла дымка. Так и у него самого
сейчас. Неумолкающий голод.
— Вали, блять, уже, я позвоню Юнги, чтобы помог мне тут, — ухмыляется старший Чон,
махнув рукой, и ловит себя на легкой зависти. Чертов Мин Юнги.
Спустя четыре бесконечные минуты, Чонгук подъезжает к особняку Тэхена. С визгом шин
тормозит прямо у парадных дверей и влетает внутрь, чуть ли не сбивая с ног
растерянного дворецкого.
Лишь едва различимый цветочный аромат, который в эти стены давным-давно въелся, но
не более. Чонгук резко разворачивается и быстро спускается вниз, хватая дворецкого
за грудки и чуть ли не приподнимая над землей.
— Ты меня обманул, — рычит Чонгук в трубку, впиваясь пальцами в руль. — Ты, сука,
наебать меня вздумал, Тэхен?
— Что за ебаные игры? — цедит Гук сквозь стиснутые зубы, заводя двигатель и
выезжая со двора.
— Гук-и, — тянет омега сладко. Чонгук может угадать на его лице легкую довольную
улыбку в этот момент, полуприкрытые глаза и трепещущие ресницы. А от одного лишь
его голоса у альфы снова все частички разума вышибает. — Я больше не могу...
— Детка, скажи мне, где ты? — мягче просит Чонгук, выезжая в сторону центрального
района. Вести машину и слушать голос Тэхена одновременно кажется чем-то невероятно
сложным, у Чонгука внутри уже все рвет и мечет, требуя как можно скорее оказаться
возле желанного омеги.
— Сука! — Чонгук рычит зло, лупя рукой по рулю, и давит на педаль газа.
И Чонгук мчится на всех парах, продолжая следовать правилам тэхеновой игры. Этот
омега делает с ним что-то невероятное, объяснению не поддающееся, и Чон как верная
псина бежит на зов, истекая слюной. И каждый раз Тэхен ускользает, как песок сквозь
пальцы просачивается. Ни поймать его, ни удержать. Ни прикоснуться.
Надоело. Чонгуку надоело, заебало играть и бегать. В голове одна четкая цель:
добраться до Тэхена и воплотить давно задуманное в реальность. Тэхена страшно
хочется, чертовски сильно. Внутри Чона какое-то дикое зверье воет и мечется в душе,
как тигр в клетке, перед которым стоит ведро со свежим мясом, но достать не может.
Чонгук сам себя сейчас не понимает. Почему так долго держался, почему терпел. Но с
этим омегой нельзя торопиться, нельзя сразу разорвать обертку и проглотить конфету.
Чонгуку хотелось неторопливо открывать, изучая все ее грани, разглядывая со всех
сторон. Чонгук хотел медленно смаковать на языке ее вкус, внюхиваться в ее сладкий
запах, чтобы отпечатался в самой душе. Но терпению пришел конец, и Тэхен открыл
клетку.
Агера подлетает к самым дверям отеля, чуть ли не сшибая на своем пути клумбы с
цветами. Чонгук спешно покидает машину и врывается внутрь, сразу же подходя к
ресепшену. Альфа настойчиво бьет ладонью по стойке, привлекая внимание сотрудницы.
Девушка слегка вздрагивает от неожиданности и поднимает глаза от монитора
компьютера.
Тяжело смотреть на то, как чертовски медленно этажи сменяют друг друга. Чонгук
закипает, как лава в жерле вулкана. А еще, начинает осознавать, как сильно
ненавидит проклятые лифты. И людей, что так неторопливо выходят из него на своих
этажах. Чонгук бы всех вышвырнул, только бы не останавливались почти на каждом
этаже, словно назло отсрочивая его появление на девятом. Альфа поджимает губы и
нервно сжимает в ладони металлическую балку перед зеркалом.
Внутри лифта остается два человека помимо Чонгука. Он вновь поднимает взгляд на
панель с меняющимися номерами этажей, где, наконец, высвечивается зеленая девятка.
Лифт издает короткий звонок, и двери расходятся в стороны. Альфа шагает в коридор.
Пустынный, тихий и светлый. И аромат...
Чонгук стоит возле номера, касается дверной ручки и лишь на секунду мешкает,
замирая и прислушиваясь к звукам изнутри. Тишина. Абсолютная тишина, а крышесносный
аромат только сильнее. Альфа резко дергает ручку двери и входит в номер, окутанный
теплым золотистым светом. Он идет вглубь, попутно заглядывая в ванную, в небольшую
кухоньку, в гостиную, в комнату для гостей. Последнее — большая спальная комната.
Альфа видит этот пейзаж каждое утро, распахивая бордовые шторы и впуская в свою
комнату утренний свет. Он видит пробуждающийся город, и спящий глубокой ночью,
когда Чонгук только возвращается в свою квартиру. Почти каждое утро он ходит в
магазин напротив, покупая сигареты. Неоновая вывеска утром отключена и сливается с
общей серостью утра, но вечерами вспыхивает, привлекая к себе внимание.
Чонгук в третий раз хлопает дверью агеры и подрывается с места, за две секунды
разгоняясь до ста, и продолжает увеличивать скорость. Он выруливает на трассу и
резко поворачивает в сторону своей квартиры. У Гука все эмоции внутри перемешались,
создавая взрывной коктейль Молотова. Он нервно скребет пальцами обивку руля и
переключает скорость, резко дергая за веточку за рулем. Такого сумасшествия Чонгук
не испытывал, кажется, никогда. Он сам себе начинает напоминать животное, слепо
следующее за инстинктами, но ему это нравится. Нравится раскрывать в себе это
чувство, давать ему волю и позволять собой овладевать. Он нервно усмехается и
грызет нижнюю губу, пытаясь отвлечься на рычание движка за спиной, иначе с катушек
слетит раньше времени. Выкуривает две сигареты, вгоняя в легкие дым, мешающийся с
цветами. Тэхен — ведьма. Зачаровала своим неповторимым и незабываемым поцелуем,
своей улыбкой и большими темно-янтарными глазами, похожими на драгоценные камни.
Чонгук бездумно следует, гонится слепо, но останавливаться не собирается. А цели
своей обязательно достигнет.
Тэхен здесь.
За дверью. Чонгук резко дергает ручку и врывается ураганом внутрь, тормозя перед
кроватью. В самом ее центре, спиной к альфе сидит Тэхен. Чон жадно скользит
взглядом по изящной гладкой спине и тонкой талии, по выпирающим позвонкам и ямочкам
на пояснице. В полумраке комнаты омегу освещает только тусклый свет уличных
фонарей. Чонгук слышит глубокое тяжелое дыхание, видит, как вздымаются плечи,
совсем немного приподнимаясь. Нижняя часть тела скрыта под шелковой простыней, а
тонкие руки блуждают по бархатному телу, оглаживают каждый его сантиметр. Длинные
красивые пальцы обводят ореолы сосков и скользят ниже.
Три. Чонгука срывает. Тяжелые толстые цепи позорно разрываются, оковы спадают.
Два. Взгляд тяжелый, дикий, подобно зверю. Кровь бурлит, вскипает, а сердце
работает на максимуме.
Не спасется Тэхен.
Тэхен теряется, тонет в своих сумасшедших чувствах. Запах альфы выбивает остатки
адекватности напрочь. Омеге хочется стонать от одного лишь вида Чонгука. Вручить
себя в эти крепкие руки, и пусть творит что хочет, пусть съест, выпьет, вдохнет. Да
поглубже. Тэхен сгорает, будто в адском котле, плавится под прикосновениями альфы,
как мороженое в жаркий летний день. Чонгук дикий и голодный хищник, готовый
разорвать свою жертву зубами. Горячие влажные языки сплетаются воедино, изучают
друг друга. Чонгук прикусывает кончик тэхенова языка, и омега мычит ему в рот,
жмурится. А соленость во рту, словно закись азота. Выгорает и несет далеко.
Мгновенно.
— Так вот до чего ты довел, — тяжело дыша и прерываясь от дикого поцелуя, шепчет
Чонгук.
Тэхен хрипло смеется и грубо хватает альфу за толстовку, дергая за замок и рывком
ее расстегивая. Чонгук избавляется от ненужной вещи и вновь накрывает влажные алые
губы, впитывая в себя сладкий цветочный вкус, оседающий на них инеем. Тэхен сходит
с ума от жара чужого тела, от возбуждения, упирающегося в его бедро через ткань
джинсов. Он цепляется пальцами за края чонгуковой футболки и тянет вверх, голодно и
жадно наблюдая за открывающимся видом крепкого подтянутого тела. Чонгук швыряет
футболку на пол, и Тэхен прижимается к его мускулистой груди руками, скользит
пальцами по татуировкам и облизывается. Каждый узор бы вылизал, расцеловал.
Не давая опомниться, Гук валит его на шелковые простыни и нависает сверху, скользя
губами по длинной медовой шее, что слаще самого меда. Грех не впиться зубами, не
оставить свои следы. Чонгук поселяет в нем новые бордовые цветы с ярким ароматом
крови. Тэхен сладко стонет, когда губы Чона спускаются к ключицам влажной дорожкой.
Внизу живота все сгорает, тянет невыносимой тяжестью. Чонгук кусает, лижет и
засасывает кожу, словно ничего вкуснее прежде не пробовал. Тэхен зарывается
пальцами в его светлые волосы и сжимает, тяжело дыша. Влажный язык Чонгука касается
затвердевшей бусинки соска, и омега низко стонет, неконтролируемо выгибаясь
навстречу.
— Ты знал, на что шел, малыш, — отвечает Чонгук в приоткрытые губы, плавя горячим
тяжелым дыханием.
— Маленькая сучка, — рычит Чонгук, кусая омегу за губу и вырывая стон, который уже
стал любимым звуком для него.
Влажные губы касаются узора кобры на сердце, обводят медленно, плавно скользя вниз.
Он изучает каждый рельеф, чувствует каждую напрягшуюся мышцу, оглаживает пальцами
каждый кубик; тяжело выдыхает, опаляя кожу и пуская разряды тока по телу Чона.
Тэхен все ближе, а Чонгуку все тяжелее. Омега слегка прикусывает кожу внизу живота
и оставляет легкий поцелуй. Чонгук хмурится, глубоко дышит, утопая в волне
наслаждения. Тэхен уничтожает медленно и сладко, красиво и крышесносно. Игра все
еще продолжается. Глупо было верить, что это финиш, а пройденный путь позади. Тэхен
продолжает играть, упиваясь реакцией Чонгука.
Ниточка слюны стекает с губ на твердый чонгуков член, растекаясь меж выпирающих
линий венок. Тэхен разводит ноги шире, нагибается ниже и касается ствола кончиком
языка, размазывая им слюну. Горячий язычок лижет неторопливо, скользя по всей длине
члена от сочащейся головки до лобка с черными жесткими волосками. Чонгук сжимает
красные пряди меж пальцев, стискивая челюсти. Внутреннее зверье рычит, это рычание
едва не вырывается из чонгукова горла. Нетерпение медленно убивает. Он мычит,
опуская глаза вниз и наблюдая за розовым язычком, играющим с головкой члена. Слюна
и смазка поблескивают в тусклом свете, словно бриллианты на тэхеновых губах.
Сумасшествие.
Но Тэхен продолжает.
— Прекрати играть, — выдыхает он едва слышно, сглатывая вязкую слюну и кусая Гука
за мочку.
— Скажи это, малыш, — шепчет он, беря Тэхена за подбородок и проводя этим самым
пальцем по приоткрытым губам омеги, размазывая по ним его же смазку.
— Еще одна попытка, — шепчет Чон, отрываясь от сладких губ и проталкивая в Тэхена
палец на всю длину.
Омега стонет, закусывая губу и прикрывая глаза. Чонгук пытает, ловко поворачивая
ход игры в свою пользу. Дразнить Тэхена — неописуемое удовольствие, но вместе с
этим дразнить и самого себя — мучение. Тэхена хочется безумно, до помутнения в
глазах. Чонгук себя же на цепи удерживает, как дикого пса, готового разорвать
добычу и истекающего слюной. Это невыносимо, но безумно приятно.
Он залезает на Чонгука, седлая бедра, и ведет пальцами по крепкой груди, где уже
расцветают им созданные бутоны. Чонгук покорен, завоеван. Тэхен плавно двигает
бедрами, ерзая на возбужденном члене альфы. Чонгук в его плену, теперь он принимает
правила игры Тэхена, не смея сопротивляться. Омега заводит руку за спину,
обхватывает толстый ствол пальцами и чуть приподнимается, выпячивая попку и водя
головкой меж своих ягодиц. Чонгук напрягается, стискивает челюсти, давя в горле
рвущийся животный рык. Тэхен выгибается, упираясь одной рукой в грудь Чонгука, а
другой держа член и ехидно наблюдая за альфой.
— Детка, не зли папочку, — рычит Чонгук, не имея больше сил терпеть безумную
пытку. Тэхен улыбается, закусывая губу и склоняя голову к плечу. Чонгук в шаге от
того, чтобы растерзать омегу, он кипит изнутри, в нем бурлит возбуждение, а Тэхен
играет, чертовка.
— Я услышу кое-что другое, — уверенно хмыкает альфа, сжимая пальцами бедро Тэхена.
Тэхен стонет на итальянском, теряя над собой остатки контроля. Тянет сладкое «sì»,
а Чонгуку срывает тормоза окончательно. Омега что-то быстро шепчет на своем втором
родном языке, жмурится и скребет ноготками по татуированной коже. Чонгук ни слова
не понимает, но лишается рассудка от чистого итальянского акцента, так идеально
звучащего низким бархатным голосом.
Тэхен не осознает, как оказывается снизу, а Чонгук нависает над ним, широко разводя
стройные ножки и толкаясь в истекающую смазкой покрасневшую дырочку. Омега
вскрикивает и вцепляется пальцами в спину альфы, другой рукой сжимая волосы на
затылке и притягивая ближе к себе. Чонгук двигается быстро, стремительно наращивая
темп. Тэхена чуть ли не подбрасывает на каждом толчке. Он выгибается до хруста
позвонков, стонет Чонгуку в самое ухо, прижимается всем телом. Чонгук срывается с
цепи, как будто никогда до этого момента не трахался. Он упивается сладким горячим
телом под собой, вгоняя член до упора. Ничто больше не удержит. Стоны Тэхена
переходят в крики, сквозь которые слышится одна повторяющаяся фраза на итальянском.
Еще.
Чонгук забрасывает ноги омеги себе на плечи, подмечая гибкость красивого тела.
Тэхен идеален во всем.
Тэхен идеален.
Волшебный Тэхен.
Чонгук двигается размашисто, быстро и грубо, не контролируя себя. Так желал это
тело, так жаждал. И получил.
Тэхеном не насытиться.
Он изливается, покинув тэхеново тело и вбирая в себя недостающий кислород. Оба
тяжело дышат, горят и плавятся. Тэхен лежит обессиленный, раскинув руки и глядя
Чонгуку в глаза. Альфа оставляет на персиковых губах короткий поцелуй и ложится
рядом, притягивая к себе Тэхена. Омега укладывает голову на грудь Чонгука,
переплетая с ним ноги, и устало прикрывает глаза. Чонгуково сердцебиение постепенно
успокаивается, негромко постукивая под самым ухом. Тэхену под этот звук хочется
уснуть сладким и долгим сном. Чонгук лениво водит пальцами по спине омеги,
вырисовывая всякие непонятные узоры и вслушиваясь в ровное дыхание, щекочущее кожу.
— Вот мои грязные сны и стали реальностью, — ухмыляется Чон, глядя на омегу. Тэхен
морщит нос и открывает глаза, поднимая их на Гука.
— Потому что я так захотел, — отрезает Тэхен, слабо улыбаясь и кладя подбородок на
грудь альфы.
— Малыш, я взял бы тебя хоть в нашу первую встречу, — хрипло говорит Чонгук,
улыбаясь в ответ и вскидывая бровь.
— И что же помешало?
— Серьезно? И поэтому ты так орал? — Чонгук криво усмехается, толкая язык за щеку.
— Твое тело говорило за тебя, детка, нет смысла отрицать, — хрипло говорит Чонгук.
А собственное тело вновь начинает заводиться, реагируя на близость течного омеги,
что всем телом прижимается к нему. И, кажется, Тэхен ощущает то же. Он сглатывает,
ведя пальцами по влажной груди Чонгука и покусывая губу.
🔥🔥🔥
Яркий огонек на мгновение освещает темный салон бугатти, так же быстро потухая.
Едкий дым начинает змеей расползаться, безмолвно уплывая в наполовину спущенное
окно. Джихан задумчиво глядит перед собой, а там — кромешная тьма, скрывающая сотни
грузовых контейнеров. Он перебирает в пальцах тлеющую сигарету и слегка хмурится,
выглядя в тусклом свете приборной панели особенно сурово из-за сведенных бровей. Он
вырывается из потока застеливших разум мыслей и поднимает телефон, проверяя время.
Прошло десять минут. Слишком долго. Никто не должен заставлять его ждать.
Он делает короткую затяжку и выпускает дым через приоткрытые губы. Спустя две
долгие минуты рядом слышится рычание незнакомого движка и хруст гравия под
колесами. Джихан откидывается на сидение, повесив руку с сигаретой меж пальцев на
руле, и поворачивает голову вбок. Дверь с пассажирской стороны открывается, впуская
в прокуренный салон свежий ночной воздух. На кожаное сидение опускается парень в
кожанке, под которой серая толстовка с капюшоном, натянутым на голову.
— Дел много, приехал, как только смог освободиться, — отвечает парень негромко и
тянется к карману, доставая из пачки сигарету и зажимая меж губ. Джихан тянется к
нему и чиркает своей металлической зажигалкой, галантно предлагая прикурить.
Пассажир не отказывается.
— Так вот кто устрашает гонщиков, — с пониманием улыбается Джихан, склоняя голову
к плечу и вертя в пальцах сигарету. — Самолично участвуешь в этом?
— Почти всегда. Это доставляет мне особый кайф, — парень пожимает плечами,
высовывая руку через окно, и стряхивает пепел на землю.
— А заезд с младшим Чоном? Там был ты? — спрашивает Джихан, хмуря брови и делая
затяжку.
— Хочу взглянуть, что под капотом у тебя. Собираешься с ним гонять? — пассажир
уклончиво меняет тему, выбрасывая окурок, и сует руки в карманы куртки.
— Ты прав, мне нужно больше ресурсов. Нужно что-то делать с побитыми машинами.
Перепродавать, тюннинговать или разбирать на части — выбирай сам, — парень пожимает
плечами, складывая руки на груди. — Обычно я от них избавляюсь, продавая за
границей. Мне они ни к чему.
Он бросает окурок под ноги и сует руки в карманы брюк, подходя к чужой машине.
Легкий ветер треплет идеально уложенные волосы, отчего они прядями спадают на
джиханов лоб. Парень с пассажирского сидения выходит из бугатти и встает рядом,
поправляя на голове капюшон.
— Я так понимаю, эта машина твоя фаворитка, — задумчиво говорит До, не отрывая от
автомобиля взгляда.
— Она для обычных гонок. Ее каждый знает на дорогах, — кивком подтверждает парень,
следя за взглядом альфы.
— Прекрасно. Жду тебя завтра утром в своем офисе. Обсудим все детали, — До хлопает
его по плечу, вместо рукопожатия, и направляется к бугатти. — Будем создавать
лучшее будущее для наших улиц, — бросает он через плечо, слыша в ответ усмешку
парня и хлопок двери автомобиля.
🔥🔥🔥
Новый день встречает Тэхена неприятным солнечным светом, припекающим лицо. Омега
сонно морщится и поднимается с постели, чтобы задвинуть шторы, но тело пронзает
резкая тупая боль. Поясница ноет, задний проход слегка пощипывает, все тело будто
бы одеревенело. Истерзанные губы обжигает боль. Он прикрывает рот ладонью, чтобы не
издать ни звука, который нарушил бы тишину комнаты. Чонгук спит в своей обычной
позе на животе, а одна рука под подушкой. Лучики солнца лишь немного касаются его
голой кожи, не тревожа сон.
Прохладные струи воды освежают тело, частично восполняя запасы энергии. Тэхен
поднимает голову, встречаясь со своим отражением в большом зеркале, находящемся
прямо перед душем. По телу, словно звезды на небе, рассыпаны следы чонгуковой
дикости. Даже на внутренней стороне бедра. И... на правой ягодице. Тэхен улыбается
невольно, прикусывая губу и отворачиваясь. Ночь была сумасшедшей и чертовски
долгой. И никто не хотел, чтобы она кончалась. Чонгук трахал долго и со вкусом,
практически не давая времени на передышку. Ненасытное животное. Он брал Тэхена
сзади, оставляя на аппетитной попке следы от шлепков и укусов, брал сидя, давая
омеге себя оседлать. Брал, брал, брал... Тэхен ему этой ночью отдал не только тело,
но и душу. Простыни впитали в себя смешанный дурманящий аромат, пот, смазку и
сперму. Впитали в себя секс, витающий в воздухе по всему дому. Тэхен прижимается
лбом к прозрачному запотевшему стеклу и прикрывает глаза, вспоминая каждый момент
ночи. По телу приятные мурашки, а внизу живота сладко тянет. И тело требует унять
зуд. Как можно скорее.
Он совсем близко. Стоит прямо за спиной, дышит в плечо, опаляя горячим свежим
дыханием. Тэхен, прикрывая веки, с трудом проглатывает фрукт. Руки Чонгука по-
хозяйски бродят по телу омеги, а губы касаются затылка. Чон тянет носом сладкий
цветочный аромат, довольно мыча, и целует нежную кожу. Тэхен спиной ощущает влагу
от его груди и не сдерживается от того, чтобы прижаться к ней. Чонгук улыбается,
кладет руки на талию омеги и упирается возбуждающимся членом в его попку. Тэхен
выдыхает, медленно прожевывая фрукты и едва стоя на ватных ногах. Альфа спускает
влажные руки на его бедра, чуть сжимая пальцами и немного покачиваясь из стороны в
сторону, как в неторопливом танце. Тэхен прикрывает глаза, подхватывая движение, и
двигается вместе с Чонгуком. Только приятной медленной музыки не хватает. Чонгук
негромко смеется, а у Тэхена на лице расслабленная улыбка расцветает.
— Чонгук...
— Кушай, малыш, — улыбается Тэхен, отправляя фрукты Чонгуку в рот. Альфа довольно
мычит, пережевывая. Капелька сока стекает с уголка его губ, и Тэхен, чуть привстав
на носочки, быстро слизывает ее кончиком языка, тут же отворачиваясь, как ни в чем
не бывало.
Чонгук наполняет тело омеги одним плавным толчком. Тэхен низко стонет, откидывая
голову на плечо альфы и сжимая в пальцах вилку с наколотым на нее кусочком манго.
Ладонь Чонгука на животе не дает упасть, крепко удерживая. Тэхен прикрывает глаза в
удовольствии, двигаясь навстречу и цепляясь пальцами за предплечье альфы. Чонгук
двигается плавно и неторопливо, мучает, играет.
— Даже поесть спокойно не даешь, дикарь, — шипит диким котом Тэхен, выгибаясь
навстречу и откладывая вилку. Вцепляется пальцами в края стойки и сбивчиво дышит.
Несмотря на обманчивое недовольство, умирает в руках Чонгука, как очередная звезда
на небе; сгорает, и хочет больше, намного больше. Такая смерть волшебна.
— Ты меня с ума сводишь, итальяночка, — хрипит Чонгук, кусая омегу за мочку уха.
Тэхен шумно выдыхает, тяжело сглатывая.
Рука омеги тянется к паху. Возбуждение затмевает, перемешивая все мысли в голове.
Тэхен касается пальцами своей истекающей головки, но Чонгук, быстро реагируя,
хлопает по руке, не давая омеге прикасаться к себе.
По-настоящему.
Чонгук с усилием разлепляет сонные глаза, уже несколько минут ощущая под боком
назойливую вибрацию телефона, не дающую спокойно спать. Он слепо шарит ладонью по
постели и хватает телефон, щурясь и поднося его к лицу, чтобы прочесть имя
нарушителя его сладкого сна, но перед глазами все расплывается. Из губ
неразборчивым потоком льются маты, а палец только с четвертой попытки попадает по
линии внизу экрана, наконец принимая звонок.
— Что, завидуешь? Твой запрет на секс все еще активен? — Гук хрипло смеется, а
Хосок шумно вздыхает, наверняка закатив глаза. Чонгук приоткрывает глаза, повернув
голову набок. Левая сторона кровати пуста и холодна. Только измятые простыни
напоминают о том, что было прошлой ночью. Альфа прислушивается, надеясь услышать
хоть какой-то шум в доме, но тщетно. — Кажется, закончились, — с тоской говорит Гук
негромко, скрывая разочарование в голосе. — Что-то случилось?
— Пока ничего. Заказы на имя Чану продолжаются. Надо бы навестить его еще разок.
— Хочешь, чтобы я поехал ему морду бить? — ухмыляется Чонгук, потянув на себя
одеяло и прикрываясь ниже пояса.
— Вот это ты дикий, конечно, — с издевкой усмехается младший. — Где там Юн…
— Чон Чонгук…
— Ладно, ладно! — смеется Чонгук, сдаваясь. — Пусть твой малой тогда за кофе
сгоняет.
— Хм, секретарша… — задумчиво тянет Гук, улыбаясь уголком губ. — Только не говори,
что не представлял такое.
— Нахуй пошел.
— Тогда сам кофе купи! — быстро вставляет просьбу Гук, но в трубке уже слышатся
только короткие гудки. — Да блять.
Он стоит под горячими струями, бьющими по плечам, опустив голову и опираясь рукой о
стеклянную стенку душа. И тут же всплывают свежие воспоминания. Запотевшее стекло с
отпечатками чонгуковых рук и тэхенова тела, низкие стоны, наполнявшие ванную и
вплетающиеся под кожу. Напоминания о нем на каждом шагу. Куда ни посмотри.
Обнаженными телами они изучили буквально каждую поверхность этой квартиры. Чонгук
был так голоден, так ненасытен и несдержан. Но в глазах Тэхена читалось «не
останавливайся», «мне нравится» и «я хочу больше», и Чонгук напрочь забывал одно
лишь слово «контроль».
Он в тишине пьет горячий кофе, рассматривая кухню и стол, на котором, словно дар
божий, лежал Тэхен, стонал под Чоном и хотел больше. Альфа сухо усмехается своим
мыслям, бесконечным потоком текущим с одной лишь непрерывной информацией. Внизу
город оживает, окутанный утренней суетой. Солнечные лучи прокрадываются через окно,
переливаются на татуированных пальцах Чонгука, осторожно ложась на кожу. Свежий
воздух плавно проникает внутрь, вытесняя цветы, растущие буквально из-за стен. А
Чонгук и забыл, что дышать можно не только цветочным благоуханием. Он подходит к
окну, держа в одной руке чашку с кофе, а другой закрывая его. Пусть подольше
сохранится сладость тэхенова аромата.
Куда-то идти нет никакого желания. Лежать бы, курить, наблюдая за плавным движением
едкого облака в полумраке. Чонгук практически не притрагивался к пачке сигарет в
эти несколько дней, заменяя одну зависимость другой, более сильной. Но теперь в
пальцах снова тлеет сигарета, наполняет легкие. Чонгук выкуривает неторопливо,
наблюдая за городом, а на столе остывает кофе, так и не допитый.
Чонгук натягивает джинсы, застегивает ширинку одной рукой, другой держит телефон, а
меж зубов зажата новая сигарета. Он звонит Тэхену, делая это почти неосознанно.
Палец сам жмет на «европейскую сучку», и теперь Гук выслушивает длинные гудки в
динамике. Он не может не выяснить, почему Тэхен ушел, не оставив после себя ничего,
кроме сладкого запаха; ни записки, ни чего-то еще. В какой-то степени Чонгука это
бесит, но еще волнует и интересует. Он должен узнать. И не потому он звонит, что
хочет вновь услышать с ума сводящий голос, вовсе нет.
— Уже соскучился?
Голос Тэхена в трубке такой как и обычно. С издевкой и улыбкой, которую альфа может
услышать, не обязательно для этого видеть лицо.
— Ну, малыш, прости, — негромко смеется омега, вызывая у Чона улыбку. — Учеба не
ждет. На этот раз точно.
— А я все ждал завтрака, — ухмыляется альфа, зажимая телефон между ухом и плечом,
и натягивает на себя футболку.
— Вот так, Чонгук, — растерянно усмехается Тэхен. — Иди и проверь сам, а я пошел
заниматься. Удачи с поисками пропажи.
Омега бросает трубку, а Чонгук подрывается к лифту, сунув телефон в задний карман
джинсов. Он нервно кусает губу и задумчиво хмурится, барабаня пальцами по
металлической балке в лифте. В голове уже появляются кое-какие догадки и мысли по
поводу исчезновения кенигсегга. Никто не мог украсть его, потому что защита на
высшем уровне. И никто даже посметь не мог, потому что это автомобиль Чон Чонгука.
Его могли разве что…
Чонгук стоит перед своим пустым парковочным местом, сверля его взглядом, будто от
этого машина появится. Он достает из кармана телефон и быстро набирает номер отца,
двинувшись к улице. Спустя три гудка старший альфа семьи Чон отвечает.
Чон эффектно тормозит перед полицейским участком, оставляя короткий след от резины
на чистом асфальте, как вызов легавым. Прохожие и сотрудники полиции смотрят на
люксовый автомобиль с недоумением и волнением, пытаются разглядеть, кто за рулем,
замедлив шаг и отодвинув свои дела на второй план. Чонгук, заглушив двигатель,
выходит из майбаха, поправляя волосы, взлохмаченные из-за встречного ветра,
влетавшего в салон через спущенные стекла. На него таращатся со всех сторон,
наверняка ожидали увидеть важного дядю в брендовом костюме и с личным водителем.
Чонгук далек от этого образа, он — полнейшая противоположность, он — тот случай,
когда реальность лучше ожидания, потому что у омег, завидевших его, глаза
вспыхивают при виде подкачанного привлекательного альфы, да еще и с таким
автомобилем в придачу. Гук в ботинках вместо дорогущих блестящих оксфордов, в
драных джинсах вместо сшитых на заказ брюк, и в футболке вместо белоснежной рубашки
под пиджаком. Не так выглядят обладатели подобных автомобилей.
🔥🔥🔥
— Какого, блять, хуя вы забрали мою машину? — рычит Чонгук, влетая в кабинет
офицера полиции и сжигая злым взглядом спокойно сидящего за столом альфу.
— Тише, Чон, и так привлек к себе весь отдел, — цокает на него офицер, хмурясь и
потирая переносицу. Он переводит взгляд на Гука и изгибает бровь. — Только так я
мог добиться твоего внимания.
— Югем-а, это перебор, — хмыкает все еще взбешенный Чонгук, подходя к столу. Он
упирается в его лакированную поверхность руками и недовольно уставляется на друга.
— Ты можешь мой дом конфисковать, но машину…
— Здесь нельзя курить, — строгим тоном отчитывает Югем, выдергивая сигарету из губ
Чона, и бросает ее в урну у стола. Чонгук снова недовольно хмыкает, ругаясь, и
возмущенно таращится на Кима. — Я чувствую, как ты занят был, — иронично
подмигивает офицер, чуть расслабляясь в лице и откидываясь на спинку кресла.
— Цветочками весь провонял.
— Цветочки что надо, знаешь ли, — моментально расплывается в ухмылке Гук, проводя
языком по нижней губе и сразу же представляя в голове образ прекрасной европейки.
— Так сильно пахнет?
— Так что с моей тачкой? Молитесь всем участком, чтобы я на ней ни царапины не
нашел, — переключается на тему визита Гук с угрозой в голосе, наблюдая за другом.
— Твою мать, я на такую тачку никогда не накоплю, даже десяти жизней не хватит, —
мямлит Югем, все еще находясь под впечатлением, и бессильно опускается в свое
кресло. — Видел наши старые полицейские тойоты?
— Да! И это мой гребаный максимум, — опечаленно хмыкает Югем. — Какой черт меня
дернул идти в полицию…
— Благодарю, офицер Ким, — прощается с улыбкой Чонгук, крепко пожимая другу руку.
🔥🔥🔥
Тэхен лежит на кровати среди раскиданных на ней конспектов и книг, взятых из
университетской библиотеки. Он задумчиво хмурится, стараясь максимально
сосредоточиться на темах, которые нужно выучить к экзамену. Омега лижет пересохшие
губы и кусает кончик карандаша, периодически выделяя особо важные моменты из тем.
Прошло несколько дней с тех пор, как он сбежал от Чонгука по окончании течки. К
счастью, Джихан все это время, как и до сих пор, находится вне города. Он
периодически пишет омеге, говоря, что скучает и ждет не дождется возвращения, на
что Тэхен отвечает взаимной сладкой ложью, отбрасывая телефон подальше и время от
времени поглядывая на него в надежде на сообщение или очередной комментарий в
инстаграме совершенно от другого человека.
Он знал, что с Чонгуком будет хорошо, но в голове даже представить не мог, что
настолько. Тело забыть не может, как и губы, до сих пор хранящие на себе чонгуковы
укусы. Он — одно сплошное напоминание о прекрасных ярких днях и ночах, которые
навсегда останутся в памяти.
Какая глупость.
Не стоило доходить до такого, не стоило отдавать тело и душу, чтобы потом терзать
себя из-за непонятных чувств, которых быть не должно. Истинная цель сближения
успешно забыта, потому что такое вспоминать теперь больно и страшно до дрожи.
Не оттолкнуть, не притянуть.
🔥🔥🔥
«Знаешь, что, Ким Тэхен? Ты не вылезаешь из-под своих дурацких книг уже четыре
чертовых дня, так и с ума сойти можно. Встречаемся в пять, я заеду к тебе. И это не
обсуждается. Пора немного отвлечься, а то твой мозг вскипит»
Тэхен не может скрыть довольную, сияющую улыбку, держа в руке телефон с открытым
диалогом с Чонгуком.
«Ну приезжай, попробуй вырвать меня из кипы учебников, если у тебя получится,
герой»
Вся кровать завалена одеждой из гардероба, а Тэхен нервно топчется перед зеркалом,
примеряя на себя очередной образ, в котором он предстанет перед Чонгуком через час.
Время бежит неумолимо быстро, идет против, потому что омега до сих пор не выбрал
подходящее для встречи. Времени все меньше, как и нервов. Никогда прежде выбирать
одежду не было так тяжело. Он критично осматривает себя в зеркале, цепляясь за
каждую деталь и недовольно качая головой. Из губ вылетают тихие маты, а очередной
комплект вещей летит на кровать. Омега остается в одном лишь нижнем белье, стоя
перед зеркалом и разглядывая себя. На ключицах бледные цветы, оставленные Чонгуком,
выше — укусы, тоже едва заметные. Он касается кончиками пальцев каждой метки,
плавно ведя от одной к другой, обводя в кружок и закусывая губу. Когда Чонгук
приедет… он будет целовать? Будет снова прикасаться и прижимать к себе? Будет
шептать на ухо о том, как Тэхен сводит его с ума?
Тэхен направляется вниз, кидая взгляд на циферблат. Без десяти пять. Наверное,
стоило Чонгука заставить ждать, но у самого нет никакого терпения. По телу приятные
мурашки от мысли, что скоро приедет альфа, одарит своей соблазнительной улыбкой,
благодаря которой наверняка не одного омегу свел с ума. Он спускается по лестнице,
поправляя ремешок на запястье, и внезапно останавливается, улавливая аромат альфы.
Но не того, кого так ждет весь день.
Внизу стоит Джихан, как всегда в неизменном строгом костюме. Идеальный, без изъяна,
и съедающий Тэхена одним взглядом. У омеги сердце вмиг оказывается в пятках, а все
тело холодеет, покрывается колючими мурашками. Во дворе стоит бугатти вейрон, в
гостиной — Джихан, а через десять минут сюда приедет Чонгук.
Тэхен мысленно кричит, кроет альфу отборным матом, за то что любит являться без
предупреждения, за то что пришел так не вовремя, и стоит, лучезарно улыбается, а у
Кима все внутри леденеет и крошится. Он цепляет на лицо улыбку и продолжает
спускаться вниз.
Тэхен отвечает, прикладывая для этого тонну усилий, цепляется пальцами в плечи
альфы, а в груди сердце с ума сходит, грозится выломать ребра и выскочить, убежав
далеко и надолго. Джихан издает смешок в поцелуй, чувствуя сердцебиение омеги,
уверенный, что это он так влияет на него. Целует глубже, спуская руку на подтянутую
задницу, сжимая пальцами несдержанно. Тэхен едва удерживается, чтобы не оттолкнуть,
отвечает на поцелуй и с тревогой поглядывает в окно за спиной Джихана, молясь,
чтобы не увидеть там агеру.
— Я не думал, что ты приедешь так скоро, — мямлит омега, когда альфа наконец
выпускает его губы из плена своих.
Тэхен готовится к чему-то неприятному, точно зная, что оно произойдет. Джихан —
бомба. И она взрывается, ни секунды не заставляя себя ждать. Альфа одним резким
движением сдавливает пальцами шею Тэхена, не сводя с него испепеляющего взгляда.
Злость так кроет, что все меркнет вокруг, ядом растекается по венам, обжигает и
рвется наружу. Джихан представляет, как ломается под пальцами хрупкая шея, а слезы
застилают большие красивые глаза. Он ослеплен, он оглушен. Тэхен что-то хрипит,
скребясь ногтями по крепко сжатой руке альфы, но До не может остановиться, чувствуя
нотки знакомого и до безумия ненавистного запаха, вплетенного ядовитым плющом в
нежные цветы, которые ему так нравятся.
— Так ты занимаешься, Тэхен? — цедит сквозь зубы Джихан, резко выпуская тэхенову
шею и отпихивая омегу от себя. Он садится в кресло, закидывая ногу на ногу, и
кивает застывшему в дверях дворецкому: — Коньяк принеси.
Тэхен облегченно выдыхает и быстро прячет телефон в карман. Пусть Джихан теперь
делает и говорит, что хочет. Тэхенова смерть настанет не сегодня.
— Он увидит меня, когда я сам решу, Тэхен, — говорит Джихан, отпивая коньяка.
— Или ты другого боишься? — ухмыляется он, изогнув бровь.
— У тебя нет выбора, Тэхен, — зло шипит Джихан в кровавые горячие губы, обжигая их
своим дыханием и делая только больнее. Он сжимает тэхеновы запястья над головой, не
давая дернуться и вырваться. — Ты, кажется, забываешь, что твоя жизнь находится в
моих руках, — продолжает он, наслаждаясь всхлипами и тяжелым рваным дыханием омеги.
— Выпусти меня, — вскрикивает он, но альфа затыкает его грубым поцелуем, в котором
тонет крик, превращаясь в беспомощное мычание.
Тэхену больно. Джихану смешно. Смешно настолько, что он жаждет разорвать тело под
собой, съесть на ужин и успокоить, наконец, зудящую в груди злость. Он не слышит
проклятий Тэхена, не чувствует, как омега в жалких попытках пытается причинить ему
боль. На крики омеги выбегает дворецкий, и Джихан, завидев бету, резко вздергивает
голову, одним взглядом предупреждая не делать лишних движений, а словами
подтверждает:
— Только подойди, — рычит он, сжимая содрогающегося Тэхена в своих руках. — Это
просто семейные разборки, всего-то, — угрожающе ухмыляется альфа. Идеально
зачесанная челка спала на лоб, глаза сверкают красным блеском, а на губах оскал.
Похож на демона. Одним своим видом нагоняет липкий страх.
Бета молча уходит, поджав губы. Противостоять Джихану невозможно. Прежний дворецкий
пытался и оказался под землей, заживо закопанный, когда влез не в свое дело. У
Джихана в руках куда больше власти, и каждая деталь находится под его контролем.
Отец Тэхена доверил ему своего сына, которого совсем одного отправил в чужую-родную
страну. До — прекрасный альфа, успешный, умный, внимательный. Идеален для Тэхена,
лучше быть не может. Он защитит, обеспечит всем необходимым, сделает все, чтобы
омега был в порядке. Так думал его отец. Так не думает Тэхен. Теперь.
Джихан терзает его тело беспощадно. Съедает на ужин, как и хотел. От Тэхена ничего
не остается, лишь пустая безжизненная оболочка. Он больше не чувствует на себе
поцелуев альфы, не чувствует, как его несут в комнату, бережно укладывают в постель
и укрывают одеялом. Тэхен лежит разбитый, обнимает себя за плечи, свернувшись
калачиком и не моргая глядя в окно, где синее небо окрашивается алыми лучами
заходящего солнца. В горле болезненный ком застрял, а слезы высохли, оставляя на
щеках соленые дорожки. Хочется пойти в душ и пролежать под струями воды всю ночь,
но нет сил пошевелить даже пальцем. Сегодняшний день омрачен, сегодняшний день его
покалечил, но завтра, когда Джихана рядом не будет, Тэхену придется собрать себя
самостоятельно, как приходилось не раз. А как смотреть на Чонгука? Сможет ли Тэхен
делать вид, что все превосходно, что он самый беззаботный омега на всем свете,
свободный и независимый, сам себе хозяин? Но нет ведь. Грязная ложь, самая грязная
и отвратительная. Он хотел бы с Чонгуком познакомиться при других обстоятельствах,
чтобы не приходилось лгать в лицо, а в спину один за другим вставлять ножи, вгоняя
по рукоять. Тэхен не хочет.
Джихан входит в комнату в одних брюках с расстегнутым ремнем и встает у окна, даже
взгляда не бросив на омегу. Меж пальцев у него тлеет сигарета. Он задумчиво смотрит
в окно, чуть хмуря брови. Тэхен прикрывает глаза, затаив дыхание и надеясь, что
альфа подумает, что он спит и не станет копать его и так израненную душу.
Джихан обходит кровать и ложится сзади, прижимаясь горячей грудью к спине Тэхена, и
кладет руку на его плоский живот. Омега жмурится, уткнувшись лицом в подушку, и
сжимает ее угол меж пальцев. Альфа втягивает аромат цветов и зарывается носом в
кроваво-красную макушку, прикрывая глаза и прижимая к себе хрупкое тело. А у Тэхена
больше сил нет на сопротивление. Он просто расслабляется, отдаваясь в руки сна,
только бы на утро Джихана не было, и тогда все будет лучше. Лучше, чем есть сейчас.
И снова грязная ложь. Лучше не будет, потому что Тэхену всучили в руку нож, который
он в скором времени жестоко вгонит Чонгуку в спину, точно меж лопаток.
Юнги поправляет козырек своей черной кепки и кладет руку на руль, барабаня пальцами
по кожаной обивке и разглядывая людей. Соперники постепенно расходятся по своим
машинам, готовясь к старту. В сегодняшнем заезде пять машин и восемь тысяч долларов
победителю. Омега окидывает коротким взглядом авто соперников, подмечая слабости и
преимущества. Он знает каждого. Все они вечные обитатели черной дыры, верные рыцари
городских дорог.
Вульгарно одетая грид-герл эффектно выходит на свое место перед автомобилями, в ряд
стоящими за стартовой полосой, и ослепительно улыбается, заводя и без того шумную
бушующую толпу. Юнги выпрямляется, разнося по тихому салону скрип кожи, которой
обтянуто сидение, и поворачивает ключ зажигания. Порше едва слышно мурчит, слегка
вибрируя под пальцами. По бокам от нее автомобили соперников уже нетерпеливо рычат,
словно адские псы, рвущиеся с цепи и готовые рвать. Юнги бросает быстрый взгляд на
приборную панель и поворачивает маленькую ручку под правой спицей руля, нажимая
красную кнопку для смены режима с электрического двигателя на бензиновый. Порше
вмиг меняет свой характер, превращаясь из белого и пушистого котенка в опасного
тигра; она агрессивно рычит, не уступая соперникам. Юнги довольно хмыкает и
раскручивает двигатель, набирая обороты. Смотрит вперед, на дорогу, что в конце
улицы совсем не видна из-за выбитых фонарей, и погружена во мрак, и нетерпеливо
давит на педаль.
Порше летит легко, а рык двигателя наполняет салон, создавая ощущение, что
находится над головой. Юнги поглядывает в боковое зеркало, в котором прямо позади
гиперкара мелькают авто соперников, не желающих так просто сдаваться. На первом
повороте Юнги слегка выворачивает руль, и порше послушно поворачивает, входя в
короткий дрифт. Расстояние до феррари меньше, но все еще далеко. Из ее выхлопа
вырывается сине-оранжевое пламя, и она ускоряется, ракетой уносясь вперед. Юнги
хмыкает и меняет скорость, до упора давя на педаль газа.
— А без закиси не можешь, да? — негромко говорит омега, сверля взглядом зад
уносящейся феррари и ухмыляясь. — Посмотрим, на сколько тебя хватит.
Машины змейкой друг за другом летят по темной улице, освещенной лишь фарами авто.
Юнги кидает взгляд на спидометр, где цифры уже достигают двухсот десяти километров
в час. Мало, но для большего — рано.
В кармане очень вовремя начинает вибрировать телефон, и Юнги впадает в еще большую
растерянность и тревогу. Это наверняка Хосок, от которого омега ускользнул, поехав
на гонку без ведома альфы. И это последнее, что сейчас беспокоит Юнги. Ему бы живым
закончить заезд, а рассерженного Чона он переживет.
Так гоняет Юнги, так гоняет Хосок, и так гоняет Чонгук. Этого кредо придерживаются
все в северном районе. Либо побеждаешь, либо занимаешь нулевое место, без славы и
репутации. Третьего не дано.
Юнги выжимает из порше максимум, не щадит. Ей это необходимо, для этого она
создана, и должна исполнить свое предназначение. Остается триста метров, а порше
нагоняет феррари. Они рвут воздух, пространство и время, выходя за границы
возможного и ни на миллиметр друг другу не уступая. Впереди последний поворот и
преимущество для Юнги. Два автомобиля синхронно входят в дрифт, поднимая за собой
облако дыма от тертой резины. Феррари все пытается вырваться, но порше больше не
отстает.
Они летят наравне, словно сливаясь воедино. Финиш метр за метром все ближе, но Юнги
такой исход не устраивает. Раз выжил, значит нужно вырвать победу во что бы то ни
стало. За этим он приехал, и поэтому нарушил запрет Хосока. Толпа кричит, ликует,
расходясь в сторону и пропуская гонщиков. Юнги не слышит даже рев мотора, в ушах
звон, а сердце пульсирует в каждой клеточке тела.
Первое место.
Финишная черта все ближе. Юнги задерживает дыхание. Порше разгоряченная и дикая,
закипает до предела, показывает всю свою мощь.
Или ничего.
Ноль метров.
— Шутка, мать твою? — нервно смеется Юнги и вновь бьет омегу в лицо, чувствуя хруст
под кулаком и чужую кровь на костяшках. — А может, ты тоже из этих? — шипит он,
хватая омегу за волосы, и ставит прямо перед собой. — Из тех, кто гонщиков гасит на
дорогах! — кричит Мин.
— Кто же виноват, что у тебя чувства юмора нет? — насмешливо хмыкает Ю, утерев
тыльной стороной ладони окровавленный нос, и ядовито ухмыляется. — Расслабься,
детка, я больше тебя не трону. Не знал, что ты такая неженка, — хрипло смеется
омега.
— Больной ублюдок, — снова рычит Юнги, сплевывая кровавую слюну из-за порвавшейся
во внутренней стороне щеки и налетает на омегу, сшибая его с ног и наваливаясь
сверху. Он бьет Ю в лицо, не контролируя силу, ослепленный яростью. Юнги не
ощущает, как омега отбивается, бьет в ответ и пытается спихнуть его с себя. Он
сидит на Ю сверху, одной рукой сжимая его майку, а другой наваливая резкие и
тяжелые удары. Костяшки уже зудят от боли, но чужой крови на них все еще
недостаточно. — Я заставлю тебя собственные кишки выблевать, сука, — выплевывает он
и замахивается для нового удара, но кто-то перехватывает подмышки и насильно
оттаскивает его от избитого омеги.
— Отпусти меня, Хосок! — кричит на него Юнги, тяжело дыша и царапая руки альфы в
попытке вырваться.
— Успокойся, — твердо говорит альфа, дав Юнги слабую пощечину и приводя в чувства.
Мин диким взглядом бегает перед собой, поджимает кровавые губы и словно не видит
перед собой Хосока. — На меня смотри, — рычит Чон, сжав пальцами подбородок омеги.
— Какого черта ты устроил?
— О чем ты? — хмыкает Юнги, наконец заглядывая Чону прямо в глаза своими,
искрящимися злостью.
— Это был ублюдок Има! — вновь взрывается Юнги, ударяя альфу по руке и отстраняясь
от макларена. — Он чуть в реку меня не бортанул, Хосок. Для него это было шуткой,
мать твою. Ты хочешь услышать, что был прав? Что мне не стоило никуда ехать? Но я
не мог. Мне бросили вызов, и я не смел не принять его, ты сам это знаешь. Ты не
гонщик, если плевал на вызов соперника.
Он зол на Юнги, зол на то, что этот омега снова и снова идет против него, а
воспитание верно катится к чертям. Юнги неисправим, а пытаться его изменить — глупо
и бессмысленно. Стоит ли еще делать это?
🔥🔥🔥
Юнги сидит на кровати, хмурым взглядом уставившись на свои бледные колени,
виднеющиеся через драные джинсы, и поджимает губы. Хосок расположился рядом
полубоком, держа на коленях аптечку. Комнату освещает лишь приглушенный свет
торшера. Вокруг тишина, нарушаемая периодическим шипением омеги.
— Можно было и без этого обойтись, — шипит Юнги, болезненно морщась и слегка ерзая
на месте. Обработка синяков и ран — не самое приятное последствие драки.
Юнги вздыхает уже более терпеливо, прикрывая глаза и удерживая на привязи свою
сумасшедшую ярость, что зудит еще внутри, не давая окончательно прийти в себя.
Только дай ей повод, и вырвется, устроит ад вокруг.
— Хосок, я думаю, Им Чану в этом замешан, — твердо говорит Юнги, заглядывая альфе
в глаза с полной уверенностью в своих словах. — Ю из его банды.
— Я это выясню, — убеждает Чон, погладив большим пальцем нежную щеку омеги. Юнги
выдыхает и прикрывает глаза, подставляясь ласке, словно котенок. Прикосновения
Хосока успокаивают и окутывают теплотой, из которой не хочется вылезать.
— В тот момент… я правда подумал, что умру, — едва слышно шепчет Юнги. — Но этот
ублюдок не знал, с кем связался, — слабо усмехается он и открывает глаза,
встречаясь взглядом с Хосоком, у которого в карих глазах бесконечные теплота,
любовь и забота, окутывающие омегу и защищающие от внешнего мира. Юнги бы жил так
до самого конца, лишь бы чувствовать это, не переставая. С Хосоком он в
безопасности, с Хосоком он в порядке.
Юнги находит его руку и переплетает их пальцы, не сводя взгляда с любимых глаз. В
горле болезненный ком от рвущихся наружу слез, которые он ни за что не покажет
Хосоку. Юнги и вправду думал, что умрет. Испугался по-настоящему. Что было бы с его
папой? А с Хосоком? И даже если никто не пытался его убить, Юнги уже кончиками
пальцев ощутил холодную смерть и понял, что умирать страшно. Когда-то он думал, что
в этом нет ничего ужасающего. Смерть — и вечная тьма в конце, бесконечный покой. Но
умирать безумно больно. Душевно. И страшно не за себя, а за тех, кто будет
хоронить. Как же так можно? Как можно оставить любимых людей, как можно поселить в
их душах незаживающую рану, неизлечимую даже со временем боль? Нельзя. Смерть — это
очень страшно, когда ты знаешь, что кто-то из-за твоей гибели будет страдать. И Ю,
в какой-то степени, помог Юнги это понять. Жизнь важна, и ее нужно ценить и беречь.
— Малыш, твои руки тоже надо… — Хосок хмурится, оглаживая холодные пальцы омеги.
Юнги не дает ему договорить, убирает в сторону аптечку и садится на колени Хосока,
расставив ноги по бокам от его бедер. Альфа сразу же обвивает тонкую талию руками,
а омега берет его лицо в ладони, накрывая горячие губы мягким поцелуем, пускающим
по телу приятные мурашки. Хосок прижимает его к себе, отвечает на поцелуй, ощущая
на языке солоноватый привкус юнгиевой крови. Он слизывает ее с губ омеги, мягко
ведет кончиком языка по нижней губе и проникает в его рот, исследуя по новой.
Каждый раз, как первый. Когда Хосок прикасается к Юнги, память словно отшибает и
родное тело приходится познавать заново. И это потрясающе. Хосок никогда не поймет
его до конца. Юнги — идеал. Для Чона уж точно. Один на миллион, на десять
миллионов.
Хосок им гордится. Каждый раз, когда альфа видит, как серебристый порше пересекает
финишную черту, внутри него все ликует, искрится, словно победил он сам. Юнги долго
и упорно шел к этому, вытерпел немало поражений, прежде чем начать подниматься по
лестнице вверх. И всего этого он добился сам, никого и никогда не прося о помощи. В
этом омеге заложены сила, упорство и невероятное упрямство. Хосок таких не встречал
никогда. И не встретит. Юнги единственный такой.
Юнги зарывается пальцами в темные волосы Хосока и слегка сжимает, притягивает ближе
к себе, чтобы даже воздуху между ними не было места. Он охотно отвечает на поцелуй,
впитывая в себя вкус альфы, мягко прикусывая красивые губы и оттягивая, засасывая,
потому что ими никогда не насладиться. Целовать бы так вечно, а остальной мир пусть
живет сам по себе и не трогает их.
Хосок чувствует его. Чувствует, как что-то внутри омеги темным комочком съежилось и
не дает ему вздохнуть полной грудью. Юнги ничего не говорит, но каждым своим
жестом, каждым действием себя выдает. Тем, как отчаянно цепляется за Хосока,
болезненно жмурясь и забывая о необходимости кислорода, которым стоило бы разбавить
поцелуй. Но ему он не нужен, он дышит Хосоком, а Хосок — им.
🔥🔥🔥
— Надо выигранные деньги перевести папе, — сонно говорит Юнги, едва держа глаза
открытыми и расслабляясь под прикосновениями Хосока.
Они лежат в кровати, укутанные приятным мраком и легкой ночной прохладой. Хосок
обнимает Юнги со спины и одной рукой поглаживает по голове, зарывшись пальцами в
белоснежную мягкую копну. Юнги прижимается к оголенной груди альфы, ощущая сквозь
тонкую ткань своей футболки жар родного тела, который не дает замерзнуть. Под
успокаивающими поглаживаниями он словно уносится в космос, парит в невесомости
среди бесконечных звезд, где есть только тишина. Ровное дыхание слегка щекочет
макушку, и Юнги сонно улыбается, плотнее прижимаясь к альфе и крепче сжимая его
свободную руку.
— Нет, я сам после школы, — отвечает Юнги, наконец, обессиленно прикрыв глаза и
сладко зевая. — А потом к папе поеду. Хочу свою американку разобрать.
— Для гонок по бездорожью лучше додж. Порше жалко, — Юнги морщит нос, улыбаясь.
— Сегодня я на ней вырвал победу, чего челленджер смог бы добиться только с
закисью.
— Первое место или ничего, — вторит омега, кивая и улыбаясь настолько широко,
насколько позволяет разбитая губа.
🔥🔥🔥
Чонгук зажимает меж губ сигарету и следит через темные стекла очков за выходящими
из главного университетского здания студентами, выискивая взглядом одного
конкретного.
Альфа выпускает вверх облако дыма и зажимает сигарету меж пальцев, доставая телефон
и кидая короткий взгляд на время. У Чонгука кончилось терпение. Он ждал несколько
дней, заваленный работой, которую на него скинул Хосок. Постоянные сделки и
контроль за поставками. Ни секунды на ненужные мысли. Но Чонгук думал. Много думал
о Тэхене, что даже не позвонил с тех самых пор, как отменил их встречу. И снова
омега скрылся с радаров, никак о себе не напоминая. Терпение просто лопнуло.
Проведя с утра удачную сделку, Чонгук сразу же подорвался в университет, чтобы
перехватить Тэхена и, наконец, выяснить, что происходит.
Завидев омегу, Чонгук сразу же бросает окурок в рядом стоящую урну и выпускает дым.
На губах невольно проступает улыбка. Чонгук скучал. И вот уже душа трепещет,
улавливая в воздухе среди сотни ароматов один особенный. Нежные цветы своими
лепестками касаются ее и вновь заселяются в легких.
Невероятный.
Омега все ближе, аромат все отчетливее и слаще. Чонгук складывает руки на груди и
выглядывает из-за очков, смотря, как Тэхен приближается к нему. Но омега смотрит
куда угодно, только не на него. Словно Чонгука здесь и нет. Сует телефон в боковой
карман сумки и достает ключи от ламбо, смотря в ту сторону, где припаркован красный
авентадор.
— Не здесь, Чонгук, на нас сотня людей смотрит, — укоризненно шикает Тэхен, глядя
на ухмыляющегося альфу со всей строгостью.
— Мне нет до них дела, я могу взять тебя прямо здесь, пусть наслаждаются
зрелищем, — нахально улыбается Чонгук и показательно оставляет звонкий шлепок на
аппетитной попке омеги.
🔥🔥🔥
Агера несется на скорости двести пятьдесят, рассекая порывы встречного ветра,
окутавшего весь салон автомобиля. Без крыши гиперкар превратился в полноценный
кабриолет. Золотистые лучи вместе с ветром путаются в волосах, бликами играют на
лобовом стекле и блестящей глянцевой поверхности кенигсегга. Тэхен в удовольствии
прикрывает глаза под очками, откидывая голову, и наслаждается скоростью. На
розоватых губах легкая улыбка, а рука, вытянутая через спущенное окно, ловит порывы
ветра, что ловко проскальзывают меж тонких длинных пальцев. Наверное, так пахнет
свобода. Тэхен вдыхает ее полной грудью, до краев наполняет легкие и запоминает. С
Чонгуком всегда так. Бесконечное чувство свободы и легкости, приятной
расслабленности, и неумолкающий трепет внутри.
— Ты не голоден?
— Нет, я пообедал в универе. Так куда?
— Я собирался помочь тебе развеяться, отвлечься от нудной подготовки. Эта цель все
еще актуальна, — Чонгук тепло улыбается и отворачивается к дороге, плавно
поворачивая руль на коротком повороте и выезжая на трассу.
Тэхен слабо улыбается и закусывает губу, скрывая улыбку. Внутри что-то приятно
трепещет, словно лепестки цветов от дуновения ветра. Это началось еще на ступеньках
университета, когда до него долетел аромат альфы, вызывающий приятные мурашки, а
сердце учащает свое биение в несколько раз.
— Я просто был не в порядке, Чонгук. Знаешь, типа, омежьи загоны, все такое, —
улыбается Тэхен, отмахиваясь и слабо хихикая, пытаясь выглядеть как можно
беззаботнее. — К тому же, я усердно занимался. Скоро экзамены, и теперь я вполне к
ним готов.
— Как все сложно у вас, омег, — хмыкает Чонгук, закатывая глаза, и увеличивает
скорость.
🔥🔥🔥
— Море… — выдыхает Тэхен восхищенно, уставившись вниз, где под дорогой о скалы
бьются волны, распадаясь на брызги-бриллианты.
🔥🔥🔥
Спустя десять минут агера, хрустя песком и камнями под колесами, подъезжает к
длинной деревянной пристани. Вокруг ни души. Этот пляж далекий от цивилизации,
одинокий и красивый, тихий, свободный от людей и вреда, который они наносят. Свежий
морской воздух наполняет легкие, даже дышать становится легче. С одной стороны
дорога и сплошная зелень, с другой — море и песок. На голубом небе ни облачка.
Лучше быть не может.
— Об этом месте еще кто-то знает? — задает вопрос омега, не глядя на Чонгука.
— Нет, оно только мое, — Чон скользит ненасытным взглядом по Тэхену, давно
насмотревшись на море. А на этого прекрасного омегу не насмотреться.
— На этой трассе был заезд. Я сразу заприметил это местечко, но было не до этого.
Я вернулся сюда уже позже, — рассказывает Чонгук, сняв очки и отворачиваясь к морю.
Тэхен поражен и восхищен до глубины души. Прежде ему казалось, что дорогие
рестораны — это то, что действительно могло подкупить его, ввести в состояние
бесконечного восторга. Элитные места, в которые простым смертным хода нет, пакеты
от гуччи и шанель, с которыми приезжал Джихан. Во всем этом Тэхен видел счастье и
дальше своего носа не смотрел. Красота окружающего мира казалась лишь декорацией к
его шикарной жизни. Чонгук мог бы так же, вполне мог бы купить для него целый гуччи
шоп, отвезти в самый дорогой ресторан столицы, но вместо этого он показал костры,
созданные простыми людьми, в которых своя красота, своя глубокая тайна. Вместо
этого он отвез Тэхена к морю, которое грех назвать просто красивой декорацией.
Чонгук показал больше, открыл глаза.
— Здесь бывал кто-то кроме меня? — заходит с другой стороны Тэхен, вскидывая бровь
и глядя на альфу.
Он слишком близко. Тэхен чувствует его жар и дыхание на своей шее, способное
расплавить, заставить растечься лужицей. Чонгук больше не медлит и не играет. Он
перегибается через приборную панель и притягивает к себе Тэхена, впиваясь в сладкие
персиковые губы. Омега захлебывается в поцелуе. Он отвечает так же дико,
несдержанно, голодно. Внутри уже пробуждается возбуждение, созревает и дает о себе
знать приятной пульсацией. Чонгукова рука бродит по бедру, слегка сжимает и
скользит вверх. Тэхен приглушенно стонет в поцелуй и отстраняется, глотая морской
воздух и облизывая губы. Он слегка пихает Чонгука в грудь и привстает, перебираясь
к альфе на колени.
— Да, мне любопытно, — хмыкает Ким, поднимая взгляд на Чона. — Говори пароль.
— Семь, три, один, пять, девять, четыре, два, один, три, ноль, шесть, — альфа
перечисляет цифры и ухмыляется, изогнув бровь. — Успел?
— Как сложно. Что-то секретное хранишь? — играет с ним Тэхен, улыбаясь и снимая
телефон с блокировки.
Тэхен давится воздухом по двум причинам. Чонгук бессовестно раздевает его. И его
телефон с доступом к нужной Джихану информацией у омеги в руках. Он на миг
замирает, а по позвоночнику пробегается липкий холодок.
После того, как До приказал выкрасть необходимые данные, Тэхен долго ломал голову,
как это сделать без всякой помощи от кого-либо. Думать об этом было страшно,
неприятно и мучительно больно, но не думать было нельзя. Джихан показал и доказал,
что тэхенова жизнь в его руках, что он легко может сомкнуть руку в кулак и
превратить в прах все, что ему дорого.
— Я всегда знал, что ты мечтаешь обо мне, — шепчет он, наклонив голову к Чонгуку и
накрывая его губы. Если забыться, то только так, в глубоком поцелуе, в крепких
руках.
Чонгук вновь припадает к желанным губам, одновременно приспуская брюки омеги вместе
с боксерами. Тэхен стонет в поцелуй, когда чонгуковы пальцы начинают оглаживать
влажную от смазки дырочку, с хлюпаньем проникают наполовину и вновь выскальзывают,
дразня.
Ветер уносит стоны далеко, проносит над морем, мерцающим в солнечных лучах. Тэхен
плавно двигается на чонгуковом члене, зарывается пальцами в его волосы на затылке и
сжимает, тяжело дыша. Поясницей задевает руль агеры при каждом движении, разнося по
салону тихий скрип. Чонгук скользит губами по его груди, обводит кончиком языка
сосок с покрасневшей и торчащей бусинкой, слегка кусает ее и вновь облизывает,
затем припадает к другому соску и посасывает, вырывая у Тэхена очередной стон, так
красиво сливающийся с шумом прибоя. Кожу там, где Чонгук оставляет влажные дорожки,
приятно холодит, отчего по спине мурашки пробегают. Возбуждение достигает своей
вершины, туманит разум и плавит тело изнутри. Тэхен двигается быстрее, полностью
приподнимается и насаживается вновь на всю длину.
Чонгук обхватывает пальцами член омеги и начинает двигать рукой по всей длине в
такт движениям Тэхена. Он снова теряет контроль и выстанывает что-то на своем
красивом итальянском, непонятном Чонгуку. Он бы слушал этот чарующий голос хоть всю
жизнь, даже если не поймет, о чем он шепчет и стонет сладко. Альфа тяжело дышит и
впивается свободной рукой в бедро омеги, сильнее на себя насаживает, чтобы не
слезал с члена, двигался быстрее, теснее, грубее. Ему Тэхена всегда будет мало.
— Sì, mio amato… — со стоном выдыхает омега, положив ладонь на чонгукову щеку и
накрывая его приоткрытые губы нежным поцелуем.
Он жмурится до ярких вспышек перед глазами и кончает Чонгуку в руку, пачкая свой и
его живот; утыкается носом в шею альфы и тяжело дышит, хватая ртом морской воздух.
Чонгук двигается навстречу, приподнимая бедра, и после нескольких глубоких толчков
изливается, шумно выдыхая и откидывая голову на сидение.
🔥🔥🔥
Песок под ногами теплый и мягкий, как шелк. Раскаленный огненный шар медленно
заходит за горизонт, отбрасывая на водную гладь яркие оранжевые лучи. Тэхен
неторопливо идет вдоль песочного берега, оставляя следы своих босых ступней,
зарываясь пальцами в песок и рассыпая его перед собой. На нем лишь белая футболка
Чонгука, доходящая ему до бедер. Чон следует за ним, скользя голодным взглядом по
стройным модельным ножкам. Он достает из заднего кармана джинсов телефон и
останавливается, ловя фокус. Открывает камеру и направляет объектив на омегу.
— Сам же сказал, что неожиданные фото самые красивые и искренние, — возвращая его
слова, смеется альфа, поднимая руку так, чтобы Тэхен не мог достать до телефона.
Морская вода холодит тело, покрывает гусиной кожей. Тэхен ловит пальцами волны и
расслабляется, отдаваясь морю целиком и полностью. Все забывается. Он словно в раю
оказывается, там, где никто не потревожит. И этого Тэхену не хватало. Он
открывается морю и получает безмолвное понимание. Волны ласкают и обнимают со всех
сторон, поблескивают и переливаются в свете заходящего солнца. Сзади тепло Чонгука
и жаркое дыхание на плече. Тэхен прижимается спиной к его груди и прикрывает глаза,
доверчиво откидывая голову на чонгуково плечо. Татуированные руки надежно его
обвивают, прижимая к себе и не давая упасть в темные глубины. Не те, что в море, а
те, что в голове. Он мягко целует Тэхена за ухом, собирает губами морскую соль с
медового плеча и разворачивает омегу к себе лицом. Тэхен обнимает Чонгука за шею и
ослепительно улыбается, смотря в темные спокойные глаза напротив. Гук подхватывает
его, и омега сразу же сцепляет ноги на его пояснице, отзывчиво прижимаясь всем
телом к татуированной груди.
— Больше нет, — шепчет Тэхен, неожиданно брызгая водой альфе в лицо и хихикая. Чон
на миг зажмуривается от попавшей в глаза соли и открывает их, серьезно смотря прямо
в тэхеновы.
Чонгук лежит на еще теплом песке, подложив руку под голову и наблюдая за прощанием
солнца с морем. На его груди лежит Тэхен, прикрытый футболкой. Он обводит
подушечкой указательного пальца контуры татуировок, изучает их детальнее. Душа и
тело успокаиваются под шум спокойного моря и ровного сердцебиения под ухом. Лежать
бы так вечность, не нуждаясь абсолютно ни в чем. С Чонгуком по-настоящему хорошо. С
Чонгуком просто по-настоящему. Без сладкой лжи, без лживой лести и обманчивого
счастья. С ним просто. А Тэхен о таком прежде и не задумывался.
— Если хочешь, мы снова приедем сюда, — хрипло предлагает Чонгук, лениво водя
пальцами по спине Тэхена и наблюдая за легким трепетом густых ресниц.
— Тогда, нам нужно ехать обратно, — говорит Чонгук, прижимая к себе продрогшее
тельце. — Не допущу, чтобы ты заболел.
🔥🔥🔥
Агера рычит, рассекая белым светом фар тьму дороги, где нет ни одного фонаря.
Рядом, поджав под себя ноги, спит Тэхен, укрытый чонгуковой курткой. Встречный
ветер треплет алые волосы, омега слегка морщит нос и причмокивает во сне, глубже
зарываясь носом в куртку, впитавшую в себя аромат альфы. Чонгук бы смотрел и
смотрел на него, но впереди окутанная мраком дорога и обрыв с одной ее стороны. Он
поднимает телефон, лежащий над приборной панелью, бросая на вспыхнувший экран
короткий взгляд. Семь пропущенных от Хосока и два от Намджуна. Чонгук
незаинтересованно хмыкает и убирает телефон на место, вновь кидая взгляд на мирно
спящего омегу.
Хочется оберегать, защищать, спрятав ото всех. Хочется показать всему миру, как он
прекрасен, как хорош. Чонгук сам не понимает, чего хочет больше. Но ответ слишком
очевиден: он просто хочет этого омегу себе. Засыпать, глядя на него, просыпаться,
видя его сонную улыбку и надутые губы. Тэхена очень хочется. Это желание внутри
разрастается душистыми цветами, оплетает каждую кость и орган, заполняет сознание.
Чонгук неторопливо крутит в пальцах рюмку с янтарной сантой терезой, глядя напротив
сидящему Чану прямо в глаза и игнорируя привычный шум черной дыры. Им уверенно
смотрит в ответ, слегка склонив голову к плечу, зажимая меж губ сигарету и лениво
покачивая носком ботинка в воздухе.
Так начинается их каждая встреча. Сверлят друг друга взглядами, словно проверяют
выдержку, сканируют. Чонгук всегда смотрит с недоверием, а Чану с невозмутимостью.
Соперники на дорогах остаются соперниками и за их пределами. За плечами годы
негласной вражды, которая со временем перемешивается с необходимостью сидеть за
одним столом и пить ром из одной бутылки. Соперники могут быть друзьями, соперники
могут быть врагами. А Чану для Чонгука — заноза в заднице, соперник, который,
словно липучка, прилип к одной позиции и отказываться от нее не хочет. Его не
сдвинуть, ни свергнуть, он умеет давать отпор, держаться на плаву, умеет
возвышаться, но прежде ему стоит пройти через Чон Чонгука. И лишь поэтому Им Чану
застрял на одной точке, ведя тайную войну, с помощью которой сможет стать в этом
грешном городе первым. Этого хочет каждый, но не каждый способен бросить вызов
Чону. А Им бросает, продолжает делать это год за годом. И даже сейчас, сидя
напротив альфы, он смотрит с вызовом, готовый подорваться к своему автомобилю и
газануть, оставляя Чонгука далеко позади, но он лишь продолжает сидеть в ожидании,
а глазами излучает одну лишь чистую и прозрачную уверенность. И Чонгук бы даже
поаплодировал ему за невероятное упорство и упрямство. Вот только, один неверный
шаг — и корона утеряна.
— Твой человек пытался убрать с трассы одного из моей семьи, — необычайно спокойно
заговаривает он, подняв рюмку и залпом осушая ее содержимое.
— Вчера ночью я видел черный форд в Новоне. Хотел проследить за ним, но он исчез,
как только я двинулся в его сторону, — хрипло выдает Им, покусывая колечко в губе и
перебирая пальцы.
— Говорю же, блять, все вокруг тебя вертится, — бьет ладонью по колену Чонгук,
хватая стакан побольше и наливая себе виски, а после тычет в сторону Чану
указательным пальцем с бокалом в руке. — Возможно, именно ты их цель. Будь
внимательнее, — альфа отпивает свой виски, глядя на Има. — И лучше сообщай мне о
любой новой тачке, о любом новом гонщике. Обо всем.
— Чим…
Чонгук следит за взглядом Чану, направленным на Чимина. Тот выглядит так, словно
вмиг никого вокруг не стало, есть только этот омега. В карих глазах не осталось
стального блеска и ледяных осколков, о которые так легко порезаться. В них лишь
нежность и непонятное любопытство, которое можно спутать с немым восхищением. Чану
будто окутан чарами, а Чонгук все считывает, все видит и понимает, потому что сам
точно так же смотрит на одного омегу.
Он скользит рукой под расстегнутую сверху свободную рубашку Чимина и мажет губами
по острой скуле, замечая, как меняется взгляд и мимика Чану. Он до хруста сжимает
пальцы и играет желваками на скулах. В глазах адское пламя и острые копья, летящие
прямо в Чона. Гук лишь довольно ухмыляется и показательно берет омегу за
подбородок, накрывая мягкие губы в ленивом поцелуе. Наверное, у него крыша поехала
окончательно, но во фруктовой сладости проскальзывают яркие цветочные нотки. Чонгук
целует настойчивее, жаднее, желая ощутить больше душистых цветов на не тех губах.
Чимин отвечает сначала неуверенно, словно впервые целуется, затем вливается в
поцелуй полностью, скользя язычком по чонгуковым губам.
Чонгук буквально чувствует, как исходит жар от Чану, который изнутри сгорает,
смотря на нежелательную сцену, развернувшуюся перед ним. Чонгука бесит. Он хочет
показать, что Чану даже права не имеет смотреть на Чимина так. Их сотрудничество
бесит, но разве может Чонгук запретить омеге?
— Я думаю, это все, что ты хотел мне сказать, — подводит итог Чану бесцветным
голосом, заставляя Чона оторваться от Чимина.
— Кто, блять, решил, что ты босс? В моем районе ты не указ, Чонгук, — скалится
Чану, поднявшись с дивана и прожигая невозмутимого Чонгука взглядом. Если до этого
Им еще желал идти Чону навстречу, то теперь это слабое желание и вовсе улетучилось.
Чонгук слишком много на себя берет, зарывается.
— Народ решил, — Гук хохотнув, раскидывает руки в стороны, обводя ими помещение и
пожимая плечами, мол глупый вопрос, все знают кто хозяин положения. — И так будет
до тех пор, пока не найдется кто-то, кто сможет превзойти меня на дороге. А ты
должен сотрудничать. Хотя бы ради собственной шкуры, потому что все мы на мушке.
— До встречи, Чимин. Жду завтра на нашем месте, — держа лицо, спокойно прощается
он, смотря на омегу. Чимин поднимает на него взгляд и кивает, возвращаясь к своему
телефону.
— Из того, что вижу я, нельзя сказать, что Чану промышляет чем-то на стороне, —
подает голос Чимин, сунув телефон в карман и смотря на альф.
— Думаешь, что это на виду будет, Чимин-а? — Намджун качает головой, стряхивая
пепел и затягиваясь.
— Этот сученыш хитрый, умеет крутиться. Если не лично он, то это может
проворачивать кто-то из его близкого окружения, — хмыкает Чонгук, хмуро уставившись
куда-то вглубь танцующей толпы. — Но ты все равно наблюдай за ним, Чимин-а.
Возможно, это хорошо, что ты на его территории можешь наход…
Но надежда с треском крошится, потому что на экране высвечивается имя брата. Чонгук
вздыхает и принимает звонок, прикладывая телефон к уху.
— Чего?
— Что случилось?
— Товар пришел, — резко отвечает Хосок. — То есть, не пришел. Там полное нихуя, —
цедит он сквозь стиснутые зубы.
Длинный бетонный склад окутан белым светом люминесцентных ламп. В два ряда стоят
многочисленные ящики и небольшие контейнеры в человеческий рост. Возле левой стены
в глубине склада стоит два десятка автомобилей. Одни до блеска начищенные и
выглядят так, словно только с конвейера, а другие разобраны на детали, которые
разложены на широких столах.
Снаружи слышится рык мотора агеры. Машина подъезжает ко входу и замолкает, вновь
погружая склад в звенящую тишину. Хосок останавливается, прекращая свое нервное
хождение, заметив вошедшего брата и поджимая губы. Рыжий альфа поднимает голову и
кивает Чонгуку, засовывая свой пистолет за пояс и подходя к Хосоку.
— Контейнер пустой, — с ходу сообщает старший Чон, сразу же пресекая все вопросы
Чонгука. — Я приехал сюда, как только привезли груз. Но тут ничего. Ничего, мать
твою. Нихуя, — шипит он, проговаривая последнее слово по слогам.
Чонгук с каждым шагом становится мрачнее тучи, слушая брата и проходя мимо альф.
Новые шаги нарушают давящую тишину, в которой еще эхом отражается хосоков ледяной
голос. Альфа подходит к контейнеру грузовика и распахивает его с неприятным лязгом
металла. Внутри нет ни одного ящика с деталями для спортивных автомобилей, которые
были заказаны еще на прошлой неделе. Чонгук прищуривается, в надежде увидеть в
глубине контейнера хоть что-нибудь, но тщетно. Хосок все и без него уже проверил.
Грузовик приехал пустым.
— Конечно, блять, звонил. Я сразу это сделал. Ян сказал, что товар, как мы и
договаривались, был отправлен сегодня утром, — Хосок прищуривается и выпускает
густое облако дыма, шумно выдыхая. Он стряхивает пепел на пол и засовывает
свободную руку в карман своих потертых темных джинсов.
— Уен, — отвечает рыжий, вскинув бровь и, поежившись, сует руки в карманы куртки.
— И в прошлую перевозку тоже был он.
— Он клялся мне чуть ли не на коленях, что забирал товар, что видел собственными
глазами, как его погружают в грузовик, — рассказывает Хосок, туша сигарету о рядом
стоящий бетонный столб. — Как он мог пропасть по дороге? Это невозможно, — альфа
нервно усмехается и качает в неверии головой.
— Поедем вместе. Надо обдумать план, — хрипло зовет старший Чон, разблокировав
стоящий рядом с агерой макларен и оборачиваясь к рыжему, оставшемуся у входа.
— Звони нашим, пусть охраняют склад с сегодняшнего дня. Кто-то решил идти тараном,
и этот кто-то вполне может знать, где находится это место. Один ты тут не
справишься, — распоряжается Хосок, получая в ответ утвердительный кивок. — И
сообщай мне обо всем.
— Меня Юнги ждет, — говорит он, подняв дверцу макларена и посмотрев на брата. — Мы
должны скорее с этим разобраться, Чонгук. Иначе потерпим крах, — его голос звучит
неожиданно спокойно, но Чонгук не может не расслышать в нем твердость и
уверенность.
Хосок тот, кто умеет сохранять хладнокровие, и Чонгуку только учиться у него.
Старший Чон способен быстро потушить внутренний пожар, рассеивая дым и смотря на
вещи ясным и четким взглядом. И вот он, полный своего привычного спокойствия, а
вулкан внутри покрылся коркой льда. Нельзя сходить с ума. Гук чувствует, как внутри
у него еще горит от одной лишь мысли, что среди их людей оказался предатель,
сдавший информацию врагу. И Чонгук обязательно его найдет. А когда это случится,
ублюдок пожалеет о том, что на свет родился.
— Должны, брат, а иначе пиздец, — сам себе задумчиво говорит Чонгук, садясь в
агеру и захлопывая дверцу.
🔥🔥🔥
— Черный корвет? — спрашивает Джин, отпивая пива из бутылки и косясь на друзей.
Наступили выходные дни, и гараж Намджуна снова наполнен пивом и пиццей больше
обычного. Юнги сидит на капоте своей порше, по-детски качая ногами и уже пять минут
пытаясь открыть обертку чупа-чупса. Терпение потихоньку кончается, но сдаваться он
не намерен. Предложение Чимина помочь он отклоняет и продолжает возиться,
старательно игнорируя смешки Чонгука, рядом с которым на диване сидит Тэхен,
закинув ногу на колено альфы и вертя в пальцах бутылку холодного пива. Намджун, как
и обычно, погружен в работу, ковыряясь под капотом своего форд мустанга.
Сгорбленная влажная от пота спина поблескивает в солнечных лучах, попадающих в
гараж через окошко. Он периодически выпрямляется, беря из рядом стоящей стойки пиво
и встревая в ленивый разговор друзей. Чимин, играющий с Хосоком в карты на столике
перед диваном, то и дело кидает на Тэхена недовольные взгляды, даже не пытаясь
скрыть это самое недовольство, до которого Киму даже дела нет. Он смеряет Чимина
равнодушным взглядом и отворачивается к остальным, пытаясь не смущаться так сильно
от чонгуковых поглаживаний по коленке. К счастью, никто, кроме Чимина, в их сторону
даже не глядит.
Два дня в попытке выяснить то, как неизвестные смогли выкрасть товар из грузовика,
не привели к большому прогрессу. Не привели ни к чему абсолютно. Кроме того, что
тот самый Уен, что перевозил груз, поднапряг память и сумел вспомнить, что заметил
черную шевроле в зеркале заднего вида, очень напоминающую спортивный класс. И это
уже было чем-то важным, объясняя многое.
— А как, по-вашему, еще мог пропасть товар? — Чонгук, изогнув бровь, скользит
взглядом по друзьям. — Все сходится. Черные американки желают завладеть дорогами.
Вполне логично, что они хотят развалить и наше дело.
— Тут нужна командная работа, связь друг с другом и просто чертовски идеальный
план, — подытоживает Чимин с довольной улыбкой, выбрасывая свою карту и поднимая
взгляд на Хосока.
Тэхену кажется, что он сгорает заживо, даже если на него не смотрит никто. Сгорает
от стыда и мерзкого чувства, грызущего изнутри. Он пытается угомонить нарастающую
тревогу и присасывается губами к бутылке, делая несколько больших глотков. Слышать
все это невыносимо. Тэхен бы подорвался с места и сбежал отсюда подальше, прижал
ладони к ушам, только бы не слышать, но в реальности он расслабленно сидит на
диване, откинувшись на мягкую спинку, и чувствует жар чонгукова тела боком. Это
должно успокаивать, потому что рядом с Чонгуком он даже страха не испытывает,
потому что рядом с ним — самое безопасное место на планете, но все наоборот. Внутри
Тэхена трясет от страха и волнения. Словно все здесь находящиеся могут догадаться,
чьих рук это дело, словно даже Чонгук это чувствует, но омега лишь накручивает
себя, потому что чонгуковы поглаживания слишком нежные и приятные. Он не может ни о
чем догадаться.
Он не догадается. Он не узнает.
— Какие же у них должны быть начинки под капотом, чтобы даже опытный стритрейсер
не был способен догнать, — хмыкает Чонгук, делая глоток пива. Его свободная рука
тем временем плавно скользит вверх по тэхенову бедру. Сам альфа даже не смотрит в
сторону омеги, делая вид, что рука случайно сползает к его паху. Тэхен легонько
ударяет его по ладони и улыбается, заливаясь чуть заметным румянцем. Чонгук
довольно улыбается и послушно кладет руку на место рядом с коленной чашечкой,
невозмутимо попивая приятное холодное пиво.
— Больше всего я мечтаю выяснить именно это, — доносится от Намджуна, вновь
склонившегося над мустангом.
Это похоже на игру, которая на деле — чертова пытка. Но Хосоку Юнги уступать не
собирается. Пусть Хосок сам же нарушает свои законы и переступает через гордость.
Это то, чего в итоге хочет добиться Мин.
И правда обрек. Хосок с самого начала сделал неверный ход, за что расплачивается по
сей день. Потому что едой и сексом не наказывают. Все наоборот получается — его
наказывает Юнги, за то, что был так неосторожен в своих словах и поступках. Власть
этого мальчишки над ним безграничная. Альфа поднимает тяжелый взгляд и врезается в
темные и всепоглощающие глаза, что жестоко утягивают его в свою бездну. Но Хосок
сопротивляется, сохраняет во взгляде жгучий холод, собираясь показать Юнги, что все
это бесполезно. А Юнги расплывается в улыбке дьявола и мажет кончиком языка по
леденцу нарочито медленно и с явным наслаждением на довольном лице. Такое лицо у
Юнги бывает, когда он лижет кое-что другое. Хосока мурашки прошибают, а внизу тугой
узел стягивается. Не будь здесь друзей, он бы уже сотворил с этим омегой то, о чем
так долго мечтает все это мучительно долгое время.
— Пошли нахрен, — шутливо сердится он, утерев руки полотенцем и беря пиво. — Ты, —
он указывает бутылкой в сторону Джина, — чтобы больше не просил посмотреть свою
ауди. А ты, — он смотрит на хохочущего Чонгука, — если вдруг найдется в агере такая
проблема, с которой ты не сможешь разобраться самостоятельно, решив все-таки
прибегнуть к моей помощи, то даже не надейся, что я помогу, — Намджун звучит
угрожающе серьезно, а взглядом исподлобья только подтверждает. Только дрогнувшие
губы говорят совсем другое. — Тэхен, ты смеешься? — он переводит взгляд на омегу,
прикрывающего губы ладонью и едва заметно содрогающегося. Тэхен резко поднимает
брови и отрицательно качает головой, строя невинное лицо. — Я слежу за тобой.
— О да, этот чувак супер скрытный. Даже родному отцу не покажет, что под капотом у
агеры, — ухмыляется Намджун. Он подходит к друзьям и разваливается в свободном
кресле.
— Наверняка там ядерная бомба какая-нибудь, — с чмоканьем вытащив изо рта чупа-
чупс, говорит Юнги, бросая короткий взгляд на все еще напряженного Хосока.
— Так внутри допинг для автомобилей? — с хитрым прищуром выпытывает Джин, сложив
руки на груди.
— Да нет же… — махнув рукой, Гук сдвигается на край дивана и тянется к новой
бутылке, стоящей на столе, который ими завален.
— Юнги-я, а тебе не пора спать? — салютует ему Чонгук, отпивая пива и глядя на
свои часы на запястье. — Ого, скоро девять. Пора бы уже.
Юнги недовольно морщит нос и уже открывает рот, чтобы ответить колкостью Чонгуку,
но его прерывает рефери этого вечера Намджун:
— Вы, блять, не заводите эту шарманку снова, — сурово произносит альфа, вытягивая
руку в примирительном жесте, будто разводит бойцов по разным углам. Юнги в ответ
хмыкает и сует чупа-чупс в рот, посасывая как соску, но хмуро косясь на довольного
Гука.
— Теряешь хватку, брат, — хохотнув, Чонгук слегка сжимает пальцами бедро Тэхена
неосознанно.
Намджун замечает это и негромко ухмыляется, поставив бутылку меж ног и свесив руки
с ручек кресла.
— Что… у нас? — Тэхен приподнимает бровь, глядя непонимающе, а рука Чонгука вдруг
начинает обжигать кожу через ткань джинсов. От такого пристального намджунова
взгляда хочется спрятаться.
— Сидите как самая настоящая сладкая парочка, а этот вообще цветами пропитался
весь, — Джун усмехается, кивнув на Чонгука.
Тэхена разом накрывает снежный ком в виде смущения. Омега теребит край своей
футболки и пытается делать вид, что его это вообще не цепляет так сильно. Все
взгляды сразу же обращаются на них. Джин слабо улыбается, Юнги все возится со своим
леденцом во рту, а Хосок выравнивает в руке колоду карт, без особого любопытства
наблюдая за тем, как разоблачают двух голубков, которые не дают нормально работать
в офисе, потому что Чонгук вечно срывается посреди дела и летит к своему цветочному
принцу, стоит тому позвонить. И только Чимин глядит с липким холодом в карих
глазах, поджимая губы и нервно барабаня пальцами по своему колену. От победной
улыбки и следа не осталось.
Намджун жестко ткнул Тэхена лицом в вопрос, который до сего момента не играл важной
роли и просто-напросто не всплывал в его голове. Что у них происходит? Тэхен сам не
знает и не уверен, знает ли Чонгук. Если посмотреть со стороны, то они,
действительно, ведут себя, как какая-то сопливая парочка, и Тэхен не представляет,
что все это может значить и к чему приведет. Или уже привело. Сначала это все было
игрой. Затягивающей, привлекающей. Потом переросло в то, чему Тэхен просто не может
дать определение. Одно ясно: ему хорошо. Хорошо настолько, что даже пугает. За
какие-то недели Чонгук сумел забраться в самую душу и начать там заселяться, как у
себя дома. Тэхену знакомы приятные чувства от близости. Ему дарил их Джихан, но они
не вызывали в нем настолько сильного трепета, не заставляли улыбаться так широко,
не пробуждали желание льнуть ближе, пока воздух между телами не закончится. А
Чонгук… это Чонгук. Тот, кто безжалостно рвет все шаблоны, к которым привык Тэхен.
Намджун понимающе улыбается и берет свое пиво. А Чонгук берет в свою ладонь
тэхенову и крепко сжимает.
🔥🔥🔥
Джихан стоит в просторном белоснежном гараже перед своей бугатти, неторопливо вертя
в пальцах стакан с виски. Темная янтарная жидкость плавно перетекает от одной
стороны к другой, словно волны в безмолвном озере. Он подносит стакан к губам и
делает короткий глоток, смакуя на языке горьковатый привкус и ощущая приятное
жжение в горле. Альфа сует свободную руку в карман брюк, разглядывая свой матовый
гиперкар, похожий на притаившегося зверя. В тусклом свете лампы остальные машины,
стоящие в ряд, не видны, скрытые во тьме.
До вновь подносит стакан к губам, как в гараже вспыхивает свет, освещая остальные
автомобили холодным белым светом.
— Столько мощи, а они стоят тут и просто пылятся, — за спиной слышится низкий
хриплый голос и приближающиеся шаги по белоснежному кафельному полу. Джихан
приподнимает уголки губ в улыбке и, глотнув виски, облизывает нижнюю губу.
— Пусть знает, что за ним идут, — спокойно говорит До, останавливаясь перед черной
как ночь ламборгини сентенарио. — Он мне нужен. У него в руках целый район и куча
гонщиков.
— Не все из них могут подчиниться, — парень качает головой, хмурясь и смотря из-
под черной кепки.
— Главное, чтобы подчинился Чану. Нужно запугать его, а затем я с ним встречусь и
все разъясню.
— У тебя все еще есть сомнения, что он может его не дать? — Джихан криво
ухмыляется, отпивая виски, и ставит стакан на капот белоснежной мазерати, засовывая
руки в карманы. — Сначала надо показать, что выбора у него нет, затем прижать и
требовать, чего угодно. Я слышал, что он тот, кто больше многих на улицах хочет
всем завладеть. В его же интересах идти против Чонгука с такими людьми, как мы с
тобой.
— И даже так он ничем не завладеет, — усмехается парень, качая головой.
Парень кивает, подходя к самой крайней машине ближе. Она укрыта черным тканевым
чехлом, в центре которого, на лобовом стекле изображен синий щит с желто-красными
ромбами, а под ним белыми буквами — «Koenigsegg».
Уютный вечер среди друзей подошел к концу, когда перебравший Намджун отрубился на
диване между друзьями, бурча во сне о том, чтобы не забыли прибрать после себя
перед уходом. Впрочем, практически каждый совместный вечер заканчивался по
подобному сценарию. Джин, как и обычно, не без помощи Хосока утаскивал Намджуна на
второй этаж гаража, где располагалась полноценная и довольно уютная квартира альфы.
Все было как всегда. Заявление Чонгука никто не прокомментировал, к счастью Тэхена,
иначе бы он от смущения воспламенился. Благодаря Чимину, которого взбесило столь
большое внимание к Киму, все отвлеклись на предложенную им игру, дабы замять уже
эту неловкую тему. Тэхен, кажется, очень благодарен. Однако весь вечер он не мог
выкинуть из головы слова Чонгука, что крутились как на заевшей кассете. Тэхену
хотелось улыбаться. И до сих пор хочется. Только теперь, когда они наедине, внутри
что-то волнительно трепещет и кружит голову, как от дурмана.
— Мне нравится, когда ты сидишь в моей машине, — как бы невзначай говорит Чонгук,
слабо улыбнувшись и глянув на омегу, и тем подтверждая его мысли.
Тэхен слегка теряется, медленно осознавая, что Чонгук делает это, совсем не смотря
на дорогу. Черные, как бескрайний космос глаза глядят прямо на него, а на губах
легкая расслабленная улыбка. За окном проносится шум проезжающих мимо машин и
редкие сигналы.
— Хочу проверить, насколько возросло твое доверие, — Чонгук улыбается шире, а нога
давит на педаль газа до упора.
Он ведет легко, не испытывая ни капли волнения, словно Тэхен и есть его дорога,
навигатор, который не даст пропасть; будто он вернее всех существующих путей, и
приведет, куда надо.
— И даже…
Кажется, все к этому и шло, а то заявление перед друзьями было лишь началом,
предупреждением. Тэхен даже подумать не мог, что Чонгук прямо в лоб ему это скажет,
не пытаясь как-то замаскировать свои слова или сделать красивее. Но он и не
удивлен. Это же Чон Чонгук. Дикарь без манер. Да, он действительно не романтик, но,
черт возьми, почему это так романтично?
Чонгук, который даже не пытается быть романтиком, может быть им лучше любого
другого, кто будет всячески изворачиваться, только бы впечатлить. Но Чон Чонгук…
У Тэхена щеки пылают, и спасибо полумраку за то, что не выдает яркий румянец. На
губы лезет настойчивая счастливая улыбка, которую Тэхен так долго пытался
сдерживать. Он закусывает нижнюю губу, отводя взгляд в окно, где проносятся красные
и белые огни пролетающих мимо автомобилей.
Нужно ответить, нужно что-то сказать. А Чонгук терпеливо ждет, легко гоня
податливую агеру по длинной дороге. Его взгляд с Тэхена ни на секунду не
соскальзывает. Он обещал, что не отвернется.
В салоне агеры вдруг становится тяжело дышать, а спущенное окно никак не помогает.
Омега понимает это, когда чувствует, как альфа начинает закипать изнутри и обжигать
своим жаром. Дверца с пассажирской стороны взмывает вверх, и Тэхен эффектно
покидает кенигсегг, вдыхая прохладный ночной воздух, что намного свежее и чище на
окраине города, где находится длинная автомагистраль.
Это по-настоящему.
Тэхен хотел бы, чтобы никаких чувств не было. Ни у него самого, ни у Чонгука. Тэхен
хотел бы держаться от него на расстоянии, чтобы это не заходило все дальше и
дальше, чтобы Чонгук понял, что никаких чувств вовсе и нет. Чтобы Чонгук забыл. Но
на каждый тэхенов шаг назад Джихан с силой толкает его в спину, насильно заставляя
двигаться вперед и приносить плоды этой проклятой, мерзкой работы.
Тэхен застрял, просто завис между двумя людьми, что ни дня не оставляют его без
того, чтобы не коснуться трепетной, уставшей души. Один ее бережно ласкает
кончиками пальцев, а другой голыми руками безжалостно рвет.
А омеге даже времени не дают на то, чтобы окунуться в свои мысли, прислушаться к
внутреннему голосу, который, может быть, подскажет, как поступить правильнее. Но он
его не слышит, безнадежно застряв между Джиханом и Чонгуком. А выбора нет. До снова
и снова будет толкать его в объятия Чона, пока не добьется того, чего так желает.
Тэхен хочет оттянуть, с болью в груди надеясь, что Чонгук передумает, осознает, что
делает ошибку. Тэхен хочет тянуться, но не принудительно; без оков, что не дают
свободно сделать шаг навстречу. Но незаметно для Джихана он собирается делать
короткие шаги назад, подальше от притворства и боли, которую он принесет Чонгуку.
Потому что это подло. Слишком.
— Я думал, эти игры давно позади, — хриплый шепот в самое ухо прокрадывается в
черепную коробку и возвращает Тэхена на землю, где его греет Чонгук, держа в кольце
своих татуированных рук.
Есть только звездное небо над головой, сладкие губы и гуччи флора, что течет по
венам вместе с закисью азота.
— Так каков твой ответ? — спрашивает он, утыкаясь лбом в тэхенов и спуская ладони
на талию омеги.
— Все такой же, — шепчет Тэхен в губы альфы как секрет, который должен услышать
только Чонгук и никто больше.
— Итальянская сучка.
🔥🔥🔥
Теплые лучи утреннего солнца скользят по обнаженной спине, бликами играют на
стенах, отражаясь от распахнутого окна, впускающего в комнату приятный свежий
ветерок.
Юнги до скрипа натирает кузов макларена губкой, не упуская ни один плавный изгиб
машины. Намыливает и тут же смывает пену мощной струей, двигаясь дальше. Омега
слегка нагибается и подается вперед, чтобы как следует намылить лобовое стекло. От
усердия он высовывает язычок и сосредоточенно хмурит брови, уже едва не лезет на
капот, чтобы достать и до крыши. Не выпуская из руки пистолет и задрав одну ногу,
он опирается коленом на капот. Мыльное покрытие скрипит под кожей, и колено омеги
начинает соскальзывать вниз, когда как вторая нога уже оторвалась от земли. Юнги
жмурится, готовясь к падению, и рефлекторно прижимает к груди пистолет. Но крепкая
хватка на талии не дает соприкоснуться с землей. Омега растерянно выдыхает и
распахивает глаза, видя крепкие руки Хосока, удерживающие его и благодаря которым
он может сохранять равновесие.
— Как дерзко было пропустить школу и нарушить мой запрет, Юнги-я, — опасно
спокойным голосом говорит Чон, медленно надвигаясь в сторону омеги.
— Нет! — выкрикивает омега, выпуская в сторону альфы мощную струю холодной воды.
Хосок жмурится, чувствуя, как поток бьет прямо в грудь, доставляя небольшую боль.
Хорошо, что не в лицо.
— Пусти, папочка, — просит Мин, а сам противоречит своим словам, начиная обмякать
в крепких руках, по которым так скучал, по жару тела и… Мин бедром ощущает стояк
альфы, и внутри все переворачивается. Кожа вмиг покрывается мурашками, что колют
приятно.
Хосок грубо припечатывает омегу к капоту макларена, нависая сверху и перекрывая все
пути отхода. Какие-то крупицы здравого и занудного рассудка еще отчаянно напоминают
о запрете на секс, на который Хосок теперь плевать хотел. Он отмахивается от
назойливой мысли и становится к омеге вплотную, упираясь своим возбужденным органом
в его живот. Из легких Юнги словно весь воздух разом выбивают, когда Хосок давит
коленом меж его ног, заставляя их раздвинуть. Он опирается локтями на скользкий и
мокрый капот, заглядывая в опасную животную черноту глаз напротив. Хосок сжирает,
даже не имея при этом необходимости касаться. Юнги его сумасшедший голод чувствует
всем своим телом, что бурно реагирует на одно лишь хосоково дыхание к коже. Все
нутро отчаянно тянется к альфе, изнывает без ласк, скучает. Невыносимо скучает.
Юнги замирает, затаив дыхание, как маленькая беззащитная лань, которую вот-вот
разорвут на части. Хосок опасно близко, и это уже не предотвратить.
И не хочется.
Хосок вгрызается в любимые губы, сбрасывая цепи, что так долго сдерживали. Он себя
обязательно похвалит потом за длительное воздержание, которое ничего хорошего не
принесло ни одному из них. Ему даже от слова этого тошно. Забыть бы, потому что
Хосок никогда больше не станет сдерживаться.
Они съедают друг друга, находя в желанных губах спасительный кислород. Хосок не
щадит, выливая на омегу тяжесть своего проклятого воздержания. Юнги зарывается
пальцами в темные волосы, сжимая в кулаке. Губы горят от выступающих ранок из-за
укусов, но сладкая жгучая боль только больше распаляет. Юнги жадно целует в ответ,
оттягивая и посасывая нижнюю губу Хосока, жмется ближе, чтобы больше никакого
расстояния между двумя жаркими телами.
С истерзанных губ омеги срывается хриплый стон, когда грубая ладонь собственнически
сжимает голую влажную ягодицу, затем звонко шлепает, оставляя на нежной коже яркий
след. Хосок не медлит и больше ни секунды не тратит на мучительные и бессмысленные
в данный момент прелюдии. Он тянет омегу на себя и рывком разворачивает, заставляя
нагнуться и упереться руками в мокрый капот. Юнги едва держится на ватных ногах,
дышит тяжело, скользя пальчиками по металлу и облизывая солоноватые губы.
— Ты… плохой папочка, Хосок, — хрипит омега, глядя на альфу через плечо. Чон лишь
хмыкает, впиваясь пальцами в шелковую кожу белоснежных бедер. — Нарушаешь свои же
правила.
Юнги призывно выпячивает попку, облизываясь голодным котенком. Хосок тянет резинку
шорт вниз и обхватывает ладонью налившийся от возбуждения твердый член, размазывая
по головке предэякулят. Свободная рука грубо давит омеге на лопатки, прижимая
грудью к капоту. Альфа скользит влажными пальцами меж ягодиц Юнги, вырывая у того
громкие вздохи с полустонами. Указательный палец с легкостью проникает в
повлажневшую дырочку, и Хосок ухмыляется, проделывая то же самое со вторым пальцем,
свободно скользнувшим внутрь.
— Н-нет, я развлекал себя, потому что папочка не… а-а! — Юнги обрывается и
вскрикивает, когда чувствует, как в него резким толчком проникает член альфы,
полностью заполняя. Как бы он часто ни использовал для самоудовлетворения пальцы,
размеры альфы это не повторит.
Юнги дышит загнанно и скребется ноготками по капоту цвета ночного неба. Хосок не
церемонится. И так потерял кучу времени, съедая себя от нехватки Юнги под собой. Он
начинает наращивать темп, прижимая омегу к гиперкару. Юнги стонет сладко и хрипло,
задыхается, отчаянно хватая ртом недостающий воздух. Хосок двигается грубо и резко,
не давая расслабиться, в наслаждении прикрывает глаза, сходя с ума от того, как
омега сжимает его изнутри горячими и влажными стенками.
Хосок вспоминает каждое фото, которым дразнил его Юнги, каждый двусмысленный
взгляд, брошенный омегой, каждый стон, которым он дразнил зверя, сковавшего себя в
цепях собственноручно; блядский леденец, который Юнги так сладко обсасывал,
представляя на его месте кое-что другое. Хосок больше не контролирует себя. Он
трахает глубоко и грубо, получая ответные толчки навстречу. Юнги тяжело дышит и
стонет при каждом движении, насаживается сам и едва не теряет сознание от
концентрации кайфа в организме.
Юнги кроет от переизбытка нахлынувших разом чувств и ощущений. Член уже болезненно
ноет и истекает, нуждаясь в скорой разрядке. Омега скользит рукой вниз, пытаясь
просунуть ее между животом и капотом, но Хосок рывком его одергивает, ставя на
место и двигаясь грубее. Юнги вскрикивает и выпячивает попку сильнее, насаживаясь
на всю длину члена. Собственный от толчков трется о глянцевое покрытие капота,
отчего омега скулит и грызет свои губы, больше не в силах сдерживаться.
🔥🔥🔥
Юнги тихо смеется и падает в объятия теплой и мягкой, как облако, кровати.
Белоснежные волосы с заметным на солнце золотистым отливом рассыпаются по подушке,
словно нимб над головой ангела. У ангела тело хрупкое и гладкое, как лучший шелк, у
него кожа сладкая и нежная. От нее оторваться мучительно тяжело. Ангел тепло
улыбается, а золотые лучи солнца, глядящего через окно, играют на длинных темных
ресницах, трепещущих, словно крылышки бабочки. Ангел красив до невозможности,
несмотря ни на что, он чист и невинен, он — ребенок, светлый и космически
прекрасный. Ангел с вечными синяками на острых коленках, с разбитыми костяшками, на
которых еще не зажили раны. Хосок влюблен в него до бесконечности.
Юнги смотрит на него снизу вверх и тянет руки по-детски, улыбаясь шире. Альфа не
может не улыбнуться в ответ. Он нависает над омегой и ложится меж разведенных ног,
что тут же сцепляются на его пояснице. Юнги, наконец, может его касаться и
прижимать к себе всем телом. Он может зарываться длинными пальцами в черную копну
чоновых волос, может гладить затылок и видеть любимые карие глаза максимально
близко, может целовать и утыкаться носом в теплую шею альфы.
Омега стонет хрипло и вцепляется коготками в лопатки Хосока, ощущая, как его
наполняет член альфы, плавно скользнув внутрь. Хосок не выпускает из объятий, не
может насытиться любимым телом, а Юнги и не сопротивляется, потому что тоже
изголодался. Его окутывает любимый аромат, теплое дыхание на коже и поцелуи по
всему телу. Омега тянется за новым и обнимает Чона за шею, двигаясь в ленивом и
сладком темпе. Улыбка в поцелуй и нежные прикосновения к чувствительной коже.
Пальцы, очерчивающие ореолы сосков и розами цветущие следы на груди и ключицах.
Краснеющие полосы на смуглой широкой спине и тяжелое дыхание в самое ухо.
Хосок испивает Юнги всего целиком, вдыхает, съедает, словно лучшее лакомство в
мире. Животное неконтролируемое желание перетекает в трепетную нежность, в любовь,
искрящуюся в глазах и скапливающуюся на кончиках пальцев.
— Хо… Хосок… — шепчет Юнги, жмуря глаза и вцепляясь ногтями в плечи альфы. Он
ощущает, как подкатывает очередная волна головокружительного оргазма. Альфа
помогает Юнги ладонью, и тот изливается, пачкая животы обоих.
