Novaja Partija

Ссылка на материал: https://ficbook.
net/readfic/10116883
Новая партия
Направленность: Слэш
Автор: Limerencia_Obscura (https://ficbook.net/authors/4657199)
Гаммы: Krasa (https://ficbook.net/authors/4961068)
Фэндом: Роулинг Джоан «Гарри Поттер», Гарри Поттер (кроссовер)
Пэйринг и персонажи: Том Марволо Реддл/Гарри Поттер, Минерва
Макгонагалл, Драко Малфой, Джинни Уизли, Кингсли Шеклболт, Рон Уизли,
Гермиона Грейнджер, Альбус Дамблдор, Том Марволо Реддл, Гарри Поттер
Рейтинг: NC-21
Размер: планируется Макси, написано 646 страниц
Кол-во частей: 49
Статус: в процессе
Метки: Постканон, Слоуберн, Грубый секс, Dirty talk, Рейтинг за секс, Сложные
отношения, Запретные отношения, Убийства, Серая мораль,
Противоположности, Манипуляции, Принуждение, Разговоры, Второстепенные
оригинальные персонажи, ООС, Насилие, Ангст, Драма, Мистика, Философия, AU,
Учебные заведения, Любовь/Ненависть, Смерть второстепенных персонажей,
Элементы гета, Политика, ПостХог, Упоминания пыток, Упоминания алкоголя,
Элементы детектива, Элементы психологии
Описание:
Спустя год после победы над Тёмным Лордом, тот появляется на пороге
Хогвартса. Гарри Поттер, вновь связав свою судьбу с чужой в качестве
надсмотрщика лишённого магии Тома Риддла, начинает понимать, что
Волдеморт спрятал в прошлом куда больше, чем существование крестражей.
Посвящение:
Плейлист: https://open.spotify.com/playlist/6v8FwHWzb76TyyIEnn0pVv?
si=eed7bd1c6d1d4a0f
Видео от автора: https://youtu.be/sYLfGwDyo6g
https://vk.com/video-203788136_456239019
Рассадники спойлеров и артов из новых глав:
https://vk.com/limobscura
https://twitter.com/LimerenciaO
Публикация на других ресурсах:

Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на
исходную публикацию
Примечания:
✦ Альтернативное название: Igual a morte.
✦ События разворачиваются после финальной битвы | Дамблдор жив.
✦ Убедительная просьба читать метки, чтобы не разочароваться и не
разочаровать потом меня.
✦ Прошу обратить внимание на:
— АНГСТ и ЛЮБОВЬ/НЕНАВИСТЬ — стеклозавод в действии.
— СЛОУБЁРН, ДРАМА — безусловно, всё у нас медленно и драматично.
— СЛОЖНЫЕ/ЗАПРЕТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ — применяем любовь/ненависть.
— ПОЛИТИКА и РАЗГОВОРЫ (плюс частично история, частично философия) —
если вас не отпугнули прежние метки, должен отпугнуть этот букет.
✦ Если вы ищете быстрое развитие событий и конфетно-букетный период с
первых глав или отношения, милые лобызания и сладенькие фразы – вам не
сюда.
✦ Если вы ищете внутренние конфликты, эмоциональные противостояния и
столкновения противоположностей под приправой из интриги – заходите!
✦ Если вы ищете физические взаимодействия (поцелуев и т.д.) с самого начала –
добро пожаловать, если важно только это... Но! Даже это пронизано разного
уровня нервотрёпкой, так что вы можете и ошибиться дверью(?) Если вам
показалось, что они "стоят там у стены и потираются в первой же главе", вам не
показалось!
✦ У нас тут минное поле – ступайте осторожно.
Оглавление
Оглавление 2
Глава 1. Ничья 5
Примечание к части 15
Глава 2. Вслед за бурей 16
Глава 3. Пепел 27
Глава 4. Вольный зверь 41
Глава 5. И свет потух 58
Экстра I. Мишура 73
Глава 6. Произнеси же имя моё глубокой ночью 78
Глава 7. Скрытые намерения 100
Глава 8. Клятва 111
Глава 9. Ломая стены 130
Глава 10. Твой шум гремит в моей голове 140
Глава 11. Кто ты, когда остаёшься наедине? 151
Глава 12. Прячешь лицо своё в тени 163
Глава 13. Любовь стынет в жилах 173
Глава 14. Не закрывай глаза 185
Глава 15. Сам по себе 196
Глава 16. Танец 208
Глава 17. Избранные 223
Глава 18. Человек или монстр 231
Экстра II. Давай влюбимся! 241
Глава 19. Начало конца 260
Глава 20. Власть 274
Глава 21. Задыхаясь и сгорая 291
Глава 22. Ещё одну ночь 303
Глава 23. Ожидания 322
Глава 24. Без чувств 331
Глава 25. Тень за холмом 355
Глава 26. Безнадёжная игра 375
Глава 27. Скажи что-нибудь 387
Глава 28. Подари мне мечту 400
Экстра III. Корни 414
Экстра IV. Мальчик-мечтатель 420
Экстра V. Химия 424
Глава 29. Томление 426
Глава 30. Замёрзшие кости 440
Глава 31. Когда один любит, другой отправляется на войну 461
Глава 32. Каждый кошмар оставляет шрам 479
Глава 33. Прямо во сне я влюбился 498
Часть 34. Мне больше никогда не стать частью тебя 517
Часть 35. Белый флаг 536
Часть 36. Безумец 551
Часть 37. Неправильный 568
Часть 38. Я соткан из шёпота 585
Часть 39. И если бы я только мог 596
Часть 40. Перестать быть собой 610
Часть 41. Глубоко в твоём сердце 623
Часть 42. Эта гонка — пророчество судьбы 634
Часть 43. Лимеренция 649
Часть 44. Странная любовь 660
Сноски: 676
Глава 1. Ничья
Декабрь 2000
— Дрожишь? — блеснул насмешливый взгляд в полумраке. — Чего так

испугался, Поттер?
— Не дрожу. Твоё подозрительное поведение меня настораживает. Стоит
только…
— Чем же оно подозрительное? Тёмным цветом накидки? — перебил он почти
ласково и демонстративно скинул капюшон.
Гарри тоскливо вздохнул, потерев глаза. Какими такими грехами в прошлой
жизни он смог заработать себе на столь длительное и утомительное наказание?
Сегодня был максимально неудачный день: звёзды не только не сошлись, но и
рассыпались по небу кто куда. Тело болело после полёта: в совокупности и
каждая мышца по отдельности. Он свалился с метлы, как новичок. Хорошо, что
скользил почти параллельно земле и зацепился за непонятно откуда взявшийся
корень. Просто не заметил. Обошлось без переломов, зато заработал себе
парочку новых синяков и мучительную головную боль. И пока отлёживался в
больничном крыле, будто вернувшись в прошлое, то пропустил ужин. Сейчас
Гарри был слегка истощён, довольно-таки утомлён и единственное, чего хотел —
это спать.
— Поведай-ка мне, куда это ты направляешься в такое время? Я устал
повторять: ты не можешь бродить по школе как у себя дома. Особенно после
отбоя.
Да. Гарри желал завалиться на кровать и уснуть, а не следить за этим
субъектом целый день, да ещё и всю ночь.
— Ведь бродить после отбоя — поведение, присущее только Поттерам. Ты
прав, — протянул тот с толикой иронии, понизив голос и поглядывая исподлобья
со свойственной ему плотоядной ухмылкой.
В своё время желание поступить на курсы мракоборцев превратилось в
настойчивую идею, а затем стало конечной целью, к которой Гарри неторопливо
шёл. В период обучения он думал об этом весьма поверхностно, делая некоторые
зарисовки своего будущего, однако то были лишь наброски — ничего
конкретного. А за последние несколько лет стиль жизни продиктовал ему
совершенно иные правила. Правила, которые буквально въелись в кожу,
проникли в саму его суть: скрываться, защищаться, охотиться и нападать.
Сражаться, одним словом. Постоянно бороться за своё место под солнцем.
Задумывался ли он о том, какая жизнь его ждёт после войны?
Ещё бы. Когда скрывался от Пожирателей Смерти вместе с друзьями, то,
ворочаясь ночами в палатке без сна, Гарри бредил тем самым мигом триумфа.
Представлял, как он веселится и празднует в окружении самых близких
освобождение от оков Волдеморта; представлял, как в душе становится светло и
он уверенно поднимает бокал, произнося тост за долгожданную победу. Всё это
обязательно должно было произойти. Совсем скоро. Если ему удастся выжить,
конечно. А в свою удачу он верил до конца, и та, нужно заметить, его не подвела.
Вот только реальность оказалась несколько иной.
Первые дни резко наступившего будущего прошли в суматохе. И эта беготня,
шум, чрезмерное внимание к каждому его вздоху не столько друзей, сколько
мастеров пера и скандала, желающих во всех деталях прознать о ярком финале
«Сами-Знаете-Кого», стала последней каплей. Он решил скрыться ото всех.
В гостиной Гриффиндора зияла огромная дыра, и хоть спальни были отчасти
6/676
целы, Гарри проник в опустевшую обитель Снейпа. Именно там он смог найти
немного покоя, вдыхая столь обыденный аромат трав, воска и бумаги. Он
предавался нескончаемым размышлениям и помогал в реконструкции Хогвартса,
конечно. Все помогали. Даже Драко Малфой.
Время непрерывно текло, но Гарри стало некуда спешить. Да никто его особо
и не торопил. Бешеный ритм последних лет сменился ленивым распорядком дня,
кому-то, возможно, кажущимся однообразным и скучным, но не ему. Он, начиная
с фундамента, стал строить свою новую жизнь.
А потом случилось это, и всё полетело в тартарары: и планы поступить на
курсы мракоборцев, и планы поселиться в особняке на Гриммо, как только ремонт
школы закончится, и даже простое одиночество стало роскошью.
Сейчас Гарри сожалел, что не проклял его, едва увидев.
В первый момент, когда профессор Дамблдор настойчиво просил Гарри
явиться, а он проигнорировал распоряжение (ведь имеет мальчик-который-
выжил-и-спас-весь-этот-чёртов-мир право отдохнуть хоть год, хоть два), то
нынешний директор прислал профессора МакГонагалл.
Гарри ожидал всё, что угодно: например, приглашения на чашечку чая для
разговора по душам или же ненужную ему очередную похвалу, а больше всего —
гениальных идей типа «не хочешь произнести речь, Гарри?» Нет, он не хотел
произносить никаких речей: ни вступительных, ни приветственных, ни
торжественных. Вообще никаких. Погибших не вернуть, а его сладкие слова
никого не утешат, не умерят чужую скорбь, не сотрут никому воспоминания
вместе со следами слёз на щеках. После войны наступило время тишины. Время
траура. И Гарри с радостью молчал бы и дальше.
Но создания, вальяжно сидевшего в кресле и лениво постукивающего
пальцами по подлокотнику, словно воспроизводившего какую-то свою мелодию,
Гарри никак не ожидал увидеть — ни наяву, ни в самых худших своих кошмарах.
«Гарри, я хочу кое о чём тебя попросить, — начал тогда профессор. Этой
фразой была вымощена дорожка в ад. В его персональный ад. — Так получилось.
Надеюсь, ты поймёшь, что это временная необходимость».
Да он был самым понимающим человеком на этом свете. Вот только кто
поставил его первым в списке благодетелей, решающих все проблемы
магического мира?
«Мы не можем объявить об этом. Начнётся паника, Гарри, начнётся паника, —
твердил Дамблдор, поглаживая седую бороду и поглядывая на него поверх очков.
— Поэтому…»
Поэтому решение приняли за Гарри, буквально навязав ему оказание
гуманитарной помощи каждому нуждающемуся, даже если этот некто — его
личный враг.
В том дне было мало приятного. Гарри не кричал, не бился в истерике — он
мысленно испепелял его вновь. Скользил взглядом по этому вымораживающему
его лицу, которое отображало странную комбинацию эмоций — выжидание,
интерес и тревогу, — и предавал огню возмездия. Раз за разом. Пока в гнетущей
тишине не сказал своё «да», а Дамблдор, спохватившись, не забормотал, что
Гарри нужно будет всего лишь присмотреть за ним (в переводе «стать личным
надзирателем»), ибо «он беззащитен, мой мальчик, истощён магически, да и
палочки у него нет, а если была бы — едва ли он сможет использовать люмос».
Перед лицом щёлкнули пальцами:
— Поттер, на тебя наложили Конфундус?
— Просто задумался над твоим наказанием, — протянул Гарри и еле заметно
усмехнулся. — Тереть котлы до блеска? Гм, будь я Локхартом, заставил бы
отвечать на письма своих поклонниц.
Во всём были свои плюсы. Иметь полную власть над беспомощным, однажды
уже побеждённым врагом и видеть в его глазах искры недовольства, злости и
раздражения каждый раз, когда Гарри напоминал о том, как грандиозные планы
7/676
столь великого ума посыпались; наблюдать, как поджимаются губы, когда он на
уровне рефлексов взмахивает несуществующей палочкой или впустую щёлкает
пальцами, мгновенно осознавая, что великий и ужасный теперь немощнее
презираемых им маглов.
Да. В первое время Гарри наслаждался минутами мести. Быстрая смерть не
оплатила чужого долга. Быстрая смерть была милосердием, а тот заслуживал
вариться целую вечность в личном аду бессилия. И Гарри даже вошёл во вкус.
«Твой обед». — И поднос рассек воздух и буквально обрушился к ногам
разъярённого пленника, пачкая и пол, и его одежду.
«Не хочешь — не стирай. Будешь разгуливать голышом, потому что
предоставлять тебе сотни комплектов одежды никто не обязан», — почти скучая,
напомнил Гарри. А затем, прислонившись плечом к косяку, наблюдал за чужими
потугами и ручьями мыльной воды, которые стекали по стенам и собирались в
лужицы на полу.
Ведь Том Риддл слишком гордый. Болезненно гордый.
«Увы, было только это. Но рекомендации отличные, как сказали в книжном»,
— с оглушительным хлопком Гарри опустил на стол тонкий том. Мягкую обложку
украшали золотистые с вульгарными завитушками буквы: «Падение Лорда
Волдеморта». Бульварное чтиво авторства Опалы Тоадс, выпущенное за
рекордные сроки.
Словно это было вчера, он помнил, как сверкнули алые глаза, раздулись
ноздри и заиграли желваки на бледном лице. Гарри показалось, что ещё чуть-
чуть — и тот ринется в бой. Такой вот совсем магловский кулачный бой. Нет, не
ринулся — сдержался.
«Если хочешь выйти из комнаты — надевай. — И он бросил тому самый
обычный комплект магловской одежды —джинсы да свитер, — который тотчас
полетел обратно в самого Гарри. — Что ж, раз не хочешь — открой окошко,
подыши свежим воздухом. Ах да, оно запечатано».
Тогда до Гарри доносилось хриплое бормотание вперемешку с
ругательствами, пока тот переодевался с таким видом, будто натягивал на себя
пропитанную доксицидом ткань.
Да, больше года прошло, и разнообразных шалостей (а никак иначе он это
именовать не желал) за это время было много. Только вот потом начала
происходить какая-то чертовщина...
— Я всего лишь проголодался, — вырвал его из размышлений низкий голос, —
а с памятью пока что у меня проблем не имеется, Поттер. Мне разрешено
выходить гулять, слава Альбусу, — добавил Риддл насмешливо.
«Проголодался?» — Гарри бы поверил, застань Дадли посреди коридора
ночью, возможно, с парой пончиков в руках и во рту, но Риддл? — «Он что,
серьёзно?»
— После десяти перемещаться по школе запрещено, — машинально выдал
Гарри, зацепившись взглядом за струящуюся тёмную ткань. Память — тонкая
материя. И очень прилипчивая. Гарри моментально вспомнил ночь, лес,
собственный страх, крик Малфоя, мёртвого единорога, такую же чёрную накидку
и то монструозное явление, прячущееся под ней.
Много воды утекло с тех пор, но некоторое осталось неизменным: они друг
напротив друга в полумраке.
Когда странное решение профессора дать больше свободы пленнику было
озвучено, Гарри воспротивился: пленник на то и пленник, что он не может
шастать, где ему заблагорассудится. Это было непредусмотрительно и опасно
для всех, в особенности для учеников.
Однако, вопреки его опасениям, Том держался отчуждённо. Чаще всего
пропадал в библиотеке или в небольшом дворике, о существовании которого
Гарри и понятия не имел. И всё же ему приходилось следовать за ним по пятам,
неустанно следя, чтобы тот не протянул свои длинные ручонки в Запретную
8/676
секцию. Хоть всё самое «запретное» Дамблдор давно переместил к себе.
Если Риддл и мелькал в более людных местах, то в своём неизменном
одеянии. Капюшон всегда спадал до самого подбородка, скрывая хищные черты
лица, будто в страхе, что кто-то может его узнать, и тем самым превращая чужую
фигуру в вытянутую тень, от которой школьники, особенно с первых курсов,
испуганно шарахались.
Без Гарри здесь не обошлось, конечно. Он не доверял Риддлу и поэтому
распространил слух. Просто так, на всякий случай. Однако сплетня превратилась
в страшилку и стала передаваться от одного ученика к другому: «Человек в
чёрном обезображен тёмным заклятием похуже «Сами-Знаете-Кого». У него
отсутствует один глаз и обгорела черепушка… Если увидите — бегите без
оглядки».
Естественно, нескольких особенно «заинтересованных» учеников такое
представление от героя магической войны взбудоражило ещё сильнее. Гарри
отлично помнил себя в этом возрасте, не столь отдалённом во времени, нужно
заметить, и ту ночь в одной комнате с Пушком. Однако Риддл, похоже, отваживал
от себя всех любознательных поэффективней трёхголового пса, и даже самые
смелые и отчаянные со временем сдавались.
Что же до поведения «Лорда-В-Тёмном-Капюшоне», как называл его Гарри,
провоцируя очередной приступ раздражения, то он подозревал, что здесь было
замешано не желание скрыться ото всех и вся, а неприятие собственного облика.
Слишком человечного (и уязвимого), что ли. Тем не менее его предложение
помочь в избавлении от тёмных волнистых локонов с помощью очень
эффективного заклятия — или проклятия — вызвало очередную волну
негодования. Риддл нервно стянул капюшон, демонстрируя хищный прищур и
звериный оскал, а затем чуть ли не стал плеваться ядом, тем самым возвысив
Гарри на пик блаженства.
И всё равно Гарри не понимал и не принимал решения профессора. В любой
момент могли нагрянуть из Министерства и найти вполне себе живого
Волдеморта, мирно отдыхающего на скамеечке с книгой. А если этого до сих пор
не произошло, то лишь потому, что нынче все были заняты новыми
послевоенными реалиями и никого не посещала вопиющая мысль об очередном
возрождении Тёмного Лорда.
Внезапный беззаботный хохот отозвался мурашками по коже и приступом
раздражения.
— Ну я же с самим профессором Поттером, великим героем... Спасителем! Мы
оба знаем, что следовать правилам — это явно не твоё. Впрочем, как и не моё. В
этом мы очень похожи, Гар-ри, — это хриплое полувосклицание-полушипение
взбудоражило. — Вот смотрю я на тебя и никак не могу взять в толк: как ты не
пропустил ни одного смертельного проклятия в свою сторону? Постоянно
витаешь в облаках.
Да уж. Издёвки и насмешки стали обоюдным времяпрепровождением, но
арсенал у обоих противников разнился. Риддл с завидным постоянством
упражнялся в словесных перепалках, ежедневно совершенствуясь. Иногда
наплевав на последствия, заставляя Гарри сомневаться, а не доставляла ли эта
боль ему наслаждение?
— Иди в свою комнату. — Гарри развернулся и, освещая дорогу палочкой,
побрёл вперёд.
— И даже не проводишь пленника? — послышалось за спиной. — А если я
заблужусь в темноте без палочки?
— Иди, Том. У меня нет ни сил, ни желания скручивать тебя.
— А жаль. Очень жаль, — послышался очередной смешок, и Гарри обернулся.
Том Марволо Риддл.
Последняя — и весьма доставучая — частичка души, которая совершенно
непонятно каким образом оказалась целой, а вдобавок и телесной.
9/676
Дамблдор бормотал что-то о разделении души в момент смерти Гарри, но сам
он отлично помнил то место между жизнью и смертью на вокзале Кингс-Кросс,
помнил пищащий ошмёток души Волдеморта и неожиданную встречу с
профессором Снейпом.
Крестражей оказалось много. Настолько много, что это войдёт в анналы
истории магии, наверное. И, несомненно, общими усилиями все они были
уничтожены. Всё-таки чужая душа — не пакет припрятанных по углам конфет. Не
мог же один крестраж заваляться где-нибудь под кроватью?
Однако стопроцентная уверенность пошатнулась, а причина сему нашлась
прямо перед глазами у Гарри: Риддл. Тот стоял, чуть отклонившись вбок, и криво
улыбался. Такой беспомощный и совершенно непонятный. Чуждый. И всё ещё
крайне опасный. Как затупленное лезвие в ожидании заточки.
Гарри не видел резона в содержании Риддла внутри школы. Он не понимал,
отчего Дамблдор не сообщил о нём в ту же секунду, а опять проявил своеволие,
приставив вместо мракоборца-надсмотрщика няньку в его лице. Хотелось
припереть профессора к стене и открыто поинтересоваться, чего он ждал от их с
Риддлом дуэта?
Ведь чего-то да ждал. Иначе и быть не могло. Во избежание общественной
паники, конечно, было хорошей причиной, но раз пленнику можно почти что
свободно разгуливать по школе, то и «тайно» перевезти, а затем заточить тоже
не составило бы особого труда. Тем более в нынешнем его состоянии.
— Всё-таки скрутишь? — позвал он.
— Том…
Гарри наблюдал, как тот медленно приближается в своей обыденной,
расслабленной манере. Шаг за шагом. С еле заметной улыбкой, которую игра
тени и света делала зловещей, и совершенно уверенный в себе, словно не он
пленник этих стен, а наоборот — Хогвартс до сих пор в его власти.
Беспомощный не значит безобидный, а Риддл как был змеёй, так ею и
остался. С магией или без.
— Какая жалость, что наши разумы больше не связаны, Гарри. Однако я
уверен, что такая неприкрытая неприязнь может быть вызвана только мыслями
обо мне одном, — Риддл буквально врезался в него и сделал шаг вперёд, вжимая
в стену своим телом.
Вот это! Именно эта чертовщина начала происходить несколько месяцев
назад и медленно, но настырно сводить Гарри с ума.
С кем поведёшься, как говорится. Том был безумцем, фанатиком,
непримиримым идеалистом в чём-то — этой картинки Гарри и придерживался. Он
отчётливо ощущал: ещё совсем немного, и тот доведёт его до помешательства,
до паранойи.
Иметь Тёмного Лорда в качестве врага всё-таки было гораздо удобнее. И
безопаснее для рассудка.
— Отойди, — прохрипел Гарри.
— Да-да, — Том склонился улыбаясь и провёл носом вдоль скулы, глубоко
вдыхая. — На самом деле ты этого не желаешь, — горячее дыхание защекотало
кожу.
В такие моменты все светлые идеи испарялись, а в голове образовывалась
каша из нелепых предположений и ещё более абсурдных желаний. Кожа
полыхала там, где Риддл дотрагивался: каждое его прикосновение было подобно
ожогу. Сколь томительному, столь и болезненному ожогу.
— Отойди! — процедил он сквозь зубы и даже толкнул.
Ответа не последовало — Гарри нагло заткнули. Чужой рот накрыл его, жадно
ловя нервное дыхание, а язык скользнул внутрь, углубляя поцелуй в неистовой
схватке. Пока Риддл скользил руками вдоль тела, по-хозяйски забираясь под его
одежду, напряжение внутри Гарри возрастало с каждой секундой. И он не мог с
этим абсолютно ничего поделать. Даже откусить этот поганый язык, который
10/676
сейчас прихватывал губами, жадно отвечая на ласку. Он будто цепенел —
застывал, обездвиженный трепещущими прикосновениями змеи.
В душе разгорались искры злости, но это чувство тотчас истлевало,
перерастая в наслаждение, столь бурное, что Гарри мысленно проклинал своё
либидо, нелепую ситуацию, в которой оказался, и злосчастную судьбу, которая не
только вновь подкинула на его пути Волдеморта, но и связала их на двадцать
четыре часа в сутки.
Жалобный стон пронзил тишину, и Гарри позорно осознал, что тот
принадлежал ему.
Риддл исследовал его шею, скользя языком и покусывая, а ладонью касался
ремешка, всё настойчивее пытаясь расстегнуть штаны. Гарри сжал его плечо
одной рукой, то ли желая оттолкнуть, то ли — удержаться, пока палочка во
второй руке дрожала, отчего неяркий свет светлячком мерцал во мраке
коридора.
— Погаси свет, — вкрадчиво прошептал Том и отвёл палочку в сторону. В
такие моменты тот мог спокойно выхватить её, а Гарри не успел бы вовремя
отреагировать. Просто продолжил бы стоять истуканом, хватая воздух опухшими
от поцелуев губами. Но Риддл по необъяснимым для Гарри причинам этого не
делал.
Он поймал блуждающий, мутный взгляд тёмных от желания глаз и вновь
приоткрыл губы, когда тот жадно впился. Снова поцелуи: жаркие, глубокие,
торопливые… Словно он хотел сожрать Гарри целиком и полностью. Будь
возможность поглотить магию через поцелуй — Риддл точно преуспел бы.
— Нокс, — сдавленно шепнул Гарри, и огонёк потух.
— Повернись, — хрипловатый приказ отозвался новой волной истомы, и Гарри,
словно безвольная марионетка в руках опытного кукловода, последовал
указанию: неуклюже повернулся и упёрся руками в стену. Палочка едва не
выскользнула, и он придавил её ладонью.
Едва утихшее раздражение всколыхнулось внутри:
— Ты же не хотел, чтобы я поворачивался к тебе спиной, — огрызнулся он,
желая хоть как-то кольнуть, отомстить за такое самонадеянное вторжение в
личное пространство.
— Молчи, Поттер. — Мочку уха больно укусили, и Гарри содрогнулся.
Риддл втиснулся коленом меж его ног и развёл их, поступательно двинув
бёдрами, позволяя Гарри ощутить всю степень чужого возбуждения. Движение
повторилось, а горячее дыхание коснулось затылка, и Гарри чертыхнулся, резко
подаваясь назад в знак протеста.
Раздался одобрительный смешок, а на него нахлынуло мгновенное осознание.
Осознание того, что собственный протест вылился в противоположное по смыслу
действие. Гарри потёрся или ещё хуже…
Где-то вдалеке раздался скрип, а совсем рядом — шорох одежды. В
мертвенной тишине каждый звук был отчётливо слышен, включая тяжёлое
дыхание Тома и его собственное мычание в кулак, в который он в какой-то
момент вцепился зубами — не больно, но ощутимо.
Выталкивая совесть на задворки сознания, Гарри буквально плавился от
чужих жадных прикосновений. Изредка те отзывались тупой болью, стоило Тому
пройтись кончиками пальцев по свежим синякам, но боль мгновенно стихала,
когда его ладони сжимали бока, опускались вдоль косых мышц живота и цепляли
край штанов.
В кромешной темноте всё ощущалось намного острее, ярче. Будто лишение
одного из чувств обостряло все остальные.
Риддл внезапно отстранился и спешно задрал его мантию вместе с рубашкой
на голову. От неожиданности Гарри сам придержал складки ткани, а жар губ
тотчас коснулся лопаток. Том стал покрывать его спину поцелуями, чуть
покусывая и даже царапая, а ладонь легла на ширинку и слегка сжала, будто в
11/676
попытке удостовериться, возымело ли это эффект.
Или сам воздух стал влажным, или это Гарри стало душно, но он судорожно
выдохнул, толкнувшись бёдрами в чужую руку. Факт того, что в этой части
коридора нет картин и чужие глаза не засвидетельствуют его скандальных
действий вкупе с задушенными стонами, вызывал несказанное облегчение.
На такой ли исход надеялся профессор Дамблдор?
Определённо нет. Он же не мог знать… Или мог?
В мыслях нарисовалась хитроватая улыбка и понимающее выражение глаз.
— Мне не нравится то, о чём ты сейчас думаешь, — явное раздражение в
голосе позабавило бы его, если бы не сами слова — они насторожили. Ведь Том
не мог больше злоупотреблять легилименцией. Больше нет.
И это привело Гарри в чувства словно ушат холодной воды.
— Круцио! — процедил он, из-под руки указывая палочкой на Риддла и
разворачиваясь на ходу.
Том отшатнулся от него, резко сгорбился и замычал. К его стону
присоединился дверной скрип и громкий стук. Огни в коридоре стали зажигаться
один за другим, скупо освещая помещение. Звук спешных шагов распределялся
эхом и стремительно приближался.
Риддл согнулся пополам и, сжав губы в ниточку, посмотрел на него снизу
вверх. Гарри чувствовал чужую боль и втайне восхищался такой выносливостью,
таким упорным нежеланием показывать, сколь болезненно это заклятье для него.
Лишь необычайная бледность, искривлённые в странной гримасе — меж
усмешкой и отвращением — губы, а также череда морщинок на лбу выражали
степень испытываемых им мучений.
— Скрутил… всё-таки, — прошипел Том и упёрся руками в пол, то сжимая, то
разжимая кулаки.
О разумеется! Какой позор, если под действием одного из своих любимых
заклинаний Тёмный Лорд закричит, начнёт извиваться, кататься по полу и
просить о снисхождении.
— Что здесь происходит, Гар… профессор Поттер? — МакГонагалл
обеспокоенно глянула на него и кашлянула, поправив съехавшую на одно плечо
накидку. Она явно ещё не ложилась, но собиралась, о чём свидетельствовало не
только её одеяние, но и наспех собранные в чудной пучок волосы.
Гарри медленно выдохнул. В сложившейся ситуации то, что он не успел
переодеться, до сих пор пребывая в длинной мантии, полностью скрывающей
последствия «недавних забав», не могло не радовать.
Досчитав до трёх, Гарри слабо улыбнулся:
— Профессор, мне кажется, что пленник злоупотребляет подаренной им
свободой перемещения…
Тихий, чуть осипший смех отвлёк его. Алые глаза Риддла искрились гневом,
опаляя даже на расстоянии.
— Он игнорирует нормы школы, не выражая и капли благодарности за
уступки, — продолжил Гарри, — с нашей стороны. Вы, профессор, сейчас стали
свидетелем тому, что я застал его одного в коридоре. После отбоя и с неясными
намерениями, о которых он отказывается говорить. Нужно заметить, что не все
Пожиратели Смерти были пойманы, а его свобода, даже ограниченная, может
вылиться в побег и начало очередной магической войны. Искренне считаю, что
вольное перемещение на территории Хогвартса надо отменить. Возможно и
временно, но в срочном порядке.
— Браво, Поттер! Браво! — воскликнул Том, всё ещё загнанно дыша и время от
времени морщась, а затем приподнялся.
— Что ж, — подчеркнула МакГонагалл официальным тоном, игнорируя при
этом третьего участника разговора, — я согласна с этим разумным решением. Не
знаю, о чём думает Альбус, — сбивчиво пробормотала она, понизив голос, — но я
буду настаивать на магическом ограничителе, как минимум. Сплошной произвол
12/676
и никакого порядка. Все эти решения… и свобода, — профессор возмущённо
махнула дрожащей рукой. — Нельзя удерживать в школе опасного преступника.
Позволять ему бродить среди детей… Просто возмутительно, Поттер! Но кто меня
послушает?
МакГонагалл недовольно покачала головой, и повисла напряжённая пауза. А
затем она вздохнула и уже более спокойно заключила:
— В любом случае сейчас уже поздно. Пожалуй, с остальным мы разберёмся
поутру. Предлагаю вам, Поттер, отвести его в комнату и проследить, чтобы он
остался там до завтра.
Гарри, понимающе кивнув, рванул Риддла за ткань одежды, а тот
пошатнулся, всё ещё ослабленный и весьма недовольный непочтительным
отношением к себе. Видимо, несвойственное ему молчание в таких ситуациях
тоже было последствием непростительного.
Профессор МакГонагалл окинула их нечитаемым взглядом и, вновь нервно
поправив накидку, направилась обратно по коридору.
— Я восхищён, — сипло протянул Риддл. — Настоишь на выдаче меня
мракоборцам, Поттер? Знаешь, а я буду только рад в конце концов избавиться от
твоих детских проказ и от мерзкого чувства, что нас связывает, — буквально
выплюнул он.
— В одном я с тобой согласен, Риддл: мерзкое это чувство, — мрачно произнёс
Гарри, подталкивая того в спину.
Влечение появилось не сразу, но повлияло на обоих в равной мере. И началась
борьба не только внешняя — друг с другом, но и внутренняя — с самими собой.
Гарри не мог ни сопротивляться, ни забыть. Стоило Риддлу оказаться рядом —
мысли превращались в кисель, а руки прямо-таки начинали чесаться от желания
коснуться. Сладкий дурман, которому он сопротивлялся, которому он желал
поддаться. Именно это выводило его из себя больше всего.
Гарри ходил мрачный и вновь проклинал тот момент, когда позволил себя
уговорить, когда произнёс судьбоносное «да». Или же ещё раньше: то самое
мгновение, когда, увидев Риддла в кабинете директора, подумал, что не может
убить безоружного.
Из-за всего этого Джинни стала бесконечно далека. Чужая отрешённость
тоже проявилась не сразу, но чем больше они с Риддлом кружили в смертельном
танце, то соприкасаясь, то отскакивая от друг друга, тем сильнее он ощущал, как
та плавно отдаляется. Однако вслух не было сказано ни слова.
Стоило лишь вспомнить недавнее свидание в кафе мадам Паддифут.
Это заведение вызывало у него не самые радужные воспоминания, напротив,
оно пробуждало почти что хроническое раздражение. Однако Гарри пересилил
себя и даже улыбался. Джинни что-то рассказывала про тренировки по квиддичу,
пыталась узнать о временной работе в качестве преподавателя Защиты от
Тёмных искусств, настойчиво интересовалась, как долго он собирается
оттягивать с поступлением на курсы… Он слушал вполуха, отвлечённо
поглядывал на улицу и отвечал невпопад, что стало причиной чужого
недовольства.
«В последнее время ты странно себя ведёшь, — напряжённо начала она. —
Постоянно скрытничаешь. Гарри, я пыталась тебя понять — встать на твоё место.
Пыталась не торопить, ожидая, что однажды, когда ты сам будешь готов
двигаться вперёд, всё вернётся на круги своя. Естественно, каждый переживает
последствия войны по-своему. Тебе же сложнее, чем нам всем вместе взятым…
Но прошло уже достаточно времени. Ты, — она задумчиво покрутила рыжий
локон на пальце, глянув в окно, — уже собирался переехать, когда реконструкция
школы закончилась. Казалось, что всё осталось позади и ты собираешься начать
новую жизнь — я видела это в твоих глазах, Гарри, — Джинни вновь вперила в
него изумлённый взгляд, будто на неё нашло озарение. — А затем всё
ухудшилось. Ты стал закрываться, чаще нервничать… начал быть
13/676
невнимательным, задумчивым. Даже не знаю, какое определение этому дать.
Знаешь, я хотела заглянуть в Хогвартс недавно, сделать тебе сюрприз, но меня
не пустили. Точнее, не выпустили из кабинета директора, а потом и вовсе
отправили обратно. Чудно, да? Скажи мне, как нам видеться, скорее, когда нам
это делать, если ты оттуда почти не вылезаешь?» — заключила та и
требовательно уставилась, словно у Гарри определённо должен быть ответ. А
ответа попросту не нашлось.
В последнее время вся эта ситуация с Риддлом стала похожа на
помешательство.
После того как они однажды вцепились друг в друга ртами, а затем отскочили
как ошпаренные, и Риддл, багровея от ярости, схватил его за грудки и зашипел:
«Амортенция, Поттер, или какую другую гадость мне подлил?! Если всё так, то я
задушу тебя собственноручно, даже если это будет последнее, что я сделаю!»
А затем и вправду начал душить, странно так, медленно сжимая пальцы и
пристально вглядываясь в его глаза, чтобы моментально впасть в ступор и тут же
отшатнуться.
Риддл ничего ему не объяснил. Просто скрылся в ванной комнате, хлопнув за
собой дверью.
И какая к чёрту Амортенция? По нему что, можно было сказать, что он
мечтает вступить с Волдемортом в запретную связь?
Их отношения подразумевали под собой Напиток живой смерти или
Медленнодействующий яд на крайний случай, но никак не любовное зелье.
Однако отрицать, что подозрения Риддла были отчасти оправданы, Гарри не мог.
В качестве очередной «пакости» такая выходка имела право на существование,
ведь он прекрасно знал о чужом прошлом и роли Амортенции в нём. Тем не менее
даже на пути своеобразной мести имелась некая черта, которую Гарри никогда
не стал бы пересекать. И уж тем более не стал бы превращать себя в цель для
любовных притязаний Тёмного Лорда.
Всего на мгновение остановившись возле двери, Гарри помедлил, а затем всё-
таки зашёл внутрь и оглядел пополнение в новой «библиотеке» Риддла. Книги
лежали на столе, на полках, на кровати; они стопками стояли на полу, а Гарри
был уверен, что и в ванной комнате обнаружит скопления, например, на краю
раковины или под ней — в шкафчике. Словно желающий угодить хозяину
домовик перетаскал часть библиотеки Хогвартса в личные покои, дабы не
утруждать Риддла вынужденными визитами туда. Но в чём прок?
Неужели там может отыскаться что-нибудь, что уже не было проштудировано
Томом, и не раз? Какие-нибудь спрятанные тёмные фолианты в стенах, на
скрытых полках, замаскированные меж книг — фантазия Гарри бушевала вовсю.
А если нет, то всё это больше похоже на рассматривание рекламных буклетов,
чем на действительно увлекательное занятие. Хотя… от скуки чем только не
увлечёшься. Если бы Риддл начал вышивать крестиком, Гарри бы не удивился.
Почувствовав крепкие объятья со спины, он вздрогнул, напрягаясь. Окно с
решёткой, так напоминающее о его комнате у Дурслей, отразило сплетённые
силуэты.
— Как же я хочу убить тебя, Пот-тер…
— Твоё желание взаимно, Том.
Гарри не мог не заметить, что облик Риддла, на первый взгляд, не вызывал
мгновенных ассоциаций с чем-то определённым. По каким-то необъяснимым ему
причинам Том походил на себя прежнего — того студента, встретившегося Гарри
ещё в Тайной комнате, но на десяток лет старше, если не больше. Однако стоило
ему открыть рот, как этот низкий, на выходе шипящий, а когда нужно —
бархатный, и такой ненавистный Гарри голос, от которого сердце начинало
заходиться... Чёрт!
Невесомое прикосновение около уха вызвало табун мурашек. Отражение
вернуло картинку того, как Риддл, прикрыв глаза, неторопливо зарывается лицом
14/676
в его волосы, а черты лица размываются, не позволяя Гарри интерпретировать
чужие эмоции. В тот же самый момент он ощутил, как руки на талии напряглись
и сильнее сжали его, притянув к себе.
На мгновение Гарри прикрыл глаза, чуть откинувшись. Но лишь на короткий
миг. Больше всего его беспокоило, что это физическое влечение стало управлять
не только его телом, но и мыслями, словно прогрессирующая болезнь, которая
началась со слезящихся глаз, а закончилась температурой под сорок и искрами
из ноздрей. А то и хуже. Будто Риддл до сих пор мог влезать в его разум и путать,
навевать образы и нашёптывать о своём присутствии, заставляя вспоминать о его
существовании постоянно. Ежеминутно.
Гарри не отрицал возможности, что профессор Дамблдор был прав и Риддл
каким-то непостижимым образом воплотился из частички души, что была в нём
спрятана с ранних лет. Души, с которой он просуществовал большую часть своей
жизни. Но могло ли это вновь связать их, притягивая друг к другу в сексуальном
плане?
Ответа у Гарри не было, а спрашивать Дамблдора, откровенно говоря, он
стеснялся. Что он мог ему поведать? Какую формулировку использовать? «Мол,
простите, профессор, но у меня тут возникла небольшая проблема с пленником…
Понимаете, как только я вижу Тома, то желаю одного — и это явно не придушить
его, а засосать по самые гланды… Ужасно? Я согласен, но это не самое страшное!
Пожалуйста, помогите мне, сэр!»
Воображение подкинуло яркую картинку вероятной беседы, и Гарри
смущённо хмыкнул, ощутив жар в области лица, словно съел лихорадочные
леденцы братьев Уизли. Благо фурункулами это не грозило.
Ну расскажет он обо всём, и что ему ответит Дамблдор?
«Мальчик мой, потерпи немного, ведь это не смертельно…» — Нет, конечно не
смертельно. Даже угрозы для жизни не представляло на первый взгляд, а вот его
жизнь с большой буквы катилась из-за этого в тартарары — туда же, куда канули
все планы, стоило Риддлу появиться вновь.
Что до профессора, то у него остались некоторые сомнения. Тот всегда знал
обо всём, что касалось Гарри, раньше самого Гарри. Поэтому, когда Дамблдор
мягко, но настоятельно предложил ему «перевоспитывать Сам-Знаешь-Кого» (а в
понимании Гарри это звучало именно так), он предположил, что это очередной
способ удержать его рядом. Возможно, повторно использовать.
А мотив налицо. Если призадуматься, Гарри ещё не выполнил своего
предназначения: Волдеморт убил Гарри, Гарри убил Волдеморта. Ничья.
Гарри до сих пор жив и здоров, а Тёмный Лорд вот он — стоит за спиной и
обнимает его, словно ничего дороже в руках не держал. Будто на месте Гарри
воплощение медальона Слизерина, самое меньшее.
Возможно, они оба сойдут с ума — хотя куда уж больше, Риддл и так безумен,
— а затем один из них умрёт. Хотелось бы надеяться, что на этот раз
окончательно и бесповоротно. Хотелось бы надеяться, что это будет не Гарри.
Вот только гнетущее чувство внутри мешало с радостью представлять, как он
скинет с шеи удавку в лице Тома Риддла и заглянет в остекленевшие глаза врага.
Как же Гарри ненавидел чувство, обуревавшее его всё чаще; ненавидел
томление, которое зарождалось сию секунду внутри и разливалось по телу
леденящей дрожью и лихорадочным жаром одновременно; ненавидел, как
перехватывало дыхание, а биение сердца ускорялось, разгоняя кровь по жилам, а
вместе с кровью — и желание; ненавидел, как собственный разум предавал его, а
тело отказывалось повиноваться, не желая скидывать с себя эти руки.
Всё это он ненавидел столь сильно и столь отчаянно, что хотелось кричать от
ярости, от боли, от несправедливости, от чего угодно, лишь бы выбить из себя это
гигантское скопление чувств и забыть. Освободиться от них.
И Гарри резко сжал чужие ладони, убирая их от себя, и сделал шаг вперёд.
Впрочем, сопротивления оказано не было и удержать его никто не попытался.
15/676
Поэтому, стремительно обогнув Риддла и избегая малейшего взгляда в его
сторону, он направился к выходу.
— Лучше бы тебе не приближаться ко мне, Поттер, — раздражённый и слегка
растерянный (что вызвало лёгкое удивление) голос Тома настиг Гарри уже на
пороге комнаты.
— Тогда оставайся паинькой, Риддл, — хмыкнул он, заметив, как в ответ
недобро сощурились алые глаза, и захлопнул дверь. — Коллопортус!
Примечание к части
Хронология событий примерно такая:

2 мая 1998 года — погибает Волдеморт.
С июля по декабрь 1998 года — реконструкция Хогвартса продолжается. Гарри
остаётся в школе.
Июль 1999 года — Появляется Риддл. Продолжается реконструкция Хогвартса (к
концу лета заканчивается).
Осень 1999 — начинается новый курс.
Декабрь 1999 — события из экстры "Мишура".
Декабрь 2000 — сейчас мы здесь.
гаммечено~
16/676
Глава 2. Вслед за бурей
Дышать этим дымом,

Затуманивает мой разум.
Когда вновь наступит тьма,
Мы станем всего лишь шагами вслед за бурей.
Ты меня плохо знаешь,

Но в прошлом ты любил
Сегодня ночью ты полюбишь вновь,
Когда вдохнёшь в меня жизнь.
Свободный перевод
World's First Cinema — Сan’t Feel Anything
— Я категорически против, сэр! Волдеморт не студент на каникулах, чтобы

превращать заключение в удобное проживание «всё включено». Где всё, по всей
видимости, также включает обслуживание номеров, ибо моя роль в этом цирке и
вовсе не понятна…
— Гарри, — начал Дамблдор, чуть привстав, чтобы поправить мантию, и вновь
опустился в кресло, — как ты думаешь, почему я это предложил?
Он решил промолчать, ибо мысли были весьма неоднозначными, а делиться
ими в присутствии молчаливой МакГонагалл абсолютно не хотелось.
Воинственный настрой, который та показала ночью, куда-то испарился, а от её
возмущения не осталось ни следа.
Когда он переступил порог директорского кабинета, ситуация приняла
неожиданный оборот, приперев его к стенке, как и всегда.
«Гарри, я хотел бы кое-что тебе предложить… Прошу, выслушай меня».
И он выслушал, поняв одно: гениальность очередной идеи профессора побила
все рекорды.
Потерев ладони, Дамблдор почти что ласково изрёк: «Ты крайне редко
покидаешь эти стены. Я даже получил письмо от мисс Грейнджер... Весьма
выразительное, надо сказать: дескать, я держу тебя в неволе и заваливаю
работой, то бишь нарушаю трудовой кодекс, — улыбнулся он, а в водянистых
глазах появились смешинки. — Как насчёт того, чтобы проводить выходные дома?
Знаю, ты хотел переехать в особняк Блэков ещё в прошлом году».
Профессор МакГонагалл сдавленно икнула и, пробормотав сбивчивые слова
извинения, нервно поправила воротник, а Гарри краем глаза подметил, как при
этом подрагивают её сухощавые пальцы.
Тем временем Дамблдор продолжил: «Конечно, не всё так просто и дом
придётся привести в порядок: обустроить комнату для Тома. Однако более
безопасного места нам не сыскать на данный момент…»
Гарри опешил.
«Простите?» — ему казалось, что он ослышался. Может, имелось в виду, что
нужно обустроить комнаты в доме, ведь там и правда было весьма запущено.
Гарри просто не успел привести родовой особняк в должный вид. Поэтому он с
минуту машинально моргал в ожидании дальнейших пояснений, однако
профессор ничего не добавил.
Нет, никакой ошибки не было.
«Комната Вальбурги подойдёт, кхм. — Дамблдор кашлянул пару раз, явно
пытаясь смягчить реакцию, и предложил: — Чаю?»
17/676
Какой, к чёрту, чай?!
Гарри не понимал, серьёзно ли говорит профессор или это просто неудачное
предложение — быть может, шутка, — и поэтому отказывался давать
объективную оценку столь блестящей идее.
Да и с какой стати он должен таскать Тома за собой, словно чемодан без
ручек. Если он примет предложение, сколько всё это продлится? Пока Риддл не
сбежит, или, может, пока Гарри не закончит в Мунго с нервным срывом? Словно
остаться наедине с ним — предел мечтаний. А если откажется, куда профессор
денет эту змею?
— Я затрудняюсь дать вам ответ, — сипло отозвался он, чувствуя, как руки
дрожат на пару с МакГонагалл.
Дамблдор слабо улыбнулся, и в этот момент Гарри осознал, что всё уже
решено, а вежливость, в которую профессор обернул просьбу, всего лишь некая
прелюдия. Какое бы решение он не принял, каким бы ни был его ответ — свободы
выбора нет. У него её никогда и не было... Но если раньше поступки профессора
были продиктованы желанием обезопасить учеников или же весь мир, то сейчас
цель была отнюдь не ясна, а Дамблдор вновь медлил, не спеша раскрывать свои
планы.
— Вижу, тебе не по душе эта идея, Гарри, и я понимаю, что взвалил на твои
плечи тяжёлую ношу. Но всё это временно и продлится пару месяцев... от силы —
год.
— Хотите, чтобы я год проживал под одной крышей с Волдемортом, —
необычайно тихо заключил Гарри, приподнимаясь в кресле. — Как вы себе это
представляете? Что будет, если он сбежит…
— Мы настроим камин в твоём кабинете на Гриммо и обратно. Никак иначе
покинуть дом будет нельзя, а если же тебе, что вполне ожидаемо, нужно будет
оставить Тома одного и навестить мистера Рона Уизли, например…
— Не надо продолжать, профессор, я всё понял.
Его даже не удивило, что всё было продумано наперёд, а Гарри известили
последним просто потому, что иначе никак — он же вроде как хозяин дома.
— И только по выходным, в остальное же время ничего не изменится.
Естественно, если ты не захочешь жить на Гриммо постоянно и поступить на
курсы мракоборцев.
Это выходило за все рамки.
Гарри поднялся и, положив ладони на стол, склонился к профессору.
Бешенство клокотало столь яростно в груди, что собственные движения казались
медлительными, словно время остановило свой бег.
Манипуляция.
Такая чистая и неприкрытая манипуляция, что он даже слов не находил
первые минуты.
— Думаете, я не понимаю истинную причину? — прохрипел он наконец. Голос
отказывался повиноваться: то прерывался, то шипел, то дребезжал. — Прошёл
слух, и в Министерстве наконец зашевелились, а Вы не хотите по каким-то своим
причинам отдавать им Риддла. Решили спрятать его, ведь никому даже в голову
не придёт, что заклятые враги живут вместе! Ведь это неслыханное кощунство,
что «герой войны» скрывает у себя дома преступника! Невообразимо!
Бессмыслица… Но очень удобная бессмыслица, не так ли?
— Гарри…
— Хочу, чтобы Вы знали: я поступаю так лишь из-за уважения, а не потому,
что я настолько глуп и ничего не понимаю, или мне по вкусу быть мальчиком на
побегушках.
Не дожидаясь ответа, Гарри развернулся и направился к двери. Бегло глянув
на профессора МакГонагалл, он заметил смесь сочувствия и злости. Вторая
эмоция явно была вызвана не Гарри.
Огорчённый вздох — последнее, что он услышал.
18/676
В этот раз винтовая лестница показалась бесконечной, а звуки шагов
необычайно громкими. Каменная горгулья что-то буркнула в спину, но Гарри не
придал этому значения. Он ощущал напряжение в каждой мышце, чувствовал,
как стучало сердце, а гулкое ритмичное биение отдавало барабанной дробью в
ушах.
Мало того что утром профессор вернул свободу действий Риддлу, он ещё и
уступил чрезмерно наглым требованиям о посещении Тайной комнаты. Гарри
пожалел, что у кого-то язык не отвалился вместе с магией, а ему теперь придётся
бегать по всей школе в поисках неугомонного пленника, да ещё и терпеть
каждый раз приставания Плаксы Миртл. Привидение стало чересчур истеричным
— хотя Гарри казалось это невозможным, — когда заметило присутствие своего
убийцы в Хогвартсе.
Он просто не понимал, абсолютно не мог понять, зачем Дамблдору нужен
Риддл.
Из всей информации, что была у Гарри, профессор всегда относился с толикой
подозрения к одарённому магу, даже когда тот был старостой и примером для
подражания — этаким идеальным кумиром для слизеринцев. Сомнительная
похвала, впрочем, так как быть идеальным представителем этого факультета —
значит воплощать сомнительные качества в глазах всех остальных.
Качества достойные восхищения, но всё же сомнительные.
— Гарри-и! — кто-то схватил его за рукав и дёрнул. — Гарри!
Профессор Флитвик посматривал на него снизу вверх и недовольно морщился,
но, заметив внимательный взгляд, кивнул и напряжённо одёрнул задравшуюся
мантию.
— Извините, профессор, Вы что-то хотели?
— Может, это и не моё дело, но… — он замялся и уже шёпотом продолжил, —
«Тот-Кого-Нельзя-Называть» направился в женский туалет на втором этаже! — на
последних словах Флитвик вновь повысил голос, привычно повизгивая.
— У него есть разрешение, — процедил Гарри. — Пожалуйста, зовите его
просто Томми. Не хотелось бы, чтобы эти слова продолжали звучать в стенах
школы.
— Томми? — профессор Флитвик удивлённо вскинул пушистые брови и даже
раскрыл рот то ли от потрясения, то ли от страха. А затем, словно очнувшись от
продолжительного сна, моргнул пару раз и тряхнул большой головой. — Кстати,
насчёт твоего вопроса… — Он вдруг выставил палочку и прогремел: — Сургито!
Но ничего не произошло, а Флитвик удовлетворительно кивнул и заключил:
— Никаких приворотных чар, Гарри. Неужели ты мог подумать, что мисс Уизли
стала бы привораживать тебя? — Цокнул он языком и неодобрительно покачал
головой.
«Всё-таки не оно». — Гарри еле заметно вздохнул, потерев переносицу.
— Профессор, — мягко начал он, — я интересовался лишь теоретически и не
имел в виду никого конкретного, да и себя тоже, — отмахнулся Гарри. — Очень
Вам благодарен за демонстрацию и за консультацию, но мне нужно спешить
«Сами-Знаете-Куда».
***
Чувство холода; влажность, которая насквозь пропитала каждый угол,

каждый камень; мертвенно-зелёный свет, что тускло отражался на влажной
поверхности стен; затхлый запах с примесью сырости, непонятно откуда
взявшихся ноток дерева и специфического аромата дыма и листвы.
И Риддл, застывший спиной к нему перед каменным изваянием.
С недовольством он обнаружил предметы мебели, которых здесь явно раньше
не было. И когда только успел? Или же обустройство уютного гнезда для змея
тоже входило в оглашённые им условия, а Гарри просто пропустил этот пункт,
19/676
находясь в прострации после согласия Дамблдора.
Вновь глянув на Риддла, он вздрогнул. Тот стоял вполоборота и смотрел
сосредоточенно, пристально. Из-за света глаза казались совсем чёрными, точно
столь привычные алые искорки утонули на дне бездонного омута.
Немигающий взгляд гипнотизировал и тревожил одновременно. Он
почувствовал себя кроликом перед удавом, что было, с одной стороны,
обоснованно, с другой — нелепо.
Взъерошив волосы, Гарри ухватился взглядом за каменную пасть змеи и
перевёл дыхание.
— Полагаю, надеяться на несколько часов одиночества — это просить
слишком многого, Поттер? — низкий голос прервал могильную тишину, и ему
вновь стало не по себе.
Эта комната навевала не самые лучшие воспоминания. Здесь он чуть не
потерял Джинни и свою жизнь в придачу. Здесь всё дышало угрозой, давило
весом бремени, свалившимся на голову, когда он был совсем ребёнком —
потерянным мальчиком, от которого все слишком многого ждали. Иногда он
казался себе таким и сейчас. Повзрослевшим — да, но всё таким же потерянным.
— Димбл, — тихо позвал Гарри, и домовик тут же материализовался рядом.
— Димбл рад служить! Что Димбл может сделать для Гарри Поттера? —
радостно прощебетал эльф и уставился огромными блестящими глазами.
— Можешь перенести сюда ещё одно кресло?
— Димбл может, сэр!
Радостно подпрыгнув на месте, он показательно вытянул тонкую ручонку и с
наигранной важностью щёлкнул пальцами — второе кресло тут же
материализовалось по другую сторону стола.
— Димбл ещё может чем-нибудь услужить Гарри Поттеру?
Гарри не успел ответить, как Риддл появился рядом с эльфом, и тот
съёжился, искоса поглядывая, а затем, промямлив что-то невразумительное,
исчез.
— Если ты кого-нибудь не напугаешь до полусмерти, день пройдёт зря, да,
Том? — вздохнул Гарри и направился к своему месту.
Ответа не последовало.
Удобнее устраиваясь в кресле, он схватил первую попавшуюся книгу и стал
листать.
«Сильнодействующие зелья» — естественно.
Неужели домашний эльф нарушил запрет?
Риддл расположился напротив и склонился над книгой, полностью игнорируя
Гарри. Под глазами пролегли тёмные круги, усиливая контраст с бледной кожей.
Создалось ощущение, что он бодрствовал уже несколько дней подряд, а если
учесть, как Риддл проводил время по ночам — всё выглядело вполне логичным.
— Ты хоть иногда спишь?
Резкое движение головы, и Гарри вновь под пристальным вниманием.
— Считаешь, что можешь задавать мне такие вопросы? — раздражённо
отозвался он и с глухим хлопком отложил книгу в сторону.
— Пока мне приходится нянчиться с тобой, разумеется, я так считаю. Не горю
желанием тащить твоё коматозное тело отсюда на спине.
Риддл медлительно подался вперёд. Дистанция сократилась, и Гарри в
деталях смог разглядеть, как злость заискрилась алым маревом в глазах.
И вот оно опять — биение. Словно кровь разгоняло не сердце, а молот
раскачивался, ударяя изнутри.
Судорожно вздохнув, Гарри наблюдал, как Том вытащил очередную книгу и
отклонился назад, но не опустил взгляд, а наоборот, чуть склонив голову вбок,
стал разглядывать его.
Тонкое, но острое, как струна, желание пронизывало насквозь.
И как он будет жить с ним в одном доме, когда, посидев пять минут рядом,
20/676
уже готов выть и рвать на себе волосы?
Нужда, естественно, была другой, но Гарри лучше бы остался лысым, чем
позволил себе подойти, склониться и… целовать. Неспешно насладиться каждым
прикосновением, утонуть в крепких объятьях, кожа к коже…
— Пот-тер, — предупредительный тон привёл в секундное замешательство, —
если ты не прекратишь так смотреть на меня, всё кончится очень плохо.
— Это угроза? — машинально спросил Гарри и поёжился.
Не от страха, к сожалению, а оттого, что медленно терял контроль над
собственным телом. То душно, то начинало знобить, то покалывало кожу. Он был
уверен, если вытянет руки — они будут дрожать, как у алкоголика,
нуждающегося в новой порции горячительного.
Риддл склонил голову в другую сторону, будто бы рассматривал диковинную
зверушку. Губы дрогнули в еле заметной улыбке, и он плавно поднялся. Как же
Гарри ненавидел эту манеру двигаться: бесшумно, расслабленно и неторопливо.
Появлялось обманчивое восприятие, что некуда спешить — мир подождёт.
Хотя для достигшего бессмертия мага так и было, скорее всего.
Нить напряжения натянулась. Гарри вжался спиной в кресло и сделал вид, что
рассматривает том из Запретной секции.
Да, книга определённо навевала чувство ностальгии. Именно из неё Гермиона
достала оборотное зелье, а они ошибочно полагали, что Малфой мифический
наследник Слизерина. А теперь, спустя столько лет, время повернулось вспять.
«Надо бы изъять…» — мелькнула мысль, но тут же отошла на задний план,
когда Риддл приблизился и отложил тонкое издание, что держал в руках.
Кровь застыла в жилах, а затем расплавилась, обдавая жаром даже лицо.
Пульс участился, и ему стало не хватать воздуха, словно при панической атаке.
Гарри пытался не смотреть на Тома, так старался, что, наверное, выглядел сейчас
крайне забавно, пока рассматривал себя самого сверху вниз.
В деталях замечая каждый завиток узора мантии, небольшие складки, след
подпалины, оставшийся после неудачного заклинания юного дарования с
Когтеврана.
— Что предложил тебе наш любезный директор? — послышалось за спиной, и
Гарри вздрогнул.
Риддл остановился за креслом, упираясь руками в подлокотники и коршуном
нависая над ним. Отклонившись вбок, Гарри чуть не прижался к его руке и,
вытянувшись ровно посередине, замер.
— Ты не мог бы отойти? — имитировать спокойствие получалось из рук вон
плохо. Голос дрогнул, а Том подался вперёд, мастерски расставляя ловушку из
собственных конечностей.
— Так какую гениальную идею тебе подкинул старый дурак? —
проигнорировав просьбу, он невзначай коснулся плеча Гарри, и от этого еле
заметного жеста всё внутри завопило от тревоги. Эмоции завязались в тугой
узел, медленно опускаясь и посылая импульсы по всему телу.
«Отойти!» — металась мысль в голове, и он даже приподнялся, но тут же
опустился обратно — Риддл насильно удержал на месте.
— У меня встречный вопрос… — нервно покачнулся Гарри. — Зачем тебе
«Сильнодействующие зелья»?
«Браво, Гарри! А ничего дебильнее ты не мог спросить?» — Шумно вздохнув,
он зажал ладони между коленей и почувствовал себя ещё хуже: совсем юным
учеником, которого готовился отчитывать Снейп за вредительство Гремучей иве.
— Прежде чем задавать встречный вопрос, удовлетвори моё любопытство.
— Тебя это не касается, Риддл, — выговорил он на одном дыхании и
отвернулся.
— Что бы он тебе ни предложил, ты уже согласился. — Открытая ирония в
интонации вызвала раздражение. — Я даже смею предположить, что Альбус
хочет спрятать меня в другом месте, а сей отважный подвиг поручил ручному
21/676
герою, верно?
— Всё не так, — процедил Гарри и, хлопнув его по рукам, резко поднялся с
кресла.
Иногда было похоже, что и без легилименции Риддл мог видеть людей
насквозь: их желания, тайные помыслы, слабые и сильные стороны, говорят ли
они правду или врут. А способность проникать в чужие мысли была лишь
приятным бонусом.
— Значит, я пра-ав — протянул он. — Дом Блэков? Да-а, поселиться в бывшей
штаб-квартире Ордена. Признаю, у старика есть чувство юмора.
Риддл потёр лицо и плотоядно усмехнулся.
— Ничего ещё не решено, — отчеканил Гарри, противясь потере контроля над
ситуацией.
— Что, Поттер, уже в предвкушении от нашего совместного быта? Или же
боишься, что ночью задушу… — в голосе проявилась тягучая хрипотца, а глаза
прищурились, — в объятьях. Нет, нет, нет, ты желаешь этого! Так ведь? Иначе
зачем следуешь по пятам, когда я предупреждал тебя, — тембр исказился,
проникая внутрь чем-то вязким, чарующим.
— Ничего глупее я не слышал, — парировал он и отвернулся, упираясь руками
в стол и с напускным интересом разглядывая обложки.
Да здесь целая коллекция книг из Запретной секции!
— Ты прав. Твоя необходимость кого-то спасать и постоянно геройствовать —
весьма глупое занятие. Даже сейчас ты надеешься на что-то, например, что я
могу проявлять какие-то чувства. Пресловутая дружба или же любовь… Хочешь,
чтобы я полюбил тебя, Гарри? Это станет спасением для моей тёмной душонки,
так?
Проникновенный, приятный смех взбудоражил. Гарри не находил слов, чтобы
ответить Риддлу, ведь в чём-то тот был прав. Он верил в дружбу и любовь, верил
в правильные поступки, но не верил в то, что это каким-то образом может быть
совместимо с Волдемортом.
Мечтать о взаимных… чувствах?
Сколько убийств совершилось его руками? Разве можно надеяться, что есть
что-то способное отмыть все эти грехи?
Нет.
Тошнотворно, неправильно, полный абсурд!
— А может, ты…
Договорить он не успел, ибо, развернувшись, буквально напоролся на Риддла
— эти бесшумные передвижения выводили из себя.
— Что? — шепнул Том.
Отклонившись назад, Гарри упёрся поясницей в стол и впал в ступор.
Чем меньше было расстояние между ними, тем сложнее держать себя в руках,
даже думать становилось трудно — мысли мелькали, но ухватиться за нечто
конкретное Гарри не мог, будто пытался поймать духов голыми руками.
— Я не хочу… — выпалил он, цепляясь за край деревянной поверхности
руками.
— Из-за меня ты потерял дар речи? — с театральным удивлением Риддл
подался вперёд.
Тело к телу. Голова закружилась, и Гарри что-то промямлил, ощущая, как
чужие пальцы цепляют застёжки на мантии и ослабляют их. Ткань натянулась, а
затем упала к ногам, оставляя рубашку на виду.
Гулкий удар сердца.
Тяжкий вздох.
Удар.
Болезненное ощущение в области шеи вырвалось слабым стоном. Риддл
нещадно сжимал зубы, совсем не стесняясь навредить животной лаской, чтобы
после опалить кожу горячим дыханием и почти бережно коснуться губами.
22/676
Эта гремучая смесь сводила Гарри с ума. Он беспомощно барахтался между
вспышками боли и нежности, желанием придушить и прижать крепче, дабы
томительная пытка не заканчивалась никогда.
Вцепившись в его плечи, он прогнулся, а Риддл уже расстёгивал пуговицы на
рубашке. Первая, вторая… последняя — глаза в глаза, и всё торжественно-
медленными движениями. От соприкосновения кожи с влажным воздухом Гарри
вздрогнул, покрываясь мурашками.
Грохот за спиной — несколько книг свалилось на пол. Чуть не наступив на
библиотечный том, он опустил голову и сквозь пелену наблюдал, как Риддл
двигается вниз, выжигая алые следы на пути. Казалось, что он не хочет оставить
и живого места на теле.
Взгляды встретились, и Том с напускной медлительностью коснулся кожи
губами, не отрывая пристальных глаз, а затем прикусил сосок. Сжав зубы, Гарри
проглотил стон. И тут же застонал в голос, когда Риддл повторил уловку, но уже
скользнув языком вдоль чувствительной зоны, непростительно долго растягивая
ласку.
— Ты так не стонал даже под заклятием, — пробормотал он.
Гарри не стал отрицать.
Положив ладонь на затылок, он притянул Риддла в поиске губ. Желание
раствориться в нём, попробовать на вкус стучало наравне с биением сердца. Том
поддался, яростнее стискивая его бёдра и чуть приподнимая, из-за чего Гарри
очутился на столе в полусидящем положении.
Тонуть в поцелуе и пытаться вдохнуть, ведь способность дышать никуда не
исчезала, но лёгкие словно отказывались принимать кислород, и Гарри
задыхался. Хотелось ближе, хотелось ощутить кожу под пальцами, а не
плотность ткани, но Риддл сжимал запястья каждый раз, когда он рвался
коснуться его.
Это было мучительно, почти болезненно.
Вырвав ладонь, Гарри скользнул вдоль затылка и сжал волосы. Недовольное
шипение стало наградой, и он, прикусив губу в поцелуе, провёл вдоль неё
языком. Сдавленный вздох Риддла отозвался волной наслаждения, резкой и
насыщенной… Такой неописуемо горячей, что он резко попытался свести колени,
а вместо этого лишь крепче стиснул чужие бёдра. Мимолётное осознание, что
готов кончить в штаны, когда его ещё даже не коснулись, кольнуло чувством
стыда, а хуже того — пронзило очередной судорогой вожделения. Как будто
Гарри был отравлен Полынью Пламенной и накачен любовным зельем.
Острые уголки книг впились в кожу спины и усилили восприятие.
— Что же делать?.. — прошелестел он в отчаянии, лихорадочно вспоминая,
где палочка.
Риддл резко смахнул очередную стопку книг, словно это были не редкие
издания, а незначительный мусор, и опрокинул Гарри на стол. Под лопатками
зашуршал какой-то свиток, но цепкие пальцы вцепились в бёдра и подтянули
ближе к краю.
Наблюдая снизу за полностью алыми глазами, Гарри ощутил всю опасность
ситуации. Взгляд пожирал, затягивал на самое дно, сминал волю и гасил здравый
смысл.
Как бы сейчас хотелось снять очки и перестать воспринимать реальность как
таковую, но это было недоступно — он сам принял решение, когда выпил зелье и
убрал очки в ящик раз и навсегда.
Жадные губы коснулись живота, заставляя вздрогнуть от контраста
температуры. Укус, и Гарри выгнулся, вжимаясь тазом в бёдра Риддла. Тот
напряжённо двинулся вперёд.
Толчок.
И Гарри вновь вильнул бёдрами не в силах себя сдержать. Ткань брюк
натянулась, и ему хотелось завыть от ноющего напряжения в паху. Хотелось
23/676
избавиться от мешающей одежды…
Плоть к плоти.
— Снять, — прошептал он на выдохе.
— Что?
Риддл провёл кончиками пальцев вдоль торса, пересчитал рёбра, слегка
щекоча, и остановил ладонь на границе между кожей и тканью брюк.
Утомительно-медленная ласка вдоль самой линии отозвалась дрожью, и Гарри
задержал дыхание, сипло выдавливая из себя слова.
— Штаны… — Поцелуй в ключицу, и вновь насмешливый взгляд обращён на
него. — Сня-я…
Гарри прервался, ощутив, как чужая ладонь через брюки сжала член, и
подался бёдрами вверх, сдавленно мыча.
— Что штаны?.. — горячий шёпот на ухо и очередное грубоватое движение
пальцами. — Попроси, Гарри.
— Чёрт! — рыкнул он и рванул рукой вниз, собираясь самостоятельной решить
проблему, но Риддл ловко перехватил ладонь и завёл за голову, пригвоздив к
поверхности.
— Ну же, Гар-ри, умоляй, — расплылся Том в снисходительной улыбке.
— Ненавижу, — прохрипел он и сцепил зубы, сдерживая очередной стон,
когда Риддл слегка надавил и тут же убрал руку, будто наказывая за
неповиновение.
Давление возросло, и Гарри беспокойно елозил задом от болезненной
неудовлетворённости, а Том смотрел сверху вниз с той же кривой улыбкой —
ситуация явно доставляла ему моральное удовлетворение.
— Прошу, — беззвучно сказал он.
Риддл вскинул брови, делая притворно-озадаченное лицо.
— Не расслышал, повтори.
— Пож… Пожалуйста… — Гарри ощущал, что ещё немного и взорвётся от
перевозбуждения. — Прошу… — пролепетал он заикаясь.
Пуговица расстёгнута, звук ширинки и ощущение горячих пальцев на
чувствительной плоти. Риддл плавно двинул рукой вверх-вниз по стволу и
остановился.
— Быстрее, — сипло выговорил Гарри, замечая тень улыбки на лице.
Это какая-то мука.
Сладостное наказание.
— Пожалуйста… — протянул он и приподнял бёдра.
Движения возобновились — медлительные и равномерные, после — спешные,
обрывистые. Зажмурив глаза, он почувствовал, что руки свободны, и вцепился в
Риддла, услышав низкое, хрипловатое:
— Хочу услышать твои крики, когда ты будешь насаживаться на меня…
Гарри даже не понял смысла слов, не до конца осознал, что Риддл хотел этим
сказать. Мысли разбегались, оставляя только примитивные инстинкты: он
плавился, превращался в прах и возрождался на грани исступления.
— Да-а... — Собственный полухрип, полустон показался каким-то далёким,
нереальным, а картинка перед глазами задрожала и расплылась — сознание
вытолкнуло его. Именно такие ощущения были, когда он наведывался в разум
Волдеморта.
Сейчас это происходило вновь.
Фигура на столе дрожала, елозила, выгибалась; руки то хватались за книжки,
то цеплялись за Риддла; алые пятна странным узором спускались вдоль шеи к
ключицам; мышцы живота сокращались в спазмах, а лицо…
Больше всего напугало собственное выражение лица.
Жажда, томление, экстаз — весь этот эмоциональный фейерверк доставлял
волнующее удовольствие, опьянял. Но кого?
Он не понимал, где его эмоции, а где Тома. Всё смешалось в водовороте
24/676
влечения, восторга, желания обладать…
Возвращение в себя было столь же резким. Показалось, что и он, и стол, и
книги вдруг навзничь упали, как если бы гравитация вновь заработала. Невольно
содрогнувшись от страха потерять равновесие, он ощутил лёгкие покусывания —
Риддл сминал его губы, толкался языком в рот с тем же ритмом, что и двигал
рукой. Гарри не мог противиться ненасытной, властной ласке и лишь цеплялся за
рукава, стискивая ткань, а Том будто вовсе и не замечал это состояние на грани
безумия.
Алые глаза приоткрылись, и, не отрывая взгляда, он прикусил нижнюю губу,
чтобы головокружительно медленно отпустить её и захватить верхнюю на долю
секунды, а затем вновь вторгнуться в рот так глубоко, что Гарри почудилось,
будто язык — змеиный.
Удары сердца отзывались раскатистым эхом внутри. Где-то в области груди
зародилось пламя — слишком горячее, трепещущее и необычайно трепетное.
Жар быстро распространялся по организму, поднимая температуру, а кожа
покрылась испариной — ему стало сложно дышать.
Чувство, что он сейчас сгорит, окутало в ватный кокон; окружение стало
терять краски, а воздух, наоборот, перемешал свежесть кедра, вербены, моря
или же грозы, словно Гарри стоял на обрыве посреди стихийного катаклизма. Он
судорожно вобрал воздух ноющими от поцелуев губами, и вспыхнула искра,
чтобы тотчас исчезнуть. Гортанный стон разлетелся по комнате звуковой волной,
а Риддл вновь запечатал рот, терзая и поглощая рвущиеся стоны.
Новая искра током пробежала вдоль позвоночника.
А затем снова и снова, и снова — непрерывно.
Непереносимое наслаждение заполнило каждую клеточку тела. Гарри не
понимал, что происходит. Казалось, он падает, а потом взлетает и вновь падает,
точно играясь с самой смертью. Он лишь мог скулить между поцелуями, дрожать
и жаться к другому телу: каждая мышца одеревенела, а в голове стало
абсолютно пусто.
А Риддл всё крепче сжимал, буквально вдавливая в стол, и ненасытно пил…
Пил магию.
«Нет!»
Всплеск.
Гарри дёрнулся и упёрся руками в плечи.
— Не смей! — прохрипел он и сглотнул.
Накатила усталость. Голос не слушался, дыхание было поверхностным.
Ощущение тепла и влаги стало полнейшим открытием — живот перепачкали
белёсые разводы, а Риддл, улыбаясь краешком губ, лениво размазывал сперму по
головке круговыми движениями.
Щёки вспыхнули. Гарри ощутил, как горит всё лицо и даже шея. Злость и
смущение смешались и окрепли внутри, придавая сил. Крохотный колокольчик
зазвенел на краю сознания — тревога медленно пробуждалась.
Хотелось избить Риддла.
Хотелось развалить вход, и чтобы он остался навеки в этой чёртовой комнате,
которая добавила ещё одно воспоминание в копилку Гарри.
Хотелось использовать маховик времени, вернуться в прошлое и прибить его
прямо там в кабинете Дамблдора.
Хотелось…
— Что именно, Гарри?
— Что?.. — рассеянно посмотрел он на Тома.
Тот уже стоял поодаль и вытирал ладонь. Блуждающая улыбка
удовлетворения играла на его губах — пресыщенный оскал змеи.
— Что именно «не сметь»? — терпеливо повторил он, а красноречивый взгляд
скользнул вниз, будто оценивая Гарри.
Ватное тело, дрожащие руки, даже ноги не слушались, наверное, он был
25/676
сейчас до безобразия нелеп. Резко подхватив одежду, он услышал стук палочки
об пол. И так же неуклюже склонившись, Гарри нетерпеливо подобрал её, шепча:
«Экскуро».
Рубашка. Все пуговицы до последней застёгнуты, но воротник всё равно не
может скрыть следов — Гарри чувствует. Мантия натянулась задом наперёд.
Прикусив губу от досады, он ойкнул — припухшая кожа болела. Злобно бурча,
Гарри перевернул мантию, но лишь с третьего раза удалось нащупать застёжки и
правильно закрепить.
Пока он крутился, вертелся и копошился, словно кусачая фея, в голове
роились не самые радужные мысли.
Понял ли Риддл, что сделал?
Мог ли он сознательно вытягивать магию, или же это чистая случайность?
Простое, но необычайно опасное совпадение. Особенно в их ситуации… Если
Тёмный Лорд вернётся, Гарри вряд ли сможет рассчитывать на удачу.
Судьба и так была благосклонна к нему два раза, но повезёт ли в третий?
Сбоку послышался смешок, и Гарри злобно уставился на Риддла. Тот стоял,
облокотившись на спинку кресла, и пристально наблюдал за ним.
Понять что-либо невозможно.
Но в одном Гарри был уверен — он вновь смог проникнуть в разум Тома. А это
означало, что они до сих пор связаны.
Обоюдная тяга друг к другу, странное чувство, постигшее под конец…
Конечно, он был не девственником, но такого, чтобы экстаз поражал каждую
клетку тела, пока из него высасывают магию, не было никогда. Можно подумать,
Риддл затронул нечто глубоко внутри, и оно пело ему, а Гарри был инструментом,
чьи струны ловко перебирали, доводя до изнеможения.
Полное безумие.
Главное, что новая ситуация не оставляла Гарри другого выхода.
Он уже мог представить лицо профессора, когда попытается объяснить ему и
попросит проверить Тома на наличие магических сил. Потому что смущение —
ничто по сравнению с опасностью, которую представлял тот на пике своих
способностей.
Даже не на пике.
Он мог таиться, годами что-то планировать, набираться сил — уж Гарри-то
знал.
— Только не грохнись в обморок от переизбытка чувств, Поттер. У меня нет
желания тащить твоё туловище на себе.
— Верни все книги в Запретную секцию, — буркнул он.
— Ничего другого я от тебя и не ожидал: цепляться за правила и мораль,
тыкать в какие-то глупости, чтобы не думать о случившемся. Боишься? Надо же!
Никогда бы не подумал, что такая стратегия может быть успешнее угрозы
неминуемой смерти. Я поражён! — Сделав паузу, Том добавил с толикой иронии:
— До глубины души.
— То есть спишь ты или нет — не моего ума дело, — в тон ответил Гарри и
стал поднимать книги, — но это происшествие ты захотел дружелюбно обсудить?
Он делал мысленные пометки всех томов, пока перекладывал их на стол. Хотя
какая разница?
Всё это мелочи. Незначительные, отвлекающие мелочи. Но очень нужные,
чтобы занять руки, да и для того, чтобы перестать думать.
— Считаю, тебе следует подготовиться. — Обманчиво ласковый тон Риддла
насторожил, и он обернулся.
Том как-то слишком восторженно хлопнул в ладоши и обогнул кресло. Чем
ближе он подходил, тем больше Гарри хотелось сбежать. Мелькали картинки
недавних событий, и он отчётливо помнил своё лицо. Ему казалось, что стены
комнаты и сейчас эхом искажают бессвязные стоны, издеваясь над ним.
И особенно хорошо он помнил, как умолял.
26/676
Это тяготило, раздражало и… смущало. Неимоверно сильно смущало, что
таким его видел не кто иной, как Риддл.
— Я не знаю о чём ты.
— Ох, Гарри-Гарри, — рассмеялся Том и слегка наклонился к плечу, будто
доверяя большой секрет. — Это… тяготение мне отвратительно. И тем не менее
нашлось в нём что-то весьма занимательное. Чрезвычайно заманчивая
перспектива. — Боясь пошевелиться, боясь предположить, что имеется в виду
магическая аномалия, он задержал дыхание. — Красочное видение того, как
великий герой магического мира становится таким жалким, таким ничтожно
слабым, не может не вдохновлять. Как ты считаешь? — продолжил Риддл, а
Гарри хоть и должен был задохнуться от возмущения, наоборот, испытал
неописуемое облегчение. — Я хочу наблюдать, как ты будешь корчиться и выть,
извиваться подо мной и рыдать, задыхаться и умолять не о смерти, нет, а о
секундном забытье. И я проявлю милосердие — позволю тебе выкрикивать моё
имя, когда ты будешь содрогаться, доподлинно зная, кто этому поспособствовал,
— вкрадчиво заключил он и, обогнув Гарри, направился к выходу.
А Гарри остался стоять, чувствуя, как вздрагивает рука с палочкой, живя
собственной жизнью.
Он застыл, безучастно наблюдая, как отдаляется тёмная фигура и исчезает за
поворотом.
Застыл, остро ощущая, как комната погружается во тьму, и он остаётся
совсем один в промозглой темноте помещения.
Остаётся наедине с эхом: «…И я, милосердный Тёмный лорд, согласился».
гаммечено~
27/676
Глава 3. Пепел
Я могу замечать это в твоей улыбке и в глазах,

Там нет сострадания, внутри ничего не осталось.
Раз за разом, ты никогда не будешь удовлетворён,
Но решение было принято, а дальше придётся нелегко.
Я вижу твой разум, сейчас оно просачивается быстрее:
Убить или быть убитым, единственное, что имеет значение.
По всей земле разлетается их прах,
Кто монстр теперь?
NateWantsToBattle — Ashes
Он дождался вечера. Точнее, заперся в кабинете с бутылкой смородинового

рома, а когда осознал, сколько времени прошло, то было уже около одиннадцати.
Странно, но Гарри почти ни о чём не думал — в голове было пусто.
Даже было не нужно отгонять воспоминания. Смутные, всё ещё неясные,
точно покрытые матовой плёнкой, они потеряли яркость, затаились в самом
затерянном уголке разума и не пытались оттуда выползти. Наверное, то был шок
или ступор.
Вот только момент, когда начнётся бурная истерика и совесть взбунтуется,
всё не наступал. Угрызений не было, а моральные ограничения и вовсе дремали.
Виноват ли ром?
Возможно. Однако такое состояние полного эмоционального опустошения
воспринималось как самое подходящее для беседы с Дамблдором.
Откладывать дальше было недопустимо.
Теперь же он сидел на скамейке в Астрономической башне, а профессор стоял
около перил и задумчиво поглядывал то на него, то на ночное небо. Голубая
мантия Дамблдора приобретала странный оттенок в полумраке, делая его
похожим на призрачное видение.
Сам же Гарри не чувствовал холода, хотя уже был декабрь. Только клубки
пара напоминали о низкой температуре, а ещё о скорых каникулах. Важное
событие, которое он упустил из виду. А праздники в этом году грозили
прискорбным сюжетом — провести сочельник с Риддлом. Это даже не чёрный
юмор.
Он понял, что Дамблдор хотел предложить более быстрый способ передачи
произошедшего, но затем сам же и отказался, вовремя осознав уровень
интимности воспоминаний.
Вопреки ожиданиям, пересказ дался просто.
По выражению лица нельзя было понять, что думал профессор: осуждал ли
или был удивлён. Дамблдор время от времени привычно хмурился и кивал,
приглашая продолжать. Естественно, Гарри не вдавался в подробности, просто
обобщил это термином «физическое влечение» и полностью исключил
упоминания о каких-либо чувствах или даже возможности таковых.
Когда он закончил, повисла напряжённая пауза.
— Поэтому стоит спрятать Риддла в поместье Малфоев. Всё же в их
преданности нельзя сомневаться, вероятно, Драко будет против, но…
— Нет, это невозможно, — отрезал Дамблдор. — Тебе может показаться, что
там ему самое место. При других обстоятельствах я бы согласился, но дело не в
преданности, а в безопасности.
28/676
Гарри не смог сдержать нервный смешок.
— Сэр, вы беспокоитесь о безопасности Волдеморта? Это звучит очень
странно.
Ответа не последовало, и Гарри поднял напряжённый взгляд. Профессор,
сложив руки за спиной, вновь впал в прострацию.
Послышался тяжёлый вздох.
— Пожалуйста, детально опиши всё, что ты почувствовал. Я понимаю, что это
щепетильная тема, но мне нужно знать, в какой именно момент случился выброс
магии. Считай, что мы проводим диагностику, а я — простой целитель.
Легко сказать, сложно представить.
Пожалев, что не допил всю бутылку, Гарри кашлянул. Под цепким взглядом он
начинал всё больше нервничать.
— Не могли бы Вы не смотреть так на меня, — тихо попросил он, и Дамблдор,
ободряюще улыбнувшись, отвернулся к перилам. — Гм… Если честно, мне сложно
вспомнить всё детально, сэр, — он начал постукивать носком ботинка по полу. —
Стало жарко… Будто температура поднялась до сорока по меньшей мере. А затем
мне стало… очень хорошо. — Гарри сглотнул и потёр лицо рукой. — Я не могу это
описать словами. Если сравнивать, то с полётом, наверное. Точнее, с выработкой
адреналина. Да, когда я падал с метлы и смог удержаться почти у самой земли:
бешеный выброс адреналина, облегчение и эйфория. Риддл… Риддл целовал… то
есть мы просто целовались, и я почувствовал, как разум выталкивает меня, и стал
видеть глазами Тома на мгновение, словно вновь оказался в его голове. Или
наоборот: сначала видел его глазами, а потом целовались... — Гарри нервно
взъерошил волосы, не желая говорить: «Целовались-то мы постоянно, и сложно
понять, в каком порядке всё происходило». — В общем, когда вернулся в себя, то
температура стала скакать, тело резонировало, и в тот момент я ощутил, что он
поглощает магию. Как я уже говорил: я понятия не имею, осознавал ли Риддл то,
что делает, или нет.
Гарри замолчал и поднял взгляд на профессора.
— Гениально! — услышал он бормотание и удивлённо вскинул брови. — Как
опасно и гениально, — продолжал сбивчиво шептать тот.
— Профессор?
— М? Ах да, — Дамблдор, будто только сейчас осознав, что не один в башне,
скосил взгляд, напряжённо кивнув. — Хорошо, Гарри.
— Чего же хорошего?
Он всё больше нервничал и злился, ибо профессор, казалось, вновь
отгородился и фраза: «Хорошо, Гарри», — это единственное, что он получит из
информации, которая была жизненно необходимой сейчас. Какой тогда был
смысл рассказывать?
— Гарри…
— Если вы собираетесь отвязаться от меня ничего не значащими фразами, то
не нужно, сэр. Я ожидал немного другой реакции, например, страха. Или
опасений, тревоги, но не восхищения, — чуть раздражённо заметил Гарри. — Всё
происходящее — один сплошной риск, поэтому о нашем совместном проживании
и речи быть не может. К тому же я ничего не понимаю, а вы решительно
умалчиваете обо всём.
Как обычно.
Обновлённые отношения с Дамблдором сложно было уместить в какие-то
рамки. Из наставника и почти что кумира профессор превратился в обычного
смертного, отягощённого теми же слабостями и сомнениями. Гарри отнюдь не
был слеп, как много раз давал понять Риддл, злорадно потешаясь: «А ты и рад
был умереть, да, Поттер?»
Рад он не был, даже впал в панику. Но больше всего возмущало сокрытие
правды. Когда что-то известно заранее, появляются драгоценные минуты для
того, чтобы принять, осмыслить, переварить. Или хотя бы попытаться. Этого
29/676
времени у него не оказалось. Конечно, принять факт собственной смерти, как и
то, что ты крестраж Тёмного Лорда, весьма проблематично. Одно дело
догадываться, другое — узнать точно.
Но и жить в мыльном пузыре, ничего не понимая, Гарри не хотел. Такое
существование не могло оградить от проблем, только послужило фактором
неожиданности.
Какова была цель «тайного заговора», он также не решался утверждать.
Гарри ловко балансировал между альтернативой жертвенного ягнёнка и той, в
которой Дамблдор каким-то чудом мог знать, что фигура, на которую он
поставил, выживет. По чистой случайности, так как он мог и не воспользоваться
своим билетом обратно. Что, впрочем, не делало смерть менее болезненной и,
как выяснилось после, временной стала не только для него.
Когда из воспоминаний Снейпа Гарри узнал, что Дамблдор жив и скрывается,
он разрывался между яростью и печалью. Всего на мгновение в голове
промелькнуло смутное сожаление, но искать причину он не решался. Слепая вера
исчезла в то мгновение, и он ощутил себя старше лет на двадцать.
Ему было тяжело вдвойне.
Мир перевернулся вверх дном, когда появилась минутка, чтобы задать себе
все эти вопросы. Один человек, который открыто показывал свою враждебность,
оказался ярым защитником, а тот, кому он доверял всем сердцем, подталкивал к
обрыву. Хотелось, конечно, верить, что всезнающий профессор и тогда «всё
ведал». Но ведал ли? А что, если бы ошибался?
Опять же, оправдывая «модус операнди» Дамблдора, он втайне желал
сосуществовать как раньше, но маленькое пятнышко недоверия всё же
поселилось и разъедало Гарри с тех самых пор. По крайней мере, Тёмный Лорд
всегда был искренен в своих планах насчёт «Мальчика, Который Выжил».
Мимолётное осознание также промелькнуло в то время: открытая ненависть
показалась более привлекательной, чем всячески источаемое дружелюбие.
Странная переоценка ценностей.
— Прости, Гарри. Я не собирался ничего от тебя утаивать — это было бы
нечестно, — спокойно сказал профессор и как-то совсем уж огорчённо вздохнул.
— Просто мой разум как всегда опередил меня, и, должен признать, ты прав — я
восхищён! — Дамблдор подошёл и устроился рядом. После небольшой паузы он
продолжил: — Я думал, что это как-то связано с крестражем в тебе. Можно
сказать, я даже был уверен, но тот был уничтожен, а Том возродился. Его облик
— последняя частичка души, что находилась в тебе, была самой человечной из
всех. И с таким же успехом я мог ошибаться, а Том втайне создал больше
крестражей… Но твой рассказ всё меняет, — мягко заключил он.
— Меняет степень угрозы, что представляет Риддл? Согласен, — безрадостно
хмыкнул Гарри.
Дамблдор нервно поправил рукава.
— Самое безопасное место для тебя — рядом с ним. И самое опасное тоже, —
слегка нахмурился профессор. — Подожди, Гарри, дай мне закончить. Я скрывал
всё не из-за каких-то грандиозных планов, как ты предполагал, а потому что
беспокоился за тебя. И мои опасения оправдались.
— Но, профессор…
— Всё усложнилось, — перебил Дамблдор. — Я не был уверен, как повлияет на
тебя заключение Тома в Азкабане; тем не менее, сообщить о нём, позволить
забрать, а потом обнаружить, что это вредит обоим… Ты понимаешь, чем бы всё
закончилось? В Министерстве принесут любую жертву, только бы Волдеморт
остался в прошлом раз и навсегда. Мальчик мой, не смотри на меня так. Кингсли
дорожит тобой, но ты сам должен понимать: что стоит одна жизнь в сравнении с
целым миром? Вечная дилемма, Гарри. А на месте Министра магии личное
отходит на второй план. Они бы не дали времени разобраться, каким образом
действует ваша связь и можно ли разорвать её. Шаткое состояние мира,
30/676
обязанность обеспечить сохранность, очередное воскрешение Тома — всё это
послужило бы спусковым механизмом для паники, и поверь мне, Гарри, масштабы
истерии стали бы намного больше, чем после последнего явления миру Тёмного
Лорда.
Гарри почувствовал подступающую к горлу тошноту. Сладковатый привкус
смородинного рома на губах не помогал, и он, глубоко вздохнув, стиснул зубы.
Конечно. Кому нужен просроченный герой? Гарри бы не сгодился даже на
роль гаранта. Они бы просто уничтожили Риддла, пока тот находится в столь
уязвимом положении, а всё остальное преподнесли в виде жертвы во благо.
Он не сомневался в вероятности неминуемой смерти от рук союзников, будь
между ними связь, но почему-то не пришёл к этому умозаключению раньше. Нет.
Гарри просто пытался отгонять все мысли о самой лишь возможности таких
ужасающих уз.
— Одного я не могу понять: зачем вы разрешили ему бродить по школе?
Этот вопрос тревожил с первого выхода в свет Риддла. Скрывать пленника и
одновременно позволять расхаживать по Хогвартсу, где тысячи глаз наблюдают
за всем, — действия весьма противоречивые. Впрочем, как и многие решения
Дамблдора.
Профессор вскинул брови, словно он спросил какую-то банальность, а затем,
вздохнув, развёл руками.
— Может, Том и кажется немного… — он замялся, подыскивая слово, —
другим. Но, Гарри, он далеко не глуп. Всё, что я тебе рассказал, Том знал с
самого начала. Насколько уязвим не только для Министерства, но и для
сбежавших Пожирателей Смерти…
— Вы пришли к соглашению? — перебил Гарри и сжал мантию в руках. Ткань
натянулась до треска.
Только этого не хватало!
— Нет конечно. Разве что к негласному, но не суть. Проблема в том, что для
бывших соратников новая ипостась Тома так же привлекательна, как и для
Министерства. Не всем Пожирателям была по душе тирания Волдеморта, в
конечном счёте у него появился новый враг. Том никому не доверяет, он никогда
не создавал привязанностей или уз, поэтому любой из них может всадить ему
нож в спину.
— Скрываться в его собственных интересах, — еле слышно рассудил Гарри и
получил одобрительный кивок в ответ. — А ещё в моих.
— Да, Гарри. После твоего рассказа нельзя отрицать существование некой
связи…
Сглотнув, Гарри спешно развернулся и, широко раскрыв глаза, уставился на
Дамблдора.
— Хотите сказать, что это влечение — последствие связи? Всё из-за того, что
во мне была частичка души?
— Нет, это не так. — Ответ вызвал у Гарри недоумение, а профессор не
спешил с пояснением.
Его взгляд был устремлён в небо. Вдалеке сверкнула молния, но звука грома
не последовало, и могильная тишина начинала действовать на нервы. Гарри не
мог найти смелость задать вопрос, ибо в этот момент больше всего страшился
ответа. Коснувшись шеи, он провёл рукой и поморщился: отметины, что оставил
Риддл, саднили.
— На самом деле такое даже мне в голову не приходило, — задумчиво начал
Дамблдор и поднялся. Сделав пару шагов в одну сторону, он остановился. —
Заклятие Игуала Пагаментус — ты о нём не слышал, Гарри. Хочу кое-что
пояснить: само по себе оно весьма тривиально и не опасно, разве что
разорением, — развернулся Дамблдор и мрачно усмехнулся. Резко сменив
направление, он прошёлся обратно и вновь замер. С каждым словом речь
ускорялась, точно профессор боялся не успеть поведать о чём-то важном. — Во
31/676
времена Римской Империи Амэтус Златоустый изобрёл заклятие после того, как
был обманут, и вместо ценного артефакта получил пустышку. Целью было
определение ценности зелья или артефакта и соответствующей платы, — развёл
он руками. — Потом столь безобидная функция была извращена.
— Проклятие? — голос дрогнул, и Гарри прочистил горло. — Не хотите ли Вы
сказать, что оно страшнее, чем запретные? — у него даже мурашки по коже
пробежали от возможности существования чего-то столь ужасающего.
— Нет. У чар, что появились по вине случайности, даже классификации не
было, — покачал головой Дамблдор и завёл руки за спину. — Тёмные маги стали
бояться использовать заклятие. Не сразу, конечно, но после некоторых событий
оно было вырвано с корнем, а вместе с ним забыта и более безобидная версия, —
вполголоса пояснил профессор. Сделав пару шагов вперёд, он вновь уселся
рядом с Гарри и уже более напряжённо изрёк: — Равноценный обмен. Суть,
которая лежала в истоках Игуала Пагаментус. Я покупаю что-либо и плачу чем-то
равноценным. Своего рода бартер. Только вот что произойдёт, если применить
это к необъятным ценностям? Случился неурожай — не беда. Нужно только
определить ценность жизни. Понимаешь, Гарри? Но определяет цену не сам
заклинатель… В обмен на несколько акров земли с пшеницей заклятие забирало
здоровье у целого поселения или же выжигало магию в роду, и все потомки
становились сквибами.
Пульс участился, а руки заледенели. Гарри сжимал и разжимал кулаки,
пытаясь восстановить циркуляцию — пальцы не слушались. Поток горячего
воздуха ударил в лицо, заставляя прикрыть глаза. Замерев, он просто
наслаждался теплом, которое так же внезапно пропало.
— Всё хорошо? — Дамблдор смотрел на него с нескрываемой тревогой.
Гарри лишь кивнул в ответ. Чистый ужас разливался в крови. Ужас того, что
Волдеморт был готов сотворить с миром в погоне за жизнью. А ещё ужаснее было
испытать где-то глубоко странное чувство то ли восхищения, то ли раздражения,
то ли удовлетворения. Гарри не мог определить точно, но это было что-то
скверное, тёмное, опасное и чертовски пугающее.
Дамблдор, легонько похлопав его по ноге, продолжил:
— Чувствую, что ты уже всё понял.
— Он мог навредить… Уничтожить целый мир! Принести в жертву миллионы
жизней, забрать города…— голос дрожал. Судорожно втянув воздух, Гарри сжал
кулаки снова и бессильно ударил ими по скамье.
В этот момент в небе сверкнула молния и раздался оглушающий раскат
грома. Воздух сгустился. Запахло влажной землёй, древесиной, лесом и… Гарри
показалось, что этот запах принадлежал одному конкретному человеку.
Дамблдор был в который раз прав, он не мог не воспринимать Риддла иначе.
Безобиднее, что ли. И каждый раз напоминал себе, что из-за смены обложки
содержание не меняется. Такая простая истина не должна быть постоянной
памяткой, но ему приходилось чётко проговаривать эти слова. Сколько раз он
терял бдительность, находясь рядом с самым тёмным волшебником всех времён и
народов?
— Нет. Сделанное им ужасает, но ещё больше поражает, — профессор
дёрнулся, словно взбудораженный собственными мыслями, однако заметив
тревожно-вопросительный взгляд, быстро объяснил: — Я уверен, что Том
стабилизировал заклятие и прекрасно знал, чего оно будет ему стоить. А цена,
должно быть, велика.
Неприятное предчувствие поселилось внутри, цепями опутывая сердце. Гарри
спешно поднялся и неуверенно прошёлся к перилам. Протянув руку, он ощутил,
как редкие капли накрапывающего дождя упали на ладонь.
Странно, но влажный холод помог сконцентрировать внимание. В разуме
выстраивались факты так быстро, что Гарри не поспевал за самим собой.
Некоторые догадки, напрочь отметённые им доводы, новые аргументы — всё это
32/676
смешивалось и распределялось по полочкам.
Резко развернувшись, он наблюдал, как настороженный взгляд профессора
заострился. Глаза блуждали, исследуя Гарри вдоль и поперёк, и, видимо, всё-
таки заметив тревогу, Дамблдор спешно подошёл. Ободряющая улыбка стала
слабым утешением, но он был благодарен.
— Почему бы просто не влезть ему в разум и всё узнать? — устало спросил
Гарри.
— Я не смог.
Ответ вызвал очередной возглас удивления.
— Он же не может продолжать пользоваться окклюменцией? Я же смог…
— Способность к окклюменции путает, показывает ложные образы, но я
нашёл лишь пустоту: ни мыслей, ни воспоминаний, ни намерений. Вообще ничего.
Это и нынешнее состояние привели меня к заключению, что цена, которую
заплатил Том, — магическая сила, Гарри.
Положив руки на перила, он провёл вдоль, словно проверяя на прочность.
Металл был ледяным и гладким на ощупь — это чувство необъятного холода
парализовало и дарило некую точку опоры. Гарри не нравилось, очень не
нравилось, куда ведёт профессор, потому что собственные мысли опережали
произнесённые вслух факты.
— Волдеморт отдал мне силу в обмен на жизнь, — беззвучно сказал он.
Мощный раскат грома обрушился над головой. Порыв ветра ударил в грудь, и
полы мантии взметнулись с необузданной силой.
Дамблдор после короткой паузы подошёл ближе и буднично изрёк:
— Том ценит только собственную жизнь и магию. Ему было больше нечего
предложить. Я, конечно, очень удивлён, что он решил отдать силу, а не тысячи
чужих жизней. Гм, однако, полагаю всё дело в контроле над ситуацией.
— Но как?.. Почему? Почему я? — забормотал Гарри. — То есть Риддл может
забрать свою силу из меня… Вы это подразумеваете под контролем над
ситуацией?
Дамблдор покачал головой.
— Не всё так просто.
— Риддл знает об этом, сэр? — Гарри отцепил руки от перил и отошёл. Шаги
давались с трудом, но чем шире он шагал, тем больше ускорялся. — И как это
может объяснить нашу проблему с физикой? — почти прорычал он.
— Возможно. Том всегда умел скрывать свои намерения. Я не смог проникнуть
в его разум, но смог ты, Гарри, и должен это повторить, — Дамблдор поймал его
за руку, словно мечущегося мотылька, и остановил. Заглянув в глаза, профессор
мягко и успокаивающе сказал: — Я говорил правду: рядом с ним тебе безопаснее
всего.
— Пока он ищет способ вернуть себе силу, — горько усмехнулся Гарри.
Он вышел из одного ступора, чтобы впасть в другой. Только теперь эмоции
сгустились в один комок: злость, усталость, непонимание, возмущение... Его
использовали. Вновь.
Если их связывает и притягивает друг к другу магия, то и связь исчезнет,
когда сила вернётся к хозяину. Чего, естественно, нельзя допустить.
Он также не верил, просто не мог поверить, что Риддл был способен
просчитать досконально все свои действия. Неужели он допускал свой
проигрыш? И когда он успел использовать заклятие? Ведь Гарри был с ним до
самого конца, до полного исчезновения.
Простая случайность?
А что, если он планировал проиграть? Что, если знал, кому принадлежит
Бузинная палочка? Что, если он решился на смерть, дабы возродиться и
устроить…
— Гарри, — ладонь Дамблдора легла на плечо (вероятно, на лице отразились
все те вопросы, мучавшие его сейчас), и профессор перешёл на странный,
33/676
убаюкивающий тон, — ты не должен бояться. Как я уже сказал, ценность жизни
велика, и он не сможет так просто вернуть магию, но есть большая вероятность,
что её сможешь использовать ты. Однако времени не осталось, и Шеклболт уже
дал о себе знать…
— Его заберут, — это откровение отозвалось неприятным волнением, почти
страхом, и Гарри чертыхнулся, злясь на себя. — Но проблему это не решает. А
вдруг ему не надо будет искать никаких сложных способов, профессор, а наша
близость сама восполнит магию? А этому, как выяснилось, ни я, ни он —
сопротивляться не можем. Иначе не думаю, что Риддл стал бы делать… — Гарри
удручённо вздохнул, пытаясь найти более невинное выражение для описания
губительных действий и слов. А в голове, как назло, зазвучало: «…Тебе следует
подготовиться». — Стал бы творить всё это безобразие, которое ему
отвратительно. О чём он неустанно напоминает.
Вроде появилась новая информация, но ничего конкретного Гарри сказать так
и не мог. Всё, что касалось Риддла, окутывал туман бесчисленных возможностей.
Оставалось только гадать: «Может, да, а может, и нет?»
Хоть лепестки ромашки идти обрывать.
Дамблдор убрал ладонь и задумчиво посмотрел на Гарри этим долгим,
странным, но всецело понимающим взглядом, который иногда изрядно
нервировал.
Не выдержав тишины, он шумно вздохнул.
— Сэр, если он вернёт силу и станет вновь создавать крестражи, я не
выдержу.
— Не волнуйся, я не допущу такого во второй раз, — невесело улыбнулся
Дамблдор, а затем, словно что-то вспомнил, помрачнел и кашлянул в явной
нерешительности. — М-м, хотелось, чтобы у нас было больше времени, но
пришлось всё ускорить. Переезд на Гриммо придётся перенести на… завтра.
Этим утром я получил письмо из Министерства. Открыто меня ни в чём не
обвиняли. Кингсли подал всё, как дружеский визит в Хогвартс, и я не могу
отказать. Это вызовет ещё больше подозрений, Гарри. К тому же в делегации
будут мракоборцы, и Министр, ссылаясь на подозрительную активность в
запретном лесу, почти что потребовал временно поселить их в школе. Мы оба
знаем это лишь предлог, но другого выхода нет, как и времени.
— Уже завтра… — пробормотал Гарри, касаясь пальцами палочки во
внутреннем кармане. Он поглаживал её раз за разом, пытаясь успокоиться, а она,
точно отвечая хозяину, посылала лёгкие импульсы.
Уже завтра. Один на один с… В мысленном водовороте проявилась
плотоядная улыбка, прищуренные алые глаза и зазвучал тихий шёпот, больше
похожий на шипение: «Гар-ри».
Он содрогнулся всем телом и прижался к перилам поясницей, а профессор,
словно решил окончательно добить, быстро изложил.
— Извини меня за вольность, но после нашего разговора я лично подготовил
комнату. Кричер вернулся и занялся всем остальным, а ещё тебе следует взять с
собой Димбла. Пусть он и дальше будет приставлен к Тому. Аппарировать в дом
будет невозможно, но ты спокойно можешь принимать у себя гостей, если
захочешь. Ожидаемо, что к тебе тут же наведаются миссис Грейнджер с
мистером Уизли. Поэтому на комнату пленника наложен полог тишины.
— Я… Я, — не готов, хотелось кричать. Отрешённо, словно это не он завтра
останется наедине с воплощением кошмаров, Гарри кивнул. Его даже не
возмутил произвол, что учинил профессор; не возмутило, что тот переделал
фамильный дом Блэков без спроса, за его спиной. Силясь собрать все мысли в
кучу, Гарри выдавил: — Мне бы хотелось узнать больше о заклятии.
Дамблдор вздохнул и развёл руками.
— Увы, книга была утеряна много лет назад. Я бы предположил, что её
«позаимствовал» Том, но опасности этот, можно сказать, исторический раритет
34/676
не представлял. То, что он сотворил, было взято из других источников и улучшено
лично или же переделано полностью. Не могу утверждать.
— Нельзя показывать, что я что-то знаю, — пробормотал он, вновь начиная
расхаживать из стороны в сторону.
Хотя вряд ли знание или незнание что-то изменит. Как показала практика,
Гарри знал, что ничего не знает. И это выявляло его слабое место.
«Глупец…» — пронеслось эхом внутри.
Да, в его возрасте Риддл обладал уже столькими знаниями, что в сравнении с
ним Гарри и правда чувствовал себя дурачком. Раньше это не казалось столь
возмутительным, а тягой к знаниям он не страдал и подавно, в отличие от
Гермионы.
— А насчёт ваших физических взаимоотношений, — медленно начал
Дамблдор, — я попрошу Слизнорта изготовить зелье — оно поможет уменьшить
эффект. — Гарри побледнел, а профессор спешно добавил: — Не волнуйся, никто
не узнает. И Слизнорт тоже.
Он вновь устало кивнул.
Сил спорить не осталось. Весь день одна сплошная эмоциональная горка.
Единственным желанием сейчас было докончить бутылку, что осталась в
кабинете и уснуть прямо там: в кресле подле камина.
Дамблдор, словно почувствовав его настроение, тактично предложил:
— Тебе стоит отдохнуть. — Он подошёл и заглянул в глаза, а затем взял
ладонь Гарри и похлопал, точно пытаясь передать частичку уверенности. — Ты не
боялся Тёмного Лорда, когда тебе грозила смертельная опасность, не нужно
начинать бояться сейчас, — и вновь этот странный взгляд, будто профессор знал
намного больше, чем говорил. Мог ли он скрывать что-то ещё?
Конечно мог. Опять же, достойным противником Риддла был явно не
маленький мальчик из чулана под лестницей, а великий волшебник Альбус
Дамблдор.
«Ложь!» — яростный рык завибрировал глубоко.
— Лучше бы он продолжал угрожать моей жизни, — невесело хмыкнул Гарри.
***
Профессор Дамблдор остался в башне.
«Мне надо подумать», — как он выразился.
А Гарри отправился в кабинет ради воплощения маленькой мечты напиться и
уснуть. Иначе сегодня здоровый сон ему не светил. Завтра отдых тоже выглядел,
как нечто проблематичное, как и послезавтра, и послепослезавтра.
Впереди ждали напряжённые будни, бессонные ночи и неясное будущее.
Он не мог не спрашивать себя, насколько действенным будет зелье
Слизнорта. Потому что альтернатива выглядела весьма спорно: просить Кричера
запереть каждого в комнате и снабжать завтраком, обедом и ужином. Не лучшая
перспектива вырисовывается.
Рон и Гермиона сразу что-то заподозрят. Да они уже заподозрили — Гарри был
уверен. Недаром вместе учились искать всё тайное, скрытое от глаз, и, нужно
заметить, справлялись на отлично. А теперь ему придётся освоить ту же науку
наоборот: спрятать ото всех Волдеморта.
Только представить, как друзья сидят в гостиной и оживлённо рассказывают
о чём-нибудь, а буквально над ними в своей комнате сидит Тёмный Лорд,
вызывало у Гарри что-то между шоком, истеричным смехом и оцепенелым
ужасом.
Хоть проси Риддла преподать урок актёрского мастерства.
Оставалось надеяться на рассеянность друзей. Хорошо, что Рон сейчас занят в
лавке, а Гермиона в Отделе, и они немного ослабили хватку, иначе Гарри
несдобровать. Любовь тоже сделала своё дело, скорая свадьба, да…
Джинни.
Что делать с Джинни, он абсолютно не знал. Он же не может принимать её у
35/676
себя как подругу, а потом выставлять за порог. Если она узнает, что Гарри
переехал на Гриммо, начать жить вместе — следующий шаг в отношениях.
Вполне логичный.
Он, Джинни и Волдеморт.
Мысленно вообразив себе эту картину, Гарри не смог сдержать смешок и,
остановившись около двери, опустил голову.
Немыслимо.
Скрыться в доме будет ещё более подозрительно, чем сидеть в Хогвартсе
безвылазно. Придётся свести к минимуму визиты. Можно ссылаться на бардак, на
атаку докси или продолжать гнуть свою линию про поствоенный синдром, а
можно просто сказать, что соскучился по Норе и тёплому уюту семейства Уизли.
Гарри мысленно перебирал все возможные и невозможные отговорки, чувствуя,
как внутри разверзается бездна, а там плещет вина.
Он скомпрометирует Гермиону, её положение в Министерстве, если подруга
выяснит. Станет ли она молчать? Да и как он сможет просить о таком? А Уизли?
Кровь Фреда на руках Пожирателей, на руках Риддла. Они потратили много лет,
чтобы уничтожить змея, потерпели столько потерь и вряд ли смогут понять.
А он сам?
«Смерть? — тихий хохот звучал на задворках разума. — Как глупо…»
Глупо?
Родители, Сириус, Люпин, профессор Снейп и тысячи других жизней — всё это
не возместить, а Гарри не имеет права забывать.
Даже если он смирился с потерей, даже если боль временами утихает, он
просто не имеет права забывать.
Никогда.
— Где ты был?
Вздрогнув, Гарри замер на пороге и остановил взгляд на бледном лице. Риддл
сидел в его кресле со стаканом его рома и пристально буравил непонятным,
слишком мрачным взглядом.
— Я слышал твой смех. Так где ты был?
Опешив от такой наглости, он захлопнул дверь и подошёл к столу. Откупорив
бутылку, Гарри плеснул в пустой стакан коричнево-янтарную жидкость и сделал
глоток. Можно и вовсе игнорировать Риддла, вот прям как сейчас. Словно его нет
в комнате, словно он никто.
Просто призрак прошлого.
— Гар-ри, я спрашиваю, где ты был?.. — вкрадчивый голос послышался совсем
рядом, но он вновь пропустил мимо ушей вопрос. Лишь указал на выход, еле
заметно взмахнув рукой с ромом и не удостоив взглядом причину своих
незаслуженных страданий.
«Занять руки», — мелькнула мысль, и незамедлительно он стал перебирать
письма на столе, перекладывая из одной стопки в другую.
Открытка от Полумны со странными закорючками, письмо от Рона. Аккуратно
осмотрев конверт, Гарри решил отложить его на будущее. Уверенность в том, что
это очередной эксперимент друга вроде водной бомбочки или вонючего слизня,
была стопроцентной. Далее шли несколько писем от Риты Скитер, но бросить
бумагу в камин он не успел.
Рука крепко обхватила его за талию и резко развернула. Алкоголь в стакане
расплескался, и Гарри хмуро уставился на Риддла.
— Не зли меня, Поттер. Где ты был?
— Попробуй прочесть мои мысли, — хмыкнул он и с демонстративной
наглостью сделал очередной глоток.
Раз надо вести себя как обычно — он будет вести себя как обычно.
Том прищурился и ноздри гневно затрепетали, делая лицо ещё более
хищным, а Гарри было как-то всё равно. То ли усталость, то ли эмоциональное
перенапряжение, то ли ром — сделали своё дело.
36/676
Он был спокоен как удав.
Стойкое сравнение вызвало смешок, а Риддл крепче вцепился в бока, видимо,
интерпретируя веселье Гарри по-своему.
— Ты был с Дамблдором. — Он втянул воздух, словно принюхиваясь: — От тебя
несёт пылью и старостью.
— Вход в кабинеты запрещён, а тебе особенно…
— И о чём вы разговаривали? — перебил Риддл, полностью проигнорировав
замечание.
А Гарри вдруг осознал, что они снова одни и снова в обнимку. Только
ситуация изменилась. Теперь некоторая информация всё-таки имелась на руках.
Может, она была весьма туманной, но всё же была.
— Будь добр, отпусти, — спокойно потребовал Гарри. — А то я начинаю
думать, что на самом деле тебе нравится тискать меня.
Риддл резко отпустил, встряхнув руками, будто касался чего-то мерзкого, и
стал ещё более мрачным.
— Я не понимаю, что тебе даст эта информация, — продолжил Гарри. — Где я,
с кем я, что я… Ты что, ревнуешь? К Дамблдору? — решил добить он и буднично
отпил, точно ничего необычного не сказал.
— Ты хоть понимаешь, что несёшь?! — Шипение вместо страха вызвало смех.
Гарри вопросительно уставился, давая молчаливое разрешение пояснить
непонятливому герою, что же он такого сказал. Алые глаза недобро сверкнули,
на лице заходили желваки.
Сладостное чувство удовлетворения охватило Гарри, и, красочно
жестикулируя одной рукой, он сообщил.
— Но раз ты так сильно ревнуешь, могу открыть тебе истину: уже завтра у
тебя будет новая комната. Надеюсь, там всё будет в розовых рюшечках и
сердечках, а то ты слишком пылкий в последнее время.
Сказал и пожалел.
Риддл вдруг расплылся в улыбке, и от ярости не осталось и следа; глаза
потухли, а лицо приобрело умиротворённо-бесстрастный вид.
— Умничка, Гарри. Так бы сразу, — довольно протянул Том.
Снова провёл.
Он терялся и не знал где правда, а где ложь. Что, если вся излишняя
эмоциональность существовала лишь для отвода глаз? А если всё, что он
показывает, это игра? Он даже не был уверен, стоит ли спрашивать себя. Это
точно была игра.
А больше всего Гарри ненавидел, когда им управляли, контролировали.
Ненавидел, но позволял.
Потому что моральный компас диктовал соглашаться. Можно назвать это
слабохарактерностью, но он предпочитал думать об этом как о добровольном
сотрудничестве. Гарри просто уступал, когда считал это необходимым. Но
уступал не всем подряд. Далеко не всем. Это был узкий круг людей, а Риддл явно
не входил в число счастливчиков.
Теперь же, когда он знал, что Том мог строить далеко идущие планы, равно
как Дамблдор в своё время, то ярко ощущал, как ходит по острию ножа, и
находил сей факт отвратительным и… привлекательным одновременно.
— Не играй со мной, Риддл, — натянуто улыбнулся Гарри, что, казалось, не
пришлось по нраву собеседнику. — Если бы ты любезно поинтересовался, я бы и
так сказал. Это не фамильный секрет, даже не тайна.
— Должно быть, ты сильно напуган, и капля напускной самоуверенности не
поможет скрыть этого, Гарри Поттер. Мы с тобой так похожи, — вдруг
проникновенно сказал он и склонился ближе. — И одновременно полностью
отличаемся.
— Да. В отличие от тебя, я никогда не боялся умереть настолько, что
пожертвовал бы целым миром ради возможности продолжать существовать.
37/676
Зачем, Том? — Гарри задумчиво уставился на дно стакана, где поблескивал
алкогольный напиток, а затем вновь посмотрел на Риддла. — Знаешь, почему я не
чувствую страха? Потому что знаю: меня ждут. Благодаря тебе, — голос охрип, и
Гарри смочил горло, на секунду сцепив зубы и заскрежетав. — Меня многие ждут.
А тебя, Том? Кто ждёт тебя? Верно! Никто! Никто не ждёт. Даже поработи ты весь
мир, встань во главе магического сообщества — ничего бы не изменилось. Твоё
существование бесцельно. Твоё рождение не имело смысла, да и твоя жизнь —
пустота, — почти шептал он, растягивая слова.
— Замолчи, — но предостерегающие нотки в голосе не остановили его.
— Твой страх — это не страх смерти, а ужас перед вечным одиночеством, что
ждёт тебя впереди…
Взмах, и Гарри отлетел к столу, ударяясь поясницей. Стакан упал и вдребезги
разбился, а остатки рома впитались в ковёр. Во рту появился отчётливый привкус
крови.
Он улыбнулся, а потом рассмеялся хрипло, надрывно:
— Я ошибался, Риддл. Тебя, несомненно, ждут. А знаешь, знаешь кто?
Скольких ты убил? Думаю, они выйдут встречать тебя и окажут радушный приём!
— Гарри смеялся и не мог остановиться, а Том бледнел на глазах: лицо осунулось,
а круги под глазами стали ещё более отчётливыми.
Что же это за чувство такое?
Мягкое и скользкое, томное, полное тёмного желания причинять боль — оно
скользило внутри, довольно урчало после каждого слова, а голод только
увеличивался. Ненасытная жажда растоптать всё.
— Замолчи, — прошелестел он. — Заткнись!
— Теперь, когда твоя душа цела, — посмеиваясь продолжал Гарри, — совсем
новенькая, чувствуешь ли ты вину или готов начать всё заново? Убивать и
разрывать её на куски, лишь бы не остаться в одиночестве. Ты спрашивал меня:
хочу ли я, чтобы ты полюбил меня?.. Но у меня встречный вопрос: хочешь, чтобы я
полюбил тебя и ждал после смерти, Риддл?
Гарри облизал губу: кожа чуть припухла, а металлический привкус был даже
приятен. Он не чувствовал боли, невероятный азарт полностью обуял сознание.
Хотелось раздавить, растоптать, уничтожить личность и спутать разум,
сделать из него послушную марионетку; сделать управляемую куклу из
маленького недолюбленного мальчика, что так боялся остаться один. Жалкий
слабак, ничтожество…
Гарри встрепенулся и сжал край стола, тяжело втягивая воздух через нос.
«Что это было?»
— Откуда ты знаешь, что моя душа цела? — на удивление спокойно спросил
Том.
Царапая ногтями деревянную поверхность, Гарри готов был прикусить себе
язык. Он был так распалён, что незаметно для себя ляпнул то, чего знать по идее
не должен. И эти мысли. Что за наваждение?
— Предположил, — пожал он плечами, пытаясь выглядеть безразлично.
— Ложь! Ты знаешь точно, — глаза прищурились, и Риддл вновь оказался
рядом с ним. — Этот дряхлый лис тебе поведал, так?
Он взял Гарри за подбородок и поднял лицо, всматриваясь в глаза, словно
искал ответы.
— Догадался, значит. Ну что ж, это даже удобнее, — неспешно протянул Том
и мягко прикоснулся к губам, прикусывая опухшую кожу и слизывая кровь. —
Скоро войдёт в привычку, но внутри тебя кое-что принадлежащее мне. Все карты
на стол, Пот-тер.
Гарри дёрнулся и попытался отвернуться, но цепкие пальцы крепко держали.
— Ты не получишь силу обратно, — процедил Гарри.
— Получу, будь уверен, — пленительно, почти ласково улыбнулся Риддл.
— Нет! Ты заплатил свою цену, просто…
38/676
Холодные пальцы скользнули вдоль подбородка и нажали, заставляя Гарри
приоткрыть рот. Искривлённые в довольной улыбке губы приблизились и горячий
язык скользнул внутрь, а он ничего не сделал, лишь замычал, позволяя целовать
себя, как если бы только этого и ждал всю жизнь.
Томительно, сладко.
Казалось, Гарри себе не принадлежит — он опять тонул в этих ощущениях,
цепляясь за чужую мантию.
А затем всё так же резко прекратилось.
— Ты сам вернёшь мне магию, Гарри. Чувствуешь? Сопротивляться
бесполезно. Ты сделаешь себе хуже, и только. Цена, может быть, и оплачена, но я
всегда оставляю лазейки. — Риддл был так близко, что касался носом щеки, а
низкий тембр завораживал. — Я вытащу её из тебя всю до последней капли, даже
если нам придётся тесно сотрудничать. Очень. Тесно. Взаимодействовать, —
шёпот вызвал табун мурашек. — Можем начать сейчас, хочешь?
Чужие руки опустились на поясницу, а потом скользнули дальше. Гарри
задрожал и подскочил на месте, когда пальцы впились в ягодицы, крепко сжимая
их.
— Иди к чёрту! — процедил он и, уперевшись руками в грудь Риддла, резко
оттолкнул его. А затем, не медля ни секунды, заехал кулаком по лицу. Костяшки
сошлись с чем-то твёрдым, и тупая боль пронзила ладонь.
Том покачнулся и отступил на несколько шагов. Откинув голову назад, он
громко расхохотался. Рука взметнулась к щеке, но смех не прекратился —
перерос в гортанные смешки и под конец стих так же резко, как и начался.
Когда тот вновь посмотрел прямо, Гарри заметил, что на скуле проявилась
гематома. Риддл, словно понимая, куда он смотрит, бегло провёл по ссадине
пальцами, продолжая криво улыбаться.
— «Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда…» —
процитировал он. — Забьёшь меня до смерти, Поттер?
Чертыхнувшись внутри, Гарри неосознанно скривился. Было странно слышать
вновь это пророчество. Было настолько чудно воспринимать слова, так как
шестым или даже десятым чувством он переварил предсказание, как нечто уже
произошедшее.
—«И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может
жить спокойно, пока жив другой…» — размеренно выговорил он. — Интересно,
будь я мёртв, как бы ты жил спокойно? Поселился где-нибудь и сажал цветы, пёк
кексы и мучил маглов в подвале?
Риддл вскинул брови с толикой иронии, но тут же поморщился. Видимо, удар
всё-таки причинил некоторые неудобства.
— Уже завтра, Гарри.
— Будешь сидеть под замком. Не надейся, что я стану обслуживать тебя, —
отстранённо сказал он и, внезапно осознав, как это прозвучало, спешно добавил:
— Домашний эльф будет твоим единственным посетителем. Хотя… Ты же почти
не ешь, можно урезать посещения.
Длинные пальцы вновь коснулись ссадины и потёрли, отчего кожа покраснела
и выступили свежие капли крови. Недовольно прикусив щеку изнутри, Гарри
буквально за один шаг оказался около Риддла.
— Вулнера Санентур, — пробормотал он, проведя палочкой вдоль раны, но не
касаясь.
Гарри не особо понимал, для чего сейчас это делает. Никто не осудит,
возможно, никто даже внимания не обратит, что у пленника новая раскраска на
лице, но… он почему-то всё равно стоял и тратил энергию на лечение самого
мерзкого существа на этой планете.
Риддл еле заметно нахмурил брови, но промолчал. Хотя его взгляд был
весьма красноречив и открыто твердил: «Дожили».
— Почему не убрал следы?
39/676
Лёгкое касание чужих пальцев, и по телу пробежались мурашки. Том провёл
вдоль шеи, будто любуясь своим творением.
— Некогда было, — отмахнулся Гарри, собираясь отойти. — Тебе пора.
Не успел он и слова сказать, как палочку перехватили, а рубашку расстегнули
на две пуговицы. Воротник был оттянут в сторону.
— Вулнера Санентур, — протянул Риддл, скользя вдоль отметин предельно
медленно, а Гарри задохнулся.
— Что…
Не успел он ничего сказать, как Том обогнул его и остановился за спиной.
— Вулнера, — низкий голос над ухом пробрал до дрожи, а опасность, что
представляла палочка в руках, доводила до предела, — Санентур.
Он прекрасно знал, что Риддлу даже не надо было произносить вслух слова,
но тот играючи, на грани издевательства проговаривал каждую букву.
— Ты…Ты?! — прохрипел Гарри, но ему тут же сунули в руку палочку.
Риддл закатил глаза.
— Только не устраивай истерик, я всё ещё безобиден как младенец. Это всё,
на что меня хватило. Досадно, однако.
— Ты… можешь использовать легилименцию? — совсем тихо спросил Гарри.
Ком в горле стал больше, и он пытался безуспешно сглотнуть. Если Риддл
сможет влезать в разум…
— А тебе есть что скрывать, Поттер? — хмыкнул Том, чуть приподняв брови. —
Ты так и не научился закрывать свой разум, — было больше похоже на
констатацию факта, чем на вопрос, что встревожило Гарри ещё больше. — Мне
даже сложно воспринимать тебя как потенциального врага, скорее мой
противник — твоя колоссальная удача.
— Не увиливай, Риддл. Отвечай!
— Нет. Да. Всё равно я могу соврать, — пожал он плечами.
— Уходи… — устало прошептал Гарри.
Безумно хотелось спать. Лечь, уснуть и проснуться в чулане под лестницей,
услышать визгливый голос тёти Петунии, топот Дадли, даже кряхтение дяди
Вернона и стать никем. Или проснуться под храп Рона и понять, что за окном
пошёл снег и скоро начнётся урок зельеварения под чутким надзором Снейпа.
Тогда всё виделось таким ясным.
Сейчас же он чувствовал себя потерянным, точно нерешительность опутала
каждое движение, решение, самую простую мысль, и Гарри не понимал, что
должен предпринять дальше. А Риддл только всё усложнял — его поведение
менялось, как если бы коллекция масок пополнялась ежедневно. Том ими умело
жонглировал, играя то одну роль, то другую, а какой лик истинный, Гарри
понятия не имел.
Все предложения сдать в Азкабан, всё отвращение, что он так
профессионально разыгрывал, даже попытка задушить и обвинения в
применении Амортенции — всё это лишь театральное представление ради одного
зрителя. Весьма наивного зрителя.
Что же могло твориться внутри воспалённого разума?
Дверь за спиной хлопнула, и Гарри облегчённо вздохнул. Хорошо бы зелье
подействовало. Оно просто должно подействовать, потому что зов крепнет, а
сопротивление тает на глазах. К этому надо добавить странное помешательство
и неприятные мысли, которые сбивали с толку. Будто занозой засели внутри.
Маленькая червоточина.
«А если зелье не подействует?» — насмешливо отозвалось нутро.
«Подействует!» — Гарри взмахнул палочкой, убирая остатки стекла и
жидкости с пола.
«Ты не хочешь этого…»
— Чёрт! Да что ты знаешь?! — прошипел он, схватив бутылку. Рома осталось
на четверть стакана.
40/676
«Хочеш-ш-шь другого».
Гарри глотнул прямо из горлышка. Алкоголь приятно обжёг горло, разливаясь
теплом внутри.
«Уничтожить, унизить, хочешь разорвать… — вибрировало где-то глубоко.
— Он надсмехался над тобой, жалкий полукровка, почти что сквиб.
Слишком много о себе думает, слишком многого желает».
Сделав ещё пару глотков, Гарри опустил бутылку на стол и тут же прикрыл
лицо руками.
— Слишком многого желает, — лениво обронил он и усмехнулся. —
Посмотрим, Риддл…
Потерев лицо, он устало опустился в кресло и уставился на огонь. Языки
пламени танцевали в первобытном ритме, извивались, опаляя каменную кладку,
и гипнотизировали.
С каких пор это началось? Когда Гарри стал наслаждаться местью, пакостями
в стиле тех, кого всю жизнь презирал? А каким было мгновение, когда он
почувствовал неописуемый восторг при виде страданий в чужих глазах? В какой
момент внутренний голос изменился настолько, что Гарри перестал узнавать
собственные мысли?
«Полукровка, такой же как я. Тогда почему же жалкий?»
Ответа не последовало. Логика отсутствовала, или он и правда уже начал
терять рассудок. Пройти через войну, череду смертей, собственную гибель и
остаться нетронутым было, откровенно говоря, сложно. Он и так заработал на
целый прицеп странностей, а способность слышать голоса казалась самой
безобидной из них.
Иногда Гарри поражался, что кошмары снятся редко и руки почти не дрожат
от воспоминаний. Поражался, что может смеяться, радоваться, преподавать,
отвечать на вопросы юных волшебников о том, каково было победить
«ужаснейшего и опаснейшего».
Победил, но не освободился. Не появись Риддл вновь, Гарри был уверен, что
Волдеморт преследовал бы его всю жизнь: выгравированное на веках
воспоминание, которое никогда не померкнет, никогда не отпустит.
Так что же он будет делать, если зелье не подействует?
«Уничтожу, растворюсь, впитаю…» — закипело марево внутри.
Сжимая подлокотники, Гарри откинул голову в попытке сконцентрироваться.
— Пусть его поглотит адское пламя? — беззвучно пошевелил он губами.
В груди неприятно кольнуло. Нет, не кольнуло — прошибло насквозь. Бурное
неодобрение взорвалось и начало расползаться отголосками недовольства по
телу.
Он тихо рассмеялся и поправил сам себя:
— Пусть поглотит нас обоих. До конца, до пепла.
гаммечено~
41/676
Глава 4. Вольный зверь
Моё сердце бьётся в ритме сломанного звука,

Ты единственный, кто может успокоить меня.
Голова пошла кругом, я себя так странно чувствую,
После всего уже должен бы понять:
Я — свободное животное, вольный зверь.
Ты единственный, кто может укротить меня.

Ты получишь то, зачем пришёл, ради чего остался:
Только я знаю, как утолить этот голод.
Это то, чего жаждешь,
Знай же из чего ты сделан, из чего состоишь…
Плоть и кости не обманут,
Они не будут лгать.
Foreign Air — Free animal
Придерживаясь стен, он шагал с предельной медлительностью. Просто

потому, что не мог быстрее: ноги не слушались, в ушах звенело, а картинка перед
глазами расплывалась.
В какой момент всё пошло под откос?
Если бы он только знал.
День начался с головной боли. Виноват ли ром или эмоциональное
напряжение, Гарри не решался утверждать. Однако дальше всё происходило
быстро и без заминок. Риддл слова не сказал, даже не смотрел в его сторону. На
Гриммо он так же молча поднялся и захлопнул дверь в спальню, а Гарри
чувствовал себя назойливой мухой, от которой хотели побыстрее избавиться.
Ему же лучше.
Далее пошли нескончаемые дела, бытовые хлопоты, и наступил момент, когда
он полностью забыл, что дома не один. Кричер ворчал где-то рядом, а Димбл
радостно выполнял каждое поручение и даже предугадывал желания Гарри.
Сияющие глаза эльфа буквально следовали по пятам.
«Димбл всё вычистил для Гарри Поттера!» — слышал он.
«Гарри Поттер не выбрал, что больше нравится: серый или красный? Что же
делать Димблу?» — домовик путался под ногами и указывал на какую-то мелочь.
«Что Гарри Поттер любит есть? Пудинг из говядины и почек либо пастуший
пирог? Или же Гарри Поттеру нравится маринованный угорь?» — Подпрыгивал
тот и с каким-то детским восторгом смотрел по сторонам, будто собирался
приготовить всё и сразу.
«Димбл не уверен, что Гарри Поттеру будет мягко спать… Может,
использовать дополнительную перину из гусиного пуха?» — И эльф устраивал
очередную перестановку в спальне, а ему оставалось только наблюдать за
летящими одеялами и подушками.
К вечеру дом был уже полностью обжит, а Гарри доволен. Риддла было не
видно и не слышно, хоть запирающие чары и не накладывались на спальню
Вальбурги. Следить за столь важным делом он поручил Димблу, а тот,
42/676
преисполненный энтузиазма, принял важную миссию «от самого Гарри Поттера».
После, отослав несколько писем, Гарри выпил зелье. Специфический вкус, не
такой мерзкий, конечно, как у оборотного, но всё же не лучший. Внутри резного
ларца с дозами лежала памятка: «Каждые двенадцать часов, если приспичит —
шесть (но лучше каждые двенадцать!)»
Гарри было интересно, что наболтал Слизнорту Дамблдор и кого представил в
роли неизлечимого пациента-извращенца.
А затем он необычайно быстро уснул.
И проснулся.
В холодном поту. Тело чувствовалось неподъёмным, но когда Гарри кое-как
встал — то есть сначала упал на пол, а потом подтягивался добрые десять минут,
— то сразу ощутил небывалую лёгкость и чуть снова не приземлился на пятую
точку. Руки дрожали, волосы прилипли ко лбу, а сердце колотилось где-то в
горле. Мысли путались, а голос и вовсе пропал. Когда он попытался мысленно
позвать палочку, то напоролся на комод и еле удержался за край, но всё-таки
смог найти и убрать её. Только вот куда?
Каждый шаг давался с трудом, и он толком не понимал, куда идёт. Вытянув
руки по обе стороны, Гарри отталкивался от стен и придерживался за них
одновременно. Дрожь исчезла, и стало нестерпимо жарко: лоб горел, щёки
пылали, или ему так казалось. Уверенность в чём-либо полностью отсутствовала.
Послышался оглушительный грохот.
Что это? Гарри медленно опустил взгляд, чувствуя лёгкую боль в руке и в
боку. Осознание, что это он стоит на четвереньках на поворотной площадке
лестницы, далось нелегко. Сползая по ступенькам, он вновь подтягивался десять
минут, а то и двадцать, изо всех сил держась за перила.
Рука ныла. Уж не сломал ли он её?
Почему-то вспомнились первый перелом и Гилдерой Локхарт. Тогда ему стало
страшно, а теперь смешки рвались наружу, стоило представить вялую
конечность без костей.
Нет, не сломана вроде, иначе шевелить было бы адски сложно, то есть больно
— мысли путались и ускользали. В памяти вместо Локхарта появилось его тело с
головой Квиррелла и размером с Хагрида. Шумно вздохнув, он тряхнул головой.
Шаг за шагом Гарри передвигался вперёд. Стало душно, тело покрылось
испариной, а во рту было сухо, и сглатывал он с трудом.
Дверь оказалась открыта. Но почему?
Ввалившись внутрь, он чуть не споткнулся об ковёр и не покатился кубарем.
Лишь своевременное вмешательство косяка помогло удержаться. Вцепившись
так сильно, что болевая судорога пронзила руку до плеча, Гарри застыл.
Что он здесь делает?
— Поттер? — хрипловатый голос казался каким-то далёким, нереальным.
Сосредоточив внимание на одной точке, Гарри уставился на Риддла и тяжело
выдохнул, пытаясь задать вопрос. Тот сидел в кресле около окна, а комната была
завалена книгами. Как же иначе?
Кисель в голове не давал воспринимать ситуацию трезво, а Риддл явно
собирался сделать ему замечание насчёт странного визита, но вдруг резко
поднялся, и в следующий момент картинка перевернулась.
Гарри в деталях увидел диковинные пуговицы на чёрной рубашке, но почему-
то задом наперёд.
— Поттер?! — Его вновь перевернули и куда-то понесли, положили и
вопросительно уставились. Холодная рука коснулась лба, послышалась ругань, а
затем Гарри машинально вскинул руки и в третий раз подтянулся.
Тело Риддла напряглось, а он запустил пальцы в мягкие волосы и стал
перебирать их, пока свисал с Тома подобно коале, которую видел как-то в
зоопарке.
«Тогда я впервые говорил со змеёй, — пронеслась странная мысль. — Какие
43/676
же мягкие волосы… Сколько сейчас времени?» — Гарри содрогнулся и крепче
прижался.
— Ты меня слышишь? Гарри? — низкий тембр действовал успокаивающе.
Он заслушался и лишь спустя некоторое время кивнул. А потом нашёл
глазами губы, пока Риддл уточнял:
— От тебя пахнет травами… Это же не алкогольная настойка? Вино из
бузины?
Гарри, будто читая по губам, ловил каждое движение и почувствовал острую
потребность прикоснуться...
И когда же ему ожидать, что зелье подействует: до или после желания
целоваться с объектом, от которого должно воротить?
Он бы возмутился, если бы не вжался губами в странном, нелепом поцелуе.
Ответной реакции не последовало, и, приоткрыв глаза, Гарри встретился
взглядом с алыми насмешливыми искорками. Казалось, он видел своё отражение
где-то там, в глубине.
Отлично, уже галлюцинации начались.
— Значит, не вино… Ты пил зелье? Какое? — угрожающие нотки в голосе
разительно контрастировали с выражением лица Тома. Он был взволнован?
— Слиз… Слизнорт, — прошептал Гарри и вновь попытался поймать манящие
губы, но Риддл склонил голову, избегая контакта.
— Что за зелье?
— Унять, — мотнул головой Гарри и с каким-то непонятным ему самому
наслаждением стал поглаживать кожу затылка.
Необъятная волна желания пробежалась по телу, а внизу свело от
возбуждения. Дёрнув бёдрами, Гарри потёрся и услышал сдавленный вздох.
— Мне придётся клочками вытягивать информацию, — раздражённо
пробормотал Риддл. — Зелье и унять. Так, так, так. Какое из? Унять страсть,
горячку, непростительные желания, понизить либидо… Поттер, какое?
Вздрогнув, Гарри припал губами к полоске кожи на шее поверх воротника.
Вдыхая аромат дерева и моря, он осознал: да… правильно показалось тогда на
башне.
— Не знаю, — прошептал он, добравшись до уха, и следом прикусил мочку.
Риддл что-то зашипел и вжал его в постель, нависая сверху.
— Чёрт! Сконцентрируйся, Поттер. Как оно пахло, какой был вкус, цвет?
Слизнорт не оставил записки? Ты что, идиот пить всё подряд?!
— Ларец… там есть, — выдавил он и прохрипел: — Поцелуй меня…
Риддл прищурился и мягко сжал его лицо меж ладоней, поглаживая виски.
— У нас нет времени. Я пойду сейчас в твою комнату, — прозвучало как нечто
между вопросом и утверждением, и Гарри кивнул в ответ. Риддл, словно ожидая
положительной реакции, продолжил: — Посмотрю, какое зелье, а затем мне
придётся изготовить другое. Ты понимаешь меня?
— Ты… не можешь, — пробормотал Гарри и вцепился в плечи.
— Ещё осталась капелька магии, — двусмысленно улыбнулся Риддл.
— Лжец.
Слово вылетело странным бульканьем. Гарри сглотнул и облизал губы.
— Ты должен отпустить меня.
Только тогда он заметил, что до сих пор держится и руками, и ногами, но
отпустить у Гарри не получалось. Чем усерднее пробовал, тем плотнее
прижимался.
— Не могу, — с отчаянием прошептал он.
В ту же секунду пальцы коснулись кожи под пижамой и пробежались вдоль
живота. Гарри задрожал от напряжения, но рука сразу исчезла, и зазвучало
разочарованное мычание.
Он был чертовски разочарован, что ладонь не опустилась ниже, не
продолжила ласкать, касаться везде…
44/676
Остановись!
— Не буду даже спрашивать, как палочка оказалась там.
Гарри не понял, что тот имел в виду, а затем Риддл опустил руку рядом с его
головой. На покрывало легла палочка, зажатая меж пальцев.
Неужели он заткнул её за пояс пижамных штанов?
Гарри дёрнулся вновь, но ничего не вышло: такое чувство, что тело намертво
приклеилось.
— Так, ладно, — проронил Риддл и замешкался. — Сейчас мы поднимемся
вместе в спальню, хорошо?
Вместо ответа Гарри уткнулся носом в его шею и услышал смиренный вздох;
но как же было приятно. Почему Риддл хорошо пахнет, а не вонючими носками
Рона, например?
Глаза защипало, словно от слёз, и он быстро заморгал, чувствуя полный
раздрай в душе. Вернее везде: в душе, в теле, в разуме, у него, наверное, и
волосы были спутаны.
Плоскость изменилась, и Гарри оказался плотно прижат к груди. Моментом
позже он осознал: подобно кисейной барышне из мыльных опер, что так часто
смотрела тётя Петуния, висел на руках Риддла.
Дверь, коридор, лестница — Том шагал быстро и уверенно, а он цеплялся за
плечи и пытался восстановить дыхание, очистить разум, хоть как-то собрать
крупицы здравого смысла. Могла ли случиться путаница?
Гарри прекрасно помнил невразумительное состояние Рона после поедания
шоколадок от Ромильды, но перепутать зелья — вопиющая ошибка. Вряд ли
Дамблдор и Слизнорт могли совершить такой промах; тем не менее других
очевидных причин на поверхности не оказалось.
— Где ларец? — требовательный тон вызвал волну возбуждения. Сцепив зубы,
Гарри указал рукой на стол. — Ты можешь стоять?
Очередной кивок, и его опустили на пол. Ноги не слушались, а руки вновь
стали дрожать. Сжимая кулаки, Гарри пошатнулся в попытке отойти в сторону и
упёрся бедром в стол. Цепляясь за край, он еле сохранял вертикальное
положение, но всё же держался прямо.
Окинув его внимательным взглядом, Риддл сразу переключил весь свой
интерес на контейнер с зельем. Ловко откинув крышку, он пробежался пальцами
по стеклянным сосудам, а у Гарри от этого движения внутри всё взбунтовалось и
щеки вновь запылали.
Воображение нарисовало другую картину: пальцы скользят по нему, слегка
царапая кожу, сжимают бёдра до синяков, ласкают член, спускаются ниже,
проникают…
Со свистом выдохнув, он попытался отвернуться, но через секунду опять
отыскал взглядом нужное. Ему казалось, что он превратился в какого-то
фетишиста: сначала губы, потом запах, теперь руки. Новое открытие стало бы
отличной шуткой, если бы не оказалось столь плачевным.
Тем временем Риддл бегло прочитал записку. Затем, откупорив одну склянку,
он поднёс зелье к лицу, и крылья носа затрепетали, принюхиваясь. Следом капля
на руке была растёрта, а флакон встряхнули пару раз, перевернули, разглядывая
что-то на свету, и положили обратно в ларец — раздался щелчок крышки.
— Понижение либидо, — прозвучало почти как обвинение. Риддл опустил руки
на стол и повернул голову. Косой взгляд очень неправильно нервировал Гарри —
вызывал томление. — Где лаборатория?
Он боялся отцепить руки от стола и завалиться набок, поэтому мог только
беспомощно озираться, словно сам не знал, где у него лаборатория.
— Напротив, — еле слышно прошептал и тут же был пойман — Риддл ловко
подхватил под талию и поднял. Как такое могло произойти?
Хотя чего там, с ним постоянно только такое — постыдное, нелепое,
безнравственное — и происходит.
45/676
— Комната Регулуса?
Гарри даже не удивился уровню осведомлённости и просто кивнул в ответ.
Дверь, коридор, вновь дверь. На самом деле он устроил что-то вроде кабинета
в бывшей комнате брата крёстного. Огромное убранное пространство пришлось
как раз кстати, чтобы уместить разносортные увлечения. Он даже сделал стойку
для мётел вдоль стены, и получилась своеобразная коллекция: здесь был и
«Нимбус 2000», и «Веник-90», и «Чистомёт-11», и любимая «Молния». Он даже
отыскал в доме модель «Вихря». На этом Гарри не собирался останавливаться и
хотел иметь всю коллекцию — от самых первых версий до последних.
Лаборатория уместилась около противоположной стены и была отделена
полупрозрачной завесой, а ещё он решил, что хорошо бы наложить защитные
чары на квадрат, дабы избежать несчастных случаев, например, взрывов.
Зельеварение всё-таки было не самой сильной его стороной, что, несомненно,
Гарри планировал исправить в будущем.
— Какое зелье? — шепнул он и порывисто ткнулся носом в шею, глубоко
вдыхая этот упоительно-манящий запах.
Ответа не последовало, а его буквально скинули на табуретку. Гарри
распластался на столе грудью, чуть не свалившись, но, когда выпрямился и даже
собирался что-то гневно возразить, почувствовал за спиной надёжную опору.
Том встал прямо за ним и протянул руки по обе стороны, быстрыми жестами
подзывая нужное: котёл, весы, какие-то кульки, о существовании которых Гарри
не догадывался, баночки, бутылки.
Невербальное Акцио.
— И это капелька магии? — заметил Гарри и даже чётко проговорил все слова.
Когда же он научится держать ухо востро рядом с более чем опасным —
нельзя же и дальше закрывать на это глаза — волшебником?
— Молчи! — раздражённый голос над головой приобрёл стальные нотки.
«Произнеси снова…» — мелькнуло в голове.
Хуже и хуже. Теперь голос?
Число непонятных пристрастий только увеличивается с каждой секундой. Без
сомнений, Слизнорт что-то сотворил с ним: перепутал ингредиенты или же
специально решил подшутить, но разве профессор не проверил бы зелье лично?
Такого не может быть.
— Скажи что-нибудь, — еле слышно попросил он.
В ответ — тишина.
— Риддл?
— Не заставляй тратить мой крохотный резерв на Силенцио, Поттер.
Волнующий тембр над головой возбуждал, и захотелось вновь что-то
спросить, но, подняв голову, Гарри заметил плотно сжатые губы вкупе с
нахмуренными бровями и молча откинулся назад. Прижимаясь спиной к груди
Тома, он стал наблюдать сквозь полуприкрытые веки за изготовлением зелья.
Экстракт валерьяны, лирный корень, дальше Риддл капнул из затемнённой
склянки, достал что-то похожее на панцирь. Может, панцирь чизпурфла? Ловкие,
отточенные движения, которым Гарри завидовал, а ещё готов был выть из-за
отклика своего тела на каждый жест, щелчок пальцев или поворот ладони.
— Прекрати ёрзать, — и снова вкрадчивый тон над ухом сделал только хуже.
Секунда, и ладонь легла ему на лоб, а дальше последовало яростное: «Чёрт!»
и пара куда более звучных словечек.
Видимо, у него была температура или же этот жар был из-за чувств, что
хлестали вразнобой. Гарри не знал, в какой момент завёл руки назад и провёл
ладонями вдоль брюк Риддла. Гневное «Поттер» не остановило, а лишь ещё
больше распалило.
— Разве не хотел ты сотру… сотрудничать, — пробормотал он и скользнул
вверх, сжав ладонь на ширинке.
«Что я несу?!» — паническая мысль заметалась внутри, точно загнанная лань.
46/676
А пальцы действовали сами, лаская затвердевший член через ткань, и от
осознания, что Том возбуждён, он сам сходил с ума — тело буквально
содрогалось в предвкушении.
Где-то кряхтела совесть, что нужно было вызвать домовика, дойти до камина
и перенестись в школу, даже если он перебудил бы всех. Всё-таки это вина зелья,
Слизнорта и Дамблдора. Но эти маленькие разумные искорки гасли под напором
неодолимой потребности в близости.
Рука онемела от неудобной позы, но изменить он ничего не мог. Сильный
запах трав ударил в нос: сладковатый, душный и волнующий. Или это запах
Риддла?
— На колени, — прозвучало как приказ. Гарри встрепенулся, невольно сжав
ладонь, и получил в ответ хриплый стон. — Раз так этого хочешь, я перенаправлю
твою неугомонную энергию. С пола ты точно не упадёшь.
— Что?.. — Гарри не успел продолжить, как отъехал вместе со стулом назад.
Затем его мягко столкнули вниз, а место занял Риддл.
Насмешливый долгий взгляд сверху вниз; резкое движение пальцев,
расстёгивающих пуговицу; металлический скрежет молнии брюк; и Гарри,
который на всё это смотрел, шумно сглатывая. Интуиция вопила забиться глубже
под стол, но вместо этого он подался вперёд.
— Займись-ка этим, раз так заинтересовался, и не отвлекай меня, — заявил
Риддл.
Нужно было закрыть глаза, отвернуться, ничего не делать. Да, нужно было.
Гарри же, противореча самому себе, положил ладони на колени и провёл ими
вверх прямо к расстёгнутой ширинке. Странный азарт, немое любопытство,
чистая похоть — всё это подавило остаточный здравый смысл.
Он мог только чертыхаться изнутри, проклиная ту самую минуту, когда выпил
проклятое зелье и надеялся на мирное сосуществование. Ладно, не на мирное, но
хоть на терпимое. Наивно верил, что и дальше будет так: Гарри занимается
своими делами, Риддл сидит в комнате. Даже недели бы хватило, чтобы
перевести дух, собраться с мыслями, продумать новую стратегию.
Но нет. Всё пошло по наклонной в первую же ночь. А главное — он сам начал.
Выпил склянку, нагрянул гостем к объекту своих переживаний, буквально прилип
к его телу, а теперь сидит на коленях под столом, собираясь… Что?
Мельком глянув вверх, Гарри увидел только линию подбородка, будто Риддлу
вообще не было дела до происходящего внизу.
Это раздражало, приводило в ярость.
Колючая злость закипела внутри, накаляя и так взрывоопасный коктейль.
Пижамные штаны пришлись весьма кстати и не так сильно сковывали в
движениях, не так сильно давили. Гарри слегка выпрямился, насколько это было
возможно под столом, и, неуверенно склонившись, коснулся губами члена через
чёрную ткань нижнего белья. Хотелось поднять взгляд и посмотреть на реакцию,
но он не стал. В невольном страхе увидеть опять лишь скупое хладнокровие,
Гарри скользнул чуть выше. Он прихватывал тонкий материал губами и касался
языком в какой-то странной прелюдии, которая, несомненно, взволновала только
его. Риддл даже не шелохнулся. Нахмурившись и помогая себе руками, он
высвободил напряжённую плоть.
Хмельной дурман обволакивал, вводил в промежуточное состояние между
азартом и беспамятством. Странное чувство, словно это происходит не с ним, с
кем-то другим, а Гарри просто безмолвный зритель.
Да, несомненно.
Это делает кто-то другой. Гарри лишь наблюдает, как собственные пальцы
скользят вдоль ствола, словно изучая; как он неуверенно пробует на вкус, как
язык касается головки, а потом неспешно погружает её в рот, тут же
закашлявшись от непривычного растяжения. Кто-то другой сжимает губы,
чувствуя напряжённую пульсацию, ласкает языком уздечку и пальцами сжимает
47/676
мошонку, будто в поиске необычного: чего-нибудь, что отличало бы Риддла от
простых смертных; но не находит ничего, и познавательная деятельность
удивительным образом возвращает чувство реальности.
Невозможно!
Гарри попытался отстраниться, но почувствовал сопротивление: Риддл сжал
его затылок и не позволял пошевелиться.
— Плохо стараешься, — нахальное замечание. Гарри вскинул взгляд и
встретился с потемневшими глазами.
На затылок надавили, и он неосознанно насадился ртом. Горло сдавил спазм,
глаза заслезились и воздуха стало катастрофически не хватать. Гарри вцепился в
бёдра Риддла и подался назад, но пальцы на затылке крепче сжались и вернули в
нужное положение, словно показывая как правильно.
— Вот та-а-к, — донеслось сверху, и Гарри замычал, давясь, но, когда
давление исчезло, не попытался отстраниться. — Сожми губы. Не так сильно.
Медленнее, глубже…
Инструкции ссыпались поминутно — он подчинялся. В горле першило от
постоянного трения, уголки губ болели, как и сама челюсть, но он не
останавливался и не понял, в какой момент начал получать от этого действа
столь неправильное, но такое чувственное наслаждение.
Рука машинально опустилась в поиске освобождения. Он сжимал губы,
скользил языком по всей длине и в том же ритме ласкал себя, изнывая от
неописуемого восторга, что заполнял каждую клеточку тела. Всё вокруг
перестало существовать. Осталась только та неповторимая жажда — она
электризовала нутро, превращала его в один сплошной оголённый нерв.
Глубинные желания клокотали, вибрировали и овладевали Гарри, а он
послушно следовал инстинктам, с каждым разом всё глубже вбирая в рот и
чувствуя, как головка упирается в глотку, а сам он теряет возможность дышать,
пока слёзы скатываются по щекам из-за давления.
Хватило пары движений рукой, чтобы кончить. Спазм прошёлся по всему телу,
и он непроизвольно сжал губы. Напряжение во рту возросло, а затем солоновато-
сладкий вкус заполонил всё и, чуть не подавившись, Гарри дёрнулся назад.
С ужасом понимая, что сейчас сглотнул чужую сперму, он закашлялся в
рвотных позывах, но не успел даже вдохнуть, как его рывком вытащили из-под
стола и притянули на колени.
Беглое касание губ к губам переросло в требовательное, жадное. Он не мог
думать, а если бы смог, то просто отказывался принимать всё, что происходило
несколько минут назад, как реальность. Это был кошмар. Своеобразный, но
определённо кошмар. Иначе быть не могло, никак не могло.
— Зелье готово, — раздался его шёпот в самые губы.
— Что?.. — Гарри напрягся, ощущая себя конченым дебилом. Кажется, этот
вопрос станет самым частым в их общении.
Отчаяние, безысходность, злость, осознание, что пока он возился, сходил с
ума от вожделения, Риддл спокойно закончил варить зелье, — такие чудовищные
эмоции пускали корни и рвали изнутри.
Что он наделал?
Перед глазами возникла небольшая склянка с фиолетовой жидкостью.
Необычайно яркие голубоватые разводы проскальзывали внутри, превращая
содержимое флакона в красочный вихрь.
— Выпьешь сам или помочь?
Горячее дыхание около уха заставило съёжиться. Выхватив склянку, Гарри
залпом принял содержимое. Всё, лишь бы избавиться от металлического
привкуса.
Пряные нотки, немного кислоты и горечи, неприятное послевкусие валерьяны
— вот что он почувствовал. Это зелье было незнакомым: не противоядие, не
отвар и не сыворотка. Гарри не знал, что это такое, но всё равно принял.
48/676
Чужое беглое прикосновение к лицу было подобно ласке. Пальцы Риддла
очертили его скулу и приподняли голову за подбородок:
— Тебе легче?
— Что ты мне дал?
— Раньше спрашивать надо было, — усмехнулся Том. — Ты должен был задать
этот вопрос Слизнорту, когда брал ту гадость и пил её.
— Я ничего не брал, — парировал Гарри и отвернулся.
— Ну конечно. Гениальная идея Альбуса, — не вопрос — утверждение.
Гарри соскочил с колен словно ошпаренный, а Риддл неспешно застегнул
брюки, поправил рубашку и лениво соскользнул с табуретки.
— Ничего не было! — проблеял Гарри. Желание помыть рот с мылом
превратилось в навязчивую идею: нестерпимо хотелось применить очищающие
чары. Но что бы это изменило?
— Вижу, что тебе и правда лучше. Я предупреждал тебя? Предупреждал, —
сам же ответил Риддл и улыбнулся. — Зелья такого типа сделают только хуже.
Хуже тебе, Гарри.
Куда уж хуже?
Мрачная картина промелькнула в голове, и Гарри понял: хуже могло быть раз
в сто. А также вернулись отрывки действий, слов, мыслей и желаний. Всё это
вместо смущения вызвало бешенство.
Сначала он был вместилищем души Тёмного Лорда, потом силы, а сейчас ещё
и… Даже думать об этом не хотелось. Риддл превратил его в какую-то ёмкость,
куда клал всё, что пожелает и когда пожелает.
«Немыслимо, непростительно… Мерзко! — злобно зашипели внутри. —
Как это жалкое подобие волшебника посмело использовать меня?!»
Схватив палочку со стола, Гарри резко вскинул руку.
— Круцио!
Риддл побледнел и упёрся руками в табуретку. Послышался скрип кожи:
Гарри заметил, как тот сжимает края сидения до побелевших костяшек. И опять
тишина, ни одного стона. А он всей душой желал услышать и даже
предугадывал, сколько радости подарят эти звуки из уст Риддла.
— Круцио! — прогремел голос вновь.
Фигура задрожала, а плечи вздрогнули — его начало трясти; и опять ничего,
кроме тихого мычания. Том упал на колени, всё так же цепляясь пальцами за
опору, голова опустилась на руки, лицо скрылось под вихрями волос.
«С-сломленный, ничтожный, будет полз-зать на коленях», — урчало
нутро. Гарри наслаждался одним лишь видом сгорбленного силуэта. Возведя
палочку в третий раз, он замер, а «Круцио» так и не слетело с губ.
Время замедлилось, а затем и вовсе остановилось, чтобы Гарри мог
наблюдать, как сгорбленное тело вдруг стало заваливаться набок. Раздался
грохот: Риддл лежал на полу, глаза были закрыты, а из уголка губ стекала
струйка крови.
В могильной тишине комнаты Гарри мог слышать оглушающий стук
собственного сердца и даже то, как сглотнул. Несколько секунд, и он уже стоял
на коленях рядом. Пульс слабый, дыхание сбивчивое, необычайная бледность —
проносилось у него в голове с необычайной скоростью, пока он ощупывал Тома.
Паника неумолимо подступала, руки тряслись, как у Риддла минуту назад.
Что же делать?
— Димбл! — Охрипший голос отказывался слушаться, но эльф, словно уже был
готов к тому, что его позовут, появился сразу же.
— Чем Димбл может служить Гарри Поттеру? — вежливо поинтересовался он.
— Ты можешь сказать, в каком он состоянии и есть ли повреждения?
Тащить Тома к камину и переносить его в Хогвартс было не самым лучшим из
вариантов, а уж в Мунго тем более. Сам же Гарри не видел возможности ставить
диагноз — собственных знаний в медицине было недостаточно для полной
49/676
уверенности.
Не мог же он замучить до потери разума, в самом деле.
— Гарри Поттеру не стоит волноваться. Димбл точно может сказать: мистер
Риддл потерял сознание от переутомления! Несколько сосудов лопнуло, —
домашний эльф щёлкнул пальцами. — Димбл предупреждал мистера Риддла, что
нужно отдыхать, нужно есть, но Димбла прогнали и запретили разговаривать, —
обиженно проворчал тот.
Чувство облегчения растеклось теплом по телу. Страх, что он мог навредить
сознательно кому-то, даже если этот кто-то — Риддл, сковывал Гарри.
— Ты бы мог перенести его в спальню?
— Димбл может, сэр! — Важно кивнул домовик и тут же аппарировал вместе с
Томом.
Гарри поднялся, подошёл к стеллажам и достал небольшую склянку.
Быстрые, уверенные действия. Сейчас он был сосредоточен как никогда.
Спешным шагом, иногда переходя на бег, он спустился и замер около
комнаты Риддла, боясь, что тот уже мог очнуться. Сейчас чувство стыда было
первым в списке испытываемых им эмоций. Стыдился Гарри не физической
близости, а того, что применял непростительное раз за разом; а ещё боялся, что
Том мог заметить, сколь сильно это понравилось.
«Не понравилось!» — твёрдо уверил себя Гарри. Но то, что за последний год
он не брезговал непростительным, было неоспоримой истиной.
В комнате царил полумрак, но Риддл выделялся на фоне кровати
необычайной бледностью. Димбл стоял чуть поодаль и просто смотрел на него,
покачиваясь в нетерпении.
— Можешь идти. Спасибо, — выдавил из себя улыбку Гарри, подходя к
кровати. — Минутку, — вдруг опомнился он, — почему дверь в комнату пленника
была не заперта?
Димбл дёрнулся и замялся.
Неужели домовик отслеживал передвижения Гарри по дому и открыл дверь
до того, как он успел дойти?
— Димбл? — напряжённо повторил он, но эльф смущённо, если это можно так
назвать, улыбнулся и тут же исчез.
Было в нём что-то схожее с Добби. Возможно, между ними и правда
существовала какая-то родственная связь, о чём стоило бы спросить в
следующий раз.
Тихий стон отвлёк Гарри, и он в неверии уставился на Риддла. Разве не этого
он хотел? Тогда почему же чувствует лишь тревогу?
Откупорив склянку, Гарри сел на край кровати и склонился над
бессознательным телом. Чуть приподняв голову, он поднёс зелье к губам и
аккуратно влил. Том сглотнул, и сразу же получил новую порцию. Укрепляющий
раствор должен помочь. Зелье было изготовлено собственными руками, с
безграничным усердием, и результат оказался весьма удовлетворительным.
Оставляя пустой флакон на тумбочке, он вздрогнул, когда Риддл что-то
бессвязно пробормотал и повернулся набок, ткнувшись головой ему в живот.
Неуверенно протянув руку, Гарри запутал пальцы в тёмных прядях, неспешно,
даже боязливо поглаживая.
— М-м-м, — послышалось, и он застыл.
Том не проснулся.
Так прошёл час. Час тишины и достаточно времени, чтобы подумать. Разобрав
по деталям все те странности, что происходили внутри, Гарри пришёл к
неутешительному выводу: помимо влечения и магической силы, с ним явно что-то
было не так.
Может поначалу он и думал, что это последствие войны — всё-таки не
каждый ребёнок становится целью тёмного волшебника с самого рождения — то
теперь проблема обозначила себя во всей красе. Или он сходил с ума, или что-то
50/676
менялось.
Конечно, Гарри имел свои слабости, и наслаждаться муками врага не казалось
чем-то из ряда вон выходящим... И всё-таки испытанную радость от чужой боли
нормальной не назовёшь. А творящийся кавардак в голове — тем более.
Гарри понимал утешительную радость от мести, но не от жестокого садизма.
Зверским, извращённым насилием могли наслаждаться только… Кто?
Не успел он сформулировать мысль, как Риддл вновь застонал и обхватил его
руками, словно подушку. Еле касаясь, Гарри провёл ладонью ниже и стал
легонько поглаживать затылок.
Да что вообще нормального в его жизни?
Вот именно — ничего.
Увидь кто их сейчас — подумали бы, что это чей-нибудь боггарт. Да он и сам
не верил в происходящее: больше, чем недавний акт в лаборатории, Гарри
смущали нынешние действия. Зачем он продолжает сидеть здесь, словно
заботясь о больном друге? Продолжает касаться, гладить?
«Это чувство вины», — склонил он голову, посматривая на Риддла сверху
вниз.
Правильно.
Гарри потерял контроль. Из-за этого пострадал человек и плевать, что Риддл
не заслуживает милости или заботы. Да он вообще ничего не заслуживает!
Убрав руку, Гарри усмехнулся. Спустив ноги, он медленно переместился в
сторону и соскользнул с кровати, тут же обернувшись. Риддл перевернулся на
другой бок, продолжая пребывать в беспамятстве.
Нужно было уходить, но прежде…
«Эвиктуро», — взмахнул он палочкой и наблюдал, как чёрный комплект
одежды светлеет, а на нём проявляются розовые формы.
Только так. Он наслаждался такой маленькой пакостью, которая взбесит
Риддла, но не причинит ни капли физического вреда. Не стоит об этом забывать.
Никогда, он никогда не будет наслаждаться чужой болью, как Пожиратели
Смерти или сам Тёмный Лорд.
Около двери Гарри вновь глянул на кровать. Пижама с сердечками, которой
даже Долорес Амбридж позавидовала бы, странно смотрелась и вызывала
неконтролируемый приступ смеха.
Шагнув за порог, он прикрыл дверь и наложил запирающие чары. А затем,
подумав пару секунд, убрал их. Какой смысл шалить, если Риддл не покажется на
его глазах в таком виде?
Потом снова запер.
Что, если тот затаил пару крупиц магии?
Верить было нельзя: ложь и правда в чужом исполнении были неотличимы.
Поэтому просто необходимы магические ограничители.
Улыбка погасла. В теле всё ещё чувствовалась слабость, о которой он
полностью забыл со всей этой беготнёй. Появилась целая куча новых проблем: на
зелье нельзя положиться, внутри него что-то поселилось, и Гарри…
«Чёрт! — пнув край какой-то декоративной вазы, серию которых Димбл
поместил по всему дому, Гарри почувствовал, как кровь отлила от лица. — Я
обслужил его, стоял на коленях и отсасывал, словно…»
«Тебе это нравилось», — саркастический смешок в глубине вызвал ярость.
— Молчи! — прошипел Гарри.
«Нравилось унижаться перед врагом. Ты стал умолять его, чтобы он
позволил тебе…»
— Заткнись, заткнись, заткнись! — бормотал он, ускоряя шаг.
Только не снова.
Он разговаривал сам с собой или с внутренним голосом и, наверное, выглядел
полным безумцем со стороны. Мысли принадлежали ему, но одновременно
ощущались инородными. С этим надо что-то делать. Возможно, это какой-то
51/676
магический паразит. Стоило ли просить Дамблдора проштудировать его разум?
Осознание того, что при первых же сложностях он сразу бежит к профессору,
стало неприятным сюрпризом, но другого выхода не было. Как обычно. Когда в
тайну посвящено такое маленькое количество людей, запас кандидатов в
помощники явно ограничен.
Однако же с этим можно повременить.
***
Азкабан
Долиш стоял на краю и наблюдал за бурным волнением моря. На острове
всегда было мрачно, туманно, уныло, и отсутствие дементоров не улучшило
обстановку.
— Пятый был найден вчера, — зазвучал ровный голос, но Джон не обернулся.
— Почему сообщила об этом только сейчас?
— Тела были обнаружены не сразу…
— Тюрьма переполнена мракоборцами, заключённые мрут как мухи, и никто
ничего не знает, — заключил Долиш. — Стоит пересмотреть квалификацию?
— Я отправила письмо сразу же, — возразила Касса Флокс.
— Сразу после пятого тела, — поправил он и повернулся наконец, сложив
руки за спиной.
Вся эта ситуация была очень некстати. Не то чтобы Джона Долиша
беспокоила жизнь или смерть заключённых в Азкабане преступников, но
интуиция буквально вопила: плохо, всё очень плохо. Министр Шеклболт поручил
это дело ему. Оплошать снова было непозволительной роскошью, а тут вновь
творится чёрт-те что…
— Долиш, нам нужно сотрудничать, а не разбираться кто прав, а кто виноват,
— угрюмо заявила Флокс. — Это точно не дементоры: узников пытали физически.
— Она на секунду замолчала, словно припоминая что-то, и продолжила: — Будь
Тёмный Лорд жив, я бы предположила, что он замешан или же Пожиратели…
— Часть Пожирателей ещё скрывается, — перебил Долиш. — Мы не можем
утверждать, что они непричастны.
Флокс развела руками и с явным сарказмом заявила:
— Чего ради им проникать в тюрьму, где их ждут с распростёртыми
объятьями, к слову, и пытать бывших соратников? Они безумны, но не до такой
же степени, Джон.
— Разузнать расположение сомнительных исследований своего лидера,
например, — нахмурился он.
С каждой секундой напряжение возрастало, а положение дел ухудшалось.
Ему придётся задержаться в Азкабане, что не могло радовать никак.
— Дементоров тоже не видно, они остались в старых пещерах… А сейчас
исчезли. Полностью. Мы проверяем узников каждый час и отправили патруль
осматривать территорию вокруг.
— Глупости! Я знаю на что ты намекаешь и не собираюсь верить
возмутительным слухам.
— Слухи, — хмыкнула Флокс, примостившись на каменной скамье. — Этот
остров проклят, а в Министерстве до сих пор скрывают информацию о найденных
здесь вещах. Что-то хуже дементоров, — еле слышно заключила она и вздохнула.
— Даже не начинай, Джон. Я не верю в страшилки, и нет, удручающая обстановка
не повлияла на разумность моих суждений. Просто ты не видел тел.
— Да, не видел. Почему мы медлим и здесь?
Флокс замерла, а затем спешно поднялась. Она нервничала, и это показалось
непривычным. Железная Леди, Касса Эмеральда Флокс, была напугана видом
покойников.
— Раз ты настаиваешь, — её голос дрогнул, но ирония всё же просочилась.
52/676
Они шли долго, и у Долиша появилась возможность в деталях рассмотреть все
изменения, что произошли с тюрьмой после войны. Ничего значительного, но
одновременно поменялось всё. Рассуждать, заслуживают ли преступники более
человечного подхода, Джон не хотел, ведь в тюрьме были не только
приспешники Волдеморта, но и обычные провинившиеся волшебники, чьё
пребывание здесь было ограниченно по времени.
— Пришли, — холодный тон Флокс заставил вздрогнуть. Долиш так задумался,
что не заметил, как они оказались в небольшой комнате. — Я бы не хотела вновь
на это смотреть, — почти шёпотом добавила она и отвернулась. — Там, за дверью.
Лежат по очереди смерти; тела сохранены в таком состоянии, в каком их
обнаружили. Их осматривал целитель, но ему стало плохо и… — Касса запнулась
и пожала плечами, мол, сам всё увидишь.
Такое предварительное знакомство заставило нервничать и самого Долиша.
Проведя рукой по лицу и смахнув лёгкую нервозность, он открыл дверь и шагнул
внутрь.
Пять столов — пять тел, накрытых чёрной тканью.
Ничем, кроме типичной влажности Азкабана, здесь не пахло.
Сделав первый шаг, Джон вновь ощутил неуверенность и, сцепив зубы,
чётким, почти военным шагом приблизился к первому столу. Стянув ткань, он
замер в оцепенении. К горлу подступила тошнота, но он сглотнул и отвёл взгляд
на несколько секунд.
Джон Долиш был не из пугливых и уж точно не боялся вида крови или
ранений после всего-то, но желудок позорно скрутился в узел, а волосы на голове
зашевелились от ужаса. Сжав кулак, он кашлянул пару раз и вновь посмотрел на
тело.
Эйвери-младший. Почти не узнать. Джон и не узнал, если бы не табличка.
Лицо превратилось в месиво. Хотя нет, не то определение. Лицо было очень
старательно обезображено, или как говорили маглы: с хирургической точностью.
Нос, уши, губы — всё это срезали. Равномерные, почти симметричные разрезы
уродовали щёки, западали в глазницы, в которых не оказалось глаз, и рассекали
бровь почти до линии роста волос. Мазнув взглядом вниз, Джон сглотнул: по телу
чередовались отсутствующие участки кожи и порезы, что, повинуясь какому-то
странному ритму, складывались в узор. Кадык выдернули; ключицы сломаны и
выгнуты наружу; зона пупка разрезана и зашита; гениталии отсутствовали, как и
некоторые пальцы на руках и ногах — убийца оставил лишь указательные
пальцы, обрубив все остальные.
Не выдержав, Джон резко натянул ткань обратно и отошёл назад. Желания
осматривать второе тело у него не было. Впрочем, вариантов — тоже.
Следующий стол порадовал нетронутым лицом, что принадлежало
Мальсиберу-старшему. Только ниже всё оказалось гораздо хуже, чем у Эйвери.
Джон просто не представлял, как это можно было вынести, вытерпеть
издевательства, находясь в сознании, а Мальсибер, бесспорно, был жив и в своём
уме, пока это происходило. Сглотнув, он спешно прикрыл тело.
Оставшаяся тройка уже не так сильно впечатлила. Судя по всему, лёгкое
состояние шока помогло реагировать менее остро, но сомнений не осталось:
постарался один и тот же человек.
Назвать это пыткой — сильно приуменьшить. Тела использовали словно холст,
а раны стали мазками, пятнами, заменили краски — такое ощущение создалось у
Долиша. Кто-то словно создавал из них извращённые произведения искусства.
— Ну, что ты думаешь? — резкий, чуть ироничный или же огорчённый (Джон
так и не смог расшифровать) вопрос обрушился плитой, стоило выйти за дверь.
— Это не Пожиратели…
— Только в обморок не упади, Джон, — хмыкнула Флокс и отделилась от
стены. — Можешь считать меня безумной или суеверной, но я верю сплетням.
— Чушь, — неуверенно буркнул Долиш.
53/676
— Тогда кто это сделал? Кто смог проникнуть в Азкабан, незаметно похитить
узника, сотворить такое и вернуть в камеру?
— Чушь, — повторил Джон непреклонно.
Дверь распахнулась, и в него чуть не врезался человек.
— Ещё… — шумно выдохнул незваный гость и, заметив наконец Долиша,
выпрямился. — Добро пожаловать, сэр!
Совсем ещё юный мракоборец замялся и перевёл взгляд на Флокс.
— Что случилось?
— Ещё одно тело обнаружили. Оникс Протт. Обвинён в нападении на магла и
должен был выйти через год и три месяца, — затараторил молодой человек, а
затем шумно выдохнул. На нём лица не было.
— Чушь, говоришь?.. — в голосе Флокс зазвучала угроза.
Долиш поёжился. Интуиция была права: он вляпался во что-то мерзкое.
Везение вновь отвернулось.
— Показывай, — мрачно сказала Касса, и мальчишка выбежал за дверь. На
пороге она остановилась и вопросительно глянула на него: — Идёшь или коленки
дрожат?
Ничего не ответив, Джон прошёл мимо и направился следом за юным
мракоборцем.
— Я обходил камеры, всё было хорошо. Спокойно. Я только успел
обрадоваться, что в мою смену… — Он замялся и подпрыгнул на месте, когда чуть
не врезался в косяк. — Ой, простите! Так вот. И тут последняя камера, а там он…
Это... это, — парень обернулся на Джона и смутился, — труп, в общем. Час назад
Протт был жив и даже огрызался, что еда не понравилась! Таракана нашёл.
Какой таракан? Их кормят теперь лучше, чем в Министерстве… Так о чём я? —
заозирался нервный проводник. — Ну, я нашёл Густава, он сказал найти вас, а
теперь…
— Мы осмотрим место. Ты молодец, — закончила Флокс с лёгкой улыбкой.
Парнишка зарделся, видимо, интерпретировав по-своему выражение Кассы, а
Джон сразу понял: она раздражена этим нескончаемым и шумным потоком слов.
Серость стен создавала безликость, а дорога виделась нескончаемым
лабиринтом. Впереди замаячили две фигуры, и Джон с облегчением выдохнул. Не
нравилась ему тюрьма, никогда не нравилась.
Мракоборцы на страже громко переговаривались, совсем не стесняясь, что их
могут услышать.
— Кровь стынет в жилах от одного вида…
— Неужели это правда? — голос понизился, но Джон всё равно услышал: — Он
ходит через проходы в стенах и утаскивает бедолаг с собой.
— Бедолаг? Они преступники…
— Что тут у вас? — прервала их Флокс.
Парочка сразу замолчала и отошла: один вправо, другой влево от прохода.
Касса открыла дверь и прошла внутрь. Джон не стал отставать и шагнул
следом.
Обычная серость камеры была разбавлена сюрреалистической картиной ровно
по центру. Вытянув руки и ноги в стороны, левитировало тело. Несомненно,
волшебник был мёртв: из него торчало по меньшей мере тридцать лезвий
сломанных мечей. Сломанных, ибо все они не имели рукояток.
По металлу стекала кровь и капала вниз, но из-за чар левитации она
застывала на полпути, формируя клетку из алых нитей. Голова Протта была
запрокинута, а из разрезанного рта торчало очередное лезвие. Стойкий, тяжёлый
запах крови и грязи буквально въедался в кожу.
Бегло глянув на Флокс, Долиш протянул руку и коснулся угловатого плеча.
Она вздрогнула от прикосновения и отвернулась.
— Джон, это серьёзно, понимаешь? Что мне делать? Сунуть по мракоборцу в
каждую камеру и ждать? — сбивчиво шептала она. — В Азкабане небезопасно.
54/676
Нужно перевозить заключённых…
— Невозможно, — отчеканил он.
Только не сейчас. У Министра и так некоторые проблемы, связанные с
беглыми Пожирателями, а теперь это. Перевозить сотни опасных колдунов. Даже
речи быть не может.
— Что ты предлагаешь? Ждать, пока всех истребят и преподнесут на
блюдечке? Устроим тогда музей Азкабана: каждая камера — экспонат с опасным
волшебником, порезанным на лоскуты!
— В тюрьме появился посторонний, — тихо сказал Джон и поёжился от
собственных слов.
Само собой, он был в курсе слухов. Как в таком мрачном, гибельном месте
могло обойтись без своего рода страшилок и баек для заключённых? Но заядлых
злодеев не должны пугать примитивные сказки на ночь.
Рассказывали, что в Азкабане есть целая сеть туннелей и тайных комнат, где
в своё время были найдены тысячи тел и костей маглов. Замученных,
обескровленных или опустошённых дементорами. Конечно, никто до конца не
знает всей правды, ибо Министерство решило не раскрывать увиденное. Туннели
остались выдумкой. По сей день никто не видел и не нашёл хоть одного прохода,
иначе это стало бы серьёзным недочётом в безопасности тюрьмы.
А байки на этом не заканчивались. Заключённые твердили, будто бы видели
призрака — сумасшедшего колдуна, владевшего островом. Показывался он
ночами в виде тени, что брела по коридорам Азкабана и тащила за собой
очередную жертву, чтобы тут же скрыться за стеной. Только вот до сего момента
ни один из узников не пропадал, а волшебник был уже несколько веков как
мёртв.
Другие же твердили, что туннели может открыть только сам хозяин острова,
собственно, Экриздис. А все остальные, что попытаются туда попасть, найдут
только отчаяние и смерть.
Зловеще, но такие легенды были по душе скучающим преступникам.
Джон также знал слух про поющую леди. Дескать, из одной камеры можно
было видеть призрак девы на краю обрыва. Она пела и звала своего мужа —
почившего моряка в руках безумца-колдуна. Юная волшебница в поисках супруга
отправилась на остров и стала игрушкой Экриздиса, а потом сбросилась с утёса в
море. Но опять же, это не было доказано и нигде не числилось как исторический
факт.
Узники были уверены, если прервать песню призрака, она утащит за собой
наглеца на самое дно. С одной стороны, в любом трагичном месте со столь
жутковатой историей можно придумать тысячи таких историй: часть будет
правда, часть — абсолютной выдумкой; с другой — он прекрасно знал, что
несколько лет назад и Тайная комната в Хогвартсе была легендой, а потом
превратилась в ужасающую реальность.
— Ты слушаешь?
Джон развернулся. Пока он пребывал в задумчивости, они успели выйти из
камеры.
— Да… Прости.
— Ты собираешься ждать, пока всех истребят и примутся за мракоборцев? —
ворчливо спросила Флокс, уперев руки в бока.
— Я не собираюсь ждать, Касса. Если есть посторонний — мы его поймаем. Ну
не призрак же творит такое, — невесело усмехнулся Джон.
— Не призрак, — кивнула она и прищурила глаза.
— Нет, не начинай!
Долиш отвернулся, пытаясь уйти от щекотливой темы, но Касса схватила его
за руку и повернула к себе.
— Что, если он всё это время был жив и находился где-то под Азкабаном?
— Такое просто невозможно, — отмахнулся Долиш и попытался высвободить
55/676
руку, но не смог. На то хватка у Железной Леди — «железная».
— Как невозможно было возрождение Тёмного Лорда? — с насмешкой
поинтересовалась она.
— Это другое, — устало пробормотал он, без энтузиазма дёргая рукой.
— Да-да, в Министерстве долго отмахивались от фактов, от самого имени и
даже попытались всё скрыть, и вот что вышло. А Экриздис — полный безумец,
хочу тебе напомнить!
— Хочешь сказать, что Волдеморт был пушистым, разумным и…
— Не сравнивай, Джон!
— И не собирался. Ты напугана.
— Я не напугана, я в ужасе, — прошипела она и судорожно вздохнула. —
Тёмные ритуалы, что он проводил здесь, горы трупов — всё это для чего? Мы
вообще ничего не знаем о магии, которую Экриздис использовал, даже сам факт
смерти нигде не значится. Одни лишь предположения: защита пала, поэтому
нашли остров. Что если он заманил сюда таким образом? Теперь в Азкабане сотни
волшебников… Отличное сырьё! — яростно изрекла она и отпустила Долиша.
— Он убивал моряков-маглов, при чём тут волшебники?
Джон пытался держать себя в руках, говорить спокойно и уверенно, но не мог
унять дрожь в руках, и пальцы постоянно вздрагивали.
За долгое время службы Долиш научился отлично контролировать эмоции, но
сейчас он был встревожен не столько самим происходящим, сколько состоянием
Кассы. Он её уважал и прекрасно знал о сдержанном, объективном,
хладнокровном характере Железной Леди. Но в данный момент она была на
грани паники, а в глазах плескался животный страх. Это само по себе являлось
тревожным сигналом.
— Ты такой упёртый, — вздохнула Флокс и небрежно провела рукой по
волосам, взъерошив их.
— Я привык верить доказательствам!
— Доказательств смерти Экриздиса у тебя нет, но есть пять… нет, уже шесть
трупов.
— Это не доказывает мистическое оживление векового колдуна, который
вдруг решил истреблять таких же тёмных волшебников. Что он делал веками под
тюрьмой? Крестиком вышивал?
Флокс злобно уставилась на него, но ответить ничего не успела. Раздался
душераздирающий крик. Казалось, перепонки лопнут от этого пронзительного
визга.
Подскочив на месте, Джон резко обернулся, а Касса, не медля ни секунды,
бегом кинулась на звук. Выругавшись сквозь зубы, он помчался за ней и сразу же
налетел со спины: Флокс застыла, точно каменное изваяние, и не двигалась.
Он сделал шаг в сторону и посмотрел вперёд. В паре метров замерла та
парочка, что дежурила около камеры. Немигающие, мутные взгляды были
направлены куда-то в сторону, и ему пришлось сделать ещё несколько шагов,
чтобы заметить объект столь пристального внимания.
Джон не смог сдержать тошноту и закрыл лицо рукой. Рвотные позывы
становились всё сильнее. Он попятился и еле успел отойти, прежде чем
содержимое желудка оказалось на полу. Спина покрылась холодным потом, а
дрожь пробежала по телу.
Прошептав очищающее заклятие, Долиш сделал глубокий вдох и неуверенно
подошёл к Кассе. Она так и стояла: не сдвинувшись ни на сантиметр.
— Слушайте сюда! — Тихий голос показался слишком громким в абсолютной
тишине, и парочка, словно очнувшись от транса, в унисон повернулась к нему. —
Ходить только парами, распределить узников тоже по двое на камеру, даже
самых опасных. Если, конечно, они дорожат жизнью. Объявляю чрезвычайное
положение.
— Да, сэр, — в один голос ответили мракоборцы. Кинув последний взгляд в
56/676
угол, они резко развернулись, чуть не столкнувшись друг с другом, и трусцой
отправились выполнять приказ.
Долиш хотел не смотреть, хотел закрыть глаза и сделать вид, что там никого
нет… Совсем ещё зеленый. Выпустился недавно и был полон решимости служить.
Теперь, когда Тёмный Лорд в прошлом и должно наступить мирное время.
Мирным же оно оказалось только в мечтах да на словах.
Парнишка, что от силы полчаса назад сопровождал их к камере, сломанной
фигуркой завис под потолком.
«Я обходил камеры, всё было хорошо. Спокойно…» — вспомнилось, и Джон
потёр переносицу двумя пальцами. Перед глазами плыли круги — остаточная
картинка всё не исчезала.
Юный мракоборец. Из него словно все кости извлекли или раздробили до
пыли, чтобы сложить тело, завязать конечности вокруг, будто оформляя какой-то
презент. Только череп оставили и то, кожа ближе к челюсти свисала, а рот был
открыт и, казалось, на лице решили увековечить выражение безысходности.
Ужасающая жестокость с целью построить странный конструкт из плоти.
Очередной рвотный позыв заставил Долиша отвернуться.
— Седьмое доказательство, — прошептала Флокс и, пошатнувшись,
посмотрела на него — Сколько ещё нужно, Джон?
Он молчал. Втягивал спёртый воздух через нос и молчал. Сил смотреть
дальше не было, но и не смотреть Джон не мог. Здесь будто повис тот крик —
звук скорби, страха и бессилия. Стены давили, сжимались вокруг мрачной
клеткой.
— Я сообщу Министру, — глухо откликнулся он наконец.
Неловкий шаг назад. Терять контроль категорически нельзя, как и вмешивать
личные чувства. Он видел мальчишку пару раз на курсах, но даже имени не знал;
тем не менее, придётся сообщать родным. Лично.
— Джон?!
— М? — Долиш поднял голову и потёр лицо.
«Успокойся… Успокойся!» — повторял он про себя.
Жаль с собой не было фляжки с огненным виски.
— Нам надо покинуть тюрьму!
— Прошу тебя, успокойся…
Говорил ли он себе или ей, Долиш не знал.
— Это не чрезвычайная ситуация! Мы заперты в клетке со зверем, мы в его
логове! Он сожрёт нас одного за другим, — словно в бреду бормотала Касса.
Зрачки были расширены, лоб покрылся испариной.
— Нас не хватит, чтобы безопасно переправить заключённых. Начнётся хаос…
— Ох, Мерлин! Услышь же меня, Долиш! — перебила она, взмахнув руками и
расхаживая из стороны в сторону. — Если мы здесь останемся, будем обречены!
Всё он слышал, только вариантов было очень мало. Узников значительно
прибавилось: весь последний год мракоборцы трудились не покладая рук, чтобы
отлавливать Пожирателей. Нет сомнений, что некоторые были опасней других, но
в погоне многие из союзников погибли под очередным убивающим заклятием.
Перевозку стольких опасных личностей нужно организовывать долго и
тщательно, задействовать почти весь отдел, и потом… Куда их перевозить? В
Нурменгард?
Нет. Определённо нужно всё уладить изнутри.
— Я не узнаю тебя, Касса. Передо мной сейчас стоит дрожащая школьница, а
не элитный боец, — спокойно возразил он, пытаясь звучать уверенно.
Она прищурилась и скрестила руки на груди. Чего Флокс не терпела, так это
обвинений в слабости или несостоятельности. Ещё в школьные годы она
бросалась на любого, кто посмел бы назвать её беспомощной. Отец Кассы был
маглом, тренером по боксу, как она рассказывала с каким-то упоением и
гордостью. Тогда её и прозвали Флокс Железные Кулаки, а когда она выросла, то
57/676
прозвище мутировало в Железную Леди.
Понятное дело, Джон рисковал получить по лицу или в живот, но всё же
злость — идеальный враг страха.
— Ты поддалась панике, собираешь посеять её среди остальных? —
продолжал Долиш, чуть повысив тон. — Может нам вообще оставить здесь
заключённых и покинуть остров? Или же отпустить их, пусть бегут. Ведь какую
опасность представляют сотни тёмных волшебников, преступников и убийц в
сравнении с вековой мумией, которую мы даже не видели?!
— Глупец, — выпалила Флокс и развернулась, чтобы уйти.
— Эй! Стой, — нагнал её Долиш, всё ещё рискуя получить кулаком в челюсть.
— Упрямый осёл!
— Передвигаемся по парам, — напомнил он.
— Иди в задницу к дементору, — буркнула она, а Джон с удовлетворением
заметил, что часть холоднокровия Касса всё-таки восстановила.
— Мы уже в ней, — невесело хмыкнул он.
Да уж. То, что начиналось как обычное расследование странных смертей,
превратилось в сущий кошмар; а Джон хоть и пытался себя успокоить, заверить,
что решение правильное, на самом деле опасался, как бы Азкабан не стал не
только тюрьмой, но ещё и братской могилой.
гаммечено~
58/676
Глава 5. И свет потух
Я был неправ, следовал за дождём,

Я выстоял один против огня, но кого это волнует?
Жизнь продолжается, всё возвращается на круги своя,
Однако, нельзя не заметить, что свет внутри потух.
Тебе лучше об этом знать:
В самую чёрную из ночей я гулял с тьмой внутри себя.
Это была прекрасная ночь.
Это была чудесная ночь.
Ocean Jet — Dead Black Heart
Калейдоскоп событий завертелся с необычайной скоростью на следующее

утро.
Гарри не выспался: всю ночь переваривал события, справлялся о состоянии
Риддла, потом ругал себя за излишнюю тревогу, вновь залезал в кровать,
вертелся с боку на бок и вставал с чувством, что ночь превратилась в какую-то
бесконечную вереницу минут, наполненных томительным ожиданием.
С утра пришла весточка от Дамблдора: «Гарри, в понедельник урок пройдёт
по расписанию, но партнёра для показательной дуэли лучше не искать. Смею
предположить, что ты уже обустроился. Береги себя, мой мальчик».
Всё ясно.
Риддл останется на Гриммо, пока Кингсли не перестанет висеть тучей над
школой. А когда это случится, было неясно.
Туманное послание навело на мысль, что о зелье лучше сказать при встрече,
но сегодня перемещаться в школу не хотелось категорически. С одной стороны,
Гарри было неудобно перед Кингсли, а с другой — его одолевали опасения. Всё-
таки сокрытие Тёмного Лорда — это преступление, измена; но и перспектива
быстрой смерти, если того упекут в Азкабан, тоже являлась намёком на своего
рода предательство. Между ними была симпатия, тем не менее Министр имел
определённые обязательства перед миром и вряд ли стал бы жертвовать всем
ради одного волшебника. В этом Гарри не сомневался, отчасти принимал, только
тревога от этого не уменьшалась.
Когда Риддл не проснулся ни в десять, ни в одиннадцать, ни даже в полдень,
Гарри вновь забеспокоился, но эльф, смущённо покачиваясь, заявил: «Димбл взял
на себя смелость дать мистеру Риддлу усыпляющее средство, чтобы
восстановить силы. Мистер Риддл не проснётся до вечера… Но Гарри Поттер не
должен злиться!»
Гарри не злился, наоборот, почувствовал облегчение, даже обрадовался.
«Своевольничает тут. Ох, если бы госпожа была жива…» — бормотал Кричер,
пока ковырялся где-то рядом. Тот постоянно что-то делал, но Гарри не понимал
что. После войны мрачный домовик умерил свой пыл и стал терпимее, но
осуждающе кряхтеть не перестанет, наверное, никогда.
В час камин пришлось открыть, и в ту же секунду появилась сияющая
Гермиона и набросилась на Гарри.
«Живой!» — осуждающе посмотрела она и вновь сжала в объятьях. Родное
тепло и лёгкий аромат цитруса охватили Гарри, и только сейчас пришло
осознание, что прошло несколько месяцев с их последней встречи, а сколько
именно, уже и не вспомнить.
59/676
Камин вспыхнул во второй раз, и явился Рон.
«Гермиона, не так сильно, — притворно пожаловался Гарри, улыбаясь и
подмигивая взъерошенному другу. — Задушишь».
«Жив, — констатировал факт Рон, не ведясь на провокацию, и шутливо заехал
кулаком по плечу. — Если бы не Джинни, мы бы подумали, что профессор послал
тебя куда-то и скрывает от нас очередную заварушку!»
Они расположились в гостиной, и Гарри незаметно рассматривал друзей. Он
всеми силами старался не вспоминать о третьем посетителе наверху, а ещё
молился, чтобы Кричер не начал ворчать где-то за спиной и жаловаться госпоже
на очередных гостей.
Гермиона чуть приподнялась и вновь уселась. Жадное нетерпение красочно
иллюстрировало, насколько сильно она хотела завалить его вопросами, но, как
только открывала рот, в последний момент всё-таки не решалась начать
говорить и, прикусив губу, аккуратно скрывала свой порыв. Всё-таки он знал
обоих слишком хорошо. Знал этот огонёк интереса в глубине её глаз и кривую
улыбку Рона; но при этом в чужих движениях и жестах ощущалась толика
скрытой тревоги, странное болезненное беспокойство — нервозность, одним
словом.
— И? — откинулся Гарри, а Димбл появился с подносом, поставил и сразу
исчез, кинув полный слепого обожания взгляд на гостей. По удивлённо-
восхищённому выражению лица эльфа можно было прочесть: «Это Гермиона
Грейнджер — лучшая подруга Гарри Поттера, а это Рональд Уизли — лучший друг
героя! Какая честь для Димбла!»
— Кхм, кхм… — кашлянул Рон и посмотрел на Гермиону, а она вернула ему
взгляд полный возмущения. — Гарри… получил моё письмо? Как тебе новый
ассортимент? — начал друг, и тут же раздался тяжёлый вздох.
— О-ох, это нелепо, Рональд Билиус Уизли! — прервала она, хлопнув руками
по коленям, а затем строго посмотрела на Гарри. — Рон хотел спросить: ты
расстался с Джинни и ничего нам не сказал? Ты что, не собираешься становиться
мракоборцем? Где ты вообще пропадаешь? Во что впутал тебя профессор
Дамблдор?
Гарри немного опешил от такого напора.
— С чего такие странные вопросы? — выдавил он и даже вжался в кресло,
чувствуя себя мишенью, в которую залпом стреляют из артиллерийских орудий.
— Потому что, Гарри, встретиться с тобой в последний год сложнее, чем с
Министром магии, — деловито пояснила Гермиона и закатила глаза.
Рон молчал. С виноватым видом косился исподлобья, мол, прости друг, но она
права.
— Мы все были заняты, — пожал он плечами. — Разве нет? Вы живёте вместе и
видитесь чаще… Про расставание, это Джинни сказала? — голос дрогнул. Внутри
что-то тревожно защекотало. Не могла же его девушка решить расстаться и
ничего ему об этом не сказать?
— Нет, просто Джинни намекнула, что ты хочешь бросить её, кажется.
Гермиона так это поняла и сказала мне, а я…
— А он только что раскрыл тебе тайну, — раздражённо шикнула та, и друг
съёжился, виновато улыбаясь.
Их отношения по сей день были для него загадкой. Полные
противоположности притянулись и сложились непонятным образом. Гермиона всё
чаще примеряла ежовые рукавицы, но Гарри не видел, чтобы Рон особо
сопротивлялся. К тому же друг постоянно что-то вытворял и, казалось, что своего
рода нянька ему была просто необходима, а Гермиона отлично справлялась с
этой ролью. Как-то Рон сказал: «…Но я всегда могу положиться на её разум». И
даже не обиделся, когда Гарри пошутил в ответ: «Она заполнила пустоту в твоей
голове, понимаю».
Конечно, глупым он друга не считал, но правда была в том, что тот иногда вёл
60/676
себя немного безалаберно: сначала действовал, а уже потом думал. Впрочем,
Гарри находил странным судить об этом, когда именно он втравлял всех в
неприятности, так что и ему самому была присуща некая иррациональность.
Поэтому казалось естественным, что Гермиона стала своеобразной гирей в
противовес общей глупости.
Джинни была не такой — мягче. Движимая чувствами, эмоциями, она всегда
смущалась и ждала, когда Гарри сделает первый шаг; и даже потом, когда они
сошлись, могла ворчать, ясно изложить свою точку зрения, но никогда не
пыталась заткнуть его за пояс или же управлять…
«На колени!» — раздался шёпот над ухом. Вздрогнув, Гарри резко обернулся и
сжал кулаки. Прикрыв глаза на миг, он сглотнул.
«Показалось…» — попытался он вновь отмахнуться от всех сторонних мыслей.
«Показалось?» — Едкий хохот задребезжал внутри и так же резко стих.
— Ну какая это тайна? Ты же всё рассказала мне, — бубнил Рон.
— Ты её брат!
— А он её парень. И наш друг!
— И о чём только я думала, поделившись с тобой! Никак не могу запомнить,
что хранить секреты ты не умеешь.
— Тоже мне секрет нашла, — буркнул Рон.
Гарри вздохнул и, склонившись над столом, разлил чай по чашкам.
Прислушиваясь к перепалке друзей, он размешивал сахар и поглядывал на них с
лёгкой улыбкой.
— И чего ты молчишь? — Гермиона гневно сверкнула глазами.
— Я не собираюсь расставаться с Джинни, — спокойно пояснил он. — Я
собирался сделать ей предложение, но… — «как я могу, если надо мной снова
повисла угроза в лице Тёмного Лорда. И не только угроза…» — Вы правы,
Дамблдор поручил мне задание, очень важное задание, — спешно заключил
Гарри.
— Что?! — совместный возглас заставил вздрогнуть от неожиданности.
«Да простит меня профессор», — мелькнула мысль. Всё же это он виноват в
сложившейся ситуации. Гарри буквально гробит свои отношения не только с
девушкой, но и с друзьями, а никакой правдоподобной легенды Дамблдор не
предоставил ему, ведь фактически роль профессора не спасала от объяснений по
поводу постоянных отсутствий, а теперь ещё и затворничества.
— Ничего опасного, — поспешил он успокоить их, продолжая откровенно
врать. — Просто профессор хочет пересмотреть систему образования в Хогвартсе,
а вы представляете, что это такое? Почти что полная реорганизация, начиная с
основ…
— Как так? Зачем? — Гермиона даже вскочила, в неверии взирая на него.
Возможно, он выбрал не самую удачную из историй: затрагивать тему с
ключевыми словами «знания», «обучение» и «школа» рядом с Гермионой —
значит сыграть партию с госпожой удачей.
— Ну, времена меняются, а школа нет, и он посчитал, что настало время
шагнуть в новую эпоху.
— Да, без угрозы «Сам-Знаешь-Кого» неудивительно, что всё меняется, —
важно кивнул Рон, а Гарри поморщился.
Он никогда не сможет привыкнуть к «Сам-Знаешь-Кому», как и к званию
«Мальчика, который выжил». Когда Гарри слышал нелепые прозвища от друзей,
то возвращался в те длинные ночи и неясные, наполненные страхом дни. Для
остальных это время должно остаться в прошлом, так зачем же повторять «Тот-
Кого-Бла-Бла-Бла» — вот чего он не мог понять. Судя по всему, тень ужаса будет
преследовать волшебников ещё многие десятилетия, если не учитывать вариант
будущего, где этот самый ужас снова вернётся (такого Гарри не может допустить
никак!).
Чашка в руках стала необычайно холодной и привлекла внимание. Пар
61/676
исчезал, а напиток, подобно вихрю, двигался спиралями, затягивая его куда-то в
бездонную глубину. Там была одна пустота и тишина, а он будто проваливался
внутрь.
Вспышка. Резкая боль. Громкое «нет».
Ловкие движения пальцев, горячий шёпот, еле различимый запах леса,
смешинки в глазах сменяются тревогой. «Гарри…— низкий голос звучит
необычайно ласково и доводит до приятного онемения. Пульс учащается, и
лёгкая дрожь пробегает по телу. Прикосновение к щеке — он буквально
чувствует тепло кожи, а пленительная нежность в каждом слове вводит в
состояние близкое к оцепенению: — Я знаю, что для тебя идиотизм и геройство —
это синонимы, но не смей вмешиваться. Всё это тебя не касается, ты понял
меня?»
Хочется кивнуть, но сделать по-своему, ведь Гарри не может позволить
рисковать другим и бездействовать. И то, как его резко хватают за плечи и
встряхивают, а тон становится угрожающим, вызывает трепет в груди: — «Даже
не думай! Не думай об этом…»
Фраза ускользает, как бы он ни пытался расслышать последние слова.
Прикосновение губ выбивает из колеи. Требовательный, влажный поцелуй
расцветает счастьем, тепло разливается по телу, и он отвечает, переплетая руки
в тесных объятьях. «Ты сводишь меня с ума, мальчишка, — рычащие нотки в
голосе возбуждают. — Сводишь с ума…»
«С ума, с ума, с ума…» — Гарри продолжал слышать эхо.
Голос постепенно стихал, но он хватался за угасающую фразу и тянул на
себя…
— Гарри!
Внезапно чашка обрела контуры. Напиток — самый обычный чай —
переливался тёплыми оттенками и дрожал.
Нет, не сам напиток — это его рука дрожала.
Гарри словно выпал из реальности на мгновение — весьма и весьма странное
ощущение.
Неожиданно плеча коснулись, и он вздрогнул. Рон посмотрел на него
вопросительно:
— Что такое?
Гермиона тоже выглядела странно: взволнованно и… заинтересованно.
Неужели он снова что-то учудил?
— Я мало спал сегодня, — вздохнул Гарри и, оставив чашку на столе, потёр
глаза.
— Дружище, точно всё хорошо? — Рон нахмурился. — Смотреть в чашку чая и
бормотать…
— Не похоже на сонливость, — влезла Гермиона. — Ты словно увидел что-то,
Гарри. Что это было?
— Прости, не должен был называть «Сам-Зн…». — Рон сразу замолчал и,
вернувшись на место, смущённо почесал нос. — Не бери в голову, ладно?
— Так что ты видел? — настаивала Гермиона, но, бегло глянув внутрь, тут же
добавила: — Чаинок нет, странно… Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь?
Гарри сам не понял, что произошло. Насколько знал, даром провидца он не
обладал, а гадать так и не научился. Щемящее чувство ворочалось внутри, точно
он кого-то любил один краткий миг, а потом это право отобрали. Вот только
любил он Джинни, а ощущалось и виделось всё по-другому… Новое
помешательство?
Скоро соберётся целая коллекция и можно будет обвешать стенку
«странностями Гарри Поттера». Прямо рядом с мётлами.
— Прорицание, то есть задумался над тем, как улучшить дисциплину, —
болтал он с беззаботным видом. — Помните беспорядок на уроках с Трелони?
Считаю, что нужно более методично преподносить предмет, да и некоторая
62/676
подготовка не повредит. Профессор вновь напугала нескольких учеников,
рассказав их будущее в своей излюбленной манере. Разве так можно?
Ну тут хотя бы не соврал, ведь та и правда довела до слёз парочку
третьекурсников. Даже состоялась беседа с Дамблдором по этому поводу —
беседа, которая закончилась слезами Трелони и огорчёнными вздохами
профессора, была малопродуктивна, как понял Гарри.
Гермиона скептически смотрела на него, а Рон тут же закивал:
— Жутковатая она всё-таки. У меня от неё мурашки по коже.
— Прекратите! Она со странностями, конечно, но хороший преподаватель, —
спокойно возразила Гермиона. — В любом случае как ты-то можешь помочь
«шагнуть в новую эпоху»? — во взгляде подруги открыто читалось: «Ты и учиться
особо не любил, чтобы сейчас взвалить на себя такую важную задачу». Его это не
обижало, ведь Гермиона всегда была такой, да и окажись ложь правдой, он сам
бы не стал участвовать в таком.
— А вот это секрет, — выдавил улыбку Гарри. — Когда всё закончится, сами
увидите.
— Значит, поэтому в Хогвартс так сложно попасть…
Поверили.
Гарри мысленно выдохнул. Открывшийся актёрский талант весьма удивил
его, а в состоянии, когда он не знал, услышит ли очередной внутренний голос или
зависнет, переживая ненормальные видения, — и подавно. Нет, не видение —
шутка утомлённого разума. Нельзя думать о случившемся, ведь всё он понимал
(ещё бы не понимать — воспоминание въелось в подсознание), но отказывался
принимать, отбрасывая истину куда подальше.
Позже. Думать он будет потом: может, завтра, или, возможно, послезавтра.
Когда-нибудь.
«Ночью» — смешок.
— Но… как может помешать задание предложению руки и сердца?
К другу, как обычно, озарение пришло не вовремя.
— Эм… Это тоже часть секрета, — выдавил он, перебирая в уме все
возможные варианты.
«Отъезд в Дурмстранг».
Гермиона прищурилась — этот взгляд инспектора мог проделать в нём дыру.
Она ведь не отпустит без ответа, который бы удовлетворил не только
любопытство, но и рассеял все возникшие подозрения.
— Ну ладно-ладно, — развёл он руками. — Мне нужно будет посетить
Академию Шармбатон, потом Дурмстранг, Колдовстворец… Это долгие и
утомительные путешествия, можно считать — исследования. Я не уверен,
сколько времени это займёт. Может, год, а может — три. Точно не знаю, поэтому
думал сделать предложение, как вернусь, — уверенно заключил он и мысленно
себе поаплодировал.
«Себе или мне?» — хмыкнуло нутро, а Гарри глубоко вздохнул, пытаясь
унять раздражение из-за этого навязчивого — собственного — голоса внутри.
— Гм, Гарри, а ты не подумал, что она устанет ждать?
Да, об этом он не подумал, потому что вообще думал на один день вперёд.
Он немного отстранился от обстановки, постукивая по подлокотнику, а друзья
настороженно смотрели и явно ждали очередного откровения. Только репертуар
был ограничен, а сказки закончились.
— Думал, конечно. Но понравится ли ей такой образ жизни? Вечно в дороге, из
одного места в другое... Я буду почти всегда занят, а она предоставлена самой
себе, — почти бормотал он. — Не о таком Джинни мечтает. Мне нужно всего лишь
год—два, а потом я осяду.
— Ты хоть с ней об этом говорил?
— Нет, ещё нет. Мы немного поссорились, она разозлилась, а я решил дать ей
время.
63/676
— Что за чушь, — взмахнула руками Гермиона. — Ты не подумал, наверное,
что твоё «дать время» покажется ей намёком на прекращение отношений?
Да и об этом он не подумал. Тоже. Сейчас мысли текли в иное русло, были
сосредоточены на новых проблемах, на очень больших проблемах, которые с
каждым днём казались всё более неразрешимыми. Несколько минут назад
прибавилась ещё одна. Час от часу не легче.
— Ну хватит, пусть они сами разбираются, — хлопнул Рон в ладоши. — Ты так
и не сказал, как тебе письмецо?
Гарри улыбнулся, незаметно кивнув другу в знак благодарности, а тот
моргнул в ответ, вернув улыбку.
— Твои шутки с каждым разом всё более опасны, в этот раз моё любимое
кресло чуть не сгорело дотла.
— О! Надо уменьшить эффект, — почесал макушку Рон. — А сколько горело?
— Пять секунд, пока я доставал палочку. Агуаменти сработало на ура. Но ты
бы хоть предупреждал цветом конверта, например, — прибавил он.
— Мда… да-да, — отстранённо ответил тот, задумавшись, скорее всего, о
способе улучшения розыгрыша.
— Гарри! Совсем забыла тебе рассказать...
Они ещё долго болтали. Гермиона рассказывала о своей работе в Отделе
регулирования и контроля за магическими существами и возмущалась
отсутствием поддержки в борьбе за свободу домашних эльфов. Гарри предпочёл
обойти эту тему, ведь она весьма остро реагировала на то, что сами эльфы
ополчились на неё и отказались от свободы. Он же считал, что это и есть свобода
выбора: если домовикам близка такая жизнь, то это их право и насильно
освобождать — тоже в какой-то мере проявление тирании. Естественно, Гарри не
был сторонником жестокого обращения и лишь в этом аспекте поддерживал
стремления Гермионы.
Рон же постоянно вклинивался и энергично рассказывал про новые
пополнения в магазине и о том, что они планируют открыть ещё один и выйти за
пределы страны в скором времени. Рассказал, что, возможно, Перси станет
главой Отдела магического транспорта, поэтому в последнее время он более
придирчив, чем обычно; а малыш Фред не даёт покоя Джорджу ни днём ни
ночью, из-за чего тот постоянно рассеян и недавно чуть не слопал партию
обморочных орешков.
Но, когда они уже собирались обсудить последнюю игру «Пушек Педдл»,
появился Кричер и с явным недовольством проскрипел:
— Мистер Драко Малфой ожидает наверху. — Обведя всех нечитаемым
взглядом, эльф пробормотал что-то непонятное и исчез.
— Что ему нужно?
Рон сразу напрягся: движения стали нервными, резкими, а лицо
ожесточилось.
— Пожалуй, мы пойдём, — Гермиона с пониманием улыбнулась. В чём-то она
была более демократичной.
— Ты же не простил его, Гарри? Не простил?! — подозрительности в голосе
только прибавилось, и Рон поднялся.
— Опять! Прекрати, это же смешно! — она взяла его под руку и повела за
собой. — Гарри, мы ждём тебя в «Норе» в пятницу, надеюсь, ты не забыл.
— Буду пунктуален, — сдержанно улыбнулся он, шагая следом. — Вы ведь
понимаете, что школьная реформа — это тайна?
— А ты думаешь, что мы пойдём всем рассказывать? — раздражённо возразил
Рон и остановился около камина. — Хорёк всё знает, да?
— Рон, я не это имел в виду, — вздохнул Гарри, поглаживая палочку в
кармане.
Подобно тому как некоторые дёргают цепочку, кусают губы или крутят
кольцо на пальце, так он искал волшебное орудие в кармане. Вскоре после войны
64/676
этот жест стал чем-то вроде привычки.
— Всё-всё, Гарри, не забудь! Отправлю тебе громовещатель в четверг, а то
опять завертишься и всё пропустишь, — Гермиона зажала в руке летучий порох и
с нетерпением посмотрела на Рона.
Тот продолжал сверлить Гарри недоверчивым взглядом чуть прищуренных
глаз.
— Не пропадай, — под конец буркнул он и взял горстку пороха.
Зелёный свет озарил комнату дважды.
Так же, как не менялась Гермиона, Рон сохранял импульсивность: вспыхивал
сразу и ярко, а иногда — может, даже чаще, чем Гарри хотел признавать — было
сложно заставить друга взглянуть на всё с другой точки зрения.
Взъерошив волосы и кинув последний взгляд на камин, он отправился наверх.
Малфой ждал в кабинете. Стоял спиной ко входу и рассматривал коллекцию
мётел, но стоило Гарри подойти, как тот сразу развернулся. Зализанные волосы,
строгая мантия, прямая осанка, расправленные плечи — горд собой, как всегда.
— Поттер, — кивнул он.
— Малфой, — ответил тем же, Гарри.
А затем уголки губ расплылись в еле заметной улыбке, и Драко указал на
свёрток, лежащий на столе.
— Тебе в коллекцию.
Гарри подошёл к столу и развернул бумагу. Скользя пальцами вдоль
массивного древка из тёмного дерева, он наслаждался гладкой поверхностью
древесины, изящной линией стяжки прутьев. «Варапидос» — последняя модель,
изготовленная в Бразилии.
Прекрасна в своей простоте.
— Ты слишком балуешь меня, — усмехнулся он и поднял взгляд на Малфоя.
Отношения с Драко кардинально поменяли направление вскоре после войны.
На самом деле, Гарри сам не заметил, как сблизился с бывшим неприятелем,
да и Малфой тоже, наверное, не сразу обнаружил перемены.
Внутри него потускнела та сила, тот свет, к которому привыкли остальные, и
притворяться, что всё хорошо, также было сложно. Не сказать, что он раньше
являлся неунывающим оптимистом, но всегда смотрел на всё с позитивного
ракурса. И вдруг это угасло: Гарри просто устал, был надломлен и не видел
нового будущего.
То же самое творилось и с Драко, только тот, наоборот, обнаружил внутри
частицу света, возможно, задал себе правильные вопросы, но в равной мере был
сломлен и потерян в новой реальности.
В Хогвартсе они иногда сидели на руинах и просто смотрели на силуэт
запретного леса. Иногда он уходил первым, кивнув Малфою; иногда, буркнув
короткое «пока», первым отчаливал Драко; иногда Гарри приходил первым и,
заметив его, приветствовал простым жестом; а иногда Малфой находился уже на
месте и, кивая, сдержанно говорил: «Поттер».
Как-то раз, когда они вновь гипнотизировали взглядом тёмную гущу
деревьев, Гарри прошептал: «Малфой, а ты помнишь…».
Помнил, конечно.
Так началось общение. Поначалу обменивались скудными фразами, ничего не
значащими фактами о погоде, о назойливых вредителях, о реконструкции школы,
и спустя некоторое время Гарри поделился самым страшным моментом в своей
жизни: истинной ролью в предназначении. Драко тогда долго молчал. Тишина
вновь стала третьей в их компании, пока поздно ночью Малфой не пришёл с
бутылкой огненного виски и не вернул должок: поделился наиболее тёмным
периодом своей жизни.
Ни одному из них не надо было притворяться: Гарри видел худшее в нём за
все эти года, но не отвергал Малфоя из-за столь несвойственных ему сомнений;
Драко же нашёл некого советчика, — горе-советчика по добрым делам, как
65/676
считал Гарри — а из-за собственного прошлого не видел в новом эмоциональном
обличье Гарри ничего особенного.
Гарри не знал, стала ли новоиспечённая дружба положительным фактором
для посвящения Малфоя в тайну, но Дамблдор сделал это буквально сразу же. Он
иногда думал, что знающих людей намного больше, чем профессор упоминал, но
не хотел углубляться в эти дебри.
Драко относился к Риддлу с опаской, но сдержано. Если он и боялся, то виду
не подавал, а тот в свою очередь тоже проводил Малфоя нечитаемым взглядом и
лишь изредка говорил что-то вроде: «А, мой юный друг». Драко кривился, но
ничего не отвечал; он стал более сдержан или, вероятно, так было всегда, когда
дело касалось Тёмного Лорда.
Тем временем Малфой сел в кресло и, указав рукой куда-то в сторону,
поинтересовался:
— Как там пленник?
Гарри вновь бегло коснулся метлы и размял плечи. Тело болело, хоть он и
принял утром укрепляющий раствор, когда понял, что рука всё-таки пострадала.
Не сильно, но связки были или повреждены, или это простое растяжение.
— Спит.
— Спит? — Удивление в голосе вызвало веселье.
Такие вещи, как сон, еда, какие-то бытовые нужды и Тёмный Лорд в одной
фразе — казались диковинкой. Раньше он сам сомневался не только в
перечисленном, но и в том, что Риддл способен испытывать возбуждение. Ведь
столь низменные инстинкты не соответствуют размеру чужого эго.
— Эльф постарался, — туманно заметил Гарри и опустился в кресло.
Единственное, во что не был посвящён Малфой, так это в некоторые детали их
отношений. Крохотная тайна должна остаться навсегда между Гарри и его
совестью; ну и Дамблдором, раз так случилось.
— Ещё один презент, — добавил он и положил на стол коробочку.
— Они?
— Те самые, — кивнул Драко. — Серебро, кожа Украинского сталебрюха.
Гарри открыл коробку, прикоснувшись к наручам. Они имели форму змеи,
кусающей собственный хвост — Уроборос. Кожа с металлическим отливом туго
оплетала браслеты в некоторых местах, в других — оставляла открытые полоски
серебра, покрытые тончайшей гравировкой, которая от прикосновения вспыхнула
и погасла.
— Прекрасны, — заметил Гарри. Даже жалко было растрачивать такой
экземпляр.
— Знал, что ты оценишь. — Драко откинулся и замолчал, пока он
рассматривал артефакт, словно ребёнок новую игрушку. Следом Малфой вновь
заговорил, но интонация поменялась: — Гм… Ты слышал что-нибудь про Азкабан?
— Мне цитировать историческую вкладку? — получив в ответ холодный
взгляд, Гарри пожал плечами и убрал наручи в надежде, что они ещё долго не
пригодятся. — Нет, никаких новостей.
В последнее время он был отрезан от мира по понятным причинам. А вот
серьёзность и тон Драко не предвещали ничего хорошего.
Малфой медлил, словно взвешивал, стоит ли рассказывать или нет.
— Драко?.. — насторожённо протянул Гарри.
— Мне кажется, что-то происходит, — наконец выдал он и устало провёл
рукой по волосам. — Думал, может, Дамблдор сообщил тебе какие-то детали.
— В Азкабане постоянно что-то происходит.
— Не то. Этим утром приходил Шеклболт. Они заперлись с отцом, а потом
вместе ушли. Когда отец вернулся, на нём лица не было. На мой вопрос, как ты
понимаешь, я получил: «Драко, не вмешивайся в это дело».
— Справедливо, — хмыкнул Поттер. Ведь Малфой-старший был не в курсе
маленькой тайны существования Риддла.
66/676
— Очень смешно, Поттер. — Он подался вперёд и вполголоса заговорил,
изредка жестикулируя. — Затем я наведался в школу и увидел, как Шеклболт
разговаривает с Дамблдором. Министр явно был не в себе, он кричал на весь
коридор, а то и на всю школу: «Ты должен помочь, Альбус! Нельзя прятать голову
в песок, у нас чрезвычайная ситуация. Азкабан…» Профессор увёл Шеклболта, а
мракоборцы, что с ним прибыли, и те, что находились в школе, сразу ушли.
Естественно, я не собирался ни за кем следить, — махнул он рукой, будто о таком
даже думать стыдно, — но, когда собирался возвращаться, заметил двух
мракоборцев — выпускников Хаффлпаффа, и я узнал их. Они разговаривали с
профессором Флитвиком. — Драко перевёл дыхание и откинулся назад.
— И что тебя беспокоит, не пойму?
Гарри и правда не понимал. Для него самая большая угроза сейчас спала
наверху. Пока Риддл был под присмотром, мало что могло напугать или
расцениваться им как угроза. Азкабан всё-таки был тюрьмой, и он прекрасно
помнил, как всполошился магический мир, когда крёстный сбежал. Сколько было
мрачных теорий, как Сириуса очерняли газеты, превращая в безумца, чуть ли не
в монстра, пожирающего детей.
— Я поговорил с теми двумя, — издалека начал Малфой, вперив немигающий
взгляд в Гарри.
— И они стали с тобой разговаривать? Удивительно, — улыбнулся он, дабы
разрядить обстановку; но Драко чуть склонил голову и всё с той же серьёзной
миной продолжил:
— Разумеется, — затем тонкие губы тронула высокомерная улыбка, — к
сожалению, они ничего толком не знают, но…
— Малфой, не тяни, — вздохнул Гарри.
— В Азкабане произошли странные убийства.
— А насколько странные не поведали?
— Настолько, что все мракоборцы сорвались в Азкабан утром. Ну, кроме
совсем юных. Даже те, что выслеживали оставшихся Пожирателей,—
поморщившись добавил Драко, — были созваны.
— И сколько это может быть? — задумчиво пробормотал он, спрашивая скорее
себя.
— После войны явно меньше. Выпускники пополнили опустевшие ряды,
многие только начали обучение, так что сам посуди. Я бы сказал
катастрофически мало для серьёзной угрозы. Тем более что существенная часть
мракоборцев уже и так была задействована в охране узников.
— И говоришь, твой отец куда-то ходил с Кингсли…
— Стало быть заинтересовался, — снисходительно заметил он, не отрывая от
Гарри взгляда.
Убийства в тюрьме не являлись знаменательным событием, если учесть, что
дементоры постоянно то сводили с ума узников, то убивали; но так было раньше.
Отдельным тревожным звоночком послужила реакция Кингсли: Шеклболт не стал
бы кричать на публике, тем более на профессора Дамблдора. Сколько Гарри его
знал, тот всегда говорил неторопливо, уверенно, что разительно отличалось от
описанной Драко истерики. Однако куда больше встревожило поведение
Люциуса Малфоя.
— Дамблдор прислал весточку утром, но это было предупреждение о
перемещениях Риддла, — «и я не хотел связываться с ним раньше
понедельника», добавил он про себя. Ибо в голове сплошной кавардак, с какой
стороны ни посмотри.
Возможно, стоило бы спросить про тюрьму прежде, чем профессор выстроит
очередной план, в котором у Гарри будет судьбоносная роль по спасению мира от
мести узников Азкабана или победе над каким-нибудь зацикленным
волшебником.
Если в тюрьме произошло нечто столь страшное, что даже Малфоя-старшего
67/676
испугало, то рано или поздно Дамблдор расскажет; особенно, если учитывать, что
он сам замешан — а в том, что профессор всё-таки решил помочь Кингсли, Гарри
почему-то был уверен.
В любом случае хотелось быть готовым прежде, чем его забросят на поле
битвы, и знать заранее, с чем придётся столкнуться.
«…Не смей вмешиваться. Всё это тебя не касается, ты понял меня?» —
настойчивое воспоминание взбудоражило.
Глупости!
Драко щёлкнул у него перед лицом и спокойно — хотя в голосе
проскальзывали предупреждающие нотки — сказал:
— Нет, Гарри. Даже не думай.
Подавшись вперёд, он замолчал.
Малфой, видимо, понял молчание по-своему, так как уже более резко заявил:
— Надеюсь, ты не задумал проникнуть в Азкабан, потому что это ужасная
идея!
Вздохнув, он вновь откинулся и покачал головой.
— Я не собираюсь лезть на рожон, мне проблем и так хватает. Просто
подумывал, что хорошо бы получить детальную информацию, а то мало ли какой
любезный Пожиратель собирается в гости наведаться.
— Точно не сюда.
— Собирать школу по кусочкам снова тоже не особо хочется, — Гарри
поднялся и взял в руки метлу. Не тяжёлая, но и не лёгкая — просто идеальная по
весу. Он обязательно испробует малышку. Скоро.
Подойдя к стене, Гарри бережно повесил её на крюки и, взмахнув палочкой,
выгравировал на небольшой позолоченной табличке «Варапидос».
Малфой встал рядом и сделал шаг к стеклянному стеллажу. Протянув руку, он
бережно коснулся Золотого Снитча. Небольшое воспоминание из прошлого
покоилось на подставке, как и некоторые из других вещей, что были Гарри
дороги.
— Мама приглашает тебя на обед в следующие выходные, — обронил он и
выпрямился, оставляя Снитч на месте.
— Я обязательно приду.
Малфой еле заметно кивнул в ответ и, не сказав больше ни слова, направился
к двери.
— Кстати, ты рассказал Уизли о нас?
Гарри обернулся, непроизвольно рассмеявшись.
— Он и сам догадался, но, думаю, для принятия понадобится некоторое
время.
Улыбнувшись краем губ, Драко исчез в проёме.
Несомненно, чтобы принять Малфоя в качестве нового друга Гарри, а не
общего врага, Рону понадобится очень много времени.
***
Не имея ни малейшего представления, когда именно Риддл должен был

проснуться, Гарри всё-таки не решился приглашать её на Гриммо, и, видимо,
Джинни была этим недовольна. Чуть нахмуренные брови, хорошенький
вздёрнутый носик и плотно сжатые губы. Очень-очень недовольна.
Ему нужно было увидеть, сполна прочувствовать, что их связь держится и не
нарушена всем тем, что происходило в последнее время; убедиться, что видение
— чушь, а он просто временно помешался. Возможно, это было эгоистично, но он
имел право на свой маленький островок спокойствия рядом с любимой.
— Прости, — смягчив голос и зазвучав медлительно-плавно, он продолжил: —
Я был нагружен, немного напряжён и не осознавал, что мог обидеть тебя, — он
68/676
ласково поднял её голову за подбородок и заглянул в глаза.
— Почему просто было не поговорить со мной, Гарри? Я не могу понять, с чего
вдруг ты стал таким скрытным, — сухо заметила она и попыталась отвернуться.
Он рассказал ей ту же байку, что и друзьям, но Джинни ещё больше
разозлилась. Это завело в тупик, а Гарри даже ещё не поведал последнюю часть
про замечательный тур по школам волшебства.
Сейчас, как никогда прежде, ему казалось, что ещё чуть-чуть, и он заврётся,
запутается в собственных отговорках, а затем потеряет её; а когда потеряет
Джинни, то узнают и друзья. Тогда он станет…
«Свободным от оков», — плотоядное шипение внутри.
«Одиноким…»
— Не дуйся, — шепнул Гарри и заправил выбившуюся прядку рыжих волос за
ухо.
Она вздрогнула и прикусила губу, всё так же отводя взгляд:
— Прекрати, — недовольное бурчание вызвало у него приступ нежности.
Гарри держал её лицо и поглаживал большим пальцем по щеке, чувствуя, как
податливое тело льнёт к нему. Она злилась, да, но ещё больше соскучилась. Это
чувствовалось в еле заметной грусти на дне карих глаз, лёгкой дрожи, алому
румянцу, что распространялся на шею. В конце концов, разве она не понимала,
что с ним всегда будет сложно?
Медленно склонившись, словно давая ей время, чтобы отстраниться, Гарри
коснулся губами уголка, а потом накрыл рот, углубляя поцелуй. Цветочный
аромат приятно щекотал нос. Мягкие, ласковые губы, столь родные. Джинни
действовала неуклюже, словно не могла решить оттолкнуть или всё же
поддаться, а затем её руки обвили шею, и она плотнее прижалась, горячо, даже
яростно отвечая на поцелуй.
Его девочка, его Джинни.
«Хорош-ша-а».
— Останешься на ночь? — прошептала она в губы.
Её щёки покраснели, глаза лихорадочно блестели и дыхание сбилось — она
была столь красива в этот момент, что сердце должно замирать, и тем не менее
Гарри чувствовал себя весьма необычно: волнение отсутствовало, пульс даже не
ускорился, точно поцелуй никак не взволновал его на эмоциональном уровне.
— Я не могу, — пробормотал он.
— Почему? — в её голосе вновь прорезалась разочарование, и он мысленно
вздохнул.
Отговорок не было, да и особых причин, почему он бы не мог остаться на ночь
— тоже. Гарри вдруг понял, что просто не хотел. Какое-то неразрешимое
противоречие: ему было хорошо, спокойно с ней, ведь ради этого он и пришёл, но
в то же время что-то было явно не так — какая-то часть его рвалась домой.
— Только не придумывай очередную сказку, Гарри, — грубо отрезала она и
отошла.
— Я не придумываю, у меня просто много дел, — он протянул руку и ласково
коснулся тонкой шеи, но Джинни скинула ладонь и сделала ещё несколько шагов
в сторону.
— Дела ночью? — с болезненным смешком выдавила она. — Ты хоть слышишь
себя? И что я должна думать, по-твоему, после таких заявлений?
Он заметил, как чужой румянец сменился землистой бледностью, а её глаза
странно заблестели.
Нет, только не слёзы.
— Джинни, это дела Дамблдора, — сумбурно начал Гарри, взъерошив волосы
на затылке. Он ходил по краю и чувствовал — вот-вот сорвётся. — Ты прекрасно
знаешь, для него таких понятий, как свободное время, не существует. А сейчас,
когда Хогвартс буквально перестраивается заново, тем более. Там полный
бардак, я иногда сплю часа два…
69/676
«Ты так ис-с-скусно лжёшь, ты с-создан для этого», — ядовитый тон
заставил осечься и замолчать. Он примечал каждую деталь: губы дрожат, носик
покраснел, плечи вздрагивают, — и всё это вызывало у него тоску.
Гарри не хотел заставлять её страдать, но и не мыслил потерять вот так, в
одночасье. Он не хотел вынуждать Джинни жить ожиданиями, ведь пока он
гонялся по призрачным делам профессора, выполнял очередную суицидальную
миссию, для всех остальных время продолжало течь. И вместе с тем не мог
представить, что она перестанет ждать, перестанет смотреть только на него.
От неразрешимых противоречий хотелось биться головой об стену.
«Но она с-страдает, а виноват я», — Гарри слышал это отчётливо, точнее,
думал, ведь голос принадлежал ему.
— Ты не я! — зашипел он и опустил голову, поняв, что произнёс слова вслух.
— Что? — непонимающе уставилась на него Джинни. Губы дрожали, а тонкие
брови изумлённо взлетели вверх.
— Прости, это…
«Довожу до с-слёз, — всё громче клокотал голос. — Такая аппетитная
крошка-Джинни, почему бы не повеселиться сегодня ночью?»
«Нет!»
«Смотри, она сейчас заплачет…»
«Молчи-молчи-молчи!»
«М-м, как прекрасно, хочу заставить страдать её ещё больше».
— Прости, это… — вновь начал он.
Туман в голове стал плотнее. Он погружал его в состояние невесомости и
превращал в камень одновременно. Гарри попытался закончить фразу, но не
смог.
— У тебя зависимость, Гарри. Синдром героя, или.... Не знаю даже, как это
назвать, но тебе нужна помощь, — он почувствовал прикосновение ладони к
щеке и сфокусировал взгляд на взволнованных глазах.
«Герой», — хмыкнули в глубине, и Гарри воспроизвёл мимику.
— Тебе смешно? — моментально взбунтовалась Джиневра.
— Ни капли, — хрипло прошептал он и, проведя пальцами вдоль её ладони,
поймал руку. Поднеся к губам, Гарри несильно прикусил запястье и провёл
языком вдоль вен, вызвав невнятный возглас.
Подняв взгляд, он заметил, как бледность вновь сменяется румянцем, и
лениво улыбнулся.
— Не переводи тему! — она попыталась выдернуть ладонь, но Гарри,
переплетя пальцы рук, дёрнул на себя и поймал её в объятья.
— Что ты хочешь обсудить, детка? — шепнул он на ухо и почувствовал её
дрожь.
— Гарри? — упираясь ладонями в грудь, негромко позвала она, словно его
здесь не было.
Обхватив рукой за талию, Гарри переключился на шею и стал покрывать её
поцелуями, медлительно терзая кожу, слегка покусывая, исследуя. Удивлённый
возглас он проигнорировал и, сжав в кулаке ткань кофты, потянул назад,
обнажая ключицы.
Давление на грудь увеличилось, Джиневра буквально скреблась ногтями по
его одежде в попытке оттолкнуть.
— Гарри, подожди! — в мелодичном голосе проявлялась тревога, но ему было
абсолютно всё равно.
«Фульгари» — И давление исчезло, а её руки были связаны.
— Всё же я останусь на ночь, — безмятежно сообщил он и опустил взгляд.
Джиневра, широко раскрыв глаза, рассматривала светящиеся верёвки на
запястьях. Путы переливались, тускло сверкая в полумраке гостиной.
— Что ты делаешь? Гарри, отмени заклинание!
Раздражённо цокнув языком, он подхватил её на руки и быстро зашагал в
70/676
сторону спальни.
— Гарри! — она барахталась на руках, повторяя его имя с разными
интонациями от обвинительной до гневной; использовала несвойственный
повелительный тон и даже нервно рассмеялась, укорив: «Это не смешно!»
— Детка, мы всего лишь займёмся любовью, в чём твоя проблема?
— Остановись… Ты меня пугаешь! — взволнованно шептала она. — Что
происходит?
Зайдя в комнату, он плавно уронил ношу на кровать. Огненно-рыжие локоны
разметались по подушке, глаза гневно сверкали, на щеках разыгрался настоящий
пожар, и веснушки стали еле заметны.
— Отпусти сейчас же! — потребовала она пылко и показательно вытянула
связанные руки.
— Ты так прекрасна в ярости, — рассмеялся он и навис над ней, оттягивая
пальцем кофту. Не выдержав давления, нитка порвалась, и верхняя пуговица
отлетела с треском.
— Что ты творишь?! — взвизгнула Джиневра.
Гнев в её голосе отозвался бурлением крови, и Гарри коснулся губами
обнажённого плеча.
— Гарри, посмотри на меня!
Он скользнул ниже, прихватил нежную кожу губами и порывисто прикусил.
Тело под ним дёрнулось.
— Гарри, чёрт тебя побери!
— Очень хотелось услышать твои всхлипы, иначе ты бы уже молчала, —
рыкнул он, оторвавшись от столь приятного дела, и посмотрел в широко
раскрытые глаза, — но, если ты сейчас не заткнёшься, мычание мне тоже
сгодится.
Джиневра вздрогнула и сжала губы, с ужасом взирая на него.
— Гарри… — её тихая мольба вызвала волну вожделения, и он рванул за край
кофты. Оставшиеся пуговицы так же отлетели, а взору открылась бледная кожа,
покрытая россыпью веснушек. — Остановись…
Голос эхом разносился по комнате и тонул глубоко внутри, заполняя разум.
Гарри задрожал — его буквально затрясло. Кожу покалывало, а мышцы
одеревенели от напряжения и ныли. Шум в голове не утихал, а он, точно слепой,
пытался выйти из этого тумана и сосредоточиться на чём-нибудь.
«Продолжим… Нет, не смей!»
Отскочив назад, Гарри споткнулся и врезался спиной в стену. Тяжело дыша,
он смотрел вперёд, где лежала Джинни: полураздетая, со связанными руками,
искусанными губами и сверкающими глазами то ли от злости, то ли от страха.
— Эманципаре, — сипло выговорил Гарри, взмахнув палочкой.
Путы исчезли, но Джинни не двигалась. Секунды тишины обернулись
вечностью, а когда она заговорила, голос казался ему далёким, удивительно
измученным.
— Ты не можешь такое вытворять, Гарри.
— Прости…
— Что это, чёрт возьми, было? — она приподнялась, опираясь на локти и
впилась требовательным, возмущённым взглядом.
— Я… — запнулся Гарри, не представляя, как объяснить всё произошедшее,
если он сам толком не понимал, что происходило.
— Ролевые игры? — вдруг вскинула она брови.
— Игры?
— С каждой нашей встречей ты всё более странный.
Гарри молчал, в состоянии между ступором и трансом наблюдая, как Джинни
села, достала палочку и, взмахнув, присоединила обратно пуговицы.
— Не знала, что ты так хорошо овладел невербальными заклинаниями, — сухо
заметила она и подошла к нему. — Ты напугал меня. В следующий раз
71/676
предупреждай, когда захочешь поиграть в Тёмного Лорда, — и, заметив
удивление, Джинни ткнула пальцем в плечо, разворачивая его к зеркалу.
Вместо обычной одежды на нём была чёрная мантия. Прямой воротник, косой
срез, все линии столь знакомые, что Гарри мог найти сходство с закрытыми
глазами. Он трансфигурировал одежду и даже не заметил.
Он был не в себе, потерял управление над телом, получал мрачное
удовольствие от чужого страха, чуть не сотворил непоправимое…
«Не в себе? Как раз пришёл в себя, наконец!»
— Прости, — прохрипел он. — Мне надо… идти. Прости.
— Гарри, постой, — окликнула она, но он выбежал из спальни.
Надо уйти отсюда куда угодно, уйти прямо сейчас.
Услышав за спиной взволнованное «Гарри», он остановился посреди гостиной
и, не медля ни секунды, аппарировал, а очередное «постой» растворилось в звуке
полицейской сирены.
Морозный воздух наполнил лёгкие, но легче не стало.
Дыша через раз, он шёл быстрым шагом и ускорялся, чтобы снова
аппарировать.
Вокзал Сент-Панкрас.
Оцепенение ослабло, тело постепенно подчинялось. Мантия развевалась за
спиной, ветер трепал волосы, но никак не мог остудить мысли. Ужасающие,
буквально разъедающие разум, они роились в голове и жужжали, будто рой ос.
«Вернис-сь и убей! Она хотела, чтобы ты остался, чтобы я остался...»
Мучительная тревога охватила каждую клетку, властно сжимая и не позволяя
Гарри вдохнуть полной грудью. Казалось, он не может дышать, так огромен был
монстр внутри. Шаг вперёд — новое перемещение.
Ламбетский мост.
Пешеходная часть почти безлюдна. Где-то ближе к концу моста Гарри
заметил единственного прохожего. Пьяница распевал песни, слегка
пошатываясь. Его голос тонул в шуме транспорта, машины на приличной
скорости проносились мимо, а огни слепили.
Гарри не остановился: он передвигался шаг за шагом, пока не сорвался на
бег, словно за ним гналась толпа дементоров. Он не знал, от кого или чего
пытался убежать, но это не должно его догнать, не должно окрепнуть внутри, не
должно подавить волю.
«Избавимся от свидетеля? Никто не будет скучать по одному
ничтожному маглу…»
Поймав взгляд человека на последней секунде, Гарри замер и тотчас
аппарировал.
Гринвич-Парк.
Сумрак окружил его. Он мог видеть силуэты веток, что тревожно качались на
фоне ночного неба; мог ощущать мёртвый запах давно опавшей листвы и голой
земли; мог слышать лай собак где-то вдалеке…
А затем вгрызаться ощущениями в абсолютную тишину. Она сгущалась вокруг
кольцом, погружая Гарри в гипнотическое состояние: в голове стало пусто, и в
душе тревожно зашевелилось нечто. Царапаясь и шипя, оно ползло, карабкалось
по нитям, точно хотело стать ближе к нему, но в следующий миг испуганно
скорчилось и замерло.
Должного облегчения, тем не менее, это не принесло, так как спустя момент
монстр вновь яростно встрепенулся:
«Я буду з-здесь! — голос был наполнен ненавистью и болью. — Я — твоё
желание обрести свободу, твоё стремление избавиться от чужих
ожиданий, от пророчеств, от врагов и от друзей — от всего, что тебя
72/676
сковывает! — утробный рокот вздымался откуда-то из глубины в попытке вновь
обрести способность думать.
Кровь закипела, омывая жаром тело. Гарри напрягся, чувствуя, как магия
бушует в попытке разорвать его и вырваться на свободу. Дыхание стало
порывистым, а болезненная судорога пробежала по телу. Сжав кулаки, он впился
ногтями в ладони и углубил дыхание, стараясь унять волнение, сдержать
энергию.
— Риддл... — пронеслось полушёпотом-полустоном.
«Ты сводишь меня с ума, мальчишка...» — в груди всё ёкнуло и оборвалось.
Магическое давление тотчас исчезло, словно лопнувший мыльный пузырь,
оставляя после себя состояние болезненной тоскливой тревоги — сердце зашлось
в предчувствии неотвратимого несчастья.
Что он с ним сотворил?
— Риддл! — глухой рык заставил Гарри вздрогнуть — слово разлетелось эхом
по опустевшему парку. Над головой закачались ветки, раздался треск и следом
пронзительное «карр-кар-р-кар-р-р» взметнулось к небу.
Он сделал ещё один шаг.
Шаг в темноту.
гаммечено~
73/676
Примечание к части Песня: I Think About You (feat. SVRCINA)
Экстра частично songfic (капельку), но слушать или нет — дело ваше.
С наступающим всех!
Экстра I. Мишура
— Прекрати ёрзать!
— Мне неудобно, — буркнул Гарри, притворяясь рассерженным.
— Если продолжишь — неудобнее будет вдвойне, — хрипловатый смех
взбудоражил.
Гермиона пробежала мимо с мишурой в руках и на ходу бросила
укоризненный взгляд на них. Рон прошёл следом с чашкой дымящего напитка и
целым набором рождественских украшений вокруг шеи, бегло глянув с кривой
улыбкой. За ним расслабленно ступал Драко с бутылками эльфийского вина, по
одной в каждой руке.
В воздухе стоял пряный аромат имбирного печенья, корицы и апельсинов. В
этом году Гермиона решила готовить сама, пока Кричер недовольно ворчал в
сторонке, а Димбл радостно помогал, вертясь у неё под ногами и предлагая
разные рецепты.
— Гарри, — горячее дыхание опалило шею, и он дёрнулся, — ты собираешься
это вешать или нет?
— Не ворчи, — мотнул Гарри головой и, наконец, зацепил гирлянду.
Разумеется, всё это можно было поручить эльфу или сделать с помощью
магии, но Гермиона настояла. «Украшать дом — это незаменимая традиция. И
нужно делать это своими руками, иначе всё теряет смысл!» — твердила она,
отнимая у него, Рона и даже Драко палочки.
Дверь вновь приоткрылась, и прошёл Невилл, подпрыгивая в ритм
зазвучавшей откуда-то музыке.
— I don’t know why, I think about you all the time (не знаю почему, я
постоянно думаю о тебе), — голос неизвестной Гарри певицы пронёсся
шлейфом, а Лонгботтом, не заметив их, тут же исчез за дверью.
Музыка смолкла, но буквально спустя пару секунд зазвучала вновь. Уже на
весь дом.
— А где классические рождественские песни? — в притворном ужасе
поинтересовался Риддл.
— Тебе решили угодить, наверное, настоящей магловской музыкой, —
шутливо подмигнул он.
Зацепив провод за второй крючок, Гарри ощутил, как чужие руки провели по
бокам вниз и забрались под рубашку, неторопливо поглаживая кожу.
— Риддл! — цыкнул он.
Провод сорвался, и гирлянда провисла.
— Ненавижу Рождество, — сдержанно протянул тот, стоя за спиной.
— Ну, можешь не улыбаться за ужином, — отвлечённо заметил Гарри и вновь
накинул замученный провод на крюк, натягивая гирлянду.
Ответа не последовало. Вместо этого Риддл провёл пальцами выше и задел
сосок, слегка царапнув.
— Том! — застонал Гарри то ли от отчаяния, то ли в предвкушении — точнее
сказать он не мог.
Если всё так продолжится, они не успеют украсить даже небольшую
гостиную: Гарри никак не мог сосредоточиться и повесить одну чертову
гирлянду, а Риддл даже не пытался создать видимость труда. Он отвлекал его
ещё больше, не желая шарик на гвоздик повесить собственноручно.
74/676
Гарри только потянулся ко второму крючку, как украшение взметнулось и
ровно расправилось вдоль стены.
— Так нельзя! — проворчал он и вцепился в поручни стремянки, посматривая
на Тома сверху вниз.
— Если ты никому не скажешь, я тоже промолчу, — еле слышно заметил тот с
довольной улыбкой. — Это утомительно, бесполезно и…
Хмыкнув, Гарри подался назад и прильнул к нудящему Риддлу, вжимаясь
ягодицами в его бёдра и делая вид, что собирается спуститься со стремянки.
— У нас куча дел, нужно ещё повесить шары, мишуру, подключить гирлянды…
— не успел он закончить, как его резко развернули и стянули с лестницы.
— Плести венки не буду, — мрачно отрезал Том и невесомо коснулся губ,
предотвращая любые протесты по этому поводу.
Гарри запустил пальцы в тёмные волосы, притягивая голову, и жадно ответил
на поцелуй, приклеиваясь к Риддлу.
— Well, you're beautiful and disastrous, it’s unusual but I can't resist you. No I can't
resist you (что ж, ты красив и смертоносен; это необычно, но я не могу
устоять перед тобой. Нет, я не в силах сопротивляться тебе), — женский
голос продолжал набирать громкость, или ему так казалось.
Раздался хриплый вздох. Том подхватил его под бёдра, держа на весу, и вжал
спиной в стремянку. Лестница пошатнулась, но устояла с помощью магии.
Поцелуй углублялся, языки неспешно, почти лениво, переплетались, а Гарри
медленно сходил с ума, пока Риддл шарил руками по его телу. Одежда начала
мешать обоим, и на секунду он забыл, где они находятся.
Даже сквозь музыку прорвался звон бокалов и ругань. Оторвавшись от губ,
Гарри вовремя заметил входящего Драко. Тот пронёсся по гостиной, но, заметив
их, хмыкнул и тут же исчез за дверью.
— Почему бы нам не подняться и оставить всё это твоим энергичным друзьям?
Гарри не спешил отвечать, ибо сам уже был не уверен в своих возможностях
декоратора (особенно в подобной компании) и даже начал склоняться к
принятию чужого предложения.
Риддл тоже времени даром не терял и чарующе нашёптывал:
— После Рождества мы не увидимся неделю, если не больше. Мне нужно в
Германию, и я не знаю, когда вернусь.
Том коснулся губами чувствительной зоны за ухом, и Гарри задержал
дыхание, когда чужой будоражащий шепот опалил кожу:
— Минуты тают, а мы занимаемся ерундой. Все только вздохнут свободнее,
если меня не будет за столом. Один из твоих друзей до сих пор заикается, стоит
мне посмотреть в его сторону. Зачем им такой стресс? — тон стал насмешливым.
— Ошибаешься, — Гарри еле заметно мотнул головой и, заглянув в алые, чуть
прищуренные глаза, сжал его лицо меж ладоней. Том закатил глаза, но Гарри,
улыбаясь внутри, безразлично добавил: — Естественно, мы увидимся, ведь я еду с
тобой. — И предугадывая последующий вопрос, тут же пояснил: — У меня тоже
там дела.
— Альбус? — вскинул тот брови.
— Секрет, — шепнул Гарри в самые губы и каждой фиброй души
прочувствовал чужое недовольство.
— Кхм, кхм, — громкое покашливание мгновенно опустило его с небес на
землю.
На пороге стояла Гермиона и смотрела на них чуть прищуренными глазами:
— Скоро будут гости, а вы… — от возмущения она даже задохнулась.
— А мы уже закончили, — развязно ответил Риддл.
Только тогда Гарри заметил, что коробка с украшениями оказалась пуста и
всё висело на своих местах. Даже прозрачные снежинки проявились на стекле.
Сжульничал!
Пожав плечами, Гарри улыбнулся ей и незаметно ущипнул Риддла. Тот лишь
75/676
хмыкнул в ответ и перестал обращать внимание на Гермиону. Она, в свою
очередь, уперев руки в бока, не прекращала таранить взглядом спину Тома, явно
осознавая, каким образом они управились так быстро.
— И что нам ещё украшать? — попытался разрядить обстановку Гарри.
Послышался тяжкий вздох. Гермиона перевела на него строгий взгляд и
сжала губы в ниточку, а после вновь вздохнула и, примирительно махнув рукой,
сообщила:
— Прихожую и обе спальни на четвёртом этаже. Рон упал со стремянки и
разбил приготовленную для ужина посуду, — на этих словах Риддл вновь
хмыкнул, а Гарри снова ущипнул его, пока подруга продолжала тарахтеть: — И
отправился в Косой Переулок за новой, поэтому спальни тоже на вас...
— Отлично! — хлопнул в ладоши Риддл.
Гермионе внезапный энтузиазм Тома явно не понравился, и она стала
выглядеть ещё более грозно.
— Мы сразу… приступим, — добавил Гарри, заметив чужую плотоядную
улыбку, и, схватив Риддла за руку, потащил за собой.
— Коробки с украшениями уже там, — последнее, что он услышал.
Дверь закрылась.
Энтузиазма Тома он не разделял, заранее понимая, что тот опять нарушит
правила и воспользуется магией, а что будет дальше, Гарри даже боялся
предположить, сгорая в предвкушении. Всё-таки хотелось попробовать украсить
всё самому, что он и планировал сделать, как только переступит порог спальни. И
ничего больше. Никаких других занятий.
— Интересно, представитель семейства Уизли сломал себе что-нибудь, —
протянул Риддл, — или нет.
— Тебе бы доставило это радость, — хмуро заметил Гарри.
— У меня осталось мало радостей, — пожал плечами Риддл, но тут же
прибавил: — Таких радостей.
— Как будто я не знаю, что ты собираешься делать в Германии.
— Это вроде как работа.
— Которая тебе по вкусу.
— Не отрицаю, предложение выглядело привлекательно, — Риддл
остановился около одной из комнат и окинул его многозначительным взглядом.
— Шутка так себе, — выразительно фыркнув, Гарри проигнорировал намёк и
распахнул дверь. Он вообще не понимал, какой смысл украшать спальню и
кабинет, но раз Гермиона настояла, то против неё не попрёшь без риска для
жизни.
Шагнув внутрь, Гарри склонился над коробкой и распечатал её, потянув за
край клейкой ленты. Разноцветные украшения засверкали на свету. Подцепив
алую мишуру и упаковку с кнопками, он подошёл к окну.
— Нужно принести стремянку, — вздохнул Гарри. Всё-таки потолки на Гриммо
были высокими, и повесить украшения слишком низко — означало вызвать
очередную волну недовольства у деятельной Гермионы.
Стоило только воткнуть первую кнопку, придерживая украшение, как за
спиной раздалось шуршание, бренчание и мрачные комментарии Риддла по
поводу «белиберды» и «глупого занятия».
Зная заранее, что он увидит, Гарри резко обернулся — комната была
полностью укомплектована и переливалась так, что аж в глазах рябило, а Том,
прислонившись плечом к косяку, наблюдал за ним со скучающим видом.
— И как я буду это объяснять? Мы управились за минуту с одной комнатой, —
напряжённо поинтересовался Гарри.
— С обеими.
— Ещё лучше! — взмахнул он руками и кое-как забросил мишуру на штору.
— Сделаем вид, что мы очень заняты, — добавил тот с улыбкой и отделился от
косяка, прикрывая дверь.
76/676
— Том… — вполголоса предупредил Гарри, но Риддл, преодолев расстояние,
притянул его и стал расстёгивать пуговицы на рубашке. — Том!
— Гарри, — в тон ответил Риддл.
Застигнутый врасплох, он сделал шаг назад и упал на кровать, когда получил
лёгкий толчок в грудь. Возмущённо воскликнув, Гарри вцепился в покрывало
пальцами, чувствуя приятный вес чужого тела на себе. Тепло разливалось
внутри, как и напряжение в паху. Свою чрезмерную чувствительность в руках
Риддла Гарри не сможет объяснить, наверное, никогда.
Видимо, песня стояла на повторе, ибо тот же голос вновь напевал:
— In my subconscious mind, I think about you all the time, every dream you
occupy, I think about you (в подсознании я всё время думаю о тебе; ты
овладеваешь каждым сном, и я не могу прекратить думать о тебе одном).
Стало душно, кровь застучала в висках, и чужие губы накрыли его в
томительно-медленном поцелуе. Риддл вылизывал рот, расстёгивая пряжку
ремня, а второй рукой прижимал запястья к покрывалу, полностью обездвижив
Гарри.
Задыхаясь от ощущений, он выгнулся, а стон был поглощён в ненасытном
сплетении языков. Хотелось скорее стянуть штаны, но Риддл медлил и дразнил
его, сжимая член через ткань и плавно двигая рукой, но этого было недостаточно
— у них не было времени.
Не было времени.
Ещё несколько минут…
Вдруг перед глазами всё поплыло, картинка дрогнула и завибрировала, точно
отражение на поверхности воды.
«I think about you» — продолжало повторяться, словно заевшая пластинка.
— Гарри? — далёкий женский голос ворвался в песню, как и в его разум, но
испытываемое желание и истома не прекращались, как и сладостное ощущение
близости.
— Гарри… — вновь позвали, но он попытался отмахнуться, удержать это
осязаемое присутствие, столь желанное, что, когда всё начало испаряться,
подобно призрачному видению, он не смог сдержать болезненный стон.
— Гарри, проснись!
И он резко вскочил. Ошеломлённый и встревоженный, осматривая ту же
самую комнату, в которой лишь несколько секунд назад он…
— Наконец! — Гермиона недовольно поглядывала на него, держа точь-в-точь
привидевшуюся гирлянду в руках. — Скоро все придут, а ты просил разбудить
заранее.
— Я?.. — озадаченно переспросил Гарри, всё ещё не понимая, что происходит
и куда исчез Том.
— Ну не я же, — возмущённо воскликнула она и вздохнула, а взгляд потеплел.
— Я, конечно, уважаю профессора Дамблдора, но слишком уж изматывает он
тебя. Неужели преподавание ЗОТИ сложнее, чем труд мракоборца? — спросила
Гермиона сама себя. — Ты должен спать по ночам, а не урывать крохи сна по
углам, — со вздохом заключила подруга.
Стало быть, сон?
Жуткий, непонятный сон, от которого мурашки по коже и… стояк. Хорошо, что
перед сном он накрылся пледом и Гермиона ничего не заметила.
Было стыдно.
Острое разочарование болезненно полоснуло сердце.
Гарри стыдился этого разочарования; стыдился комфорта, что ощутил рядом с
врагом в несбыточном, но таком реалистичном сне; стыдился, что до сих пор
испытывал отголоски этих чувств уже наяву. Непонятные и тёплые, они
выворачивали его наизнанку своей неправильностью.
— Ты проснулся или спишь наяву? — Гермиона стояла на пороге и
вопросительно смотрела на него.
77/676
— Уже иду, — отстранённо кивнул Гарри. И тотчас услышал радостный
возглас миссис Уизли, шутливый тон Джорджа, доверительный тембр мистера
Уизли, смущённые возражения Невилла и звонкий смех Джинни — которые
перекрывали звучный крик Фреда Уизли-младшего.
Гости пожаловали.
гаммечено~
78/676
Глава 6. Произнеси же имя моё глубокой ночью
Say my name in the dead of night,

If you chose me to lead you
For a fool you are too bright, but I know you're weak
I will blacken your inner light,
Walk you down to the dark side
Leave your hope and come in.
They tried to guide you,