— Я тоже, малыш, — выдыхает Хосок, целуя мягко и приподнимая уголки губ в легкой
улыбке.
Еще несколько глубоких толчков, и альфа изливается следом, заполняя Юнги своим
теплым семенем. Он выдыхает и прикрывает глаза, ложась на бок и прижимая к себе
омегу, внутри которого все еще находится член альфы. Юнги слабо улыбается и
прижимается к Хосоку, утыкаясь носом во влажную и горячую грудь. Медленно
проваливаясь в сладкий тягучий сон, он ощущает, как внутри него начинает набухать
узел. Юнги прижимает ладонь к груди Хосока, где ровно бьется сердце, отданное ему
альфой, и оставляет легкий поцелуй на шее.
Хосок уверен, что нет никого счастливее него в этот момент. Он глядит на
засыпающего омегу и не может насмотреться. Руки его словно прилипли к худенькому
тельцу, не способные оторваться. Жить без этого он больше никогда не сможет.
А отпускать даже не думает.
🔥🔥🔥
Сизый дым плавно растекается по кремовому салону кенигсегга, ползет змеей и вьется,
уплывая в открытое окно. Чонгук настукивает пальцами по рулю ритм в такт песне,
льющейся негромким потоком из колонок. Альфа, прикрыв глаза, откинул голову на
спинку сидения, выпуская вверх сигаретный дым. На старой пустой парковке,
расположенной неподалеку от склада, горит одинокий тусклый фонарь, время от времени
мигая и возвещая о своей неисправности. Вокруг успокаивающая тишина и приятный
полумрак.
Чонгук шумно вздыхает и стряхивает пепел на землю через спущенное стекло. В кармане
кожанки коротко вибрирует телефон, оповещая о сообщении. Альфа вытаскивает его,
замечая на засветившемся экране сообщение от европейской сучки.
«Как жаль, что ты занят. Я совсем один, муж уехал. Даже не представляю, чем себя
занять:(»
Чонгука бы сейчас ничто не остановило, он сидит на этой парковке уже почти час и
медленно сходит с ума. Больше всего он мечтает о том, чтобы рядом оказался Тэхен. К
нему невыносимо тянет, и Чонгук едва сдерживает себя, чтобы не плюнуть на все и
поехать, прижать к себе и целовать цветочные губы всю ночь.
Альфа уже собирается печатать ответ, как слышит рядом знакомый рев мотора. Он
блокирует экран телефона и сует обратно в карман, открывая дверцу. Тлеющий окурок
бесшумно падает на асфальт рядом с колесом автомобиля. Возле кенигсегга
припарковалась черная пагани уайра. Двигатель замолк, погружая парковку в ее
привычную тишину, а фары потухли. Чонгук, прислонившись к боку агеры, разглядывает
спорткар. Дверца с водительской стороны распахивается, плавно взмывая вверх, и из
авто выходит эффектный темноволосый альфа. В ушах у него поблескивают серебряные
серьги в виде колец и креста, на нижней губе пирсинг, а темно-каштановые волосы
зачесаны назад. На альфе массивные берцы, черные изодранные джинсы и кожаная
куртка, под которой такая же черная футболка с принтом «Joy Division».
— Надо же, сам Чон Чонгук, — с улыбкой на красивых, словно рисованных губах,
приветствует альфа, рассматривая Гука с ног до головы.
Чонгук чувствует, как внутри теплеет от незабываемой и родной улыбки альфы, что был
ему чуть ли не вторым братом. Им Джебом — король ралли и бог дорог. Человек,
который буквально родился в машине, потому что доехать до больницы акушеры не
успели. Альфа, отдавший буквально всю свою жизнь гонкам. С семнадцати — один из
лучших ралли-гонщиков, выхватывавший победу за победой и возносящийся все выше,
туда, где мечтал оказаться каждый гонщик. Он боролся, гоняя так, как никто.
Профессионал, который в конечном итоге сместил с пьедестала лучшего раллиста Азии,
достойно и оправданно заняв его место на несколько лет. Пока не случилась авария,
перекрывшая Джебому дорогу к легальным гонкам. Не представляющий свою жизнь без
руля под пальцами, альфа пришел на уличные гонки. Не смирился. Вопреки ужасающим
приговорам, он залечил травмы и сел в машину, начав свой путь с чистого листа.
Спустя время альфа покорил и улицы, на которых познакомился с братьями Чон, что
тогда были для него главными соперниками. Хосоку едва не уступил, а вот Чонгуку —
случилось. Долго не верил, сходил с ума, требуя реванша, но потом смирился. Со
временем, с тем, что у его возможностей все же имеются границы и что стоит
отступить и позволить владеть дорогами новым героям.
— Ему нравилось со мной, — выдает новую порцию провокации Гук, не без удовольствия
наблюдая за реакцией Има. — А потом ты ворвался и покорил его. Не пойму, что он
нашел в тебе, — альфа театрально качает головой, изображая на лице полное
недоумение.
— Начнем с того, что он любит мужчин постарше, — усмехается Джейби, изогнув бровь.
— Вот как, значит… — хмыкает Гук, доставая из пачки новую сигарету и зажимая меж
губ. — Ладно, это не самое ужасное, что я мог услышать в свой адрес. Я ведь все
равно одним только своим взглядом заставлял его те…
— Нен снимался там, а я в это время в гараже пропадал, с местными зависал. Гоняют
они так себе, — изобразив жестом середнячок и хохотнув, Джебом качнул головой. — Но
я поднатаскал некоторых начинающих стритрейсеров. Это было даже забавно, — альфа
проводит ладонью по волосам, зачесывая упавшую на лоб прядь. — А твое заключение?
Не было проблем?
— То, что я там находился — уже проблема, — сухо усмехается Гук, вертя в пальцах
тлеющую сигарету. — У меня было положение, не хватало только омег и достойного
пойла. Но по детке я скучал больше всего, — улыбается Чон, ласково скользя пальцами
по блестящему глянцу автомобиля.
— Сейчас, глядя на эту крошку, я не до конца понимаю, как ты смог меня оставить
позади на своем чарджере, — изрекает альфа, ухмыляясь и выпуская дым через
приоткрытые губы.
Он до сих пор не верит, хоть и признает талант Чона.
Чонгук смог, но Джебом прекрасно понимает, что не в одной лишь машине сила, но и в
том, как ее ведут. Кто ведет. Девятнадцатилетний мальчишка обошел Има, даже не
напрягаясь особо, чем и заслужил его признание. Чонгук мог бы стать спортивной
звездой, мог покорить мир ралли и даже формулы-один, если бы только захотел. Но он
не захотел, предпочтя улицы, и с этим спорить было невозможно.
— В этот раз нам приготовили кое-что новое, — говорит Хосок непроницаемым голосом
со стальными нотками. — Но никто ничего не видел. Опять.
— Снова ничего? — натянуто спрашивает Чонгук, вскидывая бровь и наблюдая за
напряженным братом, расхаживающим перед ними.
Чонгук стоит перед раскрытым ящиком, отчаянно борясь со своей злостью, стремительно
подкатывающей к горлу. Внутри — двигатель, один из нескольких, что были заказаны с
Англии. Двигатель, который словно с древней проржавевшей машины вытащили. Вид у
него потрепанный и, кажется, он в нерабочем состоянии уже не один год. Чонгук
прожигает двигатель взглядом, долго молчит, стиснув челюсти и сжимая и разжимая
пальцы. В другие ящики смотреть смысла нет. Альфа с треском захлопывает крышку и
разворачивается к Джейби и Хосоку, который выкуривает уже третью сигарету, нарезая
круги перед столами на складе, в который они сразу же поехали.
— Это что, блять, за хуйня? — негромко цедит Чонгук, выгнув бровь и едва
сдерживаясь, чтобы не разъебать все ящики с прогнившими двигателями. — Ты…
— Да, Чонгук, я звонил. Они отправили ровно, что и требовалось. Здесь приняли то,
что, мать твою, и было нужно, а не вот это дерьмо, — рычит Хосок, стряхивая пепел и
с отвращением на лице указывая на ящики.
— Да. Но никому еще не удалось поймать хоть одного из них. Они привозят чуть ли не
ракетные двигатели со штатов. Тачки сумасшедшие, — объясняет Чонгук, обессиленно
присев на ящик и сунув руки в карманы куртки.
— Я думаю, мне стоит в это влезть и попытаться разобраться всем вместе. Выслежу их
на ближайшей гонке, попробую угнаться, — Джейби вскидывает брови, мол, как смотрите
на это предложение, и закусив губу, переводит взгляд с одного брата на другого.
— У нас нет особого выбора. Для начала нужно выяснить, наконец, кто это все
проворачивает, — говорит Гук, доставая телефон и ища взглядом нужный номер в списке
контактов. — Я позвоню Югему, чтобы дал записи с камер. Мы должны знать, кого
ловить.
— Прежде всего, он мой друг, Джей, — Чонгук смотрит на Има, прикладывая телефон к
уху и слушая гудки. — А потом уже полицейский.
— Гук-а, я же сказал, что не могу одолжить тебе полицейскую тачку, — бубнит Югем,
вымученно вздыхая в трубку.
— Это другое, чувак, — отмахивается Чон, покачав головой, словно Югем может
увидеть. — Мне нужны записи с камер в аэропорту и с автострады. Я сброшу тебе даты
и точный отрезок сообщением.
— Господи, меня попрут из-за тебя, — вздыхает Югем. — Или хуже того — упекут в
тюрьму. Вместе с тобой, к тому же.
— Югем-а, ты проделывал куда более серьезные вещи, за которые тебе дали бы лет
двадцать как минимум, — Чонгук хмыкает, уговаривая, и бросает короткий взгляд на
наблюдающих за ним Джебома и Хосока. Второй шепчет одними губами «я же говорил»,
получая в ответ средний палец брата.
— Блять, ладно, — сдается Югем, испуская очередной вздох мученика. — Но для записи
с аэропорта нужно подождать разрешения, поэтому пока только с автострады. Ты просто
посмотришь и сразу же удалишь эту запись, понял?
— Не верю, но все же, ловлю на слове. А теперь я иду спать, сегодня в участке был
дикий день, — подтверждая свои слова, Ким протяжно зевает в трубку. — Завтра
отправлю запись, — бурчит он напоследок и отключается.
Повертев телефон в пальцах, Чонгук сует его в задний карман джинсов и подходит к
альфам с легкой, но довольной улыбкой победителя на губах.
🔥🔥🔥
Чонгук лежит в постели, уставившись немигающим взглядом в потолок. Комната окутана
привычным мраком и цветочным ароматом, витающим в воздухе. Он уплывает в
приоткрытое окно, но не исчезает полностью, потому что его источник мирно
посапывает под чонгуковым боком, уткнувшись носом в татуированное плечо альфы.
В чонгукову голову приходит одно предположение за другим. Все еще мало зацепок и
доказательств, все еще нет лиц и имен. Как бы Чонгуку ни была неприятна идея с
повышением общей мощности автомобиля, сделать это было необходимо, чтобы чего-то,
наконец, суметь добиться. И Джейби, как всегда, оказался прав.
— Чонгук…
— Ты чего не спишь? — так же шепчет Тэхен, накрывая ладонь Чона и сплетая с ним
пальцы.
— Тебя что-то беспокоит? — спрашивает омега, почти касаясь губами чонгуковых губ и
обдавая их теплым дыханием. Гук чувствует, как рука Тэхена скользит по предплечью
вверх, а затем длинные пальцы нежно поглаживают затылок. Альфа прикрывает глаза и
расслабляется. Кажется, больше не беспокоит ничего.
— Меня беспокоит то, что ты не выспишься, Тэ, — слабо улыбается Чонгук, оставляя
на цветочных губах мягкий поцелуй.
Но уснуть не удается. Чонгук лежит вот так еще полтора часа, пытаясь погрузиться в
сон под ровное дыхание сразу же уснувшего Тэхена. Устав от долгого лежания, альфа
присаживается на краю кровати, потирая ладонями лицо. На прикроватной тумбе,
коротко завибрировав, светится дисплей телефона, оповещая о сообщении. Чонгук
хмурится, не представляя, кому понадобилось писать в такое время. А на часах
половина четвертого утра. Альфа берет телефон и открывает сообщение с неизвестного
номера, гласящее:
Агера рычит, нарушая тишину парковки и выезжая на улицы спящего города. Полный
автомобилей днем, а ночами пустынный, как после апокалипсиса. Мимо лишь изредка
проносятся автомобили. Чонгук давит на газ, полноправно позволяя себе разогнаться
на дороге без единого препятствия. Окна спущены, по салону гоняет свежий ночной
воздух.
Чонгуку нравится. Ехать вот так, несясь на всех парах, словно один в этом мире, и
все дороги принадлежат лишь тебе. Рычание движка за спиной и шум ветра — больше
ничего не надо. Гук мнет пальцами руль и кидает короткий взгляд на спидометр.
Двести сорок.
До бескрайнего моста остается пять минут езды. Чонгук, сам с собой мысленно борясь,
тянется к бардачку, достает пистолет и сует себе за пояс. Меры предосторожности.
Альфа не имеет ни единого представления о том, кто мог бросить ему вызов. Мог это
быть кто угодно, потому что желающих смести его с трона — большая часть районов.
Чонгук чувствует легкое напряжение и незамедлительно пытается его сбросить, набирая
скорость и забываясь в рыке движка. Только бы к Тэхену поскорее вернуться.
На мосту светят два тусклых фонаря с обеих сторон, служа единственным источником
света в округе. Чонгук замедляется, подъезжая к концу дороги, где начинается
опасный путь для гонщиков — бескрайний мост.
Под одним из фонарей стоит черный матовый автомобиль с выключенными фарами. Альфа
мнет пальцами руль и щурится, пытаясь разглядеть в тусклости света марку
автомобиля. Агера подъезжает к другому фонарю, останавливаясь напротив черной
машины. Мотор замолкает, позволяя звенящей тишине надавить на слух. Чонгук
стискивает челюсти и открывает дверцу, выходя из кенигсегга. Он тянет край кожанки
вниз, чтобы скрыть под ней пистолет. Незачем медлить.
Альфа обходит агеру, вставая на середине дороги, и выжидающе смотрит на авто
напротив. В режущем глаз свете Гук замечает блеснувший серебром логотип бугатти. В
ту же секунду дверца автомобиля бесшумно открывается. Чонгук чувствует, как вены
под кожей начинают накаляться, а рука слегка дергается в жажде схватиться за
рукоять пистолета, обжигающего холодом металла кожу.
Услышав свое имя из чужих уст, Джихан расплывается в ядовитом оскале, сунув руки в
карманы черных потертых джинсов, и подходит к Чонгуку.
— А вот и король.
— Разве ты удивлен?
— Удивлен, что ты решил вылезти из своей норы и показать себя, — Чонгук недобро
ухмыляется, выгнув бровь, и пристально глядя неморгающим взглядом. — Ведь обычно
позорно прячешься и бежишь.
— Надо являть миру новых лидеров, — Джихан разводит руки в стороны, не переставая
улыбаться и наблюдать за напряженным Гуком. До его чувствует. Этот огненный океан,
бушующий внутри альфы. Чон бы с удовольствием накрыл им его. Джихан точно знает.
— К этому все придут рано или поздно, — пожимает плечами До, будто это истина само
собой разумеющаяся.
— Нет, этому не бывать, — с ухмылкой сухо отрезает Чонгук, склонив голову к плечу
и скользя кончиком языка по нижней губе.
— Лучше отступи, Чонгук, — негромко говорит Джихан в своей холодной манере, чуть
подаваясь вперед и заглядывая в чонгуковы черные от переполняющей злости глаза.
— Пока не погибло больше людей, — шепчет альфа, искусно играя на нервах, и
выпрямляется. Его улыбка становится шире.
Джихан сухо смеется. Вот он — Чон Чонгук. Совсем близко, только руку протяни и
схвати за горло.
— Война началась тогда, когда ты закрыл меня в тюрьме, — импульсивно рычит Чонгук,
не сдержавшись, и хватая Джихана за ворот куртки. До даже в лице не меняется,
только улыбается шире, не без удовольствия разглядывая злое лицо Чона, и ни на
миллиметр не сдвигается.
— Стоило грохнуть меня еще тогда, — цедит Гук сквозь стиснутые челюсти, встряхивая
альфу и притягивая к себе вплотную. Зверье внутри яростно пытается вырваться из
клетки, жаждет теплой крови на кончиках пальцев. — Ты сильно проебался, До.
— В этот раз так и поступлю, — зло шипит Джихан в ответ, грубым движением
сдергивая с себя чонгуковы руки, когда выдержка покрывается трещинами. — Но сначала
заставлю пожалеть о том, что ты не послушал меня.
— Ты бросил мне вызов, — чуть громче напоминает он, выгибая бровь. — Так давай
решать наши дела на дороге.
Чонгук захлопывает дверцу и достает пистолет из-за пояса, бросая его обратно в
бардачок. Сбоку зажигаются фары бугатти, а по безмолвной местности разносится
рычание пробудившегося зверя. Гук лишь невпечатленно хмыкает и опускает окна с
обеих сторон, встречаясь взглядом с До, который уверенно держит руль и раскручивает
двигатель, словно дразня и раззадоривая соперника.
Здесь не нужна даже грид-герл. Двое альф смотрят друг другу в глаза, сжимая
пальцами руль покрепче. Словно мысленно отсчитывают время, понимая друг друга без
слов и лишних жестов.
Три.
Два.
Чонгук резко отпускает тормоз, и агера ракетой летит вперед, в пару секунд достигая
сотни и продолжая ускоряться. Два черных демона едут параллельно, оставляя за собой
облако дыма и пыли. Чонгук на соперника даже не смотрит. Крепко сжимает пальцами
руль и быстро выворачивает его на первом небольшом повороте. Плевать на правила и
ограничения.
Бугатти, которая со старта ехала наравне, теперь постепенно отстает, находясь все в
большем отрыве от блестящей в свете уличных фонарей агеры. Даже полметра — огромный
разрыв. Чонгук кидает в сторону вейрона короткий взгляд и хмыкает себе под нос,
устремляя взор на дорогу впереди. Рано ликовать. Джихан так просто не сдастся, не
проиграет так легко тому, кого ненавидит всем сердцем.
Плевать.
Чонгук замечает в боковом зеркале, как из выхлопной трубы вейрона вырываются языки
синего пламени, а сам гиперкар заметно ускоряется, стремительно отрываясь от агеры
и пересекая мост. До финиша всего ничего.
Спустя минуту оба гиперкара влетают на территорию парка, следуя друг за другом.
Чонгук почти вплотную упирается в задний бампер бугатти, едва сдерживаясь, чтобы не
протаранить.
Бугатти подъезжает к самому сердцу парка, входя в дрифт вокруг заветных фонтанов.
Агера повторяет маневр, становясь с матовым гиперкаром практически наравне. Чонгук
быстро крутит руль, поддерживая дрифт и одновременно давя на газ, но бугатти
оказывается быстрее.
Сделав полный дрифтовый круг, вейрон тормозит прямо перед фонтанами, завершая
заезд.
— Силенок не хватило, — с сожалением выдает Джихан. Уголки его губ трогает легкая
улыбка, а в глазах вселенское спокойствие и ликование. — Пора заменить развалюху,
а?
— Ошибаешься, — хмыкает Чон, убирая руки с крыши агеры. — Я, блять, не дам тебе
превратить улицы в дешевую подделку, До.
🔥🔥🔥
Джихан сидит в гостиной, закинув ноги на кофейный столик и держа в руках чашку с
горячим кофе. Он задумчиво разглядывает предметы мебели, углубившись в собственные
мысли, не дающие покоя с самой встречи с Чонгуком.
Джихан и не надеялся, что Чонгук станет отступать. Чон вырос на этих улицах и знает
их правила лучше, чем собственное имя, и поэтому, не боясь жертвовать, будет
бороться до самого конца. До конца, который встретит от рук До. В живых он не
останется ни в коем случае, потому что пока жив Чон Чонгук, своей цели Джихан не
достигнет.
Встретить его вновь было приятно. Увидеть в черных глазах ненависть за упущенное
время и жестокий обман. Чонгук был прав: от него стоило избавиться еще тогда, и уже
сейчас улицы столицы принадлежали бы Джихану.
Альфа делает короткий глоток кофе и отставляет чашку на столик, беря в руку
телефон. Он открывает диалог с Тэхеном и печатает быстро:
Тэхена хочется увидеть. Вдохнуть букет ярких цветов, и такой же букет на его теле
оставить. Хочется заглянуть в большие глаза и прочесть нотки страха, которые
небрежно прикрыты напускной уверенностью и смелостью. Тэхена хочется заклеймить,
показать его законное место, о котором он совершенно забыл, вытеснив все прошлое
мыслями об одном ненавистном Джихану человеке.
«Ок»
Раньше у Джихана с омегой выходил хоть какой-то диалог; раньше Тэхен отвечал
греющим душу «буду ждать», а на джиханово «я соскучился», ответом всегда было — «я
тоже». И даже если было неискренне, это все равно заставляло что-то внутри
встрепенуться. А сейчас лишь короткий и ясный ответ, не нуждающийся в продолжении.
А Джихан сам виноват. Сам пустил ему в кровь Чонгука, теперь самому придется и
вытравливать его, потому что Тэхен принадлежит только Джихану, а отдавать его как
трофей сопернику он не собирается. Чонгук падет и лишится всего, что имел и только
успел обрести. Честная игра приводила к победе единицы, и Чон вряд ли будет одним
из них.
— Она подарила мне победу, но этого было недостаточно, — холодно отвечает До,
откладывая чашку на столик, и откидывается на спинку кресла. — Что, мать твою, под
капотом у его кенигсегга, — вспыхивает альфа. — Еще бы немного…
— Каждая наша машина должна обладать этой силой. Под таким давлением эти жалкие
профессионалы точно согнутся. И плевать им будет на всяких Чонов, которые отчаянно
борются за улицы, заскучавшие без настоящих гонок. Каждый примет нашу сторону,
когда увидит.
— Знаю, — кивает парень, улыбаясь уголком губ. — Вот только братья на складе
проводят немало времени.
— Ты отвечаешь за него. Нам нельзя поднимать шум, а мне ни в коем случае нельзя
светиться.
Тот на мгновение хмурится, но затем его лицо тут же озаряет довольная улыбка.
— Я не сомневаюсь.
🔥🔥🔥
Намджун уже четыре часа стоит, сгорбившись и возясь под капотом черного доджа
чарджера. Периодически он отвлекается, чтобы размять затекшую шею и хлебнуть
холодного пива, стоящего рядом на стойке с инструментами. Пот впитывается в серую
футболку, измазанную машинным маслом, стекает по вискам и шее. Альфа работает над
тремя автомобилями уже несколько дней, забыв о сне и путая дни с ночами. Все должно
быть сделано в сроки.
Глотнув холодного пива, он зажимает меж губ сигарету и вновь склоняется над доджем,
мыча себе под нос слова песни, льющейся из радио в рядом стоящем мустанге с
открытой дверцей с водительской стороны. Намджун слегка щурится, быстро стряхивая
пепел на пол, и вновь зажимает фильтр в зубах, откручивая крышку радиатора.
Чьи-то прохладные пальцы скользят под футболку альфы, оглаживая подушечками влажную
спину, а затем кубики пресса. По телу пробегают приятные мурашки. Намджун
останавливается, прекращая работу, и оглядывается через плечо. Он видит за собой
того, кого, наверное, совершенно не ожидал увидеть в этот момент.
Или ожидал.
— Мне нужна помощь, Намджун, — негромко сообщает Чимин, слегка царапая коготками
татуировку орла на груди альфы.
— Завтра заезд, — шепчет Чимин, вставая к альфе вплотную и втягивая носом его
горьковатый аромат, что сплелся с машинными маслом и сигаретами.
Чимин сглатывает и смотрит в чужие глаза завороженно. Рука Намджуна уже вовсю
хозяйничает по его телу, мнет ягодицы, оглаживает поясницу и подтягивает ближе к
себе, заставляя встать меж длинных разведенных ног. Намджун такой горячий. Во всех
смыслах. Обжигает, заставляет вмиг вспыхнуть, как машинное масло, в которое бросили
спичку. Огнеопасно, но притягательно.
— Ты сам виноват, Намджун-и, — ухмыляется Чимин, все еще пытаясь держать над собой
контроль. Тело не выдерживает и отчаянно тянется навстречу ласкам альфы. — Все
медлил и медлил… — он слегка хмурится и дует губы. — Наверное, я не интересен
тебе, — омега собирается отстраниться, но намджунова хватка становится только
крепче и не дает ни на миллиметр сдвинуться.
— Как ты мог такое подумать, — Намджун хмурит брови, беря подбородок омеги
пальцами. Чимин смотрит в чужие глаза, пропадает и перестает помнить самого себя.
Намджун его поглощает, подавляет и впитывает. Чимин задыхается.
И ищет кислород в чужих губах. Они смотрят друг другу в глаза несколько секунд.
Одновременно вгрызаются в губы друг друга, целуя так жадно и ненасытно, словно
голодали вечность. Чимин выпускает из рук поводок собственного контроля и
нетерпеливо тянет футболку альфы вверх, ни на секунду не отлипая от чужих умелых и
крышесносных губ.
Чимин не слышит, как один из инструментов Намджуна с лязгом валится на пол, когда
они, жадно целуясь, цепляют стойку. Чимин не замечает, как оказывается без рубашки,
а кожу обжигают горячие прикосновения Намджуна. Чимин не помнит, как оказывается на
диване, прижатый альфой. На диване, на котором они зависают не первый год,
встречаясь в родном гараже почти каждые выходные и после побед на дорогах. Чимин
ничего не понимает. Сейчас все это не имеет никакого значения. Он чувствует только
поцелуи и укусы на своем теле.
Намджун без лишних церемоний врывается в тело омеги, получая громкий тягучий стон,
медом разливающийся. Чимин двигается навстречу и сцепляет ноги на пояснице альфы.
Намджун не пытается нежничать с ним. Он толкается в податливое тело резкими и
грубыми толчками, увеличивая темп с каждой секундой. Грубые пальцы до боли
впиваются в нежную кожу бедер, оставляя на ней ярко-алые отметины. Намджун
рассыпает засосы на выпирающих ключицах, обхватывает губами затвердевшую бусинку
соска и слегка прикусывает, повторяя то же самое с другим соском.
Альфа управляет телом омеги так, словно в руки игрушка попала, с которой можно
вытворять, что вздумается. Он забрасывает ноги Чимина на свои плечи и входит под
новым углом, заставляя омегу стонать по-новому. В звонком голосе слышна дрожь.
Намджун от этого кайф ловит. То, что так давно хотел получить, само пришло в руки и
отдалось. Пак Чимин — одно сплошное желание; мечта, которую хочется достичь,
испробовать и ощутить. Намджун Чимина попробовал.
Омега задыхается, жмуря глаза и жадно вбирая в себя недостающий кислород. По телу
бегут приятные мурашки, а внизу живота тяжесть приятная. Он тянется рукой к своему
твердому от возбуждения члену и обхватывает пальчиками, надрачивая себе в такт
намджуновым грубым толчкам.
Силы медленно покидают ватное тело, а в голове пустота. Оргазм подкатывает снежной
лавиной, которая вот-вот раздавит, поглотит. Чимин вцепляется пальцами одной руки в
плечи альфы и тянет на себя, накрывая чужие губы и целуя так, словно делает это в
последний раз. Блестящая от пота грудь быстро вздымается, а протяжный стон утопает
в намджуновых губах. У Чимина по животу растекаются белесые капли спермы. Он
отрывается от губ альфы и жадно глотает воздух, продолжая двигать бедрами навстречу
толчкам.
Намджун ведет кончиком носа по влажной шее Чимина, вдыхая нежный аромат персиков,
который манил уже давно. Омега зарывается пальчиками в белоснежные волосы Кима и
чуть сжимает.
— И не думал, — выдыхает в ответ альфа, делая резкий грубый толчок. Чимин звонко
стонет и разводит ноги шире.
Краем сознания, которое еще кое-как способно адекватно реагировать, Пак слышит
вибрацию на полу среди вещей, которые они сдирали друг с друга, двигаясь к дивану.
Омега поворачивает голову в бок, улавливая взглядом свой мобильный, лежащий
недалеко от дивана. На экране отображается имя звонящего — Им Чану.
Не вовремя.
Невозможно хорошо.
Джин, кажется, стоит так вечность, наблюдая, как Чимин скачет на члене Намджуна,
который сейчас смотрит на него иным взглядом. В его черных глазах одно лишь
животное желание. Похоть.
К горлу подкатывает болезненный ком, а где-то внутри что-то трескается, эхом звуча
во всем теле. Джин поджимает дрогнувшие губы в тонкую полоску и быстро
выскальзывает из гаража, чувствуя, как по щекам текут горячие слезы. Он быстро
швыряет пакет с ужином куда-то в сторону старых проржавевших автомобилей, собранных
перед гаражом, и влетает в салон своей ауди, хлопая дверцей и вцепляясь в кожаный
руль мертвой хваткой.
Омега глядит на свои наручные часы, отмечая, что до конца пары остается десять
минут. Достав из кармана своего кремового пиджака телефон, Тэхен открывает диалог с
Джином и пишет:
Ким отвечает почти сразу. Телефон коротко вибрирует, но никто не замечает. Точно
уснули.
— Терпи, как и я. Все ради лучших результатов, мой друг, — улыбается Тэхен, обняв
Джина за руку, а в другой держа телефон с открытым диалогом.
— Он уделяет тебе много времени, упоминает тебя в разговоре больше трех раз, а
это, поверь мне, важный показатель, — сдает альфу с потрохами Джин, улыбаясь и
подмигивая Тэхену. — Ну и господином называет. Это вообще сенсация! Что ты сделал с
ним?
Тэхен чувствует, как кончики ушей стремительно краснеют. Хорошо, что огненные
волосы маскируют их. Он закусывает губу, пытаясь скрыть счастливую улыбку от
услышанного. Тэхен и так знал, что у Чонгука есть к нему чувства, но слышать это со
стороны безумно приятно и волнительно. Внутри все теплеет, а в животе расцветающие
лепестки на цветах щекочут.
Омеги сразу же идут к кассе, чтобы сделать заказы. Там уже скопился десяток
студентов, стоящих в очереди.
Тэхен занимает свое место в очереди и достает телефон, чтобы ответить Чонгуку.
«Я хочу лучшее шампанское, Чон» — пишет альфе Тэхен, а на розоватых губах снова
расцветает легкая улыбка.
Перед ним стоит Чимин в окружении нескольких омег. Наверное, друзья. Он щурит глаза
и хмыкает, смеряя Тэхена критичным взглядом.
— Нарушаешь здесь ты, Тэхен, — снова хмыкает Пак, складывая руки на груди. — Ты
занял мое место.
— Я не видел тебя здесь. Если ты свалил и твое место заняли — не мои проблемы, —
бросает он равнодушно, разворачиваясь прямо перед лицом Чимина.
— Лучше вали, шлюшка, это мое место, — едко шипит Чимин, грубо разворачивая к себе
отвернувшегося Тэхена.
Ким от удивления на мгновение теряет дар речи. Внутри, у самого сердца что-то
больно колет. Нижняя губа, к счастью, совсем незаметно дрожит. Тэхен сжимает руки в
кулаки, сверля Чимина ледяным и острым, как лезвие ножа взглядом. Кончики пальцев
покалывают от желания зарядить по чиминовой довольной роже, но Тэхен старательно
сдерживает себя в руках. Мысленно считает до трех и внезапно начинает улыбаться,
расслабляя пальцы и подходя к Чимину вплотную.
— И каково это, когда кто-то занимает твое место? — сладко шепчет он в самые губы
Пака. — Неприятно? Так иди поплачь, только встань позади меня, — Тэхен ухмыляется,
не без удовольствия замечая, как взгляд Чимина слегка теряется и становится уже
менее уверенным и твердым.
Тэхен прекрасно понимает, что не о месте в очереди речь. Чимина злость распирает
изнутри, это видно невооруженным глазом. И каждый раз, стоит Тэхену оказаться
рядом, Пак весь напрягается, настораживается и варит внутри себя эту злость,
которую показать при Чонгуке и остальных не может. Но теперь Тэхен все отлично
видит, а Пак скрывать больше не намерен. И эта ситуация стала лишь глупым поводом,
легкой провокацией и удачным моментом. Тэхен соврал бы, сказав, что замешательство
в глазах Чимина не доставляет ему удовольствия. Око за око.
— Ничего такого. Все отлично, Джин, — говорит Пак, поворачивая голову к Киму и
мило улыбаясь.
Джина внутренне трясет. Перед глазами невольно всплывает недавно увиденная в гараже
сцена, где Чимин стонал по-блядски, отдаваясь Намджуну. Он видел Джина. Наверняка
видел. На омегу вновь накатывают болезненные ощущения, не давшие той ночью уснуть.
Они душили, заставляя Кима вгрызаться в подушку и безмолвно лить слезы, пропитавшие
собой простынь.
Джин понимает, что не имеет права, что не должен бы вот так загибаться от боли,
потому что его друзья решили потрахаться. Ведь Намджун Джину ничего не должен.
Намджун ему ничего не обещал, а Джин и не просил. Он наивно утешал себя, что ничьей
вины в произошедшем нет. Только его самого. Потому что чувства допустил, а теперь
страдает и молча глотает боль ложками, губя самого себя.
Но боль почему-то не отступает, а при виде Чимина худшие мысли и ощущения вмиг
просыпаются и дают о себе знать, темным облаком накрывая сознание.
— Джин-и, я сейчас все возьму, только свою очередь дождусь, — спокойно говорит
Тэхен, вырывая омегу из мрачного омута собственных мыслей.
— Хватит вам, — довольно резко заговаривает Джин, сверля обоих строгим взглядом. —
Как дети, — поджимает он губы, отодвигая в сторону обоих и вставая в очереди. — Я
сам все возьму, а вы сядьте и решите свои проблемы без лишних глаз, — кидает он,
через плечо недовольно оглядывая наблюдающих студентов.
— Эй, Ким Тэхен, — раздается сзади. Джин и Тэхен синхронно поворачиваются на голос
Чимина, стоящего у выхода и собирающегося выйти. — Планируется заезд. Поучаствуй и
покажи, чего стоишь, а то я разглядеть еще не успел твои таланты.
— Я думаю, ты пожалеешь о том, что бросил мне вызов, — отвечает Тэхен, улыбаясь
уголком губ. Он приспускает очки на нос и обворожительно подмигивает Чимину.
Отовсюду слышится довольный вой и свист наслаждающихся зрелищем альф.
🔥🔥🔥
Тэхен лежит на шезлонге, держа в руке бокал красного итальянского пино-нуар и
слушая едва уловимый плеск воды в бассейне. На чистом вечернем небе еще не до конца
скрылось солнце, но в самом верху уже появляются первые звезды, похожие на
маленькие бриллианты.
Припав губами к кромке бокала, омега делает короткий глоток, смакуя на языке легкую
сладость вина с цитрусовым привкусом. Через два часа встреча с Чонгуком, а Тэхену
даже шевелиться не хочется. По телу растеклось приятное расслабление,
переплетающееся с легким дурманом. Вино дает о себе знать.
Тэхен делает еще один глоток и отставляет бокал на рядом стоящий столик, подняв
руки над головой и лениво потягиваясь. На губах появляется легкая улыбка. Омега
встает с шезлонга и босыми ногами подходит к бассейну. Задрав широкие бежевые
штаны, он присаживается у бортика и опускает ноги в прохладную воду, слегка
вздрагивая от контраста температур. Тэхен немного наклоняется и ведет по
поверхности воды кончиками пальцев, образуя небольшие волны, завораживающие взгляд.
Омега оторваться не может от блеска воды, отражающей последние лучики солнца и свет
фонаря. Словно плавленое золото, поблескивающее на пальцах. Тэхен прикрывает глаза
и вдыхает свежий воздух полной грудью. Голову слегка кружит.
На плечи опускаются чьи-то широкие ладони, а в нос бьет терпкий аромат Джихана.
Тэхен открывает глаза, в которых больше нет того блеска и приятной радости, что
была минутой ранее, а губы сами собой поджимаются.
— Мне нравится, — шепчет Джихан в самые губы и целует, сразу же проникая языком в
тэхенов рот.
Омега обнимает за шею, зарываясь пальцами в черные уложенные волосы и сжимая. Он
закрывает глаза, лишь бы не видеть лицо, от вида которого внутри только глухая боль
и обида рождаются. Джихан словно нарочно целует долго и глубоко, изучая цветочные
губы по-новому. Тэхен жмурится и чуть тянет альфу за волосы, заставляя
отстраниться. Джихан напоследок оставляет легкий укус на нижней губе и отрывается,
ухмыльнувшись.
Джихан сует руки в карманы черных брюк и улыбается уголком губ, коротко кивая и
глядя на Тэхена сверху вниз.
У Тэхена внутри что-то рушится, когда он слышит родное имя из уст Джихана. Он сразу
говорит «нет», сразу отказывается, кричит на Джихана и бежит прочь. Но все еще
продолжает сидеть перед ним, застыв и не имея сил даже моргнуть. Хорошего не жди.
— К-как я это сделаю? — с едва заметной дрожью в голосе отзывается Тэхен, глотая
образующийся в горле ком.
— Это только твоя проблема, Тэхен, — безразлично пожимает плечами До, возобновляя
хождения из стороны в сторону. — Не справишься — он умрет. Раньше срока, —
усмехается Джихан.
Джихан не шутит, хоть это и является для него забавной, но жестокой игрой. Он может
убить Чонгука, если захочет, а с Тэхеном просто играет, сводя с ума от страха и
волнения. Выбора он снова не дает, обрубая все варианты. Есть только один путь,
один вариант.
— Ты что-нибудь придумаешь, я уверен, — говорит Джихан мягко, подходя и
присаживаясь перед омегой. Он берет его лицо в ладони и гладит щеку большим
пальцем, смотря в большие глаза, полные разных эмоций.
— Я уже, Тэ, — так же тихо отвечает До, приблизившись к тэхенову лицу и чуть
касаясь сладких приоткрытых губ. — Нашей цели не добиться без жертв. Я стараюсь
свести смерти к минимуму, но люди сами себя обрекают.
— Ничего ужасного, если ты сделаешь то, о чем я прошу, — Джихан мягко целует губы
омеги и ведет пальцами по длинной шее к ключице. — Я слышал о том, что завтра будет
заезд, — альфа поднимает взгляд, неохотно отнимая руку от бархатной кожи на
открытых ключицах, не скрытых тканью расстегнутой сверху легкой молочной рубашки. —
Еще я слышал, что ты в нем участвуешь, — добавляет До, изогнув бровь.
Ради Чонгука.
— Я помогу тебе, — шепчет Джихан, гладя костяшками пальцев нежную щеку омеги. — Мы
что-нибудь придумаем. А сейчас мне нужно идти. Я так хотел бы остаться, но дела...
Как теперь ехать к Чонгуку с такой информацией в голове? Как смотреть ему в глаза,
зная, что завтра случится что-то нехорошее? И только от Тэхена зависит, пострадает
Чонгук или нет. Груз, упавший на хрупкие плечи, клонит к земле и ломает кости.
Тэхену его нести не по силам. Он даже не представляет, как с ним справится. До
встречи с Гуком остается не так много времени, а Тэхен не готов. Он не готов ему
показаться и заглянуть в глаза. Не готов к его прикосновениям, к его голосу, к его
поцелуям. Он не заслуживает всего этого. Тэхен просто не достоин.
Тэхен еле сдерживается, чтобы не разбить бокал о землю. Он звонко ставит его на
столик и закрывает лицо руками, согнувшись и уперев локти в колени.
— Немного помощи тебе не помешает, Тэхен, — негромко говорит До, щурясь и пытаясь
разглядеть в тусклом свете нужное.
🔥🔥🔥
Возле черной дыры снова столпотворение. Музыка, рычание движков и голоса пьяных, но
веселых зрителей, ждущих очередное сумасшедшее зрелище. Назревает гонка. Ставки,
демонстрация мощи спорткаров и своей репутации среди гонщиков.
— Это сложно, Хосок, — хмурится Юнги, неопределенно качая головой. — Они оба
хороши. Тэхен — мастер дрифта, а Чимин профи в спринтовых гонках. Исход этого
заезда непредсказуемый.
— Видел бы это Чонгук, — усмехается Чон, кладя подбородок на плечо Юнги. — Жаль,
что не сможет.
— Он ошибается, если думает, что так улицы станут лучше, — Джин качает головой и
покусывает нижнюю губу.
— Надо же, — встречает его Чимин, скрестив руки на груди и становясь напротив
Тэхена. Толпа вокруг наблюдает с любопытством, даже немного притихает, чтобы можно
было расслышать диалог омег. — Я до последнего был уверен, что ты струсишь и не
приедешь, — ухмыляется Пак, изогнув бровь.
— Или надеялся, что не придется проигрывать? — Тэхен улыбается уголком губ, чуть
склонив голову к плечу.
— Наоборот. Я очень ждал, чтобы посмотреть на твою тачку в своем зеркале заднего
вида, — хмыкает Пак, подходя ближе.
Чимин на секунду напрягается всем телом, едва сдерживая себя, чтобы не налететь на
омегу и не стереть с его губ эту самодовольную улыбку. Он лишь сухо смеется и
отходит.
— Так покажи, насколько это правда, — говорит он, насмешливо вскидывая брови и
улыбаясь.
Участвовать в гонке не хочется. Внутри тревога теплится, найдя свое место в сердце
омеги. Вчерашние слова Джихана из головы никак не выйдут. И даже прекрасный вечер с
Чонгуком мало помог. Омега смотрел в любимые глаза, слышал голос, заставляющий
улыбаться, но в голове было лишь джиханово: «Отвлеки Чонгука. Сделай это, если не
хочешь, чтобы он случайно словил пулю».
Тэхен бы прямо сейчас наплевал на гонку и бросился к Чонгуку, чтобы прижать к себе
и не давать никуда уйти. Где он сейчас — неизвестно. И неизвестность эта пугает
Тэхена еще больше. Пусть Чонгук будет где угодно, только не там, где ждет опасность
в виде Джихана. Тэхен бы отказался от заезда, не задумываясь, если бы До не
запретил. Он сказал, что поможет, хоть в это и мало верится. В его планах пока что
нет убийства Чонгука, но на душе все равно тяжело и больно.
Авентадор под пальцами приятно вибрирует, показывая свою мощь и не уступая в силе
движкам соперников. На тэхеновых губах невольно проступает улыбка. Он кидает взгляд
на Чимина. Омега смотрит в ответ с ухмылкой на пухлых губах, раскручивая двигатель
мерса до предела.
На первом резком повороте на новую улицу Тэхен плавно и легко входит в дрифт,
слегка давя на тормоз. Авентадор немного заносит в бок, а на пыльном асфальте
остается темный след от жженной резины. Следом дрифтует желтый мерс, входя в дрифт
слишком резко, отчего спорткар едва не бьется боком о фонарный столб. Чимин
ругается и быстро выворачивает руль, удерживая контроль над автомобилем, и давит на
газ, продолжая гнать почти наравне с ламборгини. Мазда остается в отрыве в пять
метров.
Впереди еще два поворота. Тэхен ловко дрифтует, легко выезжая на новую полосу. В
боковом зеркале с водительской стороны маячит желтый спорткар, едва не касающийся
заднего бампера авентадора. Омега довольно хмыкает и отворачивается, готовясь к
очередному повороту на главную дорогу с несколькими полосами.
Поворот все ближе. Тэхен совсем немного ослабляет давление на педали газа и
придерживает тормоз, начиная дрифтовать ближе к повороту. Сбоку появляется мерс,
нагнавший ламборгини. Чимин дрифтует параллельно с Тэхеном, находясь в более
выгодной позиции со стороны угла поворота «внутри» дороги, из-за чего вырывается
вперед, оказываясь в лидирующей позиции. Он злорадно ухмыляется и меняет скорость,
давя на газ и летя вперед по почти пустой в позднее время суток дороге.
Тэхен ругается на итальянском и поджимает губы, летя следом за мерсом. Чимин нашел
удачный момент. Если бы не жажда выиграть, Тэхен бы даже оценил навык вождения
Пака. Он ездит честно и честно выходит на первую позицию. Но ненадолго.
Он упрямо давит на газ, поджав губы, и, даже не замечая, что стрелка на спидометре
больше трехсот не поднимается.
— Что за... — шепчет омега, кидая взгляд на спидометр, где стрелка беспорядочно
бегает по цифрам, что никак не сказывается на скорости авентадора. Она вмиг
достигает трехсот пятидесяти, а в следующую секунду опускается до нуля.
Тэхен чувствует, как в салон проникает дым, а воздух в нем стремительно наполняется
ядовитыми газами.
— Твою мать... — сквозь кашель шипит омега, пытаясь утереть слезы одной рукой,
чтобы лучше видеть, а другой удерживая непослушный руль.
Чимин не слышит сигналов и гудков, не видит яркими вспышками свет фар. Только
красный авентадор, превратившийся в груду металла.
— Господи, Тэхен, — дрожащим голосом шепчет Чимин, подлетая к ламбо и молясь лишь
о том, чтобы Тэхен. Был. Жив.
Тэхен сидит, склонив голову вниз. Алые волосы поблескивают от крови, которой на них
даже не видно. Чимин видит одну лишь кровь и стекла, рассыпанные по салону и на
коленях Тэхена. Пак в панике хватает омегу за подмышки и тянет на себя, задыхаясь
от недостатка кислорода в легких.
🔥🔥🔥
Чонгук почти доезжает до склада. Он держит в пальцах сигарету, сжимая другой рукой
руль. Начинает накрапывать мелкий дождь, с каждой минутой усиливаясь. Большие капли
разбиваются о стекло машины, ухудшая видимость. Вокруг ни единого фонаря. Дорога
погружена в кромешный мрак, и только холодный свет фар позволяет видеть дорогу
впереди. Чонгук включает дворник. Он беззвучно стряхивает с лобового стекла
дождевые капли и восстанавливает нормальную видимость.
В кармане вибрирует телефон. Альфа выпускает дым после последней затяжки, бросает
окурок в приоткрытое окно и достает телефон. На дисплее высвечивается имя брата.
Чон хмурится и ведет пальцем по экрану, принимая звонок.
— Я почти там, Хосок, — устало говорит Чонгук, прижав телефон к уху и плавно
поворачивая руль влево.
🔥🔥🔥
Склад погружен во мрак. Его звенящую тишину нарушают лишь чьи-то едва слышные шаги,
отражающиеся от бетонных стен эхом.
Один из них, держа в одной руке пистолет, а в другой фонарь, медленно ступает
вперед по самому центру склада. Он на миг останавливается и щурится, вслушиваясь.
Лишь негромкая возня остальных. Мужчина продолжает двигаться вперед, светя фонарем
по бокам от себя и пробегаясь по коробкам с деталями и запчастями взглядом.
Перед самым лицом альфы слышится характерный звук взведенного курка. Он застывает
каменной статуей и медленно направляет луч фонаря перед собой.
Перед мужчиной стоит Чон Хосок, держа в вытянутой в его сторону руке пистолет. В
карих глазах — пугающее спокойствие, от которого по коже мурашки пробегают. Он не
двигается, лишь изогнул бровь под черной челкой и смотрит немигающим взглядом в
растерянные глаза врага, посмевшего проникнуть в логово братьев Чон. Мужчина
медленно поднимает руку с фонарем вверх, давая понять, что сдается.
Хосок, держа альфу на мушке, чуть поворачивает голову в сторону и дает команду
своим людям, притаившимся во тьме склада.
Из тени выходит Намджун, держа в руке автомат, поднятый дулом вверх. На губах Кима
легкая улыбка, а в глазах озорные огоньки.
Альфа перед Намджуном безжизненно валится на пол с глухим звуком. Во лбу его зияет
дыра от пули, прошедшей навылет. Намджун перешагивает через убитого альфу и
поднимает автомат, прищуриваясь. На полу остаются блестящие от крови следы,
освещенные тусклым светом, проникающим внутрь через высокие узкие окна.
Ни секунды не раздумывая после выстрела, Хосок делает рывок вперед и бьет напротив
стоящего мужчину ногой в живот. Альфа хрипит и кашляет, чуть пошатнувшись, но
равновесия не теряет. Чон не дает опомниться и выбивает из рук мужчины оружие.
Пистолет падает на бетонный пол и скользит к стене. Альфа не теряется и сразу же
бросается в сторону Хосока с агрессивным рычанием, вытаскивая небольшой нож. Хосок
не успевает направить пистолет, как оказывается прижатым лопатками к холодному полу
тяжелым телом. Ствол выпадает из руки, откатываясь в сторону, а в ушах звенит из-за
удара затылком о пол. Мужчина над Чоном заносит руку со сжатым в ней ножом, готовый
нанести удар. Хосок, пытающийся дотянуться до пистолета, тут же выставляет руки
вперед, хватаясь за запястье альфы и не давая вонзить в себя нож. Тот зло рычит и
пытается высвободиться из хватки Чона.
Хосок вцепляется в чужую руку двумя и пытается отвести нож от себя, но альфа над
ним оказывается сильнее. Он резко дергает руку назад для нового замаха. Чон
стискивает челюсти, тяжело дыша и крепче сдавливая запястье мужчины, но тщетно.
Альфа резким движением вырывает руку из хосоковой хватки и заносит нож, целясь в
грудь. У Хосока перед глазами все происходит, словно во сне — нечетко, медленно и
глухо, будто под водой. Он хватается взглядом за острие ножа и в последний момент,
приложив все усилия, дергает свое тело вправо. Нож по рукоять впивается в левый
бицепс. Перед глазами на миг все темнеет. В темноте этой ярко-красные болезненные
вспышки мигают. Хосок до скрежета стискивает зубы и рычит зверем, пытаясь
дотянуться до пистолета, лежащего совсем близко от правой руки.
В голове, словно сбой в системе. Помехи, звон, а тело как будто перестает быть под
контролем разума. Хосок все еще ощущает холодный металл в своем плече, что
стремительно теплеет от соприкосновения с горячей кровью и мышцами. Каждая секунда
кажется целым годом. Чон не сдерживается и рычит от боли, еще резче пронзающей
плоть, когда чувствует как мужчина вытаскивает из плеча лезвие ножа.
В эту секунду время вдруг начинает ускоряться.
Юнги.
Перед глазами, что подернуты мраком, всплывает образ светлого мальчишки, ради
которого Хосок продолжает бороться. Что, если Джихан достанет до него? Что, если
решит тронуть самое ценное в жизни Чона? Хосока лишь сильнее злость прошибает от
этой мысли. Он стискивает челюсти и поднимает руку, держащую пистолет. Несколько
выстрелов, и враг перед ним безжизненно валится на пол.
Не бывать этому.
Намджун опускает автомат дулом вниз и пинает лежащее на полу тело носком ботинка,
проверяя на признаки жизни. По складу разносится звук нескольких пар глухих шагов
по бетону. Намджун разворачивается, находит взглядом Хосока и направляется в его
сторону. Когда он подходит, один из альф с татуированной шеей уже заканчивает
накладывать ему жгут и переходит к перевязке раны куском ткани. У Чона на
напряженном лице желваки нервно играют. Он хмуро и задумчиво смотрит на свои
окровавленные руки, присев на капоте одного из спорткаров.
— Надо отправить Джихану его посылочку, — бесцветным голосом говорит Чон, подняв
голову и взглянув на подошедшего Намджуна. Ким проводит рукой, испачканной засохшей
кровью, по своим блондинистым волосам, и вскидывает бровь.
— Тэхен. Надо к нему. Наши наверняка с ним. Едем туда, — альфа берет свою куртку и
сует в передний карман джинсов телефон, в котором шесть пропущенных от Юнги. — Йен-
а, ты знаешь, что делать, — обращается он к светловолосому альфе, что перевязывал
ему рану. — И еще, завтра утром собери наших, нам нужно многое обсудить.
— Да, Хосок, — кивает Йен, слегка похлопав Чона по здоровому плечу. — Поправляйся.
— Передайте До, что это была самая большая ошибка в его жизни, — низким и хриплым
голосом говорит им Хосок, скользнув языком по нижней губе и сплюнув под ноги
пленным врагам. — Пошли, — обращается он уже к Намджуну, разворачиваясь и следуя к
выходу.
Он не смотрит на тела своих. Сил не находит, потому что по его вине лишились жизни.
Он не смотрит на убитых собственными руками, потому что тошно.
Намджун отдает автомат Йену и вместе с Хосоком выходит со склада, придерживая друга
за здоровую руку.
🔥🔥🔥
Агера с диким ревом влетает на территорию больницы и резко тормозит у самой
лестницы больничного здания, оставляя за собой облако пыли. Чонгук глушит мотор и
пулей вылетает из салона, хлопая дверцей. В груди сердце места себе не находит,
бьется в сумасшедшем страхе, едва не вырываясь наружу. У Чонгука в голове
абсолютная пустота, заполненная лишь одним именем.
Тэхен.
Ехать эти проклятые полчаса до больницы было самой невыносимой пыткой в чонгуковой
жизни. В голове все самые худшие образы и варианты не дают покоя, руки судорожно
держат руль мертвой хваткой, страх наполняет сознание все больше. Никто ни о чем не
сказал. Никто не обнадежил. О состоянии Тэхена Чонгуку неизвестно ничего, и это
сводит с ума больше всего. Ему волком выть хочется, тигром рычать, кричать во всю
глотку от злости и беспокойства, сковавшего разум.
— Есть, — наконец, выдает он, глядя на Чонгука все с тем же беспокойством в карих
глазах. — Такой есть. На втором этаже коридор слева, предпоследняя дверь, не
ошибетесь, — быстро говорит он, жестикулируя рукой в указанном направлении, и
растерянно моргает, смотря вслед подорвавшемуся с места Чонгуку, который едва
дослушал его.
Едва добравшись до конца коридора, Чонгук замечает своих друзей, находящихся перед
дверью в палату. Джин сидит на скамье, приобняв за плечи ссутулившегося Юнги. Мин о
чем-то своем задумался, слегка нахмурившись и закусывая чуть дрожащую губу. Он
периодически шмыгает носом и утирает глаза. Джин заботливо поглаживает его по
плечу, что-то шепчет и кажется совершенно спокойным, только в глазах его очевидная
усталость и беспокойство. Возле скамьи, под самой дверью сидит Чимин, прижавшись
спиной к стене и полными слез глазами слепо глядя куда-то перед собой. Его плечи
совсем немного подрагивают. Бежевая футболка перепачкана кровью.
— Чонгук! — услышав голос альфы, Чимин резко подскакивает с пола, а лицо его вновь
искажается гримасой боли. Оно бледное, а обычно розовые и мягкие щеки — впалые,
блестящие от слез. Омега подлетает к Чону и судорожно вцепляется пальцами в его
плечи. — Чонгук, господи… — Чимин снова начинает плакать, а Чонгуку, кажется,
только хуже становится от этого.
— Что с ним? — охрипшим голосом спрашивает альфа, отлепляя от себя омегу и хватая
за плечи. Он слегка встряхивает Пака, когда вместо ответа слышит очередной всхлип.
— Что с ним, Чимин?
— Тише, Чимин-а, — всхлипы омеги нарушает спокойный и ровный голос Джина. Ким
поднимается со скамьи и обнимает Чимина за плечи, успокаивающе поглаживая по
пепельным волосам. — Ничего страшного не случилось, Чонгук, — уверяет он. Чонгук в
нетерпении уставляется на омегу в ожидании объяснений.
— Что сказали врачи? Что с ним сейчас? — настойчиво спрашивает он, кидая короткий
взгляд на Юнги, кутающегося в мешковатую черную толстовку и перебирающего свои
пальцы. Он как никогда спокоен и серьезен, погружен в себя. Кажется, Чонгук никогда
его не видел таким.
— Нельзя, — подает голос Юнги, заставляя Чона замереть у самой двери. — Он даже не
очнулся еще. Ему зашили порез и только перевели в палату, а сейчас обрабатывают
раны.
— Я хочу увидеть его, — твердым голосом цедит Чонгук, сжимая дверную ручку. Не
слыша запретов, он дергает ее и открывает дверь, заглядывая внутрь. Перед ним сразу
же возникает один из двух находящихся в палате врачей.
— Вам нельзя сюда, — говорит он строго, перекрывая Чонгуку весь вид на Тэхена.
Альфа успевает заметить лишь алые волосы и перебинтованный лоб омеги. В груди что-
то колет болезненно, а тело словно разрядом прошибает.
Дверь перед носом Чонгука закрывается. Альфа поджимает губы и несколько секунд
сверлит ее взглядом, сжимая и разжимая пальцы. Чонгук не понимает, что происходит.
Это как будто сон. Самый странный сон в его жизни. Тэхен, которого он знал прежде,
совершенно не похож на того, кто лежит здесь, за дверью. Бледный и отключенный.
Беззащитный, уязвимый, раненый. Чонгук просто не верит, что такое могло произойти с
ним. С кем угодно, только не с его Тэхеном. Казалось, ничто не способно его
сломить, а подвел собственный автомобиль.
Чонгук смотрит в блестящие от слез глаза несколько секунд, затем скользит взглядом
по кровавым разводам на его футболке. В груди щемит еще сильнее. Ничего не говоря,
альфа притягивает к себе Чимина и заключает в объятия, всем телом чувствуя его
дрожь от нервов и непрекращающегося плача.
— Перестань, в этом нет твоей вины, — хрипло говорит Чон, успокаивающе поглаживая
Чимина по спине. — Ты не мог знать. Это случайность. Ужасная случайность, — он
вздыхает и прикрывает глаза, утыкаясь носом в чиминову макушку и невольно втягивая
носом свежий цитрусовый аромат.
Больше, чем Чимина, он пытается убедить самого себя. Просто случайность. Разве
может быть иначе? Чонгук не чувствует злости, он не винит, даже не думает винить
Чимина. Есть ли в этом хоть чья-то вина? Если обычно аварии происходят умышленно,
то в этой ситуации все совсем иначе.
— Ты спас его, — говорит Юнги негромко, подняв голову. Чимин немного отстраняется
от Чонгука и глядит на Мина, закусив пухлую губу. — Неизвестно, что с ним было бы,
не окажись ты рядом. Не всегда находятся соперники, готовые помочь. Так что, даже
не думай винить себя.
— Чимин-а… — тянет Гук устало, уткнувшись лбом в лоб Пака. — Спасибо, — шепчет он
еле слышно.
Они ждут, кажется, целую вечность. Чимин с Джином уходят за кофе. Все это время
Чонгук, как сторожевой пес, то стоит, то расхаживает перед дверью, из которой никто
еще не выходил. Юнги предлагает присесть, но Чон отказывается. Когда нервы
напряжены, ему на месте не усидеть. Он не сможет расслабиться, пока не увидит
Тэхена.
— Хосок! — слышится за спиной перепуганный голос Юнги. Чонгук быстро тушит окурок
о подоконник и швыряет его в открытое окно, разворачиваясь.
К палате подходят Намджун и Хосок. Второй выглядит так, словно восстал из мертвых.
Юнги едва не теряет сознание, когда видит бледное лицо своего альфы, от которого за
милю кровью несет. Черная футболка, на которой алой жидкости не видно, прилипает к
коже, а на куртке засохшие следы, что выделяются даже на темном материале.
— Твою мать, что произошло? — Юнги подрывается к Хосоку, обхватывая его лицо
ладонями и взволнованно заглядывая в глаза, словно найдет там ответ. — Хосок!
— прикрикивает омега, требуя объяснений.
— Тише, малыш, не шуми, людей разбудишь, — хрипло и устало говорит ему альфа,
накрывая ладонь Мина своей. У Юнги руки такие теплые и нежные. Хочется уткнуться в
них лицом, целовать и вдыхать их приятный аромат вечность.
Юнги убирает ладони от лица старшего Чона и тянет на скамью, заставляя сесть.
Хосока слегка пошатывает, а сил едва хватает, чтобы стоять. Намджун и Чонгук
помогают ему сесть, а Юнги присаживается перед ним на колени и берет за руку,
аккуратно сжимая ее в своей.
— Это огнестрел? — спрашивает Чонгук, подходя к брату, держащему раненую руку чуть
поодаль от тела. — Снимай, Хосок, — требует он, заставляя старшего поморщиться от
боли из-за прикосновения к плечу.
— Тише… тише, Юнги-я, — альфа поглаживает омегу по щеке большим пальцем, стирая
горячие слезы. — Я жив, видишь? Просто ножом укололи слегка, — Чон пытается
улыбнуться, но выходит криво.
— Ты много крови потерял, — шепчет Мин, вцепляясь пальцами в здоровую руку Хосока.
— Он не стал меня слушать, сразу сюда, — объясняет Намджун, сложив руки на груди и
прислонившись плечом к стене.
— Подождите, — морщится Хосок, покачав головой. — Как там Тэхен? Что известно?
— Каким образом? — раздраженно хмыкает Чонгук, изгибая бровь. Такая мысль сама по
себе неприятна, омерзительна. — У кого был доступ к его машине? Нет, это бред.
— Перед гонкой не было ничего… — Чимин хмурится, задумчиво смотря на свои колени,
переклеенные пластырями. — Тэхен приехал, и мы сразу начали заезд, никто к его
ламбо даже не подходил.
— Обычная неисправность? — Джин разводит руками, вскинув бровь. — Разве мог Тэхен
такое упустить? Он ведь не глупый.
— Чонгук ехал на склад, — медленно и негромко продолжает свою мысль Хосок, откинув
голову на стену позади себя и смотря из-под полуопущенных век. — В этот момент
Тэхен разбился, и склад остался практически без присмотра, потому что Гук помчался
сюда. Там был лишь Хван… — Хосок морщится и поджимает губы, вспоминая убитого
друга. — Кажется, Джихан не рассчитывал, что туда поеду я.
— Да все уже знают, что они с Чонгуком вместе, — издает слабый смешок Хосок,
подмигивая брату.
— Я его альфа. Я останусь с ним, — сразу же уверенно говорит Чонгук, вскинув бровь
и смотря врачу в глаза.
— Хорошо, — согласно кивает врач. — А с вами что? — хмурится он, переводя взгляд
на перевязанное плечо Хосока.
Альфа пододвигается ближе, осторожно касаясь пальцами тонкой руки, лежащей вдоль
тела. Теплая и все такая же нежная ладонь, которую хочется сжать, чтобы поверить,
что все в порядке; что не исчезнет. Чонгук боится потерять. А ведь мог. Все могло
быть куда хуже, и об этом даже думать страшно. Жизнь, в которой есть Ким Тэхен,
перестанет быть без него.
— Я бы сфоткал тебя сейчас, чтобы потом ты ворчал на меня, что не был готов и что
вообще ужасно выглядишь, когда спишь, но я телефон где-то в машине посеял, пока
несся к тебе, — Чонгук улыбается и качает головой, всматриваясь в тэхеново лицо и
ожидая какой-то реакции. — Но это ничего, у нас ведь еще много времени, да,
итальяночка?
Гук нежно ведет подушечками пальцев по ладони Тэхена, гладит круговыми движениями;
каждый длинный аккуратный палец трогает, оглаживает, заново изучая и знакомясь. В
палате витает легкий цветочный аромат, смешавшийся с резким больничным запахом.
Цветы сейчас не кружат голову, не сводят с ума, — обнимают, согревают и шепчут, что
все в порядке. Пока чувствуешь цветы, все хорошо.
Он рядом, он не оставит.
🔥🔥🔥
Джихан отрешенно разглядывает золотистую жидкость в стакане, красиво переливающуюся
в свете костра, что негромко потрескивает в камине. Альфа меряет гостиную шагами
уже не первый час, а на стеклянном столике почти допитая бутылка бурбона. Обычно
идеально уложенные волосы сейчас находятся в беспорядке и небрежными прядями
спадают на ровный лоб. Рукава бордовой рубашки закатаны, а пуговицы сверху
расстегнуты. Сделав очередной глоток, Джихан лижет губы и начинает по новой
расхаживать перед камином, мечется, сунув одну руку в карман черных брюк,
обтягивающих крепкие бедра.
Осушив стакан залпом, альфа присаживается на краю дивана и берет бутылку, вновь
подливая себе бурбон.
— Говори, Хенсу, — Джихан кивает мужчине и делает глоток бурбона, следя за его
каменным выражением лица.
— Наших ждали на складе, — начинает Хенсу, сложив руки за спиной. — Все убиты.
Кроме двоих, — он говорит спокойно и твердо, даже бровью не поведя, словно
отчитывается о купленных продуктах. — Их бросили на бескрайнем мосту вместе с
телами убитых. Пощадили, чтобы передать сообщение.
Джихан выгибает бровь, задумчиво уставившись на стакан в своих пальцах, затем сухо
усмехается, качая головой.
— Так я и думал. Не все так просто с этими чертовыми братьями, — хмыкает он,
поднимая на Хенсу вопросительный взгляд. — Неужели наш революционер не смог
предотвратить это?
— Он оказался в сложной ситуации, — пожимает плечами альфа, смотря на босса с
непроницаемым лицом. — Что делать с убитыми?
— Свободен, — резко бросает До, поджимая губы и сверля альфу вспыхнувшим яростью
взглядом.
Джихан промахнулся. Или глупо верил, что до этого не дойдет. Но это смешно. И так
глупо. Он ошибся, едва не сгубив того, кто рождает в нем хоть какие-то чувства и
эмоции. Едва не убил Тэхена. Цветочного мальчика, которого этот мир не заслужил.
Чон Чонгук не заслужил. И даже сам Джихан.
Джихану нужно к Тэхену. Ему необходимо увидеть его прямо сейчас. Необходимо
посмотреть на плоды своей глупости, чтобы потом съесть себя заживо и еще сто раз
повторить, как сильно проебался, решив использовать Тэхена.
— Пусть Чон Хосок горит в аду, — хрипло смеясь, говорит До не столько Хенсу,
сколько Чону старшему. — Я ему помогу в этом.
Джихан бросает трубку и впивается пальцами в руль, меняя скорость и давя на педаль
газа до упора. Впереди длинная трасса, а на спидометре триста. Цифра, из-за которой
Тэхен сейчас не в объятиях Джихана, а в больнице проклятой.
Тэхену кажется, что он находится на самом дне, куда звуки практически не доходят.
Тусклый свет проникнуть пытается, раздражая глаза даже через прикрытые веки. Тэхен
чувствует по всему телу неприятное покалывание, а в некоторых участках — боль, не
дающую хоть немного шевельнуться. С каждой секундой звуки становятся все громче,
отчетливее, а свет режет глаза все сильнее. Тэхен болезненно морщится и сглатывает
тяжелый ком, застрявший в горле. Во рту пересохло, и пить хочется безумно.
Положив голову на руки, скрещенные на краю кровати, сидит Чонгук. Его дыхание
ровное и едва слышное, а глаза прикрыты. Уснул. Тэхен обо всем вокруг забывает,
даже не успев очнуться окончательно. Он медленно, не без боли поднимает с постели
руку и невольно тянется к волосам альфы, зарываясь в них пальцами и нежно
поглаживая. Мягкие, и пахнут приятно, успокаивающе. По-родному. Тэхен словно
вечность не ощущал этого аромата, мягкость волос и теплоту татуированной кожи.
Тэхен едва помнит что случилось после первого удара. Ядовитые газы заполнили легкие
и прокрались в сознание, почти мгновенно отключая его. Руки отчаянно сжимают руль,
а нога бьет по педали тормоза. Бесполезно. Перед глазами всплывает светящийся
красным спидометр с зависшей на трехстах стрелкой.
Эта мысль рождается в голове почти сразу. Тэхену от нее хочется выть, хочется
растерзать себя, разорвать собственную плоть, проникнуть внутрь и вытащить, чтобы
вздохнуть свободно позволила. К горлу подкатывает тошнота, а на глаза тут же
наворачиваются слезы. Омега тихо, едва слышно всхлипывает и неосознанно сжимает в
пальцах чонгуковы волосы.
— Тэ… — хриплым от сна голосом зовет Чонгук, подняв голову и накрывая ладонь
омеги.
Услышав родной голос, Тэхен переводит взгляд на Гука и сжимает его ладонь в ответ
настолько сильно, насколько позволяет слабое и истощенное тело. Он то ли с болью,
то ли с облегчением осознает, что сейчас Чонгук смотрит на него. Не на маску,
которую приходится цеплять на себя, стоит альфе оказаться рядом; не на
обворожительную улыбку, ширмой выставленную, благодаря которой все уродство
остается неувиденным, запертым в самой душе. Чонгук смотрит на него с нескрываемым
беспокойством и даже страхом. А Тэхену хочется разрыдаться в голос и спрятаться в
его крепких объятиях. Хочется рассказать все, сбросить с души тяжелый груз, тянущий
его вниз. Тэхену хочется свободы от грязной позорной лжи. Улыбнуться Чонгуку
искренне, а не показывать, насколько он подавлен и сломлен внутри. Но сил нет.
Пока пришедший медбрат кружит вокруг Тэхена, проверяя его состояние, и ставит
капельницу с обезболивающим веществом, Чонгук наблюдает за ним хмурым взглядом,
стоя у окна. Тэхен молчит, периодически кивая на вопросы медбрата и кидая короткие
вороватые взгляды на Чона, чтобы убедиться, что он рядом, что смотрит и что никуда
уходить не собирается. Сейчас Тэхену без него будет просто невыносимо. От мысли,
что Гук может уйти, на глаза наворачиваются слезы, поэтому он всеми силами пытается
отогнать это от себя.
Внутри такая звенящая пустота, что Тэхен едва ли не слышит завывающий меж ребер
ветер. Глухо, холодно, мерзко, одиноко. Это тошнотворное чувство все никак не
покинет; оно медленно растекается по венам и отравляет кровь, разъедает кислотой.
Он жмурит глаза и лижет пересохшие губы, пытаясь выбросить из головы даже случайную
мысль о Джихане.
— Через час вам нужно поспать и после выпить лекарства, а пока отдыхайте, Тэхен-
щи, — с доброй улыбкой на губах говорит медбрат, поправив на носу узкие
прямоугольные очки. Тэхен только и может снова кивнуть в ответ. — Если что,
сообщите, я буду в кабинете, — обращается парень к Чонгуку, выходя из палаты.
— На старом наши фотографии были, — совсем тихо говорит Тэхен, слегка выпячивая
нижнюю губу и разочарованно вздыхая.
— Они в облаке сохранились, детка, — мягко уверяет Чон, улыбаясь еще шире. Его
волнуют какие-то фотографии, которых они еще кучу наделают в будущем, Чонгук в этом
уверен. В глазах омеги он замечает мелькнувшее облегчение. Тэхен кивает и опускает
взгляд на чонгукову ладонь, водя по ней подушечкой указательного пальца. — Вчера
тут были все наши, знаешь. Безумно волновались. Чимин не переставал лить слезы.
Тэхен удивленно вскидывает брови, посмотрев на Чонгука. Чимин лил слезы? По Тэхену?
Бред какой-то, Чонгук наверняка что-то спутал.
— Чимин же… — омега слегка хмурится и лижет губы, подбирая слова и непонимающе
смотря на альфу. — Он должен был выиграть гонку.
— Чонгук…
Тэхен поднимает на альфу нечитаемый взгляд, аккуратно убрав руку от его ладони. Гук
вопросительно изгибает бровь, ждет.
А Тэхен чувствует, что его изнутри разрывает. Кувшин переполнен. Он хочет Чонгуку
все рассказать. Он собирается сказать ему все прямо сейчас. Как можно скорее, пока
сомнения не закрались в голову, пока страх быть брошенным не парализовал. Он
понимает, что больше не может молчать, ожидая нового поручения от Джихана, которое
наверняка окажется еще хуже, еще страшнее и опаснее для Чонгука. Сейчас в
больничной постели он сам, но что, если в скором времени в ней окажется Гук? Даже
подумать страшно, а в сердце колет так, что хочется вскрикнуть от боли. Хочется
скорее покончить с этим, пока голова пуста и свежа, пока Чонгук готов слушать.
Плевать на собственную боль, только бы Чонгук не страдал из-за его омерзительного
предательства.
— Что такое, Тэ? — негромко спрашивает альфа, когда пауза затягивается. В его
глазах снова бесконечное волнение и забота.
У Тэхена нижняя губа дрожит, а глаза щиплет от накатывающих слез. Он сглатывает ком
в горле и лижет засыхающие губы каждую секунду. Сердце внутри бьется так сильно,
что треснутое ребро даже несмотря на обезболивающее начинает ныть. Он прочищает
горло и придает своему голосу твердости и уверенности, которые в любую секунду
грозят рассыпаться.
…связан с До Джиханом.
— Тэ, — зовет Чонгук. Омега слегка вздрагивает, все еще окутанный накатившим
страхом. Он смотрит на альфу и сжимает губы в тонкую линию, только бы скрыть дрожь.
— Поднимешь или мне ответить?
— Не стоит, я сам. Это мой отец, — отвечает омега, хмуря брови. — Уже узнал…
— вздыхает он, принимая звонок. —Ciao, papà[1], — тянет он, прикрыв глаза и откинув
голову на мягкую подушку.
Чонгук слегка теряется и сразу же поднимается со стула, собираясь выйти и не мешать
Тэхену разговаривать с отцом, но омега мягко касается его ладони, шепча одними
губами «останься». Гук коротко кивает и, мазнув большим пальцем по тыльной стороне
тэхеновой ладони, отходит к окну. Разговаривал бы сейчас с его отцом. Вот было бы
забавно. Гук сам себе ухмыляется негромко и складывает руки на груди, выглядывая в
окно.
— Sì, papà, non preoccuparti per me[4], — быстро успокаивает отца Тэхен, комкая в
пальцах край одеяла.
Чонгук сам не осознает, как по его спине пробегаются мурашки, а кончики пальцев
приятно покалывают. У Тэхена голос кажется звучит еще глубже, когда он говорит на
итальянском. Хочется слушать это вечность, и плевать, что из сказанного не ясно
ничего. У Тэхена нереальный голос, и он делает с Чонгуком что-то невероятное.
— Где Джихан? Он навещал тебя? — спрашивает отец уже на родном языке. Голос его
звучит спокойнее, но все еще хранит в себе нотки волнения.
Тэхен всеми силами старается сохранить слабую улыбку на губах, чтобы не вызывать у
Чонгука лишние вопросы и беспокойство. Минутами ранее позабытая боль снова яростно
дает о себе знать, сжимая сердце в стальных тисках.
— N-no, papà, — чуть заметно запнувшись, произносит Тэхен, опуская взгляд на свои
пальцы. Чонгук хмурит брови, но никак не реагирует, отворачиваясь обратно к окну.
— Lui è occupato, ma mi ha chiamato al mattino[5], — врет омега, быстро проговорив
и прикусывая губу.
— Mi manchi[6].
— Anche a me[7], — мягко отвечает альфа. Тэхен буквально чувствует теплую улыбку
на губах отца и не может сдержать тихое хихиканье, которое отдается болью в
треснутом ребре.
— Ti chiamo più tardi, papà[8], — говорит Тэхен, словив на себе взгляд Чонгука.
Тот уже демонстративно пялится на него, облокотившись поясницей на подоконник и
чуть склонив голову к плечу. Альфа задумчиво хмурит брови, то ли пытаясь понять, о
чем речь, то ли просто вслушиваясь в каждый звук прекрасного голоса.
— Ты себе не изменяешь, Чон Чонгук, — говорит он, качая головой. — Дай мне воды
лучше.
Звонок отца для Тэхена стал внезапной, приводящей в чувства пощечиной. Как он
посмел забыть о нем? Как посмел не подумать о том, что его отец на мушке у Джихана?
Единственный родной человек, оставшийся у омеги в этой жизни. Едва не выдав все
Чонгуку, он чуть не подписал ему смертный приговор. Джихан не тот, кто шутит,
говоря такие вещи, и уже вечером отец точно был бы мертв. Тэхена от этой мысли
передергивает, а по коже пробегает неприятный холодок. Этим звонком Тэгун сам себя
спас, не дав своему сыну совершить ошибку.
Чонгук снова садится на стул рядом с кроватью, ставший ему родным за время,
проведенное в больнице, и протягивает омеге стакан с прохладной водой. Тэхен
обхватывает его длинными пальцами и жадно пьет, совсем не замечая, как жидкость
стекает из уголка губ и течет по шее, собираясь внутри изгиба ключицы. Чонгук еле
сдерживает себя, чтобы не припасть к нему губами, испив воду.
— Спасибо, Чон…
Чимин отдает букет Гуку и, неотрывно глядя на Тэхена, идет короткими шажками в его
сторону, неуверенно закусывая пухлую губу.
— Я…
Тэхену сразу же вспоминаются недавние слова Чонгука, похожие на то, что сейчас
сказал Чимин. Он бесконечно сильно заблуждался насчет этого человека, и теперь от
этого как-то неприятно и даже стыдно. Чимин совершенно не такой, как о нем думал
Тэхен.
— Прости меня, Тэхен, — шепчет Чимин, укладывая вторую ладонь поверх тэхеновой.
— И ты меня прости, Чимин-а. Я сильно ошибался насчет тебя, — вздыхает Ким,
закусывая губу и опуская голову.
Тэхен видит в Чимине себя. Пак тоже носит маску, скрывая свою истинную сущность,
вот только он защищается таким образом, а Тэхен вынужден прятаться, чтобы не
рассыпаться в один прекрасный день. Чтобы не сдаться.
— Когда тебя выпишут, нам нужно всем вместе собраться и расслабиться как
следует, — предлагает Чимин, вскидывая брови, а глаза его вспыхивают яркими
озорными огоньками. — Конечно, сейчас не лучшее время, мы должны быть осторожны,
но… было бы круто немного отвлечься, — улыбается Пак, закусывая нижнюю губу.
— Я буду рад, Чимин-и, — так же искренне улыбаясь своему гостю, кивает Тэхен. Оба
омеги почти физически ощущают как атмосфера между ними перестает быть напряженной.
Через две минуты после ухода Пака в палату возвращается Чонгук. Эти две минуты
одиночества чуть не поглотили омегу темными мыслями, которые начинают расступаться
и прятаться в присутствии альфы. Чонгук сует в карман пачку сигарет и садится возле
Тэхена, одаривая его лучезарной улыбкой.
— Все в порядке, — в первую очередь для себя отвечает Тэхен. — Теперь все хорошо.
— Я рад, детка, — одобрительно кивает Гук, еле сдерживаясь, чтобы не впиться в эти
сладкие манящие губы. Терпеливо ждет, когда запах сигареты испарится. — Тебе нужно
поспать, Тэ.
Тэхену так легко становится. Чонгук сейчас его поддержка. Он слабо улыбается и
прикрывает глаза. Лекарство, растекающееся по венам, расслабляет тело. Сон медленно
накрывает мягкой приятной пеленой. Тэхену спокойно. Теперь точно. Он все еще не
готов отпустить Чонгука. Как бы это эгоистично ни звучало, Тэхен хочет отсрочить
момент, когда Чон отвернется от него. Мысль об этом ужасает. От нее бросает в
дрожь, а под закрытыми веками скапливаются слезы.
Тэхен не хочет лишаться Чонгука. Не сейчас.
🔥🔥🔥
Как только Хосок разлепляет сонные глаза, он видит перед собой хмурое лицо Юнги,
сидящего на краю кровати у ног альфы. Он смотрит таким тяжелым взглядом, что Хосока
буквально пригвождает им к постели. Губы поджаты в тонкую линию, а пальцы
перебирают подол длинной футболки. Одной из десятка, которые так любит носить дома
Мин. Под глазами у омеги залегли огромные синяки, а блондинистые волосы слегка
взлохмачены. Хосок делает простой вывод, что Мин этой ночью не спал.
— Я сам сварю тебе кофе, — твердо заявляет он, убирая руку Хосока и ретируясь к
кухонным шкафчикам.
Мин поджимает губы и сдается, садясь за стол и наблюдая за Хосоком. Его упрямство и
твердость не сломить. Юнги видит, что Хосока раздражает собственная слабость и
ограниченность в действиях. Альфа просыпает кофе на пол и ругается себе под нос.
Юнги только прикрывает глаза устало, покачав головой. Он хочет помочь, хочет
облегчить его боль, отвлечь от нее, но внутри тревога, родившаяся еще вчера, никак
не исчезает. Страх от того, что он мог запросто потерять Хосока, сводит с ума,
режет изнутри.
— Мне надо сегодня в офис, — буднично сообщает Хосок, вырывая омегу из неприятных
размышлений. Он прислоняется поясницей к кухонной стойке и отпивает из кружки
свежесваренный кофе.
Хосок устало прикрывает глаза и терпеливо вздыхает, вновь заглядывая в глаза омеги.
— И это мог быть ты! — безапелляционно кричит Юнги, двинувшись к Хосоку. Держаться
все труднее. Ему нужно все высказать. — О чем ты вообще думал? Ты обо мне хоть
подумал? Как бы я жил, если бы тебя не стало? Что бы я без тебя делал?
Хосок отставляет кружку на столик и подходит к омеге. От голоса Юнги, полного боли
и страха, внутри болезненно ноет где-то в районе груди. Он даже представить не
может, что чувствует омега. На его месте Хосок свихнулся бы от кошмарных мыслей и
представлений, съедающих голову. Как жил бы он с мыслью, что мог легко потерять
свой смысл жизни?
— Чтобы ты, мать твою, был спокоен! — не выдерживает и срывается альфа, хватая
омегу за запястья двумя руками. Плечо пронзает резкая боль, но Хосоку плевать. Это
последнее, что его волнует сейчас. — Я спокоен, чтобы спокоен был ты, — рычит Чон,
сжимая тонкие запястья и не позволяя омеге больше ударить себя.
— Я зол, — обессиленно выдыхает Юнги и утыкается лбом в грудь альфы, тяжело дыша и
расслабляя руки в крепкой хватке. — Я так зол на тебя, Хосок, — шепчет он, больно
закусывая губу. Нельзя слезам давать волю, нельзя показывать их Хосоку. Он
обязательно проплачется потом, когда останется наедине с собой, чтобы выплеснуть
боль, комком застрявшую где-то внутри.
— Будь осторожнее, Хосок, я тебя прошу, — шепчет в ответ омега, сглатывая ком в
горле. — Не забывай обо мне…
— Как я могу, малыш, — Хосок оглаживает большим пальцем нежную щеку омеги и чуть
наклоняется, накрывая сладкие губы.
Юнги обнимает альфу за шею и прижимается к нему всем телом, отвечая на медленный
тягучий поцелуй, от которого внутри все трепещет и приятно сжимается. Хосок
медленно пятится к выходу из кухни, утягивая за собой омегу и ни на секунду не
разрывая поцелуй. Он зажимает его в проеме и скользит пальцами по ягодицам,
несдержанно сжимая их через ткань боксеров. Юнги хрипло стонет в поцелуй и
вцепляется в плечи альфы, едва не потеряв контроль над собственным телом.
Эти губы и прикосновения разом выбивают из головы все мысли, тревоги куда-то
улетучиваются, а проблемы отходят на десятый план. Ничего не существует в пределах
этого дома, этой гостиной. Хосок опускается на диван и тянет на себя Юнги,
заставляя сесть сверху.
Он чувствует грудью, как часто бьется сердце омеги, а в стонах его путаются легко
различимые слова: «я люблю тебя».
— Я тоже люблю тебя, малыш, — выдыхает в ответ Хосок, чувствуя, как на плечо
падает горячая слеза.
🔥🔥🔥
— Джихан заходит все дальше.
Хосок присел на краю своего стола в кабинете, скрестив ноги и перебирая в пальцах
ключ от макларена. На диване перед ним сидят Намджун и Йен, а за столом, за спиной
Хосока сидит Джебом, лениво покручиваясь в кресле и держа в пальцах стакан с
коньяком. По кабинету, сложив руки на крепкой подкачанной груди, расхаживает
Сонги — альфа из охраны братьев. Он задумчиво хмурит брови и изучает
сосредоточенным взглядом пол.
Хосок отвез Юнги к Тэхену в больницу и сразу же отправился в офис, и так прилично
задержавшись из-за насыщенного утра с омегой. Сидеть за рулем оказалось легче, чем
Чон предполагал. Юнги продолжал спорить и протестовать, пока Хосок, потеряв
терпение, не затолкнул его в машину силой, заставляя замолчать и слушать папочку.
Чон сообщил брату, что собирается в офис на встречу с доверенными людьми, пообещав
после ввести в курс дела и его. Чонгук сейчас просто не мог оставить Тэхена,
несмотря на то, что с ним и так находятся Юнги и Джин. Хосок спорить не стал. А
Чонгук Тэхену обещал и нарушить это обещание не мог.
— Надо выяснить, что именно у них там, — хмурится Йен, почесав затылок.
— Плевать на урон, который в таком случае будет причинен нашим тачкам, но это
похоже на самоубийство, — вздыхает Хосок, запуская пальцы в свои волосы и зачесывая
их назад. — Шанс на успех невелик, будут лишь жертвы.
Хосок закусывает губу и задумывается, нахмурив брови. Джейби и Намджун правы, такой
шаг хоть немного приблизит их к какому-то прогрессу, потому что бездействие не дало
пока что ничего. Попробовать, определенно, стоит.
— Не знаю, была ли авария Тэхена подстроена или это чистое совпадение, но я
уверен, что среди нас водится крыса, которая работает с Джиханом, — говорит Хосок,
скользнув взглядом по альфам и поджимая губы в тонкую линию.
— Вполне возможно, что это кто-то из наших, потому что я никого постороннего не
замечал на объектах, за которыми мы следим. Только наши люди, — подает голос Сонги,
прекращая свои хождения и вставая за диваном.
— Тебе и твоим ребятам нужно быть внимательнее, Сонги, — Намджун повернул к альфе
голову, вскинув бровь. — Иначе снова случится бойня.
— Что касается гонок, — Джейби откидывается на спинку кресла и кладет руки на его
ручки, привлекая к себе внимание альф. — Давайте сыграем по их правилам.
Соглашайся, Хосок. Так у нас будет больше шансов. Я знаю, что Чонгук принял бы это
решение без раздумий.
— А я думал, что Чон Хосок, которого я знал, утонул в семейной жизни, стал
примерным мальчиком, — ухмыльнулся Джейби. — Приятно осознавать, что ты все тот же.
— У нас тут война начинается, иначе быть не может, — хмыкает Хосок, вскинув бровь.
🔥🔥🔥
Тэхен разглядывает стену напротив, вслушиваясь в шум в коридоре. За окном темное
безоблачное небо. Полная луна плавно плывет в окружении блестящих звезд,
закрадываясь в палату и лаская своим холодным светом тэхеновы пальцы.
Прошло четыре дня с тех пор, как случилась авария. Чонгуку больше не разрешают
оставаться с Тэхеном ночью, уверяя, что в этом нет необходимости. Омега постепенно
приходит в норму. Повязка на голове сменилась небольшим телесным пластырем на лбу с
левой стороны, ссадины постепенно заживают, а затягивающиеся порезы покрываются
корочкой. Главной проблемой остается ребро, которое порой даже дышать свободно не
дает и ноет от боли при малейшем неправильном движении.
Оставаясь в тишине и темноте палаты в одиночку, Тэхен надеется уснуть быстро, чтобы
скорее настало утро и Чонгук снова пришел, принеся с собой пакет разнообразных
конфет. Тэхен их почти не ест, но настроение они повышают одним своим видом. Или
потому что Чонгук купил.
Друзья приходят каждый день, сидят по несколько часов рядом, отвлекают от тоски,
накатывающей из-за долгого нахождения в одном помещении. Тэхен не привык к такому.
Не привык отлеживаться и быть не в состоянии свободно передвигаться. За всю свою
жизнь в больнице он был всего два раза: когда тяжело заболел гриппом и когда сломал
руку, неудачно упав с велосипеда в далеком детстве.
Омега находится на тонкой грани между сном и бодрствованием, когда слышит тихий
скрип двери. Он не успевает открыть глаза, но улыбка уже проявляется на губах. Это
Чонгук, наверняка он, потому что некому больше приходить так поздно. Тэхен слышит
тихие приближающиеся шаги, не сразу распознавая терпкий аромат, который он хотел бы
забыть навсегда. Улыбка исчезает мгновенно, словно даже намека на нее не было.
Тэхен не хочет открывать глаза, но вошедший уже наверняка понял, что омега не спит.
— Если бы это было так, — вздыхает До, начав неторопливо расхаживать перед
кроватью. — В любом случае, это дело провалилось.
— Это не имеет значения, малыш, — тихо говорит Джихан, сухо улыбнувшись. — Ты все
равно в моих руках, и никуда не денешься. Я же сломаю тебя, только повод дай, — с
жаром шепчет он в самые губы, склонившись над омегой.
Лучше так, чем добровольно впускать себе яд в кровь и корчиться от боли беспомощно.
Лучше топить, чем самому быть утопленником. Пусть Тэхен ненавидит, пусть боится,
так проще.
— Нет, постой, — сухо смеется До, подняв руку и лишая омегу попыток дотянуться.
Тэхен тихонько стонет от пронзившей ребро боли и на секунду жмурится, не давая
слезам, нашедшим повод, вырваться наружу. — Давай отправим Чонгуку совместную
фотку, а? С красивой подписью: «я трахаю твою итальяночку». Как же он удивится,
наверное!
Тэхен чувствует себя никак. Просто никак. Он падает в самую пропасть. В бездну.
Ниже. Джихан хорошо постарался, надавил туда, где самое заветное сокрыто. Нашел,
вывернул наизнанку и жестоко растоптал, размазав по земле. Омега лежит безвольной
истерзанной куклой, а внутренне бьется в истерике, рвет волосы и расшибает голову о
стену. Он оседает на землю, усыпанную пеплом своих же лучших надежд, и кричит в
пустоту, даже не надеясь быть спасенным.
— Уходи, Джихан, — цедит Тэхен сквозь стиснутые зубы, всеми силами заставляя себя
посмотреть в темные глаза напротив. Джихан, перестав смеяться, убирает телефон
обратно на тумбу и вскидывает бровь, пытаясь распознать эмоции, спрятанные за
непроницаемым выражением лица омеги. — Уйди, иначе я закричу.
— Уйди.
Тэхен смотрит в пустоту перед собой, даже не осознавая, что слезы ручьями стекают
по щекам и разбиваются о ключицы. Когда осознание произошедшего минутой ранее,
наконец, доходит, лицо омеги искажается в болезненной гримасе, а губы открываются в
беззвучных рыданиях. Тэхен жмурится до боли в глазах и судорожно комкает в пальцах
одеяло. Такая боль в сотни раз сильнее физической. Ноющее ребро — лишь царапина
возле его изрубленной на куски души. Джихан ушел, оставив омегу распадаться на
части.
Только что Чимин выиграл кольцевой заезд на два круга за рулем золотистой субару,
принадлежащей Чану. Тачек у Има много, и каждый раз перед заездом Чимин садится в
новую.
— Поздравляю с победой, — слышит Пак рядом. Чья-то рука накрывает плечо омеги.
Чимин медленно поворачивает голову и кидает взгляд на широкую ладонь с толстым
серебряным браслетом на запястье, затем скользит выше.
Перед ним стоит коренастый альфа с полуулыбкой на тонких губах. У него виски
выбриты, а темно-синяя челка спадает на лоб. Пак видит его впервые. Он пристально
сканирует лицо напротив, отмечая отсутствие татуировок. Значит, банде Чану, у
которой имеется характерное отличие в виде татуированной кожи лица, не принадлежит.
— Куда? Еще рано, веселье только начинается, — тормозит его альфа, склонив голову
и оглаживая большим пальцем кожу на ладони Пака. — Я хотел бы познакомиться
поближе, — в ровном голосе слышна требовательность, настойчивость. Чимин вздыхает и
прикрывает на секунду глаза. Так просто не отстанет.
Чимин даже не боится. Он слишком устал и слишком пуст внутри. Ударить он всегда
сможет, а знакомые подстрахуют, если надо будет. Их тут полно, но прибегать к этому
не хочется. Терпения пока хватает, но с каждой секундой, проведенной возле этого
альфы, его становится все меньше.
— Ну, чего ты? Не хочешь опробовать мою тачку? — мерзко ухмыляется мужчина, не
переставая ядовито улыбаться. Рука скользит вверх по чиминовой руке, и жест этот
выглядит слишком интимным. Слишком грязным. Чимин поджимает губы и выдергивает
руку, разворачиваясь и собираясь уйти, но его мгновенно перехватывают за талию и
тянут назад.
— Какой некультурный, — горячий шепот в ухо. Жар чужих губ плавит кожу. — Надо
поучить тебя манерам.
Чимин судорожно скользит взглядом по толпе, которой нет никакого дела до альфы, что
несдержанно зажимает омегу у всех на глазах. Привычное явление. И пока Чимин не
закричит, никто даже не поймет, что происходит на самом деле. Но он стоически
держится, стиснув челюсти и пытаясь вырваться из хватки. Горячая ладонь альфы
скользит по впалому животу через тонкую ткань светло-розовой футболки, спускаясь к
паху.
— Пусти, блять, — шипит сквозь зубы Чимин, но альфа только сильнее его прижимает к
себе, упираясь возбуждающимся членом в упругий зад омеги.
Пак уже собирается замахнуться и ударить альфу локтем по ребрам, когда слышит
знакомый голос, пускающий по телу волну облегчения.
— Съебался нахуй, — рычит Чану, грубо отпихивая альфу подальше от Чимина. Тот,
потеряв равновесие, ударяется спиной о барную стойку и кряхтит от боли. Кто-то
оборачивается, окидывая развернувшуюся сцену затуманенным пьяным взглядом.
Договорить альфа не успевает. Чану снова налетает на него и бьет крепким кулаком в
челюсть, сразу же хватая за грудки и вжимая в стойку.
— Выбирай выражения, Минсон, — цедит сквозь стиснутые челюсти Им, буквально сжигая
мужчину своим горящим от вспыхнувшей злости взглядом. — Еще раз увижу тебя возле
него — руль держать больше не сможешь, уж поверь мне.
— Твоя доля, — низким прокуренным голосом говорит Им, протягивая деньги Чимину,
стоящему напротив. Омега берет скрутку и прячет в кармане своей джинсовки.
Чану стряхивает пепел на землю и вновь зажимает сигарету меж губ, поворачивая
голову к омеге. Пирсинг на его нижней губе поблескивает в свете тусклых уличных
фонарей. Район этот безмолвный, тихий и пустынный. Тишину его нарушают изредка
проезжающие машины, а людей и вовсе не видно. Чимин прежде не совался сюда, но
теперь это место не кажется жутким и опасным, как омега думал раньше. Здесь даже
как-то уютно находиться вдали от шума черной дыры и рычащих движков.
— Я заметил, — издает альфа смешок, вскинув бровь. Чимин закатывает глаза и хмурит
брови. — Ты хорошо гонял сегодня, я видел заезд.
Омега тихо мычит и закусывает губу, устремляя взгляд на проезжающие машины. Пак
чувствует на себе внимательный взгляд альфы, но он не пробуждает отвращения. Чану
не смотрит на него, как на предмет для секса. Он никогда не смотрел так. У альфы
взгляд глубокий, задумчивый, изучающий. Скорее, пытающийся разгадать, дотянуться до
души и понять, из каких частей и деталей она состоит, что содержит в себе. Чану
всегда смотрел глубже, чем просто на внешнюю оболочку, поэтому Чимину под его
взглядом вполне спокойно.
Пак никогда не видел, чтобы Чану взрывался, выплескивая свою внутреннюю злость;
чтобы терял над собой контроль и вспыхивал, как топливо, в которое бросили спичку.
Такое было лишь дважды: сегодня в баре, и в тот день, когда Чонгук был готов
разорвать Чимина. В обоих случаях причиной становился сам омега. В обоих случаях
Чану вступался за Чимина. И это омегу вводит в глубокие размышления, ведь этот
альфа легко мог решить конфликт одними лишь словами, не марая рук.
Чимин никогда предателем не был, никогда не смел даже помыслить о том, чтобы
отречься от своих друзей и примкнуть к другой банде. Он просто хотел гонять. Просто
хотел доказать всем, что способен на многое, и не имеет значения, что он из банды
Чона — короля столичных дорог. Чимин хотел показать, что хорош сам по себе и может
достичь высот в одиночку. Было чертовски приятно видеть лица пораженных соперников,
когда омега выходил не из своего желтого мерса. Он может в одиночку, он может на
любом автомобиле. И дело никогда не было в деньгах. В этом проклятом городе каждый
хочет быть лучшим, и Чимин не исключение.
— Почему? — без злобы спрашивает Чану. Его голос и выражение лица даже не
меняются.
— Я должен быть с теми, кому важен и кто важен мне, — отвечает Чимин, покачав
головой. — Это не та цель, которую я преследовал. Я ошибся.
Чану открывает рот, будто собираясь что-то сказать, а брови его слегка хмурятся. Но
он так ничего и не говорит, словно передумав.
— Все так, как и должно быть, — Чимин тянет уголки губ в подобии улыбки. — Банда
Има — достойные соперники.
Чану слегка поджимает губы и коротко кивает. Чимину кажется, что он замечает в
глазах альфы на долю секунды мелькнувшую тоску, которая тут же скрывается за слоем
вечного холода.
— Да?
Чану молчит несколько долгих секунд, так и не сводя с омеги непроницаемого взгляда,
затем хмурится и качает головой.
Будь в порядке.
🔥🔥🔥
На мосту, разделяющем город от леса, уже собрались зрители назревающей гонки.
Сейчас даже не ночь, — сумерки. С каждой минутой верхушки высоких деревьев за
мостом выглядят все более устрашающими. Толпа шумит, веселится. Люди делают ставки,
пьют, наслаждаются ревом моторов вперемешку с льющейся из мощных колонок музыкой.
Так даже лучше. Юнги не остался дома один, не будет отвлекать звонками, наверняка
безумно переживая о том, где Хосок. Все складывается удачно. Альфа даже представить
себе не может, что было бы с Юнги, узнай он, что Хосок на заезде, проходящем на
одной из опасных дорог столицы, да еще и в компании врага, жаждущего перевернуть
его тачку.
Альфа уже собирается сунуть телефон в карман, когда тот снова начинает вибрировать,
отображая на дисплее имя брата. Хосок принимает звонок и поднимает дверцу, садясь в
машину.
— Это было ожидаемо. Один из братьев участвует в заезде. Джихан, наверное, думает,
что сможет запугать нас своими шустрыми машинками, — хохотнув, Хосок захлопывает
дверцу макларена и вставляет ключ в замок зажигания.
— Я даже немного завидую. Ты сможешь протестировать таранное шасси Джейби, —
ухмыляется Чонгук.
— Нагни их, Хосок-а, — твердым, полным уверенности голосом желает брату Чонгук.
Грид-герл резко опускает руки, и все пять автомобилей с визгом срываются со старта,
пересекая мост и летя в объятия мрачного леса.
Хосок до упора давит на газ и, как только мост оказывается позади, дергает за
подрулевой лепесток, увеличивая скорость. Сзади, прямо за маклареном несется додж,
едва не упираясь носом в зад гиперкара. Хосок хмыкает и поворачивает руль влево.
Неужели черный американец хочет закончить все так быстро, даже не поиграв как
следует?
Пять машин несутся по узкой лесной дороге, окруженной вековыми деревьями. Впереди
виднеется поворот, и Хосок немного сбрасывает скорость, чтобы макларен при дрифте
не занесло. Автомобили с рыком входят в дрифт, оставляя на асфальте темные следы от
тертой резины. Пройдя поворот, макларен вновь набирает скорость и ракетой несется
вперед, ловко объезжая мчащихся впереди соперников. Додж сзади не отстает. Его
единственная цель — макларен цвета ночного неба. Это было известно с самого начала.
Хосок ухмыляется, кидая короткий взгляд в боковое зеркало заднего вида, где маячит
черный демон с холодным голубоватым цветом фар.
Впереди начинается извилистая дорога, сразу после которой — езда над обрывом. Хосок
мысленно проматывает сценарии и возможные варианты преодоления этого пути с учетом
прицепившегося сзади врага, который наверняка не упустит возможность сбросить его с
этого обрыва. Прежде всего, нужно оторваться от остальных трех соперников, чтобы
они не попали под горячую руку и не мешались.
Хосок жмет на газ, одновременно плавно давя на тормоз при поворотах на извилистой
дороге. Макларен бросает из стороны в сторону, а сзади образуется облако из пыли и
дыма от жженной резины. Чон быстро выворачивает руль то в одну сторону, то в
другую, ни на секунду не сбавляя скорость. Еще раз бросает взгляд в зеркало — для
доджа словно не существует других противников. Хосок знает, что не оторвется от
него, даже если очень сильно постарается. Не сможет физически. В таком случае додж
ударит сзади.
Самое время устроить таран, ударив в угловую часть бампера и повторить фишку черных
американок, использовав ее на них же, но Хосок не видит необходимости, практически
полностью взяв додж под свой контроль. Тот вынужден ехать спереди. Альфа каждую
секунду готовится к тому, что чарджер может внезапно дать по тормозам, тем самым
влетев в перед макларена, едущего сзади. Нервы на пределе от ожидания неизвестности
и внезапной атаки, которая может произойти в любой момент. Альфа знает, что так
просто враг не сдастся, не покинет гонку, не сделав то, зачем приехал.
— Твою же, сука, мать, — сухо усмехается Чон, сминая пальцами кожаный руль и
бросая настороженный взгляд в зеркало заднего вида. Макларен окружают три черных
американских автомобиля.
Такого не было еще никогда. На старшего Чона спустили диких псов. Вполне ожидаемо,
что один против сильного соперника не пойдет. Теперь Хосок ставит себе цель просто
выжить, попытавшись вырваться из окружения врагов.
Почему-то перед глазами всплывает лицо Юнги. Злое, испуганное. В золотистых лисьих
глазах бесконечные страх и боль, не сравнимые ни с чем. Так омега смотрел бы, если
б узнал, в каком сейчас положении Хосок. Альфе представлять это невыносимо, а
сердце в груди сжимается болезненно.
Он не должен узнать, что его альфа потерял жизнь на гонке, о которой даже не
сказал.
Такого не произойдет.
Камаро начинает подъезжать ближе, оттесняя макларен к краю обрыва. Хосок упрямо
давит на газ и летит вперед, игнорируя звук бьющихся о задний бампер мелких
камешков. Колеса с левой стороны больше не на асфальте.
Скорость все выше. За окнами макларена все размывается, а салон наполняет только
ровный гул рычащего движка. Корвет сзади не отстает, подъезжая все ближе. Хосок
снова готовится к тарану, каждую секунду поглядывая в зеркало заднего вида. Обрыв с
левой стороны дороги сменяется густой зеленью. Одной угрозой меньше.
Макларен повторяет каждое движение доджа, едет буквально следом, игнорируя маячащий
сзади корвет. Хосок больше не собирается тянуть и увеличивать риск быть
перевернутым. Он действует решительно, отбросив все сомнения и страхи в сторону.
Альфа чуть поворачивает вправо и ускоряется. Передний левый угол макларена резко
вписывается в правый угол доджа. От удара Хосока кидает вперед, но он удерживается
благодаря ремням безопасности. Во все стороны летят осколки от разбитых фар
гиперкара и доджа. Чарджер заносит, а затем он переворачивается, с громким звуком
ударяясь об асфальт. Чон резко выворачивает руль, чтобы не столкнуться с крутящимся
чарджером, что оставляет за собой куски бампера, осколки разбитого стекла и кузова,
хрустящие под колесами. Чон даже думать не хочет, на что сейчас похож перед
макларена.
Хосок объезжает разбитый додж, даже не собираясь замедляться и упрямо летя по узкой
дороге вперед. Ничего вокруг больше не видно — только освещенный светом одной
оставшейся фары асфальт. Сзади последний враг и соперники, находящиеся в большом
отрыве, который постепенно сокращается.
Чувство напряжения потихоньку отступает, частично возвращая легкость, что была еще
на самом старте. Оставшийся корвет не кажется большой угрозой.
До финиша остается не так много.
Хосок плавно входит в дрифт, выворачивая руль и оставляя за собой облако дыма.
Позади уже мелькают автомобили нагнавших соперников. Теперь нужно гнать без
остановки. Альфа полностью сосредотачивается на дороге, слушая лишь рык движка.
Остался последний рывок.
— Да чтоб тебя, сукин сын, — рычит альфа, глядя в зеркало заднего вида. Мгновенная
реакция сглаживает столкновение, и макларен лишь слегка заносит. Корвет от
неожиданного маневра гиперкара закручивает на дороге. Хосок удовлетворенно хмыкает,
бросив назад последний взгляд и уверенно летя вперед. Преград больше нет.
Сзади все еще пытаются нагнать соперники, но шанса выйти на позицию лидера больше
нет. Макларен пересекает финишную полосу первым, оказываясь среди шумной и ликующей
толпы. Нагретый до предела движок затихает. Чон выходит из машины и оказывается в
объятиях знакомых и незнакомых людей. Каждый тянется, чтобы похлопать по плечу и
пожать руку победителю, каждый поздравляет и обнимает. Неподалеку от дороги люди
устроили небольшую вечеринку с выпивкой и автомобилями, стоящими по кругу. Хосок
слегка смеется и забирает у кого-то протянутый стакан с ромом.
— Братья Чон непобедимы! Я даже не сомневался в твоей победе, чувак! — кричит кто-
то из толпы. Хосок довольно улыбается и кивает, подняв вверх большой палец.
В какой-то момент сомневался сам Хосок, едва не потеряв надежду на победу в схватке
с врагом. Сейчас внутри приятно растекается облегчение и спокойствие, но тяжелый
волнительный осадок все-таки застревает где-то в районе души. Было тяжело, но Хосок
смог выйти победителем, показав Джихану, что опасаться стоит. Возможно, это далеко
не конец, но первая битва выиграна, и это уже большой прогресс.
Хосок отпивает ром из красного стаканчика и отходит подальше от шума, набирая номер
Намджуна. Приложив к уху телефон, альфа щурится, разглядывая лес впереди,
погруженный в кромешную непроглядную тьму.
— Ну что, как гонка? — спрашивает Намджун слегка взволнованным голосом, как только
принимает вызов.
— Надо поправить макларен, и как можно скорее, — Чон облизывает губы и вновь
припадает губами к стаканчику, делая глоток горькой жидкости, приятно обжигающей
глотку. Алкоголь сейчас как нельзя кстати. — Не хочу, чтобы у Юнги возникли
вопросы.
— Так он не в курсе? — выдает ухмылку Намджун на том конце. — Ладно, тащи сюда
свой зад и пива прихвати, работать придется долго.
— Уже еду, — смеется Хосок, бросая стакан в ящик с мусором и шагая к побитому
макларену.
🔥🔥🔥
Джихан сидит на красном кожаном диванчике, закинув ногу на ногу и держа в пальцах
стакан с бурбоном. На губах альфы расслабленная улыбка, а глаза внимательно следят
за полуобнаженным омегой, плавно двигающимся у шеста. Изгибы бронзовой кожи
завораживают, волнуют. Стройное тело поблескивает в приглушенном кровавом свете
клуба, а блондинистые волосы приобретают огненный оттенок. Джихан не в силах
отвести взгляд, а пальцы все крепче сдавливают стакан с золотистой жидкостью. Руки
так и чешутся, чтобы сжать, обласкать, изучить каждый миллиметр притягательного
тела.
— Им Чану, — радостно тянет Джихан, отпивая бурбон и следя за альфой, что смотрит
в ответ с нечитаемым выражением лица. — Присаживайся, выпей со мной, — предлагает
До, кивнув подбородком на диванчик напротив.
— Ты ведь знаешь, кто я, что делаю и какие цели преследую, — закидывает удочку
альфа, наблюдая за Чану. Тот даже бровью не ведет, выпуская вверх облако дыма, и
смотрит спокойным сдержанным взглядом в глаза Джихана. — Мое дело расширяется,
требуется больше людей и автомобилей. А я слышал, что все это у тебя имеется.
— Какая мне с этого выгода? — Чану склоняет голову, чуть щурясь и держа в
татуированных пальцах тлеющую сигарету.
— Нас пока двое. Я и мой друг революционер, — улыбается Джихан, указывая ладонью
себе за спину. Чану всматривается в полумрак, пытаясь разглядеть силуэт идущего к
ним человека. — Думаю, вы прекрасно знакомы.
— Надо же, как неожиданно, — на губах Чану мелькает бесцветная улыбка. Сухая,
больше напоминающая оскал. Альфа всматривается в лицо подошедшего парня, слегка
прищуриваясь. Тот садится рядом с Джиханом и берет со столика стакан. — А твои
дружки в курсе?
— Я и не думал, — хмыкает Чану, делая затяжку и выпуская вверх кольца дыма. — Хочу
посмотреть на их лица, когда они сами обо всем узнают.
— Этот момент близок, — Джихан пожимает плечами, делая глоток бурбона, словно
смакуя предстоящий момент. — Скоро действовать в тени больше не будет
необходимости, — на губах До снова появляется слабая улыбка. — Так вот ты мог бы
стать третьим лидером.
— Ты ведь понимаешь, что выхода у тебя нет? Я, так или иначе, завладею твоими
людьми и тачками. Просто мне стало любопытно, согласишься ли ты, и будет ли легко
тебя уговорить, — ухмыляется До, склонив голову к плечу. — Твой выбор состоит лишь
в том, чтобы решить: будешь ты на моей стороне с властью в руках, либо будешь гнить
под землей, так ничего и не добившись.
— Времени мало. Чоны начинают действовать против нас, а это неслабый удар по моим
ресурсам, — вздыхает Джихан, удрученно качая головой. — Я буду ждать тебя, Им Чану.
— Жду тебя завтра у себя, — задумчиво говорит До вслед удаляющемуся парню, вновь
утопая в красоте соблазнительного тела омеги, прижимающегося спиной к шесту. Он
прикрывает в наслаждении глаза, дыша загнанно, словно задыхается от волны
возбуждения, и скользит вниз, разводя стройные колени в стороны. — Я хочу его, —
говорит Джихан подошедшему администратору, даже не взглянув в его сторону.
— Как скажете, господин До, — кивает тот, удаляясь так же внезапно, как и
появился.
🔥🔥🔥
Еще один долгий и однообразный день в больнице подошел к концу, оставляя после себя
приятную тишину и спокойствие. Через окно в палату заливается золотистый свет
уличных фонарей, рассеивая кромешный мрак. Разговоры и шаги в коридоре стихли еще
два часа назад. На часах двенадцать ночи.
Тэхен спит на боку, спиной к двери, обняв подушку и уткнувшись в нее носом.
Состояние омеги с каждым днем все лучше. Болезненная бледность сменилась прежней
естественной смуглостью, а от синяков и ссадин практически ничего не осталось.
Тэхен уже может ходить, но не слишком долго. Трещина в ребре и поврежденное от
глубокого пореза бедро не дают о себе забывать. Омега прихрамывает и быстро
выдыхается из-за одинакового положения спины.
Умереть от скуки Тэхену не дает Юнги, который приходит практически каждый день в
отличие от более занятых Джина и Чимина. Мин врывается в палату, бросает свой
рюкзак на пол, вешает школьный пиджак на стул и залезает к Тэхену в постель,
рассказывая события, произошедшие с ним за день. Тэхен и не думал, что ему будет
так интересно слушать дела школьной жизни, которая для него самого кончилась совсем
недавно. У Юнги каждый день — приключение. Тэхену остается слушать младшего с
искренним любопытством.
Но Тэхен скучает.
Он понимает, что Чонгук взрослый человек и что у него есть дела, которые нельзя
откладывать, он знает, что сейчас на улицах обстановка становится все серьезнее и
опаснее, но Чонгук об этом никогда не упоминает. Он все так же рассказывает всякие
забавные и глупые вещи в своем стиле, одаривает обворожительной улыбкой и смеется.
Только во взгляде альфы читается плохо скрытая настороженность, серьезность и
волнение. От этого Тэхен сам начинает беспокоиться и подолгу не может уснуть из-за
размышлений о том, все ли с Чонгуком в порядке, когда он бывает вне стен больницы,
не готовит ли Джихан что-то, что может ему навредить.
Омега просыпается, услышав за спиной звук скрипнувшей двери. Все тело мгновенно
напрягается. Он затаивает дыхание и упрямо жмурит глаза, чтобы не выдать своего
пробуждения. Это Джихан. Никто другой в такое время к нему не приходил.
Тэхен чувствует, как внутри рождается чувство страха, а пальцы судорожно вцепляются
в мягкую подушку. Омега даже мыслей об этом альфе избегает, еле собрав себя по
кусочкам после одного-единственного визита Джихана. Если он снова пришел крошить
душу, Тэхен больше не вынесет.
— Это я, детка, — шепчет Чонгук, тепло улыбаясь. — Только не кричи, я уберу руку.
Тэхен во все глаза уставляется на Гука, словно до ужаса напуганный зверек. Когда до
него доходит, кто перед ним находится, он начинает успокаиваться. Альфа убирает
ладонь и проводит большим пальцем по нежной щеке.
— У нас мало времени, нужно торопиться, пока не засекли, — шепчет Чон в губы
омеги, затем выпрямляется и быстро отходит к шкафу с одеждой, распахивая его и что-
то выискивая в полумраке.
— Если врачи узнают, что меня нет, они поднимут панику, — бубнит Тэхен, поднимаясь
с постели и обнимая Чонгука за шею. Альфа сразу же подхватывает его на руки, держа
под коленями, и бережно прижимает к себе, двинувшись к двери.
Но как только они спускаются на первый, Тэхена снова охватывает волнение при виде
омеги, сидящего за регистрационной стойкой.
— Чонгук, это конец, — шепчет Ким на ухо альфе, вцепляясь пальцами в горло его
черной футболки. — Он не выпустит нас.
Чонгук лишь ухмыляется, невозмутимо проходя мимо стойки со своей ценной ношей на
руках, а Тэхен на миг зависает от удивления, раскрыв рот.
— Жить по законам скучно, детка. Я знаю, тебе это нравится, — ухмыляется Чонгук,
доставая из кармана ключ от агеры и нажимая кнопку для открытия дверей. Фары
гиперкара приветственно мигают, а дверцы плавно взмывают вверх.
Чонгук рядом с этим омегой снова забывает, что нужно смотреть на дорогу. И плевать
на нее, когда на идеальных нежно-розовых губах Тэхена улыбка появляется. Самая
искренняя, самая чистая и красивая. Так бы вечно на нее смотреть. Так бы вечно
рядом с Тэхеном быть.
А Тэхен счастлив. Он так скучал по свежему воздуху, по ярким огням ночной столицы,
по совместным поездкам с Чонгуком. Все лучшее — с ним. Искреннее счастье — с ним.
— Почему?
Путь до моря кажется бесконечным. Тэхен в один момент даже засыпает, расслабляясь
под ровный гул движка за спиной. Сквозь сон омега слышит, как Чонгук с кем-то
негромко переговаривает по телефону, но не вслушивается, лишь наслаждаясь любимым
голосом. Когда альфа завершает звонок, Тэхена снова накрывает пелена сна, плавно
неся на своих волнах.
Впереди уже виднеется бесконечное море, прямо под самой дорогой, по которой они
ехали и в прошлый раз. Ночью все выглядит иначе, более таинственно и волшебно.
Разъяренные волны бьются о скалы, донося свой шум до салона агеры.
— Ночной пикник у моря, — смеется Чонгук над выражением лица напротив, подмигивая
омеге.
Тэхен вслушивается в шум прибоя и вдыхает полной грудью свежий морской воздух,
блаженно прикрывая глаза и устраивая голову на плечо Чонгука, сидящего сзади. Омега
поместился меж его разведенных ног, откинувшись спиной на крепкую теплую грудь. А
Чон пережевывает виноградинку, всматриваясь куда-то вдаль и путаясь пальцами в алых
волосах, которые треплет морской ветерок.
— Наверное, стоит купить тут землю и построить дом, — задумчиво говорит Чонгук,
отрывая от грозди виноградинку и поднося ее к губам омеги. — Открой ротик, детка, —
просит он, улыбнувшись.
Тэхен послушно размыкает губы и обхватывает ими виноград, случайно касаясь кончиком
языка чонгукова пальца. Альфа сглатывает и старательно пытается сопротивляться
пробуждающимся инстинктам. Нельзя. Не сейчас.
— Мне вполне хватало того, что я изредка приезжал сюда, — пожимает плечами Гук.
— Посидеть вот так, сбросить напряжение, отдохнуть от людей.
— Когда-то мой отец хотел купить дом у моря, но не вышло из-за работы, — вздыхает
омега. — Я тогда друзьям хвастался еще, но потерпел величайший облом. Было
хреново, — тихо смеется Тэхен, вспоминая, и закусывает губу.
Поднимать этот разговор не хочется, но Тэхен должен знать, что думает Чонгук, что
его тревожит. Он должен знать, насколько велика для него угроза.
Тэхен жмурится, сдерживая слезы, и заводит руку назад, зарываясь пальцами в волосы
Гука на затылке и притягивая ближе к себе. Чонгук оттягивает и покусывает нижнюю
губу омеги, углубляет поцелуй, что становится все жарче и настойчивее. Тэхен в нем
тонет и спасаться не желает. Он переворачивается, не разрывая поцелуя, и седлает
бедра альфы, игнорируя боль в ребре. Чонгук усаживает его поудобнее и держит за
талию, сцеловывая с любимых губ цветочный вкус, кружащий голову.
Чонгуковы руки спускаются вниз, а губы ловят низкий стон, когда ладони
проскальзывают в штаны и сжимают ягодицы, массируя и сминая пальцами. Тэхен ерзает
на крепких бедрах и шумно выдыхает, сжимая в пальцах волосы альфы. Он всем телом
ощущает накатывающее возбуждение и теряется в гамме крышесносных ощущений,
прижимаясь ближе к Чонгуку и с такой же животной страстью отвечая на жадный и
голодный поцелуй. Им друг другом никогда не насытиться. Тэхену мало, а Чонгуку
вдвойне.
— Anche io.
Как только гиперкар подогнали на парковку, Тэхен сразу же двинулся к задней части
автомобиля, заглядывая под капот и внимательным, медленным взглядом сканируя и
проверяя на наличие неполадок, которых, к счастью, не обнаружилось. Но внутри все
равно тревога теплится и не отпускает из своего липкого холодного плена. Так просто
это омегу не оставит.
🔥🔥🔥
Спустя сорок минут лаферрари плавно тормозит у лестниц особняка. Тэхен хватает
сумку и выходит из машины, широко улыбнувшись встречающему его дворецкому.
— Ты почему уехал без меня? — резко выпаливает альфа, не давая сказать. В его
интонации сквозит легкое раздражение. — Я же сказал, что сам заеду за тобой и
отвезу домой.
— Не хотел отвлекать тебя от работы, — лениво тянет омега, неторопливо
расправляясь с пуговицами на тонкой рубашке нежного светло-персикового цвета.
— Почему все думают, что я не в состоянии самостоятельно добраться до дома?
— хмыкает Тэхен, сбрасывая с ног кеды. Когда все пуговицы уже расстегнуты, омега
тянется к ремню на джинсах.
— Я соскучился.
— Ничего не хочу, мне нужно на диету садиться после больницы, — хмыкает Тэхен,
стягивая с себя джинсы вместе с бельем и, перешагнув через них, выходит на террасу,
оставшись в одной лишь расстегнутой рубашке.
Тэхен хочет сказать, чтобы себя скорее привез, потому что тоже соскучился, потому
что тоже хочет увидеть безумно, прижаться к крепкой татуированной груди и вдохнуть
любимый аромат, чтобы до краев наполнил и не отпускал.
Чонгук хрипло смеется, и от этого смеха на губах омеги снова появляется игривая
улыбка.
— Ты, блять, издеваешься надо мной, — хмыкает альфа. Тэхен даже через телефон
может почувствовать во мгновение вспыхнувшее желание альфы, от которого собственное
начинает пробуждаться. — Я хочу оказаться там с тобой.
— Мне уже страшно, — томно выдыхает Тэхен в трубку. — До вечера, дикарь, — смеется
омега и завершает звонок, откладывая телефон на стеклянный столик.
Внизу живота остается тянущая тяжесть, а на губах — довольная улыбка. Выводить
Чонгука таким образом забавно, хотя и самому от этого не легче. Что бы он сделал,
если бы узнал, что Тэхен собирается плавать нагишом? От этой мысли омега тихонько
смеется, подходя к бассейну. Он мягко скидывает с плеч тонкий нежный материал,
беззвучно падающий на землю под ноги.
День обещает быть долгим и тяжелым из-за ожидания Чонгука. Тэхен совершенно не
хочет представлять, как вечером альфа ворвется в особняк и возьмет его, но приятные
мысли назойливо заполняют голову, только усугубляя положение и делая ожидание еще
более мучительным.
Омега трясет головой, пытаясь сбросить с себя пелену возбуждения, окутавшую тело, и
входит в приятно прохладную, сверкающую в солнечном свете воду.
🔥🔥🔥
— Он не сможет, Хосок, — в который раз повторяет Чонгук, ехидно ухмыльнувшись и
качая головой.
— Дай ему шанс, Чонгук-а, — все так же сосредоточенно отвечает Хосок, даже не
оборачиваясь на брата. — Он уже близок.
— Сам скажешь, — улыбается Чонгук, подмигивая брату, толкнув кончик языка за щеку.
— Ну ты понял, когда лучше.
Рык летящего черного ягуара становится ощутимо громче. Чонгук даже поднимается с
капота и подходит к брату, сложив руки на груди и следя за стремительно
приближающимся автомобилем.
— Движок этой тачки слишком мощный для мелких школьников, — хохотнув, Гук
поправляет на голове кепку и прищуривается. — Я доработал его специально для наших
«военных» машин. Было бы хорошо, если бы Юнги каким-то чудом сумел потянуть его,
тогда я и в его порше смогу покопаться.
— Давай, малыш, — негромко говорит себе под нос Хосок, замерев на месте.
Юнги судорожно сжимает пальцами руль ягуара и давит на газ до упора, быстро меняя
скорость. Он не должен проиграть, не должен дать Чонгуку повод для новых подколов.
Агрессивно рычащий зверь под пальцами, в отличие от любимого и послушного порше,
кажется практически неуправляемым, лишенным границ. Словно не приученный к людям
хищник, рожденный на воле. Юнги едва справляется с ним, уже третий круг пытаясь
понять, какой к нему нужен подход, как правильнее. Омега понимает, что что-то не
так. Чувствует. Машина слишком агрессивная. И Юнги вдруг становится дико интересно,
кому взбредет в голову приобретать автомобиль с такой опасной силой под капотом.
Это похоже на сумасшествие для таких же безумцев. И Юнги лишь на долю секунды
жалеет о том, что так рвался протестировать движок и выжать из него все возможные
силы.
Ягуар молнией пролетает мимо братьев. Даже взглядом не уцепиться. В лицо бьет
резкий ветер, едва не сорвав с головы Чонгука кепку.
— Если он за четыре круга не достигнет двухсот пятидесяти, то будет три недели мне
машину мыть. Сэкономлю на мойке, — пожимает Гук плечами, вновь присаживаясь на
капот макларена и беря свою бутылку с потеплевшим на солнце пивом.
— А если Юнги победит? — Хосок садится рядом и забирает пиво из рук брата, делая
парочку больших глотков.
— Я навсегда перестану над ним шутить и куплю ему пять комплектов запасной
резины, — усмехнулся Гук, скрещивая ноги. — Звучит так, как будто легко, но нихуя,
Хосок. Был бы ты на моем месте, с ума бы сошел. Как я буду жить, если перестану его
подъебывать?
— Кажется, теперь я еще больше хочу его победы, — заразительно широко ухмыляется
старший, возвращая младшему бутылку, и поднимается с капота.
— Это нож в спину, брат, — с наигранным возмущением хмыкает Чонгук, глотнув пива.
Спустя пять минут ягуар снова появляется на горизонте. Хосок стоит наготове,
вытянув руку максимально близко и следя взглядом за приближающимся автомобилем.
Чонгук допивает пиво и встает возле брата, сосредотачиваясь на ягуаре. Как бы там
ни было, но он искренне хочет, чтобы Юнги смог. Это покажет, что тестирование дало
ожидаемый результат, и в работе движка, над которым младший Чон корпел последние
пару дней, все идеально.
Ягуар становится все ближе. И это последний шанс. Юнги уже чуть ли не высшим
божествам молится, только бы суметь. Ладони на руле уже потеют, и омега от этого
только сильнее нервничает, боясь потерять контроль над управлением дикого зверя,
созданного Чонгуком. Сердце грохочет так, что уши закладывает, а рык движка отходит
куда-то на второй план. Юнги на спидометр смотреть страшно. Он уверен, что если
взглянет — увидит там свое поражение в цифрах, которых не достиг. Но сдаваться
омега не намерен. Он доведет это дело до конца, и уже становится плевать, что
придется три недели драить сраный кенигсегг. Юнги не сдается, а это главное.
Ягуар в четвертый и последний раз проносится мимо радара, оставляя за собой лишь
поток ветра. В этот раз Чонгук придерживает кепку одной рукой, во все глаза
уставившись на экран радара вместе с Хосоком.
— А тебя сделал Мин Юнги, Чонгук-а, — довольно ухмыляется Хосок, кладя радар на
капот макларена и наблюдая за братом, который едва ли не оседает коленями на
пыльный асфальт, сохранивший на себе не один след от жженной резины.
Ягуар тем временем плавно разворачивается и едет обратно в сторону альф, но уже на
более спокойных скоростях. Во мгновение он вновь начинает ускоряться, агрессивно
рыча. А Чонгук так и стоит посреди трассы, сложив руки на груди и наблюдая за тем,
как в его сторону несется дикий ягуар. Альфа не шевелится, даже не думает
сдвигаться с места, уверенно смотря прямо в глаза собственноручно созданного
монстра.
Автомобиль приближается, уже находясь в опасной для жизни близости. У Чонгука даже
глаз не дергается. Он спокойно ждет. Ягуар с громким визгом тормозит в миллиметре
от альфы, едва не задев его капотом. Юнги поджимает губы и, стоя на месте,
раскручивает двигатель, заставляя механизм злобно рычать. Чонгук лишь издает смешок
и склоняет голову к плечу, наблюдая через лобовое стекло за разозлившимся ребенком.
— Стоп, хватит, — закатывая глаза, встревает Хосок в тот момент, как Юнги
раскрывает рот, чтобы ответить довольному реакцией Чонгуку. — Заткнулись оба. А
ты, — обращается он к брату, — выполняй обещание.
— Обманщик, лжец, — фыркает Юнги. — Десять комплектов, тебе ясно? С тебя десять
комплектов резины!
🔥🔥🔥
Тэхен сидит на мягком кресле в гостиной, подобрав под себя ноги и держа на коленях
ноутбук. В доме приятный полумрак, разгоняемый золотистым светом тихонько
потрескивающего костра в камине. Дворецкий принес омеге чашку чая с мятой, поставив
ее на столик, и тихо вышел, не желая нарушать покой господина, который уже часа два
торчит на веб-странице любимого бренда, не зная, что выбрать. Тэхен даже не
представляет, чего ему хочется, но душа требует, изнывает.
Сделав короткий глоток приятного теплого чая, омега ставит чашку обратно на столик
и вновь утыкается в экран ноутбука, перелистывая очередную страницу. На самом деле,
Тэхен прекрасно знает, чего, а точнее, кого требует его душа. Именно поэтому он
упрямо сидит и разглядывает брендовую одежду, пытаясь себя отвлечь и занять, чтобы
ожидание протекало быстрее. Вот только на часах уже десять, и это даже не вечер
уже. Тэхен пытается себя убедить, что нет ничего страшного в том, что Чонгук,
занятый работой в гараже или в офисе, задерживается. И тогда в голову ядовитой
змеей бесшумно заползает болезненная мысль о том, что с ним что-то могло случиться.
Сейчас дороги крайне опасны, а для Джихана первый враг — Чонгук. Он на мушке, под
вечным прицелом. Тэхен уверен, что так и есть. До его не упустит.
На плечи мягко опускаются чьи-то руки, вырывая омегу из погружения в себя. Он даже
не вздрагивает, не пугается, потому что тело узнает эти теплые крепкие руки, а уже
после до него доходит родной аромат темного шоколада с ореховыми нотками, от
которого тело мгновенно покрывается мурашками.
— Тебе повезло, что я спать не ушел, — негромко говорит Тэхен, улыбнувшись уголком
губ и не отрывая взгляда с пламени в камине. — Я уже собирался.
— Чонгук… — с едва слышным стоном выдыхает омега. Альфа берет его пальцами за
подбородок и разворачивает к себе, наконец, заглядывая в большие шоколадные глаза,
блестящие от скопившихся в них слез.
Омега тянется к футболке Чонгука и пытается стянуть ее, чтобы поскорее прикоснуться
к горячему крепкому телу, чтобы увидеть и огладить пальцами татуировки, которые
изучил уже вдоль и поперек. Чонгук помогает Тэхену избавить себя от футболки и
отбрасывает ее на пол, сразу же спускаясь вниз и лишая его возможности к себе
прикоснуться. Омега хнычет и мнет в пальцах простыни. Альфа разводит стройные ноги
в стороны и припадает губами к внутренней стороне бедра, вырывая из сладких
цветочных губ низкий, тягучий, как мед, стон, наполняющий комнату. Чонгуку нравится
дирижировать этими стонами, заставлять быть громче, ниже, длиннее, слаще. Стоит ему
слегка укусить тонкую чувствительную кожу, и Тэхен слегка дергается, снова ласкает
слух стонами и дышит тяжело. А Чонгук не останавливается. Утыкается носом в бедро и
вдыхает душистые цветы, ведя к промежности и вновь целуя с внутренней стороны.
Эта реакция доставляет альфе удовольствие, максимально превышающее все то, от чего
он кайфует. Тут ничего не идет в сравнение. Даже вибрирующий под пальцами
автомобиль с рычащим движком, даже самый лучший алкоголь на свете. Все это пустяки
по сравнению с тем, что наблюдает сейчас Чонгук. Тэхен буквально тает, плавится и
задыхается от желания, жаждет прикосновений, ласки. Он в этот момент становится
податливым, как самый послушный в управлении автомобиль. Он готов на все, готов
отдаться весь целиком, готов сгореть в диком огне, разожженном Чонгуком.
С каждым толчком все быстрее и грубее, а стоны Тэхена, кажется, слышны на весь
особняк и даже на его территории. А Чонгуку это только в кайф. Омега двигает
бедрами навстречу, пытаясь насадиться глубже, царапает ногтями простынь, а хотел бы
полосовать чонгукову спину.
Чонгук немного замедляет темп и обхватывает пальцами щиколотку омеги, заставляя его
чуть согнуть ногу в колене. Он касается губами кожи на тонкой щиколотке, слегка
прикусывает ее и снова целует, заставляя Тэхена с ума сходить. А он уже утонул в
крышесносных ощущениях и не желает спасаться, потому что так ему хорошо, как не
было никогда, потому что Чонгук творит с ним что-то нереальное, дикое, мучительно-
приятное, и останавливать это нет никакого желания.
Чонгук снова ускоряется и берет в ладонь истекающий смазкой член омеги, чуть сжимая
в пальцах и начиная быстро надрачивать в такт своим толчкам. Тэхен хрипло стонет и
толкается навстречу, закусывая губу и скользя пальцами по своей груди.
Тэхен разрывает поцелуй и улыбается устало, слабо, погладив альфу по щеке большим
пальцем и целуя в уголок губ. Он даже не в силах что-то говорить; стоит лишь
столкнуться взглядом с темным озером напротив и просто в нем утонуть. Слова не
нужны, в них нет необходимости. Зато в прикосновениях и взглядах есть, в ласковых
поцелуях и объятиях.
Чонгук ложится рядом и притягивает омегу к себе. Тэхен прижимается к боку альфы и
кладет голову на влажную, мерно вздымающуюся грудь, устало прикрывая глаза. Чон
целует омегу в плечо и зарывается носом в алые волосы, вдыхая свой любимый аромат
душистой флоры.
Комментарий к догоняй
2 сц: Lil Uzi Vert, Quavo, Travis Scott - Go Off
4 сц: AWOLNATION - Sail
https://soundcloud.com/awolnation/10-sail в вк ее, к сожалению, нет.
5 сц: 4LX - NIGHT SHOW
Тэхен просыпается с легкой улыбкой, блуждающей на искусанных Чонгуком ночью губах.
Он долго не поднимает веки, позволяя сценам произошедшего пронестись перед глазами
и пустить по пробуждающемуся телу приятную волну мурашек. Чонгук истязал медленно и
приятно, долго и сладко. Не давал продохнуть, брал снова и снова, буквально каждый
миллиметр тэхенова тела пробовал, испивал и смаковал на языке, как новое для себя
лакомство. И это было до одури приятно, так хорошо, что словами, существующими на
земле, не описать. Тэхен точно не сможет.
Тело помнит все. Каждый поцелуй, каждое прикосновение, каждый щекочущий вдох и
выдох. Каждое кружащее голову слово, произнесенное низким и хриплым голосом, от
которого омега заводился по новой, не властвуя над собственным телом, взятым в плен
Чонгуком. Тэхен хотел, чтобы эта ночь не имела конца, чтобы длилась вечность, но
конец приходит всему, даже лучшей ночи в жизни омеги.
Тэхен чувствует, как по голому телу скользят теплые солнечные лучики, выделяя
каждую отметину, оставленную альфой. Омега неохотно поворачивается на другую
сторону кровати, надеясь почувствовать спиной жар чонгуковой груди, но вместо этого
ощущает мягкость пустоты и тепло скомканного одеяла. Внутрь закрадывается легкая
печаль, а улыбка медленно пропадает с губ, оставляя за собой лишь тень.
— Где Чон… — шепчет Тэхен хрипловатым ото сна голосом, но его прерывает нависший
сверху Джихан.
— Ч-что… с ним? — еле выдавливает из себя Тэхен, даже не обращая внимания на руку
альфы, который как ни в чем не бывало оглаживает большим пальцем подбородок и
скользит к шее, очерчивая один из ярких засосов, украсивших ее, словно рубиновые
камни.
Опустив глаза на отметины, Джихан сухо усмехается и резко смыкает на тонкой шее
пальцы, вжимая омегу в кровать. Его лицо вытягивается в устрашающую маску. Во
взгляде больше нет напускного спокойствия, лишь жгучая злость и удовольствие. Альфа
находится на грани, еле удерживая себя, чтобы не сомкнуть пальцы посильнее до
желанного хруста. Ему противна до тошноты боль в глазах Тэхена, этот липкий страх,
сковавший тело омеги. Лучше бы он не видел этого, лучше бы имел силы покончить с
этим.
Тэхен жадно хватает воздух ртом, утирая выступившие слезы. Боль и страх отступают,
наполняя тело облегчением. Чонгук жив. Джихан снова поиграл на нервах Тэхена в свою
любимую игру, снова сумел найти слабое место с первого раза, ни разу не
промахнувшись. Вскрыл его без анестезии и высмотрел все внутри. Он все уже давно
знает.
Джихан смотрит ему вслед и хмыкает, начиная расхаживать по комнате. В душе кипит и
бурлит ярость, а руки так и чешутся что-нибудь сломать. Желательно Тэхена. Чтобы
даже мысли о Чоне у него не возникало. Но он им сейчас весь полон. Телом и душой;
он течет у омеги по венам и теплится в сердце, оккупировал голову и прочно засел
там, не желая вылезать.
Тэхен стоит под душем намного дольше, чем обычно, надеясь, что к тому времени, как
он закончит, Джихан уйдет, потеряв терпение. Он несколько раз намыливает тело, с
сожалением осознавая, что от этого чонгуков аромат становится тусклее. Только следы
не смыть, и это радует. Чонгук с ним.
«Доброе утро, итальяночка. Прости, что уехал так внезапно, возникли дела в гараже,
Хосок заебал. И да, эта ночь была шикарной, надеюсь, скоро повторим;)»
«Я ждал кофе в постель, а ты так жестоко бросил меня, козлина. Не думай, что
следующий раз получишь так легко:)»
— Тебя завтрак ждет, — сообщает альфа будничным тоном, словно его ничего не вывело
из себя буквально полчаса назад.
— Пусти меня, я не хочу никуда с тобой ехать, — Тэхен бьет Джихана по руке,
дергается в попытке вырваться, но До не обращает внимания. Он достает из кармана
брюк ключ и снимает с блокировки двери бугатти, стоящей у лестницы.
— Я не хочу тебя видеть, — любезно сообщает Тэхен. После того, как попытки открыть
дверь успехом не увенчались, он поджимает губы и упрямо уставляется вперед. До
предусмотрительно заблокировал ее, лишая омегу путей отхода.
— На моей стороне все больше гонщиков, — улыбается Джихан, держа руль одной рукой.
Он зажимает меж губ сигарету и прикуривает. По салону плавно растекается едкий дым,
заставляющий омегу поморщиться. — Остальным придется сдаться, выбора не останется.
И Чонгук уже не сможет это предотвратить. Мы давим численностью и лучшими тачками.
— Ты будешь думать иначе, когда твоя тачка обретет такую же мощь, — ухмыляется До,
пожимая плечами и стряхивая пепел через спущенное окно.
— Ты что, все еще дуешься из-за этого? — альфа хрипло посмеивается и лижет нижнюю
губу, глядя на Тэхена.
— Из-за того, что ты хотел убить меня? — сухо усмехается Тэхен. — Нет, что ты, как
я могу. Ты ведь не специально, я все понимаю.
— Если бы я хотел тебя убить, то сделал бы это совершенно иначе, — качает головой
До.
— Ну и как же?
🔥🔥🔥
— Испытуемый номер один прямо передо мной, — усмехается Чонгук, быстро переключая
скорость и дрифтом выруливая на новую улицу.
Чонгук гоняет американку практически со старта, сразу сев на хвост и играя с ней,
как кот с мышкой, что брыкается в жалких попытках вырваться из когтей своей смерти.
Чон от этого только больше веселится. Для того, чтобы нагнуть врага, необязательно
иметь в запасе адское пойло в виде закиси и новейшие электронные технологии под
капотом. У Чонгука есть только ягуар с улучшенным движком и укрепленным шасси,
которое лучше выдерживает удары.
— Ему некуда деваться, — смеется Чонгук, сжимая в пальцах красный кожаный руль и
следуя за черным вайпером буквально по пятам. — А движок как будто руками Бога
создан. Полностью исправен, рычит чисто, без перебоев.
— Вперед, чувак, — смеется Им. — Пять тысяч, которые ты сейчас выиграешь, пойдут
на благотворительность всем нам. Вечером махнем в черную дыру, давно масла не
подливали.
— Для вас, друзья мои, я хоть десять гонок выиграю за один день, — хорохорится
Чонгук, не сводя с летящего впереди доджа внимательного взгляда. Гук за ним, словно
охотник за добычей следит, легко виляет по дороге с односторонним движением,
объезжая машины гражданских и ни на секунду не теряя из видимости черную
американку. — Только эту победу я посвящаю Тэхену.
— Джинен этого не слышал? — Чонгук резко меняет скорость, дернув веточку за рулем
и вывернув с визгом шин на узкую улочку, заваленную строительными материалами.
— Эта детка очень ревнивая, уж ты-то должен знать об этом, — хохотнув, альфа давит
на газ и быстрым, изучающим взглядом проходится по обеим сторонам от дороги.
— Детка? — хмыкает Джебом. — А что насчет твоей детки? Думаешь, я понравлюсь ему?
— Что за грязные игры, чувак, — усмехается Чон. — Ты мне хоть и друг, но если надо
будет — ударю, не задумываясь.
— Ты услышишь, внимай.
Чонгук слегка прищуривается, потому что пыль от колес доджа затрудняет видимость.
Он давит на педаль газа до упора, подъезжая к американке вплотную. На это уходит
две секунды. Гук лижет нижнюю губу и вновь бросает взгляд в правую от дороги
сторону. Впереди на обочине сложены бетонные блоки, создающие небольшой
двухметровый квадрат. Ягуар делает резкий рывок вперед, находясь с доджем почти
наравне. Чонгук, не мешкая, дергает руль вправо, и бок ягуара мажет по левому боку
вайпера, разнося неприятный слуху скрежет. Додж от толчка теряет контроль и резко
дергается вправо. Чон довольно ухмыляется и наблюдает за тем, как вайпер на большой
скорости вписывается в бетонные блоки. Те осыпаются, с грохотом падая на смявшийся
капот, лобовое стекло и крышу доджа. Сзади поднимается столб дыма и пыли.
🔥🔥🔥
Чану сидит на кожаном диванчике в самом неприметном углу черной дыры, неторопливо
вертя в пальцах стакан с ромом. Рядом расположился розоволосый Юки, закинув ногу на
ногу и попивая маргариту через трубочку. В дыре вечер в самом разгаре, люди окутаны
алкоголем и музыкой, грохочущей со всех сторон фиолетового помещения. Одни
обсуждают произошедшую днем гонку, а другие делают прогнозы на ту, что будет в
полночь, выкладывая на стол большие скрутки денег и даже наркотики.
Чану плевать на все, что тут происходит. Он следит взглядом только за одним
человеком. Чимин отдыхает в кругу своих друзей из банды Чона, что-то оживленно
рассказывает и смеется, только жаль, что Чану его смеха не слышит, зато видит в
свете прожектора яркую, как солнце, улыбку; глаза, которых почти не видно, когда
омега смеется, запрокидывая голову и стуча себя по коленям, обтянутым потертыми
синими джинсами, идеально подчеркивающими его бедра. Чану бы музыку заглушил и
заткнул всех людей, чтобы услышать, как смеется Чимин, потому что прежде он не
слышал этого никогда. Он наверняка смеется звонко и красиво, мелодично, потому что
голос у него сладкий и приятный, его бы слушать на повторе, но это высшее
удовольствие, недостижимое.
— Ненавижу эту суку, — хмыкает рядом Юки, вперившись испепеляющим взглядом в Юнги,
сидящего на коленях Хосока. — Он только благодаря своей заднице смог добиться
внимания старшего Чона. Получил крутую тачку, деньги и репутацию на улицах. Но без
Хосока он ничто, — завистливо шипит омега, присасываясь к трубочке и делая
несколько глотков маргариты.
— Это мое личное дело, — Чану окатывает омегу ледяным взглядом, от которого Юки
тушуется и закусывает губу. — Не лезь в то, что тебя не касается.
Пак снова заливается смехом и падает головой на плечо рядом сидящего Намджуна,
прикрывая рот ладошкой. Ким улыбается, но сразу же меняется в лице, стоит ему
встретиться взглядом с Чану. Намджун сверлит его глазами несколько секунд, затем
отвлекается на друзей. Им закатывает глаза и неохотно отворачивается, вытягивая
татуированными пальцами сигарету из пачки, лежащей на столике.
В кармане куртки вибрирует телефон, и альфа безо всякого желания тянется к нему,
ругнувшись и зажимая меж губ сигарету.
— Да.
— Через час заезд на другом конце города. Там будет семь гонщиков, которые по
своей глупости отказались с нами сотрудничать.
— Мне всех убрать? — бесцветным голосом спрашивает Чану, сжимая в пальцах телефон
и в последний раз бросая взгляд на счастливого, беззаботного Чимина. Из-за этого
омеги у него внутри разливается тепло, а на душе становится спокойно. Чимин далеко
от опасности, ему хорошо среди родных людей. Он в порядке.
— Да, — Чану буквально чувствует довольный оскал на губах Джихана. — Только не в
одиночку.
— Со мной Юки, — бросает Им, двинувшись к выходу сквозь шумную и пьяную толпу.
Сзади плетется Кихен, на ходу накидывая на плечи куртку.
🔥🔥🔥
Чонгук стоит, прислонившись к барной стойке и держа в пальцах рюмку водки. Рядом
лежит открытая пачка сигарет, а пальцы так и тянутся к ней, но альфа всеми усилиями
себя сдерживает. Он не курил уже больше двух недель с тех самых пор, как пообещал
Тэхену. Возле омеги одна зависимость затмевается другой, и Чон о табаке даже не
думает. А сейчас, находясь среди толпы людей, но один на один с пачкой сигарет,
которая даже ему не принадлежит, Чонгук чувствует, что долго держаться не сможет.
Он нервно постукивает пальцами по гладкой поверхности стойки и еле отлепляет взгляд
от сигарет, залпом опрокидывая в себя водку. Альфа слегка морщится и прижимает к
губам тыльную сторону ладони. Жгучая жидкость приятно обжигает глотку.
Взгляд мгновенно приковывает Тэхен, идущий через толпу в сторону Чонгука. Эффектно,
плавно, не замечая вокруг никого, словно один на всем свете, который принадлежит
лишь ему. Он смотрит прямо в глаза, а на его вишневых губах полуулыбка,
напоминающая ухмылку. Тэхен себе не изменяет. Светская львица в нем не дремлет, а
Чонгук зависает, как в первый раз, забыв о сигаретах и вообще обо всем. У Тэхена в
левом ухе поблескивает длинная серьга из белого золота, а на открытой шее тонкая
цепочка, похожая на чокер. Он легким движением поправляет длинный рукав своей
черной рубашки, спереди заправленной в такие же черные джинсы со рваными коленями.
Чонгук делает короткий и важный вывод: Тэхену чертовски идет черный цвет. Он сияет,
как черный алмаз, привлекая внимание в и без того достаточно темном зале. На
цветочный шлейф, тянущийся за Тэхеном, оборачиваются, невольно втягивают. Он
пьянит, кружит голову получше алкоголя. Чонгук больше не хочет пить, он хочет
прикасаться губами к бронзовой коже под одеждой омеги.
— То же самое хотел сказать вам я, господин Ким, — улыбается Чонгук, изогнув бровь
и кидая на омегу двусмысленные, голодные взгляды.
— Не знал, что могу стать еще лучше, но эта рубашка, видимо, смогла мне это
обеспечить, — ухмыляется Чонгук, кусая омегу за губу и утягивая в непродолжительный
поцелуй. — Прямо сейчас бы сорвал ее, да и твою тоже.
Ким уже собирается отстраниться, но Чонгук резко хватает его за талию и вжимает в
себя, жарко выдыхая в поблескивающие от слюны и блеска губы:
— Это провокация, детка. Но будь осторожнее, мне не нужны черные брюки, чтобы
взять тебя прямо тут.
— Закажи мне выпить для начала, — Тэхен прикладывает к губам Чонгука ладошку, не
позволяя себя поцеловать, и мягко выпутывается из хватки.
— Учим новые слова вне постели? — хмыкает Чонгук, изогнув бровь и беря свою стопку
водки. — И что же это значит?
— Чтобы взять тебя? О да, решительно, — улыбается Чонгук, опрокидывая в себя уже
третью за вечер стопку водки.
— Извращенец, я только пришел, — цокает омега, беря свою текилу и благодарно кивая
бармену. — И вообще, ты один тут, что ли? Где наши?
— Они здесь, на диванчиках, — лениво бросает Чонгук, отодвигая от себя рюмку. Даже
о друзьях возле этого омеги забыл. Лучше бы они вдвоем сейчас же уехали отсюда,
желательно на квартиру к Чонгуку, но альфа обещал друзьям хороший вечер и
знакомство Джейби с Тэхеном, поэтому придется потерпеть, всячески подавляя свое
желание.
Когда они подходят к столику, вокруг которого расположились все друзья, Чонгук
собственнически обнимает Тэхена за талию и сверкает на выпрямившегося Джейби
предупреждающе-угрожающим взглядом. Им игнорирует Чона, расплываясь в теплой улыбке
и разглядывая Тэхена, что слегка растерялся, увидев в их компании два новых лица.
Рядом с Джебомом сидит красивый брюнет, закинув ногу на ногу и слегка покачивая ею
в воздухе. Он держит в своих изящных пальцах с серебряными кольцами длинный стакан
и покусывает кончик трубочки, приоткрыв пухлые персиковые губы. В отличие от своего
альфы, он кидает на Тэхена незаинтересованный взгляд, затем переводит его на
Чонгука и хмыкает.
— Неужели я вижу того самого Ким Тэхена, — восклицает Джейби, обратно откинувшись
на диван и закинув одну руку на его спинку за брюнетом. — Хорош в дрифте. Я
натыкался на видео в интернете. Это очень сильно для такого хрупкого омеги.
— Брось, никаких «вы», Тэхен. Я просто друг этих ребят, только чуть покруче, —
смеется альфа. Чонгук закатывает глаза и качает головой.
— Твои предпочтения в омегах тебя же и сгубят, брат. Две светские львицы в одной
клетке — это опасно, — издевательски хохотнув, Хосок возвращается в прежнее
положение прежде, чем Чонгук успевает ему ответить.
— Я все слышу, вообще-то, — шипит Тэхен Гуку, сверкая взглядом, в котором явно
читается угроза.
— Я тебе все расскажу, детка, — подмигивает омеге Чонгук, давая опрометчивое
обещание, и тянется к столику и наливая себе в стакан рома.
— Нас с Чонгуком больше ничего не связывает, это было очень давно, — подчеркнуто
безразлично хмыкает Джинен, пожав плечами, и выдает напоследок главную изюминку.
— Но он породистый альфа, редкий вид. Так что, не упусти его.
Друзья смеются, а Тэхен натянуто улыбается, коротко кивнув и выпивая текилу в своем
стакане залпом уже без соломинки. Этот Джинен его бесит. Сидит вальяжно и
указывает, как Тэхену быть. Изучил Чонгука сто лет назад и теперь советы раздает
его новым пассиям. Еще бы пособие по эксплуатации написал. Тэхен сам не до конца
осознает, почему внутри него образовывается злость, а Чонгуку хочется врезать. Он
понимает, что все это было давно, все это в далеком прошлом, но само осознание
того, что Чонгук, вероятно, делал с этим омегой то же самое, что и с ним, выводит.
Тэхен прежде никогда такого не ощущал. Внутри все горит адским пламенем, но снаружи
он умело держит маску, ни на секунду не давая этому чувству прорвать оборону. Это
ревность. Самая настоящая ревность, которую он ощутил во всей красе только сейчас.
Такого не было даже с Джиханом, — то было лишь ее жалкой пародией. А сейчас она в
своем чистом, истинном виде главенствует в сердце Тэхена, обвивает его змеей и не
дает успокоиться.
Тэхен даже не хочет представлять, что чувствует Джейби, продолжая крепко дружить с
тем, кто когда-то был с его омегой. Это чертовски странно и даже дико. Наверное,
Тэхен никогда не сможет поладить с Джиненом так же, потому что ревность всегда
будет выше.
— Мне нельзя пить, — хмыкает младший, отвечая так же негромко и поджимая губы.
— Мистер «Строгий Папочка» не пускает.
— М-м, очень вкусный сок, — кивает Тэхен, облизнув губы и быстро протягивая стакан
Юнги.
— Пей свой алкоголь, ты же взрослый мальчик, — нарочито громко хмыкает Юнги, а сам
взглядом благодарит, сразу же обхватывая кончик трубочки губами и быстрыми глотками
всасывая напиток.
— Нет, с чего ты взял? Это просто сок, — качает головой Тэхен, изображая невинное
выражение лица. Чонгукова рука незаметно от всех заползает под черную рубашку,
отчего у омеги все тело мгновенно покрывается мурашками. Чонгук оглаживает горячими
пальцами кожу на спине и плавно спускается вниз, к кромке джинсов. Тэхен сразу же
приходит в себя и быстро убирает от себя руку альфы, недовольно уставившись в
черные, помутненные от желания и алкоголя глаза. — Породистые альфы не ведут себя
так, — хмыкает он, отворачиваясь к остальным и пытаясь уловить суть разговора.
— Я слышу нотки ревности в твоем голосе, — шепчет Чонгук на ухо Тэхену, кусая за
хрящик и скользя ладонью по бедру.
— Ты пьян, тебе кажется всякий бред, — закатывает глаза Ким, но руку альфы с бедра
не убирает. Сил не хватит лишить себя этих прикосновений, хоть и заводят на раз.
Чонгук хрипло смеется, а Тэхену от этого смеха только хуже.
Спустя еще время Чонгук отходит к своим знакомым стритрейсерам, обсуждать его новую
разработку, которой они заинтересовались. Тэхен, оставшийся без тепла своего альфы
рядом, старается не выдавать своей тоски и продолжает вливать в себя алкоголь,
наблюдая за тем, что происходит на танцполе, к которому пошли и Джин с Джиненом.
— Знакомых встретил. Не все еще видели его после приезда из Таиланда, — пожимает
Намджун плечами. — Тэхен-а, ты чего сидишь? Тебе после больницы не помешает
развеяться. Или без Чонгука веселье пропадает? — ухмыляется Ким.
— Нет, конечно, нет, — качает головой Тэхен, хмуря брови. — Кажется, я еще
недостаточно пьян для того, чтобы пойти танцевать, — смеется омега. Они втроем
чокаются стаканами, и Тэхен в несколько больших глотков осушает свой, слегка
морщась и закусывая долькой апельсина. — Но, кажется, дело уверенно к этому идет.
— Зато кое-кто уже достиг нирваны благодаря тебе, — ухмыляется Хосок, глянув в
сторону танцпола. — Текила ему очень даже идет, а?
— Не будь так строг, Чон Хосок! — хмурится омега, качая головой. — Мне было больно
видеть его трезвое лицо.
— Я думал, этим у нас Джин занимается, — задумчиво говорит Чон, прощупывая почву.
Он слегка хмурится, глядя на Намджуна.
Весь вечер Джин старательно делает вид, что альфы не существует. Он общается со
всеми, смеется своим звонким и забавным смехом, а на Кима даже случайного взгляда
не бросает. Так продолжается уже несколько недель. Напряжение, витающее между
Намджуном и Джином, замечают все, но никто не лезет, решив, что они сами со своими
проблемами смогут разобраться, вот только ситуация слишком затягивается. В гараж
омега не приходит даже с остальными, ссылаясь на какие-то срочные и важные дела.
Намджуну как-то тоскливо становится без него, ведь прежде Джин там чуть ли не жил.
Альфа получал особое удовольствие, когда чему-то его учил. Джин все впитывал,
слушал внимательно, затем повторял в точности идеально, иногда даже за самого
Намджуна выполняя заказы. Теперь в гараже без вечных разговоров этого омеги стало
слишком тихо. Слишком пусто.
Джин все молчит, а у Намджуна терпения все меньше, и совсем скоро его остатки
выгорят окончательно.
— Пока нет, у меня дела в офисе, но скоро приеду. Не задерживайся там, я буду
ждать.
— Не называй меня так, — хмыкает омега, про себя приправляя имя альфы смачным
матерком. Он неторопливо движется меж рядов многочисленных автомобилей, похожих на
коридоры в лабиринте.
— Все сказал?
— Тэхен, не дум…
— Не жди меня и не приезжай, — грубо прерывает его Тэхен, быстро сбрасывая вызов и
отключая телефон полностью.
— Вот ты где, — раздается хриплый тягучий голос Чонгука за спиной, а крепкие руки
берут в кольцо и прижимают к крепкой груди. Тэхен улыбается и откидывает голову на
плечо альфы, лениво ведя пальцами по его предплечьям. — Кто звонил? — спрашивает
Чон, проводя кончиком носа по шее омеги и оставляя легкий поцелуй за ухом.
🔥🔥🔥
Тэхен вытаскивает руку через окно и ловит пальцами холодный встречный ветер,
треплющий огненные волосы. Сзади, едва ли не касаясь бампера феррари, летит черный
кенигсегг. Омега поглядывает на него через зеркало заднего вида и смеется,
ускоряясь и не давая Чонгуку шанса вырваться вперед.
Два автомобиля летят по пустой трассе, вокруг которой только деревья и скалы.
Дорога ведет прочь от города, к самой вершине холма. Она извилистая, как змея —
создана для дрифта. Тэхен здесь, словно рыба в воде. В своей стихии. Феррари легко
дрифтует на каждом повороте, словно танцует плавный танец, медленно кружит в своей
личной вселенной, не зная границ и рамок своих возможностей.
Ему хочется забыться. Хочется сбежать от шума, от людей, от Джихана, который одним
своим напоминанием поселяет в душе мрак. Тэхену хочется остаться наедине с дорогой
и рычащим движком за спиной.
Они минуют еще один поворот, летят через тьму, нарушают покой природы жужжанием
мощных двигателей. С одной стороны дороги — обрыв, с другой — скалы.
Тэхен стоит у обрыва и зачарованно смотрит вниз. Там расстелился город, полный
многочисленных огней, похожих на звезды. Они и сверху, и снизу. Везде. Тэхен словно
на грани. Между небом и землей. Он прикрывает глаза и вдыхает свежий воздух полной
грудью, наслаждаясь прохладным ветром. Ветер красиво треплет волосы и края рубашки,
путается в ресницах и касается приоткрытых губ.
— Сегодня тебе повезло, детка, — улыбается Чон, сунув руки в карманы брюк и
рассматривая город, лежащий у ног. — Должен признать, дрифтуешь ты шикарно.
— Мы можем быть королями вместе, — шепчет он в губы омеги, ловя чужое дыхание.
Тэхен прикрывает глаза и тянется за поцелуем, который получает сразу же.
— Почему ты сбежал? — спрашивает Гук, обводя большим пальцем контур тэхеновых губ
и вновь оставляя на них короткий поцелуй. — Это ведь не из-за Джинена?
— Пьяный, злой, ревнивый. Мне нравится, — хрипло шепчет Чонгук, оглаживая большим
пальцем подбородок омеги и резко задирая его голову для поцелуя.
Тэхен возмущенно мычит и строптиво кусается, но все равно отвечает, позволяя Чону
изучать языком свой рот. Альфа целует грубее, чем минутой ранее, а руками
закрадывается под рубашку, впиваясь пальцами в нежную кожу на талии. Тэхен плывет,
отдаваясь волне, забывается в поцелуе и ни о чем больше не думает. Пьянят уже не
алкоголь и жажда скорости. Пьянит желание. Любовь. Она движет, она заполняет тело и
душу; все сердце соткано из нее тонкими, но крепкими нитями. И только ею хочется
дышать.
Тэхен разрывает поцелуй, когда чувствует, как Чонгук усаживает его на капот агеры и
встает меж ног, которые сам же омеге раздвинул. Ким вновь припадает к губам Чона, а
руками шарит по крепкой груди, затем резко дергает рубашку в стороны, разрывая
пуговицы и притягивая Чонгука ближе к себе. Те звонко осыпаются на капот и землю.
Альфа хрипло смеется в поцелуй, укладывает Тэхена на агеру, покрывая открытую шею и
ключицы поцелуями-укусами. Тэхен тихо стонет и выгибается навстречу, зарываясь в
волосы Гука, пока тот, не переставая целовать, расправляется с его джинсами и
рубашкой.
— Нет, ты у нас с агерой первый, — ухмыляется Чонгук, целуя Тэхена в уголок губ и
скользя горячими ладонями по обнаженным бедрам. Ему чертовски льстит и греет душу
такое поведение омеги. — Ревнуешь.
— Нет… — выдыхает омега, прикрыв глаза и сладко простонав, когда губы Чонгука
касаются чувствительного соска, слегка прикусывая. — Придурок…
🔥🔥🔥
— Чонгук, — приглушенный задумчивый голос Тэхена заполняет салон агеры. Чонгук
удерживает руль одной рукой, свесив другую из окна и поглядывая на сенсорную
панель, на которой высвечен звонок с Тэхеном. Альфа вопросительно мычит, и омега
продолжает: — Моя фотка на фоне ночного города шикарная. Не пробовал быть
фотографом?
— Разве что только для тебя, — улыбается Чонгук, кидая взгляд на скользящую следом
феррари.
Каждый стон наслаждения, каждый поцелуй и каждый вздох врезаются глубоко в память и
уже никогда оттуда не исчезнут. Еще один прекрасный вечер вместе с Тэхеном. Дикий,
сумасшедший, немного опасный из-за высокой скорости и спирта в крови, но невероятно
вкусный, оставляющий после себя приятную сладость на кончике языка и багровые
борозды на плечах и спине.
— Как жаль, что я там обнаженный сижу на капоте агеры, а то выложил бы, — негромко
смеется Тэхен, а Чонгук не перестает улыбаться, наслаждаясь любимым голосом.
— Запросто… — Чонгук настороженно хмурится, когда под колесами агеры начинает что-
то хрустеть.
Впереди, прямо в центре дороги — небольшое скопление людей, машина скорой помощи,
несколько легавых и груда металла, что еще недавно была автомобилем. По асфальту на
десятки метров рассыпаны осколки от фар, стекол и частей кузова. Подъезжая ближе,
Чонгук щурится, вглядываясь, и замечает, что в аварии пострадала не одна машина.
Агера резко тормозит, отчего задние колеса слегка заносит. Феррари останавливается
рядом. Чонгук вылетает из машины и спешно идет к встревоженным людям.
— Тут гонка была, — объясняет альфа лет тридцати пяти. — Семь гонщиков, все
погибли. Их машины раскидало вдоль дороги практически до конца района. Когда это
случилось, я сидел вон в том баре, — он указывает подбородком на небольшое
заведение на другой стороне дороги. — Видел еще два черных автомобиля через окно,
но среди разбитых их нет.
— Чонгук, — шепчет Тэхен, уткнувшись носом в грудь альфы и сцепляя руки за его
спиной. — Я не хочу к себе сегодня.
Если до увиденного минутами ранее он еще был готов вернуться в особняк, то теперь
это слабое желание вовсе пропадает. Видеть довольную ухмылку Джихана после
содеянного хочется меньше всего на свете. От нее в дрожь бросает, а тело облепляет
липкий, мерзкий холод. Тэхен не хочет к нему возвращаться, не хочет видеть и знать,
слышать ядом пропитанный голос. И если есть шанс оттянуть момент до очередной
встречи с ним, то омега его не упустит.
Чонгук нежно берет лицо Тэхена в ладони и мягко ему улыбается, оставляя на кончике
носа, прямо поверх маленькой родинки легкий поцелуй, затем утыкается лбом в лоб
омеги и шепчет заботливо, полным тепла голосом:
Бугатти резко тормозит у лестниц особняка Тэхена, оставляя за собой облако белого
дыма. Джихан вылетает из машины и быстро поднимается по лестнице, распахивая дверь
и врываясь внутрь, где его встречает удивленно округливший глаза дворецкий. Бета не
успевает ничего сказать, как До налетает на него, чуть ли не прижимая к стене и
сверкая злым взглядом, рычит сквозь стиснутые зубы:
— Где он?
Тэхен не успевает что-либо понять, когда внезапно появившийся Джихан хватает его и
рывком поднимает. Бокал с вином выпадает из рук и разбивается о землю, растекаясь
алой лужей по белому покрытию.
До перехватывает его, легко перекидывая через свое плечо, и идет к бассейну, хрустя
осколками стекла под подошвой. Тэхен, поняв, что происходит, начинает брыкаться и
бить альфу по широкой спине.
Джихан его словно и не слышит, как будто даже не чувствует, как омега колотит его
по спине. Он перехватывает его удобнее и останавливается у самого бортика бассейна,
без лишних раздумий небрежно бросая Тэхена в темную от отражения вечернего неба
воду. Всплеск воды и крики Тэхена нарушают тишину вечера. Блестящие в свете фонаря
многочисленные капли взмывают вверх. Некоторые попадают на альфу, наблюдающего за
происходящим в воде.
Пока Тэхен пытается вынырнуть, Джихан быстро скидывает с плеч темно-серый пиджак и
спешно расстегивает белоснежную рубашку. Оставшись в одних лишь брюках, альфа
ныряет в бассейн, отчего вверх взмывают новые брызги.
— Хорошо поразвлекался? — шипит альфа в самое ухо, обжигая его своим горячим
дыханием. Кажется, вода в бассейне начинает вскипать от жара и бурлящей внутри
Джихана злости. — Так давай продолжим.
С этими словами До давит на плечи и затылок омеги, топя его в воде. Тэхен отчаянно
сопротивляется, размахивая руками и царапая альфу короткими ногтями. Легкие горят
от недостатка кислорода и от воды, снова и снова в них попадающей. Джихан скалится
и лишь сильнее давит на голову омеги, не позволяя всплыть. Страдания Тэхена
приносят До удовлетворение, понемногу успокаивают бушующую внутри ярость. Даже
дышать как-то легче становится.
Выдержав еще несколько секунд, До резко тянет омегу наверх снова за волосы и с
каменным выражением лица, на котором желваки играют, наблюдает за тем, как Тэхен
корчится и кашляет, деря глотку; как через приоткрытые вишневые губы вытекает вода
вперемешку со слюной, а грудь под тонкой футболкой, сползшей с одного плеча,
быстро-быстро вздымается. Легкие наполняются кислородом.
— У нас продолжение веселья, Тэхен-и, чего же ты? — скалится альфа, подминая омегу
под себя и грубым движением раздвигая стройные колени в стороны.
Без лишенных свободы рук сопротивляться тяжелее, а силы уходят в несколько раз
быстрее. Тэхен мысленно уговаривает себя не плакать и не доставлять Джихану это
удовольствие, но слезы все льются бесконтрольно, обжигая виски, а губа от напора
зубов рвется. Тэхен чувствует кончиком языка собственную кровь, которую тут же
слизывает Джихан, нависая сверху. Он буквально вгрызается в губы омеги жадным
голодным зверем и терзает их, как плоть своей жертвы, прокусывает, пускает новую
кровь и углубляет поцелуй, в который протестующе мычит Тэхен, пытаясь мотать
головой.
— Не надо, Джихан… — дрожащим голосом просит омега, заглядывая в черные, как мрак,
глаза, подернутые какой-то сумасшедшей завесой. Всепоглощающей. — Я прошу тебя.
Тэхен изначально знал, что До ему так это не оставит, не простит, что будет зол и
обязательно проучит, но в тот момент было так плевать. В тот момент в крови был
алкоголь, выветривший из сознания все лишние тревоги и волнения, ослабивший чувство
самосохранения; над головой было чистое звездное небо, а рядом — Чонгук, что дарил
свои поцелуи и крепкие теплые объятия, в которых Тэхен моментально забывался,
чувствуя себя бесконечно счастливым. Не было никакого Джихана, не было ничего
другого. И вот она, реальность, в которой поступки Тэхена имеют болезненные
последствия. От нее не убежать никуда, не спрятаться. Ее не вычеркнуть из памяти.
Джихана не вычеркнуть, не выжечь.
До двигается в быстром размашистом темпе, все еще сжимая запястья омеги, на которых
наверняка останутся синяки, но это не беспокоит ни разу. С каждым новым толчком в
податливое тело, постепенно бросающее свое жалкое сопротивление, Джихан чувствует
себя лучше. С каждым укусом и засосом, который он оставляет на песочной коже, прямо
поверх тех, которые Чонгук оставлял прошлой ночью. Джихан кусает больнее, заставляя
омегу кричать и жмуриться до боли в глазах. Пусть эти укусы не приносят никакого
наслаждения, пусть затмевают своей болью то, что было между ними с Чонгуком.
Джихан не щадит ни тело, ни душу, измывается над ним, как дьявол, решивший поиграть
с жалким человеком по своим правилам. Он сожрет Тэхена, заставит задыхаться от боли
и тонуть в собственных слезах, потому что Джихан проебался, и именно Киму за это
расплачиваться. Потому что До устал сам себя терзать и проклинать за необдуманную
глупость. Пусть теперь Тэхен страдает за него. И пусть это эгоистично, значения
больше не имеет. Тэхен должен страдать за свою любовь к Чонгуку, которой не должно
было быть.
Джихан пропускает мольбу мимо ушей и только грубее двигается, разнося по комнате
смачное хлюпанье, которое Тэхену так мерзко слышать, но он даже уши заткнуть не
может.
— Просто оставь меня, уходи… — шепчет Тэхен, чувствуя на губах жар чужого дыхания.
Джихан терзает тело Тэхена долго, по одной крошит кости и перекусывает его душой,
распяв на этой постели. Он всю свою злость оставляет на Тэхене, вливает ему в
кровь, поселяет в голове, как раковую опухоль. Джихана она больше не мучает и,
наконец, дает облегченно вздохнуть.
Тэхену хочется содрать с себя кожу, хочется от всего своего тела избавиться. От
души, от которой, кажется, одни лоскуты остались. Как избавиться от самого себя,
как заглушить невыносимую боль, которая перекрывает доступ кислорода к легким? В
груди огромная дыра, а в голове пустота, продуваемая ветрами. Это невыносимо.
— Я строю это будущее ради нас с тобой, — раздается за спиной голос Джихана. Он
звучит прагматично, спокойно и удовлетворенно. Даже довольно. — Они не встали на
мою сторону и просто мешали бы мне в дальнейшем.
— Мне не нужно такое будущее, — омега поджимает дрожащие губы и обнимает себя за
плечи.
Джихан издает усмешку. Тэхен слышит, как он идет к выходу из комнаты. Только бы не
возвращался.
— Гори в аду, — шепчет Ким, жмуря глаза, которые снова наполняются обжигающими
слезами.
🔥🔥🔥
Юнги выходит из школы и достает из кармана своих бежевых брюк пачку сигарет, в
которой припрятана еще и зажигалка. Поправив лямку рюкзака на плече, омега двинулся
вдоль улицы, зажав меж губ сигарету с ароматом клубники. Прикурив себе, он сразу же
делает затяжку и выпускает дым через приоткрытые губы.
Очередной унылый день в школе вымотал, оставив после себя лишь желание
застрелиться. И Юнги с удовольствием сделал бы это, пока не вышел за пределы школы,
поэтому теперь омегой овладевает только одно желание — проспать до вечера.
В школе стало в десять раз тяжелее находиться из-за того, что теперь за поведением
Юнги тщательно следят, и чуть что, один неверный шаг, и омега вылетит, даже не сдав
экзамены. Мину было бы глубоко плевать на этот запрет, он бы уже давным-давно его
нарушил и нарвался на драку, набив морды сукам, которые продолжают распускать о нем
всякие лживые сплетни. Только из-за папы и Хосока приходится сдерживать свою ярость
под контролем. Разочаровывать самых близких людей хочется меньше всего на свете.
Юнги остается терпеть, а потом выплескивать злость на дорогах, преобразовывая ее в
адреналин и жажду скорости.
Уже доходя до переулка, где омега оставил свою порше, Юнги докуривает сигарету и,
сделав последнюю глубокую затяжку, отбрасывает окурок на землю, двинувшись к своей
машине. Иногда приходится приезжать в школу на порше. Это бывает, когда Мин не
успевает на автобус, а Хосок не может подбросить из-за своих важных дел.
Юнги ненавидит привлекать к себе внимание. Не в дневное время, когда он одет в эту
мерзкую школьную форму и выглядит слишком уныло и жалко. Зато ночью, на дорогах
столицы Юнги внимание к себе обожает. Его знают, как одного из лучших гонщиков, как
одного из банды Чона. Никакой банды, в общем-то, у них нет, но так стали считать
все, кому не лень, не зная, что они куда больше, чем просто банда — семья.
Юнги свешивает лямку рюкзака с плеча на локоть и подходит к порше. Две пожилые
дамы, стоящие неподалеку, отвлекаются от своих разговоров и устремляют откровенно
недовольные взоры на Юнги. Одна из них качает головой и говорит что-то на ухо
другой, не отводя осуждающего взгляда. Мин тихо матерится, пытаясь нашарить на дне
рюкзака ключ, и встречается глазами с женщинами. Эти взгляды он прекрасно знает.
— Чего уставились? — спрашивает Юнги слишком резко, отчего женщины едва заметно
дергаются и замолкают, а одна из них так и зависает с телефоном в руке, наверняка
уже собираясь набрать номер полиции. — Не угоняю я ее, — хмыкает он. Наконец,
нашарив ключ от порше во внутреннем кармане рюкзака и, повесив его на палец,
демонстративно машет им двум дамам. — Видали? Один этот ключ дороже ваших квартир.
Женщины так и зависают с разинутыми ртами, наблюдая за тем, как омега садится в
машину, довольно ухмыльнувшись. Юнги закрывает дверцу порше и вставляет ключ.
Реакция забавляет. Мину не впервые приходится сталкиваться с подобным. Нередко на
него смотрят так, словно он местный угонщик автомобилей или воришка, не достойный
даже приближаться к такой машине. Это является одной из причин, по которой Юнги не
ездит в школу на порше. Бесит, в общем.
— Черт, — рычит омега, быстро оглядываясь и удерживая руль одной рукой. — Чего,
блять, тебе надо?
Уже у самого конца переулка Юнги резко выворачивает руль, выезжая на дорогу с
визгом задних шин, и давит на газ, ускоряясь и объезжая медленно движущиеся впереди
автомобили. Омегу вмиг охватывает легкая тревога. Куда ехать? Домой нельзя ни в
коем случае. Единственный вариант — стряхнуть скайлайн со своего хвоста.
Он поглядывает на зеркало заднего вида, замечая нагоняющий его ниссан. Зная, на что
способны машины Джихана, Юнги даже представить не может, как ему удастся от него
удрать. Омега напрягает память и пытается вспомнить ближайшие переулки и места, в
которых можно скрыться и выиграть время, и набирает скорость, смотря по сторонам.
Сзади слышен рык скайлайна. Даже он звучит негативно настроенным. Если они решили
устранять гонщиков уже вне гонок, значит дело становится все серьезнее и опаснее, а
Джихан окончательно переходит черту.
Дорога кажется бесконечно длинной, а нужного поворота все нет. Ниссан все ближе.
Кажется, еще чуть-чуть, и заденет. Юнги выругивается, следя за ней в зеркале
заднего вида, и продолжает упрямо гнать, меняя скорость. Придется выпутываться не
умом, а скоростью. Но скайлайн перечеркивает все планы омеги. Юнги чувствует
несильный удар в задний бампер и крепче впивается пальцами в руль, боясь потерять
контроль и выпустить его из рук.
Сзади остается столб дыма от резкого заноса шин. Юнги едва не вписывается боком в
припаркованную у обочины машину, быстро поворачивая и выравнивая порше.
Переулок очень узкий и короткий, но это дает хоть какой-то шанс выехать на другую
улицу и слиться в потоке автомобилей. Скайлайн не отстает, выруливая на переулок
следом. Юнги нервно прикусывает губу и хмурится, скрипя кожей под пальцами, которой
обтянут руль. Нервы постепенно натягиваются в тонкую струнку. Омега находится в
одном шаге от того, чтобы пойти тараном в ответ, но не решается. Будут жертвы. Юнги
совершенно не хочется кого-то убивать или умирать самому. Но гонщик на ниссане,
кажется, думает иначе.
Юнги доезжает до другого конца переулка и резко бьет по тормозам, когда в паре
метров от него неторопливо проезжает огромный грузовик. Задние колеса порше
заносит, и она становится поперек дороги, перекрывая путь.
Тот неожиданно тормозит прямо в паре метров от порше, а мотор замолкает. Юнги
рефлекторно выдыхает и сглатывает ком в горле, следя за тем, что будет дальше.
— Серьезно? — хмыкает Мин и глушит мотор, подняв дверцу порше и вылезая из машины.
Юки так и стоит, повесив одну руку на открытую дверцу ниссана, и с ухмылкой
наблюдает за Мином.
— Я делаю то, что хочется мне, — ухмыляется Юки. — И я пришел, чтобы отплатить
должок.
— Ты хочешь еще раз в лицо получить? Давай, мне не трудно, — Юнги издает усмешку и
щурится. И вот за это он беспокоился? Всего лишь какая-то обиженная и оскорбленная
сучка, решившая отомстить. Юнги его не боится.
— Я так и думал, — хрипит Мин, смотря на Юки исподлобья и тяжело дыша. — От тебя
честности ожидать глупо. А без этой деревяшки ты просто беспомощный кусок дерь…
Юнги не жалеет о сказанном, даже когда, не дав ему договорить, по животу приходится
новый удар, более сильный, чем первый. В этот раз не согнуться не выходит. Юнги
обнимает руками свой живот и кашляет, прислоняясь к капоту своей порше.
— Заткнись и отвечай за свой длинный язык, — злится розоволосый, нанося новый удар
прямо по коленям. В этот раз Юнги не может удержаться и валится на пыльный асфальт
возле своего гиперкара. — И за руки, которые не следовало распускать, — рычит
Кихен, ударяя битой по спине. Юнги кашляет и сгибается пополам, жмурясь от дикой
боли, рассредоточенной по всему телу.
— Какого черта ты ржешь, мразь? — еще сильнее заводится Юки, нависая над Мином с
занесенной битой. — Ничего, я тебя быстро заткну, — шипит он, подобно змее, и бьет.
Снова и снова, снова и снова. Юнги уже перестает замечать, куда приходятся удары. К
счастью, голову Кихен не трогает, значит, убийства Юнги у него в планах нет. Зато
боль дарит первосортную. Она стремительно расползается по всему телу. Нет ни одного
участка, где Юнги бы ее не чувствовал. Он сам — одна сплошная боль.
Удары постепенно стихают, а в ушах остается звон. Перед глазами все смазывается,
зрение не фокусируется, а во рту оседает мерзкий соленый вкус собственной крови.
Юнги не плачет, но чувствует, как слезы обжигают лицо. Он это не контролирует.
Омега так и лежит, обнимая себя руками и положив голову на холодный асфальт возле
переднего колеса своей машины. Погода сегодня пасмурная. Серая и холодная. Юнги
следит за тем, как Кихен, опустив биту, идет к своему ниссану, хлопает дверцей и
уезжает, оставляя за собой след от жженной резины.
Юнги даже дышать больно. Он делает это сбивчиво, неровно, через раз. Сколько ребер
ему сломал Кихен? Кажется, будто все. Словно все кости в теле переломаны, а их
острые концы впиваются в органы и мышцы. Юнги хочется кричать от этой боли, но так
будет только хуже.
Омега чувствует, как по лицу стекают прохладные капли. Дождь начался. Он приятно
охлаждает болезненное тело, впитываясь в ткань школьной формы. Юнги приятен этот
дождь. Лежать бы так вечность и слушать, как большие капли разбиваются об асфальт и
крыши зданий.
Юнги двигаться боится, но понимает, что чем дольше он так лежит, тем хуже. Собрав
остатки сил, он медленно поднимает руку, издав стон боли сквозь стиснутые зубы, и
тянется пальцами к карману пиджака, в котором лежит телефон. Каждое движение —
невыносимая, адская боль. Как будто под кожей миллионы маленьких осколков стекла.
Он жмурится и, наконец, цепляет телефон двумя пальцами, выуживая его из кармана.
Еще около двух минут уходит на то, чтобы поднести его к лицу. Экран весь покрыт
трещинками, но, к огромному счастью, телефон работает. И ему досталось.
Юнги снова кашляет, сплевывая кровь, что сразу растекается по асфальту, смешиваясь
с дождевой водой. Дрожащим пальцем он разблокировывает телефон и заходит в
контакты, тыча пальцем на самый первый. С первого раза не получается, потому что
дождь хлещет по экрану, и телефон, кажется, все-таки повредился.
— Ну же, — просит Юнги сквозь стиснутые челюсти и снова давит на имя большим
пальцем. Он медленно подносит телефон к уху и облегченно закрывает глаза, слушая
длинные гудки. Юнги не считает, сколько их проходит, прежде чем в трубке слышится
родной и любимый голос. — Хо… — хрипит омега, закрывая глаза и чувствуя, как с
холодным дождем смешиваются горячие слезы. — Хосок… з-забери меня.
🔥🔥🔥
Джин еле находит в себе силы, чтобы выползти из постели и доковылять до кухни. За
окном уже вечер, а в квартире стоит полумрак. Дождь, начавшийся еще днем, никак не
перестанет лить, барабаня по подоконнику. Обычно этот звук Джина успокаивает, когда
он, укутавшись в плед и читая книгу, сидит на диване и наслаждается горячим какао,
но сейчас он нервирует, раздражает, не дает покоя.
Он снится, стоит Джину закрыть глаза. Омега просыпается и видит его лицо, прежде
чем открыть глаза. Намджун везде. В каждом уголке сознания. Джин эту течку
возненавидел всем сердцем. И сердце свое тоже. Оно тоскует по Намджуну, разрывается
без него, без его тепла и дыхания на коже. Это сейчас так необходимо, так нужно.
Три дня Джин борется сам с собой, чувствуя себя сумасшедшим, когда одна рука
тянется к телефону, чтобы набрать Намджуну, а другая одергивает, не позволяя
совершить ошибку. Это точно будет ошибкой. Поражением и унижением для самого Джина.
Не должен он из-за какой-то глупой природы опускаться, перешагивать через себя и
снова ползти к Намджуну, которому нет до чувств омеги никакого дела.
Джин садится на краю кровати и сверлит мобильный взглядом. Зачем он звонил? Что
хотел? У омеги в голове сразу всплывает куча различных вопросов и предположений. И
самый главный: стоит ли перезванивать?
Нет, нельзя. Джин качает головой и хмурится, заставляя себя отложить телефон на
прикроватную тумбу. И думать тут не о чем. Пусть Намджун почувствует такое же
безразличие, как приходилось Джину. По крайней мере, омега надеется, что так будет.
Он трясет головой и заставляет себя выбросить этот звонок из головы. Оставив
телефон, он поднимается с постели с четкой целью отвлечь себя просмотром сериала,
как и планировал.
Джин садится обратно на кровать и сжимает в руке телефон, нервно кусая губу.
Глубоко вздохнув, он проводит пальцем по экрану и принимает звонок, прикладывая
мобильный к уху.
— Эй, Джин-и, — от голоса Намджуна сердце внутри екает, начинает биться быстрее.
— Ты где пропал? С нашими тебя не бывает в последние дни. Все хорошо? — Джину,
наверное, просто кажется, но он слышит нотки беспокойства в низком голосе альфы, от
которого по коже пробегают мурашки.
Джин жмурится и прикусывает губу до боли, сдерживая всхлип. Ресницы уже намокают от
слез, что срываются и текут по щекам. Омега качает головой, как будто Намджун может
его увидеть. Мысленно молит приехать, укрыть в своих объятиях и подарить поцелуи,
по которым так скучает. Мысленно кричит о том, чего даже вслух никогда не
произносил, а душу рвет на части. В сердце колет. Джин словно распадается на
кусочки, слыша свой самый любимый голос.
Но Джин не может вот так просто взять и по первому зову ползти к его ногам. Намджун
даже не понял, что произошло. Он случайно наступил на сердце Джина и не заметил,
поэтому и ведет себя, как ни в чем не бывало. Но так нельзя. Нельзя наплевать на
свою гордость и снова раздвигать ноги, лишь потому что природа требует альфу. Но
требует она именно Намджуна. Проклятого Намджуна, который покоя не дает.
Джин не может.
— Понятно, — голос альфы звучит иначе. В нем слышны стальные нотки. Легкое, едва
уловимое раздражение.
🔥🔥🔥
Хосок сидит у изножья кровати, смотря на спящего Юнги тяжелым, полным боли
взглядом, как совсем недавно смотрел на него сам омега. По-другому не может.
Хрупкое и белое, как фарфор тело жестоко разбили, раскололи. Омега весь в
гематомах, на которые смотреть страшно. Каждое движение причиняет ему немыслимую
боль. Когда Хосок нашел его в переулке, то даже не знал, как поднять покалеченное
тельце на руки, как коснуться так, чтобы не сделать больнее.
Даже во сне Юнги дышит осторожно, почти незаметно. Хосок время от времени даже
прислушивается, боясь не услышать тихое дыхание и не увидеть, как вздымается грудь
под одеялом. Омегу накачали обезболивающим, и Чон может лишь надеяться, что оно
действует, облегчая страдания его малыша.
Он сразу же отвез его в больницу, которую так ненавидит Юнги. Еще находясь в
сознании, он стал умолять не оставлять его там, лечить на дому, и поэтому, после
того, как омеге оказали помощь, Хосоку пришлось везти его домой, продолжая лечение
там.
Хосока злость сжирает изнутри. Ненависть, ярость и горькая боль. На Юнги смотреть
тяжело, но отвернуться альфа не смеет. Пока он так сидит, предположения о том, кто
мог это сделать, не дают покоя, атакуя голову со всех сторон. Хосок знает, что это
дело рук Джихана, который смог добраться до самого ценного и жестоко сломать. Но он
хочет знать, кто именно сделал это. Кто посмел, кто потерял страх, решившись идти
против Чонов таким путем.
В первую очередь Хосок злится на себя. Он уже давно должен был отстранить Юнги от
всего, что происходит на дорогах. Спрятать, обезопасить, возведя вокруг него стену,
чтобы никто не увидел его, не достал и не смог причинить ему вред. Хосок обещает
себе, что отныне не пустит омегу на дороги, пока все не стихнет, пока не станет
Джихана.
— Он ничего не говорил, когда был в сознании? — негромко спрашивает Чонгук, стоя в
дверях комнаты со сложенными на груди руками. Хосок даже не смотрит на брата.
Поджимает губы и играет желваками на лице, скользя напряженным взглядом по лицу
Юнги.
— Нет, — хрипло отвечает Хосок, покачав головой. — Сказал только, что сам
разберется.
— Джихан ответит за это, — обещает Гук, кладя руку на плечо Хосока и чуть сжимая.
— За все, что творит.
— Нет, только не уходи, — просит омега, вновь открывая глаза. Он молчит несколько
секунд, потом говорит чуть более твердо: — Чану с Джиханом заодно.
— Ублюдок, — выплевывает Чонгук. — Я уже давно это знал, а он пытался мне обратное
доказать.
— Это он сделал? — спрашивает Хосок как можно спокойнее, но не выходит. Юнги его
ярость хорошо чувствует. — Юнги-я, скажи мне.
— Нет, это ты перестань вести себя так, как будто тебе все ни по чем, как будто
сможешь со всем справиться сам, — рычит Хосок. Выливать свою злость на Юнги не
хочется, но его слова только подливают масла в огонь, который и так всем завладел
внутри Хосока. — Может, ты и с Джиханом сможешь разобраться?
— Хосок, я знаю, кто это был, с этим я сам смогу справиться, на меня не покушался
Джихан, — спокойно объясняет Юнги, а к горлу ком подкатывает. Он Хосока слишком
хорошо чувствует. Состояние альфы невольно передается и ему. От этого в разы
тяжелее и больнее на душе.
— Да, но, блять, Джихан, наверное, даже не знает об этом, — вздыхает Мин, качая
головой. — Успокойся, Хосок…
— Кто-то убить тебя хочет, и я должен быть спокоен? — вновь взрывается старший
Чон. — Можешь не говорить, раз так. Я все равно узнаю, кто это сделал.
— Хосок…
Юнги не знает, как долго они сидят вот так, в абсолютном молчании, слушая мерное
дыхание друг друга и дождь, все еще барабанящий за окнами. Хосок не перестает
гладить ладонь Юнги и периодически оставляет на ней короткие поцелуи, полные тепла
и заботы.
— Хосок… — тихо шепчет омега, встречаясь с карими глазами альфы. Там бесконечная
любовь плещется на дне зрачков, и Юнги в ней утопает без какого-либо желания
спасаться. Хосок вопросительно мычит и нежно проводит большим пальцем по щеке
омеги. — Не бросай меня.
— Не брошу, малыш.
Чану поднимает дверцу, садится в машину и заводит двигатель, зажимая в уголке губ
медленно тлеющую сигарету. Лежащий на пассажирском сидении телефон начинает
светиться, освещая темный салон, и негромко вибрирует. Им плавно выруливает,
выезжая с заправки и вливаясь в поток автомобилей. Вышвырнув окурок через спущенное
окно, он берет телефон и принимает звонок, с равнодушием глянув на имя звонящего.
— Я слушаю, — бесцветным голосом говорит Им, неторопливо плывя по трассе и
объезжая плетущиеся впереди машины.
— Ты на хеннесси?
— Да.
— О чем речь, До? — слегка раздраженно спрашивает Чану. Он этих джихановских речей
не выносит. Ему нужна только цель, без всего лишнего.
— Через час будет гонка в западной части города, — внезапно серьезным голосом
говорит Джихан и, кажется, даже улыбаться перестает. — В ней участвует один из
банды Чонов. Не дай ему выжить.
— Пора кончать с этими играми. Давно уже надо показать, что я не шучу, — стальным
тоном произносит До. — Уничтожь его и машину, преврати в груду металла. Буду ждать
новостей.
Джихан отключается.
🔥🔥🔥
На окраине города, у давно заброшенных складов уже собралась толпа зрителей, ждущих
очередного зрелища. Четыре автомобиля стоят за стартовой полосой, готовые к гонке.
Чану замедляется и медленно подъезжает к старту. Толпа расходится, давая дорогу
незваному гонщику, которому все двери открыты. Им ловит настороженные взгляды,
полные восхищения, азарта, любопытства и страха. Для одних черный американский
автомобиль — смерть. Для других — развлечение. И многие тут уже понимают, что
сегодня в гонке кто-то погибнет. Но никто и слова сказать не смеет, даже подойти не
решается к неизвестному черному автомобилю. Он, словно всадник Апокалипсиса,
несущий за собой смерть и разруху. Тот, кто ценит свою жизнь, не станет иметь с ним
дел.
Чану, кажется, обо всем вокруг забывает, когда выезжает к стартовой полосе и, не
имея больше преграды в виде толпы людей, замечает желтый мерседес, стоящий в самом
краю слева. Он поджимает губы и плавно выруливает, становясь рядом с автомобилем
Чимина.
Он взглядом говорит все. Чимин не боится, Чану не улавливает в нем ни капли страха.
Омега наверняка понял, что черный американец приехал по его душу, но это его ничуть
не пугает. Кажется, лишь сильнее закаляет и раззадоривает. Он поджимает свои пухлые
губы и смотрит Чану прямо в глаза. Бесстрашно, уверенно, с вызовом. Альфа мысленно
им восхищен. Снова. Его силой, которую с первого взгляда и не разглядишь в его
утонченной фигуре, в его характере, имеющем несколько граней и сторон. Перед Чану
новый Чимин, которого он никогда прежде не видел. Он завораживает.
Чану теряется на мгновение, как будто был вне реальности, пока смотрел в глаза
этому омеге. И его снова наполняет злость. На Джихана, который так жестко подставил
его, поручив убийство Чимина именно Чану. А может, и не подставил, а наоборот,
помог, дал шанс. Ведь будь на месте Има кто-то другой, наверняка не колебался бы ни
секунды.
Грид-герл резко опускает руки, и все пять автомобилей с визгом срываются с места,
выезжая за стартовую полосу и ракетами улетая прямо в темноту пустынных улиц,
напоминающих неизведанный, таинственный космос.
Чимин сразу вырывается, уносясь вперед. Чану не спешит ускоряться. Ему бы вообще не
быть на этой гонке, не видеть Чимина в роли своей цели, которую было поручено
устранить. Он делал это уже не раз прежде, даже глазом не моргнув, бровью не
поведя, но сейчас это кажется недостижимой задачей. Увидев желтый автомобиль, альфа
сразу решил, что делать этого не станет.
Он не колебался.
Он кусает колечко в губе и смотрит лишь на желтое пятнышко впереди, что летит
стрелой на первой позиции. Чимин выиграет, Чану знает это, как никто другой. Он
никогда не подводил, никогда не приезжал к финишу вторым, а тем более третьим.
Чимин первый во всем.
Чану неотрывно следит за его мерседесом и судорожно думает о том, как поступить. Он
не собирается даже маленькую царапину оставлять на чиминовой машине. Следовать за
ним до самого финиша, чтобы потом скрыться в ночи, как будто был лишь пугающей
иллюзией? Но Чимин не боится. У Чану из-за этого разделяется мнение. Он гордится
омегой за бесстрашие, но оно его и сгубить может. Если Чимин выживет сейчас, не
факт, что останется цел и невредим в следующий раз. Чану не представляет, какие его
ждут последствия, если он не сделает то, что должен, но точно знает, что Джихан
Чимина так не оставит. Он пошлет за ним другого. Того, кто точно оборвет его жизнь
так же, как делал это сам Чану.
У альфы с каждой новой мыслью взгляд тяжелеет, а лицо мрачнеет. Одно он знает
сейчас: Чимина надо защитить, уберечь.
Он крепче обхватывает руль и набирает скорость, безо всяких усилий обгоняя
последнего соперника. Гонщики остаются где-то позади и облегченно выдыхают. Не за
ними пришла смерть.
Чимин не успевает ничего понять, как мимо него ракетой проносится черная
американка, оставляя глотать пыль позади себя. Омега недовольно хмыкает и упрямо
давит на газ, ни на секунду не сбавляя скорости. Он не отдаст эту победу фальшивке.
Чану оказывается прямо перед мерсом и потихоньку сбавляет скорость, когда баллон с
закисью пустеет. Его хватило на один прыжок. Альфа поглядывает в зеркало заднего
вида, наблюдая за петляющим мерседесом, пытающимся его обойти. Им не удерживается и
бросает усмешку. Настырный омега не собирается сдаваться.
— Пусти меня, сука! — кричит Чимин, давя на газ до упора и меняя скорость. Он
резко дергает руль вправо, но хеннесси мгновенно повторяет за ним. Чимин начинает
закипать.
Омега быстро оглядывается по сторонам, прищуриваясь и ища выход для обгона. По обе
стороны от улицы расположены многочисленные магазинчики, некоторые из которых уже
закрыты. По району еще разгуливают редкие люди, в любопытстве разевая рты на
пролетающие мимо спорткары.
Когда тротуар впереди начинает сужаться, Чимин резко выруливает обратно на дорогу,
находясь в небольшом отрыве от хеннесси, что дышит прямо в затылок. Больше Чимин не
даст себя обогнать. Он плюет на правила и едет прямо по центру дороги, не позволяя
врагу больше вырваться вперед. Злость постепенно отпускает, сменяясь
удовлетворением. Финиш неблизко, но омега уверен в своей победе, он справится с
врагом, даже если придется поцарапать мерс.
Пак меняет скорость и прикусывает нижнюю губу, вслушиваясь в ровный гул двигателя
впереди. Чимин сосредотачивается только на дороге, на победе. Он в ней теперь
уверен на все сто процентов. Омега еще раз бросает взгляд на зеркало заднего вида и
округляет глаза, когда не замечает позади себя черную хеннесси. С правой стороны с
жужжанием мощного двигателя проносится автомобиль врага, в одно мгновение
оказываясь впереди.
Рядом с рыком пролетают отставшие гонщики и успевают пересечь переезд до того, как
шлагбаум опускается окончательно. Округу наполняет грохот и гудок поезда. Чану
поднимает дверцу и выходит из автомобиля. Его глаза сразу же встречаются с
чиминовыми. Омега продолжает сидеть в своей машине, пытаясь прийти в себя, и
цепляется за руль. В его взгляде читается целая палитра разнообразных эмоций.
Каждая из них бьет по альфе, как ножевое. Искреннее непонимание, удивление, шок,
растерянность. С каждой секундой приходит осознание, а пухлые губы поджимаются.
Чану стоит между мерсом и хеннесси и смотрит прямо в эти янтарные глаза сквозь
лобовое стекло. Грохот поезда не дает услышать даже собственные мысли, и это,
кажется, сейчас спасает.
— Какого черта? — повышая голос из-за шума, спрашивает омега, делая пару коротких
шагов к альфе и останавливаясь. Чану подходит ближе и встает в метре от омеги.
— Ты… — Чимин переводит взгляд на стоящую за альфой машину и остается с раскрытым
ртом, не зная, что сказать. На него нападает временный паралич от шока.
— Чимин-а, послушай меня, — твердым голосом просит Чану, делая еще один шаг к
омеге. Тот инстинктивно отшатывается и снова переводит взгляд на альфу. Лучше бы
Чану не видел его, потому что видеть в этих глазах разочарование тяжело. — Тебе
нельзя сейчас появляться на улицах, — продолжает Им, пытаясь игнорировать мерзкий
сгусток неприятного чувства, прилипающий к сердцу.
— Да, — честно признается альфа, поджимая губы. — Но не это важно. Тебе не стоит
сейчас участвовать в гонках.
— Нет! — громче говорит омега, отходя назад и сдерживая слезы. Чану подходит к
нему так близко, как не был никогда. Чимин впервые чувствует тепло его тела, нотки
кардамона и корицы, которые прежде едва улавливал. — Я не стану бросать улицы, ты
не смеешь мне указывать!
Омега теряется, когда длинные пальцы альфы хватают его за плечи, чуть сжимая и
притягивая к себе. Это первый раз, когда Чану к нему прикасается. Сердце у Чимина в
груди почему-то начинает биться, как бешеное, едва не проламывая ребра. Чану чуть
наклоняется и смотрит своим гипнотизирующим взглядом черных, как ночь, глаз. Из-за
них даже окружающий тусклый свет окончательно меркнет, как будто свет в комнате
выключили. Чимин в абсолютной темноте, в которую окончательно провалиться не дают
крепкие руки на хрупких плечах. И хорошо, что он сейчас держит его.
— Тебя могут убить, ты одна из целей До. Он послал меня, чтобы я перевернул твою
машину. Рано или поздно это случится, если ты не скроешься с улиц, — низкий с
хрипотцой голос парализует, завладевает сознанием омеги. Для Чимина и это впервые.
Чану никогда не говорил так.
Чимин кусает губу и усилием воли отводит глаза, вырываясь из плена. Он не может
послушать Чану, он не может верить ему до конца, хотя и слышит в этом твердом
голосе уверенность, искренность. Он не врет, но Чимин не решается довериться.
Возможно, это часть игры, которая происходит даже в эту самую минуту. Возможно, До
решил поменять правила, возможно Чану умело играет свою роль.
— Убереги себя хотя бы ради семьи, — говорит Чану вслед. Этот омега несгибаемый,
непреклонный. Альфа слабо верит в то, что он послушает, но все равно где-то в
глубине души позволяет себе на это надеяться.
🔥🔥🔥
Чонгук сидит в машине, стоящей перед зданием университета, задумчиво барабаня
пальцами по рулю и следя отстраненным взглядом за студентами, среди которых он ищет
одного конкретного.
Чонгук не видел Тэхена целую неделю и буквально сходил все это время с ума. Даже
день без этого омеги теперь кажется вечностью, пыткой. Видел он его лишь в редких
сообщениях и фотографиях в инстаграме, который омега не обновлял всю эту неделю.
Тэхен сказал, что уехал с группой на научную конференцию в другой город. Чонгук бы
и туда за ним сорвался, если бы не проблемы с улицами, которые До с каждым днем
только прибавляет. Тэхена рядом очень не хватает. Его больших глаз, улыбки на
персиковых губах, которые хочется целовать бесконечно, его длинных аккуратных
пальцев, переплетенных с чонгуковыми, его бархатного голоса, что слаще всего
сладкого. Не хватает.
Альфа поднимает телефон и бросает взгляд на часы. Убрав его обратно в куртку, он
поднимает голову и сразу же находит взглядом Тэхена среди небольшой группы
студентов, вышедших из университета. Омега прижимает к груди какую-то книгу и
слушает своего однокурсника, опустив взгляд на землю. Он изредка кивает и что-то
коротко отвечает. Чонгук хмурится и следит за ним, кусая нижнюю губу. Что-то в
Тэхене не так, и Чон это чувствует даже отсюда, сидя в машине. Тэхен молчалив,
глубоко задумчив. Он словно потух, потускнел. Даже одет он в серых тонах, с
которыми так странно сейчас контрастируют его яркие огненные волосы.
С каждым шагом приближаясь к альфе, Тэхен по-быстрому отстраивает внутри себя новые
заграждения, за которыми прячет боль, что уже неделю с ним живет, став чуть ли не
лучшей подругой. Чонгуку нельзя ее видеть.
Чонгука бы не видеть сейчас. Потому что в горле образуется ком. Ему нельзя было
знать об этом, нельзя было видеть Тэхена таким вот. Лишенным красок, которые вывел
Джихан. Разбитым. Склеить себя не успел.
Подходя к Чону, Тэхен давит из себя слабую улыбку, на которую сейчас способен, и
становится напротив.
— И давно ты ту…
— Что с тобой? — прерывает омегу Чонгук таким серьезным тоном, что Тэхену даже не
по себе становится. Альфа слегка щурится и поднимает руку, проводя большим пальцем
по щеке омеги. У Тэхена бледное лицо, под глазами залегли синяки, а нижняя губа
порвана, и явно не от частых покусываний, а так, словно ее разбили. Чонгук готов
взорваться в эту же секунду от одной этой мысли. — Тебя кто-то ударил?
Тэхен, прижимая к себе учебник, льнет к альфе и утыкается носом в его теплую
татуированную шею, прикрывая глаза. Как будто домой вернулся, в тепло после долгого
хождения по лютому холоду. Ему уютно сейчас вот так, стоя посреди людной и шумной
улицы, на виду у прохожих и, наверное, даже знакомых. В этих объятиях ничего вокруг
не имеет значения. Ничего другого не нужно.
— Просто неделя была тяжелой, — вздыхает Тэхен, касаясь губами шеи Чонгука. — Я
соскучился.
— Я тоже скучал, детка, — Чонгук берет его за подбородок, поднимая голову, и мягко
целует. Тэхен сразу же отвечает, размыкает губы, позволяя языку альфы проникнуть
внутрь, а сам откладывает книгу на капот агеры и сцепляет руки за спиной Чонгука.
Они целуются медленно и долго, наплевав на все вокруг, на всех. Тэхен, наконец,
чувствует себя живым. Нужным, ценным. Чонгук ведет по нижней губе языком нежно и
осторожно, не разрешает себе прикусить ее, как любит обычно делать, и углубляет
поцелуй, в котором тонет вздох омеги.
— Садись в машину, — хрипло шепчет Чонгук в его губы, неохотно оторвавшись от них.
🔥🔥🔥
Прислонившись лбом к окну, Тэхен разглядывает пролетающие мимо пейзажи. Большой
шумный город сменяется редкими домами, а спустя еще время появляются какие-то
непонятные серые постройки. Теплая рука Чонгука на колене и ровный гул двигателя
кенигсегга успокаивают и расслабляют. Омега закрывает глаза и накрывает ладонь
Чонгука своей, переплетая с ним пальцы и слегка сжимая.
Спустя полчаса агера оказывается за городом, свернув с главной трассы на дорогу без
асфальта. Когда-то он был, но теперь от него остались лишь жалкие куски. Тэхен
поднимает голову и осматривает местность, что совсем не впечатляет своей красотой.
Ее здесь нет совсем. По обе стороны от дороги груды ржавого металла и прочий хлам,
образовавший небольшие горы. Омега поворачивается к Чонгуку и вопросительно
вскидывает брови.
— Мы что, на свалку приехали, Чонгук? — с усмешкой интересуется Тэхен, искренне не
понимая, что задумал альфа.
— У меня иные интересы, — пожимает плечами Тэхен. — Ну и что это, если не свалка?
Тэхен хлопает дверцей и следует к Чонгуку, который уже отворяет тяжелые скрипучие
ворота и тянет на себя. Он кивает головой, указывая Тэхену проходить внутрь. Омега
смотрит на альфу с подозрением, а на губах играет легкая улыбка. Он проходит мимо
Чонгука, что придерживает для него дверь, и прошмыгивает в отверстие, сразу же
раскрыв рот от удивления.
Перед ним огромная территория, вся заваленная старыми автомобилями. С одной стороны
они аккуратно сложены друг на друге и образуют коридоры, между которыми свободно
можно расхаживать, а с другой стороны просто собраны в одну непонятную кучу. Машины
повсюду, их здесь тысячи. Одни от ржавчины уже не видны, даже марку не разберешь;
другие довольно новые, с них еще не успела сойти краска, и колеса вполне себе
целые. Много и таких машин, на которых они вовсе отсутствуют, как двери и стекла.
Некоторые даже мхом покрылись.
Тэхен искренне удивлен. Он ожидал чего угодно, но точно не этого. Чонгук снова
удивил, снова превзошел все ожидания. Хоть один альфа на свете приводил своего
омегу в такое место? Тэхен очень в этом сомневается. Это место навевает тоску, даже
немного пугает своей тишиной, но все равно выглядит по-своему красиво и
таинственно, похоже на отдельный мир, которому нет дела до всего, что происходит
вокруг него.
Омега чувствует на плечах теплые руки Чонгука и поворачивает к нему голову, мягко
улыбнувшись.
— Здесь мило, но я все еще не понимаю, что мы будем тут делать, — хмурит он брови,
закусывая губу. Чонгук улыбается и оставляет на нежной щеке короткий поцелуй, затем
отстраняется и берет Тэхена за руку, сплетая их пальцы.
— Пошли, — говорит он, двинувшись вглубь и ведя за собой омегу. Тэхен поднимает
голову и продолжает осматриваться, не переставая удивляться и восхищаться. Это,
определенно, самое необычное место из всех, в которых ему доводилось бывать. — Я
знаю, что ты соврал мне, сказав, что тебя никто не трогал, — говорит Чонгук, не
поворачиваясь к Тэхену. Оно и хорошо, потому что лицо омеги сразу же меняется. Он
прикусывает губу и сжимает руку альфы крепче. — И я мог бы сейчас начать выпытывать
у тебя, кто это сделал, чтобы потом выловить этого ублюдка и оставить без рук, но
ты ведь не скажешь мне, да? — ухмыляется Чонгук, кидая на омегу короткий взгляд.
— Знаю, что да. Ты из тех, кто предпочитает решать проблемы самостоятельно, —
продолжает говорить альфа, сворачивая вправо и входя в новый коридор. Тэхену
остается лишь молча плестись следом и слушать альфу. Но тот вдруг останавливается в
конце коридора и поворачивается к омеге, все еще держа за руку. — Я сразу же
подумал, что нам нужно сюда. В этом месте я обычно выпускаю пар, — Чонгук слегка
щурится, когда поднимает голову, разглядывая ряды автомобилей.
— Каким образом? — спрашивает Тэхен, хмурясь и смотря на альфу с неприкрытым
любопытством.
— Порой бывает желание… — задумчиво говорит альфа, подбирая слова, и смотрит прямо
в тэхеновы глаза, а большим пальцем оглаживает внутреннюю сторону его ладони, —
избить, — Тэхен едва заметно ежится от тона альфы, но виду не подает. — Убить, —
Чонгук улыбается уголком губ, но кажется, что скалится. — Хочется видеть боль в
глазах того, кто вызывает ненависть или хотя бы просто бесит. Но мы ведь не
сумасшедшие, чтобы делать это без причины, правда? И вот когда ее нет, а злость
внутри вскипает, я приезжаю сюда и даю ей волю, — голос Чонгука снова звучит так,
как привык слышать Тэхен, а на губах его играет забавная улыбка. Он выпускает руку
омеги и идет к несильно проржавевшему серебристому фольксвагену. Открыв скрипнувшую
заднюю дверцу, альфа достает оттуда две бейсбольные биты.
— Мы будем… — мямлит Тэхен растерянно, следя за Чонгуком. Альфа берет биты в обе
руки и возвращается, протягивая одну омеге.
— Этим, детка, — ухмыляется Чонгук, кивнув. — Ломай любую тачку, делай, что
захочется. Выпусти пар, тебе понравится.
За спиной омеги слышится звонкий удар битого стекла. Тэхен слегка дергается от
неожиданности и резко оборачивается. Чонгук стоит у одной из машин, размахивая
битой, которой только что разбил фару. Тэхен ловит улыбку альфы и дарит ответную.
Он отворачивается и вновь замахивается, целясь прямо в лобовое стекло, на котором
от удара сразу же образуется паутинка из многочисленных трещин.
— Отлично, вот так, — одобрительно говорит Чонгук за спиной омеги. Тэхен смеется и
замахивается снова, бьет по стеклу снова и снова, кроша его на мелкие кусочки.
— Мне нравится! — выдыхает Тэхен сквозь легкий смех и смотрит на Чонгука. В глазах
омеги вспыхивает дикий огонек. Чонгук знает, что это такое, потому что сам не раз
ощущал подобное.
Чонгук снова прав. У Тэхена внутри ядовитым комком скопившаяся злость притаилась, а
причина — Джихан, который взращивает ее там. От нее нужно избавиться, выпустить
наружу, пока не попала в кровь и не отравила весь организм. С каждым новым звонким
ударом Тэхену как будто даже дышать становится легче. Он разрывает цепи внутри
себя, спускает контроль и бьет, разбивает, оставляет вмятины, а когда у несчастной
вольво больше не остается, что разбить, Тэхен переходит на следующую машину.
— Тэ, не прикасайся к этим тачкам, — предупреждает альфа после того, как омега
наносит очередной удар по боку одного автомобиля из коридорной стены. Тэхен
замирает и разворачивается к Чонгуку с непониманием в глазах.
— Эти могут осыпаться на тебя и раздавить, — ухмыляется Гук, указав битой вверх,
на верхушку автомобильной горы.
— Ты чего смеешься, придурок? — хмыкает омега, ткнув концом биты в плечо альфы.
— Это вранье? Чон Чонгук! — требовательно прикрикивает Тэхен, прожигая сердитым
взглядом смеющегося Чона.
— Видел бы ты свое личико, — сквозь смех говорит Чонгук, поднимая свою биту и
закидывая на плечо.
— Идиот! Буду бить по всему, по чему только захочу, — закатывает глаза омега и
разворачивается, демонстративно отходя к проржавевшей бмв без колес и с силой
ударяя по капоту. Глухой удар эхом разносится по округе.
— Ох, опасно, — ухмыляется Чонгук, скользя языком по нижней губе. — Меня заводит
твоя злость, итальяночка.
Не смогу.
Он все прячется, а Чонгук все не находит. Так ведь и нужно, так ведь и должно быть.
Тэхен прячется вынужденно, скрытый в тени Джихана, стоящего перед ним непреодолимой
стеной и диктующего свои условия. Тэхен не знает, как долго еще будет это
продолжаться, как долго будет ждать, когда его найдут, ведь сам себя найти не в
силах, уж давно потерял, застряв меж двух огней. А может, быть найденным ему не
суждено. Вечность быть в этой тени, как за глухой стеной, через которую не слышно
звуков. Чонгук рядом, он греет своим теплом, оживляет своими прикосновениями и
поцелуями, но он так далек, недостижимо далек. Перед глазами появляется образ
Джихана, и хрупкая надежда достичь рассеивается пеплом на холодном ветру. Джихан не
отпустит Тэхена.