I screwed you over
This' how I get what I look for.
Well, I'm just saying your guts are mine now.
Ocean Jet — Deceiver
— Он проснулся?
— Да, сэр. Полчаса назад. Мистер Риддл был в ярости, ведь Димбл спрятал
всю его одежду, как Гарри Поттер и просил, — важно кивнул эльф.
Гарри уже и забыл, что просил о таком.
— Хорошо, спасибо, — устало кивнул он.
Отперев комнату, он зашёл.
Том стоял абсолютно обнажённый, а пижама валялась на полу. Гарри на миг
замер, рассматривая рельефную спину, узкую талию, крепкие ягодицы… За
прошедшее время он впервые видел Риддла обнажённым, и это было странно.
— Повеселился, Поттер?
Обманчиво вежливый тон вызвал лишь раздражение, и хоть его обладатель
не обернулся, размытое отражение лица всё равно было отчётливо видно в окне.
И двойственность чужой фразы Гарри категорически не понравилась. Имелась ли
в виду шалость с пижамой или нечто другое, о чём Риддл ну никак не мог знать?
Не мог, и тем не менее Гарри интуитивно понимал: Том прекрасно осведомлен о
недавнем инциденте с Джинни. Ведь «дело в контроле», как сказал Дамблдор.
Хотелось схватиться за голову и рвать на себе волосы, сжаться до комка и
биться головой об пол. Несколько минут назад он смог достичь равновесия и
частично успокоиться, но стоило провести пару секунд вместе с этим…
«Ничтожеством».
Да. Стоило провести пару секунду в одной комнате с этим ничтожеством, как
всё спокойствие растворилось в пучине отчаяния.
— Что ты со мной сделал?.. — слова вылетали с придыханием, точно ему
стоило титанических усилий говорить.
Том медленно обернулся, ничуть не стесняясь своей наготы.
— Когда? — тяжко вздохнул он. — Во сне, Гарри? Или в лаборатории? —
вопросительная улыбка тронула губы.
— Надень… что-нибудь, — процедил Гарри.
Он уже устал удивляться тому, что по-своему реагирует на Риддла. Сколько
раз в «Норе» они переодевались с Роном или близнецами, и Гарри была
совершенно безразлична мужская нагота...
Чёрт!
Гарри с трудом отвёл взгляд в надежде, что Риддл ничего не заметил.
Какое-то наваждение, в самом деле: перед ним стоял обычный обнажённый
мужчина, а он реагировал точно подросток в пубертатный период. Хотя в этот
знаменательный для каждого человека период он так себя не чувствовал и уж
79/676
точно не вёл: некогда было ему предаваться фантазиям между одной
катастрофой и другой. Да он даже себя не разглядывал столь пристально.
— В эту игру можно играть вдвоём, Гарри, — меж тем заметил Том, даже не
попытавшись прикрыться. Гарри казалось, что это не Риддл стоит обнажённый
посреди комнаты, а он сам. — Это отнюдь не оскорбление для меня, а простая
детсадовская шалость.
Сейчас было не до этого. Шутки кончились.
— Что внутри меня кроме твоей силы, Риддл? Какую чертовщину ты ещё
засунул? Своё безумие? — голос повысился на несколько октав: Гарри потерял
над ним контроль. — Паранойю? Может, голоса воображаемых друзей, которые
ты слушаешь на досуге? — он гарцевал на грани между истерикой и злостью, и в
этот момент нутро вновь разразилось смехом.
В ответ Риддл равнодушно пожал плечами и сел в кресло. Хорошо, хоть стол
частично скрыл чужую наготу, позволяя Гарри облегчённо выдохнуть. Однако
ярость тут же взбунтовалась с новой силой, затуманивая разум, когда он осознал,
что его вновь проигнорировали и давать каких-либо объяснений явно не
собирались.
Он угрожающе двинулся вперёд.
— Что у нас сегодня по расписанию: Круциатус или сразу Авада Кедавра? Ты
входишь во вкус, Поттер. Приятно, да?
Насмешливый тон заставил злобно заскрипеть зубами и сжать кулаки до
побелевших костяшек:
— Ответь мне! — требовательно прошипел он.
Риддл сощурил глаза и продолжил молчать, а Гарри не мог не думать ещё кое
о чём. Когда они встречались глазами, видение становилось чётче, точно чёрно-
белая картина наливалась красками; внутренности сжимались в комок, а сердце
билось в горле, и желание придушить Риддла никак не мешало этому чувству —
оно дополняло его.
— Не смей требовать чего-то от меня, — еле заметная угроза в голосе
ворвалась в его ложное воспоминание, сливаясь в единое с эхом: «Не думай
даже! Не думай об этом…»
— Не думать о чём? — озадаченно пробормотал Гарри, разговаривая сам с
собой.
Отвернувшись, он неспешно сделал круг по комнате под пристальным
вниманием алых глаз и остановился.
— Лезть, куда не просят, делать не подумав, — перечислял Том, чуть склонив
голову. — Пить, что не следует. Зелье, например, для подавления либидо.
Помогло, Поттер?
Очередное наваждение: картинка двоилась, реальность и видение
смешивались и приобретали реальные очертания.
— Ищешь ответов у всех вокруг: бежишь к Альбусу, к друзьям, даже у
мёртвых совета просишь, — медленно перечислял Том, не сводя с Гарри
нечитаемого взгляда. — А сейчас ты жаждешь от меня дежурной фразы в стиле:
«Ничего страшного, Поттер. Тебе просто показалось». — Он на миг замолчал, а
затем безразлично обронил: — Увы, я не собираюсь тебя успокаивать.
Слова прозвучали звонкой пощёчиной. Риддл видел его насквозь: привычки,
наклонности, привязанности... Видел и обесценивал, высмеивал, не меняясь в
лице. Помимо воли, кровь прилила к щекам. За долгий день тело вместило
столько разных эмоций, что смущение казалось неестественным, даже
абсурдным после всего произошедшего.
— Это нормально, что у меня есть на кого положиться, — прозвучало как-то
неуверенно, и Гарри мысленно чертыхнулся.
— Тогда иди и задавай свои вопросы добродушным друзьям или наставникам-
идиотам. Зачем ты пришёл ко мне, Поттер? Разве я тот, на кого ты можешь
положиться?
80/676
«Потому что только ты можешь дать мне ответ», — на секунду Гарри прикрыл
глаза.
«Боишься чужого осуждения… Жалок».
Гарри совершенно не понимал, как вести себя с Риддлом, чтобы добиться хоть
каких-то разумных ответов, а главное — правдивых.
«Пытать?»
— Пожалуйста, — поспешно выпалил он, только бы перестать слышать
назойливые мысли. — Пожалуйста, ответь мне.
Фраза, конечно же, прозвучала жалко: Гарри не узнал ни собственного голоса,
ни горечи в нём.
Риддл вскинул брови, будто был чрезмерно удивлён, но лицо тотчас
помрачнело. Скулы заострились, глаза потухли, губы еле заметно искривились, и
тот мягко подался вперёд:
— Не смотри на меня так.
Опять это странное предупреждение. Как Гарри мог на него смотреть?
Разбито, с отчаянием, наверное. Может быть, с мольбой?
«Жалок».
— Заткнись… — буркнул Гарри еле слышно и опустил голову.
Ответом стал разъедающий душу хохот. Вздохнув, он вновь посмотрел на
Тома.
— И давно ты стал говорить сам с собой? — поинтересовался тот.
— Ответь мне. Без лжи и отговорок, — устало пробормотал Гарри.
Он просто не представлял, каким образом можно было договориться с
Риддлом. Угрозы его порадуют, мирный разговор — не вариант, что же до пыток...
Об этом даже думать не хотелось.
Риддл помрачнел ещё больше — словно тень упала на его лицо. Тёмные глаза,
почти чёрные в то мгновение, дотошно разглядывали Гарри, что-то выискивая:
— Что я получу взамен?
— Я не могу дать тебе ни свободы, ни магии, — отрезал Гарри. — Не знаю, что
ещё могу предложить.
— Как насчёт не всей силы, а одного глотка?
Риддл ловко поднялся и подошёл плавной поступью хищника, как обычно —
бесшумно. Гарри хотел отвести взгляд, но, своевременно опомнившись,
требовательно уставился на Риддла:
— И магические ограничители? А ещё надень на себя что-нибудь…
— Если тебе будет так спокойней, — еле заметная ухмылка озарила чужое
лицо. Том подошёл к шкафу и показательно натянул нижнее бельё, между делом
громко сообщив: — С привязкой.
— Нет!
— Нет так нет, — пожал он плечами.
Гарри прикусил губу в бессилии.
Привязка не только ограничивала расстояние, на которое они могли отходить
друг от друга, но и связывала магические способности Гарри, ослабляя их почти
вполовину, если не больше. И всё равно это лучше, чем ничего не знать, верно?
Вся эта путаница сказывалась на его эмоциональном состоянии серьёзнее, чем
столько лет тайной угрозы Тёмного Лорда. Тем более что даже вполсилы он всё
равно сильнее Риддла, а для проведения уроков по ЗОТИ этого запаса должно
быть вполне достаточно.
Расстояние, конечно, было проблемой иного рода. В Хогвартсе он мог
запереть Тома в кабинете, пока все мракоборцы были заняты таинственной
проблемой Азкабана. А до встречи с друзьями и обедом у Малфоев ещё
оставалось достаточно времени… Возможно, Гарри смог бы найти другой выход.
«И чего я уговариваю себя? Единственное, чего мне хочется — это
испытать наслаждение снова, а столько пустых размышлений. Просто
невероятное занудство».
81/676
«Что? — встрепенулся Гарри — Я не хочу ничего испытывать!»
«Ну конечно «не хочу» — глубокий вибрирующий смех раздался в ответ. —
Ещё как хочу. И всё потому, что я такой слабый червяк, но это только
пока…»
«Не смей говорить за меня!»
Неразбериха в голове повергла его в смятение. Мысли путались — Гарри не
различал, где собственные, а где принадлежащие «чужому Гарри». Ощутив
беглое прикосновение, он отвлёкся от творящегося внутри хаоса и сфокусировал
взгляд.
Том протянул ладони и пробежался вдоль мантии, разглядывая её, чуть
склонив голову набок:
— Иногда я забываю, что ты совсем ещё…
Странный тембр, необычные слова, неясный взгляд и мимика — то был
причудливый мираж: словно на миг Риддл исчез, а перед ним предстал некто
иной. Такая стремительная перемена заставила Гарри невольно вздрогнуть, а
Том тем временем опустил руку. Иллюзия растворилась.
— Совсем ещё... кто? — удивлённо пробормотал Гарри.
— Ты ведь сам всё понимаешь, — проигнорировал Том вопрос, — но готов
пойти на риск, вернув мне процент силы, лишь бы я огласил твои страхи.
— Я ещё не согласился, — попытался возразить он. Но всё оказалось
бесполезно. Улыбка Риддла была красноречивее слов: оба понимали заранее, что
ответ будет положительным. — Ладно… Согласен, но я хочу знать всё, —
промолвил Гарри, обречённо вздохнув.
— Умерь свой аппетит, мальчик, — рассмеялся Том. — Я отвечу лишь на один
твой вопрос. Честно и без увёрток, как ты и хотел.
Гарри притих.
Задача была непростой, ведь формулировка вопроса должна быть ясной и не
предполагать двусмысленности в ответах. Он мог бы спросить всё что угодно: что
планирует Риддл в будущем? Прав ли Гарри в своих утверждениях насчёт
финальной битвы? Мог потребовать рассказать про заклятие, что тот использовал
для воскрешения. Вместо этого, шумно сглотнув, он еле слышно выдавил из себя:
— Твоя магическая сила воздействует на меня?
В комнате повисли несколько секунд звенящей тишины, а немигающие алые
глаза на миг заискрились, тут же погаснув.
— И да, и нет, — заявил Том.
Волнующий ответ оказался столь кратким, что Гарри замутило от возмущения
и досады.
— Это не ответ, чёрт побери! — прошипел он и вцепился бы в Риддла, будь на
нём одежда, но любое прикосновение к коже представлялось чрезмерно
интимным. Поэтому Гарри лишь сжал кулаки и сцепил их за спиной.
Том молчал. Задумчиво поглаживал подбородок и молчал, пока напряжение
скапливалось внутри Гарри, и он не начал подрагивать в нетерпении.
— Уверен, тебе предложили использовать её, — наконец изрёк тот. — Гарри, у
силы собственный привкус, даже отзвук — она похожа на отпечаток и так же
неповторима. Моя сила обладает собственным оттенком. Это не просто
магическая батарейка, которую я в тебя вставил. Гены магии способствуют её
появлению, но… — Том вновь замолчал, точно не мог подобрать правильных слов,
— развитию силы, назовём это так, способствует сам волшебник, и со временем
магия приобретает явственный отпечаток.
— Тёмный… отпечаток, — сказал он, шевеля одними лишь губами.
— Да, можно и так сказать. Или же просто характерную маркировку. Как
подпись.
Потрескивающее внутри напряжение лопнуло в один миг. Гарри показалось,
что ноги не выдержат веса истины, опустившегося на его плечи гранитной
плитой, и он рухнет.
82/676
— Я становлюсь тобой, — бессвязно пробормотал он.
Кожу покалывало, словно воздух был наэлектризован.
— Но… но если я становлюсь тобой, тогда… Если во мне твоя тьма, — от одной
лишь мысли ему становилось дурно.
Гарри сам потребовал ответов, только вот, услышав их, желал развернуться и
всё забыть. Не успел он сделать и шагу или, скорее, пошатнуться — ноги не
слушались, — как был прихвачен за плечо.
— Если тьма во мне… Ведь если она во мне, то в тебе… Что тогда осталось в
тебе?.. — невнятно шептал Гарри, пытаясь проглотить сформировавшийся комок
в горле.
Ужасающее откровение обрушилось градом на остатки самообладания. Во все
глаза смотря на Риддла, он панически боялся признаться, что не чувствовал
опасности от него не потому что расслабился, а потому, что Том был неопасен. В
отличие от самого Гарри.
Видимо, всё это отразилось на его лице, так как Риддл вдруг хрипло
рассмеялся и крепче сжал плечо, придерживая.
— Ты так наивен, — изрёк Том, беглым прикосновением очертив скулу и
спустившись к шее. — Или же ты ничего не понял, — пожурил он и провёл
кончиками пальцев вдоль шеи, расстегнув ворот. — Я такой, какой есть, не из-за
магии. И её присутствие или же отсутствие не делает меня другим, — почти
ласково сообщил Риддл и тут же добавил, точно прочитав его мысли: — В отличие
от тебя.
Время остановило свой бег, чтобы Гарри мог наблюдать, прочувствовать, как
прутья сжимаются вокруг, душат его, впиваются в кожу, становясь видимыми.
Всё это время в душной клетке сидел не Риддл, а он сам.
— Ты знал? Знал ведь… Знал!
— Знал, — спокойно ответил Риддл. — И говорил тебе, что ты отдашь мне силу
обратно. Добровольно, — он склонился ближе и в притворном ужасе прошептал:
— Ведь ты не хочешь превратиться в нечто похуже меня, Гарри?
— Этого не случится!
— Случится, даже не сомневайся: в тебе намного больше так называемой
тьмы, чем ты способен осознать. И сила сломает тебя. Она завладеет тобой и
будет творить твоими руками «ужасные» вещи, Поттер, — губы тронула
снисходительная улыбка, а Гарри чувствовал, как с каждым словом внутри
разверзается бездна отчаяния, в которую он погружался дюйм за дюймом. — А
когда ты будешь приходить в себя, полудохлая, забитая совесть развеет остатки
твоего рассудка, окончательно сведя тебя с ума, и преподнесёт на блюдечке
остатки «бравого героя» глубокому безумию. Как на это отреагируют твои
добродетельные друзья? А милая Джинни? Убьёшь ли ты их первыми или же
оставишь напоследок, чтобы иметь возможность насладиться ужасом в чужих
глазах?
— Это неправда… — прохрипел Гарри и вцепился в руку Риддла.
— Отрицание — плохое начало. Я и так сказал больше, чем должен.
— Нет выбора, — сам себе прошептал Гарри.
«У меня нет выбора… Нет абсолютно никаких вариантов».
— Выбор есть всегда, Гарри. Ты можешь вернуть силу, а можешь оставить
себе и стать общественной угрозой номер один. Я даже буду восхищён таким
поворотом событий, гм. Ах да, ещё ты можешь умереть.
— Но… мы ведь связаны, если я умру, тогда ты?.. — проблеял Гарри, пока
различные страхи собирались в ком внутри, сумбурно переплетаясь и
увеличиваясь. Он уже не чувствовал конечностей: пальцы одеревенели и не
сгибались.
— Имелась в виду добровольная смерть, ведь ты пошёл на самоубийство в
последнюю нашу встречу, — пояснил Том.
Чужой ласкающий слух тембр ввёл Гарри в ещё больший ступор.
83/676
— Это было…
— Самопожертвование, ты хочешь сказать. Действительно, благородно
звучит. Ты постоянно занимаешься «самообманом», — всё так же ласково шептал
Риддл, словно науськивая. — Ведь, по сути, выбора у тебя и не было.
Самопожертвование — это жертвовать собственными интересами ради блага
других, а ты, Гарри? Ты был выращен, чтобы не иметь собственных интересов. Ты
был отдан в дом, в котором тебя не жаловали, только чтобы эти интересы
зачахли в зародыше. А потом тебе, пустому месту, даровали жизнь волшебника
как подарок, хотя это право было твоим с рождения. И ты всё прекрасно
понимаешь, но продолжаешь отрицать. Такое упорство даже восхищает.
Эта мягкость в голосе терзала Гарри хуже любой насмешки. Риддл полностью
связал его по рукам и ногам, не оставив ни единого шанса, чтобы выпутаться. Он
с самого начала оплетал жертву паутиной и наблюдал, как та барахтается,
наслаждаясь мнимым превосходством.
«Самоубийство, самопожертвование, самообман», — повторялось эхом в
мыслях. Но это был сделанный им выбор, а не очередная форма отрицания.
Принесло бы ему счастье или хотя бы толику удовлетворения, если он,
обозлившись на весь свет, стал бы мстить, убив тётю с дядей, как сделал Том со
своей семьёй?
— Ты бы не стал так рисковать, — вдруг со смешком заключил Гарри и следом
рассмеялся: ломко, хрипло, сдавленно. — Я ведь мог пожертвовать собой снова,
раз уже сделал это однажды.
Чужие пальцы соскользнули вниз и стали поглаживать шею — это странное
движение отвлекало и… на удивление успокаивало. Гарри ухватился за частичку
тепла внутри, как утопающий за спасательный круг.
В ответ Риддл расплылся в обезоруживающей улыбке.
«Думай, думай…»
«Тупица!»
— Тогда сила вернётся к тебе сама, — вздрогнул Гарри.
Пальцы впились в затылок, не позволяя отклонить голову, и Риддл изрёк:
— Умничка.
Он склонился, прихватил его нижнюю губу, провоцируя, и, дразня, слегка
прикусил её, тут же отпуская.
— Или вернуть, или превратиться в монстра. Так?
Гарри медленно, но неизбежно поддавался чувству паники, что усиливалась с
каждой секундой. Три варианта казались столь призрачными, что исход на самом
деле мало отличался: Тёмный Лорд возродится. Только будет это или уже хорошо
всем известный Волдеморт, или не менее именитый Гарри Поттер в новом
амплуа.
Гарри сделал выбор, но это не означало, что он не видел сути.
Десять лет в чулане под лестницей, живя одним лишь презрением Дурслей к
своей персоне, потеря родителей, ненависть к Волдеморту, потеря Сириуса,
потеря на потере, «измена» — можно и так это назвать — Дамблдора, изменение
в восприятии себя, отсутствие цели после войны… Сколько раз он думал, что не
может жить без борьбы? А что если ради забавы Гарри вновь станет разжигать
вражду?..
И как ему, черт побери, стоит поступить после всех этих внезапных
откровений?
«Любопытство сгубило книзла».
«Заткнись!»
«Если перестать думать, то и я замолчу».
— С тебя хватит потрясений на сегодня. Время оплаты.
— Исправь это! — прошипел он, переходя на парселтанг, и, молниеносно
подняв руку, крепко сжал пальцы на чужом горле. — Иначе… иначе…
«Что?» — усмехнулись внутри.
84/676
Риддл, словно слыша его внутренний голос, многозначительно улыбнулся, но
с места не сдвинулся. Ситуация его явно забавляла.
— Если я стану чудовищем, знай — тебя убью первым, — проскрипел Гарри, а
затем в ужасе уставился на свою руку, сжимающую чужое горло.
— Не разочаровывай меня, — тихо ответил Том.
Слова вместе с недовольством внутри — эта червоточинка появлялась каждый
раз, стоило только подумать о кончине гада — мгновенно отрезвили его, и рука
медленно опустилась. На бледной коже Тома тут же проступили красные пятна.
— Хитрая, злобная гадюка, — буквально выплюнул Гарри и отвернулся.
Если он задушит Риддла, а потом реанимирует заклинанием, будет ли это
считаться попыткой убийства?
«Давай проверю…» — радостно забухтели мысли.
— Странные у тебя оскорбления, Гарри. Тянут на комплимент. Хватит
упрямиться, — вместе с этими словами чужие руки легли на плечи и развернули
его. Гарри застыл, дыша через раз.
И что теперь делать?
До этого момента он не хотел знать, как именно Риддл собирается получить
оплату. Поцелуи или что-то ещё? Не будет же он…
«Да… Сейчас мне будет хорошо».
«Заткнись, никому хорошо не будет!»
— Что ты слышишь? — вкрадчивый вопрос вывел из ступора. Риддл вновь
сменил маску и смотрел на него несколько озадаченно.
Гарри попал в ловушку, и дверь клетки уже захлопнулась. Какой смысл
скрывать что-либо, когда тот видел его насквозь? Какой вообще смысл во всём
происходящем?
— Мысли или голос, не знаю даже, как это назвать, — он измотано махнул
рукой.
Наверняка можно вновь попытаться победить Риддла. Тот не создал новый
крестраж (пока), не имел при себе бузинную палочку, да и палочку как таковую
(пока), но проблема заключалась в том, что Гарри понятия не имел, равны ли их
силы. Всё-таки в последней дуэли важную роль сыграло то, что истинным
владельцем палочки был именно Гарри… А если бы они сошлись на равных
условиях?
«Поэтому мы... я нужен тебе! Твоя магия слабая, мягкая и податливая,
тебе… мне ни за что не победить полукровку».
Да уж. Перспективы далеко не радужные — это единственное, в чём они
единодушны. Волдеморта остановил Гарри, только кто остановит его самого,
если он станет чудовищем?
— Слишком быстро, — сказал Риддл беззвучно, но Гарри успел прочесть по
губам и нахмурился. — Ты постоянно создаёшь мне проблемы, Поттер.
— Извини, что не так медленно, как тебе нужно, — огрызнулся он в ответ. —
Ты распланировал ещё, и с какой скоростью я буду сходить с ума? Невероятно, —
показательно хлопнул Гарри в ладоши.
«Злись, злись, злись… Да-а-а», — мысленно пел он. Или не он?
— Я не злюсь, — пробормотал Гарри, уверяя самого себя.
— Скажи мне, — в голосе Тома проступили ласкающие нотки, — как давно ты
слышишь это?
«Молчу… молчим! Обмануть хочет, думает — я идиот!» — мысли
продолжали слипаться в вязкую кашу, и он терялся в этом водовороте. Массируя
виски, Гарри зажмурился до ярких точек перед глазами:
— Несколько…
«Не говори!»
—…дней, неделю… Может, больше, — заключил он и собрал волосы в кулак,
слегка потянув.
Лёгкая боль помогла собрать остатки здравомыслия, что растворились в
85/676
следующий момент, когда горячее дыхание опалило щеку. Риддл медлил,
поглаживая плечо сквозь ткань, а Гарри вновь не мог ничего сделать: ни
сбросить чужую руку, ни отойти, ни даже оттолкнуть его. Всего секунду назад он
утопал в отчаянии, а сейчас эти прикосновения дарили покой.
«Неразбериха, чёрт побери!» — мысленно застонал Гарри.
«Хаос!» — торжествующий голос раздался гулким эхом.
Да когда же это прекратится?!
— Скоро ты перестанешь понимать, какие мысли твои, а какие —
посторонние. Изменится твоё мировоззрение и восприятие, — продолжил Том. —
Я могу облегчить это, — чарующие нотки чужого голоса проникали глубоко в
сознание Гарри. — Позволь мне помочь тебе…
«Не позволяй! Мне нужна помощь! Не нужна! Ты жалкий! Нет, я не
жалкий...» — бушевал яростный шторм из противоречивых отрывков.
— Что мне делать? — неуверенно спросил Гарри.
За долю секунды к помутнению рассудка прибавилась ещё и усталость —
последствие бессонной ночи, встречи с друзьями, странных видений, тревожных
новостей из Азкабана и, наконец, досадного инцидента с Джинни. Не хотелось
думать, не хотелось ничего решать, а ещё меньше — копаться в себе.
Единственное, чего Гарри желал, лишь бы этот треклятый внутренний голос
замолчал.
— Посмотри на меня, — попросил Том. Прозвучало это и мягко, и властно в
равной мере. — Расслабься как мысленно, так и телесно. Иначе будет больно.
И как можно расслабиться, когда такое словосочетание ничего, кроме
тревоги, не вызывает?
Его недовольство вызвало очередной приступ веселья у Риддла, и Гарри
плотнее сжал губы, сверля убийственным взглядом улыбающееся лицо, что
чудесным образом помогло отвлечься.
Том сделал шаг вперёд:
— Что за мысли посетили тебя, Гарри?
Они встали вплотную, но не касались друг друга.
— С кем был твой срыв сегодня? — почти промурлыкал Риддл.
— Тебя это не касается! Забирай уже свою каплю, — буркнул Гарри в
абсолютном нежелании вспоминать эпизод «ролевых игр», как выразилась
Джинни — хвала Мерлину, что она приняла это именно так!
Обхватив лицо Тома и не медля ни секунды, он коснулся чужих губ и стиснул
зубы на мягкой коже до привкуса крови во рту. И сколько бы ярости ни скопилось
внутри, та незаметно таяла, смешиваясь с другим чувством, более глубоким,
более ненасытным.
Руки Тома легли ему на талию и притянули крепче к телу. Гарри стало жарко,
а плотная ткань мантии только усугубила ситуацию. Снимать одежду он
категорически отказывался: сейчас это было единственной преградой между
ними, и хотелось бы, чтобы так и осталось.
Облизнув губу, Гарри упивался поцелуем, проникая в горячую глубину рта. Он
уронил ладони на плечи Тома, ощутив под пальцами тепло кожи, и его словно
током ударило. Проведя пальцами ниже и прижав руки к чужой груди, Гарри
ласкал по-хозяйски вторгнувшийся в его рот язык, пока медленно и неумолимо
терял связь с реальностью. Он сам не заметил, как стал исследовать тело
тактильно, задерживаясь на каждой ямочке и изгибе, заводя руки Тому за спину
и обводя каждую мышцу, что напрягалась при малейшем движении. В тот же миг
у него появилось жгучее желание повторить проделанный путь губами,
попробовать кожу на вкус, вдохнуть глубже её умопомрачительный запах...
Гарри противился мысли, что по сравнению с этим его взаимность с Джинни и
даже недавний срыв казались пресными и блёклыми. Желание раствориться в
другом человеке и стать с ним единым целым; существование, когда каждое
прикосновение подобно ожогу, а поцелуи не могут быть более жадными: губы
86/676
превращаются в непреодолимую преграду и ласки опьяняют буквально от
беглого касания кожи к коже... Всё это разительно отличалось от трепетных
прелюдий или же от жесткого желания овладеть, что он испытал часами ранее.
Всё было иначе.
Гарри коснулся губами чужого подбородка, провёл вдоль линии челюсти и
замер за ухом, потираясь носом, — он боялся пропустить хоть один участок кожи,
пока собственные руки нагло сжимали бока, поднимались вдоль рёбер и падали к
мышцам живота Тома.
— Ценю твой энтузиазм, Гарри, но я всего лишь попросил посмотреть на меня
и расслабиться, — его насмешливый голос остановил Гарри на полпути. Он только
сейчас заметил, что Риддл, придерживая его одной рукой за талию, второй
поглаживает кожу от уха до затылка неспешно, почти невесомо, словно поощряя.
Однозначно он или больной на всю голову, или просто идиот — никак иначе
нельзя было объяснить этот поступок.
— М-м, а что не так? — отвлечённо пробормотал Гарри, облизывая губы.
— К сожалению, я не готов к очередной порции Круциатуса, когда ты решишь
отблагодарить меня, — едва ли не с ностальгией протянул Том.
Гарри укололо неуместное в этой ситуации чувство вины, и, вздохнув, он
предостерегающе возразил:
— Это твоя сила, не более.
«Конечно, конечно!»
Риддл ничего не ответил на обвинение. Положив руки на плечи Гарри, он
сжал их и склонился к нему.
— А теперь расслабься, смотри мне в глаза и главное — не дёргайся. Это
важно. Если случится магический выброс, пострадаем оба.
Гарри сглотнул и послушно кивнул. Он вообще удивлялся, почему слушался
Риддла, будь то «на колени» или «стой спокойно», однако пораскинуть мозгами
над причиной времени не было. Внезапно внутри стало горячо, словно одна
единственная искра упала в древесный уголь, медленно разжигая пожар, — его
обуяла истома, и жалобный стон сорвался с губ. Точно Том ухватился и потянул за
края, шевеля нечто обжигающее и греховное; нечто, что брыкалось подобно
дикому зверю и заставляло Гарри содрогаться под напором чужого
сопротивления.
«Нет! Не отдавай!»
— Тише-тише, расслабься, — умиротворённый голос Риддла доносился откуда-
то издалека.
А что если он решит вернуть себе всю силу? Нет. Нет, не будет. У него был
целый год, чтобы сделать это, но Том не стал… Значит, существуют какие-то
условия, которые он обязан выполнять. Но что, если всё-таки решит? Что, если
это очередной обман?
«Не всё так просто…» — цеплялся Гарри за успокаивающие слова Дамблдора.
Вскоре все мысли перемешались и растворились в непонятном месиве из
эмоций и физических ощущений. Пламя разгоралось, заставляя кровь бурлить, а
Гарри — кусать губы до боли. Если тогда это была искорка, то сейчас он весь
пылал. И не мог двигаться — тело не слушалось. Свободный, но обездвиженный,
испытывая раз за разом это без возможности даже дёрнуться, когда хотелось
извиваться, Гарри сцепил зубы и попытался не дышать, лишь бы не начать
стонать в голос.
Чудовищно, невыносимо, неумолимо.
«Не могу... Прошу, нет!»
— Ещё немножко, — прохрипел Том. В этот раз голос зазвучал совсем близко.
Гарри хотел спросить, сколько ещё времени займёт это «немножко», но
наковальня внутри зазвенела и обрушилась лавой, а тепло волнами расползалось
по конечностям, вдоль спины, сконцентрировалось в паху, заставляя его скулить,
рвано хватать воздух пересохшими губами и, наконец, вцепиться в Риддла,
87/676
вопреки указу.
Собственная магия никогда так не чувствовалась, словно шаткий котёл с
магмой; никогда не отзывалась такой безудержной энергией, клокочущей злобой
и пороком.
— Нет, не закрывай глаза! — предупредил Риддл, и Гарри, широко распахнув
их, не видел ничего и никого вокруг. Лишь два алых огонька поблёскивали
впереди, смотрели в самую глубь, будто вытягивая душу.
Гарри напрягся всем телом и с глухим стоном ощутил, как нечто ломается —
рвётся глубоко внутри с оглушительным визгом. Нити лопались одна за другой, и
каждый разрыв был подобен открытой ране. Физическая боль нарастала.
«Нет! Не-е-ет! Не смей!» — ему хотелось заткнуть уши, если бы это могло
помочь, но возглас зарождался внутри и заполнял разум истошным криком,
порождая головную боль.
Очередная нить порвалась — и у Гарри появилось желание согнуться
пополам.
Ещё одна — он пытался вдохнуть, пытался не закрывать глаза, пытался
перетерпеть.
И внезапно всё прекратилось. Опоры не стало, и если бы его не подхватили,
то Гарри осел бы на пол: ноги не держали. Пережитое наслаждение вперемешку
с болью попросту вымотало его.
— Тебе больно?
Казалось, голос звучит встревоженно, но он не мог сфокусировать взгляд на
лице Риддла и потерянно шарил руками перед собой. Вокруг царила тьма, словно
свет выключили, и он почувствовал подступающую панику.
— Я ничего не вижу, — пробормотал Гарри, на ощупь скользя руками по
чужим плечам. — Том! Я ничего…
Трепетное прикосновение стало полной неожиданностью. Неторопливое,
лёгкое касание губ к губам заглушило бушевавшие эмоции и подавило панику,
оставляя одно лишь чувство единения с человеком, что сжимал его в объятьях.
Гарри странным образом чувствовал, как связующие нити оплетают разум,
освобождая и делая пленником одновременно, как новая свобода рождает
неизведанное до этого момента ощущение душевной близости... Столь нелепым
было это ощущение, что он вмиг очнулся, а сознание немного прояснилось.
Риддл, заметив перемену в настроении, не стал удерживать и развёл руки,
позволяя Гарри тут же отступить на пару шагов. Они застыли друг напротив
друга, впившись взглядами, точно впервые в жизни встретились где-то вне
реальности, вне своего прошлого и настоящего — словно первый раз увидели
друг друга.
Время растягивалось и замирало. Прошло несколько долгих минут, прежде
чем Риддл отвёл взгляд, проведя рукой по лицу, а Гарри запустил ладонь в
волосы, рассеянно взъерошив и без того спутанные пряди.
— Димбл, — тихо позвал он.
Домовик тут же материализовался, услужливо поглядывая то на Риддла, то на
него, и Гарри отвлечённо попросил:
— Верни одежду, пожалуйста, и принеси шкатулку с ограничителями из моего
кабинета.
— Димбл сию минуту исполнит приказ, — кивнул эльф и, посмотрев на шкаф,
щёлкнул по обыкновению пальцами. — Сейчас-сейчас Димбл всё исполнит, —
бухтел домовик.
Кинув на Гарри сияющий взгляд, он исчез, а вернулся уже с ограничителями.
— Спасибо, — Гарри забрал коробочку. — Можешь идти, — отпустил он эльфа
и шагнул к Риддлу.
Когда Димбл испарился, Том, необычайно тихий до этого момента, подался
навстречу и вытянул руки — было в этом жесте что-то напускное и даже
насмешливое.
88/676
Недовольно поджав губы, Гарри достал наручи и завис на пару секунд, вновь
любуясь тонкой работой.
— А ты времени даром не терял, — заметил Том.
— Если физический контакт не нужен для передачи, тогда зачем ты… —
оторвав взгляд от артефакта, Гарри запнулся в поиске определённого слова, но
так и не нашёл подходящего.
Этот вопрос взволновал его, когда Гарри понял, что силу вполне можно
передать без тесного телесного контакта, вопреки постоянным намёкам со
стороны Тома. Тогда что удерживало его всё это время от более решительных
действий на пути к восстановлению резерва?
Ответа не последовало: Риддл молчал, как обычно. Странный взгляд, которым
он одаривал его, нервировал Гарри. Он чувствовал себя каким-то странным
экспонатом, случайно обнаруженным в музее.
— Я говорил тебе уже: мне нравится видеть тебя таким, — наконец изрёк Том,
и приторная, вежливая улыбка тронула его губы.
— Издеваешься? — вопрос прозвучал горько, что раздосадовало Гарри ещё
больше. Сжав в ладонях наручи, он вливал в них силу, заставляя узоры
переливаться.
Артефакт завибрировал, постепенно заряжаясь.
— Только не плачь, Поттер, — раздражённо вздохнул Риддл. — С физическим
контактом передача менее болезненна и потому менее ощутима, вот и всё.
— Ты хотел, чтобы я ничего не заметил… — пробормотал Гарри, вновь
прозвучав несколько разочарованно. — Хотел вытягивать из меня силу каплями,
преподнося передачу магии под видом наслаждения, порождённого тягой друг к
другу?
Противоречивое чувство поселилось внутри, и он ожидал очередной отдачи от
своего мысленного соседа — злого двойника, но мысли оставались предельно
ясными, и ничего едко-шипящего в себе он не ощущал.
Только вот за вопросом опять не последовало ответа.
— Да скажи ты уже что-нибудь?! — в отчаянии воскликнул Гарри и сделал шаг
к Риддлу.
Он не знал, что конкретно хотел услышать, но мысль, что его вновь
использовали, тем более использовали в таком плане — будто бездушный
предмет — больно уколола. Особенно тяжко было это осознавать после
испытанного чувства единения, ведь хоть и на секунду, но незримая связь стала
остро ощутимой близостью душ. А сейчас та будто порвалась, оставляя
раздражающую и какую-то неправильную пустоту.
— Ты прав, — спокойно откликнулся Риддл. — Я недооценил Альбуса. Не
думал, что его познания в сфере желаний и забытых заклинаний ушли так далеко
в прошлое и что он столь быстро придёт к правильному решению. Будь он мёртв,
сам бы ты, — он окинул его поверхностным взглядом и вновь насмешливо
вздохнул, — продолжал пребывать в блаженном неведении до самого конца.
Гарри даже не задел тонкий намёк на собственную недалёкость и
необразованность, он интуитивно почувствовал: каждое сказанное Томом слово
— чистая ложь. И, впервые осознав нечто столь предельно ясно, Гарри не смог
сдержать какого-то детского восторга и не улыбнуться в ответ:
— Ты лжёшь!
Том, никак это не прокомментировав, подпёр подбородок кулаком и вскинул
брови, словно был заинтригован обвинением. Тем временем Гарри продолжил
действовать по наитию, следуя своей новоявленной интуиции и, сжав уже
полностью активированные наручи, подошёл к Риддлу:
— А если я предложу тебе кое-что заманчивое? — поинтересовался он,
пытаясь звучать ровно и, главное, не отводить взгляда, но всё равно невольно
мазнул глазами по кровати, что не осталось без внимания.
Лёгкий оттенок удивления превратился в полноценное изумление.
89/676
— Впервые не знаю, как интерпретировать твоё поведение, Поттер. Ты или
расстроен фактом того, что я использовал наши рандеву для своих целей, или ты
перепутал физическое влечение с чувствами и опять же расстроился отсутствием
взаимности.
— Ты мне даже физически не нравишься, — твёрдо заявил Гарри. — Впервые
не знаю, ты дурачишься или всерьёз не понимаешь, — отозвался он в тон. — Тебе
самому не кажется, что твои слова нелепы и смешны? Каким образом я начал бы
испытывать к жалкому убийце, не дружащему с головой почти полжизни — или
дольше? — что-то кроме отвращения, да ещё и желать взаимности? Тут точно
понадобится Амортенция или что посильнее, — заключил он со смешком.
Эти слова и эта твёрдость в голосе дались Гарри неимоверно сложно: с одной
стороны, ему пришлось добровольно осознать, что он солгал. Хоть и частично, но
солгал, ведь отвращения Гарри не испытывал, когда смотрел на Риддла, и
отрицать, что физически тот его привлекал, не имело никакого смысла.
Нет, безусловно, отвращение когда-то руководило им. Первые месяцы
вынужденного сосуществования на одной территории Дамблдор даже попросил
(потребовал), чтобы Гарри держал палочку подальше, точно действительно видел
в нём того, кто в любой момент мог кинуть в пленника смертельным заклятием, а
может, и чем-то более мучительным: мог медленно сжечь, так же неторопливо
утопить, или более стремительно вытолкнуть Тома из окна — множественные
переломы явно не пошли бы ему на пользу. Много разных вариантов приходило
Гарри в голову, но он отлично понимал — ничего из перечисленного он не
исполнит.
Пока Риддл безоружен, по крайней мере.
Тогда это было отвращение, злость, дымка ненависти и море разочарования,
теперь же осталась одна лишь досада, которую он взращивал внутри день за
днем, цепляясь за воспоминания всех потерь, что понёс из-за чужого выбора...
Разве Том не мог сделать другой выбор, как сделал он сам?
Гарри часто пытался понять причину чужих действий: понять, что породило
Тёмного лорда и убило мальчика Тома. А может, второго никогда и не
существовало; может, выбор был сделан задолго до того, как Том ступил на
порог Хогвартса; может, невозможно выбрать что-то в плену мечтаний о величии
и порождённых этим идеалов — в плену ложных верований. Но ложных ли?
Разумеется, Гарри не собирался оправдывать его, даже расскажи тот
слезливую историю своего трудного детства в тисках обстоятельств. Жалеть
Тома он также не собирался. Однако ответов у него по-прежнему не было, и за
всё это время Гарри понял лишь одно: тема Меропы Мракс всегда будет тем
единственным, что может вывести Риддла из себя на самом деле, без масок и
притворства — одна неразбавленная фальшью ярость.
«Не пытайся понять его», — говорил Дамблдор, но как Гарри мог
сосуществовать с ним и не пытаться узнать что-нибудь глубже поверхностных
воспоминаний профессора или чужих рассказов. Да и Дамблдор противоречил
сам себе: то сталкивал их лбами, то пытался выстроить барьер.
С другой стороны, это приводило к неутешительному выводу: Гарри тесно
контактировал всё с тем же Волдемортом. А если смотреть на всё именно так, то
почему в последние дни это осознание стало каким-то мутным, словно границы
размылись? Очевидная истина постоянно ускользала от него, оставляя
непонятное послевкусие и ещё одну нерешённую задачку: что бы Том ни говорил,
а себе врать Гарри не мог. Иногда он оттягивал принятие правды, иногда
пытался её упростить, но полностью остановить мыслительные процессы и
решительно закрыться от всего было невозможно. Поэтому он знал, когда именно
отвращение начало оборачиваться чем-то другим: чуть позже прошлогоднего
сочельника. Чёртов сон размыл чёткий образ в его голове, и Гарри не мог
отбросить случившееся, постоянно вспоминая странные рождественские
галлюцинации, в которых они с Риддлом были кем?..
90/676
— Ограничители, — кратко отозвался Том, привлекая к себе внимание. В
голосе чувствовалось напряжение или раздражение — понять было сложно.
Неужели правда глаза колет?
Помедлив немного, Гарри ещё раз сжал артефакт — на прощание — и
положил по браслету на каждую ладонь Риддла, вытягивая свои руки поверх его
в симметричном отражении.
— Сатус Релаторум, — тихо начал он.
Наручи сверкнули, и змеи зашевелились будто живые, раскрываясь и отпуская
хвост из пасти.
— Унио Лигатум, — продолжил Гарри, наблюдая, как серебро переливаясь
оплело запястья Риддла, вновь принимая прежнюю форму. — Аперта Финис, —
заключил он.
Артефакт замерцал и потух, постепенно исчезая, пока не стал полностью
незаметным. На запястьях Гарри, наоборот, проявились две татуировки в форме
браслетов, что добавляло ещё одну небольшую проблему в длинный список: их
было невозможно скрыть магически и оставалось надеяться на длинные рукава
мантий и рубашек.
— Чудесно, Гарри, ты смог. Теперь можешь спать спокойно… рядом со мной,
— насмешливый тон вернулся, но он всё равно видел, нет, скорее, чувствовал, что
напряжение в воздухе нарастало.
Вновь мимолётно глянув на кровать, Гарри потянулся и направился прямо к
ней.
Раз предлагают — грех отказываться. Всё равно Риддл не пользуется ей по
назначению, как уже было установлено, тем более, проспав почти день, тот вряд
ли вновь ляжет. А если быть совсем уж честным, Гарри просто был измотан и
чувствовал, что не дойдёт до спальни по бесконечным, извилистым коридорам, а
преодолеть ступеньки и вовсе казалось непосильной задачей в то время, как
пустая кровать Риддла манила своей доступностью. Можно, конечно, попросить
эльфа перенести его, но…
Гарри глубоко вздохнул и, отвернувшись, снял с себя удушающую чёрную
мантию, тут же кидая неприятную вещь на пол.
— Эванеско,— и предмет одежды растворился. — Так-то лучше, —
удовлетворённо прошептал Гарри.
Расстегнув несколько пуговиц, он стянул рубашку через голову и отбросил в
сторону, оставляя из одежды лишь штаны — очередная привычка. Мало ли
придётся защищаться или сбегать, а без штанов, увы, делать такое
нецелесообразно.
— В этой мантии, — раздался глухой голос, — ты позировал для обложки того
бульварного чтива или…
— Трансфигурировал, — не оборачиваясь пожал плечами Гарри. Он потянул за
край покрывала.
— И то уродство в шарик тоже?
— В сердечко, — поправил Гарри. — М-м, да?.. — он не совсем понимал
интереса к чему-то столь обыденному, как и не видел смысла делать из этого
большую тайну.
Забравшись на кровать, Гарри услышал выразительный смех и обернулся.
Риддл стоял у шкафа и улыбался, засучивая рукава — в то время как Гарри
раздевался, тот, наоборот, одевался.
— И тебе не кажется это странным?
— А что в этом странного? — во второй раз пожал Гарри плечами и забрался
под одеяло.
Подушка пахла Томом, и Гарри невольно ткнулся в неё носом, глубоко вдыхая,
тут же еле слышно выругавшись сквозь зубы.
— Заклятие?
Повернув голову в его сторону, он задумался на несколько секунд и ответил:
91/676
— Эвиктуро.
Вновь раздался смешок, и Гарри приподнялся на локтях, возмущённо
уставившись на Риддла. Это уже раздражало.
— Использовал запретные знания и даже не понял, — покачал головой Риддл
и подошёл к кровати. — В этом весь ты.
Гарри опешил.
Что в таком простом заклинании запретного?
Заметив удивление на его лице, Том огорчённо вздохнул и медленно, точно
первокурснику, пояснил:
— Зачем тратить деньги на множество комплектов одежды, если можно
трансфигурировать один во что угодно, Гарри? Эвиктуро из серии не тёмных, но
запретных заклинаний, которое ты не должен знать. Так как же ты его узнал?
Сглотнув, Гарри вновь хотел пожать плечами, но вовремя остановился,
помрачнев: он просто не помнил, где и когда мог узнать об этом.
— Ты слишком…
— Глуп? — недовольно предположил он.
— Невнимателен, — снисходительно заключил Риддл и присел на край
кровати. — Не стоит пользоваться этим на публике. Тройка непростительных хоть
и незаконна в применении, однако узнать и обучиться ей вполне возможно и
довольно-таки просто, правда, профессор Защиты от Тёмных искусств? —
вполголоса спросил он, еле заметно усмехнувшись. — А вот такие заклятия, как
Эвиктуро, спрятаны от общественности, и их использование запрещено. Поэтому
дражайшие чины в Министерстве могут обвинить тебя в обвале экономики и
пригласить на очередное дисциплинарное слушание, — полушутливо заключил
он и склонил голову вбок, пристально рассматривая Гарри.
— Ты на удивление разговорчив, — едко заметил Гарри и, упав на подушку,
отвернулся.
Лёгкая сонливость прошла.
Гарри тотчас вспомнил, как использовал заклинания при Джинни, и очень
надеялся, что она не придала значения внезапной и необычной смене костюма.
Хотя кого он обманывал? Оборот был весьма красочным.
Гарри не слишком задумывался над этим до этого самого момента. Не
задумывался, почему, если можно было использовать такое заклинание, Рон и
другие ходили в заплатках и миссис Уизли вязала одежду. А ведь и правда, кому
нужны зимние и летние мантии, парадные и рабочие, когда можно применить
одно заклинание, которое изменит твой костюм как угодно? Само собой, Гарри
знал о законе Гэмпа, но, к своему стыду, знал только то, что поведала Гермиона.
А та вроде упоминала лишь о еде…
Мысли прервались, когда он ощутил беглое прикосновение к шее, которое
опустилось вдоль позвоночника до самой поясницы.
— Риддл, — предупреждающе пробубнил Гарри, но не повернулся. Не
хотелось признавать, но это было приятно.
— Ты на удивление расслаблен в кровати убийцы, — сухо заметил тот,
повторяя его определение, но прежнего недовольства в чужих словах Гарри не
ощутил.
Пальцы вновь пробежали вверх по позвонкам, и он вздрогнул. Одеяло
вернулось на место, и контакт оборвался, а Гарри не смог скрыть своего
разочарования — от себя, в сущности, ведь вовремя уткнулся лицом в подушку,
затыкая огорчённый вздох.
Сквозь прищуренные глаза он наблюдал, как Риддл подошёл к окну и стоял
несколько минут около него, а потом развернулся, переключив внимание на
Гарри. Ему пришлось зажмуриться, что, по своим ощущениям, выглядело весьма
глупо.
Подождав немного, Гарри вновь поискал взглядом тёмную фигуру — Риддл
сидел в кресле, но продолжал смотреть в сторону кровати. В этот раз он не стал
92/676
закрывать глаза, так как угол позволял оставаться незамеченным.
В полумраке он рассматривал профиль Тома. Тот был задумчив, и
несвойственное ему выражение скорби проскальзывало наружу. Или же так было
всегда, а Гарри по каким-то необъяснимым обстоятельствам интуитивно стал
читать язык тела. Это можно назвать предчувствием или же эмпатией, но он
улавливал — еле-еле, конечно — эмоции Риддла.
Алые глаза отображали пламя стоявших на столике свечей, и Гарри поймал
себя на мысли, что хотел бы узнать причину тоски «Темнейшего Лорда».
Возможно, ограничители? Но Гарри показалось, что Риддлу они были абсолютно
безразличны, словно тот даже не намеревался задействовать обретённый резерв
волшебства.
Он прикрыл веки, и перед глазами мгновенно пробежал весь день: приступ
ярости, постепенная потеря разума в окружении своих и не совсем своих мыслей,
а после и вовсе потеря контроля над телом. И всё это благодаря кое-кому, но
вместо того чтобы огласить список претензий, Гарри согласился на ужасную
сделку, добровольно поцеловал Риддла (когда это, как оказалось, было не
нужно), обнаружил некую связь, что помогала читать его эмоции, успел немного
обидеться (а после снова разозлиться), нацепил артефакт и решил спать в чужой
комнате, в чужой кровати.
Кавардак, невообразимая, нелепая, чудовищная неразбериха... Абсурдная
ситуация, над которой даже смеяться не хотелось, ибо со стороны та, должно
быть, выглядела просто чудовищно, и Гарри не мог не спрашивать себя: «Что
подумали бы друзья? А родители?..» Он продолжал меняться. В этом тёмные или
какие-либо другие отпечатки магии были не виноваты, ведь изменения
происходили по его воле. В нём не осталось места для крайностей. Он проявлял
гибкость и начал прямиком с профессора Дамблдора: закрыв глаза на деяния
профессора, Гарри ступил на путь компромисса, и чего уж кривить душой — этой
тропе он следовал уже давно.
Риддл, наверное, высмеял бы его за подобное, нарекая уступки другим
определением: самообманом, опять же.
«Пусть... — вздохнул он, обхватив рукой подушку. — Какая разница, что он
думает обо мне? Никакой... Никакой».
Сам того не заметив, убаюканный приятным ароматом и собственными
мыслями, Гарри провалился в глубокий сон.
Настолько глубокий, что, казалось, он проваливается в бездну. Падение
длилось вечность, подобно Алисе из страны чудес, — сказке, которую он помнил
из детства и дома Дурслей — Гарри проваливался в кроличью нору.
Пока глаза не открылись сами.
Впалые щёки, чёрные глаза, тёмные спутанные волосы, прямой нос то ли в
веснушках, то ли в каких-то пятнах, как и скулы, и лоб; длинные сухощавые
пальцы, что двигались вверх-вниз, точно дирижируя, пока в воздухе точились
друг об друга две пары ножей — крючковатых орудий, больше похожих на серпы.
Всё это предстало перед его глазами.
Если это был сон, то весьма реалистичный.
Гарри окружала темнота, кроме одной-единственной свечи рядом. Непонятно,
где он находился, так как, не считая лязганья металла, стояла абсолютная
тишина. Внезапный жалобный стон привлёк его внимание, но он не смог
обернуться, как и двигаться в целом. Тело было парализовано или связано —
опять же неясно. Опустив взгляд, он заметил, что на нём не было одежды, а по
ногам стекала кровь. Бурые разводы пенились и капали прямо на каменную
кладку пола.
Стон принадлежал ему, однозначно, как и взгляд полный азарта,
принадлежащий чудовищу, тоже был адресован Гарри. Губы незнакомца
искривились, и ломкий хрипловатый голос неприятно резанул слух: «Раз ты в
сознании, то можем продолжать, верно? На чём же мы остановились? Печень или
93/676
лёгкие?»
Гарри затошнило. Он хотел мотнуть головой, чтобы кошмар прекратился, но
вместо этого дёрнулся, и боль разлилась по телу — жгучая и объёмная, точно на
теле не осталось ни одного живого места. Наверное, когда с тебя кожу живьём
сдирают это именно так ощущается: даже боль от Круциатуса меркла в
сравнении.
Вновь посмотрев вниз в попытке понять, что с этим телом не так, он заметил,
что кожа живота вспорота, а края натянуты на рыболовные крюки, и органы,
точнее, их остатки выставлены напоказ.
Рвотные позывы стали сильнее, но его так и не вырвало. Внутри было пусто:
ни еды, ни желчи. Ничего.
«Нет, не теряй рассудок! Не смей!» — от визга становилось ещё хуже.
Металлический, солоноватый привкус на губах усилился. Гарри сглотнул, но
захлебнулся глотком собственной крови. Втягивая воздух через нос, он поднял
мутный взгляд и стал наблюдать, как монстр делает шаг ближе и улыбается,
ласково поощряя: «Молодец… Молодец! Смотри на меня».
Тем временем орудия совершили круговое движение и направились к нему, а
Гарри попытался зажмуриться, но очередное крикливое «нет» парализовало его.
Предчувствие, что если он ослушается, будет только хуже, заставило уставиться
вперёд. Чужеродный поток мыслей забился в страхе, повторяя: «Надо… смотреть,
иначе отрежет веки. Надо смотреть…»
Задержав дыхание, Гарри смотрел прямо в чёрные угольки глаз, что
засверкали одобрительным огнём, и чувствовал, как из него вынимают что-то.
Раскрыв губы в немом крике, он вскользь заметил довольную улыбку, и тут же
плотно сжал губы. По помещению эхом разнеслось мычание.
«Не сдерживайтесь, юноша!» — прозвучал приказ, и Гарри вздрогнул в ответ,
различая паническое: «Надо стонать, разрежет щёки… Улыбка». И он исполнил
просьбу того, кому, по всей видимости, принадлежало это измученное тело, но
вместо стона из горла вырывались рыдания, забулькавшие в горле. «Какой
послушный мракоборец», — с придыханием протянул палач и взмахнул ладонями.
Гарри в немом ужасе наблюдал, как из него снова вытаскивают очередной
орган — возможно, печень? — и кладут в ларец. Таких деревянных шкатулок
стояло несколько десятков.
«Интересно же, что мы, волшебники, можем продержаться в сознании дольше
маглов, — тарахтел тот, — но раньше такие блага были мне недоступны.
Прискорбно, не считаешь?» — возмущённо спросил колдун, однако обращался он
не к Гарри. Чертыхнувшись, он почувствовал ледяной пронзающий душу холод.
Из тьмы показался кусок чёрной дырявой мантии и появилась костлявая
конечность.
Дементор.
Да что здесь происходит?!
«Подожди ещё немного», — проворковал изверг, бросая настороженный
взгляд на дементора. В ответ раздался утробный гул.
Гарри стало плохо. Тоска, тревога… Он видел себя маленьким мальчиком, от
которого отказалась мать; видел, как приходится побираться, пока отец не
отыскал и не забрал домой — всё это были не его воспоминания, не его чувства,
даже не его тоска.
«Если он умрёт раньше времени, души ты не получишь», — резкий голос
оборвал поток болезненных событий, позволяя перевести дыхание только для
того, чтобы вновь окунуться в пучину боли.
Мазнув взглядом по ногам, он детально рассмотрел тёмные разводы: ступни
были в крови, что лужей растекалась по полу. Казалось, что там её больше, чем в
теле жертвы.
Что, если Гарри умрёт во сне?.. Да и сон ли это? Тогда как прервать этот
кошмар, видение или чем бы это ни было?
94/676
«Кто ты та… такой?» — попытался спросить он, но в горле заклокотала кровь,
перекрывая доступ к кислороду. Гарри задыхался вместе с мракоборцем. А в
следующий момент очередной ошмёток органов вырвался из глубины и скрылся в
коробке. Запах крови стал невыносим, если он ещё был способен ощущать какие-
либо запахи.
«Кто ты?» — Гарри предпринял ещё одну попытку, но с губ сорвался свист.
Руки онемели, ноги тоже — он не чувствовал тела, не чувствовал почти
ничего, помимо разъедающей нутро боли.
«Понравится ли им мой подарок в этот раз? Кажется, они не оценили, глупцы,
а жаль, — пробубнило чудовище, трепетно поглаживая шкатулки. — Осталось
только сердце, юноша, но, боюсь, этого вы точно не перенесёте».
Подскочив к Гарри, он вытянул руки по обе стороны от лица, и на чужих
запястьях сверкнули браслеты. Ужасающая аура боли исходила от них — это был
проклятый артефакт, не иначе. Похоже, заряжалась вещь магической силой,
потому что в один момент вся магия мракоборца оказалась вытянута, и парень
остался в состоянии овоща. Его страх медленно испарялся, как и само сознание.
Жалость и злость смещались внутри Гарри, заставляя яростно желать одного
— испепелить эту мерзость перед глазами. И пока он раздумывал над
собственными возможностями внутри выпотрошенного тела, колдун с горечью
протянул: «Слишком маленький потенциал. — Он покачал головой и добавил: —
Заберу сердце, и он твой, Абисин».
Дементор вновь загудел, заскрипел и навис прямо над Гарри. «Кто ты?» —
прохрипел он всё ещё не подчиняющимся голосом, но на удивление твёрдо. Как
только суть хозяина тела стала ослабевать, Гарри почувствовал, как собственное
присутствие окрепло.
Колдун обернулся и нахмурился, рассматривая его. Только сейчас Гарри
понял: то были не веснушки, а засохшие брызги крови.
«Ещё в сознании? Надо же, надо же,— повторял живодёр, с лёгкой улыбкой
рассматривая Гарри со всех сторон. — А если вынуть сердце?» — вопросительно
протянул он, и Гарри скривился, когда из тела буквально выдернули эту часть.
Последний вздох Гарри сделал вместе с мракоборцем. Напряжение спало,
кожу покалывало, но чувствительность стала постепенно исчезать, а кровь —
останавливаться в венах. Дементор над головой недовольно заскрипел и
вцепился в Гарри, но он не ощутил прежнего ужаса, лишь бурлящую ярость.
«Кто?» — повторил Гарри и вперил ожесточённый взгляд в колдуна. «Как
интересно… — тот подскочил и склонился над ним. — Ты должен быть мёртв! —
воскликнул он и вонзил ладонь во внутренности, ковыряясь там с изумлённым
видом, точно пытался понять, всё ли забрал или ещё осталось. — Что же пошло
не так?»
Гарри ничего не чувствовал, он вообще не понимал, как всё случилось. Но
получалось, если пытаться рассуждать здраво — хоть о здравом уме тут и речи
идти не могло, — он застрял внутри истерзанного тела, а разум мракоборца угас,
как и его жизнь.
«Что это за место?» — упрямо спросил Гарри. Колдун резко вырвал из него
руку и посмотрел на окровавленные пальцы с нескрываемым любопытством,
растёр бурую жидкость и даже попробовал: «Интересно! — вновь воскликнул тот.
— А сам-то кто такой? Это дурной тон, не назвать своего имени, молодой
человек!»
Гарри, вопреки полному отсутствию физических ощущений, вновь стало
нехорошо. Тёмная сущность над головой вдруг в ярости завыла и склонилась над
ним. Вопреки протестам колдуна, дементор вцепился в плечи железной хваткой и
приблизил обезображенное лицо. Этот жест был излишне знаком, чтобы не
понимать, что за ним последует. Вот только души мракоборца больше не
существовало — она успела уйти, а на её месте оказался Гарри. Тогда поцелуй
дементора…
95/676
«Нет!»
Очнулся он внезапно и резко дёрнулся на месте. Дыхание сбилось, а перед
глазами стояла пелена. Что-то тёплое окружало Гарри, и он отчаянно вцепился в
это, мотая головой в попытке стряхнуть с себя все те отголоски боли, мучений и
холода от прикосновения дементора.
— Гарри?
Он обвёл взглядом комнату и ощутил облегчение: в спальне Тома ничего не
изменилось.
Это был всего лишь сон?
Мягкое прикосновение к ладони вырвало из оцепенения. Гарри посмотрел на
переплетённые пальцы. Скользнув взглядом выше, он встретился глазами с
Риддлом и с его непроницаемой маской, за которой, притаилось беспокойство —
Том сидел рядом и просто придерживал его за плечи.
— «Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного… Прогнившие
стены окружает северное море. В башне известной спрятан он от взоров, в
обители зла мраком и кровью окружён… Сегодня ночью, до восхода солнца, семь
из десяти найдут свою смерть… Остальные же обречены души потерять. Грядёт
тот, у кого хватит могущества победить Тёмного…» — нараспев сказал Риддл и
вопросительно уставился на Гарри.
— Что это?..
— Ты мне скажи, Гарри. Раз за разом между вскриками и неясным
бормотанием ты шептал это.
Гарри почувствовал, как кровь отлила от лица, и сжал ладонь Риддла, хотя
отчаянно хотел вцепиться в него обеими руками и прижаться, чёрт возьми, будто
все ещё был ребёнком.
— Это выглядит как пророчество… — еле слышно сказал Гарри, отмахнувшись
от внезапного порыва. — Тёмного Лорда?
Риддл устало потёр переносицу и покачал головой.
— Ты упоминал просто «Тёмного», — ответил он наконец, поверхностно
вздохнув, и, видимо, заметив обвинительный взгляд Гарри, уже раздражённо
добавил: — Я не виноват во всём, что происходит с тобой.
Это была правда — по крайней мере, нутро так подсказывало.
Раньше ему тоже снились странные вещи, реалистичные и живые, но сны
всегда оставались лишь снами, от которых Гарри, может быть, с трудом, но
просыпался. А не управлял ими и уж точно не был в сознании. Иногда они
удивляли даже его, — стоит только вспомнить рождественский подарочек, — но
такого изуверства разум не смог бы сформировать самостоятельно ни в виде
подавленных желаний, ни в виде потаённых страхов.
То, что он видел, было чудовищным, непростительным преступлением не
только против волшебников, но и против всего живого. Гарри до сих пор ощущал
запах крови и экскрементов, переживал панический страх жертвы, её боль и
предчувствие скорой кончины; но собственного страха не было. Его приводило в
ярость самодовольство палача, будто перед ним лежал кусок мяса, а не живое
существо, словно он имел какое-то право повелевать жизнью мракоборца и
решать, когда тот должен умереть и какого исхода заслуживает душа парня.
В этот момент «второго я» и едких замечаний стало даже не хватать.
Поддавшись импульсу, он потянулся к Риддлу в попытке избавиться от
воспоминаний неприятного запашка и глубоко вдохнул: нотки древесины, дыма и
воска тут же заполнили лёгкие. Вновь предаваться самоанализу и пытаться
расставить всё по полочкам было бесполезно. Гарри хотел забыть увиденную
картину или, чего он желал гораздо сильнее, уничтожить мерзкое создание, кем
бы оно ни было — а в том, что это был простой сон, он сомневался всё больше.
— Что ты видел? — Риддл провёл ладонью по спине Гарри и сжал волосы на
затылке, отклоняя его голову назад.
Встретившись с ним взглядом, Гарри вздрогнул: алые глаза почернели и,
96/676
казалось, он вот-вот потеряется в этой тьме. Это чудное чувство странника,
потерявшегося в лабиринте, из которого не было выхода, заполнило его разум,
вытесняя всё остальное, в том числе и свежие воспоминания о пытках.
— Что ты думаешь о пророчестве, если это оно и есть? — ответил Гарри
вопросом на вопрос.
Риддл недовольно прищурился.
Гарри всегда играл по чужим правилам, но сейчас преимущество было на его
стороне. Заинтересованный Том — редкостное зрелище, и не воспользоваться
этим стало бы упущением с его стороны.
— Без полной картины я не собираюсь выдвигать никаких теорий.
Пророчества туманны, тем более я уверен, что даром прорицания ты не обладал,
— неторопливо ответил тот.
Это была полуправда — вот что завопила интуиция.
Том что-то недоговаривал. Как обычно. Безусловно, благодаря этим чудным
звоночкам шестого чувства у него появился важный козырь, но воспользоваться
им Гарри не смог:
— Я ничего не видел, — отмахнулся он и привстал.
— Хочу напомнить, что любое твоё вмешательство во что-либо —
нежелательно, — мрачно напомнил Том, не сводя с Гарри пытливого взгляда.
— Волнуешься, как бы не повредили магический сосуд?
— У тебя отсутствует инстинкт самосохранения.
— Лишь благодаря ему я выживал, столько лет воюя с тобой и руша все твои
планы, — парировал Гарри. — И победил.
— Опять самообман? — краем губ усмехнулся Том. — Видимо, это инстинкт
самосохранения привёл тебя тогда в лес. Утешительная иллюзия.
Гарри насмешливо фыркнул — ситуация выглядела забавно, как не погляди.
— Чего ж ты так волнуешься? Разве не я должен биться в истерике?
Насколько помню, чужая смерть тебя, социопата, мало волнует. Ну пожертвую я
собой во время очередного идиотского поступка, получишь свою силу обратно и
будешь подвергать пыткам маглов до скончания времён, править опустевшей
Британией или что там в великих планах Тёмного Лорда…
— Не смей говорить со мной таким тоном, — резко перебил Риддл, неспешно
поднимаясь.
Была в его движениях осязаемая опасность — надвигающаяся тучей угроза.
— Не смей указывать мне, — в тон возразил Гарри, а в следующий момент
шумно вдохнул, но не смог выдохнуть: воздуха стало не хватать.
Риддл сжал его горло, перекрывая доступ к кислороду — слишком знакомая
сцена, только наоборот. Он резко приблизился, позволяя детально рассмотреть
побледневшее от ярости лицо, и, глубоко вздохнув, точно пытался сдержаться,
заговорил:
— Твоё убийство повлечёт за собой одни сплошные убытки.
Они были так близко, что буквально касались носами, и Гарри видел, как
плескается чистая звериная ярость, скованная или усталостью, или внезапными
проблесками терпения.
— Будь всё иначе, я бы сам давно убил тебя, Поттер, — прошелестел Том.
Вопреки восприятию, от слов сквозило холодом.
— Ты не можешь…— прохрипел Гарри и вцепился пальцами в чужую руку.
С ним было очень тяжело найти общий язык или просто общаться: Риддл мог
месяцами игнорировать издевательства, насмешки или оскорбления — всё ему
было нипочём (кроме темы матери, разумеется). Однако что послужило такой
чрезмерной реакции сейчас, Гарри оставалось только гадать. Возможно,
покинувшее его безумие, вернувшись к хозяину, стало вновь воздействовать на
разум.
— Ты должен понимать, Гарри, что старик прав далеко не всегда, — чужие
губы растянулись в хищной улыбке. — И сегодня ты это испытал на собственной
97/676
шкуре. Я могу забрать свою магию насильно, чему ты вряд ли сможешь
помешать: твоё сердце остановится от болевого шока. Немощный телесно и
обессиленный морально, ты не сможешь воспользоваться магией. Да ты даже
пошевелиться будешь не в состоянии, как показал сегодняшний опыт. Только
приумножь ту боль в несколько раз. Конечно, твоя смерть помешает мне добыть
всё до последней капли, — хватка на шее ослабла, и Риддл провёл указательным
пальцем вдоль щеки, поглаживая, — но потеря несущественна.
— Так убей меня, Том, — спокойно предложил Гарри, впиваясь ногтями в
ладонь. — Действуй! — добавил он, задорно скалясь. — Думаю, даже
ограничители тебе не помеха, ведь у тебя всегда есть в запасе с десяток лазеек.
Неужели тебе не стыдно за себя: я твой уже как год с лишним, а ты всё медлишь
и медлишь?..
Говорить стало легче, и Гарри собрался, готовясь притянуть палочку — не
получится вырубить, так оглушить он уж точно сможет. Пальцы на горле вновь
сжались, и он со свистом выдохнул. Странная гримаса застыла на лице Риддла, и
Гарри, точно тряпичную куклу, отбросили к двери.
Отлетев на несколько метров, он врезался спиной в шкаф и скривился от
боли: медная ручка впилась в кожу, а плечом он ударился об косяк.
Поморщившись, Гарри выпрямился и приложил ладони к дверце, глумливо
пробормотав:
— Опять упустил свой шанс… Такими темпами магию ты не восстановишь.
— Убирайся, — процедил Риддл.
Гарри не стал спорить. Он приманил палочку и, отделившись от шкафа,
направился к двери. Не хотелось признавать, ещё меньше придавать этому
чувству какой-либо смысл, но внутри поселилась неприятная горечь. Нестерпимо
острая — она саднила.
— Не только я один прибегаю к самообману, — обронил Гарри не
оборачиваясь и выскочил из комнаты.
Несмотря на изменения, дом виделся как никогда мрачным, возможно, под
стать его настроению. Гарри уже устал пытаться выстроить стратегию своего
поведения, хоть как-то соединить ошмётки личной жизни или думать о будущем.
Да, в понедельник он проведёт последний урок ЗОТИ перед каникулами, а
затем вновь осядет дома в чудесной компании Риддла, который мог в любой
момент покуситься на него, только каким образом — агрессивно, сексуально или
сексуально-агрессивно, — отнюдь не ясно.
На нынешний момент у него было всего несколько неоспоримых фактов.
Факт номер один: магия Риддла меняла его. Если судить по ощущениям, лишь
отдавая себя по крупицам, та затихала и прекращала превращать мозги в кисель.
Но сколько продлится это затишье? В конечном итоге он или станет опасен для
окружающих, или вернёт миру Волдеморта, или умрёт вместе с ним — тоже
вариант, о котором он не подумал ранее. Вот только умирать категорически не
хотелось, а устраивать истерику по этому поводу тем более.
Кстати, о неконтролируемых эмоциях… С самим собой он явно был не в ладах:
у него вроде как началась истерика и тут же утихла, стоило поцеловать Риддла
— полнейший абсурд. А ещё абсурднее было то, что ситуация повторилась: когда
Гарри проснулся, омерзение и паника отступили, как только он ощутил чужое
присутствие рядом. И если закрыть глаза на успокаивающий фактор Тома, можно
перейти ко второму факту: прорицание.
Или Гарри не знал что-то из истории своей семьи, или каким-то чудом — то
есть проклятьем — он стал видеть события будущего или прошлого... А может,
просто сошёл с ума и начал галлюцинировать, что после последних дней ничуть
бы его не удивило.
Волнующий факт номер три: если всё-таки предположить, что Гарри не
потерял рассудок, получается, что во сне он вселился в жертву сумасшедшего
колдуна-садиста. А если допустить, что всё происходило в настоящем времени, то
98/676
проблема становилась просто колоссальных масштабов: не высунув носа из дома,
Гарри опять успел влипнуть во что-то зловещее.
А вот со следующим фактом всё было не так однозначно: номером четыре
стала вероятность того, что Риддл мог убить его в любой момент. Точнее, он
зачем-то попытался убедить в этом Гарри, но опять же интуиция работала
шпаргалкой — чужие слова являлись полуправдой и только. Гарри не спешил
делать какие-либо выводы, так как не знал, какая часть в пламенной речи Тома —
ложь. Если Риддл мог насильно забрать силу, что подразумевало смерть Гарри,
как тот выразился, значит, их связь односторонняя... Или как работает весь этот
механизм со смертью?
Разве что того волновала целостность магии, а не «сосуда», и смерть Гарри
никак не повлияет на Риддла. Это было вполне логично: как змей мог поставить
себя под удар, связав жизнь с кем-то вроде него? А вот обратная связь была ему
весьма выгодна: любой вред Тому сразу же отразился бы на Гарри — своего рода
гарант неприкосновенности. Вот только и в этом не было смысла, ведь, как они
заключили с профессором, Гарри пойдёт в расход, если всё это всплывёт. Риддл
просто не мог не предусмотреть подобного развития событий...
«Бред какой-то, а не вывод!» — вздохнув, Гарри пнул по дороге
многострадальную вазу и замер на мгновение, хмуро всматриваясь в темноту.
Он сомневался, что кто-то мог разобраться в этих хитросплетениях, кроме
самого Риддла, и, разумеется, на смекалку Дамблдора рассчитывать не стоило:
профессор ничего об этом не знал, а если и знал, то специально закрыл его в
одной клетке с тигром.
Это был очередной тупик.
В сухом остатке у него была лишь одна неоспоримая истина: Риддл был
уверен, что Гарри вернёт ему силу. У того не было и толики сомнения, что он не
позволит тёмной стороне души утянуть себя в эти дебри, что имело обоснование
— Гарри потеряет слишком много. Само собой, он изменился после войны, но не
настолько, чтобы ступить на скользкую дорожку превращения в новый ужас
Великобритании.
Возможно, именно по этой причине Риддл отдал силу именно ему, ведь следуя
логике, легче было сделать сосудом одного из своих сторонников — Пожирателей
смерти, — но те ни за что бы не вернули неожиданный презент…
— Добровольно, — пробормотал он, взъерошив волосы, и повторил с лёгкой
улыбкой: — Добровольно...
«…Ты отдашь мне силу обратно. Добровольно», — всколыхнулось
воспоминание.
Добровольно — значит по собственному желанию, как Гарри и делал ранее.
Он сам, удивляясь собственному послушанию: следовал указаниям Риддла,
смотрел ему в глаза и не двигался.
А что было в Тайной комнате?
«…С физическим контактом передача менее болезненна, вот и всё…»
Гарри прислонился спиной к двери спальни, ощущая холодную поверхность
дерева.
Риддл не врал, но и не сказал всей правды. Как обычно.
Гарри не сопротивлялся и тогда, напротив, он… умолял, что, по существу, на
шаг дальше согласия. Могло ли это сделать передачу безболезненной, а не сам
физический контакт?
Могло, безусловно, но это лишь очередное предположение. Открытие хоть и
даёт Гарри некоторое преимущество, но не объясняет ровным счётом ничего,
ведь влечение никуда не делось и проблема осталась неизменной: передать силу
или стать чудовищем.
Мимолётная радость тут же испарилась, и Гарри вновь обречённо вздохнул.
Он уже хотел зайти в комнату, как материализовался Димбл и перегородил путь.
— Димбл просит прощения у Гарри Поттера, но Димблу поручили передать
99/676
это, — эльф протянул ему конверт, явно нервничая.
— Кто поручил? — хмуро поинтересовался Гарри, принимая неожиданную
весточку.
— Гарри Поттер сам всё поймёт, — виновато выговорил домовик и тут же
исчез, точно опаздывая куда-то.
Вперив взгляд в опустевшее место, где секундами ранее стоял эльф, Гарри
переступил порог и захлопнул за собой дверь. Распечатав конверт, он выудил
чистый лист, однако стоило взять тот в руки, как бумага обожгла пальцы и
чернила стали проявляться:
«Я не могу послать к тебе Патронуса, Гарри, или связаться обычным путём.
Уроки отменены, а ученики отосланы домой на несколько дней раньше в связи с
некоторыми обстоятельствами. Прошу тебя полностью открыть камин завтра с
утра. Если я не смогу прибыть лично, прибудет посланник от меня».
Как только он дочитал, бумага вспыхнула и начала тлеть на глазах, пока
полностью не превратилась в прах. Устало прикрыв глаза, Гарри шагнул вперёд и
грузно упал на кровать, скомкав пустой конверт в кулаке.
Профессор превзошёл самого себя в этот раз. Уже с утра судьба в лице
Дамблдора что-то ему приготовила (очередной конец света, не меньше), а спать
Гарри оставалось каких-то три часа.
Лучше бы Риддл и правда придушил его.
Появилось альтернативное название «Igual á morte» (кто дочитал до этой главы,

поймут, возможно). Если комментаторы захотят решить небольшую загадку: в
альтернативном названии, переставив местами некоторые буквы (даже слоги),
можно получить другой смысл (на испанском). Подсказка: «Igual» остаётся
неизменным.
гаммечено~
100/676
Примечание к части Аккомпанемент главы: Hidden Machinations — Eternal Eclipse (
by Cyrus Reynolds) https://youtu.be/KP4VX7VO9tY
Глава 7. Скрытые намерения
Словно и не спал вовсе.

Кое-как натянув одежду, Гарри с закрытыми глазами шарил вокруг себя, не
прекращая зевать. Глаза слипались, голова гудела, приятное онемение после сна
распространялось по телу. Хотелось провести день, валяясь в постели и ничего
не делая, ни о чём ни думая, не спасая мир. Но кто бы ему позволил такую
роскошь?..
Открыв по дороге камин, он спустился на кухню и увидел Кричера. Эльф
хмуро подтолкнул две чашки: шоколад и горячий кофе. Смешав оба напитка в
разных пропорциях, он кивнул домовику и улыбнулся, а тот, казалось, расслабил
вечно мрачное лицо, позволяя промелькнуть чему-то издалека похожему на
ухмылку.
Протерев глаза, Гарри почувствовал, как одурманенные сном мысли начинали
просыпаться и тревожно топтаться, намекая и подбрасывая воспоминания
вчерашнего дня, в особенности ночи. Внутренности скручивались в тугой узел, а
успокаивающее «всё хорошо» никак не могло помочь. Нисколечко не хорошо.
Всё было откровенно ужасно.
Риддл красочно обрисовал перспективы, оставляя несуществующий выбор за
Гарри. Ему осталась лишь надежда, что затишье продлится как можно дольше, и
хорошо бы начать считать, сколько именно «второе я» будет хранить молчание.
Сделав ещё один глоток, он замер, ощущая, как горячий напиток опустился в
желудок и разлился приятным, бодрящим теплом. Но не успел Гарри оценить
кулинарные навыки ворчливого Кричера, как дверь за спиной хлопнула и до него
донеслись торопливые шаги.
— Гарри? — мелодичный голос раздался совсем рядом.
— Джинни, — еле слышно прошептал он, оборачиваясь и нервно облизывая
губы. Встретившись с ней взглядом, он вздохнул и пригладил взъерошенные
волосы. — Что ты… тут делаешь?
— Что здесь делаю, Гарри? — странная надменность появилась в голосе. —
Видимо, только я думаю, что нам стоит поговорить о случившемся? Не так ли?
Вечером я пыталась попасть сюда, но камин был закрыт. Ты что, прятался от
меня? — она не повышала тон, наоборот, говорила совершенно спокойно, но от
этого звучала только внушительнее.
Ему было не до разговоров.
Сплошная череда жизненных неудач: стоит Гарри сказать «А», как, сделав
шаг, на него падал кирпич или, того хуже, мчался поезд. Вот и сейчас, стоило
открыть камин в полдевятого утра, и пожаловал не кто иной, как Джинни. И ей,
разумеется, этот момент показался самым подходящим, чтобы выяснять
отношения.
Гарри вцепился в чашку, совершенно не представляя, что он может ей
сказать, да и желания говорить с утра пораньше не было, но, ежели разговора не
избежать, лучше всё-таки переместиться в куда более подходящее для этого
место.
— Может, в кабинет? — спокойно предложил он.
— Нет, Гарри! — шикнула она, приближаясь к столу. — Я не хочу давать тебе
лишние пять минут для подбора новой порции отговорок, чем ты уже занят, судя
по мечтательному взгляду.
— Ладно-ладно, — мягко отозвался он. — Хочешь кофе, чай или, может,
шоколад?
101/676
— Нет, — отрезала Джинни и присела на табуретку рядом с ним, не сводя
пытливых глаз. — Я жду.
— Ну… — Гарри вновь вздохнул и, набрав в лёгкие побольше воздуха, быстро
заговорил. — Я немного выпил, хотя нет… много. Много выпил перед встречей,
даже слишком… Нервничал. Видишь ли, мне сказали, что ты собираешься меня
бросить, — спешно изливал он поток несуразных мыслей, которые не успели
сформироваться до конца, — и я испугался, Джинни. Боялся потерять тебя и не
заметил, как прикончил бутылку. А потом загорелся желанием поговорить с
тобой, и вот что из этого получилось. Да, я поступил глупо, необдуманно и
самонадеянно, — горько вздохнул он и, взяв чашку в руки, глотнул горячий
напиток, лишь бы снять нервозность и спрятать бегающий взгляд.
Она хранила молчание, еле слышно постукивая пальцами по столешнице и
рассматривая Гарри, точно прикидывая, стоит верить или же нет. Веснушки
собрались на носу, когда Джинни нахмурилась, и вновь рассыпались, стоило ей
отпустить тревогу.
— Прости меня, мне показалось… что такие игры разнообразят нашу жизнь, —
добавил он, слабо улыбнувшись.
— Нашу жизнь, — наконец, заговорила она, — разнообразят регулярные
встречи.
— Я не лучший выбор для роли парня, знаю. Могу лишь обещать, — как он мог
вообще что-то обещать в такой ситуации, Гарри не понимал. — Могу лишь
обещать, что всё это временно, и я…
— Сколько? — перебила она, поддавшись вперёд.
Гарри не спешил отвечать. Он поставил чашку и сцепил руки в замок. Сейчас
нужно бы рассказать о мифических путешествиях, неуверенно намекнуть на год
или три, настоять на важности реформы и его роли в ней. Попросить ждать и
обрисовать шикарное будущее, которое, как он знал, может вообще не
наступить. Бессердечно просить ждать, используя «священный» долг и миссию,
когда внутри него сидело нечто, что могло повлиять не только на собственную
жизнь, но и на весь магический мир.
Любовь слепа, разве не так говорят?
Вот только вряд ли эта упомянутая слепая любовь распространяется на
настоящих чудовищ, на монстров, что нашёптывают об убийствах, пытках и
прочем весёлом времяпрепровождении.
— Не знаю, Джинни. Не хочу обманывать тебя и ставить какой-то конкретный
срок, ведь могут случиться непредвиденные обстоятельства, — заключил Гарри,
нервно елозя на табуретке.
— Я всё знаю, — вкрадчиво сказала она, заставив его сердце ухнуть вниз. Что
она имела в виду? Гарри прошиб холодный пот, и он крепче сжал ладони,
впиваясь ногтями в кожу. — Дамблдор послал тебя с очередным заданием вне
страны, — продолжала Джинни, видимо, не заметив возникшего напряжения. —
Разве сложно сказать сразу, Гарри? Мне приятно, что ты настолько боишься
потерять меня, что чуть не упал в обморок, — она тихо рассмеялась, протягивая
ладонь и касаясь щеки. — Я могу понять, что ты чувствуешь себя должником, но
тебе стоит переосмыслить и взглянуть на всё с другой точки зрения. Ты никому
ничем не обязан, и меньше всего Дамблдору. Ни тогда, ни сейчас. Всё это заходит
слишком далеко и не даёт нам жить дальше… жить нормально. Война
закончилась, а ты будто не вернулся с неё, милый.
Она легонько поглаживала скулу, а Гарри терялся от этого прикосновения. На
миг почудилось, что ладонь становится холодной, а ласка более интимной,
настойчивой. Сцепив зубы, он поймал руку и поцеловал её, прикрыв глаза в
попытке отогнать морок.
— В некоторых вещах я невероятный трус, — признался он, подняв
насмешливый взгляд и отпуская ладонь.
— В этом мы с тобой согласны, — звонко рассмеялась она. — А здесь стало
102/676
уютнее, — между тем заметила Джинни, обводя кухню и столовую пытливым
взглядом.
«Это намёк или простое замечание?» — вновь растерялся он.
Не успел Гарри ответить, как послышались шаги и дверь открылась.
— Поттер, — хрипловатый голос пронзил столовую, зависнув над головой
дамокловым мечом. — Куда исчез чёртов эльф?
Гарри застыл. Сердце пропускало удары. Казалось, воздуха в комнате не
осталось. Время будто замедлилось: он видел, как Джинни поворачивает голову,
как её карие глаза изумлённо расширяются, а губы кривятся в неподдельном
ужасе, как лёгкий румянец резко спадает, а постукивающая рука вздрагивает и
падает на колени.
— Оу, — протянул Риддл. — Доброе утро, Джиневра.
— Га… Гарри, — прошептала она, дёрнув головой и переместив испуганный
взгляд на него. — Гарри?..
Застывшая кровь в жилах стала разгоняться с невероятной скоростью по
телу, приливая к щекам, к ушам, даже кончики пальцев покалывало. Он
переводил взгляд с Тома на Джинни, кусая губы и пытаясь сообразить, как это
всё объяснить и что вообще делать.
Именно она — та, что знакома с внешностью Риддла, встретила его,
разгуливающим на правах хозяина — если судить по ленивой раслабленности и
полурасстёгнутой рубашке, точно он только что встал с кровати — по дому Гарри.
Как он вообще вышел? И где, чёрт возьми, Димбл?!
— По всей видимости, Гарри сейчас не в состоянии прояснить ситуацию, —
высокомерно заявил Том, не сводя взгляда с Джинни. Странного, колючего,
никогда не виденного ранее, взгляда.
— Гарри?! — писк оторвал его от созерцания невозмутимого выражения лица
Риддла.
— Почему ты… спустился? — Голос не подчинялся, и Гарри нервно
откашлялся. — Где Димбл? Димбл! — позвал он, но эльф не отозвался.
Риддл раздражённо цокнул языком, но взгляда от Джинни не отвёл. Не
нравилось Гарри это выражение неподвижных как у змеи глаз. Не нравилась и
лёгкая улыбка, что тронула губы, когда тот заговорил:
— Полагаю, ты со мной знакома по дневнику. Не имел возможности спросить,
тебе понравилось? Вопрос скорее риторический.
Он задохнулся, а Джинни, ошалело переводя взгляд с него на Риддла, начала
заикаться:
— Гарри… Гарри, что всё это значит? Что… он… — она сжала губы и
судорожно втянула воздух через нос, а после приложила ладони к щекам и
потёрла глаза, точно в попытке проснуться. — Кошмар… Это, наверное, кошмар!
Как давно их не было… Почему сейчас?
Вопросы были созвучны. Почему всё так обернулось? Чем он насолил судьбе,
раз та, как только они установили что-то вроде перемирия, наладили контакт,
подсунула худший кошмар из возможных?
— Гарри, — Риддл подошёл совсем близко, будто хотел развеять все
сомнения, — я голоден, — прозвучало это настолько двусмысленно, что он вновь
похолодел, а потом стало жарко, и, булькнув что-то непонятно, Гарри уставился
на Джинни, но та словно в трансе глядела на Тома и, кажется, не воспринимала
всерьёз ни одного из сказанных им слов. — Второй эльф отказался сотрудничать,
— придирчиво заметил Риддл и, вскользь проведя ладонью по его спине, положил
её на столешницу. Следом за прикосновением по телу Гарри пробежала
предательская дрожь.
Он сглотнул, загнанно дыша.
— Кричер, — сипло позвал Гарри. Эльф материализовался и застыл,
недовольно щурясь. — Пожалуйста… — он запнулся, не зная, каким образом
выразить просьбу.
103/676
«Накорми мистера Риддла? Или… дай поесть Волдеморту?» — запустив
пальцы в волосы, Гарри взъерошил их и слегка мотнул головой.
— Эльф, кофе и что-нибудь съестное, — безразлично бросил Риддл, разрешив
дилемму.
Кричер заворчал, перемещаясь по кухне, и тут же раздался сдавленный
возглас. Джинни вышла из транса и, вытянув руку, указывала пальцем на Тома в
неверии и страхе. Бледное лицо казалось землистым, даже болезненным, и Гарри
не мог не обеспокоиться её душевным состоянием.
— Волдеморт, — прошептала она, соскальзывая с табуретки, — жив…
— Где?! — в притворном удивлении воскликнул Том, притягивая чашку кофе.
— Волдеморт жив, — вновь повторила Джинни и схватила Гарри за рукав. —
Ты… Ты его видишь?
За спиной послышался тяжёлый вздох, и он был уверен, что Риддл закатил
глаза.
— Конечно он меня видит, — насмешливо ответил Том за него. — И уже давно.
Да, Гарри?
Опять эта подчёркнутая двусмысленность ставила в неловкое положение, и
он недовольно прошипел:
— Да помолчи ты! — И хотел уже обратиться к Кричеру, чтобы тот перенёс
того вместе с завтраком в спальню, но эльф испарился, оставив тарелку на столе,
и не отзывался. Что за бойкот они устроили сегодня?!
— Кстати, вспомнилось кое-что. Ты знал, что юная Уизли оставляла на стенах
нелепые закорючки… — начал Том, но Джинни резко подскочила и замотала
головой.
— Нет!
— …самостоятельно, — заключил Риддл, сделав глоток и поморщившись.
— Что?
— Гарри… — он услышал в голосе надрывные нотки. — Почему ты
разговариваешь с ним так, словно… — Джинни сглотнула, нервно дёргая его за
руку.
— Так, о чём это я? — задумчиво протянул Том, проигнорировав её слова. —
Не думал же ты, что я буду заставлять малявку бегать с кровью на руках по
коридорам Хогвартса и оставлять послания вроде: «Трепещите, враги
наследника»?
— В твоём стиле, — отвлечённо пробормотал Гарри, не до конца осознавая,
что тот имел в виду и какая вообще разница.
— Я была под воздействием! — резко возразила она. — Прошу, объясни мне,
что всё это значит?!
Раздался смех Риддла, и Джинни содрогнулась всем телом, словно от
пощёчины.
— Юная Уизли имеет в виду, что я раскрыл её потенциал. Под моим
покровительством, но по собственной воле, — несколько мрачно заключил он, а
Гарри ощутил прикосновение сзади. Рука Тома легла ему на талию, что, слава
Мерлину, было не видно спереди.
Что он творит?
— Риддл, — предостерёг он.
— Да что здесь происходит?! — взмахнула она руками и отступила на
несколько шагов.
— Тебе стоит сказать, пока мы не утонули в море слёз и возмущения, —
заметил Том, поглаживая его бок. Это прикосновение расползлось мурашками по
коже.
— Волдеморт жив…
— Это я уже поняла! — резко перебила Джинни, сверкая глазами то ли из-за
слёз, то ли из-за ярости. — Почему он здесь, почему… ест как ни в чём не бывало?
Почему ты с ним разговариваешь, как будто вы…
104/676
— Живём вместе? — предложил Риддл, откусывая тост.
Она вспыхнула до корней волос и, скривив губы в отвращении, буквально
выплюнула:
— Это он — твоя новая миссия?
— Да, — выдохнул Гарри, чувствуя, что здесь одними словами извинений не
обойтись. — Я не сам, это профессор. Понимаешь, насколько всё серьёзно? Ты не
можешь никому сказать, Джинни, никому, слышишь?
Она молчала. Глаза потухли — в них отражалось столько всего, что он не
поспевал и не мог понять, как её успокоить и с какой стороны подойти. Гарри
хотел положиться на её благоразумие, рассчитывал, что она поймёт всю
важность ситуации, а главное — не сочтёт нужным донести эту информацию до
Гермионы, например.
«…Это строжайший секрет, и потому нет ничего удивительного, что его знает
вся школа», — вспомнилось ему весьма некстати.
Тем временем Джинни больше смотрела на Риддла, чем на него, и это слегка
нервировало.
— Почему он не в Азкабане?
— Я не могу тебе ответить, это…
— Тайна, — вновь взвилась она и, расхаживая из стороны в сторону, с
отчаянием спросила: — Как ты хочешь, чтобы я жила теперь? Знать и хранить
молчание? Что мне с этим делать, Гарри?! Я даже поверить не могу! Мне
кажется, что это всё сон… Я, наверное, ещё сплю, потому что это вопиюще, это
неправильно, этого просто не может быть!
Гарри, как никто другой, понимал сложность хранения такой тайны, и всё же
жил с этим, молчал, скрывал от самых близких, и если бы не случайность,
продолжал бы держать в тайне.
— Прости меня, — еле слышно пробормотал Гарри.
— Я не могу этого принять, Гарри. Не могу просто сказать «всё хорошо», не
могу закрыть глаза, делая вид, что ничего не случилось. Ты смотришь на меня с
такой надеждой, — понизила она голос, — что разрываешь мне сердце. Нет,
Гарри… Не так сразу, не сейчас, — отозвалась как-то потерянно Джинни, а затем
вновь вперила взгляд в Риддла и замолчала.
— Можешь высказаться, — позволил Том, не оборачиваясь, и продолжил
ковыряться в тарелке, катая из стороны в сторону малину, словно траектория
движения ягоды интересовала его куда больше всего происходящего.
Гарри хотел остановить бессмысленную перепалку, встать и вывести её из
столовой, чтобы поговорить с глазу на глаз, однако Джинни тихо, но твёрдо
промолвила:
— Убийца.
— Как оригинально, как и Ваши настенные каракули, мисс Уизли, —
безразлично отозвался Том.
— Это был Руквуд, — вмешался Гарри и тут же замолчал под её негодующим
взглядом.
— Ты оправдываешь его… — в отчаяние зашептала она, взмахнув руками. —
Почему тебе это поручили? Почему, Гарри? Почему ты не настоял на его
заточении в Азкабане? Что ты творишь? Сколько всё это продолжается? —
непрерывно сыпались вопросы.
— Успокойся, прошу тебя…
Гарри боялся. С каждым вопросом, с каждым резким словом он всё больше
страшился, что Том может выйти из себя, как разошёлся вчера. Без магии вред
был бы минимальным, безусловно, но он не хотел доводить до такого; не хотел
пугать её ещё больше, давая понять, что опасность реальна.
— Живёте вместе, защищаешь его… — продолжала она не слушая. — Руквуд?
Он всего лишь последствие, а причина — вот она, — Джинни вновь ткнула
пальцем в спину Риддла. — Не существуй его, Фред был бы жив, многие были бы
105/676
живы! Как ты можешь так спокойно сидеть рядом с этим… с этим?.. — она резко
прикрыла глаза, тяжело дыша и сжимая кулаки.
— Да-а, — протянул Риддл с усмешкой, — не всем дано пролить горючие
слёзы и обвинить во всём кого-то другого, тотчас заслужив прощение. На
удивление самокритично.
Джинни остановилась и замолчала, прикусив губу. Ситуация выходила из-под
контроля. Гарри чувствовал — Том злился, а чем больше он злился, тем сильнее
впивались пальцы в ткань одежды и причиняли дискомфорт.
Положив ладонь на его руку, он бегло провёл вдоль вен, а Риддл, отпустив,
наконец, его многострадальный бок, переплёл пальцы и сжал ладонь. Странный
жест, авторитарный и одновременно успокаивающий, отчего Гарри дёрнулся,
точно от удара током.
Резко выдернув ладонь, он слетел с табуретки и отошёл на несколько шагов,
приближаясь к Джинни. Утешение необходимо ей, а не Риддлу. Впрочем, она
была не из робкого десятка и отреагировала даже лучше, чем он мог себе
представить. А представлял Гарри глубокий обморок, последующую
обвинительную речь и вновь обморок.
Он хотел приобнять её за плечи и увести, но резко остановился, всеми
фибрами души — или же интуиции — ощущая убийственную ярость за спиной.
Повернув голову, Гарри заметил, что Риддл, играя желваками и прищурив глаза,
смотрит на протянутую руку. Но эта гримаса, подобно миражу, тут же
растворилось в маске безразличия, когда тот перевёл взгляд на Гарри.
Гипноз, не иначе. Он не мог разорвать зрительный контакт, чувствуя, как Том
пробирается внутрь змеёй, стискивая внутренности и не позволяя вдохнуть
полной грудью. Алые глаза, вопреки бесстрастному выражению лица,
продолжали искриться яростью.
Буквально заставив себя моргнуть, он отвернулся и подошёл к Джинни.
— Как такое возможно? — продолжала бубнить она.
— Может, выйдем и поговорим? — мягко предложил он, коснувшись её плеча,
а она остановилась, взглянув на Гарри так, точно впервые видела.
Но ответа не последовало. Дверь вновь распахнулась, и зашёл Дамблдор.
Бегло окинув комнату взглядом из-под очков, он, видимо, на ходу оценил
ситуацию и, еле заметно кивнув Гарри, спокойно попросил:
— Мисс Уизли, прошу Вас пройти со мной, — Джинни, не сказав Гарри ни
слова, направилась за профессором. Ни разу не оглянувшись, она вышла из
столовой, а он тяжело опустился на корточки, уткнувшись лицом в колени и
взъерошив волосы.
Чувство было, словно его застукали за чем-то непростительным, например,
будто вместо тайной миссии, Джинни обнаружила, что он уже женат и у него
десять детей, и всё это время он скрывал, что является первой вейлой мужского
пола… Вздор!
За спиной раздался лязг блюдца, и, выпрямившись, он посмотрел на Тома. Вот
зачем надо было спуститься именно сегодня, именно в ту минуту?
— Жалкое будущее тебя с ней ждёт.
От такого заявления Гарри опешил, но быстро опомнился и помрачнел.
— Твой выбор женщин, Риддл, отнимает у тебя право говорить.
— Почему же? Разве юная Уизли не твоя ярая фанатка? — усмехнулся он,
допивая кофе и оставляя чашку в стороне. — Или ты не ведал о её преданной
любви к своему кумиру все эти годы?
— Она не больная на голову садистка…
— Гарри, — послышалось позади, и он обернулся, замолкая.
Дамблдор стоял на пороге в одиночестве. Нельзя было не заметить, как
осунулось лицо профессора: мешки под глазами, впалые щёки и нездоровая
бледность. Даже одежда выглядела помятой и мешковатой, точно он сбросил
пару десятков фунтов.
106/676
— Я обещал объяснить всё мисс Уизли, — пояснил он, — и она приняла это, а
затем ушла.
Гарри не был уверен, что её можно вот так просто отпускать, не успокоив и не
поговорив нормально, но всё уже было сделано.
— О чём Вы хотели поговорить? — устало поинтересовался он.
— Да, м-м, — помедлил Дамблдор несколько секунд, — я хотел бы кое-что
обсудить с Томом, Гарри.
Удивлённо вскинув брови, он посмотрел на Риддла, что, скрестив руки, не
сводил взгляда с профессора. Слова Дамблдора, казалось, его ничуть не удивили,
в отличие от Гарри.
— Хорошо, — пробормотал он и сел.
Профессор задумчиво поглядел на обоих и свёл руки вместе, мягко пояснив:
— Наедине, если ты не против.
Лёгкое удивление перетекло в открытое изумление, и Гарри, не сумев
удержаться, спросил:
— Но почему?
— Много знать вредно, — опередил профессора Риддл и неторопливо
поднялся. — Пройдём в комнату, Альбус.
Будничный тон Тома вывел Гарри из себя. Пока он закипал, оба, ничего не
сказав, покинули столовую. Злобно скрипнув зубами, он незамедлительно
поднялся в кабинет, перекопал весь стол, вынимая всё из ящиков, затем
просмотрел стеллаж с зельями, заглядывая в каждый уголок, достал старые
чемоданы, выворачивая их наружу и, шумно вздохнув, обвёл комнату потерянным
взглядом.
Не здесь.
Забежав в спальню, Гарри просмотрел все ящики и полки, кидая одежду на
кровать, пока, наконец, не нашёл нужное внутри небольшой коробки в
углублении шкафа.
Удлинители ушей, что они использовали когда-то, дабы разузнать хоть что-
нибудь из планов Ордена. Гарри сомневался, что Дамблдор обеспокоен вероятной
заинтересованностью третьих лиц в разговоре, так что вряд ли стал бы
накладывать заклятие недосягаемости.
— Двигайтесь, — приказал он и прислушался.
Сначала ничего не было слышно. Стояла абсолютная тишина, и Гарри затаил
дыхание, боясь предположить, что приспособление могло быть испорчено.
«Стоило умереть и возродиться несколько раз, чтобы услышать, как великий
Альбус Дамблдор будет просить о помощи», — раздался низкий тембр Риддла.
«Тогда ты должен понимать, насколько всё серьёзно», — голос профессора
зазвучал слишком громко, и Гарри на секунду отодвинулся от слуховой трубки,
перемещая её левее.
«Я не собираюсь тебе помогать, не собираюсь ничего делать. Мне совершенно
всё равно, сколько мракоборцев погибнет и в какие геометрические фигурки их
превратят».
«Мракоборцы только начало!» — ломкий голос Дамблдора вызвал у Гарри
смесь чувств от удивления до тревоги. Он горел желанием узнать, о чём они
говорили и что поведал профессор, но эта информация была упущена и
оставалось лишь строить догадки. А раз речь шла о мракоборцах, которые,
благодаря сведениям Драко, сейчас все в Азкабане…
«Нет никакой разницы — начало или конец, — сдержанно отвечал Том. — Не
знаю, на что ты рассчитывал, приходя сюда с такими просьбами».
«Я собираюсь просить Гарри о помощи», — заявил профессор.
«Нет», — твёрдый отказ прозвучал оглушительно громко, и Гарри вновь резко
отодвинул удлинитель, дёрнув за конец.
«Другого выбора у меня нет. Гарри сильный волшебник, а их с каждой
минутой становится всё меньше…»
107/676
«Его магия связана ограничителями и ничем тебе не поможет, — холодно
перебил Риддл. — Мои сторонники погибли, не успев и глазом моргнуть, а их силу
я даже уважал. Ты же, Альбус, собираешься забросить на остров
двадцатилетнего юнца с комплексом героя, который подойдёт разве что в роли
пушечного мяса! Окончательно впал в старческий маразм?»
Да. Несомненно, они говорили об Азкабане.
«И правда, чушь, — хмыкнул профессор, — ведь Гарри никогда не справлялся
в одиночку, никогда не решал более сложные задачи, никогда не побеждал
тёмных колдунов».
«Расставляешь ловушку», — мрачное замечание Риддла вызывало
недоумение. О какой ловушке шла речь?
«Я изначально просил о помощи тебя и не собирался…»
«Использовать его, чтобы надавить? Неужели Гарри ещё не разглядел твоё
истинное лицо, — послышался хрипловатый смех. Гарри сглотнул, крепче сжимая
трубку в руке. — Добрый-добрый директор Хогвартса использует людей и
совершенно не задумывается об их дальнейшей судьбе, не мучается угрызениями
совести. Да ты злодей, Альбус!»
После затяжной паузы вновь послышался усталый голос Дамблдора:
«Не пытайся разозлить меня, Том. Мы теряем драгоценное время на
словесные баталии, и это ни к чему не приведёт».
«Ты готов заплатить цену? Потому что не мог не понимать, чего это будет
стоить».
«Готов, — недолго думая, уверенно ответил профессор. — Как говорят маглы,
знакомый бес лучше, чем незнакомый дьявол».
«Думается мне, и разрешение Шеклболта имеется, — задумчиво протянул
Риддл. — Половину, и я решу вашу маленькую проблему с безумным
старикашкой».
«Ты недооцениваешь опасность, — отозвался Дамблдор. — И узники, и
мракоборцы продолжают умирать, но никто не видел его. Даже я. Тюрьма
превращается в могилу, но покинуть остров — значит приумножить опасность
для остального мира».
«Азкабан делает Экриздиса неуловимым, но вместо того, чтобы всех
переместить, вы заперли добычу у него же дома. Браво!»
Экриздис.
Зацепившись за это имя, Гарри стал вспоминать хоть что-нибудь из истории
тюрьмы, но воспоминания ускользали, а вот имя и лицо ассоциативно
объединились. Не стопроцентная уверенность, конечно, но тот человек из сна
вполне мог являться Экриздисом, и как бы Гарри не хотел держаться в стороне,
получалось, что это касается его больше, чем Риддла, ведь это он «вселялся» в
жертву колдуна и бросался пророчествами.
«Нельзя с точностью сказать», — послышался тяжёлый вздох.
«Ты собираешься спорить, Альбус? Лучше подумай, как будешь сообщать обо
всём Поттеру».
«Мы ещё не договорились, Том. Что же ты натворил, раз Гарри прибегнул к
ограничителям?»
Тем временем он присел на край кровати, затаив дыхание в страхе, что Риддл
может обмолвиться о его новой проблеме. Хотя… судя по разговору, это
становилось наименьшей из проблем.
«Не согласен на половину?» — проигнорировал тот вопрос профессора.
«Может быть недостаточно».
«Похоронить Экриздиса обратно под столпами Азкабана? Вполне, но если
предлагаешь больше силы — отказываться не буду. Без гарантий, непреложного
обета, например, или клятвы на крови?»
«Ты самостоятельно уговоришь Гарри и, если он потребует, поклянёшься», —
ответил Дамблдор, а в голосе послышалось напряжение.
108/676
Гарри, прижав удлинитель, сидел и смотрел в пол. Рука дрожала, и трубка
скользила, щекоча кожу. Он понимал о чём они говорят, просто не мог не
понимать — им торговали, как магическим товаром в Косом Переулке, и в этом
смысле Риддл выглядел гуманнее. Том потребовал — ему отдали.
«Мне и уговаривать не придётся, но такая наглость поражает даже меня, а
сделать это трудно, Альбус. Боишься взглянуть в глаза своему мальчику? Никак
не могу понять, он таким родился или ты сделал его бесхребетным и
всепрощающим, назвав это силой любви. Ты ведь сделал вид, что не в курсе моей
осведомлённости, подкинул мальчишке идею взять под контроль неподвластную
ему силу, выдал зелье, что сработало с точностью до наоборот и могло
губительно сказаться на здоровье… Даже мне стало бы стыдно, если бы я мог
испытывать стыд, конечно».
«Сейчас ты отчитываешь меня? Возможно, тебе и правда знаком стыд, Том».
«Отчитываю? Нет, Альбус. Я восхищаюсь!»
Ещё одна череда лжи. Он не рассказывал открыто профессору ничего после
их последнего разговора. Всё временил и оттягивал. Стало быть, они общались за
его спиной, а может, просто не было ничего, чего бы Дамблдор не знал. Гарри
даже мог предположить, что и дивный побочный эффект от силы был тому
известен, хоть Риддл и утверждал, что профессор ошибается, многого не знает,
только сейчас это казалось невозможным. Единственным, кто вечно пребывал в
неведении, был сам Гарри.
И до последнего он ожидал, что на требования Дамблдор ответит отказом;
скажет «нет» или «это невозможно», или «что угодно, только не это». Ожидания
не оправдались. Бесхребетный?
Тихо рассмеявшись, он потёр переносицу. Смех вырывался рваными звуками и
разносился потрескивающим шумом по комнате. Причин не было, а он смеялся; и
ещё злился. Когда Гарри решил оставить прошлое в прошлом, закрыть глаза на
обиды и не заострять внимание на использованном Дамблдором способе, не
стало ли это величайшей ошибкой его жизни?
«Сколько времени это займёт?» — нетерпеливо спросил профессор,
Смех стих, и Гарри закрыл лицо рукой, второй придерживая удлинитель около
уха. Его трясло то ли от сдерживаемого смеха, то ли от ярости. Трубка в руке
сжалась, и звук на миг исчез, пока он не расслабил пальцы.
«Несколько недель, если не больше, — заявил Риддл и добавил, — тем не
менее, уверен ты или нет, вы должны опустошить Азкабан. Полагаю, сделать это
теперь не так и сложно».
«Боюсь, у нас нет столько времени, — вздохнул профессор. — Я поговорю с
Кингсли».
«Ускорить — значит подвергнуть жизнь Поттера опасности, этого ты хочешь?»
«Нет, конечно нет».
Он не хотел слушать дальше и опустил ладонь; физически не мог стерпеть
ещё хоть одно слово. Мнения у него не спрашивали, а помощь лишь способ
повлиять на Риддла. Он в целом и родился-то как способ воздействия. Смешно, но
Гарри вправе считать себя слабым местом великого Тёмного Лорда, что является
неким парадоксом их существования, не иначе.
И Риддл, да… Он подтвердил домыслы о дражайшем сосуде, о котором
беспокоятся из-за целости и теперь будут опустошать, хочет Гарри или нет. Ведь
профессор, не поинтересовавшись его мнением, испытывая страх или же
смущение, или же посчитав лишним самостоятельно объясняться, оплатил
помощь живым существом.
«…От тебя утаивать — это было бы нечестно», — говорил он. Тогда почему же
не сказать открыто: «Гарри, у нас намечается конец света, пожалуйста, отдай
силу Волдеморту, ведь лучше он, чем непонятно кто? А потом я пошлю тебя
гоняться за Риддлом, ну или наоборот, уж как карта ляжет. Ведь ты об этом всю
жизнь мечтал, мой мальчик?»
109/676
— Мой мальчик, — злобно пробормотал он, хлопнув в ладоши и поднимаясь с
кровати.
Весьма интересно, каким способом Том собрался «уговаривать»? Может,
заставить его ползать на коленях? Слишком банально. Ведь всё должно быть
добровольно — об этом Гарри не забыл. По сути, становление новым Тёмным
Лордом отменяется, что должно радовать. Но не радовало. Ни капли. Он не успел
подумать о ситуации в целом, о своём новом положении, ведь сумбурные ночные
размышления не считаются. Аффект туманил мысли и заставлял принимать
странные решения, например, заснуть в спальне Риддла.
«И вообще, чертовщина какая-то!» — он вновь присел на кровать, точнее
поверх набросанной одежды, и стал комкать её в руках.
Нужно отказаться. Да и как вообще Дамблдор согласился на такие
требования? Половина магической силы… или больше. Это же самостоятельно
помочь Риддлу взять то, что ему нужно. С другой стороны, сколько бы Гарри ни
злился, но отрицать, что Дамблдор не обратился бы за помощью без надобности,
он не мог. А значит — ситуация и правда вышла из-под контроля. Всего за
несколько дней.
К тому же без обета или клятвы Риддл мог бы забрать силу и исчезнуть —
только его и видели. Мог бы, конечно, но не сделает этого. Гарри был уверен, что
гордыня, амбиции, желание власти не позволят ему сосуществовать с каким-то
другим тёмным колдуном, посягнувшим на могущество. Возможно, из
собственных стремлений, но он исполнит это. Однако пренебрегать гарантиями
— глупо, и клятва на крови весьма подходила.
Оставалось одно: форма передачи. Сколько же боли он испытает? Если один
«глоток» заставил хотеть свернуться калачиком и подвывать, то что означает
половина?
«…Подвергнуть жизнь Поттера опасности…» — болевой шок, что остановит
сердце. Скорее всего, это и была часть правды. Его будут пытать, а он
согласится, и никакая клятва на крови не изменит факт, что им вновь
воспользуются. А он вновь согласится.
Это не сила любви, а идиотизм.
Но нужно же что-то делать, гибнут волшебники…
Осознание, что он ищет какой-то выход, возможный компромисс, вспыхнуло
яростью внутри. К Мордреду дипломатию! Молниеносно поднимаясь, Гарри
схватил первую попавшуюся вещь и швырнул в стену. Осколки стекла
разлетелись по полу, переливаясь в свете скупых солнечных лучей, проникавших
в спальню сквозь щель между шторами.
Медленно обернувшись, он потянул за штанину и подхватил целый ворох
одежды, кидая её на пол. Спокойно пройдясь туда и обратно, он подпрыгнул, и
стекло заскрежетало под ногами, впиваясь в ткань свитеров и царапая мантии.
Оглянувшись, Гарри направился к стеллажу. Дерево скрипнуло, точно в страхе, а
он, взявшись обеими руками за край, потянул и опрокинул. Грохот прокатился по
комнате и отразился от стен эхом, а за ним последовал звон бьющегося стекла и
лязг металла. Оттолкнув деревянную конструкцию обратно к стене, Гарри резко
потянул, и та вновь опрокинулась, разваливаясь надвое. Полки вылетели, скользя
по полу и собирая осколки стекла и щепки.
Отлично!
Как же он всё ненавидел в эти самые моменты. Ненавидел, что родился
«Мальчиком, который Выжил»; ненавидел бремя, тяготившее его многие годы —
половину сознательной жизни; ненавидел себя за то, что не отказал профессору
год назад, не ушёл, хлопнув дверью, не оборвал все контакты; ненавидел
несчастья, в которые его вовлекали, не позволяя жить спокойно…
Судорожно вздохнув, Гарри подошёл к шкафу, доставая по пути палочку.
— Экспульсо, — процедил он, и шкаф резко вжался в стену, покачнулся из
стороны в сторону, словно был не из дерева, а из резины, и взорвался, разлетаясь
110/676
щепками и клубами пыли по комнате.
Тотчас запястья заныли, точно их сжали верёвки, стягивая и натирая кожу.
Это всё, на что он был способен. Хоть заклятие являлось мощным, но Гарри
отказывался принимать ограничения, ведь не он их установил — Риддл
потребовал, а он посчитал требование приемлемым, даже оптимальным.
Проклятые уступки.
Обойдя кругом кровать, он встал спиной к двери и прогремел:
— Экспульсо!
Мебель загрохотала, зашаталась, осела и разлетелась на куски. Смесь из
ткани, пуха, щепок взметнулась в воздух, тут же оседая везде ошмётками. В
комнате застыл запах дерева, пыль медленно клубилась в проникающих лучах
света, а Гарри чувствовал еле заметное облегчение. Совсем каплю, настолько
ничтожную, что даже разгроми он весь дом, тяжесть на сердце никуда бы не
делась. Тем не менее, осматривая бардак, что учинил, он не мог не испытывать
удовлетворения.
«Идеально!» — еле слышное шипение внутри сначала показалось
подсознательной радостью, но затем Гарри вздрогнул и сжал палочку в руке,
смутно ощущая, что ему это не принадлежало.
Подобрав уцелевший среди этого бедлама стул, он развернул его, разгребая
ногой завал, и поставил на пол, грузно опускаясь на заскрипевшую поверхность.
Лишь тогда Гарри заметил в проёме комнаты Риддла.
Прислонившись к косяку и покручивая на запястье светящийся артефакт, тот
оценивающе осматривался вокруг, пока не остановил взгляд на Гарри.
— Как нехорошо подслушивать. И да, нам нужно поговорить.
Глава бечена Mister Milk

гаммечено~
111/676
Глава 8. Клятва
— Я согласен, — безотлагательно заявил Гарри и прошёл мимо

Риддла.
Дверь кабинета была распахнута и представляла к обзору более скромный, но
схожий бардак. Сев в кресло, он сложил руки и выжидательно уставился на Тома.
Тот остановился около стола, но не опустился в кресло, занимая доминирующую
позицию, как обычно, что ничуть не заботило Гарри: разговор предстоял долгий и
непростой, а слабость — последствие магического перенапряжения —
постепенно овладевала телом. Ему было не до поз.
Бегло глянув на свои запястья, он заметил красные полоски под татуировкой,
точно от верёвок, и оттянул рукава.
— Согласен, говоришь, — несколько задумчиво повторил Риддл.
— У меня есть условия, — добавил Гарри.
— Не сомневаюсь. Обет или клятва?
— Клятва.
— Согласен. Что ещё?
— Клятва будет включать список людей, которым ты не сможешь навредить.
Выполнять требование… профессора или нет — дело твоё.
Риддл, сложив руки на груди, постукивал пальцем по губам, поглядывая на
него с толикой иронии, размытой под слоем серьёзности. И Гарри продолжил, с
облегчением осознавая, что голос звучит твердо:
— Все переговоры с Альбусом Дамблдором будешь вести самостоятельно.
— Выполнимо, — кратко отозвался Том, не сводя проницательного взгляда.
— Ещё мне нужен доступ к знаниям…
— Ты решил сменить наставника, Гарри? — нараспев спросил Риддл. — Я
плохо подхожу для этой роли.
— Нет, мне нужны лишь твои знания. Мне нужно, — нарочито медленно
выговорил он, — узнать о многом… о магии. И, к сожалению, только ты
достаточно ознакомлен со всеми сферами волшебства — мне интересны не твои
планы, а знания, которые ты приобрёл за годы скитаний по миру.
Риддл издал сдавленный смешок, словно только что услышал вопиющую
глупость:
— Ты не знаешь, о чём просишь. Да и не поможет тебе это, Гарри.
— Тебе же помогло! — воскликнул он, приподнявшись с кресла и вновь грузно
опускаясь.
— Я живу дольше тебя. А знания не могут закрыть брешь между тобой и
Альбусом, потому что дело здесь не только в количестве фактов, прочитанных
свитков и сделанных открытий, а в личных качествах, — его голос плавился,
преисполнялся необычной мягкостью, и Гарри судорожно вздохнул.
Том видел его насквозь, как и Дамблдор. Неужели все его мысли столь
очевидны, или, может, на лице всё написано?
— Причина не в этом, — возразил Гарри, и ответом стала снисходительная
улыбка. Гарри замолк, кусая щёку изнутри, а затем уточнил: — Всё про
Экриздиса, Азкабан, скрытые исторические вкладки, определённые магические
сведения, например, про Игуала Пагаментус…
— Допустимо, однако я оставлю за собой право не отвечать на вопрос, если
тот будет компрометирующим, — еле заметно кивнул Риддл.
— Но это… Ты же всегда будешь отказываться!
— Возможно и так, но у тебя остаётся крохотная надежда застать меня в
хорошем настроении.
Гарри хмуро уставился на него, нервно барабаня пальцами по подлокотникам.
Он опять был вынужден идти на компромисс... Это же его собственные
112/676
требования, а не Риддла, так какого чёрта?!
— Отвечать на всё про Экриздиса и происходящее в Азкабане, остальное на
твоё усмотрение, — мрачно изрёк Гарри.
Послышался смиренный вздох.
— Хорошо, — кивнул Том, а затем добавил: — Взамен ты сделаешь то же
самое.
— Но у меня нет никаких сведений…
— Я имею в виду ответы. Ты будешь отвечать, если я спрашиваю…
— Если посчитаю нужным, — резко перебил его Гарри.
— Всё, что касается магии, снов, видений и Экриздиса, — процедил Том, явно
раздражённый тем, что его перебили. — ВСЁ, что касается моей магии, Гарри.
Понимаешь?
— Понимаю, — в тон ответил он. — Но и ты не имеешь права отказаться, если
я задам вопрос насчёт твоей волшебной силы и последствий её пребывания... кхм,
внутри меня.
— Смелости тебе не занимать, Поттер, — усмехнулся Риддл и передёрнул
плечами, принимая расслабленную позу. — Что ж, я согласен.
Маленькая победа?
Гарри даже не поверил, что добился этого «согласен» без пота и крови, и в
изумлении подался вперёд, впиваясь в него взглядом.
— Что там дальше по списку? — нетерпеливо напомнил Том.
А дальше шла весьма щепетильная тема, которую Гарри оставил напоследок,
ибо просто не знал, с какого бока подойти. Даже сейчас, после крохотной личной
победы, он нервничал и страшился последнего пункта.
Все боятся боли, и он не исключение. Хоть самой смерти Гарри не страшился,
но страх умирать присутствовал, и весьма отчётливо. Одно дело — быстро отойти
в мир иной от Авады, другое — мучиться и медленно угасать, изнемогая от боли.
— Процесс передачи силы, — и Гарри кашлянул, нервно ползая взглядом по
комнате.
— Да?
— Ты должен найти способ не замучить и не убить меня… в процессе и
желательно…
Гарри опустил взгляд, проклиная себя за то, что звучит как ребёнок, которого
привели к зубному в первый раз. Он прекрасно помнил, как врач пытался
успокоить его, а тётя Петуния кривила губы, нетерпеливо постукивая каблуком.
Вздохнув, Гарри заключил:
— Желательно менее болезненно. И я знаю, что должен дать согласие так или
иначе, поэтому не начинай разглагольствовать насчёт «заберу насильно, а ты
умрёшь» и далее по списку. Я всё знаю! — как-то совсем сдулся он и вновь тяжко
вздохнул.
Ужасное окончание переговоров.
Подняв взгляд, он замер в ожидании ответа. Присутствовала необъяснимая
уверенность, что должен быть способ, не включавший в себя физический контакт
или же пытку. Риддл был обязан всё продумать, иметь другой выход из
положения просто потому, что добровольное согласие на близость или адские
муки сложно себе представить, зная, кто они друг для друга.
— Я ничего тебе не должен, Гарри. Во всей этой ситуации меня больше всего
интересуют твои мотивы. Я получаю обратно силу, Альбус тешит себя мыслями о
«великом спасителе Себе», — на этих словах Гарри поморщился, а Риддл,
заметив реакцию, усмехнулся, — а что получишь ты? Ну, кроме освобождения от
судьбы тирана, которой ты так противишься.
Что получит он? Кроме разбитой жизни, ведь она теперь разбита на куски. А
вскоре куски превратятся в осколки.
Помощь Риддла нельзя будет держать в тайне, ведь добрая половина
мракоборцев узнает об этом. Разумеется, многие знакомы с другим обликом
113/676
Тёмного Лорда и вряд ли сопоставят сразу же оба лица; но, получив силу, Том не
станет пользоваться другим именем и делать вид, что он — это не он, а просто
очередной волшебник с репертуаром тёмных заклятий. Запретных заклятий.
Когда он вернётся, об этом узнают все.
Это же Лорд Волдеморт.
Опять начнутся шептания по углам, косые взгляды и обрывки: «Сам-Знаешь-
Кто вернулся, что же теперь будет…» Потом слухи разлетятся. Ослабленное
Министерство магии не противник Риддлу, а остальные? Что ж, остальные будут
делиться сплетнями и прятаться кто куда. Про Орден Феникса Гарри не
задумывался. Сколько доверенных людей осталось у Альбуса, он не знал и не
хотел знать, но не мог не думать теперь, что, обрезав собственными руками
поводок Риддла, в стиле Дамблдора начать набирать людей для новой миссии по
защите от Пожирателей. Вот только Гарри больше волновало, что друзья,
возможно, захотят возродить Орден. Он уже представлял, как влетает Гермиона,
обрисовывая очередной план под сбивчивую речь Рона, а план превращается в
грандиозный подвиг с целью свергнуть Тёмного Лорда. Только Гарри не
собирался ничего делать.
Не в этот раз.
— Свободу, — спокойно сказал он. — Я получу свободу, — и с лёгкой улыбкой
продолжил: — Свободу от тебя, от Дамблдора, от чужих ожиданий. Я не
собираюсь сражаться с тобой в будущем. Не хочу и не буду.
Риддл отделился от стола и подошёл, смотря на него сверху вниз. В глазах
застыло странное выражение: недовольство и нечто, что Гарри не смог
расшифровать.
«Нам нужна свобода!» — тихий ропот внутри заставил напрячься. Не
прошло и дня, как монстр зашевелился. Еле слышно, но Гарри был уверен, что
через несколько дней он опять будет рвать на себе волосы от отчаяния.
— Тогда ты должен быть готов идти на жертвы, — отстранённо сказал Том и
протянул руку, касаясь шрама на лбу. Вздрогнув, Гарри не сводил прямого
взгляда. — Есть два способа, и оба тебе знакомы.
Он дёрнулся, мотнув головой.
— Должен быть третий, ты не мог не предусмотреть…
— Это не от меня зависело, Гарри, — резко перебил Риддл, — или думаешь,
будь я способен управлять оплатой, выбрал бы такой способ?
— Можно найти другой выход, — неуверенно предложил он, но наткнувшись
на насмешливый взгляд Риддла, понял: нет времени, как и других вариантов.
— Возможна полумера: передавать по капле, тогда боль уменьшится, но
общий срок увеличится.
— Медленная пытка, — прошептал Гарри, досадливо нахмурившись.
— Да. Боль сократится, но ты будешь испытывать её постоянно.
Зачем вообще идти на это?
Если принять чужую магию, он освободится без нужды уступать, вечно
жертвовать собственными интересами ради остальных. Будет делать, что
захочет и как захочет, жить, где захочет и с кем захочет… Но с кем? Свободе
сопутствуют жертвы и далеко не в переносном смысле. Он боялся прожорливого
монстра внутри: страх окреп, а вместе с ним и сомнения, что первой жертвой
станет Волдеморт.
Гарри облизал губы и вздохнул. Иногда он даже завидовал эмоциональной
опустошённости Тома. После войны самоедство превратилось во вторую натуру.
— Другой способ проще и приятнее, — продолжил Риддл, касаясь подбородка
и поднимая голову, заставив тем самым смотреть в глаза, — и быстрее. И главное
— без боли. Ну, разве что чуточку, — губы растянулись в чувственной улыбке.
Как он это делал?
Гарри ясно осознавал, что был готов сказать «да» на всё и не потребовать
клятв, обетов и прочего; точно в трансе, он подался вперёд и тут же резко
114/676
отпрянул, вжимаясь в спинку кресла.
Мучительное наваждение.
— Это невозможно, — заключил он твёрдо. — Я не буду с тобой спать и
целоваться тоже…
Риддл, словно и не слушал вовсе, упёрся руками в подлокотники и, услужливо
склонившись, коснулся губ.
— Ничего не буду, — повторил Гарри шёпотом, чувствуя себя загнанным в
угол.
— Хочешь свободы, но не готов идти на жертвы, — со смешком шепнул Риддл,
слегка склонив голову и пристально рассматривая его.
— А ты? — еле слышно спросил Гарри. — Тебе ведь не впервой, а что потом…
подложишь яд мне в шоколад?
Удивлённое выражение алых глаз стало приятным подарком.
— Как ты узнал?
— Не помню точно, увидел, когда коснулся чаши или из твоих воспоминаний,
— вздохнул он, наткнувшись на придирчивое внимание Тома.
— Включи себя в список «неприкосновенных», — предложил тот. — Мы можем
попробовать сейчас. Испытаешь все оттенки боли и решишь, что тебе дороже:
упрямство или благополучие.
Гарри застыл в каком-то сладком предвкушении, необъяснимо ужасном и
томительном. Он попытался представить на миг, как это будет. Нет, не
«хроническая» боль, это и без предложений Риддла понятно, ведь опыт уже
имелся; он пытался представить то иное, невообразимое и запретное, невольно
вспоминая инцидент в тайной комнате, а затем и в лаборатории. Скользнув
взглядом по столу, Гарри вообразил себя со стороны. Воспоминания ярким пятном
всколыхнулись в памяти, и он сильнее вжался в спинку кресла.
Разум наводнили не только воспоминания, но и вымысел того, как Риддл,
прижав его к постели, резкими толчками проникает в тело, а он комкает в руках
простынь, утыкаясь лицом в подушку. Сочная картина застыла перед глазами, и
Гарри сглотнул, замотав головой в попытке стряхнуть с себя морок.
Невозможно.
Это всё изменит, перевернёт с ног на голову.
Джинни. Безусловно, многое осложнилось, но одновременно стало проще: раз
она знает, то тайн между ними теперь не существует. Ну или почти… Остались
совсем незначительные детали, которые не играют никакой роли. Не будет же
она злиться вечно?
«Незначительные? — едкий смех тихо завибрировал. — Ты представляешь,
как тебя будут иметь, и называешь это «незначительными деталями».
Корячился на столе, подставлялся, отсасывал, даже во сне играл с ним в
парочку влюблённых голубков… Незначительные детали! — не
прекращался смех, становясь только громче. — Умора!»
Нескольких дней тишины в запасе могло и не быть.
«Я тебя не слышу!» — мысленно фыркнул Гарри.
Нет. Она скоро смягчится. Джинни отходчивая, но он никогда этим не
пользовался и всегда просил прощения первым, хотя и просить-то особо не
доводилось. А скоро, как только Риддл выйдет из тени, он станет свободным и
сможет, наконец, нормально с ней поговорить…
— Твой взгляд так и твердит: я так хочу, но не могу, потому что я напуганный
маленький мальчик, — вывел из раздумий раздражённый голос Тома.
— Я не напуганный маленький мальчик! — вспыхнул Гарри, злобно
прищурившись. — И я не хочу!
— Да? — странная улыбка хищно сверкнула на бледном лице. Риддл
скользнул рукой вниз и, полностью проигнорировав возмущённый возглас, провёл
пальцем вдоль ширинки. Весьма выпирающей ширинки. Гарри переключил
возмущение на пах: возбудился и даже не понял.
115/676
«Фантазируй больше…»
Кровь отхлынула, а потом вновь прилила — лицо полыхало, и он, резко
схватив чужую ладонь, отвёл от брюк.
— Ты так стараешься, — раздражённо заявил Гарри, — словно только и
хочешь этого!
— А теперь слушай меня, Поттер. Ты поставил условие: желательно менее
болезненно; я предложил тебе выход, даже два, хоть первый довольно-таки
медлительный и ужасно неудобный. Не ты один испытываешь дискомфорт, и
нянчиться с тобой я не собираюсь, — Риддл понизил голос и продолжил: — Я знаю
наперёд все твои метания: «Ох, Джинни, как же моя Джиневра, ведь я так её
люблю». Точно себя пытаешься убедить. Хочешь верить в это, пожалуйста! Я не
собираюсь разбивать твои розовые очки, юный мечтатель. Вот только твоим
отказом движет не любовь к соплячке Уизли, а другое, совсем другое…
— Замолчи! — он задохнулся под пристальным взглядом Риддла.
—…твои псевдоморальные устои, — вкрадчиво заключил Том. — Ты так
боишься измениться, что готов ослепнуть, лишь бы не видеть правды. Выстроил
свой маленький мирок и живёшь в нём, Поттер, подпирая прогнившие стены
прутиками. Никакие знания тебе не помогут против Альбуса, пока ты будешь
запираться в чулане, подбирая нужную отговорку. «У Дамблдора, наверное, были
на это свои причины» — горестно прошептал Риддл, имитируя его тон. — «Это
был Руквуд», — сделал он невинную мину. — «Он таким не родился, просто
обстоятельства…» — повысил Риддл тон, сверкая глазами. — «Не я пожираю тебя
глазами, Том, это твоя злобная сила виновата!» — вдруг надрывно рассмеялся он.
— «Не я стонал на всю комнату, отсасывая тебе, это всё злополучное зелье». Что
дальше, Гарри?
Гарри изумлённо молчал, не в силах отвести глаз, не в силах настоять на
своей правоте, возразить и сказать, что всё это лишь домыслы, другая точка
зрения, весьма отдалённая от реальности. Он бы очень хотел сейчас сказать…
Что? Это его выбор?
Приблизившись впритык, Том провёл носом вдоль щеки, а Гарри услышал
сбивчивое, почти яростное дыхание.
— Выйди из чулана, Гарри, — горячий шёпот опалил щёку, и он вздрогнул. —
Выйди. Из. Чулана.
Что он делает?
Беззвучная мольба вырвалась раньше, чем он смог осмыслить свои слова:
— Сделай что-нибудь…
Риддл, словно только этого и ждал, нарочито медленно переместился к губам,
положив руку на затылок. Сжимая пальцами волосы, Том запрокинул голову
Гарри.
Он приоткрыл губы, дыша через раз, чувствуя, что ещё мгновение, и
задохнётся от переизбытка эмоций. Чувства накатывали всепоглощающей
лавиной, разбивали вдребезги все отказы, растирали их в пыль и хоронили под
толщей предвкушения. У Гарри кружилась голова, когда Риддл припал к губам,
скользя языком вдоль кромки зубов и затем проникая в рот; он не мог не
поддаться настойчивой ласке, раскрываясь навстречу в глухом стоне.
— Встань, — шепнул Том, и Гарри в недоумении уставился на него. — Просто
встань, — вновь повторил тот, и он поднялся пыхтя. Если раньше тело
чувствовалось тяжёлым, то сейчас ещё и ноги стали ватными.
Риддл обхватил его за талию, ловко обошёл и упал в кресло, тут же утягивая
за собой. Не удержавшись, Гарри плюхнулся ему на колени и рвано выдохнул,
когда из-за резкого движения штаны натянулись, сдавливая возбуждённую
плоть. Было некомфортно, но мысль прервалась: Том подхватил его под бёдра и
рывком притянул ближе, заставляя упереться коленями в сидение.
Опустив голову, Гарри поймал потемневший взгляд и нервно заёрзал, тут же
примечая напряжённую складку на лбу Тома, а также то, как чужие ладони
116/676
скользнули вдоль штанин вверх, до самого края брюк, и Риддл, зацепив джемпер,
потянул вверх, а он, точно в трансе, поднял руки, позволяя снять с себя вещь.
Прохладный воздух пробежался мурашками по коже, и Гарри вздрогнул, не
соображая, в какой момент перескочил с отказа к просьбе раздеть себя.
Холодные пальцы коснулись спины, а горячее дыхание — плеча. Гарри
порывисто двинулся, качнувшись волной, и вжался в чужие бёдра. Болезненное
ощущение из-за тесноты вырвало сдавленный вздох.
— Полагаю, мы пришли к соглашению, — послышался хрипловатый смех, —
или ты решил распробовать, прежде чем согласиться?
В ответ Гарри накрыл его губы, вторгаясь языком в рот и резко вжимаясь в
бёдра. Дыхание перехватило. Было хорошо и плохо, жарко и холодно, страшно и
невозможно остановиться. Когда пальцы сжали его ягодицы сквозь ткань, Гарри
протестующе застонал, но поцелуя не разорвал; однако, когда Том рывком
расстегнул пуговицу и ширинку и забрался руками под ткань, он резко дёрнулся.
— Только не спрашивай, что я делаю, — опередил его Том
— Что ты делаешь? — упёрто спросил Гарри осипшим голосом. — Ты ведь не
собираешься?..
— Да ты в ужасе, — продолжал тот.
— Я не боюсь, — отрезал он, но звучало это как-то жалко.
— Тогда расслабься, Гарри. Против твоей воли я ничего не смогу сделать, как
ты сам же и утверждал.
— Я имел в виду магию, — еле слышно возразил Гарри, чувствуя, как
назойливые руки вновь полезли под ткань нижнего белья. Из-за мимолётного
замешательства возбуждение спало, но он не сдвинулся с места. — И я ещё не
согласился.
— Разве я не предупреждал? «Сделай что-нибудь» — значит «я согласен», —
торопливо отозвался Том и добавил: — Секс с рукой — это не секс, не буди
угрызения совести.
— С какой рукой? — потерянно спросил он и задрожал от возмущения, когда
его штаны вместе с трусами съехали ниже, обнажая полувставший член. —
Риддл!
— Мне они мешают, — невозмутимо отозвался он, — и тебе тоже. Ослабь
ограничители.
— Нет!
— Тогда сам примани масло или что-нибудь, — понизил он голос. Порывисто
подавшись вперёд, Риддл обхватил сосок губами, скользнув горячим языком.
Гарри проглотил протест, промычав нечто невнятное.
— Я не… разрешаю, — прошептал он, чертыхнувшись, когда Том
переключился на второй, прикусив чувствительную кожу.
— Так не или разрешаешь? Сегодня только введение в предмет, — хищно
оскалился он, поднимая взгляд.
— Нет! — запротестовал Гарри, а затем повторил: — Нет.
— Ослабь ограничители или поднимайся и проваливай! Меня достали твои
метания, Поттер!
Это не метания, а попытки сохранить рассудок. Он и так мчится, как поезд
без тормозов, переступает все границы; давно уже переступил, одну за другой,
чтобы теперь топтаться на последней. Поэтому некоторая нерешительность
позволительна в такой ситуации, разве нет?
— Чёрт… — пробормотал он, пытаясь вспомнить заклятие.
— Вис Либератус, — подсказал Риддл.
Гарри зажмурился на мгновение, нашёл на ощупь его запястья и сжал,
прошептав заклинание. Холодный металл под ладонями накалился и сразу остыл.
Бегло глянув на татуировки, он заметил, что часть узора выцвела и кожное
покраснение спало.
Риддл времени не терял и нетерпеливо подманил небольшой флакон. Не
117/676
успел тот повертеть его в руках, как Гарри поймал ладонь и смело притянул её,
рассматривая этикетку.
Касторовое масло.
Зачем?
Конечно, знал зачем, приблизительно знал… но всё-таки зачем?
Это было не первое прямое посягательство Риддла, однако первое, что не
окончится Круциатусом. Наверное. Когда всё только началось, он не представлял,
что с этим делать. Не в библиотеку Хогвартса же идти? Единственное, что
пришло на ум — магловские интернет-кафе. Он не раз и не два бывал в
«Сайберии» прежде, когда посетил заведение вновь. Искал Гарри долго, собирал
крупицы информации и тяготился обретёнными сведениями. Знания были
расплывчатые, и он, конечно, даже представить не мог, что они могут
понадобиться. До этого самого момента.
Флакон был оставлен на столике, — когда рядом с креслом успел
нарисоваться столик, он тоже не понял — и Гарри не сводил с него взгляда, точно
потеряй он из виду сосуд, Риддл определённо сделает нечто ужасное с маслом.
Мысли накладывались одна на другую, превращаясь в мешанину похуже
взрывоопасных зелий Невилла на первом курсе. Первобытный страх громыхал
параллельно ударам сердца; и тем не менее, чем больше пугали перспективы,
тем меньше слушалось тело — возбуждение вновь объяло его, распространяясь
жаром по венам, вскипая и бурля. Риддл приобнял за поясницу, предельно
медленно скользя вверх, вдоль спины, коснулся затылка, слегка сжимая и
откидывая голову Гарри назад, чтобы тотчас прикоснуться губами к горлу.
Бесстыдно влажными поцелуями он покрывал кожу, изредка прихватывая и
оттягивая её зубами.
Скользнув руками в ворот рубашки, Гарри опустил голову, рассматривая
добычу, и дёрнул. Ткань натянулась, но не поддалась. Казалось, Том не позволит
себя раздеть, и хотелось сорвать пуговицы, пока тот не понял ничего; но, к
удивлению, Риддл не двинулся, когда Гарри стал расстёгивать рубашку. Руки
дрожали, и он вечно промахивался.
— Ну же, Поттер, — горячее дыхание защекотало кожу. — Я никому не скажу,
что великий герой проиграл пуговицам.
— Сейчас… — наконец, справившись, он раскрыл края рубашки и коснулся
ладонями.
Было столь необычно так открыто трогать Тома, и он сперва не понял, что
сейчас именно это и делает, а потом просто подался вперёд, прижимаясь кожей к
коже. Электрический разряд прошил насквозь, и Гарри глубоко вдохнул, словно
боялся, что воздуха может не хватить. Его штормило, когда он слегка потёрся,
чтобы следом протиснуть руку и провести кончиками пальцев вдоль торса,
ощупывая, поглаживая, царапая.
Прерывистое дыхание Риддла стало ответом: не одного его так встряхнуло.
Магия внутри оживилась, заволновалась, но не вышла из-под контроля, наоборот,
стервозно разгоняла в крови адреналин и эйфорию. Это было сродни хождению
по тонкому льду.
Раздался хлопок, и что-то зашуршало. Риддл опустил рядом с флаконом
красную картонную упаковку «Прочность, надёжность и превосходство», и Гарри
вскинул брови в немом удивление.
— О! Нет, Поттер, только не говори мне, что я травмировал твою психику
видом презервативов? — Гарри запыхтел, как паровоз, а в ответ раздался
успокаивающий смешок. Он не понимал, что должен делать и как
интерпретировать «введение в предмет»?
— Прекрати думать, — шепнули на ухо.
— Я не могу! — возразил он и был тут же заткнут. Жадные губы Риддла
поймали его, а руки сжали бока, скользя вдоль, лаская и щекоча, пока вновь не
опустились на ягодицы, сминая их.
118/676
В ушах загудело, и Гарри двинул бёдрами. Наслаждение расползалось по
телу, создавая вакуум вокруг и выселяя столь волнительные мысли. Покачиваясь
волнообразными движениями, он бесстыдно, даже с какой-то несвойственной
наглостью тёрся об Риддла, а когда опускался, явственно чувствовал, как
упирается чужое возбуждение между ног.
Раздался стук крышки и бренчание стекла, а затем — шуршание. Попытка
найти масло не увенчалась успехом — его решительно притянули, утыкая лицом
чуть ли не в кресло. Дрожь пробежала по телу, когда нечто холодное и влажное
скользнуло меж ягодиц.
— Не вертись и не дёргайся, — в голосе проявилась хрипотца, и он под
влиянием этого стимула вновь потёрся о Тома, точно перевозбуждённый
подросток.
Расслабиться не получилось. Когда палец коснулся ложбинки и провёл вниз,
раздвигая ягодицы и скользя по кругу, Гарри напрягся. Тугой узел внутри сжался
то ли от возбуждения, то ли от страха. Подсознательно он понимал, что больнее,
чем от передачи, магии вряд ли будет, и всё равно не мог не попытаться
посмотреть назад, как будто увидь он происходящее, сразу сможет вздохнуть
свободнее.
— Гарри, — послышался мягкий терпеливый голос; он, прикусив губу, застыл,
кивнул и опустил голову, прислонившись лбом к его плечу.
Пальцы Риддла продолжали поглаживать, и постепенно Гарри отпускал
напряжение, отдаваясь необычным ощущениям. Том приподнял голову за
подбородок и бегло коснулся губ, постепенно углубляя поцелуй, пока их языки не
сплелись в бешеном танце. Гарри забыл, как дышать. В тот же момент внутрь
проникли. Всего лишь палец, а казалось, дубинку всунули. Влажные,
растягивающие и неприятные ощущения вызвали дрожь, и он, прикусив губу
Риддла, протестующе замычал.
Движение повторилось, а он желал одного — его прекращения. Судорожно
вздохнув, Гарри прикрыл глаза. Размеренно растягивая его, Риддл неспешно
целовал шею, скользя губами вдоль ключиц, иногда покусывая, иногда лаская
языком, и лишь это позволяло хоть как-то отвлечься.
— Не зажимайся, — призывно шепнул Риддл.
Рвано задышав, Гарри вновь попытался расслабиться, отвлечься на настенные
обои, на лёгкие прикосновения губ, на руку, что скользнула вдоль мошонки
массирующими движениями; но возбуждение всё равно спадало, и он вытянул
руки, скрестив их на затылке Риддла.
Запуская ладонь в тёмные волосы, Гарри пропускал сквозь пальцы мягкие
пряди и, подавшись вперёд, уткнулся в них носом. Глубоко вдыхая, он чувствовал
свойственный пряный аромат, что действовал успокаивающе.
— Отодвинься назад, — приказал Риддл, и Гарри слегка переместился, и
замычал, когда палец проник глубже, а ощущения стали только интенсивнее, — а
теперь прогнись, — добавил тот, мягко надавив на поясницу. Ничего приятного
он не ожидал, но и такого дискомфорта — тоже. Думать, что будет, когда — и
если, конечно — проникать будет кое-что другое, он вообще отказывался.
И, словно читая его мысли, Том добавил второй палец. Тягостное ощущение
растяжения усилилось, и он дёрнулся, проглатывая стон. Риддл чуть согнул
пальцы, а Гарри возмущённо замычал, пока не содрогнулся и открыто не
застонал в голос. Острое наслаждение прошило насквозь, кратковременными
импульсами растекаясь по телу; а затем всё повторилось снова и снова, и снова.
— Слишком узко, — послышались рваные шипящие звуки Парселтанга. Гарри
думал, что потерял способность понимать и говорить на змеином языке, но
сейчас с точностью понял сказанное; и это возымело странный эффект — сладкий
трепет овладел телом, заставляя дрожать, точно в лихорадке.
Эйфория скапливалась внутри тупым, но таким нескончаемым блаженством,
медленно распространяясь по телу, заставляя вздрагивать каждый раз, как
119/676
пальцы проскальзывали внутрь, надавливая на что-то. Он терялся, кусал губы в
попытке сдержать голос и не давать повода Риддлу злорадствовать и тут же
тыкался носом в плечо, громко постанывая не в силах унять эмоции.
Чувство неудовлетворённости возрастало, заставляя член подрагивать от
напряжения, а его — подаваться вперёд с каждым проникновением в попытке
достичь пика быстрее.
— Том-м, — застонал он, когда рука легла на бёдра, не позволяя двигаться
так, как ему хочется. Казалось, ещё чуть-чуть и яйца взорвутся.
— Не так быстро. — Гарри проигнорировал предостережение — сил терпеть
не было. Опустив руку, он начал водить по стволу вверх-вниз, подстраиваясь под
ритм проникновения пальцев; но Риддл поймал ладонь, накрывая своей, и
остановил.
— Мне… нужно, — прохрипел Гарри и вильнул бёдрами, тут же насадившись в
обратном движении. Из горла вырвался протяжный стон.
Том улыбался. Глаза — почти чёрные — изучающе обводили его, точно лаская,
и от этого взгляда возбуждение только возрастало, покалывало и сводило
судорогой чресла. Казалось, Гарри готов был кончить лишь от одного такого
взгляда.
Он недовольно, даже болезненно замычал, когда Том развёл пальцы внутри.
Заведя руку назад, Гарри схватил запястье и откинул голову. Движения не
прекратились, только ускорились, а осознание, как движется чужая рука,
медленно сводило с ума.
Безумие.
Дискомфорт от растяжения превратился в неизведанное ощущение
наполненности, несколько неполноценное, и с каждым движением он желал
больше, сильнее, глубже. Ладонь легла на болезненно напряжённую плоть, и
Риддл размазал по головке смазку, начиная двигать рукой, а Гарри, не в силах
терпеть, начал толкаться в его кулак, ускоряясь.
— Какой нетерпеливый. — И вновь тягучие нотки змеиного языка сладко
обожгли внутренности, скручивая в клубок истомы внутри Гарри, что
моментально взорвался и вырвался у него ответным шипением:
— Да-а-а...
Стиснув запястье Риддла, — показалось даже, что до хруста — Гарри
конвульсивно дёрнулся, глубже насадившись на пальцы. Он не понял, в какой
момент кончил. Обычно острое и концентрированное наслаждение сейчас тупой
судорогой пронзило всё тело, вырывая из горла надрывный стон, и он задрожал,
судорожно облизывая пересохшие губы.
Движение пальцев повторилось, а затем давление исчезло, оставляя за собой
опустошение.
Уши заложило.
Он точно во сне видел, как Риддл, подманив салфетки, вытирает руки,
скидывая на столик все следы, и уничтожает их, а в голове звучит отзвуком:
«Секс с рукой — это не секс».
Зажмурив глаза, Гарри устало облокотился, прислушиваясь к бешеному
биению сердца.
Двигаться не хотелось, а ещё меньше — думать. Ему было спокойно,
необычайно спокойно. А если учесть, что он сидит полуголый на коленях своего
врага, можно было ставить под вопрос собственную вменяемость. Наверное, у
него развилось одно из расстройств личности или же какой-нибудь синдром, не
иначе. Других вариантов Гарри по-прежнему не рассматривал и пытался
избежать назойливых мыслей. Опять же, вопрос о существовании неких чувств
подталкивал к выводу о ненормальности.
Горестно вздохнув, он попытался восстановить сбитое дыхание и унять дрожь
в теле.
«Неоспоримо, я больной на всю голову…»
120/676
Может, наклонности Беллатрисы передаются с местом в постели Риддла? И
теперь он превратится в садиста-истеричку?
Вздрогнув лишь от одной мысли, Гарри съёжился. Это движение тут же
отозвалось ноющим дискомфортом сзади. Надо бы выпить раствор.
— Почему ты не воспользовался? — еле слышно спросил он, прикрыв глаза.
— Цель была другой, — кратко отозвался Риддл, а Гарри обессиленно кивнул,
повиснув на чужом плече. Глаза слипались.
— Словно это была какая-то задача…
— Часть соглашения, — поправил Том.
— Если я соглашусь, — слабо возразил Гарри и в ответ услышал смешок.
— Ты невыносим, Поттер.
— Да, я тоже так думаю, — отстранённо согласился он, зевнув вновь и
пристроив голову удобнее. — Когда покончишь с Экриздисом, убьёшь меня?
— Я предложил внести в клятву твоё имя.
— Если не внесу, убьёшь?
«Убьёт, — гордо зашипели внутри, и он вцепился в Риддла. Голос звучал всё
громче. — Даже не сомневайся, тебе нужна моя сила…»
— Ведь пророчество никуда не делось, — устало добавил Гарри, перебивая
настырного советчика.
— Не знаю, — как-то странно ответил Риддл, и Гарри вскинул взгляд в
попытке лучше понять, но в поле зрения попалось только ухо и линия челюсти.
Лицо Тома было скрыто, а двигаться категорически не хотелось.
— Хороший ответ, — пробормотал он и вновь ткнулся взглядом в шею. — Как
звучало заклятие, что ты использовал?
— Ты ещё не согласился, разве нет? Так что я не обязан отвечать.
— Ну да… — прошептал он, прикрывая глаза. Только чуть-чуть подержит так и
откроет. Обязательно откроет. — Ты… всегда найдёшь выход…
И Гарри провалился в темноту.
***
Ему снилось разное, точно в бреду. Он видел заплаканное лицо Джинни, когда
она закрывала лицо руками и тихо, почти беззвучно говорила:
«Ты всё испортил. Возможно, это моя вина. Тебе было трудно, ты сломался, а я
не заметила и поэтому… не смогла помочь вовремя. Я жалею о многом. О нас, о
шансе, что так преждевременно дала тебе. Зачем тебе шанс?! Ты же… Ты же
рядом с этим чудовищем!»
Гарри пытался дотянуться до неё, но сгорбленная фигура исчезла, а на её
месте появился Драко с бутылкой огневиски. Малфой смеялся и пошатывался,
громко причитая:
«Ну ты даёшь, Поттер. Свалиться с метлы два раза… Как ты вообще
выигрывал у меня в квиддич?»
Ответа не ждали, и картина растворялась, как бы он не пытался удержать её.
А затем Гарри слышал крик матери, видел размытую тень чёрной мантии и яркий
зелёный свет, что мгновенно ослепил его.
Кроме палящего луча, не было ничего.
Шаря перед собой руками, Гарри ощутил, как на руках оседает влага.
Картинка резко перевернулась, и он упал на землю.
Туман окутывал всё.
Издалека доносилась мирная речь, но Гарри не мог понять ни слова из
сказанного. Внезапно сквозь пелену прорвались столпы огоньков. Они
взметнулись ввысь, исчезая за тучами и освещая хмурое небо зеленоватыми
бликами. И в тот же миг оглушительный звук грома раскатился по округе,
121/676
заставляя Гарри хотеть заткнуть уши.
Но звук рассеялся, медленно и плавно перерастая в несколько иное
громыхание: раскаты бомбарды и взрывных заклинаний — их Гарри никогда и ни
с чем не спутает.
Поднимаясь с земли, он буквально ощущал привкус гари и пыли на языке. Всё
вокруг необычайно быстро стихло; будто оглушённый взрывом, он сделал шаг и
споткнулся обо что-то. В попытке понять, где сейчас находится и что происходит,
Гарри стал озираться, но в воздухе застыла дымовая завеса, и лишь голубоватые
огни мелькали то вдали, то совсем близко. Сделав пару неуверенных шагов, он
посмотрел под ноги; внезапно тишина разбилась, и звуки хлынули неудержимым
потоком: взрывы, слова заклинаний, крики, дрожание купола, грохот камней…
Это был Хогвартс.
Финальная битва?
Гарри обернулся в немом удивлении. Всё было почти так же, но чуть поодаль
он видел Министра Шеклболта с Люциусом Малфоем — они отбивались от
дементоров, проникавших сквозь трещину в защитном барьере. Мимо пробежал
Артур Уизли, а следом Рон. Оба остановились на мгновение, что-то сказали, но
Гарри не смог понять ни слова, и они, указав за спину, ринулись в другую
сторону.
Что здесь вообще происходит?
Потерянно осматриваясь в попытке понять хоть что-нибудь из собственного
сна, Гарри увидел Дамблдора: тот стоял около огромной дыры и сдерживал
дементоров. Мантия развевалась за спиной, и он постепенно отступал, между
делом обращаясь к Флоренцу. Кентавр подхватил бледного Флитвика и
направился прочь, пока Макгонагалл отбрасывала патронусом очередного врага
на их пути.
Прогрохотал взрыв — защитный купол сверкнул и окончательно исчез. Еле
заметные синеватые всполохи света рассеивались, а дементоры хлынули
неудержимой лавиной, закрывая собой небеса.
Всё это было столь странно и в то же время знакомо, что Гарри затрясло в
предвкушении. Адреналин запульсировал в крови, а кровь — в висках. Вскинув
палочку, он не чувствовал страха, ведь они победили, и даже перемена в составе
ничего не меняла. Всё-таки это было прошлое. Простой сон. Вокруг была куча
людей, которых он просто не узнавал, а лица прочих были размыты, точно не до
конца материализовавшиеся призраки.
Обходя глыбы и куски кирпичей, он заметил Рона. Вместе с Гермионой они
стояли на ступеньках, и необычная гримаса горя застыла на измождённых лицах,
но Гарри не успел сделать и шага к друзьям, как раздался раскатистый гул: слева
на него нёсся дементор. Патронус вырвался машинально, отгоняя
отвратительную сущность, и Гарри решил подойти к Дамблдору в попытке
понять, где сейчас Пожиратели Смерти; но резко остановился посреди этой
разрухи.
Привычка, не более.
«Репело Инимикум, — донеслось совсем рядом и купол сверкнул искрами
света, формируясь. — Протего максима, — он разрастался, оттесняя назад
дементоров. — Фианто Дури» — защита ярко засветилась и тотчас стала
прозрачной.
Этот голос он слышал отчётливо, ярко. Точно и не спал вовсе.
Гарри хотел обернуться, но ему не позволили. Крепкие объятья удержали на
месте, и он вздрогнул, пытаясь выскользнуть, посмотреть назад, но руки
сжимали талию, не позволяя двигаться…
Проснулся он внезапно, резко, и даже, кажется, подпрыгнул на месте. К тому
же свалился бы с кровати, если бы не удержали за плечо.
— Тебе постоянно снятся кошмары? — продрался голос Риддла сквозь
жужжание в ушах. Он до сих пор слышал отзвуки битвы.
122/676
Где это он?
Проведя рукой по лицу, он потёр глаза и моргнул в попытке сфокусировать
взгляд.
Опять спальня Риддла.
Тотчас ворох из воспоминаний: подслушанный разговор, Дамблдор, договор,
поцелуй, кресло, страх, оргазм — всё это пролетело перед глазами.
Шевельнувшись, он вновь почувствовал телесный дискомфорт. Значит, не сон.
Повернув голову, Гарри встретился взглядом с Риддлом и пожал плечами,
ведь он не мог назвать это кошмаром. Нечто иное.
— Я что-нибудь говорил?
— Нет, только изредка кричал и размахивал рукой, — без тени улыбки
ответил Риддл, — в попытке колдовать.
Гарри невесело усмехнулся и опустил взгляд, подмечая, что следов спермы на
животе не было и на бёдрах осталось только нижнее бельё. Очистили и
переодели… Сколько заботы.
— Клятва, — вдруг заговорил Риддл и указал на листок, что лежал на тумбе
рядом с кроватью и… палочкой. Разумеется, Риддл успел попользоваться его
палочкой, как своей. — Прочти, и заключим контракт.
Последствия сна всё ещё давали о себе знать, и сейчас Гарри больше всего
хотелось выпить раствор, избавиться от дискомфорта, что появлялся, как только
он поворачивался в постели.
Момент не самый подходящий для внимательного чтения.
Не желая лишний раз двигаться, Гарри подманил палочку и договор, а заодно
и укрепляющий раствор. Такими темпами запас скоро закончится. Украдкой
глянув на Тома, он напоролся на его спину: Риддл успел отойти к ближайшему
окну и теперь, отвернувшись, куда-то смотрел.
Сделав пару глотков, Гарри развернул листок и стал разжёвывать каждое
слово, каждый речевой оборот. В принципе, ничего удивительного или
подозрительного он не нашёл. Риддл вписал в список неприкосновенных просто
«окружение Гарри Джеймса Поттера и самого Гарри Джеймса Поттера», что было
неоспоримо щедрым предложением, так как окружение могло включать
множество людей в настоящем и тех, что появятся в будущем. Но стоит ли
оставить всё так, как есть, или перечислить фамилии?
Он остановился на третьем варианте.
Последний пункт, обсуждённый в весьма сумбурной форме, тоже
присутствовал. Гарри вчитывался в эти строки раз за разом, пытаясь понять,
правильно ли он поступает или же совершает очередную ошибку. Риддл не
уточнял способ передачи, что, впрочем, оставляло ему свободу выбора в
дальнейшем.
— Я согласен, — подал он голос, и Том обернулся. — Но… пожалуй, я оденусь,
и тогда заключим, — тихо добавил Гарри. С одной стороны, заключать клятву на
крови в трусах не очень-то серьёзно, с другой — он выиграл лишних пять минут
на раздумья.
Риддл лишь кивнул в ответ, но когда Гарри подошёл к двери, та резко
захлопнулась и раздался вкрадчивый голос:
— Шкаф чуть левее, Гарри. Накинь что-нибудь, и приступим.
Кинув раздражённый взгляд, он взмахнул палочкой и, отворив дверь, с
напускной вальяжностью вышел в коридор; но когда Гарри поднялся, комната
встретила его беспорядком: все вещи были в пыли, осколках и деревянной
стружке.
Совершенно вылетело из головы.
— Экскуро, — взмахнул он палочкой, и всё это месиво стало испаряться.
Подхватив штаны, он стал натягивать их на себя, а затем остановился: вся
ткань была продырявлена и порезана.
Использовать запретное заклятие не хотелось.
123/676
Злобно скрипнув зубами, Гарри вновь спустился, а Риддл проводил его
снисходительным, чуть насмешливым взглядом до шкафа. Натягивая первую
попавшуюся одежду, он медленно расправлял складки, ещё медленнее
застёгивал пуговицы и никак не мог сконцентрироваться. Мысли расползались.
— Поскорее, — нетерпеливо подгонял Том.
Чего, собственно, он торопится?
Застегнув ворот, Гарри покосился на скомканный низ брюк — хоть
телосложение похожее, Риддл был несколько выше, — и отсёк лишнюю длину
заклинанием ножниц.
— Никаких замечаний? — безразлично спросил тот, когда он подошёл.
— Начнём, — вместо ответа сказал Гарри.
Он вытянул ладонь, неспешно рассёк кожу палочкой и передал магическое
орудие Риддлу. Том повторил действие, но смотрел он не на руку, а на Гарри, что
заставляло несколько нервничать. Когда ладони соединились, он почувствовал
себя ещё более странно.
— Я, Гарри Джеймс Поттер, клянусь передать Тому Марволо Риддлу столько
магической силы, сколько ему будет нужно, — он заметил, как удивление
вспыхнуло в алых глазах, но тут же погасло. — Том Марволо Риддл в обмен
должен поклясться не причинять ни физического, ни морального, ни магического,
ни любого другого вреда ближайшему, — сделал он ударение, — окружению
Гарри Джеймса Поттера, включая следующие семьи: Уизли, Малфой, Люпин,
Грейнджер, Лонгботтом, Лавгуд; а также Рубеуса Хагрида, Минерву Макгонагалл
и Филиуса Флитвика, — перевёл дыхание Гарри, заметив насмешливые искорки в
глазах. — Том Марволо Риддл также обязуется отвечать правдой на все вопросы
Гарри Джеймса Поттера про Экриздиса, события в Азкабане, саму тюрьму и всё,
что касается размещённой внутри Гарри Джеймса Поттера магической силы,
использованного способа размещения и всех последствий; прочие знания
остаются на его усмотрение. — Ладонь дрогнула, и Гарри перешёл к последнему
пункту: — Том Марволо Риддл должен поклясться, что выбранный им способ
передачи силы будет менее… — он нервно облизал губы, — болезненным и не
повлечёт за собой смерть или недееспособность Гарри Джеймса Поттера. —
Сжимая ладонь Риддла, Гарри помедлил и, наконец, заключил: — Любые
действия, нацеленные на Альбуса Персиваля Дамблдора, — сделал он небольшую
паузу, — также оставлены на усмотрение Тома Марволо Риддла, так как тот не
входит в определение ближайшего круга. Я клянусь на крови.
Риддл сделал шаг вперёд, и руки соединились до локтя. Гарри сглотнул,
замечая, как одиночная капля крови скользит вниз, оставляя след на бледной
коже.
— Я, Том Марволо Риддл, клянусь исполнить все перечисленные требования в
обмен на столько магической силы, сколько Гарри Джеймс Поттер посчитает
нужным передать, — в этот раз удивился сам Гарри. — В свою очередь, Гарри
Джеймс Поттер обязуется отвечать правдой на все вопросы, касающиеся
магической силы Тома Марволо Риддла, заключённой в нём, а также сновидений,
видений, Экриздиса и Азкабана; прочие знания остаются на его усмотрение. Я
клянусь на крови.
Гарри опустил ладонь, переворачивая её порезом кверху. Риддл последовал
за ним.
Капли крови отделились, взмывая в танце, плавно разрастаясь и
переплетаясь. Фиал сформировался, и Гарри подхватил его.
— Ты ведь осознаёшь, что сделал?
— Да, — отозвался он.
— И ты не сможешь вмешаться, Гарри.
— И не захочу.
— Надеюсь, у тебя нет в мыслях передумать и уничтожить фиал.
Гарри раздражённо передёрнул плечами.
124/676
— Альбус заплатил мной, почему я не могу поступить так же?
— Потому что принял решение на эмоциях. После ты пожалеешь и даже,
возможно, попытаешься вмешаться. Но, к твоему счастью, самовлюблённый
маразматик меня пока не интересует.
— Сказал самовлюблённый социопат, — отвернувшись, пробурчал он.
Раздражало, что Риддл предполагал, что он вечно пресмыкающийся слюнтяй,
который будет всю жизнь бегать по поручениям Дамблдора, стоит только
свистнуть. Риддл — проблема Гарри; и лишь поэтому он согласился. Точка.
Сегодня было около десяти утра, может, чуть позже, когда Том перешёл из
разряда сложных ситуаций в неразрешимую головоломку. Что же, это было и
ужасно, и отлично: влечение — последствие магии; если магии Риддла станет
меньше, то и тяга будет растворяться, пока не исчезнет вовсе, и каждый пойдёт
своей дорогой. Может быть, даже стоит покинуть страну, поехать во Францию
или Америку, подальше от того, что будет творить Риддл.
Отличные перспективы имели только один недостаток: Гарри не сможет
забыть.
— Занялся самобичеванием, Поттер?
Он вздрогнул и медленно обернулся.
— Тебе не понять, — раздражённо отмахнулся Гарри. — Удобно ничего не
испытывать, использовать очарование и секс, чтобы добиться своего, а потом
избавиться от проблемы, убив её. Так?
— Верно, Гарри. Просто делаешь что нужно. — Риддл перехватил из его руки
фиал и поднял на свет. Закатные лучи проникали через шторы и рассеивались
розоватым светом по комнате.
— Это был сарказм!
— Естественно, — кивнул Том, насмешливо искривив губы. — Если мои эмоции
не подходят под твоё определение «нормальности» — это не значит, что я ничего
не испытываю.
Гарри прошёлся по спальне, смахнув очередную стопку расположившихся на
полу книг. Опасно начинать разговор про эмоции с Томом; невозможно не
подойти через них к теме чувств. Наверное, ему всегда было интересно,
испытывал ли тот когда-либо привязанность или нечто хоть отдалённо похожее
на это.
Рита Скитер убила бы ради ответа на вопрос: дорожил ли Лорд Волдеморт
кем-нибудь?
Ну или приврала бы, подав всё в скандальном ключе. Скоро у неё выпадет
такая возможность; если она рискнёт, конечно, связаться с Тёмным Лордом.
— Беллатриса, — вдруг ляпнул он и остановился, боясь повернуться к Риддлу
лицом. — К ней ты должен был испытывать что-нибудь близкое к определению
«нормальности», разве нет?
— Ты не включал в клятву обязательство отвечать на вопросы личного
характера, — отрезал Риддл.
— Мне показалось, сегодня у тебя хорошее настроение.
— Гарри, — предупреждение в голосе не подействовало.
— Ты ведь с ней спал, да?
«Какая нам разница?.. Наивный! Я могу предложить тебе нечто более
заманчивое, показать способ!»
«Отказываюсь».
«Зря-я-я… — шипение стало громче. — Глупец, это твоя собственная сила.
Она не является частью клятвы!»
«Ты скоро исчезнешь, — хмыкнул он. — Как и твой хозяин, боишься умирать».
— Она была полезна во многих смыслах, Гарри. Как теперь полезен ты.
Голос раздался удивительно близко, и он развернулся. Риддл стоял впритык,
лицо ничего не выражало.
— Как многое ты теряешь, — озадаченно прошептал Гарри, с досадой
125/676
взъерошив волосы. Он задержал руку на волосах, скрывая скорбную мину.
— Ты так уверен, что любовь — это благо. Разве она не сделала тебя
несчастным?
— Ты сделал меня несчастным, — опустил руку Гарри. — Любовь моей матери
спасла мне жизнь… — голос дрогнул. Жутко было говорить об этом именно с ним.
— Она любила меня настолько, что…
Невысказанная печаль сковала его, прерывая речь. Гарри не мог выдавить ни
одного слова из себя. Как он смел рассуждать о матери, когда позволял её
убийце творить с собой такое?
Он даже совесть затыкал, отбрасывая все поступки Риддла, чтобы после
продолжать упиваться «псевдоморальными устоями». Воистину, Гарри не знал,
чего хотел и куда направлялся семимильными шагами. Но, однозначно, все его
поступки сделали её жертву напрасной. Она подарила Гарри жизнь и защиту, а
он закончил в объятьях врага и по доброй воле.
— Не люби она тебя, не пожертвуй ради тебя жизнью, Лили Поттер была бы
жива, а ты мёртв. Во смерти не познал бы ты печали, Гарри. Так скажи мне…
разве любовь — благо?
— Ты… — от возмущения он даже задохнулся, — невероятен!
Он просто не понимал, как можно всё так извратить, настолько перевернуть
суть и превратить во что-то невообразимо монструозное.
— Скажи ты мне, — ярость клокотала внутри, превращая каждое слово в
чистый яд. — Будь любовь твоей матери больше, она бы поборолась за жизнь, за
будущее сына, — вполголоса продолжал Гарри. — Люби Меропа больше тебя, чем
твоего отца, магла, в жизни не познал бы ты печали, Том.
«…Не познал бы ты печали, Том», — язвительный тон внутри стих вместе
со словами Гарри, и ярость тут же прошла, сменившись изумлением.
Содрогнувшись внутри, Гарри поднял взгляд и встретил налитые кровью
глаза Риддла. Мертвенная бледность сделала это зрелище ужасным: он, словно
терял человеческие черты лица, меняясь на глазах. Однако это был всего лишь
очередной мираж.
— Из э-то-го, — Риддл выговаривал каждую букву так чётко, что слова резали
слух, — следует, Пот-тер: любовь — истинное зло.
— Ты ничего не понимаешь! — взмахнул он руками. Казалось, легче убедить
Рона в том, что Драко — цветочек, чем что-то донести до Риддла.
— Твои мысли указывают тебе, что говорить?
— Это…
— Ты должен был сообщить мне! — процедил он.
— Так сообщаю сейчас! — в тон ответил он и встрепенулся.
Внезапное осознание важности медленно сформировалось, оседая немым
вопросом.
«Эй ты?..»
«Меня зовут Гарри. Ты решил принять моё предложение?»
«Ты владеешь информацией?»
«Смотря какой», — довольное урчание в ответ.
— Что ты делаешь? — нетерпеливо спросил Том.
— Разговариваю с голосом, — ответил он сразу же. Чёртова клятва!
«Ты знаешь всё о Риддле, так? А его знания?»
«Смотря какие», — вновь туманно отозвались мысли.
— Прекрати немедленно! — Том схватил его за плечи и приблизился. Лицо
исказилось в ярости, а Гарри покрепче сжал палочку в кармане.
«Так владеешь или нет?»
В ответ тишина.
— Я знаю, что ты хочешь сделать и запрещаю тебе, — прошипел Том.
— В клятве не было пункта, запрещающего общаться с самим собой, —
отозвался Гарри, довольно улыбаясь. — Но я сообщу тебе обо всём, что расскажет
126/676
твоя сила.
Том резко отпустил его и откинул голову, точно старался всеми силами
сдержать желание свернуть кому-нибудь шею. Гарри мог поклясться, что
услышал даже отчаянный стон.
— Ты просто невероятный кретин, Поттер. Неужели думаешь, что это не будет
иметь последствий? Или ты выступал и трясся от страха, сопли размазывал от
одной мысли стать злодеем, чтобы теперь радоваться как ребёнок возможному
обмену информацией с той же самой магией, которую проклинал? Выбирай, когда
мы начнём передачу, — нетерпеливо сказал он, прищурив глаза.
«Я знаю его прошлое, знаю, где он бывал и какие знания приобрёл…»
— отозвались внутри.
Гарри ничего не говорил; он покручивал палочку, поглаживая её нервно.
«А моя сила? Что ты имел в виду?»
— Не слушай, не соглашайся, — резко потребовал Риддл.
«Я могу дать пинок этой мягкотелой магии, которую ты именуешь «с-
своей»; всего лишь пинок, никаких вмешательств…»
— Гарри! — Том схватил его за руку и притянул к себе, всматриваясь в глаза.
— Начнём сейчас! По капле.
— Что? Да… — теряясь между внутренним Риддлом, который называл себя
Гарри, и физическим, что дёргал его, как тряпичную куклу, отстранённо ответил
он.
«Прекрасно!» — оглушительно зашипели внутри, и Гарри встрепенулся.
— Хорошо, — кивнул Риддл.
«Что? Нет! Я не то имел в виду!» — И тишина в ответ.
Том сжал его плечи, удерживая на месте, и приблизил лицо.
«Ответь мне! Я не соглашался! — дёрнулся Гарри. — Не смей молчать, чёртова
змеюка! Только посмей сделать что-нибудь с моей силой…»
Сторонние мысли вовсе исчезли из головы.
— Том, что-то… — неуверенно позвал он, и в этот момент тело будто окунуло в
чан с кипятком.
Он дёрнулся и зашипел, но боль только нарастала. Раскрыв губы в немом
крике, Гарри видел изумление Риддла и вцепился в него, комкая в ладонях ткань
и натягивая её. Раздался треск.
Будто жидкое пламя заменило кровь и теперь циркулировало по венам,
прожигая насквозь, растворяя кости. Ноги подкосились, и Гарри упал на колени,
не выпуская из рук одежды Риддла и заставляя его последовать за собой.
— Посмотри на меня, — шепнул Том, сжимая его лицо руками и поднимая
голову.
Неужели это и есть капелька?
Ответом на вопрос стал привкус крови на губах. Сглотнув, он не мог говорить,
не мог даже вздохнуть и попросить Риддла прекратить. Биение сердца оглушало,
пульс ускорялся и, казалось, сердце сейчас просто не выдержит.
— Гарри, смотри на меня, — потребовал Том, и он с трудом сфокусировал
взгляд. — Вдохни!
Невозможно. Глотками хватая воздух, ему казалось, что в лёгких образовался
пар, и тот сжигает изнутри. Гарри дёрнул Тома в немой мольбе прекратить эту
пытку и проглотил комок боли, смешанный с кровью. Тотчас от кончиков пальцев
стал распространяться холод. Приятное покалывание поднималось к плечам,
остужая боль, заставляя отступать, и когда оно волной прошлось по телу, он,
наконец, смог вздохнуть полной грудью.
— Вот так, — отозвался Риддл. Гарри качнулся и коснулся лбом его лба, не
отрывая взгляда. Алые глаза на мгновение поймали его в плен, гипнотизируя, не
позволяя отвести взгляда.
Холод искоренял все неприятные ощущения и одновременно заставлял
дрожать, точно он стоял голым на стуже. Но всё же было лучше замёрзнуть, чем
127/676
сгорать заживо изнутри раз за разом.
Когда внутри порвалась нить, он невольно дрогнул в ожидании очередной
болезненной судороги, но боли не было, только онемение и лёгкий озноб.
Прикусив губу, он смотрел на Тома, точно всматривался в бездну, ярко ощущая,
как магия, подобно блуждающему огоньку, подскакивает внутри, резко взмывает
вверх, трепеща и мечась из стороны в сторону до тех пор, пока не исчезает,
поглощённая Томом.
И наваждение тает, а вот непонятный взгляд Тома — нет. Чуть рассеянный,
блуждающий по лицу Гарри, в нём проскальзывала настороженность.
— Сколько… ты забрал? — сипло спросил он. Облизав губы, он коснулся их
рукой и посмотрел на ладонь, ожидая увидеть кровь, но не было и следа.
— Сколько сказал: каплю, — задумчиво откликнулся Риддл и резко поднялся с
колен. Потеряв опору, Гарри упёрся руками в пол, а затем предельно медленно
встал. Слабость сковывала движения, и он ухватился за спинку кресла. Вновь
скользнув пальцами по губам и даже коснувшись языка, Гарри не обнаружил
следов крови. Неужели свойственный ей вкус просто почудился?
Размяв плечи, он прислушался к телу: онемение постепенно проходило, даря
приятную расслабленность. Сделав пару неуверенных шагов, Гарри отряхнул
пыль с колен и вперил злобный взгляд в спину Тома.
И это капля?!
— У меня чуть сердце не остановилось! — буквально прорычал он, делая ещё
один шаг вперёд.
— Не стоило сопротивляться. Твоё переменчивое «да-нет» вкупе с клятвой
могло стоить тебе жизни, — резко отозвался Риддл. — Ты поклялся, а затем дал
устное согласие.
— А ты поклялся, что это будет наименее болезненно, — парировал он,
подманив фиал и спрятав его в кармане.
— Я клятвы не нарушал, Гарри. Это ты решил поиграться, обходя условия
стороной, и узнать о моей личной жизни! Что там со внутренним «я»?
Тишина внутри обеспокоила Гарри. Он не совсем понимал, чему дала пинок
сила Риддла и что сделала с невольно данным ей согласием, а также почему
теперь хранила молчание.
— Молчит, — отвечать не хотелось, но пришлось.
— Отлично! — лёгкая тень удовлетворения отразилась на лице. — А теперь
проваливай и посоветуйся с совестью насчёт «правильного» выбора. Боль тебе
явно не по вкусу, — ядовито хмыкнул он. — По воле случая ты испробовал и то и
другое.
— Сколько? — мрачно поинтересовался он.
— Что сколько?
Гарри вспыхнул, чувствуя, как невольно краснеет и, видимо, это послужило
ответом.
— Ах, нескольких раз будет достаточно, — всё так же плотоядно улыбался
Том, — ну или полтора — два месяца, если передавать по чуть-чуть раз
пятнадцать в день, может, больше.
— Несколько — это сколько? — придирчиво поинтересовался он.
Риддл вскинул брови, точно Гарри задал очередной глупый вопрос.
— Несколько — это несколько, Поттер. Я не могу сказать точнее.
— Тогда… Одного дня хватит? — деловито поинтересовался он.
Нельзя дальше продолжать эти танцы вокруг огня.
— Естественно, не хватит, — закатил он глаза, — или хочешь, чтобы я трахал
твоё бессознательное тело?
Гарри передёрнуло, и он досадливо поморщился.
— И сколько дней? — вздохнул он.
— Столько, сколько раз. Ты спрашиваешь просто так или уже решился?
Потому что если нет, то шёл бы ты, Гарри, отсюда.
128/676
— А… — он затаил дыхание, нервно потирая запястья. — Это обязательно в
таком порядке?
Том недоверчиво уставился, точно не понимал, о чём речь.
— Ведь разницы нет, наверное, если я буду сверху… — голос дрогнул на
последнем слове. Не потому, что не представлял этого, а потому, что Риддл
испепелил его взглядом на слове «сверху». Да так тщательно, что Гарри
моментально вспомнил про ослабленные ограничители и поспешно добавил: — Ну
или можно, как тогда в Тайной комнате… По сути, ничего же не было, а передача
совершилась.
— Разница определённо есть, — свирепо процедил Риддл. — И ради
успокоения геройской совести я не собираюсь стирать руки в кровь, дроча тебе,
Поттер. Не забудь изложить все свои сны письменно и передать с эльфом. То же
касается и решения. Имей в виду, Гарри, если решишься и придёшь ко мне, я не
собираюсь терпеть метания, истерики, слёзы и весь набор: «Я не такой, это
обстоятельства». Желания продолжать разговор у меня нет, поэтому попрошу
удалиться, — заключил он, и дверь распахнулась.
— У меня тоже есть вопросы, Риддл, — твёрдо заявил Гарри.
— Передай с эльфом.
Вздохнув, он сунул руку в карман и сжал фиал.
— Но одни вопросы могут вытекать из ответов…
— И новые вопросы по ответам тоже с эльфом, Гарри!
— Ты что, злишься? — возмущённо спросил он. — Это я должен злиться!
— Можешь предъявить свои жалобы письменно, — отрезал Риддл.
Обречённо вздохнув, он обвёл комнату взглядом и заметил кое-что. Внезапно
беспричинное веселье зажглось внутри, словно Гарри полакомился «Ирисками-
хохотушками» из нового ассортимента лавки Уизли.
— Могу задать последний вопрос? — спешно спросил он, удерживая серьёзное
выражение лица.
Том раздражённо дёрнул рукой, помрачнев ещё больше, что можно было
считать за «спрашивай, но, если не провалишь отсюда, я за себя не ручаюсь».
— Где ты взял презервативы?
— Запас идиотских вопросов неисчерпаем, — хмуро отозвался Риддл.
Направляясь к двери, Гарри сперва издал сдавленный смешок, а потом
открыто захохотал.
— Знаменательный день. Зимнее утро порадовало прохожих безоблачным
небом и несвойственным теплом, — начал он, встречаясь взглядом с изумлением
на лице Риддла. — А день памятен тем, что именно в то утро Лорд Волдеморт
обокрал магловскую аптеку, унося с собой упаковку презервативов… Интересная
идея для сиквела от Опалы Тоадс, не находишь? — весело закончил Гарри и
тотчас выскочил за порог. За спиной послышалась брань, громыхание, а затем
гулкий хлопок двери, от которого картины на стенах перекосились, а пыль
взметнулась.
Шагая по коридору, он не мог перестать смеяться и чувствовал себя на
удивление хорошо. Умиротворённо.
Несколько ремарок:
Syberia (Сайберия) — первое в мире интернет-кафе открылось в 1994 в Лондоне.
Перепродано корейцам в 1998. Однако те перезапустили только в 2001 под
другим именем, поэтому в тексте допускаю, что в 2000 всё ещё существовало
«Сайберия» в оригинальном виде.
Durex — как раз в декабре 2000 английская компания представила новый

129/676
продукт: Durex Comfort.
Всё начиналось, как небольшое мини без продолжения, а сегодня фанфик

перешагнул марку в 300 лайков, и я, честно говоря, не ожидала. Спасибо всем
огромное за лайки и отзывы, за то, что продолжаете читать, и отдельное спасибо
LuisHo за первые подарки!
гаммечено~
130/676
Глава 9. Ломая стены
Неудача за неудачей — вот правила игры,

Но разве кто-то обещал, что ты будешь устанавливать их?
Ты свободен настолько, насколько позволяет длина собственной цепи,

Поэтому сделаем ставки: кто же окажется дураком в конце?
Я родился среди руин твоей дешёвой империи,

Испытал удачу и выгравировал своё имя огнём.
Знаю, это место никогда не станет мне домом,
Но наступил тот самый час —
Час, когда я разрушу каменные стены.
Ocean Jet — Breaking the Stones
В кабинете было темно. Кроме проникавшего сквозь плотно задёрнутые

шторы лучика света, всё остальное погружалось в синеватый полумрак.
— Наступило время обеда, сэр, — раздался тихий голос Димбла.
Домовик держал в руках небольшой поднос и как-то смущённо поглядывал на
Гарри. Хоть Гарри и слова ему не сказал, эльф чувствовал себя виноватым за
преждевременное появление Риддла.
— Я сам спущусь, как захочу есть.
— Но… Гарри Поттер не завтракал и не ужинал. Димбл волнуется. Гарри
Поттер злится на Димбла? Поэтому не ест приготовленную Димблом пищу?
— Нет, Димбл, я не злюсь, но обедать и правда не хочу. Пока что.
Эльф сокрушённо вздохнул, кивнул, постоял несколько секунд и исчез вместе
с подносом. Гарри же вернулся взглядом к открытой книге и перелистнул
страницу. Солнечный луч падал поверх плеча, подсвечивая зеленоватый том, что
он аккуратно держал в руках.
«Жизнь с легилиментами: следите за своими мыслями».
Книга привлекла его внимание совершенно случайно. Дни тянулись
непрерывной чередой, и скука стала одолевать Гарри. Преподавание в школе
хоть как-то держало в тонусе: ответы на вопросы, несколько показательных
дуэлей, каждодневный полёт по стадиону, разговоры с профессором Флитвиком,
чаепитие у Хагрида, дружеские споры с тренером Трюк, постоянные стычки с
Риддлом и поиски того по всему Хогвартсу... А теперь он не представлял, как
скоротать время в собственном доме, и откровенно недоумевал, чем весь день
занимался Риддл.
Ответ был очевиден: чтением, само собой.
Таким образом он очутился в небольшой библиотеке Блэков.
Гарри даже не узнал бы о ней, не обратись он с просьбой к Кричеру.
Коллекция оказалась весьма занимательной и обширной. Однако его тут же
смутило, что многие полки пустовали. Следы пыли отсутствовали, и он уже было
хотел поинтересоваться местоположением пропажи, как Кричер опередил его:
«Мис-стер Риддл, — начал тот недовольно, — позаимствовал бесценные
сокровища этой семьи в первый же день». Затем эльф отвернулся и пробурчал
свои любимые слова про хозяйку, её неодобрение и небрежность хозяина, ко
всему, что касается великого рода Блэков.
Даже не поспоришь. Гарри — сама невнимательность.
Он с минуту смотрел на пустые полки и выбирал между тем, пойти ли прямо
131/676
сейчас к Риддлу и конфисковать все книги — раз берёшь, так возвращай! — или
же сделать то, за чем пришёл: выбрать что-нибудь почитать. Под конец Гарри
подхватил несколько книг и вернулся в комнату.
У него не было желания будить зверя.
Собственного зверя, естественно.
Каждый день он чувствовал, как с языка хочет сорваться круцио в поиске
Риддла. Гарри не злился, даже тревоги не испытывал — он всего лишь желал,
чтобы все моральные терзания, которыми Риддл его одарил, были возмещены
хотя бы физической мукой, раз кое-кто не может испытывать ничего другого.
И он искренне увлёкся чтением — или попыткой оттянуть неизбежное. К тому
же прошло три дня, а «второе я» так и не проявилось. По дороге в Гринготсс он
попробовал мысленно уступить, предложив понарошку: «Убьём кого-нибудь?»
Тем не менее нутро молчало, точно под заклятием немоты.
Резкая перемена насторожила, и он всё чаще обращался к себе в попытке
растормошить силу Риддла, вывести её на диалог. Это выглядело безумнее, чем
постоянный шёпот, ведь теперь он и правда общался сам с собой.
А сегодня утром Димбл доставил весточку от Дамблдора. Гарри не стал
распечатывать конверт, отложив в сторону — тот, подобно ядовитой гадине,
отравлял его размеренное существование и даже аппетит портил. Последующие
часы он бесцельно пытался вчитаться в советы по сожительству с
легилиментами, но каждые пять минут невольно возвращался взглядом к
светлому пятну на столе.
Точно так же, как несколько дней назад он возвращался взглядом к тому
самому креслу.
Глубоко внутри перемешивались разные чувства, не позволяя
сосредоточиться ни на чём другом, кроме волнующих воспоминаний. И влияние
это было липким и приставучим, пока он не уничтожил предмет мебели
заклинанием.
Вздохнув, Гарри дочитал страницу и подманил конверт.
Лучше покончить с этим побыстрее.
С одной стороны, сильнее разочароваться в профессоре он уже неспособен, с
другой — странное безразличие постепенно овладевало им, и страх очередных
новостей казался нелепым.
Ещё одна привычка.
Зря, конечно, сомневался.
«Гарри, веришь или нет, но я сожалею, что тебя это коснулось. А то, что ты
узнал всё вот так, печалит меня ещё больше.
Годы пронеслись незаметно, и ты уже стал совсем взрослым. Перенесённые
страдания отточили характер, и всё же ты, мой мальчик, имеешь доброе сердце,
несокрушимый дух и задатки мудрости. Поэтому должен понимать: жизнь не
чёрно-белая картинка, а мы не герои или злодеи, просто некоторым из нас
суждено менять этот мир, а другим — жить в нём.
Я, как никто иной, желаю для тебя тихой жизни, но, к сожалению для
некоторых или к счастью для прочих, ты рождён менять судьбы. Все мы имеем
секреты, не правда ли?
Из-за страха или же стыда, возможно, ради выживания, но мы, Гарри, всегда
находим, что можно скрыть, а что просто необходимо держать втайне. Я не буду
просить прощения, просто не имею права на это, а также не смею упрекать, если
твоё разочарование во мне переросло в неприязнь; но могу лишь лелеять
надежду, что ты поймёшь, как тебе стоит поступить и когда сделать это. Даже в
эти самые секунды ты продолжаешь менять судьбы волшебников, Гарри.
Это тяжкое бремя, но только ты способен вынести его».
Скомкав листок в руке, он прикрыл глаза и мрачно улыбнулся. «Сожалею…
Доброе сердце… Должен понимать… Не имею права… Могу надеяться… Меняешь
судьбы… Только ты способен», — в мыслях Гарри от слова к слову протягивались
132/676
прозрачные нити — паучьи нити, нацеленные связать по рукам и ногам и
подложить его под Риддла, и чем скорее, тем лучше.
«…Даже в эти самые секунды», — означало, что он слишком медлил с
принятием решения. А это, несомненно, разочаровывало величайшего Альбуса
Дамблдора. Гарри должен понимать, что иметь секреты — это нормально.
Нормально для всех остальных, имелось в виду.
Всё-таки разочарованию нет предела.
Подкинув превратившееся в бумажный шарик письмо, он прищурился и
метнул им в печь, тут же поджигая. Бумага воспламенилась, а Гарри с
мстительным удовольствием наблюдал, как огонь пожирает наглядную
пропаганду, которой он питался долгие годы и даже не давился.
— Гарри Поттер, сэр?
Он обвёл комнату взглядом, тотчас замечая топчущегося на месте эльфа.
— Я всё ещё не хочу есть, — отмахнулся Гарри, переключая внимание на
скорченные под действием огня остатки бумаги.
— Мистер Риддл попросил передать Гарри Поттеру это, — спешно пояснил
домовик и протянул что-то похожее на книжку. — Димблу что-нибудь передать
мистеру Риддлу?
— Нет, спасибо, — озадаченно откликнулся он, скользя пальцами по кожаной
обложке.
Не книга — тетрадь.
Гарри медленно развязал тонкий кожаный шнурок и раскрыл на середине,
перелистывая пустые страницы. Слишком знакомый вид был у тетради или же,
как он смел предполагать, дневника.
Подманив стол вместе с пером и чернилами, Гарри подложил под посылку
Риддла книгу и перелистнул на первую страницу. Усмехнувшись краем губ, он
испытал дежавю в момент, когда перо коснулось бумаги, а оставленные им буквы
стали впитываться.
«Меня зовут Гарри Поттер».
Несколько секунд ничего не происходило, а затем чернила размазались и
зашевелились: буквы переставлялись, исчезали, переворачивались и
расплывались — это было не совсем так, как он помнил.
«Привет, Гарри Поттер. Меня зовут Том Риддл. Как тебе мой подарок?»
Даже не видя Тома, он чувствовал его насмешливый взгляд за спиной и
невольно оглянулся, не в силах сдержать улыбку.
«Подумываю вот, не выбросить ли мне его в унитаз…»
«Не ранее, чем выполнишь обещанное и расскажешь».
Помрачнев, он вздохнул и откинулся на спинку кресла. В своём желании
игнорировать будущее Гарри совсем забыл о более невинной стороне их
договора.
«Протеевы чары?» — написал он, вновь макнув перо в чернила.
«Не пытайся сменить тему, Гарри».
«У меня рука устанет писать, — отозвался он и тряхнул рукой, точно Риддл
мог видеть это. — Ты так свободно пользуешься магией, Том, что, возможно, тебе
без надобности оставшиеся силы?»
«Какое длинное предложение. Рука не отнялась? Тогда прошу опустить
формальности».
В принципе ничего секретного в этой информации не было. Его больше
волновали последствия. Например: «Гарри, попытайся снова вселиться в жертву
и узнать, где находится Экриздис».
Он устроился поудобнее и кратко изложил сон или видение, опуская все
испытанные эмоции и болезненные ощущения. Даже в сокращённом виде
сведения заняли полтора листа. Буквы застыли и не двигались, пока вовсе не
растворились.
Тетрадь молчала, а Гарри нервничал.
133/676
В этот миг он испытывал желание спуститься к Риддлу и напрямую спросить,
что тот думал обо всём этом, но не мог не вспоминать слова: «…Если решишься и
придёшь ко мне…» Каждый раз они вертелись в голове, и Гарри мысленно
отступал от двери в подсознательном страхе, что фраза имеет тайную подоплёку,
и вход в комнату будет автоматически означать согласие. Вместе с тем внутри
шевелилось смятение, подозрительная жажда, что он затыкал, всё сильнее
желая использовать на Риддле парочку непростительных.
«Мне это не нравится», — наконец-то появилась фраза.
«Я рассказал как мог!» — возмущённо поставил он точку восклицательного
знака, буквально дырявя концом пера бумагу.
Кратко, чётко, даже имя странного дементора упомянул… Что ему не
нравится?
«Мне не нравится, Гарри, что ты попытался установить контакт. Смело и
глупо, как обычно. Хорошо хоть не назвался. Ты ведь не представился, правда?»
Рука дрогнула, и он стиснул зубы.
«Уж извини, что не смог быстро сориентироваться, иначе бы обязательно
блестяще сыграл недоумение перед потрошащим меня колдуном».
«Ты не говорил своего имени?»
«Конечно нет!»
«Что-нибудь ещё видел до этого или после?»
Рука замерла. Слишком открытый вопрос, а ответ может быть излишне
личным. Он видел многое, но смущали именно те грёзы, что включали Риддла.
«Мне рассказать свои сны с раннего детства? Уточни».
Он ждал, что Риддл станет иронизировать насчёт его несообразительности.
«Все».
Нет!
«Ты серьёзно? Мне бумаги не хватит!»
«Есть что скрывать?»
Вздохнув, Гарри отложил перо и недовольно нахмурился, гипнотизируя
взглядом вопрос. Буквы расплылись и сформировали следующую фразу: «Ладно,
не пугайся так, не нужны мне твои сопливые фантазии, Поттер. Были ли ещё
видения каких-либо событий?»
Он хотел отбросить тетрадь, но рука машинально макнула перо и начала
писать.
«Возможное гадание по чаинкам. Больше похоже на смесь ощущений, —
пальцы одеревенели, он не мог правильно перенести воспоминания на бумагу. —
Там были мы. Первые слова были: «Что меня всё это не касается». Потом: «Чтобы
я не смел вмешиваться во что-то». А последними…»
Вздохнув, Гарри попытался отвести руку от бумаги, но перо продолжало
тыкаться, оставляя пятна от чернил.
«Какие последние слова, Гарри?»
Он опустил вторую ладонь на запястье и не смог сдвинуть, а чернила уже
ложились поверх бумаги, складываясь во фразу: «Что я свожу тебя с ума».
«Бесценная информация, несомненно, — казалось, строки могли передавать
настроение, и сейчас Том откровенно издевался над ним. — Ты с ума меня
сводишь с того самого момента, как появился на свет, Поттер. А смущаешься,
точно рассказал большой секрет».
«Я не смущаюсь! — вспыхнул он. — Просто пытался вспомнить детали. Это
было настолько неинтересно, что я не придал этому значения».
«Возможно, это настолько неинтересно, что ты упустил всё важное,
уцепившись за абсурдные детали. Проще проникнуть в твою голову при случае»,
— Гарри даже подскочил на месте.
«Я не позволю!»
«Стоило включить подобный запрет в клятву, Гарри, или же овладеть,
наконец, окклюменцией».
134/676
Вскочив, он откинул дневник и злобно уставился на него. А затем неторопливо
склонился и криво написал: «Я не позволю тебе проникать в мой разум!»
«Как не позволял проникать в твоё тело?»
Щёки запылали, и он резко захлопнул тетрадку, придавив её книгой, словно
та имела собственную волю и могла вновь открыться. У Гарри было много
вопросов, он даже список составил, но общение с Риддлом дольше нескольких
минут было сродни сдаче экзамена по зельеварению.
Каждый разговор — поединок. Изнурительный, бескровный, чаще всего
неравный. Казалось, Риддл высасывал из него не только магическую, но и
жизненную силу, а он подобно мотыльку продолжал лететь на смертельный зов
огня.
Прежде чем успел осознать, Гарри уже стоял около камина. Стоял с летучим
порохом в одной руке и последним подарком Драко — в другой.
Ему нужно было прочистить голову, сменить окружение, взглянуть на всё с
точки птичьего полёта или же, что подходило больше, драконьего.
— Кабинет преподавателя Защиты от Тёмных искусств, Хогвартс, — чётко
проговорил Гарри, бросая порох под ноги.
Вышел он уже из камина в своём — бывшем, скорее всего, — кабинете.
Прошло меньше недели, а казалось, что целая вечность разделяла его с
прошлым. На столе всё ещё стояла пустая бутылка смородинного рома, а в
воздухе витал еле заметный запах палёной кожи — результат розыгрыша Рона.
Он прошёлся по кабинету, застыл около двери, внимательно прислушиваясь, и
выскользнул в коридор.
— Гарри!
Чуть ли не навернувшись на ровном месте, Гарри обернулся: Почти
Безголовый Ник, важно заложив руки за спину, стоял за спиной.
— Доброго дня, сэр Николас, — перевёл он дыхание.
— Собрался на стадион?
— Возможно…
Он не имел ни малейшего желания сейчас с кем-либо общаться, даже со
всегда доброжелательно расположенным к нему привидением.
— Ты почти не появляешься в школе и многое пропустил! Тут такое
случилось! — затарахтел Почти Безголовый Ник, активно жестикулируя. — Такое!
— Что же случилось, сэр Николас? — любезно поинтересовался Гарри,
поглядывая по сторонам.
С Ником ещё ладно, а вот встреча с кем-либо из профессоров стала бы
катастрофой.
— Представляешь, сплетничают, что привидение обрело физическую форму! А
я им говорю: невозможно и точка! Как этот безумный скряга мог ожить? Он мёртв
почти столько же, сколько и я!
Гарри взволнованно встрепенулся и сделал шаг к привидению.
— О ком это вы говорите?
— Об Экриздисе, естественно, — пояснил тот, брезгливо поморщившись, точно
само имя было ему ненавистно.
— Не знал, что вы с ним знакомы. Удивительно, — с искренним изумлением
восхитился Гарри.
Почти Безголовому Нику столь открытый интерес явно был приятен: он
расплылся в самодовольной улыбке и приподнял голову, смотря на Гарри с
толикой превосходства.
— К большому сожалению. Как-то я вызвал его на дуэль, но он не принял
вызов. Высмеял меня, дескать, слабоват я! Представляешь, я и слабоват? Я был
великолепным волшебником, а этот трус просто, — он понизил голос, добавив с
тихим смешком, — обделался в панталоны и решил скрыть позор.
Гарри не разделял веселья привидения, но выдавил слабую улыбку и кивнул в
ответ.
135/676
— Жив, говорят… — вновь запыхтел тот. — Только это и обсуждают в Клубе
обезглавленных охотников. Представь, Гарри, я бы материализовался и ожил… А
затем снова умер, потому что голова-то отсечена! Ну, почти. А оживать у нас
умел только один волшебник, — заговорщицки подмигнул он.
— Тогда… как это возможно?
— Никак! — воскликнул сэр Николас. — Выдумки это, Гарри. Скучно всем
стало, видишь ли. Ладно, не буду тебя задерживать. Самому стыдно сплетничать
о таком, — развёл он руками, — словно я способствую распространению этого
вздора.
Почти Безголовый Ник отсалютовал и плавно поплыл мимо, исчезая за углом.
Воистину слухи распространяются быстро, и Гарри удивляло, что никто не узнал о
Риддле буквально спустя несколько дней после чудесного восстания из мёртвых.
Покрепче сжав метлу, он быстрым шагом направился к выходу и, не
замедляясь ни на секунду, прямо оттуда взмыл в воздух, направляясь на
квиддичный стадион.
Ледяной воздух приятно подхватил тело, а воздушные потоки скользили
мимо, и он, как это происходило почти всегда, буквально слился с метлой,
поднимаясь всё выше.
Опьяняющее ощущение.
Столько мыслей было в голове, столько тем для раздумий, но стоило
коснуться небес, как приятная пустота заполнила разум, оставляя только
головокружительную эйфорию от полёта. Над трибунами, сквозь кольцо, облетая
каждую башню, он то снижался, почти касаясь запорошённой снегом земли, то
взмывал вверх, затаив дыхание. Морозный воздух покалывал кожу, забирался под
одежду, точно заключая в объятья, а холод пробирал до костей, вызывая
успокоительно онемение по всему телу.
Чувство высоты, гладкое на ощупь древко под руками и дыхание мира — всё
это поглотило Гарри, заставляя забыть о времени, о заботах, о выборе. И
одновременно позволило отпустить всё то скопившееся напряжение, переварить
факты, что он так старательно отрицал, и принять решение.
Когда ноги коснулись земли, он сделал пару шагов и замер. Тонкий слой снега
еле слышно хрустел под ногами, а горячее дыхание вырывалось облаками пара.
Гарри потёр оледеневшими руками лицо и уставился на край поля не в силах
отвести взгляда.
Чёрное пятно выделялось на белоснежном покрове. Порывы ветра вздымали
полы мантии и спутывали длинные чёрные волосы. Невольно сделав шаг вперёд,
Гарри так сильно сжал метлу, что впился в деревянное покрытие ногтями,
царапая его.
Экриздис не двигался.
Чёрные глаза ползали по Гарри, застывая по несколько секунд то на лице, то
на одежде, то на метле. Губы искривились, и рука, поднявшись, смахнула с лица
прядь волос. Длинные, костлявые пальцы были покрыты тёмно-алой субстанцией
— подсохшей кровью; и Гарри не смог сбросить наваждение. Перед глазами
встала сцена, как колдун копался во внутренностях мракоборца, распределяя
чужие органы по ларцам.
Непроизвольно зажмурившись, он почувствовал невесомое прикосновение
прохлады к щекам, губам, лбу и резко распахнул глаза в страхе, что чудовище
подберётся ближе, пока он не смотрит.
Белые невесомые снежинки кружили в воздухе — пошёл снег.
А на краю стадиона никого не было.
Гарри сорвался с места, скользя параллельно земле, и тут же соскочил с
метлы на том месте, где видел Экриздиса. Нетронутое снежное покрытие и
отсутствие каких-либо следов озадачили. Не могло же ему привидеться?
Он вновь обвёл стадион взглядом, неспешно осматривая трибуны и даже
башни, но колдуна нигде не было. Склонившись, Гарри собрал снежок и коснулся
136/676
им лба, а затем растёр по лицу.
Приятное покалывание сменилось жжением, и, отряхнув руки от снега, он
плавно обхватил метлу. Хотелось застыть подобно волшебной фотографии и
превратиться в несколько живых, повторяющихся раз за разом мгновений.
Никуда не спешащих мгновений. Вечных.
Увы, это была непозволительная роскошь.
Взмывая в воздух, Гарри наполнил лёгкие морозным воздухом, смутно
ощущая, как редкие снежинки оседают на ресницах, тают, а затем застывают
инеем, и, сделав последний круг, он направился обратно в школу.
Укладывалось ли это видение — скорее уж галлюцинация — в рамки
информации о Экриздисе, которой он обязан делиться с Риддлом? Спорный
вопрос.
Они поклялись, и всё же он инстинктивно противился этому. Гарри не мог
представить себя верным информатором, который подобно раболепному
Пожирателю Смерти будет сообщать обо всём.
«Да, мой Лорд, привиделся Экриздис… Что? Как выглядел? Не помню,
Повелитель… Что? Нет, умирать в муках не хочу!»
Хмыкнув, Гарри прикусил губу, ощущая себя самым настоящим болваном,
иронизирующим насчёт пыток Волдеморта, что вскоре вернёт себе силу и, скорее
всего, предастся любимому занятию.
Стряхивая снег с волос, Гарри не сразу заметил, что за ним идут. Чуть
поодаль топтался профессор Слизнорт, следуя неуверенными шажками, и явно
хотел о чём-то поговорить. Это что-то было несомненно важным и
безотлагательным, потому что стоило тому увидеть, как Гарри остановился, он
тут же приблизился.
— Гарри, т-ты не ответил на моё письмо, — странно заикаясь начал
профессор. — Ты ведь получил письмо, правда?
— Какое письмо? — Гарри возобновил шаг, заставляя Слизнорта последовать
за ним.
В почти пустующей школе он был на удивление популярен сегодня.
— Я от-тправил его ещё до каникул, в среду или четверг…
Гарри на ходу перебирал в голове все письма, что получал за это время, а
затем вновь остановился, точно громом поражённый.
— В кабинет?
— Да!
Разговор с Дамблдором, Риддл, ром, — он даже не задумывался о том, что
делал Том в кабинете. Дьявол кроется в деталях, а Гарри точно болван.
— Что было в письме? — резко спросил он.
— Много чего, Гарри, много чего… — спешно повторил профессор, горестно
вздохнув. — Неужели ты потерял его?
— Не совсем, — процедил он, возобновляя шаг. — Если там была важная
информация, профессор, вы должны были вручить письмо лично в руки!
Слизнорт вздохнул ещё печальнее и почесал лысую макушку.
— Там было несколько сведений о Томе Риддле, личностная характеристика,
— вполголоса пояснил профессор, — исследование насчёт детей, рождённых под
влиянием Амортенции, я собственноручно изучал это явление…
— И зачем мне всё это? — в недоумении уставился на него Гарри. Однако,
гораздо сильнее удивил поступок Риддла. Зачем ему письмо?
— Я понимаю, Гарри, Том весьма привлекательный… кхм, — кашлянул
Слизнорт, а Гарри вновь остановился, — мужчина, и умный, и может быть
очаровательным, когда ему нужно. Сейчас особенно. Раньше, разумеется, это
было немного странно. Ну, у каждого свои вкусы... — профессор криво
усмехнулся. — Знаю, молодым часто нравятся плохие парни или девчонки, не
осуждаю, Гарри, но…
К сути!
137/676
— Профессор, что вы вообще пытаетесь мне сказать?
Он ничего не понимал. Связь между биографией юного Риддла и
сомнительная хвала из уст Слизнорта — нечто между рекомендацией и
пламенной речью свахи — была лишена логики.
Профессор резко схватил его за руку и подался вперёд. Брови изумлённо
взлетели, делая его выражение лица жалостливым и несколько смущённым, и
даже лёгкий румянец выступил на щеках. Слизнорт нервно стиснул ладонь Гарри
и шёпотом заговорил:
— Я видел вас! В коридоре видел… — шёпот превратился в бормотание, — как
вы… как вы… целовались! — наконец выговорил он в отчаянии. — А потом
Дамблдор попросил сделать зелье, хоть он и не назвал имени, но я сразу понял
для кого оно! Гарри, Риддл изворотливый льстец; он обаятелен, учтив, умеет
делать нужные подарки в нужный момент, и когда ты уже полностью им
очарован, не замечаешь главного — коварства, — вновь перешёл на шёпот
Слизнорт. — Он не испытывает эмоций, но умело пользуется чужими,
предугадывает, манипулирует ими и направляет тебя туда, где ты ему нужен.
Прошу тебя, будь осторожен!
Гарри помрачнел. Из всей поучительной тирады он зацепился лишь за одну
фразу, что вовремя подменила смущение чистой яростью. Стыд — гарантия
молчания. Если Слизнорта смущала беседа с ним, то вряд ли он станет свободно
распространяться об этом.
— Когда Дамблдор поручил изготовить зелье?
Профессор возмущённо мотнул головой, будто Гарри задавал не те вопросы, а
затем нехотя ответил:
— В понедельник. Пойми меня правильно, я долго сомневался, посылать ли
тебе письмо… Вручить лично несколько смущает, ведь это довольно-таки
щепетильная тема, и я не хотел вмешиваться, — поднял тот руки в смирительном
жесте, — ни в коем случае. Но решил, мало ли ты… одумаешься, ну, или хотя бы
информация пригодится.
— В понедельник, значит, — хмыкнул он.
Гарри краснел, переминался, робел, рассказывая про влечение, а Дамблдор
уже всё знал. Отлично, однако, исполнил роль.
Сжав кулаки, он вновь зашагал по коридору, постепенно ускоряясь, но
Слизнорт не отставал.
— Кстати, да, — вдруг сменил тон профессор, — как тебе зелье?
— Вы ничего не перепутали?
— Что? В смысле? — нахмурил тот брови. — Эффект был коротким или
слишком длительным, надеюсь, у тебя не начались проблемы с…
— Эффект был противоположным, — холодно перебил Гарри и завернул за
угол, тут же замирая как вкопанный.
Около двери в кабинет стоял Дамблдор.
Чинная поза, чуть опущенная голова, внимательный взгляд спокойных глаз.
Гарри охватила нервная дрожь.
— Как это противоположный? — бормотал Слизнорт, видимо, не заметив
Дамблдора. — Невозможно! Это проверенное годами средство…
— Гораций.
— Ах, Альбус, я как раз… — он осекся и замолчал, переводя удивлённый
взгляд с одного на другого.
— Не мог бы ты нас оставить, — добавил Дамблдор, и тот излишне
обрадовался, словно предложение пришлось кстати.
— Надеюсь, мы обсудим это позже, Гарри, — неловко улыбнулся Слизнорт и
поспешил удалиться.
Гарри выдохнул, покрепче сжал метлу и размеренным шагом направился к
двери.
Войти, взять порох, чётко назвать место и «вуаля» — избежал ненужных
138/676
разговоров.
Дамблдор отступил на шаг, позволяя пройти, а Гарри, не теряя времени
даром, приблизился к камину.
Дверь хлопнула.
— Не сбегай!
Повелительный тон впечатался в спину, и Гарри остановился, медленно
оборачиваясь.
— Я хочу поговорить с тобой, — тихо продолжил Дамблдор. — Прошу тебя, не
убегай.
— Это выглядит как побег? Экономия времени, не более.
Без толку начинать дискуссию про зелье. Он не собирался кипеть от
возмущения, перечислять обиды или изъявлять свою точку зрения. Его мнение
полностью безразлично Дамблдору. Гарри — инструмент. Ими пользуются, а не
разговаривают.
Профессор сложил руки за спиной, изучающе уставившись на него.
— Как ты себя чувствуешь?
— Не жалуюсь, — Гарри подошёл к столу, временно оставляя там метлу, а
затем уселся в своё любимое кресло, вытянув ноги.
— Вы принесли клятву на крови?
— Не вижу смысла отвечать, — насмешливо протянул Гарри, — на
риторические вопросы.
Дамблдор обошёл стол, рассматривая стопку разбросанных писем, пустую
бутылку, а затем остановился. Стёкла очков сверкнули, отражая свет, а руки
отдёрнули рукава.
— Ты зол, я понимаю. Ситуация не из простых. Вся твоя жизнь — череда
горестных событий, но нам не избежать принятия трудных решений…
— Ох, прошу вас, — резко перебил он, — не надо описывать мне мою же
жизнь, или я чего-то не знаю? Возможно, Гарри Поттер — это вы? — он в
притворном разочаровании цокнул языком. — Нет? Как жаль!
— Я…
— Вырастили меня? Наблюдали, как я взрослел, переполненный смелостью,
задатками мудрости и добротой. Да-да, — вновь вклинился он осклабившись. —
Переходите к сути, Альбус.
Дамблдор слегка нахмурил брови, но на лице застыла всё та же
невозмутимость.
— У нас нет времени, Гарри. Четверть мракоборцев, может быть, уже и
больше, была истреблена. Число узников сократилось на треть. В какой-то
момент Экриздиса перестали интересовать заключённые…
— Дело в магии, Альбус, — отстранённо пояснил Гарри, потирая пальцами
узоры татуировки на запястье.
— Что? — проскользнувшее удивление в голосе вызвало смешок. Наверное,
это был первый раз, когда он услышал вопросительные нотки, и на этот вопрос у
Дамблдора не нашлось ответа.
— Тесный контакт с дементорами, растянутый на длительные периоды
времени, способен влиять на магию. Собственно, зачем Экриздису второсортный
продукт, когда вы заполонили тюрьму первоклассными деликатесами?
Дамблдор молчал, и Гарри отвлёкся от созерцания татуировки, отыскав лицо
профессора. С задумчивым выражением тот не сводил настороженного взгляда.
— Хочешь сказать, что он поглощает магию своих жертв? — озадаченно
спросил он.
— Именно это я и сказал.
— Но это невозможно. Магию нельзя отбирать и коллекционировать тоже. —
И, видимо, заметив красноречивый взгляд Гарри, добавил: — Размещение силы в
другого волшебника и её последующая передача — прорыв. Единичный случай.
— Как и существование проклятого артефакта, способного высасывать и
139/676
скапливать магическую силу, Альбус. Уникальный, — улыбнулся он, — случай.
Дамблдор внезапно сделал несколько шагов, приближаясь и пристально
вглядываясь в Гарри.
— Времени могло быть больше, а жертв — меньше, если бы вы приняли меры.
— Так или иначе, Гарри, Том сейчас нам необходим. Но , не обладая магией,
то есть... без своей силы он не станет действовать. Даже говорить откажется.
— Поэтому я должен позволить ему забрать силу, ведь вы ни за что не
допустите возрождения Тёмного Лорда и повторения истории с крестражами, —
учтиво заключил Гарри, чуть прищурив глаза.
Дамблдор коснулся бороды, странным — несколько гнетущим или даже
унылым — взглядом осматривая Гарри. Что-то заставляло профессора
нервничать, и это не могло не радовать.
— Ты должен понимать, если бы я мог справиться самостоятельно — сделал
бы это. Будь в пределах возможностей Министерства устранить угрозу, Кингсли
не обратился бы ко мне. Речь не только о тебе или мне, или Томе, речь о сотнях
жертв и нашем долге перед ними.
Демонстративно хлопнув по подлокотникам, Гарри откинулся назад с
беззвучным смешком.
Неужели старик до сих пор думает, что это сработает?
— Нет, Альбус. Я ничего не должен понимать, осознавать, думать и меньше
всего делать. По крайней мере, не должен вам. Вы правы, у меня, может, и
доброе сердце, но вот терпение явно не безгранично. Если я и верну силу Риддлу,
то исключительно исходя из собственных интересов, а не потому, что это кому-то
выгодно. Не стоит так сильно волноваться, — он ловко поднялся, — мы немного
разошлись с Томом во мнениях насчёт способа передачи. Однако скоро солдатики
будут на поле боя, — шутливо поклонился Гарри, вскинув театрально-
восторженный взгляд, — служить во благо Дамб… волшебников. И всей
магической Британии, а то и мира.
Подманив метлу, он резко подхватил её и направился к камину.
— Постой, Гарри, — тревожный тон за спиной не остановил, а лишь
подтолкнул вперёд, — мы не договорили!
— Мне больше нечего сказать, — Гарри сжал в кулаке горстку пороха. —
Удачи, Альбус.
Необычная бледность на лице профессора слегка удивила. Тот взволнованно
тянул руку, точно хотел схватить Гарри, отчаянно удержать, но куда сильнее
нудных трепыханий Дамблдора его интересовало письмо Слизнорта и причина,
по которой Риддл стащил его.
— Гриммо, 12!
Спасибо всем вам за поддержку!

Отдельная благодарность Иллидари за подарок!
гаммечено~
140/676
Примечание к части Название главы — отсылка к песне: Circle of Dust – Your Noise.
Глава 10. Твой шум гремит в моей голове
Распахнув дверь, Гарри недовольно оглядел комнату. Риддл сидел за

столом. Страницы переворачивались одна за другой, рука двигалась, точно
выискивая в книгах отдельные фрагменты, а затем перо плавно скользило,
мелькая поверх корешков.
Гарри не стал медлить. Он подманил записи и ожидал молниеносной реакции
или же активных протестов, но Том даже бровью не повёл. И он тут же понял
причину: письмена были на другом, совершенно ему непонятном своими
закорючками, языке.
Глаза бегали по строчкам, подмечая серию рисунков, если их можно так
назвать. Хаотичные линии беспорядочно переплетались и создавали чудные
формы, точно контурные чернильные кляксы. Необычные сплетения ощущались
удивительно-знакомыми, и Гарри бережно коснулся, обведя пальцем один из
рисунков.
— Что это?
— Письменный аналог Парселтанга.
Гарри изумлённо вскинул глаза.
— Но я ничего не понимаю…
— Естественно. Это аналог, Гарри. Может, я и огорчу тебя, но змеи не умеют
писать и не нуждаются в письменности.
Гарри задумчиво всматривался в строки, но не смог узнать ни одного слова,
как если бы это был не язык, а своего рода шифр. Впрочем, куда Тёмному Лорду
да без тайного шифра?
— Ты, видимо, научился, — насмешливо фыркнул Гарри и получил
бесстрастный взгляд в ответ.
Отослав записи обратно, он, пряча возрастающий интерес, как можно более
нейтрально спросил:
— А обучиться этому можно?
— Даже не думай.
Мгновенно возникшее любопытство к «таинственным» исследованиям
сменилось раздражением, и Гарри недовольно изрёк:
— Акцио письмо Слизнорта!
Однако никакого письма в руке не очутилось, а Том вопросительно вскинул
брови, удостоив его, наконец, пристальным взглядом.
— Ты что-то потерял?
— Отдай письмо, — повысил Гарри голос, нерешительно переминаясь с ноги
на ногу.
Когда он вышел из камина, вся та уверенность, что он испытал во время
короткой встречи с Дамблдором, бесследно испарилась, оставляя лишь липкий
страх при виде тёмной двери. Гарри добрые десять минут гипнотизировал резные
узоры на дереве, даже отметил необычную схожесть резьбы с временным
владельцем комнаты. Дверной молоток в форме извивающейся змеи, люстра с
подсвечниками в том же стиле, полный набор из гадюк в ванной комнате…
Безусловно, Вальбурга Блэк была любительницей чешуйчатых созданий.
Тем временем Риддл еле заметно пожал плечами, перелистнув несколько
страниц, но, как Гарри показалось, не обнаружил желаемого и спешно захлопнул
книгу.
— Я не понимаю, о чём ты говоришь.
141/676
— Да неужели! Ты взял то, что тебе не принадлежало. Впрочем, по всей
видимости, это привычка.
Ответа не последовало, тот даже взгляда не поднял.
— Я знаю, что письмо у тебя. Отдай, иначе переверну вверх дном все книжки,
а заодно верну парочку, что ты так любезно позаимствовал без спроса, — всё
больше распалялся Гарри.
— Ты научился угрожать, Гарри. Как это мило, — еле заметно улыбнулся он,
переставляя с места на место очередной том. — Однако, стоя на пороге и дрожа
как осиновый лист, не внушаешь опасений. Тебе удобно оттуда говорить? —
внезапно крикнул Риддл, приложив ладонь к лицу, словно они находились на
разных концах обеденных столов Хогвартса.
— Акцио письмо Слизнорта! Акцио. Письмо. Слизнорта! — злобно повторял он,
но в ответ получал лишь насмешливый взгляд.
Наложил скрывающие чары или уничтожил письмо, но зачем?!
Сделав глубокий вдох, Гарри пристально посмотрел на стол и взмахнул
палочкой.
«Локомотор», — книги стали хаотично передвигаться. Несколько упало на
кровать, другие плавно опустились на пол, третьи же исчезли в проёме ванной
комнаты. Он так отвлёкся на свой маленький перформанс, что потерял из виду
Риддла, а когда переключил внимание — нашёл его, крепко удерживающим
громоздкую книгу.
— Прекрати вести себя по-детски, Поттер, — хоть голос и звучал нейтрально,
но Гарри смог различить нотки раздражения, и это несказанно порадовало его. —
Слизнорт присвоил чужое, а я лишь вернул.
Книги медленно вплыли обратно, занимая прежние места. Риддл поднялся,
обогнул стол и сделал несколько шагов к нему, заставляя невольно отступить.
— Значит, ты признаёшь, что забрал его?
— Вернул своё, — поправил Риддл, неспешно подкрадываясь к нему, словно
боясь спугнуть дикого зверька. — Но, если ты хочешь почитать слезливые
раскаяния Слизнорта насчёт того, как я гнусно обманул его, использовал и чуть
ли не домогался… — хмыкнул он.
Гарри, широко раскрыв глаза, тут же перебил:
— Домогался?..
— Сделал комплимент. «Вы привлекательный мужчина, профессор Слизнорт…
Сэр, вам очень идёт этот костюм», — тягучим голосом протянул он, а в глазах
мелькнуло нечто, отчего Гарри стало жарко. — Люди любят комплименты, а
Слизнорт — особенно, однако отличить лесть от искреннего восхищения он
неспособен, как и большинство, — вполголоса добавил он, затем прислонился к
косяку, протянул руку и, коснувшись скулы Гарри, в каком-то любовном отчаянии
пробормотал: — Ради одного твоего взгляда я готов умереть… Ты свёл меня с
ума, мальчишка.
Хоть это и звучало помпезно, даже являлось открытой насмешкой, но
предательская дрожь охватила тело, и Гарри резко отпрянул. Сладостный трепет
замер где-то внутри, сжимаясь в узел. Он был готов поверить, что Волдеморт
ради просто взгляда какого-то мальчишки — то есть его — сделает то, чего
боится больше всего, — умрёт.
«Красивый костюм, сэр» — Гарри вспомнил, как однажды сказал что-то
похожее Дамблдору, а тот в ответ усмехнулся. Однако у Гарри даже в мыслях не
было льстить, он просто отметил интересную деталь. Вот только, в свете
откровений Риддла, та фраза оказалась химерой.
— А писал, что не смущаешься, — покачал тот головой меж тем. —
Поразительно просто, не так ли? В любом случае моя неискренность стала
тяжёлым ударом по самолюбию Слизнорта, и он присвоил кое-что, не
принадлежащее ему, — сухо заключил Риддл, а то разрывающее сердце Гарри
выражение лица растворилось без следа.
142/676
«Там было несколько сведений о Томе Риддле, личностная характеристика…
Исследование насчёт детей, рождённых под влиянием Амортенции. Я
собственноручно изучал это явление…» — перебирал он мысленно весь разговор
со Слизнортом.
— Тебе нужны были его записи о зелье…
— Мои записи, — с еле заметным недовольством поправил Риддл, — которые
он выдал за свои. Как хорошо, что ты не внёс старика в клятву… — губы
расплылись в плотоядной улыбке, — ведь Слизнорт не входит в ближайшее
окружение?
— Входит! — гаркнул Гарри, а затем уже тише и спокойнее повторил: —
Входит в самое что ни на есть ближайшее окружение.
— Отбираешь все мои игрушки, — притворно вздохнул он. — Не могу
поверить, что кого-то может волновать кучка ни на что не способных идиотов.
Странно, что ты не попытался включить в клятву всех маглов: нынешнее
поколение, будущее и даже усопших, дабы я не смел осквернять кости или прах,
к примеру.
Гарри никак не мог выбросить из головы слова Риддла вкупе с фразой
профессора «…Не испытывает эмоций, но умело пользуется чужими,
предугадывает, манипулирует ими и направляет тебя туда, где ты ему нужен…»
— Если всё было так поразительно просто, зачем ты превратился в… — Гарри
даже слова не мог подобрать. Назвать ту внешность чудовищной язык не
поворачивался. Чудовищно выглядели дементоры, например, но безволосое и
безносое лицо вызывало скорее беспричинный страх и непонимание.
Том задумчиво провёл пальцем по губе, но злости из-за невысказанных
эпитетов открыто не показал.
— Это из-за души? — задал Гарри всегда интересовавший его вопрос. — Ну…
из-за крестражей.
Риддл всё так же молчал, постукивая пальцем по искривившимся в слабой
улыбке губам. Это уже нервировало, и Гарри сделал шаг вперёд, вперив
требовательный взгляд.
— Столь тривиальные вопросы, Поттер. Дай я тебе карт-бланш, ты бы
интересовался моим любимым цветом и предпочтениями в еде?
— Почему бы и нет? Знай врага своего… Ты собираешься создавать крестражи
снова?
— А ты собираешься их снова уничтожить?
— Да или нет?!
— Пот-тер… — насмешливо протянул Риддл, — неужели это всё, что тебя
интересует? Да ты помешан на мне, — в его голосе опять появились томные
нотки, и Гарри отступил.
Сердце бешено колотилось, сжатое тисками очарования Риддла — или же его
коварства.
— Ты уничтожил письмо или спрятал? — тихо спросил он, нервно потирая
затылок. — Тебе же нужны только записи, отдай остальное.
— Чтобы ты узнал мой любимый цвет?
Гарри вспыхнул, раздражённо дёрнув плечами. Видимо, пять минут истекли и
теперь очередь нового поединка — словесной баталии, в которой он уже уступал
своему противнику.
— Внешность — оружие, — внезапно сказал Том. — Разве это сложная
загадка? Шрам, который я оставил тебе, предшествовал твоему имени. Все
смотрели на тебя, а видели шрам и то, что он влечёт за собой: мальчика,
который, будучи ещё младенцем, победил Тёмного Лорда.
— Так спокойно об этом говоришь… — Гарри всматривался в алые глаза в
поисках ненависти, отголосков испытанного унижения или одержимости, но их
выражение оставалось предельно беспристрастным, точно он говорил о каком-то
другом Лорде. — Зачем ты исследуешь зелье?
143/676
— Теперь ты задал правильный вопрос, Гарри. Какая жалость, что я не обязан
отвечать, — он отнял руку от лица, и тёмная прядь волос упала на лоб,
прикрывая глаз.
А Гарри смотрел на него, но не видел; он слышал, но не слушал,
заинтересованный лишь ответом на свой вопрос, которого, судя по всему, не
дождётся.
Искомое не имело ничего общего с силой внутри Гарри, ведь записи, что
передал Слизнорт, были из прошлого, когда Том являлся студентом Хогвартса. А
в то время тот интересовался только бессмертием и крестражами, и если эти
запретные знания были хорошо спрятаны — для всех остальных, по крайней мере
— то Амортенция… Зачем тратить время на исследование уже давно всем
известного зелья?
У Гарри аж руки зачесались, как хотелось взглянуть на те исследования. Не
исключено, что можно расспросить Слизнорта — тот наверняка сохранил копию.
Вторым же вариантом являлось перерыть все бумаги Риддла, но Гарри
сомневался, сильно сомневался, что отыщет хоть что-нибудь. Было ещё кое-что.
Смутное волнение встревожило его сердце.
— Произнеси «предатель крови» или же «грязнокровка», — настойчиво
потребовал он.
— Ты забыл добавить себя в клятву, — точно игнорируя последние слова,
заговорил Риддл. В его голосе проскользнула необычная интонация, плавно
превратившаяся в змеиное шипение: — Защита распространится на тебя,
только если женишься на этой предательнице крови, Джиневре Уизли.
Или ты рассчитывал на это изначально?
В этот раз интуиция сработала до смешного неправильно. Гарри выдохнул,
испытав невероятное облегчение.
Померещилось.
А ведь он даже не подумал о таком варианте развития событий, хотя должен
был; не подумал, что, женись он на Джинни, автоматически попадёт под защиту.
Исключение себя из клятвы носило немного иной характер — им двигал
необъяснимый страх, что это станет точкой в истории.
— Рассчитывал, — нагло соврал он, а голос даже не дрогнул.
— Пока ты размышляешь, она состарится или я потеряю терпение. Не знаю,
что случится раньше. Тебе стоит определиться и побыстрее, Поттер.
Гарри гневно стиснул кулаки. Сначала прозрачные намёки Альбуса, теперь
открытое третирование со стороны Риддла, словно он решал, в какой цвет стены
покрасить, а не выбирал между мучительной пыткой и занятием содомией с
врагом.
— Я сделал выбор.
Странный блеск проскользнул в алых глазах, придавая Риддлу угрожающий
вид — вид голодного зверя, но Гарри не решался утверждать, голодного до магии
или же этот голод имел другую природу. Он сглотнул, сложив дрожащие руки за
спиной, и вздёрнул подбородок в притворной уверенности, имитируя Малфоя.
— Я согласен на медленное поглощение. Завтра начнём.
Том не выразил ни одной эмоций: ни удивления, ни раздражения, даже
разочарования не было. Казалось, он знал о выборе раньше самого Гарри, — и это
не могло не огорчить.
«Какая мне разница, — успокаивал он себя. — Я же не цирковая зверушка,
чтобы удивлять каждого…» — однако раздражение заражало каждую мысль,
противореча идее, что в предсказуемости нет ничего постыдного.
— А ты, оказывается, любишь боль. Ну что ж, слова «Мальчика, который
Выжил» — закон для меня. Буду пытать тебя медленно, — алые глаза
заволокло томной поволокой, — но наслажусь этим сполна.
Неясное чувство опасности заставило Гарри отступить, но сдвинуться дальше
он не смог.
144/676
— Не вижу смысла ждать до завтра, Поттер. Время не бесконечно, —
заключил Том и вцепился в плечи железной хваткой.
— Я не…
«Я не соглашался…» — мысленно завыл он.
— Ты устно согласился несколько секунд назад, и мне этого достаточно, —
издалека донёсся голос Риддла, но это были не слова — шелест. Неясный и
мучительный, как и следующие минуты существования Гарри.
«Язык мой — враг мой…»
Казалось, в груди прожигают дыру, медленно проникая глубже, пронзая
насквозь, точно вместо крови по венам разливается Уидосорос — так, наверное,
ощущается смерть от яда Нагини. Так он себя чувствовал, когда умирал от яда
Василиска.
Боль обжигала — она то становилась интенсивней, то затихала, опустошая и
оставляя за собой отголоски, чтобы затем вновь скрутить тело в конвульсиях,
вырывая из горла Гарри надрывный стон.
Продолжали ли тикать часы в коридоре? Он не знал. Всё замерло в ту самую
секунду, когда Риддл вцепился в плечи, когда перед глазами разверзлась бездна,
поглощая всё, что он мог предложить: от эмоций до магии.
В какой-то момент Гарри почудилось, что наступила ночь, а он оказался в
лесу. Громадные тени деревьев нависали, давили, взывая к чувству отчаяния. В
голове резонировала одна-единственная мысль — спасти Сириуса. Но от чего
спасти, Гарри не понимал, пока не ощутил озноб и последующий могильный
холод. Он пытался отогнать сущность, но палочка не подчинялась, а дементор
намертво вцепился в него, лишая всего хорошего, что когда-либо с ним
происходило, и погружая навеки в промозглую тьму.
Забвение нескончаемым потоком омывало тело — ему не было конца и края.
Он плыл, погружаясь в воду всё глубже, и вскоре уже тонул, задыхаясь в чёрных
водах озера.
Время окончательно остановилось.
А затем ноги коснулись дна, и Гарри распахнул глаза. Он шарил руками, не
замечая ничего вокруг, и звал крёстного. Дикий хрипловатый крик обрывался,
поглощённый мраком. Ответа не было.
Здесь вообще ничего не было.
«Ты меня разочаровал, Гарри», — услышал он знакомый голос за спиной, но,
когда обернулся, никого не обнаружил.
«Я боролся ради твоего будущего!» — шепнули ему на ухо. Гарри резко
дёрнулся, повернув голову.
Пустота.
«Я умерла ради тебя…» — жалостно протянул женский голос над головой.
Гарри попытался зажмуриться и закрыть глаза, но не смог и сдвинуться,
точно его что-то обхватило, цепляясь за ноги и пытаясь утащить куда глубже дна
— туда, где было лишь невыносимое одиночество. В ад.
«Назойливый Поттер, добровольно подчинился врагу, — проскрипел
недовольный голос. — Напыщенный, вечно нарушающий все правила мальчишка,
из-за тебя меня убили!»
В отчаянии Гарри попытался сделать шаг, но тело не слушалось — он уже не
ощущал ног. Рука машинально дёрнулась, а губы зашептали: «Экспекто
Патронум». Затем слова вылетали снова и снова, но ничего не происходило.
В ярости он закричал, твёрдо вскинув руку, но повторить чары не успел.
«Гарри…— тихонько позвали его, а затем властно повторили: — Гарри!»
И он узрел.
Мрак, будто тёмная вуаль, начал спадать, непрерывно сокращаясь, пока не
преобразился в угольки глаз напротив.
— На сегодня мы закончили, — буднично сказал Том.
Гарри сморгнул наваждение и мазнул взглядом: они всё так же стояли на
145/676
пороге комнаты и не сдвинулись ни на дюйм.
— Ты слышал голоса?
Риддл склонил голову и отпустил его. Покачнувшись, Гарри схватился рукой
за косяк. Тело ощущалось тяжёлым, чужим, неповоротливым и болезненно
опустошённым.
— Моя магия снова устроила переговоры? — раздражённо переспросил Том, и
только теперь Гарри заметил, что тот тоже выглядит утомлённым, бледным, но, в
отличие от него самого, вполне удовлетворённым.
— Нет… Я слышал голос отца, Сириуса… мамы, даже Снейпа, — прошептал он
и вцепился в Тома. — Ты слышал что-нибудь?
— Игры разума, — Том нетерпеливо освободил руку и отступил внутрь
комнаты. — Нет, Гарри, ничего я не слышал, кроме жалобных завываний, —
расплылся он в улыбке. — Должен заметить, твои стоны — музыка для ушей. И я
несказанно рад, что буду слышать их каждый день, ведь ты, Поттер, как
выяснилось, мазохист.
Гарри сделал несколько шагов назад — или же скорее отшатнулся — и
прислонился к стене. Опора сейчас была как нельзя кстати. Часы внизу пробили
двенадцать. Прошло семь часов?
Семь часов непрерывных мук — и это только начало. Было очевидно, что он
потерял сознание или стал бредить, чтобы развлечь разум чем-то более
занимательным, чем физические страдания.
— Я не мазохист… Почему ты не злишься, что я называю тебя Томом? —
вполголоса спросил он.
Да, наверное, он окончательно тронулся умом. Хотелось заглянуть внутрь
своей черепушки и поискать признаки мозговой активности. Видимо, Риддл
пришёл к тому же выводу, потому что просто развернулся и направился к столу,
игнорируя вопрос.
— Что-нибудь по делу желаешь поведать?
Гарри хотел мотнуть головой, но губы машинально разжались, испуская
сдавленные звуки, похожие на слова:
— Я видел Экриздиса. В школе.
Риддл остановился на полпути. Резкий поворот заставил пол заскрипеть, а
Гарри стать свидетелем разительных перемен: глаза налились кровью, крылья
носа яростно запорхали, губы плотно сжались в бледную полоску, а вена на виске
вздулась.
— И ты, Поттер, — вкрадчиво начал тот, — посчитал, что какие-то сочинения
важнее появления Экриздиса? Ты даже не собирался об этом рассказывать, так?
Едва ли не деловитая сдержанность в голосе Тома резала подобно ножу.
Гарри слышал, как вибрировало каждое слово, впиваясь в него острым осколком
и внушая тревогу.
Риддл так же стремительно отвернулся, дошёл до стола и упёрся руками в
деревянную поверхность. Было заметно, как от частого дыхания вздымается
грудь, а плечи подрагивают. Его колотило от ярости столь сильно, что воздух
буквально резонировал. Дрожал. Наверное, он с головой окунулся в горечь,
сожалея, что не мог наслать Круциатус и выпытать информацию привычным
способом, а затем устранить провинившегося дилетанта смертельным
проклятием, о чём и свидетельствовало выражение лица Риддла, спустя минуту
посмотревшего на него.
Гарри передёрнуло. Давно он не видел этого взгляда: искры жгучей
ненависти наполнили глаза кровью. Вместо того чтобы отступить, он, наоборот,
переступил порог комнаты и, браня инстинкты собственного тела, протянул руку
в желании коснуться.
Движение откликнулось судорогой: тело всё ещё беспощадно ныло. Подобно
затяжной мигрени, болезненные ощущения притупились, но не исчезли до конца.
— Мне привиделось, ведь аппарировать в Хогвартс нельзя. Экриздис не смог
146/676
бы появиться там и остаться неузнанным, — он понизил голос до шёпота, —
скорее всего. И зачем ему стоять на стадионе и просто смотреть? Он меня даже
не знает! — сбивчиво объяснял Гарри, словно он утаил по меньшей мере визит в
гости и беседу за чашечкой чая с колдуном.
Однако это даже тайной нельзя назвать: Риддл не задавал вопросов, а он не
посчитал произошедшее чем-то важным, в отличие от пропажи письма.
Возможно, Том был прав и Гарри помешался, ведь, расставляя приоритеты,
посчитал информацию о Волдеморте важнее странных галлюцинаций. А если
считать, что в последнее время видения, голоса, перепады настроения,
внезапные порывы либидо и прочая несуразица стали постоянными гостями в его
жизни, то он почти перестал этому удивляться и считать чем-то из ряда вон
выходящим.
Риддл сохранял молчание. Лишь ходящие желваки на чужом лице
сигнализировали об остаточной злости — ослабшей, но не менее острой.
— Скажи мне, ты безумец?
«Прям мысли мои читаешь», — невесело подумал Гарри, а вслух уточнил:
— В каком смысле?
Он опустил ладонь, сунув её под мантию. Движение откликнулось еле
заметным болезненным ощущением в зоне солнечного сплетения, и Гарри
нахмурился.
Том сделал шаг вперёд и схватил его за плечи, встряхнув. Это было столь
знакомо, что сердце сжалось и, казалось, даже остановилось на секунду.
Отрешённо моргнув, он во все глаза уставился на Риддла.
— Не смотри на меня своими оленьими глазами, Поттер! Какие-нибудь
психические заболевания по линии своих магловских родственников?
— Н-нет…
— Тогда, может, заметил отклонения после… войны? Бред, навязчивые мысли,
видения?
Гарри мотнул головой. С каждым его ответом Риддл становился всё мрачнее.
— Отлично, Поттер! Если ты не страдаешь ничем и не балуешься на досуге
Напитком отчаяния, почему ты решил, что явление Экриздиса — это простая
галлюцинация?
— Хочешь сказать, — напряжённо начал Гарри, ужасаясь тому, куда вёл этот
разговор, — что он был там на самом деле? Во плоти?
Риддл бессильно дёрнулся, убрал руки с его плеч, сложил ладони вместе
будто бы в молебном жесте, а затем запустил пальцы в волосы, взъерошив их.
Всклокоченный, бледный, с пылающим алым маревом в глазах — он воплощал
безумие.
— Мерлин, дай мне терпения… Нет, Гарри, его там не было, но, скорее всего,
он там будет.
Тяжко вздохнув, Риддл на секунду прикрыл глаза, словно пытался унять
сочащееся из каждого слова яд, целью которого было донести до Гарри, какой же
он болван.
— Кто преподавал тебе прорицание? — резко спросил Том.
— Сивилла Трелони…
Возможно, Гарри и правда был тупицей, ведь он даже не задумывался о
подобной возможности. Предвидение будущих событий на стадионе со стороны
выглядело полной ерундой. Он вообще не понимал, каким образом открылось его
внутреннее око — то самое, о котором говорила много раз профессор Трелони.
Если это было оно, конечно.
— Бестолочь, — недовольно протянул Риддл и отвернулся.
В том, кому было предназначено это определение — ему или Трелони? —
Гарри не хотел разбираться. Он знал, что профессор Трелони обладала весьма
чудным очарованием, если так можно сказать, и имела много странностей, но
сомневаться в её одарённости не приходилось (а её прапрабабка так вообще
147/676
являлась великой прорицательницей). Так что вывод напрашивался сам.
Повисло тягостное молчание.
Риддл окинул его внимательным взглядом, задумчиво потёр подбородок,
затем обошёл стол, замер, вновь посмотрев на Гарри, словно выискивая что-то, а
затем достал чистый лист бумаги и стал что-то писать.
— Тебе нужна Офелия Ваблатски, — заговорил он, не отнимая взгляда от
бумаги. — Прежде чем ты задашь очередной вопрос: да, она дочь той самой
Ваблатски.
— Но в школе временами появляется Флоренц… — попытался возразить
Гарри.
— Хочешь поведать Альбусу о своих новых талантах, Гарри? Тем более что
кентавры используют другие методы гадания.
— Как мне её найти и что сказать?
Риддл еле заметно усмехнулся, подняв взгляд:
— Когда тебе нужно было что-то говорить? Просто назови своё имя.
— Не могу же я просто так зайти, мол, здравствуйте, меня зовут Гарри Поттер,
не могли бы вы… И о чём мне просить её?
Тот молча сложил листок и засунул в конверт, который перелетел через стол
и оказался в руках Гарри.
— На конверте написан адрес, передашь ей. Ничего просить не придётся.
Твоё благородство сейчас как никогда кстати, надеюсь, оно победит
любопытство и ты не станешь совать нос куда не следует.
— Она… Пожиратель? — голос дрогнул.
— Нет.
— Тогда откуда ты её знаешь?
Риддл склонился над столом, в его взгляде читалось насмешливое осуждение.
— Я со многими знаком, Гарри. Тебе не стоит волноваться, это не ловушка.
Офелия не столь умелая, как её мать, но у неё много талантов, которые тебе
пригодятся. Гадание?
— Что?
Он растерял эйфорию от мимолётного превосходства над Дамблдором, даже
отпустил неприятный осадок от недавних кошмаров и отдался в лапы
растерянности, вызванной действиями Риддла. У Гарри было такое ощущение,
что тот отправил его учиться, и это довольно-таки странно выглядело со стороны.
— Как у тебя с гаданием? — чуть ли не по буквам переспросил Том, явно
недовольный его заторможённым состоянием.
— Обычно, наверное, — машинально ответил Гарри всё ещё под воздействием
странных ощущений. — Но ведь это смешно, Том. Предсказания — неточная ветвь
магии…
— Да, Гарри, неточная, потому что нужно уметь не только видеть, но и
интерпретировать увиденное, — раздражённо махнул рукой Риддл.
— Ты поэтому хотел заполучить шар с пророчеством?
— Гм… У меня не было полной картины. Впрочем, сейчас это уже неважно.
— Неважно? Тогда зачем ты спрашивал о нём, когда вернулся?
— Простой интерес, — безразлично пожал плечами Риддл, но это безразличие
выглядело напускным. — Тебе не следует оттягивать с визитом к Офелии.
— У меня много вопросов.
— Лимит терпения на сегодня исчерпан, Поттер, — отрезал Риддл.
— Но…
— Тетрадь тебе для чего?
— Хочу поговорить с тобой!
Риддл удивлённо моргнул, а затем передвинул несколько книжек и выудил
откуда-то сложенные пополам листы.
— Ты же пришёл за почеркушками Слизнорта, так бери и проваливай!
Гарри прищурился, подошёл к нему и потянулся, чтобы забрать письмо, но
148/676
Том отвёл руку назад и недоверчиво спросил:
— Уйдёшь?
— Всё равно завтра вернусь, — напомнил он, заметив, как Том недовольно
поморщился. — Ты меня избегаешь?
— У меня дела, а ты путаешься под ногами.
— Мы не виделись больше трёх дней…
— Ох, Поттер!
Риддл нервно передёрнул плечами и буквально впихнул письмо Гарри в руки.
Странное нетерпение читалось в каждом его движении, и дело явно не в
«раздражающем Поттере» — Гарри был уверен. Тот словно опаздывал на встречу,
однако неспособность покинуть дом опровергала эту теорию.
— Уже ухожу, — протянул он и сделал пару шагов назад, убирая оба письма
во внутренний карман и подмечая радостный блеск в алых глазах.
Гарри был уверен, ещё чуть-чуть и Том выставит его за дверь с магией или
без, но всё равно медлил, растягивая каждое движение.
— Так боялся зайти, а теперь не хочешь уходить, — процедил тот, заметив,
видимо, эту медлительность, и, молниеносно приблизившись, грубо подтолкнул
Гарри к выходу. — Давай, Поттер, иди-ка отсюда, поплачь в подушку или чем ты
там любишь заниматься… — торопливо шептал он, почти бредил.
Когда он переступил порог, Риддл намеревался захлопнуть дверь, но Гарри
тут же сделал шаг назад, придерживая её рукой и не отрывая взгляда от
напряжённого лица.
— Что ж такого важного тебе нужно сделать? — вскинул он брови, с лёгкой
улыбкой наблюдая, как Том нервничает. А видеть его таким — небывалая
редкость.
Риддл вновь попытался вытолкнуть его в коридор, но Гарри вцепился в край
двери, и они врезались друг в друга. Отголоски боли пробежались по телу, и
мышцы свело. Он начинал понимать, что означало страдать двадцать четыре
часа в сутки.
— Не провоцируй меня, Поттер, — с придыханием промолвил Риддл, — ты
не защитил себя клятвой. Если бы кто другой помешал мне, когда я занимался…
чтением, был бы уже мёртв, — сквозь зубы процедил он и вновь толкнул его в
грудь.
— Выходит, что я особенный или же, — всё шире улыбался Гарри, — для
смертельного заклятия нужна палочка, которой у тебя нет.
Странная эйфория охватила его. Гарри чувствовал маленькую власть над
Риддлом в этот момент, словно они поменялись местами и теперь отступать
придётся самому Волдеморту.
— Хуже смерти только твоё общество, — простонал тот.
Гарри вместо того, чтобы обидеться — хотя чего обижаться на правду? —
рассмеялся. Вот только смех неприятно отозвался внутри, и болезненный спазм
заставил тут же остановиться.
Судорожно хватая воздух губами, он отпустил дверь и отступил в ожидании,
когда дверь захлопнется перед носом. Однако Риддл подался вперёд и схватил
его за подбородок. В глазах промелькнуло неподдельное — так Гарри показалось,
по крайней мере — волнение, как и в голосе:
— Боль не стихла до сих пор?
От такой странной перемены Гарри впал в ступор и не сразу нашёлся, что
ответить. Просто стоял и молча взирал на искажённые от волнения черты лица.
Тем временем Риддл, словно опомнившись, резко отпустил его, даже оттолкнул
от себя и сам отступил. Лицо ожесточилось, и, не сказав больше ни слова, он
закрыл дверь со звонким хлопком.
Гарри сморгнул наваждение. Что это было?
Сначала он красочно описывал, как будет наслаждаться медленными муками
Гарри, чтобы потом строить такие странные гримасы, узнав, что пытка-то не
149/676
обошлась без последствий. Может, продолжительность боли — это отклонение от
нормы?
Возможная анормальность слегка озадачила. Дёрнув за ручку, Гарри с
удивлением осознал, что Том запечатал дверь изнутри магией и та не поддаётся.
«Протеевы чары, запирающие чары…» — перебирал он все чары, что
использовал Риддл на его памяти. Гарри знал, что крохи магии и способность
телекинеза, — довольно развитая, нужно заметить, — а ещё власть над
животными не объясняют все те фокусы, что тот творил. Особенно в последнее
время.
— Акцио палочка Волдеморта, — еле слышно позвал он и застыл,
прислушиваясь.
Казалось, вот-вот об дверь что-то стукнется и докажет его правоту, но этот
момент не наступил, и Гарри с облегчением выдохнул.
Он никогда не интересовался, куда Риддл дел сестру-двойняшку его
собственной палочки, ведь куда-то он её спрятал, когда забрал Бузинную. Но
даже спроси Гарри об этом, сомневался, что получил бы правдивый ответ, если
получил бы хоть какой-нибудь вообще.
Под дверью была небольшая щель, но он посчитал, что лечь на пол и
попытаться разглядеть, что там делает Риддл, стало бы самым унизительным
поступком в его жизни. Даже хуже игрищ на кресле.
Можно было заглянуть в окно, но, скорее всего, шторы наглухо задёрнуты.
Альтернатива зависнуть за окном в попытке раскрыть плотную ткань,
столкнулась с противоречием в виде защитных чар. Гарри не совсем понимал, как
работает магическая защита дома, он просто полагался на знания Дамблдора, и
раз тот говорил, что дом — неприступная крепость, Гарри предпочитал верить и
не вникать во все детали. Несомненно, упущение с его стороны.
Удлинители ушей тоже не вариант. Вряд ли Риддл станет в голос
комментировать каждое движение и цитировать самого себя.
Оставался домовик.
— Димбл! — полушёпотом позвал он.
Домовик материализовался и заискивающе заглянул в глаза:
— Чего изволит Гарри Поттер?
— Ты можешь незаметно подсмотреть, что делает сейчас Том, и сказать мне?
— с каждым словом Гарри понижал голос, словно смущался собственного
любопытства.
Реакция эльфа удивила. Тот напрягся, виновато опустил взгляд, раскачиваясь
с пятки на носок, и робко помотал большой головой.
— Как это нет? — переспросил Гарри, словно мог ошибиться в толковании
мимики.
— Гарри Поттер — герой для Димбла, герой для всех… — сбивчиво говорил
эльф. — Димбл восхищается Гарри Поттером и очень сожалеет, что не может
помочь. — Внезапно домовик упал на колени и ударился лбом об пол, завывая: —
Очень-очень сожалеет!
Гарри остановил это самоистязание и уже более мягко спросил:
— Объясни спокойно, почему ты не можешь помочь?
— Гарри Поттер принёс клятву на крови, Димбл не имеет права вмешиваться,
— быстро бормотал эльф, — не имеет права раскрывать секреты хозяина.
— Стоп, Димбл. Какие секреты хозяина? Я же прошу…
Гарри похолодел внутри, а домовик, словно почуяв неладное, жалобно завыл:
— Димблу нет прощения, что он не может помочь Гарри По-оттеру!
— Твой хозяин — Том Риддл? — аккуратно спросил Гарри.
Домовик помотал головой снова и тягостно вздохнул.
— Димблу было приказано служить Гарри Поттеру, и Димбл был счастлив. Но
потом приказ изменился, — эльф неуверенно оглянулся и совсем тихо пискнул: —
Димблу было приказано служить Гарри Поттеру и Тому Риддлу на равных, уважая
150/676
принесённые друг другу клятвы. Димбл не может сообщить ничего Гарри
Поттеру, если мистер Риддл не согласен и не хочет сам об этом сообщать! — на
одном дыхании выпалил он.
И почему он не подумал об этом раньше?
— Это Дамблдор твой хозяин, — отстранённо прошептал он.
— Школа волшебства Хогвартс, сэр, — кивнул эльф, — и Альбус Дамблдор, как
директор, исполняет роль хозяина.
Не понимая, что его печалит больше — невозможность узнать, что сейчас
делает Риддл, или неприятное открытие насчёт верности Димбла, — Гарри
огорчённо прикрыл глаза.
— Ты сообщаешь Альбусу Дамблдору обо всём, что здесь происходит?
Гарри категорически не понравилось, что в собственном голосе прорезался
страх перед возможным ответом.
— Такого приказа не было, — категорично заявил эльф, и Гарри ещё меньше
понравилось, сколько радости он испытал, услышав это.
Он кивнул эльфу, и тот, скорчив печальную мину, исчез. Гарри огорчённо
посмотрел на щель под дверью и мотнул головой.
«Нет. Я не буду этого делать!»
Любовно погладив письмо через плотную ткань мантии, он кинул последний
взгляд на дверь и отправился к себе.
Глава бечена Mister Milk

гаммечено~
151/676
Примечание к части Название главы — отсылка к песне: «Sutherland — Fight»
Недавно перешагнули 400. Спасибо вам!
Глава 11. Кто ты, когда остаёшься наедине?
Место находилось в Лютном Переулке. Уже одно это должно было

насторожить Гарри.
И всё же едва наступило утро, он накинул мантию с капюшоном и
аппарировал, жалея, что не прихватил с собой ещё и маску. Не то чтобы он
сильно пёкся о своей репутации, скорее не хотел лишний раз светиться на
публике, ведь, как Риддл и подразумевал, лишь маглы не знали, кто такой Гарри
Поттер.
Поэтому, натянув капюшон буквально до подбородка, Гарри стоял,
прислонившись плечом к стене, и пялился на броскую вывеску: «Сон Офелии».
Под серебристой надписью покачивалось изображение женщины,
придерживающей одной рукой луну, другой — кинжал. Огромные окна были
задёрнуты лиловыми шторами, а на двери висела табличка: «Открыто».
Он стоял уже полчаса, наблюдая за посетителями заведения, а они, нужно
заметить, забредали туда довольно-таки часто. Недавно забежала какая-то
девчушка и спустя десять минут выскочила с улыбкой до ушей. Гарри вообще не
понимал, как её отпустили в Лютный Переулок. Это сейчас он с неким
безразличием наблюдал за разношёрстной публикой района, не ощущая ничего,
кроме праздного любопытства, но в её возрасте воспоминание о внезапном
погружении в мир тёмного искусства в окружении странных колдунов и старой
карги, что схватила его, стало предостерегающим знаком.
Дверь мелодично зазвенела, и новый клиент исчез внутри заведения.
С одной стороны, Гарри не удивило, что волшебница, к которой его отправил
Риддл, обитает в Лютном Переулке, с другой — странно, что это была именно
дочь Ваблатски. До вчерашнего вечера он абсолютно ничего не знал об Офелии,
словно та предпочитала держаться поодаль. Возможно, тень прославленной
матери давила на неё.
И, конечно, ему было крайне любопытно, что их связывало с Риддлом, ведь
передача весточки определяла высокий уровень доверия. Естественно, Гарри не
стал вскрывать конверт. Хотя очень хотелось. Он буквально час кружил вокруг
него, как коршун, а затем сдался и стал читать выманенное письмо Слизнорта.
К сожалению, любимого цвета Волдеморта он так и не узнал, как, впрочем, и
ничего нового. Когда Гарри читал, он не понимал, профессор писал похвалу или
же, наоборот, критику. Тот постоянно восхвалял целый перечень качеств, а затем
тут же показывал их в негативном ключе, словно всё хорошее в Риддле
одновременно являлось всем самым плохим.
«Том был всегда в курсе всего, и это не могло не восхищать его сверстников, я
видел их взгляды, Гарри, но не замечал. Также я чуял в нём льстеца, ловкого
манипулятора, но продолжал закрывать глаза, считая, что это полезное качество,
ведь предрекал ему пост Министра магии, — он почти чувствовал смесь восторга
и сожалений Слизнорта. —…Я шутил об ананасах, но не понимал, что в свои годы
он был хитрее всех юношей, что находились там, и Лестрейнджа, и Эйвери, и,
если говорить откровенно, меня тоже».
Пока читал письмо, Гарри незаметно сам погряз в воспоминаниях.
Просматривая в омуте памяти разговор профессора Слизнорта, он и правда
восхищался мастерством Риддла выпытывать нужную информацию, но столь
искусная игра была видна как на ладони. Он разглядел все использованные им
приёмы, пропускал сквозь себя перемены в интонации, жесты… Гарри стал
152/676
зрителем театральной постановки. Вчера же он сам стал участником,
подопытным. И если в прошлом волнение в голосе юного Риддла было заметно, то
в нынешнем Волдеморте все изъяны испарились, демонстрируя истинное
мастерство. Гарри не мог не спрашивать себя, учись он вместе с Томом, заметил
бы что-нибудь? Стала бы интуиция подсказывать, что внутри красивой оболочки
скрывается самый настоящий монстр?
Увы, этого он не узнает никогда.
«…Позже, Гарри, я вспоминал все наши беседы на заседаниях Клуба Слизней
и должен тебя заверить: Том врёт столь же умело, как колдует. Я ставил целью
Клуба помочь юным дарованиям достичь вершин, устроиться в этом мире… А Том
использовал меня, чтобы окружить себя влиятельными и способными людьми! —
Гарри не смог сдержать снисходительной усмешки, ведь Слизнорт делал то же
самое: окружал себя перспективными волшебниками, извлекая из них выгоду,
будь то подарки, комплименты или связи. Видимо, профессора и правда задело,
что пока он использовал остальных, Риддл использовал его. —…Уже тогда он
сколотил свою «банду». Мальсибер, Эйвери, Лестрейндж, Нотт — все
чистокровные, но Риддл всегда преуменьшал, — но только на словах, как я позже
осознал, — собственное происхождение, и я не видел в его тяге к чистоте крови
ничего постыдного, ничего радикального… тёмного».
«…А месяцами позже, когда уже и думать забыл о нашей неудачной беседе
про крестражи, он предложил мне весьма интересную тему: Амортенция. Тогда я
не знал, что Том — дитя любовного зелья. Думаю, никто не знал, разве что
Альбус. Амортенция — сильное и опасное зелье, но и весьма интересное не
только прямым эффектом, но и побочным. «Оно мало изучено, сэр», — говорил
мне Том, и я с этим соглашался. Он упорно интересовался влиянием зелья не
только на разных существ, но и на волшебников разной кондиции: совсем юных
или на закате жизни, волшебниц в положении, анимагов, больных драконьей
оспой, обсыпным лишаем или ликантропией, психически нездоровых… А затем он
сформулировал довольно-таки интересную теорию: Амортенция может не только
вызывать сильное влечение, но и при определённых обстоятельствах лишать
чувств. То есть быть как ядом, так и противоядием! Само собой, я возразил, ведь
если зелье влияет на волшебника по-другому — это уже совершенно другое
зелье. Так я начал исследования (прикрепляю его вместе с письмом. Не потеряй,
ибо это единственный экземпляр), а Том стал моим помощником».
Гарри чуть не застонал от отчаяния. Крохотная надежда получить копию была
окончательно развеяна. Зачем Слизнорт отдал оригинал, не создав ни единой
копии?
Странно с его стороны, слишком неосмотрительно. Может, он хотел
избавиться от этих записей?
«Том стал странно себя вести. В то время я подумывал, уж не пробует ли он на
себе разные любовные зелья, что и влияет на поведение. Да, Гарри, да… Он
заигрывал со мной! — на этих словах Гарри, читающий письмо за поздним
ужином, поперхнулся. — Однажды, когда мы обсуждали влияние большего или
же меньшего количества экстракта белладонны на конечный результат, Том
признался мне, что я привлекательный мужчина. Он подсел ближе, склонился ко
мне и просил показать, как из растения делают экстракт для зелий. Как ты
понимаешь, процесс весьма прост, и кто-то вроде Тома просто не мог не знать об
этом. Я тогда решил не заострять внимания, всё-таки юные волшебники часто
подвергаются влиянию гормонов — и это абсолютно нормально. Тем не менее на
следующей встрече всё повторилось: он восхвалял мой костюм, даже причёску! А
когда мы работали над зельем, мимолётно коснулся моей руки, но я-то знаю,
Гарри, что это было намеренно! Том умело пользовался своей внешностью.
Знаешь ли, такой красавец был весьма популярен у юных волшебниц, но
заигрывать с профессором — это неправильно. Просто ужасно! О чём я сразу же
ему и сообщил. А следом решил свернуть нашу деятельность, но думаю, он
153/676
продолжил исследования, только уже без меня и не с такой эффективностью,
разумеется».
Что и подтверждало, насколько версии Слизнорта и Риддла расходились.
Больше ничего занятного он не нашёл, кроме постоянных сожалений и
предостережений о силе очарования Риддла. Такая бурная реакция натолкнула
Гарри на мысль, что никакой точки профессор не поставил, продолжая
пользоваться вниманием «такого красавца» и дальше. А в случае с Томом: или
случайность, или Риддлу что-то было нужно, например, украсть какой-нибудь
ингредиент. Ведь пока Слизнорт охал и ахал по поводу «касаний», тот спокойно
мог прикарманить несколько травок и экстрактов для личных экспериментов.
В общем, письмо ещё больше растормошило любопытство, а новость о
единственном экземпляре стала неприятным сюрпризом. Вряд ли Риддл решит
посвятить его в тайны Амортенции. Тот даже банальной информацией делился
так, будто с очередным крестражем расставался. Скряга.
Звонкое дребезжание колокольчика вывело Гарри из раздумий. Грузный
мужчина зашёл в заведение, а спустя пять минут буквально вывалился на улицу.
Красный как рак, тряся палочкой в одной руке и отдёргивая меховую мантию
другой, он яростно кричал на весь переулок: «Прокляну, блудницу!».
Колдун пронёсся мимо, пыхтя как паровоз, а Гарри осознал, что ещё
пятнадцать минут — и будет ровно час, как он стоит здесь с подозрительным
видом и ничего не делает. Вздохнув, он похлопал по карману, где лежало письмо
и перешёл дорогу.
Над головой раздался глухой звон, но дверного колокольчика он не увидел.
Возможно, какое-то заклинание.
Внутри несильно пахло благовониями и воском; приглушённый свет от свеч
погружал комнату в приятный сумрак. У прилавка никого не было, но за ним
виднелся проход, завешанный такой же лиловой шторой, как и окна. Гарри
рассматривал стеллажи с хрустальными шарами, колодами карт и мешочками
рун. Также в углу стояла стеклянная витрина, за которой левитировал уже
знакомый ему учебник: «Как рассеять туман над будущим». Слегка потрёпанная,
с несколькими пятнами от чернил на обложке книга. В ней угадывалось нечто
сокровенное, дорогое сердцу владелицы. Гарри казалось, что на первой странице
обязательно должно быть посвящение от Ваблатски.
На прилавке стояло несколько разных подносов с чёрными чайниками и
чашками. Медные разводы, словно отпечатки молнии, расползались по
блестящему покрытию. Симметрично развешенные зеркала отражали стену за
спиной и Гарри вздрогнул, заметив пару жёлтых глаз: под огромными часами,
сидела сова и не сводила с него пристального взгляда.
— Тот самый мальчик, — раздался мелодичный голос, привлекая внимание к
прилавку.
Штора была отдёрнута, а в проходе стояла среднего роста женщина. В
тёмных, убранных в пучок волосах проглядывала седина; множество
непослушных прядей выбивалось из причёски, обрамляя лицо и ниспадая на
плечи. Плотная тёмно-синяя мантия с рукавами-колоколами обхватывала хрупкую
фигуру, делая её ещё миниатюрней. На изящных запястьях бренчали тонкие
серебристые нити браслетов, а на груди поблескивало ожерелье; оно
переплеталось точно такими же паутинными нитями до самого горла.
— Добрый день… утро, мисс Ваблатски, — прочистив горло, изрёк он наконец.
— Я знаю, это прозвучит немного странно…
— Юноша, не стоит так робеть, я же не кусаюсь, — мягко улыбнулась она и
протянула ладонь. — Добро пожаловать, Гарри Поттер.
Помимо воли, губы растянулись в ироничной улыбке. Даже капюшон проиграл
провидице. Неторопливо откинув его, Гарри коснулся её руки, не понимая,
пожать ли ему ладонь или поцеловать, поэтому просто замер, бережно
придерживая.
154/676
— И зачем же он прислал письмо? — кисло поинтересовалась она. — Неужели
думает, что я уже ни на что не способна. Думает ведь? — придирчиво спросила
Ваблатски, словно обращалась к кому-то третьему, а Гарри хранил молчание,
несколько оторопев.
Раз уж она заговорила о письме, он достал конверт и положил его на
прилавок:
— Это вам.
— Знаю, милый, знаю, — горестно вздохнула провидица и тут же вскрыла
конверт одним движением палочки, изъяв листок, о содержимом которого Гарри
мог только догадываться. Её внимательные глаза скользили по строчкам, а затем
перескочили на него.
Странная улыбка заиграла на губах.
— Дождался всё-таки, — вдруг самодовольно усмехнулась она.
Листок в руке вспыхнул и за мгновение истлел.
Гарри был знаком со странностями провидцев и наивно рассчитывал, что он
не станет таким же; например, не будет вечно бросаться непонятными фразами
или… разговаривать со стенами. Хотя последний пункт смело можно было
вычёркивать.
Кашлянув, он неуверенно покосился на неё и спросил:
— Могу узнать, что от меня требуется?
— Наш общий знакомый очень просил помочь с пробудившимся даром, а
также с легилименцией и окклюменцией, — подмигнула Ваблатски.
Удивляться или нет?
По всей видимости, Риддл забыл предупредить его о том, что совершенно
незнакомая ему волшебница будет лезть в голову и обучать противостоять этому.
Да и зачем всё это? Он ранее не смог овладеть окклюменцией, а способностями к
легилименции попросту не обладал.
— Как и внутренним оком, — весело заметила она, хитро прищурив глаза,
словно могла отслеживать поток его мыслей, но даже легилименция не давала
такой власти.
Гарри отстранённо заметил, как выразительная мимика проявилась тонкой
сетью морщинок. Издалека она казалась моложе, чем вблизи.
— Ты меня смущаешь, Гарри, — в женском голосе проскользнули ласковые
нотки. — Так пристально рассматриваешь старушку. Признаюсь-признаюсь, мне
семьдесят четыре года, но в душе неполные двадцать! — беззаботно рассмеялась
она, и он не смог не улыбнуться в ответ.
Было в ней что-то заразительное. Лёгкое. Ваблатски легонько стукнула себя
по лбу и продолжила:
— Чуть не забыла. Цитирую: «Обучи, чтобы щенок не застрял в чужой голове».
Так что, Гарри Поттер, полагаю, помощь тебе всё-таки нужна. Что тут у нас? —
внезапно поинтересовалась она и склонила голову вбок, рассматривая Гарри,
точно диковинный экспонат. — Очень интересно, впервые встречаю насильно
пробуждённый дар! — восхищённый шёпот отозвался у Гарри мурашками по
коже.
Казалось, её взгляд ползает внутри, рассматривая каждый уголок.
«Щенок? Интересно, какие ещё у меня прозвища на стороне? Болван, кретин,
тупица?.. Маглолюбец звучит почти что нежно», — злобно скрипнул он зубами.
— Ох! — Ваблатски похлопала его по ладони. — Прости, не хотела тебя
обидеть.
— Это же не ваши слова, — мягко возразил он, не желая перенаправлять гнев
на ни в чём не повинную женщину. — Я слишком заинтригован, мэм. Откуда вы
знакомы с… — он осёкся.
Гарри поздно осознал, что не знал, назвать ли его Томом, Волдемортом или
«Сами-Знаете-Кем» и просто оборвал себя на полуслове, но Ваблатски, видимо, и
так всё было понятно.
155/676
— Умеренное любопытство – это отличная мотивация. Научись проникать в
разум, — с ласковым поощрением ответила она и усмехнулась, заметив его
недоверчивый взгляд. — Научись преграждать путь к своему, и я расскажу тебе
кое-что о нём.
— Даже не намекнёте? Меня пытались обучить, но ничего не вышло.
— Но в тебе не было того, что есть сейчас — чужого таланта.
Она постучала палочкой по поверхности прилавка и облокотилась на него,
поглядывая на Гарри с таинственной улыбкой. Гарри внезапно осознал, что Риддл
очень рискует, даря оружие, с которым он может противостоять ему, как,
впрочем, и Альбусу Дамблдору.
— Даже не намекну, пока ты не научишься закрывать свой разум. Сам знаешь,
он страшный человек. Если станет известно, что я проговорилась или собираюсь
рассказать, меня ждёт нечто ужасное… А я ещё так молода, Гарри, — вопреки
словам, в ней не ощущалось и капли страха, а в глазах порхали смешинки. — Но
сделаю тебе маленький подарок в честь знакомства. Скажи ему следующее:
«Доволен? Я всё знаю! Знаю, что случилось десятого февраля 1942 года». Не
забудь добавить толику ярости, каплю возмущения и посыпать всё душевными
муками. Уверена, ты сможешь.
Вязкая слюна застряла комом в горле.
— Надеюсь, я выживу после этого? — безрадостно усмехнулся он.
Риддл и так был немного не в себе вчера.
— Не волнуйся. Он быстро поймёт, что ты ничего не знаешь, но пару секунд
всё же понервничает. Разве не прекрасная месть за «щенка»?
Ваблатски нависла над прилавком и откинула складную дверцу, подзывая
Гарри, и он прошёл внутрь.
— А… что я должен узнать?
Это было уже не умеренное любопытство, Гарри просто сгорал, как хотел
узнать, что способно заставить нервничать Риддла и в особенности, каким боком
это касается лично его. Но выпрашивать чужие тайны, когда не способен
сохранить их, весьма нецелесообразно с его стороны.
— Понимаю, мэм. Глупые вопросы.
Она молча согласилась с ним, приглашая пройти.
В отличие от убранного порядка общего зала, в этой комнате творился хаос.
Множество лиловых кресел размещалось по всему пространству; словно после
набега дромарога, они были развёрнуты во все стороны. Над каждым креслом
нависала полупрозрачная алая ткань, а на сиденьях взгромоздилась куча
подушек, пока некоторые небрежно валялись на полу.
Он склонился, поднимая одну, чтобы нечаянно не наступить.
— Госпожа Ваблатски! Я всё закончил… — откуда-то выскочил мальчик и
резко затормозил прямо перед Гарри. Невысокий и рыжий, он спокойно мог сойти
за одного из братьев Уизли. — Гарри Поттер?
Да ему даже представляться не надо, просто постоять на месте ровно, и все
узнают героя магической Британии.
— Гарри, познакомься, — она потрепала парнишку по волосам, — Эдмунд
Фонклифт — мой помощник и будет твоим партнёром по занятиям, если
согласишься.
— Госпожа Ваблатски! Но… Как так? Я ведь ещё новичок! Не думаю, что
смогу… У меня только начало получаться! — заголосил тот, во все глаза смотря
на Гарри.
Она же недовольно цокнула и, скользнув ладонью по волосам вниз, щёлкнула
его по лбу:
— Поумерь свой пыл и прекрати вопить!
— Да, мэм! — активно закивал парень, явно растерявшись, но не переставая
пялиться на него ошалевшими глазами.
— Гарри, вижу, ты несколько взволнован, — переключила она внимание на
156/676
него и правильно подметила.
В голове скрывалось много чего: от всё ещё живого Тёмного Лорда до их
непростых отношений. Он бы не хотел, чтобы парнишка лет четырнадцати впал в
ступор или что хуже — заработал травму, увидев такие воспоминания.
— Ты будешь применять легилименцию к Эдмунду, я же буду делать это с
тобой, — «твои секреты в полной сохранности», — красноречиво говорил её
взгляд, также давая понять, что он, однако, раскрывать её тайны права не имел.
По крайней мере, пока что.
В отличии от Гарри, пребывающем в некоем медитативном состоянии, Эдмунд
трепыхнулся и покраснел до корней волос.
«Забавно», — усмехнулся он и подмигнул ещё более смутившемуся пареньку.
Заметив это, тот, сильно заикаясь, спросил:
— Госпожа, разве это удобно?.. У меня тоже есть секреты!
— Цыц! Если есть, то как раз время показать твой прогресс в окклюменции, —
прервала она его. — А теперь иди в зал и проследи, чтобы нам с Гарри никто не
мешал.
Тот кивнул, запутался в ногах, чуть не упал на Гарри, спешно извинился и
исчез за шторой.
— Ты его кумир, Гарри, как и многих других волшебников, — заговорщицки
подмигнула она. — Что ж, начнём с первой проблемы. Он не раскрывал мне
деталей, но, полагаю, так как дар проснулся внезапно…
Она на мгновение задумалась, постукивая пальцами по руке.
— Да, я бы не назвала это «проснулся», ты его буквально растормошил.
Никогда такого раньше не видела. Возможно, у тебя в предках была какая-
нибудь прорицательница со спящим даром, но её гены прошли незаметно и,
думаю, будь обстоятельства не столь исключительными...
Гарри вскинул брови, заметив, как Ваблатски еле заметно улыбнулась,
словно знала, какие «исключительные» обстоятельства случились с Гарри.
— Он написал об этом?
— Гарри, — внезапно хлопнула в ладоши Ваблатски, отчего он вздрогнул, —
если он тебя сюда направил, то прекрасно знал, что ты раскроешь мне все свои
мысли напрямую или вопреки желанию. Тебе не стоит так трястись над каждым
словом. Тем более что в отличие от меня, тебя он вряд ли проклянёт за
болтливый язык.
Заслуженное этой женщиной доверие со стороны Риддла вызывало у него
недоумение. То есть, безусловно, Риддл доверял некоторым своим
последователям настолько, что вверил крестражи, однако, Гарри всегда
казалось, что сие доверие было поверхностным. Тот больше полагался на
внушаемый им страх и авторитет, чем на чистую веру в волшебников, что
следовали за ним.
Тем не менее существование Ваблатски стирало все границы.
Если судить по тому, что она говорила и как это делала, то у неё в голове
хранилось нечто равноценное крестражу, но она не Пожиратель Смерти и вообще
непонятно, что её связывало с Риддлом; ещё более сомнительно полное
отсутствие реакции на новости о воскрешении ужаса всей Британии, да и целого
мира.
Загадка.
Словно он приоткрыл Тайную комнату в первый раз и стоял на пороге чего-то
ужасного. В голове роилось столько вопросов без ответов, будто разум состоял из
разрозненных фрагментов, что отказывались складываться вместе. Это удручало,
но и подогревало интерес.
Тем временем Ваблатски притушила яркие огни, оставляя лишь несколько
свечей, беспорядочно раскидала вокруг себя подушки, отодвинула несколько
столиков и довольно скомандовала:
— Садись!
157/676
Кресло буквально подхватило Гарри, а кокон из тюля плавно опустился по
бокам, но не сомкнулся. Проворно обогнув кресло Гарри, провидица откинула
алую ткань, словно та мешалась и, видно, удовлетворённая результатом, бойко
заговорила:
— Гадание относительно двояко. Полагаю, ты встречался с волшебниками,
которые отвергали эту дисциплину, ведь считали неточной, даже лишней
отраслью магии. В скепсисе нет ничего удивительного, я сама так считала, когда
была совсем юна и, вместо того чтобы помогать, дар мне только мешал. Однако
не сосчитать сколько раз предсказания помогали предотвратить катастрофу.
Конечно, они могли привести и к беде.
Ваблатски деликатно провела руками по мантии, расправляя невидимые
складки, а Гарри поморщился.
Вспоминать о том, куда привело пророчество Тома, в этот момент совершенно
не хотелось.
— Как любое толкование, эта двусмысленность и является тем, что смущает
некоторых, — продолжила она. — Ведь получается, что результаты всецело
зависят от субъективных представлений каждого волшебника, его
интерпретации, эмоционального состояния, опыта в конце концов.
— Разве вы сейчас не смешиваете прорицание и провидение? — еле слышно
поинтересовался Гарри, слегка нахмурив брови.
Он чувствовал, что она нарочно его путает или это какая-то проверка.
— Значит ты не спал на уроках, — энергично кивнула она, а в глазах
отобразился одобрительный блеск. — Все нужные теоретические знания у тебя
есть, Гарри. Хорошо, что ты находишь различия: предвиденье будущего нечто
совершенно иное.
Ваблатски плавно опустилась в кресло напротив, положила себе на колени
подушку и, упираясь в неё локтями, доверительно наклонилась:
— Можно тесно связать способности легилиментов с природным даром
предвиденья, но это не обязательно означает, что провидец обладает умением
проникать в разум. У тебя же, как и у меня, есть потенциал во всех трёх
направлениях, и освоение первого подтолкнёт остальные два. Поэтому я не хочу,
чтобы ты цеплялся за свои неудачные попытки овладеть окклюменцией в
прошлом.
Чужая речь погружала его в приятную атмосферу уюта. Мышцы расслабились,
пульс замедлился, и появилась лёгкая сонливость. Тело разморила приятная,
почти домашняя ленца.
Гарри сам не заметил, как втянулся в беседу, стал рассказывать всё: от
ранних снов, столь реальных, что он не мог понять, где находится и какой сейчас
год, до последнего видения на стадионе. Теряя счёт времени, он описывал
мельчайшие детали и делился своими мыслями с той же лёгкостью, с которой
разговаривал с Хагридом или с Гермионой и Роном.
Ваблатски слушала внимательно. Серые глаза цепко впивались в Гарри,
словно она не только внимала, но и представляла всё то, что он пересказывал.
Видела воочию. Иногда с её губ срывался уточняющий вопрос, а когда она
получала ответ, то уходила в себя на мгновение, а затем деликатно
подталкивала, указывая на потерянное в скоплении событий звено, и Гарри
приходил к поразительным выводам.
В её речи теперь не осталось и следа от сумбурности. Объяснения были
ненавязчивыми и не походили на лекцию; она приводила примеры, красочно
описывая свои первые видения, точно переживала их вновь, а следом
рассказывала пару нелепых ситуаций, в которые попадала из-за своего дара. Она
впускала Гарри в мир Офелии Ваблатски с той же лёгкостью, с которой он
делился снами, даже самыми сокровенными.
— Ты не можешь воспринимать каждое видение напрямую, поэтому
абстрагируйся, помни, что визуальная картина — это всего лишь фрагменты
158/676
огромной мозаики, подкинутые внутренним оком. Я дала тебе достаточно
собственных примеров, теперь же обратимся к последнему видению, что у тебя
было.
Гарри нервно потёр ладони. Заметив это, Ваблатски ободряюще улыбнулась и
указала на чашечку чая:
— Это поможет тебе успокоиться, милый. Не стоит так нервничать, ты же не
экзамены пришёл сдавать.
Чай пах как смесь трав, но на вкус оказался довольно-таки приятным. А после
нескольких глотков все волнения понемногу стихли, и он изумлённо прищурился,
рассматривая чашку.
— Вы добавляете какое-то зелье в чай?
— Нет, но в рецепте есть тайный ингредиент, — шёпотом пояснила она.
— Он продаётся? Не рецепт, конечно, — чай, — задумчиво пробормотал Гарри,
замечая странного оттенка чаинки, что, словно крохотные лепестки, кружились
на самом дне светло-розового напитка.
С его расшатанными нервами такое средство было как нельзя кстати.
— Я думала, ты предпочитаешь кофе с шоколадом.
— Откуда?.. — удивлённо вскинул он брови.
Ваблатски прикрыла рот и тихо рассмеялась. На щеках выступил еле
заметный румянец.
— Прошу прощения, просто Эдмунд щебечет всё время о поразительном Гарри
Поттере. Он, наверное, знает о тебе больше, чем ты сам, — хохотнула она, — а я
становлюсь невольным слушателем. А насчёт чая, его секрет заключается во
фразе: «Это поможет тебе успокоиться». И ведь и правда помогает, — мягко
улыбнулась она.
Гарри замер на долю секунды, а затем неожиданно рассмеялся.
С каждой минутой Офелия Ваблатски казалась ему всё более удивительной,
однако тот факт, что придётся сотрудничать с мальчиком-фанатом, несколько
омрачал общую картину.
— Что ж, мы отошли от темы, но теперь ты немного расслабился, — вновь
заговорила она. — Обратись к себе, чтобы прочесть между строк и дать
правильную интерпретацию. Как ты думаешь, Гарри, что означало чужое
присутствие там?
Ваблатски тоже подхватила чашечку чая и уставилась на него. Её лицо было
полностью расслаблено, а на губах играла приятная, естественная улыбка. Гарри
в который раз задался вопросом: что её связывает с Волдемортом?
Смятение змеёй пробралось под кожу и заставило напрячься. Что, если это
притворство? Умело сфабрикованный фасад, за которым скрываются какие-то
личные интересы?
Он тут размяк, раскрыл ей всё, не имея даже малюсенького представления,
что их связывает с Томом. Хотел довериться, словно эта нужда дремала до того
момента, как он увидел Ваблатски. Он поведал абсолютно всё спустя каких-то
полчаса-час их знакомства. А она, в свою очередь, спокойно могла затем
рассказать обо всём Риддлу, ведь, чёрт побери, Гарри абсолютно ничего не знал
об их отношениях!
— В твоих мыслях сумятица, — с лёгким упрёком сказала она и сделала
глоток. — Мгновение назад ты был поразительно спокоен, а сейчас твой разум —
осиное гнездо. Хорошо, что ты подозрителен, — заметив его хмурый взгляд, она
покачала головой. — Не думала, что мне придётся цитировать его снова, но:
«Если мальчишка будет кусаться, напомни, что клятва и так обязует его
рассказать мне всё». Думается мне, что речь о клятве на крови.
Гарри вздохнул, потерев переносицу и виновато прошептал:
— Вы правы. Простите, я просто…
— Обжёгся, — заключила она, а он хмыкнул.
— Вы слишком проницательны, и это немного настораживает.
159/676
Перед его глазами встало спокойное лицо Альбуса Дамблдора, но он тут же
смахнул досадное наваждение.
— Ох, Гарри. Моя проницательность не имеет ничего общего с хитростью, —
возразила она, наклонившись вперёд и заглядывая в его глаза. — И я уверена, что
со временем ты сам почувствуешь, кому можно доверять, а кому нет, просто
потому, что провидцы всегда знают чуточку больше остальных. Хочешь, сегодня
мы можем остановиться на этом и продолжить в другой момент?
— Нет… Нет, всё в порядке, — он отпил из чашки, повторяя про себя: «Это
поможет тебе успокоиться… Это поможет тебе успокоиться». — Я доставляю
слишком много проблем, простите.
— Не стоит извиняться, Гарри, как и волноваться по пустякам. Итак, перехожу
к сути. Я хочу, чтобы ты сконцентрировался, опустошил свой разум, — она
коснулась рукой его щеки, а Гарри всё никак не мог отделаться от лёгкого укола
вины за выраженное недоверие.
С первых моментов Ваблатски была откровенна в своих намерениях.
Возможно, она всего лишь обещала раскрыть информацию, поведать о чём-то
сокровенном, но это уже ставило её жизнь под удар: Том далеко не идиот и сразу
поймёт, откуда он узнал, ведь сам отправил его к Ваблатски. Но если Риддл знал,
что та владела сокровенными знаниями, весьма неудобными ему, то зачем
отправил Гарри к ней? Почему она вообще ещё жива?
Сгорбившись, он устало потёр лоб и, сжав пальцами переносицу, обречённо
вздохнул:
— Мне кажется это невозможным, мэм.
Уголки губ дрогнули в улыбке, но её лицо осталось предельно серьёзным.
— Гарри Джеймс Поттер! — резкие менторские нотки вкупе с полным именем
воссоздали в его голове образ Гермионы и, отняв руку от лица, он растерянно
посмотрел. — Я прекрасно понимаю, каждая твоя мысль — это невысказанный
вопрос. Просто поверь мне… — она помахала рукой. — Понятное дело, когда
говорят «поверь мне», звучит ещё более подозрительно, но в этом случае я прошу
тебя поверить в то, что рано или поздно ты отыщешь все ответы. Не пытайся
бежать впереди паровоза, Гарри. — Ваблатски понизила тон, а интонация
сменилась: — Отбрось все мысли о нём, запри на замок и потеряй ключ его на
время наших занятий.
Смысл сказанных ей слов доходил до Гарри долгую минуту. Он чертыхнулся
внутри и ощутил волну смущения, хотя Ваблатски даже не намекала, о каких
мыслях была речь, может, он мечтал прикончить Риддла как можно скорее.
Однако внешне смог сохранить хладнокровие и сдержанно кивнуть.
— Контроль эмоций, — тембр вновь стал мягким, — важная составляющая
всего, чему я тебя научу. Ты отличный ловец, правда? А полёт — твоё второе «я».
Что ты чувствуешь, когда летишь?
Гарри даже вспоминать долго не пришлось: ощущения от полёта были все
ещё свежи.
— Сосредоточенность. Там, высоко в небе тишина, нет места для тревог…
Есть лишь я и «Молния» наедине с целым миром, но для него я становлюсь
невидимым, неслышимым… неосязаемым, наверное. Для мира я перестаю
существовать, исчезаю как личность.
Она довольно кивнула.
— Момент полного покоя, — Ваблатски впилась в него пытливым взглядом. —
То же самое и с даром: ты наедине со своей интуицией. Растворись в ней,
используй её вместо зрения, чтобы видеть дальше, глубже, сквозь физическую
оболочку.
— Но на что мне смотреть? Как пытаться увидеть неведомое?
— Нет, Гарри, увидеть что-то насильно ты не сможешь, как и вызвать
видение. Сейчас я прошу, чтобы ты дал интерпретацию произошедшему на
стадионе. Разложи воспоминание на составные части, преврати картинку в некий
160/676
смысл. В слова, если угодно.
— Разложить… Посмотрим, — он не стал закрывать глаза, лишь замедлил
дыхание и воссоздал воспоминание Экриздиса на стадионе. Не сводя с Ваблатски
взгляда, Гарри проигрывал картинку в голове раз за разом, пытаясь понять, с
какой стороны ему подступиться.
С глубоким вздохом морозный воздух наполнил его лёгкие, и еле уловимый
запах воды, земли и снега защекотал ноздри; глаза заслезились, точно в комнате
бушевал ветер.
Ракурс изменился, словно он наблюдал за колдуном с высоты полёта.
Картинка перевернулась вверх тормашками, стала кружить, точно
формировавшийся боггарт, а затем завалилась набок, чтобы затем вернуться к
изначальному положению.
Экриздис застыл, прикасаясь к лицу, а прядь волос неподвижно замерла в
воздухе. Гарри приблизился к застывшей картине, буквально прошёл сквозь неё,
рассматривая безжизненные глаза. Кожу покалывало, а по телу расползалось
приятное онемение. Стремительно вытянув руку, он пронзил тело насквозь, как в
своё время сделал колдун, а затем резко вырвал её из груди. Гарри уставился на
покрытую кровью ладонь, безучастно созерцая, как снежинки тают, смешиваясь с
алой субстанцией.
— Он выберется наружу, — прошептал он и картинка перед глазами
растворилась, точно чужое воспоминание в омуте памяти.
— Не очень хорошие новости, подозреваю, — так же шёпотом ответила она и
легонько коснулась руки. — Ты отлично справился.
— Экриздис скоро покинет тюрьму, — потрясённо повторил Гарри и резко
поднялся. — Нужно… — он сам не понимал, что ему нужно сейчас делать. Бежать
к Дамблдору, к Шеклболту или к… Риддлу. И что тогда?
— Спокойно, Гарри, — она вновь коснулась его руки, в этот раз требовательно
сжимая, затем потянула, заставляя присесть, и легонько похлопала. — Главное
правило провидения — не поддаваться панике. Ведь мы часто предсказываем
чужие смерти, ужасные события… И ты должен откладывать все свои чувства и
трезво оценивать ситуацию. Видение не определило чётких временных рамок?
— Колдун не повлиял на окружение. Шёл снег, поэтому это будет в пределах
месяца-двух, — выдохнул Гарри, скользнув рассеянным взглядом по её лицу.
— Очень хорошо, схватываешь на лету. У тебя пытливый ум, Гарри, но ты
слишком перегружаешь его.
— Слишком много думаю, — с горькой усмешкой заключил он.
— Нет, слишком многого от себя требуешь, — и это разрывает твой разум на
части, — она склонила голову, в глазах промелькнуло лукавство. — Разрывает
подобно душе кое-кого. С этим нам предстоит поработать, ведь легилименция не
терпит беспорядка.
— Вы многое о нём знаете, — еле слышно заметил он.
— Как и о тебе. В той или иной степени вы оба — знаменитости.
— Вы прекрасно понимаете, о чём я.
— Понимаю, как и то, что теперь ты будешь стараться в два раза усерднее на
наших уроках, — лукаво усмехнулась она. — На сегодня хватит. Можешь задать
ещё один вопрос, а остальные прибереги на потом.
У него было столько вопросов, а Ваблатски, в отличие от некоторых, всё
детально расписывала и не встречала каждый его вопрос выражением а-ля «ты
идиот, Поттер».
— Вчера вечером мне показалось, что я слышал своих родных… Они погибли…
но меня кое-что взволновало, — Гарри нервно сжал подлокотник, слегка царапая
ногтями. — Он назвал это игрой разума, и я склонен верить, что так оно и есть. И
всё равно не могу отделаться от мысли, что это было реально, что я мог связаться
с ними на той стороне…
— Тебя пугает то, что ты услышал?
161/676
— Меня пугает, что они были в ужасном месте: там не было ничего, кроме
горя и отчаяния, — рука невольно дрогнула, и Гарри вцепился пальцами в
штанину.
— Позволишь взглянуть? — Видимо, заметив на его лице отпечаток
неуверенности, она добавила: — Я взгляну лишь на это воспоминание, обещаю.
— Хорошо, — кивнул он и тут же окунулся в серебристый омут глаз.
Длилось это пару секунд, как ему показалось, а потом Ваблатски сморгнула.
Гарри откинулся на спинку, чувствуя, как слезятся глаза.
— Я ничего не почувствовал, — удивлённо заметил он.
— Ты не оказывал сопротивления, — тяжко вздохнула она. — На этот раз
похвалю за это, но не смей пускать никого так просто. Даже тех, кому
доверяешь. В твоей голове не осталось воспоминаний об этом, лишь фоновый
шум.
— И что это значит?
— Твой мозг породил иллюзию, чтобы отвлечь тебя. Игра разума, как он и
сказал. Будь то сном, я бы смогла увидеть отрывки, ведь фрагменты снов
превращаются в воспоминания, пока не выветриваются из головы окончательно.
И те, что мы не помним поутру, тоже.
— А если это было очередное видение?
— Видение также своего рода сон. Ты ведь отлично помнишь, как видел
колдуна на стадионе? Эту визуальную составляющую мы и пытались с тобой
преодолеть. То, что тебя беспокоит, не стало даже частью памяти. Можешь мне
повторить, что говорили голоса?
Он прикрыл глаза на несколько секунд, но сколько бы ни пытался вспомнить
— не мог. Голоса принадлежали отцу, Сириусу, маме, — всё, что они говорили
было подобно искажённому звуку — шуму.
— Но я ведь узнал их?..
— Тебе показалось, что ты узнал. Ты в чём-то себя винишь, Гарри, и создал…
— Галлюцинацию.
«Скажи, Поттер, ты безумец?» — вспомнил он и криво усмехнулся.
— Да, — кивнула она и приподнявшись заглянула ему в глаза. — Я не лекарь
душ, да их и не существует. Гарри, я не хочу лезть к тебе с бесполезными
советами, ведь делая так, получается, что я указываю, как нужно жить, что
заявляю: «Малыш, я знаю лучше тебя, так что вперёд, следуй этому пути».
Однако делиться опытом не запрещено, поэтому скажу… жить для себя не
значит предать веру всех остальных, — Ваблатски криво усмехнулась, потеребив
выбившуюся из прическу прядь. — Да уж, распиналась тут, а прозвучало как
классический совет.
Подтянув с пола подушку, Гарри уставился на вышитую луну и задумчиво
погладил ребристые узор, собираясь с мыслями.
— Разве это не эгоистично — делать всё, как хочется тебе, не считаясь с
целым миром? — еле слышно спросил он и мотнул головой, словно пытался
отмести противоречивые доводы.
— Ну, как видишь, я не сочла нужным продолжать путь матери, хотя все
остальные пророчили мне великое будущее, — беспечно рассмеялась она. —
Даже сейчас, раз в год какой-нибудь умник припоминает мне о «неправильном
пути, загубленной семейной истории и расточительстве дара». Что же до меня,
может быть, я не столь богата или знаменита, но разве выгляжу несчастной? Ох,
что-то мы ушли от темы, Гарри. Ты постоянно меня отвлекаешь! — озорная
улыбка застыла на губах. — Полагаю, собеседование я прошла?
Гарри смешливо фыркнул и кивнул, сунув подушку за спину.
— Как мне вам отплатить?
— Ты мне ничего не должен, кроме своего времени. Имей в виду, наши уроки
будут отнимать в среднем три часа, а компания героя магического мира —
достойная оплата, — шутливо заметила она вставая.
162/676
— Я могу приходить в это же самое время? — ненавязчиво поинтересовался
он, поднимаясь следом.
— Ты можешь приходить, когда тебе угодно, Гарри, — внезапно она
подскочила на месте, тихонько охнув, отчего воланы на рукавах комично
вздыбились. — Чуть не забыла про твоё домашнее задание! Я хочу, чтобы ты
опустошал свою прекрасную головку от всего лишнего хотя бы пятнадцать минут
в день.
— Но…
— Будешь спорить со мной, ученик? — перебила она, грозно насупившись.
— Сдаюсь, — Гарри еле сдержал очередную улыбку и досадно прикусил губу.
— Госпожа? — голова Эдмунда просунулась между шторами. — Пожаловал
Витьен Кракенбах. Вы назначили ему встречу ещё месяц назад. Мне перенести?
— он округлил глаза, словно сама перспектива перенести встречу с неким
Кракенбахом была ужасна.
— Нет, попроси его подождать. — И парень, облегчённо выдохнув, тут же
исчез, а Ваблатски остановилась рядом с ним. — Я была очень рада с тобой
познакомиться, Гарри Поттер. И очень этого ждала, — на последних словах в
голосе проскользнуло еле уловимый оттенок ностальгии.
Наверное, показалось.
Когда, попрощавшись с Ваблатски, Гарри вышел на улицу, необъяснимое
умиротворение перенасытило каждую клетку тела. Только долгие летние деньки
в Норе запечатлелись в воспоминаниях подобным ощущением покоя.
Оглянувшись, он застыл, гипнотизируя взглядом вывеску. Интересно, почему
она расположилась в Лютном Переулке? Он не решился спросить об этом
напрямую, но подозревал, что дело опять же в наследии и звучной фамилии.
Шторка отодвинулась и промелькнули лицо и копна рыжих волос, а полные
любопытства глаза мазнули по Гарри.
Эдмунд.
Чудной он. Не настырнее Криви по сути, но всё же сейчас шпионские замашки
«почитателей» из лиги Гарри Поттера раздражали его в разы больше. В отличие
от них он прекрасно знал, что великая победа, о которой судачат до сих пор, —
пустышка.
«…Слишком многого от себя требуешь», — сказала Ваблатски, но разве это
правда?
Это остальные слишком многого от него ждут.
Эдмунд продолжал сверлить его взглядом, словно не понимал, что был
замечен. Смущённая улыбка тронула губы, и мальчишка резко отдёрнул штору.
И что это было?
Вздохнув, Гарри взъерошил волосы, не представляя, как будет выполнять
домашнее задание: воздержаться пятнадцать минут от рефлексии казалось
крайне сложным в его случае. Тем не менее, вопреки трудностям, он в
нетерпении ожидал начала тренировок; такой энтузиазм и тягу к знаниям Гарри
едва ли когда-либо испытывал, разве что перед тренировками по квиддичу.
Даже если из Риддла наставник никакой, то выбирать нужных людей он
однозначно умел.
Гарри лишь оставалась крохотная надежда, что это не очередная хитроумная
западня, в которую он добровольно угодил.
гаммечено~
163/676
Глава 12. Прячешь лицо своё в тени
Прячешь ты секреты свои?