Не до конца ушедшая злость внутри просится наружу, она обжигает глаза слезами,
пробуждается покалыванием в груди, дрожащими руками и с болью закушенной губой.
Тэхен сжимает рукоять биты покрепче и сшибает боковое зеркало ближайшей машины.
Внутри него по новой поднимается волна агрессии, с каждым ударом выходит из него и
приносит облегчение. Плевать, если временное. Сейчас слишком тяжело, слишком
невыносимо. Тэхен разбивает фары, осколки которых осыпаются ему под ноги, походя на
его собственную душу, которую он тщательно пытался склеить в последние дни.
Джихан — сильнейший ураган, который после себя оставляет большие потери, наносит
максимальный урон. Он ворвался неожиданно, взял в плен, мучил и изводил, а после
так же внезапно оставил омегу среди собственных руин. Три дня Тэхен собирал их,
собирал себя, свой образ, который только для Чонгука. За время, проведенное с
Джиханом наедине, Тэхену удалось сохранить в целости только одно — любовь к
Чонгуку. Пусть До раскрошил душу, сердце, тело, но до этого добраться не смог.
Капли дождя стекают с кончиков намокших волос и катятся по лицу и шее, впитываясь в
одежду. Он льет, как из ведра, пытается устрашить своим холодом, но тщетно. Тэхен
рядом с Чонгуком не замерзнет даже в Антарктиде, даже в ледяном космосе.
— Я больше тебя не пущу никуда так надолго, — на секунду разрывая поцелуй, шепчет
Чонгук в приоткрытые губы омеги.
— Non lasciarmi andare, — горячо шепчет Тэхен в ответ, сжимая пальцами волосы
альфы на затылке и тяжело дыша. — Non lasciarmi andare…
Не отпустит.
🔥🔥🔥
Джин помешивает соломинкой маргариту в стакане и наблюдает за небольшой и шумной
компанией неподалеку, обсуждающей предстоящую гонку. Они увлеченно и довольно
громко делают прогнозы, спорят о том, кто победит, кто на какой позиции приедет к
финишу, а потом переходят на обсуждение того, что под капотом у автомобилей, что
будут участвовать в гонке. Все как обычно. Люди в предвкушении.
— Интересно, по чью душу в этот раз приедет американец, — говорит один, и на лицах
остальных на долю секунды мелькает тень страха.
Джин поехал бы к ним, только поздно уже, а Юнги надо больше отдыхать. И почему-то
Ким сейчас сидит в дыре, на часах уже полночь, а желание перейти на что-то покрепче
маргариты с каждой секундой становится все сильнее. Течка кончилась два дня назад,
оставив после себя болезненную пустоту. В этот раз было как никогда тяжело. Потому
что без того самого. Джину стало бы легче даже просто от его присутствия, от его
секундного аромата, но не было ничего. Абсолютно. Несмотря на это, омега ни о чем
не жалеет и продолжает гордиться собой. Он все правильно сделал. Возможно, спас
себя от большей дозы боли, которая сейчас сжирала бы его заживо, если бы Намджун
все-таки пришел. Если бы Джин ему позволил.
Кажется, с каждым днем становится все легче. Наверное, уже давно пора было начать
избавляться от этих никому не нужных чувств. Если у Намджуна их нет, если он в них
не нуждается, то и Джину они не сдались. Это лишь тяжкий груз, балласт, который
срочно нужно выбросить за борт и облегчить душу, чтобы быть в состоянии двигаться
дальше. Налегке.
Джин подзывает пальцем бармена и просит виски. Альфа коротко кивает и принимается
за заказ.
— Так вот ты где, — выворачивающий душу низкий голос звучит прямо возле уха. Джин
мгновенно напрягается, а по спине пробегают мурашки. О чем он думал? Становится
легче? Внезапно появившийся Намджун жестоко перечеркивает все, возвращая омегу к
исходной точке. — Я искал тебя, — говорит он, становясь рядом и упираясь локтями в
барную стойку. Голова его повернута к омеге, а глаза устремлены прямо в душу. Джин
старательно делает вид, что появление альфы никак на него не повлияло. Он берет
свой стакан с виски и делает пару обжигающих горло глотков, всем телом чувствуя на
себе пристальный взгляд Намджуна. — Домой к тебе ездил, в гараже твоем побывал, а
ты тут, оказывается.
Джин зря поворачивает к нему голову, лучше бы отвернулся, спиной к нему встал,
только бы не быть как под прицелом, на мушке. Так Намджун еще и играет, наверное,
сам того не понимая. Джин жалеет, что приехал сюда. Но от этого альфы, видимо,
никуда не деться.
— Я знаю тебя почти с детства, Джин-а, и я прекрасно вижу, что что-то не так, —
Намджун слегка хмурит брови. — Не стоит отрицать.
Все так.
Все не так.
Все не так для Джина. Он просто слишком много требует от того, кого так безумно
любит. Он нагло, бессовестно желает любви в ответ. Он не смеет, у него нет права.
Вот и давится этой любовью в молчании и одиночестве, никому о ней не дает знать,
потому что нельзя. И Намджуну нельзя. Ему в первую очередь.
— Все хорошо, — твердый голос омеги сходит на шепот, когда Намджун оказывается так
близко, что обжигает своим жаром даже сквозь слои одежды. Зачем он это делает,
зачем все усугубляет?
— Хватит мне врать, — внезапно рычит Намджун, опаляет алкогольным дыханием ухо и
шею. Джин не решается заглядывать ему в засасывающие черной дырой глаза, замирает,
как загнанный в тупик зверек, даже дышать боится, а пальцами продолжает судорожно
вцепляться в свой стакан. — Хватит притворяться, что тебе без меня шикарно живется.
Я эту показуху давно спалил.
Намджуна охватывает непонятная, дикая злость. Впервые в жизни ему хочется сломать
Джину что-нибудь. Он ведь понятия не имеет, что уже ломает его сердце. Медленно и
верно. Альфа прекрасно видит, как Джин за маской равнодушия и отстраненности
скрывает что-то трепетное, беззащитное. От Намджуна. От того, кто был рядом большую
часть жизни, кто учил всему тому, что знал сам, кто приходил на помощь в любое
время суток и в любых случаях, кто не оставлял в одиночестве, когда рядом больше
никого не оказывалось.
Намджун становится к омеге так близко, что даже воздуху между ними не пройти. Его
грубая ладонь сжимает тонкое запястье омеги, не давая вырваться. Он долго бегал и
скрывался, игнорировал и делал вид, что Намджуна не существует, но больше не
станет. Альфа не контролирует разозленное зверье внутри себя. Он ведет носом по
теплой шее омеги, втягивает его нежный аромат, едва не рычит, а запястье сдавливает
лишь крепче. Сам себе вслух не признается, что ищет в омежьем запахе чужой. Ведет
носом вверх и останавливается на виске. Не находит. Наверное, Джин старательно его
скрыл или смыл. Намджун отчего-то уверен, что он точно был.
— Уже не волнуешься о том, что нас увидят? — шипит Джин, отставляя стакан на
стойку и пытаясь вырвать руку из хватки альфы, только Намджун сжимает сильнее.
— Если у тебя такая острая необходимость, найди кого-то другого, — хмыкает он, не
оставляя попыток вырваться.
Намджун сейчас пробуждает в нем жгучую ярость. Джину хочется врезать ему прямо в
лицо. Злость затмевает даже обиду и боль, которые уже давно прижились внутри него.
— Я тебя искал, сука, — рычит альфа, грубо беря омегу за подбородок и вгрызаясь в
приоткрытые пухлые губы требовательным поцелуем. Джин мычит и пытается
отстраниться, но Намджун не выпускает, лишь усиливает свой напор и, отпустив
запястье омеги, прижимает его к себе всем телом, беря в плен.
Губы, о которых Джин мечтал, по которым так безумно скучал, сейчас причиняют боль,
обжигают и отравляют кровь. Руки, о которых он думал без перерыва, душат. Джин
знает, что ему не вырваться. Потому что не хочется. Не можется. Намджуну на все
плевать, он чертов эгоист. Появляется внезапно и громит только отстроенные стены,
за которыми Джин пытался спрятать эту ошибочную любовь. И выпускает ее снова. И
заполняет она сознание до краев. Так, что омега начинает в ней захлебываться.
Джин не помнит, как они оказываются у Намджуна дома. Он помнит лишь агрессивный рык
мустанга, крепкие руки, что ни на секунду не выпускали его, и губы. Бесконечные
поцелуи-укусы. Джин не помнит, как позволил раздеть себя догола и уложить на
холодные простыни, резко контрастирующие с его горячей кожей, на которой один за
другим расцветают кровавые бутоны, что дарит ему Намджун. Только таких омега и
заслужил.
Намджун кусает и оставляет на молочной коже следы своих пальцев от крепкой хватки,
а в ответ получает такую же горько-сладкую боль. Джин терзает его губы, цепляет
зубами кожу на крепкой шее и полосует широкую спину ногтями, как можно сильнее, как
можно больнее. Этим только распаляет зверя. Намджун рычит и врывается в горячее
тело омеги, выбивая вскрик-стон, отражающийся от светло-серых стен комнаты, в
которой ни капли света. И хорошо. Джин не хочет видеть его лица, не хочет позволять
этим черным глазам топить его в своих глубинах. Он и так в них уже давно потонул и
залег на самое дно камнем.
🔥🔥🔥
Серебристый астон мартин плавно тормозит, паркуясь на своем постоянном месте. Фары
выключаются, и подземная парковка снова погружается в полумрак. Свет тут давно уже
не горит, почти все лампочки выбили.
Когда сигарета истлевает до фильтра, альфа тянется за новой. Решает выйти уже, в
душ сходить и освежиться, голову освежить от назойливых мыслей и телу дать
расслабиться. Желательно выпить чего-нибудь и крепко уснуть, чтобы проспать до
обеда, а затем снова браться за поручения Джихана, от которых теперь уже тошнит.
Лучше бы не ввязывался в это. Не повезло тем, кто погиб от его руки.
========== ре ==========
Комментарий к ре
юнсоки: Da Vosk Docta - GENTRIFY
вигуки: Hippie Sabotage - Looking at Me
5, последняя сцена: BEATSMASH - Árēs
https://pin.it/3LQnmaX
Юнги нервно барабанит пальцами по рулю порше, покусывая нижнюю губу и оглядываясь
на стоящих по бокам соперников. Со всех сторон раздается рычание двигателей и шум
предвкушающей гонку толпы. Последние лучики огненного солнца скользят по глянцевым
капотам автомобилей. Город погружается во тьму, значит, пора начинать гонку.
Юнги только оправился после случая с Юки. Больше недели омега практически не
покидал их с Хосоком комнату. Альфа окутал его своей заботой со всех сторон, не
позволял лишний раз двигаться и самостоятельно смазывал каждый синяк, обрабатывал
каждый пострадавший участок его тела, а ночью, лежа рядом, осторожно, с трепетом
касался губами, залечивая раны поцелуями. Юнги мог бы поклясться, что они и помогли
ускорить его выздоровление.
Эти тяжелые для омеги дни скрашивали друзья, которые приходили и спасали от скуки,
да и Хосок так мог отвлечься от своих неприятных, мрачных мыслей, не покидающих
голову. Юнги прекрасно знал, что все это время альфу тяготит один вопрос: кто
посмел такое сделать? Он все пытался выведать у омеги имя, но Юнги держался стойко,
храня имя Кихена, как военную тайну. Он пытался успокоить Хосока, убеждая, что
волноваться не о чем, но тот упрямо не слушал, считая, что все намного серьезнее.
Юнги хоть и бойкий и немного дикий омега, каких редко встретишь, но снести может не
все. Так думал и продолжает думать Хосок, с тяжестью на сердце смотря на то, как
его омега корчился от боли из-за любого движения. Но Юнги методично продолжал
убеждать альфу, что все проще, чем кажется. Приходилось терпеть боль, стиснув зубы,
чтобы не заставлять Хосока волноваться еще больше.
Своему папе Юнги о случившемся не сказал, солгав, что не приходит из-за завала в
школе. Ему со своим и без того больным сердцем категорически запрещено было знать,
что его сын лежит весь сломанный, как кукла, и не может даже руки поднять без боли,
что мгновенно прошибает тело. Впрочем, Енджун не знает и половины того, что
происходит в жизни его сына. Ему и не надо. Меньше всего на свете Юнги хочет
причинять своему единственному родителю боль, заставляя о себе переживать.
Хосок наверняка уже обнаружил, что его дома нет, наверняка рвет и мечет, места себе
не находит и звонит каждую секунду, но Юнги на телефон, лежащий на соседнем
сидении, смотреть страшно. Как будто Хосок достанет его даже с выключенным
аппаратом. А ведь он вполне может, и это пугает еще больше.
Внезапно Юнги пронзает острая боль внизу живота, отчего омега едва не выпускает из
моментально ослабших пальцев руль, болезненно простонав.
— Что за хуйня, — цедит Мин сквозь стиснутые зубы, снова покрепче вцепляясь в
руль.
Но как только Юнги выводит порше на обгон тойоты, тело вновь пронзает острая боль,
намного сильнее, чем нескольким минутами ранее. Мин болезненно стонет и чуть ли не
хватается за живот обеими руками, вовремя сообразив не выпускать руль. Глаза
заполняются слезами, а боль внутри стягивается в крепкий тянущий узел. Больше не
отпускает.
Юнги глушит мотор, и по салону растекается звенящая тишина. Омега жмурит глаза до
головокружения и начинает несильно биться лбом о руль, который все еще судорожно
сжимает пальцами.
Из-за последних событий он напрочь забыл о предстоящей течке, что застала его не в
самый удобный момент. Обидно за упущенную победу. Он теперь даже не последним
придет. Никаким. Он теперь вообще до финиша доехать не сможет.
Юнги стонет обреченно и снова утыкается лбом в руль, обнимая живот руками. Если
Хосок узнает о гонке, ничего хорошего не произойдет. Он просто разорвет Юнги, съест
и не подавится, потому что по-настоящему злой Хосок пугает похлеще убийц, что
разъезжают по улицам на черных американках.
Но разве есть у Мина другой выбор? Даже если он попросит приехать за ним кого-то из
друзей омег, возвращаться придется именно к разъяренному Чону в лапы. Юнги поехал
бы к своему папе, но ведь… тело требует альфу. Избегать Хосока бесполезно и глупо.
И почему-то мысли о нем начинают кружить голову. Чем больше он думает об альфе,
представляя, каким он будет сердитым, тем ярче взрываются болезненные ощущения в
теле, которое нуждается в ласке.
— Мин Юнги! — орет в трубку Хосок, заставляя омегу вздрогнуть. Страх и желание
сплетаются, обостряя все ощущения. — Где тебя черти носят? Почему твой телефон
выключен? Почему ты молчишь?!
— П-папочка… — скулит Юнги дрожащим голосом, нервно кусая большой палец. Глаза
открыть все не решается, словно Хосок стоит прямо перед ним и может испепелить
своим злым взглядом. — Приезжай за мной, — просит омега тихо, жалобно всхлипнув.
— Где ты? Что случилось? — спрашивает Чон. Голос звучит спокойнее, но все еще
раздраженно и нервно. — Мин Юнги, я клянусь…
— Хосок, прошу… — шепчет Юнги с мольбой, но альфа бросает трубку, завершая звонок.
🔥🔥🔥
Для Юнги двадцать минут, за которые Хосок добирается до него, становятся самыми
невыносимыми в жизни. Тело то сгорает в огне, то прошибает ледяным холодом, зуд то
утихает, то обостряется, отчего омегу начинает потряхивать. Мина буквально
размазывает по всему салону, пока он ждет, сходя с ума. Ждет и боится.
Когда дверь порше поднимается, Хосока едва не сбивает с ног, словно ударной волной,
сладкий насыщенный аромат, вылившийся из салона. Он мгновенно дурманит и кружит
голову.
Альфа кому-то звонит и просит отогнать машину Юнги, все это время ни разу не
взглянув на рядом сидящего омегу.
Юнги виновато опускает глаза, запрещая себе прикасаться к Хосоку. Руки жаждут
почувствовать жар крепкого тела, но Мин понимает, что сейчас нельзя.
— Прости, папочка, — шепчет омега едва слышно, взглянув на Хосока. Альфа смотрит
на дорогу, держит руль своими невероятными пальцами, а на руках вздулись вены от
того, как сильно он сжимает его. На лице от напряжения желваки играют. Юнги
практически режется об его линию челюсти, но все равно жаждет прикоснуться до
покалывания в кончиках пальцев.
Хосоку кажется, что Юнги просто играет, выдыхая такое крышесносное и любимое альфой
«папочка», из-за которого Чону все сложнее держать себя в руках, а злость
постепенно проигрывает возбуждению. Юнги ни о чем не сожалеет и не раскаивается.
Играет в свои хитрые игры, провоцируя и пробуждая в Хосоке то, что он всеми силами
пытается держать внутри себя. До определенного момента.
Новая волна боли дает о себе знать и пронзает чувствительное тело омеги. Юнги не
сдерживается и стонет, вцепляясь пальцами в ручку двери. Хосок мгновенно реагирует,
поворачивая голову к омеге, что тяжело дышит, прикрыв глаза и тревожно хмуря брови.
Юнги весь влажный, и наверняка везде. Эта мысль бьет по голове тяжелой кувалдой. У
омеги губы приоткрытые и влажные от слюны, потому что лижет их каждую секунду,
грудь под тонкой футболкой быстро вздымается, а салон наполняет шумное дыхание.
Юнги нервно ерзает задницей по кожаному сидению, словно не может найти себе места,
только Хосок прекрасно знает, где его место.
Хосок терзает его губы, давая волю своему зверю. Он насыщается, но не до конца. Ему
мало лишь губ, ему нужно все тело, весь Юнги с головы до пят. Он жадно глотает
каждый вздох омеги и каждый глухой стон. Ловкие пальцы омеги проскальзывают вверх
по бедру и сжимают уже твердый член через ткань брюк. Макларен начинает клонить в
сторону, и Хосок, неохотно оторвавшись от покрасневших от поцелуев и укусов губ,
возвращает себе контроль, резко давя на педаль газа. Мощный движок сзади рычит,
разнося по салону легкую вибрацию. Юнги откидывается обратно на сидение и лижет
губы. Зуд не утихает, не позволяет омеге сидеть на месте ровно, он нуждается в
прикосновениях.
Хосок останавливаться и не собирается. Чем скорее они доберутся до дома, тем обоим
будет лучше. А у Чона терпения все меньше, кажется, вот-вот уже лопнет. Юнги
послушно стягивает с себя джинсы и боксеры, бросая их на пол гиперкара и оставаясь
в одних лишь кедах и футболке, пропитавшейся потом. Юнги становится чуть легче без
одежды, прохлада лижет раскаленную кожу, покрывая ее мурашками, и даже соски
твердеют, четко выделяясь через белую ткань.
Пальцы внутри омеги пошло хлюпают от каждого движения, сливаются в один сумасшедший
вихрь вместе с низкими стонами Юнги и дают головокружительный коктейль. Юнги собой
не владеет. Он жмурится так сильно, что его длинные густые ресницы подрагивают,
отбрасывая тени на бледные щеки, когда в салон макларена прокрадывается мелькающий
за окном свет уличных фонарей. Юнги волшебен даже в такой момент. Ангел, утонувший
в запретном наслаждении.
Небольшой экран на панели гиперкара вспыхивает, отображая имя брата. Хосок мысленно
выругивается на Чонгука, за то, что позвонил так невовремя, хочет проигнорировать,
но нельзя. Время напряженное, любой звонок может нести в себе что-то важное.
— Зачем она тебе понадобилась, Чонгук? — спрашивает Хосок, стараясь звучать как
можно непринужденнее, но выходит из рук вон плохо. Голос звучит напряженно, немного
резко. Юнги неожиданно начинает скользить язычком по длинному пальцу альфы и
тихонько стонать, затем вцепляется в его запястье и полностью сует палец себе в
рот, обсасывая его подобно самому вкусному леденцу. Хосок тяжело выдыхает и нервно
мнет пальцами руль, пытаясь сосредоточиться на разговоре с братом.
Хосок резко вынимает палец изо рта омеги. На его конце к губам Юнги тянется
ниточка, что тут же разрывается. Альфа снова опускает руку и проталкивает в
истекающую смазкой дырочку омеги три пальца, начиная двигать ими грубее, чем
минутами ранее, разводя их, подобно ножницам и оглаживая гладкие стенки. Юнги, не
контролируя себя, протяжно стонет и откидывает голову, вцепляясь пальцами в свои
белоснежные волосы.
— Нет, с чего ты взял? — ухмыляется Хосок, давя на газ. До дома остается не так
далеко, а Юнги все ближе к разрядке.
Юнги ухмыляется и заглядывает Хосоку в глаза, накрывает его руку и сам в себя
пихает пальцы, разнося по салону новый сладкий стон, от которого у Хосока в штанах
окончательно становится тесно. Это невыносимо. Такой момент не испортит даже
Чонгук.
— Папка в нижнем шкафу, под книгами, — быстро говорит старший Чон и, на секунду
оторвав руку от руля, сбрасывает вызов. Только не от Юнги. Он оторвется хоть от
всего мира, но не от своего омеги.
— Хосок-а… — скулит Мин, жмуря глаза и прикусывая губу. — Я б-больше н-не… а-а!
— договорить Юнги не дает вырвавшийся из губ звонкий стон. Омега кончает, пачкая
свой живот и грудь белесыми каплями, и обессиленно опускает руки вдоль своего тела,
хватая ртом недостающий кислород.
🔥🔥🔥
Входная дверь громко захлопывается за ввалившимся в дом Хосоком с Юнги на руках. Он
разом сбрасывает с себя все цепи и прижимает омегу к стене прямо в коридоре, целуя
каждый миллиметр сахарной кожи. Юнги покрывается мурашками от соприкосновения с
холодной стеной и тянется к рубашке альфы, пытаясь расстегнуть пуговицы
непослушными пальцами. Хосок тем временем избавляет его от футболки, и она вместе с
красными кедами летит прочь. Юнги, психуя и теряя терпение, просто разрывает на
альфе рубашку. Пуговицы звонко падают на паркет и катятся в разные стороны.
Чон подхватывает омегу на руки, заставляя обвить себя руками и ногами, и вжимает
его в стену, быстрыми и нетерпеливыми движениями расправляясь со своими брюками.
Когда твердый возбужденный орган оказывается на свободе, Хосок обхватывает его
пальцами и направляет в Юнги, упираясь истекающей смазкой головкой в напряженное
колечко мышц. Он не медлит, сразу толкается внутрь, заполняя омегу разом. Юнги
хрипло, но громко стонет прямо в ухо альфе и обнимает за шею, прижимаясь грудью к
его горячей груди. Чон сразу начинает наращивать движения, вжимая Юнги в стену и
рыча сердитым голодным зверем. Он сжимает пальцами ягодицы омеги, чуть разводя их и
двигаясь грубыми рваными толчками. Юнги начинает отвечать, приподнимаясь и
опускаясь на член самостоятельно. Он горячо выдыхает Хосоку на ухо и сжимает в
пальцах его черные волосы, притягивая ближе к себе. Даже воздуху между ними не
место.
Хосок злится, Юнги это чувствует в каждом движении и действии альфы. На ласки
практически не расщедривается, целует требовательно и даже больно, но эта боль
омегу только сильнее распаляет. Хосок трахает грубо, оставляет на нежной коже
ягодиц обжигающие шлепки и кусает плечи, ключицы. Юнги отдается ему полностью, и
телом, и душой.
Омега доходит до очередного оргазма, но стоит Хосоку вновь коснуться его тела, как
неугомонное возбуждение по новой накрывает с головой и требует удовлетворения. Юнги
сейчас, точно оголенный нерв. Течка сносит крышу, выжигает разум, оставляя лишь
чистые животные инстинкты. Юнги не отдает себе отчета в том, что снова лезет на
альфу и уже седлает, упираясь руками в крепкую грудь. Хосок стискивает пальцами его
ягодицы и помогает двигаться, приподнимая бедра.
Хосоку всегда будет мало этого тела. Всего Юнги. Этот омега — извечный первый раз,
он — первые незабываемые ощущения и первое удовольствие. Он на века, на
тысячелетия, на вечность. Чон смотрит на него подернутым возбуждением взглядом, в
котором искрится восхищение и бесконечная любовь, не может наглядеться на его
неземную красоту, которой, определенно, очаровался в самую их первую встречу, даже
если и была она не самой приятной для обоих. Хосок тогда и понял, что таких, как
Юнги, больше нет, и даже если весь мир обыщет, заглянув в глаза каждому человеку на
этой земле — не найдет. В эту самую секунду злость на омегу уходит на второй план.
На первом — сам Юнги. Неповторимый, совершенный. С растрепанными белоснежными
вихрами, что взмывают вверх при каждом его движении, с блестящими розовыми губами,
которыми не насладиться, с фарфоровой нежной кожей, которую пятнать — карается
смертью. С голосом, подобным бархату, что ласкает слух своим звучанием. Не
мелодичным, но необычным, космическим, самым уникальным и редким. Даже единственным
в своем роде, Хосок в этом не сомневается.
— Я думал… — вдруг шепчет Юнги, сжимая пальцами волосы на затылке альфы и касаясь
губами уха. Помутненный возбуждением разум постепенно возвращается на свое место.
— Думал, что вернусь с победой…
— Там могли быть враги, — рычит Хосок, беря омегу за подбородок и заставляя
смотреть на себя. Юнги перестает двигаться и смотрит альфе прямо в глаза, утопая в
их смертельных пучинах. — Я смогу жить без улиц, но без тебя — нет, малыш. Пойми
это.
У Юнги в груди покалывает. Он прижимается губами к губам альфы отчаянно, целуя так,
словно в последний раз, снова начинает двигаться на члене и стонет прямо в поцелуй.
От слов Хосока по телу мурашки, а в груди трепет. С каждой секундой очередная волна
все ближе.
Юнги думает так же. Плевать ему на гонки, только бы Хосок всегда был рядом. После
этих слов, о которых омега почему-то раньше не задумывался, а Чон не произносил
вслух, все становится иначе. Ощущения другие. Юнги страшно где-то глубоко внутри,
страшно потерять самого любимого на свете человека.
🔥🔥🔥
— Come stai, — медленно произносит Чонгук, сосредоточенно хмуря брови.
Тэхен тихо смеется и мотает головой, щекоча волосами на макушке подбородок альфы.
За окном глубокая ночь. Кажется, уже за полночь, а может, и вовсе к утру близится.
За широким панорамным окном в спальне Чонгука звездами сияют огни высоток, сливаясь
с теми, что на небе, на глубоком синем небе. В квартире приятная темнота и тишина,
нарушаемая только их негромкими голосами и тихим смехом.
— Детка, хватит учить меня дежурным фразам, — закатывает глаза Чонгук. — Лучше
скажи, как по-итальянски будет «ты — мой воздух», — выдыхает он на шею Тэхена и
оставляет на ней нежный поцелуй.
— Sei la mia aria, — бархат тэхенова голоса скользит по коже и кружит голову.
Чонгук даже дыхание затаивает, только бы каждый звук расслышать и отпечатать в
сознании навсегда.
Он не горит особым желанием изучать язык, но все равно постоянно просит Тэхена его
поучить. Конечно же, не ради себя, а ради возможности услышать его красивый
итальянский, обращенный именно к нему, а не к итальянским знакомым, с которыми
омега иногда общается по телефону. В Чонгуке бурлит эгоизм и собственничество.
Тэхен весь должен быть посвящен ему, и даже словами, которые он произносит. И
сейчас, слушая самый красивый голос на свете, Чон не хочет повторять фразы и
портить их своим уродливым акцентом. Пусть лишь Тэхен говорит, пусть только для
него.
— Sei la mia aria, Тэхен, — медленно, боясь допустить ошибку, повторяет Чонгук
прямо на ухо омеге, даже не подозревая, что сводит его с ума своим низким
хрипловатым голосом, и плевать, если произнесены эти слова с очень корявым
акцентом, который заставил бы коренного итальянца заткнуть уши.
Они целуются долго, пробуя и изучая губы друг друга по-новому, пока руки бродят по
телам, выделяя каждый изгиб, каждую мышцу под кожей. Чонгук чувствует, как его
медленно укрывает вновь пробудившееся возбуждение. Он укладывает Тэхена на кровать
и разводит стройные ноги, располагаясь меж них и припадая губами к ключицам,
выделяющимся под бронзовой кожей. Тэхен выгибается и путается пальцами в светлых
волосах альфы, прикрывая глаза в наслаждении. Оно неиссякаемое у них, бесконечное.
— Что такое, Чонгук? Что случилось? — тихо спрашивает омега, коснувшись пальцами
плеча Чона.
Вот и реальность, обрушившаяся на них прямо посреди сказки. Джихан всегда вовремя,
как будто знает, когда нужно испортить момент, давая о себе знать. Но далеко не в
испорченном моменте дело, а в Чонгуке. Тэхену сразу же вспоминаются все джихановы
угрозы жизни Чона. Как, как позволить ему ехать на встречу с этим чудовищем,
которое может лишить жизни его альфу?
— Я скоро вернусь, — обещает Чон и гладит его по спутанным алым вихрам. Выпускать
так не хочется, покидать теплую с появлением омеги квартиру, пропахшую нежными
душистыми цветами. Но Чонгук выпускает. Он целует Тэхена в макушку, шепнув на ухо
ласковое «ti amo», и идет к выходу из комнаты, слыша в ответ тихое и робкое «я
тоже», после которого на лице расцветает улыбка.
🔥🔥🔥
На улицах города в два часа ночи пустынно, как после апокалипсиса. Негромкий гул
агеры разносится по местности эхом, а холодный взгляд фар рассеивает необычный для
одного из центральных районов мрак. Чонгук останавливается перед немаленьким
готическим собором, что в темное время суток выглядит особенно устрашающе. Заглушив
мотор, альфа оглядывается. На улице только несколько припаркованных машин. Достав
телефон, Чонгук открывает сообщение и сверяется с указанным в нем адресом — не
ошибся. В этот раз приехал раньше.
Но Джихан себя ждать не заставляет. Чонгук слышит позади знакомый рык движка, но
принадлежит он далеко не бугатти. Альфа хмурится и смотрит в боковое зеркало, следя
за тем, как гиперкар неторопливо подъезжает к старту, становясь рядом.
Они стоят так полминуты. Чонгук скользит по машине врага критичным взглядом, но
ответного за тонированными стеклами не видит. Джихан, по-видимому, не намерен
устраивать прелюдии, поэтому Чон отворачивается и жмет на кнопку включения
двигателя, обхватив руль пальцами и раскручивая мотор. Агера рычит, как разозленная
пантера, радует, ласкает чонгуков слух, заводит, заранее пробуждая адреналин.
Регера не отстает. Джихан понимает, что тянуть больше нет смысла.
Чонгук дает сигнал фарами, отсчитывая до трех. Рык двух шведских автомобилей
сливается в один, а позади гиперкаров уже поднимается столб белоснежного дыма.
Когда фары агеры меркнут, оба синхронно срываются с места и летят вперед по длинной
улице. Чонгук сразу же включает фары и давит на газ, смотря только вперед.
Два гиперкара рвут тьму и тишину, в которую погружен спящий город. Они летят
наравне, не уступая друг другу ни на сантиметр, но Чонгук уверен, что До что-нибудь
выкинет, не дав себя обойти. Чон даже не представляет, какие технологии заложены в
регеру, но это ни на секунду не лишает уверенности. Все сомнения и волнения Чонгук
оставил еще в далеком детстве, когда впервые победил на гонке.
Чонгук дергает пальцем подрулевую веточку, меняя скорость. Ровный гул двигателя за
спиной позволяет сосредоточиться, не давая влезть в голову лишним мыслям. У него в
агере нет ничего, только собственноручно поднятая лошадиная сила, перевалившая за
тысячу двести, укрепленный кузов и таранное шасси. Чонгук всегда надеется только на
собственные силы.
Агера стремительно нагоняет регеру и вновь выравнивается с ней, едва не цепляя бок
красного демона. Оба автомобиля на скорости, перевалившей за двести пятьдесят,
пролетают мимо патрульной машины полиции, стоящей у переулка. Реакция происходит
сразу. Сзади начинают мигать красно-синие огни, а по округе разносится вой сирены.
— А вот и наши друзья, — хмыкает Чонгук, кидая короткий взгляд на зеркало заднего
вида.
Вокруг площади образуется столб дыма, а на асфальте кругом остаются следы жженной
резины. Проделав один большой круг, гиперкары одновременно выходят из дрифта и
въезжают на новую улицу, оставляя полицейский автомобиль далеко позади. Впереди
виднеется очередной поворот. Чонгук давит на педаль газа до упора и летит за
регерой, буквально дыша в затылок. В дрифте на площади Джихан перетянул первую
позицию на себя. Чон поглядывает на экран на панели, скользнув взглядом по карте.
Скоро финиш, а До все еще лидирует за счет собственной мощи регеры. Неужели
научился водить и побеждать честным путем?
Гиперкары с визгом шин вылетают на встречную полосу новой улицы, на конце которой,
прямо перед одной из многочисленных высоток — финиш.
Регера из-за потока автомобилей слегка замедляется, что дает Чонгуку возможность
нагнать, и вот он снова движется с Джиханом наравне.
Дорога впереди немного пустеет, позволяя свободно доехать до финиша. Чонгук несется
на скорости триста, а за окнами все сливается в одно сверкающее пятно. До финишной
черты остается около ста метров. Регера внезапно вылетает вперед, а из выхлопной
трубы вырывается насыщенно-синее пламя. Чонгук даже не удивляется. Он поджимает
губы и следит за тем, как регера стремительно уносится вперед с жужжанием движка,
напоминающим истребитель — это прыжок нитро, которого вполне хватит на то, чтобы
доехать до финиша первым.
— Сукин сын, а я ведь почти поверил, что гонка будет честной, — сухо усмехается
Чонгук, качая головой.
— Намджун…
— Привет, друг.
Чонгук смотрит в глаза тому, кого называл другом, ровно пять секунд, после чего
срывается с места и налетает, обрушиваясь на Намджуна. Они оба валятся на капот
регеры. Чон нависает сверху скалой и заносит сжатый кулак для удара, который сразу
же прилетает Киму в челюсть. Тот не успевает что-либо понять, растерянно
уставившись на Чонгука, от которого сейчас жаром пышет сильнее, чем от адского
котла или раскаленной лавы.
— Так вот кто тут крыса, оказывается, — разъяренно рычит Чонгук, прожигая
непринужденного Намджуна своим ядом и ненавистью пропитанным взглядом. — Я
подозревал всех. Каждого. Но только не тебя. Не того, за кого мог отдать жизнь.
Намджун вздыхает и зачесывает свою челку назад, окинув Чонгука ничего не выражающим
взглядом. С каких пор там пустота? Чонгук не узнает Намджуна. Это другой человек,
лживый и совершенно незнакомый.
— Ты мог убить Хосока, — взрывается Чон, прерывая альфу и вновь начиная наступать
на него разъяренным зверем. Как он не убил его еще, как может выслушивать? — Ты
ведь был среди тех троих, когда он участвовал в заезде? Ты был там, да?
— Черный корвет, — шипит Чон сквозь зубы, пихая Намджуна в плечо и подходя
вплотную. Он вгрызается в него взглядом своих черных глаз, подернутых дымкой
дичайшей злости. Он бы ее размазал по асфальту кровью Намджуна, его ошметками.
— Это ты?
— Вы думаете, что круче всех, — рычит альфа в лицо Чонгука, прижав его к двери
агеры, и сжимает пальцы на его шее. — Вот только автор новых правил не Джихан, а я.
И все будет так, как я и задумал. А таких, как вы, на дорогах больше не останется.
— Теперь я точно знаю, что ни перед чем не остановлюсь, — хрипит Чонгук, смотря
Намджуну прямо в глаза, выражая свою угрозу взглядом. — Надо будет убить тебя —
поверь, моя рука не дрогнет, — утерев тыльной стороной ладони кровь с губ, он грубо
сбрасывает с себя руку Кима и пихает в плечо. — Этим, — Чонгук сплевывает, кивком
указывая на разбитое лицо Намджуна, — не отделаешься, если я увижу тебя возле кого-
то из моей семьи.
Мерзкое осознание того, что все это время Ким играл свою отточенную роль, ложится
сверху новым, еще более тяжелым слоем. Чонгук сжимает руль крепко, едва не разрывая
кожу, которой он обит. Внутри собирается отравляющая горечь, которую хочется
поскорее выплюнуть, вывести из организма. Чонгук безрадостно усмехается и качает
головой.
Кому теперь верить, если предал даже один из самых близких людей?
🔥🔥🔥
Юнги морщится от пробирающихся в комнату лучей утреннего солнца и зарывается с
головой под одеяло, отворачиваясь на другой бок. За собственным, отчего-то тяжелым
дыханием омега слышит, как Хосок ходит по комнате, собирается и коротко
переговаривается с кем-то по телефону, звуча совсем тихо, чтобы не разбудить своего
омегу. Юнги стягивает одеяло с головы и замечает широкую спину альфы, натягивающего
черную футболку. В эту же минуту все перед глазами начинает плыть, а к горлу
медленно подкатывает тошнота. Юнги жмурится и тихонько мычит, уткнувшись лицом в
подушку.
— Наверное, съел что-то не то, — хмурится Хосок, коснувшись губами лба омеги и
чувствуя жар. — Или заболел. Говорил я тебе не есть столько мороженого, —
недовольно качает головой альфа, смотря на омегу, виновато опустившего взгляд. У
Юнги лицо бледнее обычного, под глазами залегли синяки, а в глазах читается
бесконечная усталость и слабость. — Позвоню в школу, сообщу, что ты не сможешь
прийти на уроки.
— Не нужен мне врач, я сам знаю, что нужно, — морщится омега, отрицательно качая
головой и приподнимаясь на локтях. — Из-за папы я практически все лекарства выучил.
Что и для чего нужно, все такое, — пожимает плечами Юнги.
— Пока нужно сбить температуру, — Хосок теперь уже ладонью касается влажного лба
омеги и отстраняется, выходя из комнаты.
Когда Юнги перестает тошнить, Чон помогает ему подняться и подводит к раковине.
Омега умывает лицо холодной водой и полощет рот. Поднимает взгляд к зеркалу и
встречается со своим изнеможенным отражением. Такое чувство, будто не живой вовсе.
Тошнота проходит, но головокружение не стихает.
— Тебе нужно в постель, малыш, — альфа вплотную подходит к Юнги, еле стоящему на
ослабших ногах, и прижимает к себе, выводя из ванной.
Омега облегченно выдыхает, когда вновь ложится в постель. Сил нет даже на то, чтобы
руку поднять. Он притягивает к себе одеяло и обнимает, прильнув щекой к подушке и
смотря на Хосока, сидящего рядом.
— Ненавижу валяться вот так, как беспомощный старик, — жалуется Юнги, обессиленно
прикрыв глаза.
На тумбе начинает вибрировать телефон альфы. Чон хмурится и берет его, принимая
звонок.
— Да, Чонгук? — спрашивает он, смотря Юнги в глаза и поглаживая свободной рукой
его нежную холодную ладонь.
Хосок поджимает губы и хмурится, ненадолго задумываясь. Ехать надо в любом случае.
В душе будет ноющая тревога, не дающая покоя, волнение за омегу, но отказаться не
выйдет. Альфа понимает, что остаться не может никак. Он снова берет свой телефон и
встает с кровати, расхаживая по комнате. Юнги следит приоткрытыми глазами за Чоном,
замечая, как тот кого-то набирает и прикладывает мобильный к уху.
— Кому ты звонишь?
— Знаю, но мне так будет спокойнее, — мягче говорит Хосок, глянув на омегу.
— Тэхен? — отвлекается он, когда Ким принимает звонок.
🔥🔥🔥
— Думаешь, нас повязать хотят? — задумчиво спрашивает Хосок, глянув на брата,
сидящего в кресле рядом перед столом офицера в полицейском участке.
Хосок уже открывает рот, чтобы ответить брату, как дверь в кабинет за их спинами
распахивается, впуская в светлое, типичное помещение полицейского участка офицера
Ким Югема. Обычно расслабленное лицо альфы с извечной легкой улыбкой сейчас
выглядит напряженным и крайне серьезным. В опущенной правой руке у Кима какая-то
черная папка, а в другой — полицейская темно-синяя фуражка под цвет его формы,
идеально сидящей на высоком и далеко не худощавом теле. Югем закрывает за собой
дверь и быстро проходит к столу, бросив на него все, что держал в руках. Он ерошит
свои угольно-черные волосы и, наконец, поднимает взгляд, смотря то на одного Чона,
то на другого. Чонгук терпеливо ждет, изогнув бровь, а Хосок барабанит пальцами по
ручке кресла.
— Не мы, — просто пожимает Чонгук плечами, закинув руку на спинку кресла и дергая
носком ботинка в воздухе. — Мы как раз таки с этим боремся.
— Вы? — Югем неверяще щурится и хмыкает. — А полиция на что? Мы тут на что? Что-то
происходит уже не один месяц, а я до сих пор не могу понять, чьих рук это дело и по
какой причине случаются эти убийства. Ни одной гребаной зацепки, все, черт возьми,
молчат.
— Если меня будут сажать за содействие преступникам, я вас обоих прежде пристрелю,
мне все равно терять нечего будет, — хмыкает офицер, откидываясь на спинку своего
кресла и потирая переносицу двумя пальцами. — И если ваши терки не прекратятся, а
люди продолжат погибать в авариях, полиция будет вынуждена вмешаться в дела улиц, —
Югем смотрит на Хосока и переводит взгляд на стоящего сбоку от стола Чонгука.
Предупреждает, сверкая полным серьезности и уверенности взглядом. Ему ведь тоже
надо исполнять свой долг, негласная договоренность, только что произошедшая, очень
шаткая, зависящая от того, как будут действовать братья. Югем просто дал фору, а
после полиция непременно погонится следом.
— Легавые только усложнят все. Не лезьте столько, сколько это будет возможно. Мы
пока копаем под того, кто все это устраивает. Когда будет достаточно доказательств,
я сам лично тебе в руки отдам все, что у нас будет, — уверяет Чонгук, смотря на
офицера так, что в его словах нельзя даже на секунду усомниться. Югем и не
пытается, потому что прекрасно знает Чонгука, который ни разу не подводил и всегда
сдерживал данное слово. Ким в нем уверен, даже если и не показывает этого. Взглядом
дает понять.
Офицер вздыхает и поднимает руки в сдающемся жесте, кивнув пару раз. Чонгук
довольно ухмыляется, а Хосок заметно расслабляется.
Хосок закуривает, как только они с Чонгуком выходят из участка. По голубому небу
медленно плывут белоснежные облака, создавая временные тени на земле. Легкий свежий
ветерок колышет яркую зеленую листву и волосы на макушке. По горло заваленные
работой сотрудники полиции куда-то спешат с папками в руках, говорят по телефону и
с чем-то вечно разбираются. Чонгук натягивает на голову черную кепку и сует руки в
карманы черных потертых джинсов, кинув на курящего брата короткий взгляд. А самому
уже совершенно не хочется курить, как будто не было никакой зависимости, что год
мучила в тюрьме, не давая покоя.
— Не знаю, многое остается между нами с тобой. Все, что касается продаж и закупок,
местонахождения нашего секретного склада и некоторых сделок. Об этом даже Юнги не
знает, — Хосок слегка щурится от палящего солнца и стряхивает пепел на землю, вновь
зажимая сигарету в уголке губ. — Много этот ублюдок не слил бы Джихану.
Имя Намджуна больше не звучит из уст Хосока с тех пор, как он увидел разъяренного
брата, вернувшегося с гонки с регерой, принадлежащей врагу. Его даже не упоминают в
их небольшой семье, которая теперь собирается только в дыре или у Чимина в
квартирке. У них больше нет родного гаража и друга. Намджун словно умер. Лучше бы
так и было, чем то, что есть. Грязная, противная правда, о которой даже думать
неприятно до тошноты. В кругу семьи стало слишком тихо, будто так проявляется
молчаливая, негласная скорбь. Хуже всего Джину, которому Намджун был самым близким
человеком на свете. Все они сполна ощутили прелесть предательства, все в нем
захлебнулись, потонув с головой. И им до сих пор не верится.
— Нужно быть еще внимательнее. Мы можем только друг другу доверять, Хосок-а, —
говорит Чонгук, останавливаясь и становясь напротив брата. Хосок выпускает дым и
согласно кивает, с прищуром смотря на Гука. — Ни Юнги, ни Тэхену нельзя что-либо
знать. Прежде всего, ради их же безопасности. Если До посмеет тронуть…
Чонгук поджимает губы и коротко кивает, смотря брату в глаза. Если это случится, он
сам сделает так, что Джихан будет гнить под землей.
🔥🔥🔥
Юнги сидит на диване, подобрав под себя ноги и сжимая в пальцах джойстик.
Сосредоточенный и внимательный взгляд кофейных глаз направлен на экран большого
телевизора. Омега ловко двигает пальцами, нажимая на нужные кнопочки и управляя
автомобилем, летящим по какой-то пустынной местности. Спереди летят машины
соперников, которых предстоит обогнать. Не отрывая взгляда от телевизора, Юнги
берет из рядом стоящей тарелки шоколадное печенье и отправляет в рот, быстро
пережевывая.
После того, как Хосок ушел, Юнги выпил необходимые таблетки, найденные в аптечке, и
поспал около часа. Тэхен, который был на учебе, когда позвонил Чон, сказал, что
приедет сразу же после второй пары, и уже должен был быть здесь с минуты на минуту.
Юнги после сна полегчало, тошнота притихла, как и головокружение, но легкая
слабость все еще окутывала и без того щупленькое тело.
Юнги облизывает губы, испачканные шоколадом, и чувствует, как тошнота вновь дает о
себе знать, только омега ее игнорирует, закидывая в рот еще одно печенье. Он почти
обогнал главного соперника.
Тэхен стягивает с себя атласный черный бомбер, под которым у него светлая футболка
с принтом, и бросает на кресло вместе с мобильным и ключами от своей лаферрари.
Зачесав огненную челку назад, омега садится рядом с Юнги, который даже не удостоил
его взглядом, полностью окунувшись в гонку.
— Пошли, испробуй ее, она ждет прямо у дверей, — улыбается Тэхен, устало опуская
голову на плечо Юнги и следя за тем, что происходит на экране.
— Что с тобой вообще? — хмурится Ким, приподняв голову, и кладет на плечо Юнги
подбородок. — Хосок по телефону звучал очень серьезно. Я вырвался с учебы, как
только смог, а ты тут прохлаждаешься.
— Он преувеличивает, — морщит нос Мин, беря из тарелки еще одно печенье и попутно
кивая Тэхену, чтобы угощался. — Я просто приболел, ничего страшного не случилось,
как видишь. Но я рад, что ты приехал, — улыбается Юнги другу, смахивая на хомяка,
набившего щеки запасами на зиму. Тэхен смеется и тыкает омеге в щеку, чувствуя, как
там перекатывается печенье.
— Не подавись, Юнги-я.
Юнги отворачивается к экрану, быстро пережевывая печенье. Его игрок находится уже
на лидирующей позиции в большом отрыве от соперников, оставшихся позади, а до
финиша остается километр. Юнги давит на кружок и кидает взгляд на маленькую карту в
нижнем левом углу экрана. Как только он проглатывает печенье, тошнота возвращается,
мгновенно усилившись в разы. Его вот-вот стошнит прямо на ковер. Мин резко
отбрасывает джойстик. Его машину в игре заносит, и она съезжает с дороги, врезаясь
в дерево. Юнги спрыгивает с дивана и несется в ванную, прижимая ко рту руку. Если
бы он мог, то выругался сейчас на весь дом, потому что какого черта вообще
происходит?
— Юнги?
Юнги берет для себя второй и выбирает заезд, уставившись на большой экран. Внутри
от слов Тэхена, сказанных в ванной, образовался комок, прямо в животе стягивающий
тугим узлом. Это далеко не самое приятное чувство. Сомнение называется.
🔥🔥🔥
Джихан стоит перед своим гаражом, из которого льется холодный белый свет,
разгоняющий мрак вокруг него. В одной руке тлеет сигарета, другая покоится в
кармане темно-синих брюк, идеально подчеркивающих крепкие бедра. Светло-голубая
рубашка расстегнута наполовину, а рукава закатаны до локтей. Альфа подносит к губам
фильтр сигареты и затягивается, заполняя легкие горьким крепким дымом.
До часто проводит свои вечера вот так, выкуривая неизвестную по счету сигарету и
разглядывая шедевры, стоящие в ряд в просторном гараже. Каждый блестит и
переливается на свету глянцем, отбрасывая свои могущественные тени на белоснежный
кафельный пол. До горд тем, что имеет. В каждом автомобиле мощи за тысячу лошадей;
двигатели, с которыми машинам, разъезжающим по ночным улицам, не тягаться. У
Джихана в руках сила, власть и финансы, недостижимые для простого смертного. У До
лучшие автомобили, и совсем скоро наступит их время правления на дорогах.
Губы Джихана трогает легкая улыбка, когда он слышит шаги за спиной. Он даже не
оборачивается, знает, кто пришел.
Намджун встает рядом с альфой, сунув руки в карманы кожаной куртки и, подобно До,
разглядывая автомобили. Среди них больше нет регеры, она теперь способна покорять
улицы.
— Чоны затихли, осторожничают, но это нам на руку. Еще немного, и я получу Тобон.
Этот район почти сломался, осталось чуточку надавить, — рассказывает Ким, перебирая
в пальцах металлическую зажигалку, лежащую в кармане.
Джихан делает шаг к гаражу и зажимает сигарету меж губ, смотря зверю, стоящему
напротив, прямо в глаза. Подходит ближе и касается кончиками пальцев черного
матового капота бугатти.
— Каково это… остаться без друзей? — задумчиво интересуется До, склонив голову и
покусывая фильтр сигареты.
— Не вызывай во мне чувства, До, они тут ни к чему, — хмыкает Намджун, наблюдая за
Джиханом.
Чимин потерял счет коктейлям, которые плавно перешли в нечто более крепкое. Он
упустил тот момент, когда мог еще остановиться и уехать домой в более адекватном
состоянии, но теперь уже поздно. Он в плену чужих рук, из которых выпутываться
абсолютно не хочется, ему это нравится.
🔥🔥🔥
Чану покусывает кольцо в своей губе, в татуированных пальцах держит сигарету, пепел
на которой давно пора бы стряхнуть в рядом стоящую пепельницу, но он этого даже не
замечает. Тяжелый взгляд темных глаз направлен на разгоряченную танцами и алкоголем
толпу. Альфа скрывается за сигаретным дымом, заполнившим уголок, в котором он
сидит, не желая быть замеченным. Он бы вообще здесь не сидел сейчас, когда каждая
псина Джихана скалит зубы, стоит учуять запах Има. Он бы сейчас не подставлялся, но
ему плевать на себя. А на того, кто на танцполе отдается наслаждению, приоткрыв
персиковые губы и позволяя кому-то себя лапать, — нет.
Чану не воскрес. Он даже не умирал. Однако с тех пор, когда затылка коснулось дуло
пистолета, началась его новая жизнь. Не такая яркая, привлекающая внимание всех,
кому не лень за ней наблюдать и становиться ее частью. У Чану во власти больше нет
ни района, ни людей, которых он называл своей командой. Он в одно короткое
мгновение лишился всего, что так давно собирал, что честно завоевывал победа за
победой. Джихан забрал все, что только мог, оставив Има ни с чем.
Наказание, которое Чану еще сотни раз бы получил, и даже хуже, — умер бы, только бы
тому, за кем он так пристально следит весь вечер, не грозила опасность. Смерти он
не боится. Точно не своей. И рад он «пощаде» лишь потому, что сможет уберечь
Чимина. Чертовски упрямого и бесстрашного Чимина.
Чану сразу понимает по омеге, что тот пьян чересчур. Трезвый Чимин себя так не
ведет, не дается в руки кому попало, а еще странно, что никого из банды Чонов не
видно. Омега тут один. После того, как они узнали о предательстве Намджуна, все
стало по-другому. Банда Чонов редко появляется в дыре, почти никак не дает о себе
знать на ночных улицах. Они даже в заездах не участвуют. Им понимает, для чего это
делается. После того, что произошло, они решили вести себя тише и лишний раз не
показываться на глаза. Возможно, готовят какой-то план действий, ответный удар, —
Чану не знает. У него на этот счет есть мысли и намерения, но сейчас, когда легкий
аромат цитрусов, даже несмотря на то, что смешался с сотнями других ароматов,
доходит до него невесомым шлейфом, он ни о чем другом не думает.
Чимин с незнакомцем покидают танцпол. Омега идет спереди, а сзади идущий мужчина
удерживает его за талию, так и порываясь спустить руки на упругую задницу. Чужие
ладони все-таки съезжают вниз, Чимин строит на лице легкое недовольство и
возвращает руки альфы на свою талию, а когда поворачивается к нему лицом, то
внезапно меняется, обворожительно улыбаясь, словно и не было ничего. Это замечает
только Чану, вновь позабыв о сигарете, зажатой меж губ. Он слегка хмурит брови под
челкой и уже порывается встать, но всеми силами себя удерживает.
Чимин успевает уловить знакомый аромат кардамона и корицы за секунду до того, как
Чану появляется в поле зрения. А еще через секунду Им грубо отрывает ничего не
успевшего понять альфу от Чимина, буквально отшвыривая его к противоположной стене.
— Тебе пора домой, — цедит Чану, стараясь сохранять выдержку. Он подходит ближе и
берет омегу за локоть, собираясь вывести, но тот мгновенно вырывается из хватки и
кидает взгляд за спину альфе.
Чану хватают за плечо, рывком разворачивая. Альфа, минутой ранее зажимавший Чимина,
замахивается для удара, но не успевает закончить атаку, дезориентируясь, когда Им
бьет первым с разворота ему точно в нос. Тот отшатывается, сразу же хватаясь за
лицо. Некоторые, занятые уединением парочки, оборачиваются, но вмешаться не
пытаются.
Холодный ночной воздух, словно пощечина, бьет по разгоряченному телу омеги. Чимин
мгновенно трезвеет и покрывается мурашками. То ли от кусачего холода,
прокрадывающегося под одежду, то ли от пронзительного взгляда Чану. В относительной
тишине мысли кое-как собираются в кучу, восстанавливая картинку последней их
встречи. Чимин поджимает губы и рефлекторно отходит назад, сверля Чану недовольным
взглядом, в котором альфа улавливает то самое разочарование, которое успел
позабыть.
— Что тебе надо от меня? — спрашивает Чимин хрипловатым голосом. Чану нависает над
ним непреодолимой преградой, почему-то особенно раздражая сейчас своим
непроницаемым взглядом, сквозь который никому и ничему не пробиться.
— Я не хотел тебя убить, Чимин, — Чану зачесывает челку назад и делает шаг к
настороженному Чимину. Фиолетовый свет неонов отражается на кольцах в его брови и
губе. Альфа буквально чувствует, как внутри омеги нарастает напряжение, которое
вот-вот вырвется наружу ураганом. — Я бы никогда…
Чану ухмыляется и лижет нижнюю губу, качая головой. Такой Чимин особенно
удивительный. Он открылся сейчас с новой, ранее невиданной стороны. Им бы
бесконечность держал его в руках, рассматривая все грани и открывая новые.
Чану резко перехватывает его поперек живота и, развернув к себе лицом, прижимает к
холодной кирпичной стене возле входа в дыру, сразу же перекрывая все пути отхода.
Чимин замирает, как жертва в лапах хищника, и огромными глазами смотрит прямо в
черные напротив, в которых отражается неоновый свет.
— Будь мне плевать, убил бы без раздумий, — хрипло шепчет альфа, горячо выдыхая на
приоткрытые губы Чимина. Взгляд невольно спускается к ним, ненадолго задерживаясь,
и возвращается к кофейным глазам, в которых плещутся легкий испуг и оцепенение. У
Пака по коже прокатывается волна мурашек от этого глубокого голоса вкупе с
бездонным взглядом. — Ведешь себя, как шлюшка, готов был отдаться…
Длинные пальцы, увитые линиями голубых вен, касаются нежной щеки, на которой тут же
вспыхивает румянец, словно ожог от прикосновения. Чимин ничего не успевает
осознать, когда чужие губы накрывают его собственные, увлекая в глубокий поцелуй
без шанса на глоток воздуха. Чиминовы пальцы ложатся на широкие плечи альфы, тело
само льнет к нему бесконтрольно. Контроль этот полностью берет Чану. Эти сладкие и
мягкие губы, как он и ожидал, сводят с ума мгновенно. Чимин сначала бездействует, а
затем, когда Им начинает слегка давить языком, приоткрывает губы, позволяя
проникнуть ему внутрь, и начинает скользить своими в ответ.
Внутри все в мелкой судороге бьется, а стук сердца заглушает даже приглушенные
биты, доносящиеся из клуба. Чимин дышит поцелуем, жадно глотает чужой кислород и
зарывается пальцами в смоляные волосы на затылке, прижимаясь грудью к альфе. Кожа
покрывается мелкими щекочущими мурашками, когда крепкие руки Чану берут за талию.
Им легко подхватывает худенькое тело, не отрываясь от желанных губ, а Чимин без
раздумий обвивает ноги вокруг его торса, обнимая за шею и кусая альфу за губу.
Внутри разгорается первозданное дикое пламя, сжирающее все на своем пути, не
способное так просто потухнуть. Чимин смешивается в пробудившемся желании и
алкоголе. Его словно водоворотом накрывших ощущений уносит. Он не сопротивляется.
🔥🔥🔥
В кромешной тьме маленькой квартирки Чимин слышит свое собственное тяжелое дыхание
и поцелуи, в которых сталкиваются их с Чану губы. Прохладный воздух лижет горячую
кожу, когда футболка отлетает на пол, а следом за ней — джинсы.
Чану такой яркий сон никогда в своей жизни не видел. Настолько реальный, что на
кончиках пальцев покалывает от прикосновений к мягкой коже омеги, о котором все
мысли дни напролет. Чимин все еще находится в легком дурмане, а от поцелуев этих
жарких пьянеет в десятки раз сильнее, забывая дышать. Давно бы упал, если бы не
крепкие руки альфы на талии. Они ему упасть не позволят.
Чимин снова оказывается в объятиях альфы, вздрагивая от соприкосновения с его
холодной кожанкой своей грудью, но все равно прижимаясь как можно ближе. Чану несет
омегу в комнату, прекрасно ориентируясь в темноте квартирки, в которую даже уличный
свет не попадает. Все фонари выбиты. Он опускает Чимина на прохладную кровать
осторожно, как самое драгоценное. То, с чем нужно быть крайне осторожным, а иначе
можно сломать.
Пара секунд, и альфа, избавив себя от одежды, оказывается сверху. Чимин сразу же
припадает к нему губами и ладонями, скользящими по крепкой груди. Ему бы сейчас
разглядеть это подтянутое тело, которого прежде ему видеть не доводилось. Наверняка
все усыпано чернильными рисунками, которые тянутся вверх, к шее.
Чимин прикрывает глаза, выдыхает через приоткрытые губы в шею альфы, а подушечками
пальцев скользит по его груди вниз, пока не сталкивается с чем-то холодным и
крепким. Чимин распахивает глаза и смотрит на Чану. Зрение привыкло ко мраку,
поэтому омега может разглядеть его выражение лица и глаза, все такие же
внимательные и горящие от желания. Чимин очерчивает указательным пальцем грудь
альфы, ощупывает, осознавая, что это маленькое колечко в соске. По телу проходит
разряд мелких мурашек. Чимин цепляет колечко пальцем и слегка тянет, заставляя
альфу выдохнуть. Он ловит его дыхание и приподнимает голову, находя губы и вновь
сплетаясь в поцелуе.
Чимин и не думал, что вечно холодный, подобно льдам Арктики, Чану может быть таким
теплым и даже пламенным. Он возгорается и поджигает Чимина, пробуждает в нем
странные чувства, невиданные прежде, дает те ощущения, от которых голова идет
кругом. А реальность смазывается, оставаясь жалкой декорацией.
Голову заполняет тягучее, как патока, наслаждение, которое приносит альфа. Кажется,
так ни с кем не было. Не хочется быстрого и мимолетного сумасшествия. Хочется
медленно и сладко сходить с ума друг с другом, друг в друге, выбросив из окна
шестого этажа все ненужные мысли. Чимин распадается на мелкие составляющие в этом
прохладном полумраке, согреваемый телом того, от кого не ожидал. Ему бы в себя
прийти, очнуться, посмотреть в черные космические глаза, но ведь еще больше в них
пропадет, а сейчас ничто другое не имеет значения.
Чану скользит губами по сладкой коже, собирает кончиком языка ее нежный вкус и
втягивает носом. Раздвигает стройные ноги и оглаживает бедра, получая в ответ тихий
вздох. Омега рефлекторно выгибает спину и обнимает Има за шею, прижимается ближе и
жмурится. Перед глазами искры желания и чего-то еще неуловимого, едва ощутимого, но
существующего прямо здесь и сейчас.
Чану осторожен в своих действиях, держит своего зверя на коротком поводке, не давая
сорваться. Сейчас так не хочется, сейчас так не получится. Чимин под ним медленно
плавится, своим же огнем поджигаемый, а Чану подбрасывает дров, распаляет и
заставляет каждым своим прикосновением гореть ярче.
Первый толчок — первый сладкий стон в самое ухо. Мелодично, тягуче. Редкое, почти
недостижимое удовольствие. Чимин вцепляется ноготками в татуированную спину альфы и
ищет губы, сразу же впиваясь и позволяя чужому языку проникнуть в свой рот и
хозяйничать. Внутри пульсирует возбуждение, а выделяющаяся смазка хлюпает от
каждого толчка и прикосновения кожи к коже, заводя еще больше. Чимин сцепляет ноги
на пояснице Чану и приподнимает бедра, двигаясь навстречу толчкам, увеличивающимся
в темпе.
Им заполняет его собой полностью, целует каждый миллиметр медовой кожи, от которой
грех оторваться, ловит каждый стон губами и заставляет быть громче. Ни одна
фантазия, ни один сон не идут в сравнение с тем, что есть в реальности. Такого
Чимина не повторит сознание; оно не воссоздаст этот чистый звук его хрипловатого
голоса, в котором Чану выявляет собственное имя. И от этого еще хуже-лучше. Голова
кругом идет, как от первой затяжки высокосортной травы, а по телу разливается лава,
испепеляющая все на своем пути.
Чимин неповторим.
Одинокий фонарь где-то за окном вспыхивает, делясь своим тусклым светом с комнатой,
погруженной во мрак. Холодный свет скользит по блестящим от пота телам, освещает
сверкающие глаза, делая их еще ярче и больше. В них затеряться — раз плюнуть. Чимин
смотрит прямо в душу, двери которой Им забыл прикрыть, забывшись в наслаждении,
поддавшись искушению окончательно и безвозвратно. Чану от него теперь не откажется.
И дело не в его теле, не в его губах, что так манили долгое время, а в том, что во
взгляде этом. Чимин и сам не ведает, что там, Чану подавно, но альфа улавливает
надежду, видит, как омега делает к нему навстречу шаг, и это не из-за пьяного
возбуждения, в котором все вокруг забывается, утекая в водоворот бесконечных
чувств. У Чимина в глазах это осознанно, ясно и четко. А еще глубже в нем засела
вина склизким комком, но оба пытаются его игнорировать. Чимин давно в себе это
скрывал, ни себе, ни кому-то еще не давая понять. Сам не знал, не принимал, и
раскрылся лишь теперь.
Но сейчас, когда между ними нет ни единой преграды, когда маски отброшены, а мысли,
о которых старались не думать, вылились наружу, незримой пыльцой витая в маленькой
комнатке, все словно встало на свои места. Чимин теперь целует по-другому. Глубже,
чувственнее, искреннее, каждым прикосновением дает понять, что именно в этом
нуждался. Именно с Чану.
Именно в Чану.
— Джихан оставил меня ни с чем. Убить не решился, не хочет, чтобы еще одно
преступление на него было повешено, знает, что на него подумают. Слишком много
шумихи из-за моей смерти могло бы подняться на улицах, — объясняет Чану,
перекатывая в пальцах фильтр сигареты.
— И это все равно проблема, — пожимает плечами альфа. — Лишний скандал сейчас не
нужен никому. И Чоны поэтому притихли.
— У него нет выбора. Я дам Чону то, что приблизит его к победе, а мне она не
нужна. Моя победа в другом.
— Прости… — едва слышно шепчет Чимин, обводя подушечкой пальца татуировку на груди
альфы. Груз вины медленно опускается на хрупкие плечи и придавливает к земле. Чимин
снова ошибся, снова повелся, пойдя на поводу эмоций, забыв о том, что сначала нужно
думать, а потом уже действовать. На альфу смотреть не хочется. Тяжко, стыдно.
— За то, что усомнился в тебе, — вздыхает омега, положив подбородок на грудь альфы
и смотря ему в глаза. — Я знаю, что улицы всегда были в твоей жизни на первом
месте. Все мы стремимся к вершинам, но не путем убийств, как До. Ты говорил, что
только честная игра приведет к успеху…
Чимин улыбается уголками губ, смотря в спокойные омуты блестящих в свете улиц глаз.
Чану тушит сигарету в пепельнице и сажает Пака к себе на бедра. Обводит большим
пальцем нижнюю губу и целует, медленно углубляя поцелуй.
Чимин заводит руку за спину и обхватывает вновь твердеющий член альфы, направляя
его в себя и выдыхая в тихом стоне в поцелуй. Негромкие шлепки, соприкосновения губ
и дым от тлеющей в пепельнице сигареты. Чимин по-другому больше не хочет. Он хочет
так, он хочет эти руки на себе и это дыхание на шее, эти глаза, смотрящие так, как
никто и никогда. Чимин хочет с Чану.
🔥🔥🔥
По небольшому гаражу, заполненному теплым солнечным светом, разливается тихая
музыка. Старенькое радио, стоящее на подоконнике, своими небольшими помехами вовсе
не раздражает, а наоборот, успокаивает. В центре стоит темно-серебристый ауди
кватро — когда-то король раллийных гонок, а теперь просто раритет, доставшийся по
наследству и нуждающийся в периодическом уходе.
А еще Джин много думает о том, что прежде не волновало так сильно. На смену
болезненным мыслям, как исцеляющий пластырь, приходят невинные, до смешного глупые
и простые мысли. Они успокаивают, как ромашковый чай, а кватро, стоящая перед
омегой прямо сейчас, вовсе не нуждается в перепроверке, потому что омега совсем
недавно уже рылся в ней, оценивая работу двигателя. Джин так отвлекается,
выстраивая в голове множественные барьеры, не дающие прорваться мыслям о том, кто
вонзил нож не в спину, а в самое сердце.
Но ночью все раскрывается, как будто дамбу прорывает. Все тонет под огромной волной
мыслей о Намджуне, а сам Джин тонет в слезах, которых уже вся подушка полна.
Казалось, этот альфа не может сделать больнее, но снова поразил. Сразил, с корнем
вырвал и выбросил за ненадобностью, а после облил керосином и поджег. У Джина
внутри не пустота и даже не пустыня, у него выжженная земля, на которой в будущем
больше ничего не вырастет.
Ему больнее всех, ему досталась лучшая боль, отборная, не в граммах, а в тоннах. И
пусть все думают: это потому что Джин — лучший друг Намджуна чуть ли не с самого
детства. Пусть так думают и не подозревают о куда более масштабных последствиях,
которые остались внутри Джина после раскрытия истинного лика Ким Намджуна. Так всем
лучше, но не Джину.
Он лижет сухие губы и пододвигается к открытому капоту кватро, беря ключ. Вновь
сосредотачивается на работе, оставляя в мыслях только то, что необходимо сейчас.
Хмурится, мычит в такт музыке и склоняется, изгибается, то откручивая, то
подкручивая, то выкручивая, и так по новой, снова и снова, пока не убедится, что
все в полнейшем порядке. Внезапно замирает, уставившись в пустоту, сжимает ключ в
перепачканных машинным маслом пальцах покрепче и резко отбрасывает. Тот с лязгом
откатывается по бетонному полу под белую ауди. Хорошо, не зацепил.
Как невовремя в голове голосом Намджуна всплывают все наставления, и вот уже не
хочется ничего чинить. Хочется разбить к чертям кватро, отвезти на свалку и
оставить гнить под ливнями и снегами в компании тысячи подобных, никому не нужных
автомобилей. А лучше свою покореженную душу выбросить на свалку и оставить там
ржаветь. Она неисправна, она бесполезна в своем бессилии, в своей слабости и боли,
которою вся пропиталась. Джину она не нужна.
Глубоко вздохнув, Джин поднимается со стула и склоняется перед ауди, протянув руку
и нащупывая закатившийся под автомобиль ключ. Работу надо добить, засунув всплывшие
мысли куда подальше.
Джин сглатывает вязкую слюну и достает ключ, отлепив грудь от бетонного пола и
присаживаясь на колени. Стоит поднять голову, и омегу начинает беспощадно
засасывать черная пропасть когда-то родных глаз. Намджун стоит возле ауди, сложив
руки на груди и глядя на омегу сверху вниз. В глазах мелькает секундное
превосходство, удовольствие. Альфа едва заметно поднимает уголок губ вверх и
изгибает бровь.
— Вот это сюрприз, — хрипло выдает он, скользнув по Джину оценивающим взглядом, от
которого омегу мысленно выворачивает. Боль внезапно куда-то испаряется, а вместо
нее остаются ненависть и раздражение. Намджун действительно снял маску.
— Точно, мне ведь больше не рады, — ухмыляется альфа, обходя ауди и присаживаясь
на капот. — Только я думал, что ты рад будешь.
— Кто эту тачку тронет — с моей помощью отправится на тот свет, — улыбается
Намджун, а голос звучит абсолютно серьезно. Джин поджимает губы и резко
разворачивается, подавляя в себе желание швырнуть ключ в эту довольную рожу.
— Так ты у нас дорогами повелеваешь, как же я мог забыть, — хмыкает он, окидывая
альфу полным отвращения взглядом. — Я спрошу еще раз: зачем ты здесь? У меня куча
дел, и разговор с тобой в них не входит.
Он едва стоит на ногах, опирается рукой о край капота кватро, но взгляда упрямо не
уводит. Внутри все трепещет, содрогается, умирает и вновь воскресает. Что этому
сердцу глупому нужно, что этой бесполезной душе нужно? Что Джину нужно?
Чтобы этот мерзкий предатель и убийца был рядом, вот так, своей широкой спиной
заграждал внешний мир и скрывал в своей тени, оберегал и смотрел хоть с мельчайшей
каплей того, что ощущает сам омега.
Намджун стоит так несколько секунд, смотря на склонившегося над автомобилем омегу,
и ухмыляется, с горечью качая головой. Не этого он ждал, не на это надеялся. У
каждого из них надежды рухнули, рассыпавшись хрустящими под подошвой осколками.
Намджун снова все испортил, сделав только хуже, подлив масла в огонь. Джин только
сильнее запутался, как жалкая муха в паутине, из которой уже не выпутаться. Намджун
не помог, а усложнил задачу, и разбираться с ней омеге в одиночку. В этом никто не
поможет, об этом никто не знает. Не узнает.
Гаражные ворота снова издают скрежет, а следом слышится звук ожившего мотора
мустанга. Джин стоит, склонившись над ауди, до тех пор, пока рык чужого двигателя
не перестает звучать где-то вдалеке.
🔥🔥🔥
Юнги сидит в машине, нервно перебирая пальцами края своей черной мешковатой худи.
Взволнованный и чересчур напряженный взгляд бегает по проходящим мимо людям,
перескакивая с одного на другого. В голове ничего. Там только бегущая лентой строка
«страшно». Омега даже выйти из машины не решается уже около десяти минут, боясь,
что ватные ноги предательски подкосятся. Напротив, прямо через дорогу расположена
аптека, волнуя и устрашая своим зеленым неоновым светом.
Юнги все губы искусал, две ночи не спал, боясь сомкнуть глаза и потеряться в своем
появившемся совсем недавно страхе. Мерил дом нервными шагами и даже пытался
прибраться, чтобы хоть как-то отвлечься от навязчивой мысли, которую внушил Тэхен.
Она и съедает его все это время, не давая покоя. Юнги на нервах, весь напряжен, как
будто сидит на иглах и боится сделать лишнее движение.
Тошнота с того самого дня не проходит, то становясь реже, то чаще. У Юнги уже
глотка болит, но приходится терпеть, потому что Хосоку знать о неумолкающих позывах
не стоит. Омеге везет в том, что Чон большую часть дня находится вне дома. Тяжело
бывает в школе, когда тошнота подступает прямо на уроке, вынуждая отлучиться и
спустя десять минут возвращаться с еще более бледным лицом, потухшими глазами и
испариной на лбу.
Юнги устал это терпеть, пытаясь справляться в одиночку, молчать о своем состоянии и
притворяться, что все здорово. Он старательно себя убеждает в том, что такой ошибки
произойти не могло, судорожно приводит причины и сам себе пытается объяснить, что
переживать не за что, но внутри это липкое чувство не дает о себе забыть ни на
секунду, как будто напоминает, что все может быть совсем не так, как надеется Юнги.
От всего этого омега еще сильнее бесится; и на себя злится, и на Тэхена, который в
нем посеял сомнение, и даже на Хосока, которому так хорошо в неведении.
Юнги хочет думать, что это просто профилактика, самая обычная проверка, и в то же
время чуть ли не плачет от страха, как перед сдачей самого важного в своей жизни
экзамена. И даже это теперь не так пугает, как покупка теста на беременность. Он
сжимает пальцы в кулак, мысленно настраивает себя, подбадривает, уверяя, что ничего
страшного в походе в аптеку нет, шумно выдыхает и накидывает на голову капюшон,
натянув его пониже, чтобы скрыть глаза. Наконец, открывает дверцу порше и выходит
из машины, сдерживая себя от порыва запрыгнуть в нее и рвануть отсюда подальше.
Сует руки в карманы, сжимая в пальцах телефон, и переходит дорогу на светофоре,
опустив голову.
Неприятный запах лекарств бьет в нос и раздражает. Омега поджимает губы и насильно
заставляет себя двигаться вперед, к кассе, у которой стоят двое человек. Всего
лишь. Сейчас тот единственный момент, когда Юнги не прочь отстоять огромную
очередь, но и тут сработал закон подлости. Он все еще мысленно сам себя соблазняет
уходом из аптеки, но ноги упрямо тащат его вперед, сокращая шансы на отступление.
Стоять приходится недолго. Все это время омега даже голову боится поднять. Вдруг
узнают, вдруг засмеют. Наверное, даже хорошо, что людей тут практически нет. Когда
последний покупатель выходит из аптеки, Мин поднимает голову и сталкивается с
внимательными и излучающими дружелюбие глазами фармацевта. Даже это кажется Юнги
маской, за которой его осуждают и осмеивают. Он тяжело сглатывает и размыкает сухие
губы, не своим голосом промямлив:
Возможно, это и так для самого Юнги. В этом тесте заложена его дальнейшая судьба.
🔥🔥🔥
Он влетает в ванную, сразу же запирая дверь. Хосока дома нет, но он может прийти в
любую минуту. Дрожащими от страха и волнения пальцами Юнги распаковывает тест и
зависает на несколько секунд прямо так, с наполовину снятой худи и расстегнутыми
джинсами. А ноги снова подрагивают, угрожая подкоситься. Омега бессильно опускается
на крышку унитаза и сверлит тест немигающим взглядом. Ощущение такое, будто сейчас
Мину должны вынести смертный приговор. Именно так он думает, представляя себе
беременность. От одной лишь мысли в дрожь бросает.
Юнги вздыхает и заставляет себя действовать побыстрее, чтобы скорее со всем этим
покончить и спокойно вздохнуть.
Ожидание мучительно. Оно медленно сжимает в своих тисках все тело, даже двигаться
не дает, лишая сил. Юнги просто сидит на кафельном полу посреди ванной комнаты,
обняв свои худые колени, усыпанные синяками, и гипнотизируя взглядом тест, лежащий
на краю раковины. В горле образуется горький тяжелый комок, который ни сглотнуть,
ни выплюнуть. Параллельно омеге приходится вслушиваться во внешние звуки, молясь,
чтобы Хосок не вернулся домой именно сейчас. Такое состояние он не сможет скрыть от
альфы. Развалится прямо перед ним на куски, а объяснить ничего не сможет.
Долгие пять минут ожидания, наконец, проходят. Юнги затаивает дыхание, поднимается
на ноги и в два коротких шага оказывается перед раковиной. Кажется, даже сердце в
этот момент перестает биться. Он прикусывает губу и, досчитав мысленно до десяти,
обхватывает дрожащими пальцами тест. В последний раз мысленно молится всем
известным богам и опускает взгляд на результат.
Мир рухнул в эту секунду, оставив под ногами Юнги засасывающую невесомость. Под
веками отпечатались две проклятые полоски, поставившие крест на жизни омеги. Он
теряется в потоке нахлынувших мыслей далеко не самого яркого и приятного
содержания. Видит взгляды близких, полные осуждения и отвращения. А самое
страшное — Хосока, которого Юнги обрек так же, как и себя.
Он никогда даже мысли о ребенке не допускал, хотя и знал, что когда-нибудь точно
подарит его Хосоку. Но не сейчас. Не тогда, когда Юнги всего лишь семнадцать, и
единственная важная вещь, о которой он должен думать — это выпускные экзамены.
Юнги от самого себя мерзко. Хочется залезть под кипяток и смыть липкий слой
тошнотворного чувства, но себя самого не оттереть, от себя не избавиться.
Под кожу прокрадывается холод, кажется, Юнги даже слышит вой пустоты и одиночества,
накрывшего его глухим куполом. Это чувство убивает, отравляя кровь, высасывая
кислород.
«Я залетел».
🔥🔥🔥
— Назови мне причину, по которой я не должен тебя сейчас пристрелить.
— Если бы, — сухо усмехается Чану, сунув сигарету в зубы и прикурив себе.
— Я хочу помочь, — пожимает плечами Им, выпуская струю дыма в ночное небо.
Холодный ветерок треплет черные волосы, приоткрывая лоб. Чонгук вскидывает брови и
открывает рот, чтобы ответить, но Чану его опережает: — Ты же не первый год меня
знаешь, Чонгук. Я хоть и стремлюсь к высшим целям, но добиваться их таким путем,
как До, не стану.
— У меня есть бумаги, благодаря которым Джихана возможно упечь за решетку. Только
не все, лишь некоторые из его махинаций. Самое важное нарыть не успел.
— Как тебе удалось? — спрашивает он, подходя чуть ближе и внимательно смотря на
непринужденно курящего Чану.
— Бери любую из моего гаража. Жду тебя завтра, — говорит он и делает шаг назад, но
вдруг останавливается и подходит к Чану почти вплотную, слегка потянув носом его
аромат и заглядывая в холодно-спокойные глаза. — Но у меня одно условие. Держись от
Чимина подальше.
Потому что от Чимина Чану никогда не откажется, даже если война разразится и
заберет тысячи жизней.
Всю ночь До выедал омеге душу кусочек за кусочком, питался сладкой плотью, никак не
насыщаясь. Глотал стоны вовсе не от кайфа, и сцеловывал с искусанных губ проклятия
в свой адрес, демонически улыбаясь в ответ. Джихана всем этим не взять, не
зацепить. Это его наоборот подпитывает, заряжает, делая почти неуязвимым. А Тэхен
угасает, уже почти не чувствуя боли, рассредоточенной по всему телу. На запястьях
особенно, на них багровые следы от крепкой хватки альфы, что словно цепи.
Тэхен брезгливо отворачивается от альфы и тянет руку к тумбе, чтобы взять телефон и
проверить сообщение, но его тут же перехватывают. Джихан рывком притягивает омегу к
себе и целует в плечо, на котором еще ночью оставил укус.
Тэхен протестующе мычит и извивается под альфой, жмурясь, только бы не видеть эти
глаза, в которых ни капли жалости. Сил на сопротивление почти нет, До его успешно
подавляет, даже не прикладывая усилий и спокойно беря свое.
Джихан ненасытный, жадный, с ума сходит от мысли, что делится этим телом с врагом.
Поэтому поцелуи глубже, а укусы на песочной коже болезненнее. Тэхену хочется
сломать каждую косточку, заставляя кричать до потери сознания. Хочется прижать к
себе и никому не разрешать на него смотреть. Запереть и самому наслаждаться,
лицезреть космическую красоту и такую же космическую боль в больших глазах, которая
в джихановых отражается яркими искрами.
Он забрасывает ноги омеги на свои плечи и одним резким толчком заполняет его
полностью. Тэхен стонет и впивается ногтями в руки альфы, сжимающие его бедра.
Снова царапает в попытках сделать как можно больнее, но бесполезно. Джихан только
грубее двигается внутри него, до красных отметин впиваясь пальцами в нежную кожу.
Тэхен пытается мысленно отключиться, чтобы не крошить остатки души, но боль,
которую причиняет Джихан, отрезвляет, не позволяя забыться. Он заставляет смотреть
на себя, чтобы жадно ловить каждую мелькнувшую в янтарных глазах эмоцию, и взамен
на них обнажать свои. Но Тэхену они не нужны, точно не эти эмоции, которые внутри
все в кашу перемалывают. И кости, и органы.
В этот момент думать о Чонгуке запрещено. Тэхен тогда отчетливо ощущает на себе
толстый и липкий слой лжи, которой с каждым днем становится все больше. Неизвестно,
как долго это будет еще продолжаться, но чем дальше, тем хуже. Каждый раз, смотря в
чонгуковы глаза, полные искренней и чистой любви, которую Тэхен не заслужил, омега
думает, что это происходит в последний раз. Каждый раз, чувствуя на себе губы
любимого, он прощается, бесконечное количество раз мысленно просит прощение,
которого совершенно не заслужил.
А прямо сейчас Джихан все глубже погружает его в грязную непростительную ложь,
обрывая все пути спасения. Толкает в бездну и смотрит сверху, как Тэхен безнадежно
в нее летит.
Альфа насыщает себя сладким цветочным телом, и, кончив, глубоко и долго целует,
покусывая нежные губы, которые никакой ответной реакции не проявляют. До рычит и
прокусывает Тэхену губу, сразу же получая звонкую пощечину.
— Ты мне тот, кем я захочу, чтобы ты был, — усмехается Джихан, повернув голову к
Тэхену. В уголке губ тлеет сигарета. Красивая струя дыма плавно течет вверх,
играясь с лучами.
И все снова, как всегда. Тэхен встает под горячим душем и оттирает джиханов аромат,
въевшийся в кожу. Жаль, следы на теле не стереть, как и слой лжи, что давит на
грудную клетку, чуть ли не ломая ребра. Тэхен глотает слезы, не разрешает себе
расслабиться, иначе рассыплется прямо так, под струями горячей воды. Он до боли
жмурит глаза и утыкается лбом в стекло душевой, шепча как мантру «Чонгук» и
«прости». Ком в горле не дает дышать. Тэхен тихо всхлипывает, от шума воды
совершенно беззвучно, и вцепляется пальцами в свои алые волосы, сжимая их у корней.
Когда Тэхен выходит из душа, простояв там около получаса и варясь в собственной
желчи, растекшейся по венам боли, Джихана в комнате уже нет, зато снизу слышен рык
бугатти, смешавшийся с разговорами альфы с охраной. Тэхен надеется, что он просто
уедет на работу и больше сегодня не притронется к его телу и душе, не ранит
жесткими словами и грубыми поцелуями.
«Я залетел».
🔥🔥🔥
Спустя десять минут при езде на скорости сто восемьдесят в час Тэхен доезжает до
дома старшего Чона и резко тормозит прямо у лестниц, быстро выскакивая из машины.
Омега заглядывает даже в их с Хосоком спальню, что уже идеально убрана. Тэхен
оглядывает комнату и выходит, идя дальше по коридору. Внезапный всхлип, донесшийся
из ванной комнаты, мимо которой омега проходит, заставляет резко тормознуть.
Спустя несколько долгих секунд замок щелкает. Тэхен сразу же распахивает дверь и
замирает в проеме. Юнги сидит на полу в одной только худи, прижав к груди худые
коленки и смотря в пустоту. Глаза у него стеклянные, красные от слез, что дорожками
стекают по щекам и скапливаются на подбородке, а все тело мелко дрожит.
— В этом нет твоей вины, не до этого было, — вздыхает Тэхен, прижавшись щекой к
макушке омеги. — Тебе нужно успокоиться, Юнги-я. Я с тобой, мы что-нибудь
придумаем.
Юнги сидит на диване, заботливо укрытый Тэхеном мягким пледом, и держит в руках
чашку теплого ромашкового чая, приготовленного им же. Нервное напряжение частично
ушло, слезы высохли, а пальцы больше не дрожат от переполнившего омегу страха.
Тэхен сидит рядом, поджав под себя колени и лениво перебирая пальцами белые прядки
Юнги.
— Какая школа, Тэ? Я поехал за тестом, когда Хосок уехал на работу, — вздыхает он,
делая глоток чая. Тэхен кладет голову на его плечо и прикрывает глаза, делясь своим
теплом. Прежде всего для того, чтобы дать понять, что не бросит одного с этим
грузом, хоть и сам еще не до конца осознал, что все это правда. — Я хочу избавиться
от него, — вдруг говорит омега бесцветным голосом, уставившись в чашку пустым
взглядом.
— Почему? — вскидывает брови Юнги, глядя на Кима во все глаза. — Мне не нужно это,
Тэхен. Мне даже просто мысль проти…
— Он не только твой, но и Хосока, — Тэхен этой фразой как будто ледяной водой
окатывает Юнги. У него даже взгляд проясняется, но лишь на секунду, потому что тут
же наполняется диким ужасом. То, о чем он думать боялся, озвучил Тэхен. И тут же
добивает: — Прежде всего, нужно сказать об этом ему.
— Что?! — не своим голосом пищит Юнги, чуть не выронив из рук чашку, которую успел
подхватить Тэхен. Его начинает по новой трясти от подступающей паники, от того, что
нельзя эту тайну скрывать от Хосока, от того, что Чон — отец ребенка, который
непрошено поселился внутри Юнги. — Я не… — мямлит Мин, а глаза его быстро бегают в
полнейшей растерянности, ни на чем не концентрируясь. — Нет, не могу, он же… мы
даже никогда не думали о детях, — едва слышно шепчет омега, обнимая себя за плечи.
— Я даже мысли не допускаю, что внутри меня что-то есть, — шмыгает носом Мин.
— Это же безумие, это… твою мать, это похоже на кошмарный сон, — он качает головой
и поднимается с дивана, скидывая плед на пол. Тэхен настороженно наблюдает за
омегой, боясь, что в таком нестабильном эмоциональном состоянии он выкинет что-
нибудь, о чем потом может пожалеть, но не спешит подниматься следом.
— Ну и как тут может кто-то быть? — с болью в голосе задается вопросом Юнги спустя
минуту, закусив губу, чтобы подавить новый всхлип, и опускает футболку.
Осознание приходит слишком медленно, Юнги все еще окутан неверием и легким шоком,
боясь принять факт того, что там правда кто-то теперь есть. Тот, кто принадлежит им
с Хосоком. Но нужен ли он самому Хосоку? Потому что если нет, то Юнги — тоже.
— Сейчас вам обоим стоит это обсудить и принять общее решение, — говорит ему
Тэхен, накручивая на палец прядку белоснежных волос. — Но, зная Хосока, я уверен,
что он будет только счастлив.
— Ребенок не станет помехой твоей обычной жизни. Конечно, все будет немного иначе,
но… это новый шаг вперед, а не конец жизни, Юнги, — вздыхает Тэхен, помогая утирать
чужие слезы. — И, в любом случае, ты не останешься один, рядом всегда буду я, твой
папа, который точно обрадуется такой новости, наши друзья и даже Чонгук, —
улыбается омега.
— Господи, — Юнги морщится и садится на диван рядом. — Если узнает Чонгук, я даже
представлять не хочу его реакцию.
— Он будет счастлив стать дядей, — смеется Ким, уверенный в своих словах, обнимая
Юнги и притягивая ближе к себе.
— Не говори мне этого, — стонет Мин, качая головой и утыкаясь носом в плечо
Тэхена. — Я не готов, я ни к чему не готов. Я просто хочу быть тем, кем был до
этого.
— Ладно, ладно, — бурчит Юнги, больно прикусив губу и жмуря глаза, чтобы Тэхен не
увидел его неумолкающих слез.
Чонгук, не разрывая поцелуя, тянется к ширинке на брюках омеги. В тот момент, когда
он начинает расстегивать ее, за спиной Тэхена слышится негромкий скрип открывшейся
двери. Омега мгновенно отпихивает от себя Чонгука и, облизав губы, поворачивает
голову назад, все еще сидя на столе.
— Меня не было всего пять минут, — морщится Хосок, стоя в дверном проеме с
планшетом в руке. — С тебя новый стол, Чонгук-а, — дразнит он брата, входя внутрь.
— Я решил вместо Юнги завезти вам кофе, — пожимает Тэхен плечами в свое оправдание
за вторжение, закидывая ногу на ногу и доставая из кармана брюк телефон, чтобы как-
то отвлечься. — Он остался на дополнительных занятиях.
— Как ты можешь так думать о нем? — с наигранной обидой хмыкает Тэхен, качая
головой. — Юнги очень старательный, хочет сдать выпускные экзамены на высший балл.
Ради тебя.
— Если он сдаст все на высший балл, я отдам ему мой кенигсегг, — с фирменной
ухмылкой обещает Чонгук, заранее уверенный в том, что этого не случится. Он берет
свой стаканчик кофе, который, к счастью, почти не расплескался, и салютует им
брату.
«Юнги-я, прошла неделя. Не считаешь, что нужно уже рассказать будущему отцу о его
ребенке?»
Почти каждый день в течение этой недели Тэхен пишет или разговаривает с Юнги о его
интересном положении, подбадривая для того, чтобы омега осмелился и, наконец,
рассказал своему альфе эту важную новость. Он ни на день не оставляет его, не
позволяя сомнениям и страхам закрасться в голову Юнги. Тэхен прекрасно понимает,
что для Мина это слишком рано, учитывая не только возраст, но и его взрывной
характер. Его с трудом можно представить папочкой с младенцем на руках, который
посвящен только лишь ему и домашним делам. Это все ровно противоположно Юнги, но
Тэхен отчего-то уверен, что из Мина выйдет отличный папа. Хосок ему в этом поможет,
они вместе обязательно справятся, только до Юнги эта мысль доходит слишком
медленно, проходя через преграды, которые он сам себе выстраивает в голове. Тэхен
же их разрушает.
— Просто день вдруг стал еще лучше, — Тэхен загадочно пожимает плечами, сунув
телефон в карман брюк. Ему так хочется наброситься на Хосока с объятиями и
поздравлять с тем, что он станет отцом. Он еле сдерживает себя. Такое должен
сказать только лишь сам Юнги.
— Не знаю, что это, но тут явно замешан Юнги, — сложив два плюс два, с подозрением
выдает Хосок, отпивая кофе. — Он все-таки прогуливает?
— Ох, конечно же, нет, Хосок-а, — быстро качает головой Тэхен. — Он просто фотку
прислал, — Хосок заинтересованно изгибает бровь, но Ким его пресекает: — Но я не
могу показать ее тебе, это наше личное.
— Омеги, — цокает старший Чон, сгорая от любопытства. Что там может быть такого,
чего Хосок бы не видел или не знал? Он обязательно спросит об этом у Юнги сегодня
вечером.
— Он все равно выяснит, что это, детка, — ухмыляется Чонгук, подмигнув Тэхену. Как
будто прочитал мысли брата. Ему хватает одного лишь его взгляда, чтобы все понять.
— Югем, — озвучивает имя звонящего Чон, подняв взгляд на брата. Тот чуть поджимает
губы и хмурится. Чонгук берет телефон в руку и принимает звонок, прикладывая его к
уху. — Добрый день, офицер. Что-то случилось?
— Походу так, — кивает Чонгук, хватая свою куртку, висящую на спинке кресла.
— Детка, — говорит он, обращаясь к поднявшемуся Тэхену, что вдруг помрачнел и стал
белым, как мел. Истолковав состояние омеги по-своему, Чонгук подходит ближе и берет
его лицо в ладони, заглядывая в напуганные глаза. — Мне нужно поехать туда, узнать,
кто на этот раз… — Чонгук осекается и вздыхает, на секунду прикрывая глаза.
— Поезжай сейчас ко мне, а я скоро подъеду, ладно?
— Будь осторожен, прошу, — шепчет Тэхен, накрывая теплые ладони альфы своими.
Чонгук коротко кивает и оставляет на кончике тэхенова носа нежный поцелуй, неохотно
отстраняясь от омеги.
— Поехали.
🔥🔥🔥
Агера с тихим рыком подъезжает к небольшому скоплению автомобилей, среди которых
лишь две полицейские, остальные же принадлежат явно не гонщикам, а простым
гражданским, проявляющим любопытство. Некоторые любопытные зеваки выглядывают из
окон своих домов, пытаясь разглядеть случившееся.
— Светло-синий ниссан скайлайн две тысячи второго года, — озвучивает свои мысли
Чонгук, чуть прищурившись и переводя внимание на разбитую машину. — Ударили в угол
заднего бампера на скорости примерно сто тридцать-восемьдесят. Хм, до возгорания не
дошло. Удивительно, как бензобак не задело.
— Этой машины нет в базе данных, — хмурится Югем, поправив фуражку на голове.
— Возможно, незаконно провезена в страну из Японии, — задумчиво говорит Чонгук,
многозначительно глянув на брата. — Но я ее уже видел на дорогах.
— Не все так просто, офицер, — хмыкает Хосок, качая головой. — Наверняка этой
машины уже нет, либо перекрасили, сменили номерной знак. А от вмятины из-за удара и
следа не останется.
— Они похожи на призраков, — хмурится Югем, сложив руки на груди. — Хотя всегда
находятся на публике, перед толпой.
Хосок отходит от альф и осторожно подходит к машине поближе. Неизвестно, что там в
бензобаке, который все еще вполне может подорваться в любую секунду. Альфа
прищуривается и обходит автомобиль с правой стороны. Из-за окна с водительской
стороны виднеется окровавленная рука умершего, лежащая на асфальте, усыпанном
осколками битого стекла. Хосок поджимает губы. Такое видеть тяжело, даже если до
этого не раз приходилось. На этой стороне света меньше, а машина отбрасывает на
асфальт тень, не позволяющую нормально разглядеть детали. Чон медленно подходит
ближе, хрустя стеклом под ботинками.
— Это…
Хосок не понимает, почему в горле ком из-за смерти человека, которого почти не
знал. Из-за того, кто чуть не перевернул машину Юнги на гонке. Он все смотрит, с
тяжестью сглатывая горький ком. Перед глазами не Ю Кихен, перед глазами такого же
возраста омега с белоснежными волосами, чей запах так любит вдыхать Хосок по утрам,
чьи губы так любит целовать.
— Эти ублюдки никого не щадят. Даже детей, — говорит Чонгук, положив ладонь на
плечо брата. Он не спрашивает, почему Хосок так реагирует на чужую смерть, и так
понимает, что чувствует брат.
Хосок молча обходит альф и, сунув руки в карманы косухи, твердыми шагами идет к
машине.
У Джихана развязаны руки. Перед глазами все еще стоит ужасающая картина, а в голову
как назло лезут навязчивые мысли о том, что на месте Кихена вполне может оказаться
Юнги. Этот непреклонный, упертый как баран омега, которого ни один в мире запрет не
остановит. Он живет дорогами, он готов лишиться всего ради улиц, как и Хосок.
Только Хосок не готов лишиться Юнги. Его бы запереть в доме, закрыв все окна и
двери на замок, но он все равно найдет выход, выроет себе обходной путь. Хосок
пытался, боролся, но Юнги все равно делает по-своему. Он будет идти напролом против
Джихана и его банды, пытаясь помочь в войне, что становится все жестче с каждым
днем. И не задумается о том, что может умереть, оставив в душе Хосока лишь
бесконечную дыру, которую никто и ничто до самого конца жизни не заполнит.
Хосоку легче сдохнуть, чем решиться на такое, но если так для Юнги будет лучше, то
остальное значения не имеет.
🔥🔥🔥
Юнги нервно покусывает губу и комкает в пальцах небольшой снимок УЗИ. На нем
изображена маленькая фасолинка, которая с каждым днем развивается все быстрее. Это
их с Хосоком ребенок.
Мин, ничего не сказав даже Тэхену, решился пойти в больницу, подталкиваемый только
самим собой. Он не понимает, как в одиночку осмелился на такое, но нужно было
убедиться, что это правда, что тест не соврал. Несмотря на ненависть к больницам,
омега пересилил себя. Итог лежит в руке, слегка помятый от постоянного комканья.
Когда от Тэхена снова приходит сообщение, омега, психанув и злясь на самого себя за
медлительность и неуверенность, твердо решает, что скажет все Хосоку сегодня. Он
вправе знать, а Юнги, хоть и не один с этой тайной, но без Хосока не справится с
этим осознанием. Ему жизненно необходимо знать, что скажет Хосок, как отреагирует и
что решит. От него зависит дальнейшая жизнь Юнги. Они не выбирали этого ребенка, но
выбор его будущего Мин отдает Хосоку.
Всю неделю Юнги рядом с Хосоком играет роль. Роль себя до того, как узнал о
беременности. Улыбки искренними выходят с трудом, а прикосновения альфы к животу
заставляют внутренне кричать. Хосок верит маске, потому что Юнги сам же давит себе
на горло, только бы не распасться перед ним на составляющие. Играть у омеги
получается, но пора уже с этим кончать. Ребенок внутри растет.
Сердце пропускает удар, когда Юнги слышит звук мотора макларена во дворе. Он
цепляется пальцами за края стола и жмурится до ярких пятен перед глазами, хватая
ртом воздух и собираясь с силами. Тянуть больше некуда. Юнги хватает снимок и сует
в задний карман джинсов, в последний раз мысленно просит себя собраться и выходит
альфе навстречу.
Юнги от его взгляда вдруг ежится, руки сами собой расслабляют хватку и опускаются.
Хосок смотрит как будто сквозь, как будто в пустоту. На чужого человека. Черные
глаза вдруг остекленели и покрылись толстым слоем нерушимого льда. Юнги продолжает
улыбаться, всеми силами заставляет себя, потому что иначе потеряет всю уверенность,
которой себя наполнял весь вечер.
— Нет, ты послушай. Я хочу сказать тебе кое-что очень важное, — быстро тараторит
омега, покачав головой. Пока есть силы и смелость сообщить важную новость. Он
вдыхает в легкие побольше воздуха и открывает рот: — Я…
— Нет, Юнги, дай сказать мне, — резко обрывает омегу Хосок, заглядывая прямо в
глаза. Режет своим холодным тоном, пригвождает к месту, не позволяя сдвинуться. А
самому стоит невероятных усилий стоять вот так перед крохотным теплым малышом,
которого надо бы прижать к себе и греть бесконечной любовью, а не… — Мы не можем
больше быть вместе.
— Что… — выдыхает он, слегка щурясь и упрямо смотря на Хосока. Тот даже в лице не
меняется, стоит холодной каменной статуей, безжизненной глыбой, не пытается
подойти, прикоснуться. А это могло бы спасти, только зачем? После таких-то слов.
— Все ты понимаешь, — поджимает губы Чон, Юнги чувствует в голосе альфы легкое
раздражение. — Я заебался с тобой нянчиться. Мне нужен не ребенок, а омега, Юнги. Я
думал, до тебя это дойдет, наконец, но, кажись, ошибся.
А мысленно миллионы раз проклинает себя за сказанное, хочет отмотать время назад и
прижать Юнги к груди, просить прощение до самой смерти, стоя на коленях, но вместо
этого топит взглядом пустых глаз, за которыми тщательно скрыл всю свою боль,
выворачивающую наизнанку. Назад пути уже нет, надо довести дело до конца. А конец
не оставит после себя ничего.
Юнги тяжело сглатывает ядовитый ком, застрявший в горле. Участки сердца один за
другим продолжают взрываться, разбрасывая его осколки во все стороны. Они впиваются
в другие органы и кости, рвут легкие. Внутри начинается буря, конец света. У Юнги
дрожат колени, но он какой-то неведомой силой все еще держится и принимает на себя
каждое слово-нож и такой же уничтожающий взгляд. Хосок на него так никогда не
смотрел, даже в самую их первую встречу. Он не щадит, говорит правду как есть, не
медлит и не пытается быть осторожным, вырывая внутренности голыми руками.
— Ясно, — с усилием выдавливает из себя омега, боясь даже моргнуть, чтобы слезы не
выдали насколько его изнутри выламывает сейчас, крошит в порошок, что пылью оседает
на ботинках Хосока.
— Уедешь на такси, — бросает Чон. Сдается, первым отводя взгляд куда угодно, но не
на Юнги. Как же тяжело, смотря в полные невыплаканных слез глаза любимого человека.
Видеть, как внутри него все ломается, миры рушатся, сердце почти не бьется. Хосок
благодарен лишь за то, что Юнги вопросов не задает. Наверное, они сейчас и не
нужны, потому что главное уже сказано.
Хосок думает, что так будет правильнее. Если Юнги это остановит от гонок, он
заберет подарок, который сам же сделал, настаивая на том, чтобы омега его принял.
Юнги ведь так долго не соглашался его принять, а теперь Хосок просто вырывает его,
как последний ублюдок. И самому же хуже, эта машина, стоя в гараже, будет
напоминать того, в ком весь смысл жизни.
Юнги понимает, что порше останется у Хосока. Конечно же, он не оставит ее тому, с
кем больше не хочет просыпаться утром и видеть, дарить поцелуи и взгляды, в которых
любовь льется через край. Это все как будто было во сне, в параллельной вселенной,
в лучшей жизни, которая для настоящего Юнги недостижима, как далекие планеты. Он
всего этого не заслужил. Но и слова эти чем заслужил, он просто не понимает. В чем
проебался, где сделал ошибку и дал в себе усомниться?
Ребенок. Просто не дорос до такого альфы, как Чон Хосок, — одного из лучших на
улицах столицы, того, о ком мечтают сотни других омег, среди которых он наверняка
найдет того самого. Не ребенка. Не легкомысленного подростка, не думающего о своих
поступках и последствиях. А взрослого и образованного омегу, который хоть что-то
имеет за плечами, а не больного папу и старую развалюху, ржавеющую в гараже.
Все тяжелее стоять вот так, под прицелом любимых глаз, в которых сейчас ни капли
этой любви. Как будто никогда и не было. Жестокое, разрушающее равнодушие, и
только. Юнги даже думать о конце не смел, в мыслях и даже в кошмарных снах не
представлял, а он явился так внезапно, упал грузовиком с неба на голову, размазав
по асфальту. К такому нельзя быть готовым, от такого нет защиты, иммунитета. Любовь
иссякает, любовь кончается, у нее есть срок годности. У Хосока он вышел.
— Это все? — собрав жалкие кусочки твердости, спрашивает Юнги, заглянув в родные
глаза. В самую их глубину, в надежде найти хоть что-то, за что можно уцепиться.
Чтобы хотя бы дышать было возможно после этой внезапной смерти. Когда его рядом уже
не будет.
Юнги подползает туда, где только что еще стоял Хосок, сгибается пополам, обнимает
живот руками и роняет на пол горячие слезы. Такой боли он еще не встречал в своей
жизни. Но кто как не самый любимый на свете человек покажет ее во всей красе. Юнги
теперь в ней тонет, не просто купается. И не боится, что она его сожрет и
переварит. Пусть, теперь уже плевать.
Жизни в миг не стало, все вокруг не серое, а черное, не имеющее никакой важности и
ценности. Никакого смысла. В ушах до сих пор стоит звук от хлопка входной двери.
Его непроницаемый голос, повторяющийся в голове, как на заезженной пластинке,
заставляет выть еще сильнее. Юнги утыкается лбом в холодный пол и скребется, едва
не раздирая ногти, не представляя, как облегчить страдания. Он понятия не имеет,
сколько ему осталось до того, как боль его убьет и похоронит в себе же.
Юнги теперь не нужно ничего. Ни собственная жизнь, ни тем более ребенок, который
только начинает развиваться внутри. Он — глупая ошибка, промах, неудача. Зачем он
нужен? Зачем, если сам Юнги теперь не нужен.
Не нужен Хосоку.
🔥🔥🔥
Хосок садится за руль и нервным движением опускает дверцу, заводя двигатель.
Макларен агрессивно рычит и срывается с места, оставляя за собой облако пыли.
Подальше бы отсюда, от этого дома, что до последнего кирпичика пропитан Юнги.
Альфа мысленно называет себя всеми последними словами и сжимает пальцами руль
настолько сильно, что кожа на нем едва не разрывается. Челюсти сжаты до зубного
скрежета. Салон наполняет ровный гул двигателя за спиной и чистейшая ненависть к
себе, похожая на отравляющий газ. Чиркнуть зажигалкой — все взлетит на воздух.