Есть ли то, что держишь ты в тени?
Что смогу увидеть, когда
Честно ты посмотришь мне в глаза?
Зачем ты лжешь, скажи

Что скрываешь во лжи?
Anberlin — Pray Tell[1]
Он впервые чувствовал душевную цельность, непоколебимую уверенность в

будущем и совершенно непривычное ему спокойствие — и всё это одновременно.
Прям долгожданные выходные для напряжённых до предела нервов.
Решив использовать уникальную возможность, пока столь необычное
состояние не испарилось окончательно, Гарри завернул в кабинет, прикрыл
дверь, а затем для верности наложил запирающие чары. Не то чтобы кто-то, —
например, Риддл — мог внезапно войти, но, как правило, непредвиденные
ситуации происходили именно в такие моменты.
Глаза закрылись. Гарри глубоко вдохнул, задержал дыхание и так же
медленно выдохнул. В поисках чего-то непонятного он бесцельно представлял
себе разные картинки: море, лес, ночные огни, звёзды… Словно пытался за что-то
уцепиться. Но всё было слишком отстранённое, мёртвое, точно обычная
фотография, на которой взгляд задерживается не более трёх секунд и переходит
к следующей.
Нужно было что-то родное, настолько близкое, что въелось в кожу. Простое
небо — такая обыденная картина медленно развернулась, заполняя собой всё.
Серо-голубоватый бескрайний горизонт простирался впереди и отгораживал от
остального мира, отрезал все мысли, эмоции, даже ощущение времени и окунал
Гарри в абсолютную тишину. Один на один с собой — такую роскошь он мог
позволить себе очень редко.
Неожиданно сверху что-то свалилось и зашуршало. Недовольно приоткрыв
один глаз, он увидел скользящую по столу Эррол и валяющийся на коленях
громовещатель. Сова оторопело ухнула и кое-как встала, крутя головой и теряя
кучу перьев на деревянной поверхности.
Ни минуты покоя.
Недовольно поёрзав, он аккуратно подхватил конверт и раскрыл его.
— Гарри, хочу напомнить тебе, что завтра в девять часов вечера мы ждём
тебя в Норе. Можешь опоздать, но только минут на десять. Не больше, —
проникновенно вещало письмо голосом Гермионы. Вслед за тем оно
воспламенилось и сгорело, исчезнув, словно и не существовало вовсе.
Настенные часы удивили: казалось, в своём медитативном состоянии он
провёл от силы секунд тридцать, однако время твердило обратное — почти
двадцать минут. Гарри пресыщенно улыбнулся и уже хотел вновь попытаться, но
услышал позади шелест и обернулся. Дневник был открыт, а страницы
бесконтрольно перелистывались, точно в попытке привлечь к себе внимание.
Что ж, у них получилось.
«Зайди в три часа», — сухо и кратко.
Проведя рукой по странице, он подманил чернила и, макнув перо, тут же
164/676
перенёс полученную информацию: «Экриздис скоро покинет Азкабан. В пределах
месяца-двух. Я не знаю, полагается ли мне обо всём этом знать, так что не стал
связываться самостоятельно с Шеклболтом, — а затем добавил: — Чтобы ты
потом не жаловался».
Гарри гипнотизировал буквы с минуту, однако Риддл молчал. Он из кожи вон
лез, как пытался сохранить дивную безмятежность, подаренную ему
времяпрепровождением с провидицей.
«Что ты собираешься делать?»
Затишье.
«Может, поговорим?»
Фыркнув, он распотрошил перо и откинул в сторону, тут же подманив другое.
«Если не ответишь, я спущусь!» — текст расплылся и замер кляксой.
А не пожалел ли Риддл о создании дневника? Быть может, даже уничтожил
его, дабы отделаться от докучливого собеседника. Утопил в унитазе, к примеру.
Хмыкнув, он скользнул пером по бумаге: «Настолько хочешь меня видеть, что
молчишь? Соскучился, но боишься признаться?» — внутри бурлила искра
веселья, что, впрочем, не удивило Гарри.
В Хогвартсе он постоянно поддевал пленника. Сначала открыто издевался,
срывал на нём свою злость; сложно сосчитать, сколько раз он использовал
Круциатус, стоило тому не так посмотреть или не туда шагнуть. Том лишь
стискивал зубы и странно косился, а Гарри не знал, как интерпретировать этот
взгляд: то ли это была злоба, то ли, наоборот, насмешка над его потугами. Затем
ярость остыла, оставляя лишь пепел из презрения, что выливался в словесные
колкости и желание уязвить; сейчас же всё и вовсе изменилось — они обменялись
ролями.
«Том, Том, Том… Том! Тебя хватил удар из-за последних новостей?»
Не совсем понимая как, но Гарри чувствовал раздражение, исходящее от
бумаги, и ещё больше распалялся.
«Или, может, ты занимаешься там чем-то непристойным? — ухмыльнувшись,
он промокнул перо и продолжил: — Тебя так завели мои вчерашние страдания?
Не мог дождаться, чтобы я поскорее свалил, и засунуть руку в штаны? Настоящий
садист!» — с удовлетворением поставив восклицательный знак, он хохотнул, в
мельчайших подробностях представляя недовольную мину.
Скромное наслаждение от этой маленькой мести разлилось по телу, а вот
ожидания, что дневник воспламенится от чужой злости, не оправдались.
Вновь глянув на часы, он с сожалением заметил, что до трёх ещё оставался
целый час — слишком долго, а он не представлял, чем ещё может себя занять.
Хотя это были лишь оправдания, чтобы поскорее увидеть скорченную рожу.
Захлопнув дневник, Гарри буквально выскочил в коридор, чуть не врезавшись в
дверь, ибо совершенно забыл о наложенных чарах, а затем, не медля ни секунды,
сбежал по лестнице на этаж ниже.
Около двери Риддла он, наоборот, притормозил немного и дёрнул за ручку,
ожидая, что та будет закрыта, но преграды не оказалось, и по инерции Гарри
грузно ввалился в комнату. Повиснув на ручке, он выпрямился и услышал резкое:
— Разве уже три?
— Где твоя палочка? — Гарри захлопнул за собой дверь и обернулся к Риддлу.
Тот сидел в своём уже, можно сказать, любимом кресле и держал дневник одной
рукой, а во второй был стакан… С алкоголем? — Ты собирался напиться перед
процедурой? — удивлённо пробормотал он, а следом прищурился, сделав
угрожающий шаг вперёд.
Янтарная жидкость покачивалась вместе с движением руки. Когда Том
отложил тетрадь в сторону и поднялся, сделав глоток и буквально ошпарив
Гарри злобным взглядом, он ощутил раздражение.
— Повторяю: где твоя палочка?
— Ты пришёл ради дела или палочками мериться? — презрительная усмешка
165/676
тронула губы. Том неторопливо поставил стакан, растягивая каждое движение с
каким-то показным наслаждением, и вопросительно вскинул брови. — Могу
показать, если хочешь.
Гарри, наверное, должен был оскорбиться, ну или смутиться, но вместо этого
шагнул ближе и вскинул голову, выпятив подбородок.
— Покажи, — почти ласково прошептал он.
— Уверен, что потом сможешь спокойно спать?
— Покажи!
Том скользнул рукой по столу, а в следующий момент медленно, почти
играючи крутил тисовой палочкой.
Чары невидимости.
Гарри ощутил мимолётное волнение, но виду не подал, лишь заинтересованно
склонился вперёд. Насыщенный карамельный цвет дерева привлёк внимание: он
впервые мог осмотреть её неторопливо и вблизи.
— Дамблдор, — заключил Гарри и коснулся её, а Риддл не отвёл руку,
напротив, поощрительно позволил утолить любопытство. — Зачем скрывал?
Сейчас ты только номинально невольник, — криво усмехнулся он, скользя
пальцем от кончика до основания опасного орудия, пока не ткнулся в ладонь
Риддла, ощутив тепло. Незаметно мазнув по коже, Гарри убрал руку и спрятал за
спину.
Эта палочка была его проклятием, и он на мгновение возжелал сломать её.
Распотрошить.
— Я не скрывал.
— Неужели? А контрзаклятие манящих чар? — хмыкнул он, заметив, как
Риддл напрягся. — Или не ты делал вид, что пользовался моей палочкой?
— Выжидал, когда сам догадаешься. Альбус дал тебе месяц, меня же этот
срок немного оскорбил, — Риддл склонил голову, с натяжкой усмехнувшись, —
поэтому я сделал ставку на неделю.
— Вы оба проиграли.
Хотелось бы возмутиться, но от Альбуса Дамблдора Гарри стал ожидать чего
угодно. Даже если завтра тот пришёл и признался бы со скорбной миной, что
является его дедом, дядей или потерянным братом близнецом, Гарри бы не
удивился.
— Раз ты здесь, приступим, — безразлично предложил Том, убирая палочку.
Насупившись, Гарри мазнув взглядом по комнате, затем больно ущипнул себя,
тут же сморщившись ещё больше, и вкрадчиво сказал:
— Доволен собой? — он понизил голос, сделав шаг вперёд. Риддл, не
изменившись в лице, подхватил стакан и отпил, точно собирался наблюдать за
очередным утомительным спектаклем в его лице. Отняв напиток, Гарри
опустошил стакан залпом и с громким стуком поставил его на стол. Горло тут же
обожгло, а дыхание перехватило, что пришлось как нельзя кстати. Облизав губы,
он злобно пробормотал: — Я всё знаю… Знаю, что случилось десятого февраля
1942 года.
Прищурившись, Гарри буквально въелся взглядом в бледное лицо напротив.
Он дотошно разглядывал малейшие изменения, словно от этого зависела его
жизнь. А изменения были: лицо будто окаменело, губы раскрылись и дрогнули,
зрачки расширились, затопив алую радужку, а брови сошлись на переносице —
лицо заострилось. Гарри казалось, коснись он скулы и порежется. И всё же
Риддл не выглядел злобным, скорее испуганным. Если выражение на его лице
вообще можно было идентифицировать как страх.
Воздух стал тяжёлым, буквально заискрив, и Гарри невольно отступил.
Огневиски вместо того чтобы притупить чувства, обострил их: сейчас в комнате
витала почти осязаемая угроза.
Он вздёрнул взгляд, плотно сжав губы. Раз уж начал, Гарри решил играть
свою роль до конца. А конец наступил довольно-таки быстро: острая боль
166/676
пронзила висок, а по разуму словно лопатой прошлись, разбрасывая в стороны
всё ненужное.
Раздался довольный вздох.
— Я оценил вашу маленькую диверсию. — Гарри больно дёрнули за запястье,
притянув к себе. Он всё ещё пытался отойти от такого грубого проникновения в
разум, ибо в сравнении с незаметным присутствием Ваблатски, Риддл, казалось,
специально старался быть как можно заметнее. — Трусливый щенок, — на
последнем слове голос понизился, а гласные растянулись, — ты думал, что
можешь обмануть меня? Уже жалею, что решил вас познакомить.
— Зачем же ты сделал это? — мотнул Гарри головой, собирая мысли в кучку.
Риддл промолчал, лишь сильнее сжал руку, отчего, казалось, даже кости
хрустнули.
— Не трогай её, — вполголоса попросил он, заметив стальной блеск в глазах,
но страха по-прежнему не ощущал. — Ваблатски мне ничего не рассказала, и я не
буду пытаться ничего узнать, Том! Она не виновата!
— Малышу Поттеру так нужен наставник, что он готов в коленях валяться,
умоляя за жизнь почти что незнакомки, — притворно-ласковым тоном заговорил
Риддл, а Гарри закусил губу, чувствуя, что в который раз проиграл. — Так зачем
же я это сделал? К кому бы ты потянулся со своей извращённой нуждой в
старческом плече? К Шеклболту или, — о, ужас! — к Слизнорту?
Гарри моргнул, а затем вывернул запястье, вцепившись пальцами в его руку,
и дёрнул на себя.
— Меня мучает один вопрос. Нет, на самом деле их много, но… ответ от тебя
можно получить лишь по талонам, — заметив немой интерес в глазах Тома, губы
Гарри расплылись в слабой улыбке. — Что ты стащил у Слизнорта, когда так
«искусно соблазнял» его? Уверен, что ингредиенты, — сам себе ответил он. —
Чуть не забыл: мне по нраву твоё плечо, — вернул Гарри полный наигранной
ласки тон, — и по возрасту тоже подходит.
— Офелия плохо на тебя влияет, — хмыкнул Том. — Сначала достань до моего
плеча. И да. Это были ганглии ведьмы.
Гарри запустил ладонь в его волосы, сжав мягкие пряди в кулаке, и
приблизился.
— А Слизнорт, слишком взволнованный твоими действиями, не заметил
пропажи ценного ингредиента.
На секунду ему показалось, что в глазах Тома промелькнуло одобрение, но
это призрачная эмоция сменилась заинтересованным блеском:
— Решил поддаться своим желаниям?
Чертыхнувшись, он словно в колодец с ледяной водой окунулся. Следуя
правилам игры, Гарри и правда забылся, позволил быть ведомым в этой
непонятной беседе.
— У меня в отношении тебя нет никаких желаний, — отрезал он.
Риддл резко отпустил запястье, и Гарри ощутил, как скользит назад, пока не
упал навзничь поверх покрывала. Изумлённо наблюдая, как Риддл склонился,
упираясь руками по обе стороны от головы, он сглотнул. Сердце билось где-то в
желудке, а руки дрогнули то ли от желания оттолкнуть, то ли, наоборот,
притянуть ближе.
Сердце неприятно ёкнуло. Сейчас кровь не бурлила от вожделения; он не был
возбуждён, и желание не затуманивало рассудок, но Гарри отчаянно хотел
прижаться губами даже в беглом, до смешного невинном поцелуе.
«Замечательно, Поттер, признайся ещё, что соскучился», — отчаянно
хотелось, чтобы ядовитая мысль принадлежала пропавшему двойнику. До крови
прокусив щеку изнутри, он неподвижно застыл, пытаясь переварить неудобную
правду.
— Приступим? — промолвил Риддл вполголоса, выжидающе поглядывая
сверху вниз.
167/676
— Да, — еле слышно ответил Гарри, нервно раскинув полы мантии. Он не
совсем понимал, зачем Том выбрал такую позу, весьма неудобную — или же
смущающую, — а потом просто потерялся в ноющей боли по всему телу. Гарри
был даже благодарен — она выбила все нелепые мысли из головы.
Сегодня болевые ощущения были интенсивней: тело пронзало тысячами
маленьких осколков раз за разом. Дыхание сбилось, и, комкая покрывало в руках,
он тянул его на себя, словно мог спрятаться под ним от непрерывных мук.
Поза никак не повлияла на ощущения. Они прибавились к вчерашним, и Гарри
со стороны услышал собственные жалобные всхлипы, а когда сфокусировал
взгляд, заметил на лице Тома улыбку: сытую и блаженную — тот был явно
доволен причиняемыми страданиями и даже не пытался этого скрыть.
Сцепив зубы, Гарри проглатывал стоны, но взгляда не отводил. Нельзя.
А затем, когда всё кончилось, его вышвырнули из комнаты, как нашкодившего
щенка, со словами: «Завтра будь пунктуален». Дверь вновь захлопнулась,
прежде чем он успел что-либо возразить.
Гарри смотрел на тёмную поверхность, но не видел. Он задумчиво
поглаживал палочку, пребывая в сомнениях: стоит ли разворотить стену к чертям
и заглянуть внутрь или же нет?
Нехорошее предчувствие поселилось внутри, отговаривая от решительных
действий, от движимых эмоциями деяний. Интуиция буквально вопила: «Нет!» —
и Гарри почему-то отступил, прислонился к стене, буравя мешающую дверь
взглядом. Если бы только он мог видеть сквозь предметы…
У него были три теории: или Том, вопреки логике и антитрансгрессионному
заклятию, переносился, или он над чем-то работал, несомненно, секретным и,
разумеется, очень тёмным, или просто не желал терпеть его присутствие без
необходимости. Последнее выглядело более правдоподобно, но вызывало
неприятную тяжесть на сердце.
Интригующим и ужасающим было иное: выбери он другой вариант, Риддл бы
так же им попользовался, а потом выпихнул из постели, захлопнув дверь перед
самым носом, мол, «гуляй, Поттер, нечего тебе здесь делать»? И как бы поступил
он тогда? Обиделся? Оскорбился? Перестал бы с ним разговаривать?
Как будто Риддлу есть до этого дело.
Потерев лицо, он поморщился. Мышцы одеревенели и неприятно ныли, точно
он часами бегал. Дышать полной грудью было больно: внутри покалывало, как
если бы спицей проткнули насквозь. А частичная эмоциональная опустошённость,
наоборот, порадовала — он вдруг со стороны увидел их взаимодействие и
задумчиво потёр лоб: за исключением приятной компании Ваблатски, его день с
точностью повторил прежний.
Остро захотелось увидеть провидицу. Гарри, переполненный противоречиями,
с одной стороны, боялся, что ненароком мог поставить её под удар, а с другой —
уверял сам себя, что раз она пошла на такой риск, может, он просто излишне
взволнован и делает из мухи слона. Однако, вероятность того, что она окажется в
опасности, всё-таки была.
«Не стоило его дразнить», — тяжело вздохнув, он вперил упрямый взгляд в
дверь, прищурился и застонал от отчаяния.
Весь год тот был паинькой, можно сказать, необычайно тихий и на удивление
спокойный. Если бы Гарри не доверял Альбусу, подумал бы, что кто-то применил
оборотное зелье и просто издевается над ними. Он пытался разглядеть ростки
безумия в алых глазах и натыкался лишь на безразличие, старался увидеть
всепоглощающую ярость, того, кто издевался над ним, продолжая пытать уже
«мёртвое тело» на потеху толпы, но встречался лишь с обоснованным гневом —
как реакция на его, Гарри, издевательства. И то не всегда. Том чаще
игнорировал, чем давал волю эмоциям.
Гарри вспоминал, как язвительно обратился к нему: «Мой повелитель,
соизволите это съесть, или мне лишить вас еды на… месяц, например?». В тот
168/676
день Гарри попросил эльфа приготовить и лично принёс ему жареную змею на
шпажках. Риддл брезгливо уставился на блюдо, затем предельно медленно взял
деревянный кончик и впился зубами в мясо, чтобы следом вытянуть шпажку, не
сводя с него насмешливого взгляда. Тогда Гарри впервые ощутил горечь от
проигрыша.
Он не мог не вспоминать задумчивые слова Снейпа на вокзале Кингс-Кросс:
«…Связанный с тобой двойной связью, соединивший ваши судьбы так прочно, как
ещё никогда в истории не были связаны между собой двое волшебников». И
только сейчас, когда в Риддле не было и капли его крови или защитных чар
матери, наоборот, это Гарри стал сосудом для чужих чар, он чувствовал эту связь,
что вносила смуту в душу и тело, столь неправильные узы, что хотел разорвать
их на куски. Отречься.
Снейп хмуро потребовал тогда: «Вспоминай, Поттер, что Тёмный Лорд сделал
по своему невежеству, алчности и жестокости». Гарри смотрел на Риддла,
сомневался, подозревал и ненавидел. А теперь он не понимал, что чувствует и
что должен делать, тем не менее предельно ясно осознавая, что им вертят в
разные стороны, указывая куда смотреть, пока остальное продолжает скрываться
в тени.
«Я думал, он придёт…» — так Волдеморт сказал в лесу. Гарри постоянно
перематывал их последнюю встречу, цеплялся за детали, за интонацию, за позу
Волдеморта, когда тот стоял спиной, точно читая молитву, за ту горькую улыбку
на его лице и явственно ощущал, что упустил нечто важное.
Гарри вытянул это воспоминание и просматривал его в омуте памяти раз за
разом, — и то выражение лица не давало ему покоя. Почему оно виделось
гримасой скорби — улыбкой полной сожаления?
«Что ты там ищешь, Поттер? — безразлично спросил Риддл, стоило задать
интригующий его вопрос. — Я сожалел тогда лишь об одном — что не смогу убить
тебя снова. Но как видишь, второй шанс у меня всё-таки появился».
Затем был Хогвартс. Он лежал у его ног, посматривал сквозь полуопущенные
веки и тогда ничего не замечал. Гарри казалось, что Волдеморт трепещет от
своей победы, выжидает, жадный до убийства, чтобы кто-то отказался
присоединиться, и он смог бы обагрить руки кровью очередного бунтаря. Но,
просмотрев с десяток раз те фрагменты, он подметил нечто иное, что из-за
стресса и самой ситуаций попросту пропустил: усталость. В каждой чёрточке
неживого бледного лица был отпечаток смертельной усталости. Возможно, это
были просто фантазии, а измученность Волдеморта – последствие уничтожения
крестражей. Возможно.
Он помнил, как среагировал Тёмный Лорд на своё имя во время финальной
битвы, а весь этот год он словно и вовсе не обращал на это внимания. Гарри по
слогам разбирал их последний разговор, то, как пытался достучаться до Риддла,
но тот бахвалился и отказывался слушать. Величайший тёмный маг казался ему…
глупцом? Да, именно так. Нынче этот глупец тыкал его самого носом во все
оплошности, делая из Гарри полного идиота.
Когда он пробовал вывести Риддла на откровенный разговор, намеренно
провоцируя и пытаясь уязвить его глупостью во время дуэли, то ничего, кроме
наигранного недоумения, от него не получал и лишь ещё больше запутывался.
«Меня поражает в самое сердце, что ты был недоволен моей финальной
речью, — словно издеваясь, он использовал тот самый ласковый тон. — Настолько
недоволен, что часами торчишь в омуте памяти».
«Я пытаюсь понять, как так вышло, что ты до сих пор здесь», — процедил
злобно Гарри.
«Ну что ж, если выяснишь, не забудь меня оповестить. — Том шагнул к нему,
коснулся бегло, еле заметно лица и всё тем же мягким тоном добавил: — Мне
ведь тоже очень интересно». А затем ушёл, оставляя Гарри в полном смятении.
Сейчас же, когда Риддл постоянно менял маски, Гарри думал — возможно, все
169/676
те странные эмоции и правда были лишь миражом; он так хотел что-то
обнаружить, что просто цеплялся к мелочам. А потом снова сомневался, и так по
кругу: словно бегущая по лабиринту мышь, Гарри запутался в хитроумной
головоломке.
Прикрыв на мгновение глаза, Гарри вновь возмущённо вспыхнул. Риддл даже
об Экриздисе ничего не спросил, точно ему было совершенно наплевать, что тот
собирается появиться где-то поблизости, хотя вчера чуть не лопнул от злости,
стоило Гарри умолчать о видении.
Так что, или он сходил с ума, или у Риддла действительно раздвоение
личности, что, впрочем, не стало бы сюрпризом. В любом случае думать об этом
просто бессмысленно, поэтому в своё время он перестал пересматривать
воспоминания. Ответов всё равно не получить, только одна сплошная сумятица и
головная боль.
Шумно вздохнув, он опустился по стене вниз, поправил мантию и скрестил
ноги, сев по-турецки. Прикрывая глаза, Гарри медленно и по кусочкам
воссоздавал уже знакомую картину, а затем погрузился в неё, пользуясь
временной эмоциональной пустотой и отрешаясь от всего лишнего, даже от
настырных мыслей о Волдеморте.
Но мысли о Волдеморте не хотели отрешаться от него.
«А зачем ему понадобились ганглии ведьмы?»
***
Он до глубокой ночи просидел в библиотеке Блэков, пересматривая все книги

о зельях, но так и не нашёл стоящего зелья, где бы использовался этот
ингредиент. Ганглии ведьмы — редкое растение, а круг применения был весьма
ограничен. Ничего не подходило, и Гарри даже сожалел о своих ограниченных
знаниях в данной сфере. Стоило бы заскочить в библиотеку Хогвартса, но он
категорически не хотел столкнуться с Дамблдором.
Поутру Гарри наведался в Косой Переулок, чтобы прикупить оставшиеся
подарки и пару бутылок черничного вина, доподлинно зная, как сильно оно
нравится Джинни. Это был не откуп или оправдание, он просто хотел дать
понять, что прекрасно помнит о её предпочтениях. Тонкий намёк, что он — всё
тот же самый Гарри и знает её, как никто другой; они слишком много пережили
вместе, и их отношения не должны заканчиваться таким вот образом.
Совершенно нелепым образом для двух столь близких людей. Это было
воплощением его ожиданий, и он ухватывался за призрачную надежду с
упёртостью осла. Особенно после вчерашних назойливых мыслей, что крутились
днём и ночью вокруг Риддла.
Купив последний подарок, он в нерешительности постоял перед Лютным
Переулком, сгорая от желания наведаться к Ваблатски, но всё же решил, что это
будет неуместно — вернуться буквально на следующий день. Провидица,
наверное, тоже занята в преддверии Рождества и ничем ему не обязана. Он же
не может поселиться там лишь потому, что ему так спокойней?
И всё же опасность существовала, но здраво оценить её степень Гарри не
мог. Когда Риддл будет окончательно свободен в перемещениях, он хотел
обезопасить её лавку, а также сам дом, если Ваблатски позволит. Но каким
именно образом обезопасить, он не представлял. Разве что караулить Тома под
дверью заведения — воистину тупой план.
Гарри сокрушённо потёр шрам, точно желая его стереть.
«Том это, Том то… Том, Том, Том!» — заскрипел он зубами. У них проблема с
вымершим как много веков назад колдуном, а все его мысли забиты
Волдемортом. Тем более он сам сказал, что больше не будет вмешиваться в дела
170/676
Риддла, что сейчас, если учесть, как он уже начал строить планы по защите едва
знакомой волшебницы, выглядело абсурдным.
— Гарри Поттер? — послышался восторженный голос за спиной, и он тут же
обернулся. — Я знал, что это вы, мистер Поттер! — мальчишка аж подпрыгнул,
сияя белозубой улыбкой. — Вы направляетесь к госпоже?
У него в руках была корзинка — тот явно делал какие-то покупки или бегал по
поручениям.
— Рождественские мелочи, — указывая на пакеты, стоящие у ног, пояснил он.
— Эдмунд, зови меня просто Гарри.
— Вы запомнили моё имя, мистер Поттер! — послышался робкий шёпот.
Голубые глаза засияли и, забавно ойкнув, он поправил сам себя: — Простите,
просто Гарри.
Гарри невольно задержал взгляд на вихрях больше медовых, нежели рыжих
волос, как ему изначально показалось в полумраке комнаты, и ощутил необычное
желание — потрепать парня по голове.
— А когда вы придёте вновь? — щебетал он. — Это, конечно, смущает, но я с
нетерпением жду наших тренировок! Госпожа только недавно взялась за моё
обучение. До этого она говорила, что я слишком юн для создания ментального
щита, а ещё я очень рассеянный и никак не могу… — он вдруг замолк и залился
краской. — Я вас утомил, да? Простите, мистер Поттер… Ой, Гарри! Я много
болтаю, когда нервничаю, и госпожа Ваблатски говорит, что иногда нужно уметь
вовремя заткнуться, — он досадливо закусил губу, опустив взгляд, и неловко
помял ручку корзины.
Гарри внезапно рассмеялся, склонив голову.
— Давай перейдём на ты, — всё так же улыбаясь предложил он, пуще
прежнего желая потрепать мальчишку по волосам. — Во сколько же лет ты хотел
начать обучаться?
«В одиннадцать, что ли?»
— В четырнадцать, сэр, — поведал он официальным тоном, а Гарри не смог
скрыть смятения. — Но госпожа согласилась только полгода назад. Всё
твердила: «Психика не окрепла… Ещё рано… Это может навредить тебе…» Скоро
мне стукнет шестнадцать, но не могу сказать, что стал более собранным. Всё так
же отвлекаюсь на мелочи и не могу долго противостоять госпоже, — горестно
вздохнул Эдмунд.
Щуплый невысокий паренёк казался совсем ещё юным или, возможно, это
Гарри просто казался взрослее своего возраста.
— Где ты учишься? — задумчиво поинтересовался он.
Мальчишка покраснел, замялся и промямлил:
— В Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс, сэр.
— Но я тебя не видел на уроках, — озадаченно потёр подбородок Гарри.
Возможно, со всей этой вознёй вокруг Риддла он просто не обратил внимания.
— Я не окончил обучение. Когда был введён режим «Сами-Знаете-Кого», —
еле слышно шептал он, — школа стала небезопасным местом для таких, как я.
Госпожа взялась лично за моё обучение, но я хочу окончить школу чуть позже.
Обязательно! Даже намеревался в этом году, ведь там… — он запнулся, алый
румянец залил лицо.
Гарри, хмыкнув, вскинул брови.
— Хотел, чтобы я был твоим профессором?
— А кто бы не хотел?! — воскликнул он, а голос дал петуха, странно
сорвавшись на последней ноте, и Эдмунд робко кашлянул. Затем он вздрогнул,
глянул на часы: глаза широко раскрылись, выдавая потрясение. — Мистер
Поттер, мне нужно бежать! Госпожа Ваблатски голову мне открутит, если
опоздаю… Она очень строга в этом плане! То есть в плане пунктуальности. Не то
чтобы она любит проклинать, вы не подумайте ничего плохого!.. Всё, я побежал!
— До встречи, Эдмунд, — с улыбкой кивнул Гарри, а тот неловко подхватил
171/676
корзину и, окинув его печальным взглядом, точно не хотел вообще никуда идти,
побежал. По дороге парень чуть не навернулся, оглянулся на Гарри, вновь
раскрасневшись, и исчез за углом.
Чудной.
Настроение несколько улучшилось после этой неожиданной встречи, а потом
опустилось до нуля.
Вернувшись домой, он с раздражением заметил, что уже пятнадцать минут
четвёртого.
Опоздал.
Риддл встретил на пороге комнаты, не сказав ни слова, «присосался глазами»
подобно дементору, — Мордред его за ногу, — и когда был доволен, вытолкнул
Гарри, словно опустошённый фиал.
В этот раз он не сдержался.
Гарри всё-таки протаранил стену, вошёл, схватил Риддла за запястья и снял
ограничители; всё равно от них не было никакого проку, а напряжённо следить
весь вечер за тем, чтобы Уизли не заметили тонкую линию татуировок, он не
хотел.
После использования браслеты были бесполезны, о чём он сожалел сильнее,
чем о проделанной дыре в собственном доме.
— Оставь их мне, — единственное, что сказал Риддл.
— За эти три дня… сколько силы ты забрал?
— Около двух процентов, — отозвался тот, не поворачиваясь, будто даже
смотреть на Гарри не хотел.
Он молча опустил наручи на стол и покинул комнату. По дороге Гарри
попросил Кричера сделать что-нибудь с дырой, хотя мог бы и сам восстановить
стену, но сейчас желал одного — быть подальше от этой комнаты. А если Риддл
собрался создавать из использованного артефакта очередной крестраж —
пожалуйста.
Плевать.
Они стали лишь красивой побрякушкой.
Его больше волновали те два процента. Такое ничтожное количество
означало, что Риддл продолжит его мучить, упиваться его болью, а затем
выбрасывать, словно какой-то мусор, — и это продлится довольно-таки долгое
время. Сколько ещё он выдержит?
Когда ему больнее от чужого пренебрежения, чем от физических ощущений.
Перед глазами всплыло хладнокровие, с которым его вытолкнули из комнаты,
а затем прямая спина — Том даже не обернулся, услышав взрыв. Только когда
Гарри дёрнул за руки, тот одобрительно улыбнулся, но не ему, а чему-то другому.
Тряхнув головой, он с горечью усмехнулся: замеченные ранее взгляды,
тронутые тревогой, были его фантазией, настоящей игрой разума, как и та
печальная улыбка в лесу. Само желание рассмотреть в лице Риддла сочувствие
или толику вины было смехотворным. Хотелось смеяться, задыхаться от смеха, но
поддельное веселье горчило, а уголки губ тянулись вниз помимо воли. Он ждал
сочувствия от Волдеморта, чьей второй натурой было применять налево и
направо непростительные, а пытки — даже собственных соратников — приносили
ненасытное удовлетворение. Гнетущее ожидание чужого раскаяния — своего
рода фантастика. Сказка о волшебниках, в которые он не верил, пока сам не стал
одним из них.
Приложив ладони к лицу, Гарри яростно потёр, а затем спутал волосы,
потянув за них в попытке собраться с мыслями, наконец прийти в себя.
Часы пробили семь.
Гарри забрался в ванную, прикрыл глаза, пытаясь хотя бы сегодня правильно
выполнить задание, порученное Ваблатски. Отчасти получилось, а отчасти он
просто задремал. Хорошо хоть эмоции уснули вместе с ним, не мучая кошмарами.
Димбл разбудил в полдевятого и то потому, что Гарри чуть не захлебнулся,
172/676
погрузившись в воду.
Домовик избегал его на протяжении этих дней и только виновато пялился,
когда попадался на глаза. Гарри попытался с ним поговорить, ведь это не его
вина, что Альбус дал такой приказ, а он сам был излишне любопытен, однако
Димбл только мотал головой и тут же исчезал. Как и сейчас: пролепетав нечто
странное, он кивнул, а затем испарился.
Досадливо поморщившись, Гарри надел обычную магловскую одежду —
джинсы да свитер поверх рубашки — и отправился к камину. Но на третьем
этаже застыл как вкопанный, сверля взглядом тёмный коридор. В крутящийся
вокруг сочельника водоворот мыслей проникла другая — обескураживающая. Что
собирался делать Риддл в рождественскую ночь?
«Скорее всего, он просто ненавидит этот праздник», — чувство тоски
заполнило грудную клетку и вырвало сдавленный вздох.
Он уже хотел продолжить спускаться дальше, но ноги не слушались.
Обречённо посмотрев на потолок, затем на пол, точно искал там ответ на толком
не сформулированный им вопрос, Гарри мотнул головой и позвал Димбла.
— Можешь отнести… — От праздничного ужина тот, скорее всего, откажется,
так что Гарри сделал выбор сразу же. Прочистив горло, он вновь заговорил: —
Отнесёшь Риддлу кофе по-ирландски?
Затем озадаченно глянул на эльфа — вдруг тот незнаком с напитком? Он
никогда не интересовался, умеют ли домовики готовить любое блюдо или есть ли
у них какие-то ограничения.
— Гарри Поттер может не волноваться, Димбл знает рецепт и даже
усовершенствовал его. Мистер Риддл останется доволен. О-очень доволен. Что-
нибудь ещё? — тот заговорщицки улыбнулся. В огромных глазах вновь засиял
утраченный блеск, словно маленькое задание вернуло его к жизни.
— Да… Пожалуйста, не говори, что я поручил тебе, — еле слышно сказал он, а
эльф кивнул, довольно прищурившись.
Глупо, конечно, но дело сделано.
Это было моментным порывом, и, наверное, судя по недавним событиям,
Риддл больше оценил бы цельную бутылку огневиски, а не сладковатый напиток
со сливками и пряной каплей алкоголя. Это же не презент. Так, мелочь. Пустяк.
Да и что можно было бы подарить Тёмному Лорду? Чёрную мантию? Гель для
укладки волос?
Не желая того, Гарри представил его лицо, когда тот бы открыл подарок, и не
сдержал лукавой улыбки. А затем упёрся лбом в стену, зажмурив глаза… Что
вообще происходит? Даже если он может перестать думать, то не думать о кое-
ком просто невозможно.
Проклятие.
Отмахнувшись от самого себя, Гарри сделал обязательный крюк через
кабинет в Хогвартсе, чтобы не оставлять камин открытым, и оказался в Норе.
О да, у него самое что ни на есть праздничное настроение.
Нацепив улыбку, он заметил, что опоздал на целых пятнадцать минут.
Гермиона будет в ярости.
Примечание: На вокзале вместо Дамблдора Гарри встречает Снейпа по понятным

причинам.
гаммечено~
173/676
Примечание к части Спасибо всем! Это поразительно, что вас столько собралось
здесь!
Глава 13. Любовь стынет в жилах
Я могу чувствовать привкус крови в воде,

Могу ощущать, как разливается тепло,
Однако моё сердце неумолимо холодеет.
Я рос, наблюдая, как ты меняешься от сезона к сезону,
Ты была тем, во что я верил,
А теперь любовь остыла.
Ты оберегала меня, пока вода не замёрзла,
И стало слишком сложно удерживать меня,
Покуда ты не отпустила.
И всей крови, что осталась в сердце,
Недостаточно, чтобы согреться.
Теперь любовь стынет в жилах.
World's First Cinema — Red Run Cold
Не прогадал.
— Гарри!
Напротив камина, скрестив руки на груди, сидела Гермиона и буравила
нечитаемым взглядом. Вопреки грозному тону, на лице играла довольная улыбка.
— Прости, задержался немного, — виновато пробормотал Гарри, и тут же был
заключён в тесные объятья. Видимо, с тех пор как они стали редко видеться,
такое приветствие превратилось в своего рода ритуал.
Удержав на лице улыбку, внутренне он весь сморщился: тупые болезненные
ощущения до сих пор расползались по телу, сковывая каждое движение. Была
некая закономерность: к утру боль обычно исчезала, оставляя за собой лёгкое
онемение. Но об этой немаловажной детали он просто забыл. Весь день мысли
текли в совершенно иное русло, а нужда перенести сеанс на другое время
потерялась среди всего этого обилия Тома в голове.
— Гермиона, мама тебя ищет… Ты скоро дырку взглядом просверлишь в
камине, — раздался звучный голос Рона, а затем появился он сам. — О! Гарри!
Ещё пять минут, — и она собиралась штурмовать твой дом!
Он рассмеялся и приобнял Рона, похлопав по плечу.
— Я банально уснул.
— Кому ты рассказываешь. Тут такой бардак творится, — шёпотом промолвил
он, поглядывая по сторонам. — Они решили праздновать в саду!.. Мол, народу
много собралось. В гостиной не поместимся, а на кухне тем более, и Флёр
предложила обустроить сад…
Гарри удивлённо обвёл взглядом праздничную обстановку, подмечая про
себя, что, скорее всего, это Гермиона постаралась. В прошлом году она замучила
их: Рон прищемил руку, чуть не забил себе гвоздь в палец, Невилл свалился с
лестницы, не видя дороги за коробкой с игрушками, а Чарли обжёг ладони, когда
пытался достать подгоревшее печенье из духовки.
— Будем лепить снеговиков, пока не превратимся в сосульки?
— Да ты что! В этом всё и дело. Перетаскали мебель, наложили кучу чар, я
даже о таких и не знал… Чары тёплого снега — ты слышал о них? Я вот никогда!
174/676
— Рон нахмурил лоб и возмущённо глянул по сторонам.
— И его это удивляет, — Гермиона закатила глаза.
— Зажгли светильники и костры, навешали везде украшений — они как с ума
сошли, — игнорируя колкость, продолжал доверительно шептать тот. — Мама
развернула активную деятельность: вся Нора ходуном ходила. Хуже, чем перед
свадьбой Флёр и Билла, уж поверь!
— Лучше бы помог, вместо того чтобы по спальням прятаться, — с наигранной
угрюмостью заявила Гермиона, а затем потянула Гарри за руку. — Пойдём
покажу.
Успешно преодолев заставленную гостиную, его потащили на кухню. Там и
правда творился полный хаос: было жарко, везде клубился пар, а
многочисленные кастрюли помешивали содержимое самостоятельно. Блюда
переносились с одного стола на другой, заполнялись яствами и вылетали через
окно. А насыщенный аромат еды вскружил Гарри голову — желудок тотчас
заурчал, напоминая, что, кроме нескольких тостов за завтраком и чашки кофе, в
желудке больше ничего не было.
— Гарри, милый! Надеюсь, ты голоден, потому что я немного переборщила с
количеством блюд! — Миссис Уизли налетела на него, торопливо заключив в
объятья. В её маленьком, но довольно-таки крепком теле было столько силы, что
внутри что-то треснуло. Помимо воли, уголки губ опустились, но Гарри тут же
расплылся в широкой улыбке, маскируя гримасу боли.
— Голодный как волк. — Он тут же склонился, чмокнув её в щёку, дабы
высвободиться из цепких объятий. Знакомый запах сдобы и домашнего мыла
приятно защекотал ноздри, и улыбка стала естественной. — Рад вас видеть!
Только сейчас Гарри понял, насколько сильно скучал по неповторимому уюту
Норы. Здесь он провёл самое счастливое время своей жизни — время, когда
внутри расцвело ощущение принадлежности к чему-то. У него появилась семья.
Бесспорно, были и сложные моменты, смертельно опасные, когда жизнь висела
на волоске, но этот дом был пропитан воинственным характером Уизли —
негативным эмоциям места просто не нашлось.
Внезапно в рот что-то сунули, и он машинально прожевал.
— Как тебе? Новый рецепт, — взволнованно спросила миссис Уизли,
заглядывая в глаза.
— Офень вкусно…
— Ма, испофтишь нам аффетит, — Гарри заметил, что Рон тоже жуёт, и криво
ухмыльнулся.
— Ты прав! — подпрыгнула она и толкнула обоих к двери. — Всё-всё! Идите-ка
отсюда и не мешайтесь. У меня ещё столько дел… Ох. Перси?! — заорала она так,
что даже на верхнем этаже было слышно, наверное.
Гермиона нашлась около входа. Она о чём-то перешёптывалась с Флёр.
— Наконец-то, Гарри! — воскликнула та с присущим ей лёгким французским
акцентом. Он ловко отодвинулся в сторону, делая вид, что спускается, и
сознательно оступился — всё, дабы избежать ещё одних тесных объятий.
— Привет-привет, — в замешательстве пробормотал он, удержавшись за
перила.
Флёр тут же спохватилась и расцеловала его в обе щеки, шепнув между
делом:
— Что-то ты нездорово выглядишь…
Гарри незаметно подмигнул ей, отстраняясь, и сменил тему:
— Мне сказали, ты инициировала целый переворот в семействе.
Флёр несколько озадаченно осмотрела его, и следом в кармане джинсов
оказалось нечто тяжёлое и холодящее. Флакон с зельем? Когда он поднял взгляд,
Флёр незаметно улыбнулась и подмигнула в ответ.
— Переворот — не то слово, — шутливо подначил Рон и махнул рукой в
сторону огромного, уже известного Гарри, шатра.
175/676
Вдоль тропы располагались высокие чугунные факелы и освещали путь, а
внутри шатра всё было соткано из снега, льда и огня. Между столами,
переполненными едой, на полу возвышались снежные холмы, среди них
выглядывали разной высоты ёлки, вычурно украшенные игрушками, а вместо
гирлянд — тысячи огоньков переливались и танцевали, подобно светлячкам в
лесу.
Края шатра были усеяны елями и разными снежными фигурами: от простых
снеговиков до скульптур оленей, медведей и прочих животных и магических
тварей. При более пристальном внимании Гарри показалось, что те шевелились. А
потом над столом пролетела птица, оставляя за собой столпы из снежинок.
Однозначно они могли двигаться.
За пределами же горели костры, что испускали маленькие сгустки огня; те
хаотично передвигались вокруг, застывая в воздухе и освещая пространство.
Он заметил вдалеке трио из Артура, Джорджа и Билла, рядом стояла
Анжелина с маленьким Фредом на руках: ребёнок, посасывая палец, с забавным
видом наблюдал за огоньками, а затем махал пухлой ручонкой, пытаясь поймать
их.
— А где Невилл и Полумна?
— Полумна не смогла приехать, а Невилл сейчас с Чарли — обсуждают
драконов. — Рон чуть склонился и добавил, шепнув на ухо: — Тоже прячутся.
— Отлынивают, — недовольно протянула Гермиона и заинтригованно
уставилась на Гарри. Прежде чем она успела что-то сказать, он равнодушно
— Кстати, а в каких зельях используют ганглии ведьмы?
Гермиона вскинула бровь, чуть вздёрнула подбородок, напряглась,
сосредоточенно раздумывая, и наконец изрекла:
— Из того, что я знаю: настойка осознанных снов, зелье заблуждений, эликсир
Мортега, Напиток расширенных чувств… — загибала она пальцы, невидящим
взглядом уставившись вперёд. — Глоток лунного света и ядрёный тоник.
Все эти зелья Гарри знал, но ни одно не смогло дать желаемого ответа.
Настойка способствовала осознанному участию в собственных сновидениях.
Зачем это Тому? Зелье заблуждений — эквивалент заклинанию Конфундус, и он
вообще не понимал, зачем там используется столь редкий ингредиент. Эликсир
Мортега или как его ещё называли Дар Мортега — это яд. Отравленный умирал
«блаженной смертью» во власти сладостных видений. Опять же тупик: Риддл
скорее использовал бы губительный яд, дабы продлить муки, а не тот, что делал
смерть милосердной. Напиток расширенных чувств, как само название гласило,
усиливал все пять чувств, что было весьма полезно, но никакой связи Гарри не
находил. Глоток лунного света — кратковременное зелье улучшения голоса для
певцов, а ядрёный тоник повышал эректильную функцию у мужчин, с чем у
Риддла вряд ли были проблемы в том возрасте. Одни сплошные тупики.
В конце концов, Гарри прочитал всё, связанное с зельеварением, что смог
отыскать в библиотеке Блэков, от корки до корки.
— Это все? — уточнил он на всякий случай.
— Возможно, в странах Дальнего Востока есть ещё какие-то применения,
Гарри, — озадаченно заметила Гермиона, явно недовольная тем, что не смогла
удовлетворить его любопытство. — И запрещённые зелья, но, полагаю, ты не о
них спрашивал?
Вот именно, что о них!
— Нет конечно, — пожал он плечами.
— А с чего вдруг такое внимание к зельеварению? — вкрадчиво спросила она,
а в глазах заплескался неподдельный интерес.
— Просто заметил у профессора Слизнорта на столе. Он собирался варить
зелье, но не сказал какое, — нагло соврал Гарри.
Гермиона ещё что-то хотела спросить, но из кухни вылетело блюдо и, плавно
176/676
левитируя, пронеслось мимо них прямо к шатру. За тарелкой последовала лёгкая
завеса пара.
— Какой дивный запах, ещё немного и я стащу что-нибудь со стола, —
мечтательно прошептала Флёр, отвлекая всё внимание на себя, за что Гарри был
благодарен.
Следом вылетело ещё два. Безусловно, миссис Уизли превзошла сама себя:
еды хватило бы на половину Хогвартса.
— Слушай, — отвлёк его голос друга, — я не хочу вмешиваться в ваши
отношения, но Джинни наверху. Не знаю, что между вами снова произошло, но
она ещё не спускалась…
— Если не хочешь вмешиваться — не вмешивайся, — мягко улыбнулась Флёр,
а Гермиона поджала губы, недовольно косясь на Рона. Её красноречивый взгляд
так и твердил: «Ну я же просила тебя!»
— Я пойду поздороваюсь, — встрял Гарри, пока не началась жаркая дискуссия
насчёт их отношений, к которой можно приплести ещё более проблемные темы.
Дружбу с Драко, к примеру.
Он подманил оставленные около камина пакеты и всучил Рону, тут же
заскочив внутрь. Миссис Уизли была настолько занята, украшая блюдо, что даже
не обратила внимания, а вот Перси заметил. Гарри прислонил палец к губам, а
тот вежливо кивнул, позволяя беспрепятственно покинуть комнату.
— Перси, поддай огня в котёл… — мелодичный голос слился с раскатом
хохота, доносящимся сверху.
Чарли и Невилл спускались по лестнице, громко посмеиваясь. Давно он их не
видел, словно в другой жизни. И когда они успели так сблизиться?
Хотя было странно чему-то удивляться: Гарри за этот год полностью выпал из
реальности и только сейчас понимал, как, наверное, странно выглядело его
уединение для всех остальных. Он замер, скользнув взглядом по довольным
лицам.
— …И он подпалил ему зад. Симус выпучил глаза, а из ушей пар так и валит…
О! Привет, Гарри!
— Смотрите-ка, великий Гарри Поттер решил осчастливить нас своим
присутствием! — отсалютовал Чарли, театрально выпрямившись.
— Всегда к вашим услугам, — шутливо поклонился Гарри, и они крепко
пожали друг другу руки.
— Ты наверх?
— Ага…— еле заметно вздохнул он. — Вас, кстати, искала Гермиона, —
понизил голос Гарри до мрачного шёпота и, заметив испуганные гримасы, с едкой
ухмылкой добавил: — Ей надо кое-что поменять, переставить, подчистить,
повесить…— перечислял он, наблюдая, как с каждым словом они бледнеют всё
сильнее. — Так что удачи, ребята!
И, обогнув парочку, продолжил путь наверх.
Гарри заглядывал в каждую комнату, мысленно ругаясь, что не спросил о
местоположении Джинни. В её бывшей спальне она не нашлась, а Рон забыл
уточнить, какая именно комната это была. Может, даже чердак. С одной стороны,
он был рад маленькой отсрочке, с другой — ощущал лёгкое раздражение.
Впервые комнаты в доме не заканчивались, точно Уизли успели вновь расширить
Нору за этот год.
По пути он достал фиал с зельем, откупорил и выпил. Горьковато-сладкий
вкус заполнил рот, вязкая слюна застряла в горле. Добавив во флакон воды, он
запил всю эту гадость и с облегчением выдохнул. В груди потеплело: боль не
исчезла до конца, но заметно смягчилась. Утихла.
Идентифицировать зелье он не сумел, но Гарри перепробовал уже всё, до
чего смог дотянуться: Укрепляющий раствор, настойку растопырника и даже
экстракт бадьяна. Толку ноль. Попозже стоило бы поинтересоваться у Флёр
составом.
177/676
Машинально заскочив в комнату Рона, он остановился. Джинни сидела на
кровати и листала какой-то журнал. Рыжие волосы каскадом спадали на плечи, а
приталенное красное платье открывало вид на изящную шею и ключицы.
— Привет… — несмело подал голос Гарри.
Она вздрогнула, тут же поднимая настороженный взгляд.
— Прекрасно выглядишь, — он добавил.
— Думала, ты не придёшь, — сдержанно поздоровалась Джиневра, опустив
глаза.
Да уж, на него теперь никто не хочет смотреть: ни она, ни Том.
Гарри невольно хмыкнул и предложил:
— Может, поговорим?.. Я принёс твоё любимое вино.
— Профессор Дамблдор рассказал про пленника в общих чертах, — её
спокойный голос вызывал нервную дрожь. Как если бы Гарри был здесь лишним,
словно он навязывался, когда ей это совершенно ненужно. — Я тебе всё сказала
ещё тогда, но повторю: мне нужно время. Гарри, я не виню тебя ни в чём, —
понизила Джинни голос, точно их могли подслушивать, — но принять это вот так
сразу — неимоверно сложно.
Гарри прислонился к стене, пристально рассматривая её: она пыталась
отгородиться не только от ситуации, но и от него.
— И что потом? — еле слышно поинтересовался он. — Сможешь всё забыть?
Понятия не имею, насколько точно всё объяснил Альбус Дамблдор, — на
последних словах голос перерос в яростное шипение, и она изумлённо вскинула
брови. Гарри сделал глубокий вдох, прежде чем продолжить: — Наш общий друг
никуда не исчезнет по истечении этого срока.
— Я знаю, — нервно дёрнула она плечом, захлопнув журнал и отложив его в
сторону. — Знаю, что скоро всё начнётся сначала. Но сейчас не лучший момент
для таких разговоров, — устало вздохнула Джинни. — Ума не приложу, что ты
там напридумывал себе, но ты всегда будешь мне дорог. — Затем она прикусила
губу, недовольно сверкнув глазами: — И если хочешь услышать это: я тебя
люблю, дурак.
Отделившись от стены, Гарри шагнул к ней, а Джинни слабо улыбнулась и
похлопала по кровати. Он мягко обнял её за плечи, уткнувшись лицом в волосы.
Родной аромат наполнил лёгкие, но внезапно показался тяжёлым, даже
приторным. Гарри плавно отпустил её и заправил непокорную прядь за ухо.
— Давай не будем об этом, — притворно бодрым тоном заговорила она. —
Давай сегодня сделаем вид, что всё так же, как год назад. Да… Именно год
назад. Помнишь, — она приблизилась и насмешливо шепнула на ухо, — ночь, что
мы провели вместе в сочельник? А потом ты залил всю постель вином, напоролся
на косяк и заработал себе шишку на лбу.
Конечно он помнил… Потому что впервые приснился Риддл. Столь яркий сон,
казалось, что Гарри и правда жил в нём — он мог коснуться, ощущал всё, словно
наяву. Те отношения отпечатались где-то в глубине, заставляли мысленно
возвращаться к ним во время ужина. Он постоянно отвлекался, уходил в себя и
думал, думал, думал… А после попытался забыться в её объятьях, выбить из себя
воспоминания, те необычные чувства, ненасытное желание. Это было
неправильно, грязно. Полное безумие.
Разве не обманывал он Джинни уже тогда? А главное — самого себя.
«Лицемер ты, Поттер», — невесело усмехнулся Гарри и отстранился.
— Что не так? — тихо поинтересовалась Джинни, хватая за ладонь.
Гарри не успел ответить, как дверь распахнулась, а Перси вежливо сообщил,
что их ждут к столу. Она разочарованно прикусила губу, а он, наоборот, ощутил
облегчение.
***
— И какую свадьбу отпразднуем раньше? Делаем ставки, господа! — поднял
бокал Джордж.
178/676
Гарри нахмурился. Всё было хорошо: отличный ужин, приятная компания,
расслабленная атмосфера.
Мистер Уизли преподнёс к столу необычную новость: в Министерстве магии
было принято решение об открытии нового отдела. Они собирались начать
исследования, для чего будут использованы технологии маглов. По его мнению,
сектор борьбы с незаконным использованием изобретений маглов собирался
тесно сотрудничать с новым отделом, и он думал, что их объединение не за
горами. Артур спрашивал Гарри об этих самых технологиях с тем же фанатичным
блеском в глазах, с которым когда-то интересовался повседневной жизнью
обычных людей. А потом сокрушался, что наверняка руководителем нового
отдела выберут кого-то сведущего, хотя его опыт с летающим фордом мог бы им
пригодиться.
Новость несколько удивила Гарри, но все остальные, кроме Невилла, как
оказалось, уже были в курсе событий. Он просто не представлял, каким образом
волшебники собираются использовать технологии маглов — компьютер,
например.
Тем временем мистер Уизли продолжал со свойственным ему энтузиазмом
рассказывать, что такие нововведения происходят не только в Британии;
Магический Конгресс Управления по Северной Америке планирует то же самое,
как и Немецкое, Французское, Аргентинское Министерства магии. Список ему не
показывали, но инициатором стала Международная конфедерация магов, так что
он предполагал, что вовлечённых стран намного больше.
Флёр, в свою очередь, поведала, что до неё тоже дошли некоторые новости —
Министерство магии Франции уже сделало публичным это решение и, конечно
же, оно вызвало массовые волнения среди волшебников. А их соседи из Испании
даже подали официальное прошение об отмене, сетуя на неприемлемые условия.
«И что дальше? — недовольно протянул Перси. — Зачем нам магловские
технологии, когда есть магия. Это взаимозаменяемые вещи — им своё, нам своё».
«А всё только немного успокоилось…» — с тяжким вздохом заключила миссис
Уизли.
«Ради изучения и прогресса конечно же, — пожал плечами Билл. — Мир
шагает вперёд, а маглы несутся в будущее с удвоенной скоростью».
«Может быть, тогда ради прогресса стоит раскрыться маглам, а потом
наблюдать, как они сжигают своих же на кострах из-за страха, зависти и
ненависти», — парировал Перси.
«С каких пор ты так радикально настроен? — удивился мистер Уизли, потирая
залысину. — Билл прав, тем более что никто не собирается отменять Статут о
Секретности…»
«Наверное, он стал фанатиком с тех самых пор, как перешёл от абсолютного
раболепства перед Министерством к вопиющему неповиновению», —
снисходительно усмехнулся Чарли, за что в ответ получил уничтожающий взгляд.
Разгорелись дебаты, и стол разделился надвое — на поддерживающих
решение и сомневающихся в нём. Никто не высказался категорически против,
даже Перси лишь вздохнул и признался, что страшится очередного переворота
или прихода к власти радикально настроенных волшебников и безумцев,
подобных Сами-Знаете-Кому.
Гарри ковырялся вилкой в куске мяса и активно делал вид, что наслаждается
едой. Подняв взгляд, он встретился глазами с Джинни и нашёл в них столько
затаённого страха, что сам невольно вздрогнул.
Причина ясна как белый день.
Вся надежда была на то, что малочисленность беглых Пожирателей Смерти
замедлит планы Риддла, но как он мог что-то предполагать, если об этих самых
планах вообще ничего не знал. И это не считая, что есть ещё вторая, но не менее
серьёзная проблема в лице другого колдуна-психопата.
Затем Джордж пошутил, что весь этот «прогресс» пока только на словах и
179/676
произойдёт не раньше, чем некоторые парочки за столом сыграют свадьбу.
Гермиона явно напряглась, а Рон недовольно глянул, плотно сжав губы.
— Братец, когда ты уже преподнесёшь нам в семью гениальный мозг мисс
Грейнджер? — широко улыбался тот.
Гарри аккуратно положил приборы, заметив, как Гермиона крепко сжала
вилку. Казалось, она собирается воткнуть её кому-то в глаз.
— Наверное, сначала стоит остепениться мне. — Чарли вопросительно
оглядел стол и закинул в рот оливку, с удовольствием пережёвывая. — Или мы
без очереди?
— Chaque chose en son temps, как говорят во Франции, — загадочно
улыбнулась Флёр. — Всему своё время.
— Можно и по очереди, — хохотнул Джордж, — начиная с последних мест. Так
что, Гарри? Уж очень хочется погулять на чьей-нибудь свадьбе, — с досадой
пожаловался он.
— Тебе мало праздника, ежедневно организованного сыном? — в притворном
удивлении спросила Анджелина и шутливо пихнула его вбок. — Могу разбудить,
чтобы он устроил тебе знатные гулянки, милый.
За столом послышались смешки.
Рон сидел с каменным лицом, а Гарри не хотел спрашивать о причинах
разлада на публике, да и при встрече друзья вели себя как обычно. Он думал, что
скорая свадьба — уже решённое дело, однако реакция обоих твердила об
обратном. Возможно, не один Гарри притворялся всё это время.
— Наш герой на удивление молчалив сегодня, — снова раздался голос
Джорджа, — как и моя младшая сестрёнка. Что-нибудь произошло в раю, а мы не
в курсе?
— Джордж! — предупреждающим тоном прогремела миссис Уизли, окинув
грозным взглядом, будто это когда-либо помогало.
— Слухами земля полнится. Одни говорят, что ты стал затворником, другие —
что тебя стоит спасать, пока знакомый нам директор не прибрал к рукам
ценность нации, — подмигнув, шутливо заключил он.
Гарри заметил заинтересованные взгляды остальных, и только Чарли, Билл и
Флёр с нескрываемым сочувствием взирали на него, точно на жертву
Всевозможных волшебных вредилок. Гарри выпрямился, чуть откинувшись на
спинку стула: внутри всё болезненно сжалось, натянулось до предела.
— Спасать меня не стоит, — расслабленно улыбнулся он, — а вот от помощи
не откажусь. Если ты прекратишь продавать первокурсникам взрывоопасный
товар, — понизил он голос, продолжая улыбаться, — возможно, я смогу
сэкономить на подожжённых мантиях и предложить твоей сестре выйти за меня.
Если ты не разоришь меня раньше, разумеется, — прищурил он глаза, — ведь из
бедного героя так себе ценность нации.
Было заметно, что слова уязвили Джорджа: тот нахмурился и сделал вид, что
очень занят, тыкая вилкой в какой-то фрукт.
— В бедноте да не в обиде. — Чарли похлопал его по плечу. — Я буду любить
тебя любым, Гарри, даже в дырявых носках.
Попытка разрядить атмосферу не увенчалась успехом, ибо Джордж вновь
обратил всё своё внимание на Гарри, вопреки тактичным покашливаниям мистера
Уизли:
— Неужели ты пример испуганного жениха? Тянуть два года…
— Это привилегия, что жизнь волшебников продолжительней жизни маглов,
— перебила Флёр, — и нам некуда спешить. Так ведь?
— Именно, дорогая! — подхватил мистер Уизли. — Я слышал, что у маглов
есть омолаживающий крем. Разве это не своего рода магия?
— Наука, — с улыбкой заметил Гарри, — тоже магия.
— Согласна с Гарри, — подала голос Гермиона. — Маглы полагаются на
умственные способности и создают удивительные вещи. Они воспроизводят
180/676
явления, что сами когда-то считали магией.
— А ещё у них есть оружие и бомбы, — угрюмо заметил Перси. — Интересно,
что быстрее: пуля или Протего?
— Разве Протего может остановить пулю? — встрял Невилл.
Гарри хмыкнул, увидев, как загорелись глаза мистера Уизли, и понял — в
ближайшие дни тот обязательно поставит эксперимент.
— Так может, Гарри хочет жениться по магловским обычаям и поэтому
медлит? — Джордж склонил голову вбок, чуть прищурив глаза.
Это переходило все границы.
— Хватит! — Джинни резко встала, посуда задребезжала, и за столом стало
тихо. — Не надо, Джордж, это не р… — она осеклась и, широко раскрыв глаза,
скосила взгляд на Гарри.
Он заметил алый румянец на щеках и дрожащие веки; в глазах смешивались
ярость и боль, точно она изо всех сил сдерживалась, чтобы не заплакать.
«Это не работает», — безошибочно подсказала интуиция.
— Милая, что случилось?.. — вдруг откуда-то появилась миссис Уизли — Гарри
даже не заметил, что та отходила.
— Джинни… — Джордж привстал, но она досадливо мотнула головой, кинула
на него последний взгляд и спешно направилась внутрь.
— Гарри, — послышался шёпот Рона, — ты…
«Ты должен с ней поговорить», — эхом пронеслось в голове.
—…должен с ней поговорить, — закончил друг, а Гарри уже стоял на ногах.
— Прошу прощения, — громко заявил он, мазнув взглядом по Джорджу, в
глазах которого плескалось сожаление на грани отчаяния. Гарри всё отлично
понимал.
Зачем она сделала это?
— Всё будет хорошо, — мягкий тембр Гермионы заставил разжать кулаки, и,
грубо кинув салфетку на стол, он направился по тропе к дому.
— Ты с ума сошёл?! — сзади раздался возмущённый голос Молли Уизли, за
которым последовала напряжённая речь Чарли:
— Худшее твоё представление, братец.
— Я не мог отказать!
— Имбецил, — резкий тон Рона последнее, что он услышал.
Дверь за спиной закрылась.
Он шёл медленно, плохо понимая, куда идёт и что ему нужно сказать. Зачем
требовать время, а затем просить брата разыгрывать спектакль? Гарри не мог
найти нужного объяснения, не мог понять, какую цель она преследовала, устроив
весь этот цирк за столом.
Потеря нашлась почти сразу — Джинни стояла посередине своей бывшей
спальни и явно слышала, как он приблизился.
— Зачем? — сдавленно спросил Гарри.
Она не повернулась.
— Я не хотела этого, — раздался еле слышный шёпот. Плечи задрожали. —
Мне нужно было знать… желаешь ли ты того будущего или твои планы
изменились…
— И моё публичное заявление стало бы для тебя откровением? — горечь в
голосе почти что чувствовалась на кончике языка. — Почему ты просто не
спросила? Сама столько раз мне говорила: «Просто поговори со мной, Гарри».
Столько раз, Джинни! Да ты весь чёртов год твердила мне эти слова, точно
заклинание какое-то!
— Всё дело в тебе, — обернулась она, но головы не подняла, нервно теребя
волан платья.
— Конечно во мне! В ком же ещё может быть дело? — язвительно выплюнул
он и развёл руками.
— Ты даже не замечаешь, как изменился… Я думала, что это последствия
181/676
войны и со временем ты оставишь прошлое позади, но дело не в этом, — Джинни
уставилась на него. На щеках бежали дорожки слёз, но она не всхлипывала, лишь
судорожно облизывала губы. — Намёк, что я люблю тебя только из-за денег… Ты
серьёзно, Гарри?
— Я не намекал на это!
— Что моя семья в тебе так заинтересована лишь из-за имени и денег — это
ты хотел сказать!
— Я хотел отделаться от Джорджа, — устало пояснил он, потерев веки. — Я
никогда так не думал. Рон — мой лучший друг, Джинни… Ты полагаешь, я
способен дружить и одновременно думать, что он со мной ради денег? Мы
прошли сквозь огонь и воду вместе, мои богатства или их отсутствие здесь
вообще ни при чём.
— Сейчас мы говорим не о Роне, — отрезала она. — Дружба дружбой, а наши
отношения свяжут нас иными узами, — с каждым словом её речь ускорялась, —
мы соединим наши жизни, у нас будут дети. Мы станем одной семьёй в конце
концов!
— Мы уже семья… Разве нет?
Сделав к ней шаг, он хотел прикоснуться к щеке и смахнуть скатившуюся
слезу, но она отвела руку в сторону, покачав головой.
— Иногда мне кажется, что я тебя не знаю. Не знаю, что тебя взаправду
связывает с Вол… с ним. Даже сейчас, когда уйдёшь отсюда, ты вернёшься
домой, — и он будет там. А потом всё начнётся с начала. Ты должен понимать! Я
больше года думала, что война закончилась и наступило мирное время. Думала,
что ужасы уже позади, распланировала свою жизнь с нуля: ты, свадьбы, квиддич,
путешествия, семейные обеды, встречи с друзьями… А потом ты исчез, не
физически, нет, но я перестала чувствовать тебя. В каждую нашу встречу твои
мысли были заняты чем-то иным, я даже стала подозревать… что ты, возможно,
остыл ко мне. Наши отношения начались так сумбурно, негласно, мы даже не
говорили об этом, просто сошлись, — её голос дрогнул, а пальцы сжались, комкая
ткань юбки. Она вскинула блуждающий взгляд, сбивчиво зашептав: — Ещё хуже
было думать, что ты влюбился в другую и поэтому не вылезаешь из Хогвартса.
«Работа, работа, работа!» — всё, что я слышала от тебя. Я не верила. Ты
профессор ЗОТИ, а не Министр магии, и мы оба отлично знаем школьное
расписание. Возможно, решила я, ему легче в Хогвартсе переживать этот
сложный период… Всё прояснится. А потом ты стал вести себя ещё более
странно…
— Ты ждала, когда мы дойдём до точки, чтобы излить все накопленные
переживания? — вскинул Гарри брови. — Я не понимаю. Ты всегда могла
связаться со мной, я пытался уделять тебе каждые выходные…
— Ох, конечно! — перебила Джинни, разочарованно поморщившись. — Мы с
тобой пара, а внимание я получала по предварительной записи, словно ещё одна
твоя ученица! А потом ты и трахать стал меня по собственному расписанию: то
сходишь с ума, аппарируя в спальню посреди ночи, то ссылаешься на усталость и
отворачиваешься к стенке!
Гарри прикрыл глаза на мгновение — каждое слово, точно пощёчина.
— А теперь что? — сипло выдавила Джинни. — Наши жизни снова в опасности.
Да лучше бы ты просто остыл ко мне, чем это… Мне страшно за твоё будущее, за
своё, за семью… Мы уже потеряли Фреда, сколько ещё близких похороним, пока
он жив? Я не могу, понимаешь? Это выше меня… Гарри! — надтреснутым голосом
воскликнула она, будто только что осознала. — Этот монстр жив… Ну неужели ты
не понимаешь?!
Гарри сунул руки в карманы джинсов, прислонившись плечом к шкафу.
Тягучее напряжение внутри только нарастало, а тупая, еле заметная боль
помогала сохранять хладнокровие.
— Считаешь, что я не понимаю? Я понял всё ещё давно и жил с этим больше
182/676
года, так что не надо тыкать меня носом в это дерьмо, будто Альбус повесил
задачку на тебя, а я просто мимо проходил. — Возможно, прозвучало слишком
резковато, но её истерика стала действовать на нервы. — Ты сказала, тебе всё
объяснили.
— Объяснили, — задушено просипела она. — Но это не значит, что я могу
принять!
Он склонил голову, пристально рассматривая её:
— Ты, Джиневра, сейчас пытаешься обвинить меня в том, что он жив? Что, по-
твоему, я должен сделать? Убить его, когда приду домой? Задушить и закопать
на заднем дворе? Или, может, использовать какой-нибудь странный маховик,
отправиться в прошлое и стереть с лица земли? — не повышая тона, безучастно
перебирал он варианты. — Попросить эльфа отравить его? Перерезать горло,
когда уснёт? Выбирай что.
Её лицо приобрело землистый цвет, а губы вздрагивали с каждым вопросом.
— Ничего не устраивает? — утомлённо вздохнул Гарри. — Ты сама себе
противоречишь.
— Это я противоречу? — в изумлении распахнула она заплаканные глаза, а
затем, понизив голос почти до шёпота, быстро забормотала: — Он твой враг, но
ты терпишь его у себя дома. Он ненавидел тебя, покушался на твою жизнь, пытал
тебя, убил тебя! Он уничтожал, убивал, сделал тебя сиротой, а ты мило с ним
беседовал, завтракал, сидя рядом, словно вы… — запнувшись, она судорожно
вздохнула и досадливо сморщила нос.
— Кто? — повысил он голос, небрежным жестом предлагая ей продолжить. —
Ну же, произнеси это. Словно кто мы друг другу?
— Как только освободишь его, ты подпишешь всем нам смертный приговор, —
сдавленно всхлипнула она, опустившись на кровать, будто ноги не держали. —
Гарри, ты не можешь этого сделать…
На ум пришла совсем бредовая мысль.
— Не знаю, что рассказал тебе Альбус, — покачал он головой, — но
теоретически он уже свободен.
В глазах Джинни отразился почти что животный страх, — и это вызвало
безрадостный смешок.
— Он… всё ещё у тебя дома?.. — еле слышно спросила она, вытирая рукой
щеки.
— Конечно, — кивнул Гарри, — ведь мы любовники. Так ведь мыслит твоя
очаровательная головка? — криво усмехнулся он, замечая, как страх
превращается в потрясение, а затем в брезгливость.
— Это не ты, — пробормотала она сипло. — ОН что-то с тобой сделал…
— Никто со мной ничего не делал. Это был сарказм, если ты не поняла, —
безразлично пояснил, Гарри. — Но я устал извиняться за непонятно что, Джинни.
— Идиот! — резко вскочила она. — Это был не сарказм, и это ты ничего не
понимаешь… Просто не видишь! — схватив подушку, она сжала её в руках, а
затем как-то по-детски запустила ею в стенку.
Терпение было на исходе.
— Что я должен понимать и видеть? Что ты вообразила себе какие-то
фантазии, а потом поверила в них? Ты настолько напугана, что просто не можешь
мыслить здраво, — процедил он.
— А почему не напуган ты, Гарри?! — сорвалась она на крик. — Потому что
чувствуешь себя в безопасности рядом с ним! Вот почему! — её голос понизился,
но ярости в нём только прибавилось. — Я не идиотка. Можешь говорить что
хочешь, пытаться убеждать меня, да и себя обманывать, но я прекрасно помню то
утро, помню выражение на твоём лице. Ты хотел его защитить! Защитить от
меня!
— Это не так, — прошипел он, отделяясь от шкафа. — Я хотел сохранить
секрет, а не его.
183/676
— И поэтому держал его за ручку, будто вы влюблены? — рассмеялась она,
снова осев на кровать. Слёзы брызнули из глаз, и Джинни стала гневно растирать
щёки.
Вспыхнув, Гарри сделал глубокий вдох, удерживая внутри бурлящую ярость и
противоречия, ибо она была права: всего на мгновение, но он добровольно сжал
ладонь Тома.
— Молчишь, — устало прошептала она, прикрыв глаза. — Я хотела сделать
вид, что ничего не произошло, что мне всё это показалось, но не могу выкинуть
из головы. Думала, пройдёт ещё немножко времени, — и всё нормализуется, а
потом поняла: времени вечно будет мало, так как всё изменилось. Я не понимаю
тебя, не понимаю, как ты мог… сблизиться с этим монстром настолько, что… — ей
словно не хватало воздуха. Сжав шею, Джинни всхлипнула и качнулась,
уткнувшись на мгновение в колени. — Это неправильные чувства, извращённые,
Гарри, — еле слышно шептала она, — ради своего блага, пожалуйста, прекрати
ваши отношения… Даже если ты меня больше не любишь, не люби его… Гарри,
не будь глупцом, не обманывайся, — хриплый голос срывался на каждом слове;
она захлёбывалась слезами, а он не мог ничего с этим поделать.
— Нам стоит поговорить, когда ты успокоишься…
Позади раздался грохот, привлекая внимание. Рон стоял на пороге, в ногах
валялась разбитая тарелка с помятыми пирожными.
—…От Джорджа, — прохрипел друг, смотря шальными глазами. — Это
извинение от Джорджа…
Джинни потрясённо всхлипнула.
— Ты всё с-слышал?
— Я… — Рон переводил взгляд с него на Джинни, а затем запустил руки в
волосы, потянув за них, и тихо завыл.
Они стояли в тишине: было слышно тиканье часов, сбивчивое дыхание Рона,
шмыганье Джинни. А затем всё произошло слишком быстро.
Шаг — и Рон оказался рядом с Гарри. Боль обожгла скулу, и он отлетел к
шкафу, вписываясь спиной в металлическую ручку. Всё тело пронзили отголоски
дневной боли, смешиваясь с разливающейся по спине мышечной судорогой.
— Не нужно! — повысила тон Джинни, подскочив на месте.
Гарри не успел ничего сказать, даже подняться, как тот схватил его за
грудки, рванул вверх, будто мешок с соломой, и вновь с силой вжал в шкаф. Ручка
прошлась по тому же месту — казалось, она дырку в спине проделала.
— Как ты посмел?! — рычал он.
— Рон! — Джинни схватила его за руку в попытке оттащить, а Гарри смахнул с
глаз прядь волос и посмотрел на него. Саднящая боль обжигала скулу, заставляя
морщиться. Если бы не зелье Флёр, ему было бы в разы хуже.
Лицо Рона побагровело, ноздри вздувались, а челюсть слегка выдвинулась, —
это выражение было выгравировано у него в памяти. Именно таким он был в
ярости, именно таким — каждый раз, когда они ссорились. Вспыльчивым, не
желающим слушать, следующим только инстинктам.
Ещё один удар оставил привкус крови во рту.
— Молчишь, да ещё и лыбишься?! Кретин!
— Рон, прошу тебя… Остановись! Иначе я свяжу тебя, — прошипела она,
доставая палочку.
— Не смей, Джинни… Он… Он! — Рон встряхнул его, а Гарри положил ладони
на кулаки, сжимающие свитер.
— Рон, — собственный голос казался чужим, — отпусти меня.
— Ты… изменял? — прохрипел он. — Изменял моей сестре всё это время?! С
каким-то мужиком?
— Это не так! — сдавленно воскликнула Джинни, но тот даже не слушал её.
Приблизив лицо настолько, что они буквально столкнулись лбами, он
пробормотал:
184/676
— Отвечай! О каких отношениях шла речь?!
Он мог бы всё рассказать, мог сейчас предложить присесть и поведать о
Волдеморте, ведь, по сути, это уже не строжайшая тайна. Разумеется,
раскрывать информацию о воскрешении Риддла слишком опасно. Даже сейчас.
Гарри имел всего несколько секунд, чтобы выбрать лучший из двух
наихудших вариантов. Он разрывался. Возобновление угрозы Волдеморта,
несомненно, потрясёт всех больше, чем неприятная, да, но более ординарная
новость об их расставании. Даже под давлением паники Джинни это прекрасно
понимала, поэтому сейчас дрожала, сглатывала слёзы, но продолжала молчать.
— Джинни права, — голос даже не дрогнул. — Мы решили расстаться, —
поднял он немигающий взгляд. — Это не её вина. Всё из-за моих наклонностей, —
Гарри внутренне чертыхнулся, чувствуя, что ложь и правда перемешались в
дьявольский клубок и сдавили горло. — Я предпочитаю мужчин, Рон.
Горько усмехнувшись, Гарри перевёл взгляд с посеревшего лица Рона на её
скорбную гримасу. В карих заплаканных глазах было смятение, а губы беззвучно
прошептали: «Спасибо».
Кулаки на свитере медленно разжались и опустились скомканную ткань;
Гарри покачнулся, ухватившись за ту самую ручку. Спина адски болела, словно
мечом насквозь проткнули.
— Передайте мои извинения, — хрипло попросил он, отойдя от шкафа.
— Гарри… — Джинни сделала шаг вперёд, но Рон схватил её за руку и рывком
удержал рядом с собой. Играя желваками, тот хмурился, но хранил молчание.
— Джинни, — вполголоса позвал он, остановившись на пороге, — я не
собираюсь противостоять ему. Не в этот раз, — покачал он головой, печально
улыбнувшись.
— Ты сошёл с ума… — выдавила она из себя. В её глазах отразилось полное
непонимание.
Всё было сказано.
— О чём говорит этот ублюдок? — послышался гортанный голос Рона.
Сбивчивую речь Джиневры Гарри уже не разобрал, но был уверен — она
ничего не скажет про Риддла.
Стоило ли оно того?
Его порушенная, как карточный домик, жизнь — цена, что он заплатил за
несколько недель душевного спокойствия для Уизли. Сейчас это казалось
смехотворным. Цена была явно завышена.
Гарри не стал оборачиваться. Он знал: сейчас всё намного серьёзней, чем их
обычные ссоры. Возможно, ярость Рона была приумножена сторонними
раздражителями, например, неприятностями с Гермионой, о которых Гарри
ничего не знал. Но всё куда сложнее.
Нужно было поговорить с Гермионой. Гарри даже не сомневался в её
рассудительности и правильном восприятии ситуации, не на эмоциональном
уровне, хватило бы и логического. Хотя… Какая тут логика?
Каждый шаг давался на удивление легко. Он больше не сомневался, но и не
злился, даже горечь растворилась, оставляя за собой пустоту. Гарри не заметил,
как оказался в гостиной, машинально сжал порох, а в следующий момент уже
покинул Нору. Возможно, надолго.
Просто ужасный сочельник.
гаммечено~
185/676
Примечание к части WARNING! ЧИТАЙТЕ!
Ludovico Technique — Up to the Flames
НАСТОЯТЕЛЬНО рекомендую включить на повтор во время чтения. В этот раз
ПЕСНЯ ОБЯЗАТЕЛЬНА, но вы можете кинуть в меня тапок. В общем, воображение
автора оно такое — шальное — прицепило этот голос к Риддлу.
— Итак, дорогие мои, — автор поднимает бокал, — у меня тост! Надеюсь, я не

запорола фанфик. Приятного прочтения! — Нервный смех за кулисами.
Глава 14. Не закрывай глаза
Когда всё, что тебя окружает,

Отброшено прочь,
Когда в охвативших тебя эмоциях
Попытаешься спрятаться,
Не закрывай глаза.
Я приду,
Приду найти тебя,
В самом тёмном месте,
И объять
До воспламенения.
Связывающие тебя чувства

Стали единственным указателем,
Когда обнаружишь скрытое внутри,
Нет смысла отрицать:
Не закрывай глаза,
Ведь я приду.
Ludovico Technique — Up to the Flames
Дом встретил его мрачной тишиной. В тот же момент часы пробили

одиннадцать.
Не сбавляя шага, Гарри поднялся на третий этаж и толкнул уже знакомую
дверь, ведущую к извечному проклятию. Та не поддалась.
— Если ты не откроешь, — проголосил он, — я разнесу стену! Опять!
В ответ тишина.
— Считаю до трёх, Том!
Достав палочку, он направил её на стену.
— Раз!
По ту сторону не было слышно абсолютно никаких звуков: ни шагов, ни
шуршания книг, ни скрипа кресла.
— Два! — прокричал он и кашлянул, прочистив горло.
Не хватало в довесок ещё и голос сорвать.
— Три…
Дверь тут же распахнулась, и Гарри расплылся в довольной улыбке. Слегка
оттолкнув настороженного Риддла, он прошёл внутрь.
Первое, что попалось на глаза, это чашка выпитого кофе, рядом с которой
186/676
нашлась начатая бутылка огневиски.
Не слишком ли он усердствует с выпивкой в последнее время?
Гарри не замечал за ним пагубных пристрастий весь год, проведённый в
стенах Хогвартса.
— Синяк на скуле — твой подарок в канун Рождества?
Развернувшись, он задумчиво уставился на Риддла.
«…Ради своего блага, пожалуйста, прекрати ваши отношения… Даже если ты
меня больше не любишь, не люби его…» — голос Джинни тревожно звучал в
мыслях.
— Куда ты пойдёшь потом? — поинтересовался Гарри. «Ведь все Пожиратели
Смерти или в бегах, или погибли, а их имущество конфисковано Министерством
магии», — хотел добавить он, но вовремя прикусил язык.
Интересно, когда это его начало беспокоить то, что могло или не могло
уязвить Риддла? Была черта, за которую можно было переступать, но отходить
слишком далеко не следовало — и Гарри стал тонко чувствовать эту невидимую
линию.
Том рассеянно потёр подбородок, словно раздумывая над ответом, затем
отступил на несколько шагов и полуприсел на край стола, вытянув ноги.
— Ты ведь понимаешь, что этот вопрос не входит в число обязательных?
— Просто скажи, тебе есть… где остановиться? — Гарри вздохнул, потерев
переносицу двумя пальцами.
Том удивлённо склонил голову набок, разглядывая его, а потом усмехнулся:
— Волнуешься за меня?
Гарри мог бы возмутиться, съязвить или банально промолчать, но он просто
кивнул в ответ, что, по всей видимости, ещё больше озадачило Риддла.
—…Или собираешься выгнать на улицу? — тот резко поднялся и сделал шаг
вперёд, но в его порыве не было ничего угрожающего, скорее чистое
любопытство. По красноречивому взгляду Гарри понял, что такое место есть, и
удовлетворённо кивнул.
«Интересно, что это за место такое?» — мысленно вздохнул он. Со своей
нарастающей любознательностью, нацеленной на всё, что касается Тома, Гарри
ничего не мог поделать.
— Нет конечно, — коротко отозвался он и стянул свитер, поморщившись, а
затем расстегнул пуговицы перед внимательным, изучающим взглядом.
Было в этом нечто волнительное: не смущающее, а наоборот, возбуждающее.
Выдернув края рубашки из джинсов, Гарри снял её и положил поверх свитера:
— Поможешь?
Укрепляющий раствор очень не вовремя закончился.
Гарри притянул пасту для удаления ушибов и повернулся к Риддлу спиной.
Ему показалось, что он услышал прерывистый вздох, но, кинув взгляд через
плечо, не обнаружил на чужом лице ничего, кроме безразличия.
Риддл взял тюбик, а дальше Гарри сосредоточился на своих ощущениях: на
прикосновении прохладных пальцев, скользящих вверх-вниз вдоль лопаток. Мазь
приятно холодила, и он облегчённо вздохнул — ноющая боль в спине могла стать
досадным препятствием.
— Кто это сделал? — в чужом голосе завибрировало явное недовольство, а
пальцы болезненно надавили, отчего Гарри дёрнулся, и тем не менее не
попытался отстраниться.
— Не важно.
— Не заставляй меня лезть тебе в голову.
Горячее дыхание Тома на мгновение опалило шею. Очередное грубоватое
прикосновение вырвало у Гарри сдавленный вздох. Ему казалось, что вся спина —
это один сплошной синяк.
— Разве тебе есть до этого дело? — Гарри внезапно тихо рассмеялся. —
Прости-прости, идиот Поттер спросил очередную глупость. Конечно же тебе есть
187/676
дело, ведь целостность сосуда сейчас в приоритете.
Ощутимое прикосновение вдоль позвонков обожгло болью, царапая и без того
пострадавшую кожу. Гарри сцепил зубы, кинув хмурый взгляд через плечо.
— Дай угадаю, — предостерегающе шепнули на ухо. Он ощутил
прикосновение губ, отчего следом за фантомной болью пробежали мурашки. —
Твоя подружка устроила истерику, и некто всё услышал, — в голосе Риддла
проявились меланхоличные нотки, — скорее всего, этим человеком стал ещё один
свалившийся на мою голову герой — Рональд Уизли. Что же ты такого сказал,
Поттер?
Вздохнув, Гарри потёр глаза, заправил падающие на лоб пряди, по пути
задумчиво коснувшись шрама, и поморщился, когда чужие пальцы бегло задели
скулу. Он был не уверен, что мазь будет эффективна в этом случае.
— Знаешь, всё никак не могу понять, как смог переиграть тебя. Как с твоей
проницательностью ты не заметил, что Нарцисса соврала, а Бузинная палочка до
самого конца тебе не принадлежала… Какое-то время я был помешан, искал
непонятно что в своих воспоминаниях. Мне постоянно чудилось, что я что-то
упускаю. Да ты и сам помнишь.
— Я почти достиг своей цели — это и ослепило меня, — отстранённо сказал
Риддл.
— Мне так не кажется, — возразил Гарри, хотя скорее об этом твердила его
интуиция. — Так что да. Всё произошло, как ты и сказал. Рон услышал наш
разговор, я мог возразить, что это простое недопонимание и рассказать про тебя,
но не сделал этого, не хотел портить им праздник. В тот момент я думал, что
принимаю правильное решение, продлевая пребывание в блаженном неведении
ещё на несколько недель.
— Девчонка Уизли тоже обо всём знала, но оставила тебя на растерзание
брату, — Риддл провёл пальцами вдоль поясницы, заставляя его чуть нагнуться
вперёд.
— Выбрать семью — не значит оставить меня.
— Но именно это она и сделала, — твёрдо заявил Том.
Гарри ощутил осторожное прикосновение к затылку, а затем пальцы слегка
сжались, растирая кожу, и он откинул голову назад.
— Не знаю, или ты сама наивность, или просто дурак, — добавил тот.
— И то и другое, — тихо хмыкнул Гарри. — У неё был повод сомневаться во
мне: наши с тобой отношения весьма своеобразны, не находишь? Стало слишком
сложно всё отрицать... Пытаться смотреть на всё под другим углом, будто я здесь
ни при чём. Я целовал тебя. Без принуждения. Ты разрушил мою жизнь, а я встал
на колени перед тобой и отсосал, — удивление в голосе приобрело иронично-
ядовитые нотки: Гарри потешался над самим собой. — И не воспылал
отвращением после этого. Удивительно, да? Наверное, стоило бросить Авадой
Кедаврой в самого себя.
Абстрактно махнув рукой, он вновь рассмеялся, ощущая, как пальцы на
затылке замерли, а затем напряглись, буквально впиваясь в кожу.
— А потом… Согласился ли я приютить тебя ради общего блага? Делал ли всё
это, думая, что так нужно? — Гарри фыркнул. — Всё именно так. Но это не меняет
истинного порядка вещей. Будь то принуждение, долг или другие причины,
реальные или выдуманные мной, измена останется изменой, с какой стороны ни
посмотри, — с горечью усмехнулся он, а Том массирующими движениями провёл
вдоль шеи к плечам. Это напрягало и расслабляло одновременно.
— Надеюсь, ты пришёл не поплакаться в мою жилетку, Поттер?— резковатый
тон вырвал его из раздумий. — Я не собираюсь утешать, вытирать сопли и поить
тебя успокоительным, — отчеканил Том.
Гарри вёл своего рода монолог: просто мыслил вслух. Изливая душу, он не
ожидал ответа или какой-либо реакции.
— Нет, я пришёл не ради этого, — Гарри неопределённо мотнул головой. —
188/676
Как там спина?
— Лучше.
— Что тебя конкретно разозлило: как я назвал изменой наши узы или что шёл
на всё лишь ради общего блага? — развернувшись, он схватил Риддла за ладонь,
всматриваясь в глаза. — Джинни была права, я перестал бояться.
Сглотнув, Гарри приблизился к его лицу и бегло коснулся нижней губы,
лизнув её. Алые глаза потемнели на тон, но Том не сдвинулся с места, будто
каменное изваяние.
— Привык, что ты маячишь где-то рядом. Постоянно. Привык, что острый язык
— твоё самое опасное оружие, а вожделение — сродни непростительному
заклятию, — прошептал Гарри в чужие губы, замечая, как Риддл на мгновение
прикрыл глаза, точно пытался отгородиться. — Я боюсь за остальных, но не за
себя. Почему так? Скорее всего, новая ветвь идиотизма.
Он поднял ладонь, желая коснуться прикрытых век, но Том перехватил руку и
открыл глаза — в них плескался упрёк:
— Сантименты, — выдохнул он, — и узы — ты применяешь в отношении меня
странные термины, Гарри. Но именно это застилает твой разум. Ты не чувствуешь
угрозы, так как…
— Испытываю к тебе какие-то чувства, — резко оборвал его Гарри, а затем
натянуто усмехнулся. — Слишком очевидно.
— …слишком погружён в себя, — заключил Том.
Гарри замер, досадливо закусив губу, а затем отстранился. Риддл никак не
отреагировал, разве что обыденно, даже лениво склонил голову, явно
задумавшись над чем-то.
— Думаю, мазь уже подействовала, — Гарри шевельнул плечами, слегка
потянулся и довольно кивнул. — Я… — он вперил придирчивый взгляд в Тома, —
пойду в ванную. Мне нужно подготовиться.
Хоть он и пытался выглядеть уверенно, но голос всё равно дрожал не только
из-за внезапно накатившего стыда, но и на нервной почве. Гарри охватил лёгкий
мандраж. И, нужно справедливо заметить, молчание Риддла стало для него
подарком. С одной стороны, такая слабая реакция радовала отсутствием едких
комментариев, с другой — немного огорчала. Он словно сдавался на милость
врагу, который даже внимания на это не обратил. Наверное, намёк получился
слишком туманным.
— Можешь не входить, пока я там… занят? — кашлянул Гарри, тотчас
мысленно отругав себя. Он мог бы запереть дверь чарами…
Нет, ну почему это звучит так по-дурацки?
Риддл вскинул брови, а затем губы тронула еле заметная улыбка. Прежде чем
наломать ещё больше дров, Гарри отступил на шаг, не сводя с Тома
подозрительного взгляда, и зашёл в ванную, прикрывая за собой дверь.
Змеиными были краны, светильники, даже ножки у ванны. Свет горел тускло,
и это пришлось как нельзя кстати. Сейчас, оставшись в полном одиночестве,
Гарри мог схватиться дрожащими руками за раковину и позволить маске упасть с
лица.
— Идиот-идиот-идиот, — шептал он, смотря в зеркало.
Нездоровый блеск в глазах, как обычно взлохмаченные волосы, бледность…
Мазь сняла отек с щеки и стёрла следы синяка, оставив лишь небольшую
ссадину, покрытую коркой.
— Ты просто феерический идиот, Поттер!
Гарри согнулся пополам и прислонился лбом к холодной поверхности
раковины, отчаянно желая побиться головой обо что-нибудь, желательно
твёрдое, чтобы собрать крупицы мозгов или растерять те, что остались. Затем он
шумно выдохнул и вновь выпрямился.
Как выразилась Ваблатски, Гарри и правда бежал впереди паровоза. Бежал,
бежал и прибежал — рельсы закончились, и он сиганул с обрыва.
189/676
«Я испытываю к тебе какие-то чувства, — он мысленно застонал. — Десять
очков Гриффиндору!»
Повернув кран, Гарри плеснул в лицо ледяной водой. Кончики волос намокли
и прилипли ко лбу.
«Какие-то — ведь весьма обширное понятие и подразумевает разные чувства.
Так? Так. К примеру, раздражение или ненависть, что «застилает мой разум», —
Гарри нервно рассмеялся. — Бред! Нет никаких чувств, мы просто переспим…
Мда, это звучит ещё хуже. Ещё десять очков Гриффиндору».
Он легонько приложился головой об раковину и прижал холодные пальцы к
лицу.
Пусть останутся просто какими-то чувствами, совершенно непонятными.
Выудив палочку из заднего кармана, Гарри положил её на край раковины и
скинул всю оставшуюся одежду.
Горячая вода смывала остатки мази со спины, расслабляла мышцы и грела
душу. Мысли столпись на задворках сознания: некоторые твердили вразнобой
про ужасную ошибку, что он собирался совершить, другие — тихим шёпотом
подшучивали над нелепостью ситуации. Третьи же советовали подумать ещё раз,
повременить, отложить и вообще бежать сверкая пятками. Гарри буквально
выталкивал это скопление, не позволяя перерасти в сомнения.
Сжав притянутую склянку, он недоверчиво поглядывал на уже знакомое
густое масло. Этого в планах не было. Можно сказать, он импровизировал на
ходу, считая, что тщательная подготовка оставит меньше места различным
страхам. Гарри не знал, был ли тот раз показательным; он просто понятия не
имел, собирался ли Риддл терпеливо нянчиться с ним каждый раз, растягивая
вновь, да и каким Том был… любовником — тоже не знал.
У него сложилось определённое представление, но насколько оно
правильное, нельзя было сказать со стопроцентной уверенностью. В самом
начале сходил с ума не он один, Риддл тоже забывался, действуя импульсивно,
настолько, что уступи тогда Гарри, Том взял бы его прямо там, в коридоре
школы… ничуть не смущаясь. Сейчас же он допускал мысль, что всё было игрой,
так как Риддл явно не терял голову от вожделения в прошлый раз, когда Гарри с
голым задом ёрзал у него на коленях, да и когда минет делал — тоже. Казалось,
что тот мог освободиться от возбуждения по щелчку пальцев.
Даже в этом Риддл ставил его в тупик.
Из-за рассеянного пара воздух был удушливым, но также обеспечивал чувство
уединения. Поэтому когда он оперся коленом на стул и ухватился за обвешенную
полотенцами спинку, то почувствовал себя скрытым от посторонних глаз и даже
от своих собственных. В мозгу горел лишь план действий, все остальные мысли —
в основном оценочные — он отшвыривал от себя и насильно затыкал.
Внутренне чертыхнувшись, Гарри замешкался. Он понятия не имел, зачем это
делает и сработает ли вообще.
Хоть бы мыльная пена не пошла из одного места, чёрт…
— Экскуро, — еле слышный шёпот в могильной тишине комнаты прокатился
громким эхом.
Чёртовы стены!
Таким же оглушительным был и скрежет крышки, и звон стекла о мрамор.
Тело била еле заметная дрожь.
Он прикрыл глаза, обхватил член, слегка сжимая. Мысли потекли в другое
русло, рисуя абстрактные картины, а возбуждение в такой ситуации чудилось
чем-то зловещим. Аномальным. Только вот мнения Гарри никто не спрашивал —
плоть затвердела, когда вторая рука мазнула между ягодицами.
Яркое дежавю перемешало это движение с действиями Риддла из
воспоминаний.
— То-ом… — Гарри сцепил зубы, проглотив стон.
От осознания собственного извращённого наслаждения по телу растекалось
190/676
смущение. Чувства обострились.
Было жутко неудобно: стул скрипел, а некомфортная поза перенапрягала
мышцы поясницы. Обильно смазанный маслом палец проник внутрь, а вторая
рука стала двигаться, надрачивая член, в попытке отвлечь от таких же не
слишком приятных, как и раньше, ощущений.
Определённо он мазохист.
Мысли метались, вылавливая воспоминания, впечатления, слова. В голосе
Риддла, что целиком и полностью наводнил его разум, сменялись разные
интонации: от интимного шипения до надрывного из-за ярости тембра.
К первому пальцу добавился второй.
Сгорбившись, Гарри подался вперёд и ткнулся носом в полотенце. Укусив
ткань, он глухо замычал: напряжение сковало запястье. Движения стали
неловкими, даже резкими.
Влажный запах воды и дыма смешался со знакомым ароматом дерева. Рядом
что-то заскрежетало — скорее всего, не заметив, он столкнул с края флакон.
«Сколько усердия», — послышался вводивший в лихорадочное нетерпение
низкий голос, и Гарри вильнул бёдрами, толкаясь в кулак и ускоряя движение
руки.
Поясницу стало ломить, и он, желая распрямить спину и принять более
удобную позу, уже хотел упереться в стену, как руку буквально пригвоздили к
месту.
— Не поворачивайся, — предупреждающий тон опередил поворот головы, и
Гарри застыл.
Ладонь на члене машинально двинулась, но её тут же схватили и отвели,
приложив к стене:
— О чём ты думал, когда так сладко стонал? — чужой горячий шёпот обжёг
шею, а за ним последовал поцелуй.
Том коснулся губами кожи, жадно покусывая, точно хотел отхватить кусок.
Промычав что-то нечленораздельное, Гарри дёрнулся, но стальные нотки в чужом
голосе отговорили его от более активных действий:
— Не шевелись!
Поверх его руки легла чужая, и Гарри задрожал, когда внутрь проник третий
палец. Риддл управлял его рукой как своей, направляя, подчиняя, он указывал,
как двигаться, словно знал его тело лучше самого владельца. Пальцы согнулись,
мазнув по простате, и Гарри дёрнулся, прогнувшись в пояснице. Поза стала ещё
более неудобной.
Влажное прикосновение к лопатке тут же превратилось в болезненное — Том
целовал плечи, шею, спину, следом кусая, явно желая поглотить его всего без
остатка. Гарри рвано дышал: боль сливалась с наслаждением, доводя до
сладостного изнеможения.
— Ты понимаешь, что я тебя не отпущу?
Электрический разряд прошил позвоночник, и Гарри насадился на пальцы,
подаваясь назад.
— Отлично понимаю, — хрипло отчеканил он, прежде чем вновь застонать,
когда пальцы разомкнулись внутри. Гарри хотел соскочить, но Том не дал, крепко
удерживая его за бедра и проникая на фалангу глубже.
— И не остановлюсь, — низкий, чуть рокочущий голос обволакивал и
одновременно возбуждал.
Нарочно замедляясь, Риддл неторопливо проникал внутрь, подразнивая,
чтобы следом развести пальцы, растягивая его до предела: на грани между
болью и наслаждением.
— Меня бы здесь не было, желай я, чтобы ты остановился, — несвойственная
ему насмешливость в интонации не успела удивить Гарри.
Внезапно давление исчезло. Руку резко оттянули, тут же заломив за спину и
обездвижив Гарри. Взамен он ощутил шершавую ткань штанин — Том прижался
191/676
сзади, обхватив его за живот и резко потянул на себя, сжимая запястье.
— Последний шанс сбежать, Поттер, — вкрадчиво произнёс он и вжался,
буквально вколачивая Гарри в стену.
Стул покачнулся и противно заскрипел. Гарри на мгновение почудилось, что
ножки не выдержат веса и надломятся.
— Медлишь, словно в попытке отговорить, — цыкнул он, когда плечо
болезненно заныло.
Его резко развернули, перенесли и бросили на кровать, — всё это за считаные
секунды, не пошевелив и пальцем. Даже в столь обессиленной его форме, но
способности Риддла поражали. Гарри наконец смог увидеть его лицо: слегка
раздражённое и слишком напряжённое для того, кто собирался «наблюдать, как
Гарри будет корчиться и выть… рыдать, задыхаться и о чём-то умолять».
Риддл стоял, пристально рассматривая его: от упирающихся в покрывало
пяток и до взъерошенного гнезда на голове. В чужой руке появилась палочка, и
пальцы неторопливо покрутили её, а Гарри, действуя на голых инстинктах,
притянул свою и едва сжал. Они оба замерли в хищном предвкушении, а затем
Риддл, не сводя насмешливого взгляда, предельно расслабленно опустил палочку
на покрывало, оставляя её в стороне. Гарри поступил так же: плавно положил
свою рядом с тисовой, — и в этом действии было нечто показательное,
доверительное, отчего по телу пробежала судорога.
Гарри не сводил немигающего взгляда, затаив дыхание. Склонившись, Том
коснулся губами бедра, скользнул языком вдоль тазовой косточки, срывая
судорожный вздох. Его пальцы неспешно переходили от пуговицы к пуговице,
расстёгивая рубашку, а губы продолжали захватывать кожу, мучить её, оставляя
красные следы, пока рот не накрыл сосок, а зубы мягко прикусили — щекотно,
больно, сладко… Всё закрутилось в водовороте жарких прикосновений, влажных
поцелуев и самого Гарри, выгибающегося подобно струне и подставляющего своё
тело, словно он желал его подарить.
Казалось, он бредил: в голове было абсолютно пусто, а в груди — горячо.
Крохи неловкости исчезли, стоило ощутить ненасытный голод, пульсирующий по
всему телу, точно это Гарри собирался проглатывать чужую магию, а не
наоборот. Ощущение тёплой кожи под ладонями отзывалось томлением в паху,
накатывало неудержимым порывом. И он дёрнулся, приподнимаясь на локтях,
чтобы в следующий миг притянуть полностью обнажённого Тома и припасть
губами к плечу, напоминая себе страдающего от жажды путника.
Следом за неловкостью испарился и остаточный страх. Мысли о
неправильности действий покинули его, напротив, он чувствовал, что именно так
всё и должно быть. Интуиция упивалась этим ощущением, а рассудок хоть и
пытался руководствоваться доводами, что завтра всё-таки наступит и принятые
решения аукнутся серьёзнейшим похмельем, но, затуманенный очередным
настойчивым прикосновением, потерялся под толщей фантазий, что роились в
голове — одна откровенней другой.
Сминая кожу губами, Гарри покрывал беглыми поцелуями шею, без устали
скользя руками вдоль спины, очерчивая каждый изгиб, каждую напряжённую
мышцу, что перекатывалась под пальцами, когда Том вжимался бёдрами, всё
интенсивнее потираясь членом о его возбуждённую плоть.
Раздразнённый действиями в ванной, в какой-то момент он чуть не кончил от
простых фрикций. Издав слабый стон, Гарри ощутил необъяснимую пустоту
вместо горячего тела, вдавливающего его в кровать, — Риддл резко отстранился.
Гарри впился негодующим взглядом в лицо напротив, удерживая каждую
чёрточку в памяти, будто бы впервые видел. Том, хищно прищурившись, облизал
губы. Зрачки были расширены — Гарри заглядывал внутрь бездны, проваливался
в неё, и голод внутри угрожающе шевельнулся, заставляя скользить глазами
ниже — к дрогнувшему кадыку. И ещё ниже — вдоль часто вздымающейся груди,
родинке под рёбрами, косых мышц живота, редкой дорожки волос и
192/676
напряжённого члена. Гарри ласкал взглядом эту картину, желая обладать ей
единолично. Навсегда.
Последняя и самая шумная область разума — совесть собственной персоной —
замолкла.
— Повернись на бок, — тягучая хрипотца в голосе подействовала двояко:
лёгкое волнение перемешалось с нахлынувшим из недр сознания страхом.
Заметив это, Том сжал его колено и с многообещающей улыбкой спросил: — Сам
или мне тебя повернуть?
Гарри тяжело выдохнул и послушался, плавно перекатившись на бок. Вытянув
руку, он замер, затаив дыхание. Кровать тотчас прогнулась под чужим весом и
сзади прижались. Риддл вновь коснулся колена, провёл ладонью выше, словно
знал, что внутри Гарри заёрзал страх и решил подпитать его. Ногу передвинули
вперёд, заставляя дрожать от столь откровенной позы, а затем лёгкий мандраж
превратился в лихорадочный озноб, когда он почувствовал, как рука нагло смяла
зад, а член мазнул меж ягодиц, ткнувшись, но не проникая.
Мгновенно его охватила паника, и, дрогнув, Гарри подался вперёд,
намереваясь отползти. Однако чужая ладонь тут же легла на горло, слегка сжав,
а предупреждающий рык остановил его:
— Даже не думай.
Мочку уха зацепили зубами, вырывая тихий стон. Гарри окаменел. Каждое
движение ощущалось предельно медленным: он увидел уже знакомый флакон в
руке Риддла, наблюдал краем глаза, как тот налил на ладонь бледно-желтоватую
субстанцию, а затем банка упала куда-то на постель, потерявшись в складках
покрывала.
— Лучше не дёргайся, Гарри… — угрожающий шёпот разлился горячей волной
по телу: страх перемешался с возбуждением.
Гарри скомкал в руках алую ткань, потянув на себя, когда раздался
хлюпающий звук, к его пояснице прикоснулись и пальцы повторно проникли
внутрь. Он сморщился из-за ощущения, что скоро у него масло из ушей потечёт, и
снова раздался хлюпающий, несколько смущающий звук, а затем Том убрал
ладонь, и Гарри с облегчением выдохнул, расслабляясь. Но ненадолго.
Одно движение — и с губ сорвался протяжный болезненный стон. Риддл
вторгся внутрь, продвигаясь предельно медленно, но недостаточно терпеливо,
чтобы он не ощущал тянущей боли. Гарри напрягся, сцепив зубы и часто
задышав.
— Не… зажимайся, — голос Тома вибрировал то ли от напряжения, то ли от
желания — он не знал, но резко выдохнул, пытаясь отвлечься на себя и, накрыв
член, начал размеренно двигать рукой, лаская себя в попытке отвлечься.
Как ни странно, это помогло, но помогло лишь на мгновение. Риддл толкнулся
до конца, заставляя их обоих замереть.
Чужие пальцы обвели бедро, съехав ниже — к ноге; вторая же рука
проскользнула под ним, обхватив за грудь.
Гарри оказался в ловушке.
На этом терпение Риддла иссякло, и Гарри задохнулся, когда тот подался
назад, тут же толкнувшись вновь. Замычав, он дёрнулся в руках, но давление на
грудь усилилось.
— Том… — прохрипел он, протиснув ладонь назад, и вцепился пальцами в
чужое бедро в попытке замедлить его. — Медленнее! Сердитое шипение
возымело эффект, но Гарри обошлось это дорого — движения стали плавнее, но и
глубже одновременно. Повернув голову, он столкнулся нос к носу с Риддлом:
удлинённые зрачки то расширялись, то сужались, словно взгляд был
расфокусирован, а на коже выступила испарина. Гарри беглым поцелуем
прикоснулся к приоткрытому рту, захватив губу и посасывая её, прежде чем
проникнуть языком в горячий рот. В пояснице заломило от напряжения, а резкий
толчок вырвал вибрирующий в гортани стон.
193/676
Послышался глухой рык, и Том сжал его крепче. Рука дрогнула от
напряжения, вынуждая Гарри отвернуться и обессиленно уцепиться за
сползающее покрывало.
— Гарри… — еле слышный зов, столь насыщенный эмоциями, будто голос
принадлежал кому-то третьему, — Поттер.
Шёпот обжёг, следом губы коснулись его кожи, а язык оставил влажную
дорожку. Дёрнувшись, Гарри хотел посмотреть через плечо, но был резко
подхвачен под бёдра и перевёрнут на живот. Уткнувшись лицом в подушку, он
задушил стон, когда Риддл развёл ягодицы и без особых прелюдий резко
толкнулся внутрь, буквально вдавив его в постель. Наслаждение острыми,
болезненными спазмами разливалось внутри, когда его бёдра, движимые
толчками Тома, вжимались в матрас, а член тёрся о простыни.
Толчок, стон, толчок, мычание, — Риддл двигался глубоко и размеренно, пока
не подтянул его тело выше, ставя почти что на четвереньки, не нажал на
поясницу, заставляя развести ноги шире и прогнуться. Он был полностью открыт
и уязвим. Странный звук, похожий на скулёж, разнёсся по комнате. Когда Гарри
понял, что это завывание сорвалось с его губ, закусил подушку, комкая её в
руках. Волна наслаждения прошила позвоночник, скопилась внизу, заставляя
член подрагивать. Ещё один такой толчок, — и он кончил бы без рук.
За спиной раздался довольный смешок, а подушка отлетела в сторону, как
будто ему запрещено сдерживать те похабные звуки, что издавал собственный
рот. Гарри хотел уткнуться в ладони, но Риддл перехватил руки, сводя их за
спиной и подавляя.
Точно издеваясь над ним, не позволяя даже пальцем пошевелить, Том
сорвался на какой-то непонятный темп, то ускорялся, непрерывно задевая
чувствительное уплотнение внутри, отчего у Гарри глаза слезились, то, наоборот,
замедлялся, размашисто наполняя его собой. Собственный член пульсировал до
боли, требуя внимания, но Гарри не мог высвободиться, не мог себе помочь, а
Риддл не собирался упрощать ему задачу. В следующий миг его дёрнули за руки
назад, вынуждая выпрямиться, и Гарри прильнул спиной к груди Тома, чувствуя
смазанные поцелуи на шее и блуждающую вдоль тела руку.
Том крепко обхватил его член у основания, и Гарри заскулил, откинув голову
на плечо. Толчки стали глубже, грубее, а распирающее чувство заполненности
переросло в нарастающую истому. Он явственно ощущал, что если не кончит
прямо сейчас — просто умрёт.
— Пожал… — начал Гарри и тут же сглотнул, когда вместо собственного
голоса услышал жалостный стон. — Пожалуйста… Я не могу… больше. Прошу…
Риддл не слушал. Жадные губы нашли и накрыли его рот в порывистом
поцелуе, а булькающее «прошу» застряло где-то в горле. Скользя языком по
нёбу, буквально трахая его рот в том же рваном ритме, Том задел пальцем
головку, размазывая смазку и сдавливая чувствительную кожу, тягуче-медленно
скользнул ладонью по стволу вдоль набухших вен, дразнясь и растравляя ещё
больше, а затем, когда Гарри нетерпеливо вильнул бёдрами, готовый излиться,
снова пережал у основания.
Зашипев в его губы, Гарри наткнулся на плотоядный оскал. Он дёрнул руками
в желании сделать всё самостоятельно и тут же замер в смятении — о запястья,
громко звякнув, потёрся холодный металл. Когда он успел?!
— Отпусти меня! — требования прозвучало задушенным стоном, когда Риддл
выскользнул из него лишь для того, чтобы медленно проникнуть вновь, пройдясь
по простате. — Умоляю… сделай же что-нибудь…
Всё тело напряглось до предела: внутри бушевала магия, оголяя нервные
окончания, и последнее движение тягучим наслаждением расплылось от
кончиков пальцев до стонущих губ. Чувства обострились, каждое прикосновение
электрическими разрядами распространялось по коже. Гарри всем телом ощутил
переполненность магической энергией, и не только; вопреки намерению Риддла
194/676
не дать ему самоудовлетвориться, он подался назад, насаживаясь в желании
кончить как угодно — хоть от члена в заднице.
Том резко обхватил его поперёк тела и сорвался на бешеный темп, от
которого жар только усилился, концентрируясь то в паху, то в груди, то во рту.
Энергия рвалась наружу: ещё чуть-чуть — и магический выброс расщепил бы
комнату. Риддл, точно почувствовав нужный момент, дёрнул его голову за
подбородок и властно впился в губы. Сила загнанной ланью заметалась внутри, а
Гарри задрожал, глухо постанывая в чужой рот, ощущая, что Том был везде: на
коже, глубоко в теле, в душе, даже в недрах его разума. Как если бы они
смешивались, сливались — и в этом тесном переплетении Гарри не мог понять,
где его магическая сила, а где Риддла.
Сдавленно всхлипнув, он инстинктивно двинул бёдрами назад, насаживаясь
до конца, и, ощутив, что Том резко отнял руку, кончил, не в силах сдержать
вскрик. Отдышаться Гарри не успел: язык вновь попал в плен влажного рта.
Риддл жадно ласкал его губы, вытягивая силу и не прекращая ритмично
толкаться в податливое тело. Мышцы ныли, но притуплённое оргазмом томление
в паху снова стало нарастать, а вместе с ним и возбуждение.
Это было сродни мучительно-сладостной пытке, что длилась и, было похоже,
что будет длиться всю ночь. Разум отключился, оставляя одни инстинкты,
физические ощущения и набор эмоций, от которых Гарри вело. Он сходил с ума
из-за этой близости, был готов волком выть, хотел шептать какие-то глупости, но
сдерживался, прикусывая кончик языка, когда Риддл на мгновение прерывал
ненасытный поцелуй.
Губы саднили, чувствительные и покусанные, они были стёрты. Уже давно
свободные от пут руки скользили по бокам раскалённого и влажного тела,
хватаясь за Риддла, как за спасательный круг. Время текло в какой-то
искажённой форме. Переполненное эмоциями тело дрожало; стоны переросли в
сдавленные хрипы, казалось, он и правда сорвал горло, а второй оглушительный
оргазм полностью опустошил нутро. Том, до боли вцепившись в его бёдра, с
хриплым стоном резко подался назад, кончая ему на ягодицы, судя по влажным
ощущениям; у Гарри не было сил даже среагировать на это.
Его прерывистое дыхание сливалось с тяжёлым Риддла. Гарри обессиленно
опустился на живот, наплевав на лужицу собственной спермы, неприятно
прильнувшую к коже. Воздуха по-прежнему не хватало, и он жадно глотал его
через рот, а прохлада, касаясь влажной от пота спины, пробежалась по коже
мурашками. Он поёжился, подтянув подушку и положив на неё голову.
Гарри боялся посмотреть на Риддла, боялся, что тот сейчас кинет ему одежду
и укажет на выход или выбросит из спальни прямо так — обнажённым. Вот
только желания двигаться не было, а сил просто не осталось. Гарри даже
подушку с трудом пододвинул к себе, а применить очищающие чары сейчас и
вовсе выглядело героическим поступком. Поэтому зажмурив глаза до светлых
мушек, он сжал кулаки, царапая ладонь ногтями и оттягивая момент, когда
нужно будет в очередной раз за сегодня принять реальность.
Ту реальность, в которой он переспал с Волдемортом; ту, в которой буквально
плавился от наслаждения под врагом, желая, точно влюблённый сопляк, шептать
ему об этом, умолять… чтобы это никогда не прекращалось; ту, в которой всё
окончательно и бесповоротно изменилось.
Но пауза всё тянулась, а тишина продолжала мерно убаюкивать, пока липкое,
уже начинающее стягивать кожу, ощущение не исчезло — как на спине, так и под
ним. Следом на него накинули одеяло. Гарри еле слышно выдохнул, уткнувшись в
подушку: онемение равномерно растекалось по телу и даже внутри не так сильно
саднило. Физическая слабость мало-помалу сковывала мышцы.
— Том? — тихо позвал он, всё так же жмурясь.
— Что? — послышалось совсем рядом. Он всё-таки приоткрыл один глаз, с
трудом разлепив ресницы, и заметил, что кресло было передвинуто ближе к
195/676
кровати, а Риддл расслабленно сидел. В руке был стакан, а на лице — странное
выражение. Тяжёлый взгляд буквально придавил Гарри к месту, и он вновь
зажмурился. Надетые брюки и расстёгнутая рубашка намекали, что лечь рядом и
спать тот явно не собирался, — и это задевало. А ещё на коленях он заметил
тисовую палочку.
— Ты всегда столько пил? — Гарри ляпнул первое, что пришло на ум, лишь бы
не затягивать с паузой.
— Спи, Гарри.
— Том?
Послышался тяжкий вздох и бренчание стекла.
— Голос так и не вернулся, возможно, я мог бы оставить… твою силу себе. —
Зевнув, Гарри вновь на мгновение приоткрыл один глаз. Риддл, откинув голову на
спинку кресла, смотрел в потолок.
— И зачем она тебе?
— Чтоб у тебя её не было, — заплетающимся языком промолвил он и снова
зевнул, потёршись щекой об подушку.
— Железный аргумент, — раздался смешок. — Допустим, ты оставил её себе.
Что дальше?
— Ничего, — задумчиво пробормотал он.
— Ничего не желающий, не имеющий никаких амбиций малец возжелал моей
силы, — в голосе промелькнуло недоумение. Следом Риддл задорно рассмеялся,
точно услышал вопиющую глупость.
— Я бы просто хранил её, — невнятно пробурчал Гарри.
— Силой надо пользоваться.
— И убивать маглов и пытать маглорождённых? — язвительно спросил он,
вновь приоткрыв веки. Поза не изменилась, Риддл лишь слегка покачивал
стаканом.
— Для того, Гарри, чтобы она не исчезла или, наоборот, не вышла из-под
контроля.
— Мне нравится разговаривать с тобой, — озадаченно прошептал он.
Ему и правда была по душе эта беседа — ненавязчивая и немного путаная, —
но глаза слипались и стряхнуть сонливость никак не получалось.
— С убийцей маглов и маглорождённых? — Риддл опустил голову и, сделав
глоток, поморщился.
— Звучит так, будто тебя мучают угрызения совести…
— Будь у меня совесть, мы бы с тобой никогда не встретились, — туманно
ответил тот, тут же хмыкнув.
— Так хочется спать, — засопел Гарри, часто моргая. Глаза, помимо воли,
продолжали закрываться, а веки тяжелеть. — Не хочу… засыпать, — выдохнул он
тяжело.
Приятная усталость и тепло обволакивали тело, погружая в летаргическое
состояние. Он хотел ещё что-то добавить, но голосовые связки не слушались, а
туман в голове уплотнялся.
— С Рождеством... — голос донёсся откуда-то издалека.
Или это Гарри повернулся на другой бок, отворачиваясь?
«Хоть бы завтра никогда не наступало…» — последнее, что он успел подумать
прежде, чем сознание погасло.
гаммечено~
196/676
Глава 15. Сам по себе
Боль — я испытаю ее всю, а сегодня ночью — еще больше.

Огонь — он разъедает кожу, но сердце все еще холодно.
Это сердце бьется само по себе.
Маленький ангел, твой мир может быть таким жестоким.

Я поджигаю твои крылья каждую ночь
Каждый раз я умираю ради тебя.
И вижу, как ты плачешь.
Charon — Little angel[2]
Новый день всё-таки наступил. Солнечным светом пролился Гарри на лицо,

слепя и вызывая недовольное бурчание. Он заворочался, натягивая одеяло
повыше в попытке спрятаться от настырного луча, а затем закопошился и, еле
разлепив веки, часто заморгал, совершенно не понимая, где сейчас находится.
Рассеянным взглядом окинув комнату, он притих. Лавина воспоминаний
обрушилась на едва очухавшуюся голову: покупки, Эдмунд, опоздание, передача
силы, разрушенная стена, снятые ограничители, Нора, ужин, ссора, Рон, синяк,
ванная, секс, Риддл. Гарри подпрыгнул, переворачиваясь на бок, и прислушался к
внутренним ощущениям: тело было лёгким, а спину не ломило. Кряхтя, он кое-как
сел… и ничего не почувствовал: ни тянущей боли, ни жжения, как в прошлый раз.
Вообще ничего. Что было весьма странно, если учитывать несдержанность Тома.
Да он даже выспался отлично. Впервые за долгое время, надо заметить.
Вновь окинув комнату уже более сосредоточенным взглядом, он затаил
дыхание, подмечая одну немаловажную деталь — Риддла здесь не было. Это
открытие за считанные секунды смахнуло остаточную сонливость. Соскочив с
кровати, он обнаружил свою одежду на стуле и, прыгая на одной ноге, пока
натягивал джинсы, заскочил в ванную. Пусто.
— Том? — позвал он вполголоса, словно боялся, что тот выглянет из-за какой-
нибудь высоченной стопки книг. Но куда больше Гарри страшился не услышать
вообще никакого ответа. — То-ом?.. Завтракает, наверное, — разговаривая сам
собой, он пытался хоть как-то занять мысли и развеять тягостную тишину. —
Интересно, сколько уже времени?
Машинально посмотрев на кровать, он задумался. Одна из подушек — та, что
Риддл вырвал у него из-под рук, — валялась на полу, а в следующее мгновение
она резко взмыла вверх и медленно опустилась на место. Гарри нахмурился и
вновь заглянул в ванную. Никого. Но… кто тогда? Эльф бы не стал скрываться,
наводя порядок. Он вновь нашёл взглядом развороченную постель и прищурился.
Махнув рукой, Гарри застыл в напряжённом ожидании, а затем повторил жест.
Ничего не произошло. Естественно.
Перестав махать руками как идиот, он спрятал их в карманы джинсов и
выпрямился. Взгляд упал на прикроватный столик: там лежал ограничитель. Да
неужели?
В памяти всплыло холодное прикосновение металла к коже, и он подманил
нынче бесполезный артефакт. По всей видимости, тот был несогласен с термином
«бесполезный». Яростно зашевелив изящным туловищем, змея попыталась
оплести его руку, и Гарри молниеносно отбросил изделие на кровать, где гадюка
снова свернулась калачиком, прикусив хвост. Вопросов стало ещё больше.
— Том… — вновь неуверенно позвал Гарри и вышел из комнаты.
На кухне, вопреки ожиданиям, никого не было. Он обошёл весь дом, хотя мог
197/676
за долю секунды поинтересоваться у эльфа, но крохотная надежда теплилась
внутри, а сердце замирало каждый раз, как он открывал очередную дверь.
Сегодня комнаты закончились слишком быстро. Он стоял около десяти минут
напротив своего кабинета, воображая, что мог мешать Риддлу, и тот решил
уединиться или, например, варит какое-нибудь зелье, или… Шумно вздохнув, он
резко отворил дверь и шагнул внутрь. Встретила его такая же осязаемая пустота.
— Кричер.
— Да, хозяин? — эльф склонил голову набок, потирая ладони.
— Риддл… где-нибудь в доме? Может, на чердаке? — голос подвёл его,
превратившись в сиплый хрип на последних словах.
— Нет, хозяин. Мистер Риддл покинул дом рано утром, — протянул Кричер,
довольно щурясь, — и не возвращался.
Невозможно!
— Во сколько?
— Было семь утра, хозяин.
— Димбл!
Второй эльф тут же материализовался, тревожно поглядывая.
— Ты знаешь, где сейчас Том?
Домовик кивнул.
— Где?
— Димбл переместил мистера Риддла, но не может сказать Гарри Поттеру
куда, — в его голосе было столько безысходности, что Гарри моментально
пожалел о своём решении вызвать его.
— Прошу, только не бейся головой! — взмолился он, опережая намерения
эльфа. — Я всё понимаю! До сегодняшнего утра ты его куда-нибудь ещё
переносил?
Виновато насупившись, Эльф помотал головой.
Как обухом по башке огрели. Раз Том покинул дом, значит, вернул достаточно
магических сил, чтобы перестать быть зависимым от чужой воли, значит,
достаточно силён, чтобы больше не скрываться. И ему есть где остановиться,
ведь Гарри сам вчера интересовался, но даже отдалённо представить не мог, что
всё случится так скоро, тем более после… Понимание резануло льдом по сердцу.
Он шумно выдохнул, чуть сгорбившись.
— Хозяин, если вы хотите, я могу найти мист-тера Риддла, — прокаркал
Кричер, самодовольно поглядывая на Димбла.
Гарри вздрогнул. Он желал сказать «Да, да, да… Да!», но в ответ только
покачал головой.
Всего лишь догадки. Гарри не знал, какой конкретно процент силы возвратил
Том, так как сам не ставил ограничений в клятве. Дурак. Думал, делает назло
Дамблдору, а получилось как обычно — только себе навредил.
Идти за ним было просто бессмысленно… Да и зачем? Что он мог сказать и не
выглядеть при этом совсем уж жалким? А сейчас Гарри именно таким себя и
чувствовал. Точно его бросили, а он, наперекор логике, да и гордости тоже,
желал рвануть следом, чтобы увидеть его лицо в отчаянной попытке найти там
какие-нибудь эмоции. Хоть что-то, что могло облегчить тяжесть внутри.
Впервые несокрушимая собственная вера в лучшее казалась ему наивной
фантазией. С самого начала Гарри знал: надеяться не на что. Когда он принимал
решение, что длилось от силы секунд тридцать, — путь между Норой и домом —
заранее понимал, чем всё это обернётся лично для него. Понимал, что нельзя
вовлекать себя на эмоциональном уровне, нельзя отдавать Риддлу ничего, кроме
магии. Конечно он всё понимал... И что наделал? Вырубил все предостережения,
отключил здравый смысл и полностью отдался чувствам.
Здравствуй, похмелье.
В груди болезненно потянуло, а в горле встал ком.
— Хозяин, будете завтракать? — поинтересовался Кричер, поглядывая на него
198/676
с несвойственной тревогой.
— Нет, спасибо, — машинально ответил Гарри и отправился наверх.
Заскочив в комнату Риддла, он неровным шагом прошёлся, заглядывая по
пути в шкаф, под кровать и покрутился около стола. Пусто. Записи исчезли.
Остались только книги, одежда, початая бутылка огневиски — всё ненужное. Как
и он сам.
Гарри плеснул в стакан и выпил залпом, вновь натыкаясь взглядом на
браслет. Только сейчас он заметил отсутствие второго. «Закатился куда-нибудь,
наверное. Какая теперь разница». Подманив артефакт, он аккуратно взял его, но
змея вновь зашевелилась: оплела руку, открыв пасть с предельно ясными
намерениями.
— Остановись! — И гадюка прижалась мордой к коже, застыв простой
побрякушкой, изогнутой вокруг запястья. Гарри не спешил снимать, бережно
касаясь переплёта из драконьей кожи. — Переберись на левую руку, — наобум
прошипел он, а браслет вновь ожил, изогнулся, ловко переползая на другое
запястье. Интересно.
Горькая усмешка искривила губы. Что это? Прощальный подарок?
— Задуши меня. — Змея резким, жалящим движением скользнула вверх и
молниеносно обвилась вокруг шеи, сжав горло. Гарри хрипло рассмеялся,
ощущая, что воздуха стало не хватать. — Такая же беспощадная и
хладнокровная… как твой создатель, — сквозь хриплые смешки шептал он.
Давление усилилось. Перед глазами всё поплыло, и Гарри тут же процедил: —
Остановись!
Хватка ослабла. Приступ кашля раздирал горло, и он содрогнулся всем телом,
хрипло смеясь и откашливаясь одновременно. Что ж, ему оставалось надеяться,
что Том не забыл это в надежде на то, что он задушится от горя, а остатки магии
перейдут обратно к хозяину.
Не дождётся.
— Вернись на запястье, — прошелестел он, шумно вдыхая. Змея
послушалась, обхватила руку и замерла. Хотелось выбросить её как неприятное
напоминание, от которого внутри всё переворачивалось, заставляя его сжимать
губы, лишь бы не закричать от бессилия; вместо этого он смотрел на тонкую
полоску серебра и упивался тоскливым томлением внутри.
Гарри отвёл взгляд, несколько раз моргнув, а затем грузно опустился в
излюбленное Риддлом кресло. Наполнив стакан, он откинул голову, пытаясь
восстановить дыхание. В пять должен был состояться обед у Малфоев, а он
полностью лишён желания кого-то видеть, даже если этот кто-то — Драко.
Хотелось бы поделиться вестью теперь, когда они освободились от ипостаси
стражников, от бремени на своих плечах. Наверное, это хорошая новость — даже
если и временная. Для Малфоя уж точно. А Гарри не мог понять, что чувствует.
Вчера он ожидал, что Риддл может выкинуть его из спальни, и даже
мысленно подготовился к такому исходу, однако этого не произошло. Но
произошло нечто куда хуже — он исчез, выкинув его из жизни. Не сказав ни
слова, даже записки не написав, он подарил всепоглощающее чувство тоски, что
возрастало с каждым обжигающим горло глотком. Будто он и правда вырвал из
Гарри часть, забрав с собой, и оставил огромную щемящую пустоту.
Хотел бы он верить, что это всего лишь побочный эффект от передачи
магической силы и со временем это чувство исчезнет, но где-то внутри он не мог
отрицать существование робкой надежды, что Том с минуты на минуту зайдёт в
эту комнату. Она его так сильно раздражала, что хотелось вырезать эту часть,
удалить, растерзать. Это была настолько смехотворная надежда, что он до
скрежета сжимал зубы, лишь бы не засмеяться снова, страшась, что вместе со
смехом вырвутся и другие эмоции.
Гарри впервые задался вопросом, что станет с клятвой, когда условие будет
выполнено. «…Клянусь передать Тому Марволо Риддлу столько магической силы,
199/676
сколько ему будет нужно». Безусловно, он круглый идиот; даже не поставил
никаких временных рамок в свои требования, а ведь решение было так близко:
слово «никогда» в нужном месте. Стоило ли ему остерегаться, что как только
Риддл получит обратно нужную порцию магии, то клятва сочтёт главное
требование выполненным и аннулируется?
Мысленно застонав, Гарри поискал взглядом копию дневника. Во время
обыска тот не попадался на глаза. Том или забрал его… или выбросил.
Притянув свою версию вместе с чернилами, он раскрыл страницу и замер. Что
можно написать? О чём поинтересоваться? Почему вместо клятвы он хочет
спросить о совершенно иных вещах?
Капля чернил упала на страницу и растворилась.
«Мог хотя бы попрощаться — однозначно не годится. — Я тебя ещё увижу?..»
Саркастическая фраза превратилась в непонятно что. Гарри злобно захлопнул
дневник и осушил уже третий стакан. Жуткая горечь обожгла горло, слегка
одурманив разум. Так было лучше. Лучше отрубиться в кресле, чем исписать
дневник совершенно тупыми фразами и стать посмешищем.
Громко фыркнув, Гарри помотал головой, преисполненный сожалениями, что
и правда был слеп: Риддл победил, не пролив ни капли крови. Даже смысла
отрицать не было. Словно только что осознав, он расстегнул рубашку, опуская
растерянный взгляд. То, что вся грудь и живот были покрыты засосами, ярким
воспоминанием въелось в память. Теперь же не осталось и следа. Хотелось бы
принять такой жест за заботу, но добровольно вводить себя в заблуждение он
более не желал. Гарри отказывался искажать истинное положение вещей: Том
уничтожил все следы своего пребывания не только в комнате, но и на его теле.
Запоздалое осознание обжигало не хуже огневиски.
Коснувшись щеки, Гарри также не обнаружил ссадин. Пока он дрых без
задних ног, Том мог делать что угодно и даже убить, раз влил зелье или
применил заклинания, — что именно, он был не уверен — а Гарри даже не
проснулся.
«Чёртов Риддл…»
Устало потерев лицо, Гарри уставился в потолок, воспроизводя в голове
прошлую ночь. Как ни удивительно, но сейчас он остро ощутил нехватку второго
«я» внутри. На мгновение он возжелал вновь сходить с ума, забить голову одной-
единственной задачей — не стать новой и очень злобной проблемой для
магического мира.
«Дожил ты, Поттер, до таких желаний…»
«Я здесь…» — Он даже не услышал, а скорее почувствовал совсем тихий
голос. Глухой шелест. Гарри резко подался вперёд, как если бы мог физически
слышать свои мысли, но продолжения не последовало.
«Гарри?»
«Мы… Мы! — слова были переполнены такой болью, что Гарри содрогнулся
всем телом, будто болезненные ощущения принадлежали ему. — Мы не
очнулись. Сложно…»
Это был какой-то бред.
— Что ты сделал?
«Время… — еле слышный шёпот. — Ты отдал!»
Интересно, когда-нибудь кто-нибудь в этом грёбаном мире ответит ему прямо
на вопрос? Устало потерев переносицу, Гарри вновь откинулся на спинку,
безразлично рассматривая половицы.
— Ничего не понимаю.
«Нужно время…» — шёпот стих, а Гарри напрягся. Что это, чёрт побери,
значит?
— Хозяин, — проскрипел Кричер совсем рядом, привлекая внимание. — К вам
пожаловала…
— Гарри!
200/676
Гермиона влетела в комнату и застыла. Вид у неё был немного ошарашенный.
Гарри мог представить, как сейчас выглядит: взъерошенный после бурной ночки,
с бутылкой под мышкой и стаканом в руке, блуждающим взглядом и в
полурасстёгнутой мятой рубашке.
Хорошо хоть, что ссора с Роном давала повод пребывать в состоянии крайнего
горя.
— Герми! — отсалютовал он, подняв стакан, и безжизненно улыбнулся. Она
ещё больше нахмурилась, а затем огляделась и опасливо подошла. — Выпьешь со
мной?
— Рон вчера был сам не свой, — вполголоса начала она, зорко наблюдая за
каждым его жестом, точно имела дело с опасным зверьком. — А утром запретил
мне с тобой видеться, представляешь?! А если он рискнул мне что-то запретить,
да ещё и таким тоном… — Гневно вспыхнув, она притянула соседнее кресло и
чинно уселась. — Что он натворил?
— С чего ты взяла, что это Рон виноват?
— Давай не будем играть в загадки, — Гермиона тяжело вздохнула, скорчив
огорчённую гримасу. — Что случилось?
Он молчал, рассматривая янтарную жидкость в стакане.
— Вы оба просто невыносимы! — всплеснула она руками, резко откинувшись
назад. — Я думала, твоя спальня выше. Здесь же жил Клювокрыл?
— Ага, — хмыкнул Гарри.
И снова неловкая пауза.
— Ты в порядке?
— Я расстался с Джинни, подрался с лучшим другом, сижу и напиваюсь, а ещё
одиннадцати даже нет, потому что… — в голосе просочилась тоска, и Гарри
откинул голову, вновь уставившись в потолок. «Потому что хочу увидеть его,
боюсь его, страшусь того, что он может делать в этот самый момент… Хочу
увидеть его, чёрт…» — Всё ужасно, Герм.
— Про Джинни я знаю, — она чуть наклонилась вперёд, покачав головой. —
Знала давно, что всё к этому идёт, хотела подтолкнуть тебя к принятию какого-то
решения в прошлый раз, но ты опять спрятался за свои дела. Только не совсем
понимаю, чего Рон так взъелся? Люди расстаются — это нормально, и он сам мне
говорил, что в случае такого исхода не будет вмешиваться.
— А мне вот интересно, что случилось у вас, — медленно опустив взгляд, он
добавил: — Ты ждёшь откровений, но про твою скуксившуюся мину после
упоминания о свадьбе я так ничего и не знаю.
Тень легла на лицо, и она сложила руки на коленях. Пальцы слегка
подрагивали.
— Я попросила повременить со свадьбой, — голос звучал отстранённо, словно
Гермиона говорила о чьей-то другой свадьбе. Досадливо прикусив губу, она
казалась такой же потерянной, как и он сам. — Ты ведь знаешь, насколько мне
важна карьера в Министерстве, я хочу подняться на ноги, чего-то добиться на
политической арене. А Рон… — её губы тронула еле заметная улыбка. Тёплая, но
и горькая одновременно — Рон мечтает о большой и дружной семье, а мне будет
совершенно некогда заниматься шестью детьми. Шестью, понимаешь? — Она
надрывно рассмеялась. — Я осознаю, что для него много детей — это образец
семьи, но и у меня тоже есть свой пример для подражания. Я обожаю миссис
Уизли, но я не она и никогда не буду такой, — на последних словах её голос
охрип, а пальцы вцепились в ткань кофты. — Мы просто болтали за ужином, а он
начал расспрашивать про приготовления к свадьбе, говорить о доме и о числе
комнат… «Как минимум пять комнат, Герм. Ничего страшного, если мальчишки
будут спать вместе, мы же спали в Норе. Может быть, родятся близняшки. Ты
ведь знаешь, это передаётся по генам…» — исказила она голос, подражая Рону, а
Гарри криво улыбнулся. — Мы ещё не женаты, а он уже дал нашим детям имена,
даже стал гадать, на какой факультет они попадут… Это невыносимо! —
201/676
прошипела она, а лицо покраснело. Судорожно вздохнув, Гермиона нервно
потёрла лоб и сбивчиво продолжила: — И я попросила дать мне два года. Рон,
конечно же, обиделся. Сказал мне, что раньше у меня на первом месте была
учёба, а теперь работа, а он по важности идёт после Живоглота. Потом отошёл
немного, даже с условием согласился, хотя я видела, что он на горло себе
наступает. С тех пор его это гложет, а я ничего не могу поделать. Мне нужны эти
два года как воздух.
Они просидели несколько минут в тишине, каждый погружённый в свои
мысли. Гермиона привстала — в её руке блеснул стакан. Отобрав у Гарри
бутылку, она плеснула огневиски, тут же сделав большой глоток.
— Ты совершаешь ту же ошибку, что и я. Время ничего не даст, — покачал
Гарри головой, внимательно наблюдая за ней. — Но вы любите друг друга…
— В отличие от тебя и Джинни?
— Наверное. Я… не знаю. — Вздохнув, он озадаченно посмотрел по сторонам,
точно ответ был где-то на поверхности. Сейчас Гарри и правда не знал: хранил ли
в сердце любовь все эти полтора года или это были чувства иного рода. — Она
всегда будет мне дорога, но её доверие я утратил.
— Ты так и не сказал, в чём суть вашей ссоры, — мягко упрекнула она.
— Всё очень сложно…
— Гарри!
Что он мог сказать? Гермиона не проглотит очередную байку, она слишком
проницательна, слишком упёрта. Внутри всё перевернулось, а в голове
образовалась каша.
— Рон услышал, как она говорит о моей измене, — устало сказал Гарри и
запил эти слова обжигающим глотком алкоголя.
Гермиона застыла, во все глаза глядя на него, а потом сморгнула и звонко
рассмеялась.
— Ты серьёзно? Или это был выдуманный повод, чтобы расстаться? Гарри, мне
сложно поверить, что ты способен на такое…
— Для меня это не было изменой, скорее неконтролируемыми
обстоятельствами. Я не мог этим управлять.
Резко побледнев, она в неверии раскрыла рот, явно желая что-то спросить, и
тут же плотно сжала губы. Гарри ожидал с минуты на минуту гневной тирады,
осуждения или упрёка. Гермиона с лёгкостью могла отчитать его, но она лишь
шумно выдохнула и озадаченно кивнула, чрезмерно внимательно рассматривая
его.
— Ты влюбился в кого-то другого. Это всё бы объяснило…
— Я не влюблялся! — процедил он.
— Тогда что это за измена, позволь узнать?
Гарри провёл рукой по лицу в попытке собраться с мыслями, но всё без толку.
— С другим… человеком, — пробурчал он, машинально глянув на кровать. Она
проследила за его взглядом и охнула, растерянно спросив:
— Ты что, жил в доме с другой девушкой?
— Это была не девушка, — неохотно ответил Гарри, нервно постукивая
указательным пальцем по прохладному стеклу стакана.
— Вейла? — удивилась она.
— Мужчина.
Тонкие брови медленно поползли на лоб, а глаза широко раскрылись от
изумления. Она молчала. Гарри тоже. Пауза затянулась, но ему было комфортно и
даже спокойно — в её глазах не было злости или осуждения, лишь желание
понять, как такое могло случиться.
— Ты жил здесь с мужчиной? — наконец повторила она, точно не решалась
произнести это вслух.
— Я не могу тебе всего рассказать, — покачал он головой. — Не хочу тебя
впутывать, ведь, ох, Мерлин! — Гарри застонал в голос, резко ткнувшись лбом в
202/676
стакан. — Всё так сложно, Герм… Ты даже не представляешь.
— Так расскажи мне, чёрт побери! — вспылила она и приподнялась, тучей
нависнув над ним. В её глазах отражалось столько эмоций, — от сочувствия до
невысказанной угрозы в случае отказа — что Гарри чертыхнулся, а стакан в руке
дрогнул, чуть не выскользнув.
— Меньше всего мне хочется, чтобы ты взвалила на себя новую проблему.
Вчера я и не думал об этом, лишь волновался об Уизли, навоображал себе, что
покупаю им немного спокойствия, несколько недель счастливого неведения, а
затем пришёл домой и сам же всё испортил…
— Стоп, Гарри, — она выставила вперёд руки, заставляя его замолчать. — Мне
кажется, точнее, казалось, что мы друзья, — в её голосе проскользнула усмешка,
— и всё происходящее всегда взваливали на плечи поровну. Почему ты думаешь,
что вправе решать за меня? — Гермиона прищурилась. — Давай говори. Не зли и
ты меня; Рон уже получил с утра… — она снисходительно усмехнулась и
откинулась назад, иронично изогнув бровь.
Гарри сжал стакан до побелевших костяшек. Ещё чуть-чуть — и тот треснул
бы. Том непонятно где, неясно чем занимается. Возможно, уже ночью всем будет
известно о чудесном воскрешении, а может, в этот самый момент Ежедневный
пророк собирается опубликовать сенсацию, пока Гарри занимается ерундой,
разрываясь между двумя совершенно противоречивыми желаниями.
— Том, — еле слышно сказал он, — то есть Волдеморт, он как бы жив. И
здоров, — Гарри не к месту хохотнул, но вместо смешка из горла вырвался
булькающий звук утопающего. — Прошу тебя, только Рону не говори! Сегодня же
Рождество, пусть хотя бы этот день проведут мирно…
Он бесцельно обвёл комнату взглядом. Горло саднило: в отличие от обычного
виски, это имело воистину обжигающий вкус. Гарри боялся переключить
внимание на Гермиону. Может быть, он совершил очередную и довольно-таки
глупую ошибку, рассказав подруге обо всём, втравив её в ещё одну проблему
катастрофических масштабов.
— Какой же ты болван! — её звонкий, наполненный возмущением голос
заставил его вздрогнуть и боязливо встретиться глазами с передёрнутой
праведным гневом гримасой. — Таинственный мужчина — это Волдеморт? Ты
скрывал его ото всех и выдумал измену, чтобы сохранить тайну от Джинни? Или…
— она инстинктивно подалась вперёд. — Только не говори мне, что она встретила
его у тебя дома?!
Гарри криво улыбнулся — она опять обстреливала его вопросами. Её
потрясение всегда отличалось от шокового состояния остальных людей:
Гермиона становилась лишь ещё более любознательной.
— Не было никакой реформы, Герм. Я всё это время следил за ним внутри стен
школы с подачи Альбуса Дамблдора.
— Но как? Внутри школы?.. Как можно скрывать Волдеморта внутри
Хогвартса? Просто не понимаю, как все ещё об этом не узнали! — она вновь
привстала и тут же бессильно опустилась в кресло, прикрыв глаза на мгновение и
переводя дыхание.
Когда он продолжил говорить, Гермиона с каким-то ненасытным голодом
проглатывала каждое слово, а если упускала что-то, резко дёргала его за руку и
требовала повторить, точно пыталась на память всё запомнить. На удивление
говорить было легче, чем он ожидал, будто эту речь Гарри долго и тщательно
репетировал перед зеркалом, а теперь пришёл час выступить на публике. Голос
слегка дрожал, но говорил он твёрдо, с каждым словом всё меньше сомневаясь и
чувствуя заметное облегчение, словно потихоньку вытаскивал занозу из уже
загноившейся раны.
Гарри рассказал обо всём, — от первой встречи в кабинете директора до
исчезновения Риддла этим утром — а Гермиона слушала, вцепившись пальцами в
подлокотники, изредка раскрывая рот от удивления, и порывалась задать всё
203/676
новые вопросы, но вовремя смолкала, не желая перебивать. Всё его внимание
было сконцентрировано на её мимике и жестах в попытке уловить признаки
паники или истерики, но всем своим видом она выражала бескрайнее
любопытство, будто они не о Волдеморте говорили, а о Чемпионате мира по
зельям. Гарри даже захотелось укорить её за такую беззаботность.
—…И я понятия не имею, чем он сейчас занимается, — заключил Гарри и
сглотнул.
Последняя часть рассказа далась ему сложнее всего: тембр стал скрипучим,
режущим. В горле пересохло, а во рту горчило. Он столько не говорил уже давно.
Гермиона закрыла лицо руками, следом нервно провела пальцами по волосам и
собрала их хвост, сбросив на одно плечо.
— Что ты к нему испытываешь? — несвойственная робость в голосе удивила
Гарри, но на её лице из-за массы сменяющихся эмоций было сложно что-то
определить. Смущается ли она, спрашивая о таком, или её заботит сам факт
наличия чувств?
— Не знаю, — пожал он плечами, потянувшись вновь за бутылкой, но та резко
отъехала в сторону. В руке Гермионы в мгновение ока оказалась палочка и так
же быстро исчезла.
— Хватит пить, Гарри. Этим делу не поможешь. Насчёт клятвы… она будет
связывать вас, пока Волдеморт не решит, что ты выполнил условие. Таким
образом она аннулируется, а защита, что ты выторговал, тоже будет считаться
уже оказанной услугой: ведь он нас и правда не трогал, пока шёл обмен. Вопрос
только в том, сколько силы ему нужно… — Внезапно она ткнула ему в грудь
пальцем и возмущённо запричитала: — Дурак, ну почему мне-то было не
сказать?! Я могла помочь составить правильный договор с нормальными
условиями! Ты не только прошляпил такой случай, но ещё и кучу поблажек ему
сделал, Гарри! Сейчас же спроси, сколько магической силы он у тебя оттяпал! —
Гермиона резко встала, уперев руки в бока.
— Нет…
— Гарри!
— Я не хочу!
— Ну что ты, как ребёнок, боишься взглянуть правде в глаза!
— Боюсь, — кивнул он, вновь потянувшись за бутылкой.
— Давай я спрошу, — хмуро буркнула она, — а тебе не скажу.
— Он почувствует. Только клятва обязывает его отвечать, — отмахнулся
Гарри, сверля взглядом кожаную обложку дневника.
— Хорошо… Но! Ты мне так и не сказал главного. — Схватив бутылку, она
спрятала её за подушку в кресле и вновь уселась, полностью перекрыв путь к
алкоголю.
— А ты не слишком напугана, — злобно заметил Гарри. — Сомневаюсь, что он
не попытается истребить всех маглорождённых снова. Я ни черта не знаю о его
планах, не знаю, чем он там занимается, почему сорвался рано утром и оставил…
— Гарри задохнулся, сжав плотно губы.
Звенящая тишина давила.
— Ты влюбился в Волдеморта. — Она внезапно закрыла лицо рукой и
сдавленно рассмеялась.
— Ни в кого я не влюблялся! — рыкнул он и машинально вытянул руку, тут же
ощутив холодящую поверхность стекла. Бутылка, прилипнув к ладони, замерла в
воздухе, а Гарри изумлённо пялился на это. — Что?..
— Даже неудивительно. Парселтанг, легилименция, передвижение предметов
силой мысли, а левитировать ты умеешь? — заинтересованно спросила она. —
Смотрите-ка, у нас маленькая копия Лорда.
— Ты в своём уме?! — вскочил он, но, покачнувшись, грузно упал в кресло. —
Это не смешно!
— Гарри! — её тон вновь стал серьёзным. — Я напугана. О-о, ещё как
204/676
напугана… — губы искривила безрадостная усмешка. — Я ничего не могу с этим
поделать, но и Волдеморт, скорее всего, тоже. Как ты правильно заметил,
Пожиратели смерти ослаблены, а самостоятельно он предпринимать ничего не
будет. Тем более сейчас в Министерстве начались очень серьёзные реформы не
только в связи с созданием нового отдела, но и другие, нацеленные на
безопасность. Кингсли решил рассредоточить мракоборцев, формируя по всей
стране дополнительные подразделения. Как ты понимаешь, чтобы захватить
Министерство, придётся прежде всего обезвредить эти точки, что будет совсем
не просто. Конечно, Волдеморт может появиться посреди Трафальгарской
площади и начать убивать маглов ради забавы, но ты сам заметил, что он ведёт
себя довольно-таки странно. Исходя из твоего рассказа, я полностью согласна с
этим предположением.
— Он мог притворяться, — возразил Гарри. — Если бы ты только знала, как он
хорошо играет, — Гарри тихо рассмеялся, театрально похлопав. — Я даже
поверил. На мгновение, но поверил…
Гермиона замялась. Протянув ладонь, она коснулась его руки и слегка сжала.
Ласковое тепло заставило встрепенуться, и Гарри невольно стиснул ладонь в
ответ. Обыденный жест поддержки, что был лишним, ведь он ничуточки не
расстроен. Ни капли.
— Мне жаль… Ему было необходимо усыпить твою бдительность. Но это
указывает и на другое: Волдеморту нужно время, а твоя быстрая реакция —
помеха. Поэтому…
— Поэтому ничего не ясно, — хохотнул он. — Ты даже не представляешь, как
долго я пытаюсь понять хоть что-то. В твоей голове он всё такой же безумный и
одержимый фанатик, я же познал его другим и, должен сказать, если он и
планирует что-то, то в этот раз добьётся своего.
— Ты преувеличиваешь. Дамблдор…
— Альбус ни черта не знает. А ещё стал причиной всему, — резко перебил
Гарри. — Я не хочу говорить о нём.
— Хорошо-хорошо, — примирительно улыбнулась она, еле заметно вздохнув.
— Но что нам делать?
— Ничего, — он долил остатки огневиски в стакан и выпил залпом. — Я устал
и просто не смогу… — осипшим голосом пробормотал Гарри, — не смогу бороться
с ним. Снова. Не могу.
— Ты и не обязан. — Гермиона плавно поднялась, приблизилась и заключила
его в объятья. Горячая ладонь касалась спины, медленно поглаживая и даря
живительное тепло. Он расслабленно выдохнул, прикрыв глаза. — Конечно же я
никому ничего не скажу. Раз Министр Шеклболт дал своё согласие на эту…
операцию, полагаю, лучше пока не афишировать, что Сами-Знаете-Кто
разгуливает на свободе. — Гарри хохотнул, уткнувшись в её плечо. — Но с
Экриздисом-то надо что-то делать.
— Надо. — Твёрдость в его голосе заставила её мгновенно отойти.
Встревоженный взгляд окинул его с ног до головы:
— Гарри…
— Не смотри так — я просто исполняю свою давнишнюю мечту стать
мракоборцем. Шеклболт примет меня с распростёртыми объятьями — помощь
сейчас им просто необходима. Вопреки нашим дружественным отношениям, он не
посмеет отказать себе в удовольствии иметь такой актив в рядах мракоборцев, —
губы расплылись в предвкушающей улыбке. — Я буду знать о передвижениях
Экриздиса, о местах, где были замечены Пожиратели, а также о появлении
Риддла на сцене.
— А ещё ты будешь в смертельной опасности, — буркнула она. — Ужасный
план.
— Как раз в моём вкусе, — хмыкнул он и поставил пустой стакан на стол.
205/676
***
— Мы опережаем события, но вопросов не возникнет. Великобритания, к

моему удивлению, не самая проблемная точка, и особых волнений замечено не
было, что нельзя сказать об Испании, Румынии, Болгарии, Аргентине… В
Германии спорное положение. Россия молчит.
— Россия всегда молчит около полугода. Они наблюдают за развитием
событий и выносят вердикт. Меня это сейчас не волнует. Прошения Испании и
Румынии об отмене, — он раздражённо повел плечами, — это бунт ради бунта.
Смирятся. Как тебе Кингсли Шеклболт?
— Думаю, Министр сыграет большую роль, чем мы предполагали, — она
скосила взгляд и добавила: — Он умён, уравновешен, надёжен и… в отличие от
последних кандидатов, занимающих пост Министра, не жаден до власти.
— И очень упорный, — сдержанный кивок, — однако, ты не учла связи.
Ставить на него рискованно.
— Связи с бывшим президентом конфедерации? Всё же я считаю, что стоит
сделать предложение. Дальнейшее будет зависеть лишь от него: откажется —
значит не созрел, согласится… — она сдержанно улыбнулась, отводя взгляд. — Я
полностью уверена в его благонадёжности.
— Неужели вы настолько сблизились, делегат? — шутливый тон схлестнулся с
придирчивым взглядом. — Расчувствовалась в преддверии отставки?
Она хитро усмехнулась.
— До отставки мне ещё лет сорок трудиться. Кстати, Лан желала отправиться
со мной, но в последний момент передумала: решила проследить за волнениями
в столице. Она просила передать, что больше не злится.
Шум прибоя проглотил смешок.
— Разве у неё были причины злиться? Что-то не припомню, — он смахнул
прядь волос с лица, задумчиво склонив голову.
— Я в это не вмешиваюсь, ты знаешь. Меня больше волнует остаточные
вспышки в Буркина-Фасо: несколько Пожирателей скрылось там и собирают
сторонников, опираясь на недовольство некоторых на почве нововведений.
— Экинбад уже занялся этой проблемой.
— Африка — континент просторный. Есть где спрятаться, — настороженно
заметила она.
— Без лидера они всего лишь разносортная кучка беглецов. Потерянные
зверьки в чуждом для них пространстве.
— Напуганный зверь опасен. Особенно если это Долохов.
После длительной паузы он заключил:
— Антонин не в Буркина-Фасо. Полторы недели назад вернулся в Англию. —
Заметив немой вопрос в её глазах, он беззаботно добавил: — Нет, не нужно. Я сам
с ним разберусь.
— Не сомневаюсь.
— Спешить не стоит в любом случае. Гм… Я был приятно удивлён
кандидатурой нового премьер-министра маглов — человек широких взглядов.
— Министр Шеклболт мог бы устроить встречу...
— Вот ты с ним и встретишься, — пожал он плечами, замечая лёгкое
недовольство. — Раз уж Кингсли под боком.
— Меня беспокоит позиция вице-президента Эйкена и хотелось бы отбыть в
США как можно скорее, — возразила она с нажимом.
— Ты встретишься с ним, — в голосе проявилась сталь.
Волна ударилась об утёс, поглощая смиренный вздох.
— Раз настаиваешь. Ну а что насчёт проблемы с Азкабаном? Мне
206/676
категорически не нравится, что он делает и как действует, — подчеркнула она,
полностью повернувшись. — Возможно, пришло время для более решительных
мер, даже если придётся немного подкорректировать события.
— Не стоит в это вмешиваться. Посмотрим, как справится Кингсли. С
небольшой помощью, конечно.
— С чьей?
Он вскинул брови, а на губах заиграла мягкая улыбка.
— О… Понятно, — взволнованно шепнула она.
— Тебя что-то беспокоит?
— Число жертв увеличится, нам это не нужно. Нельзя оставлять его в живых.
Он угроза, неподконтрольное обстоятельство. Я считаю, что необходимо найти
другого кандидата… Более покорного.
— Если что-то пойдёт не так, я решу эту проблему, — небрежно кивнул он. —
Лучше скажи мне, где носит Кунца?
Она окинула высокую фигуру нечитаемым взглядом.
— Всё уже идёт не так. Нужно было выбрать другой метод. Они бы
подчинились, а мы могли избежать лишних жертв.
— Это было невозможно тогда, невозможно и сейчас. Ты прекрасно
понимаешь почему.
— Я не оспариваю твои решения, — еле заметно вздохнула она. — Просто
мракоборцы и так ослаблены… Это удар ниже пояса.
— Твои слова или Шеклболта?
— Ты неисправим, — невесело улыбнулась она.
— Меня тоже не радует такой исход, насколько это возможно, — покачав
головой, он отвернулся. — С моей точки зрения, это стало отличным методом для
выявления слабых мест системы. Одна тюрьма — брешь, одно лишь
подразделение — брешь. Смешно, видишь ли, сидеть пятой точкой на штабе
мракоборцев и думать, что ты в безопасности, но что Фадж, что Скримджер были
недальновидны. Совсем юные мракоборцы, несомненно, многообещающие
молодые волшебники, но всё же неопытные — ещё одна брешь. Пока мракоборцы
отлавливали Пожирателей, кто остался в тюрьме? Парочка опытных бойцов, а все
остальные чуть ли выпускники. Именно на них он и позарился. Конечно, те не
ожидали найти в Азкабане ничего, кроме ослабленных преступников. И всё же
прецедент побега ничему не научил.
— Ты ждал, что за такой короткий период времени Кингсли сможет
совершить чудо?
— Нет. Однако перестановки уже начались, если я не ошибаюсь. А я ведь не
ошибаюсь?
Она вздохнула.
— Кингсли собирается открыть ещё два подразделения: в Кардиффе и
Эдинбурге. Следом в планах Белфаст, Лидс, Ньюпорт, Глазго.
— Итого: семь подразделений, — хищно улыбнулся он. — Захват власти, что
случился два года назад, будет невозможен, по крайней мере, с той же
лёгкостью. Ах да, вблизи Шетландских островов возводится тюрьма, как я
слышал…
Помрачнев, она хмыкнула и добродушно заворчала:
— Да-да, я бы начала восхвалять тебя, но здесь слишком грязно, чтобы
преклонить колено. — Словно в подтверждение её слов волна ударилась о берег,
забрызгав тёмный костюм, что тут же был высушен заклинанием.
— Так где сейчас Кунц? — резко перевёл он тему, покручивая палочку меж
пальцев.
— Прибывает завтра.
— Почему же мне сказал, что будет сегодня с тобой?
Она озадаченно склонила голову, прищурив раскосые глаза.
— Они с Густавом должны вернуться двадцать шестого числа, утром — такую
207/676
информацию Ренненкампф сообщил мне в понедельник.
— Густав и правда должен вернуться завтра. Так… — Он замер,
нахмурившись, а затем злобно заскрежетал зубами. — Отлично! Полагаю, Кунц
сейчас валяется где-то в Лютном переулке полумёртвый, пьяный и без штанов, —
угрожающе прищурившись, он отвернулся от бушующих вод и резким шагом
направился к небольшой таверне на берегу моря. — И нам как раз по пути.
гаммечено~
208/676
Примечание к части С Днём всех влюблённых, дорогие!
Глава 16. Танец
Память. Воспоминания создают время

И путь, каким он идёт по тонкому льду,
Как тот, кто видел обе стороны.
Сделай шаг к свету, окунись во тьму,
Всё будет хорошо,
Ведь мы научимся танцевать
Сквозь хаос из добра и зла, —
И тогда баланс будет восстановлен.
Broken Iris — Thread the Needle
На двери лавки болталась табличка «Закрыто».

Гарри стоял, как лунатик, и пялился на вывеску. Он опять провёл под дверьми
«Сна Офелии» около десяти минут: с тех самых пор как Гермиона отлучилась по
делам. Они договорились встретиться здесь в три часа. Гарри нужна была
помощь в выборе подарка для Малфоев, а кто сможет справиться с таким лучше
неё? Хоть он и не упоминал Драко, но подруга сразу всё поняла и лишь пожала
плечами, не пытаясь уязвить или упрекнуть его новоиспечённой дружбой с
хорьком. Что, в принципе, было неудивительно: если она не поджарила его из-за
связи с самим Волдемортом, то из-за Драко тем более не стала бы — степень зла
Малфоя-младшего явно уступала Риддлу.
Случилось кое-что ещё: Гермиона нечаянно поранилась, — и так они
обнаружили осколок. По всей видимости, тот попросту завалился меж сидением и
спинкой. Гарри это не удивило: Риддл мог элементарно что-нибудь разбить. А
сколько всего скрывалось в таких местах… Он прекрасно помнил диван тёти
Петунии, где под сидением можно было обнаружить от потерянного год назад
пульта до носков Дадли, не говоря уже о крошках и таблетках дяди Вернона.
Однако Гермиона угрюмо глянула на него и заставила добрые пять минут
рассматривать стекляшку.
«Это осколок не от бутылки, а от фиала с зельем, — закатив глаза, ткнула она
в небольшую выемку в стекле. — Прочное, синеватого цвета, — Гермиона
обнюхала осколок, отчего Гарри поморщился, заработав ещё один косой взгляд.
— У него был доступ к зельям?»
«Скорее всего, это Укрепляющий раствор», — пожал он плечами.
«Однозначно нет, — покачала она головой и сунула ему под нос осколок. —
Чувствуешь?»
Гарри против воли втянул воздух, пытаясь различить запах. Аромат оказался
приятным: кедровый, горьковатый, с примесью дыма, видимо, из-за вытяжки и
чем-то, что он не мог различить. Странно, но для него он пах Риддлом.
«Может, духи? — аккуратно поинтересовался он, а Гермиона прищурилась.
Гарри шумно сглотнул: — Амортенция?..»
«Нет, — напряжённо постукивая пальцами по коленке, она то подносила к
лицу осколок, то отдаляла. — Определённо что-то общее в составе есть.
Белладонна, да, но Плавучий корень не используют для приготовления
209/676
Амортенции, и есть ещё кое-что… — она вновь сморщила нос, прикрыв глаза на
мгновение. — Не могу понять, странный запах».
Гарри перехватил осколок, повертев в руке, и задумчиво предположил: «Это
могут быть Ганглии ведьмы?»
Она распахнула глаза, щёлкнула пальцами, а потом впала в глубокую
задумчивость.
«Могут, но Ганглии имеют специфический вкус, а не запах. Здесь что-то
другое, — Гермиона выхватила осколок, и он в ступоре наблюдал, как она
лизнула стекло и удовлетворительно кивнула. — Вкус насыщенный, сладковатый
из-за ганглиев, как ты и предположил, а ещё горный хвойный цветок, но я
понятия не имею, что это может быть за зелье, Гарри». В её глазах отразилось
непонимание, а следом явное возмущение, словно такой вывод её не
удовлетворял.
В тот момент Гарри внезапно осознал связь между словами Слизнорта,
признанием Риддла и исчезнувшими исследованиями Амортенции. Он потёр
виски и выдохнул: «Это его собственный рецепт».
«Для чего?» — несколько изумлённо спросила она.
«Не знаю. — Гарри замолчал, рассматривая пустую бутылку из-под огневиски.
— Если он пил зелье, пока был тут… Что это значит?»
«Болезнь? — заключила она, а Гарри даже мысли такой не допускал. —
Может, его тело разрушается?»
Он поджал губы.
«Нет, не думаю».
«Или не хочешь так думать, Гарри?» — поинтересовалась она, мягко
Он недовольно сверкнул глазами, и Гермиона примирительно рассмеялась. А
затем они вместе обыскали всю комнату, но ничего не нашли, кроме этого
осколка.
«Откуда Волдеморт взял его? — между делом поинтересовалась она. — Ведь
был постоянно под твоим присмотром, разве нет?»
Гарри вспомнил, как Риддл выдворял его из комнаты и запирался. Если он
обзавёлся палочкой без его ведома, то получить зелье — сущий пустяк.
«Не постоянно, Герм», — усмехнулся он, задвигая обратно ящики.
«В любом случае я попытаюсь понять свойства зелья, раз приблизительный
список ингредиентов у нас есть… — она вздохнула, нервно заправив прядь волос
за ухо. — Это будет сложно без точного рецепта, — доносилось до него тихое
ворчание, — и опасно. Неправильная доза, и ничего не получится. Ох!»
А затем — перед выходом — Гермиона заставила его опохмелиться. Гарри не
стал с ней спорить, хоть на трезвую голову всё воспринималось куда реальнее.
Притуплённая тревога обострилась, а онемение в груди превратилось в
непрекращаемое болезненное томление, стоило только подумать кое о ком. Он
никак не мог выбросить из головы слова о болезни. Риддл, может быть, принял
зелье только раз — и это ничего бы не значило, по крайней мере, ничего
серьёзного, как надеялся Гарри. Другой вариант — постоянное употребление, что
говорило или о болезни, или о проклятии — и такая версия откликалась
затаённым страхом внутри.
Гарри никогда не забудет, как Риддл возродился в первый раз и скольких
трудов ему стоило воссоздать оболочку… Что если теперь всё куда сложнее? Что
если Гермиона права, и новое тело разрушается?
Тяжело вздохнув, он потёр замёрзшие ладони, невидящим взглядом
рассматривая запорошённую снегом каменную кладку. Возможно, приходить
сюда в таком-то состоянии — очень далёком от душевного покоя — было
ошибкой.
Дверь внезапно распахнулась, и высунулась любопытная голова:
— Мистер Поттер? — улыбнулся мальчишка, сверкая точно начищенная
210/676
кастрюля. Лишь от одного его вида настроение улучшилось. — Госпожа ждала
вас! Прошу, проходите.
Эдмунд отступил, а Гарри проворно юркнул внутрь. Дверь с мелодичным
звоном закрылась.
Приятный аромат специй, лаванды и чего-то свежего — то ли фруктов, то ли
травы — заполнил лёгкие, успокоил и немного взбудоражил. Он здесь всего лишь
второй раз, но как будто домой вернулся — необычное место, странное
ощущение.
— Вы себя плохо чувствуете? — Эдмунд нарисовался перед ним, озадаченно
разглядывая. — Госпожа сказала вручить вам это, ведь вы не завтракали! — и
ему протянули чашку: горячий кофе с шоколадом.
Гарри не стал удивляться. Всё-таки провидцы за гранью понимания.
— Спасибо, — слабо улыбнулся он и сделал глоток.
Горячий напиток поселился сгустком тепла в желудке, но лёгкая
заторможенность никуда не прошла: зелье хоть и помогло снять эффект
алкоголя, но до конца не вывело его из крови.
— Я думал, мы уже всё решили, Эдмунд, — и, заметив вопросительный взгляд,
Гарри пояснил: — Обращайся ко мне на «ты» и зови по имени.
Тот активно закивал, а лёгкий румянец окрасил щёки.
— У нас сегодня будет первый урок? — защебетал он вновь. — Я не готов,
мист… Гарри.
— Ты всегда не готов, Эдмунд, — раздался насмешливый голос со стороны. —
Здравствуй, дорогой.
Ваблатски улыбнулась, юрко приблизилась и заключила его в крепкие
объятья, будто знала — ему было это необходимо.
— Такое состояние — то, что нужно для начала, — мягко шепнула она и слабо
похлопала ладонью по спине.
— Эдмунд, хватит набивать рот печеньем. Иди внутрь. — Гарри обратил
внимание, что тот и правда шарит рукой под прилавком и активно жуёт, — что
вновь заставило его улыбнуться.
— Да, мэм! — кивнул он, слизнув с губ крошки, и тут же исчез за шторой.
— Мне не радостно чувствовать в тебе такое горе, Гарри, — Ваблатски
коснулась его щеки, и в этом жесте было столько невыраженной материнской
любви, что он невольно прикрыл глаза. — Однако, жизнь — это череда перемен.
Возможно, некоторые к лучшему.
Хотел бы он согласиться, но внутри словно заноза засела, не позволяя ему
дышать полной грудью.
Когда они прошли внутрь, Эдмунд, виляя меж кресел, бегал по комнате и,
шустро вертя палочкой, забрасывал все подушки на сидения. Те снова падали, а
парень недовольно пыхтел и вновь подкидывал их в воздухе.
— Эдмунд, прекрати носиться и сядь, — повелительный тон Ваблатски
заставил его подскочить на месте.
Он залился краской и нервно затарахтел:
— Госпожа… но я совершенно не готов. Это… — он задохнулся, переводя
взгляд с него на Ваблатски, а затем поник: — Это очень смущает…
Гарри, конечно, понимал, что лезть в голову — значит нарушать личное
пространство, но такого уровня смущения даже он не испытывал. Проникновение
в разум, скорее, вызывало у него неприязнь.
— Садись! — Металл в голосе заставил Эдмунда подчиниться: он неторопливо
подошёл и упал в кресло. От строгости и следа не осталось, когда Ваблатски
перевела взгляд на Гарри и мягко улыбнулась. — Ты тоже не готов, знаю-знаю, но
это поможет тебе отвлечься от иных мыслей. Медитация прошла успешно?
— Не совсем, — вздохнул он, — но могу настроиться на это состояние.
— Тогда всё просто. Заклинание ты знаешь. Попытайся прочитать последние
воспоминания, например, вчерашний вечер. Эдмунд, не используй
211/676
окклюменцию…
— Но госпожа! — он вскочил, возмущённо взирая на Ваблатски, а та одним
взглядом пригвоздила его к месту, заставляя сесть обратно.
Гарри достал палочку и поправил мантию, оттягивая момент.
— Милый, об этической стороне вопроса мы будем думать позже, —
подтолкнула его провидица.
Он встал напротив Эдмунда; тот ёрзал на кресле, рассматривая собственные
колени с каким-то подавленным интересом, а слегка покрасневшие уши выдавали
взвинченное состояние.
— Посмотри на меня. — Он не знал почему, но попросить об этом лично было
крайне важно. Мальчишка тотчас вскинул глаза. — Легилименс…
Он словно окунулся в омут памяти, хотя до последнего был уверен, что ничего
не произойдёт. Разрозненные фрагменты воспоминаний смешивались в
бесконечном потоке и давили: маленький Эдмунд на руках матери сменялся
снующим около прилавка взрослым, а затем подростком, смеющимся над шуткой
какого-то незнакомца, скорее всего, друга. Гарри тонул в его памяти... и тут же
отшатнулся, тяжело дыша.
— Заблудился, — категорично заявила Ваблатски. — А теперь приведи свои
мысли в порядок. Ты сказал, что можешь настроиться.
— Я не представляю, как искать что-то определённое в таком обилии
информации. Скопление воспоминаний просто душит меня.
— Тебе и не надобно искать самостоятельно, чужой разум подкинет нужное,
стоит только потребовать или попросить, — всё зависит от связи с читаемым.
Поэтому окклюменцией овладеть достаточно сложно, ведь ты должен суметь
заблокировать вызов, запутать, подбросить ложное воспоминание — соткать
фантазию и выдать её за правду. И тем не менее опытный легилимент будет
делать разные запросы: постарается запутать тебя в отместку, даже может
подменить воспоминания ложными, вводя в заблуждение. Противостояние
легилимента и окклюмента — это своего рода дуэль, Гарри, — пылко заключила
она.
— Поэтому я и не выдерживаю долго… Я вам рассказывал, мистер Поттер, —
робко встрял Эдмунд.
«И опять он перешёл на официальный тон. Мальчишка неисправим», —
мазнул он мрачным взглядом по золотисто-медной макушке.
Гарри вновь повернулся к нему, опустился на корточки, положил ладони на
подлокотники и вгляделся в напуганные глаза, буквально кожей ощущая
дискомфорт Эдмунда. Он с минуту ничего не предпринимал, лишь всматривался,
мысленно погружаясь в абсолютную пустоту. Сегодня небо было свинцовым, но
для него такая перемена не стала сюрпризом.
— Легилименс.
Водоворот событий захлестнул его. Гарри просматривал завал из
воспоминаний и, если бы не знал, что Эдмунд не оказывает сопротивления,
подумал бы, что это и есть ментальный блок. Ему были нужны вчерашние, самые
свежие воспоминания, а перед глазами постоянно всплывал годовалый карапуз.
Мысленно хмыкнув, он понял, что более не ощущал давления, наоборот, Гарри
плавно плыл среди разных фрагментов памяти, отбрасывая от себя всё ненужное.
— А когда он придёт? — убирая чашки и постоянно оборачиваясь, спрашивал
Эдмунд. — Госпожа, вы ко мне очень несправедливы, — добавил он ноющим
тоном.
— Несправедлива? Я думала, что ты от радости обслюнявишь весь прилавок,
— с укором возразила Ваблатски. Она сидела на кресле и делала какие-то записи.
— Почему не принял приглашения Брена? Разве не приятнее провести эту ночь с
другом и его семьёй, чем снимать паутину с люстры?
— А почему вы не отправились домой? — с мягкой улыбкой поинтересовался
Эдмунд и, склонившись над тетрадкой, указал на одну из строчек: — Пятьдесят
212/676
семь хрустальных шаров, а не сорок два.
— А… Да, — как-то растерянно сказала она, внезапно вскинув взгляд — тот
стал стеклянным. Невидящим. А затем её лицо исказила странная гримаса ярости
и грусти. — Эдмунд, сервиз номер шестнадцать!
Мальчик подскочил на месте и тут же энергично закивал.
Воспоминание расплылось, теряя очертания, и Гарри сморгнул. На него
восторженно пялились два голубых глаза — лицо Эдмунда было совсем близко.
— Получилось? — Скорее утверждение, чем вопрос. — А теперь я хочу, чтобы
ты нашёл воспоминание по эмоциям. Любым эмоциям: грусть, радость,
ненависть… Затем пролистай их, как оглавление книжки, и выбери
интересующее тебя, — в её голосе было столько уверенности в то, что Гарри
сможет сделать это по щелчку пальцев, что он немного опешил. — Давай-давай.
Не вешай себе медаль на грудь раньше времени! Это лишь начало: Эдмунд не
сопротивлялся, а тебе уже было сложно сконцентрироваться.
— Хорошо, мэм, — улыбнулся он краем губ, различая в её тоне напускную
строгость.
Хоть ноги и затекли, Гарри не сменил позы. Он крепче вцепился в
подлокотники и всмотрелся в побледневшего Эдмунда, а тот, в свою очередь,
скуксился, явно страшась этого задания, ровно как и сам Гарри.
— Легилименс.
Он не успел задуматься над эмоцией, сделав простейший выбор в пользу
радости, хотя у такого человека, как Эдмунд, скорее всего, счастливых моментов
должен быть непочатый край. Собственно, что Гарри ожидал, то и получил.
Разные воспоминания мелькали перед глазами, и на каждом появлялся
улыбающийся мальчик: от самых юных лет до сегодняшнего утра. Гарри лишь
поверхностно останавливался на каждом, пока не заострил внимание на строгом
взгляде Ваблатски и потрясённом виде Эдмунда. У парня была газета в руках, а
она, казалось, собиралась его отчитать за какую-то провинность.
— Он смог! — заверещал Эдмунд.
Провидица отобрала выпуск Ежедневного пророка, кинув беглый взгляд на
первую полосу, и оставила газету на столе.
В её движениях читалась незнакомая ему резкость. Нервозность.
— Мы в безопасности… госпожа. Госпожа, о Мерлин!
Мальчишка звонко смеялся, откидывая голову.
— Я слышу, Эдмунд. Прекрати шуметь, — устало попросила она, а потом слабо
улыбнулась.
Ваблатски словно постарела на несколько лет: в уголках рта пролегла тоска,
а глаза потеряли знакомый живой блеск. Гарри заглянул на открытую страницу
газеты: сенсационный выпуск об окончательной победе над Лордом
Волдемортом. В центре красовалась фотография с места событий, а внизу был
запечатлён измождённый герой магического мира, то есть он сам.
Безусловно, не самое удачное воспоминание он выбрал.
Перед глазами всплыла макушка Эдмунда.
Парень склонился над газетой, как-то любовно погладив портрет, и не
замечал состояния Ваблатски.
— Он такой красивый! — пролепетал тот и обернулся к ней, ожидая или
похвалы, или подтверждения словам, но та лишь кивнула, напряжённо теребя
браслеты на запястье. Он шмыгнул раскрасневшимся носом и с обидой заворчал:
— Мне было страшно выходить на улицу… Вы сами говорили, госпожа, чтоб я не
высовывался, что Пожиратели рыскают то тут, то там и узнай они, что я
грязнокровка, покалечили бы или убили, — еле слышно прошептал мальчик, а
затем вновь обернулся к газете. — Не понимаю, почему теперь вы не радуетесь…
Кажется, вы огорчены, и я не могу этого понять, госпожа, ведь мы свободны.
Наконец свободны…
Будь он на месте Эдмунда, тоже вряд ли понял необычную реакцию
213/676
Ваблатски, но их таинственная связь с Риддлом отчасти проясняла такое
двойственное впечатление.
— Прости, ребёнок, — тепло улыбнулась она. — Просто всё случилось так
быстро, наверное, я ещё не осознала… — Её взгляд скользнул по портрету Гарри,
и она добавила: — Уверена, когда-нибудь ты с ним встретишься.
Вынырнув из фрагмента памяти, он резко отстранился от Эдмунда. Тот
тяжело дышал, будто по меньшей мере пробежал шесть миль и теперь был
полностью измотан, вот только сам Гарри ничуть не устал. Казалось, он мог
просматривать воспоминания целый день, не особо напрягаясь.
— Что ж, у тебя и правда талант, — одобрительно выговорила Ваблатски с
некоторым удивлением. Вопрос о тех событиях буквально вертелся у него на
языке, но Гарри проглотил своё неуёмное любопытство.
— Может, на сегодня хватит? — пискнул Эдмунд, неуверенно косясь на неё.
— Не притворяйся уставшим, ребёнок, — сурово пробубнила она, прищурив
лукавые глаза. — Неужели не стыдно? Гарри, не обращай внимания, он просто
смущается.
— Естественно! — тот вдруг злобно хлопнул руками по подлокотникам и
досадно прикусил губу, явно сдерживая гневную тираду.
Гарри потянулся, с лёгкой улыбкой наблюдая, как Эдмунд, нахохлившись,
жевал губу. Красные пятна то выступали на коже, то выцветали, то исчезали в
свете ровного румянца. Его привычка краснеть каждые пять минут несколько
напрягала Гарри, но и забавляла в то же время.
— Как ты уже понял, воспоминания можно искать по временным рамкам, по
эмоциям, а можно и по ключевым словам или действиям волшебника. Например,
ты можешь отыскать все эпизоды с посещением какого-то места или моменты,
когда был совершён определённый поступок, допустим, покупка метлы.
Последнее работает так же, как и с датами, поэтому не будем лишний раз
смущать юного Эдмунда, — коротко хохотнув, она подмигнула, а тот виновато
опустил взгляд. — Самое сложное сочетать несколько требований одновременно:
например, все воспоминания в ранге от недели до трёх, где волшебник
испытывал неловкость, а также посещал некий паб. Думаю, предельно ясно, для
чего может понадобиться такая информация, ведь легилименты не просто так
проникают в разум. Чаще всего в памяти производится поиск каких-то
определённых событий. — Она выжидающе вскинула бровь, а Гарри кивнул,
давая понять, что всё было предельно ясно. — Теперь же ты постараешься
проникнуть в защищённые окклюменцией воспоминания. Эдмунд попытается
тебя запутать, — и это станет отличным введением в построение ментального
блока. Не напрягайся, если ты не сможешь продвинуться в первый раз и не
пытайся прорваться насильно. Может случиться отдача, а она для неопытных
легилиментов опасна временной дезориентацией или потерей сознания в худшем
случае.
Всё, что она говорила, оказалось правдой. Первые два раза его выкинуло
сразу же, как только он произнёс заклятие; когда Гарри попытался ухватиться за
первое попавшееся воспоминание, оно раскрошилось, и он снова смотрел в
голубые, чуть озорные глаза Эдмунда. Того явно забавлял его огорошенный вид.
— Не обладая окклюменцией, волшебники в большей или меньшей степени,
но сопротивляются ментальному воздействию. Даже столь слабое давление
фатально для юных легилиментов, как и для неопытных окклюментов встреча с
кем-то вроде меня, — заметила Ваблатски после очередной неудачи,
подбадривая его.
Гарри упорствовал: смог пробиться и ухватиться за какое-то глубокое
воспоминание, где мальчик плакал и кого-то звал, а рядом стояла Ваблатски и
поглаживала его по волосам. А затем его буквально вышвырнули оттуда. В висках
заломило — и Гарри выпал из реальности на некоторое время.
— Прос… простите! — проблеял Эдмунд, стоило только открыть глаза. —
214/676
Простите, пожалуйста, простите меня!
Потерев виски, он тяжело выдохнул: в ушах шумело, а головная боль
усилилась.
— Ничего страшного, — вяло улыбнулся Гарри.
— Мистер Поттер?
— Гарри, — машинально поправил он Эдмунда и поднял взгляд. Мальчишка
чуть не плакал. — Успокойся, всё нормально.
— Эдмунд, не мельтеши, — с нажимом произнесла Ваблатски и предложила
Гарри чашечку с какой-то желтоватой жидкостью, пояснив: — Это поможет.
В этот чай действительно было добавлено целительное зелье, и по вкусу он
понял, какое именно.
— Лучше? — Гарри кивнул в ответ, а она стрельнула глазами в сторону
Эдмунда и приказала: — Иди, утри сопли и успокойся.
Даже ругая, она не выглядела злой или надменной. Странным образом в ней
гармонично сочетались неумолимая строгость и душевная мягкость, отчего
приказы или упрёки не вызывали отторжения. Эдмунд всхлипнул и исчез за
другой дверью — её Гарри приметил только сейчас.
— Весьма неплохо для первого урока.
— Я потерял сознание, — горько улыбнулся он.
Ваблатски приблизилась и доверительным тоном поведала:
— Все мы отключались. Я аж целых два раза! И скажу вот что: если дашь
достойный отпор, — сделала она ударение на последнем слове, наблюдая за
реакцией Гарри, и он, конечно же, прекрасно понял, о ком шла речь. — Любой,
даже самый величайший легилимент тоже потеряет сознание. Забавно выйдет,
согласись. Но я таким ужасным вещам тебя не учила, — запричитала она,
улыбаясь краем губ. — Вырубать людей налево и направо просто неприлично.
— Я… — голос сорвался. Хотел бы он добавить: «Не думаю, что больше его
увижу». Однако язык не повернулся сказать это. Внутри продолжала теплиться
робкая надежда, за которую он себя неустанно ругал, ведь в этом непокорном
желании увидеть Риддла не было ничего хорошего.
— Какой-то ты взъерошенный, — с улыбкой заметила она и ласково погладила
по голове. — Не опоздаешь на встречу с подругой?
Гарри тихо рассмеялся, а остаточная боль слегка сдавила виски и тут же
рассеялась.
— Чуть не забыл, — он плавно поднялся и размял плечи. — Неудобно вышло,
— указал Гарри подбородком на дверь, где скрылся Эдмунд.
— Не волнуйся, он оправится. Его восхищение тобой может сыграть с ним
злую шутку.
— Поэтому вы поставили нас в пару?
— Эдмунд должен научиться контролировать свои чувства в любой ситуации,
а ты, — она хитро прищурилась, — полностью разрушаешь его зону комфорта.
Думаю, ты понял, чего он так боится, но Эдмунд ещё слишком юн и путает
восхищение, даже, можно сказать, платоническую любовь с настоящими
чувствами. Тебя это не смущает?
— Я догадался ещё в прошлый раз, — растерянно улыбнулся Гарри, пытаясь
смахнуть надоедливые пряди с глаз.
— Тем не менее, Гарри, — внезапно в её голосе прозвучало холодное
отчуждение, — не подпитывай его иллюзии. — Ваблатски покачала головой и,
приложив палец к подбородку, легонько постукивала, точно была крайне
озадачена. — Эдмунд — чудесный ребёнок. Будь ему шестнадцать или двадцать,
он останется таким же: наивным комочком света. Не смей пользоваться этим,
чтобы унять свою боль.
— Я и не собирался… — Гарри вздохнул, сжав переносицу двумя пальцами.
— Мистер Поттер, вам всё ещё плохо? — прозвенел голос Эдмунда.
Гарри отнял руку от лица и покачал головой, искренне улыбнувшись.
215/676
Страдальческая гримаса парня и чуть припухший нос являли собой печальную, но
и столь же забавную картину. Он высовывался из-за двери, смущённо поглядывая
то в пол, то на него.
— Ты что, рыдал? — с укором поинтересовалась Ваблатски, а Эдмунд
энергично замотал головой, следом гнусаво забормотав:
— Это всё аллергия, госпожа. Вы же знаете, в этой комнате ужас как
пыльно…
— А кто должен там убираться? — Ваблатски усмехнулась, сделав вид, что
поверила ему.
— Я, госпожа.
— Вот-вот!
Гарри оттянул штору и выскользнул к прилавку, бегло глянув на часы. До трёх
оставалось ещё десять минут. До него доносилась сбивчивая речь Эдмунда и
более спокойная — провидицы. Стойкий аромат чая и жасмина сейчас был
особенно заметен. Наверное, до его прихода Ваблатски гадала на чаинках, так
как несколько сервизов имели остаточную заварку.
Он новообретённым шестым чувством ощутил, что ей нужно было поговорить
с Эдмундом наедине. Поэтому просто ходил от шара к шару, рассматривая своё
мутное отражение; затем он заглянул в чашки, но ничего не увидел, потеребил
рукой странные подвески в форме луны, звёзд, зверей и каких-то знаков. Сова
над головой ухнула, и Гарри вздрогнул. С тех пор как погибла Букля, он так и не
решился приобрести новую…
Дверные чары звякнули.
Гарри машинально обернулся, ожидая увидеть в дверях подругу, и замер.
Время растянулось: в проёме показалась высокая фигура, бледное, до боли
знакомое лицо, тёмные волосы в идеальном беспорядке. Том.
Он был не один. За ним так же неспешно вошла женщина, а закрывал
процессию неопрятный двухметровый — если не выше — блондин.
Гарри не мог пошевелиться, даже дышать боялся. А ещё он не совсем
понимал, что ему нужно делать дальше… «Том пришёл за ней? Хочет убить её?
Кто эти люди? Как он успел так быстро откопать своих последователей?» —
мысли роились в голове, но логика отсутствовала, а все варианты выглядели по-
детски нелепо. Гарри просто растерялся. Он судорожно сжимал палочку во
внутреннем кармане мантии, ощущая её тревожную вибрацию.
Том остановился перед прилавком и, наконец, обвёл взглядом помещение.
Когда безразличные глаза мазнули по окаменевшей рядом с часами фигуре
Гарри, Риддл даже не удивился присутствию постороннего, лишь отвёл взгляд,
будто это был просто очередной клиент. Дёрнувшись, Гарри хотел сделать шаг
вперёд, схватиться за чужой рукав и как следует встряхнуть, но сдержался,
медленно сглотнув — звук, что в звенящей тишине прозвучал неимоверно громко.
Спутница Риддла, наоборот, остановила на нём заинтересованный взгляд.
Раскосые чёрные глаза, белая кожа, прямые тёмные волосы, убранные в простую
причёску, длинные серьги покачивали в такт движениям головы — женщина была
очень красива и в равной степени ему незнакома. Её взгляд блуждал по Гарри, а
затем зацепился за шрам на лбу: странно-дружелюбная, но при этом
сочувственная улыбка тронула её губы.
— Здравствуй, Офелия, — раздался низкий, пробирающий до костей голос.
Гарри точно из-под толщи воды вынырнул, только что заметив, что штора была
отдёрнута, а Ваблатски как раз заходила внутрь следом за Риддлом. Последним в
проёме исчез помятый великан, и ткань вновь скрыла проход.
Гарри похлопал по плечу, ожидая найти шелковистую материю мантии-
невидимки, но её там не оказалось. Он резко рванул вперёд, уставившись в
хрустальный шар, будто внешность могла измениться за несколько секунд — и
поэтому на него не обратили абсолютно никакого внимания, — но гладкая
поверхность вернула всё те же черты лица. С одной стороны, он негодовал, с
216/676
другой — страх понемногу отпускал, оставляя вместо себя яркое недовольство.
«Как он посмел сделать вид, что мы незнакомы?!» — прогремел Гарри внутри,
а снаружи лишь сжал кулаки, прикусив щеку. Возмущение волнами билось о
пределы его терпения и с каждым ударом истончало его.
Тем не менее он чувствовал облегчение оттого, что Ваблатски не выглядела
напуганной, скорее встречающей долгожданных гостей хозяйкой. Гарри ещё
больше запутался, словно отовсюду поступали противоречивые сигналы, а он
никак не мог принять решение и понять, как ему стоит поступить.
Штора вновь отдёрнулась, и выскочил Эдмунд.
— Что там происходит? — не дожидаясь, когда мальчик придёт в себя,
спросил он.
— Ни… ничего, — заикаясь, пролепетал тот.
— Там опасно? — прохрипел Гарри, и был награждён изумлённым взглядом.
— Н-нет! А что такое, мистер Поттер? — ошарашенный его поведением
Эдмунд подошёл впритык и, не смутившись близости, коснулся его лба, точно у
Гарри могла быть лихорадка. — С вами всё хорошо? Вы горячий… — прошептал
мальчик сам себе. — Возможно, температура?
«Скорее потрясение», — безрадостно хмыкнул он.
— Со мной всё отлично, — небрежно кинул Гарри, всматриваясь в лиловую
ткань, что сейчас ужасно мешала. Хотелось подойти ближе и позорно
подслушать; нестерпимо хотелось узнать, что там сейчас творилось. Возможно,
Ваблатски нужна помощь, а он тут мечется подобно загнанному зверю. — Ты
знаешь этих людей?
Эдмунд замотал головой, а потом коснулся его руки и встревоженно
— Вы очевидно не в порядке. — Он внезапно метнулся за прилавок, достал
какой-то комочек и вновь подошёл к Гарри. — Это, наверное, из-за
произошедшего, — горько протянул тот, а губы искривились в печальной
гримасе.
— О чём ты? — растерянно поинтересовался Гарри, а Эдмунд, ничего не
ответив, приложил округлый свёрток к его носу и тут же отвёл, показывая: на
белой ткани алела кровь.
— Простите…
— Это не твоя вина, — спокойно возразил он. — Что это?
— Чайный пакетик. Помогает в таких случаях… — Эдмунд придерживал его,
приложив к носу Гарри, и очарованно смотрел.
— Так что происходит внутри? — напряжённо поинтересовался Гарри.
— Ничего такого, они просто разговаривают, но госпожа попросила меня
присмотреть за вами, — шепнул он доверительно. А Гарри почувствовал себя
оскорблённым до глубины души. Как это присмотреть за ним? Будто он какой-то
шкодливый ребёнок, которого оставили без надзора взрослых. — Я вас
расстроил… — В синих глазах отразилось такое горе, что Гарри невольно
коснулся его волос в попытке успокоить. Взъерошив, он задержал руку, касаясь
мягких локонов, и покачал головой, когда Эдмунд отнял от лица свёрток. — Вроде
кровь остановилась. Как вы себя чувствуете?
— Спасибо. И правда, уже получше, — нагло соврал он. — Заставить тебя мне
тыкать ведь невозможно, да? — хмыкнул Гарри.
Мальчик засиял улыбкой, а когда осознал, что его гладят по голове, нервно
дёрнулся, покраснев до корней волос.
— Я забываю…
Штора резко отъехала в сторону и показался спутник Тома. Теперь Гарри мог
его рассмотреть повнимательнее и должен был признать — мужчина выглядел
весьма чудно. Одежда была помята, а кое-где и вовсе порвана, светлые волосы в
некоторых местах стояли дыбом, а в других были неровно оборваны, как если бы
какой-то шутник обстриг пряди заклинанием ножниц; под глазами виднелись
217/676
синеватые круги, а полопавшиеся капилляры придавали нездоровый цвет
белкам. Мужчина или был болен, или явно пьян, потому что, пошатнувшись, он
неуклюже взмахнул руками и чуть не упал. А затем снова, когда пропустил
небольшой выступ под прилавком.
— Отто! — весёлый голос женщины за его спиной привлёк внимание Гарри.
— Всё… нормально, — прошипел тот с явным акцентом и тяжело вздохнул,
недовольно глянув на Гарри. — Кому нужна эта перекладинка здесь?!
— Ступенька, — машинально исправила она.
Гарри чуть не улыбнулся, настолько раздосадованным выглядел мужчина.
Однако повод для улыбки исчез, стоило заметить в проёме Риддла. Слюна стала
вязкой, и Гарри с трудом её сглотнул. Он находился рядом с проходом, и не
заметить его теперь мог разве что слепой.
Том, едва склонившись, что-то доверительно прошептал находящейся рядом
Ваблатски и получил в ответ уверенный кивок. Судя по их вольготно-
расслабленной позе, Гарри явно выдумал себе опасность. От провидицы веяло
тем же спокойствием и доброжелательностью, что и всегда, а Гарри просто
ждал. Ждал, когда Том пройдёт рядом. Желал хоть на секунду, но поймать его
взгляд… привлечь внимание к себе. И это желание было настолько жалким, что
он вновь разозлился на самого себя, нервно теребя скрытый под рукавом браслет.
Когда всё трио двинулось к двери, последним шествовал Том. Гарри замер;
сердце вытворяло такие кульбиты в груди, казалось, оно прыгало из желудка в
горло и обратно, превращая внутренности в один сплошной комок нервов. Гарри
даже позабыл, что Эдмунд маячит где-то рядом, а обнаружил мальчишку под
боком, только когда Риддл опустил на того немигающий взгляд.
В алых глазах затаился мутный блеск, а губы расплылись в улыбке.
«Эдмунд — маглорождённый» — внезапно пронеслось в голове, и он невольно
шагнул вбок, заслоняя мальчика.
Этот жест не остался незамеченным.
Том лениво перевёл взгляд на него, а улыбка тут же исчезла, сменившись
оскалом.
Гарри хотел что-то сказать, но не успел. Тут же потеряв весь интерес, Риддл
направился к двери, где его уже ждали.
«Нет… Если он сейчас уйдёт, что тогда?..»
— Том! — звучание собственного голоса удивило. В нём смешалась толика
паники и злости, делая его звонким, но и срывающимся одновременно, точно от
этого оклика зависела чья-то жизнь.
Риддл сделал ещё один шаг и остановился, а Гарри замер, буравя чужую
спину с лёгким негодованием.
— Эдмунд, идём внутрь, — тихие слова Ваблатски позади утонули в
спокойном:
— Подождите меня в пабе.
Звучание колокольчика разлетелось вновь, когда спутники Тома покинули
помещение.
Гарри едва покачнулся, ощущая, что ноги стали ватными. Хорошо, что хотя бы
колени не дрожали: было бы позором рухнуть плашмя прямо там.
Он сделал три больших и уверенных шага к Риддлу, искренне страшась, что
тот передумает и решит отправиться следом за компанией, однако, когда
оказался лицом к лицу, Гарри замер, рассматривая простой чёрный костюм под
отделанной тёмным мехом мантией. Он боялся поднять голову и посмотреть ему
в лицо. Всё то раздражение мгновенно улетучилось, оставляя лишь неловкое
волнение студента, сдающего важнейший в жизни экзамен.
Первое, что он хотел спросить, было о том зелье, но страх перед ответом,
если он вообще будет, заставил проглотить срывающийся с языка вопрос.
«Да, Гарри, я болен… Что ж, ты рад?» — мысленно перебирал он возможные
варианты ответов, гипнотизируя взглядом чёрную пуговицу на пиджаке. «Я не
218/676
обязан тебе отвечать… Не твоё дело… Какая тебе разница, болен я или нет?.. А
что, волнуешься за меня?» — так Том ответил ещё вчера.
Он тряхнул головой, пытаясь привести мысли в порядок.
— Гарри, у меня нет времени играть в молчанку.
— Кто они? — неопределённо махнул Гарри в сторону двери и наконец поднял
взгляд.
Он пристально рассматривал Тома в попытке найти какие-то признаки
недомогания, но тот выглядел прекрасно, как и всегда. Немного настороженно,
конечно, но не более того. А Гарри решил повременить с откровением,
дождавшись хоть каких-то результатов от Гермионы.
Возможно, зелье не является целительным, а он распереживался на пустом
месте.
— Это тебя не касается.
— Касается! — внезапно вспылил Гарри, вздёрнув подбородок и
нахмурившись.
— Разве не ты уверял, что не будешь более противостоять мне? — с усмешкой
поинтересовался Том, чуть склонив голову.
— Я не буду… — «мне просто любопытно», хотел добавить Гарри, но вовремя
замолчал. Судорожно вздохнув, он упрямо спросил: — Зачем ты стёр… залечил
всё?
Вопрос прозвучал как-то скомкано, но Риддл, казалось, читал его и без
помощи легилименции. Он склонился, обдавая горячим дыханием:
— А ты бы хотел, чтобы у тебя всё болело?
Чужая рука скользнула Гарри под мантию, плавно обвела бок и спустилась
вдоль поясницы, резко сжав зад. Он вздрогнул от неожиданности, но вместо того,
чтобы отскочить, подался вперёд, прижимаясь крепче.
Риддл насмешливо поинтересовался:
— Думаешь, я не знаю, что ты хочешь спросить? Или что мысленно
нашёптывал, когда стонал сквозь зубы, боясь, что из тебя вырвется лишнее
слово… Гарри.
— Я не разрешал лезть в мою голову!
— Не смог отказать себе в удовольствии.
— Ты не имел права, — еле слышно возразил Гарри.
— А ты не особо-то и возражал, — с придыханием прошептал Риддл,
поглаживая обнажённый участок кожи под свитером.
— Но я ничего не почувствовал, — озадаченно застыл он, млея от беглых
касаний вдоль позвонков.
— Я был аккуратен, — со смешком ответил Том.
Гарри схлестнулся с ним возмущённым взглядом.
— Издеваешься надо мной, — прохрипел он. Уверенность неумолимо таяла.
Разговор изначально был ужасной идеей.
Гарри знал наперёд, что всё приведёт к этому — к словесной стычке, — но
понимал, что такой исход куда более желанен. Лучше талая злость, чем полное
безразличие.
— И в мыслях не было, — произнёс Том предельно серьёзно, однако Гарри
видел, как уголок губ дёрнулся в улыбке.
Каждое слово проникало внутрь подобно заразе, отравляя и дурманя
рассудок.
Риддл оттянул ворот, прижавшись губами, что окончательно вывело Гарри из
равновесия — он нетерпеливо поднял руки, запутал пальцы в волосах и прижал
его голову к себе, ощущая прикосновение влажного языка, мягкие покусывания и
жалящие поцелуи. Гарри было абсолютно плевать, что они находятся в лавке
Ваблатски и в любой момент могла зайти Гермиона, а то и просто какой-нибудь
клиент. Всё это выглядело ничего не значащими обстоятельствами в сравнении
со столь желанной близостью.
219/676
— Сколько магии ты… забрал? — просипел Гарри, откидывая голову назад и
подставляя ему горло.
Кожа пылала в тех местах, где он касался. Воспоминания ночи мелькали
перед глазами, овладевая разумом: он снова ощущал его каждой клеткой своего
тела, будто был обнажён.
— Достаточно, — раздалось мягкое шипение в ответ.
Следом Том накрыл его губы, проникая языком в рот, отчего Гарри повело.
Сжав ворот чужой мантии, он грубо толкнул Риддла, впечатав того в дверь, и так
же жадно вторгся в ответ, переплетая язык и задавая собственный ритм.
Колокольчик над головой тревожно звякнул.
— Достаточно, чтобы… — шептал Гарри меж поцелуями, покусывая желанные
губы.
— Чтобы выполнить условие? — дьявольская улыбка на лице Тома вызвала
негодование.
Он знал!
— Боишься, что я наведаюсь в кособокий дом Уизли? — шепнул Риддл, тут же
втянув губу Гарри в рот и больно прикусив, отчего желание в крови превратилось
в разъедающий плоть яд. — Ты пил?
— Ты ушёл, — прохрипел он в ответ.
Эта фраза буквально сквозила упрёком: «Ты бросил меня, так что, да, я
напился». Но Гарри не смог сдержать порыв, не мог промолчать, да и не хотел
этого. Он распалялся, и с каждым прикосновение внутри разгоралась жажда, что
была ему неподконтрольна. Он потёрся стояком о чужое бедро, замечая тёмный
блеск в глазах и выдохнул:
— Да, немного...
Почему, чёрт побери, он опять теряет способность связно думать?!
— Я много раз повторял, что не собираюсь с тобой нянчиться, — еле заметно
покачал тот головой. — Ты ведь не ждал, что я принесу тебе завтрак в постель?
Не желая слушать, Гарри вжался губами, лаская горячий рот и тихо
постанывая, когда пальцы коснулись его члена сквозь плотную ткань брюк.
Желание медленно растекалось по телу, отдавая болезненным напряжением в
паху.
— Ты интересовался, хватит ли одной ночи, так почему сейчас не хочешь
прекращать? — почти ласково спросил Том. — Я могу тебя нагнуть прямо здесь, и
ты согласишься. Ляжешь животом на прилавок, расставишь ноги и примешь
меня, — горячий шёпот током пробежал по коже.
— Неправда! — цыкнул он.
Риддл внезапно оттолкнул его, и Гарри отступил на середину комнаты.
— Так наивен в своём отрицании, как и всегда.
Том усмехнулся, вновь покачав головой, но Гарри было плевать на чужое
мнение: он резко притянул его, замечая оттиск удивления на лице. Контролю
новая способность не поддавалась, а жила, по всей видимости, за счёт его
желаний, будь то огневиски или Том. Он не собирался отрицать, что ему это
нравилось.
Гарри бегло касался губами линии челюсти, прикусил мочку уха, вдыхая
пряные ароматы моря и дерева, что стали только насыщеннее, точно тот и правда
побывал на побережье. Он шарил руками под мантией, отчаянно желая стянуть
всю эту мешающую одежду и ощутить под пальцами раскалённую кожу.
А потом услышал гортанный смешок.
— Так что, Поттер, — Риддл резко поймал его лицо, зажав меж ладоней,
заглянул в глаза и невозмутимо поинтересовался: — Ты готов простить мне всё,
включая убийство родителей, лишь бы я трахнул тебя?
Гарри остолбенел.
Дыхание перехватывало. Он медленно сфокусировал взгляд на улыбающихся
губах, ощущая, как гнев заполняет его сознание, смешиваясь с тоской и горечью.
220/676
Внутри всё заледенело, в глазах защипало, а руки задрожали. Гарри попятился.
— Ненавижу…
— Ты разбиваешь мне сердце, — всё тем же бархатным тембром проговорил
Риддл.
— Убирайся, — прохрипел он. Голос сорвался на яростное шипение: —
Убирайся!..
Риддл вскинул бровь, задумчиво пробормотав:
— Кто ж тебя поймёт: то я его бросил, то убирайся. Ох, Гарри-Гарри, — по-
змеиному улыбнулся он. — Я люблю тебя, — глаза озорно сверкнули, — Том. Я
ненавижу тебя… Том. — интонация в его голосе сменялась одна другой. — Я хочу
тебя, Том. У меня нет никаких желаний, Том. Глубже, Том! Ты не коснёшься меня,
Том…
Гарри метнулся в сторону и за считаные секунды вскинул палочку, желая,
чтобы он замолчал, как угодно, но лишь бы этот поток слов оборвался.
— Кру… — Наэлектризованный воздух стал вязким, вибрируя от магии; ярость
застилала глаза, а рука подрагивала. Внутри всё сжалось, оглушающе протестуя
против этого действия, но он сцепил зубы, заглушая яростные крики.
Тисовая палочка в мгновение ока была направлена на него, а глаза Риддла
потемнели:
— Только посмей учинить здесь беспорядок, щенок.
— Ты… Ты! Зачем ты всё это делаешь? — одними губами прошептал Гарри,
ощущая, как ярость покидает его, словно поглощённая чёрной дырой, оставляя
удушающую пустоту. Он задыхался, сжимая горло рукой, точно там по-прежнему
находился артефакт, и отступал. Воздуха не хватало, а Том безразлично смотрел
на его потуги. — Почему ты каждый раз… так делаешь?!
— Что я делаю? Мы поговорили, как ты и хотел, — равнодушно пожал он
плечами.
— Я хотел…
— Да знаю я, что ты хотел, — в голосе проявились нотки раздражения, а Том
передёрнул плечами. — Хочешь играть в любовь? Играй с тем мальчишкой — у
него вся голова тобой забита: Гарри, Гарри, Гарри. Гарри! Похоже, у тебя фетиш
на рыжих и бестолковых.
Перед глазами промелькнул момент, когда он попытался закрыть собой
Эдмунда. Это вышло чисто инстинктивно. Гарри понимал, что вряд ли Том знал,
что мальчик маглорождённый, лишь взглянув на него, и то движение было
подобно мышечной памяти, он не намеревался…
— Хорошо, — предельно спокойно сказал Гарри, впиваясь ногтями в ладони. А
заметив, как помрачнело красивое лицо, смог даже выдавить из себя любезную
улыбку. — Как скажешь, Том, но ответь мне на один вопрос.
Риддл в ожидании приподнял брови, показывая, что он весь внимание.
— Зачем ты постоянно упоминаешь о смерти… моих родителей?
Том покрутил палочку в руках, задумчиво поглядывая на него.
— Мне интересны свойства твоей ярости. — Улыбка исчезла, а лицо стало
предельно серьёзным. — Возможно ли любить людей, которых ты не знал?
Неужели всепоглощающая сила любви, что внутри тебя, малец, может создать
чувства из воздуха? Разве не чудо?
Гарри раскрыл рот и тут же захлопнул, ошарашенно слушая, как об этом
рассуждают, будто о магических свойствах неизученного артефакта.
— Вижу, ты не понимаешь, что я имею в виду, — в голосе проступили нотки
огорчения — Риддл явно пытался донести некие истины, понятные лишь ему
одному.
— Не понимаю?! — ярость овладела голосом, и Гарри плотнее сжал палочку,
заткнув её подальше в карман, лишь бы не сорваться снова. — Ты себя хоть
слышишь? Говоришь как помешанный психопат, словно я какой-то
неодушевлённый предмет, что ты собираешься препарировать, а затем изучить!
221/676
— Это можно оспорить. Я и так тебя вижу насквозь, — осклабился тот. — На
чём базируется твоя ярость, Гарри? На факте, что я убил их, или же злишься, что
я лишил тебя чего-то? Когда ты думал, что они погибли в аварии, хотел ли
отомстить машине, что погубила их, или злился на судьбу, что лишила тебя
родителей? А в какой момент ты почувствовал, что любишь двух совершенно
незнакомых тебе людей? Когда увидел их в зеркале? Сколько вопросов, — глухо
рассмеялся Том. — Думаю, тебе есть над чем подумать.
Гарри шумно выдохнул через рот, прикрыв глаза в попытке взять себя в руки.
«Что за чушь он несёт?!»
— Я пойду, или тебе необходимо обсудить что-нибудь ещё жизненно важное?
— Риддл впечатал в него тяжёлый взгляд, сделав шаг назад, и положил ладонь
на дверную ручку.
Гарри отвернулся, вцепившись в прилавок.
— Том, — он сделал паузу, затылком ощущая чужой взгляд. — По-твоему не
будет. Я не всегда буду поступать, как хочешь ты, — повысил Гарри голос, не
пытаясь скрыть горечь.
— Малыш, ты никогда и не поступал, как этого хотел я. — И он в сотый раз
услышал раздражающий звон чар.
Гарри резко обернулся, но дверь уже закрылась. Ушёл.
Малыш?
Он категорически не понимал его — единственное, что он усвоил за эту
встречу.
Родители…
«…В какой момент ты почувствовал, что любишь двух совершенно
незнакомых тебе людей?» — что он вообще подразумевал? Гарри дорожил ими,
скучал по ним — и так было всегда. Здесь даже думать не о чем! Любовь из
воздуха? Он просто любил их, как и Сириуса…
«… Или же злишься, что я лишил тебя чего-то?» — Разве это не одно и то же?
Вздохнув, он злобно ударил кулаками по прилавку так, что чашки задребезжали.
К дьяволу чувства — тяга лишь усилилась. Как бы он зол не был, но нельзя не
признать, что притяжение между ними никуда не исчезло, хоть силы Риддла
внутри значительно поубавилось, если верить его словам. В этом случае он
предпочитал верить, ведь Том не стал бы рисковать и появляться
незащищённым. Хотя те двое вполне могли сойти за охрану, но Гарри сильно
сомневался, что Том стал бы прятаться за чужие спины. Безусловно, раньше
Гарри считал его отчасти трусом, но сейчас такая характеристика была
вычеркнута из общей картины.
Он питал надежду, полагая, что если и есть какой-то намёк на влюблённость,
то основан он лишь на зове силы. А теперь, на что ему надеяться, Гарри не
понимал, и как ему унять в себе ту эмоциональную реакцию, что Риддл
пробуждал каждым своим появлением, тоже. В одном Том был прав — между
ними ничего не может быть. Так что получалось, что он обречён. Обречён жить с
этим разрушительным круговоротом чувств.
Спустя минуту, что он невидящим взглядом буравил гладкую поверхность,
звонок снова раздался. Неужели что-то забыл?
— Гарри! — весёлый голос Гермионы вызвал то ли разочарование, то ли
облегчение. Он обернулся, а она застыла. — Что-то случилось, пока меня не
было? — придирчиво осмотрев его, Гермиона задержала взгляд на шее, и он
резко отдёрнул ворот джемпера, а затем спешно поправил мантию. Она сделала
вид, что ничего не заметила и, мягко улыбнувшись, защебетала: — Прости, что
задержалась. По дороге встретила Йа Джоу, мы с ней разговорились…
— Извини, кого? — устало переспросил Гарри.
Гермиона недовольно нахмурилась, пощёлкав у него перед носом пальцами:
— Йа Джоу, — предельно чётко повторила она. — Член делегации
Международной конфедерации магов. Я же тебе рассказывала по дороге! Что
222/676
она частый гость в Министерстве, и мы нередко пересекаемся, а в понедельник
она предложила мне сопровождать её в США. Министр Шеклболт дал
соглашение, Рон опять был против и так далее, — несколько возмущённо
пересказала Гермиона и насупилась. — Гарри, что случилось?
— Как она выглядит? — рассеянно поинтересовался он. Йа Джоу — азиатка,
как и спутница Риддла. Странное совпадение. Могла ли Гермиона встретить её на
пути к пабу? Гарри встрепенулся, переключив всё своё внимание на подругу.
Гермиона вскинула бровь и махнула рукой:
— Среднего роста, красивая…
— Твоя знакомая была одна? — перебил он.
— Нет…
— С неопрятным высоченным блондином? — резко спросил он, не дожидаясь
от неё деталей.
— Да, но его я не знаю, — Гермиона подозрительно прищурилась.
Значит, не простое совпадение.
— Она Пожиратель? — в лоб спросил Гарри, чем вызвал у неё приступ смеха.
— Ты с ума сошёл? Нет конечно! Она была делегатом, ещё когда Волдеморт
под стол пешком ходил, да и дело её жизни прямо противоположно его идеалам.
— Затем она словно опомнилась и пискнула: — Ой, прости! Не хотела
напоминать…
— Что?.. — Гарри невнимательно смотрел по сторонам. Перед ним будто
рассыпали мозаику: сложную, но, без сомнения, очень важную. Только вот он
никак не мог сложить два фрагмента вместе, и пазл продолжал рассыпаться в
руках, а Гарри — крутить его, переставляя куски, но получавшаяся картинка была
гротескной, ужасающей, и он отбрасывал её от себя, чтобы следом начать всё
заново. — Она могла притворяться, как многие из его приспешников…
— Гарри! Она — мой кумир, сколько я себя помню. Уж поверь, я бы поняла,
будь у неё припрятан скелет в шкафу. Тем более что Джоу одна из немногих,
исполняющих должность делегата на протяжении более чем семидесяти лет, —
категорично заявила она. — Если ты не знал, то члены делегации обычно
сменяются каждые шесть лет. Право выбора стоит за Министерством каждой
страны, но в её случае это неприменимо. Доверие к ней безгранично… Даже
простая мысль, что она Пожиратель, смехотворна, Гарри. — А затем Гермиона
замолчала на долю секунду и уже более настойчиво поинтересовалась: — Ты мне
объяснишь наконец, что происходит?
Но если всё так…
По спине пробежал неприятный холодок.
— Понятия не имею… — со всей искренностью ответил он, ведь и правда ни
черта не понимал.
Не все новые персонажи являются ожп/омп.

Существующие в мире «Поттерианы» (возможно, могут вам не звучать и, конечно,
идёт OOC/AU): Экриздис, Экинбад, Йа Джоу.
гаммечено~
223/676
Глава 17. Избранные
Мы — избранные,
Мы — гром, сотрясающий небеса,
Пылающее солнце, что встречает ночь
На вершине горы;
След от пули, пронзающий облака;
Парящее без остановки,
Живое электричество.
Mountains vs. Machines — Chosen Ones
В поместье Малфоев всё было чопорно и неестественно — от простых штор до

поведения домашних эльфов. За последние два года Гарри бывал здесь лишь раз,
хоть Драко неустанно пытался затащить его к себе домой под любым предлогом,
но старинный особняк казался ему ещё более мрачным, чем собственный.
Монументально-мрачным. Кусок мрамора, лишённый души — о чём он,
естественно, благоразумно молчал.
С Гермионой они расстались в Дырявом котле. Она продолжала строить
теории насчёт зелья — каждая запутаннее прежней, а у него начал вскипать
мозг, разрываясь между собственными мыслями и непрерывным щебетанием
подруги.
Гермиона не верила. Она была твёрдо уверена, что Гарри обознался, а он, в
свою очередь, был уверен в собственной правоте: Риддла сопровождала Йа Джоу
— её знакомая. Спор так увлёк его, что вытеснил все остаточные мысли. К
счастью или сожалению — он ещё не решил. О Томе думать не хотелось, но
приходилось: подобно заразе, тот отравлял всё его существование… Однако не
только отравлял, но и придавал жизни какой-то смысл — закрадывался внутрь и
волновал его. Волновал настолько, что он буквально ощущал его присутствие
рядом — незримое пребывание, что отзывалось тянущим томлением внутри.
Чёртовыми бабочками, как когда-то мысли о Чжоу Чанг.
Гарри перестал закрываться от этого, искать первоначальные причины,
анализировать симптомы, словно в попытке идентифицировать неизвестную
хворь. Всё было слишком очевидно. И очевидным стало именно в тот момент,
когда он встретил Риддла на пороге лавки; когда сердце зашлось, а все здравые
мысли, едва появившись, тотчас исчезли; когда Гарри полностью
абстрагировался от всего, забыв о чужом присутствии и видя лишь его одного.
Существовал лишь он.
Это было горько и сладко, томительно и мучительно. Он витал в облаках и
чувствовал себя абсолютно по-идиотски, вот только ничего поделать с этим не
мог. В «Волшебном оборудовании для умников» Гарри врезался в стеллаж и чуть
не опрокинул телескоп; в Издательском доме «Обскурус» смахнул пару стопок
книг, зацепился мантией за дверную ручку и едва не распластался на полу; в
магазине коллекционных карточек чуть не налетел на ребёнка, не заметив его, а
на выходе едва спас свою голову от болезненного контакта с фонарём. Гермиона
явно не замечала проснувшейся неуклюжести или делала вид, что не замечала,
за что Гарри был благодарен.
Пока они блуждали по магазинам, он несколько раз подряд пытался
предостеречь её и попросил держать дистанцию с волшебницей. Гермиона же
воинственно опровергала все сомнения, подкидывая странные идеи. Например,
224/676
что Йа Джоу назначали куратором Тома. Для контроля. В ответ он только
обречённо вздохнул и нервно рассмеялся. Для него способного «контролировать»
Волдеморта волшебника просто не существовало. После минувших событий Гарри
стал сомневаться и в своей роли. Кто ещё за кем следил весь год: он за Риддлом
или тот за ним.
Под конец, когда Гермиона выбрала подарок, а он оплатил покупку, — хотя
понятия не имел, что это был за обелиск из непостижимого материала — та
сдалась. Точнее, сначала сдалась и согласилась с его точкой зрения, а потом
загорелась новой идеей — заявила, что собирается вблизи наблюдать за Йа Джоу
и разузнать, кем являлся её спутник. То бишь проникнуть в стан врага.
Гарри осознавал, что в глубине души она надеется, что это недоразумение, а
столь театральный план действий лишь для отвода глаз. Потом Гермиона и вовсе
отмахнулась от него, сообщив, что ей сейчас некогда думать о глупостях, а
приоритет — определить, какое зелье содержалось в том флаконе. И как можно
скорее. Гарри осталось лишь согласиться. На споры не было ни сил, ни желания.
Если она чем-то загорелась, то обязательно доведёт это до конца, а препираться
с ней было себе дороже.
— Гарри Поттер, — вырвал его из мыслей высокомерный тон Малфоя-
старшего. Гарри привык за этот год звать отца Драко просто Люциусом и теперь
каждый раз напрягался, когда к нему обращались, боясь ляпнуть что-то
невпопад. — Тебе здесь неуютно?
— Да будет тебе, Люциус, — вмешалась Нарцисса.
Ужин проходил так же церемонно, как был обустроен особняк. А Драко сидел
словно на иголках, постоянно выдумывая какие-то абсурдные темы для беседы,
но разрядить обстановку это никак не помогало. Гарри всё равно собирался
завести разговор про Азкабан.
«Ну уж нет! — покачал тот головой, когда они выскочили на несколько минут
и остались наедине. О Экриздисе он сообщил ещё в письме, но Драко был
категорически против обсуждения этой темы с отцом. — Ни тебе, ни мне не
нужно, чтобы всё сейчас открылось, Поттер. Он сумеет усложнить мне жизнь!..»
«Дома запрёт?» — с натяжкой усмехнулся Гарри.
«Может и закрыть, поверь. Ты просто не знаешь моего отца, — вздохнул он,
нервно взъерошив платиновые волосы. — Не посадит под замок, конечно, но
может отправить куда-нибудь подальше с вымышленным поручением. К нему
надо подступать очень осторожно, распланировав всё заранее. Чёрт, — он осекся,
осмотревшись по сторонам. — Поттер, давай аккуратно, а?»
«Гм, — Гарри сделал круг по комнате, — как ты думаешь, он знает про
Волдеморта?»
«Скорее всего нет, иначе бы мы уже собирали чемоданы, — усмехнулся Драко.
— Отец не поверит, что ему нет до нас дела, да и твоей клятве на крови тоже не
доверится. Тем более, если защита временная. Не знаю, сказалась ли на нём
война или я просто не замечал, но у него развилась мания преследования. Вчера
он заявил, что Долохов в Англии и хочет отомстить нам за предательство Тёмного
Лорда. Для Антонина возвращение в Великобританию подобно поцелую
дементора. Я не уверен, что он стал бы так рисковать ради простой мести».
«Разве было какое-то предательство?»
«Формально нет. Палочка, моя несостоятельность во время покушения на
Дамблдора, Гарри, положительный исход слушания по нашему делу, — странное
стечение обстоятельств, не более, но попробуй объясни это повёрнутому
фанатику», — покачал он головой.
Гарри улыбнулся и получил в ответ недовольный взгляд.
«Сказал золотой мальчик Тёмного Лорда, — поддел он, а затем уже более
серьёзно добавил: — Я не стану тебя вмешивать, ведь есть и другие источники.
Альбус Дамблдор, к примеру. Пусть разбирается с этим».
На что Драко лишь обречённо вздохнул, буркнув, что он втянет их в
225/676
очередную авантюру и всё очень плохо кончится. Что ж, вся его жизнь —
переменная авантюра, и Гарри давно перестал удивлять такой исход.
— Конечно нет, мистер Малфой, — мягко улыбнулся Гарри, сморгнув. —
Просто задумался над тревожными вестями, которыми поделился со мной
профессор. — Люциус, приподняв бровь, отложил столовые приборы и слегка
отклонился на спинку стула. — После войны Министр Шеклболт предложил
присоединиться к мракоборцам… Сами понимаете, столько лет противостояния с
Лордом Волдемортом — отменная школа, — льдистые глаза сощурились, но
недовольства на лице не было, лишь отстранённый интерес, и Гарри продолжил:
— Я решил повременить, пока Хогвартс восстанавливали. Сейчас же всё
изменилось. Школа восстановлена, уроки протекают нормально, а меня уже
ничего не держит. Поэтому я решил принять предложение Министра, — Гарри,
разумеется, приврал немного, ведь он ещё не связывался с Кингсли, но Люциус
вряд ли побежит узнавать детали. — Меня очень обеспокоила аномалия в
Азкабане, как и возможная потеря контроля над ситуацией. И также я узнал, что
они привлекли нескольких специалистов в этой области, — еле заметно
улыбнулся он, заметив одобрительный огонёк, — в том числе и вас.
Люциус оценивающе рассматривал его несколько долгих секунд, а затем
покачал головой:
— Неудачное время, чтобы начать политическую карьеру, Гарри.
— При чём тут политика?
— Кингсли Шеклболт отличный пример того, как, будучи мракоборцем, можно
дорасти до нового Министра, — спокойно пояснил тот, а Гарри прочитал меж
строк: «Из грязи в князи». — Мой тебе совет — держись подальше от всего этого.
— Он хотел что-то ответить, но Люциус остановил его решительным жестом и
продолжил: — Знаю, что молодёжь нынче мало прислушивается к советам
старших, — немного раздражённо сказал тот, кинув напряжённый взгляд на
Драко. — Я почему-то наивно предполагал, что после всего тебе захочется более
спокойной жизни, Гарри.
— Я нашёл тихую жизнь достаточно скучной, мистер Малфой.
Люциус отпил из бокала, а губы тронула небрежная усмешка:
— Решил добавить в свой послужной список победу над ещё одним тёмным
волшебником? Не боишься, что на этот раз удача может отвернуться от тебя?
— Люциус! — Нарцисса кинула на него недовольный взгляд, а затем
улыбнулась Гарри. — Полагаю, ты хочешь узнать о том, что творится сейчас в
тюрьме. Не вижу смысла в этих ужимках и ходьбе вокруг да около.
— Не стоит, Нарцисса… — Люциус угрожающе склонился над столом, так
сильно сжав меж пальцев ножку бокала, что, казалось, та сейчас лопнет.
— Мой супруг, следуя собственным убеждениям, не захотел принимать во
всём этом участие. — Гарри могло почудиться, но в её голосе явно проскользнул
упрёк. — Я же согласилась. Спокойная жизнь мне тоже показалась излишне
тоскливой, Гарри, — сдержанно улыбнулась она, а Люциус еле слышно фыркнул.
Для Драко участие матери, видимо, тоже стало неожиданностью, так как тот
закашлялся, изумлённо вытаращившись. — В данный момент ситуация
стабилизировалась. Оставшихся заключённых переправили в Германию, а
Азкабан окружили барьером. Трансгрессия невозможна, а если кто-то попытается
покинуть остров — об этом сразу станет известно, — кратко описала она
обстановку, а затем более расслабленно заключила: — С одной стороны, время и
правда не самое подходящее для новых начинаний, как и сказал Люциус. С
другой стороны, самое верное — немцы не только согласились сотрудничать, но и
оказали помощь, временно предоставив нам целое подразделение мракоборцев.
— Сколько погибших? — пытаясь сохранить спокойствие, поинтересовался
Гарри, только голос, вопреки стараниям, предательски дрогнул.
Пока он играл в кошки-мышки с Риддлом, волшебники продолжали гибнуть. И
ради чего он так сопротивлялся? Что он так рьяно отстаивал? Свою честь?
226/676
Неприкасаемость? Здравый смысл? Только для того, чтобы добровольно вручить
всё это, и сердце добавить в комплект. Вот только у медали две стороны. Смог бы
он помочь чем-нибудь? А стал бы действовать Риддл сразу же, как получил силу?
Да и неясно, предпримет ли он вообще что-нибудь, ведь Гарри даже с клятвой
налажал.
Забавно. Погано, но забавно.
— Точная цифра мне неизвестна, но тел переправили много, — отрешённо
вещала Нарцисса, однако нервно постукивающие пальцы выдавали её
напряжение. — Если не считать пропавших.
— Все погибшие мракоборцы весьма юны, — проскрипел Люциус, привлекая к
себе внимание. — Опытных бойцов он не трогал. Полагаю, дело не столько в
страхе перед силой, сколько в самом возрасте.
— Да, — кивнул Гарри, отправив крошечную тарталетку в рот. Странное
сочетание вкусов отвлекло. Аппетит пропал уже давно, но обижать хозяйку дома
не хотелось, хоть он и понимал, что готовила явно не Нарцисса.
— И зная это, ты всё ещё намереваешься участвовать? — в его тоне было
столько сдерживаемого удивления, что у Гарри вырвался нервный смешок.
Наверное, в чужом представлении он выглядел неусидчивым сопляком, что
постоянно лезет на рожон. Впрочем, так оно и было.
— Кому-то надо, — просто ответил он, а поза Люциуса выражала, что сейчас
он взвешивает, слабоумный ли Гарри или обычный дурачок. И никак не может
выбрать.
— Отец… я бы тоже хотел, — Драко, необычайно тихий последние пятнадцать
минут, медленно перевёл взгляд и упрямо вздёрнул подбородок. Вид у него был
непримиримый. Даже на удивление свирепый.
— Что тоже? — вкрадчиво спросил тот, но проникновенный тембр буквально
сквозил угрозой.
— Вступить в ряды мракоборцев…
— Даже не думай!
— Но…
— Ты же хотел заниматься Артефакторикой? Так занимайся.
— Одно другому не мешает, — спокойно заметила Нарцисса, а Люциус
мгновенно побледнел; тонкие пряди выбились из идеальной причёски, словно
наэлектризованные.
— Обсудим это… потом, — сквозь зубы процедил тот.
— А что здесь обсуждать, Люциус? — скучающим тоном поинтересовалась
Нарцисса, а затем покачала головой. — Драко сообщил о своём решении, а не
вынес тему для семейного собрания. Он поступит, как сам того желает.
— И поставит свою жизнь под угрозу?! Ты считаешь, раз нас помиловали, то
всё забыто? — Он резко повернул голову к Драко, снисходительно разъяснив: —
Тебя там не ждёт ничего, помимо постоянных упрёков и опасности!
— Ему ничего не грозит, — осуждающе посмотрела Нарцисса.
— Ничего, кроме бывших сподвижников и безумного мертвеца?! — Люциус
привстал, упираясь руками в стол. Глаза метали молнии, а на лице играли
желваки. — Я не позволю своему сыну рисковать жизнью понапрасну!
Гарри немного смутила роль свидетеля семейных передряг, как, по всей
видимости, и Драко. Тот вздохнул, кинув на Гарри уставший взгляд, а затем
одними губами прошептал: «Я же говорил».
— Он давно уже не маленький мальчик, — возразила Нарцисса и хлопнула
ладонью по столу. Супруги схлестнулись взглядами, и Гарри показалось, что в
комнате стало холоднее. Люциус прищурил глаза, недовольно выпятил
подбородок и, отдёрнув полы мантии, чинно опустился на место. — После того,
как ты, Люциус, позволил превратить Драко в несостоявшегося убийцу, вынудил
его сожительствовать с психопатами и садистами в родовом поместье, ты
потерял право диктовать условия.
227/676
— Беллатриса была твоей сестрой, — как бы между прочим заметил он,
нахмурив брови.
— Она волновала меня меньше всего, — отмахнулась Нарцисса и вздохнула,
тут же обратившись к Гарри. — Извини нас за эту небольшую сцену.
— Вам не стоит извиняться, миссис Малфой.
«Это было увлекательно», — заметил он про себя. Наблюдать за ними в такой
обыденной семейной обстановке оказалось чем-то исключительным. Гарри был
уверен, что они и ругаются отстранённо, будто ярость — это удел черни, а им под
стать лишь брезгливое презрение.
— Я уже сделал запрос, — громко добавил Драко, метнув взгляд с одного края
стола к другому. — И моя кандидатура была одобрена, а курс урезан до одного
года.
— И сделал ты это, не поинтересовавшись моим мнением? — от леденящей
душу ярости в голосе Люциуса Гарри вздрогнул, но внешне тот сохранял
завидное хладнокровие. Одни лишь потемневшие от обуревающих его эмоций
глаза выдавали истинное состояние.
— Он не обязан отчитываться, — покачала головой Нарцисса.
— Поговорим об этом позже, — небрежно бросил он, а Драко впился горящим
взглядом и, подавшись вперёд, твёрдо заявил:
— Отец, это дело уже решённое. Я ничего не собираюсь обсуждать с тобой и
мнения своего не поменяю.
Люциус раздражённо дёрнул рукой, словно от надоедливой мухи пытался
избавиться, и устремил всё внимание на Гарри.
— Это было твоей идеей?
— Нет, мистер Малфой, — спокойно ответил он, — я вместе с вами узнал обо
всём.
Что было чистейшей правдой. После их разговора Драко пребывал в
задумчиво-ностальгическом состоянии, а затем, перед самым входом, сообщил
ему о том, что принял некое решение, но какое именно не уточнил — мол, Гарри
обо всём узнает за ужином. Естественно, такого он не ожидал. Как и то, что
Драко уже сделал запрос в Министерство. Решение явно было не сиюминутной
прихотью, а продуманным заранее выбором.
Тогда почему он так страшился заводить разговор про Азкабан, если
буквально столкнётся лбом с этой темой?
Люциус тем временем кинул салфетку на стол, прищурив глаза:
— Тогда надеюсь на твоё благоразумие, Гарри. Ты явно стал для него своего
рода, кхм… примером для подражания. Отговори моего сына от сего
смехотворного действа.
— Отец! — Драко стремительно встал — так, что стул резко отъехал назад,
покачнувшись.
— Сядь, — строго потребовала Нарцисса. — Ты прав, Люциус, сейчас не время
для таких разговоров. Как тебе ужин? — сменила она тон, вежливо улыбнувшись
Гарри. — Драко не смог сказать мне, что ты предпочитаешь в еде, так что я
положилась на собственный вкус. Надеюсь, не прогадала?
— Всё было очень вкусно, мэм, — улыбнулся в ответ Гарри в попытке
поддержать светскую беседу. — И особых предпочтений у меня и правда нет.
Послышался скрежет ножа по тарелке: Люциус увлечённо разрезал десерт на
маленькие кусочки, предельно медленно орудуя приборами. То же самое делал и
Драко, исподтишка испепеляя того взглядом.
Нарцисса недовольно поджала губы, но никак это не прокомментировала.
— Как я понимаю, над политической карьерой ты не задумывался? —
обратилась она к Гарри, старательно игнорируя происходящее на другой стороне
стола. А там тем временем продолжался молчаливый поединок, состоящий из
раскромсанных до крошек пирожных, тяжёлых взглядов и дружного
недовольного сопения.
228/676
— Нет, мэм. Должен сказать, что нескончаемым обсуждениям предпочитаю
действие, а замысловатым политическим интригам — правду. Из меня бы не
вышло ничего толкового.
Она тихо рассмеялась.
— Считаешь Министра Шеклболта интриганом и занудой? — вскинула она
бровь, вопрошающе вглядываясь в Гарри.
— Нет, что вы! — покачал он головой.
— Его редко можно застать на месте. Если не он — человек действия, то уж
не знаю кто тогда.
— Времена сейчас весьма сложные, — осторожно заметил Гарри, — но это не
значит, что последующие года не превратятся в череду из совещаний и
нескончаемых бюрократических проволочек.
— И тем не менее, — внезапно раздался голос Люциуса, — очевидно, что его
приглашение имеет иную подоплёку. Ты ведь понимаешь, Гарри, что он хочет
удержать мирное время как можно дольше, а кто может быть более подходящим
кандидатом в преемники, чем ты — герой магической Британии?
— Есть много достойных кандидатов, — парировал Гарри, удерживая на лице
вежливую улыбку.
— Возможно. Однако символ новых времён только один, — криво усмехнулся
Люциус в ответ. — Шеклболт трудится как пчёлка, и всё для того, чтобы
подготовить почву для рождения новой звезды. Не побоишься его разочаровать
своим отказом?
Нельзя сказать, что для Гарри слова Люциуса стали откровением. Ещё год
назад он предполагал подобный исход, но считал такой поворот событий чем-то
гипотетическим, слишком отдалённым в будущем, которое могло и не наступить.
Ведь в ряду всплывших на поверхность трудностей эта явно проигрывала по
серьёзности.
— Предпочитаю решать проблемы по мере их поступления, — отрезал Гарри,
сделав глоток клюквенной настойки. Насыщенный вкус ударил по рецепторам, и
он судорожно выдохнул. — Сперва нужно выжить, не так ли?
— Отец, разве ты не хотел отдалиться от политики? — невозмутимо
поинтересовался Драко, оставляя приборы на столе.
— Участвовать и следить за развитием событий не одно и то же.
— Разве сейчас ты не участвуешь, пытаясь повлиять на Гарри? — в голосе
проявилась отчуждённость.
Люциус плотно сжал губы, помедлив с ответом.
Гарри смутно понимал происходящее. Между этими двумя шла некая война:
Драко то терялся за спиной отца, то отталкивал его в сторону, то опять уходил в
тень, чтобы мгновенно очнуться и вновь рвануть вперёд. Отгородиться от него. И
этот поединок продолжился вплоть до еле заметной дрожи Люциуса. Тот покинул
их, сославшись на дела, но Гарри заметил искажённое яростью лицо в отражении
окна, когда тот направился к двери. Нескончаемые провокации Драко явно
довели его до белого каления, заставляя отступить в присутствии посторонних.
Ведь главное — держать лицо, и с этим Малфой-старший справлялся на ура.
Нарцисса же проводила Люциуса нечитаемым взглядом и спокойно допила
чай, точно ничего и не произошло. Беседовать с ней было приятно: сдержанная в
эмоциях, она также не проявляла того яркого высокомерия, присущего
остальным членам её семьи. Драко хоть и пытался побороть эту черту, но
проигрывал своей природе и воспитанию девять раз из десяти.
— Надеюсь, ты не из-за меня решился на этот шаг, — заметил он, когда
Нарцисса тактично удалилась, оставляя их вдвоём. — И конечно же, не ради
жутких гримас своего отца, — добавил он, заметив плескавшееся веселье на
поверхности серых глаз.
— Поставить жизнь на кон, чтобы просто позлить его? — Драко сделал вид,
словно раздумывает, а затем покачал головой. — Заманчиво, несомненно. Но я не
229/676
такой безрассудный, как ты.
Теперь уже Гарри развеселился.
— Думаешь, я поступаю так назло?
— Не думаю, а знаю. А вот с твоей стороны было наивно полагать, что я не
замечу ваших странных отношений.
— Каких отношений?
— Поттер, не строй из себя дурачка, — Драко невинно захлопал глазами,
скорчив наивную мину. — Я не собираюсь лезть куда меня не просят, но
раздраконить его… Ты уверен, надеюсь?
— Мои поступки никого, кроме меня, не касаются. Тем более его, — отрезал
Гарри.
— А со стороны всё выглядит по-другому, — возразил Драко. — У него есть
задание, выполнит он условия или нет — не важно, но, вместо того чтобы
ожидать исхода, ты лезешь без очереди в попытке отнять добычу или же играть
на первых ролях. Да ты просто дразнишься.
— Это нелепо. Такое можно сказать про всех мракоборцев, что участвуют в
операции.
— Конечно, — флегматично кивнул Драко, а затем расхохотался. — У тебя на
лице всё написано, стоит только начать говорить о кое-ком. Я просто удивлён…
Нет, даже не удивлён, а в шоке, — продолжал посмеиваться он. —
Противоположности притягиваются, но чтобы вот так… Мда. Сосватали бы тебя
раньше, может быть, всей этой фигни не случилось бы.
— Малфой! — угрожающе прошипел Гарри.
— Остынь, герой-любовник, — хмыкнул он, разводя руками в оборонительном
жесте. — Как ты и сказал, твои поступки — дело твоё. А у меня всё это в голове
не укладывается. Мы с тобой работали няньками днём, некоторые и ночью
подрабатывали — подмигнул он, а Гарри уныло вздохнул, откинувшись на спинку
кресла. Малфой изредка возвращался к своему прежнему я «выдающегося
засранца» и, видимо, противостояние с отцом послужило очередному всплеску. —
Чтобы потом малыш стал взрослым, и папочка Альбус отпустил его на волю. Ну
надо же! Непредсказуемый поворот событий. Может, Дамблдор его ещё новым
директором назначит? — перебирал варианты Драко, раздражённо теребя
падающие на глаза пряди. — Да Кингсли кресло Министра предложит?
— А я-то думал, что-то ты необычайно спокойно воспринял новость, —
безразлично заметил Гарри, с лёгкой улыбкой наблюдая за внутренними
метаниями друга.
— Я и правда спокоен, — прищурился он. — Ещё этот колдун как снег на
голову. Чего им неймётся на том свете? — Драко внезапно побледнел. — Я просто
уверен, Поттер, с нашей удачей мы закончим, сторожа Экриздиса, если того
поймают, — почти простонал он.
— Так повремени со своими планами.
— Нет. Это дело принципа, — покачал тот головой. — За решением стоит
почти год мучительных размышлений, Гарри. Хоть отец и говорит, что отошёл от
политики, но он просто выжидает, когда пыль уляжется. А моё положение может
скомпрометировать его притязания на пост Министра, как, впрочем, и твоё.
Поэтому он подлизывается к тебе, подталкивает, чтобы потом
незаинтересованный во власти герой, Гарри Поттер, передал бразды правления
верному советнику. Мама же против, как ты понял. Она считает, что из тебя
выйдет достойный преемник Кингсли.
— Твой отец не учёл новую переменную, — мягко добавил Гарри,
улыбнувшись, а Драко расслабленно хмыкнул, скрестив руки на груди.
— Да, — протянул он. — Я в предвкушении. Но картину омрачают возможные
последствия.
— От Волдеморта не спрячешься, — развёл руками Гарри. — Так какой смысл
бежать?
230/676
— Когда дело касается Тёмного Лорда, отец перестаёт думать головой и
становится невменяемым.
— В любом случае вы под защитой. Хотя бы на некоторое время, — вздохнул
Гарри. — А если Люциус всё-таки решит бежать из страны, я спрячу тебя на
Гриммо, — он щёлкнул пальцами, хитро улыбнувшись, и заметил пристальный
взгляд Драко, прикованный к руке. Рукав задрался, и браслет был на виду.
— Зачем ты носишь ограничитель?
— Я использовал его по назначению, теперь же это просто безделушка, —
туманно ответил Гарри, поправив одежду.
— И поэтому он заряжен магией? Уж тёмный артефакт я смогу опознать,
Гарри. Не новичок, — с осуждением в глазах отчитал Малфой.
— Тёмный? — переспросил он, ощущая, как на затылке зашевелились волосы.
— Заряженный тёмной магией, да, но артефакт безопасен, не волнуйся.
Постой, — Драко подался вперёд, схватив его за запястье и вновь засучив рукав.
Он внимательно разглядывал змею, но, когда коснулся её, та внезапно ожила и
рванула вперёд в попытке ужалить схватившую её руку.
— Стоять! Вернись.
— Ну и ну, — сипло рассмеялся Малфой, возвратившись на место. — Это он
сделал?
— Что это? — осторожно поинтересовался Гарри, ощущая, как браслет туже
обычного обхватил руку, будто бы недовольный приказом.
— Простой оберег, но зная, что его создал он… — Драко изумлённо вскинул
брови, покачав ногой. — Странно, тебе не кажется? Такая забота.
Гарри странным это не казалось. Риддлу было что охранять, например,
остатки силы. Но ситуация с Томом менялась по нескольку раз за день, и
становилось непонятно, нужны ли эти остатки ему вообще.
— Может, скажешь мне наконец, почему ты принял его защиту? — спокойно
поинтересовался Драко. С лица стёрлось всё веселье, и оно стало предельно
серьёзным. Каменным.
— Я понятие не имел, что это за вещь.
— И надел неизвестный артефакт? — уточнил он, словно не веря своим ушам.
— Видимо, ты многое не договариваешь, Поттер, потому что идиотом, вопреки
моим желаниям, никогда не был.
Гарри беззвучно рассмеялся. Нерадостно, даже горько.
— Я бы с тобой поспорил.
Признаться во всём Гермионе было просто. Признаться во всём Драко было
необычайно сложно. Почти что невозможно. Как лететь навстречу урагану и
пытаться удержаться на метле. Но, казалось, тот понял его без слов.
Они делили тишину на двоих, каждый погружённый в свои мысли, как когда-
то на руинах Хогвартса. Драко в вольготно-расслабленной позе буравил точку
перед собой, Гарри же лениво раскинулся, рассматривая то потолок, то пол, то
Драко в ожидании приговора. Казалось, он ждал вечность и всего лишь
мгновение, пока ехидная улыбочка не расцвела на лице Малфоя, и тот не шагнул
к высокому столику, переполненному бутылками.
— За это стоит выпить.
— Или напиться.
— Или так.
гаммечено~
231/676
Примечание к части Настоятельно (приказ Лорда) рекомендую читать под песню:
Man or a Monster (feat. Zayde Wølf) — Sam Tinnesz
Глава 18. Человек или монстр
Когда закрываешь глаза, что ты видишь перед собой?

Держишь ли ты свет или под ним затаилась тьма?
В твоих руках способность исцелять,
Но и в них же заключена сила убивать.
Когда смотришь вглубь себя, ты человек… или монстр?
Человек или монстр?
Так сложно сказать, на чьей ты стороне:

Один день — ад, следующий — озарение,
Границы размыты, ты продолжаешь тереть глаза,
Роли поменялись — теперь время выживать.
Когда смотришь вглубь себя, ты человек… или монстр?
Человек или монстр?
Нет способа исправить всё, что ты натворил.

Попытайся спрятаться, но ты не сможешь сбежать,
Нет, ущерб уже нанесён, и этого не исправить,
Страшась того, кем ты можешь стать:
Человеком или монстром.
Man or a Monster (feat. Zayde Wølf) — Sam Tinnesz
Они проговорили до вечера. Гарри открывал карты по одной за раз, но

пиковую даму решил оставить в рукаве. На самом деле этих дам в колоде было
четыре, и всех их он припрятал лишь для себя. Толика огневиски добавила
комфорта, но не развязала язык полностью. Тем не менее, казалось, Драко и так
всё понимал, подкалывая и разбрасываясь намёками. Такое поведение облегчало
задачу, разбавляло излишнюю трагичность ситуации. А драмы Гарри хватило с
лихвой. Они точно говорили о чём-то гипотетическом, но оба прекрасно
понимали, что никакого выдуманного друга не существует.
Гарри ожидал, что не сможет уснуть. В окружении стен и самого себя все те
задвинутые подальше — и не то чтобы совсем далеко — мысли должны были
пробудиться. День был насыщенным, слишком тревожным, а сам он отвык вести
активную социальную жизнь; особенно в контексте бурной ночи, утренней
пьянки, мучительных откровений, уроков легилименции, сумасшедшего
воссоединения и вечерней пьянки. Снова. Однако сон подкрался незаметно,
стоило едва прикрыть слезившиеся глаза и припухшие веки.
Словно в бреду, он вертелся с бока на бок, а во сне происходила какая-то
путаница: кошка Филча превратилась в Димбла с кошачьими ушами, а затем эльф
обернулся Люциусом, отчитывающим Драко, — и оба имели кошачий хвост и
продолговатые зрачки. Во сне ощущалось, будто его лихорадило, но Гарри не
хотел просыпаться, лишь перекатывался и кутался в одеяло, то дрожа, то,
наоборот, сгорая и задыхаясь.
232/676
Хотелось пить. Жажда буквально раздирала горло, и он машинально
приподнялся, схватив стакан воды с тумбы и сделав пару жадных глотков.
Чёртово зелье Гермионы буквально выжигало похмелье из него. А затем он
заметил в полумраке комнаты нечто постороннее. Чуждое привычной обстановке.
— Том?
Тот стоял, привалившись к двери, и не двигался. Если бы Гарри не видел
неспешное движение грудной клетки при дыхании, тёмную фигуру можно было
принять за простую иллюзию. Протерев глаза, он потянулся к столику за очками
— чистый рефлекс, что порой проявлялся, — а затем резко отдёрнул руку. Зрение
и без того было отменным, только вот понимание происходящего отсутствовало.
— Том, что произошло? — ещё раз позвал Гарри, и тот, в конце концов,
зашевелился. Риддл неспешно приблизился к кровати, покачиваясь, будто
пьяный, а Гарри тут же сел, неуверенно поглядывая на него. Выражение лица
было необычным: в уголках рта пролегла и радость, и печаль — кривая улыбка,
словно надтреснутая маска, оголяла измученную гримасу. Он мог заметить
напряжённую шею, еле заметную игру желваков и предельную бледность —
сейчас Том и правда выглядел нездоровым. — Что случилось? — переспросил он,
но ответа не последовало.
Тот опустился на край постели, полуобернувшись к Гарри, и посмотрел прямо
в глаза.
— Зачем ты вернулся? — прошептал он, стискивая одеяло подрагивающими
пальцами.
— Как ты это делаешь? — ответил Риддл вопросом на вопрос, слегка тряхнув
головой. — Все эти чувства: противоречивые, жгучие, неодолимые… Как ты
живёшь с ними? — в голоcе сквозила такая тоска, что Гарри задержал дыхание.
— Я не думал, что всё будет так… Видимо, я ошибся.
— Я не понимаю, — озадаченно пробормотал он, невольно протянув ладонь,
чтобы коснуться чужой руки. Но Том внезапно потянулся к нему и опустил голову
на колени, поверх одеяла, скрыв лицо. — Ты объяснишь мне наконец, что
— Просто посиди так.
— Это ведь сон? — еле слышно заметил Гарри, смелее дотронувшись до его
волос. — Ты такой странный, — склонился он, рассматривая в деталях помятую
рубашку. Коснувшись руки, он провёл вдоль вен, ожидая, что в любой момент
Риддл растворится в воздухе. Кожа оказалась на удивление тёплой. —
Определённо, я переборщил с огневиски сегодня. Это опять один из проклятых
снов, от которых на следующий день хочется головой об стену биться, —
сокрушённо простонал Гарри.
— Я тебе часто снюсь?
— Как будто ты не знаешь, — отстранённо пробубнил он, тут же хмыкнув, —
ты ж в моём сознании.
Гарри застыл, подобно высеченной из мрамора скульптуре; инстинктивно
касался чужой ладони и не двигался, как его и попросили. Том тоже не
шевелился, но было заметно, как напряжённая линия плеч расслабилась, а
дыхание стало менее тяжёлым.
Сны всегда были такими, — сочными и живыми — но ещё ни разу он не
осознавал себя в них. Те просто протекали по какому-нибудь сценарию, а после
Гарри просыпался. Как правило, в холодном поту, с диким сердцебиением и
чудными мыслями в голове.
— Так не пойдёт, — покачал он головой. Терять эту возможность
категорически не хотелось.
— Что ж ты желаешь?
Гарри вместо ответа склонился, уткнувшись лицом в волосы, и глубоко
вдохнул, прикрыв глаза на мгновение. Раздался тихий смешок, и он не смог
сдержать ответную улыбку.
233/676
— Как прозаично. Что ещё мы делаем в твоих снах, Поттер? За ручку
держимся?
— Много чего, — просто отозвался он. — А теперь я хочу поговорить с тобой. У
меня накопилось много вопросов, — пробормотал Гарри в макушку и тут же
отстранился, тихо вздохнув. — Но какие ответы я могу получить от самого себя?
— Спроси, — Том повернул голову, прижавшись щекой к одеялу, и Гарри мог
видеть его сосредоточенный профиль. — Может, на подсознательном уровне ты
сможешь сделать нужные выводы, а те выльются в откровения из моих уст, —
слабая улыбка озарила лицо. Гарри провёл кончиком пальца по этой чарующей
линии, и Том тут же незлобно прикусил.
Почти что потустороннее ощущение покоя обволакивало их, а сумрак
погружал в своего рода кокон. И плевать, что это всего лишь сновидение,
плевать, что он даже думать не должен о чёртовом Риддле, не то что мечтать
увидеть во сне и тем более общаться с ним… На всё плевать.
Он никому ничем не обязан, включая себя.
— Растерялся или столько вопросов, что не знаешь, какой выбрать?
— Нет… Внезапно подумал, что хотелось бы уметь останавливать время.
Странно, но такие мысли посещают меня всё чаще, — вполголоса промолвил
Гарри, тут же дав себе мысленную оплеуху. — Ладно, — неуверенно кашлянул он.
— Итак, вопрос первый: ты ничем не болен и не рассыпаешься?..
Том же удивлённо скосил взгляд, словно проверял, не ослышался ли он, а
потом твёрдо заявил:
— Я чувствую себя отменно: не болен, не рассыпаюсь, и ничего не
отваливается, если ты это подразумеваешь, — ухмыльнулся тот. Гарри тут же
облегчённо выдохнул, хотя понимал, что, возможно, он сам себя пытается
успокоить и считать это правдой попросту бессмысленно. А Том тем временем
задал встречный вопрос: — Уже не сердишься из-за тех слов про родных?
— Растерян, если честно, но я не сержусь. А во сне вообще возможно злиться?
— задумчиво пробормотал он. Риддл перевернулся на спину, поглядывая снизу
вверх. — Я не понял тебя тогда. Да и сейчас никак не могу понять, что ты хотел
до меня донести.
— Нет, Гарри, ты всё прекрасно понял, — спокойно возразил он. — Но
предпочёл держаться привычного строя жизни.
— Это не так.
— Окажись родители живы, ты бы презирал меня меньше или это чувство
растаяло? Нет. Твоё отношение перекинулось бы на них в равной степени: обида,
что тебя лишили их общества, что ты вырос у презирающих тебя родственников,
что тебя бросили. Очень много маленьких обид, скреплённых вместе, — его голос
был ровным. Безразличным. А Гарри, наоборот, с каждым словом горячился всё
сильнее, ощущая, что и во сне можно злиться. Вполне себе реальная злоба. —
Зайди они через ту дверь, были бы чужими тебе. Ты их не знаешь и сам
понимаешь, что лелеешь идеальную картинку в своей голове, которую заронил
Альбус Дамблдор. Думаешь, он пустил тебя просто так к зеркалу? Думаешь, не
знал, чего ты алчешь больше всего, как все маленькие сироты? — Риддл глухо
рассмеялся. — Он продемонстрировал тебе идеальную семью, а потом указал на
того, кто лишил тебя идиллии.
— И это плохо? — вспылил он, процедив сквозь зубы. — Плохо держаться за
мечту? Мне не нужны твои нравоучения, Том. Мои родители мертвы — ты лишил
меня их. Указывал на это Альбус или нет, но погибли они именно от твоей руки, и
я никогда не познаю чувств, что мог бы испытать, встретив их наяву, — повысил
он голос.
Риддл, напротив, смотрел так спокойно, словно всё это его не касалось:
— Зачем же мне читать тебе нравоучения, Гарри? Ты хотел понять, я тебе
объяснил.
— Понять что? — Гарри будто током ударило. Он встрепенулся и заработал
234/676
ироничный взгляд исподлобья, а затем внезапно смутился, вспоминая
собственные слова: «Я не понял тебя тогда. Да и сейчас никак не могу понять,
что ты хотел до меня донести».
— Не стоит продолжать эту тему, — буркнул он, подняв голову и уставившись
в потолок.
— Как пожелаешь, — покорно согласился Том.
Повисла тягостная пауза. Гарри нервничал и жалел, что начал этот разговор.
Семья навсегда останется неким табу между ними — из тех тем, что некоторые
пары сознательно обходят стороной и никогда не обсуждают… Гарри
непроизвольно качнулся, желая ткнуться лицом в одеяло и тихонько завыть, но
это было невозможно — место уже занято его главной головной болью.
Какая, к Мордреду, пара?!
— Что ты имел в виду, спрашивая о чувствах? — напрямик спросил Гарри,
лишь бы оттолкнуть от себя до абсурда наивные мысли.
Риддл прикрыл глаза, скрестив руки на груди. Этот вопрос явно пришёлся не
по вкусу, и он ощутил моральное удовлетворение.
— Ты мне так и не ответил. Как ты живёшь, подверженный этим
эмоциональным сбоям?
— Сбоям? — невесело рассмеялся Гарри, склонив голову ближе и пристально
рассматривая. — Как можно жить, если внутри пусто? Ради чего? Тем более разве
не ты идеально разбираешься в эмоциях, хоть и не испытываешь их, милорд?
Том недовольно цокнул языком, забавно наморщившись. Гарри коснулся
морщинки на лбу и разгладил её, поинтересовавшись:
— И никаких колкостей в ответ? Мой разум тебя идеализирует.
— Надо же, ты наконец-то согласился с тем, что идеализируешь людей. —
Приоткрыл он глаза, поймав руку Гарри и, притянув её к губам, мягко поцеловал.
— Твои эмоции сменяются так быстро, что я не поспеваю. Минуту назад ты хотел
порвать меня на клочки, а теперь смущён. Ох, Гарри-Гарри…
— Я ведь полный дурак.
— Не могу не согласиться, — почти ласково подхватил он. — Вместо того
чтобы планировать моё изощрённое свержение, ты занимаешься… Чем? — Явная
насмешка в его словах не жалила, наоборот, успокаивала. Такое странное
поведение подсознательно пугало, было непривычным, каким-то неправильным,
что ли. Горячее дыхание щекотало запястье чуть ниже браслета. Пальцы
коснулись серебристой полоски и провели вдоль, слегка задевая кожу, отчего у
Гарри мурашки по спине пробежали. — Всё-таки надел его, — констатировал тот
факт. — Ты влюблён в меня?
Он содрогнулся, но Том не дал отпрянуть, а вторая рука легла на затылок, не
позволяя отвернуться.
— Зачем спрашиваешь, если всё очевидно, — вздохнул Гарри, прикрыв глаза.
— Я могу отрицать, но самого себя не обмануть, да? Какой-то сеанс самоанализа
у нас получается, — покачал он головой. — Жгучие, противоречивые и
мучительные — такие вот чувства, ты прав. Чаще всего они душат меня… но
иногда это приятно, — улыбнулся Гарри, приоткрыв веки. — Как сейчас. Хотя и
сейчас ты меня нервируешь.
— Ты не должен, — хрипловатый голос Тома стал глубоким, пронизывающим,
властным и одновременно каким-то болезненным, а рука дёрнулась, крепче
сжимая затылок. — Не должен ничего испытывать ко мне, понимаешь, Гарри?
Он горько усмехнулся:
— Если бы ты чувствовал, то понимал — это не подлежит контролю. Всё так
неправильно. Отвратительно. Я никак не могу взять в толк, как докатился до
такого… Да, — он раздражённо потёр переносицу. — Днём злость из-за твоих
высказываний тут же померкла рядом с осознанием, что эти чувства не исчезнут,
даже если я верну тебе всю силу до последней капли. Ничего не изменится…
Какой-то побочный эффект? За этот год мне было сложнее противостоять тебе,
235/676
чем за все предыдущие вместе взятые. В какой момент всё так перепуталось?
Зачем ты оставил мне этот треклятый браслет, Том? Что он значит? Разумеется, я
осознаю, что ты хочешь защитить, и не питаю ложных иллюзий, но… — он
задохнулся на секунду, хватив воздух губами, и судорожно облизал их. — Мне
нужно было это сказать, — растерянно рассмеялся Гарри. — Просто необходимо
было сказать именно тебе.
Речь стихла, и он с трудом перевёл дыхание. Получилась какая-то непонятная
сумбурная мешанина из признаний и обвинений. Это смутило ещё больше.
Ощущение, что, если Гарри не подавит эти чувства, они подавят его, не
проходило, превращаясь в тревожный звоночек. Риддла было слишком много.
Том молчал. Видимо, иллюзия тоже растерялась из-за такой пылкой исповеди,
что вызвало очередной болезненный спазм в груди и щемящее томление в
желудке.
— Мне жаль, — словно диагноз поставили.
— Разве ты можешь мне сочувствовать? — мгновенно преодолел Гарри
расстояние от тоски до злости и тут же прикусил язык, заметив недобрый блеск в
глазах. — Не суть важно. Теперь твоя очередь: хочу знать про эмоции, Том. Когда
проявилась столь удивительная… особенность ничего не чувствовать?
«Которая мне бы пригодилась как нельзя кстати».
Пальцы на затылке разжались, отпуская его голову. Том положил ладонь на
грудь, проигнорировал колкость и даже улыбнулся. А Гарри неторопливо
выдохнул, пытаясь избавиться от всего, что за мгновение скопилось внутри:
злости, грусти, любви.
— Почему же ничего? О, я всегда осознавал себя особенным, Гарри. Не смотри
так, — вновь рассмеялся он. — Все твои мысли отражаются на лице. Очень
большой недостаток во время дуэли, помни. Это важно.
— Не пытайся сменить тему, — беззлобно пробурчал Гарри.
— Я и не меняю, мы всё так же говорим про эмоции, — спокойно возразил тот,
обескураживающе улыбнувшись. Какое-то проклятие. — Ты не сможешь одолеть
врага, если он будет читать твои мысли.
— Тебя же смог.
— И как только ты преподавал ЗОТИ?
— Том!
— А тебя первокурсники на лопатки не укладывали, великий герой? —
беззлобно подтрунивал он, а Гарри не верил своим глазам. — Да ты ошарашен.
Атакующие заклятия прокладываются морщинкой на лбу, щит — плотно сжатыми
губами, непростительные заклятия сопровождаются прищуренным взглядом, а
когда ты растерян — кусаешь щеку изнутри.
— Ты… — он оторопел, разглядывая задорно улыбающегося Риддла, и не знал,
что сказать. — Как?
— Я иногда наблюдал за тобой на уроках, — пожал он плечами, — и ты меня
видел, так что не переигрывай, Гарри. Я же твоё сознание и в курсе, что ты
прекрасно всё понимал.
Вздохнув, он прикрыл ладонью глаза и потёр их, словно пытался стереть
картинку перед собой.
— Это был мой долг — наблюдать за тобой, — пояснил он.
— Оправдываешься?
— Ты опять ушёл от темы, — нудным голосом проронил он, недовольно глянув
сквозь пальцы и опустив руку.
Риддл растерянно моргнул, точно совсем этого не хотел:
— Напомни мне, о чём мы говорили… Ах да, об эмоциях. Твоих или моих?
Гарри не сдержался и негромко рассмеялся.
— Твоих. Так что хватит увиливать, Том, и начинай уже говорить!
Требование прозвучало на удивление ясно. Повелительно. Том вскинул брови
и мимоходом заметил:
236/676
— Тебе нравится мне приказывать.
— Ни капли, — покачал Гарри головой, нагло солгав. На секунду он ощутил
горячее, будоражащее кровь волнение.
— Прозвучало как-то нерешительно, — Риддл приподнялся на локтях,
потянувшись вверх, и мазнул губами по щеке. — Сделай это снова, давай
проверим.
— Том, хватит, — вздрагивая, прошептал Гарри.
— А теперь как раньше — с характером, — практически по слогам произнёс
тот, поцеловав в уголок губ.
— Хватит!
— Да-а. Именно та-ак, — почти простонал он, и этот звук отозвался
сладостной истомой в паху. — Ты бы мог оседлать меня, двигаться, как сам того
пожелаешь: медленно или быстро, глубоко или еле насаживаясь... Полностью
контролировать меня. Подчинить себе, — размеренно шептал он, водя носом
вдоль скулы, а Гарри напрягся, задержав дыхание. Он чувствовал — ещё чуть-
чуть, и, когда Том опустится обратно, ему будет весьма неудобно лежать. — А
мог бы и сам взять, хочешь?
«Хочу!» — завибрировала яростная мысль, и он вцепился в чужие плечи.
— Тебе это снилось, Поттер? — хриплый шёпот опалял щёку горячим
дыханием. — Я стоял перед тобой на коленях?
— Ты отвлекаешь меня, но всё это бесполезно, — предельно медленно
выговорил он, окинув его хладнокровным взглядом — или попытался, чтобы так
оно и выглядело. Гарри насильно подавил в себе желание, что искрилось и
отказывалось покоряться, подкидывая подробные картины того, о чём болтал
Том.
Риддл понимающе хохотнул и упал на одеяло.
— Бесполезно так бесполезно. На чём мы остановились, мой мальчик? —
приторно прошептал он, облизав губы, а глаза по-змеиному блеснули.
— Прекрати! — прошипел Гарри и нарвался на тихий смешок.
— Эмоции, да. Тебе любопытно, когда это началось, — в голосе, вопреки
расслабленному выражению лица, проявилось напряжение. Том медлил, словно
обдумывал свой ответ, но когда заговорил, речь была неторопливой. — Мне было
чуть меньше десяти. В приюте был небольшой лаз, выходящий во внутренний
двор, но нам было запрещено ходить туда в одиночку, а позже пяти вечера тем
более. Само собой, я не внимал запретам — отлавливал и крыс, и мышей. Позже
кроликов.
— Зачем?
— Сначала ради интереса, потом ради выгоды. Если ты хочешь знать — пытал
ли я их, то нет, не пытал. Играл, да. По-своему, — жестокая улыбка исказила
лицо, а Гарри сглотнул.
— Чем вас кормили? — внезапно спросил он, ощущая смутное волнение.
— Смесь из круп — безвкусная липкая масса — или слабый бульон на
потрохах. Консервные заводы жертвовали банки фруктов и овощей, отсеянные
из-за вмятин. В любом случае теперь ты отошёл от темы, — нахмурился он.
— Нет, хочу знать больше, — возразил Гарри. Он был заинтригован, но не
понимал, откуда что берётся. Естественно, некоторые отрывки из жизни Тома
были ему доступны через омут памяти, но такого он точно никогда не видел и ни
от кого не слышал. — Как ты их ловил? Ведь тебя могли хватиться…
Том выразительно фыркнул:
— Думаешь, я сидел в засаде с сачком или расставлял мышеловки? Змеи,
Поттер. Я требовал — они повиновались. Нас вывозили раз в год на природу, они
находили меня и следовали. Сначала это раздражало, но потом им нашлось
практическое применение. — Гарри на секунду представил ребёнка в окружении
шипящих гадюк, что бросали к его ногам трупики грызунов. — В основном это
были медянки и гадюки, а затем появились и более экзотические виды: питон и
237/676
удав. Сбежали от коллекционера, когда тот скончался.
— Ты ведь не ел... крыс?
Том на секунду задумался, а затем сардонически заметил:
— Не уверен, что в отвратную мясную похлёбку поварихи Сэлмон не входил
этот ингредиент.
— Без деталей!
— Какие мы впечатлительные, — рассмеялся он.
Гарри почему-то представил Коросту, то есть Петтигрю, но вместо
удовлетворения к горлу подступила тошнота.
— А кролики? — задумчиво поинтересовался он в попытке отогнать противное
видение Питера в медной кастрюле.
— Я их обменивал. Живых на вещи, а мёртвых на деньги, — взгляд Тома
блуждал по потолку, а на лбу пролегли морщинки. С каждым словом он всё
глубже погружался в себя. — Недалеко от приюта находился рынок, и я
обменивал тушки у старика Гатри — мясника. Платил он мало, зато не
интересовался, где я их беру. Нас обоих устраивал такой расклад.
— Первый капитал? — усмехнулся Гарри.
— Видимо, ты не задумывался, что будет после совершеннолетия, пока был
просто сиротой без средств? — парировал Риддл, сфокусировав на нём взгляд.
— Хочешь сказать, что ты копил на будущее?
— И накопил бы, как я думал тогда, если бы не Стаббс. Он предъявил мне, что
я подсунул ему больного кролика, — раздражённо хмыкнул Том, — но суть в том,
что они все были такие. Мелкие и больные. Я ни на что не рассчитывал, когда
приказал доставлять других млекопитающих. Где можно достать в Лондоне
кроликов в большом количестве, Гарри? Конечно, было несколько лесов
поблизости, но змеи преодолевали огромные расстояния, притаскивали
потрёпанные тушки, чаще всего отравленные. Им было не по силам удержать
что-то больше полёвки, а яд действовал безотказно. Только вот я не был уверен в
эффекте яда на людях, а мясник перестал бы сотрудничать, трави я его клиентов,
поэтому змеи стали придушивать добычу. Картина не сильно поменялась. А потом
появился питон. Всё пошло в несколько раз быстрее; он даже смог доставлять
полуживых, и получались маленькие игрушки на время, — они были живые, но
умирали спустя несколько дней. Мне было всё равно, ведь такая роскошь, как
содержание домашнего питомца, была непозволительна. Воспитательницы сразу
замечали. Но Стаббса это не удовлетворило. Он рассказал всё Коул, а та поймала
меня у тайника, конфисковала все деньги, заявив, что я украл их, и
заблокировала лаз во двор, — Том вцепился ясным взглядом в Гарри, несколько
устало добавив: — Хоть мне и хотелось подвесить обоих на стропилах вместо
того жалкого существа, но я сдержался. Затем пришёл Альбус, и смысл пропал.
Повисла пауза, но он тут же опомнился.
— Удивительно, — пробормотал Гарри, — это я такое выдумал?
— Весьма увлекательная история у тебя получилась, — подсказал Риддл.
Гарри закатил глаза, тяжело вздохнув.
— А ещё глупая.
— В то время это являлось гениальной идеей, — безмятежно рассмеялся он.
— Я просто уверен, что твои змеи крали кроликов у другого мясника, а может
и нескольких.
— Скорее всего, Гарри. Но живых точно ловили, — шутливо прибавил Том.
— Похоже, я окончательно сбрендил… — он задумался на мгновение, а затем
обречённо попросил: — Продолжай, Том, но давай о чувствах, а то я связи как-то
не вижу.
— Ты же хотел знать обо мне больше, — мягко укорил тот.
— Я бы хотел знать всё, но, боюсь, времени у нас в обрез.
Риддл странно посмотрел на него: сомнение, уверенность, веселье — и всё это
перемешалось под безобидной личиной и обезоруживающей усмешкой.
238/676
— Чуть позже я понял, что многие из эмоций мне недоступны, — заключил он,
медленно коснувшись его лба, и отвёл в сторону прядь, что неизменно лезла
Гарри в глаза.
— Ты, наверное, обрадовался, — хмыкнул он и положил руку поверх чужой
ладони, слегка сжав. Движение это было осознанным — воплощённым желанием
растянуть контакт как можно дольше.
— Нет. Меня это уязвило, — вскинул он одобрительный взгляд, щёлкнув Гарри
по носу. — Думаешь, что всё знаешь обо мне, Поттер? Вот только разум
подталкивает тебя в ином направлении, — по-мальчишески улыбнулся Том, как-
то заразительно и ярко. — Ненавижу, когда меня чего-то лишают, в особенности
если это право выбора, что я могу чувствовать, а что нет, — улыбка моментально
рассеялась, и горечь пролегла тенью на лице. — Увы, отсутствие чувств не
отменяет пубертатный период. Мои перепады настроения были весьма
однобокими — от злости к раздражению, от раздражения к печали и от печали к
злости, а когда вокруг тебя постоянно крутятся раздражители, очень сложно
себя сдерживать.
Гарри подался вперёд, склонившись ниже. Он ловил каждое слово, как глоток
свежего воздуха, и ненасытно всматривался в переливающийся алые искорки
вокруг зрачка.
— Я долго экспериментировал, определяя каждую эмоцию, что мог ощущать,
и все они были негативно-нейтральными. Раздражение, страх, недовольство,
отвращение, презрение, обида, зависть и… ревность, — вдруг безрадостно
рассмеялся он. — Необычно испытывать ревность, когда не можешь любить,
правда? Как можно кого-то ревновать, если они тебе попросту безразличны? —
Том на мгновение прикрыл глаза, а губы искривились в раздражённой гримасе. —
Сколько же я ломал голову над этим чувством. Самое сложное и конфликтное из
всех. После стольких лет оно всё ещё обуревает меня, — прищуренные глаза
впились в Гарри, а он лишь скривил вопросительную мину, заставив Риддла вновь
рассмеяться. Таким расслабленным и искренним он не видел его никогда, да и не
увидит — всё это всего лишь мираж. — Со временем я определил, что могу
испытывать гордость, разочарование, восхищение, но весьма притуплённые,
однако ни радости, ни восторга, ни стыда, ни смущения, ни симпатии, ни
волнения, ни благодарности или умиления — ничего из этого я не мог даже
понять, не то чтобы ощутить. Самое большее, что я достиг, это возрастить
безмятежность и подавить всё прочее. Со временем не осталось ничего.
— Для этого ты исследовал свойства Амортенции? — аккуратно
поинтересовался Гарри.
Нервная дрожь разбредалась по конечностям, сковывая каждое движение. Он
боялся спугнуть видение или в любой момент быть разбуженным эльфом. Сон
длился уже целую вечность, но на самом деле пролетали считаные секунды.
Нужно было разобраться во всём этом, а время работало против него: Гарри с
трудом понимал, что Риддл имел в виду. Нет, скорее понимать-то он понимал, но
осмыслить и переварить никак не мог. А главное — полностью осознавал, что это
полнейший бред, выдуманный его помутнённым рассудком.
— Да, — сухо отозвался Том, выводя его из оцепенения.
— Ты хотел обратить побочный эффект?
— Эффект необратим.
— Тогда я не понимаю, — озадаченно прошептал Гарри, приблизившись к его
лицу.
— Если ты не понимаешь, у меня тоже нет ответа, — снова улыбнулся он, но
уже натянуто и устало, коснувшись щеки и потерев большим пальцем, точно
стирая пятнышко.
Гарри сглотнул, ощущая себя тем самым кроликом перед питоном, которого
собирались придушить, чтобы оставить в полуживом состоянии и сделать
игрушкой. В груди ёкнуло, а Риддл провёл костяшкой вниз по скуле,
239/676
прикоснувшись к губам. На этот раз Гарри прикусил палец, плавно обхватив и
скользнув языком вдоль фаланги. В полумраке глаза Тома стали почти чёрными,
и Гарри тотчас отпустил, шумно выдохнув:
— Я хочу поцеловать тебя, — выпалил он на одном дыхании, сквозь слабую
улыбку, которая обязательно должна казаться со стороны идиотской. —
Дурацкое желание в такой ситуации.
— Ты можешь делать со мной всё, что твоей душе угодно, — хмыкнул Риддл.
— Разве не для этого существуют фантазии?
— Всё… — словно эхом отозвался Гарри, уставившись в никуда. Внезапно он
сморгнул, очнувшись от его чар, недоверчиво покосился на Риддла и
пробормотал: — Подожди… Подожди! Тогда что за обжигающие чувства, о
которых ты говорил?
Послышался огорчённый смешок.
— Твои чувства, — Том прищурился, предельно медленно повторив: — Твоя
реакция на меня слишком… бурная.
— Это намёк, что я достаю тебя своим вниманием? — несколько растерянно
спросил он. Такого ответа Гарри не ожидал.
— Ты и правда весьма упёртый.
«Упёртый, значит?»
— Что случилось тогда в лесу? Где ты находился больше года?
Он закатил глаза и обречённо вздохнул.
— Вот об этом я и говорю. Мы уже это обсуждали. Почему ты никак не можешь
оставить всё в прошлом?
— Мне нужно понять. Ты же моё подсознание, так подскажи мне! — сбивчиво
зашептал Гарри, вцепившись в рубашку Риддла, точно боялся, что тот исчезнет.
— Ведь я чувствую, что-то было не так. Нарцисса — она видела, что я жив, а ты
знал, что она врёт… Знал?
— О чём ещё я знал? — невозмутимо поинтересовался он. — Может, я ещё и
подставился специально, горя желанием умереть?
— Нет, не думаю, — отдёрнул себя Гарри. — Так боишься смерти... Ты же
боишься смерти, Том? Но сказал, что со временем не осталось ничего… Тогда
откуда страх? Ты мне никак не помогаешь, — недовольно рыкнул он.
— Я не могу знать больше, чем ты сам, — снисходительно хмыкнул Риддл. —
Но знай я, что в тебе всё ещё теплится жизнь, разве не покарал бы Нарциссу за
ложь? Если бы хотел оставить тебя в живых, зачем же после пытать на потеху
всем? — он невинно округлил глаза.
— Да, об этом я забыл. — Гарри поморщился, растерянно почесав лоб. — Но
пытка была странной: не такой сильной…
— Определённо, нужно было отложить все планы и устроить основательную
трёпку бездыханному телу, — насмешливо заявил Том, облизав губы, будто эта
идея его прельщала. — Ты — первый, кого не устроила длительность моих пыток.
— Хочешь меня запутать?
— Гарри, ты сам запутался. Пытаешься раскрыть несуществующий заговор.
Скажи мне, зачем продолжать копаться в столь неблагоприятных для тебя
событиях?
— Я уверен, что ты… — он сбился с мысли, шумно вздохнув.
— Скучал и устроил себе аттракцион — «Убить Мальчика, Который Выжил»?
— Всё спланировал, — еле слышно заключил Гарри.
Том рассмеялся. Сжав меж ладоней его лицо, он притянул и осторожно
коснулся губ:
— Что именно? Охоту на ребёнка, твоё чудесное воскрешение или
собственное поражение? Ты мне льстишь. Кто ж я для тебя, Гарри, человек или
монстр?
Гарри замер, а картинка завертелась. Он словно проваливался сквозь
реальность и, казалось, его сейчас попросту вырвет или расплющит. Перед
240/676
глазами всё почернело, а в ушах продолжал звенеть голос: «Человек или
монстр… Человек или монстр… Человек или монстр…»
«Человек или монстр…»
«Монстр…»
— Гарри Поттер?.. Хозяин! Гарри… — Он резко открыл глаза, обнаружив перед
собой сморщенную гримасу Кричера. — Я вас еле разбудил, хозяин, — с упрёком
пробурчал тот. — Как вы и просили: сейчас ровно восемь утра.
Гарри бы поднялся, если бы уже не полусидел, прислонившись к изголовью.
Он оказался в такой же позе, как во сне. Спина жутко затекла, как и конечности,
а голова слегка кружилась.
— Ночью ко мне приходил кто-нибудь? — повернулся он к эльфу.
— Нет, хозяин. Я бы заметил.
— Ты уверен? Может, Риддл? Его мог временно перенести Димбл?
— Димбл?! Приставучая бука… — Кричер оборвал себя на полуслове, ещё
больше нахмурился, а уши слегка дрогнули в явном возмущении. — Этот был
здесь, да, и смел мне указывать, как и что я делаю не так, хозяин! Пытался снять
портрет моей хозяйки, дескать, не место ему в доме, а потом заявил, что рама
пыльная и блеск потеряла… Я только и успевал отгонять его от картины! — Гарри
провёл рукой по волосам, потёр глаза и удивлённо обвёл взглядом комнату.
Воспоминания были столь отчётливыми, что он буквально ощущал и то
прикосновение, и ту ласку, чудилось, что голос Риддла эхом разносился,
отскакивая от стен… Это просто не могло быть сном. — Устроил потоп внизу,
негодяй! — продолжал бубнить домовик. — Я еле успел спасти любимую
шкатулку хозяйки!
— Фактически ты был занят ночью? — переспросил Гарри.
Кричер моргнул пару раз, а затем обиженно вытянул губы:
— Думаете, что это я не уследил за краном, хозяин?
— Нет-нет, я имею в виду, что… — мысли молниеносно выстраивались в
логическую цепочку, вызывая нервную улыбку, — ты был достаточно занят из-за
потопа, чтобы нечаянно пропустить чужое появление в доме?
Тот подбоченился, злобно сверкая глазами.
— Да-а, такое могло случиться, но только если не был задействован камин,
хозяин. Мелкий прохиндей находился рядом всё время… Он не смог кого-то
аппарировать без моего ведома.
— Чёрт, Кричер! — Гарри вскочил с кровати, расхаживая из стороны в сторону.
Он даже про боль в спине забыл. — Ответь точно, могло такое случиться или нет?
— Хозяин, если вы намекаете, что я не способен уследить за вашей
безопасностью… — вновь заскрипел эльф, ничуть не впечатлённый проявлением
его темперамента.
— Да плевать мне на свою безопасность, просто скажи мне: можно или нет.
Это крайне важно!
Эльф помедлил пару секунд, плавно переступив с ноги на ногу, и тяжело
выдохнул:
— Такое возможно.
Гарри резко остановился, уставившись в окно. Он был уверен в двух вещах:
во-первых, в том, что Том и правда был этой ночью здесь. Во-вторых, тот
использовал заклинание памяти. Но как? Застал его врасплох? Исходя из этого,
появлялось два закономерных вопроса. Почему Риддл не стёр свой визит
полностью? А главное…
Что он стёр на самом деле?
гаммечено~
241/676
Примечание к части **Предупреждения:**
Музыкальная тема: Saint Chaos – Riptide.
Экстра — порождение воспаленной фантазии автора очень глубокой ночью. Есть
элементы юмора/пародии, так что читайте на свой страх и риск!
Думаю, пародия чего всем будет понятно.
Не забываем, что это экстра. Связь с главным сюжетом, возможным будущем или
какими-то событиями сомнительна.
Арты к экстре можно найти в твиттере и в группе вк .
Приятного путешествия!
Экстра II. Давай влюбимся!
— Добрый день. Я Лара Гэндер, а это «Давай влюбимся!»

Сегодняшние кандидаты: Эдмунд, Томас и Д… — Ведущая резко обернулась,
недовольно поглядывая за кулисы. — Что происходит? — сквозь зубы улыбнулась
она в камеру, а затем, внимательно выслушав, кивнула. — Хорошо… Поняла.
Начнём сначала!
По съёмочной площадке разнёсся тихий писк, скрежет, а затем
оглушительный грохот. Следом всё смолкло.
— Добрый день. Я Лара Гэндер, это — «Давай влюбимся!» Уникальный случай,
когда двое других претендентов отказались от участия и у нас единственный
кандидат — Томас. А купидон у нас сегодня Гарри!
На сцене развернулась ожившая картинка — почти что голограмма, — а
громкий нейтральный голос вещал: «Гарри, двадцать девять лет. Не решается
расторгнуть отношения с нелюбимым человеком, пока не найдёт ему более
достойную замену. Гарри — опытный мракоборец. А также знаменитость, герой
магической Британии и просто очаровательный парень. Расследует
преступления, связанные с Тёмными искусствами, задерживает тёмных
волшебников и ведьм. Живёт в Лондоне. По ночам ест шоколадных лягушек и
пьёт смородиновый ром; коллекционирует мётлы в свободное от работы время.
Мечтает подержать в руках Молнию Суприм, а также встретить старость вместе с
любимым человеком. Гарри не заинтересован в холодных, отстранённых,
безэмоциональных кандидатах, не умеющих ценить чужие чувства. Влюбится в
тёплого, отзывчивого блондина, который не имеет комплексов и замашек на
мировое господство, не носит строгие костюмы и не умеет профессионально
лгать».
Раздались аплодисменты. За треугольным столом уже расположились обе
ведущие и гость.
— Здравствуйте!
— Здравствуйте… — Гарри смущённо кашлянул. — Я бы хотел сделать вам
подарок, — он мягко улыбнулся, приподнимаясь, и вручил по огромному букету.
Гэндер слегка отклонилась назад, вдыхая магический аромат драконьих
ландышей, а Экспозито расплылась в улыбке, уткнувшись носом в ало-
фиолетовый букет огненных лилий, и хитро поглядывала на Поттера поверх
очков.
Комната ожидания номер 2
Зелёный диванчик занимал статный мужчина: тёмные волосы, угловатое

лицо, алые глаза и тонкие губы, искривлённые в усмешке. Закинув ногу на ногу,
он наблюдал с интересом хищника за экраном.
Рядом вольготно расположился сопровождающий его сухощавый блондин.
242/676
Платиновые волосы были убраны в аккуратный хвост, а льдистые глаза смотрели
с лёгким непониманием на происходящее.
— Ну и для чего мы пришли?
— Ты слышал, Люциус? «Не решается расторгнуть отношения с нелюбимым
человеком, пока не найдёт ему более достойную замену», — процитировал он,
еле заметно нахмурившись.
— Не глухой, — категорично ответил тот, перекинув трость из руки в руку. —
Поттер тебя бросил и не предупредил, а ты зачем-то припёрся сюда и меня с
собой притащил. Я как группа поддержки никуда не гожусь, Том. Мой совет
прост: найди себе другого Мальчика, Который Выжил.
— Мне хочется запытать его вусмерть…
— Наверное, поэтому он тебя и бросил.
— Он сам просил, мелкий мазохист, — процедил Риддл.
Площадка
— Гарри Поттер, — певуче произнесла Лара Гэндер, — надо же. Я была очень
удивлена такому гостю у нас. Было сложно понять ситуацию, ведь она и правда
скандальная! Какой удивительный поворот событий… Да это просто безумие. Как
вам удавалось держать всё в тайне — для меня загадка, — в притворном
восхищении промолвила она. — Но здесь не место горю, а уж разбитому сердцу
главного героя страны тем более. Поможем чем сможем, дорогой.
— Да что ты говоришь, Лара, — хмыкнула Азалия Экспозито, перестав терзать
букет. — Может, кандидаты… кандидат ему не понравится, и он покинет студию
один. Гарри, — слащаво обратилась та, — найти подходящего партнёра очень
сложно. Слишком громкое имя может стать и благословением, и проклятьем… Да
вас просто боятся! Думают, что недостаточно хороши.
Гарри вздохнул, слегка дёрнув плечом, словно ему было неудобно.
— Я самый обычный парень, который желает любить и быть любимым. Чувства
— это главное, что я ищу в партнёре, Азалия. На всё остальное мне совершенно
наплевать.
— Даже будь он низкорослым гоблином или трёхметровым великаном?
— Ну, в предпочтениях я указал человеческую расу.
— А ещё несколько странные требования, — протянула Лара. — Не должен
носить чёрное, не должен быть излишне красив. Любой цвет глаз, кроме алого, —
на этом пункте она подняла взгляд и криво улыбнулась. — Любой цвет волос,
кроме чёрного. Конкретно, оттенок воронова крыла…
— Да он тебя ненавидит, — хохотнул Люциус.

— Провоцирует, поганец, — прошипел Том, тяжело вздохнув.
— Что ты натворил на этот раз? Я подёргал за ниточки и узнал, что Поттер
подал заявку позавчера. Редакторы тут же всполошились: перевернули
расписание, перенесли интервью с другими участниками, заработав пару жалоб,
буквально всю страну перекопали в поиске достойных кандидатов, — заявил он
всё с той же усмешкой на губах.
— Ни-че-го, — угрюмо промолвил Риддл. — Я даже не соврал ни разу за месяц.
— Боюсь, друг мой, что в этом и заключается главная проблема…
Площадка
— Ну, расскажите нам, пожалуйста, как это всё произошло? — Лара подалась
вперёд, а в глазах сверкнул жгучий интерес. — Я понимаю, вы были почти всю
жизнь связаны: Гарри Поттер, «Мальчик, Который Выжил» и Лорд Волдеморт,
243/676
«Тот-Кого-Нельзя-Называть», но… Да уж, Гарри, мне довольно-таки сложно это
представить, — она рассмеялась, чуть отклонив голову назад. — От врагов к
возлюбленным…
— Он не умеет любить, — холодно отозвался Гарри.
— У вас подписан контракт на разделение имущества? — влезла Азалия,
рассматривая документ перед собой.
— Мерлин, сейчас не до того! — возмущённо заявила Лара, кинув
красноречивый взгляд. — Ну так как всё случилось? Я сгораю от любопытства и
порядком удивлена, что ваша преданная поклонница, Рита Скиттер, до сих пор не
взяла эту историю под своё крылышко.
Он замешкался, нервно взъерошив волосы. Гарри знал, на что идёт, когда
подавал заявку, но признаваться и рассказывать на всю страну всё ещё было
довольно-таки сложно.
— Ой, да ладно, — махнула рукой Азалия. — Нужно же понимать, на что
будущий кандидат может рассчитывать. Раз уж он подвергает свою жизнь
опасности, то хотя бы должен быть уверен в новом социальном статусе и
экономическом положении.
— Том. — Гарри прокашлялся и продолжил: — Том никогда не претендовал на
моё наследство. Он был и сам… достаточно богат.
— И скрывал это от вас, так? — плотоядно улыбнулась та.
— Он много чего от меня скрывал, — поджал губы Гарри.
— Сейчас всех интересует одно — кто сделал предложение первым? Это не
станет преувеличением, но вся страна задержала дыхание на целый час, чтобы
узнать скандальную историю любви.
Гарри поморщился, но не стал поправлять её снова.
— Я сделал. Сначала предложил ему жить вместе…
Том резко выпрямился, злобно поглядывая на экран.

— Он сделал? Он сделал?!
— Успокойся, — мягко шепнул Люциус, положив руку на напряжённое плечо.
— Поттер знает, что ты здесь, и специально всё это говорит.
— Да ни черта он не знает! Я указал другое имя в анкете.
— Несомненно, Том и Томас очень различаются, а Поттер твой — идиот, — со
смешком заметил Малфой.
— Хочу разложить его прямо на столе, там в студии, и трахать, пока он не
станет скулить, прося о прощении, пока не обкончает весь грёбаный стол и
посадит голос. А потом выебу его в рот, чтобы эта дырка, которой он нагло врёт,
была занята! — яростно шипел он, не сводя горячего взгляда с экрана.
— Так… Давай выйдем и немного подышим свежим воздухом?
Площадка
— Он опоил меня, — горько улыбнулся Гарри. — Я даже не понимал, что

происходит.
Послышался горестный вздох. Лара сидела, прижав ладонь к лицу, и
покачивала головой. Копна тёмных волос колыхалась в такт движениям, а в
глазах застыла неподдельная смесь сочувствия и удивления.
— А на следующий день оставил подарок, извините за откровенность, словно
я какая-то дырка с ножками, — Гарри внезапно смутился, отводя взгляд. — Будто
компенсировал моральный ущерб.
— И что это был за подарок? — глаза Азалии алчно заблестели.
— Браслет из серебра и кожи сталебрюха.
— Дорогой презент, — хмыкнула та, удовлетворённо кивнув, а Гарри
244/676
прищурился.
— Но я не мальчик по вызову, чтобы использовать меня, а потом подносить
подарки, — возмущённо возразил он. — О чём и заявил ему прямым текстом. Том
ответил, что если мне нужна компенсация, то я могу вызвать его на дуэль. И я
согласился — бросил ему вызов. Мы сражались не раз и не два, и я всегда
побеждал.
— Лучше бы потребовал компенсацию в галлеонах, — укорила Азалия, сложив
руки на столе. На каждом её пальце красовалось по кольцу с разными камнями:
изумруды, аметисты, рубины, сапфиры, бриллианты… Слишком ярко.
— Азалия! — воскликнула Лара, недовольно цокнув языком, а потом перевела
взгляд на Гарри и мягко улыбнулась: — Что было дальше?
— Это было по-другому: долго, изматывающе, сложно. Однако я всё-таки
одержал победу.
— Но не убил его?
— Нет, не убил. Я… — Гарри судорожно вздохнул, потерев лицо. — Я не смог.
Но он схватил меня, как только оклемался. Схватил, прижал к стене и снова
использовал как какой-то сосуд для…
— Не продолжай, дорогой, — горестно выдохнула Лара. Внезапная бледность
заставляла её льдистые глаза лихорадочно блестеть.
Том, прикрыв рукой лицо, смеялся. Хриплый смех эхом разносился по комнате.
— Тебе лучше туда не выходить, — задумчиво произнёс Люциус,
неодобрительно поглядывая на экран.
— Нет, — всё ещё посмеиваясь, процедил он. — Нет, я выйду, сорву треклятый
поцелуй с его лживых уст и подам на развод. Думает, ему всё может сойти с
рук… Гадёныш.
— А что с опекой? — Малфой скептически приподнял бровь, покачав тростью
из стороны в сторону. — Он так просто сына не отдаст.
— Кто его спрашивать будет.
В комнату проскользнул долговязый красивый юноша и уселся на диванчик.