Он яростно вбивает себе эту мысль в голову, пытается в жалких попытках убедить
себя, что так правильно, это ради безопасности Юнги, но нет, Хосок поступил, как
чудовище, настоящий ублюдок. Думать невыносимо, в каком сейчас состоянии Юнги,
оставшись в большом и пустом доме в полном одиночестве. Как он там эту неподъемную
мысль пытается переварить, что свалилась на хрупкие плечи разом.
Сознание говорит, что все правильно. Так нужно для безопасности Юнги, так до него
не доберутся. Пусть ломается и крошится от того, как с ним поступил Хосок, но будет
жив. Хосок надеется, что он не станет лезть на улицы, да и не на чем ему будет.
Может, начнет новую жизнь, сосредоточится на учебе и забудет о том, что было, как о
сне, хоть и не страшном. Только пусть живет, пусть не будет под прицелом врага.
Слишком юный, а впереди вся жизнь. Юнги еще обретет свое счастье.
О себе Хосок не думает, на себя плевать. Даже так, со стороны он будет оберегать
Юнги, хоть и самого будет ломать, как внезапно лишившегося дозы наркомана, потому
что этот омега — не мимолетный кайф, а долгий и тягучий, тот, что на всю жизнь. Он
дает жизнь, а без него — смерть.
Хосок давит на педаль до упора, движок за спиной рычит, хоть как-то успокаивает, но
мысли не заглушает до конца, они все равно просачиваются в голову и съедают,
причиняют дикую боль, бьют прямо в сердце, в душу. Не думать невозможно.
Хосок сбавляет скорость и резко бьет по тормозам. Гиперкар с визгом шин по асфальту
останавливается. Чон вылетает из машины и, тяжело дыша, как будто вдруг не стало
воздуха, идет вперед. Вокруг ни души, ни одной проезжающей машины. Звук глухих
шагов разносится по тоннелю эхом. Хосок словно в бреду. Впереди светлее, там конец
тоннеля, прохлада и воздух. Хосок задыхается. Наверное, так себя чувствует и Юнги.
Так, словно расстреляли. Все тело в свинце; с каждым шагом пули рассыпаются на
асфальт, залитый горькой кровью.
Если так для Юнги будет лучше, Хосок готов идти на все. Если так Юнги будет
счастлив, Хосок будет бороться за его мирную жизнь, за каждый вздох, за каждую
улыбку, которая отныне будет не для него. Не для Хосока.
Юнги.
Хосок кричит. Позволяет отравляющей боли, наконец, вылезти наружу, иначе загнется
прямо тут, на пустынной дороге, стоя под тусклым светом фонаря. Позади тихо гудит
работающий мотор макларена. В голове мантрой имя того, кто останется в душе до
самой смерти, того, чей образ будет каждое утро заставлять вставать с постели,
функционировать, бороться.
Сейчас бы домой вернуться, прижать к себе свою маленькую жизнь, к которой больше
нет доступа. Юнги теперь на том конце вселенной, так далеко, что за всю жизнь не
достать. Хосок себя ненавидит и гордится собой одновременно. Отлично сыграл роль,
слишком хорошо. Но ведь…
Так надо.
Ради лучшего будущего Юнги. Пусть все вокруг полыхает огнем, пусть разразится
война, но для него одного светит солнце.
Но все на месте. Даже легкий аромат Юнги, витающий в воздухе, еще не выветрился. И
не скоро, наверное, рассеется, будет заставлять задыхаться с утра и до вечера,
напоминать о том, что было сотворено, о том, что была жестоко разрушена любовь.
Юнги как будто бы нарочно не оставил после себя ничего, ни единого напоминания о
том, что когда-то здесь жил и был счастлив. Дом пуст.
Хосок скидывает с себя куртку прямо на пол и идет на кухню, попутно выуживая из
кармана пачку сигарет.
Он всю ночь не спал, рассекая по пустынным улицам, бродил неизвестно где и пил в
пабе совершенно другого района. А как еще боль глушить, как заставлять себя
свободно дышать? Анестезии для такой боли не существует. Только мнимое облегчение,
приносящее легкость. Мысли-то никуда не рассеиваются, они просто затмеваются
туманом, который с рассветом все равно исчезнет, и тогда они снова начнут бить,
добивать и ковырять рану, совсем еще свежую, кровоточащую.
Чон с глухим стуком ставит на стол бутылку, бросает рядом пачку сигарет и
зажигалку, мешком валится на стул и подливает себе в стакан коньяка, который сразу
же глушит залпом, даже не поморщившись.
Хосок себя ненавидит. До тошноты, до нервной дрожи в пальцах. Сам себе омерзителен
настолько, что если сейчас увидит себя в отражении, свой взгляд обесточенный, то
точно взбесится, тут даже алкоголь не поможет, а сигареты не затмят своим дымом.
Хосок пьет уже неизвестно который стакан. В голове образуется вакуум, блокирующий
внешний мир. Альфа медленно погружается в свою пустоту, что разрослась внутри,
подобно черной дыре.
— Что за пьянка с утра пораньше? — слышится за спиной голос брата. У Хосока нет
сил и желания для того, чтобы повернуть к младшему голову. — Воу, видок у тебя так
себе. Выпроводил Юнги в школу и решил побаловаться тем, что ему запрещаешь?
— хохотнув, Чонгук обходит стол и встает напротив.
Улыбка с лица младшего сразу же начинает сползать, как только он видит опустошенный
стеклянный взгляд брата на сером лице. А у Хосока от этого имени внутри все как
будто по-новой рассыпается руинами. Он, кажется, даже слышит, как все рушится снова
и снова, летя в бездну.
— Что случилось, Хосок-а? Где Юнги? — спрашивает Чонгук настороженно, хмуря брови
и обводя кухню взглядом.
— Я сказал ему уйти, — Хосок стряхивает пепел прямо на стол и зажимает сигарету
меж губ, подняв бутылку и снова подливая себе. — Из моей жизни.
Чонгук на секунду теряет дар речи и не может не выразить удивление, вскинув брови и
уставившись на брата неверяще. Это похоже на неудачную шутку, совершенно глупую, в
которую даже верить смешно.
— В том, что не место ему в такой жизни, как у нас, — Хосок залпом осушает стакан
и тушит в нем же сигарету. — Ты видел, что стало с Кихеном, а Юнги еще хуже него,
ни перед чем не остановится, и плевать ему на риски. Я не могу позволить ему лезть
в это.
Чонгук садится на стул и притягивает к себе бутылку, делая пару глотков прямо из
горла. На трезвую голову такое осознавать трудно. Ему казалось, что эти отношения —
вечнее вечного, что эта любовь — крепче крепкого. Не верится.
— Ты, блять, идиот, Хосок-а, — качает головой Чонгук. — Тебе надо было ему
рассказать все, как есть.
Хосок жмурится, тушит сигарету и трет лицо ладонями. Чонгук уходит, так больше
ничего и не сказав, оставляя старшего наедине с собой. Как будто уверен, что Хосок
возьмет себя в руки, услышит его слова. И он слышит. Они для него, как жесткий, но
заслуженный пинок. Как отрезвляющая пощечина, ледяная вода, которой Чонгук его
внезапно окатил.
И большего не надо.
Хосок как будто просыпается от кошмара, возвращает себе утраченное зрение. Снова
злость на себя, на свою слабость. Чонгук все верно сказал, а Хосок, слепо
поддавшись своему страху, действовал на эмоциях, затопивших сознание. Они все взяли
под контроль, заставив альфу совершить эту ошибку. Исправить это невозможно, Хосоку
жизни не хватит, чтобы вымолить прощение. Он теперь даже смотреть на него не
достоин, одним воздухом дышать. Юнги и не простит, Хосок в этом уверен. Все, что
ему позволено — оберегать, оставаясь в тени, строить ему лучшую жизнь на своих
руинах. Хосок готов.
🔥🔥🔥
Юнги лежит, обняв себя за плечи, и смотрит на экран старенького телевизора
невидящим взглядом. В волосах ощущаются ласковые прикосновения пальцев папы, на
колене которого покоится голова омеги. Юнги боится пошевелиться или вздохнуть
громче обычного, иначе рассыплется пеплом. Он не моргает, не разговаривает, от
любого действия пробуждается внутри поселившаяся боль, из-за которой хочется
кричать до хрипоты. Юнги, кажется, даже своего сердцебиения не ощущает, а может, и
не дышит, лежит трупом, лишенным души, жизни. О том, кто вырвал сердце так
внезапно, без обезболивающих, он не думает, малейшую мысль обходит километрами,
потому что от этого просто невыносимо. Можно не сдержаться и разрыдаться в голос
прямо перед папой.
А ему хватило истерики сына, когда тот пришел домой едва живым, едва стоящим на
ногах. Енджун, долго не спавший той ночью, подкатил на коляске, услышав шорох в
коридоре, а перед ним оказался сын, на себя толком не похожий. Он рухнул перед
папой на колени и разрыдался, не в силах сдержать всепоглощающую боль. Рассказал
все, даже о ребенке, которого носит под сердцем и который больше никому не нужен.
Енджун новость воспринял на удивление спокойно, куда тяжелее далось расставание
сына с Хосоком, которого он считал идеальным альфой для своего ребенка.
Юнги не хочет больше показывать перед папой то, что не дает ему свободно дышать,
душа по ночам. Ему безумно стыдно, безумно обидно и плохо. Все худшие чувства и
эмоции смешались в одном отравляющем коктейле, который Юнги приходится вливать в
себя насильно, давясь и захлебываясь, а иначе придет полнейшая пустота, забвение, в
котором омега себя потеряет. Что тогда станет с папой?
Юнги перед ним не плачет. Но и улыбаться, делать вид, что стало легче, он не в
состоянии. Енджун ничего такого и не требует, он молчаливо, своими нежными и
полными заботы прикосновениями дает свою любовь и поддержку. Он как никто понимает
и чувствует, каково сейчас Юнги. В тот страшный момент, когда лишаешься части своей
души, которая в одиночку функционировать не сможет. Енджун свою любовь хоронил, а
Юнги смотрел ей в спину, когда та уходила. Потерять, остаться в своей боли, все
одно. А Юнги в разы хуже, у него внутри плод любви, хоть и незапланированный.
Да, возможно, будет тяжело, думал про себя старший омега, но избавление от
ребенка — худшее преступление. Непростительное. Никто, может быть, сверху судить и
не будет, зато самого Юнги съест болезненное чувство, что руки в крови, а легче
дышать не станет.
Юнги ночами вжимается лицом в подушку, лишь бы Енджун, спящий в соседней комнате,
ничего не услышал, и плачет. А когда слезы ближе к утру высыхают, омега смотрит в
потолок и в сотый раз размышляет о том, что сказал ему Хосок. Каждый прокрученный в
голове раз, как новый ножевой удар в и без того искалеченную душу. Юнги кажется,
что это один сплошной кошмар, затянувшийся слишком надолго.
— Куда угодно, только бы отсюда подальше, — Юнги утыкается носом в колени Енджуна
и жмурит глаза. В горле снова образовывается ком.
— Юнги, — ласково зовет папа, повернув к себе сына и кладя ладонь на его бледную
щеку. — Мы с тобой справимся, слышишь? Ребенок не будет ни в чем нуж…
— Ты должен привыкать, это твой ребенок, уже сейчас нужно о нем заботиться. В
школе остался всего месяц, а там уже посмотрим. Но не забывай, в каком ты
положении, — мягким спокойным голосом успокаивает Енджун, коснувшись ладонью живота
сына. — Я тебе с этим буду помогать, ты не останешься один, котенок. Мы уедем, если
ты так этого хочешь.
— Он нужен нам, — твердо отвечает старший омега, погладив сына по щеке большим
пальцем. Юнги в глазах папы видит нерушимую уверенность, подобную прочной стали, и
сам невольно этим заражается, хоть и частично. Енджун по новой вселяет надежду,
которая была жестоко вырвана. Он вдыхает жизнь и рисует будущее яркими цветами в
отличие от Юнги, который это будущее в мыслях очернил.
Он берет теплую ладонь папы в свои руки и подносит к губам, оставляя поцелуй на ее
тыльной стороне, а затем прижимая к своей щеке.
— Я тебя люблю, папа, — еле слышно шепчет Юнги, жмурясь, чтобы слезы не потекли.
— Я тоже очень люблю тебя, котенок, — Енджун тепло улыбается и целует сына в лоб.
— Мы все преодолеем, вот увидишь.
🔥🔥🔥
Тэхен сидит на диване в гостиной чонгуковой квартиры, подобрав под себя ноги и
держа на коленях толстый учебник. Вокруг разбросаны тетради с конспектами, а на
столике стоит включенный ноутбук. На полу оставлена полупустая чашка с давно
остывшим фруктовым чаем. Омега хмурит брови и грызет карандаш, пытаясь вникнуть в
суть статьи. Близится конец семестра, к окончанию которого уже нужно готовиться в
полную силу. Несмотря на то, что творится на улицах, нормальная жизнь не дает о
себе забыть. На дорогах будущее не построить, гонки — не профессия, а стиль жизни.
Тэхен хочет в будущем стабильную работу, на которую по утрам будет ходить с
удовольствием, искренне любя свое дело. Именно поэтому сейчас гонки и посиделки в
дыре отходят на второй план, а на первый встает учеба. По крайней мере, омега
пытается учиться в те моменты, когда Джихан не приходит полакомиться его душой, а
Чонгук отлучается из-за дел на улицах и бизнеса, который несмотря ни на что нужно
продолжать вести.
— Я тоже, — выдыхает Тэхен, откинув голову назад. Чонгук оставляет на плече омеги
поцелуй и переходит к ключицам, слегка прикусывает, а руками скользит под накидку.
— Но я должен заниматься, Чонгук, — вздохнув, говорит омега и убирает от альфы
руки.
— Как он? — интересуется Чонгук, положив подбородок на плечо омеги, а руку на его
колено.
— Он пытается выглядеть как обычно, но я-то вижу, что ему плохо. Юнги стал
молчаливым, в себя уходит, — хмурится Тэхен. — Я должен чаще с ним бывать.
— Хосок такого больше не найдет. Так, как с Юнги у него не будет больше ни с кем,
я уверен, — Чонгук поворачивает голову к Тэхену и проводит пальцем по его щеке.
— Как и у меня с тобой.
Тэхен чувствует, как сердце под ребрами вдруг затрепетало, забилось, как птица в
клетке, а щеки начинают полыхать. Он к такому никогда, кажется, не привыкнет. К
этим внезапным словам Чонгука, которые весь воздух из легких выбивают разом. И ведь
ничего ему не стоит это сказать, но слова эти важнее всего в жизни Тэхена. Омега
знает, что потом будет дорого расплачиваться за каждое, только сейчас не может не
наслаждаться, не может не быть счастлив от того, что Чонгук их произносит, смотря в
глаза без единого проблеска сомнения. У него там настоящая любовь, которая все
время воскрешает внутри омеги покалеченную другим душу.
Тэхен улыбается и утыкается носом в теплую шею альфы, обвив его руку и прижимаясь к
боку. Чонгук целует его в красную макушку и шепчет на ухо с акцентом настоящего
итальянца:
— Ti amo.
— Знаешь, что? — хмурится вдруг Чонгук, отстранившись от губ омеги. Тэхен смотрит
на альфу вопросительно, облизывая губы. — Бросай свои книги и поехали кататься, —
загорается Чонгук, расплываясь в улыбке. В глазах альфы вспыхивает яркий огонек.
🔥🔥🔥
Черный кенигсегг и красный феррари врываются в ночной город, мгновенно становясь
его частью, сливаясь с потоком бесконечных автомобилей и блистая в свете уличных
неоновых огней.
Чонгук давит на педаль газа и наслаждается ревом двигателя, как музыкой, ласкающей
слух. Давно он не гонял просто так, развивая скорость выше положенного и летя меж
медленно ползущих вперед автомобилей. Агера словно попадает в свою родную среду
обитания, где скорость — смысл всего.
Альфа поглядывает в боковое зеркало и улыбается уголками губ, замечая позади себя
огненную феррари, стремительно нагоняющую кенигсегг. Чонгук рад, что вытащил Тэхена
на улицы, на которых сейчас стритрейсеров практически не встретить. Все как будто
вымерли, решив, что стоит скрыться с радаров, и появляются только на определенных
заездах. Во многих поселился страх, и он вполне оправданный, вполне реальный. На
улицах небезопасно, черные рыцари могут оказаться где угодно, способные забрать
жизнь очередного гонщика в любую секунду.
Только Чонгук больше скрываться не намерен. Они долго сидели в подполье, придумывая
планы действий и пути решения некоторых вопросов, касающихся войны с До и улиц в
частности. Чонгуку надоело. Это их улицы, их город. Пусть рык двигателя агеры
услышат все, пусть знают, что война не проиграна. Никаких новых правил и условий
игры. Чонгуку на риск плевать, Тэхен рядом с ним. Альфа уверен, он под натиском
соперников не согнется, а будет бороться до конца, давя на педаль газа и мчась
вперед. Им бояться нечего.
Феррари выравнивается с агерой. В этот миг они словно остаются одни во всей
вселенной. Мимо проезжающие машины смазываются в одно пятно, переставая для них
существовать. Куда-то выветриваются проблемы, тяжестью лежащие на плечах. Нет
ничего и никого, только черно-красная эйфория, окутавшая обоих. Только скорость,
встречный ветер и рычание мощных двигателей.
Чонгук стоит в центре образовавшегося круга, пока Тэхен делает вокруг него круговой
дрифт. Нос феррари от альфы находится всего лишь в метре, но Чонгука это мало
беспокоит. Он завороженно смотрит Тэхену в глаза через лобовое стекло, двигаясь по
кругу вместе с ним, только бы не разорвать этот контакт. Чонгук им восхищен с
головы до пят. Тем, как он легко дрифтует, при этом смотря прямо в глаза с
полнейшей уверенностью в своих возможностях; тем, как легко он может доказать, что
лучший в своем деле; тем, как будоражит чонгуково сознание, заполняет его собой до
краев, и мыслей на что-то другое просто не остается. О другом и не думается, потому
что весь смысл прямо тут, перед ним. Он улыбается прямоугольной улыбкой и одним
только взглядом говорит о своей любви. Чонгук бы хотел поставить этот момент на
бесконечный повтор.
Над головой бескрайнее звездное небо, луна где-то там затерялась, но светит так
ярко, что даже фонарь перед ней меркнет, а пустая парковка словно становится для
них двоих отдельной планетой, оазисом и миром, в котором никому другому места нет.
После очередного круга феррари резко тормозит, а дверца взмывает вверх подобно
крылу ангела. Тэхен выскакивает из автомобиля и подбежав, прыгает к подхватившему
его Чонгуку в объятия, сразу же впиваясь в губы и обвивая руками крепкую шею.
Чонгук целует горячо и глубоко, одними только губами уносит куда-то далеко,
забирает боль и дарит взамен чистое искреннее счастье. Неповторимое, во век
незабываемое.
Тэхен жмурится и прижимается к Чонгуку, сжимает волосы альфы меж пальцев и жарко
целует в ответ, отдавая всего себя полностью и принимая взамен столько же. Между
поцелуями, когда оба набирают в легкие новую порцию кислорода, чтобы снова и снова
делить его на двоих, Чонгук шепчет в приоткрытые губы:
— Ты готов поиграть, детка? — в глазах альфы мелькает синий огонек, они мгновенно
наполняются азартом и жаждой адреналина.
Им не нужен алкоголь, чтобы быть опьяненными. Им нужны они сами. Друг для друга.
🔥🔥🔥
Чонгук барабанит пальцами по рулю, задумчиво кусая губу и наблюдая за Тэхеном,
вышедшим из кофейни с бумажным стаканчиком и идущим в сторону агеры.
С утра в городе начинается суета, все спешат по делам, не замечая друг друга и
погружаясь в какие-то свои мысли. Солнце, уже ярко слепящее, никого сейчас не
радует, зато люди им насладятся во время заката после сумасшедшего дня, когда небо
окрасится в оранжево-красный.
— Неужели кофе, а то выгляжу так, как будто восстал из мертвых, — ворчит, зевая,
Тэхен и делает первый глоток горячего напитка.
Тэхен закатывает глаза. Он искренне не понимает, как этому альфе, который всю ночь
не давал ему продохнуть, удается с утра выглядеть таким свежим и бодрым, при том,
что Чонгук поспал далеко не больше самого Тэхена. Это какая-то вселенская
несправедливость.
— А цена этой ночи — мое опухшее лицо, — вздыхает омега, отпивая кофе. Мысленно
миллион раз соглашается, ночь действительно была сладкой. Прекрасной.
— Что мешает нам по-быстрому прямо тут, детка? — Чон наклоняется ближе и толкает
язык за щеку, бросая на омегу двусмысленные взгляды. Ему незачем скрывать то, что
он Тэхена хочет. И плевать, что прямо сейчас.
— У меня через полчаса первая пара вообще-то, — Тэхен даже не удивляется, хотя
такое поведение альфы ему до сих пор льстит, и снова отпивает кофе, с фальшивой
незаинтересованностью отвернувшись вперед. — Я даже не надеюсь на то, что смогу
сейчас что-то повторить.
— Правильно делаешь, дай мне собой насладиться, — ухмылка Чона становится шире, а
настырная рука ныряет глубже меж бедер.
— Ну, — Чонгук задумчиво хмурит брови, переводя взгляд на дорогу и плавно объезжая
автомобили. — Ты можешь читать свои книжки, пока я тебя…
— Господи, замолчи! — резко прерывает альфу Тэхен, сморщив нос и слегка пихнув его
в плечо. Чонгук отстраняется, посмеиваясь, а Тэхена почему-то накрывает смущение.
— Придурок, — хмыкает омега и утыкается в свой стаканчик, пытаясь спрятать легкую
улыбку.
— Зачем ты это сделал, Чон Чонгук? — хмыкает Тэхен, а альфа снова получает удар в
плечо. — Знаю же, что специально! Никогда больше не сяду в эту машину! У меня
теперь рубашка вся мокрая и липкая, твою же мать, как я теперь пойду в унив…
— Я просто не хочу тебя отпускать, — шепчет альфа на ухо и мягко кусает за мочку.
Тэхен не может сдержаться и выдыхает, вцепившись пальцами в руку Чона. — Поехали
домой.
— Абсолютно нет.
Спустя пятнадцать минут они врываются в квартиру, которую покинули всего час назад.
Чонгук самостоятельно избавляет Тэхена от испорченной рубашки, заодно еще и джинсы
с бельем с него стянув. Тот не сопротивляется, сгорая от пробудившегося желания.
Хоть и злится, особенно наблюдая на обратном пути довольную физиономию ликующего
альфы, но все равно хочет его до безумия. И ведь сам таким же дикарем стал. С этим
Чон Чонгуком. И не отрицает.
Чонгук своего добивается. Из-за новых дел, свалившихся на голову, в ближайшее время
увидеться они не смогут. У Тэхена учеба и предстоящие экзамены, а у Чонгука работа
и война, которую ни в коем случае проиграть нельзя.
Альфе не хватило ночи. Ему бы побольше урвать, чтобы на коже сохранить цветочный
аромат на подольше, хоть и знает, что от этого будет только сильнее скучать. Но
сейчас, когда Тэхен снова дарит свои сладкие тягучие стоны, лежа под ним на диване
в гостиной, все остальное не имеет значения.
🔥🔥🔥
Долгое и нудное время в университете заканчивается, и Тэхен может свободно
вздохнуть полной грудью, выходя, наконец, из здания. На университетской парковке
уже стоит пригнанная феррари. Омега вешает сумку на локоть и достает из кармана
телефон, чтобы позвонить Юнги, к которому собирается съездить. Младший сейчас как
никогда нуждается в поддержке, тем более, находясь в таком положении. Он постоянно
на грани того, чтобы сделать аборт и оборвать последнюю ниточку, связывающую его с
Хосоком. Юнги тяжело до невыносимого, но Енджун и Тэхен не дают омеге впасть в
отчаяние, из-за которого вполне может развиться депрессия. Ему сейчас нужно учиться
жить заново, по-другому. Жизнью, в которой нет Чон Хосока.
Пока Тэхен, идя к машине, ищет в списке контактов имя друга, сверху высвечивается
только что пришедшее сообщение от Джихана.
«Эй, малыш. Как прошел день? Я соскучился. Кстати, твой отец передает огромный
привет».
— Ты мне соврал, — Тэхен поджимает губы и выжигает альфу взглядом. Камень с души
падает, позволяет свободно вздохнуть, но злость за страх и переживание, которые
чуть не съели омегу, никуда не уходит. Он налетает на альфу и бьет кулаками по
крепкой груди. — Ты меня обманул! — кричит Тэхен и замахивается снова, но Джихан
успевает перехватить его запястья.
— Пусти меня, — шипит омега, вырываясь из крепкой хватки. — Только вздумай его
тронуть.
— Не называй меня так, — хмыкает Ким, но все-таки садится на диван. Ему так просто
все равно не позволят уйти отсюда.
— Буду называть, как захочу, — ухмыляется До, подняв стакан и отпивая виски.
— Итальяночка, — добавляет он, внимательно следя за тем, как в глазах омеги
сменяются эмоции одна другой. И снова боль, к которой теперь еще прибавилось
чувство вины. Бесконечное, затапливающее чувство вины. Джихану оно тошнотворно.
— Снова? — тише спрашивает омега, тяжело сглотнув. Ладони вмиг начинают леденеть.
Конечно же, все не может быть так просто. Джихан снова собирается толкнуть его к
краю бездны.
— Снова, малыш. Война в самом разгаре, сам видишь, — альфа допивает виски, и
поднявшись с кресла, отставляет стакан на столик, мерно расхаживая перед омегой с
сунутыми в карманы брюк руками. — Мне нужно, чтобы ты выяснил время и дату.
— О чем речь? — Тэхен нервно вцепляется пальцами в ткань джинсов на своих коленях
и смотрит на Джихана, затаив дыхание.
— Мне известно, что в ближайшее время должна произойти поставка автомобилей для
Чонов. Но я не знаю когда, не знаю во сколько. Твоя единственная задача —
разузнать.
— Зачем тебе это, Джихан? Что ты собираешься сделать? — спрашивает омега. — Кто-
нибудь… умрет?
— Нет, ничего такого, — качает головой До. — Просто сделай то, о чем я прошу.
— А если откажусь?
— Ты будешь полным идиотом, — сухо усмехается Джихан. — Знаешь ведь, что не имеешь
права.
Джихан смеется и смех этот ледяной, от которого у Тэхена на теле волосы дыбом
встают. По позвоночнику проползает колючий страх. До в мгновение оказывается перед
омегой и нависает сверху, схватив пальцами за подбородок и дернув его голову вверх.
— Я ведь сказал не угрожать мне, — рычит он, сжирая омегу одним только своим
взглядом. — То, что ты сейчас вытворяешь, в твоем же случае не смелость, а
глупость. Или мазохизм.
— Делай со мной, что хочешь, но только не смей причинять вред ему, — цедит сквозь
стиснутые зубы Тэхен, бесстрашно глядя в чужие глаза.
— Меня устраивает такой расклад, — улыбается Джихан, ведя большим пальцем по губам
омеги и оттягивая нижнюю. — О, я с тобой повеселюсь, — обещает он и вгрызается в
вишневые губы, не щадя и кусая так, что на языке остается привкус сладкой крови,
которой не напиться.
Тэхен уже готовится к тому, что альфа начнет выедать его душу, но в дверь звонят.
Джихану приходится прерваться и отстраниться от омеги.
— Иди наверх, я скоро поднимусь, — бросает До, облизав губы и зачесывая спавшую на
лоб челку назад.
— Дай мне уйти, Джихан, — шепчет Тэхен, пытаясь прикрыться и вставая с дивана.
Тэхен хочет верить, но больше никогда не сможет. Он глотает ком в горле, обходит
Джихана и, поджав жгучие от боли губы, идет к лестнице, с каждым шагом теряя себя и
веру в то, что может стать лучше. Все только усугубляется, а лжи, в которой его
утопил Джихан, не видно конца и края. Вместо сердца сейчас — уголек, только
остывший, а в душе огромная дыра. Масштабы трагедии слишком велики, спастись
невозможно.
Тэхен запирается в ванной и сползает на пол, зажав рот ладонью и глуша вырвавшийся
наружу плач.
🔥🔥🔥
Намджун входит в пентхаус и застает Джихана сидящим на диване со стаканом виски,
который только что снова наполнил.
— Несомненно.
Намджун хмурится и опускает взгляд на свой стакан, коротко кивая. Джихан щурится и
следит за альфой.
— Равные возможности для каждого, — Намджун поднимает твердый взгляд на До. Тот
улыбается уголком губ и согласно кивает.
— Мы это устроим.
🔥🔥🔥
Юнги входит в дом и бросает рюкзак на пол, чуть ли не последовав прямо за ним.
Омега не знает, почему, но в последнее время силы стали иссякать в несколько раз
быстрее. Наверное, это беременность так действует на организм. Высасывает все соки.
Юнги старается об этом не думать, а просто принимает новые условия, на которые он с
радостью бы не соглашался. Ребенок внутри него, словно неподъемная ноша. И не
потому, что с ним придет много хлопот, а потому, что он его. Юнги старается его имя
не произносить даже у себя в голове, потому что режет лучше самого острого ножа,
оставляя на сердце кровоточащие раны, что никак не заживут.
Так уже проходит две недели, которые пережить было бы в сотни раз труднее, если бы
не Тэхен и папа. Им удается временно отвлечь омегу, заполняя мысли только приятным
и светлым, и уж даже близко не касающимся его.
Какое-то время это помогает. Юнги уже даже улыбаться способен, радуя этим папу,
которому лишнюю боль причинить — лучше себя сожрать, уничтожить. И ребенка внутри
себя он терпит только ради него.
Это помогает, но не тогда, когда Юнги остается один. Тогда всепоглощающая боль
подкрадывается снова, и из нее в одиночку уже не выбраться.
Юнги скидывает с себя школьный пиджак и идет к выходу на задний двор. Папа, сидящий
на кухне в компании Сонмина, заметив проходящего мимо сына, отвлекается от беседы и
заговаривает, отставив на стол чашку с чаем:
— Юнги-я, ты не голоден?
— Нет, в школе поел, — качает он головой и давит слабую улыбку. — Привет, Сонмин-
а. Развлекаетесь?
— Я потом найду вам сериал, который папа уж точно оценит, — обещает Юнги, кивнув.
Юнги оставляет омег и выходит на задний двор, на ходу подворачивая рукава своей
белоснежной рубашки до локтей. Он отпирает гаражную дверь. Та отворяется с
неприятным скрипом, а из петель сыплются кусочки ржавчины. В запыленный гараж с
паутиной по углам заливается солнце, ложась теплыми лучами на покореженный капот
доджа челленджера. Юнги закусывает губу и тянется к ключам в кармане брюк. Он
всегда носит их с собой, никогда не смея забывать о дорогой сердцу памяти. Они
служат омеге приятным воспоминанием, греющим душу. Этот автомобиль был у отца Юнги
последним, а для омеги стал первым и неповторимым. Тем, кто привел его в мир
уличных гонок.
Юнги разглядывает ключ, лежащий на раскрытой ладони, и шагает в гараж. Дверной
замок поддается не сразу, но с небольшими нажимом и усилием омеге все-таки удается
его отпереть. Он садится на пыльное водительское сидение и обхватывает пальцами
руль, который не держал уже долгое время. На губы просится улыбка, которую Мин не в
силах сдержать.
Он улицы так просто не покинет, а ребенок не станет ему помехой. Гонки для омеги
сейчас, словно последняя удерживающая его на плаву соломинка. Последний шанс на
восстановление и единственный смысл, толкающий вперед. Если дышать, то только
ночными улицами и воздухом, пропитанным машинным маслом в коктейле с выхлопными
газами.
Комментарий к не бесконечно
2 сц: YerriiOfficial - Te Quiero Comer
4 сц: lil peep - haunt u
5-6 сц: kuroiumi - away
до конца: kuroiumi - black and blue
За окном давно за полночь, а сон все не идет. Уснуть сейчас кажется чем-то
нереальным. С тяжестью, лежащей не только на душе, но и на сердце, Тэхену уснуть
просто невозможно. Его преследует скользкое чувство, прочно засевшее внутри, прямо
меж ребер. Тэхен не понимает его, боится понимать, но предчувствует, что еще
немного, и уже совсем скоро оно его поглотит полностью. Словно ждет своего часа,
притихшее, молчащее.
«Время, Тэхен».
Ким сжимает в руке телефон и швыряет его куда-то на пол, укрытый пушистым ковром.
Только бы не видеть. Он удерживает себя, чтобы не бросить телефон в камин. Омега
скидывает с себя плед и сползает на пол, садясь на коленях перед столиком и
подливая себе вино в бокал. Треск сгорающих дров нарушает звук наливаемого напитка.
Тэхен поднимает бокал и жадно припадает к его кромке губами, выпивая все до
последней капли в четыре больших глотка.
Это сообщение далеко не первое. Джихан уже второй день напоминает о том, что должен
сделать Тэхен. Для него время важно, а Тэхену плевать. Он бы остановил его к черту,
если бы только мог. Остановил, чтобы остаться в коротком миге рядом с Чонгуком, для
которого точит большой и острый нож, стоя под дулом, которое на него наставил
Джихан.
Тэхен никак не может себя заставить сделать это, шагнуть навстречу очередному
предательству. Чем дальше, тем хуже. Чем глубже заходит, тем меньше шансов на
спасение. Ложь окружила его со всех сторон густым непроглядным лесом, залилась
внутрь, циркулируя вместе с кровью, стала его личным кислородом, тем единственным,
которым он дышит уже так долго. От одной мысли о том, чтобы сделать что-то против
Чонгука Тэхена передергивает, а в горле появляется комок еле сдерживаемых слез. Но
он знает, что по-другому поступить не может, Джихан не позволит ослушаться, иначе
это принесет новую волну смертей. Он уже не скупится на них, осуществляя убийства с
легкостью многолетнего убийцы. Возможно, так и было всегда.
Тэхен знает, что выхода нет, но оттягивает время, как только может, дорожа каждой
секундой, в которой Чонгук не знает о том, что его любимый человек — его палач.
— Эй, детка, — слышится хриплый ото сна голос Чонгука, от которого Тэхену сразу же
дышать становится легче, свободнее. Он прикрывает глаза, концентрируясь лишь на
нем. — Что-то случилось? — спрашивает альфа, звуча уже более беспокойно.
— Нет, ничего не случилось, — тихо отвечает Тэхен. — Я просто хочу тебя увидеть.
— Только с тобой в моих объятиях, — отвечает Чонгук. Омега буквально чувствует его
нежную улыбку в этот момент.
🔥🔥🔥
Чонгук появляется в дверях в одних лишь боксерах. Волосы альфы слегка взъерошены, а
сонливость исчезает мгновенно, стоит ему увидеть запыхавшегося Тэхена, что так
торопился, лишь бы скорее оказаться в объятиях любимого. В глазах разжигается яркое
пламя, мгновенно захватывающее обоих.
Тэхен без промедления запрыгивает к Чонгуку в объятия, сразу же обвивая его ногами.
Чонгук прижимает его к стене у дверей и жарко целует, полностью заменяя Тэхену
кислород одним лишь собой. Он врывается языком в рот омеги, буквально вылизывая
его, покусывает за кончик языка, вырывая глухой стон, который тут же проглатывает,
и чувствует на своем затылке прохладные от улицы пальцы Тэхена, пускающие по коже
мурашки. Омега откидывает голову назад, облизывая блестящие от слюны губы и
позволяя Чонгуку целовать свою шею. Тот кусает ее, помечает и зализывает укусы на
медовой коже, переходя к открытым ключицам. Тэхен в этих крепких руках тает,
напрочь забывает обо всем, и особенно о боли, теплящейся внутри. Важен только этот
миг, и Тэхен запомнит его навсегда.
Чонгук нетерпеливо раздевает его, избавляет от ненужных сейчас тряпок. Ему жизненно
необходимо созерцать изящные изгибы стройного тела, которым он никогда не
насытится, ему необходимо покрывать поцелуями каждый сантиметр этой сладкой кожи,
которая сразу же становится гусиной от малейших прикосновений. Чонгука вмиг заводит
это, и он готов продолжать, получая взамен низкие протяжные стоны, которыми он
дышит, как воздухом.
Тэхен в его руках податливый, готовый на все. Он кружит своей опьяненной улыбкой
голову на раз, а затем целует, водит своими длинными красивыми пальцами по груди
Чонгука, обводя каждый чернильный узор, а следом целует каждый штрих, опаляя жаром
своего дыхания кожу, под которой напрягаются мышцы. Тяжелый вздох Чонгука сводит с
ума. Тэхену нравится слышать это, нравится дарить ему удовольствие. Нравится дарить
свою любовь.
Тэхен откидывает голову на плечо Чонгука, продолжая слегка двигать бедрами в такт
музыке и с немым восторгом наблюдать за безграничным городом, лежащим словно на
ладони за панорамными окнами. Чонгук прижимает омегу к себе и целует в шею,
плавными прикосновениями спускаясь к открытому плечу.
— Почему же я не встретил тебя раньше, — тихо шепчет Тэхен, зарываясь одной рукой
в светлые волосы альфы и не отрывая взгляда от завораживающего города.
— Потому что я был в тюрьме, а когда этот город принадлежал мне целиком, ты был в
своей Италии, — говорит Чонгук с задумчивой улыбкой, накрывая своей большой ладонью
плоский живот Тэхена, отчего у того по телу прокатываются приятные мурашки,
провоцирующие волну возбуждения. — Но разве теперь это важно? У нас впереди
бесконечность.
Не бесконечны.
— Возьмем от этой жизни все, — договаривает за омегу Чонгук, мягко цепляя зубами
серьгу на его ухе и слегка оттягивая.
Тэхен улыбается и, отпив вина из бутылки, облизывает губы. Почему даже сейчас, стоя
в шаге от пропасти, он искренне верит словам Чонгука, не смея ни на секунду в них
сомневаться? Почему он верит, почему продолжает делать это, держа в руке нож,
предназначенный Чонгуку? Почему верит в счастье, которому не быть?
— Я рад, что проиграл тебе в нашу первую встречу, — шепчет он в губы Чона,
медленно поглаживая пальцами его затылок.
Чонгук ухмыляется и, резко подхватив Тэхена на руки, роняет его на постель, нависая
сверху. Омега смеется и кладет ладони на грудь альфы, поглаживая подушечками
пальцев крепкие мышцы.
Чон входит в омегу одним плавным толчком и сразу же начинает набирать темп. Тэхен
двигается в такт, разводя ноги шире и отдавая всего себя Чонгуку. Он громко и
сладко стонет, шумно дышит и касается пальцами щеки альфы, чувствуя подушечками
легкую щетину. Чонгук расставляет руки по бокам от головы Тэхена и склоняется,
вновь ловя его губы и топя в глубоком поцелуе, в котором исчезают низкие стоны.
Тэхен сцепляет ноги на пояснице альфы и вцепляется ногтями в широкую спину. Он
жмурит глаза до искр, вспыхивающих под веками, и всеми силами умоляет себя не
думать о том, что это в последний раз.
Тэхен отчего-то уверен, что это так. Напоминание о приговоре, который он должен
вынести Чонгуку, как будто бы витает в воздухе, заполняет собой омегу, заставляя
задыхаться. Но каждый поцелуй Чонгука, его жаркое «я люблю тебя», реанимируют.
Тэхен цепляется за него так отчаянно, словно если отпустит, — его засосет холодный
темный космос. А мир его останется где-то очень далеко, недостижимо, недосягаемо.
На том конце вселенной.
Из уголка глаз срываются горячие слезы, и Тэхен жмурится сильнее, только бы Чонгук
не увидел в его глазах бесконечной боли, что смешалась с неописуемым наслаждением,
создавая сумасшедший контраст. Чонгук не должен знать, как Тэхена рвет изнутри, он
не должен знать, как плохо ему.
Чонгук находит его сладко-соленые губы и мягко прикусывает, сходя с ума от тэхенова
итальянского, вбирая в себя каждый стон и каждый звук чужого языка. И даже не
догадываясь о том, что шепчет Тэхен бесконечное «прости».
«Прости, моя любовь. Прости за наше счастье, которому суждено разбиться на тысячи
осколков. За счастье, у которого не было шанса. Прости, моя душа».
— Нет, не оставляй.
— Не посмею, — хрипло шепчет в ответ Чонгук, стерев большим пальцем слезу с щеки
Тэхена и целуя в кончик носа.
— Моя итальяночка.
И это первый раз, когда Тэхен хочет слышать эти слова бесконечно.
— Только твоя.
🔥🔥🔥
На часах почти пять утра. Тэхен лежит, прижимаясь спиной к горячей груди спящего
Чонгука. Омега так и не сомкнул глаз, боясь упустить хоть секунду их жаркой ночи.
Он лениво водит указательным пальцем по ладони Гука, лежащей на его животе, и
смотрит в окно, за которым начинает пробуждаться большой город. На затылке
чувствуется ровное теплое дыхание альфы, которое Тэхен слушал бы вечно.
Он не осознает, как берет ноутбук Чонгука и, крепко прижимая его к себе, идет на
кухню, прислушиваясь к каждому шороху со стороны спальни, как какой-то преступник.
Но Тэхен хуже, в разы хуже преступника. Он предатель. Рука, держащая нож, уже
занесена над ничего не подозревающим Чонгуком.
Омега трет лицо ладонями и пытается собраться, включить мозги, судорожно размышляя
о том, какой пароль бы мог поставить альфа. Он вздыхает, беря себя в руки, и
приступает к подборке пароля, начиная с самых элементарных вариантов вроде даты
рождения и имен. Ничего не подходит, снова и снова программа просит повторить
попытку, и Тэхен повторяет. Он уже начинает нервничать, а пальцы мелко подрагивают.
В любую секунду может проснуться Чонгук. Тэхен, размышляя о пароле, параллельно
придумывает оправдание тому, почему в пять утра пытается влезть в его ноутбук.
Бред, какой же бред. Тэхен чувствует себя мерзко в сотни раз больше, чем обычно.
Грязно, низко.
Получилось.
Тэхен прижимает ладонь ко рту, подавляя рвущийся наружу плач. Плечи подрагивают от
беззвучных рыданий, а слезы застилают глаза, смазывая картинку. Омега утирает их
рукавом рубашки и дрожащей рукой касается мышки. Лучше бы у него не получилось, но
он знает, что тогда все было бы хуже. Вечно надо думать о других, думать о тех, кто
даже ничего не подозревает. Эта боль молча сжирает одного лишь Тэхена.
Он быстро открывает каждый документ, каждую папку, даже проверяет почту, навострив
уши. Если сейчас Чонгук появится за его спиной, конец придет раньше времени. Тэхен
умрет на месте. Только не так, только не в такой ситуации.
Утерев влажные от слез щеки, омега выключает ноутбук и тихо выходит из кухни,
положив его на место. Сейчас вернуться к Чонгуку уже невозможно. Ноги с трудом идут
в сторону спальни, еле сдвигаясь с места. Тэхен все это время сдерживает плач, до
крови кусая губу. Он входит в комнату и застывает, смотря на альфу, который так и
не проснулся. Внутри все рушится, превращаясь в руины, держаться больше нет сил.
Притворяться, что все прекрасно, Тэхен не сможет.
Тэхен поднимается на ватных, еле держащих его ногах. Хочет уйти, но не может не
прикоснуться к Чонгуку напоследок. Он склоняется перед ним и мягко, едва ощутимо
касается теплых сухих губ, жмуря глаза до боли. Мысленно, бесконечное количество
раз повторяет одно лишь «я люблю тебя», и срывается, спеша покинуть квартиру.
Только выйдя за порог, он не удерживается и плачет, давая волю эмоциям, жрущим его
искалеченное сердце.
Эта ложь была последней. На еще одну его просто не хватит. Последний нож теперь в
спине Чонгука, а руки Тэхена в крови любимого.
Он впервые задумывается о том, что зол на тех, ради кого отрывает часть своей души.
Жертвует своей любовью.
🔥🔥🔥
Хосок медленно перекатывает в зубах тлеющую сигарету, соколом устремив взгляд в
сторону скопления подростков, покидающих школу. Он сменил привлекающий внимание
космически-синий макларен на массивный белый рэндж ровер эвок, припарковавшись
через дорогу от автобусной остановки, расположенной неподалеку от школы для
удобства учеников.
Через тонированные окна не видно ничего, зато Хосоку все, как на ладони. Вот только
того, ради кого он так стоит уже около часа, все нет. Ученики покидают школу по
мере окончания уроков, и сейчас, кажется, последний закончился. Лица подростков
окрашиваются счастьем, как только они выходят за территорию школы. А Юнги нет и
нет. А может, его и в школе не было. А может, он забросил ее вовсе, наплевав на
все. А может…
В голове Хосока уже скопилась куча волнующих предположений, и чем дольше он сидит в
ожидании, тем невыносимее становится все это переваривать.
Хосок даже не в своей машине сидит, потому что Юнги каждую в его гараже знает. Туда
альфа старается заходить теперь как можно реже: там стоит серебристый порше,
который он накрыл чехлом, только бы не маячил перед глазами. Его салон наверняка
все еще хранит на себе аромат омеги. Хосок оставляет это до худших времен, когда
дышать станет нечем. Тогда он сядет в порше, чтобы найти свой воздух в любимом
аромате.
Он ждет еще пятнадцать минут, все это время неторопливо выкуривая сигареты одну за
другой. В салоне становится слишком задымлено, из-за чего образы снаружи
смазываются. Наверное, теперь это не имеет значения, скоплений школьников давно уже
нет. Хосок докуривает сигарету и опускает стекло, позволяя свежему воздуху
проникнуть в прокуренный салон. Вместе с ним внутрь залетает до покалывания в
сердце любимый аромат, который Хосок будет помнить и в последующих своих жизнях. Он
замирает с полупустой пачкой сигарет в руке и резко поднимает взгляд, ища Юнги.
Находит сразу. Юнги теперь выглядит иначе, Хосок сначала не верит своим глазам. Его
маленький ангел стал маленьким демоном. Вместо белоснежных волос, в которых
купались солнечные лучики, теперь темно-каштановые, почти черные. Омега выглядит
взрослее, серьезнее. И он чертовски красив. Хосок влюбляется снова. Он так и
зависает, не в силах оторвать от своего мальчика взгляда, а затем спохватывается и
спешит поднять стекло, чтобы Юнги его не увидел.
Хосок думает о том, что расставание пошло Юнги на пользу, и сухо усмехается. Он бы
уверовал в то, что омеге без него прекрасно, если бы не увидел эти большие глаза в
тот момент, когда Юнги поднял голову и, кажется, что встретился с ним взглядом. Но
это не так, за темным стеклом не видно ничего. Юнги никогда не узнает, что в джипе
напротив сидит Хосок. Он знает, альфа такие машины не любит.
Хосок ловит его теплый взгляд, за которым он четко видит лютый холод, заморозивший
внутри Юнги все. У Чона внутри то же самое. Каждый день ледяные глыбы в его душе
рушатся одна за другой, вонзаясь острием в жизненно важные органы. Возле Юнги они
начинают таять и заполнять легкие водой, потому что просто видеть мало, ему
необходимо прикоснуться и почувствовать мягкость нежной кожи омеги, которую он так
любит очерчивать губами.
Юнги далек, он на другом конце вселенной, на том конце пропасти, через которую даже
мост не построить. Обрушится.
Но реальность такова: все это — вина одного только Хосока. Теперь ему остается
наблюдать лишь со стороны, смотреть на улыбку своего Юнги, которую вызывает не он,
и адресована она не ему. Во всем виноват сам Чон, теперь ему за это расплачиваться,
страдать изо дня в день, прикрывая иссыхающую без омеги душу всевозможными мыслями
и делами. Он даже дома не ночует, а когда приходится, спит на диване, не решаясь
лечь в ставшую холодной постель, которая когда-то была лучшим местом для них с
Юнги. Теперь в ней нет смысла. Ни в чем нет смысла. Хосок с каждым днем медленно
умирает от яда, собственноручно введенного в кровь.
«Теперь расплачивайся, Чон Хосок», — мысленно говорит он сам себе и, проводив Юнги
взглядом до остановки, резко срывается с места с визгом шин по асфальту.
🔥🔥🔥
Тэхен нервно перебирает в пальцах ручку, пытаясь сосредоточиться на скучнейшей в
мире лекции по дисциплине, по которой ему предстоит сложный экзамен. Мысленно он не
здесь, не в этом кабинете и даже не в университете. Он там, с Чонгуком.
Тэхен пытается вести себя спокойно, выглядеть так, как будто ничего не происходит,
но не может утихомирить разрастающуюся внутри тревогу. Неизвестность пугает так,
что хочется расплакаться, подобно маленькому ребенку.
Что там будет? В чем состоит план Джихана? Почему он так нуждался в этой
информации? Десятки вопросов крутятся в голове Тэхена, напрочь выбивая концентрацию
на лекции. Ему страшно, по-настоящему страшно. Внутри трепет далеко не приятный, а
тревожный, волнующий до головной боли, бьющей по вискам.
Сидеть и пытаться слушать лекцию становится физически невыносимо. Как Тэхен может
притворяться, что все в порядке? Как может быть невозмутимым, когда Чонгука,
которому вероятнее всего грозит опасность, нет рядом.
🔥🔥🔥
— Тачки уже оборудованы? — спрашивает Чонгук, поправляя кепку на голове и с
прищуром из-за палящего солнца наблюдая за автомобилями, которые выезжают из-за
грузовиков. С одной стороны стоит Хосок, сложив руки на груди, а с другой — Джейби,
который помог организовать поставку. — Все двенадцать?
По просторной территории одного из складов в суете бегают люди Чонов, выгружая
ящики с деталями, привезенными помимо готовых автомобилей.
— Я хочу проверить сам, — говорит Чонгук, хмуря лоб. — Возможно, что-то надо будет
доработать.
Джейби пожимает плечами. Все автомобили уже выгружены и стоят в ряд одна за другой,
сверкая глянцем на ярком солнце.
Чонгук идет к первой машине, указывая сидящему в ней альфе поднять для него крышку
капота. В заднем кармане джинсов начинает вибрировать телефон. Альфа достает его,
принимая звонок от Тэхена.
— Чонгук, — голос Тэхена в трубке звучит напряженно и слишком серьезно, как будто
окатил его холодной водой в эту жаркую погоду. Таким тоном омега никогда не
разговаривал с ним. Чонгук настороженно хмурится и замедляет свой ход.
— Пожалуйста, будь осторожнее. Я… — омега замолкает, тяжело вздохнув и словно
собираясь с силами для продолжения своей речи. Чонгук тормозит в нескольких метрах
от автомобиля и молча ждет, когда Тэхен продолжит. — Я не знаю, что на этот раз
задумал Джихан, но ты в опасности.
— О чем ты говоришь, Тэхен? Что задумал Джихан? Откуда ты вообще можешь зна…
— Я тебя умоляю, Чонгук, уходи оттуда сейчас же, пожалуйста, послушай меня, —
быстро говорит Тэхен и чуть ли не плачет в трубку, моля альфу. — Он что-то
запланировал для поставки машин, я понятия не имею, что, но он…
— Откуда ты знаешь, что задумал Джихан? — нервно спрашивает Чонгук, прервав омегу
и двинувшись к машине. Он ни черта не понимает, и это начинает раздражать.
Это последнее, что слышит Чонгук. Его оглушает громкий взрыв, а глаза ослепляет
яркая вспышка. Альфа не сразу понимает, что его отбросило. Это взорвался
автомобиль, к которому шел Чонгук. Телефон с прервавшимся звонком лежит где-то на
земле среди осколков стекла. Чонгук не в силах сдвинуться, он так и сидит на земле,
не слыша криков брата позади, не слыша поднявшегося вокруг шума. Его окутывает
ступор, а распахнутые глаза устремлены на горящий в нескольких метрах от него
автомобиль.
Не успевает Чонгук опомниться, как взрывается вторая машина. Во все стороны
разлетаются осколки и детали кузова. Чонгук чувствует на своих плечах крепкие руки,
которые пытаются его поднять. Кроме этого он ничего больше не чувствует. Ни боли от
порезов на руках и лице, ни обжигающего жаром раскаленного воздуха, лижущего кожу.
У Чонгука в ушах стоит оглушающий писк, подобный ультразвуку, а перед глазами все
смазывается, сливаясь в одну ослепляющую огненную картинку. Он поворачивается к
брату лицом и пытается сфокусировать на нем свой взгляд. Он ничего не понимает. В
голове полнейшая пустота и этот мерзкий писк, не дающий сконцентрироваться на
мыслях. Хосок что-то громко говорит, оттаскивает подальше, а где-то Джейби
суетится, пытаясь помочь тем, кого ранило осколками от взрыва. Вокруг творится ад.
Чонгук грубо скидывает с себя руки брата, прорычав, чтобы не трогал его, и на
негнущихся ногах идет куда-то вперед, не обращая внимания на то, что Хосок его
окликает. Хорошо, хоть следом не идет, иначе Чонгук что-нибудь натворит, не
удержится. Он запускает испачканные своей же кровью руки в волосы и сжимает их у
корней. Из сухих губ вырывается нервный смешок, а глаза растерянно бегают, не зная,
на чем сконцентрироваться. Чонгук качает головой в отрицании, а смех усиливается.
Вместе с ним внутри рождается чистейшая злость, подобно снежному кому. Там
образуется целый коктейль из уничтожающих эмоций, кипящий, как лава в жерле
вулкана, который вот-вот извергнется. Ненависть травит, как яд, змеей расползается
по венам, захватывая кровь.
Чонгук поднимается на ватных ногах и трет лицо, не заметив, что размазывает на нем
кровь от ссадин. В ушах все еще стоит звон, но мысли заглушить он больше не в
состоянии. Среди них преобладает лишь одна. И Чонгук все еще не верит.
🔥🔥🔥
Тэхен сидит на краю чонгуковой постели, отстраненно наблюдая за вечереющим городом
за панорамным окном. Его жизнь закончилась еще днем, когда он открыл Чонгуку
страшную тайну, уничтожившую все. Тэхен бился в истерике, не мог остановить
бесконечный поток слез, осмелился позвонить даже Хосоку, но ни он, ни Чонгук, не
отвечали. Последнее, что Тэхен услышал в трубке — взрыв.
Ему больше некуда идти, негде Чонгука искать. Если он вообще жив. Тэхен готов
вечность сидеть в этой квартире и ждать, когда альфа придет. Если придет. А если
все-таки нет, Тэхен пойдет за ним сам. Мысль о том, что он мог не успеть
предупредить Чонгука, сводит с ума, заставляет рыдать и кричать до срыва голоса. А
у Тэхена больше нет сил. Он пропитал своими горькими слезами всю подушку. Чонгук,
наверное, будет теперь недоволен.
Всю ночь перед случившимся Тэхен не мог сомкнуть глаз. Сообщив Джихану информацию,
которая ему была нужна, он с опозданием осознал, что совершил огромнейшую ошибку,
сделав это. С той самой секунды Тэхена съедал сумасшедший страх. Предчувствие, что
должно произойти что-то плохое, не давало спокойно закрыть глаза и погрузиться в
мирный сон, а после не дало сосредоточиться на учебе. С Джиханом так просто и легко
не бывает, и Тэхен снова опоздал, поняв это. Наивный идиот, до смешного глупый.
Джихан давно жаждет смерти Чонгука.
Тэхену становится еще дурнее от мысли, что погибнуть мог и Хосок. Юнги, который,
конечно же, ни на грамм меньше не стал любить своего альфу, никогда не простит
этого Тэхену. Никто и никогда не простит. А главное, что сам Тэхен не простит и
кровь со своих рук никогда не отмоет. Мысленно он утешается только тем, что пойдет
следом, если смерть окажется правдой.
Как назло квартира Чонгука кажется слишком тихой и холодной. Гробовая тишина,
могильный холод и полумрак. Это просто окна открыты, иначе дышать нечем будет, а
при свете свое отражение видеть страшно. Молчание убивает, собственные мысли
сжирают заживо, но Тэхен не в тишине. Он внутренне кричит до порванных связок,
рыдает и бьется лбом об стену. Снаружи он — всего лишь тень с остекленевшими
глазами и ледяными как у мертвеца пальцами, прижатыми к мелко дрожащим приоткрытым
губам. Тэхен почти не дышит, замерев статуей. Боится двигаться, боится нарушить
покой его дома.
Он знает, что теперь не смел приходить сюда, не смел сидеть на постели Чонгука,
тоже вдруг ставшей холодной. Он больше не смел лезть в его жизнь, но пока не
узнает, что Чонгук жив, не сможет уйти. Будет ждать, сколько нужно. Плевать уже на
свою жизнь.
Но он пришел.
Он решается. Медленно поднимается с постели, как будто вдруг стал деревянным, еле
подвижным, и поворачивается к Чонгуку. Его взгляд убивает прямо на месте. Не режет,
не обжигает. Сразу уничтожает.
Своей пустотой.
Чонгук жив, это самое главное. На его лице мелкие ссадины, на предплечьях порезы, а
костяшки пальцев не разглядеть из-за крови. Он что-то бил. Или кого-то. По телу
Тэхена пробегает холодок. Это все из-за него, это все его вина.
— Чонгук… — тихо заговаривает омега, делая шаг в сторону Чона. Эту тишину выносить
уже невозможно.
— Зря пришел, — цедит сквозь стиснутые зубы Чонгук, не двигаясь с места. Тэхен
открывает рот, чтобы что-то сказать, но альфа не позволяет. — У тебя ровно десять
секунд на то, чтобы исчезнуть.
Из моей жизни.
Тэхену кажется, что он этот удар стоически выдерживает, но это полнейший бред.
Чонгук четко целится, давая тэхеновой душе все меньше шансов на восстановление,
хотя бы частичное. Он кажется живым только снаружи. Тэхен этого ждал, но готовым не
оказался.
— Чонгук, послушай, — быстро тараторит омега, все же делая шаг в сторону альфы, и
очень зря. Чонгука это только сильнее напрягает. Он готов в любую секунду броситься
на него разъяренным зверем. В этот момент Тэхен начинает понимать, что конец
настал, что больше он к Чонгуку так близко не будет, и как утопающий пытается
зацепиться за соломинку, которая не позволит ему утонуть в бескрайнем океане
собственного кошмара. Он осознает, что смысла нет, но борется сам с собой, прося
остановиться, ведь это и есть конец, который так его пугал долгие месяцы. — Не иди
на рожон, прошу тебя, ему только это и надо, чтобы тебя из равновесия вывести, он
этого добивался, — быстро говорит Тэхен, глотая слезы. Плевать на пустые
оправдания, которые Чонгуку точно не нужны. Пусть только жив будет, пусть только не
натворит глупостей.
— Мне тебя слышать тошно, сука, — цедит Чонгук сквозь сжатые зубы. А Тэхен все
пытается что-то ему сказать еще, смеет рот открывать, подходить ближе. Глупая сука.
— Мне, блять, видеть тебя мерзко! — не удержавшись, вновь орет Чон, всеми цепями
держа самого себя, чтобы не убить Тэхена прямо здесь. Он хватает с тумбы какую-то
статуэтку и швыряет в сторону омеги. Та пролетает возле его виска и разбивается о
стену за омегой на мелкие осколки, звонко рассыпавшиеся по полу. Тэхен даже не
вздрагивает, не жмурится, все так же стоит и смотрит в горящие адским пламенем
любимые глаза, думая о том, что лучше бы Чонгук целился в него. — Я ничего слышать
не хочу, Тэхен. Уйди с глаз моих, пока я тебя не уничтожил нахуй, — рычит он,
тяжело дыша. — Исчезни. Вали к черту.
Мерзкий.
Тэхен влетает в лифт и скатывается по его холодной стенке вниз, до боли хватаясь за
волосы дрожащими пальцами, чуть ли не вырывая их с корнями. Он больше не
сдерживается, рыдая в голос и топя себя своими же слезами. От концентрации боли
внутри больно физически. Горло дерет, сердце колет так, что еще немного, и просто
остановится. И лучше бы остановилось.
🔥🔥🔥
Входная дверь за Тэхеном закрывается, и Чонгук взрывается. Он орет раненым зверем и
сшибает все на своем пути, давая своей всепоглощающей ярости волю, которую так
сдерживал, чтобы не обрушить на омегу. Ему до безумия хочется погнаться за Тэхеном
и выместить на нем свою ненависть, потому что крушить мебель в доме для него
катастрофически мало.
По квартире словно ураган проходит, не оставив целой ни одну вещь. На ладонях от
осколков появляются новые порезы, и это все, что оставил Чонгуку Тэхен. Ненависть к
нему растет в сотни раз с каждой секундой, а хаос, среди которого стоит Чонгук, ни
на грамм не помог вылить хоть долю сжигающей его злости наружу.
Его предал друг, и это было похоже на нож в спину. Его предал любимый человек, и
это похоже на сгорание заживо.
Холодный свет искусственных ламп рассеивает мрак в длинном гараже. В ряд стоят
около десятка автомобилей, принадлежащих Чонгуку. Он твердым шагом идет мимо них,
сжимая рукоять готовой к делу биты в опущенной руке. С диким горящим взглядом,
кричащим об угрозе, с кровью на лице и руках, с битой он похож на настоящего
сумасшедшего убийцу, идущего по чью-то душу. Хорошо, никто его в этот момент не
видит. Ему самому сейчас кого-то видеть опасно. У самого конца гаража альфа
тормозит, останавливаясь перед красным ламборгини авентадором Тэхена. После той
аварии Чонгук забрал груду металла к себе, никому ничего не сказав, и
восстанавливал автомобиль в одиночку.
Но какое теперь значение это имеет? Чонгук на эту машину смотреть больше не может.
Он замахивается и бьет битой прямо по лобовому стеклу, разнося по гаражу звук удара
и треск. Плевать на сожаление и потраченное время. Его больше не остановить.
Чонгука срывает. Он словно разбивает частичку Тэхена с каждым новым ударом, и ни
капли не жалеет. В голове, словно чтобы подлить масла, проносится его образ. Эти
огромные глаза, игравшие искренние чувства для одного наивного зрителя, поверившего
в настоящую любовь. А все оказалось ложью, всего лишь пустым притворством. Чувства
были, но принадлежали они только Чонгуку. Как же он ошибся, как был слеп, грея змею
на груди долгие месяцы, которые называл лучшими в своей жизни.
Проебался.
Рядом был чужой человек, который медленно готовил Чонгука к уничтожению, вырезая
кусок за куском из его открытой нараспашку души. Чонгуку даже думать о нем тошно.
Любое напоминание о Тэхене он будет стирать в порошок, любую мысль о нем будет
безжалостно топить в океане безграничного сознания. Как можно глубже, как можно
дальше, чтобы никогда больше не всплыло, не посмело появиться в мыслях.
Ненависть начинает стремительно вытеснять любовь. Оно и к лучшему, ведь ненавидеть
его будет легче. Ненависть — единственное, что он заслужил.
Чонгук лижет сухие губы, чувствуя на языке вкус собственной крови и слез, которые
тут же стирает нервным движением. Это горечь, не сумевшая сдержаться внутри. Чонгук
позволяет ей вылиться, иначе она сожрет его, превратит в ничто.
Свою одностороннюю любовь он хоронит глубоко в себе, там, где ее могилу больше не
найти. Ее не стало в один короткий миг, как по щелчку пальцев.
Ненависть превалирует.
Комментарий к помутнение
1-2 сц: xxxtentacion & blackbear - no pulse
3: Fleurie - Hurts Like Hell
5 сц: Sam Tinnesz - Play With Fire (ft. Yacht Money)
6 сц: BVKPRTY - Midnight
Похоронная церемония завершилась совсем недавно. По серому небу молчаливо плывут
тучи, боясь нарушить покой усопших. В ряд расположились десять свежих могил,
окруженных такими же свежими цветами. Их душистый аромат, растекшийся по воздуху,
навевает тихую тоску и печаль. Легкий прохладный ветерок колышет зеленую листву
высоких многовековых деревьев, растущих на территории кладбища.
Чонгук куда ни обернется, везде видит знакомое имя. И даже какое-то неверие
охватывает. Еще совсем недавно все они были живы, скрашивали собой ночные улицы
столицы, показывая лучшее шоу для влюбленных в скорость зрителей. Как странно тихо
теперь стало без визга шин, без ликующего смеха победителей и разливающегося реками
алкоголя.
Чонгук поджимает губы, подолгу смотря на одно надгробие, а после на другое, и так
одно за другим. Каждого вспоминает, каждому, даже сопернику, выказывает бесконечное
уважение и просит прощения. Груз вины ложится на его плечи, с каждым разом
становясь все тяжелее. Это все их затянувшаяся война, которая неизвестно, сколько
еще унесет жизней. Сколько еще людей найдут свой покой здесь, под слоем сырой
земли? Ни в чем не повинные, посвящающие свою жизнь дорогам с искренней любовью и
жаждой.
Спустя некоторое время Джин и Чимин молча покидают кладбище, оставляя альф наедине
со скорбью. Джейби, который, казалось, и так в своей жизни многое видывал, сейчас
стоит и не может поверить в реальность. Никогда он разом стольких не хоронил,
никогда не думал, что уличная война может приобрести такие масштабы. Среди погибших
не только люди из банды Чонов, но и из его собственной, что вдвойне тяжело и
болезненно. Беды никто не ждал, никто не предвещал. Им лижет пересохшие губы и
отходит в сторону, закуривая. Только дым сейчас способен унести хоть каплю той
горечи, что скопилась внутри после произошедшего.
Чонгук спиной чувствует присутствие того, кто находиться тут не имеет права. Его
миндаль с нотками гвоздики подползает змеей, заволакивает, заставляет давиться,
перекрывая кислород. В Чонгуке начинает пробуждаться ненависть, которую он
собирался оставить за пределами кладбища. Не сейчас, не ее время это.
Джихан бесшумно подходит и встает рядом с братьями, окидывая свежие могилы тяжелым
задумчивым взглядом.
— Как твоя совесть позволила тебе сюда прийти? — медленно, с угрозой в негромком
голосе проговаривает Чонгук, повернув к невозмутимому До голову и выжигая его в миг
воспламенившимся взглядом.
Секунда — и злость берет над ним контроль, завладевая всем телом и сознанием.
Обычно хватает только мысли о Джихане, а тут он сам во всей своей красе, еще и
видом своим дает понять, якобы глубоко скорбит. Чушь это, полная чушь, от которой
Чонгука просто тошнит.
— Одни в своей смерти виноваты сами, а другим не повезло оказаться не в том месте
и не в то время, — спокойно говорит Джихан, даже не взглянув на Чонгука. — Мне
искренне жаль этих людей.
Чонгук улавливает витающий в воздухе легкий аромат цветов, что принес с собой До.
Тех самых. Альфа буквально слепнет от ярости с каждой секундой все сильнее. Тот, о
ком он заставлял себя не думать, насильно зарывая все воспоминания глубоко в душе,
снова напоминает о себе ненавязчиво. Подтверждает свое предательство вновь,
усугубляя еще больше, хотя, казалось бы, куда еще. Он не просто с До связан, он
принадлежит ему телом, а что душой тоже, — Чонгук не сомневается. И это осознание
сводит с ума.
— Их смерть на твоих руках, — хмыкает Хосок. Его берет злость не меньше, чем
Чонгука.
— Плевать, ты не будешь у руля, — рычит Чонгук, делая к Джихану шаг. Один его
голос выворачивает наизнанку, каждое его слово, будто бы триггер. Хосок
напрягается, двинувшись за братом, от которого сейчас пышет адским пламенем, что
уже начинает стремительно разгораться и испепелять вокруг себя все. Чонгук в делах
самоконтроля довольно плох. Особенно сейчас.
Чонгука срывает.
— Сука, — цедит он сквозь стиснутые зубы, резко подрываясь к Джихану. Тот даже
бровью не повел, так и стоит с удовлетворенной ухмылкой на губах, наслаждаясь
яростью, бурлящей внутри Чонгука в эту секунду. Хосок успевает перехватить брата
сзади, Джейби тоже подлетает к ним и крепко сжимает плечо вырывающегося Чонгука.
Тому уже плевать, что они на кладбище. Так даже лучше, он сразу тут выроет для До
могилу и закопает живьем. Стоит услышать одно имя из пяти букв — и внутри настоящий
ад пробуждается. — Передай своей шлюхе, — рычит Чонгук, плавя невозмутимого Джихана
пылающим ненавистью взглядом, — чтобы не попадалась мне на глаза, иначе так просто
уже не уйдет.
— Лучше вали к черту, До, не то место для разборок, — цедит сквозь стиснутые зубы
Хосок, еле удерживая в крепкой хватке разъяренного брата, готового голыми руками
разорвать Джихана.
— Пусти, блять, — рычит Чонгук на держащих его альф, тяжело дыша. — Я тебя
уничтожу, До. Клянусь, ты, ублюдок, пожалеешь, что попер против меня. Будешь
собственными кишками блевать, запомни мои слова.
— Не угрожай мне, это выглядит смешно, — ухмыляется До, скользнув языком по нижней
губе. — Ты прав, Хосок, — говорит он, взглянув на старшего Чона. — Наше дело на
дорогах, а не здесь. Я пришел, чтобы выразить скорбь, а не разбираться.
— Засунь свою не нужную никому скорбь… — шипит Чонгук. Ярость слепит, лишает
самообладания. Все, чего ему сейчас хочется — услышать хруст шеи ублюдка, который
не только пытается лишить его дорог, но уже лишил чего-то более важного.
— Бери пример со старших, Чонгук, держи себя в руках, — возмущенно качает головой
Джихан, хмуря брови. До подпитывается злостью Чонгука, как вампир свежей теплой
кровью. Он мог бы бесконечно выводить его из себя, получая все новую и новую дозу
особенного наслаждения. Тэхен отлично постарался. Разломал Чона изнутри, оставив
одни лишь осколки. Чонгук потерял здравомыслие. — А то ты подрываешь мои
представления о достойном сопернике. Неужели любовь тебя так изуродовала?
До словно смотрит в самую душу, и не просто смотрит, а точно бьет. Даже сам Чонгук
себе не признается в том, что да, изуродовала до неузнаваемости, оставила руины и
обрубки, которые альфа пытается скрывать за дешевыми декорациями, что сразу же
сгорают, стоит вспыхнуть волне злости от мысли о Тэхене. Любовь эта изуродовала
так, что самому от себя мерзко.
Хватка ослабевает, и альфа скидывает с себя руки брата и Джейби. Нервным движением
он оттягивает удушающий галстук на шее и поджимает губы.
— Подожди немного, Гук-а, — спокойно говорит Джейби, сложив руки на груди. — У нас
много времени, чтобы…
— Выпускать пар на свалке своей, наверное, — пожимает плечами Чон, смотря брату
вслед. Хосок прекрасно знает, что Чонгуку это сейчас необходимо, как ничто, а иначе
копящаяся тоннами внутри злость его просто уничтожит, разорвет на кусочки. Сам
через такое проходил. И все-таки с тем, что сейчас испытывает Чонгук, ничто не
сравнится. Его предал любимый человек. — Поехали в гараж, — вздыхает Хосок,
похлопав Джейби по плечу.
🔥🔥🔥
Юнги пулей вылетает за пределы школы и, поправляя на плече лямку рюкзака, спешит к
ближайшему магазину. Уроки, наконец, кончились, и можно свободно вздохнуть. Весь
день в школе омегу мучила жажда поесть капусту. Он мысленно ругался на ребенка с
его внезапными запросами, перед которыми был не властен, прижимая ладонь к совсем
немного выпуклому животу.
Потихоньку он привыкает к новой жизни. К той, где есть развивающийся под сердцем
малыш. К той, где в самом сердце нет Хосока. Он ночами плачет намного реже, потому
что нервничать в его положении нужно меньше, а перед папой и вовсе ярко улыбается.
Почти искренне, потому что Енджуну просто нельзя не улыбнуться. Если сначала Юнги
всеми силами сам себя заставлял жить и двигаться дальше, ставил на ноги и учил
ходить, то теперь он обрел новый смысл, новую цель — выучиться и воспитывать
ребенка, которого еще долго не мог принять. По этой причине он не забил на учебу, а
наоборот стал заниматься усерднее, вместо осуждающих взглядов учителей получая
теперь одобрительные, полные гордости. Но плевал Юнги на них, не для этого
старается. Важнее всего ему папа и ребенок.
Юнги почти доходит до кассы и вдруг замирает, едва не выронив корзину из руки.
Перед ним стоит Хосок, как всегда выглядящий совершенно даже в обычной черной
футболке под кожаной курткой. Сердце у Юнги болезненно колет. Оно сразу же
вспоминает страдания, что поутихли только сейчас, а раны на душе еще толком не
затянулись. Видеть Хосока сложнее, чем могло показаться. В животе что-то начинает
шевелиться, ерзать, и Юнги даже кажется на миг, что это ребенок почувствовал отца,
но это бред, и Мин прекрасно знает, что на таком сроке он просто не может давать о
себе знать шевелениями. Там другое, там клубочком свернувшееся волнение и легкий
страх. Обида с болью нашли место в самом сердце, и тоже просыпаются мгновенно. Юнги
хочет потянуться к нему, прикоснуться, ощутить родное тепло, которого его жестоко
лишили, но сразу же безжалостно обрубает этот порыв. Он Хосоку не нужен.
У Хосока сердце тянется к Юнги, но тот в это даже не поверит. У Юнги сердце тянется
к Хосоку, но тот даже не надеется.
— Как… учеба? — выпаливает он вдруг. Звучит смешно и даже глупо, Юнги вообще мог
бы сделать вид, что никогда его не видел и не знал и пройти мимо, потому что этого
Хосок и заслужил после причиненной боли. Но ему хочется подольше растянуть эту
случайную встречу, а может, намеренное столкновение. Ему хочется насытиться любимым
образом, бескрайними глубинами в родных глазах, хоть там и ничего светлого по
отношению к Хосоку нет теперь. Хочется еще немного, хоть лишнюю секунду задержаться
рядом с ним. И хорошо, и больно.
— Юнги… — зовет любимый голос, который он так хотел услышать вновь, а сейчас,
когда услышал, только хуже стало.
Юнги еще пару секунд терпит, вновь пропуская через себя воспоминания о той
невыносимой боли, как будто только вчера произошло, и в итоге не выдерживает.
Хосок хочет подорваться следом, схватить за руку, развернуть к себе и все излить,
оправдаться, вымаливать прощение, но понимает, что сейчас сделает только хуже. Да и
не при всех же выяснять отношения. Юнги и слушать не станет. Кажется, он даже
присутствия Хосока уже не терпит, о чем тут говорить? Больно, но заслуженно.
Чон все-таки берет то, за чем приехал в магазин, и выходит на улицу, вдохнув свежий
воздух, немного рассеивающий тяжесть мыслей в голове. Он закуривает, зажав фильтр в
уголке губ, и идет к ждущему его на парковке белому рэндж роверу.
🔥🔥🔥
За окном вечереет. Мрак сливается со вспыхивающими огнями города где-то вдалеке.
Внизу шумит и плавно течет себе жизнь, а в гостиной, окутанной теплым светом,
витает абсолютная тишина, сжимающая стенки мозга своим бесшумным звоном, застрявшим
в ушах.
Тэхен оставил свое сердце в руках у Чонгука. Наверное, от него уже ничего и не
осталось, ведь ему оно тоже не нужно. Внутри у него остался лютый мороз,
замораживающий душу. Чуть тронь, и она рассыплется на льдинки. Мысли о Чонгуке
медленно и верно уничтожают, но Тэхен с усердием мазохиста все продолжает
возвращаться в то счастливое время, где пылала любовь, сжигая их обоих. Тэхен
наказывает сам себя, отчетливо вспоминая каждую деталь их сладкого сна, которому
пришел конец. Он вспоминает, как касался пальцами согревающей улыбки Чонгука, как
ловил ее своими губами и тихонько посмеивался, когда альфа рычал шутливо, не имея
терпения, чтобы скорее завладеть желанным телом.
Знай, что ты потерял из-за своего молчания. Из-за страха, завладевшего разумом.
Тэхен получил еще один заслуженный удар, но на что он рассчитывал при таком
несчастливом исходе? А Джин, просверлив его взглядом еще секунду, просто прошел
мимо, оставляя Тэхена одного со своей неподъемной виной, которую сил на себе
волочить уже просто нет. Джин испытывает то же самое, что и Чонгук, находится в той
же позиции. Любил и так жестоко потерял. Столкнуться с кем-то другим из людей, что
стали Тэхену семьей, будет катастрофично. Его переломает окончательно. Ему остается
как сумасшедшему жить в своем скрытом от лишних глаз мире, где Чонгук рядом и не
мечтает его уничтожить.
Тэхен не обращает внимания на то, как Джихан вернулся, выдав себя негромким звуком
открывшейся входной двери. Омега инстинктивно еще глубже в себя зарывается, жмуря
глаза и видя под веками один лишь образ любимого. Его болезненное утешение, его
неспокойное спокойствие.
— Кончай, Тэхен, ты с самого начала знал, к чему все это приведет, — лениво
говорит Джихан, закатив глаза. — Не заставляй меня снова применять насилие, как в
прошлый раз. Я все еще не могу поверить, что ты меня так жестоко подставил, —
осуждающе хмыкает альфа, покачав головой и не сводя с омеги пристального взгляда.
— Ты мог потерять отца, — Джихан отпивает алкоголь и лижет губу, опуская на дно
стакана задумчивый взгляд. — Так бездумно… Я не убил его лишь потому, что
партнерство с ним мне сейчас очень полезно. Но дай еще один повод, и меня уже ничто
не остановит, — скалится альфа, подмигнув Тэхену.
— Я видел Чонгука, — вдруг говорит Джихан, все так же стоя внизу у лестницы и
сунув руки в карманы брюк. Тэхен замедляется, вцепившись пальцами в перила, но не
оборачивается, ждет, чем кольнет его альфа. — Отзывался о тебе не очень лестно, —
хмурится До, покачав головой, делает короткую паузу. — Шлюхой назвал, — у Тэхена в
голове рушатся последние светлые воспоминания, а сердце распадается на частички
пыли. Джихан как будто бы специально это говорит, упиваясь тэхеновой болью. — В нем
никакого воспитания. Разве Чонгук заслуживает тебя? — спрашивает Джихан, смотря на
Тэхена снизу вверх. Тот молчит, словно язык проглотил, а в глазах собираются слезы.
Джихану не нужно видеть его лицо, чтобы понять, как ранят эти слова. Как ранят
Чонгука слова.
«Это я его не заслуживаю».
🔥🔥🔥
Юнги сидит на маленьком стульчике перед своим доджем, что выглядит теперь как
новый. Он сверкает в свете одинокой тусклой лампы гаража темным серебром с черной
полосой по центру, расширяющейся ближе к тонированному лобовому стеклу. Работа над
этой машиной, наконец, закончена. Юнги даже не верится, что он смог это сделать в
одиночку, да еще и в своем положении, но он справился, поставив ржавый кусок
металла на колеса. Его прошибает гордость, а на губах играет довольная
удовлетворенная улыбка. Руки чешутся скорее сесть за руль и махнуть навстречу
холодному ветру по длинной трассе. Как будто вечность не ощущал этого, а в этой
машине эмоции совсем другие, словно более острые и яркие, и вся она живая, все
понимает и чувствует. Юнги в предвкушении.
Он сидит так, созерцая свое создание, уже полчаса, не может оторваться, смотря на
это великолепие в чистом виде. Отец был бы горд, и от этой мысли радости только
прибавляется. Неосознанно в голову проскальзывает мысль о том, что и Хосок,
наверное, был бы очень горд. Даже Чонгук остался бы с разинутым ртом, увидев эту
прелесть. Но так болезненно перед глазами появляется легкая улыбка его альфы, а в
карих глазах его поблескивает та самая гордость в переплетении с восхищением.
После той встречи в магазине Юнги снова не спал всю ночь, посвятив ее слезам и
воспоминаниям о прекрасном прошлом, в котором не было и намека на такой исход.
Хосока в супермаркете хотелось избить, наорать так, чтобы голос сорвало, а еще
хотелось прижаться к нему крепко-крепко и просить никогда не отпускать. Страх быть
отвергнутым сдержал его, дал пощечину в виде гордости, которую омега чуть не забыл
перед тем, кто растоптал его любовь, его чувства, его жизнь. Юнги ее теперь
собирает по осколкам и склеивает, потому что нужно жить дальше, и есть, ради кого.
После той встречи Юнги много думал в перерывах между слезами. К утру он уснул с
мыслью о том, что пора смириться. От Хосока он больше никогда не дождется какого-то
шага, и в этом наивном ожидании будет лишь хуже себя чувствовать. Загибаться,
ломаться. Не стоит. Всю нерастраченную любовь к Хосоку он отдаст его сыну.
🔥🔥🔥
Огненная лаферрари, тихонько мурча, подъезжает к стартовой полосе. Гиперкар
окружила шумная и уже находящаяся под градусом толпа, ждущая зрелища. Это обычная
гонка, каких сотни было и будет еще, но сегодня люди особенно шумны и активны.
Реками льется алкоголь, не имея ни начала, ни конца, вокруг стоит дым от выхлопных
газов и сигарет, наверняка, не совсем простых. Пахнет дурманом и сладким тягучим
предвкушением сумасшедшего заезда. Сейчас, когда на дорогах напряженная атмосфера,
а гонки стали редким явлением, люди впитывают в себя каждый ее момент. Начало
праздника всегда будоражит не меньше самого праздника, а у такого еще и конец
взрывной. Впереди долгая и насыщенная ночь.
Рядом уже стоят четыре автомобиля соперников, ждущих гонку. Кто-то сидит на капоте
в окружении своей банды, пьет пиво и громко смеется, не испытывая ни капли волнения
перед заездом, кто-то зажимает соблазнительных омег, чуть ли не беря на капоте
своей тачки, а кто-то проверяет авто на наличие неполадок, которые могут подвести
во время гонки.
До тех пор, пока в центре спешно расходящейся в стороны толпы не появляется черный
кенигсегг агера.
Бежать? Нет.
Дороги остаются дорогами, и правила никто не отменял. Тэхен примет бой, примет на
себя все удары, но не отступит, как бы больно ни было, и дело вовсе не в Джихане,
что заставил участвовать в гонке. Как будто знал, что тут будет Чонгук, что одним
своим присутствием вспарывает все раны.
Впереди виднеется мост, не освещенный ни одним фонарем. Там сплошная тьма. Чонгук
оглядывается, отмечая расстояние между соперниками, и резко давит на газ, дергая
пальцем веточку за рулем и повышая скорость.
Тэхен летит вперед, стараясь не думать о том, что происходит сзади, но взгляд то и
дело падает на зеркало заднего вида, в котором мелькает черная агера, как смерть,
идущая по его душу. Чонгук не отстает, но и не обгоняет. Тэхен уверен, что он с
легкостью мог обогнать его уже давно, но почему-то продолжает следовать сзади. Это
настораживает, но Тэхен отмахивается от ненужных мыслей и отворачивается к дороге,
продолжая движение.
Чонгук бьет феррари в бок, не прикладывая много усилий, чтобы обе машины не улетели
с моста, и вырывается вперед. Он смотрит только вперед, не разрешая себе обернуться
и узнать, что происходит сзади. Какое ему дело до предателя, что таким же образом
уничтожил кучу человек? Жалеть Тэхена не за чем. Пусть пожалеет о том, что появился
на этой гонке. Что появился у Чонгука на глазах.
— Почувствуй себя на месте тех, кого вы убили, — рычит Чонгук сквозь стиснутые
зубы и давит на газ до упора.
Чонгук выходит из машины с довольной улыбкой на губах и утопает в овациях. Его имя
скандируют, его возвышают до небес, ему молятся и его безумно хотят. Люди облепляют
агеру и тянутся к победителю. Сегодня его ночь.
Чонгук входит в черную дыру под радостные вопли толпы и сразу же опрокидывает в
себя предложенную рюмку рома. Омеги лезут со всех сторон, желая заполучить внимание
лучшего гонщика. О его разрыве с Тэхеном в курсе уже каждый, но о причине знает
лишь семья. На освободившееся место метит чуть ли не каждый омега в столице. Это
напоминает прошлое. После каждой выигранной гонки — праздник, бесконечное веселье и
длинная ночь, полная наслаждения. Чонгук к этой фазе обязательно подойдет, но чуть
позже. Сейчас нужно выпить, покрыть маленький комок тревоги внутри туманом.
Предательские мысли то и дело возвращаются к мосту, на котором, возможно, остался
Тэхен. Чонгук зол втройне, но не подает виду. Ему нет дела до омеги, что вонзил ему
в спину нож. Пусть теперь получит свое.
Он проходит к барной стойке и берет виски. Вокруг знакомые, вокруг горячие омеги, к
которым Чонгук уже начинает присматриваться. Ему на эту ночь нужен лучший. Семьи
здесь нет, и, наверное, так даже лучше. Показываться в таком виде перед ними альфа
не хочет. Не тот случай.
— Конец такой сказки тебе не понравится, — шепчет Чонгук в чужие губы и довольно
скалится.
Ему кажется, что разум в конец помутнел, когда до него доходит цветочный аромат,
затерявшийся в сотне других. Альфа замирает и отрывается от блондина, поворачивает
голову к танцполу и принюхивается, проклиная этот ненавистный запах, но слепо к
нему двинувшись. Растерянный омега смотрит Чону вслед с полным непониманием, но
остается у стойки, вновь присасываясь к трубочке. Чонгук идет через толпу,
вглядываясь в каждого, ловя цветочные нотки, едва ощутимые среди массы других
запахов. Вокруг полумрак и фиолетовое свечение, сменяющееся синим. Чонгук чувствует
на себе чужие руки, но не обращает внимания, продвигаясь дальше. Он выходит из
толпы и впечатывается взглядом в того, кто поманил его своим ароматом, как русалка
рыбака. Только случай другой. Русалка напоролась на акулу к своему несчастью.
Уходи.
Тэхен застывает на месте и не может сдвинуться, словно его приварили к полу. Чонгук
за долю секунды оказывается перед ним и грубо впечатывает в стену неподалеку возле
уборной.
— Какого хуя ты здесь забыл? — рычит он, съедая сжавшегося Тэхена одним своим
диким взглядом. — Как ты, сука, посмел гоняться? Что, До послал разобраться со
мной?
— Чонгук… — Тэхен жмурится и давит комок в горле. Чон держит его крепко и грубо,
плюя на то, что причиняет боль. Это уже не тот Чонгук, и виноват в этом Тэхен. — Я
не собирался никого…
— Не ври мне, — обрывает омегу Чон, сжав пальцами его подбородок и заставляя
смотреть на себя. — Ты так просто ничего не делаешь, мы это уже выяснили. И ты зря
здесь появился, — Чонгук едва сдерживает себя, чтобы не удушить омегу прямо тут, но
руки чешутся от желания, которому противостоять все труднее. — Они разорвут тебя
голыми руками, если узнают, к чему ты причастен, — говорит альфа, кивнув на толпу
за своей спиной. — Но я не отдам тебя им, — Чонгук слегка хмурится и проводит
большим пальцем по губам омеги. — Я сам с тобой буду разбираться.
— Позволь мне уйти, Чонгук, — шепчет Тэхен, найдя в себе силы, чтобы взглянуть в
глаза, в которых осталась только ненависть. — Я больше не попадусь тебе на
глаза, клянусь…
— Взбесил меня и собрался уйти безнаказанным? — нервно смеется Чонгук. — Нет, так
не пойдет, сука, — качает он головой и резко хватает Тэхена за локоть, двинувшись к
выходу из дыры и волоча его за собой. — Я предупреждал.
🔥🔥🔥
— Чонгук, пусти, прошу тебя, — просит Тэхен, глотая слезы. Чонгук вталкивает его в
комнату какого-то мотеля и захлопывает дверь. В его глазах сплошной холод, до него
не достучаться. Тэхену хочется плакать, но он не разрешает себе, потому что не
имеет права лить слезы и строить жертву.
— К чему разговоры? Мне вот они больше не нужны, — недобро скалится Чонгук,
схватив омегу за шею и притянув к себе. Тэхен цепляется за крепкие руки, но не
пытается ослабить хватку. Пусть Чонгук его прямо тут задушит и уйдет с чистой
совестью. — Мне твой голос мерзок, постарайся не кричать. Громко.
— Чонгук, постой, не… — альфа больно прикладывает его спиной о стену и затыкает
поцелуем, больше похожим на терзание. Такого у них никогда не было. Никогда не было
боли. Чонгуком движет алкоголь и ненависть. Тэхен мычит в поцелуй, пытается
отвернуться, но альфа пальцами берет его за подбородок и фиксирует голову, не
позволяя сдвинуться.
Чонгук не помнит себя, не слышит своих мыслей и тихий голосок где-то в глубинах
сознания, просящий остановиться. Ему хочется сломать, как сломали его любовь, ему
хочется мстить за свои растоптанные в луже грязи чувства. Он прокусывает губу
Тэхена, слизывает брызнувшую из раны кровь и пьет ее, как яд, больше она не кажется
сладкой. Она горькая, едкая.
— Чонгук… — тихо скулит омега, мотая головой и жмуря глаза, утонувшие в слезах.
— Заткнись, я сказал тебе молчать, — обрывает его альфа. Тэхен чувствует, как
влажную от слез щеку обжигает пощечина.
И это хуже. В миллиарды раз хуже того, что делает с ним Джихан. После него есть
шанс собраться, и крупицы сил остаются, чтобы просто глаза открыть. Джихан, словно
гурман, лакомится его душой и телом медленно, с наслаждением, смакуя каждый кусок.
Чонгук рвет голыми руками и медлить не собирается. Он уродует душу так, что после
она даже не срастется, не восстановится. Он убивает беспощадно. Отрезвляет
пощечиной, показывая Тэхену его истинное место. Место дешевой подстилки в первом
попавшемся мотеле на одну ночь.
Чонгук буквально рвет на нем одежду, а вместе с ней и тело, и ту самую ничтожную
душу. Он не голодный зверь, он обозленный, оскорбленный хищник.
Он разворачивает Тэхена к себе спиной и ставит на колени. Нет сил ему в глаза
смотреть. Чонгук бы вырвал их, они все равно пусты, полны фальшивых чувств, и это
то же самое. Нет сил видеть его лицо, с которым связаны лучшие воспоминания. Теперь
они омраченные, приносящие только боль. Чонгук бы все отдал, лишь бы стереть их из
памяти. Лишь Тэхена никогда не знать.
— Так ты привык? Так? — рычит альфа, делая резкие толчки. Песочная кожа под
крепкой хваткой чонгуковых пальцев начинает краснеть и синеть, но его это не
останавливает. — Сказал бы сразу, — цедит он, стиснув челюсти, и двигается грубее.
Вся простынь под лицом Тэхена мокрая от слез, а на прикушенном запястье появляются
рубиновые капли крови. Каждое слово Чонгука ранит подобно огнестрелу, каждое слово
сжигает его живьем, заставляет корчиться от сумасшедшей боли. Она у Тэхена
распространилась по всему телу. Сзади все горит, Тэхену на миг кажется, что там
происходят разрывы. С ним так не поступал даже Джихан, но какая разница? Тэхен
заслужил.
Чонгук хватает Тэхена за алые волосы и грубо дергает на себя, прижимаясь горячей
влажной грудью к его спине.
— Джихан так тебя дерет? — шипит он на ухо омеги и больно кусает за хрящик,
выбивая из Тэхена болезненный стон. Тот жмурится, а из уголков глаз текут ручьи
слез. Он приоткрывает рот и жадно хватает воздух, хотя с удовольствием бы
задохнулся. — Я бы убил тебя, уничтожил, но руки в твоей крови марать не хочу, —
шепчет Чонгук, грубо вдалбливаясь в его тело в сбивчивом темпе. Бесконтрольно.
Безумно. — Ненавижу. Я тебя ненавижу.
«Люблю. Больше жизни люблю», — мысленно отвечает Тэхен и до боли кусает губу,
только бы не произнести вслух. Только бы не разрыдаться.
Тэхен снова прижат к матрасу. Он молит о конце, хоть и знает, что не достоин.
Чонгук его наказывает, с каждым грубым толчком, с каждым словом, вспарывающим кожу.
Пусть Тэхен все прочувствует, пусть все слушает и впитывает в себя, чтобы никогда
не забыл, к чему приводит жестокая ложь. Плевать, не имеет значения, что
вынужденная. Теперь ничего не важно.
Он размыкает зубы прежде, чем поставить метку, совершить ошибку и сделать лживую
шлюху своей навсегда. Никогда, ни за что. Чонгук откидывает голову назад и тяжело
дышит, слизывая с губ чужую кровь, подавляя желание сплюнуть ее, только бы не
травиться. Вот только он давно уже отравлен ею.
Тэхена бьет крупная дрожь, он обнимает себя руками и прижимает колени к груди,
уставившись стеклянным взглядом куда-то перед собой. За окном начинает рассветать,
только небо не окрашено ярким оранжевым взрывом. Оно серое, не предвещающее ничего
светлого и хорошего. Тэхен поворачивает голову и утыкается лицом в подушку,
вцепившись пальцами в ее края. Он надрывно кричит, не слыша собственных мыслей. От
него теперь ничего не осталось.
Чонгук сует меж губ фильтр сигареты и прикуривает, прикрыв ладонью огонек
зажигалки. Утро холодное, ветреное. На пустынных улицах нет даже проезжающих
автомобилей, словно все вымерло в одно мгновение. Чонгук делает глубокую затяжку,
заполняя легкие горьким едким дымом, и идет на парковку, где возле нескольких
других машин стоит агера. На часах четыре утра, а в душе кромешный мрак,
непроглядная холодная ночь. На кончиках пальцев все еще ощущается тепло тэхеновой
кожи, перед глазами застыл его образ, так не похожий на их светлое прошлое. От
этого Тэхена осталась тень, и Чонгук не понимает, что тому причина. Он должен
цвести, как его яркий аромат, а Тэхен словно увядает, не подпитываемый солнцем и
водой. Чонгук ни черта не понимает, но внутри почему-то пусто. Никакой легкости,
никакого наслаждения, никакого ликования. Злость не вылил, а приглушил, боль не
рассеял. Подавил.
Чонгук воет подбитым зверем и бьет по рулю. Сигарета больше не успокаивает. Она,
бесполезная, падает на асфальт через приоткрытое окно и медленно дотлевает. Чонгук
заводит машину и подрывается с места, выруливая на дорогу и набирая скорость.
Стоит Тэхену открыть парадную дверь, как из дома вылетает взволнованный дворецкий,
сразу же подхватывая едва стоящего на ногах омегу под локоть.
— Нет, — слабым голосом говорит Тэхен, покачав головой и убирая с себя руку
дворецкого. — Не стоит… я в порядке, — уверяет он, мысленно усмехнувшись. В
порядке, может, физически, но морально уничтожен с тех пор, как захлопнулась дверь
в номере мотеля, оставив его на растерзание холодной тьме.
Через десять минут теплая ванна готова. По помещению растекается мягкий приятный
аромат персикового масла и корицы. Окна в ванной зашторены и не пропускают такой
раздражающий сейчас дневной свет; внутри только приглушенный золотистый свет, не
напрягающий глаза.
Тэхен скидывает с себя одежду на кафельный пол и залезает в воду. По телу сразу же
прокатывается тепло и расслабление, становится чуточку легче, но жаль, вода не
смывает мысли и воспоминания. Тэхен откидывает голову на бортик и прикрывает глаза,
надеясь так и уснуть, а если вдруг начнет во сне тонуть, то пусть, так будет даже
лучше.
Его в том мотеле разорвало от взрыва. Ошметки его души и тела остались на стенах
того номера. Казалось, Тэхен оставил все там, но от ощущений не избавился. От
непрерывно ноющей боли, от мыслей, снова начавших свои безжалостные атаки, от
воспоминаний этой кошмарной ночи.
Чонгук его буквально растерзал голыми руками по локоть в тэхеновой крови, добрался
до души и ее тоже растерзал в отместку за свою. Тэхен думает, что это вполне
честно, но почему-то легче не становится. И не станет уже. Для Тэхена свет погас
окончательно. Он пытается думать о своем будущем, хотя бы о ближайшем, но видит в
нем только тень себя, тусклый призрак, бесцельно бредущий куда-то вперед непонятно
зачем. Внутри все стерто с лица земли, все похоже на руины после бомбежки. Одни
развалины, в которых чувства больше не поселятся, не смогут жить. Внутри него —
бесплодная почва, и что-то на ней взращивать нет смысла. Нет надежды на то, что
что-то вырастет и расцветет вновь.
— Но вопрос о том, где и с кем ты был, уже не имеет смысла, — тише говорит Джихан,
оказавшись прямо за Тэхеном. Его горячий шепот горячее воды в ванной, что вдруг
стала ледяной. — Я все чувствую.
— И все вижу.
Альфу накрывает тьма, от которой он обещал себе отречься, но рядом с этим омегой,
что снова несет на себе тошнотворный аромат врага, она мгновенно застилает разум и
зрение. Джихан хотел бы думать, что просто сходит с ума, почувствовав аромат того,
у кого, как он думал, выиграл одну войну. Войну чувств, войну любви. И что же
теперь? Губы его омеги истерзаны не им, поверх джихановых следов другие, а от
чужого запаха воздух становится ядовитым.
Как это случилось? Как вышло, что они снова друг друга нашли после того, что было?
После того всплеска ненависти, которой Джихан питался, как самым вкусным на свете
лакомством. Что изменилось с тех пор, как он видел в чонгуковых глазах чистейшую
ярость, за которой были спрятаны осколки его разбитой любви? Ее, казалось, вернуть
уже невозможно.
«Свое», которое больше не его, которое ему уже не нужно. Тэхен с таким количеством
боли уже становится мазохистом, желая еще. Он сходит с ума, заставляя себя
улыбаться для Джихана, для того, чтобы его демонов позлить, вывести из равновесия.
Тэхен не в себе, раз притворяется, что нужен Чонгуку. Но все не так просто.
Даже сейчас, держа в ладонях свой же прах, Тэхен на стороне Чонгука, как был и
будет до конца. Пусть Джихан злится, слепнет от ярости, пусть что хочет делает,
пусть насилует, хуже уже не будет. Пусть в него заползет червь сомнения, посеянный
Тэхеном. Он в этой войне один, без самого важного союзника, потому что даже после
случившегося Тэхен рядом с Чонгуком, а не с ним.
Джихан с каждым словом омеги звереет все сильнее, едва удерживает себя на цепи,
внутренне орет от переполнившей его злости и, кажется, теперь понимает Чонгука, что
подобно ему вмиг воспламенялся из-за этого же человека. Остатки здравомыслия
твердят о том, что нельзя ломать Тэхена, еще есть шанс завладеть его сердцем,
когда-то ускользнувшим из джихановых рук прямиком к Чонгуку. Маленький, как
мимолетный проблеск, но шанс есть. Ведь все это ради него делается, и город ему в
руки, и дороги, а в ответ жесткая пощечина. В ответ непокорность, сопротивление,
тяга к другому. Не к нему.
Джихан балансирует на грани срыва с петель, уверяет себя, что ничего не добьется,
если причинит боль, если поднимет руку, хотя и до безумия хочется утопить Тэхена в
этой ванной, чтобы в ответ только бульканье, а не голос, шепчущий выводящее из
себя: «ты проиграешь». Он отрезвляет себя мигом из прошлого, в котором все было
иначе. И Тэхен улыбался совсем искренне, так, как улыбался теперь только Чонгуку.
— И все равно он не отступит. Не отдаст тебе улицы так легко, — шепчет Тэхен,
закрыв глаза, на которых выступила влага. Боль снова заволакивает, начиная свое
дело с сердца. С его остатков.
— А я готов вести войну хоть всю жизнь, у меня хватит на это терпения. Главное, ты
будь рядом со мной.
— Я и так рядом, хочу я этого или нет, — слегка качает головой омега, сглотнув
ком, застрявший в горле.
— Ты понял меня, Тэхен, — тихо говорит Джихан, касаясь губами плеча омеги и ведя
ими к шее короткими поцелуями.
— Если ты не собираешься меня бить или брать насильно, то лучше дай мне побыть
одному, — дрогнувшим голосом просит Тэхен, прижав к груди колени и уложив на них
подбородок. По щеке стекает слеза, беззвучно упав в воду. К счастью, Джихан этого
не видит, стоя за спиной омеги.
Тэхен тихо всхлипывает, но в тишине ванной комнаты всхлип кажется в разы громче.
Оказывается, слезы еще остались, и они снова льют ручьями, растворяясь в ароматной
мыльной воде, давно уже остывшей. Боль, которая, казалось, тоже иссякла,
стремительно затапливает его изнутри. Тэхен тихо плачет, обнимая свои худые колени
и утыкаясь в них лицом. Сдерживает в себе рвущийся наружу крик, подавляет желание
поддаться истерике и свихнуться окончательно, иначе обратного пути больше из
сумасшествия не найдет. А может, так было бы лучше?
🔥🔥🔥
Чонгук не успевает открыть глаза, как на него градом из огромных кусков льда
осыпаются картинки прошедшей ночи. Он слишком резко присаживается на постели, до
которой даже не помнит, как добрался, и морщится от резанувшего глаза солнечного
света, льющегося в комнату через незашторенные окна. Голова раскалывается, как
будто камнем приложили, в висках пульсирует, перед глазами все вертится, а руки
отчего-то зудят и щиплют. Чонгук опускает взгляд, слегка морщась от солнца.
Костяшки снова сбиты в кровь, что запеклась на руках и теперь неприятно стягивает
кожу. Это единственное, чего Чонгук не помнит. Только бы не на машине сорвался.
Ему вспоминается все сразу. Масса разнообразных чувств накрывает его разом, не
давая и шанса вынырнуть, глотнуть кислорода. Чонгук как будто очнулся от кошмара, в
котором сам им и был. Каждый фрагмент вчерашнего вечера бьет отрезвляющей, но
чертовски болезненной пощечиной. То, как чуть не перевернул машину Тэхена, даже
глазом не моргнув, как грубо схватил его и утащил в какой-то мотель, а после…
Чонгук морщится и закрывает лицо ладонями, уперевшись локтями в свои голые колени.
Он предал не только дело Чонгука, он предал его чувства, его любовь. Он жестоко
врал, играя счастье, а после успешно сыгранной роли уходил греть постель Джихану.
Он тот, к кому у Чонгука осталась только ненависть и глубокое разочарование, но он
не тот, кто заслужил того, что сотворил с ним Чонгук. Альфу теперь грызет червь
вины, и от этого ни черта не легче. Лучше бы ударил, избил, осыпал всевозможными
оскорблениями, а не…
Увидеть Тэхена снова было проклятьем для них обоих. Лучше не стало никому.
Только дать время, притупить другими чувствами, не такими токсичными для души.
Чонгук хочет в это верить, иначе никогда не вылечится от этого, не сможет спокойно
жить и функционировать дальше. Он долго думает, даже не замечая, сколько уже лежит
вот так, утонув в своих многочисленных мыслях. Сегодня у Чонгука много времени,
сегодня в будущем он будет собирать себя по кусочкам, и с каждой склеенной деталью
будет отпускать частичку вины, злости и боли. Двигаться дальше не просто надо, —
это необходимо. Не то время, чтобы забываться в алкоголе, вводя его, как
обезболивающее. Чонгук сотни раз уже пожалел, что поддался чувствам и решил сыграть
в плохого парня, которому все нипочем. Джихан, наверное, посмеялся над этим
представлением. Но Чонгук утешается тем, что это была попытка реанимировать себя
прошлого, проверить, жив там вообще или нет. Но это было глупо, потому что стать
прежним Чонгук больше никогда не сможет. Даже если снаружи все будет выглядеть
именно так, то внутри будет совершенно иначе, внутри будет всепоглощающая пустота,
а она страшнее всего, страшнее ненависти.
Чонгук все-таки отлепляет себя от постели и плетется на кухню. Делает себе кофе, с
первым приятным глотком он как будто заново становится человеком. А может, это
вовсе не кофе, а мысли, собирающие себя в кучу. Даже если сразу не получится,
Чонгук больше не позволит чувствам захватывать разум. Не раз уже убедился, что от
них только вред.
🔥🔥🔥
— Ну, что там? — с любопытством спрашивает Чимин, перегнувшись через сидение и
уставившись в окно.
— Пока тихо, — отвечает Чану, с прищуром смотря туда же, куда и Чимин. Его рука
свободно висит на руле, а другая покоится на бедре. — Надеюсь, мы не ошиблись
временем и местом.
— Ну, тот чувак был очень враждебно настроен к Джихану, — задумчиво тянет Чимин,
все еще пытаясь разглядеть какое-нибудь движение за тонированным окном старенького
форда, на котором они приехали.
Район один из окраинных, такой же ничем не примечательный, как несколько других в
столице. Редкие магазинчики, много брошенных и закрытых из-за банкротства складов и
промышленных заводов. Вокруг серо, несмотря на яркое солнце, льющее свой свет на
землю.
Чану решил остановиться неподалеку от цеха, что когда-то тоже кипел, полный работы.
Именно там и расположен один из складов с запчастями и автомобилями, принадлежащими
Джихану. Привлекать внимание нельзя, как и высовываться из помятой старой машины,
отлично вписывающейся в пейзаж района.
— Хотя есть некоторые сомнения насчет того, что они станут привозить оружие средь
бела дня, — продолжает Чимин, положив подбородок на плечо альфы и морща носик.
— Ночью труднее. Окраинные районы начали тщательно патрулировать с тех пор, как
аварий на улицах стало больше, — хмурится Им, задумчиво разглядывая местность.
Чимин тягуче стонет, когда пальцы Чану пробираются под футболку, и неохотно
отрывается от его губ, оставляя ниточку слюны, которую тут же слизывает. Уткнувшись
лбом в лоб Има, он хватает ртом недостающий в легких кислород и прикрывает глаза.
— Единственный плюс в этой груде металла — откидные сиденья, — шепчет Чимин в губы
Чану, опьяненно улыбаясь и снова утягивая альфу в сладкий и долгий поцелуй.
— Это они, — тихо говорит Пак, словно их отсюда могут услышать. Он берет телефон,
лежащий над приборной панелью, и открывает камеру. — Можем подъехать чуть ближе?
— Двоих, — поджимает альфа губы, барабаня пальцами по рулю. — Они дешево продались
Джихану.
С тех пор, как они встретились в черной дыре, кажется, прошла вечность. После
долгой и прекрасной ночи Чану искал новой встречи ненавязчивыми способами и якобы
случайными столкновениями, а Чимин, испугавшись, как нашкодивший ребенок, избегал
альфу, клялся себе, что это было ошибкой, что даже если Им не предатель, он все
равно поступил неправильно, словно преступление совершил, о котором никто так и не
узнал. Страхи оказались напрасными, а воспоминания так и не давали Чимину покоя,
всплывая по ночам, как сладкие сны, после которых остается приятный осадок и
хорошее настроение на целый день.
Когда Чимин после очередного заезда возле дыры встретил Чану вновь, бежать уже не
стал, сам подошел, сам прильнул в его теплые и отчего-то кажущиеся родными объятия;
так и простоял долгих несколько минут, зажмурив глаза и уткнувшись лицом в грудь
Чану. Тот ничего не говорил, давал все осмыслить, подумать, прочувствовать, и лишь
молчаливо поглаживал по мягким пепельным волосам как-то заботливо, нежно, и тоже
чертовски по-родному, что Чимин отстраняться от него больше не захотел.
Его до сих пор удивляет то, что они с Чану, словно всю жизнь были вместе, как будто
так всегда и должно было быть: чтобы рука в руке, глаза в глаза и тело к телу.
Чимин так долго находился с ним рядом, но был так слеп, а Чану все видел, он
изначально все понял, но, видимо, дал омеге к этому прийти самому. И тот пришел,
уходить больше не собирается.
— Они никогда не были твоей семьей, — шепчет Чимин, подняв свои блестящие кофейные
глаза на альфу. — Поэтому не жалей ни о чем. У тебя теперь новая семья. Настоящая.
— Чонгук при каждой нашей встрече держит пистолет наготове, — сухо усмехается
Чану, взглянув на Чимина и мгновенно пропадая в его солнечной улыбке.
— Да ну, он просто осторожничает, тем более, после Тэхена Чонгук совсем другой
стал… — хмурится Чимин, поджимая губы. — Ты ведь не знал, что он с До?
— Конечно, не знал, — качает головой Чану, слегка морща лоб. — Странно, что Чонгук
не убил его после того, как узнал.
Как только Чимин вспоминает о Тэхене, руки начинают чесаться от желания его ударить
хорошенько. Пак был шокирован новостью о новом предательстве ровно одну секунду.
Ким ему сразу не понравился. Прокрался в сердце ничего не подозревавшего Чонгука
слишком ловко и быстро, как никогда и никому не удавалось. Когда-то, когда Чимин
только познакомился с братьями Чон, он тоже пытался завладеть сердцем младшего, но
тщетно. У них вышла дружба, в которой присутствовал ни к чему не обязывающий секс,
и на этом все. Стать друзьями у них получилось лучше всего, и Чимин ни о чем не
жалел. И почему-то ревность взяла свое, когда вдруг откуда-то появился Тэхен,
похожий на омегу мечты любого альфы. А Чонгук повелся, как очарованный рыбак,
встретивший сирену. Та и утянула его на дно, забрав душу и превратив сердце в
осколки битого стекла, которыми альфа изрезался весь, истекая кровью. Чимин с
самого начала был прав, но теперь это не имеет никакого значения.
Чимин разрывает поцелуй и, обхватив лицо альфы ладошками, шепчет прямо в губы:
— Неважно, что думает о тебе Чонгук или кто-то еще. Ты — моя семья.
— Мне другая и не нужна, — хриплым голосом отвечает Им, проведя большим пальцем по
припухшим от поцелуев губам Чимина и приподнимая уголки губ в легкой улыбке, что
сразу же отражается на лице омеги, становясь в несколько раз ярче, а затем тут же
меркнет, вспыхивая в глазах азартом и любопытством. Он быстро отворачивается и
смотрит на движение впереди.
— О, нет, это даст нам очень многое, — говорит Чану, ухмыльнувшись. — Посмотри, на
втором ящике маленький рисунок и название на английском, — указывает он, ткнув
пальцем на фотографию в телефоне. Чимин хмурится и вглядывается в изображение,
кивая. — Это не гребаные автомобильные детали, а оружие, Чимин. Вот и весомое
доказательство.
— И все-таки делать это днем было очень глупо. Наверное, Джихан рассчитывал на
сообразительность своих шестерок, — усмехается Чимин, сунув телефон в карман и
сложив руки на груди со сверкающим на лице ликованием, словно война уже выиграна, и
неважно, что это лишь одно из доказательств против Джихана. Сегодня сделан еще один
гигантский шаг к победе на улицах.
Чимин согласно кивает и быстро оставляет на щеке альфы короткий поцелуй, тихонько
хихикнув и отворачиваясь к дороге. Чану улыбается и лижет нижнюю губу, скрывая
улыбку.
🔥🔥🔥
Юнги нервно барабанит пальцами по рулю, судорожно разглядывая своих соперников,
готовящихся к старту. Его переполняет легкое щекочущее изнутри волнение и сладкое
предвкушение. Такое чувство, словно впервые в жизни собирается участвовать в гонке.
Подобные ощущения и мысли, невольно проскальзывающие в голове: «а вдруг не
выиграю?». Юнги мотает головой и ругает себя, не разрешая сомневаться, ведь теперь
додж выглядит даже лучше, чем тогда, когда омега только начинал. Рядом, за
стартовой полосой становятся два автомобиля соперников. Юнги окидывает их
оценивающим взглядом и покусывает губу, сразу же отворачивая голову вперед. Их он
видит впервые. Эта гонка происходит не у черной дыры, как в большинстве случаев, а
где-то на окраине города. Юнги по этой дороге едет в первый раз.
Его тут никто не знает. Юнги из машины даже не высовывался, не желая быть
замеченным кем-то из знакомых. Его додж теперь тоже другой, сменивший синий глянец,
запомнившийся многим, темно-серым. Через тонированные окна внутри ничего не
разглядеть, и поэтому Юнги со своим уже довольно заметным животиком чувствует себя
в безопасности. С трудом спасают мешковатые толстовки, а в школе приходится
прикрываться рубашкой на пару размеров больше и иногда рюкзаком, надетым спереди.
Ребенок растет и развивается, уже ощутимо давая знать о своем существовании, в
которое Юнги до сих пор трудно поверить. Он может долгими минутами стоять у зеркала
и рассматривать свой округлившийся живот, гладить и ощупывать, надеясь на какую-то
реакцию, вот только для этого еще рано. К сожителю, расположившемуся под сердцем,
омега уже начинает привыкать и даже проявлять любовь. Ночами Юнги, когда не может
уснуть, начинает тихонько с ним обо всем разговаривать, старательно избегая темы,
касающейся отца ребенка, от мысли о котором все еще болезненно колет в груди, и с
этим ничего не поделать.
Каждый день он испытывает все большую тоску. Это бывает в те моменты, когда омега
не возится с машиной и остается наедине с самим собой и полнейшей тишиной, которую
все-таки удается разрушить негромко звучащему телевизору Енджуна за стеной юнгиевой
комнаты. Он чувствует себя одиноко и невольно позволяет приблизиться к себе в школе
тем, на кого прежде даже не смотрел. С Джином и Чимином, которые совершенно ни в
чем не виноваты, Юнги постепенно сводит общение до нуля, сначала перестав видеться,
а после отвечать на звонки. Терять друзей чертовски тяжело, а еще тяжелее, когда
сделать это необходимо. Юнги вынужден ограждаться и строить между собой и ними
огромную железную стену, лишь бы ни у кого не было возможности ее преодолеть. Им
нельзя знать о положении Юнги, иначе узнает и Хосок, которому быть в курсе
противопоказано. У Юнги из прошлой жизни остался лишь Тэхен, и тот куда-то пропал,
перестав отвечать на звонки Мина. Его телефон теперь всегда выключен. Юнги уверен,
что Тэхен решил вычеркнуть его из своей жизни, как лишнюю деталь. Так думать легче,
чем быть в неведении или накручивать себя плохими мыслями. Юнги больше не часть их
жизни, и он это принимает, хоть и скрывает где-то глубоко в своей душе обиду.
Другого выбора просто нет, у него теперь другая жизнь.
Юнги давно забыл, что целью победы в гонках всегда является крупный выигрыш в виде
денег или тачки соперника, но теперь за две тысячи долларов, которые получит
победитель, он готов безжалостно рвать соперников. В нем зудом засело нетерпение,
жажда скорее показать, на что способен его железный монстр, собранный его же
собственными руками. Старина всегда будет в ходу и всегда будет круче любой новой
машины. Юнги порой скучает по своей порше, но сразу же мысленно дает себе по лицу.
Не его порше, и никогда не была. Ему дали ее напрокат.
Мин так и зависает, даже не заметив этого. Ждет, кажется, вечность, и боится, и
жаждет. Боится, что Хосок каким-нибудь образом его узнает, и жаждет на него
посмотреть, как глупый фанат на своего кумира. Но Хосок не выходит, и Юнги
позволяет себе выдохнуть.
Гонка неожиданно стала в разы сложнее с появлением главного для Юнги соперника.
Хосок один из лучших, и тягаться с ним будет нелегко. Юнги сбрасывает с себя
наваждение и собирается с мыслями, поселяя в сознании трезвость и хладнокровие.
Плевать на Хосока, главное победить и забрать свои деньги. Только вот старший Чон
проигрывать не любит.
Грид-герл эффектно выходит к центру дороги, осветив своей яркой улыбкой толпу.
Город укрыли сумерки, а в округе ни одного фонаря, только свет автомобильных фар,
освещающий дорогу. Юнги заводит грубо рычащий двигатель и хватается обеими руками
за руль, поджимая губы и стараясь выровнять дыхание через нос.
Быстрый взмах рук, и пять автомобилей срываются со старта, оставляя позади себя
лишь густое облако пыли и эхо мощных двигателей. Хосок сразу же вырывается вперед,
захватывая первую позицию. Юнги хмыкает. Кто бы сомневался. Да и скорость макларен
набирает быстрее, чем старенький додж. Тому нужно время, чтобы хорошенько
разогнаться и вырвать у Хосока победу.
Юнги давит на газ до упора, наслаждаясь и успокаиваясь гудящим на весь салон звуком
движка впереди. Додж быстро обходит третьего гонщика, летя вперед серебряной
стрелой, разрывающей ветер. Юнги судорожно смотрит вперед, полностью напрягаясь и
внимательно следя за малознакомой дорогой. Этот асфальт его колесами не изучен, и
неизвестно, что ждет дальше. Он пытается не думать о Хосоке, полностью блокирует
мысли о нем, но впереди маячащий макларен рушит все его попытки одним своим видом,
не дает забывать о своем присутствии и этим чертовски сильно сбивает. Юнги начинает
нервничать, а его ладони, как и всегда, потеть, из-за чего удержать руль становится
все сложнее. Но ему все-таки удается обойти еще одного соперника на широком
повороте. Юнги стискивает зубы и бросает все силы на то, чтобы продрифтить. Порше с
этим справлялась на отлично, чего не скажешь о додже, больше пригодном для дрэга.
Он поддается с трудом, при любом неверном движении руля может вылететь и
перевернуться. Юнги аккуратно выворачивает его и мягко давит на педали носками
потрепанных кед. Макларен впереди, словно рыба в воде. Хосоку дрифт ничего не
стоит, он может произвести его даже с закрытыми глазами на любом автомобиле. Юнги
всегда учился у него, но достичь его уровня так и не смог.
Он думал, что зрительный контакт длился вечность, а на самом деле всего две
секунды. Реальность врывается в сознание ревом мотора, а Хосок отворачивается. Юнги
не успевает заметить, как он улетает вперед, словно на космической ракете с
неземной скоростью.
— Да чтоб тебя, Чон Хосок! — кричит Юнги, прожигая вспыхнувшим яростью взглядом
макларен, унесшийся вперед. — Кто, блять, просил тебя приезжать и портить мне
гонку! Сука!
Юнги хмыкает и давит на газ, жаждая показать Хосоку, что не испугался и сдаваться
не намерен. И пусть знает, пусть почувствует того, кто его не боится, кто готов
вырывать победу до последнего.
Додж практически не поддается, как сорвавшийся с цепи зверь. Юнги тяжело дышит,
чувствуя, что от подкатывающей паники начинает задыхаться. Машина неконтролируема.
Перед глазами омеги лишь фонарный столб на углу перекрестка, к которому летит
челленджер. Юнги успевает лишь зажмуриться и инстинктивно схватиться руками за
живот, прикрывая и защищая.
Уши оглушает громкий и сильный удар. По улице разносится скрежет металла и звук
битого стекла.
Хосок слышит позади визг шин и кидает взгляд в зеркало заднего вида. Серебристый
додж начинает крутиться, одно колесо сгибается и оставляет за собой искры по
асфальту. Впереди, в пятистах метрах финиш и победа, за которую Хосок получит
информацию, нужную им в войне за улицы. Ни секунды не раздумывая, он начинает
замедляться и резко разворачивает макларен, несясь назад. Еще одна авария, еще одна
жертва. Хосок с полным тревоги тяжелым взглядом смотрит на то, как додж вписывается
в столб, и ускоряется, только бы успеть спасти. И так слишком много людей погибло.
Макларен тормозит у разбитого автомобиля. Хосок резко вылетает и бежит к доджу. Его
капот превратился в сплющенную груду металла. Из-под него валит густой едкий дым,
от которого слезятся глаза и хочется кашлять. Чон подлетает к машине с водительской
стороны и дергает за ручку, чтобы открыть дверцу, но та не поддается. Хосок рычит и
выругивается, крепко сжав кулак и впечатывая его в окно, по которому сразу же
расползлась паутинка из трещин. Чон не останавливается ни на секунду, долбит по
стеклу снова и снова, пока то не лопается, рассыпаясь осколками. До альфы доходит
легкий аромат любимой сирени, сразу беря под свой контроль разум. Кажется, он
Хосоку уже мерещится из-за дыма. Он просовывает руку в салон и быстро нащупывает
ручку, сразу же дергая и открывая дверцу. Дым становится гуще, а аромат сирени
сильнее. Хосок размахивает руками в попытках рассеять едкое облако и прищуривается.
— Ребенок…
У того из-под ног как будто весь мир уходит, все звуки и образы, кроме Юнги,
исчезают, а по голове как будто пришелся еще один удар, более сильный. Хосоку
кажется, что он бредит, снова опускает взгляд и видит округлый живот своего омеги,
который тот прячет ладонями так, словно кто-то может ему навредить. Хосок точно
сошел с ума…
Ребенок.
🔥🔥🔥
Хосок не находит себе места с тех пор, как привез Юнги в больницу. Омега сразу же
оказался в руках врачей, которые без промедления оказали необходимую помощь. Все то
время, что Хосоку приходится ждать, он медленно сходит с ума, никак не осознавая
все происходящее, расхаживает по коридору перед дверью, а когда не выдерживает, то
пытается войти, чтобы скорее узнать о состоянии Юнги, но его снова и снова
выставляют.
— Окно выбивал, — коротко отвечает Хосок, отмахнувшись, мол, не это сейчас важно.
— Нет, конечно, нет, — вздыхает Гук. — Я лишь надеюсь, что ты поступишь правильно.
— Что с ним? — сразу же в лицо врачу бросает Хосок вопрос, уставившись на него во
все глаза в нетерпении. И так уже съел себя за время ожидания, даже секунду уже
невозможно выжидать.
— Ему сейчас нужно немного отдохнуть, поспать. Юнги слаб, это из-за сильных
переживаний за ребенка, но с ним тоже все в порядке, волноваться не о чем, — слегка
улыбается врач, похлопав Хосока по плечу. Тот от упоминания о ребенке воздухом
давится. К такому привыкнуть нелегко.
Врач, поняв, что в разговоре братьев лишний, удаляется, напоследок напомнив, что к
Юнги можно будет зайти, когда он проснется. Чонгук садится на скамейку возле палаты
и бегает перед собой растерянным взглядом, находясь в прострации и пытаясь осознать
то, что только что услышал. Хосок, наконец, чувствуя частичное облегчение, тоже
опускается рядом и откидывает голову назад, разглядывая потолок. Они в порядке.
Теперь хоть вздохнуть можно.
Чонгук готов был услышать что угодно, но точно не то, что этот школьник беременный.
Он даже никогда особо не задумывался о том, что Юнги, как никак, омега и способен
на такое. Это просто не вязалось с его диким образом безбашенного подростка. Этот
грубый ребенок, у которого от омеги почти ничего, скоро станет папой. И как в такое
поверить? Как такое осознать? У Чонгука просто мир перевернулся. А завтра,
наверное, снег пойдет, хотя до зимы еще полгода.
— Откуда ты зна…
В этом чувстве Хосок уверен, как ни в чем. Он ярко и четко ощущает невидимую нить,
связывающую его с теми, кто там, за стеной. С его семьей, от которой он никогда не
откажется, которую никогда никому не позволит разрушить, за которую будет бороться
до самого конца. Смысл жизни он приобретает вновь. Чувствует, как все заново
наполняется красками, ярким солнечным светом, что потух для него три месяца назад,
погибнув в полных слез глазах Юнги. И сам тогда потух, практически умер и лишь
притворялся живым, как все вокруг. После долгой ночи вновь наступает утро, а в
легкие начинает поступать кислород. Хосок вновь дышит.
Он вернет Юнги.
Он помнит, что произошло, помнит, как Хосок выбивал окно доджа, и помнит его
потрясенный взгляд, после того как тот увидел живот омеги. Дальше непроглядный
туман и родной аромат, окутывающий со всех сторон подобно теплому одеялу. А теперь
только пустота и горький привкус во рту от таблеток, которыми омегу напичкали перед
тем, как он погрузился в сон, казавшийся бесконечным. Юнги был бы рад в нем
остаться еще, не слыша никаких звуков, не чувствуя призрачный аромат амбры и мха.
Он поворачивает голову к плечу и принюхивается. Может, от него на Юнги еще что-то
осталось. Но нет, им веет откуда-то со стороны. Омега пахнет лишь собой и едва
уловимыми нотками корицы. Это начинает проявляться природный запах ребенка, который
способен почувствовать только Юнги.
От мысли о том, что он мог разбиться насмерть и потерять ребенка, его снова
начинает бросать в нервную дрожь. Юнги никогда в жизни не испытывал такого дикого
страха, и лишь от пугающих представлений в глазах снова начинают появляться слезы.
О себе Юнги не думал ни на секунду. При другом раскладе он, наверное, даже желал бы
покинуть этот мир и обрести покой, попасть туда, где нет боли и завывающей ветрами
пустоты в душе. На первом месяце беременности Юнги хотел бы, чтобы ребенок погиб,
ведь так всем было бы легче, но не теперь. Комочек, формирующийся внутри него,
вдруг стал самым важным в жизни омеги, хоть к родительству привыкнуть еще не совсем
удается. Любовь к малышу уже родилась и сначала была инстинктивной, а после плавно
перетекла в искреннюю и чистую. Стала бесконечно большой, необъятной.
Дверь в палату с тихим скрипом открывается, впуская внутрь полоску света. Юнги
резко переводит взгляд и сразу жалеет, что не стал притворяться сонным, увидев
Хосока, входящего в палату. Сердце начинает биться, как птица в клетке. Юнги
поджимает губы и отворачивает голову в сторону, комкая в пальцах края одеяла и
делая вид, что абсолютно не рад его видеть. Но внутри все мгновенно оживает и
расцветает, как растения в начале весны. Хосок здесь.
— Есть о чем, — твердо говорит Хосок, пододвинув стул ближе и накрыв ладонь Юнги
своей. Тот слегка дергается, но руку не вырывает, только сверлит альфу недовольным
взглядом и поджимает губы в тонкую линию. — Я совершил самую огромную ошибку в
своей жизни, когда отпустил тебя, — начал альфа, поглаживая большим пальцем мягкую
кожу на тыльной стороне юнгиевой ладони. — И ведь я солгал. Каждое мое слово —
ложь, которую, я думал, говорил ради тебя. Ради безопасности твоей жизни.
— Я решил, что тебе нечего делать в этой войне, потому что… — Хосок говорит
неторопливо, с короткими паузами, обдумывая каждое слово. В голове сейчас полная
каша. Рядом находящийся Юнги разом сметает все, что хотел сказать Хосок, пока мерил
шагами больничный коридор. Вот он, рядом, такой теплый и родной. Его бы прижать к
себе в объятия без лишних слов, его бы поцеловать. — Потому что испугался,
представив, что тебя может не стать. Я подумал… — альфа слегка хмурится и смотрит
прямо в кофейные глаза омеги. — Как бы я был тогда? Что бы делал, оставшись без
тебя?
— Ты все равно остался без меня, какая разница? — хмыкает Юнги, сминая одеяло в
пальцах, что так и порываются потянуться к альфе, прикоснуться. — В любом случае,
это все уже не имеет значения. Я же слишком мелкий для тебя. Незрелый, неопытный.
— Я верю всему, что ты говоришь, — тише отвечает Юнги, опустив глаза и прикусывая
губу.
— Я каждый день просыпаюсь с ненавистью к самому себе из-за того, что посмел
сказать тебе все это. Я никогда ни о чем так не жалел, как о том, что собственными
руками разрушил нас с тобой. Ты не обязан меня прощать, но должен знать правду, —
Хосок слегка сжимает ладонь Юнги, словно боится, что та растворится, как один из
его болезненных снов. — Все это было сказано только для того, чтобы оттолкнуть тебя
от меня, от улиц, от всего, что с ними связано. Я сломал тебя специально, лишь бы
ты был жив. Думал, смогу свыкнуться с жизнью, в которой не будет тебя, но это было
так наивно, — альфа сухо усмехается и качает головой. — Тогда я начал приезжать к
твоей школе, наблюдать за тобой издалека. Только этими моментами и жил. От приезда
к приезду. Я не смог. Ошибся так, как никогда.
Юнги чувствует, как к горлу подкатывает горький комок слез. Он смотрит в любимые
глаза и не моргает, не дышит даже. Чувствует, как с каждой секундой рядом с Хосоком
подобие прекрасной жизни покрывается трещинами и начинает разваливаться, обнажая
реальность, оставшуюся за кулисами. Сломленную, едва дышащую, побитую и
растоптанную в луже грязи.
Юнги путается, как муха в паутине. Хосок солгал, но сделал это ради Юнги.
Оттолкнул, ничего не объяснив, а ведь мог. Юнги не настолько глупый, он бы все
понял, все принял, но ему не дали права выбора и выкинули на улицу. Омегу окутывает
облегчение, ведь те режущие холодом и равнодушием слова оказались неправдой. Юнги
слышит раскаяние в родном голосе, чувствует искренность и тепло, по которому так
дико скучал; видит боль в ореховых глазах альфы и огромного размера вину, за
которой то самое, то, о чем он и не мечтал уже, — любовь.
— Ты… ты мог просто сказать, — тихо говорит Юнги дрогнувшим голосом, сглотнув ком,
застрявший в горле. — Мы могли поговорить об этом, но ты…
Он слегка морщит лоб, изображая гримасу боли на лице, и опускает голову, натыкаясь
взглядом на того, о ком совсем забыл. Альфа поднимает свободную руку и тянет к
животу Юнги медленно, осторожно, словно боится нарушить покой маленького жителя.
Юнги молчит, наблюдает за Чоном с каким-то внутренним трепетом и страхом, даже
шевельнуться не решается. Хосок теперь все знает. Тот накрывает маленький
аккуратный живот Юнги, что буквально может поместиться в одной ладони альфы, и
замирает с распахнутыми от восторга глазами, не в силах что-либо сказать.
Хосок никогда не думал о детях, точно как и Юнги. Они жили настоящим, полным
адреналина, веселья и кайфа. В нем не было места мыслям о спокойной семейной жизни
с детьми и уютным домиком. Хосок и подумать не мог, что так скоро станет самым
счастливым на свете человеком. Юнги носит под сердцем их ребенка, и лучше этого не
может быть ничего.
Хосок и не замечает, как легкая улыбка трогает его губы, а ладонь оглаживает
животик медленными и аккуратными движениями. Теперь ничего не страшно, потому что
за свою семью Хосок готов на все.
Юнги кажется, что это сон, альтернативная реальность, потому что не может так быть
на самом деле. Он ожидал худшего, а о таком исходе и не мечтал даже. Хосок своим
прикосновением вселяет тепло, которого так не хватало, заботливо кутает в него и
Юнги, и их малыша. Мин готов расплакаться от навалившихся на него разом эмоций.
Радость, легкость от боли, нашедшей выход, неверие, рождающееся в эту секунду
счастье и страх, все еще теплящийся где-то глубоко внутри. Еще чуть-чуть, и Юнги
просто разорвет от переизбытка чувств.
Хосоку кажется, что ненавидеть себя еще больше некуда, но три слова Юнги доказывают
обратное. Его заживо пожирает червь вины, никак не насытится. Хосок так устал от
этого чувства, но храбрится, берет себя в руки, потому что это его наказание, и он
должен нести его, твердо стоя на ногах. Если бы Хосок узнал раньше, если бы только
знал…
Он поднимается со стула и обнимает Юнги так крепко, как может. Утыкается носом в
его темные волосы и вдыхает любимую сирень, зажмурившись и шепча:
— Прости меня… прости, малыш, что не стал слушать. Прости, любовь моя.
Юнги готов умереть в этих руках. Умереть и возродиться вновь. Он позволяет себе
поднять руку и запустить пальцы в волосы альфы на затылке, слегка сжав и притянув
ближе к себе. Сопротивляться самому себе больше нет сил, и эти объятия стали
последней каплей. Юнги не уверен, что сможет еще раз отпустить: тогда сам погибнет.
Он сильно жмурит глаза, чтобы не дать слезам выход, и утыкается в шею Хосока носом,
цепляясь пальцами другой руки за его футболку. Омега растворяется в его тепле и
вдыхает родной запах, вновь наполняя им легкие до краев, словно поливает иссохшую
почву живительной водой. Теперь жить можно.
— Я вас больше никогда никуда не отпущу, — шепчет Хосок, спуская руку на живот
омеги. Он целует Юнги в макушку, спускается к виску и оглаживает большим пальцем
его щеку. Не может насладиться им, ему вечности не хватит на это. — Моя семья…
Юнги слабо улыбается и берет лицо альфы в ладони, заглядывая в любимые глаза. Хосок
утыкается лбом в лоб омеги и мягко накрывает персиковые губы своими, оставляя на
них нежный поцелуй, о котором так давно мечтал.
Юнги теперь улыбается Хосоку, именно ему, а не кому-то чужому. И ради этой улыбки
Чон выиграет хоть тысячу войн.
— Наконец-то, — хмыкает он, подойдя к кровати Юнги и вставая позади брата. — То,
что ты теперь выглядишь, как шар, не значит, что тебе не придется знать механизм
работы электромотора на отлично, — вдруг усмехается Чонгук, сложив руки на груди и
все еще в каком-то неверии поглядывая на живот омеги. Нет, даже сейчас это в голове
не укладывается.
— Чон Чонгук, — закатывает глаза Юнги, покачав головой. — Ты в своем стиле.
У Юнги по телу пробегают мурашки. Это звучит так странно, но так… правильно. Внутри
все искрится счастьем, фейерверки вспыхивают, а сердце сжимается, но уже не от
боли. Хосок рядом, и он принял ребенка. Все волнения, что лежали на омеге грузом, в
один миг улетучились. Юнги вспоминает, как готовил себя к тому, чтобы все
рассказать Хосоку, как каждую минуту думал о том, чтобы избавиться от ребенка и не
обременять альфу. Сейчас это звучит мерзко, ужасно. Юнги за свои мысли стыдно. Он
обещает себе больше никогда этого не вспоминать, потому что теперь все хорошо.
Потому что Хосок свою семью вернул, а Юнги без него жить не может.
— Ну ладно-ладно, на первый раз я вас прощаю, — хохотнул Чонгук, взяв себе стул и
садясь перед Юнги возле Хосока. Те коротко переглянулись на чонгуковом «на первый
раз». Будет и второй? Чонгук, по-видимому, уже все решил, не оставляя никому
выбора. Юнги об этом даже думать боится, а Хосок лишь слегка улыбается. — А теперь
рассказывай, как ты с Санджином в школу ходишь? — серьезно спрашивает Чонгук,
закинув ногу на ногу и постукивая пальцами по своему колену.
— Да о нем! — тыкает младший Чон на живот Юнги, закатив глаза. Хосок и Юнги
смотрят на альфу в полнейшем непонимании. Тот объясняет: — Я имею право дать ему
имя, главное вы уже вдвоем сделали, — ухмыльнулся он, толкнув язык за щеку. Рядом
сидящий Хосок пихнул брата в плечо, вызывая у того смех.
— Он меня уже достал, — шумно вздохнул Юнги, сверля смеющегося Чонгука своим
фирменным испепеляющим взглядом.
— После того, как я расскажу, я хочу услышать от тебя: «Мин Юнги — гений». А от
школы я почти избавился, и больше ты меня не назовешь школьником.
Они сидят так около часа, активно споря о делах машиностроения и взаимно друг друга
подкалывая. Хосок время от времени встревает и останавливает их, когда спор
становится слишком громким для больницы. Время идет к ночи, а они словно в гараже,
только машин рядом не хватает. После споров они все разговаривают о приятном
прошлом, вспоминая какие-то забавные и интересные случаи. Тема нынешнего положения
на дорогах не поднимается. В такой приятный момент воссоединения, в который, как и
всегда, влез Чонгук, не хочется думать о чем-то плохом и сложном. Хосок просто
наслаждается, восполняя по минуте время, в котором они с Юнги были в разлуке. Он не
может на него насмотреться, постоянно касается его ладони или колена, поглаживает
заботливо и ловит быструю улыбку Юнги, отвечая такой же яркой и полной любви.
— Мне нужно в дыру, — хмурится Чонгук, глянув на наручные часы спустя еще двадцать
минут разговоров и споров. — Один человек ждет, — вздыхает он, недовольно морщась и
с кряхтением старика поднимаясь со стула.
— Неужели, — ухмыляется Юнги, следя за тем, как младший Чон надевает на себя
черную ветровку, которую до этого повесил на спинку стула. Чонгук резко перевел на
омегу наигранно злой взгляд.
— В кошмарах к тебе приду, жди, — угрожает он, для убедительности кивнув пару раз.
— Хосок-а, возьмись заново за воспитание своего школьника, а то отпишусь от него в
инстаграме.
— Вот это угроза, — хихикнул Юнги, сжимая ладонь Хосока покрепче. — Хосок-а, не
берись за мое воспитание.
Хосок поджимает губы и уверенно кивает. Будет. И ноги, и руки целовать будет,
бесконечное количество раз благодарить и просить прощение будет. Даже если сейчас
все встало на свои места, им еще о многом предстоит поговорить, и Хосок готов. Юнги
с ним, Юнги вновь его, но между ними все еще витает невысказанность. Хосок ему
откроет все, всего себя покажет, расскажет о каждом дне, проведенном в разлуке, и
терзании самого себя. Вновь вложит свою жизнь в его теплые ладони. Возврату не
подлежит.
Хосок мысленно удивляется, но виду не подает. Юнги ведь даже не знает о Тэхене. Его
имя ни разу не упоминалось в их разговоре, негласно став запретным. Наверное, у
беременных чувства обостряются, потому что Юнги сразу раскусывает Чонгука,
пытающегося делать вид, что все хорошо. Хосок об этом с братом не говорил. В первые
дни тот мгновенно вспыхивал, стоило упомянуть имя Тэхена, а потом вовсе пустился во
все тяжкие, наивно думая, что сможет забыться в алкоголе. Хосок проходил то же
самое, и все равно не мог представить, как и сейчас, как Чонгук с этим справляется,
как в одиночку выносит раздирающие его изнутри чувства, а теперь улыбается и даже
шутит, как ни в чем не бывало. Он чертовски силен, раз может держать на лице маску
себя прежнего.
Вот только глаза Чонгука выдают. Они не улыбаются.
— Я потом тебе все расскажу, — говорит Хосок, погладив омегу по коленке и слегка
улыбнувшись. Юнги настороженно смотрит на Чона и вздыхает, пожав плечами. Как бы
Хосок не хотел, чтобы Юнги не расстраивался из-за Тэхена, омега все равно рано или
поздно узнает. Но лучше не сейчас. И так слишком многое случилось за последние
сутки. — Что думаешь об имени, которое Чонгук придумал? — спрашивает Чон, вскинув
брови.
— Не знаю, я сам даже и не думал, как назвал бы его, — задумчиво выпячивает губу
Юнги, подняв взгляд к потолку. — Санджин… — тянет он, пробуя имя на вкус, смакуя
каждый звук, а после переводит взгляд на Хосока и улыбается, быстро кивнув. — Мне
нравится. Пусть будет Санджин.
Чонгук спускается на первый этаж, сунув в карман ветровки телефон после короткого
разговора с человеком, которому назначил встречу в дыре. Он проходит мимо
регистрационной стойки и случайно сталкивается взглядом с омегой, который когда-то
давно, словно в прошлой жизни, был его сообщником в похищении Тэхена с больницы.
Это воспоминание сразу же проносится перед глазами, болезненно кольнув сердце
подобно тысяче иголок. Тогда Чонгук излучал счастье, весь сиял и покидал больницу с
фейерверками в глазах, держа на руках того, чье имя теперь служит для него
триггером, механизмом, способным по щелчку пальцев прорвать дамбу, удерживающую все
чувства, что связаны с этим омегой, среди которых начала преобладать вина, ночами
съедающая альфу медленно и мучительно.
Он так и проходит мимо знакомого омеги, словно не видел никогда прежде, и выходит
на улицу, втянув в себя свежий ночной воздух и потянувшись к карману за пачкой
сигарет.
🔥🔥🔥
Внизу расстелился бескрайний океан тысячи огней вечернего города. В зале ресторана,
расположенного на шестнадцатом этаже, играет приятная спокойная музыка.
Приглушенный золотистый свет растекается по помещению патокой, идеально сочетаясь с
кремовыми оттенками довольно простого, но дорогого интерьера.
С тех пор, как Чонгук, добив, окончательно вычеркнул себя из жизни омеги, прошло
около трех недель, которые можно назвать всего лишь жалким существованием. Три
недели Тэхен полностью в руках Джихана, вдруг ставшего прежним; тем человеком,
который когда-то понравился омеге. Но его твердость и незаметно проскальзывающая в
голосе угроза никуда не делись, все же напоминая о настоящем.
Ему о будущем даже думать невозможно. Что его там ждет? Все в тумане. Даже
сегодняшний день остается под вопросом. Джихану говорить легко, он свое получил, а
теперь наслаждается, довольствуясь победой. Только в этой игре остались двое
проигравших. Миссию Тэхен провалил, пойдя на поводу у страха, а теперь продолжает
зачем-то бессмысленно существовать, лишившись своего личного мира, в котором было
настоящее счастье.
— Я говорю о тебе. Меня волнует то, что с тобой происходит. Я беспокоюсь, — тише
говорит Джихан.
И не врет ни капли. Его с ума сводит мысль о том, что все это осталось после
Чонгука. Как вернуть свет в эти глаза и заставить сиять только для себя? Тэхен,
словно кукла, которую До таскает с собой, куда вздумается, а она безвольно лежит в
его руках и смотрит куда-то вдаль своим стеклянным взглядом. Внутри что-то есть,
точно есть, но Джихан никак не доберется, его туда не пускают. Он никак не найдет
вход, который был бы менее болезненным для них обоих, но в каждой из попыток плохо
то одному, то другому.
Тэхена одно упоминание любимого имени раздирает заживо, и он снова и снова глотает
свои слезы вперемешку с кровью. Он хочет сдаться, хочет отпустить, но не может. Он
хотел бы позволить Джихану из лоскутов сшить новое сердце, но легче умереть, потому
что это сердце будет принадлежать не тому.
«Ты уже причинил мне боль, хуже быть не может», — думает Тэхен, чувствуя, как к
горлу подкатывает горький ком. Джихан разрушил его, а теперь наивно полагает, что
сможет все исправить. На это Тэхену хочется только рассмеяться, но на лице у него
ни один мускул не содрогается. Говорить об этом нет сил и желания. Лучше не станет,
хуже тоже. Тэхен чувствует только бесконечную усталость.
— Отвези меня домой, — шепчет омега. Он чувствует, как держаться становится все
тяжелее, что еще немного, и осыплется пеплом прямо тут, а собрать себя будет уже
невозможно. К горлу снова подкатывает тошнота, преследующая омегу последние недели.
— Меня тошнит.
До особняка они едут в молчании. Тэхен смотрит на город, мелькающий за окном ровно
гудящей бугатти. Свет светофоров и фонарей отражается на бледном осунувшемся лице
омеги, закрадываясь в темный салон гиперкара. Джихан периодически бросает на Тэхена
взгляды и отворачивается к дороге, барабаня пальцами по рулю. Рука так и тянется к
омеге, но альфа удерживает себя, как на первом свидании. К Тэхену он почти не
прикасается в постели, довольствуясь лишь редкими поцелуями и объятиями во сне,
когда омега засыпает. Он дает Тэхену время и физически, и морально, чтобы тот
успокоился и отпустил то, что было, чтобы принял все, что собирается ему дать
Джихан. А сам До умирает от нетерпения почувствовать Тэхена всего. Он хочет гладить
его по щеке и видеть в ответ улыбку слегка смущенную, как когда-то давно, а не
стеклянные глаза, смотрящие сквозь него.
Джихан часами сидит в гостиной до тех пор, пока Тэхен не уснет, чтобы после
подняться в комнату и урвать себе возможность обнять его хотя бы спящим.
🔥🔥🔥
Чонгук чиркает зажигалкой и подкуривает себе, прислонившись к капоту агеры и сунув
руки в карманы черной косухи. Прохладный ветерок треплет светло-каштановые волосы,
в которых путаются лучики солнца, создавая рыжеватый оттенок с проблесками
золотистого. Они ложатся на глянцевую черноту кенигсегга, из-за чего гиперкар
ослепительно блестит подобно черному алмазу.
— Они начали оружие сюда завозить. Мы с Чимином проследили за ними. Тут много
фотографий, на которых это запечатлено, — Чану протягивает папку Гуку и тянется к
карману за пачкой сигарет.
— Эта змея медленно расширяет здесь свою нору, — говорит Чонгук, захлопнув папку и
кладя на капот агеры. — Я ее задушу голыми руками, — он делает последнюю глубокую
затяжку и швыряет окурок в сторону урны, выпуская едкий дым.
— Я сам себе пулю в висок пущу, если сделаю это, — без колебаний отвечает Чану.
Чонгук говорит все взглядом. В нем нет отрицания, но есть вполне реальная угроза, в
нем принятие и настороженность, противоборствующие друг с другом. Чонгук как будто
только что благословил их, как какой-нибудь отец, что долго противился парню своего
сына, но все-таки сдался. Чану в этом не нуждался так остро, плевать ему на то,
против Чонгук или за, но теперь все равно стало как-то полегче. Чон смирился, а
встать перед Чимином Им ему не позволит, потому что за своего омегу готов свернуть
горы и пересечь не только океаны, но и космическое пространство от одной Вселенной
до другой.
— Подкину тебе патроны на всякий случай, — ухмыляется он, обойдя агеру и поднимая
дверцу.
— Им Чану, — вдруг зовет его Чонгук. Альфа оборачивается у самой дверцы ягуара и
вопросительно изгибает бровь, глянув на Чона, положившего ладонь на крышу
кенигсегга. — В субботу Хосок ужин устраивает у себя. Если время найдется, загляни.
— Конечно, — кивает Им. Уголки его губ слегка приподнимаются в едва заметной
улыбке. Чонгук отвечает такой же короткой улыбкой и садится в машину, захлопнув за
собой дверцу. Он усмехается и качает головой, заводя двигатель и выезжая из
парковки.
Тот, кто был всем, оказался врагом. Тот, кто был соперником, стал частью семьи.
🔥🔥🔥
Чонгук придирчиво разглядывает курицу в сливочном соусе на своей тарелке и тыкает в
нее вилкой, подняв взгляд и спрашивая:
За длинным столом в доме Хосока собрались только самые близкие, в числе которых и
Чон Дэсу — отец братьев, нашедший в своем загруженном графике время для семейного
ужина и забывший обо всех своих важных делах. Что может быть важнее, чем ужин с
сыновьями, которых он видит так редко?
С выписки Юнги из больницы прошло три дня. Все это время Хосок не отлипал от своего
омеги и чуть ли не ночевал с ним в палате, сидя до глубокой ночи, пока врачи,
обнаруживая, не выгоняли его. После долгой и тяжелой разлуки оба друг другом не
насытятся, не надышатся. Хосок часами смотрел на спящего Юнги, изучая любимое лицо
по-новому и подмечая для себя каждую мелкую деталь, что прежде не замечал. И даже
сон не шел к нему долгое время, потому что под веками появлялся образ любимого
омеги, что за эти четыре дня, проведенных в больнице, окончательно принял Хосока,
потому что свою жизнь без него просто не представляет. Он заново рождается под его
ласковыми прикосновениями и поцелуями, от которых млеет, как в первый раз. А Хосок
крайне нежен, совсем не такой, как до разлуки. Он с трепетом относится к Санджину,
спокойно себе развивающемуся в утробе; за короткое время, что они с Юнги вместе,
Чон привык общаться с ребенком и рассказывать ему о том, что Юнги, вероятнее всего,
ему не рассказывал. Сам омега с легкой улыбкой на прикушенных губах за этим
молчаливо наблюдает и весь искрится счастьем изнутри, никак не может поверить, что
это происходит на самом деле.
Юнги узнал о ситуации с Тэхеном на второй день после аварии. Хосок решил не тянуть
и все рассказать, когда Мин, затосковав, сказал, что соскучился по Тэхену и
спросил, что с ним случилось. После раскрывшейся правды Юнги помрачнел и долго
молчал, не в силах что-то сказать. В мыслях он не мог в это поверить, ведь таким он
Тэхена никогда не знал и даже не подозревал, что тот способен на жестокое
предательство, отозвавшееся в сердце Юнги тупой болью. Он молча передержал эту боль
в себе, в один момент не выдержав и все-таки позволив слезам вырваться. Потерять
лучшего друга, благодаря которому Юнги нашел в себе силы сохранить ребенка,
оказалось совершенно непросто. После они Тэхена больше не обсуждали, а при Чонгуке
и вовсе не смели произнести его имя. Юнги смотреть в глаза младшего Чона до сих пор
тяжело, потому что чертовски непривычно видеть в них бесконечную тоску и потухший
свет, заменяемый теперь фальшивой радостью. Юнги все никак не хочет поверить в
предательство Тэхена, но правда, застывшая в глазах Чонгука, возвращает с небес на
землю. Омега испытывал подобное, но он знает, что это даже рядом не стояло с тем,
что переживает Гук. Этот шрам никогда не выйдет спрятать под толстым слоем
разнообразных чувств.
Перед тем, как Юнги позволили уехать домой, Хосок отправился к Енджуну и буквально
упал перед ним на колени, прося прощение за то, что так жестоко поступил с его
сыном. Енджун выслушал объяснения Чона и взял за руку, заглядывая во взволнованные
глаза с теплотой и пониманием. Он Хосоку поверил, потому что никогда не сомневался
в его искренности по отношению к Юнги. Чон не мог так просто жестоко растоптать
чувства его сына, и все эти месяцы Енджун верил в это в глубине своей души. И не
ошибся. Он принял Хосока и простил, как и Юнги, но пригрозил, что переедет альфу
своей коляской, если тот еще раз посмеет причинить его сыну боль. Хосок согласился.
Он больше никогда не заставит своего омегу ронять слезы.
Идея устроить семейный ужин пришла в голову именно Юнги, а Хосок ее охотно
поддержал. Это редкий шанс собрать всех близких людей вместе и насладиться теплым и
уютным общением, друг другом. После стольких потерь и событий, кого-то сломавших, а
кого-то вновь собравших воедино, необходимость в поддержке друг друга становится
больше, ведь семья, настоящая семья должна держаться вместе несмотря ни на что.
Помимо родителей братьев и Юнги на ужине присутствует Джейби, пришедший без вечно
занятого Джинена. Хоть у Има и своя банда в другом районе города, он всегда был
одним из важных людей в жизни Хосока и Чонгука. Без его помощи вести войну было бы
в разы труднее. За короткий период он стал им семьей.
Наверное, никакого ужина бы не было без Джина и Чимина, уже давным-давно ставшими
братьями, за которых глотку порвать — раз плюнуть. Юнги долго просил у друзей
прощение, но те, увидев интересное положение омеги, мигом отбросили все обиды в
сторону и сразу же перевели все свое внимание на будущего племянника, отдавая всю
свою нежность. Юнги в образе беременного все еще кажется дикостью даже для Чонгука,
не упускающего момента подшутить над омегой.
Чану, которого пригласил Чонгук, пришел с Чимином. Младший Чон больше не сканировал
его настороженным и недоверчивым взглядом. То, что Им оказался в кругу их небольшой
семьи все говорит за себя. Каждый в этой семье его принял и признал.
Встреча именно с этим человеком для Мина была до дрожи в коленках волнующей. Когда-
то прежде Юнги с ним уже сталкивался, но уж точно никогда не сидел за одним столом,
потому что Дэсу, будучи всегда занятым, долго не задерживался, сразу же удаляясь по
своим рабочим делам. Сейчас другой случай. Юнги носит под сердцем его внука, и для
мужчины это стало совершенно внезапной новостью, после которой ему пришлось
хлебнуть виски. А точнее, осушить полбутылки. Только Хосок понял, что Дэсу сделал
это не для того, чтобы сгладить острые углы и принять событие, а чтобы
отпраздновать счастливую новость.
Дэсу в личную жизнь сыновей никогда не лез, поэтому легко принял то, что его
старший сын состоит в отношениях с омегой, что даже школу еще не окончил. Он не
нуждается в богатом союзе, который не раз предлагали ему партнеры, знающие о двух
взрослых и авторитетных сыновьях Чона. У детей собственный бизнес, а Дэсу всегда
умел держать на плаву дело, начавшее свое существование еще задолго до рождения
Хосока и Чонгука. Он в своих сыновьях всегда был уверен, даже когда Чонгук попал в
тюрьму. Дэсу злился на сына за неосторожность и наивность, но все равно верил, что
Чонгук сделал все, на что был способен. С кем строить отношения и создавать семью
Дэсу детям никогда не указывал, сказав лишь, что любовь придет сама, и ни в коем
случае отвергать ее нельзя, потому что в жизни она бывает лишь раз. Настоящая,
незаменимая. Так же было и у него самого. Его любовь пришла неожиданно и осталась с
ним на долгие и полные счастья годы до тех пор, пока их не разлучила смерть, забрав
любимого омегу Дэсу из-за онкологического заболевания после рождения младшего сына.
— Я решил, что тоже дам имя его ребенку, — Хосок ухмыляется и кладет руку на
колено Юнги, слегка поглаживая.
— Чему?
— Это вопрос времени, когда-нибудь ты все равно станешь отцом, хотя я это с трудом
себе представляю, — хихикнул Юнги, держа в пальцах чашку с теплым чаем и делая
короткий глоток.
— Вот и взял бы себе, — закатывает глаза Чонгук, показав старшему средний палец.
Джейби успевает его схватить и слегка вывернуть, заставляя Гука болезненно
промычать.
— Хотите что-то решить — решайте на дорогах, — говорит Хосок, остужая пыл обоих
альф. — Никакого мордобоя в моем доме.
— Конечно же, — прерывает Има Гук, уверенно вздернув подбородок. — Есть какие-то
сомнения?
Юнги громко вздыхает и закатывает глаза, сложив руки на груди с недовольным лицом.
Все начинают смеяться.
— Да пошли вы! Я к папе, — ворчит Юнги, спрыгнув с колен Хосока и одарив Чонгука
своим фирменным взглядом.
— Да он просто есть захотел, — смеется Хосок. — Точнее, Санджин. Юнги теперь ест
за двоих. Сейчас вернется.
Хосок слегка хмурится и поджимает губы, смотря на брата. После разрыва с Тэхеном он
начал курить в несколько раз больше, чем прежде, делая это чуть ли не каждую
секунду. Весь вечер Чонгук пытался держаться, выходя во двор лишь пару раз, чтобы
Юнги не дышал едким дымом. Хосок понимает брата, потому что сам забывался в
сигаретах, когда расстался с Мином, вот только Чонгук пытается не забыться, а убить
себя.
— Лучше бы чаю выпил, — говорит Чимин, почти озвучив мысли Хосока, чтобы оградить
брата от лишней дозы никотина, но тот только отмахивается и делает глубокую
затяжку, прикрыв глаза.
А под веками сразу же вырисовывается образ человека, которого Чонгук ненавидит всем
сердцем.
Вечер незаметно для всех перетекает в ночь, но уходить собираются только родители,
утомившиеся насыщенным днем. Хосок уже начинает суетиться, чтобы отвезти Енджуна
домой, но его останавливает Дэсу.
— Нам как раз по пути, — объясняет отец, накидывая на плечи темно-серый пиджак и
поворачиваясь к Енджуну, которому помогает одеваться Юнги. — Вы ведь не против,
чтобы я подвез вас, Енджун-щи?
— Нет, конечно же, нет, — улыбается омега, покачав головой. — Пусть дети
развлекаются. Мы им, наверное, наскучили, — посмеивается он, расправляя пальцами
складки брюк на своих коленях.
— Бред не неси, отец просто подвозит его до дома, — закатывает глаза Хосок и идет
с Юнги в гостиную, приобняв того за плечи.
— И да, кстати, — вдруг говорит Юнги, хмурясь, словно что-то вспомнил. — Ту курицу
готовил я. Мне приятно, что ты ее оценил, — выдает он Чонгуку, невинно улыбнувшись
и пройдя мимо. Лицо альфы в этот момент Юнги запомнит на всю жизнь.
Спустя еще час уезжает и Джейби, которого дома уже ждет вернувшийся с работы
Джинен. Остальные разваливаются на диване и креслах, смотря какой-то боевик,
который нашел Чонгук. Эта атмосфера чем-то напоминала посиделки в гараже, когда все
они, наевшись пиццы и напившись пива, лежали среди горы коробок и бутылок, смотря
какой-нибудь фильм на маленьком телевизоре Намджуна. Никто из них не будет
отрицать, что скучает по тем временам. То, что происходит сейчас, не является
жалкой попыткой вернуть прошлое, — это продолжение негласно установленных традиций,
к которым все они привыкли. Только место не то, а двух людей заменили двое других.
И кажется, что все хорошо, только как прежде все равно уже никогда не будет.
Сегодняшняя маска дала трещину после насыщенного дня, полного шуток и смеха.
Чонгуку было хорошо, очень хорошо. Он почти почувствовал себя вновь счастливым, но
это счастье утопает, падая в никуда внутри альфы. Чонгук пытается создать внутри
себя границу, которую пустоте нельзя переходить, но она всепоглощающая,
разрушающая, и каким-то жалким границам ее не остановить.
Чонгук смотрит на Хосока с Юнги и искренне радуется, даже успокаивается, потому что
брат больше не загибается в одиночестве, наивно убеждая себя, что сможет прожить.
Теперь так у Чонгука. Он чувствует тепло, глядя на них, глядя на всю свою семью, а
потом в один миг вся эта теплота превращается в лютый холод, обжигающий изнутри,
режущий своими льдами. Чонгук лишился важной части себя, и это слишком ощутимо. Это
зудит в нем, ноет тянущей болью и доставляет дискомфорт, что не позволяет забыть. А
вот забыться можно в любимом дыме. Снова и снова.
Чонгук слышит за спиной тихие шаги, но не реагирует, так и держа в пальцах тлеющую
сигарету и смотря на небо не моргая. Джин спускается вниз и садится рядом с
Чонгуком, держа в руке чашку с клубящимся кофе.
— Да ты прям мысли мои услышал, я как раз о кофе думал, — усмехается Чонгук,
повернув голову к Джину. — Чертова магия, а?
— Не притворяйся, Чонгук, — спокойно говорит он, смотря, как Чонгук отпивает кофе
и возвращает ему. — Не передо мной.
Улыбка с лица альфы мгновенно исчезает, как будто только и ждала этих слов. Они и
добивают Чонгука, ему все труднее держаться. Он отворачивает голову и зажимает
сигарету меж губ, делая затяжку.
— Я не хочу лезть тебе в душу. Понимаю, как это неприятно, но… — тише говорит
Джин, опустив глаза и разглядывая отражение звездного неба в кофе. — Я знаю, что ты
чувствуешь, мне это очень хорошо видно, даже если ты играешь, убеждая самого себя,
что все в порядке. Поэтому сейчас ты можешь быть собой, Чонгук. В темноте никто не
увидит.
— Он нам потом так мешал, трезвонил постоянно, — улыбнулся Джин уголком губ,
отпивая кофе. — В итоге Намджун не выдержал и выключил его. Ворчал, что ты вечно
пытаешься все испортить, даже находясь на расстоянии.
Джин больше не испытывает волнения и страха от того, что кто-то знает о том, что
было между ним и Намджуном. Ему даже как будто легче стало, словно тяжкий груз упал
с плеч, уставших таскать эту невысказанную ношу. Они с Чонгуком понимают друг друга
так, как никто. Оба преданы и растоптаны, оба остались ни с чем, как проигравшие
все свое состояние в казино. В выигрыше только те, что лгали, не думая о чувствах
тех, кто их любит.
Джин ставит чашку рядом с собой и обнимает себя за плечи, смотря на звездное небо,
отражающееся в его больших черных глазах.
— Теряю над собой контроль, — Чонгук смотрит перед собой опустевшим взглядом, под
завесой которого проносятся кадры последней встречи с Тэхеном. — Я совершил ошибку,
когда увидел его, — говорит альфа лишенным красок голосом, перебирая в пальцах
сигарету. Он впервые говорит это вслух, впервые говорит это кому-то по-настоящему,
а не в мыслях. И почему-то это кажется проще, чем Гук думал. — Эта ошибка ни на
секунду не покидает мое сознание. Я получил нож в спину, а его изрубил.
— Я боюсь, что тоже совершу, когда увижу снова, — шепчет Джин, опустив голову на
плечо Чонгука и прикрыв глаза.
— Это съест тебя заживо, Джин-и, — вздыхает Чон, швырнув окурок в траву и погладив
омегу по голове. — Не поддавайся, держи себя всеми силами, а иначе будешь, как я.
— Идем обратно к этим голубкам, — говорит он, поднявшись и дав руку Джину. — А то
вдруг они свингерами заделаются и решат прямо сейчас заняться чем-то интересным.
— Чон Чонгук, — слегка смеется Джин, встав и несильно пихнув альфу в плечо.
Они возвращаются в дом, словно не было только что никакого открытия друг другу
боли, не дающей по ночам спокойно спать. Словно все прекрасно и чудесно, как
прежде. Они вновь ярко и почти искренне улыбаются.
🔥🔥🔥
Юнги валится на постель и раскидывает руки в стороны, со счастливой улыбкой смотря
в потолок. Хосок принес его в комнату на руках, а после сам искупал, попутно
покрывая любимое тело поцелуями. Юнги кажется, что он попал в сладкий сон, и так не
хочется, чтобы он заканчивался. Еще счастливее омега от того, что это все-таки
реальность, в которой все прекрасно, и любимый альфа не оставляет ни на минуту,
наверстывая каждую, что была утрачена из-за разлуки. Ему так хорошо, как не было
никогда.
Хосок садится в изножье кровати и берет омегу за щиколотки, подтянув к себе и целуя
сначала в одно колено, а затем в другое. Короткими поцелуями, сводящими Юнги с ума,
альфа поднимается к бедру, садясь меж разведенных стройных ног. Он задирает вверх
широкую футболку на омеге и целует в пупок, обведя его кончиком носа и двигаясь
дальше. Юнги шумно выдыхает и запускает пальцы в волосы Хосока, чуть сжимая. От
каждого поцелуя ему сносит крышу, как будто впервые. Чувства и ощущения кажутся в
разы ярче и сильнее, а желание накрывает ураганом, не давая места ничему другому.
🔥🔥🔥
Тэхен распахивает глаза и, не успев окончательно вырваться из сна, прижимает ладонь
ко рту. Вокруг темнота и тишина, нарушаемая только негромким дыханием рядом спящего
Джихана. Тэхен подскакивает с постели. От резкого подъема начинает кружиться
голова, и омега прислоняется к стене, прикрыв глаза и глубоко дыша. К горлу снова
подкатила ненавистная тошнота, каждый раз раздирающая глотку в кровь. Тэхен
открывает глаза и спешит в ванную на ватных, еле держащих его ногах.
Он рухнул перед унитазом на колени, даже не включив в ванной свет. На ощупь находит
крышку и поднимает, сразу же опустошая и без того пустой желудок. Горечь желчи
провоцирует еще большее желание блевать, а из глаз льются горячие слезы, капая в
унитаз. Тэхен дрожит, как в лихорадке, и обнимает себя за живот, утерев губы
тыльной стороной ладони. Его перестает тошнить, и он прислоняется спиной к стене,
подтянув к груди колени и прикрывая глаза. В ванной снова наступает неприятно
звенящая в ушах тишина. Постепенно начинает подкатывать новая волна тошноты. Тэхен
жмурится и искажается в мучительной гримасе, не выдержав и начав тихо плакать,
чтобы Джихан не услышал. Пусть слышит, как Тэхена тошнит, к этому он привык за
последний месяц, в течение которого продолжаются эти приступы; но пусть не слышит,
как омега плачет, потому что за этот месяц Тэхен ни слезы при нем не проронил,
играя роль каменного изваяния с застывшими чувствами и эмоциями. Он пытается играть
даже наедине с собой, чтобы так и привыкнуть в наивной вере, что со временем станет
легче и чувства замерзнут навечно. Но порой он просто не выдерживает и долго
плачет, беззвучно роняя слезы на свои колени. Постоянная тошнота, которой Тэхен не
пытался найти объяснения, сославшись на то, что это реакция организма на стрессовое
состояние, что еще немного, и переступит порог депрессии (а может, уже
переступила), начинает напрягать. Не замечать этого больше не получается. Тэхен
истощает себя и не пытается с этим что-то сделать. Он много спит, иногда не без
помощи снотворных, потому что только во сне все более или менее хорошо. Там мнимое
счастье и спокойствие, ради которого Тэхен продолжает существовать дальше. Там нет
боли и того, кто теперь каждую ночь спит рядом, обнимая и прижимая к себе. Тэхен во
сне чувствует другое тепло. То самое, что никогда больше не ощутит.
Омега тянется к нему осторожно и медленно, словно боится, что обожжется. Внутри
стремительно растет тревога, а в горле появляется ком. Тэхен даже перестает
чувствовать тошноту. Он вцепляется в тест пальцами и вновь идет к унитазу на
негнущихся ногах.
Комментарий к падение
napasov x romvs - 凍結されたギャング
Ruelle - Game of Survival
Cyrus Reynolds - The Wolves (feat. Keeley Bumford)
https://pin.it/3D88zyk
Джихан просыпается от назойливого звонка будильника, прозвучавшего ровно в семь
утра. Он морщится и тянет руку к тумбе, пытаясь нашарить на ней вибрирующий
телефон. Рядом спящий Тэхен даже не шевелится, хотя обычно тоже реагирует, начиная
ерзать от нарушившего сон будильника. Джихан хватает телефон и подносит к лицу,
щурясь и разглядывая дисплей. В зашторенной комнате приятный полумрак, но внезапно
вспыхнувший ярким светом экран телефона неприятно слепит глаза. Одним нажатием
альфа выключает будильник, и комната вновь погружается в тишину. До трет лицо,
стирая остатки липкого и пытающегося утянуть альфу обратно сна, и, чуть
приподнявшись на локте, поворачивается к Тэхену, укутавшемуся в одеяло, как в
кокон.
— Тэхен-а, — низким и хриплым голосом зовет Джихан, положив руку на плечо Тэхена и
слегка тряся. Омега не реагирует, хотя обычно пытается скинуть с себя руки альфы,
окатывая его по утру своим безэмоциональным взглядом. — Тэ, вставай, — повторяет
До, потянув одеяло вниз и открывая вид на спящего омегу. Он наклоняется и целует
его за ухом, вдыхая тонкий аромат нежных цветов.
Тэхен, наконец, подает признаки жизни, слегка дернув плечом и что-то негромко
промычав, но глаза так и не открывает, все еще находясь в цепких руках сна, что
никак его не отпустит. А у Джихана уже и след простыл.
— К чему? — еле слышно спрашивает Тэхен, не разлепляя глаз, перед которыми все еще
стоит приятная душе картина. Для него это сейчас непосильная задача. Количество
выпитых таблеток снотворного дало свой результат. Тэхен даже шевелиться не в
состоянии, веки поднять не в силах, а открыть рот и что-то произнести получается не
без огромных усилий. В голову как будто ваты напихали, а мысли разбежались по
углам. Все, что сейчас видит перед собой омега — это ночь, мягкий песок и морские
волны, лижущие ступни голых ног.
— Тебе нужно развеяться, Тэхен, — говорит Джихан, повернувшись к Тэхену. Тот даже
не смотрит на альфу и выглядит так, как будто продолжает спать. — Съездим к Ку
Чжунхэ, он решил устроить небольшой прием и пригласил нас. Отказать было бы
некрасиво.
— Ты не услышал меня, — Джихан изогнул бровь и потянул уголок губ вверх в легкой
полуулыбке. — Пригласили нас с тобой, не только меня. Это не обсуждается.
Тэхен слегка морщит лоб, но ничего больше выговорить не может и мгновенно ныряет
обратно в глубины сна, подальше от подкрадывающихся к нему темных мыслей и совсем
свежих воспоминаний, выбивших у Тэхена землю из-под ног. Джихан смотрит на омегу
несколько секунд и скрывается за дверью в ванную.
Альфа принимает прохладный освежающий душ и выходит из-за стеклянной ширмы, обернув
полотенце вокруг бедер и зачесав влажную челку, спавшую на лоб, назад. Он подходит
к раковине и принимается бриться, избавляясь от трехдневной щетины, начавшей
действовать на нервы. Джихан сосредоточенно смотрит на себя и аккуратно ведет
бритвой по скуле вниз, но вдруг резко замирает, переведя взгляд влево. Он
присматривается и видит на полу, рядом с унитазом что-то белое и напоминающее
ручку, но чуть толще и длиннее. До отложил бритву и подошел, наклонившись и подняв
предмет с пола. Он знает, что это, не глупый.
Эта мысль бьет До, словно кулак в лицо, который совсем не ожидаешь, о котором даже
не подозреваешь. Он сжимает тест в руке чуть ли не до хруста и глядит куда-то в
пустоту взглядом, в котором вновь начали вспыхивать искры адского пламени. Джихану
нужна секунда, чтобы выйти из себя, пойти в спальню и свернуть спящему Тэхену шею.
Но он этой секундой не пользуется.
Разве позволил бы Чонгук такому случиться? Совершил бы эту ошибку после всего, что
произошло? В таком случае он был бы полнейшим идиотом. Чонгук вспыльчив и часто
действует на эмоциях, но так бы не проебался. Не оставил бы Тэхену ребенка, уходя с
концами, зная, что дальше не будет ничего. Этим отношениям пришел конец в тот день,
когда Тэхен открыл Чонгуку правду. Все встало на свои места, как и было прежде, с
одной лишь разницей, что свое сердце Тэхен оставил в чужих руках. Дальше там быть
ничего не могло. Джихан тем утром видел в глазах Тэхена то, что даже сам омега не
мог осознать. Его словно снова взяли и решили доломать, чтобы наверняка, но он и
виду не подал, как будто так и должно быть, как будто быть до основания разрушенным
нормально. Там, в этих стеклянных потухших глазах не было тепла от встречи с тем,
кого любил. Там не было счастья или облегчения. Там была лишь боль, даже Джихана
придавившая бетонной плитой к земле. Если бы Чонгук подарил ему той ночью любовь,
он не оставил бы эту самую боль вместо ребенка.
🔥🔥🔥
Юнги лежит на диване, расположив голову на коленях Хосока и внимательно следя за
ходом приключенческого фильма, который они выбрали для вечернего просмотра. Он то и
дело с кряхтением тянется к миске с карамельным попкорном, лежащей на столике и
хрустит, не давая расслышать диалоги героев. После очередной попытки омеги
дотянуться Хосок опережает его и кладет миску ему на животик, вызывая у Юнги
хихиканье и благодарность в виде нежного поцелуя в подбородок.
Хосок думал, что с беременным Юнги будет трудно, но все оказалось не труднее, чем
обычно. У Мина не появились специфические запросы, которые срочно нужно исполнять
сию секунду, зато участились перепады настроения, но до истерик не доходит. По
утрам альфа еле отлипает от Юнги, по традиции зацеловывая его всего и общаясь с
Санджином, а после работы Хосок пулей летит домой, только бы скорее прижать к себе
любимого омегу, которого так не хочется оставлять одного ни на минуту. Он даже на
очередную консультацию Юнги ходит, и не просто ходит, но еще и в кабинете
присутствует, боясь упустить хоть какую-то деталь протекания беременности.
Хосок запомнит поход на УЗИ на всю жизнь. Там он впервые увидел своего ребенка. Он
смотрел на снимок долго-долго, изучая его вдоль и поперек. А Юнги смотрел на Хосока
и заражался его радостью, его счастьем, разделяя ее со своей. Ему до сих пор не
верилось, что все это реально. Они ждут ребенка. Не только Юнги, который уже
настраивался в одиночку вырастить его, вечерами сидя в долгих раздумиях о будущем.
Они вместе. Так, как и должно быть. Его любовь, его опора и сила с ним и упасть не
даст, не позволит сломаться.
С тех пор Хосок носит снимок УЗИ с собой в кармане. Однажды Юнги заметил, как
Чонгук и Хосок сидели на диване их гостиной и рассматривали изображение ребенка
вместе. Чонгук почти ничего не мог различить, а Хосок ему все показывал и объяснял,
как какой-то профессионал, хотя в первый раз и сам ничего не мог разобрать, вызывая
у Юнги смех. Хосок и Чонгук этого ребенка, кажется, ждут больше самого Мина. Они
уже ломают голову над тем, какую машину ему купят, из-за чего рождаются серьезные
споры, заставляющие Юнги лишь тяжело вздыхать и закатывать глаза. Братья Чон
неисправимы, но омега счастлив. По-настоящему счастлив.
Он встает и подкладывает под голову Юнги подушку, временно заменяющую колени альфы,
но для Мина даже самая мягкая и удобная в мире подушка не будет лучше Хосока. Омега
благодарно улыбается и вновь переключается на фильм, отправляя в рот новую порцию
попкорна.
Хосок смотрит на сообщение несколько секунд не моргая, а затем сует телефон обратно
в карман и прислоняется руками к краю стола, настороженно хмурясь. Если оно от
неизвестного, значит вызов Хосоку бросил кто-то из банды Джихана. Вызов, от
которого отказаться невозможно. Но почему именно сейчас? Почему именно в тот вечер,
когда в доме Ку Чжунхэ проходит прием? Хосок прекрасно понимает, что дело тут
нечисто. Его словно пытаются выманить, ведь он не принял приглашение Ку из-за того,
что не хотел лишний раз оставлять Юнги одного, тем более, что туда отправился
Чонгук. Вызов на гонку лишает всех шансов на отход. Все на улицах знают, что
отказаться от заезда нельзя. Хосок отсиживаться и не собирается. Встреча с врагом
может дать новую информацию, которая так нужна Чонам. Как бы Хосок ни хотел
остаться дома, держа любимого омегу в своих объятиях, поехать туда нужно. Он
вздыхает и, зачесав челку назад, берет стакан и возвращается к Юнги.
Юнги хмурится, сразу же меняясь в настроении. От легкости, что была еще секунду
назад, не осталось и следа. На ее место пришли тревога и беспокойство.
Юнги почему-то вдруг хочется плакать. Он поджимает дрогнувшие губы и быстро кивает,
соглашаясь. Понимает, что Хосок не может отказаться. Это табу улиц. Он и сам ни
одну в своей жизни гонку не проигнорировал, и Хосок не может. Даже если отпускать
его совершенно не хочется. Он просто должен.
— Поезжай, — тихо говорит омега, опустив глаза. Хосок берет его ладони в свои и
подносит к лицу, мягко целуя. — Но будь осторожен, я тебя умоляю, — шепчет он,
смотря на то, как Хосок целует его костяшки, давно уже не сбитые в кровь, выливая в
поцелуи всю свою любовь, рождающую внутри тепло. — Ты знаешь Джихана, и на что он
способен.
Хосок кивает несколько раз и, оставив еще один поцелуй на любимых губах,
поднимается. Он спешно переодевается и на всякий случай сует пистолет за пояс, хотя
очень не любит ходить с оружием. С тех пор, как пришло сообщение, альфа не может
расслабиться. Неизвестность слепит и заставляет быть особенно внимательным. Хосок
как будто оказался среди густого непроглядного тумана, не зная, в какую сторону
двигаться, чтобы случайно не провалиться в пропасть. Он лишь надеется, что оружие
ему не пригодится.
— Хосок-а! — кричит омега, а у Чона уже земля из-под ног ушла. Он резко
разворачивается и подрывается в гостиную. — Господи, охуеть можно!
— Где? — спрашивает он, ничего не почувствовав, и слегка хмурит брови. Юнги берет
ладонь альфы и перекладывает на правую сторону живота.
— Он делает это снова и снова, — шепчет Юнги, словно боится спугнуть. — Наверное,
тебя почувствовал.
— Мы будем ждать тебя, — шепчет Юнги, слегка сжимая ладонь альфы пальцами.
🔥🔥🔥
Чонгук поднимает дверцу кенигсегга и выходит из машины, поправив свой темно-синий
пиджак, надетый поверх белоснежной рубашки без воротника. У огромного светлого
особняка, принадлежащего Ку Чжунхэ, выстроились десятки спорткаров, гиперкаров и
машин представительского класса, принадлежащих авторитетным гонщикам страны и
шишкам криминального мира.
Меньше всего Чонгук хочет находиться именно здесь. В такой атмосфере он чувствует
себя неуютно, словно попадает в совершенно другой мир, другую вселенную. Ему бы
сменить каким-то чудом найденный в гардеробе костюм на обычные драные джинсы и
футболку, а вместо дорогого шампанского бутылку холодного пива. Все вокруг кричит о
роскоши и величии. И люди, и предметы интерьера сияют, сверкают золотом и
богатством, недостижимым простым смертным.
Чонгук проходит в просторный зал, сунув руки в карманы обтягивающих бедра темно-
синих в тон пиджаку брюк, и осматривается. В самом центре стоит серебристый
суперкар новейшей разработки, который хозяин приема решил представить гостям.
Вокруг него стоят люди, оценивая и комментируя автомобиль, а другие беседуют друг с
другом у столиков с закусками и напитками.
Он познакомился с братьями Чон три года назад, когда его дело начало набирать
обороты. Между ними разгорелось соперничество и начались столкновения из-за дележки
территорий. В итоге Ку решил пойти честным путем и заключил с братьями договор о
разделении территории. После этого границы владений у обеих сторон изменились. Чоны
взяли север, а Ку — юг.
— Мне твоя территория не нужна, ты ведь и так это знаешь, — хмыкает Чонгук, все-
таки взяв с подноса проходящего мимо официанта бокал игристого и делая глоток.
— Зато нужна До, так что тебе все-таки стоит побеспокоиться.
— Сейчас это ваша война, а что будет дальше — посмотрим, — улыбнулся Чжунхэ.
— Наслаждайся вечером, Чонгук.
Чонгук сухо усмехнулся и проследил взглядом за Ку, двинувшимся дальше меж гостей.
Он прекрасно понимает, для чего этот прием. Оценка положения, измерение и сравнение
сил сторон, поиск новых партнеров и выбор цели, которую стоит устранить. Все тут
сейчас, как на ладони. И Чонгук присматривается тоже. Новые связи не помешают
никому.
Поговорив о протекании бизнеса с одним знакомым партнером, Чонгук берет уже третий
бокал шампанского и замечает Джейби, стоящего перед суперкаром.
— Чжунхэ просто решил выебнуться, — хмыкает Чон, облизнув нижнюю губу. — Я уже
вижу недоработки.
Тэхен входит в светлый просторный зал, полный людей, придерживаемый под руку
Джиханом. Он еле переставляет ноги и молится о том, чтобы скорее где-нибудь
присесть, ни о чем другом не думая. Ему плевать на оценивающие его взгляды, плевать
на то, кто что о нем думает, он хочет просто исчезнуть, выпасть из жизни, как будто
никогда и не существовал. Слабость из-за большого количества снотворных все еще
сковывает тело и сознание, что во втором случае очень даже хорошо, потому что в
голове пустота, ни единой мысли. Нет сил что-либо обдумывать, о чем-то размышлять и
снова испытывать боль.
Тэхен провалялся в постели большую часть дня, и когда Джихан об этом узнал, то
приказал прислуге привести омегу в порядок до вечера, потому что сам он ничего
сделать не мог и даже не собирался. Вернувшись с работы, До не мог им наглядеться.
Тэхен стал ярче, как и его огненные волосы, и казалось, все как прежде, но ярким он
стал только снаружи. В больших шоколадных глазах все такая же пустота, которую
Джихан не знает, чем может заполнить прямо сейчас, чтобы было совсем идеально. Но
он принимает Тэхена и таким, остается полагаться на время.
Чонгук стоит, как вкопанный, и не может оторвать от Тэхена взгляд, словно в первый
раз. Его атакуют разом все чувства. Он не может понять, что происходит и почему
внутри разбушевался целый океан, грозящий затопить и утащить в свои глубины, туда,
где только Тэхен и его огромные, как Вселенная, глаза. Их не забыть даже в
следующей жизни. Но все перечеркивает рядом стоящий Джихан, держащий Тэхена за
стройную талию, на которой Чонгук ничьи, кроме своих рук не представлял. Чонгук
неосознанно сжимает в пальцах хрупкий бокал, что вот-вот лопнет под напором, но его
останавливает Джейби.
— Намджуна здесь нет, — цедит Чонгук сквозь стиснутые зубы, осмотрев окружение
Джихана. Рядом с ним находятся четверо его людей, которых Чон видел прежде.
Пытается отвлечься, перевести тему, самого себя заставить, но это случайное
заявление вдруг поселяет в альфе сомнения и подозрения.
— Если эти шавки тут, то он тем более должен быть, — поджимает губы Чонгук,
положив свой бокал на рядом стоящий столик и потянувшись к телефону, лежащему в
кармане брюк. Он с усилием отворачивается от Тэхена и набирает номер брата.
— Хосоку.
— Зачем?
Джейби поворачивается к Чонгуку и смотрит хмуро, настороженно. Они оба уже что-то
подозревают, но озвучивать никто не решается. Уровень напряжения с каждой секундой
становится все сильнее, обволакивая плотной дымкой со всех сторон. Чонгук
встречается глазами с Джиханом. Его пронзительный взгляд как будто бы подтверждает
то невысказанное вслух. На губах змеиная ухмылка, в глазах ликование как будто бы
уже предсказанной Джиханом победы. И, словно добивая, он прижимает Тэхена ближе к
себе и что-то ему шепчет на ухо, чуть касаясь его губами. К счастью или нет, Чонгук
в этот момент лица омеги не видит. Если бы увидел улыбку, — сорвался.
— Я уезжаю, ловить тут больше нечего, — бросает Чонгук Джебому и, снова набирая
брата, твердо направляется в сторону выхода.
— Что… — шепчет он в шоке, смотря на то, как люди До мгновенно двинулись к выходу
следом за Чонгуком. Тэхен делает шаг в их сторону, но Джихан его перехватывает за
локоть, потянув на себя.
В голове нет ни единой мысли, кроме этой, что разъедает, подобно кислоте. Тэхена
охватывает животный страх за жизнь любимого человека. Внутри все бьет тревогу, все
всполошилось, затрепетало в панике, кричит и требует каких-то действий. Тэхен
впечатывается взглядом в спину удаляющегося Чонгука и пытается вырвать руку из
джихановой хватки. Всем своим существованием тянется к любимому, над головой
которого нависла угроза.
— Пусти меня, — шипит Тэхен, дернув руку, но тщетно. Джиханова хватка словно
сильнее стала. Тэхену становится абсолютно плевать на всех вокруг. Он пытается
высвободиться, рычит и шипит озлобленной кошкой, но проклятая слабость не дает
противостоять альфе хоть немного. — Чонгук! — кричит Тэхен так громко, как только
может, но его сразу же затыкает большая ладонь Джихана.
Тэхен всеми силами пытается не выдать свой страх и идет за Джиханом, посматривая на
руку, что не даст ему вырваться. Он вспоминает о телефоне в своем кармане, который
носит с собой из-за отца, который может позвонить в любое время, и незаметно
вытаскивает его, опустив руку вдоль тела и коротко поглядывая на дисплей. Дрожащим
пальцем он по памяти набирает номер Чонгука, пока До с кем-то разговаривает, и
тянется к кнопке вызова, но вдруг телефон вырывают из руки. Тэхен поднимает взгляд
и встречается с горящими от злости глазами Джихана, в руке которого хрустит корпус
телефона.
— Обмануть меня решил? — цедит он сквозь стиснутые зубы и снова вжимает в себя
пытающегося бежать Тэхена. — Твоя помощь ничего не исправит. Для него ты так и
останешься шлюхой и предателем, — снова срывается До, не в силах выносить полный
боли взгляд омеги, что отчаянно тянется к другому. Он крепко берет Тэхена за локоть
и тащит прочь из зала. Тот снова начинает кричать, зовет о помощи и повторяет имя
Чонгука, вырывается, царапая альфе руки и привлекая внимание. До плотно зажимает
ему рот рукой и тащит за собой к комнатам подальше от лишних глаз.
🔥🔥🔥
Хосок подъезжает к назначенному месту спустя десять минут. На этом мосту обычно
движение небольшое, а сегодня вовсе не видно ни одной машины. Хосок даже не
удивлен, все спланировано заранее. Он замедляется и останавливается возле черно-
красной регеры, стоящей в центре дороги. Двигатель замолкает, и мост погружается в
тишину, которую нарушает лишь шум реки внизу. Чон выходит из машины. Дверца регеры
взмывает вверх, и из нее выходит Намджун.
— Я предполагал, что вызов бросил ты, — хмыкает Хосок, обойдя макларен и становясь
перед ним рядом с капотом.
— Тебя это не касается, — холодно отвечает Хосок, сверля бывшего друга ледяным
взглядом темных глаз. Этому человеку путь к душе и жизни Чона заблокирован, чувств
он больше не увидит. Он их не достоин. Доверие утеряно навсегда. — Хочешь
погоняться — вперед. Нечего тратить время.
— Чон Хосок в своем стиле, — ухмыляется Намджун, вскинув бровь. — Против лишней
болтовни. Меньше слов, больше дела. Раз так, приступим. Готовься пасть сегодня, —
говорит он предупреждающим тоном в голосе.
— Мне на твои примочки под капотом плевать, — Хосок бросает на регеру короткий
взгляд. — Тебе без них не победить меня.
Они идут наравне, едва не прижимаясь друг к другу боками. На первом повороте
синхронно входят в дрифт, оставляя за собой следы от жженной резины и облако белого
дыма. Хосок ни на сантиметр не уступает регере врага, упрямо гоня вперед и
вдавливая педаль газа в пол. Намджун пока что свое слово держит, ведя честную игру,
но Хосок не расслабляется, ожидая подвоха в любую секунду. Не может это быть
простой гонкой, еще и на условиях Чона.
Не может все быть так просто.
Они летят, словно ракеты, разрывающие космическое пространство на две части. Хосок
не слышит ничего, кроме ровного гула макларена, на котором и сосредотачивается,
успокаивая свое напряжение. Комок сомнения и недоверия, застрявший меж ребер, не
дает покоя.
Гиперкары проезжают улицу за улицей, приближаясь к центру города. Они ловко петляют
между автомобилями, продвигаясь меж рядов змейкой. Регера прочно засела в хвосте и
не собирается отставать. Хосок оглядывается, каждый раз ожидая внезапного выпада,
но ничего не происходит. Он хмыкает и заставляет себя не зацикливаться на
ожиданиях, которые могут и не сбыться. Он гонит вперед, что есть мощи, и думает
только о дороге. Победить — его цель. А Намджун не просто соперник, — враг.
Победить врага в разы важнее и ценнее.
Они выруливают на последнюю улицу, в конце которой ждет финиш. Здесь машин нет, и
можно максимально разогнаться без каких-либо препятствий. Хосок мнет пальцами руль
и жмет на газ, дернув подрулевую веточку и увеличив скорость. Он заметно
расслабляется, смотря на финиш, что становится ближе с каждым метром. Намджун не
обманул. Хосок ухмыляется, бросив на зеркало заднего вида быстрый взгляд. Прямо за
ним мелькает черно-красный гиперкар, не оправдавший ожиданий. Хосок и не
сомневался, что исход будет именно такой. Победа в его руках.
До финиша остается несколько десятков метров, как вдруг регера начинает нагонять,
выравниваясь с маклареном. Чон мысленно выругивается и смотрит на соперника, тут же
отворачиваясь к дороге. Кенигсегг не пытается идти на обгон, он становится наравне
с маклареном и начинает подъезжать ближе.
Макларен начинает заносить. Время замедляется в несколько раз. Оглушающий визг шин
по асфальту нарушает покой улиц. Секунда — и машина буквально подлетает,
перевернувшись в воздухе пару раз и ударившись об асфальт. Вокруг летят стекла и
части кузова, оставляя на блестящей после недавнего дождя дороге искры. Макларен
переворачивается и скользит крышей по асфальту еще несколько метров, так и замерев
посреди улицы.
Слабое место, которое создал он сам, когда чинил гиперкар, распивая с Хосоком одну
бутылку пива на двоих.
🔥🔥🔥
Чонгук покидает особняк Ко Чжунхэ и выруливает на главную трассу, звоня Хосоку уже
в десятый раз. Когда при очередном звонке альфа слышит лишь действующие на нервы
гудки, он выключает звонок и решает набрать Юнги. Чон понимает, что идея не лучшая
и это может взволновать омегу, но сейчас важнее всего узнать, где Хосок.
— Говори быстрее, у меня тут фильм, — тараторит Юнги, ответив спустя три гудка.
— Хосок дома? — спрашивает Чонгук, стараясь звучать как можно более непринужденно
и спокойно.
— Нет, он уехал недавно на гонку, — отвечает Юнги. По его голосу слышно, как он
настораживается.
Но планы Чонгука сразу же летят к чертям, потому что американские автомобили в этот
раз играть не намерены. Они сразу же окружают агеру со всех сторон, зажимая в
плотное кольцо и не давая вырулить.
Он движется в сторону центра города, петляя меж улиц и оставляя за собой облако
дыма, которое тут же разгоняют мчащиеся следом черные автомобили. Чонгук
поглядывает на боковое зеркало и рычит озлобленным зверем, сжимая руль до побеления
костяшек. Они не отстают и словно играют, давая жертве надышаться перед смертью.
Чонгук открывает глаза и кашляет, подняв руку, отчего плечо мгновенно пронзает
острая боль. Альфа рычит сквозь стиснутые зубы и расслабляет руку. Он видит, как
мимо проезжают автомобили гражданских, даже не думая остановиться и помочь. Мир
перед глазами перевернулся вверх дном. От американок и след простыл. Они, наверное,
решили, что расправились с врагом. Превозмогая боль, Чонгук снова поднимает руку и
пытается отстегнуть ремень безопасности. Разрывая повисшую тишину, вдруг начинает
вибрировать телефон, чудом оставшийся целым и лежащий на крыше агеры, что стала
полом. Чонгук отстегивает ремень и падает вниз, задев ушибленное плечо и прорычав
сквозь стиснутые зубы. Он спешно хватает телефон и, выбив дверь парой сильных
ударов ногой, выползает из агеры. На дисплее, покрывшемся паутиной трещинок,
высвечивается «Ким Югем». Чонгук принимает звонок, приложив телефон к уху и держа
его неповрежденной рукой.
Чонгук бросает трубку, не дослушав Югема, и срывается на бег, плюя на жгучую боль в
щиколотке. По виску альфы стекает алая струйка крови, капая на белоснежную рубашку,
но Чон никакой боли не ощущает. Его сердце колотится так, что будто вот-вот
выпрыгнет и помчится впереди него, только бы скорее узнать, что с братом. Югем о
смерти не сказал, и это успокаивает лишь немного. Чонгука волна внезапного страха
чуть ли не сносит с ног, но он упрямо несется вперед по практически пустой дороге,
все быстрее отдаляясь от разбившегося кенигсегга. Плевать на все, на себя в первую
очередь, только бы скорее увидеть брата, только бы убедиться, что он цел и
невредим. Он ведь сразу понял, что дело с Хосоком нечисто, а неоднозначный взгляд
Джихана на приеме только убедил Чона в том, что над ним кружит опасность.
С каждым шагом боль в ноге растекается подобно раскаленной лаве, но Чонгук только
ускоряется, стремясь вперед из последних сил. Легкие пылают огнем от недостатка
кислорода. Он задыхается от бега, от подкатывающей паники, затапливающей разум и не
дающей здраво мыслить. К черту это все. В голове на повторе лишь одна мысль: только
бы успеть. Все нутро альфы кричит об опасности, нависшей над братом, голос которого
он слышал в последний раз еще днем. Голос, полный счастья, обретенного вновь.
Голос, полный любви к своему омеге и еще не родившемуся сыну.
Чонгук свою душу продаст, сердце, жизнь, все, что имеет отдаст без раздумий, только
бы этот голос не утих навечно.
🔥🔥🔥
Пожарные только погасили горящий макларен, от которого еще плывет вверх столб
черного дыма, сливающегося с мраком устеленным небом, на котором ни единой звезды.
На месте происшествия столпились любопытные гражданские, которым перекрыли путь
желто-черной сигнальной лентой. Только что подъехавшие полицейские разговаривают с
пожарными и очевидцами, дающими показания. По округе разносится вой сирены скорой
помощи, что подъехала спустя десять минут после аварии.
Они сразу же стали делать все необходимое, пытаясь спасти жизнь Хосока,
бессознательно лежащего на асфальте в нескольких метрах от макларена. Один из трех
врачей, нависших над альфой, поднимается и отходит, выключив маленький фонарик,
которым осматривал повреждения на теле. Его тяжелый взгляд падает на сгоревший
дотла гиперкар. Он поворачивается к коллегам, пытающимся что-то сделать, и говорит
бесцветным тоном:
https://pin.it/oItH8RX
— Стойте! — орет Чонгук, проталкиваясь через толпу. Люди, увидев запыхавшегося от
длительного бега окровавленного альфу, сами начинают расступаться, давая ему проход
к центру происшествия.
Чонгук еще не видит брата, но уже чувствует витающее в воздухе ощущение потери и
скорби, которое сдавливает шею плотным кольцом и не дает вздохнуть. Он, наконец,
замедляется и пробирается вперед, чуть прихрамывая. Ходить даже тяжелее, чем
бегать. Чонгук не думает о кислороде, которого не достает в горящих легких, он не
дышит прямо сейчас. Едкий запах гари заседает в глотке, щиплет в носу и заставляет
и без того полные слез глаза слезиться еще больше.
Над Хосоком кружат трое врачей. Один из них уже застегивает черный мешок, но от
громом ударившего крика Чонгука так и застывает. Все застывает, даже само время.
Чонгук ничего и никого не слышит, не видит. Только лицо брата, которое вот-вот
скроется за черным материалом.
— Отойдите от него! — как вне себя орет Чонгук, пробравшись через сигнальную ленту
и подлетая к брату.
— Вам нельзя быть тут… — говорит один из врачей, но Чонгук мгновенно прерывает.
— Это мой брат! Не трогайте его, уйдите нахуй! Что вы делаете?! — кричит он, упав
перед Хосоком на колени и начав судорожными движениями стаскивать с него проклятый
мешок.
Чонгук не слышит сам себя. Не слышит собственного воя, не чувствует горячих слез,
что капают брату на грудь. Он кричит и яростно отгоняет врачей, пытающихся подойти
и успокоить его, потому что уже поздно. Он прижимает тело брата к себе и
прислоняется влажной от крови и слез щекой к его прохладному лбу.
Чонгук все ждет, когда за ним придут, когда поменяют их жизни местами. Больше этого
он в эту минуту не хочет ничего, потому что в таком случае не станет две жизни.
Чонгук не будет жив без брата. Он поднимает голову, смотрит наверх, на глубокое
черное небо в ожидании, одними губами шепчет: «ну же, скорее», но они там молчат,
бездействуют и медленно отбирают у Хосока жизнь. Чонгук кричит, срывая голос, и
вновь смотрит на безмятежное лицо брата. Им не помогут.
Люди вокруг замолчали. Кажется, тоже перестали дышать, а врачи стоят позади двух
братьев, опустив взгляды, полные скорби. У каждого сердце сжалось от чужой боли, от
разрывающего душу плача человека, потерявшего своего единственного брата. У каждого
сердце в одну секунду сжалось болезненно. Ком в горле, слезы на глазах. Моргнуть
тяжело, невозможно. Как будто все сегодня потеряли что-то свое, что-то чертовски
важное. Каждый об этом задумался.
— Хо… — умоляет Чонгук, зажмурив глаза и содрогаясь в рыданиях. — Нет, нет, Хосок,
нет… нет…
Он все повторяет «нет», бесконечное количество раз произносит имя самого близкого и
лучшего человека в своей жизни, как мантру, как молитву, что обязана помочь, ведь
это так работает? Чонгук не может отпустить. Не хочет, не станет, и другим не
позволит забрать. Ему на черный мешок смотреть невыносимо, его злость охватывает.
Как они посмели засунуть Хосока в это? Как они посмели выносить ему приговор? Кто
они такие?
— Как я без тебя буду, Хосок-а? Как я буду без тебя? — повторяет Чонгук,
уткнувшись лицом в грудь брата и исказившись в гримасе невыносимой боли. — Я не
позволю тебе уйти, нет, нет, Хосок, я не…
Может, свихнулся. Может, следом за братом пошел. А может, высшие силы услышали и
поменяли их местами. И если Чонгук прямо сейчас прощается с жизнью, то это лучший
конец.
Весь мир как будто замер, пытаясь услышать то же, что и Чонгук. Все затаили дыхание
и смотрят в ожидании, даже слезы на глазах застыли. Чонгук слышит слабое
сердцебиение, которое как будто бы в него самого вдыхает жизнь, что уже была готова
покинуть и его следом за братом. Чонгук чувствует, как время отматывается назад,
как все возвращается на места. В тот момент, в котором Хосок жил и будет жить
дальше. Чонгук повторяет про себя одно лишь «жив», пытается до самого себя донести
суть и с каждой секундой чувствует, как дыра в груди, успевшая образоваться за
короткое время, начинает стягиваться, сужаться. Разодранная в клочья душа
срастается по частям, оставляя шрамы, но она цела, она жива.
Хосок жив.
Чонгук неохотно отстраняет голову от груди брата, боясь, что сердце его может вновь
перестать биться, и разворачивается к застывшим сзади врачам, пронзив их острым
горящим взглядом. Он горит так ярко после долгого отсутствия, что способен
испепелить вокруг себя все и всех.
— Он жив, — говорит Гук охрипшим от крика голосом. Кажется, в толпе слышны вздохи
облегчения, кто-то выдыхает и утирает слезы. Врачи смотрят на Чонгука в полнейшей
растерянности, не понимая, как могли ошибиться, сглупить так непростительно. И ведь
чуть не угробили чужую жизнь по своей страшной ошибке. — Спасите моего брата, —
прорычал Чонгук, выделяя каждое слово. Он вот-вот взорвется. — Делайте что-нибудь!
Немедленно! — вдруг заорал он, прижимая к себе Хосока. Живого Хосока.
Теперь они сделают все, чтобы спасти чужую жизнь. Положат свою, если потребуется.
— Спасибо.
🔥🔥🔥
Юнги уставился в окно, нервно грызя искусанную до кровавых капель губу и не моргая.
В лежащей на столе руке сжат телефон. Из динамика доносятся медленные и длинные
гудки, ставшие для омеги самой ненавистной вещью на свете. На дисплее высвечивается
имя того, кто уже давно должен был приехать, но так и не вернулся, нарушив данное
обещание.
Юнги всю ночь не сомкнул глаз, обзванивая всех, кого только можно, и через каждый
звонок другому, — звонок Хосоку. Не берет, все никак не поднимет чертов телефон,
чтобы утешить своим спокойным голосом напрягшегося, как струна, омегу, что так и
сидит уже несколько часов, сгорбившись над столом и гипнотизируя взглядом телефон.
Вдруг позвонит. Юнги боится спать, даже на секунду прикрыть отяжелевшие веки;
боится упустить звонок, дверь входную не запер: вдруг он придет.
Абонент недоступен.
Юнги готов орать во все горло от своего бессилия, и ведь поехал бы за ним, вот
только куда — неизвестно. Хосок не назвал место заезда. Омега злится, изнутри
выжираемый страхом, пускающим по коже мурашки, заставляющим волосы встать дыбом, а
прохладные пальцы мелко дрожать. Он злится на Хосока. Злится на Чонгука, который
своим последним звонком посеял внутри Мина этот самый страх, ведь и он до Хосока не
мог дозвониться. Юнги злится на себя, на свою глупость. Ведь чувствовал, что что-то
не так, что встреча с врагом так просто не пройдет. А что теперь? Неизвестно. И это
убивает медленными и мучительными дозами, вспарывает кожу, как тупым проржавевшим
ножом и заражает кровь.
Гудки, гудки, гудки. Юнги их отныне будет ненавидеть всем сердцем. С каждым гудком
что-то внутри него трескается и летит в бездну. Он весь начинает трещать по швам и
разваливаться, а собраться нет сил. Невыносимо. Ожидание уничтожает каждую клеточку
его тела, причиняя чуть ли не физическую боль, от которой хочется протяжно выть.
Юнги все гипнотизирует взглядом имя, высвечивающееся на дисплее, и перестает
дышать.
Юнги поджимает дрожащие губы и сглатывает горький ком, застрявший в горле. Палец
снова тянется к имени любимого, но так и не достигает дисплея. С улицы доносится
шум подъезжающей машины. Юнги бросает телефон на стол и подрывается во мгновение,
пулей рванув ко входной двери. Сердце бешено колотится в груди, а в животе
образовывается неприятный узел от волнения и страха.
Еще пару часов назад темное небо окрашивается в глубокий синий с проблесками
огненно-оранжевого вдалеке. Холодный уличный воздух пробирается под тонкую футболку
и заставляет кожу покрыться мелкими колючими мурашками. Уже светает. Юнги сидел на
кухне всю ночь безвылазно, уткнувшись только лишь в телефон и забыв обо всем на
свете, кроме своего альфы. Он выскакивает на крыльцо и застывает у лестницы,
уставившись на въехавший во двор автомобиль, очень знакомый омеге.
Чонгук стоит, как вкопанный, нависнув над маленьким омегой безмолвной статуей. Губы
плотно поджаты, кажется, словно сшиты: так просто не разомкнуть, не вымолвить того,
что крутилось в голове по пути сюда. Встретившись с этими большими кофейными
глазами, перепуганными, растерянными и молящими, ему стало невыносимо тяжело. Юнги
тоже не лучше выглядит. Бледнее обычного, с синяками под глазами и искусанными до
крови губами. Чонгук знает, что он не спал всю ночь. У него шестьдесят семь
пропущенных от Юнги. Ни в один из разов он не мог ответить, не мог хоть что-то ему
сказать и ответить на вопросы, осыпавшиеся на альфу прямо сейчас. Не по телефону
такое говорить. Не беременному омеге, что в доме совершенно один и чувства которого
зашкаливают сильнее обычного.
Чонгук тяжело сглатывает и не без усилий размыкает сухие губы, сделав к Юнги шаг.
— Юнги-я, — хрипло говорит он, положив ладони на хрупкие плечи омеги и слегка сжав
пальцами. Юнги замирает и смотрит на альфу в ожидании, а самого уже мелко
потряхивает от подкатывающей паники. Он предчувствует. — Хосок…
И предчувствие не обманывает.
— Он… — Гуку сейчас хочется ударить себя, и как можно сильнее. Он не может, не
знает, как сказать это, как сообщить страшную новость. Как сказать Юнги, что он
чуть не потерял своего альфу? Как сказать, что Хосок, хоть и выжил, но так и не
очнулся? Это знание на альфу наваливается неподъемной тяжестью, придавившей его к
земле. — Он в больнице, — выдыхает Чонгук, стараясь звучать максимально сдержанно.
О спокойствии речи нет, Чонгук лишился его.
— Авария. Он попал в аварию, Юнги, — твердо говорит Чонгук, прерывая крики омеги.
Юнги начинает задыхаться, бегать судорожным взглядом, ни на чем не концентрируясь,
а грудь тяжело вздымается. Он мотает головой, из глаз брызнули слезы, заливая
бледные щеки. — Он под контролем врачей.
— Что с ним? Что с ним, Чонгук? Не молчи… — повторяет омега, захлебываясь слезами
и едва стоя на вдруг ослабших ногах.
— Отвези меня к нему, — всхлипывает Юнги, подняв взгляд на Чонгука. — Отвези меня
к Хосоку прямо сейчас, — едва не срываясь на крик, просит он.
— Садись в машину, — кивает Чонгук, взяв Юнги под локоть и подводя к бмв с
пассажирской стороны.
🔥🔥🔥
Юнги кричит. Он рыдает и чуть ли не рвет волосы на голове, больше не сдерживаясь.
Он увидел Хосока.
— Это… это же не он, — хрипло шепчет омега, медленно, с боязнью мелкими шажками
подходя к кровати и отрицательно мотая головой. Сзади за ним следует Чонгук,
готовый в любую секунду поддержать.
Юнги не верит. Не верит в происходящее, в то, что его Хосок может быть таким.
Лежать вот так неподвижно, без улыбки, без полного любви взгляда. Где все это? Кто
забрал? Юнги не узнает лежащего на больничной койке человека, от которого видны
только кисти рук и лицо в порезах, скрытое кислородной маской. К нему подключены
всякие аппараты жизнеобеспечения. Омега не сразу слышит ровный писк кардиомонитора.
А Чонгук готов его слушать вечно, только бы он никогда не прекращался.
— Хо… — жалобно тянет Юнги, подойдя к постели и протянув к Хосоку руку. — Хосок, —
зовет он с мольбой, искренне надеясь на ответ.
Но Хосок не реагирует.
Юнги кричит. Он падает перед Хосоком на колени и начинает рыдать, как вне себя.
Чонгук мгновенно оказывается рядом и подхватывает омегу, поднимая на ноги и
прижимая к себе. Юнги больше не слышит Чонгука. Он отчаянно вырывается, тянется к
Хосоку, кричит, зовет его, просит проснуться, просит не оставлять одного, но тот
все не отзывается, заставляя Юнги сходить с ума и задыхаться от слез. Поверить бы,
что это сон, проснуться бы от него, а рядом увидеть мирно спящего Хосока, чтобы
потом гордиться, что встал раньше него. Увидеть бы сонную улыбку, услышать бы
низкий хриплый голос, от которого мурашки по всему телу. Встретиться бы глазами и
утонуть в них бесповоротно, купаясь в нежности и любви, почувствовать тепло в ответ
сжатой ладони. Но Хосок все так же неподвижен, и это далеко не сон, — это кошмар,
ставший реальностью, который Юнги ни за что не примет. Он будет звать его днями и
ночами, только бы услышать долгожданный ответ.
Еще вчера ровно в это же время все было хорошо. Еще вчера они лежали в обнимку и
планировали совместный поход в магазин, как настоящая семья.
Юнги уже не слышит даже себя. В голове голос Хосока. Теперь он только там, и только
от этой мысли становится хуже. Все внутри погибает с каждой секундой осознания
происходящего. Юнги продолжает тянуться, хочет прикоснуться, а может, встряхнуть,
чтобы привести в чувства, но ему не позволяют. Он не замечает, как в палату вбегают
врачи и помогают Чонгуку управиться с ним. Хосок пропадает из зоны видимости, но
голос его в голове не утихает. Юнги его слышать жизненно необходимо.
🔥🔥🔥
Тэхен с огромным трудом открывает глаза, не имея ни малейшего желания прощаться со
сном, в котором жизнь текла в совершенно другом русле с другим исходом. Он с трудом
соскребает себя с постели и с трудом принимает душ. Влачить свое лишившееся смысла
существование становится все тяжелее с каждым прожитым днем. Свет окончательно
померк в тот момент, когда Чонгук скрылся за массивными дверями особняка. Тэхен
кричал, надрывая глотку, звал и все надеялся, что его услышали, но все это было в
пустоту. Словно все в тот момент ополчились, стали врагами без причины. А Джихан
утащил его в свое логово, чтобы растерзать подобно хищному зверю. Он закрывал
Тэхену рот, не давая и звуку вырваться из его губ; пресек все попытки на
сопротивление и сжал в своей змеиной хватке, медленно душа. Тэхен смутно слышал
какие-то обрывки фраз, брошенных ему в порыве ярости. Они бы причинили боль, — ведь
границ у нее не бывает — если бы Тэхен не утонул в небытие, потеряв сознание.
Тэхен снова решил ходить в университет, чтобы хоть как-то отвлекаться, будучи среди
людей, живущих своими спокойными жизнями и не знающих такой боли, которую каждый
день в себе несет Тэхен. Он готов хоронить себя под тонной учебников, лишь бы
перестать что-то чувствовать в надежде, что хоть так станет немного легче. Но пока
Тэхен не уверен, что это работает.
— Разве так отца встречают, Тэхен-а? — с шутливой обидой говорит Тэгун, поднявшись
с дивана и двинувшись к сыну.
Тэхен мысленно бьет себя по лицу. И правда, не такой должна быть первая реакция на
родного отца, которого не видел около года. От его улыбки у Тэхена внутри
растекается тепло, покрывающее огромную дыру, что размером со Вселенную. И не имеет
значения, что это временно, что пустота в скором времени заберет это тепло себе,
как и все остальные чувства. Главное, что прямо сейчас Тэхену становится чуточку
лучше.
Он тянет уголки губ в легкой улыбке и идет навстречу отцу, спустя три коротких шага
оказываясь в больших родных объятиях. Тэхен утыкается носом в грудь мужчины и
невольно вдыхает его аромат, напоминающий о доме в Италии, о золотистом солнце и
далеком детстве.
Ему сейчас так хочется раскрыться, поделиться с отцом всем, что тяготит уже не один
месяц. Вылить бы хоть крупицу боли, услышать успокаивающие и поддерживающие слова,
почувствовать, что не одинок. Тэхен бы тогда, наверное, отца послушал. Он бы ему
поверил. Может, попытался бы жить как прежде и сделать свое существование лучше, но
разве может все быть так легко?
Тэхену нужно молчать ради самого же отца, ради его жизни. Омеге не дает покоя то,
что он в любой момент может вновь оказаться под прицелом Джихана. Что будет, если
Тэгун узнает правду? Тэхену об этом даже думать страшно. Поэтому он поджимает губы,
с тяжестью проглатывая все слова, что уже были готовы вырваться наружу.
— Я очень скучал по тебе, сынок, — говорит Тэгун, гладя сына по волосам и прижимая
к себе.
— Я тоже, — едва слышно отвечает Тэхен, жмуря глаза и наслаждаясь теплом любимого
отца.
Они стоят так около минуты. Тэхен успокаивается и даже забывает о том, что все это
время в гостиной находится Джихан.
— Так, хватит нам грустить, я ненадолго, поэтому на это время тратить не будем, —
посмеивается Тэгун, взяв Тэхена за руку и потянув за собой к дивану.