Рядом с ним расположилась пухленькая девушка, недоверчиво поглядывая на
дверь.
— Эдмунд, ты уверен?.. Я думаю, нам всё-таки стоит уйти.
— Прекрати. Я не боюсь его, а Гарри… — он вспыхнул как свечка, смущённо
кашлянув. — Гарри стоит любого риска.
— Дурак ты, — покачала та головой, скромно улыбнувшись. — Влюблённый
дурак.
Площадка
— Кому достанется опека над вашим сыном, Джеймсом? — скептически

поинтересовалась Азалия. — Ведь, вы понимаете, Гарри, отец-одиночка —
удовольствие на любителя. Будущий партнёр захочет знать про трудности, с
которыми ему придётся столкнуться. А трудностей этих, как я вижу, будет много.
— Биологически он мой сын, — отрезал Гарри, — и с Томом не имеет ничего
общего.
— Решение прибегнуть к методу суррогатного материнства было совместным,
— спокойно заметила Лара. — Следуя этому, Джеймс и его сын тоже. Не думаете,
что лишить ребёнка одного из родителей может сказаться на нём негативно?
— Ему всего пять лет, — возразил Поттер. — Я смогу заменить бесчувственное
245/676
бревно, коим является Том. Джеймс и не заметит его отсутствия.
— А что с алиментами? — вклинилась Азалия, перелистнув несколько страниц.
— В анкете у вас написано, что вы не собираетесь требовать от супруга ничего,
включая деньги на содержание сына. Ни квартиру на Марбль Стрит, ни дом
Мраксов, что вы вместе перестроили, ни приобретённое поместье в графстве
Уилтшир?
— Зачем мне чужие деньги? — вспылил Гарри. — Я достаточно обеспечен,
чтобы содержать сына самостоятельно. Подачки и очередная компенсация мне
не нужна, — твёрдо заключил он, расправив плечи. — Как и всё перечисленное.
Слишком много воспоминаний. Это лишний багаж, который я не хочу брать с
собой в будущее.
— Хорошо, — ободряюще улыбнулась Гэндер. — Вы не желаете иметь с ним
ничего общего, как я понимаю. Оборвать все связи. Разве это возможно после
стольких лет вместе? В действительности я поражена. Девять лет семейной
жизни, и никто об этом не знал: ни одной статьи в Ежедневном пророке, даже
слухов и то не было. Фантастика!
— Почему же никто? Ближайший круг знал, — устало ответил Гарри. — Но, как
вы и сказали, Лара, мы не афишировали нашу связь. Уж кто-кто, а Том скрываться
умеет отменно.
— Ваша работа не повлияла на отношения?
— Повлияла, — горько усмехнулся Гарри. — Он эгоист, не умеет считаться с
чужим мнением и уважать личное пространство. В его понимании единственным
интересом должен быть он и только ОН.
Экспозито хихикнула, а затем сварливо пробормотала:
— Уголь, сколько ни три, белым не станет. Разве вы не знали на что шли,
когда соглашались?
— И как же повлиял долг мракоборца? — проигнорировала Лара вопрос
соведущей. — Весьма пыльная и опасная работа, нужно заметить. Могла ли она
волновать его, ведь вы рисковали изо дня в день своей жизнью, и это не может
не стать поводом для разлада в отношениях, — беспечно махнув рукой, та
улыбнулась. — Не говоря уже о том, что, по идее, вы оказались по разные
стороны баррикад. Всё это лишь домыслы, конечно.
— К тому времени не было уже никаких баррикад, — покачал головой Гарри.
— Моя жизнь его не волновала, скорее удовлетворение собственных…
потребностей. Знаете ли, у него весьма эксцентричные предпочтения.
— В постели? — хмыкнула Азалия, вновь пристально глянув поверх очков.
— Да. Его заводит, что это именно я — его враг — и он может делать со мной
всё, что пожелает.
— Ох… — шумно выдохнула Азалия, а Лара вскинула бровь, рассмеявшись:
— Скорее всего, это вырежут, так что не стесняйтесь, Гарри. Выскажитесь.
Приняв расслабленную позу, Гарри посмотрел прямо в камеру, прежде чем
переключить внимание на ведущих, и горестно заговорил:
— Его возбуждает, когда я сопротивляюсь, когда заявляю, что стоит ему
уснуть, я придушу его собственными руками. Без магии. Том не хочет слышать от
меня слов о любви — они ему противны, видите ли. Другое дело — ненависть,
когда я говорю, как сильно ненавижу само его существование, это пуще всего
заводит Тома. Одним словом, он — извращенец.
— О Мерлинова Борода! — в ужасе прошептала она.

— Кларисса… — Эдмунд не сводил взгляда с экрана, — я должен спасти его от
этого… этого тирана. Гарри не заслуживает такого обращения, — шептал он
сбивчиво, то краснея, то бледнея. — Я хочу подать запрос в Визенгамот; пусть они
вновь рассмотрят дело. Нужно же что-то предпринять! Волдеморт опасен и
246/676
неуправляем…
— Успокойся, — перебила та, покачав головой. — Мистер Поттер, наверное,
подавал уже прошение. Не сидел же он сложа руки и просто терпел такое
отношение.
— Мы не знаем! Может, Гарри боится его? — Эдмунд привстал, подходя к
экрану. — Вон какой бледный… Мне кажется, у него руки трясутся. Этот ублюдок
однозначно его запугал! — он сжал кулаки, досадливо прикусив губу.
— Скоро твой выход. Соберись и прекрати истерику.
— Только попадись он мне!
— Да-да…
Теперь по комнате разносился смех Люциуса — раскатистый и безудержный.

— Он точно тебя ненавидит! — Малфой откинул голову и снова рассмеялся.
Том сидел неподвижно, чуть отклонившись в сторону, будто ему было плохо, и
прикрывал лицо рукой.
— Убью, — через силу выдавил он.
— Если тебя инфаркт не хватит, пока мы тут ожидаем, мистер извращенец.
— Молчи, Малфой, — простонал он, отняв руку от лица. Пошарив под
пиджаком, Риддл скривился: — Чёрт, забыл, что палочки изъяли. Дай мне трость.
— Зачем?
— Дай, говорю!
— Зачем? — Люциус убрал трость подальше, недоверчиво поглядывая.
— Разобью экран, — пожал он плечами равнодушно. — Иначе разобью уже
кое-что другое.
— Нет уж. Раз притащил меня сюда, позволь насладиться зрелищем!
Из динамика снова послышался голос Гарри.
— Никакого уважения, — процедил Том.
— Тихо, дай послушать!
Площадка
— Ну а сегодня-то за кем пришли? — между тем поинтересовалась Лара.

— Я очень эмоциональный человек, — мягко ответил Гарри, положив ладонь
на грудь и слегка сжав ткань. — И хочу встретить такого же человека:
отзывчивого, чувствительного, общительного, честного, добродетельного...
Просто хочу заново влюбиться, — искренне улыбнулся он.
— Выбить клин клином? — недоверчиво спросила Азалия.
— Можно сказать и так.
— Вы любили или любите своего супруга? — Экспозито озадаченно нахмурила
брови. — Это важно, поскольку такое тонкое различие многое меняет для
будущих претендентов.
— Он не заслужил моей любви, — ровно ответил Гарри, мимолётом глянув в
камеру, — как и меня.
— Да брось ты, Азалия, — Лара раздражённо дёрнула плечом. — Чудесный
мужчина, что ты к нему придираешься?
— Я?! — та возмущённо вскинула голову, выпятив подбородок. — Конечно,
чудесный: с приданным, громким именем, прекрасной внешностью и умом. А
главное — родословной. У него и фамильный дом, и целая коллекция мётел, и
магловский мотоцикл имеется в наличии, и мантия-невидимка — один из даров
смерти. Нам всем сегодня повезло, — кивнула она, всё так же возмущённо
поглядывая на Гэндер. — Но в запасе есть ребёнок, а также сомнительный
бывший, то бишь муж на данный момент, и не абы кто, а Лорд Волдеморт.
Опасное прошлое у вас, Гарри, опасное и, разумеется, претендентам нужно будет
247/676
считаться с этим.
— Я понимаю, — вздохнул Гарри, нервно взъерошив волосы. — Но и вы
поймите — я просто желаю, чтобы меня ценили, хочу, чтобы у Джеймса были
любящие друг друга родители, а не… то, что сейчас. Том явно не тот, кто может
мне всё это дать.
— Всё же я надеюсь, что найдётся сегодня человек, которому вы подарите
свою стрелу, а он вам — сердце, — почти что ласково сказала Лара.
— Так, а сколько у вас мётел в коллекции-то? — поинтересовалась Азалия,
штудируя бумаги перед собой.
Гарри усмехнулся краем губ.
— Сто двадцать восемь.
— А мотоцикл для чего вообще нужен?
— Память о крёстном. Мне нравятся машины, мотоциклы, самолёты — все
магловские средства передвижения. Думаю, начну коллекционировать их в
скором времени.
— То есть надо учесть такие траты на будущее, — кивнула та, а Лара тяжело
вздохнула, но никак не прокомментировала высказывание. — Сомнительное
занятие — это ваше коллекционирование. Разве может оно принести хоть какой-
то доход?
— Дело не в доходе. Это простое хобби. Для души, — отмахнулся Гарри,
удерживая вежливую улыбку на лице.
— А если выбранный вами партнёр не захочет во всём этом участвовать? —
поинтересовалась Лара. — Или же отнесётся неодобрительно к вашему
увлечению, пойдёте на какие-то компромиссы?
— О нет, — покачал головой Гарри, категорично заявив: — Я всю жизнь иду на
компромиссы. Теперь же хочу пожить для себя.
— По крайней мере, честно. Мне нравится ваша прямота, Гарри.
— Я так нервничаю! — Эдмунд ходил из стороны в сторону, загнанно дыша. —

Что, если он меня не узнает, а? Может, вообще не помнит?! Надо было уйти…
Теперь же поздно.
— Не мельтеши. У меня уже в глазах рябит! — Кларисса резко дёрнула друга
за руку, усадив на место, и окинула строгим взглядом. — Ты же говорил, что вы
разговаривали пару раз… Как он может тебя не узнать?
— Он со многими говорит, но не всех же помнит… А я такой обычный, —
простонал он.
— Обычный? — Кларисса удивлённо хмыкнула, точно не веря своим ушам. —
Молодой, красивый, один из лучших учеников, признанный гений… Да ты вообще
юное дарование!
— А ещё я маглорождённый. У меня нет никакой родословной, да и с
финансами туго. Азалия меня проглотит и не подавится…
— Не думаю, что для Гарри Поттера твои финансы играют хоть какую-то роль,
как и чистота крови. Ты чем слушал? Он хочет влюбиться, хочет встретить
отзывчивого, добродетельного, бла-бла-бла… И это ты, Эд. Ты именно такой, а
сидишь нюни пускаешь.
— Я перенервничал, — слабо улыбнувшись, проговорил он. — Твоя правда.
Надо собраться, — Эдмунд закрыл на мгновение глаза и шумно выдохнул: — Всё
будет хорошо.
В комнату заглянули, удовлетворённо кивнув.
— Ваш выход через четыре минуты. Готовьтесь. — И тут же дверь закрылась.
— Ага, — улыбнулась Кларисса, хлопнув Эдмунда по плечу. — Давай, Эд.
Соблазни самого Гарри — мать вашу! — Поттера.
248/676
— Почему я второй на очереди? — недовольно поинтересовался Том,

медленно повернувшись. — Все остальные кандидаты должны были исчезнуть,
разве нет? — требовательно посмотрел он на Люциуса. Малфой пожал плечами и
просто ответил:
— Возможно, один особенно настырный вернулся. Да и какая разница, ты же
собираешься просить развода, а не свататься к Поттеру. Ждём.
— Я устал ждать.
— Выпей чайку — разгони тоску.
— Что? — Том качнулся и поморщился.
— Чаю попей, говорю — пожал плечами Малфой.
— А фляжки с огневиски с собой нет?
— Нет. Ещё напиться не хватало.
Том вздохнул, поёрзал и утомлённо уставился в экран.
— Из тебя отвратительная группа поддержки.
— Уж какая есть.
Площадка
— Удачи с первым кандидатом, — улыбнулась Лара.

— Спасибо, — отстранённо сказал Гарри, поднимаясь. Он слегка нервничал, не
то чтобы слишком заметно, но зелёные глаза пылали в предвкушении, а нижняя
губа слегка вздрагивала.
Сделав несколько шагов, Гарри застыл на сцене и терпеливо уставился прямо
перед собой: две зеркальных двери возвращали ему собственное отражение. А
затем сквозь них проступил молодой человек. Он показался смутно знакомым, но
Гарри не мог понять, где его видел, и, слегка нахмурив лоб в попытке вспомнить,
разглядывал юношу. Тот интерпретировал по-своему угрюмый вид Гарри и
покраснел.
— Здравствуйте, — мягко прошептал он, — меня зовут Эдмунд. Я… — парень
покачнулся, чуть не упав со сцены. Гарри подхватил его за руку, рассмеявшись.
— Не стоит так нервничать, Эдмунд.
— Можете звать меня просто Эд, — ещё больше смутившись добавил он.
— Пойдёмте?
— А? Да, — Эдмунд спохватился, заметив, что его удерживают. Он тут же
освободился и сбежал по ступенькам вниз.
На сцене вновь появилась голограмма, а голос Лары начал громко
резюмировать биографию юноши, но Гарри слушал вполуха и больше
рассматривал молодого человека перед собой. Он всё никак не мог вспомнить,
откуда знает его. А когда очнулся, проекция уже завершилась, и обе ведущие о
чём-то расспрашивали Эдмунда.
— Так откуда вы знаете друг друга? — вежливо поинтересовалась Лара,
устремив взгляд на Гарри, а он изумлённо посмотрел на всех троих.
— Не понимаю, простите.
Эдмунд вздохнул. Вся его поза выражала смущение и явное напряжение.
— Наверное, вы меня не помните, — начал он, подняв неуверенный взгляд. —
Я на третьем курсе сейчас. Мракоборец, — пояснил Эдмунд, заметив, что Гарри
всё так же не понимает. — Вы преподавали у нас на втором, и мы несколько раз
общались.
Гарри на мгновение задумался, ментально скользя по лицам всех знакомых
мракоборцев. Бинго!
— Ах, да-да! — воскликнул он, расплывшись в добродушной улыбке. —
Простите! Конечно же я помню. Просто вы изменились, и я никак не мог понять,
где вас раньше видел!
249/676
Эдмунд робко улыбнулся, а потом уверенно кивнул и вроде как расслабился.
— Что же, первое совпадение у нас есть, — пробормотала Лара. — Общая
работа. Что немаловажно, как мы выяснили. Так ведь, Гарри?
— Полностью с вами согласен, Лара.
— А он ему понравился, — хмыкнул Люциус, покручивая трость в руке.

— Гм.
— Вон как глаза горят у Поттера. Чистый малахит.
— Гм.
— И румянец на щеках выступил… — прищурился Малфой, всматриваясь в
экран. — Мальчишка явно в его вкусе.
— Нет.
— Что нет?
— Не нравится он ему, — покачал головой Том. Глаза были закрыты, брови —
нахмурены, а на лице играли желваки.
— Ты-то откуда знаешь, когда даже не смотришь?
Повисла пауза. Люциус с каким-то детским восторгом наблюдал за
происходящим в студии и вслушивался в каждое слово.
— Между ними явно проскочила искра. Кстати, фамилия Эдмунда — значит
«искра любви».
— Меня сейчас стошнит, если ты не заткнёшься, — вяло возразил Том.
— И работают вместе, надо же.
— Люциус.
— Он ещё и маглорождённый! Гадость… Полностью с тобой согласен, —
поморщился Малфой.
Том скрестил руки на груди, приоткрыв один глаз и мельком глянув на экран.
— Малец не в его вкусе.
— Ну до тебя же у него была рыжая из семейства Уизли.
— Дело не во внешности и уж тем более не в цвете волос, — иронично ответил
тот. — А в характере.
— Не хочешь же сказать, что ты в его вкусе? — Малфой глухо рассмеялся. —
От твоего несносного характера Поттер и сбежал.
Том цокнул языком, вновь прикрыв глаза, и ничего не ответил.
Площадка
—…Это все отношения, что у меня были, — заключил Эдмунд, растерянно

посмотрев на Поттера.
Лара тепло улыбнулась, а весь её вид твердил: «Ты такой милый, что я даже
возразить ничего не могу, как и попытаться подколоть тебя». Гарри усмехнулся,
опустив взгляд.
— Где вы живёте сейчас? — снисходительно поинтересовалась Азалия, но
ответ явно знала наперёд. Недаром, что она последние пять минут
рассматривала чуть ли под увеличительным стеклом бумажки перед собой.
— С родителями, — еле слышно прошептал он, подняв испуганный взгляд. Его
трясло, а Гарри слегка растерялся от такого явного проявления эмоций. Паренёк
был милым, чувствительным, доброжелательным, немного робким, но это не
портило общую картину. В общем, всё, как он и хотел. — Но как только окончу
курсы, так сразу куплю дом, — уверенно кивнул тот.
— Ну же, не стоит так волноваться, — мирно сказал Гарри. — Я не кусаюсь.
— Простите, просто обстановка такая… Я не привык. Всё так ярко. Немного
растерялся, — он внезапно тряхнул копной рыжих волос. — Ещё раз извините.
— Эдмунд, вы ведь понимаете, к кому пришли? — наконец заговорила Лара. —
250/676
Вы слышали всё, о чём мы здесь беседовали? У Гарри Поттера есть явная и очень
большая проблема, а ещё ребёнок. Я прекрасно вижу, что он вам сильно
нравится, но вряд ли вы готовы взять на себя такую ответственность.
— Я могу! Не просто же так вернулся в студию, — возмущённо воскликнул тот,
а голубые глаза воинственно зажглись. — Естественно, я всё слышал и собирался
действовать… Собирался помочь вам, Гарри!
— Как? — заинтересованно спросил он.
— Подать прошение в Визенгамот. Они должны предпринять какие-то меры:
взять его под стражу, к примеру. Возобновить слушание по делу вашего
бывшего… мужа, — с кислой миной выговорил он последнее слово.
Гарри рассмеялся, прикрыв на секунду глаза.
— А вы отважный молодой человек, — похвалил он, чуть склонив голову.
— Я просто беспокоюсь за вас, Гарри, — с придыханием пробормотал тот,
покраснев.
— Это излишне. Я могу себя защитить, — насмешливо ответил он, чуть
приподняв брови. Конечно же он мог за себя постоять, будучи опытным бойцом,
победившим Волдеморта пару сотен раз, о чём никто не знал, естественно. Хотя и
Том выигрывал у него в дуэлях ровно столько же, если не больше.
Дело было совсем в другом.
— Что же вы ищете в возможном партнёре? — скептически поинтересовалась
Азалия.
— Ну, — Эдмунд задумчиво нахмурил брови. — Честность, наверное. Верность,
любовь к жизни, умение видеть прекрасное и ценить других. Отзывчивость,
чувство юмора очень важно, несомненно. Конечно же, нужно иметь что-то общее
— связующее звено, — парень ласково улыбнулся, а Гарри невольно вернул эту
улыбку.
— Очень поэтично, — заметила Экспозито, а затем покачала головой. — Но вы
явно описали кого-то равного себе, что нельзя сказать о вас с Гарри.
Эдмунд вновь заметно смутился, поняв намёк.
— В любом случае ситуация ой как непроста, — раздался спокойный голос
Лары. — Вы мне очень нравитесь, Эдмунд. Ваша разница в возрасте с Гарри
несущественна: для нас восемь лет ничего не значат. У вас схожие интересы и
одна и та же работа. Вы очень пластичный и внимательный; я даже могу
предположить, что вы найдёте общий язык с маленьким Джеймсом в первый же
день, — она улыбнулась, а Эдмунд кивнул, слушая её точно заворожённый. — Но
всё-таки меня волнует другое. Сможете ли вы нести такой груз на плечах.
Разница в возрасте крохотная, но вы ещё слишком юны, чтобы стать опорой не
только такому человеку, как Гарри Поттер, но и пятилетнему ребёнку. Особенно
если на горизонте маячит кто-то вроде Тёмного Лорда. Я боюсь, как бы вы не
сломались под гнётом обстоятельств.
— Не согласен с вами, Лара, — спокойно возразил он, видимо, наконец-то взяв
себя в руки и заткнув за пояс природную робость, что Гарри очень понравилось.
Для мракоборцев держать эмоции под контролем — базовая нужда. — Как-никак,
а работа обязывает. Я могу взять на себя ответственность и постоять за
любимого человека, если понадобится. А главное — у меня нет почти что
суеверного страха перед Лордом Волдемортом. Сейчас я скорее возмущён тем,
что здесь открылось, в особенности его поведением с Гарри. Считаю, что это
преступление, и крайне удивлён, почему он до сих пор на свободе.
— Храбрец! — театрально похлопал Люциус.

— Сколько ещё тот мальчишка будет болтать? — вздохнул Том. Он разлёгся
на диванчике, поглядывая на экран сквозь полуприкрытые веки, и явно был
напряжён.
251/676
— Ты сегодня такой нетерпеливый, я прям удивлён. Знал бы заранее, что твоё
вековое терпение даст сбой, захватил бы фляжку.
— Ты всегда её носишь с собой, — парировал Риддл. — И да, я уже целую
вечность в мелкой клетушке.
— Ох уж эта ревность, — улыбнулся Малфой.
Дверь приоткрылась:
— Ваш выход через десять минут. Будьте готовы.
— Я уже час как готов, — процедил Том, принимая сидячее положение. Он
судорожно вздохнул, глянув на экран, и взъерошил волосы.
— Что, нервничаешь? — едко поинтересовался Люциус, убрав трость
подальше.
— Ни капли.
Площадка
Эдмунд исчез за дверьми, а Лара склонилась и проницательно

поинтересовалась:
— Что вы думаете о нём?
— Вряд ли я могу быть объективен, ведь мы знакомы, — размеренно ответил
Гарри, всё ещё смотря вслед парню. — Он на самом деле намного
уравновешеннее, чем себя показал здесь. Видимо, обстановка и правда
сказалась. Перенервничал. Но ничего страшного, с каждым может случиться.
— Я считаю, что он живёт мечтами, — возразила Азалия. — Такое
мировоззрение вам не подходит, Гарри. «Когда начну работать, так сразу же
куплю дом», — процитировала она. — Словно с первой зарплаты он сможет
позволить себе что-то кроме оплаты месячной аренды однушки. Это несерьёзно.
— Почему же? Мечтать можно вместе. Мне давно не хватало романтики.
— Не соглашусь с Азалией. Мне кажется, он вам идеально подходит, —
переключила Лара внимание на себя. — Эдмунд именно такой человек, какого вы
описывали в начале программы, а уж его финансы — дело третьей важности. Вы
сами не бедствуете и как правильно сказали: романтика — это главное. Вы ищете
сказочных отношений; он ищет то же самое. Что ж, вы нашли друг друга. А
теперь, Гарри, — она кивнула на сцену, — вам стоит встретить второго и
последнего на сегодня претендента.
Он кивнул и, ловко поднявшись, вновь взошел на сцену. Гарри застыл
напротив стеклянных дверей, а его отражение тоже замерло в той же позе —
несколько надменной и предвкушающей.
— Здравствуй, Гарри, — низкий голос разрушил томительное ожидание, и он
вздрогнул, вглядываясь в потемневшие глаза.
— Том, — с улыбкой протянул Гарри, — или Томас?
— Для тебя просто Том.
— Пройдём?
— Пройдём, — отзеркалил тот его жест.
Гарри шёл позади Риддла, сверля его затылок насмешливым взглядом.
— А ты бледный. Плохо себя чувствуешь? — шепнул он, когда они
расходились по местам. Тот в ответ еле заметно дёрнулся.
Том аккуратно опустился на своё кресло, расплывшись в приветливой улыбке.
Гарри шумно выдохнул — эта улыбка сводила его с ума.
— Томас Мракс, — начала говорить Азалия, — не партнёр, а ожившая сказка,
— она даже взгляда от бумаг не отняла, что-то подчёркивая и обводя
фломастером.
Гарри лишь покачал головой, продолжая улыбаться.
— Ну же, расскажите нам немного о себе, — подбодрила Риддла Лара,
видимо, как и Азалия, не осознавая, кто находится перед ней в этот самый
момент. — Вы указали в анкете, что любите партнёров помоложе. Вам, — она
252/676
замерла, рассматривая анкету. — Так… Вам восемьдесят два года? — Лара
подняла взгляд и снова опустила. — Скорее всего, редакторы допустили
ошибку…
— Нет, всё верно, — кивнул он.
— Вы, наверное, шутите, — фальшиво рассмеялась Гэндер. — Чувство юмора
присутствует. Очень хорошо.
— А ещё присутствует чрезвычайно солидный капитал в банке Гринготтс, —
влезла Азалия. — Три квартиры, два городских дома и поместье там же, где и у
вас, Гарри, в графстве Уилтшир, — продолжала восхищённо перечислять
Экспозито.
— Какое совпадение, — пропел Гарри, не сводя пристального взгляда с
Риддла.
— Меня всё же волнует эта шутка с возрастом, — вновь вклинилась Гэндер.
Она быстро перелистывала документ перед собой, а глаза бегали, вчитываясь в
строчки.
— Обычно я не шучу с темой возраста, Лара, — мягко заключил Том. — Хорошо
сохранился, не более, что не редкость среди нас, волшебников.
— В восемьдесят выглядеть на пятьдесят, согласилась бы с вами, но не на
тридцать… — она покачала головой, в неверии глядя на него.
— Ну чего ты пристала с темой возраста, — укорила Азалия. — Солидный,
красивый, интеллигентный мужчина. Какая разница, двадцать ему или сто?
— Конечно, если деньги есть, то разницы никакой, — иронично
прокомментировала Лара, осуждающе глянув на соведущую. — Должна заметить,
что вы полностью соответствуете тому, что Гарри НЕ желает видеть в своём
партнёре.
— Я понимаю, но могу быть очень убедительным. Правда, Гарри? — ядовитая
улыбка озарила лицо, и он сглотнул, облизав губы.
— У меня такое ощущение, что вы тоже знакомы, — задумчиво прошептала
Лара. — Кстати, да, а где представление кандидата? — Она тут же прислушалась
к чему-то, а потом устало кивнула. — Понятно. Прошу прощения Томас, ваша
презентация была испорчена, и мы не сможем её воспроизвести.
— Невелика потеря, — заметил Гарри.
— Согласен, — он слегка отклонился назад, внезапно нахмурился и тут же
подался вперёд, ёрзая на стуле.
— Вам неудобно? — поинтересовалась Гэндер.
— Всё хорошо, — хрипло ответил Том.
— Тогда расскажите нам про ваши последние отношения. В анкете вы их
описали как «несостоявшиеся», но не совсем понятно, в чём же именно они не
состоялись.
— Как вам сказать, — начал он, став предельно серьёзным, — бывший партнёр
не понимал моих нужд, не поддерживал моих увлечений и постоянно
капризничал. Иногда создавалось ощущение, что я его нянька, а не, гм… — он
кинул пронзительный взгляд на Гарри. — А не… парень.
— Разве это не ожидаемо, если он был моложе вас НАСТОЛЬКО? — с толикой
иронии поинтересовалась Лара.
— Я был мёртв несколько лет, так что разница в возрасте меньше, чем там
указано, — спокойно пояснил Том. А Гарри закатил глаза, заметив растерянность
обеих ведущих. — Но вы правы, Лара, — продолжал тот, не замечая чужого
ступора, — возможно, я переоценил его умственные способности. Думал, что он
взрослее, чем есть на самом деле. И разумнее.
Гарри лишь покачал головой, снисходительно улыбнувшись, и скользнул
рукой в карман джинсов, поигрывая с ключом от мотоцикла – он стоял на
парковке.
— Чем же он вас так не устроил? Возможно, вы слишком требовательны:
просите много, но не готовы отдать ничего взамен? Разве это не эгоистично? —
253/676
спокойно поинтересовался Гарри, заметив, как Риддл внезапно побледнел.
— Всем, — отчеканил Том. — В нём не было ничего, что устраивало бы меня.
— Тогда как вы прожили столько лет вместе? — опомнилась Гэндер. — Девять
лет — это не шутка. И явно не ошибка. Это полноценные отношения, как и у… —
она вновь замерла. — Томас Мракс, — проговорила Лара, словно пробуя имя на
вкус. Её внезапная бледность просигналила о близком озарении.
Азалия тоже молчала, по всей видимости, поняв всё чуть раньше.
— Зачем вы пришли сюда, Том? — Гарри был готов аплодировать выдержке
этой женщины. Землистый цвет на щеках тут же сменился обычным румянцем, в
глазах отразилась сосредоточенность, а лицо расслабилось, точно перед ней
сидел не Волдеморт, а всё тот же Эдмунд. — Чего ищете на программе?
— Потребовать развод, — еле заметная улыбка коснулась уголков губ, но не
расцвела на лице, оставив Гарри неудовлетворённым. — Объявить об окончании
наших отношений и, конечно же, испортить ему праздник. Без этого, увы, никак.
— Между вами неприязнь или…? — аккуратно поинтересовалась Гэндер.
— Между нами много всего, — заметил Гарри. — Ты должен был слышать в
комнате ожидания: будет тебе развод. Не было необходимости идти сюда и
выставлять себя клоуном на потеху публике.
Риддл осклабился и предельно медленно опустил руки на стол.
— Помни, с кем говоришь, — угроза в голосе подействовала на всех, кроме
Гарри. Он лишь занял более вольготно-расслабленную позу, почти лениво взирая
на Тома.
— Об этом я никогда не забываю.
— Тогда должен понимать, что Джеймс останется со мной. У тебя ветер в
голове гуляет. Ты за собой-то уследить не способен, не говоря уже о ребёнке.
— И речи быть не может, — резко возразил Гарри, напряжённо вглядываясь в
мерцающие алые глаза. — Ты даже нужд ребёнка не понимаешь: почему он
рыдает или смеётся, почему злится или молчит, — Гарри громко фыркнул. —
Джеймс — мой сын.
— А, ну да, — хмыкнул Том и тут же сморщился, шумно выдохнув. — Всё
упирается в эмоции.
— Я не собираюсь обсуждать наш… своего сына здесь, — отрезал Гарри,
гневно прищурившись.
— Это он, да? — поинтересовалась Кларисса, прилипнув к экрану.

— Да, — угрюмо кивнул Эдмунд, тоже не сводя гневного взгляда с картинки.
— Как же я хочу туда выйти и…
— И что? — хмыкнула она.
Он шумно вздохнул, покачав головой.
— Для чего он пришёл?! Унизить его ещё больше, выставив в плохом свете?
Невооружённым взглядом видно, что они терпеть друг друга не могут! Каким
образом такой добрый и мягкий человек, как Гарри Поттер, мог связаться с
этим… чудовищем, — Эдмунд нервно привстал и снова опустился на диван. —
Совершенно не понимаю!
— Знаешь, а мне кажется, что там есть чувства. И это явно не ненависть, —
пожала она плечами, бегло глянув на друга.
— Ты ошибаешься! Невозможно… Видно же, — указал он подбородком на
экран. — Гарри явно неудобно в одном помещении с ним. Вон смотри, как он
насторожённо наблюдает за Волдемортом, будто готов вскочить в любой момент.
Видишь? — Эдмунд вновь указал на экран, когда камера захватила напряжённую
фигуру крупным планом. — Волдеморт просто пользовался Гарри, а он хороший,
слишком добрый, — горько заметил Эдмунд, — позволял ему… Глупый он.
Кларисса лишь задумчиво уставилась на сцену и странно улыбнулась.
254/676
Площадка
— Вы не хотите решать этот вопрос миром? — поинтересовалась Азалия. — А

что насчёт будущего Гарри, собираетесь ли вы вмешиваться в его жизнь?
— Зачем мне это? — спокойно возразил Том. — Пусть делает что хочет, с кем
хочет и когда хочет, — хмыкнул он, прищурив глаза. — Мне нет никакого делa до
того, кому он продаст своё тело.
— Вот как? — переспросил Гарри. — Хочешь сказать, что в своё время я
продал тебе своё тело? А мне казалось, что я подарил тебе душу, которой у тебя,
к слову, нет.
— Разве? — надменно спросил Риддл, сложив руки на столе. Гарри заметил,
как пальцы подрагивают, и расплылся в довольной улыбке.
— Так скажи, что любишь меня. Прямо сейчас, в присутствии свидетелей,
заяви об этом на весь мир, милорд.
— Не вижу смысла врать, ведь ты сам поставил требование — не лгать.
— Бездушный, — разочарованно покачал головой Гарри, пристально
разглядывая его.
— Позвольте поинтересоваться, что в действительности вас не устраивает
друг в друге? — задумчиво спросила Гэндер, а Азалия нервно хрюкнула, тут же
прикрыв рот рукой.
— Он инфантильный, капризный, заигравшийся в героя мальчишка, —
спокойно сказал Том, а Гарри криво усмехнулся, ничего не возразив. — Видите ли,
Лара, он видит во мне эгоиста лишь потому, что сам поступает как ему того
хочется: может исчезнуть на неделю в погоне за очередным правонарушителем.
— Не предупредив вас? — уточнила Азалия.
— Гарри вообще редко меня о чём-либо предупреждает. Поэтому мне
приходится присматривать за ним, — устало заключил Том.
— Он следит за мной круглые сутки, — внёс ясность Гарри. — Заставляет
остальных докладывать ему: где я, что со мной, чем питался, спал ли, ранен ли. В
общем, Том помешан на контроле.
— Позвольте заметить, — улыбнулась Гэндер, — звучит это так, словно у вас
два ребёнка вместо одного, Том.
— Именно так оно и есть, — кивнул тот.
— Странно, — покачала головой Азалия. — Гарри, вы мне показались весьма
зрелым молодым человеком.
— Он авантюрист — вот в чём проблема. Увидит опасность — несётся сломя
голову.
Гарри цокнул языком: с каждой секундой сдерживаться было всё труднее.
— Но раз продержались вместе так долго…
— Вы сами заметили, что восемь-девять лет для нас сущий пустяк, — натянуто
произнёс Гарри. Риддл подался вперёд, вперив в него тяжёлый взгляд: губы были
приоткрыты, две верхние пуговицы расстёгнуты — не порядок, — на лбу пролегла
глубокая напряжённая морщинка, а глаза стали почти чёрными.
— Я хочу избавиться от тебя, Поттер, — протянул Риддл негромко, рвано
произнося последнее слово. — Раз и навсегда!
— Уверен? — Высокомерно переспросил Гарри, тоже склонившись вперёд.
Риддл прикусил губу и резко кивнул в ответ.
— Точно? — переспросил Гарри, впиваясь глазами в чуть дрожащие губы,
расширенные зрачки и дёргающийся кадык, когда Том сглотнул.
— Да, — выдавил он из себя.
— Ну раз ты так уверен, — усмехнулся Гарри, приподнимаясь. — Лара, Азалия,
позвольте нам отойти на время.
Гэндер удивлённо хлопала глазами, порываясь встать, а Экспозито, раскрыв
рот, изумлённо наблюдала за разворачивающейся сценой.
255/676
— Куда?! — в один голос спросили они.
Гарри же подошёл к Тому, подхватив того под руку.
— Как куда? Разводиться, — улыбнулся он, потянув Риддла за собой — тот еле
ноги переставлял, постоянно хмурясь и рвано выдыхая.
— Постойте, Гарри, — Лара приподнялась, но тут же опустилась. — Может,
вызвать колдмедиков?
— Не нужно. С ним иногда такое случается — обычная паническая атака. Так
что я сам справлюсь, — сухо отклонил он предложение, устремляясь к выходу за
сценой.
Последнее, что он услышал, это взволнованный голос Гэндер и возмущённый
— Экспозито. Затем дверь за спиной захлопнулась.
— Медленнее, — прошептал Риддл, когда они сделали несколько шагов по
коридору.
— Потерпишь, — через плечо кинул Гарри, стиснув сильнее локоть.
— Поттер! — возмущённо позвал Том, тут же охнув. — Медленнее, я сказал!
— Быстрее, — твёрдо заявил он, шагая вперёд.
Они молча шли с минуту. Гарри слышал рваное дыхание Риддла, ловил еле
слышные тихие стоны, когда он резко тянул его за собой или ускорялся в попытке
быстрее достигнуть цели.
Бесконечный коридор; безликие двери по обе стороны. Влево, вправо, прямо
двадцать шагов, снова вправо. Прямо до упора. Завернуть налево и дойти до
тупика.
Пришли.
Гарри толкнул дверь и затянул Риддла внутрь, тут же захлопнув её и наложив
запирающие чары. Он уговорил на входе оставить ему палочку, а они не смогли
отказать из-за особого положения вещей.
— Люциус ждёт тебя в комнате? — спросил он, придавив Тома к стене и
прижавшись со спины.
— Да, — сипло ответил Риддл. — Но… думаю, он всё поймёт и покинет студию.
— Тебя это возбуждало? — Гарри запустил ладонь под пиджак, нагло шаря по
телу. Рубашка была влажной, а кожа под тонкой тканью — раскалённой. Совсем
близко заиграла музыка, видимо, из соседних комнат или гримёрок.
— Мгхн, аплодирую стоя… твоему актёрскому мастерству, — невнятно
пробормотал Риддл. — Чёрт! Гарри, сними.
— Отвечай! — прошипел он.
— Возбуждало-о, — протяжно застонал Том, когда Гарри сжал вставший член
через ткань брюк.
— Ты хоть чуточку раскаиваешься?
— Раскаиваюсь, — добавил он, ткнувшись лбом в стену, но в голосе
проскользнули привычные ироничные нотки.
Ни капли тот не раскаивался.
— Раскаиваюсь, кто? — переспросил Гарри, сделав вид, что поверил. Прикусив
мочку уха, он толкнулся бёдрами вперёд, и Том болезненно зашипел.
— Раскаиваюсь, Поттер, — придушенно пробормотал Риддл.
Гарри неспешно расстегнул чужой ремень, медленно вытянув его из штанов,
затем пуговицу и, наконец, молнию.
— Неверный ответ. Подойди к столу и нагнись. — И Том послушался, сделав
несколько шагов, а затем наклонился, опираясь на локти.
— Удобно было сидеть? — хмыкнул он.
Ладонь легла на упругие ягодицы поверх ткани и неспешно огладила.
— Не надел белья, — шепнул Гарри с придыханием, — хоть в этом
послушался, — плотоядно улыбнулся он.
Пальцы соскользнули меж ягодиц и резко надавили сквозь тонкий брючный
хлопок, протолкнув пробку глубже. Том содрогнулся всем телом, еле слышно
застонав.
256/676
— Отвечай: удобно ли тебе было ждать в комнате с игрушкой в заднице?
— Прекрати, — прохрипел тот, — вынь её уже и трахни меня.
— Мне кажется, ты до сих пор не уяснил правила, — отчеканил Гарри, сделав
шаг назад и услышав разочарованный вздох. — Первое?
Риддл дёрнулся, но не выпрямился — эта поза заставляла кровь кипеть. Такой
пошлый, полностью открытый, безобидный в его глазах, но всё ещё смертельно
опасный — только его Том.
— Не… перечить.
Гарри чувствовал, как тот переступает через себя каждый раз, когда
произносит очередное правило вслух, и это доставляло ему неописуемое
наслаждение. Он мысленно застонал, сжав в кулак тёмные пряди, и грубо
потянул, сорвав с чужих губ яростное шипение.
— Не перечить?..
— Не перечить возлюбленному, — на одном дыхании промолвил Том,
поморщившись.
— Второе? — Гарри отнял руку от волос и забрался ладонями под пиджак,
поддев его и потянув из стороны в сторону, а Том нетерпеливо вытягивал руки,
позволяя себя раздеть. Откинув вещь, он обхватил его поперёк тела и стал
расстёгивать пуговицы предельно медленно: одна за другой. — Я жду, а
терпение моё не безгранично.
— Повиноваться во всём, — пробормотал Риддл, тяжело выдохнув, когда
Гарри задел истекающий смазкой член, а затем тут же отнял руку не
удовлетворённый ответом. — Повиноваться возлюбленному во всём, — тотчас
поправил он себя, и Гарри коснулся разгорячённой плоти, плавно двинув рукой,
скользя пальцами вдоль ствола, неторопливо подрачивая.
Том и без того был на пределе.
Проведя рукой ниже, он мягко сжал мошонку и слегка ударил по ней
пальцами, Риддл вильнул бёдрами назад, что-то промычав.
— Третье?
— Не помню, — качнул тот головой.
— Не… помнишь? — прошипел он, вцепившись в чужой бок так, что, казалось,
останутся ссадины.
Приторно улыбнувшись, он захватил край штанов и молниеносно дёрнул вниз,
обнажая бледную кожу. Погладив её кончиками пальцев, Гарри еле слышно,
скорее для себя самого, прошептал:
— Произведение искусства.
А затем, надавил под нужным углом на пробку, с другой стороны пережав
член у основания, провоцируя оргазм и одновременно не позволяя кончить.
— Вспоминаешь?
В ответ Том тяжело задышал, точно загнанный зверь, но продолжал молчать.
— Какой упрямый.
Разжав пальцы на мгновение, Гарри подманил пробку, но тут же отменил
заклинание, и та резко вернулась на место.
— Нельзя приказывать, дозволено… только умолять! — громко воскликнул
тот, в конце концов.
Ягодицы напрягались, а поясницу сковало напряжение — Гарри не мог не
заметить лёгкую дрожь, что била тело. Риддл перевёл дыхание и сипло добавил:
— У нас мало времени. Прекрати играться и давай…
— Приказываешь? — улыбнулся Гарри, очнувшись от чудесного видения, и
вновь потянул чёрную игрушку назад, — Или умоляешь?
— Приказываю! — прорычал Риддл, и Гарри вернул её обратно, загнав глубже
с пошлым хлюпаньем.
Том тяжело выдохнул, но не позволил себе вскрикнуть от неожиданности и
лишь дёрнулся на столе, поёрзав животом по холодной поверхности.
— Умоляю, Поттер, трахни меня, — поправил он себя, но в тоне было больше
257/676
недовольства, чем покорности.
— Даже твои мольбы звучат как приказы, — хмыкнул Гарри, оглаживая края,
что плотно обхватывали анальную пробку. — Видел бы ты себя сейчас, — он
облизал пересохшие губы, скользнув взглядом выше — к копчику, а затем плавно,
почти что по миллиметру, извлёк её, наслаждаясь зрелищем.
— Давай же, — еле слышно сказал тот, прижавшись ягодицами к бёдрам,
словно приглашая.
Гарри зажмурился на мгновение, тяжело дыша через нос.
Не один Том сходил с ума весь этот час. Гарри на стенку хотелось лезть,
представляя, как Риддл должен быть возбуждён, как он передвигается, а пробка
давит на стенки, растягивая и подготавливая его, не позволяя ни на секунду
расслабиться. Он чуть не кончил в штаны прямо там, в студии, заметив
болезненно-возбуждённое выражение лица, когда Том опустился на стул, а
игрушка вошла глубже, наверняка задев простату.
— Моя шалость удалась, — прошептал он на ухо, толкнувшись двумя
пальцами внутрь и растягивая и без того раскрытые края. — Я чуть не спустил в
штаны, пока наблюдал за тобой, знаешь?
— Гарри, — прохрипел Том, беспокойно ёрзая перед ним, — не медли…
— Ты обожаешь, когда я медлю, — продолжал он шептать, быстро
расстёгивая джинсы и высвобождая налившийся кровью член.
Убрав руку, Гарри приставил головку к сочащемуся смазкой входу и нарочно
промахнулся несколько раз, слегка потираясь.
— Гарри! — Том подался назад в попытке насадиться, но Гарри резко удержал
его за бёдра, а затем с размаха шлёпнул по ягодице. Риддл дёрнулся,
выругавшись сквозь зубы, но не попытался отстраниться.
— Стой смирно, — строго приказал он, склоняясь над распластанным,
разгорячённым и столь желанным телом, а затем медленно потянул за рукава,
стягивая последнюю часть костюма с Тома: взору предстала покрытая лёгкой
испариной спина. Гарри поцеловал влажную кожу, скользя языком вдоль
позвонков, и ощутил солоноватый привкус. — Мой, — шепнул он, прижавшись
губами, а затем вцепившись и зубами в особенно чувствительное местечко меж
шеей и плечом — за столько времени он изучил своего любовника досконально.
Риддл глухо застонал, царапая стол ногтями.
— Ты же хотел… развестись, — еле заметная шутливость в голосе тут же
сменилась болезненным возгласом, когда Гарри направил себя рукой и грубо
вогнал член в узкий проход.
Внутри было слишком горячо; плотные стенки обхватили плоть, стискивая, и
он гортанно застонал. Том содрогнулся под ним, ухватившись руками за края
стола, и протяжно замычал.
— Не смей так шутить, — прохрипел Гарри, угрожающе оскалившись.
Подавшись назад, он вышел наполовину и толкнулся до предела, вырвав
сиплый возглас. Член Тома оказался зажат меж столом и животом, и Гарри с
будоражащим кровь удовлетворением понимал, насколько мучительно-приятным
будет каждый толчок для того.
Он двигался так, как сам этого желал, ничуть не беспокоясь о чужом
наслаждении — глубоко, грубовато, размеренно; впивался пальцами в кожу до
заалевших следов, царапал бока Тома, выуживая из того, как из музыкального
инструмента, то стоны, то шипение, то гортанное рычание. Он трахал хищника, а
тот позволял сему случиться, — и это доводило обоих до исступления.
Гарри интуитивно ощущал, когда Риддл находился на грани: свистящее,
отрывистое дыхание, взмокший затылок, каждая мышца на спине напряжена до
предела, а стоны, наоборот, становились глухими, будто тот захлёбывался.
Подхватив его под живот, он провёл руками выше, зажав плечи, и прижался
грудью к спине. Почти полностью выйдя, Гарри толкнулся до предела и сорвался
на лихорадочный темп. В голове всё перемешалось: в какой бы позиции он ни
258/676
был, Том доводил его до края одним лишь своим видом и прекрасно об этом знал,
чёртов змей-искуситель.
— Сильнее, — прохрипел Том, опустив голову.
Его длинные пальцы подрагивали, а ладони упирались в металлическую
поверхность стола, и тот ходил ходуном, противно скрипя ножками об пол.
Однако обоим было абсолютно наплевать на это.
Гарри зарылся лицом во влажные волосы, закрыв глаза, и ускорился,
буквально вдалбливая Тома в мебель. Риддл, совершенно не стесняясь, хрипло
постанывал, двигая бёдрами навстречу и доводя Гарри до экстаза издаваемыми
звуками. Ощутив, как горячие стенки сжимаются вокруг, он выскользнул на
четверть и вогнал до упора, с глухим рыком кончая глубоко в Тома, а тот, в свою
очередь, резко вцепился в чужие пальцы, процедив что-то невнятное, и излился
на стол, заляпав его белёсыми разводами.
— Ты… кончил без рук, — заключил он удовлетворённо, лаская взглядом
следы. А затем резко развернул лицо Тома, впившись в губы. Скользя языком по
нёбу и насилуя горячий рот, он ласкал его, проникая так же глубоко, как и
секундами ранее в тело. Переплетая язык с языком, Гарри упивался сбитым
дыханием, расширенными зрачками, что так хорошо были видны вблизи и
зарождающейся яростью на дне алых глаз.
Риддл завёл руку ему за спину и сжал затылок, больно дёрнув за волосы. С
неохотой оторвавшись от губ, которыми не мог насытиться вот уже девять лет,
он мягко прикусил нижнюю, ласково лизнув верхнюю, отступая на шаг назад.
Повисшая тишина могла показаться давящей, но не для них. Том, не
поворачиваясь, подманил свою одежду и неторопливо начал одеваться. Гарри
поправил джинсы и застыл, буравя взглядом чужой затылок.
— И ничего не скажешь?
— Подчисти тут, — спокойно ответил тот. Гарри вздохнул, применив
заклинание. — Я не хочу, чтобы эта программа попала в эфир, — задумчиво
заметил Риддл.
— Она и не попадёт, — кивнул Гарри, сделав шаг к нему и ткнувшись лбом в
плечо. — Вообще-то, это было твоим наказанием. Ты раскаялся хоть немножко?
— В чём? — повернул Том голову, глянув на него искоса.
— Чёрт, Том! — внезапно вспылил Гарри, резко отходя. — Ты не можешь
творить такое, не спросив у меня!
— Тебе всё понравилось, как мне показалось, — возразил Риддл, поправляя
манжеты рубашки с безразличным видом.
Гарри задохнулся от возмущения.
— Ты. Поимел. Меня. Змеёй. У меня было важное задание в тот день, и из-за
этого я его провалил!
— Но я не думал, что ты способен на такую изощрённую месть, —
улыбнувшись краем губ, пробормотал Том, проигнорировав его возмущённую
тираду. — Даже удивился. Нужно будет подумать… — А затем поднял взгляд,
усмехнувшись. — Ты сам мне сказал, что тебя это возбуждает.
— Ну не в буквальном же смысле, — процедил Гарри, отвернувшись, и
распечатал дверь.— Твои змеи заполонили весь дом!
Он замер, ощутив, как сзади прижались. Рука Тома легла на ручку.
— Я не виноват, что они тянутся к тебе. И, кстати, — шепнул Риддл на ухо,
щекоча кожу, — среди нас двоих, Гарри, извращенец не только я один. — Затем
дверь открылась, он обогнул его и вышел в коридор. — Джеймс остался с
Грейнджер. У меня дела, так что забери его. Увидимся вечером.
— Но у меня тоже дела! — воскликнул Гарри ему в спину, но тот лишь поднял
руку, отсалютовав, и исчез за углом. — Эгоистичный ублюдок, — пробормотал он,
разворачиваясь. — Творит что хочет, как всегда… — бубнил Гарри, шагая по
коридору. А затем замер и хрипло рассмеялся, откинув голову.
Звучный смех эхом разносился, ударяясь об стены, и вибрировал, заполняя
259/676
опустевшее помещение.
Раздался треск.
А после — звон битого стекла.
Хрустальный шар выскользнул из рук, скатился по столу и упал на пол,
расколовшись на тысячи осколков. Гарри сморгнул. Он сидел на своей кухне, на
Гриммо, смотрел широко открытыми глазами на груду стекла, в которую
превратился подарок Ваблатски, и не мог осознать, чему он только что стал
свидетелем.
гаммечено~
260/676
Примечание к части Поздновато, но с 8 марта!
Рекомендую читать под песню: Klergy & Valerie Broussard — The Beginning of the
End
Глава 19. Начало конца
Безрассудный поступок —
Смотреть на человека,
Будто бы он спаситель.
Слепой ведёт слепого.

Всё кажется темнее,
Когда закрываешь глаза.
Когда закрываешь глаза...
О чем мы думали?
Возвращаясь к началу —
Началу конца.
Klergy & Valerie Broussard — The Beginning of the End[3]
— Другого способа нет, Гарри, — отчеканила Гермиона.

Она сидела за столом, крутила в руках разнообразные колбы и недовольно
поглядывала в исписанную мелким почерком тетрадку, от которой его отогнали
чуть ли не метлой.
— Ты же вернула память родителям, — категорично заявил Гарри.
— Я же и наложила заклятие, а процесс это долгий и крайне сложный, —
покачала та головой, не отнимая взгляда. — У тебя два выбора: пытки или же
вежливо попросить его вернуть тебе память. Первое смертельно опасно, второе
невозможно. Если ты не хочешь стать пускающим слюни идиотом или вообще
забыть, кто ты есть на самом деле, как, к примеру, Локхарт, не предпринимай
ничего. Тем более разве госпожа Ваблатски не сказала тебе подождать, пока не
овладеешь легилименцией?
Гарри уже почти что неделю пытался «вскрыть» потерянные воспоминания о
той ночи. Поход к Тому ничего бы не решил, наоборот, усугубил бы ситуацию. Он
не хотел раскрывать перед ним, что заблуждения насчёт сна полностью
рассеялись поутру. Так как Гарри понятия не имел, что Риддл скрыл в его памяти,
то и действовать нужно было осторожнее.
Вот только обстоятельства заметно усугубились.
Драко отказался продолжать после двух Круциатусов, хотя и сам Гарри
понимал, что пытки должны буквально сломить его, но это было далеко не
безопасно, как и сказала Гермиона. Собственноручно превратить себя в овощ ему
не особо хотелось.
Он даже подумал наведаться к Альбусу, но в следующую секунду отмёл
неудобный вариант. Вместо этого направился к Ваблатски, скорее чтобы
отвлечься, чем за реальной помощью. Вопреки несколько пессимистичному
настроению, оба визита принесли плоды: он уже мог проникать в разум Эдмунда
несмотря на сопротивление. Хоть его и выкидывало при попытке забраться
глубже, — в самые потаённые воспоминания — но уже сам факт того, что он
спокойно может применять легилименцию, стал приятным утешением. Гарри
чувствовал себя удовлетворённым, точно успешно справился с домашним
заданием. Однако, яркое осознание вновь омрачило общую картину, ведь истоки
261/676
этой радости тянулись к Риддлу.
Новым пунктом в списке его проблем стало поведение Эдмунда. Тот вёл себя
довольно-таки странно, как будто был чем-то расстроен или даже обижен.
Натянуто кивал, отвечал, да и улыбался сквозь силу, а стоило занятию
закончиться, как тот ускользал из комнаты, словно за ним гнались дементоры.
Избегал его, одним словом. Такое нетипичное поведение парнишки озадачивало,
и Гарри пытался вспомнить, не сказал ли чего лишнего в последнюю встречу, но
на ум не пришло ничего толкового. Разве что Эдмунд мог быть свидетелем их с
Томом необычного «скандала», в чём Гарри сильно сомневался, так как рядом с
ним находилась Ваблатски и не позволила бы подглядывать.
По этому поводу провидица хранила таинственное молчание.
«Не стоит волноваться, Гарри. Его настроение никак с тобой не связано, —
лишь заявила та. — Меня больше интересует наложенное на тебя заклятие
забвения. Это сделал Том?»
Гарри в какой-то момент полностью перестала удивлять её
проницательность. Так даже удобнее — слова становились лишними. А в
последнее время он был немногословен, более того, Гарри полностью
сосредоточился на своей цели. И, казалось, даже новообретённые чувства не
мешали, хоть ноющая тоска продолжала пускать корни всё глубже.
«Да. Приключился странный инцидент, и мне срочно нужно всё вспомнить, но
он не вернёт мне память, а пытки, сами понимаете, не вариант», — спокойно
пояснил Гарри.
«Быстро не получится, дорогой, — возразила Ваблатски. — Однако твои
способности могут посодействовать. А если это так… Подумай сам, Гарри, — она
коротко и тихо рассмеялась, украдкой поглядывая на него. — Обливиэйт
бесполезен для легилиментов, ведь замена воспоминаний и заклинание
изменения памяти имеют много общего. Это похоже на сопротивление
заклинанию Империус».
«Хотите сказать, что я смогу сам восстановить память, когда овладею
легилименцией? Но зачем он тогда стёр воспоминания, если знал…»
Гарри внезапно замолчал, вобрал побольше воздуха и шумно выдохнул: «Я
ничего не понимаю, мэм. Что ему от меня надо?»
Ваблатски лишь пожала плечами, словно не имела нужных ответов, но Гарри
понимал, что это намеренное упущение правды с её стороны. Все эти
двусмысленные игры в тайны ему осточертели, как и надоело ждать непонятно
чего, блуждая в потёмках. Гарри не хотел быть очередной пешкой в чужих руках.
Не в этот раз.
— Ты опять меня не слушаешь!
Гермиона привстала, сердито поглядывая на него со своего места.
— Слушаю-слушаю, — вздохнул Гарри, откинув голову назад. — Мне надоело
ждать.
— Тогда больше усердствуй на занятиях, — упрекнула она, — и хватит ныть.
Что там с Долоховым?
— Нам, нытикам, не разрешают обсуждать служебные задания, — злорадно
улыбнулся он, опустив лукавый взгляд.
Гермиона хмыкнула в ответ, нараспев заявив:
— Тогда я тоже не расскажу тебе, что узнала о кое-ком, очень тебя
интересующем. Нам запрещают общаться с вами, нытиками из другого отдела.
— Обмен информацией?
— По рукам.
Гермиона взмахнула палочкой, наложив заклятие недосягаемости, а затем,
отложив полупустую колбу с розоватой жидкостью, поднялась и, обогнув стол,
замерла напротив. Гарри вскинул брови, выжидающе уставившись на подругу.
Гермиона в свою очередь так же смотрела на него самого.
— Ладно, я первый, — вздохнул он, сдаваясь. — Когда Кингсли с
262/676
мракоборцами наводнили школу, Долохов находился в Запретном лесу. Альбус
предполагал, что целью визита могли стать слухи о Томе, но, как оказалось, они
там были по делу.
Гарри был несколько раздражён, когда понял, что переезд на Гриммо был
излишен. В принципе, Том мог пожить в своей излюбленной Тайной комнате с
неделю, пока мракоборцы не нашли бы Долохова или же не ушли ни с чем. И всё.
Ничего бы не произошло. Конечно, это альтернативное развитие событий было
идеализировано, ведь не отменяло ни его становления магическим сосудом, ни
появление Экриздиса на сцене, ни того, что… ничего всё равно не изменилось бы.
История не знает сослагательного наклонения.
— Скрывался? — задумчиво поинтересовалась Гермиона, нервно теребя
пуговицу на рукаве.
— Скорее всего, скрывался или выжидал. В этом лесу чёрт ногу сломит. Я три
дня прочёсывал местность и даже на кентавров не наткнулся, — недовольно
добавил он.
Гермиона округлила глаза, спешно спросив:
— Думаешь, Долохов знал, что Волдеморт находится в школе, и ждал его?
Он покачал головой, задумчиво покручивая в руках прозрачный фиал, что
стащил со стола. Сегодня нервы были ни к чёрту: Гарри постоянно хватался за
палочку, каждые несколько минут отдёргивал мантию, а то и вовсе кусал губу до
крови. Необъяснимое предчувствие преследовало его с самого утра.
— Мне кажется, он искал воскрешающий камень, — медленно произнёс Гарри.
— А вот для чего — даже предположить боюсь. Возможно, и правда хотел
воскресить Тёмного Лорда. Забавно бы вышло, — невесело усмехнулся он.
— Подожди… — Она на мгновение задумалась, а после моргнула в неверии: —
Ты что, просто бросил один из Даров Смерти в лесу?! Ты же возвращался за ним,
разве нет?
Гарри отвёл взгляд, рассматривая оборудования для зельеварения на столе,
будто ничего интереснее не видел.
— Ну, я пытался его отыскать спустя несколько дней и… не нашёл. Так что
решил, что если я не смог найти артефакт, то кто тогда сможет? А сейчас всё
заросло, и камень, наверное, давно погребён под корнями.
— Вот именно что «наверное»!
— От него всё равно никакого проку, — отмахнулся Гарри, положив фиал
обратно.
Этот разговор неизбежно должен был состояться. Спустя неделю после битвы
Гарри рассказал о пропаже Дамблдору, но тот отреагировал странно — казалось,
даже обрадовался, что артефакт был утерян. Гарри объяснил своеобразную
реакцию несчастьем, сопутствующим Дарам, ведь лишь мантия-невидимка не
несла в себе проклятия для своего обладателя.
Тем более, что Гарри был уверен: как владелец камня, Риддл исследовал его
вдоль и поперёк, и то, что он сделал из него крестраж, а не использовал по
назначению, говорит само за себя.
— Даже если камень не воскрешает в полноценном смысле этого слова, всё
равно несёт в себе повышенную опасность, Гарри. Нужно его отыскать.
— Я всю поляну перевернул вверх дном, Гермиона, — нехотя отозвался он. —
И ничего не нашёл. Если камень не провалился сквозь землю…
— То его уже забрали, — резко перебила она, сверкнув глазами. — Не
ожидала от тебя такой беспечности!
— Мне было немного не до того. Если артефакт у Долохова, я найду его и
верну. Вот только поиски идут чересчур медленно. Кингсли дал мне в напарники
одного из немцев, — вздохнул он и пояснил: — Чтоб я помог влиться в коллектив.
Только какой коллектив, когда я сам влился в него только что?
— Знаменитый Гарри Поттер может с любым найти общий язык, не так ли? —
улыбнулась она. — Странно, что первым твоим поручением стала ловля Антонина,
263/676
тебе не кажется?
— Сомневаешься в моей профпригодности?
— После того как ты буквально посеял камень в лесу? — прищурилась
Гермиона, но следы улыбки затаились в уголках губ и глаз.
— Теперь твоя очередь рассказывать, — подмигнул он, проигнорировав
выпад.
Гермиона скрестила руки, несколько секунд гипнотизируя взглядом пол. На
лбу пролегла складка, а губы слегка скривились, но не в гримасе отвращения,
она словно репетировала речь про себя. А это означало, что имеющаяся
информация весьма противоречива.
— Так как ты до сих пор об этом не обмолвился, полагаю, что с главным
мракоборцем немецкого отряда ты не встречался?
Гарри лишь покачал головой:
— Я в штабе-то был два раза: первый, чтобы переговорить с Кингсли, а второй
— познакомиться с напарником. Главного с ним не было, да и представил нас
Шеклболт.
— А я вот встречалась, точнее видела одним глазком, — продолжила она,
удовлетворённо щурясь. — Тот самый спутник, что был с Джоу. Отто Кунц.
Гарри вцепился в ручки кресла и напряжённо уставился на неё.
— Что это может быть? Переворот? — еле слышно спросил он.
— Не думаю, Гарри. Йа Джоу представляет интересы Китая, Отто Кунц же
немец, а одного подразделения явно мало, чтобы захватить власть в
Министерстве.
— Да, — склонив голову, более спокойно согласился он. — Вагнер сказал, что
их цель — захват оставшихся Пожирателей Смерти. Но получается какая-то
белиберда, — устало заключил Гарри, подняв озадаченный взгляд.
— Тогда держись крепче, — хмыкнула она. — Что Йа Джоу, что Кунц в стране
по указке Конфедерации.
— Но Конфедерация — это международное собрание делегаций. Какое им
дело до всего этого? — предельно медленно начал он, нервно потирая шрам. —
Ты вообще уверена, что твоим сведениям можно верить?
— Вижу, сегодня соображаешь ты очень медленно, — Гермиона в нетерпении
даже рванула вперёд, грозно нависнув над ним.
Гарри закатил глаза и махнул рукой, предлагая ей продолжить.
— И конечно же я уверена! — почти что возмутилась она. — Хочу напомнить
тебе, Гарри, на случай если ты спал на уроках Бинса: в конце XIX века
Конфедерация направила в Перу группу для сокращения популяции змеезубов, к
примеру, или же тот же самый Отдел тюрем, что занимается изоляцией магов,
наследивших в нескольких странах одновременно. Это как раз в их полномочиях.
Если мы не справляемся, вполне логично, что они приняли меры.
— Да, — задумчиво отозвался Гарри. — Август упомянул, что Антонин и
правда скрывался где-то на севере, прежде чем вернуться. Возможно, сменил
несколько убежищ.
— И ты опять упускаешь главное. Какая связь между этими двумя, кроме
особого указа и… Сам-Знаешь-Кого?
— Что ты хочешь сказать? Что указ был отдан не Конфедерацией, а Риддлом?
— развёл он руками, тут же рассмеявшись. — Нелепо. Не ты ли говорила, что
идеалы твоей Йа Джоу полностью расходятся с идеалами Волдеморта? Это же
какой-то абсурд, — задумчиво пробормотал он. — Готов предложить, Гермиона,
другую теорию, несколько логичней твоей: существование незадействованных
приспешников по всему миру.
— Йа Джоу не может быть Пожирателем! — воскликнула она. — Да и какой
смысл? Целое подразделение мракоборцев — тайный отряд смерти? И зачем им
отлавливать и отправлять в тюремное заключение соратников?
— Может, это не ловля, а спасательная миссия. Своего рода воссоединение
264/676
под секретным флагом, — горько хмыкнул он. — Согласись, обе версии притянуты
за уши.
— Тогда тебе стоит присмотреться к напарнику, Гарри, и поймать Долохова
раньше них. Или же дать поймать его и проследить за дальнейшим развитием
событий.
— Невозможно. Они переправляют пленников в Германию.
— Навяжись сопровождающим, — пожала она плечами. — Мантия-невидимка?
— У Джинни, — мрачно заметил он.
— Глупо было дарить её.
Он промолчал, не желая продолжать эту тему. Подарок был сделан на
Рождество; тогда ему казалось это символичным, буквально предложением руки
и сердца — предложением стать частью его новой семьи.
— Что с зельем? — резко сменил он тему.
Воинственный энтузиазм Гермионы тут же померк. Гарри понимал, что
подруга зашла в тупик, и это её ужасно нервировало.
— Кроме кучи испорченных ингредиентов, никаких результатов.
— Возможно, стоит подключить Слизнорта?
— Определённо нет, — в ужасе покачала она головой.
— Его знания могут быть полезными, — аккуратно предложил Гарри. —
Конечно, Слизнорт слегка хвастлив, а иногда и высокомерен, но всё-таки они
вместе с Томом изучали Амортенцию…
— Ты рассказал, что профессор опоил тебя не тем зельем, — скептически
заявила Гермиона, возвращаясь на своё место. — Ладно. Посмотрим, — кивнула
она.
Гарри понял, что это лишь отговорка и поступит она всё равно по-своему.
— Всё никак не могу привыкнуть, — добавила Гермиона.
— К чему? — простодушно поинтересовался он, глянув на часы. Август Вагнер
— новоиспечённый напарник — ждал его к трём, чтобы возобновить поиски в
лесу.
— К этому твоему «Том», — просто ответила та, кинув мимолётный, но весьма
проницательный взгляд на него. — Он ведь не появлялся всю неделю?
Гарри дёрнулся на стуле. Избегая мыслей о Риддле словно огня, он всё равно
возвращался к той ночи. Кроме злости, рождённой стёртой памятью, было ещё и
другое ощущение — куда более разрушительное.
— Нет, не появлялся, — безразлично пожал он плечами, всё так же глядя в
окно. — Но меня это вообще не волнует, — добавил Гарри, пытаясь казаться как
можно более спокойным.
Разговор сворачивал не туда.
Даже если он сам доверился Гермионе — это не означало, что Гарри хотел
влезать в дебри их связи с Риддлом в каждом разговоре.
— Да уж, именно твоё безразличие по отношению к нему заставило нас
перерыть половину магловского архива в поисках какого-то мясника. Ты так и не
объяснил, для чего тебе всё это было нужно.
— Кое-что проверить, — приподнялся он, разминая затёкшие конечности.
То утро он помнил, как во сне. Оно стало живым кошмаром, и стёртая память
на тот момент волновала его меньше всего. Гарри пребывал весь день в каком-то
ступоре: что-то делал, куда-то ходил, что-то читал, чем-то питался… Всё это на
уровне инстинктов — автоматически. Тем временем мысли собирались вокруг
каждого слова, услышанного в ту ночь, каждого прикосновения, каждого
мимического движения. Он словно купался в собственной памяти, полностью
отрешившись от физического существования. И в какую-то минуту подумал, что
всё это ему просто-напросто привиделось. Тот Риддл — плод буйного
воображения и тайных желаний, но никак не реальность. Он не мог быть
настоящим.
Гарри решил проверить вопиющую теорию, но не знал, чего хочет больше —
265/676
опровергнуть или подтвердить свои сомнения. Он ясно помнил две фамилии,
старого мясника и поварихи, и связующее их звено — приют Вула. А затем ступор
перерос в липкий страх: Гарри внезапно испугался, как бы это и правда не
оказалось всего лишь сном. Он страшился оказаться настолько помешанным на
Томе, что выдумал глупую сказку, лишь бы утешить себя, и даже создал
собственную версию Риддла.
Тогда же Гарри и попросил Гермиону помочь с поисками в архиве. Тысячи
газет и бесполезность магии — это было как искать иголку в стоге сена. Гарри
сомневался, что вообще сможет найти хоть что-нибудь. Однако повариха
обнаружилась достаточно быстро благодаря скандальной истории с мышьяком.
Гарри тогда ощутил смутное волнение, рассматривая выцветшую фотографию
тучной женщины, грозящей кулаком непонятно кому. Конечно, это могло быть
простым совпадением, только вот когда он обнаружил крохотный уголок в
газете, гласящий «Мясная лавка Гантри», то все сомнения рассеялись.
И Гарри опять впал в ступор; настолько сильный, что Гермиона проводила его
до дома, передала в руки Кричера и пригрозила, что, если он не объяснит ей всё в
ближайшую неделю, его ждёт по меньшей мере новый Армагеддон.
Что именно объяснить, Гарри не понимал. Да и как вообще это объяснить,
если он сам не смог разобраться? Однако бездействие и бессмысленные
душевные метания, что успели приесться за последние полгода, продлились до
вечера, а потом он заявился в Министерство. Но с Гермионой эту тему они не
затрагивали до сих пор, и Гарри предпочитал обходить её стороной и дальше.
— Раз не хочешь рассказывать, иди уже, — буркнула та, вернувшись к
разноцветным колбам — розовая жидкость вспыхнула, когда она кинула туда
какой-то порошок, и в нос ударил пряный аромат трав. — Отвлекаешь меня.
— А это не называется пренебрежением своими обязанностями? — с лёгкой
улыбкой поинтересовался он.
— Хочу напомнить, что сегодня канун Нового года. Я взяла выходной, —
отвлечённо парировала Гермиона, скользя ладонью по тетрадке и что-то сверяя.
Он хмыкнул, глянув в последний раз на появившийся над котлом лёгкий
красноватый дымок, и вышел.
***
Гарри вновь стоял на чёртовой поляне, где оставил камень и собственную

жизнь. Здесь, укрытый мантией-невидимкой, он когда-то наблюдал за
Волдемортом в окружении его приспешников, включая Долохова. И это же
воспоминание стало очередной головоломкой.
Он присел, освещая смесь веток, корней и травы, и разглядывал почву под
ногами.
— Дефодио.
Один взмах палочки, и образовалась небольшая яма, а в воздухе застыл
лёгкий запах травы и более насыщенный — земли.
Ничего.
Возможно, Вагнер был прав, и Гарри просто теряет время. Но он был уверен,
что Долохову нужен камень, вот только не собирался рассказывать об этом
немцу. Вагнер вёл себя довольно-таки странно, подпитывая фантазии о тайном
отряде Пожирателей, и под конец они разошлись. Недовольно фыркнув, тот
заявил, что собирается наведаться к кентаврам и потребовать у них информацию,
а «stumpfsinnig Поттер» может хоть весь день рыть носом землю на одном месте.
Гарри же пожелал удачи в ответ. С кентаврами сложно иметь дело. Если бы он
вежливо попросил Флоренца, возможно, тот помог бы, но чужаку, да ещё и что-то
от них требующему, вряд ли так повезёт.
Думать о Томе и его связи со всем этим было с каждым мгновением всё
266/676
сложнее. Тревожное предчувствие вкупе со страхом скручивали внутренности,
ведь если Риддл замешан, все слова о бездействии летят к Мордреду. Гарри
просто не сможет сидеть сложа руки, и здесь нарисовывается огромная
проблема: два врага в одно и то же время.
«Не боишься, что на этот раз удача может отвернуться от тебя?» —
пронеслись в голове слова Люциуса. Да, он боялся, ещё как боялся, но другого
выхода просто не видел. Намного страшнее остаться в стороне и не иметь
абсолютно никакого контроля над ситуацией. Стать пассивным наблюдателем
разрушений и чужой боли от потери близких — это Гарри ненавидел больше
всего.
Он каждый день сталкивался с неразрешимой дилеммой. Задавал себе один и
тот же вопрос: если он снова встанет на пути Риддла, какое будущее его ждёт?
Гарри даже отдалённо не мог представить дальнейшего развития событий:
собственную боль, реакцию Тома. Он не видел себя, заносящим палочку для
смертельного заклятия — такое казалось столь же причудливой фантазией, как
сегодняшние теории. Гарри больше не мог отличить пронзительный взгляд,
кровожадную ухмылку и бледную кожу, обтягивающую лысый череп, от того
другого Тома, что умиротворённо лежал у него на коленях и рассказывал про
змей и кроликов. Обе картинки смешались окончательно и так же окончательно
запутали Гарри. Казалось, у него двоится в глазах. Волдеморт превратился из
врага в его слабость. И это злило! Как же это его злило: до скрежета зубов,
побелевших костяшек и напряжённых мышц…
«Опасно…»
«Опасность!» — страх закопошился внутри, волосы на затылке зашевелились.
Гарри вцепился руками в один из корней и проворно откатился в сторону.
Тотчас участок земли, на котором он находился пару секунд назад, взорвался,
разлетевшись кусками мха и почвы. Браслет на запястье до боли стянул кожу.
— Гарри Поттер, — проскрежетал голос. и он вскинул взгляд.
Ухмыляясь, на краю поляны стоял Грейбек. Чужая палочка была
направлена на Гарри, и ему пришлось слегка пригнуться к земле, готовясь в
любой момент откатиться в сторону.
— Какой позор нападать со спины, — меланхолично заметил он. — Неужели в
Азкабане тебе вырвали твоё главное оружие — клыки, а, Фенрир?
— Вижу, ты осмелел! — рыкнул оборотень, сделав угрожающий шаг вперёд.
Всё такой же грозный, хотя несколько потрёпанный, вид врага внушал
тревогу. Тот выглядел ещё более одичавшим, чем обычно.
— Смело, будучи преступником, показываться мне на глаза. Или же глупо.
Гарри нахмурился. Внутри вибрировала магия, а нарастающее давление
сковало плечи — он был слишком напряжён, чтобы вести бой. Дуэль сейчас была
очень некстати.
«…Все твои мысли отражаются на лице. Очень большой недостаток во время
дуэли, помни. Это важно», — промелькнуло где-то на задворках сознания, и
Гарри медленно выдохнул, расслабляя лицо.
Однако, его не могло не беспокоить то, что один из пленников Азкабана стоял
прямо перед ним, а не томился в немецкой тюрьме, имя которой Гарри никак не
мог запомнить.
— Кто тебя освободил? — поинтересовался он, неторопливо выпрямляясь под
пристальным взглядом голубых глаз.
Оборотень криво оскалился в усмешке:
— О, это очень занимательная история…
Палочка в чужой руке тут же дёрнулась, а вместе с ней, действуя на чистых
инстинктах, и сам Гарри.
— Конфрито! — цыкнул Фенрир.
Гарри выставил щит, отражая проклятие на дерево — часть коры взорвалась
фиолетовыми всполохами света, а щепки разлетелись во все стороны.
267/676
— Тебя освободил Экриздис? — процедил он, разворачиваясь на ходу. —
Экспульсо!
Фенрир молниеносно отклонился в сторону, буквально вскарабкавшись по
дереву и исчезнув с поля зрения.
Опасно.
— Не твоего ума дело, пацан, — рыкающий смех эхом разлетелся по поляне.
— Где камень? Ответь мне, и, возможно, я не сломаю тебе хребет, — вновь
раздался гортанный смешок больше похожий на лай. — Если встанешь на колени
и будешь умолять пощадить тебя.
Камень, значит.
— Где Долохов? — звучно поинтересовался он, чутко следя за окружением.
Гулкие, трещащие звуки раздавались отовсюду, точно Фенрир перескакивал с
дерева на дерево, карабкаясь и царапая всё без разбору.
— Эта бестолочь? — раздалось совсем рядом.
— Протего! — вскрикнул Гарри, резко отпрыгивая на два шага в сторону.
На том месте образовалась дыра, а землю разъело ядовитым дымком.
Ощущая, что и сам воздух ядовит, он стремительно отпрянул на десять шагов,
передвигаясь по кругу.
— А ты улучшил свои навыки, — издевательски пробасил оборотень, сверкая
удлинёнными клыками. — Уже не дрожишь как заяц, полумёртвый от страха и
такой же жалкий.
Фенрира нужно было поймать, но не убивать, — и это всё усложняло. Он
подтвердил версию Гарри, но и удивил одновременно. Что-то слишком много
развелось охотников за Даром Смерти. Несложно было догадаться, что так же,
как Грейбек примкнул к Волдеморту, в тюрьме тот мог извернуться в попытке
услужить другому монстру.
— Кру…
— Остолбеней!
— Протего! — рыкнул Фенрир. — Меня начинает это утомлять, сосунок!
— Как и меня, — расплылся в улыбке Гарри, ощущая будоражащее кровь
волнение.
Боевой трепет переполнял тело неукротимой энергией. Это всегда было
приятно, ведь Грейбек несколько ошибался насчёт причины его дрожи — Гарри
дрожал не от страха, а из-за всепоглощающего возбуждения перед битвой.
— Я не хочу тебя убивать, — вкрадчиво промолвил он, плавно двинувшись
полукругом: один шаг оборотня влево — один шаг Гарри вправо.
В ответ послышался раскатистый смех:
— Не зазнавайся! — Фенрир внезапно пригнулся и по-звериному подскочил на
месте. — Бомбарда!
Взрыв прогрохотал совсем рядом, и ударной волной Гарри припечатало к
стволу. Во рту появился привкус крови, и на мгновение перед глазами всё
почернело. Моргнув, он завёл руки за спину, сместившись в сторону. Во влажном,
затхлом воздухе, будто клубки дыма, застыла пыль. Инстинкты загудели, крича
об опасности, и, резко опустившись на колени, он перевёл дыхание. Прежнее
место тотчас разъело очередным ядовитым облаком.
— Что ж ты пыл-то поумерил? Испугался, зверёк? — грубый гогот раздражал,
а колющая боль в спине отвлекала.
Стена из пыли заполонила всё вокруг, ухудшая видимость, но для острых глаз
оборотня это не являлось серьёзным препятствием, а вот Гарри оказался в
невыгодном положении.
— Где ты спрятал камень, Поттер? Воистину фортуна улыбнулась мне
сегодня, подбросив тебя! — вновь раздался его рыкающий голос неподалёку.
Гарри пригнулся к земле, аккуратно перелезая через корень. Он двигался
неторопливо и осторожно, прильнув как можно ближе к земле и плавно, как змея,
прогибаясь под увесистыми, извилистыми корнями. Нужно было что-то
268/676
придумать, но времени не хватало, а прятаться долго в этом переплетённом
деревьями коконе он не собирался. Слегка приподнимая руку, Гарри, крутанув
палочкой, еле слышно шепнул:
— Вентус.
Спиральная струя ветра взметнулась, рассеивая над поляной покрывало из
пыли.
— Я тебя слышу! — раскатистый бас над головой отшвырнул тело в сторону, а
интуиция завопила об опасности.
Фенрир схватил его за мантию и отбросил к дереву, тут же грузно вдавив в
поверхность, отчего боль разрослась вдоль позвоночника, а чужие пальцы
вцепились мёртвой хваткой в шею.
Гарри резко дёрнулся, а острые ногти тотчас царапнули кору и впились в
кожу, вырывая болезненное шипение, пока противник, оскалившись в улыбке,
снисходительно поинтересовался:
— Тебя не учили, что сражаться с оборотнем в лесу — смертельно опасно?
— Лучше отойди, — предостерегающе прошипел Гарри, однако Фенрир лишь
сильнее сдавил пальцами его горло:
— Смеешь угрожать в твоём-то положении, сосунок? У меня заканчивается
терпение.
— Для чего тебе… камень? — прохрипел Гарри. — Нет, — надрывно
рассмеялся он, замечая отголоски удивления на лице оборотня, — зачем
Экриздису камень?
Ногти вошли глубже в кожу, и перед глазами застыла красная пелена.
Грейбек выругался сквозь зубы и ослабил хватку, а Гарри молниеносно хватил
воздух губами, судорожно закашлявшись.
— Ты выводишь меня из себя… Так и хочется переломить тебе шею, а из
позвонков сделать себе ожерелье. Спрашиваю в последний раз — где камень?
— Теперь я вижу, что вас свело с Экриздисом, — расплылся он в
издевательской улыбке, ощущая холодное скольжение металла по телу. —
Попробуй Империус, может повезёт и сегодня подействует…
«Вот оно!»
Время перед глазами замерло: браслет рванул и вытянулся как резиновый, а
острые клыки вонзились в удерживающую Гарри руку. Фенрир злобно зарычал,
отбросив артефакт, и яростно замахал громадной ладонью. От укуса
расползались чёрные разводы, а само место постепенно темнело, точно
обугленное. Оборотень взвыл, пережав запястье второй рукой, и бешеным
взглядом впился в Гарри.
— Что это за проклятье?!
Не особо осознавая, что делает, Гарри отмахнулся от Фенрира, будто от
назойливой мухи, и того мгновенно придавило к дереву. Раны на шее саднили,
спину ломило — он был утомлён и раздосадован тем, что, в конце концов,
поворотный момент наступил именно из-за артефакта Риддла, а не благодаря
собственным боевым навыкам.
Мелкая, но смертельно опасная змея вновь свернулся вокруг запястья, а
Гарри хотелось снять браслет и забросить куда-нибудь подальше, в густые
заросли.
— Потте-е-ер! — завыл Фенрир, и Гарри сморгнул, чувствуя себя идиотом.
Посреди боя он посмел отвлечься на такие мелочи, позволил себе в сотый,
если не тысячный, раз отвлечься на Тома. И этого было достаточно, чтобы боль
сковала каждую клетку тела, придавливая к полу, заставляя обессиленно
мычать. Непрерывная мука Круциатуса сводила с ума.
— Где противоядие? — хрипя прорычал оборотень.
Гарри, мазнув взглядом, заметил, как почерневшие следы распространялись
вдоль запястья. Тёмное пятно, подобно чернильной кляксе, расплывалась на
глазах, становясь всё больше, а Грейбек — всё мрачнее. Эффект показался Гарри
269/676
смутно знакомым, но он не мог припомнить, где видел такое раньше. Тем не
менее происходящее было ему на руку.
— Ответь на мои вопросы, и я дам тебе его, — пообещал он, слабо улыбаясь,
когда эффект заклинания сошёл на нет.
Такое не сработало бы с кем-то вроде Долохова, а вот Грейбек был
первобытным дикарём, отринувшим свою человечность, в чём-то весьма
недалёким, но однозначно преуспевшим на своём поприще — убийстве. Положив
ладонь на шею, Гарри ощутил липкую субстанцию — кровь — и поморщился.
— Врёшь! — злобно проголосил оборотень, дёрнув рукой вверх. — Отдай
противоядие, иначе…
— Ты не в том состоянии, чтобы угрожать, — хмуро оборвал его Гарри,
коверкая брошенную им же фразу. — И у тебя не так много времени, Грейбек. Как
только яд доберётся до сердца, ничто уже не поможет, — соврал он не дрогнув.
Гарри понятия не имел, что начудил Том с браслетом, но опасность артефакта
явно была приуменьшена Драко.
Оборотень бессильно зарычал, мрачно разглядывая вздрагивающие и
чернеющие пальцы.
— Где Долохов?
— Я не знаю.
— Не знаешь? — недоверчиво переспросил Гарри. — Или не хочешь говорить?
— Не знаю я, — махнул Грейбек рукой и тут же поморщился, тяжело вздохнув.
По лицу пробежала болезненная судорога, а вены на шее вздулись. — Он не смог
отыскать камень и куда-то свалил. Прячется теперь, наверное.
— Зачем вам камень? — спросил Гарри, сделав шаг к оборотню. Тот
недоверчиво дёрнулся, держа палочку наготове.
— Без понятия, зачем он нужен тому чудаку, — обнажив клыки, зарычал
Фенрир. — В Азкабане творилась какая-то чертовщина, — нехотя пояснил
оборотень.
— Экриздис пощадил тебя? — аккуратно поинтересовался он, скрывая своё
изумление.
— Мы… смогли договориться, прежде чем он успел покромсать меня на куски.
Чёртов садист, — осклабился Грейбек, а Гарри усмехнулся. Слышать такое из уст
другого садиста было даже забавно. — Когда я упомянул камень, колдун
остановился.
По всей видимости, заметив вопросительное выражение лица Гарри, он сквозь
зубы добавил:
— Я сказал, что перегрызу ему глотку, даже если придётся использовать
воскрешающий камень и вернуться с того света. Его это заинтересовало.
— С чего ты взял, что артефакт в лесу? Да и как узнал, что это именно он и
есть?
Фенрир иронично усмехнулся, заметив:
— Считаешь меня совсем тупым, Поттер? Мы много лет видели этот камень на
его пальце. Не узнать было просто невозможно, — покачал он волосатой головой,
как если бы это Гарри был идиотом. — Никто не обратил внимания, но я-то видел
блестяшку у тебя в руке вот этими самыми глазами, — самодовольно указал он на
расширенные зрачки.
Ситуация становилась всё более странной. Про камень любой мог наврать с
три короба, лишь бы спасти свою шкуру, и оборотень не исключение, скорее
наоборот — правило.
— Тогда почему ты его не подобрал?
Фенрир скривился, помахав почерневшей рукой и разминая пальцы. Ранение,
по всей видимости, с каждой секундой мешало ему всё больше.
— Чтобы не привлекать лишнего внимания, когда все направились в Хогвартс,
я отделился от группы, — Гарри буквально ощущал, с каким нежеланием тот
говорит, — но камня не нашёл.
270/676
Нахмурившись, Гарри потёр лицо, не спуская с врага внимательного взгляда.
Это было плохо. Даже ужасно. Любой из присутствующих на поляне в тот момент
мог подобрать артефакт. Теперь же многие из Пожирателей были мертвы, другие
пропали, а третьи скрывались, что делало поиски неимоверно сложными.
— Долохов?
— У него камня тоже не было. Всё! Хватит! — взбеленился Грейбек,
угрожающе зарычав. — Отдай лекарство, мальчишка!
— Да ты ничего не знаешь, как я погляжу, — раздражённо заметил Гарри. —
Какой смысл искать здесь артефакт, когда не смог найти его ещё тогда?
— Я ответил на все твои вопросы, Поттер, — злобно оскалился он, грузно
перевалившись с одной ноги на другую. Кожа была покрыта испариной, а глаза
налились кровью.
— Почему Долохов прислушался к тебе и стал помогать?
Фенрир шумно вздохнул и прищурил глаза:
— У него идея-фикс: воскресить своего хозяина. Когда я рассказал о
блестяшке, он даже рискнул вернуться в Лондон. Будто одержимый искал этот
камень, — пожал тот массивными плечами, тут же сморщившись и глянув на
руку. Тёмные следы, подобно веткам, расползались выше — к локтю.
— Хотел, чтобы Долохов выполнил грязную работу за тебя, — отстранённо
пробормотал Гарри, словно разговаривая с самим собой. — Ты идиот?
Грейбек резко дёрнулся вперёд, а Гарри угрожающе покачал головой,
покрутив палочку в руке, и тот остался на месте. Фенрир явно понимал, что
ситуация кардинально изменилась и упомянутая ранее фортуна повернулась
спиной.
— К нему… прочие лизоблюды относились лучше. Ему доверяли…
— А тебя открыто недолюбливали, — насмешливо перебил Гарри, приковав к
себе очередной гневный взгляд. Оборотень нахмурился, потирая руку от локтя до
запястья, а зажатая меж почерневших пальцев палочка дрожала, готовая в
любой момент упасть на землю. Однако, он был всё так же опасен с магией или
без. — Камня здесь не было, но ты дал обещание Экриздису найти его. Полагаю,
поэтому он тебя отпустил, но не могу понять, почему поверил без каких-либо
доказательств, — проговаривал с сомнением Гарри. — Ты обманул Долохова,
заставив вести поиски камня, который непонятно где находился в течение двух
лет. Что ты планировал делать теперь, раз поиски провалились? Тыкать в
каждого палочкой и требовать отдать артефакт или попытаться залезть в
Хогвартс, например, самостоятельно, мало ли блестяшку скрыли там? Твоя удача,
что наткнулся на меня. Повторю — Грейбек, ты идиот? — в неверии уставился на
него Гарри. — Вместо того чтобы сбежать куда-нибудь на край света, радуясь
свободе, ты носился без точной цели, будто бешеная псина…
— Заткни свою пасть! — рявкнул он, но это был всего лишь лишённый угрозы
звук. Фенрира затрясло то ли от ярости, то ли от боли; всклокоченные волосы
зашевелились, а верхняя губа задрожала от протяжного, угрожающего рыка,
рывками вырывающегося из горла.
— Отдай противоядие сейчас же! Иначе я вырву его, а вместе с тем и твою
башку!
Когтистые пальцы стремительно потянулись вперёд, точно собирались
исполнить угрозу. Гарри предостерегающе прищурился, подняв палочку, и
оборотень внезапно замер.
— Нет никакого противоядия, — ответили за спиной. Волосы на затылке
зашевелились от звука этого голоса; сердце ухнуло куда-то вниз, под желудок, и
мурашки пробежали по спине — Гарри окаменел, боясь обернуться и встретиться
взглядом. Он ощутил еле заметное движение воздуха, а следом — холодное
прикосновение пальцев к шее: бережное, почти что нежное, оно принесло
внезапное облегчение. Раны от когтей все ещё саднили. — Тебя обманули,
оборотень.
271/676
— Обманули, — повторил тот одними губами, будто не понимая смысла этого
слова. А затем сверкнул глазами, истерично завыв: — Ты посмел обмануть меня,
Поттер?! — Грозно двинувшись вперёд, он вскинул палочку, что дрогнула в руке,
накренившись куда-то в сторону, и тучную фигуру тотчас отбросило к дереву.
Голова взметнулась, а конечности дрогнули — Грейбек стал похож на
пригвождённого к листу бумаги жука.
Гарри сглотнул, боясь пошевелиться. Он ощущал скольжение палочки вдоль
шеи, слышал хрипловатый шёпот Тома и всё сильнее нервничал.
— Пришёл спасти своего приспешника? — вполголоса поинтересовался он
наконец, скосив взгляд на Грейбека. Глаза оборотня бешено вращались, а кровь,
испачкав губы, стекала по подбородку и медленно капала, марая одежду.
— Судя по твоему состоянию, Поттер, это тебя стоит спасать, — низкий голос
напряжённо вибрировал. Гарри не видел Тома меньше недели, а ощущалось это
целой вечностью. Перед глазами всплыла та странная ночь, и он активно
заморгал, пытаясь отогнать наваждение. Сейчас не то время, не то место и уж
точно не та компания, чтобы устроить допрос с пристрастием.
— Чего мне ожидать, Том? — настороженно поинтересовался он. Всё тело
замерло, словно перед прыжком. Гарри был готов в любой момент увернуться,
выставляя щит.
«Вот чёрт…»
Послышался тихий смешок, а затем прозвучало громогласное круцио, — и
раздался душераздирающий вой, смешанный с бранью и угрозами.
Прикосновение исчезло, и Гарри разочарованно дёрнулся, шагнув назад, словно
ведомый отдаляющимся присутствием.
— Друг мой, — в своей излюбленной манере — звучно и проникновенно —
произнёс Риддл, уже обращаясь к скорчившемуся в конвульсиях оборотню, —
тебе осталось от силы несколько дней мучительного существования.
— Кто ты, ублюдок?! — буквально пролаял Грейбек, оскалившись и сплюнув
кровь. Гарри встрепенулся не столько от глупой бравады Фенрира, сколько от
внезапного осознания. Связь быстро выстроилась в голове: кольцо Мраксов,
смертельное проклятие, Дамблдор. Он побледнел, ощущая всю степень
опасности того, что носил у себя на руке. Проклятие было снято со смертью
Волдеморта — так, по крайней мере, предположил Альбус, когда Гарри спросил
про его руку.
Получалось, что Фенрир заранее был приговорён к смерти.
— Круцио, — почти лениво промолвил Том, и оборотень хрипло взвыл. Вены на
лбу вздулись, сигнализируя об испытываемой боли, а глаза сощурились,
тщательно всматриваясь в Риддла. Выпучившись, тот сместил взгляд к Гарри и
обратно. На передёрнутом болью лице отразился сначала ужас, следом
понимание, а затем непонятный триумф с оттенками тревоги.
— Л… — захрипел он, — М-м… Л-лорд? — спешно проблеял Грейбек, мотая
головой из стороны в сторону, пытаясь прийти в себя. — Мой Лорд?! — сипло
взвыл он. Его глаза опасно сверкнули, а рот оскалился: — Простите, я не узнал
вас… И это всё ложь! Я… Я был обманут! Долохов обманул меня. Он всё-таки
владел камнем, я знал. Знал! Я так рад, что вы воскресли… Знайте, я помогал!
Очень сильно помогал! — почти что жалостливо проскулил Фенрир. — И Гарри
Поттера сюда заманил. Вы видите? Я был очень полезен!
«И он ещё других называл лизоблюдами?» — Гарри не смог сдержать горькой
усмешки.
Почему они становились такими жалкими в присутствии своего хозяина?
Скосив взгляд, он наблюдал за Риддлом. Брезгливо-скучающая улыбка
блуждала по лицу, делая его черты хищными. Опасными. Гарри поёжился.
Видимо, чувство самосохранения отшибло напрочь, ведь прямо сейчас он
находился наедине с двумя опаснейшими существами и ничего не испытывал,
кроме лёгкого волнения. И желания остаться наедине с Томом. Нелепица.
272/676
— Грейбек и правда заманил меня сюда, — небрежно протянул Гарри, сделав
шаг к Риддлу. — Хочешь убить меня на том же самом месте, что в прошлый раз?
Тот лишь дёрнул плечами, полностью проигнорировав его слова, и обратился
к оборотню:
— Как ты общался с Долоховым?
— Мой Лорд, давайте убьём мальчишку и отпразднуем ваше воскрешение! —
ликующе пробасил он, сплюнув очередной сгусток крови. — Сегодня великий
день! Я очень рад, что первый засвидетельствовал ваше торжественное
прибытие…
— Поттер был прав, ты невообразимо глуп, — раздражённо бросил Риддл, а
Гарри вздрогнул от очередного шипящего круцио и последующего воя. Он отвык
от этого; хоть и знал, что Том никогда не жалел никого, включая собственных
сторонников, но видеть это воочию — психологически давило. — Правила просты,
оборотень. Я задаю вопрос — ты отвечаешь. Или мне порыться в твоих мозгах? —
предвкушающая улыбка тронула губы, но Гарри почему-то казалось, что Риддл
брезгует проникать тому в голову.
— Антонин… дал мне ментальную сферу, — наконец прохрипел Фенрир. — Во
внутреннем кармане. Что вы сделаете со мной, мой Лорд?
Риддл молча вырвал из чужого кармана сферу, окинув её внимательным
взглядом. Вся эта ситуация пахла сюрреализмом, и Гарри сделал её ещё более
абсурдной. Он подошёл вплотную к Тому, пока тот крутил в руках небольшой
шар, похожий на необычную напоминалку.
— Что это? — заинтересованно глянул он через плечо.
— Передаёт человеку, имеющему парную сферу, мысль на расстоянии, —
пояснил Том, а затем мрачно посмотрел на него. Гарри невольно покраснел под
этим пристальным вниманием, сквозящим упрёком и недовольством.
— Мой Лорд? — раздался неуверенный голос Фенрира.
— Ты ведь понимаешь, что должен оставить его мне? — осторожно
поинтересовался Гарри. — И Грейбека, и Долохова, — пояснил он на всякий
случай, протягивая руку к сфере. Но Том сжал кулак, скрывая её.
— Кому тебе? Ты имеешь в виду мракоборца, которым стал за пару дней и
которого чуть не придушили на первом же задании? — обманчиво приторным
голосом поинтересовался тот, тоже игнорируя оборотня. — Или же Избранного,
коим считаешь себя, продолжая ставить жизнь на кон с абсолютно непостижимой
для меня лёгкостью…? — Том резко замолчал. Плечи напряглись, на лице
заиграли желваки, а Гарри удивлённо раскрыл глаза. Его отчитали точно
нашкодившего ребёнка, коим он не является. Определённо нет.
— Грейбек — преступник, а я как представитель власти обязан задержать его,
— твёрдо заявил Гарри, ощущая, что на самом деле всё это звучит как какое-то
чудное оправдание собственной неуклюжести. — Тем более у него есть важная
информация об Экриздисе: каким образом тот вывел оборотня из тюрьмы, где
держал его, где условились о передаче артефакта…
— Несомненно, всё это очень важно, — иронично перебил его Том, — если бы
оборотень не был ослеплён заклинанием. Так? — перевёл он взгляд на объект их
дискуссии, и тот кивнул, изумлённо хлопая глазами. — Вот видишь, Поттер,
никакой информации — никакой пользы для тебя, — бархатный тембр,
пронизанный притворной лаской, наполнял сердце тревогой.
— Почему… — Гарри оборвал себя на полуслове, сдержавшись.
У него было столько вопросов, как обычно, и все они расползлись по
закоулкам разума, оставляя совершенно глупые мысли на своём месте. Например,
что Гарри не видел его так давно. Относительно давно, если учесть, что Джинни
он иногда не видел месяц, а может, и больше, не ощущая того же тоскливого
опустошения, что преследовало его изо дня в день всё это время. Гарри желал
спросить о той ночи, хотел… Он много чего хотел в действительности. Однако
гордость не позволяла признать, насколько одно лишь его присутствие рядом
273/676
волновало. Хотя в такой ситуации тревожить должно было многое другое: боль в
теле, к примеру, или же оборотень, подвешенный в воздухе.
Риддл блуждал взглядом по его лицу, храня молчание, а Гарри дышал через
раз.
— Том…
— С тобой, Гарри, мы поговорим позже, — резко перебил тот, поворачиваясь к
изумлённо-нахохлившемуся оборотню. — А его я забираю.
Фенрир тотчас упал на четвереньки и затарахтел, сияя и почти что виляя
хвостом подобно нашкодившему псу:
— Спасибо, мой Лорд… Я очень благодарен! Нам… — Речь внезапно
оборвалась, и тот, мгновенно побледнев, резко завалился набок, усыплённый
заклятием.
— Значит, я был прав, — прошептал Гарри, сделав несколько шагов назад.
— В чём? — безразлично спросил Риддл, приближаясь к огромной туше.
— Ты собираешь их снова… Так ведь?
Том поднял взгляд, задержав его на Гарри: насмешливый и высокомерный, он
придавил его к месту. Гарри окаменел, сжимаясь в страхе услышать ответ. Но
Риддл продолжал молчать, лишь губы дрогнули в еле заметной улыбке, а рука
неторопливо коснулась лежавшего у ног Грейбека.
— Когда мы поговорим? Сегодня твой день рождения…
Раздался глухой хлопок аппарации.
—…стой, Том, — со вздохом закончил Гарри, вцепившись в волосы. Он остался
один. Один с глазу на глаз со своими бесами.
Слегка утихшая боль с новой силой ударила по всем нервным окончаниям.
Глухо застонав то ли от неё, то ли от отчаяния, Гарри обвёл потерянным взглядом
поляну.
Ну почему, почему в каждую их встречу творится чёрт-те что?!
гаммечено~
274/676
Глава 20. Власть
Я всё ещё смотрю на тебя жадными глазами,

Когда ты движешься, мои океаны движутся вслед за тобой.
Если я услышу, как ты зовёшь меня, я побегу к тебе.
Давай признаемся, что любим друг друга,
Давай притворимся, что нет никого другого.
Если я услышу, как ты зовёшь меня, я побегу к тебе.
Ты подпитываешь моё желание,

Ты знаешь, что мне нужно,
Ты властвуешь, властвуешь,
Властвуешь надо мной.
Isak Danielson — Power [4]
Отто чувствовал неминуемое приближение беды, и имя ей было простенькое,

но весьма звучное — Гарри Поттер. Можно было смело заявлять: всё, что связано
с мальчишкой, становилось огромной, просто гигантской проблемой, а Поттер
даже не подозревал, сколько людей вилось вокруг с дня его второго рождения,
как в немецком сообществе знакомые с феноменом Поттера волшебники
называли произошедшее с ребёнком «чудо».
За эти ностальгическими мыслями, покусывая конец сигареты, он смотрел в
окно и ждал своего приговора.
— Боишься? — спросила Аделин.
Она сидела за столом, поглядывала на него исподлобья и безмятежно
улыбалась, перекладывая свои дурацкие склянки из ларца на стол и обратно.
Отто лишь хмыкнул в ответ и затянулся.
Он отвечал за Августа, а Вагнер, как обычно, учудил. Вместо того чтобы
отвлекать Поттера поисками и держать рядом, он кинул его непонятно где,
смылся по своим делам, а после, когда ситуация вышла из-под контроля,
заявился прямо к Риддлу — а не к нему! — и сказал, что Поттера в этот самый
момент буквально потрошат.
Только вот, кто его убивает, по его словам, было неясно, ведь Долохова в Лесу
не было. В общем, какая-то scheiße[5].
Совсем рядом раздался хлопок. Отто вздрогнул, а пепел упал на мантию.
Выругавшись сквозь зубы, он стряхнул его и затушил сигарету.
— Я не один.
Спокойный голос Риддла уже давно не мог обмануть его. Тот был в
бешенстве, но неясно: из-за промаха Вагнера или же участия «магнита-для-всего-
самого-опасного» во всём этом.
— Грейбек? — уточнила с лёгким удивлением Аделин.
Она приподнялась, повиснув на столе и поглядывая на лежавшего на боку
оборотня.
Риддл кивнул, а Отто нервно дёрнулся, прищурившись, и встал, подходя к
туше. Беззлобно пнув её носком ботинка, чтобы опрокинуть на спину, он услышал
почти беззвучный стон и присел на корточки, детально рассматривая
зверообразную морду в синяках и ссадинах.
— Это Поттер его так?
— Не совсем.
— В тюрьму? — флегматично поинтересовался Отто, не отнимая взгляда.
275/676
— Без разницы. Он уже мертвец, — отозвался Том, указав палочкой на
скрюченную почерневшую конечность.
— Так это не грязь, — хмыкнул он. — Просыпайся, птичка певчая!
Отто взмахнул палочкой, пробуждая пленника, и отбросил следующим
движением к колоннам.
Посмотрим.
— Фульгари, — и путы оплели руки, легко удержав шатающуюся фигуру
оборотня.
Тот сонно заморгал, качая головой из стороны в сторону.
— Лорд… Волдеморт? — пробормотал он сипло и зашёлся в приступе кашля.
— Здесь нет никаких Лордов и уж тем более Волдемортов. Правда, Аделин? —
усмехнулся Отто, хлестнув заклятием по щеке.
Раздался злобный рык, и Грейбек клацнул удлиняющимися зубами.
Том усмехнулся, прислонившись к колонне.
— Никак нет. Тебе лишь привиделось, — миролюбиво отозвалась Борегар.
Фенрир резко задёргал руками, пытаясь дотянуться звериными когтями до
пут.
— Обман? Зрительная иллюзия?! — проревел Грейбек, обращаясь к Риддлу.
Тот лишь равнодушно мазнул по нему взглядом, склонив голову.
— Кто ты такой?! — рёв отскочил от стен, а стёкла задребезжали. — Да какое
право вы имеете меня задерживать? — внезапно сменил он тактику.
— Разве это не ты сбежал из Азкабана недавно?
— Не я!
— Ты не Фенрир Грейбек? — наивно спросил Отто, делая удивлённое лицо.
— В нашей стае каждого второго зовут Фенриром, — пророкотал он, — и
каждый второй выглядит как я. Мы оборотни! — гордо воскликнул он, сверкнув
глазами.
— Что ж, каждый второй Фенрир, но не тот Фенрир, который в розыске, —
протянул он, — хочу тебе зачитать, за что ты висишь скульптурным
изображением на колонне. За убийство десятилетнего Лютера Протта,
шестилетнего Экли Хеджа, пятнадцатилетней Эвис Хейзел, Арлин Фезер, Лероя
Минкса, Фроста Гриффиса, Рейн Казуар, Билли Фогса, Рейвена Уоттла, Алекса
Рока...
— Маглы! — сплюнул Грейбек сгусток крови, и Отто поморщился. — Какое
мракоборцам до этого дело?!
— ...братьев Тэда и Честера Селпи, — продолжил Отто как ни в чём не бывало.
— За убийство оборотней: Элейн Хэтч, Тельмы Винт, Амелии Файр...
— Да плевать я хотел! Оборотни созданы, чтобы убивать! Выживает
сильнейший.
Имена Отто выдумывал — делом Грейбека он не занимался, а тот вряд ли
спрашивал, а если и спрашивал, то вряд ли помнил всех своих жертв.
— И ты сильнейший? — с ярко выраженным скепсисом поинтересовался он.
— Да!
— Значит, ты тот самый Грейбек?
— Стоит только мне освободиться, я вам всем бошки поотрываю… —
оскалился он, напрягаясь всем телом, словно и правда собирался освободиться.
На груди оборотня внезапно открылась продолговатая царапина, из которой
хлестнула кровь.
Риддл отстранился и шагнул вперёд.
Второй взмах его палочки — и новая полоса пересекла грудь, вырывая из
горла оборотня рваный рычащий вопль.
— Я… не понимаю, — просипел Грейбек. Передёрнутые дымкой боли глаза
быстро вращались в глазницах. — Повелитель?
— Круцио! — протянул тот.
Вытянутое туловище оборотня забилось в конвульсиях, подобно мясной мухе в
276/676
объятьях паука, а затем безвольно повисло.
Фенрир отключился.
Риддл в ту же секунду вернул его в сознание и, стоило оборотню осознанно
глянуть перед собой, оглушил потоком воды, пока Грейбек не стал
захлёбываться, дёргаясь то ли от нехватки воздуха, то ли от изнурительной боли
пыточного заклинания. Отто, скрестив руки, пассивно наблюдал за этим
непрекращающимся действом: почти примитивным и ясно указывающим на то,
что Тому было не до изощрений, а значит Поттер был в относительном порядке.
Солёная вода омывала свежие порезы, пенилась кровавой коркой, а
оборотень, вздрагивая всё порывистей, терял сознание всё чаще. Внешне
умиротворённый Риддл, точно дирижируя оркестром, взмахнул палочкой в
очередной раз, и раздался еле слышный скулёж, оборвавшийся, когда Грейбек
вновь отчалил в мир без боли.
Хватит.
— Он уже еле живой, Том, — кратко коснувшись чужого напряжённого плеча,
Отто шагнул вперёд. — Далее я сам займусь им, если нет возражений.
Риддл склонил голову в одну сторону, потом в другую, будто раздумывая,
стоит ли доверять судьбу Грейбека ему, и широким жестом руки пригласил
подойти.
— Подлатай его, — коротко бросил он и потерял всякий интерес.
Отто кивнул и тут же громко рыкнул:
— Вагнер!
Подчинённый показался из соседней комнаты, мрачно поглядывая то на
Риддла, то на него. Затаённый страх в глазах сменился удивлением, когда взгляд
неожиданно наткнулся на тушу около колонны.
— Д-да?
Отто выпрямился, указывая подбородком на оборотня:
— С этим-то справишься?
— Переправить в Шрамбрук или в морг?
— Подлечить и подчистить память, — добавил он. — В одиночную.
— Есть! — выпрямился Вагнер, но под внимательным взглядом Риддла вновь
стушевался.
Спешно, хотя и с явной брезгливостью, Август схватил за одежду своё
новоиспечённое задание и исчез вместе с ним.
— Поттер просто так тебя отпустил? Без каких-либо вопросов? — аккуратно
поинтересовался Отто, заметив, как ярость на дне алых глаз тает вместе с
исчезновением Грейбека из комнаты, а затем ещё осторожнее спросил: — Он хоть
цел?..
— Укушен, — отозвался тот и расположился на высоком стуле напротив
Аделин.
— Гуманоидной формой?
Том кивнул, но хмурая складка меж бровями указывала, что даже это его
напрягало.
Отто незамедлительно подчистил следы, убирая пятна крови — он ненавидел
этот металлический затхлый запах в воздухе, — и криво усмехнулся в некоем
предвкушении.
Надо бы наведаться потом в камеру и устроить охоту.
Чего душой кривить, таких, как Грейбек, он ненавидел сильнее всего. Слабак,
упивающийся звериной ипостасью; бестия, загоняющая слабых и облизывающая
пол перед сильными. Отто мог теоретически понять охоту на маглов — сильный в
погоне за слабым, — но охоту на детей маглов или волшебников, а последнее
время Грейбек вообще не разбирал, в кого вонзаться клыками, понять не мог.
Объективно говоря, это как гнаться за раненным кроликом. Ни азарта, ни
предвкушения, ни наслаждения от поимки добычи — а уж Отто в охоте
разбирался.
277/676
Нет, наслаждение Фенрир получал иным путём, и за это он призирал его ещё
больше.
Хорошо, что на его родине, в отличие от Великобритании, не отменили
традицию «Дикой охоты»: каждому из пожизненно заключённых пленников в
Шрамбруке предлагали принять участие. Согласившихся выводили в лес, и, если
в течение двадцати четырёх часов им удавалось спрятаться от охотников-
мракоборцев, не потеряв головы, срок заключения снижался ровно на десять лет.
Вот только удавалось это единицам, и чтобы значительно снизить срок, этим
единицами приходилось принимать участие в следующей Дикой охоте.
Интересно, если отрезать ему руку, проклятие замедлится или ускорится?
Потому что он хотел, чтобы проклятый Грейбек дотянул до великого события и
почувствовал на собственной коже какого это быть добычей.
— Я усилила эффект, насколько могла, — раздался голос Борегар.
Она передвинула по столу небольшой серебряный ларец. Стекло звякнуло, а
синеватая жидкость блеснула на свету.
— Попытайся принимать зелье пореже: не каждые шесть часов, а хотя бы
двенадцать, — посоветовала Аделин.
Отто помрачнел, подбираясь ближе. Риддл подхватил один из фиалов и,
покрутив в руках, положил обратно:
— Сколько времени у меня есть?
— Принимая по фиалу два раза в день — до пары месяцев максимум. Если же
удвоишь дозу, то не больше месяца… Но, возможно, ты сам мог бы переработать
рецепт.
— Достаточно времени.
— Это всего лишь прогноз, — укоризненно глянула она. — По сути,
оригинальной версии должно было хватить.
— И не хватило, — перебил Риддл, пододвинув ближе ларец. — Не ты
ошиблась в расчётах, а я.
— Вот тебе крышу-то сносит, — влез Отто и заработал неодобрительный
взгляд Аделин.
Поиграв с ним в переглядки, та закатила глаза и вновь переключила внимание
на Тома.
— Так... А теперь то, что от меня требовалось: не забывай принимать и это, —
Борегар пододвинула второй ящик, постучав пальцем по поверхности. —
Желательно за два-три часа до приёма зелья. Из-за усиленного действия
ядовитая составляющая может плохо сказаться на общем состоянии. Твоё тело
теперь не приспособлено к таким нагрузкам.
— Я понимаю, Аделин, — устало согласился он, подхватив пузатый флакон.
Откупорив его, Том вылил содержимое в рот, поморщившись. А вместе с ним
поморщился и Отто. Гадость, наверное, редкостная.
Без того бледное лицо Риддла стало болезненно-сероватого оттенка. Он
вцепился в стол, согнувшись, и тяжело задышал, стискивая челюсти до
слышимого скрипа зубов.
— Это всё яд, — прошептала Аделин, обвинительно ткнув в Отто взглядом,
будто это он собственноручно травил его.
Отто поджал губы, глянув на Тома. Тот прикрыл глаза, часто и рвано выдыхая,
но спустя пару секунд цвет лица пришёл в норму, и он неторопливо выпрямился.
— Лучше?
Борегар подманила стакан и, наполнив водой, протянула.
Скользнув взглядом по комнате, Том взял его и заставил воду испариться.
Подманив стоящую неподалёку бутылку огневиски, он наполнил стакан на одну
четверть и залпом выпил.
— И алкоголь тоже плохо сказывается на твоём организме сейчас, —
недовольно пробубнила Аделин, искоса поглядывая на бутылку, словно хотела
испепелить её взглядом. — Не стоит смешивать его с зельем.
278/676
— От чего-то надо умирать, — хмыкнул Отто, подхватив второй стакан, и
наполнил его до краёв.
— Повторяю в десятый раз: я не одобряю употребление этой отравы, —
проигнорировав его, с укором прошептала она и захлопнула ларец.
— Зелья или алкоголя? — спросил Риддл.
Его дыхание восстановилось, и цвет лица улучшился.
— Не смешно. Концентрация яда в крови и так огромная!.. Ты должен сделать
перерыв.
Том лишь повёл плечом, словно был согласен, но следовать указанием не
собирался.
— Так Поттер просто гулял по лесу и наткнулся на оборотня? — перетащил на
себя внимание Отто.
Борегар тряхнула головой в знаке явного раздражения и отвернулась.
— А ещё у меня есть хорошая новость! Нет, — он задумался на секунду и
добавил: — Можно сказать, даже две просто отличные новости.
— Скорее, получил за меня приветственное послание от Экриздиса.
— Послание или угрозу? — напряжённо спросил Отто, в несколько глотков
осушив стакан и со стуком поставив его, огрызнувшись: — Это наглость! Нужно
было избавиться от него сразу же, а не медлить.
Вот только как достать подобную мышь из подобной норки?
Том покачал головой:
— Полагаю, это требование передать ему камень воскрешения, а иначе
убийства продолжатся.
— Это и есть угроза, Том, — Отто мрачно глянул на Борегар.
Та делала вид, что ничего не слышит, никого не видит, и вообще ей всё это
ничуть не интересно.
— Он собирает Дары Смерти. Не стоило ставить на него, это была ошибка, ты
это осознаёшь?
— Небольшой просчёт, не более.
— Дары в безопасности? — подала голос Аделин.
— Насколько это возможно, — натянуто ответил Риддл.
— Нужно извлечь их и официально передать в Хранилище, — упрямо заявила
та, поворачиваясь.
— По большому счёту достаточно оградить бузинную палочку. Возможно,
мантию как полезный артефакт. Камень же ценен разве что ради спиритических
сеансов.
Том вскинул брови.
— Важен не сам камень, а то, что он проводник энергии смерти.
— Вряд ли он сможет повторить ритуал, который не видел сам, — пожал
плечами Отто. — Конечно, я не сомневаюсь в гениальности старика... Но ему
понадобиться или время, или доступ к твоим знаниям. Хотя армия оживших
мертвецов — та ещё дрянь.
— Опасность заключается в другом, — глухо отозвался Том. — Он попросту
может попытаться его взорвать.
— В смысле? Как навозную бомбу? — Отто сощурился.
— Если камень — сосредоточение энергии смерти, — ответила за Риддла
Аделин, — думаю, уничтожив его, может случиться непоправимое.
— Его уникальность не позволяет предсказать последствия, — Том покрутил
стакан в руке.
— Завеса может пасть, и множество душ привяжется к нашему миру, —
пробубнил Отто.
— Такая вероятность существует, — кивнул Том. — Или же множество таких
завес, как Арка смерти в Отделе Тайн, наводнят мир. Без видимого обозначения
любое живое существо может ступить и сгинуть навсегда по ту сторону.
Повисла тишина.
279/676
— Не считаешь, что стоит созвать собрание и сообщить о возможности
подобной катастрофы всем? — задумчиво поинтересовался Отто.
— Нет, — отрезал Том. — Совету безопасности об этом известно. Дары Смерти
— легенда, обладающая непонятными функциями: те, как Альбус Дамблдор, кто
на своей шкуре испытал бесполезность возможного "воскрешения", даруемого
Камнем, начинают мыслить как ты: камень бесполезен, и его ценность невелика.
Это правильное мышление. Зачем членам Конфедерации знать, что существует
некое подобие оружия массового уничтожения в проекте? Одни захотят его себе,
другие — попытаются уничтожить, чтобы свести риск к нулю. Как знать, к чему
это всё приведёт.
И информация не выйдет никогда за пределы этой комнаты.
— Начнётся конфликт, — отозвался Отто, помедлив. — Но что заставляет
тебя думать, что Экриздис не только знает о возможностях камня, но и обладает
способом его уничтожить?
— Скорее всего, сейчас он и не знает, — туманно отозвался Том. — Но стоит
быть готовым ко всему.
— Это предчувствие? — тихо спросил Аделин.
Том не ответил.
— Ладушки, — с энтузиазмом произнёс Отто. — Не будем думать о конце
света, пока он не наступил. В любом случае держать всё вместе — опасно. У
Хранилища схожая с банком защита, и, как показала история, — Отто усмехнулся,
скосив взгляд на Риддла, — изъять что-то из чужой ячейки способна даже свора
ребятишек.
— Не сравнивай, пожалуйста, — парировала Борегар. — Защита Хранилища
каждый год усиливается и совершенствуется. Проникнуть туда невозможно, а
если всё-таки какому-то гению это удастся, то самостоятельно выбраться
однозначно он не сможет.
— Не стоит предполагать ничего невозможного, Аделин. Любую защиту
можно обойти, — Риддл вытянул из кармана сферу и положил на стол.
— Geistige Sphäre?[6] Я думал, ими уже не пользуются, — он притянул
серебристый шарик, рассматривая вблизи. Встрепенувшись, Отто
поинтересовался: — Так что там с Поттером?
— Ничего, — поморщился Том. — Столкновение с Фенриром — чистая
случайность. Тем не менее подобные случайности стали частью его повседневной
жизни, — Том понизил голос, переведя цепкий взгляд. — У Гарри напрочь
отсутствует инстинкт самосохранения. Он даже не пробовал аппарировать
подальше от Грейбека, хотя тот настолько во власти своей звериной сути, что мог
обратить его и обычным укусом.
У Отто пробежали по спине мурашки.
Нервно достав сигарету, он зажал её меж зубов, не закуривая, а просто
покусывая. В комнате повисла напряжённая тишина. Резко и со скрипом
отодвинувшись назад, Отто быстро поднялся на ноги, прошёлся по комнате и,
сломав фильтр пополам, кинул сигарету в пепельницу.
— Том, мелкий — вечный источник проблем.
— Он уже не мелкий, — насмешливо поправил его Том.
Отто замер на мгновение.
Наверное, он никогда не будет видеть в нём взрослого.
— Не суть важно, — отмахнул он.— Его вездесущая подружка, Гермиона
Грейнджер, уже сунула нос в дела Конфедерации, попыталась запросить досье
на меня, и она достаточна умна, чтобы сложить два плюс два. Не будь она так
близка к м... Гарри, — машинально поправил он себя, — я бы предложил её
завербовать в будущем, но... — Отто развёл руками, досадливо поморщившись. —
Ты подпускаешь их слишком близко.
Аделин замерла, шурша пакетиком каких-то трав в руке и поглядывая на них
исподлобья.
280/676
— Настолько близко, насколько это необходимо, — предельно спокойно
ответил тот, не изменившись в лице ни на йоту. — Гарри необходим.
Что он не договаривает?
— Кому, Том? Ты не захотел вовлекать Кингсли из-за его окружения, а Поттер
тем более нам не подходит: слишком юн, слишком импульсивен и явно не готов к
очередной порции жизненного дерьма.
— Что именно тебя беспокоит? — Том сощурил глаза, будто мог видеть его
насквозь.
Что он опять будет ходить по острию ножа...
— Он уже не ребёнок и даже не подросток. Мы не можем его охранять,
контролировать и носиться с ним как раньше, — внесла свою лепту Борегар, всё
ещё сминая в руке пакетик. — Не вовлекай его, Том. Пусть он живёт своей
жизнью…
Спасибо, радость моя!
Отто посмотрел на неё ласково, и Аделин еле заметно улыбнулась, став
предельно серьёзной в следующий момент, когда Том на выдохе прошипел:
— Довольно.
Тихая угроза в его голосе подействовала двояко: Отто вздрогнул, несчастно
вздохнув. Борегар прикусила губу, недовольно сверкая глазами.
— Поттер только моя прерогатива, — добавил Риддл с той же интонацией.
Переубедить его в чём-то в этом аспекте было почти что невозможно, а тема
Поттера являлась сложной, можно сказать, даже нежелательной. Гарри был
подобен непрекращающейся зубной боли, и единственный раз, когда Том
уступил, был в день смерти четы Поттеров.
— Ладно-ладно, — развёл Отто руками. — Но я не хочу слушать выговор
каждый раз, когда Поттер творит очередную schnickschnack[7]. Это больше не моё
дело, если гуляя по лесу, он вновь столкнётся с какой-нибудь напастью.
— Пока департаменты сотрудничают — твоё, — возразил Том.
— Только пока сотрудничают, — сдался Отто.
Аделин громко фыркнула, вновь отвернувшись, и с ещё большим усердием
стала тереть стол, расставляя разные колбы по местам.
— Какие у тебя для меня новости?
— Ах да, — встрепенулся Отто, расплываясь в улыбке. — Экинбад подавил
сопротивление и заключил остатки самопровозглашённых Пожирателей под
стражу. Угадай, кто их возглавлял?
— Корбан, — без тени сомнения ответил Том.
Отто кивнул:
— Экинбад собирается переправить пленника в Великобританию. Его будут
судить.
— Скоро он окажется на свободе. Яксли всегда был изворотливым, в этом
заключалась его ценность. Уверен, он сможет сменить сторону, заговорив всем
зубы, и из виновника превратиться в жертву.
— Спорный момент. Всё-таки Кингсли просто так его не отпустит — не болван
же он в самом деле? Обвинений в сторону Яксли накопилось слишком много,
чтобы тот мог свалить всё на нелепицу из рода «так это были Пожиратели? А я и
не знал! Думал, что в хор записался» или же на очередной Империус, —
усмехнулся Отто. — Не хочешь сам присутствовать на заседании?
— Оборотное зелье плохо комбинируется с другими, — вмешалась Борегар. —
Тебе не стоит сейчас рисковать. Хотя иностранные чины ведь могут
присутствовать инкогнито...
— Маска, — кивнул Том. — Загвоздка в том, что судить его будет не Кингсли, и
я предвкушаю очередное цирковое представление в Визенгамоте. Если Корбана
освободят, задержи его от имени Конфедерации и доставь сюда. — Он на
мгновение замолчал и задумчиво добавил: — Если же нет — доставь его под
предлогом перевода, само собой.
281/676
— Хорошо, — Отто подхватил со стола артефакт, подкинув в руке. — А что со
сферой?
— Оборотень связывался с её помощью с Антонином Долоховым.
— Пусть приятели разделят одну камеру?
— Приятели они только на словах. Антонин излишне осторожен и не явится по
первому зову, а Корбан будет только рад сдать его, если это приблизит его к
иллюзии свободы. Конечно, если он в курсе местоположения Антонина, в чём я
сильно сомневаюсь, раз Долохова не было рядом с Яксли, — с выраженным
азартом пояснил Том.
— Не легче попытаться призвать их всех с помощью метки и задержать на
месте? — устало поинтересовался Отто.
— Нет, — категорично отозвался тот, давая понять, что тема закрыта и не
подлежит обсуждению.
Хоть метка и превратилась в шрам, а сам шрам — в несводимое клеймо, но
связь, скорее всего, можно было легко восстановиться и призвать всех и каждого
из заклеймённых. Однако ответом на это предложение, несколько упрощавшие
всем жизнь, был всегда отказ. Отто не настаивал: оставшиеся Пожиратели
предпочитали скрываться, а попытка Яксли собрать новую группу — лишь
предсмертный крик.
— Что ты собираешься делать?
— Воскресну, — ленивая улыбка озарила лицо, — как он и хотел. Моё
приглашение Антонин, безусловно, примет. Его верность... никогда не подлежала
сомнению.
— Всё это ненужная никому возня, и тебе в том числе, — Отто отдёрнул
мантию, приблизившись к окну.
— Где же твой охотничий азарт, Кунц? — усмехнулся Том, подняв
потемневший взгляд.
У того этого азарта было хоть отбавляй, по всей видимости. А значит, всё-таки
дело было или в погоне, или в чём-то другом.
Отто понимал, что Риддл испытывает какое-то особое ненасытное
наслаждение, отлавливая бывших соратников и ломая их собственноручно —
хотя, возможно, распространялась это не только на Пожирателей. Сейчас Отто
начал сомневаться, что в действительности доставляет тому удовольствие: чужая
беспомощность перед осознанием, что Тёмный Лорд пожаловал не спасать их из
тюрьмы, или же сам процесс.
Истязание Грейбека было грязным и порывистым. Можно сказать, что это
было простым магическим избиением. Обычный же процесс был более
изобретательным. Например, с Руквудом. Тот был перенаправлен в другое место
и пока содержался в камере временного заключения. Бюрократические
проволочки никто не отменял: узников оформляли, следуя чёткому уставу.
Полдня Отто просидел за стеклом, чуть ли не оглохнув от криков, которые даже
не слышал, лишь видел, как чужой рот раскрывается так, что уголки рвались, а
по подбородку стекала кровь. Несомненно, Том испытывал извращённое
наслаждение, наблюдая за удивлением, сменяющимся страхом, а затем
откровенным и всепоглощающим ужасом, когда после поедания инферналами,
тот медленно восстанавливался в то время, как он буквально потрошил чужие
воспоминания, заставляя медленно сходить с ума. А потом стирал память и
начинал сначала.
Что ж, это было не его дело, если Том хотел тряхнуть стариной.
У Отто и без того проблем хватало: некий мальчишка, вечно ищущий проблем
на пятую точку.
— Боюсь, как бы Поттер случайно не наткнулся на Долохова в переулке,
например, — едко усмехнулся он в ответ, замечая отблеск недовольства в глазах.
— Поэтому приставь к нему другого напарника, более результативного и...
отставленного.
282/676
— То есть няньку? Может, поймать его и запереть в чулане? —Отто
вопросительно уставился на Риддла.
Жестокая, конечно, шутка с его стороны.
Однако если понимать в качестве метафоры, то Отто с самого начала хотел
предложить Министру посадить Поттера за бумажную работу, которой в каждом
департаменте всегда накапливается огромное количество, а теперь, из-за
перевода пленников, и подавно.
— Разве ты не упоминал про вторую хорошую новость? — полностью
проигнорировал его Риддл.
Вздохнув, Отто провёл рукой по волосам, улыбнувшись краем губ.
Эта весть должна вдохновить Тома куда сильнее ареста Корбана, возможно,
даже отвлечь и от проблемного мальчишки, и от Пожирателей. А отвлечься было
просто необходимо: Поттер явно плохо влиял на его состояние. И неизвестно ещё,
как тот влиял на самого Гарри.
— Пока ты отсутствовал, прибыла Лан. Просила передать, что будет ждать
тебя в Империи.
Аделин хмыкнула, забренчав очередной склянкой.
Риддл медленно повернулся на стуле, посмотрев на него вопросительно, и
задумчивая улыбка тронула губы:
— Надеюсь, она была без трёхэтажного торта?
— Сам погляди, — пожал плечами Отто, расслабленно улыбаясь.
— Это может подождать. Сначала дела.
«Ну, конечно. Сегодня в расписании у нас допрос Трэверса — и как я мог
забыть?»
***
Лан нервничала, поглядывая в окно.

Вид с такой высоты был воистину прекрасным: розоватый закат, подёрнутый
свинцовыми тучами, подсвечивал крупные капли дождя, мерно барабанящие по
стеклу. Рассматривая последствия внезапно разбушевавшегося шторма, она
чувствовала нарастающее сладостное напряжение в груди. Лан оттягивала
прибытие как могла, вместе с тем желая как можно скорее увидеть его. Тело
била лёгкая дрожь, а в горле пересохло, и, прогуливаясь от окна к столу с
бокалом в руке, она делала небольшие глотки сливового вина, задумчиво
постукивая острым ногтем по хрусталю.
Когда именно появится Том, она не представляла, и от этого волнующее
предвкушение ликовало внутри, переполняя каждую клеточку тела истомой.
Конечно, глупо было оставлять такое послание — он бы и так обнаружил её у
себя в номере по возращению, — но Лан не могла противиться желанию ускорить
их встречу хоть немножко. Она прекрасно представляла уровень его занятости
сейчас, а домашний эльф любезно подтвердил то, о чём она и без того
догадывалась: Том спал урывками, не больше трёх часов, а мог и меньше, если
вообще это делал. Однако она не понимала, с чем связаны проблемы со сном: с
отсутствием времени, выработанной привычкой или же с каким-то
неопределённым фактором, и это, надо заметить, стало причиной для
беспокойства.
Разумеется, Лан несколько приврала крёстной. Всё-таки остаточная злость
присутствовала не только из-за того, что он принял решение, предварительно не
посоветовавшись с ней — хоть и для вида, — а просто поставил перед фактом,
что так нужно и другого выхода нет, сколько из-за их последнего состоявшегося
разговора.
«Не обманывайся. Ты просишь, а я просто преподношу тебе такой дар, но от
этого ложь не обернётся правдой. Я не люблю тебя, — с небывалой лёгкостью
283/676
бросил он, что для неё стало звонкой пощёчиной, чьё эхо она слышала на
протяжении долгих лет. — Я дорожу тобой, но в другом смысле, и, увы, этот
смысл никогда не удовлетворит твои потребности. Просто прими предложение
Министра».
И Лан приняла то треклятое предложение. Она не понимала, поступила ли так
назло ему или же ради него. Грань размылась. Лишь спустя два года пришло
понимание: предоставленный выбор никогда не был реальным.
Чувства поработили её, лишая права выбора.
Она влюбилась, как только увидела его рядом с крёстной. Йа Джоу туманно
представила Тома как своего очень хорошего друга из Великобритании, но
больше не обмолвилась о нём ни словом, хотя Лан отчаянно настаивала
рассказать хоть что-то. Ситуация чуть ли не дошла до открытого шантажа.
Ребячество, несомненно, но в столь юном возрасте это казалось вопросом жизни
или смерти. И всё равно Йа Джоу была непоколебима в своём отказе, а Лан
пришлось украдкой вырывать какие-то факты, анализировать слухи, отделяя
правду от выдумки. Постоянные визиты помогали в столь непростой задаче. Его
присутствие в доме крёстной было довольно-таки частым явлением, как и
томительным было полное отсутствие в течение долгих недель и даже месяцев,
которые она безумно тосковала. Крёстную же её чувства лишь забавляли. Лан
часто подглядывала, пытаясь украдкой понаблюдать за очень хорошим другом,
которого мысленно обозначила предметом своей пылкой девичьей страсти. Такой
и была её первая влюблённость.
Первая и последняя.
Лан не могла отвести глаз, чувствуя себя маленькой и незначительной рядом
с ним. Ей всего-то было семнадцать лет, а Том ей казался слишком взрослым,
возможно, из-за непонятной ауры или неотъемлемой на тот момент мрачности,
что буквально въелась в каждую черту лица, делая его восковым, неживым,
словно существующим вне времени. Как все влюблённые глупышки, Лан
идеализировала его, а флёр таинственности делал Риддла неотразимым в её
представлении. Впрочем, когда она узнала его вблизи, — насколько это было
возможно, — он и правда стал неким воплощением совершенства.
Том всегда был вежлив и учтив с ней, но она понимала, что в чужих глазах
является лишь надоедливым ребёнком на попечении Йа Джоу — девчонкой,
которая следует за ним по пятам. Это отражение в его глазах преследовало Лан,
злило, а также подталкивало вперёд. Крёстная часто предупреждала, что ей не
стоит окунаться в омут этой любви, но Лан ничего не могла с этим поделать. Она
просто влюбилась.
С того времени много чего произошло. Многое изменилось в их жизнях, но она
всё так же ходила по его следам, оставленным на песке. И вряд ли это когда-
нибудь изменится.
— Какой приятный сюрприз, — проникновенный голос за спиной заставил
вздрогнуть.
Резко обернувшись, она не глядя поставила бокал на стол.
— Ты задержался, — мягко заметила Лан, сглотнув.
Он ни капли не изменился. Словно они вернулись в то время, когда она
выглядывала из-за двери, а он непринуждённо беседовал с крёстной в
окружении гостей.
Сердце глухо ударило о рёбра, и она замерла в трепетном ожидании.
Том улыбнулся, картинно разведя руками:
— Некоторые… дела потребовали срочного присутствия.
— Хочу тебя поздравить, — секунду поколебавшись, улыбнулась она. Вопреки
внутреннему состоянию, голос звучал ровно. — Знаю, что ты это ненавидишь.
Но… надеюсь, я всё ещё могу пользоваться этой привилегией?
— Неизменно.
Том подошёл вплотную, пристально впиваясь взглядом, и она ощутила, как
284/676
лицо опалило румянцем.
Что если она заметно постарела? Нет, ну естественно она постарела…
— Время над тобой не властно. Прекрасно выглядишь, Лан, — словно читая её
мысли, вкрадчиво произнёс Риддл, коснувшись щеки. — Как поживает Министр
Ши? Или уже главный Советник?
Поморщившись, она прижалась к ладони, слегка покачав головой.
— Обязательно всегда так поступать?
— Восхищаться тобой?
— Сказать комплимент, а следом испортить настроение. Если ты когда-нибудь
окончательно умрёшь, тебя вернут с той стороны общими усилиями, чтобы не
терпеть твой ужасный характер, — шутливо пожурила она.
Том хрипло рассмеялся, и Лан задела ладонью его шею, скользнув вверх
вдоль подбородка, ощущая шершавость двухдневной щетины, а затем коснулась
скулы, линии бровей, прежде чем запустить руку в волосы. Он стоял не двигаясь,
гипнотизируя её искрящимся алым взглядом.
Лан успела отвыкнуть от этого лица, а мягкость волос была чуждой, но в то
же время и приятной.
Она являлась свидетелем почти что всех изменений, через которые Том
проходил и физически, и душевно, и её мало волновали преобразования
внешности. Однако неумолимо наступило то время, когда Риддл ограничил
общение до скупого обмена сообщениями. Это были обрывки фраз, слов… Иногда
ей казалось, что баланс нарушался и безумие полностью поглощало остатки его
души и всё чаще он становился до нездорового состояния скрытным и чужим —
она отказывалась верить, что он просто не желает общаться. Тем не менее
крёстная ставила её перед фактом, проявляя хладнокровие и непоколебимую
уверенность, а Лан ничего не в силах была изменить, никак не могла повлиять.
Она сделала свой выбор в тот момент, когда он предложил ей путь назад:
«У тебя есть два варианта: принять это или выйти из игры. Третьего не дано.
Я изменю твою память, и ты станешь просто Ши Лан — беззаботной, но
многообещающей волшебницей, а если захочешь, то и счастливой супругой
Министра магии Китая. Между нами не останется ничего общего, но, возможно,
тебе ничего из этого и не нужно. Ты просто ошиблась, однако ещё не поздно
повернуть назад. Каким же будет твоё решение?»
Лан не сомневалась ни секунды и приняла чужие правила. Но только спустя
годы поняла, насколько это было важно. Когда Йа Джоу предложила ей стать
своей преемницей, Лан не раздумывая согласилась. Дело было даже не в том, что
это означало в какой-то момент занять её место и стать для него такой же
опорой, сколько в переменах, за которыми она наблюдала. С 1978 магловское
правительство её страны сильно увеличило капиталовложение в науку и технику,
и с каждым годом вложение средств только возрастало. Целью было тесно
связать научно-технический прогресс с экономикой, собственно, повысить
уровень жизни маглов, привести современное общество к развитию. Она
понимала, что спутники — это только начало; технологии не стояли на месте, а её
страна не прекращала свою трансформацию, видоизменяясь на каждом уровне
бытия. Как, впрочем, и весь остальной мир.
Естественно, секретность не станет проблемой на ближайшие десятки лет, но
что случится потом?
Она не знала. И чтобы быть уверенной в своём будущем, в будущем своей
страны, и иметь возможность на него влиять, ей нужна была власть...
— Ностальгия замучила? — поинтересовался он, поймав её руку, и
пленительно медленно поцеловал ладонь.
Это прикосновение отозвалось трепетом, и Лан еле заметно вздрогнула.
— В какой-то мере, да, — согласилась она. — Это правда, Том?
— Любишь ты говорить завуалировано, — склонил тот голову, вопрошающе
уставившись, а в глазах тлели насмешливые угольки.
285/676
Лан нахмурилась.
Том прекрасно всё понял, как ей показалось, но предпочёл обойти тему
стороной. Когда она была юна, он поступал так постоянно, после же такое
поведение изменилось: Том Риддл распахнул перед ней дверь, если можно так
выразиться, и она с радостью ступила внутрь. Это была несравнимая честь —
неизведанное ранее счастье примерить на себе его доверие. И вот опять она,
словно совсем зелёная волшебница, стояла и дрожала перед ним, недовольная и
взбудораженная одновременно, а он решал, на какие темы говорить, а каких —
избегать.
Ностальгия и правда не желала отпускать сегодня.
— Насколько ты задержишься?
Том отпустил руку и обогнул её, располагаясь в кресле. Слегка откинув
голову назад, он положил ладони на подлокотники и расслабленно вытянулся.
Только сейчас она заметила осунувшееся лицо и круги под глазами. Но щадить
его Лан не намеревалась. Сегодняшний вечер должен был принадлежать ей
целиком и полностью, и она не собирается уступать эту ночь никому, даже
утомлению. Однако в её силах было слегка облегчить усталость.
— Я услышала в твоих словах приглашение погостить у тебя? — искренне
рассмеялась Лан, обойдя кресло и коснувшись его руки. — Снимай.
Том чуть склонился вперёд, стягивая с себя подобие сюртука, и скинул его на
другое кресло. Коснувшись напряжённых плеч, она слегка сжала, неторопливо
перебираясь массирующими движениями от затылка к низу — вдоль рук. Откинув
голову, он смотрел на неё снизу вверх, а на губах растянулась ленивая улыбка,
которая каждый раз сводила её с ума. Она знала, что он редко улыбался
искренне, а если такое случалось, то это всегда выглядело так — сдержанно,
слегка надменно, а иногда чуточку печально.
— Все комнаты в твоём распоряжении, — спустя пару секунд ответил Том,
продолжая скользить внимательным взглядом по её лицу.
— Но не твоя? — аккуратно поинтересовалась она, не прекращая разминать
мышцы под тонкой тканью рубашки.
— Смею напомнить, дорогая, что ты замужем, — усмехнулся он.
— Это никогда нам не мешало, — хищно прищурилась Лан.
Их брак с Ши Лей был браком по договорённости, и она не обманывалась: Том
приложил к этому руку и даже не скрывал сего факта. Сколь совершенный
снаружи, столь же гнилой изнутри, он с ловкостью пользовался чувствами других
в целях собственной выгоды, и это осознание обжигало. Но спустя время пришло
смирение: принцев не бывает, и Том никогда не изменится. Как он и говорил, у
неё есть два варианта: принять его таким или забыть.
Забывать Лан категорически отказывалась.
А принять пришлось. Но даже так ей было никак не вычеркнуть из памяти
повышенное внимание Риддла к Беллатрисе Лестрейндж — внимание, которому
она стала свидетелем лишь однажды, когда рискнула навестить его, устав от
переписки.
Том не перед одним из своих Пожирателей не отчитывался, с кем ему можно
общаться, а с кем — нельзя, поэтому она не понимала, почему он не позволял
себя навещать даже под предлогом вербовки и налаживания связей. И причина
нашлась: безумная, но харизматичная Беллатриса Лестрейндж. Этого она до сих
пор не могла ни переварить, ни оставить позади. Лан была уверена, что, не
погибни та во время войны, она собственноручно расправилась бы с ведьмой.
Но судьба сделала ей подарок.
— Хочешь придушить меня? — тихий смешок Тома выдернул из раздумий,
заставив чертыхнуться.
Её руки дрогнули. Лан даже не поняла, как вцепилась ногтями в его плечи —
у основания шеи, — чуть ли не продырявив ткань. Ласково сжав порядком
расслабившиеся мышцы, она отняла ладони, склонилась и, заправив выбившуюся
286/676
прядь волос, шепнула:
— Как же с тобой сложно, — и обогнув кресло, не сдержала озорной улыбки.
— Ты не менее противоречива, дорогая. Йа Джоу поведала мне, что стало с
твоими недругами. И это крайне меня удивило, учитывая твоё некогда трепетное
отношение к жизни.
Чужая улыбка тут же превратилась в усмешку, и Лан подхватила бокал,
сделав небольшой глоток, ощущая приятный, чуть горчащий, но и столь же
сладкий вкус вина. Открытое на спине платье оголяло до поясницы, и она
чувствовала, как чужой взгляд скользил подобно змее от шеи до выреза.
— Ты научил меня избавляться от препятствий.
— Не назвал бы любовницу твоего супруга препятствием, скорее, внезапной
причудой, а мгновенное избавление — желанием всегда быть в центре внимания.
Даже если Министр тебе безразличен. Ты стала капризной, — недобро хмыкнул
он. — И я не учил тебя убивать, Лан. Это самый примитивный метод избавления
от проблем и наиболее простой: к чему лишние жертвы?
— Ревнуешь? — резко обернулась она, кончиком пальца потирая края бокала.
— И это всё, что ты уловила из моей речи?
Она заметила, как оттенок разочарования пролёг хмурой складкой меж его
бровей, и вздохнула.
— Это были не просто мимолётные пассии, Том. Ты должен понимать, что моё
положение рядом с Лей ни в коем случае не может пошатнуться, что обязательно
случилось бы, проникни хоть одна из соперниц в его несчастное сердце, — Лан
плавно подошла к нему, опустившись на подлокотник. — Я защищала свои
позиции как могла.
— О, не стоит. Не стоит пытаться выставить себя жертвой обстоятельств, —
покачал Том головой, а улыбка померкла, превратившись в жестокую гримасу. —
Ни одна из этих девушек не смогла бы занять твоё место, и ты это прекрасно
знаешь. Бедолага Лей передал все свои полномочия уже давно, являясь простой
марионеткой. Так что признайся, что ты просто не могла стерпеть, что он будет
хоть на день счастлив.
Лан дёрнулась, собираясь встать, но Том поймал её за талию, удерживая на
месте. Затем он выхватил бокал, и, отставив его в сторону, развернул ладонь,
поглаживая небольшой белёсый шрам.
Тогда Риддл впервые улыбнулся ей. В тот день она упала к его ногам из
своего укрытия, порезав ладонь, и чуть не повалила его самого вниз по
ступенькам. Большего стыда, наверное, было не дано испытать, а шрам Лан
отказалась удалять в качестве воспоминания о столь нелепом и одновременно
трогательном для её сердца случае.
— Разве тебе не нравятся эти изменения во мне? — аккуратно
поинтересовалась она, следом удовлетворённо улыбнувшись. — Я прекрасно
знаю, каких женщин ты предпочитаешь, и это точно не кроткие овечки, добрые и
миролюбивые до отвращения, — протянула она, не сдержав желание намекнуть
или же упрекнуть его в связи с Лестрейндж.
— Обойдёмся же без нелепых пародий, — шутливой колкостью ответил он, но
в глазах отразился стальной блеск.
Протянув руку, Лан скользнула за ворот, касаясь шеи, и ловко спустилась с
подлокотника ему на колени. Подавшись вперёд, она дотронулась до чужих губ,
неторопливо пробуя их на вкус, а беглое прикосновение к спине заставило
прильнуть сильнее. По коже пробежали мурашки, и она нервно выдохнула.
— Я так скучала…
— Ловко уходишь от темы, — усмехнулся он, сместив ладонь ниже, на
поясницу, и резко притянул её ближе, небрежно поинтересовавшись: — Думаешь,
поможет?
— А ты? Считаешь, я пересекла полмира, чтобы ты меня отчитывал? —
недовольно зашипела она в губы. — Для этого всегда будет время, и лучше
287/676
сделай это в письменном виде.
— Чего ж ты хочешь от меня в таком случае?
Том широко раскрыл глаза, а на лице блуждала насмешливая улыбка. Лан
обвила его шею руками и накрыла губы в поцелуе, млея от столь знакомого и
головокружительного ощущения. Опустив руки, она расстегнула несколько
пуговиц на рубашке, проникая ладонями под одежду. Возбуждение разлилось в
крови, заставляя елозить в нетерпении.
Мягко покусывая губы, Лан ласкала их языком, вдыхая родной аромат,
переживая всей своей сутью это волнение, переполняющее сердце восторгом;
волнение, заставляющее его гулко стучать, благоговейно трепетать, подобно
птице в клетке. Казалось, сколько времени бы не прошло, эти чувства по
отношению к нему будут неизменными: никакого отчуждения или недопонимания
— только безграничная нежность и преданность, живущая в груди.
Навсегда.
— Скажи, что любишь меня, — прерывистый шёпот в самые губы. — Я так
давно не слышала этих слов…
Том медленно провёл костяшками пальцев вдоль шеи, скользнув выше к
подбородку, и приподнял её голову, заглянув в глаза:
— Я люблю тебя.
Ласка в его голосе стала оглушающей, но застывший во взгляде холод больно
хлестнул её, заставляя вцепиться в Тома сильнее, вжаться плотнее, лишь бы
ощутить малую толику чужого тепла.
— Скажи ещё раз, — сипло попросила она, опуская взгляд в трусливом
желании слышать его голос, но не видеть застывшей на лице маски.
— Я люблю тебя, дорогая, — бархатистый тембр прокатился волной дрожи по
телу, но в нём было столько наигранных ноток, что она гневно подалась вперёд,
накрыв его губы плавным, полным желания поцелуем.
Коснувшись руками бретелек, Лан медленно опустила их вниз, и шелковистая
ткань платья спала к бёдрам, оголяя тело. Она проникла в рот языком, углубляя
ласку, скользя вдоль кромки зубов, по нёбу, и чувствовала блаженную негу —
щемящий поток радости, окатывающий тело. Хоть она и научилась жить без него,
но сейчас Том был рядом, и всё остальное теряло смысл. Холодный воздух
прикоснулся к коже, распаляя лишь сильнее, а её ладони дотронулись до чужой
груди, стискивая ткань рубашки в жгучем желании стянуть и отбросить прочь.
Приоткрыв на мгновение глаза, Лан рвано выдохнула. Ощущения стали
странными: она сгорала от желания, но чувствовала невообразимый холод,
сковывавший каждое движения. Казалось, что она восседала на руках у
мраморной статуи и целовала окаменевшие губы.
Гулкие, поспешные шаги и возмущённая брань со стороны развеяли зыбкий
мираж. Дверь в номер резко распахнулась, заставляя её оглянуться, и влетел
всклокоченный администратор, затормозив чуть поодаль. Тот окинул взглядом
помещение и спешно затараторил, даже не понимая, в каком направлении ему
нужно обращаться:
— Сэр, вы просили вас не беспокоить, н-но…
Не успел он договорить, как в проёме показался юноша. Одетый в форму
мракоборца, с чёрной подарочной коробкой в руках, парень выглядел странно. Он
будто ошибся местом, однако, мгновенно отыскав их в полумраке комнаты и
остановившись рядом с дрожащим служащим, замер каменным изваянием. Лан
невольно вздрогнула, но не от смущения, а от острого взгляда, что пронзил её
насквозь...
Нет, не её — целью был Том.
—…Мракоборец! — заключил Людвиг, если она правильно запомнила,
администратор отеля, указывая на позднего гостя, будто только что обнаружил
самозванца рядом с собой. — Я не смог его остановить, сэр!..
— Выйди.
288/676
Приказ подействовал моментально — того словно ветром сдуло.
Лан сидела вполоборота к незнакомцу, и собственная нагота не будила в ней
ни смущения, ни робости: в конце концов, это он совершенно недопустимым
образом нарушил чужой покой, ворвался в посторонний номер, не проявив ни
капли воспитания или же учтивости, извинившись за вторжение.
— Пришёл… поздравить тебя, — мужской голос звучал ломко, как жуткая
какофония из звуков, и от этого Лан стало не по себе.
Очередная волна мурашек пробежала по коже, когда она встретилась с ним
взглядом и буквально захлебнулась в плескавшемся там океане боли.
Мракоборец сделал пару шагов вперёд и вновь остановился, а взгляд
скользнул по её лицу, полоснув подобно лезвию. Лёгкое смятение поселилось
внутри, обостряя все чувства, и Лан облизала пересохшие губы, прижавшись к
Тому, будто бы нуждаясь в его защите. Тем не менее защищённой себя не
ощутила, наоборот, ей почудилось, что она застряла посреди двух античных
скульптур, таких же холодных и неживых.
Незнакомец сморгнул, и Лан вместе с ним, избавляясь от наваждения.
Предельно медленно тот опустил коробку на пол, точно боялся, что она
выскользнет из рук, и так же плавно выпрямился. Несколько прядей сместилось в
сторону, открывая шрам на лбу, и она удивлённо покосилась.
Гарри Поттер?
Он покачнулся, когда сделал шаг назад, и резко развернулся на каблуках,
неподвижно замерев. Лан видела чужой профиль, видела плотно сжатые губы,
что на мгновение задвигались — и раздалось непонятное ей шипение. Крышка
коробки на полу внезапно шевельнулась, а затем съехала вбок. Лан вздрогнула,
когда из щели плавно показались два немигающих глаза, следом появилась
чешуйчатая голова целиком, и змея бесшумно выползла.
Эта давящая атмосфера была отвратительной и одновременно пугающей.
— С днём рождения, Том, — послышался приглушённый голос, странно
сорвавшийся на последнем слове.
Мракоборец тут же направился к двери не оглядываясь. Стремительная
походка сквозила уверенностью. Резковатые, но на удивление медлительные
движения создавали кричащее несоответствие: второпях, но при этом без явной
спешки, каждый его шаг ощущался растянутым во времени. Осязаемое желание
прогнать его заставило её сместиться вбок, однако в следующее мгновение
дверь бесшумно закрылась, вызывая необъяснимое облегчение.
Хорошо, что он ушёл.
Могильная тишина наполнила комнату.
Лан гневно прищурилась, буравя взглядом дверь. В голове возникло с десяток
вопросов, и раздражение пронизывало каждый из них. Что это вообще такое
было? Почему Том не выдворил его вместе с администратором? Как Поттер
посмел вломиться в чужой номер и даже не принёс свои извинения после?
— На этаже не стоит защиты от непрошенных гостей? — мрачно
поинтересовалась она, переведя взгляд с явно лишней здесь гадюки на Тома, и
замерла.
Его потухшие глаза — почти чёрные — отражали странную смесь эмоций
совершенно непонятных и явно не адресованных ей.
Он коснулся её бёдер, и Лан вновь с облегчением выдохнула, слабо
Так на чём они остановились?
Намереваясь прижаться к нему, она замерла, когда его пальцы резко
подцепили лямки и потянули вверх, вернув платье на место.
— Как я и сказал, можешь выбрать любую комнату. Сообщи Людвигу о своём
решении, — отрешённо добавил Том, не сводя взгляда со змеи, которая,
приподняв голову, плавно балансировала на одном месте, возвращая ему
ответный интерес.
289/676
— Что здесь делал Гарри Поттер? — осторожно поинтересовалась Лан, а в
душе у неё разгоралась самая настоящая буря.
Вопрос был поставлен неправильно, но она надеялась, что он всё понял.
Риддл, тем не менее, ничего не ответил, а она соскользнула с колен, понимая,
что ещё секунда, и он сам бы поставил её на ноги. Настроение было
окончательно испорчено, как и вечер. Неприятное ощущение кольнуло сердце, и
она поджала губы, желая перемотать всё назад и наложить запирающие чары на
дверь. Кто ж знал, что портал не заблокирован, и нежелательные гости посмеют
наведаться без приглашения — тем более Гарри Поттер... к Тёмному Лорду. Это
даже не смешно.
— Ненавижу, когда ты игнорируешь мои вопросы. И ты об этом прекрасно
знаешь!
Лан обернулась, бегло глянув, как он, склонившись над змеёй, что-то шепчет,
будто науськивая её. Та в свою очередь вытянулась, скользнув по руке, и оплела
его плечи.
— Как хочешь, — буркнула она.
Горделиво приосанившись, Лан подняла голову и направилась к двери,
ожидая, что он её остановит, попросив остаться.
Но этого не случилось.
Остаточное тепло и страсть рассеялись под давлением неясного чувства
тревоги, сменявшимся злобой и неудовлетворением. Она предвкушала этот
вечер, страшилась, но и с особенным трепетом ждала волнующего момента,
чтобы столь нежелательное вторжение Поттера всё испортило... И какое тот имел
право приходить сюда — да ещё и в такой грубой манере! — и поздравлять Тома?
Ярость переполняла её, когда она ступила в небольшой портал, что вёл из
личного коридора в фойе. Гнев волнами поднимался в груди, стоило ей увидеть
Людвига, о чём-то переговаривающегося с управляющим отеля. Поджав губы,
Лан замерла на мгновение и тут же стремительно направилась к нему.
— Я собираюсь разместиться в соседнем с ним номере.
Людвиг побледнел, поёжившись под пристальным взглядом.
— В соседнем невозможно, мэм. Можно на этаж ниже. Что предпочитаете: с
видом на парк или же на центральную улицу?
На секунду прикрыв глаза, Лан шумно выдохнула. Она сейчас была не в том
настроении, чтобы выносить выходки персонала отеля, да ещё и препираться.
Всё её терпение до самой последней капли истощилось.
— Том сказал, что я могу выбрать любой номер, — вкрадчиво заявила она. —
Что из этих слов может быть непонятным?
— Простите, мэм, — вздрогнул тот, покраснев и промямлив тут же: —
Вынужден вновь предложить вам номер, точно такой же, смею вас заверить,
только на этаж ниже.
Ярость с новой силой захлестнула её. Впившись ногтями в ладони, Лан
предельно медленно повторила:
— Мне нужен номер рядом с ЕГО НОМЕРОМ, Людвиг.
— Миссис Ши, — обратился к ней стоящий рядом управляющий, — как и
сказал Людвиг, это невозможно. Весь этаж принадлежит мистеру Риддлу,
поэтому определение «любой номер» не относится к этажу, на котором он
разместился. Так что мы можем предложить вам номер ПОД ЕГО НОМЕРОМ, —
итальянец подарил ей белозубую улыбку, явно довольный скрытым сарказмом,
который хлестнул её по щеке, указывая на место.
Буджардини нервировал Лан больше всех в окружении Риддла, а тот доверял
легкомысленному колдуну беспрекословно, что бесило её вдвойне.
Чем тот заслужил подобное доверие?
Но сейчас куда больше Лан заботило противоестественное поведение Тома.
Именно оно осело внутри неприятным осадком, с каждой секундой ухудшая и без
того испорченное настроение. Что это был за взгляд, она не понимала и не хотела
290/676
понимать, но ростки ревности оплетали сердце помимо собственного желания,
направляя мысли в другое русло.
— Ладно, только ответь, — усмехнулась она, обращаясь к итальянцу, — а
этот… Гарри Поттер частый здесь гость?
гаммечено~
291/676
Глава 21. Задыхаясь и сгорая
Держись за меня, не ставь на мне крест.

Если я начну тонуть, ты протянешь мне руку?
Я так напуган… Помоги же мне вдохнуть,
Помоги вдохнуть!
Если бы я покорил весь мир, не позволяй им отобрать мою душу,

не хочу жить высокомерием, невежеством, эгоизмом, что глубоко внутри.
Не позволяй этой искре зажечься, если я её недостоин.
Не хочу больше ранить.
Если бы моё королевство сгорело дотла, ты всё ещё любил меня?

Ты бы всё ещё держался за меня или покинул бы, оставив в прошлом?
Повернись и беги.
Если бы моя честь вспыхнула пламенем, ты бы всё ещё хотел меня?

Пришёл бы спасти или позволил бы огню сжечь меня до пепла?
Я допустил это.
Если бы я был никем, просто обычным человеком, одиноким странником,

ты бы всё ещё любил меня или это какая-то извращённая игра?
Используй меня, пока я предлагаю то, в чём ты нуждаешься.
Любовь так просто потерять.
Если моё здоровье ухудшится, ты позаботишься обо мне?

Ты утешишь меня или позволишь пламени обуглить плоть?
Если моё тело превратится в камень, ты будешь жить для меня?
Будешь ли ты думать обо мне или позволишь ветру выжечь все воспоминания?
Ведь любовь так просто потерять.
Nathan Wagner — Suffocate
Nathan Wagner — Burn
Время замедлило свой ход. Стрелки на часах замерли, когда Гарри перевёл
взгляд. Тикают они или же остановились?
Время.
Хотелось бы ему повернуть всё вспять; изгнать из себя мысль найти Риддла,
поговорить с ним, сказать чётко и ясно: «Я влюбился в тебя, сделай же с этим что-
нибудь. Помоги мне». Хотел бы он воспользоваться чарами Перевёрнутых Часов,
если бы это не было столь опасно. Сколько Гарри сейчас всего хотелось и
одновременно ничего.
Абсолютная пустота.
Когда он вернулся в штаб, то не стал ни о чём докладывать. Это было глупо —
умолчать, но и сообщить о непонятных поступках Тома Гарри не смог. Докатился.
Став мракоборцем, получив не только привилегии, но и достаточно чёткие
обязанности, вместо выполнения долга он скрывает делишки Тёмного Лорда.
С другой стороны, поимка Фенрира — это занятие для Секции отлова
оборотней, а не мракоборцев. Так что Гарри особой вины за собой не чувствовал;
да и показания были бы несколько бессвязными: пришёл Волдеморт, что на
292/676
свободе с подачи Министра магии, поймал бывшего приспешника, а затем
растворился. Всё.
«Где же был ваш напарник?» — спросили бы его.
«Без понятия», — пожал бы он плечами. Чистая правда, звучащая ещё чудней.
Кстати, о напарниках…
Август Вагнер пронёсся мимо подобно торнадо, кинув на Гарри нечитаемый
взгляд, а следом ему мило сообщили, что теперь он в паре с другим немцем.
Осталось лишь гадать — попросил ли Вагнер самостоятельно о смене напарника
или же так решили? Но оснований для стороннего вмешательства Гарри не
видел, так что, скорее всего, это Август нажаловался. Впрочем, ему было
абсолютно безразлично, какой немец будет вертеться под боком.
Гарри не терял времени даром и незаметно подпитался из запасов зелий
мракоборцев. Хоть раны от когтей оборотня трудноизлечимы, но Фенрир
находился в человеческом обличии, и он оптимистично надеялся, что всё
обойдётся. Во всяком случае физические ощущения эдакой старой развалины
успешно испарились, позволяя вернуть свободу движений, а вот желание
поговорить с Томом лишь усилилось. Особенно когда Гарри увидел группу немцев
около портала вместе с Грейбеком. Почему им занимались они, а не отряд отлова,
он не понимал, да и как тот оказался в их власти — тоже.
Оборотня можно было опознать исключительно по замаранной кровью
одежде, всклокоченным волосам и заострённым когтям; всё остальное походило
на непонятную изуродованную массу, больше мёртвую, чем живую. Но грудь
вздымалась, а значит Грейбек был жив.
Невольный и волнующий трепет проник глубоко внутрь вместе с разными
сомнениями. Проводя параллели, он только ещё больше терялся во всей этой
ситуации. Сильнее склоняясь ко второму варианту, Гарри считал, что утаил или
триумфальное воссоединение соратников, или же исчезновение — смерть —
Фенрира с концами. Тогда каким образом преступник очутился в штабе
мракоборцев?
Столь же интересным ему представилось и другое — каким образом Том знал,
где его искать?
Мимо вновь пролетел Август.
Озадаченно пялясь в его спину, Гарри с каждой секундой становился всё
мрачнее. Уже бывший напарник стал озаряющей догадкой, подталкиваемой
новоиспечённой интуицией. Только Вагнер располагал сведениями о
местоположении Гарри, если уж конкретизировать, то о точном расположении. В
свою очередь, Вагнер являлся сотрудником Кунца, а тот — недостающее звено,
что вело прямиком к Риддлу. Связь пробежала столь же быстро, как и идея
воспользоваться легилименцией или же применить Империус на Вагнере. Весьма
опасные мысли, несомненно. Естественно, вежливого ответа Гарри не ждал от
Августа. И не получил.
«Fick dich, Поттер!» — злобно процедил тот.
Казалось, Вагнер теперь его ненавидит не меньше Драко во время обучения в
Хогвартсе. Или ему почудилось, или это была какая-то неадекватная реакция.
Импульсивная и весьма отрицательная для едва знакомых людей. В любом случае
Гарри не стал возвращать любезность, только помахал ему рукой, вежливо
улыбаясь.
У него были другие дела.
День рождения Тома, к примеру.
Желание сделать ему подарок назрело само собой, как и идея, что именно
подарить. Хотя он понимал, что никакая другая сова не заменит Буклю, как и
никакая другая змея не заменит Тому Нагини, но решил сыграть в эту игру: всё
или ничего. В голове назревал, нельзя сказать, что гениальный, но вполне
достойный план.
Однако в магазине его ждал сюрприз в облике недовольной гримасы и
293/676
взъерошенной рыжей макушки лучшего друга. Рон сделал вид, что Гарри не
существует: прохаживался из стороны в сторону и активно его избегал, но стоило
отвернуться, как Гарри затылком ощущал тяжесть чужого взгляда.
Рон явно был не готов к разговору, и Гарри не собирался быть тем, кто его
начнёт. Неприятных бесед ему хватило с лихвой. Поэтому он просто сделал вид,
что ничего не происходит, и прошёл в зону пресмыкающихся.
Змею Гарри выбирал долго, точно собеседование проводил: каждая имела
собственные привычки, даже голос, и, конечно же, норов, а он пытался угадать,
какой из них совпадёт с характером будущего хозяина. Так как с недавнего
времени характер Риддла стал для него полнейшей загадкой.
В конце концов, змея выбрала Гарри, а не наоборот.
«Хватит на нас с-смотреть, человек. Надоел уже», — гордо прошипела та
и отвернулась от Гарри, скрутившись в клубок.
Королевская кобра была прекрасна: совсем юная, но уже достигшая солидных
размеров. А пока Гарри втихаря донимал её расспросами, ему вспомнилась самая
первая беседа с питоном. В тот момент он не увидел ничего отталкивающего в
чешуйчатом создании, как и сейчас, впрочем.
По возвращении домой наступил самый сложный этап: осознание того, что он
собирался сделать в ближайшее время. Нужно было найти Тома. Кричера Гарри
оставил на экстренный случай, сперва решив попробовать по-другому.
Димбл отозвался сразу же.
«Ты не мог ни сказать, ни показать, куда переместил Тома в то утро, так? —
начал Гарри, а эльф настороженно кивнул. — Предположительно, этот приказ
относился к той точке, куда ты его перенёс, — удовлетворённо продолжил он. —
Совпадает ли то место с местом временного проживания Риддла?»
Димбл молчал, поглядывая исподлобья огромными чуть озорными глазами.
Гарри понимал, что нащупал лазейку в приказе и обрадовался, как ребёнок, чуть
ли не подпрыгнув вместе с домовиком.
«Полагаю это не секрет, ведь Гарри Поттер хочет навестить мистера Риддла,
— забавно покачиваясь, начал эльф. — Сходить в гости, — подчеркнул тот, — а не
следить за ним».
«Именно так», — хмыкнул Гарри.
«Запрет был наложен на перемещения, но не на название места проживания,
— Димбл довольно кивнул. — Мистер Риддл живёт в отеле «Призрачная
Империя». Только я не могу перенести Гарри Поттера… Гарри Поттеру придётся
пробраться самому».
Интересное убежище себе выбрал Том: странное, как и всё, что его окружало
в последнее время, и вместе с тем весьма ожидаемое. Как обычно —
противоречиво.
Призрачная Империя была знакома Гарри, хоть и сам он там ни разу не был. В
отеле чаще всего селились иностранные волшебники, делегации или же гости
Министерства магии. Для всех остальных Империя была закрыта. Можно было
предположить, что Кингсли поспособствовал размещению Тома в отеле, ведь
Империя хранила анонимность и отчитывалась напрямую перед Конфедерацией.
Иногда там проходили конференции или официальные мероприятия, а также
празднества. И нет, этого Гарри не знал: он связался через камин с Драко, и тот
во всей красе расписал ему место, куда он собирался бесцеремонно ввалиться;
как и весьма скептически отнёсся к его намерениям. Пробраться в такое место
равнялось набегу на Гринготтс, но раз Гарри уже однажды проник в банк и даже
успешно выбрался, то прогулка в отель казалась сущим пустяком. В крайнем
случае он мог воспользоваться служебными полномочиями мракоборца или же
своим громким именем.
Воспользовался, называется.
Лучше бы он ничего не делал. Лучше бы остался дома. Лучше бы
администратор Империи вышвырнул его, а тот управляющий промолчал. Лучше
294/676
бы, лучше бы, лучше бы…
Гарри ожидал высокого уровня конспирации и анонимности, как выразился
Драко, а Риддл даже имени не сменил. Зачем только тот итальянец разрешил
ему воспользоваться порталом, почему кинувшийся следом администратор не
остановил Гарри тогда у двери?..
В его голове было так много этих зачем и почему, как секунд в бесконечности.
Предопределённость судьбы.
Он столько хотел ему сказать, когда направлялся в отель, столько мыслей в
голове не давало покоя, и куда больше — эмоций. Внезапное осознание, что он
чувствует всё острее, чем когда-либо, а чувства гулко резонируют, будто
пробуждаясь ото сна, хотя всё это должно было остаться позади. После войны
Гарри ощущал себя состарившимся на пару десятков лет, а теперь наоборот, как
если бы вернулся на несколько лет назад.
И он нервничал.
Гарри не знал, как Том воспримет его появление. С одной стороны, мелькала
непоколебимая уверенность в себе, можно сказать, гордость, что смог отыскать
это место самостоятельно, с другой — боялся, что подарок будет обесценен или
же вовсе принят за досадное недоразумение. Недопустимую оплошность с его
стороны. Всё-таки Нагини была не простой змеёй, а Маледиктусом, и её разум
был совершенно на ином уровне.
И была ещё одна вещь, что больше прочих выбивала его из колеи, заставляя
покрываться холодным потом и вздрагивать от предвкушения: он хотел
предложить Тому каплю силы. Ну, или не совсем каплю, а сколько тот сочтёт
нужным забрать.
Гарри всю неделю пребывал в каком-то странном состоянии, но стоило
повстречать Риддла в лесу, как барьер лопнул, — и лавина чувств обрушилась.
Страсть смешалась с тоской, раздражение от поведения Тома с новоявленной
нежностью. Эта гремучая смесь буквально душила его, оборачиваясь осязаемой
нуждой поскорее увидеть причину своих постоянных проблем.
А затем он увидел его.
Казалось, свет вокруг померк, тем самым помещая в фокус одну точку перед
его глазами; определённо место, от которого хотелось отвернуться; одну сцену,
которую хотелось забыть.
Внутри разжигались угольки и тлели — они обжигали его душу, испепеляли
сердце и обугливали плоть. Каждую секунду, что он находился там, Гарри умирал
и возрождался; срывался в бездну, желая упасть, и цеплялся за край, не позволяя
себе такой роскоши.
«Пришёл… поздравить тебя». — Он помнил свой голос, а тот казался чужим.
Неестественно хриплым и пронзительно громким одновременно, точно он сам
себя пытался переорать. Точно в нём ругались два человека и кричали до
хрипоты наперебой, пока он находился в роли стороннего зрителя.
Незнакомка прижалась к Тому, а тлевшие угольки внутри вновь заполыхали,
разъедая душу с большим рвением, рождая непонятные желания, настолько
тёмные, что он сжал кулаки и сцепил зубы до скрипа. До боли в дёснах.
Она смотрела на Гарри с таким откровенным недоумением, а жалась к Риддлу
с такой уверенностью в себе, что Гарри на мгновение прикрыл глаза, дабы не
видеть эту не лишённую гармонии картину. Картину, что отравляла его не менее
действенно, чем яд Василиска.
Сердце осыпалось, а из пепла прорывалось нечто острое — осколок льда, что
с каждым ударом заживо кромсал его изнутри, превращая каждый вздох в
мучительную пытку, что никак не кончалась.
Шаг вперёд. А затем второй. И следом третий. Остановился. Потом поворот. И
снова остановился.
Нужно было что-то сказать змее, но Гарри плохо соображал что именно.
«Можешь показаться. Служи… и будь верна». — Он не видел, но
295/676
почувствовал негласное согласие змеи, и также её раздражение.
Раздался еле слышный скрип бумаги, глухой стук крышки об пол, тихое,
ничего не значащее шипение кобры… И опять нужно было открыть рот и
произнести какие-то слова, но те давались всё сложнее, а язык словно прилип к
нёбу. Гарри буквально приходилось извлекать их, выталкивать из себя насильно.
«С днём рождения, Том».
Вот и всё.
Гарри не помнил, как оказался за дверью; ощутил лишь, как силы
стремительно покидали тело, будто из комнаты вышла пустая физическая
оболочка.
Он не мог думать, не мог здраво рассуждать, не мог ничего понять, только
ощущал разрывающий нутро огонь, состоящий из разнородных чувств, некогда
чуждых. Внутренности плавились, а он придерживался стены, желая оказаться
как можно дальше от проклятой комнаты.
Гарри вошёл в портал, а из него буквально вывалился. Администратор на
повышенных тонах что-то говорил, но он не понимал ни слова — в ушах стоял
оглушающий шум.
«Нужно идти», — одна лишь мысль билась набатом в голове.
Идти куда глаза глядят.
И он пошёл.
«В таком виде на улицу нельзя, — Гарри дёрнули за плечо, и он послушно
остановился, мазнув взглядом по руке, удерживающей его за плечо. — Вы,
похоже, в состоянии аффекта. Не делайте глупостей, Гарри», — мягкий голос с
лёгким иностранным акцентом прорывался сквозь шум и оседал запоздалым
восприятием окружения. На нём была форма мракоборца. Гарри мельком заметил
взмах руки управляющего и опустил взгляд. Дезиллюминационное заклинание. —
Так лучше. И всё же, может, вам стоит отправиться домой? На улице дождь и
снег. Не самая благоприятная погода для поздних прогулок…»
«То что нужно», — пробормотал Гарри и вышел на улицу, не оглядываясь.
Магическая дверь сомкнулась за спиной, исчезая.
Переулок оказался пуст, а хлопья снега с примесью дождя тяжело оседали на
плечах и лице.
Улицы тоже пустовали: канун Нового года вкупе с плохой погодой разогнали
маглов. Пошатнувшись, он замер. Клубок пара вырвался изо рта, и Гарри шагнул
вперёд. Ему хотелось ощутить беспощадный холод, пробирающий до костей, хоть
зима была на удивление тёплой в этом году. Однако форма мракоборца мешала
сему намерению, как и наложенные на неё чары.
Медленно расстёгивая застёжку за застёжкой, он стянул мантию, уменьшил
её и сунул в карман. Ощущая, наконец, как влажность прорывается за ворот
рубашки, а ткань неспешно намокает, Гарри встрепенулся, застыв, и уставился
на небо. Простудиться ему не грозило; с тем количеством лечебных зелий, что
циркулировало в организме, наверное, даже драконья оспа была не страшна. А
вот остудить голову казалось просто жизненно необходимым.
Мысли потихоньку собирались, и Гарри набрал полные лёгкие морозного
воздуха, шумно выдохнув. Вот так — вдох-выдох.
Вдох и выдох.
Колючий холод каждой капли приятно обжигал кожу, пропитывал рубашку,
капал с кончиков волос, скатываясь по лицу, застывал на ресницах. Сглотнув
комок в горле, Гарри шагнул вперёд и аппарировал.
Глухой хлопок откликнулся звенящим эхом в голове. Согнувшись, Гарри
оперся руками в колени, и ткань тотчас намокла, пристав к коже.
«Так… Так!.. Так, так, так. — Попытка номер два прийти в себя окончилась
неудачей. Мысли рассыпались, а на сердце стало ещё тяжелее. — Чёрт!»
Думать не хотелось, вспоминать ещё меньше — Гарри просто не мог. Он ясно
понимал одно — его чувства неоспоримы, совсем не призрачны, наоборот,
296/676
слишком сильны. И это медленно, беспощадно и методично убивало его. Гарри
заживо разлагался изнутри, столь же ярко осознавая, насколько в безвыходной
ситуации он оказался. В том номере осталась не только змея, но и его сердце.
Как же глупо. Как же чертовски глупо…
Сжав колени до боли, он сморгнул. Хотелось кричать, и тихий рык
завибрировал в груди, взорвался в горле раскатистым звуком, а Хайгейтский лес
проглотил тоскливый вой и распространил его эхом по окрестностям. Гарри
судорожно закашлялся: в горле неприятно щекотало — он временно охрип. Зато
тугой узел внутри, состоящий из ревности, боли, гнева и разочарования, немного
ослаб. Самую малость, и тем не менее этого хватило, чтобы перевести дыхание.
Смешно, но он не мог винить Риддла ни в чём. Том ни разу ничего не обещал ему,
и он не имел права на ревность… Но когда здравый смысл останавливал это
ужасное чувство?
Гарри ревновал Чанг к Седрику, ревновал Джинни к Дину… но никогда ни
одно из этих чувств не опустошало его настолько быстро, не терзало его так
сильно, не превращалось в столь необъятную физическую боль. Почему?..
Присев на корточки, Гарри уткнулся лбом в колени, запустив пальцы в волосы,
и судорожно потянул насквозь промокшие пряди. Он промок до нитки, и хоть это
и помогло восстановить эфемерное равновесие, но дыра внутри никак не хотела
затягиваться. Все эмоции ускользали через неё, проваливались внутрь, исчезая
без следа.
Зачем?..
Зачем он цеплялся за Риддла? В лавке Ваблатски, в лесу, а теперь ещё и
домой наведался, точно влюблённый дурачок, преследующий объект своей
привязанности. Гарри представил, как выглядел со стороны в тот момент, и
захотелось вновь завыть, теперь уже от стыда и затравленной гордости, что
жалобно пищала на задворках сознания.
Кого он пытается обмануть?
Он и правда влюблённый дурачок, преследующий объект своей
привязанности. И с этим определённо надо что-то делать. Только что?
Перед глазами всплыла изящная спина незнакомки, обвитые вокруг шеи Тома
руки, прижатые друг к другу тела, и Гарри потёрся лбом о влажную ткань брюк,
ощущая, будто шрам до сих пор мог болезненно жечься.
Дождь остановился, а снег, наоборот, увеличил напор. Буквально стуча
зубами, Гарри медленно поднялся, ощущая лёгкое головокружение. В канун
Нового года, в полном одиночестве, промокший до нитки в старом лесу… Чем он
занимался?
Тихий смешок вырвался помимо воли. Откинув голову, Гарри обхватил себя за
плечи, сдавленно посмеиваясь. Смешок за смешком, а ломкий смех потрескивал в
абсолютной тишине, чтобы потом превратиться в безудержное веселье. Он
смеялся до слёз, до икоты, до колик в животе и давящей боли в груди.
Что ж, Том победил.
Мышцы лица онемели, а улыбка медленно сползла. Он не знал, сколько
времени провёл там, пялясь в одну точку, словно полубезумный, но влажная
рубашка отвердела, покрываясь коркой инея, а влага на ресницах и волосах
превратилась в осколки льда. Холод мало-помалу сковал нутро и, наконец,
отрезвил разум.
Кричер в мгновение ока появился рядом, пробурчал что-то о больном на всю
голову хозяине и перенёс его. Гарри не протестовал: он и был больным на всю
голову.
Дом встретил умиротворённой тишиной, что легла печалью на зудящую душу.
Время замедлило свой ход. Стрелки на часах замерли, когда Гарри перевёл
взгляд. Тикают они или же остановились?
Внезапное ощущение одиночества пронзило насквозь, заставляя остаться
прямо там — в гостиной. Гермиона хоть и не обмолвилась, тактично избегая эту
297/676
тему, но, скорее всего, они планировали встречать Новый год в Норе; Драко, как
обычно, с родителями, однако его приглашение Гарри отклонил — Люциуса
Малфоя, точнее, его политических агитаций и толстых намёков за такой короткий
период было более чем достаточно. Ваблатски, по сути, не была ему близка, хоть
именно такой и ощущалась. Гарри не знал, как она собирается встретить Новый
год, да и навязываться не хотел, как и смущать Эдмунда. Парень и так его
избегал.
Изморозь на ткани оттаяла, и он ощутил противную, липкую влажность,
опутывающую тело. Из состояния аффекта Гарри впал в эмоциональный ступор.
Отлично.
Не первый одинокий праздник в его жизни. И не последний. Тем более у него
сформировался чёткий план действий на этот вечер, хотя, как показал опыт,
планы его убивались об реальность.
Резко поднявшись, он взмахнул палочкой, подсушив одежду, и глянул в
зеркало, а то вернуло безутешную картину: мертвенная бледность, синяки под
чуть опухшими, налитыми кровью глазами, заострённые черты лица…
Да, в таком виде он способен напугать не только своего крестника, но и
любого другого человека. А может, даже и нечисть какую-нибудь.
Тедди.
Гарри внезапно ощутил острую нужду повидать малыша, хоть тот наверняка
уже спал глубоким сном несмотря на праздник. Он навещал его каждые две-три
недели и ощущал вину за то, что не делал этого чаще, не проводил с ним больше
времени, чего сам же когда-то желал от Сириуса.
Подсушив волосы и кое-как заправив торчащие во все стороны пряди, Гарри
подманил подарок и спешно шагнул в камин.
***
Как он и ожидал: Тедди спал.

Андромеда всё равно провела его в детскую и, указав на кроватку, приложила
палец к губам. Гарри кивнул, бесшумно подошёл и замер, поглядывая на
беззаботное розовощёкое лицо малыша. От него веяло покоем, и это чувство
легло бальзамом на душу.
Едва ли коснувшись светлых волос, Гарри мягко провёл по ним и отнял руку,
заметив, как Тедди смешно сморщил носик и повернулся на бок, сонно
причмокнув губами.
Застыв каменным изваянием, Гарри прислушивался к размеренному дыханию
крестника и ни о чём не думал. В голове, как и на сердце, стало безнадёжно
пусто.
Он простоял так, в некоем подобие мыльного пузыря, пока Тедди не
заворочался, словно ощущая чужое присутствие рядом. Оставив подарок на
тумбочке, он последний раз мазнул взглядом по умиротворённой фигурке
ребёнка и покинул детскую.
Гарри всегда понимал, насколько тяжко Андромеде знать, что её собственная
сестра убила дочь, и восхищался чужой стойкостью. Только вот Беллатриса была
мертва, а месть не облегчала ношу. Он знал это не понаслышке. Когда Волдеморт
умер, Гарри не почувствовал ничего: ни облегчения, ни удовлетворения, ни
праздной радости. Месть не даровала ему ничего кроме внутреннего
опустошения, ведь, отомстив, он не вернул никого к жизни. Поэтому считал, что
после войны наступило время траура, а не праздника. Дамблдор тогда хлопал его
по плечу и сетовал:
«Мальчик мой, ты спас миллиарды жизней. Освободил многих, а другим
даровал надежду. Ты стал символом, воплощением того, что чёрная полоса
всегда кончается, а за ней начинается новое начало. Светлое будущее!»
298/676
И Гарри верил ему. Просто так было легче, наверное.
Похоже, что светлое будущее ждало всех, кроме него самого.
Горько усмехнувшись, он нашёл хозяев по звукам гремящей посуды и громким
причитаниям. Андромеда порхала по гостиной, а вместе с ней и Лайелл.
— Сядь уже, — указала она на стул, легонько хлопнув его по руке.
— Я хочу помочь, — возразил Люпин-старший.
— Без твоей помощи как-нибудь обойдусь, — беззлобно толкнула Андромеда
его, расставляя бокалы. Заметив Гарри, она спешно вытерла руки,
поинтересовавшись: — Останешься на ужин?
Лайелл, мягко улыбнувшись, опустился на стул и вопросительно вскинул
брови, поглядывая на неё. Приглашение было заманчивым, но Гарри понимал —
он похоронит всё праздничное настроение. Возможно, за это время его актёрские
данные значительно улучшились, но не настолько, чтобы скрыть подавляющую
тоску, которая отравляла его наравне с пустотой. Сидеть с каменным лицом было
бы невежливо, а улыбаться через силу — не в его власти.
— Благодарю за приглашение, — Гарри растянул губы в улыбке, — но меня
ждут.
— Ты уверен? — осторожно поинтересовалась Андромеда, а Гарри сглотнул
под её пристальным, изучающим взглядом. Казалось, та видела его насквозь.
— Уверен, — кивнул он, сделав шаг назад. — Если вы не против, я заскочу
через несколько дней поиграть с Тедди?
— Ты можешь приходить когда хочешь, — ласково ответила Андромеда, — и
спрашивать незачем.
Люпин кивнул, а потом необычно быстро покраснел. Семейная идиллия,
неужели?..
— Спасибо, — выдохнул он, остро ощущая, чем больше времени проходит, тем
необъятнее становится дыра внутри. Маленький кусочек покоя, подаренный ему
Тедди, таял на глазах. — С Новым годом, — спешно поздравил Гарри.
— Я провожу тебя, — Андромеда ловко обогнула стол, поспев прежде, чем он
смог что-то возразить. Они вышли в коридор, но стоило сделать шаг, как та
остановилась. — Джиневра забегала вчера к Эдварду… Гарри, если тебе нужна
помощь, любая помощь, — сделав ударение на последних словах, она выдержала
небольшую паузу и продолжила: — Ты ведь знаешь, что здесь тебе всегда рады?
— Знаю, — как можно более искреннее улыбнулся он, но получилось, по всей
видимости, не очень, так как Андромеда напряжённо поджала губы. — Со мной
всё хорошо. Небольшие перемены в жизни, незначительные трудности, — всё как
всегда. Я справлюсь.
— Как обычно, — подтвердила она, наконец вернув ему приветливую улыбку.
Остановившись около камина, Гарри зажал щепотку пороха, а Тонкс внезапно
обняла его. С одной стороны, ему категорически не хотелось возвращаться
домой, с другой — Гарри желал одного — мирного одиночества. Увы, таким оно не
будет — это он знал заранее. Скорее всего, гнетущим и невыносимо тоскливым,
но никак не успокаивающим.
Андромеда мягко похлопала его по спине и отпустила.
— С Новым годом, Гарри.
Выдавив из себя последнюю улыбку, он кинул летучий порох под ноги и
выдохнул уже на Гриммо. Губы искривились, а маска сползла с лица.
— Проклятие… — скорчившись, он посмотрел себе под ноги.
— Хозяин, — раздался совсем рядом голос Кричера, удивительно нейтральный
сегодня. — Вас ожидает…
— Здравствуй, Гарри.
«Только этого мне не хватало!» — мысленно застонал он, мазнув взглядом по
фигуре в тошнотворной голубой мантии.
— Здравствуйте, профессор.
— Мне казалось, в прошлую нашу встречу мы перешагнули официальное
299/676
обращение.
— Как угодно, — пожал он плечами. — Для чего же вы пожаловали?
— Раньше ты таких вопросов не задавал, — мягкий укор в голосе вызвал волну
раздражения.
— Не будем вспоминать прошлое, ведь там нет ничего достойного
упоминания, — усмехнулся Гарри и прошёл вперёд. — Прошу, располагайтесь.
Чаю или, может быть, что покрепче? — отстранённо поинтересовался он.
— Нет, спасибо. — Альбус плавно опустился в кресло, задумчиво
присматриваясь к нему. Выглядел Дамблдор получше, чем в прошлую встречу, и
Гарри мысленно чертыхнулся — какое ему было дело до здоровья профессора? К
чёрту его, к чёрту Риддла, к чёрту их всех!
Хмыкнув и даже как-то повеселев, он подхватил графин и налил рома в
стакан.
— А я не откажусь, — пояснил Гарри, усаживаясь напротив. — Так зачем
пожаловали… Альбус?
— Какой-либо конкретной причины не было, просто хотел поговорить с тобой,
— неторопливо отозвался тот. — Я не ожидал тебя застать, думал, этот вечер ты
проведёшь в окружении друзей.
— Как видите, я предпочёл собственную компанию. — Гарри сделал глоток,
прищурив глаза. — Не сомневаюсь, что вы знаете почему.
— Не буду скрывать, со мной говорила Джиневра. Она была обеспокоена
твоим психологическим состоянием…
— Так значит конкретная причина всё-таки была, — выжидающе уставился он
на Альбуса.
Святым Гарри никогда не был: уважал только тех, кто достоин этого, а
профессор за последнее время мягко «аппарировал» в некую не слишком
понятную категорию «между».
— Просто поговорить с тобой.
— Попытаться вправить мозги, — перевёл Гарри.
— Лично удостовериться, что ты в порядке.
— И каким же критериям вы собираетесь следовать, чтобы в этом
удостовериться? — насмешливо вскинул он брови, покачав стаканом.
— Мисс Уизли обеспокоена твоим состоянием, Гарри, — настойчиво повторил
Дамблдор.
— И поэтому ни разу за это время не связалась со мной?
Сейчас было не время для таких разговоров. Он был эмоционально истощён и
всё, что внутри осталось, это пепелище.
— Она напугана твоей связью с Томом и предполагает, что у тебя есть… некие
чувства к нему. Мисс Уизли считает, что он, — Дамблдор кашлянул, как-то
неловко поправив свободные рукава мантии, и добавил: — Если дословно, то
Джиневра предполагает, что Том тебя околдовал, и ты не ведаешь, что творишь.
— «Околдовал» — забавный термин, — кивнул Гарри. — Так в чём вы хотите
убедиться, Альбус? Переспали ли мы с Томом по вашей наводке, передал ли я ему
силу, как послушная собачка, или же убедиться, что не воспылал нежными
чувствами к врагу, а только позволил себя отыметь, точно продажная шлюха?
Дамблдор побледнел, напрягся и вцепился в подлокотники.
— Если честно, профессор, — добавил Гарри, криво улыбаясь, — хотел бы я,
чтобы оно так и было. Полагаю, моих слов достаточно, чтобы вы додумали
остальное и разгадали тайну.
— Не стоило мне поручать это тебе, — отрешённо сказал Альбус. — Он
слишком сильно повлиял на тебя, хотя я ожидал, что это ты изменишь его. Мне
жаль, Гарри.
— На меня повлияла лишь правда. И уже давненько. А вот терпение
закончилось совсем недавно. Вы рискнули моим состоянием, ожидая, что я смогу
изменить Тома. Вы сделали ставку и проиграли. Мои соболезнования, профессор,
300/676
— повторил ему в тон Гарри.
— Всё было не так! — повысил голос Дамблдор, и Гарри даже померещилось,
что впервые от того повеяло явственным раздражением.
— Разве можно интерпретировать ваши слова как-то по-другому? В любом
случае сегодня не лучший день для разговоров, Альбус. Я очень устал, хочу
поужинать и лечь спать пораньше.
«Или напиться вдрызг», — добавил он про себя, замечая, как лицо Дамблдора
расслабляется, принимая прежнее спокойно-задумчивое выражение. А затем
лёгкое, будто пёрышко, почти щекочущее прикосновение заставило Гарри
дёрнуться. Раньше он не замечал этого, сейчас же ощутил настолько остро,
насколько сильно вцепился в стакан — до хруста костяшек.
«ВОН!» — вытолкнув постороннее сознание из собственного разума, Гарри
гневно сверкнул глазами.
— Вы всегда вторгаетесь в чужие мысли без разрешения? — в притворном
спокойствии поинтересовался он, сделав огромный глоток. Злость опаляла нутро,
заставляя тело еле заметно дрожать.
Альбус лишь вздохнул.
— Напрасно ты так думаешь, Гарри. Я никогда не злоупотреблял этой
способностью: ни с тобой, ни с кем-либо другим. Иначе зачем бы тогда я старался
оградить твой разум, посылая к Северусу?
— Возможно, вы понимали, что я не смогу овладеть ей. Северус был ужасным
учителем в этой области и лишь запутал меня ещё больше, — прищурился он.
Гарри едва ли частично овладел легилименцией, окклюменция же ещё ими не
затрагивалась до сих пор, но Валблатски упоминала, что обе способности
взаимосвязаны. Теперь он понимал почему. — Что вы хотели узнать? Спросите, и
я честно отвечу.
Альбус приподнялся, устало покачав головой, и после короткой паузы
участливо поинтересовался:
— Что так огорчило тебя?
— То же самое что и вас, профессор — любовь, — не медля ни секунды,
ответил он и отвёл взгляд подальше от проницательных искорок, загоревшихся в
глазах Дамблдора. — Полагаю, вам пора.
— Ты уверен, что не хочешь остаться в школе? Дети к тебе прикипели…
— Скорее к титулу героя. Ведь это так престижно, когда тебя обучает сам
Гарри Поттер, — парировал он, с горечью вспоминая свою стычку с Грейбеком.
— В любом случае у тебя ещё есть время подумать, — мягко проронил
Дамблдор и направился к камину. — С Новым годом, мой мальчик, — вполголоса
сказал он, исчезая во всполохах яркого света.
— С Новым годом, профессор, — прошептал Гарри, одним глотком допив ром.
Тяжело поднявшись, Гарри заблокировал камин, дабы избежать очередных
гостей, подхватил графин и отправился в кабинет.
У него был план. Впервые такой заурядный, впервые так просто выполнимый.
Возможно, напиться — это банальность, но Гарри желал этого каждой крохотной
частичкой души, что у него осталась.
В какой-то прострации добравшись до комнаты, он грузно опустился в кресло
и немигающим взглядом уставился перед собой.
Тяжко.
Ему было тяжко. Сейчас, когда он остался наедине с собой, чувства плитой
вдавили его в кресло: было трудно сидеть, трудно дышать, трудно удерживать
стакан. Холодные пальцы и вспотевшие ладони — дикий контраст. Рука дрожала,
а тёмная жидкость беспокойно плескалась о края.
Гарри не представлял, что ему делать дальше; не понимал, как реагировать
на Тома, если снова повстречает, но от мысли, что больше никогда его не увидит,
становилось только хуже. Он застрял меж молотом и наковальней — ни один из
вариантов не мог стать решением проблемы. Действительно, от чувств нет
301/676
противоядия.
Залпом осушив стакан, Гарри опять дополнил его до краёв. И вновь осушил.
Вкуса алкоголя он уже не чувствовал, лишь обжигающую горло суть. Тепло и
приятно.
Джинни, значит.
Она была у Андромеды, а затем — у Альбуса. Жаловалась ли им?
Впрочем, даже если это так, винить её он был не вправе.
Гарри внезапно осознал, какую боль причинил ей. Та, конечно, не могла быть
до конца уверенной в измене; она не застала его с Риддлом на коленях — и лишь
одна эта мысль вызвала смесь иронии и горечи понимания, — но он вытворял
вещи куда хуже. Постоянные поцелуи, оральный секс… Гарри нахмурил лоб,
скользя взглядом по коллекции мётел и припоминая всё, что он делал с Томом
ещё до Гриммо. Скорлупа «высшей силы, что заставляет его» давно уже
треснула, а затем и вовсе осыпалась. Наверное, намного раньше, чем он сам
осознал. Гарри трусливо прятался, а сейчас прекрасно понимал, что его так
страшило: увлёкшись Томом, Гарри обрёк себя на несчастье.
Любовь к нему — это игра в одни ворота.
Плеснув новую порцию, Гарри прикоснулся губами к стакану и, буквально
давясь, осушил его.
Кратковременное облегчение растаяло под грузом мыслей. На душе
заскребли кошки, а перед глазами встала чужая обнажённая спина и глаза
Риддла. Тот был удивлён, да. Впервые он застал его с таким вот взглядом:
полным искреннего изумления. И этот взгляд обрадовал бы его в любой другой
момент, только не в этот. Гарри хотелось ухватиться за дурманящую мысль, что
он всё спланировал, что всезнающий Волдеморт… мог специально оттолкнуть его
таким омерзительным образом. Однако то удивление было правдивым. Риддл мог
сыграть, но не мог обмануть его интуицию.
Адское пламя внутри разгорелось с новой силой, всколыхнув остывающее
пепелище. Гарри на мгновение представил, что всю эту неделю Риддл встречался
с той волшебницей, а может были и другие…
Рядом раздался хлопок, и Гарри вздрогнул, чуть не выронив стакан. Жаль, что
трансгрессия эльфов не поддаётся никаким запретам и временным рамкам.
Димбл стоял перед ним, сложив руки за спиной, и неуверенно поглядывал.
— Зачем ты пришёл? — устало поинтересовался Гарри.
Эльф замялся, энергично затряс головой, и вновь смущённо посмотрел на
него.
— М… м… м-м…
Гарри вскинул брови:
— М-м-м-м, что?
Шумно выдохнув, домовик понуро шевельнул ушами и сбивчиво заговорил:
— Мистер Риддл хотел узнать, к-как самочувствие Гарри Поттера?..
Он своим ушам не верил. Это что, шутка такая?
— Самочувствие? — процедил Гарри сквозь зубы, а домовик дёрнулся в
сторону, точно от пощёчины.
— После дуэли, — быстро опомнился тот и шустро защебетал: — Мистер Риддл
заметил, что раны от когтей ещё не зажили, и велел передать это Гарри Поттеру.
— Димбл щёлкнул пальцами, и на столике появился флакон. — Это лекарственное
зелье, никак не отрава. Димбл лично проверил, — важно кивнул тот, а Гарри с
каждой секундой трясло всё сильнее.
Вцепившись в стакан, он сделал огромный глоток, и, помедлив, мягко, почти
что ласково, сказал:
— Так как Том спросил о моём состоянии, передай ему вот что, — Гарри
подманил к себе дневник, но чары дали сбой, и тот свалился на пол, прямо к
ногам эльфа. — Верни ему это и чёртово зелье, и скажи, что он может быть
счастлив. Он победил: сегодня я для него умер.
302/676
Димбл побледнел, покачал головой и тихо пискнул:
— Гарри Поттер уверен?
Нахмурившись, Гарри покрутил в руках стакан.
— Уверен.
Раздался новый хлопок, и он откинулся на спинку кресла, растерянно
замерев.
Как его самочувствие? Как его самочувствие?!
Том просто издевался. Это была насмешка, плевок в лицо… Желание
растоптать окончательно. Всё то, что он испытал той ночью, постепенно меркло в
памяти. Это было видение, не более, а он поддался чарующей иллюзии, совершив
ошибку. Глянув на руку, Гарри вздрогнул: он забыл вернуть артефакт. Ну и ладно.
Столь опасную вещь лучше вообще спрятать подальше от чужих глаз, а от
Риддла и подавно.
Графин явно стал легче, а тело — тяжелее.
Он безучастно смотрел в потолок и ощущал приятное онемение: чувства, что
мгновениями ранее расшумелись подобно сломанному музыкальному
инструменту, вновь немного затихли. Отступили. Но Гарри понимал, что это
временное затишье, и что завтра начнётся очень тягостный для него период.
Очередной хлопок.
«Какое-то издевательство!»
— Почему меня никак не оставят в покое? — сквозь зубы процедил Гарри и
резко развернулся.
Ром пролился, запачкав руку, и расплескался редкими каплями на кожаную
обивку кресла.
Глаза недовольно мазнули по комнате; рука ещё больше дрогнула, и алкоголь
пролился на пол, а он сам беспомощно оцепенел.
гаммечено~
303/676
Примечание к части Музыкальный диалог и аж целых три песни:
The Calling — Unstoppable; Boyce Avenue — One More Night (cover); The
Neighbourhood — A Little Death
Разумеется, это всё необязательно и можно пропустить. Кто курсив, а кто жирный
шрифт — оставляю на ваше усмотрение.
Глава 22. Ещё одну ночь
Для нас стать ближе друг к другу,

Значит отправиться на войну.
И если бы ты смог забраться ко мне в голову,

Тогда ты бы понял, тогда ты бы понял меня.
Мы стали одержимы друг другом,

Я знаю, что так не может больше продолжаться…
Но ты снова и снова заставляешь меня любить тебя.
Ты стал моим любимым наркотиком,

Так позволь мне принять его прямо сейчас
И проглотить.
Ночь, которую они никогда не забудут.
Прикоснись ко мне, да,

Я хочу, чтобы ты прикасался ко мне там.
Дай мне почувствовать, что я дышу,
Чувствовать, что я человек.
The Calling — Unstoppable

Boyce Avenue — One More Night (cover)
The Neighbourhood — A Little Death[8]
Димбл, смиренно опустив голову, опасливо глянул исподлобья; раздался

второй хлопок, — и эльф исчез.
— Уходи, — предельно спокойно потребовал Гарри.
Вся та боль, скованная путами горячительного напитка и задвинутая
подальше, бурлящим потоком растеклась по венам, стоило им схлестнуться
взглядами.
— Нам надо поговорить, — невозмутимо заявил Том и по-хозяйски прошёлся
по кабинету.
— Нам не о чем больше разговаривать. Димбл?
Эльф вновь появился.
— Димбл, можешь идти, — твёрдо заявил Том, следом добавив: — И не
появляйся, пока я не позову.
— Хочу напомнить, что он и мой эльф тоже!
Том усмехнулся, а домовик исчез.
— Уже делим эльфа?
— Можешь забрать его себе, только с поручениями ко мне не отправляй, —
парировал Гарри, попытавшись подняться.
304/676
По крайней мере, он у себя дома: нужно только дойти до спальни и
запереться.
Голова закружилась, ноги подкосились, и он грузно опустился на место.
Чёртов алкоголь!
— Кричер!
— Кричер временно недоступен, — улыбнулся Том, а Гарри помрачнел ещё
больше, — и невредим. Не волнуйся.
— Я и не волнуюсь, — шикнул он. — Говори уже, что хотел, и проваливай.
— Мне понравился подарок, — как ни в чём не бывало заявил Риддл, а Гарри
сжал подлокотник. — Я назвал её Дикси.
Повисла пауза. Фыркнув, он в неверии уставился на Тома.
Дикси?
Перед глазами показалась надменная змея. Весь путь к отелю кобра
недовольно шипела, жаловалась на тесноту и тряску, а ещё на несносного
посыльного. Назвать её Дикси?
С губ сорвался смешок, и, откинув голову, Гарри рассмеялся.
— Ты серьёзно? — посмеиваясь, уставился он на него всё так же изумлённо.
— Нет, но смех — это хороший знак.
— Смех — симптом того, что я пьян, иначе, как минимум, придушил бы тебя, а
желательно оторвал бы… голову, — размеренно выговорил Гарри.
— Ты уверен, что оборотень ничем тебя не заразил? — шутливо
поинтересовался Том, обескураживающе улыбаясь.
— Уходи, — твёрдо попросил Гарри.
— В чём же причина твоей злости? Почему ты злишься?
Гарри даже задохнулся от возмущения, машинально повторив за ним:
— Почему я злюсь?
Риддл не спеша обошёл его по кругу, точно хищник, загоняющий свою жертву
в ловушку. Руки снова дрожали, когда он попытался налить себе рома, а пальцы
не гнулись.
— Я не злюсь, Том. Просто устал, — справившись с дрожью, безразлично
проговорил он. — Тебе больше не нужно мне ничего объяснять. И нянчиться, как
ты выразился, тоже не нужно. Гм… — Гарри облизал губы, сделав несколько
глотков. В голову слегка ударило. — Я уже забыл, где ты поселился, а хочешь —
можешь стереть это из памяти… Как сделал однажды, — нагло усмехнулся он,
укоризненно покосившись на него.
Риддл остановился рядом с креслом и аккуратно дотронулся до его волос,
будто там застряло что-то. Так оно и было. Листик омелы.
Том задумчиво покрутил его меж пальцев и перевёл взгляд на Гарри:
— Аурелио сказал, что из отеля ты отправился прямиком на улицу. Зачем?
— Аурелио?
— Мой управляющий.
— Твой управляющий? — повторил он, ничего не понимая.
Том нахмурился и выдернул у него стакан из рук.
— Э-эй! — резко протянув ладонь, Гарри попытался выхватить своё
слабодейственное лекарство, чем вызвал очередной недовольный вздох.
— Аурелио Буджардини — управляющий моего отеля. И он сказал, что ты
вышел на улицу, а не отправился через портал домой. Зачем ты пошёл на улицу?
— чуть ли не по слогам переспросил Риддл.
— Зачем тебе отель? — поинтересовался Гарри, озадаченно смотря на стакан.
А затем он моргнул, растерянно переводя взгляд на Тома.
Что?
— Рома на сегодня явно достаточно, — задумчиво протянул Риддл и щёлкнул
пару раз пальцами перед лицом.
— К-как это? — энергично заморгав, Гарри сфокусировал взгляд.
— Так это: ещё чуть-чуть и ты доведёшь себя до алкогольной комы.
305/676
— Как это твой отель?! — процедил он, резко выхватив остатки своего рома из
чужих лап. — Я трезв как стёклышко. Просто немного…
— Заторможен.
— Расслаблен, — сверкнул Гарри глазами. — Не меняй тему!
— Всем надо где-то жить. Тебе принадлежит особняк, мне принадлежит
отель.
— И это, очевидно, одна из великих тайн Тома Риддла, а значит ты сотрёшь
мне память. Снова, — угрюмо заключил Гарри.
Том в ответ хрипло рассмеялся.
— Если хочешь, могу и стереть, — внезапно предельно серьёзно сказал он. —
Могу стереть всё, что ты там видел. Ты этого желаешь?
Гарри даже не задумывался о таком, но возможный вариант на мгновение
показался самым лёгким: никаких воспоминаний — никакой боли.
— Я просто прошёлся. Воздухом подышал.
— А потом?
— Потом?
— Тебя не было дома.
«Он что, искал меня?»
— Навещал… крестника. Мне нужно было подумать, — Гарри поднял взгляд.
Голос вновь показался чужим. В горле пересохло, а очередной глоток рома
ситуации не исправил и даже, как бы странно это не звучало, слегка отрезвил.
Гарри твёрдо повторил:
— Мне нужно было о многом подумать. Но я в тупике.
Риддл застыл, непонятно куда устремив взгляд. В какой-то момент Гарри
показалось, что он окаменел, превратившись в ещё один предмет обстановки,
пока не раздался низкий, безмятежный голос:
— Стало быть, в тупике, — повторил он, смакуя эти слова, а следом хлёстко
заявил: — Мы с тобой не пара, Поттер.
Его тело пришло в движение, а жесты стали медлительными. Риддл обогнул
кресло и встал чуть поодаль, склонив голову, и вкрадчиво добавил:
— Даже не любовники. Мы не давали друг другу никаких обещаний. А теперь
напомни-ка мне, пожалуйста, не ты ли желал не иметь со мной ничего общего?
Не ты ли отчаянно сражался с этим, а потом отыгрывался на мне за свои же
слабости? Ты до конца предпочитал боль хоть какому-то подобию уз.
— Ты прав. Я выбирал физическую боль, ибо знал, что душевную пережить
намного сложнее, ведь, как мне кажется, я уже достаточно настрадался, Том.
Послушай меня, пожалуйста, — вполголоса попросил он. Внутренняя дрожь
охватила тело, как во время лихорадки, но внешне Гарри даже не шелохнулся. —
Я шёл к тебе за многим, но ответ судьбы очевиден. Знаю, что ты этого не
подстраивал, и тем не менее мне удалось взглянуть одним глазком на твой мир, о
котором я ничего не знаю, но понимаю одно: увиденное мне не понравилось, —
Гарри сделал паузу.
Том молчал. По его лицу нельзя было ничего понять, а немигающий взгляд
был расфокусирован, точно он о чём-то напряжённо думал.
— Возможно, все эти взрослые игры и правда слишком сложны для меня,
несмышлёныша. Как ты однажды выразился, Том, возможно, ты мне не по плечу.
Ты ожидаешь, что я таинственным образом смогу понять тебя, но я ничего не
понимаю, ничего не знаю. И не хочу знать. А вот ты, напротив, всё понимаешь. Не
строй из себя дурачка — тебе не идёт, — слабо улыбнувшись, он перевёл
дыхание, оставляя стакан в стороне. — Даже исключив любовь или
привязанность из твоего репертуара, ты сам говорил, что ревность тебе хорошо
знакома. Да, я ощутил её в полной мере, а ещё ощутил, что не имею на это
чувство никакого права. Ведь мы с тобой не пара, — теперь уже Гарри повторил
чужие слова. — Я собираюсь восстановить свою жизнь.
Внезапная твёрдость в собственном голосе его порадовала, согрев изнутри.
306/676
— Забавно, Волдеморт, разрушив мою жизнь давным-давно, только теперь ты,
Том, способен разрушить меня самого, — заключил Гарри. — Не знаю, нужны ли
тебе остатки силы внутри меня, но, судя по всему, ты и без них отлично
обходишься. Впрочем, если я ошибаюсь, мы можем договориться об их передаче.
Будь то боль или… прощальный секс, — горько усмехнулся он, покачав головой,
— я не откажу. Но не хочу больше видеть тебя. Не хочу быть ни твоим врагом, ни
твоим любовником, — одним из многих, как оказалось. Не хочу быть ни
опекаемым тобой, ни влюблённым в тебя. Ничего из этого я не желаю видеть в
своём будущем…
Слова давались с трудом.
Гарри понимал, что часть из них — самая настоящая ложь, и эта ложь была
обоюдоострым лезвием.
— Поэтому, Том, попрошу тебя сейчас уйти, — обманчивая мягкость
растеклась в голосе.
Повисла гнетущая тишина, однако Гарри чувствовал лёгкое облегчение,
совсем крохотное, однако даже такое оно дарило успокоение.
Риддл отделился от кресла и медленно подошёл к нему.
— Просто уйти? А как же прощальный секс? — задумчиво проговорил тот,
мазнув непроницаемым взглядом по лицу.
Казалось, там на мгновение промелькнула злость вперемешку с весельем,
точно его поведение забавляло, но и бесило Тома одновременно. У Гарри сердце
ухнуло вниз, забившись где-то под желудком: он столько всего сказал, а услышан
так и не был.
— Ведь сегодня ты шёл ко мне не только оставить подарок. Так? — И Том
утробно хохотнул, сжав его руку и дёрнув к себе, в мгновение ока ставя на ноги.
— Не смей! — предупреждающе процедил Гарри, выхватив палочку и ткнув
ею Риддлу под подбородок. — Предупреждаю, рука не дрогнет.
— Дрогнет, — протянул он, расплываясь в ожесточённой улыбке.
Нахмурившись, Гарри дёрнулся, когда понял, что чужие руки выдернули
рубашку из брюк и забрались под неё, поглаживая поясницу.
— Но пытать тебя я вполне способен, — шепнул он.
— Видишь. Опять хочешь отыграться на мне за свои же слабости. Ты ведь не
лил горючие слёзы?
— Из-за тебя? Никогда, — вернул Гарри жёсткую улыбку. — А ты, Том, не
запыхался?
— Запыхался? — несколько отвлечённо переспросил он, пока скользил
ладонями вдоль боков, чтобы выдернуть ткань и спереди.
Гарри злобно шикнул, ткнув палочкой сильнее:
— В твоём возрасте, наверное, сложно трахаться два раза подряд.
— О! Ты ведь прекрасно знаешь, что в моём-то возрасте я могу и три, а может,
и четыре, — оскалился он, чуть приподняв голову, избегая контакта с палочкой. А
затем пристально посмотрел в глаза, и улыбка медленно померкла, а тон стал
предельно серьёзным: — Я не спал с ней, Гарри. И не собирался.
— Поэтому она голая сидела у тебя на коленях. Скажи ещё, что тебя
подставили, — снисходительно усмехнулся он, а внутри приятно защекотало: это
была не ложь.
— Признаюсь: ты меня подставил. Я ожидал твоего появления чуть позже,
однако немного просчитался со временем, — опустил Риддл чуть рассеянный
взгляд, а Гарри содрогнулся.
— То есть ты… ждал? Как это ждал? — озадаченно переспросил он и опустил
палочку, дважды моргнул. — Ты был удивлён моему появлению!
— Не буду скрывать — меня удивило, что ты отыскал отель раньше, чем я
предполагал.
Замечание тотчас привело Гарри в себя, и он помрачнел.
— То есть я был вторым блюдом… Но ты оплошал, представляя меня глупее,
307/676
чем я есть на самом деле, и оба блюда подали в одно и то же время.
Гарри вновь ткнул палочкой ему в шею, медленно скользнув вдоль кадыка с
каким-то садистским наслаждением, и добавил:
— И правда — какое досадное совпадение. Отвратительное стечение
обстоятельств!
Риддл поднял руку и отвёл кончик палочки от своей шеи, скользнув пальцем
вдоль неё и лукаво сощурив глаза.
— Прекрати мне этим тыкать. Снова сломаешь.
— Угрожаешь?
— Ты не был вторым блюдом, а она — первым, — проигнорировал Том его
вопрос. — С ней мне надо было кое-что обсудить, а ты хотел кое-что обсудить со
мной. Разве не так?
— Мне тоже раздеться, чтобы обсудить с тобой дела? Это нововведения среди
приспешников Тёмного Лорда? — иронично вскинул он брови, не испытывая
никакого веселья. — За идиота меня принимаешь? Тем более не ты ли говорил,
что мы ничего друг другу не обещали? Не стоит церемониться, Том. Хочешь
трахнуть меня? Трахни.
— А ты новый приспешник Тёмного Лорда? — задорно улыбнулся он и, крепче
сжав ладонь на талии, притянул Гарри к себе. — Говорил. Но разве это не
прекрасно: мы с тобой никак не связаны, а я всё равно храню тебе верность,
малыш.
— Сам ты малыш, — досадливо поморщился Гарри.
— Кстати, змею я назвал Нагини. Хоть она и не заменит её… полностью, —
пожал он плечами. — Видишь, я прощаю твои проступки.
— Пьян я, а ощущение — что ты, — пробормотал Гарри, отвернув лицо.
— Ты же трезв как стёклышко?
Он смотрел на него исподлобья и не мог ничего понять. Риддл опять его
провёл, но было бы глупо отрицать, что ослабевающие путы внутри приносили
новую порцию облегчения, а лихорадочный азарт будоражил кровь. Но было ещё
и остаточное, почти что заглушённое алкоголем беспокойство.
Том скинул его в ад, а потом забрал оттуда с непростительной лёгкостью. Это
было опасно.
Это было страшно.
— Ты хоть слушал меня? Я не хочу тебя в своём будущем.
— Зато хочешь в своём настоящем, — парировал Том. — Ты научился отменно
врать. Меня это беспокоит.
Хмыкнув, Гарри медленно отвёл палочку и убрал её.
— Не всё в моей речи было ложью.
— Не всё, — подтвердил Риддл, а затем выудил флакон из кармана. — Прими
зелье.
Ему казалось, что Том пришёл исключительно из-за лекарства и его отказа
выпить его. Что это: забота или самоутверждение?
Говоря о зельях.
План визита в отель включал в себя и несколько иную сторону, к примеру,
создать себе возможность использовать определяющее заклинание Скарпина.
Хоть это и не даст быстрого ответа, но ускорит работу Гермионы в два раза,
самое меньшее.
— Ты специально оставил осколок?
Этот вопрос не давал Гарри покоя с того момента, как они с Гермионой
обнаружили его. Если тот разбил флакон, то убрал бы всё подчистую, или же
куда больше фрагментов стекла осталось бы в комнате, но никак не один.
— Так ты поэтому спрашивал меня про самочувствие? И какие
предположения: постепенное разрушение тела или иссушающая болезнь? А
может, преждевременное старение?
Они встретились взглядами, и Гарри хмыкнул.
308/676
— Оба варианта. А вот про старение мы не подумали, спасибо за намёк. Но
моё мнение, что это зелье для повышения ума.
— Наглец, — как-то слишком ласково протянул он.
— Я всё равно узнаю, Том.
— Буду ждать, — усмехнулся тот.
Откупорив зелье, он сделал глоток, демонстративно проглотив.
— Это не отравит тебя. Открой рот, — мягко попросил Риддл.
Неуверенно покосившись, Гарри приоткрыл губы. А следом время
приостановилось на мгновение, но, когда возобновило ход, стало течь
замедленным потоком. Том поднёс склянку к губам и хлебнул, не сводя с него
горящего взгляда. Гарри вопросительно моргнул, но ничего не успел сказать, —
Риддл впился в его губы, тягуче и плавно передавая жидкость, но та всё равно
скатилась с уголка рта и стекла по подбородку.
На удивление лекарство оказалось приятным на вкус — кисловатое, слегка
медовое, каплю пряное. Мгновенно вскружившее ему голову, он ощутил
расползающееся внутри тепло — вдоль груди, к шее и выше. Даже начинающаяся
мигрень прошла.
Замычав, Гарри злобно сощурился, заметив довольные огоньки в алых глазах,
и резко прикусил Риддла за губу, отчего тот дёрнулся, и на этот раз Гарри
довольно засиял, а затем… А затем он запутал пальцы в его волосах, жадно
отвечая на поцелуй.
Желание врезать ему зудело наравне с жаждой продлить ласки; желание
придушить — наравне с порывом целовать. Противоречивое столкновение двух
эмоций, от борьбы которых внутри всё замирало и сжималось. И в этот самый
момент Гарри понял, что сопротивление бесполезно. Помутнение рассудка или
же наваждение, но он забывал, кто тот есть на самом деле и сколько боли Том
ему причинил, лишь ощущая, словно они студенты-одногодки, урвавшие время от
учёбы, чтобы побыть вместе. И такое происходило уже во второй раз.
Возможно, Джинни была права — Риддл околдовал его.
Не успел он опомниться, как комната вокруг закружилась, и они оказались в
совершенно другом помещении, как и на другом конце города. Отель. Риддл
воспользовался порталом и утащил его с собой в придачу.
— Ты же приходил сюда, — пояснил он, — значит, продолжим здесь.
Гарри вскинул брови, обводя пристальным взглядом знакомую, но смазанную
в памяти обстановку. Это была спальня, тогда же он видел некое подобие
гостиной.
— Продолжим? — рассеянно поинтересовался Гарри, думая совершенно о
другом. — Если Призрачная Империя принадлежит тебе…
Внезапно туман в мыслях рассеялся: видимо, эффект от алкоголя несколько
ослабел, а может, зелье помогло развеять его.
— Все эти сессии, мероприятия, встречи делегаций… Ты подслушивал
полмира?
Том рассмеялся, обхватив его со спины и прижался губами к шее, мягко целуя,
а затем слегка покусывая, пока не поднялся к уху и не прошептал:
— Никогда не смотрел на это с такой точки зрения, но звучит заманчиво. И
почему же только половину? Целый мир.
— Если об этом станет известно — разразится скандал, — пробормотал Гарри,
резко обернувшись.
— Эта информация никак тебе не поможет, — прищурился Том, опасно
сверкнув глазами.
— Я и не собирался никому рассказывать.
— Знаю, но это не значит, что твои воспоминания этого не сделают за тебя.
Том коснулся шрама на лбу, затем скулы и, приподняв голову, накрыл его
губы в долгом, медлительном поцелуе. Сплетаясь с ним языком, Гарри тихо
застонал, когда тот подхватил его под бёдра, подняв на весу, и сделал шаг
309/676
вперёд, тем самым вжимаясь в промежность.
— Однако это лишь ничего не значащий факт, который ни одним доступным
способом нельзя подтвердить, — с улыбкой прошептал Риддл, оторвавшись от
губ. — Простой слух, если тебе так больше нравится.
— И лишь поэтому ты поделился им со мной.
— Ты же так хотел знать детали моей биографии, Поттер, — протянул он,
уверенно шагая в неведомом направлении. — Не брыкайся. Ты далеко не самая
лёгкая ноша.
— Мне нужно в душ, — предостерегающе заявил Гарри.
— Мы туда и направляемся.
— Вместе?
— Мне тоже надо в душ, а он в номере один, — хищно ухмыльнулся он.
Гарри прикусил щёку изнутри, ощущая толику нервного предвкушения, и всё
равно не мог не поинтересоваться:
— Кем была та женщина?
— Давняя знакомая, — не замедляясь ответил Том.
— Ты спал с ней?
— В былое время, да.
И это снова была не ложь.
— Опусти меня, — спокойно потребовал он, а Риддл обречённо вздохнул и
медленно опустил на пол.
— Опять?
— Сбегать не собираюсь. Боюсь, как бы ты спину не подорвал с такой-то
тяжестью, — хмыкнул Гарри, устремляясь к дальней двери. Судя по направлению,
именно туда они и шли. — И хочу добавить, что это временное перемирие.
— И прощальный секс?
— Именно.
— Иногда твоя страсть к самообману выглядит даже мило.
Махнув на него рукой, Гарри шагнул внутрь и осмотрелся. Ещё бы! Тёмно-
зелёные тона смешивались с чёрными и серебром чешуйчатых изваяний — всё
под стать владельцу.
— Какое-то помешательство, — еле слышно брякнул он, снимая обувь. — Я
мельком видел Грейбека с немецкими мракоборцами, — уже громче добавил
Гарри, не поворачиваясь к Тому, но неустанно ощущая его присутствие за спиной.
— Как Фенрир там оказался?
— Подкинул его к дверям Министерства, советуя строжайшее, пожизненное
заключение.
— А выглядел он так, потому что…
— Неудачно приземлился после аппарации, — заключил Том, а насмешливые
нотки переросли в откровенный сарказм.
— И ты ни разу не пытал его до состояния фарша?
— Видимо, приземление было очень неудачным, — спокойно пояснил тот.
Голос раздался совсем рядом, а следом чуть отдалился.
— Я предполагал, что ты его убьёшь, — в тон ему ответил Гарри, неторопливо
расстёгивая рубашку.
— Я тоже. Должен заметить, Гарри, что нахожу весьма интересным твоё
спокойствие в разговоре о том, как я пытаю и убиваю людей.
— Они — твои соратники, преступники и убийцы.
— И поэтому мне позволительно калечить их и убивать? Двойная мораль, не
находишь?
Гарри резко обернулся и застыл. Том, абсолютно обнажённый, — а он сам
даже рубашку толком не успел стянуть — сверлил его красноречивым взглядом.
— Как и, будучи полукровкой, восхвалять превосходство чистой крови. Хочешь
поговорить о морали, Том? — прищурился он и шагнул вперёд. — Потому что ты
заслуживаешь куда худшего, чем Долохов, Грейбек и любой другой из них.
310/676
Том не пошевелился и не ответил, молча следя за каждым его движением.
Гарри коснулся живота, проведя рукой вверх и задел сосок, заметив, как чужая
кожа покрылась мурашками. Подняв глаза, он встретился с потемневшим алым
маревом и шумно выдохнул. Между ними происходило нечто необъяснимое, и он
никак не мог понять что.
Внезапно Риддл отступил и предельно медленно опустился на колени, всё так
же не сводя пытливого взгляда. Гарри в полной прострации наблюдал, как тот
ловко расстегнул ремень, звякнув пряжкой, и вытянул его, отбросив куда-то в
сторону. Следом он плавно, точно издеваясь, провёл пальцем вверх вдоль
набухающей ширинки, заставляя его затаить дыхание, поддел замок и
неторопливо потянул вниз, расстёгивая молнию. Губы коснулись живота, и Гарри
со свистом выдохнул, когда чужая ладонь скользнула внутрь полурасстёгнутых
брюк, сминая его член, слегка оттягивая ткань трусов и отпуская, отчего та
больно сдавила. Штаны сползли к коленям, а Том, насмешливо поглядывая на его
ошарашенную, по всей видимости, гримасу, хрипло отозвался:
— Ты ведь об этом мечтал — поставить меня на колени? — И, покусывая кожу
на линии с полоской ткани, добавил: — Нравится вид?
— Это… — пробормотал Гарри, тут же застонав, когда горячее дыхание
опалило ткань, заставляя дёрнуться в ожидании, а чужие руки мгновенно
потянули за резинку трусов, обнажая плоть.
Безумие.
О таком Гарри мог только мечтать, и то, что это воплощённая в реальность
фантазия, накаляло его до предела. Казалось, что он мог кончить лишь от одного
этого вида.
А Том улыбнулся краем губ, и так всё отлично понимая. В его движениях не
было никакого стеснения, никакой неуверенности, наоборот, он прекрасно знал,
что делал, и полностью владел ситуацией. Владел самим Гарри.
Взяв член в руку, Риддл провёл языком по всей длине, следом обхватив
губами головку и плавно, предельно медленно насадился ртом.
— Мордред… — проблеял Гарри, откинув голову так, что в затылке заломило,
и запустил пальцы в чужие волосы, сжав в кулаке пряди. По телу пробежала
крупная дрожь, почти что судорога. — Ты убиваешь меня… — выдавил он из себя,
когда Том стиснул губы, полностью заглатывая член и сдавливая в плену рта. Там
было горячо, влажно и до безумия хорошо — Гарри даже не заметил, как стал
двигать бёдрами, толкаясь глубже, сдавленно постанывая, пока не ощутил внизу
гортанную вибрацию, точно задушенный стон, — и эта вибрация прошлась волной
экстаза по телу, выливаясь в судорожный вскрик. Гарри резко стиснул зубы,
обрывая возглас, и нещадно обжигающий омут, в который он стремительно
проваливался, исчез.
— Кричи, — послышался ласковый шёпот, однако убийственному приказу,
просачивающемуся сквозь мягкость, нельзя было не подчиниться. — Никто тебя
не услышит, — вкрадчиво произнёс Риддл, не сводя требовательного взгляда, — а
если услышат — так даже лучше.
— Лучше?.. — прохрипел он, но все мысли тотчас разбежались, как Том
приподнял его член, захватив губами мошонку, и засосал чувствительную кожу.
Судорожно выдохнув, Гарри непроизвольно дёрнулся, но чужая рука удержала
его бёдра. Растягивая ласку, Том скользил языком, вбирал, засасывал, щекотал
горячим дыханием, изредка награждая его потемневшим, но столь
выразительным взглядом, что тот откликался спазмами в паху и нетерпением
вновь ощутить давящую тесноту его рта. Тем не менее Том не следовал его
желаниям, лишь собственным; хотя тот и стоял на коленях, но Гарри ясно
осознавал, кто тут главный.
Он пропустил момент, когда держащая его бёдра рука скользнула дальше,
ласково щекоча кожу; Гарри не сомневался, неподвижно замерев и одновременно
чертыхаясь изнутри, когда чужие пальцы впились в его ягодицу, а затем мазнули
311/676
меж. Он не почувствовал удивления, когда те, необычайно влажные, без
предупреждения толкнулись в него, резко растягивая на грани боли и
наслаждения, а рот вобрал его член до основания, губы плотно сомкнулись, и
Риддл ускорил движения головы. Остались лишь чувства и накатывающее
наслаждение — Том находился везде, прикасался всюду, проникал в каждый
уголок его тела и разума, переворачивая там всё вверх дном.
Нестерпимо...
Чужой язык задел уздечку, а пальцы — простату, вырывая сиплый стон.
Задрожав, Гарри ощутил, как в груди вибрирует второй, и проглотил его, выдавая
какое-то подобие рыка. Послышался задушенный смешок, и Том обхватил член у
основания, скользя языком вдоль вен и снова медленно погружая в рот, чтобы
следом выпустить на четверть, и вновь заглотить, сгибая пальцы внутри Гарри, с
каждым проникновением скользя по чувствительной точке. Он трахал его и
спереди, и сзади, и это было просто невыносимо.
— Я на грани, — сдавленно предупредил Гарри.
— Знаю.
Он только успел переступить через одежду, как Том молниеносно поднялся с
колен, затащив его в кабинку.
— Рубашка!
— Плевать, — отмахнулся Риддл, вжав его в ребристое стекло стен. Горячая
вода ударила мощным потоком, и Гарри захлебнулся, цепляясь за чужие плечи.
Губы накрыли в сладостном, затяжном поцелуе, и ему буквально стало нечем
дышать. Вода омывала лицо, не позволяя вдохнуть через нос. Задыхаясь, он
кусал губы Тома, пытаясь вырваться и получить толику кислорода, но Риддл лишь
крепче вжимал его в стеклянную поверхность, в плавном скольжении потираясь
членом о его, и лишь глубже проникал языком в рот. На грани обморока от
кислородного голодания, сходя с ума от медлительных фрикций, Гарри
задрожал, чуть ли не забарахтался в его руках, и хватка исчезла, а он тут же с
громким всхлипом вобрал в лёгкие побольше воздуха, дёрнувшись вперёд и
вжавшись в Тома.
— Твои покушения… на мою жизнь всё изощреннее, — порывисто прошептал
Гарри, дыша через раз.
Дыхание сбилось окончательно, а глаза слегка щипало от воды, и он устало
отклонился назад, прислонившись к стене.
Странно улыбнувшись, Том ничего не ответил, лишь коснулся его бёдер и
провёл вверх, размазывая остатки спермы, которые вода почти что смыла.
— К-кто? — облизнув губы, Гарри удивлённо уставился вниз, рассматривая
белёсые разводы.
— Ты просто кладезь удивительных способностей, — прошелестел Том,
притягивая его к себе и, по всей видимости, заметив его оторопелость, мягко
добавил: — Или же это я так на тебя влияю, Поттер.
— Как самонадеянно, — мгновенно опомнился Гарри.
Помедлив, он скользнул взглядом по влажному телу.
Близость в некоем понятии вседозволенности ощущалась им впервые, как и
удивительная уверенность, граничащая почти что с наглостью. Положив ладонь
на чужую грудь, он провёл вниз, задержав на родинке, коснулся косых мышц
живота, что сократились, стоило только дотронуться, и обхватил член, сжимая и
скользя влажными пальцами по всей длине. Не сводя с Тома цепкого взгляда, он
ловил каждый внешний отклик на свои действия — от дрогнувших губ до чуть
чаще вздымающейся груди. Реакция была еле заметной, но оттого ещё более
желанной.
Изумительно.
— Даже не думай об этом, — Том чуть склонил голову, а странная улыбка, от
которой мурашки поползли по коже, столь жуткой та была, тронула его губы, но
Гарри не сделал попытки отстраниться, напротив, крепче сжал кулак, ощущая
312/676
пульсацию плоти.
— Жаль, — искренне признался он.
Отступать Гарри не собирался, а Том, в свою очередь, явно не намеревался
исполнять дальнейший список пожеланий.
— Тем не менее мы ещё не закончили, — снисходительно пояснил Риддл.
Он поймал ладонь Гарри, скользнув выше — вдоль влажной ткани, — забрался
под рубашку и сдёрнул её с плеч, отчего пуговицы на рукавах оторвались, а
брызги попали в глаза. Сморгнув, Гарри незамедлительно обвил шею Тома рукой
и сжал волосы, отклоняя в сторону чужую голову и впиваясь губами в мягкую
кожу. Слизывая капли воды, Гарри исследовал шею, терзал не прекращая,
чередуя поцелуи и укусы. Под ладонью ритмично билось чужое сердце, а ухо
щекотало горячее сбивчивое дыхание.
Гарри хотел растоптать его выдержку, проявить главенство…
— Повернись, — резкий и сухой приказ контрастировал с чуткостью пальцев,
скользящим по его бокам.
Игры, видимо, закончились.
Усмехнувшись, он мазнул взглядом по напряжённому лицу с расширенными
зрачками и трепетавшими крыльями носа. Злость ли? Гарри с театральной
медлительностью развернулся, положив обе ладони на холодный, влажный
кафель, и слегка прогнулся в пояснице, задев ягодицами возбуждённый член
Риддла.
Что ж, может быть это и эффект алкоголя в крови, но робости или какого-то
смущения он не ощущал.
А может, всё это осталось там, в ванной на Гриммо?
Череда мурашек пробежала по коже, когда чужие пальцы коснулись
поясницы, провели вдоль позвоночника и стиснули затылок, а Том резко вжался
бёдрами в его ягодицы, плавно потираясь, чтобы тотчас отстраниться и
проникнуть сразу двумя пальцами. Это ощущалось всё ещё несколько
необычным, но не болезненным или неприятным. А ловкие и столь же дразнящие
манипуляции отзывались сладостным томлением в паху.
— Хочу предупредить, Гарри, — приторным тоном протянул тот, оглаживая
его бёдра второй рукой. Внезапно вместе с пальцами его наполнила непонятная
субстанция — та холодила и приятно покалывала, и стоило Тому убрать руку, как
Гарри буквально ощутил, что из-за её обилия она потекла по ногам. Это явно
было не масло.
Он дёрнулся, ощутив странное волнение.
— О чём?.. — голос дрожал.
— Я зол на тебя.
Гарри хотел спросить о причине, но не успел, когда, резко дёрнув за бёдра,
Том насадил его на себя, как резиновую перчатку на руку. Вскрикнув, он сжал
кулаки и от силы последующего толчка упёрся грудью в кафель. Нутро опалило
огнём, а хлюпающий звук распространился эхом по комнате, и даже шум воды
его не заглушил.
— Признайся. Признайся, что назло мне стал мракоборцем, — процедил тот,
качнувшись назад, и вновь врезался в его тело, грубо засадив до громкого
шлепка.
Протяжно застонав, Гарри дёрнулся, хрипло зашипев:
— Чёрт тебя дери, Том! Серьёзно? Сейчас?!
Ответом стал очередной толчок, и Гарри приподнялся на цыпочки. Вода
капала с волос, скатываясь по лицу, и он постоянно сглатывал, тяжело выдыхая.
Мышцы одеревенели, даря ощущение поломанного манекена, а сильно
распирающее чувство стремительно подводило его к грани.
— Я стал мракоборцем, потому сам… сам так захотел!.. А-ах, — просипел он на
выдохе, одновременно ощущая, как Риддл вышел из него полностью, сжал
ягодицы, раздвигая их шире, и грубо толкнулся внутрь, слишком явственно
313/676
пройдясь по простате, от чего у Гарри искры из глаз посыпались, а позвоночник
прошил электрический импульс. Страшное наказание — не болью, а
невыносимым наслаждением.
Ответом ему стал низкий ядовитый смех неверия и очередной толчок,
выбивающий весь дух. Опустив голову, Гарри сглотнул — всего нескольких
движений хватило, чтобы член опять стоял колом и истекал смазкой.
Чувствительность, особо которой он никогда за собой не замечал, превратила его
внутренности в один оголённый нерв, а грубость на грани дозволенного, к
ужаснейшему и столь же познавательному удивлению, будоражила. Не успел он
опомниться, как ноги перестали касаться пола, а чужие пальцы впились в бёдра,
удерживая его.
— Ты стал мракоборцем, так как захотел оказаться в эпицентре очередного
конца света, — ласково поправил его Риддл и подался глубже, интенсивнее
вбиваясь в его тело до звонких ритмичных шлепков.
Вода внезапно стала ледяной, а затем снова горячей, обжигая кожу спины то
убийственным холодом, то щадящим теплом.
— И у тебя! — Резкий толчок и последующий за ним собственный натужный
стон оглушили его. — Гарри! — Ещё один толчок. — это получилось! — рвано
выдохнул Том.
— Никаких неприятностей… у меня-ах…— простонал он, захлёбываясь в этих
ощущениях.
Риддл был груб, несдержан и никакой ласки и отдалённо не проявлял в этот
раз, а Гарри возбуждался лишь сильнее от его действий, чувствуя себя
загнанным в угол.
— Да неужели? — едко шепнул Том и резко подхватил его под животом.
Гарри ощутил своё тело невесомым и удивлённо охнул, когда тот на
мгновение выскользнул из него, только чтобы развернуть, словно ягнёнка на
вертеле, и вновь толкнуться до упора.
Они оказались лицом к лицу.
Змеиная улыбка растянулась на лице Тома, заставляя Гарри душевно
содрогнуться и тем самым сильнее сжать член внутри себя, отчего улыбка
превратилась в оскал, а на чужой шее вздулись вены.
— Ты признаёшь это?
— Нет, — Гарри сумбурно мотнул головой, хватаясь за скользкие от воды
плечи «инквизитора».
Когда его тело качнулось, словно подвешенная в воздухе груша, и он сам
насадился на Тома, Гарри беспомощно взмахнул руками и ухватился за его шею,
грубо сжав мокрые пряди волос, и откинул голову назад, больно ударившись об
стенку затылком. Проникновение стало на порядок глубже, а ощущение —
насыщеннее. Риддл без зазрения совести управлял его телом, удерживая в
воздухе телекинезом, а руками зафиксировал бёдра, впиваясь пальцами в кожу
до болезненных покраснений.
Напряжение стало осязаемым, редкими искрами рассыпаясь в воздухе, а вода
стекала по телу и лицу, заставляя зажмуривать глаза и задыхаться в моменты,
когда струи вновь перекрывали доступ к кислороду.
— Оборотень мог тебя укусить, — заметил Том и вжал его спиной в стенку,
впиваясь губами в шею рядом с подзажившими ранами от когтей оборотня.
— Опасности не было, — прошипел Гарри, одновременно ощущая, как поцелуй
превратился в болезненный укус после его слов.
Кожу обожгло, а затем тот вцепился в его плечо, скользя чередой из поцелуев
и укусов вдоль ключиц, с каждой лаской ощутимо ускоряясь, отчего Гарри рвано
дышал, беспрерывно постанывая, и никак не мог собраться с мыслями:
— Н-никакого риска… М-м… Человеческая форма, ах!
— Всегда есть риск! — прошипел Том, срываясь и вколачивая его в стену до
болезненно-сладких судорог внутри.
314/676
Гарри задрожал. Наслаждение пульсировало внизу, мученически разливаясь в
паху, и он резко дёрнул рукой, проскользнув меж их тел, чтобы коснуться себя.
Гортанно застонав, Гарри чуть не кончил от двух движений кулака, но неясный
страх упасть заставил снова вцепиться обеими руками в чужие плечи и
неудовлетворённо замычать. Сердце колотилось как бешеное; в крови
разливался жидкий огонь — смесь из истомы, наслаждения и частичной злости,
что прорывалась на поверхность, но тут же перекрывалась экстазом; в голове
стоял неясный, но безумно волнующий гул.
Так же отчётливо, как ощущал проникновение пульсирующей плоти в тело,
Гарри ощутил вторжение в свой разум. Оно было странным: острым как лезвие и
ласковым как дуновение ветра, одновременно глубоким и поверхностным, точно
Том смотрел его глазами, считывал воспоминания, как только они рождались, и
разделял их. И Гарри потянулся в ответ. Он не понимал, что делает, лишь
обхватил тонкую, ведущую к Тому нить, и шагнул вперёд, ощущая, как
погружается в нечто тесное, горячее, ритмично сжимающееся вокруг.
Чёрт!
— Ха… — выдохнул он с протяжным стоном, прямо ему в губы, а в следующий
миг они сплелись языками.
Слишком близкое соприкосновение, чрезмерно глубокое, — танцующая
подобно пламени ласка, а не поцелуй. Риддл вылизывал его рот, и Гарри, ощущая
медово-пряный вкус зелья, ловил его язык и жадно вбирал в рот, смыкая губы и
посасывая, как минутами ранее делал Том чуть ниже.
Температура воды снова упала, но ему было так жарко, что даже ледниковое
озеро не показалось бы излишне холодным. Внутри творилось сущее безумие.
Видеть себя чужими глазами, ощущать Тома внутри собственного тела и то, как
это чувствует Риддл в то же самое время, просто сводило с ума. Гарри даже не
осознал собственного положения, пока не увидел это через призму чужих
воспоминаний: почти что горизонтально, заведя руку за голову и упираясь ей в
стекло дверцы при каждом движении тела, удерживаемый силой Тома, он словно
возлежал на чём-то невидимом и раскачивался. Волосы влажными прядями
прилипли ко лбу и щекам, лицо, окрашенное лихорадочным румянцем, тёмно-
зелёные, почти что чёрные глаза, подёрнутые дымкой экстаза, искусанные губы
постоянно приоткрывались, испуская отрывистые и бессвязные, громкие и
задушенные стоны, — всё это явилось ему столь ясно, облечённое в возбуждение
Тома, что внутри зародилось внезапное смущение от развратности собственного
лица. Однако же он не мог закрыть глаза — те ему не принадлежали — и лишь
скользил жадным взглядом ниже — к груди, откуда-то покрытой тройкой засосов,
к животу, украшенному ещё четвёркой и к тому же заляпанному собственной
смазкой. На мгновение даже показалось, что это очередная порция спермы.
Гарри сглотнул, хрипло застонав… Или это был Том?
Его ноги крепко обхватили чужие бёдра, смыкаясь за поясницей Риддла, а тот
притянул его к себе и поддался навстречу. Резкие, рваные толчки
распространялись эхом, что, ударяясь об стены, возвращалось какофонией из
хлюпающих звуков, хлёстких ударов кожи о кожу, хрипловатых стонов и других
— низких, гортанных.
Том резко вышел из него, чтобы тотчас заполнить жаркую пустоту полностью
и впиться в губы, скользя языком вдоль языка и, казалось, проникая в глотку…
Или это вода опять не давала дышать? Гарри не понимал уже, где его губы, а где
чужие, и кусал их, чувствуя, лёгкую боль, столь же приятную, как и распирающее
ощущение внутри, как и сокращающийся жар вокруг… Сумасшествие.
Тягучий темп мгновенно перешёл в бешеный — Том сорвался, вдавливая его в
невидимую преграду под спиной, отчего та прогибалась, или это он терял
контроль над силой? Гарри ощутил, что падает, и в тот же момент был подхвачен
вновь. Сердце ухнуло и забилось быстрее, и опять же он не понимал чьё — своё
или чужое. Оба стучали в унисон, как и двигались тела. Одно мгновение, один
315/676
вздох, одно жадное соитие губ в очередном ненасытном поцелуе и влажное
сплетение языков, точно змей, и он остро ощутил чувственную, пульсирующую
истому — грань. Гарри инстинктивно сжался вокруг него, изгибаясь в пояснице от
острого наслаждения, пронзившего спазмами и тело, и разум.
— Дьявол! — рыкнул Риддл в его губы, нещадно прикусив нижнюю.
Гарри ощутил привкус крови на языке и заполняющую нутро сперму; не
только его, но и собственную — они кончили одновременно.
Блаженная нега разливалась по телу, а ощущение заполненности
откликалось немного необычными, тянущими нотками, но и столь же приятными.
Зарываясь пальцами в мокрые пряди, Гарри приковал Тома к себе, медлительно-
лениво целуя в губы, казалось, целую вечность. Он чувствовал себя застрявшим в
каком-то пустынном месте меж реальностью и фантазией: тело жило остаточным
наслаждением, а разум всё ещё содрогался.
Риддл не спеша вышел из него, и Гарри невольно застонал, остро чувствуя,
как чужая сперма вытекает из него — это необычное ощущение было слишком
пошлым, но вместо брезгливости новая волна желания пробежалась мурашками
по коже, и рядом раздался тихий смех. Том всё ещё считывал его воспоминания,
пронизанные мыслями и желаниями.
— Укатаешь старика, — насмешливо прошептал он, аккуратно опуская его на
ноги.
Когда невидимая магическая опора исчезла, Гарри пошатнулся и чуть не
спустился по стенке вниз — тело стало ватным, а ноги дрожали от напряжения.
Риддл крепко обхватил его за талию, удерживая на месте, и подманил
непонятный пузырёк.
— Что-то ты слишком подвижен для старика, — просипел он, откашлявшись.
Теперь Гарри в полной мере ощущал последствия грубости, которой так
наслаждался. Казалось, по нему «Хогвартс-экспресс» проехался: болезненно
ныли мышцы всего тела и даже рёбра, а Тому было хоть бы хны.
— Что это? — указал он подбородком, потому что сил поднять руку не
осталось.
— Мыло. Ты же хотел помыться, — размеренно ответил Том.
Гарри открыл рот, чтобы возразить, но когда чужие ладони заскользили по
телу, тщательно намыливая, он тут же захлопнул его, млея от этих беглых,
ласковых прикосновений пальцев. В воздухе повис приятный тёплый аромат, и он
прикрыл глаза, постепенно осознавая всю нестандартность ситуации.
— Ты ведёшь себя странно, — непринуждённо заметил Гарри, когда Том
смывал очередную порцию мыла с его тела.
— Разве? Мне нужно было бросить тебя здесь и отправиться спать? —
спокойно поинтересовался он, а Гарри не видел лица, так как прислонился
спиной к чужой груди, буквально навалившись всем телом.
— Нет, но... гм. Это всегда… так? — аккуратно поинтересовался он и следом
добавил, пояснив на всякий случай: — Так насыщено то есть. Это ведь была
легилименция.
— Разве ты раньше не ощущал? — Том скользил мыльными пальцами вдоль
груди, задевая соски, и Гарри вздрогнул. — Когда улавливал мои воспоминания и
эмоции, а я твои?
— Смешное сравнение, — медленно протянул Гарри. — Тогда всё было иначе и
вообще не связано никак с… с этим.
Том усмехнулся, коснувшись рукой горла и слегка сжал, отчего Гарри на
секунду затаил дыхание.
— Почему же не связано? Твои эмоции и воспоминания были столь сильны, что
они управляли телом и доставляли физическую боль. Сейчас же это было
наслаждение. Единственное различие наблюдается в методе, — его пальцы
разжались и мягко погладили засос судя по болезненному зуду.
— Разве не произойдёт внутренний конфликт от обоюдного считывания?
316/676
— Конфликт возможен. Однако считывание кратковременной памяти —
пустяк, — безразлично поведал тот, ведя ладонью вдоль спины. — Гармония,
Гарри. Эти воспоминания только формируются, они самые насыщенные и самые
легкодоступные, ведь разум ещё не успел их защитить.
— Где подвох, Том? — еле слышно выдохнул Гарри, бегло повернув голову, но
тут же заткнулся, когда мыльные пальцы скользнули меж его ягодиц и проникли
внутрь, а сперма вновь потекла по ногам. Гарри даже пошевелиться не мог и
только дёрнулся, запротестовав: — Это обязательно? И я сам… способен!
— Мало ли места не останется, — прошептал Том, опаляя шею горячим
дыханием и полностью игнорируя все возражения.
— Где? — удивлённо переспросил он.
Вода остановилась, и прохладный воздух прикоснулся к коже, порождая
табун мурашек.
— Внутри тебя, — просто ответил Том, вытаскивая его из душа, точно мешок с
картофелем. — У нас в запасе ещё два раза, а может, и полноценных три.
И как это понимать? Гарри еле пальцами шевелил. Он не разумел, отчего
такая усталость, но тело ощущалось обмяклым, грузным и неповоротливым.
— У меня нет сил, — просипел он.
— Тебе и не нужно быть особенно инициативным. Я сделаю всё сам.
Метнув красноречивый взгляд, Гарри с театральной экзальтированностью
— А мне просто ноги задрать для твоего удобства? — И недобро осклабился,
сам же себе ответив: — Нет. Ты упустил шанс, так и не забрав свою магию
обратно.
— Почему же упустил? Она благополучно вернулась домой.
Когда?!
Никаких особенных ощущений Гарри не испытал. Нет, то есть всё было
особенным и необычным… Но он превосходно помнил, как протекала передача
магической силы, и был уверен, что сейчас ничего схожего не произошло.
— Невозможно, — покачал он головой, опираясь боком об раковину, и ощутил
поток горячего воздуха, что тут же подсушил влажное тело. Гарри насупился: —
Или возможно?
Может, в океане эмоций и телесного наслаждения он просто пропустил
момент?
— И сколько ты прихватил?
Когда Гарри поднял вопросительный взгляд, Риддл уже был полуодет в
простые хлопчатые штаны, что застёгивал на бёдрах со скучающим видом.
— Около одной десятой части от остатка.
— Почему не всё?
— Какое внезапное рвение и желание сотрудничать, — с ласковой усмешкой
протянул он. — Если ты беспокоишься о своей тёмной стороне, то тебе ничего не
угрожает. Пока что.
Голоса он не слышал, что, с одной стороны, волновало не меньше, с другой,
снижало риск созревания магической бомбы внутри него. Как бы то ни было, а
сейчас Гарри скорее не понимал, почему Том медлит, откусывая по кусочку от
пирога, когда в первый раз проглотил половину.
— Тебе трудно усваивать её? — задумчиво поинтересовался он, подманив
близлежащий предмет одежды.
В алых глазах промелькнуло нечто непонятное, и Том спокойно кивнул в
ответ:
— Требуется время после превышения… неких лимитов.
Как он и думал. Возможно, дело было в перенасыщении и даже в риске
магического выброса, как случилось в парке.
Держась за раковину, Гарри кое-как натянул нижнее бельё, кряхтя не хуже
Кричера, а когда распрямился, то ощутил опору рядом.
317/676
— Мог бы и не одеваться, — шепнул Риддл.
— Говорил, что не будешь возиться со мной, и как это называется? —
проигнорировал он, указав на руки, которые оплелись вокруг сжимающим
кольцом, чуть ли не приподнимая его в воздух.
Том хмыкнул и отнял руки в примирительном жесте, но стоило Гарри сделать
шаг, как он чуть не запутался в ногах и не навернулся на скользком полу.
— Я не вожусь с тобой, просто не горю желанием объяснять Кингсли наличие
голого Избранного у себя в номере с проломленным черепом. Моя скандальная
репутация этого не переживёт, — расплылся он в той же плотоядной улыбке.
Гарри криво ухмыльнулся в ответ, представляя эту красочную картину. А
затем позволил себя поддержать за талию, но, когда Риддл хотел подхватить его
на руки, он резко отстранился, мотнув головой.
— Я способен идти самостоятельно, — твёрдо заявил Гарри и поспешно
добавил: — Опираясь на тебя, разумеется.
— Разумеется, — вторил ему Том, а на дне взгляда плясали насмешливые
огоньки.
Однако уже спустя десять шагов Гарри почувствовал себя безногой
черепахой, катающейся на панцире, а Том закатил глаза:
— Похоже, это тебе семьдесят четыре года, Поттер. Где вся юношеская
энергичность?
Гарри недовольно фыркнул в ответ, кое-как шагнув вперёд. Следом он
покачнулся, накренился, точно поясница перестала гнуться, а затем тяжко
вздохнул и метнул недовольный взгляд. Как будто это он отымел себя до
полуобморочного состояния.
Том резко остановился:
— Так, мне это надоело. Не хочешь на руках, пойдёшь так.
И Гарри снова завис в воздухе, буквально левитируя вперёд.
Хорошо хоть вертикально.
— Том!
— Гарри.
Тот невозмутимо шёл рядом, и Гарри сделал вид, что тоже шагает по воздуху,
благо это было легче, чем плестись по полу. По дороге он зацепился взглядом за
змею. Её ребристая чешуя сверкала в полумраке. Вторая версия Нагини дремала,
но не спала — об этом говорили полуприкрытые веки.
Успела ли она всё запомнить?
— Семьдесят четыре года, — внезапно пробормотал он, окинув Тома
внимательно взглядом, а тот вернул ему такой же. — Ты учился вместе с
Ваблатски?
— Она сообщила тебе свой возраст? — притворно удивился Риддл. — Надо же.
Его дёрнуло в воздухе, когда они зашли в спальню, а после развернуло, и он
буквально опрокинулся на прохладную простынь.
— Так ведь? — приподнявшись на локтях, настойчиво поинтересовался Гарри.
Сейчас, когда дурман в голове немного развеялся, он отлично понимал, что
тогда мог продвинуться дальше поверхностных воспоминаний и получить столь
необходимые ответы; но было ещё и другое осознание — происходило всё это с
дозволения Риддла. Гарри мог ориентироваться в чужом разуме, потому что тот
так решил, а не потому, что он перешагнул ментальный блок, и стоило
зародиться одному лишь намерению ступить на запретную территорию, как
последствия не заставили бы себя ждать. Весьма плачевные, скорее всего,
последствия.
Альбус предлагал ему повторить внедрение в сознание Риддла. Знал ли он о
влиянии сил Тома или же нет — Гарри понятия не имел, однако недавняя попытка
Дамблдора проникнуть в его голову вкупе с предостережением Риддла
приобретала несколько иную подоплёку: раз самому в крепость не проникнуть,
можно было шпионить за врагом через разум самого Гарри. Весьма удобно.
318/676
Впрочем, ничего нового в этом не было. Но на что рассчитывал профессор?
Гарри встряхнул головой, избавляясь от изображения обеспокоенного
Дамблдора.
Том молчал. Он задумчиво смотрел в окно и не предпринимал никаких
действий, а затем внезапно заговорил вполголоса:
— Офелия была студенткой факультета Рейвенкло: одной из лучших. Она
всегда тянулась к славе своей семьи, но одновременно не желала иметь с ней
ничего общего — в этом мы с ней были похожи. Она считала свой дар проклятием
и пыталась от него избавиться, я же — кое-что приобрести. И ни одному из нас
этого не удалось.
— Эмоции.
— Эмоции.
— Но она не стала Пожирателем?
Гарри увидел вместо Тома клубок из ниток и стал тянуть за конец в желании
узнать как можно больше, пока тот не успел оборвать его. Он поспешно задал
следующий вопрос:
— Ты не предлагал, или же она сама отказалась?
— Как ты уже понял, не стала, — спокойно ответил Риддл, переводя взгляд с
окна на него.
— А Йа Джоу?
Хмыкнув, Том упёрся коленом на кровать и медленно продвинулся вперёд,
нависая над ним:
— Ты задаёшь опасные вопросы, Гарри, — он придавил его своим весом к
постели и хлопнул по бедру.
Шумно выдохнув, Гарри обречённо глянул по сторонам.
— Мне надоело играть в шарады.
— Всё в твоей памяти, — Том мягко прикоснулся губами к подбородку, а затем
к скуле.
— Я никогда не отличался усидчивостью и терпением.
— Что ж, тогда тебе придётся постараться. И птичка мне напела о
поразительных успехах, превышающих даже мои… Чему, конечно, я не поверил.
Сам понимаешь, Поттер, блистательнее меня только я, — сощурил он глаза, но
блуждающая на губах улыбка не давала усомниться в чужом озорстве. — Так что
тебе придётся доказать это. Ничего не достаётся просто так, ты знаешь об этом
больше других. А теперь давай спать.
Том медленно скатился с него и растянулся рядом, подобно сытому питону, а
Гарри потёр слипающиеся от усталости глаза, на мгновение невольно ощутив
крохотную толику разочарования, что, видимо, как-то отразилось у него на лице
и не осталось незамеченным.
— Как я говорил однажды, не собираюсь трахать твоё бессознательное тело,
— безапелляционно заявил он, отворачиваясь.
Гарри сверлил чужую спину с минуту. И вот она — очередная версия Риддла,
выбивающая его из колеи.
— Ты принял какое-то решение? — как бы между прочим поинтересовался
Гарри, замечая, как чужие плечи напряглись.
— Поттер, сегодня был тяжёлый день. Ты устал, я устал… Спи, — послышался
тихий вздох, а в голосе — нотки утомления.
— Я не хочу зависеть и далее от твоего настроения, — упрямо заявил Гарри.
— Ты сам сказал, что мой мир тебе не понравился.
— А ты сказал, чтобы я играл в любовь с Эдмундом.
— Маглорождённый помощник Офелии? — задумчиво спросил Том, медленно
обернувшись.
Они столкнулись нос к носу, и Гарри улыбнулся, подметив внезапную
мрачность.
— Так ты знал.
319/676
— В тот самый момент, когда ты самоотверженно защитил его грудью, —
недобро усмехнулся Том, прищурив глаза. — И как поживает юный вуайерист?
Теперь уже Гарри нахмурился. Поведение Эдмунда приобретало чёткие
истоки. Если он мог их видеть… Но как? Ваблатски отлучилась или…
— Возможно, Офелия и кажется тебе заботливой и доброй, но она может быть
столь же жестокой, — флегматично пояснил Том.
«Не смей пользоваться этим, чтобы унять свою боль…» — Гарри подумал о
грозном предупреждении ещё тогда. Мягкосердечие Ваблатски не ставило под
вопрос существование железного стержня и решимости делать то, что
необходимо, у провидицы. И хоть он понимал, что ничего, кроме симпатии к
Эдмунду, не испытывает и не будет, но это показалось слишком жестоким по
отношению к тому.
— Хотела разбить его иллюзии? — еле слышно спросил Гарри.
— Некоторые чувства так и остаются безответными, — Том коснулся его щеки,
скользнув пальцем вдоль скулы, обрисовал линию челюсти и мазнул по губам. —
Лучше выдернуть с корнем, чем разбираться с последствиями разбитого сердца.
— Это намёк? — Гарри поймал его руку, сжав до боли и вцепился взглядом в
затухающие угольки.
— Жизненный опыт, — Том вздохнул, точно этот разговор его утомил вне
меры.
— И у тебя он весьма богатый в сфере невзаимной любви, — едко заметил
Гарри, переплетая пальцы с его и крепко сжимая.
— Он у меня весьма богатый во всех сферах, — Том притянул их ладони к лицу
и, не сводя взгляда с Гарри, поцеловал. По коже пробежали мурашки, а сердце
ёкнуло. — Мне придётся применять сонные чары, чтобы ты уснул наконец? —
осторожно поинтересовался он.
— Лучше бытовые чары, — хмыкнул Гарри и, заметив вопросительный взгляд,
невинно пояснил: — Я забыл зубы почистить.
Риддл откинул голову на подушку, тихо рассмеявшись.
— Можешь доковылять до ванной, а когда ты вернёшься, Поттер, я уже успею
заснуть, — в тон ему ответил тот.
— Кстати… это из-за передачи силы я становлюсь неповоротливым
бегемотом?
— Лишь небольшая усталость, не перегибай палку, — в голосе проявился
скепсис.
— Разве не странно, что в этот раз я ничего не почувствовал? — озадаченно
заметил Гарри.
В ответ раздался тяжкий вздох.
— Почему бы нам не обсудить это завтра?
— Потому что завтра я могу проснуться один, — спокойно ответил он. — Ты
собираешься что-нибудь делать с Экриздисом? Я знаю, что оставил тебе выбор…
— Поттер, ты невыносим, — простонал Том, поворачиваясь к нему спиной.
Выдержав небольшую паузу, он добавил: — Пока Экриздис заперт в Азкабане, до
него не добраться.
— Это как тысячелетние поиски Тайной комнаты, — задумчиво заметил Гарри.
— Именно. Никаких видений?
— Никаких.
— Возможно, барьер мешает твоим внутренним антеннам настроиться на
колдуна, — успокаивающе добавил он.
— Меня не расстраивает отсутствие кровавых видений, — невозмутимо
возразил Гарри, — просто обуревает плохое предчувствие: ему явно нужен
воскрешающий камень и куча магической силы, чтобы наполнить артефакт. Я
искал вещицу в библиотеке Блэков, но ничего похожего так и не нашёл.
— У Экриздиса было много собственных изобретений, о которых стало
известно лишь после его смерти, — Том вновь повернулся.
320/676
Гарри заметил затуманенный дымкой сонливости взгляд и глубокие синяки
под глазами и вздохнул. Пора было закругляться, только вот с каждым вопросом
его усталость медленно испарялась.
— Раз уж ты стал мракоборцем по собственному желанию, — усмехнулся Том,
— наведайся в Отдел тайн. В семьдесят шестом ряду, двенадцатая полка —
скрытая полка — там есть одна увлекательная книжка: «Костяная комната и
перечень непростительных артефактов».
— Даже не буду спрашивать, откуда ты это знаешь. — Гарри чуть
пододвинулся к нему и с наигранным возмущением спросил: — Хочешь, чтобы я в
первую же неделю работы нарушил правила?
— Ты всегда нарушал все правила, — Том иронично приподнял брови, а
следом зевнул, прикрыв глаза.
Ему нравилась эта расслабленная беседа, столь похожая на ту ночь, но
игнорировать чужое состояние он не мог.
— Сдаюсь и разрешаю тебе спать, — улыбнулся Гарри, чуть приподнявшись на
локтях, и глянул в окно.
Вдали над недавно открытом колесом обозрения искрились в небе
фейерверки.
— С Новым годом, Том.
Удивительно, что оба праздника они провели вместе.
— Гмх, — промычал что-то непонятное тот, вновь переворачиваясь на другой
бок.
Интересно, сколько дней он не спал, что казался таким крайне безобидным и
полностью потерявшим бдительность?
Том буквально повернулся к нему спиной, по всей видимости не чувствуя
никакой опасности. Гарри даже провёл рукой вдоль лопаток и позвонков, ожидая
напороться на какой-либо щит или невидимую преграду, возможный артефакт,
что укусит его подобно змее. Но Риддл лишь шевельнул плечом, словно ему было
щекотно, и Гарри отнял ладонь.
Удивительная беспечность для того, кто пытался уничтожить годовалого
ребёнка как возможную угрозу.
Уронив голову на подушку, он беззвучно хмыкнул.
«И я проявлю милосердие — позволю тебе выкрикивать моё имя, когда ты
будешь содрогаться, доподлинно зная, кто этому поспособствовал», — забавно
было вспоминать и ласкать взглядом затылок мирно отдыхающего под боком
Тома, одновременно вращая в памяти своё имя, — Гарри Поттер — брошенное им
в первую же ночь. Возможно, он тогда и думал кучу глупостей и даже умолял, но
имени не выкрикивал.
Глупая, но всё же маленькая победа.
Гарри кое-как натянул на себя одеяло и, убаюканный еле слышными
хлопающими взрывами фейерверков, медленно терял связь с реальностью.
Сознание утопало в сонливой ленце, хоть мыслей в голове роилось много, но
каждая из них, раскрученная засыпающим разумом, лишь больше подталкивала к
пропасти забытья.
Странно было оказаться здесь, в полумраке чужой спальни, слышать ровное
дыхание Риддла и чувствовать необычайное умиротворение. Может, он всё-таки
напился вдрызг у себя в кабинете и всё это лишь галлюцинация?
Определённо нет.
Когда Гарри на мгновение приоткрыл глаза, проваливаясь в не ясно какой по
счёту сон, ему показалось, что Риддл встал и куда-то вышел. Это могло быть
лишь ощущением одурманенного сном мозга, но, когда он повернулся на другой
бок и вновь мазнул заспанными глазами, Том опять оказался рядом. И лишь
тогда, уткнувшись лицом ему меж лопаток, Гарри провалился в блаженный
крепкий сон.
321/676
гаммечено~
322/676
Глава 23. Ожидания
Я не любитель,
Просто мне нравится наблюдать, как всё распадается.
Я также не истребитель,
Всего лишь кровопийца для столь добросердечного тебя.
Я смотрел, как всё вспыхнуло,
только чтобы проследить, как оно сгорит дотла.
И огонь стал ярче,
Чем наше будущее каким-то образом.
Я вёл беседы с друзьями,

и мы обсуждали конец всего.
Разве ты не знал?
Дети ведь мечтают превзойти ожидания.
(Сделай же меня бессмертным
Во веки веков, аминь).
Я не плохой человек,
Просто жизнь — сложная штука;
Я и не злодей,
Всего лишь кровопийца для столь добросердечного тебя.
И когда ты вот-вот взорвёшься,
И всё не то, чем кажется,
Детка, просто игнорируй крики,
Ничего страшного.
Всё просто замечательно.
Saint Slumber — Peachy
Бытовое заклинание пробуждения сработало с предельной точностью.

Гарри сморгнул сонливость и кинул беглый взгляд на расслабленную фигуру
рядом. Том спал на животе, обхватив подушку руками, и когда Гарри медленно
сполз с кровати, тот даже не шелохнулся, всё так же размеренно дыша.
Отлично.
Может, было цинично приходить в отель со столь разными целями, но убить
сразу двух зайцев одним заклятием выглядело заманчиво. Один размытый по
смыслу приказ-просьба змее по дороге — быть внимательнее к своему хозяину, —
ожидание новой встречи для передачи силы, и ему осталось всего лишь сорвать
долгожданный плод за спиной у Тома.
Естественно, план был хаотичным, и, как Гарри предполагал до этого самого
момента, обречённым на провал. Именно последний пункт выглядел слишком
трудоёмко — застать Риддла врасплох. Возможно ли такое вообще? И тем не
менее… вот он, сам Волдеморт, мирно спит рядом, полностью уязвимый и столь
же открытый, что Гарри мог делать с ним всё что угодно: к примеру, склониться,
запустить ладонь в чуть взъерошенные пряди на затылке, поцеловать
выступающую из-за позы лопатку и при желании ощутить ровное биение сердца.
Да, с одной стороны, совместный отдых в одной постели до утра показался ему
каким-то сверхъестественным явлением, на которое он никак не рассчитывал. С
другой стороны, Гарри не рассчитывал и на настырное поведение Риддла у себя в
кабинете, и на странные извинения, примирительной интонацией пропитавшие
чужие слова.
323/676
Что ж, существовал высокий риск не только полнейшей неудачи, но и
окончания сей авантюры катастрофой. Гарри прекрасно понимал, чем ему грозит
хоть одно неверное движение, но поворачивать обратно не собирался. Как и
испытывать вину. Том затеял игру, но правила не уточнял. Так почему он должен
чувствовать себя виноватым? Ведь загадки можно разгадать множеством
способов, и это был лишь один из них. Малость наивный, не до конца
продуманный, но зато легко подстраивающийся под обстоятельства способ. И из-
за этого в мыслях он был размытой картиной, что в присутствии опытного
легилимента было как нельзя кстати. Благо, что во всей этой ситуации Том
упростил ему задачу думать о чём угодно, только не о предстоящем деле.
А ещё план был не нов. Почти так же они стащили чашу из банка, и если
тогда ему казалось, что обязательно что-нибудь пойдёт не так, то сейчас он
чувствовал привычную уверенность в своих силах.
Двигаясь как можно тише, Гарри пробрался в гостиную и застыл напротив
змеи. Нагини-младшая приподняла голову и довольно зашипела.
Однако прошло слишком мало времени. Он планировал сделать всё в
следующую встречу, а может, даже позже. Его маленький шпион мог ничего не
заметить за пару часов, или же Риддл — не посещать скрытое помещение — но
чем чёрт не шутит. Гарри всегда везло.
Буквально перестав дышать, он аккуратно поинтересовался:
— Твой хозяин посещал какое-нибудь скрытое от глаз посторонних
помещение?
— Да-с-с.
— Покажешь?
Змея застыла, гипнотизируя его блестящим взглядом, словно пребывая в
сомнениях.
— Ты ведь помнишь о моей просьбе? — напомнил Гарри.
— Да-с, — вновь прошипела та.
— Я просто посмотрю.
— Не посторонний?
— Не посторонний, — подтвердил Гарри.
Нагини без промедления соскользнула с места и поползла вперёд, а Гарри
бесшумно последовал за ней, слегка удивлённый своей удаче. Змея остановилась
напротив ничем не примечательной стены и замерла, балансируя на одном месте.
Не нужно быть гением, чтобы понять, что Том хранить зелье где-то под боком и
то, само собой, будет спрятано в месте, куда Риддл будет иметь постоянный
доступ. Это сокращает варианты охранных заклятий к нескольким, и Гарри
осталось только надеяться, что это укрытие не потребует очередной жертвы
кровью или прочих издевательств, лично изобретённых Томом. Он бы не стал
ставить защиту, снимать которую придётся долгое время, а потом ещё столько
же снова накладывать — по крайней мере Гарри надеялся, что тот не настолько
параноик.
— Спасибо, — шепнул он змее. — Ты свободна.
Та качнула головой и плавно поползла обратно, а Гарри подманил свою
палочку и одежду из ванной, рассматривая стену. Всё ещё влажная рубашка
неприятно обтянула плечи, и он поёжился, чувствуя, что, возможно, совершает
очередную ошибку.
Поток горячего воздуха быстро подсушил ткань, и Гарри облегчённо
выдохнул: нельзя было сомневаться, как и медлить.
— Ревелио.
Видимость исчезла, открывая проход.
Том мог проснуться в любой момент.
Страх, смешанный с жутким желанием обнаружить там не только зелье, но и
нечто неизведанное, на мгновение отозвался тяжестью в конечностях. Лёгкая
боль в теле была почти незаметна, а шрамы на шее ощущались небольшой
324/676
шероховатостью кожи — удивительный эликсир. И, конечно же, неизвестный ему.
Впрочем, Гарри знал не слишком много рецептов зелий, чтобы удивляться этому.
Аккуратно протянув руку, он наткнулся на невидимый барьер, и азарт
заплескался в крови.
Прекрасно.
Никаких кровавых жертв и танцев с бубнами, всего лишь заклинание
Запечатанной Комнаты.
Помедлив пару секунд, он сунул руку в задний карман и достал крошечный
предмет, подобный стеклянной капле.
Во время первых месяцев пребывания воскресшего Волдеморта в Хогвартсе
Альбус счёл это необходимой мерой предосторожности. Профессор предположил
возможность срочной эвакуации Риддла из школы, подобно операции Семь
Поттеров. Идея, как и сей обманный манёвр, Гарри показались смехотворными,
но чужой волос он всё-таки достал и даже самостоятельно сварил зелье. Не
лучшего качества, но для отведения внимания и часа бы хватило в случае нужды.
Взмахнув палочкой и увеличив флакон, на боку которого был специальное
«карман» для хранения материала, он откупорил его, затем достал драгоценный
чёрный волос и кинул в содержимое, которое тут же вспенилось и поменяло цвет
на тёмно-лиловый с необычными отливами серебра. Преждевременно
сморщившись, Гарри опрокинул в себя пузырёк.
Зелье на вкус оказалось ещё страннее, чем на вид. Не столь отвратительным,
как его воспоминания о Гойле, но и приятным его назвать было сложно: сладость,
кислота, следом жуткая горечь, что наполнила рот, въелась в язык и медленно
обернулась опьяняющей пряностью.
Гермиона говорила, что зелье с частицей Лестрейндж было хуже лирного
корня; вкус же этого зелья напомнил переспелый грейпфрут. Их Гарри никогда
не любил. Апельсины, мандарины, да, даже лайм и лимон — все они были просты
и понятны на вкус, а вот грейпфрут являлся обманчивым плодом.
Прекрасная красноватая мякоть, дурманящий аромат и секунда
удивительной сладости ради нескончаемых минут охватывающей всю полость
рта горечи, которую вытравить можно разве что такой же ядрёной горечью
крепкого алкогольного напитка. Таким он помнил этот фрукт, когда Дадли
подсунул подарок на день рождения, заранее ведая о любви Гарри к апельсинам,
которые, несмотря на последующую сыпь, кузен проглатывал тоннами, лишь бы
не оставить и дольки Гарри. Сейчас, когда на языке перекатывалась знакомая
горечь, он отлично помнил, как его пробрало от того вкуса, а Дадли заливисто
смеялся и кричал, что и жизнь самого Гарри будет такой же горькой.
Нельзя сказать, что тот сильно ошибся.
Капли радости и море горя — вот какой была его жизнь. Как проклятый
грейпфрут.
Стоило только спрятать уменьшенный фиал обратно, как он мгновенно
ощутил начало изменений, пробежавшее болезненной судорогой внутри.
Перед глазами появилась пелена, внутренности скрутило, и он упёрся обеими
руками в стену. Кожу щипало, стягивало, а каждая косточка словно
превращалась в желе, чтобы после сформироваться заново. Иглы боли прошили
позвоночник, и, казалось, он услышал хруст, ощущая, как медленно
вытягивается, отчего ноги покалывало, как и пальцы, что прямо на глазах
несколько удлинились.
Чёрт!
Сцепив зубы, Гарри мог только рвано выдыхать в попытке унять неприятные
ощущения. И то тихо — использовать заглушающие заклинания он не решился.
Если после всех нервов и мучений нужного там не окажется, Гарри мысленно
наслаждался идеей наведаться в таком виде и трахнуть Тома в облике его же
самого.
Мысль даже облегчила зудящую боль, и та постепенно начала стихать, как и
325/676
оборот — подходить к завершению формирования нового облика. Рубашка
натянулась, а штаны стали несколько коротки, полностью открывая щиколотку.
Коснувшись волос, Гарри ощутил мягкие слегка волнистые локоны и довольно
ухмыльнулся. Барьер под рукой моментально признал его, поддавшись точно
мягкое масло ножу.
Стоило ступить внутрь, как он на мгновение зажмурился в ожидании
сигнальных или же отменяющих маскировку чар, но кабинет встретил его
абсолютно, можно сказать, могильной тишиной. И чистотой. Идеальный порядок,
которого Гарри не наблюдал у Риддла в комнате, — ни в школе, ни на Гриммо, —
где всегда творился невообразимый хаос. И к превеликому облегчению, ничего
необычного (пыточных камер для маглов, например) Гарри тоже не застал.
Единственная странность: пространство комнаты удлинялось вглубь, и чем
дальше, тем сильнее менялся свет: от полумрака самого кабинета до мягкого
освещения бесконечных стеллажей с книгами. На долю секунды перед глазами
всплыл Отдел тайн, и Гарри не смог отмахнуться от навеянной идеи.
Обогнув стол, он прошёл внутрь, скользя глазами по разнообразным пустым
корешкам книг: ни названия, ни автора. Ничего. Они лишь варьировались в цвете,
наличии декоративных элементов, размере и потрёпанности, а так — вся
информация была скрыта от любопытных глаз. Определённо это и были его
сокровища, к которым Гарри возжелал иметь доступ в тот же миг, хоть и
понимал, что это невозможно. Мощность защитных чар на каждом стеллаже
фонила магией даже на расстоянии, так и шепча: «Разрешено смотреть, но не
прикасаться». А смотреть было не на что — заголовки отсутствовали.
Полноценная защита… И зачем было пихать все свои крестражи по разным
местам, устраивая ему бег с препятствиями?
Разумеется, нельзя было отрицать, что любовь к загадкам — часть Риддла, но,
возможно, прятать по книге в какие-нибудь глубинные пещеры не имело смысла
даже для него. А что за сокровища хранили эти стеллажи, Гарри мог только
гадать. Хотя уровень защиты говорил сам за себя: что-то ценное, возможно,
нехорошее, но не столь нехорошее, чтобы полностью скрыть существование книг
от всего мира. Да и вряд ли кому-то повезёт настоль же, чтобы спокойно
разгуливать по номеру Тома, иметь доступ к его телу, чтобы украсть волосок, и
впоследствии проникнуть в кабинет, чтобы обнаружить его тайную библиотеку.
Несмотря на то, что Гарри пришёл не за редкими фолиантами, Том, как
обычно, озадачил его очередной головоломкой.
Вздохнув, он обернулся к столу. И опять отвлёкся от своей главной цели:
подле кресла лежала коробка от подарка. Находка удивила на порядок больше
полок с книгами.
Зачем она Риддлу?
Гарри даже крышку снял, заглянув внутрь, — мало ли что Том мог туда
положить. Однако та оказалась пуста.
Он сам хранил некоторые упаковки, но вкладывал в самые обычные бумажки
сакральный смысл: это было не простой обёрткой или же коробкой, а частичкой
памяти. Вот только Гарри сильно сомневался, что подобные эмоции двигали и
Томом.
На столе лежала развёрнутая карта, а рядом, придавливая её край, —
искомые ларцы. Похожий ему вручил Дамблдор перед отъездом на Гриммо. Гарри
приблизился и замер на мгновение, вновь коснувшись чёрной коробки, а потом
перевёл взгляд на карту.
Та была выполнена вручную. На заказ, скорее всего. Уголки стёрлись, как и
потрепались края, точно её часто сворачивали, а потом распрямляли. Названия
магловских городов смешивались с рисунком рельефа гор и теми, что обозначали
поселения волшебников — небольшие, похожие на замок, символы. Бинс как-то
показывал им подобную карту, когда они проходили историю основания
некоторых из городов: Годрикову Впадину, например. Однако эта карта была
326/676
масштабнее и детальнее, а стоило коснуться одного континента, как тот
растворялся, чернила смешивались и вновь проявлялись, увеличиваясь в размере,
— и вот это уже был рисунок не целого мира, а лишь Европы, а следом —
Великобритании. Необычно, но вряд ли за этим стоял простой интерес к
географии. У Риддла в наличии, наверное, вообще не бывало ничего лишённого
какого-то умысла.
Апарекиум, естественно, не сработал. Скорее всего, как и с картой
Мародёров, эта активировалась после названия пароля. Парселтанг, увы, тоже не
подействовал: ни «проявись», ни «откройся», ни «подчинись истинному
наследнику»… Ничего из арсенала, помогшего в Тайной комнате. А времени
оставалось всё меньше. Вместо того чтобы взять нужное и сваливать, Гарри
метался по кабинету Тома, как лиса в курятнике.
Легонько хлопнув себя по лбу и процедив нечто невразумительное даже для
собственного восприятия, он сосредоточил всё внимание на ларцах. На вид они
отличались: один был вылит из серебра, второй — вырезан из дерева. Как и
разнилось содержимое: пузатые флаконы, наполненные бледно-алой жидкостью,
и синеватые удлинённые фиалы. Хорошо, что хоть зелья не были прикреплены ко
дну утяжеляющим заклинанием или как-либо прокляты — это точно усложнило
бы задачу.
Экземпляров оказалось довольно много, чтобы не заметить пропажи сразу, но
недостаточно, чтобы не заметить её вовсе. Аккуратно извлекая по склянке, он
создал две копии и заменил их в каждом ларце, следом плавно закрыв крышку.
Обманка продержится не долго, но парочку дней ему даст, если, конечно, Риддл
не наткнётся на фальшивки при первом же приёме.
Откупорив синий фиал, Гарри принюхался. Без сомнения, это было оно. А вот
назначение второго зелья оказалось неясным. Может быть, они работают в паре
или же это какой-нибудь усилитель — раз оба ларца стояли рядом, связь была
неоспоримой.
Что ж, дело сделано.
Тяжёлый вздох, раздавшийся в зловещей тишине кабинета, смог бы поднять
даже несуществующую на полках пыль.
Он это сделал, но вместо облегчения ощущал непомерно увеличивающеюся
тяжесть на сердце. Если бы только чары определения действовали мгновенно.
Тогда… он мог бы использовать их самостоятельно, положить всё обратно и
незаметно вернуться в постель. Вернуться в то мирное спокойствие,
убаюкивающее быстрее любого сонного зелья. Это были низменные, чарующие
здравый смысл желания. Но пути назад не было.
Только вперёд.
Шагнув к выходу, он сразу же замер— в углу застыла непонятная фигура. И
Гарри на мгновение почудилось, что из мрака на него взирали алые глаза на
фоне бледного нечеловеческого лица, а костлявые пальцы скользили по лысому
черепу: «Гарри Поттер… Мальчик, Который Выжил».
Вздрогнув, он моргнул несколько раз и скинул с себя морок. Подобно трофею
там висела чёрная, прекрасно узнаваемая мантия в пол. Продолговатая и чем-то
даже бесформенная, она замерла тенью и ощущалась инородной здесь — будто
заблудившийся дементор.
С тех пор как Волдеморт вернулся, Гарри больше не видел его в этих мантиях-
балахонах, точно даже предпочтения в одежде у Риддла несколько изменились:
строгий крой, впрочем, такие же простые линии без лишней вычурности, ни
одной складки (словно вся ткань была зачарована) и неизменные — это да —
серо-чёрные тона. Так зачем же он её хранил? Ностальгия замучила, или же на
будущее приберёг? А способен ли Том ностальгировать вообще?
«Ох…»
Гарри не хотел о нём думать сейчас. И не мог.
Стащив вещь с вешалки, он помедлил несколько секунд и надел на себя,
327/676
ощущая необычный, но столь знакомый запах. Гарри никогда не обращал на это
особого внимания, а сейчас даже не мог вспомнить, замечал ли это ранее. Да и
когда ему было принюхиваться к Волдеморту?
Причуда какая-то.
Как бы то ни было, настала пора покидать место преступления. И тут
начиналась полная импровизация.
Димбл был недоступен: мелкий прохиндей, как называл его Кричер, в своей
службе склонялся больше к одной из сторон, или же отданные Риддлом приказы
были таковыми, что действия эльфа постоянно упирались в конфликт интересов.
Гарри не хотел отказываться от домовика. Он понимал, что не только обидит его,
но и сильно расстроит своим решением. Тем не менее с этим надо было что-то
делать, и делать в кратчайшие сроки. Кричер же по непонятным причинам не мог
сюда пробраться. Получалось, что выход у него только один: воспользоваться
порталом в холле — и внешность Риддла могла сыграть ему на руку.
Уменьшив флаконы, Гарри сунул их в карман брюк и на мгновение
остановился посреди коридора. Нельзя было медлить, но он всё тянул, ощущая,
как адреналин циркулирует в крови вместе с щемящей тоской.
Разозлится ли Том его пропаже или же только исчезновению зелий? А может,
и вовсе никак не отреагирует?
Осторожно ступая, Гарри направился к двери. По пути он стёр память змее —
не дай Мерлин, если Том решит уничтожить её как сообщницу. А от неё Гарри
ничего особенно и не ждал за столь короткий срок, но Том сам подсобил ему,
зачем-то оставляя пустую коробку в кабинете. Так что получалось, что это
стечение обстоятельств стало его сообщником, а не кобра.
Коснувшись холодных чешуек, он заработал недовольное шипение и острый,
как осколок льда, взгляд. Гарри усмехнулся такому отношению к новому хозяину,
ведь змея вряд ли понимала, кто сейчас перед ней на самом деле. Опустив руку
под пристальным и настороженным вниманием Нагини, он отвернулся и, уже
подходя к двери, подманил свою брошенную обувь, увеличив её под размер
стопы Тома. А следом вновь застыл, опустив голову.
Может, переждать ещё сорок минут в ванной комнате? Действие зелья
пройдёт, и он сможет просто сделать вид на несколько часов, что ничего не
произошло… А Риддл вряд ли кинется с утра пораньше в кабинет, тем более в его
присутствии. Да. Именно так… Пропажа обнаружится не сразу и, возможно, у
него будет ещё немного времени. Совсем капелька, но даже несколько часов
перемирия между ними ощущались желанными. Драгоценными.
«Вот только Риддл — чёртов легилимент, а мой разум — открытая книга для
него. Пока что…» — тихо пробормотала совесть, будто подначивая идти вперёд.
Бежать со всех ног.
Да уж. Гарри просто не мог полагаться на его невнимательность, скорее
наоборот, он ожидал, что тот сразу всё поймёт, как только откроет глаза. Все эти
противоречивые желания и мысли сводили с ума: одной частичкой души он желал
абсолютного провала плана, другой же — успешного выполнения задачи. И вот
сейчас, когда был в шаге от желаемого, он опять начал сомневаться, метаться и
предаваться рефлексии. «Каков идиот!» — воскликнул бы Снейп, и в этот раз он
бы согласился с ним.
— Чёрт возьми! — прошипел Гарри, ощущая волну злости на всех: на себя, на
Тома, на Нагини и даже на не виноватого в его хроническом дебилизме
профессора. И решительно потянул за ручку.
Однако дверь не поддалась.
Он ясно помнил, как открывал её, когда покидал номер — беззвучно и легко.
Сейчас же та даже не дрогнула под напором.
— Алохомора.
Простой взмах, и нулевой результат.
На гладкой поверхности кроме ручки не было никаких видимых замков —
328/676
ничего, что указывало бы на способ запечатывания входа. Гарри в неверии
провёл рукой по краям дверного проёма, ощущая лёгкую вибрацию магии, из-за
которой кожу покалывало. Выходило, что Риддл намеренно запер их. Заранее или
же… ночью?
Нахмурившись, он злобно скривился, ощущая неподвластную ярость:
— Сезам откройся!
Силовая волна заклятия прошлась рябью по двери и исчезла без какого-либо
видимого результата. Ту не разнесло по щепкам, и ожидаемого прохода не
открылось. От заклокотавшей внутри злости воздух потяжелел. Он буквально
затрясся от ненависти к неодушевлённому предмету, который отказывался
выполнять его пожелания и не выпускал из треклятого номера, словно пленника.
А после Гарри резко выдохнул в попытке успокоиться.
Однозначно, облик Риддла влиял на его эмоции.
Вряд ли Бомбарда сработает, напротив, отрикошетит прямо по нему. По всей
видимости, это были запирающие и щитовые чары одновременно, не заточенные
на идентификацию хозяина. Гарри сам комбинировал нечто подобное на уроках,
но не смог бы применить на целой комнате. И оставалось лишь признать: он
оказался заперт в магическом бункере.
— Кричер… — еле слышно прошептал Гарри, тут же выругавшись сквозь зубы.
Без толку.
— К дьяволу… Димбл!
Он развернулся на месте, всматриваясь в полумрак комнаты в томительном
ожидании.
— Димбл! — повторил Гарри еле слышно.
Домовик должен был появиться… У него просто обязан быть доступ! Да кто
вообще может остановить трансгрессию эльфов?!
— Всё это, конечно, занимательно, Гарри, но ты не сможешь покинуть номер,
— низкий спокойный голос откликнулся внутри не столько удивлением или же
испугом, сколько раздражением. Огромным, зловещим комком ярости.
Гарри резко крутанулся, переведя взгляд на остановившегося в проёме
Риддла, и процедил:
— Ты не можешь держать меня здесь, — собственный голос, как полная
копия тембра Риддла, резанул слух: дрожащий под влиянием эмоций, он сорвался
на шипение.
Это было до жути странно. Хорошо, что он не видел себя со стороны. Том же,
напротив, окинул его внимательным взглядом, скользя от лица к полам мантии, и
странно хмыкнул.
— Дай подумать, — в притворной озадаченности склонил тот голову. — Я могу
делать с тобой всё, что захочу. Нахальный воришка пробрался в сердце моего
дома и стащил кое-что… Как думаешь, Пот-тер, должен ли я его покарать?
— Ты знал, — процедил он скорее самому себе, дрожа от злости и неверия.
— Не сказал бы, — нейтрально отмахнулся он. — Было ровно тридцать три
процента, что ты решишь встать посреди ночи и просто сбежать. Ещё тридцать
три, что попытаешься извлечь выгоду из нахождения здесь и постараешься
добыть желаемое, а последние тридцать три, что ты просто проспишь до
рассвета, и у нас будет шикарный утренний секс. Должен заметить, последний
вариант мне милее, и я решил перестраховаться от твоей глупости, Поттер.
— А оставшийся процент?
— Что откажешь мне и решишь остаться дома, — еле различимые
насмешливые огоньки затаились на дне глаз.
— У тебя всегда было эго размером с Хогвартс?
— Дар убеждения особенно строптивых — всегда, малыш.
Гарри недовольно цокнул языком. Ему не нравилось это обращение, но оно
сигнализировало о другом: Риддл явно не был зол. Хорошо это или плохо, он ещё
не решил.
329/676
— Так ты не спал?
— Спал. Но твои громкие ругательства под дверью разбудят даже соседей.
Которых, к слову, у нас нет. Можешь и кричать, и звать на помощь — толку ноль.
Я уже говорил.
— И что теперь? — осторожно поинтересовался он.
Можно было, конечно, разбить окно и прыгнуть, а в полёте аппарировать… но
существовал риск не только разоблачения, но и превращения в лепёшку в случае
неудачной трансгрессии. И, скорее всего, окна тоже были защищены таким же
барьером.
Том, точно опередив его намерения, криво усмехнулся и покачал головой:
— Не стоит рисковать. Верни зелья, Гарри, и пойдём спать. У меня наконец-то
выдался один-единственный свободный день, и я просто хочу отдохнуть, — он
сделал шаг к нему и протянул руку, шевельнув пальцами в требовательном
жесте.
— Ты собираешься спать с самим собой? Всё-таки нарциссизм присутствует, —
усмехнулся он, сделав шаг назад. — И ты не зол? Не считаешь, что я предал тебя?
Риддл опять загонял его в угол, и в отличие от эпизода в душе это было
неприятное ощущение.
— Гарри, — предупреждение в голосе звонким эхом ударилось об стены, — всё
это не имеет никакого смысла.
— Как и твои загадки, Том, — парировал он. — Показываешь мне отражение
желаемого, а после отнимаешь, назидательно поучая, что всему своё время,
всему своя цена. Может это не ты, а Альбус под оборотным зельем? Решил
сменить профессора на посту? Потому что меня всё это задолбало, если ты ещё
не понял. Я предупредил тебя, что не собираюсь быть жертвой твоего
переменчивого настроения и избирательных дозировок информации!
— Поэтому, — с небрежным спокойствием начал Том, — я и решил запереть
дверь. Ты сам же раскрыл свои намерения, хоть так старательно пудрил мне
мозги весь вечер. И за это я хочу тебя похвалить. Это был интересный план, и
тебя отделял всего один шаг от успеха, — ровным голосом вещал тот, словно они
о погоде говорили. — Однако глупо начинать действовать, если ты не проверил,
возможно ли покинуть номер, а затем не изобрёл запасной план побега.
Прищурившись, Гарри сжал крепче палочку, и Том вскинул брови:
— Хочешь сражаться?
— Твоя похвала мне без надобности…
Едко улыбнувшись, Гарри молниеносно достал уменьшенный фиал из
кармашка, увеличил его за долю секунды, заметив размытое движение со
стороны, а затем стремительно вылил содержимое в рот, чуть не подавившись.
Эффект от зелья он прочувствует на собственной шкуре — что может быть
быстрее?
— Мордред тебя дери, Поттер!
Риддл моментально оказался близко и выдернул у него флакон: внутри
осталась одна четвёртая часть зелья. Том злобно оскалился, тряхнув полупустой
склянкой в руке, а потом встряхнул самого Гарри.
— Я получил желаемое, — размеренно протянул он, ощущая странный
привкус на губах.
Зелье оказалось излишне приторным — словно жидкая карамель.
— Твоя безрассудная храбрость — просто венец идиотизма! — раздражённо
шикнул Риддл.
— Назови ещё гриффиндурком, — прошелестел Гарри, смакуя странный вкус
на губах.
Перед глазами всё замерцало, а в груди разливалось приятное тепло, которое
с каждой секундой становилось всё горячее, пока не обожгло внутренности
адским пламенем. Немеющая боль сковала мышцы, и он судорожно выдохнул,
резко подняв взгляд на Тома.
330/676
— Что это?..
— Не волнуйся, не умрёшь, — сдерживаемая ярость в чужом голосе
проскальзывала резкими нотками.
Содрогнувшись, Гарри упёрся ладонями в грудь Риддла и выдохнул. Внезапно
он ощутил, как вокруг оборачиваются путы, и вздрогнул, мотнув головой и подняв
непонимающий взгляд на Тома.
— Прости, Поттер, я не могу рисковать.
— Рисковать? — просипел он, ощущая, как тепло в груди утихает, а с ним и
нечто иное.
Мир вдруг начал терять краски. Казалось, всё вокруг померкло, и постепенно
стало каким-то пресным. А после и вовсе почернело.
Он перестал видеть.
— Том?!
— Не паникуй! Сейчас слепота пройдёт.
И зрение тотчас восстановилось, а Гарри моргнул, впиваясь взглядом в лицо
напротив.
— Всё будет хорошо, — еле слышно шепнул Риддл, притянув его к себе, а
путы лишь сильнее впились в кожу через ткань мантии.
— Так говоришь, будто я умираю, — невесело усмехнулся он, дёрнув
конечностями.
Тягучая, как мёд, ярость, что разливалась по жилам, постепенно исчезла.
Радость от полученного результата, — возможно, и не полного успеха, но он всё-
таки сделал по-своему! — тоже заплескалась внутри и мгновенно померкла. А
следом все чувства смешались в жуткую какофонию, от которой хотелось
забиться в дальний угол комнаты и тихо скулить. Часто моргая, Гарри ощутил,
что его куда-то несли, а потом плавно опустили.
На кровать.
— Наверное, сей процесс можно расценить как некое подобие эмоциональной
смерти. Получил ли ты нужные тебе ответы, Гарри? Получил желаемое? —
размеренно спросил Том откуда-то издалека.
Гарри замотал головой, силясь уцепиться за остатки ощущений внутри. Те
тлели, точно выгоревшие угольки, и он пытался как-то собрать воедино всё это,
ощутить хоть что-нибудь. Но ничего не осталось.
Он превратился в пустую оболочку.
гаммечено~
331/676
Глава 24. Без чувств
Сомкнуты веки и уста,

Ты изваяние с бьющимся внутри сердцем.
Мне хочется завладеть твоим естеством
И сохранить его навечно, малыш.
И меня радует, что ты никому не расскажешь.
Ты просто будешь лежать без движения,

Без чувств,
Столь прекрасный во сне.
Без движения, без чувств,
Столь прекрасный во сне!
Ты даже не почувствуешь,
Когда я лишу тебя души.
Как долго ты протянешь,
Как долго останешься со мной.
Как бы ни чувствовал я за собой вины,
Я сделаю тебя своим навечно.
Пока не превратишься в тлен —
Мы будем идеальной парой.
Red Sun
Rising — Emotionless[9]
Он превратился в пустую оболочку.