Тэхен рефлекторно порывается отстраниться, когда понимает, что отец хочет усадить
его возле Джихана, но запрещает себе. Это вызовет у мужчины вопросы, а Тэхену на
них ответить трудно. Нельзя. Он в джихановых глазах успел уловить предупреждение,
от которого внутри, несмотря на родительское тепло, вдруг похолодело.
Джихан, что пытался приблизить Тэхена к себе, лишь отбросил его еще дальше от себя.
Так далеко, что это расстояние не преодолеть. До потерял его навсегда, но так
думает лишь Тэхен, потому что Джихан попыток сделать его своим омегой по-настоящему
не бросил. Зря.
— Тэхен, — вдруг посерьезнев, начал мужчина, сев напротив и кивая Джихану, чтобы
тот подлил ему коньяка в стакан. Тэхен вскидывает брови и смотрит на отца, готовый
слушать. — Я крайне недоволен тем, что о внуке ты не сказал мне лично, — строго
говорит Тэгун, беря в руку стакан. — Если бы мне не сообщил эту прекрасную новость
Джихан, то когда бы я узнал? — возмущается мужчина, нахмурив густые брови. — Когда
мой внук уже будет в школу ходить, тогда?
У Тэхена внутри вдруг все подпрыгнуло так, что ударилось о стенки и безвольно
рухнуло вниз ошметками. Сердце разорвалось, а в животе скрутился болезненный узел,
из-за которого хочется согнуться пополам и кашлять, отплевываясь кровью. Тэхен
зависает, медленно обрабатывая услышанное в своем воспаленном сознании. А когда
доходит, все внутри замирает, замерзает. Тэхен настолько утонул в своих снах и
учебе, что совершенно забыл о том, что у него под сердцем кто-то теперь живет. От
этой мысли хочется истерично кричать и плакать навзрыд, но Тэхен не может. Снова.
Ему приходится подавлять внутри себя огромный уничтожающий все на своем пути
ураган. Он лишь смотрит на отца опустевшим вмиг взглядом и коротко пожимает
плечами, впиваясь пальцами в свои колени. Как можно было забыть о таком? Омега,
видимо, окончательно тронулся умом, а сознание заблокировало эту информацию во
благо, чтобы не травмировать еще сильнее. Но вышло только хуже.
Тэхен уже не разбирается в том, как о беременности узнал Джихан: этот альфа все
всегда разузнает, любую информацию достанет из-под земли, но услышать это от отца
было до шока неожиданно. Тэхен не знает, как себя вести, что говорить, как
реагировать. Он просто сидит застывшей статуей, а рот словно онемел. Ни звука не
произнести.
— Как всегда скрытничаешь от своего старика, — махнул рукой Тэгун, покачав головой
и глотнув коньяка. — Наверное, в другом случае моя реакция была бы не столь
радостной. Тебе всего восемнадцать, а университет ты еще не окончил, но ведь это
сын Джихана, — гордо улыбается мужчина, бросив взгляд на До. Тэхена внутренне
потряхивает, как от электрического разряда. Он поджимает губы в тонкую линию и
сжимает пальцами ткань своих черных брюк на коленях, только бы не закричать.
Джихан встает со своего места и присаживается перед Тэхеном на колени, беря его
ладонь в свою. Омега снова пытается отстранить руку, но альфа успевает ее сжать
так, чтобы не было возможности вырвать из хватки. Тэгун за спиной альфы этого не
замечает, как и на миг вспыхнувшего огнем взгляда Джихана, обращенного на Тэхена.
— Тэ, малыш, — нежно начинает он, поглаживая тыльную сторону тэхеновой ладони
большим пальцем. Тэхену тошно. От прикосновения, от притворно ласкового взгляда и
приторного голоса, полного фальшивой любви. Ким хочет отвести взгляд, но не может.
Отец пристально следит за ними с улыбкой на губах. Тэхен чувствует, как меж лопаток
начинает кровоточить. В него вонзился острый нож, прилетевший оттуда, откуда не
ожидали. Вонзил его отец. — Я уже давно собирался сделать это, но теперь, когда у
нас появился плод нашей любви, я не могу медлить. Я хочу, чтобы ты был моим.
Официально, — твердо и уверенно говорит Джихан, смотря омеге прямо в глаза. Тэхен
замирает, не дышит даже, а в мыслях кричит во всю глотку, молит высшие силы о том,
чтобы лишили его сознания прямо сейчас, чтобы отправили обратно к берегу моря, где
ждет его Чонгук. Но голос Джихана все перечеркивает. Он оказывается сильнее. — Ты
станешь моим мужем, Ким Тэхен? — и вот уже в его пальцах кольцо из белого золота с
аккуратным бриллиантом в центре, переливающимся в солнечных лучах, проникающих в
гостиную через большие окна.
Тэхен бы рассмеялся так громко, как только может. Этот истерический смех уже
вырывается наружу, но омега всеми силами его удерживает. Все твердит себе, уже
скрипя зубами, чуть ли не стирая их в порошок, брызжа слюной сам себе доказывает:
«ради отца». Ради того, кто прямо сейчас сидит напротив с довольной улыбкой и
заключает сделку с дьяволом, который взамен требует душу и тело Тэхена. Тэгун
бросает его в пропасть, из которой выбраться уже будет невозможно, и даже не
подозревает о масштабах этой трагедии. Он крик о помощи в глазах своего сына не
распознает, а появившийся в больших шоколадных глазах блеск принимает за счастье.
Бесполезно.
Так вот, как себя чувствовал Чонгук. Вот как это бывает, когда родной человек
вонзает в спину нож и заставляет биться в конвульсиях, лежа на холодном полу, по
которому растекается густая отравленная предательством кровь. Вот только Тэгун ни о
чем не жалеет, а за его спиной никто не стоит, чтобы управлять им, как марионеткой.
Это он все сам, добровольно.
Больше Тэхен тепла не чувствует. Оно само себя испепелило, его пустота даже не
вмешивалась.
Ему кажется, что проходит целая вечность, пока он в голове все прокручивает, как
снова с обрыва прыгает в океан боли, из которого, думал, с появлением отца сможет
выплыть, но теперь только глубже заходит.
Тэхен заталкивает все свои болезненные чувства и эмоции как можно дальше и вдруг
расплывается в легкой улыбке, смотря Джихану в глаза с нежностью, за которой
сплошным текстом: «я тебя ненавижу».
— Конечно, — отвечает Тэхен без колебаний, накрыв руку альфы своей ладонью. — Я
стану.
🔥🔥🔥
Чонгук сидит у стены напротив кровати Хосока и, сложив руки на груди, тяжелым
взглядом исподлобья наблюдает за тем, как Юнги возится вокруг альфы, о чем-то ему
увлеченно рассказывая. Словно Хосок в состоянии услышать.
Каждый день Юнги и Чонгук проводят в этой палате, приезжая рано утром и уезжая
поздно вечером. Мин бы рад поселиться тут и не разлучаться с Хосоком даже ночью,
но, как бы он не просил врачей, те строго запретили, а потом уже Чонгуку сказали,
что это бессмысленно. Юнги такое заявление причинит боль, ведь не бессмысленно же.
Хосок все слышит, все понимает, только ответить и увидеть не может. Юнги в это
свято верит, именно поэтому не может усидеть в молчании и бездействии. Хлопочет в
палате, как настоящая хозяюшка: постель ему поправляет, прибирается, каждую
складочку на одеяле разглаживает и практически не умолкает. На Чонгука он не
обращает внимания, — пусть слушает. А когда приходят близкие, он становится
особенно оживленным, говоря и с Хосоком, и с ними.
Чонгук не помнит, когда в последний раз был у себя в доме. Туда уже давно нет
желания возвращаться. Каждый раз, когда Чонгук на бмв, на которой теперь постоянно
ездит, подвозит Юнги в их с Хосоком дом, омега тихо просит остаться, потому что
страшно. Чонгук понимает: этот дом без Хосока — ничто. Просто пустышка. И Чонгук
остается, укладываясь на диване в гостиной, подолгу смотря в потолок и даже не
подозревая, что на втором этаже, в спальне Юнги делает то же самое, увлажняя
подушку безмолвными слезами.
Сейчас тяжело всем. Время для банды братьев Чон остановилось. Они поставили войну
на паузу. Чонгук о ней и не думает, не может сосредоточиться, не может встать и
уйти из больничной палаты решать дела, которые решались только вместе с Хосоком. А
что же теперь? Хосок на вопросы не ответит, как бы Юнги ни старался его
разговорить. Снова в нем его юный возраст взыграл, но Чонгук спорить с ним не
хочет. Не смеет. Юнги так легче, и это важнее всего. Ему ребенка нужно сохранить, и
если он из-за срыва, что может случиться в любой момент, потеряет его, Чонгук себе
не простит. У него сейчас только одна цель — ребенок Хосока должен родиться. Юнги в
своем помутненном состоянии порой забывает обо всем, кроме своего альфы. И даже о
ребенке. В такие моменты Чонгуку приходится кормить его насильно, заставлять пить
таблетки, потому что в этом, прежде всего, нуждается развивающаяся внутри омеги
жизнь.
— Хосок-а, кто же знал, что ты можешь быть таким занудой, — цокает Юнги, вырывая
Чонгука из очередного ухода в себя. Омега недовольно хмурит брови и качает головой,
окинув бессознательного альфу возмущенным взглядом. — Если ты снова не отреагируешь
на мои слова, я уйду и не вернусь, вот увидишь! — чуть повышает он голос и резко
разворачивается, демонстративно шлепая ногами по полу и двинувшись к выходу из
палаты.
— Я каждый раз надеюсь, что вот сейчас обернусь, а он уже глаза открыл.
Никуда Юнги не уйдет, и Чонгук это прекрасно знает. Он просто ищет способы для
провокации, уверенный, что Хосок все слышит. Юнги его молчание медленно убивает. Он
делает все, чтобы казалось, что Хосок просто спит, но внутри Юнги медленно
разрушается, превращаясь в пыль. Никто ведь не дает гарантий, что он скоро очнется.
И очнется ли вообще.
— Это точно, — коротко посмеялся Юнги, всхлипнув и стерев влагу со щек. Он отлип
от двери и развернулся, двинувшись обратно к Хосоку. — Радуйся, сегодня я не кину
тебя, Чон Хосок, — улыбается он уголками губ, погладив альфу по волосам и зачесывая
их пальцами назад.
Увидев слезы на глазах Юнги в очередной раз, Чонгук, наконец, понял, что на самом
деле бездействует, потому что сам изнутри рассыпается, а собраться сил не находит.
Если они вдвоем разрушатся, то не останется ничего, лучше не будет никому. Именно
Чонгук должен быть сильнее, и если он сможет помочь себе избавиться от тяжести
боли, наполняющей его до краев, то сможет помочь и Юнги. Им двигаться вперед
необходимо, потому что цель есть, и все-таки она не одна.
Ради ребенка, ради Хосока, ради самих себя и тех, кто может оказаться под прицелом
людей До.
🔥🔥🔥
Бмв, хрустя гравием под колесами, подъехала к ржавым воротам. Чонгук заглушил
двигатель и вышел из машины, прихватив с пассажирского сидения биту. Он на секунду
прикрыл глаза и втянул в себя свежий воздух, вслушиваясь в тишину пустынной округи.
Но ее кто-то нарушил. Чонгук распахивает глаза. Он слышит, как из кладбища
доносится шум, похожий на удары по машинам, как обычно делает сам альфа. Он сжал
рукоять биты крепче и проскользнул через приоткрытые ворота, двинувшись вглубь
кладбища автомобилей к источнику звука. Сюда никто, кроме самого Чонгука никогда не
приходит. Неужели какие-то бездомные нашли здесь место для ночлега?
Чонгук бесшумно ступает вперед, идя по давно изученным коридорам из рядов никому не
нужных автомобилей. Он резко сворачивает влево и ускоряет шаг, держа биту в
опущенной руке, но готовую в любую минуту приложиться об чью-нибудь голову. Звуки
ударов по ржавому металлу становятся громче. Чонгук между ними различает тихий плач
и всхлипы, отчего-то заставляющие душу вздрогнуть. Он делает еще три шага вперед и
останавливается в конце коридора, замерев и чуть выглянув из-за угла.
Но Тэхен есть.
Горячие слезы градом текут по щекам и падают на землю. Внутри омеги происходит
атомный взрыв. Он сдерживать его больше не смог, иначе бы разорвало.
Улыбаться через силу. Таких мучений ему, кажется, не приносило ничего. Чувствовать
на себе губы врага и слышать радость в голосе отца, который, как оказалось, знает
всю правду. Знает о войне на улицах, об убийствах и планах Джихана. Он все это
принимает и молча стоит в сторонке, позволяя творить ад. Тэгун знает все.
Но не знает о Чонгуке.
Не знает о том, кто для Тэхена стал воздухом, которого его лишили. Не знает о том,
что его сын ждет ребенка от Чонгука, а не от Джихана. Правда Тэгуна доломала омегу
и ускорила принятие решения Тэхена, которое пришло в голову, когда он давал До свое
согласие. Теперь медлить точно нельзя. Последний человек, который грел частички
тэхеновой души, отвернулся добровольно, забрав последнюю надежду на спасение.
Но чаша переполнилась.
Тэхен не может.
Он бьет и бьет, все не может остановиться. В нем столько накопилось, что хватит на
десять жизней вперед. Эта горечь выливается тоннами. Даже дышать становится легче.
Сейчас он оставит свою боль тут и пойдет дальше, но уже другой дорогой, другой
жизнью.
Чонгук стоит, словно остолбеневший, и не может от омеги отвести взгляд. Каждый его
всхлип, каждый удар отдается эхом внутри, что-то всколыхнув. Чонгук не понимает,
почему не выйдет из-за укрытия, почему не прогонит врага со своего личного места,
которое сам ему и показал, но вместо этого он пристально следит и хватается за
каждую его деталь. Альфа вспоминает, как давным-давно, словно в другой жизни, он
был здесь вместе с Тэхеном. Как целовал сладкие, как персик, губы, под дождем,
обещая никогда не отпускать, как шептал то самое на итальянском. По телу мурашки, а
сердце сжимается так, что хочется застонать от боли. Чонгук стискивает челюсти и
смотрит на того, кто стал любовью всей его жизни.
Почему Чонгуку больно? И эта боль даже не его, — она Тэхена, а альфа чувствует ее,
как свою. От его плача волосы на затылке дыбом. Когда он видел его таким? Ни разу в
жизни. Тэхен как будто… сломался. Чонгуку на душе становится так паршиво, что прямо
сейчас бы себя прикончил, только бы не чувствовать этого. Часть его тянется вперед,
хочет сзади подойти и прикоснуться, опуститься рядом и обнять, шепча, что не
оставит.
Обнять. Загрызть.
Чонгук поджимает губы и шумно втягивает воздух ноздрями, выжигая в спине Тэхена
дыру. Неважно, зачем он пришел и какую боль изливает. Он — предатель, и это не
простить. Это не забыть, даже если все нутро тянется к нему, как безумное. Чонгук
мысленно затыкает себя, бьет и дергает за цепь, не давая вырваться на свободу. Он
разворачивается и твердым шагом идет обратно к выходу из кладбища.
Тэхен поднимает голову и застывает, втянув носом воздух. В нем, прорываясь сквозь
запах ржавого металла, витает легкий аромат, который он не может ощутить в своих
светлых снах. В нем аромат любимого человека.
Это Чонгук.
🔥🔥🔥
Тэхен выходит из здания университета и быстро спускается по ступенькам, надев
круглые солнцезащитные очки. В вышине ярко светит солнце, разогнав с голубого неба
все облака и рассыпая свои золотистые лучи на землю. Тэхен вешает сумку на локте и
слегка улыбается уголками губ, взглянув наверх и двинувшись к парковке. Впервые за
долгое время эта улыбка искренняя. Она — облегчение. Свобода, в шаге от которой
находится Тэхен.
🔥🔥🔥
Золотистый свет солнца, проникающий в маленькую светлую квартирку через тонкие
кремовые занавески, играет лучами, падая на немногочисленную мебель. В центре
небольшой гостиной расположен белоснежный квадратный стол, на котором стоит
прозрачная ваза с одной лишь красной лилией в ней. На стенах не висят фотографии и
картины, даже часов нет. Эта квартира только начинает рождать в себе тепло,
пришедшее вместе с Тэхеном.
Омега стоит в дверном проеме и осматривает свой новый дом. В десятки раз меньше,
чем особняк, который Тэхен так любил, но какая теперь разница? Ведь там его ничего
больше не держало. Там остался холод, пробирающийся под кожу и не дающий спокойно
уснуть.
В этой непримечательной квартирке в окраинном районе Тэгу Тэхен начнет новую жизнь
вместе с маленькой и последней надеждой, теплящейся под сердцем. Они с Тэхеном оба
брошенные, одинокие и принадлежащие лишь друг другу. Никого им больше и не надо.
Тэхен обрел в нем новый смысл, который будет держать в секрете ото всех. Как и
себя. Как и свое существование. Он больше не в игре. Правил для него нет. И
плевать, если теперь омега проигравший. Не это главное. Главное — будущее, которое
начинается прямо сейчас. С каждым шагом вглубь квартиры оно разрастается и
становится реальным. Тэхен никому не позволит его разрушить, будет стоять до
последнего.
🔥🔥🔥
Матовая бмв подъезжает к центральной больнице столицы и плавно тормозит. Чонгук
глушит двигатель и поворачивает голову к Юнги. Омега сидит на пассажирском сидении
рядом, опустив голову и разглядывая свои пальцы, лежащие на худых коленях.
— Мне нужно уехать в дыру, — говорит альфа, нарушив повисшую в салоне автомобиля
тишину.
— Покажи его Хосоку, — Чонгук кивает на сумку омеги, в которой лежит документ об
окончании школы. — Я приду, как освобожусь. Чимин с Джином тоже приедут. Вместе
отметим, — слабо улыбнулся Чонгук, не без усилий подняв уголок губ. — Хосок будет
гордиться тобой. Ты больше не школьник, Юнги-я.
Юнги поджимает дрогнувшие губы и кивает, опустив взгляд. В этот важный момент Хосок
должен был быть рядом. Он рядом и сейчас, но не так, как хотелось бы. И душа рядом,
и тело, но первая спит, ничего не чувствуя вокруг себя. А Юнги все равно верит,
только поэтому не сдается. Они с Хосоком обязательно отметят это событие сегодня
же.
— Эй, — мягко зовет Чон, коснувшись плеча омеги. — Не смей размазывать по моему
салону сопли, — с шутливой строгостью вдруг говорит он. — Сам мыть будешь.
🔥🔥🔥
— Нашли? — спрашивает Джихан, уставившись в одну точку и перебирая в руке стакан с
наполовину допитым виски.
— Сука, — рычит До, сжав стакан в пальцах и швырнув его в стену. Стоящий за спиной
альфы мужчина слегка дергается от неожиданности и опускает глаза в пол.
Пошла вторая неделя, как омега пропал, словно провалившись сквозь землю. До перерыл
каждый закоулок столицы, залез в каждую дыру, в каждый дом, чтобы найти, но так и
не смог. Никто о Тэхене не слышал, никто ничего не видел. До ночами не спит; он
собственноручно патрулирует город, разъезжая по пустынным улицам с бутылкой виски,
что как лучший друг всегда находится рядом, лежа на сидении.
А Тэхена все нет и нет.
Джихан звонит, не теряя надежды на то, что омега все-таки ответит, хоть и прекрасно
понимает, что Тэхен, вероятнее всего, от телефона избавился сразу же. Не удалось
вычислить даже передвижение его яркой на фоне обычных гражданских машин феррари.
Страну он тоже не покидал. Джихан выяснил уже все, но это «все» не дало ему ничего.
Как полный кретин он поехал в университет, где учится Тэхен, и, сдавливая пальцами
горло декана факультета, разузнал одно — Тэхен взял академический отпуск и пропал,
никому ничего не объяснив, не предупредив даже однокурсников.
Спустя неделю со дня исчезновения омеги Джихан понял, что поиски лишь по столице —
глупость. Тэхен определенно уехал в другое место, но куда?
Тэхен обвел его вокруг пальца, оставил в дураках, заставив думать, что наконец
пришла взаимность. Джихан и есть дурак. Полнейший кретин, ослепленный своей победой
и не заметивший подвоха. А ведь все было так очевидно, что заметил бы даже слепой и
глухой. Больше всего альфа злится на себя, на свою невнимательность, на то, что
потерял бдительность. Теперь Тэхена рядом нет. И ведь наверняка пошел к врагу и
подстелился, как последняя…
Джихан вдруг замирает и ставит бутылку на столик. Вдруг он начинает смеяться, как
обезумевший, и медленно опускается на диван. Как он мог не додуматься? И снова
сглупил. Искал везде, но не у себя под носом.
Не у своего врага.
Злость в нем вскипает по новой и бурлит, растекаясь по венам, заражая кровь. Тэхен
может быть у Чонгука. Тэхен, его Тэхен предал, отомстил. И это даже похвально. Его
бесстрашием только восхищаться, вот только оно — глупость. Но эту ошибку До тоже
исправит, снова вернет себе свое и не позволит больше убегать.
Тэхена сейчас хочется раскрошить до зубного скрежета. Этот глупый омега вздумал
сбежать, еще и с ребенком под сердцем. А Джихану все смешно. Он уже представляет,
что сделает, когда доберется до Тэхена. Предвкушает и возгорается по новой. Но
сначала он встретится с Чонгуком, которому руки чешутся пустить в лоб пулю. А лучше
целую обойму.
🔥🔥🔥
Чонгук стоит у барной стойки и перекатывает только что опустевшую рюмку, в которой
был ром. В черной дыре на редкость малолюдно, но оно и понятно: вся шумиха на
улице, потому что назревает очередная гонка смельчаков, не потерявших веру в себя и
в свои родные улицы. Чонгук только рад, что сейчас в баре практически никого. Ему
не до взглядов, полных сочувствия, не до ненужных расспросов. Чонгуку просто
хочется посидеть в спокойствии, подпитаться энергией своего любимого места, что
стало ему чуть ли не родным домом. Может, это придаст сил на дальнейшую борьбу,
ставшую в разы тяжелее без брата рядом. Но Чонгук храбрится, мысленно бьет себя по
щекам, не позволяя слабости.
Чонгук обещал быть в шесть. У него в запасе двадцать минут, пять из которых он
хочет растянуть еще ненадолго, чтобы побыть в покое, в своей стихии. Юнги поймет, и
остальные тоже.
Чон заказывает еще одну стопку и подтягивает рюмку к себе, осушая ее одним залпом.
— Твою скорую смерть, — низким голосом, в котором затаилась угроза, говорит альфа.
Он медленно поднимает голову и разворачивается, встречаясь со стоящим напротив
Джиханом взглядом. Чонгук сам себя не контролирует, когда вдруг подлетает к альфе и
с размаху бьет до побеления костяшек сжатым кулаком в челюсть. И сам же, слегка
пошатнувшись от ударившего в голову алкоголя, отходит на шаг назад, тяжело дыша от
бегущей по венам ярости.
— Не ври мне, — вновь теряет контроль Джихан, плотнее вжимая дуло пистолета в
грудь Чонгуку. Палец на курке так и жаждет надавить, выстрелить прямо в сердце.
— Он у тебя, я знаю это.
— Потерял шлюху? — хмыкает Чонгук и нарочно двигается вперед, плюя на оружие, что
упирается ему в грудь. Один вид этого ублюдка, и Чон снова выходит из себя, напрочь
забывая о самоконтроле. — И ко мне пришел искать? — он нервно хохотнул и толкнул
язык за щеку. — Тебе бы лучше съебаться нахуй, если хочешь пожить еще немного. Меня
твой ствол не остановит. Я за брата тебя голыми руками уничтожу.
— Попытайся, — рычит До, возводя курок. — Первым ляжешь в могилу, раз брату не
позволил. Хосок обязательно пойдет следом, если не скажешь, где держишь Тэхена. Я
не хочу проливать кровь здесь.
— Ты серьезно решил, что эта шлюха может быть у меня? — изогнул бровь Чонгук,
неотрывно глядя До прямо в глаза. Воздух вокруг них становится раскаленным, как
кипящая в жерле вулкана лава. Между ними разверзлись врата Ада, все демоны
выбираются наружу, создавая свою личную войну не на жизнь, а на смерть. — Ищи его в
другом месте. Пока можешь искать. Меня ваши проблемы не ебут. Меня не ебет он. Или
это очередной ваш план? — Чонгук не раздумывает. Он сразу рефлекторно тянется к
телефону в кармане и, плюя на все еще направленный на него пистолет, набирает Юнги.
Джихан смотрит, чуть прищурившись. Даже бровью не повел. Спустя три гудка омега
отвечает.
— Не нормально, потому что тебя еще нет, а все уже давным-давно тут, с Хосоком, —
ворчит в трубку омега. Чонгук мысленно выдыхает.
— Я приеду через десять минут, — уверенно обещает альфа и завершает звонок, вернув
телефон в карман. — Ты действительно дебил, раз решил искать его у меня. А теперь
свали с дороги, До, если не собираешься руки марать. Обещаю, в следующий раз я в
живых тебя не оставлю.
Джихан верит. Этот ядом сочащийся голос по отношению к Тэхену его во всем убеждает.
Чонгук его не выносит, ему словно даже говорить о нем мерзко. Такое не подделать.
Глаза все говорят за себя. Их затопила ненависть, отражающаяся в глазах самого
Джихана. Он бессилен. Тэхена действительно нет.
Чонгук довольно хмыкает. Он все смотрит на Джихана и не понимает, кого видит перед
собой. Обычно холодный и сдержанный альфа теперь словно находится на грани срыва.
Он пытается держать себя в руках, но Чонгук видит правду. Его взгляд дикий, но на
глубине зрачков затаилось отчаяние. Именно поэтому он пришел искать Тэхена к
Чонгуку. От безысходности. Несмотря на то, что знает всю правду, как никто другой.
Чонгук вспоминает сцену на кладбище, что произошла около двух недель назад. Тэхена,
сидевшего на земле с опущенной головой и дрожащими от рыданий плечами.
Кажется, теперь все не идеально и система не работает на одного лишь До. Она пошла
против него. Тот, кто готов был уничтожить город, приполз к своему врагу из-за
омеги.
Видя это жалко спрятанное отчаяние, Чонгук воскресает. Его сжирающая злость вмиг
затихает и прячется в тени.
— Посмотри на эту гонку. Понаблюдай за тем, как все забираю у тебя я, — улыбнулся
уголком губ Чонгук. — Тебе понравится это зрелище.
Комментарий к за тобой
Airsh4d3 - clearest blue
Hippie Sabotage - CAUGHT UP
Sarah Blasko - All I want (Beny Remix)
Until The Ribbon Breaks - One Way Or Anothe
ÀSTRALE - disillusionment
https://pin.it/1P1NWyZ
Чонгук сидит возле брата, сложив руки на груди и уходя в свои размышления. Ему
вспоминается каждый счастливый момент, в котором обязательно был Хосок. Это
заставляет в сердце разлиться теплу. Сейчас Чонгук воспоминаниями и живет. Вот он,
Хосок, рядом. Чонгук слушает писк кардиомонитора уже полтора месяца. Он преследует
его везде. Тишины для альфы больше нет. Когда он остается в одиночестве, в ушах
стоит все тот же ровный писк. Чонгук хочет думать, что это брат с ним так
разговаривает, незримо давая понять, что он рядом.
Война с новым шагом Чонгука ожесточилась. Стало больше жертв. Полиция, которой Югем
долгое время пытался закрывать глаза, больше в стороне находиться не может.
Кажется, даже копы не понимают, почему их вечные соперники на улицах стали
истреблять друг друга. На улицах столицы теперь разъезжают десятки патрульных машин
полиции, пытающихся взять дороги под свой контроль, но гонщиков это не
останавливает.
Чонгук пошел на таран. Те, кто остались на стороне старых правил, принялись вершить
правосудие по-своему, наказывая гонщиков на черных американках разнообразными и
изощренными способами. Некоторых подбрасывают полиции, чтобы минимизировать смерти
на улицах. Они практически работают сообща, потому что и у полиции, и у
стритрейсеров одна цель — остановить войну и убийства на дорогах.
Джихан сорвался с цепи. Если раньше он действовал осторожно, обдумывая каждый свой
шаг наперед, то теперь убивает каждого, кто не принадлежит его банде. И не имеет
значения, что гонщик может быть из нейтрального района. До хочет все и сразу, ни
перед чем больше не останавливаясь.
Чонгук не знает, стал ли причиной пропавший Тэхен, но из-за До все вышло из-под
контроля. Скоро конец, Чон это знает, предчувствует, но терпеливо ждет последнего
шага, который лишит До власти окончательно. Последнюю зацепку, которая уничтожит
Джихана.
С тех пор, как произошла авария, Чонгук начал работать над своими машинами еще
больше, по новой укрепляя кузов и ставя дополнительные примочки, которые
минимизируют урон в случае очередного столкновения. С Юнги, когда тот сидит рядом,
Чонгук вообще не набирает скорость больше ста двадцати. Мог бы и медленнее, но с
ума сойдет от черепашьей скорости. Даже Юнги заметил, что слишком медленно, и
просил альфу ехать быстрее, но в ответ получил чонгуково: «так будет лучше». На
этом и решили.
— Ну что там? — лениво спрашивает Чонгук, отвернув голову обратно к брату. Когда
он часами сидит в этой палате, то становится абсолютно ленивым и заторможенным.
Тишина и покой этого места расслабляют, клонят в сон.
— Все хорошо, но назначили какие-то витамины попить месяц, — говорит Юнги, положив
сумку на стол у стены и с ногами забираясь на постель к своему альфе не без
кряхтения и помощи закатывающего глаза Чонгука. — Привет, Хосок-а. Только что я был
на консультации. С Санджином все отлично, — улыбается омега, садясь у изножья в
позе лотоса и поглаживая живот ладонью. — Ты тоже лучше выглядишь, — замечает он,
слегка нахмурив брови и скользнув взглядом по открытому плечу Хосока, на котором
остались небольшие красные шрамы от несильного ожога.
— Да, ему сняли повязку недавно, — говорит Чонгук, кивнув и сложив руки на груди.
— На лице вообще ничего уже нет.
— У Хосока шрам, как твой, — объясняет Юнги с легким удивлением в голосе. — Только
у тебя на левой щеке. Офигеть можно.
Чонгук рефлекторно касается ладонью своего лица, нащупывая подушечками пальцев едва
ощутимую неровность, затем смотрит на брата. И правда, у него такой же шрам на
правой щеке.
Юнги прикусывает губу и кладет свою голову рядом с Хосоком. Он запускает в черные
волосы альфы свои длинные бледные пальцы и поглаживает кожу головы, разглядывая
густые ресницы и ожидая хоть малейшего их трепета. Но ничего. Хосок все еще не
реагирует. Юнги всеми силами заставляет себя держаться. Бывают моменты, когда в
палате он остается только лишь наедине с Хосоком. Стоит напротив его кровати, зовет
по имени один раз, второй, третий. На четвертый Юнги поджимает губы крепко-крепко,
чтобы не закричать. Сдерживает себя, чтобы не шагнуть в бездну отчаяния, что
поглотит его безвозвратно. В голове слышит голос Чонгука, твердящий: «ради ребенка,
ради Санджина». Ради сына Хосока, которого тот ждал с нетерпением, которого уже так
бесконечно полюбил. Только это удерживает Юнги на ногах. Только это заставляет не
опустить руки, не упасть на пол и свернуться калачиком, утонув в своем бессилии.
Юнги тешит себя мыслями, что Хосок очнется, что надо лишь подождать немного, а его
отвратительная сторона, что вечно порывается напомнить о реальности, нашептывает,
что Хосок может и не очнуться.
Однажды Юнги слышал разговор Чонгука и Джейби, после которого плакал всю ночь, так
и не сомкнув глаз. Если бы не укрепленные детали кузова макларена, над которым они
работали с Джебомом, Хосока во время ударов об землю могло просто-напросто
расплющить. Такой исход привел бы ко мгновенной смерти. Они работали над
маклареном, но кое-что упустили. Область возле переднего колеса оказалась уязвимым
местом, о котором никто так и не узнал. Это выяснилось лишь после осмотра
автомобиля, зачем-то пригнанного альфами в гараж. Юнги к этой машине боится
подходить, даже смотреть на нее. И все-таки один раз он пробрался в гараж Чонгука,
чтобы взглянуть ради любопытства, но от одного лишь короткого взгляда на гиперкар
омегу затрясло. Машина Хосока, которая повидала многое, которая хранила в себе кучу
прекрасных воспоминаний, превратилась в скомканный уголек. Юнги тогда вылетел из
гаража, как ошпаренный. Он представить себе не мог, какой должна была быть авария,
чтобы превратить автомобиль в такое, а человека, его любимого человека, едва не
убить.
Об одном Юнги не думал ни на секунду после того, как все узнал. О Намджуне, который
стал автором этой трагедии. Если бы Мин думал о нем, то взорвался бы от
нечеловеческой злости на этого человека. Он не думает, но видит, когда думает
Чонгук. У альфы зубы скрипят, кулаки, лежащие на коленях, сжимаются и разжимаются,
а испепеляющий взгляд направлен в никуда. Юнги уверен, что Чонгук в этот момент
видит перед собой Намджуна. Если бы омега только увидел его, он без раздумий бы
выстрелил. Не просто выстрелил, а выпустил ему в лицо всю обойму, а потом еще и еще
добивал.
За что?
Время в палате Хосока течет своим чередом. Незаметно. Порой быстро, порой чертовски
медленно. Чонгук пару раз выходит покурить, а Юнги рассказывает Хосоку о том, как
развивается Санджин. Говорить уже особо не о чем, потому что Юнги практически
каждый день проводит в этой палате. Омега, кажется, уже все, что мог, рассказал
альфе. Поэтому теперь он думает вслух, когда рядом не бывает Чонгука. Это даже
помогает немного. Освобождает, облегчает. Как будто груз с плеч, по камню с души. А
Хосок молчаливо слушает, позволяя своему омеге выговориться. Не надо ему тяжести в
сердце держать, это ведь вредно.
— Как Санджин? — спрашивает Дэсу, войдя в палату, а сам смотрит на своего старшего
сына тяжелым взглядом, за которым спрятаны тонны боли. О Хосоке не спрашивает, и
так все ясно: ничего не изменилось.
Когда Дэсу приходит, он остается в палате один и долго-долго сидит в одной позе,
безмолвно смотря на сына, а иногда держа за руку, в которой едва сохранилось тепло.
Чон отдает все свое Хосоку, чтобы хоть как-то согреть. Вдруг ему холодно там, где
он сейчас, ведь ясно, что тут его нет.
Юнги берет свою сумку и бесшумно выскальзывает из палаты. Чонгук уже собирается
идти за омегой, но его останавливает вдруг нарушивший тишину отец.
— Иначе у тебя только два исхода: могила или тюрьма, — Дэсу заглядывает Чонгуку
прямо в глаза. Гук этот тяжелый серьезный взгляд едва выдерживает. Отец совсем не
похож на себя после того, что случилось с Хосоком. — Брось дороги и живи спокойной
жизнью, Чонгук. Если Хосок не выберется, — голос мужчины слегка дрогнул, но он
продолжает: — его сына будешь растить ты. Именно ты станешь ему отцом, Чонгук.
Подумай о своей жизни хотя бы ради него.
— У Санджина будет его родной отец. Хосок выберется, — уверенно говорит он, не
позволяя усомниться в своих словах. — А дороги я не брошу, даже не рассчитывай. Я
близок к своей цели и отступать не намерен. Слишком много положено, назад пути нет.
— Что он сказал?
🔥🔥🔥
Утренний солнечный свет встречает Тэхена приятным теплом, разлившимся по маленькой
светлой комнатке. Омега поднимает руки вверх и ловит лучи кончиками пальцев. На
губах проступает легкая расслабленная улыбка.
Пусть Чонгук будет в порядке. Пусть война на улицах скорее закончится. Только тогда
Тэхен сможет жить по-настоящему спокойной жизнью.
🔥🔥🔥
Чану прикрывает глаза и выпускает вверх кольца сигаретного дыма. Вокруг грохочет
музыка. Черная дыра в своем привычном виде. Даже если вдруг случится конец света,
это место будет жить своей отдельной от всего жизнью, которую не касается никакая
война. Здесь люди выпускают себя и освобождаются от тяжести всего, что наваливается
на них за стенами бара. Вокруг только расслабление и накатывающие волны кайфа.
— Где-то пятнадцать. Семь уже отделаны, — говорит Чон, забрав у Чану сигарету и
делая затяжку.
— Мои ребята тоже готовят машины. Днями и ночами работают, — ухмыльнулся Джебом,
опрокинув в себя рюмку рома.
— Из-за До? — изогнул бровь Чонгук, стряхнув пепел в пепельницу. — Еще бы, он и
ему перешел дорогу. А я предупреждал Ку, что нейтралитет сохранять долго не выйдет.
Этому ублюдку нужно все.
— Когда ты ушел за Хосоком, Тэхен как будто за тобой рвался, звал, но Джихан
пытался его заткнуть, хватал и тянул в сторону ото всех, — пожимает плечами Джейби,
отложив телефон и беря из полупустой пачки сигарету. — Не знаю, что это могло быть,
но мне показалось, что он хотел тебя предупредить.
Чонгук в два больших глотка осушает стакан и слегка морщится. Горечь обжигает
глотку и раскаленным свинцом течет вниз. Слова Джейби эхом отзываются где-то внутри
и повторяются несколько раз, как будто Чонгук не услышал с первого раза. Прекрасно
услышал, а что сказать на это, не знает. В голове как будто взрыв происходит, из-за
которого все мысли, уже давно аккуратно сложенные и нашедшие свои места,
врассыпную. Порядок нарушен, все, что строил у себя в сознании Чонгук теперь
выглядит совсем иначе.
Тэхен хотел предупредить его. А голос, что казался мнимым, на самом деле был вполне
реальным.
— Какая теперь к черту разница, — говорит он, глянув на Джейби. — Хорошо, что не
смог предупредить, иначе я не успел бы к Хосоку.
Тэхен хотел спасти чонгукову жизнь. Только зачем? После столького количества
пролитой крови, после боли, в которой Чонгук захлебывался долгими неделями. Зачем
пытаться спасти?
Альфы сидят еще около часа и расходятся. Не то время, чтобы расслабляться до утра.
Война за стенами дыры не прекращается ни на минуту.
В слегка размякшем от алкоголя состоянии Чонгук едет в офис, а после двух часов
просиживания за документами, едет к Хосоку. Юнги в палате уже нет: полчаса назад
его отвез домой Чимин, поэтому альфа может быть за него спокоен.
Чонгук тихо входит в палату и бесшумно прикрывает за собой дверь. Его встречает
полумрак и привычный писк кардиомонитора.
— Привет, Хосок-а, — говорит Чонгук, сев на стуле возле постели брата и коснувшись
его ладони своей. — Не надоело тебе вот так валяться? Это вообще не в твоем
характере, — слабо усмехается альфа, разглядывая лицо Хосока. — Обычно, когда ты
болеешь, то никакой постельный режим тебя не остановит, — улыбается Чонгук и
замолкает, вспоминая момент, когда Хосок, несмотря на высокую температуру и
головокружение, умотал на гонку, которую еще и выиграть сумел. А потом гордился
собой, как петух, распушивший хвост. — Я думал сначала… — улыбка медленно сползает
с лица Чонгука. — Думал, что не смогу справиться без тебя с борьбой за улицы. Мне
тяжело… — тише говорит альфа. — Без твоей поддержки. Я привык знать, что ты всегда
рядом, и если что, подстрахуешь. Ты всегда знаешь, как выкрутиться, как поступить.
Знаю, ты не одобрил бы то, что я делаю сейчас на улицах. Придумал бы что-то
получше. Но я не представляю, как быть иначе. Сейчас это кажется лучшим вариантом.
Я не один, но без тебя чувствую себя таким одиноким, — Чонгук сглатывает ком и
хмурится, не давая своей слабости вылиться наружу. — Просто возвращайся к нам
скорее. Без тебя чертовски паршиво, бро.
Чонгук больше ничего не говорит. Он пристально смотрит на брата и как и Юнги ждет
какой-то реакции. Наивно, смешно, но им только это и остается. Ждать и верить.
Чонгук просидел возле брата еще около получаса. Их общую тишину нарушил вошедший
дежурный врач, оповестивший о том, что время посещений окончено. Чонгук напоследок
коснулся руки брата, слегка сжав, и молча покинув палату.
🔥🔥🔥
Джин выходит из здания университета и идет на парковку, где его ждет белоснежная
ауди. Наконец-то нудный и тяжелый день на учебе закончился. Омега уже предвкушает,
как завалится в свою мягкую постель и будет спать до самого утра. На улицы столицы
плавно опускается вечер. Джин бросает взгляд на свои наручные часы и садится в
машину, заводя двигатель. Уже половина шестого. Сегодня пришлось припоздниться из-
за подготовки к предстоящей конференции, на которую омегу запихнули, не спросив,
хочет ли он или нет. Выбора никто не дал, как и права на отказ, зато это будет
плюсом на сессии.
За ним увязался призрак. Темный дух улиц, который создал весь этот хаос.
Джина разом накрывает волна разъедающих нутро чувств. Страх и предательский трепет,
которому давно следовало бы поставить запрет. Намджун — враг. Чувства к нему
отвратительны даже самому Джину, но из себя их вырвать кажется невозможным. Они не
поддаются, не слушаются, живут сами по себе и медленно убивают омегу. Каждый день
Джин молит о том, чтобы это прекратилось, чтобы слез по утрам больше не было. Его
убивает двойная доза, к которой примешалась ядреная ненависть, оттолкнувшая
Намджуна окончательно. За Хосока не простит никто. Джин не простит.
Джин давит на газ до упора и упрямо гонит вперед, только бы скорее оторваться от
того, кто чувствами, что вызывает, тянет омегу вниз. Джин бежит от них, прячется,
но они снова настигают, змеями выползая из-за всех углов. И прямо сейчас происходит
то же самое. Ким уже не понимает, от чего бежит больше: от смерти или от проклятых
чувств.
— Отстань, пожалуйста, отстань, — шепчет Джин, глотая ком в горле. Ему от одной
мысли о Намджуне невыносимо, а столкновение с ним добьет окончательно. Джин просто
не готов. Не готов умирать, смотря в глаза тому, кто его жизнь превратил в сплошную
пытку.
Джин судорожно впивается пальцами в кожаный руль и хватает ртом воздух, распахнув
глаза и смотря перед собой в полнейшей растерянности. Дверца с водительской стороны
мустанга открывается, и из машины выходит Намджун. Сердце Джина заходится в
сумасшедшем ритме. От страха, от злости, от…
Джин поджимает губы и пытается как можно скорее взять себя в руки. Намджун сверлит
лобовое стекло ауди нечитаемым взглядом и направляется прямо к омеге. Джин зря
молил. Лучше бы Намджун перевернул его машину и уехал, а не убивал медленно и
мучительно одним своим присутствием.
Джин жмурится и собирается с силами. Теперь сбежать будет позором, как бы ему ни
хотелось. Джин не доверяет себе, не представляет, как выстоит и сможет ли вообще,
но все равно мысленно себя пытается успокоить, взять в руки. Показывать свою
слабость перед врагом он не станет.
Джин резко распахивает дверь, и альфа довольно хмыкает. Не успевает омега выйти из
машины, как сразу же подлетает к Намджуну и, что есть силы, толкает в грудь.
— Как ты посмел, — рычит Джин, выжигая своим ненавидящим взглядом дыру в альфе.
— Как ты мог так поступить? — в горле снова образуется ком. Хочется кричать и
плакать, хочется избить этого предателя так, чтобы встать не был в состоянии.
Больно, до зубного скрежета больно, как ни старайся делать вид, что это не так.
— Ты чуть не убил Хосока! Вообще умом тронулся?! Забыл, кем он был тебе? — не
выдерживает и повышает голос Джин, вновь наступая и ударяя несопротивляющегося
альфу в плечо. — Забыл, кем мы были тебе?!
— Отпусти, мне мерзко от твоих прикосновений, — цедит сквозь стиснутые зубы Джин,
смотря Намджуну прямо в глаза.
Не мерзко. Больно. Сердце ноет, потому что ему этого так не хватало, а разум
проклинает, приговаривая, что желать этих прикосновений — преступление.
Предательство. Омегу буквально рвет на части от войны, что разгорелась внутри него
вновь. Руки Намджуна обжигают, плавят кожу и добираются до внутренностей, а
сбросить их с себя нет сил. Они уходят на то, чтобы противостоять самому себе и не
давать тянущейся к альфе сущности вырваться наружу. Джин себе этого никогда не
простит.
— О чем ты говоришь?
— На дорогах становится все опаснее. Тебе лучше сменить сторону и быть рядом, так
я смогу уберечь… — говорит Намджун, но его прерывает внезапный нервный смех омеги.
— Ты, блять, в своем уме, Намджун? Слышишь себя вообще? — омега заводится по
новой, вспыхивая жгучей злостью. — Ты серьезно думаешь, что я брошу свою семью и
переметнусь к врагу?
Что он творит? Что пытается сделать с Джином? Его дьявольский шепот так легко
проникает в голову и практически берет разум под свой контроль, его прикосновения
парализуют, заставляют замереть подобно жертве, которой уже не выбраться из лап
хищника. Джину хочется разрыдаться в голос и уткнуться в крепкую грудь альфы лицом,
вдохнуть любимый до боли аромат. Почему при таких обстоятельствах? Почему его
заставляют выбирать? Почему его любовь оказалась по ту сторону баррикады? Ему бы
сейчас выть от несправедливости этой проклятой жизни. Все внутри кровоточит,
разрушается. Намджун ставит его перед выбором, который окажется для Джина
последним. Или сейчас, или никогда.
— Нет, Намджун, нет, — качает он головой. Слова из трех букв даются с невероятным
трудом, чуть ли не застревают в глотке, но Джину удается выпихнуть их наружу. — Я
не такой, как ты. Я не променяю семью на…
— А что же твои чувства? — хмыкает Намджун. Его глаза вдруг вспыхивают гневом.
— Значит, они были недостаточно сильны? А может, они вообще были фальшивкой?
Точные удары прямо по сердцу ножом. Он все знал. Он молчал, притворяясь слепым
идиотом, пока Джин задыхался в своей неразделенной любви. И вот, что теперь он
думает?
— Хватит… — шепчет омега, пытаясь отпихнуть от себя альфу. Сил больше нет. Еще
немного, и он точно осыплется пеплом под намджуновыми ногами.
— Нет, постой, — напирает Намджун, до боли сжимая хрупкие плечи омеги и не давая
вырваться.
— Просто отпусти меня и дай уйти, я не хочу больше видеть тебя, Намджун, — быстро
шепчет омега, чтобы не расплакаться. — Отпусти, — просит он, пытаясь убрать от себя
руки альфы, но тот продолжает крепко держать и прижимать к машине.
— Никаких, офицер, — хмыкает тот, пожав плечами и ослабив хватку. Джин мысленно
благодарит вовремя оказавшегося рядом альфу. Сил уже нет терпеть присутствие этого
человека. — Это наши личные дела.
— Отпусти его, — твердо говорит офицер. На его хладнокровном лице даже мускул не
дрогнул.
— Ты будешь жалеть об этом всю свою жизнь, — напоследок бросает Намджун омеге и
садится в мустанг, с визгом шин по асфальту подрываясь с места.
Джин чувствует облегчение, но вместе с тем и боль от слов, резанувших сердце. Это
было в последний раз. Он смотрит удаляющемуся мустангу вслед и опускает взгляд,
прикусив губу. Прохладный вечерний ветерок слегка треплет темные волосы омеги,
отчего челка спадает на глаза. Это и хорошо. Югем не сможет увидеть блеснувших в
уголках глаз слез.
— Да, — коротко кивает Джин, быстро сморгнув слезы и поднимая голову. — Спасибо.
Югем пожимает плечами, мол, ерунда, и едва заметно тянет уголки губ в подобии
улыбки.
— Я провожу тебя.
— Не стоит. Потеряю уважение улиц, если с легавым увидят, — слабо усмехается Джин,
открыв дверцу ауди и собираясь садиться в машину.
— Не отстану, — улыбнулся Югем. — Если я могу как-то защитить людей Чонов, я это
сделаю.
— Как хотите, — Джин пожал плечами и сел в машину. На споры не осталось сил и
желания.
Полицейская тойота следовала за ауди до самого дома омеги. Всю дорогу Джин и правда
чувствовал себя спокойно, в безопасности. Наверное, это чувство сейчас было ему
необходимо. После ран, которые нанес Намджун. Но от них полиция уберечь не может,
и, кажется, не сможет ничего. Ком, застрявший в горле, не давал вздохнуть. Джин
обещал себе, что еще немного, только надо добраться до дома, а там и проплакаться
можно, боль выпустить и смириться с тем, что это настоящий конец. После
случившегося с Хосоком иначе и быть не могло.
Намджун назвал глупым Джина, но сам таким и оказался, наивно полагая, что омега
приползет по первому зову. Он сам себя возвысил, поняв, что горячо любим, и теперь
это вызывает у Джина только лишь отвращение и тошноту. Намджун и в этом
разочаровал, и в этом оказался худшим.
Он сказал, что Джин будет жалеть всю свою жизнь, но, кажется, глубоко ошибся.
Первая горсть земли брошена в яму, где будет похоронена ошибочная любовь.
🔥🔥🔥
Чонгук неторопливо расхаживает по складу, проверяя имеющийся товар и отмечая
недостающие детали. Позади идет один из людей Чонов, отвечающий за поставки. Отдав
отчет Чонгуку, он молча слушает и принимает новые указания от босса.
После проверки альфы выходят со склада. Чонгук тянется за сигаретами и закуривает,
сунув руки в карманы свободной черной худи. На улице постепенно начинает холодать,
но солнце все еще пытается заботливо обогреть землю своими лучами. Чонгук выпускает
сигаретный дым вверх и стряхивает пепел.
Чонгук резко переводит взгляд на мужчину, вскинув брови. Внутри что-то вмиг
проснулось, заерзало, пытается сказать, докричаться до Чона, объяснить что-то, но
альфа делает вид, что не слышит, не понимает, и все-таки… С каких пор Чонгук так
реагирует на обычное «Тэгу»? Оно отражается внутри него эхом, касаясь самого
сердца, а перед глазами улыбка, что когда-то давно, по утрам заряжала счастьем и
грела любовью, придавала жизни смысл. За нее Гук готов был сражаться до последней
капли крови. Ради нее — все.
Так с каких пор от «Тэгу» сердце в грудной клетке места себе не находит?
— Я сам поеду, — выпаливает Чонгук раньше, чем успевает подумать. Рядом стоящий
альфа растерянно смотрит на него, не понимая такое внезапное решение своего босса.
Обычно такими делами не занимаются ни Хосок, ни Чонгук.
— Я сам, Джисон-а, — твердо повторяет Гук, выпустив сигаретный дым и бросив окурок
на землю. — Мне все равно туда по делу. Ты тут лучше пригляди за всем.
🔥🔥🔥
Тэгу встречает Чонгука более дружелюбной погодой, чем в столице. Здесь жизнь совсем
другая. Более неторопливая, расслабленная и плавно текущая сама собой. Сюда еще не
дошла уличная война. Дороги свободные, открытые, а полиции практически не видать.
Рай для стритрейсеров. Когда-то давно Чонгуку приходилось гонять и на этих улицах.
Теперь эти виды, сохранившиеся в памяти, навевают приятные воспоминания о
беззаботном времени, где самой большой проблемой были терки между бандами. Только
сейчас, увидев все это вновь, Чонгук осознал, как сильно скучает по тому времени.
Сможет ли все это вернуться снова? Скольким еще придется умереть, прежде чем на
улицы вернется мир?
Чонгук сразу же едет к ждущему его Юну. Они встречаются на закрытом тренировочном
треке, где проводят короткий тест-драйв нескольким автомобилям, оборудованным
технологиями, в разработку которых Чонгук внес свою лепту. После успешной встречи
мужчины отправляются в ресторан, обговаривая некоторые дела бизнеса. Чонгук все
время не может усидеть на месте, мечтая о том, чтобы встреча скорее кончилась. Его
сжирает нетерпение и жажда, которой он не может найти объяснения. Время течет
чертовски медленно.
После долгих двух часов деловых разговоров Чонгук пулей вылетает из ресторана и
садится в машину, вбивая в поисковике «цветочные магазины Тэгу».
Он колесит по всему городу, ища тот самый магазин. Ему необходим один конкретный.
Тот, в котором самые лучшие цветы, самые душистые и самые красивые. Неповторимые.
Чонгук сам с собой всю дорогу спорит, оправдаться пытается, но выглядит это даже
для него самого смехотворно. После очередной неудачи обещает, что все, прекратит
искать и поедет обратно в столицу, где ждет семья, но наперекор самому себе мчится
к другому магазину. И ведь толком ничего не знает. Кто-то всего лишь видел Тэхена
возле цветочного, и не факт, что именно его. Шансов на то, что Чонгуку удастся его
увидеть, ноль, но внутри почему-то все еще теплится наивная надежда. Чертово «Тэгу»
стало для альфы рычагом, и вот он уже проверяет шестой цветочный магазин с
призрачной верой увидеть долгожданный цветок, что никак не увянет в сердце Чонгука.
Очередной магазин и очередное «ничего». Чонгук нервно мнет пальцами руль, стараясь
сдержать нарастающую внутри злость. На что он надеялся? Сам виноват, сам сглупил,
вновь послушав сердце, которому давно следует заткнуться. Только время потерял, так
ни к чему и не придя. А мог с Хосоком быть рядом, с Юнги. Все впустую.
Чонгук выруливает на дорогу и оставляет позади еще один цветочный магазин. Нет
времени на глупые бесполезные разъезды по чужому городу, когда в родном все
стремительно рушится. Чонгук проиграл сам себе, наивно положившись на чувства. Их
топишь, топишь, а они все равно всплывают, жадно хватают воздух и яростно
доказывают о своем существовании, о том, что их не убить. И время тут не поможет.
Они слишком сильны.
Альфа берет в руку телефон, что лежал на пассажирском сидении, закрывая вкладки с
адресами магазинов. На последней вкладке палец застывает. Еще один непроверенный
магазин расположен буквально на соседней улице. Чонгук ведет одной рукой машину, а
другой держит телефон, гипнотизируя экран.
В последний раз.
Со стороны эти глупые поиски похожи на безумие. Чонгук словно пытается угнаться за
призраком. И до сих пор не может перед собой оправдаться. Зачем отправился сюда? В
голове столько противоречий, сомнений и мыслей, которые игнорировать просто
невозможно. Ситуация с До и сцена на кладбище машин не дают Чонгуку покоя. Что он
хочет из этого понять для себя — не ясно. Только почему-то исчезновение омеги не
дает покоя с самого прихода Джихана, что был уверен, что Тэхен сбежал к Чонгуку.
Зачем омеге сбегать к нему, если он с До заодно? А впоследствии Джихан взбешен и
неконтролируем. Чонгук не понимает ничего, но уверен в одном: глупое сердце хочет
выяснить все для себя и наконец успокоиться. Глупое сердце хочет увидеть Тэхена и
убедиться, что с ним все в порядке.
Но это ведь сон. Просто сон. Потому что настоящий Чонгук не может смотреть так. Без
отвращения, разочарования и ненависти. Это неправда. Тэхенова иллюзия смотрит с
волнением и одновременно с облегчением, с болью и неверием, так же, как смотрит в
ответ сам омега. Чонгук смотрит так, словно… скучает.
У Тэхена образуется ком в горле, а глаза уже на мокром месте. Он быстро моргает, и
из уголков глаз вниз по щекам катятся хрустальные слезы. Как жаль, что это
очередной сон, случившийся наяву. Злое сознание не перестает с ним играть, каждый
раз подбрасывая новые образы и представления. Вчера Чонгук приходил в магазин и
мелькал меж цветочных рядов, так и не встретившись с Тэхеном взглядом, а после
исчез.
Сегодня он наблюдает со стороны, сидя в матовой бмв, которую Тэхен однажды видел в
гараже альфы. Омега не понимает, почему именно эта машина представилась ему, почему
не агера, без которой альфу нельзя даже представить. Ведь это же… иллюзия.
Чонгук не считает время, он забывает о нем. Только длилось бы оно вечно. Тэхен
готов в этом миге жить.
Чонгук гонит по трассе, как безумный. Надеется, что рык мощного двигателя заглушит
мысли, отвлечет от горечи, растекшейся по венам, а распахнутые по бокам окна
выветрят самый любимый на свете аромат. Все помогает, но с одним не справиться:
Чонгук не видит перед собой дороги; он видит только лишь Тэхена, держащего в руках
огромный букет нежно-розовых пионов.
🔥🔥🔥
Тэхен поворачивает ключ в замке и открывает дверь, входя в квартирку, встретившую
его приятным теплым золотистым светом и долгожданной тишиной. Сегодня омега мечтал
вернуться домой как можно скорее. На работе ему не давали сосредоточиться мысли о
встрече с Чонгуком. Неважно, была она реальной или мнимой, — внутри Тэхена это
всколыхнуло все.
Он больше месяца жил в собственноручно созданной маленькой сказке. Под куполом, что
изолировал его от внешних проблем. И все было прекрасно, просто чудесно, вот
только… вновь фальшиво. Такие огромные руины за красивыми декорациями не спрятать,
но Тэхен отчаянно пытался, доказывая самому себе, что сможет начать новую жизнь. Но
нельзя вот так просто взять и сжечь мосты, за которыми осталась целая жизнь. Нельзя
оставить проблемы нерешенными и уйти, только бы никто больше не тронул. Тэхен
оправдывает себя тем, что устал от боли, от страданий, которые преследовали день за
днем. Тогда побег был лучшим вариантом, но теперь омеге вдруг стало тошно от самого
себя, от своей слабости и трусости. От своего эгоизма.
Там остался Юнги, ждущий ребенка. Хосок, балансирующий на грани жизни и смерти.
Джин, утопающий в своей боли от любви к предателю. Чимин, готовый бесстрашно лезть
на рожон. Там Чонгук. Его любимый, его единственный, родной несмотря ни на что
человек; отец ребенка, что растет под сердцем Тэхена.
Как Тэхен мог оставить их и спрятаться, жалея лишь себя. Через дерьмо проходят все
они, все страдают, но упорно идут вперед ради защиты не только дорог, но и своей
семьи. Никто не сдается, и Тэхен не должен.
Он бросает свою сумку прямо на пол и спешит в комнату, упав перед кроватью на
колени и вытянув из-под нее среднего размера коробку с вещами, с которыми омега
сбежал больше месяца назад. Рассыпав содержимое на кровать, Тэхен стал судорожно
перебирать все пальцами, пока не наткнулся на маленькую белую флешку. Он хватает ее
и бежит к ноутбуку, что лежит в гостиной на столе, быстро включает его и вставляет
флешку в разъем.
🔥🔥🔥
Тэхен сидит на диване и сверлит лежащий в руке телефон тяжелым взглядом, нервно
покусывая губу. Передать документы, которые, как он думал, не скачались в спешке,
он решает сразу же. Три часа уходит на то, чтобы вспомнить номер Чимина. Звонить
Чонгуку омега не решается, а Юнги точно не до этого. Тэхен с ним даже поговорить не
сможет. Мерзкое чувство вины все не покидает. Остается Чимин. К его негативу Тэхену
не привыкать.
Собрав себя в кучу, Ким, наконец, нажал на кнопку вызова и приложил телефон к уху,
перебирая флешку в пальцах. Гудки тянутся долго и медленно. С каждым новым омега
начинает терять надежду на то, что Чимин ответит. От мысли, что придется звонить
Чонгуку, омегу бросает в дрожь. Он его слушать даже не станет, а с Чимином есть
хоть какой-то шанс.
Спустя еще пять гудков Пак все-таки отвечает. Тэхен мысленно благодарит всех богов.
— Какого хрена ты мне звонишь? — голос Пака мгновенно меняется, становясь грубым и
слегка раздраженным.
Чимин молчит несколько долгих секунд, а после в трубке слышится его тяжелый вздох.
— Ты должен передать документы, которые у меня есть, Чонгуку. Для этого нам нужно
увидеться. Я не доверяю электронной почте.
— Хоть целую армию с собой бери, мне нет смысла лгать, — вздыхает Тэхен, устало
прикрыв глаза. — Я скину тебе адрес на этот номер.
— Ладно.
— Что?
— Спасибо, что выслушал меня, — тише говорит Ким, сглотнув ком в горле.
🔥🔥🔥
Тэхен нервно грызет трубочку в стакане с апельсиновым соком, и судорожно оглядывает
каждого входящего в небольшую кафешку, расположенную неподалеку от цветочной лавки,
в которой работает омега. Со звонка Чимину прошло два дня. Все это время омега
находится в напряжении и волнительном ожидании перед встречей. Даже на работу
ходить желание пропало. Все мысли омеги там, в столице, и только телом он находится
в Тэгу, рядом с дорогими сердцу людьми.
Уткнувшись задумчивым взглядом в стол, Тэхен не замечает, как в кафе входит Чимин,
следом за которым — Чану в темных очках и черной кепке. Заметив омегу, они
двинулись к столику. Тэхен резко поднял голову и отодвинул свой стакан в сторону.
— Очень надеюсь, что мы тащились сюда не зря, — хмыкает Пак, окинув Тэхена
оценивающим взглядом и садясь напротив. — Новый цвет тебе не очень, — пытается
уколоть омега, но Тэхен игнорирует это. Меньше всего его волнует то, идет ему новый
цвет волос или нет. Главное, чтобы лишнее внимание не привлекал.
— Я не хочу о нем, — поджимает губы Тэхен, опустив взгляд. Пытаться говорить что-
то против все равно бессмысленно. Недоверие во взглядах Чимина и Чану не исчезает
ни на секунду.
— Я в курсе, что тебе удалось кое-что нарыть у До, — начинает Тэхен, по недавно
приобретенной привычке обняв себя за живот. — Но этого мало, чтобы посадить его
надолго. Перед тем, как уйти, я смог влезть в его компьютер и достать то, что
действительно поможет.
— Я знаю, о чем ты, — подтверждает альфа. — Это то, что у меня не получилось
достать. Эти документы действительно у тебя?
Тэхен уверенно кивает и тянется к карману своего бежевого кардигана, вытащив оттуда
флешку и положив на середине стола.
— Я никогда не был с ним заодно, — говорит Тэхен, слегка пожав плечами и вновь
обвив руками свой живот. — Все, что я делал, было принуждением, — все-таки
признается Ким. Уже не важно, поверят они или нет. Главное, Тэхен сказал это,
выпустил наружу съедающую правду, которую никто принимать не хотел. Даже от этого
стало чуточку легче.
Слова Тэхена звучат, как правда. В его голосе столько боли и тяжести, что Чимина ею
придавливает. Так сыграть не сможет даже лучший актер, а у Тэхена один только
взгляд все за себя говорит. Сколько он тащит на себе, Чимин даже представить не
может. В его действиях вселенская усталость, изнеможенность. Не физическая, а
моральная. Тэхен действительно устал от лжи и недосказанности.
— Чонгук был здесь пару дней назад, — вдруг говорит Чимин. Тэхен едва не давится
воздухом. Ему стоит огромных усилий не выдать свое удивление.
Значит, это было правдой? То столкновение, которое омега посчитал очередной игрой
сознания. Чонгук был настоящий. Чонгук был здесь. И он нашел Тэхена. Неужели он
приехал ради него? От этих мыслей и вопросов голова идет кругом, а внутри
растекается тепло, обогревающее промерзшее сердце. Чимин одним предложением влил в
Тэхена столько счастья, что сразу и утонуть недолго. Одна часть омеги прыгает от
радости до самого потолка, а другая все еще настороженно качает головой. Чонгук
ведь правды не знает. Но… он приехал. Тэхена разрывает от двойственности эмоций, но
среди них все равно преобладает счастье, которого так давно не было в жизни омеги.
— И мне кажется, что из-за тебя, — продолжает Чимин, внимательно следя за Тэхеном.
— Он делает вид, что ему плевать, но все мы прекрасно знаем, что любовь, причем
такая сильная, так легко и быстро не пройдет даже несмотря на то, что ты его
предал.
Чимин вдруг подался вперед, опираясь локтями о стол и пристально вглядываясь в лицо
Тэхена.
— Что-то в тебе изменилось, Тэхен-а, — тише говорит он, хмуря брови. — Я не про
волосы. Ты другой какой-то. И твой запах… в нем что-то не то, — задумчиво тянет
Пак, скользя взглядом вниз, к рукам Тэхена, обнимающим живот. — Блять, это ведь не
может быть…
Тэхен болезненно прикусывает губу и качает головой, смотря Чимину прямо в глаза.
«От Чонгука. Это ребенок Чонгука», — пытается сказать он взглядом. Почему-то вдруг
так тяжело стало озвучить это. Слова острыми осколками застревают в глотке, омега
даже рта открыть не может. Чиминовы глаза округляются, а рот сам собой
раскрывается. Конечно, будь это ребенок Джихана, у Тэхена была бы совершенно другая
реакция.
— Нет, нет, — шепчет Тэхен, шмыгнув носом. — Нельзя ему знать. Это испортит его
жизнь еще больше.
— Он так назвал сына Хосока, — объясняет омега. — А если у него свой будет… Это же
огромное счастье.
Сейчас о реакции Чонгука думать страшнее всего. Тэхен даже представить боится. Ему
вспоминается Юнги, который точно так же боялся признаться во всем Хосоку, но ведь
сейчас другой случай. Более тяжелый и запутанный. Чонгук может не понять. Чонгук не
поймет. Не примет, Тэхен уверен.
— Хорошо, я буду на связи. Одна моя часть все еще не доверяет тебе, — говорит
Чимин. Взгляд Тэхена тут же меркнет. Он опускает глаза и перебирает пальцами подол
своего кардигана. — Ничего личного, Тэ. Нам всем нужно быть осторожнее, но… я вижу,
что ты не врешь. Просто будь осторожен, хорошо?
— Нам ехать пора, нет времени здесь долго торчать, — говорит Чимин, поднимаясь с
диванчика. — А ты не грусти, для ребенка это вредно, — улыбается он уголком губ,
погладив Тэхена по плечу.
Чану и Чимин уезжают, а Тэхен возвращается на работу. Пока у него есть только это.
Ожидание в четырех стенах его просто убьет, а так хоть будет, чем время заполнить.
На душе становится легче. Теперь есть один человек, который знает правду и больше
не отвергает Тэхена. Остается ждать новостей.
🔥🔥🔥
Тэхен возвращается домой чуть позже обычного. На часах уже восемь вечера. Омегу
окутывает легкая усталость и желание поскорее принять расслабляющую ванну. Он
поднимается на свой этаж и открывает дверь. Из квартиры сразу же густой дымкой
выплывает вселяющий страх аромат миндаля и гвоздики. Тэхен, не раздумывая ни
секунды, резко разворачивается, собираясь бежать, но врезается в чью-то крепкую
грудь. Он поднимает голову и встречается взглядом с холода полными глазами
Намджуна, на губах которого застыл оскал. Альфа грубо разворачивает Тэхена и
вталкивает в квартиру, закрывая за собой дверь.
У окна, сунув руки в карманы черных брюк, стоит До, глядя куда-то вдаль. В проеме
появляется разъяренный как дикая кошка, Тэхен, за спиной которого стоит Намджун,
преграждая омеге путь к выходу. Услышав Тэхена, До разворачивается и довольно
скалится.
Комментарий к короли
Jerome - Mark Cuban (Prod. OP)
Ruelle - Deep End
Chord Overstreet - Hold On (Acoustic)
Альфа сидит на капоте своей черной шевроле корвет поодаль от участников гонок,
держа в руке бутылку наполовину выпитого пива. Сегодняшним вечером он просто
наблюдатель, которым становится, когда на дорогах появляются братья Чон. Они за
последний год нашумели на улицах столицы так, что привлекли внимание не только
новых соперников, но и полиции, нажили немало врагов и приобрели много сторонников,
став одними из лучших.
Впервые Намджун увидел их на гонке, что происходила за городом посреди леса. Братья
участвовали в одном заезде оба. Ни один из них другому уступать не собирался. Дух
соперничества никогда не дремлет и не смотрит на родство. К финишу Хосок и Чонгук
приехали одновременно, разделив победу на двоих. С тех пор в одном заезде они
никогда не участвовали, приняв то, что друг другу не соперники.
— Эй, маленький еще. Я не для того, чтобы спаивать, тебя взял с собой, — ворчит
Намджун, подняв руку, чтобы Джин не мог достать. — Скоро гонка, скоро.
— Эй, Юнги-я, ты снова пришел. Тебе в прошлый раз понравилось, да? — улыбается
Джин, подловив пытающегося скрыться тринадцатилетнего омегу с черной копной
взъерошенных волос. — И хорошо, что ты здесь. Такие гонки сейчас будут! Намного
круче, чем в прошлый раз.
— Скоро я сам буду гоняться тут, — гордо заявляет ребенок, вздернув подбородок.
— У меня в гараже додж стоит. Осталось на колеса его поставить, но это фигня, —
отмахивается Юнги, как будто для него это минутное дело.
Джин тихонько хихикает и прикрывает рот ладонью. Этот маленький мечтатель слишком
уверен в своих способностях. Ким, что уже не первый год учится у Намджуна, и сам
еще не до конца может освоить элементарные вещи, касающиеся всего, что спрятано под
капотом, а эта мелочь без тени сомнения в больших искренних глазах уверяет, что
сможет справиться. Хотел бы Джин на это посмотреть.
Юнги слегка хмурится и поджимает губы. Наверняка этот альфа его проверяет на знание
лучших гонщиков их дорог. Омега долго не думает и с уверенностью заявляет:
— За Чон Хосока!
Щечки Юнги вдруг становятся пунцовыми. Он закусывает губу и быстро опускает глаза
на асфальт, ковыряя носком красных конверсов маленький камешек. Намджун хмыкает и
кивает.
— Он действительно хорош.
Джин хватает Юнги за рукав толстовки и тащит за собой сквозь толпу поближе к
автомобилям, стоящим у стартовой полосы и готовым к заезду. Юнги озирается вокруг с
восторгом в больших кофейных глазах, в которых отражаются неоновые огни. Он всего
лишь стоит возле мощных машин, а его уже прошибает всплеском адреналина, сердце в
груди бьется, как сумасшедшее, не находя себе места от переполнившей его радости.
Юнги от всего, что происходит вокруг, сходит с ума. Он мысленно обещает себе, что
совсем скоро тоже будет покорять дороги столицы на отцовском додже. С каждой
секундой вера в собственные силы крепнет все больше. Юнги станет одним из лучших.
Время идет, а вместе с ним проходят одна гонка за другой. Победители седлают
выигранные автомобили и демонстрируют их зрителям. По улице разносится визг шин и
белый дым от жженной резины. Проигравшие покидают заезд пешком под недовольный гул
толпы и шутливые тычки в спину. Кому-то может повезти в следующий раз.
К финишу стремительно летит белый ягуар с черной полосой сбоку капота. Спустя три
секунды автомобиль пересекает финишную черту, став последним победителем
сегодняшних заездов. Люди взрываются радостными и ликующими возгласами и сразу же
облепляют тормознувший боком ягуар, оставивший за собой след от резины. Двигатель
замолкает, и из автомобиля выходит двадцатилетний Чонгук. Альфа ярко улыбается и
принимает поздравления. В черных, как ночь глазах все еще горит огонь, там бушует
неутихающая жажда скорости, сплетающаяся с накрывшим чувством собственного
превосходства. Сзади к Чонгуку внезапно подлетает Хосок, радостно смеясь и
взъерошивая копну смоляных волос на макушке брата. Чонгук заражается смехом и
отпихивает от себя старшего, поправляя свои волосы.
— Они короли этих дорог, — восхищенно выдыхает Джин, стоящий рядом с Намджуном
возле корвета неподалеку. Юнги с ними больше нет. Этот ребенок испарился сразу же
после предпоследней гонки, в которой победил Хосок.
— Конечно же, хочу! — быстро кивает Джин. — А кто бы не хотел? Это мечта любого
гонщика. Только представь, как круто быть самым первым, самым лучшим, — мечтательно
тянет омега, растянув пухлые губы в улыбке и смотря в сторону победивших,
окруженных возбужденной толпой. — Повелевать дорогами…
Пока Хосок распивает победную бутылку шампанского, сидя на капоте своего зеленого
перламутрового ниссана, плавно переходящего к задней части в черный, Чонгук победно
выхватывает из пальцев проигравшего ключ от машины, которая отныне принадлежит ему.
С довольной улыбкой альфа идет к черной матовой бмв и открывает дверцу, садясь в
машину. Спустя секунду по округе, заглушая музыку, разносится агрессивное рычание
мощного двигателя. Толпа расходится в стороны, давая победителю место для разгона.
Намджун подходит ближе и внимательно наблюдает за бмв, влившейся в сумасшедший
круговой дрифт. Рядом стоящий Джин от восторга разинул рот и распахнул глаза, что
едва не выпадают из орбит. Из губ омеги вырывается завороженное «вау». Намджун же
наоборот слегка морщит лоб и критично осматривает кружащий в дрифте автомобиль.
Толпа снова шумит в поддержку одного из лучших на сегодняшних гонках, а Хосок
наблюдает за выкрутасами брата с усмешкой, но в ореховых глазах — искренняя
гордость.
Чонгук тормозит и выходит из автомобиля, наслаждаясь тем, как скандируют его имя.
Он поднимает руки и кивает, показывая, чтобы люди продолжали. Хосок ухмыляется и
осушает свой бокал, отдав его кому-то из рядом стоящих знакомых, и идет к Чонгуку,
чтобы осмотреть новую тачку. Толпа потихоньку начинает уплывать обратно в дыру для
продолжения праздника.
— Подожди меня в машине, Джин-и, я сейчас вернусь и отвезу тебя домой, — говорит
Намджун, по привычке потрепав омегу по волосам и получая в ответ недовольное
фырканье. Вечно он с ним, как с ребенком. И хуже того — как с братом.
— Я в дыру хочу, Намджун-а, — тянет Джин, убрав от себя руку старшего. — Там
сейчас самое веселье начнется!
— Там соки детям не раздают. Сможешь попрощаться с моим гаражом, если твои предки
увидят тебя пьяным, — ухмыльнулся альфа. — Домашний арест, никаких тачек, только
скучные уроки и школа, — с издевкой перечисляет он, наблюдая за тем, как меняется
лицо младшего. Джин вздыхает и утыкается лбом в окно корвета с пассажирской
стороны.
— Это не лучший мой заезд. На таком коротком расстоянии всю мощь не показать.
Думаю, ты и сам это знаешь, — хмыкает Хосок, пожав руку Намджуна и заглядывая в
темно-карие глаза. Ким едва заметно оскалился и кивнул, выпуская руку старшего
Чона. — Я видел тебя возле корвета. Ты ведь гонщик?
— Нам как раз нужен третий человек для работы с машинами, — говорит Хосок, сунув
руки в карманы кожанки.
🔥🔥🔥
now.
— Как ты нашел меня? — Тэхен поджимает мелко дрожащие губы и напрягается всем
телом, нервно бегая взглядом по комнате.
Назад пути нет. Намджун перекрыл собой узкий проход в коридор. Вариант с побегом
через окно даже не рассматривается, потому что до земли два этажа. Возможно, не
будь Тэхен в положении, то мог бы и рискнуть, но ставить под угрозу жизнь ребенка
он ни за что не станет. От Джихана деться некуда.
— Это уже не важно, — сухо улыбнулся уголком губ Джихан, неторопливо подходя к
омеге. — Признаю, было трудно. Я много ресурсов пустил на твои поиски, но ведь
главное результат, — пожал альфа плечами, вскинув брови.
Он подошел вплотную. Настолько близко, что буквально ощутил на своей шее неровное
дыхание Тэхена. Омега прожигает его упрямым взглядом, подняв голову и заглядывая
прямо в черные бездонные омуты. Не сгибается, не пытается спрятаться от ответного
заглядывания в самую душу. Тэхен ее закрывает.
Внезапно Джихан хватает его за лицо, сжав пальцами щеки, и рычит прямо в губы:
Когда они выходят из подъезда, Тэхен начинает кричать в попытке привлечь внимание,
но, как назло, в округе ни души. Помощи ждать неоткуда. Джихан тащит его к
массивному черному лексусу, стоящему перед подъездом.
— Гори в Аду, До, — шипит Ким, царапая ногтями руку альфы до кровавых следов, но
все бесполезно. Джихан как будто ничего и не чувствует. — Я Чонгуку к черту не
сдался, если ты вдруг надеешься манипулировать им с помощью меня или ребенка. У
тебя ничего не выйдет.
Намджун открывает заднюю дверцу джипа, и Джихан грубо впихивает Тэхена внутрь, даже
не пытаясь быть аккуратнее. Теперь уже плевать на его положение. Дверца лексуса
захлопывается перед носом Тэхена и сразу же блокируется коротким щелчком. Альфы
рассаживаются спереди и выезжают со двора.
— Я ненавижу тебя, — шипит омега и бьет Джихана в плечо, собрав в кулак все свои
силы, но До лишь раздраженно рычит.
— Что, прямо тут меня убьешь? — стараясь скрыть страх, спрашивает Тэхен, посмотрев
в окно. Они уже выехали из города и движутся в сторону аэропорта. Вокруг ничего,
кроме пышной зелени, цветущей по бокам от длинной широкой трассы. Лексус
останавливается у обочины, и Джихан выходит из машины. Быстро открывает заднюю
дверцу джипа и садится рядом с Тэхеном.
🔥🔥🔥
— Ну что там? — спрашивает Чану, кинув короткий взгляд на сидящего на старом
потрепанном диване Чимина, и вновь склоняется под капотом ягуара.
— Что там? — спрашивает Чану, затушив окурок в пепельнице. Чимин поднес телефон к
альфе. В открытом диалоге с Тэхеном всплыло новое сообщение с непонятным на первый
взгляд содержанием: «Джих».
— Если Тэхен хотел написать имя До, может, Джихан нашел его? — предполагает альфа.
— Или этот ублюдок снова что-то задумал, и Тэхен об этом узнал.
— Надо сказать Чонгуку, — вдруг выпаливает Чимин, вновь подскочив с дивана, как
будто обжегся. — Если это так, то Тэхен в опасности, и мы обязаны ему помочь. Он на
нашей стороне. Гук должен об этом знать.
🔥🔥🔥
Тэхен озирается, глядя на свой дом, как в первый раз. Все вдруг стало
отталкивающим, чужим и пустым. Все на своих местах, как будто бы Тэхен и не покидал
особняк, но ощущение этой холодной и скользкой пустоты у омеги все равно возникает.
Он так верил, что больше не вернется в это место, но все снова пошло не так, как
хотелось бы. До вновь ворвался в его, казалось бы, начавшую налаживаться жизнь, и
разрушил по щелчку пальцев.
— Боюсь, обстоятельства приняли такой оборот, что теперь ты из этого дома без
моего ведома не выйдешь, — говорит Джихан, смотря на Тэхена, выглядящего потерянным
в собственном доме. — А пока располагайся, все твои вещи на местах. Я знал, что
найду тебя.
— Как громко сказано. Откуда такая уверенность? — сухо усмехнулся До, проведя
кончиком языка по своей губе. — Лучше побереги силы, в ближайшее время они тебе
понадобятся.
— Мне не нужны няньки, — поджал губы Тэхен, мысленно заставляя себя не выдавать
страха. От Намджуна будет не так просто сбежать. Омега демонстративно
отворачивается и идет к лестницам.
🔥🔥🔥
Тэхен присаживается на краю своей постели и проводит по мягкому кремовому одеялу
подушечками пальцев. Ностальгировать омега не собирается. Все тут пропитано горечью
ночей с Джиханом, о которых хотелось бы забыть навсегда. Тэхен глотнул слишком
много боли, чтобы хоть по чему-то в этом доме скучать. А все из-за Джихана. Даже
светлые моменты с Чонгуком затмились, потому что До всегда приходил и все омрачал,
перечеркивая лучшее в жизни омеги одним своим видом. Тэхен ни по чему не скучает. В
голове только одна мысль: как сбежать?
Омега уже слышит его приглушенные шаги за дверью и старается вести себя как можно
непринужденнее в сложившейся ситуации и не выдавать своего желания найти выход.
Дверь бесшумно открывается. Намджун по-хозяйски входит в комнату и окидывает Тэхена
ледяным взглядом.
— Я так не могу, — поджимает губы Тэхен. Если есть шанс, что Намджун все-таки
купится на эти глупости, то омега не станет его упускать. — Выйди.
— Ты серьезно думаешь, что я буду просто так сидеть с тобой в одной комнате?
Смиренно сложу руки и буду ждать приказа Джихана? — омега резко встал с постели, не
сводя с Намджуна взгляда. Тот сразу же поднялся следом, медленно шагнув к Тэхену.
— Зачем я ему нужен? Что он собирается сделать?
— Это ты у него спроси, — спокойно отвечает Намджун. — Меня ваши дела не касаются.
— Что он хочет сделать? — цедит Тэхен, медленно отходя к двери. — Ребенка моего
убить? — у омеги в глазах вспыхнул животный страх, а нарастающая с каждой секундой
паника уже вырывается наружу.
Тэхен мгновенно подрывается с места и вылетает из комнаты. Он бросается к лестнице
и быстро сбегает вниз. Знает, что далеко не убежит, уже слышит, как Намджун рванул
следом, но останавливаться и не думает. Прямо перед Тэхеном внизу парадная дверь.
Выход. Хоть какая-то иллюзия свободы, только бы не в этих сдавливающих со всех
сторон четырех стенах. Сердце, кажется, пульсирует во всем теле, в висках, в ушах,
в горле. Тэхен задыхается, едва не катится по лестницам кубарем, перескакивая через
одну. Глаза так не вовремя застилают слезы, смазывая картинку, но омега успевает
подлететь к заветной двери, и даже выдыхает облегченно, судорожно нащупывает ручку
и дергает.
Не поддается.
— Выпусти меня! — кричит Тэхен, как только чувствует крепкие руки на своем теле,
оттаскивающие его от выхода. Омега дергается, пытается вырваться, но Намджун
волочет его в гостиную. — Не трогай меня! Отпусти! — задыхаясь от слез, орет он, до
крови царапая руки альфы.
— Играть с тобой в догонялки у меня нет никакого желания, — рычит альфа, грубо
бросив омегу на диван. Тэхен сразу же пытается подскочить, но Намджун вжимает его в
спинку, крепко удерживая за плечи стальной хваткой. — Не дергайся, иначе тебе же
хуже будет, — предупреждает он ледяным тоном.
Тэхену плевать, он снова кричит и пытается бить ногами, осыпает альфу проклятиями и
отборными матами, но Намджун на это не обращает никакого внимания. Каждый удар
омеги для него как щекотка.
🔥🔥🔥
Чонгук выпускает струю дыма и делает глоток холодного пива, оставляя бутылку на пол
рядом с собой. В гараже горит только одна лампа, находящаяся над головой альфы.
Чонгук стряхивает пепел в пепельницу, лежащую рядом с бутылкой пива, и пододвигает
свой маленький стульчик ближе к переднему колесу. Он работает над ним весь вечер,
вернувшись от Хосока и отвезя Юнги домой. Сам автомобиль наполовину скрыт черным
чехлом, чтобы не мозолить альфе глаза своим огненно-красным окрасом.
Чонгук вновь взялся за авентадор неделю назад. За это время практически весь
нанесенный автомобилю урон был исправлен. Обычно альфа работает над ламбо по ночам,
напаивая себя кофе и сигаретами, только бы не спать. Не отпустили еще картинки в
голове, от которых мороз по коже. Призрачный страх все еще порывается сковать тело,
парализовать разум, сжав в своих стальных тисках. Во снах все в руинах, в огне,
испепеляющем все на своем пути. Там все в разрухе, которую не исправить. Чонгук не
хочет, чтобы и в реальности так было. Поэтому вместо того, чтобы отправиться спать,
он идет в гараж и работает над авентадором до самого утра. Ему на этот автомобиль,
который почему-то еще не оказался на свалке, смотреть тяжело в таком разбитом виде.
Глупо отрицать, что с этой ламбо связано много хорошего. Чонгука с Тэхеном она
связала. И даже если все это время Тэхен играл, даже если он заранее знал, как
действовать, — плевать. Чонгук не может так просто похоронить счастье, даже если
было оно мнимым. Те эмоции и чувства были самыми настоящими. Но не для Тэхена.
— Я везде тебя ищу! — не успел альфа открыть дверь, как в гараж врывается
запыхавшийся Чимин с горящими щеками. — Звоню! А ты тут расслабляешься… — Чимин
заглядывает Чонгуку за плечо и вскидывает брови, растерянно замолчав и глядя на
авентадор в шоке, что ясно читается в его карих глазах. У Чимина в голове сразу
всплывает картинка покореженной ламбо, к которой он несся на всех парах во время их
с Тэхеном гонки. Омега сразу же одергивает себя, заставляя вернуться в реальность.
Это в прошлом, а авентадор теперь выглядит, как новенький. — Ты его починил, —
выдыхает Пак, переведя взгляд на явно недовольного Чонгука. Альфа изогнул бровь,
перекатывая в зубах сигарету в ожидании объяснений внезапного вторжения. — И
правильно сделал! — продолжает Чимин, закрыв за собой дверь. — Кое-кому она
пригодится.
— А теперь без вот этого вот потока непонятных слов, — хрипло говорит Чонгук,
выпустив дым и прислонившись к капоту ламбо. — Что случилось? Который час вообще…
— уже себе под нос пробубнил альфа, бросив взгляд на наручные часы. Маленькая
стрелка только перевалила за одиннадцать. Впереди вся ночь. Жизнь в это время
только начинается.
Чимин начал успокаиваться и брать себя в руки. Шумно выдохнув, он заговорил уже
тише:
— Послушай меня сейчас очень внимательно, Чонгук, — говорит он, смотря альфе в
глаза. Чон изогнул бровь и стряхнул пепел. — Ты ведь всегда мне верил, так? — Гук
коротко кивнул, слегка нахмурившись. — То, что я сейчас скажу — чистейшая правда,
имеющая весомые доказательства.
— Тэхен связался со мной несколько дней назад, чтобы передать документы Джихана, —
при упоминании Тэхена Чонгук сразу же напрягся. Челюсти сведены, на лице желваки
играют, а взгляд темнеет.
— Они опять что-то задумали? — спросил Чонгук, нервно толкнув язык за щеку.
— Подожди, дай мне договорить, — устало прикрыл глаза Чимин, стараясь сдержаться,
чтобы не накричать на альфу. Чонгук замолчал, вскинув бровь и выжидающе смотря на
Пака. — Эти документы у меня с собой, — продолжил Чимин и достал из кармана своей
джинсовки маленькую белую флешку, подняв ее на уровне лица. — Тэхен передал ее
тебе. Там все, что поможет засадить До за решетку. Я уже все проверил, документы
подлинные, Чану подтвердит.
— На черта ему это делать? — хмыкнул Чонгук, швырнув окурок в пепельницу. — Ты так
глупо на это повелся, Чимин-а, — сухо усмехнулся альфа, покачав головой. — Это же
может быть очередным наебом.
— Плевать, он сделал то, что сделал, — хрипло говорит Чон. Чимин слышит в его
голосе едва уловимые болезненные нотки. Так просто это не пройдет, раны не
затянутся.
— Мы должны помочь Тэхену. Я тебя прошу, послушай меня, поверь, — шепчет Чимин.
— Тэхен сбежал в Тэгу, но Джихан его нашел. Он написал мне, но позвонить я не смог.
Телефон выключен.
Чонгук пролетает мимо него пулей, Чимин замечает только закрывшуюся за альфой
дверь.
Чонгук зря боролся. Все равно пал перед собой же. Внутри он уже давно рвался. С
того момента, как услышал любимое имя, прозвучавшее из уст Чимина. Посаженный на
цепь Чонгук отчаянно кричал, пытаясь донести до самого себя то, что Чимин говорит
правду. Сам же отрицал, отмахивался и насильно вытаскивал на первый план злость и
ненависть, которые так долго его выедали. Они уже стали защитным механизмом для
него. С каждым словом омеги Чонгук внутри себя с ума сходил, но все равно
сопротивлялся, выставив все свои щиты. Казалось, так будет лучше.
Но Тэхен в опасности. И тут порушилось все. Нависшая над омегой угроза подорвала
все собственноручно выстроенные границы. Как бы Чонгук ни сопротивлялся, как бы ни
упрямился, убеждая себя в том, что с Тэхеном покончено, от мысли о его смерти все
внутри замирает, прекращая свою жизнедеятельность. С этим бороться бесполезно.
Чонгук садится в бмв и заводит двигатель, ракетой подрываясь с места. Он потом сам
с собой объяснится, потом обдумает все сказанное Чимином. Сейчас главное успеть.
Чонгук не знает, что его ждет, он об этом и не задумывается, просто гонит вперед на
всех скоростях.
🔥🔥🔥
Тэхен сидит на диване со связанными руками и ногами и пытается вывести
непринужденно смотрящего телевизор Намджуна из себя. Альфа не ведется. Он
заинтересованно смотрит на экран и хмурит брови, игнорируя колкие фразы Тэхена.
— Может, и рот тебе закрыть? — устало говорит Намджун, кинув на озлобленного омегу
скучающий взгляд. Его назойливый голос начинает раздражать. — Ты мешаешь мне.
— Терпи, — сухо усмехается Тэхен и продолжает: — Скоро тебе надоест. Но разве ты
посмеешь ударить омегу? Или тебе уже приходилось? Хотя, я думаю, что приходилось.
Ты же бесчеловечный. Ни друзей, ни любимых людей не разбираешь. Тебе плевать.
— Ненавижу, — тихо бросает омега, прикусив губу и опустив глаза на свои руки. Что
его ждет, когда Джихан вернется? Тэхену об этом думать страшно. Он пытается
освободить себя от пугающих мыслей, но в голову все равно закрадывается страх за
ребенка. Весь решительный настрой и смелость куда-то вмиг улетучиваются.
— Надо было мне сразу так, — довольно хмыкнул Намджун, отвернувшись к экрану. Звук
телевизора внезапно прерывает громкое рычание движка, доносящееся со двора. Намджун
быстро поднимается. Тэхен растерянно смотрит в окно, пытаясь что-нибудь разглядеть,
но на улице, несмотря на фонари, практически ничего не видно. — Какого черта, —
настороженно выговаривает Намджун. Этот звук ему как будто бы из далекого прошлого
слышится. В голове мгновенно рождаются образы-воспоминания. Он сразу же их
отбрасывает в сторону и тянется за пистолетом у себя за поясом.
— Кто это? — спрашивает Тэхен, заметив в руке альфы оружие. Намджун не отвечает,
даже не смотрит в сторону омеги. — Кто там? — повторяет Тэхен. Альфа идет к дверям,
держа пистолет в опущенной руке.
Когда входная дверь распахивается, Намджун резко поднимает руку, направив дуло
пистолета на влетевшего в дом Чонгука. Альфа дикий, разъяренный как сам дьявол. В
его черных глазах пылает всепоглощающее адское пламя. Он успевает столкнуться
взглядом с замершим статуей Тэхеном. У омеги глаза заблестели от брызнувших слез, а
губы безмолвно шепчут дрожащее, но пропитанное любовью «Чонгук». Тэхена накрывает
волной облегчения. Сердце колет от боли, от счастья, от переполняющей его любви, от
того, насколько сильна эта любовь. Он чувствует себя живым, когда чувствует до
головокружения любимый аромат. Он чувствует себя свободным несмотря на то, что
связан по рукам и ногам. Это больше не имеет значения. Чонгук здесь.
От вида связанного и беззащитного Тэхена Чонгук звереет еще больше. Перед ним
Намджун, и от этого альфа окончательно лишается контроля. Он не обращает внимания
на пистолет, направленный в его сторону, и с рыком налетает на Намджуна, сшибая с
ног и валя на пол. Ким так и не успевает нажать на курок, замешкав в последнюю
секунду. Выпавший из ослабших пальцев пистолет откатывается в сторону.
Чонгук даже не реагирует на голос Тэхена. Внутри все слышит, все чувствует, но это
подавляется яростью. Чон поднимает пистолет и нависает над Намджуном, возведя курок
и направив дуло ему прямо в лицо. Альфа на полу еле дышит, еле держит глаза
открытыми. Из его горла вырываются хрипы, а кровь застилает лицо, пачкает светлый
пол и челку, спавшую на лоб.
— Стреляй… — хрипит он, смотря Чонгуку прямо в глаза. Тот тяжело дышит, лицо
напряжено, губы поджаты, а ноздри раздуваются от злости. — Механизм запущен. Жаль,
кое-кто… моих стараний не оценил…
Чонгук прикрывает глаза и убирает телефон от уха. С души словно неподъемная тяжесть
упала. Альфа, наконец, может вздохнуть, как настоящий человек, живущий жизнью. Не
существование, не медленное уничтожение самого себя. Жизнь. Полноценная. Та,
которую он не ценил прежде, о важности которой не задумывался. Но теперь… Хосок
очнулся. Позади Тэхен. Его взгляд, когда Чонгук ворвался в дом, все еще мелькает в
сознании. Любит. Любит.
Чонгук вдруг убирает пистолет и бросает его в сторону, затем склоняется над
Намджуном и сжимает в окровавленных пальцах его футболку на груди, грубо дернув на
себя.
— Благодари Бога за то, что Хосок очнулся, — цедит он сквозь стиснутые зубы,
смотря Киму в глаза. — Каждое утро, просыпаясь, говори «спасибо». Каждый день до
конца своей жалкой жизни будь благодарен.
— Я развяжу, — негромко говорит он, протянув руку. Тэхен коротко кивнул, шмыгая
носом, и убрал ладони от лица. Случайное касание теплых, чуть грубых пальцев к
нежной коже запястий вызвало у омеги табун мурашек по телу. Чонгук так близко. От
него веет теплом и родным ароматом. Так не было ни в одной мечте, ни в одном сне.
Такие вещи сознание не в силах повторить. Внутри приятный, но волнительный трепет,
растекающийся патокой по венам.
Тэхен медленно поднимает ладонь и мягко накрывает ею свой живот. Чонгук следит за
этим действием как дикарь, впервые увидевший огонь.
— Это будущий король дорог, — шепчет Тэхен, вновь столкнувшись с альфой взглядом.
🔥🔥🔥
В этот раз Тэхен не может расслабиться под ровный гул чонгуковой машины, как это
бывало раньше. Он нервно перебирает пальцами края своей футболки и смотрит куда
угодно, но только не на Чонгука, который тщетно пытается сосредоточиться на дороге.
Все мысли альфы заняты только Хосоком, Тэхеном, рядом сидящим, и тем, кто у него
под сердцем. Столько всего за раз вынести трудно. Чонгуку бы больше времени, чтобы
каждую новость хорошо обдумать, осознать и принять, уложить в своей голове
аккуратно. Но нет, сейчас там у альфы сплошной хаос, с которым он не в состоянии
справиться так быстро.
О чем-то говорить нет сил. Тэхен тоже выглядит вымотанным, выжатым, как лимон, хоть
и пытается это скрыть. Чонгук за это время не растерял свою способность чувствовать
состояние омеги, это даже немного удивляет. То, что он так старательно хотел
похоронить, разом ожило и больше давиться сырой землей не хочет. Неубиваемое,
бесконечное и сильное чувство. Сильнее самого Чонгука. Оно на кончике языка, хочет
быть выраженным, но Чонгук упрямо молчит. Не сейчас.
Спустя пять минут бмв тормозит возле двухэтажного дома, огражденного обычным
деревянным забором, покрашенным в белый. На улице таких домов десяток, и этот ничем
особым от них не отличается. Чонгук глушит мотор, выходит из машины, быстро обходит
ее и открывает Тэхену. Омега выходит и слегка ежится от ночной прохлады, обнимая
себя за открытые плечи.
— Это мой дом, — говорит Чонгук, двинувшись к нему и махнув Тэхену, чтобы шел
следом.
— Я не знал о нем…
— Я хотел показать его тогда, — Чонгук поджимает губы и отпирает входную дверь,
открыв ее и приглашая омегу войти. В груди что-то неприятно скребет. О прошлом, что
сломало их обоих, думать совершенно не хочется.
Тэхен проходит в дом и начинает с любопытством озираться. Внутри все примерно в том
же стиле, что и в квартире альфы. Просто и со вкусом, минимум мебели. Из ярких
вещей только сложенный на бежево-сером диване мягкий темно-красный плед. Тэхен
проходит в гостиную, но, не услышав следом шагов, останавливается и возвращается.
— Я поеду к Хосоку, а ты пока тут меня подожди, — говорит Чонгук, стоя на пороге.
— Об этом доме знает только Хосок, так что ты в безопасности. Я скоро вернусь, —
бросает он и закрывает дверь, оставляя Тэхена одного в звенящей тишине.
Омега вздыхает и смотрит на дверь до тех пор, пока не слышит снаружи рев мотора и
шум удаляющейся бмв. Он возвращается в гостиную и опускается на диван. Не сильно,
но в доме витает легкий аромат, говорящий о том, что Чонгук здесь изредка
появляется. Внутри Тэхена все еще сжимаются в тугой узел волнение и страх, но он
заставляет себя успокоиться. Опасность позади, здесь Джихан его не достанет.
Омега вздыхает и подбирает под себя ноги. Самое тяжелое еще впереди. Чонгук спас,
но станет ли слушать? На плечи омеги вновь начинает медленно осыпаться вина. От
этого чувства Тэхен, кажется, никогда не избавится.
🔥🔥🔥
Чонгук выжимает из бмв все силы, пока едет до больницы. В голове не укладывается,
что через несколько минут он увидит своего брата в сознании, посмотрит ему в глаза
спустя долгих два месяца и услышит родной сердцу голос. Внутри трепет от скорой
встречи, даже легкое волнение, щекочущее душу.
Гук мешкает у дверей палаты ровно секунду, затем врывается внутрь и сразу же
сталкивается с братом взглядами. Все остальные в палате вдруг отходят на второй
план. Даже Юнги, жмущийся к боку Хосока. Джин, Чимин, Чану, Дэсу, Джейби, все
замолкают.
— Ничего плохого, только хорошее, — говорит он, чуть сильнее сжимая руку брата.
Его голос, даже такой слабый, хочется слушать вечно. Это больше не писк
кардиомонитора. Это Хосок сам. — Ты… ты слышал весь тот бред, который мы тебе
втирали два месяца?
— Сам ты бред, — ворчит Юнги, положив голову на плечо Хосока и водя пальцами по
его руке. — Я ему не давал от жизни отстать.
— Я тебя люблю, — прошептал Юнги, уткнувшись носом в шею Хосока и жмуря глаза. С
ресниц сорвались хрусталики слез. Раньше он стеснялся выражать любовь при
посторонних, но теперь он не может не делать этого. Теперь он ни одного шанса
сказать это не упустит.
— Я тоже люблю тебя, малыш, — шепчет в ответ Хосок, коснувшись сухими губами виска
омеги и погладив по мягким волосам. — Вас, — рука альфы спускается вниз и ложится
на большой живот Юнги.
Надувшийся от возмущения Юнги уже собирается открыть рот, чтобы что-то ответить, но
его прерывает Хосок:
Все расселись, кто на стул, кто на край хосоковой постели, окружив альфу. Никогда
больничная палата не была таким приятным и уютным местом, как сейчас. Вокруг только
самые родные. Теплые улыбки согревают, поддерживающие прикосновения, полные заботы,
греют. Любовь греет.
Чонгук уже не слушает разговоры, просто наблюдает, зависая взглядом на брате. Юнги
ни на секунду его не отпускает, ни на секунду не отстраняется и так же, как и
Чонгук, смотрит только на него. Чонгук видит, как рука брата то и дело ложится на
живот Юнги, с особой нежностью оглаживая его. Того, кто там прячется. Чонгук слегка
улыбается, наблюдая за их счастьем. Невольно он представляет на месте Юнги с
Хосоком себя и Тэхена.
Его вдруг тянет так сильно, что на месте усидеть трудно. Время давно за полночь, и
лишь из-за такого большого события дежурный врач позволил посидеть с Хосоком чуть
подольше. Но альфа все еще слаб и нуждается в покое, поэтому все потихоньку начали
расходиться. Позволили остаться только Юнги, который никак отлипать от альфы не
хочет, да и помощь ему пригодится. Чонгук тоже уходить не хочет, но внутри отчаянно
рвется к Тэхену, воет, поторапливая.
Юнги все-таки пришлось отлипнуть от Хосока, чтобы проводить остальных. Когда все
вышли из палаты, Чонгук подсел ближе к брату.
— Надеюсь, долго ты тут уже не будешь, — говорит он, слегка похлопав старшего по
плечу.
— Постараюсь встать на ноги как можно скорее, а то с ума сойду, чувствую, — слабо
рассмеялся Хосок. — За руль хочу.
— Туда за мной не надо, Чонгук, — хрипло проговорил старший, накрыв руку брата,
лежащую на краю постели, и чуть сжав. — Может, поэтому я и не стал уходить. Как бы
я вас оставил тут? Так просто этот мир не покину. У меня сын скоро родится. Да и у
тебя тоже, — внезапно говорит Хосок. Чонгук распахивает глаза, удивленно
уставившись на старшего. Хосок улыбнулся уголком губ. — Чимин мне рассказал. Только
я об этом знаю, — объяснил он, слегка пожав плечами. — Это твоя семья, Чонгук. Ни
за что не давай заднюю. Если Тэхен сейчас у тебя, то иди к нему. И к Юмину.
🔥🔥🔥
Тэхен нервно ходит по гостиной, кусая губы и раздумывая о том, что скажет, когда
Чонгук придет. Пытался поспать — не вышло. Сна ни в одном глазу, хотя уже два часа
ночи. Тэхен сегодня не сомкнет глаз. Не успокоится, пока не увидит Чонгука. Альфа
ведь обещал скоро вернуться. Эта мысль отчего-то греет сердце, дает Тэхену какую-то
надежду. До сих пор не верится, что все так обернулось. Омега и не думал, что
когда-нибудь столкнется с Чонгуком, снова ощутит его аромат и тепло, когда-то давно
согревавшее ночами. И облегчение, и страх. Теперь никаких масок и границ между ними
не будет. Теперь только правда, с которой и надо было начинать.
Чонгук поджимает губы плотнее. Тэхен прав. Не поверил бы. И за это уже злится на
себя, как черт. Не поверил бы предателю, не стал бы даже слушать, но теперь… Чонгук
делает два коротких шага к омеге и нерешительно поднимает руку. Тэхен прикусывает
губу и следит за тем, как большая ладонь альфы почти невесомо ложится на чуть
выпирающий живот. От этого легкого прикосновения по телу пробегают мурашки. Не
только у Тэхена, но и у Чонгука. Он чувствует тепло, а внутри фейерверком
вспыхивает восторг. Под ладонью растет маленькая жизнь. Чонгук бы посчитал ее
ошибкой, ведь тогда это было именно так. Тогда он потерял контроль, но теперь, видя
последствия прямо перед собой, у Чонгука язык не поворачивается сказать про этого
ребенка «ошибка».
Тэхен все это время только за Чонгуком следит. Момент встречи отца с ребенком ему
только в самых смелых мечтах представлялся, и сейчас до конца поверить в реальность
происходящего трудно. Чонгук не кричит, не обвиняет во лжи, не отказывается.
Кажется, он наоборот пытается принять. И принимает. По глазам его видно, по
мелькнувшему в них блеску.
— Говори.
Это «говори» означает «я готов слушать, теперь готов». Переварив в себе тонны
ненависти и злости, в полной мере ощутив вкус предательства и падения, готов.
Пройдя через все это, им остается лишь выслушать друг друга, как сделать последний
рывок перед финишной прямой. Последнее испытание.
Не потому что Чонгуку это надо, — он уже давно все понял — а потому что Тэхену это
необходимо, как кислород.
— Наша встреча… — начал Тэхен, опустив глаза на пол. — Лжи не было никогда. Ни в
первый, ни в последний наш день, — омега говорит медленно, двигаясь по пути
освобождения, которого так давно ждал. Мнимое счастье этого не принесло, но сейчас
Тэхен раскрывается. — Он сделал из меня марионетку, шантажируя жизнями важных мне
людей. Твоей жизнью, — Тэхен поднял глаза, смотря на Чонгука, стоящего в двух шагах
от него. Альфа молчит, впитывая в себя произнесенное омегой. — Обманом было лишь
мое вынужденное молчание, — шепчет Тэхен, чувствуя, как с каждым освобожденным от
плена безмолвия словом в горле вновь образовывается комок. Тихонько шмыгнув носом,
омега продолжает: — Но любовь… искреннее нее не было ничего, Чонгук. Каждый наш
счастливый день, проведенный вместе, каждое признание в любви, каждая улыбка…
— Тэхен всхлипнул и приложил к дрожащим губам ладонь. Слезы молчаливо покатились по
щекам, не спрашивая разрешения. — Я никогда не лгал об этом. Любовь к тебе — то,
что спасало меня все это время. То, что не давало мне расколоться на части. Я был в
плену, а с тобой рядом… — Тэхен снова всхлипывает и жмурится. — С тобой рядом я
жил…
Тэхен освободился от тяжести, которую тащил за собой неподъемным грузом так долго.
Легкость приятным теплом окутала обессиленное тело, пригрела душу и обняла сердце.
В родных объятиях и война вокруг не имеет значения. Тэхен заново учится жить,
дышать, функционировать. Чонгук греет своим дыханием, окутав своим телом, дает
понять, что отпускать больше не станет. Тэхен льнет ближе, насыщается упущенным за
долгие месяцы, а слезы все не перестают течь.
— Хосок назвал так нашего сына, — губы Чона тронула едва заметная улыбка.
— Прекрасное имя, — всхлипнул Тэхен и снова уткнулся лицом в грудь альфы. Слезы
все текут, а от Чонгуком сказанного «нашего сына» хочется разрыдаться в голос. Не
сон, точно не сон. На этот раз нет. Даже в самых лучших снах не бывает так хорошо.
— Ты дома, все хорошо, — говорит Чонгук, прижавшись щекой к макушке Тэхена и чуть
покачивая омегу в своих объятиях. Больше он его не бросит, что бы ни было. — Ты с
семьей, Тэхен-а.
Ti amo.
Anche io.
Юнги не может ночами спать, все смотрит на альфу, убеждает себя, что он просто
спит, что откроет глаза, как только проснется, что услышит и скажет что-нибудь в
ответ, прикоснуться и обнять сможет. Но страх не исчезает, не дает облегченно
вздохнуть, внушает, что альфа может не проснуться, даже если просто задремал.
Самому от своих мыслей страшно, но из головы их никак не получается выкинуть.
Хосока выписали только вчера, прописав напоследок кучу лекарств, которые придется
пить не один месяц, чтобы поскорее восстановиться полностью. Но уже оказавшись
дома, альфа почувствовал себя в разы здоровее. Он как будто вечность не был в
родных стенах, покинутых два месяца назад, так и не вернувшись на утро. Дом
встретил Хосока теплом и уютом, который Юнги, несмотря ни на что, старался
поддерживать. Этот огонек не должен погаснуть. И когда будет тяжело, они будут
возвращаться и чувствовать себя лучше. Неважно, как много времени пройдет.
— Хо… — в тревоге зовет он, сжимая плечи альфы. — Хосок! Хосок, проснись! Хо…
Чон резко распахивает глаза, взволнованно уставившись в полные страха глаза Юнги, в
которых начали собираться слезы.
— Что случилось, малыш? — спрашивает он хриплым ото сна голосом. Юнги вдруг
опускает руки. Губы начинают мелко дрожать. Омега шмыгает носом и льнет к Хосоку,
уткнувшись лицом в его шею и прижавшись всем телом. — Эй, ну чего ты, Юнги-я?
— мягкий голос Хосока мгновенно пускает по телу омеги волны облегчения и
спокойствия. Юнги чувствует горячие слезы, брызнувшие из глаз и впитывающиеся в
футболку альфы.
— Я испугался… — шепчет омега с дрожью, жмуря глаза и касаясь губами бьющейся под
кожей жилки на шее Хосока. — Я подумал, что ты снова уснул.
— Я больше никогда не усну, малыш, — альфа мягко гладит Юнги по волосам и целует в
висок, прижимая хрупкое тело покрепче к себе. — Я больше тебя никогда не оставлю.
— Обещаю, — альфа улыбается уголком губ и стирает большим пальцем слезы с нежных
щек Юнги. — Принести тебе воды, малыш? — спрашивает Хосок, присев на постели.
— Нет, — качает головой Юнги, шмыгая носом. — И вообще, это я должен носить тебе
воду. Ты еще слишком слаб.
— Не посмею, — улыбнулся Юнги, оседлав бедра Хосока и положив руки на его крепкие
плечи. — Черт, я уже не помещаюсь, — они оба опустили головы вниз, смотря на
большой живот Юнги между ними. Хосок тепло улыбнулся и, задрав футболку омеги
вверх, начал покрывать его мягкими поцелуями, пускающими по телу Юнги приятные
щекочущие мурашки.
— Полтора месяца осталось, — омега утыкается лбом в лоб Хосока и кладет ладони на
его лицо. — И мы увидим нашего ребенка. А завтра ты, самый сильный мужчина этого
мира, будешь собирать для него кроватку, — хихикнул Юнги, чмокнув альфу в губы.
— Нет, — качает головой Юнги, облизав губы и открыв глаза. — Я хочу кушать. Он
хочет кушать, — омега указывает взглядом на свой живот и вздыхает. — А потом…
— Юнги слегка ерзает попкой на бедрах альфы и касается губами уха, выдыхая: — Потом
я подумаю, как помочь тебе, папочка.
— Чего мы медлим? — хмыкает альфа. В низком голосе Юнги слышит нотки возбуждения,
которое отражается внутри него самого приятной тяжестью в низу живота. — Пошли
кормить Санджина, — Хосок резко подхватывает Юнги одной рукой под коленями и
встает, выходя из комнаты. Омега тихонько смеется и обнимает Чона за шею.
Юнги прикрывает глаза и кладет голову на плечо Хосока. С губ не сходит улыбка. Она
их больше никогда не покинет.
🔥🔥🔥
Тэхен сидит в углу дивана, подобрав под себя ноги. Колени омеги укрыты мягким
красным пледом, приятно согревающим тело. Со стороны кухни слышно копошение и тихая
ругань, заставляющая Тэхена улыбнуться уголками губ. По телевизору идет какая-то
уютная мелодрама, но омега даже не вникает в сюжет. Сзади появляется Чонгук,
вышедший из кухни с кружкой горячего чая в покрасневшей руке.
— Тэ? — зовет Чонгук, зарывшись носом в мягкие волосы омеги. Тэхен вопросительно
мычит, прикрыв глаза. — Тебе пора прекратить бояться. Давай встретимся с нашими,
как раньше.
— Боишься, Тэхен, — прерывает омегу Чонгук. — Никто тебя не станет ругать. Они уже
в курсе всего.
— Я тебя боялся, — тихо говорит омега, прикусив губу и опустив взгляд на кружку,
внутри которой плавают чаинки. — А их… я просто не знаю, как Юнги в глаза посмотрю.
— После всего, что он делал с тобой, я ему ад устрою, — рычит Чонгук озлобленным
зверем, собственнически притянув Тэхена к себе за талию и усадив на колени. — Или
на этом, или на том свете.
— Эта война еще не закончена. Сейчас Джихан наверняка в ярости и уже что-то
придумывает, — шепчет Тэхен, положив ладони на затылок Чонгука и успокаивающе
поглаживая. — Будь осторожнее, Чонгук. Не ведись на его уловки, подумай о нас. Без
тебя мне не будет жизни.
— Скучал? — шепчет Тэхен, в один миг пропадая в любимых глазах, что захватили в
плен без предупреждения. — Но ты же… ненавидел меня.
Тэхен качает головой и шмыгает носом, нежно накрыв ладонью чонгукову щеку и
погладив.
— Нет… нет, я никогда не играл, — шепчет омега, смотря своему альфе в глаза.
— Любил и буду любить до конца своих дней.
— Я за вас буду бороться, — шепчет Чонгук, взяв лицо омеги в руки и заглядывая в
глаза, горящие твердой уверенностью. — Наш малыш родится в мирное время, когда
улицы снова расцветут, станут прежними. Ты мне веришь?
Чонгук мягко касается приоткрытых губ омеги своими и увлекает в глубокий поцелуй,
от которого внутри фейерверки взрываются, новые миры строятся и цветы распускаются.
Этот поцелуй не похож на прошлые, коих было столько, что не сосчитать. Этот поцелуй
с легкой горечью пролитых слез, с привкусом сладкого предвкушения того, что ждет
впереди. Этот поцелуй полон чистой, ничем не скрытой любви, заполняющей обоих до
краев. Солнце восходит, отгоняя тучи своим ярким сиянием, а на безжизненной почве
появляются ростки, знаменующие новое начало.
Теперь, когда между ними нет ни единой преграды, возможно все. Все преодолимо, все
победимо, все рушимо. С этим поцелуем Чонгук в себя словно тонны сил вобрал,
почерпнув из Тэхена, готового все до последнего отдать. И если надо будет, он душу
отдаст безвозмездно.
🔥🔥🔥
Джихан смотрит перед собой потемневшим от гнева, бурлящего внутри, взглядом. В
пальцах зажат опущенный пистолет с полной обоймой, а в зубах тлеющая сигарета. Чуть
позади стоит Намджун, сунув руки в карманы кожанки и смотря исподлобья. Лицо у
альфы практически неузнаваемо от рассыпанных на каждом его сантиметре фиолетовых
синяков. Бровь рассечена и заклеена пластырем, нижняя губа распухла, а белок левого
глаза полностью красный.
— Тебя и без меня уже хорошо отделали, — говорит Джихан, скользя взглядом по
автомобилям, стоящим во дворе особняка в ряд. Его ровный и низкий голос резко
контрастирует с тем, что происходит внутри альфы. Джихана выдают глаза и руки, до
побеления костяшек сжимающие рукоять пистолета. — Ты позволил Чонгуку забрать мое.
Но чего уж теперь, — сухо ухмыляется альфа. — Идем в наступление.
— Готов. В любом случае, победа будет за мной. А Чон пусть держится за свои
устаревшие правила. Это его и погубит, — Джихан медленно развернулся к Намджуну и
улыбнулся так, что по коже прошелся мороз. Ничего хорошего не предвещается. Ким по
глазам видит, что Джихан тянуть и играть больше не намерен.
— Готовь своих людей, а я сообщу своим. Война должна быть похожей на войну. Я это
устрою, — До ухмыляется и, швырнув окурок на землю, проходит мимо Намджуна.
Ким поджимает губы и глядит удаляющемуся альфе вслед. Дальнейшие действия Джихана
теперь известны. Намджун коротко ухмыляется.
🔥🔥🔥
— Если Юнги это увидит, он тебя взорвет, — хохотнул Чонгук, рассевшись на кресле и
попивая холодное пиво. — Я думал, ты другую тачку себе купишь. Ты и в машинах
однолюб, да?
— Да, теперь все хорошо, — кивает тот, задумчиво выпятив нижнюю губу. От этих слов
внутри становится чертовски хорошо. — Сейчас он дома сидит. Хочет вернуться на
учебу, но я ему не позволяю. Пока Джихан имеет полную свободу, я его никуда не
выпущу.
— Мы все под прицелом. Родные нам люди. Из-за Санджина Юнги немного успокоился, но
все равно рвется на улицы, — хмыкает Хосок, повернувшись и прислонившись к боку
заднего бампера макларена. — Но я его понимаю. Я не гонял почти три месяца. И
плевать, что два из них в коме. Руки-то помнят, когда в последний раз держали руль.
— Врачи говорят, что хромота пройдет, но мне кажется, что это на всю жизнь, —
Хосок безрадостно усмехается и складывает руки на груди. — В любом случае, в
вождении меня это не ограничит.
— Думаю, ты, как и я, устал от этих игр, — слышится в трубке голос Джихана. Чонгук
стискивает челюсти и невольно сжимает в пальцах телефон чуть ли не до хруста. В
голове сразу же проносится все, что Тэхен рассказал об этом ублюдке. Черные глаза
мгновенно наполняются яростью. Хосок это замечает и настораживается, внимательно
смотря на брата. — Не думаешь, что пора с этим закончить раз и навсегда?
— Гонку. Разве не так решаются дела на улицах? Устроим заезд. Победитель получит
все.
— Даже имя его произносить не смей, — рычит Чонгук. Держаться все труднее. — А
теперь беги, готовь свою нашпигованную технологиями машину для поражения.
Чонгук бросает трубку и нервно кидает телефон на кресло, заведя руки за шею и
нервно расхаживая перед Хосоком.
— Я его уничтожу, я не дам ему выжить в этой гонке, — цедит альфа, вперившись
пылающим огнем взглядом в пол.
🔥🔥🔥
На столике полупустая пачка сигарет, рядом заполненная окурками пепельница и
наполовину выпитая бутылка рома. За окном небо затянуто тяжелыми свинцовыми тучами.
Сама погода словно давит, портя и без того поганое настроение еще больше.
Намджун сидит на краю незаправленной постели, держа в пальцах сигарету. Дым змеей
медленно плывет вверх, растекаясь по всей комнате. Ее гробовая тишина медленно
убивает, а мысли сдавливают черепную коробку. Взгляд альфы направлен на небо за
окном. Горечь утерянного съедает, оставляя после себя огромные дыры, которые
Намджун заполняет сигаретным дымом и спиртным.
Что-то изменилось, что-то стало другим. И зрение, и слух, и сознание. Все вдруг
перевернулось и встало на ноги. Так, как и должно быть. У Намджуна ощущение, словно
он всю жизнь неправильно на мир смотрел, под другим, неверным углом, и мыслил от
этого тоже ошибочно. А сейчас, когда все в один миг вернулось на свои места, он и
увидел, как много промахов допустил. С самого начала он только и делал, что
ошибался, наступал на одни и те же грабли слепо, разъяренно, с искренней верой в
то, что все делает правильно. Как же все уродливо теперь. Намджун снял туманящие
зрение линзы и прозрел, обнаружив перед собой руины, охваченные огнем. Вокруг все
развалено без шанса на восстановление, в воздухе вонь гари, а на руках прах.
Он уходил, сказав, что Джин будет жалеть всю свою жизнь, но теперь жалеет сам.
Намджун жалеет о стольких вещах, что легче свихнуться, чем это все осознавать. В
который раз он качает головой обреченно и опускает взгляд на окурки, на рассыпанный
по столику пепел, стряхивает снова, добавляет и делает новую затяжку, травясь едким
дымом, заполняя опустевшее.
К чему стремился столько лет? Чего добивался? Вознеся свои цели до небес, он
перестал видеть, что происходит вокруг. Вокруг был Джин, нуждавшийся в нем, а не в
высоких титулах улиц, которые Намджун собирался для него выгрызть, пойдя по
головам. Вокруг были друзья, что звали его своей семьей. И все это пеплом, все это
прахом по ветру, остатками того, что упустил так глупо, слепо. И сам не понял, в
какой момент душа поддалась, плюнув на намджунову жажду власти, и стала принимать
их всех с искренней любовью. Врагам, которых Ким сам обозначил таковыми, она
открылась полностью. Разум, холодный и жестокий разум наступил ей на горло. Всегда
была одна цель, и никаких исключений быть не может. Намджун пресекал их на корню,
но потом…
Все перевернул сам же Джин. Его голос, прозвучавший перед самой смертью, к которой
Намджун уже готовился, раскрыв свои объятия, готовясь отдать душу. Он говорил о
механизме, но кому он к черту теперь сдался? Для кого все это теперь? Намджун
остановит его работу собственными руками, наплевав на потраченное время и ресурсы.
Все, к чему он готовился четыре года — осознание своей тупости.
🔥🔥🔥
Хосок стоит, прислонившись к капоту макларена и сложив руки на груди. Темные волосы
альфы треплет прохладный ветер, разгулявшийся меж пустынных улиц окраинного района.
Их покой нарушает эхом разносящийся рев двигателя черного мустанга, подъехавшего к
обочине и остановившегося позади гиперкара. Хосок напрягается, тянется рукой к
рукояти пистолета за поясом, готовясь в любую секунду вытащить его. Форд замолкает,
дверца с водительской стороны бесшумно открывается.
— Объяснять все долго, — качает головой Намджун, сунув руки в карманы черных
потертых джинсов. — Я знаю, что До бросил вызов. Еще знаю, что он хочет не только
гонку устроить, — Хосок вопросительно вздернул бровь, ожидая объяснений. — В его
планах развести реальную войну на дорогах в момент гонки с Чонгуком. Я могу помочь
с…
— Помочь? — хмыкнул Хосок. — Самому не смешно? После того, как ты меня чуть на тот
свет не отправил, — цедит Хосок сквозь стиснутые челюсти, смотря Намджуну прямо в
глаза. Может быть, Чону кажется, но в них мелькает тень вины, которая где-то
глубоко внутри Намджуна дремала столько времени. — На путь исправления встать
решил?
— Я прикончу тебя, только повод дай, — предупреждает Хосок, медленно убирая руку с
пояса. — У тебя пять минут.
— Или наоборот, — вскинул бровь Хосок. — Ты пришел пудрить мне мозги, чтобы я
поверил и чтобы на гонке Чонгук был более уязвим, так?
— Окей, ты можешь не верить в мои слова, но хотя бы имей в виду, — Намджун устало
вздыхает и трет пальцами переносицу. — Он хочет убить Чонгука на этой гонке. Я не
знаю, как именно это произойдет, но лучше подстраховаться. У меня есть один
вариант…
— И тебя это волновать начало? — нервно усмехнулся Чон. — Не волновало ведь, когда
я перевернулся несколько раз благодаря тебе.
— С того момента прошло много времени. Я осознал вещь, которая мне теперь ночами
спать не дает.
— И какую же вещь?
— Что все делал зря, — бесцветным голосом говорит Намджун, смотря куда-то в
пустоту. Таким тоном говорят люди, потерпевшие великое поражение. Так смотрит тот,
кто потерял все. Хосок не понимает, в чем причина, но знать и не хочет. Нож,
который вогнал в его спину Намджун, оставил огромную дыру, не перестающую
кровоточить до сих пор.
— Я не стану рисковать своим братом и своей семьей, поверив тебе. Плевать, что ты
вдруг решил встать на правильный путь. После всего, что ты натворил, этим уже не
очиститься, Намджун, — Хосок качает головой и отстраняется от капота макларена.
— Поверить тебе будет чертовски тяжело.
Чон поднимает дверцу и садится в машину, подняв на застывшего перед ним Намджуна
взгляд. Ким поджимает губы и коротко кивает, двинувшись к своей машине. Промах.
🔥🔥🔥
— Я в играх хорош так же, как и в реальности, — хмыкает Юнги, уставившись на экран
телевизора немигающим взглядом и ловко управляясь с джойстиком.
— Очень зря, он уже обречен, — ухмыльнулся Им, покачав головой. — Юнги ждет, когда
его закись заполнится и он сможет меня обогнать, но будет уже слишком поздно.
— Скука, я эту игру прошел сто лет назад, — Джин, сидящий с Хосоком возле желтого
мерса Чимина, отправляет в рот кусочек пиццы. — Лучше бы на дорогах разбирались, —
омега ловит возмущенный взгляд Хосока и добавляет: — Конечно же, когда Юнги родит.
Только тогда.
— Да он сейчас и не влезет в машину, — хихикнул Чимин, взяв себе банку с пивом со
столика. Юнги на это закатывает глаза. По просторному помещению разносится смех.
— Чонгук сказал, что нам пора приобрести минивэн, — Хосок прожевывает пиццу и
берет пиво, сделав пару глотков. — И я, черт возьми, уже начал присматривать его
нам.
— Я хочу джип, — ворчит Юнги, кинув на своего альфу быстрый недовольный взгляд.
— Порше кайен.
— Последний шанс сделать ставки, чуваки, — смеется Чимин, следя за ходом гонки.
Металлическая дверь в гараж со скрипом открывается. Омега сразу же поднимает взгляд
и вскакивает с колен Чану, как ужаленный. — Тэхен! — кричит Чимин, подлетая к
вошедшим Чонгуку и Тэхену, и прижимая второго к себе. — Как же я рад, что вы
пришли!
— Просто заткнись, — хмыкает Мин, в три шага сократив между ними расстояние и
крепко обняв Тэхена. Тот сразу же расслабляется. Напряжение, с которым Ким вошел в
гараж, начало испаряться. Юнги уткнулся носом в плечо Тэхена и шмыгнул носом. — Ты
мог хоть мне сказать о том, что происходит.
Не до конца принят.
— Впереди нас ждет последняя схватка, — начинает Хосок, и все разговоры вмиг
стихают. — Чтобы покончить с этим раз и навсегда, нам надо бросить все свои силы.
Придется рисковать, — взгляд альфы падает на Юнги, у которого в глазах вспыхнула
искра страха. — Но без этого никак. Если мы будем действовать сообща, мы сможем
все. Через две недели будет гонка Чонгука с Джиханом. С сегодняшнего дня мы должны
начать готовиться и продумывать план. До никогда не играет по правилам, и в этот
раз мы сыграем так же.
Чонгук согласно кивает и опускает задумчивый взгляд. На руку альфы ложится теплая
ладонь Тэхена. Чонгук поворачивается к нему и сразу же тонет в нежной улыбке. Тэхен
говорит ею: «Я буду рядом, что бы ни было. Я поддержу, я не оставлю».
Чонгук отвечает ему такой же улыбкой и оставляет на кончике носа короткий поцелуй.
— Какие вы милые, — едва не пища, говорит Чимин. Чонгук закатывает глаза и чуть
отстраняется от Тэхена, высвобождая из своих объятий. Ким смущенно прикусывает губу
и маячит Чимину взглядом, прося прекратить.
— Примерный план у нас с Хосоком уже есть, — подхватывает речь брата Чонгук,
скользнув взглядом по каждому. — Он чертовски прост, но мы все равно должны быть
предельно осторожны. Джихан непредсказуем.
🔥🔥🔥
Тэхен сидит на кухне, так и не притронувшись к своему чаю, что давным-давно остыл.
На заднем дворе Чонгук возится с агерой, основную работу над которой закончил
только неделю назад. Тэхена терзает предчувствие плохого. Это не просто волнение
перед решающей гонкой, а чувство, что должно произойти что-то нехорошее. Чонгук же
наоборот решителен, как никогда. Альфа ни на секунду не допускает сомнений насчет
своей победы. Он проигрывать не привык. И не имеет значения, что гонка на смерть.
Тэхена уверенность Чонгука успокаивает лишь частично. Он как никто знает Джихана и
то, что До так просто не сдастся. Мысли о том, что это может быть последняя в жизни
Чонгука гонка, Тэхен старательно отгоняет, злясь за глупости на самого себя. Ему бы
больше чонгуковой уверенности. Этот страх слишком крепко оплел сердце омеги.
— Я волнуюсь, — вздыхает омега. — Завтра гонка. Даже если твоя машина укреплена на
все сто, даже если обезопасит тебя в случае чего, а ваш план без изъянов, я все
равно не могу успокоиться, — тихо говорит Тэхен, опустив взгляд и закусывая губу.
— Детка, я не дам ему меня убить, об этом и речи нет. Мне есть, ради кого жить, и
я свою жизнь отдавать не намерен, — Чонгук гладит Тэхена по щеке тыльной стороной
ладони и заставляет взглянуть на себя, подцепив указательным пальцем подбородок.
— Ты омега лучшего на этих дорогах, и этого не изменит какой-то ублюдок,
возомнивший себя королем. Корона моя. Будет моей до тех пор, пока кто-то не отнимет
ее честным путем. А Джихану уже подготовлена камера в тюрьме. И яма заодно. Зависит
от того, что я с ним сотворю, — хмыкнул Чонгук, пожав плечами. — Его в любом случае
ждет конец, а меня — победа.
— Какой же ты придурок, Чон Чонгук, — говорит он, обвивая руками шею альфы и
седлая его крепкие бедра.
🔥🔥🔥
Агера с тихим ревом, заглушаемым дождем, подъехала к мосту, ведущему в
противоположную от столицы сторону. В лес. Видимость на дороге практически нулевая,
а ливень с каждой минутой становится все сильнее. Ветер расшатывает верхушки
деревьев, угрожая повалить их и преградить путь. Чонгук критично оглядывает
местность и хмыкает. Такую погоду никто не предсказывал, но у природы свои планы,
которые никто не в силах нарушить.
На левой стороне дороги уже стоит черная глянцевая бугатти широн, поблескивающая в
свете единственного фонаря, дальше после которого лишь кромешный мрак. Агера
останавливается рядом. Джихан бросает на гиперкар короткий взгляд и ухмыляется.
Сказать им друг другу больше нечего. Все давно сказано.
Никаких правил.
Чонгук мнет пальцами кожаный руль и смотрит вперед, вглубь непроглядного леса.
— Дождь уже оплакивает одного из нас, — задумчиво говорит он, подняв глаза к
черному холодному небу.
Вспыхнувшие белым светом фары широна освещают дорогу. Чонгук давит на педаль,
заставляя движок рычать еще сильнее. Стрелка на тахометре скачет. Агера набирает
обороты.
Первый сигнал. Чонгук затаил дыхание, следя за тем, как мигнули фары бугатти.
Второй сигнал. Сердце начинает биться в сотни раз быстрее. В кровь впрыскивается
адреналин.
Автомобили срываются с места, как только фары широна меркнут в третий раз. Они
преодолевают короткий мост за доли секунды, врываясь во тьму мрачного леса, таящего
в себе опасность. Бугатти пулей улетает вперед, оставляя кенигсегг позади в разрыве
в несколько метров. Чонгук хмыкает и давит на газ, поглядывая на спидометр, на
котором стрелка стремительно движется к двумстам. Впереди длинная дорога, блестящая
от холодного света фар. Дворники на лобовом стекле работают на всю мощь, стирая
дождь, нарушающий видимость.
Джихан кидает взгляд на зеркало заднего вида и довольно хмыкает, видя, как петляет
из стороны в сторону агера, пытающаяся его догнать. Выиграть легко. Главная задача
До не просто победить, а устранить. Чонгук никогда больше не встанет на его пути,
никогда больше не отнимет то, что принадлежит Джихану. Никогда не проснется. Он
найдет свою смерть на краю обрыва, на дне, где ему и место.
Агера плавно входит в дрифт, оставляя за собой брызги дождя. Впереди дрифтующий
широн становится все ближе. Чонгук слегка давит на газ и в одно мгновение
оказывается впереди.
— Играй, пока можешь, — хмыкает Джихан, прожигая задний бампер агеры горящим
злостью взглядом. — Это последний раз, когда ты впереди.
Ровно половина пути преодолена. Резкие повороты остаются позади. Дальше дорога над
обрывом, обожаемая стритрейсерами, любящими езду с каплей опасности. Бугатти
удается обойти соперника два раза, но Чонгук вновь вырывается вперед в начале пути
над обрывом.
Ничего не происходит.
— И так справлюсь, — цедит сквозь стиснутые челюсти До, вцепляясь в руль и догоняя
кенигсегг. Взгляд рефлекторно падает на зеркало заднего вида. В один миг Джихану
кажется, что он видит мелькнувшую где-то за поворотом агеру, похожую на тень.
Рыкнув, До отворачивается к дороге. Он мотает головой, отгоняя иллюзии. Чертов
кенигсегг уже двоится в глазах.
Не мог.
Широн выравнивается с агерой, находясь от нее лишь в жалких двух метрах. Джихан
вцепляется в руль мертвой хваткой и резко дергает его влево. Чонгук поворачивает
голову в сторону бугатти, едва видимую во мраке в сочетании с пеленой дождя.
Дальше — удар.
— Вот и все, — усмехается Джихан, с искрами яркого адского пламени смотря, как
кенигсегг, ударяясь об огромные валуны, летит вниз, прямо в Ад в руки Дьяволу. — Я
думал, с королем дорог будет сложнее. Спасибо за увлекательную игру, — бросил До,
давя на газ и улетая вперед по пустынной дороге.
🔥🔥🔥
— Я подъеду сзади, — говорит Чимин, резко выруливая из-за поворота и влетая на
узкую улочку. Впереди летит черная шевроле, за которой омега гоняется уже несколько
кварталов. — Скоро я загоню его в угол. Подстрахуй меня, Чану.
— У меня все схвачено, — Чимин давит на газ и хмурит брови, следя за врагом, как
хищник за убегающей жертвой. — У тебя там чего, Хосок? Не лезь в одиночку на
нескольких.
— Мои парни скоро подъедут, — встревает Джейби. — Юнги, наверное, рвет и мечет.
Зря ты его запер в комнате. Он же и со второго этажа сигануть может.
— Да, мне нужно отъехать. Прикрой меня, — отвечает Хосок, выруливая на трассу,
наполовину заполненную машинами гражданских.
— Как там обстановка вообще? Такое чувство, что копы нихрена не делают, — ворчит
Чимин, несясь за шевроле. — Я требую медаль за отвагу после нашей миссии.
— Они ближе к центру. Там много джихановских американок. Они решили устроить
восстание машин, — Чану поглядывает на зеркало заднего вида. Сзади мелькает черный
форд.
— Чертов Новон, — с болью в голосе говорит Чану. — Когда-нибудь я верну его себе.
Со стартом гонки Джихана и Чонгука на улицы столицы подобно змеям выползли черные
американки, решившие поработить улицы. Полиция перекрыла главные дороги во
избежание лишних жертв, объединившись с гонщиками, борющимися за свободу улиц. В
бой вступили люди Джебома и армия Ку Чжунхэ, который окончательно выбрал сторону
банды Чонов. Подключились еще несколько небольших банд, не разделяющих политику До.
Всех, кто на его стороне, арестовывают или устраняют в случае сопротивления.
Чану с рыком движка вылетает на улицу, в которую несколькими минутами ранее свернул
Чимин. Альфа давит на газ до упора и увеличивает скорость, несясь вперед и щурясь,
чтобы через завесу дождя разглядеть желтый мерс. Такого страха Им не испытывал
никогда. Он напрягается всем телом, вздохнуть не может, а сердце медленно уходит в
пятки. Связь с Чимином прервалась сразу же после удара. У Чану чувство, словно его
самого ударили и выбили все жизненно важные органы, оставив пустую оболочку.
Альфа доезжает до конца улицы и резко тормозит, отчего ягуар слегка заносит. Им
успевает вовремя вырулить, чтобы никуда не вписаться. На перекрестке стоит желтый
мерс со вмятиной сбоку. Чану, не глуша мотор, вылетает из машины и бежит к Чимину.
Дождь, льющий как из ведра, мгновенно впитывается в ткань, отчего та прилипает к
телу. Длинная челка альфы сосульками спадает на лицо, скрывая глаза. Чану подлетает
к мерсу и, тяжело дыша, пытается открыть заклинившую дверь. Та поддается только
после нескольких сильных ударов.
— Чимин-а! — кричит Им, хватаясь за плечи омеги. Чимин сидит с откинутой назад
головой, а по виску течет тонкая струйка крови, капая на лимонного цвета футболку.
Чану подхватывает омегу на руки и вытаскивает из машины, падая коленями на асфальт
и прижимая Чимина к себе. — Малыш, — зовет Им дрожащим голосом, едва заглушаемым
дождем. Татуированной ладонью альфа оглаживает лицо омеги. — Чимин, не спи,
нельзя, — просит он, слегка встряхивая Пака за плечи.
Омега резко распахивает глаза и начинает кашлять. На лицо капает дождь вместе со
слезами альфы, скрытыми под челкой. Им мгновенно оживает и начинает гладить Чимина
по влажнеющим волосам. По телу растекается волна облегчения. И вновь впервые. Таких
чувств за раз Чану не испытывал никогда. От ломающей боли до искрящейся радости.
Альфа сам удивляется, что на такое способен. С этим омегой жизнь приобретает цвета.
Приобретает смысл.
— Ты ранен, Чим, — качает головой Чану, стирая со щек омеги капли дождя. — Тебе
нужно в больницу.
— Ты дурачок, — слабо улыбнулся Пак. — Поехали отсюда, пока нас не нашли другие.
Чану поднимается на ноги с Чимином на руках и быстрыми шагами идет к ягуару. Теперь
жажда борьбы увеличилась втрое. За жизнь Чимина Чану готов сражаться до последнего.
🔥🔥🔥
Вкус победы приятной сладостью оседает на кончике языка. Пьянит, кружит голову и
разносит по телу волны легкости. На губах играет довольная улыбка, а в глазах
огонь. Кажется, все идеально. Только в воздухе витает мнимый, но давящий запах
пороха. С каждой секундой приближения к финишу он становится все гуще и тяжелее. Не
так пахнет победа. Этот запах знаменует что-то другое, и это заставляет Джихана
насторожиться.
— За моего брата, — рычит он и заносит руку для нового удара. Джихан пытается
сопротивляться, спихнуть Чонгука с себя. Ему удается мазнуть кулаком по челюсти
Чонгука. Тот сразу нейтрализует его руки и бьет во второй раз. — За моего омегу.
— За моего сына, которого ты хотел лишить меня, — цедит Чонгук сквозь стиснутые
зубы, с дури ударив До в челюсть. Он уже не может остановиться. На костяшках
полопались едва зажившие раны и слегка пощипывают от дождя и чужой крови, но
Чонгука это распаляет лишь сильнее.
— Я с ним все, — говорит он, тяжело дыша. — Теперь сгнивай на нарах до конца своих
дней, сукин сын.
Джихан поднимается, стирая кровь тыльной стороной ладони и сплевывая кровавую слюну
на дождем пропитанную землю.
— Это не смерть. Оттуда я вернуться смогу, — сухо усмехается он, глянув на Тэхена
за спиной Чонгука. Омега своим ледяным взглядом обжигает, попадая точно в цель.
Колет где-то внутри. Так сильно, что физическая боль, принесенная Чонгуком,
меркнет.
Тэхен отводит взгляд и подходит к Чонгуку, обняв его руку и положив голову на
плечо.
Из-за поворота с визгом вылетает черный макларен, мигая задними фарами, и тормозит
возле бугатти. Все взгляды устремляются на гиперкар, дверцы которого поднимаются с
обеих сторон, взметнувшись вверх подобно крыльям орла. Из машины выходит Хосок, а
спустя несколько секунд — Намджун. Ким придерживает свою левую руку и слегка
прихрамывает. Вся левая сторона его тела грязная и местами разодранная, а под
спавшей на лицо челкой поблескивает кровь на разодранной скуле.
— Ты думал, что сможешь подчинить улицы себе, но кто ты, блять, такой, чтобы
менять их правила? — говорит Чонгук, с наслаждением глядя, как уводят побежденного
До. — Либо ты принимаешь эти правила, либо катишься к черту.
— Я шел против улиц ради него, — говорит Джихан, глядя Тэхену в глаза и
наслаждаясь последними секундами этого контакта. Когда еще он увидит их? Разве что
во снах. — Не забывай, что это было для тебя, Тэхен.
— Ты делал это ради себя, — омега жмется ближе к Чонгуку и отводит взгляд.
— Прощай, Джихан.
— Или до встречи? — едва слышно спрашивает До и отворачивается, почувствовав
грубый толчок в спину, заставляющий идти вперед.
— Прости меня, — хрипло говорит альфа. — Прости, что решил все за тебя и лишил нас
второго шанса.
— Я не прощу тебя, Намджун, — всхлипывает Джин, качая головой. — Что я буду теперь
делать? Сколько я себя помню, рядом всегда был ты. Не брат, не друг, а любимый, —
заливаясь слезами, шепчет омега.
— Живи дальше, малыш. Черт знает, сколько мне сидеть придется. Не жди, понял?
— Намджуну самому от своих же слов больно. Он сглатывает горький ком в горле и
продолжает: — Живи так, словно я больше никогда не появлюсь в твоей жизни.
— Намджун… — дрожащим голосом шепчет омега и жмется ближе к альфе. — Ты всегда все
чинишь, а нас сломал. Ты жестокий.
— Запомни то, что я сказал, — Намджун поднимает руки и гладит тыльной стороной
ладони щеку омеги, затем наклоняется и оставляет в уголке губ легкий, почти
невесомый поцелуй.
— Ты натворил столько дерьма, что так просто не отделаешься. За Хосока тебя никто
не простит, но ты готов был рискнуть своей жизнью за меня. Я не говорю «спасибо».
Так сделал бы каждый из нашей семьи, — Чонгук кладет руку на здоровое плечо
Намджуна, чуть сжав пальцами. — Ты это доказал. Значит, что бы там ни было, ты один
из нас.
Намджун коротко кивает, опустив взгляд. Сколько бы ни отрицал, все ведет к одному —
он часть семьи. Так будет всегда.
— Моя революция остановлена мною же, — слабо улыбнулся Намджун, мотнув головой.
— Верните дороги и честные гонки. Только так можно достичь высот. Без
дополнительных примочек под капотом.
— Ты поздно это осознал, но вовремя помог, — усмехнулся Хосок. — Теперь наши тачки
будет чинить ученик лучшего механика, — говорит он, глянув на Джина.
Старший Чон вдруг хмурится и тянется к карману куртки, в котором вибрирует телефон.
— Чон Хосок! — сразу же кричит в трубку Юнги. — Как ты мог меня дома запереть?!
Ушел на разборки, ничего мне не сказав! Ты вообще с ума сошел?! — крик омеги резко
переходит в плач, от которого у Хосока в сердце болезненно щемит. — Я чуть не
свихнулся. Если бы я снова тебя потерял…
— Все хорошо, малыш, — успокаивает омегу Чон, улыбнувшись уголками губ и идя к
макларену. — Все закончилось. Я приеду через пять минут. Засекай.
— Король дорог выиграл еще одну битву, — шепчет омега в губы Чона, обвив руками
его шею и прижимаясь ближе. Они оба промокшие до нитки, но разгоряченные,
возбужденные от переизбытка чувств и эмоций. Тэхену хочется смеяться и плакать,
кружиться под дождем, прямо тут лечь вместе с Чонгуком, посреди дороги в самый
ливень. От вернувшейся легкости только взлететь, обретя крылья, не иначе.
— Он не сделал бы этого без своего омеги, — улыбается Чонгук, мягко целуя влажные
от дождя губы Тэхена и слегка кусая за нижнюю губу.
— Я люблю тебя, — шепчет Тэхен, взяв лицо Чонгука в ладони и заглядывая в черные
глаза. — И это бесконечно.
Альфа весь взвинченный, на нервах, а в голове только одна мысль на повторе: только
бы успеть. Время начинает поджимать, поэтому Чонгук выжимает из агеры всю возможную
мощь, давя на педаль газа и дергая пальцем подрулевую веточку. Адреналин
зашкаливает, растекаясь по венам горючим, в висках пульсирует, а руки крепко
сжимают руль, нервно сминая его кожу.
Спустя семь минут агера с визгом тормозит возле дома Хосока, раскинув задними
колесами снег в разные стороны. Чонгук вылетает из гиперкара, чуть не забыв
прихватить пакет, лежащий на пассажирском сидении. Тяжело дыша, альфа врывается в
дом и входит в гостиную, затормозив в самом проеме.
— Король дорог сдает позиции, — ухмыляется Юнги, отложив телефон и переводя свое
внимание на ребенка. Маленький альфа смотрит на папу своими огромными космически
глубокими глазами и дует пузырьки. — Твой дядя — отстой, Санджин-и, — морщит нос
омега.
— Эти беременные, черт побери, — ворчит он себе под нос, оглянувшись на довольно
ухмыльнувшегося Тэхена. Омега подмигивает Чонгуку и отворачивается, накрыв ладонями
свой большой живот.
— Король должен уметь и рутиной заниматься, — пожимает Тэхен плечами. — Это только
начало, Юнги-я, уж поверь мне.
🔥🔥🔥
В доме Хосока и Юнги собрались все самые близкие. Семья. Люди, что не бросали в
трудную минуту и рвались в бой, рискуя друг ради друга собственными жизнями. Люди,
что любят друг друга безмерно и искренне. Люди, без которых не было бы ничего.
В доме в самом разгаре предновогодняя суета. Каждый чем-то занят. Хосок взял на
себя Санджина, который долго плакал на руках дедушки Дэсу и успокоился лишь когда
оказался у отца. Юнги занимается последними приготовлениями вместе с Джином, а
Чимин взял на себя ответственность за алкоголь. Джинен, освободившийся лишь на
праздники, приехал вместе с Джейби и сейчас увлеченно беседует с Енджуном, сидя с
ним на диване у камина. Чану и Джебом готовят мясо, делясь друг с другом рецептами
и раздумывая над тем, как будет лучше и вкуснее, омег в это дело вмешиваться не
пускают.
Юнги выходит из кухни с тарелкой салата и ставит его на стол, укрытый красной
скатертью. Он утирает руки о фартук и тепло улыбается, смотря на Хосока, сидящего
возле елки с Санджином, что лежит у него на коленях. Маленький комочек, одетый в
костюмчик снеговика, радостно дергает ножками и тянет ручки к отцу, дуя пузырьки и
издавая смешные звуки. Хосок смеется и целует маленького альфу в лобик.
— Готовься, Хосок-а, это будет преследовать тебя всю жизнь, — усмехнулся Джин.
— У нас с Санджин-и лучший будущий муж и папа на свете, — гордо хмыкает Хосок,
взяв малыша на руки и встав с кресла. — Каким бы он ни был, я ему еще тысячу раз
сделаю предложение.
🔥🔥🔥
Авентадор плавно тормозит на усыпанной снегом траве. Мурчащий двигатель замолкает,
а фары затухают. Чонгук выходит из автомобиля и быстро обходит, открыв дверцу с
пассажирской стороны и помогая Тэхену вылезти. Сам он во время беременности водить
ламборгини не может, о чем очень грустит. С большим животом омега стал более
неуклюжим и чертовски милым. Чон протягивает ему свою руку. Тэхен улыбается и
берется за нее, прижавшись к своему альфе боком. Чонгук ведет его по узкой тропинке
меж заснеженных деревьев. Они идут несколько минут. Тэхен чуть ли не каждую секунду
спрашивает, куда ведет дорога, но в ответ получает лишь интригующее «скоро
увидишь».
Спустя еще минуту перед Тэхеном открывается до боли знакомый вид, но уже с другого
ракурса.
— Теперь я могу сказать, что живу не зря, — говорит Чонгук, двигаясь вперед между
очагами и ведя за собой окутанного восторгом Тэхена. — Мы есть, и мы должны дать
знать об этом миру. Вселенной.
— Да. Мы втроем, — кивает альфа на животик омеги, спрятанный под кремовым пальто,
останавливаясь возле небольшого резервуара, наполненного всякими ненужными вещами.
— Я долгое время сбрасывал сюда то, от чего хочу избавиться. Я думаю, нам пора это
сжечь. Время пришло, — Гук поворачивается к Тэхену и достает из кармана куртки
кислотного цвета зажигалку. — Остается только чиркнуть, — улыбнувшись уголком губ,
Чонгук берет ладонь Тэхена и кладет в нее зажигалку. — Сделай это, итальяночка.
YABØII - MAFIA
French Montana feat. Post Malone, Cardi B - Writing on the Wall
vkook: Tessa Thompson - I Will Go to War
след сцена с vkook: SMNM - Through My Heart
Kyddiekafka - Learn How to Use It (ft. Foreign Forest)
Sweepz - Lock & Load (Original Mix)
последняя сцена: Tame Impala - Feels Like We Only Go Backwards
Возле знаменитой на всю страну черной дыры не было столько людей и автомобилей уже
около двух лет: перекрыта чуть ли не вся улица, и даже на довольно большой парковке
не осталось свободных мест. Страстные любители уличных гонок не изменяют себе.
Лучшая музыка, лучшие заезды, лучшие машины и деньги. Много денег.
Именно это сейчас и происходит возле черной дыры, где собрались сотни,
предвкушающие зрелище, которого не видели уже долгое-долгое время.
Следом, вызывая у бурной толпы еще большее восхищение, к старту плавно подъезжает
белоснежная Koenigsegg Jesko — суперкар года, о котором мечтает буквально каждый. К
нему даже прикасаться не смеют, лишь тянутся к недостижимому, призрачными касаниями
обводя формы и буквально молясь самому существованию этого автомобиля.
Коротко мигнув фарами, кенигсегг йеско встает у другого края дороги ровно за
свеженачерченной линией старта.
Никто не верил, что он появится. Никто не думал, что кто-то посмеет бросить ему
вызов спустя два года после разрушительной победы над революционерами. Но вот они —
смельчаки на i8 и йеско, демонстрирующие народу свою безоговорочную мощь, но вмиг
оставшиеся в тени, ведь тот, с кем они вздумали состязаться, явился, как образ из
мечтаний в реальности.
Взмах рук. Все затаили дыхание и сжали кулаки в волнении и ожидании. Гонщики
нетерпеливо давят на педали, готовые сорваться в любую секунду, а твердые уверенные
взоры устремлены вперед, на дорогу, вдоль которой столбы густого алого дыма
взмывают вверх, к стремительно темнеющему небу, где появляются первые звезды-
путеводители.
В момент, когда грид-герл резко опускает руки к земле, мир замирает, остановив свое
сумасшедшее движение. В это мгновение жизнь существует только для трех мощных
автомобилей, готовых рвать асфальт под шинами и оставлять за собой огненные полосы,
как указатели к самому Аду, где все безумие происходит.
Йеско, агера и i8 с визгом трущейся об асфальт резины срываются с мест, как бешеные
звери, которых долгое время держали на цепи. Они обрели свободу в тот момент, когда
был дан старт и салон наполнил гудящий звук доведенных до предела двигателей.
Хватает буквально несколько секунд, чтобы машины улетели далеко вперед, на куски
разрывая жалкие метры и не видя предела скорости. Стрелки на спидометрах
стремительно переваливают за сто пятьдесят и охотно тянутся к высоким и опасным
цифрам, которые никогда не были чужды настоящим уличным гонщикам.
Йеско все время гонки продолжает ехать впереди, не позволяя бмв вырваться вперед и
занять первую позицию. Совсем скоро долгожданный финиш, а нервы натягиваются в
струнку. В крови, как лава, разливается адреналин и быстро достигает глаз, в
которых ярко вспыхивает. Пальцы сжимают кожаный руль крепче, а педаль газа вдавлена
в пол.
Впереди остается два поворота и финишная прямая, ведущая обратно к черной дыре, где
и завершится кольцевой заезд.
Агера начинает ускоряться к первому повороту. Она еще полна сил, не всю свою мощь
израсходовала и готова сделать рывок. Входя в дрифт на резком повороте, едва не
цепляя углом бампера бмв, агере удается вырваться на вторую позицию. От
столкновения их уберегают жалкие сантиметры, а после выхода из поворота ситуация
меняется. Кенигсегг агера оставляет бмв i8 позади и быстро подбирается к
непоколебимому йеско. В черном звере словно пробуждается то самое, что делает его
тем, кто он есть, тем, кем знают его на столичных улицах. Кенигсегг становится
хищником, охотящимся за своей жертвой. Изголодавшийся за два года, готовый
разорвать каждого на своем пути.
До финиша — пара сотен метров. Впереди уже виднеются фиолетовые огни черной дыры,
толпы людей и автомобили, стоящие в ряд вдоль дороги. Йеско против агеры. Два
кенигсегга идут почти наравне. Суперкар опережает агеру лишь на полметра. Толпа
замирает в волнении. Некоторые складывают ладони в молитве, а другие смотрят на
приближающиеся автомобили стеклянными глазами, внутри которых скрыта масса эмоций,
которые непременно вырвутся, когда кто-то из гонщиков первым пересечет финишную
черту.
В ушах стоит лишь рев мотора. Кровь в венах пылает, как всполохи пламени в
выхлопной трубе. Дорога перед глазами становится в разы длиннее, а вечерние огни
смазываются, превращаясь в одно неразличимое пятно. Пульсация в висках вытесняет из
головы все мысли и эмоции, оставляя только одно имеющее значение слово — победить.
Агера лишает йеско победы, в самые последние секунды делая резкий рывок вперед и
первой пересекая финиш.
— Это не конец, Чон, — бросает в спину идущему к дыре Чонгуку владелец бмв.
— Конечно же, нет. Тягайся со мной до тех пор, пока проигрывать не надоест.
— А вот и наш герой дня, — пьяно улыбается Джейби, поднимая свою бутылку с пивом.
— Не потерял хватку, похвально.
— Сегодня за выпивку будет платить тот, кто в этом сомневался, — смеется Чонгук,
бросив на парней взгляд и опускаясь в кресло. Он тянется к столику, беря бутылку с
ромом, и вытягивает ноги, расслабляясь после напряженного заезда. Самодовольство
альфа не растерял за время, которое проводил с семьей, а не на дорогах. Что-то в
характер прочно вплетено и не искоренится, кажется, никогда.
Намджун вернулся к семье всего пару месяцев назад. Закон дал альфе в разы больший
срок, чем он отсидел, но связи все решили быстро и безболезненно. Влияние отца
Чонов, помощь Югема и семьи, которая не оставляла Намджуна без своей поддержки все
месяцы, которые альфа сидел за решеткой. И больше всего — Джин, который не
собирался оставлять альфу гнить в тюрьме и проигнорировал его просьбы жить дальше
своей жизнью, в которой не будет места ему, сотворившему зло против своих же
родных. Но Намджуна простили и приняли обратно в семью, дав шанс и поверив. Альфа
сразу же решил взяться за изменения в своей жизни и первым делом пошел к Джину, — к
тому, кому ничего доказывать не нужно было с самого начала. Джин любит, и уже
давно. Это единственное, что имеет значение. Теперь они официально встречаются.
Боль от неразделенной любви и предательства в прошлом. И слезы остались позади.
— О да, это как вколоть дозу после долгой завязки, — Гук в наслаждении прикрывает
глаза, откинув голову на спинку кресла. — Я дернул их как нечего делать.
— Пойдем-ка выйдем и посмотрим, как моя агера дернет и твой макларен, — хмыкает
Гук, изобразив на лице непоколебимую решительность.
— Говоришь так, будто уже свалил на пенсию. Тебе даже тридцати нет, Чонгук-а. Ты
можешь кататься еще лет двадцать, — закатывает глаза Джейби. — Даже я еще в строю,
если на то пошло.
— Я с агеры слой пыли снял перед сегодняшним заездом, — с болью в голосе говорит
альфа, качая головой. Парни смеются над другом.
Хосок — еще один ветеран улиц, у которого на первом месте только Юнги и маленький
Санджин. И хоть он не оставлял дороги на такой долгий срок, как младший брат, все
равно стал редким явлением среди стритрейсеров. Все его время занимает семья, но
порой, соскучившись по запаху жженой резины, он берет свой макларен и выезжает на
пустые улицы глубокой ночью, чтобы вдохнуть аромат скорости и почувствовать себя
причастным к важному.
— На нем Юнги, — закатывает глаза Хосок. — У меня сраный минивэн. Но ничего, скоро
я его поменяю. Уже присматриваю себе джип.
— Спустя два года он решился, — хохотнул Чонгук. — Признайся, что бывший школьник
контролирует каждый твой шаг.
— Он просто волнуется за меня после того, что случилось два года назад, — пожимает
плечами Хосок, отпивая виски, плещущийся на дне стакана и переливающийся янтарным
блеском.
И все это понимают. Ничего не говорят, больше эту тему никогда не поднимают.
Тяжелее всех простить боль было Юнги. Намджун едва не убил не только Хосока, но и
Юнги с Санджином. Полностью боль отпустить у него не вышло, но время постепенно
рассеивает горькие остатки, медленно, но верно возвращая былые отношения. Когда-то
все наладится, но Намджун себя не простит никогда.
— Не угадал. Там такой текст: «Чон Хосок, я заявлю в полицию о твоей пропаже, если
через пять минут не ответишь».
— И тут еще одно: «Где макларен, сволочь?!», — пытаясь скопировать голос Юнги,
читает смс Хосок, мученически морща лицо и быстро печатая мужу ответ под хоровой
смех друзей. Юнги всю контору спалил. Наверняка сразу побежал в гараж. Это его
тайный страх — не увидеть там макларен. А точнее, не увидеть, как Хосок на нем
вернется домой целый и невредимый.
— Не забудь еще сказать, что мы проводим тебя прямо до дома, — подливает Джейби,
посмеиваясь.
— Ну и хрена вы ржете? Ваши омеги не лучше, — хмыкает Хосок, залпом осушая стакан
с виски и слегка морща нос. — Вспомни-ка, как Джинен не разрешил тебе поехать с
нами на тест-драйв, — тычет пальцем в Джейби альфа.
— Это было лучшее наказание, — смеется Чонгук, и Хосок сразу же переводит на него
свой хищный взгляд. — Что? На меня у тебя ничего нет. Я примерный семьянин, —
довольно улыбается Чон, вздернув подбородок.
— Хватает того, что ты Тэхену нервы треплешь каждый день, «отец года», — Хосок
делает пальцами кавычки в воздухе и подливает себе виски в стакан.
— О, я помню, как он Юмина за ногу держал вниз головой, — морщится Джейби, покачав
головой.
— У меня синяки на спине две недели не проходили, так Тэ избил меня машинкой
Юмина, — хмыкает Гук, отпивая ром и мысленно вздрагивая от воспоминаний. Омега
тогда был зол, как черт.
— Повезло тебе, что я тогда рядом не был. Мой племянник наверняка не без детской
травмы останется с таким отцом, — закатывает глаза Хосок. — Тэхен с тобой еще мягко
обошелся.
— Это в прошлом, — отмахивается Чонгук. — Я прокачался. Юмин-и сказал, что его
друзья в детсаде хотят такого отца, как у него.
— О, кто-то тут явно приврать решил, — смеется Джейби, качая головой. — Буквально
вчера я видел в сториз у Тэхена, что ты делал с Юмином.
— Он привязал Юмина шарфом к ножке стола, чтобы тот не бегал по дому и не мешал
ему телек смотреть. Знаете же, как мелкий любит орать на весь дом. Ну и когда Тэхен
услышал, как его зовет Юмин-и, то спустился в гостиную и заснял это, — говорит
Хосок, закрыв лицо рукой с тяжелым вздохом. Чану прыскает и бьет Чонгука ладонью по
колену, а Намджун едва не давится своей выпивкой. — Поэтому Юнги и не любит
оставлять с тобой Санджина.
Тэхен и правда много нервов тратит даже не столько из-за сына, сколько из-за своего
мужа. Он единственный понимает чонгуково волнение и беспокойство, но иногда альфа
выдает такое, к чему морально не подготовиться. Чонгук словно впервые увидел
ребенка и совершенно не представляет, как с ним нужно обращаться. К счастью, за два
года он кое-что сумел усвоить, но у него при этом свои методы воспитания. Дикие. От
дикаря другого и не ждешь.
— И все-таки ты нужен ему. Пока ты за решеткой сидел, он совсем другим был. Видно
было, что скучал очень, хотя и старался вести себя, как будто все нормально, —
Хосок улыбается уголком губ и хлопает Намджуна по плечу.
Ким кивает и прячет улыбку в стакане с виски. Выходя на свободу, он себе клятву
дал, что никогда не позволит слезам и боли исказить красивое лицо Джина. Своего
любимого омеги, с которым им вдвоем пришлось столько трудностей пройти, чтобы в
итоге быть вместе и обрести долгожданное счастье, что годы их ждало. Пришло время
подарить Джину жизнь, которую он заслуживает и любовью окутать, как теплым одеялом
зимним вечером. Больше ничто не разлучит их и крепкое счастье не разрушит.
— Раз уж мы все тут на коротком поводке, то предлагаю как можно скорее нажраться и
по домам, — Джейби поднимает свою бутылку с пивом.
— За то, чтобы мы еще долгое время покоряли дороги и были здоровы. За то, чтобы
Чонгук стал нормальным отцом, и за спокойствие на улицах, — говорит тост Чану,
подняв руку с зажатой в ней бутылкой. Чонгук бросает на альфу убийственный взгляд,
но тоже свою бутылку протягивает вместе с Намджуном.
За что бы они ни пили, в тосте всегда будет звучать «за спокойствие на улицах»,
ставшее в их семейном кругу неотъемлемым и чем-то чертовски важным. После десятков
смертей на дорогах, что происходили два года назад во время революции, мир на
улицах теперь — святое; то, что нарушить нельзя ни в коем случае. Каждый
стритрейсер столицы это понимает. Уличные гонки — не работа с итогом в виде смерти.
Это момент свободы и выброса адреналина. Это чистое удовольствие, которое не должно
ломать и убивать, а счастливым делать, заставлять стремиться ввысь, чтобы добиться
лучших результатов, а не летального исхода.
Парни чокаются и, весело зашумев, пьют, продолжая приятный вечер после ожидаемой
всеми победы короля дорог, выехавшего на дороги спустя много времени. Его ждали.
По нему скучали.
🔥🔥🔥
Легкое головокружение приятно. Это не то опьянение, которое заставляет потерять
здравомыслие. Оно усиливает ощущения, и все тело напоминает один оголенный нерв.
Когда-то Чонгук любил кататься по ночному городу в таком состоянии под негромкую,
приятную слуху музыку, играясь с холодным щекочущим ветерком, просачивающимся
сквозь пальцы, кайфуя от вибрации, которую провоцирует мощь двигателя, и смотря,
как ночные огни светят со всех сторон как звезды, спустившиеся с космоса на землю.
Легкое опьянение — чудесный момент, пробуждающий вдохновение и подталкивающий к
действию.
Чонгук с такими ощущениями ехал домой из черной дыры как в старые добрые времена,
ловя кайф от рыка агеры, который не заменит ни один другой движок, даже самый
мощный и новый, как у той же йеско, отставшей сегодняшним вечером на какие-то
жалкие десятки сантиметров. И все равно Чонгук счастлив, как никогда. Его
охватывает ностальгия, но быстро отпускает, когда альфа заезжает во двор уютного
двухэтажного домика, выполненного в стиле итальянской архитектуры. Дом, в котором
ждет семья, важнее которой нет ничего и никого. Окунуться в прошлое приятно, но с
настоящим оно не сравнится. Чонгук мог потеряться в жажде победы, утонуть в
алкоголе, а может, и в наркотиках; затеряться в беспорядочных связях, не знающих
конца, но жизнь дала жесткий пинок и помогла найти верный путь. Помогла встретить
одного огненного омегу после годового заключения, когда в голове была лишь жажда
отмщения и безжалостного разгрома на улицах каждого, кто осмелится перейти дорогу.
Страсть, желание, первая любовь, а следом боль потерь и поражения, бушующая ярость
и помутнение, ошибка за ошибкой. И снова победа. Не просто на дорогах. В жизни
победа. Чонгук обрел то, о чем даже не мечтал.
Дыхание буквально спирает, а по телу пробегает еще один щекочущий нервные окончания
разряд, собирающийся внизу живота приятной тяжестью. Тэхен перед альфой слишком
горяч. И хоть его злющий как у черта взгляд не сулит ничего хорошего, ровно как и
скалка, готовая к бою, будоражит до утробного рычания, бесконтрольно вырвавшегося
из губ, другое. На Тэхене один только коротенький шелковый халат глубокого черного
цвета, так дразняще спавший с одного плеча, бронзой отливающего на свету. Чонгук
каждый день покрывает эти красивые плечи поцелуями, укусами и засосами осыпает, как
вечно голодный и ненасытный зверь, но сейчас стоит и еле сдерживается, чтобы не
впиться в них зубами вновь. Тэхен весь действует на альфу головокружительно,
безумно и опасно. Чонгук вдруг опьянел в несколько раз сильнее, просто скользя по
мужу взглядом, стоя на расстоянии и не ощущая его гладкую кожу ладонями; мечтая
зарыться пальцами в мягкие огненные волосы, огладить грудь и плоский живот, покрыть
поцелуями длинные стройные ноги и закинуть их на свои плечи…
— Perché non mi hai avvertito? — шипит Тэхен, постукивая скалкой по своей ладони и
медленно наступая к альфе, который так и не смог отойти назад, упершись спиной в
стену позади. Омега сканирует его пристальным взглядом с прищуром, чуть склонив
голову к плечу. Вот только рассерженная львица действует на альфу не так, как омеге
хотелось бы.
— Козел, — хмыкает омега, выставив скалку перед собой и упершись ее концом в грудь
Чонгука. — Я думал, ты мне изменять начал, — с этими словами в его глазах снова
мелькает опасный блеск, а Чонгук скалится, как хищник.
— Почаще меня так встречай, это возбуждает, — ухмыляется он, обхватив пальцами
деревянную скалку.
— Я собирался отбить твои яйца, ты, дикарь… — выдыхает Тэхен, прикрыв глаза,
склонив голову вбок и позволяя жарким губам мужа бродить по своей медовой шее.
— Они еще пригодятся, притормози, итальяночка, — альфа хмыкает и ведет носом вниз,
по сладкой бархатной коже. — Как тебе вообще в голову взбрело думать, что я
изменяю? — рычит Чонгук, кусая тонкую кожу на чувствительной шее омеги.
— Никак. Изменять? Мне? — омега издает смешок. — Ты прав, это невозможно. Это
всего лишь повод выплеснуть на тебя злость, — мягко растягивая губы в улыбке,
шепчет Тэхен, вздрагивая от грубой, но безумно возбуждающей хватки на своих
ягодицах под халатом. Он уже распаленный и начинает плавиться, как шоколад на
солнце, но продолжает тянуться к своей погибели, закравшись пальцами под футболку
Чонгука и гладя кубики пресса, от которых ноги подкашиваются.
Место быту страсть не уступила и, кажется, никогда не уступит. Они друг в друге
горят и тонут. Как в космосе без кислорода с одним баллоном на двоих; как под
землей и на краю света у самой пропасти, в бездну которой они вдвоем готовы лететь,
плюя на свой конец, что лишь начало жизни их бессмертных и страстно любящих душ.
— Вау, детка, ты хочешь меня убить или… — ухмыляется альфа, голодно облизываясь,
но Тэхен затыкает его одним взглядом, говорящим все безмолвно. В нем, как в урагане
смешались и ярость, и желания, рождающие взрыв, что вот-вот произойдет.
— И то, и другое, любимый, — с жаром выдыхает Тэхен, закусывая свою нижнюю губу и
томно смотря на Чонгука из-под приоткрытых век.
🔥🔥🔥
Ночь прекрасна, как никогда. На небе рассыпали звезды, повесили луну и велели
освещать своим серебристым сиянием мир в середине лета, полный зелени и сладких
ароматов.
Юмин все-таки проснулся, но уже в момент, когда Чонгук едва не продолжил с Тэхеном
занятие любовью в душевой. Причиной пробуждения стал внезапный голод малыша. Когда
маленький омега показался в проеме между ванной и спальней, еще не до конца
проснувшийся и трущий глазки своими маленькими кулачками, Тэхен мгновенно оторвал
себя от Чонгука и вышел к ребенку, спешно накидывая на себя махровый халат. Желание
и в нем, и в Гуке при виде сына сразу же перетекает в нежное трепетное чувство
заботы и бесконечной любви. Остальное неважно.
— Меня не пугает проигрыш. Я хочу, чтобы тот, кто его мне устроит, был достоин
победы, — отвечает Гук, лениво водя кончиками пальцев по бедру омеги, с которого
сползла ткань мягкого халата.
— Твоя победа на ней нас свела, — Тэхен утыкается лицом в плечо Чонгука, не
переставая улыбаться.
— Бери свои слова назад, итальяночка, потому что ты очень о них пожалеешь, когда я
пересеку финиш первым, — хмыкает Чонгук. Голова спящего Юмина начинает сползать с
Гука, когда тот слегка ерзает от предвкушения гонки.
— Господи, Чонгук… — измученно вздыхает Тэхен, мягко накрыв ладонью затылок сына и
возвращая маленькую головку на грудь его отца. — Не заводись так, когда наш ребенок
буквально лежит на тебе. Ты все вокруг перестаешь замечать. И вообще, нужно было
отнести его в кровать.
Тэхен мягко улыбается и качает головой. Каким бы неумелым отцом Чонгук ни был, для
Юмина он идеален.
Чонгук полным любовью взглядом смотрит на мужа и еще раз благодарит Вселенную за
то, что имеет.
🔥🔥🔥
Рык агеры слышен на всю округу. К счастью, возле старой гоночной трассы, давно не
использовавшейся по назначению, никого и ничего нет. Только пустошь, позволяющая
остаться наедине с автомобилем и слиться с ним душой и телом. Кенигсегг петляет меж
дорожных конусов, своей оранжевой яркостью добавляющих красок в окружающий
однотонный пейзаж. Двигатель работает на полную мощь, на резких поворотах рычит с
прерываниями, а раскаленные покрышки оставляют на сером асфальте темные следы от
резких торможений. Чонгук сосредоточен только на дороге и на непредсказуемых
поворотах, к которым еще не привык за седьмой повторный круг. Только бы не сбить ни
один чертов конус.
Любовь к тачкам в Санджине заложена с самого рождения, и Чонгук, решив стать лучшим
дядей, поспособствовал этому.
— Любимый, мне сказать, что я думаю, или лучше промолчать? — и, будто специально,
Тэхен обворожительно улыбается, глядя на мужа через светлые стекла очков. В больших
глазах так и мелькает раздражающее Чонгука «я всегда прав». Тэхен ведь предлагал
альфе перед заездом проверить машину, но тот как всегда оказался слишком
самонадеянным, за что теперь расплачивается издевательствами двух омег.
— Отец, еще! — восхищенно ерзая на капоте кайена, просит Юмин, растянув губы в
улыбке до ушей. Санджин рядом такой же восторженный и активно кивает, соглашаясь с
братиком. Он сложил ладошки вместе и переплел пальцы, прижав руки к груди. Он так
делает, когда испытывает сильные эмоции. Чонгук поворачивает голову к детям и мило
улыбается, на секунду забывая о своей злости. Главное, им все понравилось.
— Non urlarmi! — омега бьет мужа в стальную грудь и стискивает зубы. Как бы он
хотел сейчас вонзить их в Чонгука, искусать до кровавых отметин и заткнуть, чтобы
только мычать и мог.
— Non farmi arrabbiare! — рычит Чонгук в самые губы взбешенного омеги. И почему-то
вдруг дико хочется его на капоте агеры разложить, вот только…
— Кто хочет мороженого? Ваш любимый Юнги купит вам любое. Поехали? — спрашивает
он, привлекая внимание малышей, которые увлеченно наблюдают за скандалом взрослых.
Юмин и Санджин синхронно закивали. Большие черные глазки у обоих заблестели.
Мороженое они обожают.
Порше уже уезжает прочь, а Чонгук и Тэхен продолжают кричать друг на друга. И эхо
пустыря куда-то далеко их слова, брошенные в порыве злости, уносит…
🔥🔥🔥
Возле дома старшего из братьев Чон в ряд стоят лучшие автомобили. Сегодня вся семья
решила собраться вместе, как бывало прежде. Хосок предложил устроить барбекю на
заднем дворе. Из дома доносится приятная музыка, добавляющая позитива в уютную
обстановку. Наконец-то все вырвались, освободившись от вечных бытовых дел, чтобы
просто отдохнуть в компании друг друга, насладиться вкусной едой, напитками и
бесконечными разговорами обо всем.
Их перепалкам нет конца с самой тренировки дрифта Чонгука. Жажда победы, как пару
лет назад, вспыхнула в нем ярчайшим пламенем и не готова затухнуть просто так. Его
главным соперником всегда будет его же омега, которому проиграть он просто не
может. Дух истинного уличного гонщика не позволит этому случиться даже при малейшем
желании. Но выводит альфу больше всего невозмутимость Тэхена, которая как будто
подливает горючего в чонгуково пламя. Неужели он не испытывает волнения и на все
сто уверен в своей победе? Чонгук не знает, что происходит в этот раз, что
заставляет омегу быть спокойным. Он даже проверял его ламборгини на наличие
прокачки, но автомобиль остается нетронутым, лишь немного ниже по мощности, чем
агера. Тогда в чем причина?
— Ну и чего ты заводишься раньше времени, малыш? Побереги силы для гонки, — Тэхен
привстает на носочках и чмокает альфу в щеку. — Если проиграю, позволю взять меня
на капоте, как когда-то, — шепчет он очень тихо ему на ухо. — И сделать со мной
все, что только тебе вздумается.
— О да, — довольно растягивает губы Чонгук, обвив талию Тэхена руками. — А еще ты
месяц будешь отвозить Юмина и забирать его из детсада вместо меня. Я не упущу
возможность поспать утром подольше, — шепчет он в ответ омеге, касаясь губами мочки
его уха.
— Идет, Гук-и, — кивает Тэхен с улыбкой. — А теперь уйди и не мешай мне тут.
— Чонгук, блять, тащи уже соус! — слышится голос Хосока из-за приоткрытой
прозрачной двери, ведущей на задний двор дома.
— Мне кажется, вам не стоит затевать ничего такого, — наконец, подает голос Чимин,
подняв к губам ложку и пробуя салат. — Вы сожрете друг друга, если кто-то из вас
проиграет. Еще один повод для скандалов на ближайшие месяцы появится.
Абсолютно каждый в их большой семье был очевидцем перепалок Тэхена и Чонгука. Это
давным-давно не удивляет, потому что для семейки Чон подобное кажется делом
обычным, к счастью, никогда не переходящим во что-то серьезное, из-за чего их
отношения могли бы дать трещину. Наоборот выходит: с каждым скандалом их любовь
только крепнет, и никто не знает, как это работает.
— Дядя Джин, улыбайся! — строго говорит Юмин, положив ладошки на щеки омеги.
Тэхен мягко улыбается. Их с Юнги дети стали родными для каждого из их семьи. Каждый
души в них не чает, каждый заваливает подарками и сладостями, несмотря на запреты
родителей, и каждый бы, не раздумывая, жизнь отдал за Юмина и Санджина. Тэхен
надеется, что в скором времени и у Джина с Чимином появятся дети. Это было бы
огромным счастьем для всех. Вот только Чимин, безумно любящий Санджина и Юмина, от
темы о собственных детях каждый раз умело увиливает, не объясняя причин. У них с
Чану нет никаких проблем в отношениях, поэтому Тэхен списывает это на страх омеги
стать родителем. Возможно, они еще не готовы. А вот по Джину, с родительской
нежностью смотрящему на малышей, можно понять, что и в нем уже просыпается то самое
желание осыпать заботой своего ребенка, и, вероятно, они с Намджуном вполне могут
стать родителями в скором времени. Эти двое определенно точно готовы.
— Но мне так хочется увидеть его лицо, когда он проиграет… — тянет Тэхен, вскинув
глаза к потолку и мечтательно улыбнувшись.
— Юнги бы поддержал, — смеется Чимин, бросив взгляд на двор, во всей красе видный
через прозрачные окна в пол.
Там Юнги пытается забрать Санджина из рук злорадно хохочущего Чонгука, к которому
прижался маленький альфа, пока рядом остальные альфы с совершенно серьезными и
сосредоточенными лицами нависли над грилем и готовят мясо, как настоящие
профессионалы своего дела. В кухню заползает ароматный запах, от которого во рту
невольно скапливается слюна. У них все получается как надо. А на деревянном длинном
столе под пышным деревом, создающим тень от слепящего солнца, постепенно появляются
тарелки с разными блюдами, которые расставляет и помогает готовить Джинен,
находящийся уже на третьем месяце беременности. Из-за этого Джейби ходит и сияет,
как алмаз на солнце, не скрывая своего счастья. Они с Джиненом долго шли к этому,
преодолевая множество трудностей, что теперь, наконец, остались позади.
— Пора нам спасать Сан-и от этих двоих, — хихикает Джин. — Пойдем, Юмин-и, а то
твой отец и дядя разорвут твоего братика.
Перехватив маленького омегу в своих руках поудобнее, Джин вместе с ним выходит во
двор.
Когда мясо готово, все рассаживаются за столом. Во главе садится Хосок, по левую
руку от него — Джейби, по правую — Чонгук, напротив которого сел Тэхен с Юмином на
коленях. Эти двое сверлят друг друга взглядами и обещают жаркую гонку молчаливо,
хотя все сидящие за столом и без слов понимают, что между ними сейчас происходит.
Дальше Намджун и Джин, держащиеся за руки под столом. Скрываться уже давно стало
привычкой, но теперь все иначе. Каждый здесь знает о том, какие испытания их
отношениям пришлось пройти, чтобы в итоге сидеть за этим столом рядом друг с другом
и ни от кого не таясь, крепко держаться за руки. Джин безумно скучал по своему
альфе, поэтому никак им не насладится, а ночами прижимается всем телом,
удерживаемый сильными руками, и знает, что больше никогда не будет один.
Альфе кажется, что сейчас в него полетят огненные стрелы, но все выглядит совсем
иначе. В глазах друзей он видит только тепло и благодарность. За то, что остался
верен себе и дорогам, своей семье и любимому омеге. Юнги коротко кивает альфе,
Тэхен улыбается уголками губ, а татуированные пальцы крепче сжимает рядом сидящий
Джин, и все… действительно хорошо.
— Боюсь, это твоя единственная победа, Гук-и, — мило улыбается Тэхен, отпивая
лимонад.
— Кстати о победе, — Джейби вытирает руки и откладывает салфетку в сторону. — Вам
двоим вместе точно нельзя гонять.
— Моя бмв ждала именно этих слов, чтобы доказать обратное, — загорается Чонгук,
сверкнув азартным взглядом. Его, кажется, невозможно остановить.
— Нет, серьезно, никакой гонки, ребята, — мотает головой Хосок. — Такие негласные
правила на дорогах: супруги не гоняются друг с другом. Это хуже, чем с главным
соперником тягаться. Вот мы с Юнги… — старший Чон замолкает, словив взгляд своего
омеги.
— Просто ты тоже боишься меня, Чон Хосок, — самоуверенно выдает тот, отправляя в
рот Санджина маленький кусочек мяса.
— Не воруй чужие фразы, — бурчит Юнги, а на щеках его выступает легкий румянец. Он
ловит взгляд Хосока и, кажется, смущается еще больше. Как чертов школьник, которым
по сей день остается для братьев Чон. Когда Хосок так смотрит, Юнги хочется на
колени перед ним упасть. Горячо, с диковинкой, с опасной ноткой, которая и внутри
омеги поджигает все на раз, заражая безумным желанием. Юнги любит каждого, кто за
этим столом сидит, но лучше бы в эту секунду никого не было. Лишь они с Хосоком и
этот длинный стол…
— Кенигсегг, который почти сделал тебя? — вскидывает бровь Намджун. Чонгук кивает
и кладет телефон на стол. — А вот на это согласиться ты обязан, Гук-а.
— Гук-и, тебе стоит проделать кучу, кучу работы, чтобы ты смог прийти к финишу
первым, — издевается Тэхен, с непринужденным видом поглаживая ногу мужа своей под
столом. Их играм конца не видно, и даже если пятьдесят лет пройдет, они друг друга
не перестанут вовлекать в дикие, будоражащие игры. Чонгук хмыкает и хватает омегу
за щиколотку, ставя его ступню на свое колено.
— Нет, — качает головой Чонгук, и когда чувствует на себе взгляд двух пар глаз,
ставших свидетелями недавнего провала на тренировочной трассе, добавляет: — Почти
нет. Кое-что с Намджуном подкорректируем, и будет идеально. Поможешь копов убрать?
— Конечно, как только время и место скажешь, — кивает офицер Ким, довольно
улыбнувшись.
— Звучит так, как будто я собираюсь гоняться с самим Богом. Прямо-таки все силы
бросить? — хмыкает Чонгук. — Я не знаю, кто за рулем йеско, но определенно точно
один из местных богатеньких детишек, чей папочка дружит с самим Кенигсеггом, иначе
откуда у него такая мощь?
— О Боже, Гук-а, это что, зависть? — ухмыляется Юнги, прячась за спиной Юмина,
оказавшегося у него на руках, пока Санджин о чем-то увлеченно тараторит с Чану,
сидя на его коленях и попутно открывая рот для очередной протянутой конфеты.
— А год не хочешь? — усмехается Чимин. — Этот твой йеско, видимо, очень уверен в
себе и готов ждать сколько угодно.
— Тише, его самооценка сейчас рухнет, — усмехается Джинен, все это время молча
слушающий разговоры. Из-за беременности он стал совсем другим. Обычно все бывает
иначе: омеги становятся неугомонными, болтливыми и эмоциональными, а этот наоборот
притих и стал мягким, спрятал колючки, но никто не говорил, что он совсем их не
обнажает. Поэтому именно сейчас Чонгук колется о них и ловит взгляд давнишнего
бывшего под названием «ничего личного». — Ты просто отвык, что кто-то может быть
лучше тебя, Гук.
— Пока таких не встречал, — пожимает плечами Чонгук, залпом допивая пиво на дне
бутылки. Люди, здесь находящиеся — не в счет. Каждый из них лучший в своем деле.
Чонгук без сомнений признает и то, что Юнги тоже, хоть альфа и не перестает шутливо
задирать его стиль езды.
— Я надеюсь, Юмин будет более скромным, чем некоторые, — хихикает Джин, поигрывая
бровями и маяча Чонгуку.
— Тогда мы тут все нескромные, — усмехается Юнги. — Гонщику без этого никак.
— Брехня все, не пудрите моему сыну мозги, — хмыкает Чонгук. — Твой отец не такой,
Юмин-а. Больше себя он любит только тебя и твоего папу.
— И агеру, — почти хором слышится со всех сторон стола, после чего следует общий
смех.
— Она еще долго будет заставлять всех осмелившихся бросить вызов жрать пыль, —
самодовольно ухмыляется Чонгук. — И даже больше: каждый, кто посмеет претендовать
на роль альфы для моего сына, будет со мной тягаться. Через меня все проходить
будут.
— Таких сразу отметать буду, — отмахивается Чонгук. — В нашей семье должны быть
только гонщики. Юмин-и, сынок, какая твоя любимая машина? — спрашивает он у сына,
уже переползшего на его колени. Альфа зарывается в его мягкие темные волосы
пальцами и с умилением смотрит на набитые как у хомячка щечки.
Юмин поднимает голову и смотрит на отца своими огромными черными глазами, похожими
на отцовские, игнорируя занудного папу, сидящего напротив.
— Фел… — бормочет с набитым ртом маленький омега, хмуря бровки, пытаясь вспомнить
название авто и произнести его одновременно. — Феллали… э-эво? — на последнем слове
его голосок звучит тихо и неуверенно, он смотрит на своего отца в надежде на
помощь.
— Я люблю лексус, — с умным выражением лица выдает Санджин, надув губки. Хосок
гордо улыбается, подмигнув сыну.
— Дикие тачки однако. Откуда они узнали о них? — спрашивает Намджун, удивленно
вскинув брови.
— Ну что, уже настало время охренительных историй о том, какой Чон Чонгук отец?
— тихонько спрашивает Юнги у смеющихся над альфой друзей с самым невинным
выражением лица.
— Если я услышу все это снова, боюсь, Юмин останется без отца. Не вздумай, —
вздыхает Тэхен, поставив сына на землю.
Юмин вывалил все содержимое своего рта на ладонь папы и довольный освобождением из
конфетного плена ускакал к детской площадке, которую Хосок и Юнги установили на
другом конце двора. Санджин тоже выскальзывает из рук Чану, потеряв интерес и найдя
его в стороне площадки, и несется к младшему братику, окликая. Теперь они, наевшись
сладостей, надолго увлекутся активными играми.
— Там было холодно? — вдруг тихо спрашивает омега, подняв большие, блестящие в
свете огоньков глаза на Намджуна.
— Жизнь меняет. Мне давно стоило понять, что она не безгранична, а я тратил
драгоценное время на совершение одной большой ошибки за другой, когда на деле все
было куда проще, — Намджун вздыхает, задумчиво глядя куда-то в сторону. Как много
времени и сил было потрачено впустую, лишь потому что альфа не тот путь выбрал для
покорения сердца того, кто уже давно был покорен. — Тюрьма — хорошее место для
долгих и неторопливых размышлений. Теперь все по-другому.
Джин глядит на альфу завороженно, не моргая, затем ставит свою чашку с чаем на
ступеньку рядом и берет Намджуна за руку, негромко говоря:
— Я все еще не верю… Иногда кажется, что все происходящее вокруг… слишком
прекрасно, и я в любой момент могу проснуться. Оказаться в том прошлом.
— Наше счастье в настоящем и будущем. Это то, о чем мы должны думать, — Намджун
поднимает ладонь омеги и целует, даря еще одну теплую и заразительную улыбку. — Я
никогда не прощу себе, что причинил тебе столько боли, — шепотом говорит он,
приблизившись к лицу Джина. — Но сделаю все, чтобы ты никогда больше ее не
испытывал.
Джин закусывает нижнюю губу и льнет к альфе, зарываясь лицом в его шею и обвивая за
талию. Он ни за что не позволит их счастливому мигу длиною в жизнь раствориться.
— Ким Сокджин! Ким Намджун! — кричат парни со своего подобия танцпола. Для свободы
движений им пришлось отодвинуть стол и стулья в сторону. Танцевальная битва,
кажется, не утихает, а находится в самом разгаре. — Вы чего там уединились? Тут
сражение века, и без вас никак!
— Не назову себя лучшим танцором, поэтому готовьтесь, что я стану черной дырой той
команды, в которой окажусь, — предупреждает Намджун. Они с Джином идут к остальным,
держась за руки.
Но вместо того, чтобы бояться, все прыскают и смеются, желая поскорее начать баттл
с подключившимися к ним Джином и Намджуном.
— Не думал, что скажу это, но я уже устал танцевать, — Чимин изнеможенно морщится
и плюхается на колени Чану, сдавшегося одним из первых на пару с Джейби, Намджуном
и Джиненом, который поднял белый флаг только потому что положение не позволяет
оторваться по полной. — Я так даже на свадьбе Юнги и Хосока не зажигал, — омега
хватает со стола стакан с холодным лимонадом и залпом осушает его.
— Нет, детка, мы тебя еле оттащили тогда. Откуда в тебе вообще столько энергии?
— удивляется Чану, стряхивая пепел в пепельницу, стоящую на краю стола, на который
он оперся спиной.
Его действительно всегда поражала активность Чимина и то, как они, совершенно
противоположные, идеально друг другу подошли, как две детальки пазла. Чану активен
только в том, что касается улиц и машин, поэтому чудо, как Чимину удалось
сегодняшним вечером вытащить своего альфу танцевать. Омега вообще во многом Чану
изменил, заставив выйти из своего темного уголка, в который он не пропускал свет,
пряча свои тяготы и никогда ни с кем ими не делясь. И именно Чимин стал тем, к кому
навстречу потянулась душа Чану, коснувшись света и полюбив его бесповоротно.
— Как будто вчера было, я так хорошо помню тот день, — говорит подошедший к ним
Тэхен, зачесывая алую челку назад. Потихоньку все сдаются и собираются возле
остальных, образуя круг. Последним танцы завершает Югем, от которого никто не
ожидал таких внезапных талантов. — Забудешь такое. Ведь Чонгук приперся в драных
джинсах на свадьбу брата, — омега мечет взгляд-молнию в своего мужа, севшего рядом,
и очевидно фальшиво улыбается, сквозь улыбку посылая опасные сигналы.
— Тут каждый знает, как я ненавижу брюки и прочую хрень, — морщится Чонгук,
отпивая пиво.
— Не мое это. Если бы вы все не начали ворчать, Хосок бы и не заметил. Ему вообще
плевать, в чем я пришел бы на его свадьбу. Хоть голышом, — улыбается он, подмигнув
брату, который согласно кивает несколько раз. Юнги, привалившийся к боку своего
мужа, мотает головой и вздыхает. Эти альфы только свои собственные правила
учитывают, забивая на приличия и нормы.
Тэхен хватает Чонгука за горло футболки и тянет на себя, быстро прошептав ему на
ухо:
— Что бы ты ему ни сказал, я тебя обожаю за это лицо, Тэ, — злорадно смеется Юнги,
кивая на Гука.
— Если опять какие-то ваши извращения, то даже знать не хочу, — морщится Чану.
— Вот тебе вообще стоит помолчать, Чану-я, — усмехается Чонгук, как-то случайно
ставший свидетелем и слушателем громкого и жаркого действа Чимина и Чану.
— В этой истории со свадьбой самое дикое до сих пор одно, — говорит Хосок, слегка
нахмурившись и делая задумчиво-серьезное лицо. — Это то, как я перед церемонией
зашел в ванную и увидел там Тэхена, стоящего на коленях перед Гуком. И вроде ничего
необычного, да? — издает смешок альфа.
— Да, есть, что вспомнить, — хмыкает Тэхен и решает вспомнить тот день для
Намджуна, который из-за своего заключения многое пропустил. — Пока я рожал, Чонгук
держал меня за руку и бормотал что-то о том, чтобы я стал его мужем, вместе до
конца, бесконечно и прочее. В общем, он сказал, что долго репетировал речь,
продолжал какие-то красивые слова мне говорить, но от боли из-за схваток я половину
прослушал, орал, как вне себя и дал ему долгожданное согласие, как только Юмин-и
родился. Жаль только, сил не было избить Гука тогда, — хихикает Тэхен. Это сейчас
забавно и легко вспоминать, а в тот момент омега чуть не взорвался. Несколько
сильнейших эмоций одновременно захлестнули ослабшего после родов омегу и после
вспышки ярости сразу же отключили на пару часов. Зато Чонгук никогда не был так
счастлив, как после заветного «я согласен» и первого взгляда на своего ребенка. А
свадьба состоялась спустя три месяца после рождения Юмина.
— Гонки — страсть. Это как особая черта характера стритрейсеров, поэтому она
проявляется и вне дорог, — говорит Намджун, кивая.
Тэхен мягко улыбается Чонгуку в ответ и накрывает его ладонь своей, слегка сжимая.
Сама суть жизни всегда будет заключаться в этих бескрайних глазах, наполненных
любовью.
🔥🔥🔥
Въезд в город, где каждую ночь происходят одни из лучших уличных гонок, никогда не
был так многолюден. По бокам от широкой и длинной трассы, которая расстилается чуть
ли не на всю страну, в небольших резервуарах горит яркий огонь, разгоняющий мрак,
только успевший накрыть землю. Асфальт не успел остыть от палящего солнца, и уже
совсем скоро на нем будут жечь резину два мощнейших автомобиля.
— Оказывается, этот твой йеско далеко не новичок. Я тут узнал: список его побед
очень нехилый, — говорит Хосок, прислонившись к капоту агеры и сложив руки на
груди. Он неторопливым взглядом скользит по шумной и жаждущей зрелища толпе, затем
смотрит на рядом стоящего брата.
— Он правда крут для того, кто совсем недавно выехал на дороги, — соглашается
Юнги, стоящий рядом с альфами.
— Придержи коней, малыш, — тормозит омегу Хосок, мотнув головой, хотя и сам не
отказался бы свежую кровь испытать. — Мы не знаем, кто он и что из себя
представляет.
— Я просто хочу победить его еще раз, а потом посмотреть в глаза, которые он так
прячет, — недрогнувшим голосом отвечает Чонгук, отведя взгляд к толпе.
Еще один заезд с уже заранее известным Чонгуку исходом. Люди отходят к обочинам,
находясь в нервном напряжении и предвкушении от предстоящего заезда. Несмотря на
то, что Югем помог с контролем над дорогами на некоторое время, совсем скоро может
нагрянуть полиция: стритрейсеры для этой гонки захватили одну из главных трасс, что
наверняка доставило проблем гражданским.
Старт происходит быстро. Только в этот раз все иначе. Чонгук раскручивает двигатель
и на миг прикрывает глаза, чтобы на все сто слиться со своим гиперкаром, но думает
лишь о сыне и Тэхене. О том, что сейчас, если бы омега оказался рядом, Чонгук бы
все сомнения отбросил. Те, в которых сам себе не может никак признаться. Тэхен, что
в шутку говорил о провале в дни подготовки к этой гонке и раздразнивал своего
зверя, все равно смотрел на мужа с непоколебимой уверенностью и точно знал — победе
быть. Поэтому сейчас Чонгук не о бесконечной дороге впереди, что манит своим
величием, думает, а о Тэхене, который остался дома, с сыном, но наверняка наблюдает
за всем в этот момент. Это вселяет силы. Словно игла в вене, адреналин вливающая,
кровь разжигающая и толкающая вперед со всей дури.
Чонгук бесшумно выдыхает, мнет кожаный руль пальцами обеих рук и, как только грид-
герл дает старт, срывается одновременно с йеско, улетая во мрак за пределами яркой
и шумной столицы. Чон не смотрит на соперника, ни на сантиметр не отстающего от
агеры. Он слева навязчиво мелькает и слегка раздражает своей резвостью и
неугомонной мощью, бушующей под капотом.
Дорога начинает извиваться, приобретая форму змеи. Повороты становятся все более
резкими. Чонгук подходит к ним с осторожностью, начиная плавно притормаживать и
быстро выкручивая руль. Агеру без труда заносит, из-за чего она успешно входит в
дрифт, оставляя на асфальте следы жженной резины и туманное облако. Йеско с
легкостью повторяет маневр, лишь немного отставая от дикой агеры. Как только дорога
выравнивается, оба кенигсегга начинают ускоряться, едва не касаясь друг друга.
Расстояние между автомобилями ничтожное. Одно случайное движение руля, и оба,
столкнувшись на высокой скорости, превышающей отметку двухсот пятидесяти, вылетят с
трассы.
Чонгук снова кидает мимолетный взгляд на йеско, но соперника внутри авто не видит.
Злится. Это напоминает гонки во времена войны с американками, когда враг в рядом
летящей машине до самого финиша скрывал себя. У Чона даже проскальзывает мысль, что
в йеско может быть никто иной, как До Джихан. Скрипнув зубами и отвернувшись к
петляющей дороге впереди, альфа быстро отметает эту мысль. Он сам лично следит за
заключением Джихана. Тот ни за что не сможет выйти раньше положенного ему срока, и
если приглядеться, можно понять, что стиль езды йеско от До отличен. Тот сразу
уходил в отрыв, не медля и не растягивая игру, с первых минут заезда демонстрировал
свою мощь и превосходство.
Еще один взгляд на зеркало заднего вида. Йеско уверенно идет следом, идеально
копируя агеру. Чонгук раздраженно хмыкает и отворачивается к дороге. Совсем скоро
виднеется вновь выплывшая из-за высоких деревьев трасса. Агера с громким рыком
вылетает на нее, слегка уходя в дрифт. Йеско делает то же самое. Трасса
выравнивается и уходит вправо. Деревьев по бокам от дороги становится все меньше,
пока они совсем не остаются позади. Их сменяет поле и виднеющиеся вдалеке домики
ближайшей к столице деревушки. Совсем скоро на горизонте появится главный поворот,
ведущий в сторону въезда в столицу с противоположной стороны, где и ждет финишная
полоса.
Йеско не спешит обгонять, хотя попыток умчаться вперед не оставляет. Чонгук уверен,
что этот автомобиль вполне способен обойти его, если слегка повысить скорость и
выбрать момент для обгона, когда можно ловко улететь вперед, но тот почему-то
продолжает копировать движение агеры, которая перекрывает сопернику шансы вырваться
вперед. У Чона в висках долбит оглушающая пульсация; альфе кажется, что он слышит
шумное и буйное движение крови по венам, подожженной адреналином. Он чувствует, что
находится на пределе, как не был уже давным-давно, и это чувство, несмотря на
гонку, приобретшую неопределенный характер, кажется приятным и приносящим то самое
особенное удовольствие. Так и бывает на присущем улицам заезде. Непредсказуемый
соперник, трасса с испытаниями, полнейший мрак, с которым едва справляются
блестящие на темно-синем небе звезды, и адреналин, захлестнувший с головы до ног.
Это — настоящий кайф, который Чонгук хочет ощущать еще очень долгое время.
Взятый в плен гула мощного двигателя, окутавшего салон кенигсегга, Чонгук не сразу
понимает, что телефон в кармане джинсов настойчиво вибрирует, едва не проделывая в
бедре дыру. Держа руль одной рукой и не отрывая взгляда от дороги с мелькающей
рядом йеско, альфа быстро достает из кармана мобильный и коротко глядит на
светящийся дисплей, где отображается родное «европейская сучка».
В его голосе столько облегчения, как будто с этой новостью огромный камень с души
упал и раскрошился, превратившись в пыль, которую ветер далеко унесет. Счастье
снова, как в первый раз с появлением Юмина ударило в голову, но не ослепило. Оно
теплом своим окутало крепко-крепко, заботливо и трепетно. Родной аромат цветов
сейчас как будто салон заполнил, напоминая о бесконечной любви. И пусть Тэхен
сейчас взволнован и слегка сердит, Чонгук знает, омега счастлив не меньше него
самого до дрожи в пальцах, которые в нервном предвкушении встречи с любимым сжимают
руль.
— Я убью тебя, когда ты приедешь, Чонгук, — вдруг слышит всхлип в трубке альфа,
отчего его сердце, бешено стучащее в адреналине, сжимается. — Если ты с ним, как с
Юмином будешь…
— Лучше буду. И с Мин-и тоже. С этой секунды, Тэ, — твердо говорит Чонгук, не
позволяя усомниться в своих словах. Его лицо озаряет яркая и широкая улыбка, а
глаза блестят не огоньком, рожденным жаждой скорости, а безграничной любовью и
нежностью. — Я скоро вернусь домой, подожди меня.
— Гонка, Гук, — зачем-то еще о ней напоминает Тэхен, смягчаясь в голосе. Кажется,
он тоже улыбнулся, почувствовав своего мужа. Он звучит так по-волшебному, что у
альфы мурашки, как будто впервые услышал. — Победи сначала, ты же так хотел. Ты
должен.
Чонгук мягко посмеивается и качает головой. Нога, давящая на педаль газа, медленно
начинает расслабляться. Рык агеры сразу же меняет свой характер, тоже смягчается,
плавно перетекая в мурчание. Как будто зверь успокаивается после долгой и тяжелой
охоты. Он свою цель достиг.
Он ни о чем не жалеет.
🔥🔥🔥
Спустя полминуты после того, как йеско пролетает через финишную полосу, подъезжает
и агера, резко тормозя. Там уже и Хосок с Юнги виднеются среди толпы, что сразу
окружила два кенигсегга посреди дороги. Все ликуют, разливают шампанское и делают
музыку погромче, радуясь победе и успешному завершению гонки.
— Я очень хотел бы сейчас пошутить. Когда-то я отдал бы все за то, чтобы этот
момент увидеть, но… — Юнги слегка щурится, сухо усмехается, затем распахивает глаза
и непонимающе корчит лицо. — И правда, что за дела, Чон?
— Йеско был хорош. Мне больше нечего доказывать этому городу, — просто пожимает
младший Чон плечами, улыбнувшись уголком губ. И не врет. Весь остаток дороги до
финиша счастливая улыбка не исчезала с его лица, а душа в ярости тянулась к Тэхену,
как тянется и сейчас. — Он честно выиграл. А меня дома ждут мой омега и два сына.
— Тэхен ждет ребенка. У меня будет еще один сын, — Гук не может сдерживать широкую
улыбку, когда произносит эти слова, от произнесения которых внутри щекотно
становится. Но приятно, безумно приятно.
Хосок шумно выдыхает, как будто все это время дыхание сдерживал, и нервно смеется,
глянув на шокированного, но уже осознавшего новость Юнги, на лице которого тоже
мгновенно появляется радостная улыбка.
— Черт возьми, серьезно? — спрашивает Хосок, все еще не веря и обнимая брата за
плечо. Чонгук гордо кивает и прикусывает нижнюю губу. — Вот это да! О боже, да я
вдвойне дядя! Поздравляю, брат! — Хосок заключает младшего в свои крепкие объятия и
хлопает по спине. — С меня еще одно имя, и возражения не принимаются.
— Нам ждать новых приключений от «отца года» Чон Чонгука? — омега слегка пихает
альфу в плечо.
— Нет, не дождешься, Чон Юнги, — мотает головой Чонгук, усмехнувшись. — Это новый
уровень. Лучший. Чон Чонгук — лучший, точнее.
Юнги закатывает глаза, хмыкнув, затем его лицо снова сияет от радостной новости.
— Санджин точно, — Хосок обнимает Юнги сзади и коротко целует за ухом. — Сейчас же
едем в маркет, зовем всех наших, и к вам. Нужно отметить эту новость, — говорит
альфа, не принимая возражений, но слишком счастливый Чонгук лишь одобрительно
кивает, согласный на все в момент захватившей душу радости.
Хосок и Юнги уходят к макларену. Чонгук поднимает дверцу агеры, собираясь сесть, но
останавливается, бросая взгляд на стоящую в паре метров от агеры йеско. Дверца с
водительской стороны поднята, а салон пуст. Чонгук хмурится, зачем-то ища в толпе
соперника, которому он позволил забрать победу. Люди потихоньку расходятся,
собираясь праздновать шокирующую улицы победу вполне возможного нового короля дорог
традиционно в черной дыре. Теперь, когда все отходят от йеско, Чонгук видит того, с
кем гонялся. Альфа с рыжими волосами, что по росту ничем не уступает самому Чону,
подходит к своему суперкару, кладя руку на крышу. Гук отмечает, что тот даже по
стилю одежды схож с ним самим: черная футболка под кожанкой, темные джинсы и
ботинки с тяжелой подошвой, в ушах поблескивает серебро маленьких колец, а на шее
тату, которое в полумраке разглядеть как следует не удается.
— Эй, — окликает Чонгук рыжего альфу, собравшегося садиться в машину. Тот замирает
и медленно оборачивается, смотря на Чона. Взгляд его черных глаз выразительный,
пристальный. Он будто смотрит дальше, чем положено, чем возможно, и видит что-то,
чего сам Чонгук не замечает. — Отхватил победу и сваливаешь, ничего не сказав?
— Этот город ведь мой теперь, так? — альфа очерчивает взглядом небо. Голос у него
низкий, с бархатной ноткой, ровный и мелодичный. Он тоже словно проникает куда-то в
глубины и кажется каким-то отдаленно знакомым, но Чонгук уверен, что никогда этого
человека не встречал. — К чему тут слова?
— Удачи в этом, — ухмыляется Чонгук. Будет забавно посмотреть, как этот молодой и
чрезмерно самоуверенный альфа, так напоминающий Гуку его самого, сможет пройти
через всю их большую семью, состоящую из опытных стритрейсеров. — Почему твой стиль
вождения так похож на мой? — спрашивает Чон еще с гонки заинтересовавший его
вопрос, хмуря брови.
🔥🔥🔥
Ласкающий слух шум прибоя нарушает детский радостный визг. Чайки, неторопливо
разгуливающие по золотистому песочному берегу, с ворчливым криком взмывают к
голубому небу, громко хлопая широкими крыльями, наверняка недовольные нарушенным
покоем. Визг переходит в заливистый смех, а затем слышится неловкое «ой».
— Чон Юмин, под ноги смотреть не забывай, — вздыхает Тэхен, за руку идущий с
Чонгуком следом за упавшим на песок ребенком.
— Вставай, сынок, и даже не думай устраивать драму. Тебе даже не было больно, —
посмеивается альфа. После слов отца Юмин, уже собравшийся разрыдаться, вдруг
меняется в лице и подскакивает на ноги, продолжая свой веселый бег вдоль кромки
воды, ласкающей берег. Его раскусили.
— И кто его такому научил? — хмыкает Тэхен, обнимая руку мужа и кладя голову на
его плечо.
— Хочешь это узнать? — Тэхен улыбается и закусывает нижнюю губу. С легким прищуром
глаз, обрамленных пушистыми ресницами, с развевающейся на морском ветерке огненно-
красной челкой и прикушенной губой, он заставляет внутри Чонгука розы цвести. До
невозможного красивый, этот омега всегда будет очаровывать, как в первый раз.
— Так я же… — хмурит брови Гук, опустив взгляд на живот омеги, который нежно
поглаживает своими большими ладонями.
Тэхен, будто приводя в чувства, громко щелкает пальцами перед лицом Чонгука.
— Сын номер один, Чонгук! — хмыкает омега, указывая пальцем в сторону. — Вон то
маленькое пятнышко видишь? Это Юмин! И он убежал! — кричит он, стукнув альфу по
плечу.
— Завтра мы с Юмином пойдем искать сокровища во-он там, — Чонгук ставит сына на
землю, когда подходит к мужу, и указывает пальцем в ту сторону, куда Юмин так
стремился убежать. Там виднеется подобие маленького леса, состоящего из одних лишь
пальм.
— Отец сказал, что тебе нельзя с нами, папочка, — мотает головой Юмин. Тэхен
поднимает взгляд на альфу, и тот лишь пожимает плечами.
— Вот малыш вылупится, и тогда… — говорит Чонгук, и сразу же делает паузу, потому
что Тэхен с теплой улыбкой на губах сверлит его уничтожающим взглядом. Что делает с
ним беременность, когда на одном прекрасном лице изображены сразу две
противоположные эмоции? Чонгук этому свойству в очередной раз поражается. — А хотя,
черт с ним, — машет он рукой. — Папочка тоже в деле, Юмин-а, — нежность улыбки
после этих слов достигает и янтарных глаз омеги, заставляя Чонгука выдохнуть.
— Ула! — радостно вопит Юмин, подпрыгнув на месте, а потом вдруг строит серьезную
мордашку, нахмурив бровки, и тычет пальцем на живот Тэхена. — А можно его не блать
с нами?
— Он твой братик, пушинка, нельзя без него, — мягко говорит Чонгук, погладив сына
по черным взъерошенным ветром волосам. — Но вот когда он будет отдельно от твоего
папочки… — говорит альфа уже тише.
— Тогда он тоже будет с нами. Всегда! — договаривает Тэхен, снова сердито зыркнув
на мужа.
— Они будут только твоими, малыш, — говорит Тэхен, притянув к себе сына и чмокнув
в лоб.
— Панамка, Юмин-а! — кричит вслед Тэхен, но Юмин игнорирует оклики, уже заходя в
спокойное послеобеденное, слегка подогретое солнцем море. — Надеюсь, он не
возненавидит малыша… — вздыхает Тэхен, накрыв ладонью живот и наблюдая за Юмином.
— Иногда Юмин хуже альфы, — Тэхен кладет голову на плечо Чонгука и переплетает с
ним пальцы.
— Я знаю, что ты читаешь книги по детской психологии, когда говоришь, что уходишь
работать в гараж, — вдруг выдает Тэхен, подняв взгляд на окаменевшего Чонгука, и
хихикает. — Однажды я застукал тебя читающим в агере. Ты действительно решил стать
лучшим отцом. Но… на самом деле, ты им стал в тот момент, когда узнал о том, что я
беременен Юмином.
— Для наших малышей и для тебя я всегда буду стремиться стать еще лучше, — Чонгук
нежно гладит омегу по щеке пальцем и целует, прикрыв глаза.
— Чонгук… — шепчет Тэхен, потянувшись к мужу и обвив его шею руками. Он утыкается
в его шею и шмыгает носом.
— Все хорошо, Тэ, все в порядке, — мягко шепчет альфа, поглаживая омегу по спине.
— А мне плевать. Для меня, для всего города ты всегда будешь истинным королем
дорог, — хмурится Тэхен. — Ты же знаешь, что можешь быть лучше него, — бурчит
омега, сложив руки на груди. Он вспоминает, какой скандал устроил Чонгуку, когда
тот вернулся проигравшим в гонке.
— Мог бы, но не хочу. Он достоин править дорогами, а я хочу быть со своей семьей.
Все существующие вершины улиц я уже достиг, мне стремиться там больше некуда, —
пожимает плечами Чонгук. — Гонки я не брошу никогда, но это будет только ради
кайфа, чтобы кровь разогреть.
— Мы всегда можем это сделать вновь, — альфа целует мужа в шею и тянет носом
любимый аромат цветов.
— Как вернемся в город, сразу же выгоняй на улицу свою ламбо и готовься остаться
позади, итальяночка, — хмыкает Чонгук.
— Сейчас такую крепость отстроим, ни один враг не пройдет, — говорит он, садясь
возле сына. Тэхен заходит в воду по щиколотки и упирает руки в бока, с улыбкой
наблюдая за мужем и сыном.
— Нельзя есть конфеты с земли, малыш! — Тэхен мотает головой и подлетает к своему
сыну.
— Чон Чонгук!
— Юмин-и, перестань искать этот мусор! Твой отец тебе целый сундук конфет
подарит, — омега бросает на мужа злорадный взгляд и ухмыляется.
— Hai rovinato la sorpresa, — шипит Чонгук. — Да, малыш, я куплю тебе много-много
конфет, — мило улыбается он сыну. Кажется, он только что научился как и Тэхен
выражать на лице две разные эмоции.
Юмин хлопает большими глазками, выпячивает губки и смотрит на родителей, а на
пухлых щечках застыли слезки. Он шмыгает носом и улыбнувшись виновато, будто
нашкодил, быстро сует найденную конфету в рот.
— Не-ет! — кричит Чонгук, подняв глаза к небу и изображая гримасу боли на лице.
— Чон Юмин! Выплюнь немедленно! — ругается Тэхен, идя к ребенку. Тот звонко
смеется и подрывается, убегая от папы. — Это ты его научил, да, Чон?! Вы двое под
домашним арестом! С этой секунды! Возвращаемся! — ворчит омега, плетясь за сыном и
не сразу замечая, как его сзади обнял Чонгук, останавливая и прижимая к себе,
расцеловывая шею и плечо, с которого сползла широкая рубашка. — Пусти, Чон Чонгук!
— Пушинка, быстро к папе! — в шутливо приказном тоне говорит сыну альфа, подзывая
пальцем. Юмин хихикает и поворачивает, подбегая к родителям и обнимая ноги папочки.
— Без нас жизнь была бы чертовски скучной, — смеется Чонгук, целуя омегу в мочку
уха.
— Нет, Гук-и… без вас жизни не было бы вовсе, — Тэхен смотрит на альфу с
бесконечной любовью и целует в уголок губ. — Пусть этому счастью не будет конца, —
шепчет он, прикрыв глаза, как будто молит высшие силы.
Ti amo.