Можно ли это назвать полным умиротворением, когда отступают все тревоги,
все страхи, все желания? Можно ли наречь успокоением души, если внутри
остаётся бескрайняя пустота и отчетливо слышится ничем не затуманенный
голос разума?
Риддл прав — позволительно окрестить это эмоциональной смертью, что,
наконец-то, принесла каплю покоя в его жизнь.
— Гарри?
В чужом голосе слышалась тревога, и Гарри разгадал причину беспокойства,
но всё это было ему безразлично. Отголоски эмоций просачивались подобно
фантомным болям отсечённой конечности: чувства должны были быть, и он даже
полностью распознавал их, но настоящих ощущений не было, лишь остаточное
понимание.
Гарри должен был сходить с ума по Тому — так это ощущалось, без сомнений.
Но не сходил. Тот ему был безразличен, и это оказалось весьма любопытным
явлением. Скорее всего, таким оно должно быть — как подсказал разум.
— Кто ты? — размеренно поинтересовался Гарри, поудобнее устраиваясь.
Боль никуда не делась, к его сожалению, и путы врезались в одежду,
сковывая телодвижения и не позволяя расслабиться. Комфортом здесь и не
пахло.
— Я не совсем понимаю, чего ты опасаешься, но не мог бы ты переместить
верёвки и оставить их только здесь, — он дёрнул руками и указал на изголовье
кровати.
Риддл вздохнул, потерев лоб, и нервно поднялся, пройдясь по спальне.
Движения были резковатыми, а мышцы перекатывались при малейшем жесте,
332/676
выдавая напряжение и физическую готовность. К чему, интересно?
— Ты сейчас нестабилен — вот чего я опасаюсь, — спустя долгую паузу
ответил тот.
— Однако же ты свободен, хоть принимаешь зелье… каждые сколько часов,
Том?
— Я — другое дело. — Обогнув кресло, Том тяжело опустился в него и
уставился на Гарри немигающим взглядом: — Ты теперь хоть понимаешь, какую
глупость совершил, выпив зелье непонятно для тебя предназначения? Что, если
бы, подменив настоящие склянки, я поместил туда ядовитый раствор или чего
похуже?
— Я считаю своё решение верным, — незамедлительно ответил Гарри. —
Исходя из предположений, что ты его употребляешь постоянно, пришёл к выводу,
что зелье обладает временным эффектом. Конечно, это было только
предположение, пока я не увидел количество склянок в каждом ларце: ровно
тридцать, — мерно говорил он, не отрывая взгляда от Риддла. — Месяц… или же
две недели, что вероятнее. И твоё требование вернуть склянки обратно само
поведало мне — зелье настоящее. Кроме запаха и цвета, разумеется.
— Я мог… солгать или потребовать просто так, — явное недовольство
проскользнуло в чужой интонации.
Гарри должен был ощутить толику удовлетворения, но ничего даже
отдалённого внутри не нашлось. Казалось, разум даёт команды, а тело просто не
способно вырабатывать требуемый ответ, словно всё выжгли внутри.
— Невозможно. Я чувствую, когда мне врут, — сухо парировал Гарри. — Ещё
одна твоя способность.
Риддл прищурился, требовательно спросив:
— Просто чувствуешь? Это не так работает.
Гарри снова дёрнул конечностями и покачал головой.
— Я не собираюсь ничего говорить, пока ты не устроишь меня поудобнее. Это
невежливо и утомляет.
Риддл задумчиво окинул кровать взглядом, а затем взмахнул палочкой. Путы
ослабли, скользя вдоль тела подобно змеям, и обвились вокруг рук, сцепив
запястья и довольно-таки свободно приковав их к изголовью. Не отвязаться,
палочки не призвать, да и не достать её, но двигаться было можно.
— Так лучше, да, — растянул он губы в улыбке.
Том отвернулся, постукивая пальцами по подлокотникам.
— Думаю, я открыл новую способность — интуитивная легилименция, —
задумчиво пробормотал Гарри. — Что возвращает нас к главной теме: зачем ты
пьёшь зелье, что опустошает тебя на эмоциональном уровне, когда искал способ
добиться обратного эффекта? Помни, что я распознаю ложь.
— Распознаешь ложь, — вторил он, будто раздумывая, — и что с того?
Риддл ласково улыбнулся, и в любой другой момент у Гарри зашлось бы
сердце от этой двусмысленной улыбки, но сейчас биение было ровным, как часы.
— Мой вопрос носит формальный характер. Ведь я прекрасно понимаю, для
чего оно тебе, и лишь даю шанс самому мне обо всём поведать. Признаться, так
сказать.
Риддл нахмурился. В глубине глаз мерцала злость и нечто непонятное.
— Лучше расскажи мне про интуитивную легилименцию, Поттер. Почему об
этом я узнаю только сейчас?
Гарри не чувствовал веселья, но губы помимо воли разошлись в улыбке, и
бурлящий смех прогремел в комнате. Это было удивительно, но эмоции, как
оказалось, обладали чем-то вроде мышечной памяти. Чувствуй он в этот момент,
обязательно бы рассмеялся после столь забавного вопроса с открыто звучащей в
нём претензией.
— Это была жалоба, Том? Сколько всего таишь от меня ты, просто задумайся
на мгновение. Фактически моя маленькая тайна, что и тайной-то назвать сложно,
333/676
ничто в сравнении со всеми твоими секретами. Верно. Я жалуюсь, требуя ответов,
но недостаточно, если вдуматься. Ничтожно мало, не находишь?
— Эта жалоба, как ты её назвал, касается силы, — вкрадчиво начал Том. —
Моей силы, заметь, о чём клятва обязывает тебя рассказывать.
— Тебе ли не знать, что клятву можно обойти: если ты не задал вопрос, я не
обязан отвечать. К тому же… с чего ты взял, что она связана с твоей силой? Нет-
нет, — качнул он головой, чуть приподнявшись, чтобы опереться спиной об
изголовье и принять полусидячее положение. — Твоя сила, может быть, и
пробудила спящий ген прорицания, но это касалось лишь моей силы и моего
скрытого потенциала, а легилименция — это всего-навсего способность. Так что
отвечаю тебе я лишь из вежливости.
— С тобой невозможно сейчас разговаривать, — отстранённо заметил Риддл.
— То есть на равных? Не волнуйся ты так, скоро действие оборотного зелья
должно иссякнуть, — Гарри вытянул ноги, скрестив их. — Или же невозможность
морочить мне голову и поучать тебя огорчает? В этом вы с Альбусом как
близняшки.
Даже голос Риддла, существенно отличный от его собственного, не вызывал у
Гарри прежнего удивления. Сейчас ему было абсолютно всё равно, какой у него
тембр и какая внешность. И Гарри чётко определил своё положение и некоторые
позаимствованные привилегии, например, нервозность Тома и собственное
спокойствие. Но ни его облик, ни новый эмоциональный фон не могли вызвать
такой противоречивой реакции у того.
— Кто же ты, Волдеморт? — вновь поинтересовался он, улыбнувшись, и
прищурил глаза, мазнув взглядом по побелевшим костяшкам рук, что так сильно
сжали подлокотники. — Интересно, могла ли твоя внешность повлиять на блок в
моей памяти? — сделав задумчивый вид, громко пробормотал Гарри.
Разумеется, ничего он не вспомнил, но настороженное выражение лица дало
желаемый ответ. Прямо в яблочко. Вот только Том не стал бы озадачиваться,
если, конечно, не…
— Это опять же риторический вопрос, ведь я всё вспомнил, — признался
Гарри.
В этот же самый момент он ощутил грубое прикосновение чужого разума и
молниеносно вытолкнул его. Риддл сипло выдохнул, покачнувшись в кресле.
Глаза опасно заблестели, скулы заострились, и на лице заиграли желваки.
— Совокупность твоей внешности, остатков твоей силы, твоих способностей и
полной безэмоциональности дают интересный эффект. Полная
сосредоточенность или же отрешённость, кому как удобно, столь необходимая
для окклюменции, — насмешливо протянул Гарри, и фантомное наслаждение
вновь растеклось в груди, оставшись лишь призрачным ощущением восторга.
Ему должно быть жаль, что он не может насладиться в полную силу этим
триумфом.
— Насколько всё? — в неверии переспросил Том, точно в его словаре пропал
термин «всё».
Гарри заметил, как на виске запульсировала жилка, а в глазах, казалось,
полопались капилляры, ибо белки приняли болезненно красный оттенок.
— С чего ты начнёшь? Может, с самого начала?
Сохранять полнейшее спокойствие, используя общие вопросы, не составляло
для Гарри никакого труда. А вот Риддл, казалось, откровенно растерялся. Всего
на мгновение, конечно, но тот стал озираться, будто намереваясь сбежать, и
этого хватило, чтобы Гарри вновь задался вопросом: что же хранилось в недрах
его памяти?
— Ты морочишь мне голову, — нерешительно прошептал он.
— Ну, не обладая интуитивной легилименцией сродни моей, тебе сложно
будет узнать: так ли оно на самом деле, или же ты хочешь в это верить. И по
эмоциям ничего не распознать, ибо должное потрясение не наступает… Хоть
334/676
разум мой ошеломлён, будь уверен, — сымитировал он ласковый тон Риддла. —
По истечению этого дня сотрёшь мне память ещё раз? Предупреждаю, Том,
попытаешься стереть, — и это положит всему конец, а ты, судя по твоему
вчерашнему появлению в моём доме, не желаешь отпускать меня.
Том резко поднялся и вновь прошёлся по комнате, ничего не отвечая.
— Сожалеешь, что оставил тот осколок? — добавил Гарри.
Сейчас сложившаяся ситуация должна была его забавлять, но насладиться
по-настоящему никак не получалось. Прекрасная пустота, как и столь же
удручающая, наверное.
— Думал, отвлечёшь меня на пару месяцев поисками зелья, и я не буду
мешаться тебе под ногами? — задал он следующий вопрос. — Однако, должен
признать: этот маленький секрет и вовсе ничтожен рядом со всем тем, что мне
удалось вспомнить. И объясняет ту лёгкость, с которой ты подбросил её мне.
Хоть тогда мне почудилось, будто в руках я держу Святой Грааль, не меньше; да
простит меня Мерлин.
— Ты не понимаешь, — промолвил Том вполголоса, повернувшись, и застыл у
подножья кровати.
— Почему же? Понимаю. Теперь каждое твоё действие идеально вписывается
в схему. Столь грандиозную, сколь ужасающую схему, — восхищённым тоном
протянул Гарри, заметив, как тот ещё больше помрачнел, словно та
неуверенность насчёт правдивости слов Гарри начала таять, и Том неспешно
принимал истинное положение дел. — И, скорее всего, будет очень больно, когда
зелье прекратит дарить мне это блаженное равнодушие ко всему.
— Гарри…
— Имя моё износишь, — резко перебил он, покачав головой.
— Сейчас ты должен понимать, — вполголоса заявил Том, сжав переносицу
двумя пальцами, — что я не имею права.
Фантомное волнение переполнило его. Гарри понял, что уцепился за нужную
ниточку и предположения оказались верны. Однако теперь не мог решить, в
какую сторону ему стоило двигаться. Конкретики не избежать, а оттого, что он
притворился, сами воспоминания не вернутся. Так что у него возникла проблема:
если спросить, на что Том не имел права, то сразу всё раскроется, если же
уточнить, почему тот так думал — тоже. Поэтому, скорчив задумчивую гримасу,
Гарри решил потянуть время в попытке найти оптимальный выход из
затруднительной ситуации. Приемлемый выход, что позволил бы и дальше
дёргать за ниточки, выуживая крохи информации.
— Ты нарушил собственные правила, рассказав всё мне.
Шумно выдохнув, Том отнял руку от лица. Каждая его мышца окаменела от
напряжения, а лицо превратилось в непроницаемую маску, что дрожала, готовая
вот-вот упасть и разбиться.
— Момент слабости, — отозвался Риддл низким и проникновенным тембром,
таким, что, казалось, голоса у них всё же разительно отличались.
— Как и вчера. — Гарри на мгновение прикрыл веки. — Ты презираешь даже
одно лишь подозрение в собственной слабости, разве не так?
— Нам не стоит разговаривать, пока ты под эффектом зелья.
— Тогда нам больше никогда не стоит видеться и разговаривать, —
флегматично отозвался Гарри, — ведь ты постоянно под эффектом зелья. Хочу
заметить, что даже понимаю твою зависимость. Это… восхитительно: ничто не
вызывает волнений, никаких терзающих душу мук, притом что суть эмоций для
меня полностью открыта. Например, сейчас я могу с уверенностью сказать, что
ты мне безразличен, — тягуче-медленно протянул Гарри.
Том остановил блуждающий взгляд на его лице: неприятие этих слов,
попытка отдалиться, самоубеждение, твёрдая уверенность… Всё это за долю
секунды отразилось в чужих глазах, всколыхнувшись алым маревом.
— Сейчас ты можешь лицезреть себя таким, каким вижу тебя я, — почти что
335/676
промурлыкал Гарри. — Любопытно, когда же ты принимал дозу? Эффект начал
сходить на нет, и я вижу боль, застывшую за этой трещащей по швам маской, —
он улыбнулся краем губ. — Твой взгляд так и твердит мне: я так хочу, но не могу,
потому что я напуганный маленький мальчик.
Слова возымели удивительный эффект. Риддл выхватил палочку и направил
на него.
— У меня, конечно, были другие планы на этот день, — еле слышно сказал он.
— Но ты, как обычно, всё испортил, Поттер. Лучше ты проспишь весь день, а
потом… потом поговорим.
— Сделаешь это, и мы попрощаемся навсегда, — не дрогнув, ответил Гарри.
— Ты ставишь слишком много условий, но твоё бесстрашие лишь результат
полного отсутствия страха.
— Меня удивляет, что ты сам протянул так долго без чувства самосохранения,
в чём неустанно обвиняешь меня, — отрезал Гарри. — А если я ничего не боюсь,
то ты тоже. Смерти, к примеру. Очередное заблуждение Дамблдора?
— Зелье — удобный инструмент, не более.
— Гарантия, скорее. Боишься поддаться своим желаниям?
— У меня нет никаких желаний в отношении тебя, Поттер, — возразил он.
— Ложь, — снисходительно проговорил Гарри. — Иногда твоя страсть к
самообману выглядит даже мило.
Палочка в руке Тома дрогнула, а губы плотно сжались. Повисла гнетущая
тишина.
— Чего же мы молчим? Думаешь, наверное, что это всё говорит не Поттер, а
сказывается эффект зелья, ведь глупый мальчик Гарри должен любить тебя всем
сердцем, — Гарри театрально выдохнул, показывая всю нелепость ситуации. — А
ты его, наивного щенка, терпишь под боком. Что же до меня, Том, будь я
свободен, то атаковал бы тебя без промедления, а убив — ничего бы не
почувствовал. Должен признать, ты поступил даже мудро, сковав меня, —
заключил он, показательно дёрнув скреплёнными руками.
Обогнув кровать, Том стремительно склонился, всматриваясь в его глаза.
— А глупый мальчик Гарри любит меня всем сердцем? — внезапно лёгкая
улыбка коснулась чужих губ, и Гарри нахмурился. Нельзя было терять контроль.
— Но твоя правда — это не ты.
— Как будто ты знаешь, каков он — я, — пожал Гарри плечами.
Злости не должно было быть, однако раздражение появилось, как еле
заметный и легко игнорируемый зуд внутри.
Странно.
Том медленно убрал палочку, куда-то её отложив.
— Гарри Поттер — моя головная боль, а не язва, — всё с той же улыбкой
заметил он. — И ты слишком самоуверен, думая, что смог бы не только коснуться
меня заклятием, но и убить.
— Так отпусти меня, и устроим эксперимент. Я уверен, что запрет не
продиктован магией, а лишь чувствами, отговаривающими меня от столь
решительных действий.
— Мне кажется, что ты зол, — задумчиво пробормотал Том, сев на край
кровати, и схватил Гарри за подбородок, повернув лицо к себе. — Что-нибудь
чувствуешь?
— Например? Хоть ты и желаешь так думать, но мне всего лишь интересно:
магия ли это или чувства отговаривают меня от хладнокровной расправы над
своим врагом.
— А что если и то и другое?
— Приемлемый вариант, — кивнул Гарри, а Риддл убрал ладонь. — У нас,
конечно, полно времени, раз ты решил посвятить мне целый день, но чем раньше
начнём, тем раньше закончим.
— Поговорим, когда на меня прекратят взирать мои же глаза, — парировал
336/676
Том.
— А ты всё оттягиваешь с разговором. Страшно, что ли? Разве тебе не приятно
смотреть на такого красавчика?
— Считаешь меня красивым?
— То, что ты красив — факт.
— Объективный, лишённый эмоциональной составляющей факт? — хмыкнул
Том, прищурив глаза.
— Любовь слепа. Так что будь ты даже чудовищен как гриндилоу, то ничего
бы не поменялось, если ведёшь к этому.
Не успел Гарри моргнуть, как уже ставшие привычными черты лица
растворились и перед ним предстал когда-то навевающий ужас облик. Бледная
кожа обтягивала абсолютно лысый череп, алые глаза опасно сощурились, а
прорези вместо носа трепетали. Гарри скользнул взглядом вниз — на впалый
живот и выделяющиеся рёбра.
— Разве это чудовищно? — ничуть не смутившись, поинтересовался Гарри. —
Не знал, что ты можешь применять морок.
Ни изумления, ни восхищения Гарри не испытал, как и страха. Хоть морок и
был сложным навыком, но также довольно-таки нестабильным и мог слететь в
любой момент. Это умение всего лишь создавало иллюзию, но не изменяло
внешность в отличие от оборотного зелья.
— Удивлён, что ты способен его распознать, — протянул он, оскалившись.
— Всё ещё считаешь меня дурачком? — Том хотел что-то возразить, но Гарри
добавил: — Отвлекающий манёвр не сработал.
Мираж растаял, а Риддл глянул на часы.
— Торопишься куда-нибудь? — поинтересовался он. Запястья начали
затекать, а кожа чесаться. — Я не смогу провести так ещё одиннадцать часов,
Том. Руки отнимутся.
— Могу усыпить, а после развязать.
— Я способен принимать обоснованные решения и полностью безобиден, если
ты волнуешься за своё благополучие.
— Ты, Поттер, безобидным полностью не бываешь, — категорично заявил тот.
— Не ты ли угрожал мне смертью недавно?
— Не воспринимаешь юмора, значит. Кстати, поделишься со мной зельем?
— Гарри…
— Всего лишь шутка, — хмыкнул он, заметив опасный огонёк в чужом взгляде.
— В каждой шутке есть толика правды.
— Как будто желание тебя убить — секрет, как и немалая польза от
бесчувствия. Должен заметить, что ты изрядно потрепал мне нервы, и я бы даже
рад больше ничего к тебе не испытывать. Как сейчас.
— Прекрати повторять это.
— Неприятно? — Гарри расплылся в улыбке. — Почему же не отпустишь, если
отказываешься от чувств, что я в тебе пробуждаю? А судя по силе зелья, это не
просто симпатия. С ней бы ты справился и без искусственных подавителей.
Том сначала нахмурился, а затем резко подался вперёд, буквально нависнув
над ним, и грозно отчеканил:
— Ты. Ничего. Не. Вспомнил!
Гарри закатил глаза и с неким горестным оттенком выдохнул. Всё-таки
сорвался. Прищурившись, они уставились друг на друга, пока он не рискнул
задать вопрос:
— И где я прокололся?
— Взгляд, — криво усмехнулся Том, — алчущий ответов. Вот и нужда стирать
память отпала.
Гарри понимал, что то была отговорка, но допытываться до конкретных слов
не имело смысла.
— Ты бы это сделал?
337/676
— Пришлось бы.
Гарри отвернулся, не ощутив ни капли лжи в чужих словах. Не сказать, что он
почувствовал досаду, просто смысловая нагрузка этой фразы пришлась ему не по
вкусу.
— Эффект от зелья снижается, что неоспоримо, — протянул Том, вновь дёрнув
его за подбородок, и заставил посмотреть на себя.
— Полагаю, ты не оборотное имеешь в виду.
Риддл лишь кивнул, изучая его лицо с азартом магозоолога, открывшего
новый вид волшебных существ.
— И сколько часов у меня осталось?
— Без понятия, — вздохнул Том так, будто сам факт того, что к Гарри
возвращались эмоции, не обрадовал, а скорее наоборот, озадачил, если не
сказать больше — откровенно расстроил.
— Ты что, ещё его не испытывал? — поинтересовался Гарри, наткнувшись на
его красноречивый взгляд. Опять в яблочко. — Стало быть, иная дозировка, что
так же… неэффективна? А может, повлияло оборотное зелье? Вот об их
совместном воздействии на организм я как-то не подумал, лишь предположил,
что раз ты употребляешь зелье, а у меня будет твоё тело — то ничего страшного
не должно произойти, — чуть охрипшим голосом заметил Гарри.
Оборотное зелье имело лишь одну опасность и то связана она была с
частичкой добавляемого человека, а не с побочными эффектами или же
передозировкой.
— Раз уж мы определились, что ничего я так и не вспомнил, к моему
превеликому сожалению и твоей же столь немалой радости, то теперь свободно
могу спросить, имея призрачную надежду получить чистосердечное признание.
Ты сам говорил, что не способен испытывать положительные эмоции, тогда…
откуда они появились? — Гарри склонил голову, потершись лбом о согнутую руку
в попытке убрать лезущую в глаза прядь волос. — Или, надо думать, это я такой
особенный, что заразил тебя своей силой любви?
Риддл не спешил отвечать, как он и предполагал, лишь коснулся его лба,
смахнув мешавшие пряди назад, и украдкой улыбнулся, а следом прошёлся рукой
под его мантией, настойчиво ощупав Гарри.
— В заднем кармане, — подсказал он, приподняв бёдра, и чужая рука тотчас
юркнула туда, а пальцы скользнули в крохотный карман брюк. — Знаешь, а меня
даже заводит представление того, как ты сам себя за зад сейчас тискаешь.
Гарри томно выдохнул, а Риддл хмыкнул, выудив, наконец, из кармана его
брюк крошечный флакон.
— Это простой нейтрализатор ядовитых свойств, — отстранённо пояснил он.
— Ничего необычного.
— Разве мне не нужно принять его?
— Нет. Для того чтобы в крови скопился яд, одной дозы недостаточно, — Том
вернул склянке оригинальный размер.
— То есть ты добровольно травишь себя, только бы не любить меня? Знаешь,
звучит это ужасно.
— Всё куда сложнее, Гарри.
— Ты уже говорил. Но что, если многочисленные сложности тобой же и
выдуманы, а на самом деле всё намного проще? Я ведь успешно воспользовался
окклюменцией, а легилиментов сильнее тебя ещё нужно найти, и вряд ли они
узнают о скромном мне… Тогда в чём проблема?
— О скромном тебе, — невесело усмехнулся Том. — Как ты думаешь, Гарри,
твоя символичная фигура рядом с моей не вызвала бы ни у кого никаких
вопросов? Мир куда больше, чем ты можешь себе представить, — добавил он,
задумчиво покручивая склянку в руке, — и куда опаснее. Не проходит и недели,
чтобы какое-нибудь издание не воспользовалось твоим именем на первой полосе.
«Ежедневный пророк», «Новости Волшебного мира», даже «Еженедельник ловца»
338/676
и «Спелла», — со смесью удивления и презрения заметил Риддл, оставляя флакон
на тумбочке. — И это не стихнет довольно-таки долго. Для своего поколения ты
герой, и оно воспитает следующее, что также будет почитать Гарри Поттера, —
победителя Лорда Волдеморта — и ты продолжишь быть под прицелом всего
мира.
Гарри сглотнул. Неясное волнение переполнило каждую клеточку тела,
выплёскиваясь наружу в виде физической дрожи. Он не нервничал, но его всё
равно будто лихорадило.
— Я не победил. Стоит тебе выйти на свет, как вся шумиха вокруг меня
стихнет. Я стану чуть ли не обманщиком, а ты, наоборот, займёшь моё место
любимчика прессы — «Тот, кого нельзя убить и герой-фальшивка»? — вполголоса
промолвил Гарри, а следом шумно выдохнул.
Такой поворот даже облегчил бы ему жизнь, с одной стороны. Однако, с
другой — отрицательная репутация тоже надоедлива. Преследования
продолжились бы с иной целью — поливать грязью несостоявшегося победителя,
к примеру, что уже случалось.
— Ты сделал то, что должен был, — отрезал Том, слегка склонив голову, точно
размышляя над чем-то. — Это не обсуждается. Когда самостоятельно всё
вспомнишь, тогда и настанет момент уверенности в твоём состоянии защитить
себя и свой разум.
— А сам-то ты будешь готов к этому? Я видел твою реакцию и уверен, что то
было не представление. Возможно, сейчас, как и всё остальное, любопытство
отмерло, но, когда восстановится… я же не отстану от тебя, Том.
— Перекочуешь из головной боли в мигрень, — улыбнулся Риддл, словно его
это ничуть не беспокоило.
— В кожный зуд, скорее. Но дело не только в сохранности, — подметил Гарри,
сощурив глаза. — Так ведь? Мне кажется, будто ты считаешь, что эти знания
сделают меня несчастным, поэтому стабилизация моего сумбурного разума —
главное. Опасаешься, что, узнав всё, я натворю глупостей, так как в твоём
представлении я вечно что-нибудь творю и в довольно-таки идиотской манере по
меркам всё безукоризненно распланировавшего Тома Риддла.
Улыбка Риддла померкла.
— Мы опять же возвращаемся к прежней теме. Опасаюсь ли я твоего
сумбурного разума? Куда больше я страшусь того, что некто может
воспользоваться этим, потому что, Гарри, каждое твоё движение, каждое твоё
желание, даже то, в какой ты одежде появляешься на публике, какие блюда ешь,
какие решения принимаешь — всё это освещено в газетах.
— Ты перебарщиваешь, — покачал он головой.
— Неужели? — вскинул брови Том, и в тот же самый момент в его руке
появилось последнее издание «Спеллы», что он бросил на кровать. На первой
странице говорилось что-то про завидного жениха, стиль форменной одежды в
Министерстве и новое волшебное средство, которым герой пользуется для
укладки волос… Какой укладки-то? Да он и причёсывается иногда с трудом, так…
рукой проведёт — и готово.
Тут же поверх журнала упал «Еженедельник ловца».
«ПОТЕРЯ ИЛИ ЖЕ ПРИОБРЕТЕНИЕ?»

«…Мир квиддича потерял одного из самых многообещающих ловцов, Гарри
Поттера. Но не стоит отчаиваться, ведь взамен мир приобрёл лучшего ловца за
тёмными колдунами и ведьмами. Так что это всё-таки — потеря или
приобретение? Берегитесь же те, чьи помыслы нечисты!..»
Дальше Гарри читать не стал, прикрыв веки на мгновение.

— Ты коллекционируешь их, что ли? — поинтересовался он.
— Места бы не хватило.
339/676
Бумажные издания исчезли, а Гарри очень не хватало отсутствующего
ощущения горечи сейчас. Оно должно было быть там, внутри.
— Осуждаешь публичность?
— Нет. Скорее, её порицаешь ты, для меня же это явление ожидаемо. Но
твоему положению сопутствуют некоторые неудобства. В какой-то момент ты
должен перестать делать вид, что ты — просто Гарри, а всё внимание —
незаслуженная заслуга, и научиться управлять тем, куда падает освещение
вокруг тебя.
— Подкупать прессу.
— Перенаправлять внимание.
— Я попаду под прицел, — медленно выговорил он, словно освещая
неоспоримую истину, и отнял взгляд от уголка кровати, что старательно
гипнотизировал, переключая всё внимание на Тома.
— Это будет лишь твоим выбором, Гарри. В ту ночь ты был не готов, а я
совершил ошибку, решив всё за тебя, — Риддл нервно провёл рукой по волосам.
— Думаешь, если я буду развязывать один узелок за другим, у меня появится
лишнее время подготовиться к великой и ужасной правде? Ты поступаешь, как
Альбус. Скрываешь всё… чтобы воспользоваться мной в нужный момент. — Гарри
ничего не чувствовал, — ни горечи, ни грусти — но слова почему-то дались с
трудом. Он точно вытолкнул их из себя насильно.
— Я уже воспользовался тобой, и ты прекрасно осведомлён об этом, — Риддл
без тени улыбки заглянул в глаза. — И разве всё именно так выглядит? Времени
для подготовки никогда не бывает излишне много, Гарри, а я лишь даю тебе
право выбора. Однако, распечатав воспоминания, помни — ты сам так решил.
— Некоторые люди просто излишне любопытны и не хотят ничего решать, —
заявил Гарри, недовольно дёрнув затёкшими руками. — Сваливаешь всю
ответственность на меня. Разве это честно? Когда я даже не знаю, что там
сокрыто.
— Жизнь вообще несправедлива.
— Сейчас скажешь — не вся ли твоя жизнь, Поттер, сплошная
несправедливость? Ты становишься предсказуемым, Том.
— Предсказуемым? Ты меня безумно расстроил, малыш. Когда полностью
овладеешь легилименцией — это будет убийственно, — хмыкнул Риддл на вид
ничуть не расстроенный.
— Однако от меня в качестве возлюбленного ты отказываешься?
Том не торопился отвечать, а он — услышать ответ. Решение принималось на
месте, однако, вопреки обыденному методу действия, — импровизации — не было
спонтанным. Гарри ясно понимал, что означало это молчание. Оно превращалось
в один весьма прискорбный термин, которым он мог описать себя, и это
«ненужный». Наверное, ощущай Гарри всё как раньше, сейчас было бы очень
досадно. И хорошо, если только досадно, так как в настоящее время его
способность познать всю глубину этого чувства была нарушена.
— Так и быть, Том, — начал миролюбиво Гарри, ласково перекатывая это имя
на языке и почти что ощущая его горьковатый привкус. — Для тебя я пятое
колесо в телеге. Должен признать, не то чтобы я этого раньше не понимал, но
предельная ясность — это нужный толчок. Я не задавал тебе таких вопросов, а ты
настолько красноречиво ещё не молчал.
Гарри встретился взглядом с Томом, будто внимающим каждому его слову, и
переключил внимание на его мерно вздымающуюся грудь, продолжив:
— Вчера ты пропустил всё мимо ушей, однако моё решение от этого не
изменилось. Возможно, тогда я и погряз в отрицании, зато сейчас полностью
уверился в своих изначальных намерениях. Раз уж ты даровал мне свободу
выбора, хочу любезно сообщить, что я, как ты и просил, не собираюсь играть с
тобой в любовь.
Гарри заметил, как чужая грудная клетка замерла на мгновение, а после
340/676
ритмичное, едва ли учащённое движение возобновилось, и мысленно расплылся в
улыбке, смутно ощущая расплавленное удовольствие. Осклабившись, он
продолжил бормотать:
— Я упрощаю тебе жизнь, не так ли? Подозреваю, всё это будет довольно-таки
неприятно, когда чудодейственное лекарство растворится... И тем не менее я
справлюсь. Мне не впервой.
Гарри делал вид, что болтает сам с собой, почти что легкомысленно
рассуждая о собственном будущем, в то время как Риддл всего лишь его
случайный слушатель, но уж точно не тот, ради кого вся эта исповедь изначально
затевалась.
— Раз уж нет смысла отрицать, что у меня есть некая тяга и к собственному
полу, то, скорее всего, я обращу внимание на кого-то похожего на тебя, ведь
разум — сложная штука, — машинально вздохнул Гарри, и будь возможность
двигать рукой, потёр бы лицо, чтобы смахнуть липкую паутину усталости. —
Один из новоприбывших мракоборцев... У него схожие с тобой замашки.
Себастьян что-то там — вроде так его зовут? А может, и нет. Может, напротив,
сосредоточу внимание на полной твоей противоположности…
— Нет, — грубо прервал его речь Риддл, а затем низко и опасно добавил: —
Если мне не изменяет память, то вчера мы с тобой всё решили.
Гарри поднял взгляд к его лицу и оценил плоды своих усилий: Риддл был зол.
Даже не зол, а в ярости, что затуманила взор, сделав его угольно-чёрным и до
мурашек пронзительным.
— Мы с тобой ничего не решали. Ты закрыл мне глаза, а я поддался этому,
притворившись слепым. Однако проблема не исчезла. Считаешь, что имеешь
право запретить мне жить дальше и любить в своё удовольствие того, кто
сможет без страха ответить на мои чувства тем же?
— Да, считаю, — отозвался тот лениво, медленно склонившись.
— Эгоистичный ублюдок, — шепнул Гарри в губы, заметив, как Том напрягся.
— Не дерзи, мальчишка. Ты сам пожаловал ко мне вчера.
— Я не намеревался развлекаться с тобой… У меня были дела и поважнее, —
парировал Гарри. Он ощущал себя абсолютно расслабленным, ведь говорил
правду: планы и правда были. Вот только перевес был в пользу Тома, а не планов.
Риддл вернул ему насмешливый, едкий взгляд, так и твердящий: и
закончились твои планы на дне стакана огневиски.
Что ж, это нельзя было отрицать.
— В таком случае, Поттер, какое тебе есть дело до зелий, которые я пью? — с
некой наивностью поинтересовался Том, как будто и правда был озадачен всей
этой ситуацией.
— Мало ли ты изобрёл очередную опасную для окружающих игрушку. Знание
есть сила, — нахально улыбнулся Гарри.
— При взгляде на тебя думаю, что я действительно изобрёл очень опасную
игрушку.
— И опять же мы в тупике. Что же ты будешь делать если я решу жить так,
как мне хочется и с кем хочется? Запрёшь у себя в номере?
— Да хоть бы и так, — процедил Том, хищно прищурив глаза. — По крайней
мере, ты не будешь встревать в неприятности.
— Альбус как-то говорил, что ты сам создал себе худшего врага в моём лице.
Что твоя диктаторская натура всегда была напугана всеми теми угнетёнными
душами, и в них же ты искал того, кто бросит тебе вызов. И вот он я —
освободитель всея Британии — теперь лежу связанный в твоей постели, а ночью,
хочу заметить, даже не попытался придушить тебя, такого беззащитного и
полностью открытого, — шепнул Гарри и потянулся всем телом к нему, попутно
замечая промелькнувшую эмоцию: его слова развлекали Тома. — И вот он ты,
желающий убить меня почти что семнадцать лет, — может статься, даже дольше
— нынче обеспокоенный тем, буду ли я влезать в неприятности. Не находишь это
341/676
абсурдным? Кстати, как тебе флирт с самим собой? Наверное, познавательно, или
же ты этим занимаешься каждое утро, пока глядишь в зеркало?
Том протянул ладонь, сжав его затылок, и заставил откинуть голову назад,
отчего Гарри пришлось скосить взгляд.
— Займёмся любовью? — продолжил он, нервно облизав губы. — По сути, твоя
гордость не пострадает от секса с самим собой, возможно, даже раздуется ещё
больше, так почему бы нам не поменяться ролями?
Заметив смазанное движение бровей, — то ли вверх, то ли вниз — будто
Риддл не понимал, удивляться ему или же злиться, Гарри хрипло рассмеялся.
— Тебя возбуждает дерзить мне, Поттер. Надо же, — Риддл слегка сжал
затылок, массируя его. — В тихом омуте бесы водятся[10], как оказалось. И всё же
я вижу перед собой именно тебя, а не себя. Интересно, не правда ли?
— Меня? — задумчиво переспросил Гарри, желая коснуться собственного лица
и понять, не начал ли его облик возвращаться. Однако сопутствующие возврату
ощущения отсутствовали. — Гм… дерзить тебе сейчас и правда должно быть
приятно. Помнишь, как ты стирал собственные вещи, а я стоял и смотрел на весь
этот беспредел? Издевательства над тобой всегда способствовали каменному
стояку.
И он булькнул в задушенном смешке, вопреки полному отсутствию какой-либо
радости от сего осознания.
— Мерлин, я извращенец... — Снова скосив взгляд, Гарри долгую секунду
покусал губу, а следом изрёк: — Старик был прав: твоё влияние на меня
оказалось катастрофичным.
Том хрипло рассмеялся, а Гарри не удержался, вторив ему. Спустя мгновение
тот поинтересовался:
— Зачем же пожаловал Альбус?
— Проверить, не спятил ли я окончательно, — безразлично отозвался Гарри, —
и прощупать меня на наличие новой информации о тебе. Мне кажется, что его
интерес к тебе носил праздный характер, ведь выискивай он что-нибудь
конкретное, то забрал бы без спросу, а мой маленький барьер не стал бы для
этого серьёзной помехой.
— И к какому выводу он пришёл?
Том опалил дыханием его щёку, но не коснулся её губами, и Гарри внезапно
пожалел, что чужая личина всё никак не сойдёт. Как и физическая боль, плотские
желания никуда не делись.
— Что ты очаровал меня, а значит, я всё-таки не в себе. Так что позволь
поинтересоваться снова: любить меня ты отказываешься?
— Дело не только в моих…
Громкий свистящий звук заполнил комнату, да и весь номер. Сигнальные чары
расползались эхом, и Гарри невольно дёрнул руками, когда в дверях возникла
высокая мощная фигура.
— Scheiße! Том, почему активирован барьер?! Я пытался связ… — гость осёкся,
переводя взгляд с Гарри на Тома и обратно.
Изумлённое выражение лица отозвалось безудержным весельем, если бы
только Гарри был способен веселиться без каких-либо ограничений, но, вопреки
его состоянию эмоциональной сосульки, озорной смешок всё-таки вырвался
наружу.
— С добрым утром, — опередил Гарри Риддла, который напрягся ещё больше
и отпустил его затылок, медленно выпрямляясь. — Главный мракоборец
немецкого отряда, Отто Кунц, приятно с вами познакомиться наконец. Полагаю,
это благодаря вам, то есть вам, — Гарри перевёл взгляд на Риддла, — мой
напарник сменился буквально в первую же неделю.
— Том, — осторожно позвал Кунц, будто не понимал, к кому ему обращаться.
— Гм… — он неловко кашлянул, и Риддл нехотя поднялся. — Не ожидал… вас
здесь увидеть, мистер Поттер, — тень сомнения моментально рассеялась,
342/676
видимо, сказался опыт и готовность ко всему. — И мне тоже приятно, хоть и при
чрезвычайно сомнительных… обстоятельствах.
Гарри перевёл взгляд на Риддла и нахмурился.
— Хочешь оставить меня вот так? Я уже пальцев не чувствую! — Гарри вяло
пошевелил ими, скривив болезненную гримасу.
— Сколько часов ты продержал его?.. — Кунц нахмурился.
— Не ведись, — прохладно отозвался Риддл. — Он под действием зелья и
теперь разыгрывает комедию. Ничего у него не отвалится за час, — отрезал
Риддл, а Гарри расплылся в улыбке, заметив, как Отто вновь растерялся. И
отчасти он его понимал.
— А поесть мне можно? Я не ужинал, к твоему сведению, а теперь не имею
возможности позавтракать. Позволь Димблу хотя бы накормить меня.
— Чтобы ты использовал его и сбежал? — развернулся около двери Риддл.
— И пить хочу, — прищурился Гарри, — а ещё не отказался бы от утреннего
секса, что ты предлагал.
Отто за его плечом вдруг вздрогнул, тряхнул головой и скрылся где-то сбоку.
— Мистер Кунц, — громко позвал Гарри, и тот снова материализовался за
спиной Тома. Растерянность улетучилась, а вот взгляд потяжелел. — Должен вам
напомнить, что вы должностное лицо и обязаны, как минимум, доложить
вышестоящему о том, что Тёмный Лорд держит меня связанным без моего на то
разрешения. Как младший по званию докладываю: Лорд Волдеморт взял меня в
заложники, — отчеканил он.
Риддл ничего не ответил, лишь уголки губ дрогнули в преддверии улыбки.
— Пока что я вижу перед собой связанного Тёмного Лорда, — спустя долгую
секунду ответил Кунц. — И без надлежащего оборудования не могу подтвердить
вашу личность, Поттер. Имеются ли у вас с собой какие-либо документы?
— Нет.
Тот кивнул и вновь исчез в темноте, а Гарри недовольно дёрнул ногой.
— Тогда требую предстать перед судом как Том Марволо Риддл, — вновь
подал голос он. — В качестве свидетеля, естественно, ведь сейчас я пока что
амнистирован.
— Свидетеля чего? — устало поинтересовался Отто, стоя где-то вне
видимости Гарри.
— Издевательств над Гарри Джеймсом Поттером. Хочу засвидетельствовать
свою вину. Я морально и физически истязал его! — добавил он, растянув губы в
усмешке, заметив еле заметный угрожающий оскал со стороны Риддла. — Морил
его голодом, незаконно проникал в сознание, насылая видения извращённого
характера…
Договорить ему не позволили — дверь захлопнулась, оборвав речь на
середине и вызвав довольную улыбку. Приглушённые голоса отдалились.
Отлично.
Комедия получилась на славу.
Лицо Кунца было донельзя взволнованным, пока он не наткнулся на двух
Томов в пределе ярда и в весьма щекотливом положении. Гарри сцепил зубы,
сконцентрировавшись на кровати, и ощутил, как та слегка приподнялась и
сдвинулась.
Так, с этим можно работать.
***
— Я не мог связаться с тобой, — рыкнул Отто, опасливо глянув в сторону

спальни. — Совсем с катушек слетел? Я думал, ты сейчас в компании Ши Лан, а
не… Что вообще происходит?
— Поттер же просил доложить вышестоящему, так что я вас слушаю,
343/676
мракоборец. Докладывайте о местонахождении младшего сотрудника, —
хмыкнул Риддл, разводя руками.
— Мне не до веселья, Том. Ты… понимаешь хоть, что творишь?
Взгляд стал острым, как лезвие, и Отто смолк, выдохнув в попытке
успокоиться. Вся эта ситуация изрядно вымотала его. У него была жуткая
головная боль, которую ни пойлом, ни зельем не снять, мучительное похмелье
после новогоднего пиршества в местном пабе и куча проблем, возникших
буквально за несколько часов. Проблем, которые он всеми силами пытался
решить самостоятельно, промотавшись полночи меж странами.
— Полагаешь, я должен отчитываться перед тобой? — напряжённо
поинтересовался тот.
— Я не то имел в виду. Поттер под оборотным зельем, да ещё и под твоим
пойлом. Что, если проявится какой-то побочный эффект? КАК ты это допустил —
вот чего я не понимаю… — Отто внезапно застыл, а затем нахмурился и
уставился в неверии: — Ты же не проводил на нём эксперименты, чтобы
присутствовать в суде?
Риддл окинул его нечитаемым взглядом, а спустя мгновение небрежно
бросил:
— Я не настолько заинтересован в суде, а Поттер сам вызвался добровольцем.
Так что не назвал бы это экспериментом, скорее очередным неподконтрольным
мне явлением. Он действовал на опережение. — Том задумчиво провёл рукой по
волосам, уставившись на своё отражение в стекле. — Гм, кого ты определил
Гарри в напарники?
— Себастьяна Хольцмана, — машинально ответил Отто, поправляя капюшон
мантии, что вопреки чарам был влажным и неприятно касался кожи. — А что?
— Он похож на меня? — нахмурился Том, оторвавшись от созерцания себя и
теперь буравя его требовательным взглядом.
— Я не понимаю, — озадаченно почесал макушку он. Сейчас было не до
обсуждения сотрудников, но тот, казалось, был больше заинтересован
Хольцманом, чем причиной появления Отто в столь раннем часу. Он бы не
упустил возможности подшутить, если бы не сквернейшее из настроений.
Риддл помрачнел, точно сам осознал всю абсурдность ситуации и резко изрёк:
— Замени его.
— Но я только вчера назначил Хольцмана по твоему же требованию.
— А теперь по моему же требованию заменишь.
Еле слышно фыркнув, Отто кивнул в ответ и заявил:
— Я бы хотел, чтобы Поттера осмотрела Аделин.
— Нечего осматривать, эффект зелья начал уменьшаться ещё до истечения
первого часа, если это можно назвать нежелательным последствием. Так зачем
ты пожаловал, вопреки моей настойчивой просьбе не беспокоить?
— Я счёл это экстренным случаем, — помедлив, начал он.
Разум на секунду помутился, и Отто мотнул головой.
Грёбаное похмелье…
Кашлянув, он заметил краем глаза движение: Том уже был целиком облачён и
собран. В полной боевой готовности.
— В два сорок утра Густав покинул мероприятие и был похищен. Два
сопровождающих мракоборца погибли, третий, можно считать, тоже, — Отто
отвернулся к окну, сунув руки в карманы.
Он буквально ощущал тяжесть, что взвалилась на плечи, заставляя желать
упасть на колени или же хотя бы присесть. Чужая магическая сила угнетала,
усмиряла, сдавливала нутро.
Жуть.
«Что ж, первая стадия — ярость — пройдена».
Шумно выдохнув, Отто лихорадочно прилизал пятернёй волосы и продолжил:
— Были очевидцы: пьяная группа подростков-маглов. Допрошены, а память
344/676
впоследствии стёрта. Их показание сошлись в одном — невразумительные чёрные
тени и лазурные вспышки.
— Дементоры.
— Да, — кивнул он, не оборачиваясь. — К тому же, цитирую: «...жуткие
балахоны схватили на лету человека и потащили бог весть куда». Информация о
нападении поступила в четыре десять. Я послал тебе патронус, но сообщение
доставлено не было, — многозначительно протянул Отто, однако не вложил в эти
слова упрёка. — Стоило отпустить маглов, как меня вызвали сюда. Новое
нападение. На этот раз сотрудник Министерства магии Великобритании, Артур
Уизли. Они с супругой возвращались с банкета. Об этом никому не было известно
заранее, так как они всегда встречали Новый год дома, но и совпадением это
явно не назовёшь. Исходя из свидетельства, Молли Уизли малость задержалась,
прощаясь со знакомой, Артур же дожидался её на улице. Когда она вышла, тот
уже пропал, — покосившись на Риддла, Отто замер. Перед глазами всё поплыло,
и он выругался сквозь зубы. Сон сейчас был просто необходим, но такая роскошь
не предвиделась в ближайшее время, похоже.
— В каком состоянии Уизли?
— Довольно-таки неплохом, если учесть, что мракоборцев поцеловали
дементоры. Уизли всего лишь пытали. Был обнаружен прохожими и отправлен в
отделение скорой помощи. Сейчас он в Мунго.
— Полагаю, — низкий голос завибрировал где-то рядом, но Отто не рискнул
повернуться, — Экриздис каким-то образом покинул Азкабан, не потревожив
барьер. Обет аннулирован, а Густав, скорее всего, уже мёртв. — Том помедлил, а
затем встал плечом к плечу и посмотрел в окно. — Раз Уизли не превратился в
образчик оригами, значит, смог сбежать или же был отпущен в качестве
послания. Он обмолвился о чём-либо?
— Заикнулся о Поттере.
— Конкретнее.
— «Сообщите Гарри...» — процитировал Отто. — Что именно сообщить, Артур
Уизли не уточнил. Состояние было не то, — добавил он мрачно. — Всё это
принимает скверный характер, Том. Нельзя объявлять его в международный
розыск: возникнет слишком много вопросов… Но и оставлять всё как есть тоже
нельзя.
— Скоропостижные решения могут привести к коллапсу. Вмешался
непредвиденный фактор.
— Считаешь, что нас кто-то предал и помог ему?
— Нет, — покачал головой Риддл. — Экриздис отрезан от своего времени, хоть
и быстро осваивается. Замкнутый, высокомерный и каплю безумный — таким он
пытается казаться. Ему просто нечего предложить: сейчас его единственное
богатство — это Азкабан; тёмные учения бесполезны для всех тех, кто их
отвергает и ничего не смыслит в этом. Поэтому, кроме дементоров, ему бы не
стал никто помогать, и даже тем не было резона приближаться к острову:
Экриздис больше не мог скармливать им души маглов, а пара-тройка существ,
что он смог бы удержать рядом, — пустяк. Личность Густава была скрыта, и тем
не менее он как-то прознал на расстоянии, что тот является свидетелем, хотя
сейчас должен находиться на последнем издыхании. Третий фактор, — выдохнул
резко Том, запустив ладони в волосы и судорожно заправив назад.
Застыв, тот несколько минут что-то обдумывал, а затем резко подманил
бумагу и перо. Чернила стремительно ложились на замерший в воздухе лист,
составляя слова. Спустя несколько минут Риддл подхватил печать, ставя оттиск
снизу, и свернул письмо, закинув его в конверт.
— Передашь Шеклболту, — Том нахмурился, постукивая палочкой по руке. —
Объявить о чрезвычайном положении под предлогом поимки сбежавших братьев
Лестрейндж пока что будет достаточной мерой и даст нам время. А также
раздробить подразделение и направить часть в Хогвартс: пусть Альбус
345/676
повременит с возобновлением уроков, пока не научится припрятывать опасные
артефакты вне школьных стен.
Перед глазами завис новый лист, вновь исписанный чернилами. На этот раз
Риддл передал письмо трансфигурированному из ближайшего стола ворону и,
когда птица исчезла, а окно затворилось, прибавил:
— Изолируй Уизли или же назначь охрану. Личные счёты Родольфуса сойдут
за предлог и не вызовут сомнений. Что до братьев… устрой им побег. Пусть
препроводят сюда и запрут на нижнем уровне.
— Послать отряд в Хогвартс? — вопрошающе моргнул он, убрав послание во
внутренний карман мантии. — Считаешь, Экриздис безотлагательно ринется
разыскивать Дары Смерти?
— Могу предположить, что после ночной встряски он замедлится, но
утверждать не рискну — чересчур уж громкое заявление о себе. Так что лучше
перестраховаться. Школа неплохо защищена, но и Азкабан было невозможно
покинуть. В его состоянии Дары ничем не помогут, а временное могущество —
едва ли иллюзия, за которой последует верная смерть. И всё же он будет их
искать, а я всё так же не вижу смысла в этих поисках, кроме уничтожения камня,
которое ему не под силу, — раздражённо пробормотал Риддл. — Нужно забрать
тело Густава. Я уверен, он оставил его где-нибудь на виду. Шольц уже сделал
объявление?
— Нет, ведь он числится пропавшим, — устало ответил Отто. — Министр дал
шесть часов.
Напряжение в воздухе скапливалось, буквально потрескивая. Отто не желал
об этом думать, лелея надежду, что тот был похищен ради информации, а её
Ренненкампф так просто не отдаст. Поэтому у них было время: день, возможно,
два. Но раз обет был нарушен, значит, он добровольно признал все долги
уплаченными меж участниками, и это означало одно — Густав сломался.
Следовательно, нужды оставлять его в живых не осталось. И всё равно, даже
сейчас Отто хотел надеяться, что они обнаружат Густава в схожем с Уизли
состоянии: раненого, но живого.
— Если бы о нападении стало известно раньше, я бы перевернул чёртов
Азкабан, раздробил бы там каждый камень, выдрал бы остров с корнем, — резкое
шипение вытянуло его из раздумий, — так ты сейчас думаешь?
Том испытующе смотрел прямо в глаза, и Отто выдохнул, отводя взгляд в
сторону и стиснув зубы.
Он почему-то именно сейчас отчётливо вспомнил кладбище Литтл-Хэнглтона.
Долгие часы ожидания, когда Буджардини непрерывно шутил, пытаясь снять
напряжение, Ренненкампф шикал на него, затыкая, а он сам и вовсе
прикладывался к фляге в попытке разнообразить часы ожидания, пока огневиски
не превратилось в скисшее молоко, и он чуть не захлебнулся под смех Аурелио и
ругань Густава.
— А ты бы отрезал себе руку, как это жалкое существо? — вполголоса
поинтересовался у него Буджардини.
— Ради своего кумира? Да я бы и член себе отрезал, — хмыкнул Отто.
— Вряд ли Том оценил бы твою жертву, — покачал головой Аурелио, небрежно
махнув рукой. Он приподнял маску, чтобы сделать последнюю затяжку, и
выдохнул дым, затушив сигарету о камень.
— Если вы не заткнётесь — закончите в котле целиком, — злобно буркнул
Густав, склонившись над зарослями.
Успех.
А затем ситуация стала накаляться, а заигрывания Риддла переступать черту.
Им пришлось переместиться. Аурелио хотел действовать, как и он сам. Мальчик
явно был на пределе своих возможностей.
— Стоять, — шикнул тогда Густав.
Пожиратели рассредоточились, и риск преждевременного обнаружения
346/676
возрос. Магическое поле непрерывно увеличивалось, а воздух накалялся.
Ситуация менялась каждые несколько секунд, и Отто, мгновенно оценив угрозу
жизни мальчишки как возможную, шагнул вне полога невидимости, и тотчас
прогремел голос Риддла, а глаза предупреждающе расширились:
—Ничего не делать!
И он нырнул обратно, когда вновь прогремел приказ:
— Ничего не делать без моей команды!
Они отлично понимали, кому он предназначался. Густав лишь недовольно
мазнул взглядом, а Аурелио облегчённо выдохнул.
Всё было под контролем.
Поттер покинул кладбище, и они так же незаметно исчезли в чаще.
Теперь же это всего лишь воспоминание — одно из многих. И новых не будет.
Надежда умирает последней, но внутри она уже умерла. Отто знал — Густав
мёртв.
Нельзя было никого в этом винить, как и раздробить тюрьму — они уже
пытались, когда опустошали Азкабан. Нащупывали проходы, но стоило разбить
стену, как проход в туннель смещался, а стена затягивалась. Правила магии
оказались нерушимы.
Потеря Ренненкампфа низойдёт тяжким бременем на них, но прежде всего на
плечи Тома. Отто имел право горевать, тот же считал, что ошибаться
недопустимо, а… потеря Густава определённо будет расценена им как
непростительная оплошность, посему и скорбеть было незаслуженной
привилегией. Изменить эту форму мышления Риддла Отто был не в состоянии, но
ясно видел мерцание сих мыслей на дне глаз, что казались сейчас практически
чёрными — потухшими и вдумчивыми.
— Я тут подумал, — мягко начал Отто, исподлобья наблюдая за Риддлом.
Лучшая тактика отвлечения — подкинуть Тому задачу. — И никак не могу понять,
зачем Экриздису Артур Уизли?
Тот посмотрел на него невидящим взором, точно не понимал вопроса, а после
моргнул, будто очнувшись.
— Очевидно, что Экриздис осведомлён о нынешних владельцах Даров. Опять
же у него было время почитать на досуге и частично наверстать упущенные века,
но подобная информация — дело рук вмешавшегося третьего фактора.
Риддл отошёл от окна, а Отто покачнулся, на секунду прикрыв глаза. Ещё
одна очевидность — сегодня он точно был не в лучшей форме для таких
головокружительных событий.
— На особняк Блэков, пока что, наложены чары доверия, не имеющие
видимого изъяна, кроме предательства со стороны хранителя, разумеется, —
невыразительная усмешка тронула чужие губы. — Однако Гарри не только у себя
дома прозябает. И опять же меня беспокоит то, с какой лёгкостью Экриздис
ориентируется. Возможно, у него и правда есть или же были помощники, никак
не связанные с ним напрямую.
— Несколько тел Пожирателей так и не были найдены, — Отто провёл рукой
по лицу, ощутив колючесть недельной щетины, а собственное отражение вернуло
ему совершенно болезненный и довольно-таки угрюмый вид.
— Да. Остаётся такая возможность, что не только Грейбек решил спасти свою
шкуру, заключив сделку с Экриздисом, но и другие последовали более лёгкому
пути: свобода в обмен на услугу… Тем не менее Экриздису в его нынешнем
состоянии пришлось бы постараться, чтобы стать угрозой для них. А
равноправное сотрудничество попросту невозможно: Пожиратели не стали бы
заключать сделок хоть и с именитым когда-то, но всё же маглорождённым
колдуном, почитающим Салазара Слизерина и скрывающим своё положение. Для
них это оскорбительная насмешка. Издевательство. И все они знали о
происхождении Экриздиса — я об этом позаботился. Потому могу лишь
предположить, — Том сделал короткою паузу, скривившись, — что о магических
347/676
войнах и главных событиях столетия ему поведали юные мракоборцы. Они лучше
прочих осведомлены обо всём, и, конечно же, о Гарри Поттере. Вряд ли эта
информация могла обладать повышенной ценностью, но превратилась во
временный ориентир. А теперь в его власти книги, пресса… В любом случае
хранитель особняка всё ещё Альбус, и это ещё одна причина держать его под
присмотром в Хогвартсе.
— Ты уверен в этом?
— Разумеется, — с толикой скепсиса кивнул Том.
— Следует проследить, чтобы Поттер не отменил чары: насколько я понимаю,
отношения с Дамблдором испортились.
— Возможно, захочет выбрать другого хранителя.
— Или снять чары, — угрюмо заметил Отто.
— Что ж, Гарри не слишком возился и с местом хранения Мантии. Та или в
доме Гриммо, или же в школе. Она ценна ему не столь магически, сколь
эмоционально.
— Всё равно это сущая глупость — предупреждать нас о том, что собираешь
делать…
Перед глазами всё замерцало, и Отто выдохнул.
Треклятая головная боль!
— Не думаю, что он намеревался предупреждать именно нас. Экриздис,
может, и подготовился, но не может быть в курсе всего — это никому не под
силу. Скорее всего, он полагал, что о его действиях станет известно в
Министерстве магии, и это, по всей видимости, не воспринималось им в качестве
серьёзной угрозы. Оттого и послание адресовано не мне, а работающему там
Поттеру. Новость о нападении на Уизли застала бы его дома и…
Не успел тот закончить, как стены содрогнулись, а стёкла зазвенели. Том
побледнел, бросив взгляд на закрытую дверь спальни. Та в тот же момент резко
распахнулась, точно в неё влетел взрывопотам, слетела с петель, а из комнаты с
громким рубящим хлопком вырвался магический взрыв, что припечатал стоящий
в коридоре столик к стене, превратив его в кучку щепок и пыли.
Устремившись за Риддлом в спальню, Отто уставился на перевёрнутую
кровать, застывшую вертикально, лохмотья постельного белья, свисающие со
всего чего только можно и медленно оседающие перья. В стене зияла
исполинская дыра, а щитовые чары дребезжали в попытке срастись и затянуть
прореху.
По ту сторону срастающегося барьера, левитируя и сливаясь с мглой
предрассветного неба, перемещалась фигура в тёмной мантии до тех пор, пока
не испарилась, аппарировав.
***
Часами ранее
— Итак… — Экриздис плавно обернулся, собрав мешающие пряди волос за

спиной, и сделал несколько шагов, — как погляжу, моя свобода действий всё ещё
ограничена и не в моих силах обойти непреложный обет.
«Твоё бездействие меня огорчает, смертный. Я даровала тебе слуг. Мало ли
тебе Абисина, Фасхвата и Марикена?»
— Госпожа, вы, похоже, не совсем понимаете, — аккуратно начал он,
остановившись, — как работает магический договор. Я связан обетом и не могу
отдавать приказы, что нарушат данную мной клятву. Смею вас заверить,
Волдеморт превосходно знал, что делает, — процедил он, тут же расслабившись
в попытке скрыть злобу. — Иначе зачем мне продолжать истлевать здесь столько
348/676
времени?
Этот дьявол многое ему сулил, но не сдержал своё слово, вместе с тем
одурачив, ибо тайна бессмертия бесполезна для любого, кроме него самого. Он
обещал празднество для восполнения магии, и Экриздис смог изничтожать
колдунов без каких-либо ограничений, кроме тех. что они и без того были
измотанными и обедневшими магически. Ему не осталось ничего, кроме как
упиваться вкусом крови, хрустом костей, мелодии плоти, пока тюрьма не
опустела…
Он был в ярости и не знал, куда её направить, и направлял против его слуг,
раз не мог упокоить его самого.
— Я видел Волдеморта в разных обличиях. Видел человечным и юным, но
совершенно точно это был он. И он отнял обещанный скот, оставив меня ни с
чем… Бросил разлагаться здесь, пока я снова не обращусь кучкой пепла и костей!
Я, как никто, мечтаю добраться до него, Госпожа. Считаете, будь у меня
возможность действовать, стал бы так медлить?
С толикой театральности склонился он, побледнев от ярости, и шумно
выдохнул, сжимая и разжимая кулаки.
Слабый поток магии всколыхнулся внутри. Какое расточительство.
Импульсивность никогда не была присущей ему чертой характера, напротив,
Экриздис медлительно и методично плёл паутину, в которую попадали глупцы,
забредшие так далеко от материка. Он всегда властвовал над своими эмоциями,
растягивая усладу от игрищ с маглами и последующее послевкусие пыток, как
они это называли. Ему не приходилось спорить, ведь его поиски всегда
нуждались в субъектах. Тем не менее обстоятельства заставили пересмотреть
собственное положение. Азкабан опустел уже с неделю как, но процесс распада
не замедлился, что лишь обостряло его злость: точно желторотый юнец, он дал
себя провести, и мог уповать только на оцепенение, которому подвергся, ожив
спустя века. Уготованная ему участь раскрылась, как только Волдеморт получил
нужное, и рано или поздно собственное тело опять превратилось бы в останки и
пыль, а душа — в тень, которая никогда не найдёт покоя.
Волдеморт проклял его и имел наглость соврать в лицо.
«Тщеславие и кровожадность, — монотонно пробормотала она. — Мудрость
твоя не в счёт, ибо жажда крови и знаний не позволила заметить обман, а жажда
жизни ослепила», — прошелестела она, огибая Экриздиса по кругу.
Он исподлобья смотрел на вытянутую тень схожую с тремя дементорами и в
то же время полностью отличную.
«Мнишь, наверное, что смерть наивна и глупа? Лорд Волдемо-о-орт, да, — с
какой-то диковинной интонацией протянула та — смесь стона и шёпота. —
Смертный мудрец, исследовавший слуг моих, исследовавший завесу меж тенью и
светом, ведаешь ли ты, что есть баланс сущего?»
Экриздис нервно вздрогнул под пристальным вниманием горящих пустотой
глаз. Её облик был столь же прекрасен, сколь ужасающ, и хоть он терпеть не мог
раболепства, никогда в прежней жизни не склоняя голову ни перед кем, но свою
выгоду от сделки с самой Смертью он мог узреть с предельной ясностью.
Разговор с ней нёс и надежду, и опасность. Госпожа многое забывала или же
пропускала, а он неустанно разглагольствовал перед ней, исполняя роль
королевского шута, чтобы развлечь, чтобы познать, чтобы не остаться одному. Не
сказать, чтобы это ему нравилось, но выбора не оставалось: смерть или Смерть.
И он бы с радостью упокоился, если бы завеса была для него открыта.
— Не смею утверждать, что до конца ознакомлен с теорией баланса, —
Экриздис понизил голос, смиренно опустив взгляд. — Но скромные постижения в
этой сфере у меня имеются.
«Не стоит прибедняться, — она остановилась вблизи стола, взирая на груду
костей. — Ты много убивал, руководствуясь своими неукротимыми желаниями
обернуть время вспять, вернуть мёртвых к жизни, стать создателем, коим тебя
349/676
сделала сама природа, но сделала в иной манере. Твой разум безумен, раз на
пути к знанию не видит преград; безумен, но не потерян, а твоя тяга к крови —
мелодичный диссонанс для меня. И всё же ты полезен. Пировала ли я, когда
очередная душа прекращала своё существование?» — её взгляд, казалось, мог
прожечь в нём дыру.
"Экриздис невольно отступил; полы мантии мазнули по каменной кладке,
поднимая вихрь из багровой пыли — подсохшей крови.
«С каждой смертью, что ты подносил мне в дар, в ткани мироздания
зарождались искры жизни. Но ты не ведал, что творишь: сама жизнь тебе
отвратна. Ты отверг эту часть мышления, отбросил саму идею того, что своим
нечестивым промыслом невольно пробуждаешь новые побеги. Лишь громил,
раздирал, рубил. Ты подлинный разрушитель, и оттого мне так дорог».
Ему хотелось возразить, что, разрушая, он искал того же: создавать. Однако
Экриздис не рискнул этот сделать, когда Смерть дотронулась до его волос,
скользнув хрупкой ладонью по плечу и отпустив прядь, а следом обошла его по
кругу, заглядывая в глаза так любовно, что он затаил дыхание. Сие выражение
воплотилось серой нечеловеческой гримасой грусти и отрады, склеенных вместе.
«Тем не менее ты не понимаешь саму суть равновесия. А он — да. И
вызывающе нарушает его, — мёрзлое дыхание обожгло щеку, а её безучастный
голос задрожал, как колокол; от эха стены утробно загудели. — Он должен был
быть моим уже давно, и каждый раз, — Смерть резко вильнула вбок,
растворившись на мгновение, чтобы тотчас подступить с другой стороны, —
сбегал от меня. Он обещал мне свою силу в обмен на жизнь и вновь… обманул.
Поэтому, мудрец, считаешь ли ты, что Смерть наивна и глупа, раз была
обманута?»
— Я не смею так думать, — непреклонно заявил он, приметив тень
отвращения на её бескровном лице.
«Тогда ты не смеешь отказываться и от собственных слов. Повтори же их,
мало ли Смерть запамятовала, как звучали твои пылкие речи, когда ты взывал ко
мне столь отчаянно, столь яростно молил отправить тебя за завесу, что каменные
стены рыдали мольбами узников, которых ты умертвил!» — едко прошептала она,
отчего он на мгновение прикрыл глаза.
Госпожа заставляла повторять это раз за разом. Не проходило и дня, чтобы
Экриздис не смаковал на губах вкус собственного унижения — вкус слабости.
Сцепив руки перед собой, он удержал на лице маску спокойствия, осознавая,
кто он для неё: развлечение.
— Проклинаю, — прошипел Экриздис еле слышно, а следом повысил голос,
раздражённо дёрнув плечом. — Проклинаю. Трижды проклинаю того, кто именует
себя Лордом Волдемортом. Не лорд, а пёс поганый. Змея, что извергает лишь
пагубную ложь! Наследник Салазара Слизерина, опозоривший его благородное
имя, не заслуживший наследия крови и силы, что в ней течёт. Будь проклята
мать, которая выносила его во чреве своём, будь проклят отец, который посадил
семя своё! Лишь смерть может оплатить его долг со мной! Какова бы ни была
цена, я готов уплатить её, — заключил он, болезненно ощущая, как внутри вновь
поднимается волна ярости.
Экриздис никогда не перед кем не преклонял колена, но уважал Слизерина,
можно сказать, глубоко почитал и долго лелеял надежду выжечь из себя
нечистоты, зарождённые магловской кровью. Потому что именно они делали его
таким, таким неправильным, возможно?
Маглы алкали крови, за чем он наблюдал, и что ему было противно в них и в
себе самом. Разделяя, он отторгал их. Был ли он из-за их крови слабым и пустым,
отчего цель всегда ускользала от него, а завеса отказывалась открывать свои
тайны?
Будь только у него больше времени…
Раздался тихий лязгающий смех. Его мало что могло встревожить, но этот
350/676
звук, схожий с обожаемой мелодией танца металла и костей, вселил в Экриздиса
благоговейный ужас.
«Я же дала тебе куда больше. Он украл тебя у меня. Вырвал из-за потаённой
завесы, и ты ответил на его зов, — её голос стал хлёстким и шершавым, как
каменные стены Азкабана. — Ты покинул меня добровольно, смертный,
позарившись на дар жизни, что тебе больше не принадлежит. И всё же я
смилостивилась над тобой. Отвечай, милостива ли я?»
— Милостивы, Госпожа, — уверенно ответил Экриздис, ощутив прохладное
касание тонких пальцев к щеке. — Там, где он меня обманул, вы даровали шанс.
Я никогда не смогу отплатить вам…
«Верно, — плавно качнувшись на месте, Смерть обошла его и прижалась
спиной, отчего могильный холод пробрал до костей, дыхание утяжелилось, а
сердцебиение замедлилось. — Я стала нетерпеливой, но всё ещё благосклонна к
тебе. Умерщвлять не имею права, но забирать то, что в сущности моё — это
непосредственная обязанность, на меня возложенная. Считаешь ли ты, что я
несправедлива, требуя кары, как и ты? Человечна ли я — Смерть?» — её голос
пронизывал лёгкие, вибрируя где-то в глубине сознания, заставляя иссохшую в
венах кровь циркулировать быстрее, а сердце глухо колотиться.
— Абсурд, — мягко возразил Экриздис. — Требование кары не что иное, как
восстановление равновесия.
«И всё же я дарую ему выбор, как и тебе. Смерть неизменно милостива к
своим любимцам, — певуче протянула она, отдалившись, и он вздохнул с
облегчением, размяв затёкшие плечи и шею. — А также нетерпелива и
привередлива…»
— Я не бездействую, — заметил Экриздис, — вам ли не знать. Тем не менее
обет связывает меня по рукам и ногам. Он… несколько обременителен, но я
найду способ разбить оковы клятвы.
«Плата и цена, цена и плата, — мягко прошелестела она, глядя куда-то вглубь
помещения. — Вы, волшебники, часто пытались нарушить баланс, и я забирала
непомерную плату. Используя ненужных ему людей как оружие, ты удивил меня,
но сие изумление длилось одно мгновение, ведь используя их, ты орудовал ему
же во благо, но и не во вред мне. Дары моей предшественницы — это подарок
тебе. Драгоценное даяние, что я никогда не одобряла, и всё же в моей власти
преподнести его другому тленному. Пусть станет это залогом успеха. Права
забрать его жизнь я не имею, как и не имеешь ты, помни об этом. Может быть, я и
была обманута, — Смерть вновь материализовалась перед ним, поддавшись
вперёд и широко раскрыв тлеющие глазницы, — но и обманут был он».
Экриздис прищурился.
— Позвольте узнать ваши намерения, Госпожа, поскольку Дары Смерти…
«Дары моей предшественницы», — резко прервала она, а Экриздис
поморщился, мгновенно почуяв, как температура в комнате опустилась до нуля и
лёгкие обожгло холодом.
— Ведь Дары вашей предшественницы — это не всё, что мне необходимо
заполучить? Вы сделали их моим избавлением, но вам от артефактов проку нет.
Так… в чём ваша выгода, хотелось бы узнать?
Её утробный смех забренчал колокольчиком, режущим слух и давящим на
сердце.
«Не доверяешь Смерти, мудрец? Что ж, твоё право. Прими же второе
поднесение — знания. Первым даром владел род Поттеров, однако ныне Мантия в
руках рода Уизли и глубже узреть я неспособна; вторым — род Мраксов, как и
сейчас. Камень до сих пор у наследника, Тома Марволо Риддла, — её голос
понизился до зловещего, но и в той же степени томного шёпота. — Старшая
палочка — никогда никому всецело не принадлежала. Её хранитель — Альбус
Персиваль Дамблдор, но истинный владелец — иной волшебник».
Развернувшись, он оттянул ворот, точно тот неожиданно превратился в
351/676
удавку. Это не первые знания, подаренные ею, однако Смерть никогда не была
столь удручающе точна и откровенна. Экриздис ощущал в её словах какую-то
подоплёку, что никак не мог расшифровать.
Она присматривалась к нему, он же глядел в ответ. Смерть не открывала
своих намерений, и ему до сих пор было неясно, в чём та нуждалась на самом
деле, потворствуя его замыслам. Между философскими вопросами мироздания и
праздными рассуждениями, которым она предавалась ежедневно, он не мог
ухватиться за то главное — подлинную цель. А если такой возможности не
возникало, то и доверия тоже. Что, нужно заметить, довольно-таки
малосущественно. Кто способен довериться Смерти? Она искренняя,
неотвратимая, но и такая же абстрактная, путанная в некоторых аспектах. Не
союзница, а лишь дуновение ветра, что нашёптывает неопровержимые истины;
не враг, но угроза, что висит над каждым с момента появления на свет.
Рассчитаться с поганью было в приоритете, и всё же Экриздис желал забрать
лишь то, что было ему обещано. Однако убийство змея стало первым запретом со
стороны Госпожи. Не сказать, что это воспрещение оставило его равнодушным, и
поэтому он мог исключительно досаждать, но, как та и отметила, для
Волдеморта это было ребяческой забавой, ничего не значащим трюком. Пока
Экриздис заперт в этих стенах, — и, скорее всего, Волдеморт уверен, что жить
ему осталось всего ничего, — то и угроза несущественна, ведь он ни на что не
способен. И от этого хотелось разгромить собственное убежище, возведённое
когда-то с такой любовью.
Остров являлся его сердцем и броней. Десятки скрытых туннелей, ведущих в
камеры. А когда в каждой было по маглу, и все они рыдали, заходясь в стенаниях,
то Азкабан превращался в музыкальный духовой инструмент — орга́ н. Их
последний вздох создавал чарующую мелодию, которой он наслаждался долгими
вечерами за кружкой глинтвейна вкупе с применением способностей дементоров.
Когда-то это было странным, после долгих поисков — стало обыденным. Экриздис
пытался облачить поцелуй в слова проклятия или же чары, что подходило
больше, а маглы утоляли не только личные пристрастия, но и исследовательские.
Он пытался облачить чужую душу в оболочку, пытался понять сущность самого
перехода — для этого понадобилось видеть много переходов от жизни к смерти.
Стал ли он мясником?
Нет смысла отрицать, что он небывало обрадовался, когда осознал, что крысы
из Министерства не смогли дотянуться до некоторых артефактов, хоть и
расхитили существенную часть, а также не смогли выявить туннели и даже
осквернить эти стены. Стать клеткой всегда было исконным назначением его
обители.
Теперь же прутья темницы сдерживали его самого.
— Предание гласит, что, собрав все три, можно стать… Повелителем Смерти,
— опасливо начал Экриздис. — В уповании избежать гнева Госпожи, должен
заметить, что я всегда воспринимал сказку пустозвона Бидля как метафору, а
упомянутые там Дары — подделками для потехи публики. Он пытался доказать
мне истинность существования артефактов, однако, вопреки нашему естеству, я
всегда был скептиком, — Экриздис вздохнул, пытаясь понять, стоит ли упоминать
о собственных опасениях или нет. — Вы умалчиваете об этом, но меня не может
не волновать то, что, собрав все три Дара вместе, я превращусь в угрозу для вас,
хоть и сильно сомневаюсь в верной трактовке небылиц Барда вне их
аллегорического смысла, естественно.
«Твой страх мне понятен, мудрец, — она на мгновение умолкла, а затем
протянула ладонь и раздражённо отмахнулась. — Вблизи конца даже Смерть
может поддаться слабостям своего рассудка. Моя предшественница всегда
отличалась весьма эксцентричным характером и вспыльчивым нравом, — Смерть
задумчиво наклонила голову, колыхаясь на месте. — Она желала
продемонстрировать братьям Певереллам, что конец неизбежен; однако лишь
352/676
окунула их в алчность бурных желаний. Понял ли Антиох, что смерть неизбежна,
когда его убили из-за собственной же мечты владеть непобедимой палочкой?»
Экриздис покачал головой, Смерть же кивнула, удовлетворённо продолжив:
«Что за урок получил Кадм? Что смерть необратима, а не неотвратима.
Освещать деяния младшего, Игнотуса, и смысла не имеет. Ни один из них не
обладал тремя Дарами одновременно — ни один из них не внял словам Смерти —
вот что осознала моя предшественница, — она мягко развела руками, будто в
танце и в ту же секунду оказалась у него за спиной, а могильное дыхание
коснулось уха: — Хочешь поведаю историю, смертный? — невинно спросила она,
скользя ладонью по спине, отчего вдоль позвоночника пробежали мурашки. —
Жили-были трое братьев, и вот однажды отправились они путешествовать. Шли
они в сумерках дальней дорогой и пришли к реке. Была она глубокая — вброд не
перейти, и такая быстрая, что вплавь не перебраться. Но братья были сведущи в
магических искусствах, — она сменяла интонации в голосе с поразительной
скоростью, а Экриздис застыл как вкопанный, зачарованный этим потусторонним
шёпотом. — Взмахнули они волшебными палочками — и вырос над рекою мост.
Братья были уже на середине моста, как вдруг смотрят — стоит у них на пути
кто-то, закутанный в плащ. И Смерть заговорила с ними. Она очень рассердилась,
что три жертвы ускользнули от неё, ведь обычно путники тонули в реке. Но
Смерть была хитра. Она притворилась, будто восхищена мастерством троих
братьев, и предложила каждому выбрать себе награду за то, что они её
перехитрили… — нашёптывала та смертному, а писатель даровал её словам
искру жизни, и пламя разгорелось. Оно горит до сих пор», — заключила она.
Экриздис удивлённо обернулся, но за плечом уже никого не оказалось.
«Неслыханная глупость, не правда ли? — её голос раздался чуть поодаль. —
Несмотря на оглашение великой истины, алчность и властолюбие стали главными
движителями в поиске артефактов. А урок Смерти оказался никому не нужен…
Ответила ли я на твой вопрос?»
— Ответили, Госпожа, — слегка склонил он голову в уважительном жесте,
силясь принять то, что выдумки Бидля всё-таки оказались правдой, навеянной
обделённой вниманием Смертью. — Вы… собираетесь уничтожить Дары?
«Баланс, — распространилось по комнате тихое шелестение её голоса,
несколько задумчивое, будто она сама себя спрашивала, что такое баланс. Затем
вопрос превратился в предупреждение: — Не пытайся обмануть меня, смертный».
— Даже не мыслил об этом, — прохрипел Экриздис, изгоняя из головы все
мысли о Дарах.
Возможно, он и питал слабость к разному типу тёмных вещиц, раритетных
артефактов, но пытаться обмануть Смерть — проигрышный вариант.
Хорошо, что он не настолько спесив, как наследник Слизерина.
— Как только я выберусь отсюда, Волдеморт захочет перепрятать Камень или
же и вовсе извлечёт его из хранилища, дабы держать при себе, — задумчиво
изрёк он, подняв взгляд на практически невидимую на фоне тёмных стен фигуру
Смерти. — Ум не спасёт змея от погрешности — всё продумать невозможно, а
твёрдая уверенность в нерушимости обета может обернуться против него же
самого, — добавил он, — как и ваше неоценимое содействие, Госпожа.
«Раз ты чествуешь мою помощь, мудрец, то позволь презентовать третий
Дар».
Не успел Экриздис и слова благодарности вставить, как из полумрака
вынырнул Марикен и сбросил на пол увесистую ношу.
«Моя Госпожа, — его глухой голос завибрировал в голове обоих, и дементор
грозно навис над тушей, что приволок с собой. — Абисин ослаб, а Фасхват
сгинул… Было оказано сопротивление».
«Однако же вы хорошо послужили мне. Абисин оправится, а Фасхват
восполнит силы и воротится, — Смерть тревожно-медленно подошла к пленнику
и склонилась над стонущем телом, резко повернув голову в его сторону, отчего
353/676
её поза приобрела противоестественный вид сломанной куклы. — Свидетель
клятвы, что ты принёс. Признаёшь ли ты его?»
Экриздис стремительно приблизился к телу и пихнул носком ботинка,
переворачивая человека на спину. Мертвенно-бледный лицо, скорченное в муках,
и стеклянные глаза, сощуренные в ненависти, но столь прохладной и размытой,
что стало понятно — дементоры не только потрепали его тело, но и сознание.
Жаль. Первая жертва за долгую неделю ожидания и уже полуживая.
— Свидетель был в маске, — едва ли качнул головой Экриздис, рассматривая
того вблизи. Раздражение вновь овладело им. — Поэтому я не смел надеяться
отыскать его отсюда.
Помимо воли, наполненные злостью и сожалением воспоминания просочились
и предстали перед внутренним взором.
— Я вернул вас, но ваше тело неполноценно, Экриздис. Однако в моих силах
это исправить, если вы того пожелаете. Столько веков небытия… Не вечная ли
это мука для такого, как вы: безделье? — алые глаза гипнотизировали его.
Экриздис смотрел на змееликого волшебника перед собой и торжествовал,
радуясь глотку воздуха, шелесту травы, пряному аромату смолы и дыма.
Самонадеянность и глупость.
— Я изучал многих из твоих трактатов и о дементорах, и о завесе, и хочу
преподнести мою ничтожную благодарность волшебнику, чья гениальность не
должна прозябать за чертой существования. Разве вас что-то там держит, кроме
вечности за чертой? — размеренно говорил тот.
«Держит!» — хотелось ему крикнуть, но Экриздис продолжил слушать,
наблюдая, как Волдеморт скалится, будто пёс, унюхавший лёгкую добычу.
— Мне есть что предложить величайшему и открытому ко всем знаниям,
включая наитемнейшие из них, волшебнику прошлых столетий, заверяю вас.
Если, естественно, вы готовы слушать. Примете ли вы мою помощь в обмен на
незначительную просьбу…
Дьявол во плоти, льстец что обещал ему вновь испытать тепло крови в своих
жилах, новую жизнь, которые обещал продлить его время, и даже обет с
принесёнными клятвами не вызвал никаких подозрений: Волдеморт вместе с ним
принял Веритасерум как залог взаимного доверия и не сказал ни капли лжи, но и
ни капли истины.
Лжец.
Смерть была права: Экриздис позволил себя ослепить благоуханием жизни
после долгих веков небытия; позволил оглушить стуком собственного сердца.
И этим сполна воспользовались.
Кинув взгляд на свидетеля, он протянул руку, звякнув браслетом, и с
нескрываемой усладой в голосе изрёк:
— Империус!
В тот же миг волшебник дрогнул, а затем скорчился.
— Ни...
— Отвечай мне, кто ты такой?
— Н… — протянул он, хмуря лоб. Налитые кровью глаза заметались от него к
стене, точно выискивая что-то.
— Отвечай! — требовательно повторил Экриздис, не теряя самообладания.
Он мог буквально ощущать привкус боли, что раздирала свидетеля. В
затуманенных глазах сверкало обречённое понимание, что тот окончит свои дни
предателем. А значит, этот человек был важен погани, что посмела его обвести
вокруг пальца.
Воистину превосходный подарок.
«Один из многих», — прошелестела Госпожа, словно прочитав его мысли.
— Я… Я, — тот задохнулся, сжав плотно губы и мотнул головой. Сильная
личность, но и другого Экриздис не ожидал. — Ничего не скажу, — рвано рыкнул
пленник и устало прикрыл веки, тут же потеряв сознание.
354/676
— От него толку мало, — с лёгким недовольством и с такой же лёгкой
радостью проронил Экриздис, глянув на дементора.
Конечно, хотелось бы иметь жертву в трезвом уме и здравой памяти, чтобы
собственноручно отнять всё это, включая душу и магию. Однако Марикену его
эмоции были абсолютно безразличны.
«Нет ни тени сомнения, что ты изберёшь нужный подход», — донеслось
совсем рядом, и Экриздис кивнул, расплываясь в плотоядном оскале.
— Я благодарен вам, Госпожа. Вы даровали мне не только жизнь, но и
свободу.
«Никогда об этом не забывай, смертный».
355/676
Глава 25. Тень за холмом
Я вижу, как смерть достигает вершины холма.

Я вижу, как смерть приближается,
И не знаю, что делать.
Нет, я не знаю, как мне поступить,
Когда дело касается тебя.
Должен ли я попытаться задержать её снаружи,

Попробовать заблокировать дверь,
Оставив в дураках тех, кто ушёл раньше?
Должен ли я впустить её
Как старого друга,
Зная, что это неизбежно?
В каждом шаге, в каждом движении

Я вижу смерть, следующую за тобой;
Вижу смерть, собирающуюся погубить тебя,
Перейдя через холм.
Over the Hill (feat. Sleeping at Last & Philip Sheppard) — Wax/Wane
Реальность и сон сливались, рваными отрывками оседая на помутневшем

рассудке. Чьи-то голоса звучали совсем рядом, чьи-то — спорили и срывались на
крик, другие — мирно ему нашёптывали, четвёртые — заставляли выныривать из
этой трясины, в которую он неуклонно погружался. Или это был один и тот же
голос?
Низкий, почему-то неявственно скрипучий, а затем охрипший и проникновенный.

В какой-то момент звенящий и властный, а в другой — отрывистый и жалобный. И
всё такой же подавляющий, чарующий, любимый… Чей же он?
Гарри чувствовал судорожную пульсацию вены на виске, каждой клеткой тела

переживал удары собственного сердца — в глухом и рваном темпе, — и
искажённую, притуплённую боль тоже ощущал. Везде. Та раскачивалась внутри
подобно волнам, изредка накрывая его с головой, а изредка — отступая и утихая.
И среди этой бушующей стихии внутри прорывались фрагменты особенно ярких
воспоминаний, отрывки слов, смазанная картинка многозначительной улыбки и
столь же знакомый, сколь чужой тембр, преисполненный мягкостью или же,
наоборот, мрачным отчуждением.
«…Слышал ли ты про троянского коня, Поттер? — Собственного ответа Гарри не

разобрал: голос звучал размыто, будто под толщей воды. — Разумеется, важен не
сам миф, а трактовка. Кхм-м-м… Не отвлекайся, Гарри! — Некто замолчал, а
затем прочистил горло, кашлянув, и продолжил: — Следуя Гомеру, поводом
развязать войну стала прекрасная Елена, похищенная троянским царевичем у
Менелая, спартанского царя, — голос затих, а свои слова Гарри не смог
разобрать. — Любовь? Я склонен верить, что истинная причина несколько
356/676
сложнее, да и та до сих пор остаётся загадкой для магловских историков. Заметь,
Поттер, через Трою проходило множество торговых путей, и этими же путями
пользовались и греческие племена. Сугубо экономический интерес? —
задумчивые нотки преисполнились глубиной, а после превратились в сарказм: —
Романтизировать войну… Как это наивно, Поттер, и полностью в твоём стиле».
Гарри судорожно содрогнулся, перекатившись на бок и, казалось, застонал. Боль

иглами прошила тело, и его тотчас перевернули обратно — на спину, — а
холодная рука легла на лоб.
—…К Мордреду, он весь горит!
Эфемерное, бережное, едва ли ощутимое прикосновение вызвало облегчение, но

сразу же исчезло, и он потянулся следом за рукой, вновь задрожав и бессильно
опрокинувшись на что-то мягкое, когда давление на плечи усилилось. Блаженная
нега забытья вновь овладела им. Гарри хотел окунуться в тот голос, и он, точно
по щелчку пальцев, погрузился вглубь.
«…Собрав войско Ахеи[1], Менелай пошёл на Трою. Война затянулась, и вскоре

назрела одна, но довольно-таки серьёзная проблема для ахейцев — попасть
внутрь мощных стен. Скульптор Эпей соорудил гигантского деревянного коня,
внутри которого спрятался Одиссей, вождь данайцев, — ему, кстати, и
приписывается сия идея, — вместе с группой самых искусных воинов. Коня
ахейцы бросили посреди своего лагеря, а сами сели на корабли и отплыли от
берегов Троады[2]. Для вида, естественно. Рано утром троянцы нашли вражеский
лагерь пустым, а посреди — огромного деревянного коня. Подумав, что осада
снята и ахейцы сдались, они решили затащить коня внутрь и установить на
главной площади. Без промедления подоспел к общему сбору жрец Аполлона,
Лаокоон, взывая к разуму троянцев: «Бойтесь данайцев, дары приносящих![3]», —
и метнул тот копьё в бок коня. Но троянцы остались глухи к медному звону,
донёсшемуся изнутри. — Речь прервалась, послышался короткий смешок, а затем
некто иронично добавил: — Порой мы видим многое, но не замечаем главного. Не
так ли? Так… На чём я остановился, Гарри? Ах да…
В этот момент к царю Трои подвели пленённого ахейца, и тот поведал, что конь
— это дар богине Афине. Если дар будет уничтожен, то богиня может
разгневаться и обратить свою разрушительную силу на город, однако если же
установить коня перед её храмом, тогда Троя станет нерушимой крепостью. В то
же время из бушующего моря выползло два чудовищных змея, что покусились на
жизнь жреца Аполлона и его сыновей, стоявших рядом, и всем открылась истина:
Афина покарала жреца за нанесённый вред священному коню. Никто не стал
сомневаться в правдивости слов ахейца. Также не послушали троянцы речей
Кассандры, являющейся дочерью царя Трои и в некотором смысле пророчицей,
выступающей против сего действа.
Соответственно, коня повезли к городу. А пока троянцы праздновали снятие

осады и победу, ночью воины выбрались из коня и открыли ворота. Пленённый
ахеец подал сигнал, и корабли возвратились обратно, захватив, наконец-то,
город. Что ты думаешь об этом, Гарри?» — в чужом голосе проявилось
любопытство, а также звенящее напряжение в ожидании его ответа, которого
Гарри не расслышал.
Шумно выдохнув, он потянулся в сторону, но его тут же уложили обратно,

заключив в крепкие объятья. Знакомый запах защекотал нос, и Гарри глубже
вдохнул древесный горький аромат, машинально уткнувшись лицом в чьё-то
357/676
плечо или грудь — непонятно.
—… не просыпается, Аделин?!
— Примени к нему легилименцию! — встревоженный женский голос зазвенел в

ушах, сдавливая тисками голову.
— Не могу! — шипение, наоборот, стало отдушиной для растревоженного

естества, и Гарри машинально прижался ближе к источнику звука. — Он
полностью закрыт.
— С каких пор Поттер…
Слова растворились в шуме. Звон набирал громкость, а вместе с ним чужой голос
стал громче, а переменчивость интонаций — яснее:
«Я лишь даю тебе пищу для размышлений». — Перед глазами медленно
проявилась картинка. Она стала чётче, а Гарри шагнул вперёд, следом и вовсе
растворившись внутри, занимая положенное ему место. Вокруг царил полумрак,
но он смутно различал игру тени и света на мебели в собственной спальне и
ощущал вес на коленях.
Том.
«Никогда бы не подумал, что ты изучал мифологию и историю маглов», —

шутливая интонация отразилась алыми искорками веселья в чужих глазах.
«Мистер Поттер, — парировал Том, озорно улыбнувшись, — вас поработили

стереотипы? Сопряжение обоих миров тогда было сильнее, чем ты можешь себе
представить: кара или благословение мифических богов также были ничем иным,
как волшебством. Например, я склонен верить, что пророческий дар Кассандры
являлся настоящим: она была маглорождённой волшебницей. А война всегда
была для меня захватывающей темой. С истоков существования… Знаешь, Гарри,
— Том вновь обратился к нему, мазнув затуманенным взглядом, видимо, под
влиянием воспоминаний или же раздумий, — греко-персидские войны утвердили
могущество греков, а Пелопонесская — привела к упадку многих греческих
полисов. Война чему-то начало, чему-то конец. Надеюсь, ты позволишь мне
некоторое отступление?» — А он лишь кивнул в ответ. Разве мог Гарри что-то ему
запрещать или позволять? Он был готов впитать всё, чем Том желал поделиться с
ним и даже больше.
«Я помню, как мы рассуждали на эту тему… Выпустившись, я познакомился кое с

кем… Он был англичанином, но преподавал в Сорбонне. Война только кончилась,
— глаза Тома сверкнули озорным огнём, а речь стала немного сумбурной,
пронизанной странным трепетом. — Магл, увлечённый темой волшебства, а
также античностью и историей. Война пленила нас одинаково, вот только мнения
расходились. Мы встречались в одно и то же время. Я ожидал, сидя около
фонтана, он подходил и всегда спрашивал: Ну-с, юноша, ещё не передумали? С
первой нашей беседы он яро пытался убедить меня поступить в Сорбонну в
следующем году, а я всякий раз качал головой, вежливо отказываясь. Но он не
сдавался, а спустя время это превратилось в своего рода приветствие. Привычку.
Ирвин перестал дожидаться согласия и всегда опережал мой отказ своим жаль,
затем, прижав к себе неизменно-потёртый портфель, присаживался рядом,
доставал очередную книжку и, раскрыв наугад, тыкал в строки и спрашивал: Что
думаете?
358/676
И мы спорили. Упоённо и долго. Почти всегда, — странная улыбка тронула его
губы. — Впрочем, любой спор — восстание противоположностей. Я
придерживался мнения, что война кроется в самой сути человека — в его
желаниях и алчности, он же, придерживаясь мышления Гераклита, считал, что
война присуща мирозданию, ибо в основе всего сущего лежит борьба
противоположностей. — Гарри не перебивал его, лишь перебирал мягкие пряди,
замечая, как Риддл изредка прикрывал глаза, а на его лице отпечатывалось
абсолютное умиротворение. — Впрочем, одно другого не исключало, по крайней
мере, для меня. Две сошедшиеся в войне страны — это борьба
противоположностей, но за этим противопоставлением антиподов стоят всегда
экономические, политические или иные интересы — желания, присущие сути
человека. Ирвин же считал, что война кроется исключительно в самой жизни, а
не в людях, проживающих её. Это жизнь создаёт эти стремления, человек же в
своей сути чист от желаний; считал, что война воздаёт по заслугам по принципу
справедливости, — частично я был согласен с этим, — и только воюя человек
может познать себя и свои желания, для меня же, воюя, человек мог в равной
степени реализовать себя или же изничтожить. Да… Мы много спорили и в этой
битве, возможно, постигли себя, а может, уничтожили. — Том замолчал, устремив
взгляд в никуда, а затем моргнул и вновь заговорил: Мои годы обучения в
Хогвартсе пришлись на время Второй мировой. На это время пришлось ещё одно
важное событие… Какое, Поттер?»
«Восхождение и падения Гриндевальда?»
«Верно. Падение Гриндевальда, проигрыш гитлеровской коалиции… — Гарри

удивлённо расширил глаза, впиваясь с жадностью в каждую черту лица Риддла, а
тот, словно не заметив этот алчущий взгляд, продолжил говорить с лёгкой,
горьковатой улыбкой, блуждающей на губах: — Вернёмся же в первое сентября
1939 года, в день начала Второй мировой. Началась массовая эвакуация детей из
крупных городов, в том числе и Лондона. Приюты следовали тем же правилам.
Детей сажали на поезда и автобусы и распределяли по малонаселённым пунктам,
а дальше разбирали по семьям — не худшее будущее для приютских детей, но
незавидное для всех остальных. Поэтому многие не прижившиеся дети спустя
пару месяцев добровольно возвращались, а то и спустя недели, и в этом был свой
резон — трудно было назвать хоть какое-то место безопасным в то время.
Что до меня, то Коул, как ты понимаешь, безумно обрадовалась, когда я

предоставил справку, подписанную директором о том, что им не придётся
заниматься мной, так как Хогвартс-экспресс увозил нас подальше от магловской
войны[4]. Помнится мне презрение, затаившееся в её глазах, будто я недостоин
особого отношения, и уж точно такой привилегии, как личная эвакуация, — Том
рассмеялся, однако Гарри не видел в этом повода для веселья. — В конце августа
1940 года немецкие самолёты сбросили бомбы на окраину Лондона. Дым был
виден отовсюду, а маглы, истощённые, скованные паникой, часто —
потерявшиеся на улицах, будто сомнамбулы, — печальная картина. Я
самоутвердился: война таила некую привлекательность для меня. Она ужасала и
очаровывала, подавляла и вдохновляла, а также, к моему удивлению, вызывала
печаль.
Я гостил у Лестрейнджей то лето. Столь банальная причина для временных

отлучек, как наблюдение разрушений и страданий маглов, не вызвала ни единого
вопроса, а меня неудержимо тянуло туда, словно лицезреть разрушения воочию
было важнее собственной безопасности; а ведь ударь по местоположению бомба
— и никакая магия не спасёт под обвалом в плену пламени. Разве что аппарация,
но в неполные четырнадцать лет без должной толики концентрации мои
359/676
перемещения не обходились. Когда же на тебя рушится здание, то сложно
сосредоточиться на чём-то другом, — циничная усмешка тронула губы и тотчас
исчезла, словно видение. А Гарри даже не удивился владению такой сложной
способности в столь раннем возрасте. — Тогда же опять начались массовые
эвакуации и не только в пределах страны, но и за границу.
Хогвартс же работал в особом режиме; в Хогсмиде всем сирым и убогим был

предоставлен коттедж на время каникул. Правда, мне не было дела до
сожительства с маглорождёнными, как и с другими полукровками в схожей
ситуации, но целостность образа — это всё, и моё окружение, скажем так,
предоставило мне другой, весьма удобный выход. Приглашения провести то
летние, то рождественские каникулы позволяли обрести свободу вне стен
коттеджа, находящегося под пристальным вниманием какого-нибудь из
преподавателей-волонтёров. И не только: редчайшие собрания в родовых
библиотеках… Невозможно устоять.
Бомбардировка прекратилась в мае[5], а в июне я вновь наведался в опустевший

приют. Мне явственно открылось то привилегированное положение,
отразившееся в глазах Коул: существовал оазис на земле, где я мог укрыться от
разрушений, смога, постоянного воя сирен, призыва громкоговорителей… И тогда
я поблагодарил Мерлина или же, скорее, бога, что родился лишённым
способности сострадать. У меня не было ничего, но одновременно было всё
необходимое для достижения чего-то большего в жизни. Высшая цель? Да,
наверное».
Гарри окаменел, замерев в описанном Риддлом состоянии: эти слова ужасали и

очаровывали, подавляли и вдохновляли, а также вызывали печаль… Его рука
остановилась, запутавшись в чужих волосах, а Риддл перевёл на него
испытующий взгляд. Одно мгновение, — и они впились друг в друга глазами,
оцепенев в каком-то мистическом трансе. А потом Том едва тряхнул головой,
очнувшись, и Гарри продолжил перебирать тёмные пряди, будто его это
успокаивало.
«Что ж, мы немного отошли от темы, — с неким раздражением выдохнул Том. —

Знаешь ли, фигура Геллерта Гриндевальда очень будоражила наше поколение.
Он был харизматичен, обладал выдающимися магическими способностями и
возвышенными идеалами, с которыми нельзя было не согласиться: волшебники,
как высшие существа, должны господствовать над маглами. Со стороны маглов,
мы имели тех, кто заявлял, что некоторые нации по рождению занимали низшую
ступень развития; они пропагандировали такие определения как королевская
кровь или же хорошая кровь. Собственно, я имею в виду искажённое понятие
арийской расы Третьего рейха и, надеюсь, у тебя есть хоть какие-то познания в
магловской истории, Поттер?» — Том расслабленно улыбнулся, вопросительно
вскинув брови. А Гарри лишь спешно кивнул в ответ, страшась сорвать эту
идиллию неловким комментарием или же нелепым вопросом и стать причиной
внезапной тишины.
Естественно, некоторые знания остались ещё со школьных времён, а вот другие

появились неожиданно. Когда программа магловедения после войны
перетерпела изменения и там стали изучать не только бытовые вопросы, но и
многое другое, а также появилось Глубокое магловедение, то в библиотеке
Хогвартса расположилась целая секция с книгами по экономике, истории,
математике, литературе, сборники стихов и рассказов, романы, пьесы, даже
комиксы. Гарри просто не смог пройти мимо, особенно когда развлечения были
ограничены одним весьма целеустремлённым пленником, подолгу зависающим в
360/676
библиотеке.
«Гарри? — настойчивая интонация вырвала его из пут воспоминаний, и он

озадаченно моргнул, мягко улыбнувшись и коснувшись кончиками пальцев шеи и
затылка Риддла. Тот замер на долю секунды, а потом чуть хрипловатым голосом
продолжил: — Абстрагируйся и слушай. Любая примесь портила арийскую кровь,
даже наша, английская являлась кровью, заражённой нечистотами, а самой
губительной была еврейская. Расовая ненависть оправдывала убийства,
истребление части населения, массовые казни… Ох, — его глаза зажглись на
секунду и тут же потухли, словно тлеющие угли. — Теория не нова и взята из
трудов де Гобино[6]. Меня особенно заинтересовала одна вещь, хотя, должен
заметить, что не было чего-то, что меня оставило бы равнодушным. Гобино
выявил законы отталкивания и тяготения между магловскими расами, конкретно
— явление смешения рас. Оно, являясь необходимым для развития цивилизаций,
одновременно является и пагубным. Возможно, это слишком сложно понять, —
Том задумчиво поглядел на него, — тем не менее хочу, чтобы ты сделал
мысленную ремарку для себя, Гарри… Я снова отвлёкся? Я также рассчитываю,
что ты сам начнёшь проводить параллели. Мне столько нужно тебе рассказать, и
этот твой взгляд так возбуждает: ты напуган и в то же время взбудоражен своим
страхом; чем больше я даю тебе, тем больше ты заглатываешь. Прожорлив — и
это восхитительно», — простонал Том, коснувшись его подбородка, и мазнул
пальцами по губам, а Гарри шумно выдохнул, поёрзав.
«Продолжим», — тихо попросил он.
«Продолжим, — вторил ему Риддл. — Вернёмся к Рейху. Пока осквернителей

арийской крови уничтожали и заключали в концентрационных лагерях, в Альпах
же Гриндевальд построил Нурменгард для заточения идейных врагов… О чём же
я думал в тот момент? — Том умолк, прикрыв глаза на мгновение. — Я думал о
порождённым всем этим хаосе; думал — нет, скорее изучал? — об аристократии
— форме правления, где власть принадлежит знати, но не в исконном понятии, а
именно: лучшим из лучших, где нет места правителю, будь то тиран или
демократ. Я искал успокоение для своей души. Куда мне приткнуться и какой
выбор сделать, Гарри? Ведь у меня было всё, чтобы обрести подлинное величие,
— Том резко распахнул глаза, — и даже больше, чем у Геллерта: харизма,
магический потенциал, страсть к знаниям, а ещё древняя кровь в жилах — кровь
Салазара Слизерина как-никак. Стоило бы возгордиться, и в какой-то момент это
и правда ударило мне в голову, но с неожиданной стороны. Я с кристальной
ясностью осознал, что мой великий предок презирал бы меня из-за отца магла.
Даже будь я трижды наследником, для Слизерина я был бы не чище грязи под его
ботинками. И знаешь ли, это очень воодушевило.
Поговорим же о чистокровных, — Риддл лукаво улыбнулся, — и о трудах, что

иллюстрировали отличительные признаки и особенности, черпая информацию из
записей моего предка. Воистину чистокровный волшебник рано садился на метлу,
а способности проявлялись до трёхлетнего возраста, к тому же он должен был
обладать отменным физическим здоровьем, красотой и главное — врождённым
отвращением к свиньям и маглам. Интересный набор качеств. Можно даже
представить на мгновение, что не только волшебники выше маглов, но и
чистокровные — высшая раса господ среди самих волшебников, — глаза Тома
сощурились, а губы растянулись в наглой улыбке. Внутренняя дрожь охватила
Гарри: с одной стороны, он ясно осознавал, к чему вёл Риддл, с другой — не мог
это усвоить. — Порой мы видим многое, но не замечаем главного, — повторил
Том, не сводя с Гарри пристального взгляда. — Разумеется, после введения
Статута именно затворничество дало импульс возрождению теории чистоты
361/676
крови, однако эти мысли никогда до конца не исчезали среди чистокровных
семей, хоть все они неизменно вычёркивали из фамильного древа то связанных с
маглами, то сквибов. Благо, что иногда чистокровные являлись на свет с
дефектом — отсутствием предвзятости или же фанаберии и наличием
индивидуального мировоззрения. Надо же, таких также вычёркивали из
семейного древа, так как чаще всего они не оправдывали надежд своих
родителей.
Тем не менее не всё так категорично: из каждого правила есть исключения,

Гарри.
Что до чистоты крови, то её сложно сохранить в наши дни. Понятие это

относительное и варьировалось от семьи к семье. Общепринятое родители и
родители родителей традиционалистами уводилось ещё глубже — на несколько
поколений назад. Когда я изучал себя и свой род, я изучал и других. Мне было
необходимо залезть им под кожу — понять их: чужую историю, родовую гордость
и притязания. Чем они питаются, чем дышат, чего боятся и чего желают.
Все чистокровные семьи были переплетены друг с другом, и связи можно

перечислять вечность: Булстроуды являются дальними родственниками Блэков,
Крэббов и… Поттеров; Розье — Блэков, Лестрейнджей, Малфоев и так далее;
Краучи — Уизли, Лонгботтомов, а также Яксли. Надо заметить, что Блэки связаны
линией крови со всеми, их политика всегда была строже других: с девизом
«Toujours pur» или «Чистота крови навек» они не только заключали браки меж
кузенами, но и с фанатичной старательностью вычёркивали всех неугодных сей
чистоте. И это нюансы, которые были необходимы в общении с другими, Гарри.
Каждое сказанное мной слово могло увеличить влияние или же погубить меня.
Ошибки были недопустимы.
Они боялись, что магловская кровь приведёт к потере способности колдовать.

Естественно, этот страх был лишь оправданием, однако именно кровосмешение
приводило их семьи к упадку: не только физическому, но и магическому. Они
сами подводили свой род к вымиранию, — протянул Том, почти что напевая, а
затем задумчиво провёл ладонью по лицу, будто смахивая усталость. — Только
вычеркнутые из фамильного древа линии продолжали процветать, пока главная
ветка истлевала, следуя неисполнимым идеалам. Взять, к примеру, Мраксов, —
Риддл внезапно улыбнулся криво и как-то нерешительно, чем озадачил его. — Да,
наверное, Мраксы были тем недостающим звеном.
При встрече я забрал все воспоминания Морфина о моей матери, о нём самом и о
Марволо. Их несостоятельность привела к материальным лишениям, а жёсткие
идеалы — к исчезновению главной ветви. Публичные проявления магии, дабы
доказать, что та всё ещё им подвластна, что они ещё не докатились до
становления сквибами; высокомерие и неуравновешенность — это всё, чем они
были наполнены. Проявление из поколения в поколение психических проблем,
наравне с физической уродливостью, а затем и с магической опустошённостью —
вот чем являлись славные потомки Слизерина. А теперь, Гарри, посмотри на
меня. — Вопреки напускному легкомыслию и самодовольству, ему показалось, что
каждая мимическая морщинка, появившаяся с улыбкой на лице Тома, таит в себе
след скорби. — Я был совсем юн, но магически одарён как несколько поколений
Мраксов вместе взятых; я был плотью и кровью своей матери, и тем не менее не
обладал ни одной из черт задыхающегося рода: ни уродливостью, ни хлипким
здоровьем, ни неврастеничностью.
Впоследствии воспоминания Тома Риддла также стали моими. Семейство Риддлов

362/676
было магловским отражением рода Мраксов. Первые считали вторых
оборванцами, вторые первых — отбросами.
Конечно же, я поблагодарил отца за дивное открытие, за недостающий

фрагмент; что, впрочем, не изменило моего отношения к нему и не повлияло на
его финал. У него было право на обиду, ведь, в конце концов, он действовал не по
своей воле, а также у него было множество иных путей, но Том поддался
собственной слабости, страху и досаде, выбрав самый простой из них. И знаешь, в
чужих воспоминаниях я обнаружил очень интересные грани: редко, но горестная
мысль о моей матери проскальзывала в его разуме, иногда образ появлялся во
снах, и даже приходили иные идеи — отыскать брошенного на произвол судьбы
ребёнка. Но он был трусом. Боялся не только колдовства, но и просто взглянуть
мне в глаза, и постепенно заглушил все сожаления выпивкой. Не убей я его,
думаю, он бы всё равно в ближайшее время скончался от болезни печени или
разбитой головы в какой-нибудь подворотне, — вопреки сарказму в голосе, Том
не улыбался.
Ещё больше я был благодарен матери за сделанный ею выбор — она прервала

проклятое кровосмешение. — Том приподнялся на локтях, приблизившись к его
лицу, и с напускной небрежностью добавил: — И всё же ни одно из моих
действий в тот день не уменьшило горечи внутри — я просто смог вздохнуть
глубже, не более».
Неприятный холодок пробежался по коже. Гарри понимал, что, возможно, Риддл

поделился с ним самым интимным моментом своей жизни, и это приносило,
помимо затаённый радости, тревогу и отчаяние. Новые грани чужой истории,
тесно переплетённой с собственной жизнью, теперь чётче поблескивали в
неярком свете и слишком пугали его. Несмотря на это, он пытался не показывать
того суеверного страха, что с каждым последующим словом крепчал в его сердце,
и удерживал на лице мрачное любопытство. Еле заметную улыбку понимания.
«Тебя, наверное, очень интересует создание крестражей, Гарри. Что ж, скажу

открыто — нет, смерти я не боялся. Я боялся преждевременной гибели, а с
моими-то планами и ритмом жизни мог умереть в любой момент. Разделить эти
два страха, не зная контекста, очень сложно, и в защиту бедолаги Альбуса
добавлю: Дамблдор всегда любил проекции, а Герпий Злостный и правда желал
бессмертия, и всё же крестраж ему никак не помог для достижения этой цели.
Благодаря этому я обнаружил интересный побочный эффект от создания
крестражей — привязывая частички души к этому миру, они укрепляли тело.
Само собой, от смертельного проклятия я всё равно бы погиб, но
сопротивляемость ядам и всякого рода… непроверенным средствам возросла.
Полагаю, ты знаешь, что я экспериментировал на себе, и эти опыты часто влияли

на моё физическое состояние: болезни, отравления, даже случалось пару раз
магическое истощение… И там, где ни одно зелье не подействовало, связь
тянула меня обратно. Крестражи стали своего рода временной страховкой. — Том
на мгновение замолк, позволяя Гарри нежиться в собственном изумлении,
будоражащим разум вереницей разных вопросов, которые он откладывал на
отдельную полочку, помечая грифом огромной важности. — Я не планировал
создавать их до выпуска, — внезапно заговорил он. — Миртл стала случайностью,
а отец — импульсом. Но я никогда не сожалел о случившемся».
Том внимательно всматривался в его глаза, будто в поисках чего-то, а затем еле
заметно вздохнул и продолжил:
«Мы ещё вернёмся к крестражам, Гарри. Я не мог прекратить анализировать
363/676
ситуацию. Тот год совпал со многими другими событиями. На магловском фронте
советские войска одерживали победу, фашистское правительство Италии было
упразднено, а новое — объявило войну Гитлеру, и к концу года баланс в пользу
антигитлеровской коалиции был очевиден. Что до Гриндевальда, то его
объявление войны целому миру на фоне буйствующей Второй мировой было
сделано как под шумок. Маглы вели одну войну, волшебники — другую. Скажем
так, втайне ото всех я держал за ниточки оба мира подле себя и не мог не
задаваться вопросом — причастен ли Геллерт к обеим войнам?
Видишь ли, это было бы весьма продуманным ходом. Гриндевальд желал

главенствовать над маглами, но число тех многократно превышало наше: один
верный выстрел Вальтера был равен убивающему заклятию, ранцевый огнемёт —
огненному шторму, авиобомбы или ракеты — взрывной волне от Бомбарды, к
примеру. Только волшебник всё же устаёт от непрерывного применения мощных
чар, а хладный металл оружия нуждается лишь в новых патронах. Думаю, ты
понимаешь, к чему я клоню: ослабить маглов, натравив друг на друга, и сделать
из лидера марионетку несколько ускоряло дальнейшее развитие событий для
Геллерта.
К тому же нельзя было игнорировать увлечение эзотерическими практиками со

стороны руководства Рейха; репрессии были, но не доходили до той жестокости,
с которой они расправлялись с иными деятелями. Впрочем, появились активные
борцы с лженаукой. В их понимании так называемые маги разрушали немецкий
народ, поэтому, обзаведясь некоторыми покровителями, они стали обличать и
разбивать оккультизм в газетах и журналах. И всё же им ничего не удалось:
банда чудодеев, пользуясь влиянием, заткнула их за пояс. Они добились от
гестапо запрета на деятельность рьяных борцов с магией и даже личный запрос
не изменил мнения фюрера. Совпадение ли?
Как ты понимаешь, ко всему этому я пришёл лишь спустя года. Значилось ли это
преступление в послужном списке Гриндевальда? Нет, Гарри, не значилось: он
замёл следы. Пребывать под чужой личиной для Геллерта было не ново. Ранее он
притворялся Персивалем Грейвсом — главой мракоборческого отдела. Кем же
Геллерт обернулся в окружении фюрера? Возможно, идеологом Розенбергом[7]?
Однако Розенберг предстал перед судом и был повешен уже после падения
Гриндевальда. Единственный из десяти казнённых, что отказался от последнего
слова, гм… — Том улыбнулся краем губ. — Так кому Геллерт поручил до самого
конца играть роль одного из влиятельнейших членов партии? Проверить такое
было достаточно сложно. Я предположил, что верным псом стал Краффт —
немецкий волшебник и один из ближайших сторонников Гриндевальда, а также
пропавший без вести после заключения того в тюрьму. Зачем же Геллерт поручил
Арману Краффту добровольно пойти на смерть в чужом обличии и замести
следы?» — Том вскинул брови, вопрошающе смотря на Гарри, а он отвёл взгляд,
потерянно шаря глазами по комнате.
«Чтобы Альбус не узнал… о его причастности к миллионам смертей маглов»
«Правильно, Гарри. На каждое действие есть противодействие, как гласит третий

закон Ньютона. И о науке мы с тобой тоже позже поговорим, если захочешь, —
скороговоркой добавил Том, опережая очередной вопрос, и Гарри, уже было
открыв рот, тут же захлопнул его, с натяжкой улыбнувшись. — Разумеется, я
узнал чуть позже о связи Альбуса с Геллертом. Связи не столько дружеской,
сколько… романтической, — Том оценивающе прищурил глаза, а Гарри удивлённо
моргнул. — Полагаю, ты осведомлён об этом не хуже меня».
364/676
«Об их дружбе и ранних намерениях Дамблдора — да. Мы возьмём в свои руки
власть РАДИ ОБЩЕГО БЛАГА, а отсюда следует, что в случае сопротивления мы
должны применять силу[8]», — процитировал Гарри, слегка нахмурившись.
«Общее благо, которым он и тебе морочил голову, — Риддл еле заметно кивнул, а
потом раздражённо вздохнул. — Морочил всем голову, не имея смелости назвать
всё своими именами. Выдающийся волшебник, староста и лучший ученик, лауреат
Премии Варнавы Финкли, представитель британской молодёжи в Визенгамоте,
удостоенный Золотой медали за эпохальное выступление на Международной
алхимической конференции в Каире», — с томным придыханием протянул Риддл,
а Гарри ещё больше помрачнел. Ощутив укол в сердце, он дёрнулся, а потом чуть
ли не рассмеялся в голос… Ревновать к Дамблдору? Это даже не смешно! — И
настолько труслив, что не мог назвать убийство убийством, а правление
волшебников над маглами — диктатурой.
«Я был разочарован. Но это уже после. В первые годы моего обучения в Хогвартсе
я не совсем понимал, почему он присматривается ко мне, и остро ощущал его
критически-недоверчивое отношение, но это и стало решающим фактором —
профессора оказалось легко одурачить. Категоричное мышление, делящее мир
на чёрное и белое, на светлых и тёмных, на добро и зло. Дамблдор
придерживался этих полярностей, хотя в глубине души жил в мире оттенков, но
отказывался оценивать свои безнравственные поступки как либо, прячась за
девизом общего блага. А если это ради общего блага, то его сторона и есть
сторона света, что бы он ни натворил. В ту пору он отказывался оценивать и
поступки Геллерта, закрывая на всё глаза, и тем не менее к обычному студенту
Тому Риддлу Альбус прицепился намертво.
Самое забавное, Гарри, что я понял — Дамблдор что-то разглядел во мне ещё в
приюте, но бездействовал. Моя личность в его мыслях была противоречивой,
сомнительной и, безусловно, дефектной. Угрожающей. Так как Альбус не мог
прочесть меня, он просто сформировал себе мой образ и благополучно поверил в
него, а мне едва ли было необходимо подкидывать ему новые головоломки. И
даже так, Альбус не пытался ничего предпринять. Это сделало его
предсказуемым. Лишь потом, после визита к одной весьма одинокой, но
обладающей столь волнующими воспоминаниями особе, я понял, что Альбус
видел во мне воплощение Гриндевальда или же, быть может, перенаправил
внимание с него на меня».
«Почему ты не воспользовался этой информацией, чтобы уничтожить репутацию

Альбуса ни тогда, ни после? — задумчиво поинтересовался Гарри, запуская
ладонь в волосы и с неким остервенением ероша их. — Такой ход мог бы стать
ключевым в войне, ведь убрав Дамблдора с дороги… Разгорелся бы скандал, он
бы вряд ли смог стать директором Хогвартса, скорее всего, не создал бы Орден
Феникса, а также не оказался бы рядом со мной. Конечно, тогда его действия
стали бы менее предсказуемыми, как и передвижения, — продолжал бормотать
Гарри, будто разговаривая сам с собой, а затем вопросом сам же и ответил: —
Ты… Ты оставил его там, где он нужен был тебе больше всего?»
«Да, — в голосе проявились бархатные, ласкающие нотки. — Как ты верно

заметил, Гарри, столь грозным оппонентом, как Альбус, лучше управлять в
привычной и комфортабельной обстановке, иначе он становится опаснее, а его
действия — хаотичней. Особенно если учесть внутренние противоречия
Дамблдора. Последним штрихом полотна Тома Риддла была просьба о месте
профессора: Диппет отказал мне в должности, но было ясно по чьей указке…»
365/676
«Ты ведь понимаешь, что сейчас или признался в совершении величайшей
стратегической ошибки, или же сознался, что допустил её намеренно?» —
подозрительно глянул на него Гарри, сжав кулаки. Мысли сворачивались клубком
змей, и он не поспевал за их сумбурным движением.
«Будь терпеливым, малыш, — Том едва ли улыбнулся, словно каждый раз ему
было всё сложнее говорить. — Год моего выпуска стал воистину любопытным
годом: Гриндевальд был побеждён стараниями Альбуса, амбиции Гитлера —
остановлены силами союзных магловских войск; и тем не менее начались не
менее тяжкие для всех времена. На свет вылезла первая проблема: одна часть
армии Геллерта, как он их называл, была арестована, другая — скрылась, третья
— адаптировалась. Тебе ли не знать: принуждение, влияние Империуса, маска
доброжелательности и роль жертвы в этой игре — известные отговорки, которые
безотказно действовали. А всё по одной и довольно-таки простой причине:
влияние. Предлоги, приправленные звоном монет, позицией в магическом
обществе и принадлежностью к древнему роду — и вуаля! — ты уже не
приспешник Гриндевальда, а совершившая незначительную ошибку жертва.
Винда Розье или Алфея Кэрроу тому яркие примеры».
«А крутиться среди чистокровных удобно», — снисходительно заметил Гарри,

получив в ответ озорной взгляд и беглое поощрительное прикосновение к щеке.
«А крутиться среди чистокровных удобно…» — вновь повторил он, как

заезженная пластинка. Гарри изумлённо моргнул, почувствовав себя странно.
Картинка перед глазами расплылась, и кто-то позвал его, но он отмахнулся от

надоедливого зова, столь проникновенного, что тот буквально вибрировал внутри
этим звучным и тягучим «Гарри-и-и…». Он не хотел покидать сей уголок, не
желал останавливать сон или же череду воспоминаний, пока те были
легкодоступны. И Гарри опустил руки на плечи Тома, сжав слегка, но тот будто
не заметил чужого смятения и продолжил:
«… Страх перед превосходящей тебя силой — это то, что испытывают абсолютно
все. Страх делает нас рабами обстоятельств. Будь эта сила богом,
правительством, маглом, волшебником или же стихией. Нельзя слепо верить, что
волшебная сила превращает нас в превосходящую маглов расу — ту, которая
должна господствовать над ними. Обратимся к примеру домашних эльфов и
гоблинов. Запрет на использование палочек был не простой прихотью — их магия
свободна, как ветер, и могущественна. И даже без палочек они могут бросить
вызов любому из волшебников и одержать победу. Почему же гоблины да эльфы
не возглавят нас, раз сила на их стороне? — Том криво усмехнулся. Гарри
расслабил ладони, медлительно поглаживая голую кожу на уровне ключиц, и
уцепился за мерный рассказ, полностью сосредотачиваясь на воспоминании. —
Что же до маглов, то солдаты, направляющие оружие на мирное население,
также становятся воплощением силы для вторых. Тем не менее это превращает
их лишь во временных хозяев положения, потому что в любой момент может
статься, что оружие направят на них самих. Всё это весьма очевидно, —
нетерпеливо заявил Том, а Гарри не стал противоречить. Возможно это и было
очевидно для Тома, но он сам пребывал в каком-то трансе, слушая его, и не
прекращал испытывать разные оттенки удивления. — И приводит нас опять же к
теме войны, — добавил Том с усмешкой. — Нашла коса на камень, как говорится.
Вернёмся в Средние века, когда страх перед волшебством имел несколько иную
подоплёку.
Среди маглов вера в колдовство считалась языческим суеверием, а если дело и

достигало суда, то рассматривался исключительно причинённый ущерб. То есть,
366/676
Гарри, попади на суд один из нас, то убийство бы каралось за само действие, а не
за использованный метод. Уже позже появились такие понятия, как
демонические силы, совокупляющиеся с дьяволом маглы, маглы, соблазнённые
самим сатаной, ставшие его слугами, то бишь ведьмы. Что ж, преследование
мнимых колдунов было подготовлено и позже приведено в исполнение
Инквизицией.
Нужно заметить, Гарри, что маглы поначалу сами неохотно верили в это, и
гонения встретили весьма отрицательное отношение с их стороны, а все
ведовские суда заканчивались оправданием обвиняемого. Тем не менее, что
голоса церкви, запрещающие обвинять кого-либо в колдовстве, что массовые
протесты стали затихать, — на лице Риддла ни осталось и тени улыбки, лишь
оттиски печали, — и наши миры стали раскалываться.
Благодаря Гутенбергу[9] маглы обзавелись книгопечатаньем. Трактаты,

памфлеты — можно назвать это началом массовой пропаганды, нацеленной на
выявление колдунов, ведьм и прочих случаев одержимости демонами. Господин
Генрих Крамер[10], — в тоне Риддла проскользнули нотки презрения и сарказма
одновременно, а губы искривились, будто само имя горчило, — после неудачного,
по его мнению, судебного процесса и освобождению обвиняемых женщин
написал «Молот ведьм».
Такая маленькая вещица, а построила целую империю страха, Гарри. Не думаю,

что ты интересовался этим, и не знаю, насколько тебе это любопытно…»
«Мне нравится слушать тебя, — перебил его Гарри, ничуть не лукавя. До сего
момента он сомневался, что у Риддла есть хоть какие-то педагогические
способности, однако если бы вместо профессора Бинса ему преподавал историю
Том, то вряд ли бы Гарри провёл часть уроков, витая в облаках, а вторую —
пытаясь противостоять усыпляющим повествованиям привидения. Речь Тома его
даже слегка возбуждала, если бы не само содержание, вводящее в некий
эмоциональный ступор. Заметив пристальный взгляд, Гарри неловко кашлянул и
добавил: — Прошу, продолжай».
«Нравится, значит? — Том внезапно хохотнул, коснувшись его щеки. — Что же за

мысли гуляют в твоей голове, что ты вдруг покраснел?»
«Сам отвлекаешься и меня отвлекаешь, — упёрто заметил Гарри, сощурив глаза.

— Ночь длинная, но не настолько, Том».
Риддл задержал ладонь на его щеке, поглаживая кожу большим пальцем, а затем
медленно опустил руку, расправив плечи и устроившись поудобнее.
«Ты прав — ночь не может быть вечной. А жаль. — Он отвёл взгляд в сторону,
словно припоминая что-то, а затем продолжил: — Я не собираюсь пересказывать
тебе трактат, Гарри, да и память не позволит. Ты можешь приобрести сие
творение в обычном книжном магазине. Лишь хочу заметить, что в большей
степени от этого страдали сами маглы и маглорождённые, ведь именно они чаще
всего не осознавали своего дара, не были ознакомлены с нашим, так сказать,
сообществом. А также страдали более юные волшебники, всё ещё не способные
полностью контролировать магию. Иногда их просто не успевали изъять вовремя
из общества, где уже в полную силу бушевал страх и суеверие. В какой-то мере,
конечно, частое появление обскуров[11] способствовало распространению вполне
оправданной боязни среди маглов. Но хоть оно и было нередким, но не
затрагивало и десяти процентов тех обвинений, что сыпались отовсюду.
367/676
Ужас родителей иногда заставлял выдавать собственных детей: девочек от семи
до десяти лет приговаривали и сжигали, как и мальчиков благородного
происхождения, да даже трёх-четырёхлетних детей объявляли любовниками
дьявола. Доносы стали повсеместными, превратились в эпидемию. — Гарри
дёрнулся, и Том это заметил, невесело усмехнувшись. — Мрачная эпоха, Гарри. И
вопреки жестокости Инквизиции, если исключить некоторых чересчур
увлечённых личностей, они следовали регламенту и проводили пытки в
присутствие врача да судебного секретаря. Если раскаяния и признания не было,
мнимого колдуна передавали в руки светских властей и там уже творился полный
хаос и чертовщина: влиятельные или же просто богатые колдуны могли
откупиться от властей[12] , а других же могли сжечь без суда и следствия.
Правда в том, что до этого мы часто помогали маглам — целительством в

большей степени. Некоторые обвинённые колдуны успевали вовремя
ускользнуть, других же лишали палочек, к примеру, тебе знакомого Почти
Безголового Ника[13]. Тем не менее это редкие случаи, Гарри. Взрослый
волшебник мог сбежать, аппарировав, или вытащить другого из места заточения,
стереть память о своём существовании или же вывести из строя нападавшего с
помощью обычного Конфундуса. Можно сказать, что Николасу просто не повезло,
а слабым звеном в основном являлись именно юные волшебники — дети и
подростки. Они не владели навыком аппарации, а эмоциональная неустойчивость
при стрессовой ситуации и вовсе оказывала влияние на волшебный дар. Попытка
же казнить обскура могла стоить жизни всем присутствующим на казни… Так что
большинством жертв охоты на ведьм являлись сами маглы, как бы парадоксально
это ни звучало. Но нужно заметить, что охота на ведьм была не просто охотой на
ведьм, а ловлей неугодных по тем или иным причинам; они даже на простой
войне меж странами обвиняли друг друга в колдовстве, — Том покачал головой,
ухмыльнувшись, — а мы, волшебники, просто стали побочными эффектом сего
беспредела или же, скорее, его свидетелями.
Смена эпохи, надо заметить, и вызвала эти отчаянные действия маглов;

лишённые точки опоры, на пороге многих открытий, как ты знаешь, Гарри,
географических тоже, они попросту пытались найти своё место в новом
непонятном для них мире. И главное — спешность этой перемены — какие-то два-
три поколения — стала причиной ощущаемой угрозы и опасности, а также
иррационального, почти что истерического страха перед неизведанным.
Сверхъестественным. Отрицание перемен выливалось в поиск конкретных
виновных, тех, кто заставил мир меняться, и часто эти колдуны и ведьмы были
просто идеологическими противниками. Так что, Гарри, здесь есть две
немаловажные составляющие: время принятия и так называемые маглами
научно-технические революции. Сейчас мы, волшебники, в процессе одной такой,
как ты, наверное, слышал, и занял этот процесс определённое время, а
продлится он ещё дольше. И это только начало». — Том улыбнулся, а в глазах
промелькнуло такое воодушевление и тревожное ожидание, что Гарри слегка
растерялся.
«Предположу, что Гриндевальд чрезмерно торопился?»
«У Геллерта было много разных проблем, и поспешность являлась одной из них. В

своём желании господствовать ему не стоило начинать с жестокости и уж тем
более думать об армии инферналов для порабощения магловского общества.
Знаю, о чём ты сейчас размышляешь, Гарри, — Том на мгновение перевёл взгляд,
и внезапно его черты заострились, а лицо осунулось: — Я был не менее жесток и
не собираюсь этого отрицать».
368/676
«Это не совсем то, о чём я думал, Том».
«Тогда поговорим о славе, — мягко добавил Риддл, вновь потеряв взгляд где-то в
полумраке комнаты. — Вернёмся к концепту страха на грани помешательства — с
ним ты часто встречался, — его губы тронула змеиная улыбка, а брови иронично
приподнялись; — страха, приправленного чем-то дьявольским и мистическим
даже для волшебников, фигурой неодолимой силы и жестокости. Что ж, таким
образом можно создать легенду, облачив её в первобытный и суеверный страх, и
та повсеместно распространится, добираясь до самых отдалённых уголков света,
и соберёт вокруг себя такую же тьму и жестокость. Сам-Знаешь-Кто, Тот-Кого-
Нельзя-Называть[14] и прочие туманные названия — отличный тому пример. Как
одна из заповедей гласит: «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно,
ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно».
Лишние жертвы мне были не нужны, и я надеялся, что волшебное сообщество
быстро сориентируется. — В горле пересохло, и Гарри схватил с тумбочки стакан,
сделав пару жадных глотков. Том замолчал, наблюдая за ним сквозь
полуопущенные веки, и, казалось, что в чужом взгляде застыл и страх, и
возбуждение, и любопытство, делая выражение лица на удивление
эмоциональным. — Даже после моего временного ухода со сцены страх никуда не
делся, наоборот, усилился.
«Последний же враг истребится — смерть» — полагаю, тебе знаком лозунг моих

дорогих Пожирателей. Опять же цитата из библии, но страх делал из них глупцов
— они не задавали вопросов. По крайней мере, в большинстве своём. Знаешь ли,
я ожидал, что многие из них одумаются за десятилетие, пересмотрят свои
ценности, устанут от террора и коленопреклонения, и тем не менее одумавшихся
или хотя бы сомневающихся оказалось крайне мало. Сейчас твой взгляд столь
противоречив, Гарри. Ты злишься, ты удивлён, ты не знаешь, что мне сказать, и
не понимаешь — хочешь ли всё это знать вообще…» — внезапно заключил Риддл,
а затем поднял ладонь и убрал с глаз прядь волос, как-то нервно отдёрнув руку,
будто боялся ошпариться. Том нервничал — и это было любопытно. Чудно.
Однако тот был прав: Гарри находился в некой прострации, а чувства

беспорядочно метались внутри. Он будто стоял на краю обрыва, и сам дьявол
нашёптывал ему истины. Притягательные и жуткие истины. И Гарри не знал, что
с этим делать: спрыгнуть или же отступить от обрыва и дальше пребывать в
неведении.
«В армии Гриндевальда состоял один волшебник, Кралл, — продолжил Риддл,

скрестив руки на груди. — Когда тот попытался переступить заколдованный
огонь[15], который можно пересечь, будучи абсолютно лояльным идеалам и
самому Геллерту, то не смог. Скорее всего, он стал сомневаться в целях
Гриндевальда и был за это убит. Как видишь, Гарри, я этим методом никогда не
пользовался, потому что Северус в своей шпионской игре провалился бы
буквально в первый же день, как и Люциус, который тяготел к власти, но не
любил пресмыкаться, а потом и вовсе сомневался во всём подряд. Поэтому чужие
сомнения остались лишь тут, — Том коснулся виска пальцем, а после
раздражённо добавил: — Такие случаи, Гарри, довольно-таки редки. Разумеется,
мне не хотелось утопать в предвзятом отношении, и всё-таки я ожидал больше
сомневающихся, больше открытых перебежчиков.
Я понимал их почти что животный страх, но страх не помешал твоему юному

другу открыто выступить против меня, размахивая мечом, — Том разочарованно
усмехнулся. — Не помешал и Драко Малфою. Вот только все они шли вперёд не
369/676
из-за страха дезертировать, если так можно выразиться, а лишь из-за
незыблемой веры в недостижимые изначально идеалы…»
«Ты хотел… чтобы тебя предали? — еле слышно поинтересовался Гарри, заметив,
что рука, держащая стакан, дрожит, и поставил его обратно. Это был скорее
риторический вопрос, ведь Риддл сам только что поставил его перед фактом. —
Если всё так… Мои мысли слишком хаотичны, Том. Мне сложно понять, что к
чему, сложно увидеть чёткую связь и осознать… Я… о Мерлин! Ты хоть
понимаешь, что сейчас вываливаешь на меня?! — он шумно выдохнул. — Если ты
жаждал этого, почему убил Снейпа? Я был там… Тогда в хижине я был там и
слышал вас!»
«Всё хорошо, Гарри… Сделай вдох, ты начинаешь паниковать, — Том протянул

ладони и зажал его лицо, поймав бегающий взгляд Гарри в плен. Глубокая
морщинка пролегла на лбу, и Риддл бегло коснулся его губ, будто делясь
дыханием. И Гарри на мгновение задохнулся, ощущая тепло чужих губ и вбирая в
себя этот глоток воздуха. Том мягко оторвался, тихо предложив: — Мы можем
остановиться прямо сейчас. То… оно уже неважно. Прошлое может там и
остаться, за этими дверьми, нет нужды их отпирать…»
«Нет! — шикнул злобно Гарри. — Я в порядке, просто… не понимаю, не могу

никак понять… Ты убил его всего лишь из-за палочки, которая тебе вроде как бы
и не нужна была? Ты дал приказ убивать моих друзей, но не трогать меня! Ты
пытался убить меня столько раз, что и не сосчитать… Ты понимаешь, насколько
бредово всё это звучит сейчас?!»
«Опережаешь события», — убаюкивающее шепнул Том.
«А ты всё никак не продвинешься вперёд, мы перенеслись аж в Средневековье!

— Гарри внезапно смутился, вспомнив, что он сам заявил, что ему нравилось
слушать Риддла. — Конечно, это очень интересно, но мне тяжело собрать тебя из
осколков, Том. Твои мысли, твои намерения…»
«Гарри, — медлительно позвал тот, не отнимая ладоней от его лица, будто

страшился, что он сейчас отвернётся, — это необходимо, чтобы у тебя, по
крайней мере, появился шанс понять, — всё тем же терпеливым тоном пояснил
Риддл. — Я прошу дать мне шанс, ничего более».
«Шанс? Я всё больше теряюсь в твоих рассуждениях, — с упрёком протянул

Гарри, отнимая его ладони от лица и сжимая в своих. — Я знал тебя! Ты… —
Гарри сжал его пальцы сильнее, заметив неясный оттенок страха. Казалось, Том
отражает его собственное выражение лица, будто зеркало. — Ты разбил свою
душу, ты не дорожил тем, что не понимал: ни домовых эльфов, ни детских сказок,
ни верности, ни невинности; ты взял мою кровь, полагая…»
«…что это придаст мне сил, — заключил за него Риддл, а еле заметная улыбка
расцвела на лице и тут же погасла. — Я принял в своё тело чары, которыми Лили
Поттер защитила тебя, пожертвовав собой. И пока эти чары живы, жив и ты,
Гарри, — мерно говорил он словами профессора Снейпа[16]. — Часть моей души
находилась внутри тебя, а в обмен я забрал крупицу любви твоей матери. Если бы
я понимал хоть немного настоящую силу этих чар, я, понятное дело, никогда не
посмел и притронуться к твоей крови, — в голосе прорезалась слабая ирония, — и
я, связанный с тобой двойной связью, напал с помощью палочки, имевшей ту же
сердцевину, что и моя. И я чертовски испугался, — Том многозначительно
улыбнулся, — ни о чём не подозревающий: ни о силе защитных кровных чар, ни о
370/676
наших палочках, ни о слезах Феникса…»
«Прекрати», — резко оборвал его Гарри. Голос дрожал, как и пальцы секундами
ранее.
«Ты сам пересматривал воспоминания и требовал ответов, а теперь, когда они,

возможно, не оправдают твоих ожиданий, решаешь сбежать?»
«Я не сбегаю, — мрачно заявил он, мотнув головой. — Но прежде, чем вернуться к

лекционной части, я хочу узнать о профессоре».
«Ох, Гарри, — Том на мгновение прикрыл глаза, — ты спрашиваешь об одном из

краеугольных камней. Мы вернёмся к этому. Но, если ты никуда не спешишь, а
ночь хоть и недолгая, но пара часов у нас в запасе есть, давай всё-таки
возвратимся к войне».
«А мы разве не о ней? — глумливо спросил Гарри, театрально вскинув брови. —

Снейп погиб в результате боевых действий между нами: тобой и мной…»
«О другой войне, — перебил его Риддл. — О той войне, что началась бы, не
случись предупредительного выстрела. Падение Гриндевальда не только
принесло облегчение, но и повод для злости. Тщательно скрываемой злости
среди бывших участников армии, которые пытались отмыться перед
общественностью, но не прекращали действовать за кулисами. Пока маглы вели
холодную войну, мы делали практически то же самое. Идеалы Геллерта так
просто не выкорчуешь, а чужие убеждения — не поменяешь. А главное — они
вселяли обиду в сердца тех, кто даже не участвовал в восстании Геллерта.
Полагаю, тебе не нужно пояснять, что влиятельные семьи не ограничивались
исключительно чистокровными. Они были богаты, обладали связями и
множеством различных артефактов, иногда весьма опасных и тщательно
скрываемых. Чего они хотели, Гарри? Всего лишь подмять под себя
существующую власть, то бишь Министерство и изменить систему».
Гарри вскинул брови, изумлённо прошептав:

«Переворот?»
«Разумеется. Видишь ли, они упрекали в крахе Геллерта не его самого, а

существующее правительство в глобальном смысле: Конфедерацию. Так что,
чтобы избежать очередного фиаско их колоссальных замыслов, сперва
необходимо постепенно ослабить правительство, затем заменить систему власти,
а потом уже порабощать маглов, — Том задумчиво потёр подбородок. — Союзы
заключались, паутина разрасталась, как и коррупция. Не смотри так на меня,
Гарри. Я был вхож в их семьи, вращался среди их детей, имел, по их мнению,
такие же высокие идеалы, а моя уже к тому времени подтверждённая
родословная отворяла любые двери. С другой стороны, работа в «Горбин и Бэркс»
также была полезна: я лично встречался с иными волшебниками, более простого
сословия, посещал их дома, случалось что и за пределами страны.
Амбиции прежнего поколения зацепили и новое. Это было подобно отравляющей

заразе, которая понемногу проникала во все слои магического сообщества —
ядовитый паук — Арахна. Единого лидера не было, лишь столпы. Потеря одного
члена ничего не значила, а на пустом месте тотчас появлялся новый столп, и паук
продолжал движение.
Их деяния привели бы к хаосу, Гарри, по одной простой причине: они

371/676
действовали сообща, пока двигались в том же направлении, но стоило занять
нишу власти, как паука бы разорвало на части из-за разногласия его лап. Договор
с гоблинами стал ещё одним опасным пунктом: разрешение на ношение палочек
взамен на содействие[17]. Гоблины, как известно, глупыми никогда не были и
вовремя перестраховались. Маглорождённых же собирались провозгласить новой
расой — низшими тварями, которые должны были прислуживать волшебникам.
Своего рода рабство. Им бы запретили носить палочки, а каждый
маглорождённый после обучения должен был заключить магический договор с
волшебником. Домашним эльфам пришлось бы потесниться, — невесело
усмехнулся Том. — Очередная диктатура стала бы спусковым крючком к новой
войне — к бунту маглорождённых и тех полукровок, отвергнувших последний
порядок. Может быть, случись всё так — и ты бы был среди мятежников, Гарри».
«И что ты решил сделать? Возглавить их?» — настороженно осведомился Гарри,

сощурив глаза.
Внезапно его качнуло, и он попытался вцепиться в Риддла, но тело не

сдвинулось, продолжая щуриться и улыбаться. Картинка расплылась, — и вот он
уже стоял возле кровати, наблюдающий за всем со стороны, словно в очередной
визит к Омуту памяти.
—…Иного выхода нет, Том! — прозвучало совсем рядом. Гарри резко обернулся,
но за спиной никого не оказалось. Ощущение, когда он перестал быть самим
воспоминанием, чтобы превратиться в стороннего наблюдателя, отрезвило и
одновременно взорвалось бурей эмоций. Он начал вспоминать!
«…Воротимся же к аллегории троянского коня, Гарри, — раздался вновь голос

Тома, однако звучание было отдалённым. Искажённым. — Я был не настолько
самонадеян, чтобы думать, что смогу справиться со всем в одиночку… — голос
дрогнул, вновь отдаляясь, а речь прекратилась. — …Надёжные и
здравомыслящие, которые, невзирая на мой юный возраст, прислушались бы…
Собрать скверну вокруг себя…»
— Держи его, не позволяй двигаться! — вновь загремело совсем рядом, обрывая

речь Тома.
Нет, только не сейчас!
Весь мир перевернулся, и Гарри очутился около входа в спальню. Будто само
воспоминание стало отторгать его, а он, в свою очередь, категорически не хотел
вырываться из плена памяти, когда наконец-то смог её вскрыть незнамо как. Это
было слишком мало, катастрофически мало!
«…Спенсер-Мун[18] был на удивление разумным Министром… — звук ещё больше

исказился. — Где была она, а где я? Йа Джоу, естественно, выставила меня за
дверь… Смеёшься, Поттер? Однако именно это её убедило… Что? — смех Тома
звучно задребезжал, а затем стих. — О нет. Моя память стала оружием, а
воспоминания — доказательствами. — Гарри ловил обрывки фраз, ощущая, как
рассудок проясняется. — …Вильгельмина была убита… Её сын воспользовался
положением матери, её мудростью и выдержкой, но сам по себе ничего из себя
не представлял — пустышка[19]… Мы отрубили шестую конечность, но арахна —
живучая тварь… Нобби Лич — первый маглорождённый Министр[20]… Абраксас
Малфой был последним. Опытный игрок… Когда их организация содрогалась в
предсмертных конвульсиях, Абраксас сам отсёк себя, сумев договориться…
Малфои всегда умели приспосабливаться и постоянно вели дела с маглами. Для
372/676
них кровь имела значение лишь для виду, а на самом деле они чтили только силу
денег и влияния, будь то чистокровный или магловский лорд».
Гарри ощущал крепкие объятья, а также конвульсии собственного тела. Дрожь

заставляла трепетать, на языке горчило вкусом какого-то зелья, а голова
раскалывалась от боли.
«…Первые беспорядки… Марш за права сквибов… Северус Снейп недолюбливал

Альбуса… И что он сказал?.. Грубо? — вновь раздался мелодичный смех Риддла.
— Полагаю, плата кровью за проход опустила меня ещё ниже в его глазах. А я так
старался напомнить ему о воздушных замках, что он возводил с Геллертом… Нет,
Поттер, это были жертвы Гриндевальда, а намёк, по всей видимости, оказался
слишком прозрачным. Даже жаль… Нарцисса не желала ни господства над
маглами, ни триумфа чистокровных, она хотела лишь процветание своей семьи и
будущего для Драко… Сделала правильный выбор в своё время… Люциус меня
приятно удивил… Могут меняться… Иногда впадал в безумие и терял нить
реальности. Сложно контролировать себя, когда от души остались едва лишь
ошмётки… Прояснять разум… Конечно нет, Поттер! Исключительно как
инструмент… Всегда был под присмотром…»
Гарри вновь тряхнуло, а голову запрокинули назад, вливая что-то в рот. Пряное,
кислое, солёное, сладкое — вкусы смешались, и он чуть не задохнулся.
«…Общего блага не существует, Гарри. Всегда приходится выбирать меньшее из

двух зол… Почему я? А почему бы и нет? Ты убивал врагов, и тебе снились
кошмары… Неоправданная жестокость? Что ж, тогда я палач — и такова моя
ноша… Сделал всю грязную работу… Сомнительные поступки президента
Конфедерации… Надзиратель, корифей, председатель — как тебе будет угодно,
— опять раздался хрипловатый смех. — Ты даже не понимаешь, насколько это
сложно… Считаешь, ты один чем-то пожертвовал?.. Другой выход? Какой же?
Просвети меня, Гарри… Невозможно. Нельзя всем угодить… Новые отрасли
жизни, новые профессии, новое будущее… Постепенно всё изменится», — голос
звучал всё глуше и глуше, а фразы становились короче.
По телу прошлась волна озноба, а следом — жара, вынуждая его со свистом

вытолкнуть из лёгких раскалённый воздух, как ему казалось.
«Северус так пожелал… Крестражи могут пытаться воплотить в жизнь идеи

создавшего их… А, что, собственно, произошло в Тайной комнате?.. Я и правда
сильно ждал встречи с тобой… — еле слышное придыхание в голосе. — Ошибка
Люциуса, не более… Он испугался влияния и вместо того, чтобы спрятать его
подальше, просто избавился от крестража… Осколок из дневника сошёл с ума,
Гарри, и это ждало их всех. Почему, ты думаешь, я пытался держать их как
можно дальше?.. Знал ли я?.. Нет, крестраж в тебе был особенным… Осколок
моей души защищал… Скажи мне, желай я тебя убить, сидел бы ты передо мной
сейчас?.. Нет-нет, не так!.. Пророчество… Ты заблуждаешься… Это не так!..
Гарри!»
— Гарри? — настороженный голос вытянул его из забытья, и он резко распахнул

глаза.
____________________________________________
[Нап.] — Простые напоминания из вики ГП для освежения памяти и для тех, кто
373/676
не знал.
[1] Ахейцы — являлись одним из древнегреческих племён, как и дорийцы.
[2] Троада — древнее названия полуострова, где распологалась Троя.
[3] «Бойтесь данайцев, дары приносящих!» — «Энеида», II, 45 — 49. Данайцы —

древнее название греков (наряду с аргивянами и ахейцами).
[4] АU! Автор знает, что по канону Риддла вроде как могли отправлять на лето
обратно в приют (осталось неясным могло ли это происходить только в год
открытия Тайной комнаты из-за особых событий или же всё то время, что длилась
война), но автор решил следовать теме эвакуации с 1939 года, так как приют был
магловским.
[5] Том имеет в виду «Блиц» — бомбардировку Великобритании авиацией

гитлеровской Германии в период с 7 сентября 1940 года по 10 мая 1941, часть
Битвы за Британию.
[6] Жозеф Артюр де Гобино — французский социолог и писатель, один из

основателей расово-антропологической школы.
[7] Альфред Розенберг — один из наиболее влиятельных членов и идеолог,

уполномоченный фюрера по контролю за общим духовным и мировоззренческим
воспитанием, руководитель Центрального исследовательского института по
вопросам национал-социалистической идеологии и воспитания.
[8][Нап.] Гарри цитирует письмо, написанное Альбусом Геллерту (Гарри Поттер и

Дары Смерти. Глава 18. «ЖИЗНЬ И ОБМАНЫ АЛЬБУСА ДАМБЛДОРА»)
[9] Иоганн Гутенберг — немецкий ремесленник, изобретатель в 1440-х годах

книгопечатания подвижными литерами, оказавшее огромное влияние на
всемирную историю.
[10] Генрих Крамер, также известный как Генрикус Инститор, был доминиканским
инквизитором. В 1490 сам был осуждён судом инквизиции за неправильные
инквизиционные процедуры и повышенный интерес к сексуальным аспектам
колдовства.
[11][Нап.] Обскур — ребенок-волшебник, скрывающий или подавляющий свои

силы по разным причинам, в результате чего внутри него образуется
паразитический сгусток темной энергии.
[12] В случае откупа вместо мнимого колдуна/ведьмы сжигалось чучело.
[13][Нап.] Сэр Николас де Мимси-Дельфингтон или Почти Безголовый Ник жил при
дворе короля Генриха VII. Решив сделать красивее одну из придворных фрейлин,
совершил ошибку и отрастил ей бивни. Был поймал, лишён волшебной палочки и
«почти обезглавлен» — 45 ударов тупым топором по шее.
[14][Нап.] На имя Волдеморта было наложено заклинание табу — запрет, что

вызывал магические помехи на месте произношения, а тот, кто нарушал табу, из-
за помех лишался своих защитных и маскирующих чар, его местоположение
мгновенно становилось известно Пожирателям смерти. Исключение — место
защищённое заклинанием Фиделиус, к примеру, дом Блэков или Нора.
374/676
[15][Нап.] Том имеет в виду Протего Диаболика — видоизменённые Щитовые
чары, одновременно выполняющие и функцию фильтра: пересечь огненную
линию смогли только волшебники, абсолютно лояльные Грин-де-Вальду и его
идеям.
[16] AU! Так как Дамблдор жив, то на Кинг-Кросс Гарри встречает Северуса
Снейпа.
[17][Нап.] Министерство магии запретило гоблинам (как, возможно, и домашним

эльфам) иметь и использовать волшебные палочки. Но не во всех странах.
[18][Нап.] Леонард Спенсер-Мун — министр магии Великобритании с 1939 по

1948.
[19][Нап.] Вильгельмина Тафт — министр магии Великобритании с 1948 по 1959

год. Виннельмина умерла от аллергии на сливочную помадку, и пост занял
(отличная репутация матери повлияла на выборы) её сын — Игнатий Тафт, что
вынужден был уйти в отставку.
[20][Нап.] Нобби Лич — министр магии Великобритании с 1962 по 1968 год.
Возможно, многие из вас ожидали иного; возможно, кто-то скажет: и зачем мне
надо было это знать? Лучше дайте в качестве воспоминаний секаса мне на 16
страниц, автор. Возможно, кого-то огорчит такое раскрытие Тома, и они покинут
нас. Может быть, кому-то в целом надоела Партия, и это станет последней
каплей. Но автор идёт по намеченному пути и надеется, что всё-таки те, кого
зацепило за живое и не может отпустить, пройдут этот путь с нами до конца.
гаммечено~
375/676
Глава 26. Безнадёжная игра
Разбитое сердце — всё, что у меня осталось,

И я всё пытаюсь собрать его осколки,
Но пару кусочков я потерял,
Пока волочил его домой.
Я боюсь самого себя,
В голове совсем незнакомые мне мысли,
А тишина бьёт молотом в голове,
Прошу, отвези меня, отвези меня домой.
Я подарил тебе всю любовь, что сберёг,

Но наша игра заранее была обречена на провал.
Парнишка из маленького городка в большой игре,
Но я увлёкся этой безнадёжной игрой.
Теперь я понимаю,
Что любить тебя — это безнадёжная игра.
Duncan Laurence — Arcade*
Ноющая боль судорогой распространялась по телу, но больше всего гудела

голова, будто изнутри молотком методично отстукивали ритм. Сморщившись,
Гарри моргнул пару раз, и в следующий момент перед глазами завертелись
последние события, смешиваясь с частью восстановленных воспоминаний.
— Гарри, ты слышишь меня?
— Том? — Он снова моргнул, покосившись в сторону, а затем вздрогнул и резко

сел, отчего виски прострелила боль, а перед глазами вновь всё закружилось. —
Что… с Джинни?
Он помнил Нору, помнил, как Экриздис сообщил, что время его смерти ещё не
пришло, а после пробил щит каким-то проклятием, что не только расщепило
защиту, но и невидимыми осколками вонзилось в тело. Сторонняя магия была
насыщена злобой и чем-то столь пагубным, отчего у Гарри мурашки по коже
пробежали от одного только воспоминания.
В какой-то момент он запнулся о тело мёртвого мракоборца, используя его как

щит, а потом его дёрнули за шкирку назад, как щенка, и защитный барьер
засверкал вокруг, окружая его куполом.
Том.
Экриздис что-то говорил Риддлу, буквально выплёвывал каждое слово: тусклое

лицо превратилось в гримасу злости и боли. В ушах стоял такой шум, что Гарри
едва ли понимал, где находится, а о чём те говорили, и вовсе не слышал. Он лишь
видел сквозь пелену тумана, как они обменялись атаками, а затем Экриздис
расхохотался, указав на Гарри, что-то проронил, шутливо отвесил поклон и исчез
в воронке аппарации.
Риддл двинулся следом, а потом остановился, резко обернувшись к нему. Чужие
376/676
губы шевелились, но Гарри не понимал ни слова из сказанного им. Мир потух, и
он, видимо, потерял сознание. Какая стыдоба…
— В каком состоянии Джиневра?! — нервно и требовательно повторил Гарри,

— Мистер Поттер, прошу вас не делать резких телодвижений, а также

желательно, если вы не будете лишний раз волноваться, — только сейчас он
засек постороннее присутствие в комнате — миниатюрная женщина в светлой
мантии стояла чуть поодаль и с явным беспокойством взирала на него. — Меня
зовут Аделин Борегар, я… можно сказать, колдомедик. Мне удалось вытянуть
проклятие из вашей крови, но вы долго не приходили в себя. Вас лихорадило, и
вы бредили, что не может не волновать меня.
— Извините меня, мисс Борегар, за возможную грубость, но мне не до себя

сейчас. Том, — Гарри резко поднял взгляд, ощущая, как руки, держащие его,
напряглись. — Мне нужно знать о ситуации.
— Мистер Поттер…
— Уизли жива и в безопасности, — прервал колдомедика Риддл и, наконец,

повернул к нему лицо. Гарри приметил явственный отпечаток утомления на
застывших, будто высеченных из камня чертах, а также настороженность и
раздражение. Том замолчал, расцепил руки и отпустил его, вновь отвернувшись,
отчего Гарри грузно опустился на подушки. Он с облегчением выдохнул, ощущая,
как напряжение с каждым вздохом покидает его тело, а хрупкая радость от
новости живительным теплом селится внутри.
Гарри позволил себе оглядеться и с явным изумлением отметил, что это была
спальня Тома. Та, которую он разнёс в пух и прах. Тогда вины он не испытывал,
действуя машинально и следуя чёткой логике, а вот сейчас, хоть дыра в стене
уже отсутствовала, дверь была на месте, а кровать вновь стояла горизонтально,
как и положено, но совесть уколола побольнее.
Однако это было не главной темой для беспокойства.
— Экриздис забрал… Мантию? — хрипло спросил Гарри, и горло свело спазмом,

заставляя его судорожно закашлять.
— Забрал, — сухо ответил Том.
Рядом с ним материализовалась колдомедик, аккуратно присев на край, и

поднесла к губам склянку.
— Прошу, выпейте, — с мягкой улыбкой попросила та, а Гарри даже узнавать не

стал, что это за зелье. Флакон был знаком. Неизвестное лечебное чудо, которым
Риддл напоил его в кабинете.
Сделав последний глоток, Гарри устало прикрыл веки на мгновение и вновь

глянул на Тома:
— Что теперь?
Риддл плавно поднялся, отходя к окну, словно пытался отгородиться от Гарри.

Ему эта отчуждённость категорически не понравилась. Колдомедик, что
вернулась к своему месту и стала переставлять какие-то склянки, будто
377/676
собиралась напоить Гарри ещё чем-то, сверкнула глазами на Тома, но он даже не
обратил на это внимание, как и не ответил на его вопрос. Казалось, оба о чём-то
недоговаривали, что-то скрывали. А это он ненавидел больше всего.
И ненавидел ли? Определённо магия безэмоциональности перестала влиять —

Гарри воспринимал всё насыщеннее, чем когда-либо, и тем не менее чувства
были каким-то другими; в то же время головная боль не давала сосредоточиться
и здраво оценить ситуацию. Может быть, дело было в ней. Но одно то, что
Джиневра жива и в относительной безопасности, уже действовало лучше любой
Успокоительной настойки.
Тот он вполне мог наплевать на её жизнь в угоду собственным целям, а тогда

цель была ясна — задержать Экриздиса и возвратить изъятый из Норы Дар
Смерти. Поэтому сейчас он был готов чуть ли не рассмеяться от облегчения, что,
вопреки отсутствию чувств, его озабоченность чужой безопасностью
превратилась в своего рода рефлекс, и он на инстинктах вытолкнул Джинни
обратно.
— Мисс Борегар, — учтиво начал он, — что это было за проклятие?
Внезапно раздались шаги, дверь распахнулась и вошёл Отто Кунц собственной

персоной. За его спиной стояло два незнакомых Гарри мракоборца — очевидно,
из немецкого отряда. Окинув взглядом комнату, тот сосредоточился на Гарри, и
очередная волна мурашек пробежала вдоль позвоночника.
— Гарри Джеймс Поттер, — перед Кунцом возник пергамент, с тихим шуршанием

тот неторопливо раскрылся и завис в воздухе, — по указу Международной
конфедерации магов вас приказано задержать и доставить в камеру временного
заточения до выяснения обстоятельств.
Повисла гробовая тишина. Гарри шумно сглотнул, переводя взгляд с Кунца, что
поймал указ, свернул его, и тот тут же исчез, на напряжённую спину Риддла,
который не шелохнулся, даже не посмотрел в сторону двери, будто ему всё это
было неинтересно… или же он знал заранее.
Ну конечно же знал! Как и Кунц знал, где его разыскивать.
Грохот склянок привлёк внимание. Колдомедик, стиснув склянку в руке, с
сочувствием поглядывала на Гарри.
— В чём меня обвиняют? — сипло поинтересовался он, ощущая растущую волну

гнева внутри. Однако все чувства до сих пор ощущались чуждыми, но чистыми и
не столь красочными, как обычно. Что, безусловно, было плюсом в его ситуации.
— В двенадцать часов сорок шесть минут было совершено нападение недалеко от

Оттери-Сент-Кэчпоул. Шестеро мракоборцев, находящихся вместе с мистером
Перси Игнатиусом Уизли, были убиты, как и сам мистер Уизли. Жилой
многоэтажный дом — собственность Артура и Молли Уизли — также пострадал в
ходе боевых действий неясного характера.
Гарри похолодел, вцепившись взглядом в затылок Тома, и услышал удручающий

вздох колдомедика. Перси погиб?.. Но почему? Как?.. Когда?! Джиневра же
заверяла, что Нора пустовала. Они… Мордред!
— И в качестве кого, мистер Кунц, вы задерживаете меня, — глухо, но с толикой

сарказма справился Гарри, — жертвы, очевидца или же… нападавшего?
378/676
Весь этот фарс раздражал его.
— Джиневра Молли Уизли, — всё так же ровно вещал Кунц, ничуть не

смутившийся открытой издёвки, звучавшей в его голосе, — подтвердила, что при
встрече вы странно себя вели, не только проявляя агрессию, но и угрожая ей
лично, как и всей её семье.
«Нам некогда играть в игры, Джиневра. Мне нет дела до того, веришь ты мне или
нет, но Мантию необходимо вернуть — обладание ею влечёт опасность. Ты
хранила её в ячейке Гринготтса… Она всё ещё там?» — Гарри сощурился.
«Не знаю, что ты сделал с Гарри, но...» — Джинни, вся раскрасневшаяся под
влиянием чувств, смотрела на него с нескрываемой ненавистью. Точнее, не на
Гарри, а на оболочку Риддла.
«Я не буду доказывать тебе, что я это я, пересказывая всю нашу жизнь — у нас
просто нет на это времени. Тебе и твоей семье грозит опасность, поэтому…»
Воспоминания расплылись. На счету была каждая секунда, и ждать, когда сойдёт

эффект зелья, чтобы наведаться к ней, было потерей времени. Он привёл
Джиневре достаточное число аргументов, чтобы убедить в своей истинной
личности, но облик Риддла точно ослеплял её, делая недоверчивой, и в тот
момент он даже помыслил, что донельзя глупой и раздражающей. Её упрямство и
отказ сотрудничать до тех пор, пока эффект оборотного зелья не стал спадать,
выявляя его черты по кускам, а он сам, уже решивший, что быстрее будет
проштудировать её разум, чем пытаться прийти к соглашению, задержало их.
Но… угроза? Неужто она подала это именно так?
— Её свидетельство указывает на то, что вы были единственным волшебником,

замеченным ею около дома. Джиневра Уизли обратила внимание на ваше
необычное поведение по прибытии — «нервозное и грубое» — а также, что вы тут
же воспользовались самодельным незарегистрированным порталом, насильно
вытолкнув мисс Уизли с места событий и усложнив этим доступ обратно.
С каждым словом ситуация становилась всё более абсурдной. Что-то было явно не
так. То есть всё было не так. Полной нелепицей! Джинни бы никогда в жизни не
оклеветала его… Никогда. Она или сообщила всё это под действием проклятия
Империус, или же факты были попросту подтасованы. К чему он склонялся
больше.
— Значит, меня подозревают в массовом убийстве? — невозмутимо

поинтересовался Гарри, свешивая ноги с кровати и не спеша обуваясь. Холодок
пробежал по спине, но он пытался сохранить ясность сознания и, по правде
говоря, не отказался бы от новой порции зелья Тома.
— Для выяснения обстоятельств вас и приказано задержать, — повторил Кунц,

отступив в сторону и пропуская вперёд сопровождающих. Оба мракоборца
устремились к нему, и Гарри предостерегающе дёрнулся, выпрямляясь и угрюмо
взирая на них. — Никаких ограничителей, это лишь для помощи из-за вашего
физического состояния. Я рассчитываю на ваше сотрудничество, мракоборец.
— Мне вроде рекомендовали не двигаться и не волноваться лишний раз, —

насмешливо протянул он, краем глаза заметив, как колдомедик насупилась,
недовольно зыркнув на Риддла, а следом на Кунца, и Гарри сразу стало всё
понятно — все трое были в одной лодке. Ещё и Конфедерация… Воспоминания
379/676
громыхнули внутри, утрамбовываясь. — Что ж, я последую за вами, раз это
приказ самой Конфедерации! — Гарри театрально присвистнул, опираясь на руку
мракоборца.
— Вам будут предоставлены все удобства и назначен надлежащий медицинский

уход, — ровно ответил Кунц, и Гарри восхитился его выправкой. Ведь знает, что
всё это постановка, но с какой целью продолжает исполнять свою роль?
«И ты опять упускаешь главное. Какая связь между этими двумя, кроме особого
указа и… Сам-Знаешь-Кого?» — прозвучал в мыслях ясный голос Гермионы.
Гарри бы рассмеялся, но жёлчная горечь поселилась внутри, принуждая тонуть в

язвительно-злобном расположении духа. За считаные секунды, что он окинул
взглядом фигуру Тома и сделал пару шагов, в голове всё сложилось в одну
логическую цепочку. У него не было целой картины, но было достаточно
фрагментов воспоминаний, чтобы на всё взглянуть свысока и сделать набросок,
придя к надлежащему выводу.
— Однако, — Гарри остановился, мгновенно ощутив, как напряглись

сопровождающие, — господин председатель Международной Конфедерации
магов, чтобы поймать птичку в клетку, можно было обойтись и без ложных
обвинений. Ведь я и так весь ваш.
Он видел, как чужие плечи напряглись, а фигура будто вытянулась, следом

медлительно повернувшись к нему. В глазах застыл мутный блеск, на скулах
заиграли желваки, а губы сжались в тонкую полоску, придавая выражению
монолитности.
— Господин председатель или можно просто Том? — со смешком добавил Гарри.

— Когда мы сможем обсудить мифы и легенды: завоевания Трои, к примеру, и
знаменитую фигуру троянского коня? — самым что ни на есть безобидным
голосом протянул он.
Риддл стал мертвенно-бледным. Скулы ещё больше заострились, а глаза

превратились в чернильные пятна непроглядной тьмы, но за этой непроницаемой
маской напряжения было ничего не различить: ни испуга, ни даже смятения.
И Гарри рванул вперёд, краем глаза заметив движение, но не остановился. Он

обхватил Риддла за шею, повиснув на нём, сжал затылок и резко привлёк к себе,
впиваясь в его губы — жадно, отчаянно, зло. Грубо толкнувшись языком в рот,
Гарри затаил дыхание, ощутив внезапную растерянность Тома, как свою.
Он отрешился от мира, от печальных новостей, от себя самого и углублял

поцелуй, словно жажда была неутолима, а страсть, смешанная с разочарованием
и злостью, — неугасима. И Риддл прижал его к себе, скользя ладонями по бокам,
стискивая рубашку на пояснице, будто в порыве сорвать её. Он отдавал ему и
злость, и печаль, и бурлящее в крови желание в равной степени, пылко лаская
губы и ничуть не волнуясь об их окружении. Как, впрочем, и сам Гарри.
Не поцелуй — дуэль. Он мстил ему, сам утопая в этой мести, а Риддл брал верх,
следом уступая главенство и вновь отнимая его. Не хотелось прекращать эту
сладкую пытку, не хотелось дышать, хоть дыхание спёрло, а кислорода
катастрофически не хватало, даже через нос, точно они загнанные звери,
пробежавшие много миль без передышки. И тогда Гарри сам оторвался от него,
шумно втянув воздух и напоследок прикусив мягкую кожу, а затем, неспешно
380/676
опустив ладони, прямо в губы шепнул:
— Порой мы видим многое, но не замечаем главного. Не так ли?
Тень волнения, точно иней на паутине, блеснула и растворилась каплей в море

ожесточения, воцарившемся на чужом лице. Глаза опасно сверкнули, а еле
заметная и тем не менее непоколебимая решимость изогнула чуть опухшие от
поцелуя губы:
— Уведите его.
Гарри горько ухмыльнулся и шагнул назад, оказавших меж двух мракоборцев,

что мягко, но уверенно подхватили его под руки, будто он собирался сбежать.
Колдомедик что-то воскликнула на французском, а затем забубнила, кидая
грозные взгляды на Риддла, и Гарри не сомневался — то был целый поток брани.
Борегар была для него незнакомкой, но в её чертах и поведении угадывалось

нечто общее с Флёр, возможно, некая загадочность вкупе с достоинством и
выраженной утончённостью. Гарри всегда был человеком первых впечатлений, и
колдомедик пришлась ему по душе.
— Раз уж не удалось в спальне запереть, посадишь под арест, Том? — повысил он

голос, когда они переступили порог. — Чтоб недоносок Поттер не доставлял
лишних проблем и не путался под ногами, — добавил Гарри и звучно рассмеялся:
— Не забывай навещать меня! И захватить с собой «Молот ведьм», а то уж
окончательно заскучаю!
Глава немецкого отряда вздохнул, искоса глянув на Гарри.
— Что? — иронично вскинул бровь Гарри.
— Угомонитесь, мистер Поттер.
— С чего бы? Я вынужден терпеть неудобства, потому что кому-то блажь в голову
ударила.
— Должен ли я интерпретировать вашу красноречивость как истерику? — всё тем

же дипломатичным тоном осведомился Кунц. — Вы были близки с семейством
Уизли, и потеря одного из его представителей, должно быть, сильно сказалась на
вашем… психологическом состоянии.
Улыбка сошла с лица, и он окинул Кунца взглядом, лелея надежду заморозить

того заживо, нежели испепелить.
— Нет, мистер Кунц, по моей психике было нанесено столько ударов, что истерик
я уже не закатываю, а планирую поимку Экриздиса и его… допрос, — или же
пытку, скорее — добавил он про себя, мрачно осклабившись. — Потому что мы оба
знаем, что за обстоятельства вы собрались прояснять.
Поимка будет неимоверно сложной. Та сила, которую показал чёртов маньяк,

виделась чем-то запредельным, а его беспалочковую магию оказалось
невозможно проконтролировать или хотя бы предугадать. Гарри сразу заметил
проклятый артефакт, служивший заместо обычного инструмента, и всё равно
одних лишь жестов было недостаточно, чтобы вовремя отразить удар или даже
понять, что за заклинание было использовано до его воплощения. И поэтому он
постоянно уворачивался, стоило Экриздису двинуть рукой, непрерывно отступал
и напал лишь дважды. Самая жалкая дуэль в его жизни. Чёрт.
381/676
А кража Мантии — ещё один повод продлить его муки. Гарри аж зубами
заскрежетал от злости. Миссис и Мистер Уизли потеряли ещё одного сына, Рон —
брата, а он — всего лишь артефакт. Испытанная досада виделась верхом
цинизма. Гарри просто не имел права думать не о том, ведь это он подвёл их,
всучив Джинни одну из легендарных вещиц, за которыми охотились во все
времена.
Когда Волдеморт пал, вышла статья, что Сами-Знаете-Кто обладал двумя Дарами,
и даже это его не спасло. Само собой, Скитер сделала ударение на само
существование даров, заграбастанных для личного пользования двумя наглецами
— Гарри Поттером и Альбусом Дамблдором. Тогда Кингсли пришлось надавить,
чтобы статья не раскрывала имён истинных обладателей, а Рита шла на уступки
очень неохотно.
Гарри не пытался оправдаться перед собой, — какой смысл? — но Мантия-

невидимка и правда обладала редким эффектом отводить от себя внимание, и
ею, даже будь она на виду, никто не интересовался — подумаешь, артефакт
невидимости? Да таких пруд пруди. Даже Риддл, когда он однажды совершенно
случайно забыл её у него в комнате; а в том, что Том знал о её настоящей
ценности — Гарри даже не сомневался. Тот лишь небрежно подцепил её пальцем,
а потом накинул ему на плечи:
«Поттер, твоя беспечность меня убивает», — просто сказал он, а Гарри сам чуть
не убился об стену, поняв, что оставил пропуск на свободу под носом у врага.
Риддл мог спокойно сбежать из Хогвартса и скрыться даже от самой Смерти.
Однако, Гарри не понимал, что дают Экриздису Дары, разве что он не собирался
становиться никаким Повелителем Смерти, а нуждался в них для иной цели —
тёмных неизвестных ритуалов и прочих хобби тёмных волшебников.
Ошибка на ошибке. Он даже не подумал об этом после знаменательной встречи с

Грейбеком. Поиск камня отложился в голове отдельным от Даров событием.
Гарри должен был быть готов… и не был; никогда не должен был отдавать
Мантию — и подарил её. Решил, идиот, что та являлась гарантией их отношений,
— что они вместе передадут её своим детям! — когда он начал в них
сомневаться… Словно артефакт мог скрепить их разрушающиеся из-за Риддла
чувства. Непроходимый тупица, как выразился бы профессор Снейп.
Его ли вина, что мистер Уизли пострадал, а… Перси погиб. Наверное, всё-таки
его. Если Джиневра понимает это, могла ли она и правда… указать на него?
Нет, он знал её как облупленную: плавность характера и твёрдость намерений,

но чистое от злого умысла и мстительности сердце. Она бы так никогда не
поступила: злиться — возможно, выговорить ему всё, как на Рождество — тоже,
но никогда не подставила бы под удар, дав ложные показания и соврав.
«Люди меняются. Ты изменился, так почему ей оставаться той же крошкой

Джинни?..» — зазвенело внутри, и Гарри взвесил эту возможность с удивительной
для него хладнокровностью.
Неясное проявление собственных эмоций ставило в тупик. Словно зелье Риддла

легло лечебной мазью на все те раны, что с детства наносила ему жизнь одну за
другой, и от свежих рубцов теперь остались лишь шрамы. Эмоционально он
всегда был подобен вулкану, неукротимому и бурлящему, даже затаённые ото
всех чувства никуда не исчезали, лишь кипели внутри, но сейчас Гарри ощущал
382/676
себя прозрачным водоёмом, а каждое чувство — глубоким и кристально-ясным.
Он хотел поцеловать Риддла — и сделал это, хотел спровоцировать его — и
решил не отказывать себе в удовольствии, не испытывая прежних скитаний
разума.
Эмоции вернулись, без сомнения, но вместо привычных треволнений они дарили
покой.
А ему нужно было скорбеть. Горевать о жизни, которую он загубил своей

неосмотрительностью, как сокрушался, потеряв Сириуса, однако внутри
воцарилась лишь печаль. Неизъяснимая и трогательная печаль, что наполняет
сердце, когда вспоминаешь о давней потере — так он тосковал по родителям.
Похороны Перси. Он был обязан присутствовать, но не знал — будет ли это

излишним.
— Сколько я пробыл без сознания?
— Два дня, — ответил сопровождающий мракоборец. Тот пасмурно кинул взор на

Гарри, а он вернул ему напускную, но всё же яркую улыбку. Кому уж и следовало
быть мрачно-трагичным, так это ему.
Кунц, в свою очередь, что-то взвешивал, поглядывая на него, но не стал задавать

явно мучавший его вопрос.
— Что за проклятие поразило меня, мистер Кунц?
— Гладиардес[1], — нехотя пояснил он, точно подпасть под влияние этого

заклятья было вершиной глупости. Что ж, Гарри даже отрицать этого не мог. —
Старинное проклятие, можно сказать, черновик круцио. «Сражён будет сотней
клинков, что незаживающими ранами откроются на плоти недостойного и кровью
прольются на землю, по которой ступает проклявший его». Будьте благодарны
мисс Борегар, Поттер, это проклятье весьма гнусная штука, и не будь оно
остановлено своевременно — крючиться вам с неделю, истекая кровью от
незаживляемых порезов.
— Полагаю, его заменил Круциатус… — но для кровожадного монстра самое то, —

добавил про себя Гарри.
— Верно. Больше боли, меньше крови и мороки. Эффект проклятия наступает

спустя некоторое время. Это неудобное орудие пыток.
— Вам, мистер Кунц, видимо, хорошо об этом известно.
— И вам положено. По долгу службы, — криво усмехнулся тот, — ведь никогда не

знаешь, что может выкинуть злоумышленник.
Гарри косо глянул на мрачно шествующих по бокам мракоборцев. И мракоборцев

ли? Им больше бы подошла роль жнецов. На обоих была надета незнакомая на
вид форма — строгий, безупречный покрой и чёрная ткань без каких-либо
идентификационных знаков. Оба охранника хранили молчание и, казалось, даже
не прислушивались к их перепалке. Однако глаза зорко цеплялись за каждый
жест Гарри, выявляя чужую готовность к любого рода проказам со стороны
задержанного. Стоило ему что-нибудь выкинуть, и последствия не заставят себя
долго ждать — вот что было в их взгляде.
383/676
— Вы ведь не из немецкого подразделения? Международная Волшебная
Полиция[2]?
— Вам, мистер Поттер, не стоит проявлять излишнее любопытство. Не в том вы

положении, — отрезал Кунц.
— Куда мы направляемся? — назло полюбопытствовал он вновь, аккуратно

высвободившись, и поднял руки вверх в примирительном жесте, когда цепные
псы напряглись. Кунц кивнул сопровождающим, и те отступили на шаг, следуя
конвоем. Тело мало-помалу приходило в норму, а затёкшие мышцы —
переполнялись лёгкостью. Кожу слегка покалывало, а головная боль отступила,
оставляя за собой незначительную тяжесть в затылке.
— В штаб.
— В какой-нибудь секретный штаб?
Он завёл руки за спину, потянувшись вперёд и поравнявшись с Кунцем, отчего

тот лишь недовольно глянул на него. Гарри не испытал ни капли вины за своё
нагловатое поведение. Он не собирался вести себя скромно и тихо, как и в
открытую буянить, хоть очень хотелось, а вот что-то между вполне устраивало.
— В штаб мракоборцев.
— В самый обычный штаб, из которого я прибыл? — кисло переспросил он,

заметив, как огонёк недовольства разгорается в глазах Кунца, а хмурая складка
всё чётче проявляется на лбу.
— Да, мистер Поттер, в самый что ни на есть обычный штаб.
— Жаль, разве герою всея Британия не полагается личная тюрьма? Особенно

если его бессовестно оболгали… Знаете ли, мистер Кунц, мастера пера так и
ждут очередной сенсации, чтобы вставить мою фотографию на главную
страницу. Как вы думаете, заголовки типа «Поттер ступил на скользкую дорожку,
или это судебная ошибка? Восхождение нового Тёмного Лорда?» быстро
появятся? — сардонически протянул он, а тот лишь раздражённо повёл плечами.
Впереди маячил уже знакомый портал. Мимолётный акустический сигнал,
вспышка света, и из него по-царски выступила женская фигура.
Этого Гарри никак не ожидал.
И скрупулёзно скрываемая под маской излишней шутливости горечь вышла из-

под контроля, напоминая ему обо всём случившимся за эти несколько дней и
сразу.
— Отто, — кивнула с любезной улыбкой незнакомка, которую он имел

сомнительную честь застать на коленях Тома.
— Лан, — улыбнулся в ответ Кунц, отчего вся скапливаемая угрюмость на

грубоватом лице растворилась без следа. Эта встреча была встречей давних
знакомых, что не виделись некоторое время: сдерживаемое тепло с оттенком
ностальгии. Ощущение стегануло Гарри по нервам, но он и виду не подал.
Сейчас, при свете дня, он видел подлинную красоту волшебницы, броскую и

экзотичную, а также пронизывающий взгляд, которым та удостоила его — столь
384/676
острый, сколь уничтожающий. Так смотрят не на врагов, а на виновных. Жалящий
и немигающий взгляд змеи, словно она переняла чужую, но отлично знакомую
ему манеру вести себя. И вопреки нелепости сего предположения Гарри это не
понравилось. Со всей откровенностью, всех доводов рассудка и заверений Тома
не хватило, чтобы заглушить вновь буйствующее чувство в его душе. Ревность
разгорелась с новой силой, душной субстанцией измарав его изнутри, заставляя
скривиться, а затем растянуть губы в мрачной торжествующей усмешке.
Надо отдать должное её выдержке — волшебница даже не дрогнула, лишь

изящно хлопнула ресницами, будто прихлопнув самого Гарри со всеми его
насмешками, а затем мягко поинтересовалась:
— Том у себя?
«Где ему ещё быть, если мы здесь?» — Гарри склонил голову на секунду, а
улыбка превратилась в недобрый оскал, что не осталось незамеченным. Видимо,
она тоже осознала всю бессмысленность сего вопроса, так как поджала губы и
приняла ещё более надменную позу.
— То есть он сейчас свободен? — с неизменной грацией поправила она себя,

обращаясь к Кунцу, только вот смотрела волшебница на Гарри, буквально
нанизывая его на свой взгляд, будто кусок мяса на шпажку.
— О, далеко не свободен, — еле слышно пробормотал Гарри, насмешливо

фыркнув, но в таком узком коридоре даже шёпот был превосходно слышен, и
Кунц крякнул, тут же отозвавшись:
— Он сейчас с Аделин.
Она лишь кивнула, бросив на Гарри прощальный взгляд, наполненный затаённой

желчью и обещанием расправы — так, наверное, хищники помечают своих жертв,
— а потом столь же величаво прошла мимо, оставляя внутри мутный осадок
вместе со шлейфом от духов — приятных, надо заметить.
Гарри не мог сформулировать конкретного суждения на её счёт. Хотелось бы

объять себя коконом неприязни к волшебнице, но было в ней нечто
магнетическое, — и отрицать это было бы глупо.
— Могу ли я узнать, кто она? — любезно осведомился Гарри, делая вид, что это
простая формальность. Жаль, что он не поинтересовался этим у Риддла, когда
была возможность.
— Не стоит беспокоиться, — обманчиво миролюбивым тоном начал Кунц, — во

время допроса вы сможете в полной мере утолить свою любознательность, —
заключил тот, а затем остановился около неактивного портала, вытащил что-то
из кармана, тотчас увеличил и ловким движением набросил на плечи Гарри.
Мантия, делающая невидимым… Разумеется, лишь один из множества
артефактов, обладающих этими свойствами.
— Не понимаю, вы ведёте меня на допрос или в убежище? — шутливо протянул

Гарри из-под мантии.
— Молчите, Поттер. Это приказ, — Кунц повысил голос, метнув убийственный

взгляд, будто знал с точностью, где под вуалью невидимости находилось его
лицо. — Иначе я добавлю в список ваших преступлений несанкционированное
использование легилименции на старшем по званию.
385/676
Гарри скривился. Да, в этом он точно был виноват. Он отлично усвоил урок
Риддла: самые легко читаемые воспоминания — это самые свежие. Не имея
возможности подслушать, Гарри нашёл иной выход. Связать зеркала и поймать
взгляд Отто через отражение в окне и даже обойтись без словесной формулы —
Гарри даже не осознал, что делает это с ужасающей методичностью, будто
только этим и промышлял всю жизнь. Счастливая случайность, не более.
Попробуй он проникнуть в его разум сейчас, то получил бы не хилую отдачу, и
попытайся он копнуть тогда глубже — тоже.
Они переместились, но не в холл, как он ожидал. Узкий, довольно-таки

просторный зал, вылепленный целиком из чёрного гранита и тёмного сплава
металлов; по обе стороны монументальные колонны, светильники на которых
зажигались по мере их продвижения вглубь, а затем так же гасли, пока эхо от
шагов гулким звуком разносилось за спиной. Было что-то в этом зале схожее с
Тайной комнатой — такая же монументальность и холодность.
Гарри вздрогнул, когда, мазнув взглядом по стене, наткнулся на сверкнувший

серебром на свету знак Конфедерации, и мирно спросил:
— Значит, нет приказа завязывать мне глаза или надевать мешок на голову?
Опять же риторический вопрос. За эти два дня что-то изменилось, но Гарри не

мог никак понять, что конкретно. Его слова не вызвали прежнего испуга у Риддла
— хотя громко сказано, то был не испуг, лёгкая нервозность — и, возможно, Том
смог пробиться к нему и понять, что Гарри листал забытые воспоминания, пока
находился в отключке. Смог понять и… морально подготовиться? Это даже
смешно. И всё же восстановившаяся часть не казалась ему достойной той
растерянности, что отразилась на лице Риддла днями ранее. О нет, безусловно,
там было много чего… увлекательного, и Гарри хотелось тотчас всё записать, а
по-хорошему просмотреть в Омуте памяти снова и разобрать по полочкам. И он
даже слабо протестовал — несколько часов в одиночной камере ожидания были
не лишними, чтобы подумать и всё взвесить, а также попробовать вспомнить
недостающие фрагменты. Интересно, сколько часов они проговорили в ту ночь?
— Единственный приказ вы уже видели.
Не успел Гарри возразить, как они прошли сквозь боковую дальнюю стену и
остановились около очередного портала. Кунц посмотрел на него, вновь
безошибочно найдя взглядом лицо, и добавил:
— Не геройствуйте, мистер Поттер.
«Не делайте глупостей, мистер Поттер, как обычно», — сверкнула подоплёка в

его фразе. Наставническая и какая-то тёплая, будто пронизанная заботой. Они
едва ли были знакомы, но иллюзорное чувство дежавю прошлось мурашками по
коже.
Почему-то он вспомнил о том итальянце со сложной фамилией — Аурелио вроде?

— но не знал почему. Надо бы его поблагодарить за тот эпизод в холле.
— Обещаю, что не разнесу полштаба, сбежав верхом на драконе, — милостиво

улыбнувшись, уведомил его он. А Отто лишь покачал головой, но Гарри вовремя
углядел тень ответной ухмылки на чужом лице.
386/676
[1] Гладиардес — проклятие выдуманное автором. Отдалённо от лат. «gladius» —
обозначение меча; и «ardens» — «возгораться, воспылать»
[2][Нап.] Международная Волшебная Полиция — аналог Интерпола.
гаммечено~
*Перевод: https://www.amalgama-lab.com/songs/d/duncan_laurence/arcade.html
387/676
Глава 27. Скажи что-нибудь
Попробуй выбраться из своей скорлупы,

Ответить за все повреждения, весь ущерб, который ты нанес.
Посмотри на результат своего молчания,
Возьми ответственность за все слова, что когда-либо говорил.
Ты не изменишься,
Не изменишься…
Я вижу движение твоих губ, но ты всё также прячешься от правды;

Думаешь, мне не понять твоих поступков, но я всё заметил,
Так произнеси же вслух, пока наше время не истекло,
И ты не обнаружил, что всё проходит, и это тоже, что всё уже прошло.
Твоё безумие меня ломает, делает меня несчастным,

Скажи же что-нибудь, скажи!
Твоё молчание снедает меня, оно терзает меня,
Скажи что-нибудь, скажи…
Carmen Jane — Your Madness
— Разве важно как? — вздохнул Гарри, потерев щёки обеими руками. Щетина,
подобно наждачке, прошлась по ладоням, отрезвляюще царапая кожу.
Возможности побриться в ближайшее время не предвиделось — палочку
конфисковали, как только Гарри провели на второй уже знакомый ему уровень,
будто бы до этого её наличие не таило никакой опасности, а классический набор
для бритья вряд ли предоставят, пока он в этих стенах. Не то чтобы это ему
мешало, да и какая разница в самом деле, целоваться ни с кем он не собирался.
Пока, по крайней мере.
Джинни всегда отворачивалась смеясь и жаловалась, что колет. А Том?
«Вроде не жаловался, — он вспомнил последний поцелуй, усмехнувшись, — а

может, опешил?» Ему хотелось забраться в его голову, понять, о чём Том думал в
тот момент: молчаливый, напряжённый и даже, казалось, немного растерянный.
Отличный приём вымещения злости — через поцелуй — и единственный
способный вывести Риддла из зоны комфорта.
В тот день он многое осознал, немало нового в себе открыл, возможно, также
многое потерял. К лучшему или худшему, но перемены произошли, и Гарри
переживал их наличие внутри себя, словно освежающее дуновение в душном
кабинете зельеварения. Однако ни одно из его открытий не помогло облегчить
тяжесть на сердце из-за смерти Перси.
Гарри не желал здесь задерживаться. Что бы между ними ни случилось, но Уизли

были самыми близкими ему людьми, и он не мог пренебречь этим из-за
пустяковой ссоры с Роном и разлуки с Джинни. Ни мистер, ни миссис Уизли не
виноваты в случившемся — простое стечение обстоятельств, — и он хотел
выразить им свои соболезнования, как и Одри… Да, это не утешит скорбящие
388/676
сердца, но Гарри должен.
— Время, мистер Поттер, — напомнил о своём присутствии Кунц.
— Моё задержание лишь формальность, так зачем весь этот спектакль с

допросами?
Да уж. Они в самом деле настолько заигрались, что Гарри обследовали на

Детекторе Лжи и другом — Тёмных сил, результат которого он не распознал.
Затем без спешки провели через задний коридор департамента на подуровень
2А, пока некоторые провожали его заинтересованными взглядами, другие —
недовольными, третьи — озадаченными, но Кингсли он не увидел; здесь же, в
допросной, его и оставили, сразу же покормив. Небольшой поднос с завтраком и
несколькими пузырьками с зельями, на которых проявлялись надписи — «Выпей
меня первым», «А меня спустя десять минут», «Меня же перед сном» — весьма
необычный способ для приветствия заключённого, но Гарри не жаловался.
Самочувствие улучшилось, а на небольшую слабость и зуд в области груди он
перестал обращать внимание, когда спустя час в комнату ввалился Отто Кунц,
вальяжно расположившись напротив.
— У вас проблемы со слухом, мистер Поттер? Мне повторить вопрос? — Тот потёр
лоб, будто этот спектакль и его утомил. А может, нечто иное беспокоило Кунца.
Таких вещей, на самом деле, должна быть уйма в настоящее время.
— Встречный вопрос: министр Шеклболт знает о моём аресте и пребывании

здесь? — мирно осведомился Гарри, постукивая пальцем по столу.
— Разумеется, министр знает. У нас не так много времени, мистер Поттер, или, по
крайней мере, у меня, — сухо отозвался он. Во взгляде скользил упрёк, как будто
Гарри всё это лично организовал и приставил к себе для надзора безумно
занятого Главу мракоборцев.— Тем не менее некоторые детали вам будет легче
поведать мне, но… — он сверкнул глазами, чуть подавшись вперёд, — могу
прислать кого-то иного.
И говоря о главных… События в Азкабане сильно ударили по психике доброй

части находящихся там мракоборцев, как Гарри слышал, особенно новичков, а
Долиша, как и управляющую тюрьмой — Кассу Флокс — разместили в Мунго
подкрепить здоровье, так сказать. Но не всё было столь радужно. Скорее всего,
сейчас они проходили скрупулёзные проверки, дабы удостовериться в их
состоянии не только физическом, но и психологическом, от чего и зависело
сохранение должности. По явным причинам сейчас Шеклболту не нужны были
лишние проблемы, если вдруг Долиш окажется не в себе и вновь привлечёт
внимание всего света к и без того проблемной стране. Тем не менее до выхода на
работу или же отставки Долиша все полномочия были переложены на его
заместителя — Сэвиджа[1]. Честно говоря, Гарри симпатизировал тому; Долиш
всегда виделся ему чрезвычайно нервозным, а повышенная внушаемость,
несомненно, играла против него в любой стычке, но Кингсли знал, что делал, а
личные симпатии в этом роли не играли. Вот только чем Сэвидж был так занят
сейчас, раз немцы расхаживали по Министерству, как у себя дома?
Естественно, причина была, и после его эскортированного выпроваживания из

отеля Гарри лишний раз удостоверился, что здесь замешаны не только немецкие
мракоборцы, но, похоже, и Международная Волшебная Полиция. Вопрос был
только один: кого представлял Отто Кунц?
389/676
Ответ тоже был один и весьма очевидный. Даже лёгкий немецкий акцент,
который был весьма ощутим тогда, у Ваблатски, почти растворился.
Полиция действовала от лица Конфедерации. Они могли спрашивать чуть ли не с

самого Министра, а мракоборческий департамент каждой страны был обязан
сотрудничать — это было в их компетенции. Гарри раньше никогда не
задумывался, почему же с угрозой такого уровня, как Волдеморт, они держались
в стороне, и вместо Полиции против Тёмного Лорда выступил своего рода
добровольческий отряд Ордена Феникса. Можно было предположить, конечно,
что Конфедерация не посчитала того угрозой международного уровня, так же
как Министерство закрывало глаза на его возрождение, и всё же… это было
странно. Задумывался ли Альбус о причинах бездействия организации?
Безусловно. Будучи президентом Конфедерации, он не мог ничего не
подозревать. Подал ли профессор прошение задействовать их, а если и подал, то
оно явно было отстранено. Кем? Делегациями или же кто-то свыше дирижировал
оркестром?..
Корифеем, например.
И как он только всё успевал?
Гарри усмехнулся. Скрестив руки, он чуть завалился назад, балансируя на

неудобном стуле, и краем глаза посмотрел на раскрытую папку и зависшим над
листом бумаги пером.
— А не боитесь ли вы, что я могу рассказать кое-что довольно-таки

увлекательное, навести меня кто иной? — размеренно спросил он, не сводя
взгляда с едва подрагивающего пера.
Кунц тоже отклонился назад. Заведя руки за голову в расслабленном жесте, он

выждал несколько секунд и изрёк:
— Вы этого не сделаете, мистер Поттер.
— А как же пытки, допрос с применением легилименции?..
— Пытать вас никто не собирается, а ваш разум на данный момент —

неприступная твердыня, что играет нам всем на руку, — отбил Кунс, расцепив
замок и вновь склонившись над столом. — А если бы была хоть малейшая
вероятность того, что вы любитель потрепаться…
— Вам бы пришлось меня убить? — насмешливо осведомился Гарри.
—...вам бы не было оказано такое доверие, — заключил тот, проигнорировал его

выпад. — Никогда. Вы умеете хранить тайны даже от самых близких, не так ли?
— в этих словах было столько подтекста, что внешнее веселье растворилось в
горечи, а Кунц тем временем добавил: — Вы так не поступите…
«…С ним», — заключил за него Гарри и прикрыл на мгновение глаза.
Что правда, то правда. Тайны хранить он умел, и такие, от которых остальные бы

стали медленно сходить с ума, потеряли сон и пребывали в дёрганном состоянии
на границе с нервным срывом, пока Гарри спокойно — ну, наверное, относительно
спокойно — ходил за Волдемортом и молчал себе в тряпочку. И даже аппетит не
потерял.
390/676
Ему нужно было всё обдумать, а того часа, что он пробыл в одиночестве, было
катастрофически мало. И почти все мысли утекли в сторону Перси, Джинни и
Рона.
— Что ж, не упускайте деталей, господин Глава, — хмыкнул Гарри, вновь глянув

на перо: то дёрнулось в предвкушении. — Хотелось бы начать с небольшого
вступления, вы позволите? — Гарри не нуждался в ответе, поэтому тотчас
продолжил: — Кажется, у кого-то есть очень вредная привычка недооценивать
кого-то другого, и эта привычка сыграла с ним злую шутку…
Отто недовольно нахмурился:

— Вы собираетесь и дальше предаваться рефлексии?
— Я самую малость зол, мистер Кунц, — совершенно спокойно отозвался Гарри и

улыбнулся, когда тот покачал головой, забрав замаранный лист и скомкав его.
— Могу предложить вам прокричаться вволю в вашей комнате — чары позволят,

— бесстрастно отозвался Кунц. — После допроса, разумеется.
Гарри глянул исподлобья, обречённо вздохнув.
Игра началась.
— По существу, значит? — он вопросительно вскинул брови, сделав паузу,

подмечая, как не терпится Кунцу свалить отсюда поскорее. — Меня связали, но
палочка осталась при мне — ужасная ошибка, не считаете? Конечно, путы на
руках аннулировали возможность призвать её с помощью манящих чар, а вот
возможность достать нужное обыденным способом нарисовалась сама собой —
немного физических упражнений, боли в суставах и магическое воздействие на
кровать. Знаете ли, я очень гибкий, — шёпотом добавил Гарри, слегка сощурив
глаза, отчего Кунц побагровел, уловив намёк, или же от злости, не совсем ясно.
— Всё это довольно-таки скучно объяснять, но раз для протокола, — хмыкнул он,
резко поднявшись, — могу показать на примере, хотите? В целях эксперимента,
конечно. Я знаю, он обожает эксперименты…
— Сядьте, Поттер, — процедил Кунц. — Вам здесь не цирк!
— Вы уверены в этом? — протянул Гарри, тотчас опустившись на стул и

развалившись на нём. — Ладно-ладно. Я вцепился в изголовье, перевернул
кровать (способности перемещения весьма практичны), подтянулся, небольшой
вывих — и та-дам! Палочка оказалась в руках. И ещё, хочу попросить прощения,
что без стука влез вам в голову — это было не запланировано. Я не мог даже
представить, что у меня всё получится.
— Не напоминайте мне об этом, Поттер, — сморщился тот, словно от зубной боли.
— Не стоило накладывать заглушающие чары, или вы опасались моего

суперслуха на таком-то расстоянии? — задумчиво поинтересовался Гарри.
— И не зря опасался. Вернёмся к барьеру, — напомнил Кунц.
— Я пришёл к выводу, что то был не купол, а встроенные защитные чары в само

здание. Разрушить снаружи невозможно, как, впрочем, и изнутри. Тем не менее
барьер имеет одно слабое место, — констатировал Гарри, задумчиво постукивая
пальцами и зачарованно рассматривая двигающееся по бумаге перо. — Наличие
391/676
защитных чар во внутренних стенах. По сути, это не изъян — вряд ли жильцам
отеля нужно будет покинуть его таким путём, когда можно выйти через дверь.
Вы же не оставили мне иного выхода. Я просто направил Бомбарду на заднюю
стену, — Гарри поднял ладони, делая вид, что перекидывает из руки в руку мяч,
— и барьер сделал всё за меня: отразил, усилил, и по новой, пока не прорвал
завесу. Но зачем вам мои откровения? Не поверю, чтоб он не понял всё сразу, —
со скепсисом заключил Гарри, подняв взгляд.
— Вы были замечены пятью маглами, мистер Поттер: левитация и аппарация.
— То есть это для протокола, — невинно моргнул он, сложив руки на столе.
— Продолжайте.
— Слушаюсь, сэр! — громче нужного выговорил Гарри; Кунц вновь сморщился,

растерянно похлопав ладонью по добротной поверхности, будто пытаясь понять
— реальность или всё-таки сон. — Видимо, для кое-кого это стало
неожиданностью, но я подарил Джиневре Уизли Мантию на прошлый сочельник,
и та хранилась в ячейке Гринготтса. По крайней мере, то были последние
сведения, которыми я располагал: она была рада подарку, но пользоваться им не
пользовалась, посему сохранила для… будущего, а я ничего против этого не
имел, ведь артефакт был для меня как красная тряпка для быка. Я собирался
измениться, мистер Кунц, встать на путь истинный или же уйти в тень… Не суть
важно, — заметил Гарри доверительным шёпотом и опустил глаза, задумчиво
подсчитывая в уме, сколько листов с его оглушительными откровениями выйдет
из-под этого пера. — Так что Гринготтс — довольно-таки безопасное место на
первое время, и тем не менее раз мистер Уизли попал в поле зрения Экриздиса,
то рано или поздно туда же попала бы и Джиневра. Исходя из его активности,
случилось бы это в ближайшее время — Экриздис явно находился под давлением
и действовал на опережение, — Кунц странно покосился на него, а Гарри
заметил, что перо выводит имя колдуна, а значит, что этот горе-протокол будет
доступен ограниченному числу лиц, если вообще его хоть кто-нибудь собирается
читать. — В сложившейся ситуации времени было в обрез, а вариантов развития
событий ещё меньше: самое простое — это вернуться на исходную точку. Мантия
моя, как и ответственность за неё…
— И поэтому вы отправили Патронус Рите Скитер, — резко перебил его Кунц, а

перо замерло, тотчас ускорившись, — и вежливо сообщили ей, что собираетесь
прогуляться голышом под Мантией-невидимкой напротив Букингемского дворца
и показать несколько фокусов всем желающим?
— Я в своём уме, мистер Кунц, — возразил он, — если вы намекаете на это.
— Поттер, — устало отозвался тот, — я согласен, что это действенный метод

привлечь к себе внимание и заявить про обладание Мантии во всеуслышание;
скажу больше — статья о чокнувшемся герое вышла тем же вечером, а Скитер
нечего предъявить, ведь ваш Патронус был услышан ещё двумя волшебниками,
находившимся с ней в тот момент. А раз вы были в Мантии, то и доказать, что вас
там не было, невозможно. Вы вновь стали звездой прессы в новом амплуа: «Гарри
Поттер или очередная угроза, нависшая над исстрадавшейся Великобританией?»,
— усмехнулся Кунц безрадостно. — Мантия там упоминается, так что своей цели
вы добились; однако, — тот подался вперёд, подперев голову рукой, — вы
постоянно забываете, что являетесь частью магического сообщества,
сообщества, у которого есть некоторые правила, и эти правила необходимо хотя
бы учитывать, ведь за их нарушения с вашего факультета не снимут десять
392/676
баллов. Нет, вы окажетесь здесь, а после — в Азкабане, — он постучал пальцем
по столу, повысив голос в явном намерении надавить. — Вы уже не ребёнок, не
«Мальчик, который Выжил», а мракоборец. Представитель закона, Поттер. Как вы
думаете, что будет, если каждый будет выкидывать нечто эдакое, посчитав это
необходимым? Начнётся хаос.
Гарри еле слышно выдохнул, сверля взглядом поверхность стола, но промолчал,

а Кунц продолжил:
— Вы вызвали переполох, так как ваше заявление противоречило Статуту.
Скиттер, естественно, молчала — ей лишь бы заполучить сенсацию, — а вот
другой журналист сообщил о готовившемся теракте, как он выразился, — Кунц
скривился. — Нависшая угроза вынудила принять срочные меры: несколько
отрядов выдвинулись к дворцу с целью перехватить вас, тем самым
разделившись, и как вы должны понимать, ряды ваших мракоборцев и так
поредели, а все мои люди были… заняты. Пока вы развлекались с мисс Уизли,
играя то ли в героя, то ли в бунтаря, мнящего себя всесильным и уникальным,
ждущего, что, самостоятельно сразившись с Экриздисом в случае нападения,
сможет оградить всех и вся, тот уже опередил вас, а мы не успели вовремя.
Статья Скитер бесполезна, артефакт у него, а у нас — семь жертв. Хаос, мистер
Поттер, вот что вы породили. Поэтому вновь отвечая на ваш вопрос: Министр
Шеклболт очень даже в курсе вашего здесь пребывания.
Холодная испарина впиталась в ткань рубашки; Гарри скользнул ладонями по

штанам, будто те тоже вспотели, и потупившимся взглядом окинул помещение.
Комната была не квадратной, а в форме усечённой пирамиды — четыре стены
следовали лёгкому наклону, создавая ощущение напора на допрашиваемого.
Казалось, они неуклонно падают, вдавливая в пол и физически, и морально — то
было не только визуальный эффект, но и особые встроенные чары, однако Гарри
это меньше всего беспокоило сейчас.
Виноват ли? Или же нет?
Слегка нахмурившись, он сложил ладони на столе и ткнулся в них лбом пару раз,
а Кунц подался вперёд, чуть ли не нависнув над ним, и почти что шёпотом
спешно добавил:
— Перестав испытывать эмоции, посчитали себя всемогущим, Поттер? Вот только
вы не учли, что, оставив позади страх, настороженность, стыд, можно оступиться
с куда большей лёгкостью, чем испытывая весь этот букет, который хоть и
подвергает вас некой импульсивности в действиях, но иногда ограждает от
совершения непростительных ошибок.
Гарри резко вскинул голову, с лёгкой заминкой откликнувшись:

— Что же тогда он…
— Не сравнивайте тёплое с мягким, Поттер. Родись вы таким, научились бы с этим

жить, а если нет — нашлось бы вам местечко на кладбище в Годриковой впадине,
— громко хлопнул Кунц ладонью по столу, сощурив глаза. — Продолжайте.
— Как же так, как же так… — повторил Гарри отрешённо и застыл, глубоко

вдохнув.
— Успокойтесь и продолжайте рассказывать, — более мягко напомнил тот.
Мазнув растерянным взглядом по столу, Гарри нервно закусил губу. Пальцы

слегка вздрагивали, а когда он сложил ладони вместе, стала заметна другая,
393/676
сотрясающая всё тело крупная дрожь. Он дёрнулся, глянув на перо, а потом на
Кунца и вновь опустил взор к нервно двигающимся пальцам. Его лихорадочный,
потерянный вид, пожалуй, удовлетворил того, Гарри же удивился такой быстрой
реакции со стороны опытного мракоборца или, скорее, наивности. Поэтому резко
расслабившись, Гарри откинулся на спинку стула и безмятежно рассмеялся, чем
вызвал недоумение на чужом лице.
— Считаете, что вправе порицать меня, мистер Кунц? — Гарри наглядно

вздохнул, тотчас прищурившись, и насмешливо продолжил: — Ощутили
неуверенность и бросились на жертву, словно учуявший трепет дичи хищник.
Решили надавить на меня морально, заставить испытывать вину? Ведь Гарри
Поттер, Мальчик, который родился ради благополучия всей грёбаной Британии,
должен ужаснуться последствиям своих деяний, признать, что поступил
опрометчиво и слушать упрёки своей совести насчёт падших мракоборцев, так?
Решили применить воспитательные меры? — он однообразно сыпал
риторическими вопросами, и каждый попадал ровно в цель, судя по
мрачнеющему лицу Кунца. Гарри цокнул языком, расслабленно постукивая
пальцами по столу. — Бравые борцы за что-то там, именно ВЫ, делящие чужие
жизни на необходимые и напрасные жертвы, считающие себя — возможно? —
карающей и дарующей рукой самого Мерлина, сидите и говорите мне о том, что я
единица общества, храбрый представитель закона. Вы шутите, мистер Кунц?
Видимо, англичанам не понять немецкого юмора, — Гарри краем глаза заметил,
что перо уже как пять минут зависло в воздухе, бездействуя. — «Не судите, да не
судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы…»[2] — ему бы
пришлось по вкусу, мистер Кунц?
Быть может, я и не всё вспомнил, но вполне способен сделать некоторые выводы,

и подслушанный разговор сыграл в этом не последнюю роль. Так что, — Гарри
подался вперёд, а Кунц резко дёрнулся назад, широко раскрыв глаза, — не
смейте читать мне мораль и говорить о долге. Вы можете отругать меня,
упрекнув, что я вам попутал все карты, даже сорвать злость за это, но не взывать
к моей совести. Слышите? Я бы попросил вас кивнуть, если мы друг друга поняли,
но так и быть, вместо этого просвещу вас: вы недооценили врага, и именно это
вытекло в число жертв, ведь когда я появился, мракоборцы были уже мертвы.
Или же… как и у меня, у вас произошло нечто непредвиденное. Мне ли вас винить
в том, что невозможно предугадать всё до мелочей? — Гарри хмыкнул, но веселья
не ощущал. — Будь Мантия на прежнем месте, сейчас она была бы в моём
расположении, и все, включая Экриздиса, узнали бы об этом. Гриммо
неприступен, а у врага в наличии нет ни одного Питера Петтигрю, таким образом,
я стал бы его целью и сложившаяся ситуация задержала бы колдуна, сковав в
действиях в вашу пользу, если, конечно, не случилось бы чего
экстраординарного. Мне не впервой на первой полосе превращаться из святого в
демона и обратно, — заключил Гарри, а далее почти что по слогам добавил: —
Это всё. Дальше пусть мой допрос ведёт тот, кто заточил меня сюда.
Гарри вновь откинулся на спинку стула, приняв скучающий вид.
Кунц молчал, штудируя его внимательным взглядом, на дне которого притаились

еле заметные оттенки удивления, оттенки, которые растеклись бледностью по
лицу. А Гарри и подавно не хотел продолжать весь этот балаган. Что бы Риддл ни
поведал ему во сне дальше, но он не собирался судить его, не имея полной
картины, как и не желал, чтоб судили его.
— Вы не можете отречься от дачи показаний, — наконец заговорил тот.
394/676
— Я и не отказываюсь, — безразлично отозвался Гарри, — но говорить буду
исключительно с ним.
— Это невозможно, — Кунц покачнулся на стуле, покачав головой.
А Гарри тревожно дёрнулся. Не нравилось ему это слово — «невозможно». Между

ними зависло много недосказанности, а теперь, когда он вспомнил достаточно,
чтобы осадить крепость Тома чем-то похлеще череды вопросов, ему было
катастрофически необходимо его присутствие рядом.
Кунц, похоже, поняв его молчание по-своему, продолжил:

— Ваша правда, Поттер, здесь нет правых и виноватых. Если вам есть что сказать
— говорите, но эта просьба невыполнима.
— Требование, а не просьба, — глухо поправил его Гарри, пытаясь держать себя в

руках. — «Невозможно» — это его слова или ваша интерпретация, мистер Кунц?
— Констатация факта: ваши жизненные пути больше не должны пересекаться, —

резко заявил тот. Кунц был раздражён, но накрепко удерживал злость внутри, не
позволяя ей расплескаться. — Вы сами сказали, что сделали некоторые выводы,
тогда должны понимать, что ваша роль отыграна, как и его. По сути, он для вас
незнакомец.
— Это его слова или ваши? — повторил Гарри, повысив голос. Сердце замирало
каждые несколько ударов то ли в предвкушении, то ли от страха. Всё,
касающееся Риддла, всегда работало против него.
— Да, мистер Поттер, это его желание. Но об этом нам стоило поговорить после
того, как мы закончим с допросом — он указал подбородком на исписанный лист.
— У меня есть право на защитника, — Гарри сглотнул, сжимая кулаки под столом.
— Если вы планируете выбраться отсюда и встретиться с ним, повторяю вам, —

Кунц сощурил глаза, медленно проговорив: — Это невозможно. Раз уж мы всё-
таки перескочили на эту тему, — он мимолётно улыбнулся, но в этой улыбке не
было удовлетворения или же издевательства, скорее, какое-то понимание и…
сочувствие? — Вне протокола, Гарри, хоть приказ пришёл от Конфедерации, но он
лишь опередил Министерский на несколько часов. Этот спектакль, как вы
выразились, не моя прихоть, это задержит вас здесь, но и позволит снять с себя
все подозрения и поможет стихнуть всей этой истории в Пророке. А защитник…
даже если вы выйдете сегодня, — Кунц нервно потёр подбородок, словно не
решаясь продолжить, а Гарри застыл в напряжении, мысленно ругая себя за
непонятный страх. — Всё кончено — вот что он просил сказать, если вкратце.
— А если не вкратце? Не юлите, мистер Кунц!
— Как же я не хочу лезть в чужие отношения, — буркнул совсем тихо тот, но

Гарри всё же его услышал. Кунц вздохнул, сжав переносицу, а следом
помассировав виски, точно в попытке избавиться от головной боли. — Так… — он
вновь тяжко вздохнул, несколько растерянно ощупал мантию и выудил
небольшой листок, который тотчас положил на стол и подтолкнул к Гарри, но с
таким сомнением, словно хотел убрать его обратно в карман. Поэтому Гарри
спешно схватил его и отклонился назад, подальше от Кунца.
«Ты превратился в помеху, Поттер. На своём пути я всегда устранял препятствия,

395/676
а ты превратился в ещё одно. Одно из многих. Ты спрашивал меня в тот вечер о
принятом решении: я хотел устранить тебя, избрав новый путь, но ты слишком
своеволен и непредсказуем. Как ты сказал, нам с тобой не по пути. Всё кончено».
— Как поэтично, — едко выдохнул Гарри, сжимая в руке короткую записку и

ощущая, как нечто ёкнуло в груди, обрываясь, а затем глухо заныло, глубоко и
болезненно.
Хорошо, что вереница событий подхватила его, не позволяя вспомнить об их

обличающей беседе о любви. Он на время даже запамятовал о добровольном
отказе Риддла от чувств, как и от него самого. Может быть, Гарри и сбежал из
отеля, но Риддл, как обычно, сбежал от него. И что это вообще должно значить? А
как же остатки силы?
Видимо, этот вопрос он всё же задал вслух, потому что Кунц тотчас оживился и
ответил:
— Пока вы находились без сознания, часть была возвращена, а оставшиеся крохи
не представляют важности. Вам не о чем беспокоиться, Поттер, ни о каком
влиянии на ваше сознание больше речи идти не может.
Гарри восхитился цинизмом Тома, мол, пока он валялся без сознания, хуже ему
уж точно бы не стало от передачи, достаточно болезненной, о чём оба знали.
Весьма… результативно и полностью в его стиле. И правда, зачем же терять
такую возможность и тратить время впустую, если в планах бросить, да ещё и с
поля зрения убрать, временно заточив здесь? Поэтому он был рядом — цедил его,
будто кровосос, все эти два дня.
Вопреки внутреннему состоянию, Гарри не сдержал смешка. Попытка

успокоиться провалилась, и он вновь попытался досчитать до двадцати, но сразу
же сбился со счёта.
Какой смысл той ночью просить о шансе понять его? Зачем рассказывать о себе?
Зачем приводить в отель, делить свою кровать и свой разум? Зачем, зачем, зачем
всё это, дементор его дери?!
Гарри заскрипел зубами, вновь растирая щёки до боли в ладонях, и на мгновение

прикрыл глаза, цепляясь за обрывки утренней встречи: каменное выражение
лица, прямая спина, рывок и поцелуй. Не только он мстил Тому, но и тот мстил
ему, не за своеволие и непредсказуемость ли?
И что ещё за новый путь?
Да и кто вообще бросает вот так — с помощью посредника и лаконичной

записки? Вот что он имел в виду тогда под «потом… потом поговорим»? Какая-то
чепуха. Том прекрасно знал, с каким человеком имел дело, это Гарри едва ли
начинал для себя открывать его с иной стороны, поэтому сложно было поверить,
что его выходка до такой степени потрясла Риддла, что послужила поводом всё
перечеркнуть.
Получалось, что тот лгал себе, а заодно и его пытался убедить. Пытался сбежать?
Гарри не собирался ничего ему упрощать. Однако ощущение, что здесь замешано
нечто иное, не покидало его. Нет, нет, нет… Том мог хотеть сбежать, но
попытаться воплотить смехотворное желание в жизнь?.. Это был довольно-таки
трусливый поступок, не присущий ему. Он бы скорее уничтожил Гарри, растоптал
его… Или нет?
396/676
Что-то явно не складывалось, и это не давало покоя. А может, Гарри просто
переоценил его, и всё было куда проще: самый лёгкий способ убрать помеху —
это игнорировать её.
Разгоравшееся раздражение испепелило зачатки душевной боли, и он
осклабился, покачав головой. Война закончилась, а они продолжали воевать,
только на ином уровне, и это, нужно заметить, было куда более мучительным
сражением.
Похоже, что-то такое отразилось на его лице, что Кунц вновь заговорил:
— Он просил передать, что домовой эльф — Димбл, кажется — теперь
исключительно в вашем расположении.
И всё собранное по крупицам спокойствие рассыпалось осколками, заставляя

податься вперёд и упираясь руками в стол, зашипеть:
— Мне нужно его увидеть. У него нет права принимать решение и за меня тоже.
Когда все воспоминания вернутся, а рано или поздно это случится, что мне с
ними делать?! Написать его биографию «Марволо: вся правда»?
Кунц вновь потёр виски, а затем криво усмехнулся:

— Забавно, что, когда речь идёт друг о друге, вы в одинаковой манере теряете
контроль над собой.
— Вы мне соврали? — холодно поинтересовался Гарри, вскинув брови.
— Нет. Назвал причину, по которой ваш туманный союз опасен и невозможен.
— Он обещал мне разговор визави, и я хочу получить этот разговор, — упрямо

повторил он, вновь сцепив руки в замок. Теперь дрожь была неподдельной. — Всё
равно, так или иначе, но я доберусь до него. Так зачем всё усложнять? Ведь я
опять могу устроить кавардак.
— Мне воспринимать это как угрозу? — Кунц внезапно рассмеялся, но улыбка

тотчас сползла с лица, обнажая зловещий оскал. — Поттер, вы можете делать что
угодно, хоть в ногах у меня валяться, прося о встрече с ним, но я всё равно никак
не смогу вам помочь. Да и не хочу.
— Просто передайте ему мои слова — о большем я и не прошу.
— Зачем же передавать то, что он и так предвидел, и его ответ оставался

прежним, как и мой, впрочем: нет, мистер Поттер. Если я правильно понял, то вы
и сами хотели оставить всё позади, двигаться дальше. Как только освободитесь,
а будет это в скором времени, не волнуйтесь, то оставьте прошлое позади, а он —
ваше прошлое, как и вы его. Вы должны понимать, Гарри, что он не сможет дать
вам желаемого, он вообще не может дать вам ничего, кроме опасности, —
нейтрально вещал Кунц, но в тоне проскальзывали нотки заботы, и нотки эти
были нацелены не столько на Риддла, сколько на самого Гарри, что породило
лёгкое удивление. Кунц будто пытался отговорить ребёнка не подходить близко
к клетке с тигром и уж тем более не совать тому руку в пасть.
Гарри криво улыбнулся, нервно взъерошив волосы, а потом потянул за них до

боли и тут же разозлился на себя за этот жест, выдающий его с потрохами.
— Я адреналиновый торчок, мистер Кунц, как выразились бы маглы, но, полагаю,

мои тесные контакты с ними, как и ваши, позволяют распознать это понятие. Это
397/676
не неосмотрительность или беспечность, а простая нужда. Или не такая уж
простая, а может, и вовсе какое-то отклонение. Это необычное откровение,
пришедшее ко мне в тот же момент, когда я проломил стену в отеле, — можете
внести в протокол, если хотите, — Гарри указал глазами на перо, но то всё так же
бездвижно парило в воздухе. — Одна опасность или иная… Если не он, возможно,
я начну прыгать с бракованным парашютом и в последний момент шептать
Репаро, но не могу заверить, что однажды я не забуду палочку где-нибудь в
кабине и не закончу лепёшкой на асфальте. От судьбы не уйдёшь.
Кунц помрачнел, сверля его недоуменно-недоверчивым взглядом:

— Теперь же вы мне угрожаете собственной жизнью, Поттер?
— Я лишь говорю, что опасность меня не пугает, я ей живу. И как бы ни хотел

жить иначе, у меня это не получается.
— А как быть с опасностью, что вы представляете для него?.. И почему я во всё

это вмешиваюсь, — вновь пробубнил тот почти беззвучно.
Гарри устало потёр лицо. Он понимал, насколько всё сложно и без чужих
причитаний. Тот Том Риддл, который медленно проявлялся у него в голове из
ломких фрагментов памяти, был незнакомцем, как и сказал Кунц, но он не видел
возможности отвергнуть смутное ощущение, что более подходящего незнакомца
встретить на своём пути не мог.
— Я не стану его слабым местом, — спокойно заверил он, и прозвучало это

довольно-таки забавно, будто бы Гарри пытался уговорить родителей
потенциальной девушки отпустить её с ним погулять и никак не мог подыскать
убедительный аргумент.
— Вы уже стали его слабым местом, Поттер, — в тон ему отозвался Кунц, — иначе
бы Экриздис не сбежал в тот день.
— Он оставил бы вас в трудном положении и ринулся в погоню? Дружба тоже

слабость, мистер Кунц, или сила — это ещё как посмотреть, — парировал Гарри,
заметив, как тот еле заметно скривился. — Но я же не советую вам держаться от
него подальше.
— Ваши сравнения абсурдны.
— Думаете, что, будь вы на моём месте, не оказались бы в такой ситуации, не

были бы ранены и не поставили бы его перед выбором? — Гарри вцепился в край
стола, ощущая, как ярость с новой силой бурлит в крови. Эта словесная дуэль
уже начинала его утомлять.
— Верно, мистер Поттер. Потому что, будь я ранен, за моей спиной находился бы
сослуживец, позволив не ставить никого перед таким тяжёлым выбором. Мне
казалось, вы, как никто иной, понимаете, что действовать в одиночку против
неизведанного врага весьма опрометчиво. Но очутись я именно на вашем месте,
то не стал бы вступать в открытую конфронтацию с ним, вместо этого попытался
бы задержать противника и вызвать подкрепление. Напомню, что тактическое
отступление такой же вариант. В вашей ситуации не было нужды защищать кого-
то — все уже были мертвы к тому времени. Вы начали бой из-за артефакта, но не
отступили, когда осознали, что навыки противника превосходят ваши. Он мог вас
убить, мистер Поттер — мне кажется, вы этого ещё до конца не осознали. Момент
оценки сил врага и своих — это ключевые несколько секунд, когда решается
398/676
победите вы или проиграете. По моему скромному мнению, вы весьма
талантливый волшебник. У вас есть потенциал, но всё же вам не достаёт
нескольких лет изнурительной практики в дуэлях с разными волшебниками, а не
только смертельными врагами, что встречались у вас на пути; да и то, что вас
пропустили в ряды мракоборцев без подготовительных курсов, огромная ошибка
со стороны Министра, — Гарри хотел что-то сказать, к примеру, что Экриздис
явно не собирался его убивать, о чём любезно сообщил, но вовремя замолчал,
вспоминая исход своего боя с Грейбеком. — И ещё, мистер Поттер, я не нахожу
вас гордецом, не считаю, что победа над Волдемортом вскружила вам голову, а
ваша любовь к риску и есть та слабость, которая может стать роковой ошибкой,
— Кунц сделал ударение на последнее слово, а взгляд потяжелел.
— Он не станет…
— Вы так уверены? А сами-то станете?
— Да, — мгновенно вырвалось у Гарри. Нельзя сказать, что это откровение

ужаснуло его, но слегка изумило то, с какой лёгкостью сорвалась правда с губ.
— Ох, Гарри, так почему же он не станет? Неужели вы ничего так и не заметили?

— казалось, ещё чуть-чуть и Кунц закатит глаза или начнёт биться головой об
стенку. — Но даже ему не под силу обманывать смерть раз за разом.
— Всё это… Всё это лишь между ним и мной, — категорично заявил Гарри,
вцепившись руками в колени до боли. А затем, насильно выдавив наглую улыбку,
добавил: — Можете передать, что я передумал и не собираюсь его отпускать.
— Какое громкое заявление, — усмехнулся Кунц. На лбу пролегла глубокая

складка, а уголки губ тотчас опустились в скорбной гримасе. Понизив голос до
вкрадчивого шёпота, тот процедил: — Он убил ваших родителей, Гарри, а вы чуть
ли не в любви признаётесь…
— Он и своих убил, но как-то сам с собой уживается столько лет, — резко перебил
Гарри, чеканя каждое слово. — Если это ваш последний аргумент, господин
Глава, то он несколько устарел. Том столько раз его использовал, что эти слова
стали отлетать от меня, как бладжеры. У своих родителей я попрошу прощения
сам, а вам — особенно, всем вам! — не стоит так часто упоминать их имена.
Злость разлилась внутри горячей патокой, заставляя Гарри ощущать её

предельно ясно, словно заместо крови в жилах текла эта разрушительная эмоция,
а затем также внезапно стихла, и он плавно расслабил конечности, отпуская
напряжение.
— Вы изменились, — констатировал Кунц с прерывистым вздохом — то ли

скорбным, то ли просто уставшим.
— Но своего очарования не растерял, — Гарри слабо улыбнулся. — Да и откуда

вам знать — изменился я или нет… Возможно, мы были знакомы ранее?
Кунц промолчал, устремив взгляд куда-то в стенку, а потом дёрнулся и резко

поднялся, направляясь к двери:
— Я передам ему о ваших… порывах, Гарри, потому что не вправе решать, что
для вас будет лучше, но не питайте напрасных иллюзий — не в его правилах
менять свои решения.
399/676
— О, значит, мы идеально подходим друг другу, — глумливо протянул Гарри,
ухмыльнувшись, — он не меняет своих решений, а у меня семь пятниц на неделе:
сегодня я прощаюсь, а завтра не желаю отпускать. А если уж я чего-то не хочу
или хочу, то сами понимаете, гм… Уж как-нибудь донесите до него эту мысль, а
то со мной у вас как-то не особо получилось, — он развёл руками, вызвав
очередной косой взгляд в свою сторону. — И про защитника, мистер Кунц, не
забудьте.
— Вас и так освободят…
— В скором будущем? Мне это не подходит. Я спешу.
— Вы обещали сидеть смирно.
— Я обещал не сеять хаос.
Кунц помолчал с полминуты, явно раздумывая, хотя и размышлять здесь было не

о чем, а затем обронил:
— Так и быть, называйте своего защитника.
— Офелия Ваблатски.
Он резко вскинул брови, а губы вытянулись в ниточку.
— Ход конём, мистер Поттер?
— Контригра[3], мистер Кунц.
Тот лишь озадаченно покачал головой и спешно вышел, оставляя Гарри, наконец,
наедине со своими тягостными мыслями и кучей воспоминаний.
[1][Нап.] Сэвидж — мракоборец, входивший в охранявший территорию Хогвартса

отряд вместе с Нимфадорой Тонкс, Праудфутом и Долишем.
[2] Евангелие от Матфея 7:1
[3] В шахматах — встречная активность при атаке противника.
гаммечено~
400/676
Глава 28. Подари мне мечту
Песочный человек,
Я так одинок —
У меня нет никого, кого можно назвать своим.
Пожалуйста, ослепи меня волшебным лучом.
Мистер Песочный человек,
Подари же мне мечту.
SYML — Mr. Sandman
События того утра слиплись в комок: побег из отеля, поиск Джинни, Гермиона,
которая ничуть не удивилась, встретив его в чужом обличье. Лишь ткнула в
грудь, спросив, насколько хорошее оборотное зелье он сварил (то есть сколько
его действие продлится), а затем известила его о том, что Уизли, как оказалось,
встречали Новый год порознь. Несмотря на то, что об этом он узнал ещё из
подсмотренного-подслушанного разговора, Гарри покоробило изменение чужих
привычек. Сложно было с уверенностью заявить, была ли то удача или же,
напротив, судьбоносная ошибка.
Сыграло ли разобщение тому на руку? Определённо.
Размах способностей Экриздиса был неоспорим, но он вряд ли бы заявился в Нору

в ночь, когда там находилось такое столпотворение неизвестных волшебников,
как и Гарри, прошедших войну. Даже если его битва с Волдемортом была
игрушечной, о чём (вроде как) не забыл намекнуть мистер Кунц, то остальные
Пожиратели бились не на жизнь, а на смерть. И никакими играми в поддавки там
и не пахло.
С другой стороны, шестеро мракоборцев не смогли остановить одного колдуна,

лишь мантию чуток потрепали. Хоть Гарри и не обнаружил там никого, кроме
Экриздиса, но не мог избавиться от навязчивой мысли о раннем присутствии
дементоров — он буквально впитал остаточный след могильного холода в
атмосфере. Да и как ему показалось на первый взгляд, хоть обстановка не
позволила подтвердить это, как и не сделал оного Кунц, но один из бойцов (или
не один) погиб от поцелуя дементора.
Не живы и не мертвы. Пустые оболочки.
Надолго замерев каменным изваянием на узкой койке, он размышлял над

вероятностью возвратить душу поцелованному… Можно ли было исцелить
волшебника или же сотворить чудо?
Ответ был неоднозначным и тянулся корнями куда глубже: если кому и под силу
совершить такой прорыв, так это его величеству Тому. Великому и ужасному,
воскресшему два раза подряд, поместившему свою силу в другого волшебника и
впоследствии с успехом её извлёкшему… А извлечение, надо заметить,
происходило весьма любопытным способом (элиминируя секс), и можно было
провести некоторые параллели. Гарри цеплялся за близость потребления
светлых эмоций дементорами и магической эссенции и возвращался мыслями к
401/676
Тому. Мог ли тот изучать этих созданий в своих странствиях? Сам Гарри
дементорами не шибко интересовался, напротив, избегал всякого упоминания о
них. До этого самого момента, разумеется. Сейчас бы он многое отдал, будь у
него под рукой библиотека. Ещё одно откровение.
В любом случае Экриздис не стал бы рисковать в бою против шести, а может, и

вовсе не знал, сколько противников его поджидало, что частично смешивалось с
предыдущим вариантом. Пренебрежение палочкой позволяло применять
заклинания с повышенной скоростью, но групповая атака нивелировала бы это
превосходство, заставив колдуна понервничать. А нервничать, скорее всего,
Экриздис не хотел.
Сложно было оценить масштабы ущерба на глаз. Быть может, изменение в

планах поспособствовало нынешнему состоянию мистера Уизли и смерти Перси, а
может, спасло прочим членам семейства жизнь и в особенности — уберегло
Джинни. Та отмечала Новый год в компании своей команды. Гермиона нехотя
поведала, что Джиневра в последнее время держалась особняком, чураясь
Джорджа да и Рона тоже, — весть, несколько расстроившая Гарри. Меньше всего
он хотел стать камнем преткновения меж близкими ему людьми. Тем не менее
Гермиона заверила, что дело было вовсе не в нём, а в изначально различных
планах у Джорджа, отравившимся какими-то радужными бобами накануне, Флёр,
желавшей провести этот праздник во Франции, раз Рождество они
отпраздновали здесь, да и Перси, настоявшего на том, чтобы родители в кои-то
веки приняли приглашение и посетили новогодний бал. Однако до сих пор
причина присутствия Перси в Норе осталась для Гарри тайной, а возможности
переговорить с Одри у него не было.
Эта неизвестность вкупе с бессилием изводили его, но и натолкнули на мысль,

что он стоял на верном жизненном пути. Возможно, ему стоило бы перейти в
следственный отдел, но уж точно не переквалифицироваться в мага-ликвидатора
из патруля[1]. Хоть и задачи у них более широкого профиля, чем у мракоборцев,
но расследование различных преступлений магического характера, по правде
говоря, привлекало его куда больше. Внезапное осознание откликнулось крохами
удивления, хотя и удивляться здесь было нечему: он с отрочества был вынужден
(или, может, от души любил) совать свой нос везде, куда не следует, силясь
разгадать загадки, подкинутые то Альбусом, то Волдемортом. Он раскапывал всю
эту грязь, марался в ней из года в год и просто привык.
Теперь же это позволяло взглянуть со стороны на всё, отрешиться эмоционально,

медленно разбирая детали дела, примеривая на сотканный из событий манекен
варианты, сшивая их по-разному и разрывая, когда вывод был чересчур
гротескным или полностью лишённым логики. Собирая все «возможно» в одну
категорию, а все «сомнений нет» — в другую.
И с каких пор началась вся эта чертовщина?
«Он слишком сильно повлиял на тебя, хотя я ожидал, что это ты изменишь его»,
— сказал тогда Дамблдор. Возможно, так оно и было. Однако Гарри не мог
объективно оценить, каким являлось влияние Тома на себя: упомянутого
негативного загрязнения своей святой души он не ощущал. То было легко
будимое отчуждение, может, глубокая вдумчивость, — но разве это плохо? — не
мешавшая ему быть всё тем же утомлённым весом мира на своих плечах Гарри
Поттером, которого он недавно порицал перед Кунцом.
Гарри был уверен, что началось всё ещё раньше — в день, когда он шёл умирать.
402/676
Ступил на этот предначертанный ему чужими стараниями путь, не позволяя дать
волю эмоциям, не разрешая себе думать и чувствовать, чтобы решимость не
пошатнулась, чтобы страх не пробрался под кожу, не вгрызся ядовитой гадюкой
в сердце. Продолжилось, когда война была окончена, а он, оставшись в живых,
внезапно потерял все ориентиры; ухудшилось — когда вернулся Дамблдор, и
внутри сошлись две противоположные команды: одна «какого чёрта!» и вторая
«допустим?». Не было сомнений, что разносортные детали его жизни, словно
крошечные винтики часов, вставали на место и заставляли огромный механизм
прийти в движение. И возвращение Тома ускорило ремонтные работы или
поломку (это ещё как посмотреть), пока механизм не усовершенствовался или,
возможно, не заклинился. Он был уверен: по версии Риддла случилось первое, по
версии Альбуса — второе. Какой же версии придерживался сам Гарри?
Хотел бы он знать.
Казалось, та минута, когда в организм попало зелье Риддла, стала точкой

отсчёта. И разного рода откровения посещали его всё чаще: не только на свой
счёт, но и в отношении остальных. Вот только продолжения столь нужных сейчас
воспоминаний он никак не мог в себе пробудить. Гарри остался лишь фрагмент и
обрывки слов, которые он мысленно повторял раз за разом, дабы ничего не
упустить из виду. Что, впрочем, было излишне — омут памяти не позволил бы
забыть. Из первой нужды вытекала вторая — наведаться в Библиотеку или
навестить Гермиону.
Одно и то же, в принципе.
Когда его сопроводили в камеру временного заключения, — подуровень 2B —

Гарри ощущал странную нервозность. Определённо, было много того, что
задевало его. Как концепт игрушечной войны, например, настырно
резонирующий с фразой, звенящей в мыслях всё более громко и отчаянно:
«Скажи мне, желай я тебя убить, сидел бы ты передо мной сейчас?»
Об этом стоило думать осторожно, по чуть-чуть, чтобы ненароком не сойти с ума,

сомневаясь во всём, даже в собственной реальности. Поэтому опорной точкой
являлся Экриздис. К рассуждениям о нём и том дне он возвращался всякий раз,
когда становилось невмоготу.
В то утро Гермиона выразила обеспокоенность поимкой сбежавших братьев

Лестрейнджей, а Гарри, зная, что за этим стоит, не стал заострять внимание —
сие было неважно. Под конец их разговора она сообщила, что у Джиневры была
намечена тренировка по квиддичу с утра — очередное странное событие для
такого дня.
Привычки своей уже бывшей девушки Гарри прекрасно знал: она мало пила, в
основном эльфийское вино, и всегда пару бокалов, не больше, а также рано
ложилась. Джинни была жаворонком, в то время как он — совой. Посему её
местоположение было весьма ожидаемым: если не квартира, то Дырявый котёл…
а потом всё пошло наперекосяк.
Джинни, встретившая его на пороге, из сонной, слегка взволнованной девушки,

превратилась в комок панического страха на грани истерики. Этот страх перед
простой оболочкой Риддла буквально впитался в каждый её жест, каждую
мимическую морщинку, а после превратился в бушующий ураган ярости. И сей
шторм эмоций, обрушившийся на Гарри, вызвал в нём противоречивые чувства —
меж умилением и чистым раздражением от такой утрированной реакции. Словно
кто-то пощекотал нервы, не более. Сплошной рефлекс.
403/676
Он надеялся на рациональный подход с её стороны, ожидая, что, как минимум, та
успела хотя бы частично переварить существование Риддла в одном времени и
пространстве с ней; да и то, что она обсуждала эту тему с Дамблдором несколько
раз, а в последний — по собственной инициативе, подкрепляло его уверенность.
Тем не менее Гарри не смог унять в ней этот всепоглощающий ужас. Джиневра,
как и он сам, была тогда ещё слишком юна — говорил он себе. Довольно-таки
замкнута. Она впервые влюбилась в того, кто казался ей недосягаем, — а Гарри и
не заметил чужих чувств — и доверила свои маленькие тайны дневнику, свято
веря, что некий Том Риддл стал её первым другом. И не только — он стал
отдушиной. Обходительный, понимающий и чуткий, в лёгком ореоле
таинственности (а уж он мог таким притвориться, безусловно) Риддл мог
перехватить романтические чувства и перенаправить их в нужное ему русло. И в
одно мгновение детские иллюзии были разбиты: предательство, попытка
убийства, риск вылететь из школы — всё это врезалось в неокрепшее нутро,
порождая теперешний результат — острую неприязнь на уровне инстинктов. К
Волдеморту Джиневра относилась с холодной ненавистью, а вот Риддл был для
неё чем-то личным.
Необычное разделение.
О чём Гарри ей незамедлительно поведал, вызывая странную эмоцию: Джинни

умолка, уставившись в пол и, кажется, на несколько секунд даже серьёзно
раздумывала над всем сказанным. А потом вновь вспыхнула как спичка, указав,
что её Гарри никогда бы не сказал такого; он же увидел в её словах очередную
форму отрицания.
Вопреки страху, боевой дух Уизли вовсю разгорался, обжигая Гарри не только
едкими обвинениями, но и решительными действиями: когда она направила на
него палочку, ему пришлось принять контрмеры. Каждому аргументу Джинни
противопоставляла магическое воздействие, а потом и вовсе перешла в активное
наступление, и Гарри всё-таки был вынужден обезвредить её, связав, чем
спровоцировал очередной поток брани в свою сторону.
Связь через камин с Гермионой ничуть не помогла. Подруга оказалась под

действием Империуса, по версии Джинни, а он, опытный манипулятор, монстр и
злодей, ещё ответит за всё: подчинение себе Гарри, то есть самого себя,
Гермионы, что вызвало у той нервный смешок, да и последующие пытки
Джиневры. Пытки? Гарри же с каждой минутой ощущал пульсацию
притуплённого раздражения всё сильнее: действие одного зелья таяло, а
оборотного, которое должно было пройти ещё пятнадцать минут назад, как раз
когда он направлялся к ней домой, почему-то продолжалось.
Время, как песок, ускользало сквозь пальцы. Гермиона предложила снять эффект
зелья в ускоренном порядке с помощью Гибели воров на месте, то бишь в банке.
Но всё случилось куда быстрее и оказалось впустую.
Мог ли Гарри опередить Экриздиса, сэкономь он тогда время, наплевав на

остаточные рефлексы, диктующие ему не идти напролом и проявить терпение?
Возможно, считай он её разум с помощью легилименции или воспользуйся
постоянно упомянутым Джинни Империусом, узнал бы, что артефакт позабыт с
рождества в Норе, и опередил бы колдуна. Однако он не смог переступить через
себя тогда, а нынче не понимал — жалеть ли ему об этом или радоваться. Какой
результат хуже: применение непростительного к бывшей девушке или жизнь её
404/676
брата? Да, не факт, что он бы успел и справился с Экриздисом. Хотя, быть может,
Гарри смог привлечь к себе достаточно внимания, — что-что, а это он умел —
дабы расчистить поле для действий отряда мракоборцев. Мог ли он сохранить
семь жизней или хотя бы несколько, переступи тогда через внутренние рамки,
существующие даже без надлежащего эмоционального фона?
Мысли постоянно крутились вокруг этой темы. Раз за разом взвешивая

возможности выигрыша и проигрыша, ни к чему определённому Гарри так и не
приходил. Он просто занимался новой формой самобичевания, кричащей, что
есть вещи, которые не изменятся никогда.
Наконец он решил направить свою энергию в иное русло: размять ноющие

мышцы. Ему было тесно в этой комнатушке без окон. Прошла всего пара часов, а
Гарри уже чувствовал себя здесь похороненным заживо и боролся с желанием
лезть на стенку. Единственное развлечение — пара листков бумаги, что он
утащил и по которой мазюкал предоставленным по доброте душевной углём,
пока не заполонил всё свободное место и не остался наедине со своими мыслями.
Когда у него появилось время подумать, желание делать это почему-то исчезло.
Каждая минута превратилась в тоскливое и изнурительное ожидание. Гарри

погружался в свои мысли и выныривал из них в ожидании. Чертил что-то на
свободных полях, комкал бумагу и бросал шарики в один и тот же угол в
ожидании. Крошил уголь в руке и выводил буквы на запястье в ожидании.
Перебирал заново их разговор с Кунцем и перечитывал записку Риддла в
ожидании. Пытался двигать кровать, как тогда в отеле, и утомлённый падал на
неё, не сдвинувшуюся ни на миллиметр, всё так же в ожидании. Дёргал за
ограничитель на руке, ютился в мелкой ванной, плескал ледяной водой в лицо,
после рассматривая своё искажённое отражение в бликах крана, в ожидании.
Начинал сходить с ума, по-иному и не скажешь, в ожидании, в ожидании, чёрт
его дери, в ожидании чего-то!
Гарри никогда не замечал за собой неусидчивости, однако прошло несколько

часов, а он уже прочувствовал весь размах «наказания». Даже заснуть на полчаса
он толком не смог: мозг продолжал подкидывать пищу для размышлений.
Пока ближе к вечеру, скорее всего, ведь временное восприятие здесь было
искажено, дверь не открылась и не вошёл уже знакомый ему охранник, который,
не говоря ни слова, указал на выход и в такой же полной тишине проводил его
обратно на подуровень 2А — в допросную.
В душе он ликовал, ощущая нервную дрожь в конечностях, но внешне, под

пристальным взглядом своего эскорта, оставался бесстрастным, почти
скучающим. Вот только в комнате Гарри ожидала не Офелия Ваблатски, а
Эдмунд. Чужое присутствие, нужно заметить, настолько его озадачило, что даже
расстройство от несбывшихся надежд отошло на второй план.
Эдмунд явно ощущал себя не в своей тарелке, что было неудивительно, а скорее,
ожидаемо. Допросные для этого и создавались — вывести волшебника из
состояния равновесия. Даже невиновный найдёт о чём рассказать и вспомнит все
свои прегрешения, начиная с отнятой игрушки в пятилетнем возрасте и
заканчивая недобрым словом в чью-то сторону. Не вполне честно, но эффективно.
Гарри, в свою очередь, абстрагировался от давящей обстановки, да и нервы у
него были покрепче, чем у впечатлительного и довольно-таки застенчивого
мальчика, коим Эдмунд и являлся, по его мнению.
405/676
Мальчика, который поглядывал на Гарри исподлобья, пока комкал в руках
простую зелёную мантию, после распрямляя её раз за разом, и молчал. Молчал
тягостно и вдумчиво, а Гарри его не торопил, радуясь чужому присутствию и хоть
какому-то разнообразию. Дни одинокого существования на Гриммо или в четырёх
стенах школы являлись совершенно иными, чем тягучее ожидание здесь. Оно
брало измором, истощая морально.
— Сколько сейчас времени? — разрушил он царствующую тишину.
— Семь вечера, сэр… Было, по крайней мере, когда я последний раз глядел на
часы, — ровно ответил Эдмунд, но взгляд опустил, а Гарри вздрогнул, недовольно
нахмурившись. Ему почудилось, что как минимум уже часов десять, а как
максимум — прошёл целый день. — Вы, наверное, спрашиваете себя, что я здесь
делаю?
— Предполагаю, что мисс Ваблатски не смогла явиться.
Эдмунд быстро кивнул, едва ли улыбнувшись, и Гарри подметил, что тот будто
повзрослел за время, что они не виделись. Он всё так же неуклюже двигался,
иногда бесцельно, но действовал более собранно. И даже лёгкая нервозность в
жестах не затрудняла восприятия.
— Сегодня это было невозможно — вы правы, сэр, — подтвердил Эдмунд свой

кивок словами, резанув его очередной дозой официоза.
— Мы же вроде договорились, Эдмунд. Просто Гарри, — улыбнулся он, заметив

лёгкий и неизменный румянец, но, вспомнив слова Риддла и то, что мальчик их
видел, тотчас спрятал улыбку под горькой усмешкой.
— Госпожа просила навестить вас… тебя и извиниться за своё вынужденное

отсутствие. — Тот неловко кашлянул, отпустив, наконец, помятую ткань мантии,
и сложил руки на столе. — Она была очень огорчена произошедшим, а статья в
Пророке… — Эдмунд вновь неловко кашлянул, а Гарри не удержал смешка,
покачав головой:
— Говори как есть, Эдмунд.
— Статья просто возмутительна! — Он сжал кулаки, сверкнув глазами, а потом

спешно добавил: — Клевета, мистер Поттер! Но многие верят этому и порицают
вас, будто взбалмошного ребёнка, требующего внимания. Как можно верить
Скитер? — он вздохнул. — Совершенно этого не понимаю.
— Из героя в негодяя за пять минут, — рассмеялся Гарри, а Эдмунд непонятливо

моргнул, словно чужое веселье не вписывалось в его мировоззрение. — Не
обессудь, но всё это мимолётно и маловажно.
Он ещё более тягостно вздохнул, зябко потерев ладони:

— Известия о ва… твоём заключении здесь огорчили госпожу Валбатски.
Разозлили, — шёпотом пояснил Эдмунд. — Но т-тебе не стоит волноваться, она
завтра же с утра вернётся, и всё быстро разрешится, вот увиди… увидишь.
Хотелось бы ему верить в возможность скорого и беспрепятственного

освобождения, но он, по правде говоря, не желал фронтального столкновения
меж Ваблатски и Риддлом. Гарри планировал нечто иное. Во-первых, продолжить
обучение, если это возможно (хотя бы теоретически) и она согласится. Во-вторых,
406/676
обговорить варианты повторного проникновения в воспоминания, раз уж клубок
стал распутываться, и получить обещанное ею «кое-что о Томе». Он вроде как
научился «преграждать путь к своему разуму», что перетекало к следующему
пункту — упомянутому блоку. Могло ли обличие Риддла форсировать овладение
окклюменцией, если он правильно понял термин «неприступной твердыни»? Или
же всё это чистая случайность, некий побочный эффект?
Жаль, что Эдмунд не владел легилименцией.
— Простите, что это я пришёл вместо госпожи, — пролепетал тот совсем тихо, а
Гарри удивлённо вскинул брови, тотчас осознав, что его длительное молчание
превратилось в весьма неловкую, но многозначительную паузу, которую, похоже,
мальчик истолковал по-своему.
— Я рад тебя видеть, Эдмунд. Просто задумался о вероятности выйти отсюда в

ближайшее время. Мне не хочется ставить госпожу Ваблатски под удар. Я указал
её своим защитником, но моя просьба носит несколько иной характер.
— Вы хотите продолжить обучение? — тотчас смекнул он, и радостная улыбка

разогнала всю скованность.
— Да. Без палочки это будет сложновато провернуть, но раз уж сидеть мне в
четырёх стенах, то хотя бы с пользой. Однако это довольно-таки неудобно для
неё — навещать меня здесь и…
— Что вы, мистер Поттер! — пылко воскликнул Эдмунд, даже не заметив, что
оборвал Гарри на полуслове. — Если хотите практиковаться в легилименции, я
могу навещать вас хоть каждый день! Часы посещения — я всё-всё узнаю! Может
быть и не сразу, но я верю, что у вас всё получится! Конечно, с окклюменцией я
вам не помощник, но хоть в чём-то подсобить смогу. — Он расплылся в радостной
улыбке, сжав ладони в кулаки, будто собирался ими себя в грудь ударить,
доказывая правдивость всего сказанного. Да, чужая искренность подкупала, как
и бескрайняя энергия, плескавшаяся на дне голубых глаз. — О! Опять забыл… —
стушевался внезапно он, — про выканье.
Гарри еле заметно улыбнулся, подперев кулаком подбородок, а второй рукой

потряс в воздухе:
— Для этого понадобится специальное разрешение, чтобы снять вот это. И доступ
в определённую комнату, как и присутствие свидетеля…
— Я всё добуду! — вновь перебил его тот, чуть ли не подпрыгнув на месте. Такой
пламенный, неподдельный энтузиазм вызвал новую улыбку. Вот только Гарри
прекрасно понимал, что это невозможно: Эдмунд был обычным визитёром.
— Остудите свой пыл, юноша, — шутливо поддел Гарри, не желая до конца

разочаровывать его. — Эдмунд, лишь защитник может потребовать освободить
меня от ограничителя под собственную ответственность и на короткий период.
Всегда в присутствии третьего лица: охранника чаще всего, — заключил Гарри. В
его случае всё должно быть несколько упрощено, так как вины доказано не было
и до заседания дело не дойдёт; даже до дисциплинарного слушания вряд ли
дотянет. По-хорошему ему светил штраф за выходку с Патронусом, и то можно
было оспорить и обратить инцидент из угрозы в неудачную шутку.
А вот сколько его могли мариновать здесь в качестве свидетеля случившихся в

Норе событий, — не совсем ясно. Если он попадёт под программу защиты, то
407/676
сидеть ему здесь и сидеть, пока не поймают ответственного за произошедшее:
для общественности — Лестрейнджей, для ограниченного числа сведущих —
Экриздиса. Проблема заключалась в том, что обходились с ним не как со
свидетелем, а как с преступником. И артефакт на запястье — прямое тому
доказательство.
Всё это обвинение было построено на очень хлипком фундаменте — меж

вопиющим нарушением его прав и отводящим все подозрения «выяснением всех
обстоятельств», за которое и цеплялись, чтобы удерживать Гарри здесь без
определённого срока. В принципе, Ваблатски было бы не столь сложно вытащить
его. Можно сказать, проще, чем в своё время было Альбусу на дисциплинарном
слушании Визенгамота.
— Но навещать меня тебе никто не может запретить, — подал голос Гарри,

заметив, что Эдмунд растерянно молчит, будто раздумывая, что ещё он мог ему
предложить, если не совместные занятия.
— Даже просто поговорить?
— Почему бы и нет, — поддакнул он, а затем мысленно отругал себя.
Конечно, он не желал его расстраивать лишний раз и вместо этого ступил на

очень тонкий лёд. С одной стороны, Гарри поступил опрометчиво, почти что дав
добро на регулярные встречи, с другой — нужды сторониться мальчика не было.
И раз уж тема зашла об этом...
— Меня кое-что интересует, Эдмунд, и это причина, по которой ты согласился, —

в лоб сообщил Гарри, скрестив руки на груди и слегка откинувшись на стуле. —
Неужели ты не нашёл лучшего времяпрепровождения, чем навещать меня в
столь живописном месте?
Эдмунд вздрогнул, как от удара, и пару раз моргнул, обведя допросную

растерянным взглядом, будто только что спустился с небес на землю, а после
вперил в него задумчивый взгляд и спустя мгновение отозвался:
— Вам неприятна моя компания?
— Тебе, Эдмунд, тебе.
— Тебе неприятна моя компания?
— Дело не во мне: в последнее время моё общество явно было неприятно именно
тебе. Я знаю, что ты видел в тот день, и знаю, что увиденное тебе не
понравилось. Настолько, что ты стал избегать меня…
— Я не избегал! — он вновь поднялся и тут же осел, яростно тряхнув головой в

подтверждение своих слов.
—… и вдруг ты ни с того ни с сего готов бегать сюда ежедневно просто поболтать

со мной, — заключил Гарри, не обращая внимания на чужое отрицание. —
Почему?
— Сегодня у меня день рождения, — неожиданно сменил тему Эдмунд. — И я

загадал, чтобы мне выпала возможность повидаться с вами… С тобой именно
сегодня. И это произошло, словно знак свыше: госпожу Ваблатски срочно
вызвали, и она сама попросила меня, и-и… — Резко замолкнув, он шумно
408/676
выдохнул, как и Гарри, испытывая неловкость из-за пылких чувств, горящих во
взоре мальчика. Или уже не мальчика — юноши. Сколько ему стукнуло?
Шестнадцать?
— Поздравляю, Эдмунд. Я бы хотел презентовать тебе что-нибудь, но в

настоящий момент, как видишь, это невыполнимо.
Тот вскинул голову, странно глянув на Гарри, будто увязнув меж смятением и
предвкушением, а следом поднялся, предельно медленно обведя взглядом
комнату. Гарри чужое выражение лица ой как не понравилось, и он отодвинулся,
скрипнув стулом и нахмурившись.
— Вы, то есть ты... Ты можешь кое-что мне дать, — Эдмунд замялся, а Гарри ещё
больше напрягся. — Я могу попросить о подарке… Мне уже шестнадцать, и я в
курсе, что вы знаете о… о моих... — он вновь замолк на мгновение, закатив глаза,
словно собственная неспособность высказаться раздражала его несусветно.
Гарри в любой другой ситуации это показалось бы даже забавным, если бы он не
догадывался заранее о чужой просьбе. — Мы оба знаем, что я ва… тебя обожаю!
Уважаю! — Эдмунд так же внезапно залился краской до самых корней волос и
спешно прикрыл глаза ладонью. — Первый поцелуй, — выдохнул он в конце
концов сквозь губы, отнимая руку от лица. — Подари мне это, Гарри.
Изумления не было. Гарри подсознательно понимал, что тот хотел попросить, и

всё же хранил тягостное молчание, рассматривая напряжённую линию плеч под
просторной зелёной тканью, закушенную губу, которая припухла от таких
зверств, и лихорадочный блеск в глазах. Была там и толика азарта, и океан
страха, а ещё больше — слепого обожания.
— Эдмунд, — утомлённо начал Гарри, посмотрев на свои ладони, а затем вновь

ухватившись взглядом за трепещащую фигуру, — ты понимаешь, о чём меня
сейчас просишь? Я не мастер в таких речах, да и вообще не очень соображаю, что
мне нужно сейчас говорить, ох, — Гарри сгорбился, нервно потерев лицо. — Твой
первый поцелуй — это не мой подарок тебе, а твой — мне. Быть может, это
прозвучит несколько пафосно или покажется каким-то псевдоромантическим
бредом, но первый поцелуй должен быть с тем, кто влюблён в тебя и в кого
влюблён ты сам той самой прекрасной первой любовью. Не отнимай эту
возможность у себя из-за мимолётного юношеского влечения. М-да. Теперь это
звучит, как нудные, нравственные проповеди, но… Чёрт! — процедил Гарри,
подняв взгляд. — Ты ведь понял, что я имел в виду?
Эдмунд поник, судорожно стиснув ладони, и покачал головой:

— Я влюблён в вас. В тебя. Знаю, что это наивно, что… безответно, но о другом
первом поцелуе я и мечтать не могу. Вот так вот глупо, — совсем тихо заключил
он, а Гарри ощутил, как сердце сжалось в стальных тисках: жалость и тоска
сплелись в клубок.
Они оба запали не на тех.
Выглядел ли он сам таким же в глазах Тома: бесхитростным, сентиментальным

мечтателем со взглядом загнанной лани?
— Это всё изменит, — пробормотал Гарри, — понимаешь? Причинит тебе

ненужные страдания. Для кого-то первый поцелуй не столь важен, — «как для
меня самого», подумалось Гарри. Свой первый поцелуй он помнил довольно-таки
смутно: в голове больше отложился разговор с Чанг о Седрике и вид её опухших
409/676
от слёз глаз. А затем было прикосновение губ и ужасная неловкость. Сердце
тогда чуть не выскочило из груди скорее от страха сделать что-то не так, чем от
наплыва неподвластных разуму чувств. — Для других же становится
драгоценным воспоминанием. Не разбрасывайся этим просто так, не
поразмыслив хорошенько.
Возможно, он просто искал повод вразумить Эдмунда и отказать ему, но так,

чтобы тот сам осознал, насколько его просьба неправильная, а ситуация —
безвыходная.
— Вам противно? — тихий голос вклинился меж мыслей, вынуждая Гарри поднять
взгляд на бледное лицо Эдмунда, которое выражало такую вселенскую боль, что
даже ему стало дурно.
— Нет конечно, — спешно ответил он, — дело совсем не в этом. А в том…
— Правильно это или нет, — закончил за него Эдмунд и печально улыбнулся,

сделав пару шагов в сторону. — Вы думаете, что я буду жалеть впоследствии, а
может, что-нибудь от вас потребую? Я ведь понимаю, что поступаю как
последний эгоист, прося о таком. Вы… О Мерлин! — он судорожно махнул рукой,
вцепившись в волосы и спешно пригладив медные завитушки. — Ты, ты… ТЫ! Ты
ведь можешь это сделать — подарить мне воспоминание. Ответственность за это
исключительно моя, как и боль. Но я хочу, чтобы это было именно так. Просто
хочу, чтобы загаданное желание исполнилось, и не собираюсь ни о чём жалеть,
ни в чём тебя винить…
— И плевать, что будет после, — горько усмехнулся Гарри, склонив голову и

вспоминая предостережение Ваблатски. Не будь чужая искренность такой
проникновенной и пламенной, он бы заподозрил его в ловком манипулировании
окружающими с её помощью: робость и настойчивость в одном флаконе. — Пан
или пропал, Эдмунд?
— Пан или пропал, — подтвердил он, заставляя Гарри сдавленно выдохнуть,

когда тот вдруг рванул вперёд. Вцепившись в его плечи, словно боясь, что он
может испариться из комнаты или, скорее, оттолкнуть, Эдмунд вжался губами в
губы. Настоящим поцелуем это сложно было назвать, а вот первым пробным —
вполне.
Гарри запрокинул голову, бережно обхватив его за талию, не привлекая ближе,

но и не позволяя отдалиться. Он ощущал на губах чужое горячее дыхание,
дрожащее и поверхностное. Эдмунд скользнул ладонями выше, ведя вдоль
рубашки к шее, и обхватил лицо, углубляя поцелуй.
Можно было на мгновение обмануться. Жестоко и несправедливо по отношению к

мальчику и его возвышенным чувствам — то, о чём его предупреждала
Ваблатски. Предупреждала ни в коем случае не делать: не пользоваться чужой
слабостью, дабы развеять свою боль. И Гарри не желал переступать черту,
укрепляя беглое увлечение Эдмунда собой; не хотел становиться тяжестью на
чужом сердце, грёзой наяву, тем, кто будет приходить во сне и дарить
расплывчатые фантазии вкупе со сладким замиранием сердца, чтобы
раствориться бесследно поутру. Но здесь он был не один, и его желания мало что
значили, по всей видимости, ведь существовали ещё и желания самого Эдмунда.
И сейчас тот строил свои воздушные замки: целовал его, склоняясь всё ближе,
отчего в какой-то момент оказался чуть ли не у Гарри на коленях, всколыхнув
бездну душевных противоречий.
410/676
Поцелуй превратился в ещё одно откровение: он не был ему противен, избавляя
от остаточных сомнений насчёт сексуальных предпочтений. Тем не менее чужие
губы мерещились излишне мягкими, а касания — слишком трепетными.
Ласковыми до оглушающего протеста внутри.
Гарри не любил полумер: для него этот поцелуй был незамысловатым

прикосновением губ, для Эдмунда — чем-то более драгоценным, безусловно. Что
в этой ситуации стало бы оптимальным соотношением сторон: остановить его,
тем самым разочаровав, или подарить неизгладимое впечатление,
продемонстрировав, каким должен быть настоящий поцелуй — алчным,
неистовым, голодным?
Гарри затруднялся с ответом, так как второй вариант точно сметёт все границы,
заставит перешагнуть черту бесповоротно. Поэтому он позволял главенствовать
мальчишке в этом медово-пряничном варианте. Может статься, именно таким и
должен быть его первый раз, а не таким, каким был у него с Чанг — смутным
отпечатком чужих слёз на щеках.
У Гарри не было правильного ответа, да и ни у кого другого быть не могло.
И тем не менее пора было остановить Эдмунда и попытаться с ним поговорить.

Возможно, заглянуть в чужие глаза и увидеть оттиск разочарования, попытаться
уверить… но в чём? Как?
Он попробовал плавно сместить его с колен, поставив на ноги, и откинул голову

назад. Однако Эдмунд внезапно забарахтался, вцепившись в него, точно в
спасательный круг, и чужие губы, соскользнув вниз, мазнули по его подбородку,
впиваясь в шею. Горячее дыхание обожгло, а пальцы мальчишки держали
чересчур крепко, буквально вонзаясь ногтями в кожу через ткань рубашки.
Эдмунд стал осыпать его шею торопливыми поцелуями с таким отчаянием, будто
через секунду должен наступить конец света, тем самым причиняя боль им
обоим. Гарри не мог не впитывать его эмоции через содрогание чужого тела,
сбитое дыхание и тихие невразумительные просьбы, звучащие наперебой со
вздохами. Всё это заставляло его жалеть и проклинать себя за то, что не
отскочил сразу же и не покинул допросную.
А теперь было поздно. Эдмунд и без его содействия стёр все грани.
Резкая и характерная боль около кадыка отрезвила Гарри, и он стремительно

отцепил его от себя, процедив сквозь зубы:
— Остановись. — И тот подчинился, отпрянув. Шумно выдохнув, Эдмунд виновато
шарил взглядом по комнате: лихорадочный блеск, алые щёки, взвинченность и
никакого разочарования — вот что тот транслировал. — Это был не подарок, а
наказание, — прошептал Гарри, прикрыв глаза на мгновение.
Столь знакомая борьба, но безнадёжно отличающаяся. Тогда, с Томом, он

беспрерывно сражался с собственным желанием продолжить каждый поцелуй,
всякую ласку, сейчас — с желанием остановить чужое самовольство, боясь дойти
до откровенной грубости, которую Эдмунд не заслуживал, даже если его
желание и правда было каплю эгоистичным. Однако у Гарри никто не отнимал
право выбора, но он не воспользовался им, позволив этому случиться.
— Для меня подарок, Гарри… Я уже говорил, но хочу повторить: я ни в чём тебя
не упрекаю, — поспешно забормотал Эдмунд малость осипшим голосом и сделал
411/676
пару шагов назад, чуть не запнувшись об угол стола, пока не очутился около
своего места и на безопасном расстоянии, точно сам хотел провести черту между
ними. — И ничего не стану требовать.
Гарри усмехнулся, покачав головой:

— Наказание. Полагаешь, что мы сможем теперь нормально общаться? Сможешь
вот так, — Гарри, резко поднявшись, поддался вперёд и, нависнув над столом,
оказался с ним нос к носу, — сосредоточиться на блоке как во время занятий? —
Эдмунд не сдвинулся, но ещё пуще зарделся, доказывая правоту Гарри. — Если
бы это был поцелуй из любопытства, примитивный эксперимент двух друзей или
же глупость по пьяни, над которой позже можно было бы посмеяться. Но здесь
замешаны твои чувства, Эдмунд. Это помеха… — «Помеха», — эхом пронеслось в
голове, и он дотронулся до кармана брюк, где была спрятана записка Риддла,
скомканная и перечитанная пару десятков раз.
— Н-никакая не помеха, я ведь не ребёнок. Я смогу овладеть своими эмоциями! —

запротестовал тот, резко опустившись на стул, и раздался противный скрип. — Не
избегайте меня, прошу, — тише добавил он, и мольбы в его голосе не услышал бы
лишь глухой.
— Ты спланировал это? — настороженно осведомился Гарри.
— Нет, сэр! То есть Гарри, нет конечно, ничего я не п-планировал, — пискнул он, а
потом перевёл дыхание и кивнул, вполголоса признав: — Я надеялся, скорее,
мечтал немножко, но не рассчитывал, что мне хватит смелости выкинуть нечто
эдакое.
— Что ж, я безумно счастлив, что смог исполнить твою давнишнюю мечту, Эд, —
не сдержав иронии, протянул Гарри и скользнул рукой по лицу, смахивая липкую
паутину усталости. Ладонь вновь зацепилась за щетину, и он гневно потёр
подбородок. Видок у него должен быть ещё тот. — Всё же подумай о настоящем
подарке на день рождения: метла, сова… не знаю. Что-нибудь. Чем ты
увлекаешься в свободное от подработки время?
— Не сторонитесь меня — вот лучший подарок, — тотчас заявил он и поправил

себя: — Не избегай.
— Мерлин! — почти простонал Гарри, откинув голову и вперив взгляд в потолок. В

этот самый момент ему хотелось, чтобы земля разверзлась и проглотила его.
— Так не будете? — вполголоса поинтересовался он, но ответить Гарри не успел.

Дверь распахнулась, привлекая всеобщее внимание, и чинно вошёл Кунц. Час от
часу не легче. Гарри во второй раз мысленно застонал — желания разговаривать
с ним вновь у него не было.
— Вижу, что даже здесь вы находите себе всякого рода развлечения, Поттер, — с
каким-то шипящим ожесточением протянул он.
Гарри прикусил язык из-за признательности. По правде говоря, он не ожидал, что

Кунц столь скоро оповестит Ваблатски. Однако, по всей видимости,
деятельностью той он был откровенно недоволен. Быть может, это известие шло
вкупе с предупреждением не вмешиваться и рекомендацией отказаться
исполнять роль защитницы, а присутствие Эдмунда стало для Кунца неприятным
сюрпризом. Своего рода извещением о принятом ею решении.
412/676
Других предположений у него не было, чтобы объяснить красочное недовольство
Главы, скользящее в каждом движении и взгляде, брошенном на Гарри, а после с
надменным пренебрежением переведённом на Эдмунда. Разве что у Ваблатски и
впрямь была возможность быстро вытащить Гарри отсюда.
Эдмунд подхватился и пошатнулся от столь резкого движения:

— Неужели время уже истекло?
Тот в ответ странно дёрнул плечами, будто присутствие Эдмунда нервировало

его, а Гарри задумчиво скользил взглядом по угрюмому лицу, силясь понять, в
чём же дело.
— Да, вам пора, — сдержанно бросил Кунц.
Эдмунд что-то забормотал, извиняясь, а потом обернулся и торопливо

— Гарри, так ты согласен? Я попрошу госпожу Ваблатски и, если ты не выйдешь
отсюда в ближайшее время, то по крайней мере я могу навещать тебя…
— Время, — громко перебил его Кунц, указав глазами на дверь. В коридоре

возник тот самый охранник, выжидающе переступая с ноги на ногу. — Вас
сопроводят к выходу, — отчеканил он, заложив руки за спину, а когда Эдмунд
покраснел то ли от смущения, то ли от раздражения, — любая эмоция
проявлялась этим смешным румянцем на коже — то Кунц и вовсе стал мрачнее
тучи.
— Обсудим это в другой раз. — Гарри не стал отказываться, но и соглашаться не

спешил. Это опять же приковало к нему тяжёлый, ядовитый взор Кунца; столь
необычный, что мурашки по коже пробежали от исходящего от него давления.
Эдмунд, будто не замечая создавшегося напряжения, весь засиял и живо закивал,

а как только переступил порог, не сводя с Гарри светлых, искрящихся радостью
глаз, то дверь захлопнулась чуть ли не перед самым его носом.
— Что-то случилось за эти несколько часов, мистер Кунц, что вы пребываете в

таком плачевном расположении духа? — равнодушно поинтересовался он.
— Случилось, Поттер, — недобро ухмыльнулся тот.
Гарри никак не мог понять что, но было нечто неправильное в чужой мимике.
Неестественное. А когда Кунц подошёл к столу, по пути забравшись рукой под
мантию и доставая объёмный том, который тотчас с глухим хлопком оказался на
столе, Гарри изумлённо уставился на высеченные на обложке золотистые буквы
«Молот ведьм». А после поднял немигающий взгляд именно в тот момент, когда
стул самостоятельно отодвинулся, а Кунц легко опустился на него, закинув ногу
на ногу и не сводя с Гарри прищуренного взгляда алых глаз.
Иллюзия неторопливо спала.
— Том?..
Худшего момента он и представить не мог.
413/676
[1][Нап] Патруль Отдела обеспечения магического правопорядка: является
подразделением Департамента магического правопорядка. Состоит из команд
волшебников и ведьм (Hit Wizards или магов-ликвидаторов), обученных
справляться с особо опасными боевыми ситуациями, такими, как аресты высокого
риска (к примеру, арест Сириуса Блэка или Морфина Мракса), контроль бунта,
ситуации с заложниками (предположительно) и т.д.
гаммечено~
414/676
Примечание к части На этот раз небольшая сюжетная экстра с эпизодом,
упомянутым Гарри ещё в первой главе.
гаммечено~
Экстра III. Корни
— Ты внезапно оробел или ждёшь личного приглашения? — хрипловатый

уже ставший обыденным голос заставил очнуться от созерцания чужой фигуры,
расслабленно раскинувшейся на кресле. — Это мне? — кивнул он на поднос, и
только тогда Гарри рассеяно опустил взгляд, заметив несколько расставленных
блюд.
— Это мне, — процедил он, резко шагнув в комнату. Поставив поднос на

кофейный столик, Гарри мановением руки захлопнул дверь и неторопливо убрал
палочку.
— Ты пришёл разделить со мной трапезу или… позавтракать в моей компании? —

безразлично поинтересовался Риддл, а Гарри заскрежетал зубами, и вовсе не
понимая, что он, чёрт возьми, здесь забыл, да ещё и рано утром.
Вид Тома выбил его из колеи. Слишком неформальный; неряшливый даже. И в то

же время невозмутимый, словно таким его мог видеть любой, не получив
смертельного проклятия в лоб. Ему явно было комфортно в чужом присутствии, а
Гарри, напротив, было неуютно. Он не мог отвести взгляда от взъерошенных
волос, полностью распахнутой рубашки, расстёгнутой пряжки ремня, вытянутых
скрещенных ног. Босых ног.
Гарри понимал, что пялится как баран на новые ворота, но это его ни капли не
смущало, скорее тревожило сверх меры. А Риддл как ни в чём не бывало отложил
потрёпанную книгу с броским названием «Эквилибриум» и, подхватив тост, стал
его сосредоточенно намазывать джемом.
Удивительная картина.
Гарри ощущал себя под действием настоя невменяемости. И уже давно. Уже
давно он толком не высыпался, постоянно находясь в боеготовности, постоянно
проверяя наличие палочки в кармане или под подушкой. Иногда Гарри спал,
сжимая её в руке; полудремал, постоянно анализируя обстановку вокруг себя,
прислушиваясь к малейшему шороху, к каждому шагу. И это истощало морально
и физически. Но то был не страх и не тревога, а необъяснимое волнение. Оно
дёргало за душу, терзало тело, окутывало и ночью, и днём, напоминая о
присутствии Волдеморта где-то поблизости. Стоило только расслабиться, как
мысли тотчас превращались в рой недовольных ос, жужжа и жаля, и тело вновь
напрягалось, а разум, всполошившись, уже не мог заснуть. А вместе с ним
ворочался и Гарри, пока не сдавался, хватаясь за первую попавшуюся книгу или
садясь за проверку эссе о пользе самых простых заклятий от юных дарований
Хогвартса.
С учениками он был строг, иногда даже жесток, напоминая себе Снейпа, да и

слова МакГонагалл — «Мистер Поттер, будьте мягче!» — подтверждали это.
Гарри словно готовил их к очередной магической войне. Первокурсников. «Они
ещё дети», — вновь встревала профессор, а он лишь пожимал плечами,
415/676
напоминая, что и он был таким же ребёнком, когда впервые попутал все планы
Тёмного Лорда. Никто не был к нему мягче, никто не вспоминал, что он
первокурсник, и уж тем более что он ещё «ребёнок». Им ловко воспользовались
для победы: поставили в определённое место, дали нужные подсказки, вовремя
подарили необходимый для победы инструмент. А теперь Волдеморт снова здесь
— сидит и исподлобья поглядывает на него, задумчиво жуя, словно ничего
страшного и необычного в этом нет. Словно перед ним не напророченная
погибель в лице ненавистного Избранного, а один из его прихлебателей. И
главное — Гарри не мог отвести взгляда от шевелящихся губ, от дёргающегося
кадыка, каждый раз, когда тот сглатывал, от слизавшего пару крошек языка.
Треклятый сон, будь он неладен.
Как ни крути, а выбросить из головы все эти наводнившие его ночи кошмары он
не мог. Потому что те оставались эхом звучащим словом, фантомным
прикосновением на теле, эфемерным вкусом на губах, призрачным теплом на
коже… И это подпитывало волнение. Будоражило. И угнетало. Нельзя было
отрицать, что волнение, заканчивающееся утренним стояком, весьма
специфическое, как и его причина: не просто эротические сны, а любовная
бредятина, включающая в себя Риддла в главных ролях.
— Ты ничего не ешь, — заметил тот. Гарри рассеянно моргнул, мгновенно

осознав, что он уже сидит в кресле, и потянулся к подносу, подхватив несколько
ягод черники для вида. — И молчишь, — с усмешкой констатировал Риддл. — Не
знаю, волноваться мне или радоваться. Что ты задумал, Поттер?
— Ничего.
— И это беспокоит меня ещё сильнее. Никаких мыслей?
— Мыслей много. — Гарри отрешённо взял чайник и наполнил чашку до краёв,

чуть не пролив часть на блюдце. Слабый травянистый аромат наполнил лёгкие,
перебивая горьковатый древесный запах комнаты. Запах её обитателя.
Риддл отправил последний кусок тоста, слегка нахмурившись, а затем с

точностью повторил его движения, только не пролив и капли.
— Итак, какие у нас планы на сегодня? Бег с препятствиями по Запретному лесу,

заставишь меня мыть полы в туалете второго этажа под завывания Миртл или,
может быть, выскребать говно из клеток с совами?
— Я ещё не придумал, — машинально ответил Гарри, скользнув взглядом по

ямочке меж ключицами, и тотчас отвёл взгляд, давясь чаем.
— Тогда позволь предложить свою помощь в библиотеке. Там творится жуткий

бардак с каталогизацией: найти необходимое — почти что эпопея. Пинс явно пора
в отставку.
Гарри слушал вполуха, покручивая чашку в руках. Риддл криво усмехнулся

непонятно чему и глотнул чая, поморщившись:
— Гадость какая.
— Успокоительные травы, — подметил Гарри.
— Валерьяна?
416/676
— И мелисса.
— Душица?
— Возможно.
— Я кажусь тебе нервным, Поттер?
— Таким кажусь себе я, — парировал он. — Это же мой завтрак.
— Разумеется, ведь ты всегда пользуешься двумя чашками. — Риддл откинулся в

кресле, смешливо вздохнув, словно его всё это неимоверно забавляло. — Что же
тебя так тревожит, мальчик?
— Не называй меня так! — прошипел Гарри, с глухим стуком поставив чашку.

Желание выхватить палочку съедало его, подталкивая к решительным и
довольно-таки агрессивным действиям. Он и так чувствовал себя сидящим на
бочке с порохом, а Риддл едва ли не намеренно раззадоривал его.
— Зачем ты пожаловал?
Гарри скривился, отклонившись вбок, и отвёл взгляд. Если бы он только знал

зачем.
— А ты? Выжидаешь, Том, — спустя долгую паузу произнёс он. — Чего именно, не
имеет смысла спрашивать. Как и зачем ты пришёл в Хогвартс — всё равно
вразумительного ответа я не получу. — Гарри мазнул по нему глазами, заметив
лёгкую заинтересованность в его словах. — Всё это для тебя унизительно, —
заключил он, — но ты здесь. Всё ещё здесь.
— И?..
— Почему ты здесь?
— Потому что ты здесь, — разъяснил он, точно прописную истину.
— И что это должно значить?
— Мы же связаны, — с наигранной бодростью ответил Том. — Наше столкновение

неизбежно. Рано или поздно.
— А я-то думал, ты, слабый и такой бесполезный, здесь прячешься, — злобно

рыкнул Гарри, резко поднявшись. — Поэтому готов прогибаться, терпеть
унижения и даже вычищать говно из клеток.
— Чего же ты так испугался? — натянув улыбку, поинтересовался он. — Неужели

слабый и бесполезный я тебя настолько пугаю?
— Ты меня… раздражаешь, — фыркнул Гарри.
— Поэтому ты так смотрел? Потому что раздражаю?
— Как ТАК? Ты совсем двинулся, Риддл!
417/676
Гарри хотел позвать домашнего эльфа, чтобы тот убрал поднос, но не успел и рта
раскрыть, как ощутил хватку на запястье — Риддл, склонившись вперёд, сжал его
ладонь и немигающим взглядом проштудировал от головы до пят.
Он мог отбросить его заклинанием, мог сломать руку или переломать все пальцы,
которые посмели его коснуться, мог заставить блевать слизнями, но вместо этого
остался стоять истуканом, сгорая от ярости и стыда под пристальным взором,
проникающим в самую душу, считывающим все его помыслы, каждый
совершённый грех, допущенные ошибки и невысказанные желания.
— Гарри, — томное, шепчущее, плавное, как и его движения, когда Риддл

соскользнул с кресла, лениво поднимаясь, и оказался рядом, — ты боишься меня?
Гарри медлил. Он сердито дёрнул рукой, вырываясь из чужой хватки, и сунул её в

карман, нащупав палочку.
— Нет.
— Это хорошо, — констатировал Том, прежде чем одарить своим змеиным

оскалом заместо улыбки. — Держи друзей близко, а врагов ещё ближе.
— Мне не страшно, — упрямо повторил Гарри, едко добавив: — В тебе не осталось

и сотой части от тебя прежнего. Интересно, насколько сильно ты себя сейчас
ненавидишь? Мало того что родился полукровкой, да ещё и закончишь свою
жизнь сквибом, — всё, что ты так сильно презираешь. Жалкий, опустошённый
волшебник с манией величия, безмерно раздутым эго, не соответствующим
своему нынешнему положению. И этого я должен бояться? Не смеши.
Риддл сверкнул глазами, угрожающе шагнув вперёд, и Гарри мгновенно

направил на него палочку, предупреждающе осклабившись:
— Драка с тобой меня также не особо пугает, Том. Ударишь меня, раз магии на
донышке?
Риддл рывком приблизил лицо, склонившись, и выдохнул в губы:

— Думаешь, это самое страшное, что может приключиться?
Гарри не успел отпрянуть, когда Том буквально вдавил его в боковину кресла, и
то жалобно заскрипело, врезавшись в стену, а сам Гарри чуть не упал,
перекинувшись через подлокотник, и удержался на ногах, лишь вцепившись в
Риддла. Палочка выскользнула, а с языка не успел слететь Конфундус, когда
губы обдало горячим дыханием. В голове стоял шум, перед глазами — пелена, на
сердце — неразбериха. Пальцы, стискивающие чужую рубашку, одеревенели;
Гарри беспомощно застыл, ощущая беглое прикосновение: пробное, эфемерное,
точно интуитивное, и оттого удивлённое.
Риддл переместил ладонь на затылок, а Гарри со свистом выдохнул, продолжая

стоять мраморным изваянием. Чертовски чувствительным изваянием. Хотелось и
оттолкнуть, и прижаться сильнее, но он лишь крепче сжимал тонкую чёрную
ткань, не понимая, что ему делать. А тем временем поцелуй становился
требовательным, почти жестоким, обжигающим, как адское пламя,
преследующее его в хранилище старых вещей.
Ладонь на затылке сжалась, заставляя запрокинуть голову, а чужой язык

скользнул в рот, методично исследуя его. Казалось, безумие, обуревающее
Риддла, заразно, и Гарри перенял болезнь, стоило им едва встретиться тогда, в
418/676
кабинете Дамблдора. А прогрессировала она медленно и неустанно, растекаясь
по венам, поражая разум, отравляя его сны. Чем дальше, тем хуже. Чем дальше,
тем сильнее.
— Ри-иддл, — еле слышно прохрипел он, отклонившись назад, и попытался

оттолкнуть, так как отступать было некуда. Рука упёрлась в обнажённую грудь, и
Гарри замычал от пронзившего его болезненного наслаждения, когда их бёдра
столкнулись. Отрицать реакцию собственного тела было попросту бессмысленно
и глупо. А та изумила, видимо, не только его. Риддл резко отпрянул, нервно
проведя рукой по лицу, будто пытаясь стряхнуть наваждение, а затем
стремительно глянул на поднос и, похоже, сжал челюсти так сильно, что желваки
заиграли на лице.
— Том, что?.. — В горле пересохло, а вдоль позвоночника пробежали мурашки, и

он поёжился, сделав шаг вперёд. — Том.
Риддл искоса глянул. На дне глаз бушевала буря, окрашивая их то в алый, то

затемняя на пару тонов — до черноты. Том вновь поднял ладонь, сжав
переносицу, и покачал головой. А затем отнял руку от лица, буквально прошипев:
— К чёрту! — И стремительно шагнул, буквально вгрызаясь в его губы, насилуя
рот языком, заставляя задыхаться и вздрагивать от скользящих движений рук
вдоль тела. Гарри шумно втянул воздух, прощаясь со своим рассудком и со всем
миром заодно. То, что сейчас творилось, было невообразимо, кошмарно,
чудовищно. Том кусал его губы, а он ловил чужой язык, ощущая горько-сладкий
привкус апельсинового джема. Они целовались, сталкиваясь носами, лбами,
губами, будто не в силах насытиться; неумолимо сплетались языками, урывками
хватая воздух, точно соревнуясь, кто быстрее дотронется до другого после
секундной передышки; сжимали друг друга в объятьях, впиваясь пальцами до
боли, словно желая накрепко срастись. Стать единым целым.
Что-то упало, громко задребезжав, и они отпрянули друг от друга, точно

обжёгшись по-настоящему. Но лишь на мгновение, так как следом Том глянул
куда-то в сторону, неподвижно застыв, вновь перевёл помрачневший взгляд на
Гарри и угрожающе шагнул ближе. Схватив его за грудки, он процедил сквозь
зубы:
— Амортенция, Поттер, или какую другую гадость мне подлил?! — Гарри
удивлённо моргнул, глянув на завтрак — его чашка упала на пол, разлетевшись
на осколки. — Если всё так, то я задушу тебя собственноручно, даже если это
будет последнее, что я сделаю!
Нет. Он никогда бы не подмешал Амортенцию в чай. Никогда. Такое

предположение было абсурдно. Даже оскорбительно и до шутки не дотягивало.
Чтобы добровольно сотворить с собой такое, породив желание и видимость
любви меж заклятыми врагами, нужно быть больным на всю голову. А совсем
спятившим Гарри себя определённо не считал. По крайней мере, до сих пор. Да и
какой ему резон?
Посмеяться над заискивающим перед ним влюблённым Волдемортом? Возможно,

шутка была бы хороша. Определённо, Гарри бы поаплодировал на первых рядах.
Тем не менее он предпочитал не касаться шатких границ, когда те и так
истончились за это показавшееся целой вечностью время начиная с самого
сочельника. Да и дело это было не мгновенным, а вот влечение оказалось
обоюдным. Что, нужно заметить, чуть ли не снизошло на Гарри невольным
облегчением. Утешение, конечно, так себе, ведь он был не влюблённым в Тома
сопляком, радующимся ответным чувствам, а скорее сомневающимся в своей
419/676
способности здраво рассуждать чудаком, которому сейчас доказали, что он здесь
не единственный поехавший. А сходить с ума вместе как-то даже приятнее, что
ли…
— Я никогда… — Чужие пальцы сомкнулись на шее. Нехватка воздуха

обескуражила, и Гарри растерянно коснулся кармана, не помня, куда он сунул
палочку минутами ранее, когда потерял рассудок, повинуясь сладкому безумию,
что его охватило. — Ак… — спазм сковал горло, и кашель рывками застрял в
гортани, заставляя стремительно задыхаться.
— Отвечай, Поттер! — требование, буквально выплюнутое ему в лицо, было

пропитано жгучей яростью, но глаза оставались холодными.
— Нет… Не-е, — выдохнул Гарри со свистом. Пальцы плавно сжались, а Том,

недовольно сощурившись, пронизывал его испытующим взглядом, будто
соизмеряя реакцию на свои действия и сам акт удушения. Словно отмерял, когда
он потеряет сознание от нехватки воздуха или, возможно, и вовсе задохнётся.
Гортань обожгло, тело прошибло холодным потом, и Гарри остро ощутил, как вся
комната постепенно погрузилась во мрак, а пелена перед глазами превратилась
в непроницаемую завесу. И это встряхнуло его, заставляя действовать, но стоило
дёрнуться, вцепившись в чужие ладони, как давление тут же исчезло, а Риддл,
смерив его презрительным взглядом, пронёсся мимо и буквально ворвался в
ванную комнату, хлопнув дверью так, что монументальные стены школы
дрогнули. А Гарри жадно втянул воздух ртом, тотчас закашляв, и в попытке
восстановить дыхание согнулся, гипнотизируя пол. Вдох и выдох. Раз, два, три…
— и так до двадцати пяти, пока из ванной не раздался шум и грохот. Будто кто-то
своевременно решил заняться перестановкой мебели, но проверять он не
собирался — боялся не сдержаться. Боялся убить. Пробить им стену Хогвартса и
смотреть, как тот будет падать — а для Гарри это обязательно будет длиться
вечность — и разобьётся прямо на глазах у десятка учеников, которые как раз
осваивали полёт на мётлах с Роландой Трюк.
Сейчас. Ему нужно было покинуть эту комнату прямо сейчас.

Палочка нашлась на кресле, а когда он мельком глянул в зеркало, растирая шею,
то следов пальцев не обнаружил. Словно его никто не душил, и он не задыхался
до плавающих точек в слезящихся глазах. И лишь искусанные губы напоминали,
что произошедшее ему не привиделось.
Безусловно, лучше бы всё оказалось очередным ночным кошмаром.
420/676
Примечание к части По совету гаммы решила добавить обе экстры из группы,
даже если они совсем малюсенькие.
Эту же вместе с «Корни» можно отнести к приквелам.
гаммечено~
Экстра IV. Мальчик-мечтатель
Пожалуй, бог не знал,

Что мои кости
Растрескивались по частям,
Дробились от безмолвной злости.
Как я любил тебя,
Пожалуй, бог не знал.
Я стал жестоким.
Сжался. Скрылся.
Прямолинейней по щекам
Хлестал чужих,
Чужих и близких.
Я стал жестоким
К двадцати годам.
Я – сильный.
Не веришь? Сильный!
Я сам сгноил утробный крик
Дрожащими руками,
Сильный.
Я сам сгноил утробный крик.
Я был ребенком.
Я был птицей.
Я был всем тем, что ты сказал.
Бессилие растит убийцу.
Я сам себя же убивал...
Помни Имя Свое — Жестокость*
— Все приготовления завершены, мой повелитель, — Беллатрикс нервно

дёрнулась, будто собиралась преклониться, но не стала, отчего застыла в
неловкой позе.
— Можешь идти, — опередил её последующие слова Том и отвернулся к окну.
Задёрнутое плотной тканью оно пропускало лишь полоску неяркого света полной
луны, освещающей этой ночью поместье Малфоев.
Том спиной ощущал чужую жажду. Однако ему было не до неё. Ему было ни до
кого в этом мире, кроме одного-единственного человека — далёкого от него, как
южное море, и столь же горячо им желанного. Человека, готовившегося к войне.
421/676
Наверное, сейчас он нервно касался оправы очков и кривил уголок губ в некоем
подобие смущённой улыбки. Будто смеяться — это грех; наверное, рядом с ним
сидела маглорожденная зазнайка и его рыжий до нелепого неуклюжий друг;
наверное, ему было страшно, но он не бежал от этого страха, скорее мчался к
нему, раскрыв руки. Будто бы, объяв ужас, можно его укротить. Наверное… что
же ещё?
Лестрейндж всё ещё стояла за спиной.
— Белла. — Одной лишь интонации хватило, чтобы раздались спешные шаги и

дверь с тихим щелчком закрылась за спиной.
Мантия стягивала плечи, и он небрежно стянул её прямо через голову, словно

грязную половую тряпку. Стянул и кинул, вздохнув полной грудью. Поглаживая
пальцами палочку, Том замер и потерял взгляд где-то на горизонте. Бескрайний
лес чёрной массой простирался на много ярдов вперёд.
Поттер.
Что я?
Кто я?
Том втянул воздух, с предельной ясностью различая безжизненный запах камня,

едва ли свежий — бумаги и едкую тяжесть тканей балдахина. Всё не то —
мёртвое. Забытый том на полке потерянной в вечности библиотеки. Может,
стоило бы забыться в последний раз?
Мановение руки — и дребезжание окна. Створки распахнулись. Том приоткрыл

губы, прикрывая глаза и втягивая в себе свежую жизнь хвои, растёртую в
дуновении ветра, что яростно всколыхнуло портьеры.
Он позволил себе подманить стакан, позволил наполнить его до краёв. Огневиски

потерял вкус, а опьянение — силу. Его тело отторгало алкоголь подобно яду.
Глоток за глотком, и лишь пряный сильный запах служил доказательством
истинной сути пойла.
Мальчик-мечтатель, чем ты сейчас занят?
Взял ли уже Альбус твою руку, передав хрупкую на вид, но сильную по естеству
ладонь смерти? Помчался ли ты без оглядки мне навстречу?
Глупый-глупый мальчишка.
Том по обыкновению потянулся через их связь, мягко сжимая нить судьбы и

скользя по ней пальцами, пока на том конце не накалилась надежда, не
заскрипела неловкость, не заплескалась симпатия, не зажглось само солнце,
указывая правильный путь. Осколок души трепыхнулся, испуганно
всколыхнувшись, словно Том застал его за каким-нибудь непотребством. Будто
любить — это грех.
Стакан в руке дрогнул, как и он сам. Том ощутил живительное тепло в груди, не
алкоголя, нет — тепло от робкого и столь же сильного чувства своей потерянной
души.
422/676
Уже горюешь по мне? Не стоит.
Я знаю, знаю, знаю… Тш-ш, знаю, как тебе тяжко.
Поттер спал. Он перевернулся на другой бок, и Том мазнул взглядом по вихрям

тёмных волос, что приоткрывали лоб. Беспокойный сон, что отражался ломкими
отрывками эмоций на увядавшем в своей юности лице — это сотворил Том и
потерял собственный покой с тех пор. Благо, что спать не было необходимости, и
он отдыхал с открытыми в темноте глазами, рисуя перед собой неясные очерки
будущего. Предавался фантазиям?
Мальчик-мечтатель, что ты с собой сделал?
Поттер внезапно дёрнулся, рот открылся в немом крике, и он сел, широко хлопая
бездонными глазами, точно не мог отойти ото сна. Или же, скорее, пытался
отгородиться от пережитого кошмара. А Том стоял рядом бесплотной тенью,
одной рукой бережно сжимая тонкую нить связи, а второй — покачивая стаканом,
даже не заметив, что тот давно опустошён.
— Кто здесь? — растерянно прошептал Поттер.
«Только мы», — улыбнулся Том, крепче сжав нить. Тот поднял взгляд прямо на
него, облизал пересохшие губы и нервно вцепился в одеяло. Яркие синяки под
глазами его украшали — наливали зеленью и особенной остротой
настороженность взгляда. Рука нащупала очки и неловким движением нацепила
их на бледное, осунувшееся лицо.
— Просто показалось? — спросил Гарри сам себя, скользя взглядом по спальне.
«Душа моя. — И та смутилась, сжавшись под пристальным вниманием, а Поттер

зашипел, резко поднеся руку к шраму. — Смущаешься? Не стоит».
Гарри внезапно поднял оторопелый взгляд и прищурил глаза, будто

всматриваясь в саму бездну. Его ладонь яростно тёрла лоб, а несколько взмокших
от пота прядей прилипло к коже.
— Вол… Волдеморт?
Поттер остановился, скользнув рукой вниз в поиске палочки.
«Хотел бы я остаться с тобой навечно, — протянул Том, ощущая радостный

трепет тонкой дребезжащей связи. — Хотел бы навечно стать толикой тебя, —
осколок замер, затопляя его волной боли и отчаяния. — Хотел бы впитаться в
твою кожу, в твоё сердце, в твою душу».
— Невозможно, — шепнул Поттер, тотчас колдуя люмос и рыская глазами по

спальне.
«Невозможно», — вторил ему Том и резко отпустил нить.
Распахнутое окно, холод ночи и отчуждённость мэнора. Плечи поднялись и

опустились. Вдох и выдох. Он отступил.
Спи, мальчик-мечтатель.
423/676
***
— Гарри Поттер, — сказал он мягко. Его голос сливался с шипением огня. —

Мальчик, Который Выжил.
Пожиратели смерти замерли в предвкушающем ожидании. Всё вокруг

остановилось, будто само время окунулось в воды забвения. Рубеус метался
зверем в своих путах, Белла молчала, с шипением выдыхая, а Поттер… Поттер
неторопливо убивал его широко раскрытыми и лишёнными всякого страха
глазами.
Том поднял палочку. Он, всё так же склонив голову набок, смотрел вперёд.
Холодок пробежал по спине, и Гарри взглянул в его глаза, потерянно моргнув,
лишь на мгновение позволив страху промелькнуть там, на дне зелёного моря,
меж упрямством и решимостью.
Не бойся же, душа моя, и прощай.
— Авада Кедавра!
*Текст https://pomniimyasvoe.bandcamp.com/track/--7
424/676
Экстра V. Химия
— Может, развяжешь нас уже?
— Не могу, — Том пожал плечами.
— Я знаю, что ты взял палочку, — прищурился Гарри, второй рукой попытавшись

достать её из заднего кармана чужих джинсов, и тут же получил хлопок по
ладони.
— Не при людях же! — приторно воскликнул Риддл, выхватив её и сунув в другой

карман.
— У нас руки светятся! — еле слышно прошипел Гарри.
— И что? — он указал подбородком на группу подростков со светящимися

мечами.
— Тоже мне сравнение… Это световые мечи из «Звёздных войн».
— А ЭТО, Поттер, — Риддл сжал его руку, слегка подняв, — лассо Истины из
«Чудо-женщины». Двадцать первый век, детка, — расплылся в улыбке он. — Для
всех — это просто игрушка.
— И два связанных светящейся верёвкой мужика ни у кого не вызовут вопросов,

— скептически хмыкнул Гарри. — Опять пользуешься своим положением?
— В моём репертуаре есть ещё и Обливиэйт.
— А теперь злоупотребляешь полномочиями.
— Разве что капельку, — покачал головой Том, а Гарри резко опередил его на два
шага, заставляя остановиться, и подхватил свисающий с шеи свободный
наушник. Под непонятным взглядом, который можно было только угадывать из-за
солнечных очков, он поднёс наушник к уху, жадно прислушиваясь, а следом
аккуратно надел. Тотчас пронзительный мужской тембр чуть не оглушил его, а
Риддл хрипло рассмеялся:
— Тебе больше по душе придётся эта, — шепнул Том, переключив песню.
Заиграла мелодия, и Гарри вслушался, пытаясь отрешиться от шума машин,
гулких голосов и звенящего звука посуды из ближайшего ресторана. Риддл
склонился совсем близко, напевая: — Feels like my heart might soon explode[1]
(похоже, моё сердце скоро взорвётся), — тот на мгновение прикрыл глаза, слегка
хлопнув свободной рукой по ноге в такт мелодии, а Гарри не сдержал смешка. —
I think I'm falling for you now and I let it take me over (думаю, что сейчас
влюбляюсь в тебя и позволяю этому чувству полностью захватить меня).
Они застыли посреди улицы. Мимо циркулировали случайные прохожие, изредка

проезжали велосипедисты, пробегали дети, размахивая игрушечными
самолётами, а всё внимание Гарри было сконцентрировано на одной лишь точке,
зациклено на одном-единственном лице из всех, окружавших его на площади. То
была безмятежность; то было счастье. Мимолётное, возможно, но такое
безмерное, что в нём можно было захлебнуться.
425/676
Том сжал его ладонь крепче, переплетая пальцы замком, и Гарри вздрогнул. Он
очнулся, но не пришёл в себя. Улыбнувшись краем губ, Гарри понизил голос и с
нарочитой хрипотцой подпел:
— I give my life to the sin, but I'm not a sinner (я отдаю свою жизнь греху, но я
не грешник). — Солнечные очки сползли, позволяя ему увидеть потемневший,
чуть мутный взгляд Риддла. — I follow the map on your skin, get lost in the
mirror (я следую карте на твоей коже, теряюсь в отражении), — Гарри
покачнулся с пятки на носок и упёрся головой ему в плечо, шутливо боднув. —
Итальянская или азиатская кухня?
— Так… — осипший голос над ухом сделал его улыбку ещё шире. — Домашняя, —
торопливо добавил Риддл. Гарри не успел ничего возразить, как Том дёрнул его
за руку, стремительно шагая к ближайшему закоулку около ресторана.
— А как же ярмарка? Она начнётся через, — Гарри мельком глянул на гигантские

часы, расположившиеся на вершине здания, — двадцать минут.
— Плевать, — нетерпеливо протянул тот, лишь ускоряясь.
— Мы пропустим спектакль, — невинно напомнил он, не отставая. — Ты ведь

горел желанием посмотреть «Салемских ведьм».
— В другой раз, — в голосе проявились рычащие нотки. Гарри плотоядно

улыбнулся, что осталось незамеченным.
Гул улицы отдалился, оставляя исключительно звуки возни с кухни ресторана. В

закоулке никого не было; Том резко остановился и обнял его рукой за талию,
притянув к себе почти грубо. Его лицо оказалось совсем близко, а каждая мышца
источала напряжение, заставляя Гарри мысленно усмехнуться. Он нахально
забрался рукой в чужой задний карман, медленно, точно с неохотой, достал
тисовую палочку и направил на путы:
— Эманципаре. — Верёвки исчезли, а Гарри многозначительно добавил: — Вот
теперь можно аппарировать…
— Всё-таки добился своего, — сурово перебил его Риддл, наклонив голову.
— …и заняться чем-то куда более увлекательным, чем твое представление, —

заключил Гарри, расплывшись в удовлетворённой улыбке. А следом обхватил
Тома за талию, так же крепко прижав к собственному телу.
Раздался хлопок аппарации.
Дверь чёрного входа закрылась со скрипом, а официант, что вышел покурить,

моргнул пару раз и потёр глаза, смотря в то место, где секунду назад кто-то
стоял.
Кажется, он только что видел призраков.
[1] Normandie — Chemicals
гаммечено~
426/676
Глава 29. Томление
Твои слова не могут излечить разбитые сердца,

Но, возможно, они скроют оставленные шрамы.
Я оцепенел и боюсь правды —
Всё это так далеко от совершенства.
Не хочу быть таким,
Но чистое небо над головой навевает меланхолию.
Я постепенно теряю терпение, подавляя свои чувства,

Ни одно из моих достижений и близко не стояло
К тому, о чём я так долго мечтал,
Однако ты того стоишь.
Так что я продолжу слоняться вокруг.

Не хочу обессилить,
И это довольно-таки трудно, когда всем плевать,
Но я останусь поблизости.
Не хочу томиться в ожидании,
Поэтому вернись и вытащи меня отсюда.
ENVYYOU — Stick Around
Гарри хранил молчание, внимательно разглядывая несуществующие пылинки на

столе. Том, впрочем, тоже не спешил начинать разговор. И это, надо заметить,
весьма напрягало. Молчание было тягостным, будто густым туманом, повисшим в
воздухе. Зачем он пожаловал? Гарри как-то слабо верилось в быструю
оперативность Кунца и в его способность столь эффективного убеждения.
Сам же он, если и мог представить появление Риддла здесь, то представлял это
воссоединение дня через два-три, а может, и через целую неделю. То есть после
своевременного освобождения — томиться в ожидании больше этого срока Гарри
категорически не желал.
Хоть при Кунце он и кидался довольно-таки смелыми заявлениями и

фонтанировал железной уверенностью в себе, но неожиданное появление
Риддла выбило его из колеи, вызвав растерянность. Он просто был не готов к
предстоящему разговору, да и не знал, с чего тот следует начать.
Прошло слишком мало времени.
Воспроизводя воспоминания, он пытался смотреть на всё со стороны, будто это и

вовсе его не касалось, будто всё рассказанное было чей-то историей, никак к
нему не относящейся, а он подобно архивариусу подхватывал доверенную ему
папку и оставлял её на стеллаже под грифом «Откровения Тома Марволо
Риддла».
— Позволь узнать, Пот-тер, — разрезал тишину чужой голос. — Почему, — Риддл
427/676
подался вперёд, — вопреки заявленному тобой нежеланию принимать
посетителей, здесь находился он? — Звучавшее напряжение в нём навевало не
самые радужные мысли о состоянии своего обладателя, и это состояние
бесспорно задавало тон разговору. Чёткое и одновременно шипящее «т» в его
фамилии всегда сопутствовало определённому настрою — Том был зол или, быть
может, чем-то расстроен?
Гарри с лёгким удивлением осознал, что он с радостью покопался бы в мозгах

Риддла, чтобы понять, как тот мыслит и как чувствует. Как он жил всё это время?
Что им двигало во время принятия тех или иных решений — чистая логика или
всё же та часть, отвечающая за негатив? Принимал ли он решение в ярости? Или
же всегда подавлял её, чтобы трезво оценить ситуацию?
Слишком. Много. Вопросов. Безусловно, чересчур много вопросов крутилось у

него в голове, но поражало не это, а то, что из бесконечного списка на первых
рядах маячили самые избитые из них. Например, об Эдмунде.
Не заметил ли чего Риддл? А даже если и заметил, то ему вообще не должно быть
никакого до этого дела. Записку Гарри ещё не забыл, ощущая, как та обжигает
через тонкую ткань подкладки.
И только спустя пару долгих мгновений он удивлённо моргнул, отняв взгляд от

стола, и наткнулся на тлеющие угольки раздражения в чужих глазах, тотчас
переспросив:
— Заявленному мной нежеланию принимать посетителей?
— Признаюсь, твоё добровольное отшельничество меня даже несколько удивило.

Так позволь, Поттер, поинтересоваться вновь: какова причина допущенного
исключения? — проигнорировал его вопрос Том, снова откинувшись назад и
глянув исподлобья.
Гарри открыл было рот, чтобы переспросить, и тотчас захлопнул, потерев

озадаченно подбородок. А он ещё удивлялся, что ни Гермиона, работавшая на
пару этажей выше, ни Джинни, — если учесть её вовлечённость — ни Драко не
навестили его за весь день. Однако запрет на посещение объяснял всё, кроме
главного — почему это запрет был затребован им самим и в какой именно момент
он его затребовал?
— Тебе-то что? — машинально спросил Гарри, пытаясь припомнить каждую из

своих недолговременных бесед со стражей. Если он, конечно, ещё в своём уме, то
ничего такого и в помине не было, а значит, постарался кто-то извне. Вывод
напрашивался сам, но Риддл явно не изображал перед ним безмерное изумление.
— А как же всё кончено, помехи, препятствия и прочая чушь?
Гарри дёрнулся, словно опомнившись, и мигом понял, что объединяет разные

темы и звучит при этом едва ли не обиженно. Но сказанного не воротишь.
— Как ты себя чувствуешь? — невозмутимо спросил тот, а Гарри не мог понять,

интересовался ли Риддл его здоровьем взаправду или это был тонкий намёк на
то, в своём ли он уме.
— Лучше не бывает. Однако повторюсь: какое тебе дело, Том? — Записка в

кармане в буквальном смысле жглась. Гарри понимал, что это субъективные
ощущения, но желание бросить её на стол и потребовать объяснений не угасло
после осознания, наоборот, оно разгорелось с новой силой. Однако поступать,
428/676
точно обманутый любовник, он не намеревался.
— Никаких побочных эффектов?
— Никаких, — раздражённо отозвался он.
— Никакой повышенной сонливости, головных болей или нехватки кислорода? —

спокойно продолжал справляться Том, будто составляя анкету.
— Всё просто отлично, — отчеканил Гарри.
— Каковы твои ощущения собственных эмоций?
— Ты стараешься вывести меня из себя?
Риддл вздохнул. Он неспешно стянул перчатки и положил их на стол, а следом

резко протянул ладонь, выжидающе уставившись.
— Что?..
— Руку дай.
— Я не собираюсь за ручки с тобой держаться, — весело заметил он, пытаясь

заглушить бушующую внутри злобу. Гарри не понимал, что это — искренняя
забота или какой-то анализ? Риддл сощурился, резко воспроизведя движение. —
А ты у нас ещё и колдомедик? Может, и в квиддич играешь?
— Очень остроумно, — безэмоционально отозвался Том. — Прекрати ёрничать и

дай мне свою ладонь.
Гарри вздохнул, опустив взгляд на его руку, прежде чем неуверенно протянуть
свою. Том вцепился в него, скользнув двумя пальцами к запястью, и замер,
прикрыв глаза. Он сосредоточенно хмурился, а Гарри, напротив, расслабленно
скользил взглядом по чужому лицу, пользуясь тем, что за ним не наблюдают.
— Ну и каков вердикт? Я умираю, доктор? — протянул он, стоило Риддлу разжать

пальцы, прежде бегло пробежавшись ими вдоль вен, отчего Гарри непроизвольно
содрогнулся.
— Даже жаль, что после всех совершённых тобой глупостей нет никаких
побочных эффектов, — промолвил Риддл вполголоса. — А раз их нет, то позволь и
мне повторить вопрос: почему здесь крутился помощник Офелии, да ещё и в
таком… — Том задумчиво обвёл комнату взглядом, точно подыскивая нужный
термин, — осчастливленном состоянии?
Раз интересовался, значит не застал никоим образом их внезапного рандеву с

Эдмундом — и слава Мерлину. Некоторые допросные состояли из двух смежных
помещений, отделённых магическим барьером, который полностью стирал чужое
присутствие за стеной — от запаха до звуков — и позволял следить за процессом
со стороны. Вот только такие комнаты использовали в особо важных случаях,
например, когда допрашивали Амбридж — из того, что Гарри знал. И даже
присутствовал на одном таком допросе в качестве пострадавшего после
окончания войны. Вряд ли его самого стали бы помещать в подобную, хотя до
конца отбросить вариант, что, возможно, Кингсли захотел бы присутствовать, он
не мог.
429/676
Гарри бегло глянул на стену — однако на глаз определить существование
двойного пространства было невозможно — и скорбно вздохнул. Он не желал
обесценивать случившееся, включая лобзание с Эдмундом в ряды совершённых
им ошибок, но произошедшее было весьма опрометчивым поступком и могло
аукнуться обоим.
— Хотел проверить, как я тут устроился, и тебя не пропустили, Том? —

размеренно спросил Гарри, растягивая гласные в напускном удивлении. — Такую
распрекрасную записку настрочил, небось кучу времени угробил, подбирая
вычурные слова, а под конец не смог удержаться… Может, истосковался весь?
В мгновение ока Том вместе со стулом придвинулся ближе к столу. Опираясь

локтями на поверхность, он заинтересованно склонил голову:
— Покажи-ка эту записку. — И Риддл вновь протянул руку, словно ни секунды не
сомневаясь в том, что он её сохранил. Гарри мысленно чертыхнулся.
Первоначально смятый листок был помещён в карман брюк, а впоследствии до
такой степени перечитан, раз за разом распрямлён, что чернила кое-где
расплылись, а бумага стала потёртой, едва ли не изорванной.
— Я её выбросил… — Не успел он ничего добавить, как листок выпорхнул из

кармана, тотчас приземлившись в чужую ладонь. Гарри резко протянул руку, но
Том с усмешкой на устах отклонился назад и молниеносно поднялся, отступая на
несколько шагов. Развернув записку, тот бегло пробежался глазами по строкам.
Выраженное на лице веселье сменилось скептицизмом, скептицизм —
раздражением, а раздражение опять весельем. Том покрутил записку, точно
непонятную штуковину, и вновь прошёлся взглядом по строчкам, пока у Гарри
число вопросов только возрастало.
— Ты превратился в помеху, Поттер, — выраженно начал Том. — На своём пути я

всегда устранял препятствия, а ты превратился в ещё одно. Одно из многих, — он
усмехнулся, оторвав взгляд от записки и посмотрев на Гарри, отчего тот
недовольно поёжился. Что это? Издёвка? — Ты спрашивал меня в тот вечер о
принятом решении: я хотел устранить тебя, избрав новый путь, но ты слишком
своеволен и непредсказуем — вот с этим я соглашусь, — кивнул Риддл. — Как ты
сказал, нам с тобой не по пути. Всё кончено, — почти беззвучно заключил он.
Гарри с удивлением осознал, что не может распознать — правда это или ложь,
так как речь Риддла не имела адресанта, скорее всего. — В некоторых делах он
всё такой же профан, — задумчиво прибавил он и небрежно швырнул листок на
стол, будто потеряв весь интерес. Сделав шаг ближе, Том окинул его
немигающим взглядом, и Гарри напрягся — дыхание спёрло.
— Так почему ты здесь? Тебе ведь не докладывали, что я… — Гарри запнулся,

схватив бумажку и сжав её в кулаке, следом сунув обратно. Он вернулся мыслями
на десять минут назад, когда Эдмунд краснел и мялся перед ним, как и он
сейчас. Ужасное и наиглупейшее чувство. Не то чтобы Гарри робел, просто
ситуация ощущалась какой-то абсурдной. — Что я хотел тебя видеть? Мол, —
процедил он сквозь зубы, — собираюсь преследовать?
Том оперся бедром о край стола, поглядывая на него сверху вниз и тем самым
нервируя ещё больше. Новообретённое самообладание, видимо, не выдержало
испытания временем, или это воздействие Риддла — вот оно поистине плохое
влияние.
— Мне лишь сообщили, что я должен выдать твой труп и по крайней мере
430/676
позволить тебя похоронить, — отчеканил тот. — Мисс Грейнджер была весьма
убедительна в своих взысканиях. Настолько, что её еле удалось утихомирить.
Поразительная дерзость, не находишь? Совсем страх потеряли, — с беглой
улыбкой заключил Том. — Хотя твоя группа поддержки всегда была очень
шумной, Поттер.
Гермиона?
Стоп, по порядку…
— Что с Экриздисом и Дарами? — надежда застать врасплох угасла мгновенно.

Не застал. — Ты ведь знаешь, где камень?.. — продолжил Гарри.
Местоположение пропавшего Дара пришло к нему среди прочей информации.

Одна лишь дедукция, лишённая неопровержимых доказательств. Дедукция,
которая задействовала свежую, но всё ещё скудную информацию о Томе и
предоставила некоторые эпизоды из собственной жизни в новом свете… И раз
камень мог быть замечен треклятым Грейбеком, что мешало ему быть увиденным
змеиным оком самого Тёмного Лорда? Возможно, тот знал заранее, что Гарри
появится вместе с артефактом. Хотел ли просто вернуть его, восстановив кольцо,
или за этим стояли иные, более грандиозные замыслы — он пока ещё не знал.
— Камень у тебя, — констатировал Гарри, отметив промелькнувшее одобрение в

чужих глазах, тут же сменившееся раздражением. — Экриздис придёт за тобой,
— добавил он, постучав пальцами по столу. — А затем наведается в школу.
Альбус знает, так ведь? Если оценить сложность изъятья каждого артефакта, то
получается эдак пятьдесят на пятьдесят с незначительным отклонением в
сторону Дамблдора. Полагаю, ты следующий, Том, — заключил Гарри. — Не буду
интересоваться, где ты его припрятал, мало ли…
— Это тебя больше не касается, — грубо перебил Том.
— Касается. Клятва обязывает тебя отвечать и отвечать всегда… — он оборвал

себя на полуслове, с горечью уставившись на Риддла.
Ну разумеется.
— Требования исполнены, Гарри, — поддакнул его мыслям Риддл.
И клятва на крови ныне не более, чем бесполезный осколок стекла.
— Значит, ты забрал всё, как Кунц и сказал…
— Не тронув никого и пальцем, — кивнул он, протянув руку и дотронувшись до

его волос. — Однако, если воспоминания вернулись, ты должен понять, что твой
близкий круг и без этого в безопасности.
— Я не всё вспомнил, — отметил Гарри, недовольно мотнув головой, когда чужие

пальцы коснулись затылка и зарылись в волосы. — Отто Кунц наложил запрет на
визиты?
— Полагаю, что так.
— И он же создал записку… — Тем не менее было одно «но»: — Что за новый

путь? Записка, быть может, и фальшивка, однако упоминание основано на чём-то,
431/676
что ты ему рассказывал, Том. Что же это за новый путь, который ты выбрал для
меня?
— Это всего лишь набор бессвязных слов, — Том слегка потянул за пряди,
вынуждая его запрокинуть голову. Гарри вновь сглотнул, схлёстываясь с
потемневшим взглядом. — Что испытал, прочтя это?
— Ты не лжёшь, — констатировал Гарри. — Но недоговариваешь, как обычно. —

Он вырвался из хватки и настороженно глянул на Риддла. — Надеюсь, ты не
присвоил клочок моих волос для какого-нибудь зелья.
— Ты тоже стал недоговаривать, — с лёгкой улыбкой заметил Том. — И твоих

волос на моей подушке теперь полно, если ты понимаешь, о чём я.
Гарри насмешливо фыркнул, моментально ощутив, как будоражащие кровь

воспоминания пронеслись перед глазами. Пронизанные внезапной тоской и
непонятной грустью они стали приятной отдушиной, а также — постоянным,
болезненным напоминанием о том, как всё могло бы быть… И о том, как всё
неизменно портится, стоит только взойти солнцу над горизонтом. А портят всё
они сами — то Риддл, то он собственноручно.
Гарри сморгнул, отрешённо промолвив:

— Записка и ложь — безрассудный способ… и зыбкий. Не понимаю, чего он хотел
добиться. Он же твой подчинённый? Ваша связь для меня ещё довольно-таки
расплывчата. Если, конечно, ты сам не заявлял, что не собираешься больше со
мной видеться. Говорил?
— По некоторым… причинам мне нужно было отлучиться, и в моё отсутствие он

бы спрятал тебя подальше, — равнодушно прокомментировал Том, следом
усмехнувшись и покачав головой, словно вся эта ситуация нисколько его не
заботила. — Если бы не штурм отеля мисс Грейнджер и необычным дуэтом из
Уизли и Малфоя, его усилия увенчались бы успехом. По крайней мере, на первое
время. Что он тебе сообщил?
Джинни… Нет, Рон?.. Рон, Драко и Гермиона? Информация слеплялась в

малопонятный кашеобразный комок, а Гарри вновь ощущал себя полнейшим
идиотом. Что вообще происходило всё то время, пока он помирал со скуки, маясь
в четырёх стенах?
— Так новость о нашем расставании настолько тебя огорчила, что ты решил

утешиться с помощью рыжего сопляка?
— Эдмунда, — машинально поправил его Гарри, пытаясь связать одно с другим:

записку, запрет на посещения… Но всё упиралось в самоуправство Кунца и
необъяснимое желание отгородить — желание несомненно несогласованное с
Риддлом. — Расставание, — внезапно хмыкнул он, вперив взгляд в Тома. — Так
говоришь, будто бы мы встречались.
— Расставание — это всего лишь пребывание в разлуке, Поттер. Желаешь

встречаться со мной? — по слогам поинтересовался Риддл, вскинув брови.
— Не отвлекай меня, — махнул он рукой. Самоволие Кунца можно было

расценивать как измену. Гарри для него был никем, да и своеобразное желание
защитить выглядело весьма странно в данном контексте. Всё это не вязалось
одно с другим и казалось нелепой игрой. Забота? Невозможно. Преследование
432/676
каких-то собственных целей? Под носом у Риддла? Ещё более сомнительный
вариант. Если только…
— Зачем он так поступил?
Том отделился от стола, обогнул его и встал за спиной:

— Этого ты не вспомнил. И продолжаешь игнорировать мои вопросы.
— Как и ты, — спешно парировал Гарри и бесстыдно улыбнулся. — Всё равно

вспомню, так какая разница — ответишь ты на мой вопрос сейчас или же я
вспомню самостоятельно чуть позже? Должен заметить, что твоя забота о моей
психике выглядит весьма забавно, но… верно, как бы не хотелось этого
признавать. Маленькие порции легче усваивать, так что я даже злиться не могу в
полную силу. И всё же приблизительное представление обо всём уже имею, Том,
— твёрдо заявил он, отклонившись и ощутив, как волос что-то коснулось — Риддл
оказался ближе, чем он думал.
— Прежде чем ответить, позволь мне вернуться к одной беседе, состоявшейся

между нами неделями раньше. — Гарри удивлённо моргнул, но тотчас скрыл
изумление, хоть Риддл и не мог видеть его лица.
— Мне уже страшно, — безрадостно заполнил томительную тишину он.
— Скажи мне, Поттер, — начал Том, а Гарри эта интонация не понравилась, — ты

и рад был умереть? — Сдержанный тон, частично назидательный — не мягкое,
терпеливое поучение Альбуса, а суровый, почти что хлёсткий выговор — и в то же
время проникновенный. Этот голос нельзя было не слушать, им невозможно было
пренебречь, ему нельзя было возразить.
— К чему это… сейчас?
— «В отличие от тебя, я никогда не боялся умереть настолько, что пожертвовал

бы целым миром ради возможности продолжать существовать», — медлительно и
чётко выговорил Том, проигнорировав вопрос. Гарри нахмурился, прекрасно
помня ту весьма колоритную вечернюю беседу, закончившуюся непонятно чем.
Как, впрочем, и все их столкновения в то время. Маскируя озабоченность под
сарказм, Гарри насмешливо поинтересовался:
— Собираешься припомнить мне все обидные слова в свою сторону?
— Думаешь, ты обидел меня? — тихий смех Тома подкрался внезапно, и он

вздрогнул, а Риддл продолжил: — «Знаешь, почему я не чувствую страха? Потому
что знаю: меня ждут…»
— Зачем ты всё это повторяешь, что ты хочешь от меня услышать? — внутри

неторопливо пробуждалось раздражение. Он не понимал, к чему клонит Том.
— Я буду откровенен, — неспешно отозвался Риддл. — Разъярил меня тогда не

весь этот бред о моём пустом существовании, бессмысленной жизни и далее по
списку, а твоя слепая вера в то, что самоотверженность и отсутствие страха
смерти обоснованы именно чужим ожиданием за завесой. Ты, Поттер,
продолжаешь демонстрировать это раз за разом, подставляясь и понапрасну
рискуя, желая отправиться на тот свет раньше остальных, — отчеканил он,
заставив Гарри удивлённо посмотреть на него, — потому что страх утраты
настолько велик, что ты предпочтёшь заслонить собой каждого второго, лишь бы
не жить в муках, тем самым одаривая жизнью в горе своих близких. Ведь боль
433/676
останется с теми, кто похоронит тебя. Крайне эгоистично, не считаешь?
Гарри замер, выдохнув с шумом, и спешно отвернулся.
— Ты должен был многое переосмыслить, но не это судя по твоим поступкам два

дня назад. Натуральная свинка для убоя, как указывал Северус. Его это доводило
до белого каления, — вполголоса добавил Риддл. Гарри вновь обернулся,
прищурившись. — Вот только не будь в тебе этого желания, для Альбуса стало бы
неосуществимым превратить тебя в смиренного агнца. Ты не сопротивлялся,
почему?
— А разве тебе это было не на руку? — вспылил Гарри, озлобленно сверкнув

глазами.
— Ты даже не представляешь, какое множество раз касался смерти, и лишь чудо

уберегало тебя, — выдохнул Том. — Ты был неподготовлен. Альбус пренебрёг
этим, потому что имел множество страхов на твой счёт: боялся, что ты станешь
очень похожим на его представление обо мне, что пойдёшь по чужим стопам,
увы, не его стопам; боялся, что, усиль он твои занятия, и ты станешь чрезмерно
сильным, чтобы следовать сторонним указаниям; боялся, что ты взбрыкнёшь в
последний момент... Надо сказать, что его финт с собственной смертью стал
сюрпризом даже для меня, но это превратилось в идеальный рычаг давления:
«De mortuis aut bene, aut nihil» — о мертвых либо хорошо, либо ничего. Да ты и
следовал этому до самого конца. И даже когда узнал, то мчаться было уже не к
кому — оставалось только реализовать своё предназначение в некоем акте
протеста: держите и подавитесь. Ты ведь буйствовал, Гарри, глубоко внутри, —
резко повысил Том голос, и он скосил взгляд. Тот хмуро взирал на него, а
витающая мрачность была буквально осязаема. Что так вывело из себя Риддла?
Кому нужно было закипать от ярости, так это самому Гарри. Он чувствовал себя
фигуркой, которой игрались всю жизнь, и даже сейчас не был уверен, что все
верёвочки перерезаны. Гарри отвёл взгляд, а Том тотчас продолжил: — Вот
только Альбус не был уверен, что ты не погибнешь, малыш.
Смертельное проклятие весьма занимательная штука — оно уничтожает душу, а

не тело, поэтому причину смерти установить невозможно. Безболезненно, надо
заметить, в отличие от поцелуя дементора, — хмыкнул Том. — Альбус мог бы тебе
сказать об этом: раз в тебе две души, то есть пятьдесят процентов, что
проклятие уничтожит мою душу, а ты останешься жив.
— Знай я или нет, всё равно бы рискнул, — вклинился Гарри, мазнув взглядом. Он
столько раз мусолил своё недовольство деяниями Дамблдора, что эти слова не
стали откровением, скорее огласили абстрактные мысли, что и без того
наличествовали. — Эта информация не дала бы мне ничего. А ты, видимо, об этом
знал так же, как и Альбус. Весело было?
Риддл скривился:
— Никакого риска не было. Ты бы остался жив в любом случае. — Гарри даже не
удивился, лишь усмехнулся в ответ:
— Осколок твоей души защищал меня — ты это говорил.
— Верно, — чужой голос дрожал от напряжения.
— Не понимаю, зачем ты вновь заговорил об этом, Том, — вздохнул Гарри. —

Хочешь вновь ткнуть меня лицом в то, какой Альбус негодяй? Прекрасно. Но то,
что и ты далеко не святой, весьма очевидно. Любые ошибки Дамблдора находят
434/676
отражение в твоих действиях. Он вырастил меня барашком, но ты помог ему,
приписав мне какую-то роль в своей двойной игре. Это, если не соприкасаться
многих других нездоровых тем, — Гарри недовольно отодвинулся от стола.
— Ты подвёл к главной теме. — Гарри резко повернул голову, краем глаза

заметив чужую улыбку. Слабую, но совершенно неуместную и оттого кажущуюся
какой-то неуверенной. А затем та померкла, будто сброшенная маска. — В связи с
твоей страстью… жертвовать собой мне очень не нравится второе дно у твоей
фразы «Полагаю, ты следующий, Том».
Гарри насупился, устало проведя ладонью по лицу:

— Ты сволочь, Том.
— Хорошо, что ты это понимаешь.
— Тогда пусть это будет взаимным, потому что мне тоже не понравились намёки
Кунца о твоей вовлечённости. Ты должен был последовать за Экриздисом, а не
вытаскивать меня.
— Даже так? — насмешливо поинтересовался он. — Я волен делать что хочу.
— Странно это слышать, ведь это я испытываю кое-какие чувства. А ты от них

отворачиваешься, — скептически протянул он. — В каждом из нас есть какое-то
противоречие, не так ли? Но я не желаю умирать.
— Я заметил. Когда ты размахивал палочкой у Экриздиса перед носом, — с

насмешкой поддел он. Гарри был уверен, что, говоря это, Том ухмылялся, и вновь
подался назад, слегка откинув голову и прислонившись к нему. До шеи
дотронулись в беглой ласке.
Зачем?
Ещё один мучивший его вопрос — имеют ли эти прикосновения определённую

цель, к примеру, в качестве отвлекающего манёвра, зная, как его клинит от
каждой ласки, или же Том делает это непреднамеренно. Просто так. Просто
потому, что ему так хочется. Как хочется самому Гарри. И это ненормально так
желать другого человека, но гораздо хуже, когда этот человек именно он.
Возвышенные, чёрт их дери, чувства к тому, кто наверняка перекроил его жизнь
под свои нужды. О чём не хотелось думать категорически, когда эти чувства
дьявольскими силками проникали глубоко внутрь, и Гарри сейчас, как никогда
прежде, ощущал сжимающуюся под рёбрами клетку. Она опутала, поработила,
сделала его зависимым и странным даже по собственным меркам. Вот она
настоящая темница — та, что внутри.
Казалось, что ему нужно срочно остановиться. Может быть, Том и не строчил
записки, но содержание было правильным: не помеха, а зависимость, и от неё
нужно спасаться. Вот только каждая частичка души поднимала восстание против
сей войны с собственными эмоциями, заставляя перечить самому себе. Ничего
нового в этом не было. Переживать глубже свои эмоции — не означало их
контролировать. И Гарри продувал эту битву и сомневался, что может победить в
войне.
Безнадёжное положение.
435/676
Чем больше он знал, тем меньше шансов оставалось на благоприятный исход для
них, и наряду с этим он не мог помыслить, что всему придёт конец. И это было
действительно страшно. В ту ночь Риддл просил о шансе… Мог ли этот страх
быть взаимным? Даже сама догадка звучала комично. Гарри вновь бы многое
отдал, чтобы узнать о том, что творится в его голове. Однако собственное
бессилие из-за ограничителей и чужое владение окклюменцией являлись
неблагоприятными обстоятельствами, чтобы препарировать мозг Тома.
Да уж. Прок от зелья определённо был. Оно даровало свободу, возвращало

контроль над собой и над собственными эмоциями, точнее, подавляло их, очищая
сознание от лишнего шума. Методично возвращало контроль над ситуацией.
— Быть осмотрительнее — это просить слишком многого? — раздался голос

Риддла над ухом, и Гарри вздрогнул.
— Как же я могу оставить тебя, горюющим над моей могилкой, — улыбнулся он.
— Очень смешно, — но проскользнувшее недовольство в интонации было явно.
— А мне не очень — ты так и не ответил на вопрос о Кунце, и я начинаю думать,

что всё это было, чтобы вывести меня на эмоции и отвлечь.
— Не волнуйся, Поттер, мы даже за рамки темы не вышли. Им руководит забота о

тебе, полагаю. Отто, — Том вновь коснулся его шеи, и Гарри откинул голову,
встретившись с его настороженным взглядом, — приглядывал за тобой с самого
младенчества.
— Что?.. — пораженно моргнув, Гарри не успел ничего спросить, как тот

опередил его поспешным:
— Я рассказывал тебе.
Может быть, и рассказывал, но из тех воспоминаний о себе лично Гарри почти

ничего не вынес. Возможно, они просто не дошли до той части, где Том не только
перечёркивал свою фигуру, но и слеплял из его жизни нечто новое. Может, его
разум заблокировал самостоятельно эту часть в страхе породить нечто новое в
себе: лютую ненависть или пожизненное разочарование во всём. Наверное,
столько вопросов за долю секунды разум просто не смог бы сгенерировать, и на
мгновение Гарри оцепенел. Отрешился от реальности, зависнув где-то меж.
— Не так, как приставленная к тебе Дамблдором Фигг, конечно, — продолжил

тот. — Альбус страшился очередной моей попытки убить тебя, но не слишком
заботился о том, что один из Пожирателей захочет отличиться — выслужиться —
и никакая кровная защита не поможет. Поэтому пришлось заполнить бреши.
Несколько людей должны были присматривать за тобой, не вызывая подозрения у
Фигг. На Отто лежала лишь обязанность обеспечить эту защиту, но не
приглядывать за тобой лично, да и уровень занятости не позволил бы ему это. И
тем не менее он стал навещать тебя. — Попытка Гарри уже ничему не удивляться
провалилась сразу же, как и удовлетвориться крохами информации. Ему хотелось
знать всё — от начала и самого до конца, но и страшился он этого в равной мере.
— Надеюсь, ты не забыл заглушить нас… Потому что это неожиданно. И опасно,

— вполголоса промолвил он, а Том вернул ему саркастическую улыбку. Не забыл,
значит. Скорее всего, стоило лишь зайти сюда, как тот, помимо чар самой
комнаты, наложил ещё и собственные. — Кунц стирал мне память?
436/676
— Нет, являлся под оборотным. Как электрик, как страховой агент, как
ремонтник, когда у твоей тётки чужими стараниями полетел холодильник; как
настройщик, когда они купили новый телевизор, как дезинсектор, когда ваш дом
наводнили тараканы, — задумчиво перечислял Том.
— И молился твоему бесплотному духу, мол, «я подкинул им таракана и

самолично заявился его уничтожить. Объект ещё жив, здоров и сидит под
лестницей»?
— Ты сам хотел знать, но всё было немного по-другому.
— Немного или по-другому? Не могу не находить это смешным и ужасающим в то

же время. Мне трудно собрать всё воедино — тебя и ТЕБЯ, а затем вставить
между «вами» себя. Не знаю даже, как мне реагировать, поэтому разреши хотя
бы сыронизировать. Так кем ещё был Кунц? Молочником, быть может?
Риддл цокнул, скосив взгляд, и продолжил:

— Констеблем — об этом ты сам вспоминал. После школы, когда твой кузен
подкараулил тебя, — обрывисто пояснил Том.
Да. Было такое…
Гарри мгновенно перенёсся в то время. Случилось это за год до его новой жизни
в качестве волшебника. Дадли, как обычно, ожидал его у ворот, а когда он
проходил мимо — подставил подножку. Гарри лишь перепрыгнул через столь
примитивную и уже ставшую привычной преграду, но, когда его дёрнули за
рюкзак, потерял равновесие и навернулся, сев задом в лужу. И так потёртая и
зашитая по швам униформа вконец испортилась.
«Смотрите-ка, Поттер обосрался!» — кривлялся Дадли, указывая на него своими

пальцами-сосисками под гомон дружков. Скорее всего, грязь въелась в ткань,
образовывая весьма красноречивое пятно. Гарри не было стыдно — он был в
ярости.
«Иди к чёрту!» — вскинулся он, еле сдерживаясь, чтобы не броситься на

обидчика с кулаками. Но этого и не потребовалось.
«Что здесь происходит?» — услышал Гарри позади и медленно обернулся. Нужно

сказать, что скала, возвышающаяся за ним, вызвала нервный тремор не только у
Гарри, но и остальных. Дадли что-то промямлил, объясняя, что хотел помочь
однокласснику и кузену по совместительству, а его предложение о помощи было
принято в штыки.
Разумеется, они попытались выставить Гарри виновником, вот только констебль

лишь хмыкнул в ответ и, небрежно накинув Гарри на плечо валяющийся
неподалёку рюкзак, заявил: «Ещё раз вас увижу, малолетние правонарушители,
будете дожидаться родителей в участке. А теперь брысь!»
Наверное, кузена и его подпевал испугала не сама угроза, а перспектива
дожидаться взрослых в компании такого монстра. Если бы не форма, Гарри бы
подумал, что это переодевшийся головорез из какой-нибудь банды: квадратное
лицо с рыжеватой щетиной, хищно прищуренные глаза непонятного оттенка и
два ужасающих шрама: один пересекал бровь, веко и часть скулы, а второй —
губу и заканчивался где-то под подбородком.
Он не желал, чтобы его провожали до дома, но промолчал. Как и всегда. Ради

437/676
выкупа Гарри точно не похитят, а если и похитят, то вряд ли чего-то дождутся от
тёти, кроме радостного возгласа облегчения и пожеланий вдогонку, чтобы его не
смели возвращать. Поэтому он не особо волновался навязанной компанией. Но,
вопреки внешнему виду, речь у того была весьма учтивая и грамотная.
Чудаковатая, и только сейчас Гарри понимал, что странной в ней был слабый
акцент. Характерный акцент, стоило бы заметить, однако тогда он особо не
заострял внимания на таких мелочах. Подумаешь, акцент? Это было не
редкостью: кокни, например, или тот же шотландский у крикуна-Сэчэри —
торговца фруктами на рынке. Каждый раз, когда Гарри проходил мимо, от его
ора уши закладывало, а специфическое «р» превращало самые длинные слова в
обрывистые. Тётя Петуния после похода на рынок вечно забегала домой,
впихивала ему в руки покупки и сетовала на весь дом, что речь этих шотландцев
неразборчивей лепетания двухгодовалых младенцев, поэтому туда она больше
не вернётся. И всё же возвращалась, чтобы не лишать себя наслаждения
раскритиковать его заново на следующей неделе. И на следующей…
Констебль пытался его разговорить, и Гарри это слегка удивило, но

представителю закона ведь было свойственно задавать вопросы, а поэтому
ничего зазорного в том, чтобы пролить свет на некоторые эпизоды своей
биографии, он не видел. И охотно отвечал.
Нет, Гарри не сетовал ему на свою тяжкую жизнь, даже не заикнулся об этом. А
тот в свою очередь интересовался бытовыми вещами, с одной стороны, а с другой
— странными для совершенно постороннего человека. Успехами в учёбе, к
примеру, или тем, мучают ли Гарри кошмары. Гарри списал это опять же на
профессию. Да и просто болтать с кем-то было приятно. Хоть этот некто был
взрослее его раза в два, а то и в три, и являлся первым встречным.
Время от времени Гарри поправлял тяжеленный рюкзак на спине, и тот

интересовался — не кирпичи ли он в нём таскал. Что ж, парочка томов из
школьной библиотеки вполне могли сойти за них. В тот день он вернул прежние
книги и запасся новым комплектом чтива, чтоб хоть как-то скрасить
времяпрепровождение под лестницей. Ему нравилось читать, а выбирать особо
не приходилось — вариантов было не шибко много. Возможно, вечно напрягая
зрения почти что в кромешной темноте, он его так и посадил, а может, то была
наследственность.
В тот момент Гарри радовался, что не угодил вместе с рюкзаком в лужу, иначе бы
ему досталось за порчу школьного имущества, в том числе и от любезных
родственников, вынужденных выплатить штраф за уже непригодную макулатуру.
Путь до дома оказался слишком коротким, и всю дорогу он ловил на себе

заинтересованные взгляды прохожих. Впрочем, картинка, наверное, была
вычурной: мужчина с лицом головореза в форме констебля и школьник в
вымокшем тряпьё на два размера больше, спокойно разглагольствующие о
жизни.
Ну да, Гарри часто казалось, что незнакомцы вели себя рядом с ним чудно, будто
знали его лично или же знали что-то о нём. Те выглядели вычурно: крошечные
человечки в цилиндрах, безумные женщины в мантиях — тогда всё это казалось
вопиющим несоответствием. И констебль им тоже не соответствовал. Можно
сказать, что тот был почти заурядным.
— Гарри? — беглое прикосновение к скуле выудило его из омута памяти, и он

заторможенно тряхнул головой, моргнув.
438/676
— А в зоопарке тоже?.. Там было стекло, и оно в мгновение ока исчезло. Подошёл
Дадли… Он оттолкнул меня, а затем стекло исчезло, — выдохнул Гарри,
растерянно бормоча. Он понимал, что со стороны, наверное, его шёпот кажется
бредом душевнобольного. На мгновение Гарри прикрыл глаза, сцепив зубы до
боли в челюсти, а потом шумно выдохнул и уже более спокойно занялся
переформулировкой своей маловразумительной речи: — В тот день был день
рождения Дадли, мисс Фигг сломала ногу и не смогла меня забрать, и им
пришлось взять меня с собой в зоопарк.
Там, в террариуме, находился удав. Дадли вместе с дядей донимали бедное
создание, заставляя её проснуться и чуть ли не плясать. Я чувствовал себя так же
— помещённым в аквариум зверьком, над которым всю жизнь измывались
безмозглые люди. Как они колотили по стеклу, так же тётя Петуния — по моей
двери. И в следующий момент змея подмигнула мне. Скорее всего, именно тогда
я впервые заговорил на Парселтанге сам того не ведая, — хмыкнул он.
Вспоминать об этом было странно. Говорить об этом с Риддлом — вдвойне. —
Затем, когда кузен заметил, что она зашевелилась, прибежал со своим дружком и
толкнул меня. Стекло исчезло, и началась паника, а змея вылезла, поблагодарив
меня. Я списал всё на творящиеся вокруг меня чудачества, а чуть позже, когда
Хагрид спросил меня, не делал ли я чего такого во время злости или огорчения,
то я связал одно с другим… Вот только я тогда не успел не то чтобы разозлиться,
а даже удивиться, как стекла уже не оказалось на месте, а люди удирали. Это
тоже был Кунц?.. Или всё-таки я?
Гарри откинул голову, растерянно уставившись на Риддла, и тотчас его губ

коснулись чужие, приятные и холодные, твёрдые и столь знакомые, что он
машинально поднял руки, вцепившись в чужую мантию и раскрываясь навстречу.
Поцелуй получился коротким и почти что целомудренным, но концентрация на

чём-то одном помогла ему собраться с мыслями; как ни странно, помогла
остудить голову. А затем до костей пробрал эффект дежавю: Том будто каждый
раз использовал этот приём, чтобы отвлечь от зарождающейся паники. И это
работало, к его удивлению.
— Да, — задумчиво сказал тот. — За этот фокус он получил выговор.
— От тебя, паразитирующего на чужом черепе? — едко спросил Гарри, выгнув

бровь. — Или пока Квиррелл занимался злодеяниями от имени Волдеморта, ты
отдавал приказы Кунцу, гнусавя из-под чурбана?
Том сощурил глаза, недобро сверкнув ими, и так же неожиданно улыбнулся:

— Хочу поговорить с ним… Хочу видеть его лицо, и чтобы он видел меня… Вроде
это?
Он, напротив, помрачнел, плотно сжав губы.
Лицо было другим, но голос тем же, и от него Гарри прошиб холодный пот,
навевая очередные воспоминания. Шутить вот так, небрежно, одновременно
доставляло ему удовольствие и выводило из себя — речь шла о его жизни.
Жизни, которая оказалась внезапно перевёрнутой вверх дном; жизни, о которой
он боялся спрашивать, потому страшился получить развёрнутый ответ. Одно дело
подозревать, другое — знать. И Гарри в панике осознавал, что подтвердись его
домыслы, то простить он не сможет, а если закроет на прошлое глаза, то не
простит уже себя за мягкотелость. Ему понадобится много времени.
439/676
Чертовски много времени.
— Я и правда хотел тебя тогда увидеть. Впервые тет-а-тет, — задумчиво заметил

Том, а потом вдруг отклонил его голову в сторону. Гарри дёрнулся, когда под
чужими пальцами участок кожи обожгло болью. Риддл резко ослабил хватку,
отпустив, и отстранился, вперив в него испытующий взгляд.
Как не вовремя.
— Это… — Гарри кашлянул, неловко взлохматив волосы.
— Засос, — бесстрастно заключил за него Риддл.
Из-за размера глава будет разделена на две части :P
гаммечено~
440/676
Примечание к части Сперва гигантское спасибо вам всем за каждый отзыв к
предыдущим главам. Каждый раз, когда приходит оповещение, сердечко ёкает,
как у Гарри от Тома, в предвкушении ваших дивных слов ❤️
Глава 30. Замёрзшие кости
Restless nights
Wandering in darkness
Sinking into madness
Humming as the fire dies
Burning wounds of sorrow,
Questions of tomorrow
Where's the light of.
Day by day the fight goes on,

We still fight on.
Day by day the immortal sun
Still shines upon,
We all need love.
We're a long long way from home my lord.

We'rе a long long way from home my lord, my lord,
So where arе you?
What are we even fighting for my lord?
Unknown Chapters - Frozen Bones
Гарри поднял взгляд и встретился с бездонной тьмой в чужих глазах: там не было
ни ярости, ни изумления, лишь непроглядная пустота.
— Что ж, как тебе юный Эдмунд на вкус? Уж извини, что прервал вас на самом
интересном. — Слова были сказаны так безучастно, что Гарри сжал кулаки,
встревоженно привстав, но интуиция начала играть в молчанку, не давая никаких
подсказок.
— Это случайность, — почти по слогам изрёк он. Внезапная смена темы выбила
Гарри из колеи. Она чиркнула как спичка, но запылала как адский огонь,
превратившись за долю секунды из пустяка в весьма неприятную неожиданность,
ибо с самого начала присутствие Эдмунда интересовало Тома лишь формально.
На первый взгляд, разумеется. Понять, что на самом деле варится в чужом
котелке, Гарри всё ещё было невдомёк. А теперь он просто растерялся и
поступил как обычно, посчитав лучшей защитой нападение. — А я как-то позабыл,
Том, что ревность — это одна из доступных и горячо любимых тобой эмоций. Но
для неё нет абсолютно никаких причин, уверяю тебя.
— Считаешь, что я ревную? — внезапно осклабился тот, а ровный тон ещё

сильнее озадачил Гарри. Или Риддл отлично притворялся, или ему и правда было
абсолютно всё равно (вполне могло быть под эффектами чудодейственного
зелья). Хоть Гарри понимал его пользу и даже, можно сказать, мысленно
восхвалял, но сейчас само существование сего пойла раздражало, наполняло
441/676
колючей яростью, от которой кровь закипала в желании уничтожить те ларцы.
Сжечь их, сбросить в жерло вулкана, утопить в бездонном океане… Да что
угодно, чёрт!
— Ты принимал свою волшебную настойку? — вкрадчиво спросил он, а затем

процедил сквозь зубы: — Или тебе всё равно, даже если бы я разложил здесь
любого, а ты застал бы нас прямо в процессе? Может быть, ещё и похлопал бы
мне?.. С точно таким же лицом…
Гарри резко оборвал себя на полуслове. Выпрямившись, он отодвинул стул ногой

и сдавленно выдохнул, сделав несколько шагов по кругу. Это было плохо, звучало
ещё хуже и воспринималось просто чудовищно. Слишком много всего: Риддла
кидало из темы в тему, как и его самого, и любая резала Гарри по живому. Всякая
недосказанность между ними оказывалась травматичной, каждая фраза —
поводом для удивления, каждая тема — новой опасностью.
— Похоже, тебя больше злит отсутствие реакции с моей стороны, чем меня — эта
выходка. Так ты всё-таки хочешь со мной встречаться или нет?
Гарри опешил от такого заявления, а затем раздражённо качнул головой и сжал

переносицу, задумавшись. А когда вновь услышал смешок, в неверии отнял руку
от лица и уставился на Риддла немигающим взглядом.
— Эти твои шутки… У меня что, на лице написано «клоун»? Если ты в курсе, кто
такие клоуны, конечно. Каждая беседа с тобой отнимает у меня парочку лет
жизни, Том. Это чтоб ты знал, — пробурчал он и резко успокоился, развернувшись
к нему боком.
— Ну-ну, не нужно так волноваться. Ты, кажется, постоянно забываешь, сколько

мне лет. — Раздался очередной смешок, будто ответ на новую порцию
растерянности на лице Гарри. — Твоё небольшое рандеву с мальчишкой… — Он
покачал головой, словно размышляя, как бы лучше это охарактеризовать. — Я,
разумеется, способен различить намёк на серьёзные отношения, которые у вас
намечались с Уизли, и разовую акцию из жалости, — услышав это, Гарри
скривился, так как он не хотел даже в мыслях марать приобретённые Эдмундом
воспоминания таким словом, как «жалость». — Вполне способен различить
присутствие влечения и присущую тебе сердобольность. Моё появление
отразилось на твоём лице таким колоссальным облегчением, что мне огромных
трудов стоило удержать иллюзию. Да и мальчишка тоже это заметил, поверь,
поэтому и попытался вцепиться в тебя, буквально вымогая новое свидание в
ближайшее время, — Том склонил голову и приблизился к нему. — Сама
сердобольность. Появись под дверью целая очередь из страждущих, и ты их всех
бы… удовлетворил, в то время как разложить на том столе, — усмехнувшись, он
указал взглядом на предмет мебели, — мечтал бы исключительно меня.
— Нарцисс, — скептически хмыкнул он, опустив взгляд.
Даже если бы Гарри хотел, не смог бы отрицать очевидного.
Ощущение во время поцелуя не тех губ, не той душевной близости, не тех

объятий преследовало его и навевало совсем иную иллюзию, которую он
отталкивал из уважения — или же упомянутой жалости — к Эдмунду.
Гарри задержал дыхание, прислушиваясь к гулкому сердцебиению в груди. Пульс

тотчас участился, стоило Тому поднять его голову за подбородок и, доверительно
442/676
склонившись, зашептать:
— Неужели ты не понял, как ловко тебя обвели вокруг пальца, Поттер?
Неосознанно, быть может, но манипуляция с помощью жалостливости самая
эффективная в отношении тебя. И скромному барашку-притворе остаётся лишь
проглотить наивного волка, пока тот не осознал, кто из них двоих на самом деле
добыча, а кто — хищник. Как только мальчик поймёт механизм, то такие, — он
резко скользнул пальцами вдоль его горла, слегка сжав и потерев место засоса,
— инциденты будут случаться постоянно. А этого я не потерплю.
— Я не невинный агнец… — с толикой скепсиса пояснил Гарри, но Риддл, до боли

стиснув волосы в кулаке, дёрнул его голову назад, заставляя выгнуться, и впился
губами в открывшийся участок горла. Очередная порция боли обожгла гораздо
глубже, до мучительной судороги под кожей, когда чужие зубы хватанули место
засоса, чуть ли не прокусывая и, скорее всего, оставляя куда больший след, чем
простой синяк. Это была метка — ритуальный шрам принадлежности.
Гарри невольно расплылся в улыбке, позволяя терзать свою шею губами, цеплять
зубами, касаться языком, понимая, что, вопреки разведённой Риддлом философии
о возрасте, опыте и восприятии, — словно в попытке убедить самого себя —
ревность мгновенно и дотла вспыхнула у того внутри. Отголоски этого чувства
ощущались в голодных, жадных прикосновениях, напряжённых мышцах плеч и,
казалось, Гарри даже мог перенять её болезненную пальпитацию внутри Тома,
точно они всё ещё были связаны. Единственное различие между ними, наверное,
нашлось в том, что Гарри был подвластен этому чувству, а Тому было подвластно
оно само. Или это тот хотел доказать ему.
Однако, будь всё иначе, то они бы рассорились в пух и прах, сначала обвинив
друг друга, переходя, возможно, на словесные оскорбления, а затем предались
бы обиде и сожалениям, чтобы в конце концов хлопнуть дверью и провести
несколько дней-недель в тишине. Хоть этого и не произошло, Гарри всё равно не
знал, радоваться ему или огорчаться сохранённым нервным клеткам, которые,
безусловно, Риддл уничтожит каким-нибудь иным и более изощрённым путём.
— Думай лишь обо мне, Гарри, — еле различимым шипением протянул Том и
накрыл его рот поцелуем, безжалостно сминая губы и проникая глубоко языком,
будто пытаясь вылизать изнутри и уничтожить любое упоминания о чужом
прикосновении. В горле завибрировал стон, и Гарри буквально им захлебнулся,
мгновенно подавшись назад. Однако отстраниться ему не позволили. Том сжал
его бока и резко притянул обратно, попятившись, и Гарри впечатался в него,
упираясь ладонями в стену и перехватывая главенство в поцелуе.
Это безумие продолжало жить внутри, нисколько не унимаясь ни после первого

раза, ни после второго, ни, скорее всего, после десятого, сотого, тысячного... Как-
то Гермиона красочно выразилась, что они, идиоты такие, «или думают только
своим членом, или не думают вообще». Что ж, похоже, так оно и было. Иначе как
объяснить всё это?
Магическим притяжением? Судьбой? Неизведанной доселе болезнью?
У него было столько крутящихся на языке вопросов: например, как трио его
друзей, не совсем ладящих между собой, оказалось в отеле? Особенно если
учесть, что Гарри находился временно в ссоре с Роном, а Рон — пожизненно в
неладах с Драко. Возможно ли такое, что общая потеря могла их сплотить?
Однако он затолкал всё это поглубже, заставив замолкнуть голосок любопытства,

443/676
а вместе с ним — и рассудка. Он желал всеми фибрами своей души остановить
время и поддаться дьявольскому соблазну — просто делать то, чего хотелось
больше всего, не думая ни о чём. А больше всего Гарри желал Риддла вместе с
подаренной каждым их соприкосновением эйфорией. Всё остальное вполне могло
и подождать. И, похоже, он был в этом не одинок, чем, естественно, можно было
воспользоваться.
— Ещё день — и я сойду с ума, — прошептал Гарри меж поцелуями.
— Даже дня ещё не прошло, а ты уже жалуешься? — проронил Том, мягко закусив
его губу, вырвав очередной стон, когда чужие пальцы скользнули вдоль ширинки,
будто случайно, но явно целенаправленно поддразнивая неторопливым
поглаживанием.
— Вытащи меня отсюда, — горячо выдохнул он в губы, поймав его ладонь и

переплетая пальцы.
— Думаешь, это так просто: щёлкнул пальцами, и Поттера отпустили? —

Смешинки искрами рассыпались в алом мареве, когда Том крепче сжал его руку,
медленно потянув наверх и описывая полукруг. — Я книгу тебе принёс, на
которую, к слову, ты не обратил никакого внимания.
— Ты меня сюда засунул — тебе и вытаскивать. — Гарри вернул укус и потёрся

бедром о его пах, услышав судорожный вздох и заметив, как веки прикрылись на
мгновение. К реакции Риддла на свои действия можно было пристраститься. —
Да, книга… — еле заметно кивнул Гарри, мельком обернувшись и тут же ощутил
обжигающее дыхание на шее. — С твоим триумфальным появлением она как-то
проиграла в важности.
— А я так старался — искал обложку повычурней, — хрипло протянул он и вжался

губами в кожу под кадыком, плавно мазнув языком и следом прикусив, отчего
Гарри нервно сглотнул и заплутал пальцами в чужих волосах, а второй рукой —
под его мантией, пока не нашёл пряжку ремня:
— Это месть за творчество Тоадс?
— Какое ребячество, Пот-тер, — буквально проворчал тот, но насмешливость

никуда не делась, а к губам добавился язык. — Ты сам попросил книгу.
— Как и ты когда-то, — рассмеялся Гарри, запрокинув голову и пальцами ловко

сжав чужое возбуждение через плотную ткань и едва ли не лениво потёр. Том
выжидательно замер, а он даже не думал останавливаться: быстро расстегнул
пряжку, а затем и пуговицу с ширинкой и, забравшись внутрь рукой, ощутил
пульсацию чужого желания. Нежная, разгорячённая кожа обожгла ладонь, когда
он обхватил его член, мягко сжав в поступательном движении. — Вытащи меня
отсюда.
— Гарри, — упрямо протянул Том, отрываясь от своего занятия и поднимая глаза

— те превратились в матовое непроглядное озеро, — это так не работает.
— Не боишься отказывать тому, кто держит тебя за яйца?.. — прошептал Гарри

ему в губы, тотчас языком скользнув в рот и углубляя поцелуй, насколько это
было возможно, желая достать до самой глотки и заставить его задохнуться.
Задушить. Атаковать этот треклятый рот, который заставляет его страдать
каждый раз, как открывается, точно для этого был создан. Чёртовы идеальные
линии губ, мятно-апельсиновый вкус, отдающий ностальгией — их первым
444/676
сближением. И, прищурившись, Гарри оттянул зубами его нижнюю губу, а затем
сжал челюсти до еле слышно вздоха, до солёного привкуса крови, наполнивший
редкими каплями рот.
— Ты ценишь нашу… совокупность, — хрипло протянул Риддл, облизав

пострадавшую губу так, словно это доставляло ему ни боль, а наслаждение, и
вновь сдавлено выдохнул, когда Гарри возобновил движения рукой, размеренно и
без остановки позволяя трахать свой кулак. — Я и мой член внутри тебя,
Поттер, — не сводя пронзительного и жадного взгляда, прошипел он странным
стоном, стоило Гарри, обведя пальцем, надавить на головку и соскользнуть вдоль
уздечки, чтобы следом резко ускорить темп.
В мыслях снова поселилась неразбериха от острой нужды получить всё — от

чужого тела до некогда принадлежащей ему души. В нос ударила смесь запахов
древесины, мороза и дыма — как всегда, пряный, насыщенный, дурманящий,
сводящий его с ума аромат. И Гарри поддался вперёд, глубоко втянув эту
эссенцию, ощущая, что ещё немного, — и лёгкие лопнут, а та ядом растечётся по
его венам.
— Как ты там говорил?.. — шепнул Гарри, прокладывая губами дорожку вдоль

линии челюсти к уху. Он болтал одно, воспроизводя чужие слова, но представлял
совсем другое. — Я лягу животом на этот стол, расставлю ноги и приму тебя —
так ты хотел? — томно выдохнул Гарри и закусил мочку, услышав низкий, еле
различимый гортанный стон, от звучания которого внутри растеклась сладостная
нега вседозволенности.
Риддл ощущался чрезмерно доступным и открытым, как мягкая глина в ожидании

лепки, но это впечатление было обманчивым: там, под покрасневшей от его
поцелуев кожей, растекалась сосредоточенность и тяжесть, а на дне покрытых
поволокой наслаждения глаз затаилось неизменное напряжение.
— Хочешь меня? — Вкрадчивый тон пронзил электрическим разрядом и пробрал

крупными мурашками. — Между нами теперь не стоит вопрос силы, — продолжил
Том, а Гарри вжался ещё крепче. Так, что двигать рукой меж телами стало в два
раза сложнее, но это тяготение было непреодолимо. — Только наши желания,
Поттер.
Гарри вскинул голову, встретившись с пристальным взглядом и растянувшимся

на искусанных губах плотоядным оскалом. Нос к носу. Малейшее движение его
ладони, обхватившей в кольцо пульсирующий член, отзывалось играющими
желваками на чужом лице, срывающимися полухрипами-полустонами,
раздувающимися ноздрями — и Гарри, стимулируя подобную реакцию, плавился в
ней одновременно. Он впервые переживал это столь близко и так живо, когда
чужое наслаждение выливалось в собственное без любой стимуляции помимо
слуховой и зрительной. И, казалось, большего ему было не нужно.
Время будто замедлилось.
Горячая ладонь сжалась в мягком прикосновении, очерчивающем сочащуюся

смазкой головку. Плавное и неторопливое, оно подтолкнуло Тома к грани. Тонкой
грани, на которой Гарри заставил его топтаться раз за разом, инициируя оргазм и
почти что грубо пережимая ствол у основания, чем вызвал у того недовольное
шипение. Он игрался с чужими ощущениями в размеренном ритме, поглаживая и
останавливаясь, ускоряясь и вновь пережимая, словно дразня Риддла и не зная
меры в этой бесконечно-порочной игре, которую могли оборвать в любой момент,
445/676
не вовремя открыв дверь.
Как же ему было хорошо. Так хорошо, что в штанах стало до боли тесно —
собственное возбуждение было ничуть не меньше чужого, но слишком ничтожно
в сравнении; слишком незначительно, чтобы удовлетворить его, отвлекаясь от
Тома. И Гарри терпел, мучительно медленно касаясь мошонки, сжимая её,
массируя, слыша его скрежет зубов и невнятное мычание, понимая, что
причиняет Тому сладкую боль. И, найдя чужой взгляд, колючий и застывший,
требующий сиюсекундного удовлетворения, он двинул ладонью, представляя,
каково бы это было очутиться за его спиной; как бы это ощущалось, если бы
Гарри стиснул чужие бёдра и не спеша толкнулся внутрь, внутрь Тома, начиная
так же размеренно и ритмично трахать его, как сейчас двигал рукой. Какие бы
звуки он издавал тогда?
Будоражащая волна истомы, в одно мгновение сконцентрировавшаяся в паху,

заставила Гарри судорожно облизать пересохшие от частого дыхания губы, так
как он заметил понимание, отразившееся в чужих расширенных зрачках. Но Том
не возражал, не злился, напротив, нагло осклабившись, он откинул голову назад
и посмотрел на Гарри расфокусировано, будто сам представляя подкинутую ему
картину.
И Гарри повело. Он не смог контролировать ни свою реакцию, ни свои желания,

ни своё тело, будто в механизме застрял камушек и шестерёнки в попытке
продолжать движение заискрились. Пара тройка резких, грубых, наверное, даже
болезненных движений — и меж губ Тома с неестественным треском просочился
рваный вздох, перемешанный с сиплым стоном, который Гарри поймал губами,
жадно поглощая в слащаво-долгом поцелуе, коих у них никогда раньше не было.
Сперму на своей ладони он ощутил одновременно с собственной, пропитавшей

нижнее бельё. Оторвавшись от его губ, Гарри упёрся лбом Риддлу в плечо,
ощущая, как неровно тот дышит, как жар его тела просачивается сквозь плотную
ткань одежды.
Медленно выпуская из своих лёгких воздух, Гарри потёрся лбом, будто бодаясь, и
остановившееся время внезапно начало бежать с удвоенной скоростью.
— Полагаю, — переведя дыхание, сказал Том, — это и есть твой ответ.

Манипулятор поддался собственной манипуляции, — раздался смешок, и Гарри
ощутил, как его паха коснулись.
Он провалился на все сто.
— Скажи хоть одно слово, и я тебя укушу, — буркнул Гарри, неспешно

отцепляясь. — Прошу. — Он раздражённо дёрнул плечом, а Риддлу всё было
понятно и так.
— Какая страшная угроза, Поттер. — А последующее его даже не удивило —

беспалочковая магия.
Он видел, как Том использовал защитные чары, не доставая палочки ещё во
время стычки с Экриздисом, вот только тогда подумал, что ему попросту
померещилось.
На его памяти Волдеморт не колдовал без палочки, а вот Том Риддл — вполне.
— Вот видишь — у тебя многое работает по щелчку пальцев, — с горькой

446/676
усмешкой заметил Гарри, расслабленно выдохнув, когда липкое ощущение в
штанах исчезло и стало капельку менее стыдно за свою бурную реакцию. — Как
ты сюда вообще попал? — поинтересовался он, делая несколько шагов назад.
— Спустился с пятого этажа, — просто ответил Том, наступая, пока Гарри не

упёрся задом в стол, а тот не скрипнул. — Предвосхищая твой вопрос, —
улыбнулся он, — да, там британский филиал Конфедерации.
— Я прекрасно знаю, что на пятом этаже, Том, — прищурился Гарри. — Мне

интересно другое: ты ведь учился в Хогвартсе, тогда как?.. — он неопределённо
махнул рукой.
— Магия? — вскинул Риддл брови. — Я пробыл несколько лет в Африке.
— Уагаду?
— Кампала, — качнул он головой. — Поступать в школу было поздновато.
— А… это сложно?
— Я вижу, к чему ты клонишь, Гарри. Да, это сложно. И нет, я не буду тебя учить,
чтобы ты мог помериться силёнками с Экриздисом. По крайней мере, сейчас.
Каким бы одарённым ты ни был, на это минимум уйдёт пара лет, а максимум —
половину твоей жизни, — категорично заключил он. — И замечу, что он не
колдует без палочки, а использует артефакт заместо неё.
— Я просто так спросил…
— Ты никогда просто так ничего не спрашиваешь.
Гарри тихо рассмеялся, но улыбка тотчас сползла с лица, стоило вспомнить,

какие именно обстоятельства загнали его в эту комнатушку.
Ощущение, что он на необитаемом острове вместе с Томом, медленно

растворялось под гнётом реальности: от одного лишь желания остальной мир
там, за пределами допросной, не прекращал своё существование, а трагические
события нельзя было изменить. Гарри просто позволил себе забыться на
мгновение, но стоит Риддлу уйти, как эта лёгкость покинет комнату вместе с
ним, и он вновь погрузится в пучину своих размышлений, чаще тягостных, чем
приятных.
— И что же мне нужно делать, чтобы выбраться отсюда, не проходя через пять
кругов ада? — начал он, машинально поправляя мятую рубашку, а затем
удивлённо моргнул. — Подожди, а Кунц… Что ты с ним собираешься делать, м?..
Мы же не договорили о нём, обо мне… Чёрт! — Гарри буквально застонал,
посмотрев в потолок невидящим взглядом. Вот все вопросы, что он так
старательно отодвигал на задний план, повылезали без очереди. Он терял нить
разговора, терялся в потоке собственных мыслей, постоянно перескакивая с
одного происшествия на другое. Если к этому прибавить нервное и сексуальное
возбуждение, то с появлением Риддла всегда начинался полный кавардак. —
Лучше по порядку, — стиснул виски Гарри и, помассировав их с минуту,
приоткрыл глаза. Ловко сев на стол, он задумчиво уставился на Тома.
Тот сделал шаг, красноречиво усмехнувшись и встал меж его колен, чуть
склонившись вперёд:
447/676
— По порядку так по порядку. Тебе нужно уговаривать не меня, а Шеклболта. Ты
вчитывался в ордер?
— Подозрение в смерти шестерых мракоборцев, возможное присутствие

сбежавших Лестрейнджей — в переводе Экриздиса? Защита может легко разбить
обвинение — когда я появился там, они уже были мертвы.
Том кивнул:
— Поэтому ты здесь больше в роли свидетеля, чем обвиняемого, Гарри. Тем не
менее в ту же минуту, как выйдешь на свободу, вернёшься сюда уже по иному
обвинению. Ничего серьёзного, конечно, но будешь дожидаться дисциплинарного
слушания. И в это я уже не смогу вмешаться.
— Мне выпишут штраф, — отмахнулся он. — Угроза Статуту недоказуема. Это

едва дотягивает до розыгрыша. И сообщение отправлено было журналистке с
весьма сомнительной репутацией, а не властям. Тем более что я был в компании
Гермионы, затем Джинни и никак не мог раздвоиться, чтобы прогуляться перед
Букингемским дворцом нагишом — это абсурд.
— Ты был под оборотным зельем, во-первых. И показания твоей подружки из

категории «я верю-я знаю» сомнительны, если перед ней был некто в чужом
обличии: магия всё усложняет, ты ведь понимаешь. Даже под действием
Веритасерума, если она была уверена, что ты – это ты, её слова будут правдой. А
Уизли… несколько не в себе — на неё не рассчитывай. Это, во-вторых.
— В смысле? — Гарри вскинул взгляд, нахмурившись. То есть он понимал, что

Джиневра горюет, но что означало это его «не в себе»?
— То, что она до сих пор в состоянии аффекта и не совсем понимает, кто с ней на
самом деле был и что произошло. Её показания путаются: сначала это был ты,
потом какой-то неизвестный, потом воскресший Тёмный Лорд, угрожающей её
семье… Сейчас она в Мунго.
— Я…
— Не должен бежать к ней сломя голову, — резко перебил его Том. В тоне не
было насмешки или недовольства, лишь непоколебимость. — Не сейчас. Твоё
присутствие только всё ухудшит.
— Что известно о Перси? Когда похороны? — перевёл тему Гарри, ощущая, что
сердце тревожно замирает, стоит вспомнить о Джинни. Она не заслужила вновь
окунуться во всё это безумие…
— Всё ещё ведётся расследование.
— Какое расследование? — растерянно спросил он, заметив, как напрягся Том. Но

спустя длинную паузу и множество косых взглядов с тихим вздохом тот изрёк:
— Гарри, это дело тебя не касается. Мы говорили о том, что затрагивает
напрямую тебя.
— И теперь ты у нас послушный, следующий букве магического закона

гражданин, — Гарри усмехнулся, покачав головой. — Что ещё? Может, в церковь
по воскресеньям ходишь вместе с маглами?
Риддл молчал, буравя его нечитаемым взглядом.

448/676
— Дай мне пищу для размышлений, чтобы скоротать долгие часы одиночества.
Здесь же, — Гарри обвёл комнату взглядом, — никто ничего не услышит.
— Вымогатель, — улыбка едва тронула уголки его рта.
— Даже если это не касается моего дела, но касается меня лично, Том. Я должен
знать.
Риддл обречённо вздохнул, потерев лоб.
— Только посмей сейчас уйти… То есть сбежать, — предупредил Гарри,

угрожающе сощурив глаза.
— Могу сказать лишь то, что причина смерти явно не магического характера.
Равномерно постукивая пальцами по столу, Гарри гипнотизировал пустоту, пока

не изрёк:
— Не понимаю, Экриздис что, задушил его голыми руками?.. Я помню его клинки,
но это были артефакты — они бы оставили магический фон.
— Гарри, — с укором протянул Риддл, и это выражение лица в любой другой

момент позабавило бы его, но сейчас вызвало лишь ответную кислую мину.
— Ты ведь не скрываешь то, что Шеклболт подозревает меня в его убийстве?

Поэтому я сижу здесь, а расследование ещё длится?.. — выдохнул Гарри
озадаченно.
— Ловко ты ставишь вопрос. У рыжего научился? — передёрнул Том плечами. —

Сейчас любой другой стал бы тебя разуверять и раскрыл бы все детали
следствия.
— Слова-то какие из твоих уст: дело, причина смерти, следствие, — усмехнулся

Гарри невесело и добавил, чеканя: — Я хочу участвовать.
— Никак не могу тебе помочь. Я занимаюсь исключительно Экриздисом, а так как

смерть Перси, можно сказать, оказалась весьма специфической, — прищурился
Том, а Гарри недовольно зыркнул на него, — то его передали Сэвиджу.
— Может, всё-таки пояснишь?
— Что? — Том ненавязчиво коснулся его щеки, стерев что-то, а когда отнял руку,
Гарри заметил, угольный отпечаток.
— Кто ты, что ты?.. — «такое» мысленно дополнил Гарри.
— Хотел по порядку и сам же вырываешь информацию из контекста.
— Ты стёр мне память. И можешь её вернуть прямо сейчас, — парировал он.

Гарри особых надежд не питал. То, что Риддл отвечал и даже охотно, уже было
удачей. Они словно перешагнули несколько ступеней на пути к
взаимопониманию, но он не собирался обманываться, считая, что у него есть хоть
какая-то власть над Томом. — Теперь, когда в числе моих способностей есть ещё
и суперокклюменция. Можем снова поклясться на крови.
449/676
— Что до этого, боюсь, послужившее толчком для возврата воспоминаний
одновременно стало и блоком, но я не успел изучить этот вопрос.
— Провести на мне эксперименты, хочешь сказать? — склонил Гарри голову

набок.
— Изучить этот вопрос, — упрямо повторил тот, подавшись вперёд и уперевшись

ладонями в стол, заставляя Гарри слегка отклониться.
— То есть блок временный?
— Я не знаю, Поттер.
— Просто удивительно, чтобы ты чего-нибудь да не знал.
— Возможно, я разочарую тебя, но в этом мире есть много неизведанного для

меня, — улыбнулся он. — Пока что.
— Какое клише, Том.
Что ж, попробовать стоило, но Гарри ни на что не надеялся. Вернись все

воспоминания скопом, и он просто не смог бы усвоить такое количество
информации — или же потрясений, скорее. Гарри предпочёл бы получить от Тома
дневник, как бы символично это не звучало. Тогда бы он смог читать по главе в
месяц. День прочтения и тридцать дней медитации — самое то, чтобы не впасть в
шоковый паралич или ещё хуже — не свихнуться. Возможно, через год или через
два он смог бы расставить всё по полочкам, но вернись воспоминания сейчас, и
это было бы убийственно. И Гарри отчасти понимал, почему за откровением
последовал Обливиэйт.
Безусловно, он не одобрял того, что решение было принято за него, но не мог

отрицать, что решение это было верным. Даже сейчас он пребывал в некой
растерянности, особенно после занятных откровений о Кунце; в ту же ночь,
может быть, у него и вовсе поехала крыша.
— Кунц, — пробормотал Гарри. — Что ты с ним сделаешь?
— А что, по-твоему, я должен с ним сделать? — несколько раздражённо

осведомился Том. — Твоя защита ему не нужна, а от меня тем более.
— Четвертовать за план моего похищения?
— Разве что за такое ужасное сочинение, — закатил он глаза и поспешно

добавил: — И поясни-ка мне, Поттер, вот что — прочитав это, ты, безусловно,
обозлился на меня, однако, узнав, что это дело рук Отто, внезапно воспылал
чувством глубокой признательности. Где здесь логика?
Гарри усмехнулся, пожав плечами:

— Добавь ещё, что это несправедливо. Поясни тогда и мне: поняв сразу, что
произошло между мной и Эдмундом, с какой целью ты продолжал ломать
комедию?
— Я спрашивал о причинах его визита, а не о вашем взаимодействии. Да и видел

лишь урывками — мальчишка так отвлёкся на тебя, пребывая в своих сопливых
иллюзиях, что не почувствовал чужого присутствия. И чему его только учит
450/676
Офелия, — он поморщился.
— Ты бы ещё меня проверил.
— Не было бы блока, проверил бы, — на полном серьёзе ответил Том, а Гарри чуть
не подавился своим возмущением, заметив, как дёрнулся уголок его рта в
усмешке.
— Так какая причина смерти Перси? — спешно спросил он, заметив, как Риддл
раскрыл было рот и тотчас нахмурился:
— Не выйдет, Поттер.
— Про Гермиону-то узнать я могу? А Рон… он понял, что ты — это ТЫ?.. Как он?
Потрясён?
Неизвестность, надо сказать, нервировала его.
Если Джинни пребывала в таком состоянии, что тогда с Роном? Одно потрясение
за другим, и у того не было в запасе пары недель, чтобы свыкнуться с чем-то
одним, как у Джиневры. Хоть, нужно признать, что Гарри сильно сомневался, что
та успела смириться с существованием Риддла в своей новой реальности. На Рона
же эта новость, наверное, выпала как снег на голову. Возможно, к потрясению
добавилась ещё и обида на него, хоть Гарри надеялся, что они давно
переступили этот возраст. Вот только свежа была память о том, как друг
обиделся во время Турнира Трёх Волшебников. Здесь же ещё и отягчающее
обстоятельство в виде преднамеренного сокрытия правды. Тайны, разделённой с
Драко и с Гермионой, но с ним…
— Не мельтеши, — Том положил ладони ему на колени, и Гарри удивлённо

моргнул, поняв, что всё это время болтал ногами в воздухе. — Уизли не бился в
истерике и пальцами в меня не тыкал, если ты об этом. Однако судя по тому, как
часто озирался, то, вероятнее всего, его просветили перед приходом. Впрочем, то
могло быть просто волнением за своего незадачливого, опять во что-то
встрявшего друга, — осклабился Том. — Все обвинения и требования сыпались на
мою голову в основном из уст мисс Грейнджер. При личной беседе, — пояснил он.
— И все они были показные, естественно. До появления в Империи, она, скорее
всего, наведалась сюда, а после того, как ей отказали в свидании с тобой,
отправилась прямиком к Кингсли. И только заручившись всей информацией,
использовала юного Малфоя, чтобы добиться встречи со мной, так как, наверное,
поняла, что Министр ей не помощник в этом деле. И знаешь, она сумела
заинтересовать меня внезапным нежеланием Поттера никого видеть, о чём я —
что меня ошеломило! — и понятия не имел. Разумеется, она понимала, что ты жив
и здоров, но сомневаться в том, что ты всё ещё в заточении, заставила. Воистину
великолепный склад ума.
— То есть ты думал, что я уже сбежал? — приподнял брови Гарри. — Я польщён.
— Своим последним исчезновением ты удивил меня и половину постояльцев

отеля, — уголки чужих губ дрогнули в подобии улыбки, но той не последовало.
Том внезапно посерьёзнел.
— Значит, расспросы об Эдмунде тоже были связаны с этим, — задумчиво и

несколько разочарованно усмехнулся он, опустив взгляд на свои колени, на
которых всё ещё покоились руки Тома. Простая стратегия: пустить в ход
оборотное зелье, и один займёт место другого, как в случае с Краучем-младшим.
451/676
Гарри не сомневался в том, что, попроси он Эдмунда о такой услуге, тот бы с
радостью и даже энтузиазмом помог бы ему провернуть сию авантюру. Вот
только сам Гарри никогда бы о таком не попросил. — И всё же… Ты не поэтому
здесь, — он спокойно поднял взгляд. — Я уверен, что, подёргав за ниточки, ты бы
мог в одно мгновение удостовериться, что я сижу в своей каморке и умираю от
скуки, — Том склонил голову, разглядывая его с неподдельным интересом. — Но
ты пришёл сам. Почему же ты пришёл?.. — улыбнувшись, он положил руки поверх
чужих и малость сжал, переплетая пальцы. — Узнал, что у меня сейчас Эдмунд?
— Интересное предположение, — он слегка нахмурился.
— Будешь отрицать очевидное?
— Нет, не буду.
— Значит, такой «взрослый и не ревнивый» ты прибежал сюда, как только узнал,

что я заперт в одной комнате с Эдмундом, — усмехнулся Гарри, а Том тут же
оказался близ его лица, по слогам выговорив:
— Я не ревную.
А Гарри не мог сдержать улыбки, настолько это нелепо выглядело:

— Ну да, ну да… — И Том недовольно цокнул языком, отстраняясь. — Это был
просто дружеский визит.
— Дружеский визит, закончившийся поцелуем? — с толикой скепсиса

поинтересовался он. — Ты или наивный, или… наивный, — в голосе проскользнула
злость, и Гарри выдохнул со смешком:
— Но ты ведь не ревнуешь, так какая разница?
Том глянул на него, сощурившись, и предельно медленно поправил мантию.
— Разница в том, Гарри, что Эдмунд — протеже Офелии.
— И поэтому ты не можешь от него избавиться, — насмешливо заключил Гарри.
— Ты выбрал её в качестве защитницы, — внезапно изрёк Том, а Гарри даже не

стал удивляться. Вариантов у него было не то чтобы много. — Если не
собираешься крутить роман с мальчишкой, а я считаю — ты не собираешься, — с
нажимом протянул он, хищно сощурив глаза, — то вообще не смотри на него, не
взаимодействуй с ним и, естественно, не дружи. Не из жалости, не из
добросердечности, вообще никак!
— Это приказ? — безразлично поинтересовался Гарри. — Будешь теперь решать,
с кем мне общаться, а с кем — нет?
Том вновь встал вплотную и поднял его лицо за подбородок:

— Не приказ, а предостережение, Гарри.
— Собираешься отговорить Офелию защищать меня?
— Офелию невозможно отговорить или остановить, только чуть замедлить, —

флегматично отозвался тот. — И убивать её я тоже не собираюсь, если ты опять
тонко пытаешься на это намекнуть.
— Почему ты нас познакомил? — Гарри поднял глаза, встретившись с изучающим

взглядом. Беглое прикосновение пальцев, такое же изучающие, как и взгляд, а
452/676
затем Том отпустил его подбородок, туманно ответив:
— Не было особой причины.
— Особой, может быть, и не было, а вот определённая — да, — предположил

Гарри.
Тот слегка повернул голову, будто плохо расслышал или услышанное ему не
очень понравилось:
— Какая же неудобная для остальных, но удобная для тебя способность. И ты
постоянно чувствуешь кто лжёт, а кто недоговаривает?
— Не совсем, — так же неопределённо ответил Гарри, чем вызвал очередной

прищур и россыпь недовольных морщинок на лбу. — Предлагаю равноценный
обмен: ответь мне, и я отвечу тебе.
Спустя многозначительную паузу, Том выдохнул:
— Согласен.
— Что случилось с Перси? — торжествующе выпалил Гарри.
Секундная пауза, которая показалась для него вечностью, и Том хрипло

рассмеялся, покачивая головой:
— Ох, малыш, ты никогда не сдаёшься.
Низкий смех распространился мурашками по коже, но Гарри не поддержал

чужого веселья, застыв в нервном ожидании. Никаких обещаний или клятв дано
не было, всё держалось на одном лишь его заочном согласии, которое легко было
отозвать.
— Ладно, Поттер, твоя взяла, — ответил Риддл, склонившись к уху. — Я почему-то

был уверен, что ты спросишь про Офелию. Я, видимо, ошибся. — Фраза кольнула
внутри, и Гарри медленно выдохнул, когда перед глазами замелькал запретный
лес, собрание Пожирателей и Том, смотрящий в никуда, застывший в ожидании,
подобно статуе.
Сморгнув непрошенные воспоминания, он неловко кашлянул и заговорил:

— Я ведь могу спросить её напрямую. Она, думаю, прекрасно осведомлена обо
всём. Так что?..
Наверное, зайди кто-нибудь сейчас в комнату, опешил бы от творившейся в

допросной неразберихи: сидевший на столе задержанный и застывший меж его
коленей неизвестный — и не дай Мерлин углубиться в исконные личности. Это
могло бы, наверное, сойти за угрозу, ведь Риддл переменно нависал над ним,
если бы Гарри изредка не болтал ногой в воздухе, словно ребёнок на речной
пристани, что полностью разрушало теорию о неприязни.
— Мне одно не даёт покоя, — вновь заговорил Гарри, используя затянувшееся

молчание Риддла. — Что делал Перси в доме один-одинёшенек в такой день?
Гермиона сказала, что он настоял, чтобы мистер и миссис Уизли отправились на
бал — довольно-таки странно, если учесть, что он был приверженцем чёткого
порядка. Человеком привычки. Я бы скорее поверил, что Перси насильно собрал
всю семью вместе, дабы провести Новый год в обыденной ежегодной обстановке,
чем в то, что он поддержал желание каждого отлучиться. И всё же эта
двойственность… С той же лёгкостью, с которой отвернулся от своей семьи, он
мог и заботиться о них, — пробормотал Гарри, нахмурившись. Ему категорически
не хотелось сомневаться в Перси после всего, однако сомневаться всё-таки
453/676
приходилось. Глянув на Риддла и встретившись с его пристальным, изучающим
взглядом, он вполголоса продолжил: — Возможно ли, что, узнав о нападении на
отца одним из первых, Перси мог попытаться договориться с врагом? Но я не
понимаю, каким образом он вышел на Экриздиса за такой короткий срок, ведь
официальная версия иная. Разве что тот сам нашёл его; возможно, обманул…
— Считаешь, что он встретился с Экриздисом, чтобы передать тому артефакт?
— Сомнительно, признаю. Это лишь один из вариантов развития событий в ту

ночь. Когда я появился там, то не знал, что Перси находился в доме, как, впрочем,
не знала и сама Джиневра. А значит, это было или полнейшей импровизацией,
или предумышленной попыткой скрыть всё.
— Гм, отчасти ты прав, — Том потёр подбородок, уставившись куда-то невидящим

взглядом. — Присутствие Уизли в доме и правда оказалось неожиданностью для
его семьи, насколько я знаю. Однако смерть наступила за несколько часов до
нападения на Артура Уизли. Перелом шейных позвонков при падении с лестницы,
и этот инцидент никак не связан с Экриздисом, на первый взгляд.
Гарри шумно выдохнул:

— То есть это несчастный случай?
— Скажем так, что появление Экриздиса всё осложнило. Одно преступление

наложилось на другое, и следы запутались.
— Том, — требовательно произнёс Гарри, привлекая к себе внимание.
— Я же ответил на твой вопрос.
— Тебе сложно, что ли? Всё равно уже разболтал мне саму суть, так что ни о
какой конфиденциальности речи идти не может.
— Как всегда, прожорливый до информации. — Том резко оттолкнулся от стола и

отошёл, заведя руки за спину. — Что ж, слушай тогда. Во-первых, той ночью, как
ты знаешь, был новогодний раут для сотрудников Министерства, на который и
отправились старшие Уизли. Почему же бал не посетил сам Перси со своей
супругой в качестве сопровождающей — уже другой вопрос, — мерно заговорил
Том, что-то крутя в руках, круглое и миниатюрное: то ли монету, то ли шарик. —
Во-вторых, группа мракоборцев появилась в той зоне из-за заявления Одри Уизли
о пропаже супруга. Следуя её показаниям, в первом часу ночи с ним связался
неизвестный, и Уизли, сообщив о внезапных проблемах в Департаменте,
пообещав быстро всё решить и вернуться в пределах часа, аппарировал в
неизвестном направлении. Не вернулся. Локализовать его она не смогла, поэтому
доложила о пропаже — всё-таки исчез глава департамента.
На месте было несколько дежурных мракоборцев, они наспех сколотили

поисковую группу вместе с ликвидаторами — их же ты и застал на месте. Пока
велись поиски, случился инцидент с Артуром Уизли, о котором ты, полагаю, уже
подслушал, — хмыкнул Том. — Он же и усилил подозрения, что исчезновение ещё
одного Уизли имеет насильственный характер. Возможное похищение. Вот
только, когда связались с группой, было уже поздно — появление Экриздиса в
том же месте стало неожиданностью. Скорее всего, они как раз собирались
сообщить о находке, когда их застали врасплох. Экриздис явился не один.
— Дементоры.
454/676
— Дементоры, — кивнул Том. — Роковая случайность.
— Считаешь… это было убийство? — задумчиво осведомился Гарри.
— Уверен, — Том резко взмахнул рукой и кинул ему что-то. Поймав, Гарри
уставился на круглый шарик — марбл. Определённый марбл. Не просто обычный
мраморный шарик из сувенирной лавки, а игрушка из «Всевозможных волшебных
вредилок». У Рона их было много: некоторые меняли цвета, у других внутри
проявлялись разные атмосферные явления, третьи же могли безостановочно
скользить по поверхности, прочие — становиться невидимыми. Однако близнецы
Уизли изъяли последние из продажи после многочисленных жалоб, насколько
знал Гарри. — Это копия, — Риддл вновь приблизился и, забрав шарик, подкинул
его в воздухе. — Сотня, может, две на ступенях и на полу. Их кто-то убрал после
неудачного падения Уизли. Убрал в спешке, не заметив один, застрявший в
выемке паркетной доски под лестницей. Замечал это место? — Гарри лишь
покачал головой, и тот продолжил: — Небольшой уклон поспособствовал тому,
что он скатился в сторону, а застряв, не подчинился чарам.
— Или это всего лишь закатившийся марбл.
— Возможно и так, — кивнул Риддл. — Тем не менее в доме было опрятно, полы
намыты — чистящие чары изъяли бы шарик, находись он там во время уборки. К
тому же диагностические чары показали слабый вывих лодыжки, что вполне
соответствует общей картине. Метод странный, очень…
— Магловский?
— Декоративный, — усмехнулся Том. — Насколько я понял, эта разновидность

марблов была изъята из оборота после подачи официальной жалобы.
— Да, — согласился Гарри. — Шутка так себе, когда заканчивается переломом

ноги или руки.
— Какие выводы? — заинтересованно глянул на него Том.
— Он спускается по лестнице, ступает на усеянную невидимыми марблами

ступеньку, поскальзывается, заваливается назад, а при падении угол ступеньки
приходится на зону затылка? — Гарри прикрыл глаза на мгновение. Он корил
себя за то, что говорил про это с такой лёгкостью, даже не осознавая, как его
захватил азарт очередной тайны и Перси стал просто… каким-то посторонним
для него человеком.
— Расчёт был на замедленную реакцию из-за алкоголя в крови, и всё равно

слишком много независимых переменных для запланированного убийства, не
считаешь? Он мог успеть схватиться за перила, а мог просто упасть на спину и
получить травму, не более.
— Может, не было намерения убивать.
— Может быть, целью было просто покалечить, — согласился Том.
Гарри будто заворожённый следил за чужой рукой, подкидывающей марбл, и

ощущал смутную тревогу:
— Подозревают членов… семьи?
455/676
— Кроме старших Уизли и твоего приятеля Рона, ни у кого нет явственного алиби.
— Джинни провела ночь в компании своей команды… А Билл и Флёр находились

во Франции в окружении родственников, — возразил Гарри, а Том вновь
задумчиво перебросил шарик из руки в руку, поглядывая на него исподлобья, и
категорично изрёк:
— Джиневра отлучалась примерно на час, исходя из слов тех же самых игроков.
По возвращению, по их же словам, была она не в лучшем расположении духа,
следом сообщила, что у неё заболел книзл, и отправилась домой. Питомца…
— У Джинни нет, — заключил Гарри кисло. — Возможно, она просто устала.
— Была ли то отговорка или нет — проверить возможно, лишь проведя

принудительный допрос. — Гарри поморщился. Принудительный допрос
проводился с помощью таких способов, как использование легилименции,
Веритасерума и в крайнем случае, когда первые методы бесполезны, магического
контракта: «Я клянусь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды».
— Аполлин Делакур, мать Флёр Делакур, в тот вечер плохо себя чувствовала и во
время ужина потеряла сознание, — не заметив его состояния, продолжил
пересказывать Том, изредка подкидывая марбл, точно составлял ментальную
картину всех Уизли и их перемещений. — Её переправили в больницу Святого
Эгреля; Билл Уизли остался дома присмотреть за десятилетними кузинами
супруги. Как ты понимаешь, те спали и засвидетельствовать то, что он всё это
время находился дома, не могут.
Джордж Уизли провёл весь вечер в спальне с пищевым отравлением. По

показаниям своей жены тот уснул в полпервого ночи. Хоть в доме присутствовала
она и её родители, однако никто не может с точностью сказать, что Джордж не
выбирался из комнаты в последующие часы. Тем более, чтобы не беспокоить
больного, Анджелина Уизли провела ночь в комнате их сына, поэтому не видела
мужа до самого утра. У Чарли Уизли вообще никакого алиби нет — вечер он
провёл в заповеднике. Остальные работники в тот день ушли после обеда,
оставив его в компании драконов.
— Получается, что Джиневра, Билл, Джордж и Чарли были одни в этот

промежуток времени, — невесело заключил Гарри. — Палочку Перси нашли?
— В кармане, — кивнул Том, прищурившись со странной полуулыбкой, играющей

на губах.
— Я нахожу это несколько противоречивым. С одной стороны, Том, члены семьи

знают каждую лунку в своём доме: я уверен, что все четверо хорошо
осведомлены о её существовании. С другой — Перси не стал доставать палочку, а
значит, не ощущал исходящей от собеседника опасности. Из чего следует, что
кто бы то ни был, неизвестный был ему хорошо знаком, бывал в Норе, но явно не
вырос там… Я просто не верю, что кто-то из них способен на такое, да и какой в
этом смысл? — удивлённо спросил Гарри.
— Могу согласиться с тобой, но могу и выразить некоторые сомнения по этому

поводу, — с секундным промедлением отозвался Том. — Нельзя исключать, что
вполне могла сказаться спешка и испытываемое напряжение, если один из Уизли
не промышляет регулярными убийствами, разумеется. Перси же, возможно, не
ожидал найти никого в доме, поэтому и не успел выхватить палочку — здесь же
всё зависит от его навыков дуэлянта.
456/676
— Он был отличником, — машинально отозвался Гарри.
— Что никак не взаимосвязано. Спешка, спешка и опять же спешка. Ведь он по

какой-то причине отправился наверх, пробыл на одном из этажей определённый
период времени, который может варьироваться от нескольких минут до часа, а
спустившись — свернул себе шею.
— Это не могут быть они, Том. — Гарри раздражённо цокнул: — Каким образом
его вызвали на работу?
— Через совиную почту. То был неопознанный его женой филин. Она так же не в
курсе содержания письма, — спокойно выкладывал факт за фактом Том, даже с
несколько скучающим видом. — По её словам, Перси был взбудоражен
сообщением, но подобное легко списать на чрезвычайную ситуацию в
Министерстве посреди новогодней ночи. При обыске тела записки найдено не
было, и никаких происшествий, касающихся его департамента, в то время тоже
не случалось.
— Какая-то бессмыслица, — мрачно заметил Гарри. — Как будто мало было

одного Экриздиса… — И он замолчал, следя за тем, как Том, в последний раз
подкинув марбл, убрал тот в карман.
Воцарилась тишина. Гарри казалось, что он может слышать равномерный шум

работающих магических счётчиков в чужих кабинетах, настолько звенящей та
была.
— Ты знал, что Перси банкрот? — внезапно подал голос Том. — Его связывали
долговые отношения почти с каждым членом семьи. И главное — с банком. Его
зарплаты хватало лишь для погашения займа, тем самым делая невозможным
возврат долга остальным, ведь семья может подождать, а Гринготтс — нет. И тем
не менее он рискнул заключить новый контракт с гоблинами в середине декабря,
заложив дом, а следом заняв крупную сумму у Джорджа Уизли — последнюю, как
тот выразился. Ибо он отказался и дальше «спонсировать заскоки брата», если
верить его словам.
— Что?..
— Значит, ты не знал, — кивнул Том.
— Мы с ним были не настолько близки. Ни Джинни, ни Рон не упоминали об этом.

— Не сказать, что услышанное его сильно удивило. Джиневра часто жаловалась
на излишнюю помпезность брата, вот только Гарри не знал, что эта тяга к
роскоши идёт за чужой счёт.
— А ведь он и к ней обращался с просьбой занять. Только не у неё, зная, что у

девчонки ничего, собственно, и нет, а у тебя, Гарри, исходя из слов супруги,
заставшей их за весьма интересной беседой. Хотел использовать её в качестве
посредника и протянуть ручонки к солидному счёту будущего зятя. Очень
доброго, несколько наивного и всецело понимающего в его глазах зятя, —
усмехнулся Том, а Гарри сморщился в почти что детском желании показать тому
язык. — Нескончаемая на первых порах золотая мина была заперта в Гринготссе
— как здесь устоять, если ты по горло в долгах. — Том постучал костяшками по
столу и, резко обогнув его, вновь опустился на стул, вытянув ноги. —
Предполагаю, что Джиневра ему отказала. — Гарри медленно пододвинулся,
457/676
разворачиваясь к нему лицом, и ощутил, как в ногу уткнулся острый уголок
книги.
Позабытый им вновь «Молот ведьм». Раскрыв том где-то на середине, он

рассеянно глянул:
«Демон может возбудить ненависть между супругами, так как ему доступно
влиять на силу воображения».
— Он мог остаться должным куда большему количеству людей и родственникам

— кузенам, к примеру, — рассеянно сказал Гарри, всматриваясь в слова, и следом
захлопнул книгу. — Если ухватиться за это как за причину, то кто-то из них мог
захотеть проучить его. Покалечить или припугнуть, чтобы Перси вернул всё до
последнего кната… — он погладил выпуклые буквы. — Вроде бы родители
оставили Одри приличную сумму, та тоже растворилась?
— Давно, — еле заметно кивнул Риддл. — Одри Уизли не отрицала, что они жили
не по средствам, и Перси хотел продолжать такое существование и дальше. Кому
бы это навредило в первую очередь, по-твоему?
— Всё опять же упирается в семью, — Гарри вздрогнул и потёр лицо, собираясь с

мыслями. — Гоблины бы не стали назначать встречу в Норе посреди ночи; не
стали бы устраивать там ловушку. У них есть законные основания надавить на
него: продажа его дома, полагаю, покрывала оба долга, иначе не бывать новому
контракту. А если обойти закон, есть и другие методы, помимо пригоршни
шариков. И, говоря о шариках, марблы из лавки и очередной заём у Джорджа
имеют весьма «громкую» связь… — Гарри нервно провёл по волосам. — Если он
не оставил завещания, то Одри в качестве супруги получает состоящее из одних
долгов наследство. Хорошая отмазка. Детей у них нет, в случае её отказа,
следующие на очереди родители, которых ты исключил, а затем и прочие
родственники, коих слишком… много. Понимаю теперь, почему до сих пор
ведётся расследование, — заключил он почти что могильным тоном. — Меня
больше удивляет, что ты в курсе каждой детали, и это притом, что дело якобы
перешло к Сэвиджу.
— Естественно, прежде чем передать его, были проведены некоторые…

проверки, дабы исключить причастность Экриздиса, — машинально, казалось,
ответил Том и повёл плечом. Он, похоже, тоже пребывал в глубокой
задумчивости, и Гарри с невесёлым мысленным смешком признал, что каждый
новый их разговор опережает предыдущий по уровню чудаковатости.
— И часто ты занимался этим?
— Чем? — Том совершенно невинно скосил взгляд, моргнув в притворном

удивлении.
— По долгу службы? — сощурился Гарри, заметив застывшее веселье под маской

абсолютного непонимания.
— Какой службы, Поттер?
— Том!.. — рыкнул он, соскочив со стола. Однако тот остался совершенно

непоколебимым, невозмутимо взирая на него. — Лучше заявить, что не скажешь
ни словечка, чем делать из меня дурака! — Гарри обогнул стул и застыл у Риддла
458/676
за спиной, положив ладони на изогнутую спинку, а затем безотлагательно
добавил: — Я хочу участвовать в расследовании.
— И ты в этом стопроцентно уверен? — помешкав, протянул он. — Что, если за

всем стоит один из родственников? Сможешь удержать в узде весь свой
энтузиазм по спасению мира и каждой потерянной душонки? — Риддл вздохнул и
запрокинул голову, восстанавливая зрительный контакт. — Сколько часов ты
мучил себя мыслями, что мог бы всё изменить? «Появись я там раньше, смог бы
всех спасти, а если не всех, то хотя бы половину» — ведь так, Гарри? Сейчас ты
чувствуешь облегчение от того, что, появись ты раньше или позже, есть вещи,
которые просто невозможно изменить?
Гарри склонился, почти что коснувшись носом его носа:

— Чувствую, — честно признался он. — Но нет, Том, это не способ взять ситуацию
под контроль; не способ что-то исправить или возместить нанесённый Уизли
ущерб… Я просто заинтересован в этом деле, если можно так выразиться.
— Как скажешь, — хмыкнул Риддл. — В любом случае над этой ситуацией я не

властен, увы.
— И тем не менее ты спокойно бродишь по Министерству… Или Министр

Шеклболт в курсе твоей двойной жизни, о которой я не осведомлён? — И опять
же его нежелание выказывать свои чувства вылилось в откровенный упрёк,
проскользнувший в голосе.
— У тебя богатая фантазия, Поттер, — в тон ему ответил Риддл. — Если ты ещё
не забыл, то я получил временную амнистию в качестве консультанта по тёмным
колдунам — этим я и занимаюсь.
— И палочку ты свою не взял именно поэтому.
— Не хотелось афишировать, — довольно осклабился он.
— Афишировать, как Тёмный лорд бродит по коридорам Министерства,

занимаясь... расследованиями? Ой, прости, — Гарри вернул ему улыбку, —
спускается с одного этажа на другой, спокойно разгуливая среди мракоборцев, и
навещает заключённых по пути. А может, ты решил провести проверку
безопасности?
— Гарри…
— Ты ведь понимаешь, что у меня куча вопросов, и каждый раз мы натыкаемся на

некоторые проблемы взаимопонимания, потому что ожидания не соответствуют
действительности.
—…если в самом деле хочешь участвовать в расследовании, тебе стоит

рассказать об этом Офелии, когда она навестит тебя. Предложи свою помощь
Сэвиджу через неё, — продолжил тот, пропустив мимо ушей его едкую тираду. —
Внутри этих стен, разумеется: усидчивость и послушание, Гарри, — выделил он
кратко. — Предполагаю, что после дисциплинарного слушания и оплаты штрафа
за неподобающее поведение тебе светит временное отстранение от должности, и
я бы с удовольствием поддержал это решение, — подметил Том, сощурив глаза.
— Однако тебе стоит реабилитироваться в глазах вышестоящих, не только
Сэвиджа, в случае отставки Долиша, но и Министра, если хочешь заниматься
этим и дальше, а ты ведь хочешь, — подытожил он, явно уверенный в своих
459/676
словах. Впрочем, Гарри и сам выказал интерес в проведении следствия. —
Поэтому поделись с ними своими мыслями, но не факт, что они не посчитают, что
твоя близость с пострадавшими — это недостаток, а не достоинство. За тобой
будут внимательно наблюдать, Поттер.
— Я думал, ты собираешься держать меня тут до поимки Экриздиса.
— Зачем же мне держать тебя именно здесь, в Министерстве? Когда я могу

поместить тебя туда, где никто никогда не найдёт: ни Министр, ни Альбус, ни
твои энергичные друзья. Никто, кроме меня, — почти что ласково прошипел он,
однако маниакальный оскал, искрививший чужие губы, заставил Гарри неловко
покачнуться. Он еле слышно выдохнул, в мгновение ока вспоминая, с кем на
самом деле находится в одной комнате. Точнее, уже давно не совсем понимал с
кем именно… Необязательно, что правда должна быть лучше нынешней
действительности, а возможно, та намного хуже. Не возможно, а всё воистину
так, скорее всего, и это не могло не взволновать его.
— Звучит как угроза, — с напускным равнодушием фыркнул Гарри.
— Лишь констатирую факт, — парировал Том. — Угрожать я не стану, но

настоятельно попрошу не лезть во всё, касающееся Экриздиса.
Гарри выпрямился, сделав пару шагов в сторону.
— Занятно, Том, — начал он напряжённо, нервно засучивая рукава, лишь бы чем-

то занять руки. Ограничители слабо блеснули на свету, напоминая о его
беспомощном положении. — Не могу не отметить, что столь запутанное дело
появилось весьма вовремя. Необычное и близкое мне, оно на неопределённый
срок отвлечёт моё внимание от Экриздиса.
— Твои намёки на то, что я ежедневно кого-то убиваю, несколько утомляют,

Поттер. Напомню, что ту ночь мы провели вместе — ты и я, — снисходительно
уточнил Том, а на лице расцвела развязная улыбка.
— И ещё я помню, что, пока я спал, ты вставал и выходил куда-то, — добавил

Гарри, мрачнея с каждой секундой всё больше.
Риддл полностью к нему развернулся, склонив голову, отчего тень криво легла на
лицо, акцентируя и без того заострённые черты. Томная улыбка медленно
погасла, словно сползающая маска, а немигающий взгляд безучастно скользнул
по столу, зацепившись за руки Гарри, неторопливо покручивающие браслеты
ограничителей.
Сказанное им приобретало смысл по мере повествования, и так же на ходу он

отчётливо вспоминал ту небольшую деталь, которая во время сна показалась ему
простой фантазией разморенного сном разума. Даже после он интерпретировал
немного по-иному чужие действия: как вероятность того, что тот вставал
наложить чары на комнату, ведь Риддл упоминал, что самовольство Гарри было
ожидаемо.
А что, если ожидаемо было и другое? Что, если он послал письмо Перси. Письмо с
официальной печатью, какую Гарри видел на приказе о своём задержании,
вынуждая не только сохранить конфиденциальность, тем самым заставив
наврать Одри, но и явиться по первому зову, ведь Перси всегда следовал
правилам… Что, если…
460/676
Он невидящим взглядом следил за тем, как Том вскользь коснулся лица, потерев
щеку, будто над чем-то раздумывая, а затем неторопливо поднялся. Гарри
непроизвольно напрягся, сделав шаг назад. Неприятный холодок пробежал по
спине, и он вздрогнул, спешно разрывая зрительный контакт.
Что, если…
— Что, если Перси убил я, Гарри?
Что ж, как в «Cluedo», кто же убийца?
гаммечено~
461/676
Глава 31. Когда один любит, другой
отправляется на войну
Все говорят, что есть два вида любящих сердец,

Когда один любит, а другой отправляется на войну:
Одни заключают мир, а другие сводят счеты,
Не имея на то веских оснований.
Конечно, это нелегко и не стоит того — всё упрощать,

Но я умираю, когда ты уходишь,
И мне хочется надеть ботинки и отправиться на передовую.
Я буду твоей любовью, боец.

Жёстче. Сильнее.
Любовью, боец.
Я хочу сражаться за любовь под огнем.
Я хочу сражаться за любовь, любовь, любовь.
Ты натянул тетиву и отпустил.

Стрела обожгла горячо, как пуля.
Это была любовь, это была страсть, всё было по-настоящему.
Нас позвали в бой, и всё, что было, рассыпалось.
Но я целюсь выше, чтобы не потерять тебя.
SVRCINA - Lover. Fighter*
«Что, если Перси убил я, Гарри?»
В тишине допросной эта фраза прозвучала подобно мешочку звонких галлеонов,

внезапно рассыпавшихся на пол.
Затем всё завертелось с головокружительной быстротой: Том еле заметно

взмахнул рукой — и Гарри вмиг припечатало к стене. Отрывистый и скрипучий
смех какофонией смешался с очередным вопросом: «Так что же ты сделаешь,
Поттер?»
Гарри с трудом пошевелил руками, чувствуя себя абсолютно беззащитным с

проклятыми ограничителями на запястьях. Он попытался сформулировать какой-
нибудь ответ, но ещё больше растерялся, задыхаясь и хватая спёртый воздух
губами…
«Поттер?» — вырвал его из мысленной сумятицы голос Тома.
В одно мгновение воображение стёрло подобное развитие событий, и Гарри

усмехнулся. На самом же деле он застыл каменным изваянием посреди комнаты.
Однако пребывание в таком состоянии оказалось недолгим: развернувшись,
Гарри сделал круг и остановился в углу, рассматривая совсем крохотные
углубления в стене, чтобы тут же обернуться и иметь возможность наблюдать за
тем, как Том неторопливо приближается, а его самого посещает смутная тревога.
Риддл остановился напротив и, протянув ладонь, коснулся его лба, будто
462/676
собираясь ущипнуть или же щелкнуть. Улыбнувшись, он насмешливо
осведомился: «Ты серьёзно полагаешь, что я бы стал так напрягаться, чтобы
занять тебя?»
И действительно, Гарри так не думал. Тем не менее ощущение тревоги

продолжало стремительно нарастать, как снежная, неудержимая лавина,
угрожая погрести под собой. Казалось, всё внутри вибрирует от напряжения,
заставляя кровь закипать в жилах, а кожу — мелко покалывать. То было
надвигающимся предчувствием.
«Одну секунду», — сказал Гарри и обогнул слегка изумлённого Тома. Чужое

удивление на порядок возросло, когда он вцепился в книгу и уставился на неё,
точно на откровения самого Мерлина. Опустив том на стол, Гарри резко открыл
его и впился глазами в первые попавшиеся строки. «Демон может возбудить
ненависть между супругами, так как ему доступно влиять на силу воображения»,
— вслух прочитал он и перевёл взгляд на Риддла. Тот глянул поверх его плеча,
будто все ещё не понимая, что происходит, а спустя мгновение с лёгкой улыбкой
поинтересовался: «Неужели Библиомантия?» Гарри едва заметно кивнул в ответ,
не зная, как прояснить этот первобытный позыв: руки будто нуждались в книге, а
глаза — в этих строчках.
«И что же ты выяснил? — заинтересованно спросил Том, скользя цепким взглядом

вдоль страницы. — Считаешь, что Одри подстроила смерть супруга, чтобы стать
не столь весёлой вдовой?» «Нет, это не она. Всё несколько иначе. Хуже», —
парировал Гарри, захлопнув книгу, будто та могла укусить.
Если его догадки насчёт кончины Перси сами по себе были ужасными, то к утру
всё стало в разы хуже: Гарри уселся за стол переговоров. С одной стороны
расположились Шеклболт, Сэвидж, Касса Флокс — ранее ответственная за
Азкабан — и Артур Уизли — бледный и будто похудевший, но всё так же
улыбавшийся (вот только улыбка стала блёклой и вымученной), а рядом с
мистером Уизли сидел напряжённый Люциус Малфой. С другой стороны
находился Том, а напротив Гарри — Альбус.
Какое торжественное собрание было созвано, однако.
А вечером ведь ничего не предвещало беды… Ну или почти ничего. После

внезапного озарения, посетившего его между страниц книги, Гарри ощущал себя
не в своей тарелке, да и Риддл внезапно сорвался с места, заявив, что и так
задержался, а затем, ничего не объяснив, покинул помещение. Гарри подобная
спешка не удивила — у каждого имелись свои дела. Наступила пора признать,
что изничтожение маглов в подворотнях — не являлось первостепенной задачей
Тома. Можно сказать, что такой цели и вовсе не существовало у того, кто покинул
допросную, но Гарри стал опасаться поспешных выводов. Тем не менее это
подкинуло пищу для размышлений, и полночи он мысленно анализировал всё, что
смог узнать о Риддле, пока не вернулся к беспокоившей его теме: каким боком в
убийстве Перси замешана супруга Джорджа? Его волновало и другое: мог ли он
довериться своей интуиции и поверить в провиденье?
Сон так и не шёл, а течение времени в подобном месте не ощущалось — в камере,

казалось, царила вечная ночь.
Вот только стоило ему приблизиться к разгадке, как дверь раскрылась и за ним
снова пришли — по расчётам, уже ранним утром. Первой посетившей его мыслью
было то, что к нему пришла Ваблатски, однако вместо допросной Гарри провели в
463/676
комнату для совещаний, где он и встретил такую разношёрстную компанию.
Все присутствующие сохраняли какую-то церемониальную тишину, которая,

впрочем, лишь способствовала возраставшему напряжению.
Альбус смотрел на него из-под половинок своих очков, а во взгляде читалась

стылая тоска. Было ли это ощущение временным или же та присутствовала
всегда — Гарри никак не мог понять, однако то, что сейчас ощущал чужую
печаль особенно остро, было неоспоримым фактом. И по всей видимости,
Дамблдор осознал это, потому что внезапно нахмурился и поспешно отвёл
взгляд. Гарри в ответ едва заметно вскинул брови, но заговорить так и не
решился, переключив всё своё внимание на другого — на Тома.
Виделись они едва ли не несколько часов тому назад, и тем не менее что-то
неуловимо изменилось. Как и чудную печаль Альбуса, он впитал в себя
отчуждённость Риддла, глубокую и почти болезненную для него: тот даже
взглядом его не удостоил, когда Гарри прошёл мимо его места и опустился на
стул. Возникло весьма неприятное ощущение, как если бы двух незнакомцев
посадили за один стол, но до сих пор не представили друг другу… Даже
незнакомая ему лично Флокс уделяла Гарри больше внимания, чем… — близкий?
Родной? Какой именно, он боялся даже подумать — Том. Что, надо заметить,
несколько обеспокоило. И не только это, но и необычный вид Риддла: часами
ранее тот был полон энергии, а сейчас казался старше Дамблдора, что, даже
несмотря на довольно-таки юный облик, явственно проступало наружу, пролегая
горестными морщинами на лбу и вокруг глаз.
Гарри не знал, что могло произойти за столь короткий срок, но предполагал, что
собрались они все здесь явно не из-за него и даже не из-за Перси, хотя такая
внезапная встреча с Сэвиджем и Кингсли была ему только на руку — как знать,
смогла бы Ваблатски заманить его к Гарри ради разговора о деле Уизли. И он
вновь перевёл взгляд на отца Рона, понимая, что правда станет очередным
ударом для этой и так натерпевшейся семьи столь же близкой ему, сколь сейчас
далёкой. И ударит сильно, ведь сложно кого-то винить в произошедшем.
Если исключить Малфоя, то это собрание могло означать только одно: объявление
Экриздиса и потерю ещё одного Дара — что, по сути, было связанным одно с
другим происшествием.
Малфой прочистил горло, подняв взгляд на Тома, и тут же опустил глаза,

выверенным жестом смахнув платиновую прядь волос с лица.
— Раз мистер Поттер уже здесь, не пора ли нам… — начал было Люциус, но
Шеклболт скосил взгляд на Гарри и заговорил одновременно с тем:
— Обойдёмся без формальностей, Люциус.
— Полагаю, что так будет лучше, — согласился тот. — Позвольте

поинтересоваться, с какой целью вы меня сюда пригласили? — с презрительной
любезностью осведомился он и тут же замолк, когда послышался короткий
смешок. К удивлению Гарри, принадлежал тот Сэвиджу:
— Не дрожи ты так, а то стол трясётся. Ты здесь в полной безопасности.
Малфой поджал губы, а Кингсли смерил обоих суровым взглядом, ясно

намекающим, что подобные колкости сейчас излишни, — Гарри же увидел в этом
способ разрядить обстановку. Тем не менее у него были схожие с отцом Драко
вопросы: смысл собственного присутствия здесь, к примеру.
464/676
— Не кажется ли вам, господа и дамы, что собравшиеся здесь, гм, — Малфой
вновь кашлянул, избегая смотреть как на Дамблдора, так и на Тома, вследствие
чего льдистый взгляд оказался направлен прямо на Гарри. — Что собравшиеся
здесь волшебники имеют некую идеологическую несовместимость между собой,
если подобное выражение уместно… Поэтому мой интерес обоснован, а вопрос —
вполне логичен.
— Так зачем ты принял приглашение, Малфой? — пробасил Сэвидж, вскинув

густые брови и усмехнувшись из-под рыжеватой бороды. — Решил разведать
обстановку и понять, куда нынче ветер дует, м?
Касса Флокс скучающе переводила взгляд с одного на другого, однако Гарри

буквально почуял, что под этим показным безразличием к происходящему
скрывается напряжение, и он бы даже не побоялся назвать это страхом.
— А я сам скажу тебе зачем, — Сэвидж не дал вставить Люциусу и слова,

невозмутимо продолжив: — Ты готов на всё, лишь бы отираться рядом с
Министерством, куда тебе путь закрыт на сто лет вперёд, — изрёк он, почесав
подбородок и, положив огромную ладонь на стол, торжествующе заключил: —
Так что не строй из себя жертву обстоятельств и признай, что твоё беспокойство
вызвано простым страхом перед сидящим здесь Волдемортом.
— Кхм, уважаемые, — подал голос Дамблдор, — сейчас не время для мелких

дрязг. Люциус, я крайне сожалею, что о подобном ты узнал буквально на месте,
— Альбус обратился уже к Малфою, — однако у нас просто не было времени для
подготовки, да и вряд ли это помогло в подобной, можно сказать, немыслимой
ситуации. Сейчас некоторые из твоих навыков нам просто необходимы — именно
поэтому ты здесь.
— Навыков? — непонятливо переспросил Люциус и вновь скосил взгляд на

Риддла. Гарри же последовал за ним и тоже уставился на того, и как раз в этот
момент Том заговорил:
— В твоём распоряжении по-прежнему находится «Глина Хнума», так как
артефакт не числится в списке конфискованного имущества, — стоило Риддлу
сказать это, как Кингсли утвердительно кивнул и спросил:
— Так ли это?
Малфой-старший вновь опустил взгляд и, как показалось Гарри, побледнел ещё

больше, а Том неспешно добавил:
— Мне ведь не нужно объяснять, что это такое?
— Н… нет, м… — он оборвал себя на полуслове и вздохнул. Однако, Гарри был

уверен, что всем присутствующим стало понятно, как тот хотел закончить фразу:
«Нет, мой Лорд». — Вы знали? — внезапно спросил Люциус, подняв взгляд.
Потерянное на секунду хладнокровие вновь вернулось, и Малфой вопрошающе
уставился на Риддла.
— А ты сомневаешься в этом? — криво улыбнулся Том.

Малфой покачал головой:
— Просто удивлён, что вы ничего тогда не сделали…
— Так, о чём речь? — непонятливо вклинился Сэвидж.
465/676
— Последний раз Глина принимала форму дневника, — всё с той же улыбкой
пояснил Том, — и, безусловно, в такой форме и осталась, поэтому её и не
заметили. Верно?
— Верно. Могу ли я поинтересоваться, зачем вам сей тёмный артефакт? —

Малфой обращался ко всем, но настоящим адресатом явно являлся Шеклболт, и
Гарри прекрасно понимал суть вопроса: «Если я отдам его, будет ли мне
наказание за содержание подобной вещицы в своей сокровищнице и его утайку?»
— Кто-нибудь может объяснить мне толком, в чём дело? — подал голос Гарри,
уставившись на Риддла, но тот даже не удостоил его взглядом, продолжая с
нечитаемым выражением лица смотреть на Люциуса.
— Экриздис хотел забрать Воскрешающий камень, — тут же откликнулся

Дамблдор, но Гарри уже не слушал его, полностью переключив всё своё
внимание на Тома.
Он догадывался, у кого находился камень, что, в свою очередь, означало, что

Риддл снова сошёлся с Экриздисом в дуэли.
— Когда? — еле слышно спросил Гарри, обращаясь к Тому, но ответил ему

Кингсли:
— Вчера вечером.
Гарри не мог не прощупать взглядом чужую фигуру, скрытую под плотной

тканью одежды, и именно поэтому заметил, как тот при небольшом отклонении
вбок почти неуловимо поморщился. Событие, подстегнувшее волну тревоги, и без
того усиленную всей этой непонятной атмосферой. Не отдавая себе отчёта в
действиях, Гарри слегка подался вперёд, буквально ощущая, как чешутся руки в
желании ощупать тёмную мантию, ощутить его тепло и понять, что с Томом всё в
порядке.
Наверное, подобное поведение могло показаться вопиющим противоречием всем

присутствующим, но ему не было до этого абсолютно никакого дела — с
некоторых пор его вообще перестало волновать, что о нём могли подумать
остальные. Тем более при таких вот обстоятельствах: весьма странных, как
удачно подчеркнул Малфой-старший. И тем не менее Гарри понимал, что
беспокойство с его стороны может быть унизительным для самого Тома, поэтому
инстинктивно перешёл на Парселтанг:
— Ты ранен?
Единственным в этой комнате, кто смутно мог уловить смысл его слов, был только
Альбус… Однако Риддл даже не посмотрел в его сторону, будто бы намеренно
игнорировал, что отозвалось волной нарастающего недовольства внутри.
Гарри был не на шутку озадачен.
После того как он очнулся после проклятия… Нет, раньше: наверное, в тот
момент, когда они уснули вместе… Или же ещё раньше? Когда точно, не было
особо важным обстоятельством, главное, что с некоторых пор Гарри начал
понимать, что Том Риддл за человек. Понимать намного глубже, чем за всё то
время, что прошло с тех самых слов, сказанных стариком Оливандером во время
выбора палочки: «…Тот-кого-нельзя-называть сотворил много великих дел — да,
ужасных, но всё же великих»; понимать, что некоторое осталось неизменным.
466/676
Например, то, что Том был гордым и считал слабость непозволительным для себя
недостатком; был свободолюбивым и властным, что проявлялось почти что
инстинктивно: в каждом его жесте и повороте головы, словно неотъемлемая
часть его самого. Что приводило к всё той же уникальности — завышенному
самомнению, которое когда-то вызывало у Гарри лишь стойкое отвращение и
толику иронии, ведь именно оно и послужило причиной падения ужасающего
Тёмного Лорда, теперь же он видел ощущение уникальности Тома в ином свете.
«Сам понимаешь, Поттер, блистательнее меня только я…» — сказал тот тогда, и
Гарри увидел в этом толику озорства, а сейчас ощутил не только это, но и
притаившуюся за этим словами горечь, словно подобная блистательность была
для Риддла нежеланной. Будто собственная уникальность казалась ему
наказанием, подобно той исключительности, которой Том наградил его:
героической и печальной участи «Мальчика, который Выжил».
Но почему?..
Гарри, несомненно, понимал его лучше, однако всех ответов по-прежнему не

имел. Многое другое видоизменилось тоже. Чужое свободолюбие или же
независимость от всего, казалось, потеряла очертания в качестве явственной
черты — Том был опутан разными цепями уз, выкованными собственными руками.
Угнетали ли они его?
Он прекрасно помнил разговор с крёстным: «Волдеморт не ходит от дома к дому

и не стучится к людям в двери, — прояснял тот. — Он обманывает, околдовывает,
шантажирует. У него богатый опыт тайной деятельности, и вербовка сторонников
— только одно из её направлений…» Гарри же — и небезосновательно, надо
заметить — в то время больше волновали его действия, чем сам деятель,
которого он считал столь же интересным, сколь и примитивным. Однако ныне он
не мог перестать улавливать в этом своеобразную форму отчуждения,
целенаправленную и в то же время хаотичную: быть истинным злодеем для всех
— и своих, и чужих. Но у Гарри не было полной картины событий. По правде
говоря, не было ничего, кроме смутных подозрений, чтобы с точностью
утверждать, что Том не хотел привязываться к своим соратникам, потому что
знал, что рано или поздно их сотрудничеству придёт конец. Потому что если тот
был эмоционально неполноценным, то о какой привязанности могла идти речь
без чувства любви, долга или же простой симпатии? Или наступил момент, когда
что-то неуловимо изменилось?..
— Гарри?.. — обеспокоенный голос Дамблдора в мгновение ока отвлёк от тысячи

мыслей, что пронеслись в уме за долю секунды, которую он провёл, вглядываясь
в хмурое лицо Риддла.
— Всё нормально, — отозвался он и сцепил руки замком.
— Мне бы хотелось перейти к сути дела, — заговорил Шеклболт и повернулся к

Гарри. — Во-первых, раз уж мы впервые видимся после столь досадного
инцидента… официально заявляю, что вы, мистер Поттер, повели себя
неподобающим для представителя закона образом, и этим весьма озадачили
меня. Я считал вас командным игроком и, возможно, ошибся в своих суждениях,
ведь ваше трио частенько действовало самостоятельно, не считаясь с остальным
миром, о чём я забыл. А неофициально, Гарри… ты не нашёл никого более
подходящего, чтобы сообщить о своих намерениях, кроме Риты Скитер? —
Кингсли резко вскинул брови, что вкупе с его спокойным тоном вызвало у Гарри
невольную улыбку. — Как ты, надеюсь, понимаешь, ропот общественного мнения
467/676
и претензии Визенгамота давят на меня. Будь это кто другой, и дело можно было
легко замять, обойдясь без слушания и судебных разборок, но… Скитер, —
вздохнул с горечью он.
— Требует мою голову на вертеле? — вполголоса поинтересовался Гарри, и

Шеклболт снова вздохнул.
— Замять, министр? — подал голос Сэвидж. — Замять, потому что обвиняемый —

Гарри Поттер? — уточнил он. — Если вы забыли, то указ о его задержании имел и
другие истоки: МВП[1]. Или же я чего-то не знаю, и мы собираемся выйти из
состава Конфедерации?
Гарри опустил голову, сдерживая усмешку, а Сэвидж тем временем повернулся к

нему и вновь заговорил:
— Гарри, я не приемлю отсутствия дисциплины и самоуправство, ведь мы
олицетворяем правопорядок и являемся столбами, поддерживающими его. Если
каждый мракоборец начнёт действовать самостоятельно исходя из лучших
побуждений, как говорится, то в наших рядах начнётся неразбериха. Мы же здесь
как раз для того, чтобы упорядочивать хаос. Поэтому, — он снова перевёл взгляд
на Кингсли, который еле заметно кивнул, — я считаю, министр, что «замять» это
дело — неподходящий термин. Я не осуждаю саму цель, Гарри, ведь подобная
операция могла бы быть, но осуждаю ваши методы. Полагаю, вам было не до
рамок закона, в чём и таится загвоздка: вы, Поттер, бунтарь.
Гарри, мазнув взглядом по столу, заметил еле различимую из-под густой бороды
улыбку Дамблдора и насмешливо-ироничное лицо Люциуса после этих слов.
«Бунтарь?»
— Мистер Сэвидж, — подал Гарри голос, — меня не сильно беспокоит

возможность предстать перед верховным судом, ведь в свою защиту могу
сказать, что действовал в соответствии со статьёй 57 · 7 процессуального
кодекса защиты магического правопорядка, то есть, как представитель закона
был вынужден без промедления действовать в соответствии с экстренной
ситуацией. Насколько я понимаю, угроза населению от рук тёмного волшебника
считается экстренной ситуацией, — мягко улыбнулся он. — И я принял
соответственные меры: попытался отвлечь внимание на себя и тем временем
изъять интересующую его вещицу у жертвы. Вы можете назвать это лазейкой, но
я понял суть вашей претензии и хочу извиниться, потому что понимаю, насколько
усложнил вам работу. И, если вы позволите, я бы хотел попытаться
компенсировать потери — мне есть что вам предложить. А что конкретно,
предпочту пояснить с глазу на глаз, если вы, конечно, не против.
Сэвидж, слегка прищурив один глаз, с заинтересованностью потёр подбородок,

словно мысленно рассуждая, стоит ли ему поддаваться на уговоры или игра не
стоит свеч.
— Что ж, я поощряю инициативу — в разумных пределах, естественно, — поэтому

выслушаю вас, Гарри. Что, тем не менее, не отменяет слушание.
— С этим я разберусь сам, — кивнул Гарри, не зная радоваться ему или же

огорчаться подобному исходу.
— К этому мы вернёмся чуть позже, — добавил Шеклболт. — Во-вторых, хочу

напомнить о том, что данная встреча носит конфиденциальный характер, мистер
468/676
Малфой, мистер Уизли, — слегка повернулся Кингсли, а Люциус еле заметно
скривился:
— Разве данная мной клятва — не отличное напоминание?
Артур же сухо кивнул. Его лицо было спокойно, но молчаливость и полное

отсутствие удивления из-за присутствия Волдеморта угнетали Гарри. Казалось,
мистер Уизли далеко от всего происходящего: где-то в своих мыслях. Впрочем,
состояние весьма понятное после всего-то произошедшего с ним.
— Кто тебя знает, Малфой. Может, ты утаил ещё что-нибудь в своей

сокровищнице. Что-нибудь, позволяющее стереть отпечаток клятвы, к примеру,
— Сэвидж нагло усмехнулся, словно его целью было вывести Люциуса из себя.
— В-третьих, — чуть громче продолжил Шеклболт, — я понимаю, что для

некоторых стало полной неожиданностью присутствие мистера Риддла среди
нас…
«Среди нас» явно было мягкой формой сказать «среди живых», но Кингсли ничуть
не смутила параллель, которую, скорее всего, провели все присутствующие, и он
с непоколебимым спокойствием продолжил:
— Хочу прояснить, что немногие знали Волдеморта в этом обличие или же до сих
пор помнят, за исключением тебя, Люциус, и других… Пожирателей, чьё
заключение избавляет нас от проблем узнавания. Частично моё напоминание и
клятва касаются и этой ситуации в том числе. Сказанное и увиденное в этой
комнате останется в этой комнате. Также я надеюсь, что распри остались позади,
в качестве вступительной части, а если вам есть что сказать друг другу, то
попрошу сделать это вне этих стен и чуть позже. — Кингсли обвёл каждого
взглядом, дожидаясь кивка, и, скупо улыбнувшись, изрёк: — А теперь позвольте
мне перейти к насущным проблемам. Все собравшиеся здесь так или иначе
причастны к объединившей нас всех угрозе в виде Экриздиса. Касса, — Кингсли
бегло глянул в сторону встрепенувшейся волшебницы, — первой столкнулась с
ним в Азкабане. Нам точно не известно, как он смог выжить, но известно, что он
неопределённое время скрывался в серии туннелей и комнат, пронизывающих
весь Азкабан. Есть предположение, что Экриздис спал, погружённый под
оцепенение проклятия «Вечный сон», однако проблему это не решает: кто-то
должен был его пробудить.
— Разве ритуал пробуждения не утерян? — вклинился Люциус.
— Верно. И не только это, но и человек, пробудивший его, должен был знать, где
покоится Экриздис, — усмехнулся Риддл, — а пробудив, предложить подарок.
Подарок же должен заинтересовать проклятого, иначе тот снова уснёт.
Тень сомнения и тревоги отразилась на лице Малфоя.
— Если ритуал утерян, то откуда ты знаешь об этом? — спросил Гарри.
— Это упоминается в качестве предисловия к проклятию «Вечного сна», —

пояснил Альбус.
— Предостережение, — подтвердил Кингсли. — Но это всего лишь догадка. Нам

так же известна его первостепенная задача — собрать так называемые Дары
Смерти, — но не сама цель. Противник действует без страха, решительно и
целенаправленно: он явно обладает информацией о нынешних владельцах
артефактов, но не знает точное местоположение самих Даров. Артур стал
469/676
ступенью на его пути к одному из них, прошлое мистера Риддла — ко второму… С
одной стороны, это делает его действия предсказуемыми, с другой, —
внезапность играет против нас. Даже зная о цели, мы не успевали отреагировать
вовремя. Экриздис не таится, набираясь сил, — он действует на опережение, —
заключил Кингсли и глянул на Малфоя: — Люциус, что ты об этом думаешь?
— Вы уже пытались вовлечь меня во всё это, — с лёгким раздражением

откликнулся тот, — и мой отказ, видимо, вас не устроил, министр. И всё же я
испытываю облегчение от того, что вы не додумались привлечь сегодня мою
супругу, — он кинул настороженный взгляд на Риддла, а потом перевёл его на
Гарри, — или же моего сына… Однако, зная о вашей поддержке, я всё ещё не
понимаю, зачем вам понадобились другие эксперты. — Люциус скривил губы, а
затем задумчиво добавил: — В любом случае, мне кажется, что колдун просто
спешит, возможно наивно веря в предание: что владелец всех трёх Даров может
стать повелителем Смерти. Подобное наталкивает на определённые мысли о
физическом состоянии Экриздиса. Такая спешка подкрепляет теорию об
увядании, но она не безрассудна — магические способности и могущественный
ресурс в виде дементоров позволяют ему действовать без оглядки. Поэтому,
считаю, что самый простой выход из ситуации — это ожидание, — осторожно
заключил он и довольно кивнул самому себе, а затем, поменявшись в лице, тут
же пробормотал: — Милорд, вам для этого нужна «Глина Хнума»… — Малфой
осёкся, поджав губы, и опустил голову, явно уязвлённый этим вырвавшимся
обращением.
— Ты прав, Люциус, — раздался низкий, хрипловатый голос Тома. — Как уже

сообщил вам Альбус, вчера вечером Экриздис сровнял с землёй Литтл-Хэнглтон и
забрал Воскрешающий камень.
«Сровнял с землёй Литтл-Хэнглтон?..»
Гарри вздрогнул. Внутри удивление смешивалось с растущим раздражением.
Получалось, что Риддл так торопливо покинул его, ибо как-то понял, возможно,
из-за наложенных сигнальных чар, что на территории, где хранился артефакт,
появился посторонний. Но какого чёрта он сунулся туда один?.. Почему вновь
оставил камень в прежнем хранилище? Почему не сообщил никому?.. Где был
Кунц?
Ещё более раздражающим оказался факт, что его самого тыкали носом в такое
же самодурство. Мог ли Том ощущать себя подобным образом, когда обнаружил
его вовлечённым в сражение с Экриздисом около Норы?
— По крайней мере, он так думал, — продолжил тот, вырывая Гарри из пучины

кипящего возмущения. — Его спешка сыграла против него, а наша дуэль была
сочтена за намерение вернуть артефакт — Экриздис не попытался им
воспользоваться и не заметил, что это была всего лишь копия. Однако обман,
скорее всего, уже раскрылся.
— Вы хотите заманить его в ловушку?.. — впервые заговорил мистер Уизли,

переводя взгляд с Шеклболта на Тома и мимолётно глянув на Альбуса.
— Именно так, Артур, — кивнул Дамблдор.
— Только не говорите мне, что собираетесь устроить засаду в Хогвартсе, — кисло

сказал Люциус, — и что попросите нас выступить против него. Разве Сэвидж не
470/676
упоминал об органах правопорядка? Разве это не их долг задерживать
преступников, так почему же мы должны заниматься этим?
Кингсли замолчал, словно растерявшись, а Сэвидж раскрыл рот, собираясь что-то

сказать, но его опередил Том:
— До существования так называемых мракоборцев и формальных органов
обеспечения магического порядка, когда количество волшебников было
значительным, а стычки с другими расами — делом обыденным, существовала
армия, — почти ласково вещал он. — Армия, в которой всегда состояли
наследники чистокровных родов: Леонис Малфой — командор, Октант Малфой —
кавалер… Разве ты забыл о наследии своих предков, Люциус? Так что считай, что
ты был призван в армию.
— Да… — задумчиво промычал Малфой и обыденным жестом смахнул с лица

волосы. — Да, я… понял.
— Я рад, что мы пришли к соглашению, ведь мои возможности здесь несколько

ограничены, — осклабился Том.
Люциус вздрогнул и побледнел. Впрочем, трио из Шеклболта, Флокс и Сэвиджа

тоже напряглось, и только Гарри ощущал, что эти слова не несли в себе никакой
угрозы — простое замечание.
— Какого рода ловушку? — пользуясь затянувшимся молчанием и пытаясь как-то

разрядить обстановку, спросил Гарри. — И какова моя роль в этом?
— Роль дракона, — вкрадчиво произнёс Том, впервые удостоив его вниманием.
Гарри поймал его взгляд и не хотел отпускать, потому что теперь, когда они
наконец-то установили зрительный контакт, он понимал, что что-то явно было не
так. Чужие глаза словно были подёрнуты безразличием ко всему: Том смотрел на
Гарри, но смотрел сквозь него. Даже когда они встретились у Ваблатски, Риддл
всего лишь делал вид, что не замечал его, теперь же, казалось, что он и правда
смотрит на постороннего человека, — и это опустилось неприятным осадком
внутри, подпитывая непонятно откуда взявшийся страх.
Гарри сглотнул.
— Мне нужно будет охранять оставшиеся Дары?
— Несомненно, ты весьма талантливый волшебник, Гарри, но охранять — это

слишком громко сказано, — парировал Том.
Гарри моргнул, нахмурившись.
Может быть, его поведение было обосновано желанием скрыть установившиеся

между ними отношения?.. Отношения?
Собственные мысли заставили на мгновение окаменеть.
— С помощью «Глины Хнума» будут созданы копии Даров, включая Мантию-

невидимку, — заговорил Шеклболт. — Нам необходимо заставить Экриздиса
усомниться в подлинности находившегося у него артефакта. Созданные
дубликаты позволят на пятнадцать минут воспользоваться способностями
оригиналов — этого будет достаточно, чтобы посеять зерно сомнения, и чтобы он
471/676
захотел рискнуть… — Кингсли вдруг запнулся, будто обдумывая свои слова.
— Чем бы он ни был болен, — продолжил за него Том, а Гарри озадаченно перевёл

взгляд с одного на другого, — но состояние ухудшается быстрее, чем он
рассчитывал. Хогвартс выдержал осаду единожды, выдержит и во второй раз,
тем более что сейчас не будет фактора неожиданности. Верно, Альбус? — Риддл
скосил взгляд, а тот кивнул, слегка нахмурившись.
— Моё мнение в качестве члена совета попечителей не учитывается? — еле

слышно поинтересовался Малфой.
— У нас есть около трёх дней на подготовку, пока он оправляется после дуэли, —
проигнорировав вопрос, продолжил Риддл. — Исходя из очерёдности и того,
каким образом Экриздис нападал до этого, то Бузинную палочку он считает
самым труднодоступным артефактом, поэтому следует ожидать, что вместе с ним
пожалует не один десяток дементоров.
Альбус вновь кивнул, а Гарри озадаченно моргнул, не понимая, откуда взялась

чудная идиллия между этими двумя.
— В школе будут присутствовать преподаватели, что не вызовет у него опасений,

и, в свою очередь, мы поддержим защитный купол, — перехватил эстафету
Дамблдор. — Сердцевина плана — это видимость защиты и отступления.
Экриздис понимает, что мы будем готовы к нападению, но он не страшится нас
из-за колоссальной поддержки со стороны дементоров. Когда он начнёт
наступать, мы поступим так, как он того ждёт: будем защищать палочку и
медленно отступать под его натиском, чтобы в последний момент попытаться
транспортировать артефакт из школы.
— Мне кажется, вы кое-что упускаете — сощурил Гарри глаза, — и это то, что
Экриздис далеко не дурак и даже спешка не сделает из него полного идиота. Или
вы, профессор, собираетесь покрутить перед ним Мантией, камнем и с палочкой
наперевес, дескать, догони меня, если сможешь?
— Ты почти угадал, Гарри. Шестерёнкой, которая заставит план работать, будет

Том, — слабо улыбнулся Дамблдор.
— О! Ну конечно же, — протянул Гарри еле слышно.
— Риддл договорится с Экриздисом, — вновь подключился Кингсли, а в тоне

проявилась железная уверенность. — Информация и помощь в извлечении
артефактов…
— Позвольте узнать, в обмен на что? — перебил его Люциус. — Что может

заставить весьма искусного в тёмных искусствах волшебника, возможно, немного
безумного, но явно не глупого, пойти на сделку с другим… тёмным волшебником?
Простите мой скепсис, — безрадостно усмехнулся он, — но мне дорога моя жизнь.
Повисла тягостная тишина, которую нарушил Гарри — этот план ему

категорически не нравился:
— Мне тоже весьма любопытно, что может заставить его поверить тебе, Том.
— У него есть что мне предложить, — беспечно откликнулся Риддл.
— Надеюсь, это не бессмертие, иначе нам и правда стоит начинать беспокоиться,

472/676
— еле слышно пробурчал Сэвидж.
— Я не собираюсь уточнять что именно, лишь скажу, что он будет уверен, что я
исполню свою часть сделки, — добавил Риддл без тени улыбки. — Экриздис будет
ждать, что я помогу ему изнутри, пока держится купол. Альбус воспользуется
палочкой в сражении, в нужное время подменив оригинал дубликатом; Гарри, —
Том скосил взгляд, — как обычно, появится на поле боя, сняв с себя поддельную
Мантию. Что до камня, в качестве жеста доброй воли я вручу ему копию, которой
он на этот раз незамедлительно воспользуется, призвав кого-нибудь из
почивших.
— Что, если он заметит подмену во второй раз? — спросил Гарри, ощущая, как
холодеют руки, ибо он понимал к чему всё идёт.
— У него не останется времени на сомнения.
— Когда начнётся атака со стороны Экриздиса, Том сменит сторону, — продолжил

Альбус, смотря на Гарри. — Он отобьёт у меня палочку, заберёт у тебя Мантию.
Колец с камнем же будет двое: одна копия из Глины, вторая — обычная. В
процессе Том оставит тебе оригинал, с собой же заберёт дубликат и вместе с
артефактами попытается исчезнуть, предав не только нас, но и Экриздиса. Что
разделит противника и дементоров, а погоня за Томом даст то самое время, о
котором говорил ты, Люциус, и истощит его окончательно. Ты же, Гарри, вместе с
настоящими Дарами останешься на время там, куда только змееуст может
попасть — в Тайной комнате.
— Как дракон, охраняющий сокровища, — усмехнулся Гарри, покачав головой. —

Вот только не понимаю, зачем мне там сидеть?.. Я же не очередной Дар, чтобы
меня скрывать от Экриздиса.
— Только змееуст сможет открыть комнату, — спокойно повторил Дамблдор. —

Снаружи и изнутри.
— Хочу напомнить, что любой волшебник, выучивший нужное слово на

Парселтанге, может туда попасть…
— Я исправил изъян в двери, — резко перебил его Том.
«Изъян?»
— Подтверждаю. Даже я не смог туда попасть, — подтвердил Альбус. — А вот

провести туда можно.
— Боитесь, что я могу попасться в лапы Экриздиса и привести его к настоящим

артефактам? — вскинул брови Гарри.
Ничего более нелепого он ещё не слышал.
— Разумеется нет. Скорее, что ты можешь пострадать… — с примирительной

улыбкой заговорил Альбус, что насторожило Гарри ещё больше, — и артефакты
останутся в Хогвартсе навсегда. Что, конечно, неплохо, если они канут в
небытие… Тем не менее возможен и другой исход: школа окажется под ударом.
— То есть теперь я должен буду переехать в Тайную комнату? — с толикой

иронии и неверия переспросил он. Казалось, это всё просто дурной сон.
473/676
— Там всё уже обустроено…
— Разве это так сложно, Поттер? — внезапно процедил Том, вмешавшись, и

медленно повернулся к нему. — Побыть несколько недель на одном месте, в
самом безопасном месте — это так сложно для тебя?
Гарри опешил от сквозившей в чужом голосе ярости.
— Да, сложно, — очнувшись от оцепенения, парировал он. — Пока ты будешь

бегать от чокнутого колдуна, я должен сидеть на месте и ждать новостей?
— Считаешь, что я не могу тягаться с силой Экриздиса?
«Считаешь, что я слаб» — что подразумевалось под этими словами, а внутри

Гарри всё бунтовало против этого странного, местами слишком рискованного,
местами проседающего плана — плана, в котором Том, а не он, был центральной
фигурой, что пугало его ещё больше, чем если бы он сам был бы вынужден
скрываться от Экриздиса вместе с фальшивками.
— Дело не в этом, — раздражённо отозвался он. — Я… — голос дрогнул, и Гарри

осознал, что вновь перешёл на Парселтанг.
— Давайте успокоимся, — еле слышно попросил мистер Уизли и ободряюще

улыбнулся.
— Гарри, — позвал его Шеклболт и, щёлкнув пальцами, указал на

материализовавшийся перед Гарри пергамент. — Указ о твоём временном
освобождении, которого я добился, включает в себя несколько ограничений, и
одно из них — это территория: ты можешь находиться только в пределах этих
локаций. Поэтому считай, что до дисциплинарного слушания Тайная комната
стала твоей временной камерой. После же, когда твоё дело будет рассмотрено и,
полагаю, всё обойдётся простым штрафом, ты будешь свободен.
«Добился?» — горько усмехнулся Гарри, переводя взгляд на Тома. Он понимал,

что это ограничение, даже если он покинет Тайную комнату, свяжет его по рукам
и ногам, не позволяя последовать за Риддлом не только за пределы страны, но и
в её пределах.
— Артур, — заговорил Сэвидж, а Гарри прикипел взглядом к Тому и ощущал, как

его потряхивает изнутри от напряжения и желания переговорить с ним с глазу на
глаз. — Ты не обязан участвовать в операции…
— Я сделаю что должен, — отрезал тот.
— А что же вы уготовили для меня, мистер Сэвидж? — усмехнулся Люциус. —

Встать на передовой?
— Передаю слово Волдеморту, — хмыкнул Сэвидж, откинувшись на стуле, и

Малфой тут же перевёл взгляд на Риддла.
— Вы вместе с несколькими мракоборцами облачитесь в Пожирателей, —

спокойно заявил Том, а цвет лица Малфоя сравнялся с оттенком его волос. — Твоё
прошлое не тайна, и, возможно, Экриздис осведомлён об этом, что до остальных
— маска скроет их личности. Вашему небольшому отряду, выступившему от моего
474/676
лица, предстоит встать на его пути и задержать, когда я решу покинуть школу
вместе с дубликатами, тем самым дав мне отсрочку.
— Но…
— Не бойся, Малфой, — вновь заговорил Сэвидж, — ты даже напрячься не

успеешь — с другой стороны выступит Касса.
— Да, — впервые заговорила та. — Я и мой отряд начнём наступление

одновременно с вашим. Со стороны будет выглядеть, словно две
противоположные силы выступили против единого врага, — это даст
дополнительно время мистеру Риддлу.
— Вы, кажется, забыли о туче дементоров, которая не будет бездействовать? —

со скепсисом напомнил Люциус.
— Этим займусь я, — сообщил мистер Уизли, а Дамблдор добавил:

— Нашей же задачей будет поддержание барьера вокруг школы и их
сдерживание.
— Экриздис потеряет интерес к Хогвартсу, стоит мне покинуть территорию:

дементоры последуют за ним, а он — за мной. Всё, что от вас требуется, — это
задержать его на время, — сухо пояснил Том.
— Я против, — процедил Гарри, подавшись вперёд. — Ты слишком рискуешь.
Удивление тотчас озарило лица всех присутствующих, кроме Дамблдора. Альбус

лишь погладил бороду, посмотрев куда-то поверх головы Гарри.
Повисла гробовая тишина.
— Ты ведь не забыл, — терпеливо начал Шеклболт, будто обращаясь к

неразумному ребёнку, — по какой причине Том Риддл временно амнистирован?
— На мне не работает Империус, если я правильно понял намёк.
— Тем более что он сам дал согласие, ведь так? — продолжил тот, переводя
взгляд на Тома.
— Согласие стать приманкой? — уточнил Гарри, слегка привстав. Он понимал, что

ведёт себя вызывающе, но ничего не мог с этим поделать. — То есть в случае
положительного исхода и как только с Экриздисом будет покончено, он будет
заключён под стражу и закончит в тюрьме?
Очередная волна изумления рябью отразилась на чужих лицах.
— Том Марволо Риддл, также известный как Волдеморт, предстанет перед судом,
— с проскальзывающим удивлением в голосе пояснил Кингсли, — и будет
осуждён судебной коллегией за совершённые преступления, как все остальные
Пожиратели…
— Не все, — перебил Шеклболта Гарри. — Некоторые были амнистированы,

сдавая своих приспешников и давая показания против них. Простите, мистер
Малфой, если это вас как-либо задевает, просто хотел подчеркнуть, что
высказывание носит слишком категоричный характер.
475/676
— Есть некоторые различия, — потерев лоб, изрёк Кингсли, будто не понимая, как
ему следует объяснить эти различия, — между Пожирателями и… Волдемортом,
Гарри.
— И какие же, министр? — подчеркнул Гарри последнее слово. — Что те могли

скинуть на мертвеца свою вину, заявив, что выполняли приказы или действовали
под влиянием Империуса? — усмехнулся он. — Или сдавая бывших товарищей?
Что ж, тогда как насчёт риска, на который он пойдёт?
— Полагаю, — кивнул Кингсли, — что суд учтёт… роль Волдеморта при поимке
Экриздиса в случае положительного исхода, — а затем он нахмурился и уточнил:
— Никак не могу понять, Гарри, ты собираешься давать показания в его защиту в
суде?..
Люциус странно булькнул, вновь опустив голову, на лице мистера Уизли застыло
чистое изумление, и лишь Альбус остался сидеть с невозмутим видом, словно
ничего удивительного в подобных высказываниях не было.
— Я…
— Гарри Поттер, — перебил его Том. В этом шипении прорезались давно забытые
интонации, и Гарри словно перенёсся назад в прошлое: «Ты, Гарри Поттер,
стоишь на останках моего покойного отца…» Однако на лице Риддла ничего не
отобразилось, когда он продолжил: — Альбус, ты воистину воспитал само
воплощение сердоболия. Можешь собой гордиться, — усмехнулся он.
Профессор, ничуть не удивившийся словам Гарри, казалось, этому высказыванию

искренне удивился, но ничего не ответил, а Том тут же добавил:
— Скажу лишь раз, Поттер: твоя защита мне без надобности. Надеюсь, мне не
придётся это повторять. А теперь вернёмся к делу.
Гарри вздрогнул, сжав кулаки, и медленно опустился на стул, уставившись вниз.

Он хотел ощущать негодование из-за слов Тома, но внутри пускала корни одна
лишь тревога.
— Поддерживаю, — встрял Сэвидж и поднялся, подойдя ближе. В его руке тотчас

возникло перо, которое он передал Гарри со словами: — Поставь свою подпись, и
я сниму с тебя ограничители.
Гарри развернул свиток до конца, бездумно вчитываясь в строчки — ему было всё
равно на все ограничения, — и единственным его желанием было остаться
наедине с Томом, чтобы отговорить его от этого рискованного плана. Если с
Экриздисом он ещё в состоянии справиться в одиночку — наверное? — то как
быть с дементорами… Как?..
И не только это, ему было просто жизненно необходимо понять, что произошло
ночью и были ли безразличие и даже видимая неприязнь показными?
Гарри растерянно моргнул, пытаясь понять смысл расплывающихся перед

глазами строк.
Ограничения были разумными: заполнить бланк, внеся плату в Гринготтс, и не

покидать пределы Лондона, а также Хогвартса, Хогсмида и Годриковой впадины.
Чиркнув пером по бумаге, он ощутил, как в ту же секунду ограничители ослабли
476/676
и раскрылись, в следующее мгновение оказавшись в руках Сэвиджа, когда тот
добавил:
— Палочку можешь забрать на выходе. Также до разрешения суда ты временно
отстранён от должности, поэтому значок будет изъят до конца всех
разбирательств.
Гарри лишь кивнул, отклонившись назад.
— И всё же, — резко выдохнул Люциус, — я не понимаю, почему не решить дело

силой? Насколько я знаю, — Малфой перевёл взгляд на Сэвиджа, будто
сомневаясь говорить об этом или нет, — в распоряжении наших дражайших
органов правопорядка сейчас находятся немецкие отряды… Так почему не
воспользоваться их помощью и не обезвредить колдуна, как любого другого
преступника?
— То есть ты предлагаешь навалиться всем скопом на Экриздиса? — усмехнулся

Сэвидж.
— Вполне справедливое замечание, — подал голос Гарри, растирая запястья. —

Почему бы не прибегнуть к помощи извне, раз есть такая возможность? — он
прищурился, уставившись на Тома, и заметил, как тот еле заметно передёрнул
плечами. — Экриздис ведь не бессмертный.
— Это наиболее благоприятное решение, — внезапно вмешался Дамблдор.
— В каком месте оно благоприятное, профессор? Это рисковый и сомнительный

план, — возразил Гарри.
— Что же ты предлагаешь? — поправил тот ворот мантии и сложил руки на столе.
— Если нужно выгадать время, то численное преимущество может заставить его

передумать атаковать. Он начнёт медлить, а пока он сомневается — его время
истечёт, — развёл руками Люциус, отвечая за Гарри.
— Сосредоточиться на одном преступнике… Насколько? Сколько дней мы сможем

держать основные силы в школе в ожидании момента, когда у Экриздиса не
останется времени и он рискнёт? Насколько придётся заморозить все остальные
дела? Ведь, кроме этого колдуна, в нашей стране нет больше никаких проблем, —
с иронией заметил Сэвидж.
— Это не отменяет, что он может начать убивать гражданских волшебников и

маглов, что потребует вмешательство магического патруля и мракоборцев и
школа вновь останется без защиты, чем он может незамедлительно
воспользоваться, — дополнил Шеклболт.
— Зачем же их держать в школе безвылазно? — возразил Люциус. —

Воспользоваться быстрым призывом…
— То есть ты предлагаешь мне сорвать мракоборцев с операций? — пробасил

Сэвидж. — Вчера некий… волшебник взял в заложники магла, угрожая снести
ему голову Бомбардой, а теперь представь, что было бы, подействуй в этот
момент призыв… Хаос, Малфой, вот что. После понесённых в Азкабане потерь и
шести мёртвых сотрудников наши силы продолжают таять, а немецкие отряды
затыкают прорехи, как могут. Выходки Экриздиса сейчас неудобны для нас.
477/676
— Есть много помещений, где артефакты смогут быть в безопасности. Некоторое
время, по крайней мере. Ячейка в банке, к примеру, — вполголоса заметил Гарри.
— Ты прав: к гоблинам лучше не соваться, — подтвердил Кингсли, — но чем это

нам поможет? Его действия могут стать более агрессивными, а разрушения —
массивными. Помимо столкновения с ним, нам придётся устранять последствия
от его действий.
— Экриздис… безумен, — заговорила Флокс. — Для него не важны жизни ни

маглов, ни волшебников, а поддержка в виде дементоров делает его на
несколько ступеней опасней рядового нарушителя. Не все гражданские обладают
знаниями и могут воспользоваться патронусом, поэтому невозможно
предугадать, насколько масштабны будут разрушения в случае, если Экриздис
начнёт бушевать, когда поймёт, что артефакты стали недоступны.
— Тайная комната? — нахмурился Гарри.
— Забавно, Поттер. Ты хочешь, чтобы мы с тобой вместе с Дарами

забаррикадировались в Тайной комнате на неопределённый срок, — усмехнулся
Том, — и ожидали, когда проблема сама разрешится? Такой вариант опять же
предусматривает многочисленные потери, которые, — он посмотрел на
Шеклболта, — министр не захочет допускать.
— Не захочу, — подтвердил тот.
— Не только это, но и возрастает риск разрушения Хогвартса, — задумчиво

заметил Артур.
— Просто выжидать не получится — Экриздиса необходимо нейтрализовать, —

безапелляционно заявил Кингсли.
— Именно поэтому контролируемая сделка — самый предпочтительный вариант,

— провозгласил Альбус, и Шеклболт кивнул:
— С одной стороны, третья, никак не связанная с Министерством сторона,
минимизирует потери. С другой — даже обладай он сведением, что Волдеморт
сейчас сотрудничает с нами, то его желание освободиться от нас выглядит
весьма правдоподобно. Пока Экриздис будет занят преследованием, появится то
самое время и риск для остальных будет снижен, как и исчезнет смысл в угрозах
уничтожения или же заложниках.
Гарри судорожно сжал кулаки, метнув взгляд на Риддла.
— Другими словами, вы хотите, чтобы Том развлекал Экриздиса, пока тот не

выдохнется, а мы все спокойно ждали, — изрёк он и тут же обратился к Риддлу:
— И насколько тебя хватит, чтобы бегать от него и одновременно давать отпор?
— Я умею скрываться, Поттер, — на его губах заиграла змеиная улыбка.
— И сколько же ты… — он оборвал себя на полуслове, до боли закусив губу.
— Главное, — заговорил Сэвидж и вперил в Тома пристальный взгляд, — чтобы

твоя легенда не стала правдой. Думаю, излишне напоминать, что мы будем
пристально следить за каждым твоим шагом во время операции? — И, замолкнув
на мгновение, добавил: — И не только за твоим.
478/676
— Мистер Сэвидж, — от улыбки Риддла веяло могильным холодом, — согласитесь,
если бы я хотел вас предать, теперь, когда я, можно сказать, не обделён
никакими ограничениями, кроме своего честного слова… — Том мазнул по Гарри
взглядом, и ему показалось, что чужая улыбка на мгновение потеплела. Однако
это мгновение было столь коротким, что вполне могло сойти за иллюзию. — Мне
не нужно было разрабатывать план, присутствовать здесь, выслушивая ваши
детские перепалки и многочисленные претензии к моей персоне. Логично?
Логично. Я бы просто дождался разрешения этой ситуации.
— Ваша нарциссическая натура, Риддл, не позволила бы вам соседствовать с

другим претендентом на мировое господство, — перебил его Сэвидж.
— В таком случае я бы всё равно подождал, пока любезный Экриздис сделает всё
за меня, а потом бы отнял бразды правления, — насмешливо протянул Том. —
Зачем мне лишние хлопоты на пути к всемирному господству?
— Позвольте уточнить, — вклинился Люциус, привлекая к себе внимание

Сэвиджа, — вы хотите сказать, что мы все здесь собираемся рискнуть жизнью, но
при этом вы никому не доверяете?
— Почему же никому? — усмехнулся тот и многозначительно заявил: — Я не

доверяю преступникам и перебежчиками, тем более если те сидят на привязи.
Гарри нахмурился. Ему не нравился ни тон, ни содержание, и, хоть он понимал,

что в этих словах была заключена простая истина — истина, с которой он бы
согласился всего несколько месяцев назад, — но своё отвращение к сказанному
контролировать не мог:
— Ваша пристальная слежка может привлечь ненужное внимание и сорвать и без
того сомнительный план.
— Но может и подтвердить легенду Тома, — парировал Дамблдор, глянув на него

поверх очков. — Всё будет зависеть от встречи Тома с Экриздисом и от того,
смогут ли они достичь согласия.
А что, если не смогут?..
Что, если Экриздис атакует Риддла, как только увидит? Что, если поймёт, что
кольцо фальшивое? Что, если… если... если... — этих возражений у Гарри
собралось слишком много, чтобы уложить в одной фразе, и он шумно выдохнул,
ощущая свою беспомощность.
— Что ж, — со вздохом начал Кингсли, — теперь, когда всё более менее

прояснилось, давайте обсудим наши дальнейшие шаги.
Альбус поднялся, заведя руки за спину:

— Тогда позвольте начать мне...
[1] МВП — Международная Волшебная Полиция
*https://www.amalgama-lab.com/songs/s/svrcina/lover_fighter.html
гаммечено~
479/676
Глава 32. Каждый кошмар оставляет шрам
Поведай мне все свои секреты —

Они нам не помеха.
Я буду там, где ты — ближе,
Я просто хочу быть ближе:
В самые одинокие из ночей
Я буду стоять с тобой плечом к плечу.
Я не боюсь тьмы:
Каждый кошмар оставляет шрам.
Пойдём со мной,
Я буду держать тебя в этой темноте.
Позволь мне почувствовать боль, которую ты несешь,

Я могу оттеснить её, сделать терпимее.
Я знаю все твои раны, вижу самые глубокие из них
И клянусь, что не убегу, если ты покажешь мне своих демонов.
Through the Dark (feat. Iolite) - Kevin McAllister
— Загляните ко мне чуть позже, — напоследок обратился к нему Сэвидж. —

Посмотрим, что вы можете мне предложить.
— Всенепременно, сэр, — ответил Гарри тем же официальным тоном.
Тот удовлетворённо кивнул и вышел из зала, а Гарри еле успел перехватить

Тома, который уже собирался покинуть помещение через второй выход.
Нахмурившись, он поймал его за руку и дёрнул:

— Тебе не кажется, что нам нужно поговорить?
— Мне некогда, — бесстрастно ответил Риддл. — И тебе тоже.
Внутри неприятно кольнуло, и Гарри сильнее сжал чужое запястье, буквально

впиваясь ногтями в прохладную кожу.
— Что происходит?.. Я думал, что мы в этой лодке вместе. Извини, если я за

столом был излишне…
— Эмоционален, готовясь защищать меня перед всем и перед Визенгамотом в

том числе? Я знаю, что для тебя идиотизм и геройство — это синонимы, но не
смей в это вмешиваться.
Гарри прошиб холодный пот, и он резко вскинул взгляд:

— Повтори, пожалуйста.
— Что?.. — Том нахмурился и отдёрнул руку, освобождаясь от хватки.
480/676
— Мне просто показалось, что ты мне это уже говорил, — озадаченно ответил
Гарри, — словно чувство дежавю. — И в следующую секунду на его лоб легла
прохладная ладонь, ласково пощупав. — Я не брежу, — с неохотой возразил он. —
Просто не могу понять, зачем ты идёшь на это? Ведь за то, что ты рискуешь
жизнью, тебя по головке никто не погладит. По сути, это ничего не изменит. Ты
видел их настрой…
— Считаешь, что мне важно чужое одобрение? — бесцеремонно перебил его Том,
усмехнувшись, будто Гарри ляпнул несусветную чушь. — Считаешь, что мне
вообще есть до этого дело?
— Нет, но... — Гарри запнулся, глубоко вдохнув. — Они, быть может, и не знают,
но я не могу закрывать глаза на то, что всё можно сделать совсем по-другому. У
тебя же есть ресурсы, есть люди, так почему?
— Ситуация кардинально изменилась.
— Как она могла измениться за одну ночь?.. — вздрогнул Гарри. — Что случилось
во время вашей стычки?.. Что может предложить тебе Экриздис, Том?
— Всё это тебя не касается, ты понял меня? — от лёгкой толики ворчливости, что
просочилась во властной интонации Риддла, Гарри стало смешно, но он не подал
виду, закусив щеку изнутри.
Том отнял ладонь ото лба и развернулся, собираясь уйти.
— Если у тебя нет свободного времени, чтобы поговорить со мной, тогда

поговорим по пути. Куда ты направляешься?
— Туда, куда тебе нельзя, — отмахнулся от него Том, шагая вперёд.
— Если ты в отель, то он в Лондоне и туда мне очень даже можно, — Гарри

схватил кончиками пальцев край чужой мантии и сжал. — Ты мне не ответил, ты
ранен?
— Ничего серьёзного, — со вздохом повернулся к нему Риддл и замер,

уставившись на сжимавшие ткань руки.
— Если ты говоришь «ничего серьёзного», то это, как минимум, несколько

сломанных рёбер.
— Какие мы стали догадливые, — усмехнулся Том.
Гарри крепче сжал плотную материю, понимая всю нелепость происходящего.

Риддл же застыл на месте, будто не решаясь уйти, но и явно не собираясь
оставаться.
Еле слышный вздох показался Гарри слуховой галлюцинацией, а в следующий

момент Том, неторопливо склонившись, прислонился лбом к его лбу. Чужой
взгляд на миг стал невидящим, а следующее мгновение — растерянным:
— Гарри… Гарри, Гарри, Гарри. Почему, Гарри?..
— Что «почему?» — выдохнул он, всматриваясь в пролёгшие под глазами синяки и

еле заметную царапину вдоль скулы. Несомненно, та была больше, но под
действием зелья уже затянулась.
481/676
— Не обращай внимания, — выдохнул тот, отстраняясь. — Наверное, это я брежу.
Гарри натянул ткань, желая стянуть мантию и осмотреть его целиком. Сколько
ещё таких вот ссадин скрывалось под одеждой?
— Ты вообще не спал?
— Как-то не до этого было, — слабо улыбнулся Том, но улыбка тотчас сползла,

оставляя на лице задумчиво-вопросительное выражение лица, когда он словно
невзначай поинтересовался: — Представлял ли ты когда-нибудь, что, вместо того
чтобы желать мне смерти, будешь волноваться о том, ранен ли я, спал ли я?
Гарри хмыкнул, вместо веселья ощущая внутри какое-то щемящее чувство, и

покачал головой.
— Это «не представлял» или же «не волнуюсь»?
— И то и то.
— Ты скверно врёшь, — прошептал он, — но это к лучшему.
— Я даже не стараюсь. А то, что ты странно себя ведёшь, — это факт. Почему… —
Гарри замешкался, обведя пустой зал невидящим взглядом, понимая, как двояко
прозвучит его предложение. — Почему бы тебе не остаться в Тайной комнате, а
мы займёмся Экриздисом?
Том прищурился, озадаченно моргнув, словно не верил своим ушам, а затем

хрипло рассмеялся.
— Ты просто неподражаем, Поттер…
— Ну и чего ты смеёшься? — с лёгким оттенком раздражения пробормотал Гарри.

— Я не шучу. Мне всё это ужасно не нравится...
— Страдаешь от того, что я могу отнять у тебя всю славу героя? — со смешком
спросил Том. — С какой стати Экриздис должен поверить тебе? Нет, малыш,
просто посиди немного в Тайной комнате — для успеха этого сомнительного, как
ты выразился, предприятия это важно.
— Важно, чтобы я сидел в Тайной комнате? — с толикой скепсиса протянул Гарри.

— Ещё немного, и я начну думать, что ты случайно превратил меня не только в
свой крестраж, но и в четвёртый Дар Смерти. Повторюсь, но мне не нравится эта
идея… От меня может быть больше проку снаружи: я могу вместе с отрядами
Малфоя и Флокс задержать Экриздиса и дать тебе ещё больше времени.
— Ты уже забыл, как после вашего единственного столкновения провалялся без

сознания несколько дней? — Том нахмурился, требовательно уставившись на
Гарри. — Тем более идея с комнатой принадлежит Дамблдору — с него и
спрашивай. Полагаю, если бы один из твоих друзей был змееустом, то он бы
переключился на него, но, увы, только ты и я обладаем этой способностью. Я буду
несколько занят — и это не обсуждается, — поэтому остаёшься только ты…
— А то, что рисковать опять будет третий, тоже его идея? — процедил Гарри.
482/676
— Нет, моя: люблю рисковать, знаешь ли, — с вновь нарисовавшейся на губах
улыбкой парировал Риддл.
— И после этих слов я не должен ни капли волноваться? Должен сидеть смирно и

думать: «О, ну ничего страшного, это ведь всего лишь один чокнутый колдун —
таких Том десятками валит на завтрак. Дементоры? Какая чушь! Не страшнее
тучки пикси…» Так ты себе это представляешь? Ты мнишь себя сильнее любого
волшебника на этой земле? — буквально выплюнул он последний вопрос. — Нет,
конечно, ты можешь думать о себе что угодно, но… чёрт! — цыкнул Гарри с
досадой. — Почему бы не прибегнуть к помощи мистера Кунца или же Йа Джоу?
Почему не подстраховаться на всякий случай?..
Он не знал, как ему сформулировать суть своих претензий, и понимал, что,

возможно, они выглядят в глазах Риддла забавными, если откровенно не
принижающими чувство собственного достоинства.
— Мне кажется, ты пропустил момент всеобщего удивления за столом, — ровно

ответил Том и почти что по слогам изрёк: — Тебе стоит пересмотреть свои
приоритеты, Гарри.
— А мне почему-то кажется, что ты считаешь своим долгом избавиться от

Экриздиса, — подметил Гарри, глянув исподлобья, но Том ни на йоту не
изменился в лице, — и дело совершенно не в том, что тебя временно
амнистировали в обмен на содействие в его поимке, и уж тем более не в том, что
подобная деятельность вроде как может смягчить приговор… — выдохнул Гарри,
скривившись. — Приговор… С этим-то что ты собираешься делать?
— Ты заглядываешь слишком далеко в будущее, — покачал головой Риддл.
— Потому что мне так спокойнее, Том, — поднял Гарри взгляд. — Что это за
будущее для тебя? — спросил он, мысленно дополняя: «Есть ли там место для
чего-то большего... иного?» — Наверное, лучше не загадывать. У нас не было
времени это обсудить…
— Ещё будет, Гарри. Будешь навещать меня раз в месяц в тюрьме, — задорно
улыбнулся Риддл. — Надеюсь, моя камера будет с солнечной стороны и рядом не
посадят каких-нибудь идиотов… Хотя о чём это я? В Азкабане нет солнечных
сторон и полно идиотов, — усмехнулся он.
Гарри насупился:
— У тебя паршивое чувство юмора.
— Я не шучу, — тем же самым тоном повторил Том фразу, сказанную Гарри

минутой ранее. — Или ты собираешься организовать мой побег из тюрьмы?
— Почему бы и нет? А может, — Гарри невольно улыбнулся, — меня посадят в

камере напротив или, что желательно, в твоей, и у нас наконец-то будет уйма
времени для разговоров.
— За какие такие преступления, Поттер? Прогулку голышом перед Букингемским

дворцом? — Том провёл костяшками пальцев вдоль скулы, продолжая улыбаться.
— Надеюсь, Скитер запечатлеет этот момент и мне доставят очередной
скандальный выпуск «Пророка».
— Вы заигрываете со мной, мистер Риддл? — склонил голову набок Гарри. Он

483/676
ощущал странную смесь эмоций: и тоску, и радость, и волнение, и беспечное
спокойствие, и ностальгию, и желание — всё это буквально переполняло его,
слегка покалывая кожу, подобно статическому электричеству, сводило в
томлении внутренности и крутилось на кончике языка, вырываясь наружу,
заставляя тянуться вперёд... И Гарри, будто одурманенный, ничего не мог
поделать с самим собой, со своими желаниями и эмоциями, разбушевавшимися
внутри, подобно внезапному шторму:
— Я лю…
Том внезапно скривился, будто уловив изменения в его настроении, и отступил,

резко перебивая:
— Не нужно, Гарри, — он еле заметно тряхнул головой. — Мне правда уже надо
идти, да и тебя ждут…
— Гарри! — внезапно раздался возглас, и Тома буквально оттеснили в сторону, а

миниатюрные, но довольно-таки сильные ладони легли на его плечи и слегка
сжали. — Прости, что не смогла вчера, но я прибыла, как только выпала такая
возможность!
— Мисс Ваблатски, — приветливо улыбнулся он, однако улыбка, по ощущениям,

получилась вымученной.
Та растерянно осмотрела его и изрекла:

— Эдмунд сообщил мне, что ты неважно выглядишь. Это и правда так… Бледный
как смерть, ещё и похудел… — она вихрем развернулась к застывшему в дверях
Тому: — У тебя что, совести совсем нет?!
Гарри неловко переступил с ноги на ногу, мысленно усмехнувшись при виде

такой растерянности на лице Тома.
— Простите, что не успел сообщить вам, но пока что я временно свободен…
— Временно свободен и свободен — совершенно разные вещи, — заметила она

вскользь, продолжая сверлить Тома негодующим взглядом.
— Как всегда, рад тебя видеть, Офелия, — натянуто поприветствовал её Том, но в

словах не было наигранной вежливости.
— Я хочу, — с неумолимой суровостью заговорила она, — чтобы ты заглянул ко

мне завтра часов в пять, — Ваблатски понизила голос и ловким движением руки
кинула в него чем-то наподобие летающей служебной записки.
Том поймал её на лету и сжал в руке, но разворачивать не стал, будто заранее

зная, что там написано. Он поспешно убрал бумажку во внутренний карман
мантии, кивнув:
— Хорошо.
— Том… — Гарри скосил взгляд на Ваблатски и замолчал, мысленно проговаривая

раз за разом, как будто тот мог услышать его: «Я временно остановлюсь в
кабинете ЗОТИ, как и было обговорено», под чем подразумевалось «Я буду тебя
ждать…» Однако вслух Гарри так ничего и не сказал, продолжая сверлить
Риддла пристальным взором.
Том внезапно улыбнулся, опустив голову вниз, будто раздумывая над чем-то, а
затем вновь посмотрел на них. Его лицо приняло прежнее бесстрастное
484/676
выражение, когда он ровно произнёс:
— Офелия, Гарри… — и в следующую секунду оттянул ворот мантии, словно тот
душил его, задержавшись взглядом на Гарри, и резко отвернулся, исчезая за
дверьми.
Гарри еле слышно выдохнул, подавляя в себе неодолимое желание последовать

за ним. Ему было сложно осознавать, что неясно откуда взявшаяся тревога
последовала за Риддлом, заставляя нервы натянуться до предела. И теперь,
когда он не имел возможности видеть его воочию, тревога диким зверем
металась внутри, порождая неприятный трепет. Казалось, что-то неуловимо
тянет его, заставляя шагнуть к двери…
— Ты уже завтракал? — внезапно поинтересовалась Ваблатски, и Гарри

передёрнул плечами, стряхивая с себя наваждение.
— Не успел.
— Тогда поговорим за завтраком, — мягко улыбнулся она. — Не знаю, как ты, а я

готова слопать целого дромарога.
***
— Вот как, — задумчиво протянула она, уставившись на Гарри широко

раскрытыми, частично заинтересованным, частично — удивлёнными глазами. —
Должна признать, я никогда с таким не сталкивалась. Хотя нет, я немножко
привираю, — она покрутила ложкой в воздухе, — сталкивалась, но не самолично.
Скорее всего, это блок травматического характера. Защитная реакция твоего
разума выдавила из способности к окклюменции всё, сделав развитие
самодостаточным и непомерным, пока ты пребывал в том подобие сна, о котором
ты мне рассказал… Поэтому, наперекор твоему желанию, разум полностью
закрыт, и теперь тебе предстоит обратный путь: вместо преграждения пути к
сознанию, его раскрытие… Весьма занятный случай.
Ваблатски сделала небольшой глоток чая и ткнула ложечкой в кусок пирога,

неторопливо кроша его. Вопреки прежнему заявлению о зверском голоде, она
почти ничего не съела, больше увлечённая потрошением небольшого куска
выпечки, чем его употреблением. Да и сам Гарри не смог осилить даже свой
любимый йоркширский пудинг — кусок в горло не лез. Перед глазами до сих пор
стоял тот странный момент, когда Риддл посмотрел на него, будто желая что-то
сказать, но не сделал этого и, развернувшись, покинул помещение.
— Том сказал, что подобное явление ему незнакомо, — машинально поделился

Гарри.
— Странно, — усмехнулась она, — потому что именно он мне и рассказал об этом

явлении.
Гарри нахмурился:
— Значит, он мне солгал.
«Но это… невозможно?»
— Может, просто не был уверен, что это именно твой случай. А когда у него нет
485/676
стопроцентной уверенности в чём-то, он предпочитает говорить, что не знает.
— Вы хорошо его знаете… — с лёгкой улыбкой выдохнул Гарри и, опустив взгляд

к пудингу, отвлечённо поинтересовался: — Могу ли я узнать, как вы нашли нас?
Это и правда было чудно, потому что зона, где находился зал совещаний, была
закрыта для посетителей.
— О, Гарри, у меня очень много друзей в Министерстве, — улыбнулась Ваблатски.

— Вообще-то, я пришла навестить тебя, однако мне отказали, заявив, что время
посещений для всех без исключений начинается с девяти утра… И в тот момент
— очень удачно, к слову — на моём пути появился Лиам. Он-то и дал мне
временный пропуск, сказав, что ты частично свободен от изоляционного режима.
— Полагаю, Сэвидж — один из этих друзей? — Гарри спрятал улыбку, сделав

глоток кофе.
— Хоть многие и сомневаются в эффективности гадания, но как только возникает

неразрешимая проблема, чаще личного характера, сразу прибегают как
миленькие, — пояснила она, хитро прищурив глаза.
«…И оставляют много самого сокровенного в руках предсказательницы», — Гарри

усмехнулся, увидев отразившееся во взгляде Ваблатски понимание.
— Хотел бы снова извиниться, что вам пришлось тратить своё время, ещё и с
раннего утра, и понапрасну приходить в Министерство. Всё случилось слишком
быстро…
— Даже если ты временно освобождён, это ничего не меняет: чуть позже тебе
понадобится защитник, — покачала она головой, — ведь слушание всё равно
состоится.
Гарри вздохнул, отломив кусок пудинга и сунул его в рот, пережёвывая через
силу. Желудок урчал от голода, а вот самого голода не было.
— На самом деле, назначив вас своим защитником, мисс Ваблатски, я поступил не

совсем честно, — признался он, подняв взгляд на расслабленно поглядывающую
на него из-под полуприкрытых век предсказательницу.
Та звонко рассмеялась, чем вызвала его удивление:

— Я понимаю, зачем ты хотел меня видеть, милый. Раз уж полагал, что тебе
придётся провести взаперти некоторое время… Эдмунд, конечно, сообщил мне о
твоём желании продолжить наши занятия, но также я знаю о том, что ты без
проблем проник в разум Отто. А подобное весьма непросто, даже если тот
находился… в плохом состоянии. — И, видимо, заметив, отпечаток нарастающего
на лице Гарри удивления, она пояснила: — Знаешь ли, но это мотив для
беспокойства, когда начинающий практикант вот так вот просто проникает в твоё
сознание, воспользовавшись отражением в стекле, — она хмыкнула, словно её
потешала сама ситуация. — Однако причина, по которой ты меня позвал, не наши
с тобой тренировки. Верно?
— «Научись преграждать путь к своему, и я расскажу тебе кое-что о нём», —

буквально по слогам изрёк Гарри. — Это то, что вы мне сказали при нашей первой
встрече.
486/676
— Я помню, — взмахнула она рукой, отчего десятки браслетов созвучно
забренчали на запястье. — Но я ведь не уточняла что. Может быть, это любимое
блюдо Тома — я ведь могла иметь в виду любую малозначительную деталь его
жизни, которую он сам бы тебе поведал, спроси ты его, — её глаза задорно
блеснули в мягких рассветных лучах солнца, просачивающихся через окно
заведения.
— Но вы ведь не это имели в виду, — Гарри покрутил чашку в руках. — Конечно,

это могло быть лишь для мотивации… Однако я сомневаюсь, что вы бы стали
использовать для этого любимое блюдо. Скорее, не рассчитывали, что я так
быстро приду за обещанным. Ведь так?
— Ты прав, — откинулась она назад и, накрутив выбившийся из причёски локон на

палец, потянула за него, задумчиво рассматривая Гарри. — И тем не менее я не
уверена, что сейчас подходящий момент для рассказа, — на чужом лице
отразились сомнение и явное нежелание говорить, но также какая-то
загнанность, словно Гарри не оставлял ей выбора. — Когда я не совсем уверена в
правильности своих действий, я тоже предпочитаю молчать, но и обещаниями
разбрасываться не люблю. Поэтому мы столкнулись с дилеммой.
Ваблатски вздохнула и, резко поддавшись вперёд, отломила кусочек пирога,

отправив его в рот. Медленно пережёвывая, она внимательно разглядывала
оставшиеся на тарелке крошки, словно и правда не знала, как ей следует
поступить.
— Это касается десятого февраля?
— Да, — незамедлительно кивнула она.
— Я не хочу заставлять вас, — Гарри поставил чашку и отодвинул её в сторону,

сложив руки на столе и слегка пригнувшись к столу. — Что бы там ни было,
полагаю, Том и так вложил это в мою память — со временем я сам вспомню.
— Сомневаюсь, что он стал бы тебе рассказывать про это, — отняла она взгляд от
тарелки.
Гарри озадаченно моргнул и замолчал на секунду, прежде чем спросить:

— В то время могло быть что-то хуже убийства Миртл и разрыва своей души, о
чём бы он хотел умолчать?.. — Гарри тут же замолчал, потерявшись взглядом в
чашке кофе.
Он понимал, на сколько всего смог закрыть глаза, когда пошёл навстречу Риддлу,
о скольких вещах запретил себе думать, понимая, что… создавший крестраж Том,
направляющий на него палочку Том и целующий его Том — это один и тот же
человек, и Гарри позволяет себе взаимодействовать с ним на совсем ином уровне.
И даже не в осознанном запрете на некоторые вещи было дело, а в том, что всё
случившееся с ним в прошлом в какой-то момент поблёкло в сравнении с тем, что
он испытывал теперь. Словно вся причинённая боль была лишь для того, чтобы,
благодаря тому же самому человеку, раскрыть иного рода чувства — рядом с
Риддлом всё ощущалось по-иному: особенно остро.
Безусловно, подобная концепция была далека от нормальности, являясь самой

сутью противоречия, ведь подобные мысли раскрывали Гарри как человека,
ищущего любовь у того, кто с самого рождения обрёк его на страдания.
487/676
«Что и требовалось доказать: мазохист ты, Поттер» — зашипело с толикой
иронии сознание.
Сегодняшнее почти сорвавшееся с губ признание разрешало частично все

зародившиеся конфликты, поставив окончательную точку мнимому
сопротивлению, которое ослабло ещё в тот вечер, когда он добровольно пересёк
порог спальни Риддла…
Наверное, для присутствующих на собрании Гарри и правда вёл себя довольно-

таки вызывающе, когда огласил свои претензии по поводу предстоящей миссии,
да и последующего суда, как будто находящийся рядом Риддл никогда не был
Волдемортом. Словно он рядовой волшебник, который не совершал ничего
ужасного: простой мальчишка, из которого собирались сделать приманку для
Экриздиса; точно Том — это он сам, когда узнал, что ему предстоит умереть…
Ваблатски, постукивая указательным пальцем по столу, глянула в окно и

невозмутимо изрекла:
— Смерть Уоррен была несчастным случаем, — она перевела взгляд на Гарри, и
он озадаченно моргнул. — Когда Миртл вышла из кабинки, чтобы понять, кто
вошёл в туалет, то увидела хвост Василиска и закричала, привлекая его
внимание. Она испугалась, поскользнулась и сломала себе шею, в тот момент пав
жертвой проклятья его взгляда: не жива и не мертва. Даже если бы с неё сняли
окаменения, она бы умерла в тот же самый момент.
«Я поняла, что говорит мальчишка, так что я открыла дверь сказать, чтобы он
уходил, и... я умерла», — вспомнил Гарри и, облизав пересохшие губы, еле
слышно спросил:
— Откуда вы это знаете?.. С его слов?
— С его воспоминаний, Гарри, — мы же оба были легилиментами. В то время он

ещё не был настолько способным, чтобы подделывать их. Разумеется, я тоже не
была наивной — мне нужны были гарантии.
— Он… испугался?
Ваблатски многозначительно усмехнулась:

— Испугался? Возможно, он и испугался поначалу, хотя скорее был озадачен её
смертью. Он не знал, что делать с Уоррен: оставить там или спрятать в Тайной
комнате. И решил, что лучший выход из положения — это вовлечь меня в свои
проблемы. А после — воспользоваться порождённым этим ужасом, чтобы
повысить влияние среди своих… последователей — никогда не знала, как мне
следует их называть.
Гарри скривился:
— А вы сами? Разве вас не привело это в ужас?.. Внезапно появившаяся комната,
огромный змей внутри, смерть студентки… — он сам не заметил, как стал
постукивать пальцами по столу, будто зеркально отражая чужие действия.
Гарри не мог с точностью сказать, как бы сам поступил в подобной ситуации. Он

до сих пор помнил, когда услышал чудовище впервые, когда столкнулся с
висевшей под надписью на стене Миссис Норрис… В то время от этой тягостной
атмосферы, повисшей густым туманом над Хогвартсом, у него шёл мороз по
коже.
На лице Ваблатски отразилась лёгкая печаль, но та тут же сменилась

488/676
выражением усталости.
— Что до, как ты выразился, внезапно появившейся комнаты с огромной змеёй

внутри, то я знала: Том искал наследие своего предка на протяжении пяти лет. А
вот когда вошла в туалет, то тоже чуть не отдала Мерлину свою душу,
поскользнувшись прямо перед застывшей Уоррен. Если бы Том не поймал меня, у
него на руках стало бы на труп больше, — с толикой горечи протянула она. —
Один кран не работал, второй — вечно протекал, и оттого полы всегда были
влажными. Мы часто указывали на это смотрителю, но проблему так и не решили.
У этого места всегда была дурная слава. «В туалет на втором этаже ты не ходи,
там по слухам кто-то живёт. Если внутрь зашёл — непременно беги, а иначе
никто никогда тебя не найдёт», — напевали второкурсники, но именно поэтому
там можно было по-настоящему уединиться. В любом случае прятать её не имело
никакого смысла, хоть это и могло спутать следы: пропавшая студентка и
мёртвая студентка — не одно и то же. А из-за проклятия инцидент сразу же
сочли необычным убийством со всеми вытекающими из этого последствиями.
Ваблатски окинула его нечитаемым взглядом, и Гарри понял намёк.
— Гм… Странно, но Миртл говорила, что про неё забыли и тело никто долгое
время не искал. То есть ни вас, ни Тома она там не видела.
— Знаю-знаю, — кивнула она, — её никто не помнил живой, а о мёртвой тем более

все забыли. Никто не хотел искать, а она месяцами ждала и ждала, и ждала… Я
сама это слышала, и не раз. Однако отпечаток её души сформировался к
окончанию третьего дня после гибели, и в честь этого она затопила весь второй
этаж, — пожала плечами Ваблатски. — Что до реальности, то её нашла Хорнби
спустя всего несколько часов.
— Что, если её можно было спасти?.. — еле слышно поинтересовался Гарри.
Ваблатски щёлкнула пальцами, и салфетка на их столе задёргалась, поспешно

принимая форму женской фигуры, вот только её голова была полностью
наклонена набок:
— Полагаю, милый, что специфическая поза, в которой она застыла, ясно
указывала на наличие травмы. Никакое зелье не способно спасти от смерти, увы,
— заключила она. — Но, если ты мне не веришь, я могу показать тебе это не
очень приятное воспоминание… — предложила Ваблатски, вскинув брови.
Гарри замешкался.
С одной стороны, его заинтересовали подробности событий, произошедших в

Тайной комнате, и не только потому, что ему предстояло очередное близкое
знакомство с ней, а потому, что виденья разнились и хотелось удостовериться во
всём: возможно, из-за чистого любопытства, а может, из-за собственной
неуверенности. С другой, — он сомневался, что Ваблатски будет обманывать его
— какой в этом смысл?
Если бы он не стал спрашивать — она не стала бы рассказывать.
— Я вам верю, но… можно мне? — неуверенно осведомился Гарри, а она,

понимающе улыбнувшись, кивнула:
— Заодно проверим твои навыки.
Всего одно мгновение, одно слово заклинания — и он уже осознанно тонул в

489/676
просторах чужой памяти. Гарри позволял себе падать, интуитивно ощущая, что,
когда он достигнет предела, сам зацепится за то, что Ваблатски желала ему
показать.
Так и случилось.
В следующий миг перед ним предстал женский туалет, а на его пороге застыла
совсем юная копия предсказательницы, за чьей спиной возвышался такой же
молодой Риддл. На её лице был отпечаток тревоги, на его — раздражения.
— Где? — почти шёпотом спросила она, и он неопределённо махнул рукой.

Ваблатски сделала несколько уверенных шагов, и Гарри последовал за ней. Пол и
правда был влажным, даже, можно сказать, мокрым, и избыток воды шлёпал под
её обувью.
Миртл он заметил с пугающей ясностью: та полулежала, упираясь челюстью в

край унитаза, отчего было видно смещение позвонков шеи, изогнутой под
неестественным углом, являя почти что копию ожившей бумажной фигурки.
Широко раскрытые в ужасе глаза были устремлены куда-то на уровне коленей.
Гарри знал, что именно она увидела при падении: отражение зубастой морды
Василиска.
Вдруг Ваблатски сделала ещё шаг по направлению к окаменевшей фигуре и

охнула, когда одна нога поехала вперёд, а всё тело — назад. Том тут же
подхватил её, и они вместе оступились, врезавшись в колонну:
— Чёрт! — прошипел Риддл, когда заскрипела раковина, на которую он
инстинктивно оперся рукой.
— Прости… — нервно выдохнула Ваблатски.
Она тут же выпрямилась, отделившись от скрюченного Тома, и аккуратно

шагнула вперёд, перепрыгнув через небольшую лужу. Ваблатски стряхнула
непонятно откуда взявшиеся капли с мантии и добродушно осведомилась,
поворачиваясь к Риддлу:
— Ты в порядке?
— Не знаю. Посмотри, не осталось ли у меня на спине дырки от крана? —

насмешливо спросил он и цокнул, поморщившись. — Смотри куда идёшь, Офелия.
Ваблатски лишь пожала плечами и, обогнув его, стала рассматривать ткань

школьной мантии, будто и правда искала на ней прореху, а в следующее
мгновение со всего маху хлопнула его по спине, отчего Риддл вздрогнул и, как
Гарри показалось, пошатнулся.
— Если больно, значит будет синяк. И вообще, я не просила меня втягивать в

это… — она недовольно прищурилась, опираясь ладонью на колонну.
Риддл что-то сказал, но Гарри уже не расслышал его слов — его мягко
вытолкнуло из фрагмента памяти и кинуло в ворох воспоминаний, пока он снова
не увидел перед собой ясные глаза Ваблатски.
— Превосходно, — улыбнулась она одобрительно.
— Это было… интересно, — заключил Гарри.

490/676
«Но слишком мало», — мысленно добавил он и еле слышно вздохнул.
— Теперь ты понимаешь: никакое зелье не исправило бы это, — покачала

Ваблатски головой. — Никакое… — а затем на её губах вновь заиграла озорная
улыбка, — но я не сомневаюсь, что Том когда-нибудь изобретёт улучшенную
формулу Эликсира жизни.
Гарри без промедления спросил:

— Он до сих пор изучает подобное?.. Без философского камня?
Ваблатски замолкла. Подхватив ложку, она стала водить ей по тарелке,

вырисовывая из крошек какие-то витиеватые фигурки.
— Вряд ли у него есть на это время именно сейчас, — пожала она плечами,
мельком глянув на Гарри. — А теперь… это может быть зачтено в качестве
рассказа о нашем общем друге?
— Вы осознаёте, что только что признались мне в том, что стали пособницей в
преступлении, — с иронией протянул Гарри. — И даже показали это.
Она усмехнулась, отчего на её лице проступило множество мимических

морщинок. И теперь, когда он имел возможность лицезреть её более юную
версию, разница была довольно-таки ощутимой.
— Неужели? А срок давности? — с наигранным испугом поинтересовалась

Ваблатски. — Я слишком стара для Азкабана, или куда там теперь помещают
преступников у нас в стране.
Гарри тут же помрачнел.
Когда Том окажется в тюрьме… Сколько времени пройдёт прежде, чем он выйдет
на волю?
Скорее всего, он никогда не покинет тех стен.
И срок давности, в случае Тома, особой роли для суда не играл. Случайная или же
нет, смерть Миртл ничего, по сути, не меняла — было множество других
волшебников и маглов, чьи жизни он забрал. Жизнь его родителей в том числе. И
то, как осознание неизбежного — пожизненного приговора для Риддла —
удручало Гарри, способствовало лишь ещё большему огорчению. Разумом он
понимал, что это справедливая кара за содеянное… но не мог принять; он
понимал, что, выступив на суде в защиту Тома, предаст родных и близких всех
тех, кто пал от руки Волдеморта, но также Гарри понимал и другое: что не
сможет остаться в стороне и молча наблюдать.
— Что тебя так огорчило? — послышался голос Ваблатски, и Гарри поднял глаза,
встретившись с её изучающим взглядом.
— Нет, ничего… — зябко повёл он плечом. — Скажите, а реакция Тома на смерть

Миртл не показалась вам необычной? — Гарри подпёр лицо кулаком и пояснил: —
Гм, конечно, со мной с ранних лет происходила всякая чертовщина, — он
запнулся, мысленно чертыхнувшись, ведь вся эта «чертовщина» и происходила по
вине главной темы их разговора. — Наверное, в какой-то момент всё
происходящее перестало меня удивлять — я стал довольно-таки толстокожим.
491/676
Однако в подобной ситуации я бы растерялся.
— Замашки мракоборца? Ты будто ведёшь допрос, — насмешливо заметила она, а

Гарри не стал возражать, говоря, что пробыл в этой должности столь мало, что
вряд ли перенял какие-либо повадки. — Нам было по семнадцать лет, Гарри,
полных или нет — не имеет значения, — её голос растерял всю шутливость, став
проникновенным. — Школа, конечно, трепетно оберегала нас от новостей извне,
создавая прочный защитный купол, больше похожий на мыльный пузырь,
готовый вот-вот лопнуть. Диппет был великим директором — когда-то великим, —
поправила она себя, — но мы застали несколько иную картинку: усталость и
отрешённость, — Ваблатски невесело усмехнулась. — К тому времени ему шёл
триста шестой год, и каким бы образом он ни добился своего долголетия, но,
безусловно, это сказалось на его разуме. Иными словами, у него была деменция.
Гарри лишь молча кивнул, не скрывая своего интереса, ведь Том и словом не
обмолвился в ту ночь — исходя из того, что он помнил — о бывшем директоре
Хогвартса, кроме того, что тот отказал ему в должности, о чём Гарри и без того
знал.
Ваблатски, поспешно отпив из чашки, пояснила:

— Недуг был в начальной стадии, естественно. Тем не менее Том был
заинтересован его состоянием — чего уж скрывать, — ведь угасание разума,
которому подвергаются некоторые из маглов к старости, — понятие слишком
далёкое от нас.
— Эта заинтересованность имела какое-либо отношение к его… дальнейшим

планам?.. — вклинился Гарри.
— Боялся ли он, что станет подвержен тому же недугу, если нарушит течение
жизни? — тут же переспросила она. — Нет, Гарри: нам всем было известно о
Николасе Фламеле. Он посещал Хогвартс, и не раз, разжигая в юных умах страсть
к алхимии. Том не стал исключением. Долголетие Фламеля сопровождалось
ясным сознанием и острым умом, посему случай директора не являлся
установленным правилом. Возможно, это прозвучит несколько странно, —
Ваблатски сделала ещё один глоточек, еле заметно улыбнувшись, — но Том
пылал интересом к болезням, поражающим не только тело, но и разум.
— Почему?
— У каждого ведь свои увлечения. Тебе нравится квиддич… Почему? — задала

Ваблатски риторический вопрос и поставила чашку, сложив руки на столе. —
Вернёмся к теме неведения. Для каждого мыльный пузырь взрывался по-своему и
в разное время. Студенты, которым было куда вернуться на время каникул,
внезапно сталкивались с тем, что война за порогом волшебного барьера — не
только магловское событие: Гриндевальд искал соратников, и этот поиск не
подразумевал отказа в содействии. Пока «Ежедневный пророк» вещал, что тот
избегает туманного Альбиона, Гриндевальд рассылал по домам весьма вежливые
приглашения. Моя мать получила одно, но второго не стала дожидаться, —
Ваблатски начала задумчиво постукивать пальцами по столу, точно нервничая. —
В любом случае именно тогда Том открыл Тайную комнату. В весьма
неподходящий момент, нужно заметить, — она внезапно хмыкнула, будто
вспомнив что-то забавное. — Из-за военной атмосферы все тянулись в Хогвартс, а
когда случился инцидент с Уоррен, Министерство магии не нашло ничего более
подходящего в такое время, чем угрожать закрытием школы. Директор,
естественно, должен был подчиниться. Моя мать в скором времени исчезла,
492/676
негласно спрятав меня в Хогвартсе, и я не видела её до самого окончания школы,
— подобное было далеко не редкостью: многие из тех, кто не собирался вставать
на чью-то сторону, предпочитали временно затаиться. Всё это я тебе говорю
лишь для того, чтобы ты понял: всем нам пришлось повзрослеть слишком быстро,
столкнувшись с неизвестностью, предстоящими переменами — не только в
стране, но и в целом мире, — которые витали в воздухе, словно полупрозрачная,
но весьма осязаемая дымка, и вероятностью очередной войны, теперь уже с
маглами. Нам пришлось повзрослеть, но при этом мы оставались всего лишь
кучкой встревоженных и потерянных подростков в военное время. Думаю, ты
понимаешь, что я пытаюсь тебе сказать.
— Понимаю, — с заминкой сообщил Гарри. — Я видел несколько моментов… через

дневник, но не заметил ничего странного в поведении Диппета.
Ваблатски не выглядела удивлённой, скорее заинтригованной:

— Разве? Директор известил Тома, что тот должен был отправиться обратно в
приют на лето, — прищурилась она. — Даже поинтересовался, а не хочется ли
ему побывать дома на каникулах? Словно не помнил, что так называемого дома у
Тома нет; не помнил, что сам подписал справку о том, что всё время, что длится
война, подобные Тому волшебники — слишком тесно связанные с магловским
миром — могут оставаться в учреждённом им, с разрешения Министерства,
убежище в Хогсмиде, так как магловские приюты были эвакуированы. Он спросил
Тома, жил ли он в приюте, маглорождённый ли он, что с его родителями, —
вздохнула она, — как будто впервые его видел, а потом ещё и намекнул, что,
исходя из всего этого, можно было бы обустроить Тома в Хогвартсе на лето, когда
это давно было делом решённым. Вот когда Том растерялся, — Ваблатски
нахмурилась, — и наделал глупостей.
— Глупостей, как, например, подстава Хагрида? — неторопливо поинтересовался

Гарри, вспоминая, что в какой-то момент он и сам поверил, что за нападением
стоял Арагог, а тем, кто открыл Тайную комнату, был Хагрид.
Та кивнула в ответ:
— На следующий день Диппет пришёл к Тому и был весьма озадачен. Он спросил,
виделись ли они вчера и останется ли он летом в Хогсмиде или планирует
провести лето у кого-нибудь из друзей.
— То есть он ничего не помнил или же, наоборот, всё вспомнил?
— Том говорил, что замечал некие противоречия в его словах, но серьёзных

провалов до того момента не было, — пожала плечами она.
Гарри прищурился:
— Ведь вы знаете, что его действия привели к тому, что Хагрида исключили. Я не
понимаю, какой в этом был смысл, если он изначально замечал, что с Диппетом
творится что-то странное. Как забыл, так бы и вспомнил — лично для Тома ничего
бы не изменилось за один день.
— Здесь я с тобой согласна, — вполголоса поддакнула она и вздохнула. — Скажу,

что мне показалось более необычным принятое им решение, чем реакция на
смерть Уоррен. Но даже я многого не знаю: он не всем со мной делился. Могу
лишь предположить, что Том попросту совершил ошибку, подумав, что сама идея
того, что Рубеус может быть Наследником Салазара, покажется всем нелогичной
и далёкой от правды и того оставят в покое. А пока ведётся расследование,
новых нападений не будет и ситуация сгладится.
493/676
Гарри посмотрел вниз и будто услышал самодовольный голос Тома над ухом: «…Я
думал, ведь должен же кто-то сообразить, что Хагрид просто не может быть
наследником Слизерина…» Он вздохнул, тряхнув головой, ощущая какое-то
несоответствие.
Ваблатски вновь стала перебирать свои браслеты, отрешённо добавив:

— Ничего доказано не было, однако Рубеуса всё равно исключили. Возможно,
содержание питомца сыграло в этом свою роль, и это было не первым
нарушением — Хагрид постоянно чудил.
— Но это не повод, чтобы Министерство сломало его палочку. Вы не говорили об

этом… с Томом?
— Только раз, и закончилось это ссорой. В то время он чересчур остро

реагировал, когда его тыкали носом в собственные ошибки.
— Возможно, дело было в том, что Хагрид — полувеликан?
— Предвзятое отношение? Может быть, — вздохнула она. — Теперь мы уже не

узнаем.
— Зачем Том вообще открывал эту треклятую комнату?.. Не верю, что для того,
чтобы просто удостовериться, что является наследником Слизерина… — В мыслях
пробежали сказанные той ночью слова: «…Я с кристальной ясностью осознал, что
мой великий предок презирал бы меня из-за отца магла…» — и Гарри добавил: —
Или чтобы нести смерть маглорождённым.
— Для этого было несколько причин, Гарри, — её губы искривились. — Разве не

приятно иметь собственный уголок?
— В смысле?..
Ваблатски с недовольством оглядела свою пустую тарелку, а в следующее

мгновение её заменила другая — с новой порцией пышущей жаром выпечки.
— Приятно, когда у тебя, не имеющего абсолютно ничего, появляется что-то своё,

разве не так, милый? — Ваблатски подняла глаза, и Гарри неловко кашлянул,
поняв в ту же секунду, что она подразумевала под этим «разве не так».
— Тогда поставлю вопрос иначе: зачем он выпустил Василиска?
— Когда Том открыл комнату, Василиск спал. И проспал ещё около года, а когда
пробудился, был весьма недоволен нашим присутствием в своей обители.
— Недоволен? — с лёгким удивлением переспросил Гарри. — Но разве Том не

звал его, не управлял им?
— Но произошло это не по щелчку пальцев. Полагаю, для тебя не секрет, что эти
создания относятся к категории «Смертельных для волшебников и не
поддающихся приручению». Исключением из правил являются только змееусты…
Однако, опять же, у владеющего змеиным языком должно быть достаточно
магической силы, чтобы контролировать Василиска, — это на теории, —
усмехнулся она. — На практике же эта упрямая и своенравная тварь едва не
проглотила Тома, когда обнаружила его у входа в своё логово, — Ваблатски
494/676
развела руками, и, видимо, на лице Гарри что-то отразилось, потому что она со
смешком добавила: — Конечно, я несколько преувеличиваю. Змея просто напала
на него, но целью, конечно же, было сожрать нарушителя, — вновь хмыкнула она.
— Да и договаривался Том с ней ещё около года. И даже потом Василиск
продолжал своевольничать: сбежал и натворил дел.
— Я немного озадачен, ведь вы сказали, что «именно тогда Том открыл Тайную
комнату», но сейчас говорите, что открыл он её ещё раньше, а Василиск спал… —
Гарри склонился, скрестив руки на столе, а Ваблатски хитро прищурилась,
загадочно добавив:
— По преданию, Гарри, найти и открыть Тайную комнату под силу только
прямому потомку Салазара. Именно он должен будет выпустить так называемый
Ужас Слизерина, чтобы очистить Хогвартс, — что ты и так знаешь. Но каким
именно образом выпустить? Почему именно выпустить?.. Стоять около тайного
входа и караулить?
— Хотите сказать, что открытие Тайной комнаты имеет несколько трактовок? —

уточнил Гарри.
— Именно. Наследник должен был открыть не только саму комнату, но и

заблокированную часть туннелей, чтобы Василиск мог передвигаться через сеть
трубопроводов школы — чего Том не делал до того самого года.
Гарри озадаченно потёр лицо, скосив взгляд на задержавшуюся около их стола

парочку. Хорошо, что полог работал в обе стороны, и он не мог слушать их.
— Василиск был выдрессирован Слизерином для очищения школы от

недостойных… Если исключить возможно проблем иного характера — например,
недостаток силы, — полагаю, в этом и крылась суть их разногласий, — заключил
Гарри, переключив внимание на предсказательницу. — Но, если он не
преследовал такой цели, зачем ему нужно было налаживать с ним отношения?
— Ради ингредиентов, — незамедлительно откликнулась Ваблатски.
— Яд?
— И яд, и чешуя, и даже перья с головы самца — всё это пользуется большим
спросом на рынке из-за редкости.
— Но вряд ли это создание, — перед глазами пронеслась раскрытая клыкастая

пасть, из которой текли слюни вперемежку с отравой, — стало бы капать ядом в
банку добровольно…
Ваблатски нахмурилась, слегка покрутив пальцем:

— После пробуждения Василиска я перестала посещать Тайную комнату, да и Том
перестал предлагать: это было небезопасно.
— Но я не понимаю, — с тихим вздохом возразил Гарри, — он что, открыл туннели,

чтобы поставлять редкую змею по частям на рынок?
Она еле заметно усмехнулась, покачав головой:

— Ему нужен был яд… для своих экспериментов. А насчёт продажи, я, по крайней
мере, ничего не знаю.
— То есть Миртл умерла, потому что Том договорился с Василиском: мол, я

495/676
выгуляю тебя по школе, а ты мне сцедишь немножко яда? — недовольство в
голосе смешалось с сарказмом, и Гарри глубоко вдохнул, следом выдохнув в
попытке отпустить напряжение.
— Уоррен умерла, потому что поскользнулась, Гарри, — ровным тоном напомнила

Ваблатски. — А больше павших от проклятия Василиска жертв в то время не
было: Том закрыл туннели после побега змея.
— Но Тайная комната вновь была открыта, — мрачно изрёк он, уставившись на

стол. — Получается, что Джинни разблокировала туннели, следуя воле
крестража. Однако… — он поднял взгляд, нервно облизав губы. — Мисс
Ваблатски, не знаю, насколько вы осведомлены о происходящим в то время, но у
меня назрел вопрос.
Она вскинула брови, усмехнувшись:

— Помню, что «Ежедневный пророк» осветил череду странных событий в
Хогвартсе, а связать одно с другим — несложно, но деталей я не знаю, Гарри.
Поэтому сомневаюсь, что смогу удовлетворить твоё любопытство.
— Что ж, не попробуем — не узнаем, — Гарри на мгновение прикрыл глаза. — На

втором курсе моего обучения я начал слышать Василиска. Мне казалось, что я
схожу с ума, — он приоткрыл веки и увидел понимание, отразившиеся на её лице.
— Некий… волшебник подбросил один из крестражей Тома — его дневник — моей
подруге.
— Джинни?
— Джиневре Уизли, — кивнул Гарри. — Крестраж Тома постепенно завладел ею,

заставляя следовать своей воле — комната была открыта, Василиск — выпущен, а
жертв становилось всё больше. Мне ужасно не везло: следуя его зову, я
постоянно оказывался в центре событий, и вкупе с кровавыми надписями на
стенах это быстро натолкнуло всех на определённые мысли. В этот же год я — и
весь наш курс заодно — обнаружил, что владею Парселтангом. В школе, и без
того переполненной напуганными студентами, подобное явление стало
определяющим: меня приняли за того самого Наследника Слизерина, о котором
говорилось в преданиях…
Ваблатски, ковыряясь в уже остывшем куске пирога, внимательно слушала его. И

Гарри отчасти понимал Тома: было в предсказательнице нечто такое, что
заставляло желать рассказать ей всё, раскрыть самые потаённые секреты,
поделиться самыми сокровенными мыслями.
И Гарри делился почти целым годом своей жизни. Он пытался быть кратким, не
заострять внимание на деталях, но всё равно пускался в рассуждения, что, как
ему казалось, ничуть её не утомляло, а наоборот — воодушевляло.
—…И я встретил его, — подходил Гарри к интересующему его вопросу. — Том

сказал, что является заключённым в дневнике воспоминанием.
Она кивнула, отправив очередной кусок в рот.
— Кроме долгих речей о том, какой он великий и ужасный, — на этих словах

Ваблатски вдруг поперхнулась и закашляла, — Том интересовался у меня
разным…
496/676
— Чаю, — еле слышно прошептала она, и её чашка тут же наполнилась синим
ароматным напитком и задымилась.
— Он был таким в шестнадцать?
— Это и есть твой вопрос?
— Нет, лишь вопрос, ведущий к другому, — бегло рассмеялся Гарри, а Ваблатски

сделала несколько глотков и вновь кашлянула.
— Каким таким? — заинтересованно спросила она, а Гарри нахмурился, выжимая

свои воспоминания как губку.
— Ну… — он поспешно достал палочку и взмахнул. Крошки из «Тома Марволо

Риддла» составили слова «Лорд Волдеморт», а Гарри, понизив голос и подражая
Тому, изрёк: — «Я так называл себя ещё в Хогвартсе, естественно, лишь среди
самых близких друзей. Я не собирался вечно носить имя этого ничтожества,
моего магловского папочки. Я, в чьих жилах с материнской стороны течёт кровь
великого Салазара Слизерина!» — Гарри задумался на мгновение и, хмыкнув,
продолжил: — «Я знал: наступит день, и это имя будут бояться произносить все
волшебники, потому что я стану самым великим магом мира!.. Тёмный Лорд
Волдеморт, наследник Слизерина, против знаменитого Гарри Поттера и лучшего
оружия, каким мог снабдить его Дамблдор!» — с наигранным воодушевлением
вполголоса пропел он и перевёл дыхание. — Тогда я был в ужасе, а теперь… есть
стойкое ощущение, что это было чем-то нереальным — плохой шуткой,
представлением… сном? Может, он считал, что я совсем глупый ребёнок, поэтому
говорил со мной как с неразумным? А я ещё ляпнул, что он так и не стал
величайшим магом, — Гарри вновь рассмеялся. — Поэтому спрашиваю: он именно
таким был? Потому что тот Том, который поделился с вами воспоминаниями,
включая того, что я мельком увидел в вашей памяти, и Том, который с
наслаждением говорил, что побудет со мной, пока я умираю, — совершенно
разные личности. Разумеется, я тоже уже не тот… ребёнок, — Гарри горько
улыбнулся, — но, как мне кажется, мои изменения не были столь радикальными.
Ваблатски же его веселья не поддержала: она впала в какую-то тоскливую

задумчивость, словно её опечалили слова Гарри, и ему пришлось привлечь чужое
внимание:
— Это простое любопытство.
— Ты помнишь всё до мелочей, не так ли?..
Гарри был слегка озадачен внезапной переменой.
— Не всё, но наши… с ним столкновения всегда были весьма памятным событием,

и их трудно забыть.
— Понимаю, что прозвучит странно, но разве тебе не хочется оставить всё

позади? Зачем ты продолжаешь следовать этому пути? Зачем расспрашиваешь о
нём, интересуешься им?.. — широко раскрытые глаза Ваблатски придали ей
необычайно отрешённый вид, словно она искренне не понимала причины.
— Как после всего случившегося я могу вообще на него смотреть без отвращения
— вот что вы хотите спросить. — Гарри опустил взгляд на сцепленные руки. —
Если честно, то я не знаю, мисс Ваблатски. Сложно… сказать, — он буквально
выталкивал из себя слова. — Когда всё закончилось, я должен был ощутить
497/676
облегчение, ведь враг, который стал причиной всех моих несчастий, наконец-то
повержен, — Гарри махнул рукой и еле успел отодвинуть чашку, когда чуть не
опрокинул её на пол. — Но облегчения не было — была лишь тянущая пустота,
словно что-то важное ушло из моей жизни, — он усмехнулся, а Ваблатски видимо
передёрнула плечами. — Когда я просыпался, тревожно хватаясь за палочку,
чувствуя, что ничего не кончилось и Волдеморт сейчас нападёт, я стал думать,
что, прожив полжизни так… я не смогу жить иначе. Не смогу просто
перелистнуть страницу и начать жизнь заново. Поэтому, когда он вновь предстал
передо мной, — я, конечно, долго отрицал это, — у меня снова появилась
определённая цель. Да я был недоволен, раздражён, даже большую часть
времени взбешён, но пустота внутри исчезла. И я даже не заметил, что, применяя
на нём круцио, — оно срабатывало, — Гарри нервно передвинул чашку, боясь, что
снова заденет её локтем. — А это означало, что во мне жило нечто — монстр, —
желающее причинять боль и получающий от этого наслаждение, хотя раньше я
даже за смерть крёстного не смог отомстить… И весь год я подпитывал его,
закрывая глаза на то, что я изменился, что эта война оставила куда более
глубокий след внутри, чем мне казалось. Так что, мисс Ваблатски, я не знаю,
почему всё так получилось, но сейчас мне стало намного легче.
Она поджала губы, будто размышляя о том, что он сказал. По чужому выражению
лица Гарри не мог понять, огорчило ли её это или, напротив, развеяло все
сомнения.
— Насчёт того, что я спросил, — вновь заговорил он, — если ответ затруднителен,
то настаивать не буду.
Ваблатски спустя небольшую паузу наградила его всё тем же задумчивым

взглядом и покачала головой:
— Нет, мне нетрудно, но не я должна отвечать на это, Гарри, да и вскоре всё само
встанет на свои места. — Она слабо, словно через силу, улыбнулась, нервно
покрутив чашку меж ладоней, и спросила: — Так… какой же твой следующий
вопрос?
Тем временем Том: как уши-то горят…

Экриздис: экспеллиармус?..
Глава опять получилась большой и была разделена на две части
гаммеченно~
498/676
Глава 33. Прямо во сне я влюбился
Не береди мою душу.

Всё это время я не знал, как мне быть сильным:
Глубоко в душе, прямо во сне, я влюбился,
Как оказалось.
Оставь меня или люби по-настоящему;

Оставь меня, если не знаешь, как себя чувствовать;
Оставь меня — это за пределами моего понимания;
Оставь меня.
Твоя душа — это твоё сердце

Под моей кожей — я думал, что нашёл что-то настоящее.
Сделай это живым.
То, что скрывалось под твоей улыбкой, — совершенно ничего:
Просто пустые глаза и пустая душа.
Оставь меня или люби по-настоящему.
Dewian Gross, Artak – Leave Me Now
Гарри замешкался.
— Воспоминание задавало обычные и в то же самое время чудные вопросы, — он

поднял глаза, ничуть не расстроенный ответом Ваблатски: она и так многое ему
раскрыла, а требовать больше было бы наглостью с его стороны. — Спрашивал,
как я одолел Волдеморта, как сумел уцелеть — словно это имело какое-то
значение. В тот момент я думал, что его интерес обусловлен желанием
предотвратить подобное в будущем: чтобы никто другой не смог отыскать его
слабое место и противостоять ему подобным образом…
— Сейчас твоё мнение изменилось?
— Сейчас я вспоминаю и другие моменты, — Гарри усмехнулся, скосив взгляд в

сторону.
Парочка, застывшая меж столов, продолжала ворковать, вызывая у него глухое

раздражение неясного характера. Хорошо, что он хоть не слышал, о чём шёл
разговор.
— Я никогда не заострял на этом особого внимания, считая манией величия или

же хвастовством то, что Том… Волдеморт постоянно делился со мной своим
modus operandi, — продолжил Гарри, переключив внимание на Ваблатски. —
Тогда он рассказывал, как выживал, хотя сейчас я считаю, что умнее было бы
умолчать… Зачем врагу, то есть мне, — хоть я и был всего лишь
одиннадцатилетним мальчишкой, — знать, что он может вселяться в чужое тело?
— Гарри покачал головой. — Зачем пояснять мне в Тайной комнате, сколько
жизни оставалось в Джинни и сколько она вложила в него? Что именно это
послужило тому, что он смог обрести физическое воплощение? Мне видится это
499/676
неосмотрительным с его стороны, а кое-где даже, — Гарри поёжился, —
ненавязчивой подсказкой. После определённых моментов и откровений с его
стороны я пытался уложить в своей голове все разрозненные фрагменты, но во
время нашего с вами разговора меня взволновало кое-что ещё.
Ваблатски настороженно глянула на него, еле заметным жестом приглашая

продолжить, и Гарри, помедлив пару секунд и собравшись с мыслями, заключил:
— Том из дневника сказал мне, что так долго ждал этой минуты, ждал
возможности увидеть меня и поговорить со мной… Конечно, Джинни рассказала
ему обо мне, о знаменитом «Мальчике, который Выжил», победителе Тёмного
Лорда из-под бортика своей кроватки… Тогда я именно с этим связал его слова, а
он подтвердил, — Гарри не сводил взгляда с предсказательницы и поэтому
заметил еле видимый румянец, проступивший на щеках и носу. — Однако, для
того, кто существовал столько лет, время — вещь относительная. Даже год,
скорее всего, не имел определения «так долго» для заснувшего на страницах
дневника воспоминания, чтобы ему внезапно стало не терпеться со мной
встретиться, — усмехнулся Гарри, прищурившись, когда Ваблатски отвлечённо
кивнула, будто соглашаясь с ним, однако напряжения ей скрыть не удалось. —
Зачем он заставил Джинни оставить подсказку и стал ждать меня? Зачем привёл
к себе, ещё не материализовавшемуся в этом мире до конца, и посему уязвимому
из-за привязки к дневнику? Ведь он мог забрать Джинни, закончить процесс, и
тогда вряд ли ребёнок, коим я являлся, мог соперничать с ним: проценты того,
что он сможет убить меня, сразу бы возросли.
— Я не знаю, что тебе сказать, Гарри.
— Я ещё не задал свой вопрос, мисс Ваблатски, — едва улыбнулся он. — Мне не
даёт покоя, почему шестнадцатилетний Том так ждал моего появления и так
хотел со мной поговорить? Настолько сильно, что рискнул успешным
воскресением… ради того, чтобы задать несколько вопросов о своей смерти?
Вряд ли. Если он был достаточно умён, чтобы провернуть эту авантюру, то
должен был понимать, что подобную информацию можно получить чуть позже:
после своего триумфального возвращения. Опасался ли он возвращения
Дамблдора? Но каких-то полчаса ничего не изменили бы. Тогда… он настолько
горел от нетерпения, чтобы убить меня да поскорее? Не спорю: всё, что касалось
меня, почему-то делало его несколько неосмотрительным, но за этим скрывался
страх перед пророчеством Трелони. Однако знала ли Джинни о нём, чтобы
поведать дневнику? Сомневаюсь. Поэтому воспоминание знало лишь то, что я
победил его каким-то чудесным образом, но спешка была не обоснована. Да, я
был сопляком, но всё же он знал, что я стал причиной его падения, но до того
самого момента не знал почему — он пошёл на ненужный риск, даже имея в
своём арсенале Василиска, приглашая меня в комнату.
Гарри открыл было рот, чтобы добавить, что эта черта не присуща Риддлу, но
вспомнил, как тот рискует сейчас, и замолк, понимая, что подобное могло быть в
нём всегда. Том сам сказал, как любит рисковать. Если, конечно, это был не
сарказм.
— Мисс Ваблатски, простите меня за подобные рассуждения вслух, но внутри

меня сидит смутное неоформленное чувство, и я могу лишь кружить вокруг него,
снабжая и себя, и вас неясными догадками.
Та вздохнула, бегло посмотрев в окно.
— Вы ведь знаете причину? — настойчиво спросил Гарри.

500/676
— Знаю, что заключённые частички души в крестражах постепенно сходят с ума,
но… — она перевела рассеянный взгляд на него, — я подозреваю, почему даже
слегка искажённая версия так хотела тебя увидеть.
Гарри вздрогнул, не ожидая какого-либо подтверждения своим извилистым

блужданиям, и подался вперёд:
— Почему?
Ваблатски улыбнулась, но улыбка показалась ему натянутой, точно застывшая

маска за секунду поместилась на прежде воодушевлённом и экспрессивном лице:
— Я расскажу тебе, Гарри. Но прежде мне бы хотелось кое-что понять и чтобы
кое-что понял ты.
— Что же?..
— Давай продолжим нашу беседу, — предложила она, рассмеявшись, но смех был

настолько искусственным, что заставил его ещё больше насторожиться. — Мне
интересно, Гарри, будь ты на месте Тома, к чьей помощи прибег бы сперва? — с
искренним интересом осведомилась она и склонила голову набок, оценивающе
рассматривая его. — К помощи нынче директора школы, Альбуса Дамблдора, или
же позвал бы на подмогу своих друзей, чтобы решить, что со всем этим делать?
Гарри нахмурился, понимая, что даже не раздумывал над ответом — безусловно,

к помощи друзей, — а Ваблатски, видимо, заметив горящий в его глазах ответ,
добавила:
— Знаешь, я была рада, что Том обратился ко мне: ведь поделиться подобным —
это высшая степень доверия. Но, с другой стороны, он вовлёк меня в эту часть
своей жизни, не спросив моего на то согласия и тем самым усложнив моё
существование. Он сделал меня хранительницей ключей от своих тайн, —
предсказательница усмехнулась. — Что является сомнительным удовольствием.
— Как вы сблизились — тоже секрет?
Ваблатски на мгновение замерла. На чужом лице отразилась лёгкая

задумчивость, которая тут же перетекла в хриплый смех — теперь уже открытый
и полный задора:
— О, если честно, это тайна и для меня в том числе, — она пожала плечами. — Мы
познакомились на церемонии распределения, если это можно назвать
знакомством. Том повернулся ко мне — а тогда я не знала абсолютно ничего о
нём — и спросил: «Ты ведь из прославленной чистокровной семьи Ваблатски, в
чьих сердцах живёт дар предсказания?» Я так растерялась, что просто молча
кивнула, а он воспользовался моим замешательством, чтобы заявить: «Погадаешь
мне, насколько великим я стану в будущем?» — Ваблатски усмехнулась, словно
заново переживая это. — Мне не позволили манеры сказать ему, куда он может
идти с такими требованиями, но и промолчать я не смогла, заявив, что нас,
скорее всего, распределят на разные факультеты и знакомство не станет
продолжительным.
— Что же он ответил? — Гарри откинулся назад, спрятав нижнюю часть лица в

вороте свитера, чтобы утаить рвавшуюся наружу улыбку ото всех, включая
самого себя.
— Как раз в тот момент его позвали, а я осталась дожидаться своей очереди, —
улыбнулась она краешком губ, явно напуская таинственности. — Очередь
501/676
замерла, хотя распределение шло достаточно быстро, и всё потому, что Тому
захотелось поговорить со шляпой, — Ваблатски театрально закатила глаза. — Он
спорил с ней: как оказалось после, сомневался в критериях шляпы и чуть не
довёл её до истерики, пытаясь доказать, что одни лишь качества не могут
являться определяющим фактором для такого сложного выбора. Мол, подобное
может быть принято только в качестве совета, а факультет должны избирать
сами ученики… Бунтовал, одним словом.
Гарри прикусил губу, сдерживая веселье, и глубоко вдохнул. Свитер почему-то

пах чем-то неуловимо древесным с примесью дыма и молодой листвы, и
создавалось ощущение, что Том стоит позади, наблюдая за их беседой.
Ваблатски тем временем тихонько вздохнула, разведя руками:

— Тогда заместитель директора подошёл поинтересоваться, что случилось… И
вот, наконец-то, на весь зал разнеслось «Слизерин». К слову, я ничуть не
удивилась.
— Вы не боитесь, что Том будет не в восторге от того, что вы делитесь этим со

мной? — внезапно спросил он, потому что не мог отделаться от ощущения, что
тот где-то рядом, и это заставляло нервничать.
— А кто же ещё может поведать тебе школьные байки о нём? — шёпотом

спросила она, иронично вскинув брови. — Ты сам учился в Хогвартсе и
понимаешь, что факультеты больше похожи на команды: если ты играешь за
одну, то связь с остальными выглядит неприглядно и даже порицается. Я думала,
он усвоил эти негласные правила — так и было на людях, — но в середине
первого курса он поймал меня после Истории магии со словами: «Ты обещала мне
погадать!» Тогда я отмахнулась от него, соврав, что не умею. Мне показалось, что
он поверил, и мы больше не сталкивались нигде, кроме общих уроков да
столовой, но с начала второго курса Том вновь пристал ко мне, — Ваблатски едва
заметно хмыкнула. — Он всегда умел убеждать. Что ж, я была удивлена такой
страстью к весьма сомнительной науке — в те года к прорицанию относились с
ещё большим скепсисом и воистину уважаемых гадалок можно было пересчитать
по пальцам одной руки не только в нашей стране, но и в целом мире. К концу
второго курса у меня практически не было близких друзей, одни лишь знакомые…
У Тома, в свою очередь, уже была сформирована постоянная компания.
— Но он не считал их друзьями?
Она тихо рассмеялась, озадаченно потерев лоб:

— Он тебе ничего не рассказывал?
— Рассказывал о своей проблеме… с эмоциями. С конкретной частью, точнее. А

также о чистокровных семействах. Упоминал, что проводил лето у Лестрейнджей,
— с заминкой перечислял Гарри. — Когда я просматривал некоторые
воспоминания Слизнорта, у меня создалось ощущение, что Том изначально
считал их скорее последователями, чем друзьями. Я несколько удивлён, что он
вообще смог с кем-то сблизиться, — с заминкой добавил он. — Том упоминал, что
такие эмоции, как восторг, симпатия, благодарность, он не мог ни ощутить, ни
даже просто понять. Но что им тогда двигало, когда он сблизился с вами, мисс
Ваблатски? Простая заинтересованность? Выгода? Если тебе неведома симпатия,
сострадание, если не испытываешь вину или же жалость… Сложно сохранять
лицо на протяжении стольких лет, полагаю. Окружающие должны были
замечать, что с ним что-то не так.
502/676
— А разве вина или жалость — это позитивные эмоции? Почему ты думаешь, что
он не испытывал жалости? — вскинула она брови. — В этом и была загвоздка:
наши эмоции тесно сплетены друг с другом. Часто мы даже не замечаем, как
переходим из одного эмоционального состояния в другое, диаметрально
противоположное. Радость может стать поводом для грусти так же, как и
необоснованная злоба поводом для вины, а для мук совести — вспышка ярости,
для жалости — возможная симпатия? Что, если ты можешь ощущать лишь
негативные последствия? Не ощутив симпатии к человеку, тебе его просто
жалко.
«Необычно испытывать ревность, когда не можешь любить, правда?» —

пронеслась мысль в его голове, и Гарри коснулся лица, ощущая ещё более
колючую шероховатость щетины.
Эмоции Тома нарушили логическую цепочку, представляя в его голове огромное

фамильное древо. Каждая эмоция имела своё название и свой портрет, вот
только часть из них была вычеркнута, вырвана, но при этом вязь из линии
спускалась к другой эмоции. Связь сохранялась.
— Познаешь ты друга и в радости, и в грусти — почти что обеты, — хмыкнула

Ваблатски, театрально приложив ладонь к груди, а затем почти зверски воткнула
ложку в остатки пирога. — Полагаю, его толкнула ко мне выгода, как ты и сказал,
но я предпочту думать, что то была тоска. И даже я не сразу заметила, что с ним
что-то не так. В первый год, после его странного предложения, я изредка
наблюдала за Томом, и единственное, что мне бросилось в глаза — это то, что он
был более прилежен и менее улыбчив, чем все остальные. Что, впрочем, сложно
назвать странностью: на моём факультете были более чудаковатые экземпляры,
— заключила она насмешливо, округлив глаза, и уточнила: — Так, а какое именно
лето он упоминал?
— Он часто гостил у Лестрейнджей? — ответил вопросом на вопрос Гарри и

нахмурился.
— Несколько раз, — уклончиво пояснила Ваблатски. — И говоря о Лестрейнджах,

исходя из всего сказанного, мне сложно дать тебе ответ — только сам Том знает,
считал ли он их друзьями или же нет. Я лишь знаю, что с Корвусом он был более
близок, чем с остальными.
Гарри замолчал на мгновение, пытаясь мысленно воспроизвести собрание Клуба

Слизней. Там определённо присутствовал Лестрейндж, но видение было столь
быстрым, а он настолько сильно сконцентрировался на Риддле, что не обратил
внимания на всех остальных.
— Том, — задумчиво заговорил Гарри, — особенно ценил Лестрейнджей и

Беллатрису, однако, насколько я знаю, среди Пожирателей никакого Корвуса не
было ни во время первой войны, ни позже. Только… сыновья? Лестрейндж-
старший погиб ещё до войны?
— Во-первых, Беллатриса, — Ваблатски развела руками, — была урождённой

Блэк. Не стоит этого забывать. А во-вторых, нет, Корвус не погиб — он до сих пор
жив, но давно покинул эти края.
— Мне казалось, что все они стали первыми членами в рядах Пожирателей
смерти. Разве нет?
503/676
Ваблатски слегка нахмурилась и покрутила ложкой в воздухе, будто разговор
принимал неприятный для неё оборот. Гарри же не торопил и не требовал. Что-то
в сказанном ею насторожило его, но он опять не мог оформить из смутного
ощущения тревоги конкретную причину для неё.
— Сложно… — вполголоса протянула Ваблатски наконец. — Думаю, тебе лучше

спросить самого участника этих событий о Корвусе.
— И Том расскажет? — с толикой скепсиса поинтересовался Гарри скорее у себя

самого, чем у неё.
— А вот этого я и правда не знаю, — коротко рассмеялась Ваблатски, покачав

головой. — Что ж, Гарри, мы с тобой такие… болтливые сегодня, — усмехнулась
она, явно желая сменить тему побыстрее. — Считаешь ли ты подлым и
недостойным поступком то, что в тот день мы не отправились к Диппету с
чистосердечным признанием, а воспользовались смертью Миртл: точнее, Том
воспользовался, а я поддержала, как ты выразился, став пособницей?
— Нет, мисс Ваблатски, — Гарри опустил взгляд, гипнотизируя в течение

нескольких долгих секунд крошки на тарелке и глубже зарываясь носом в свитер,
из-за чего голос звучал приглушённо. — Не вижу смысла скрывать, я тоже часто
нарушал правила, почти всегда считая это нарушение обоснованным. Но что
делает его таким? То, что я считал это правильным? В свете определённых
событий не могу понять, было ли это распланированным изначально, или я
поступал так по собственной воле.
— Лишь Империус может заставить тебя действовать, следуя пошагово чужой

прихоти, ну или направленная на тебя палочка. Даже в упомянутом тобой случае
с Тайной комнатой. Чего бы от тебя не ждал Том или кто-либо другой, всегда
оставалась вероятность того, что ты не явишься туда по собственной воле или же
по случайности, — вновь усмехнулась предсказательница. — Чьи-то поступки
можно лишь приблизительно просчитать, можно поспособствовать дельным
советом, но само поведение слишком переменчиво, ведь человеческий фактор —
это непредсказуемый фактор.
— Что ж, тогда можно сказать, что я мысленно проклинал — помню, что мой
первый детский порыв после открытия волшебства был наслать проклятие на
кузена, — врал, воровал, даже, бывало, шантажировал, вскрывал замки, проникал
на чужую собственность, мучил, убивал… Тома несколько раз? — Гарри хмыкнул.
— Мне казалось прописной истиной, что, имея добрые намерения, сомнительные
с точки зрения морали поступки ничего не значат — все средства хороши для
достижения цели. Мне… нам так казалось. Поджечь чью-то мантию, чтобы
остановить мнимое проклятие, думая, что «он ведь взрослый волшебник и
профессор, сможет и погасить», а ведь всегда остаётся крошечное «а»: а что,
если… — Гарри коснулся лица, оттянув ворот. — Что, если, увидев огонь,
профессор впал бы в ступор и не смог потушить его вовремя?.. Что, если бы рядом
оказался некто мнящий себя сведущим во всех областях, — тут же перед глазами
появился Локхарт, и Гарри скривился, — и вместо того чтобы погасить, раздул бы
пожар… Возможно, опасности не было, но, быть может, мы во многом ошибались?
Не в самих действиях, а в их оценке.
— А может, ты просто вырос, — со спокойной улыбкой заметила Ваблатски,

воспользовавшись наступившей тишиной. — Ребёнок не ведает, что творит, не
понимает до конца, что его поступки могут иметь серьёзные последствия. Будь
дети такими рассудительными, осознающими последствия каждого своего шага,
504/676
то не пришлось бы их учить… не совать пальцы в розетку — так ведь говорится?
— Так, — мягко улыбнулся Гарри.
— С другой стороны, — Ваблатски забавно подпёрла лицо рукой, сделав

испуганные глаза, — даже не все умудрённые опытом волшебники осознают всю
серьёзность чар, которые применяют, не все читают перечень побочных
эффектов, балуясь зельями… Буду банальна, — она развела руками, — но это
просто жизнь и не стоит винить себя, Гарри. Ты был удивлён тем, что Том с таким
эмоциональным багажом смог сохранить лицо, я же удивлена, что ты смог
сохранить самого себя, не став жестоким, не став мстительным, не
разочаровавшись в людях. Ведь оступиться очень просто…
— Вы преувеличиваете, — возразил он вполголоса. — Я ведь оступался, и не раз.

Я не святой, каким меня видят все, и уж точно не герой.
— Смотря с кем сравнивать, — ласково пробурчала Ваблатски. — Мир не делится

на белое и чёрное. Мыслить категориями абсолютного добра и зла проще —
проще направить палочку на врага с намерением убить, если ты увидишь его
отъявленным злодеем, а не человеком, не личностью со своей историей,
чувствами, мыслями… И нет ничего удивительного в том, чтобы опираться на
веру в абсолютное добро, считая, что герой — фигура непобедимая,
символическая. И в качестве символа герой всегда идеален во всех своих
начинаниях, а любой его поступок можно оправдать благими намерениями, —
предсказательница положила ладонь на стол, нарисовав круг. — Изничтожить
целую деревню, чтобы зараза не распространилась дальше и не унесла ещё
больше жизней: добро ли это, зло ли это? А человек, который принимает
подобное решение, какой он? Добрый или злой? Разве не всё это одновременно?
Для того, кто будет убит, — зло воплоти, для спасённого жителя из соседней
деревни — настоящий герой, для третьего — справедливый судья, для четвёртого
— своевольник… Попробуй собрать всех их в одной комнате и прийти к единому
мнению — это невозможно, — она хлопнула ладонью по столу и улыбнулась: —
Примитивный пример, тебе не кажется? Мы не живём в мире героев и злодеев и
вечно уходим с тобой от темы.
— Вы правы: мы блуждаем вокруг да около, — Гарри вернул ей улыбку. — Так вы

поведаете мне, что же случилось в тот день?
— Как ловко ты навёл меня на интересующую тебя тему, — усмехнулась она,

сощурив глаза. — Хочешь сказать, что что бы ни скрывал тот день, ты готов
увидеть всё произошедшее в полутонах?
— Мисс Ваблатски, я уже это делаю… — с нажимом напомнил Гарри.
Какое доказательство может быть достовернее того, что происходит между ним
и Томом?
Ваблатски на мгновение замерла, разглядывая его нечитаемым взглядом, словно

взвешивая все за и против, а затем, смиренно вздохнув, кивнула:
— Что верно, то верно.
Она задумчиво провела рукой по столу, будто собирая невидимые крошки, и

добавила:
— В тот день Том пришёл ко мне за помощью. Хотел, чтобы я погадала ему,
однако вместо расклада карт, я огласила пророчество. Моё первое пророчество,
505/676
— Ваблатски скосила взгляд, и Гарри ощутил лёгкое покалывание чар полога —
тот стал плотнее — и напрягся.
— Помощью с чем?.. Что за пророчество?
Она сложила руки, и Гарри заметил, как тонкие, покрытые сетью морщинок
пальцы слегка вздрагивают, а её взгляд становится невидящим.
— Только не говорите, что не знаете, что предсказали, — поспешно заговорил он.

Внутренности скрутило в тугой узел от напряжения, и каждая мышца
одеревенела. — Вы ведь не могли не спросить Тома о содержании…
— Не только спросила, но и помогала разбирать каждую фразу, — со смутной

тоской отозвалась Ваблатски. — Я тогда была молода… Ох, это звучит так, будто
молодость может быть оправданием для любых проступков, — совсем невесело
рассмеялась она. — Для меня всё это было впервые. Я… презирала свои
способности: в то время они казались мне фальшивкой, трюком для потехи
публики. Возможно, это было из-за того, что слава моей семьи стала
обоюдоострым лезвием: едва попав в Хогвартс, я уже была знаменита, но также
стала неким подобием изгоя, — хмыкнула она. В усмешке не было печали или
горечи — простая констатация факта. — А может, из-за демонстрируемого моей
матерью восторга от всего, что касалось этой дисциплины. Дух юношеского
бунтарства во мне заставлял постоянно перечить и перечёркивать всё, что ей
было так дорого. В любом случае в то время пророчество выглядело простым и
малопонятным набором слов — загадкой, которую надо разгадать.
Ваблатски замолчала и зачем-то переставила свою чашку на центр стола. А

спустя мгновение вновь вернула её обратно, на блюдце, точно её не устраивало
расположение посуды на столе. Гарри в лёгком трансе наблюдал за ней, но не
хотел торопить, позволяя ей сделать небольшую паузу — ему казалось, она была
ей необходима.
— Пророчества бывают весьма различными по степени важности, — невозмутимо

продолжила она, — и никогда не знаешь, в какой момент они тебя настигнут.
Внешний раздражитель может как существовать, так и отсутствовать… Моя мать
предрекала от погодных катаклизмов до обыденных действий вроде
несчастливой любви или сломанной руки. «На закате седьмого дня Януса
двуликий подаст руку помощи и проведёт через зелёные врата…» — ты можешь
истолковать эти слова, Гарри?
Он на мгновение задумался, вновь спрятав нижнюю часть лица в вороте и вдыхая

еле заметный аромат.
— На закате седьмого дня — это или число, или день недели, как я предполагаю.
Упоминание Януса указывает на месяц, — начал он, тут же добавив с усмешкой:
— Знаете, всегда не понимал одного: зачем так всё усложнять? Ведь можно
просто сказать, что седьмого января на тебя упадёт кирпич.
Ваблатски тихо рассмеялась:

— Степень абстрактности тоже бывает разной. Однако в этом и кроется
двусмысленность, которая позволяет пророчеству быть довольно-таки
пластичным, предлагая несколько путей и интерпретаций.
Гарри слегка склонил голову набок:

— Что ж, тогда двуликий — это лицемерный человек, человек с двумя лицами. Он
506/676
«подаст руку помощи»… Может быть, предложит что-то? «Проведёт через
зелёные врата» — указывает, скорее всего, на место встречи с этим двуликим.
Это предостережение?
— Можно и так сказать. Одно из пророчеств моей матери. Некий волшебник,

нуждающийся в помощи, и правда встретил, как оказалось после, своего друга
около зелёных врат — врата были дверью этого самого заведения, — махнула она
рукой в сторону входа, и Гарри обернулся, с удивлением подмечая, что арочная
дверь и правда исполнена в болотно-зелёных тонах. — Он провёл его внутрь и
предложил свою помощь. Волшебник не прислушался к предостережению и
согласился. Однако ничего ужасного в тот момент не произошло: друг всего лишь
помог ему решить проблему, — развела руками Ваблатски.
— Но?..
— Спустя два года двуликий предал его, и волшебник оказался в тюрьме.
— Получается, что в этом пророчестве…
— Скрыто несколько истин. Возможно, если бы он отказался от помощи, не было

бы и предательства. Поэтому, надеюсь, ты понимаешь, что, когда мне было
ниспослано пророчество для Тома, я сочла это весьма интересным событием —
своего рода экспериментом.
— Вы словно боитесь, что я стану вас обвинять в чём-то, мисс Ваблатски… — в

попытке успокоить её Гарри ободряюще улыбнулся. — Я ведь сам захотел знать,
значит, и вся ответственность лежит на мне.
— Боюсь, что всё не так просто, Гарри, — вымученно улыбнулась она. — Я была
уверена, что к тому моменту, когда ты овладеешь окклюменцией, Том сам тебе
расскажет, а мои слова останутся простой мотивацией и подстегнут тебя на пути
к овладению способностями… Но ты опередил меня, — в её голосе проскользнуло
что-то ласковое и журящее одновременно.
— Постойте, но вы сказали, что он вряд ли расскажет мне о таком… — с

непониманием напомнил Гарри.
— В ту ночь я имела в виду. Сейчас же мы болтаем о будущем. Однако велика и

вероятность того, что он никогда ничего не рассказал бы, — поспешно пояснила
Ваблатски. — Насколько он разозлился, когда ты упомянул о том дне?
— Гм... — Гарри на мгновение прикрыл глаза, а затем с усмешкой спросил: — Вы

снова тянете время?
Она хмыкнула, помахав рукой:

— Возможно и так. Ты ведь спрашивал о помощи, которая ему потребовалась… —
мгновенно перескочила с темы на тему Ваблатски. — Ты ведь осведомлён, что
Том изучал свойства Амортенции? — Гарри лишь кивнул в ответ, и та неспешно
продолжила: — Он пришёл к заключению, что влияние любовных чар на него
через утробу матери никак нельзя отменить, — покачала она головой, — ни
контрзаклятием, ни другими зельями…
Словно набатом в голове прозвучало: «Ты хотел обратить побочный эффект?» —

«Эффект необратим» — «Тогда я не понимаю» — «Если ты не понимаешь, у меня
тоже нет ответа».
507/676
Что это за странный ответ был тогда?..
Гарри озадаченно моргнул, но перебивать предсказательницу не стал.
—…Профессор Слизнорт, — Ваблатски замолкла на мгновение, а затем с

уверенностью повторила: — Слизнорт согласился участвовать в этих
исследованиях и предоставил Тому историю пациентов, подвергшихся влиянию
Амортенции, и тех, кто их опоил.
— Разве такое регистрируется? — вскинул он брови.
— Раньше существовала возможность заявить в органы магического

правопорядка, если у волшебника были подозрения, что его опоили или опаивали
в течение некоторого времени этим зельем. За заявлением следовал
медицинский осмотр, и, в случае подтверждения, начиналось судебное
разбирательство и прочая волокита. Каждый такой случай оставался в регистре.
Позже Визенгамот постановил, что нельзя приравнивать Амортенцию к таким
заклятием, как Империус, иначе пришлось бы запретить изготовление и продажу
всех любовных зелий, ведь так или иначе все они туманят разум и подавляют
волю, навязывая ложную идею влюблённости, — усмехнулась Ваблатски. — Но
была одна проблема. Том выявил, что сама по себе Амортенция безвредна и
перестаёт как-либо влиять на волшебника по истечении срока действия — и этим
ничем не отличается от всех остальных любовных зелий. Однако был один весьма
существенный побочный эффект, который делал это зелье опасным: если под его
действием зарождалась новая жизнь, то любовные чары становились
проклятием. Это проклятие имело несколько вариаций: если под влиянием зелья
была женщина, то извращённая суть Амортенции или не позволяла зачать, что
было лучшим исходом, или же вызывала выкидыш, — Ваблатски наградила его
красноречивым взглядом. — Если же околдован был мужчина, то проклятие
жалило изначально бесплодием или же переходило к плоду, сея в нём дефект.
Гипертрофированная уродливость, психические отклонения, магическая
неполноценность или же чрезмерная болезненность ребёнка — все эти дети
состояли на учёте в Мунго и в большинстве случаев не доживали до десяти лет.
Том, конечно, не стал включать себя в список выживших примеров «детей
Амортенции» — предполагаю, ты понимаешь почему, — и собранный труд он
предоставил Слизнорту, чтобы перейти к новой фазе. Однако тот объявил, что
всё это лишь пустые домыслы, и отказался продолжать изучение, оставив доклад
у себя. Том не стал настаивать — главное он уже узнал, а премия его не
интересовала.
— Какая премия?.. — озадаченно поинтересовался Гарри.
— Буквально до самого конца Слизнорт твердил, что это открытие будет

достойно премии Варнавы Финкли[1]. Однако, когда были получены результаты и
Том подкрепил их, то профессор внезапно изменил своё мнение.
По мере того как он размышлял над подобной вероятностью, его сомнения

сложились в вопрос:
— Считаете, что он хотел присвоить чужой труд и получить премию?
Да, Гораций был немного хвастлив, прозорлив, иногда даже самонадеян и жаден
до чужого таланта, но он никогда не казался ему способным на присвоение
чужого труда. Хотя Том заставил его усомниться.
508/676
Ваблатски еле заметно покачала головой в ответ, точно тоже мысленно
рассуждала о подобном исходе.
— Профессор рассказал мне о свойствах Амортенции, — изрёк Гарри, — но лишь

вскользь упомянул, что Том сформулировал интересную теорию — дескать, это
зелье при определённых обстоятельствах может лишать чувств, — однако он
скептически отнёсся к подобной возможности.
— Скорее Слизнорт испугался подобной возможности и последствий, — Ваблатски

пожала плечами. — Том очень некстати сдал ему эссе, избрав в качестве темы
«Закупоренные проклятия» — запрещённые зелья. Что ж, я была уверена, что он
и правда мог напугать профессора тем, что для него любая магия была просто
магией. Том не питал неодобрения, как было негласно принято, к Тёмным
искусствам и считал их простой разновидностью магии — дополнением к
Светлым. Не во всём и я с ним соглашалась в те времена, — коротко улыбнулась
она, — да и сейчас тоже.
Гарри покрутил фарфоровую чашку в руках и вновь сделал заказ, отчего та

тотчас наполнилась свежим ароматным кофе с каплей молока и ложкой сахара.
Этот запах перебил на мгновение стойкий аромат, окружавший его с того самого
момента, как Димбл материализовался перед ним с громким «Гарри Поттер
свободен!» и последующим предложением: «Прошу Гарри Поттера одеться». Что
ж, он был благодарен, когда на его плечах оказался тёплый серый свитер, и даже
не поинтересовался, откуда домовик взял его. А теперь догадывался откуда
именно.
— Гм, просто хочу уточнить, — поднял он взгляд на предсказательницу. —

Слизнорт заявил, что Том с ним «заигрывал», Том же сказал, что их разлад
случился из-за неоправданных ожиданий… специфического характера, — Гарри
кашлянул, а Ваблатски, на мгновение замерев, удивлённо вскинула брови:
— Странно, что профессор Слизнорт вообще стал такое тебе рассказывать, —
Ваблатски криво усмехнулась. — Вы с ним близки?
Гарри растерялся.
Он ценил каждого из профессоров по-своему, но не мог с уверенностью сказать,

что с кем-то из них был по-настоящему близок, кроме самого Альбуса
Дамблдора... и Люпина. А сейчас Альбус казался запредельно далёким, словно
достигнутое доверие и взаимопонимание остались где-то в прошлой жизни, а
Римуса больше не было рядом.
— Скорее нет, чем да, — выдохнул Гарри. — Просто он кое-чему стал свидетелем
и был озадачен этим. Возможно, Слизнорт написал мне сгоряча, — пожал он
плечами.
— Я не видела его уже долгое время, — с налётом ностальгии улыбнулась

Ваблатски. — Но он всегда был несколько суетливым. Я не состояла в его клубе,
Гарри, а если уж давать такое определение, то Том заигрывал со всеми: он умел
вовремя сделать комплимент, и сделать его так, чтобы тот не прозвучал
наигранно или фальшиво. Даже профессор ЗОТИ краснела как девочка, когда он
вскользь замечал: «Вы сегодня чудесно выглядите, мэм»… Однако, полагаю,
Вилкост не грезила по ночам о юном ученике и не считала это… заигрыванием? —
Ваблатски вновь хмыкнула, словно такое определение её забавляло. — И мы
опять стали отдаляться от темы…
509/676
— Моя вина, — признался Гарри, хрипло рассмеявшись, когда на мгновение
представил воздыхающую по Тому долгими ночами Вилкост, которая годилась
тому почти что в бабушки.
«А он тебе в дедушки годится», — хмыкнуло сознание, и Гарри покачал головой,

произнося вслух:
— Мы остановились на результатах исследований, мисс Ваблатски.
Она кивнула и вновь стала изводить запёкшееся тесто, что наводило Гарри на
мысли о том, что нервничает предсказательница больше, чем хочет показать.
— Том узнал всё, что ему было нужно: эффект зелья необратим, потому что
проклятие буквально продырявило часть его ауры. Возможно, ты знаешь, а если
нет, — она хмыкнула, — то узнаешь прямо сейчас, что ауры волшебника, магла и
сквиба отличаются друг от друга. Бывали случаи, что, когда рождался сквиб,
вокруг него тоже возникала мощная магическая аура — явление, способное
запутать перо приёма. Если сравнить с примерами других «детей Амортенции»,
Тому довольно-таки повезло. Я всегда подшучивала над ним, что могла пропасть
другая часть эмоций… Можешь его представить всегда счастливым,
улыбающимся и влюблённым? Вот и он моего юмора не оценил, — она еле
слышно рассмеялась, но в этом смешке присутствовала лёгкая неловкость.
— Из-за этого часть его эмоций пропала?.. — поинтересовался Гарри, сделав

глоток крепкого напитка и отгоняя от себя картинку сутки напролёт глупо
улыбающегося Тома.
— Нет, сама по себе аура — это лишь отражение того, что внутри, и то, что
внутри, — отражается в качестве ауры.
Чашка в руках дрогнула, а Гарри, чуть не подавившись, неуверенно спросил:

— То есть… вы хотите сказать… что, если залатать брешь, то цельная аура
поспособствует…
—…Излечению поразившего из-за проклятия недуга, если изъясняться

поэтически и теоретически одновременно, — заключила за него Ваблатски. — Том
стал двигаться в другом направлении: он полагал, что если начнёт испытывать
эмоции, то аура, как живая субстанция, начнёт подстраиваться. Когда она станет
цельной, то начнётся обратный процесс.
— Но как?..
— Так же, как была создана Амортенция. Претенциозно, естественно, —

Ваблатски насмешливо закатила глаза, — ведь Амортенция не может создать
любовь, это всего лишь иллюзия… Тем не менее эта иллюзия воздействовала на
Тома неоднозначно: она могла всколыхнуть еле заметные отголоски потерянных
эмоций. Сначала он употреблял само зелье, считая, что его будет достаточно, но
эффект был слишком незначительным, а потом и вовсе свёлся на нет. И хоть
этого воздействия было недостаточно, чтобы стать лекарством, но достаточно,
чтобы стать первым шагом к выявлению новой формулы. Том, оставаясь верным
себе, полагал, что, отталкиваясь от Амортенции, он-то сможет создать зелье
любви, зелье сострадания, зелье радости, признательности, веры… — сможет
создать самый настоящий эликсир истинных чувств. Мне казалось, что он
слишком спешит, ведь на нечто столь сложное могли уйти по меньшей мере
десятки лет, он же, в свою очередь, поставил себе лимит в три месяца — летние
каникулы.
510/676
— Невозможно, — вполголоса заключил Гарри.
— Невозможно, — вторила она. — Но кто же будет спорить с гением? В любом

случае, как видишь, у него ничего не вышло даже спустя столько лет. Он смог
добиться лишь противоположного эффекта: зелья, подавляющего все эмоции.
— С этим рецептом я знаком не понаслышке, — слабо усмехнулся Гарри. — Только

вот… Том ведь сейчас явственно ощущает и другое, — он опустил взгляд к своим
рукам, вспоминая эти недели и всю неоднозначность чужого поведения. — А
значит, что какой-то из его экспериментов всё-таки сработал, верно?
Гарри замолк, вопросительно уставившись на неё.
Возможно, ему просто хотелось верить в это: в то, что где-то там скрыты какие-то
чувства, ведь иначе… зачем всё это? Вряд ли Гарри мог быть ему полезен как-то
ещё, кроме своей роли занозы в одном месте. Поэтому чужой визит не имел
смысла, если только за этим и правда не скрывались эмоции. И посреди этого
эмоционального хаоса было то зелье. Сейчас он предполагал, что его можно было
употреблять и по другой причине: чтобы нивелировать негатив, например. Или,
опять же, чтобы подавлять слишком яркий новообретённый эмоциональный
фон...
Ваблатски не торопилась давать ответ. Её ладони еле заметно двигались, отчего

браслеты на запястьях слабо бренчали. А Гарри ощущал противоположное её
медлительности чувство — нетерпение.
— Маглы обладают почти прозрачной аурой, похожей на дымку, — она почти не

ощутима, — внезапно заговорила она, подняв на Гарри задумчиво-извиняющийся
взгляд. — Если же она плотнее обычного — то у этого человека есть какие-либо
способности. Нет, совсем не обязательно, что он волшебник — это может быть
хорошая интуиция, так называемое ими «шестое чувство», или иногда даже
способность резким словом натравить на другого магла неприятности… То есть
проклясть, — Ваблатски слабо улыбнулась, разделяя тонкие серебряные полоски,
будто мысленно пересчитывала их раз за разом. — Про сквибов мы уже говорили
— их аура обычно плотнее, чем у маглов, а когда они появляются на свет, может
возникнуть плотный магический купол, который, к сожалению, со временем
рассеивается. Именно этот купол путает перо, но аура не похожа на магический
барьер. Если у маглов аура похожа на дымку, то у нас она подобна густому
туману. Она указывает на магическую силу… — Ваблатски вздохнула. — Сила
подобна отпечатку самого волшебника и его ауры — всё это взаимосвязано, ведь,
когда волшебник проявляет признаки магии в более позднем возрасте, его аура
начинает сгущаться. Для аурологов это своего рода презентация — первое
впечатление, которое исходит от волшебника. В «Истории Хогвартса»
упоминается, что при виде Годрика Гриффиндора у остальных перехватывало
дыхание, и это, скорее всего, не простое преувеличение. Спроси себя, что ты
ощутил, когда впервые увидел Альбуса Дамблдора?
Гарри на мгновение задумался и мысленно перенёсся в тот момент церемонии.

Он слишком нервничал, чтобы смотреть по сторонам: боялся, что шляпа вообще
будет молчать, а ему скажут, что произошла ошибка, и отправят обратно на
поезде до Лондона… И если ему нужно было бы описать своё первое впечатление
одним словом, то это было бы сияние. Альбус Дамблдор сиял ярче, чем кто-либо
или что-либо иное в зале в тот момент — и именно это вселило в него толику
уверенности.
511/676
— А когда встретил Тома… что ты ощутил? — задала новый вопрос Ваблатски, не
дожидаясь ответа.
— Я встречал его в стольких разных ипостасях, что мне сложно понять, какое
именно то самое первое впечатление, — насмешливо заметил он, а та сразу же
уточнила:
— Во плоти.
Гарри отпил и незамедлительно ответил:

— Ужас и отвращение. Впрочем, не я один, — он вспомнил выражение лица
Хвоста и поставил чашку, вновь нервно покрутив её меж ладоней, словно не мог
согреться. — Не самое лучшее воспоминание.
— Ты сейчас имеешь в виду зрительное восприятие ожившего для тебя кошмара,

которое вселило в тебя ужас и отвращение, или же ужас и отвращение,
исходящие от Тома, Гарри?
— Могильный холод, — тут же поправил он себя. — Вот что я ощутил.
Она удовлетворённо кивнула:

— Из-за дара прорицания я более восприимчива к чужой ауре: не только людей,
но и мест, а также предметов. Для всех остальных, кроме самих аурологов,
изучение подобного феномена остаётся такой же неточной наукой, как и
Прорицание. Когда твой дар проснулся, ты стал более восприимчивым…
Гарри покачал головой:

— Я всё ещё не понимаю, к чему вы клоните, мисс Ваблатски.
— Не сказала бы, что к чему-то клоню, Гарри, — неуверенно улыбнулась она. —

Просто тяну время, но его становится катастрофически мало, — провидица вновь
коротко рассмеялась. Смех был резким и далеко не весёлым, скорее тягостным и
неловким, будто заполняющим тишину. — Ты по-прежнему ощущаешь могильный
холод?
— Полагаю, вы об этом знаете больше меня, — вернул он ей скорбную улыбку. —

Когда Том появился снова, я ничего не ощутил. Что логично, ведь он лишился
магических способностей — стал почти что сквибом…
Гарри внезапно сжал чашку в руках, понимая, что ещё чуть-чуть — и та лопнет, а
кофе прольётся на скатерть. Он резко опустил её на блюдце, и раздался громкий
звон.
— Всё взаимосвязано, — прошептал он, подняв взгляд на Ваблатски. — Какая

помощь… какой помощи он ждал от вас?
На её лицо легла тень, а губы сжались в тонкую полоску.
— Он хотел знать, в каком направлении ему двигаться… Обычно именно в этом

помогает гадание, когда человек потерян и не понимает, как решить свои
проблемы или где оно это решение…
— Что было в пророчестве? — резко перебил он её, сощурив глаза.
— Думаю, ты уже понял, Гарри, не что, а кто, — с толикой печали ответила она.
512/676
— Я хочу это услышать!
Ваблатски глубоко вдохнула. На мгновение прикрыв лицо, словно стряхнув

усталость, она отвела руки и мерно заговорила:
— «Грядёт война, что меж паутины найдёт своё начало… Грядёт война, что
послужит концом Тёмному лорду… и пролитая у истоков Даров Смерти кровь
свяжет их. Но война — не война, а зерно наказания... Грядёт война, да послужит
она концом и новым началом. Найдётся желаемое у рождённого от тех, кто
трижды бросит вызов Тёмному Лорду… Рождённый на исходе седьмого месяца
через смерть близких признает не друга, но врага… Вместит тот и душу, и силу, и
любовь, через смерть напополам разделив судьбу не с врагом, но с
возлюбленным…»
Мелодичный голос затих, а Гарри окаменел, мысленно радуясь, что оставил

чашку на столе, иначе бы та точно лопнула прямо в руках. В руках, которые
сейчас судорожно цеплялись за край стола и сжимали его до побелевших
костяшек, держа Гарри в страхе. Он боялся, что если отпустит, то мир начнёт
вращаться, а когда остановится, то уже ничто никогда не станет прежнем в его
глазах.
Разрозненные ощущения, которые изначально никак не хотели собираться

воедино, разом сложились в чёткую картинку, заставляя его мысленно
содрогаться от несправедливости и физически задыхаться от ярости, медленно
заполнявшую лёгкие.
Хотелось откашляться, но вместо этого он лишь судорожно выдохнул, медленно
разжимая сведённые судорогой пальцы.
Ваблатски отняла взгляд от стола, нерешительно сообщив:

— Том разобрал пророчество на составные части, как сделал ты недавно. Кое-что
было предельно понятным, другое же — осталось туманным и прояснилось лишь
несколько лет спустя. В то время Кальяс Эйвери, Северин Мальсибер, Эмиль Нотт
и Корвус Лестрейндж назывались Вальпургиевыми рыцарями, а сам Том…
подписывал свои труды, письма и прочее как Лорд Волдеморт, — она продолжала
говорить, а слова звучали отдалённо, словно из-под толщи воды. — С одной
стороны, потому что ему якобы не нравилось, что его назвали точно так же, как
уже существующего человека, а с другой — многие из его школьных
исследований уходили корнями в Тёмные искусства, что, в принципе,
противозаконным не было, но могло создать определённые проблемы, попади
труды не в те руки. Псевдоним же решал эту проблему…
— Он знал… что пророчество о нём? — прервал её быструю, даже беспокойную

речь Гарри.
— Мы предположили. Сам Том себя Тёмным лордом не называл, но общее

определение «Лорд» привело нас к такой мысли. Однако существовала и
вероятность того, что Тёмным Лордом мог оказаться Гриндевальд: Том развил
много вариантов, и пророчество и правда начиналась так, словно речь шла о
Геллерте и о его триумфе вкупе с грядущей войной с маглами, но также о
поражении на второй войне. Однако многое другое не вписывалось в общую
картину, поэтому он оставил эту интерпретацию в качестве запасной и,
разумеется, приковал своё внимание к действиям Гриндевальда до такой
степени, что некоторые решили, что он хотел к нему присоединиться после
окончания школы.
513/676
— Речь о трёх войнах, — прохрипел Гарри. Голос не слушался.
Она еле заметно улыбнулась, но, словно устыдившись этого, тотчас стала
серьёзной:
— Думаю, с тобой бы он расшифровал посыл быстрее, чем со мной… Ты прав: в
пророчестве речь шла о трёх войнах. Предполагаю, что об этом он не умолчал в
ту ночь…
«А потом подправил воспоминания», — едко зашипело сознание.
— Война, «что меж паутины найдёт своё начало». Что это за начало? — Гарри
потёр лицо, вопросительно уставившись на Ваблатски, но та в ответ лишь
покачала головой, явно не собираясь ничего пояснять из того, что Том мог и так
рассказать. — Вторая… Речь о первой магической войне, но «война — не война, а
зерно наказания». Наказание для кого? Маглов и маглорождённых?
— Гарри…
— Да-да, я понимаю, но… — Он шумно выдохнул, оскалившись. — Я пытаюсь не

дать ярости взять вверх, мисс Ваблатски, а лучший способ — это рассуждать
вслух. Третья война — это вторая магическая. Началась она с конца Волдеморта
— с его возрождения — и стала новым началом. Однако… — он сделал паузу, —
война, «что меж паутины найдёт своё начало». Меж паутиной — где-то в
забытом, пыльном месте или же в буквальном смысле? Меж паутиной паука?..
«…Заразе, которая понемногу проникала во все слои магического сообщества —

ядовитый паук — Арахна…» — он буквально услышал сосредоточенный голос
Риддла в мыслях.
— Арахна, — прошептал Гарри. Он дрожащей рукой поднял чашку и хлебнул

кофе, пожелав, чтобы туда добавили огневиски, и, желательно, чтобы алкоголя
было больше, чем самого кофе. Первое желание было исполнено, а вот уточнение
— полностью проигнорировано.
Он прочистил горло и поднял взгляд на Ваблатски, которая, к облегчению, не

смотрела на него с жалостью — это сейчас бы отозвалось лишь новой волной
раздражения, — продолжая:
— Можно считать, что новое начало — это возвращение Тома… Что до остального,
— Гарри вновь кашлянул, ощущая, что не способен выдавить из себя
рассуждения о собственной персоне, ему было легче копаться в своей памяти,
извлекая всё то, что Риддл рассказывал о возможном бунте и пауке, но эти мысли
ускользали, выталкивая на поверхность вторую часть пророчества, которая раз
за разом заглушала всё остальное, будто оглушительный звон колоколов.
Ваблатски, словно поняв его затруднение, изрекла:

— Вторая часть пророчества была более конкретной. Когда Том углублялся в
историю своего рода, то узнал, что род Мраксов происходил от Кадма Певерелла,
и мы пришли к выводу, что обозначение «у истоков Даров Смерти» указывало на
Певереллов, ведь именно их потомков можно было назвать связанными кровью.
Поэтому должна была быть другая уцелевшая ветвь, к которой принадлежал бы
тот другой… о ком шла речь в пророчестве. Этой ветвью стали потомки Игнотуса
Певерелла — Поттеры, — её голос звучал ровно, а речь — уверенно, но Гарри
улавливал еле различимую дрожь. — Связь было легче проследить, так как
Филимонт, твой дед, любил напоминать каждый год, что его отец — прямой
потомок Иоланты Певерелл... Поэтому упомянутый в пророчестве человек должен
514/676
принадлежать к роду Поттеров и должен был родиться на исходе седьмого
месяца, то есть тридцать первого июля… Разумеется, это не был ни твой прадед,
ни твой дед.
Гарри так сильно сжал челюсти, что ощутил, как зубы заскрипели, а мышцы лица
свело.
— Знаете, меня всегда мучил один вопрос, — вполголоса протянул он. — Почему
Волдеморт не пошёл к Лонгботтомам? Ведь что Невилл, что я — мы оба могли
оказаться теми, о ком говорилось в пророчестве Трелони… Дамблдор твердил,
что, если бы он не убил моего отца, то никогда бы не поселил в моей душе
желание отомстить, что, придя ко мне в ту ночь, Том сам творил свою судьбу: сам
сотворил себе худшего врага… — Гарри усмехнулся, покачав головой и ощутил,
словно эта усмешка эхом повторяется внутри. В какой-то момент ему показалось,
что вместо слюны во рту остался только яд, и каждое произнесённое слово
увеличивало его количество. — Он знал, что тем или иным образом первая
магическая война приведёт его к концу, знал, что я стану вместилищем его
души… Знал, что вернётся, знал, что мы будем врагами. Он посылал мне видения
нарочно? Всё, что он творил, он делал, следуя пророчеству? Устроил войну,
потому что так говорилось в пророчестве? Убил моих родителей, потому что
только так нашёл бы искомое? Смотрел, как я уничтожаю его крестражи и хлопал
в ладоши в ожидании, когда же маленький ручной герой приведёт его к
финальной стадии? — почти что змеиным шёпотом спросил Гарри, подавшись
вперёд.
Глаза Ваблатски широко раскрылись, а ладонь легла поверх его, и только тогда
он заметил, что в руке зажата расколотая на куски ручка от чашки.
— Всё не так… Мордред! Разожми руку, Гарри! — порывисто прошептала она,

бледнея.
Гарри смотрел, как собственная кровь стекает на блюдце, и кривился, чувствуя,

как ярость сгущается, шипами из горечи и разочарования расцветая внутри.
— Поэтому я сомневалась, рассказывать тебе или нет, — спешно добавила она, и

Гарри разжал кулак.
Осколки посыпались на блюдце, а на его руку тут же легла салфетка. Алые

разводы быстро проступали на чистой поверхности, пачкая ткань.
— Всё хорошо... Я правда благодарен, что вы рассказали мне это — он бы не стал,

я уверен, — бесстрастно отозвался Гарри.
«Не стал бы… Не стал».
Гарри помнил его реакцию, помнил испуг, перетекающий в злость. То же самое

происходило и с ним сейчас: ужас оборачивался яростью.
Ваблатски взмахнула палочкой, и ладонь защекотало, а затем осталось лишь

тянущее ощущение жжения, когда он сжал в ладони материю, пропитанную
насквозь кровью.
— Том знал, что я его крестраж: что внутри меня частичка его души… — стоило
ему огласить это, как сдерживаемые эмоции вновь проскользнули наружу, и
голос угрожающе завибрировал. — Знал, что я стану вместилищем его силы ещё
515/676
до того, как умер и воспользовался тем заклятием, знал, что после его смерти мы
перестанем быть врагами, но продолжал отменно играть свою роль
«военнопленного»… Какой во всём этом смысл?.. — Гарри вскинул брови, тряхнув
головой в попытке прийти в себя, и процедил: — Какие, к чёрту, возлюбленные?
Что за проклятая любовь такая?!
Перед глазами застыл недавняя сцена, растекаясь горечью во рту.
«Я л…»
Том внезапно скривился, будто уловив изменения, и отступил, резко перебивая
его:
«Не нужно, Гарри».
Ваблатски вздохнула, не сводя взгляда с его руки. А затем подняла глаза, и в них
он увидел отражения себя: не человека, а предмета. Орудия? Сосуда? Игрушки?..
Ощущение это было столь острым, что он отдёрнул руку, крепче сжимая влажную
салфетку.
— Гарри, ты говорил о полутонах, но сейчас явно не видишь полной картины. Мне

казалось, когда мы говорили о примере того пророчества, ты понял, что
пророчества так или иначе, но сбываются…
— Профессор Дамблдор говорил, что они не должны обязательно сбываться, —

машинально возразил он и осёкся, невольно клацнув зубами.
«А что ещё Альбус мог сказать мне? Что я, совсем ещё мальчишка, могу
погибнуть и, скорее всего, так и будет?»
Когда Ваблатски собиралась явно оспорить эти слова, он вновь заговорил:

— На том примере я лишь понял, что они могут изменяться, могут иметь
несколько толкований. Я как раз таки вижу всё в перспективе: он узнал, как
может получить желаемое, и не стал ничего менять — не послушал
предостережения судьбы, как и тот волшебник. Он стал Тёмным Лордом, убил
моих родителей, чтобы я признал в нём врага, и засунул в меня свою поганую
душу, чтобы ничего не пропустить. Всё это время заботясь, как бы во время
наших игрищ ненароком не прибить ценный сосуд. А потом умер, чтобы
поместить в меня и силу, дабы впоследствии забрать её, заодно подлатав свою
ауру и став полноценным, ведь так он мог излечить свой небольшой недуг? Что
он сделал?.. Что я сделал? Смешал наши силы? Вот что он искал?.. Дитя любви и
круглый идиот, Гарри Поттер, который владеет таким бесценным и бесполезным
даром, всегда готов помочь… Конечно же, — Гарри рассмеялся, резко
поднявшись, отчего стол заскрипел, а чашки зазвенели. — Ведь великий Том
Риддл не терпит лишений, но считает себя вправе лишать остальных… всего. Он
как был помешанным на пророчествах ублюдком, так и остался — ничего не
Ваблатски замерла. В её глазах застыло непонятное выражение — меж мольбой и

отрицанием, — а каждая морщинка словно стала глубже, добавляя ей десятки
лет.
— Кажется, я совершила ошибку, — прошептала она.
— Почему же? Считаете, что лучше бы я продолжал жить в неведении?
516/676
— Ты не так всё понял, я не должна была всё так вываливать на тебя, —
Ваблатски опустила голову и нервно потёрла запястья. — Я поторопилась.
— Нет, мисс Ваблатски, вы раскрыли мне глаза, и я благодарен вам за это, —

процедил Гарри, чувствуя, как внутри образовывается зияющая дыра. — А теперь
вы должны меня извинить, но у меня появились срочные дела.
— Подожди, Гарри, — Ваблатски поспешно привстала, потянувшись к нему, но он

вышел из-за стола, напоследок добавив:
— Лишь хочу повторить, что вас я ни в чём не виню. Не вините и вы себя. — И в
следующее мгновение Гарри с глухим хлопком аппарировал.
[1][Нап.] Премия Варнавы Финкли — награда, выдаваемая за значительные

успехи в области изучения магии и всевозможных заклинаний.
Знаю-знаю, много разговоров, мало действий, но у нас вот такое вот словесное
недержание. За что прошу прощения.
гаммеченно~
517/676
Примечание к части И вот мы дождались не только новой главы, но и той самой,
что некоторые из вас так хотели. Не знаю, насколько она будет
удовлетворительной, насколько откровенной или же, напротив,
разочаровывающей, поэтому просто пожелаю приятного времяпрепровождения
за чтением.
Часть 34. Мне больше никогда не стать частью

тебя
Стоя под проливным дождем,

Я растворяюсь в электрической буре.
Пытаюсь обрести мир в вере,
Но мне было дано так мало.
Внезапное, как раскат грома,

Просветление накатывает леденящей лавиной.
Притворяюсь, что всё эфемерно,
Но я безоружен перед обстоятельствами.
Мне больше никогда не стать частью тебя.

Снова бессонная ночь,
Я лишь мечтаю, чтобы всё это закончилось,
Господи, помоги мне это пережить.
Спускаясь по аллее воспоминаний,

Я виню себя в том, что тебя больше нет рядом.
Но твой голос, потерянный в отдающейся эхом боли,
Всё ещё слышен с дальнего берега.
Ocean Jet — A Part of You[11]
— Ну что, теперь ты доволен? — поинтересовалась Офелия, недовольно

поджимая губы после каждого слова, и посмотрела в окно. — Неужели нужно
было именно сейчас рассказывать ему?
Том, откинув полы мантии, присел и глянул на каплю крови на столе. Видимо,
заметив нарисовавшийся на его лице вопрос, она спешно пояснила:
— Я подлечила его руку. — И недовольно насупившись цыкнула: — А вот за
общее состояние не ручаюсь.
— Это было необходимо, — сухо парировал он. — Поверь мне.
Около них нарисовался суетливый эльф, и в следующее мгновение все следы
чужого пребывания исчезли со стола. Взамен появилась свежая скатерть вкупе с
меню. Поклонившись, эльф тут же исчез.
Том раскрыл кожаный переплёт, уставившись на перечень блюд. Буквы перед
глазами расплывались, и он моргнул. Офелия едва заметно взмахнула палочкой,
будто проверяя полог на прочность, и хмуро уставилась на него, явно желая
высказаться, но не решаясь. Том повёл плечом, приглашая её к действию.
— Знаешь, сколько раз я слышала это твоё «просто верь мне»? — усмехнулась
она. — Чаще всего без каких-либо пояснений, ведь все тайны этого мира
воплотились в одном-единственном волшебнике — куда уж мне до них, Том. Мне
остаётся только понимать и верить! «Верь мне, Офелия, это лучший выход из
518/676
положения... Верь мне, время всё расставит на свои места…» И наилюбимейшее:
«Верь мне, всё пройдёт успешно». — Офелия понизила голос: — Успешно, Том, —
это сколько принесённых жертв? Десятки, сотни… тысячи?
— Сколько понадобится, — спокойно изрёк он.
— И даже Гарри? — с вызовом спросила Ваблатски.
Офелия вновь посмотрела в окно, а затем вполголоса добавила:
— Ты считаешь себя визионером, — её губы искривились в едкой насмешке. —
Не боишься упустить нечто важное, обнаружив в конце пути, что вся твоя жизнь
— сплошное сражение с ветряными мельницами?
— Я никем себя не считаю, просто делаю то, что необходимо.
— И снова это «необходимо»!
— Не стоит, Офелия, — Том поднял взгляд. — Ты сама не хотела вмешиваться
в дела Конфедерации, и я уважал твоё решение, поддержав его: однажды встав
на этот путь, нет пути назад.
— Всегда есть выход…
— Несколько по-детски.
— Это твои слова.
— Неправильно использованные, — возразил Том. — Святым мне не стать и не
особо хочется, а со своей совестью я всегда смогу договориться, — он подался
вперёд, склонив голову. — На столе всегда будут стоять весы, Офелия: жизни
змеезубов или жизни маглов, жизни сасквотчей или жизни волшебников, жизни
одних волшебников или жизни других. Не вижу смысла отмывать себя от грязи,
когда она всё равно прилипнет.
— Дело ведь не в этом, — вздохнула она, нервно коснувшись лица. — Мне
казалось, что, достигнув цели, ты остановишься, но вместо этого ты вновь себя
уничтожаешь. Какой в этом смысл? Я просто не могу понять, зачем тебе всё это…
— Ты сравниваешь тёплое с мягким. Это бессмысленно. Спросить, зачем мне
это — как спросить, зачем ты открываешь свою лавку день за днём. Я не
собираюсь философствовать о смысле жизни. Ты зла на меня, и я понимаю, —
констатировал он, кивнув.
— Зла? Я только что причинила боль кому-то намеренно с твоей подачи и
должна снова поверить тебе, поверить без каких-либо пояснений, что так для
него будет лучше. Да откуда тебе вообще знать, что для него будет лучше?! — с
нотками негодования вскинулась она.
Том заметил, что всё это время сжимал в руке меню. Сделав заказ, он тут же
захлопнул его и отложил в сторону.
— Вы долго общались… — заметил он вскользь, переводя тему. — Ты
сомневалась?
— Пыталась подготовить почву и одновременно понять, как он всё воспримет,
— нехотя отозвалась Офелия.
Подготовить почву?..
— Что ты ему ещё рассказала? — настороженно спросил Том.
— Вряд ли то, что я рассказала, можно считать компенсацией за моё дурацкое
пророчество, — ворчливо ответила Офелия, едва заметно передёрнув плечами.
— Ты сама это начала, заикнувшись о том дне.
— А ты испугался, что он узнает, — пожала она плечами, словно её это не
касалось.
— Потому что, — Том сощурил глаза, — ты могла всё испортить, если бы он
взбрыкнулся.
— Говоришь о нём, как о зверьке, — на её лице обозначился явный скепсис. —
Гарри ловит любые крохи информации — в этом мы с ним похожи.
— Не прибедняйся. Незнание каких-то деталей не лишает тебя знаний как
таковых постфактум. А то, что тебе недостаёт, ты прекрасно выуживаешь у своих
клиентов — будто я не знаю, кто числится среди них.
519/676
— Каких-то деталей? — Офелия многозначительно фыркнула.
Опустив глаза на собственные ладони, она пару мгновений рассматривала их,
а затем с тревогой окликнула его:
— Том?
— У тебя только что случилось очередное видение? — насмешливо спросил он.
Проигнорировав выпад, Офелия совсем тихо попросила:
— Забирай его, и просто исчезните — если ты захочешь, вас никто не сможет
найти… Всё кончено...
Том на мгновение замер, ощущая неприятный холодок вдоль позвоночника.
— Всё кончено, говоришь? — он криво усмехнулся, сложив руки на столе. —
Кончено для кого? Мне ещё лет семьдесят разбирать завалы, скопившиеся из-за
нелюбви некоторых к бюрократической волоките и из-за собственной — к
сложностям. Для меня, Офелия, сейчас только всё начинается. Самое интересное,
по крайней мере.
«Или не столь интересное», — стоило только вспомнить, как, переступив
через порог, из-за движения воздуха ему на голову чуть не свалились бумажные
башни из отчётов. Отто тотчас исчез за дверью, не дожидаясь его мнения на этот
счёт, а Майнер прижался спиной к этой самой двери с тихим писком: «Это за
последнюю неделю скопилось столько…»
Неделю — как же.
Но это уже не имело никакого значения.
Офелия нервно заправила прядь за ухо, собираясь что-то сказать, но он не
стал дожидаться:
— Должен сказать, насколько я удивлён твоей внезапно проснувшейся
наивности, — Том вскинул брови. — И пока не знаю, чем больше: тем, что ты
считаешь, будто Гарри — чемодан, который я могу легко прихватить с собой и
увезти, не считаясь с его мнением, или же, что я захочу это сделать. Что я сам
способен сорваться с места и, не знаю… чем заниматься? — Том задумчиво
протянул: — Сажать мандрагору? Может, жмыров разводить? Да даже будь это
возможным, как ты видишь такое будущее?
Рука невольно дрогнула.
«…Что это за будущее для тебя?»
— Ты должна была уже понять: оставить свою жизнь позади не принесёт ему
счастья, — заключил Том и веско добавил: — Невозможно дышать одним лишь
человеком.
— То есть невозможно жить одной лишь любовью? — Она поджала губы,
вновь уставившись в окно. — Или же это не принесёт счастья тебе, ведь
обыкновенная жизнь — жизнь, которой живут тысячи волшебников — слишком
заурядна для такой экстраординарной личности.
— Очень смешно, — флегматично отозвался он. — Я такого не говорил.
— Но ты всегда так думал, мечтая хватать звёзды с неба, — Офелия еле
заметно пожала плечами. — Твоя правда: я наивно полагала, что после всей этой
встряски с Волдемортом ты возжелаешь чего-то нормального, уйдёшь, скажем
так, — она вернулась взглядом к Тому, — в отставку и на не столь отдалённом
побережье будешь наслаждаться банальностью новообретённых чувств с
человеком, который смог преподнести тебе этот дар.
— Давишь на меня жертвами, а теперь хочешь обесценить их? Хочешь, чтобы
я всё бросил на полпути и сбежал с мальчишкой, чтобы нежиться в морской пене?
— Том понизил голос до едва слышного шипения. — Не стоит читать мне нотации,
Офелия.
Она скривилась, спокойно поправив несколько выбившихся из причёски волос,
а затем вздохнула, будто сдаваясь, чтобы следом грозно фыркнуть:
— Да к чёрту!
Том вскинул брови, наблюдая за ней.
— Я отчасти понимала твои помыслы, отчасти поддерживала, но теперь… Что
520/676
тобой движет теперь? Зачем ты впутал в это и его? Мальчик полюбил тебя, —
яростно прошептала Офелия, словно доверив большой секрет. — Полюбил
настолько, что готов простить такое, за что другие бы проклинали до конца
жизни и даже после…
— Непредвиденные обстоятельства случаются, — мазнул он взглядом по
чашке с кофе и подогрел её.
Офелия хмыкнула, помрачнев ещё больше.
— Добровольно сдаться в плен, выдвинуть Дамблдору требование о личном
надсмотрщике, постоянно провоцировать и позволять над собой измываться,
чтобы потушить пламя ярости, плавно превратить желание мести в страсть, а
затем испить эту чашу до конца, чтобы из страсти вылупилась любовь — это
непредвиденное обстоятельство? Мне кажется, ты забыл, с кем сейчас
разговариваешь.
— Оказывается, тебе и не нужно, чтобы я всё рассказывал в деталях, — Том
неторопливо отпил, вдохнув горьковатый аромат, и добавил: — Во-первых,
Дамблдор и сам был рад стараться, вернув своего верного коня на шахматную
доску…
«Том, я устал, — перед взором предстала сломленная фигура старика. —
Наверное, — он усмехнулся, — я и правда слишком стар для новой партии с
тобой». Дамблдор передвинул ферзя и, подняв утомлённый взгляд голубых глаз,
сообщил: «Одним ходом ты обернул Гарри против меня…» «Какое громкое
заявление, — перебил его Том. — Было вполне ожидаемо, что он подслушает.
Разве не на эту черту характера ты опирался, когда подкидывал ему очередную
загадку? — и, к счастью, что она сохранилась. — Будь Гарри другим, тебе
пришлось бы водить его за ручку по закоулкам лабиринта, а не подкидывать
нужные инструменты и информацию, полагая, что он исполнит всё в лучшем
виде».
«Почему тебя это злит? — внезапно спросил Дамблдор. — Кажется, — старик
горько усмехнулся в усы, — ты возмущён, когда сам поступил ещё хуже». Том
подался вперёд, передвигая ладью: «Наверное, потому что впервые ты пошёл на
поводу у кого-то. Почему же, интересно? Возможно, потому что растерялся в тот
день, м? — Том поднял взгляд, насмешливо сощурившись. — Подвёл Поттеров, не
смог понять, кто предатель… или же смог? И просто ожидал, как же себя проявит
годовалый победитель Тёмных Лордов один на один?»
Дамблдор лишь поджал губы, сделав свой ход: «Дурсли были его лучшим
шансом на выживание. Древняя магия защитила его». Том протянул, смакуя это
слово: «От меня? Да, а что же остальные? А от его же родственничков? Позволю
тебе заблуждаться и дальше. А во-вторых, будешь сравнивать? — он вернул
усмешку. — От меня он ничего иного и не ждал, чего нельзя сказать о тебе,
добрый волшебник Альбус Дамблдор. Разочарование и неоправданные надежды
много горче для ребёнка, чем очередное подтверждение чьих-то злых умыслов».
«Не говори того, чего не знаешь, — возразил он. — Я привязался к мальчику и
дорожил им. Всегда так было и так будет». «Поэтому вновь превратил его в
шпиона, сославшись на такую банальность, как избежание общественного
переполоха, в переводе, общественное спокойствие, в переводе, общее благо, —
кивнул Том, шагая пешкой. — И всё, чтобы удовлетворить собственные
потребности». Альбус задержал дыхание, коснувшись лица, будто смахивая
сонливость: «Ты бы мне не сказал. Гарри… Я думал, что существовала маленькая
вероятность того, что он сможет увидеть». «Не сказал бы из вредности? — Том
вскинул брови, тихо рассмеявшись. — А ты не думал, что, раз Геллерт не вышел с
тобой на контакт, значит, не хочет этого. Или ты считаешь, что он сменил одну
тюрьму на другую?» «А разве не так?» — тот подался вперёд, и впервые в его
глазах загорелась искра жизни, и всё лицо будто ожило. «Ради разнообразия,
Альбус, — насмешливо протянул он, — попробуй просто попросить меня. И да, ты
сдаёшь. Шах и мат».
521/676
Воспоминание растворилось, и Том прочистил горло.
— А во-вторых, — медленно протянул он, — ты и правда считаешь, что после
всего этого Гарри должен был воспылать ко мне нежными чувствами? Мне всего
лишь было нужно, чтобы он не шарахался от меня, как от прокажённого, и язык
мне не откусил в порыве ненависти.
— Ты мог воспользоваться поцелуем дементора, — парировала Офелия,
сверкнув глазами. — Не было нужды вступать с ним… в более близкие
отношения.
— Поцелуй был на крайний случай. Не хотелось преждевременно делать из
него пускающего слюни идиота: заклинание не до конца мною проверено и
неидеально, а Поттер пригодится мне на суде — моя просьба не вмешиваться
действует на него, как красная тряпка на быка. Хоть это и формальность, но, —
Том повёл плечами, — сама понимаешь, как это нудно и длительно.
— Ты знал, что так должно было произойти, — с нажимом заявила она.
— Предначертанные судьбой возлюбленные? — Том коротко рассмеялся и,
сощурив глаза, подался вперёд. — Вопиющая глупость...
— Разве не это ты искал? — перебила его Офелия, тоже склонившись вперёд.
Её лицо чуть побледнело, а на щеках выступил румянец. — Разве не любовь?
— Любовь, а не возлюбленного, — Том легонько коснулся виска. — Прореха
благополучно затянулась, сила вернулась, Гарри успешно исполнил свою роль.
Смысла видеться с ним больше нет — у меня и других дел навалом. Что он сказал
тебе перед уходом?
— Что ты всё такой же помешанный на пророчествах ублюдок. Из всего это
мне особенно пришлось по душе. А теперь особенно: если бы я знала, что ты
воспользуешься им в качестве пузырька своей лечебной пилюли и выбросишь,
промолчала бы тогда, — нейтрально добавила она. — Зачем ты послал его ко
мне?
— А что в этом необычного? Ты часто обучаешь самых непоседливых новичков
окклюменции, а у Поттера с этим явно были проблемы — ты помогла и теперь
присмотришь за ним.
— АГА! — резко хлопнула она по столу, приподнявшись.
И хоть полог не выпускал и звука, но все обернулись, уставившись на неё в
немом удивлении. Офелия помахала рукой особенно любопытным и, опустившись
обратно, тут же заявила:
— Это ещё почему я должна за ним присматривать? — её цепкий взгляд
блуждал по его лицу в попытке выявить любой намёк, и Том улыбнулся, чем
вызвал свирепый оскал. — Почему ты говоришь об этом, да ещё и с таким видом?
— Как я уже сказал, у меня много дел: я не знаю, сколько займут пляски с
Экриздисом.
— И, конечно же, дело не в том, что там написано, — она указала глазами на
записку, хранящуюся во внутреннем кармане мантии.
— Откуда мне знать, что там — я не читал твои каракули.
— Я тоже не читала. Это Эдмунд записывал. Думала, ты прочтёшь и захочешь
обсудить.
Том покачал головой.
Ему не нужно было читать, чтобы догадаться о содержании.
— Тогда отдай обратно, — Офелия протянула ладонь.
— Нет, — отклонился он, усмехнувшись. — Ты ведь прочтёшь и будешь меня
донимать.
— Почему это? — вскинула она брови. — Или ты уже прочёл, и там нашёлся
повод, чтобы тебя донимать? Или чтобы нести всю эту чушь, чтобы я
разочаровалась в тебе и потом ещё больше разочаровала Гарри?
— Откуда мне знать.
— Повторяешься, — фыркнула Офелия. — Будто я не видела вас двоих в
Министерстве.
522/676
Том покрутил в руках чашку.
— Что ещё он сказал?
— Что именно ты хочешь услышать? Насколько он обозлился в целом или
разочаровался именно в тебе? И не всё ли равно? Гарри ведь исполнил свою роль,
— едко процитировала она.
Том вздохнул, прикрывая глаза на мгновение.
— Хочу понять, что вероятнее: что он придёт ко мне за объяснением или же
начнёт избегать. Нам придётся сталкиваться все эти дни — это неудобно.
Неловко.
Над ухом раздался щелчок, и он приоткрыл веки, увидев, как Офелия
положила ладонь на стол, удовлетворённо кивнув.
— А чего бы тебе хотелось больше?
— Так что он ещё сказал?..
— Что ты прекрасный актёр и талантливый врун, эгоист и безумец; что ты
посвятил свою жизнь пророчеству и следовал ему, как инструкциям в учебнике
по зельеварению… — задумчиво перечисляла Офелия, вызывая в нём тупое
раздражение и покалывающую где-то в районе сердца тоску, от которой он то и
дело пытался мысленно отключиться, но получалось скверно.
Даже зелье не приглушало до конца новую палитру эмоций. Негативный
спектр чувств окрасился в новые оттенки, и эмоции стали более глубокими, более
насыщенными, более терзающими и захватывающими.
Воспоминание кольнуло холодом.
В ту ночь он проснулся от раздирающей нутро боли. Гарри спал, свернувшись
калачиком у него под боком. Том буквально сполз с кровати и, сцепив зубы,
ввалился в ванную, прямо в одежде сунувшись под струи ледяной воды.
Эмоции сжигали его изнутри, ломали каждую косточку в теле, будто он снова
возрождался в том треклятом котле. Рассеивающийся Глациус превратил воду в
крошечные кристаллы льда, а ночь — в вечность. Он знал, что это должно
произойти рано или поздно — изменения были неотвратимы, — но ошибся в
одном: в скорости исцеления. Процесс должен был быть плавным, таким же
постепенным, как и время, что он провёл в ожидании, пока его магическая сила
менялась под влиянием нового носителя. Перемены эти были не столь
существенны: всё-таки то, что их палочки — близнецы, не простое совпадение. И
именно поэтому Поттер, дитя — пусть и дурацкое определение — «естественной»
любви своих родителей, не имеющий ни одного изъяна в своей ауре и
вместивший частичку его души, что сделало его тело со временем благодатной
почвой для опробования непростого фокуса, был его единственным шансом —
судьба хоть и была жестока, но не обманула.
После первого глотка он не ощутил никаких серьёзных изменений, после
второго более болезненного для Поттера эксперимента — будто летнее солнце
опалило кожу на мгновение, после поглощения существенной части — он чуть не
сошёл с ума. Не столько от боли, сколько от того, что почти был оглушён
собственными эмоциями — словно множество голосов кричало наперебой в
наглухо закрытой комнате, а он стоял посреди этого безумия, не в силах
сконцентрироваться на чём-то одном.
И это состояние не было для него в новинку.
Ещё на кладбище он осознал, что с ним что-то не так: он испытывал всю
полноту чувств, но испытывал всего много и сразу, буквально находясь на грани
истерики. И, возможно, решение извечной проблемы обрадовало бы его, если бы
чувства не оказались столь… деформированы, извращены, неправильны — будто
отравлены чем-то. Им самим, скорее всего. Он рискнул, отдав Гарри огромный
осколок своей души, а потом рискнул во второй раз, превратив в крестраж
раненый маледиктус. И теперь внутри почти ничего не осталось, чего нельзя
было сказать про эмоции. Он смотрел на Поттера, который едва стал подростком,
и понимал, что внутри разгорается нечто похожее на желание, пугающее и
523/676
неправильное — извращённое и диктующее ему свои правила.
Безумие.
Мальчик плескался в чистом ужасе, а Том утопал в чужом отчаянии, пытаясь
сопротивляться необъяснимому голоду внутри, порождённому видом Поттера. С
трудом разорвав зрительный контакт, он осмотрел своё тело, силясь понять, в
чём причина такого смятения. Однако без ауролога сделать это было
невозможно: ему срочно нужен был специалист и зелье, чтобы подавить
бушующую внутри бурю.
Том расхаживал взад-вперёд, распределяя собственные эмоции на несколько
подуровней, чтобы в какой-то момент потерять концентрацию и вновь забыться в
этом хаосе. Ярость от собственного бессилия взбудоражила и старую ненависть,
давно улёгшуюся под тоннами пыли, когда он вцепился в палочку в мимолётном
желании снести плиту, где были выгравировано имя: «Том Риддл».
«Ты, Гарри Поттер, стоишь на останках моего покойного отца, — тихо
прошипел он. — Он был маглом и дураком... как и твоя дорогая мамочка. Но они
оба пригодились нам, не правда ли?» И он говорил, и говорил, и говорил,
отвлекая самого себя и мысленно отсчитывая секунды, когда краем глаза
заметил слабую вспышку, которую легко можно было принять за угасание
светлячка. А потом шагнул вперёд: «Круцио!»
Судорога, охватившая Гарри, была сладка, столь сладка, что отголоски боли,
мерцавшие в широко раскрытых от ужаса глазах, достигали и его, медленно
остужая шквал эмоций внутри: «Отвяжи его, Хвост, и верни ему палочку».
А теперь покажи мне, что я ошибался…
Мысль едва успела оформиться в его голове, когда Том тихо спросил: «Тебя
учили сражаться на дуэли, Гарри Поттер?»
Мальчик лишь задумчиво моргнул, будто что-то вспоминая: он хромал и явно
понимал, что находился в заведомо проигрышной ситуации. Единственный шанс
Поттера к побегу — обезоружить противника, но сможет ли он, знает хотя бы
какое-нибудь заклинание? Чему его учил Дамблдор?..
«Мы должны поклониться друг другу, Гарри», — сказал Том, склонившись и
не сводя с Поттера пристального взгляда.
Нет, ни черта он не знал.
«Ну же, приличия надо соблюдать. Дамблдор был бы рад увидеть твои
хорошие манеры... поклонись смерти, Гарри».
Тот смотрел на него чуть удивлённо, но ненависть в чужом взгляде не
затухала ни на миг, будто неистлевающий уголёк позади изумруда. Ненависть
могла придать ему сил, а могла заставить совершить глупость. И тогда Гарри был
ближе ко второму варианту, чем к первому.
Не время гордиться, мальчик.
«Я сказал, поклонись», — прошелестел Том и поднял палочку. Гарри согнулся,
но вместо того, чтобы использовать эти несколько мгновений и осмотреться,
чтобы найти путь к отступлению — две памятные статуи совсем близко, — он
уставился на него исподлобья, источая яд.
Недостаточно хладнокровен, чтобы оценить ситуацию, но и недостаточно
ожесточён, чтобы идти на поводу у ярости. Он больше напуган. Как и должно
быть.
«Круцио», — прошептал Том, и Гарри закричал.
Боль и ярость смешались в чужом голосе, разлетевшись по округе,
смешиваясь со смешками Пожирателей, когда Поттер врезался в них, тут же
буквально упав к его ногам.
Кричи, Гарри.
Том мысленно осклабился, ощутив нервную дрожь.
Нет.
«Больно, правда, Гарри? Ты ведь не хочешь, чтобы я сделал это снова?»
Гарри захлебнулся от отчаяния и показной смелости. Он поджал губы,
524/676
взглядом, подёрнутым дымкой боли, взирая на него. Вся его поза выказывала
упрямство и нежелание подчиняться.
Он не ошибся — даже перед лицом смерти Поттер скажет «нет».
«Я спросил тебя, хочешь ли ты, чтобы я сделал это снова? — повторил Том
медленно. — Отвечай! Империо!»
Последняя проверка…
«Не буду!» — громогласное восклицание Поттера откликнулось внутри
томлением.
…пройдена.
«Не скажешь „нет“? Гарри, прежде чем ты умрёшь, я должен научить тебя
слушаться старших... может, поможет ещё одна маленькая доза боли?» — тихо
спросил Том и наконец-то заметил, помимо бравады и ненависти, ещё и
решимость, исказившую тонкие черты лица.
Однако вместо того, чтобы проскользнуть меж толпой, больше занятой
перешёптываниями и смешками, Гарри перекатился к мраморному памятнику и
застыл за ним, дыша так загнанно, что, наверное, во всей округе было слышно,
сколь сильно он напуган.
Глупый ребёнок, почему ты не убегаешь, а сражаешься?
«Мы тут не в прятки играем, Гарри, — напомнил он, подавляя ярость внутри и
давая мальчишке собраться с мыслями: — От меня не спрячешься. Может, ты
устал от нашей дуэли? Может, ты хочешь, чтобы я закончил её сейчас, Гарри?..»
Беги, чёрт тебя дери!
И тот побежал.
Только вот побежал, выставив палочку перед собой, прямо ему навстречу.
Глупец!
«Экспеллиармус!»
Значит, всё-таки знает.
Время будто замедлилось, а всё внимание сфокусировалось на чужом лице.
Бледная кожа, несколько ссадин на подбородке и на скуле, искривлённые губы и
опасно блеснувшие глаза — в этом чистом, теперь уже не затуманенном болью
взгляде было яростное желание победы.
Том вскинул палочку в последний момент.
Пусть так.
«Авада Кедавра!»
Зеленый луч встретился с красным на полпути, и палочка завибрировала,
буквально стеная от нежелания и боли. На границе луч окрасился в ярко-
золотистый оттенок и внезапно расщепился.
Приори Инкантатем.
Увы, Гарри, палочки-сёстры не любят сражаться друг против друга.
Пожиратели смерти засуетились. Вдалеке мелькнул второй светлячок.
«Ничего не делать!» — крикнул он, уставившись на мелькнувший в тени
деревьев силуэт с удивлением.
Рано!
«Ничего не делать без моей команды!» — рявкнул он.
«А теперь игра в перетягивание каната», — на мгновение мелькнуло в его
мыслях, и он услышал мелодию.
Видимо, Дамблдор всё-таки решил вмешаться. И, как обычно, весьма
сомнительным образом. Мальчик должен был быть уже раз десять мёртв при
ином раскладе.
Бусины на всей скорости помчались к нему, и Гарри удивлённо уставился на
них, чуть не оступившись.
Одной воодушевляющей мелодии мало, Альбус.
Их взгляды встретились.
«Не позволяй связи распасться», — шепнул Том эхом, тут же покинув чужое
сознание.
525/676
Глаза Гарри широко раскрылись, а затем радостно засверкали, когда он
сосредоточенно сжал палочку, буквально уколов его решимостью в своём
взгляде.
Понадобилась целая толпа остаточных изображений, чтобы привести Гарри в
чувство. Тот не на мгновение не усомнился в происходящем, столь уязвлённый и
одновременно воодушевлённый появлением матери и отца, что едва ли не
отвлёкся на радостях, потеряв концентрацию. К счастью, отголосок его отца
медлить не стал и поторопил его: «Приготовься бежать. Давай, вперёд…»
Когда Гарри наконец нырнул за мраморного ангела, Том выдохнул с
облегчением, в темноте молниеносно подкинув под ноги Нотта кусок
раздробленной могильной плиты. Тот опрокинулся на землю со сдавленным
криком. Второго остановил сам Гарри: Импедимента!
Не так уж и безнадёжен.
Люциус и ещё несколько Пожирателей ловко вырвались вперёд, начиная его
окружать, и Том рыкнул: «Отойдите! Я убью его! Он мой!» Он медленно шагнул
вперёд, а затем вновь, с трудом вдыхая и выдыхая, будто совсем забыл, как это
делается, прислушиваясь к малейшему шороху за статуей и надеясь, что
мальчишка не забыл заклинание после охоты на дракона и додумается вовремя
притянуть кубок.
Склонившись, он уже был готов сам подкинуть Поттеру кубок, гневно взирая
на того, как тот в ужасе встретился с ним взглядом и выкрикнул: «Акцио!»,
поймав артефакт за ручку.
Внутри схлестнулось столько эмоций, что он завыл.
Что ж, отчаяние и злость были ему к лицу.
Но то была радость. Неописуемая, чистая, безграничная, необузданная,
сладостная переполняющая его чувством восторга и выползающая на лицо диким
оскалом блаженства.
«Мы его поймаем, милорд», — совсем тихо заявил Люциус, будто в попытке
утешить его.
«Не стоит торопиться», — отмахнулся он, смакуя чистое безумие в своём
нутре.
Именно так он ощутил себя той ночью, сражаясь в тишине ванной комнаты
против своих эмоций, против тех желаний, что они порождали… Против самого
себя.
Это было недопустимо.
Том никогда никому не доверял настолько, — и даже Офелии, — чтобы
поделиться тем, как с ранних лет заменял часть своих эмоций, тренируя себя,
словно являлся одновременно и учёным Павловым, и одной из его собак.
Именно тогда он понял, что в любой безвыходной ситуации всегда остаётся
крохотная лазейка и нужно только найти её: в его случае это были обоняние, слух
и вкус. Непостижимым образом некоторые запахи периодически вызывали
определённый отклик, который он не испытывал до этого. То же самое
происходило и со звуками, и с определёнными блюдами — то, что было
обыденным для остальных, для Тома оказалось почти что чудом. Это, конечно, не
было сильным эмоциональным всплеском, всего лишь тонкой, почти примитивной
реакцией на раздражитель, но благодаря ей он научился регулировать свой
эмоциональный диапазон через ассоциации и научился реагировать должным
образом — как нормальные люди, — когда что-то должно быть смешным или
когда ему было необходимо преисполниться верой, когда — весельем, когда —
ценить, когда — уважать, когда — вдохновлять и вдохновляться самому, когда —
проявлять понимание, а когда — сочувствие. Он знал, что это всего лишь шлейф
от настоящих эмоций и едва тянет на одну десятую, но лучше эти крохи, чем
вообще ничего.
В одну из их встреч Ирвин, как обычно болтая обо всём на свете, извлёк из
своего портфеля «По направлению к Свану» Пруста и поинтересовался,
526/676
передавая ему: «Вы читали, юноша?» «Нет, сэр», — просто ответил он, перенимая
из чужих рук том. Он никогда не брезговал трудами маглов — какой в этом был
смысл? — но к романам прикасался реже: у него и без того была вечная нехватка
времени. Иногда он пользовался маховиком, чтобы сделать несколько дел
одновременно или прочесть несколько трудов — смешное применение довольно-
таки опасной магии, но Том всегда знал, чего избегать и когда следует
остановиться. Позже в «Под сенью девушек в цвету» Том сам извлёк: «Лучшее,
что хранится в тайниках нашей памяти, — вне нас; оно — в порыве ветра с
дождём, в нежилом запахе комнаты или в запахе первой вспышки огня в очаге, —
всюду, где мы вновь обнаруживаем ту частицу нас самих, которой наше сознание
не пользовалось и оттого пренебрегало, остаток прошлого, самый лучший, тот,
что обладает способностью, когда мы уже как будто бы выплакались, всё-таки
довести нас до слёз».
Так называемый после феномен Пруста.
Через ольфакторную память Том создавал эмоциональную память,
привязывая то, что вызывали у него некоторые музыкальные произведения, как, к
примеру, «Страсти по Матфею» Баха, которую он услышал однажды вечером в
приюте.
Была Великая пятница, и Коул несказанно удивилась его интересу, как и он
тому, что в её скромном кабинете внезапно появился граммофон. Но свои догадки
насчёт растрат и без того скудных вкладов попечителей высказывать не стал, а
Коул, в свою очередь, позволяла ему слушать.
Слушать и ощущать.
Позже, взывая к определённому аромату, он взывал к воспоминаниям,
оживляя определённую эмоцию. На практике веер из эссенций ему был без
надобности, всего лишь три-четыре аромата — в зависимости от дня, — которые
он наносил на разные запястья, на платок, если понадобится, и на шарф. Нельзя
было забывать и о вкусовой памяти, которая, в отличие от обоняния, работала и
на уровне воображения. Однако потом он сам всё испортил: потребление
Амортенции усиливало отголоски эмоций, но после… после он потерял и их.
После первых двух лет обучения Том понял, что ему не найти никакого
волшебного лекарства для собственной хвори — волшебники вообще заболевали
не столь часто, как те же маглы, словно было в их теле нечто, что понижало риск
появления и развития определённых серьёзных болезней: к примеру, рака.
Конечно, случаи были, но и те чаще всего встречались среди сквибов. Тем не
менее магические болезни, как обсыпной лишай, драконья оспа или грипп чёрной
кошки, поражали исключительно волшебников, в то время как другие, вроде
ликантропии, свинки, обыкновенной простуды влияли и на тех и на других. И то,
если в приюте зимой все поголовно чихали и кашляли, сморкаясь в самодельные
платки из рванины, — все, кроме него самого, — то в Хогвартсе волшебников с
этим недугом насчитывалось двое-трое и чаще это никак не было связано с
сезоном. Можно, конечно, решить, что дело было исключительно в
Бодроперцовом зелье, но в таком случае, почему не заболевал он в окружении
других сопливых сирот, некоторые из которых были особо старательными и
считали — из-за скупости ума, обременённого вредностью и врождённым
идиотизмом, — что болеть в одиночку не заслуживают, поэтому могли кашлять
прямо в лицо и плевать в еду, считая, что таким образом противный демон
соплей попадёт и в чужое тело.
Разумеется, выбирать не приходилось: или голодать в тот день, или рискнуть
стать таким же красноносым кашляющим задохликом. Хоть в то время научный
мир говорил о возбудителях, бациллах и пользовался прочими «умными»
терминами, но куда им, убогим сиротам, до научных высот? Поэтому всему виной
был плевок вредного демона, страшилки о котором рассказывались с
наступлением темноты, ведь именно поэтому хворали чаще: раз темнело
быстрее, значит, демон тоже выходил из своего убежища раньше. Впрочем,
527/676
взрослые не спешили развеивать чужие сомнения на этот счёт: может, по тому
же незнанию, может, из-за лени. Зараза и зараза, какой толк
среднестатистическому сироте быть в курсе существования вирусов и бактерий,
ведь им не светит ничего, кроме роли шестёрки в одной из царствующих в то
время уличных банд или же судьбы павшего в бою солдата — это если не
игнорировать сгущающуюся обстановку явно предвоенного времени.
Том не особо обращал внимание на тихие перешёптывания добрых
воспитательниц о возможном будущем и в то же время ни разу не заболел, что
было одной из причин косых взглядов и повод для большей нелюбви к нему: все
дети как дети, болеют из зимы в зиму, а он даже в этом отличился — уж не знак
ли это дьявола?
Хорошо хоть священника не вызвали — не до этого было.
В любом случае в то время он не имел ни возможности, ни достаточных
знаний, чтобы углубиться в изучение этой особенности, которая, не первый
взгляд, была лишена всякой закономерности, и поэтому решил вернуться к этому
позже. И даже покорение азов вечной жизни не дало никаких ответов. Было три
пути, и все три были бесполезны для него.
Бессмертие как вечная жизнь, как существование тела, не способного
стареть, а значит, и хворать, а значит, идеального сосуда, являющегося на
определённом уровне антидотом для любого яда и любой хвори — вампиризм.
Бессмертие как некий суррогат, как вечное отдаление даты смерти, как
затормаживание собственных биологических часов на заре жизни — Эликсир
жизни. Бессмертие как безвременье для осколка души, прикованного к земле и
не подверженного разрушению — крестраж.
И в то же время вампиры лишены способности колдовать и столь же уязвимы
при некоторых обстоятельствах, весьма курьёзных, надо заметить, что чаще
живут меньше, чем сами волшебники. Вдохнуть чесночную пыль и превратиться в
такую же горстку пыли — весьма прискорбный для всемогущего существа конец,
как чихнуть и захлебнуться собственной слюной.
Эликсир жизни, в свою очередь, — наркотик, делающий волшебника
полностью от себя зависимым и уязвимым, так как старение всё равно не
останавливалось и в конце концов тело превращается в иссохший живой труп,
полностью бесполезный из-за немощности плоти. Тем более, укради
недоброжелатель один простой пузырёк, и ты труп. А его припрятывание было
процессом весьма трудоёмким из-за необходимости регулярного потребления.
История умалчивала, как ученик Фламеля, Бартий Барбье-младший,
последовал примеру своего наставника в исследовательских целях, само собой.
Барбье, будучи личности подозрительной, решил спрятать зелье до следующего
приёма, страшась того, что Эликсир могут украсть или заразить, отчего эффект
аннулируется, а то и вовсе станет ядовитым. Обладая от природы плохой
памятью и потому записывая каждую малозначительную деталь своих открытий и
даже повседневной жизни, Бартий опустил эту деталь, посчитав логичным не
упоминать в своём дневнике местонахождение тайника, — мало ли его полевые
исследования будут украдены, и Эликсир попадёт в не те руки? А потом и сам
забыл, куда спрятал его. Будучи ещё и чрезмерно гордым — ученик самого
Фламеля, как-никак, — Барбье решил обследовать все возможные тайные места,
не рассказав учителю о столь глупой оплошности. Время шло, а он так и не
обнаружил свой тайный схрон, упав замертво. Николас, естественно, больше
поразился глупости своего ученика, не пришедшего к нему за помощью, чем его
короткой памяти. Разумеется, об этом Том узнал много позже, когда обнаружил
тайную мастерскую Барбье с десятками исписанных дневников, где числился
каждый проверенный им тайник — дабы не проверять дважды, — однако даже
школьная библиотека Хогвартса весьма существенно описывала недостатки
знаменитого Эликсира Фламеля. Нет, безусловно, толк был для человека
подобного Николасу, но не для Тома.
528/676
И, наконец, крестражи.
Тома забавляла характеристика, данная одной из книг, вскользь
упоминающей, что «природа и концепция крестражей столь ужасна, что
информация о них держится в строгой (подчёркнуто „строгой“) тайне», тем
временем как «Волхование всех презлейшее» — книга, содержащая информацию
о «продвинутых» (можно сказать, для начинающих) Тёмных искусствах, едва
касалась темы крестражей, сетуя, что «эта тема — истинное зло и даже
упоминать её не следовало бы, ведь многие Тёмные волшебники в ужасе от
одного лишь слова „крестраж“». Что ж, его забавляли и слова Горация в тот
вечер про «материю тёмную, по-настоящему тёмную», ведь тёмным в создании
крестража был лишь один аспект: убийство. Всё остальное лишь лирика.
«Что ж, — ответил, поёжившись, Слизнорт, — вы должны понимать, что душа
мыслится как нечто неповреждённое, целостное. Расколоть её — значит
совершить противное природе насилие». «Но как его совершить?» —
заинтересованно спросил Том. В тот момент его мысли блуждали вокруг
катаклизмов и войны. «Посредством злого деяния, высшего деяния зла. Убийства.
Убийство разрывает душу…»
Было сложно сдержать улыбку. Кажется, именно тогда он впервые испытал
веселье от звука: от звука, сложившегося в слова «высшее деяние зла». Конечно
же, Слизнорт считал его ребёнком и старался звучать как можно более
претенциозно, чтобы напугать. По крайней мере, на это надеялся Том.
Как волшебством оценивается, что деяние противоестественное? Что может
быть естественнее смерти в природе? Как природа понимает, что смерть была
насильственной или естественной? Когда ты припозднился, решив срезать путь
через район не столь благополучный, и встретился свою судьбу в виде бандита с
заточкой, которым мог бы стать, по словам воспитательниц, лет через пять, но
совершенно случайно оступился, и отморозок упал на свой же нож, совершил ли
ты высшее злодеяние? Ведь ты причастен к его смерти: останься стоять на месте,
и он бы был жив. А вот ты сам, увы, скорее всего, умер бы в скором времени, если
не хуже. Различает ли природа между намеренным убийством, причинением
смерти по неосторожности и убийством в целях самозащиты? Когда опускаешь
подушку на лицо задыхающегося старика и наступает удушье — насильственная
ли это смерть или естественная? Ведь удушье не редкость в природе. Или
природа следит из-за угла за каждым твоим действием? Или душу раскалывает
именно осознание того, что ты забрал жизнь? Но разве душа пошедшего на такой
поступок человека может прийти в ужас и расколоться из-за подобного? Из-за
сожаления, страха перед содеянным или раскаяния? Нет, нет, нет… Разве что
раскаяние может принести муки душе, собственно, расколоть её, а заодно и
самого человека, который никогда не оправится после случившегося.
А как же убийство в целях избавления от боли, практика, довольно-таки
распространённая до начала войны? Да, эвтаназия весьма спорная тема. Для
одних — это избавление, для других — нарушение законов Бога и той самой
природы. Но что же тогда сама магия? Что говорит Священное Писание?
Волшебство — это грех, равный убийству. Значит, они все грешники. Значит, быть
волшебником — также высшее деяние зла. А массовые убийства? Получается, что
каждый солдат на надвигающейся войне вернётся с расколотой на мелкие
осколки душой — так оно и есть, вне поэтической коннотации, разумеется. Но что
солдату делать? Дать себя расстрелять? Стать дезертиром? Как солдатам стоит
поступать испокон веков, чтобы не совершать подобного? Почему люди воюют?
Почему с радостью очерняют свои и чужие сердца и души высшим злом? Ведь не
так страшно оружие в руках офицера, как страшен офицер во власти
государства.
О, его тогда посещало много «философских» и не совсем вопросов, которые
рвались наружу, но он лишь спросил: «Заключает? Как?»
У Горация не было для него ответов — это Том знал заранее.
529/676
После того разговора он пребывал в приподнятом настроении, если это
можно было так назвать. Всё оказалось куда проще, чем он мог себе представить:
если не подходить к ритуалу с чрезмерным энтузиазмом в виде кровавого
жертвоприношения на алтаре, занесённым ножом и визгом жертв, то ему стоило
лишь прогуляться ночью по трущобам Лондона, нарываясь на неприятности, а
потом сбежать: один — упал, второй — пропал. Вот тебе и десяток тел для
проведения самого темнейшего из ритуалов.
Само собой, он слегка утрировал.
Крестражи виделись ему столь же бесполезным решением проблемы, как и
прочие пути. Идеального метода, где и овцы целы, и волки сыты, не существует:
за всё нужно платить.
Поэтому Герпий остановился на одном — понял, что это бесполезное
растрачивание сил и ресурсов. Существование в качестве даже не духа и не
приведения, а ошмётка собственной души нельзя никак назвать бессмертием —
жалким существованием? Вполне. Местью природы за надругание над
естественным порядком вещей? Тоже.
Конечно же, во времена Герпия ещё не был создан Философский камень, а
посему и не существовало более простого способа обрести тело. Впрочем, этот
метод продолжал обладать существенным недостатком: тело, конечно,
восстановится, но зависимость от Эликсира никто не отменял. Поэтому нужен
был сам камень, а не несколько склянок, которые у него и без артефакта имелись
— спасибо забывчивости некоторых одарённых личностей. Впрочем, зависимость
не продлилась бы долго, хоть метод был сомнителен сам по себе — зависеть от
чего-то столь сильно делало его слабым в весьма недружелюбном окружении, —
поэтому утрата артефакта не сильно расстроила Тома. Хотя, чего греха таить,
расстроила, конечно. Камень бы пригодился для дальнейших исследований, раз
уж был почти в его руках: к примеру, каким образом он влияет на состав
Эликсира на расстоянии и что конкретно позволяет продлить жизнь, а что —
вызывает столь разрушительное привыкание и можно ли это исправить.
Крестражи, в свою очередь, обладали множеством других недостатков, но в
качестве временного «предохранителя» работали на ура. Однако парадокс
собственного развоплощения заключался в том, что ни один из подготовленных
им методов обретения новой оболочки мог не сработать.
Герпий, насколько упоминалось, так и не добился действенных результатов с
ритуалом возрождения. Взяв на вооружение древний обряд по оживлению
мертвецов — ещё один пример наитемнейшей из магии, которая иногда
использовалась на благо, — он рассчитал только два элемента: прах отца и плоть
верного слуги. К моменту своей смерти он смог обнаружить место упокоения
своего родственника и даже перенести скелет в фамильный склеп, однако
верный слуга, если интерпретировать буквально, был просто купленным им
рабом. Тому оставалось лишь догадываться о последствиях обряда, потому что
записи обрывались на завершении приготовлений к ритуалу. Герпия постигла
самая банальная из участей на старости лет: он захворал драконьей оспой.
Решив рискнуть, колдун намеревался ускорить свою смерть, чтобы ускорить
возрождение, но, скорее всего, ничего не вышло: обряд явно был совершенно не
завершён, а ингредиенты неточны.
Видимо, он решил перебраться в Акротири[12] на время ритуала, подальше от
чужих глаз — скромность последнего пристанища не вязалась с роскошью
главной виллы Герпия. И стоя посреди почерневших и потрескавшихся стен
небольшого дома, погребённого под пеплом и слоем тефры минойского
извержения, Том не мог не спрашивать себя, там ли сейчас бедолага, наблюдает
ли за расхитителем своих тайн, бессильно скрипя несуществующими зубами, или
до сих пор скитается по миру без возможности полноценно ожить или наконец
умереть. Почти год у него отняли раскопки нижнего подэтажа и обнаружение
того самого крестража — нетронутая ни временем, ни огнём серебренная монета
530/676
с изображением лабиринта и мужского профиля.
Приблизительные расчёты были исправлены: прах отца, вместо вместилища
смерти (собственно, место упокоения), вместилище души, вместо отданной
добровольно крови человека, любившего покойника при жизни, кровь недруга,
взятая насильно, вместо плоти жреца — плоть верного слуги. Обе отданные
добровольно.
Оставалось только провести первые опыты.
Он долго хранил крестраж — можно считать, историческую ценность, —
изучая влияние того на окружение, и был приятно удивлён, когда один из его
сотрудников, которому он вверил «охрану» важного достояния, спустя две
недели заговорил с ним на диалекте, скорее всего, этеокритском. Точнее, не
заговорил, а накричал и даже попытался применить силу.
Поместив его в камеру, Том наблюдал за эволюцией, с удивлением осознавая,
что фрагмент души Герпия буквально завладевает чужим телом, выталкивая
сознание обладателя физической оболочки. Ненадолго, само собой, но
достаточно, чтобы попытаться установить с ним хоть какое-то подобие диалога. С
одной стороны, Герпий удивительно быстро учился, возможно, заимствуя
некоторую информацию из памяти носителя, с другой — увы, как оказалось,
сознание осколка было настолько помутнено временем, что личность Герпия
постоянно распадалась: он то ревел, как младенец, застряв в том же возрасте, то
возлежал на кровати на манёвр тахты, требуя «юных рабынь и рабов», будто
перезвозбудившийся подросток, то гневался, призывая к ответственности, так
как он правитель на своей земле, и Том ещё ответит за эту неслыханную
наглость.
Попытаться провести обряд на нём не имело смысла: даже обладая склянкой
с прахом его родственника, невозможно было достать плоть слуги — разве что
попробовать с самим волшебником, чьё тело он временно одалживал, — а с
кровью врага дела обстояли и того хуже: Том мог сам попытаться возненавидеть
древнего волшебника, но причин у него для этого не нашлось.
Спустя два месяца наблюдения Том застал в камере и самого старика:
паразитируя на юноше, тот потихоньку выкачивал жизнь из него. Безусловно,
Герпий и его знания пригодились бы ему, если бы тот не был совершенно безумен
и не впадал в бесконтрольные приступы ярости. В моменты просветления колдун
не помнил, чтобы когда-либо создавал крестраж и говорил, что ещё только
изучает эту тему — материализовавшаяся из осколка оболочка была другого
возраста. А его столкновение с реальностью вновь приводило к эпизоду ступора и
впоследствии к очередному приступу выраженного бреда: он терялся во времени,
смешивая английские слова с древним диалектом, чтобы следом снова
разреветься в углу, как ребёнок.
Что ж, чужая жертва принесла пользу, позволив изучить крестражи более
глубинно: во-первых, произошедшее можно считать ещё одним методом
обретения физической оболочки, а можно — побочным эффектом. Будь сам
Герпий жив, на свете стало бы два одинаковых человека, что могло привести к
неизвестным последствиям, ведь сосуществование не было результатом
временного парадокса.
Том тогда представил на мгновение собрании в одной комнате
шестнадцатилетнего его, семнадцатилетнего и двух двадцатилетних близнецов
— в то время у него было лишь четыре крестража. Впрочем, подобный побочный
эффект можно было рассматривать под иным углом. К детям Том относился
прохладно, а вот воспитать самого себя казалось интересным методом обрести
иного рода бессмертие. Однако, во избежание неконтролируемых копий себя
крестражи должны храниться в местах, отдалённых от человеческого
присутствия.
Во-вторых, осколки души вне физической оболочки тела с течением времени
начинают проявлять признаки распадения личности, а вот сколько времени
531/676
должно пройти — неизвестно. Что делало его идею о воспитании опасной.
В-третьих, при создании крестража невольно вкладывались помысли
создателя, о чём невольно заикнулся старик — единственное толковое, что он
смог у него выпытать. Это означало, что можно заложить и инструкции, что,
конечно, в то время Тому казалось бессмысленным занятием: крестражи как
предметы не обладают собственной волей и должны быть простыми якорями.
После же, естественно, он поменял своё мнение.
В-четвёртых: отделение крестража от носителя временно замедлило процесс
и, перепробовав множество всего, Том уничтожил монету одной каплей яда
василиска, составив список действенных средств подобного уровня — а таких
оказалось очень мало: яд и адское пламя (вероятно), — который впоследствии
попал к одному интригану.
Герпий наконец-то упокоился, а следующий этап отнял у него ещё полгода.
Том собирался воссоздать обряд, поставив эксперимент со всем, что это
включало в себя: подходящий по всем статьям доброволец, согласившийся
расщепить свою душу, а затем и умереть, чтобы, возможно, погибнуть с концами,
если что-то пойдёт не так. Естественно, речь не шла о «добровольцах» как
таковых, а о преступниках, готовых на всё ради глотка свободы вне
депрессивных стен волшебных тюрем, разбросанным по разным странам. Они
подходили по всем параметрам: не чурались Тёмных искусств, имели воистину
верных последователей или соучастников и чаще всего целую толпу заклятых
врагов. А когда им предлагали месть своим врагам и свободу выбора под
покровительством Тёмного лорда, весело шагали вперёд, подставляя шею.
После третьего успеха Том предложил им раскаяться в содеянном,
намереваясь проверить, миф ли это или действенный способ собрать расколотую
душу воедино. Разумеется, он шутил: обливаясь крокодильими слезами
«раскаяния» и дрожа от ужаса на коленях перед ним, все три образца
представляли собой продукт неразбавленного сожалением страха неминуемой
смерти.
Одна показательная казнь, одно — изгнание из рядов Пожирателей, одно —
исчезновение. Третьему повезло больше всего: очнуться в прежней камере со
стёртой памятью и увеличенным почти втрое сроком за побег.
Но удача ли это?
Возможно, смерть была бы милосерднее вечной сырости казематов.
Как бы то ни было, Тома заботило это меньше всего.
Как и всё, мысли тоже цикличны. Начав с последствий, он вернулся к
причине, завершив очередной круг.
Следующим субъектом для эксперимента должен был стать он сам в случае
непредвиденных обстоятельств. Его замешательство в доме Поттеров и стало тем
самым обстоятельством — кто ж мог подумать, что героем народа суждено стать
этому зеленоглазому недоразумению.
Видимо, у каждого поколения должен быть свой Избранный, но дурацкое
пророчество Трелони, сказанное совсем не вовремя, да ещё и переданное ему не
в полном варианте, поставило в тупик.
Каким образом малыш будет с ним сражаться? Соской кидаться? На
крошечной метле улепётывать? Да и даже если суждено мечу времени пасть
между ними, как будет ребёнок или подросток противостоять? Что ему делать?
Поддаваться?
Он пытался решить, что ему делать и как теперь поступить, в какой-то
момент посчитав, что наилучший исход — выкрасть ребёнка, чтобы тот временно
выбыл из гонки взрослых дядек, совершенно его не касающейся. Может, Гарри
предполагал, что у него всегда всё распланировано на десятилетия вперёд, но он
мог лишь предвидеть разные варианты развития событий, категоризовать их по
уровню желанности результатов и, когда наступал миг принятия решений,
делать это без сомнений. Естественно, постоянно учась на своих ошибках.
532/676
Тем не менее, понимая, что ошибаться совершенно нормально, он всегда
болезненно воспринимал свою неточность. «Найдётся желаемое у рождённого от
тех, кто трижды бросит вызов Тёмному Лорду… Рождённый на исходе седьмого
месяца через смерть близких признает не друга, но врага…» Поэтому опасения
подтолкнуть судьбу своим поступком остановили его от опрометчивых действий.
Тем более что в этом случае вовсе не обязательно, что пророчество касалось
именно Гарри: был и второй ребёнок. Какая разница, что он родился не совсем на
закате седьмого месяца? Его и можно было сделать символом и мечом, а от Гарри
требовалось лишь одно — присутствовать на большом финале, не более.
В те дни он пытался более вольно интерпретировать первое пророчество: «…
Признает не друга, но врага…» Любой, кто будет сражаться против него,
является врагом в общих чертах, поэтому всё это неважно, в конечном счёте.
Под покровом ночи Том посещал детскую, наслаждаясь спокойствием спящих
беспробудным сном Поттеров, верящих в нерушимость Фиделиуса — Петтигрю
отлично справился со своей миссией. Получив желаемое, Том стёр Петтигрю
память, понимая, что тот может кинуться к Джеймсу и предупредить,
попытавшись усидеть на двух стульях. Он с трудом понимал, как Поттеры, столь
помешанные на собственной безопасности, могли не разглядеть этого в Питере:
на его лице отпечаталось клеймо предателя ещё задолго до дня происшествия.
Возможно, вера в лучшее в людях была не столько наивностью, сколько
искренним желанием верить в добро в чужих сердцах, отринув саму возможность
злых помыслов.
Будет ли в Гарри жить эта самая вера?
Радужные мысли его насмешили.
Не существует абсолютного зла, как и добра, и Поттеры, увы, не исключение.
Питер был слишком ничтожным, чтобы подумать на него, и именно поэтому его
выбрали. Разумнее было бы предположить, что хранителем станет человек более
близкий им, как Сириус Блэк, или же более могущественный и способный
защитить секрет, как Альбус. И будь выбор сделан по иным причинам, по тем же
причинам, по которым они намеревались сделать хранителем Блэка, возможно,
Хвост никогда бы не пришёл к нему, будто ещё один обиженный судьбой ребёнок:
единственное, что у него было, это верность. И это довольно-таки ценное
качество нашло другого хозяина.
Что посеешь, то и пожнёшь.
Том не симпатизировал ни одной из сторон.
Мальчик проснулся, но не заплакал, раскрыв огромные глаза. Том склонился,
приложив палец к губам, и разглядывал его, совершенно не понимая, как это
существо сможет когда-нибудь дать ему необходимое.
Поттеры писали письма о сыне. Писали не только Блэку, но и Люпину с
Петтигрю, поддерживая непонятную видимость дружбы: одного считали
предателем из-за тихого нрава, как усмехался Петтигрю, а его и вовсе презирали.
Питер под влиянием Империуса отдавал ему каждую весточку, а он пытался
составить какое-то определённое мнение о Гарри, выискивая какие-либо
особенности, но, кроме проказ довольно-таки смышлёного для годовалого
малыша, ничего особенного не находил. Да и это нельзя назвать чем-то
экстраординарным.
Все дети одинаковые, в конце концов.
Гарри сел в кроватке и уставился на него, будто не был согласен с таким
утверждением.
«Фелем Феликс», — шепнул Том.
Полупрозрачный кот сошёл с его ладони, важно зашагав по краю детской
кроватки.
Гарри улыбнулся, показывая два нижних зуба, и потянулся за ним, пытаясь
ухватить за виляющий из стороны в сторону хвост.
Что за недоразумение?
533/676
«Серпенс», — раздражённо добавил он, и хвост кота, за который ребёнок уже
успел ухватиться, тут же превратился в змею, обвивающую пухлую руку. Однако
Гарри не испугался, лишь тряхнул ладонью, улыбаясь почти беззубым ртом
иллюзорной гадюке. Почему-то именно этот момент Том вспоминал, когда
оставлял браслет на прикроватном столике, замечая, как Поттер перевернулся на
другой бок, обхватив подушку руками. Том присел на край кровати, медленно и
невесомо коснувшись вихрей тёмных волос, а затем отдёрнул руку, опрокинув в
себя пузырёк зелья, и поднялся.
Наваждение прошло.
Гарри уже был не год, а он до сих пор не мог позволить себе этой щемящей
нежности, которой никогда прежде не испытывал, и укол, которой ощутил даже
тогда, когда ребёнок махал рукой с восторженным «зе-я, зе-я».
В следующий момент он исчез, плотно затворив окно — Поттеры
пробудились. И наверняка позже испугались, застав сына, говорящего о змеях —
символе того, кто за ним охотится.
Видимо, это их и встревожило, послужив чем-то вроде недоброго
предзнаменования.
Он сам виноват.
В тот же день Альбус отправил срочное письмо заместителю главы МВП,
высказывая свои опасения и необходимость переправить чету Поттеров в другую
страну, поместив под охрану. Он собирался выступить перед Конфедерацией,
чтобы заявить о надвигающейся угрозе, о пророчестве… Том не сдержал улыбки,
вчитываясь в ровный почерк Дамблдора, в котором угадывались следы
нервозности.
«Отказать?» — камин потрескивал голосом Густава.
«Нет, согласись, — Том сложил письмо, повертев его в руке. — Это прошение
было сделано без ведома Поттеров. Скорее всего, они откажутся, не пожелав
высунуть и носа из дома: раньше они были просто осмотрительны, теперь же
слишком напуганы из-за сына. Договориться не получится. Любое появление
может спровоцировать конфликт: они уже знают, что в их рядах предатель, а под
каждой личиной может скрывать Пожиратель. Не поверят. А вот отвлечение
внимания от Лонгботтомов только на руку».
«И что ты собираешься делать? Пруст не одобрит…» — вспыхнули искры.
«Плевать мне, что он там одобрит или нет. Поттер мне нужен живым. А
героем-революционером пусть сделают второго мальчишку, если так хочется
следовать пророчеству — какая, к чёрту, разница в конце концов», — процедил
Том.
«Огромная», — первое, что заявил Георг, вальяжно устраиваясь в кресле
часами позже.
Даже не поленился явиться собственной персоной.
«Неважно выглядишь», — Пруст задумчиво почесал подбородок. «Для чего ты
здесь?» — вкрадчиво поинтересовался Том, а тот вздохнул: «Ты ведь прекрасно
понимаешь — дитя крови Поттеров лучше подходит на эту роль. Так почему
сомневаешься?» Том усмехнулся, ощущая горечь во рту: «Кровь? Лонгботтомы
состоят в родстве с Поттерами. Не надо демагогии, Георг».
«И весьма отдалённом, — подтвердил Георг, — но я имел в виду, что он
полукровка». «А чистая кровь второго мальчика может сослужить хорошую
службу, дескать, не все мы одинаковые», — пожал он плечами.
Пруст усмехнулся, покачав головой.
«Не пытайся меня провести, Том. Возможно, сначала так и будет, но потом,
когда выяснится, что враг, против которого он сражается, полукровка, его статус
тут же изменится. В его уста вложат определённые высказывания, даже если он
никогда об этом не заикнётся: как смел полукровка разглагольствовать об
идеалах чистокровных, которых сам недостоин! — театрально воскликнул Пруст.
— Самое меньше, на него будут смотреть с недоверием».
534/676
«Или же он станет примером после окончания войны. Примером, который
поможет стабилизировать положение чистокровных в магическом сообществе».
«Или поводом для очередного восстания, когда появятся сомнения», —
нахмурился Георг.
Том устало вздохнул.
«Закончим с прелюдией. Если дело в том, что один мальчик более умён,
расторопен, магически одарён, чем другой, делает его привлекательнее в
качестве флага, а громогласная победа будет красиво смотреться в резюме,
когда ему предложат баллотироваться на пост министра — будем называть вещи
своими именами, — то есть небольшая проблема. И проблема заключается в том,
Георг, что, в отличие от Лонгботтома, он никогда не станет марионеточным
королём».
«Мы заглядываем слишком далеко в будущее, — покачал головой Пруст. —
Ты не можешь утверждать с уверенностью…»
Могу, чёрт возьми!
«Ему чуть больше года, — продолжил тот. — Характер мальчика даже не
начал формироваться, на него многое может оказать влияние до десяти лет».
Если бы он только знал тогда, что Пруст решит прислушаться к его словам,
но, к сожалению, ни к тем, что следовало бы.
Георг внезапно развёл руками, с удивлением высказав: «Если бы инициатива
не исходила от тебя, я бы подумал, что ты передумал… Нам нужна эта война.
Тебе нужна эта война…»
«И поэтому против меня выйдет ребёнок с игрушечным мечом, без разницы
какой из них, — с толикой иронии заключил Том, подавшись вперёд. — Зачем ты
упорствуешь?»
«К тому, что раньше тебя это не волновало, — Пруст вскинул брови. —
Проникся симпатией к малышу? Неожиданно, — осклабился он. — Мне кажется,
ты слишком зациклился, слишком вовлёкся на личном уровне. Мне известно, что у
тебя и свои мотивы, но всё же стоит сохранять некую дистанцию. Поэтому
позволь узнать, как ты намереваешься вернуться?»
Том нахмурился. Ему не нравилась осведомлённость Георга в том, что
касается его личных мотивов и побуждений. А значит, кто-то в его окружении или
шпионит для Пруста, или же это был единичный случай. Из лучших побуждений,
так сказать. Он склонялся ко второй версии, хоть и не исключал первый вариант.
«Не подумай, — тот сложил руки на столе, — я не сомневаюсь в тебе, но мы
только начали. Успех всё же важнее безопасности одного мальчишки, тебе ли не
знать. Даже если Поттер умрёт в конце, то обретёт бессмертие в учебниках по
истории. В его честь возведут памятник где-нибудь на главной площади, а если
повезёт, то и в самом Атриуме можно, где-нибудь рядом с Фонтаном Магического
Братства — его вклад в будущее будет неоценимым».
«О чём он никогда не узнает, потому что будет мёртв, — усмехнулся Том. —
Да ты романтик, Георг. Я подумаю над твоим предложением, — понизил он голос,
сощурив глаза, — но напоминаю тебе, на каких условиях я согласился на это:
никакого вмешательства. Я сам принимаю решения до самого конца». Пруст
сдержанно кивнул и деловито добавил: «Но также ты должен помнить, что тебе
не стоит надеяться на наше содействие, если твоё своеволие выльется… в
недопустимый в глазах общественности беспредел. — Он склонил голову, совсем
тихо добавив, отчего еле заметный оттиск беспокойства в глазах стал
отчётливее: — Том, если что-то пойдёт… не так, ты сможешь рассчитывать
только на себя. Ты это понимаешь?»
«Не стоит волноваться, — спокойно изрёк он, — когда что-то идёт не так, как
ты выразился, я всегда рассчитываю только на себя».
Как бы то ни было, но закулисных игр никто не отменял: Том был вправе
пользоваться всеми инструментами, до которых смог бы дотянуться. И что там
думал Пруст, его волновало меньше всего. И в тот день всё и правда пошло не
535/676
так. Вспоминать об этом не хотелось. Как и не хотелось признавать, что, как ни
пытайся избежать пророчества, оно всё равно так или иначе исполнится.
— Том? — Офелия недовольно прищурилась. — Ты засыпаешь на ходу.
— Брось. Просто задумался.
— Ты хоть слушал меня?
— Я прекрасный актёр и талантливый врун, эгоист и безумец — ты об этом?
— Если вкратце, — заключила она, и на столе появилась новая порция чая.
— Хорошо, — коротко отозвался Том.
— Да ты весь светишься от счастья, как вижу, — насмешливо заметила
Офелия, но в голосе сквозил чистый упрёк.
— Что ж, мне пора пересаживаться за другой столик.
Офелия слегка удивлённо моргнула.
— Ты кого-то ждёшь?
— Его, — указал Том глазами на статную фигуру Лестрейнджа, спешно
приближающуюся к их столу.
гаммечено~
536/676
Часть 35. Белый флаг
Это — ад, пепелище фантазии,

Мы гнались за мечтой,
Но сейчас я размахиваю белым флагом.
Так что, дашь ли ты этому умереть? Пусть это будет
Лишь утихающей мелодией в твоей голове,
Потому что я размахиваю белым флагом.
Мне лучше без тебя, без тебя.
Так что я разбиваю свое сердце надвое,
Избавляюсь от каждой частички тебя,
Мы стоим на горящем поле клевера.
Я разбиваю свое сердце надвое,
Пусть оно увянет в дежавю.
Я буду прятаться в шторме, пока все не кончится
Без тебя.
Normandie — White Flag Reimagined [13]
Сложно было определить, что Гарри ощущал в тот самый момент.

С одной стороны, хотелось Тома из-под земли достать и сделать… что?
Вот именно… ЧТО он мог сделать?
Вызвать на дуэль? Встряхнуть? Врезать? Потребовать объяснений? Снова
прожечь взглядом дырку в его треклятой ауре? Облить потоком нелицеприятных
выражений? Назвать в который раз мерзавцем? Проклясть? Успеть ткнуть
палочкой и шепнуть «круцио»? Не мелочиться и наконец-то упокоить его
«Авадой»?
Смог бы он убить его?
Гарри устало потёр лицо.
С другой стороны, не было желания видеть Риддла вообще.
С него хватит. Хватит лезть на рожон, хватит выступать в первых рядах
идиотов, готовых рискнуть своей жизнью, хватит разгадывать загадки, с
помощью которых его водили за нос всю жизнь, чтобы в нужный момент
правильно использовать.
Он больше не собирался размышлять, опасен ли план уничтожения
Экриздиса, не собирался пытаться вникнуть во все тонкости и докопаться до
второго дна, которое, безусловно, было — у Риддла ничего не бывает таким,
каким кажется на первый взгляд. Гарри ничего не собирался делать. Ему сказали,
что нужно просто посидеть в комнате?
Да пожалуйста!
Он посидит хоть неделю, хоть месяц. Как раз отдохнёт, насладившись
тишиной. А Том пусть в свои игры играет с кем-нибудь другим: с Экриздисом,
например, — интриган под стать. Пусть хоть друг друга в крюк загнут. Ему
плевать.
Гарри шумно выдохнул, невидящим взглядом мазнув по вывескам.
Покинув то заведение, он затерялся в Косом Переулке.
Когда тяжко, магия столпотворения способна творить настоящие чудеса —
фраза, может, не совсем подходящая в этой ситуации, но доподлинно
описывающая его состояние. До сих пор были живы воспоминания того, как он
впервые вошёл сюда. Шум и возня, гул голосов, шорох тканей и бумаги,
537/676
удивительные люди в самых разных нарядах и красочных мантиях, запах дыма и
невероятный аромат выпечки, мелькающее то тут, то там волшебство — всё это
вызвало тогда чистый восторг, а сейчас дарило умиротворение. У каждого
находившегося здесь волшебника тоже была горстка самых разных проблем и
чемодан из тревог. Гарри такой не один, и подобное осознание, как бы
эгоистично оно ни звучало, позволяло камню упасть с сердца.
Потихоньку становилось легче.
Именно поэтому он не пошёл ни домой, ни обратно в Министерство,
продолжая слоняться и смешиваться с толпой, отдавая ей то, чего внутри было
хоть отбавляй: отравляющую душу горечь.
У него даже не появилось мысли напиться: это бы никак не помогло ситуации,
лишь усилило бы раздражение. А именно так Гарри себя и ощущал: ни полным
ярости, ни озлобившимся, а просто раздражённым и с желанием огрызаться на
каждого, кто с ним заговорит в ближайшие несколько часов. Только вот вины
будущих собеседников в его состоянии не было, и поэтому это было нечестно по
отношению к ним. Но мир несправедлив. Никто ведь не подумал о том, что нужно
быть честным и справедливым по отношению к нему? Нет, чужая жалость ему
была без надобности. Ни та, что проскользнула во взгляде Ваблатски, ни та, что
отпечаталась в морщинках Дамблдора, ни та, что легла тенью на лицо Джинни,
когда она судила о его уплывающем в далёкие дали рассудке. Безумцев надо
было жалеть, и она это делала.
Гарри свернул направо и остановился.
Сколько, интересно, времени прошло?
Столько, что он начал замечать, как на него странно поглядывают. Точнее, на
отсутствие верхней одежды.
Сначала он зашёл в Гринготтс — денег при себе у Гарри не было. После, пока
совсем не окоченел, заскочил в магазин мадам Малкин, купив утеплённую
зимнюю мантию вместе с плотными перчатками и переодевшись в примерочной.
Малкин охала, упрекая его, словно маленького, в беспечности: мол, зима на
улице, а он едва ли не голышом ходит.
Гарри отблагодарил её, оплатил покупку и покинул заведение.
Следом он заскочил в лавку Пиппина, купил зелье от головной боли и
опрокинул в себя пузырёк на месте перед удивлённым взглядом самого
владельца. А затем опустошил склянку с Животворящим эликсиром и приобрёл
несколько различных любовных зелий. Пиппин удивился ещё больше: по ясному
выражению глаз можно было понять, что личность Гарри не осталась тайной.
Зачем же известному Гарри Поттеру приворотные зелья? Неужели всё настолько
плохо?
Он усмехнулся.
И самому было интересно, зачем они ему.
Уменьшив покупку, он спрятал её в карман и покинул аптеку, накидывая на
голову капюшон. Наверное, с таким мрачным и как будто что-то замышляющим
видом ему самое место в Лютном.
Остановившись около магазина коллекционных карточек, он зацепился
взглядом за прямоугольник с изображением мрачного Волдеморта, который
будто следил за ним, криво усмехаясь. Гарри моргнул и зашёл в лавку.
Ещё одна бестолковая покупка.
Пока он вертел миниатюрного Тёмного Лорда в руках, продавец с
энтузиазмом рассказывал, что новая партия вкладышей появилась лишь недавно,
ведь раньше все боялись даже заикаться о Сами-Знаете-Ком, не то чтобы
изображать его и распродавать вместе с шоколадной лягушкой.
Гарри лишь кивнул, ничего не ответив. Продавца, тем не менее, его
молчаливость не смутила: он болтал за двоих, предлагая посмотреть всю
коллекцию.
Гарри вежливо отказался.
538/676
Впрочем, покупка была не совсем бестолковой: у него нашлись особые планы
на эту карточку.
Следующей остановкой стал торговый центр «Совы». Стоило бы в конце
концов приобрести новую сову — пользоваться чужой становилось неудобно, —
но ни одна из сидевших птиц не привлекла его внимание.
Конечно, к новому питомцу нужно привыкать… Вряд ли можно вот так вот
прикипеть с первого взгляда.
— Могу я вам чем-нибудь помочь? — раздался мелодичный голос, и Гарри на
мгновение отвлёкся.
Перед ним стояла невысокая девушка с преисполненной вежливостью
улыбкой.
— Не вижу полярных сов…
«А нужна ли мне другая?..»
Она нахмурилась, будто вспоминая:
— Увы, все распроданы — тенденция не меняется.
Гарри не стал уточнять, что за тенденция — он думал, что это осталось в
прошлом. Драко как-то со смешком обмолвился, что видел листовку: «Такая же
сова была у Гарри Поттера! Не упустите свой шанс!»
— Но в этом месяце у нас в наличии лающая иглоногая сова, — с энтузиазмом
поведала та, указав подбородком на сидевшую тёмно-коричневую птицу, больше
похожую на напуганного сокола: крупное туловище, мощные лапы, маленькая
голова с ярко-жёлтыми глазами. — И рогатая неясыть, — добавила она.
Вторая сова отличалась более светлым окрасом. Белёсые брови тянулись к
высоким ушным кисточкам, формируя некое подобие рогов.
Гарри замешкался, когда обе, будто споря за его внимание, переступили с
ветки на ветку и перепрыгнули на него: одна на плечо, вторая — на запястье,
скрытое плотной кожей перчатки.
— Ого, — удивлённо охнула девушка, но внимание Гарри гораздо больше
привлекло другое.
Через окно магазина он увидел Альбуса Дамблдора.
Тот выглядел как-то странно: в движениях читалась резкость и нервозность, а
на лице красовался лёгкий румянец — на лице, где вместо привычной густой
бороды теперь была аккуратная бородка.
Гарри ощутил, как брови невольно поползли вверх от изумления.
Альбус выглядел престранно.
Нет, конечно, таким он его видел однажды в воспоминаниях: когда тот
пришёл в приют Вула за Томом. Но, если сравнивать с тем, как он выглядел
утром, отличия были разительными.
Машинально сунув пятнадцать галлеонов о чём-то спросившей его девушке,
он оставил сыча на ветке и вышел из магазина, следуя взглядом за профессором.
Тот остановился, вздохнул, развернулся и пошёл обратно — Дамблдор будто
потерялся в толпе, не зная, куда ему деться, или же потерял кого-то в ней.
Гарри такое поведение позабавило. Застыв в углублении между лавками, он
наблюдал за метаниями Альбуса, подмечая с каждым его перемещением всё
новые детали: строгую серую мантию, больше похожую на пальто, начищенные
до блеска ботинки — он ни разу не видел обувь Дамблдора: длинная ткань вечно
валандалась по полу, скрывая эту часть наряда, — все ещё длинные, но
аккуратно убранные назад волосы, будто вдохновителем причёски стал сам
Люциус Малфой.
— У-ху, — раздалось над плечом.
Вздрогнув, Гарри повернул голову, встречаясь с удивлёнными жёлтыми
глазами совы — та по-прежнему сидела у него на плече, о чём он, слишком
увлечённый чужими странностями, совершенно забыл.
— Да-да, — прошелестел он, — я тоже думаю, что он слегка не в себе.
В этот миг Дамблдор замер и, круто развернувшись, вновь направился
539/676
обратно с явными намерениями покинуть Косой Переулок.
И Гарри — чёрт дёрнул за язык! — последовал за ним, окликнув:
— Альбус!
Дамблдор тут же остановился, обернувшись.
Гарри показалось, что при виде него тот испугался или же растерялся.
— Вы потерялись? — уточнил он.
— Что?.. Нет, — так же растерянно пробормотал Альбус и немигающим
взглядом уставился на сову, словно на какую-то диковинку.
Что-то явно неладно.
— Могу я пригласить вас на чашечку чая? — указал Гарри глазами на чайную.
Наверное, такое приглашение, исходящее от него, а не от самого Дамблдора,
выглядело ещё более чудным.
Альбус задумчиво уставился на вывеску «Чайный пакетик Розы Ли» и
медленно кивнул.
— Пройдёмте? — предложил Гарри, заметив, что тот, вопреки согласию,
медлит.
— А? — выдохнул он вопросительно и шагнул вперёд с тихим: — Да…
Гарри последовал за ним, ощущая, как изумление перерастает в смутную
тревогу.
Чайная была почти пуста.
Выбрав самый дальний столик, Гарри дождался, пока Альбус сядет, и
устроился напротив. Птица — будто прочитав его мысли — переступила на спинку
стула, притихнув, но не отводя взгляд вечно удивлённых глаз.
— Я сделаю заказ? — спросил он, и Дамблдор вновь кивнул, сложив руки на
столе.
Открыв переплёт меню, Гарри пробежался глазами и выбрал дарджилинг и
блюдо сконов с изюмом[14], хотя сомневался, что к ним притронутся — не в том
настроение они были, чтобы уплетать булочки.
— Решился на покупку совы? — внезапно раздался голос Дамблдора, и Гарри
поднял взгляд.
Альбус слабо улыбался.
— Случайно как-то вышло, — он покосился на птицу и не смог сдержать
смешка.
Из-за пропорций сова была забавной сама по себе: маленькая голова и
огромные глаза, отчего потрясённый вид не менялся.
— Могу я спросить, что у вас случилось? — предельно серьёзно спросил Гарри,
откладывая меню в сторону.
Дамблдор молчал и молчал до тех пор, пока на столе не появился заказ.
— Тогда могу ли я попросить тебя об одном одолжение взамен? Ничего…
серьёзного.
И вот он снова попался.
— Конечно.
«Если это не просьба присмотреть за очередным Тёмным Лордом», —
мысленно добавил Гарри.
— Ты можешь… кое-куда со мной сходить? Просто сходить и подождать меня,
— Альбус покрутил чашку чая в руках, будто не решаясь притронуться к напитку.
— Это недолго.
— Кое-куда — это куда?
— В… библиотеку.
— В «Бумажный след»? — уточнил он, не пытаясь скрыть своего удивления.
Альбус кивнул, наконец сделав глоток чая.
— Вы туда не решались пойти, бегая из стороны в сторону?
Библиотека находилась на стыке меж Лютным и Косым, и хоть доступ к
знаниям должен был быть простым, но путь туда являлся довольно-таки
извилистым — как небольшой лабиринт.
540/676
Дамблдор вновь притих, и для Гарри это стало откровением: казалось, тот
был смущён.
— Мне нужно встретиться с одним человеком.
— И эта встреча заставляет вас так нервничать? Я вам что, нужен для
моральной поддержки? — уточнил Гарри с толикой иронии.
— Да, — даже не пытался отрицать тот. — Если честно, я не знаю, правильно
ли поступаю, — он выдохнул и забормотал: — Возможно, мне не стоит туда
ходить и не стоит ворошить прошлое. И я сначала твёрдо решил, что мне это не
нужно — да и куда в моём-то возрасте? — горько хмыкнул Альбус, подняв взгляд.
— Но я так и не смог выбросить это из головы. Я всеми силами силился понять,
что с ним случилось. А когда узнал, то будто на мгновение растерялся. Очередная
цель достигнута, а что же теперь? Зачем я вообще хотел это знать, понимал же,
старый дурак, что поздно. Былого не вернёшь, — Альбус на мгновение прикрыл
веки, а лицо исказила болезненная судорога. — Ничего не вернуть… И зачем я
ищу с ним встречи?
— Встречи с мистером Гриндевальдом? — вскользь поинтересовался Гарри.
Он стянул перчатки и, отпив из своей чашки, встретился с подёрнутым
удивлением взглядом Альбуса.
— Всё, что я только что говорил, казалось каким-то бредом, — будто осознав
всё сказанное, прошептал он. — Ты стал проницательным, Гарри.
— Было у кого учиться, — без тени усмешки парировал он.
— Я тебя использовал, Гарри, — внезапно сказал Альбус.
— Это давно для меня не тайна.
— Знаю. Однако я никогда не признавался в этом. Сложно называть вещи
своими именами, — спокойно кивнул он. — Я всегда себя оправдывал, считая, что
вправе делать определённый выбор за других просто потому, что я старше…
мудрее? А если выбор не будет сделан мною, он будет сделан кем-то ещё, и это
будет означать потерю контроля над ситуацией: что, если этот кто-то смыслит
хуже в ситуации? Что, если сделает ошибочный выбор?
— Или же потому, что вы были сильнее прочих. Как и Волдеморт. Выбирать за
других — привилегия сильных, — прокомментировал Гарри и услышал еле
слышное «у-ху» совы.
Дамблдор не стал возражать. Он нервно коснулся чашки, потерев большим
пальцем ручку, будто оттирая небольшое пятнышко, а затем кашлянул и чуть
сипло изрёк:
— Я говорил тебе, что ты можешь буянить, можешь меня винить и, более того,
должен это делать, но за этими словами скрывалось лишь определение
собственной правоты: да, я виноват перед тобой, но я поступил бы так снова,
потому что оказался прав. Я ни о чём не сожалел, Гарри. Я много лет
противостоял угрозе Волдеморта: сначала смутной, будто крадущейся в тенях.
Ничего определённого: слухи, догадки, исчезновения, странные события… А
потом он начал действовать открыто. Опять же, угроза была не столь явной для
остальных, но для меня — да. Это был затаившийся в тенях монстр, который
делал бросок, больно кусая, но стоило обернуться, и за твоей спиной только она
— пустота. Никаких доказательств. В Министерстве начали действовать, скрывая
происходящее не только от маглов, но и от волшебников до поры до времени. А
когда лавина обрушилась, их старания предотвратить очередное нападение
отнимали и время, и силы — они были рассредоточены, доказывая в очередной
раз, что не готовы противостоять серьёзной угрозе. Печально, не правда ли?
Пожиратели смерти были лучше организованы, чем наши органы правопорядка,
— покачал Дамблдор головой.
— И это их ничему не научило, — заметил Гарри.
— Ты прав. Тогда я думал, что, не ступи Том на эту разрушительную тропу, из
него получился бы великолепный Министр магии, который смог бы многое
изменить…
541/676
— Не напрямую, конечно, но он изменил, разве нет? — машинально ответил
Гарри, сделав глоток.
Альбус вдруг невесело усмехнулся.
— Не могу не согласиться, — в чужом голосе вновь проскользнуло удивление.
— Бюрократический аппарат работает на износ: Шеклболт даже не понимает, что
латает дыры, следуя неприметной указке, высеченной историей. Впрочем, как и я
сам.
— Что вы имеете в виду? — Гарри поставил чашку, подперев лицо рукой.
— Мы уже говорили на эту тему несколько лет назад. Я просто согласился с
тем фактом, что у Дурслей тебе будет безопаснее…
Только не снова.
Гарри скривился.
— Альбус, не стоит, — покачал он головой. — Мне кажется, тогда вы были
предельно честны, признав, что прекрасно знали, на что обрекали меня, оставив
на их пороге.
«Вот только не подумали, что защита не столь многогранна».
— Знал, но надеялся, что их отношение изменится, ведь ты был совсем
маленьким…
— О, надеялись, что у моей тёти взыграет материнский инстинкт, раз мне был
всего лишь год? — усмехнулся Гарри. — Вы всегда пытаетесь разглядеть лучшее
в людях?
— И быть готовым к худшему.
— Как вы поняли в тот вечер, что жертва моей матери превратилась в мою
защиту? — спросил в упор Гарри.
— Обряд жертвы…
Гарри махнул рукой:
— Вас там не было… откуда вы знали, что случилось в ту ночь?
— Что? — Альбус непонятливо моргнул.
— Я спрашиваю, почему в тот вечер вы пришли к выводу, что моя мать отдала
за меня жизнь? Что, если её просто убили, когда она забежала в детскую?
— А тебя оставили в живых? — с нотками удивления спросил Альбус.
Гарри повёл плечом.
После разговора с Офелией он обменял свою уверенность в прошлом на
железную решимость первым делом снять пыль с закрытого дела: убийства своих
родителей — мракоборец он, в конце концов, или нет? Пусть и временно
отстранённый… это не меняет сути дела. Альбус мог сколько угодно полагаться
на домыслы и подкреплять их громкими речами Волдеморта, но Гарри собирался
искать факты.
— Ладно, это неважно, — отвёл он взгляд.
— Если ты имеешь в виду защиту, то я пришёл к такому выводу по особому
золотистому колебанию вокруг тебя, — сдержанно улыбнулся Дамблдор. — Но
защиту нужно было закрепить.
— Но ведь собой мог пожертвовать и мой отец, — предположил Гарри. — И
тогда у вас бы ничего не получилось, — и тихо добавил: — Мне просто кажется
всё это странным.
Гарри поёрзал, наблюдая за Альбусом.
Теперь у него самого были секреты от профессора — и такие, что способны
полностью перевернуть его восприятие случившегося, — что казалось
прискорбным, с одной стороны, а с другой — справедливым и даже
удовлетворительным.
— Мне не оставалось ничего, кроме как строить предположения и ждать
подтверждения, Гарри. Когда стало ясно, что Волдеморт идёт за тобой, я
отправил письмо: хотел, чтобы твои родители и ты покинули страну. Чтобы
безопасно переправить вас, мне нужна была помощь Международной волшебной
полиции. Я описал угрозу и собирался встретиться с членами Конфедерации на
542/676
неформальной встрече, но, когда пришёл ответ, было уже слишком поздно, —
Альбус помедлил, глянув куда-то в сторону. — Сообщив о ситуации, я хотел
выступить с заявлением… но тогда я ещё не занимал должность Президента и
созвать собрание сам не мог. Пришёл вежливый отказ. Раз угроза Волдеморта
временно устранена, не было смысла в экстренности заседания, тем более что,
как они выразились, «смутьяны и приверженцы радикального взгляда на чистоту
крови донимают их по всему миру». Я описал твоё положение, но ответ секретаря
Совета безопасности Конфедерации был разумен, как мне показалось, и развеял
оставшиеся сомнения: лучше всего спрятать мальчика в семье родственников-
маглов, тем более если подтвердится существование защиты по материнской
линии крови. То, что Петуния приняла тебя, закрепив чары, подтвердило мою
решимость…
— Или успокоило вашу совесть, Альбус. Приставили Фиг и отвязались до той
поры, пока я не стал вам нужен. Вы ни разу не проведали меня, чтобы убедиться
в моём состоянии самостоятельно под любым предлогом, ведь тётя вас знала, —
голос, к удивлению, не дрожал, скорее Гарри звучал сдержанно. — Да, она
приняла меня, да, вроде как сохраняла жизнь целых пятнадцать лет, — совсем
тихо изрёк он — и да, у Дурслей «враги» не могли до меня достать, но я ведь не
только дома сидел, а на улице возможная атака Волдеморта была меньшей из
моих проблем, и нападение дементоров отличное тому доказательство. Таким
образом, можете ли вы с уверенностью утверждать, что не было иного решения,
помимо усыновления другой семьёй волшебников?
— Возможно, я мог бы взять тебя к себе, — в отличие от Гарри, голос
Дамблдора дрожал, — но… — он будто споткнулся о собственные доводы.
— Боялись привязаться к мальчику, которому суждено умереть, — заключил
за него Гарри.
— Не совсем, — Альбус вцепился в чашку, и Гарри заметил, как побелели
узловатые костяшки на его руках. — К мальчику, который мог умереть в любой
момент. У меня никогда не было гарантий, что ты справишься… Да это было
почти что чудом.
«Ты даже не представляешь, какое множество раз касался смерти, и лишь
чудо уберегало тебя…» — вспомнились ему слова Тома.
— А могло стать фактом, — спокойно заявил Гарри. — Вместо того чтобы
превращать меня в смиренного агнца, а затем ещё больше испугаться тому, что я
могу ступить на скользкую дорожку, — ведь сами приложили руку к тому, что
наши с Томом судьбы стали схожи! — вы могли забрать меня и обучать.
— Как солдата? — усмехнулся тот горько.
— Лучше так, чем как свинью на убой. Солдаты чаще всего погибают по
чужой указке — вам не стоило так беспокоиться о том, что я взбрыкну в
последний момент, — на первый взгляд полные возмущения фразы звучали
совершенно отстранённо, будто он говорил о ком-то другом.
Альбус помрачнел.
— Ты… — он осёкся.
Гарри поднял взгляд.
«Говорю, как он? Изменился?.. Что же «я», Альбус?»
— Я просто рассуждаю вслух, — пожал он плечами, — раз мы говорим по
душам.
Дамблдор поджал губы, но не в жесте неодобрения, а скорее тоскливо, и
вполголоса сказал:
— Ты волен думать как хочешь, Гарри, но у меня никогда не было железной
уверенности в необходимости твоей смерти, чтобы изначально готовить тебя к
ней. Да, я осознавал, что тебе предстоит столкнуться со множеством опасностей.
Возможно, я думал, что, — он перешёл на едва различимый шёпот, — трудное
детство заставит тебя повзрослеть раньше.
— Хотите сказать, что Гермиона избалована и инфантильна, раз у неё не было
543/676
«трудного» детства? — вскинул брови Гарри, насмешливо наблюдая за тем, как
Альбус бледнеет.
Не хотелось доводить старика, но тот сам начал этот разговор.
— Я продолжаю оправдываться?
— Вам не нужно это делать, — покачал он головой. — Ведь мы не на суде.
— Пророчество ясно гласило: или ты, или он, — выдохнул Альбус. — Само
собой, я делал всё для твоей победы, а победить, будучи мёртвым, ты никак не
мог. Не буду спорить: всегда можно сделать больше. Мог сделать тебя сильнее,
хитрее, лучше... и также не буду отрицать, что я боялся, что, познав вкус силы,
ты оступишься. Лишь после, когда у меня закрались подозрения о том, что в тебе
осколок его души, я осознал, что, возможно, пророчество может быть
двойственным, и вам предстоит сражаться, отняв жизнь друг у друга.
— И тем не менее предпочли обо всём молчать, считая, что я не готов к
правде, и тем самым в очередной раз решая всё за меня, — утвердительно изрёк
Гарри.
«Гарри, прости, но, по-моему, ты злишься, потому что Дамблдор сам тебе об
этом не рассказал…»
«Может, и так! — рявкнул Гарри и обхватил голову руками, то ли чтобы
сдержать свою ярость, то ли защищаясь от обрушившегося на него
разочарования. — Подумай сама, чего он от меня все время требовал, Гермиона!
Рискни жизнью, Гарри! И еще разок! И опять, и снова! И не жди никаких
объяснений, ты должен слепо мне верить. Поверь, я знаю, что делаю, поверь,
хоть я тебе не доверяю! Ни разу он не сказал всей правды! Ни одного раза!»
Голос Гарри сорвался. Они стояли друг против друга посреди белой пустоты, и
Гарри казалось, что они ничтожны, словно букашки, под этим бесконечным
небом.
«Он любил тебя, — прошептала Гермиона. — Любил, я знаю».
Гарри уронил руки.
«Не знаю, Гермиона, кого он любил, только не меня. Это не любовь, если он
бросил меня в такой жуткой каше. Черт, да он с Гриндевальдом был откровеннее,
чем со мной!»
Гарри подобрал упавшую в снег волшебную палочку Гермионы и снова сел у
входа в палатку.
Воспоминания растворилось, оставив глухую тоску внутри.
— Молчать обо всём и в тот момент, когда вы были необходимы мне больше
всего, исчезнуть, — прошептал Гарри, — чтобы я остался один на один со всем
тем, что вы так и не сказали мне, и чтобы после не видеть, как я иду на верную
гибель. Или, может, чтобы не видеть разочарования в моём взгляде, ведь вы всё
равно ко мне привязались, не так ли?
Альбус молчал, и в его взгляде промелькнуло столько всего, что Гарри не
выдержал, опустив глаза на собственные руки.
— Не стоит жалеть меня, — скривился он, — всё это я осознал ещё тогда и всё
это — наверное, я совсем дурак? — перерос. Вы сами когда-то сказали мне, что
мои страдания доказывают, что я остаюсь человеком.
— А ты сказал, что в таком случае не хочешь им быть, — едва заметно
улыбнулся Дамблдор.
— Я был слабым.
— Это не так, — нахмурился Альбус. — Неужели ты думаешь, что ничего не
чувствовать — сила?
— Нет, лишь путь к ней, — спокойно ответил он. — Когда твой разум чист и
сердце не обременено путами эмоций, ты можешь видеть правду. Суть вещей.
— Даже так… — прошелестел Дамблдор.
— Если вы сейчас хотите спросить, этому ли меня научил Том, то ответ
отрицательный.
— Кхм, — кашлянул он неловко, словно теперь Гарри читал его мысли. — И что
544/676
даёт тебе видеть в мантии просто мантию, а не наследие дорогого тебе
человека, от мысли о котором становится теплее на душе?
— Что иногда мантия — это просто мантия, Альбус, и ждать от неё чего-то или
испытывать к ней определённые чувства — бесполезное занятие. Я не могу
сказать, что простил вас, но… гм, — Гарри не знал, как правильнее выразить свои
мысли.
Сказать, что время всё для него изменило? Что его восприятие каким-то
образом изменилось? Что действия Альбуса меркнут в сравнении с кое-кем? С
человеком, который, оказывается, распланировал его жизнь за шестьдесят или
сколько там лет до его рождения из-за какого-то дурацкого пророчества? А Гарри
— не просто дурак, а круглый идиот и явно не совсем нормальный — начал
испытывать к нему чувства и чуть не признался в любви… И даже, чёрт возьми,
сейчас не понимает, что должен испытывать: ощущать себя обманутым? Может
быть, преданным?
Поморщившись, Гарри коснулся переносицы, устало выдохнув.
— По правде, меня добило то, — сипло начал он, — что и вы сделали из меня
некое подобие… шлюхи, которой были вправе — по какой-то причине? —
торговаться. Ведь негласная передача меня Тому была связана не только с
Экриздисом и благополучием всей магической Британии, но и с вашими личными
интересами: вы ведь хотели, чтобы я вновь проник в его голову. Зачем?
— Не думаю, что ты примешь от меня извинения, — Дамблдор выдержал его
взгляд. – Но я чувствовал, что вреда тебе он не причинит и против твоей воли
ничего не сделает.
— Не думаете? — Гарри усмехнулся. — А не думали тогда, что хоть раз, ради
моего блага, стоило бы наплевать на всё и держать нас друг от друга подальше,
а не приставлять меня к нему, не вешать на меня очередное бремя долга, ведь вы
знали, что я не смогу отказать вам?..
— Когда Том вновь появился, он поставил мне условие. Я не сразу согласился,
Гарри, как и не сразу тебе сказал о нём. Около месяца я сам наблюдал за ним, а
затем он сделал мне предложение… и я не смог отказаться. Я не совсем понимал
смысл того, что он просил. Но отчего-то это мне казалось «верным», помимо
других причин, что я уже как-то озвучивал тебе: он был беспомощен и полностью
зависим, и я знал, что ты сделаешь, Гарри, — хоть фраза обладала
неодобрительным оттенком, но упрёка в ней не звучало. — Конечно, был риск,
что ты слишком увлечёшься, что это изменит тебя. Его смерть не успокоила твое
сердце, ты будто застрял в том дне и никак не мог перелистнуть страницу. Мне
казалось, что я сильнее рискую, оставляя всё как есть…
— Это было ваше предположение или Тома? — перебил его Гарри.
— Между нами состоялась беседа. Я не позволял ему тебя увидеть, но он
будто знал, что с тобой происходит… Знал то, чего я не замечал.
Гарри невольно усмехнулся, но усмешка эта была безрадостной.
Альбус озадаченно коснулся несуществующей бороды:
— Меня несколько смутили его слова о том, что ты нуждаешься в нём…
— Он так и сказал? — вновь перебил Гарри, пытаясь сдержать волнение.
— «Я ему нужен. Без цели Поттер потеряет себя… Если ты будешь ждать,
вновь заставишь его ступить на путь саморазрушения» — вот, что он сказал мне.
Сердце тревожно ёкнуло.
— Вы хотите сказать, что он вас убедил? Что вас убедил Волдеморт? —
медленно произнёс Гарри, будто смакуя каждое слово и выделяя слово «вас».
Щёки Дамблдора чуть порозовели.
— Не могу отрицать, его слова звучали резонно… И я решил, что, попробовав,
ничего не теряю.
— Что вы ничего не теряете, — хмыкнул Гарри. — А как же я, Альбус? Вы не
думали, что потеряю я? И сколько я уже потерял: Джинни, не знаю, потерял ли
Рона… В тот момент я как раз и ступил на путь разрушения собственной жизни: я
545/676
мог потерять всех своих друзей, бесповоротно их обидев, из-за того, что начал
постоянно пропадать, скрывать правду…
«И потерял часть себя…»
— Да каждый наш с ними разговор упирался в тупик, потому что я ничего не
мог сказать! — шёпотом воскликнул он.
— Считаешь, что в этом случае лучше было оставить тебя в неведении? —
чуть приподнял густые седые брови Альбус. — Так ли это на самом деле? До
появления Тома прошёл год. Ты безвылазно сидел в Хогвартсе, отгородившись от
всего мира, и лишь изредка я видел тебя в компании Малфоя-младшего, —
напомнил он, и в голосе проявилось сожаление. — Ты жалеешь, что согласился в
тот день, увидев его у меня в кабинете?
— Вы не оставили мне выбора…
— Неужели? — Альбус насмешливо сверкнул глазами. — Ты мог отказаться и
уйти. Что бы я сделал? Привязал бы его к тебе дьявольскими силками?
— Вы знали, что я не смогу так поступить, — выдохнул он, ощущая
раздражение.
— Потому что считаешь, что Том — твоя ответственность? Скрой я от тебя
факт его появления, и мы бы вернулись к прошлой теме: к тому, что к правде ты
ещё не готов и что я решил всё за тебя. А теперь скажи мне, ты жалеешь?
— Я не знаю, — предельно честно ответил он.
— Даже если ты считаешь, что многое потерял, то нельзя не отметить, что и
приобрёл тоже многое: ты разделил эту ношу с Драко, — кивнул Альбус. — И
полагаю, ваши отношения с Джиневрой Уизли слегка видоизменились, но если бы
ты её потерял, как ты выразился, то она бы не приходила ко мне, беспокоясь о
тебе. Что до меня, то в случае ухудшения ситуации я бы просто передал его в
руки правосудия, ничуть не мучаясь тем, что нарушил соглашение: по отношению
к нему это не преступление, и он всё равно не смог бы ничего сделать, — покачал
головой Альбус. — Однако риск того стоил. После первого месяца ситуация
начала меняться: выплёскивая свой гнев, ты избавлялся от него и будто оживал
на глазах. Но я всё так же не понимал, зачем это Тому? Он мог попросить любого
волшебника, более нейтрально, если такое вообще возможно, настроенного к
нему… Да даже в Азкабане ему бы было спокойнее, чем под твоим присмотром:
он не мог не понимать, что ты будешь… — Альбус осёкся.
— Пытать и издеваться над ним? — подсказал Гарри с усмешкой.
Дамблдор кивнул.
— После стольких лет и попыток тебя убить… Зачем? — эхом повторил он. — Я
задавался многими вопросами: вернулся ли к нему рассудок? Может, он осознал
всю тяжесть содеянного? Может, увидел по ту сторону нечто такое, что изменило
его? Может, переродился не только телесно, но и душевно? — Альбус с шумом
выдохнул, будто изнывая в отчаянии понять. — Но не видел логической связи.
Если раньше его поступки были отчасти понятны и даже предсказуемы, то тогда
я полностью перестал понимать, что им движет, а неизвестность, Гарри, пугала
меня гораздо сильнее. И когда я увидел вас, — Альбус поправил очки, глянув на
него исподлобья, — то почувствовал тревогу, ведь если вы с Томом как-то
связаны, то любое моё действие по отношению к нему может аукнуться тебе, чем
он бы непременно воспользовался.
Гарри вздрогнул, а Дамблдор продолжил:
— Однако в тот момент мне показалось — я правда не знаю почему, — что,
если вас разделить, всё станет гораздо хуже.
И стало бы, если бы рассудок помахал Гарри рукой под влиянием чужой силы.
— Когда ты рассказал мне про магию… что ж, можно сказать, я и правда
вздохнул с облегчением: всё встало на свои места.
— Старый добрый Волдеморт, готовый пойти на всё во избежание смерти:
даже целоваться с врагом, — Гарри насмешливо цыкнул и тут же стал предельно
546/676
серьёзным. — И что он вам предложил, Альбус: моё безустанное внимание взамен
на… И вам не показалось это странным?
Альбус слегка нахмурился, будто не знал, говорить или нет, а потом вздохнул:
— С хитростью Тома я знаком не понаслышке, Гарри, но в тот момент, — он
замолчал на мгновение, словно затрудняясь объяснить, — я был уверен, что
вреда он тебе не причинит. Моя догадка подтвердилась.
— Потому что я был его драгоценным сосудом, — подсказал Гарри, не уточняя,
насколько драгоценным. — Вы специально уходите от ответа?
— М? — Альбус рассеянно моргнул.
— Вы так и не сказали, что получили взамен, — настоял он, сам желая отойти
от темы Риддла, их непонятных отношений и его ещё более непонятных
поступков.
— Ах да, — тот вновь коснулся несуществующей бороды, будто собираясь её
вспушить. — Я старался узнать, что случилось с некоторыми волшебниками,
можно сказать, пропавшими без вести или погибшими при странных
обстоятельствах.
— Среди которых есть Геллерт Гриндевальд, — сделал вывод Гарри,
откинувшись назад, и, помедлив несколько секунд, с толикой скепсиса
поинтересовался: — И, получив столь долгожданные сведенья, вы боитесь с ним
встретиться?
Сова ухнула над плечом, точно подтверждая его слова.
— Не буду спорить, — вздохнул Альбус, — Геллерт был первым в списке, но
были и другие. В этом крылась причина того, что я хотел, чтобы ты проник в его
мысли… Некоторые имена тебе ничего не скажут: Бенджамен Фенвик — член
первого Ордена Феникса. По нашим данным, был убит в восемьдесят первом
году.
— От его тела осталось несколько частей, — заключил Гарри. — Мистер Грюм
рассказывал мне и показывал групповую фотографию. Вы сомневаетесь?
Альбус почти церемонно сделал глоток и казался более расслабленным или
же, скорее, сосредоточенным.
— На правой руке у Фенвика был небольшой ожог. Правая конечность
найденного нами тела имела похожий ожог.
Гарри приподнял брови, приглашая его продолжить.
— Свежий ожог, будто оставленный уже на омертвелой конечности.
— О…
Дамблдор понятливо развёл руками.
— Но остатки его одежды, палочка… сложно придраться. Да и смысл?
Волдеморт лично казнил Доркас, чтобы потом скрыть убийство Бенджи?
Бессмыслица. Разве что он использовал их с какой-то целью: ставил опыты или
же усовершенствовал методы пыток, наслаждаясь тем, что говорил им, дескать,
никто их не ищет, потому что они мертвы. Тем не менее слишком много хлопот,
чтобы удовлетворить подобные потребности, — Альбус глухо усмехнулся. —
Карадок Дирборн — тоже член первого состава. Он пропал без вести. По нашим
сведениям, погиб в семьдесят восьмом году, но тело так и не было найдено.
— Кто ещё? — напряжённо спросил Гарри.
— Гидеон Пруэтт — родной брат Молли Уизли и близнец Фабиана.
— Грюм сказал, что тот героически погиб вместе с братом, сражаясь с пятью
Пожирателями смерти…
— Да, это так: тело Фабиана было обнаружено прямо там, но тело Гидеона
каким-то образом очутилось в другой точке, в нескольких милях от брата.
— Но это ведь было его тело, — тихо возразил Гарри.
Дамблдор усмехнулся, подавшись вперёд.
— Вот именно: его тело, одетое в его же подпалённую мантию. Палочка же
была утеряна. Мы предположили, что он аппарировал, чтобы разорвать круг и
создать шанс для атаки, но по стечению обстоятельств был обезоружен врагом.
547/676
— Так почему вы считаете его «пропавшим»?
— Я считаю его смерть подозрительной исходя из того, что после сказала
Молли Уизли: «Он ведь подстригся совсем недавно». Фраза была мне непонятна,
но я счёл это горем, ведь Молли потеряла обоих братьев…
Гарри замер, нахмурившись, но Альбус его опередил:
— Возможно, был провёрнут такой же трюк, как и с Краучем-младшим…
— Но взяли частицу Фабиана, поэтому причёска отличалась, — заключил
Гарри.
— Незначительная деталь, на которую никто не обратил внимание, потому что
в общем контексте ничто из того, что я сейчас говорю, не имело смысла. И,
безусловно, я тебя заинтриговал, Гарри. Теперь перейдём к личностям, хорошо
тебе знакомым: следующее имя в моём списке — Амелия Боунс.
А что с ней-то не так?..
— Миссис Боунс была убита в своём же доме, предположительно самим
Волдемортом. Была убита зверски, — подчеркнул Гарри и покрылся мурашками.
С каждым днём он всё больше терял из виду все совершённые Риддлом
преступления… и ради чего?
— Да, мотив у него был: она держала в ежовых рукавицах Отдел магического
правопорядка. Скорее всего, стала бы заменой Фаджа. Сильная и неподкупная
ведьма, которой сложно манипулировать, что было явным препятствием на пути к
захвату Министерства. Но ты сам сказал: Амелия была зверски убита. Её тело
оказалось столь обезображено, что опознание было проведено по причине
местонахождения: раз это был её дом, вопросы отпали сами собой.
— То есть вы предполагаете, что труп специально обезобразили, чтобы
невозможно было подтвердить её личность?
— Тело обгорело, а вместо лица у неё была мешанина, — едва заметно
скривил губы Альбус. — Естественно, мракоборцы не расследовали это дело:
смерть от руки Волдеморта — веская причина, лишённая всякой таинственности,
чтобы закрыть папку и убрать её в архив.
Гарри повторно покрылся мурашками.
Он прочёл в своё время о Боунс, но Ежедневный Пророк не вдавался в
подробности.
— Следующий, полагаю, Аластор Грюм?
— Его ситуация схожа с ситуацией Карадока. Аластор просто испарился.
— Я обнаружил его глаз на двери в кабинете Амбридж, — пояснил Гарри, — но
Билл и мистер Люпин искали его тело…
— Но так и не нашли. Числясь официально погибшим, что позволяло мне
действовать более свободно, я тоже его искал и искал долго, Гарри. Но ничего не
нашёл, — он нервно постучал пальцем по столу. — Он будто растворился в
воздухе после своего падения.
— Даже если он избежал убивающего заклятия, он бы разбился, — Гарри
поморщился.
— Но где же его тело, мой мальчик? Превратилось в прах и развеялось по
ветру? — уточнил Альбус с толикой скепсиса и тут же переключился. — Я считаю,
что его кто-то перехватил над самой землёй.
Гарри ощутил всколыхнувшуюся радость, порождённую надеждой, но тут же
подавил в себе это чувство: радоваться заранее не имело смысла.
— А Геллерт?
Альбус поджал губы.
— Не было доказательств, что он мёртв. Камера оказалась пуста. Я спрашивал
тебя о твоём видении: меня удивило, что, как ты выразился, тело Геллерта
подбросило и отшвырнуло на кровать. Однако Авада Кедавра не подбрасывает
тело в воздух... Геллерт бы упал навзничь, если стоял, или завалился набок, если
сидел.
— Могу ли я верить тому, что видел… — протянул Гарри, скорее спрашивая
548/676
сам себя и понимая, что такими темпами скоро и без таинственных голосов
сойдёт с ума.
— Я не знаю, — выдохнул Альбус.
Гарри не сомневался: Дамблдор и правда был озадачен происходящим.
Видимо, привычное для него состояние для профессора оказалось в новинку.
Что же Том натворил?..
Да и почему он внезапно засомневался? Гарри теперь не верил видению
смерти родителей, так почему должен верить всему остальному, что, как он
считал, выудил по случайности из чужого разума? Связь?
Он мысленно фыркнул.
С помощью легилименции можно помещать свои видения в чужое сознание, и
вряд ли, как и Дамблдор, Гарри усомнился бы в их правдивости.
У них обоих не было причин сомневаться: многие видения были
предупреждением, и он думал, что таким образом опережает Волдеморта на
шаг… Шаг, на которой Том позволял себя опередить, чтобы увеличить его шансы.
«Осколок моей души защищал… Скажи мне, желай я тебя убить, сидел бы ты
передо мной сейчас?..» — всколыхнулось в памяти, словно отдалённое эхо.
Гарри коснулся висков, не отводя невидящего взгляда от Дамблдора.
— Тебе нехорошо? — тот подался вперёд, слегка нахмурившись.
— Головная боль мучает… с утра. Я уже принял зелье, — опередил его Гарри и
едва улыбнулся: — Продолжайте, пожалуйста.
Альбус помедлил, вглядываясь в его лицо.
— Знаю только то, что спустя несколько месяцев после дня падения
Волдеморта — продолжил он наконец, — была издана книга: «Мириады войн»
авторства некого Франца Альдвина Греда. И мне показалось… Я будто увидел
Геллерта за каждым словом, — голос Альбуса осел, став глухим. — Узнал,
наверное, его мысли. Это имя оказалось писательским псевдонимом, а найти его
я так и не смог. Но обнаружил, что это не единственная его книга: он писал в
течение тридцати лет…
— Из тюрьмы? — без тени улыбки уточнил Гарри. — Раньше вам его книги не
попадались?
Взбудораженный Альбус шумно выдохнул:
— Нет… Я избегал этой тематики, если быть честным. Я написал его первому
издателю, но тот отказался говорить со мной о Франце — профессиональная
этика — и лишь из уважения поделился, что лично они с Гредом не встречались и
первую рукопись он получил почтой. Показывать он её отказался — я думал,
может, узнаю его почерк.
— Альдвин Гред — Гриндевальд, — пробубнил Гарри.
Этому он у Риддла научился?..
— Можно сомневаться в содержимом, но не в форме: в моих видениях ему
было далеко до комфорта, включая письменный стол и перо с бумагой, — заметил
он. — Но и покинуть камеру мистер Гриндевальд не мог, ведь охрана должна
была заглядывать к нему как минимум два раза в день — не воздухом же он
питался?
— После его поражения Нурменгард перешёл в руки к Международному суду
магов. Австрийское Министерство магии не хотело иметь ничего общего с этой
тюрьмой.
— А международный суд…
— Один из органов Конфедерации, — заключил Альбус с кивком и вздохнул. —
Должен признать, — продолжил тот, — в своих поисках я полностью провалился,
так ничего и не обнаружив. Если они остались в живых, то или осознанно
прятались, скрываясь под иной личиной, или же оказались в заточении без
возможности передать весточку.
— Столько хлопот, чтобы потом просто упрятать в камеру?
— Если отстраниться от субъективного восприятия, то каждый из них
549/676
представлял собой ценность: на политической арене, как Амелия, на
исследовательской, как Карадок. Бенджамен был выдающимся артефактором,
Гидеон — одним и самых виртуозных дуэлянтов, что я знал. Аластор, и сам
знаешь, потомственный мракоборец, прекрасный дуэлянт и к тому же искусен
почти во всех отраслях магии.
Гарри потёр щеку, еле слышно уточнив:
— Намекаете, что целью было сохранить ценные ресурсы до… какого-то
определённого момента?
И в тот же момент его прошиб холодный пот.
Он сам только что выбрался из камеры.
Альбус, будто прочитав его мысли, кивнул.
— Возможно, сократить число жертв. Я вновь могу лишь предполагать, Гарри.
На посту президента я попытался воспользоваться ресурсами Конфедерации, но
мои доводы не приняли к рассмотрению: у меня не было причин делать запрос в
МВП, если те числились погибшими. Это был тупик. И так как ни одному из нас и в
голову бы не пришло, что это возможно, то и в вопросе «зачем?» не было смысла.
— Впервые мы с вами в равном положении, — с горечью хмыкнул Гарри, — и
оба теряемся в догадках.
«Или же сходим с ума».
Его уже ничего не удивляло.
Альбус вздохнул еле слышно:
— Ты не разочарован?
— В вас?
Гарри медленно мазнул взглядом по сидящей около входа парочке друзей и
изрёк:
— Разочаровавшись во всём, сложно понять, разочарован ли в одном
конкретном человеке, Альбус. Возможно, мне даже стало легче от того, что вы,
можно сказать, сглупили. Глупость делает вас человечнее. Что до списка, я
понимаю… ваше желание узнать, что стало с членами Ордена.
Дамблдор опустил взгляд к чашке и вновь поднял. Густые брови сошлись на
переносице, когда он с еле заметным оттенком тревоги в голосе спросил:
— Что-то случилось сегодня?.. Я видел, что ты ушёл с Томом.
— Ничего, с чем бы я не справился самостоятельно. А вот вам, судя по всему,
нужна моя помощь, — сдержанно улыбнулся он и встал, натягивая перчатки, —
пойдёмте в библиотеку.
— Нет… давай ещё поговорим, — внезапно заупрямился тот едва ли не с
ужасом во взгляде.
Гарри не сдержал смешка.
— Великий проповедник любви напуган этим чувством? — склонился он над
столом.
— Нет… с чего ты взял? Нет!.. — фыркнул Альбус и поправил очки, съехавшие
на нос.
Происходящее забавляло Гарри.
Он решил отсечь от себя случившееся — оставить на потом. Времени для
размышлений у него будет много, как и времени для сожалений. На прошлое всё
равно не повлияешь и не исправишь: никуда оно от него не денется.
— Вы же сами попросили пойти с вами, — терпеливо изрёк Гарри, опершись
руками на стол. — Только не говорите сейчас: «А что, если он не захочет меня
видеть?»
Не дожидаясь ответа, он подхватил профессора под руку и поднял.
Сова, будто почувствовав, что они уходят, тут же слетела со спинки,
устроившись у него на плече. Альбус что-то промямлил, и, оставив деньги, Гарри
аппарировал к аллее, чтобы тот не передумал по дороге.
— Что ж ты делаешь? — выдохнул Альбус и отшатнулся.
— То, что вы хотели: не оставляю вам выбора, — улыбнулся он, потянув
550/676
Дамблдора за собой.
Гарри показалось или тот буркнул «злодей» у него за спиной, и он оглянулся.
Альбус был бледен, но глаза горели, отчего всё лицо будто ожило и
помолодело.
— Напишу письмо Скитер. Этот момент обязательно нужно добавить в вашу
биографию, — поддел он, но Дамблдор, видимо, был настолько в смятении, что
просто кивнул, сам вцепившись в него.
Вывеска библиотеки показалась издалека. Сова ухнула, и они остановились.
— Спрятаться у всех под носом — разве это не подтверждение ваших догадок,
— утвердительно изрёк Гарри, скосив взгляд на Альбуса. — Вы сюда не заходили?
— Нет… в Хогвартсе такая же библиотека. Мне, кхм, было незачем.
— Вперёд, — Гарри выпутал руку из чужих цепких пальцев и отступил на шаг.
Дамблдор последовал за ним.
Хмыкнув, Гарри стремительно направился вперёд и потянул на себя дверь:
— Мне позвать некого Греда и попросить его выйти?
— Нет! — цыкнул Альбус и буквально бегом направился к нему.
Бледность сходила на глазах, заменяясь почти болезненным румянцем.
— Не думал я… — совсем тихо сказал Гарри, запнувшись на середине фразы.
Он смотрел в спину исчезнувшего в проёме Альбуса и видел себя.
Невозможно было не провести параллели между ними и сейчас, смотря на это,
не думать, что когда-нибудь он так же отыщет Тома просто потому, что не
сможет по-другому.
«…Что можно так любить».
Напоминаю, что в группе вк до сих пор можно задать вопросы о Новой партии,
если хочется что-то узнать, уточнить или дополнить что-либо.
гаммечено~
551/676
Примечание к части Приятного прочтения!
не гаммечено
Часть 36. Безумец
Что-то поднимается из глубин.

Узнай, кто я такой
Теперь, когда завеса столь тонка.
Я монстр в человеческом обличии, —
Я безумец, безумец.
Я пытался сохранить все свои пороки в тайне,
Но нимб над моей головой накренился,
Чтобы все прозрели.
Возможно, все, что они сказали, было правдой?
Может, я и правда монстр?
Что ты видишь в темноте?
Ты хоть знаешь, где ты находишься?
Проснулся, или же всё это сон?
Не все так, каким кажется.
Вольный перевод
Sam Tinnesz — Madman (feat. Hidden Citizens)
Ryan Innes — Monster (feat. Hidden Citizens)
Чёткий звук шагов отскакивал от монолитных белых стен, отбивая

барабанную дробь.
На его вкус тюрьмы должны быть светлыми и стерильными — как госпитали,
— ведь их стены тоже исполняют лечебную деятельность: лечат социум от
правонарушителей. Что до самих правонарушителей, Том не верил в целебную
силу решётки. Как показал опыт, около семидесяти пяти процентов заключённых
волшебников возвращались в тюрьму. Иногда — ступив на старую тропу, иногда
— решив играть по-крупному, будто подозревая, что возвращение не за горами и
потому нечего мелочиться. Остальные двадцать пять процентов являлись теми
самыми оступившимися индивидами, несправедливо наказанными или же теми,
кто, выйдя из заключения, так и не смог оправиться, зачахнув вконец и
впоследствии умерев: каждая клетка давила по-разному. Дементоры, надо
заметить, были не худшим из кошмаров, что могли их поджидать внутри.
На его вкус чёрные и серые стены стирали вид крови с тёмной поверхности, а
едкий, затхлый запах влажности и немытых тел, что витал в таких тюрьмах, как
Азкабан, маскировал её металлический аромат. Однако вид и запах собственной
крови всегда действовал одинаково на осуждённых: первый этап испуга, за
которым следовал этап неистовства — своего рода rabies. Пытать взбесившегося
зверя намного приятнее, чем пытать безвольный кусок плоти, потерявший волю к
жизни, или испуганный комок, захлёбывающийся собственным страхом.
Возможно, стоило оставить позади это варварство, но у каждого свои
слабости.
— Зачем мы здесь? — судя по шороху, Корвус отдёрнул мантию. — Не хочешь
объясниться со мной?
Чужие шаги замедлились.
552/676
Том остановился и развернулся.
— Кажется, я тебе всё уже объяснил.
— «Рад видеть тебя в добром здравии, Корвус. Проследуй, пожалуйста, за
мной», — это твои объяснения? — выдохнул тот шумно, поспешно мигрируя от
полного спокойствия до ярко выраженного бешенства во взгляде и жестах.
— Ты не ответил на моё письмо, — напомнил Том.
Лестрейндж хотел что-то сказать, но в ответ лишь поджал губы.
«Мне можно?» — еле слышно прошептал Корвус.
Том резко выдернул его рубашку из брюк, заставляя того вздрогнуть, и
неторопливо провёл рукой под помятой тканью.
«Мы не слишком… — Лестрейндж прервался, шумно выдохнув и глянув сквозь
полуопущенные веки на дверь, — рискуем?»
«Интересное эмоциональное напряжение», — отстранённо ответил Том.
«Это всего лишь очередной эксперимент?»
Корвус потянулся к его губам, будто не желая слышать ответ, и рука из-за
стремительного сближения заскользила вверх — к груди. Том ощущал, как бьётся
чужое сердце: слишком быстро от волнения или же в предвкушении. Он запустил
ладонь в чужие волосы, слегка массируя затылок, отчего губы Корвуса призывно
раскрылись, и неторопливо коснулся их, проскальзывая языком внутрь влажного
рта со вкусом пирога с патокой, который Лестрейндж пытался переложить ему на
тарелку за обедом в большом зале, а затем сам же и съел.
Том шагнул вперёд, направляя его к стене. В случае внезапного визита
монументальные, как и всё в Хогвартсе, стеллажи должны были скрыть их в
полумраке.
«Ответь мне», — вполголоса потребовал Лестрейндж, облизав опухшие от
поцелуев губы. Видимо, он уже успел поменять мнение, находясь в этом чудном
состоянии: когда разрываешься между желанием получить правдивый ответ и
предварительным отрицанием, потому что заранее знаешь его.
«Корвус», — напряжённо начал Том, а затем отстранился, взъерошив чужие
волосы и скрывая за непослушными прядями широко раскрытые серые глаза,
которые предавали Лестрейнджу облик доверчивой наивности.
«То есть я понимаю, конечно», — Корвус, будто испугавшись смены
настроения, запнулся и шумно выдохнул: «Я знаю, что тебе недоступны
некоторые… вещи, и я не требую ничего такого… Летом было всё чудесно,
просто…»
«Недоступны?» — с приторным удивлением цыкнул Том, перебивая его, и
медленно отстранился.
Воспоминание дымкой рассеялось в мыслях.
Такое знакомое и одновременно чуждое ныне лицо оказалось напротив.
Седина, проглядывавшая в тёмных завитках волос, теперь была отчётливо
заметна, как и лёгкое посеребрение бровей. А прозрачные глаза остались точно
такими же, лишь обрамление изменилось: к ресницам добавились чёткие
мимические морщинки, пролёгшие и вокруг рта, потянув уголки слегка вниз. Но
ничего из этого не мешало Тому видеть именно его: Корвуса Лестрейнджа.
— На письмо или на записку? — уточнил тот после минутного
замешательства. — Там была всего лишь одна фраза.
— Потому что это было приглашение.
Корвус скривился.
— Думал, после смерти будешь прощён?
— Уверен, ты горевал.
— В Nouveau prophète не очень были заинтересованы в твоей персоне и
забыли как-то осветить конец столь великой личности: им более интересен
Бонифаций Помрой.
— Жаль, что и он не сможет развлекать вас дальше, — заметил Том.
Лестрейндж, скосив взгляд, нервно развёл руками:
553/676
— Тем не менее я бы с удовольствием поприсутствовал на твоих похоронах.
Жаль, приглашение так и не получил, — вторил тот, нахмурившись, когда Том в
ответ лишь улыбнулся, и тут же добавил: — И сегодня я тоже не собирался
приходить.
— Так что же тебя сподвигло на такой подвиг? Решил убедиться, что я не
призрак?
Корвус в излюбленной манере потёр запястье, слегка отдёрнув манжет, и
следом двумя пальцами скользнул вдоль ладони, начиная покручивать на пальце
перстень, с которым не расставался с тринадцати лет. Заметив пристальное
внимание, он опустил голову, будто размышляя, а может, выдумывая более
убедительную отговорку.
Тому же был ясен изначально мотив этой встречи.
— Или же не в силах был отказать? — предложил он, позволив себе каплю
иронии, и слегка отклонился назад.
Корвус тут же поднял голову, награждая его полным раздражения взглядом.
Лестрейндж сморгнул.
«Прости, я не так выразился, — вздрогнул он, и тень страха отпечаталась на
лице. — С начала нового курса ты снова ведёшь себя, будто мы даже не… друзья,
а простые знакомые или даже однокурсники. Исчезаешь из гостиной факультета
по вечерам, постоянно чем-то занят: то в кабинете Слизнорта пропадаешь, то из
библиотеки не вылезаешь, то с Ваблатски задерживаешься, то… — он развёл
руками, еле слышно шепнув: — Мордред знает, где ещё ты бываешь. Я почти тебя
не вижу, и это притом что учебный год только начался. Ты даже первое собрание
клуба Слизней пропустил!»
«Тебе лучше остановиться», — Том шагнул вперёд, сложив руки за спиной.
Корвус замер, а лихорадочный румянец сменился мертвенной бледностью.
«Отлично, — кивнул Том, — а теперь послушай. И послушай внимательно,
Корвус. Чего ты от меня ждёшь: публичного признания? — Судя по тому, как тот
сглотнул, чуть порозовев, именно этого Лестрейндж и ждал, к несчастью. — Ни
тебе, ни мне не нужна огласка…»
«Считаешь, что нас осудят? — вновь перебил он и подался вперёд. — Мы ведь
не маглы, мы более либеральны…»
«Либеральны? — приподнял Том брови. — Нет, Корвус. Никому просто нет
дела до того, что творится в моей спальне. Но, — он прищурился, — это не
касается семей, подобной твоей. Отношения между мужчинами, наши отношения
— это баловство, не более. Для меня эксперимент, для тебя — способ
удовлетворить какие-то свои потребности. Не забывай…
«Какие-то потребности? Чёрт побери, Том, я люблю тебя!» — процедил Корвус,
превращаясь в одну секунду в разъярённого льва.
«…через год или два ты с кем-нибудь обручишься, — как ни в чём не бывало
продолжил он, — следуя обычаям».
«И тебя это ничуть не трогает?»
Корвус резко нырнул ему под руку и застыл на мгновение за спиной, прежде
чем начать расхаживать по помещению, словно загнанный в ловушку зверь.
«Эксперимент? Почему ты до сих пор зовёшь наши отношения
экспериментом?» — бормотал он.
Том вздохнул.
Он знал, что рано или поздно это станет проблематично.
Любовь — мощнейший наркотик для сознания, который добровольно ищут, от
которого страдают, который постоянно испытывают на прочность. Любовь
жертвенна и любовь эгоистична, любовь дарит свободу мысли и одновременно
сковывает, лишая свободы воли. Любовь многогранна в своих воплощениях и в
своём восприятии: любовь заставляет выходить за пределы бытия, желая иметь
что-то, что никогда не облачится в физическую оболочку, любить, желая что-то,
что ею обладает, но ею не является — другое живое существо. Любовь
554/676
волшебника Ликурга к госпоже Судьбе, а посему любовь к её образу,
воплощённому в ближнем, как к созданию ведомому ею. Так можно было перейти
и к парадигме религий: Бог, как воплощение любви.
Летом Том погружался всё глубже в это отчаяние и в это откровение.
«Не знал, что Лестрейнджи придерживаются мнения о философах-
волшебниках», — заметил он, скользя по корешкам томов «Диалоги», «Пир»,
«Государство», «Органон», «Политика», «Этика», «О душе»… «Разве могло быть
иначе?» — развёл Корвус руками.
Подтверждений не было, но многие чистокровные семьи, с чьими
наследниками он тесно общался, считали, что величайшие умы, лёгшие
увесистыми строками в историю маглов, могли быть только волшебниками.
Другие же придерживались мнения, что это лишь очередная форма унизить
маглов. Том же считал это вдохновляющим: будь те волшебниками или нет — это
совершенно неважно, важно лишь то, что их вклад был неоценим. А если
предположить, что всё же те являлись не маглами — воодушевляющий пример
толчка «прогрессу».
Что ж, любовь была той темой, которой касались так или иначе все они. Тем
временем как в библиотеке Хогвартса был один-единственный том с
красноречивым названием «Проклятие любви». Автор столь погряз в анализе
различных приворотных зелий и обрядов, косвенно относящимся к любви, что
закончил пятидесятистраничный труд словами несколько банальными: «Любовь
даёт возможность совершать великие дела, как один из самых сложных,
загадочных и сильных видов магии. Но знайте, любовь чрезвычайно трудно
понять». Иными словами: «Думайте сами, а я умываю руки».
Разумеется, легко сказать, что любовь рождает мощь, которая может
поспорить с силами самих стихий, но сложнее углубиться в саму суть этого
влечения. И научиться сгущать подобное чувство и использовать его, как
проекцию счастья, вызванную для заклинания Патронуса, с которым он, кстати,
был не в ладах, что вызывало недоумение у профессоров. Естественно, не
каждый человек любит — если не слишком углубляться в это определение, — но
каждый способен. Каждый, кроме таких, как он.
Возможно, Корвус прав: «недоступно» — верное определение. Однако Том не
собирался мириться с ограничениями, навязанными судьбой, будь та хоть
безликой госпожой, хоть самой богиней.
Лёгкое прикосновение к спине заставило его обернуться, однако Корвус не
позволил, обхватив руками и крепко обняв.
Лестрейндж поёжился.
— Почему ты так на меня смотришь? — спросил Том.
Тот еле заметно тряхнул головой, словно в эти минуты они пребывали в
воспоминаниях вдвоём, и тут же отвернулся:
— Ждал пояснения, забывая, что ответов от тебя не дождёшься даже по
праздникам, — передёрнул он плечами и нетерпеливо изрёк: — Ты хотел что-то
мне показать.
— Это может подождать.
— У меня нет времени.
— Пять минут назад оно было, когда ты просил объясниться, — мягко
напомнил Том.
— Не используй на мне свои приёмы, — буркнул Корвус. — Я уже давно не
сопливый юнец.
Том покачнулся, забавляясь, и заметил, как тот еле заметно покраснел.
— Я не о том, — покачал Корвус головой, ровно пояснив: — Мне сложно
смотреть на тебя и видеть точно таким же, каким я тебя запомнил в день моего
изгнания из рядов Пожирателей.
— Несколько минут назад ты утверждал, что не следил за прессой.
— И не следил…Ты должен был постареть, — с твёрдостью оправдывался он,
555/676
но несколько оборотов кольца вокруг пальца свидетельствовали о том, что Том
попал в точку.
Гарри же имел привычку поглаживать палочку…
Том незаметно выдохнул, отрешённо заметив:
— Да и ты не сильно изменился.
— А ты всё так же бессовестно льстишь, — парировал Корвус и беззлобно
добавил: — Не могу не спросить, — он поднял руку, будто собирался дотронуться
до его лица, и тут же сменил траекторию, рассеянно забравшись пальцами в
собственные волосы и слегка ероша их. — За этим ты гнался всю жизнь? За
молодостью?
— Что ж, — церемонно протянул Том, не отводя взгляда, — для тебя, это так.
— Для меня?
— Разве это был не риторический вопрос? Ты ведь сделал свои выводы.
— Неужели даже сейчас я не достоин правды? Хоть какого-то объяснения… —
он осёкся, — почему ты выгнал меня?
— Так ты пришёл за правдой, — заключил Том, и Корвус помрачнел.
— Глупо лелеять какие-либо надежды на твой счёт, — угрюмо ответил он,
будто самого себя убеждая в этом.
— У тебя ведь не было времени? Так поспешим, — Том обогнул его и пошёл
вперёд.
— Значит, ответа я не получу, — раздалось за спиной. — Ты мне хоть когда-
нибудь доверял?
Том остановился.
«Ты не веришь мне», – пробубнил Лестрейндж, уткнувшись носом ему меж
лопаток.
«Я верю, что между нами существует физическое влечение — к сожалению,
похоть мне знакома, — отозвался Том, — но на этом всё».
Корвус пробурчал что-то нечленораздельное и фыркнул.
«Если ты не можешь чувствовать это, ты не можешь знать точно, что не
любишь меня, Том. Когда ты преуспеешь в создании зелья, ты поймёшь…»
Том вскинул брови, чуть не рассмеявшись чужому взгляду на их ситуацию:
«Пойму что, Корвус? Из-за своих чувств ты иррационален. Это очень
утомительно, — он освободился из объятий, отступая. — Я поведал тебе истину
не потому, что ожидал какой-либо помощи в решении своей проблемы, а для
того, чтобы ты не питал особых надежд: я был милосерден к тебе, если угодно.
Это было предупреждением: условием договора — договора о наших отношениях,
с которым ты согласился».
«Я не поверил тебе, — Лестрейндж стиснул рубашку в ладонях и поспешно
попытался убрать её обратно. — Ты ведь считаешь, что любовь — это слабость,
Том. Я просто думал, что ты пользуешься этой историей, как щитом. Мол, ты
согласен, но я должен иметь в виду, что согласен ты не потому, что слаб — то
есть любишь меня. Я посчитал, что тебе так легче…»
Том склонил голову набок, вкрадчиво поинтересовавшись:
«Иными словами, ты думал, что я доверил тебе не правду, а выдумал нелепую
отговорку?»
Корвус кивнул, справившись наконец-то с одеждой, и поднял неуверенный
взгляд.
«Мы ведь были друзьями, Том… Все мы: Кальяс[15], Северин[16], Эмиль…[17] Но
мне ты стал уделять больше внимания. Как в этом не увидеть симпатию иного
рода? Простое вожделение — не то, ради чего бы ты стал сближаться с кем-либо,
— Корвус отвёл взгляд, скрестив руки, будто пытаясь отгородиться. — Однако
твоя связь с Ваблатски… Мне это не нравится, понимаешь?»
«То есть я не подвержен слабости плоти, поэтому не стал бы сближаться
только ради этого, но вполне способен выдумывать истории, чтобы скрыть
слабость характера, так как считаю исходя из твоих предположений, что любовь
556/676
— это слабость?» — уточнил Том.
Корвус еле слышно выдохнул, будто не желая кивать или подтверждать
сказанное им устно.
«Полагаю, я совершил ошибку. Ты видел то, что хотел видеть. Моё поведение
можно было интерпретировать как то, что ты просто ближе мне в качестве…
друга? Вместо простого приближённого, — мерно выговорил Том, мысленно
усмехнувшись. — Но ты стал мыслить в ином направлении. Что до моих
отношений с Офелией, они тебя не касаются».
Корвус тряхнул головой:
«Но ты не отказал мне летом!»
«Тот, кого я считал другом, сын хозяина дома, в котором я гостил, украл у
меня поцелуй, намекая на симпатию, что же я должен был делать? Что, если бы
мой отказ пришёлся бы ему не по вкусу…»
Корвус оскорблённо стиснул зубы и процедил:
«Как ты смеешь!»
«…и он бы попросил меня удалиться? Тогда бы я потерял доступ к одной из
величайших библиотек, а также к лаборатории, — заключил Том спокойно. —
Взаимовыгодные отношения — на это я способен. Ты предложил, я принял твоё
предложение и отплатил тебе телом. Разумеется, не могу не признать, что я
выиграл больше от нашей связи, но разве тебе было плохо?»
Побледнев, Лестрейндж вздрогнул и опустил голову, еле слышно прошептав:
«Мне плохо сейчас, потому что ты говоришь всё это с лицом старосты, в сотый
раз рассказывающим первокурсникам о правилах…»
«Я и есть староста», — сухо напомнил Том.
«И я даже не могу назвать тебя ублюдком, — выдавил Корвус из себя, —
потому что этот трепет… — он осёкся. — Да, я люблю тебя, и я боюсь тебя. Ты
страшный человек, Том».
«С самого начала этот разговор не имел смысла. Пустая трата времени…»
«Да, ведь можно было провести это время с большей пользой: например, дать
телу разрядку? — презрительно фыркнул Лестрейндж. — Чего же ты желаешь?
Мне встать на колени и ублажить тебя ртом? Я могу!»
Дослушав гневную тираду, Том шагнул к выходу и продолжил свою речь:
—…однако я все ещё здесь, потому что нас связывают узы дружбы — должны
связывать, по крайней мере, следуя твоей оптимистичной теории. Однако твоих
истерик я терпеть не обязан».
Том распахнул дверь кабинета, когда до него донеслось:
«Я хочу всё прекратить!»
Он обернулся и кивнул, однако потерянное выражение на чужом лице
свидетельствовало о том, что, опять же, заявление было сделано на поводу у
чувств и не позднее чем завтра, Лестрейндж снова будет просить о ласке.
Любовь не казалось Тому слабостью — она его ужасала. И как всё ужасающее
— привлекала.
— Почему я исключил тебя и стёр метку? — задумчиво переспросил Том,
сделав шаг вперёд.
Корвус тут же обогнул его, перекрыв путь, будто в отчаянной попытке
припереть к стенке. Том спокойно поднял взгляд:
— Потому что изначально знал, что тебе не место рядом со мной: ты был слаб
и на многое, к чему мы стремились, тебе было абсолютно наплевать. В какой-то
момент ты бы или погиб от рук членов Ордена, или же, провинившись, погиб бы
от моей руки.
Корвус озадаченно моргнул, опустив глаза в пол, а затем вскинул голову и его
лицо исказилось. Однако Том опередил вопрос:
— А теперь идём. У меня для тебя есть два подарка.
— Нет, — покачал он головой, шагнув вперёд. — Поясни.
— Неужели это необходимо? Неужели пятьдесят лет ты жил сплошным
557/676
разочарованием или, может, ненавистью, застилавшей твой разум? За столько
лет наблюдений — а ты наблюдал, я знаю — можно было сделать определённые
выводы.
Том легко обошёл его, направившись дальше по коридору, и уже вошёл в
следующее помещение, когда тот нагнал его и схватил за рукав, заставляя
остановиться и посмотреть на него.
— Нет, — сипло запротестовал Корвус, тряхнув головой. — Не пытайся
заставить меня поверить, что это была забота! Да, я постиг разочарование, когда
ты, будто сваха, представил нам с мамой Камиллу, восхищаясь её родословной,
будто она племенная кобыла, и мама, очарованная тобой, даже не прислушалась
к моему мнению. Да она вообще только тебя и слушала, если мы были рядом, и ты
это знал! Но даже вынужденный брак я был готов стерпеть, ведь у меня было моё
положение приближённого, положение за твоим плечом среди первых
Пожирателей Смерти… — чужие руки вцепились в его мантию, но Том не сделал
ничего, когда Корвус приблизился настолько близко, что его дыхание полоснуло
щёку жаром. — Но ты за какую-то мелочь прогнал меня с позором, прилюдно
стерев метку и отдав её у меня на глазах Долохову! Может быть, я и не слепо
следовал твоим идеалам — мне было плевать и на чистокровных, и на
маглорождённых, на Министерство и на всю это грёбаную политику! — но я слепо
следовал за тобой: я… — Корвус судорожно вздрогнул. Морщинки собрались
вокруг глаз, закрались на переносице, когда он оскалился, — я был готов
принимать тебя любым, даже поехавшим фанатиком. И чем ты отблагодарил
меня?! Ты перечеркнул всю мою жизнь!
А в следующее мгновение тёплые суховатые губы, едва пахнувшие табаком и
мятой, коснулись его яростно и настойчиво, будто не целуя, а вгрызаясь, даря
странное ощущение. Том опустил руки вдоль тела, не закрывая глаза, а Корвус
вжался в него, жаля раз за разом в этой разрушительной ласке, которая взывала
к ностальгии. Он помнил их, как помнил шестнадцатилетнего Корвуса,
выхватывающего у него из рук книгу; как помнил поцелуй и льнущее к нему тело,
долгие разговоры о защитных заклинаниях и яркие споры о вреде и пользе
Тёмных искусств, звонкий смех и болезненное презрение в чужом голосе, когда
тот покидал ряды Пожирателей навсегда… Многое, что казалось таким далёким
теперь, вспыхнуло перед глазами, рассыпавшись перед ногами песком забвения.
Ушедшего не вернуть.
Ярко-зелёные глаза сощурились, промелькнув в воспоминаниях. Подёрнутый
презрением и ненавистью взгляд заставил вздрогнуть. Том сморгнул наваждение
и твёрдый в своём намерении отстранился, заметив:
— Гм, зато твои руки чисты. Ты стоишь здесь, столь же пышущий здоровьем и
энтузиазмом, сколь злобой, а они, — он указал глазами на камеры, — сидят там. И
это в лучшем случае.
Корвус осоловело моргнул и резко отступил, будто только что осознал, что
сделал. И они оба понимали, что это были ни страсть и ни нежность — лишь
чистая ярость, выплеснутая наиболее невинным способом — Лестрейндж не
посмел бы поднять на него палочку, за исключением одного-единственного
случая, в чём ему и следовало убедиться чуть позже.
Прочистив горло, Корвус перевёл взгляд:
— Что?.. Кто?
Том подошёл к стене, коснувшись кончиками пальцев одного из десяти
выступов, и зеркальное стекло с другой стороны вновь стало обычным.
Лестрейндж напрягся. Его лицо свела судорога.
— Не стоит беспокоиться, он нас не видит, — произнёс Том, приближаясь к
прозрачной поверхности.
— Долохов?
— Я запретил тебе появляться передо мной, но не запрещал писать мне,
Корвус. Почему ты не сообщил о случившемся между вами конфликте, который
558/676
мог стоить тебе жизни? — ровно спросил Том, застыв перед скучающей фигурой
Антонина.
Тот развалился на одном из стульев, кидая небольшой мячик в потолок и
изредка зевая.
Лестрейндж скривился и ровно ответил:
— Он сказал, что следует твоему приказу.
— Мой приказ, — вторил Том, разглядывая Долохова. — «С этого момента ты
изгнан из наших рядов, но из уважения к древнему роду — неприкасаем». Не
стоит разыгрывать передо мной дурачка.
— Полагаешь, что после всего случившегося я должен был отправить тебе
письмо с жалобой на Долохова? — приглушённо спросил он и уже насмешливо
продолжил: — Кто мы, в конце концов? Дети? Нет, Том. Мы разобрались сами.
— Дело не в том, Корвус, ребячество это или нет, — понизил Том голос, — а в
том, что он нарушил мой прямой приказ, из чего следует вседозволенность и
пренебрежение моим словом.
— Даже если это так, — фыркнул тот, — скажи я, и со стороны это выглядело
бы жалко. Жалкой местью: он занял моё место, а взамен я сдал его.
— Гм, — Том опустил взгляд. — Поэтому ты просто перебрался во Францию.
Антонин никогда не был дураком, а Корвус поступил точно так, как тот думал:
прислушался к своей гордости.
— Что это за место? — спросил тот внезапно. — Разве мы не переместились в
отель?
— Можно назвать это камерами хранения для ценных вещей постояльцев, —
туманно ответил Том, благо что светлые помещения из зачарованного стекла и
мрамора могли легко ввести в заблуждение.
— И ты положил в ячейку Антонина? — приподнял бровь Корвус, добавив: —
Для меня? И что прикажешь мне с ним делать?
— Тебе — ничего.
Том достал из кармана вазу размером с мизинец, опустил её на пол и
увеличил. В мгновение ока внутри вспыхнули искры неконтролируемого
магического огня, и наружу выскользнула тонкая светло-серая змея, сверкнув
алыми глазами-бусинками.
— Огневица? — непонимающе прошептал Корвус. — Зачем?
— Когда поблизости нет тёмных щелей, стоит держать рот на замке, —
помедлив, отозвался он и коснулся треугольного выступа на стене прямо рядом
со стеклянной поверхностью.
Рябь пробежала по стеклу, и Долохов, поймав в последний раз отскочивший
мячик, уставился на них.
— Я так рад… — он осёкся, переключив внимание на Корвуса, и нахмурился.
— Добрый день, Антонин, — поприветствовал его Том.
— Могу я спросить, долго ли я буду здесь… отдыхать?
— Боюсь, что время пришло.
— Значит, я могу вернуться к вам?..
Тот вновь покосился на Лестрейнджа, пряча враждебность под слоем из
надежды и интереса.
— Будь добр, повтори то, что ты мне сказал, а я, будучи в хорошем
расположении духа — ведь ты был всегда мне верен, — решил поверить тебе без
каких-либо дополнительных проверок. Оказывается, что зря, — с нарочитой
мягкостью заметил Том, наблюдая, как Долохов бледнеет.
Однако он быстро пришёл в себя, распрямив плечи и одновременно слегка
сгорбившись, словно в смирении.
— Милорд, это ж когда было-то? — медленно и ровно спросил Антонин.
Тёмные неопрятные пряди волос волной упали на глаза, придавая ему
задумчивый вид.
— В августе пятидесятого года, — отчеканил Лестрейндж.
559/676
— Память уже не та, — робко добавил он и тут же предпринял попытку: — Но
в моих возможностях показать вам.
Том сощурил глаза.
— Считаешь, что и у меня память уже не та?
Среди Пожирателей было два окклюмента, которые могли состязаться с ним:
Антонин Долохов и Август Руквуд. И Антонин обладал удивительной
способностью — возможностью стирать собственные воспоминания, оставляя
разрозненные фрагменты, а затем сшивая их вместе, отчего создавалось
ощущение, что волшебник не запомнил какое-то события во всех деталях — даже
легилименту невозможно было заподозрить обман.
— Я бы не посмел попытаться вас запутать или обмануть… — словно прочитав
его мысли, покачал Антонин головой. — Может быть, я сказал что-то не то, ведь
детали вымываются временем… Поэтому я рассказывал в общих чертах: до меня
дошёл слух, что Лестрейндж сотрудничает с врагом… Предавший однажды —
предаст не единожды. Как доверяющий лишь неопровержимым фактам человек,
я решил проверить эту информацию, прежде чем сообщить вам.
— И поэтому напал на меня в подворотне, словно головорез? — холодно
уточнил Корвус.
— Милорд, — вновь обратился тот к Тому, игнорируя чужой вопрос, — так как
мистер Лестрейндж был одним из ваших самых доверенных приближённых, я
считал, что он искусный дуэлянт и сильный противник, поэтому на моей стороне
были лишь темнота и эффект неожиданности. Как я мог знать, что он
растеряется и потеряет палочку сразу же, — с деланной вежливостью удивился
тот, скосив взгляд на Корвуса.
Тот дёрнулся. На лице заиграли желваки.
— Это твой ответ? — неторопливо уточнил Том.
— Милорд, я не понимаю…
Взмах палочки, и в стекле, словно в магическом барьере, образовалась
прореха. Заметив её, огневица тут же юркнула внутрь и растерянно замерла в
белом помещении без единого изъяна. За ней последовал и Том.
Он остановился чуть поодаль, притянув стул в центр камеры:
— Повторяю свой вопрос: таков твой ответ мне?
— Я сделал это для вас, милорд! Вы ведь ненавидите, когда вас беспокоят по
мелочам, а слух мог оказаться просто сплетней… — прошелестел Долохов.
— Сядь.
—…Зачем?
— Где же твоё послушание?
Долохов скосил взгляд на огневицу и неуверенно шагнул вперёд, опускаясь
на стул.
— Что ещё я ненавижу? — поинтересовался Том и обошёл его по кругу, но
Антонин смотрел ровно перед собой, и взгляд этот был устремлён на
напряжённого Корвуса по ту сторону стекла.
— Ложь…
— Так почему ты рискуешь и раз за разом лжёшь мне?
— Я не…
— Будь уверен в том, что собираешься сейчас сказать, — еле слышно
прошептал он, мазнув взглядом по нервно дёрнувшейся змее.
— Я не лгу, — тряхнул тот головой упрямо и тоже уставился на неё.
— Значит, лжёт он? — Том указал подбородком на Корвуса, и тот приосанился,
гневно сощурив всё такие же невероятно огромные на его лице глаза, будто одно
лишь подозрение было для него унизительным.
— Мне неведомо, милорд, что за небылицы он вам поведал, — тихо отозвался
Долохов.
— Корвус? Ни одной, — повёл плечом Том, остановившись за спиной у
Долохова, и, склонившись, нарочито медленно и чётко добавил: — Ты ведь
560/676
знаешь, каким болтливым может быть Яксли, когда трясётся за ошмётки своего
будущего? Одно лишь обещание помочь ему в суде, и Корбан даже предложил
мне собственноручно выпытать из тебя, своего друга, всю правду, когда выйдет,
если ты не заговоришь по собственной воле…
Антонин дёрнулся на месте, будто намереваясь отскочить в сторону, но,
сдержав себя, лишь сжал ладони на потёртых штанах, заскоблив по ним
обломанными ногтями.
— Так что, поведаешь мне ту же самую историю, что и ему поведал по пьяни?
— Милорд, — выдавил Антонин, — вы правы, но вы сами сказали, что Корбан
становится не в меру болтливым и готов сказать всё что угодно…
— То есть это он рискнул мне солгать? — перебил его Том.
— Возможно, он тоже плохо помнит, что было в ту ночь. Мы ведь оба были
пьяны, праздновали и буянили… Я мог что угодно рассказать ему, — говорил
Антонин, ускоряясь с каждым словом, и Том мысленно вздохнул, — к примеру, что
моя мать — дракон, а отец — сам Мерлин, чёрт возьми, это ведь всего лишь бред
захмелевшего разума…
— Открой рот.
— Что?..
— Широко открой рот, — повторил Том.
Обойдя его по кругу, он застыл, покрутив палочку меж пальцев. После
возвращения магической силы она «пела» ему и ощущалась продолжением
собственной руки, чего не случалось очень давно — после инцидента на
кладбище та стала и вовсе не послушной, по-видимому возмутившись поведением
своего хозяина.
— Милорд, я вас обожествляю! И всегда верил в ваше возвращение, даже
когда остальные оставили надежду, решив, что вы погибли в тот злосчастный
вечер в доме Поттеров. И даже когда мальчишка победил, я знал, я чувствовал,
что вы должны вернуться, поэтому скрылся, поэтому ждал и пытался найти
артефакт, способный вернуть вас к жизни… Я потерпел неудачу в своих
начинаниях, но по-прежнему ощущал, что не всё потеряно. И мои надежды
оправдались! Волшебный мир ещё не видел столь же великого волшебника и
никогда не увидит другого такого, как вы, милорд! Вы ведь знаете, что я всегда
был вашим самым преданным сторонником, — выдохнул Антонин.
И самым умным.
Если нужно задобрить или чего-то добиться от нарцисса — нельзя скупиться
на похвалу.
Том усмехнулся и, преодолев в один шаг дистанцию, что их разделяла, сжал
чужой подбородок, заставляя Антонина раскрыть рот.
— Вперёд, — прошипел он.
Долохов заворочал языком, широко распахнув глаза, и огневица, будто
очнувшись, в тот же миг ловко взобралась по телу, юркнув в единственную
тёмную щель на виду — чужой рот.
— Как ты, наверное, знаешь, мой верный друг, — подчеркнул Том, — огневица
живёт не дольше часа и откладывает яйца в тёмном, скрытом от чужого взора
месте… — улыбнулся он, заметив, как забегали глаза Антонина из стороны в
сторону, будто его тошнило. — Яйца огневицы источают непереносимый жар, и
если их не заморозить вовремя, начнётся пожар, — понизил Том голос, ощущая,
как Долохов дико задёргался под рукой.
Он отпустил его подбородок, и в тот же момент Антонин упал на колени,
сунув два пальца в рот в попытке вырвать на пол.
— Бесполезно, — флегматично заметил Том.
Долохов не прислушался, продолжая пытаться. Он выпрямлялся и снова
корчился, капая слюнями. Из-за натуги выступили слёзы, и Том почти брезгливо
выдохнул:
— Почему нужно всё усложнять?
561/676
Тот зашёлся в приступе судорожного кашля, буквально пихая руку себе в рот,
словно в попытке достать до желудка.
— Хочешь ощутить, как плавятся внутренности, Антонин?
— Нет… — выдавил он и вновь захлебнулся громким кашлем. — Я скажу,
скажу, — Антонин вскинул взгляд, — только умоляю, остановите это, милорд…
За каких-то две минуты чужое лицо раскраснелось и опухло.
— Сядь на стул и не переигрывай: кроме, разве что, изжоги, сейчас ты не
ощущаешь ничего. Но советую тебе поторопиться с исповедью.
Долохов опёрся рукой на стул, тяжело подтянувшись, и судорожно стёр
выступивший на лбу пот, следом смазывая влажные дорожки с лица.
— Вы убьёте меня? — прямо спросил он, не отводя глаз. Полопавшиеся
капилляры придавали взгляду воспалённый, лихорадочный вид.
— Поторопись.
— Зачем? — сипло спросил он. — Вы ведь всё знаете… и как только я
признаюсь, убьёте меня. Да, я провинился и виноват, но… — Антонин досадливо
пожевал и без того потрескавшуюся губу.
Он тяжело задышал.
— Умереть можно по-разному, — монотонно заметил Том, склонив голову. —
Мне кажется, ты бы хотел умереть быстро и безболезненно, а не наблюдать, как
из тебя вытекают внутренности, чтобы сдохнуть в луже собственных
экскрементов.
Долохов замер. Цвет его лица выровнялся, став посеревшим, и губы
вытянулись в тонкую линию, когда он их поджал. Ужас лишь на мгновение
блеснул в затуманенном взгляде, но он тут же подобрался.
— Где же твоя хвалёная преданность?
— Я…
— Ну же, не будь таким стеснительным. Хуже уже не будет.
— Я хотел от него избавиться, — выпалил Долохов, мотнув головой в сторону
Корвуса.
Тот застыл каменным изваянием и был бледнее самого Антонина.
— Очень хорошо, продолжай, — ласково улыбнулся Том.
— Я услышал разговор Мальсибера и Розье. Они говорили, что в конце концов
вы передумаете и простите его, вернув в ряды Пожирателей, ведь вас всех
связывали более прочные узы, чем нас — присоединившихся к вам позже.
Впрочем, получив метку и находясь рядом с вами, я никогда не обманывался, —
Долохов покачал головой. — Стоило Лестрейнджу вернуться, и место по левую
сторону от вас снова будет принадлежать ему, — буквально выплюнул тот. —
Опередить события казалось мне верным решением: я отправил анонимное
письмо, и им заинтересовались в Министерстве. Затем дело оставалось за малым:
убить Лестрейнджа и вернуться к вам с доказательствами его измены. Корбан
тем утром поделился со мной тревожной вестью: глава мракоборцев вызвал
Корвуса Лестрейнджа на «собеседование» — ясно было, что это лишь предлог,
чтобы допросить его. Я же тоже мог использовать это в качестве предлога:
услышав столь дурную весть, я направился к нему, чтобы понять, что он успел
сказать законникам. Нас обнаружили мракоборцы и в попытке задержать, убили
его, а мне удалось сбежать… Так что я подстерёг его на обратном пути,
возможно, пойдя на поводу у собственной слабости или же высокомерия, заявив,
что пришёл по его душу, следуя вашему приказу — мне стоило меньше болтать.
Это и стало роковой ошибкой: я лишь задел его, а Лестрейндж отбросил меня, тут
же аппарировав. В родовом поместье мне было до него не добраться. Тем не
менее я понимал, что он не обратится к вам… разве что вы вернёте его в наши
ряды. А если вернёте, мне остаётся только бежать. К счастью, через неделю он
сам убрался из страны. Всё обошлось.
Антонин опустил взгляд. Челюсть напряглась, а на его лице заиграли
желваки, и Том понял, что температура огневицы поднялась.
562/676
— И раз мне всё равно уже нечего терять, — хрипло добавил он, — хочу
сказать, что сейчас, что тогда я безмерно вас уважал, милорд. И рад, что именно
вы заберёте мою жизнь…
На его лбу выступила испарина, и он сгорбился — теперь явно не в жесте
смирения, а скорее от дискомфорта.
— Том, — тихо позвали за спиной, и он обернулся, встретившись взглядом с
Корвусом. — Здесь неподходящее место…
«Что, если сюда спустятся? Тебе не нужны лишние проблемы», — вот что
говорил его взгляд.
Том не сдержал улыбки.
Корвус постарел, что отрицать было бесполезно, но сейчас, смотря на него, он
видел всего лишь ни капли не изменившегося мальчишку, который всегда
незаметно подкладывал ему ненавистный пирог, затем делая круглые глаза.
Лестрейндж всегда чрезмерно много беспокоился.
— Милорд…
— Отдай его мне, — резко добавил Корвус.
Том помедлил, разглядывая чужое лицо, но Лестрейндж поджал губы, чуть
опустив взгляд.
— Уверен?.. — нахмурился он.
— Ты ведь сказал, что Долохов — мой подарок. Отдай его мне, — повторил тот
твёрдо.
Том понимал, что Корвус не приговаривает его, желая собственноручно
расправиться с тем, кто однажды чуть не погубил его самого, а спасает. Столь же
сердобольный, как и…
И обоим не место рядом с ним.
— Как пожелаешь, — Том обернулся к Антонину, взирающему на Лестрейнджа
с подозрением и толикой удивления, и выдохнул с тихим шипением: — Аккуратно
покинь тело через рот.
Изумление стёрлось с чужого лица, когда Долохов побледнел, шумно втянул
воздух и стремительно склонился вперёд, буквально выплюнув огневицу.
Растерявшись, змея застыла, несчастно поблёскивая глазами.
Том поймал её, сжав ладонь, и она исчезла в завихрениях пепла.
— Что ж, Антонин, тебе, наверное, повезло, — медленно произнёс он.
— Милорд, не… — Долохов потупился, недобро глянув на Корвуса. — Я могу
быть вам полезен… Я всё искуплю.
Том ничего не ответил. Он вышел наружу, мазнув пальцами по треугольнику,
и рябь вновь пробежала по поверхности стекла, а Антонин рванул вперёд, ударяя
по поверхности кулаками, но его было уже не слышно. Притянув сосуд, он
уменьшил его, спрятав в карман мантии и невольно наткнулся пальцами на
записку Офелии.
— Он или придушит тебя, или сбежит при первой же возможности, — заметил
Том, скосив взгляд на Корвуса.
— Если я первым не придушу его.
Том насмешливо поднял брови, и Лестрейндж кашлянул, насупившись:
— Почему ты принял меня в ряды Пожирателей, если в твоих глазах я такой…
жалкий и слабый?..
— Ты из другого теста, Корвус. Ты пытаешься быть жестоким, но сколько бы
ты ни хмурился, ни скалился, ни кидался непростительными, свою суть ты всё
равно не изменишь, — заключил Том, шагнув в сторону. — Ты мыслил всегда в
правильном направлении, желая добиться партийной системы, которой, по сути,
не существовало: то, что министры избирались путём общественного
голосования, само собой разумеющееся, но если кандидат всего один, то какой в
этом смысл? Кто становился новым Министром? Родственники, заместители,
приближённые бывших Министров магии…
— И вместо этого ты совершил переворот, став тираном, а Пожиратели —
563/676
захватчиками.
— Не имеет смысла отрицать, — перевёл он взгляд, еле заметно
улыбнувшись. — Думаю, ты слышал о коалиции «Поколение Единства»? Ужасное
название, конечно, но что поделаешь.
— Слышал. Это кучка юнцов, едва ли не вчера выпустившихся, — отстранённо
заметил Корвус. — И что с того, Том? Они отождествляют себя со стороной
нынешнего Министра. Пройдёт семь лет, и кто-нибудь из них сменит его на посту.
— А как же новообразовавшаяся сторона Фаджа? — Том зашагал вперёд. —
Вдруг через семь лет выиграет она?
Лестрейндж затих за спиной, а затем выдохнул:
— К чему ты ведёшь?
— Просто рассуждаю об изменениях в мире.
Том понимал, что Корвус всё прекрасно понял, но предпочёл проигнорировать
это.
— Тогда порассуждай и на эту тему: я не наивный добряк, — процедил он в
спину.
— Ты прав, иначе бы их здесь не оказалось, — Том остановился напротив двух
смежных камер и коснулся обеими руками выступов. — Мне сложно понять твоё
отношение, — холодно заметил он.
Позади раздался судорожный вздох.
— Они сами сделали свой выбор, — глухо отозвался Корвус спустя мгновение.
— Каждый их жест пропитан Камиллой, — в его голосе прорезалась ненависть. —
Ты меня осуждаешь?
— Кто я такой, чтобы быть тебе судьёй, — не оборачиваясь отозвался Том. —
Но позволь спросить, сам себе ты не судья?
— Собираешься читать мне нотации по воспитанию детей?
— Нет. Просто удивлён слышать о том, что твоя супруга воспитала их по
своему подобию, ведь ты не бросил их и не уехал во Францию.
— Тебе ли не знать, — Корвус повысил голос, — что я никогда не любил
Камиллу, и они…
— Нежеланные плоды? — с намёком на вопрос заключил за него Том и
повернулся, припав плечом к стене.
Внутри всколыхнулась ярость, которую он тут же потушил.
Краем глаза Том заметил, как Рабастан отложил тетрадь в сторону: он
постоянно что-то рисовал, видимо, чтобы развеять скуку. Родольфус же просто
лежал, листая книгу.
— Я выполнил свой долг, — раздался голос Корвуса. — Уступив, я дал
наследников, как много лет того требовала мать и Камилла, и ты ожидаешь, что,
пойдя на поводу у чужих желаний, я должен был воспылать чувствами к этим…
— Осторожнее, — резко осадил его Том, и Лестрейндж вздрогнул, еле слышно
заключив:
—…детям?
— Возможно, ты прав. Нелюбимых отпрысков стоит топить в младенчестве,
чтобы они не мучились, разрываясь между ненавистью и виной всю жизнь,
спрашивая себя, что такого они сделали, что родной отец покинул их, —
задумчиво заметил Том и прохладно улыбнулся. — И чтобы, став взрослыми, не
делали несчастными других, решив отомстить миру за свою трагическую судьбу.
Корвус вновь потёр запястье с остервенением:
— Я их не бросал! Камилла сама не захотела переезжать, а я не захотел
оставаться в Англии. И это не имеет с тобой ничего общего, — запнувшись,
прошептал Лестрейндж, словно осознав, сколько отговорок вместе соединил в
одной фразе.
Будто бы дистанция что-то значит.
Том невесело хмыкнул.
— Не моё дело?
564/676
— Не твоё!
— Твоё презрение привело их ко мне и кинуло в мои объятья. Они бы
выполнили всё, о чём бы я их ни попросил — мне даже приказывать не нужно
было, — и целый мир бы сожгли с улыбкой, потому что искали одобрения. Искали
во мне тебя, и ты говоришь, что это меня не касается? Позволь не согласиться.
Корвус передёрнул плечами, словно ему всё это было неприятно, и Том
прекрасно понимал причину.
— Министерство заявило об их побеге и очередном преступлении… Ты
организовал побег?
— Можно сказать и так. Говоря о втором сувенире, забирай их, — Том
задумчиво мазнул глазами по стене, за которой сейчас скрывался Антонин, —
теперь уже вместе с Долоховым и покинь страну. Ведь ты всё равно не собирался
здесь задерживаться?
— Ты спрашиваешь это с надеждой на то, что я останусь или что уеду? —
уточнил Корвус. — И как ты представляешь наше внезапное воссоединение? Они
знают, что ты жив, и вернутся к тебе… Без Камиллы, я для них пустое место.
— Я подправил им память и убрал оттуда лишнее.
Корвус помрачнел:
— Ты не судья, Том, это слишком мелко — ты считаешь себя богом!
— Это твой шанс, — пропустил мимо ушей замечание он.
— Я просил тебя об этом шансе? Они мне чужие! Верни их в тюрьму, —
процедил Корвус, небрежно махнув рукой в сторону Рабастана. Тот разминался,
потирая шею.
— Может, мне исправить твою ошибку и утопить их? — поинтересовался Том.
Корвус непонятливо моргнул, будто не расслышав.
Неброский жест, мысленное «Агуаменти» — и вода начала прибывать в
камеру. Родольфус подскочил, а Рабастан лишь подхватил тетрадь, подняв её
над головой, будто сокровище.
— Что ты творишь?!
— Азкабан непригоден, тюрьмы нынче переполнены, а тебе на них плевать…
Зачем им мучиться, м?
— Верни их воспоминания, и они останутся подле тебя! — воскликнул Корвус,
когда вода ударилась о стекло, достигая чужих щиколоток.
— Своих целей я уже добился — ты сам сказал. В соратниках теперь нет
нужды, — Том осклабился, заметив мелькнувшую в чужом выражении панику.
— Тогда отпусти их! — рыкнул Корвус.
— И куда они пойдут, на что будут жить?
И сколько дел натворят без присмотра.
— Это их проблемы, — огрызнулся тот. — Найдут какую-нибудь лачугу в
Грязевом Переулке.
— Какой примерный отец, — усмехнулся Том, усилив напор воды.
— Они найдут как выкрутиться! Всегда находили как!
— Поэтому отбывали срок в Азкабане, даже не предприняв попытку
выкрутиться на суде или сбежать, целиком и полностью полагаясь на моё
возвращение? Они не будут скрываться среди нищих и бродяг, — равнодушно
подчеркнул он и посмотрел на братьев.
Рабастан прислонился к стенке, наблюдая, как вода достигает колен, а
Родольфус, будто интуитивно ощутив брата, принял ту же позу.
— Я думал, что в прессе всё преувеличивают, — поспешно выдохнул Корвус. —
Они зарабатывают на панике, любят красочные зрелища, нагнетают обстановку,
но… что с тобой стало, Том?
— Не понимаю твоего вопроса.
— Идеологическое противостояние, восстание против политики Министерства
и бунт во имя идеалов — всё это я могу понять, но ты превратился в садиста,
наслаждающегося чужой болью, ни во что не ставящего собственных людей,
565/676
пользовавшегося ими как ресурсом… Ты упомянул о том, что за провинность мог
и со мной расправиться, поэтому я спрашиваю, что с тобой стало? — с
решимостью спросил Лестрейндж.
Интересный вопрос.
Том, наблюдая за тем, как вода почти скрыла ноги Рабастана, изрёк:
— Ты всегда видел то, что хотел видеть.
— Хочешь сказать, что ты всегда был таким?
— Хочу сказать, что иногда нам хочется быть лучше, чем мы есть на самом
деле, но это не означает, что мы и правда становимся лучше, — почти лениво
ответил Том.
Щадить Корвуса, следуя принципу «чем меньше знаешь, тем крепче спишь»,
казалось столь же естественным, как не делать это с Гарри… Он мог его понять,
почему-то Гарри мог. Наверное, мог.
Что бы он сделал, наблюдая сейчас за ним? Тоже попытался бы остановить?
Или сжал бы его ладонь, направляя силу потока?
«Я предполагал, что ты его убьёшь», — в тон ему ответил Гарри, неторопливо
расстёгивая рубашку.
«Я тоже. Должен заметить, Гарри, что нахожу весьма интересным твоё
спокойствие в разговоре о том, как я пытаю и убиваю людей».
«Они — твои соратники, преступники и убийцы».
«И поэтому мне позволительно калечить их и убивать? Двойная мораль, не
находишь?»
Воспоминание смешалось, оборачиваясь другой картинкой:
«Ты поселил внутри него червоточину, — Альбус хмуро расставлял фигуры на
шахматной доске. — И она растёт день от дня. Гарри меняется».
«Ты правда так считаешь? — насмешливо спросил Том. — Может, ты никогда
толком его и не знал? Может, стоит поговорить с ним, как со взрослым, которым
он стал, а не с ребёнком, на чью долю выпала тяжкая судьба?»
Дамблдор притих, покручивая пешку в руке.
«Слова могут ранить», — ответил он, спустя минуту и поставил фигуру на
белую клетку.
«Не так, как действия. Или же, скорее, бездействие».
Том резко выпрямился.
Внутри вновь всё клокотало от противоречий.
Нет, не стоит.
«Нет!» — буквально прошипел он мысленно.
Гарри заслуживает знать правду — Том знал, что тот наподобие хранителя
ключей никогда не позволит никому другому войти в комнату, переполненную
всем тем, что он вспомнил и что ему предстоит вспомнить, — но ему не место
рядом с ним. Полагать иное было опрометчивым поступком, продиктованным
новыми или же, скорее, старыми, но чересчур чистыми и яркими эмоциями.
И в этом крылась проблема: действие зелья таяло день ото дня, и Том смутно
понимал, в чём конкретно проблема. Это точно было не привыкание. Точнее, не
только оно. Зелье никогда его не подводило, и после первого воскрешения
продолжало работать столь же эффективно, хоть эмоции по шкале от одного до
десяти вечно кипели где-то на цифре двенадцать. Возможно, то была
компенсация: чем слабее была его душа, тем сильнее оказывался эффект от
зелья. А сейчас четыре пузырька в день — доза, которую ему пришлось понизить
до двух. Ядовитая составляющая слишком сказывалась на общем состоянии, и он
сполна ощутил это, сойдясь в дуэли с Экриздисом…
— Остановись, — твёрдо изрёк Корвус, направляя на него свою палочку.
— Всё бывает в первый раз. Рискнёшь замахнуться на меня?
— Я никогда тебя не боялся. Подозреваю в этом и крылась проблема, —
сощурил глаза Лестрейндж. — В королевстве террора винтик, который не
испытывает страха, лишний. Последнее предупреждение, Том.
566/676
— Что это, Корвус: защищаешь своё потомство или же в очередной раз
жалеешь?
— Прекрати! — рявкнул он, и рука с палочкой дрогнула.
Вода уже была им по шею.
Том склонил голову набок, рассматривая пол.
— У меня есть для тебя предложение, — изрёк он.
Корвус нахмурился:
— Отмени заклинание! — процедил он.
— До потолка ещё несколько ярдов. Ванная пойдёт им на пользу, — отозвался
Том. — Ты готов слушать или мне увеличить напор?
— Неужели попытаешься завербовать меня снова? — кисло усмехнулся он. —
Разве ты не сказал, что соратники тебе уже без надобности?
— Соратники — без надобности, но нужен секретарь, — осклабился Том, — а
насколько я знаю, ты недавно проталкивал свою кандидатуру в секретариат
Министерства Франции — на удивление скучная работа, но… гм, столь
подходящая для тебя, должен признать. Так что я решил предложить тебе нечто
более интригующее.
Корвус изумлённо моргнул.
— Как ты узнал?
— Слухом земля полнится, — протянул Том и напомнил: — Время идёт.
— Я не могу сказать вот так вот просто «да», не зная деталей! И зачем тебе
вообще понадобился секретарь? Делать что? И если я заберу сыновей, как я буду
оставлять их одних? Ты сам сказал, чтобы я покинул страну!
— Я сказал забрать их, а не превратиться в их няньку — им уже не пять лет, —
вскинул брови Том. — На то есть камин и разрешение на волшебное пересечение
границ.
Корвус замолчал, панически оглядываясь на камеры, где вода уже доходила
до подбородка. Оба взобрались на стулья и нервно озирались в поиске выхода,
отчего вода яростно хлестала о стекло, словно бушующие волны океана.
— Так ты для этого притащил Антонина? — внезапно спросил он. — Разрешить
старые обиды, задобрить меня, отомстить за меня? Для того притащил этих
оболтусов? Дар или взятка?
Том улыбнулся краем губ.
— Так ты согласен?
— Ты пытаешься меня шантажировать жизнью моих детей?
— Не пытаюсь, а делаю это: прими оба предложения, и твои мальки
перестанут барахтаться в тине.
Корвус покачал головой:
— Хорошо, их я заберу, но насчёт места секретаря мне нужно подумать, Том.
Мне нужно понять, во что ты меня собираешься втянуть и что мне придётся
планировать, с кем… общаться, — ускорялся он, — какие материалы собирать,
какой учёт вести…
— Приемлемо.
Том отменил заклинание, и оба брата с облегчением упёрлись руками в
потолок, а в следующую минуту, захваченные воронкой исчезающей воды, упали
на пол, осоловело глядя по сторонам.
Корвус облегчённо вздохнул, и Том заметил тень беспокойства на его лице.
— И какого чёрта тебе понадобился секретарь, скажешь наконец? —
возмущённо продолжил тот. — Ты что, собираешься баллотироваться на пост
министра, надеясь, что тебя не узнают?.. Поэтому заговорил о партиях? И почему
я? Мы с тобой не общались целую вечность!
Том насмешливо улыбнулся:
— А как же Аман Плесси? Очень интересный волшебник и ещё более
интересный собеседник по переписке — столько знаний в его французской — или
не совсем французской? — головке. Какая удача…
567/676
Корвус побледнел, затем покраснел и резко вздёрнул подбородок, перебивая
его:
— Не знаю ни о каком Плесси.
Ну-ну.
Том отделился от стены, наблюдая, как оба Лестрейнджа-младших выжимают
насквозь мокрые рубашки, едва заметно дрожа.
— Неудивительно, что ты пожалел Долохова: что за страсть к отрицанию? В
любом случае я сказал, что мне необходим секретарь, но не говорил, что для
себя. Нельзя говорить с уверенностью, но, вероятнее всего, у тебя будет иной…
руководитель. Тем не менее это хороший шанс для тебя. Но раз тебе нужно
время подумать — оно у тебя есть. Но не оттягивай с решением.
У него самого времени осталось не так уж и много.
568/676
Примечание к части Настоятельно рекомендую читать под песню.
Часть 37. Неправильный
You've been covered with ashes,

All your love has turned to dust.
A quick walk to madness,
A sharp jump and a sudden stop.
Saint Mesa — Bad World
Странно было находиться там. Странно — быть свидетелем чего-то столь

интимного и одновременно понятного лишь «знающим». И Гарри, к собственному
удивлению, был именно таким.
Когда он зашёл следом за Альбусом, тот уже стоял напротив прилавка, за
которым замер высокий мужчина неопределённого возраста. Его светлые волосы
были собраны в пучок, почти прозрачные глаза, на первый взгляд, смотрели
равнодушно, но Гарри буквально кожей ощущал исходящее от него напряжение
— может, это и есть хвалёное шестое чувство провидцев, о котором говорила
Ваблатски?
— Чем могу помочь, мистер Дамблдор? — ровно спросил тот, давая понять, что
директор Хогвартса в представлении не нуждается.
— Будете ли вы так любезны, — голос Альбуса еле уловимо дрожал, когда он
непонятно откуда достал том «Мириады войн» и положил его на прилавок, —
подписать вашу книгу, мистер Гред?
— Удивлён и весьма польщён, что вы снизошли до низкопробного бульварного
чтива моего авторства, да ещё и нашли меня, — усмехнулся тот краешком губ, —
но я не даю автографов…
— Почему? — в лоб спросил Альбус и шагнул вперёд.
Гред — или Гриндевальд — отступил, сделав вид, что высокая стопка книг
позади него срочно нуждается во внимании.
— Вы должны меня простить, но у меня скоро обеденный перерыв и
необходимо успеть закончить с сортировкой.
Гарри еле слышно вздохнул.
— Прекрати, — внезапно раздался твёрдый голос Альбуса.
Взмах палочки, и перед ним высветилось «Альдвин Гред», ещё один — и буквы
сформировали обращение: «Гриндевальд».
Тот медленно поставил книги обратно, сощурив глаза. Сначала он мазнул
взглядом по Гарри, а затем буквально впечатал его в Дамблдора.
Входная дверь звякнула запирающими чарами, и Гриндевальд упёрся руками
в прилавок, нависая над ним.
— Что тебе от меня нужно, Альбус?
Дамблдор тут же растерялся, тоже обернувшись на Гарри, будто в поиске
поддержки, и он, мысленно вздохнув, тихо поинтересовался:
— У вас есть какие-нибудь книги, в которых бы упоминалось заклятие «Игуала
Пагаментус» и… его вариации?
«Отличное время ты нашёл, Поттер!» — мысленно поаплодировал он себе.
Гред-Гриндевальд задумался на мгновение, скользя ладонью вдоль прилавка.
— О каких именно вариациях идёт речь, мистер Поттер? — глянул он
Видимо, и сам Гарри в представлении тоже не нуждался.
569/676
— Любых, — изрёк он.
Тот вскинул брови, а затем перевёл взгляд на Дамблдора, будто в немом
вопросе: «И ты согласен с запросами своего протеже? Изумительно!» Альбус же и
бровью не повёл, продолжая смотреть на Греда, словно не мог насмотреться или
же, скорее, оторвать взгляда.
— Краткое описание и некоторые абстрактные рассуждения — единственное,
что вы здесь найдёте, — изрёк он и в тот же момент поймал выскочившую из
дальнего стеллажа и пронёсшуюся через весь зал книгу, предложив её Гарри. —
Прошу.
— Благодарю, — склонил он голову, и Гред указал подбородком на длинный
ряд столов посередине зала.
— Там вас не побеспокоят.
«Или я вас не побеспокою», — мысленно усмехнулся Гарри и скосил взгляд на
Альбуса. Тот едва заметно кивнул в ответ.
Наложенный полог тишины заглушил глухой голос Гриндевальда, и Гарри
опустился на стул, положив перед собой книгу с красочным названием «Мифы и
легенды древних заклятий». Он коснулся кончиками пальцев золотистого
сплетения сбоку и открыл том, пробежавшись глазами по оглавлению, а затем
ухватился за край стола и начал отклоняться назад, пока не прислонился к
стеллажу вплотную, покинув зону воздействия заклятия и вновь услышав голос
Дамблдора.
— Чей это облик?
— Если ты ожидаешь, что я смогу что-нибудь поведать, то смею тебя
разочаровать: я связан магическим контрактом, Альбус.
— Я не за информацией пришёл, — глухо отозвался тот.
— Тогда зачем?
— Наверное, не стоило. Я ошибся… Скажи Гарри, что у меня появились
срочные дела.
Дамблдор явно собирался сбежать.
Гарри мысленно чертыхнулся, когда послышался шорох одежд, и уже
собирался встать, как за первыми более медленными шагами последовали другие
— поспешные, будто догоняющие.
— Срочные дела? Где-нибудь бушует какой-нибудь нечестивец? —
насмешливо уточнил Гриндевальд.
Дверь вновь звякнула.
— Будь добр, открой дверь, — Альбус, казалось, просил.
— Она и не заперта, но пока ты не захочешь уйти, она не выпустит тебя.
— Но я хочу уйти!
— Нет, не хочешь. Ты хочешь сбежать, — настойчиво поправил его
Гриндевальд.
— Сколько лет ты провёл в тюрьме? — отчаянная попытка сменить тему не
увенчалась успехом.
— Я связан магическим контрактом, — повторил тот. — Но мне интересно, как
ты меня нашёл.
— По книге… узнал: ты в неё вложил слишком много от себя.
— Это не ответ на мой вопрос.
— Это правда, что ты раскаялся?
Раздался смешок.
— Всё подвержено переменам, но не твоя наивность, Альбус, — вопреки
сочащемуся иронией голосу, Гарри ощущал чужую тоску как собственную. — Ты
за этим пришёл? Вновь вразумить меня, если обнаружишь здесь нечто, что
выбивается из привычной картины твоего мира?
Гарри вернулся на место.
Было неправильно подслушивать чужой разговор, явно ведущий к чему-то,
570/676
что он осязал всем своим существом и оттого переживал смутную тоску, которая
словно въедалась в сознание и потворствовала желанию поговорить сию же
минуту с Томом. Тем не менее он не мог себе этого позволить: ему нужно было
сосредоточиться на предстоящем расследовании (если он сможет с разрешения
Сэвиджа участвовать в нём, конечно), а не раскисать, что непременно случится,
если он вызовет Риддла на «душевный» разговор. К тому же нужно было
навестить друзей, попытаться поговорить с Роном и принести извинения
Ваблатски за свой внезапный побег…
У него не было времени на Тома и его игры разума, и чтобы штаны протирать
здесь — тоже.
Он вцепился в книгу и резко встал, направившись к выходу. Гриндевальд
замер рядом с Дамблдором — Гарри явно упустил момент пылких объяснений или
же ссор, отпечатавшихся почти болезненным румянцем на щеках профессора.
— Могу ли я взять её или нужно оформить какой-то пропуск?
— Просто распишитесь здесь, — ничуть не растерявшись, Гриндевальд
подошёл к прилавку.
Он открыл громоздкую, тяжёлую на вид книгу, указав на нижнюю строчку,
где моментально проявилось название книги, а под ним автор.
— По истечении двух недель книга вернётся сама. Если собираетесь делать
какие-то заметки, не оставляйте их меж страниц, иначе потеряете, —
предупредил тот.
Гарри кивнул и, достав палочку, чиркнул магическую подпись, которая на
мгновение вспыхнула золотистым светом, следом померкнув.
— Куда ты так спешишь? — послышался неуверенный голос Альбуса.
Как будто не он пять минут назад собирался оставить его здесь.
Гарри усмехнулся.
С каждой секундой он раскрывал всё больше новых граней чужой личности и,
надо заметить, увиденное удивляло и одновременно дарило облегчение. Хотя
нечему было радоваться: со своими любовными ранами он справлялся ничуть не
лучше Альбуса — проблемы с бывшими Тёмными Лордами они такие, весьма и
весьма неоднозначные.
— Мне нужно в Министерство, — пояснил Гарри, скорчив печальную гримасу,
а затем обратился к Гриндевальду: — Приятно было познакомиться, мистер…
Гред, — и направился к двери, которую с лёгкостью открыл, в отличие от
замершего в недоумении Дамблдора.
Тот порывался что-то сказать или же, скорее, ухватиться за мантию Гарри,
когда его ладонь перехватили и раздался приглушённый голос Гриндевальда:
— Пройдём в мой кабинет, Альбус. Там нам будет удобнее обсудить
волнующие тебя перемены. Всего доброго, мистер Поттер, — вежливо и столь же
отчуждённо улыбнулся он.
Гарри слегка склонил голову в ответ и прикрыл за собой дверь, чтобы
замереть на улице и глубоко вдохнуть морозный воздух. Снегом слегка
припорошило каменную кладку, но он уже таял, превращаясь в небольшие
лужицы, в одну из которых Гарри и ступил, невольно уставившись в своё
отражение.
Наверное, дело было не в спешке, а в том, что витавшее в воздухе
напряжение чересчур щекотало нервы и он не мог больше оставаться там. Оно
казалось ему не угнетающим, а способным взбудоражить его собственных
демонов. Он стал третьим лишним в комнате, и как бы сильно Альбус ни
страшился оставаться наедине с Гриндевальдом, Гарри было там не место. И
разговор, понятное дело, был делом не сиюминутным, а у него просто не нашлось
ни желания, ни терпения разыгрывать из себя группу поддержки полдня.
Весело присвистнув, он поднял взгляд, и улыбка тут же сползла с лица.
Казалось, Гарри вновь вернулся на стадион. Воздух потяжелел, и ощущение
замерзавшей на ресницах влаги стало едва ли не осязаемым. Он сморгнул,
571/676
теперь уже крепче сжимая книгу, а не метлу и сделал шаг вперёд, ожидая, что
видение растает.
Однако этого не случилось: Экриздис остался стоять чуть поодаль, заложив
руки за спину и с интересом разглядывая его, а затем, точно как в видении,
поднял руку и смахнул с лица прядь тёмных волос.
Гарри невольно оступился, и лужа хлюпнула, забрызгав полы мантии.
Экриздис осклабился, будто только этого и ждал.
Что ему делать? Как следует поступить? Аппарировать? Вернуться в
книжный?..
Обернувшись на вывеску, покачнувшуюся с очередным порывом ветра, он
поджал губы и положил свободную ладонь поверх палочки.
Всё же позади него скрывались два могущественных волшебника, и даже
если Гриндевальд не захочет вступать в битву, ему придётся — враг вряд ли
будет различать.
— Не утруждайтесь, — раздался низкий слегка вибрирующий голос. — Я
пришёл не столько сражаться на магической дуэли, сколько на словесной.
— Тогда я волен уйти, — собирая уверенность по крупицам, констатировал
Гарри.
— Вольны, но захотите ли? — задумчиво пробормотал Экриздис и тут же
заметил: — Вы уже оправились от проклятия. Головные боли не мучат?
— Я несколько дней был без сознания, — собственный шёпот удивил его.
Зачем он это сказал?
— Прискорбно, конечно. Проклятие, напротив, нацелено на весьма
болезненное пребывание в сознании.
Гарри помрачнел, отступив, и Экриздис поднял руки в невинном и будто
успокаивающем жесте.
— Вы застали меня в щекотливом положении. А Гладиардес весьма удобно в
применении и, в отличие от Круциатуса, лишает противника физических сил, не
позволяя продолжать дуэль.
Запрятав вспыхнувшее удивление, Гарри коснулся лица, потерев лоб.
К чему этот обмен «любезностями»?
Мысли заметались, словно птицы в клетке, и Гарри до боли в суставах сжал
книгу, разглядывая противника в попытке понять, чего ему вдруг понадобилось,
если это не очередная бойня. Лицо Экриздиса слегка видоизменилось: щёки уже
не были столь впалыми, а тени под глазами выцвели, делая его облик более
свежим и в то же самое время несомненно реальным.
— Вам не стоит меня бояться, Повелитель Смерти, — его губы растянулись в
хищной улыбке, будто этот титул его забавлял. — Сказав раз, повторю: ваше
время ещё не пришло, — понизил он голос, все ещё сохраняя расстояние.
От этого утверждения веяло холодом и насмешкой одновременно. Насмешкой
того, кто решает, когда и кому приходит его час…
— Прошу прощения, мистер Экриздис, но нам с вами не следует, да и не о чем
разговаривать. Особенно здесь, — настороженно изрёк Гарри, двинувшись в
сторону.
— Поэтому лучше продолжить разговор в более уединённом месте, — кивнул
Экриздис, явно проигнорировав всё, кроме «особенно здесь».
— Я не…
— Ваш страх необоснован, — заключил тот, будто это не он чужие органы по
ларцам раскладывал перед его глазами.
«Знает ли он, что я там присутствовал?»
— Я не боюсь, — выдавил Гарри, пытаясь унять беспокойство.
Тот слегка склонил голову, отчего непокорные на вид волосы вновь упали на
глаза, подхваченные яростным дуновением ветра.
— В таком случае проследуйте за мной. — И он положил ладонь на сердце,
почти церемонно заявив: — Я не трону и волоска с вашей головы, даю своё слово.
572/676
Вместо того чтобы согласиться, Гарри вновь сделал шаг назад, мысленно и
эмоционально готовясь к мгновенной аппарации.
«Не можешь выиграть схватку — беги», — эхом повторялась фраза в голове.
Внезапно Экриздис шагнул вперёд и на его запястьях сверкнули браслеты:
— Разве вам не интересно, что я такое? — он едва склонился вперёд,
заглядывая Гарри в глаза, когда он вновь отступил. — Не интересно, кто и каким
образом меня… пробудил? — почти ласково поинтересовался тот.
— Какой вам резон откровенничать со мной — вот, что мне интересно.
— Мы начинаем привлекать внимание, — глухо заметил Экриздис, скосив
взгляд в сторону.
Там застыла женщина с девочкой и поглядывала на них с некой опаской.
— Хорошо, я согласен, — выдохнул он, буквально кожей ощущая вязкость
сгущающейся обстановки и не чуждый ему могильный холод.
Где-то неподалёку находился дементор, Гарри был уверен.
Экриздис удовлетворённо кивнул и, чуть склонившись, протянул ему руку,
будто приглашая на танец. Помрачнев, Гарри молниеносно ухватился за чужой
рукав и отметил насмешливый взгляд, в ту же секунду потеряв чужое лицо из
виду. Колдун чересчур резко трансгрессировал, отчего едва притихшая головная
боль вновь усилилась и Гарри упал на колени, когда пальцы разжались.
Запах влажной земли, камня и талого снега защекотал ноздри, а прямо перед
глазами оказалось надгробие.
— Не пугайтесь. Здесь относительно безопасно и спокойно, — изрёк Экриздис,
отдёрнув полы мантии и сев на монолитную каменную скамью. — И мне здесь
легче дышится, — добавил он, сощурив чёрные глаза.
У Гарри мурашки пробежали по коже, особенно когда он увидел в отдалении
около десяти тёмных фигур, слоняющихся между поросшими мхом и побитыми
временем памятниками.
— Вы дорожите своей жизнью, Гарри? — спросил он, помедлив.
Удивлённо моргнув, Гарри поднялся, отряхивая колени и морщась из-за
прострелившей висок мигрени.
— Не сочтите за угрозу, юноша, — усмехнулся Экриздис, покачав головой.
— А что же это, если не угроза? Праздный интерес?
— Прелюдия, — пожал тот плечами и буднично пояснил: — После кончины
супруги мне моя жизнь была не особо дорога, пока она длилась, а длилась она
необычайно долго. Тем не менее, сколько бы ни тянулась вперёд тропа, я
понимал, что никогда не достигну цели, и, признав это, к собственному
изумлению, я познал покой и умер, наконец-то получив желаемое. Смерть едина
для всех, — поднял он взгляд, — и самое страшное по ту сторону не то, что ты
совершил при жизни, а что ты не успел или же не пожелал сделать. Самое
страшное — это одиночество. Вечно скитаясь в тумане смерти, одинокие души со
временем настолько отчаиваются, что, сами того не ведая, пересекают черту.
Они не понимают, что с ними не так и откуда берётся непреодолимый голод:
жажда светлых эмоций, чуждого для них счастья и такой же чуждой любви…
Экриздис медленно перевёл взгляд на зависшего вдали дементора, и Гарри
застыл, прислонившись к гранитному памятнику.
— Вы подразумеваете, что дементоры — это души людей? — просипел он.
— Что-то умирает, что-то появляется, — краешек губ вновь дёрнулся в улыбке,
— и дементоры не исключение. Теория баланса, Гарри. Туман, из которого они
появляются, — всего лишь колебание потусторонней завесы. Мыслится мне, что
ты видел подобное: то ли ткань, то ли дым, то ли водная гладь…
Перед глазами мгновенно застыло проклятое место, отнявшее у него Сириуса.
— Арка смерти, — еле слышно выдавил Гарри, и Экриздис кивнул.
— Видимо, теперь её так называют. Когда-то Арка стояла на самом краю
утёса моего острова. Обнаружив её, я возвёл рядом Азкабан. Из-за неё завеса
истончилась, и мой дом стал колыбелью для этих существ. Я же более сорока лет
573/676
исследовал её возможности: безопасное перемещение в обе стороны. Не только
для живых, но и для мёртвых.
Отголоски чужой тоски хлестнули Гарри, и он чуть сгорбился.
— Вы, Гарри, личность известная, — вдруг заявил Экриздис. — Выжидая
своего часа, я коротал время за чтением — много «Еженедельных пророков»
скопилось с конца пятнадцатого века.
Он усмехнулся и отклонился назад, посмотрев наверх, туда, где, возможно,
когда-то небо застилала листва гигантской ивы, теперь же лишь корчились
засохшие ветви, потревоженные ветром.
— Вы не познали своих родителей, потеряв их в младенчестве. Если бы вам
выдалась такая возможность, вы бы не захотели…
— Воскресить их? — теперь уже усмехнулся Гарри, перебивая Экриздиса.
Почему все они предлагают одно и то же?
Однако тот не казался раздражённым вмешательством и, всё так же созерцая
небо, заключил:
—…проводить с ними время? Навещать или встречать их как дорогих сердцу
гостей?
Экриздис медленно опустил взгляд, и Гарри не нашёлся с ответом,
растерянно открыв и закрыв рот.
— Вижу, вы озадачены моим вопросом. Что же, позвольте сказать, что это тот
самый путь, который завёл меня в тупик. Подобное путешествие заключает в себе
множество сложностей, Гарри. Вы бы не пожелали своим горячо любимым
родителями участи дементоров, из чего следует, что гостю из завесы нужно
предоставить не только кров, но и тело, которое он мог бы заселить. Создать
гомункула по облику и подобию… — Экриздис замолчал на полуслове, — а затем
позвать или же, скорее, призвать и временно запереть в искусственно созданном
телесном сосуде.
— Это… — Гарри осёкся, мысленно завершив фразу словом «тошнотворно», и
еле слышно выдохнул, а перед глазами вновь застыла картинка с ларцами. — Вы
с этой целью извлекали органы?..
Чужое лицо будто засияло изнутри.
— Всё же тем любознательным молодым человеком были вы. Как у вас
получилось занять мёртвое тело и управлять им?
— Я не знаю.
— Прискорбно, — с толикой разочарования выдохнул он. — Я вижу в вас
страсть к знаниям, но вы её страшитесь. Вы подавляете её моральными
нагноениями и этическими критериями, что в этом времени стало примером
порядка, как и некая терпимость к маглам. Загнать себя в рамки — значит
лишиться по собственному желанию свободы мысли и действия, но, возможно,
это является правильным началом, ведь путь творца ослепляет: создавать жизнь
развращает и без того ненасытную гордыню в сердце волшебника, а мы по своей
натуре ещё те гордецы, — он махнул рукой, и браслет вновь будто звякнул. —
Задумайтесь о золотой середине, Гарри: знания не всегда можно найти между
чьим-то сердцем и печенью, поэтому не стоит страшиться поисков. Мне же
органы нужны были исключительно для себя. — И, помедлив, Экриздис как-то
растерянно улыбнулся: — Закончив свой земной путь и воссоединившись с
супругой по ту сторону, я познал истинное счастье. Но меня вырвали из
блаженства, обманув и лишив возможности вернуться к ней, — его голос стал
глубже и задрожал от сдерживаемой ярости, — заключили в вечно
разлагающемся теле и пообещали бессмертие, обманув во второй раз. И сделал
это не кто иной, как Лорд Волдеморт. Я никогда не был столь слеп и наивен, как в
тот миг, а вы, Гарри?
Сглотнув, Гарри ощутил липкий, исследующий взгляд, который видел его
насквозь.
— Невозможно было противиться зову, — прошелестел Экриздис, словно
574/676
находясь мыслями в ином месте. — Я покинул завесу добровольно, оставляя
грёзы о счастье и позволяя запереть себя в этом сосуде. «Твоё тело
неполноценно, Экриздис, но я могу это исправить», — сказал он мне, медовыми
речами сея хаос в моём разуме, с помощью легилименции навевая ложные
воспоминания, где я был обречён страдать по ту сторону, скитаясь веками в
тумане завесы, чтобы вернуться в этот мир ненасытным духом смерти. Я стоял
перед ним будто новорождённый младенец и, оглушённый стуком собственного
сердца и яркостью самой жизни, позволил себя обмануть, — глухо сообщил он. —
Мне показали, чего добились благодаря моим исследованиям, — Экриздис
коснулся шеи, невесело хмыкнув, — и, словно в насмешку, использовали моё
желание наградить гомункулов недолговечным существованием, дабы не
поддаться собственной слабости, возжелав привязать мёртвого к миру живых
навечно — я не желал создавать големов.
Экриздис сцепил руки на колене, презрительно цокнув языком.
— Волдеморт сделал мне предложение, позволив окунуться в видимость
свободы выбора: я мог воплотить в себе новую угрозу мирному времени в обмен
на излечение сосуда от недуга и обретение бессмертия, ведь мне не было пути
назад, или я мог просто уйти, однако истлев, я бы освободился от оболочки и
навсегда остался даже не призраком, а всего лишь тенью самого себя. И я принял
его предложение: время даёт свободу — свободу найти выход из сложившейся
ситуации. И это, — Экриздис вновь коснулся шеи, — позволило мне дойти до
конца своего пути, пусть и чужими усилиями…
— Зачем это? — невольно перебил его Гарри.
Не узнав собственный голос, он вздрогнул, и Экриздис приподнял брови,
будто прося уточнить.
— Зачем вам становиться угрозой мирному времени?..
Колдун едва заметно усмехнулся, будто говоря: «Неужели ты ещё не понял?»
— Я тоже задавался этим вопросом. В самом начале я был лишён необходимой
мне информации, чтобы сориентироваться и сделать какие-либо выводы…
— И всё же вы ему поверили, — возразил Гарри.
Действительно, наивно.
— Моя вера была обоснована тем, что во время своих бесчинств я не должен
был находиться одной ногой в могиле. Как вы должны понимать, Гарри, столь
несущественная угроза не позволила бы ему сделать ход, своевременно
предоставив свои услуги высокопоставленным чинам из Министерства магии. —
Экриздис расцепил замок из рук, вытянув ноги вперёд и, скрестив их на уровне
лодыжек, тут же подался вперёд: — Я придерживаюсь того мнения, что
опасность несёт в себе не злодей, а спаситель, одним из которых себя считает
Волдеморт. Согласитесь, Гарри, злодей признаёт, что действует из эгоистичных
побуждений, продиктованных жаждой чего-то определённого, будь то власть или
же просто вид крови на руках; его действия могут быть весьма предсказуемы: к
примеру, посетить Косой Переулок и, если некий Гарри не последует за ним,
искромсать стадо невинных овечек, случайно забредших в тупик, где они
остановились мило побеседовать, — протянул он. — А помыслы могут
варьироваться, склоняя чашу весов в одну из сторон: простой разбойник или же
безумец?
— А вы бы покромсали? — спросил он с усмешкой, переступив с ноги на ногу.
Влажная земля неприятно оседала под ногами.
— Конечно. Я же типичный злодей, — Экриздис безразлично пожал плечами,
но насмешливые огоньки не смогли утаиться от Гарри. — Но всё меняется, если я
скажу, что наш с вами разговор столь важен, что пара жертв незначительна, ведь
на кону стоит судьба мира. Не так ли? Спаситель, пытаясь скинуть с себя оковы
моральных установок, может считать себя истинным добром…
— Или необходимым злом, — перебил его Гарри, сощурив глаза.
Экриздис, подавшись вперёд, подпёр голову рукой и скосил взгляд куда-то в
575/676
сторону.
— Вас задевают мои слова.
— Это не так.
— Не так, но задевают?
— Не задевают, я не спаситель и никогда не желал им быть.
— Нет, вы — герой. Своего рода карикатура, как, впрочем, и я. Мы две стороны
одной медали, — он лениво махнул рукой, и перед Гарри застыли две маски: одна
рыдала, вторая смеялась. — И нас обоих создали. Но вы давно откинули этот
гротескный образ, что ж, позвольте и мне сделать это, — вскинул он голову,
вперив в Гарри немигающий взгляд. — Волдеморт приведёт мир, с которым я
нынче ознакомился и с которым всё ещё не хочу расставаться, к коллапсу. В силу
своей уникальности он считает себя в полном вправе перевернуть основы нашего
общества. И не только нашего, но и маглов и всех остальных существ, — чужой
голос вновь завибрировал от напряжения. — И он сделает это с той же лёгкостью,
с которой создал новую жизнь — меня. То, чего я не смог достичь за столько лет…
— Экриздис скривился и спустя секунду рассмеялся, словно собственные неудачи
забавляли его.
— Вы говорите о мире, словно он размером с мою ладонь и его так просто
изменить. Один человек не обладает ни подобной властью, ни силой, ни даже
физическими возможностями… Это попросту невозможно, — устало возразил
Гарри.
Колдун вновь разразился скрипучим смехом, запустив ладонь в волосы и
задумчиво перебирая пряди.
— Не обладающий ни властию, ни силой, ни физическими возможностями
одинокий человек — это я, Волдеморт же — скверна, затронувшая каждый уголок
земли. Даже вы, Гарри, тот, кто по праву и по справедливости должен его
ненавидеть сильнее всех на всём белом свете, испытываете совсем иные чувства,
— усмешка дёрнулась на губах, превратившись в маску едкого изумления: — И вы
такой не один. Уверен, что вы, что я, что многие из нас глядят на змею,
наперекор здравому смыслу и инстинкту самосохранения идут ей навстречу,
позволяют побольнее себя укусить и ждут, пока она впрыснет яд, чтобы
совершить личностный суицид.
— Среди ваших кумиров есть Салазар Слизерин? — спросил Гарри.
Экриздис вскинул брови:
— Вы читаете мои мысли. В моё время мало волшебников не ставило его на
пьедестал или хотя бы не уважало за величие его деяний.
— Следуя вашей логике, вы умерли как личность уже давно, уважая его и
следуя его идеалам, — заявил Гарри.
На чужом лбу пролегла складка, словно он задумался.
— Опасность таится в общности, — покачал головой Экриздис. — Волдеморт
заразил множество людей своими мыслями и своим видением будущего.
— Вы говорите об общности, но потеряли из виду одно важное качество: что
именно заставляет людей следовать за кем-то, — унял дрожь в голосе Гарри. —
Не сочтите за оскорбление, но Салазар Слизерен не смог породить даже семя
сомнения в сердцах остальных основателей и просто покинул Хогвартс, скинув
«грязную работу» на другого.
Вслед за его откровением не последовало яростного возражения. Экриздис
просто гипнотизировал его взглядом.
— Да, — вкрадчиво протянул он. — Вы следуете правильному пути, Гарри. В
чём же разница? Возможно, в харизме? Закладывая фундамент Хогвартса,
Салазар явно осознавал, что построить нечто великое невозможно в одиночку, но
он был сам себе на уме. Можно считать его несостоявшимся гением, а можно —
эксцентричным отшельником. Но то же самое можно сказать обо мне, о Мервине
Злобном, Эгберте Эгоисте… Мы исследуем волшебство, высоко ценим уединение
и не желаем ничего менять. Но есть и другая категория волшебников: такие, как
576/676
Григорий Льстивый, воспользовавшийся доверием короля Ричарда и
зарабатывающий на нём, сколько собственных мыслей он вложил в уста монарха,
пользуясь его властью, чтобы обзавестись влиянием; Герпий Злостный,
проворачивающий свои делишки во время симпосиев, где присутствовало больше
маглов, чем волшебников — и обе стороны были ему подвластны. Ярдли Платт, с
которым я был знаком лично, в своём желании истребить гоблинов чужими
руками ловко манипулировал и теми и другими, заставив столкнуться их лбами.
Безумцы ли? Я бы назвал Платта самым настоящим разбойником.
— Зачем вы мне всё это говорите?..
Холодный, влажный воздух неприятно оседал в лёгких, и сердце колотилось
где-то в горле. Гарри отчаянно не хотел этого признавать, но понимал, что,
отчасти признавая правдивость чужих слов, невольно выступает в роли
заступника.
Экриздис покачнулся и встал, заведя руки за спину. Гарри даже не
шевельнулся в попытке унять собственную дрожь.
— Волдеморт, которого вы устранили, Гарри, был таким же. Не разбойником,
но безумцем. Он был мной, — колдун коснулся груди, поцарапав ногтями ткань
мантии. — В долгосрочной перспективе, разумеется. Том Марволо Риддл — иной
персонаж: двуликий, непонятый, скользкий и тем самым в десять раз опасней,
потому что он не действует в собственных интересах, он действует в интересах
высшей цели, которую сам же создал, но от которой отстранился, сделав эту цель
целью многих. Ради этого он не гнушается карать и миловать, он меняет чужие
судьбы, порабощает волю и подменяет воспоминания, умирает, сменяя маску, и
избегает смерти, нарушая баланс всего сущего.
— Полагаю, — совсем тихо произнёс Гарри, — вы пришли не для того, чтобы я
вас выслушал и понял. Что вам нужно, Экриздис?
— Я лишь попрошу вас о бездействии. Если это можно назвать союзом, то
пусть будет так: я молю вас о союзе.
— Я не понимаю… Вы хотите, чтобы я предал его?
— А вы ему верны? Верны тому, о чём даже не ведаете? Или же он стёр вам
память, когда понял, насколько шокировал своими откровениями, вновь решая за
вас, поскольку занятая вами позиция, по всей видимости, стала для него
нежелательной и неудобной.
— Я сказал, что не буду ему мешать, что бы он ни замыслил… — Гарри не
двигался, когда Экриздис подошёл вплотную, вглядываясь с затаённым
интересом и каким-то ожиданием.
— Обещание, которое ничего не значит: вы бы не смогли ему помешать, как
не смог бы и я. Без посторонней помощи, разумеется.
— Чьей помощи?
— О, Гарри, — улыбнулся Экриздис, потерев ладони, будто замёрз, — я
стольким с вами поделился в качестве жеста доброй воли, но вы не доверяете
мне, как и я, позвольте заметить, не доверяю вам. У меня всего лишь есть
впечатление, что вы, юноша, всегда пытаетесь поступить правильно, вопреки
собственным эмоциям, поэтому я лелею надежду, что вы согласитесь в
предстоящей битве занять если не мою сторону, то хотя бы нейтральную позицию
и поступить весьма целесообразным способом.
— Почему вы думаете, — тихо заговорил он, — что владение вашей стороной
Дарами Смерти со столь же непонятной целью покажется мне правильным?
— И вновь, оказывая вам любезность и проявляя доверие, скажу, — он слегка
склонился, отчего неяркий свет отразился, блеснув в глазах, — Дары мне без
надобности и, мыслится мне, их участь лишит последующие поколения
множества проблем, порождённых именно их поиском и последующим
владением.
— А теперь вы скажете, что шестеро мракоборцев погибло во имя благой
цели. Хотите сказать, что делаете доброе дело, собирая Дары? — Гарри
577/676
осклабился, сощурив глаза.
— Вы вольны думать, как вам заблагорассудится, но я могу поклясться на
крови, что все три артефакта, хоть и бесценны своими свойствами, окажутся вне
моей досягаемости.
— Это выглядит ещё более опасно: вы не уточнили, в чьей власти они
окажутся, если не в вашей, — возразил Гарри. — До этого момента вы
действовали хаотично, оставляя за собой горы трупов. И даже тон нашей беседы
не позволяет мне забыть вашего лица и всё то, что вы творили в Азкабане с ещё
живыми мракоборцами…
— А я ведь мог убить Артура Уизли, — спокойно изрёк он, — но не сделал
этого.
Какое благородство.
— Всего лишь запытали до полусмерти, — процедил Гарри.
— Я не раскаиваюсь в совершённом мною. Не раскаивался тогда, много лет
назад, когда мог бы сказать вам, что многие из суден, что я завлекал на остров,
были пиратскими. Знакомы ли вы с историей витальеров, Гарри? — он вновь
слегка улыбнулся, и от этой улыбки по телу пробежал мороз, а затем тихо
пояснил: — Пиратский союз, действующий в Северном и Балтийском морях.
Остров манил их: не буду скрывать, жалости к бандитам и ворам я не испытывал
и вам бы не советовал. Во времена золотого века пиратства один мой давний
знакомый, Лутаис, сжалился над выжившим во время кораблекрушения моряком.
Он поселил его у себя и лечил, тот же, когда этот дурак пришёл справиться о его
здоровье и накормить его, всадил ему вилку под рёбра и сбежал, прихватив
кошель золотых галлеонов и сундук с зельями.
— И всё же, — Гарри сощурился, — вы не вправе брать чужую жизнь лишь
потому, что считаете кого-то недостойным и берёте на себя роль палача…
Экриздис криво усмехнулся:
— Если пираты сходят на моём острове в поисках наживы, разве я не вправе
защищать свою жизнь и свой дом?
— Не пытайтесь ввести меня в заблуждение, Экриздис. Они бы не смогли
проникнуть внутрь Азкабана.
— Возможно, перехватив их судно, я спас другое судно, следовательно,
забрав чьи-то жизни, я спас другие. Не находите это прекрасным, Гарри? Я ведь
тоже могу поиграть в спасителя, если вам такое больше по душе.
— Это не имеет значения, — покачал Гарри головой. — Были ли они простыми
моряками или же корсарами, вы приманили их, чтобы использовать в своих целях.
Я слышал вас, видел настоящего вас, — отчеканил он, ощущая, как страх
сплетается с яростью. — Вы наслаждались болью того мракоборца и сказали, что
волшебники могут продержаться в сознании дольше маглов. Вы бы и
волшебников пытали, будь у вас такая возможность!
— И что вы испытали в то волшебное мгновение? — с интересом уточнил
Экриздис, по-птичьи склонив голову набок.
Гарри замолчал, плотнее сжав губы.
— Желали мне смерти? Быть может, будь ваша воля, изничтожили бы меня в
тот же миг, ничуть не смутившись того, что сами забираете чужую жизнь на
правах и судьи, и палача в одном лице, ведь я чудовище, преступник, варвар! —
наигранно воскликнул он, и его улыбка заискрилась пониманием и издёвкой. —
«Вы это заслужили», — вот что шепчет ваш разум. Мораль — аркан, который мы
забрасываем в нужную нам сторону, Гарри. Если я скажу, что убивающие,
грабящие и насилующие юных дев пираты заслужили стать сырьём для
исследований, разве вы не услышите отблески собственного мышления?
— Нет, — процедил Гарри.
Экриздис стоял чересчур близко, и он ощущал еле заметный запах: пахло
солью и металлом — смытой морской водой кровью с оружия. К удивлению Гарри,
хоть он и поморщился, но отвращения это у него не вызывало.
578/676
— Ошибся ли я в том, что вы освободились от оков собственного образа? Вы
так отчаянно цепляетесь за пародию… — одно мгновение, и на его лице
материализовалась плачущая маска, а голос зазвучал глухо: — Страшитесь ли вы,
Гарри, стать монстром?
— Нет!
— Боитесь не удержаться на середине, если позволите себе думать вслух, —
сипло рассмеялся он, и маска стала улыбающейся, отчего Гарри содрогнулся. —
Ведь мысли иной раз пугают пуще слов.
— Вы ошибаетесь, — покачнулся Гарри. — Я не буду убивать людей просто из
прихоти, просто потому, что они встали у меня на пути, и в этом нет ничего
карикатурного. Я просто не желаю этого делать, но замарать свои руки не
побоюсь...
— Если того потребуют обстоятельства? — уточнил Экриздис.
— Да.
— Но обстоятельства ещё вас не вынуждали убивать.
— Я убил Волдеморта, — возразил Гарри.
— Насколько понимаю, это не совсем верно, ведь его убило собственное
проклятие, — маска затряслась, словно в приступе смеха.
Гарри дёрнулся, но Экриздис не отступил ни на шаг, словно держа его в
клетке с невидимыми прутьями.
— Вы испытываете удачу.
— Могу ли я рассчитывать стать вашей первой жертвой, Гарри?
— Вы…
«Безумны!» — прошипело волнительно нутро.
— Безумен? — грусть вновь потянула уголки маски вниз.
— Отмените иллюзию, — отвёл Гарри взгляд.
— Желаете видеть моё лицо?
Мираж тут же развеялся, и они схлестнулись взглядами, прежде чем
Экриздис вновь заговорил:
— Мы немножко отвлеклись, — он кашлянул, словно смущённо. — Волдеморт
разрешил мне питаться своими бывшими приспешниками, а насчёт других
заключённых забыл упомянуть. Но все они оказались слишком измотаны
магически и слабы телесно. В своём новом воплощении я лишён магии, а моя
плоть подвержена медленному, но нескончаемому тлению…
Похоже, заметив вопрос, мелькнувший на лице Гарри, тот чуть оттянул ворот
мантии, показывая распространяющиеся тёмные пятна. Это не были следы
гниения или гангрены, нет, больше было похоже на опалённый огнём материал,
который начал крошиться — Экриздис тлел, как уголёк.
— Интересно, что мои предположения о том, что создание гомункулов
возможно лишь из человеческой плоти, не нашли практического подтверждения,
— с толикой печали протянул он. — Я будто глиняный кувшин, закалённый в
адском пламени. Столь удивительным созданием я являюсь, сколь хрупким. Вам
меня не жаль?
Гарри аж задохнулся от возмущения, вспыхнувшего внутри и покалывающего
на кончиках пальцев от желания его оттолкнуть.
— Мне жаль того мракоборца, что вы покромсали.
— Не будьте так несправедливы ко мне, Гарри. Его сердце ровно бьётся в
моей груди, — изрёк Экриздис и, протянув ладонь, схватил Гарри за руку, следом
приложив её к своей груди. — Этот храбрый юноша погиб, чтобы я мог жить.
Уверен, что вам это знакомо.
Гарри даже не сразу нашёлся с ответом, просипев в неверии:
— Вы заменили свои органы его?..
— Позвольте сказать, что я виноват в равной степени, как и тот, кто сделал
моё тело недолговечным намеренно, а я лишь усовершенствовал себя ровно
настолько, чтобы не превратиться в неразумного зомби или, чего хуже,
579/676
инфернала.
Экриздис внезапно сжал его ладонь, погладив большим пальцем костяшки, и
Гарри отдёрнул руку, ощущая, как плавится кожа от непонятного прикосновения.
Сглотнув, он растерянно посмотрел на зависшего неподалёку дементора, к
своему удивлению, не ощущая могильного холода.
— Всё это не имеет смысла, — глухо отозвался он.
— Разве вы не сторонник дипломатии? — Экриздис слегка склонился, ловя его
взгляд. — Этим мы сейчас и занимаемся: прелиминариями. Или же вы заявите,
что переговоры с чудовищами невозможны и небезопасны? — насмешливо
уточнил он, явно подразумевая Риддла.
Гарри коснулся лица, потерев лоб, и услышал:
— Если вас волнуют жертвы, то поспешу заверить: впредь мне необходимы
лишь несколько унций крови, как дверным петлям — масло, а её я могу достать
весьма безобидным способом. Благо нынче это не редкий товар на чёрном рынке
— вампиры, видите ли, в этом веке не чураются нашего общества.
— Вы… отлавливаете вампиров? — непонятливо моргнул Гарри, отняв ладонь
от лица, и услышал глухой смех.
— Лишь перекупаю их товар.
— И употребляете его…
— Приходится, — кивнул он. — Иначе этому сердцу вскоре также понадобится
замена, а мы ведь не желаем этого? Разумеется, кровь из живого источника была
бы более эффективна, но я готов пойти на жертвы, если и вы готовы, Гарри.
— Вы сейчас шантажируете меня?
— Я бы не назвал это шантажом, — уголки чужих губ вновь растянулись в
улыбке.
— Если я не соглашусь, вы продолжите убивать! Вот что вы имеете в виду, —
рыкнул он, сделав шаг вперёд и буквально оказавшись нос к носу с Экриздисом.
— Предпочитаю признавать свои слабости: неизвестная сущность неимоверно
заинтриговала меня, — низко протянул он, смахивая тонкую смоляную прядь с
лица. — Находиться в истерзанном, умирающем теле и не испытывать страха,
пользуясь им, чтобы выпытать у меня информацию. Теперь же, когда я знаю, что
это были вы, позвольте спросить: вы не задавались вопросом, как именно
оказались там?
— Чтобы испытывать страх, нет необходимости его показывать. Особенно
таким, как вы, — твёрдо заверил его Гарри. — Вы угроза, а я, видите ли, —
повторил он его слова с толикой ехидства, — всегда оказываюсь в центре бури.
Связь с разными тёмными волшебниками давно перестала меня удивлять.
— Интересное слово вы подобрали… Связь, — Экриздис будто вкусил его и
распробовал. — Да, это похоже на связь. Вы видели меня?
— Что?
— Вы ведь не раз видели меня, — утвердительно пробормотал он.
— Нет, не видел.
Гарри запретил себе думать о стадионе и о безликих образах во сне — мало
ли кто там мог быть.
Чужие скулы заострились, а в чёрных глазах мелькнул какой-то фанатичный
блеск, когда Экриздис выдохнул:
— Ваше противостояние с Волдемортом было увлекательным чтивом, каюсь. И
весьма курьёзным: могущественный волшебник испугался ребёнка до такой
степени, что помешался на нём. Теперь я знаю, что вас и правда стоит опасаться:
вы обезоруживаете, даже не доставая палочку.
Когда Экриздис шагнул вперёд, Гарри невольно отступил, вжимаясь спиной в
твёрдый гранит, и ощутил лопатками проникающий даже сквозь плотную ткань
мантии холод.
Что он делал?.. Что они делали?
— Теперь я знаю, что вы мне солгали.
580/676
Экриздис вскинул брови в молчаливом вопросе, и Гарри еле слышно фыркнул.
— Я про вашу красивую и весьма романтичную историю о супруге. Историю,
которая должна была тронуть меня до глубины души и заставить вам
посочувствовать.
— Отчего же вы посчитали это ложью?
— Потому что вы ведёте себя неподобающим образом для человека, чьё
сердце занято по обе стороны завесы, — категорично заявил Гарри.
«Это не простой разговор и не угроза… Это…» — он вновь фыркнул.
От страха, испытанного им в самом начале, не осталось и следа. Теперь
внутри жило нечто иное, нечто странное и необъяснимое.
Экриздис медленно склонился, и Гарри вздрогнул, не успев отклониться,
когда чужое дыхание мазнуло щекочущим ощущением в области шеи.
— Я бы вас попросил не говорить о моей супруге столь небрежно, —
предостерегающе прошептал он и с толикой иронии добавил: — Разве я
признался вам в любви? Лишь посчитал, Гарри, что, согласившись на союз со
мной, вы лишитесь своего любовника, а вас явно привлекает тьма в чужих
сердцах так же, как мотылька — огонь.
В одно мгновение палочка оказалась в руке, во второе — уткнулась в область
солнечного сплетения, и Гарри спокойно заметил:
— С такого расстояния вы вряд ли сможете увернуться. Вам лучше отойти.
Будто в ответ, браслеты на чужих запястьях звякнули, мерный гул магии
смешался со свистящим завыванием ветра и рокочущим звуком чужого хохота.
Смеясь, Экриздис отступил. В покорном жесте склонив голову, он на ходу
развернулся и вновь опустился на скамью, глянув на Гарри исподлобья.
— В вас теплится симпатия ко мне, — изрёк он почти философски, — и я это
чувствую, Гарри.
— Вы безумны… — Гарри наконец огласил эту мысль, разглядывая его и
силясь понять, — или же вам одиноко и не с кем поговорить. Компания
дементоров явно мало подходит для будничных бесед.
Тот лишь повёл плечом, будто слова о безумии ничуть его не задевали.
— Что за книжку вы так отчаянно прячете от меня? — внезапно спросил
Экриздис, указывая глазами на прижатый к груди томик, о котором Гарри и вовсе
забыл, машинально перекладывая его из руки в руку.
— Ничего я не прячу.
— Тогда что же вы ищете? — он вновь откинулся назад, устремив глаза ввысь.
— Вас это не касается, — отрезал Гарри.
— Я бы мог вам помочь, — казалось, он вновь улыбнулся.
— Сомневаюсь.
— Вряд ли на страницах вы обнаружите искомое.
— А у вас найду?
— Я отчаянно искал знаний всю свою жизнь, Гарри, но не с кем было ими
поделиться. Как вы правильно заметили, дементорам они без надобности —
жалкие создания желают только обрести покой.
— Невозможно убить дементора, — покачал головой Гарри.
— Почему же? — послышался удивлённый смешок. — Лишь стоит подтолкнуть
их к завесе и вежливо попросить покинуть эту сторону.
Гарри удивлённо моргнул, и, мазнув по нему взглядом, Экриздис со вздохом
добавил:
— Так как сами дементоры, желая обрести покои, страшатся места,
способного его им дать. Возможно, вечные скитания в тумане хуже нескончаемой
жажды чужого счастья. Посему, вежливо прося, вы должны быть весьма
настойчивы или даже грубы. Разумеется, стоит ещё найти завесу, что весьма
затруднительно. Однако мы снова отвлеклись, что за древнее заклятие вас
интересует?
Гарри медлил. Интуиция молчала, как назло, будто не в силах определить
581/676
истинные намерения колдуна — будто тот здесь и правда находился из праздного
интереса и… скуки? С одной стороны, от простой беседы не могло быть никакого
прямого вреда, с другой — никогда не знаешь, к чему всё это может привести.
Идти напролом было опасно, а запутать не получилось бы. Верным решением
было воспользоваться словами самого Экриздиса, подтолкнув его к нужной теме.
— В проводимых вами опытах вас никогда не интересовало заклятие «Игуала
Пагаментус», точнее, его более извращённая форма, чтобы вернуть… вашу
супругу к жизни, например?
Экриздис опустил взгляд, заинтересованно окинув им Гарри.
— Вы знакомы с историей появление этого заклятия?
— Вкратце…
— Сократить историю — изуверство, — возмутился он.
Гарри невольно хмыкнул, вернувшись на миг мыслями к Альбусу.
— Разгневанный обманом Амэтус решился проучить заморского торговца. Он
предложил ему воспользоваться заклятием собственного изобретения, дабы
определить ценность каждого из его товаров перед почтенной публикой. Однако
для этого им нужен был третий: тот, кто воплотит в себе Игуала Пагаментус…
Гарри озадаченно моргнул, и Экриздис развёл руками:
— Процесс нуждается в третьем участнике, в так называемом судье, что и
есть воплощение самого заклятия, — тот щёлкнул пальцами, и перед ним
предстала иллюзия равноплечных весов.
На одной чаше лежал крупный перстень, на второй — округлый шар. А сами
чаши держала женская фигура, на которую указал Экриздис, когда мираж
развеялся туманом.
— Амэтус обратился к публике в поисках того, кто сможет исполнить столь
достопочтенную роль, и, когда на зов откликнулся один из рабов торговца, оба
согласились — купец считал, что раб посодействует ему во избежание
последующего за неповиновением наказания. Дабы показать, что заклятие
работает на совесть, оба причастника поместили в каждую ладонь юноши по
одинаковой волшебной палочке. Удостоверившись в эффективности заклинания,
гордый собой обманщик предоставил самые лучшие из своих товаров, спрятав
поддельные вдали от чужих глаз; Амэтус же использовал для меры кошель с
золотыми монетами. Ирония в том, что раб не знал, что его хозяин обладает
настоящими артефактами, и считал каждый из них ничего не стоящей
пустышкой, отчего ладонь со всяким товаром его господина всегда тянулась к
земле, а с одним золотым — к небу. Амэтус обманул купца с его же дозволения.
Задумчиво опустив взгляд, Гарри толкнул носком обуви валяющийся камушек
и тихо спросил:
— В таком случае третий нужен и для любых разновидностей этого заклятия?
Экриздис улыбнулся:
— По этой причине сложно обойтись краткой версией. К тому же мало кто
ведает, что нужен не просто третий, а тот, кто владеет ценностью предмета.
Поэтому это заклятие изначально было не полезным изобретением для торговли,
а наказанием за обман.
— Не совсем понимаю…
— Место раба должен был занять сам купец: лишь он владел своими
артефактами, и лишь он знал их ценность. Те же вариации, о которых ты
спрашиваешь, являются таким же воплощением, — он криво усмехнулся, — но
если произносить заклятие в иных словесных вариациях, не уважая порядок и
процесс, то невозможно предугадать и плату. Представьте, Гарри, что вы берёте
у купца любую вещь и говорите ему: «В обмен забирай всё, чего твоя душа
захочет». Тот отнимает ваш дом в обмен на брошь, которая и кната не стоит.
— Возможно ли, что поэтому нельзя знать точную оплату для необъятных
ценностей, таких, как… потерянный урожай?
Экриздис задумчиво покусал тонкую губу, с усмешкой заметив:
582/676
— Если сможете обсудить с самой природой оплату, почему же нельзя?
Гарри скептически глянул на него, и тот улыбнулся ещё шире.
— Это звучит ещё менее правдоподобно.
— Весьма расхожее мнение, поэтому многие храбрецы просто брали, наплевав
на цену, отчего заклятие обрело определённую драматическую известность, а
затем кануло меж страниц других, на первый взгляд, бесполезных сокровищ.
Гарри задумчиво коснулся носа и опустил взгляд на рыхлую влажную землю.
Мысли потекли в ином русле, и перед глазами застыла сцена, которую он
столько раз просматривал в Омуте памяти.
Красно-золотое сияние разлилось по зачарованному потолку над их головами:
это ослепительный краешек восходящего солнца проник в Большой зал через
восточное окно. Свет ударил им в глаза одновременно, так что лицо Волдеморта
превратилось в пылающее пятно. Гарри услышал крик высокого голоса и тоже
выкрикнул в небо всю свою надежду, взмахнув палочкой Драко.
— Авада Кедавра!
— Экспеллиармус!
Хлопок был подобен пушечному выстрелу. Золотое пламя взвилось в самом
центре круга, по которому они двигались, — это столкнулись их заклятия. Гарри
видел, как зелёная вспышка Волдеморта слилась с его собственной и как
Бузинная палочка взмыла ввысь, чернея на фоне рассвета, закружилась под
зачарованным потолком, точно голова Нагини, и пронеслась по воздуху к хозяину,
которого не пожелала убивать, чтобы полностью подчиниться его власти. Гарри с
лёгкостью поймал её свободной рукой, и в тот же миг Волдеморт упал навзничь,
раскинув руки. Узкие зрачки его красных глаз закатились.
Гарри каждый раз обходил смертные останки Тома: слабое, сморщенное тело,
безоружные белые руки, пустое, отсутствующее выражение на змеином лице;
Тома, убитого, собственным обратившимся вспять заклятием, а затем поднимал
взгляд на себя, стоящего с двумя волшебными палочками в руке и смотрящего на
опустевшую оболочку своего врага.
Если предположить, что с природой можно договориться, то можно
договориться и со Смертью?..
Том изначально не собирался ни уничтожать мир, ни приносить в жертву
миллионы жизней, но и не стабилизировал заклятие, как говорил Дамблдор. Оно
и без этого работало правильно, если… следовать правилам. И Том следовал,
методично уничтожая с чужой помощью все свои крестражи, зная, что путь на ту
сторону ему закрыт, а значит, проводник не придёт, и он задержится…
В голове будто шестерёнки поворачивались, отчего боль в висках только
усилилась.
Гарри на месте Амэтуса, он на месте купца, и раз судья не придёт по доброй
воле, осталось лишь позвать её: ту, что владеет ценностями жизни и смерти.
Рука дрогнула, и книга упала на землю с глухим хлопком.
Том убил себя, чтобы встретиться со смертью на собственной станции Кингс-
Кросс… Но как магическая сила, затребованная в уплату, оказалась внутри
Гарри?
— Что же вы так нерасторопны, — послышался голос Экриздиса совсем рядом.
Тот поднял блеснувший в свете том, отряхнув его от влажных гнилых листьев,
прилипших к обложке, и протянул.
— Вам содействует… Смерть? — Гарри машинально коснулся книги, сжимая
её с другой стороны.
Экриздис осклабился, приложив палец к губам.
— Не стоит упоминать о госпоже вслух. Особенно вам, Гарри.
— Повелитель Смерти — это всего лишь метафора, — возразил он, всё ещё
разбираясь в хаотичном потоке собственных мыслей.
— Возможно и так, — бледные, узловатые пальцы сжались на книге, не
583/676
отпуская её. — Раз вы столь догадливы, и, предполагаю, что ваш интерес к
древней экономике был обусловлен трюком, что Волдеморт ловко провернул, то
скрывать мне больше нечего, и я желаю прояснить суть моей просьбы к вам.
Просьбы?
Экриздис сделал шаг вперёд, и Гарри отступил. Он хотел дёрнуть книгу на
себя, но вместе с ней дёрнул и самого колдуна, который впечатал его в статую и
спешно зашептал на ухо:
— Знайте же, Гарри, мнить себя умнее госпожи — немыслимое преступление,
но заплатить за подобную дерзость придётся не ему, а вам!
Гарри боялся шелохнуться, ощущая, как бьётся жилка на шее, как
пульсирующая в венах кровь теплом разъедает ладони и как сердце бешено
ударяется о рёбра. Его сиплое «что» было едва ли различимо, однако колдун
стоял так близко, что Гарри мог ощущать тепло, исходящее от него. А Экриздис и
не думал отстраняться, словно наслаждаясь его смятением и неожиданным
столкновением, которое Гарри отказывался называть близостью.
— Сколько раз вы позволите ему воспользоваться вами, Гарри? Из-за его
деяний и его жажды недостижимых для простого смертного высот будете вновь
расплачиваться вы: стоит навеянному силой любви признанию сорваться с ваших
уст, и госпожа заберёт вашу жизнь, Повелитель Смерти. Вот незадача, — с
усмешкой протянул он, — что ценностей у Волдеморта оказалось больше чем две:
магическая сила, собственная жизнь… и некий Гарри Поттер. Представляете, в
какой ярости он был, когда понял, что в идеальном плане проскользнуло одно
непредвиденное обстоятельство — вы? А в какой растерянности, когда осознал,
что госпожу обмануть невозможно? А какую мерзкую радость испытал, что, не
получив силу, та назначила иную цену, которую заплатит другой? Представляете?
— вкрадчивый шёпот сливался в одно шипение, от которого по его коже
пробежали мурашки. — Я спросил вас, дорожите ли вы жизнью, зная ответ
заранее. Поэтому я пришёл к вам, так как понял, что собственная жизнь для вас
ценностью не обладает: вы пожертвовали ею единожды, пожертвуете снова. И
даже ненависть, злоба и желание отмщения в вас не смогут не уступить место
самоотверженности, вот что я определил за нашу недолгую, но занимательную
беседу, — понизил он голос, а Гарри ощутил нехватку воздуха, судорожно втянув
его через рот. — Но не будьте дураком, Гарри, не вмешивайтесь, не приносите
себя в жертву, позволяя ему существовать и творить всё что вздумается и
дальше.
И без того всколыхнувшийся рой мыслей закопошился с новой силой.
Что-то было не так… Нет, всё было не так, и всё это давило на него, сплетаясь
удушливым комом в груди, с тяжестью камня опустившимся на сердце.
— Я лю…
Том внезапно скривился, будто уловив изменения в его настроении, и
отступил, резко перебивая:
— Не нужно, Гарри, — он еле заметно тряхнул головой. — Мне правда уже
надо идти, да и тебя ждут…
Он знал. Знал, но не сказал — ещё бы!
Гарри устало выдохнул, прикрыв глаза на мгновение и слегка приложившись
затылком о камень.
Мигрень мерно пульсировала, обещая остаться на день или два.
Гарри чувствовал себя псом, угнавшимся за собственным хвостом в отчаянной
и столь же глупой попытке поймать его, но чем дольше длилась эта гонка, тем
меньше шансов у него было выиграть в ней.
Экриздис оказался прав, и осознание чужой правоты горчило: после всего, что
он испытал по вине Риддла, после того, что узнал от Ваблатски о пророчестве и
от Экриздиса — об Азкабане и заклятии… После всего этого он всё равно не
мыслил себе мира, в котором Том бы перестал существовать. И это было тяжким
грузом: болело само понимание, что вместо ярости и желания отомстить он
584/676
ощущает усталость и смирение с судьбой. С судьбой, которая пообещала Риддлу
решение всех проблем в его лице, которая предрекла будущее, на которое он
закрывал глаза, решив, что пророчество уже исполнилось.
«…Ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой...»
И так тоже не должно быть…
Однажды он уже пошёл в лес, так почему должен идти снова?
— Не должен, — прошептал Гарри, ощутив беглое прикосновение к щеке.
— Не должны, — вторил ему Экриздис.
«Никогда больше...» — повторялось эхом в мыслях.
— Что мне нужно сделать?
И что же во всё этом неладно?
гаммечено~
585/676
Часть 38. Я соткан из шёпота
Я сооружён из тёмных вещей, разрушительных —

Такой злодей на пути к счастью;
Я сделан из молний, поражающих
Металл жизни, который я разрушаю;
Я соткан из шёпота — поцелуй
Прежде чем почувствую, что мои губы горят;
Я создан из кошмаров — мне было безразлично
Пока ты не забрал его прямо там, и я разбился.
Монстр появляется из темноты, и мое сердце замирает,
Одержимость, агрессия, подготовь меня к исповеди
И смотри, как я тону.
Кожа на моей коже, мой разум изнашивается,
И я не могу остановиться;
Дыши, я не могу дышать,
И моя душа будет кричать из-за всего, за что я боролся.
Kendra Dantes — Never Forgot
Застыв в тени от шторы, Том смотрел на огромную территорию,

раскинувшуюся перед ним — пара белых павлинов показалась вдалеке и исчезла
за живой изгородью; тучи сгущались над поместьем, и накрапывал дождь.
Последние несколько часов он пребывал в неопределённом состоянии
повышенной тревожности и, если бы не знал с точностью, что Гарри двадцать
минут назад вернулся в Министерство, решил бы, что тот опять вляпался в
очередные неприятности.
Не стоило, конечно, но он уже успел пожалеть, что сделал его частью плана,
но лучше контролируемый фактор Поттера, чем его (не)предвидимое
вмешательство в самый неподходящий момент.
За спиной послышался шорох, а за ним последовал звук поспешных шагов.
— Извините за ожидание, — Малфой-младший чуть склонил голову в знаке
приветствия, и тем не менее от Тома не укрылось промелькнувшее удивление на
чужом лице. — Мама не предупредила насчёт личности… гостя.
— Я настоял на этом.
— Могу я поинтересоваться, с какой целью вы хотели видеть меня?..
Драко оставался настороже и продолжал поглядывать на него со смесью
опаски и напускной любезности.
— Попросить об услуге.
Тот переступил с ноги на ногу и совсем тихо уточнил:
— Это просьба или же требование?
— Присядем? — предложил Том.
Малфой-младший нервно кивнул, опускаясь в одно из кресел, и Том
расположился напротив.
— Может быть, чаю? — неуверенно спросил Драко, словно не знал, как себя
вести.
— Не стоит, — мысленно усмехнулся он. — Позволь перейти к сути дела, хоть
я несколько опережаю события, — начал Том. — Если же тебе будет нужно
подтверждение моим словам, ты можешь обратиться к Альбусу Дамблдору: на
него также распространяется эта просьба.
586/676
— Простите, но я не совсем понимаю… — Драко напрягся.
И Том извлёк одну из многочисленных копий магического контракта.
— Сказанное здесь должно остаться между нами.
— А я могу отказаться? — проснувшаяся в голосе насмешливость тут же
закончилась покашливанием.
— Во-первых, договоримся о сугубо деловом тоне. Я тебе ничем не угрожаю,
ты не лебезишь передо мной. Согласен? — Том сощурил глаза.
Драко сдержанно кивнул:
— Мы можем общаться свободно?
— Свободно?
— Менее формально и без… почтительных обращений? — он слегка
приподнял брови.
— Повторяю: не лебезишь передо мной. К тому же ты целый год общался со
мной неформально, — осклабился Том. — Или это было из-за моего незавидного
статуса?
— Нет, — Драко покачал головой, а затем прикрыл глаза на мгновение. — То
есть да. Сейчас вы свободны, и, честно говоря, я не совсем понимаю, что
происходит.
— Меткое замечание, — резонно заметил Том, но развивать тему не стал. —
Во-вторых, это всего лишь контракт о неразглашении. Услышав просьбу, ты волен
отказаться от участия, просто не сможешь никому рассказать об услышанном.
Или предпочтёшь, чтобы я стёр тебе память? — он подался вперёд, немигающим
взглядом смотря на Малфоя.
Тот стушевался и едва заметно нахмурился, доставая палочку:
— Лучше контракт.
— Правильное решение.
Пока Том накладывал полог тишины, Драко пробежался глазами по строчкам
и без промедления направил кончик палочки в правый угол, оставляя свою
подпись. Том тотчас убрал контракт, удовлетворённо кивнув.
— И теперь я хочу тебе кое-что показать…
— Показать? — Драко ещё больше помрачнел. — То есть с помощью
легилименции?
— Понимаю твои опасения, но так будет быстрее и понятнее. Ничего лишнего
— это будут мои воспоминания, относящиеся к теме нашего разговора.
— Я… — Малфой-младший нервно сглотнул и тряхнул головой, уставившись на
свои ладони, прежде чем поднять взгляд: — Ладно. Это снова будет неприятно…
больно?
— Нет, если не будешь сопротивляться.
Драко вцепился в подлокотники кресла, брови сошлись на переносице, а щёки
заалели. Казалось, он вот-вот лопнет от перенапряжения. Том вздохнул:
— И задерживать дыхание тоже. В этот раз ты ничего не почувствуешь.
— Точно?..
— Обещаю.
Тот кивнул с толикой скепсиса, явно не доверяя громогласному слову
«обещаю», но, разжав пальцы, всё-таки более осмысленно уставился на Тома.
«Легилименс».
А через пару минут Драко осоловело моргал, то хмурясь, то кривясь.
— Мой отец также примет участие… — выдохнул он, будто не веря в это. — И
Гарри. Он сейчас в Хогвартсе? Мы пришли навестить его в Министерство, но нам
сказали, что это невозможно на данный момент, даже не сообщив причину…
Не сказать, что в контексте всего случившегося Том был удивлён молчанием
Поттера — ему явно было необходимо время после разговора с Офелией.
— Гарри свободен и сейчас, скорее всего, беседует с Сэвиджем. Эта
информация не подлежит сокрытию нашим контрактом, — внёс ясность Том. —
Полагаю, тебе лучше сообщить об этом, пока мисс Грейнджер не взяла
587/676
Министерство магии штурмом.
Малфой всё ещё был несколько рассеян, когда возмущённо фыркнул:
— Как беспечно с его стороны, — и, сфокусировав взгляд на Томе,
осведомился: — Мне можно передать местоположение Гарри?..
— Я ведь уже позволил.
Драко потёр глаза, словно они чесались, и в следующее мгновение из
комнаты вылетел Патронус. Помедлив и всё ещё задумчиво покривив губы, он
наконец-то произнёс:
— Я разделяю сомнения отца и поддерживаю предложение Гарри о помощи
извне. Если мне позволительно высказать своё мнение, то план, на первый
взгляд, выглядит… необычно и отчасти убедительно, но на самом деле больше
похож на некую поспешную импровизацию, обречённую на провал. И я не совсем
понимаю, зачем такие сложности там, где… — Малфой запнулся, — смертельное
проклятие может решить проблему.
Том усмехнулся.
Зачем ловить нежелательные элементы, когда можно просто от них
избавиться?
— Что ж, потому что ни яды, ни Адское пламя, ни Авада Кедавра не сработают
против противника.
— Как такое возможно? — озадаченно прошептал Драко.
Том опустил взгляд на браслет, выглянувший из-под манжета, и заметил, что
Драко тоже уставился на него с мелькнувшим на лице удивлением.
«Выше».
Змея туже оплела запястье, скрывшись от чужого внимания.
— Могу ли я? — озадаченно прошептал Малфой, посмотрев на артефакт, а
после снова на Тома, словно сам не понимал, о чём спрашивает. — Это ведь
второй из пары ограничителей?..
— Видимо, это ты подобрал их. Чудесная работа, — похвалил он.
— Их… — Драко резко замолчал и неторопливо добавил: — Мама их
подобрала.
— Вот как.
— Но вы ведь это и так знали, — в чужом голосе проявились обличающие
нотки. — Она сказала, что они принадлежали нашей семье, это была ложь?
— Конечно же нет, они принадлежали твоему деду, Абраксасу, но что более
важно сейчас, это твоя поразительная осведомлённость в теме артефакторики, —
пожал плечами Том. — Если смотреть на это с перспективы специалиста,
Экриздис не является человеком: его тело — оправа, а душа — камень,
вставленный в эту оправу.
— А как же проклятие «Вечного сна»?
Малфой откинулся назад, потерев пальцем обивку, словно глубоко
задумавшись. А затем встрепенулся, а глаза сверкнули подлинным интересом.
— Да-да, понимаю. Есть разумные артефакты, неподвластные разрушающим
чарам и могут быть уничтожены только определённым способом, — он вскинул
взгляд, почесав подбородок. — Например, меч Гриффиндора или ваши…
крестражи. Если связь искусственная, по этой причине её и невозможно
разорвать смертельным проклятием. Оно лишь поверхностно покалечит сосуд.
Том лишь склонил голову, вслушиваясь в сумбурную, каплю восторженную и
самую малость взволнованную речь.
— Но… такого уровня неуязвимость идёт рука об руку со значительным
дефектом: оправа или, лучше сказать, сосуд недолговечен, как я понимаю, —
продолжал бубнить Драко, — и подвержен влиянию менее опасных заклинаний
или простому физическому урону, да? — и не дожидаясь ответа, он покачал
головой: — И подобные ранения незначительны, если он не способен чувствовать
боль во время битвы и есть способ нейтрализовать урон. Это серьёзная проблема,
мистер Риддл. С точки зрения артефактора, создание не может быть
588/676
собственным создателем, — с нажимом заметил Драко, — так какой же мастер
рискнул бы дать жизнь подобному монстру?
— Разве необходимо подтверждать это гласно? — спросил Том, и Малфой
видимо вздрогнул, сощурив глаза.
— Почему на собрании вы и словом не обмолвились о его неуязвимости?
— На том собрании — нет. Тем не менее Альбус, Министр и Сэвидж в курсе
нашего деликатного положения.
— Подождите… — он мазнул взглядом по окну. — Этот план… Этот набросок
плана был только для Гарри?
— Верно.
Повисла тишина, а Драко резко поднялся и тут же неловко опустился обратно:
— После вы исключите часть участников, а остальных посвятите в новые
детали, и так шаг за шагом, слой за слоем. У каждой группы будет разный
уровень осведомлённости, и каждая группа будет использована по назначению,
— сумбурно изрёк он и вновь вцепился в подлокотники, добавив напряжённым
шёпотом: — Гарри догадается, что это лишь фасад!
Том улыбнулся краем губ.
Когда они расставались в зале заседаний, Поттер уже был полон сомнений,
семимильными шагами направляясь к границе, которая отделяла дымовой
завесой план от истины. И с его тонким чутьём ко лжи провернуть подобное
превратилось в непосильную задачу. Вовлечённость Альбуса помогла избежать
острых углов, когда тот смог бы заподозрить в словах самого Тома какие-то
неточности — по всей видимости, всё же способность была зациклена на Томе.
Словно некое возмездие, заставляющее его быть ещё более изворотливым, а
ложь — искусной. Гарри вырос, и с ним невозможно было не считаться; Гарри
влиял на него больше, чем сам мог представить — Том не должен был
задерживаться после собрания, но не смог уйти, позволив себе это: момент
слабости; безусловно, Гарри догадался бы, будь всё по-прежнему, но и у Тома
был рычаг влияния.
Сейчас Поттер был слишком зациклен на прошлом, чтобы думать о будущем.
Любые остаточные эффекты от зелья должны были выветриться спустя
семьдесят четыре часа, и потрясение, нестабильный эмоциональный фон,
разочарование, злость и страх не позволят ему посмотреть на всё в перспективе.
Скорее всего, он решит не вмешиваться в кои-то веки и посидеть в Тайной
Комнате в знак протеста. И даже смутные догадки под влиянием сумбурного
мышления заставят его отмахнуться от них, как от надоедливых мух — принять
домыслы за порывы своей доблестной натуры, от которой он сейчас, скорее
всего, пытается отречься. И как бы Тому ни хотелось, чтобы сей рыцарь без
страха и упрёка обошёл его стороной, но Гарри — это Гарри. В пределах своей
предсказуемости он иногда действовал наугад, и ко всему прочему нельзя было
недооценивать возможное вмешательство окружения.
Том не мог им рисковать.
Звук грома резанул по слуху, и он поморщился.
— Позволь сказать сначала, что внутри барьера риск угрозы для тебя будет
минимальным: дуэль завершится быстро, а опыт управы с дементорами у тебя
имеется. Из увиденного тобой в воспоминаниях, в тот момент, когда я оставлю
Гарри оригинальное кольцо, забрав с собой копию, он должен будет покинуть
открытую зону, направившись в Тайную Комнату. Однако существует
вероятность, что он решит остаться там.
Драко с вновь проснувшейся тревогой во взгляде покосился на него:
— И что от меня требуется?
— Скажем так, мы с Альбусом пришли к соглашению. Хоть Дамблдор и
растерял свой авторитет в глазах Гарри, но в пылу боя он невольно прислушается
к его словам — по привычке. И тем не менее не исключено, что Гарри решит
действовать наперекор всем и себе в том числе и что Дамблдор просто не сладит
589/676
с ним. В этом случае вступишь ты — для Гарри не будет сюрпризом твоё
присутствие, — прикрыв на мгновение глаза, Том коснулся век, слегка надавив. —
Также существует вероятность, что он сам заручится твоей помощью, и не только
твоей, но и к остальным пожалует с другим планом, а затем на фоне наших
действий попытается что-нибудь провернуть. Мне бы хотелось, чтобы ты
подыграл ему по мере своих возможностей, но в назначенной точке вдвоём или
вчетвером — неважно — вы должны оказаться внутри барьера. Я ясно
изъясняюсь? — он открыл глаза, встретившись с внимательным взглядом Малфоя.
— Да.
— Когда я соберусь покинуть барьер, если Гарри не направится внутрь
Хогвартса и проигнорирует Альбуса, ты должен увести его: уговорами или силой
— всё равно как.
— Силой?..
— Свяжешь и отлевитируешь, — просто пояснил Том.
Тот на мгновение опешил, словно между ними никогда не было стычек.
— Если в пределах барьера риск минимален… Не понимаю, вы боитесь, что он
полезет к Экриздису и не позволит вам увести его подальше от школы? Гарри не
настолько безрассуден в своих поступках, — со сдержанным возмущением
заметил Драко.
Том бы поспорил с этим утверждением.
— Оставшись там, — предельно медленно произнёс он, переведя взгляд на
окно. Дождь уже вовсю барабанил по стеклу, — Гарри сразу поймёт, что
конечный этап плана несколько отличается от того, что ему рассказали. Тогда
всё усложнится. Ты ведь не хочешь, чтобы он подвергал себя опасности?
Драко ещё больше нахмурился, водя пальцем по подбородку, словно это
помогало ему сфокусироваться, а затем удивлённо моргнул:
— Значит, вы собираетесь его устранить прямо на месте.
— Можно и так сказать.
— Может, поделитесь со мной окончательной версией плана, чтобы я смог
сориентироваться? — с опаской предложил Драко.
— Моя просьба была уже оглашена, а всё остальное не должно коснуться ни
тебя, ни Гарри.
— Но… — он привстал, — я могу быть вам полезен. Насколько понимаю,
главная проблема — способность колдовать. Если удастся лишить его
артефактов-накопителей, то его судьба будет предрешена.
— Близкий физический контакт? — насмешливо спросил Том.
— Он не подпустит вас настолько близко, — проворчал Драко. — Следует
измотать его — без возможности восполнить магический запас он выдохнется и
совершит ошибку.
Том отклонился на спинку кресла, наблюдая за ним, и тогда Драко, будто
очнувшись, уточнил:
— Я ошибаюсь?
— Измотать и загнать в угол — неплохой метод, если враг силён, действует в
одиночку и настолько глуп, чтобы не распознать сразу же тактику противника.
Тем не менее Экриздис при первой же возможности ретируется. Не следует
забывать о том, что легион дементоров — сила, с которой следует считаться.
Экриздис, быть может, и истратит свой запас, но и постоянное применение
Патронуса вкупе с атакующими заклинаниями значительно измотает нас.
— Даже вас?
— Меня тем более.
Драко поджал губы, точно боялся даже заикнуться о Патронусе.
— Если сопоставить число жертв, можно узнать, силу скольких волшебников
впитали наручи, — пробормотал он. — Достаточно сравнять силы. В этом случае
вмешательство извне будет необходимостью.
— Сопоставлять с жертвами Азкабана бесполезно: наручи просуществовали
590/676
долгое время.
— Мне не встречалось описание ничего подобного. Я не столько озадачен,
сколько заинтересован… их историей, — признался Малфой. — Полагаю,
артефакт был создан Экриздисом тайно и упоминания о нём были стёрты.
Том вздохнул, вновь уставившись в окно.
Принести ли в дар этому ребёнку историю о том, к чему он питает страсть,
или же промолчать? Можно ли считать это подарком? Зачем он всё это собирал,
зачем — записывал, для кого — хранил?
«Не боишься упустить нечто важное, обнаружив в конце пути, что вся твоя
жизнь — сплошное сражение с ветряными мельницами?»
— Не Экриздис их создал. Тёмная реликвия, — приглушённо изрёк Том, —
впитавшая в себя силу больше сотни волшебников, была создана Илоной Силадьи
— волшебницей, ставшей второй женой графа Влада Дракулы. Скорее всего, в
создании подобной вещицы Силадьи вдохновилась супругом: поглощающий
жизненную силу вампир и поглощающая волшебную — ведьма. Этот артефакт
стал даром тому, кто по своей природе не мог колдовать, — повёл он плечами. —
В сохранённых свидетельствах упоминалась, что Илона предчувствовала скорую
гибель Дракулы, желая таким образом его защитить — так, по крайней мере, это
было подано судье. А тот тем временем, не веря в свою уязвимость, приняв дар,
так им и не воспользовался, оставив на дне походного сундука. После его смерти
Силадьи не стала возвращать наручи — прямое доказательство её преступлений,
— но по глупости своей призналась во всём, за что была заключена в темнице. Её
казнили, а сундук впоследствии оказался на борту одного из суден, приставшего
к берегам острова Экриздиса. Таким образом артефакт оказался в его руках.
«И позволил продвинуться в изучении эффекта поглощения», — мысленно
заключил Том и сфокусировал взгляд на Драко.
Тот сидел с совершенно отрешённым видом и делал записи перьевой ручкой
— не было сомнений, чей это подарок.
— Вы не против, если я запишу? — внезапно опомнился он.
— Нет, — спокойно ответил Том, и Драко ещё быстрее стал строчить, будто
запомнил его рассказ слово в слово.
Стоило ли доверить ему часть собственных исследований, касающихся
артефактов?
Возможно, небольшую часть, ту самую безобидную часть, которая не
пробудит алчность, не извратит интерес и всё же заставит желать большего.
Всегда хотелось больше.
Если в чём они с Экриздисом и были похожи, так это в мучительной жажде к
знаниям. Тот возвёл во внутренних пещерах острова отдельное помещение —
весьма интересное место, напомнившее Тому пещеру, на которую он наткнулся в
детстве, — и поместил внутрь часть с виду безобидных безделушек. Эти
безделушки и были в своё время конфискованы Министерством, а вот само
помещение осталось проигнорированным. Они или не обратили внимания, или не
смогли открыть врата — внутри всё кишело дементорами, и не только ими, но и
разнообразными тварями: полуразложившимися кусками плоти, обмотанными
полосками из ткани, или же ожившими скелетами, бившимися об стены —
продукты безуспешных экспериментов. Впрочем, это было единственное
помещение, в которое Том смог попасть — комнаты внутри лабиринтов Азкабана
ему так и не поддались. К удивлению, в отличие от самой комнаты, браслеты не
были ни спрятаны, ни защищены. Один нашёлся на руке скелета, второй — лежал
на столе посреди разбросанных выцветших записей часть на среднеанглийском,
часть — на нормандском, часть — на латыни. Экриздис был человеком, весьма
одарённым во многих сферах, и языки были не исключением, что не могло не
восхищать. Он не просто продвинулся в создании гомункулов, но хотел наделить
их возможностью колдовать, надеясь, что на время сможет провести душу через
завесу и дать ей смертную оболочку. Подобное легко позволило понять и его
591/676
образ мышления, и его стремления. Пожаловав за наручами и даже не будучи
полностью уверенным, что обнаружит их там, а не на дне посреди океана, Том
нашёл намного больше.
Он не обманывался, увенчивая себя лаврами: без дневника Силадьи, что ему
удалось обнаружить, и исследований Экриздиса изучение наручей и форм
передачи магии отняло бы намного больше времени: не просто годы, а десятки
лет. Сами по себе артефакты действовали как некие магниты и как накопители,
но не помогали в самом процессе извлечения силы. Силадьи физически и
умственно пытала своих жертв, добиваясь магического выброса. И в момент,
когда сила покидала тело волшебника, она убивала его, а наручи сдерживали
магию, впитывая её и не позволяя взорваться, а затем рассеяться. Что было
весьма расточительно, ведь, повторив подобное несколько раз с одним и тем же
волшебником, прежде чем оборвать его жизнь, можно было добиться куда более
эффективных результатов. Разумеется, разум не выдержит больше трёх-четырёх
раз, но в подобной ситуации число волшебной силы, заключённой в наручах,
можно было бы увеличить почти в три раза. Экриздис повторял за ней, скорее
изучая сам метод и проводя параллели с тем, как питаются дементоры, чем
экспериментируя. Том был уверен, будь у Экриздиса больше времени, он бы
усовершенствовал его. Что до него самого, то позднее он создал более
безобидную версию, оставив её на месте прежней. Экриздис не отличил их:
браслеты были идентичны и работали одинаково, но вместо сотни вместили лишь
один «заряд» — на случай, если он сразу воспользуется ими, — и он воссоздал
искусственную связь между артефактом и собственной палочкой, незаметную до
того момента, как наручи будут использоваться в качестве оружия против него.
Однако во время их столкновения всего на мгновение, но было заметно
колебание, словно связь была подавлена. А после второй стычки Том убедился в
своей правоте: у Экриздиса был подлинный артефакт Силадьи, который ему не
подчинялся. Никто бы не смог проникнуть в его святая святых, не потревожив
систему безопасности. Даже он туда не совался без острой на то нужды: слишком
много времени отнимало снятие многочисленных барьеров и сил — их
восстановление.
Число возможных сообщников резко сократилось, а Экриздис подтвердил его
опасения.
— К чему все эти бесполезные попытки? — спросил Том с приторно-вежливой
улыбкой и в следующее мгновение избежал очередной ударной волны
заклинания, выставив перед собой потрёпанную скамейку, которая тут же
разлетелась в щепки.
Экриздис скривился, отступив на пару шагов.
— Неужели проигрыш так сладок, что вы продолжаете улыбаться?
Чужая рука дёрнулась в его сторону.
— А я разве проиграл? Или постойте… Рассчитываете на чью-то
безвозмездную помощь? — поддел его Том, уклоняясь от Экспульсо.
Экриздис внезапно замер, расплываясь в улыбке:
— Несложно догадаться, единожды уверовав в её существование. И, зная об
этом, вы продолжаете противиться судьбе?
— Судьбе или Смерти? — уточнил Том, склонив голову набок и подбросив в
руке кольцо, при виде которого глаза Экриздиса алчно сверкнули.
— У вас нет выбора.
— Это, увы, решать не вам.
Экриздис обошёл раздроблённую монолитную плиту и уселся на самый край,
закинув ногу на ногу с таким видом, словно был на приёме у самой королевы.
— Тогда договоримся? — протянул он вопросительно.
— Я же обману, — усмехнулся Том, пожав плечами. — Снова.
— На этот раз ничего не выйдет.
Том промолчал, ожидая, когда тот продолжит.
592/676
— Равноценный обмен, — протянул он. — Вручите мне кольцо, и я избавлю вас
от сожалений в будущем.
— Предпочитаю конкретику, — Том невольно подался вперёд.
— Госпоже без надобности, чтобы вы об этом прознали: она так или иначе уже
наказала вас и за обман, и за наглость. По совести сказать, я бы с удовольствием
наблюдал, как вы стенаете и корчитесь оставшуюся вечность в муках, осознавая,
что наделали, — бледные губы растянулись в самодовольной улыбке. — Но есть
куда более интересный исход, раз ваша уверенность в свободе выбора столь
непоколебима. Можете счесть это и предупреждением в том числе.
— Наказала меня?
— Кольцо, — Экриздис протянул ладонь.
Усмехнувшись, Том опустил глаза, разглядывая матовую поверхность камня,
и, подбросив его в воздухе, кинул в сторону колдуна. Тот ловко поймал, покрутив
вещицу в руке.
— Подобная сговорчивость мне по душе, — поднял он взгляд. — Осознаёте ли
вы, что, обманув Госпожу, прокляли её устами юношу, что подле вас?
Том напрягся, ощущая, как холод сковывает внутренности.
— Формулировка проклятия? — процедил он.
Экриздис с пониманием улыбнулся:
— Я ожидал удивления, потрясения, быть может, гримасу подлинного
страдания! Ваша экспрессия — сплошная тоска и печаль, Волдеморт, —
монотонно пробубнил он и рывком поднялся, чуть склонившись, будто в поклоне:
— Позвольте его чувствам к вам излиться любовным признанием, а сердцу —
лишиться всяких сомнений, и ваш долг будет уплачен ценой его жизни. Если
вскоре это случится, вы освободитесь, но будет ли это вам в радость?
Пробившись сквозь пелену зелья, клокочущая ярость сплелась со страхом,
заставляя пульс учащаться.
— Другие варианты? — контролируя голос спросил Том.
Экриздис цыкнул.
— Если ваши мысли близки к разбитому сердцу и драматическому
расставанию, то смею заверить — это делу не поможет. Госпожа желает вас
наказать, и смерть этого юноши должна стать карой, но! — колдун выпрямился,
разведя руками. — Мы можем разыграть сцену заново: те же декорации, те же
актёры, финальная битва, вместо Пожирателей дементоры… Вашу роль исполню
я, его же роль — вы, — Экриздис понизил голос. — Придите на поле боя, придите
ко мне, а значит, к Госпоже; придите и отдайте свою жизнь добровольно. И Гарри
Поттер продолжит жить и доживёт до глубокой старости, как всё и должно было
быть изначально.
— Должно было быть изначально? — глухо переспросил Том и осклабился: —
Не пытайся воздействовать на меня праведными речами, Экриздис: это не
сработает. Изначально наши судьбы должны были переплестись, а если
расставание не поможет, значит, и любить меня ему тоже суждено.
Экриздис вернул усмешку и шагнул вперёд, глянув исподлобья:
— Как неуважительно! И как печально, что кто-то вас любит лишь потому, что
ему так суждено!
— Пророчества — не изъявление воли судьбы, которой можно перечить, а
лишь подсказки того, что случится тем или иным образом.
— Однако пророчество не раскрывает тайну последующих ваших отношений
— ведь так? — и теперь вы знаете причину.
— Полагаю, в эту тайну тебя посвятила Смерть.
— Когда злится, Госпожа весьма словоохотлива, и когда ей скучно — тоже.
Чего удивляться, вы ведь понимали, что никто иной не способен помочь мне с
тем, что вы натворили, — тот провёл рукой по телу, словно красуясь. — Уже
жалеете, что выбрали меня среди многовековых тёмных колдунов?
— Не понимай я, что это невозможно, подумал бы, что кто-то подменил твою
593/676
душу, — скрывая раздражение, прошептал Том.
Чувства смешивались, клокоча внутри и ослабляя действие зелье посекундно.
Тому хотелось свернуть ему шею, и, если бы это могло помочь, он бы сделал это
незамедлительно.
— Я не резко понабрался ума, Волдеморт, а пребывал в мысленном ступоре
долгое время — моя душа была уже пять веков как упокоена. Мне необходимо
было время, чтобы освоиться в новом времени, — внезапно злобно процедил
Экриздис. — Стоило воскресить Годелота. Такой искусный волшебник, а сгнил в
подвале, как крыса, — та же участь, что ты уготовил мне, — уже спокойней
прошелестел Экриздис. — Так к чему это я? Столь прискорбному концу есть
альтернатива.
Вариант ещё не был озвучен, а Тому он уже не нравился.
— Раз уж мы подружились, друг мой, осведомлен ты или же нет, но Гарри
Поттер предстал передо мной, вселившись в труп отходящего на ту сторону
мракоборца, и я ему тоже являлся в видениях и снах, — с воодушевлением
произнёс тот.
К раздражению прибавилось удивление. Том нахмурился, вглядываясь в
чужое лицо и понимая, что тот не лжёт и даже не лукавит.
Гарри рассказал обо всём, кроме снов… Почему он утаил это? Что это были за
сны?..
— В совпадения я не верю, — продолжил Экриздис. — Ведь для создания
моего дражайшего сосуда была использована кровь создателя — твоя кровь, — а
значит…
— Нет, — покачал головой Том, уже понимая, к чему тот ведёт.
—…связь между Гарри и мной так же реальна, как и между тобой и им.
— Чепуха, — выдохнул он, отступив.
— Какой толк от отрицания того, что я твой выигрышный билет — так,
кажется, говорят? Мой долг с Госпожой оплатят Дары. Он будет жить, как и ты,
не эту ли цель ты преследовал? А проклятие не сможет вступить в силу, если
наша с ним связь упрочится. Твоя совесть будет чиста, а я, быть может, не буду
так тосковать по той, чьего общества ты меня лишил, — понизил голос Экриздис
до угрожающего шипения, — ведь и судьба, и способности этого юноши весьма
интересны, как не погляди — он сможет меня развлечь.
Внутри всё всколыхнулось от злости лишь от одной мысли подобного исхода,
заставив Тома на мгновение потерять голову. Воздух сгустился, потяжелел,
буквально потрескивая всполохами; земля под ногами дрогнула и клоками
взорвалась вокруг него. Трещины разошлись во все стороны, и без того
развалившаяся хибара задрожала, рухнув в клубах пыли. Экриздис отскочил,
переступая через небольшой обрыв, и с хохотом отмахнулся от летевшего в него
обрубка дерева.
— Как же прекрасен проблеск неподдельных эмоций на твоём лице! Решил
уничтожить это жалкое место, Волдеморт?
— Через четыре дня, — процедил Том.
— И что это изменит, позволь узнать? — фыркнул тот со смехом и в мгновение
ока оказался прямо перед Томом. — Госпожа заберёт твою жизнь, моё же
существование продолжится, как и его. Гарри будет безутешен, как был и я,
потеряв её. Потеряв её дважды, — злобно оскалился Экриздис.
Он ощутил враждебное намерение, заметил действие, но тело будто
окаменело, а затем резко ослабло, и его отбросило назад из-за столкновения
заклинания с выставленными в последнюю секунду щитовыми чарами.
Тело врезалось в дерево, дыхание перехватило, а перед глазами на
мгновение всё почернело. Моргнув, Том сплюнул кровь и отступил в сторону,
прежде чем ствол разрубило напополам. Бок остро кольнуло.
Чёрт!
— Я смог застать тебя врасплох? — с притворным удивлением вновь
594/676
рассмеялся Экриздис.
— На твоём месте я бы не доверял Смерти, — плавно выпрямляясь, изрёк Том
с кривой улыбкой.
Видимо, одно или два ребра были сломаны.
— Я и не доверяю. Ни тебе, ни ей, — подбросил он фальшивку и стиснул её в
кулаке, пока не послышался треск.
— Зачем тогда рассказал, если всё понял?
— Не смог отказать себе в удовольствии лично пронаблюдать за твоими
мучениями, — Экриздис скривился. — А Дары я ещё успею забрать и
рассчитываю, что ты подготовишь нечто особое к этому дню. Я тоже постараюсь,
— он отступил на несколько шагов, растянув губы в улыбке: — Признай,
Волдеморт, что тобой движет неискоренимый эгоцентризм: пусть лучше юноша
познает горе, чем будет счастлив, но не с тобой. И всё же подумай над моим
предложением.
Экриздис аппарировал прежде, чем Том успел послать его к чёрту, и в
следующее мгновение внутри магловской части деревни прозвучали
громогласные взрывы…
Первый день близится к концу.
—…Вы в порядке? — будто из-под толщи воды раздался голос Драко.
Том кивнул, заметив, как тот отложил ручку вместе с небольшой тетрадью на
чайный столик. В тот же момент в дверь постучали и поспешно вошёл Люциус.
По запыхавшемуся виду, тщательно скрытому под обманчивым спокойствием,
было видно, что тот не шёл, а бежал в малую гостиную. На болезненно-бледном
лице красными пятнами отпечатался страх, когда он перевёл взгляд с Тома на
своего отпрыска, а затем обратно.
Том снял полог, с интересом наблюдая за ним.
Представление обещало, как минимум, быть занимательным.
— Простите, что задержался, мой Лорд, — выдохнул он, ощупав взглядом сына
с ног до головы. — Драко, разве ты не опаздываешь на… собеседование в
Министерстве?
Такое явное желание спрятать Драко при иной обстановке могло его
позабавить, но всколыхнувшиеся воспоминания породили глухое раздражение.
— Разве я тебя звал? — осведомился Том, сощурив глаза.
Люциус вытянулся, как по струнке, удивлённо моргнув.
— Но к кому же вы тогда пожаловали, мой Лорд?
— Ко мне, отец, — устало ответил Малфой-младший. — Разве мама тебя не
предупредила?
— Разумеется предупредила.
Нарцисса появилась за его спиной и явно была не в настроении.
— Люциус, твоего внимания требуют несколько писем и посылка, — добавила
она весомо.
— Зачем же вам мой сын? — словно не заметив её, уточнил тот. — Простите, я
не успел его предупредить о вашем возвращении. Скорее всего, он и не узнал
вас, поэтому не проявил должного уважения. Сейчас мальчик, наверное, в шоке,
— продолжил тот, ускоряясь с каждым словом, — и сам не понимает, что говорит.
Я знаю, что не могу просить об этом, но умоляю, не будьте слишком строги к
нему…
— Остановись, — прервал этот речевой поток Том.
Люциус резко закрыл рот, дрожащей рукой заправив за ухо прядь волос. На
лбу выступили бусинки пота, а глаза забегали из стороны в сторону, словно тот
лихорадочно обдумывал своё положение. Казалось, ещё секунда, и он свалится в
обморок.
Что было бы весьма кстати.
— Выдохни, — посоветовал Том, и раздался свистящий звук.
— Мой Лорд… вы ведь знаете, что это честь для нас — принимать вас в нашем
595/676
поместье, и я… — Люциус оборвал себя на полуслове, хватая воздух губами. — И
я, мой Лорд… — он удивлённо сжал горло, хрипя и задыхаясь. — Я!..
«Дормио».
Нарцисса вовремя подтолкнула кресло вперёд, и Малфой завалился на него,
тревожно засопев. Драко удивлённо ойкнул и поднялся, во все глаза смотря на
своего отца.
— Паническая атака, — вздохнула Нарцисса.
На лице Драко заполыхал румянец. Он резко отвернулся к окну, и послышался
еле различимый шёпот:
— Как же стыдно…
Что ж, Том ожидал, что после встречи в Министерстве Люциус будет вести
себя более сдержанно и справится со страхом, но, видимо, он недооценил власть
страха.
Нарцисса остановилась около его кресла и поправила причёску, нейтрально
осведомившись:
— Я могу с ним объясниться?
— Не стоит. Просто донеси простую и понятную мысль, что ни ему, ни Драко
ничего впредь не угрожает.
Та на мгновение задумалась, а затем кивнула. Позвав эльфа, она указала
глазами на Люциуса, и спустя мгновение они снова остались с Драко вдвоём.
— Продолжим?
— А со мной вы можете объясниться? — предельно серьёзно спросил Малфой-
младший и почти церемонно сложил руки на коленях, готовясь слушать.
Том поднялся и подошёл к окну. По стеклу бежали прозрачные ручьи,
вдалеке, меж туч, светлел небольшой островок синевы — вид почему-то
завораживал.
— Простите, если это было не подобающим.
— С тобой объяснится Гарри, — отозвался Том, не оборачиваясь. — Если всё
вспомнит.
Хотелось бы поблагодарить всех тех, кто продолжает оставаться с нами, и

отдельная благодарность тем, кто безустанно мотивирует нас с гаммой своими
откликом и делится эмоциями от прочитанного. Спасибо вам огромное!
Интересно, по какому из трёх путей пошли бы вы сами?
гаммечено~
596/676
Часть 39. И если бы я только мог
Зачем столько ненависти к тем, кого мы любим?

Скажи, мы еще важны друг для друга, не так ли?
Ты, (Если бы я только мог взбежать на вершину этого холма)
Ты и я (Если бы я только мог взбежать на вершину этого холма)
Ты и я не будем несчастны.
И если бы я только мог
Заключить сделку с Богом,
Чтобы мы с тобой поменялись местами.
Placebo — Running Up That Hill[18]
Гарри упал на кровать и зажмурился, услышав еле слышный писк.

Потянувшись к сброшенной на стул мантии, он выудил из кармана шарик и
всмотрелся в клубящееся нутро, в котором проявилось короткое «Доброй ночи», а
затем вновь уткнулся в подушку.
— Это Ментальная сфера, Гарри. Так вы всегда сможете со мной связаться, —
Экриздис протянул небольшой шарик, который Гарри уже видел единожды у
Грейбека.
Он опустил глаза, коснувшись сферы.
— Вы опечалены, — констатировал тот, не разрывая контакт.
— Это исключительно мои проблемы.
Отступив, Гарри сжал артефакт в ладони.
— Наше личное знакомство состоялось чуть больше часа назад, — Экриздис
склонил голову, удержав его за руку, — но, когда я встретил вас во плоти,
почувствовал некое родство. Близость, быть может. Разве вы не ощущаете того
же?
— Нет, — соврал Гарри не моргнув и глазом.
Экриздис покачал головой:
— Ваши действия говорят об обратном.
— То, что я не убежал сверкая пятками, не означает, что мне с вами…
спокойно.
— «Спокойно»? Какое интересное определение. Хотел бы я, чтобы вам и
правда было спокойно подле меня, — понизил тот голос. — Сейчас вы озадачены,
и я могу вас понять — ваша жизнь превратилась в череду катастроф,
спровоцированных чужими интересами. Вы устали и хотели бы, чтобы
единственным вашим беспокойством изо дня в день стали житейские мелочи. Ко
всеобщему сожалению, этому не бывать, пока ситуация не разрешится.
— Желаете быстрее всё закончить? Что ж, понимаю.
— Это и в ваших интересах, Гарри.
— Вы пытаетесь мне сопереживать? — удивлённо спросил он.
— Я лишь хочу облегчить ваше существование.
— И поэтому не позволили продолжать жить в счастливом неведении?
— Это привело бы к вашему концу, Гарри.
— Подобная озабоченность моей судьбой выглядит несколько странно, не
находите? — освободил он руку, и Экриздис сам отступил.
— Друзей не сделай врагами, а врагов постарайся сделать друзьями, —
заключил тот.
— А я-то думал, что между нами некое родство. Душевная близость, —
597/676
усмехнулся Гарри.
Тёмные глаза блеснули, и на чужом лице нарисовалась улыбка.
Определённо Экриздис совершил ошибку. Однако, произошло ли это
намеренно или же чистая случайность — вот что предстояло выяснить.
Легко предположить, что история собственной жизни, переданная через
призму Еженедельного пророка и Риты Скитер вкупе с другими журналистами,
привела колдуна к ошибочному мнению на его счёт. Необходимо впечатлить,
ранить, раскрыть глаза на предательство, воззвать к гордости, предложить
помочь, проявить сочувствие, и разбитый, ничего не понимающий, но всё ещё
рыпающийся Гарри Поттер соглашается на содействие и добровольно позволяет
использовать себя в качестве козыря — чему Гарри и позволил случиться.
Держи своих друзей близко, а врагов ещё ближе.
Он хмыкнул, перевернувшись на спину, но улыбка тут же сползла с лица и
ощущение тяжести на сердце усилилось.
Экриздис, может, и не лгал, но столь же ловко управлял его вниманием,
заставляя зацикливаться на деталях, и подначивал, само собой, преследуя
собственные цели. Без разницы, сознательно или по ошибке, но он помог ему
сложить пазл, однако нельзя сказать, что разгадка принесла облегчение:
отчуждение Тома на собрании, совершенно непонятный план, рассчитанный на
восстановление Экриздиса, когда тот и ранен-то не был, слова Риддла о том, что
ему есть, что предложить противнику, «заточение» Гарри в Тайной комнате…
Странно было бы удивиться тому, что тот собирался провернуть очередной трюк
у него за спиной, но чересчур навязчивые намёки Экриздиса о том, что Том
намеревался делать, шли вразрез с тем, что тот на самом деле делал сейчас.
Ситуация складывалась весьма неоднозначная.
У Гарри было два предположения. Первое: Том, поспешные действия которого
были продиктованы желанием устранить Гарри как участника, пытался вывести
его из собственной игры, из чего следует, что Риддл — тот, кто два раза избежал
смерти, — затевал самоубийственную миссию, которую сложно было привязать к
нему: самопожертвование и Том, на первый взгляд, — явные антонимы. Но
именно по этой причине он отказывался от помощи извне, так как мифическая
фигура председателя, фигура формально несуществующая, как выяснила
Гермиона, так как официально Международную конфедерацию магов возглавлял
президент, выбранный из глав делегаций, и ныне этот пост занимал Бабайди
Экинбад. Второй фигурой по значимости был генеральный секретарь —
переизбранный на второй срок некий Георг Пруст; и тем не менее МКМ состояла
из нескольких регулирующих органов, одним из которых был Международный
совет магической безопасности и правопорядка (или коротко Совет
безопасности), под которым находились Международное магическое
юридическое бюро, Международный суд магов, о котором упоминал Альбус,
Отдел тюрем и Международная волшебная полиция (или Интервизпол), которая,
в свою очередь, отвечала за оперативную группу по защите Статута секретности
(ОГЗСС) и отдельную организацию мракоборцев, использовавшуюся для помощи
странам-членам в поимке преступников, находящихся в международном розыске.
А главное, что можно было вынести из этой структуры, так это фигуру
Советника по безопасности, как с энтузиазмом подчеркнула Гермиона. С виду
ничем не примечательная должность простого консультанта по вопросам
магической безопасности обладала несколькими интересными и столь же
подозрительными, теперь уже по мнению Гарри, нюансами. Во-первых,
советников якобы было семеро и совершенно непонятно как, кем и на какой срок
они избирались; во-вторых, их имена никогда не указывались. Гермиона
выложила на стол множество вырезок из самых разных газет: из The New York
Ghost о том, что «Советники по безопасности созывают немедленную
конференцию в Антверпене». Всю статью о них отзывались не как о президенте
Фогеле или Дамблдоре, а просто как о «советнике», о «круге советников» или о
598/676
«господине советнике» — без упоминаний имён или фамилий, отчего понять, о
каком именно советнике идёт речь, было сложно. То же самое происходило в Die
Silberne Fledermaus, Nouveau prophète, Le Cri de la Gargouille, Narrativa mattutina и
прочих локальных и международных изданиях волшебной прессы. В-третьих,
отсутствовало ключевое звено внутри Совета безопасности, а именно: кто его
возглавляет? Перед кем отчитываются советники, и кто сидит во главе?
Президент самой МКМ или, может, генеральный секретарь?
Надо полагать, это было не так. И здесь петля замыкалась: во главе Совета
находился тот же самый круг советников. И тем не менее среди этих семерых
находился некто, опять же, «советник», к которому применялось должностное
определение «председателя», и именно оно въелось в воспоминания Гарри;
определение председателя, как советника, который сидел во главе стола,
руководил заседанием и руководил самим органом. Поэтому председателя как
такового не существовало официально в МКМ, существовал лишь незримый
(главный) советник — один из, — которым, как они предположили, Том и являлся.
Гермиона заметила, что форма коллегиального органа допускала некоторую
гибкость в правлении, иначе Гарри не представлял, каким образом можно было
совмещать две жизни — особенно в период исчезновения. Гермиона подчеркнула
высокую вероятность того, что в это время или его кресло занимал кто-то другой
— возможно, доверенное лицо, — или же оно пустовало.
Разумеется, никаких подтверждений этим догадкам не было, но Гарри
казалось, что Том и этим поделился с ним, прежде чем заставить забыть. Однако
даже одни лишь домыслы позволяли судить об истинной причине отказа от
вмешательства того же Отто Кунца или Йа Чжоу. Риддл отказался прибегать к
помощи извне, потому что, во-первых, возможно, это было бесполезно — Том вряд
ли обманывался насчёт Экриздиса, как обманывал всех остальных, — а во-вторых,
взвесив на весах их ценность, Том явно понимал, что Гарри проигрывает.
«…Что стоит одна жизнь в сравнении с целым миром? Вечная дилемма, Гарри.
А на месте министра магии личное отходит на второй план», как сказал Альбус
когда-то. Да и не только он. Ещё тогда, при встрече со Скримджером, его
важность для силовых магических структур была уже определена.
— Я не хочу, чтобы меня использовали, — ответил Гарри.
— Найдётся немало людей, которые скажут, что приносить Министерству
пользу — это ваш долг!
— Конечно, а другие скажут, что ваш долг — проверять, действительно ли те,
кого вы сажаете в тюрьму, это Пожиратели смерти, — выйдя наконец из себя,
сказал Гарри. — Вы поступаете точь-в-точь как Барти Крауч. Вы и ваши люди так
и не научились толково делать своё дело. А мы получаем либо Фаджа, который
притворяется, будто всё прекрасно, пока у него под носом убивают людей, либо
вас, который сажает в тюрьму не тех, кого следует, и делает вид, что на вас
работает Избранный!
— Так вы всё же не Избранный? — осведомился Скримджер.
— По-моему, вы сказали, что это не важно, — с горьким смешком ответил
Гарри. — Во всяком случае для вас.
— Мне не следовало так говорить, — торопливо проговорил Скримджер. —
Это было бестактно...
— Отчего же? Всего лишь честно, — отозвался Гарри. — Одна из немногих
искренних фраз, которые вы сказали. Вам всё равно, жив я или мёртв, вам нужно,
чтобы я помог уверить всех, будто вы побеждаете в войне с Волдемортом. Я не
забыл, Министр...
Если Гарри не обладал ещё тогда никакой ценностью для Министерства, чего
уж говорить о Конфедерации? Для них он был заржавевшим винтиком, в отличие
от Тома. И безусловно, как бы ни старался это подать Экриздис, в чём они
сходились с Гермионой, так это в том, что Риддл в этом механизме был одной из
главных шестерёнок, но всё же шестерёнкой. Если бы в его власти было ткнуть
599/676
пальцем, издать указ и на следующий день всё было бы так, как он того хотел,
Тому бы не понадобилось проворачивать всё это. Следовательно и вполне
логично, часть того, что он делает, делается с одобрения всего совета —
используй он свой дар убеждения или же нет, — и, конечно же, какой дурак
одобрит его самоубийственную миссию, да ещё и поможет?
Нет, он набрал тех, кто продолжает верить в его легенду, не питает к нему
никаких особых чувств, кроме неприязни или ненависти, и кого его гибель не
особо тронет. Люциус Малфой только будет рад, если воскресший «повелитель»
оставит его наконец в покое; Артур Уизли по вине Тома потерял сына, и чувства
его далеки от безразличия; Касса Флокс — тёмная лошадка; Сэвидж спит и видит,
как засадит Волдеморта в Азкабан; Альбус Дамблдор столько лет пытался его
убить, что вряд ли попытается воспрепятствовать чему-либо угрожающему его
жизни. Среди них всех только Гарри (и частично Дамблдор) казался совершенно
лишним.
В любом случае они используют Тома против Экриздиса, как использовали
Гарри против него самого. Разумеется, происходит это с его дозволения и по его
же вине — создать монстра, дабы использовать его для очередной проверки
безопасности и своего освобождения от оков Волдеморта, а потом устранить и
исчезнуть в закате. Таким был изначальный план.
Гарри прикрыл глаза руками и потёр их.
Однако что-то явно пошло не так… И если предположение верное, то
назревает вопрос: с какой стати Том собирается отказаться от того, что получил
сильно рискуя?
Что ж, другое предположение зависело от ответа на этот вопрос.
Первым вариантом была глубинная мотивация… любовного характера — во
что Гарри очень хотелось верить. Очень хотелось думать, что он стал настолько
ему дорог, что Том предпочтёт защитить его таким образом; что рискнёт всем: и
тем, что столько лет добивался, и собственной жизнью…
Под веками стало жечь, и Гарри раскрыл глаза, уставившись в потолок.
Но какой толк от веры в сказки?
Потому вторым ответом являлось отсутствие любой мотивации: Риддлу
совершенно незачем было так поступать, и это всего лишь очередной трюк. Том
изначально рассчитывал использовать его — сделка века. Он вполне мог
рассчитать, что Гарри, как обычно, докопается до сути и сделает наоборот,
поэтому и отдалил его от поля боя, породив сомнения, показал собственную
уязвимость и наградил определённой пассивной ролью, того, кто скрывается за
чужими спинами, чтобы Гарри сделал наперекор: бросился его спасать и
предложил свою жизнь, ведь если чьи-то чувства здесь и очевидны, так это его;
ведь Риддл прекрасно знает, что жертвовать собой ради близких в его природе и
ничто не сможет это изменить… И именно поэтому Экриздис просил не
вмешиваться: в первом случае дать Тому пожертвовать собой; во втором — не
дать ему воспользоваться самим Гарри.
Тихий вздох показался оглушительно громким в звенящей тишине спальни.
Самое печальное, что в обоих случаях он был готов вмешаться, пусть даже
Риддл провернул всё это с целью посмеяться над его глупостью и его
жертвенностью в последний раз — да будет так.
«Думай лишь обо мне, Гарри».
Если бы он только мог думать о ком-то ещё, кроме как о нём…
Сова ухнула, вырывая его из пучины не самых радостных мыслей, и Гарри
перевёл на неё взгляд.
Прежде чем войти в книжный, он отправил птицу на Гриммо вместе с
Кричером. Тот хорошо постарался, заменив все вещи Хедвиги на новые, но имени
у совы так и не было — Гарри на ум ничего толкового не приходило. И, если быть
честным, сейчас ему было не до этого.
Визит к Сэвиджу не дал никаких существенных результатов.
600/676
Гарри понимал, что в чужих глазах он вроде и победитель великого и
ужасного (который, тем не менее, вновь предстал перед ними во плоти), и
новичок-мракоборец, попавший в их ряды по ускоренной программе и
рекомендации самого министра, и теперь ещё тот, кто буквально сразу же
нарушил правила — бунтарь, как тот выразился.
— Вы это серьёзно, мистер Поттер? — Сэвидж откинулся на спинку стула,
удостоив его удивлённым взглядом.
— Кажется, что я шучу?
— Анджелина Уизли проходит по этому делу свидетелем и уже давала свои
показания…
— Насколько я понял, она подтверждала невиновность Джорджа, а не свою, —
нахмурился Гарри.
— Вы предлагаете допросить её в качестве подозреваемой? У вас есть
доказательства, помимо подсказок интуиции?
— Ни для кого ни секрет, что я крайне близок с семейством Уизли, —
вполголоса заметил он. — Неужели вы считаете, мистер Сэвидж, что я бы стал
рисковать их расположением, обвиняя кого-то голословно?
— Пока что вы именно это и делаете, а после случившегося у их дома
выглядит это ещё более подозрительно, — с толикой скепсиса протянул он и
кашлянул. — Замечу, что ни гадание, ни предсказания, ни пророчества не
считаются уликами в Великобритании, а поэтому, если я правильно понял, вы
предлагаете мне вновь вызвать миссис Уизли в весьма печальный для них
период, чтобы обвинить её, основываясь на… «Библиомантии»?
— Разве объективно взывать к моей жалости? — в лоб спросил Гарри, сощурив
глаза. — Или, может, вы считаете мисс Офелию Ваблатски шарлатанкой?
Сэвидж крякнул и нервно разгладил усы.
— Даже Офелии понадобилось куда больше простого предсказания, чтобы я
решился вызвать кого-то на допрос, основываясь на её подозрениях.
— А я всего лишь какой-то новичок, — кивнул Гарри. — Понимаю.
Он провёл около часа, разглагольствуя, — словно разговор с Томом был
тренировочным, — о Джиневре, Билле, Джордже, Чарли, Анджелине и даже
самой Одри, как бы тяжело ни давались эти подозрения. Сэвидж лишь кряхтел, с
чем-то соглашаясь, чтобы тут же возразить и попытаться допросить его самого —
откуда такая осведомлённость о деле?
— Моя интуиция подсказала, — улыбнулся Гарри.
— Вы ведь понимаете, что это конфиденциальная информация, а тот, кто с
вами ею поделился, нарушил правила. Ни он, ни вы не имели на это право.
— Почему же не имели?
— Вы отстранены от должности, — напомнил Сэвидж.
— Официально вы отстранили меня этим утром. До этого же я всё ещё
числился в рядах мракоборцев.
Сэвидж нахмурился и покачал головой:
— У меня от вас голова разболелась, Поттер. Вы свободны.
Гарри немигающим взглядом уставился на него, и тот, вновь расправив усы,
махнул рукой:
— Я подумаю над вашим предложением.
— Подумаете?
— Подумаю, — повторил он с нажимом. — И хочу предупредить: не смейте
своевольничать снова, сунувшись к Анджелине Уизли с расспросами.
Хоть Том и сомневался в его способности удержать в узде собственный
энтузиазм, но спасение потерянных душ может происходить по-разному. Если
супруга Джорджа виновата, если это был несчастный случай, то затягивать с
расследованием и оставлять её среди горюющих родственников, в чьём
страдании она повинна и, скорее всего, ясно это осознаёт, весьма опасно. Гнёт
вины ужасен, а страх источит её изнутри, что было не простым предположением
601/676
— это уже происходило.
Может, разговор с Сэвиджем и не принёс ожидаемых плодов, но последующая
встреча с Гермионой оказалась весьма результативной во всех смыслах. Его
успели отругать, после затискать, затем снова отругать и осмотреть с ног до
головы, потом устроить допрос с пристрастием, а следом огреть справочником с
красочным названием «Пока Гарри ковырял палкой в углу, Гермиона успела всё
узнать».
Ничего, чего бы ни случалось раньше.
Разумеется, все её сведения были почти полностью о Конфедерации, и, к
чужому удивлению, получить полный ознакомительный документ о структурах,
руководстве, деятельности и бюджете МКМ оказалось весьма непросто — её
даже на этаж не хотели пускать. Однако во второй раз она не позволила себя
выпроводить в течение целых десяти минут, заговаривая зубы работнику из
справочного центра, и именно в тот момент появилась её спасительница — Йа
Чжоу, само собой.
А что касается зелья, прогресс был небольшим, что её, по всей видимости,
весьма огорчало — Гермиона не любила проигрывать, но даже она не могла
поспеть везде. Гарри вкратце поведал о том, как испытал зелье на себе,
вследствие чего получил очередной нагоняй за безрассудство и предложение
представить ей полный отчёт о своих ощущениях во время действия
удивительного зелья. Но главное, когда он как бы между прочим спросил о
Джордже — среди прочих членов семейства, — Гермиона подметила, что у них с
Анджелиной всё неладно и та отправилась погостить у родителей на время.
Из-за праздников в этом не было ничего необычного, за исключением того, что
поехала она без Джорджа.
Так что же это: семейный визит или же побег от себя и от содеянного?
Ситуация, безусловно, усложнялась, а он был совершенно бессилен. Даже
обыденная беседа с Анджелиной могла быть принята за принуждение и попытку
оказать влияние, что обернулось бы против него после и усложнило бы
расследование.
Про Джорджа, напротив, Сэвидж ничего не говорил — не может же Гарри
теперь ни с одним из них не общаться? Заодно и с Роном пора было официально
примириться. Однако Джордж ушёл на больничный (по всей видимости, из-за
того же отравления), и лавка оказалась полностью на Роне.
Беседа протекала каким-то урывками и сбивчивыми объяснениями до того
момента, как тот внезапно остановился посреди зала, всхлипнул и разрыдался.
Гарри выпроводил удивлённых клиентов, закрыв магазин, а Рон продолжал
рыдать, неудачно ухватив по дороге перечные салфетки, отчего его лицо тут же
покрылось красной сыпью и начало чесаться.
— Мне жаль, — пыхтел он.
— Где обыкновенные салфетки? — спросил Гарри, отняв коробку.
— Н-не знаю, — всхлипнул Рон и вновь высморкался в тут же ставшую алой
бумажку.
Впрочем, нос его стал такого же цвета.
Гарри потянул его за собой в уборную, заставив вымыть лицо.
— Н-не поможет, — остервенело тёр тот кожу полотенцем и снова плескал
холодной водой.
— Может, в Мунго?
— Нет! — испуганно покачал головой Рон, широко раскрыв красные глаза, и
слёзы вновь потекли ручьями по щекам. — Не нужно в Мунго!
В груди стало щемить. Сожаление и тоска смешались, и он кивнул,
согласившись:
— Хорошо…
— Мне жаль, Гарри, что я повёл себя как д-дурак и что ударил тебя, — Рон
скривил губы, будто вновь собирался всхлипнуть, — и Волд-деморт… И Перси
602/676
умер, и Джордж заболел, и на маме лица н-нет, — бормотал он поспешно, словно
не знал, с чего начать.
Гарри плавно вытянул у него полотенце из рук и повесил его.
— Я сожалею, что не был с вами весь этот год и что не смог быть рядом, когда
это произошло и ты нуждался во мне, — помедлив пару секунд, сказал он, и с
горьким смешком признался: — В последнее время из меня был никудышный
друг; после Рождества я даже не попытался объясниться с тобой. Мне казалось,
что я не в обиде на Джинни, что я не имею право на подобное чувство, когда вся
эта ситуация целиком и полностью произошла по моей вине. Но, чего уж
отрицать, обида затаилась в каком-то уголке сознания. Я понимал, что она не
хотела вовлекать вас, и понимал, что и мне не стоит — я пошёл на поводу у
Дамблдора, а значит, должен сам отвечать за свои поступки… Сам, а не пытаться
снова разделить с вами это бремя. И всё же отчуждение оказалось, — Гарри
нервно коснулся носа, пощипав кончик, — болезненным, наверное. Болезненным,
хоть и заслуженным. Я тоже тот ещё дурак.
Он еле слышно вздохнул, а Рон шагнул вперёд и уткнулся в его плечо, будто
боднув. Чужое тело сотрясали сдавленные рыдания.
— Это м-мы… Я замечал, что с тобой что-то не так… Видел, но предпочёл
игнорировать это, в-ведь у меня внезапно оказалось столько дел в лавке, и
отношения с Гермионой перешли на новый уровень, я хот-тел быстрее преуспеть,
заработать на новый большой дом… И в-вместо того чтобы разобраться в том, что
происходит с моим лучшим другом, я решил жд-дать, когда проблема решится
сама… Я думал: что может сломить Гарри, если это не сделало всё, что с н-ним п-
произошло до этого? Что? Да ничего! Всё закончилось… Теперь всё будет
хорошо… — прошептал Рон и снова боднул его.
Гарри смотрел прямо перед собой, ощущая онемевшую на губах улыбку.
Возможно, он уже давно сломался, просто никто не заметил.
— Я использовал твою несгибаемость, чтоб-бы оправдать себя и успокоить.
Что бы с ним ни происходило, он сможет сам разобраться, говори я себ-бе… И
Гермионе тоже. Когда она волновалась о ваших с Д-джини отношениях, говорил:
«Сами разберутся, не маленькие». Может, я слишком сильно давил на неё,
говорил ей, что у неё паранойя и что она ищет врагов там, где их б-быть не
может, вместо того чтобы жить спокойно, — продолжил тот и, судорожно
вздохнув, отрешённо хмыкнул: — Это я всё испортил. Она начала очередное
расследование: «Что скрывает Гарри-олух-Поттер?» Тогда у нас случился первый
сканд-дал. Это было ужасно: я посоветовал ей обратиться к колдмедику и сказал,
что скоро она б-будет искать Пожирателей под нашей кроватью… Она сожгла
свои бумажки, сказала, что не понимает, что происходит, что знает, что что-то не
так, но не понимает, что именно… А ты в-ведь знаешь её, — Рон всхлипнул.
— Вам не следовало из-за меня ссориться, — глухо отозвался он.
— Нет… Это ведь мы, Гарри, — понизил Рон голос и поднял взгляд. — Это я
виноват. Я сказал ей подождать проявления симптомов проблемы, прежде чем
действовать наобум… Когда я начал отворачиваться от очевидного, Гарри? Это
ведь мы… Мы: ты, я и Гермиона. Мы всегд-да понимали, когда что-то не так друг с
другом… А я просто ждал, — он опустил взгляд, сцепив дрожащие пальцы в
замок. — И дождался: В-волдеморт воскрес, — Рон шмыгнул носом, — и П-перси
умер.
— Ну же, Рон, он воскрес независимо от того, ждал ты или нет, — мягко
возразил Гарри. — И в том, что случилось с Перси, нет твоей вины.
— Когда п-погиб Фред, мы держались — не было иного выхода… Нельзя было
расклеиваться и разобщаться, только держаться вместе, — словно не слыша его,
продолжил Рон, — а сейчас… наша семья разваливается на части. Одри
собирается уехать… Чарли з-заперся в своём заповеднике; отец пропадает
целыми днями в Министерстве; мама только и говорит, что про уборку — каждый
день вручную натирает полы до блеска, словно пытаясь стереть произошедшее…
603/676
Джордж не выходит из спальни, а Анджелина забрала ребёнка, уехав. Джинни
после нервного срыва будто решила о нас всех забыть, просто вычеркнуть из
своей жизни, и только Билл и Флёр пытаются склеить разбитую посудину, в
которую превратилась наша семья. И я не знаю, что мне д-делать, как вернуть
всё обратно… — выдохнул он. — Как такое могло произойти? Как это исправить,
Гарри? Всего лишь несколько дней назад всё было хорошо и мы б-были
счастливы.
Гарри не хотел, чтобы Рон знал, что ничего не было хорошо — у Перси и Одри,
по крайней мере; не желал говорить о том, что спокойное Рождество в кругу
семьи не означало что всё и в остальные дни радужно; не видел смысла замечать,
что тот таким же образом игнорировал проблемы остальных членов семьи,
включая собственные — те, о которых поведала Гарри Гермиона. В отличие от
Рона, она не жила иллюзиями об идеальной семье Уизли, которую он пытался
воссоздать с ней — некую утопию. Но никто из них не был идеален, и не было
никакого смысла тыкать этим в друга, ведь и сам Гарри хотел продолжать жить
иллюзиями… Сколько раз он думал, что у них всё с Джинни наладится, что всё
пойдёт по старой колее, что всё произошедшее между ним и Томом ничего не
значит?
«Выйди из чулана, Гарри. Выйди. Из. Чулана».
Когда он успел сделать это?..
Нет, ещё не вышел — всего лишь высунулся.
Гарри около двух часов успокаивал Рона, позволяя выговориться, и утирал
слёзы, пока, окончательно выдохнувшись и наглотавшись успокоительного зелья,
Рон не уснул в кресле. Гермиона забрала его домой, а для Гарри это стало
последней каплей.
Наступило полное эмоциональное опустошение. Мало того что он не мог
облегчить горе Рона и остальных, так ещё и участие во всём этом Анджелины
могло сломать их окончательно.
Как же ему стоило поступить в такой ситуации: оставить всё как есть или
продолжать давить на Сэвиджа? Принесёт ли признание Анджелины успокоение
всем, включая её саму?
Вздохнув, Гарри вновь перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку,
задержав дыхание.
Этот день был долгим, чрезвычайно долгим и чрезвычайно напряжённым, и он
был несказанно рад его окончанию.
Сфера в ладони внезапно резко нагрелась. Гарри приподнялся на локтях и
поднёс её к глазам.
«Всё ещё расстроены?»
Он еле слышно фыркнул, ощутив себя неуютно в собственной же спальне, и
отбросил артефакт в сторону.
— Хозяин, — раздался скрипучий голос Кричера.
Гарри едва не подскочил на месте.
— К хозяину пожаловала гостья. В такое неподобающее время, — ворчливо
протянул домовик и еле слышно просипел. — Кричер так бы и прогнал метлой
незваных гостей хозяина, но хозяин запретил Кричеру так поступать, поэтому
хозяину придётся принимать гостей, — заключил тот с толикой ехидства.
— Кем она представилась?
Гарри уже успел сто раз пожалеть, что оставил камин открытым, после
отбытия Тома сняв все неудобные, но безопасные ограничения.
— Миссис Ши, хозяин.
Как будто ему это о чём-нибудь говорило.
— Кричеру подать ужин через полчаса?
Гарри помотал головой — он успел перекусить по возвращении, а разделять
трапезу с незнакомкой желания не было, особенно если это та, о ком он подумал.
604/676
— Где она?
— Кричер подал ваш любимый чай в малую гостиную, хозяин.
— Отлично, — Гарри слез с кровати и притянул к себе рубашку.
Надевать парадную мантию он не стал — много чести.
Голова всё ещё побаливала, а тело ощущалось тяжёлым, словно при
симптомах простуды, но Бодроперцовое зелье явно оказалось бесполезным в
этом случае. Поутру всё же следовало заглянуть в больницу: если Гарри
собирался посвятить оставшееся время запланированному, ему жизненно
необходимо было быть в форме. А боль в мышцах не способствовала
концентрации и стабильному настроению. Хотя всё остальное тоже этому не
способствовало.
Спустившись на первый этаж, он остановился перед закрытыми дверьми и,
глянув в дальнее зеркало, пригладил непокорные локоны, всё ещё слегка
влажные после душа. И не успел выпутать пальцы из волос, как двери открылись.
«Кричер!»
Ступив внутрь, Гарри расслабил плечи, пытаясь выглядеть непринуждённо и
чуть устало. Та самая «знакомая» Тома неторопливо сделала глоток и перевела
взгляд раскосых глаз на него.
— Миссис Ши, — кивнул Гарри, растянув губы в вежливой улыбке.
Замужем или вдова?
— Мистер Поттер, — усмехнулась она, будто это он был здесь гостем.
Гарри оставил этот жест пренебрежения без внимания и расположился в
кресле напротив, положив руки на подлокотники.
— Вы не удивлены, — заметила она, поставив чашку.
— Скорее заинтересован целью столь позднего визита.
Часы показывали без пяти минут десять; час хоть и не поздний, но,
безусловно, более подходящий для экстренных визитов.
— Нам с вами так и не довелось познакомиться, как подобает, — церемонно
произнесла она. — Ши Лан, советница Министра магии Китая.
— Какая честь, советница Ши, — склонил голову Гарри, но не опустил взгляда.
— Гарри Поттер, бывший Избранный, ныне почти безработный.
Её губы тронула еле заметная улыбка.
— Уверена, без дела вы не останетесь, мистер Поттер. Разумеется, этому
чаепитию далеко до нашей чайной церемонии, и этот сервиз… — произнесла Ши
Лан чуть поморщившись. — Тем не менее важно само намерение: поднося чашу,
мы выражаем желание примириться.
Приподнявшись, она выверенным жестом сама наполнила его чашку и
протянула её Гарри. Он принял предложенный напиток, задумчиво
поинтересовавшись:
— За что же вы извиняетесь?
— Наша первая встреча оставила не самые приятные воспоминания обоим, —
она опустилась в кресло и подняла свою чашку, удерживая её словно пиалу.
Отпили они одновременно.
Горьковатый, приятный на вкус напиток приятно осел внутри.
— Эльф сообщил мне, что это ваш любимый чай, — с показной любезностью
произнесла она. — Признаю, я приятно удивлена, что это не Цейлон или Эрл Грей,
а Улун.
— Вы за этим пожаловали — обсудить сорта чая?
Ши Лан вновь неспешно отпила, точно ничто в этом мире не могло её
взволновать, чем побудила Гарри сделать то же самое, а после она пояснила:
— Бессмысленно играть в незнакомцев или, того хуже, в соперников, мистер
Поттер. У нас с вами есть нечто общее, и это Том. Нам стоит прийти к консенсусу.
«Общее?»
Насыщенный неожиданными встречами выпал день, однако, и всем не
терпится поговорить с ним о Томе и обсудить динамику их отношений. Хорошо,
605/676
что хоть Рон полностью забыл о Риддле.
Гарри усмехнулся.
— Есть нечто общее. Вы говорите о Томе, словно о предмете, и
подразумеваете, что раз он нам принадлежит и мы вроде как делим его, то…
должны ладить между собой?
Её снисходительная и плотоядная улыбка говорила сама за себя:
— Вам он не принадлежит, мистер Поттер, не обманывайтесь. Впрочем, как и
мне — Том никому не принадлежит, — она на мгновение опустила глаза и
сочувственно добавила: — Вы знали только Волдеморта и едва ли знали его или
хотели знать, но, в отличие от вас, наше с ним знакомство давнее, весьма
близкое и… плодотворное.
«В отличие от меня?» — вторил он мысленным шипением.
Неприятный осадок поднялся со дна, всколыхнувшись лёгким раздражением.
— Если вы пришли указать мне на моё место — пустая трата времени. —
Гарри сделал глоток чая и неторопливо добавил: — А если посплетничать о Томе,
обсудив, какие пирожки он любит есть на завтрак, то вы ошиблись по адресу.
Сэкономьте наше с вами время.
— Вы грубите, — просто отозвалась она. — А значит, вас задевают мои слова.
— Скорее, ваши намерения меня несколько утомляют — день был долгим, и я
намеревался лечь спать пораньше. Как вы узнали, что меня уже освободили?
Ши Лан склонила голову набок, отчего несколько прядей соскользнуло с
плеча, сливаясь с цветом ткани. Её наряд был довольно-таки вызывающим:
сочетанием строгости и откровенности, скованной прямыми линиями костюма.
— Пресса работает на износ, — ответила она. — Вы не читали экстренный
вечерний выпуск Пророка?
Гарри не сомневался, что за неслыханной сенсацией стояла Скитер и она
обязательно настрочила что-нибудь о его привилегированном положении, скорее
всего, напоминая всем и возвращаясь в не столь далёкое прошлое, когда он
выступал перед Визенгамотом.
— Времени не нашлось, — изрёк Гарри. — Может, вас привело ко мне
беспокойство? — улыбнулся он и немного слукавил: — Но смею вас заверить, я в
полном порядке.
— К вам меня привело беспокойство о другом человеке, но и о вас тоже, —
усмехнулась она, будто теперь не стараясь скрыть враждебность за показной
любезностью. — Он вам не по зубам, мистер Поттер, поэтому считайте это
выражением моей доброжелательности.
— Я, кажется, сказал, что не собираюсь сплетничать об этом «другом»
человеке, — отрезал Гарри и покрутил чашку в руках, чем заработал гримасу
неодобрения.
«Ох, где же мои манеры?»
— Я пришла не сплетничать, — Ши Лан слегка подалась вперёд, отчего ещё
несколько тёмных прядей упало на грудь, скрывая боковые жемчужные
пуговицы.
Гарри не мог понять, кого она ему больше напоминает: лисицу или же
гадюку.
— Ваша правда: вы пришли за информацией. — Он опустил взгляд на тёмно-
золотистую поверхность чая и безразлично уточнил: — Вам есть чем заплатить за
ответы на ваши вопросы?
— Что?.. — в чужой интонации проснулось возмущение.
— Вам ведь покоя не дают наши с Томом отношения. Вы провоцируете меня,
рассчитывая на то, что я начну кидаться в вас этим самым сервизом, который так
вам не нравится, и в порыве ревности, злости или каких-то либо других чувств
всё вам расскажу.
Гарри не слишком интересовало чужое мнение, но было удивительно дважды
за день столкнуться с тем, что его считали ожившим примером наивности, будто
606/676
бы доброта являлась синонимом простодушия.
— Как вам чай? — нейтрально поинтересовалась она, словно желая соскочить
с темы.
— Как и всегда, — Гарри сделал глоток, осушив чашку, и поставил её. Тело
приятно согрелось изнутри. — Не я здесь чайный критик. И вы заметили? У нас
есть ещё нечто общее: любовь к Улуну.
— Снова хамите.
— Миссис Ши, — устало начал он, — у вас другого более приятного
времяпрепровождения не нашлось на вечер? Если вас интересуют отношения
Тома, то спросите у него — он же вам, кто? Старый знакомый? Друг? По крайней
мере, не совершенно посторонний человек, к которому вы пришли с расспросами.
Ши Лан едва заметно скривила губы, чтобы следом оскалиться и процедить:
— Старый знакомый или друг? Том не просто друг, он для меня всё… — она
резко оборвала себя на полуслове, а Гарри приподнял брови.
— Выходит, что ответы получу я, а не вы. Очень занимательно.
— Чего вы хотите?
— Мне от вас ничего не нужно.
— Вы сами начали торги.
— Я пошутил, — улыбнулся Гарри.
— Пошутили, — мрачно изрекла Ши Лан.
— А что вы хотели предложить мне? Золото? — продолжал улыбаться он. —
Может, какую-нибудь должность, раз уж я временно свободен?
«Вас не учили хорошим манерам?» — очередной красноречивый взгляд с её
стороны, который Гарри проигнорировал, заключив:
— Вы ведь сами задали тон этого разговора.
— Предложив вам чашу в знак добрых намерений? — уточнила она.
— Примерив на себя роль обманутой супруги, — поправил её Гарри, —
наведавшейся к любовнику мужа, чтобы сказать ему, — протянул он с той же
приторной улыбкой, — насколько он ничтожен и убог. Ни дружба, ни перемирие
вам не нужно, поэтому буду с вами предельно откровенным, Ши Лан: мне
совершенно наплевать, что вы там думаете и кем меня считаете, потому что,
насколько я понимаю, вы «миссис» не благодаря Тому, а вопреки. И не
вдовствуете ведь.
— Теперь вы пытаетесь меня разозлить.
Ши Лан спокойно отпила, делая вид, что его слова её ничуть не задели.
— Всего лишь делюсь своими впечатлениями о вас, ведь вы своим поведением
делали это с самого начала.
— Неужели ваше впечатление не поменялось за эти несколько минут?
— А должно было?
На её лице промелькнуло удивление, спрятавшееся за маской хладнокровия.
— Что ж, спрошу напрямую: вы согласны с тем, что будете у него не
единственным? Насколько я могу судить, вы вряд ли сможете так существовать,
но, если попытаетесь переделать его, привязать к себе, ограничить в чём-то, то
он предложит вам сделать выбор: смириться или уйти. Кем же вы станете,
мистер Поттер, тем, кто смирится с фактом, что Том никогда не полюбит вас, —
чужой голос вибрировал, — или тем, кто уйдёт, поняв, что потерял столько лет
жизни, строя воздушные замки?
— Ты заглядываешь слишком далеко в будущее, — покачал головой Риддл.
— Потому что мне так спокойнее, Том, — поднял Гарри взгляд. — Что это за
будущее для тебя? — спросил он, мысленно дополняя: «Есть ли там место для
чего-то большего... иного?» — Наверное, лучше не загадывать. У нас не было
времени это обсудить…
По венам растеклось живительное тепло, и Гарри вздрогнул, стряхивая с себя
морок воспоминаний.
— Ни тем и ни другим, миссис Ши, потому что мне незачем пытаться
607/676
привязать его к себе. В отличие от вас, я придерживаюсь того мнения, — понизил
он голос, — что нам с ним лучше было никогда не встречаться. Но что случилось,
то случилось.
«И все оттенки разочарования я уже вкусил», — мысленно усмехнулся Гарри.
— Если прислушаться к сказанному, всё слишком просто для вас, тем не
менее за всё содеянное вы должны ненавидеть его, но разве ненавидите?
— Считаете меня бесхребетным?
— Считаю, что мы оба знаем, что есть зависимости, от которых не так просто
избавиться, которые сгибают даже самую сильную волю, — медленно произнесла
Ши Лан.
— Боюсь, вы принимаете болезнь за высокие чувства, — ровно сказал Гарри,
невольно смочив губы слюной.
Внутри просыпалась непонятная жажда; впрочем, понятная, если вспомнить,
что за весь день он выпил пару чашек чая.
— Иногда сложно определить допустимые границы, а после они и вовсе
стираются. Время покажет, кто из нас прав.
Тепло вновь приятной волной накрыло его.
— Кричер, — позвал Гарри.
Эльф тут же материализовался, вопросительно уставившись на него.
— Воды, пожалуйста, — добавил Гарри.
— Вам нехорошо? — Ши Лан склонилась, внимательно разглядывая его.
— Жажда, — пожал он плечами и залпом выпил стакан воды. — Боюсь, чай
перед сном слишком взбодрит.
Ши Лан с явно выраженным скепсисом нахмурилась, продолжала изучать его
лицо. Она будто ожидала, что он грохнется в обморок или опустошит содержимое
желудка в ту же секунду.
— Может, вы пришли отравить меня? — криво улыбнулся Гарри.
— На что вы намекаете?..
— Хозяин, яда в чае нет, Кричер проверил, — крякнул эльф, недобро глянув на
Ши Лан, следом переведя взгляд на него.
— Можешь идти, — отпустил он домовика, следом обратившись к ней: — И я
не намекаю, а говорю прямо. Вы проявляете фанатичное беспокойство о моём
здоровье.
— Мистер Поттер, я сносила ваше хамство всё это время, но сейчас вы
умышленно оскорбляете меня, подозревая в попытке отравить вас у вас же
дома... Как мне воспринимать подобное заявление? — тонкие брови сошлись на
переносице, а глаза потемнели.
Она явно хотела добавить: «Да вы хоть представляете, с кем говорите?!» Но
не стала, нацепив на лицо маску брезгливого безразличия и сдержанной обиды.
— Прошу прощения. Наверное, это профессиональное, — невинно улыбнулся
Гарри. — Вы ведь в курсе, что я недавно вступил в должность?
Кашлянув, он сделал вид, что смахивает прядь волос с лица, и прикоснулся ко
лбу. На мгновение ему показалось, что кожа была слишком горячей — у него
поднялась температура.
— Даже видела вас в форме. Она вам к лицу, — безразличие в мгновение ока
сменилось улыбкой, явно нацеленной на покорение чужих сердец.
Ему сложно было определить её возраст — безусловно, она была моложе Йа
Чжоу, но по ощущениям ей могло быть как тридцать, так и пятьдесят, а следуя
логике Ши Лан точно должно было быть около пятидесяти — может, чуть
меньше. И Гарри не сомневался, что она полностью уверена в себе и в своей
способности обольщать, чтобы полностью игнорировать возраст собеседника — с
тем же успехом перед ней мог сидеть краснеющий Эдмунд.
— Рад слышать, что в подобной обстановке вы обратили внимание на мою
форму, — осклабился он.
— Именно из-за той обстановки и обратила. Может, вы пожаловали
608/676
арестовать меня?
Очередная волна жара прокатилась по телу, и он нахмурился.
Что за чертовщина?
— Какая резкая перемена от враждебности к заигрыванию, — заметил Гарри,
сдерживая желания расстегнуть рубашку на верхние пуговицы.
— Продолжаете упрекать меня во враждебности, — Ши Лан слегка
отклонилась в сторону, небрежно опираясь на руку.
— Снова начинаем играть в намёки, миссис Ши?
— Кажется, сейчас вы более предрасположены к играм.
Уже не скрывая, куда смотрит, Гарри многозначительно глянул на часы.
— Ночная чайная церемония начинается в одиннадцать и длится до четырёх
утра, — произнесла Ши Лан, сощурив глаза.
Чёрные зрачки слились с тёмным цветом радужки — она будто
гипнотизировала его, пытаясь проникнуть в мысли. И он ощутил это давление.
Даже не давление, а щекотку от применения легилименции.
Ну надо же.
— Может быть, я и грубиян, но наглости вам не занимать, — улыбнулся Гарри,
отмахнувшись от неё, и Ши Лан резко поджала губы. — Спрашивайте, пользуясь
словами.
— Я заблуждалась на ваш счёт, — после паузы изрекла она. — Если соперник
опасен, тем лучше.
Соперник?
— Опасен?
Ши Лан кокетливо покачнула ногой, и Гарри почему-то захотелось поймать её
за лодыжку, а затем провести вдоль до самого бедра, ощутив мягкость кожи.
Слабо тряхнув головой, он запустил пальцы в волосы и сжал затылок, делая вид,
что разминает шею.
— А разве вы не опасны, мистер Поттер? Смотрите на меня так алчно, будто
готовы проглотить…
Поднявшись, она обошла стол танцующей походкой и склонилась, коснувшись
его плеча, одновременно спрашивая разрешения и предъявляя права. Её ладонь
соскользнула вниз, словно Ши Лан считала желание Гарри расстегнуть рубашку,
а кончики пальцев задели несколько пуговиц, чтобы следом коснуться шеи.
Поймав его взгляд, она зашептала:
— И, если вы того желаете, я позволю вам…
— Не знаю, что вы задумали, — резко перебил её Гарри, ощутив першение в
горле, и не только там — всё тело будто полыхало, — но у меня нет ни желания,
ни сил продолжать этот бессмысленный разговор. Захотите побеседовать о чём-
то кроме Тома, мы можем условиться о дневной встрече в Империи, например.
Безусловно, как советнице иностранного министра вам там будет комфортнее,
чем в моём доме. — Он потёр подбородок, который слегка покалывало после
бритья, силясь не обращать внимания на приятное ощущение от прикосновения
её пальцев к коже, и задумчиво добавил: — Хотя в ближайшее время я буду
недоступен для деловых встреч.
Ши Лан всё это время слушала его, оцепенев.
— Вы прогоняете меня? — её глаза раскрылись в таком неподдельном
изумлении, будто с ней подобное происходило впервые.
С Гарри тоже (за исключением Тома, конечно же), так как желание
перехватить её руку, дёрнуть на себя и впиться в пухлые губы овладевало его
мыслями и с каждой секундой сопротивляться этому едва ли не звериному
позыву становилось всё сложнее.
— Раз мои намёки оказались слишком расплывчатыми, — терпеливо изрёк он,
мысленно считая от одного до десяти, — то скажу прямо: я не прогоняю вас, а всё
ещё вежливо прошу покинуть мой дом.
Она резко отняла ладонь, озадаченно всматриваясь в его глаза, и он с трудом
609/676
подавил порыв потянуться к ней и удержать рядом.
— Вас проводят, — глухо добавил Гарри, уставившись на пустующую чашку на
столе.
— Вы уверены, что хотите, чтобы я ушла?
Гарри усмехнулся и позвал:
— Кричер.
Домовик вновь оказался посреди гостиной с ещё более кислым выражением
лица.
— Проводи гостью и закрой камин на ночь, будь добр.
Ши Лан повысила голос:
— Мистер Поттер…
— Остановитесь, — прервал он её.
Гарри поднялся, сунув руки в карманы брюк, и прислонился к креслу.
Чувственное желание трепетало внутри, почти такое же необузданное и
подавляющее, как то, что он переживал, каждый раз находясь с Томом. И он
понял, что та натворила до его появления; понял, что любовные зелья он купил
не без цели, это был очередной выверт его пророческой натуры. Примета, знак,
предзнаменование, которое он из-за неумения не смог истолковать — как тут
поймёшь, не имея опыта в таких вещах?
— После неудачной попытки приворожить меня не стоит упрямиться и
ухудшать собственное положение.
На её лице появился предательский румянец, и Ши Лан, словно осознав это,
резко отвернулась.
— Доброй ночи, мистер Поттер, — почти чопорно произнесла она и шагнула к
выходу, не позволяя домовику опередить её.
— Доброй, — откликнулся Гарри.
А когда за ними затворились двери, нервно выдохнул, вцепившись в кресло.
Что за день, чёрт побери?
гаммечено~
610/676
Примечание к части И, как было обещано в группе, вторая часть. Хотелось бы
напихать сюда предупреждений, но... просто пожелаю приятного чтения.
Часть 40. Перестать быть собой
Я боролся, чтобы найти ответ,

Желая большего и постоянно сталкиваясь с фальшью,
Но если я бы только мог избежать слов,
Превратить их в шёпот…
Боже, иногда мне жаль, что я — это я;
Хотел бы я перестать быть собой.
Solence — Wish I Wasn't Me
С недавних пор у Гарри сложились неоднозначные отношения с этой

категорией зелий. Подавляющее либидо — или что там ещё — зелье Слизнорта
повлияло на его разум, привораживающее — на тело. Если предположить, что
противоположный эффект был обусловлен влиянием силы Тома на него, то
сейчас… Почему, собственно, сейчас он не бежит за Ши Лан, чтобы доказать ей
свою любовь?
Приворотные зелья действовали по-разному, наверное, но Гарри прекрасно
помнил шестой курс.
Рон заморгал:
— О ком ты говоришь?
— А ты-то о ком говоришь? — допытывался Гарри, всё острее ощущая, что
разговор их утрачивает даже подобие осмысленности.
— О Ромильде Вейн, — негромко ответил Рон, и всё лицо его осветилось, точно
озарённое солнцем.
Они смотрели друг на друга почти целую минуту, прежде чем Гарри произнёс:
— Это шутка такая, да? Ты шутишь.
— Я думаю... Гарри, по-моему, я люблю её, — сдавленным голосом ответил
Рон.
— Ладно. — Гарри подошёл к нему, чтобы получше вглядеться в
остекленевшие глаза и мертвенно-бледное лицо. — Ладно... повтори это ещё раз,
только лицо сделай серьёзное.
— Я люблю её, — чуть слышно повторил Рон. — Ты видел, какие у неё волосы,
чёрные, блестящие, шелковые... А глаза? Эти большие тёмные глаза. И её...
— Всё это очень смешно и так далее, — нетерпеливо сказал Гарри, — однако
кончай шутить, хорошо?
Воспоминания померкли, и он с горьким смешком уткнулся лбом в обивку
кресла, пытаясь контролировать дыхание. Гарри не знал, попросить ли Кричера
запереть его, если он начнёт говорить о прекрасных волосах Ши Лан, тёмных
больших глазах и прочих прелестях…
Медленно выдохнув, он посмотрел на время — была половина одиннадцатого.
В действительности ощущения были схожими. В тот раз первым делом
затуманился разум, и тело подчинилось этому хаосу; сейчас же изнывало тело,
из-за чего думать становилось всё сложнее. И тем не менее он ещё мог собой
управлять, и это не помешало ему двигаться даже быстрее, чем раньше, чтобы
добраться до кабинета и стойки с ингредиентами.
611/676
Что, интересно, Ши Лан планировала делать после? Держать его под
приворотным зельем и таким образом устранить помеху? Какой-то совершенно
дурацкий план; дурацкий и опасный для неё самой — какими бы ни были между
ними с Томом отношения, она должна была понимать, что совершила едва ли не
кощунство в представлении того, тем самым чуть не сделав Гарри одолжение и
самоустранившись. Другое дело, если эликсир обладал иными свойствами. Порыв
страсти тяжелее оправдать эффектом зелья: дескать, они переспали, но Гарри
совершенно этого не желал, и всё случилось из-за внешнего воздействия? Ему
понадобились бы доказательства, которые растворились бы той же ночью:
Кричер подал чай, он же и очистил бы чайник, в то время как они развлекались.
Ши Лан или же подала бы это блюдо Тому, приправив пикантными
подробностями о юном распутнике, которого Том приблизил к себе по ошибке,
или же превратила это в компрометирующие сведения, чтобы шантажировать его
впоследствии.
Гарри понимал, что ей был необходим рычаг давления на него, вот только
действовала она несколько импульсивно, по его мнению. Прежде следовало бы
вникнуть в суть их с Томом нынешних отношений, которые… — рушились? — были
непростыми, чтобы предугадать, что мнимая «измена» окажет хоть какое-то
влияние на того. Естественно, в такой ситуации её слова об отсутствии чувств
являлись лишь наживкой… Какой смысл надеяться на то, что Том банально
отвергнет Гарри, движимый ревностью, если он его (и никого) как бы не любил,
следуя её словам?
Был и другой вариант. Не стоило забывать, что в эмоциональном механизме
Тома можно было запутаться и, быть может, Ши Лан знала о нём много больше
самого Гарри.
Это выглядело как жест отчаяния… И он бы даже пожалел её, если бы не
чувствовал себя ТАК, чёрт возьми, по её вине.
Вдоль спины пробежали мурашки, и пульс участился; рука с палочкой
дрожала, когда он перенёс котёл на огонь; ожидание того, пока вода закипит,
оголила нервы. Рубашка стала чересчур тесной, и он всё же расстегнул её, а
затем допил остатки воды из бутылки, понимая, что это никоим образом не
поможет затушить пожар внутри. И то, что он собирался сделать, тоже вряд ли
поможет, но попытаться всё же стоило — окажись он среди людей, и зелье явно
подавит остатки разума.
Не хотелось бы давать Скитер ещё один повод для сенсации столь скоро.
А Том…
Гарри прервал не успевшую оформиться мысль, которая могла только
ухудшить ситуацию.
— Четыре веточки волшебной рябины, — чётко выговорил он в попытке
сосредоточиться и стал помешивать, пока зелье не стало зелёным, а затем —
оранжевым. — И касторовое масло, — шёпотом протянул он, вслушиваясь в
каждую произнесённую букву, и сцепил зубы, ощутив, как на лице заходили
желваки.
Стерев пот со лба тыльной стороной ладони, Гарри продолжил лить масло и
мешать, пока зелье не приобрело синий оттенок, после чего поставил увесистую
склянку и стал добиваться фиолетового цвета, что отняло у него целую вечность
по ощущениям.
— Экстракт лирного корня, пока зелье не станет красным, — выдохнул он с
облегчением, добавляя ингредиент, и расстегнул рубашку ещё на две пуговицы,
следом засучив рукава.
Казалось, Гарри стоял под опаляющим солнцем где-то посреди пустыни. Кожа
на ощупь была разгорячённой и влажной, но ни открытое окно, ни остужающие
заклинания не смогли бы облегчить изнурительную лихорадку.
— Добавить ещё две ветки рябины, — пробубнил он, вдумчиво размешивая
красную жидкость, и та снова стала фиолетовой. — Оставить кипеть.
612/676
Гарри отошёл на шаг, постукивая ногой об пол. А затем он невольно провёл
руками вдоль тела, застонав в порыве безнадёги, так как совершенно невинное
прикосновение привело к неутешительному прогрессу в его состоянии —
выпирающему прогрессу, который он отказывался удовлетворять.
Котёл громко булькнул, и Гарри буквально подлетел к столу, замечая, как
жидкость постепенно приобретает красный оттенок, и лишь когда та стала алой,
добавил одну унцию лирного корня.
Почти моментально зелье вспыхнуло зелёным светом, а затем ему пришлось
постараться, чтобы оно стало оранжевым. К этому моменту он в ужасе осознал,
что трение ткани о кожу стало болезненным, будто единственное, что должно
было его касаться сейчас, это другое тело.
— Семь веток рябины, — процедил Гарри. — Оставить… кипеть.
Пальцы запутались в пуговицах. Он выдернул полы рубашки и полностью
расстегнул её, вздохнув с облегчением, но длилась передышка от силы несколько
секунд, а после зуд вернулся.
— Давай же, чёрт тебя побери! — рыкнул он, наблюдая, как на поверхности
раздуваются и лопаются пузыри, а зелье медленно теряет оранжевый оттенок.
Слизнорт несколько раз повторял ему, что, если недодержать, оно останется
рыжеватым, а если передержать, вновь начнёт зеленеть, в обоих случаях
перестав быть эффективным.
«Оно, мистер Поттер, должно быть прозрачным, как вода, видите? Как вода».
— Как вода… — повторил вслух Гарри, сконцентрировавшись на звуке
собственного голоса, сдавленного и гортанного.
И в следующее мгновение стало видно дно. Не теряя ни секунды, Гарри
потушил огонь, притянул склянку, зачерпнув из котла, остудил и выпил,
поморщившись от горьковатого привкуса и специфического насыщенного
аромата, ударившего в нос.
Рон оправился в течение нескольких секунд, если ему не изменяла память.
Поставив склянку, Гарри навис над столом и, стиснув кулаки, стал мысленно
отсчитывать секунды, но ничего не менялось в его состоянии. Напротив,
ощущения только усиливались: сердце учащённо трепетало в груди, волосы на
затылке взмокли, неприятно приставая к коже, а в горле ещё больше пересохло.
Ну почему он не мог ошибиться именно сейчас?!
Гарри сглотнул, коснувшись шеи.
Что ж, можно было вычеркнуть первое возможное решение проблемы…
— Чёрт! — цыкнул он, хлопнув руками по столу.
…Первое и единственное. Потому что вторым решением было то самое зелье,
приготовленное Слизнортом, которому он не мог доверять. Не хватало только
чтобы действия, вместо того чтобы аннулировать друг друга, наложились и свели
его с ума, заставив наброситься на оставшееся живое существо в доме —
домового эльфа.
Одна лишь мысль вызывала благоговейный ужас.
— Хозяин, — послышался скрипучий голос Кричера, но теперь на удивление
возмущённый.
Лёгок на помине.
— Не сейчас, — рыкнул Гарри, зачерпнув вторую порцию зелья.
Он понимал, что его действия бессмысленны: если не помогло в первый раз,
не поможет и во второй… и в третий, и в четвёртый — хоть целый котёл выпей,
ничего не изменится.
— Вы больны, Гарри, поэтому не отвечали мне? — послышался раскатистый,
низкий голос.
Экриздис.
Гарри резко развернулся, встретившись взглядом с застывшим около его
письменного стола ещё одним нежданным посетителем, — что за кошмарный
вечер? — а затем заметил беспомощно подвешенного в воздухе Кричера. Тот
613/676
смотрел на него одновременно с испугом и со злостью, безусловно, порождённой
первым чувством.
— Опустите моего эльфа, — немедля потребовал Гарри.
— Хозяин, Кричер собирался закрыть камин, как и приказано, но камин
вспыхнул и появился ещё один гость, — пробурчал домовик. — Кричер
потребовал, чтобы гость ушёл, но гость не послушал Кричера. Кричеру пришлось
применить силу, но гость достойно противостоял старому Кричеру…
— Прекрати болтать, эльф, — прервал его Экриздис, и в следующую секунду
тот упал на пол, неловко приземлившись.
— Что вы себе позволяете!.. — повысил голос Гарри и шагнул вперёд, тут же
отступив.
Он не мог себя контролировать, и чужая близость была опасна. Это осознание,
осознание совершенно непредсказуемого исхода, мотивируемого присутствием
Экриздиса в одном с ним помещении, ударило словно обухом по голове.
Гарри покачнулся, запахнув рубашку, словно это было единственное, что
выдавало в нём странности.
— Прошу вас покинуть мой дом.
— Почему вы не отвечали? — с недоверчивой усмешкой на устах спросил
Экриздис и скосил взгляд на стол, где всё ещё дымилось зелье, остывая. — Вы
нездоровы?
Гарри сжал палочку в руках и направил её на колдуна:
— Мне повторить свою просьбу более настойчиво?
— Вы ведь понимаете, что это бесполезно — хотите превратить вашу обитель
в развалины?
Гарри посмотрел на эльфа, застывшего в воинственной позе. Сильные
существа, но не бессмертные. Если Кричер не смог выпроводить Экриздиса из
дома сразу же, то ожидать от него этого сейчас было бесполезно — Гарри не
хотел потерять этого старого ворчуна.
— Кричер, на сегодня ты свободен. Я сам закрою камин, когда гость… уйдёт.
Эльф хотел что-то возразить, но, заметив его взгляд, пробормотал:
— Кричер понял хозяина.
Когда домовик исчез, Гарри медленно выдохнул и перевёл взгляд на
Экриздиса.
Казалось, что он ступает по краю обрыва, рискуя сорваться в любой момент.
Однако сейчас он ничего не мог с этим поделать, кроме как проявить терпение,
сдержанность и убедить его уйти.
И чем быстрее, тем лучше.
— Я не успел вам ответить, так как меня отвлекли, но собирался вам ответить
после того, как закончу здесь.
Экриздис склонил голову, гипнотизируя его немигающим взглядом столь
чёрных глаз, что даже зрачка было не видно. Гарри моргнул, разрывая
зрительный контакт, и заметил, что вместо мантии на том сейчас был камзол, из-
под которого выглядывала сорочка.
— Не хотите спросить, как я нашёл это место? — призвал Экриздис.
— Нет, — прошептал Гарри и тяжело сглотнул, — но спрошу, с какой целью вы
его искали?
Шагнув вперёд, тот поправил выбившийся воротник, и Гарри подавил в себе
порыв отшатнуться.
Спокойствие и только спокойствие.
Но успокоиться чертовски сложно, когда тело живёт собственной жизнью.
Гарри содрогнулся, стоило Экриздису обогнуть кресло, и чуть не задел котёл
локтем, вовремя сделав вид, что просто поправляет его.
— Бесполезно отрицать, что мои слова могли слишком сильно повлиять на
вас… Вы и до этого казались чем-то огорчённым, и я бы даже сказал, что весьма
пессимистично настроенным. Моё пожелание доброй ночи было лишь формой
614/676
проверить, всё ли с вами в порядке, — Экриздис дотронулся до волос, убранных в
хвост, словно это ему мешало, и поспешно добавил: — Но вы не ответили, чем
обеспокоили меня ещё больше.
Гарри нахмурился.
— Пессимистично настроенным?.. — переспросил он и не сдержал смешка: —
Вы что, посчитали, что я наложил на себя руки?
Экриздис всплеснул руками:
— На моей памяти не один юноша сбросился с башни, страдая от несчастной
любви, но в вашем случае меня больше волновала телесная хворь, которая могла
вас поразить.
Очередная волна жара прокатилась по телу, сконцентрировавшись в паху, и
Гарри сцепил зубы, опуская глаза. Хорошо, что он не все пуговицы расстегнул, и
рубашка свисала, скрывая его деликатное положение.
— Как я и подозревал, у вас умеренный жар, — внезапно раздалось совсем
близко.
Прохладная ладонь коснулась щеки, и Гарри не сдержал вздоха облегчения,
тут же себя одёрнув, чтобы не прижаться к ней самостоятельно.
— Я попрошу вас не подвергать меня ненужному риску, — отклонился он,
избегая контакта. — Вы не можете не осознавать, что если вас здесь застанут,
моя жизнь значительно усложнится, — многозначительно добавил Гарри. —
Поэтому если вы не лукавите, говоря о беспокойстве, то прошу вас уйти — у меня
и без того достаточно проблем.
Экриздис смотрел на него, изучая лицо с таким пристрастием, словно пытался
считать мысли по мимике.
— Разумное, но преувеличение. Ваше состояние беспокоит меня куда больше
крохотной вероятности того, что какой-нибудь чиновник или ревностный
мракоборец наведается в ваш дом, — покачал он головой. — Или вы ожидаете
иных гостей в это время?
— Не ожидаю, — ответил Гарри и вздрогнул.
Дыхание перехватило, когда он ощутил прикосновение плотной ткани
камзола к своему телу. Экриздис, ничуть не смутившись, буквально вжал его в
стол собственным телом и склонился над плечом, заглянув в котёл.
— Рябина, касторовое масло, — задумчиво протянул он, а затем поднял руку,
задев ладонь Гарри, и поднёс к лицу склянку, — и лирный корень. Старое доброе
противоядие от любовных воздействий. Кто же посмел пытаться вас
приворожить?
Спокойствие разлетелось на мелкие осколки, пронзая его насквозь позывами
к действию, которые он из последних сил сдерживал.
Палочка в руке дрогнула, и Гарри выдавил из себя:
— Пожалуйста, отойдите.
— Как я погляжу, оно не подействовало, — улыбнулся он, — потому что вас
опоили не приворотным зельем, что вы, скорее всего, уже поняли. Не правда ли?
— Что бы это ни было, действие пройдёт, — ровно ответил Гарри и ткнул
палочкой ему куда-то под рёбра, ощутив эффект дежавю.
— Может, пройдёт, а может, и нет, — заметил Экриздис, насмешливо опустив
глаза. — Если это такой же старый добрый эликсир вожделения, то вам нужно
иное противоядие.
— Для понижения либидо, — не то вопрос, не то подтверждение, но
прозвучало это двояко.
— Совершенно верно. К сожалению, если только у вас где-нибудь не
завалялся пузырёк, подобное зелье надо варить и настаивать от заката до
рассвета.
И даже если бы не нужно было, Гарри всё равно не рискнул бы. Тем более в
чужом присутствии.
Должен быть другой выход.
615/676
— Удовлетворение своих потребностей — коварная цель, с которой его вам
дали — самое быстрое и результативное решение, — добавил тот, будто угадав, о
чём Гарри думает.
— Предпочту переждать, — отмахнулся он, боясь пошевелиться.
Как же всё это не вовремя, чёрт возьми... У него и без того было времени в
обрез, чтобы потерять целый день.
— Смею заметить, что у вас ничего не получится. Приказав эльфу запереть
вас, вскоре вы прикажете отпустить, и тот не сможет ослушаться. Действенное
зелье для… немощных, но весьма опасное, если использовано не по назначению:
лихорадка — это побудитель, и она вас истязает окончательно, Гарри. Не знаю,
сколько времени прошло, но его действие моментально склоняет к близости.
Удивительно, что вы ещё способны сопротивляться.
«Вам нехорошо?.. Вы прогоняете меня?.. Вы уверены, что хотите, чтобы я
ушла?»
«Вот же ж лиса», — пронеслось у него в мыслях.
Может, стоит отправиться в школу? К Дамблдору?
Нет.
Чем он мог помочь ему? Привести Слизнорта, который скажет то же самое,
что и Экриздис? Да и Гарри не был уверен, что Альбус сейчас вообще находится в
школе, а шататься там в подобном состоянии было опрометчиво.
— Вам пора, — пытаясь сохранять спокойствие, изрёк он.
— Собираетесь пойти к Волдеморту после всего? — внезапно спросил
Экриздис, сощурив глаза, в которых на мгновение блеснуло нечто непонятное.
Гарри оцепенело моргнул, но, даже приди ему такое в голову, он не знал, где
сейчас Том… Можно было позвать Димбла... и что дальше? Попросить домовика
перенести его к Тому или же попросить привести того сюда? А затем умереть в
порыве страсти, когда эти проклятые слова сорвутся с языка, а сорвутся они так
или иначе, потому что с каждой секундой Гарри всё больше терял контроль не
только над телом, но и над мыслями. А если совместить его тягу к Тому,
смешанные чувства и эффект треклятого зелья…
В уме взорвался заряд Конфринго.
Возможно, это была бы счастливая смерть — если предположить, что Том не
оттолкнул бы его, — но было ещё одно существенное «но». Опои его Эдмунд, он,
быть может, допустил подобную мысль, но с Ши Лан всё было иначе. Что со
стороны Эдмунда шалость, то со стороны «давней» знакомой может быть чем-то
иным, а Том определённо докопается до истины. Гарри не хотел… ставить его в
такое положение, так как не знал, что тот сделает.
Да, он круглый дурак, и это неизлечимо.
Всё было слишком сложно.
Гарри облизал губы, скосив взгляд на стеклянную бутылку с водой.
— Собираюсь приказать эльфу запереть меня и игнорировать просьбы
отпустить до завтрашнего вечера, — он увереннее сжал палочку. — Депульсо.
Экриздис усмехнулся, когда чары столкнулись с его щитом и заставили
отступить на середину комнаты.
— Зачем вы обрекаете себя на страдания?
— Потому что хочу — вас удовлетворит такой ответ?..
Судорога прошлась по телу, и внутренности скрутило. Гарри шумно выдохнул
и, заметив, что Экриздис намеревался вновь приблизиться, рявкнул:
— А теперь уходите, если не хотите, чтобы я разорвал наше соглашение!
Время уговоров прошло.
Экриздис сложил руки за спиной, помрачнев.
— Ожидаете, что раз я был учтив и терпелив с вами, то вольны угрожать мне?
В отличие от меня, у вас есть окружение, которым вы дорожите превыше
собственной жизни.
Гарри усмехнулся, смахнув с глаз взмокшую прядь волос:
616/676
— А вы собираетесь угрожать мне, чтобы я принял вашу настырную помощь?
И если бы угроза смерти моим близким была эффективна, вы бы с самого начала
прибегли к ней. Я вам нужен не просто живым, вы хотите, чтобы я добровольно
выступил на вашей стороне, — заключил он.
Тот лениво, даже как-то сонно улыбнулся.
«Сонное зелье!»
Гарри резко развернулся к стеллажам и пробежался глазами по полкам, но,
видимо, последнюю склянку использовал Димбл для Тома.
Продержаться бы ещё полчаса…
Мысли лихорадочно заметались в голове.
В этом Экриздис даже был полезен — будет отвлекать его бесполезной
болтовнёй.
Стерев пот со лба, Гарри мгновенно перелил остатки зелья в несколько
склянок и очистил котёл. Притянув лаванду, стандартную смесь трав, слизь
флоббер-червя и валериану, он снова зажёг огонь и услышал:
— Сонное зелье также не поможет — вы проспите от силы минут пятнадцать,
прежде чем оно утратит над вами власть.
А в следующее мгновение Гарри остро ощутил чужое присутствие за спиной,
но оборачиваться не стал.
— Мыслите рационально, Гарри. Вы осознаёте своё положение, и если ещё не
отправились решать проблему как-то по-иному, значит, существуют
определённые сложности, но вы отказываетесь признавать это. Отказываете МНЕ
из чистого упрямства.
— Откуда в вас… это? — процедил он, упрямо положив в ступку веточки
лаванды и начиная их толочь.
— Это?
— Желание.
Остановившись, Гарри перелил воду в стакан и сделал несколько глотков, но
жажда лишь усилилась.
— Прелюбопытно, какие же у вас представления об интимных связях в мои
времена? — поинтересовался тот.
— Сдержанность и порицание искушения и похоти… и содомии, —
машинально ответил он.
Экриздис беззаботно рассмеялся, а Гарри буквально ощутил вибрацию его
смеха, и чужое присутствие стало более осязаемым — гнетущим.
Хотелось повернуться и вцепиться в ткань камзола…
…Проклятие!
— Волна нетерпимости затрагивала всех инакомыслящих, включая так
называемых ими еретиков и ведьм, — со смешком заметил он. — Считаете, что
волшебники заимствовали учения священнослужителей или же диктаты
канонического права, которыми даже маглы пренебрегали вдали от чужих глаз?
Вздор. Флоренция эпохи Возрождения была весьма распущенным местом и для
содомитов в том числе. Существовали определённые таверны, где воспевались и
освобождались людские страсти…
— Но вы не флорентиец, — глухо возразил Гарри.
Он невольно отступил и, едва ощутив соприкосновение с Экриздисом, тут же
врезался в стол, следом забормотав в попытке отвлечься:
— И во время правления Генриха VIII действовал Закон о содомии. Любой
подобный акт наказывался смертной казнью, насколько я знаю.
Удивительно, как его знания, полученные во время попытки понять
происходящее с Томом, пригодились сейчас.
— Разумеется! Мужеложство — общественный грех, гнусное преступление… и
полезный инструмент для консолидации монархии, — в его словах чувствовалась
улыбка. — Помнится мне, они даже графа сожгли за содомию, но за содомию ли?
Природная ограниченность маглов, — усмехнулся Экриздис за спиной. — Весьма
617/676
неудобно, когда нельзя исчезнуть из комнаты, внушить или просто стереть
память, — понизил он голос до шёпота, — не находите?
— Нахожу, что вы избегаете говорить о природной нетерпимости
волшебников к маглам, — продолжил Гарри развивать тему, цепляясь за чужие
слова, чтобы задвинуть подальше собственные желания, подкидывающие ему всё
более откровенные картинки.
— Природной? Позвольте не согласиться. Я жил до времён так называемого
Статута о секретности — наши контакты с маглами не были ничем ограничены,
кроме целесообразности. Многие волшебные семьи были вхожи в семьи
магловской аристократии и даже являлись приближёнными королей, другие
жили бок о бок в деревнях и помогали простому люду, скрываясь под
именованием народных целителей и травников. Как вы думаете, что же породило
отторжение, Гарри?
Казалось, тот склонился вперёд, потому что Гарри ощутил движение воздуха
за спиной и невольно прижался к столу, чуть не выронив ступку.
— Инквизиция?
— Мыслится мне, что всё именно так.
Мелкая дрожь охватила тело, и Гарри переступил с ноги на ногу.
— И? — буквально потребовал он, ощущая, что эта пауза заставляет терять
концентрацию.
— Вы и сами можете догадаться, почему не прежние кровопролития, которым
мы были свидетелями, а именно гонение на ведьм привело к сокрытию и
возрастающему отторжению, — прошелестел Экриздис.
— Интересно было бы услышать это от вас.
Гарри покусал губу, мысленно прикидывая необходимое количество зелья, и
ускорил свои действия. По четыре пузырька в час — слишком много… если
Экриздис был прав.
— При других обстоятельствах, — усмехнулся тот.
Гарри добавил две меры стандартного ингредиента в котёл и, понимая, что
тот имеет в виду под «другими обстоятельствами», спросил:
— Значит, вы часто посещали те самые весёлые таверны? Разве вы не любили
свою супругу?
Экриздис покорно вздохнул.
— Наши мировоззрение несколько отличаются, Гарри.
— То есть ваше баловство на стороне не трогало её?
— Гвиневра владела моей душой, что до плоти, то она совершенно неважна.
Гарри невольно глянул через плечо, желая увидеть чужое выражение лица,
однако Экриздис стоял чуть правее, и он опустил глаза к котлу, еле слышно
выдавив из себя:
— Понимаю, но не принимаю.
— Для волшебников всегда будет жизненно важно продление рода — нас
существенно меньше, чем маглов. И справедливо будет заметить, что при таких
обстоятельствах следовало бы последовать чужому примеру: преследовать и
запретить однополые связи. Тем не менее во избежание недовольства легче
обернуть запрет требованием: узами брака можно связать себя исключительно с
женщиной. Остальные отношения подразумевают узы иного характера: духовный
или же магический союз, как именовали это неисправимые романтики. Не
порицаются, не караются, но и публично не демонстрируются.
— Иными словами, у вас был любовник?..
— Вы используете этот разговор как якорь, Гарри, чтобы сфокусироваться? —
перескочил Экриздис с одной темы на другую так резко, что Гарри растерялся.
— Нет, — выдавил он, добавляя в котёл две капли слизи.
Следовало растянуть этот познавательный и безобидный с виду разговор ещё,
как минимум, на двадцать минут, и ему было совершенно противопоказано
злиться сейчас — это только подлило бы масло в огонь. С одной стороны, Гарри
618/676
должен был продолжать эту игру: Экриздис был его шансом опережать события.
С другой — сопротивление и без того было бесполезно. Будь он хоть сто раз
Избранным и одарённым волшебником, но на деле ему не хватало боевого опыта.
Гарри не был Экриздису противником, и потому он мог пойти только путём
«переговоров» и стать не менее изворотливым, чем Том. И раз уж Экриздис,
призывавший отбросить роли героя и злодея, присвоил ему взамен роль жертвы
обстоятельств — того, кто сопротивляется, но уступает, дерзит, но соглашается
(что, впрочем, не слишком шло вразрез с его истинными позывами), то Гарри не
мог сбросить с себя эти путы прямо сейчас.
Заболтать его — другого выхода у него не было.
— Чтобы продержаться целый день, необходимо много сонного зелья — вы
хотите отравить себя? — вдруг сообщил Экриздис, и котёл отлетел в сторону, а
огонь тут же погас.
— Не мешайте мне, — отмахнулся Гарри, из последних сил сдерживая
раздражение.
Он вернул всё на свои места, и жидкость вновь начала кипеть.
— Вам придётся начать сначала.
— Оно не успело остыть.
— Не имеет значения… Вы слышали меня? Нельзя употреблять больше трёх
порций Усыпляющего зелья в день.
Котёл вновь отлетел в сторону.
— Что ж, полагаю, вам наскучит сидеть тут в одиночестве всю ночь, —
процедил Гарри, разворачиваясь и тут же натыкаясь на него.
Экриздис действительно стоял вплотную всё это время; стоял, но не
дотрагивался. По коже пробежали мурашки, а болезненно-сладостный спазм
заставил вцепиться в стол и поцарапать деревянную поверхность ногтями.
Палочка выпала, но Гарри тут же притянул её, убрав в боковой карман брюк,
проходящий прямо вдоль шва.
— Собираетесь прямо сейчас позвать эльфа и потребовать вас запереть? —
скептически уточнил тот.
— Кри…
Его зов потонул в мычании. Прикосновение чужих губ обожгло, и скопившееся
внутри томление захлестнуло Гарри, заставив ухватиться за Экриздиса. Пальцы
дрожали, когда он сжал жёсткую на ощупь ткань, и в следующий момент камзол
исчез, а его ладони упали на шелковистый материал сорочки.
Экриздис придержал его лицо, углубляя поцелуй, и Гарри раскрыл рот в
ответ, позволяя этому случиться. Металлический привкус вкупе с терпкостью
какого-то алкоголя, словно тот запивал кровь чем-то вроде шерри, к его
удивлению, не оттолкнул; напротив, испытываемая им жажда постепенно
стихала, будто Гарри пил с чужих губ, пил нечто бесплотное, но столь
удовлетворительное, что не хотелось останавливаться.
Положив прохладную ладонь чуть ниже рёбер, Экриздис провёл ею вдоль
бока и коснулся поясницы в неторопливой ласке, дарящей невыразимое
облегчение. Казалось, его прикосновение забирает с собой изматывающий тело
жар, оставляя за собой дорожку из проявившихся пупырышками мурашек. И
пробный поцелуй превратился в нечто больше — Гарри переплёл свой язык с
чужим, скользя руками вдоль плеч, и почувствовал, как вторая рука Экриздиса
легла на его поясницу, чтобы крепко притянуть к себе.
Тело к телу.
Сжигающее его изнутри пламя утихало, перерастая в острое возбуждение, и
он прикрыл глаза, теряя связь с реальностью — та уплывала, оставляя странные и
весьма противоречивые мысли. Он понимал, что сейчас целует другого человека,
но почему-то это нужно было понимать каждые несколько секунд, иначе
восприятие обманывало его, позволяя не то чтобы представлять, а просто
чувствовать Тома — физически его ощущать перед собой. Однако ощущение это
619/676
было каким-то неправильным: словно перед ним стояла оболочка Тома, но глаза
противоречили этому утверждению. И, вопреки вопиющему несоответствию, с
каждой секундой вспоминать было всё сложнее, как и контролировать себя в
угасающей попытке остановиться: тело послушно откликалось на ласку, тянулось
к источнику, дарящему в равной мере облегчение и наслаждение. И в то время,
как он всё бессознательнее прижимался к чужому телу, пылко отвечая на
влажные поцелуи и запуская пальцы в чужие волосы, чтобы ослабить кожаный
шнурок, в груди формировался непонятный комок, горький и давящий,
заставляющий Гарри дышать через раз.
За спиной что-то упало, задребезжав, а воздух в комнате будто раскалился,
начиная обжигать лёгкие и неприятно першить в горле.
«Нужно…»
— Нужно… — сбивчиво прошептал он в чужие губы.
— Вам это нужно, — вторил Экриздис, словно убеждая в чём-то.
Чужие ладони скользнули вдоль бёдер, крепко сжав их и приподняв. Гарри
упустил тот момент, когда под ним оказалось нечто мягкое, рубашка осталась
валяться в стороне, а брюки оказались расстёгнуты. Он не смог понять, что
именно из мебели в комнате Экриздис трансфигурировал под тахту, лишь
наблюдал в каком-то раздражительном и жадном нетерпении, как тот стягивал с
себя сорочку, открывая его взору несколько небольших участков потемневшей
кожи, блестящих на свету, точно каменное покрытие.
Глаза закрылись.
Его тело жаждало этого — любого прикосновения, — а разум отказывался
воспринимать то, что он собирался сделать. И это угнетающее внутреннее
состояние борьбы с самим собой, борьбы желания и здравого смысла, голода и
отчаяния из-за его подавляющей силы, обернуло удовольствие от поцелуя в шею
болезненным ожогом.
Гарри сдавленно застонал и прижал чужую голову, позволяя жалить себя этой
продолжительной лаской, достигшей подбородка прежде, чем Экриздис накрыл
его губы своими, вновь утихомиривая жажду. Шелковистые пряди волос
коснулись кожи, приятно щекоча; прохладные ладони шарили по его телу;
давление чужих бёдер мгновенно укололо удовольствием, прошившим тело
насквозь, отчего Гарри зажмурился, слегка выгнувшись, чтобы продлить
наслаждение.
— Взгляните на меня, Гарри, — прошептал Экриздис хрипло, однако он
ослушался.
Желание обуревало его, но столь же едко саднила внутри и горечь — Гарри
разрывало на части из-за неразрешимых противоречий: прямого конфликта
между потребностью сдаться и порывом оказать сопротивление себе самому.
Если бы он только мог отключить эмоции…
— Взгляни на меня, — повторил тот настойчиво, прерывая бессвязный поток
мыслей.
Приоткрыв веки, Гарри встретился глазами с немигающим взглядом едва ли
не незнакомца и облизал пересохшие губы, молчаливо наблюдая, как Экриздис
медленно склоняется, дотрагиваясь в поцелуе, чтобы следом прошептать:
— Незачем пытать себя угрызениями совести за желания тела, а не души. Но
и любовь без честности постепенно изничтожает сама себя — ты и сам
понимаешь это.
— Не вам говорить со мной о честности…
Экриздис коснулся его подбородка, сжав лицо меж ладонями, и медленно
накрыл губы, погрузившись языком между них в глубоком поцелуе, от которого у
Гарри спёрло дыхание и который столь же резко закончился, когда тот добавил:
— Между нами нет любви, только притяжение. Пока что нет.
— И не будет, — выдохнул он, проглотив мычание, когда Экриздис толкнулся
своими бёдрами в его, потираясь, отчего наслаждение пронзило его нестерпимым
620/676
спазмом, заставляя приоткрыть губы в непонятном желании что-то сказать.
Однако слова застряли, и он промычал что-то нечленораздельное. Шум в ушах
стал громче — не шум даже, а гудение; Экриздис обхватил его за талию, цепко
впиваясь пальцами в кожу, и приподнял, тут же опустив и врезавшись телом в
тело. Гарри откинул голову назад, тяжело выдохнув, и обхватил его за шею. На
глаза попался пустой угол, тот самый, где стояло кресло, от которого он
избавился.
— Только не спрашивай, что я делаю, — опередил его Том.
— Что ты делаешь? — упёрто спросил Гарри осипшим голосом. — Ты ведь не
собираешься?..
— Да ты в ужасе, — продолжал тот.
— Я не боюсь, — отрезал он, но звучало это как-то жалко.
— Тогда расслабься, Гарри. Против твоей воли я ничего не смогу сделать, как
ты сам же и утверждал.
— Я имел в виду магию, — еле слышно возразил Гарри, чувствуя, как
назойливые руки вновь полезли под ткань трусов. Из-за мимолётного
замешательства возбуждение спало, но он не сдвинулся с места. — И я ещё не
согласился.
— Разве я не предупреждал? «Сделай что-нибудь» — значит «я согласен», —
торопливо отозвался Том и добавил: — Секс с рукой — это не секс, не буди
угрызения совести.
— С какой рукой? — потерянно спросил он и задрожал от возмущения, когда
его штаны вместе с трусами съехали ниже, обнажая полувставший член. —
Риддл!
Экриздис коснулся его лица, заставив оторвать взгляд от пустующего
пространства, и Гарри сам потянулся к нему во встречном поцелуе, будто в таком
же ребяческом порыве отторжения тех воспоминаний, как тогда, когда он
выбросил предмет мебели, не позволяющий ему успокоиться в течение несколько
дней.
«Том предал меня?»
«Предал?..»
«И не раз», — ярость всколыхнулась внутри, а вместе с ней и жгучая обида,
которую он ввёл в дрёму, затолкал поглубже, смирившись с тем, что это было
ожидаемо, что по-другому и быть не могло, а значит, горевать и злиться
бессмысленно.
Отчаянно зажмурившись, Гарри укусил чужую губу, крепче ухватившись за
Экриздиса, словно в попытке передать всё то, что раскрывалось внутри,
оборачиваясь не только физическим штормом, но и эмоциональным.
Тихий смешок слился с тяжким вздохом, когда Экриздис согнул руки,
коснувшись его запястий, и провёл от костяшек до самых локтей, позволяя себя
кусать до тех пор, пока сам не перехватил инициативу, смягчая поцелуй и
превращая его в размеренный танец языков, пока продолжал лениво толкаться
бёдрами.
Гарри невольно заёрзал, впиваясь пальцами в его кожу и ощущая её
твёрдость — та внезапно начала раскаляться, будто угли. Экриздис протиснул
руку между их телами, скользя вдоль его живота ладонью, и Гарри вновь откинул
голову назад, позволяя чужим губам примкнуть к шее.
Веки раскрылись, и перед глазами вновь возникла пустота.
— Гарри, — послышался мягкий терпеливый голос; он, прикусив губу,
застыл, кивнул и опустил голову, прислонившись лбом к его плечу.
Пальцы Риддла продолжали поглаживать, и постепенно Гарри отпускал
напряжение, отдаваясь необычным ощущениям. Том приподнял голову за
подбородок и бегло коснулся губ, постепенно углубляя поцелуй, пока их языки не
сплелись в бешеном танце.
Глухой стон разорвал тишину.
621/676
Штаны с тихим шорохом упали с тахты.
Экриздис провёл руками вдоль его бёдер и задел ребром ладони член, отчего
Гарри содрогнулся. Мурашки пробежали по коже, и он до крови прокусил щеку,
чувствуя себя на грани чего-то, но чего именно — понять никак не мог. Внутри
будто котёл закипал, сердце бешено стучало в ушах, а картинка перед глазами
становилось резче, насыщеннее.
«Он обманул меня?»
«Почему он снова обманул?»
«Раз за разом», — эхом раздалось в мыслях.
«Потому что это я?»
Экриздис отвёл его ногу в сторону, прильнув. Тонкая материя чужих штанов
всё ещё служила преградой, но Гарри отчётливо ощущал его желание,
прижавшееся к его собственному в сильном толчке. Дрожа всем телом, он
подался бёдрами вверх в поиске удовольствия и со свистом выдохнул сквозь
стиснутые зубы.
Ему нужно было забыться, нужно было отпустить это… Просто нужно было
существовать отдельно… от кого?
— Мне… нужно, — прохрипел Гарри и вильнул бёдрами, тут же насадившись в
обратном движении.
Из горла вырвался протяжный стон.
Том улыбался. Глаза — почти чёрные — изучающе обводили его, точно
лаская, и от этого взгляда возбуждение только возрастало, покалывало и сводило
судорогой чресла. Казалось, Гарри готов был кончить лишь от одного такого
взгляда.
Судорога наслаждения сотрясла тело, и он ухватился за край тахты. Горечь
осела на кончике языка, и вдох дался с трудом. Гул стал невыносимо громким, и
он опустил глаза, невидящим взглядом уставившись на обильные следы смазки
на собственном животе.
«Том… Том, Том, Том. Почему, Том?..»
Экриздис криво улыбнулся, потянувшись к своим штанам, и попросил:
— Немножко терпения.
— Какой нетерпеливый. — И вновь тягучие нотки змеиного языка сладко
обожгли внутренности, скручивая в клубок истомы внутри Гарри, что
моментально взорвался и вырвался у него ответным шипением:
— Да-а-а...
— Нет.
Всё произошло моментально, но Гарри показалось, что время замедлилось. С
самого начала затягивающийся узел в груди распустился за одно мгновение,
выпуская все чувства наружу. Словно со стороны, он увидел, как Экриздиса
подбросило в воздухе, будто тряпичную куклу, а затем впечатало в потолок,
дёрнуло к левому углу через всю комнату и швырнуло к стене с оглушительным
грохотом, который, тем не менее, Гарри услышал, словно из-под толщи воды.
Ощущение притупились, когда он медленно сел, чувствуя, как всё
удовольствие и неудовлетворённое желание из-за зелья стихают, ослабевая и
растворяясь, будто бы он никогда и не испытывал того изнуряющего и
болезненного жара, подтолкнувшего его в объятья совершенно чужого для него
человека.
Ещё секунда — и внутри всё заледенело, а гул в ушах превратился в
звенящую тишину, в которой он отчётливо услышал свой голос.
— Уходите.
Экриздис удивлённо моргнул, с непониманием смотря на него, словно Гарри
совершил нечто особенное, а затем, распрямившись и размяв плечо, шагнул
вперёд. Его телодвижения были осторожными, как если бы он пытался
приблизиться к чему-то опасному — так Гарри приближался к Клювокрылу.
Однако стоило тому перейти невидимую черту, как его вновь отбросило назад, но
622/676
на этот раз Экриздис удержался на ногах, упёршись руками в стену.
— Уходите, — повторил Гарри глухо, и валявшиеся сорочка с камзолом
перелетели через всю комнату, приземлившись около двери.
— Я понял тебя, — Экриздис сощурил глаза, слегка склонив голову, будто
силился разгадать что-то, а не сумев, слегка повёл плечом.
Он в мгновение ока натянул на себя одежду, а на лицо — непроницаемую
маску, и застыл на пороге, точно только что пришёл, а не уходить собирался.
— Доброй ночи, Гарри.
Гарри не ответил, опустив глаза на собственные колени, и лишь услышал, как
дверь тихо закрылась.
Когда успел сформироваться ком из всего им невысказанного, из всего
невыраженного? С самого утра? С разговора с Офелией? Может, ещё раньше?
Может, с самого рождения?
«Почему я?»
Наверное, он так долго сдерживал себя, так долго запрещал себе не столько
думать обо всём, сколь чувствовать. Он даже не помнил, когда делал это в
последний раз или когда делал это именно так; не помнил, когда позволял себе
такую роскошь: разрыдаться, как ребёнок.
И сейчас, поджав под себя ноги, он раз за разом стирал с щёк влагу,
размазывая её, но это не помогало — слёзы всё равно скатывались по
подбородку; он зажмуривал глаза, ожесточённо тёр их и задерживал дыхание, но
только задыхался, когда нос вконец заложило, а горло болезненно свело.
Гарри плакал и никак не мог остановиться.
гаммечено~
623/676
Часть 41. Глубоко в твоём сердце
Пустые чувства остались позади.

И все причины улетучились, как ветер.
Мы больше не проводим время вместе.
Ты — мой лунный свет;
В ночи, я нахожу такие чистые цветы.
Они не подвластны времени.
Я всегда буду поблизости.
Пусть ангелы будут с тобой,
Глубоко в твоем сердце.
Я всегда буду в твоем сердце.
Пусть ангелы будут с тобой,
Ведя тебя домой.
Elaine — Sad March
— Перейдём к последней на сегодня, но не менее важной теме, — медленно

произнёс Том, — а именно: пересмотр кандидатов на место председателя совета.
— Что?! — Пруст резко поднялся, сощурив глаза.
Он тут же стал сосредоточением внимания для восьми пар глаз.
— Георг, сядьте, — миролюбиво уставился на него Скарантино и едва заметно
хлопнул по подлокотнику.
Пруст кашлянул и опустился на стул, мазнув взглядом по всем
присутствующим, словно сам был возмущён собственной выдержкой.
— Позвольте заметить, что об этом здесь не упоминалось ни слова, — он
постучал пальцем по открытой перед ним папке — собранию всего, что они
успели пересмотреть за восемь часов заседания.
Разумеется, Том пренебрёг формальностью, оставив пустое поле перед
завершением. Вопрос стоило выставить на всеобщее обозрение без
преждевременного вмешательства Георга, который, безусловно, навестил бы его
сразу же, как только увидел закрывающую заседание проблему.
— К чему такой переполох? — со скопившейся вежливостью улыбнулся Том. —
Ведь это всего лишь краткое изложение нашей встречи — план совещания, не
более.
И это понимал сам Пруст, как и остальные шестеро советников, никак не
отреагировавшие на провокацию. Пруст слегка нахмурился, опустив взгляд куда-
то вниз.
— И всё же вопрос весьма щекотливый, — подала голос Де Верли. — Поэтому я
вынуждена спросить, не связано ли это с тем, что вы собираетесь подать в
отставку?
Тонкие брови тоже сошлись на переносице. Её на удивление юное личико
выглядело недовольным, едва ли не раздражённым услышанным, а неуместные
косички дёргались каждый раз, как она качала головой.
— Присоединяюсь: уместно ли подавать в отставку, едва вернувшись на своё
место? — Азар Сех сверкнул глазами, но во взгляде блестел только искренней
интерес.
— Этого я не говорил, — сдержанно покачал головой Том. — Но все мы в курсе
моего деликатного положения на данный момент. Меня ждёт слушанье в
Визенгамоте, и, разумеется, исход ясен. Влиять на решение судей я не
624/676
собираюсь, — слетевшая с языка ложь была на удивление легка, хоть была и
первой, оглашённой перед советом.
Том мог лукавить, как и все они; мог недоговаривать, как и все они… но ложь
была непозволительна внутри этих стен.
— Безусловно, это неприемлемо, — кивнула Бергвист.
— Поэтому, — с вибрирующим акцентом заговорил Сех, — непосредственное
участие в подобных предприятиях просто недопустимо для каждого из нас, — и
перевёл взгляд на сидящего около Тома Кунца.
— Не соглашусь с вами, Изар, — возразила Айхара Акио, расправив плечи. —
Правда, что во многих странах внедрение рядовых мракоборцев прошло успешно
и дало удовлетворительные результаты, однако невозможно не учитывать, что
случай Великобритании исключителен. И именно по этой причине можно считать
задачу грамотно выполненной.
— К тому же в то время я и являлся своего рода рядовым мракоборцем, —
напомнил Том, встретившись взглядом с Прустом.
Многое со временем стирается из памяти, как и то, кем он был, когда
начинал, и с каким скепсисом все отнеслись, когда Георг — в то время сам
занимавший этот пост — привёл его, сделав третьим и последним претендентом.
Теперь же генеральный секретарь безусловно сожалел о принятом им решении,
но пути назад не было. Том, наверное, был самым лучшим и самым худшим
кандидатом, занявшим это место, с момента появления Международного совета
магической безопасности и правопорядка. Чудное противоречие, которое никак
не повлияло на то, что со временем его сочли самым подходящим. Мнение,
которое ничуточки не изменилось, и когда он созвал собрание впервые после
своего возрождения, будучи совершенно бессильным и воспользовавшись
помощью Отто, чтобы просто аппарировать, выбор оказался единодушным: шесть
за, ни одного против. Нельзя сказать что это стало сюрпризом, но всё же Том был
приятно удивлён сохранившемся единогласием в отношении его.
Само собой, важную роль сыграло и успешное выполнение больше двух
третей поставленных задач. Первая в своём роде миссия… Едва ли не
эксперимент, имеющий все шансы на провал. По крайней мере, когда только
рождался набросок плана, Том был преисполнен сомнениями: многое могло пойти
не так, если не всё.
«И пойдёт, — сказал тогда Пруст. — Не столь важно, если какие-то детали или
же этапы изменятся, Том. Ты не просто собираешься притвориться, вычёркивая
проделанные тобою шаги, успешно исполнить задачу в пределах года-двух и
вернуться, ты собираешься этим жить десятки лет».
Безусловно, Том понимал, что они с Прустом использовали друг друга и место
претендента было всего лишь компенсацией — своего рода оплатой — за вклад,
словно это он стал зачинщиком всего, словно это было его идеей. Однако, в
отличие от скепсиса, отразившегося на лицах половины советников, Георг
поверил в него, за что Том всегда останется ему благодарным. Однако эта вера
никоим образом не мешала Прусту использовать Тома по своему усмотрению, в
отличие от остальных. Впрочем, он считал, что Том, уже ступивший на путь
Тёмного Лорда, и кандидатом-то перестал являться, а потому Георг вряд ли
предполагал в то время, что вскоре, когда Тому исполнится тридцать один год,
он наравне с остальными предъявит права на место главы совета.
— Ты, похоже, и правда сошёл с ума! Считаешь, что это игра? Может,
думаешь, что я штаны протираю? — прошипел Пруст.
— Зачем же ты сделал меня третьим, раз не считал достойным этого места?
— Дело не в том, достоин ты или нет, подготовлен или нет, а в том, что ты
уже занят, и твоя задача столь же важна, как и эта должность. Как ты
собираешься совмещать всё это вместе, Том?! Не говоря уже о твоих постоянных
путешествиях, исследованиях и экспериментах, на которые ты даже разрешения
не видишь нужным получить!
625/676
Том усмехнулся:
— Найду время.
— И поставишь миссию под удар? — процедил Пруст.
— Когда-то ты это сам говорил, теперь же я напомню: я не работаю пять дней
в неделю Тёмным Лордом, а живу этим. Вербовка, собрания, операции — всё то
же самое. Я не сижу двадцать четыре часа в сутки в окружении Пожирателей,
которые следят за каждым моим шагом. Большая часть из них и глаза-то боится
поднять, а уж потребовать отчётность того, где и с кем я бываю, и вовсе не
рискнут.
— А твои школьные друзья? Они тебя боятся? Они ничего не заподозрят,
когда ты создашь ещё одно альтер эго, чтобы занять моё кресло?
— Удивительно, что ты так уверен в том, что Совет проголосует именно за
мою кандидатуру. Неужели те двое стали бездарнее? — Том растянул губы в
улыбке.
— Я уверен в них, — отрезал Георг, — но самим своим присутствием ты
ставишь под сомнение моё к тебе доверие. Доверие всего совета.
— Прости, Георг, — понизил голос Том, — но слова о доверии Совета того, кого
Совет собирается судить на следующей неделе, весьма забавно слушать.
А затем стало забавно и смотреть на вытянутое лицо Пруста, когда Том
получил четыре голоса, в то время как Грейн — два, а Амалия — один. Однако
вешать себе на грудь медаль было рано. Пост не предполагал классический
процесс переизбрания, и посему глава мог занимать его и год, и целую жизнь.
Тем не менее сохранить это место было непросто: во избежание
злоупотребления властью сами советники — на данный момент Микаэла
Бергвист, Драган Янков, Изар Сех, Айхара Акио, Орацио Скарантино и Николь Де
Верли — могли свергнуть председателя, начиная своего рода процесс оценки его
действий или же по-простому — судебное слушание, на котором тот имел право
отстоять свою невиновность. Признание вины запускало голосование за одного из
назначенных кандидатов на замену — что и случилось с Георгом.
Руководил ли советом председатель или же был его марионеткой — отчасти
философский вопрос. Правда в том, что это место отличалось лишь тем, что на
плечах главного советника оседало много больше ответственности — он являлся
одновременно и голосом всего совета, и тем, к кому обращалось руководство
меньших подконтрольных структур. Остальные имели право пользоваться этими
ресурсами во имя безопасности волшебного мира с разрешения главы, однако
сам глава мог делать это без разрешения всего совета, но граница между
пользоваться и злоупотреблять была весьма тонка для некоторых — отсюда, по
сути, и вытекало злоупотребление властью. И слежением занимался департамент
аудиторов: никаких решений они не принимали, но занимались тем, что
документировали всю деятельность организации и, если в процессе замечалось
нечто странное, сообщали об этом главному аудитору, который в тот же момент
оповещал весь совет и генерального секретаря о замеченной ими сомнительной
деятельности.
Как и в любой системе, всё упиралось в бесчисленное количество бумажек,
которые не позволяли ему скучать ни тогда, ни даже в Хогвартсе, что,
несомненно, весьма интриговало Гарри: чем же целыми днями занят Волдеморт?
— Что ж, ситуация, надо заметить, экстраординарная, — подчеркнул Георг, —
и решение должно быть под стать.
— Тюремное заключение проблемой не является, — изрёк Скарантино, явно
намекая на извлечение некого полезного ресурса из Нурменгарда.
— Солидарна, — Де Верли устало коснулась лица. — В нынешнюю эпоху
перемен, которой мы положили скромное начало, не стоит пускать всё на
самотёк.
— Как вы сказали, Николь, — заговорил Том, — мы этому положили начало.
Мы, — подчеркнул он, подавшись вперёд. — Пункт четырнадцатый, глава первая.
626/676
Лицо, занимающее пост главы совета, обязано предоставить в течение трёх лет с
момента вступления в должность двух, максимум — трёх кандидатов на замену.
Надеюсь, не нужно напоминать, почему я должен провести эту стандартную
процедуру именно сейчас?
Рядом послышался вздох Отто.
— Смерть Густава Ренненкампфа — трагедия для всех нас, — произнёс с
неподдельной горечью Скарантино.
— И всё же спешка в выборе нового кандидата сейчас ни к чему, — заключил
Пруст. — Мы можем перенести столь важное решение на другую дату.
После отставки он таки нашёл способ присутствовать при каждом собрании —
теперь уже в качестве генерального секретаря.
— Ни к чему? — недовольно уставилась на него Айхара, церемонно качнув
головой. — Непредвиденные обстоятельства случаются, с чем нам приходилось
сталкиваться, и не раз. Исчезновение Тома на десять лет — яркий тому пример.
Благодаря осмотрительному подходу к выбору кандидатов и повышенной
готовности Густава перенять этот пост наша деятельность не застопорилась.
— Чего, нет сомнений, можно было избежать в своё время, — отозвался Георг.
— Вы оспариваете решение совета? — уточнила Айхара.
— Всего лишь констатирую факт.
— Гм, — то ли в знаке согласия, то ли — возражения хмыкнул до этого
момента молчавший Драган. — Бессмысленно спорить о прошлом. Хочу отметить,
что Аурелио тоже проявил себя… с неожиданной стороны в ваше отсутствие.
— Что теперь будет? — Аурелио чиркнул спичкой, начиная тут же дымить. — А
я ведь говорил ему не гулять по ночам без охраны, будучи такой важной шишкой,
— он шутливо выдохнул дым. — Никогда меня не слушал… Вот дурак.
Том посмотрел на него.
Чужие губы были искривлены в усмешке, но в глазах застыло горе, которое он
сморгнул, уставившись в другую сторону.
От него и не требовалось ответов.
— Зачем ему был нужен дурацкий пост, м? — продолжил Аурелио. — Густав
говорил, что хочет быть более подготовлен к тому, что нас ждёт. Не нас, а его.
Ведь он уже решил, мистер самоуверенность, что выберут именно его, а я так,
рядом постою. — Замолчав на мгновение, он выдохнул, вновь уставившись на
дверь, и изрёк снова: — Дурак.
Столь непохожие и одновременно дополняющие друг друга. Корректный до
последней застёгнутой пуговицы Густав, чьи взгляды, тем не менее, не
прижились в его окружении, а вопросы остались без ответов, отчего он сам стал
искать ответы и так далеко зашёл в своём поиске, что как-то раз появился у Тома
на пороге, напомнив его самого, стучащего в двери Йа Чжоу. И Аурелио…
дуралей, начинающий в качестве мальчика на побегушках в отделе магических
происшествий и катастроф в итальянском ministero. Том столкнулся с ним
совершенно случайно или же по воле судьбы.
«Раз вы англичанин, — усмехнулся тот, — то поймёте, что скоро я стану
министром магии, и тогда вы будете иметь дело со мной». «Мечтаешь о карьере
Спенсера-Муна?» — уточнил Том. «Именно!» Несколько безалаберный, но хитрый
парень «принеси-подай», который знал буквально всё обо всех.
— Полагаю, теперь тебе придётся выбрать нового кандидата, — Аурелио
смотрел на него, уже потушив сигарету. — Мне можно участвовать в этом?
— В выборе — нет, — отрезал Том. — Но мне придётся просить тебя об услуге.
Тот насмешливо вскинул брови и сломал пополам использованную спичку:
— Ты приобрёл ещё один отель?
Воспоминание развеялось, и Том неторопливо изрёк.
— Как вы все понимаете, назначение другого кандидата на место Густава, —
он прочистил горло, — ни в коем случае не подразумевает мой уход. Это
необходимость…
627/676
— А заверенное недавно завещание тоже не подразумевает? — перебил его
Пруст.
Том заметил странный взгляд Отто и расслабленно улыбнулся:
— Хотелось бы услышать причину, по которой вы следите за моими
действиями, Георг.
— Что ж, не секрет, что нас не может не беспокоить ваше состояния здоровья
после всего произошедшего, в частности: двух смертей, — ответил тот.
Том склонил голову, непонятливо разводя руками:
— Разве первое, что я сделал по возращении, это не прошёл медицинскую
проверку, которая полностью удовлетворила вас?
— Но отказались от повторной, — настоял на своём Пруст.
— Потому что в ней не было нужды, Георг. И что такого странного вы
находите в завещании? Каждый из присутствующих здесь оформил своё, я же
немного запоздал, что должно вас, безусловно, волновать сильнее, ведь в моём
положении это так неосмотрительно.
Том обвёл стол взглядом и все шестеро сдержанно кивнули. Пруст не
поменялся в лице, лишь пожал плечами, возвращая улыбку:
— Видимо, я жертва предрассудков.
— Видимо, — подтвердил Том. — Рекомендую и вам составить завещание. Чем
раньше, тем лучше.
Пруст едва заметно вскинул брови, а затем беззвучно хмыкнул.
— Хотелось бы узнать, кто станет вторым кандидатом, — едва ли не
потребовала Айхара, явно желая перейти к сути дела.
— Аделин Борегар и Гарри Поттер, — сообщил Том, уставившись на Георга.
Единственный вздох удивления раздался рядом и принадлежал тот Отто.
— Кандидатура мисс Борегар была ожидаемой, — впервые за весь вечер
улыбнулась Николь.
— Не она ли, случаем, тот колдмедик, что осматривал вас? — как бы между
прочим поинтересовался Пруст.
— Меня осматривала целая бригада врачей. Но мне нечего скрывать, Георг.
Хоть завтра я могу пройти проверку снова, если это всех успокоит.
— Всенепременно, — задумчиво пробормотал тот в ответ, уставившись куда-
то в пустоту. — Мистер Поттер весьма интересный претендент… Ему будет
сложно состязаться.
— Это не соревнование, — парировал Том.
— Мистер Поттер вне конкуренции, — тихо произнёс Янков, — ведь он третий,
а значит, тот, кто имеет право отказаться от участия с самого начала.
Но откажется ли?
— Назначим же дату для affirmatio[19], — напомнил Изар и вопросительно
уставился на Тома.
— Десятого февраля, — памятная дата.
Цифры тотчас вспыхнули на стене, тут же начиная отсчёт до следующей
встречи, и рядом послышался очередной вздох.
***
— Почему ты мне не сказал, что собираешься вновь взвалить на Гарри

очередной гроб?! — возмущённо зашептал Отто, едва он отделался от Пруста с
его медицинскими проверками и покинул зал заседаний.
— Ношу, а не гроб, — невольно поправил его Том.
— Твоя ноша и есть гроб с кучей мертвяков внутри. Он хоть знает о «счастье»,
которое на него свалилось?.. Нет, — тряхнул головой Отто, — не так… Ты
628/676
собираешься вылепить из него второго себя?
— Себя? Разве Аурелио похож на меня?
Отто ещё больше помрачнел, будто не желая говорить «нет», но и сказать
«да» не мог.
— А его ты спросил, нужно ли это ему? Аурелио и Густав сами желали этого, а
что ответил Гарри? Ну конечно же ничего не ответил, потому что ничего не
знает, — сощурил он глаза. — И зачем ему это?
— Затем же, зачем он вступил в ряды мракоборцев, а сейчас ввязался в
расследование, которое его не касается. Если ты ещё не понял, сидеть спокойно
Гарри не умеет, а после того как вспомнит всё, ещё и не захочет. Я всего лишь
подарил ему шанс, а использовать его или нет — исключительно его выбор.
— Его выбор?! — с ещё большим возмущением прошептал Отто. — Ты как
раз лишил его свободы выбора, вывалив всё, когда он был совершенно не готов к
этому!
— Да, его выбор, — твёрдо изрёк Том. — Знание никак не обязывает к
действию, Отто.
— Это ещё как посмотреть…
— В нём это есть. Оставь я всё без изменений, спустя некоторое время Гарри
появился бы передо мной и потребовал ответов так же, как сделал это когда-то
Густав. В нём это есть, — вновь повторил он.
— Как и в его подружке, Гермионе Грейнджер, — ворчливо возразил Отто. —
Может, стоило её предложить вместо Аделин?
— Это не обсуждается, — отрезал он. — Как сказал Янков, Гарри может
отказаться. Отказаться и жить, как сам того пожелает.
— Ты ему не позволишь жить так, Том, — Отто протестующе скрестил руки на
груди.
— У тебя всё?
Вопросительно уставился он на Кунца, а когда тот ничего не ответил,
продолжая буравить негодующим взглядом, Том направился к дверям.
— Не позволишь, — долетело до него, — потому что не можешь существовать
вдалеке от него, но отказываешься себе в этом признаваться. И делаешь всё,
чтобы связать вас дополнительными узами, ведь это так страшно — просто пойти
к нему и сказать, что любишь…
Том не слушал дальше.
Полог прорвался, дверь за спиной закрылась, и он остановился, отсчитывая
удары собственного сердца.
Раз, два, три, четыре…
Стиснув зубы, он направился вперёд.
— Убегаешь, как ребёнок, хоть и старше меня, — хлопнула дверь за спиной, и
полог вновь накрыл его, заглушая все посторонние звуки.
— У меня нет на это времени, — отмахнулся Том, когда тот поравнялся с ним.
— Ты сам хотел, чтобы я оставил его в покое, иначе к чему была та нескладная
записка?
Отто заиграл желваками.
— Сделать его претендентом на собственное место не попадает под
определение «оставить в покое», donnerwetter[20]!
— Ладно, — просто отозвался Том, ускоряя шаг.
— И куда же ты так спешишь? Поделиться приятными новостями с Аурелио?
Может, ты ещё и его попросил присматривать за ним?
— Он уже знает.
— Значит, только я был не в курсе! — придушенно воскликнул Отто.
— Не притворяйся, что не понимаешь, почему узнал вместе с остальными, —
повёл плечом Том. — В последнее время ты стал сдавать, смешивая личное и
работу.
— А твои чувства никак не мешают делу?
629/676
— Если бы я ещё что-нибудь чувствовал.
— Ну да, просто фантастическая история о великом волшебнике, лишённом
одной части чувств, которую ты сам себе внушил.
Том резко остановился, и Отто вырвался вперёд, на ходу развернувшись.
— Что?
Отто помрачнел.
— Если ты утверждаешь, что я вам лгал, — вкрадчиво произнёс Том, — то тебе
понадобятся доказательства.
— Ты лгал не нам, а себе. Ведь сам прекрасно понимаешь, что, будь всё, как
ты говоришь, ты бы не стал тем, кто ты есть сейчас. Ни я, ни Ваблатски, ни
Густав… никто из нас ничего бы для тебя не значил. И ведь даже Пруста ты
провёл: перспективный парнишка попался ему на пути. Тот, кто без зазрения
совести сможет убивать и маглов, и волшебников, потому что чувства ему не
помеха, а привязанность — чужда, — вспыхнул он, перейдя на лихорадочный
шёпот. — Идеальное орудие.
Кунц был не на шутку зол, раз позволял себе подобный тон.
Засунув руки в карманы брюк, Том окинул его взглядом, слабо улыбнувшись:
— Я никогда не говорил, что совсем незнаком с положительными эмоциями.
Отто всплеснул руками:
— Может, хватит уже?
— Да, хватит. Не переходи грань, — отчеканил Том, предупреждающе
сощурив глаза.
Чужие губы дрогнули, словно Кунц собирался что-то сказать, но передумал.
Он опустил голову в официальном кивке, и Том обогнул его, поспешным шагом
направившись к появившейся за поворотом двери.
Однако мгновение тишины было прервано.
— Мне вот интересно, — вновь послышался голос Отто за спиной, — как это…
знать, что влюблён, но не чувствовать этого, а потом вдруг явственно ощутить?
— А затем раздался едва различимый шёпот: — Видимо, сводит с ума.
Совершив короткую аппарацию в конец коридора, Том поспешно поднялся по
лестнице и остановился около окна.
Зацикленность на Гарри помогла избежать неудобных вопросов о завещании,
однако не было и тени сомнения, что этот разговор состоится чуть позже. Хоть в
этом действительно не было ничего необычного, однако, в отличие от Пруста,
Отто знал, что завещание Том оформил уже давно, а если Георг вдруг огласил это
при всех, следовательно, Том был у нотариуса и не составил завещание, а
изменил его. И в этом тоже не было ничего странного, за исключением одного
вопроса: почему именно сейчас? Простое «захотелось» Кунц не примет.
Поднимаясь на первый этаж, Том не спешил.
Озвученная когда-то Корвусом теория о том, что испытывать-то он
испытывает все эмоции, но не ощущает одну часть, показалась ему чудной, но не
безынтересной. Но в действительности разницы для остальных не было никакой.
Да, эти эмоции формировали его восприятие, да, он понимал разумом, что
испытывает симпатию к Офелии, что Корвус не просто эксперимент, что он вроде
как радуется, но само понимание ничего не меняет, когда не можешь это
ощутить. Оно лишь загоняет разум в рамки: хорошо-плохо, правильно-
неправильно, нужно-без надобности.
И для Пруста это тоже ничего бы не изменило.
А для Гарри?
—…Прошу прощения, мистер Малфой, но сейчас это невозможно, и я ничем не
могу вам помочь.
— Но это срочно. Очень срочно, — настойчиво повторил Драко и порывисто
поднялся.
— Вы не желаете сказать мне, в чём заключается срочность. Его не будет до
вечера… — Взгляд Аурелио наткнулся на Тома, застывшего в дверях чужого
630/676
кабинета, и он озадаченно выдохнул: — Уже вечер? А я и не заметил.
Драко видимо вздрогнул и развернулся.
Он был явно взволнован и неестественно бледен.
— Мы можем поговорить, мистер Риддл? — выдавил Малфой и скосил взгляд
на Аурелио, почти беззвучно добавляя: — Наедине.
— Понял-понял, — Аурелио блеснул улыбкой и, подхватив под подмышку
газету, покинул кабинет.
— Я просто не знал, что мне делать, поэтому пришёл сюда… — поспешно
заговорил Драко, стоило двери закрыться. — Не знал, к кому могу обратиться, но
Дамблдор явно не справится и не тот он человек… Я даже сам не могу понять,
что случилось и что мне с этим делать. Как мне помочь ему.
Том настороженно осмотрел Драко, и тот нервно переступил с ноги на ногу.
— Дело в твоём отце?
— Э, нет, — Малфой замотал головой и отрывисто прошептал: — В Гарри.
Шагнув вперёд, Том вопросительно поднял брови, ощущая смутную тревогу.
Вчера Гарри не покидал Гриммо, а сегодня отправился в школу, побывал в
Косом переулке и вновь вернулся в Хогвартс — так что могло случиться?
— Вчера я навестил его, эльф провёл меня вниз, в зал под самим домом. Там
Гарри обычно тренировался, — пояснил он, — и там же я застал его.
— И?.. — поторопил его Том.
— Ничего такого странного там я не увидел, но потом попытался разговорить
Кричера, но этот эльф… — Драко скривился. — А Гарри сразу попросил меня
встать с ним в пару для тренировки, как когда мы были студентами, дескать, мне
это тоже пригодится, раз я решился пойти по пути мракоборца. И я сначала не
заметил, подумал, что он просто сосредоточен на дуэли… Но что-то было не так.
Прошёл и час, и два, и три. Гарри не хотел делать передышек, и чем дольше мы
сражались, тем ожесточённее он требовал себя атаковать. А затем он и вовсе
отложил палочку и начал провоцировать словами, чтобы я напал на него… —
Драко опустил взгляд и вновь поднял его, неуверенно глянув на Тома.
— На безоружного?
Драко кивнул:
— Он сказал, что только так, на пределе своих возможностей, сможет
понять, как высвободить весь свой потенциал, иначе так и останется слабым и
псевдоизбранным… Он постоянно повторял это слово — псевдоизбранный.
Том невольно стиснул кулаки, тут же расслабив руки.
— Я отказался, само собой, — понизил голос Малфой, — и пошутил… То есть
попытался разрядить обстановку, но Гарри не посмеялся, но и не разозлился —
он вообще никак не отреагировал. Ему словно было всё равно, помогу ли я, уйду
или останусь… Он просто поднял палочку и отправился в другую комнату, а когда
я последовал за ним, то увидел там огромный гонг — отражающий артефакт. Он
стал кидать атакующие заклятие, но, когда гонг возвращал их, отводил палочку,
будто ожидая выставить барьер силой мысли, или не знаю как.
«Идиот!» — мысленно застонал Том, прикрыв на мгновение глаза.
— А потом, когда его несколько раз отшвырнуло к стене, он просто остался
сидеть там, смотря в пустоту, — широко раскрыл глаза Драко, переходя на
доверительный шёпот. — Я пытался с ним говорить, но он отвечал односложно —
«да», «нет», «не знаю» — или вообще просто пожимал плечами.
Псевдоизбранный…
Случилось ли это из-за того, что он узнал от Офелии?..
Том нервно коснулся волос, уточнив очевидное:
— Причина тебе неизвестна?
Драко подпёр подбородок кулаком и озадаченно ответил:
— Я подумал, что он мог повздорить с Уизли, и спросил Гермиону, ведь это я
послал ей Патронус. Но она сказала, что позавчера Гарри встречался с ней и хоть
631/676
и был мрачнее обычного, но выглядел нормально и реагировал тоже; затем он
навестил Рона, и они вроде поговорили, но, когда она пришла в лавку, это Рон
был не в себе. Гарри сказал, что они разрешили свои разногласия, и казался, по
её словам, умиротворённым и даже счастливым. С этой встречи он вернулся к
десяти примерно… А я пришёл в девять утра. Поэтому разве что он куда-то
уходил ночью…
Нет, ночью он оставался на Гриммо — это Том знал точно.
— Мы около получаса так просидели, а потом он просто поднялся и
предложил отужинать вместе, но за ужином не сказал ни слова. А сегодня утром
всё повторилось, — вновь повысил голос Драко. — Но в разы хуже. Он отказался
тренироваться со мной, сказав, что я не готов сражаться всерьёз и что не
воспринимаю его как врага. Сразу пошёл к гонгу. Я остался наблюдать, а потом
он применил… Бомбарда Максима, и его отбросило к стене. Гарри потерял
сознание, и я воспользовался этим, чтобы перенести его в Хогвартс, но когда он
очнулся, то вообще не слушал меня! — с едва выраженным возмущением
проворчал Малфой. — Сначала я хотел пойти к Альбусу, но не был уверен, что он
тот человек, который может его понять, а если и сможет, то Гарри вряд ли
примет его помощь. Самое ужасное, что и мне он тоже ничего не хочет
говорить… — он буквально захлебнулся словами, и речь стала совсем хаотичной:
— Но я не могу так это оставить, особенно сейчас. И подумал о вас… Потому что
Гарри вроде как, не знаю, как это назвать… Полагается на вас? Вот, да. Я думал,
может, вы в курсе, что случилось… Но если и вы не знаете, что с ним, тогда точно
сможете узнать…
— Я могу посмотреть твои воспоминания? — мягко остановил его Том.
Он ожидал, что Малфой вновь занервничает, но тот, не задав ни единого
вопроса, активно закивал, едва ли не приглашая его в свой разум.
— Подумай о сегодняшней встрече, — прошептал Том, — так будет быстрее.
Драко снова кивнул, опустив глаза к полу на мгновение, будто
концентрируясь, а потом встретился с Томом взглядом.
«Легилименс».
Картинки запестрели перед глазами, пока не показалось тёмное помещение и
вспышка, за которой последовал грохот.
— Поттер! — Драко кинулся внутрь.
Гарри поднялся по стенке, стерев кровь с уголка рта, и уставился на него
невидящим взглядом, будто не понимал, кто перед ним. Затем он пошатнулся и
медленно осел, цепляясь пальцами за шероховатые кирпичи стены.
— Чёрт тебя подери! — яростно прошептал Малфой, и фраза эхом
завибрировала в сознании.
Изображение померкло; образы вновь замелькали, пока один из них частично
не воплотился, постепенно обретая чёткость.
Драко вскочил со стула, когда Поттер резко сел на больничной кровати и
растерянным, воспалённым взглядом обвёл помещение.
— Где я?
— Уже и школу не узнаёшь?
Поттер поднял ладони, коснувшись лица, и потёр глаза. Сморгнув сонливость,
он скинул с себя одеяло и так же стремительно поднялся, разминая плечи, явно
намереваясь покинуть больничное крыло.
— Что ты творишь? — перекрыл тот ему путь.
— Тренируюсь, — безразлично пояснил Гарри и, снова сев, поспешно обулся.
— Это не тренировка, а самоистязание!
— Драко, — устало начал Гарри, уставившись куда-то сквозь него, и этот
взгляд Тому не понравился, — во время сражений получать урон — обычное дело.
Это неизбежно.
Поднявшись, он попытался обойти Малфоя, но тот вновь встал у него на пути,
упёршись ладонью в чужую грудь. Гарри опустил взгляд на его руку и поднял
632/676
брови в немом вопросе.
— Прекрати пудрить мне мозги, Поттер, — с горечью попросил Драко. — Что
Тишина стала звенящей, и тот вновь повторил:
— Прошу, скажи… Я просто хочу помочь.
— Я уже сказал, — перебил его Гарри. — Мне нужно стать сильнее. Только это
позволит мне… ни от кого не зависеть.
Драко несколько минут неотрывно буравил его взглядом, а затем недовольно
фыркнул и всучил ему небольшой чемоданчик, в котором тут же что-то зазвенело
и забренчало.
— Что это?
— Зелья… — сухо ответил Малфой. — Хотя бы следи за своим состоянием во
время того, что ты называешь «тренировкой».
— Спасибо, — тот же равнодушный тон.
Гарри вновь обошёл его, а Драко повернулся следом и потянулся к нему, но не
стал задерживать, опустив ладонь.
Воспоминание расплылось, и Том покинул чужое сознание.
Что он творит?..
Судя по словам Офелии, покинув её, Гарри скорее был зол и преисполнен
праведным гневом, чем опечален и пессимистично настроен. Одно, конечно, не
исключает второго… Но из-за этого ли он был в таком состоянии, или случилось
ещё что-то?
Малфой осоловело заморгал, а затем ущипнул себя, будто стараясь прийти в
себя поскорее, и тут же добавил:
— Даже после окончания всего того, ну вы понимаете, — прошептал он, —
Гарри не был таким безразличным. И в свете нашего с вами разговора я боюсь,
что он может совершить непоправимую глупость и ринуться на дементоров,
рассчитывая на эту «мысленную» силу Патронуса или чего-то там ещё. Я даже не
представляю, о чём он думает… Вы поможете ему? — вдруг доверчиво спросил
тот, будто перед ним стоял другой человек.
Как он может ему помочь, если думал, что именно так и помогает? И это не
просто предположения, а так оно и есть.
С его стороны было несколько наивно полагать, что он сможет
контролировать это, сможет остаться в стороне, отпустить Гарри и позволить ему
выбрать… И Поттер не должен был выбирать его и тянуться к нему тоже не
должен был — в какой-то момент Том рассчитывал, что Гарри будет сильнее него
и собственноручно разорвёт эту связь, которой так противился в течение года. И,
вне всякого сомнения, он сам не должен был выпускать на волю тот самый
эгоцентризм, о котором упоминал Экриздис, давая себе разрешение на
продолжение этих непростых и одновременно будоражащих отношений в свой
день рождения, когда отправился искать Гарри, когда выслушал его
преисполненную отговорками и причинами тираду, когда потянул за собой в
отель, когда занимался с ним любовью, когда уложил в своей кровати и уснул
рядом, когда поймал за столь ожидаемой проказой… Всего на один вечер, но он
позволил себе это, как и один день превратился в два, когда он разрешил себе
зайти в допросную и, совершенно это не контролируя, едва ли не предъявил свои
права на Поттера, словно они были в отношениях.
Ключевое слово — словно.
Дело было не в страхе — или не только в нём, — просто Том оказался
чертовски слаб не только, чтобы отказаться от него окончательно, но и чтобы
перестать себя сдерживать. Вины Гарри в этом не было, скорее уж, это Том был
целиком и полностью виноват в сложившейся ситуации. Однако выход из
положения, который предложил Экриздис, оказался до несуразного смешон:
пророчество никак не могло означать, что Гарри не суждено познать любовь с
кем-то другим, а значит, Экриздис был единственным возможным субститутом;
633/676
оно просто указывало, что в какой-то момент ему суждено было полюбить Тома.
Может, сильнее, может, иначе, но на этом всё. Гарри до него любил Джиневру,
полюбит и после кого-нибудь, как любой другой человек.
Но после, так как, если оставить всё как есть, это продолжится, однако
платить придётся Гарри, чего он допустить не мог, как и не мог позволить себе
этот последний укол эгоцентризма: открыться ему и оставить жить с этим.
Имел ли он на это право?
— Сэр? — Драко вопросительно моргнул. — Вы поможете?
— Это вне моей власти, — покачал головой Том.
Драко сощурил глаза, непонимающе насупившись:
— Но почему?..
— Ему же будет хуже, — добавил он весомо.
— Потом, может быть… Вы ведь видели всё. Что, если потом и вовсе не
наступит?
Жить так, будто завтра не наступит — хотел бы он.
— Кажется, именно ты сказал мне, что Гарри не настолько безрассуден в
своих поступках.
— Я сказал этого до того, как увидел его таким, — задрожал голос Малфоя. —
Если он вам безразличен, так и скажите, и я поищу помощь где-нибудь в другом
месте.
Том стиснул зубы до боли в челюсти. Глаза невольно зацепились за
невзрачную картину на стене, помогая ему собраться с мыслями.
— «Сны Офелии» — лавка в Лютном. Спроси Офелию Ваблатски, — глухо
сказал он. — Она сможет ему помочь.
— Почему вы сами…
— Сейчас там мне не будут рады, — прервал его Том.
Драко всё ещё щурился, смотря на него с нескрываемым упрёком, точно
растерял остатки страха, которые были при нём в последнюю встречу. И Том
понимал причину проснувшейся смелости: страх за Гарри был сильнее.
— Спасибо, что выслушали, — кивнул тот чинно и, круто развернувшись,
поспешно направился к двери.
Том медленно опустился в кресло и услышал за спиной:
— Я не вправе вам давать советы, мистер Риддл, но что, если вы совершаете
огромную ошибку? Что, если вы не правы и ваша помощь даст ему смысл,
позволит примириться не только с вами, но и с самим собой? Но это всего лишь
мысли ничего не смыслящего в жизни юнца, — понизил он голос. — Хорошего вам
вечера.
Дверь в который раз хлопнула.
гаммечено~
634/676
Часть 42. Эта гонка — пророчество судьбы
Беги, парень, беги! Этот забег — путешествие

Беги, парень, беги! К секретам внутри тебя самого.
Беги, парень, беги! Эта гонка — пророчество судьбы.
Беги, парень, беги! Скройся среди деревьев.
Грядёт новый день,
Тебе не придется больше прятаться —
Малыш, ты повзрослеешь!
А пока беги! Беги!
Woodkid — Run Boy Run[21]
Вспомнить каждую деталь происходящего — не значит смочь воспроизвести

это, а вспоминать ту ночь ему не особо и хотелось, но Гарри делал это раз за
разом, буквально физически ощущая растущий внутри ком, а затем пытался
высвободить напряжение.
Тем не менее ничего у него не получалось.
Тем вечером он несколько часов просидел, опустошая себя, оставляя всё
накопившееся за, казалось, столь недолгое время в тишине кабинета, чтобы
больше никогда не возвращаться к этому, и даже не заметил, как за окном
начало светать. Кричер меньше обычного ворчал с утра, а он меньше обычного
ощущал, словно всё внутри онемело — покрылось коркой льда, и даже сердце
стучало равномерно: не ускоряясь и не замедляясь.
Завтрак, зал, Драко, ужин, сон, завтрак, зал, Драко — всё смешалось в комок и
перестало иметь значение. Важным стало только одно ощущение: то, которое он
испытал, отбросив Экриздиса от себя. В этом случае возможность применять
магию без палочки и свободное управление способностью, чтобы обороняться и
атаковать в повышенном темпе, обрели огромную значимость для него. Однажды
Гарри смог сознательно воспользоваться этим, когда перевернул кровать, но
сейчас, как бы ни концентрировался, ничего не происходило — даже пёрышко не
сдвинулось с места. Стало быть, проблема заключалась в эмоциональном накале,
на что сейчас он был не способен… Даже воскрешая ту ночь в памяти, Гарри
ничего не мог заставить себя чувствовать, кроме самого желания чувствовать.
Могло ли его желание исполниться? Мог ли он выжечь все эмоции из себя,
заставив впитаться в обивку? Если так, то единственная грань, которую он мог
перешагнуть сейчас, — физическая: ощущение смертельной опасности всегда
было отличным мотиватором. С чем бы ему не помешала помощь, но он понимал,
что найти беспощадного партнёра для дуэли может только в одном месте,
которого он не собирался посещать.
А Драко…
Драко, который когда-то атаковал его без пощады, сдерживал себя,
«доставал» его своим вниманием и пытался воззвать к голосу разума, который
Гарри и не терял вовсе — просто у него была цель, и он был на ней сфокусирован.
Однако он не желал закрывать камин, чтобы прервать визиты, не желал
отгораживаться от друга, но и по-другому не мог: никто не должен был узнать о
его встрече с Экриздисом. Что до Ши Лан — это уже было второстепенно. Не так,
как раньше, не так, как во время их противостояния с Томом, когда он,
несомненно, нередко что-то скрывал от кого-то, но только похоронив именно эти
две тайны в своём сердце, он осознал всю их тяжесть. Тяжесть тайн, от которых
что-то зависит, а вот что именно, Гарри ещё толком не мог понять. Поэтому
635/676
Малфой… он не хотел, чтобы тот видел его таким, однако запретить следовать за
собой — также не мог. Гарри нужно было место, где его не найдут (по крайней
мере, сразу), и первым таким была Тайная комната, куда он не желал соваться до
поры до времени по понятным причинам, а вторым — Астрономическая башня.
Посещение для студентов было строго-настрого запрещено вне уроков
астрономии, но Гарри это не касалось — он уже перешёл в другую категорию.
После случившегося с Дамблдором башня обросла не лучшей репутацией и сюда
даже Аврора Синистра боялась подниматься вне уроков — чего уж говорить об
остальных? Они страшились встретиться то ли с призраком всё ещё живого
директора Хогвартса, то ли самого Волдеморта, то ли всё того же Кровавого
Барона. Он же часто пропадал здесь вечерами, когда играл в надсмотрщика.
Высоко и холодно — просто идеальное место.
«На моей памяти не один юноша сбросился с башни, страдая от несчастной
любви…»
Гарри поёжился и направил палочку.
«Вердимиллиус!»
Вспышка отлетела и, ударившись о невидимую стену, рассеялась столпами
зелёных искр.
Ещё минут пять.
Барьер, создаваемый парочкой купленных им артефактов, охранял стены от
повреждения и поглощал урон, не позволяя видеть вспышки снизу, но не мог
держаться вечность, а Гарри, кроме того чтобы притянуть палочку, камушек или
книгу, несколько из которых он позаимствовал, невербальным Акцио, ничего не
добился. Он пытался перестать произносить «Акцио», но тогда даже палочка
оставалась неподвижной. Это и был его нынешний максимум: притянуть книгу,
чтобы запустить ей в кого-нибудь — безусловно, самая настоящая
оборонительная техника в его стиле. Если застать противника врасплох, можно и
приложить его увесистым томом, например, «Современной истории магии».
Мысль должна была вызвать улыбку, но он лишь скривился от отвращения.
Гарри понимал, что такое отнимает не год и не два изнурительных
тренировок; понимал, что следовало бы записаться дополнительно на курсы
мракоборцев, чтобы восполнить недостающие знания, ведь ему нужны не книги,
а наставник, но…
Но разве он не гений? Разве не должно у него получаться всё с первого раза?
Он же Избранный, чёрт побери! Избранный!.. Псевдоизбранный.
У Гарри вырвался смешок.
Это было… неожиданно раздражающе, и наверняка он бы уже пыхтел от
злости, если бы не был настолько поглощён необъятной пустотой, внутри которой
даже злость казалась маленькой и сморщенной — ничего не значащей.
Даже размышления о Томе не вызывали ничего, кроме глухого «ничего».
Возможно, он лукавил, но оттенок печали терялся на общем фоне — слишком
слаб тот был, чтобы Гарри познал вновь всё послевкусие разочарования.
«Не распускайтесь, Поттер», — внезапно вспомнилось ему.
— Я не слабый, — глухим голосом сказал Гарри.
Ярость бушевала в нём так, что он готов был наброситься на Снейпа.
— Так докажите это! Возьмите себя в руки! — рявкнул тот. — Подавите гнев,
владейте собою! Пробуем ещё раз!
— Я не слабый, — прошептал Гарри.
Пройдя в центр зала, он убрал палочку и застыл.
— Ещё раз.
Мысли хлынули умиротворённым потоком, тело напряглось, и Гарри
попытался сдвинуть грузные кольца, воссоздавая мысленно те же самые
ощущения, что и во время Акцио: нужно подобрать палочку, нужно стиснуть
камень, нужно поймать книгу, нужно сдвинуть чёртовы кольца — всё это нужды,
с которыми он действовал так или иначе.
636/676
Шумно выдохнув, он закусил губу, гипнотизируя золотые кольца армиллярной
сферы. Ладони дрогнули, когда он чуть поднял их, направляя мысли и воплощая
их в чистое желание — желание, чтобы сфера начала вращаться. Один круг, два
круга, три круга, которые та нарезала перед его мысленным взором, но в
реальности кольца не сдвинулись ни на дюйм.
— Ещё раз! — прошептал он, сделав шаг вперёд и не сводя взгляда с
неподвижной металлической конструкции.
Руки поднялись выше — Гарри будто собирался собственноручно катить
сферу, если та не поддастся, а та не поддавалась — даже не скрипнула.
В чём же дело?..
— Ты слишком напрягаешься, — приглушённый голос позади себя застал его
врасплох.
Сконцентрировавшись, Гарри упустил из виду своё окружение, совершив
очередную ошибку.
— Я делаю всё точно, как тогда, но ничего не получается, — не оборачиваясь
изрёк он. — Не понимаю, почему сейчас всё иначе.
— Сейчас ты всё видишь иначе: не чувствуешь саму сферу, но пытаешься
подчинить её. Поэтому я говорил, что беспалочковая магия намного сложнее —
это требует больше от тебя самого, больше от твоего восприятия.
Гарри лишь склонил голову, а затем ощутил, как Том встал вплотную к нему.
Он почувствовал его спиной и не отодвинулся, лишь вскинув взгляд к
неподдающейся громадине.
— Одной силы воображения недостаточно, — продолжил Риддл. — В тот раз
было не точно так же: заглушив весь эмоциональный фон — постоянный
внутренний раздражитель, — ты почувствовал нечто на совершенно ином уровне.
— Я будто слился с кроватью, — глухо отозвался он. — И управлял ей, как
собственным телом.
— Сейчас же ты просто пытаешься мысленно сдвинуть сферу, напрягаясь
физически, — заметил Том, а его руки легли Гарри на плечи, слегка сжимая их, а
затем и шею. — Не сутулься.
И Гарри распрямился, невольно прижавшись к чужой груди, отчего внутри всё
содрогнулось.
— Мне нужно справиться с этой способностью… Я думал, что этот навык более
интуитивен… что он основан на эмоциях.
— Что ж, — задумчиво протянул Том, — в детстве в порыве злости я и правда
раскидывал вокруг себя вещи, но это совершенно бесполезно. Я родился со
способностью к телекинезу, Гарри, и с ранних лет ей… баловался, ты же
приобрёл совсем недавно. Не пытайся перепрыгнуть через ступень.
— А я разве пытаюсь? — раздражённо спросил он.
— Первая ступень — проявления стихийной магии без какого-либо контроля.
Вторая ступень — контролировать их с помощью волшебного инструмента и
вербальной формулы; третья — с помощью волшебного инструмента и
невербальной формулы; четвёртая — с помощью невербальной формулы; пятая и
последняя — с помощью мысли. Ты толком ещё на третьей не стоишь с
уверенностью, а пытаешься овладеть пятой.
Гарри поджал губы.
— Для начала ознакомься с третьей ступенью, ознакомься со своей магией и
окружением, к которому ты хочешь её применять.
— Я не понимаю, — выдохнул он, пытаясь не выглядеть удручённым. — Не
знаю, что должен чувствовать, если не желание сдвинуть эту треклятую сферу.
— Воображение не всё, но первый шаг, — тихо ответил Том и словно стал ещё
ближе. — Попытайся представить. Ты ведь жил в доме, где есть электричество,
Гарри. Палочка помогает направить магию — она её проводник. Сердцевина —
это медная проволока, а древесина — изолирующий материал; палочка — это
провод, твоя магия — ток, твоё тело — природный генератор, — Том задел его ухо
637/676
губами.
Гарри прикрыл на мгновение глаза, концентрируясь на чужом голосе.
— Чтобы применять чары без палочки, ты должен самостоятельно
прочувствовать весь этот процесс, — чужая ладонь легла ему на грудь и
спустилась ниже. — Ощути, как она скапливается здесь, ощути, как она
поднимается, — рука скользнула выше, к сердцу, — и расходится по твоим
венам…
Пульс Гарри участился, когда Том пробежался пальцами вдоль его плеч,
будто направляя поток, и сжал запястья, продолжая:
— Ощути её на кончиках своих пальцев, ощути, как она готова сорваться и
устремиться вперёд, следуя твоим желаниям, — шёпот раскалился, обжигая кожу
шеи, — а своё желание оберни конкретной формой и дай этой форме
направление, если оно того требует.
Том буквально заставил его повернуть ладони по кругу.
— А теперь мысленно шепни «Ротатор».
«Ротатор»
Армиллярная сфера утробно заскрипела… и всё. Гарри разочарованно
вздохнул.
— Попробуй снова, — почти потребовал Том и отступил, освобождая его руки,
но по-прежнему остался стоять за спиной.
Гарри почти физически ощущал его взгляд.
«Ощутить скопление…» — проговорил он мысленно и вновь прикрыл глаза.
«…Как когда он поглощал свою силу обратно», — будто подсказала интуиция.
«Ощутить подъём», — Гарри раскрыл глаза и чуть поднял ладони, замечая,
как вздрагивают пальцы.
Покалывание волной разбрелось по телу.
— Собрать на кончиках пальцев, — прошептал он. — И сдержать…
— Пока не прочувствуешь своё желание, — протянул Том за спиной.
— Пока не дам этому желанию форму, а форме — направление, — Гарри чуть
повернул пальцы по кругу.
— И тогда отпускай.
«Ротатор!»
Сфера ещё громче заскрипела, а одно из колец будто покачнулось. Гарри не
знал, чувствовать ли себя победителем или проигравшим.
— Я безнадёжен.
— Скорее чересчур амбициозен, — заметил Том, и Гарри обернулся,
встречаясь с ним взглядом, — что похвально.
Они не виделись всего несколько дней, но почему же всё так изменилось? Как
всё может меняться так быстро и так радикально? И что он должен сказать
теперь? Как ему поступить?..
— Как ты меня нашёл? — тихо спросил Гарри и обернулся на сферу.
— Ты часто сюда сбегал.
— И ты наблюдал за мной, — заключил он.
— М, — неопределённо произнёс Том, и Гарри переключил на него своё
внимание.
Повисла неловкая тишина, которая прервалась его просьбой:
— Покажи мне, как ты это делаешь.
Том едва глянул на конструкцию, как та тихо заскрипела и кольца сделали
полный оборот.
— Хочу так же.
— А как же упорство и трудолюбие?
— Хочу всё и сразу, — повторил Гарри, наблюдая, как сфера замедляется. —
Не хочу ждать, не могу больше ждать.
— С каких пор?..
Гарри не ответил на вопрос.
638/676
Скопление, движение, сдерживание, пожелание, оформление и выпуск.
«Локомотор», — прошипел он мысленно.
Одно из колец едва шелохнулось… Но шелохнулось ведь?
— Победа, — безрадостно заявил Гарри, понимая, что это самый настоящий
проигрыш.
— Теперь попробуй с этим, — внезапно изрёк Риддл.
Перед глазами у Гарри зависло то самое крохотное пёрышко, и он вздохнул.
Однако, стоило ему отпустить своё желание, как перо закрутилось словно
смерч.
— Слов нет, — прошептал Гарри и едко добавил: — Трепещите враги Гарри
Поттера: устрою вам снегопад из гусиного пуха!
— Испытаешь на практике? — спросил Том, проигнорировав его выпад.
Он обошёл Гарри по кругу, глядя исподлобья, и предложил:
— Попробуй тем же Вердимиллиусом.
Как долго он наблюдал за ним?
— Ты будешь стоять не двигаясь?
— Боюсь, противник не будет стоять столбом, Гарри, — осклабился Том.
— Но ты не особо двигался тогда.
— Потому что это была дуэль.
— А теперь что?
— Сражение, — сказав это он, сместился в сторону, не шагая, а левитируя. —
И, если гусиный пух поможет тебе отвлечь противника, воспользуйся этим.
Гарри нахмурился.
— Всенепременно.
Сконцентрироваться было сложнее, когда вместо огромного шара оказалась
едва ли не тень. И тень весьма подвижная. Гарри не смог сконцентрироваться, не
смог оформить желание и даже с формулой запнулся, — Вердимили… соус, чёрт
возьми! — отчего на лбу выступила холодная испарина.
— Помедленнее, — попросил Гарри.
Том прислушался, но это не сильно повлияло на результаты: при новой
попытке чары вырвались, рассеиваясь облаком дыма, который заставил его
закашляться.
— Хочешь всё и сразу, но не стараешься, — раздался чужой голос совсем
рядом, а в следующую секунду Том вновь оказался в нескольких метрах — он
ускорился.
— Стараюсь, — процедил Гарри сквозь зубы, ощутив, что глаза начинают
слезиться из-за уже рассеявшегося дыма.
Нервно коснувшись век, он потёр их, и плечо тут же кольнуло. Опустив
взгляд, Гарри увидел у своих ног рассыпавшийся… снежок?
— Один-ноль, — флегматично изрёк Том.
Гарри мгновенно переместился вбок, заметив вытянутую фигуру в тени стены.
Один, два, три…
Вздох.
«Вердимиллиус».
Тонкий, едва живой поток искр вырвался вперёд, тут же погаснув. А вот
снежок метко попал ему по руке, оставив на ткани рукава белый, рассыпчатый
след.
— Два-ноль.
Вспыхнувшее раздражение заставило Гарри сжать пальцы сильнее, и он
понял, что сжимать особо нечего: палочки в руке не оказалось.
Следующий снежок попал прямо в живот.
— Три-ноль. Не спи, Гарри.
— Это глупо, — с досадой заявил он.
«Что за ребячество?»
Нахмурившись, Гарри отступил на несколько шагов, а Том моментально
639/676
оказался прямо перед ним. Хоть внешне тот казался полностью сосредоточенным
на происходящем, но на лице вдруг расцвела открытая, едва ли не мальчишеская
улыбка, и очередной снежок угодил в другое плечо, отчего Гарри пошатнулся.
«Чёрт! Вердимиллиус!» — И скопление искр рвануло к Тому, но тот
отмахнулся от них, как от надоедливой мухи, и многозначительно усмехнулся. А
вот Гарри было не до насмешек, когда снежок попал ему аккурат в пах.
Желание притянуть палочку взорвалось удушающей волной в груди, но Гарри
сдержался, сцепив зубы и недобро взирая на Риддла.
— Неплохо. Пять-ноль, — раздался его звенящий голос.
— Пять-один, — поправил его Гарри.
— Ты не попал, Поттер, — цыкнул Риддл. — Теперь попробуй воспользоваться
защитными чарами — это должно быть проще.
Небрежно стряхнув с себя снег, Гарри скосил на него взгляд, пытаясь понять,
когда тот вновь собирается «атаковать», и сосредоточился на щите,
проворачивая весь процесс заново от начала до конца, чтобы воплотить его в
нужный момент.
«Вот оно».
Том сдвинулся влево, а в Гарри уже летел снежок. Казалось, время
растянулось, позволяя ему видеть комок снега, с вибрирующим гулом
рассекающий воздух, чтобы за долю секунды столкнуться с какой-нибудь частью
тела Гарри.
И он не должен был допустить этого.
«Протего!»
Гарри разжал ладони, невольно выпятив грудь вперёд, словно отражая всем
своим телом атаку, а затем сделал шаг назад. Ледяной снаряд столкнулся с
невидимой стеной, и на губах Гарри расцвела победная улыбка — первая за
несколько дней, — чтобы затем бесследно исчезнуть.
Щит слабо блеснул, лишь на мгновение задержав магический снаряд, а затем
пропал, и едва раздолблённый чарами снежок попал ему в лоб, осев ледяной
трухой на волосах, лице и даже попав под ворот мантии.
Замерев от настигшего его потрясения, Гарри медленно коснулся лица и,
моргнув несколько раз, отчего снежинки сорвались с ресниц, пришёл в ярость. Он
прорычал нечто невразумительное, в отчаянии вцепившись в теперь уже
влажные волосы, и потянул за них.
— Бесполезно! — на глазах выступили злые слёзы.
Ничто не может дать ему ответа: в книгах всё описывалось чересчур туманно.
Никаких пошаговых инструкций, никаких техник или же подсказок — всего лишь
общие описания, которые не дали никакого результата ни вчера, ни сегодня. Но и
с точными инструкциями у него ничего, чёрт возьми, не получалось!
— Что случилось, Гарри? — мягкая, как перина, интонация чужого голоса
застала его врасплох, а тёплое дуновение осушающих чар, прошлось мурашками
по коже.
— Я бесполезен — вот что, — не взглянув на Тома, продолжал цедить Гарри.
— Ведь я предупреждал, что это сложно, — напомнил тот. — Со временем…
— А ещё ты предупреждал, что не будешь меня учить, и тем не менее ты
здесь, — он наконец отнял руки от волос и вперил тяжёлый взгляд в успевшего
подойти Риддла.
— Потому что ты всё равно сделаешь по-своему, — как-то уклончиво ответил
тот. — Лучше направить тебя, чем позволить тратить время в бесполезных
метаниях.
Гнев заклубился внутри, становясь плотнее.
— Направить меня? Как ты делал всё это время? Переставлял меня с поля на
поле, словно пешку? Смешно было наблюдать за метаниями подростка? Стоило
оно того? Наверняка ты себя сейчас прекрасно чувствуешь, испытывая весь
спектр эмоций, не так ли? — чеканил Гарри каждый вопрос, а затем с
640/676
притворным возмущением протянул: — Ах да, ты же подавляешь их, поэтому и
знать, что чувствуешь, не можешь, треклятая бесчувственная глыба! —
невольно перешёл он на Парселтанг.
И тут же растерялся, во-первых, осознав, что теперь пустота стянулась до
крошечной лужи внутри, а эмоции, напротив, растеклись океаном, заполняя его
до краёв. А во-вторых, вместо ответной насмешки или каких-либо возражений
Риддл нервно коснулся лица и глянул на него, сквозь пальцы.
— Зачем ты пришёл, Том? Всё, что ты мог забрать у меня, ты уже забрал, —
устало прошептал Гарри. — Тебе нечего, по всей видимости, мне дать. А мне
больше нечем тебя порадовать.
«Разве что собственной жизнью», — чуть не вырвалось у него, но Гарри
вовремя прикусил язык, давясь этими словами.
Однако и сам Том молчал. Он отступил и остановился в проёме арки,
повернувшись к нему спиной. Каждое его действие порождало новый виток
ярости, будто дремавшей эти два дня после случившегося с Экриздисом, —
стоило ли удивляться, что Том продолжал иметь подобное влияние на него?
Гарри хотелось кричать, хотелось подойти и встряхнуть его, хотелось
запустить книгой в чужой затылок… И он сдерживал клокочущую внутри ярость,
которой хватило бы на десятерых, мысленно повторяя один и тот же вопрос:
«Неужели тебе даже сейчас нечего мне сказать?»
— Я… — внезапно раздался сипловатый голос, — сожалею, Гарри.
— Мне не нужны твои сожаления, — мгновенно ответил он, вновь ощущая
привкус разочарования на губах. — Ты не можешь изменить прошлого, о котором
весьма иллюстративно мне рассказала Ваблатски, а она многое рассказала, уж
поверь. И про пророчество в том числе.
— Верю.
— Она сообщила тебе, — заключил Гарри, но тот лишь передёрнул плечами.
Что ж, теперь понятно, отчего сам Том не искал его.
— И извинения мои тоже ничего не изменят, — Риддл оглянулся на него, но
Гарри не смог разглядеть выражение чужого лица. — Я не должен был
приходить.
— Верно. Но ты пришёл. Зачем? Разыгрывать из себя учителя? Собираешься
теперь пожалеть меня? Или, может, ты пришёл для того, чтобы вновь стереть
мне память?
Снова повисла тягучая, почти осязаемая своей тяжестью тишина.
— Зачем? — вторил он эхом.
Гарри цокнул языком, коснувшись шеи и почесав её, не зная, куда деть руки,
чтобы не начать расхаживать из стороны в сторону, как когда-то делал Альбус в
этом же месте.
Наблюдавший за ним Том внезапно отвернулся.
— Сейчас я совершаю ошибку, Гарри.
Казалось, он сам себя в чём-то убеждал этими отрывистыми фразами.
— Совершающий ошибки Том Марволо Риддл — невиданное дело! — трагично
воскликнул Гарри. — В чём же заключается ошибка? Решил сброситься с башни?
И вновь он не удержался от намёка.
«Чёрт!»
— А ты? — спросил Том вдруг.
— Что?
— До того как расставить артефакты, ты стоял на самом краю и смотрел вниз,
Гарри. Скажи мне, о чём ты думал?
— Ни о чём, я просто люблю высоту, — нервно ответил он.
— Ничего не случилось!
— Не скажешь?
— Только ты имеешь право на секреты? — вырвалось у него.
641/676
— Таким образом, всё же что-то произошло.
«Даже твои знакомые пытаются меня использовать — вот что!» —
промелькнула яростная мысль.
— Тебя это не касается, — слукавил Гарри. Он понимал, что в тот вечер слёзы
не иссыхали не из-за того, что сделал Экриздис, а из-за того, что он понял во
время процесса.
— Значит, ты зол не на меня? — уточнил Том.
— Тебя это не касается, — повторил Гарри категоричным тоном.
Вновь воцарилась тишина.
Вдалеке сверкнула вспышка молнии. Снег вновь таял, превращаясь в
моросящий дождь, который густым влажным облаком оседал на каменистую
поверхность башни.
Явно не Экриздис привёл его сюда — он ничего не знал, иначе этот разговор
бы проходил иначе. Но тогда что?..
Однако ответов не было, как обычно, а Гарри ёжился, совершенно не
понимая, что здесь делает Том и что делает он сам. Это было бессмысленно: они
постоянно топтались на одном и том же месте, приходя к негласному
соглашению: не вместе, но и не врозь. С одной стороны, наверное, это было
закономерно в самом начале: чтобы всё было гладко, слишком многое их
разделяло, и с каждой раскрытой истиной этого становилось то меньше, то
больше. С другой — Гарри не мог так дальше: эти чувства изводили его — мучили
из-за вечной позиции того «всё слишком сложно». «…Любовь без честности
постепенно изничтожает сама себя», — в этом он был согласен с Экриздисом.
Даже если оставить в стороне прошлое, Том никогда не был с ним честен насчёт
собственных чувств: когда он навестил его и обозначил возможные будущие
столкновение с Эдмундом словами «а этого я не потерплю», Гарри показалось,
что это первый шаг… Но затем тот снова отступил, и хоть теперь Гарри знал, что
послужило тому причиной, но из-за того же подвешенного состояния никак не
мог понять, чего тот добивался: отстранился ли он, чтобы Гарри не пострадал,
или же сделал это, чтобы затем без сожалений принести невинного агнца в
жертву — себя пожалел? И вся эта сумятица происходила потому, что в чужих
чувствах чёрт ногу сломит, а словами Риддл отказывался пользоваться.
Это был замкнутый круг.
И если Том собирался сыграть в последний момент на его чувствах, то лучше
бы так и сказал, прямо сейчас. Возможно, разочаровавшись окончательно во
всём, Гарри бы даже сопротивляться не стал — пошёл бы на смерть и сам как-
нибудь договорился с ней, о чём он частично размышлял всё это время. А если
Риддл желал оградить его, внезапно став воплощением жертвенности, которой
так чурался, Гарри тоже хотел знать: хотел знать всё о том, что у того скопилось
внутри за это время… Потому что, если всё пойдёт по косой, он не желал умирать
или, того хуже, жить, переполненный сожалениями. А сейчас этих сожалений в
нём было чересчур много. Наверное, именно поэтому он вскормил в себе пустоту
— чтобы не погрязнуть в них и в жалости к самому себе.
—…Пророчества, Гарри, — внезапно загудел чужой голос, словно колокол в
тишине, — всего лишь неполные фотографии будущего. Ты можешь спрятать
фотографию и забыть о ней, можешь сжечь и развеять пепел, но так или иначе
запечатлённая на ней сцена произойдёт. Пророчества не даются, чтобы что-то
изменить, если не несут сами по себе альтернативных вариантов, как в нашем с
тобой случае: «И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не
может жить спокойно, пока жив другой...» — чужие плечи поднялись и
опустились, будто Том вздохнул. — В действительности оно никогда не оставляло
нам вариантов, ведь мы оба в каком-то смысле должны были погибнуть от руки
друг друга. И я прекрасно это понимал, потому что, чтобы вернуться, мне
собственноручно понадобилось бы уничтожить крестраж, тем самым убив тебя, и
умереть. Ещё до того, как я начал воплощать это в жизнь, всё было предрешено.
642/676
Я знал, что вернусь, а как именно — уже другой вопрос. Мне был известен
результат, но не способ, и именно в способе заключается произвольность
пророчеств. Так, по крайней мере, может показаться на первый взгляд, но в
действительности даже выбор способа предопределён, ведь он должен привести
к определённому результату: успеху или провалу. Поэтому то, что меняется, лишь
антураж.
— Хочешь сказать, что будущее нельзя изменить и ты ничего не мог с этим
поделать? — усмехнулся Гарри, покачав головой.
— Можно изменить детали, но результат останется неизменным, — отозвался
глухо Том. — Мне было известно, что ты станешь моим врагом через смерть
родителей, но разве означало это, что именно я должен был забрать их жизнь?
Сколько разных путей могло привести к этому? В течение какого-то времени я и
правда считал, что свобода «выбора пути» кроется в неточностях, следовательно,
нужно просто найти такой вариант, который исполняет пророчество, не исполняя
его буквально — строка судьбы вплеталась бы в жизнь, исполнившись, но по-
другому. Мне казалось, что всё дело в вольной интерпретации.
Гарри раздражённо повёл плечами и подошёл к нему, по-прежнему оставшись
стоять за спиной:
— К чему ты клонишь?
— После твоего рождения… — Том замолчал на мгновение, будто осмысливая
что-то, а затем поспешно признался: — Я навещал тебя. Тайна вашего
местонахождения была раскрыта чуть раньше, но я заставил Питера забыть об
этом, потому что видел его внутренние метания.
Вздрогнув, Гарри невольно приблизился.
— Почему я этого не помню?..
— Ещё бы ты помнил, — безрадостно улыбнулся он. — Эти воспоминания даже
извлечь невозможно, слишком юным ты был. А я в тот момент ещё не решил,
какой вариант развития событий приведёт к меньшим потерям, поэтому спешка
мне была не к чему…
— К меньшим потерям? — перебил его Гарри с полным едкого сарказма
вопросом.
— Тебя ведь это больше всего преследует? — невозмутимо поинтересовался
тот, но на ответ явно не рассчитывал, а Гарри и не собирался отвечать.
Зачем? Если и так всё было понятно.
— Теперь ещё и другое: что ты делал, навещая меня? — настороженно
спросил Гарри.
— Пока искал способ получить полное пророчество Трелони, чтобы узнать,
вносит ли оно какие-нибудь существенные изменения в моё или же дополняет
его, пытался понять, что в тебе особенного, наверное, — глухо отозвался Том,
будто и сам ещё не нашёл ответ на этот вопрос. — Я не понимал, чем ты можешь
мне помочь, но осознавал, что смерть твоих родителей — единственных родных
— от моей руки сделает наши с тобой отношения в будущем едва ли
возможными, — Том внезапно шагнул в сторону и припал плечом к колонне. — Всё
дело в интерпретации, и я подумал, что можно всё переиначить. Что, если я
отниму их на время? Заберу, инсценировав их гибель? В таком случае
пророчество исполнится: для тебя они погибнут, и через их «смерть» ты станешь
мне врагом. Признаюсь, на эту мысль меня натолкнула просьба Северуса. А затем
я спросил себя, что, если, сделав именно так, а затем вернув их тебе по
окончании третьей войны, именно так начнётся та часть, которая гласит о
возлюбленных? Что, если именно это и имеется в виду? Ведь, безусловно,
временное лишение лучше смерти.
Гарри забыл, как дышать, чувствуя, как сердце гулко колотится в груди,
когда он только и смог что выдавить из себя:
— Они?..
— Нет, — мгновенно ответил Том, — мертвы.
643/676
Нет… Конечно нет.
Спрашивая, он уже знал ответ заранее, иначе бы Том их вернул. Или нет?
— Были ведь другие члены Ордена Феникса, которые исчезли, и не вернулись
до сих пор…
— Альбус поделился?
Гарри лишь кивнул, зная, что Том не мог это видеть, однако тот уже ответил:
— Для многих путь обратно закрыт. Родные их оплакали много лет тому
назад, а новая жизнь стала удовлетворительной компенсацией — никого из них
не держат под замком, если ты на это намекаешь. Что до твоих родителей, то
вряд ли что-то могло их удержать вдали…
Гарри не хотел это слушать, понимая, что просто сейчас услышит очередное
неутешительное подтверждение их гибели, поэтому поспешно спросил:
— Аластор Грюм?
— С ним было сложнее всего, — спустя мгновение произнёс Том. — Но на
здоровье он не жалуется.
И Гарри не сдержал вздох облегчения, за которым последовал очередной
вопрос, переполненный напряжением:
— А миссис и мистер Лонгботтомы, Том, были не напрасными жертвами или их
потенциал был чересчур незначительным, чтобы оградить их?
— Есть вещи, — произнёс он медленно, — которые ускользают даже от меня.
Ты, наверное, считал долгое время, что я был безжалостен к Пожирателям,
потому что невообразимый садист, которому всё равно, в кого кидаться
непростительными заклятиями?
Гарри даже подтверждать это не пришлось.
— Тем не менее пример, что ты привёл, доказывает, что я был недостаточно
жесток. Ты часто сталкивался с Пожирателями и должен понимать, что среди них
не все были подобными Северусу Снейпу или даже Люциусу Малфою — таких,
скорее, было меньшинство. Одна часть просто продала свои услуги, что, скорее,
было плюсом: верность, купленная за деньги, стабильна, пока не появится тот,
кто может предложить больше. Многие другие вступали просто потому, что
хотели безнаказанно причинять боль маглам и не только маглам — всем.
Радикалы, фанатики, убийцы… всех их нужно было контролировать. Лишь страх
перед тем, кто сильнее и бесчеловечнее тебя самого, способен смирить
собственного зверя и заставить выполнять приказы, иначе бы наступил хаос.
Нельзя сказать чтобы Гарри никогда не думал об этом, просто для него то,
что объединяло Пожирателей, был не страх и не сила, а скорее фанатичная идея,
которой они следовали. Может, он всё упрощал, может, просто не хотел думать
об этом…
— Хочешь сказать, что та четвёрка была недостаточно напугана и потому
ослушалась?
— Этого бы не случилось, будь я на месте, — отозвался он. — Но ты и сам
знаешь, что со мной стало.
— То есть это моя вина, что ты развоплотился, твои верные рыцари напали на
Лонгботтомов и Невилл остался без родителей? — едва ли не задохнулся от
возмущения Гарри.
— Я такого не говорил, — покачал головой Том. — Я был столь зациклен на
решении задачи с твоими родителями, что упустил из виду другое: пророчества
ещё чудны тем, что связь определённых строк с другими может быть нарушена
во временном континууме, — его голос стал задумчивыми и далёким. — Скрывать
больше смысла нет, да и ты вспомнишь это сам. Фраза о том, что первая война,
что меж паутины найдёт своё начало, говорила о войне с Арахной. Она стала
причиной появления Тёмного Лорда.
— Это я помню… — задумчиво отозвался Гарри, пытаясь изъять из себя
потухшую надежду, что встрепенулась из-за слов Риддла о родителях. — Я
спросил тебя, собрался ли ты возглавить их, а затем помню лишь обрывки фраз.
644/676
— Проблемой являлось голова паука или же негласный глава. Именно его
сложнее всего было отыскать, даже когда я стал одним из столпов. Только после
покушения на Нобби Лича и его отставки в 1968 через Абраксаса я вышел на него.
А потом отсёк голову, сам заняв её место, изменив организацию изнутри и
заменив старое поколение новым, поколением Пожирателей, подчинив Арахну
себе — единому лидеру, — и в то же самое время уничтожив.
Гарри чуть ли не на пальцах пересчитал, вспомнив, что именно в семидесятых
началась бурная активность Пожирателей, но вместо этого тихо спросил:
— Почему Конфедерацию так это волновало?
— Потому что Арахна перестала быть проблемой исключительно
Великобритании, Гарри. Ведь я тебе говорил, — мазнул по нему взглядом Том. —
Международная конфедерация магов на то и международная, что в неё легко
проникнуть через правительственные структуры каждой страны, чем Арахна и
хотела воспользоваться: представь на месте главы Альбуса Дамблдора —
волшебника, занявшего пост президента Конфедерации. Какие перспективы это
открывает и какую опасность в себе таит? Некогда бывшие последователи
Геллерта имели больше шансов на успех, чем сам Гриндевальд. В тот момент
было постановлено бороться с этим на два фронта. Образцовая, карательная
операция должна была сокрыть существования второй: уникальной и
экспериментальной, на успех которой мало кто надеялся. Однако, если бы всё
прошло успешно, это бы многое изменило. И изменило.
— Экспериментальной?
— Безусловно, шпионаж и проникновение в ряды врага под чужой личиной —
рядовые операции. И не только для мракоборцев, — пояснил он, вновь мельком
глянув на Гарри. — Гриндевальд обернулся главой отдела мракоборцев,
Персивалем Грейвсом.
— Но ты не скрывался под чужой личиной, — возразил он тихо.
— Верно, — кивнул Том. — В этом и в масштабах самой операции заключается
уникальность. Геллерт проник с одной целью — найти обскура, — у меня же было
много задач, первой из которой была ликвидация тем или иным способом
возникшей на провале Геллерта теневой структуры, а затем было много других
второстепенных задач, в том числе и выявить дыры безопасности, через которые
Арахна просочилась. Я понятия не имел, сколько времени это у меня отнимет,
поэтому можно считать это миссией добровольца-смертника, — Том еле слышно
хмыкнул. — Из этого не выпутаться так просто и не оставить на полпути, хотя
бездействие многих Пожирателей после моего исчезновение было весьма
обнадёживающим, но рисковать появлением очередной, в этом случае просто
террористической ячейки мы не могли.
— Вторая война — наказание для маглов или для… Пожирателей? — быстро
изрёк Гарри.
— Эта война стала моим наказанием, — перевёл на него взгляд Том. — Я
считал, что это случится позже, но две строки пророчества сплелись в тот день:
через смерть твоих близких я нашёл свой конец — это петля, которую
невозможно было изменить.
Гарри шумно вздохнул и шагнул в арку, прислонившись к другой колонне.
— Не знаю, о чём ты подумал в тот момент, когда Офелия тебе всё
рассказала, — продолжил Том, — но я не продумывал каждый свой шаг наперёд с
целью воспользоваться тобой. Я ждал твоего появления — это правда. Может
быть, это было как ожидание некого… гм, чуда. Но ты был для меня чем-то
смутным и совершенно мне непонятным — далёким. А моя задача была близка,
сложна и опасна, чтобы днями напролёт думать только о том, как я смогу
воспользоваться неким ребёнком, который когда-нибудь родится — у меня даже
времени на это не было. Многие задачи я решил по мере их поступления и многое
понимал точно так же. Лишь когда я нашёл верный способ вернуться, я осознал,
что мне придётся поместить свою силу в тебя, а когда ты вернул мне её, понял,
645/676
каким образом ты должен был дать мне желаемое и как именно я сделал это
возможным.
— Я позволил нашей силе слиться, — тихо пробормотал Гарри.
— Да, — посмотрел Том на него. — Но это стало возможно лишь потому, что в
тебе долго находился мой крестраж, он оказал некое влияние на тебя.
— Сделав нашу магию похожей…
— И поэтому выбор палочек был таковым, — заключил Том. — Считаешь, что я
мог такое предвидеть десятки лет тому назад? Мог предвидеть, что ты
согласишься на слияние, когда я сам говорил тебе не слушать волю магии и не
соглашаться с ней?
— Считаю, что для тебя нет ничего невозможного, — отгородился Гарри. — Я
даже не знаю, почему ты так со мной… не тогда, но после, — выдохнул он,
моргнув и уставившись в тёмное небо, средь туч которого вновь сверкнула
молния. — Нет, я обманываю себя, — внезапно усмехнулся Гарри. — Ты ведь не
хотел связываться со мной, поэтому пил подавляющие зелья на всякий случай,
чтобы не дать чувствам расцвести. Получив свою силу обратно и в качестве
приятного дополнения решение давней проблемы, ты собирался исчезнуть и
дальше заниматься своими важными делами. А Гарри Поттер? А что Гарри
Поттер? Кому он нужен? Переживёт как-нибудь.
Гарри не хотел смотреть на Тома, страшась увидеть там подтверждение
своим словам, оттого цеплялся взглядом за каждую пролетавшую мимо
снежинку, устремляющуюся вниз уже в форме дождевой капли.
— Ты прав, — прозвучал наконец его приговор.
Сердце разрывалось, и лишь тогда Гарри понял, что эмоции держат его так
крепко за горло, что он не может протолкнуть застрявший там ком и не может
вдохнуть полной грудью, задержав дыхание.
Было больно. Было чертовски больно слышать подтверждение своим
догадками: одно дело отравлять себя домыслами, всегда оставляя крохотный
шанс на ошибку — ту самую надежду. Другое — лишиться её враз.
— После всего я бы предстал перед Визенгамотом, и меня бы осудили, —
вновь раздался его голос. — Разумеется, меня бы перевели в другую тюрьму, в
камере которой остался бы Том Риддл до самой своей смерти, а я бы продолжил
существовать под другим именем, появляясь на публике под чужой личиной.
Последовал бы ты за мной, Гарри? Оставил бы всё позади: своих близких? Или же
проводил бы время в ожидании момента, когда я появлюсь, потому что я буду
вынужден пропадать на дни, недели, может, даже месяцы. А что же семейные
праздники вроде Рождества, после которого ты пришёл ко мне? Пойдёшь один?
Пригласишь меня под чужой личиной, будешь изворачиваться и лгать всем? Так
ты хочешь жить?
Гарри сглотнул, наконец протолкнув ком, и перевёл на него взгляд.
— Можно ведь посвятить их в эту тайну… У меня не так и много близких мне
людей, тем более что все мои друзья уже осведомлены, — растерянно прошептал
он, одновременно понимая, что в Норе присутствовали не только Рон с
Гермионой, а приводить туда Тома было бы, наверное, кощунством. Без каких-
либо объяснений, по крайней мере. Да даже объясни он всё, неприязнь и страх
вряд ли бы исчерпали себя.
— Частично осведомлены, — поправил его тем временем Риддл. —
Предлагаешь посвятить в это Уизли-старших? Или каждого из членов их
семейства? Быть может, поставить их в известность относительно судебного
процесса и моего заточения, а затем тайны освобождения? Или опубликовать это
в газете? Нет, Гарри. У нас есть своя группа стирателей памяти для таких
случаев.
— А я?
— Ты особый случай. Они — нет.
— Конечно… Особый, — невесело хмыкнул Гарри. — Поэтому ты стёр мне
646/676
память лично.
— Я знал, что она вернётся. Постепенно, когда ты будешь готов к этим
воспоминаниям и готов их защитить.
— А если бы я сказал, что последую за тобой? — выдохнул он внезапно.
— Я бы ответил, что ты лжёшь самому себе; ответил бы, что ты ошибаешься и
пожалеешь об этом, потому что тебе бы пришлось разорвать отношения,
которыми ты дорожишь, и прожить остаток жизни в ожидании меня, что ничем
не лучше домашнего ареста, или же начать новую, переняв чужую личину. Тебе
бы пришлось похоронить Гарри Поттера и продолжать жить, притворяясь
совершенно другим человеком. Я привык так жить, а ты?
— Но…
— Возможно, ты бы пошёл на этот шаг, находясь, скажем так, на пике своих
чувств, — прервал его Том. — Но уверен ли, что не пожалеешь через несколько
лет о своём решении? А пожалеешь, что же тебе останется, Гарри?
— Ты можешь стереть мне память.
— Как всё у тебя просто, — усмехнулся Том. — И что ты сделаешь? Вернёшься
обратно? Попытаешься вернуть своё имя и свою жизнь? Собрать ошмётки того,
что от неё останется? Отношение людей к тебе изменится, включая твоих
близких, ведь ты оставил их ради меня. Тем более, будучи легилиментом, спустя
некоторое время ты будешь всё вспоминать снова и снова.
Гарри медленно повернулся к нему, прислонившись к колонне спиной:
— А если просто встречаться? — прошептал Гарри. — Пусть даже официально
я буду один всю жизнь, как…
«Как Дамблдор».
— И они не попытаются понять в чём дело?
«Она начала очередное расследование: «Что скрывает Гарри-олух-Поттер?»
Тогда у нас случился первый сканд-дал», — так не вовремя вспомнилось Гарри.
— Не будут пытаться свести с кем-то тридцатилетнего, а затем, может быть,
сорокалетнего холостяка? — задал следующий вопрос Том.
— Они поймут, — возразил Гарри, но голос прозвучал неуверенно. — Я могу
выдумать, что у меня какая-нибудь болезнь, м-м… такого рода, — повёл он
плечом. — Почему ты ищешь дополнительные сложности? Не верю, что у
каждого, кто занимал твоё место, нет ни семьи, ни детей, а если и есть, то те, в
свою очередь, не имеют близких!
— Я и не о своей должности говорил, Гарри. Не в этом заключается проблема,
— чужие брови слегка приподнялись и опустились.
Гарри и сам нахмурился, понимая, что проблема — Волдеморт и всё то, что он
означает для самого Гарри и для всех тех, кто оказался вовлечён в это: Уизли,
Лонгботтомы, даже Малфои… Возможно, он слишком расслабился из-за реакции
Драко, а затем и Гермионы, забывая, что это скорее исключение из правил, а не
норма.
— Ты ведь мастер находить решения, Том, — дрогнул его голос. — Это
небезвыходная ситуация.
— Конечно нет. Я предложил тебе несколько возможных вариантов развития
событий, но не хочу, чтобы ты выбирал ни одно из них. Я избрал такую жизнь для
себя, но не хочу, чтобы ты делал этот выбор, движимый чувствами.
— Я множество раз делал выбор, полагаясь на свои чувства! — парировал он,
— Именно этого я и боюсь, — прошелестел Том, тоже оборачиваясь. — И себя я
тоже боюсь.
Гарри вскинул брови, уставившись на него в немом вопросе, а Риддл откинул
голову назад, избегая его пристального взгляда. Только тогда Гарри заметил, что
чужое лицо осунулось, скулы заострились, под глазами вновь протянулась тень
бессонной ночи или даже двух, а волосы были взъерошены, будто кто-то их
постоянно нервно трепал.
647/676
Поняв, что ответа он всё же не дождётся, Гарри уточнил:
— Почему ты боишься себя?
Том будто язык проглотил, потерявшись взглядом где-то под сводом арки.
Дождь, подкинутый порывом ветра, проник внутрь башни, и совсем близко
прогремел гром, заставивший тело невольно вздрогнуть.
— Том?..
— Боюсь того, что могу сделать с тобой, — его голос звучал хрипло, словно
надрывно, отчего Гарри стало не по себе, — и того, что могу сделать из-за тебя.
— Я не понимаю…
Том опустил взгляд. На лице ходили желваки, словно он сдерживал рвущиеся
наружу слова или же ругательства, но на губах появилась лишь кривая усмешка:
— Я уже сейчас не могу это контролировать. Невольно начинаешь думать, что
мой дефект — это компенсация.
— Знаю. Офелия рассказывала мне про влияние Амортенции на детей…
— Не такого рода компенсация, Гарри, — перебив его, покачал тот головой. —
Я не мог чувствовать, но никогда не признавался в том, что чувствовал.
— Что? — совсем запутался Гарри.
Том нервно облизал губы.
— Когда ты пьёшь обезболивающее зелье, Гарри, это не означает, что рана
перестаёт болеть. Ты просто не чувствуешь боли. В моём случае то же самое. Но,
не ощущая боль, ты не можешь остро на неё реагировать, ведь так?
Гарри смахнул с лица каплю дождя и шагнул к Тому, еле слышно спросив:
— Ты думаешь, что такова компенсация, чтобы оградить дитя Амортенции от
повторения пути родителей? Чтобы ты не…
— Помешался на объекте своей любви, как моя мать, да, — поспешно
заключил Том всё с той же кривой ухмылкой. — Я постоянно сдерживаю себя, а
если перестану, что тогда случится? Что, если ты когда-нибудь захочешь уйти, а
я начну поить тебя Амортенцией, лишь бы не допустить этого? Или ещё хуже?
— Но ведь твоя мать ничего не сделала твоему отцу, когда он ушёл…
— Потому что у неё не было сил, Гарри! Ты прекрасно знаешь, любовь не
всегда порождает в человеке всё самое прекрасное, но и раскрывает в нём всё
самое ужасное. Чего во мне хоть отбавляй.
— То есть… — Гарри широко раскрыл глаза, чувствуя, как внутри всё
переворачивается от осознания, однако Том предупреждающе глянул на него
«…Любишь меня?»
— Не стоит в это углубляться, Гарри, — его язык вновь нервно задел губу, а
затем Риддл отвёл взгляд.
— В это, то есть в то, что ты испытываешь ко мне? — осклабился он, а затем
цыкнул: — И чего же ты тогда ждёшь от меня? Хочешь, чтобы я понял, принял и
отпустил тебя, потому что ты всё просчитал, всё предвидел и именно это лучший
выход из ситуации?
— Да. Именно. Но ещё я хочу, чтобы ты знал, будь всё по-другому… — он
запнулся, будто не зная, как выразить мысль словами, и Гарри это почему-то
позабавило.
Позабавило сходство с… подростком, не знающим, как выразить свои чувства,
и застрявшим меж стеснением и страхом перед ними. Но это одновременно и
разозлило: Риддл давно перестал им быть.
— Единственное, что я сейчас понимаю, это то, что тобой движет страх. Ты
сам говорил, что невозможно всё предвидеть, и я не просил тебя оберегать меня
от себя — я как-нибудь справлюсь с этим сам. А если мы утонем друг в друге, то
так тому и быть.
— Нет, — опасно сощурил тот глаза.
— А может, дело не только в этом? Возможно, ты боишься, что твои
обязанности отойдут на второй план и ты перестанешь с ними справляться, а
648/676
планы изменятся? Ты, оказывается, у нас тоже тот ещё герой, Том: спасаешь мир
от Экриздиса, — не сдержал он усмешки, — спасаешь меня от себя, боясь
залюбить, спасаешь себя самого от любви… Я ничего не забыл?
— Прекрати, Гарри, — утомлённо выдохнул он.
— И не подумаю! Ты опять принял решение за нас обоих, идя на поводу у
собственных страхов.
— Дело не только в страхе, — тем же тоном возразил Том.
— Именно в нём: ты боишься, что, последовав за тобой, я разочаруюсь, а
затем оставлю тебя; боишься, что, разрушив свою жизнь, как ты сказал, я обвиню
тебя и возненавижу. Ты просто боишься, что у нас ничего не получится, и поэтому
считаешь, что лучше вообще ничего не начинать! — интонация перешла с
удивлённой в торжественную, а кулаки Гарри сжались.
Том не выглядел поражённым или уязвлённым, он лишь едва заметно качнул
головой, то ли соглашаясь, то ли, напротив, отрицая, а затем изрёк:
— Это уже не имеет значения…
— Нет, имеет, Том. Мне это ненавистно: ненавистно, что ты строишь из себя
типичного взрослого, знающего, что для такого «ребёнка», как я, будет лучше, а
что хуже, и вертишь мной, следуя этим своим представлениям. Прямо как
Дамблдор!
Том поджал губы, всё так же не оспаривая его слова, но и не соглашаясь с
ними. Они с минуту буравили друг друга напряжёнными взглядами, пока Гарри в
отчаянии не выдохнул:
— Ничего больше не хочешь мне сказать?
— Остался день, и нам следует снова всё обговорить. Тайная комната…
«Всё понятно».
— То есть ты ничего не хочешь мне сказать, — тряхнул он головой, оборвав
его на полуслове, и отделился от колонны, направившись к лестнице.
Ему хотелось оказаться как можно дальше отсюда.
— Ты ведь останешься в Хогвартсе? — заставил его замедлиться Том.
— Тебе следует остаться в Хогвартсе — то, что ты на самом деле хотел
сказать, — отмахнулся от него Гарри.
— И продолжишь тренировки?.. — задал очередной вопрос тот.
— А что, не следует? — Гарри резко остановился, приманил артефакты,
следом убрав их вместе с палочкой, и взял в охапку лежащие на деревянной
ступеньке книги — их следовало вернуть.
— Такой темп может тебе навредить. Не стоит торопиться в подобных вещах.
«Опять!»
— Наверное, мне следует закрыться в Тайной комнате и сидеть там
мышонком, ничего не делая, чтобы не пораниться и не вляпаться в очередные
неприятности, да, Том? Это верный вариант развития событий? Безопасный для
меня, для тебя, для всех?
— Гарри…
— Иди к чёрту! — рыкнул он и буквально сбежал по лестнице.
Звук захлопнувшейся двери сотряс башню.
гаммечено~
649/676
Примечание к части Глава протиснулась вне очереди, прошу прощения у
читателей Eiswein!
Как обычно, благодарю всех самых активных читателей за то, что делитесь
своими впечатлениями, эмоциями и догадками. Для меня это безумно важно, и
каждый раз, когда вижу заветные квадратик отзыва, на сердце становится
теплее. Спасибо вам!
Часть 43. Лимеренция
Твоя любовь жестока,

Твоя любовь похожа на выстрел,
Тяжёлый и тихий, такой тихий, и прежде чем он прозвучит,
Я уже знаю, что не могу оставаться здесь дальше;
Я знал это уже давно —
Всё кончено.
Знал, но продолжал ждать,
Как солдат последнего удара.
Обними меня, отпусти меня;
Обними же меня, отпусти меня!
Какими любовниками, какими же любовниками мы были?
Какими любовниками мы были, когда топтали ковры из травы?
Потом всё разрушилось, всё пошло наперекосяк,
И мы не могли и мили пройти по этим осколкам.
Для меня ничего не осталось там, снаружи:
Ничего, даже солнца.
И в тот момент, когда я выйду за дверь
И посмотрю в небо, всё исчезнет.
Иногда что-то мелькает в отдалении,
И я помню, как всё было,
Как будто что-то ещё может быть,
Но нет моих сил терпеть дальше.
Обними меня, отпусти меня.
Обними же меня, отпусти меня!
Мертво, всё мертво, всё уже мертво, а не умирает,
И корни в нашей земли больше не произрастают,
А сезоны не мелькают за окном.
Скажи это, скажи, просто скажи;
Скажи вслух, что мы никогда больше
Не будем вместе.
Давай каждый оденет свою перчатку,
И мы похороним кости нашей погибшей любви,
Той, когда мы были любовниками,
Любовниками, которыми мы были, когда топтали ковры из травы.
Venice May — Limerence
Покинув библиотеку, Гарри шагал по нескончаемым коридорам школы, нервно

покусывая щёку изнутри.
Прошло уже около двух часов, а он до сих пор был взвинчен, рассержен,
650/676
раздосадован — он был в бешенстве, но в то же самое время ощущал тяжесть на
сердце. Эта тяжесть была опалена огнём ярости, но являлась всего лишь комком
из страхов и тоски. Этот разговор растормошил его и заставил чувства
дребезжать внутри, словно битое стекло. Всё чересчур запуталось, и он
прекрасно понимал, что сам испугался под конец. Настолько испугался, что не
воспользовался шансом, предоставленным Томом: расспросить того, пока была
такая возможность. А сейчас моментальный испуг потихоньку превращался в
леденящий душу страх: в этот раз Риддл собирался совершить глупость, чего
было сложно от него ожидать. Определённо у того должен быть запасной план,
некая лазейка, то, о чём Гарри не подумал… но что, если невозможно было
ничего изменить?
Когда он наведался днём в лавку Ваблатски, чтобы извиниться за свой
поспешный уход и резкие слова, та казалась взволнованной, но тут же взяла себя
в руки, выслушав его и горячо воскликнув: «За что ты просишь прощения? Это
мне стоит извиниться... Я не хотела, чтобы всё так получилось».
Гарри сперва удивился тому, что, как оказалось, к ней заглядывал Малфой и
просил поговорить с ним, а Ваблатски, зная, что сам Гарри собирался прийти —
ох уж эти способности… — достала чайный сервиз и стала его ждать. Пить чай не
хотелось — воспоминания остались не самые приятные, — но и отказывать ей
тоже. Особенно когда из подсобки выглянул Эдмунд и радостно помахал ему
рукой. Что бы там ни говорил Том о хитрости, у этого мальчика была
удивительная способность: чужая улыбка оказывала лекарственный эффект.
К удивлению, Ваблатски в душу не лезла: рассказала шёпотом о странноватом
клиенте, убеждающим её, что на него наложили сглаз ещё в детстве, из-за
которого к нему привязываются разные привидения, затем устроила ему
тренировку, попытавшись проникнуть в мысли, а затем вышвырнула Гарри из
своей головы, но не прежде, чем он успел увидеть себя её глазами. «Какой
шустрый», — смеялась она, и он принял это за комплимент. Он не знал, сколь
многое она заметила, почувствовала и поняла, но её живой и далеко не
сочувствующий взгляд тоже помог ему впервые за два дня вдохнуть полной
грудью. Однако, когда он покидал лавку, его остановил Эдмунд и попросил о
встрече. Гарри хотел отказаться, сославшись на дела, но у того был столь
серьёзный и напряжённый вид, надо заметить, впервые, что Гарри согласился.
Эдмунд отказался от предложенного им места, попросив об уединение, и говорил
всё шёпотом. В конце концов, кабинет ЗОТИ всё ещё принадлежал ему, пока
Альбус не нашёл нового учителя, и Гарри пригласил его туда завтра к полудню.
Теперь же, когда он знал, что Офелия сообщила Тому об их беседе,
настороженность и таинственность Эдмунда не давали ему покоя: мог ли он
услышать что-нибудь из разговора Тома и Офелии?..
Времени оставалось всё меньше, а Экриздис не давал о себе знать. Точнее, не
появлялся перед ним во плоти, а вот сфера постоянно грела карман короткими
фразами, на которые он отвечал столь же коротко — это было быстро, но не
слишком удобно. Гарри не хотел признавать, что это похоже на общение —
странное, но всё же общение. Из-за чего теперь всё ещё больше запуталось:
надвигающаяся катастрофа вновь грозила затронуть стены Хогвартса, в чём
заключалась некая ирония.
Экриздис не подтверждал ничего, но и не отрицал: он будто провоцировал
Гарри обтекаемой формулировкой своих сообщений. Однако то, что у них с Томом
явно была некая договорённость, никак не касающаяся Даров, которая должна
была разрешиться к пятому дню, было очевидным и, разумеется, включала она
оплату долгов. И очевидным было другое: если Риддл хотел, чтобы он
присутствовал не ради самопожертвования, то его желание было обусловлено
нуждой контролировать действия Гарри. А такой, как он, скорее перестрахуется
несколько раз, поэтому Гарри жизненно необходимо было иметь козырь в рукаве
на тот случай, если Том рассчитывал на чью-то помощь. Гарри рассчитывал на
651/676
силу, но, как показали эти два дня, у него никак не получалось с ней совладать.
Поэтому можно было полагаться только на то, что ситуация сама вынудит ту
проснуться в миг отчаяния, и, конечно же, на Гермиону. Гарри не хотелось её
вмешивать — не сейчас, когда всё и без того сложно для их семьи, — но он
понимал, что присутствие мистера Уизли неофициально, но вовлекло их всех в
неизбежное столкновение, и очередная потеря могла стать фатальной. Однако,
когда он зацепился за него в Министерстве, Артур слушать его не стал, вновь
улыбнувшись той странной улыбкой и подтвердив, что всё будет хорошо, — Гарри
это выражение не понравилось. И сомнения отпали сами собой, когда он
возвращался после Ваблатски: вовлечённость Драко натолкнула на
неоднозначные мысли.
Можно ли было считать это предательством?
Сейчас любой из них мог совершить ошибку. И Гарри понимал, о какой
погрешности говорил Том: если он всё уже решил для себя, то каждая их встреча
делала только хуже. Теперь уже обоим. Тем не менее вне его понимания осталось
то, чтобы кто-то вроде Тома сдался лишь из-за давления обстоятельств… Разве не
с самого рождения эти самые обстоятельства усложняли ему жизнь? Разве
сдался он на их милость? Нет. Но почему сейчас позволял диктовать себе
условия, даже не попробовав? Только ли из-за страха перед самими чувствами?
Безусловно, Гарри осознавал, что зачатки тирании, как на это ни погляди, для
него стали бы неприемлемыми — внутри тотчас просыпалось желание
противоречить, такова уж была его суть, — но разве нельзя было найти
приемлемое для обоих решение? Он не желал всё упрощать, потому что для него
самого эти отношения стали бы вызовом, но и в том, чтобы создавать
дополнительные сложности, тоже не видел смысла. Осознавал он ещё и то, что в
каком-то смысле Том был прав: к нему до сих пор было повышенное внимание со
стороны прессы. Гарри сам сыграл на этом тогда, связавшись со Скитер и вновь
превратившись в центр внимания. Будь вскоре у него совершенно обыкновенная
жизнь с Джинни, двумя-тремя детьми, к одиннадцати годам поступившими на
факультет Гриффиндора, стабильной и ожидаемой для такого, как он,
профессией мракоборца, а затем и поджидаемым повышением до главы
департамента, газеты потеряли бы всякий интерес. Но любое несоответствие с
шаблоном могло запустить очередную охоту за сенсацией: «В чём секрет
холостяка Гарри Поттера?», «Что скрывает некогда Избранный за плотно
закрытыми дверьми Гриммо?» — перед глазами пробегали десятки заголовков,
смакующих возможность выставить напоказ чужое грязное бельё. О моменте,
когда станет известно о суде ожившего Волдеморта, Гарри даже думать не
хотелось…
Может, Том не понимал, но иногда ему и правда хотелось уехать куда-нибудь,
взять себе другое имя, возможно, чуть-чуть изменить свою внешность, чтобы
быть «чем-то смутно похожим на того самого, да, того самого Гарри Поттера»,
если за пределами Великобритании вообще в курсе о том, кто он такой, и
отвечать: «Мне это часто говорят». И единственное, что его останавливало —
друзья и Тедди. С одной стороны, это не было такой уж большой проблемой: они
могли видеться регулярно, связываться через совиную почту или камин, да хоть
приобрести мобильный телефон — для Рона или Драко, безусловно, подобные
выглядело бы чудачеством, но не для них с Гермионой. С другой — это была
большая перемена, а перемены всегда пугали. Однако разве он не имел право
жить своей жизнью и жить её, как хотел, и с тем, с кем хотел?
«Идиот».
И вот он уже всё забыл, всё отпустил и простил Риддлу всё то, что в ту ночь
осталось в кабинете, потому что все его грехи меркнут в сравнении с этими
«проблемами». Гарри бы хотелось головой об стенку побиться, чтобы пробудить
здравый смысл и критическое мышление, чтобы перестать быть таким жалким.
— Слабовольный гриффиндурок, — протянул он с раздражением.
652/676
Тяжкий вздох эхом разнёсся по помещению, и Гарри растерянно моргнул. Он
сам не понял, как зашёл в туннели Тайной комнаты — он не собирался её
посещать раньше положенного срока: в отличие от Тома, Гарри было весьма и
весьма неуютно здесь.
Спёртый воздух слегка изменился: в нём ощущались нотки чего-то нового —
веяние моря? Нет… Скорее это был аромат подземного источника под кромкой
льда: свежесть, порождающая жажду, и мороз, покалывающий в лёгких. В этой
буре проскальзывали тёплые нотки древесины, будто намекая на только что
изготовленную из дерева мебель, и сладкие — весны. Это заставило Гарри на
минуту позабыть о своих тягостных мыслях и двинуться по уже знакомому
коридору вперёд.
— Что… — оборвав себя на полуслове, Гарри коснулся лица, словно желая
протереть глаза.
Домовики и правда постарались на славу, создавая небольшой уютный
островок прямо перед раскрытым ртом статуи Салазара, отчего та перестала
быть столь монументальной и грозной. Температура здесь изменилась — стало
теплее, и он стянул мантию, повесив её на локоть.
Волшебная имитация солнечных лучей падала на эту возвышенность,
состоящую из широкой кровати, наполовину скрытой пологом — возможно, из-за
солнечного света, — вытянутого шкафа, переходящего в длинный стеллаж, пока
что пустующий, и стола с набором кресел — комплект, уже знакомый ему. Этим
столом пользовался Том, и на этом же столе они…
Гарри судорожно вздохнул, тряхнув головой. Помедлив, он поднялся по
небольшим каменным ступенькам, чтобы рассмотреть всё в деталях, и с
удивлением замер, а затем уставился на зелень травы, захрустевшую под
ботинками.
С одиннадцати лет Гарри начал жить в некоем подобие сказки — сказки о
волшебниках, которые для него существовали лишь на страницах магловских
рассказов, но только сейчас, именно в этой обстановке, он внезапно остро
ощутил свою принадлежность к этому удивительному и столь же сложному миру.
Возможно, потому что узнал этот чудной островок-башню, в который превращал
свой чулан на рисунках, и которые Дадли или высмеивал, или рвал на клочки,
рассказывая «по секрету», что волшебников не существует. Эти слова слышала
тётя Петуния, но её испуганный взгляд в тот момент Гарри принял за
снисходительность. Сложно отрицать, что они всегда жили в страхе перед тем,
что не совсем понимали и отказывались понимать — это их не извиняло, но
ненависти в его сердце больше не было.
Гарри осмотрелся, заметив по ту сторону от кровати углубление в полу,
выступающее очередной ступенькой. Напольное покрытие было покрыто мягкой
ворсистой тканью и усеяно подушками, чтобы можно было и сидеть, и лежать — и
играть.
Это точно была калька с его рисунка, но откуда…
Кто это всё обустраивал?..
Эльфы вряд ли стали бы принимать подобные решения: без направляющей их
руки они бы сделали минимальную перестановку, чтобы Гарри было где спать,
есть, умываться и, возможно, чем заниматься на досуге.
На столе стояли три шкатулки: одна с углублением для кольца, вторая — для
старшей палочки, третья не имела дна — для мантии, как понял Гарри. Также там
стояла лампа, новый комплект для письма и стопка бумаги; на спинке кресла
висел пушистый плед, точно кто-то беспокоился, что он может замёрзнуть, пока
будет сидеть долгими вечерами за столом, делая… что? Чем он собирался здесь
занимать? Рефлексировать, записывая все свои мысли?
Гарри невесело усмехнулся, повесив мантию поверх пледа, а на стол положил
поблескивающие на свету артефакты — какое своевременное приобретение. Он
шагнул к краю и вновь остановился, когда его взгляд упал на водную гладь:
653/676
чёрные воды у самой статуи обрели фиолетово-изумрудную окраску, состоящую
из множества неярких бликов, словно всё дно было усеяно разноцветной галькой,
отражающей попавшие на неё лучи света. И это подобие купальни — или же
простого источника — расходилось у подножья его нового жилища, словно
берега реки, которые вместо привычной тёмной кладки камня были покрыты
чёрным песком.
Он поспешно стянул с себя обувь и оставил её в стороне, спустившись по
лестнице и ступив на мелкий песок. Ступни тотчас утонули в едва светящихся
песчинках, которые тоже отливали где-то лиловым, где-то — зеленоватым.
Пройдясь вдоль «берега» туда и обратно, Гарри увидел ещё одно сооружение, к
которому вела узкая тропа. Стены были сооружены из того же тёмного камня, из
которого в некоторых местах прорастало непонятное растение — как? —
вьющееся причудливыми лозами и смыкающееся около арочного входа. На свой
вопрос Гарри буквально сразу получил ответ: вертикальные участки земли
смешивались с каменной поверхностью, будто врастая в неё. Помещение
оказалось ванной комнатой, в которой он задержался дольше, чем необходимо,
рассматривая своё отражение. Гарри смотрел на себя и будто бы смотрел на
совершенно другого человека. Чёрные вихри волос отросли и теперь почти
скрыли шрам на лбу, а заодно и переносицу; скулы резко очертились, словно он и
правда похудел, как заметила Ваблатски, а губы были искусаны не во время их
разговора с Риддлом, а после, наверное — он и сейчас прихватывал зубами
мягкую кожицу, сдирая её, и ощущал облегчение от лёгкого жжения.
Гарри в трансе наблюдал, как выступила капля крови, чуть не соскользнувшая
вниз, по подбородку, и вовремя слизал её, ощутив металлический привкус.
Скользящий шорох за спиной привлёк внимание, однако зеркало не выявило
посторонних в проёме, и он медленно обернулся. Гарри замер, с немым
изумлением наблюдая, как в комнату заглядывает нечто и, уставившись на него
огромными для своего тельца жёлтыми глазами, так же изумлённо моргает в
ответ, чуть склоняя голову.
Мурашки пробежали по коже, потому что в какой-то момент ему привиделось,
что это Василиск, и он невольно отступил.
Однако это было всего лишь мимолётным помешательством, потому что это
создание обладало таким же змеиным туловищем, покрытым то ли чешуйками, то
ли оперением сине-изумрудного цвета с фиолетовыми вкраплениями, и таким же
хохолком того же оттенка. Но вместо широкой и тупой морды змея у существа
она была длинная и острая — словно на полпути от драконьей к птичьей. А также
главным отличием были небольшие крылышки, которые с трудом можно было так
назвать — перья по бокам забавно топорщились и колыхались, когда малютка
внезапно потянулся вперёд, словно в попытке взлететь, но движение выглядело
змеиным броском вперёд.
— Привет? — спросил Гарри, прочистив горло.
Казалось, что он не говорил уже целую вечность.
Ответом ему был взгляд вылупленных глаз и очередной взмах ярких крыльев.
— По крайней мере, ты не выглядишь агрессивным, — протянул он задумчиво,
чувствуя себя с каждой секундой всё более глупо. — И откуда же ты взялся?..
Чёрное озеро — территория, полностью отделённая от внешнего мира. Вряд
ли эта кроха смогла бы пробраться туда.
Гарри шагнул вперёд, и чудное создание обогнуло его, метнувшись в сторону
и щёлкнув подобием клюва, что вызвало невольную улыбку. Казалось, что тот
напуган этой встречей гораздо больше самого Гарри.
— Да не трону я тебя, — усмехнулся он, ступив на дорожку, ведущую к
источнику.
Существо тут же неуверенно выглянуло, склонив голову набок и моргнув,
будто размышляя, стоит ли ему последовать за Гарри или же лучше держаться
на расстоянии, а затем медленно выползло. Гарри заметил на хвосте небольшие
654/676
отростки, но не смог разглядеть, шипы ли это или очередные перья.
— Пойдёшь со мной?
Малыш взвился на месте, подобно кобре, и вновь щёлкнул клювом, чтобы в
следующий момент показать раздвоенный как у змеи язык. Впрочем, зрачки у
него тоже были продолговатые, но не такие заострённые, как у Василиска, а
овальные — ближе к кошачьим.
— Или не пойдёшь?
Гарри шагнул к воде, ногой поддевая песок, и существо забавно тряхнуло
головой, словно собираясь чихнуть.
— Где же ты живёшь? — вновь задал он вопрос в никуда. — Там? — И Гарри
махнул рукой в сторону лаза Василиска.
Однако создание лишь наклонило голову в другую сторону и забило хвостом,
будто раздражённый чужой нерасторопностью книззл.
— Прости, я не хотел тебя обидеть, — улыбнулся он, и малыш тотчас
пригнулся к песку, отчего перья на загривке встали дыбом.
Гарри закатал рукава рубашки и брюки, а затем присел на песок, опустив ноги
в воду. Та была тёплой, и такой её делала галька на дне: заколдованная
согревающая порода, наверное.
Рядом раздался очередной шорох, привлёкший его внимание. Существо
остановилось чуть поодаль, балансируя на одном месте. Однако стоило их
взглядам пересечься, как кроха отвернулся, будто смутившись тому, что его
любопытство было замечено — то, как в чужом поведении отражались
испытываемые малышом эмоции, казалось удивительным.
Гарри отвернулся к воде, пытаясь его не смущать, и вновь услышал шорох,
что вызвало уже открытую улыбку. Однако он не хотел, чтобы тот подумал, что
это над ним он насмехается — мало ли создание горделивое? — поэтому
склонился над гладкой прозрачной поверхностью, следом выудив крохотный
камешек, который тут же уколол кожу теплом.
Прошло, наверное, около пяти минут прежде, чем он задал новый вопрос,
искренне надеясь, что гость уже успел немного привыкнуть и перестал
опасаться, хотя кому бы и стояло опасаться, так это Гарри:
— Чем ты здесь питался? Чем ты вообще питаешься? Жуков здесь явно нет…
Как и рыбы, — со скепсисом протянул он. — Я говорю сплошные глупости, да?
— Окками питаются крысами и птицами, — настигло его чувство дежавю
вместе с низким голосом, прозвучавшим рядом.
Гарри вздрогнул, повернув голову так резко, что ему почудился хруст.
— В основном. А пока что вот… — добавил Том, окинув его внимательным
взглядом, и присел, протягивая руку с чем-то похожим на кукурузу.
— Приблизься, — мягко прошипел Риддл, и создание в одно мгновение
оказалось подле него, выхватывая клювом зёрна.
— С ним можно общаться на Парселтанге? — вполголоса спросил Гарри, а Том
отнял взгляд от жадно уплетающего свой ужин малыша и кивнул.
— Пока что он слишком юн и смутно понимает смысл сказанного, но когда
подрастёт, то общение с ним ничем не будет отличаться от того, как я общался с
Василиском.
— Почему он здесь, Том?
Почему ты снова здесь, раз всё решил?
Гарри поднялся, ощущая, как песок пристаёт к влажным ступням.
— Это ведь ты всё устроил? Сомневаюсь, что эльфы или же Альбус стали бы
так сильно заморачиваться. Не буду спрашивать, где ты раздобыл идею, но ты
решил ещё и питомца мне подарить? — процедил он, шагнув вперёд.
Так называемый Окками затрепетал, обернувшись, и раскрыл клюв, протяжно
прошипев что-то нечленораздельное.
— Ты его пугаешь, — как ни в чём не бывало заметил Том. — Ему здесь…
понравилось.
655/676
Гарри выдохнул, опустив взгляд на малыша. Тот вновь еле заметно махал
крыльями и бил хвостом, а хохолок стоял прямо, придавая ему воинственный вид.
— К какой категории созданий он принадлежит?
— К категории ХХХХ, — незамедлительно ответил Риддл, распрямляясь и
отряхивая ладони.
— То есть ты решил оставить в школе опасное существо, которое требует
особого обращения и которое всего на категорию ниже самого Василиска[22]? — в
неверии спросил Гарри, а Окками дёрнулся в сторону, будто оскорблённый этими
словами.
— Не в школе, — поправил его Том, шагнув навстречу, — а с тобой. Ты подарил
мне Нагини, я подарил тебе… Как ты его назовёшь?
— Змея не требует особого разрешения, в отличие от него. У меня даже
соответствующих навыков по уходу нет, как и лицензии, — цыкнул Гарри и
отступил бы, но за спиной была лишь вода.
— Уже есть, — улыбнулся Том. — Проверь потом почту на Гриммо. Тебе,
скорее всего, её уже выслали. Что до ухода…
— Том! — рявкнул Гарри и до них вновь донеслось красноречивое шипение. —
Том, — понизил он голос, сощурив глаза, — ты опять поступаешь, как тебе
вздумается… Ты даже не спросил, нужно ли мне это.
— Ты тоже не спрашивал, когда подарил мне Нагини, — парировал он с
лёгкой улыбкой. — Считай это подарком на твой день рождения.
— До моего дня рождения ещё куча времени, — возразил Гарри, ощущая
горечь от осознания.
Что это? Прощальный подарок?
«Ну уж нет!»
— Да… — задумчиво откликнулся Риддл, словно на мгновение погрузившись в
себя. — Тогда на день преподавателя — это ведь скоро? — встрепенулся он,
вскинув брови.
— Я больше не преподаю.
— Тогда день мракоборца. Его ещё не учредили. Намекни как-нибудь
Сэвиджу.
Они замолчали, гипнотизируя друг друга, и Гарри как никогда глубоко
ощутил иглу, что засела в сердце, заставляя его ощущать это: и желание, и
злость, и тоску, и радость. Все эти чувства смешивались в непонятный комок,
вновь застревающий в горле.
Он был рад, что Том последовал за ним; он был зол, что тот опять это сделал…
А если бы не сделал? Разве Гарри не пошёл бы сам за ним, чтобы выяснить всё
окончательно, как только вспышка злости и страха прошла бы?
Чего он ожидал, явившись сюда? Быть может, изменил решение? Хотел
просто представить ему малыша? Или же это лишь повод, чтобы поговорить?
Вопросов было слишком много, но, вместо того чтобы продолжить разговор, они
пытались поддержать эту с виду едва ли не светскую беседу…
— Где я буду его держать? — спросил Гарри театрально спокойным тоном. —
Ведь он наверняка будет… огромным, — он на мгновение скосил взгляд на
малютку, который мог бы с лёгкостью уместиться в обувной коробке сейчас.
— Пятнадцать-двадцать фунтов в высоту, — подтвердил Том, проследив за
его взглядом. — Окками обладают особенностью хоранаптиксиса: он может расти
и уменьшаться, чтобы соответствовать тому пространству, что ты ему отведёшь.
— Почему именно Окками?
— Я бы мог подарить тебе Рунеспура, — с заминкой ответил Том, а затем
поспешно пояснил: — Трёхголовая змея. Хоть на вид он несколько… — Риддл
неопределённо махнул рукой, — устрашающий: как Василиск, только с тремя
головами.
Гарри вздрогнул, представив это.
— В действительности внешний вид обманчив: Рунеспур менее агрессивен,
656/676
чем Окками, — заключил Том.
Он вновь скосил взгляд на малыша, который с заинтересованностью
разглядывал собственный хвост, и вскинул брови:
— В чём же проявляется его агрессия? — И тот, словно поняв, что речь идёт о
нём, вновь нахохлился, щёлкнул клювом.
— Окками чрезвычайно агрессивны к любому, кто попытается приблизиться к
ним. Они считывают намерения. Чаще это обусловлено защитой потомства… —
пробормотал Том. — Их яйца сделаны из чистого серебра и пробуждают у
некоторых нездоровый интерес. Но это умные, гордые и необычайно верные
создания. Я уверен, ты найдёшь с ним общий язык…
Риддл внезапно протянул ладонь, а Гарри застыл как вкопанный, не зная, то
ли нырнуть в воду, то ли оттолкнуть Тома, и поэтому, когда чужие пальцы
коснулись его щеки, лишь прикрыл глаза, судорожно сглотнув.
— Мне жаль, — еле слышный шёпот будто второй иглой вонзился в сердце.
Гарри хотел бы скинуть эту ладонь, хотел вновь крикнуть ему, что не нужны
ему чужие сожаления… Но почему он не мог? Почему не мог так же отбросить от
себя Риддла, как Экриздиса?
— Я жалок, — спокойно сказал он, открывая глаза.
Том стоял совсем близко и нечитаемым взглядом смотрел на него.
— Я жалок, потому что даже сейчас, ненавидя тебя каждой частичкой своей
души, я не способен… ненавидеть тебя, — Гарри усмехнулся, облизав губы. — Но
я никогда не скажу тебе тех слов.
В ответ губы Тома дёрнулись в странной полуулыбке, словно он что-то понял.
— Альбус?
«Что Альбус?» — паника на мгновение охватила его, но он быстро унял её,
встретив чужой взгляд с деланным хладнокровием.
— Да, — невольно скривился Гарри и добавил: — В тот же самый вечер.
— Видимо, следовало и с него взять клятву. После всего, что он годами
скрывал, не думал, что он сейчас заболеет болтливостью, — в чужом голосе
чувствовалась досада и раздражение. — Это заставило тебя истязать себя?
Почему ты не сказал мне?
— Почему ТЫ не сказал мне? — осторожно начал Гарри, пытаясь понять,
насколько осведомлён Альбус и сколько опять всего утаил от него, скрыв это
завесой подозрений.
— Потому что это не имеет значения, проклятие лишь повод.
— Для чего? — уточнил Гарри, а затем ещё больше нахмурился. — Я
недослушал Альбуса… С меня хватило и утренних откровений.
Том криво усмехнулся, но с той же досадой:
— Повод заставить меня прийти добровольно и раскаяться. Разве ты не усвоил
урок, Повелитель, который преподала Смерть братьям?
— Её неизбежность, — тихо заключил Гарри.
— Да.
— О проклятии тебе рассказал Экриздис? — аккуратно спросил он.
— Да, — снова согласился он. — Однако он вряд ли понимает, что ей нужно от
меня, — чужие глаза недобро сверкнули. — Он считает, что проклятие исполнится
по щелчку пальцев.
— Разве не поэтому ты отдалился от меня?
— Если бы это было так, стоял бы я сейчас перед тобой? Проклятие — болезнь:
слова бы её запустили, ты бы стал медленно чахнуть, а я бы в конце концов
пришёл на покаяние. Экриздис лишь ускорил события, сам того не осознавая.
Гарри смахнул лезущие в глаза волосы, не сводя с него взгляда.
— Что?
— Я стал твоим Даром Смерти, — прошептал он.
Тот лишь повёл плечом, будто его насмешило подобное сравнение.
— И что ты собираешься делать? — напряжённо спросил Гарри.
657/676
— Лишь просить тебя исполнить то, о чём мы все договорились в
Министерстве…
— Нет! — злобно рыкнул он.
— Именно этого я боялся. Хочешь всё мне усложнить?
— Ты даже не говоришь, что собираешься сделать, а усложняю всё я?
— Будешь угрожать мне признанием?
Гарри сощурил глаза.
— Почему мы не можем решить эту проблему вместе?
— Потому что это не твоя проблема. Твоя проблема, дорогой мой Повелитель,
это Дары, которые я и прошу тебя сохранить. Разве этой задачи мало для тебя? —
отчеканил он.
— Ты не говоришь мне, какой у тебя план, сооружаешь крепость и оставляешь
прощальный подарок, что мне об этом думать? — отчуждённо спросил Гарри,
пытаясь совладать со злостью.
— Что я всегда шёл на риск, Гарри, — устало отозвался Том, — каждый раз
раскалывая свою душу, каждый раз поворачиваясь спиной к Пожирателям,
каждый раз выступая против Дамблдора. Я рисковал, торгуясь со Смертью, и
сейчас я тоже рискую, разве не очевидно, что это ещё один достойный повод?
— Ты пришёл сюда, чтобы продолжать убеждать меня в том, что наши
отношения невозможны?
— Нет, не для этого.
— А для чего?
Том ничего не ответил, лишь его брови сошлись на переносице, а взгляд стал
испытующим и одновременно настороженным, словно он ожидал, что его
оттолкнут.
— В таком случае я спрошу лишь об одном: скажи мне в процентах, какова
вероятность успеха того, что ты задумал?
— Пятьдесят на пятьдесят, — ответил тот незамедлительно.
— Чёрт бы тебя побрал, Том, — выдохнул Гарри, вновь закусив губу.
Он ожидал услышать хотя бы шестьдесят… А надеялся на цельную девятку с
нулём.
На чужом лице дрогнула улыбка, будто Том понял причину его растерянности.
Жжение усилилось, а потом исчезло вместе с шёпотом Тома, и он назло впился
зубами в зажившую за секунду губу, вновь ощутив привкус крови.
Место, где всё это время был Окками, опустело. Теперь уже сытый малыш,
видимо, учуяв приближение ссоры, решил переждать бурю в другом месте. Гарри
мог его понять, однако ссориться сейчас не собирался: у них не было на это
времени. Том, тоже это понимая, молчал, большим пальцем поглаживая раз за
разом кожу чуть ниже его скулы.
— Жаль, что, исцелив тебя, твоя магия не прожгла дыру в моей ауре,
испепелив способность ощущать всё это, — хрипло сказал Гарри и почувствовал,
как Риддл вздрогнул, как от удара. — Жаль, что во мне не может остаться одна
сплошная ненависть и разочарование, и грусть, и ярость… — шептал он. —
Определённо, так тебе было бы проще. Да и мне тоже.
— Мне жаль, — повторил Том, — что всё так получилось.
Как же его раздражали эти слова.
— Тебе жаль? — злобно хмыкнул Гарри и поймал его руку, отводя её от своего
лица, в ту же секунду шагнув вперёд, прижавшись вплотную и впившись в
напряжённые, будто сделанные из мрамора, губы, которые тут же открылись
навстречу с каким-то отчаянным стоном, вырвавшимся из груди Тома.
Гарри запустил ладонь в его волосы, скользнув пальцами за ворот и сжав
затылок. Он желал, чтобы этот поцелуй был яростным, но вместо этого тот
получился отчаянным, чувственным и неспешным. Они словно изучали друг друга
заново, неторопливо пробуя на вкус и сплетаясь языками, подобно фитилю
неугасающего пламени.
658/676
И каждый раз, меж поцелуями, шепча слово «ненавижу», Гарри вновь
прижимался своими губами к его, ловя сбивчивое дыхание и медленно сходя с
ума от ненависти, что трепетала внутри, от любви, что оглушала его, — от обоих
этих чувств, столь сильных, что, казалось, они поспособствуют мгновенному
выбросу магии. Гарри желал кричать, но вместо этого лишь шептал. Шептал с
удивлением и шептал с испепеляющей душу злостью, шептал поспешно и
шептал, растягивая слово на долгие секунды, шептал на обоих языках, которыми
владел.
И он понимал, что слово «ненавижу» медленно трансформируется в другое,
которое он отказывался произносить, потому что оно горчило во рту, прожигало
мысли, болело на сердце. Запретное слово превращалось в нечленораздельное
мычание, которое крутилось на кончике языка, когда Гарри проник в чужой рот,
лаская его, осушая его, забирая всё, что Том мог ему предложить, словно в
первый и последний раз; слово «люблю», которое ему было нельзя произносить.
Он забрался ладонями под ткань мантии и торопливо скинул её на пол, уже
свободно касаясь напряжённого под тонкой материей рубашки тела. Том шагнул
вперёд, обхватывая его за талию, и Гарри показалось, что кости хрустнут от силы
объятий, когда тот буквально стиснул его, приподнимая.
— Раз тебе жаль, то возмести мне это хотя бы частично, — прошептал Гарри
ему в губы, захватывая нижнюю и посасывая, но не позволяя ласке перерасти в
полноценный поцелуй.
В следующее мгновение он высвободился, отступая.
— Ты принимал своё зелье?
— Оно перестало действовать несколько часов тому назад, — ответил тот.
— И ты не стал пить очередную дозу? — с наигранным удивлением спросил
Гарри. — Как смело: войти в мои владения, — он театрально обвёл руками свою
башню, — и не обезопасить себя.
Следовательно склянка могла быть при нём.
Один шанс на миллион?
— Решил снова рискнуть, Поттер, — склонил голову Том, глянув на него
— Что ж, напомни мне, Том, — облизал Гарри влажные губы, не отрывая
взгляда от напряжённой линии плеч Риддла, когда тот позволил утянуть себя за
руку, — что ты говорил мне здесь в прошлый раз.
Том ступил на первую ступень, потянувшись к его губам, а второй рукой сжал
затылок, но Гарри ушёл от прикосновения, с усмешкой потребовав:
— Ну же!
— Я хочу наблюдать, как ты будешь корчиться и выть, — повторил тот
вполголоса.
Гарри поднялся на следующую ступень, вслушиваясь в каждое слово, и Том
последовал за ним, словно загипнотизированный:
— Хочу видеть, — выдохнул Том, склонившись над его шеей и коснувшись её
губами так нежно, что у Гарри в груди заныло, — как ты будешь извиваться подо
мной и рыдать… — шёпот стал еле различимым, когда тот повёл носом к уху. —
Как ты начнёшь задыхаться и умолять не о смерти, а о секундном забытье…
забытье. И я проявлю милосердие, — процедил он, обдавая кожу горячим
дыханием, а ладонью скользя вдоль одежды Гарри.
Легко отклонившись назад, Гарри наконец-то ступил на траву и притянул к
себе Риддла, оказавшись нос к носу, когда тот буквально в самые губы
прошептал:
— Позволю тебе выкрикивать моё имя, когда ты будешь содрогаться,
доподлинно зная, кто этому поспособствовал…
— Теперь я доподлинно знаю, чему именно ты поспособствовал, — процедил
Гарри и впился в его губы. Яростно и жёстко.
Это было не поцелуем, а наказанием, и он сминал чужие губы, бесцеремонно
659/676
утягивая Тома за собой, пока не наткнулся на край стола.
Том едва слышно выдохнул ему в рот, упираясь руками по обе стороны от
бёдер, когда Гарри пробежался пальцами вдоль пуговиц, но не успел расстегнуть
ни одной, как те просто отвалились, и он смог раскрыть рубашку.
— Ты потерял из-за меня дар речи? — шепнул Гарри, склоняясь над плечом и в
следующий момент кусая его, чем вырвал болезненный хриплый стон, краем
глаза замечая, как ладони на столе сжались в кулаки.
— Гарри… — просипел Том, а в следующий момент Гарри покрыл его шею
грубыми, почти животными поцелуями, резко оттолкнувшись от стола в сторону
кровати и толкнув Риддла туда со словами:
— Раздевайся и ложись.
гаммечено~
660/676
Примечание к части Для тех, кто ждал этого ровно с 22 главы — это ваша глава
(удивительно, но 44). Напоминаю, что эта часть тоже была отчасти написана
заранее, поэтому появилась столь скоро. Можно считать, что это одна глава,
которая у меня опять получилось гигантской, в трёх частях.
Часть 44. Странная любовь
Настанут времена,
Когда мои преступления
Покажутся почти непростительными.
Я согрешил, но лишь затем,
Чтобы ты сделал эту жизнь пригодной для житья.
И когда ты решишь, что я уже достаточно
Получил, из моря твоей любви
Я возьму больше, чем любая другая река,
И это будет стоить того:
Я заставлю твоё сердце улыбнуться.
Странная любовь — странные взлёты и падения,

Странная она — такова моя любовь:
Странная.
Одаришь ли ты меня ею?
Примешь ли боль,
Что я буду причинять вновь и вновь?
И сделаешь ли больно в ответ?
Black Math — Strangelove [23]

(Depeche Mode Cover)
Том застыл, смотря на него исподлобья, но на его лице обозначилось чёткое

понимание происходящего, и Гарри, разумеется, осознавал, что тот может
сделать или сказать; что может взять и просто уйти, и он бы не стал его
останавливать. Однако Риддл медленно потянул за края рубашки, выдернув их из
брюк, и стянул её, скинув на близстоящее кресло, позволяя Гарри лицезреть
плавные, размеренные движения. И, пока он был занят разглядыванием чужого
тела, кажущегося каким-то нереальным в лучах искусственного солнца, Том с тем
же спокойствием расстегнул ремень, скинул ботинки и стал снимать штаны.
Гарри не остался стоять истуканом, повторяя за ним, и в следующее
мгновение они стояли обнажённые друг напротив друга. Гарри заметил второй
ограничитель, обвивающий руку чуть выше чужого запястья. Он посмотрел на
собственный, который привык носить чуть выше локтя, но тот сейчас был
невидим.
Улыбка тронула губы.
Глаза в глаза.
Сердце пропустило удар, когда Том сделал шаг первым: он отступил и
неторопливо опустился на кровать. Гарри не смог сдержать судорожного вздоха.
Будто в бреду, он понял, что ничего из этого не сон и не фантазия. Не то чтобы
это должно быть странным… Наверное, если бы на месте Тома был кто другой,
это было бы вполне обычно, но… Хотя кого он обманывал, Гарри поставил бы всё
на то, что Риддл сейчас уйдёт, а не заберётся на постель и не перевернётся на
661/676
живот, подтягивая к себе подушку.
Сердце громыхало в груди, а во рту пересохло. Он приближался к кровати
медленно, пристально разглядывая Тома, а тот повернул голову, краем глаза
следя за самим Гарри, пока он скользил взглядом, цепляясь за плечи и лопатки,
которые сейчас были сведены и выпирали, линию позвоночника, копчик, крепкие
ягодицы, длинные ноги…
Наверное, если можно одновременно растеряться и захлебнуться
возбуждением, то Гарри стал первооткрывателем этого странного состояния. В
паху болезненно свело, когда он склонился над Томом и коснулся губами ямочек
по обе стороны от копчика, скользя носом вдоль кожи и не обращая никакого
внимания на то, как Том напрягся от его прикосновений.
— Ты… волнуешься? — буквально выдохнул он крутящийся на языке вопрос.
Ведь должен же он хоть чуть-чуть бояться и нервничать? — вот что хотелось
ему узнать в действительности. Потому что сам Гарри боялся в тот день.
Он поднял взгляд на чёрные завихрения волос и всё же спросил:
— Боишься?..
Раздался тяжкий вздох.
— Поседею скоро с тобой, — беззаботно откликнулся Том и уткнулся лицом в
подушку.
— Ты ведь не… — Гарри моргнул. — Не…
— Не-не-не, что не?
— У этого тела я точно первый, — улыбнулся он.
— Можем всё отложить и устроить праздник по этому поводу, — предложил
Том, резко обернувшись, и Гарри не смог сдержать откровенную усмешку.
Это было приятно.
Он прикусил губу, чувствуя, как всё отходит на второй план, оставаясь там, за
чертой, вблизи тёмных вод купальни, а может, и ещё дальше: за пределами
Тайной комнаты.
Гарри накрыл его тело своим, медленно потираясь кожей о кожу, переживая
внутреннюю дрожь и стискивая зубы, чтобы не застонать в голос от одной лишь
мысли — мысли вседозволенности. Он так неторопливо смаковал её, что даже не
заметил, как рядом приземлилось уже не масло, а лубрикант…
Видимо, Тому нужно было чувствовать контроль в любой ситуации, что,
впрочем, не было чем-то удивительным.
— В этот раз Лорд Волдеморт обокрал магловскую аптеку, унося с собой не
только упаковку презервативов, но и смазку?
— Вижу, тебе очень весело, — цыкнул он.
— Ты всегда носишь это с собой?
— Конечно. Никогда не знаешь, когда может пригодиться, — спокойно
ответил Том, и Гарри нахмурился.
Или с кем это может пригодиться?
Раздался очередной вздох, а затем Том дёрнул подбородком в сторону стола:
— Оттуда я это взял.
Гарри открыл было рот, уставившись на выдвинутый ящик, а затем закрыл.
— Мало ли заскучаешь тут в одиночестве, — добавил Риддл.
Следом рядом упала склянка с зельем и упаковка тех самых презервативов.
Гарри вскинул брови, но очередной едва не вырвавшийся вопрос застрял в горле.
Наверное, Том лишь приглашал его повторить за ним, и в этом не должно
быть ничего странного.
— Зачем презервативы? Я могу очистить тебя… — Гарри запнулся, ощущая,
что краснеет.
— Я сам всё сделал, — хмыкнул Том, обернувшись. — На мой взгляд,
скольжение лучше. Но тебе выбирать — мне всё равно.
— Подожди, — Гарри навис над ним, заглядывая в глаза, — ты всегда такой
предусмотрительный или шёл сюда с подобными мыслями?
662/676
Он склонился, скользнув рукой под живот Тома, и коснулся его
полувозбуждённого члена, неторопливо поглаживая, пока губами захватил кожу
на плече около покрасневшего укуса в ожидании ответа.
— Разве это важно сейчас?
— Важно. Ты так взъелся на меня в тот раз, когда я говорил о смене ролей, —
прошептал Гарри, следом коснувшись губами ямочки на шее, и ощутил, как тело
под ним содрогнулось и чужая плоть тут же налилась кровью.
Да неужели?
Гарри повторил ласку, и Том вцепился в подушку, сипло протянув:
— Не делай так… — Он кашлянул, прочищая горло, но хрипотца никуда не
делась: — В тот момент мы с тобой говорили на разных языках и цель была иной.
В комнате для свиданий разве ты не понял, что мне всё равно?
— Мне показалось, что ты просто дразнишь меня, — пробормотал Гарри и
вновь дотронулся до ямочки, теперь уже языком.
— Поттер! — едва ли не прорычал Том.
— Я нашёл твоё слабое место, — рассмеялся он, чуть прикусив кожу.
Том ткнулся лбом в подушку, что-то недовольно проворчав.
Внутри буквально заревело желание: навязчивое желание ощутить дрожь
Тома, его слабость, его наслаждение, его экстаз. И Гарри кое-как выплеснул
лубрикант на ладонь, откинув тот в сторону. Ритмично двигая одной рукой, он
скользнул второй меж ягодиц, слегка надавив, чтобы тут же опуститься ниже, к
мошонке, и помассировать её, телом чувствуя, как Том дёрнулся, и замечая, как
его плечи напряглись, а дыхание участилось.
Гарри решил не останавливать на этом свои исследования — как знать,
сколько ещё таких мест было на чужом теле. Он медленно коснулся губами
небольшой родинки на спине, затем — другой, потёрся кончиком носа о
продольную ямку чуть выше лопатки и ладонью проехался по яичкам,
возвращаясь к колечку мышц, чтобы в следующий момент вместе с содроганием
Тома стремительно проникнуть в него пальцем, пренебрегая латексным барьером
— лучше использовать всю смазку, но чувствовать его.
Послышался шумный вздох, но Гарри был не совсем уверен, кому тот
принадлежал: ему самому или Тому.
Происходящее было не новшеством — в конце концов, он и себя растягивал в
первый раз, — и всё же ощущалось всё это совершенно по-иному, ведь на этот
раз это был Том: горячий и узкий, тут же сжавшийся вокруг его фаланги Том.
Гарри закусил губу, заранее понимая, что стоит оказаться внутри, и он не
сможет продержаться долго просто потому, что одни лишь мысли о том, чтобы
сделать это, заставляли его внутренности полыхать от перевозбуждения.
Риддл тем временем слегка прогнулся, устраиваясь поудобнее, и Гарри, не
сдерживая себя, стал покрывать спину мелкой россыпью поцелуев: не слишком
спешной, чуть ленивой, в попытке остудить собственный пыл и отвлечься.
Размазав каплю выступившей смазки, Гарри отнял ладонь, упёршись ею в
одеяло, и слегка отклонился назад, чтобы наблюдать. Наблюдать, как два пальца
проникают внутрь и как чужие лопатки сходятся вместе, когда Том слегка
подаётся назад, словно ему этого мало.
Однако дело, по всей видимости, было не в этом.
— На фалангу меньше, и чуть согни, — прошептал Том, и Гарри подчинился,
понимая, что тот от него хочет.
— Так? — уточнил он насмешливо, слегка поглаживая вверх-вниз.
Ответом стал сдавленный выдох, а Гарри хотелось услышать его стон, а ещё
лучше — увидеть при этом его лицо. Но всему своё время, и он, не прекращая
проникать в него пальцами и на выходе нежно массировать чувствительное
уплотнение, продолжил изучать чужую спину губами. Том слегка ёрзал,
непонятно, то ли уходя от проникновения, то ли, наоборот, подаваясь навстречу.
Волосы на чужом затылке слегка взмокли, и выступила испарина на коже,
663/676
которую Гарри пробовал на вкус каждый раз, когда накрывал губами очередную
мышечную выпуклость или ямку. И всё это время он слегка растягивал края,
разводя пальцы в горячей тесноте, пока перед ним не предстала новая дилемма:
хватит ли этого или нет?
Собственное тело кричало, что хватит, — хотелось поскорее толкнуться
бёдрами, заменяя пальцы, — рассудок твердил, что торопиться не стоит…
— Этого достаточно? — вопросительно прошептал Гарри, прижимаясь грудью
к его спине.
Браслет натирал кожу, и не только его.
— Да, — коротко выдохнул Том и внезапно прошипел: — Спустись.
Обе серебряные змеи одновременно отпустили хвост, пришли в движение,
соскользнув с рук, и сплелись в восьмёрку поверх одеяла, чуть поодаль.
— Это…
— Считай это другой формой змея Уробороса, — заключил Том.
— Или символом бесконечности — ты ведь любитель точных наук, —
насмешливо заметил Гарри.
— Или неразрывности двух начал: я много чего любитель, — заметил тот.
— Тебя и меня? — совсем тихо спросил Гарри и ткнулся носом в чужой
затылок. Он глубоко втянул его запах и, так как Том ничего не сказал, с опаской
уточнил:
— Уверен, что хватит?
— Не спрашивай у меня, — Том завёл руку за спину, коснувшись его бока. —
Действуй по своему усмотрению.
Как он мог не спрашивать?..
Гарри смущало признавать, что он страшится сделать ему больно, словно
ничего в этом не смыслит, и тем самым испоганить всё; с другой стороны,
казалось, что такому, как Том, — и какому, интересно? — боль может даже
доставлять удовольствие… Но это были всего лишь домыслы, о которых он тоже
внезапно застеснялся спрашивать.
Словно почувствовав его неуверенность, Риддл нашёл ладонь Гарри, сжал и
протиснул между одеялом и животом:
— Чувствуешь?
— Что?..
— Ох, мальчишка, — Том обернулся на него, закатив глаза. — Как я хочу тебя,
чувствуешь?
Гарри ощутил, как кровь прилила к лицу — давно Том не называл его так, и
было в этом нечто надменное и ласковое одновременно.
— Да, чувствую…
— Тогда не сомневайся в каждом своём действии, — протянул он и еле
слышно выдохнул, когда Гарри обхватил его член, потерев большим пальцем
головку.
«Что это со мной? Словно забыл, как что делается…» — хаотичные мысли
заметались в голове в тот же момент.
Но весь опыт с Джинни оказался едва ли не бесполезен в этом случае,
затерявшись на втором плане: слишком разные ситуации и чувства тоже разные.
А его собственный был невелик, больше способствуя страху облажаться, чем
уверенности в том, что он делает.
Гарри вновь кое-как выдавил лубрикант, размазывая густую жидкость по всей
длине, а затем на две фаланги проник в Тома, добавляя смазки.
— Не волнуйся обо мне, — услышал он и, подняв взгляд, встретился с алой
мглой, сквозь которую проблёскивало понимание, — просто отпусти себя. Если,
конечно, ты этого хочешь.
«Хочу ли я?»
Гарри вдохнул, пока места в лёгких не осталось, и медленно, словно
сдувшийся шарик, выпустил весь воздух, вместе с этим отпуская и страх, и
664/676
напряжение — хочу ли я?
Чёрт возьми!
Гарри подался назад, подтянув его за бёдра, и Том сам приподнялся.
— Отпустить себя? — еле слышно прошептал Гарри, скорее задавая
риторический вопрос.
Приставив член к скользкому — похоже, всё-таки переборщил с количеством
лубриканта — входу, Гарри плавно толкнулся, проникая всего лишь головкой. Он
сглотнул из-за насквозь прошившего тело наслаждения, которое только
усилилось от вида поглотившего его колечка мышц.
Том, казалось, задержал дыхание, будто окаменев. Гарри надавил на его
поясницу, заставляя слегка прогнуться, обвёл кончиками пальцев бедро,
коснувшись паха, и вновь толкнулся лишь головкой, меняя угол.
И услышал стон, заставивший его закусить губу до крови, чтобы не спустить в
тот же момент.
Чёрт!
Уж лучше бы тот просто громко дышал, как раньше.
Тяжело выдохнув, Гарри подался назад, выскользнув из чужого тела, и вновь
проник, заметив, как Том потянул на себя кончик одеяла, а его костяшки
побелели от силы, с которой он его сжал.
Удовлетворённая улыбка растянула его губы, и, в этот раз не остановившись
на этом, Гарри начал проталкивать в чужое тело: сначала наполовину — Том
приподнялся на локтях и тут же вновь опустился, словно не находя себе место, —
а затем толкнулся до упора, замерев и прикрывая глаза. Горячие стенки стиснули
его, даря почти что болезненное удовольствие, и он помнил похожее ощущение
из разделённых на двоих воспоминаний Тома тогда, в ванной отеля. Но в тот раз
это было поверхностно — это было чужое восприятие, — а сейчас Гарри
чувствовал горячую пульсацию каждой частичкой своего тела, как чувствовал
момент, когда Том свыкся с ощущениями и немного расслабился.
Гарри медленно склонился вперёд, прижимаясь на мгновение торсом к его
спине, и накрыл чужие руки своими. Том отпустил одеяло, и их пальцы
переплелись; в тот момент Гарри двинул бёдрами назад и вновь толкнулся до
упора, ощутив, как Том под ним содрогнулся всем телом и издал низкий
гортанный стон, от которого мурашки по коже пробежали и Гарри вновь был
вынужден замереть.
Он не знал, что ему делать: если всё так продолжится, он даже пяти минут не
продержится.
— Двигайся, — услышал он едва ли не приказ, — всё нормально.
— Я… не могу, — выдавил из себя Гарри, коснувшись губами взмокшей кожи
на плече, словно извиняясь.
Риддл замер, а затем его тело вздрогнуло, словно от смешка. Стон едва не
сорвался с губ, когда тот стиснул его сильнее и пробормотал:
— Если хочешь кончить — сделай это. Я же тебе не билет на один проезд
выдал.
Облизав губы, Гарри неуверенно уточнил:
— И мы можем продолжить?
Вместо ответа Том поёрзал, вжавшись в его бёдра ягодицами.
— Чёрт… — Гарри стиснул его руки, осознавая, что повторяет это слово
бесконечное множество раз за последние несколько минут.
И он сорвался.
Тело медленно скользило поверх другого; бёдра ритмично ударялись; пальцы
до хруста костяшек впивались в чужие; дыхание сбивалось, и Гарри сдерживал
рвущийся стон, кусая губу до металлического привкуса. Том сдавленно выдыхал,
прогибаясь на каждом толчке, и Гарри сгорбился, накрывая губами ту самую
ямочку, тут же получив отклик: Риддл сжался вокруг него.
Перед глазами на мгновение потемнело. Гортанный рык принадлежал Тому, а
665/676
протяжный стон — самому Гарри.
Он кончил, вцепившись зубами в чужую кожу, понимая, что оставляет
глубокий след, который сразу же налился алым, но не мог ничего с этим
поделать — челюсти словно свела судорога, как и всё тело.
— Прости… — выдавил Гарри, тяжело дыша и осоловело моргая.
— За что? За эту минуту, малыш? — Том хрипло рассмеялся и высвободил
руки, разминая пальцы.
Кровь прилила к щекам.
— Я ещё не закончил!
— Не сомневаюсь, — усмехнулся тот.
Гарри отклонился назад, покидая чужое тело, и зачарованно смотрел, как
выступило несколько капель спермы и смазки. Дотронувшись пальцами, он
неторопливо размазал её, переживая короткую судорогу всколыхнувшегося вновь
возбуждения, и только тогда заметил лёгкое покраснение.
— Не больно?
— Нет, — ответил Том и перевернулся на спину.
Гарри невольно облизал губы, заметив следы предэякулята на его животе. Он
провёл взглядом по всё ещё стоявшему колом члену и поднял глаза,
встретившись с насмешливым выражением на лице Тома.
— Хочешь?
— Не хочу.
— Не хочешь?! — восклицание получилось чересчур громким и недовольным.
— Если тебя так возмущает это, чего тогда спрашиваешь? — осклабился Том.
— Что я сказал ранее?
— Чтобы я действовал на своё усмотрение…
Том сощурил глаза, несколько секунд наблюдая за его бездействием, а затем
вкрадчиво сказал:
— Раз уж ты так вежливо поинтересовался, отвечу: я хочу трахнуть тебя в рот.
— И протянул руку, сжав его подбородок и надавив пальцем на нижнюю губу,
отчего Гарри невольно коснулся языком подушечки. — Ведь ты возбудился тогда
под столом?
«И до этого».
— М… — невнятно промычал Гарри и прикусил его палец.
Алые глаза опасно блеснули. Том приподнялся на локте и убрал руку, будто
давая понять, что будет за ним наблюдать, чего хватило для очередного
гормонального всплеска внутри.
Склонившись, Гарри дотронулся губами до кожи, слизывая уже подсыхающую
солоноватую смазку, и Том втянул живот, словно уходя от прикосновения. Сжав
ладонью его член, Гарри отстранился на мгновение, чтобы тут же заглотить до
основания — или так ему показалось, — и чуть не подавиться в процессе.
Судя по всему, он переоценил свои возможности.
Из-за подавленного приступа кашля выступившие слёзы стекли по щекам, и
Гарри поднял затуманенный взгляд, встретившись со звериным оскалом на лице
Тома.
— Глубже, — глухо потребовал тот.
Чужая рука легла ему чуть ниже макушки, а бёдра приподнялись, отчего на
мгновение воздуха стало не хватать. Гарри расслабил гортань, пуская его
глубже, как и требовалось, а затем приподнялся, выпуская до головки, которую
сжал губами, посасывая. Пальцы в волосах сжались, и он вновь насадился ртом,
шумно выдыхая через нос.
Терпкая, солёная смазка собралась на языке, и Гарри с трудом сглотнул,
глянув на Тома исподлобья. Тот следил за ним с каким-то фанатичным блеском в
глазах, порождая этим очередной виток вожделения, который с яростью
закрутился в паху. И Гарри, на мгновение выпустив головку изо рта, толкнулся
языком в щель уретры, следом вбирая чужую плоть до основания и ощущая, как
666/676
головка скользнула по ребристому нёбу прямо в глотку.
Дыхание снова перехватило, а ресницы слиплись от влаги, как, наверное, и
мысли.
Тем не менее выражение «хочу трахнуть тебя в рот» не было фигуральным.
— Зубы, — предупредил Том и внезапно сжал руку на его затылке, не
позволяя сдвинуться, а затем откинулся назад, начиная именно это и делать:
трахать его в рот.
Гарри вцепился в чужие бёдра, то ли чтобы удержаться, то ли чтобы
замедлить темп, но Том и не думал останавливаться. Вскоре челюсти болезненно
заныли, мышцы лица онемели, а пальцы до побелевших костяшек впились в
чужую кожу, но Тома это, казалось, ничуть не заботило: он ритмично толкался в
его рот, вынуждая Гарри попеременно сглатывать, чтобы не захлебнуться
собственной слюной, которой становилось всё больше, и задерживать дыхание.
Нарастающая пульсация чужой плоти завибрировала на языке, и низкий
утробный стон эхом разнёсся по помещению. Гарри, уловив момент, не успел им
насладиться: сперма выплеснулась в горло с последующим толчком, а затем
снова — со следующим, и он чудом успел сглотнуть и не подавиться.
Гарри выпустил член изо рта, резко приподнявшись, и закашлялся, после чего
он метнул гневный взгляд на тяжело дышащего Риддла. Тот рассеянно водил
рукой по своей груди и, словно почувствовав его пристальное внимание, лениво
опустил глаза к его губам, совершенно невинно улыбнувшись. Гарри судорожно
выдохнул, не сдержав смешка.
Липкое ощущение подсохших слёз на лице неприятно сковывало кожу, и он
коснулся щёк, растирая их, а заодно подвигал занывшей челюстью, следом
помассировав взмокшие виски. Гарри представил себя сейчас, что вызвало
ироничный смешок.
— Выглядишь точно так же, как тогда, — раздался отчасти меланхоличный
голос Тома, и Гарри поднял глаза, удивлённо моргнув.
— Как когда?
— На кладбище.
Он опешил:
— Что? — Гарри тяжело сглотнул, все ещё ощущая специфический привкус
спермы на языке, а потом осознание накрыло его с головой, и он прошипел в
неверии: — Мне было четырнадцать!
— Знаешь, Поттер, раньше, при системе рыцарского воспитания, с
четырнадцати лет мальчик переходил на мужскую половину, становился
оруженосцем и осваивал «начала любви, войны и религии».
— И что это должно значить? — склонился над ним Гарри.
— Ничего, — повёл плечом Том.
— Ты только что признался, что вожделел меня с четырнадцати лет — вот это
ничего?
— Вожделел — слишком громко сказано, — скривился он. — Ты в то время
впервые влюбился, разве нет?
— Влюбился — слишком громко сказано, — сымитировал Гарри чужую
интонацию.
— Я хочу сказать, что ты уже созрел, чтобы испытывать влечение, — Том
нервно коснулся взмокших на лбу волос, откинув прядь в сторону. — Что ты так
на меня смотришь?
— Ты ещё и извращенец, — заметил Гарри.
Чужие ноздри раздулись, а верхняя губа дёрнулась, обнажая ровный ряд
зубов:
— Я ведь не тронул тебя.
— Но ты хотел меня, — понизил он голос.
— У меня были некоторые проблемы с контролем желаний и эмоций в то
время, — возразил Том, словно его застукали за чем-то постыдным.
667/676
— Меня беспокоит больше то, что ты хотел меня такого: привязанного к
могиле и напуганного до полусмерти, — пояснил Гарри и прижался свои
полувозбуждённым членом к чужому, слегка потёршись.
— Просто ты выглядишь так… — понизил он голос, положив ладонь Гарри на
поясницу.
— Как так?
— Так, — повторил тот туманно.
И когда они впились глазами друг в друга, Гарри увидел и ощутил.
Раскрасневшиеся щёки, искусанные губы, почти лихорадочно блестящие глаза,
капля пота, на мгновение зависшая над бровью… Эти ощущения сложно было
описать, и он уже видел подобное однажды: в первый раз, когда осознал, что
видит глазами Тома. В этой же комнате.
Моргнув, Гарри накрыл чужой рот в поцелуе, продолжая потираться, пока не
подхватил чужую ногу под коленом, слегка приподнимая и прижимая к своему
боку. Их дыхание смешалось, а языки сплелись. Гарри на ощупь протянул руку в
поиске смазки, но наткнулся, как назло, на упаковку презервативов, которую он
отбросил в сторону. Глухой стук смешался с его раздражённым вздохом.
— Не нужно больше, — заметил Том, и Гарри скользнул пальцами меж их тел.
В этот раз он не церемонился и не сомневался. Пару раз мазнув головкой по
входу, Гарри крепче придержал ногу, отводя её в сторону — Том и сам слегка
отвёл вторую, открываясь ему, — а затем, направляя себя, толкнулся в
пленительную тесноту до упора. Поднявшись взглядом от всё ещё частично
обмякшего после оргазма члена к дрогнувшему кадыку, Гарри замер на
мгновение, прежде чем податься назад и одновременно встретиться взглядом с
Томом.
Видеть его лицо — он боялся этого и желал одновременно.
Последующий толчок был поспешным, но, по ощущениям, Гарри замедлился,
позволяя себе насладиться не только свернувшимся внизу клубком из
напряжения и удовольствия, но и приоткрывшимися губами Тома, меж которыми
просочился сдавленный вздох. Его язык скользнул от уголка до уголка рта,
смочив губу, и Гарри не стерпел, потянувшись к нему и поймав язык, вбирая его в
рот и жадно посасывая.
Он потерял счёт тому, сколько времени они целовались, жаля друг друга,
кусая, зализывая губы до боли и вылизывая полость рта, словно изнурённые и
жаждой, и голодом. Однако вскоре Гарри стало неудобно, — неудобно стало и
Тому, — и тогда он откинулся назад. Упираясь коленями в постель, Гарри схватил
ту же подушку и, заставив Тома приподняться на мгновение, подложил под
чужую поясницу. Кончиками пальцев он коснулся горошин сосков, провёл вдоль
рёбер, задел столь чарующую его родинку, очертил косые мышцы живота и
огладил бока, еле слышно выдохнув.
«Странно».
Наверное, это странно желать покрывать его всего поцелуями, неторопливо
изучая, когда он не мог не торопиться: собственное либидо не позволяло.
— Нравится? — поинтересовался Том, а змеиная улыбка растянула припухшие
губы полумесяцем.
Гарри смотрел на мощное и в то же самое время гибкое тело, состоящее из
резких углов и мягких перекатов мышц, которое слегка выгнулось, когда тот
потянулся за второй подушкой, только чтобы оставить её над головой и спрятать
под ней свои руки, и выдохнул. Он понимал, что две-три минуты — это тоже не
тот результат, которого хотел добиться.
— Неплохо сохранился для человека за семьдесят, — осклабился он и,
отклонившись слегка назад, приставил член к ещё более покрасневшему входу.
— Наглец… — выдохнул Том с усмешкой, оборвав себя на полуслове.
Гарри не почувствовал за собой вины, когда резким толчком вырвал у него
болезненный стон, превратившийся тут же в сдавленное мычание — налитая
668/676
плоть вкупе с сократившими мышцами пресса и дёрнувшимся кадыком
красноречивее слов говорила о чужом состоянии.
Гарри не спешил: на этот раз он двигался почти медленно, постепенно
увеличивая амплитуду, остро чувствуя пронизывающее его с каждым толчком
удовольствие, увеличивающее расползающийся по венам жар. Тот проступал на
коже испариной, и не только на его. Том рассеянно коснулся лба, пальцами
зачёсывая волосы назад и открывая взмокший лоб, а затем Гарри не позволил его
руке метнуться вниз, к паху. Он перехватил её и, склонившись снова, прижал к
подушке, стремительно вжавшись бёдрами в чужие ягодицы — до громкого
шлепка.
Том дёрнул головой назад, открывая шею, к которой Гарри прильнул губами,
слизывая соскользнувшую каплю пота и языком ощутив вибрацию чужого стона,
стоило очередному шлепку эхом разнестись по комнате. Движения стали
хаотичными, и судорога сотрясала его тело, заставив блаженно замычать.
Гарри снова опасно близко подходил к грани, а столь откровенный вид
распалённого любовника никак не способствовал сдержанности. Чужое дыхание
ритмично поднимало грудную клетку, тяжёлым звуком просачиваясь наружу,
когда тот сдавленно выдыхал, изредка срываясь на негромкий, гортанный и
столь возбуждающий его стон. Пойманная в тиски рука дёрнулась, но Том не
попытался высвободиться, лишь слегка выгнулся ему навстречу, чем, надо
признать, отвлёк его: в следующий момент вторая ладонь скользнула вдоль тела
и сжала плоть в кольце кулака. Он начал неторопливо двигать им, мастурбируя, и
Гарри, будто заворожённый, наблюдал, как сильные пальцы сжимаются вокруг, а
головка появляется и почти исчезает при каждом поступательном движении.
— Том! — словно очнувшись от временного наваждения, предупреждающе
окликнул его Гарри.
Он отпустил его руку, выпрямляясь.
— Что? Ты уже на пределе, — возразил Риддл, снова пройдясь языком по всё
ещё припухшей губе.
И если Гарри считал, что возбудиться сильнее невозможно, то сильно
ошибался — очень даже возможно. От вида этого жеста, казалось, кровь
вскипела.
— Да, — согласился он, не зная, стыдиться ему собственной выдержки
(скорее, её отсутствия) или же, напротив, преподнести это кое-кому в качестве
комплимента. — Но не так…
— Иначе я не могу, — качнул тот головой сумбурно.
— Знаю, — Гарри стиснул ещё сильнее чужие бёдра, — но подожди немного.
— И что мне будет за ожидание? — заинтересованно уточнил Том и тут же
рвано выдохнул, когда Гарри проник до упора, возобновляя толчки.
— Я заставлю тебя извиваться подо мной и, быть может, даже рыдать…
Том лишь хмыкнул в ответ, медленно отнимая ладонь от паха, и положил её
поверх одеяла, перебрав несколько складок ткани.
Гарри выдохнул сквозь плотно сжатые зубы, не отводя от него взгляда, и
несколькими мощными толчками довёл себя до той самой грани, а услышав
сдавленный стон Тома, еле удержался на ней. Плоть болезненно пульсировала,
когда он резко отклонился назад, выскользнув из чужого тела.
Он сразу понял, что заставить Тома кончить, не прикоснувшись к себе, будет
едва ли не чудом, которое ему не светит — не сейчас, не с его нетерпеливостью
и, можно сказать, полнейшим отсутствием опыта. Но кончить его под собой он
всё же заставит. И даже без рук.
Похоже, тот сразу разгадал его задумку:
— Давай, малыш, — раздалось хрипловатое приглашение.
Вместе со смазкой Гарри взял и зелье, заметив тень удивления, отразившуюся
на лице Тома, а затем глотнул уже знакомое на вкус снадобье.
Несколько глотков должно было хватить.
669/676
— Не следует этого делать, Гарри, — внезапно настороженно предупредил
Том.
Гарри же его не слушал, выдавливая смазку на кончики пальцев, и, заведя
руку за спину, наспех проник в себя сразу двумя пальцами.
И, чёрт возьми, это было поспешно!
Чего, естественно, ему признавать не хотелось: раз уж задумал, стоило дойти
до конца.
— Наш последний… раз… — отрывисто изрёк Гарри, второй рукой пережимая
член у основания, — был не так уж и… давно!
— Достаточно давно, чтобы экспериментировать.
— Если что… зелье поможет, — простонал он глухо.
Всё его тело изнывало от неудовлетворения, которому он его подверг,
прервав действие за секунду до оргазма.
— Не знал, что ты мечтаешь порвать себе задницу, — раздражённо цыкнул
Том, и Гарри неожиданно притянули.
Он едва не свалился на него, успев выставить руку перед собой. А затем
забарахтался поверх его тела, неуклюже уткнувшись в шею Тома. Тот огладил
его ягодицу, звонко шлёпнув по ней, словно в наказание, и шепнул:
— Не двигайся, если сам не хочешь рыдать надо мной, — и массирующими
движениями Том провёл кончиками пальцев от копчика до расщелины, слегка
надавливая, но не проникая, отчего Гарри задержал дыхание.
Порхающее давление перетекло к постепенному погружению, заставившему
его сжаться — Гарри весь напрягся. После его необдуманного поступка даже два
пальца доставляли неудобство, безусловно, разбавленное кусачим покалыванием
желания, и тем не менее чужой член — это не два пальца и даже не три. Том был
прав — Гарри осознавал это особенно остро сейчас, чувствуя его плоть,
упирающуюся в бедро: горячую и твёрдую.
— Я ошибся в чём-то? — спросил он сипло, потёршись носом о чужую шею.
— В каком смысле ошибся? — переспросил Том удивлённо.
— Мне показалось, что тебе было хорошо, — осторожно ответил Гарри, шумно
выдохнув, когда узнаваемое наслаждение прошлось волной томления.
— Мне и было хорошо, — подтвердил Риддл.
— Значит, ты сдерживался?..
— Ты заметил, чтобы я сдерживался?
— Нет, — Гарри вспомнил распластанное перед ним тело и вновь содрогнулся
от остро кольнувшего его возбуждения, — честно говоря, я думал, ты будешь
лежать не двигаясь и делать вид, что тебе всё равно.
Том внезапно рассмеялся:
— Удивительные у тебя фантазии, Поттер: хочешь поиметь бревно?
Гарри притёрся подбородком к ямке меж плечом и ключицей и проворчал:
— Просто мне казалось, что ты будешь скованным в движениях. И в
проявлении эмоций тоже…
— Следовательно, это тебе что-то не понравилось, — заключил Том.
— Мне? — Гарри на мгновение попытался заглянуть Риддлу в лицо, чтобы
опровергнуть это смехотворное утверждение, но чужая ладонь на пояснице
удержала его от опрометчивых действий. — Мне всё понравилось. Очень
понравилось…
— Но? — подытожил Том.
Вместо ответа Гарри жалобно охнул, ощутив, как Том добавил третий палец.
Давление усилилось, а терпения уменьшилось.
Тот, будто поняв, о чём думал Гарри, мягко пояснил:
— Не все люди одинаково чувствительны. Для кого-то член в заднице — это
просто член в заднице, а для кого-то — целый фейерверк.
«Как для меня», — досадливо подумал Гарри, а вслух спросил:
— То есть тебе не нравится быть снизу?
670/676
Послышался вздох.
— Разве я это сказал?
— Нет. Я просто предположил, что, раз ты менее чувствителен, то логично,
если тебе намного приятнее при ином раскладе.
— Тебе следовало бы предположить, что тебе придётся сложнее со мной, чем
мне с тобой, чтобы довести до подобного состояния. — И в следующее мгновение
Гарри замычал, содрогнувшись всем телом, когда Том будто ввернул в него
пальцы, разводя их в стороны и пройдясь ими по чувствительному комку
простаты.
— Остановись, достаточно… — порывисто попросил Гарри.
Он кое-как встал на четвереньки, нависнув над Томом, чувствуя, как чужая
ладонь переместилась на бок, круговыми движениями поглаживая его. Глаза
Тома были полуприкрыты, когда он следил, как Гарри обхватывает его член
пальцами, смазывая и одновременно поддразнивающе скользя по всей длине, а
затем выдыхает, медленно охватывая тот у основания. Колени утонули в
мягкости одеяла… Нет, одеяло оказалось скомканными где-то в ногах — только
сейчас Гарри заметил это. Простынь натянулась, когда он приподнялся, и, заведя
руку за спину, попытался насадиться. Однако не получилось ни с первой попытки,
ни с третий.
Вновь приставив головку к входу и надавив, он резко опустился, а член вновь
соскользнул меж ягодиц, размазывая смазку.
«Тоже мне соблазнитель, который заставит его стенать», — мысль кольнула
раздражением.
Нетерпеливо повторив процесс, он замер, когда ощутил, как Том сжал его
ягодицы, разводя их в стороны, и головка легко скользнула внутрь. А затем Том
отпустил его, и Гарри по инерции опустился до предела, чтобы снова застыть,
неглубоко и часто задышав. Сердце загнанно колотилось где-то в горле, а
дыхание внезапно спёрло из-за стремительного и вытесняющего все остальные
ощущения чувства болезненной наполненности. Видимо, это и правда было
давно: он успел забыть каково это — чувствовать разгорячённую, пульсирующую
плоть внутри, выбивающую воздух из лёгких, — когда вновь приподнялся и
опустился. Собственный член болезненно качнулся, требуя мгновенного
удовлетворения, но он не обратил на это внимания, прислушиваясь к своим
внутренним ощущениям и одновременно всматриваясь в чужое лицо.
Том прикрыл глаза, а когда приоткрыл, те стали на несколько оттенков
темнее: в них словно копошились тысячи угасающих искр, отчего отвести взгляд
было сложно — почти невозможно. Зажмурившись, Гарри слегка приподнялся и,
расслабив мышцы, вновь насадился — теперь уже его ягодицы шлёпнули о бёдра
Тома. Чужие ладони легли ему на ноги, медленно обвели по окружности и снова
сжали ягодицы. Гарри упёрся рукой в его грудь и начал раскачиваться, словно
маятник. Каждый раз опускаясь, он выдыхал сквозь зубы, пока еле
сдерживаемые стоны не прорвали барьер, и он не задохнулся от
скапливающегося внутри наслаждения, одновременно подталкивающего его к
оргазму и отдаляющего от него.
Том внезапно приподнялся, принимая полусидячую позу, и Гарри пришлось
отклониться, чтобы выпрямить и скрестить ноги у того за спиной, отчего он на
мгновение завис, удерживаемый крепкой хваткой за талию. Влажные губы
соприкоснулись с шеей, а язык оставил след, выписывая какие-то
геометрические фигуры; Том переместил ладони ниже и, приподняв его, почти
выскользнул из тела, чтобы следом тут же заполнить собой.
— Кха… — выдохнул Гарри — треклятый фейерверк! — и замычал, когда
Риддл прихватил зубами кожу чуть ниже кадыка. — Под конец это снова делаешь
ты, — недовольно проворчал он, на следующем выдохе застонав. Том крепче
сжал его ягодицы, буквально нанизав на себя до очередного звонкого шлепка.
— Что я делаю? — едва ли не промурлыкал тот в ответ, переключившись на
671/676
мочку уха.
— Заставляешь меня корчиться… Почему я?.. Непробиваемый, — почти рыкнул
Гарри, не понимая, что несёт.
Поспешный шёпот Тома защекотал раковину, заставив откинуть голову назад:
— Почему ты стесняешься своей отзывчивости? Разве ты не испытал это сам,
когда смотрел на меня? Видя тебя таким возбуждённым, слыша, как сладко ты
стонешь, чувствуя тебя, твою дрожь…
Гарри обхватил чужую шею руками, оттянув голову за волосы, чтобы в
следующее мгновение дотронуться губами до губ, скользнув языком меж них, и
поймать последние слова признания:
— Я схожу с ума по тебе, мальчишка…
В груди стало тесно — ему чудилось, что сейчас сердце выпрыгнет, — и Гарри
запутался пальцами во влажных прядях, слегка потягивая за них и углубляя
поцелуй. Том ласкал его губы, отрываясь от них всего на мгновение, чтобы
поцеловать уголки, и следом мягко накрывал его рот, возобновляя трение языков,
то ведя в этой дуэли, то уступая. Пелена перед глазами уплотнялась, и он
судорожно втянул воздух через нос, прерывая поцелуй, когда ощутил, что его
приподнимают, а внутри становится непривычно пусто — Том явно собирался
сменить позу.
Запротестовав, Гарри резко упёрся ладонью в чужую грудь и толкнул,
буквально уложив того на лопатки:
— Тогда смотри на меня внимательно, — прошелестел он, легонько
коснувшись губами чужих губ прежде, чем выпрямиться.
Риддл лишь усмехнулся, откидываясь назад, точно и правда готовился
смотреть и ничего не делать. Гарри вновь оседлал его бёдра, начиная слегка
раскачиваться — медленно-медленно, томя и себя, и его. Чужие ладони
порывисто легли ему на бёдра, переместились выше, накрыв тазовые косточки, и
по пути обратно задели сочащийся смазкой член, что вызвало у Гарри невольную
судорогу. Он зашипел, сощурив глаза, и Том слегка развёл ноги у него за спиной.
Теперь уже Гарри отклонился назад, используя это как опору.
Каждый раз приподнимаясь и опускаясь, он чувствовал, как спираль внутри
увеличивается, разрастаясь, а томление постепенно превращается в
непрерывный и едва ли не болезненный спазм, заставляющий мышцы пресса
напрягаться, а руку невольно тянуться к члену, не чтобы достичь разрядки, а
чтобы отсрочить её.
Гарри двигался медленно, двигался поспешно, то следуя определённому
ритму, то полностью сбиваясь; он то выгибался, то, наоборот, склонялся над
Томом, опираясь на его плечи, на бледной коже которых отпечатались следы его
пальцев, до того сильно он сжимал их. Гарри пытался не терять из виду чужое
лицо и замечал, как первоначальное бездействие Тома летело ко всем чертям. Он
чувствовал, как его руки бродят по телу, то поглаживая отдельные участки, то
снова задевая член и яички, то потирая соски; ощущал, как тот начинает двигать
тазом, приподнимая бёдра ему навстречу, отчего проникновение становилось
более порывистым, и Гарри даже не попытался сдержать порождаемый этим
встречным толчком вскрик — стыд был вытеснен всем тем, что он переживал
сейчас. Даже в прошлый раз он не чувствовал его так глубоко в себе и не
чувствовал себя столь заполненным во всех смыслах. Дело было не в позе и не в
самом действии, а в них самих, в ситуации, которая изменилась… Всё
Получив некое подобие определённости в чувствах, он одновременно
лишился её в том, что касается их будущего.
Пятьдесят на пятьдесят, чёрт их побери!
«За чертой, всё это осталось за чертой», — повторял он мысленно.
Гарри глухо застонал, увеличивая темп, и ощутил чужие пальцы на своём
горле. Моргнув, он облизал губы, не отводя от себя рук Тома, а тот поглаживал
672/676
его подбородок и линию шеи, скользя от мочки уха до кадыка и обратно.
«Если бы только…»
Что только?
— Сделай это, — невольно вырвалось у него.
Тем не менее поглаживания продолжились.
— Пожалуйста, — добавил Гарри.
Он вильнул бёдрами полукругом, сжав его внутри себя, и одновременно чужие
пальцы сомкнулись плотнее, слегка сдавливая горло.
— Да-ах... — глухо прошипел он.
Последующий удар сердца отозвался в висках, а за ним ещё один. С трудом
выдохнув, Гарри приподнялся, выпуская член Тома из себя почти полностью, а
затем опустился. Завибрировавший в горле стон застрял, так и не вырвавшись, и
он задрожал всем телом от накатывающей волны жара. Та прокатилась по телу,
выступая мурашками на коже, и ударила в голову лучше огневиски. Взмокшие
волосы прилипли ко лбу, и фантомная пульсация в области шрама заставила его
опустить взгляд и встретиться с непроглядной чернотой чужого взора. Том будто
поглощал то, что видел, будто любовался им, не позволяя себе упустить ни
единой детали… В ту же секунду пальцы сжались сильнее, не позволяя Гарри
полноценно вдохнуть, и он вцепился в них, но не для того, чтобы оттащить от
собственного горла, а чтобы не позволить этому случиться.
— Сделай… Покажи, — прохрипел он, понимая, насколько абсурдно ждать,
что его поймут.
Тем не менее Том ничего не спросил, когда приказал:
— Закрой глаза.
Похоже, он знал о тайных — и постыдных — желаниях его сердца и не такого
уж и здорового разума больше него самого.
А затем Гарри приоткрыл веки. Тёмные волосы исчезли, заменившись тёмным
вкраплением вен на лысом черепе. Две заострённые полоски чужих зрачков
неотрывно следили за ним, а на бледном лице отражалась насмешка.
Продолговатые щелочки ноздрей расширились и затрепетали, когда Гарри,
застряв меж паникой и вожделением, дёрнулся вперёд и стиснул внутри
пульсирующую плоть.
Он понятия не имел, сколько времени Том сможет удержать морок, и это
подстегнуло его. Движения стали хаотичными, стремительными и
безостановочными, а нехватка воздуха заставляла спешить ещё отчаяннее —
казалось, он не раскачивается, а извивается на нём не в силах задать себе какой-
то определённый ритм, сконцентрироваться и унять разбавленное страхом
желание, которое от этого становилось только острее. Оно вспарывало его суть,
которая хотела этого — хотела того, кто столько лет преследовал его в
кошмарах.
Хватка на горле внезапно исчезла.
— Нет! Не убирай, — разочарованно выдохнул Гарри, невольно коснувшись
шеи, и тут же ощутил, как его обхватили за талию, снимая с себя, и вжали в
мягкую поверхность постели, придавив весом чужого тела.
Они перевернулись.
Том всё же оказался сверху. Его ладонь прошлась вдоль, от низа живота до
кадыка, затем будто подцепив тот длинным пальцем с заострённым ногтем.
Гарри казалось, что это всего лишь его восприятие — совершенно субъективное,
— ведь руки не изменились в действительности, но ощущения были весьма
реальными.
— Тебя это так возбуждает? — низкий насмешливый голос отозвался новой
волной жара, распространившейся от паха до поджавшихся кончиков пальцев, и
Гарри встретил его взгляд, выдавив из себя:
— Нет...
— Нет? — с наигранным удивлением поинтересовался тот, взглядом проделав
673/676
тот же путь, что и рука чуть ранее, только наоборот.
Гарри знал, что он смотрит на прямое доказательство его вранья, а затем и
прикасается к нему. Прикосновение это было почти неощутимым, если бы он не
был столь возбуждён. Всё так же, ногтем, Том задел головку, провёл вдоль
ствола, повторяя узор вен, и надавил на шов мошонки, чем заставил его слегка
согнуть ноги в коленях, словно Гарри собирался сжаться — спрятаться от него.
— Нет? — переспросил Риддл, глянув исподлобья.
Гарри только и мог что закусить губу: Том массировал вход костяшкой
согнутого пальца, постоянно задевая яички.
— Меня… — Сглотнув, Гарри нервно облизал губы.
— Что тебя? — почти скучающим тоном поинтересовался тот и всей ладонью
накрыл мошонку, массируя её. — Пугает?
— Сводит с ума, — выдавил он из себя в конце концов.
— И чего же ты хочешь от меня, Гарри Поттер? — улыбнулся Риддл, что
больше походило на оскал.
— Ты знаешь, — просипел Гарри.
«Ведь это ты большую часть моей жизни был в моей голове…»
Рука проделала путешествие обратно, и Том обхватил его член, крепко сжав и
неторопливо размазывая предэякулят. Гарри замотал головой, зашептав:
— Не так… Нет.
— А как? Скажи мне, — хищно прошипел Риддл, отчего его язык, будто у
змеи, ударился о верхнюю губу, мазнул по нижней и тут же исчез во рту, а глаза
выжидающе уставились.
Вместо слов Гарри развёл ноги и обхватил ими чужие бёдра, скрестив
лодыжки за спиной — твёрдая плоть упёрлась ему меж ягодиц, соскользнув, и
бледное лицо Тома скривилось, словно в судороге.
Это было похоже на рябь на поверхности воды, но морок удержался.
Одним мощным толчком Том опустился на него. Опустился в него. Выгнувшись
навстречу, Гарри протяжно застонал, судорожно хватая губами воздух, и завёл
руки за голову, вцепившись в подушку, так удачно оставленную Риддлом раньше.
Пальцы сжали, скомкали её, притянув ближе, чтобы следом откинуть подальше, а
затем снова ухватиться, царапая наволочку ногтями, когда Том мощным толчком
выбил весь воздух из его лёгких.
— Скажи мне, Гар-ри, — протянул тот со столь знакомой ему интонацией,
вырвавшейся шипящим свистом между одной «р» и другой.
Сказать?
Гарри подался навстречу, ощутив, как от яростного шлепка жжёт ягодицы. Он
прекрасно знал, что Том хотел услышать. И к желаниям тела это никак не
относилось.
Сказать?
Он приподнялся, обхватив чужие плечи, и прижался щекой к чужой.
— Скажи, — порывисто рыкнул Том.
«Я люблю тебя».
— Я ненавижу тебя, — прохрипел Гарри, царапая чужую спину, иллюзия
неживой бледности которой рассеивалась, проступая алыми полосами, чтобы те
ловко наложились на вернувшийся морок.
Странный, утробный, едва ли не болезненный стон, изданный Риддлом,
заставил разжать объятья. Том начал вбивать его в матрас, и Гарри не мог
отвести взгляда от приоткрытой полоски бесцветных губ, суженных глаз,
которые по животному следили за каждым его вздохом, упавшей на эти самые
глаза надбровной дугой, лишённой любого волосяного покрова, которая, тем не
менее, выражала достаточно, чтобы заметить, насколько тот напряжён и
сконцентрирован.
Это было сложно, скорее всего — удерживать иллюзию.
Желая сорвать маску и в то же самое время испытывая извращённое
674/676
удовольствие от происходящего, Гарри требовательно прошептал:
— Сильнее…
Тот внезапно откинулся назад, выпрямляясь, и утянул Гарри за собой, отчего
он наполовину оказался у него на коленях, а лопатки упёрлись в матрас. Вид
снизу позволил Гарри увидеть, как бледные узловатые пальцы сжимают его
бёдра, казалось, в действительности царапая кожу острыми ногтями, как тяжело
поднимается грудная клетка Тома при каждом вдохе, отчего рёбра выпирали
сильнее, как дёргается губа, обнажая заострённые зубы, когда тот подаётся
вперёд, с силой толкаясь внутрь.
По коже пробежали мурашки, а закрутившаяся спираль наслаждения теперь
пожирала всё внутри него. Она любую эмоцию превращала в дополнительный
рывок для приближающегося исступления. Гарри понимал, что его трясёт, словно
при сильной лихорадке, а болезненный укол на лбу заставил резко поднять руку,
коснувшись шрама. Однако тот не пульсировал и не был горячим. Весь лоб горел,
как, впрочем, и всё тело — это тоже было лишь мороком. Наваждением, которое
он не желал развеивать. Не сейчас, не этой ночью…
Том замедлился. Он подался назад, опираясь на пятки, и, встретившись
взглядом с Гарри, так же медленно насадил его на свой член, под конец рывком
проникнув до упора.
— Кха-ах, — вырвался сиплый стон.
Гарри вцепился в собственные волосы, слегка откинув голову и уставившись
на перевёрнутое изголовье кровати. А когда это повторилось, ощутил, как чужая
ладонь смещается с его бедра к животу, будто Том хотел ощутить силу
собственных толчков, что буквально вывернуло его наизнанку.
Гарри стиснул того так сильно внутри, что услышал утробный рык, и
встретился с голодным взглядом своего мучителя. На чужом лице видимо ходили
желваки, а влажный язык скользил вдоль нижней губы, что смотрелось по-иному
в такой перспективе: дико, алчно, безумно… Ладонь, однако, не остановилась на
том же месте: царапая его, она поднялась вдоль груди, зацепив по пути сосок,
надавила на ямку меж ключиц и порывисто стиснула горло, отчего Гарри
содрогнулся и снаружи, и внутри.
Кольца спирали внезапно собрались вместе, в тугой узел, готовый вот-вот
лопнуть, и в тот момент Том подхватил его второй рукой под бёдра, сорвавшись
на бешеный темп. Комната растворялась перед глазами, превращаясь в
очертания и пятна, словно его зрение снова чудовищно ухудшилось. Задыхаясь,
Гарри давился стонами, раз за разом переживая невыносимое напряжение по
всему телу, которое то растекалось, то собиралось вновь в одной-единственной
точке, мучительно ноющей, непрерывно пульсирующей и настолько сильно
требующей разрядки, что, когда Том вдруг замедлился, как-то иначе
толкнувшись в его тело, а пальцы крепче стиснулись под кадыком, на мгновение
перекрывая весь доступ к воздуху, Гарри задёргался от ощущения обжигающей
его внутренности спермы. И это ощущение слилось с многими другими: с
ощущением прохлады, наполняющей лёгкие, когда давление исчезло, с
оглушающим грохотом, прозвучавшим где-то рядом или же везде — он точно не
понимал, — с чем-то больше похожим на судорогу, сладостную и одновременно
искажённую болью перевозбуждения, когда он такими же толчками, которыми
двигался Том, кончал себе на живот не в силах даже мычать от переполняющего
его удовольствия.
Сердце громыхало в ушах. Гарри лишь тяжело дышал, раз за разом касаясь
груди, словно боялся, что оно и правда сейчас выскочит, и ощущал вязкую
субстанцию там и на шее, и даже, кажется, на лице — треклятая поза...
— Чёрт, — сдавленно выдохнул он, дотронувшись до шеи.
Том склонился над ним, продолжая двигаться плавно, даже лениво. Прикрыв
глаза, Гарри не сдержал улыбку, когда ощутил прикосновение горячего языка к
щеке, слизывающего попавшую каплю семени.
675/676
— Какой фейерверк ты устроил, — насмешливо изрёк Том.
Гарри приоткрыл веки, потянувшись к нему, и прижался всем телом,
констатируя:
— Два-два.
— Продолжим?
Так, если кто стесняется как-то комментировать произошедшее на этих

страницах, то "АОАОАОАОАОАОА" и прочие крики чайкой меня вполне устроят,
лишь бы не томное молчание.
А если предположить на минутку, что экстра "Давай влюбимся" — это возможное

будущее, то можно заключить, что, как всякий прилежный ученик, Гарри, много
практикуясь, подберёт к Тому нужный ключик эдак лет через восемь-девять. Это
для тех, кто всё же мечтает о ХЭ и уже потирает ручки, довольно хихикая.
гаммечено~
676/676
Сноски:
[1] https://pesni.guru
[2] https://en.lyrsense.com/charon/little_angel
[3] https://en.lyrsense.com/valerie_broussard/the_beginning_of_the_end_vb
[4] https://www.amalgama-lab.com/songs/i/isak_danielson/power.html
[5] Срань, пиздец, и т.д.
[6] Духовная (ментальная) Сфера.
[7] Ерунда, фигня, выкрутасы.
[8] https://www.amalgama-lab.com/
[9] https://en.lyrsense.com/red_sun_rising/emotionless_rsr
[10] Имеются в виду бесы малые или же импы из вселенной ГП.
[11] https://www.amalgama-lab.com/songs/o/ocean_jet/a_part_of_you.html
[12] Название раскопок на месте поселения бронзового века на греческом острове
Тира. Название раскопкам дано по имени современной деревни, расположенной
на холме неподалеку. Оригинальное название античного поселения неизвестно.
Оно было погребено под слоем пепла после извержения вулкана около 1646—
1500 годов до н. э.
[13] https://en.lyrsense.com/normandie/white_flag_n
[14] Общее название разных разновидностей британской сладкой выпечки.
[15] Кальяс Эйвери.
[16] Северин Мальсибер.
[17] Эмиль Нотт.
[18] https://www.amalgama-lab.com/songs/p/placebo/running_up_that_hill.html
[19] Лат. Подтверждение, заверение.
[20] Чёрт возьми.
[21] https://www.amalgama-lab.com/songs/w/woodkid/run_boy_run.html
[22] Классификация Отдела регулирования магических популяций и контроля над
ними: XXXX — Очень опасный/поддаётся только определённым людям /
справиться может только очень опытный волшебник XXXXX — Известный убийца
волшебников (не поддаётся дрессировке или приручению)
[23] https://en.lyrsense.com/depeche_mode/strangelove-d
677/676

Novaja Partija

Загружено:

Сведения о документе

Оригинальное название

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Novaja Partija

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

Ссылка на материал: https://ficbook.

Публикация на других ресурсах:

— Дрожишь? — блеснул насмешливый взгляд в полумраке. — Чего так

Хронология событий примерно такая:

Дышать этим дымом,

Ты меня плохо знаешь,

— Я категорически против, сэр! Волдеморт не студент на каникулах, чтобы

Чувство холода; влажность, которая насквозь пропитала каждый угол,

Я могу замечать это в твоей улыбке и в глазах,

Он дождался вечера. Точнее, заперся в кабинете с бутылкой смородинового

Глава 4. Вольный зверь

Моё сердце бьётся в ритме сломанного звука,

Ты единственный, кто может укротить меня.

Придерживаясь стен, он шагал с предельной медлительностью. Просто

Я был неправ, следовал за дождём,

Калейдоскоп событий завертелся с необычайной скоростью на следующее

Не имея ни малейшего представления, когда именно Риддл должен был

Say my name in the dead of night,

They tried to guide you,

Ocean Jet — Deceiver

Появилось альтернативное название «Igual á morte» (кто дочитал до этой главы,

Глава 7. Скрытые намерения

Словно и не спал вовсе.

Глава бечена Mister Milk

— Я согласен, — безотлагательно заявил Гарри и прошёл мимо

Durex — как раз в декабре 2000 английская компания представила новый

Всё начиналось, как небольшое мини без продолжения, а сегодня фанфик

Неудача за неудачей — вот правила игры,

Ты свободен настолько, насколько позволяет длина собственной цепи,

Я родился среди руин твоей дешёвой империи,

В кабинете было темно. Кроме проникавшего сквозь плотно задёрнутые

Спасибо всем вам за поддержку!

Глава 10. Твой шум гремит в моей голове

Распахнув дверь, Гарри недовольно оглядел комнату. Риддл сидел за

Глава бечена Mister Milk

Глава 11. Кто ты, когда остаёшься наедине?

Место находилось в Лютном Переулке. Уже одно это должно было

Прячешь ты секреты свои?

Зачем ты лжешь, скажи

Anberlin — Pray Tell[1]

Он впервые чувствовал душевную цельность, непоколебимую уверенность в

Он до глубокой ночи просидел в библиотеке Блэков, пересматривая все книги

Примечание: На вокзале вместо Дамблдора Гарри встречает Снейпа по понятным

Глава 13. Любовь стынет в жилах

Я могу чувствовать привкус крови в воде,

— Итак, дорогие мои, — автор поднимает бокал, — у меня тост! Надеюсь, я не

Глава 14. Не закрывай глаза

Когда всё, что тебя окружает,

Связывающие тебя чувства

Дом встретил его мрачной тишиной. В тот же момент часы пробили

Боль — я испытаю ее всю, а сегодня ночью — еще больше.

Маленький ангел, твой мир может быть таким жестоким.

Charon — Little angel[2]

Новый день всё-таки наступил. Солнечным светом пролился Гарри на лицо,

— Мы опережаем события, но вопросов не возникнет. Великобритания, к

Глава 16. Танец

Память. Воспоминания создают время

Broken Iris — Thread the Needle

На двери лавки болталась табличка «Закрыто».

Не все новые персонажи являются ожп/омп.

В поместье Малфоев всё было чопорно и неестественно — от простых штор до

Глава 18. Человек или монстр

Когда закрываешь глаза, что ты видишь перед собой?